Просмотр кода страницы Из меньших зол / Lesser Evils (рассказ)

{{Книга
|Обложка           =Lesser-Evils.jpg
|Описание обложки  =
|Автор             =Тоби Фрост / Toby Frost
|Переводчик        =Str0chan
|Издательство      =Black Library
|Серия книг        =
|Сборник           =
|Источник          =
|Предыдущая книга  =
|Следующая книга   =
|Год издания       =2014
}}

Пока транспортник приближался к нижнему краю облачного слоя, Лукан Вон ещё раз проверил состояние пробивного лазгана.

«Двадцать лет держу в руках оружие, но до сих пор не доверяю ему».

Пассажирский отсек внезапно содрогнулся, и наспинный ранец стукнул Лукана по плечам.

Ницин, второй после Вона человек в отряде, стоял у люка и наблюдал за обстановкой снаружи через маленький иллюминатор. Когда транспортник тряхнуло, он покачнулся, но сохранил равновесие, хоть и не без труда. Сидевший напротив командира Андус «Святоша» Гаррен заржал, и Ницин резко, сердито взглянул на него. По отсеку разносился рокот моторов.

«Пора напомнить, кто здесь главный», – подумал Лукан. Повернувшись, он включил интерком.

– Сколько ещё, Лао?

– М-м, посмотрим... – в голосе Корнелия Лао звучала аристократическая скука. Вон знал, что пилот рисуется: Корнелий набрался подобных привычек за годы, проведенные в истребительном авиакрыле Флота. – Я бы сказал, чуть больше десяти минут.

Отключив интерком, Лукан оглядел затемненный отсек.

– Итак, десять минут. Всем проверить снаряжение и приготовиться. Если кто-то желает помолиться, сейчас крайний подходящий момент.

Транспортник снова влетел в зону турбулентности и задрожал, будто от испуга. Салия Ташак по прозвищу «Таша», что сидела рядом со Святошей, зажмурилась, и командир увидел полоску чёрной сажи на её веках.

«Привычка – вторая натура», – подумал Вон, снова проверяя лазган. Если бы бойцы 43-го Талларнского поймали Ташу, то, скорее всего, вздернули бы её, но женщина по-прежнему носила боевую раскраску своего бывшего полка. Интересно, Салия молилась или просто внутренне подобралась на тот случай, если транспортник рухнет?

Отстегнув привязные ремни, Лукан поднялся и подошел к двери. Ницину пришлось наклониться к нему – заместитель был на несколько дюймов выше Вона, и его седые волосы касались потолка.

– Всё в порядке? – спросил командир.

Ницин взвесил в руках плазмаган.

– Всё в норме. Слушай, Лукан, – добавил он, заметно нахмурившись, – прежде мы уже нарушали законы, но до такого ещё не доходило.

– Не думал, что тебя это встревожит, – Вон глянул налево, вглубь отсека, но Салия и Святоша их не слушали.

– Как и я сам – вначале.

Самолёт вновь тряхнуло, и Лукан, чтобы не упасть на товарища, уцепился за свисавший с потолка ремень.

– Но это, друг, – продолжил Ницин, – серьезное святотатство.

– Так чего ты хочешь? Вернуться и сказать Харсеку, что нас всех внезапно накрыло волной милосердия? Ты же знаешь, я не могу так поступить.

– Речь не об этом, – пожилой боец помедлил, видимо, осознав, что спорить бессмысленно. Затем он заговорил вновь, уже без напряжения в голосе. – Просто я хотел сказать, что мне это не по душе.

– Мне тоже, но мы делаем то, что приказывает Харсек. Ты же знаешь, тут или мы, или они.

– Как и всегда, – мрачно ответил Ницин, и, отодвинувшись, взглянул на индикатор уровня заряда сбоку плазмагана. – Иначе никогда не бывает.

Затрещал интерком.

– Одна минута! – объявил Лао.

Содрогаясь, транспортник резко пошел на снижение. Глядя в иллюминатор над плечом Ницина, Вон видел оранжевые каньоны и выходы горных пород Ранда-XXI; затем возникли башни и купола, прилепившиеся к скалам, словно наросты на спине чудовища. Самолёт приблизился к ним, и Лукан различил отдельные здания, а потом и огромные витражные окна. Наконец, в поле зрения оказалась круглая посадочная площадка, серебряно-белая и украшенная огромным изображением геральдической лилии.

Транспортник заложил вираж, дёрнулся и с такой силой ударился посадочными опорами о площадку, что Вон пошатнулся. Откинулась дверь, ставшая рампой; Лукан крикнул «Пошли!» и ударный отряд выбежал наружу, вдыхая разреженный горный воздух.



Спрыгнув, командир приземлился на пластобетон, тут же пригнулся, обогнул рычащие двигатели и внезапно оказался на открытом месте. Быстро оглядев крепость-скит, что раскинулась по склону, будто серый гребень, Лукан в тот же момент увидел вдали бесплодные красные горы и ощутил себя невероятно уязвимым. Пора искать укрытие. Обернувшись, командир убедился, что отряд следует за ним, и услышал нарастающий рёв моторов.

На дальнем краю посадочной площадки начиналась лестница, вырубленная в скале и ведущая к скиту. Как раз в этот момент, преодолев последние ступени, по ней поднялась женщина, одеяния и волосы которой трепал ветер; в латных перчатках она держала массивный красный болтер, прижимая оружие к нагруднику.

Сестра Битвы. Вон не был уверен, видел ли он хоть одну из них прежде – в любом случае, не с такого близкого расстояния. Женщина выглядела крепче, чем ожидал Лукан, у неё были суровые глаза и застывшее, бесчувственное лицо. Перекрикивая ветер и шум моторов, Сестра кричала что-то о разрешении на посадку, повторяя вопрос, заданный ещё со ступеней.

– Эй, ты! – гаркнул Вон. – Бросай оружие!

Разумеется, это не имело никакого смысла. Как только женщина разглядела их как следует, то немедленно перехватила болтер – и в ту же секунду справа от Лукана злобно затрещали выстрелы его бойцов. ''Пробивные'' лазганы, подсоединенные к наспинным батареям, справились со своей задачей. Сестра, стоящая на краю платформы, сложилась вдвое, как от удара под дых. Когда Вон приблизился к женщине, она подняла голову, и кровь, вытекавшая из носа и рта, показалась удивительно яркой на бледном лице. Затем Сестра рухнула на площадку.

Подойдя к краю платформы, Лукан заглянул за него: после длинной лестницы начинался обрывистый склон горы, уходивший ещё дальше вниз. Вон никогда не любил высоты.

Отполированный доспех убитой блестел, словно чёрный мрамор. Один из лазразрядов пробил нагрудник, и отверстие в броне напоминало дыру от брошенного камешка в дымчатом стекле.

Вон смотрел на женщину несколько долгих секунд. После смерти она побледнела, будто фарфоровая кукла, кожа лица казалась гладкой и бесцветной, словно свечной воск. В тёмно-коричневые волосы Сестры была вплетена маленькая молитвенная лента.

