Просмотр кода страницы Тёмный Империум: Божья болезнь / Dark Imperium: Godblight (роман)

{{Книга
|Обложка           =Ocr.jpg
|Описание обложки  =
|Автор             =Гай Хейли / Guy Haley
|Переводчик        =Хелбрехт
|Издательство      =Black Library
|Серия книг        =[[Тёмный Империум / Dark Imperium (серия)|Тёмный Империум / Dark Imperium]]
|Предыдущая книга  =[[Тёмный_Империум:_Чумная_война_(2021)_/_Dark_Imperium:_Plague_War_(2021)_(роман)|Тёмный Империум: Чумная война / Dark Imperium: Plague War ]]
|Следующая книга   =
|Год издания       =2021
}}
== Первая глава ==

'''ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ'''

Давление с хлопком выровнялось и штурмовые рампы “Властелина” с лязгом опустились на палубу Палатинского ангара. Пандусы были зафиксированы в боевом положении – жёсткое падение, никаких амортизаторов – не самый лучший выбор, когда посещаешь последнего верного примарха, но тетрарх Децим Андродин Феликс не был в настроении для тонкостей.

Феликс вышел из боевого корабля первым, за ним по пятам следовали Избранные Веспатора. Это были его телохранители, десять космических десантников в доспехах различных цветов, по одному от каждого Ордена Щитов Ультрамара. Они представляли собой пёструю толпу, бросавшую вызов некоторым чувствам, объединённые только украшавшим их левые наплечники золотым символом тетрарха. Их ботинки громко звенели, когда они рассредоточились, держа оружие наготове. Даже на борту флагмана примарха они осматривались в поисках угрозы. Каждый из них был повелителем битвы, и они не могли легко избавиться от военных привычек.

Феликса ожидала небольшая делегация немодифицированных людей. Из-за знамён и паривших сервочерепов им навстречу поспешил камерарий. Каким бы маленьким и слабым ни казался этот человек, он смело встал на пути гигантов Ультрамара, заставив их остановиться.

– Милорд Феликс, добро пожаловать обратно на “''Честь Макрагга''”. – Камерарий изобразил быстрый, но безупречный поклон. – Позвольте мне направить вас в покои, которые приготовил для вас примарх, где вы можете освежиться. – Чиновник окинул критическим взглядом повреждения, покрывавшие боевые доспехи каждого космического десантника. – И, возможно, привести себя в порядок?

Суетливое заявление суетливого маленького человечка. Феликс не собирался рычать, но раздражённый звук всё же вырвался из вокс-передатчик его шлема:

– В этом нет необходимости. У меня срочное дело. Я встречусь с примархом прямо сейчас.

– Он просит вас немного подождать – он знает о ваших усилиях в Альвейро и очень рад, что вы пришли к нему, но просит вас дождаться его вызова для надлежащей аудиенции.

– Прямо сейчас, – твёрдо сказал Феликс. – Я командующий Восточной четверти Ультрамара. Моё дело не может ждать.

– Милорд… – начал человек, но Феликс перебил его.

– Вы сказали, что он просит.

– Да, милорд, – согласился камерарий.

– Тогда скажите, велел ли имперский регент проследовать мне в мои покои? – спросил Феликс. – Вы озвучиваете мне приказы или предложения?

Чиновник колебался:

– Ваш комфорт и благополучие всегда на первом месте в мыслях имперского регента...

– Не приказы, – сказал сержант Комин, командир гвардии Феликса, чьи доспехи были красно-белыми, как у Сынов Орара. – Я правильно вас понял, камерарий?

Спокойствие мужчины не изменилось.

– Не приказы, – признался он.

– Тогда отведите меня к нему. Прямо сейчас. – Феликс наклонился вперёд, вес брони и генетически сконструированной плоти с холодным стеклом вместо глаз. Суставы доспехов “Гравис” угрожающе заурчали. От него по-прежнему пахло войной, кровью, маслом и огнём. Мало кто из людей устоит перед чем-то подобным.

У камерария было железное сердце, и поэтому даже подчинился он с изяществом. Он снова поклонился, на этот раз ещё медленнее, и отступил в сторону.

– Я провожу вас, милорд. Я…

– Не беспокойтесь, камерарий, я знаю дорогу.

– Тогда я пошлю впереди вас герольдов, чтобы объявить о вашем прибытии.

– Если вы настаиваете, – сказал Феликс. – Если они не отстанут.

К этому времени он уже двигался.

Герольды бежали в ногу с космическими десантниками, упрямо выкрикивая имя и звания тетрарха в каждом зале и коридоре, пока они поднимались из Палатинского ангара в Дворцовый шпиль, личные владения Робаута Жиллимана.

Прошло несколько месяцев после Освобождения Пармениона и битвы в Гекатоне. Флот-примус добился больших успехов в изгнании сил Мортариона из Ультрамара, но оставалась одна решающая кампания. Садовый мир Иакс, эпицентр порчи, по-прежнему находился в руках врага. Феликса не отозвали для участия во вторжении, но, хотя данное обстоятельство могло бы объяснить его ярость, не это являлось причиной. Феликс злился по более тёмной причине.

– Дорогу Дециму Феликсу! Дорогу тетрарху Веспатора, повелителю Восточных марок! – на одном дыхании кричали герольды. Их объявления вызвали некоторое замешательство, поскольку в коридорах царило оживлённое движение, и Избранные двигались так же легко, как бык-грокс, их шаги гремели по “''Чести Макрагга''”, словно артиллерийская канонада. По привычке Жиллиман держал дворец пустым, когда мог; даже такому необычному существу, как примарх, требовалось личное пространство, как и любому человеку. Но сейчас, во время визита Феликса, дворец был полон спешивших писцов и властителей. Мужчины и женщины, с которыми сталкивались Избранные, похоже, не привыкли к космическим десантникам и спешили уйти с их пути, несмотря на свои высокие звания. Все они были лордами и леди какой-либо адепты, потому что к этому времени Феликс и его спутники находились уже глубоко в шпиле, куда заходили только возвышенные и их слуги.

– Мне кажется, – обратился Комин к Феликсу по воксу, – или это место заражено бюрократами?

– “Заражено” – не то слово, которое я использовал бы для таких ценных имперских слуг, – сухо ответил Феликс. – Но, по сути, твоё наблюдение верно. Это не единственная война примарха. За пределами Пятисот Миров продолжается Индомитский крестовый поход. Он скоро завершит дела в Ультрамаре. Он готовится двигаться дальше, как только будет нанесён последний удар по Иаксу.

Они направились прямо в личный скрипторий примарха, из долгого общения с Жиллиманом Феликс знал, что это его любимое место. Герольды, очевидно, тоже ожидали, что имперский регент будет внутри, и не возражали, но расспрос историторов показал, что примарх находится в другом месте, и они были перенаправлены дальше вверх, в Палату Империус.

Они поднялись на лифтах на вершину Дворцового шпиля Жиллимана. Здесь располагался купол из бронестекла, место встречи по самым важным вопросам. Феликс хорошо это знал.

Он повёл своих людей по сводчатому коридору, украшенному и высокому, как неф собора. Когда они приблизились к большим дверям в палату Империус, двадцать воинов Виктрикс Гвардии Жиллимана вышли из помещений по обе стороны и встали перед воротами, образовав идеальный полукруг, и остановили продвижение Феликса. Они топнули один раз, опустили щиты, а затем с лязгом соединили их вместе, представив тетрарху украшенную черепами и крыльями синюю стену из керамита. В центре они оставили брешь, достаточно широкую, чтобы мог пройти один космический десантник, и через неё шагнул Сикарий, некогда капитан второй роты Ультрадесанта, а теперь командир личной гвардии Жиллимана. Он вышел без шлема и остановился перед Феликсом.

– Приветствую, тетрарх Феликс, – сказал Сикарий, слегка склонив голову. Он сжимал рукоять меча. Его рука никогда не отходила далеко от оружия, либо лежала на навершии, либо играла с украшением. Сикарию никогда не нравилось держать клинок в ножнах, и, похоже, эта привычка только усилилась после возвращения из варпа. – Чем мы обязаны вашему присутствию?

– Я думаю, вы знаете чем.

Сикарий внимательно посмотрел на Феликса:

– Знаю, тетрарх? Просветите меня.

Феликс посмотрел на него сверху вниз. Сикарий был необычен для столь высокопоставленного космического десантника тем, что пока не пересёк Рубикон Примарис. Он был старше Феликса, по крайней мере, с точки зрения активной службы, хотя, если считать даты рождения, у Феликса было больше лет, чем почти у каждого живого человека.

– Примарх. У него мой пленник. Пропустите меня.

– У него, – согласился Сикарий, но не отступил. Избранные Веспатора и Виктрикс Гвардия смотрели друг на друга. В воздухе повисло напряжение. Куда бы ни направлялись Адептус Астартес, насилие всегда сопровождало их. Между ними не было ненависти, зато присутствовало агрессивное любопытство. Обе группы хотели испытать себя друг против друга.

Феликс посмотрел поверх более низкого воина на двери палаты:

– Регент ждал меня?

Сикарий склонил голову:

– А как вы думаете, брат? Он – примарх.

– Тогда он предвидит каждый мой поступок.

– Это не ваш недостаток, уверяю вас, – сказал Сикарий.

– Он когда-нибудь заставлял вас чувствовать себя дураком, капитан? – спросил Феликс.

Сикарий фыркнул:

– По сравнению с ним, тетрарх, мы все дураки. Иногда я удивляюсь, как он нас терпит. Мы должны казаться ему такими ограниченными.

Феликс протянул руку и расстегнул зажимы шлема, снял его и вытащил из-под капюшона “Грависа”. Его лицо было шершавым от высохшего пота. Он не снимал броню уже несколько дней. Он намеревался помыться до прибытия, поскольку по стандартным меркам Альвейро находился в шести днях пути от Иакса, но варп был непредсказуем вдали от успокаивающего присутствия примарха во время штормов, и путешествие завершилось за считанные минуты.

Возможно, судьба. Феликс ожидал, что приедет, когда уже всё закончится, чтобы выплеснуть ярость после этого факта. Он не был готов к тому, что происходило сейчас. Он подозревал руку ухмылявшихся богов в ходе событий, подталкивавших его и его господина к конфликту.

– Никогда не сомневайтесь в нём, – сказал Сикарий. – Я думал, что вы достаточно долго были его советником, чтобы знать это.

– Был. Но это работает и против меня, потому что я иногда забываю, что он не человек.

Суровое лицо Сикария не изменилось:

– Как и мы.

– Он собирается допросить моего пленника. Таково его намерение, не так ли?

– Это ему решать, брат, – ответил Сикарий. Он посмотрел на Избранных, они не подняли оружие, но и не держали в покое. – Пусть ваши люди уйдут. Они могут подождать в передней по левому борту. Там достаточно для них места. Похоже, у вас есть несколько опытных воинов. Мы должны испытать себя и наших людей друг против друга. Вы завоевали высокую репутацию.

На лице Сикария не было ни намёка на улыбку, когда он делал предложение. Оно не было продолжением братства, а исходило из желания проявить себя против каждого встречного.

Феликс проигнорировал приглашение.

– Значит вы собираетесь пропустить меня к нему? – Ещё одна неожиданная возможность. Он думал, что ему придётся воспользоваться своей властью, поскольку он был старше Сикария по званию. Даже сражаться. Он был готов.

Сикарий был гораздо более флегматичен и пожал плечами. Его доспехи заурчали, когда наплечники сдвинулись с места.

– Я не позволю вам ничего сделать, тетрарх. Вас принимают по прямому приказу примарха. – Измученное битвой лицо Сикария стало менее суровым; в уголках глаз даже появился намёк на улыбку. – Вы были правы. Он ждал вас.

Двери палаты Империус широко распахнулись в темноту. Люменов не было, но ставни были открыты, впуская бледный свет звёзд из высоких окон в стенах. Как и купол над головой, почти все стены были из бронестекла, и их было достаточно много, чтобы предоставить практически полный обзор корабля, от его гигантского похожего на плуг тарана до внешних краёв двигателя размером с город. Феликс остановился, на мгновение опешив. Не существовало лучшего способа увидеть “''Честь Макрагга''”, один из последних оставшихся в галактике линейных кораблей типа Глориана, чем увидеть его из палаты Империус, и он был покорён его величием. Флагман примарха был настолько огромным, что не поддавался описанию. Его окружало множество более массовых кораблей, ядро ударной группы Альфа, главный наконечник копья флота Индомитского крестового похода. Но эти другие, хотя и огромные сами по себе, являлись всего лишь осколками металла в сравнении с “''Честью Макрагга''”. Не осталось людей, которые могли бы построить что-то подобное. Наука была утрачена. Воли не хватало. “''Честь Макрагга''” представляла собой пережиток лучших времён, чудовищное оружие из более возвышенной эпохи, и в этом она ничем не отличалась от своего хозяина.

Робаут Жиллиман находился в дальнем конце зала, рядом с приподнятым партером, где заседали члены совета Экстерра. В этот момент никто не присутствовал, и помещение было совершенно пустым, если не считать примарха, отчего оно казалось ещё больше, несмотря на все кресла и троны, которые занимали пол.

Жиллиман стоял одинокой фигурой на фоне звёзд и кораблей. Примарх не смотрел на них, перед ним было гололитическое световое плетение, изображавшее планету, и именно ему он уделил всё своё внимание. Гололит освещал его лицо тусклым светом, придавая пепельный оттенок. Даже с дальнего конца зала Феликс узнал Иакс. Характерные особенности поражённой болезнями Нургла планеты были ясно различимыми и, казалось, заражали примарха самим своим отражением.

Уже не в первый раз Феликс подумал, что Робаут Жиллиман выглядит уставшим.

Жиллиман отвернулся от изображения. Тень поймала его взгляд.

– Децим, – произнёс Жиллиман. Имя Феликса эхом разнеслось по палате Империус, словно ища, где бы поселиться. Оно не нашло новый дом и тихо умерло, затерявшись под высокой вершиной купола.

– Рад тебя видеть, – искренне продолжил он.

Феликс подошёл к своему лорду. В теле Феликса было множество дополнительных органов и спирали дополнительных нитей генетического кода, все взятые у примарха. Жиллиман на самом деле не был его отцом, но Жиллиман был самым близким родственником для Феликса. Их кровь была смешанной.

Феликс с трудом опустился на колени, тяжёлые доспехи мешали ему двигаться, и склонил голову. Он ждал, пока Жиллиман заговорит. Когда он этого не сделал, вместо него заговорил Феликс. 

– Вы не сердитесь, что я пришёл? – тихо спросил он, ожидая упрёка. 

– А должен? – мягко ответил вопросом на вопрос Жиллиман.

– Я пришёл посоветовать вам не делать то, что, по моему мнению, вы собираетесь сделать.

Улыбка Жиллимана была слышна в его голосе:

– Ты настолько не одобряешь мои действия, что не хочешь уточнять их? Откуда мне знать, что мы с тобой имеем в виду одно и то же?

– То, что вы задумали, не следует называть, – сказал Феликс.

– Возможно, – произнёс Жиллиман. – Но ты не должен соглашаться со всем, что я делаю, сын мой. Ты исполняешь свой долг так, как считаешь нужным. Ты не бездумный человек, ты не боишься бросить мне вызов. Из-за этого я сделал тебя тетрархом. В любом случае, я рад, что ты пришёл.

– А если бы я вместо этого остался на Альвейро? 

– Тогда я тоже был бы доволен, – сказал Жиллиман. – Но ты здесь. У тебя хорошие инстинкты. То, что мы собираемся предпринять, – это риск. Ты видишь это. Ты пришёл предупредить меня. Добрые намерения не должны наказываться.

Феликс поднял голову. Он был озадачен. Не важно, как сильно он считал, что понимает примарха, он осознал, что никогда не поймёт. Если бы кто-то из людей Феликса повёл себя так же, как он, Феликс без колебаний наказал бы их. Часто Феликсу казалось, что он оставил человечность позади, но Жиллиман никогда по-настоящему и не был человеком.

– Вы собираетесь допросить его. Вот почему вы вызвали его, вместо того чтобы позволить мне уничтожить, когда оно было найдено. Я прав?

Жиллиман не ответил, но посмотрел на него сверху вниз, впервые уделив ему всё своё внимание. Феликс чувствовал, как его взгляд давит на душу.

– Нет необходимости опускаться на колени, Децим. Пожалуйста, встань.

Феликс поднялся. Малейшие шумы в зале становились громче. Его акустика была совершенной, рассчитанной на то, чтобы усиливать самый пронзительный голос самого древнего мудреца, и она придавала звукам его доспехов, даже шуршанию его плаща по мозаичному полу, повышенную напыщенность.

– Вот так-то лучше, – сказал Жиллиман. Он сжал кулак в центре гололита, отключая его. Примарх оглядел Феликса с ног до головы и одобрил то, что он увидел.

– Ты выглядишь хорошо. Сильный. Должность тебе подходит, сын мой, – сказал он. – Как тебе нравятся твои новые владения?

Феликс по-прежнему был зол и не мог полностью скрыть это в своём ответе, поэтому его слова прозвучали излишне лаконично:

– Я пробыл на Веспаторе ровно двадцать три часа, прежде чем двинулся дальше, чтобы продолжить осмотр провинции, милорд. Я не могу сказать точно после столь непродолжительного визита, но он кажется вполне хорошо защищённым.

Жиллиман снова улыбнулся. У него была грустная улыбка, полная понимающей боли. Его меланхолия погасила горевший в сердце Феликса огонь.

– Я имел в виду людей, Феликс, я имел в виду планету.

– Оба кажутся вполне хорошими, – ответил Феликс, теперь уже не так сердито. – Но ни первое ни второе не будут ничего значить, если их нельзя защитить. Всё ваше королевство под угрозой. Орды Мортариона – не единственная опасность.

Жиллиман кивнул. Он отвлёкся. Бегущие огни космических кораблей рядом с “''Честью Макрагга''” наполнили его глаза звёздами:

– А как насчёт остальной части Восточной четверти? Сможешь ли ты взять её под наш контроль? 

– Могу я говорить честно? 

– Разве я когда-нибудь просил тебя поступить иначе?

– Это полный бардак, – сказал Феликс, и, вспомнив своё путешествие по мирам, за управление которыми он отвечал, почувствовал бремя примарха. – Почти на всех планетах царит беспорядок. Армии Мортариона не причинили большого прямого вреда востоку, но Сотарианская лига сильно пострадала от тиранидов и набегов орков, а недавно и некронов. Человеческие пираты также являются проблемой. Но флоты-ульи – хуже всего. По крайней мере, дюжина обитаемых миров была очищена до скальных пород. Я не знаю, сколько неизвестных планет постигла та же участь. Но мало нам одной хищности ксеносов – годы коррупции опустошили старую лигу. Я не был ни на одной планете, где оборона или любой другой актив, не важно военный или иной, соответствовали записям. Десятина фальсифицирована. Значительная часть финансов сектора растрачена. Многое было украдено, иногда открыто. Они не боятся имперской власти, но будут бояться. Я начал расследование. Мне помогают агенты ордо Еретикус и Адептус Арбитрес. Будут казни. Великое множество.

Лицо Жиллимана оставалось непроницаемым, что побудило Феликса извиниться:

– Простите, милорд, у меня нет времени на нежности. Требовалось преподать урок.

Примарх покачал головой.

– Нет, нет, ты прав, лига была худшей из всех политических систем, – сказал Жиллиман. – Достаточно централизованной власти, чтобы поощрить элиту, но недостаточно, чтобы держать её под контролем. Беспрепятственный поток монет усиливает жадность. Это потворствует стяжательству, в то же время позволяя уклоняться от ответственности, и поэтому страдают слабые. Это должно быть исправлено с максимальным предубеждением. И снова передо мной встают мои ошибки. Я ещё раз повторяю, что Ультрамар никогда не должен был быть разделён.

– Всё изменится, – сказал Феликс. – Сотарианской лиги больше нет. Население найдёт прямое правление Ультрамара более справедливым решением. – Он ненадолго замолчал. – Мне интересно, о чём думали Косы Императора, настолько всё запустив.

– У них были свои войны, – сказал Жиллиман, – и они дорого платили за выполнение своих обязанностей. Не их дело вмешиваться в гражданское управление. Это тоже изменится.

Феликс не мог не согласиться. Тираниды опустошили Соту, столицу лиги и родной мир Кос Императора, и почти уничтожили Кос в процессе. Он обменялся несколькими сообщениями с поредевшим орденом, продолжая переговоры о предоставлении им подкрепления из примарисов, чтобы восстановить полную численность, но они были разрушенным братством, и стыд сочился из каждого сообщения, которое они ему посылали.

– Из хорошего стоит отметить, что люди были рады нас видеть, – сказал Феликс. – Мы не встретим большого сопротивления восстановлению прямого правления, если правящие классы знают, что для них хорошо.

– Исходя из твоего опыта, люди часто знают, что для них хорошо? – спросил Жиллиман.

Феликс ответил не сразу:

– По правде говоря, я не знаю. Я был ещё мальчиком, когда меня забрали агенты Коула. Я был активен всего дюжину лет с момента пробуждения из анабиоза, и за это время я не знал ничего, кроме войны. Вы сказали мне, что я сохранил большую часть своей человечности, в отличии от многих перворождённых братьев-примарис, но мне пришлось принять это на веру. Я не знаю людей, милорд. Поэтому как я могу ответить на ваш вопрос?

– Ты ошибаешься, Децим, ты знаешь людей. У тебя есть способность к сопереживанию. Что говорит твой инстинкт?

– Что-то мне подсказывает, что люди не знают, что для них хорошо. – Он заколебался.

– И?

– Как индивидуумы люди – разумные существа, но как группа они – животные, а животным нужна твёрдая рука. 

– Я понял, – сказал Жиллиман, и между этими двумя словами было место для океана разочарования.

– Философия не важна, – поспешно сказал Феликс. – Важно действие. У меня не было особых проблем с имперскими губернаторами, и если кто-то выступит против нас, народ готов восстать. С них хватит человеческой жадности и ужаса ксеносов.

– Тогда я верю, что ты исправишь это для меня, сын мой, – сказал Жиллиман. Он посмотрел в окно. – Эта война никогда не закончится. Мы можем бороться только за краткие моменты мира. Как только Мортарион будет изгнан, появятся другие враги. Тираниды, некроны, т'ау. Я должен оставить тебя и остальных разбираться с ними здесь. Мне нужно спасти галактику.

Примарх казался необычайно встревоженным. Он смотрел в никуда, затем, казалось, пришёл в себя.

– Ультрамар почти наш, – быстро продолжил Жиллиман. – С большим опозданием. Эта война стала опасным отвлечением от Индомитского крестового похода, и несмотря на мои усилия избавить большинство его активов от обязанностей здесь, и опираться на силы, собранные из окружающих секторов, несколько боевых групп флота-примус по-прежнему заняты в Ультрамаре, хотя могли бы освобождать другие миры.

– Это одна общая битва, – сказал Феликс. – Хаос должен быть побеждён, где бы он ни находился. Это важная зона военных действий.

– Важная, – согласился Жиллиман. – Ультрамар важен по многим причинам. Но мы должны принимать во внимание политику, а политика не говорит на одном языке с логикой. Есть те, кто использует моё желание спасти Ультрамар как оружие против меня, называя это признаком фаворитизма для моего собственного народа. Терра по-прежнему кипит от недовольства. Агенты врага повсюду. Жадность человечества не ограничивается мёртвой лигой Соты, но встречается везде, куда идёт человечество. Алчность затуманивает зрение людей, она делает их слепыми ко всему, кроме краткосрочной перспективы и собственной выгоды.

– Совет Экстерра делает всё возможное, чтобы опровергнуть эти утверждения, но его члены не являются верховными лордами, и даже само его существование – всего лишь очередной факт, используемый для доказательства моего желания стать Императором. Политики в Императорском дворце называют их собачками на побегушках. На Терре произошло восстание, пока мы сражаемся за выживание, – сказал он, имея в виду заговор нескольких низложенных и новых верховных лордов. Жиллиман посмотрел на своего генетического сына. – У меня есть ограниченное время, чтобы спасти Империум от внешних угроз Хаоса и ксеносов, прежде чем вся эта прогнившая структура взорвётся. Я должен одержать здесь триумф. Сердце должно быть вырвано из рук Мортариона. Переход через Аттиланский разрыв в Империум Нигилус больше нельзя откладывать. Абаддон мощно атакует Перчатку Нахмунда и обходит остатки Кадианских врат. Марней Калгар должен скоро вернуться на Вигилус. Я здесь слишком долго. Без сомнения, это часть плана магистра войны. Он наносит удар по тому, что мне дорого, чтобы отвлечь меня, и мне стыдно признаться, что это сработало.

– Вы полагаете, что Мортарион сотрудничает с магистром войны?

Жиллиман разразился невесёлым смехом:

– Он не выполняет никаких приказов, кроме своих собственных. Это не Ересь. Нет никакого центрального командования, только каприз безумия. Нет, Мортарион хочет только унизить меня. Ему нет дела до Абаддона, но его действия работают на другие планы. Он не осознаёт, что, следуя своей якобы неукротимой воле, он всего лишь марионетка других, как и все последователи Хаоса. Им манипулировали. Мне нужно быстрое решение. Мне нужно знать, что происходит на Иаксе, прежде чем мы атакуем, и мне нужно знать это немедленно. Я в некоторой опасности. Я не могу действовать вслепую.

– Поэтому вы собираетесь поговорить с рабом инквизитора?

Жиллиман поджал губы:

– Мы подошли к сути наших разногласий. Ты не одобряешь. Вот почему я знал, что ты придёшь.

– Почему вы мне не сказали?

– Потому что, честно говоря, сын мой, я ожидал твоего несогласия и понял, что в этой ситуации будет легче справиться с твоим гневом, чем заставить тебя прийти с рабом. Я пришёл к выводу, что ты можешь попытаться уничтожить его на месте с ужасным риском для себя, чтобы спасти меня от ошибки. 

– Вы совершаете ошибку.

– В этом нет ничего невозможного. Если это тебя успокоит, уничтожение раба только отсрочено. Он умрёт.

– Но не раньше, чем вы используете его. Это дело рук врага, милорд. Инквизитор Тьерен зашёл слишком далеко. Он опасный радикал, предавший свой пост.

– Его действия приводят тебя в ярость, и всё же он ускользнул от тебя, – сказал Жиллиман. Феликс почувствовал укол критики. 

– К сожалению, он по-прежнему на свободе, – со стыдом признался он.

– Не важно, – сказал Жиллиман. – Тьерен раньше был слугой Императора. Он всё ещё верит, что является им. Он ещё может служить.

– Боюсь, он безнадёжен. Всё, к чему прикасается варп, подвержено порче.

Жиллиман окинул его взглядом:

– Тогда порча в каждом из нас, потому что в наших душах во всех нас заключена частичка варпа. – Он пошевелился. Доспехи судьбы заурчали.

– Вы видели раба? – резко спросил Феликс. – Вы видели, что Тьерен сделал с этим испрашивающим?

– Нет, я признаюсь, что нет, – ответил примарх. – У меня много других дел, которые требуют моего внимания. 

– Тогда вы говорили бы по-другому, милорд. Ремо и его паразит не принесут вам ничего, кроме зла, – сказал Феликс.

– Ты недооцениваешь силу воли слуг Императора. Мне сказали, что испрашивающий Ремо сопротивляется. Он трэлл существа, которое находится в нём, но он желает оказать последнюю услугу, и я надеюсь, что это позволит существу оставаться правдивым, пока его допрашивают. Это возможность, Феликс. Пойми, что я не отношусь к таким действиям легкомысленно. Только тварь варпа может рассказать нам, что происходит на Иаксе. Планета балансирует на грани. Один толчок может привести к тому, что она превратится в демонический мир или полностью будет затянута в эмпиреи, и она может забрать с собой много других миров, независимо от того, какой ущерб мы нанесли планам Мортариона. Это возможность, которую я не могу упустить. Это спасёт миллионы жизней. Это может спасти мне жизнь. Я не смогу выиграть эту войну, если умру.

Феликс на некоторое время замолчал.

– Вы клянётесь, что потом убьёте его? –  спросил Феликс. – Милорд, простите мою самонадеянность, но если бы вы видели, что оно сделало с истребительной командой, посланной задержать Тьерена...

Феликс позволил фразе повиснуть в воздухе. У него не хватило духу облечь воспоминания в слова.

– Это будет милостью для испрашивающего, если ничем иным. – Жиллиман отошёл от окна. – Ты хочешь присутствовать на допросе, раз уж ты здесь? Возможно, если ты увидишь допрос и казнь, это тебя успокоит. Я бы не хотел, чтобы между нами возникли разногласия.

– Вы убьёте его потом? – снова спросил Феликс.

– Клянусь, – ответил Жиллиман. – Не бойся, оно не сможет причинить нам вред. Консилия Псайкана удерживает его во главе с братом-капитаном Ионаном Градом.

– Серый Рыцарь? – спросил Феликс. – Тот, который победил Тифа на борту Галатана возле Пармениона?

– Именно он. Он сильный и неподкупный. Я спрашиваю, кто лучше Рыцарей Титана может держать в оковах демона?
== Вторая глава ==

'''ДЕМОНХОСТ'''

Библиариум космических десантников занимал башню за дворцом, и именно сюда отправились Жиллиман и Феликс, двигаясь быстрыми подъёмниками и приватными коридорами, пока не оказались в залах из адамантия вдали от корпуса корабля. Тяжелобронированный, только уязвимый реактор был лучше защищён, чем внутренние обереги библиариума, и эта защита совсем не была лишней.

Большинство капитальных кораблей Адептус Астартес несли уменьшенные копии различных меньших владений их крепостей-монастырей: кузницу, реклюзиам, апотекарион и остальные, каждый из которых был необходим для сил космического десанта, чтобы действовать независимо в течение длительных периодов времени. Одна из частей таких кораблей всегда отводилась для псайкеров и нужд эзотерических сражений, в которых они участвовали. Империум сталкивался со множеством разновидностей сверхъестественного врага. Охраняемые камеры и ритуальные места были так же необходимы, как пушки и танки для самых элитных армий.

То, что библиариум “''Чести Макрагга''” отличался от библиариумов на других кораблях космического десанта, было лишь отчасти связано с масштабом – хотя он, несомненно, превышал размером большинство из них. Главное отличие заключалось в его назначении. Вместо мистиков одного ордена, библиариум “''Чести Макрагга''” принимал библиариев многих братств и людей, не принадлежавших к Адептус Астартес, в нём служили неаугментированные человеческие псайкеры, а также те, кто вообще не являлся человеком. Каким бы ни было их происхождение, они были могущественны в варпе, и их руководители составляли Консилию Псайкану Жиллимана: его совет провидцев. Когда-то, давным-давно, Жиллиман счёл бы саму идею такого совета нелепой – чем-то из детских сказок, кабалой колдунов, направлявших короля. Теперь он находил их незаменимыми.

Количество членов Консилия Псайкана было изменчивым, поскольку они приходили и уходили на задания или погибали в боях. Их никогда не было больше сотни, и никогда меньше дюжины. Хотя со временем Консилия менялась, в её составе была горстка, на которую Жиллиман особенно полагался, и они стали для него ценной константой в войне против богов.

Жиллиман и Феликс подошли к камере, полностью сделанной из железа, проржавевшего до цвета застарелой крови. Помещение было маленьким, едва ли пятьдесят футов в поперечнике, и формой напоминало пчелиный улей – выше, чем в ширину – с защитными рунами, вырезанными на металле в таком количестве, что не осталось ни одной гладкой поверхности. Единственного люмена в клетке под потолком едва хватало, чтобы осветить камеру. Кольца из потускневшего серебра лежали на полу, скобы, удерживавшие их на месте, глубоко вонзились в палубу. Узкие смотровые щели тянулись по всему помещению на высоте головы космического десантника. Глубоко в них поблёскивало чёрное стекло, а рамы и перекладины были сделаны из освящённого свинца, также отлитого со многими символами. Это было место крайней духовной опасности, на которое лучше всего смотреть снаружи, но Жиллиман и Феликс вошли внутрь.

– Мы должны увидеть всё своими глазами, – сказал Жиллиман, прежде чем они переступили порог.

Толстая дверь со скрипом отъехала в сторону. Жиллиман надел шлем, велел Феликсу сделать то же самое и наклонился, чтобы пройти. Войдя внутрь, он не остановился, а пересёк камеру и занял место у дальней стены. Феликс же колебался. Он почувствовал запах крови. Он почувствовал страдание. В полу был широкий раздвижной люк, и от него исходило предчувствие ужаса, настолько сильное, что волосы на шее встали дыбом.

– Это злое место, – сказал Феликс.

– Есть разные степени зла, – ответил Жиллиман. Его проецируемый машиной голос казался лишённым силы, притупленным злобой, колоколом с приглушённым языком. – В совершенной вселенной я бы не имел с этим никаких дел, но вселенная, которая нам досталась, несовершенна, и поэтому некоторое зло должно служить, каким бы опасным оно ни было. Входи, Феликс, с тобой ничего не случится, обещаю.

Феликс неохотно присоединился к примарху и повернулся лицом к двери. Вошёл эпистоларий космического десанта и два кодиция. Одного Феликс знал, как Донаса Максима из Ордена Авроры, других – нет. Они были в шлемах, глазные линзы уже светились собиравшейся психической силой. Они расположились одинаково, их молчание добавляло ощущение меланхолии к пронизывающему металл злу.

Следующий вошедший удивил бы некоторых на флоте, потому что не был ни космическим десантником, ни даже человеком, а альдари, облачённым в чёрную мантию и мистическое снаряжение ясновидца Ультве. Его высокий изогнутый шлем почти касался верхней части дверного проёма, когда он вошёл.

Это был Иллиянне Натасе, эмиссар Эльдрада Ультрана, союзника Жиллимана.

Феликс родился в более терпимой эпохе, и ксеносы вызывали в нём скорее любопытство, чем ненависть. Натасе был ценным советником Жиллимана, но о его присутствии в Консилии не распространялись, и в течение некоторого времени он находился вдали от флагмана, общаясь со своим народом, который пришёл помочь в боях на западе Ультрамара. Несмотря на близость Феликса к Жиллиману, даже его контакты с Натасе сводились к минимуму. Натасе был тайной, очень похожей на то, что должно было произойти. И первое и второе было тайнами самого разрушительного рода.

Натасе изящно приветствовал примарха, это было больше похожее на танец, чем на поклон. Если бы человек совершил те же действия, он показался бы нелепым, но альдари был грациозен, его движения прекрасны, а изящные амулеты, которые он носил, только подчёркивали его элегантность, когда качались в такт приветствию.

– Милорд Робаут Жиллиман.

– Ты готов? – спросил примарх.