Затем Лукан, подталкивая мертвую женщину в бедро носком сапога, сбросил её в бездну.

– Далековато до низа, – прокомментировал Святоша. Он вырос в городе-улье, где очень редко видели солнечный свет.

Как только Вон вбежал на лестницу, рык моторов усилился и транспортник Лао оторвался от площадки. Развернувшись в воздухе, грязно-белый самолёт взял курс на север и пропал из виду за склоном горы, укрываясь в каньонах.

Лукан начал спуск, двигаясь быстро, но так, чтобы не потерять равновесие. При мысли о падении командира затошнило: он представил, как, пересчитав сотню твёрдых ступеней, сваливается в пропасть. Сзади бежали остальные бойцы, гремя снаряжением и доспехами.

«Ну, – подумал Вон, – теперь пути назад уж точно нет».



Две сотни ступеней позади. Мышцы голеней медленно начинали пылать, и шедшая позади Таша первой начала ругаться в голос. Лукан не обращал на это внимания; в конце концов, Салия стала таким сложным человеком не по своей вине.

Отряд приближался к скиту, так что командир уже мог разглядеть детали витражей и колышущихся знамен. Он разобрал слова «''Imperator Deus''»*, выведенные позолотой на створках ближайших дверей.

«Ох, все святые, как же мы уязвимы. Несколько болтов, одна ракета, и с нами покончено».

Лукан понимал, что даже прямого попадания не потребуется. Ударная волна от взрыва осколочного снаряда просто сбросит весь отряд в бездну. Несмотря на тупую боль в ногах, командир прибавил ходу.

Вытащив на бегу монокуляр, Вон изучил стены скита, думая, как Сестры Битвы доставляли сюда припасы; патроны и оружие они уж точно не производили сами. Возможно, где-то располагалась ещё одна посадочная площадка, о которой отряду не сообщили. Это стало бы не очень приятным открытием. Или, быть может, женщины стаскивали всё снаряжение по лестнице – тяжкий труд, не говоря уже о риске свалиться в ущелье. Наверное, Сестры думали, что это полезно для души.

Вся команда Лукана поддерживала хороший темп, даже Ницин.

– Ну чё, понести тебя, дедуля? – всё равно крикнул ему Святоша, и заместитель Вона выдохнул в ответ какое-то ругательство. Пробивной лазган колотился о бок командира.



Когда они подобрались к самой крепости, Лукан вдруг понял, что почти ничего не знает о Сестринстве. Всё, известное ему, командир почерпнул из обрывистых слухов, наполненных благоговейным трепетом, пары инструктажей перед заданиями и нескольких сальных, еретических шуточек, подхваченных в Гвардии – неосторожно рассказав такую, стоило ожидать серьезных проблем с комиссарами. В итоге Вон не представлял, чего ожидать, но вспоминал присловье старого ротного командира: «Если не знаешь врага, смело иди в атаку. Или ты напугаешь противника и заставишь его сдаться, или...»

«Погибнешь на службе Императору. Шикарно».

– Эй, народ, не отставать! – рявкнул Лукан через плечо, вновь ускоряясь.

Если Харсек предоставил им верную информацию – в чём Вон сомневался, – то посадочную платформу проверят не раньше, чем через десять стандартных минут. Командир мысленно представил маленький чертеж, набросанный тупым карандашом на клочке бумаги (так выглядело большинство лучших оперативных планов, составленных Луканом). К востоку от них находились основные строения скита, каждое из которых было выше и святее предыдущего: общежитие, затем схоларий и тренировочные палаты, и, наконец, купол часовни Благочестия на самой вершине гребня. Слева к скале прижимались более низкие постройки – трапезная, склады и госпиталь, в котором заботились о проблемах бренных тел. Неудивительно, что эти здания съёжились в тени духовных владений.

Ступенки закончились, и отряд плотной группой пронесся по каменному мосту, достаточно широкому, чтобы вместить «Гибельный клинок». Над обоими концами переправы реяли освященные знамена, а на флагштоках торчали черепа с надписями, вырезанными в кости. Вон не стал останавливаться и проверять, принадлежали они еретикам или святым.

Строение впереди, почти ничем не украшенное, было сложено из серого камня, добытого не на этой планете. Вдоль обрыва вела тропа, исхлестанная ветрами, с «перилами» из металлических стержней и прокинутой между ними старой веревки. Лукан нырнул в тень постройки, и отряд последовал за командиром. Вон всё ещё хватал воздух после пробежки, но его тело как будто облегченно выдохнуло: теперь их нельзя было заметить из главных зданий.

«Чуть дальше вдоль стены, – подумал Лукан, вспоминая свой набросок. – Ещё немного – пожалуйста, пусть она будет там...»

Дверь, больше напоминавшая переборку, оказалась на месте. Украшала её лишь гладкая лилия из тусклой стали с краями, которые воющие ветра за целые поколения отполировали до серебряного блеска. К облегчению Вона, рядом с входом обнаружилась маленькая клавиатура под металлическим черепом с красным огоньком в левой глазнице.

Командир повернулся к Ницину.

– Ты знаешь, что делать, – сказал он, отступая на шаг. – Святоша, Таша, следите за флангами.

Пожилой боец вытащил из набедренного кармана гладкий серый инфопланшет и повернул в ладони, шевеля губами. Затем, наклонившись и приложив устройство к клавиатуре, Ницин медленно повел его вниз по панели цифрового замка.

Ничего не произошло, и Лукан сверился с часами. Сейчас, согласно данным Харсека, страж посадочной площадки должна была по расписанию отметиться в общежитии. Соответственно, Сестры Битвы теперь в любой момент могли заинтересоваться, куда же она подевалась.

Раздался громкий щелчок, и красный свет погас, но тут же ожил яркий зеленый огонёк в левой глазнице черепа. Дверь скользнула в сторону, и перед бойцами предстал маленький лифт, едва способный вместить четверых человек.



По пути вниз кабина дрожала и сотрясалась, словно обнаружила присутствие захватчиков и пыталась вытряхнуть их из себя. Лукан стоял, прижатый к Ницину, слева от него торчал Святоша; оружие тот держал над головой, словно выполняя упражнение на параде. В какой-то момент Вону пришло в голову, что при достаточно сильном толчке лазган может сработать и отстрелить ему ухо. Это были сделанные на заказ модели, купленные поставщиком Харсека по какой-то сложной теневой схеме – впрочем, вряд ли они окажутся намного менее надежными, чем образчики из Департаменто Муниторум, с которыми Лукан имел дело в Гвардии.

– Мы выйдем в складских помещениях, – произнес командир. – Как только лифт остановится, разносим пульт управления и намертво блокируем двери. На обратном пути воспользуемся служебной лестницей. Внизу не должно оказаться никого, кто смог бы поднять тревогу, это самое главное. Потом направляемся к главному когитатору. Только после того, как разберемся с ним, спускаемся к тюремным камерам: у них механические двери, и каждый участок той зоны, скорее всего, за гермозатвором. Ещё не хватало, чтобы Сестры поймали нас в ловушку.