– Да, – ответил Натасе. – Я сверился с пряжей, каким бы трудным это ни было в окружении стольких грубых умов. Ты сможешь допросить демона. Он ответит тебе. – Ксеноса было трудно прочитать, язык его тела был богатым, но чужеродным. Жиллиман понимал это лучше Феликса.

– Ты на стороне Децима. Ты думаешь, что мы не должны проводить этот допрос, – сказал Жиллиман.

– Не должны, – твёрдо сказал Натасе. – Связанный с этим человеком демон – часть Великого Изменителя. Ничто из того, что ты услышишь из его уст, не будет правдой, даже если он говорит правду. Ты разумен для того, кто происходит от человеческого рода, лорд Жиллиман, но я боюсь, что ты не добьёшься ничего, кроме вреда, если продолжишь.

Жиллиман окинул ксеноса внимательным взглядом. Натасе казался Феликсу таким хрупким, как связка тростника, наряженная в одежды и собранная так, чтобы выглядеть как человек, таким слабым, что одна только тяжесть взгляда Жиллимана должна была бы сокрушить его, но он стоял твёрдо.

– Твои прогнозы говорили об этом? – спросил Жиллиман.

– Эльдрад Ультран приказал мне быть с тобой как можно откровеннее, потому что ваш вид не слишком умён, и ты многого никогда не поймёшь, – ответил Натасе. – По правде говоря, я не вижу, что с тобой будет. Дороги, созданные Изменяющим Пути, извилисты и никогда не ведут туда, куда, как мы думаем, они могут привести, пока не достигнут своей неизбежной цели.

– Порча. Безумие. Проклятие, – произнёс Жиллиман.

– Лаконично, прозаично, но уместно, – сказал альдари. В том, как он подражал манере речи Жиллимана, был намёк на насмешку. – Мой совет тебе продиктован отчасти этой неопределённостью, а отчасти тем, что я знаю этих демонов древности. Каждое их слово – ловушка.

– Значит ты отказываешься помочь мне найти ответ?

– Нет, я не отказываюсь, – ответил Натасе, и его высокомерие смягчилось сожалением. – Я связан клятвой помогать тебе всем, чем смогу. Эльдрад Ультран сказал, что я должен выслушать тебя. Он сказал, что ты... – Ксенос тщательно подбирал слова. – В чём-то превосходишь даже нас. – Было очевидно, что ему неприятна эта мысль.

– Благодарю за совет, ясновидец. Мы продолжим. Давайте займёмся делом. Я не позволю Ремо страдать дольше, чем это необходимо. Приведите пленника, – приказал Жиллиман.

Как только эти слова были произнесены, температура в помещении опустилась. Раздвижной люк открылся. Колеса подъёмника заскрипели, из шахты засиял серебристый свет, и по ржавым стенам пополз иней. Руны с треском активировались, когда психическая сила ударила по металлу. Невидимый прежде окружавший люк гексаграмматический круг замерцал, а затем вспыхнул так ярко, что шлем Феликса отреагировал и затемнил линзы.

Одержимый и его охранник поднялись на платформе.

Несмотря на лишённую времени тюрьму стазисного поля, в котором содержался демонхост, Хаос глубоко укоренился в глине тела Ремо. Его кожа стала тошнотворно-розовой и покрылась язвами. Он был истощён, виднелись искривлённые кости, очевидно, вывернутые в процессе превращения во что-то новое. Из суставов торчали шишки и шпоры. Несколько рогов росли с одной стороны его лица, полностью закрывая черты слева, кроме рта, чьи опущенные клыки демонстрировали неизменную, слюнявую ухмылку. В кровоточивших дёснах теснились чёрные зубы, острые, как кремень. Хотя это должно было сделать демонхоста похожим на безмозглого дурака, каким-то образом выражение лица сумело передать опасную хитрость и веселье.

Что касается человека, которым был испрашивающий Ремо, от него мало что осталось, кроме страданий. Его руки были перекинуты через перекладину Т-образного распятия из блестящего металла, руки скованы за спиной цепями с рунами из такой же синей стали. Петли колючей проволоки вокруг локтей и талии удерживали его на месте. Яростно светившиеся защитные амулеты свисали с него гроздьями. Ноги были приколоты к металлическому столбу единственным серебряным гвоздём, на шляпку которого нанесли сложный знак. Он, как и все другие тайные символы вокруг него, светился неестественным жаром. Чёрное пламя лизало путы, обжигая плоть везде, где касались её. Это было мучительное положение – быть связанным столько времени, но Ремо оставался совершенно неподвижным, единственный жёлтый глаз смотрел вперёд. Испрашивающий встретился взглядом с Феликсом. “Какой глубокий взгляд”, – подумал он. Два зрачка плавали вокруг радужной оболочки, перемещаясь в постоянно менявшемся порядке, как Великий Разлом, который расколол галактику. За ними были бесконечности.

Прежде чем Феликс успел отвести взгляд, непрошено всплыло воспоминание.

Феликс вспомнил тот день, когда раскрыл заговор Тьерена. Так называемый ритуал прорицания, чтобы найти сеть порчи Мортариона. Он до последнего момента не знал, что инквизитор собирается привязать демона к своему слуге. Он вмешался, Тьерен сбежал. Ремо остался, уже проклятый. Феликс потерял шестерых хороших людей, прежде чем Ремо схватили. Стазис и психический замок просто удерживали его.

Опасения Феликса удвоились. Холод коснулся обоих его сердец. Он отправил Ремо обратно на Веспатор, чтобы его псайкеры благополучно разобрались с ним, опасаясь, что простое убийство может высвободить заключённого в плоти испрашивающего демона, потому что как даже сейчас можно было быть уверенным в таких вещах? И всё же, вернувшись с Альвейро, он обнаружил, что демонхост не мёртв, а находится на борту нулевого корабля Анафема Псайканы и направляется за пределы системы. Он был потрясён, узнав, что приказ поступил непосредственно от примарха. Его одолевали сомнения. Он любил Жиллимана как отца, но это, несомненно, был шаг в неверном направлении. Ремо был одержим Хаосом, и с ним ни в коем случае нельзя было иметь дело. Его воспоминания о борьбе с этой тварью рухнули в огонь, и он увидел кровавое будущее, где мрачная насмешка над Жиллиманом властвовала над Империумом отчаяния и страданий. Вот как началось проклятие, с одного плохого поступка, совершенного по доброй воле. История повернулась на острие копья.

“''Если бы только это можно было остановить''”, – подумал он. Один удар мечом. Секундное дело. Он умрёт, но будущее будет…

Феликс оторвал взгляд от демона. Он вспотел под доспехами. Рука лежала на рукояти меча, готовая вытащить его.

Жиллиман посмотрел на него.

– Будь осторожен, Децим, – сказал Жиллиман. – Не прислушивайся к его посулам.

Феликс кивнул и пришёл в себя:

– Да, милорд.

С тех пор он избегал встречаться взглядом с пленником. На шее Ремо был ошейник, также украшенный защитными символами. От ошейника тянулась цепь. Её конец держал в руке охранник, воин в необычных терминаторских боевых доспехах, и он тоже был по-своему ужасен.

Там, где Ремо кипел от жара, Иона Град излучал холод, более глубокий, чем пустота вакуума, и Феликс понял, что именно под его влиянием появился мороз и замёрз воздух. Феликс привык к психическим проявлениям. Его собственные советники включали в своё число немало могущественных псайкеров, и он сражался против всевозможных мерзостей варпа и колдунов с тех пор, как его пробудили, но ощущение исходившей от Града силы было совершенно на другом уровне. Он представил себе, каково это – быть рядом с Самим Императором. Душа Феликса трепетала в его присутствии. Тетрарх был могучим воином, но он точно знал, что если капитан Серых Рыцарей обратится против него, он умрёт через несколько мгновений, и что вместе с его телом будет уничтожена и его душа.

Жиллиман не был подвержен влиянию ни демона, ни воина-мистика.

– Капитан Град, – сказал он, – ты готов?

– Я готов, – сказал капитан. Его голос звучал осуждающе, тон подчёркивался резкостью его вокс-передатчика.

– Натасе, – произнёс Жиллиман, – начинай.

Альдари дрожал, глубоко потрясённый сокрушительным присутствием Града. Ясновидцы являлись чрезвычайно могущественными псайкерами, но их таланты были менее агрессивными, чем у Серых Рыцарей, а чувствительность его расы была в целом выше, чем у людей. Он осторожно подошёл, словно приближался к бушующему пламени, и потянулся к висевшему на боку мешочку. Быстро говоря на своём языке, он вытащил несколько маленьких предметов; похоже, это были угловатые руны. С большой осторожностью он заставил их вращаться одну за другой на ладони, затем подбросил в воздух, где они заняли орбиты вокруг демона и его тюремщика, оставляя за собой серебристый свет, пока Град и Ремо не были окружены сложным, пересекавшимся узором. Феликс слышал имена различных божеств альдари в текучей речи, доносившейся из шлема ясновидца, но больше ничего не разобрал.

Когда клетка была сплетена, ясновидец отступил. Его руны продолжали двигаться по орбите.

– Он связан, – хрипло сказал Натасе.

Демонхост продолжал смотреть вперёд, только на Феликса. Тетрарх почувствовал, что существо пытается поделиться с ним какой-то личной шуткой.

– Дознаватель Ремо, – произнёс Жиллиман. – Поговори со мной.

Неожиданно голова существа дёрнулась вперёд и назад так быстро, что превратилась в размытое пятно, и одержимый издал глубокий кошачий рык.

– Ремо. Сражайся, – повелел примарх. – В тебе ещё осталась воля.

Голова демонхоста перестала дёргаться и замерла. Он рассмеялся.

– '''''Твоего слуги больше нет, он поглощён мной, он часть меня. Часть Владыки Перемен, как всё было, есть и будет''''', – сказал демонхост. – '''''Нет надежды ни для него, ни для тебя, мой ничтожный смертный лорд'''''.

Жиллиман посмотрел на Града. Серый Рыцарь сильно дёрнул цепь, потянув демонхоста вперёд. Голубой огонь побежал по звеньям и опалил плоть существа. Тот издал возмущённое рычание.

– Пусть вперёд выйдет дух Ремо, чтобы он мог поговорить с нами, – сказал Жиллиман.

– '''''Нет''''', – ответил демон. – '''''Это тело моё. Его душа принадлежит мне. Я не позволю ему говорить'''''.

– Ты уже показал свою слабость и лживость. Как его может не быть и одновременно он по-прежнему может говорить? Отпусти его, – сказал Жиллиман. Он снова посмотрел на Града.

Руны вспыхнули по всей броне Серого Рыцаря, когда он произнёс литанию на древнем готике, закончив серией звуков, которые мучили слух всех в камере и эхом отдавались в невидимых пространствах. Связанный демон закричал, услышав своё имя, и забился в оковах. Натасе отшатнулся. Библиарии космического десанта напряглись, их глазные линзы светились, когда они направляли свою грозную волю, сдерживая демона. Серый Рыцарь замолчал, и слова стихли, медленно, оставив шипение, которое казалось достаточно резким, как если бы в воздухе повисла кровь.

Ремо вяло свисал с шеста и перекладины. Теперь он казался более человечным, страдающим, а не опасным. Проволока умертвила его плоть, и кровь, ярко-красная, как у смертных, потекла по его телу.

– Я знаю твоё истинное имя, демон, – сказал Жиллиман. – Неужели ты думал, что я стану просить тебя, как какой-нибудь глупый колдун, готовый продать свою душу за обрывки знаний? Я последний сын Императора Терры. Ты будешь слушать меня и повиноваться!

– '''''Тогда говори со своим жалким сервом''''', – произнёс голос демона.

Ремо поднял голову, теперь уцелевший глаз был человеческим, карим и полным боли.

– Милорд, оно знает, что вы его уничтожите. Я... – Он поморщился и стиснул чёрные зубы. – Оно не скажет вам того, что вы хотите знать. Я не могу заставить... – Его сильно затрясло. Кровь хлынула у него изо рта, грудь содрогнулась. Он застонал и собрался с силами. – Милорд, помогите мне, я хочу служить, но не могу больше этого выносить. Убейте меня, умоляю вас.

– Оно скажет, – произнёс Жиллиман ледяным тоном. – У нас есть его истинное имя. У него нет выбора, не так ли?

Голова Ремо дёрнулась, и глаз закатился, совершив полный оборот, пока жёлтая радужка с двойным зрачком не показалась снова.

– '''''Будь ты проклят, сын Анафемы!''''' – сказал он. – '''''Будь проклят ты и весь твой немощный род! Великий Тзинч возвышается, и ты его пешка. Разве ты не видишь этого? Я ничего тебе не скажу!'''''

– Ты будешь говорить. – Жиллиман положил руку на рукоять меча Императора. – Сейчас ты заговоришь, и затем этим клинком я выжгу твою сущность из бытия. Ты ничего не можешь с этим поделать. Я презираю тебя. Я отрекаюсь от тебя. Но прежде чем твоя злоба навсегда исчезнет из реальности, ты заговоришь и проклянёшь своего хозяина!

Демон корчился.

– '''''Никогда!''''' – сказал он, хотя в его словах прозвучала боль.

– Скажи мне, какой план моего брата Мортариона?

– '''''Я не буду говорить'''''.

– Говори! – крикнул Жиллиман, и Феликс был поражён силой его воли. Сцена в камере была уже сама по себе достаточно ужасающей, но под кожей реальности двигались соперничающие потоки, огромные течения психической энергии, которые разрывали тетрарха. Все они, ясновидец, Серый Рыцарь, библиарии космических десантников, были затронуты этим, но не Робаут Жиллиман. – Ты плетёшь интриги, твой хозяин – заклятый враг моего брата. Расскажи мне о его планах, и ты, по крайней мере, умрёшь, служа своему переменчивому сеньору, который сможет насладиться небольшой победой, когда я уничтожу своего родственника.

– '''''Нет!'''''

Демон корчился. Колючая проволока впилась в украденную им плоть, вырезая кровавые полосы в теле Ремо. Вокруг его рук и ног вспыхнули чёрные огни, пожирая смертную оболочку. Едкий дым заполнил камеру. Феликс услышал слишком человеческие крики Ремо среди воя демона. Снова Серый Рыцарь произнёс имя демона, заставив того закричать. Один из библиариев рухнул, его броня громко лязгнула об пол. Руны Натасе вокруг демонхоста вращались всё быстрее и быстрее.

– Говори, – повелел Жиллиман.

Демонхост внезапно наклонился вперёд. Грубая волна противоречивой духовной энергии утихла. Наступила душная тишина.

Натасе что-то сказал на своем чужом языке.

– Сейчас наступает самый опасный момент, берегись! – добавил он на готике.

Демонхост поднял голову. Он заговорил двумя голосами, Нерождённый теперь подчинялся Ремо. Чёрные слезы побежали по его лицу.

– '''''Задавай свои вопросы, о сын Анафемы. Девять их у тебя будет, по числу благодеяний Тзинча'''''.

Жиллиман был готов.

– Где Мортарион?

Демонхост вздрогнул:

– '''''Он ждёт тебя на Иаксе, как сам сказал тебе. Осталось восемь вопросов'''''.

– Каковы его намерения?

– '''''Убить тебя. Семь вопросов осталось у тебя'''''.

– Как? – спросил Жиллиман.

– '''''Болезнью, в честь своего бога Нургла, лорда болезней, повелителя семи и трёх. Ещё шесть ты можешь спросить'''''.

Жиллиман остановился и обдумал услышанное. Связанный демон был верен обычаям своего вида, давая самые ограниченные ответы. Все они только вводили в заблуждение. Примарх должен быть осторожен.

– Я примарх, созданный Императором. У меня иммунитет ко всем болезням. Если Мортарион убьёт меня болезнью, это должно быть что-то сверхъестественное. Как это возможно?

Демон зашипел. Ремо всхлипнул, с трудом выговаривая слова:

– '''''На Иаксе работает Ку’Гат Чумной Отец, трижды проклятый Нечистый, первый в милости Нургла. Он сам мешает в котле Нургла. Именно чумой, сваренной в котле, он убьёт тебя, глупый смертный. У него твоя кровь. Ещё пять'''''.

– Это был полный ответ, милорд, и он может быть полон предательства, – предупредил Натасе.

– Я не буду сбрасывать это со счетов, – сказал Жиллиман. – Скажи мне, демон. Я читал об этом котле. О нём известно моим хранителям знаний. Играет ли он какую-то роль в сети порчи, которую Мортарион набросил на моё королевство?

Демон взвыл:

– '''''Да! Да! Да!''''' – Он бился и кричал, проклиная собственные слова, которые лились из его рта. – '''''Это источник, выгребная яма, даритель разложения, сердце, которое качает грязь по всему твоему царству. Четыре ответа я дам тебе теперь, не больше!'''''

– И если он будет уничтожен, власть Мортариона над Ультрамаром будет разрушена?

– '''''Ему, сыну чумы и сыну Анафемы, будет нанесён тяжёлый удар! Осталось три'''''.

– Где он? – спросил Жиллиман.

Демон стал хитрым:

– '''''В варпе. В саду Нургла. Два'''''.

Жиллиман раздражённо дёрнулся. Он плохо сформулировал свой вопрос.

– Где он на Иаксе?

– '''''Везде. Нигде. На Иаксе''''', – ответило существо. – '''''Один'''''.

– Не играй со мной! – произнёс Жиллиман и шагнул вперёд. Он вытащил меч Императора на ширину пальца из ножен. Яркий огонь вспыхнул вдоль обнажённого лезвия. – Ты знаешь этот меч. Через несколько мгновений я использую его, чтобы покончить с тобой.

Раздался булькающий смех. Хотя его источником был демон, тот, казалось, исходил из всех углов камеры и разъедал душу Феликса, как кислота.

– '''''Ты угрожаешь мне уничтожением, тогда зачем мне вообще что-то тебе говорить?'''''

– Потому что ты связан! Скажи мне, где на Иаксе я найду котёл, чтобы его можно было уничтожить?

– '''''Он нигде, он везде. Иакс становится Мориаксом. Он больше не твой и не принадлежит этому царству'''''.

– Говори! Расскажи мне больше!

Демонхост сжался. Голос Ремо стал сильнее, настойчивее:

– '''''Он утащит всё твоё королевство в варп, ты – ключ. Он станет вонючей игровой площадкой Чумного бога. Ты спешишь к этому концу, и твоё безрассудство приведёт к тому, что его планы осуществятся'''''.

– Это не ответ на мой вопрос, где котёл? Я приказываю!

Демон задрожал, сопротивляясь давящему на него принуждению, внутренний конфликт поднял его с импровизированного креста. Тёмный свет засиял нимбом вокруг его искривлённой головы, и горелый пряный запах душил всех, кто находился рядом.

– '''''Место жизни, сотворённое из болезней, где ни земля, ни вода не властны, но оба они – владыки. Сад смерти, где играют повелители чумы. Окованный железом король оспы обрушивает свой смертоносный замысел на твою обыденность'''''.

С огромным рывком демон выкашлял извивавшиеся кольца огней, которые позволили появиться недолговечным монстрам. Они ревели, дрались и брызгали ядовитым туманом на всех присутствующих, прежде чем раствориться с умоляющими криками.

– '''''Я больше не стану отвечать на вопросы, но обрету свободу и выполню порученное мне задание''''', – прогремел голос со всех сторон, заставив Феликса упасть на колени. Люмен погас. – '''''Не Нургл получит твою голову, а следующий множеством путей Тзинч!'''''

Кровь текла из его глаз, и Феликс едва видел, что произошло дальше, но пережил это как серию коротких эпизодов, запечатлённых в его памяти пульсировавшим психическим светом. Руны Натасе взорвались дождём призрачной кости, и ясновидца отбросило к стене. Клетка света рухнула внутрь, порезав броню капитана Града. Колючая проволока лопнула, и демон сбросил свои путы. Цепь на его шее вспыхнула красным и растаяла в дыму. Изуродованное тело Ремо содрогнулось и изменилось, замерцав переливавшимся светом. Из его рук и спины выросли перья. Его шея удлинилась и повисла, голова стала длинной и птичьей. Когти кроваво вырвались из пальцев. Серебряный гвоздь вылетел из его плоти, вонзившись в стену, и демон шагнул вперёд.

Град двинулся ему навстречу, его броня по-прежнему дымилась от разрезов клетки Натасе, но зверь, теперь уже двадцати футов ростом и продолжавший расти, отшвырнул его в сторону, отправив в одного из библиариев. Феликс попытался подняться, но голова твари повернулась на шее. Одного взгляда глаз-бусинок оказалось достаточно, чтобы пригвоздить его к месту. Его тело, казалось, пылало огнём, и он взревел от боли.

Затем появился свет, успокаивающее пламя, которое омыло его, словно бальзам, и он повернул голову как раз вовремя, чтобы увидеть Жиллимана, последнего верного сына, высоко поднявшего над головой меч своего отца. Демон на мгновение отпрянул от клинка, а затем атаковал, нанося удары быстрее, чем мог уследить глаз. Раздался взрыв и крик, который, казалось, длился вечно. Пламя меча вырвалось наружу и закружилось. Демон завопил. Из него повалил белый дым, его крики превратились в жалкий визг, и он съёжился, снова уменьшившись до человеческих размеров. Феликс увидел, как объятого пламенем Ремо пронзил меч Императора, а затем тот упал на пол.

Крики стихли. Огонь погас. В камере стало темно.

Целую вечность Феликс лежал ошеломлённый. Он даже не успел положить руку на меч.

Тишина прошла. Феликс пошевелился. Он чувствовал слабость, но мог стоять. Он увидел светившиеся линзы глаз Града, библиариев и, наконец, к его облегчению, линзы доспехов судьбы Робаута Жиллимана, безошибочно узнаваемые по их размеру и высоте.

– Люмен, – приказал Жиллиман.

Единственная лампа под потолком выплюнула искры, а затем медленно включилась.

Библиарии космических десантников стояли на страже, держа оружие наготове. Нимбы психической энергии вернулись, заиграв вокруг голов всех псайкеров. Натасе стоял в дальнем конце камеры, его украшенный шлем был сброшен. Его лицо было бледнее алебастра, чёрные глаза – казались маленькими щёлочками. Он тихо дрожал, и на взгляд Феликса был больше поражён силой меча Бессмертного Императора, чем появлением демона.

От Ремо остался только обугленный труп, его конечности сжались из-за свёрнутых огнём сухожилий, зубы белели в кричащем рту. Град подошёл к мертвецу и посмотрел, его линзы злобно сверкнули синим светом. Именно он заговорил первым, и он обратился к Жиллиману.

– Вы лорд Империума, имперский регент, лорд-командующий, последний верный сын Самого Императора, мой господин и мой генерал, – произнёс Град. – Но я никогда больше не сделаю для вас ничего подобного. Запомните мои слова хорошо, примарх, вы ступили в опасные воды с тем, что здесь произошло.

Позже Феликс узнал, что в тот день всё братство Града покинуло флот-примус, независимо от того, где находились его боевые группы, и какое-то время они не будут служить на стороне Жиллимана.

Жиллиман смотрел, как уходит Град. Меч Императора висел в ножнах на боку, словно и не покидал их.

– Действительно, опасный путь и тяжёлая цена. Этот человек отдал свою жизнь и душу, чтобы донести до нас эту информацию, – сказал Жиллиман. – Но теперь я знаю, что нужно сделать, чтобы убрать Мортариона из Ультрамара.
== Третья глава ==

'''ВЕЛИКОЕ ИЗМЕНЕНИЕ'''

– Когда-то здесь были города, – сказала Черала. Она закашляла и сплюнула мокроту. Её бедро снова болело, а нога волочилась. Ещё один сомнительный подарок от весёлого Дедушки.

– Заткнись, Черала. Их никогда не было. – У Одифа был гудящий голос, наследие ушных червей, которые забрались ему в голову, когда он был ребёнком. Он по-прежнему слышал их тихие трели и поэтому всегда очень громко говорил.

Черала съёжилась. Крик Одифа поднял с холмов тучи желчных мух. Гигантские грибы задрожали и повернулись, хлюпая на стеблях, чтобы посмотреть, как они проходят мимо.

– Были! Дедуля рассказывал, – сказала Черала. Она откинула сальные волосы со здорового глаза. Другой был наполовину закрыт пульсировавшими наростами. Ведьмаки в деревне говорили, что опухоли могут пройти, а могут и не пройти; всё зависело от того, как усердно она молилась своему другому дедушке, толстяку, весёлому лорду, Нурглу-в-тумане. – Прямо здесь, в Вонючем лесу, был город.

– Чепуха! – прогремел Одиф. – На Ноксии нет городов. Вообще. – Они оба имели лишь смутное представление о том, что такое город, но знали, что в нём много людей. – Глупо жить в такой тесноте. Самый быстрый способ распространения оспы.

Оспа: они использовали это слово для всего, независимо от недуга, болезни или недомогания, хотя, когда дело доходило до правильного описания, если это требовалось, у них было множество слов, по одному для каждого из подарков Дедушки.

– Это правда, – сказала Черала. Несогласие Одифа разозлило её, и в кои-то веки она дала отпор. Она указала на высокие жабьи деревья, на каждом из которых росли тысячи пятнистых шапок слизи. – Это были здания, огромные, как небо, а это... – Она указала на хлюпающие мхи, по которым они шли. – Это были дороги, прочные.

– Во-первых, это мох. Во-вторых, дороги – это слякоть и грязь, – сказал Одиф. – Это лес, и он всегда был лесом. Деревья, слизь и мухи. Никаких зданий, ничего ''прочного''.

– Да ну? – тихо проворчала Черала, но Одиф, вот неожиданность, прекрасно её расслышал.

– Ну да, – сказал Одиф.

Они подошли к краю земель сбора. Под обилием лиан и деревьев можно было различить квадратные, правильные продолговатые силуэты, сложенные в высоту по пять штук. Их ржавые двери были полуоткрыты, показывая зловонную тьму внутри. Издалека они выглядели как глыбы, и маленький ребёнок мог бы принять их за таковые, но Черале было двенадцать лет, она прожила уже полжизни, и она была мудра, как и все. Блоки были металлическими, по большей части прогнившими насквозь и порой наполовину погрузившимися в болото, но когда её дедуля – её человеческий дедушка – рассказал историю города, она поверила, потому что видела ящики.

– Тогда что это? – спросила она.

– Божьи ящики, – воскликнул Одиф. – Подарки из кладовых Дедушки в его Чёрном поместье. Далеко, далеко в саду.

Одиф обернулся и посмотрел на неё. Его лицо настолько распухло от зоба, что растянулось, а челюсти свисали на грудь. Его потрёпанная одежда была в пятнах от пота. Он выглядел лет на пятьдесят, хотя был ровесником Чералы.

– Так рассказывают говорящие с богом. Они говорят, – проревел он, – что если ты будешь продолжать идти всё дальше и дальше по Вонючему лесу, то выйдешь с другой стороны, и окажешься в самом великолепном из мест, в саду Нургла! Как это прекрасно, когда тебя пожирает гниль, но ты этого не чувствуешь. – В животе у него заурчало, и он шумно выпустил газы.

Они шли между божьими ящиками. Так близко к деревне их обчистили ещё поколение назад. Дедуля Чералы говорил, что с тех пор, как появился лес, прошло сто лет, и он был прав. И одновременно он ошибался, потому что за пределами трёх систем звёзд Бедствия прошло всего двенадцать лет. Просто в империи смертных Мортариона время болело не меньше, чем плоть.

– Нет, – сказала она. – Нет! Это... – Она подыскивала незнакомые слова. Мягкое нёбо дедули пострадало из-за гнили во рту, и он говорил не так хорошо. – Рузовые тейнеры, – сказала она. – Это был... ''порт''. Он сказал, что эти ящики пришли из других мест, полные всего хорошего, что мы берём из них сейчас, в большом Периуме, до того, как мы встретили весёлого Дедушку и когда поклонялись другому богу.

Теперь она сама говорила громко, раздражённая. Её богохульство вырвалось так же легко, как отрыжка, и оказалось не менее едким. Визг насекомых на деревьях стих. Паршивые птицы перестали каркать. Они осуждающе наблюдали за ней.

Одиф, казалось, ничего не заметил, но хлопнул себя по шее, прибив кровопийцу. Он стряхнул слизь с руки.

– Твой дедуля так сказал? – Он захохотал. – Слова твоего дедули не ценнее навоза. Он самый старый человек в деревне, и голова у него такая же мягкая, как и рот.

Звериные звуки леса вернулись, снова переживая свои безумные циклы жизни и смерти. Черала продолжала держать больной язык за зубами. Она не хотела обижать весёлого Дедушку рассказами своего дедули, плохие вещи случались с теми, кто так делал, но она знала, что они были правдой. Он сказал, что его прапрадедушка работал здесь, и он не имел в виду, что тот рылся под гнилыми стволами в поисках пищи.

Корни деревьев в этой части леса были толстыми, побеги росли на фут в день, прежде чем превратиться в чёрную труху, а затем снова, так что предательская паутина коряг заменила мох. Они отправились к нагромождению рузовых тейнеров, или божьих ящиков, если вы придерживались мнения Одифа. Те образовали зелёные каньоны, увенчанные деревьями и свисавшими бородами лишайника. Иногда животные бежали впереди них, все они были благословенны, и ни одного – и Черала содрогнулась при этой мысли – ''здорового''. Таковы были подарки весёлого Дедушки.

Они ударили по нескольким тейнерам, которые гудели, как пустые черепа, если бока не рассыпались. Все они были пустыми, их содержимое давно исчезло или сгнило в кашу. Многие стали логовищами кишащих форм жизни Ноксии. Когда они открывали двери, шипящие крысы выскакивали из своих гнёзд, или рои мерзких жуков пролетали мимо на мерцавших крыльях, пугая Чералу и заставляя Одифа громко смеяться, словно один из храмовых колоколов.

Лес поредел. “Порт, должно быть, был таким же большим, как весь мир”, – подумала Черала. Жабьи деревья и их толпы слизистых крон отступили. Божьи ящики тянулись вдаль, тысячи и тысячи. Возможно, миллионы. Далеко на севере они громоздились друг в друга, и там по-настоящему начинались болота, но здесь, всё ещё у края, под зелёными и чёрными ковриками сохранялись намёки на упорядоченность.

Сколько бы ящиков ни было, Черала и Одиф ничего не нашли. Каждый удар отзывался гулким эхом. Каждая дверь открывалась в пустоту. Они съели по паре крыс, сырых и мокрых, и потому не убили никаких подарков, которые весёлый Дедушка мог спрятать внутри, чтобы помучить их.

Открылся полог леса. Деревья на божьих ящиках поредели. Вскоре они увидели сами ящики, теперь уже как следует, блестящие от ржавчины, но определённо ''сделанные''. Черала провела пальцами по выцветшим буквам и обнаружила на одном из них отлитые из металла черепа.

– Смотри! – сказал Одиф. – Это символ весёлого Дедушки, череп Нургла. Он дал нам это, а не какой-то Периум, – усмехнулся он.

– Скорее поправляйся, – огрызнулась она и вскарабкалась на бок одного из божьих ящиков, используя виноградные лозы, чтобы забраться наверх. Она стояла и смотрела на холмистые горизонты, на беспорядок организации и хаоса в пейзаже.

Небеса Ноксии пульсировали цветом, мертвенно-бледным, словно исчезающий синяк, смесью зелёного и жёлтого, фиолетового и коричневого. Это было прекрасно, и она некоторое время смотрела, как кружатся облака, забыв о боли. Пелена дождя притянула её взгляд вниз, а затем луч света проник внутрь и осветил что-то, что заставило её вскрикнуть от восторга.

– А что насчёт этого? – сказала она, указывая рукой.

Одиф поднял взгляд с земли, где ковырялся палкой.

– Что? – Он ничего не видел. Немного дальше по линии ящиков один из них упал со штабеля и заслонил ему обзор.

– Вон там. – Она заковыляла так быстро, как только позволяло ей не сгибавшееся бедро, вдоль длинного квадратного гребня из божьих ящиков. Одиф последовал за ней по дороге между ящиками, и теперь она могла видеть, что это была ''именно'' дорога, потому что встречались участки мокрого плоского камня с вделанными в него маленькими металлическими шипами и забитыми листьями решётками.

На этой дороге было то, что она увидела. Одиф перелез через упавший божий ящик, загораживавший это от посторонних глаз, и она прохрипела торжествующий смешок.

– Посмотри туда! Это должно быть что-то!

– Это ничего, – сказал Одиф, приближаясь к окутанному растениями силуэту, на который она указывала.

– Врун! Ты всё видишь! Это машина! Машина! Это не из леса! Город. Здесь. Ха! – Она спустилась с гребня и стянула мох и гниющую ткань, обнажив тяжёлую, жестокую на вид штуковину, квадратную во всех изгибах и выпуклостях джунглей, с клеткой наверху, в которой мог сидеть человек, и длинной рукой с зубцами для поднятия тяжёлых предметов. “''Как тейнеры''”, – подумала она.

Одиф приподнял пучки мёртвой растительности и пренебрежительно фыркнул. Металл был ржавым, тонким, как бумага. Хлопья краски осыпались, словно струпья.

– Что-то от людей Дедушки. Гвардия Смерти. У них есть танки и всё такое.

– Ты когда-нибудь видел хоть одного? – воскликнула Черала. – Они бы никогда туда не поместились! Это для нормального человека, как мой дедуля.

– Здоровья твоему дедуле, – мрачно сказал Одиф, отходя от машины. – Сюда, болтушка, эти божьи ящики выглядят нетронутыми.

– Рузовые тейнеры, – не унималась Черала и показала язык.

Конечно же, Одиф оказался прав. Ящики были набиты до отказа. Содержимое некоторых сгнило до бесполезности, твёрдые куски отслаивающейся древесной массы, которые могли быть коробками, вещи внутри таинственных свёртков. Но в других крошащийся пластек и прочные металлы защитили содержимое, и когда Одиф открыл божий ящик парой ударов по замку, и оттуда посыпалась лавина металла, он захрипел от радости.

– Хорошая сталь! – сказал он, поднимая тяжёлый винт. – Хорошее железо!

Это были детали каких-то машин, когда-то защищённые заполненными маслом полиэтиленовыми мешками. Мешки исчезли, масла высохли до липкой смолы, но сам металл почти не пострадал. Одиф поднял один кусок, потом другой, и уронил их, когда заметил что-то получше. Он вошёл внутрь, вытащил содержимое, и ещё больше посыпалось изнутри.

– Богатство! – сказал он. – Такое богатство! Эй, Черала, эй! Сколько мечей можно сделать из этого? Сколько плугов для грязи?
Черала не слушала. Раздался странный звук, который привлёк её внимание, почти затерявшийся под шумом, когда Одиф пробирался сквозь разбросанный металл: высокий перезвон, чистый, самый чистый звук, который она когда-либо слышала. Он заворожил её, и она направилась к нему.

– Черала! – крикнул Одиф, но она его не слушала, и он, бормоча что-то, вернулся к своему сокровищу.