«И кто знает, что ждёт нас внизу?»

Бойцы кивнули.

– Отрезать участок, потом сделать его нашим, – прокомментировал Святоша. – Как это проворачивали у меня в улье.

Кожа бывшего бандита всегда отливала бледно-зеленым – память о долгих годах, прожитых на синтетической пище в лабиринтах тусклого света и загрязненного воздуха. В угрюмом красноватом сумраке кабины Андус выглядел почти нечеловечески.

Лифт с грохотом остановился, так резко, что бойцы налетели друг на друга. Врезавшись в нагрудник Святоши, Салия тихо выругалась на каком-то талларнском диалекте.

– Не зевать, – предупредил Вон и нажал кнопку возле двери.

Загрохотав, створки разъехались, и бойцы резко выставили лазганы в проем. Затем, не говоря не слова, они быстро рассредоточились по залу, перекрыв все сектора. Таша, разбив прикладом пульт управления, бегом присоединилась к отряду.

Помещение оказалось большим, с высоким потолком, и скорее функциональным, нежели благочестивым. Металлические стены выглядели потертыми и маслянистыми; с потолка свисали четыре крупных контейнера, каждый втрое выше Лукана. Только мерцающее голоизображение в алькове наводило на возвышенные мысли: на нём святая, которую Вон не опознал, благословляла зрителя силовым мечом в поднятой руке.

Бойцы крались по залу, обходя контейнеры. Несомненно, там хранилось зерно или что-то вроде, ведь даже праведникам нужно питаться. Голографическая святая, управляемая зацикленной программой, раз за разом наделяла спешивших мимо бойцов Лукана благословлением, будто пыталась о чем-то предупредить их жестами.

Когда они добрались до двери у дальней стены, командир услышал чьи-то шаги. Быстро сжав руку в кулак, Вон дал сигнал отряду, и бойцы быстро встали по двое с обеих сторон у входа. Затем Лукан взглянул на Ницина, и тот, очень тихо присев, отложил плазмаган и вытащил нож. Звонкие шаги по металлическому полу зазвучали громче, а затем кто-то вошёл в зал.

"Кем-то" оказалась девушка лет семнадцати, одетая в рясу с широкими рукавами, похожую на спецовку сельхозработника. Сестра не надевала капюшон и практично закатывала рукава, прикалывая их, чтобы держались. Проходя мимо бойцов, она бормотала себе под нос, словно пытаясь что-то вспомнить.

Лукану девушка показалась совсем уж молоденькой – но тут он понял, что дело не в возрасте, а в том, что Сестра отнюдь не выглядела крепкой и сильной. Посмотрев налево, командир увидел, что Ницин не шевельнулся.

С другой стороны проема вопросительно махнул рукой Святоша. Перехватив взгляд Вона, Салия подняла бровь, будто говоря: «Ну, и что теперь?»

Андус вытащил нож, но Лукан, подняв лазган, двумя длинными шагами приблизился к послушнице и ударил её прикладом по голове.

Выдохнув тихонькое «''Уфф!''», девушка рухнула, будто срезанное с виселицы тело.

– Следите за дверью, – приказал Вон. Присев, он положил ладонь на голову послушницы. Пролилось немного крови, но обошлось без серьезной раны, и Лукан с удивлением понял, что испытывает глубокое облегчение. Поднявшись, командир увидел, что на него смотрит Ницин.

– В отключке, – сообщил Вон, и пожилой боец, кивнув, убрал клинок в ножны.

– Ты дал слабину, дедуля, – тихо сказал ему Святоша. – Сначала даешь слабину, потом становишься медленным. Сделавшись медленным, становишься мертвым. Запомни это.

Ницин отступил на шаг. Лукан знал, что у него где-то есть семья – Харсек вытащил их всех из одного концлагеря, после чего старый солдат оказался вечным должником инквизитора.

– Таша? – произнес командир.

– Сэр?

– Завяжи ей рот и оттащи в тень. Давай, шевелись!

Салия, выглядевшая немногим старше девушки на полу, вытащила из вещмешка пару подходящих бечевок. Пока Ницин помогал ей перетаскивать послушницу, Вон достал из кармана ту самую карту.

– Слабак, – повторил Святоша, когда Таша и пожилой боец уложили девушку.

– Если захочу услышать твое мнение, дам тебе знать, – ответил Ницин. – Всё, пошли.



Спустившись из кладовой, они обнаружили когитатор в чем-то вроде маленькой часовенки. Святые и мученики свысока взирали со стен, как будто подначивая машину предать их – не было большой любви между Сестрами Битвы и техножрецами Адептус Механикус, символ которых, шестерня-и-череп, выступал над контрольной панелью.

– Знаешь, как заставить его работать на нас? – спросил Лукан.

Ницин улыбнулся и подошел к пульту управления, коснувшись по пути хохолком седых волос висячего канделябра. Положив вещмешок, заместитель командира извлек оттуда небольшой переносной терминал, обернутый в красную кожу наподобие старой книги.

– Инфоджинн, – пояснил Ницин и похлопал по терминалу. – Один из лучших в распоряжении Харсека, несомненно.

Вставив кабели в соответствующие порты, он прошептал короткую молитву.

– И я кое-что добавил от себя, уж простите мое неполное доверие начальству. Так, теперь подождем сопряжения машинных духов...

Отойдя в сторону, Вон обратил внимание на дверь часовни. Ницин знал свое дело, ведь именно глубокие изыскания в древней еретехнике и довели его до тюремной колонии. Это не считая того, что он начал распространять среди подчиненных идеи свободомыслия, почерпнутые в древних запретных текстах. Но такими устройствами старик владел отлично, и вскоре должен был взять под контроль всё...

В комнате над ними завыла сирена. Три пары глаз мгновенно уставились в потолок.

– Трон! – выразился Святоша. Тревожный вой всё продолжался и ровно накатывал на них, будто взрывная волна.

Таша проверила настройки лазгана.

– Плохо дело.

– Это не из-за меня! – крикнул через плечо Ницин. – Соединение пока в процессе, мне нужно ещё немного времени.

– У тебя его нет! – огрызнулся в ответ Лукан.

«Они знают, что мы здесь. Наверное, засекли транспортник или как-то обнаружили нас. Может, в лифте было что-то установлено».

Сирена продолжала реветь, приглушенно, но яростно, словно в комнате над ними бесновалось какое-то чудовище.

– Готово! – объявил пожилой боец. – Терминал запирает все аварийные выходы, вырубает основное энергопитание оборонительных лазеров и посылает сообщение о пожаре в общежитии. Это должно сбить их с толку.

– Вот так, – добавил он, убирая устройство. – Гермозатвор к тюремным камерам открыт.

Затем Ницин снова поднял плазмаган; если вой сирены и беспокоил старого солдата, он не подавал виду.