Она захромала вперёд и не успела опомниться, как оказалась в полумиле от своего друга. Шум стал скорее не громче, а отчётливее, звонкой мелодией перезвона, которая не была совсем музыкой – она была слишком случайной для этого, – но всё же ''почти'' была.

Потом она увидела огни.

Ряды божьих ящиков, или тейнеров, или кем бы они ни были на самом деле, закончились. Впереди открылось широкое пространство, обозначенное кругами, поднятыми над землёй на металлических столбах. Яркое розово-голубое свечение мерцало и вращалось над одним из них, и ей показалось, что она видит двигавшихся в небе танцоров. Увитые лозами ступени вели к кругу, и, не раздумывая, она поднялась по ним, очарованная светом и музыкой.

Когда она добралась до вершины, то обнаружила, что круг покрыт переплетёнными лианами, всё усеяно какими-то узлами и грибами. Они казались апатичными в своём росте, толстыми и вялыми. Они наполовину поглотили другую машину, ожидавшую там, большую штуку, похожую на жирную птицу с разбитыми окнами спереди. Источник света и шума исходил из-за неё.

– Космический кабль, – сказала она, узнав это из другой дедулиной истории о летательном аппарате, который спустил с неба божьи ящики. Она обошла его и ахнула.

В центре круга всё превратилось в чистый кристалл: корни, растения, металл и всё остальное. Отсюда и исходило сияние. Кристалл разрастался во все стороны, очень медленно, но с каждым дюймом, который он набирал, всё больше его окружение превращалось в такую же прозрачную стеклянную субстанцию. Воздух был сухим, и дул прохладный ветер, принося с собой ароматы, которые Черала могла описать только словом “чистый”. Наблюдая за происходящим, она заметила, что колокольчики звучали, когда корень или поганка трансформировались, кристалл двигался или сжимался и воспроизводил мелодичные звуки. Свет становился ярче, переходя от золотого к зелёному и обратно к розовому. Она вскрикнула от восторга. Она никогда не видела такой красоты. Её поразила мысль, пришедшая откуда-то извне. Та говорила с ней и объясняла, что до сих пор она действительно не знала, что такое красота, думая, что уродство и болезнь – самые прекрасные вещи, когда сейчас перед ней открылась истинная красота, чистая, прекрасная и постоянно меняющаяся.

Огни стали ярче, плотными и медленными, сливаясь в сияющих птиц, которые вырвались из света и полетели во все стороны. У них было сиявшее оперение, и они были свободны от всех болезней. Их голоса создавали прекраснейшую музыку, которая сливалась с перезвоном кристаллов. Светившиеся шары вырвались из сияния и заплясали вокруг, роняя золотые капли. Там, где они падали на землю, появлялись и росли новые кристаллы, в то время как музыка звучала всё громче, а свет сиял всё ярче, достигая болезненных облаков и наполняя их новым великолепием.

На мгновение она почувствовала себя счастливой. Только на мгновение.

Свет запульсировал. Внутри двигалась какая-то фигура. У неё были руки и ноги, как у человека, но вместо головы была ухмылявшаяся луна, такая ярко-жёлтая, что она не могла на неё смотреть. Существо вышло из света и начало прыгать, размахивая хрустальным посохом, с которого свисало ещё больше кристаллов. Бормоча что-то на каком-то непонятном языке, оно выпустило разряды шипящей магии, которые ударили по земле повсюду, в том числе и в космический кабль, превратив его металлическую шкуру и душившие его загубленные растения в одну гигантскую сверкающую скульптуру. Ей не понравился ни незнакомец, ни его посох, но она обнаружила, что не может уйти, застыв на месте от его прыжков.
Свет стал резким. Существо заметило её, и его ухмылка стала ещё шире. Оно не сказало ни слова, но опустило посох. Тот вспыхнул.

Она едва почувствовала, как магия коснулась её. Затем она попыталась пошевелиться, но не смогла, а когда посмотрела вниз, то увидела, что её ноги превратились в кристалл, который полз вверх с чувством невыносимой тесноты. Её новая стеклянная кожа вибрировала от энергии перемен.

Из света появились стаи кричащих существ, которые медленно размахивали крыльями, и они были не так красивы. Покачивавшиеся сферы коснулись платформ и земли за ними, а затем взорвались с приглушёнными вздохами, и из них появились долговязые твари ярко-розового цвета, которые с хихиканьем запрыгали на деревья. Они шумели и кричали, бросая разноцветные огни с ладоней и поджигая мокрые деревья.

Последним, что она видела, стал отвратительный гигант: покрытый струпьями, пахнущий пылью и с птичьей головой длиной с человеческое тело. Он вынырнул из света и расправил крылья, усеянные безумно вращавшимися глазами.

Кристалл закрыл её лицо, затем макушку, и всё же она по-прежнему могла видеть.

Её душа кричала об освобождении из этой тюрьмы. Когда её разум погрузился во фрактальное безумие, быстрые демонические звери галопом понеслись из растущего разлома. К тому времени Одиф увидел, что происходит на старых посадочных площадках, и попытался убежать, в ужасе разбрасывая свои находки. Он не сумел уйти далеко, был разорван на куски и джунгли выпили его жидкую кровь. Хрустальные наросты росли всё быстрее и быстрее, и ещё больше демонов Тзинча хлынули на Ноксию.

Боги сражались.

Война в Разломе началась.
== Четвёртая глава ==

'''ПЕРВЫЙ В МИЛОСТИ НУРГЛА'''

В горариуме Мортариона все часы остановились. Демонический примарх Гвардии Смерти был окутан чёрными нитями, которые проникали сквозь его кожу и глаза. Благодаря тёмному чуду Mycota Profundis, он общался со своим отдалившимся генетическим сыном, Тифом, и примарху не нравилось то, что он услышал.

– Я не могу прийти на Иакс, Мортарион, у меня есть приказы от высшей силы, – говорил Тиф. – Первая, Третья и Четвертая чумные роты со мной. Мы возвращаемся в звёзды Бедствия.

Замогильный голос Тифа исходил из идеального воссоздания его плеч и головы, живого бюста, представленного в поперечном сечении, словно анатомический образец вивисекции. Трубки и органы двигались под слоями костей, жира и брони. Рана, нанесённая Тифу братьями-ведьмами Императора, по-прежнему беспокоила его, спустя месяцы после битвы за Галатан. В его теле появились новые почерневшие участки, которые даже регенеративные способности Нургла пока никак не могли заменить. Клинок капитана Града глубоко вонзился в него. Постоянное гудение роя разрушения, который использовал его тело в качестве носителя, стало приглушенным.

– '''''Ты ранен. В тебе говорит страх''''', – произнёс Мортарион. Удовольствие, которое испытывал примарх от неудачи сына, передалось между ними вместе с его словами, и Тиф вскинул голову.

– Страх не имеет ничего общего с этим, мой генетический отец, – ответил Тиф. – Я – смертный герольд Нургла. Наш бог повелел мне вернуться. Я должен идти, и ты тоже должен. В этот самый момент твои материальные активы подвергаются нападению. Великая война между богами началась.

– '''''Нет!''''' – сказал Мортарион. – '''''Я не откажусь от своей кампании. Мы уже близко. Жиллиман умрёт от моей руки, и его королевство станет нашим. Не три мира, посвящённые порчи, а сотни! Миллиарды душ созрели для сбора урожая. Скоро придёт мой брат. Ловушка расставлена. Я поймаю его'''''.

– Послушай меня, Мортарион, – терпеливо сказал Тиф, ещё больше разозлив примарха. – Ты должен прислушаться к новостям. Я пришёл к тебе не как твой сын или твой первый капитан, а как герольд Дедушки Нургла. Ты должен вернуться. Это не просьба. Ему нет дела до твоей вражды с братом. Перемены нарушают цикл смерти и возрождения. Это настоящая война. Отложи в сторону своё мелкое соперничество, тебе повелел это сделать твой бог.

– '''''Как ты смеешь''''', – сказал Мортарион. – '''''Как ты смеешь так обращаться со мной, словно я ребёнок, которого нужно отругать'''''.

– Я исполняю свою роль, как повелел наш бог, – сказал Тиф. – С твоей стороны было бы мудро исполнять роль его чемпиона.

– '''''И где же эта воля, Тиф?''''' – Выражение лица Мортариона исказилось так сильно, что чёрное кружево мицелии сломалось и снова сформировалось на его лице. – '''''Нургл лично покинул свой тёмный дом, чтобы рассказать тебе? Я ничего не слышал ни от стража поместья, ни от нечистого, ни от любого другого из его князей, значит он ничего не велит мне. Я отказываюсь в очередной раз поддаваться твоим манипуляциям'''''.

– Он по-своему сообщает мне свою волю, отец, – сказал Тиф. – Есть предзнаменования, есть побуждения. Мне были ниспосланы видения, мне были даны знамения.

– '''''Даже не посещение?''''' – усмехнулся Мортарион. – '''''В таком случае я должен немедленно отказаться от своей победы''''', – саркастически добавил он.

– Не было бы необходимости в герольде, милорд, если ты прислушался бы к варпу, то тоже услышал бы, – спокойно сказал Тиф. – Я поднимаюсь в его милости. Воля верна и обязательная. Уходи сейчас же.

– '''''Я и так достаточно занят здесь''''', – огрызнулся Мортарион. – '''''Пошёл вон. Я сын его самого могущественного врага и один из его главных слуг. Если он хочет повелевать мной, то может сделать это лично'''''. 

– Отец, ты сам это сказал, ты – слуга. Не забывай об этом. Ты примарх, но служишь богу. Я предупреждаю тебя. Существует иерархия. Дедушка не является лично. Он – это всё. Он повсюду. Он поймёт, что ты бросаешь ему вызов. Это самая чёткая команда, которую ты получишь. Рассматривай мои слова как предупреждение.

– '''''Я не подчиняюсь твоим приказам, первый капитан'''''. – Мортарион взмахнул крыльями, разнося вокруг зловонные испарения горариума. – '''''Ты всем обязан мне'''''.

– Ты всё перевернул с ног на голову, милорд. Это я привёл тебя к твоему нынешнему положению. Ещё раз повторяю, я выполняю свои обязанности посланника в твоих интересах.

– '''''Ты – змей, Тиф. Ты всегда был им. Ты всегда будешь'''''.

– Да будет так, – сказал Тиф. – Ты переоцениваешь свою ценность. Твоё высокомерие ослепляет тебя. Ты бросил вызов воле Нургла, чтобы развязать эту войну, и ты снова бросаешь ей вызов, чтобы остаться. Нургл – снисходительный дедушка. Он наслаждается делами своих детей, какими бы своенравными те ни были, но у него есть пределы. Ты быстро приближаешься к ним. Если ты нарушишь их, будет только один исход, Мортарион. Дедушка будет недоволен. Самая сильная ярость исходит от самых добродушных. Не заставляй его…

Мортарион издал яростное шипение. Из респиратора на его лице повалил зелёный и фиолетовый дым. Он взмахнул Тишиной, своей огромной косой, разрезая стебель гриба, на котором был воссоздан Тиф. Тиф зарычал, когда фантомная боль потянулась к нему через варп, и изображение рухнуло, уже растворяясь. Он ударился о землю в брызгах чёрной материи и исчез.

Споры мицелия, из которых состояла Mycota Profundis, сморщились. Мортарион вырвался из их объятий прежде, чем они полностью разложились, заставив питаемый варпом гриб заговорить человеческим голосом.

– '''''Я – Мортарион, лорд Гвардии Смерти! Несущий чуму, могущественный, неукротимый''''', – сказал он. В стеклянной тюрьме на больших центральных часах душа его приёмного отца-ксеноса в ужасе заметалась по кругу. – '''''Никто не повелевает мной!'''''

Гнев Мортариона проявился как взрыв психической энергии, которая вырвалась из него и прошла через тысячи часов. Как только он коснулся их, они пришли в движение и начался перезвон. Разбитое время гремело вокруг горариума.

– '''''Никто''''', – повторил он. – '''''Ты слышишь меня? Никто!'''''



Непокорность Мортариона не осталась незамеченной.

В доме, огромном, как вечность, в саду отвратительной плодородности, что-то чудовищное зашевелилось. Глаз, способный охватить целую вселенную, неподвижно закатился в глазнице, и его взгляд упал на Ультрамар.



Ку’Гат помешивал в котле, когда началась буря. Он посмотрел на небо, где пурпурно-зелёные облака заслоняли солнце. В них играли молнии болезненного цвета, а когда они вспыхивали, то издавали звук, похожий на треск ломающихся гнилых веток.

– '''''Дождь собирается''''', – печально сказал он. Он не любил дождь. Тот напоминал ему о его сопернике, Гнилиусе. Он повернулся, чтобы сказать это Септику, но его помощник исчез, убитый Робаутом Жиллиманом. Не просто изгнание, а истинная смерть, его существование выжгли из реальности. Демоны находились вне времени, и настанет день, когда они снова встретятся. Однако эти мгновения уже прошли, и, хотя они будут свежи для Ку’Гата, больше ничего не произойдёт. Септик был мёртв.

Всем было грустно. Нурглинги, подкармливавшие пламя влажными дровами, угрюмо выполняли свою работу. Они не пели и не кричали. Их молчание вполне устроило бы Ку’Гата, если бы не напоминало ему о его потере. Чумоносцы очень сдержанно выкрикивали свои подсчёты. После эпох исключительных страданий у Ку’Гата, наконец, появились спутники, которые чувствовали то же самое, и ему это ни капельки не нравилось.

– '''''Я даже скучаю по его дудкам''''', – простонал повелитель чумы. Медленная, жирная, сальная слеза скатилась по его щеке. Его свободный глаз последовал за ней и исчез с хлопком в котле.

– '''''Чтоб вас всех''''', – пробормотал он. Над головой прогремел гром. Он снова посмотрел вверх. – '''''А теперь пойдёт дождь и разбавит мои зелья! О, беспокойство, беспокойство!'''''

Он опустил руку в жидкость, ища свой глаз.

Котёл Нургла был полон до краёв, зелье внутри было ярко-зелёного цвета. Его сияние осветило гниющее лицо Ку’Гата. Молния дразнила озорным сиянием, сделав Ку’Гата на мгновение похожим на статую, отлитую в чёрно-белых тонах.

Ку’Гат пошарил вокруг, просовывая руку всё глубже и глубже. Смесь была мощной, даже опасной, и содрала его неземную плоть с руки, когда он крутил её круг за кругом. Но он напрягся, черпая немного больше энергии из варпа, переделывая свою плоть так же быстро, как она таяла. Он наслаждался болью. Она жгла и щекотала самым изумительным образом.

– '''''Где он? Где он?''''' – пробормотал он. – '''''Мне нужен глаз, чтобы... что?'''''

Его рука схватила что-то твёрдое, что-то шиповатое. Он потянул. Оно не двигалось.

– '''''Что это?''''' – зарычал он, а затем взревел: – '''''Что это?!'''''

Он потянул и подался назад; его живот ударился о котёл, заставив тот раскачиваться на коротких ножках. Потоки густой слизи перелились через край и нурглинги закричали. Их крошечное паническое бегство не привлекло его внимания, но они сотнями погибли под когтистыми лапами своих собратьев. От огня повалил пар. Запах, который он издавал, был действительно отвратительным, но Ку’Гат был слишком возмущён, чтобы наслаждаться им.

– '''''Что-то в моём рагу! Что-то в моём горшке!''''' – взревел он. – '''''Вон, вон, чужой ингредиент!'''''

Он дёрнул. Что бы это ни было, оно не двигалось. Он дёрнул сильнее, а затем произошло движение. Слишком много движения. Ку’Гат упал. Он отпустил предмет, разбрызгивая эликсир, и опрокинулся назад, окончательно разрушив изрядную часть развалин больницы, и приземлился на свой губчатый зад в поднимающемся облаке пыли, и влажные обломки стали его сиденьем.

Предмет поднялся. Он вынырнул на поверхность и оказался оленьим рогом. За ним последовал грязный капюшон, затем злые глаза, нос и рот, изогнутые вверх в высокомерной улыбке. Бородавчатая рука хлопнула по боку котла и подтянулась, так что из варева показались плечи.

Из ядов, которые так тщательно состряпал Ку’Гат, вырос ещё один великий нечистый, и этого товарища Ку’Гат знал слишком хорошо.

– '''''Гнилиус Дождевой Отец, второй в милости Нургла''''', – ахнул он.

Гнилиус поднялся из глубин, выплёскивая драгоценную жидкость мутными волнами.

– '''''Нет! Нет! Стой!''''' – закричал Ку’Гат. Он заставил себя подняться на ноги, спотыкаясь о собственные обвисшие складки жира, когда мчался обратно к своей смеси. Его когти рвали его собственные внутренности, но он был слишком зол, чтобы заметить это. – '''''Дедушка одолжил мне этот котёл! Я им пользуюсь, а не ты!'''''

Гнилиус закашлялся, и драгоценный эликсир Ку’Гата вылился у него изо рта. Он попытался заговорить, но булькнул, затем откашлялся и выплюнул ком личинок и слизи, прочищая горло.

Дождь лил всё сильнее и сильнее.

Он кашлял снова и снова, извергая смесь. Наконец прогорклое содержимое его рта оказалось в рагу, и он улыбнулся ещё шире, а затем заговорил.

– '''''Какая приятная встреча, мой гнойный родич'''''. – Он протянул руку. На ладони сверкал блестящий вращавшийся шар. – '''''Ты уронил глаз'''''.

Ку’Гат выхватил глаз и вернул его на место:

– '''''Ничего приятного в этой встрече нет. А теперь вылезай из моего котла'''''.

– '''''Ах, ах, ах!''''' – предостерёг Гнилиус. – '''''Не твоего котла, гниющий братец, а Дедушкиного котла'''''.

– '''''Он дал мне его в пользование!''''' – огрызнулся Ку’Гат.

– '''''Ну, он позволил мне появиться из него. Что ты на это скажешь?''''' – ухмыльнулся Гнилиус, затем опустил палец в смесь и начисто её высосал. – '''''Очень отвратительно, очень заразно. Что это такое?'''''

– '''''Не твоё дело, грязная лужа''''', – прорычал Ку’Гат.

– '''''Это и есть болезнь, не так ли? Вот чем ты и приёмный сын намерены убить Жиллимана'''''. – Он попробовал ещё раз. – '''''Остренькая''''', – добавил он.

У Ку’Гата мозги вскипели до такой степени, что из ушей и рта повалил пар:

– '''''Убирайся оттуда! Ты её испортишь!'''''

– '''''Сделаю лучше, ты хотел сказать''''', – ответил Гнилиус. Он откинулся в котле и вздохнул. – '''''Отдам тебе должное, она действительно бодрит'''''.

– '''''Бодрит?''''' – произнёс Ку’Гат. Он взял свой черпак и крепко сжал его, словно это была алебарда или копье, а не алхимический инструмент. – '''''Сядь в неё и умри. Выпей её и умри. Это самая сильная болезнь, которую когда-либо придумали!'''''

– '''''В самом деле?''''' – Гнилиус набрал полный рот этой дряни и выплюнул её высоко вверх маленьким зелёным фонтаном. Личинки, которые постоянно падали у него изо рта, плескались высоко в струйках.

– '''''Это – Божья болезнь. Она убьёт примарха. Она убила бы любого из маленьких игрушечных человечков Анафемы. Был один, враг всех, кто мечтал о подобном, давным-давно. Я закончу то, что у него не хватило ума выпустить на волю. Моя лучше. Изящнее. И лучше всего то, что именно я выпущу её'''''.

– '''''Прелестно''''', – сказал Гнилиус. – '''''Она убьёт Мортариона?'''''

– '''''Да, она убьёт Мортариона. Она убьёт его насмерть!''''' – возмущённо воскликнул Ку’Гат. – '''''Эта болезнь разлагает тело и душу, внутри и снаружи! Ничто не имунно к ней. Ты умрёшь! Не просто короткой смертью изгнания, но настоящей смертью! Твоя сущность будет разъедена, твоя эссенция станет праздником душевных бацилл. Ты накормишь следующее поколение духовной оспы и станешь самим изобилием. Но Гнилиуса Дождливого Отца больше не будет''''', – злорадствовал Ку’Гат. – '''''Мёртв!''''' – добавил он для пущей убедительности.

– '''''Ах, мёртв. Но умру ли я? Правда?''''' – спросил Гнилиус. Он свесил дряблые руки по бокам котла, как будто находился в освежающей ванне. Его кожа зашипела на горячем железе, но это, похоже, не доставляло ему особых неудобств, и окаймлявшие левую руку щупальца двигались с ленивым удовольствием, а рот на запястье над ними лакал зелье. – '''''Дело в том, Ку’Гат, старый приятель...''''' – Теперь он ухмыльнулся, широко, жёлто и ужасно. – '''''Я ведь очень даже живой, не так ли? На самом деле, я чувствую себя посвежевшим!'''''

Ку’Гат несколько стушевался и беспокойно сжал черпак.

– '''''Она ещё не закончена''''', – сказал он. – '''''Но она…'''''

– '''''Да, да, да''''', – перебил Гнилиус. – '''''Я уверен, что она сделает всё это. Она убьёт примарха, она убьёт меня, но прямо сейчас, ну что же'''''. – Он пошлёпал рукой. – '''''Прямо сейчас этого не будет, не так ли? Прямо сейчас я сижу в ней, и я по-прежнему жив, не так ли?'''''

– '''''Но…'''''

– '''''Вот почему я здесь'''''. – Он ухмыльнулся. – '''''У тебя заканчивается время. Изменяющийся сделал свой ход на территории Дедушки. На клумбах будут драки. Война в оранжереях проклятых. Это начинается прямо сейчас, в звёздах Бедствия'''''.

Ку’Гат был совершенно сбит с толку:

– '''''Но договоры! Зачем…'''''

Гнилиус откинул голову на железный край котла:

– '''''Ку’Гат, позволь мне быть с тобой откровенным. Я понимаю, почему Дедушка Нургл любит тебя больше всех нас, остальных. Ты очень очаровательный в своём ворчании. Ты ему нравишься. Ты мне нравишься! Возможно, ты этого не знаешь, потому что ты – старый зануда и, вероятно, думаешь, что все тебя ненавидят, потому что ты ужасно эгоцентричен. “Все всё время думают обо мне, все меня ненавидят”'''''. – Гнилиус передразнил голос Ку’Гата и театрально закатил глаза. – '''''Но это никого не волнует. Они не думают о тебе, а когда думают, ты им нравишься'''''. – Он хлопнул себя по груди мокрой рукой величиной с человека. – '''''Однако ты немного наивен. Война богов никогда не заканчивается. Договоры, заключённые между братьями, непостоянны, они никогда не будут выполняться. Я уверен, что впереди нас ждёт ещё одно соглашение, но сейчас у нас новая война. Ты знаешь это, я знаю это'''''. – Он ухмыльнулся. – '''''Мы все это знаем! Они двигаются. Легионы Кхорна и Тзинча объединились. Они завидуют достижениям Дедушки и работают над тем, чтобы отобрать у нас звёзды Бедствия. Лично я виню Мортариона. Неправильно позволять смертным играть в великую игру, даже таким, как он'''''.

– '''''Что?'''''

– '''''Ты слышал''''', – ответил Гнилиус. – '''''На твоём месте я бы немного изменил приоритеты. Дедушка не будет доброжелательно смотреть на тех, кто не готов ответить на его зов. Ты знаешь, таких демонов, которые, так сказать, занимаются своими делами. Такими вещами, как это'''''. – Он многозначительно посмотрел в свою ванну. Затем слегка скосил глаза. Кишечные газы запузырились из него, лопаясь большими коричневыми пузырями на поверхности. – '''''А, так-то лучше'''''.

– '''''Ты хочешь сказать... ты хочешь сказать, что я должен уйти?''''' – спросил Ку’Гат.

Гнилиус зачерпнул пригоршню жидкости, вылил её на свои щупальца и пожал плечами.

– '''''Но, но это катастрофа!''''' – воскликнул Ку’Гат. – '''''Моя чума почти готова! Я... я... я создал нечто особенное, нечто восхитительное, что убьёт сына Анафемы, дух и тело. Она так же хороша, как чума, которая создала меня. Даже лучше!'''''

– '''''Ах, это никого не волнует''''', – сказал Гнилиус и окунул пальцы в ванну. – '''''Сын Анафемы''''', – усмехнулся он. – '''''О, пожалуйста, заткнись. Кто он такой? Один человек? Один фальшивый полубог? Это игра настоящих богов! Эта реальность обречена, Ку’Гат. Со смертными здесь покончено. В конце концов, они всегда проигрывают, а эта кучка уже проиграла, они просто ещё не видят этого. Боги сражаются за добычу, прежде чем начнётся следующее разложение. Новые царства ждут'''''. – Он хитро посмотрел на Ку’Гата. – '''''Конечно, это делает даже тебя счастливым, несчастный?'''''

Ку’Гат выпятил обвисшую грудь:

– '''''Я работаю во имя целей Дедушки. Весь наш план здесь состоит в том, чтобы принести эти отвратительно чистые миры в сад и возделывать их как новые грядки гнили и славы. Я…'''''

Гнилиус снова перебил его:

– '''''Не лги себе, ты следуешь плану Мортариона, потому что хочешь, чтобы Дедушка простил тебя за то, как ты родился. На самом деле ты просто позволил втянуть себя в одержимость смертным'''''.

– '''''Он демон!'''''

– '''''Пфф''''', – пренебрежительно сказал Гнилиус. – '''''Только наполовину. Ты упускаешь из виду общую картину. Ты должен быть осторожен. Все чумы нарастают и ослабевают, Ку’Гат Чумной Отец. Может быть, твоё время подходит к концу, а моё начинается? Я чувствую себя очень заразным'''''.

Ку’Гат нахмурился:

– '''''Если ты такой могущественный, почему не предоставишь нам свою силу здесь?'''''

Гнилиус осмотрел свои ногти, хмуро изучил их, вытащил один, сунул его в рот и захрустел:

– '''''Я мог бы, я мог бы. Но я занят в других мирах, на других уровнях, в других местах. По отдельности, на самом деле. У меня нет ничего, что я мог бы выделить для этого конфликта. Кроме того, с чего бы мне хотеть украсть твой гром?'''''

– '''''Тогда зачем ты здесь, если ты так занят, дорогой Гнилиус?''''' – сказал Ку’Гат с широкой и неискренней улыбкой. – '''''Лучше бы тебе уйти и не утруждать себя нашей маленькой войной'''''.

– '''''О, в этом нет ничего трудного!''''' – сказал Гнилиус. – '''''Я всегда рад выкроить время для первого в милости Нургла. Хотя тебе лучше работать усерднее, если ты хочешь сохранить своё положение'''''. – Он предостерегающе погрозил пальцем. – '''''Всё растёт и умирает, Ку’Гат. Репутация тоже, и любовь Дедушки. Я – второй в его милости. Как долго ты ещё будешь оставаться первым? Никогда нельзя знать наперёд, может, я получу повышение'''''.

Небо заурчало, как страдающий диспепсией кишечник. Крупные капли дождя шлёпнулись в котёл.

– '''''Дождь, да?''''' – с усмешкой сказал Гнилиус. – '''''Я думал, что это моя визитная карточка. Воистину говорят, что подражание – самая искренняя форма лести'''''. – Гнилиус посмотрел на вонючую болотистую местность. – '''''Полагаю, я действительно должен чувствовать себя очень польщённым'''''. – Он подмигнул. – '''''До скорой встречи, о Ку’Гат, пока первый в его милости'''''.

С этими словами Гнилиус погрузился под воду. В котле поднялись и лопнули жирные пузыри. Ку’Гат сунул руку в мешанину и огляделся в поисках своего соперника, но Гнилиус уже исчез.

– '''''Лесть''''', – сказал Ку’Гат. – '''''Неужели!''''' – Его настроение ещё больше ухудшилось, когда он на всякий случай лизнул руку и обнаружил, что Гнилиус был прав: оспа была лучше.

Ворча о несправедливостях жизни, Ку’Гат Чумной Отец взял черпак и снова начал помешивать. Сначала его усилия были быстрыми, движимыми раздражением, но когда он разошёлся, он подумал и, подумав, замедлился.

– '''''Хммм''''', – сказал он себе. – '''''Интересно, знает ли Мортарион? Конечно, он должен знать, как же иначе'''''.

Он не хотел говорить с примархом, но они были союзниками, и он понял, что не может поверить, что тот знает.

– '''''О, беспокойство''''', – сказал он и неохотно пощекотал грибковое заражение на бедре, которое вызывало Mycota Profundis.



Некоторое время спустя он посовещался с бывшим смертным, приёмным сыном, проклятым Мортарионом, и обнаружил, что тому всё известно о вторжении, и что ему очень неприятно всё это. Но новость, которую услышал Ку’Гат, сделала всё ещё хуже.

Тиф, свирепый помощник Мортариона, оставил их войну и покидал Ультрамар.
== Пятая глава ==

'''О ПРИРОДЕ БОГОВ'''

– Это было не самым мудрым нашим решением, – сказал Донас Максим.

Жиллиман пристально посмотрел на него.

– Не самым, – сказал примарх. – Но это было необходимо.

– Допрашивать демонов – значит приглашать их. Не важно, что потом вы уничтожили зверя. И клинок, который вы носите, не думайте, что он защитит вас от медленных ядов варпа, милорд. Нас учат этому днём и ночью в библиариуме, в соответствии с текстами, которые вы сами написали. Почему вы попросили нас совершить этот демонологический акт? Мы не колдуны. Вы хотите сделать их из нас?

Они разговаривали в библиотеке Жиллимана, его самом священном святилище. Жиллиман снял доспехи судьбы, хотя это причиняло ему физическую боль. Как и Максим, он был в тунике и брюках. Одежда примарха была ультрамариново-синего цвета по сравнению с лесной зеленью Максима, и, в отличие от богато расшитого одеяния последнего, Жиллиман не носил никаких украшений, кроме пряжки с изображением ультимы, которая застёгивала пояс. Как обычно, он сидел за своим столом и работал, пока говорил.

Максим внимательно наблюдал за примархом. Он чувствовал в нём боль. Не только из-за раны на шее, которая по-прежнему болела, и не из-за пореза, который она оставила в его душе, но и из-за более глубокого увечья, погребённого под прагматизмом и долгом; чувство потери и чувство одиночества, излучаемые так мощно этой сконструированной душой, давили на сознание Максима, словно палец в перчатке, скребущий по стене. Разговор с примархом был таким же утомительным, как любая метафизическая битва.

– Я не сделаю вас колдунами, – ответил Жиллиман. – Я воспользовался возможностью. У нас заканчивается время. Демонхост Тьерена оказался под рукой.

– Целесообразность обрекла на проклятье многих благородных духом, милорд.

– Неужели это прокляло тебя, Донас? Твоё знание эзотерики привело тебя ко мне на службу. Ты близок к тому, чтобы осудить самого себя.

– Мы все прокляты, милорд, – произнёс Максим. – Но если я потеряюсь в варпе, это будет меньшим ударом для Империума, чем в вашем случае. Я призываю вас быть осторожным.

– Как всегда, я ценю твою прямоту, кодиций Максим, – сказал Жиллиман. – Вот почему я держу тебя в Консилии, но дело уже сделано. У меня есть то, что мне нужно. Я не буду снова следовать такому образу действий, если это тебя 
успокоит.

– Немного, – признался Максим. – Я знал других, которые шли на подобный риск. Никто полностью не избежал вреда.

– Ты прав, что беспокоишься. Я потерял не одного брата, который думал, что сможет справиться с такими сущностями. Они не смогли, и я знаю, что не смогу. А теперь я должен поговорить с тобой о других вещах.

– С радостью.

Жиллиман некоторое время молчал:

– Я также должен попросить тебя о максимальной осмотрительности. То, что я собираюсь сказать тебе, будет шокирующим.

– Я заинтригован, потому что меня нелегко шокировать.

– Поверь мне, ты будешь, – сказал примарх. – Есть ещё кое-кто, чьего совета я ищу по этому вопросу. Пожалуйста, присаживайся.

Он указал на стул, сделанный для сверхчеловеческого роста, у стола, который был достаточно низким, чтобы им мог воспользоваться смертный человек. Максим послушался. Жиллиман вызвал киберконструкта и отправил его принести прохладительные напитки, а затем активировал вокс-устройство, вмонтированное в стену рядом с его столом:

– Пришлите нашего гостя.

Вошёл Иллиянне Натасе, одетый в мягкую чёрную мантию с высоким воротом, длинные перчатки и вездесущие талисманы, хотя и на нём не было физической брони. Жиллиман велел ему тоже сесть. В своё время Максим убил нескольких альдарских псайкеров. Хотя ясновидцы были искушены в варпе, им не хватало грубой боевой силы библиария космического десанта.

Заняв предложенное место, Натасе надменно посмотрел на него, давая Максиму понять, что знает, о чём тот думает.

– Милорд примарх, библиарий, – произнёс он. – В какую неразумную опасность я должен быть втянут сегодня?

– Ты высокомерен, ксенос, для одинокого ясновидца, окружённого мощью человечества, – заметил Максим.

– Ты ожидаешь, что я буду твоим другом, убийца моих родичей, или испугаюсь тебя? – сказал Натасе, не желая смотреть на Максима. – Не будет ни первого, ни второго.

– Ты наш союзник, – сказал Жиллиман. – Пожалуйста, Донас, прояви к нему уважение.

– Никакого неуважения не было, – сказал Максим. – Я просто хотел узнать, почему посол считает целесообразным открыто проявлять свою враждебность. Это неразумный поступок со стороны такого мудрого создания.

– Сейчас мы не испытываем недостатка в неразумных поступках, – многозначительно сказал Жиллиман.

Натасе наклонился вперёд и сплёл пальцы, что было совсем не похоже на позу альдари. Он уставился в пол своими чёрными глазами, словно обращаясь к нему с признанием.

– Я скажу тебе, почему. Если бы ты спросил мой народ, они бы сказали, что я был кислым, как молодое вино.

– Это комплимент или оскорбление? – спросил Максим.

– Ни то, ни другое. Оба. Ваш язык невероятно груб. – Натасе жестоко улыбнулся. – Возьмите, например, слово “невероятно”, которое я только что использовал, слово, которое означает не то, что оно означает, когда я его использую, и не как прекрасную метафору, а как грубую гиперболу, чтобы подкрепить очевидное утверждение и придать ему некоторое усиление. Ваша речь безвкусна. Чтобы передать то, что подразумевается под “молодое вино” в вашем языке, потребовались бы десятки ваших слов. Для нас достаточно двух, и оба они полны смысла, который вы не можете понять.

Максим скорчил гримасу притворной обиды:

– Вы вызвали чужака, чтобы прочитать нам лекцию по лингвистике, милорд?