Вон кивнул.

– Пошли, вытащим нашу девчонку.



Бойцы бегом преодолели два пролета пожарной лестницы. Как только Лукан завернул в коридор, из-за подпорки выглянула Сестра Битвы с болтером в руке и открыла огонь.

Командир бросился на пол, и стену за его спиной раскололи взорвавшиеся заряды. Вокруг разлетелись крупные обломки скалобетона. Выстрелив, Вон попал женщине в плечо и увидел, как луч рикошетит от полированного доспеха. Позади него что-то взвыло, шар перегретой плазмы прожёг Сестру насквозь, и она рухнула замертво – даже самая искренняя вера оказалась бы бессильна против такой раны.

Из узкого окна в коридор струилась полоска солнечного света. Подойдя к нему, Лукан наклонил голову и увидел маленькие темные фигурки, выбегающие из зданий выше по гребню. Похоже, отряд атаковал Сестер во время утреннего молебна, поскольку большинство из них оказались под куполом дома собраний в дальнем конце комплекса.

– Воспользуемся подземными переходами, – произнес командир.

«Самоубийство, конечно, – добавил он про себя, – но всё же лучше, чем идти поверху». При этом Вону представились узкие тропки на склоне горы, соскользнувшая нога и долгое падение в пропасть; он решил, что предпочтет болт-заряд в грудь полёту в бездну.

Бойцы плотной группой вбежали в ещё одну кладовую, и кто-то огромный неуклюже шагнул к ним из теней, подняв металлические руки. Лукан трижды выстрелил ему в грудь и лишь затем, когда противник свалился, понял, что это был всего лишь сервитор-чернорабочий. Отряд двинулся дальше, оставив его лежать на спине, сломанного, но всё ещё шевелящегося. Ноги сервитора по-прежнему «шагали» в воздухе, как у упавшей заводной игрушки, а бескровное лицо поворачивалось из стороны в сторону.

Остановившись, командир заглянул за угол. Там обнаружился вырезанный в скале сводчатый коридор, высотой в два его роста и как будто уходивший в бесконечность.

– Добрались, – объявил Лукан, вспомнив карту и инструктаж Харсека. – Кустодиум Пенитенциа за этим проходом. Таша, у тебя всё в наличии?

Талларнка кивнула.

– Ваша медике готова, сэр.

– Хорошо.

Снова выглянув в коридор, Вон увидел метрах в пятидесяти Сестру, перебегавшую от одной стены до другой; полы рясы развевались у её ног.

– Придется запачкать руки, – произнес Лукан. – Следуйте за мной, не отставайте. В случае чего, постарайтесь, чтобы вас не взяли живьем...

Святоша сменил батарею питания.

– Ладно, – Вон глубоко вдохнул. – Пошли!

Пригнувшись, чтобы не подставляться, командир выскочил из-за угла, добежал до противоположной стены и вжался в неё. По проходу до него донесся рёв выстрелов; подняв оружие, Лукан послал в ответ несколько лазразрядов, не особо заботясь о меткости. Со стены свалился подожженный гобелен.

– Иконоборец! – завопила какая-то женщина, перекрывая шум перестрелки. – Богохульник!

Арки, идущие вдоль коридора, внизу немного выпирали из стен, что давало примерно двадцать сантиметров укрытия. Отряд с боем продвигался вперед, каждый из людей Вона вел огонь, прижимая Сестер в конце прохода. В воздухе беспрерывно свистели болт-заряды и опаляющие лучи; одна из воительниц рухнула в коридор, зажимая рану в животе и подвывая. Вокруг неё врезались в пол жгучие лазлучи, но Сёстры за лодыжки утащили раненую обратно.

Лукан жестом указал на дверной проем в правой стене, в десяти метрах впереди.

– Туда!

Первой пошла Салия. Петляя на бегу, медике метнулась к двери, а Святоша и Ницин прикрывали её, ведя огонь на подавление. Вон пролез вперед, прижимаясь спиной к стене, пока не оказался почти напротив проема, а затем прыгнул, неловко приземлился, перекатился – и оказался внутри.

Таша ухмыльнулась, посмотрев на него. Выглянув из проема, талларнка метнула в коридор гранату, и почти тут же раздался громкий взрыв, сопровождаемый раскатами эха. Каменная крошка разлетелась по коридору. В этот момент Лукан заметил Сестру с какой-то огромной пушкой, возможно, тяжелым болтером – воительница пошатнулась, задетая ударной волной. Ницин пересек коридор по диагонали и влетел в дверь, а следом нырнул Святоша.

Помещение оказалось, по сути, площадкой на вершине лестницы. Сбежав по ступеням, бойцы оказались в комнате с голыми побеленными стенами, у одной из которых обнаружился комплект мониторов. Полдюжины мерцающих экранов, расположенных над пультом управления, демонстрировали тюремные камеры.

– У тебя кровь идет, дедуля, – заметил Андус.

Ницин провел ладонью по лбу.

– Наверное, осколком камня задело. Я в порядке.

Таша стояла в дальнем конце комнаты, возле тяжелой двери.

– Проблема, – сказала она, поворачиваясь. – Реальная проблема.

– А то их до этого не было, – отозвался Святоша.

– На двери к камерам кодовый замок. Нам не попасть внутрь.

Заместитель Лукана выругался.

– Должно быть, эта система не подключена к главному когитатору. А, чтоб его!

Командир бросил взгляд на лестницу, понимая, что через несколько секунд Сёстры соберутся с силами и вновь пойдут в атаку.

– Так что, – резко спросил Вон, – ты не можешь её открыть?

– Мне придется, – ответил Ницин. – Иначе остается только ждать чуда, ниспосланного Императором.

Судя по выражению лица пожилого солдата, в это он верил не особенно.

На лестнице вдруг послышался шум, и Салия, нырнув обратно в дверь, устроила настоящее световое шоу пульсирующими очередями из лазгана. Послышался женский крик и лязг, с которым тело в доспехе ударилось о стену.

– Их там целая куча, – бросила талларнка. – Похоже, они... Граната!

Нечто небольшое и цилиндрическое с шипением скатилось по ступенькам. Бросившись вперед, Таша схватила гранату, швырнула её обратно и залегла. Лукан присел, закрывая лицо наручами брони... и ничего не произошло.

Моргая, медике поднялась с пола. Открыв глаза, командир увидел облако густого серого дыма, струящегося вниз по лестнице, и учуял запах горящих химикатов, смешанных с благовониями. Казалось, что вещество залепляет ему рот и ноздри.

– Дымовуха!

Подняв дыхательную маску, Вон прикрыл рот. Спотыкаясь, Таша отступила в комнату, сдерживая рвоту и тоже подтягивая респиратор.

Сверху донесся жужжащий, ''раздирающий'' звук, сабатоны заклацали по железным ступеням, и Сестра Битвы, словно какой-то яростный дух, прорвалась через облако дыма. Перед собой воительница держала ростовой металлический щит, но выстрел из плазмагана прожёг и его, и женщину, а Святоша ураганным огнем из лазгана растерзал Сестру, шедшую следом.