– Ты шутишь, но твоё чувство юмора такое же тупое, как и твой разум, – сказал Натасе. Он вздохнул. Он казался немного съёжившимся. – Я буду откровенен. Проводить время с вами людьми тяжело для некоторых из моих чувств. Для начала запах и ещё еда! Несколько месяцев с принцем Ириэлем Возрождённым были благословенным облегчением. – Он оторвал взгляд от пола. – И сильнее всего на меня давят ваши разумы. Плебеи, открытые для порчи. Вы не глупый народ, но вы неискушённые, так же похожи на нас, альдари, как орки на вас. Поэтому я приношу извинения, если мои манеры кажутся резкими, но ваше общество почти невыносимо.

– Эльдрад Ультран выбрал самого дипломатичного из своих товарищей, чтобы наставлять нас, – сказал Максим.

– Видишь? – сказал Натасе, обращаясь к Жиллиману.

– Я понимаю, – спокойно сказал Жиллиман. – Если это тебя успокоит, я могу освободить тебя от твоего задания и отправить обратно домой. Ты много раз помогал мне и отбудешь со всеми почестями.

– Не искушай меня, – сказал Натасе. – Я провёл с тобой десять твоих лет, и они показались мне вечностью. Каждое мгновение приносит ещё один приступ скуки. – Он нахмурился. – Удивительно, что я ещё в здравом уме. Но я должен остаться с тобой. Так повелел мне Эльдрад Ультран, и я поклялся повиноваться. Хотя я, может быть, и молодое вино, я держу своё слово.

– Если всё так плохо, я понимаю, почему он не пришёл сам, – сказал Максим.

Натасе дико ухмыльнулся:

– Теперь ты начинаешь понимать. В любом случае, Ультве сейчас по ту сторону Разлома. Может быть, когда мы пересечём его, я оставлю тебя и вернусь.

– Ты мог бы открыть для нас паутину, мастер провидец, – заметил Максим. – Возвращение прошло бы быстрее.

– Абсолютно невозможно, – сказал Натасе. – Паутину захлестнула война. С момента своего пробуждения некронтир проникли в неё, и во многих ответвлениях безраздельно правит Хаос. Даже если бы это было не так, пронести силы такого размера по такому пути невозможно в эту упадническую эпоху. Во времена моих предков, возможно, но не сейчас.

– Путешествие через Разлом – это не то, что мы собрались обсуждать, – сказал Жиллиман. – Оно зависит от нашего будущего.

Вошли несколько слуг примарха, вызванные киберконструктом, и принесли еду и напитки. Они поставили их на стол.

– Ступайте, я лично позабочусь о гостях, – сказал им Жиллиман, когда они начали подавать вино. – Меня нельзя беспокоить.

Слуги ушли.

– Активировать полное поле конфиденциальности, – произнёс Жиллиман. Где-то под библиотекой к бесконечному гудению машин присоединился новый гул и затих, унося с собой все шумы корабля. В библиотеке воцарилась тишина. Даже вибрация двигателей, казалось, стихла, так что Максиму казалось, что они плывут, одни, в хранилище знаний, брошенные на произвол судьбы между звёздами. На мгновение он подумал о библиариуме на Огненном Шторме и задумался, как дела на планете его ордена.

На столе Жиллимана стояла шкатулка. Он взял её и присоединился к гостям за нижним столом, где поставил её и открыл крышку, показав бледно-синее мерцание стазисного поля. Он подтолкнул шкатулку к ним. Внутри лежала книга, на обложке которой было написано: ''Lectitio Divinitatus''.

Жиллиман налил вина, пока они смотрели на неё.

– Центральный текст Имперского культа? – спросил Максим.

– Да, – ответил Жиллиман. – Именно так.

– Она старая, – сказал Натасе. – Кроме этого, я не вижу значения этой книги. Как заметил библиарий, это текст религии вашего народа, которой ты сам не следуешь, а презираешь.

– Верно, – сказал Жиллиман. – Но только частично.

Он передал кубки Максиму и Натасе. Максим выпил свой одним глотком. Натасе отреагировал на его поведение презрительно фыркнув.

– Молодое вино? – спросил Максим.

– Плохое, – ответил Натасе. Но всё равно выпил его.

– Можно? – спросил Максим, указывая на книгу. – Она кажется более чем старой, скорее древней.

– Я чувствую, что ей несколько тысяч лет – для меня это старость, а не древность. Возраст – это вопрос точки зрения, – надменно сказал Натасе.

Максим выключил стазисное поле и взял книгу. Обложка была из шелушащейся светло-коричневой кожи. Нижний правый угол окрасился в более тёмный цвет кожными маслами. Максим открыл её и просмотрел первые строки.

– Очень древняя. Я едва могу её прочесть. Это готик, но в высшей степени архаичный.

– Ты читал главные тексты Адептус Министорум? – спросил Жиллиман. Он сделал глоток вина. Кубок, который он использовал, был героического размера, мифический рог изобилия.

– Конечно, – ответил Максим. – Это в основном чепуха, так говорит культ нашего ордена.

– В этом есть доля правды, – сказал Жиллиман. – Фрагменты истории в эпоху, когда история была подавлена. Нынешние священные писания – это работа тысяч рук. Ничто в этой оболочке империи не сохранилось за прошедшие годы в целости и сохранности, конечно же, такова правда, и ''Lectitio Divinitatus'' не исключение. В него вмешивались, редактировали, добавляли и пересказывали так много раз, что невозможно отделить то, что реально, а что нет. Но этот конкретный том отличается. Это копия самого первого священного писания. – Он серьёзно посмотрел на Максима. Информация, которую он собирался сообщить, была, несомненно, известна Натасе, но стала бы новостью для любого человека. – Книгу написал мой брат Лоргар.

– Что? – сказал Максим. – Предатель примарх?

Жиллиман кивнул:

– Основателем Имперского культа был один из моих братьев. На самом деле именно то, что Император отверг поклонение Лоргара, заставило того искать других, более сговорчивых богов. Ужасно, да? – сказал он. Он налил себе ещё вина.

– Ты никак не реагируешь. Ты это знал, – сказал Максим Натасе.

Альдари едва заметно кивнул, что сумело выразить все разновидности самодовольства:

– Личность автора известна моему народу.

– Если можно так сказать, перед нами ''Lectitio Divinitatus'' в чистом виде или настолько близко, насколько это возможно, – продолжил Жиллиман. – Я провёл датировку материала и психические чтения. Этой конкретной книге около восьми тысяч лет, и поэтому она была напечатана менее чем через тысячелетие после Ереси.

Жиллиман некоторое время молчал. Он выпил ещё вина. Максиму показалось, что примарх выглядит встревоженным.

– Я недавно прочитал её. Я никогда не делал этого в своей прошлой жизни, на самом деле я взял за правило не читать её, чтобы показать своё презрение, и изо всех сил старался сжечь каждую копию. Я был слишком наивен, чтобы понять, что уже слишком поздно. Культ разрастался. Как оказалось, вера пустила корни даже в такой бесплодной почве.

Он снова наполнил бокал Максима. Натасе изящно накрыл кубок рукой на такое предложение.

– Император разбивал каждого идола, с которым сталкивался. Он разрушал церкви и храмы, даже самая жалкая хижина шамана сжигалась дотла. Нам было приказано уничтожить все следы религии, которые мы обнаружили. Летописцы стояли на пепелище веры и распространяли Имперскую истину. Император не потерпел бы никакого культа, кроме культа разума. – Жиллиман рассмеялся. – Подумать только, я во всё это верил.

– Милорд? – спросил Максим, опасаясь теперь злобы Жиллимана.

– Не волнуйся, Донас, – сказал Жиллиман. – Я просто имею в виду, что разум – это тоже в некотором смысле вера, со своими собственными ловушками и ересями. Я не впал в поклонение. Аргументы Лоргара убедительны, но при всём при этом основаны на нескольких заблуждениях. Император Сам говорил, что Он не бог, снова и снова. Ты бы видел Его, когда Он приказал мне наказать Лоргара. Его гнев не был притворным. Я не вижу ни одной ситуации, в которой Он был бы доволен тем, каким стал Империум.

– Тогда зачем мне показывать? – спросил Максим. – Зачем вы обременяете меня этой тайной? Почему не лорда Тигурия или другой высший разум?

– Ты здесь. Я хотел бы обсудить это сейчас. Ты самый подходящий, – ответил Жиллиман. – Тебе нужна ещё одна причина для моего доверия?

Максим удивлённо склонил голову и отложил книгу:

– Эта информация взрывоопасна. Если удастся убедить кого-нибудь в неё поверить.

– Ваша раса непостоянна. Кто-нибудь поверит, – сказал Натасе. – Ты прав, она опасна.

– Тогда мой вопрос ещё более актуален, – сказал Максим. – Зачем?

– С тех пор как я вернулся, произошло много событий, которые заставляют меня усомниться в прежних предположениях. Я хочу поговорить с вами обоими о природе божественности, – ответил Жиллиман.

– Не следует ли вам спросить жреца? – сказал Максим полушутя, чтобы скрыть смущение.

– Хватит с меня жрецов, – сказал Жиллиман. – У меня нет психических способностей. Этот мир вокруг нас... – Он обвёл рукой зал. – Это единственное, что я могу воспринять. Я знаю о варпе, я уважаю его силу и понимаю его лучше, чем когда-либо, но не в моей природе полностью понять его. У тебя много способностей, Максим. Натасе, твой народ намного старше нашего, и ты многое знаешь, возможно, ты захочешь поделиться.

– Спрашивай, и посмотрим, что я отвечу, – сказал Натасе.

Жиллиман некоторое время молчал. 

– Что такое бог? – спросил он. – Каково определение божественности?

– Всё, что я когда-либо встречал, что называло себя богом, было моим врагом, – ответил Максим. – Для меня этого достаточно.

– Значит ли это, что твой повелитель тоже твой враг? – спросил Натасе.

– Император всегда отрицал, что Он бог, – сказал Максим.

– Отрицал, но отрицает ли Он до сих пор? Я полагаю, что это и есть суть обсуждаемого здесь вопроса, – заметил Натасе. – Не так ли, лорд-регент?

Жиллиман проигнорировал намёк.

– Уточни подробнее, кодиций, – сказал примарх.

– Сила определяет богов, но все они ложны, – сказал Максим. – Ложь – это суть божественности. Они ложь. Они могут казаться божественными примитивным умам в их способности даровать благосклонность, но они враждебны всей смертной жизни. Боги Хаоса приносят только ужас. Они видят в нас игрушки и в конце концов уничтожат нас всех. Они – зло, все до единого. Человеку не нужны боги. Император был прав.

– Натасе? – спросил Жиллиман.

– Не все боги злые, – ответил Натасе. – Ты ошибаешься, Донас Максим. И ты говоришь только о богах, рождённых из имматериума. Ты не учитываешь к'тан, ингир, как мы их называли. Они тоже были богами.

Он вздохнул и собрался с мыслями, как будто был школьным учителем, собиравшимся преподать сильно упрощённый урок детям, которые всё равно не поймут.

– Ты прав, когда говоришь, что сила определяет бога, – начал он. – Временная, духовная, физическая – это не имеет значения. – Он на секунду замолчал. – Мой народ определяет божественность несколькими способами, но есть две широкие категории. Боги иногоморя, которые являются отражениями того, что вы называете материумом, и боги самого материума, которых вы знаете как к'тан, хотя есть и другие, более древние и даже более ужасные существа, чем они. Боги материума являются неотъемлемой его частью – они способны влиять на его структуру, настолько тесна их связь с ним, но всё же они связаны законами этой реальности. Боги варпа более эфемерны и разнообразны. Многие из них являются просто концентрацией чувств, некоторые когда-то сами были смертными, прежде чем их изменила вера других. Я полагаю, что боги моих предков были обоего вида, хотя это не единственная философия, предложенная моим народом, и я слышал много жарких споров на эту тему. Сейчас невозможно сказать, потому что наши боги были убиты, когда мы пали, и даже если бы их можно было спросить, они не знали бы правды, потому что правда всё равно изменилась бы, как и должна была измениться, в соответствии с верованиями тех, кто в них верил.

– Ещё один вид – скопления душ тех, кто когда-то жил, по крайней мере, так говорят иннари, чьё предполагаемое божество Иннеад было освобождено в результате разрушения Биель-Тана. Но кто, по правде говоря, может сказать наверняка? Одна, две, все или более из этих версий могут быть верными в один момент и измениться в другой. Есть боги, которые пожирают богов, боги, которые вечны, боги, которые были, но теперь никогда не были, и боги, которые появляются на свет только для того, чтобы существовать вечно. Поэтому происхождение богов невозможно каталогизировать. У них нет никакой истории, кроме той, которую им навязывают смертные. Я бы в некоторой степени согласился с вашим колдуном. Могущество – их определяющий аспект. – На его лице появилось серьёзное выражение. – Вера – это другое, хотя это относится не ко всем. Некоторые существа не нуждаются в вере. Но ложь присуща не всем им.

– Объясни, – сказал Жиллиман.

– К’тан, насколько свидетельствуют наши легенды, были неотъемлемыми компонентами творения – голодными, злыми на взгляд смертных, но частью его. Им не нужна вера, чтобы жить, точно так же, как солнцам, которые они пожирали, не нужно, чтобы на них смотрели. Как и четыре великих бога Хаоса, которые стали настолько всемогущими, что, по сути, являются самодостаточными, хотя вера последователей делает их сильнее. Так же, как и Великий Пожиратель, разум тиранидов, существо, которое порождается бездумными действиями его физических составных частей, и которое, возможно, больше, чем все остальные. Это что бог? Некоторые из наших философов так утверждают. Другие категорически не согласны. Но для других богов, меньших богов, вера жизненно важна. Без веры они рушатся в бесформенность, превращаясь в неразумные вихри эмоций. Нестабильные, они умирают.

– Но если народ Империума перестанет верить в Императора, Он не исчезнет, – сказал Жиллиман. – Он физически присутствует даже сейчас. Он восседает на Троне. По этой мерке Он не бог.

– Как ты можешь быть в этом уверен, просто потому, что Он существовал до того, как взошёл на Трон? Ты основываешь своё предположение на том, что с самого начала Он действительно был человеком и что Он не лгал. Ты также полагаешь, что то, что сидит на Золотом Троне, по-прежнему имеет смертную жизнь и сохранится, если поклонение Ему прекратится, – сказал Натасе. – Разве я не говорил, что есть боги, которые когда-то были смертными? Эти существа становятся точками сосредоточения для веры, а вера порождает религиозное поклонение, как с чистыми богами варпа, те, которые являются сознаниями, возникающими из иногоморя. Разница в том, что есть боги, которые были чем-то до того, как стали богами.

Жиллиман выгнул бровь.

– Гипотетически говоря, – мягко продолжил Натасе, – не предполагая, что именно это случилось с твоим отцом – в подобных случаях есть существующее создание, которое можно сформировать. Вера висит на них, изменяет их, возвышает их, если это правильное слово. – Натасе улыбнулся своей тонкой, жестокой улыбкой. – Мы пришли к неприятной истине. Для многих из вашего народа, примарх, сын Императора, ты – бог. Потому что они верят, эти миллиарды, разве это не делает это правдой?

– Статус, который я отрицаю, – ледяным тоном произнёс Жиллиман. – Я не бог.

– Отрицай всё, что хочешь, – настаивал Натасе. – Куда бы ты ни пошёл, победа следует за тобой. Твоё присутствие вдохновляет людей. В нашу эпоху штормов сам варп успокаивается при твоём приближении. Сколько времени пройдёт, пока первое чудо не будет провозглашено от твоего имени, и когда это произойдёт, как ты сможешь сказать, что не несёшь за это ответственности? Происшествие на Парменионе с девочкой, то, как её сила освободила тебя от власти врага, изгнала демонов, действия, которые уже приписывают твоему создателю. – Натасе замолчал. – Но если и божественное, был ли это действительно Он?

– Ты хочешь сказать, что это был ''я''?

– Я прошу тебя подумать об этом.

– У меня нет психического дара, – сказал Жиллиман.

– Это не имеет значения, – возразил Натасе. – Мы говорим здесь не о колдовстве, или о том, что ты называешь психической силой, а о вере. Вера – самая могущественная сила в этой галактике. Чтобы убедить, не требуется никаких доказательств. Она дарует убеждённость тем, кто верит. Она приносит надежду лишившимся надежды, и там, где она процветает, меняется сама реальность. Один разум, прочно связанный с варпом, может нарушить законы нашей вселенной, но миллиард разумов, триллион разумов, все верят в одно и то же? Не имеет значения, псайкеры они или нет. Влияние стольких душ оказывает глубокое воздействие. Мой вид породил бога. Возможно, теперь ваша очередь.

– Вера – величайшая сила вашей расы. Это также самая большая опасность для всех нас. Именно вера каждого человека формирует реальность. Психическая сила проникает в наше существование, усиливая всё. Именно их отчаяние угрожает нам. Ты уже говорил мне раньше, Робаут Жиллиман, что спасёшь мой народ, но всё же именно твой народ обрекает нас всех. Они обрекают и тебя тоже. При всей твоей воле, как может твоя единственная душа противостоять общей вере твоей расы? Ты позвал нас сюда, чтобы спросить, является ли Император богом, именно к этому и ведёт наш разговор, но вопросы, которые ты должен задавать себе: “Я бог?” и “Если я бог, свободен ли я?”

– Это не то, что я хотел бы знать, – сказал Жиллиман. – В моих глазах мой статус не вызывает сомнений.

– И всё же тебе следует подумать об этом, – сказал Натасе.

– Вы не можете принять эту идею, милорд, – сказал Максим.

Жиллиман нахмурился:

– Значит, ты считаешь, что Император – бог?

– Что я считаю не имеет значения в вопросе веры, – сказал Натасе. – Она пропорционально отражается в том, что вы называете эмпиреями. Вот, что я пытаюсь донести до тебя.

– Как ты воспринимаешь Императора, когда смотришь в варп?

– Я не вижу ни бога, ни человека. Я вижу великий свет маяка. От него исходит боль и страдание, – ответил Натасе, на этот раз почувствовав себя неловко. – Кто может сказать, правда ли то, что я вижу в свете? Наши знания говорят нам, что твой повелитель всегда был изменчивым. Может быть, Он действительно мёртв. Возможно, если ты выключишь машины, то свет погаснет. Этого невозможно сказать. Каждая ниточка пряжи, ведущей к Нему, сгорела дотла. Его путь невозможно предугадать. На него нельзя смотреть прямо. Некоторые из моего народа утверждают, что Он является великим ограничением для твоей расы, но и её единственным щитом, что Он является ядом для галактики, который может спасти всех нас, что Он не один, но сломан, расколот, и должным образом исцелённый и с Его силой, собранной снова, может превзойти самих великих богов. Другие говорят, что Он – ничто, что свет, который так болезненно горит над Террой, всего лишь эхо давно ушедшего излучавшего его создания. Нам приходится судить о Его ценности для нашей расы только по умозаключениям.

– Максим?

– Он – свет, милорд, слишком яркий, чтобы на него смотреть, как заметил Натасе. Он – ревущий маяк. Он – столп душ. Его присутствие сжигает дух. Он ни на что не похож и очевиден, но всё же слишком мощный, чтобы его можно было воспринять. В тех немногих случаях, когда я осмеливался приблизить к Нему своё ведьмовское зрение, я тоже чувствовал Его боль. Это ранило меня. Но я верю, что Он там. Я почувствовал Его внимание на себе.

– Такое нечасто встречается среди библиариев космического десанта, – сказал Жиллиман.

– Насколько я понимаю, нет. Все мы обучены находить маяк, потому что иногда нам приходится служить навигаторами, если мутанты ордена не справляются, но Его света слишком много, чтобы мы могли долго смотреть на него. Немногие осмеливаются приглядеться повнимательнее. Я отношусь к их числу.

– Я услышал мнение Натасе по этому поводу, но я прошу тебя, Донас Максим, отбросить убеждения твоего ордена и сказать мне, является ли Император богом?

Донас покачал головой и пожал плечами. Он выглядел озадаченным, как будто не мог понять вопроса:

– Он – Император, милорд.

Жиллиман посмотрел в книгу:

– Лоргар ошибался насчёт нашего создателя. Он не был богом, когда я Его знал, но теперь... – Его голос дрогнул. – Если бы Он действительно был богом, что бы мы ни подразумевали под этим словом, что это значит для нашей стратегии? Я не могу позволить своим убеждениям встать на пути истины, потому что только зная истину, можно добиться победы. Если я буду игнорировать реальность просто потому, что она не соответствует моим теоретическим представлениям, то потерплю неудачу. Но, напротив, если я приму этот способ мышления как действительный и буду основывать на нём все будущие практические действия, то какую победу это принесёт нам? Какой Империум я хотел бы видеть? Я бы предпочёл мир, свободный от религии, богов и всего их вероломства.

– Разве недостаточно принять силу Императора, милорд, и согласиться с тем, что Он может снова действовать в Империуме? – спросил Максим. – На Парменионе мы видели доказательство этого.

– Мы видели доказательство чего-то, – сказал Жиллиман. – Возможно, я увидел достаточно, чтобы не принимать во внимание интриги других сил. Может быть, это Император.

– Следует соблюдать осторожность, – сказал Натасе. – Распознать источник этих явлений выше моего понимания, и, следовательно, остальной части Консилии Псайкана.

– Именно так, – сказал Жиллиман. – С одной стороны, у меня есть горячая вера милитант-апостола в то, что мой отец сражается по правую руку от меня. С другой стороны, мы должны быть готовы к возможным манипуляциям.

Он посмотрел на Натасе.

– Я понимаю намёк, но мой народ не несёт ответственности, как и другие представители моей расы, – произнёс Натасе. – Насколько мне известно.

Жиллиман на мгновение задумался, затем решительно подался вперёд. Он наклонился, чтобы дотянуться до шкатулки и активировать стазисное поле, затем закрыл крышку.

– Спасибо вам обоим, вы дали мне много поводов для размышлений. А пока у нас есть другие проблемы, с которыми нужно разобраться.

– Как требует моя клятва, я выполню её, милорд примарх, – сказал Натасе.

– Ты можешь идти, ясновидец. Кодиций, пожалуйста, задержись.

– Благодарю, примарх. Донас Максим, – сказал Натасе космическому десантнику.

Максим кивнул альдари в знак подтверждения. Двери открылись. Максим мельком увидел ожидавших снаружи телохранителей альдари: четверо, в чёрных доспехах, в масках цвета кости и с высокими плюмажами воинского аспекта Зловещих Мстителей. Разрешение вооружённым ксеносам бродить по флоту вызывало изумление во всех кругах. Максим разделял его.

– Милорд, я могу вам ещё чем-нибудь помочь? – спросил Максим, когда двери закрылись.

– Ничего особенного, – ответил Жиллиман. Он встал, и Максим тоже. – Только из соображений личной вежливости. Я слышал, что ты скоро пересечёшь Рубикон Примарис, и хотел бы пожелать тебе всего наилучшего для безопасного перехода и скорейшего выздоровления.

– Благодарю за заботу, милорд. Я слышал, что сейчас процедура намного безопаснее, чем раньше.

– Боюсь, по-прежнему не совсем безопасна, – сказал Жиллиман. – Если бы это было по-другому. Я одобряю твою храбрость, когда ты вызвался.

– Я делаю это, чтобы лучше служить вам, милорд.

Жиллиман кивнул. Он переключился на другие дела. Максим почувствовал прилив мыслей от его странного, сконструированного разума и быстро отгородился от них. Жиллиман подошёл к своему столу и начал приводить в порядок бумаги и устройства передачи данных. Максим узнал в этом подготовку к выполнению значительного объёма работы. Он сам использовал такую же технику фокусировки.

Тогда он задумался, сколь многим в своих привычках он обязан этому древнему гиганту. Несмотря на только что закончившийся разговор, он мог наполовину поверить, что Жиллиман действительно был полубогом.

– Когда ты проходишь процедуру?

– Завтра, – ответил Максим.

– Тогда, если ты выживешь, я сделаю тебе то же самое предложение, что и Натасе, Донас. Ты тоже можешь вернуться домой, хотя, возможно, тебе будет легче сделать это, как только кампания здесь закончится.

– Это отрадная мысль. Я нахожусь в Ультрамаре с тех пор, как открылся Разлом и отрезал мои ударные силы. У меня дома остались братья, и я слишком долго пренебрегал своими обязанностями. Но я думаю, что откажусь.

– Тогда я прошу тебя и твоих воинов сопровождать меня после того, как мы пересечём Разлом, и что бы мы там не нашли.

– С радостью и от всего сердца, – сказал Максим. – Я буду служить рядом с вами так долго, как смогу, милорд, потому что какой ваш истинный сын когда-либо мечтал о чём-то другом?

– Твоя преданность трогает меня. Меня печалит, что она может привести к твоей смерти.

Максим поклонился:

– Смерть во служении – это то, к чему мы стремимся.

– К сожалению, я могу предложить это всем, – сказал Жиллиман. – Спасибо, кодиций, это всё.

Двери распахнулись, чтобы выпустить его. Максим оглянулся, прежде чем выйти из библиотеки, и увидел, что примарх задумчиво смотрит на шкатулку, в которой лежала книга Лоргара.
== Шестая глава ==

'''СПЛЕТНЕСЛИЗ'''

– '''''Проклятье и беспокойство. Беда и горе''''', – бормотал Ку’Гат. Он оставил перемешивание зелья своим приспешникам и заковылял через двор, мрачно ворча и игнорируя радостные крики нурглингов и гудящие подсчёты чумоносцев. Несколько разрушенных стен – вот всё, что осталось от внешних помещений больницы, они лежали, как трупы, поглощённые удушливой растительностью, которая увядала так же быстро, как и росла. Брусчатка скрылась под слоями ядовитых водорослей. Сквозь раствор проступали пятна вонючих стоков.

– '''''Куда ты идёшь, хозяин, куда направляешься?''''' – спросили нурглинги недружным хором.

– '''''На прогулку, чтоб вас, хотя это не ваше дело!''''' – взревел Ку’Гат и неуклюже двинулся на них. Крошечные бесята завизжали и бросились врассыпную, но не успели и лопнули, как виноградины, под его волочащимся животом. Почувствовал ли он воодушевление после этого мелкого и злонамеренного поступка? Нет, не почувствовал, ни капли.

Одинокий великий нечистый во дворе мудро держался в стороне. За исключением Ку’Гата Чумного Отца, великие демоны Нургла были весёлыми существами, но поражение при Парменионе полностью выбило их из колеи. У Ку’Гата появились новые заместители, посланные самими стражами поместья Нургла, чтобы охранять его и заменить его товарищей, томившихся в Великом Саду, где они ждали возрождения. Он не доверял этим новичкам.

За Ку’Гатом следили.

– '''''И я без всяких Гнилиусов это знаю''''', – проворчал он. Он пробился сквозь часть оставшейся по периметру стены, опрокинув её в месиво из пенобетона и гнилостного растительного вещества. Куски шлёпнулись в грязь.
Он вышел из чумной мельницы и миновал грязный лагерь своего демонического легиона. Водно-болотные угодья Гитии вышли из берегов, и мутные воды плескались у подножия холмов, на которых возвышалась мельница. Продолжая ворчать, Ку’Гат выскользнул наружу и начал пробираться вброд.

Шум в лагере демонов быстро стих. Он оставил позади мрачный подсчёт чумоносцев и визгливое пение нурглингов, и воцарилась угрюмая тишина. Земля, по которой он шёл, раньше служила пастбищем для крупного рогатого скота, была пересечена дорогами и усеяна человеческими жилищами. Теперь это было море ила, и сельхозугодия ничем не отличились от остального болота. Единственными признаками того, что здесь некогда обитали смертные, служили ржавые обрубки ветряных турбин примерно в миле отсюда, и они так заросли слизистыми лозами, что было трудно сказать, чем именно они были раньше.

Желчь Ку’Гата была заглушена болотом. Прохладная жижа хлынула в его открытый живот, омывая внутренности грязью. Это оказалось довольно приятно, и он почти начал чувствовать себя бодро; мысль о новых инфекциях, которыми он мог заразиться, почти вызвала улыбку на его губах. Такого просто не могло быть, поэтому он напоминал себе о том, что поставлено на карту, пока снова не стал достаточно несчастным.

Ку’Гат грёб дальше, его огромная туша поднимала носовую волну грязи, пока он не счёл расстояние достаточным, чтобы он смог выполнить призыв незамеченным. Он остановился. Он обернулся. Чумная мельница без крыши была освещена красным светом от огня, подогревавшего котёл, из которого поднимались ядовитые пары. Желеобразная биолюминесценция заливала всё вокруг, и костры горели на милю или больше за ней, но вдали от мельницы всё было темно и уныло, и так будет до рассвета; тогда всё будет тусклым и унылым, что и было единственно правильным.

– '''''Эти проклятые смертные не ценят подарков, которые мы им приносим''''', – пожаловался Ку’Гат, обозревая великолепие илистого моря. Как они могли не видеть окружающей красоты? Он удивился этому, по-настоящему озадаченный.
Неестественные существа исчезали под водой с глухими всплесками, когда чувствовали прикосновение его взгляда. Он выпустил немного своей души, позволив ей коснуться всего, что его окружало. Грязь закипела от нетерпеливой жизни, когда его сущность просочилась в болото, но он не почувствовал ничего, что могло бы думать, или что волновало бы то, что он собирался сделать, или, самое главное, рассказать кому-нибудь об этом.

Кому-нибудь вроде Гнилиуса, например.

Он огляделся в последний раз и тихо откашлялся.

– '''''Сплетнеслиз, Сплетнеслиз, приди, приди, приди''''', – пропел он очень тихо. – '''''У меня есть секрет, которым я должен поделиться. Вылезай, вылезай, хлопая ушами, под чарами откровения'''''.

Он снова огляделся. Никаких признаков того, что у него получилось, никаких признаков того, что его услышали. Холодный ветер, благоухавший кишечными газами, обдувал его.

– '''''Хм''''', – проворчал он. Сплетнеслиз был меньшим существом, чем он, но он не мог просто приказать ему: его преданность должна быть куплена. Он вздохнул. Ему придётся проявить больше энтузиазма.

– '''''Сплетнеслиз, Сплетнеслиз, приди, приди, приди''''', – запел он снова, на этот раз громче. – '''''У меня есть секрет, которым я должен поделиться. Вылезай, вылезай, хлопая ушами, под чарами откровения'''''.

Ветер подул сильнее. Задребезжали ветви деревьев. Вдали в пустошах застонали проклятые души. Он прислушался и услышал слабое и призрачное хихиканье.

Ободрённый, он запел снова, и ещё громче:

– '''''Сплетнеслиз, Сплетнеслиз, приди, приди, приди. У меня есть секрет, которым я должен поделиться. Вылезай, вылезай, хлопая ушами, под чарами… Ооо''''', – сказал он и схватился за живот. Самая приятная отрыжка обожгла его глотку. Газ забулькал, вырвался наружу, раздувая обнажённые внутренности, откуда он вырвался из язвы с шипящим и хрипящим зловонием.

Ку’Гат стиснул кариозные зубы:

– '''''Сплетнеслиз, Сплетнеслиз, приди, приди, приди. У меня есть секрет, которым я должен поделиться. Вылезай, вылезай, хлопая ушами, под чарами откровения'''''.

Боль поднималась, как будто что-то с острыми когтями проплыло сквозь его внутренности, вверх, вверх, к поверхности его тела. Что-то протолкнулось внутрь его кожистой шкуры и укусило.

Ку’Гат ахнул. Он снова запел свою песенку, и боль покрыла его кожу волдырями. При шестом повторении заклинания волдырь начал расти, пока он не запел в седьмой и последний раз.

– '''''Сплетнеслиз, Сплетнеслиз, приди, приди, приди. У меня есть секрет, которым я должен поделиться. Вылезай, вылезай, хлопая ушами, под чарами откровения'''''.

Волдырь лопнул. Скользкое, похожее на слизняка существо, заключённое в мембрану, выскользнуло на свободу в потоке жидкости. Ку’Гат бросился за ним и схватил его, но тот выскользнул из его пальцев, как хорошо смазанная какашка, и он поймал себя на том, что хватал его три раза, прежде чем положил на ладонь огромной руки. Тот извивался в своём родильном мешке, и Ку’Гат нежно лизал его липким языком, пока мешок не расползся, и существо не показалось.

Оно развернулось, затряслось, стряхивая слизь, и подняло широкую безглазую голову. У него было тело, похожее на помесь головастика с личинкой, круглое спереди, сужавшееся к мускулистому хвосту. Лицо представляло собой просто широкий рот с плоскими зубами и ярко-фиолетовыми губами. У него не было ног как таковых, но четыре обрубка предплечий заканчивались острыми и когтистыми трёхпалыми руками.

– '''''Сплетнеслиз''''', – произнёс Ку’Гат. – '''''Ты пришёл'''''.

– '''''Великий и могучий Ку’Гат Чумной Отец''''', – сказал Сплетнеслиз. Он приподнялся на хвосте, широко раскинул крошечные ручки и поклонился. У него был мягкий, зарождающийся голос, полный хитрости и коварства. – '''''Какую услугу я мог бы вам оказать, о, первый в милости Нургла?'''''

– '''''Действительно первый, но надолго ли?''''' – проворчал Ку’Гат. – '''''Мне о многом рассказал мой соперник'''''.

– '''''Вы, конечно, говорите о Гнилиусе''''', – сказал Сплетнеслиз.

Холодная кровь Ку’Гата вскипела от мысли, что это ничтожное существо знает о его горестях, но такова была природа Сплетнеслиза.

– '''''Да. О Гнилиусе. Я должен закончить чуму, которую я варю на чумной мельнице, иначе я потеряю уважение и окажусь ниже в милости нашего Дедушки. Я не стану пресмыкаться перед этим высокомерным герольдом погоды. Никогда!'''''

– '''''Значит вы хотите узнать его замыслы, его планы, его заговоры, чтобы вы смогли их сорвать?''''' – спросил Сплетнеслиз.

– '''''Нет!''''' – огрызнулся Ку’Гат. – '''''Глупый клещ. Это слишком прямолинейно. Я не хочу выступать против него и рисковать гневом Дедушки. Я говорю, что должен добиться успеха, вот и всё, прямо здесь, на Мориаксе'''''.

– '''''Как же именно, могучий?''''' – спросил Сплетнеслиз.

– '''''Я должен доказать, что я прав, а он ошибается. Моя чума должна сработать. Я должен убить трижды проклятого, семь раз осуждённого сына Анафемы. Только тогда Нургл будет ценить меня выше, чем плескателя дождя'''''.

– '''''Вы хотите убить Мортариона?''''' – хитро спросил Сплетнеслиз.

– '''''Нет! Не Мортариона, хотя я могу представить себе более печальные миры, чем те, где его нет. Но нет! Я имею в виду Робаута Жиллимана'''''. – Его челюсть щёлкнула и сжалась, когда он выдавил имя. – '''''Он скоро приедет сюда. Я хотел бы знать о его планах'''''.

– '''''Я не могу проникнуть сквозь завесу света, которая окружает его. Он защищён...''''' – Сплетнеслиз вздрогнул. – '''''Им'''''.

Ку’Гат пожевал губу:

– '''''Я так и думал, хотя и осмеливался надеяться на обратное, поэтому имел в виду более простые методы. Мне нужен хитрый ум, чтобы выжить в землях смертных. Собирай разведданные и тому подобное'''''.

– '''''Значит, шпион?''''' – Сплетнеслиз склонил голову набок и выпятил губу. – '''''Такую работу я делал, и меня заставляли её делать, потому что Дедушке нравится подслушивать. Шпионить. За кем?'''''

– '''''Кем-то, кто может видеть и слышать его, но не слишком близко. Ни один из его сыновей, или золотых зверей Императора, ни один из его жрецов, или женщин-воительниц, или тех, кого проверяют и кто близок к ним'''''.

– '''''Тогда обычный человек? Смертный, который может приходить и уходить, не слишком важный, но наделённый достаточной властью, чтобы свободно передвигаться. Возможно, один из этого мира, а не из воинства крестоносцев. Сын Анафемы осторожен, но он один. Его внимание не может быть везде одновременно'''''.

– '''''Да! Да!''''' – с энтузиазмом воскликнул Ку’Гат. – '''''Это звучит хорошо, это звучит правильно! Важный, но не слишком важный'''''.

Сплетнеслиз кивнул:

– '''''Значит, так оно и будет сделано'''''. – Он сложил руки перед бледным животом. – '''''Вы знаете цену. Если вы ищете секреты, то вы должны торговать секретами взамен, как подобает, таков мой обычай. Прошепчите что-нибудь неизвестное мне, чтобы я подумал над вашим предложением'''''.

– '''''Откуда мне знать о том, что достойно того, чтобы быть рассказанным?''''' – проворчал Ку’Гат.

– '''''Вы намного выше меня, могущественный, первый в милости Нургла. Я занимаю низшее положение в иерархии, девять тысяч девятьсот семнадцатое, но в этом случае моя воля превосходит вашу. Я буду судить о весомости вашей тайны. Это будет определять продолжительность и характер моей службы. Чем больше секрет, тем на больший риск я готов пойти'''''.

– '''''Хммм''''', – сказал Ку’Гат. – '''''Секрет'''''. – Он долго и напряжённо думал. Сплетнеслиз терпеливо ждал в руке великого нечистого. – '''''У меня есть один!''''' – воскликнул Ку’Гат. Он наклонил рябое лицо вперёд. 

Сплетнеслиз склонил голову набок и приложил ладонь к тому месту, где должно было находиться его ухо, если бы у него были уши.

– '''''Говорите!''''' – сказал Сплетнеслиз.

– '''''Я...''''' – просипел Ку’Гат очень тихим голосом. – '''''Мне никогда по-настоящему не нравился Септик Седьмой'''''.

Сплетнеслиз встал на хвост и сложил свои маленькие ручки:

– '''''Это всё? Это всё, что вы можете сказать? Ради этого кусочка я бы не рискнул украсть имя ребёнка, слушая его мать. Это в высшей степени прискорбно, милорд'''''.

– '''''Я… О, хм. Ну что ж'''''. – Ку’Гат наклонился немного ближе. – '''''Мне действительно не нравится ни Мортарион, ни Тиф, и я ненавижу Гнилиуса'''''.

– '''''О, великий''''', – сказал Сплетнеслиз не без сочувствия. – '''''Я ценю, что вы стараетесь изо всех сил, и что эти признания вызывают у вас небольшое смущение, но они бесполезны, потому что сама природа секрета, милорд, заключается в том, что он неизвестен другим, и если великие и добрые из Сада Нургла что-то и знают о вас, так это как раз то, что вы ненавидите всех. Поэтому я предлагаю вам попробовать ещё раз. Продолжайте, я знаю, что у вас получится'''''.

– '''''Очень хорошо''''', – Ку’Гат ещё больше понизил голос, пока от него не осталось ничего, кроме щекотки во рту. – '''''У меня есть капля крови примарха'''''.

– '''''Да, да''''', – нетерпеливо сказал Сплетнеслиз, хлопая в ладоши. – '''''Говорите. Это известно, но я чувствую приближение настоящего секрета'''''.

– '''''Я получил её на поле битвы у Гекатона. Это позволит нам убить его'''''.

– '''''Продолжайте. Скажите мне что-нибудь, чего я не знаю'''''.

– '''''Она по-прежнему у меня'''''. – Ку’Гат поковырялся ободранными ногтями в одной из своих многочисленных незаживающих ран. Он вытащил крошечный пузырёк и повесил его на цепочке перед Сплетнеслизом. Стекло было чистым, на цепочке не было следов ржавчины; единственная рубиновая капля скользила внутри, решительно не загрязнённая. – '''''Я всё время держу её при себе, хотя она так меня обжигает! Это неприятное страдание – ужасное прикосновение Самого Анафемы'''''.

– '''''Весьма впечатляюще''''', – заметил Сплетнеслиз. – '''''Но этого недостаточно. Известно, что вам она нужна для вашей болезни. Ни секрета, ни службы'''''.

Ку’Гат понизил голос:

– '''''Мне она совсем не нужна для Божьей болезни. Я был осторожен. Она драгоценна. Я мог бы сделать с ней всевозможные удивительные вещи, против которых даже Мортарион был бы бессилен. Они же родственники, ты же знаешь. У них одни и те же сильные стороны, и одни и те же слабости, потому что они одной крови'''''.

Сплетнеслиз хлопнул в ладоши и перевернулся на живот:

– '''''Отлично! Отлично! Заговоры и интриги – лучшие из секретов. Я бы сказал, что ваши со мной в безопасности, но я – Сплетнеслиз, и это было бы ложью. Сказанного достаточно для моего согласия. Наш договор заключён. Я выполню долг, который вы требуете'''''.

На спине Сплетнеслиза появились багровые прорези и развернулись двойные рваные крылья. Они быстро забили с резким звуком стаи мух и Сплетнеслиз поднялся.

– '''''То, что я узнаю, узнаете и вы, о великий''''', – произнёс маленький демон, отвешивая поклон в воздухе. Поклонившись, он с жужжанием унёсся в ночь.

Ку’Гат наблюдал за Сплетнеслизом, пока тот не скрылся из виду.

– '''''Надеюсь оно того стоило, – вздохнул он и побрёл обратно к чумной мельнице и своей работе.



Капитан Диамидер Тефелий беспокойно спал рядом со своей женой. Ночь была жаркой, как и все ночи на Иаксе, с влажными ветрами, дувшими с заражённых земель. Пропитанные антисептиком простыни висели вместо штор на окнах, наполняя покои химическим дымом, от которого по утрам гудела голова, а разум был вялым. Он видел малоприятные сны, но было ли это связано с болезнями, которые враг обрушил на мир-сад, уничтожив четыре пятых планеты, или с мерами, которые живущие на последних свободных землях люди были вынуждены предпринять против них, Тефелий не мог сказать. Он не разбирался в медицине и вынужден был доверять тому, что ему говорили.

Но, Император, он ненавидел запах антисептика. Тот никогда не покидал его: когда он надевал освящённую, биологически чистую униформу и запах прилипал к нему; и было совсем плохо при закрытом респираторе. Он чувствовал его вкус в еде, в поцелуях жены, и даже во сне.

Во сне он снова был пехотинцем, и сержант Совасет орал на него, чтобы он надел шлем, хотя в нём было полно антисептика. Он ненавидел Совасета, считая его типичным армейским “дедом”. Хотя в последующие годы он понимал, почему сержант вёл себя так, в своих снах Тефелий по-прежнему боялся его.

– Но я задохнусь, сэр, – сказал он.

Ответ Совасета был бессвязным потоком ярости, бессмысленных звуков и плевков, которые заставили Тефелия съёжиться. Тефелий внезапно стал ещё моложе, ребёнком, сержант продолжал кричать на него, хотя Тефелий был вдвое меньше сержанта. Униформа собралась вокруг его ног и свисала с тела, а шлем вырос в четыре раза. Теперь Совасет хотел, чтобы он залез в ванну с вонючей жидкостью, что плескалась в шлеме.

Спящий Тефелий заплакал, потом заплакал ещё сильнее, когда Совасет начал избивать его. Он никогда не плакал от наказания в реальной жизни, но на протяжении всего обучения Тефелий боялся, что заплачет и часто видел это во сне.
Он почувствовал, как пёрышко коснулось его разума, и в него заглянула любопытная душа.

– '''''Хочешь увидеть что-то другое?''''' – спросил мягкий и дружелюбный голос.

Тефелий, теперь свернувшийся калачиком на полу, когда твёрдая палка Совасета ударила его по рёбрам, захныкал.

– Да.

И он стал кем-то другим или, возможно, чем-то другим – маленьким человечком, который свободно летал по небу. Сон успокаивал и приносил облегчение после ярости Совасета. Он летел над охваченным чумой миром Мориакс – он знал, что это неправильное название, но не мог вспомнить, какое было настоящее – к городу-порту Первая Высадка, где жили смертные лорды и где примарх обязательно приземлится через несколько дней. Тефелий растерялся; у него не было никакой информации о местонахождении примарха, и никогда в своей жизни у него не было проблеска предвидения, но он, казалось, обладал запасом секретных знаний, и он знал, он просто знал, что Робаут Жиллиман скоро посетит его город.

По мере того как он приближался к карстовым горам, где находилась Первая Высадка, земля становилась всё менее и менее болезненной. По какой-то непонятной причине это его расстроило.

Он видел проносившийся внизу мир так, как будто сам был там, но он не управлял полётом, и крылья, которые он чувствовал, как свои собственные, не принадлежали ему. Вид изменился. Ему навстречу устремились ступенчатые сады Первой Высадки. Он увидел стены первого, второго и третьего ярусов, расположенные на горе и напоминавшие торт в честь праздника Вознесения, и широкий Спиральный путь, который был похож на рану вокруг клинка. Здания, кастелла, умиравшие висячие сады. Вскоре он оказался над своим жилым районом, затем над своей домашней башней, высокой и конической, как у колонии термитов, затем над своим окном, антисептические простыни развевались на ветру.

Раздался мягкий стук, скольжение, как будто мешок с жиром упал на землю, и его полёт завершился. Бледная рука, тоже не его собственная, но всё же каким-то образом его, с неприятным шипением отодвинула шторы. Запах казался ещё хуже, чем когда-либо.

''Проснись'', – настойчиво сказал внутренний голос.

В комнате было темно, но в свете городских огней он увидел впереди на кровати из резного дерева спящие фигуры. Его кровати. Она казалась огромной, высокой, как утёс. Завиток каштановых волос, который, как он знал, принадлежал его жене Альмее, торчал из-под одеяла, свисая через край, а сверху был комок, который мог быть только его собственной спиной. Спящие спали, не подозревая, что к ним подкрадывается зло.

''Проснись немедленно или будешь проклят'', – произнёс голос.

Тихонько кряхтя, Тефелий во сне поднялся по простыням, перебирая руками, и забрался на парчовое покрывало. Чистота жёсткой ткани причиняла боль телу Тефелия из сна, и он быстро подвинулся к изголовью кровати, чтобы не прикасаться к ней слишком долго. Маленькая рука потянулась вниз и откинула простыни.

Перед ним, слегка приоткрыв рот, было его собственное бессознательное лицо.

''Проснись! Проснись!''

В своем видении во сне Тефелий дёрнулся и застонал, но не смог стряхнуть сон.

– '''''Привет, человек''''', – сказал Тефелий во сне спящему самому себе. – '''''Во сне мы соприкоснулись, и во сне стали единым целым'''''. – Маленькая когтистая рука протянулась и прижалась к его щеке, влажная и ужасная.

''Проснись!''

Задыхаясь, Тефелий проснулся. На мгновение он испытал странное чувство раздвоения, глядя вниз на своё потрясённое лицо и вверх на отвратительное, похожее на слизняка существо, устроившееся у него на груди.

– '''''Какая у тебя милая, милая маленькая душа. Но мне она не нужна'''''.

Крылья влажно сложились под кожей существа. Тефелий открыл рот.

– '''''Мне нужны только твои глаза''''', – сказал Сплетнеслиз.

Прежде чем Тефелий успел закричать, мягкая голова Сплетнеслиза устремилась ему в рот, широко раздвинув челюсти. Давя изо всех сил, он втиснулся ему в горло, извиваясь, растягиваясь, душа своим зловонным телом, пока со скользким движением не проскользнул ему в грудь.

Тефелий резко выпрямился, весь в поту; он тяжело дышал, задыхаясь.

– Любимый, тебе нехорошо?

Обеспокоенное лицо Альмеи стало чётким. Ночь уже прошла. Слабый дневной свет лился сквозь занавески. На вешалке, где висела его униформа, сигналил вокс-передатчик.

Он приложил руку к груди. Он был весь мокрый. Казалось, за грудиной появилась твёрдая опухоль, и у него было самое отвратительное чувство, что она смеётся, сотрясая его внутренности своим весельем. Он сморгнул пот с глаз и повернулся, чтобы посмотреть на жену.

– Я...

– Диамидер? – спросила она в полном замешательстве.

Он схватился за перед своей ночной рубашки, но ужасное чувство в груди исчезло. Он сглотнул. В горле пересохло.

– Кошмар, – сказал он. – Мне приснился самый ужасный кошмар!

Он с облегчением рассмеялся.

– Какой именно? – спросила она. Жрецы просили сообщать о ночных кошмарах. Тефелий не видел ничего подобного.

– Не такой, не такой, как ты подумала, я уверен, – сказал он, хотя и не был уверен. Он был очень далёк от уверенности, хотя и не стал бы сообщать об этом. В нём росло непреодолимое желание ничего не говорить, и оно становилось сильнее с каждой секундой.

– Твоя вокс-бусинка расшумелась, – сонно сказала жена. Она перевернулась на свою сторону кровати. Её рука поднялась и коснулась его бока.

– Из-за тебя все простыни промокли, – пробормотала Альмея. Она снова засыпала.

– Пусть слуги разберутся с этим, пока я на дежурстве. – Он встал с кровати на по-прежнему дрожавших ногах, подошёл к вешалке с униформой и нащупал воротник. Ему пришлось попробовать дважды, прежде чем удалось нажать руну ответа вокс-бусины.

– Капитан Тефелий, – произнёс он.
– ''Капитан, вы незамедлительно должны прибыть в командный центр по приказу планетарного губернатора Косталиса''.

– Враг наступает? – спросил он. Они ожидали нападения в течение нескольких месяцев. Было бы облегчением покончить с этим.

– ''Нет, сэр'', – ответил офицер на другом конце линии, и Тефелий заметил его волнение. – ''Это примарх. Он идёт к нам. Флот крестового похода вышел из варпа час назад. Они будут на орбите Иакса через несколько дней''.

Тефелий не стал слушать остальную часть сообщения лейтенанта. Все, о чём он мог думать, – это его сон и уверенность в том, что примарх скоро будет здесь. Он стоял, лишившись дара речи.

– ''Сэр? Сэр?'' – Голос лейтенанта пробился сквозь его оцепенение.

– Простите, лейтенант, вы что-то сказали? Примарх? – Горло по-прежнему болело. Сколько ещё из его кошмара было реальным?

– ''Я спросил, должен ли я сообщить лорду Косталису, что вы уже в пути?'' – повторил лейтенант.

– Да. Я скоро буду там.

Он быстро умылся у тумбочки и натянул форму. Когда он добрался до командного центра, там уже кипела бурная деятельность. Как только он прибыл, его сразу же поглотили обязанности, и он забыл свой кошмар.

Кошмар, однако, не забыл его.
== Седьмая глава ==

'''ДЕБЛОКАДА ИАКСА'''

– ''Мы находимся рядом с вражеской блокадой, милорд, выходим на расстояние для абордажа через пять минут. Приготовьтесь к атаке по окончанию обратного отсчёта''.

Вокс-передатчики транзитного отсека уменьшили голос магистра флота Исайи Хестрина до гнусавого хныканья, хотя он был вполне различим, и высокий тон позволил ему пробиться сквозь гул реакторов силовой брони.

– Очень хорошо, магистр флота, – ответил Робаут Жиллиман. – Возможно, со мной не смогут связаться во время операции. Пожалуйста, действуйте в соответствии со своими собственными решениями.

– ''Я так и сделаю, милорд. Император с вами''.

Голос Хестрина оборвался, унося с собой фоновое шипение вокса. Ряд красных ламп загорелся в передней части транзитного отсека, омывая пассажиров сангвиническим сиянием. Золотисто-голубые доспехи казались тёмными и пропитанными кровью. Светящиеся глазные линзы и индикаторы готовности на реакторах и оружии придавали их владельцам демонический вид.

Их было более пятидесяти, все сверхчеловеческие гиганты, стоявшие вокруг самого большого из них, примарха Робаута Жиллимана. Позади него выстроились двадцать воинов Виктрикс Гвардии в синих цветах Ультрадесанта. Все они были героями, высокими и гордыми, ангелами Императора. И всё же не они были самыми славными воинами здесь, ибо с ними летели архангелы.

Самыми впечатляющими были стратарчи трибун актуарий Малдовар Кольцюань и его кустодии, их огромный рост казался ещё более внушительным из-за высоких конических шлемов. В их число входили три алларских терминатора, пять хранителей и два отделения по пять кустодиев меньшего ранга. “Меньший” был субъективным термином, потому что каждый из них равнялся сотне смертных или дюжине космических десантников. По силе они уступали только самому Жиллиману. Они могли бы вместе, возможно, победить его. Редко случалось, чтобы так много их сражалось в одном воинстве, даже во флоте-примус, где их было больше всего.

И всё потому, что примарх решил окропить свой клинок.

– Вы уверены, что это разумно, милорд? – спросил Малдовар Кольцюань.

Жиллиман, который пока не успел надеть шлем, бросил на него прищуренный взгляд.

– Разумно?

– Вы – живая рука Императора, и всё же подвергаете себя опасности, – пояснил Кольцюань.

– И ты думаешь, трибун, что, задав мне этот вопрос несколько раз, ты получишь другой ответ?

– Нет, примарх, – сказал Кольцюань. – Я только...

– Тогда прошу тебя воздержаться, – произнёс Жиллиман. – Я уверен, что коллекции трактатов обо мне и моих братьях, которые хранятся в ваших цитаделях, ясно дают понять, что мы вряд ли изменим своё решение, приняв его.

– Это действительно так.

– Я также уверен, что в них говорится о том, что наш разум устроен очень похожим на ваш, и что мы вряд ли что-нибудь забудем, и что мы умеем читать сердца и умы всех людей.

Когда Кольцюань не ответил, Жиллиман повернулся, чтобы посмотреть на него сверху вниз, потому что он был значительно выше даже трибуна. Примарх выгнул брови, глядя на Кольцюаня, чтобы подсказать ответ.

– Да, милорд, –  сказал Кольцюань.

“''Аквила Респлендум''” задрожал. Где-то в глубине прозвучал тихий сигнал тревоги. Случайный выстрел противника с предельной дистанции. Скоро их станет гораздо больше.

– Тогда позволь нам обоим отметить и признать, – продолжил Жиллиман, развлекаясь над трибуном, – что ты недоволен моим решением принять личное участие, что ты хочешь, чтобы я знал о твоём недовольстве, и что ты хочешь, чтобы я пересмотрел своё решение. Я всё это прекрасно понимаю, но не передумаю.

Вокс-передатчики корабля издали металлический рёв, и одна из красных лампочек в ряду в передней части транзитного отсека загорелась зелёным.

– Ты много раз сражался рядом со мной, Малдовар, хотя я знаю, что ты по-прежнему мне не доверяешь. Хотя ты иногда выступал с подобными протестами, чаще было, когда ты этого не делал.

– Это вопрос риска и вознаграждения, милорд. Абордажные действия опасны. Вас можно с относительной лёгкостью уничтожить на расстоянии. Блокаду вполне легко преодолеть с помощью флота-примус. Вам нет необходимости находиться здесь.

– Из уважения к твоей настойчивости, а также чтобы показать моё раздражение по поводу твоих постоянных побуждений отказаться от моего выбора, я снова расскажу тебе о своих рассуждениях. Ты готов?

– Да, милорд, – ответил Кольцюань. Корабль подпрыгнул. Дрожь пробежала по корпусу. Сверхлюди, примагниченные ботинками к палубе, покачнулись.

– Не ворчи, Малдовар. Я в хорошем настроении. Я собираюсь сражаться. Давно пора.

– Да, милорд.

– Если тебя это раздражает, то радуйся, что вместо меня не вернулся мой брат Русс. В шутку он сбил бы тебя на землю, а затем отругал бы за то, что ты не смеялся вместе с ним. Однажды он проделал это со мной. Как-нибудь я расскажу тебе эту историю. И всё же дело не в упрямстве. Здесь есть стратегия.

– Я знаю о стр... 

– Тебе следует придержать язык и тогда тебе не придётся выслушивать это снова, не так ли? – перебил Жиллиман. – Враги многочисленны. Сыновья Мортариона считают себя выше всех остальных, потому что они приняли отчаяние и боль, и верят, что они находятся по другую сторону этих понятий. Для них, или для многих из них, жизнь – это космическая шутка. Следовательно, они не боятся ни боли, ни лишений, ни смерти. Но они не лишены страха. Они высокомерны, но даже они знают, что встреча со мной лицом к лицу – их гибель. Я буду идти среди них и убивать их. Я уничтожу их корабли изнутри не потому, что это даёт какое-то немедленное преимущество, а потому, что это даёт нам возможность подорвать их моральный дух, заставить усомниться в сомнительных дарах их бога-покровителя. Пусть они нападут на меня в любом количестве. Пусть они умрут. Пусть те немногие, кто выживет, распространят слух о моем приходе, чтобы все стали сомневаться и бояться. Пусть они попытаются сбить этот корабль, когда он летит на них, золотой и чистый, символ всего, к чему они повернулись спиной, и пусть они потерпят неудачу. Они вспомнят о могуществе Императора и Его незапятнанных примархов ещё до того, как закончится этот день.

– Возможно, Мортарион приготовил для нас ловушку, милорд. Что если флот окажется в окружении или в невыгодном положении? Вас там не будет. Вас могут захватить в плен.

– Ты не веришь, что магистр флота Хестрин справится с замыслами Мортариона?

Корабль получил прямое попадание. Они почувствовали пульсацию пустотных щитов, которые поглотили кинетическую энергию и вытолкнули её в варп. Подобное попадание причинило бы некоторый ущерб другому кораблю, но “''Аквила Респлендум''” был изготовлен по самым высоким техническим стандартам, и единственным результатом стало небольшое отклонение от траектории полёта.

– Хестрин не примарх, милорд.

Ещё одна лампочка загорелась зелёным. Оставалось четыре.

– Как и Мортарион, он больше не примарх, – сказал Жиллиман. – Он больше похож на Повелителя Чумы, чем на Императора. Силу нельзя получить у так называемых богов за просто так. Они не дарят подарков. Это стоило ему его воли. Ему не хватает свободы, хотя он этого и не видит. Он – раб. Император допускает немного больше самоопределения.

Ещё больше снарядов сотрясло корабль в форме аквилы. Атаки стали чаще. Жиллиман и Кольцюань были вынуждены повысить голоса, чтобы продолжить разговор.

– Я также покажу ему, что не боюсь. Без сомнения, ты был счастливее, если бы меня вообще не было на Иаксе, но я не могу. Я должен встретиться с братом лицом к лицу. Я должен подтолкнуть его к действиям, которым мы затем сможем противостоять.

– А что, если это не сработает? – раздражённо спросил Кольцюань.

Ещё одна зелёная лампочка. Корабль приблизился к цели.

– Только не говори мне, что у тебя, трибуна личных телохранителей Императора, всегда был только один план.

– Нет, милорд, – сказал Кольцюань.

– И поэтому я тоже никогда не полагаюсь на один результат. Я убью Мортариона. Или не убью. Но в любом случае Мортарион покинет Ультрамар, можешь быть в этом уверен.

Снова резкий предупреждающий всплеск, снова щелчок, когда люмен переключился с красного на зелёный.

– Тогда зачем рисковать собой, если победа гарантирована? – Кольцюань посмотрел на это опасное оружие, созданное его Императором в далёком прошлом. Он не доверял Жиллиману и думал, что никогда не сможет доверять, но когда-то он придерживался более сильных взглядов, и теперь это существо вселяло в его сердце столько же надежды, сколько и опасений. – Я прошу вас, пожалуйста, милорд, в знак признания взаимопонимания, которое растёт между нами, чтобы вы ответили мне без притворства и с такой же честностью, какой вы одарили бы самого себя.

Жиллиман улыбнулся.

– Я думаю, ты знаешь ответ, трибун, я думаю, ты очень хорошо его знаешь.

– Мне не помешало бы услышать его, – сказал он.

Ещё одна лампочка загорелась зелёным светом.

– Потому что, трибун, иногда приходится выпускать немного гнева. После того, что Мортарион сделал с Ультрамаром, я действительно очень зол.

Жиллиман надел шлем, и тот с шипением зафиксировался, перекрывая все опасности вакуума и токсичной среды, с которой они столкнутся на чумном корабле.

После этого последняя лампочка загорелась зелёным, и началась бойня.



Корабль Жиллимана был подарком Адептус Кустодес, когда он прибыл на Терру. В последующие годы тот оказался ценным активом. Это был не единственный его корабль, но он был одним из самых великолепных, и примарх предпочитал его в тех случаях, когда требовалось произвести впечатление, будь то в мирное время или на войне.

“''Аквила Респлендум''” оправдывал своё название, построенный в форме двуглавого орла, который служил главной эмблемой Империума. В каждой из его голов располагались полётные палубы. Его посадочные когти были когтями орла. Сложенные золотые крылья закрывали мощные двигатели. Развёрнутые, они несли оружие.

Сейчас они широко развернулись, охватывая вакуум так же уверенно, как руки самого Императора. Скульптурные перья отодвинулись назад, открывая орудийные порты. Из них показались длинные стволы и сверкающие боеголовки. Две головы опустились, выступая вперёд, прикрывая подбрюшье в том месте, где находился уязвимый транзитный отсек, поэтому корабль теперь напоминал настоящего охотящегося орла.

Таких кораблей было немного. Никакой другой не мог сравниться с его изяществом. Это была совсем не угловатая и утилитарная конструкция, излюбленная Империумом.

Многие из представленных на нём видов оружия были мелта-пушками. У них была слишком небольшая дальность, чтобы проявить себя на расстоянии, но скоро им найдётся работа.

“''Аквила Респлендум''” влетел в вихрь огня, пересекая пространство между флотом Жиллимана и блокадой Гвардии Смерти. Когда передовые части боевой группы “Альфа” приблизились, корабли Хаоса развернулись бортом и открыли огонь из проржавевших пушек. Штурмовые корабли Жиллимана ответили из носового вооружения, но, хотя их было больше, сегодняшняя стратегия предусматривала быстрое сближение над секторами огня, и они не могли задействовать основные орудийные палубы. В первые минуты боя урон, нанесённый обеими сторонами, был равным.

Корабли двигались сквозь вспышки разряжавшихся пустотных щитов. Лазерный луч мелькнул смертоносной лентой. Следы плазмы и частиц прорезали горящие пути в черноте космоса. Непрерывно взрывались гигантские снаряды, заполняя вакуум облаками сверхскоростных осколков.

Во всё это ворвался “''Аквила Респлендум''” в сопровождении звеньев “Громовых ястребов”, “Властелинов”, штурмовых крейсеров и абордажных таранов. Тысячи космических десантников мчались через смертельный залив, стратегия Жиллимана состояла в том, чтобы преодолеть блокаду путём абордажа, форсировать высадку на Иакс и избавить многострадальную планету мир от новых повреждений, вызванных падением боеприпасов из-за битвы на высокой орбите. Корабли Мортариона стеной окружали мир-сад. Каждый снаряд или шальная ракета, которые пролетали мимо них, врезались бы в планету внизу.

“''Аквила Респлендум''” представлял собой выделявшийся среди остальных корабль и поэтому привлекал много вражеского огня. Жиллиману было всё равно. Для него было важнее объявить о своем присутствии. Он хотел спровоцировать брата на поспешные действия. Вспыхнув пустотными щитами, корабль-орёл с рёвом пронёсся сквозь огненные бури, выдержав множество попаданий, в то время как следовавшие за ним меньшие корабли были подбиты. Вражеские истребители сосредоточились на “''Аквила Респлендум''” и бросились в безрассудную погоню, только чтобы обнаружить, что у орла много когтей. Ракеты устремились назад с крыльев, из установленных вдоль бортов шаровых турелей замерцал огонь лазерных пушек. Мощное инфооружие, созданное в эфемерных цифровых кузницах Марса, вступило в дело, убивая духи-машины вражеских кораблей, а там, где они были заменены нечистыми Нерождёнными, нарушая их способность контролировать свои механические оболочки. Целые эскадрильи, соперничавшие за уничтожение примарха, превратились в кружившиеся обломки, их разложение было очищено огнём и вечной чистотой вакуума.

Проржавевший корпус цели Жиллимана быстро рос. Массивный гранд-крейсер древней конструкции, его имперское происхождение почти исчезло от коррозии, мутаций и скоплений грязи. Пятна бледного цвета наводили на мысль о оригинальном кремовом окрасе, но это были крошечные, скрытые фрагменты забытого прошлого, а остальной корпус стал чёрным от долгого пребывания в космосе.

Пилоты пикировали и маневрировали в приближавшемся огне, опережая способность корабельных зенитных турелей поворачиваться. Три ржавые ракеты со светившимися нечестивым красным светом двигателями устремились к “''Аквила Респлендум''”. В ответ он нырнул вниз, затем круто поднялся, и ракеты промчались мимо, потеряв цель.

Борт вражеского корабля стремительно вырос, гигантские металлические утёсы, усеянные оружием, большим и малым. “''Аквила Респлендум''” прицелился между двумя ржавыми макропушками и выстрелил.

Мелта-системы открыли огонь в тщательно организованной последовательности, каждая стреляла в место рядом с целями остальных. Карданные крепления позволяли им двигаться, как прожекторам, переигрывая и пересекая друг друга, и врезаться в корпус в мастерски продуманном узоре. Стена казалась по-прежнему твёрдой, когда когти орла вытянулись, и он спикировал, словно хищник к своей добыче. Термоядерные лучи не останавливались, пока за мгновение перед тем, как золотой корабль разбился бы о поверхность своей цели, корпус не взорвался в потоке перегретых металлических газов, которые с рёвом пронеслись над пустотным щитом “''Аквила Респлендум''” и потащили за собой слезу радужного света. Обломки неслись прямо на него, но корабль-орёл промчался сквозь них, резко затормозил и влетел внутрь.

Он влетел в то, что когда-то было большой ремонтной и производственной палубой для ударных истребителей гранд-крейсера, но цеха забросили тысячелетия назад, оставив грибковым наростам и странным играм полудемонических зверей. Её густая, ядовитая атмосфера вышла одним грязным выдохом. Бледные грибы вытянуло в вакуум. Под потолком виднелось множество оборудования – мостки, подъёмники, краны и дистанционные сборочные стапели, хотя все они потеряли свою первоначальную форму под веками наросшего мусора. Большая их часть рухнула, сорванная с креплений декомпрессионным штормом, и “''Аквила Респлендум''” вцепился в обломки, когда садился. Его крылья оставались расправленными, оружие наготове, шарнирные шейные крепления сдвоенных лётных палуб позволяли экипажу осматривать пустой трюм.

Сработали древние защитные протоколы. Дрожа на сухих подшипниках, противовзрывные переборки закрылись поперёк входных путей вглубь корабля, и вой выходившего газа уменьшился, а затем прекратился. В тишине вакуума искусно сработанные перья на брюхе “''Аквила Респлендум''” отделились друг от друга, и трап золотого орла опустился, проливая безупречный свет на испорченные палубы вражеского корабля.

Из этого сияния вышли Робаут Жиллиман и его люди, ангелы, отправлявшиеся в древний ад.

– Обезопасьте периметр, – произнёс Жиллиман. – Откройте переборки. Мы вырвем внутренности этого корабля голыми руками.
== Восьмая глава ==

'''ТЕОРЕТИЧЕСКИ, ПРАКТИЧЕСКИ'''

Робаут Жиллиман шагал по залам, где тысячелетиями не ступала нога верного человека, и задавался вопросом, ходил ли он здесь раньше.

Корабль был древним, построенным ещё до Великого крестового похода. Хотя, естественно, это не означало, что корабль был таким старым, в варпе время текло иначе, так что вполне возможно, что корабль служил под знаменем Императора давным-давно. Возможно, он был во флотилии, которая прибыла на Барбарус с Императором, неся первых из легиона, известного тогда как Сумеречные Налётчики, чтобы встретиться с их отцом? Неужели он доставлял послание Имперской истины в забытые миры? Был ли он радостно встречен рассеянными отпрысками человечества, или он заставлял подчиниться тех, кто отверг мечту Императора о братстве?

Жиллиман знал, что те времена были жестокими, и считал, что используемые методы были экстремальными. В глубине души он не одобрял кое-что из того, что делал его так называемый отец, хотя, по правде говоря, даже худшее злодеяние было всего лишь тем, что и сам Жиллиман совершил в Ультрамаре, только в более крупном масштабе. Он считал, что цель акта насилия одна и та же, будь то одиночное убийство или разрушение города. Во время Великого крестового похода он всем сердцем принял жестокость Императора как средство для достижения цели.

И в то же время…

Миры горели. Цивилизации уничтожались, чужеродные расы полностью истреблялись. Так много смертей ради достижения мира.

А потом пришла Ересь, и правда о том, что скрывал Император, была брошена ему в лицо.

Ещё во время Крестового похода Жиллиман боролся со своей совестью. Он спорил с братьями о нравственности их поступков. Он был не согласен с некоторыми из их методов. Некоторых из них, таких как чудовище Кёрз, он открыто презирал. Но сейчас, шагая по этим коридорам, пропитанным слизью и неестественным разложением, по этим пространствам, в которых царила атмосфера, противоречащая законам самой физики; когда он увидел, что было сделано с владениями Императора, что было сделано с его собственным королевством Ультрамар, сейчас он считал, что все эти методы были оправданы.

Куда бы сейчас ни отправился этот корабль, его никогда не встретят с радостью. Его никогда не будут рассматривать как освободителя или вестника безопасности. Независимо от того, падала ли его тень на миры человечества или ксеносов, ему нечего было предложить, кроме боли, порчи, болезней и разложения. Это была катастрофа, заключённая в бутылке, сознательно выпущенная на волю.

Возможно, в конце концов, ничего не следует исключать. Возможно, ни одно деяние не было слишком тёмным, чтобы сдержать ужас, который принёс Хаос. Не было ни этики, ни морали, ничего такого, чем нельзя было бы пожертвовать ради сохранения расы, ради того, чтобы человечество выжило вопреки всему.