И тут в комнату ворвалась здоровенная бабища, ростом почти с Ницина и намного шире его в плечах. Из кацеи, укрепленной на её заплечном ранце, сыпались угли, а на шее висело ожерелье с черепами, покрытыми резными надписями. В руках воительница держала рычащий цепной меч, длиной больше метра.

– Умри! – взревела она. Андус забыл о лазгане и отскочил назад, хватаясь за свой «счастливый» пистолет. Ницин, сощурившись, пытался прицелиться из плазмагана.

– Умри, погань!

Меч оказался слишком большим для этой комнаты, возможно, слишком большим даже для самой Сестры. Она взмахнула клинком, словно собираясь зашвырнуть его подальше, Лукан пригнулся, и оружие, просвистев у него над головой, снесло половину мониторов. Посыпались искры, руки воительницы задрожали от удара; отшатнувшись, она потянула оружие за собой, будто рыбак, вытаскивающий сеть. Бросившись ничком, Таша откатилась в сторону, Сестра Битвы вновь замахнулась клинком, и в этот момент Ницин выстрелил.

Он немного промахнулся. Плазменный шар, врезавшись в меч посередине клинка, разнес его на части. Фрагменты оружия разлетелись по комнате, словно осколки снаряда; Святоша кинулся на пол, а порванная цепь, извиваясь, словно змея, пронеслась по воздуху, ударилась в стену, метнулась обратно и ужалила хозяйку в бедро. Взревев, Сестра Битвы рухнула, и Андус прыгнул на неё.

После этого в комнате стало почти что тихо. Святоша поднял взгляд, продолжая прижимать к голове женщины цветисто изукрашенный пистолет – вещицу, достойную любого бандита-ульевика.

– Мне её прикончить? – спросил Андус голосом, искаженным дыхательной маской.

Придавленная им Сестра извивалась и хватала ртом воздух. Её собственный респиратор свалился, но казалось, что воительница как минимум частично невосприимчива к газу. Сжав зубы, она бормотала что-то, рычала слова катехизиса, непонятного Вону.

Сестра не походила ни на одного бойца, известного ему. Служа в Гвардии, Лукан порой встречал комиссаров с тем же бешеным выражением лица, что застыло на лице женщины: она напоминала разъяренного зверя, запертого в клетке. Но такие политофицеры ему попадались нечасто. Командир решил, что хоть Сестры Битвы и умело – ''мастерски'' – сражаются, но больше напоминают умалишенных, чем солдат.

– Пока нет, – ответил он Святоше и, стянув маску, закричал в дверной проем: – Мы схватили настоятельницу! Держитесь подальше, иначе ей конец!

Женщина на полу сумела взять себя в руки и заговорить более внятно.

– Я не страшусь смерти, – провозгласила она низким и громким голосом проповедника. – Император сохранит меня!

Это и в самом деле была настоятельница. Взглянув на Салию, Лукан увидел, что она наблюдает за лестницей, стоя в дверях. Сверху донесся голос, удивительно высокий и женственный:

– Вы умрете, если посмеете тронуть настоятельницу!

– Таша? – позвал Вон. – Брось мне наручники.

Командир опустил взгляд на пленницу.

– Теперь, – произнес Лукан, защелкивая «истязателя» у неё на запястьях, – веди себя как истинный мученик и терпи.

Некоторое время Сестра Битвы молчала, казалось, что вся её ярость испарилась. Возможно, подумал Вон, она собиралась с силами, чтобы безмолвно переносить муки.

– Я не ожидала, что меня возьмут живьем, – сказала настоятельница.

Святоша вдавил ствол пистолета в её толстую шею, и Сестра отстранилась от бандита – в равной степени от его оружия и злобно ухмыляющегося лица.

– Женщина, да кого волнует, что ты думаешь? Если я нажму на спуск, твои мозги превратятся в кровавую кашу, усекла? Все ваши святые базары меня не колышут – в мученики-то берут только мертвецов.

– Хватит, – вмешался Лукан. Кратко встретившись взглядами с бывшим бандитом, командир увидел в его глазах нечто, выходящее за рамки обычной порочности и наслаждения властью над жизнями других. Неужели у Андуса были какие-то давние... ''разногласия'' с Экклезиархией? Так или иначе, сейчас это мешало работе.

– Святоша, я сказал отстать от неё.

– Как прикажешь, – отозвался Андус угрожающим тоном. Убрав пистолет в кобуру, ульевик поднялся. – Не думай, что я не пристрелю тебя, святая ты или нет.

Настоятельница посмотрела на бывшего бандита так, словно он был не совсем человеком.

– Ты будешь гореть, – пообещала воительница, и спокойствие в её голосе обеспокоило Лукана сильнее, чем прежний гнев.

– Иди, смени Ташу на лестнице, – скомандовал Вон. – Ну, чего ты ждешь?

– Ладно, – ответил Святоша, с явным отвращением подчиняясь приказу.

Салия ждала возле ступеней, пригнувшись для лучшего обзора. Даже без полоски сажи на веках девушка выглядела бы мрачной и угрюмой; обернувшись, она встретилась глазами с командиром, а затем, уступив место Андусу, торопливо подошла к настоятельнице. Присев рядом с ней, медике достала что-то из своей сумки. Таша казалась крохотной по сравнению со здоровенной бабой в доспехе.

– Держи эту женщину подальше от меня, – потребовала Сестра Битвы. – Она... запятнана.

– Это успокоительное, – ответила талларнка, наполняя шприц. – Оно тебе не повредит, просто замедлит.

Вонзив иголку в шею настоятельницы, медике впрыснула седативное средство. Всё это время Сестра просто смотрела на Ташу, как будто призывая её не стесняться и показать свою нечестивую сущность.

– Если тебе от этого станет легче, – добавила Салия, – ты мне тоже не нравишься.

Лукан посмотрел на настоятельницу.

– Открой для нас дверь.

– Вы не ведаете, что творите, – ответила женщина, покачав головой. – То, что находится в камерах, ''должно'' оставаться там.

– Я так понимаю, вы ищете сокровища, – сказала она затем. – Реликвии, которые можно продать какому-нибудь нечистому на руку прелату, или расплавить и вытащить драгоценные камни. Могу точно сказать – то, что за дверью, не сделает вас богатыми. Ещё повезет, если ''она'' просто прикончит вас.

– Вероятно, пробудившийся псайкер, – ответил Вон. – Я в курсе.

– Ты знаешь? – настоятельница уставилась на Лукана, словно пытаясь прожечь его взглядом. – И всё равно пришел освободить её? Она открыта варпу, и, если демон овладеет ею – Тор, сохрани нас! – то...

Тут по лицу Сестры скользнула тень понимания.

– Вы ведь культисты, верно? Слуги Губительных Сил, – насколько это было возможно со скованными запястьями, она сложила руки на груди в символ аквилы. – ''Salvate me, Imperator''.