Может быть, это было то, чего Жиллиман раньше не понимал. Он начинал думать, что теперь понял, хотя его душа горела от нежелания принять это.

Теоретическое: в конце концов, Император был прав во всём.

Альдари, некроны, остальные мыслящие существа галактики, они намного хуже людей. Альдари настаивали на том, что они более нравственны, более искушены, в то время как половина из них манипулировала каждым существом, каким только могла, чтобы обеспечить минимальное преимущество, в то время как другая половина трусливо откупалась страданиями невинных, чтобы спасти себя. Все они были одинаково высокомерны.

Некроны пошли другим путём, в чём-то ещё более худшим, – путём бездушного существования. Теперь они открыто противостояли человечеству, второй и ужасный враг. Неожиданная война бушевала вокруг Парии Нексус, связав несметное количество кораблей Жиллимана, когда Империум пытался сдержать угрозу, и всё же по словам Велизария Коула их технология могла спасти всех.

Он задумался. Абордажная группа прошла по огромным процессиям, теперь настолько покрытым органическим веществом, что они напоминали внутренности больных животных.

Он вспомнил о тех временах, когда высказывал свои опасения, и успокаивал себя. Император страстно призывал к единству человечества, к повторному открытию утраченной мощи и технологии. Он никогда не упоминал о Хаосе. Ни разу.
Жиллиман думал, что тоже это понимает, потому что жестокая галактика требовала жестокого режима, чтобы обеспечить безопасность. Хаос всегда предлагал спасение от угнетения, соблазняя огромные и изобилующие стада человечества бежать от единственного, что удерживало кошмары, прямо в свои объятия.

Теоретическое: Император задумал эту фазу как временную. Вместо этого она продолжалась с тех пор, как Он взошёл на Золотой Трон. Практическое: он, Жиллиман, должен это исправить.

“''Обычный человек может сделать дюжину вещей одновременно, великий человек может сделать тысячу'', – подумал он, вспоминая слова своего приёмного отца Конора. – ''Но ни один человек, независимо от его способностей или воли, не может осуществить более одного грандиозного плана за раз''”.

Его мысли вернулись к незаконченному в его скриптории Кодексу Империалис.

– По одному делу за раз, Робаут, – сказал он, упрекая себя за нетерпение.

– Милорд? – спросил Кольцюань.

– Ничего, – ответил Жиллиман.

И всё же он не мог позволить себе медлить. Кольцюань был одной из тысячи шпор, вонзившихся Жиллиману в бок. Их отношения улучшились за последние годы, но трибун по-прежнему не доверял примарху. Он постоянно был готов действовать, если Жиллиман хотя бы будет выглядеть так, будто подумывает о восхождении на трон. Вот почему Валорис присвоил Кольцюаню звание и отправил в крестовый поход.

Затем был Матьё, чьё растущее движение сделало Жиллимана вторым после Императора в Церкви. Или радикальные лорды и политики, которые хотели видеть его на троне. Были консерваторы, которые затаили обиду за то, что он ограничил их власть. Ему нравилось говорить своим близким – драгоценным немногим, с кем он не хотел бы делиться текущими мыслями – что у него два десятка врагов за пределами Империума, но миллиард внутри.

Стратегические переговоры просачивались через его вокс-бусинки во время размышлений. Потоки информации прокручивались в шлеме, наложенные так глубоко, что некоторые казались почти сплошными цветными блоками. Он просмотрел их и проанализировал. Он пришёл к выводу, что Хестрин хорошо справлялся с атакой.

Он задался вопросом, что Мортарион думает обо всём этом, если у него осталась свобода независимого мышления. Они с Жиллиманом никогда не ладили. Жиллиман считал его пессимистом. Мортарион всегда и во всём видел худшее и, не ожидая радости, не нашёл её. Он был одержим преодолением трудностей до такой степени, что сознательно искал их, и не считал нужным сдерживаться в том, чтобы навязывать такие же страдания своим генетическим сыновьям. Его навязчивые идеи были многообразны, и как только он зацикливался на чём-то, было невозможно перенаправить его внимание, пока результат не соответствовал его всегда жалким ожиданиям. Было ли это мрачное негодование по поводу того, что Император спас его, или неприятный вопрос об использовании психической силы в легионах, он шёл до самого конца. Неужели он не видит, что им манипулировали? Разве он не понимает, что стал рабом, что гораздо более тёмный повелитель, чем Император, смеялся над ним и радовался, превращая в пародию на всё, что он презирал? Или он по-прежнему считает себя обиженной жертвой и радуется своим так называемым триумфам? В этом отношении он был похож на Пертурабо. Эгоистичный, одержимый собой, циничный.

И всё же Жиллиман чувствовал печаль от того, что Мортарион предал, что все они предали: сломленный Ангрон; великолепный Фулгрим; даже Кёрз, чьим величайшим преступлением было безумие, а это вообще не было преступлением. Жиллиман не любил каждого из них одинаково, но эти прометеевы существа были его братьями во всех отношениях, и он не мог не оплакивать их.

Он никому не мог этого сказать. Он никому об этом не говорил. Когда его мысли шли по этим дорогам, он был самым одиноким путешественником во вселенной.

Вот почему он возглавил эту абордажную группу. Вот почему он обрадовался, когда противовзрывная переборка шириной в сто и высотой в пятьдесят футов открылась, и оттуда выкатилась стена демонических машин Мортариона. Вот почему он выхватил меч Императора и, не сообщив никому из свиты о своём намерении, немедленно бросился в бой.

– За Императора! За Ультрамар! – взревел он, его божественный голос усилился шлемом до шокирующего уровня, и это был воистину горький боевой клич.
== Девятая глава ==

'''ПРИМАРХ В БОЮ'''

Сенсориум Кольцюаня зарегистрировал скачок напряжения, предвещавший открытие переборки, и нарисовал световые очертания того, что ждало за ней. Поступка Жиллимана, пусть и неожиданного, следовало ожидать. В последнее время имперский регент пребывал в боевом настроении.

Но хотя Кольцюань ожидал, что Жиллиман бросится в атаку, скорость его действий застала трибуна врасплох, и он обругал себя за то, что в очередной раз недооценил физическое мастерство примарха.

– Кустодии, построиться, защитить регента! – скомандовал он после того, как Жиллиман был уже на полпути к врагу. – Вижу тринадцать демонических машин в диапазоне средней угрозы. Более двадцати Астартес-предателей в арьергарде.
Враги не стали ждать, когда переборка полностью откроется. Болты и небольшие ракеты пронеслись дымными следами к имперским абордажникам. Взревел мелтаган. Один из телохранителей Жиллимана получил прямое попадание в штормовой щит, пока пытался не отстать от своего лорда. Силовое поле взорвалось с оглушительным грохотом, и космический десантник швырнул дымившиеся обломки в сторону врагов, остатки щита заскользили по палубе и врезались в ноги. Чумные десантники даже не пошевелились.

Жиллиман в одно мгновение оказался в гуще врагов, снаряды отрикошетили от доспехов судьбы. Несмотря на всю свою мощь, ни кустодии, ни Виктрикс Гвардия не могли догнать Робаута Жиллимана. Смертный человек его роста двигался бы медленно, неуклюже, но Жиллиман не был генетическим отклонением; он был идеально спроектированным созданием, и он бежал стремительно, как ветер, огонь меча Императора растянулся знаменем позади него. С лязгом брони он первым врезался в плечо ведущей машины и покачнул её на гусеницах так сильно, что она жалобно повернулась на задних траках и опрокинулась. Жиллиман прикончил её нисходящим ударом, уничтожив двигатель, даже не замечая грохота и взрыва болтерных снарядов, разлетавшихся по энергетическому полю его брони. Примарх уже двигался дальше прежде, чем Кольцюань успел выкрикнуть следующий призыв защитить его.

Демонические машины представляли собой так называемые зловонные гниловозы, лёгкую, противотанковую конструкцию, которую Гвардия Смерти использовала в больших количествах. Их мультимелты и ракетные установки были столь же полезны для уничтожения войск в силовой броне, как и танков, и все они повернулись, направив оружие на Жиллимана. И всё же он двигался слишком быстро, чтобы точно прицелиться, и Кольцюань потерял его из виду среди изрыгаемых двигателями паров.

– Во имя Императора, к примарху! – взревел он. Астартес и кустодии бежали вперёд. Они растянулись. Безрассудство примарха подвергло их всех опасности.

Открылись двери со стороны коридора. За ними виднелись новые космические десантники-предатели.

– Засада! Засада! – прокричал космический десантник по вокс-связи. Значок кричавшего мигнул, не успев толком загореться, и Кольцюань не мог сказать, кто говорил. В смятении он увидел, как ещё больше больных потомков Мортариона заняли огневые позиции вдоль ограждения верхнего уровня. Он навёл болт-метатель и выстрелил, пробив грудь неповоротливого Чумного десантника двойным выстрелом. Воины, вышедшие в коридор на нижнем уровне, были вооружены короткоствольными чумными извергателями и ржавым оружием ближнего боя и двинулись в рукопашную.

– Во имя Императора, поднимитесь туда! Быстрее! Защитите примарха! – Страх Кольцюаня, что Жиллимана убьют, был единственным, что перевешивало его опасения по поводу своего выживания.

Но космические десантники и кустодии оказались втянутыми в свои собственные битвы. Те, кто двинулся вперёд, чтобы защитить примарха, были атакованы с трёх сторон и замедлились, космические десантники отчаянно пытались перестроить боевую линию, в то время как Жиллиман был одинокой вспышкой синего и золотого цвета, окружённой ржавчиной и зеленеющим металлом.

Кольцюань выругался и бросился вперёд, оказавшись в малоприятной толчее закованных в броню тел. Чумные десантники, которые постоянно смеялись, соперничали с теми, кто ворчал по поводу своих недугов, стремясь добраться до него. Кольцюань отсёк щупальце у воина в доспехах, такого толстого, что было удивительно, как тот вообще мог двигаться. Он развернул копьё хранителя и вонзил наконечник в раздутый живот. Чёрные кишки, уже на последней стадии разложения, жидко хлынули по всей броне Чумного десантника, их кислоты разъели пластины и заставили их задымиться, когда тот замертво рухнул на палубу.

– Примарх! Примарх! Защитите его! – закричал Кольцюань.

Он парировал золотым древком копья тупой от ржавчины чумной меч, отбросив владельца назад. Сквозь разбитую дыхательную решётку высунулась морда миноги, и Кольцюань впечатал в неё голову, превращая бьющуюся тварь в месиво. Удар копья пронзил мешанину раздавленной мутации, и сверкающий аурамит погрузился в хрупкий керамит. Но его враг был силен, и покровитель одарил его невероятной стойкостью. Он дико оттолкнул его, и Кольцюань обнаружил, что снова оказался рядом с Варсиллианом Прославленным, одним из своих товарищей-кустодиев.

– Мы должны добраться до Жиллимана! – прорычал Кольцюань, отражая удары ржавых клинков. – Если он сейчас падёт...

Кольцюань прикончил противника, положив конец тысяче лет предательства, разрубив шлем. Пространство перед ним открылось, и в течение нескольких секунд он мог видеть сражавшегося Жиллимана.

Длань владычества извергла поток болтов в безликую переднюю панель гниловоза, пробив ржавый металл и выпустив струйку водянистого масла. Урон был минимальным, но вспышка множества взрывов по всей передней арке демонической машины ослепила её, и Жиллиман шагнул вперёд с мечом, чтобы нанести смертельный удар.

Этот меч ранил всегда. Он взревел огнём, когда Жиллиман взмахнул им, и, казалось, вспыхнул ярче, почувствовав присутствие демона внутри машины. Слишком поздно Нерождённый понял, в какой опасности находится, и попытался сбежать.
Жиллиман повернул меч, развернулся на скрещённых ногах, выполнил полный оборот и нанёс удар. Меч Императора вонзился в выпуклую переднюю часть машины жестоким апперкотом, легко пробив металл и заставив его вспыхнуть неземным огнём. Густая жидкость вырвалась изнутри, когда меч пронзил технологические, органические и дьявольские материалы – огромная сила Жиллимана и сверхъестественно острое лезвие меча одинаково легко разрезали их все. Меч вырвался из верхней части, когда Жиллиман закончил разворот, почти прорубив путь прямо через демоническую машину. Половина бронированной передней панели отвалилась, показав приводившую её в движение мешанину внутренностей и проводов.

Демон издал ужасный, пронзительный вопль, от которого острые когти царапнули по поверхности самой души. Тень убегавшего демона рванулась вверх с крыши машины, ища спасения в варпе, но меч Императора не давал пощады таким существам. Охватившее корпус пламя, казалось, прыгнуло вслед за ним и окутало его, увлекая тень назад. Кольцюаню привиделось, что кричавшее в огне рогатое лицо внезапно разлетелось на куски.

Так же верно, как если бы выключили прометиевый реактивный двигатель, пламя погасло, его душевное топливо закончилось. Жиллиман уже атаковал следующую цель.

– Мы должны его охранять? – спросил Варсиллиан. Он недавно закончил пятое столетие службы и принял почётную мантию хранителей. – Ему не нужна охрана, трибун. Боюсь, мы здесь полностью на вторых ролях. Жиллиман разрезает машины Гвардии Смерти, как будто они бумажный реквизит для сцены.

– И всё же мы должны присматривать за ним, – прорычал трибун. – Он не неуязвим. И тебе стоит следить за своим тоном, Варсиллиан. Может, он и примарх, но в данный момент в нём сосредоточены надежды всех нас. Я защищаю его и не позволю ему умереть из-за того, что мы прыгнули с головой в засаду.

Мысленно он признал, что Варсиллиан прав. В этом зале среди встреченных ими врагов не было ничего, что могло хотя бы замедлить примарха.

Несмотря на все свои подозрения относительно намерений Жиллимана, Кольцюань не мог не отдать ему должное как воину. Записи Адептус Кустодес утверждали, что примархов создали в первую очередь как оружие. Неоднократно наблюдая за Жиллиманом в бою, он счёл этот факт доказанным. Жиллиман продемонстрировал много других качеств в управлении, особенно в администрации и юриспруденции, но в конечном счёте он был обнажённым клинком. Все остальные его умения служили украшениями на рукояти.

Жиллиман снова исчез. Вокруг Кольцюаня напряжение боя ослабло настолько, что два кустодия смогли разойтись. Кольцюань расслабил пальцы, рубанул лезвием алебарды, отрубив ногу воина по колено. Чумной десантник упал, и Кольцюань добил его колющим ударом в шею. Он повернул клинок, когда тот прошёл насквозь, отделяя то, что осталось от головы космического десантника, от его тела. Разрушительное поле разнесло большую её часть на куски, и то, что проскользнуло под ногами сражавшихся, было немногим больше, чем дымящейся черепушкой.

Варсиллиан держал в руках огромный топор кастеляна, которым размахивал на высоте груди, тесня трёх чумных десантников, пытавшихся заманить его в ловушку. Один из них попробовал атаковать его справа, но Варсиллиан встретил его неожиданным выпадом, оттолкнувшись ногой, чтобы вложить в удар как можно больше силы. Верх лезвия топора пробил нагрудник чумного десантника, силовое поле вспыхнуло, и Варсиллиан вогнал топор прямо в грудную клетку врага, вместе с болт-метателем и всем остальным. Оружие врезалось в реакторный ранец, снабжавший энергией броню предателя, и силовой блок взорвался с глухим треском и коричневым дымом, разбросав повсюду проржавевшие куски брони и плоти. Невредимый Варсиллиан шагнул сквозь облако, снова подняв топор.

Кольцюань вспомнил те дни, когда ограничительный эдикт был отменен. В то время Адептус Кустодес покидали Терру редко, тайно и в небольших количествах. Задания, которые они выполняли, были по большей части дипломатическими, поскольку скрыть своё присутствие после битвы было почти невозможно. Бой делал их заметными. Исходя из политических соображений, они не могли позволить привлекать к себе внимание. Самое большое сражение, которое видели большинство, 
были кровавые игры, проводимые на самой Терре.

Игры не могли заменить битву. Видеть, как двадцать кустодиев Императора сражаются бок о бок, как он видел сейчас, было честью, которую они ждали тысячелетия.

Малдовар Кольцюань убил врага, и это было приятно. Он мог понять примарха.

К этому времени алларские терминаторы пробились сквозь толчею. Кольцюань мельком увидел, как они собрались вокруг регента, который был очень даже жив. У трибуна было время вздохнуть с облегчением, а затем появился новый враг.

К нему приближался чемпион, размахивая двуручным цепом над головой. Утяжелённые черепа на ржавых цепях извергали поток зелёного газа, который угрожал прожечь мягкие уплотнения доспехов Кольцюаня. Трибун подавил желание немедленно атаковать, сдерживаясь, чтобы собрать информацию о новом враге. Чумной десантник был мощно сложен, его рост и сила увеличились благодаря дарам бога-покровителя. Сквозь прорехи в проржавевшей броне Кольцюань увидел движение дряблых мышц. Этот чемпион был сильнее своих товарищей, и он был также приучен к боли, как и все они. Это делало его опасным.

Последователи чемпиона уступили своему предводителю место, открыв поле для поединка в вихре рукопашной схватки. Кольцюань осматривал противника, отмечая все детали. Гвардия Смерти была одним из последних легионов предателей, сохранивших организацию, и поддерживала численность путём агрессивной вербовки, но позеленевшие медные знаки отличия и символы преданности, которые носил чемпион, отмечали его как древнего, возможно, одного из первых предателей, которые последовали за Мортарионом по тёмной дороге. Его доспехи были покрыты пятнами ржавчины и засохшего масла. Силовой ранец дрожал и выкашливал дым из выхлопных отверстий. С изогнутой дыхательной решётки стекала вязкая слюна. Над ней светилась зелёным светом циклопическая линза, а ещё выше торчал единственный рог, слегка смещённый от центра.

Кадильные черепа гудели, вращаясь по кругу. В их глазах горело пламя. Кольцюань сделал ложный выпад, чтобы посмотреть, какой ответ предложит противник, но повелитель чумы не поддался на уловку, а переместился, продолжил размахивать черепами и заговорил.

– Я родился на Барбарусе, – произнёс он. Его голос оказался на удивление чистым. – Я сражался в Долгой войне со времён самого Гора, когда я ходил по земле Терры и видел, как горел Императорский дворец.

Пока он говорил, у него изо рта вытекло ещё больше жидкости.

– Но я никогда не убивал таких как ты, наблюдатель за трупом.

Затем он нанёс удар.

Черепа зашипели в воздухе на Кольцюаня. Это был удар, способный разрушить броню танка, и удар, нанесённый быстро. Кольцюань был ещё быстрее и отступил в сторону, черепа пролетели мимо и пробили дыру в палубе. Трубы под обшивкой лопнули, и в зал хлынул пар. Трибун атаковал потерявшего равновесие противника, только чтобы встретить направленный на него шипастый конец цепа. Тычок копьём поспешно превратился в парирование, и он отвёл его в сторону. Адамантивое лезвие встретилось с железным древком во вспышке молнии, но оружие чемпиона осталось неповреждённым и прочным, несмотря на явно видимую ржавчину.

Чемпион умело продолжил контратаку, опустив навершие цепа и раскрутив, описав восьмёрку, чтобы цепи снова закружились. Он ударил ногой, целясь Кольцюаню в голень, выбил искры из аурамитового поножа и замедлил отступление трибуна настолько, что ему удалось попасть по широкой дуге кустодию в шлем.

Голова Кольцюаня дёрнулась в сторону, и он пошатнулся. Воодушевлённый чемпион снова атаковал, но Кольцюань поднял копье, и цепи обернулись прямо на силовом блоке клинка. Резко дёрнув, лезвие рассекло две из трёх цепей, и черепа запрыгали по палубе. Третий остался обёрнутым вокруг рукояти алебарды, и последовало состязание в силе, в котором трибун пытался вырвать цеп из рук противника, а чемпион пытался ему помешать.

Генетически созданная сила соперничала с силой Хаоса, и противники оказались в воинских объятиях, грудь к груди.

– Ты слаб, охранник трупа. Почувствуй мою мощь, мою жизненную силу. Это дар моего бога. Где твои дары?

Кольцюань подался назад, увлекая за собой чумного чемпиона. Он опёрся на заднюю ногу, и чумной десантник врезался в него. Трибун отпустил рукоять копья хранителя правой рукой и вытащил мизерикордию. Чемпион изо всех сил дёрнул запутавшееся оружие, только чтобы обнаружить, что силовой нож Кольцюаня пробил его нагрудник и вонзился в главное сердце.

Чёрная кровь хлынула на руку трибуна. Он отпустил копье, схватил воина за голову и притянул ближе. Он наклонился к шлему падшего космического десантника.

– Мы не нуждаемся в богах, – сказал он и рванул мизерикордию в сторону. Он был почти отброшен назад силой расщепленных атомов, пока чумной чемпион по-прежнему крепко держал его, приняв взрыв на аурамит, и уничтожил второе сердце.
Он продолжил движение рукой, сунул пальцы в решётку респиратора предателя, резко повернул и сломал ему шею, затем отбросил тело назад, успев поднять упавшее копьё, прежде чем труп рухнул на палубу.

Чумные десантники отходили. Слева Виктрикс Гвардия Жиллимана добралась до галереи и яростно сражалась, зачищая верхний уровень. Справа кустодии остановили, а затем повернули вспять поток подкреплений на главную палубу. Гвардейцы Смерти организованно отступали, продолжая стрелять, возвращаясь через двери, сквозь которые они вошли, оставляя своих погибших.

Жиллиман сражался с последней из демонических машин, в то время как алларские терминаторы выпускали болты вслед врагу. Какой бы разгром Гвардия Смерти не собиралась устроить абордажникам, их план остался нереализованным. Несколько тел в синих доспехах смешались с павшими, но никто из золотых воинов не погиб, сыновья Мортариона лежали повсюду грудами, а их демонические машины превратились в пылавшие остовы, покинутые одержимыми духами.

Ударом длани владычества Жиллиман пробил переднюю пластину последнего гниловоза. Прогремело ещё несколько выстрелов. Кустодии и Виктрикс Гвардия ходили среди павших, добивая раненых врагов мизерикордиями и силовыми гладиями.

Не нужно было приказывать остановиться. Космические десантники-ветераны и кустодии не стали преследовать врага в лабиринте корабля, а перестроились и ждали.

Кольцюань быстро оценил состояние своих воинов. Двое кустодиев получили ранения, но их боевые доспехи были непоколебимы, и язвы врага не влияли на их разработанную Императором физиологию.

Редуктор апотекария взвыл, вырезая геносемя павших космических десантников. На мгновение воцарилось напряжённое молчание.

– Вперёд, на командную палубу, – произнёс Жиллиман.



Группа Жиллимана встретила незначительное сопротивление. Несколько стай меньших демонических машин попытались задержать их, но с ними легко разобрались, и имперское наступление быстро продвигалось по безмолвным коридорам, если не считать выстрелов основного вооружения гранд-крейсера. Похоже, основные силы чумных десантников встретили их в зале, и, не преуспев в засаде, оставшиеся либо спрятались, либо бежали на планету, как судя по ауспикам флота, происходило на нескольких других взятых на абордаж кораблях.

Мало кто из смертного экипажа попадался им на глаза. Те, кто это сделал, были казнены без суда и следствия. Заражённые демонами устройства разбивали. Жалкие скопления плоти, слившиеся с кораблём, уничтожали огнём.

Они получили небольшую передышку, пока разбирались с автоматическими системами защиты, прикрывавшими подходы к командной палубе, и Кольцюань и Жиллиман заговорили при свете усеянной глазами горящей стены.

– Это разочаровывающе легко, – заметил Жиллиман.

Поджаривавшиеся глаза выскакивали и шипели в огне. Прогорклый жир, пылая, капал на палубу.

– У врага на борту мало настоящих воинов, – ответил Кольцюань. – Он сохраняет свои силы. Ничто не может устоять против трёх боевых групп крестового похода. Я удивлён, что он вообще уделил внимание этой жалкой блокаде.

– По всему флоту та же история, – сказал Жиллиман. – Всё так, как мы и ожидали. Это не серьёзная попытка предотвратить нашу высадку, а тактика затягивания. Большая часть сил Мортариона будет на поверхности, если его провоцирование меня прийти сюда не было просто отвлекающим манёвром, и он не намерен нанести удар в другом месте.

– Я не верю в это, – сказал Кольцюань.

– Я тоже, но все возможности должны быть учтены, изучены и оценены, – сказал Жиллиман. – Нет ничего невозможного до тех пор, пока не пройдёт момент, когда это может произойти. Свободное перемещение Мортариона по варпу делает попытки поймать его раздражающе трудными, но если он собирается убить меня, то будет рядом, чтобы позлорадствовать. Это, явно, ловушка, и всё же мы должны добровольно в неё шагнуть. Мортарион использует себя в качестве приманки. Это опасная стратегия для него, потому что, если его ловушка не сработает, я получу его голову. Он знает это.

Впереди возникла яркая вспышка и сноп искр, за которыми последовала короткая очередь из болтера. Из коридора донеслись крики, что следующая дверь в переборке очищена. Охрана Жиллимана с лязгом двинулась вперёд и выставила стену щитов поперёк теперь открытого пути.

Из желеобразных наростов выдвинулась турельная пушка. Космические десантники подняли щиты, отражая выстрелы тяжёлого калибра силовыми полями, и побежали вперёд. Они сохраняли строй до тех пор, пока не преодолели максимальный угол поворота орудия и не вошли в его слепую зону. Один из них шагнул вперёд и отрубил ствол. Внутри взорвались боеприпасы, и пушка, истекая кровью, осела в креплении.

– Чисто! – крикнул воин.

Они достигли последнего портала на командную палубу. Сотня безумных обычных людей, мутировавших за гранью разумного, организовала короткую, но тщетную оборону и была мгновенно уничтожена. Мелта-бомбы широко распахнули двери мостика, и Робаут Жиллиман шагнул в нервный центр корабля.

Там было грязно и воняло. Волокнистые наросты свисали с оборудования, соединяя механизмы друг с другом. Шаркавшие люди работали на сбоивших машинах. Сальные палочки испускали жирный свет. Экипаж не отрывался от своих дел, когда регент Империума Человека шагал среди них.

– Убейте этих бедняг, – произнёс Жиллиман. – Всех их.

С убийственной эффективностью Адептус Кустодес и Адептус Астартес расправились с командой мостика. Это были простые, слабоумные существа, их воля ослабла, и они не оказали никакого сопротивления, кроме жалкого хныканья.

– Гвардия Смерти и офицеры отступили, – сказал Жиллиман. Он оглядел покрытые запёкшейся плотью контрольные галереи и хоры сервиторов, обитатели которых превратились в покрытые буйными органическими наростами ухмылявшиеся зелёные черепа. – Кольцюань, обеспечь телепортационный захват и забери нас отсюда. “''Аквила Респлендум''”, запуск. Все остальные штурмовые группы отступают.

– Корабль подготовлен к самоуничтожению? – спросил Кольцюань. Не было никаких признаков того, что это было так, никаких сигналов тревоги или аварийных сообщений, и никаких изменений в гудении реактора корабля, но в словах примарха был смысл.

– Весьма вероятно и практично, – ответил Робаут Жиллиман. – Я поступил бы так. Мортарион разместил цель здесь, чтобы я выбрал её. Он организовал достаточно сопротивления, чтобы втянуть нас.

Он подошёл к треснувшему окулусу и посмотрел на Иакс.

– Первые ходы игры, – заметил Кольцюань.

– Наш матч в регицид продолжается. Несомненно, так будет всегда, – сказал Жиллиман. – Было бы слишком просить вселенную позволить мне просто убить его.

Жиллиман наблюдал за космической битвой, если столь слабое сопротивление было достойно такого названия. Флот Мортариона разваливался на части. С командной палубы стало ещё более очевидным, что это была тактика втягивания, а не согласованные усилия по победе. Самые большие и наиболее ценные корабли уходили, а ведущие суда уже скрылись за горизонтом Иакса. То, что осталось, было кораблём среднего размера и гранд-крейсером, на котором они в настоящее время находились.

– Он намерен убить как можно больше космических десантников, – сказал Жиллиман. – Большинство этих кораблей подготовлены для подрыва. Дорогостоящий гамбит, но Мортарион всегда разыгрывает карту истощения.

Жиллиман связался с командованием флота и отдал приказ всем абордажным группам немедленно отступить, а кораблям уйти на безопасное расстояние.

– Интересно, где находится этот мерзкий пёс, которого он называет сыном? Тиф командует самым большим чумным флотом. Его присутствие создало бы некоторые трудности.

– Жаль, что его здесь нет, милорд, – сказал Кольцюань. – Я могу вспомнить мало других предателей, которых убил бы с большей радостью.

Последние члены человеческой команды были казнены, и кустодии начали готовиться к экстренному телепортационному извлечению, в то время как Виктрикс Гвардии предстояло вернуться на корабле. Доктрина требовала, чтобы Жиллиман отошёл в центр группы Кольцюаня, но он остался у окулуса, глядя на Иакс. Он вспомнил сине-зелёный драгоценный камень посреди космоса, идеальный мрамор, пример даже для Ультрамара, как человечество могло жить в гармонии с окружающей средой. Мортарион специально нанёс удар в это место, чтобы ранить его. Жиллиман почувствовал, как у него сжались челюсти. Всё, что он мог сейчас видеть, были облака цвета желтушной кожи. От галактической красоты до плачущей раны на теле реальности. Его гнев рос, но именно этого и добивался брат.

– Телепортационный захват установлен, – произнёс один из Виктрикс Гвардейцев.

– Тогда немедленно забирайте нас. Сикарий, поторопись вывести своих людей с корабля.

– Да, милорд.

Жиллиман не сводил взгляда с разорённого сада, пока дуги силы потрескивали по его доспехам. Металлический запах энергии варпа заполнил чувства. Последовала вспышка, это бесконечное мгновение небытия, когда он ощутил, что его душу зовут присоединиться к широким морям варпа, затем пульсация, и он внезапно оказался на борту “''Чести Макрагга''”, обрывки коронных разрядов свисали с его рук и ног, а глазные линзы покрыла паутина варп-инея.

Бригады обеззараживания медленно вышли вперёд в защитных костюмах против повышенной опасности. Широкие сопла распылили антисептик на него и остальных вернувшихся. Конклавы человеческих псайкеров раскинули свои силы по залу, поскольку не все болезни Чумного бога подчинялись физическим законам.

Когда Жиллиман прошёл первые этапы очищения, он связался по воксу с командной палубой.

– Хестрин, – произнёс он. – Как дела?

– ''Мы отходим на безопасное расстояние в соответствии с вашими приказами, милорд'', – ответил магистр флота.

– Удалось зафиксировать какие-либо цели на поверхности? – спросил Жиллиман, уже зная ответ.

– ''Никак нет, милорд, у нас нет никаких указаний на особенности поверхности за пределами провинций вокруг Первой Высадки. Более восьмидесяти процентов планеты недоступны для наших ауспиков. Я приказал попробовать ясновидящим, но астропаты тоже сообщают об отсутствии успеха. То, что они видят, находится не там, где должно быть, и движется''.

– Значит всё так как я и предсказывал, – сказал Жиллиман. – Иакс настолько пропитан варпом, что география стала бессмысленной. Мы должны спуститься на поверхность.

Он поднял руки, чтобы предоставить антисептическим струям доступ к суставам подмышек. Его боевой доспех был забит химикатами. Полная дезактивация займёт больше часа.

– ''Первый из вражеских кораблей самоуничтожился, милорд''.

– Трансляцию в шлем, – приказал Жиллиман.

В его поле зрения появилось изображение космоса в миниатюре. Угасавшее свечение плазмы ознаменовало гибель первого корабля. Пока он наблюдал, взорвался ещё один, примарх внимательно следил за его ослепительной смертью. Его внимание переключилось на список потерь, прокручивавшийся в другой части шлема. Он обнаружил, что его гнев на Мортариона удвоился. Разместив эти корабли именно так, демонический примарх заставил его выбирать между жизнями космических десантников и подданных на планете внизу.

– Как только они закончат с этим жалким фейерверком, встаньте на геостационарный высокий якорь над Первой Высадкой. Приготовьтесь к ограниченному боевому десантированию в окрестностях столицы и дайте мне несколько карт этого места. Атака главного космического порта Иакса начнётся по моей команде.

Новый сигнал подключился к разговору Жиллимана с Хестрином. Офицер-диспетчер флота, судя по символу, приложенному к запросу связаться.

– Говори, – произнёс Жиллиман.

– ''Милорды, извините, что вмешиваюсь, но несанкционированные силы уже приближаются к целевой планете''.

– Кто и чьей властью заявил право на высадку? – спросил Жиллиман.

– ''Это милитант-апостол, милорд'', – ответил офицер. – ''Он ведёт свой крестовый поход и взял с собой кадианский четыре тысячи двадцать первый. Он ссылается на право Белли Примус Адептус Министорум, утверждая, что власть Самого Бога-Императора оправдывает нападение''.

Жиллиману пришлось сдержаться, чтобы не выдать свой гнев.

– Спасибо, что сообщили мне. – Примарх прервал связь. – Ты можешь хотя бы отозвать кадианцев, Исайя?

– ''Они не находятся ни под чьим непосредственным командованием'', – ответил Хестрин. – ''Когда они присоединились к крестовому походу, они почти сразу же поклялись служить милитант-апостолу, и он принял их клятву. Мы можем приказать им вернуться, но они не обязаны подчиняться''. – Хестрин некоторое время молчал прежде чем продолжил: – ''Вместо этого мы можем повредить их корабли, милорд''.

Жиллиман почувствовал необычайную ярость:

– И рискнуть подарить Церкви мученика, а моим недоброжелателям доказательство моего презрения к их убеждениям? – сказал примарх. – Какова его цель?

В качестве ответа Хестрин проиграл Жиллиману короткий отрывок из аудекса. Голос Матьё стал более резким после событий на Парменионе. Он больше не сдерживал свой фанатизм. Жиллимана это не удивило, поскольку он сам не мог толком объяснить, что произошло в битве в Гекатоне.

– ''Во славу Императора мы высадимся первыми!'' – кричал Матьё. – ''Во славу примарха, мы захватим порт!''

– Значит космический порт, – сказал Жиллиман. – Оставьте его в покое. Он может избавить нас от необходимости сражаться за порт самим. Я лично разберусь с ним, если он переживёт высадку. – Он на мгновение задумался. – Пошлите ударный корабль, чтобы прикрыть его спуск. Пусть ему не причинят вреда. Подготовьте мой дипломатический барк, а не “''Аквилу Респлендум''”. Мы идём с протянутыми ветвями мира. Я приземлюсь сам, как только закончится очистка.

Сказав это, примарх закончил разговор.

– Милорд, – спросил Кольцюань по вокс-связи. – Что случилось?

– Не что, а кто. Фратер Матьё сорвался с поводка. – Жиллиман стиснул зубы. – Он самый неугомонный из жрецов.
== Десятая глава ==

'''СВЕТ ВЕРЫ'''

К тому времени, как корабль приземлился, транзитный трюм был полон пения. Оно соперничало с рёвом двигателей и сотрясало корпус сильнее, чем жёсткость входа в атмосферу. Посадочный модуль был старым. Он с ворчанием пробрался сквозь неспокойные небеса Иакса и, ударившись о землю, погрузился на шасси, словно устраивавшаяся в юбках вдова.

Но он доставил их в целости и сохранности, хвала Императору.

Трубы трубили так громко, что у людей шевелились волосы и развевались знамёна. Матьё ликовал от заключённой в этом корабле святости, армии истинно верующих, пришедших очистить мир-сад огнемётом, мечом и песней. Шум, который производила его боевая паства, укреплял душу. Любой демон, услышавший этот звук, не мог не испугаться, потому что крестовый поход Свидетелей шёл на войну.

Гигантские поршни с грохотом опустились. Атмосферные клапаны отсоединились. Шипение выравнивавшегося давления присоединилось к песне крестоносцев. Шестерёнки высотой в двадцать футов с грохотом откатились и зафиксировались; барабаны, которые они удерживали, освободились, разматывая цепи со звеньями размером с человека. Когда они с лязгом прошли через направляющие, величественная лестница-пандус тяжело опустилась, впуская щель прокажённого света. Украшения выдвинулись из походных позиций, разворачиваясь, как бумажные скульптуры и превращаясь в кафедры и статуи. Предвкушая освобождение, стаи деревянных ангелов и освящённых черепов, сопровождавшие крестовый поход Свидетелей, поднялись со своих насестов. Среди них была и спутница Матьё, и фратер радовался, что дух его учительницы увидит ещё один мир и вкусит ещё немного мести за своё убийство.

У них будет много возможностей отомстить, подумал он, потому что Иакс смертельно отравлен, и большая его часть находится в руках врага. Корабль задрожал от попаданий по пустотному щиту. Атмосфера была тропически густой, слишком тёплой, удушливой и полной сернистого зловония, которое застилало горло. Впереди несколько прихожан закашляли, и их песни смолкли.

– Братья! – призвал он. – Сёстры! Будьте храбрыми сердцем, Император идёт с нами! Он наблюдает за нами! Пойте для Него! Пойте!

Он протолкался сквозь них, сам направляясь к пандусу. У него не было боевой кафедры или бронированного проповеднического танка, как позволяло его положение, поверх простой мантии он носил солдатский бронежилет. У него даже не было шлема. Он нёс цепной меч и лазерный пистолет; они были смазаны, взведены, благословлены и освящены свежими печатями чистоты, но в остальном выглядели потрёпанными от долгого использования.

Его единственной уступкой опасностям Иакса стали сопровождавшие его три воина в доспехах со щитами и мечами, таинственные воины-аскеты ордена Багровых Кардиналов. Они были его защитниками, но ничто не защищало его так эффективно, как его вера. Когда он приблизился к передней части трюма, ядовитые пары, казалось, отступили, и воздух стал чище. Его глаза светились от ревностного пыла, и Матьё закричал сквозь пение:

– Не бойтесь чумы ложных богов! Она не имеет власти над нами, верными слугами Императора. Не бойтесь дышать испорченным воздухом этого мира, ибо Император защищает и сделает его чистым, как ветры рая! Мы знаем, потому что видели Его за Его работой, и сейчас Он с нами!

Пандус продолжал с лязгом опускаться, открывая загрязнённое небо Иакса. Влажные лихорадочные ветры гнали зеленоватые облака. Стало видно просторные территории порта по другую сторону мерцавшего пустотного щита: проходившие между острыми выступами карста широкие дороги, скопления складов, транзитные здания, железнодорожные терминалы, всё необходимое для межпланетной торговли. Иакс был прекрасным миром, но в этом месте преобладала утилитарность и твёрдый серый камнебетон. Ради порта срезали часть пиков и увенчали их уродливой искусственностью: установленными на разной высоте десятками посадочных площадок различных размеров. Уступая природе планеты, по бокам располагались сады с террасами, но там, где должны были играть яркие цвета, остались только тусклый коричневый и слизистый зелёный. К застоявшемуся запаху умирающих растений добавился запах серы.

Пандус коснулся земли, его последние украшения развернулись, демонстрируя славу Императора. Тусклый свет отразился от позолоченных символов Его божественности и засиял немного ярче.

Матьё ещё больше повысил голос:

– Во имя Императора! Во имя Его сына, вперёд! Давайте вернём свет на эту израненную планету и поможем всем Его верным слугам, которые томятся здесь в нечестивой болезни!

Гимн разросся. Огромной толпой крестоносцы Матьё спустились по пандусу на площадку, которую занимал корабль, затем по парадной лестнице к пустым портовым дорогам. Они стекались со всех миров, которые посетили флоты Жиллимана. Они приходили с каждого корабля флота. Мужчины и женщины, покинувшие смертных хозяев, чтобы лучше служить своему божественному повелителю. Там были слуги, матросы, бюрократы и солдаты, даже лорды и леди – дезертиры по некоторым законам, но офицеры, которые называли их так, шли рядом с ними, и с каждым днём их становилось всё больше и больше.

Вознося осанну господству человека, боевая паства бесстрашно спустилась по пандусу, прошла сквозь пустотный щит и попала под вражеский огонь. Десятки из них пали с песнями на устах, но остальные переступили через трупы, вера сделала их бесстрашными. Те, у кого было оружие дальнего боя, открыли ответный огонь, наполнив воздух лазерными разрядами и пулями. И хотя они умирали, они по-прежнему шли неудержимым приливом веры. Они были полностью уверены в победе, но боевая паства не являлась главным оружием Матьё.

Когда толпа хлынула вниз по ступеням посадочного модуля, в темноте трюма позади них раздался пронзительный органный звук, встряхнувший до самых костей. Зажглись огни, жёлтые лучи прожекторов, яростные, как священный свет Астрономикона. Послышался звук включённых плазменных генераторов и грохот закипавших водяных котлов.

Визжа насыщенную паром музыку из высоких органных труб, военный поезд рванулся вперёд. Огромные гусеницы застучали по пандусу, сотрясая даже почтенный корпус посадочного модуля. Поезд следовал за толпой верующих, его гигантский двигатель, сорокафутовой высоты, тащил боевые вагоны, чьи орудийные казематы уже пробудились, прицельные линзы на лицах ангельских скульптур горели зловещим красным светом. Паломники побежали к ступеням по его бокам, заполняя боевые палубы. Локомотив представлял собой огромный передвижной алтарь, прославлявший Императора, каждая его поверхность была украшена позолоченной скульптурой. Три массивные трубы выпускали ароматный пар. На носу располагался огромный таран, над которым стоял раскинувший руки и крылья ангел, излучая защитное энергетическое поле. Укрытый за ним орган из сотни труб, на которых играли десять подключённых к инструментам человек, издавал могучую песню. За органом была открытая командная кафедра, но Матьё пока сторонился её, желая поставить ноги в сандалиях на испорченную почву и потребовать землю Иакса назад одним прикосновением.

Поезд полностью выехал на пандус, и прихожане бесстрашно шагали вокруг него. Он спустился по нему и продолжил движение по посадочной площадке, перемалывая гусеницами феррокритовое покрытие; затем он достиг лестницы, которая вела к дорогам, и попал под огонь врага.

Щит носового ангела заискрился от тысячи ударов. Поезд с трудом справлялся с крутым спуском, и от его тормозов исходил запах горящего металла. Вагоны подпрыгивали, и казалось, что в любой момент опрокинутся. Гусеницы покраснели от крови павших. Космический порт кишел гвардейцами-предателями и гражданскими, обезумевшими от даров Нургла. Несмотря на неорганизованность, они были почти такими же фанатичными, как последователи Матьё, и более многочисленными. Они направили оружие на поезд, надеясь разрушить его, пока он уязвим, но в вагонах были установлены мощные защитные технологии, ярость врага была отброшена в сторону и всё это время оглушительно играла святая музыка.

Поезд выехал на дорогу, ведущую от зиккурата, за ним последовал первый вагон, затем второй. Когда третий выровнялся, боевой поезд больше не был уязвим, и показал свою ценность. Верующие укрылись под его энергетическими щитами, и хотя несколько выстрелов пробили защиту, бойня прекратилась. На каждом вагоне откинули бронированные кожухи. Поднялись стойки с ракетами, каждая боеголовка была расписана религиозными письменами. Гигантские орудия в казематах открыли огонь, в то время как стоявшие на парапетах группы паломников-крестоносцев добавили к громким молитвам когерентные лучи света.

Матьё шёл рядом с поездом, его сервочереп спустился из стаи наверху и целенаправленно гудел позади него. У него не было стратегии. Он вёл себя не как военачальник, ибо кто он такой, чтобы планировать, когда Император говорит ему, что делать? Но хотя он и не разрабатывал стратегию, он сражался. Он полагался на руководство Его с Терры, который направлял Матьё туда, где он был нужен больше всего, и когда цель была определена, он наносил удар с праведной яростью.

Теперь ему открылся весь пейзаж целиком. Усыпанные остроконечными горными пиками удивительно плоские равнины простирались к городу Первая Высадка. Столица занимала самую большую гору, гордую, как торчавший вверх клык, естественный улей, пронизанный сотами человечества. Пригороды и поселения-спутники прильнули к склонам ближайших вершин. Она тоже был покрыта растительностью и славилась как место необычайной красоты до того, как болезни Нургла превратили её наполовину в слизь.

Хотя город оставался в руках ультрамарцев, ренегаты заняли порт. Они окопались в разбитых по бокам садах, откуда обрушили огонь на дороги. Орудия стреляли из галерей в нижних эшелонах обороны Первой Высадки, целясь в крупные скопления противника. Огонь лоялистских сил смешивался с вражеским, что представляло опасность для боевой паствы, но они храбро пошли в шторм, потому что их щитом была вера.

Среди врагов было мало сплочённости; даже Матьё видел это. Он посмотрел на опорный пункт тяжёлого оружия тремя уровнями выше на ближайшем геоформированном карсте.

– Я иду в бой по воле Императора! Вперёд! – закричал Матьё, и каким-то образом его услышали сквозь музыку огромного поезда и шум битвы. К нему присоединилась группа верующих, и вместе они вырвались из-под прикрытия щитов поезда. Его уход был отмечен обеими сторонами; очереди тяжёлого стаббера преследовали его через дорогу, когда он устремился к зиккурату, убив двух бежавших вместе с ним солдат. Из поезда паломники обрушили подавляющий огонь на врага, стрелявшего в их пророка. Поезд прогрохотал дальше, его парапеты поравнялись с противником в садах, затем проехал мимо и занялся другими врагами.

К тому времени Матьё и его крестоносцы достигли основания карстовой башни и мчались вверх по лестнице, его стражи поворачивали силовые щиты, чтобы отразить выстрелы. Всё больше его последователей падали от лазганов, которые держали некогда верные люди. Женщина в грязной синей униформе появилась над террасой наверху и бросила вниз кусок камнебетона. Он отскочил от одного из щитов Багрового Кардинала. Матьё застрелил её.

Матьё бросил на неё лишь короткий взгляд, когда её тело рухнуло на лестницу. Раньше она служила в Ультрамарской ауксилии, но поддалась порче Чумного бога и блуждала далеко от света. И всё же Матьё не презирал её. Она страдала, у неё выпадали волосы, а зубы стали чёрными.

– Покойся с миром, сестра, – сказал он, проходя мимо. – Твоя боль закончилась.

Ещё больше людей вышли из двери, ведущей внутрь пика. Разношёрстная группа гражданских и солдат, очень похожая на боевую паству Матьё, но последователи совершенно тёмного бога. Их кожа была бледно-серой. Их рты покрывали язвы. Глаза покраснели. От них воняло мертвечиной. Один был необычайно тучным, его горло распухло от разрывающихся желёз, левая нога стала толстой от слоновой болезни. Другой был настолько истощён, что казался живым скелетом, и его глаза безумно вращались в глазницах, как будто пытались сбежать от мучений.

– За Императора! – взревел Матьё, и последователи подхватили его крик. На лестнице разразилась яростная схватка. Цепной меч Матьё заурчал. Кровь и раздавленная плоть брызнули, когда фратер врезался в первого предателя, повергнув его вниз. Следующему Матьё выстрелил в голову. Разрушительные поля трещали, когда крестоносцы прорубались сквозь атакующих. Солдаты Матьё кололи штыками, его гражданские последователи орудовали грубыми булавами.

– За Императора! За Императора! – кричали они. Дубинки сокрушали черепа. Выстрелы из лазерного оружия в упор поджигали одежду. Цепной меч Матьё окатил его красным. Кусочки больного мяса летели в его открытый в вопле рот, но ему нечего было бояться заразы врага, ибо Император был его целителем и хранителем.

Поток врагов, хлынувший с посадочного шпиля, замедлился, затем обратился вспять, и крестоносцы Матьё расталкивали друг друга, преследуя беглецов. Матьё выстрелил одному врагу в спину. Другие пали от дробящих ударов сзади.

– Простите их! – закричал Матьё, ликуя от битвы. – Вы ничего не знаете об их страданиях! Освободите их через смерть!

Крики в зиккурате стихли, когда последние несколько человек сбежали. У Матьё было время сделать один, пропитанный кровью вдох, прежде чем поток его маленького отряда потащил его вверх по лестнице к опорному пункту.

Гвардейцы-предатели, охранявшие тяжёлый стаббер, не ожидали их и продолжали стрелять в толпу боевой паствы. Когда группа Матьё появилась, они попытались снять оружие с треноги и развернуть, но действовали слишком медленно.

В это время из задней части каждого вагона с рёвом выпустили в шахматном порядке по три ракеты, которые умчались в небо. Под оглушительный рёв реактивных двигателей, последователи Матьё обрушились на расчёт стаббера. Они были в бешенстве, доведённые рвением до высот кровожадности, и разорвали незадачливых врагов на куски.

Последние несколько предателей на террасе сбежали, отстреливаясь. Ещё один из людей Матьё упал. Его воины последовали за ним, и Матьё ничего не сделал, чтобы остановить их. Они выполняли работу Императора.

В арсенале Матьё было ещё одно оружие, и теперь оно появилось. Облака расступились вокруг тускло-зелёных корпусов посадочных модулей Астра Милитарум. Их сопровождали звенья штурмовых кораблей космического десанта и Навис Астра, крутые пикирования переходили в стремительные виражи. Двигатели ревели, пока тяжёлые транспорты приземлялись на вершины вокруг космического порта, поднятый ими воздух заставлял больные сады развеваться, словно освобождённые люди приветственно размахивали флагами.

Прибыл полк полковника Одрамейера.

Матьё усмехнулся, его зубы сверкнули белым на залитом кровью лице.

– Милостью Его божественного величества, Бога-Императора Терры, космический порт Первой Высадки наш! – Он вскинул оружие и поднял лицо к небесам. Воздух уже пахнул немного слаще.

– Слава Императору! – проревел он. – Слава Императору!
== Одиннадцатая глава ==

'''ПРОСЬБА ИСТОРИТОРА'''

В более спокойные часы Марнею Калгару почти казалось, что всё в порядке. Защитные лазерные батареи молчали, в то время как флотилия горя кружила над противоположной стороной планеты. Возле стены не было врагов. Если бы не запах дыма, это мог быть любой день в прискорбно редкие периоды мира на Макрагге.

Так высоко в крепости Гера присутствие дыма было слабым, но постоянным, и там, где окна крепости-монастыря оставались открытыми, всегда пахло пожарами. Если бы он вышел из кабинета, пересёк балкон, подошёл к балюстраде и посмотрел вниз, что ж, тогда уже нельзя было избежать факта, что Магна Макрагг Цивитас горел.

Именно отсюда они с Тигурием наблюдали, как горит их город.

Пожар поглотил все земли за пределами древних внутренних стен Мурус Присцилла. Со времён первой жизни Жиллимана город разросся, охватив всю прибрежную равнину, преодолев огромные посадочные площадки эпохи Ереси и распространившись в море на искусственные острова и плоские полосы осушённых земель. Калгар видел карты; он стоял на этом самом месте с примархом и слушал, как тот рассказывал, как всё было, когда он жил первую жизнь. Не так уж много древности пережило войны, которые видел Макрагг. Похоже, что снова начался процесс уничтожения.

В Лицейском заливе морские хабитаты оплыли, словно водяные лилии с огненными лепестками. Прибрежные аркологические башни, корни которых глубоко уходили в морское дно, превратились в почерневшие и осевшие остовы балок, погружённые в воду. Само море горело там, где пролился прометий. В воздухе кроме пожаров чувствовался запах гнили, намёки на фекалии и больных тел. За Мурус Присцилла в небо поднималась огромная стена огня, вечно танцующая и сердито-красная, пожиравшая сердце Пятисот Миров. Ночью она отражалась в небе над Великим Разломом.

– Они скоро будут здесь, – сказал Тигурий Калгару.

– Будут, – согласился Калгар.

Он видел их в море: танкеры, рыболовецкие суда и грузовые корабли, переделанные в военные транспорты, перевозившие новые чумные орды Мортариона, чтобы разбиться о берег. Как в океане, так и на орбите, где флотилия горя затмила космос, бесконечный поток чумных скитальцев, набитых обманутыми смертными, отчаянно желавшими дать выход насилию. Они уже сокрушили орбитальные сети. Не важно, сколько кораблей Ультрадесант сбивал в небесах, казалось, что их становилось только больше. Успешная высадка была возможна только вдали от грозных укреплений Магна Макрагг Цивитас, и орды погрузились на океанские корабли для нападения с воды. Они накатывали волнами, регулярные, безжалостные и утомительно предсказуемые.

– Вы не отдадите приказ открыть огонь? Теперь они в пределах досягаемости расположенных на склоне орудий, – спросил Тигурий.

Два лорда космического десанта стояли бок о бок, глядя на сцену, которая так чётко раскинулась перед ними, что могла быть тактическим гололитом. Стеснённое плато крепости Гера простиралось со склона горы до огромных искусственных утёсов её стен. За бастионом лежала внутренняя цивитас, затем внешний район с его горевшими зданиями и, наконец, море.

– Пока нет, Варрон. Если только вы не порекомендуете это.

Тигурий вздохнул, и его взгляд расфокусировался, когда он заглянул в неизвестное будущее.

– Вы правы. Обстрел пока мало что изменит. Удар молота ещё не нанесён. Эта волна не последняя. Впереди нас ждёт гораздо большая опасность.

– Поэтому мы откроем огонь, когда они приблизятся. Если будет нападение с другого направления, я не хочу спешно переносить удар. – Калгар провёл пальцами перчатки Ультрамара по мраморной ограде. Голубой керамит заскрежетал по камню. В полностью открытом состоянии пальцы перчаток были достаточно большими, чтобы обхватить всю ширину парапета.

– Мы должны сохранять бдительность. Хотя библиариум не чувствует приближения демонического нашествия, и варп спокоен вокруг Макрагга, в игре происходят определённые события.

– Стоит ли нам ожидать Гвардию Смерти? – спросил Калгар.

– Нет. Эти отбросы – всё, что может предложить Мортарион. Его планы сосредоточены на Иаксе и нашем генетическом отце. Здесь действует другой игрок. Он хорошо прячется, он знает, что я могу его почувствовать, поэтому я остаюсь в неведении о его природе или планах. Но будьте осторожны, что-то надвигается. Один из заместителей Мортариона, возможно, демон. Что-то значительное.

– Оно скоро появится?

Тигурий покачал головой:

– Я ничего не вижу.

– Значит вот как обстоит дело, – сказал Калгар. – Орда заблудших смертных для нас вообще не представляет опасности. Вот чем Мортарион удостоил нас, таково его презрение к нашей доблести. Меня это оскорбляет.

– Не придавайте слишком большого значения тому, как он оценивает нас. Эти отбросы предназначены для того, чтобы держать нас вдали от нашего генетического отца. С ними нужно разобраться, поэтому мы остаёмся, чтобы нанести удар. Это беспокоящая стратегия, но она работает, – сказал Тигурий. – Это утомительное занятие. У Мортариона нет шансов взять крепость.

– Если не придут другие.

– Как я и предвижу, других не будет. Вот почему мы должны остаться здесь. Мы с вами не можем оставить Макрагг без защиты. Если мы поспешим к нашему отцу, планета падёт. Я видел это. Это несомненный факт.

Калгар тихо проворчал.

– И всё же я благодарен, что нас так мало на планете, и что ауксилии достаточно, чтобы сдержать брошенные на нас отбросы. По крайней мере, скованно не больше одной боевой роты. Было бы трудно оправдать отсылку других, если бы они были здесь. Вопрос в том, какой ущерб нанесут враги планете, прежде чем они будут уничтожены, и какие деяния, которые мы могли бы совершить в другом месте, не произойдут?

Они наблюдали, как отряды солдат чётко двигались через Цивитас Вертус к внутренним стенам. Они шли по дорогам, которые носили те же названия, что и во времена примарха. Имена были всем, что осталось от его времени. Внутри стен царило некое подобие нормальности, за исключением тех мест, где вражеские снаряды или энергетические лучи пробили пустотные щиты и разрушили изящные здания, но пока внутри Мурус Присцилла не было ни одного пожара.

– Когда мы их оценим, мы сможем их уничтожить. Будь несколько сдержаннее, Марней, – сказал Тигурий. – Характер надвигающейся угрозы... – Он прищурился. – Здесь есть нечто большее, нечто, выходящее за рамки сражения. Большая опасность для всех. Что-то неожиданное.

– Пока это не проявится, сдержанность – моя стратегия. Я укрепляю стены на случай, если эти корабли не единственные враги, – сказал Калгар. – Я доверяю вашим способностям, Варрон, но у меня пять полков ауксилии, готовых двинуться сюда из внутренних районов, если потребуется, а если произойдёт худшее, тогда мы можем призвать тетрарха Бальтюса с подкреплениями. Война на западе подходит к концу, благодаря альдари. Это уже кое-что. – Калгар постучал по камню механическим суставом пальца. – Ситуация плохая. Я не могу здесь больше оставаться. – Он медленно покачал головой. – Слишком многие из нас продолжают сражаться в Вигилусе. Я должен быть сейчас там.

– Последнее десятилетие было трудным для вас, – сказал Тигурий. – Я понимаю.

– Я думаю, вы один из немногих, кто понимает, Варрон, – сказал Калгар. – Вы были ранены и измучены, вынуждены пожертвовать братьями, чтобы ускорить моё продвижение через Нахмунд. Мы оба перешли Рубикон. Наши пути следуют друг за другом.

– И всё же я полагаю, что для вас это было сложнее, – сказал старший библиарий. – На вас лежит бремя командования всеми нами. Вы – правитель Макрагга и всего Ультрамара. Произошло много изменений. Если бы я был на вашем месте, было бы трудно не воспринимать действия примарха как критику. Это не так.

Марней Калгар ничего не ответил, но Тигурий точно прочитал его мысли. Он не мог не чувствовать, что их лорд оценивает его. За годы до возвращения Жиллимана Калгар изгнал тиранидов, орков, демона М'Кара Возрождённого, Чёрный Легион и Железных Воинов. До сих пор он побеждал все угрозы. Но каждое вторжение приводило к гибели небольшой части Ультрамара, пока вторжение Мортариона не угрожало отравить всё королевство.

Правда заключалась в том, что он не мог выиграть Чумные войны без Робаута Жиллимана. Если бы примарх не вернулся из крестового похода, Ультрамар погиб бы. Сердце королевства сейчас умирало, и вот он сражался с сектантами и мутантами, не решаясь уйти на случай, если что-то случится со столицей. Хуже всего было то, что он знал, что если он всё-таки решит уйти, то мало что изменит в том месте, куда придёт. Жиллиман рассекал звезды, словно меч Императора, в то время как отсутствие Калгара в битве за Макрагг, четвёртом сражении с этим именем за последние столетия, может оказаться катастрофическим.

Тигурий повернулся и посмотрел на него.

– Будьте спокойны, брат. Мы оба должны находиться здесь. Я это знаю. Наше место здесь.

Калгар не был настолько уверен, но спрятал свои мысли за железной дисциплиной.

– Примархи сражаются, – сказал он, меняя тему. – Разве это вас не удивляет?

– Как будто легенда ожила, – ответил Тигурий.

– Да, но это чёрные времена, – сказал Калгар. – Конец. Языческие сказания о смерти солнц.

– Вы говорите, как сыновья Русса, – заметил Тигурий. – Надежда сохраняется. Есть пути к спасению, хотя они и коварны. – Он снова замолчал. Всё, что Тигурий видел в будущем, беспокоило его. Калгару не нужно было быть псайкером, чтобы понять это.

Корабли приближались к побережью. Их двигатели извергали чёрный дым из труб. Калгар активировал вокс-бусину.

–  Артиллерия склона, слушайте мой приказ. Взять на прицел и уничтожить приближающийся чумной флот. Сожгите их дотла. Не позвольте их жизненным ядам отравить наши океаны.

– ''Как прикажете, лорд-защитник'', – раздался ответ. Он ненавидел этот титул, слишком близкий к титулу его генетического отца, словно он подражал ему, отчаянно нуждаясь в признании. Как бы он ежедневно ни благодарил Императора за возвращение Жиллимана, иногда Калгар чувствовал, что задыхается от своего присутствия в этом мире.

Вой сирен поднялся по всему городу, предупреждая жителей. Граждане Макрагга были дисциплинированными, и можно было рассчитывать, что они отвернутся. Ни один человек не лишился зрения, когда применили атомное оружие.

Орудия выбили барабанную дробь своего бога. Над головой просвистели снаряды. Им потребовалось на удивление много времени, чтобы поразить цели, но когда они это сделали, атомные взрывы уничтожили корабли один за другим. Глаза и кожа космических десантников мгновенно потемнели. Защищённые, Тигурий и Калгар наблюдали за уничтожением флотилии.

Не осталось ничего, кроме исчезавших грибовидных облаков и столбов пара, взметнувшихся поддержать небесный свод. Сенсориум Калгара зарегистрировал незначительное увеличение радиации, но заряды были маломощными; она быстро рассеивалась, а временные яды радиоактивности были небольшой ценой, которую требовалось заплатить, чтобы избавиться от болезней Нургла.

Они наблюдали, как вызванное обстрелом цунами обрушилось на прибрежные районы и потушило пожары, когда раздался стук в дверь.

– Войди! – приказал он.

Двери были деревянными, без механического привода, древние реликвии, которые всё же не были настолько старыми, как их вернувшийся лорд. Их открыли двое Виктрикс Гвардейцев, которые всегда сопровождали Калгара. Воин Прецентальной гвардии, элитного подразделения немодифицированных людей, стоял в дверях по стойке “смирно”.

– Милорд, – провозгласил он. – Историтор-майорис Фабиан Гелфрейн и Брат меча Расей Люцерн из ордена Чёрных Храмовников просят вас о аудиенции.

– Гелфрейн продолжает пытаться попасть в библиотеку Птолемея, – сказал Тигурий. – Я чувствую его желание войти внутрь. Не позволяйте ему. В будущем вокруг этого желания видна некоторая турбулентность. Я уверен, что это сослужит нам всем плохую службу, если будет выполнено.

– Не беспокойтесь, Варрон, – сказал Марней Калгар. – По приказу примарха он снова будет разочарован.



Дверь в личный кабинет Марнея Калгара бесшумно закрылась стоявшим на страже Виктрикс Гвардейцем. Петли были хорошо смазаны. Доспехи телохранителя выглядели безукоризненными. Пол блестел от полировки. Всё на Макрагге работало идеально. Разница с поблёкшим величием Терры поразила Фабиана, когда он только прибыл; теперь он находил её чрезвычайно раздражающей. Всё это королевство было славным напоминанием о потенциале человечества, но его эффективность означала, что не существовало возможности обойти официальные препятствия. Никаких маленьких щелей, которые можно использовать. Нет людей, которым можно заплатить за то, чтобы они смотрели в другую сторону. Когда он был моложе, он мечтал о таком месте, как Макрагг, где намерение шло рука об руку с действием, и самый низший имперский слуга был таким же честным, как и самый высший.

Это было до того, как такая прямота встала у него на пути.

Другими словами, когда Марней Калгар говорил “нет”, он имел в виду именно “нет”, и это нельзя было обойти.

– Трон побери! – произнёс Фабиан, чуть не сплюнув. Он сердито прошёл от дверей через приёмную, где за высокими деревянными столами работали секретари. Пара оторвалась от своих безмолвных трудов и нахмурилась, услышав его возмущение. – Если он не пускает меня в библиотеку, тогда зачем я здесь?

– На твоём месте я бы помнил, где ты находишься, – заметил Люцерн.

Он сказал это добродушно. Несмотря на суровую репутацию Чёрных Храмовников, он всегда пребывал в спокойном расположении духа. Он шёл, в то время как Фабиан шагал в гневе, и всё же Фабиану приходилось делать четыре шага, чтобы соответствовать одному своего спутника. Согнувшись, сцепив руки за спиной, так сгорбившись от раздражения, что выглядел хрупким, Фабиан достигал середины чёрного нагрудника Люцерна. Разница в весе между ними была настолько велика, что, казалось, Люцерн мог спокойно наступить на Фабиана и раздавить, не заметив. Они составляли несочетаемую пару, но язык тел был расслабленным. Несмотря на различия, они, явно, были друзьями.

– Это не дело лорда Калгара, а воля примарха. Тебе следует набраться терпения. Насколько я понимаю, лорд примарх закрыл библиотеку в основном в символических целях. Я уверен, что он впустит тебя, когда вернётся на Макрагг.

– Впустит? – по-прежнему сердито спросил Фабиан. – Ты видел, как лорд Тигурий посмотрел на меня? – Он вздрогнул. – Он посмотрел мне прямо в душу.

– Он один из самых могущественных псайкеров Империума, – сказал Люцерн.

Они вышли из внутреннего кабинета и вошли в длинный зал писцов. Судя по уровню организации, Жиллиман приложил руку ко всему, и это напомнило Фабиану о Логистикаруме и нетерпении примархом неэффективности, хотя, подумав об этом, Фабиан вспомнил, что Жиллиман стоял за созданием многих первоначальных государственных механизмов, которые управляли Империумом, и что хорошего это принесло?

– Как только регент вернётся, у меня не будет времени. Крестовый поход продолжится, и я сомневаюсь, что останусь здесь. Я один из историторов-майорис. Теперь, когда Виабло мёртв, а Мадир и Солана на другом конце галактики, не сомневаюсь, что он захочет, чтобы я был с ним, когда он отправится в Нигилус. Я единственный, кто был там раньше, и он захочет, чтобы я продолжил хронику событий на другой стороне. Или так, или нас отправят обратно в Вигилус, Император, спаси меня.

– Возможно, – дружелюбно сказал Люцерн. Он отошёл в сторону, когда Фабиан резко открыл двойные двери. Они тоже широко распахивались при малейшем прикосновении, тихие, как дыхание младенца. – Это великая честь...

– Друг мой, клянусь тебе, если ты ещё раз скажешь мне, что то, что я делаю, – великая честь, я схвачусь за край твоего нагрудника, подтянусь и врежу тебе по носу!

– Фабиан, – с притворной обидой предостерёг Люцерн. – После всех лет, что я тебя знаю ты угрожаешь мне насилием? Это ранит меня.

– Я имею в виду, упаси Император, – продолжал Фабиан, – что если врагу удастся ворваться сюда? Что если они сожгут библиотеку до того, как я смогу её осмотреть?

– Ты ведёшь себя излишне эмоционально, – сказал Люцерн. Он искоса посмотрел на историтора и ухмыльнулся. – Кроме того, твой выбор слов предполагает, что ты хочешь прочитать материал. Ни один враг никогда не брал эту крепость. Её осаждали, разрушали, проламывали бреши и штурмовали. Когда примарх проснулся, Чёрный Легион находился в храме Исправления. Они сейчас здесь? Нет. Они сожгли библиотеку? Нет. И ни тираниды, ни орки, ни Несущие Слово, ни Железные 
Воины, все враги, которые выступили против Ультрадесанта, я подчёркиваю, все потерпели поражение.

Теперь они спускались по Великой лестнице из кастеллы к площадям, которые составляли большую часть крепости. Десять космических десантников в доспехах разных цветов, по одному от каждого из орденов Щитов Ультрамара, стояли через равные промежутки по всей её длине. Они были так далеко друг от друга, что каждый казался другим цветной точкой.

– Я чувствую себя забытым, – сказал Фабиан. – То, что мы делали, имело значение, великая цель создания истории для всеобщего обозрения. У меня была цель. Больше нет. Вся эта война и сражения, и я отброшен в сторону, проигнорирован, когда примарх поспешил домой. Я думаю, что он теряет интерес к проекту. Вся эта борьба, потерянные жизни – ради чего? Библиотека Птолемея – одно из величайших хранилищ человеческих знаний во всем Империуме. Я жаждал увидеть её с тех пор, как узнал о ней. Теперь я вижу примарха таким, какой он есть. Если бы то, что он приказал нам, историторам, сделать, было бы по-настоящему важным, эти двери открылись бы для нас.

– Для тебя, ты имеешь в виду, – тихо заметил Люцерн.

Фабиан не услышал его.

– Вместо этого мы погрязли в бесконечной борьбе с инквизицией и Администратумом на отсталых мирах, где можно найти только жалкие сборники брошюр.

– Тебе также противостоят местные власти, – добавил Люцерн, – и Церковь.

– Не заставляй меня начинать с Троном проклятого Министорума! – прорычал Фабиан. – Я бы с радостью сжёг всё это дотла.

– Ну же, это недостойно тебя. Ты становишься раздражительным, Фабиан, – сказал Люцерн. Они сошли с лестницы на другую, которая привела их к небольшой, тяжело бронированной боковой двери. Они ждали, пока проводилась проверка 
безопасности.

– Я чувствую раздражение, – сказал историтор. – Все двери, которые я открывал, были распахнуты настежь по приказу Жиллимана, и всё же он не пускает меня в свою чёртову библиотеку. Почему?

– Возможно, он уже знает, что там внутри, и хочет, чтобы ты сосредоточил свои усилия в другом месте?

Дверные духи зазвенели. Дверь открылась и впустила их в коридор к внешним воротам.

– Это лучшее, что ты можешь придумать, Расей? Я думал, что апофеоз ангелов сделал тебя как минимум более разумными, чем мы, простые люди.

– Признаю, это немного неубедительно, – согласился Люцерн.

– Это возмутительно, – продолжил Фабиан. – Я никогда раньше не видел, чтобы Жиллиман так поступал. Запретить мне! Что с ним случилось, пока меня не было?