– Нет, это не про нас.

Такое подозрение уязвило Вона. Командир знал об отступниках на Транче и об Осаде Вракса, слышал рассказы о массовых убийствах и ритуалах, проводимых ими. Сама мысль о том, что его могли принять за подобное создание, обеспокоила Лукана.

– Послушай, мы не культисты и не предатели. Но мы заберем нашу цель с собой, понятно? Меня не волнует, считаешь ты это святотатством или нет. Когда мы уйдем, можешь как угодно казнить себя за то, что не уберегла её. Но девчонка идет с нами, и по-другому не бывать, – командир вытащил болт-пистолет. – Открывай двери, немедленно.

Несколько секунд воительницу обуревали сомнения, но затем на её лице проступило что-то вроде строгого спокойствия.

– Нет.

– Я тебя предупреждаю...

– Ты ничего не получишь, – Сестра Битвы вздернула подбородок, будто собираясь плюнуть в Лукана. – Можете делать со мной, что хотите. Я принадлежу Повелителю Человечества, и лучше умру тысячу раз, чем позволю вам пройти. Во имя всех святых, я буду превозмогать так, как Владыка Тор во времена Вандира превозмогал мучительные...

– Эй!

Все обернулись, а настоятельница запнулась посреди тирады, как сломавшийся вокс-передатчик. Ницин улыбался, что было великой редкостью.

– Дамы и господа, свершилось чудо, – объявил он, и дверь, ведущая к тюремным камерам, скользнула в сторону.



«''Сестра Церра, 22 года, присоединилась к Сестринству в 14 лет. Завершила этапы обучения «Послушница» и «Кантус», проходит стадию «Констанция», готовясь стать полноценной Сестрой''».

Шагая по темному коридору, Лукан постоянно перебирал в голове эти слова. Здесь, среди крыс и тюремных камер, хотелось думать о чем-то отвлеченном.

«''Доклады о незначительных психических феноменах незадолго до окончания этапа «Кантус». Предполагаемые пси-аномалии участились в течение минувшего года; четыре месяца назад объект перемещен для духовного обновления и очищения души''».

Неровные стены сочились влагой, в воздухе пахло сыростью. Шедший рядом Ницин, который был лучше Вона знаком с пенитенциарной системой Императора, выглядел мрачным и усталым.

«Четыре месяца здесь. Я бы предпочел расстрел».

Спереди донеслись песнопения, гудение низких голосов, от которого у Лукана побежали мурашки. Не сбиваясь с шага, он проверил оружие, а затем оглянулся через плечо. Шедший сзади Святоша подгонял настоятельницу; несмотря на укол умиротворяющего снадобья, сделанный Салией, она выглядела лишь немногим менее собранной, чем прежде. Вне всяких сомнений, Сестры Битвы были крепкими созданиями.

– Это не для твоих глаз, – сообщила она. – Ты не должен смотреть на наши труды здесь.

– Заткнись, – командир остановился перед широкой дверью с наглухо закрытой смотровой щелью. Прорезь оказалась заложена полоской молитвенного текста, скрепленной печатью красного воска.

Таша подошла к двери, теребя в руках медицинскую сумку. Посмотрев на Ницина, Лукан кивнул.

Здоровяк саданул в дверь ногой так, будто хотел втоптать препятствие в землю. Она распахнулась, и Вон ворвался внутрь с лазганом наперевес.

– Никому не двигаться! – рявкнул он и тут же замер от ужаса.

В дальнем конце комнаты стояла девушка, облаченная в просторное белое платье, с руками, распростертыми наподобие крыльев. Волосы на безвольно болтавшейся голове были выстрижены, а скальп покрывали символы, начерченные чем-то, похожим на кровь. Перед ней расположились две Сестры в опущенных капюшонах – одна читала тексты из книги, другая, вторя песнопениям, помахивала небольшим кадилом. К двери никто не повернулся.

Несколько мгновений Лукан рассматривал открывшуюся картину, подмечая детали. Он увидел, что руки девушки подтянуты вверх цепями, кожа у неё бледная и воспаленная, а левая стена покрыта множеством пергаментов. В камере воняло фимиамом. С крючков свисали различные ''приспособления'': кнуты, пилы, длинные булавки, прикрепленные к священным текстам; штуковина, напоминающая помесь стила и паяльника, а также другие вещички, которых Вон никогда не видел прежде, даже в самые скверные годы службы в Имперской Гвардии.

Одна из Сестер в капюшоне начала выпрямляться.

– Я сказал – не двигаться! – заорал командир.

Ницин выстрелил в первую из причетниц, и перегретая кровь забрызгала стену, шипя на пергаментах. Оставшаяся Сестра отступила на шаг, а пожилой боец сдвинулся в сторону, чтобы ненароком не зацепить девушку. Мгновением позже его плазмаган испарил голову второй причетницы. Упавшее кадило лязгнуло по каменному полу.

– Палачи, – произнес Ницин так, будто это всё объясняло.

– Таков ритуал, идиот, – словно выплюнула настоятельница. Вон заметил по напряженному лицу Сестры, что она борется с воздействием укола. – Её силы должны быть заперты внутри неё, запечатаны огнем, чтобы не смогли больше прорываться наружу. Подобные создания привлекают внимание варпа. В их плоти необходимо вырезать соответствующие символы, чтобы поймать силы имматериума в ловушку из...

– Хватит, – оборвал её Лукан. – Снимите её.

Таша, подбежав со шприцом в руке, сделала девушке инъекцию в шею, а затем начала помогать Ницину с цепями.

– Я вызвал транспортник, – сообщил пожилой боец. – Десять минут до эвакуации.



В коридоре никого не было видно.

– Внимательнее, – предупредил Вон. – Внимательнее...

Он крался обратно по проходу, бросая взгляды от стены к стене. Никто не скрывался за опорными балками, выжидая момента для атаки.

«Они не могли сбежать», – сказал себе командир. Сестры Битвы никогда бы не сдались просто так.

Следом за ним шла Таша, потом Ницин, присматривавший за обоими пленницами. После дозы «оглушающего» снадобья сестра Церра сделалась сонной и оторопелой, но, по крайней мере, подчинялась приказам. Если у неё действительно имелись психические силы, то пока что девушка их не выказывала.

«Спасибо всем святым за это», – подумал Вон. Обернувшись на бегу, командир увидел, что настоятельница злобно смотрит на него через наркотическую дымку, словно перепивший буян.

Бойцы уже подходили к часовне когитатора, когда тишину вдруг растерзали кашляющие металлические звуки, сливающиеся в единый могучий хор.

– Цепные мечи! – заорал Святоша.

Из-за угла выпрыгнула Сестра – полуодетая, почти без брони, – размахивающая над головой клинком с бешено вращающимися зубьями. Из выхлопных трубок меча летели клубы дыма, женщина что-то кричала из-под маски пергаментов, обернутых вокруг лица наподобие бинтов.

Таша уложила её на месте, трижды прострелив грудь из лазгана. Пока Сестра падала, воющая цепь зацепила её незащищенную ногу, и на стену хлынула струя крови. Всё новые и новые фанатички бросались на отряд Лукана, размахивая ревущими мечами, выкрикивая восхваления святым и угрозы врагам, а бойцы срез''а''ли воительниц одну за другой.

Кто-то взвыл за спиной у Вона. Командир резко повернулся, решив, что их поймали в западню, и увидел, как настоятельница бросается на сестру Церру. Даже в наркотическом полубреду и со скованными руками пленница могла сражаться: девушка, сбитая с ног ударом сцепленных тяжких кулаков, мгновенно оказалась на полу. Взгромоздившись на Церру, воительница сдавила большими пальцами её трахею.

Не теряя ни секунды, Лукан открыл огонь и выпустил в настоятельницу половину батареи лазгана. Затем, развернувшись, командир обстрелял врагов в коридоре, прикрывая перезаряжающегося Ницина; раздался вскрик, и кто-то рухнул возле входа в часовню. Послушница с автоганом выглянула из-за опорной балки, и заметивший её Святоша одним движением выхватил пистолет из-за пояса, поднял оружие, прицелился и всадил Сестре четыре пули в грудь.

В коридоре, заполненном дымом и кровью, вдруг воцарилась тишина. Ницин поднял Церру на ноги.

– Поживей, – скомандовал Вон, и отряд двинулся к лестнице, пробираясь среди лежащих тел. Одна из Сестер, раненая в ногу, медленно ползла к оружию, но Лукан отбросил его пинком.

За спинами бойцов осталась лежать настоятельница, смотревшая в потолок мертвыми глазами. Она присоединилась к длинному списку имперских мучеников.



Лифт быстро доставил бы их наверх, но риск был слишком велик, поэтому отряд воспользовался внутренней лестницей. Продвижение получилось трудным и медленным, и вскоре колени Вона заныли от напряжения. Шаги бойцов, звеневшие на металлических ступенях, словно приглашали врагов устроить засаду. Сестра Церра, с губ которой свисала ниточка слюны, ковыляла за Ташей, но затем Святоша, пробурчав что-то по поводу вкалывания за троих, подхватил девушку и понес-потащил её за собой. Ницин остановился, отдышался, встретил взгляд Андуса и продолжил восхождение, не дав тому начать неизбежные издевки. Так, поворот за поворотом, они взбирались по лестнице, приближаясь к поверхности.

– Давай, давай! – рычал командир, пытаясь вспомнить, что говорилось на инструктаже о численности Сестер в ските. Сейчас все, способные носить оружие, наверняка уже были подняты по тревоге. Несомненно, среди них окажутся новые воительницы в силовой броне.

«Они будут ждать нас, – подумал Лукан. – Так бы поступил я: устроил засаду, где-нибудь между этим местом и посадочной площадкой...»

Ступеньки наконец-то закончились, и бойцы оказались в небольшом зале, совершенно пустом, не считая двери в дальней стене. Вон распахнул дверь и вместе с Нициным, прикрывавшим командира, вышел наружу, к свежему воздуху и сильному ветру.

Отряд спустился вниз по боковой стороне здания. Выглянув за угол, Лукан убедился, что посадочная площадка пуста. Затем, осмотрев часовню Благочестия через монокуляр, командир рассмотрел маленькие темные фигурки, спускающиеся по гребню. Некоторые Сестры были облачены в рясы, некоторые – в броню. Вон видел посохи, кацеи, тяжелые болтеры и мелтаганы; весь долбаный скит вышел на битву.

«Как только высунемся, нам конец».

Посадочная платформа находилась на открытом месте, в зоне обстрела дюжины больших пушек. На мгновение Лукан засомневался, что Корнелий вообще прилетит их спасать.

Где-то внизу взревели рулевые двигатели, и сбоку от бойцов возник набирающий высоту транспортник. Тросы, свисающие с поручней, бешено мотались в реактивных струях. В потрепанном боку самолёта откинулась крышка люка, и голос Лао загудел из динамиков, установленных под крыльями.

– Лезьте, и побыстрее! Если раскатали губу, что я здесь приземлюсь, закатайте обратно!



Транспортник рвался ввысь, и на глазах Вона атмосфера становилась всё более разреженной и тёмной – они поднимались в верхние слои. Затем иллюминатор облизнули язычки пламени, и отряд навсегда покинул Ранд-XXI.

Лукан оглянулся на Ташу. Медике, верная своему призванию, сидела возле спасенной девушки, отслеживая её состояние по устройству, бывшему чем-то средним между нартециумом и пси-наводчиком. Сама послушница, слегка приоткрыв рот, смотрела в точку за головой Вона. С виду Церра напоминала куклу или сломанного сервитора.

«Сестра Церра». Командир не знал, так ли её звали от рождения: многие Сестры Битвы брали новые имена, присоединяясь к Адепта Сороритас. Впрочем, Лукан слишком устал, чтобы задумываться об этом.

– Смотрите за ней, – велел Вон. – И разбуд''и''те меня, если что-то изменится.

Затем он положил голову на стену отсека и, убаюканный рокотом моторов, заснул.



Бойцы разбудили командира уже в посадочном отсеке. Внутри «Солярный пассат» по-прежнему напоминал торговое судно, но на самом деле сочетал в себе возможности корабля-ловушки* и исследовательской станции. Лукан, весь разбитый, отстегнулся и вслед за остальными покинул транспортник.

Вона поджидал Петармус, в мятой одежде и с взъерошенными волосами. Можно было подумать, что это он только недавно проснулся. Равный Лукану по положению, в остальном Петармус являлся полной его противоположностью. Они оба возглавляли команды аколитов инквизитора Харсека; кто-то из экипажа «Пассата» однажды назвал визави Вона «левой рукой» их господина.

«Левая рука следит за правой», – подумал Лукан, глядя, как двое медиков вкатывают в отсек носилки.

– Добро пожаловать назад, – произнес Петармус. – Рад видеть тебя живым.

– Спасибо.

– Передай команде, что у них есть шесть часов. В столовой ждет ящик амасека.

– Хорошо, скажу им.

– Лорд Харсек хочет видеть тебя через час. Велел, чтобы ты сначала привел себя в порядок.

– Сделаю.

Петармус кивнул.

– Инквизитор сейчас в саду, ухаживает за шипоколами – ну, или чем он там обычно занимается.

Вон уже собирался уходить, но его визави добавил:

– Кстати, молодец, что выбрался живым. Мало кто сумел перейти дорожку Сестрам и уцелеть.



Лукан проверил снаряжение, помылся, переоделся и поспал двадцать минут у себя в каюте. Проснувшись, Вон оглядел помещение с мыслью о том, что в награду за пятнадцать лет военной службы – в том или ином виде – ему могло бы достаться и что-нибудь более приличное.

«Повидай Галактику, послужи Трону... Я мог бы не попасть в Гвардейскую десятину, мог бы проработать всю жизнь на оружейном заводе, а не оказаться здесь. Впрочем, я сделал нечто достойное – хоть раз, но спас чью-то жизнь. Если бы я оставил девчонку там, сейчас она бы уже была мертва: заклеймена ведьмой и сожжена после неудачи с экзорцизмами».

Хоть раз, но вышло так, что Вону не пришлось жертвовать несколькими жизнями для спасения множества других. Несомненно, он совершил правильный поступок.

Пройдя по коридору, Лукан заглянул в столовую.

– Эй, Вон, – позвал его Святоша, ковыряя ножом пробку на фляге с амасеком. – Во-он!

– Что?

– Угадай, о чем я молился прошлой ночью. Ну, давай, угадывай.

Командир пожал плечами.

– О даровании тебе добродетельного умения помалкивать?

– Я просил святых, чтобы они послали мне целую планету тёлок! И знаешь что? Я получил то, о чем просил! У святых по-любому есть чувство юмора!

Лукан поразился, как сильно его разозлило богохульство Андуса. Покачав головой, Ницин что-то пробормотал насчет людей, получающих то, чего хотели.

Святоша сейчас был на первой стадии опьянения. Позже он станет поразительно благочестивым и будет готов подраться с любым, кого заподозрит в сомнениях относительно святости Благословенного Квиввара Нога. После этого Андус вырубится.

«Мудaк, но хотя бы предсказуемый», – подумал Вон.



Возле подъемника к главному саду ждали сервиторы. Они знали в лицо всех аколитов Харсека, но всё равно просканировали сетчатку Лукана. Лифт, скрежеща механизмами, уносил командира от его людей, в частные владения инквизитора; затем кабина плавно остановилась, и с грохотом распахнулись двери.

Перед Воном лежало огромное помещение с куполообразным потолком, сиявшим бирюзовым светом. Командир шагнул вперед, в тёплый воздух, наполненный чириканьем чуждых насекомых. Вверх по стенам лезли ксенорастения, поднимаясь до самого купола и скрывая его под собой. Покачиваясь, мимо Лукана пронеслось летучее «семечко» размером с его голову.

Дальше Вон шел с осторожностью. Издали сад казался прекрасным, но вблизи гости различали ядовитые растения, лоз-душителей и кое-что похуже: катаканских мозголистов, шиповиков и даже огромное ползучее дерево, стоящее на привязи у края купола. Почуяв человеческие шаги, оно повело корнями, словно бандит, разминающий костяшки.

В центре сада стоял пожилой человек в очках и коричневом одеянии без каких-либо украшений. Заметив Лукана, он с улыбкой направился к аколиту. Инквизитор Харсек, по слову которого сжигали целые миры, не был окружен сияющей аурой могущества. С виду в нем не было ничего зловещего, но, как всегда, Вону пришлось бороться с желанием убежать и спрятаться от спокойных, всезнающих глаз господина.

– Ты отлично поработал, – сказал Харсек.

Не расслабляясь, Лукан быстро и формально поклонился.

– Благодарю вас, милорд. Мои люди хорошо показали себя.

– Не нужно официоза, – отозвался инквизитор. – И ложной скромности. Теперь девушка наша, и спасибо тебе.

– Её вылечат? – спросил Вон.

Конечно, предположил он, Харсек прикажет своим людям повозиться в разуме Церры, докопаться до всего, что нужно для воплощения в жизнь планов их господина. Потом, когда они получат всё необходимое и ''обезопасят'' оставшуюся часть сознания девушки, её подкинут на один из более здравомыслящих миров, влачить тихое, скучное существование вместе с триллионом других маленьких людей. Лукан надеялся, что его собственное будущее, после окончания службы на Инквизицию, окажется примерно таким: уютная, благоустроенная анонимность за миллиард километров отсюда. В конце концов, подумал Вон, если бы они хотели смерти Церры, могли бы просто оставить её Сестрам Битвы.

– Вылечат ли её? Ради всего святого, нет.

Сдернув с пояса секатор, Харсек раскрыл его, словно нож-бабочку, и, остановившись возле куста, принялся подрезать ветки.

– Невозможно ''вылечить'' псайкера, но можно сдержать его, использовать для благих целей. Ритуал связывания души может выполнить только Император, но существуют и другие способы. Разумеется, риск того, что псайкер привлечет внимание Губительных Сил, никогда не исчезает полностью, но опасность можно немного снизить. Это зависит от того, как мы будем использовать девушку.

При упоминании Губительных Сил Лукан инстинктивно и быстро сложил руки на груди в знаке аквилы.

– Но тебе удалось заполучить её на пике возможностей, – добавил инквизитор. – Что нам и требовалось.

Какое-то мгновение Вон хотел просто кивнуть, отсалютовать Харсеку и уйти прочь. Как там говорится? «Величайшее удовольствие слуги – осознание того, что он исполнил приказ господина». Впрочем, Лукан никогда особо не следовал этой мантре.

– Что вы имеете в виду? Если мне позволено спросить, милорд.

– Конечно, ты всегда вправе спрашивать. А я всегда вправе не отвечать, – Харсек опустил секатор в карман. – Она – пробудившийся псайкер, вне всяких сомнений. Само существование подобной персоны притягивает созданий варпа, как кровь в воде притягивает акул. Но есть акулы, которых стоит изучать, верно?

Напрягая память, Лукан вспоминал, что такое «акула». ''А, точно''.

– Значит, она...

– Привлечет внимание более интересной добычи.

– Но разве это не опасно?

– Для неё – да. Скорее всего, смертельно. Но для нас это... жизненно важно.

Вон почувствовал, что ожесточается лицом.

– Но ведь она, несомненно, безгрешна.

– Безгрешна? – Харсек выглядел заметно удивленным, словно не ждал услышать это слово в такой обстановке. – Гм. Честно говоря, я не прибегаю к подобному термину. Нахожу его весьма бесполезным, и предпочитаю мыслить категориями... чистоты намерений. Да, пожалуй, лучше и не скажешь.

Лукан даже не старался скрыть изменившееся выражение лица. В этом не было никакого смысла, инквизитор и так прекрасно знал, о чем думает его аколит.

– Не смотри на меня так, – произнес Харсек всё тем же мягким тоном. – Ты не потратил свое время зря, совсем наоборот. Она безгрешна, ты безгрешен – и я тоже. Может, порой мы и делаем жуткие вещи, но наши намерения остаются чистыми. Галактика ещё не отыскала способа запачкать их.

Улыбнувшись, инквизитор снял очки.

Вон знал, что ничего не расскажет своим людям, особенно Ницину. Они будут уверены, что сестру Церру вылечили и отпустили на свободу.

– Я запомню это, милорд, – ответил Лукан, повернулся и зашагал прочь.
[[Категория:Warhammer 40,000]]
[[Категория:Империум]]
[[Категория:Инквизиция]]
[[Категория:Сестры Битвы / Адепта Сороритас]]