– Он занятой человек, и он запретил всем задолго до того, как основал историторов.

– Я тебя умоляю. Он просто не хочет, чтобы я оказался в его библиотеке. Ты знаешь, как долго мы пробыли в Ультрамаре? Месяцы, и он со мной не встретился. Он даже не вызвал меня к себе, когда был здесь.

– Это ты был слишком занят, чтобы присутствовать при его приземлении.

– Я не помню, чтобы меня туда приглашали, – сказал Фабиан.

– Ты – историтор- майорис. Ты мог прийти. Правда состоит в том, что ты хандрил, и опять принимаешь всё слишком близко к сердцу. Я сказал, что он занят. В конце концов библиотека откроется.

– И когда? – спросил Фабиан. Он хлопнул ладонью по стеклянной замковой пластине наружной двери. Та запищала и зажужжала, затем открылась. Внутрь ворвался холодный воздух. Последний дневной свет угасал в небесах.

– Ты должен верить, – ответил Люцерн.

– Я предоставляю это тебе, – проворчал Фабиан. – Я нахожу, что в последнее время моей мне немного не хватает.

– Он ценит тебя, я знаю, что ценит. Держись веселее, Фабиан.

– Давай, Расей, подумай об этом. Он что-то скрывает. Он создал нашу организацию, чтобы раскрывать секреты. Во сколько тайных библиотек и запретных архивов мы врывались, даже порой проливая кровь. Эти двери могли бы просто раздвинуться, но они этого не делают. Почему?

– Фабиан, – тихо сказал Люцерн. – Ты ступаешь на опасную территорию.

– Неужели? – воскликнул Фабиан, вскидывая руки. – Значит, ты не думаешь, что человек, у которого с определённой точки зрения есть некоторый послужной список лицемерия – с его не-легионами и автократическим отстранением высших лордов, которые не соглашались с ним, – не может долго и упорно проповедовать правду, счастливо скрывая свои собственные тайны?

– Я этого не говорил, – спокойно сказал Люцерн. – Вероятно, ты прав. Он примарх. У него есть тайны. Вот что делает это опасным.

– Вот именно. Итак, что же может скрывать вернувшийся примарх?

– Я бы оставил эти тайны здесь. У нас есть хорошая работа, которую нужно сделать в другом месте.

– Лорд Жиллиман поручил мне раскрывать тайны! – сказал Фабиан. – Я не откажусь просто потому, что некоторые из них принадлежат ему.

Высоко в горах прогремели раскаты грома.

– Они стреляют. Снова, – сказал Фабиан, глядя на мелькавшие облака. – Они остановились всего несколько минут назад. – Он нахмурился и поплотнее закутался в плащ, защищаясь от холода. – Здесь так холодно. От этого проклятого мира у меня болит голова.

– Это не артиллерийский огонь. Это гром. – Люцерн посмотрел на небеса. – Скоро пойдёт дождь. Мне казалось, что к этому времени ты уже научился отличать войну от погоды.

Фабиан повернулся лицом к гигантскому космическому десантнику:

– Сколько раз ты спасал мне жизнь?

Люцерн притворился, что надолго задумался:

– Полагаю, три, если не считать того случая на Гаталаморе.

– Я не собирался проваливаться в ту дыру! Я был в полной безопасности. Ты слишком резко отреагировал. Ты чуть не сломал мне руку.

– Тогда я трижды спасал тебе жизнь, – ответил Люцерн.

– Хорошо.

– К чему ты клонишь, мой старый друг?

– Спасение моей жизни...

– Трижды, – перебил Люцерн.

– То, что ты трижды спас мне жизнь, не даёт тебе права издеваться надо мной, – сказал Фабиан.

Снова прогремел гром. Несколько жирных капель отскочили от чёрных доспехов Люцерна.

– Ну и ну, раздражительный – неправильное слово. Я улучшу свою оценку твоего настроения до мрачного.

Фабиан вздрогнул, и внезапно его гнев иссяк:

– Да. Да, я мрачный. Ну же. Давай перейдём к коллекции Геры. Мой каталог до сих пор не закончен, и у меня нет никакого желания снова промокнуть. Мы можем с таким же успехом что-нибудь сделать.

Они направились через большие площади крепости в пасть ливня.

Фабиан промок и это ничуть не улучшило его настроение.

== Двенадцатая глава ==

'''СПУСК НА ИАКС'''

Когда дипломатический барк Жиллимана вошёл в атмосферу, примарх включил большой гололит с изображением Иакса в транзитном зале. Как и следовало из названия, барк предназначался для мирного общения, и поэтому примарх наблюдал за нанесёнными миру-саду ужасающими повреждениями на глубоком ковре и в окружении изящной деревянной мебели. По мере того, как он осознавал, что сделали с жемчужиной его королевства, его лицо становилось твёрже мрамора, пока он совершенно не стал похож на множество изображавших его статуй. Феликс и другие присутствовавшие помощники хорошо знали это как признак всепоглощающей ярости.

Феликс понимал ярость своего генетического отца. Он чувствовал то же самое, посещая миры Восточной четверти и видя ущерб, нанесённый ксеносами. То, что Гвардия Смерти сделала с Иаксом, было ещё хуже.

Планета пережила живую смерть. С далёких лет детства Феликса и до наших дней Иакс имел репутацию одного из самых прекрасных миров Ультрамара, и он стал ещё ценнее с тех пор, как его главный соперник, Прандиум, был опустошён флотом-ульем Бегемот. Иакс невероятно долго служил примером для всего человечества, планетой, на которой люди и природа жили в гармонии. Она не была ни игрушкой, ни культивированным удовольствием, а вполне эффективным миром, примером для Ультрамара и Империума за его пределами.

Гниль Мортариона поглотила всю планету.

Облака окутали оба полушария тусклым, цирротически-жёлтым цветом. Иакс был известен своими хрустальными небесами, так что это выглядело преднамеренным оскорблением. Там, где облака расступались, проглядывали изуродованные пейзажи: заросшие водорослями моря, разлагавшиеся леса, болота, выходившие за пределы своих границ и переходившие в застойную черноту; многочисленные водные пути кишели красочными загрязнителями и были запружены мёртвой растительностью, поэтому вышли из берегов и распространили болезни по всей земле.

Биомы Иакса были созданы человеческими руками. На планете не было настоящих диких мест, но каждый дюйм был озеленён так искусно, что, как говорили, даже альдари восхищались этой работой. Из наименее экологических ниш получили максимум. Посевы росли среди древних деревьев. Домашний скот жил рядом с местными животными. Моря изобиловали жизнью, за которой тщательно ухаживали, поэтому если бы человечество ушло, вместо того, чтобы стать богаче, Иакс стал бы беднее жизнью и разнообразием. Теперь всё было испорчено. Феликс представил себе морские берега, усеянные скелетами, и леса, где умиравшие деревья опирались на уже умершие, чтобы не упасть.

Атмосфера из разреженной превратилась в устойчивую. Корабль дрожал от трения и компрессионного пламени. Вид внизу на мгновение заслонил яркий огонь, но изменение масштаба принесло с собой ощущение болезни, как будто пассажиры приблизились к приютам милосердия, куда старики отправлялись за мирной смертью, и находили там только унижение.

Корабль снизил скорость. Серо-коричневые облака проплывали мимо иллюминаторов. Когда барк опускался в гравитационный колодец, ожидалось усиление сопротивления, но атмосфера была летаргической, и шаттл Жиллимана проходил через что-то скорее похожее на мёртвое, забитое пластеком море, чем воздух.

Они пронзили нижний слой облаков и, наконец, увидели, что цель и место встречи приближается. Сотни выступов твёрдого известняка торчали из земли. Первая Высадка занимала самый большой; остальные бежали из города рядами крокодильих зубов. В нескольких милях от него, соединённый обсаженными деревьями шоссе, скромный космический порт занимал множество отведённых под посадочные площадки шпилей. Остальные были менее затронуты, те, что находились далеко, казались естественными, хотя многие венчали огневые позиции, а на ближайших к городу располагались пригороды, где большие особняки занимали отвесные террасы. Повсюду преобладали сады и леса. Намёк на красоту сохранялся под умиравшими деревьями и среди изъеденных болезнью садов.

В то время как другие зубы являлись образцами садоводческого искусства, Первая Высадка была произведением скульпторов: камень пронзили и прорезали насквозь, словно искусно обработанный зубчатый бивень. Её окружали гигантские стены. Огромный барбакан защищал единственные ворота, которые выходили на широкую равнину, пересечённую многополосным шоссе. Между большими жилыми террасами и трёхъярусными городскими стенами разбили ещё больше садов. Все они завяли, и то, что в обычные времена служило цветочной экспозицией, приобрело грязноватый оттенок.

В космическом порту горели пожары. Между городскими стенами и посадочными насыпями шла вялая перестрелка.

Вершину Первой Высадки занимал необычайно великолепный дворец, хотя и в нём нашлось место для орбитальных защитных батарей, тщательно спрятанных среди архитектуры. Они прошли мимо, покружили вокруг. Феликс смотрел на глубокие улицы, искусно вырубленные в скале, и видел, как двигаются жители. Но они, их тягловые животные и даже их кибернетические дроны казались вялыми: ещё не заболевшими, но болезненными.

Авточувства Феликса отметили энергетические барьеры вдоль стен, но в городе не было пустотных щитов, о чём он не жалел, потому что прикосновение варпа к его душе в этом больном месте было бы почти невыносимым. Корабль снова замедлил ход, зависнув над небольшой посадочной площадкой в пределах дворца. Он повернул на девяносто градусов, выбрал самое лучшее место и приземлился. Двигатели вспыхнули и выключились. Корабль в последний раз встряхнуло. Перезвон возвестил об их прибытии. Только тогда Жиллиман заговорил.

– Идёмте, – сказал он. – Мы немедленно высадимся и принесём утешение этим людям. Планета страдает от руки моего брата. Я сделаю всё, что смогу, чтобы загладить свою вину.

Он больше ничего не сказал, взял шлем подмышку, вышел из каюты и спустился по трапу в увядавший мир Иакса.

Тени от самых высоких минаретов легли поперёк барка. Воздух был тяжёлым и затуманенным, словно пыльцой. Шлем Феликса издал предупреждающий сигнал, и ретинальные дисплеи предупредили о высокой концентрации токсинов, неместных грибковых спор и вирусных фрагментов. Остальное было частицами дыма.

Жиллиман спустился по трапу первым в сопровождении четырёх Виктрикс Гвардейцев во главе с Сикарием. Феликс последовал за ним, сержант Комин шёл за его спиной. Их сопровождали несколько сановников и высокопоставленных офицеров из флота-примус, в первую очередь Фесрейн Одос, адьютор-принцип Исаий Хестрина, и Малдовар Кольцюань, стратарчи трибун актуарий, с отделением Адептус Кустодес. Феликсу было неловко в их присутствии. Он представил себе, что произойдёт, если они узнают о допросе демонхоста.

“''Ничего хорошего''”, – подумал он. Образы, которые он помнил об этом событии, необычайно ярко сохранились в его сознании. Он приписал их заражению психики, поэтому изо всех сил игнорировал.

Похоже, нормальный социальный порядок нарушился. Сады вокруг дворца были забиты людьми, лежавшими на койках под брезентовыми накидками. Несмотря на расстояние между ними, все они выглядели больными. Шеренга Ультрамарской ауксилии Иакса сдерживала тех, кто мог ходить и остальных собравшихся увидеть регента, с помощью шоковых шестов, расчищая путь от корабля ко входу во дворец, но всё равно руки толпы тянулись сквозь промежутки. Люди были в отчаянии, рискуя получить болезненный удар, чтобы получить чудодейственное прикосновение Жиллимана.

Жиллиман остановился в центре пути.

– Слушайте меня! – произнёс он, и его повелительный голос заставил толпу замолчать. – Я не в силах, как вы думаете, изгнать из вас болезни. Но я здесь, чтобы помочь. Мы выбросим Мортариона из этого мира и вернём ему былую красоту. Даю вам слово.

Сказав это, он двинулся дальше, и их стонущие мольбы снова усилились. От несчастных пахло болезнью. Некоторые приближались к концу, поднявшись со смертного одра в последней надежде на исцеление. Феликсу пришлось ожесточить сердце. Он видел подобные лица на каждой планете звёздного королевства. Будь то больной, или голодный, или обезумевший от горя. Он не мог спасти всех. Он не смог спасти даже нескольких из них.

– Милорд, пожалуйста! Благословение, благословение! – закричал какой-то человек тетрарху, но тот продолжил идти, смотря прямо перед собой.

Крики усилились, когда Жиллимана встретили у ворот дворца. Планетарный губернатор Косталис лично вышел встречать примарха, хотя у него тоже была лихорадочная бледность, и рядом с ним осторожно ждал помощник с инвалидной коляской.

– Милорд, – произнёс он и с трудом опустился на колено. – Честь видеть вас превосходит возможности человеческой речи. Я могу только принести свои самые смиренные извинения... – Его монолог перешёл в хриплый кашель. Он судорожно сглотнул. – Мои самые смиренные извинения за плохое состояние, в котором вы находите этот самый прекрасный из ваших миров.

– Губернатор Косталис, пожалуйста, встань, – сказал Жиллиман. Когда мужчина попытался подняться на ноги, Жиллиман сам наклонился, чтобы помочь ему. Он посмотрел в водянистые глаза мужчины. – Клянусь Террой, человек, ты должен быть с врачами. Это твоё кресло? Ты, выйди вперёд.

Косталис устало улыбнулся.

– Сейчас мы все должны быть с врачами, – сказал он. – Иакс – больной мир.

– Тогда я настаиваю, чтобы ты по крайней мере отдохнул, прежде чем мы начнём совет. Ещё не закончена битва в небесах и нужно продолжить высадку. – Жиллиман решительно усадил губернатора в инвалидную коляску.

Косталис кивнул:

– Тогда, пожалуйста, следуйте за мной, я покажу вам командный пост местной ауксилии. Он ваш, всё здесь ваше. Надеюсь, вы сочтёте моё правление удовлетворительным.

– Я давно не был в Иаксе, – ответил Жиллиман. – Даже погруженный в страдание, он сохраняет свою красоту. Не бойся, Косталис, это пройдёт, как проходят все болезни.

Косталис печально кивнул. 

– Я каждую ночь молюсь вашему отцу, чтобы это было так. – Он снова закашлял. Мужчина в форме врача промокнул ему рот. Носовой платок стал красным. Косталис осел. – Мой сенешаль… Мой сенешаль покажет вам дорогу. Я ещё раз приношу свои извинения...

– В этом нет необходимости, – сказал Жиллиман. – Возвращайся в больничную постель. Император повелевает. – Люди в форме вышли вперёд и попросили группу следовать за ними. Косталиса увезли.

– Он покойник, – тихо сказал Кольцюань Феликсу. – Он видит свои последние дни.

Феликс не мог не согласиться. Голова Косталиса упала на грудь, его силы иссякли.

– Да поможет нам всем Император, – пробормотал Феликс.



Их провели по коридорам и лестницам с украшенными ажурной резьбой стенами, созданными пропускать приятный климат Иакса, но теперь пропускавшими ядовитый смог и зловонные ветры. Запах болезни планеты был слабым, но всепроникающим и коварным, пока через некоторое время не стал невыносимым, и Феликс заблокировал шлем от него. Они смотрели сквозь туманный воздух, мимо города, на агриколы, где в грязи лежали запятнанные болезнями посевы.

Вскоре они миновали длинный ряд окон, выходивших на большую рыночную площадь. На открытой площадке, окружённой заколоченными ларьками, собралась толпа. Оттуда доносился знакомый, вознесённый высоко в молитве голос. Шёпот толпы сопровождал каждую фразу. Это была новая молитва, восхвалявшая Жиллимана, а не только Императора.

– Я знаю этот голос, – сказал Жиллиман. Он остановился. Их провожатые озадаченно посмотрели на него. Только один человек со знаками отличия генерала ауксилии осмелился обратиться к примарху. Хотя примарх смотрел на площадь, генерал уставился в пространство над головой Жиллимана, пока говорил с ним, боясь, что может встретиться с имперским регентом глазами.

– Это ваш милитант-апостол, милорд. Мы предположили, что вы приказали ему изгнать предателей из космического порта. Он приземлился на полдня раньше вас. Когда он вошёл в город, он попросил самое большое место для собрания. Мы провели его на рыночную площадь, и он начал проповедовать. Люди в восторге, – с одобрением завершил генерал.

– Я вижу, – нейтрально сказал Жиллиман.

– Мы благодарим вас за то, что послали его. Приятно слышать напоминание о том, что Император с нами в эти тёмные времена.

– Именно так, – сказал Жиллиман, и его слова прозвучали опасно. Он намеренно поймал взгляд мужчины. Дрожь пробежала по спине офицера, но он сдержался и не отвёл взгляд. – Как твоё имя?

– Генерал Тавик Илиос, милорд.

– И какова твоя роль здесь?

– Я генерал полка городской обороны, – ответил он. – Для меня большая честь, что меня попросили сопровождать вас.

Жиллиман посмотрел на фратера Матьё.

– Адьютор Одос, отправляйся на командный пост и установи связь с Хестрином. Пусть наш штаб начнёт подготовку к принятию командования. Свяжись с моим советником Марием, он спустится с “''Чести Макрагга''” вместе с третьим дивизионом оперативной штабной группы примуса. Кольцюань, пошли с ним кого-нибудь из кустодиев. Убедись, что он в безопасности.

– Мы находимся на дружественной территории, – сказал Илиос.

– Нигде больше нет дружественной территории, – возразил Жиллиман. – Кольцюань, Одос, выполняйте.

– Как прикажете, регент, – ответил Кольцюань. Он выделил пару кустодиев из своего отделения.

– Слушаюсь, милорд, – сказал Одос и отправился выполнять приказ, золотые гиганты последовали за ним.

– Я могу помочь им, если хотите, – сказал Феликс.

– Ты больше не мой советник, Феликс, пусть Одос занимается своей работой, – сказал Жиллиман. – Ты будешь сопровождать меня и трибуна на рыночную площадь. Я хочу послушать, что говорит Матьё. Тебе тоже стоит это услышать.
== Тринадцатая глава ==

'''МОЛИТВА ЗА ПРИМАРХА'''

Илиос приказал своим людям расчистить путь по крытой лестнице на рыночную площадь, чтобы Жиллимана никто не увидел. Когда он спустился к выходу, толпа его не увидела. Кольцюань и Феликс встали рядом с ним. Виктрикс Гвардия рассредоточилась, Сикарий, как всегда, сохранял бдительность в ожидании угроз своему лорду. В любом случае у Феликса сложилось впечатление, что Жиллиману пришлось бы выйти на середину площади и объявить о себе, настолько восторженной казалась толпа.

– Что теперь? – спросил Феликс.

– Мы слушаем, – ответил Жиллиман.

Они не могли видеть отсюда Матьё, но они видели лица слушавшей его толпы, глаза людей горели благочестием и надеждой.

– ... ибо разве это не правда, что Император пришёл к человеческой расе и спас нас от тирании ксеносов и военачальников? – произнёс Матьё. – Разве не Он отправился в Свой Великий крестовый поход и не прогнал мучителей человечества, и когда Ему бросил вызов ереси архидьявол Гор, разве не Он низверг его и отправил вместе с его восемью демонами в огненные ямы проклятия? Даже смертельно раненный, разве не Он возложил на Себя бремя человеческих страданий и не взошёл на Золотой Трон, где Он несёт за нас грехи вселенной, наблюдает за нами и поддерживает великий маяк, который связывает воедино Его владения? Разве не Его армии неустанно стремятся к тому, чтобы все дети Терры могли жить и умереть в Его свете? Разве не Он защищает нас от тройного ужаса ксеносов, мутантов и ведьм?

– Да! Да! – раздался голос в толпе. – Он! – сказал другой, и ещё один: – Он наш повелитель! – Эти заверения в вере смешивались со звуками плача, кашля и другими признаками болезни, но ни голод, ни недуги не могли ослабить пыл толпы. Феликс почти чувствовал его, сливавшийся над ними во что-то материальное.

– Таковы истины веры, – продолжал Матьё. – Они всегда были такими. Десять тысяч лет Император наблюдал за нами и защищал нас.

– Император защищает! – Этот крик донёсся с нескольких сторон.

– Да, мои братья и сёстры, Император защищает. Он защищает нас, потому что такова Его воля, чтобы человечество выжило. Теперь Он возвращает к нам Своего последнего сына! Какие ещё доказательства нам нужны? И всё же, не все верят! В нашем Империуме есть недовольные люди.

Раздался горький смех.

– Да, да, я знаю! – сказал Матьё, разделяя иронию толпы. – Они говорят, что мы обречены, что наступил конец времён. Они говорят, что мы потерпели поражение. Что Император потерпел поражение. Это богохульство.

– Сжечь их! – крикнул кто-то под хор: – Да! В огонь их!

– Нет, мои братья и сёстры. Мы должны быть милосердными. Прошло много времени с тех пор, как Император ходил среди нас. Стоит ли удивляться, что сомнение проникло в сердца людей? Лучше всего убедить их. Будьте носителями благой вести, ибо настала новая истина. – Он сделал драматическую паузу. – Дни молчания Императора подходят к концу. Император действует среди нас, да, даже сейчас!

Теперь в толпе раздался ропот недоверия и надежды. Несколько возгласов: – Слава Ему! – вызвали такую же рябь.

– Слава Ему!

– Новый Великий крестовый поход очищает звезды, ведомый Жиллиманом, Его единственным живым сыном, возвращённым нам волей и милостью Императора. Думаете, что Император всё это время бездельничал на Своём Троне? Я говорю вам всем, что это не так! У Него есть план. У Него есть план для тебя, и для тебя, и для тебя!

Феликс представил, как он указывает на людей в толпе. Закричал ребёнок.

– Да, даже для тебя, малыш, особенно для тебя, – радостно сказал Матьё.

К изумлению Феликса, по толпе прокатился смех. Матьё совершил боевую высадку с орбиты, участвовал в битве, пересёк эту умирающую землю и теперь читал проповедь. Какие бы недостатки ни были у его веры, она делала его сильным.

– Через нас Он творит Свою волю. Я видел это своими собственными глазами. Через Жиллимана, Своего святого сына, Он приводит Свой план в действие.

Кольцюань резко шагнул вперёд:

– Это продолжалось достаточно долго.

Жиллиман положил руку на наплечник кустодия:

– Пусть говорит.

– Вы слышите, что он говорит?

– Слышу, и хочу услышать остальное. Это не больше и не хуже того, что говорят в этот самый момент сто тысяч проповедников по всему Империуму. Я опровергну его мнение, когда он закончит.

– Вы избрали опасный путь, милорд, – сказал Кольцюань, но вернулся. – Он не внял вашему предупреждению. Вы должны действовать.

– Я не буду и не могу. Поэтому мы позволим ему закончить.

Феликс отправил Кольцюаню запрос на личную беседу:

– Что между ними произошло?

– Ты помнишь тот день, когда Жиллиман говорил с Матьё после битвы в Гекатоне?

– Помню. Меня поставили охранять снаружи. Я помню, как он в гневе вышел из зала. Вскоре после этого я отправился на восток. Он никогда не рассказывал мне, что случилось.

– У примарха состоялся разговор с добрым фратером, – сказал Кольцюань. – Я не предам доверия лорда Жиллимана, но скажу, что его предупреждали, и что он, похоже, не внял этому предупреждению. С тех пор они не разговаривали. Матьё собрал орду фанатиков-единомышленников, в том числе кадианский четыре тысячи двадцать первый бронетанковый полк. Это опасное развитие событий. Матьё почти проповедует божественность Жиллимана, и Жиллиман ничего не может сделать, чтобы остановить его. Это иронично, но дилемма примарха укрепила моё доверие к нему.

– Вы ему не доверяете? – спросил Феликс.

– Феликс, я знаю, что ты не наивный человек. О моём неодобрении видеть примарха во главе крестового похода известно, и я ничего не сделал, чтобы скрыть это, хотя я служу ему настолько хорошо, насколько могу. Но в последнее время я нахожу, что моё отношение меняется. Он верит в то, что делает, и если окажется на пути к Трону, то не по своей воле. Его вера в старые истины непоколебима.

– Свет и слава сияют над всеми нами! – говорил теперь Матьё. – Кроме меня, есть и другие, кто смотрел прямо на свет Императора, те, кому больше не нужна вера в Него, потому что мы ''знаем'' о Нём. Теперь они идут со мной на священную войну Императора. Мы делаем всё, что в наших силах, потому что, несмотря на всё могущество и власть, которые Император даровал лорду имперскому регенту, он всего лишь один человек, и он не может выиграть все войны Императора в одиночку! Настало время, мои братья и сестры, подняться и искать служения Ему и Его святому сыну. Который даже сейчас присматривает за вами. Узрите его, как я узрел его отца!

Матьё, очевидно, указал рукой, потому что толпа одновременно повернулась, чтобы посмотреть на затенённую лестницу.

– Ожидаемо, – сказал Жиллиман и вышел к толпе, которая, увидев его, зашептала и начала кричать ему. Ауксилия Илиоса последовала за ним, настороженно направив оружие на людей.

– Примарх! Ультрадесантники! Стражи Императора! Мы спасены!

Крики прекратились внезапно, без предупреждения. Послышался шорох, и наступила глубокая тишина. Снова двигаясь как один, люди в толпе опустились на колени и простёрлись ниц перед своим спасителем.

Перед рыночной площадью располагалась импровизированная сцена, на которой стоял Матьё, три большие связанные вместе бочки поднимали его высоко над уровнем толпы. Три крестоносца Экклезиархии стояли вокруг него, охраняя своего пророка.

Жиллиман обвёл взглядом людей Первой Высадки. Его лицо было суровым, но он не казался осуждающим.

– Встаньте, – приказал он. Толпа не двигалась, оставаясь на коленях, прижавшись лбами к земле и бормоча молитвы.

– Встаньте, – повторил он и стал пробираться сквозь них. Его ботинки были размером с мужскую спину, и он очень старался не раздавить людей, которые, увидев его приближение, расступились, продолжая стоять на коленях, по-прежнему молясь и тихонько всхлипывая от ужаса.

– Дайте мне свою преданность, – сказал Жиллиман. – Дайте мне свою службу. Сражайтесь за Империум, за Императора и за меня. – Он двинулся к Матьё. – Дайте мне свои жизни, свою кровь, свою смерть. Дайте мне всё, как я отдаю всё, чтобы защитить Ультрамар и Империум. Я прошу вас об этом и о большем.

Феликс видел, как он взвешивает слова, видел бесконечную борьбу. Адептус Министорум провозгласил его божественным, и он ненавидел это. В неподходящем настроении это вызвало бы гневное отрицание, но когда он оглядел толпу, его взгляд смягчился. Эти люди были в отчаянии. Им требовалось, чтобы он был больше, чем человеком, больше, чем примархом. Они нуждались в сыне своего Бога-Императора, и Жиллиман не мог пошатнуть их моральный дух.

– Но я никогда не попрошу вашего поклонения, – тихо сказал он. – Взгляните на меня, и вы увидите, что я не бог. А теперь встаньте! Встаньте и займитесь своими жизнями. Я хочу поговорить со своим милитант-апостолом.

Приказы Жиллимана не допускали неповиновения. Толпа ошеломлённо поднялась на ноги. Большинство разошлись, и рынок зашипел от сотен тихих разговоров. Было много питавших надежду взглядов и желания поговорить с ним, но те немногие, кто осмелился приблизиться к Жиллиману, теряли решимость при виде ауксилии Илиоса и Виктрикс Гвардии.

– Перекройте площадь, – приказал Жиллиман.

– Сию минуту, – ответил Илиос.

Примарх приблизился к Матьё. Даже с учётом дополнительного роста, который придавали ему бочки, фратер всё равно был ниже Жиллимана, поэтому он выглядел как ребёнок, пытавшийся смотреть в глаза огрину.

Феликс не видел Матьё несколько месяцев. Его мантия была такой же поношенной и залатанной, как и раньше, если не больше, если такое вообще было возможно: фратер подчёркивал бедность. Но его лицо изменилось. Всегда ревностный в вере, он казался теперь исполненным ещё большей цели. Неудивительно, что люди следовали за ним.

Его решимость была не совсем его собственной. Он свободно заимствовал власть у примарха, и когда они встретились, он посмотрел на Жиллимана с нескрываемым обожанием. Выражение его лица сильно обеспокоило Феликса.

Крестоносцы, охранявшие Матьё, протянули к примарху свои щиты и мечи, создав у Феликса безумное впечатление, что они приветствовали его, прежде чем напасть, и он почувствовал, как пальцы в перчатке дёрнулись, но вместо этого они резко развернулись и отступили, позволяя примарху приблизиться к жрецу.

– Милорд примарх, – сказал Матьё и склонил голову.

– Милитант-апостол, – произнёс Жиллиман. Он взглянул на молчаливых крестоносцев. – Ты завёл охрану.

– Однажды ночью они пришли ко мне без приглашения. Это подарок Императора, – ответил Матьё.

– Насколько я помню, раньше они служили Гистану, – заметил Жиллиман. Матьё не смутился.

– Понимаю. Вы думаете, что я слишком театральный, но люди Багровых Кардиналов служат только тем, кого считают достойными, – возразил Матьё. – Я не звал их, они искали меня.

Феликсу стало интересно, какими достоинствами обладало такое сухое старое ископаемое, каким был Гистан.

– Это правда? – спросил Жиллиман у крестоносцев. Они стояли, как статуи, и не отвечали.

– Они дали обет молчания, милорд, – объяснил Матьё. – Они не будут говорить, пока Сам Император не прикажет.

– Я также видел боевой поезд паствы в барбакане. Он тоже принадлежал Гистану. Когда-то ты отверг атрибуты своей должности, теперь ты их используешь. Что изменилось?

– Ничего не изменилось, милорд Жиллиман, – ответил Матьё. – Как вы сказали, милитант-апостол Гистан располагал множеством ресурсов. Император прошептал мне на ухо и сказал, что отказываться от такого арсенала из принципа было глупо. Такое оружие не должно оставаться неиспользованным.

– Значит, ты нашёл себе занятие.

– Адептус Министорум ведёт войну на вашей стороне, милорд. У Императора для меня много работы. Я не могу оставаться в стороне. Вы не хотите, чтобы я служил вам напрямую, я должен уважать это, – сказал он, как будто Жиллиман был молодым человеком, утверждавшим свою первую власть. – Но позже Император явил Себя в битве в Гекатоне, и верующие приходили ко мне во всё большем количестве с каждым днём. Им нужно руководство.

– Получается, теперь у тебя есть армия.

– У меня крестовый поход, милорд! Крестовый поход Свидетелей. Каждого из этих людей касалась рука Императора. Некоторые из них видели Его.

– Невозможно, – сказал Жиллиман.

– Нет, милорд, это правда! – сказал Матьё и шагнул вперёд с лихорадочным блеском в глазах. – Он везде. Он работает среди нас. Человечество пробуждается к Его славе. Враг думал покалечить Его империю, открыв реальность варпу, и теперь они пожинают Его гнев. Они называют Его трупом. Они называют Его падалью. Но Он жив, и Он повсюду вокруг нас. Он действует, лорд Жиллиман. О, Он действует!

Жиллиман пристально посмотрел на него. Матьё выдержал его взгляд с выражением восторга на лице.

– Ты никогда не видел Императора и не разговаривал с Ним, – сказал Жиллиман. – Только я.

– Вы говорили мне об этом раньше, но сейчас вы ошибаетесь, милорд. Я общаюсь с Ним каждый день. Я видел Его проявления своими собственными глазами. Как вы думаете, кто послал меня к вам? Кто охранял меня, когда была захвачена “''Честь Макрагга''”, кто руководил вами, чтобы вы выбрали меня своим милитант-апостолом? Это был Он, это был ваш отец. Он сказал мне, что я должен открыть вам глаза, и они открываются, я знаю.

– Хватит, – произнёс Жиллиман. – Ты говоришь о вещах, о которых ничего не знаешь.

– Неужели? Я заблуждаюсь, или вы цепляетесь за своё мировоззрение, когда все доказательства указывают на обратное?

– Ты фанатик, – сказал Кольцюань.

Матьё посмотрел на воина:

– Фанатик? Ваши собственные кустодии говорят, что что-то изменилось. Говорят, что Император снова общается во снах и видениях, после стольких лет. Каково это, когда Он касается вашего разума?

– Я повторяю вопрос лорда-регента. Откуда ты это знаешь?

– Потому что Император сказал мне! – прошипел Матьё.

– Мы должны убить его, лорд-регент, – сказал Кольцюань. – Его предупреждали. Он зашёл слишком далеко. Он привлёк на свою сторону целый полк. Как далеко должно распространиться это безумие?

– Вы будете стрелять в своих? Как вы думаете, воины и население этого мира будут рады увидеть убитыми мужчин и женщин, которые хотят только сражаться на стороне Императора? – обратился Матьё к Жиллиману. – Вы Его сын. Вы помешаете Его слугам выполнять Его приказы, убив их. Сколькими ещё языками вы хотите пошевелить, чтобы они говорили, что сын узурпирует трон отца?

– Не угрожай мне, милитант-апостол, – сказал примарх.

– Я пытаюсь помочь вам, милорд, – сказал Матьё, в отчаянии протягивая руки. – Когда вы увидите, что ваш отец – бог? Когда вы увидите, что Он действует через меня, через вас, через всех. Император с нами. Он стоит по правую руку от нас. Вы – Его сын. Примите истинную природу своего отца в сердце. Признайте свою божественность, свою силу, и все ваши враги обратятся в прах перед вами. Вы – бог, милорд, живое воплощение того, кто восседает на Золотом Троне!

– Я предупреждал тебя не проповедовать этого.

– Я дал слово и не проповедую, хотя это официальное кредо Адептус Министорум.

– Значит, ты тоже лицемер, – заметил Кольцюань.

– Я – нет. Я не смогу служить, если умру, – сказал Матьё. – Какая от меня тогда будет польза? Я не проповедую то, что вы запретили мне проповедовать.

– Тогда зачем ты сейчас говоришь это мне? – спросил Жиллиман.

– Потому что мы с вами должны быть честны друг с другом, если вы когда-нибудь будете честны с самим собой.

Матьё и Жиллиман смотрели друг другу в глаза в течение полуминуты: нищенствующий жрец, покрытый грязью бедной жизни, чьи зубы почернели, а волосы поредели, и живой сын Императора, высокий, царственный и нечеловеческий. Ангел и нищий. К огромному удивлению Феликса, лорд Жиллиман первым отвёл взгляд.

– Я услышал достаточно. Прощай, милитант-апостол.

– Мы будем молиться за вас! – крикнул Матьё вслед Жиллиману, когда тот покидал площадь. – Мы будем молиться, чтобы вы увидели свет!

– Милорд, – обратился к нему Феликс по воксу на личной частоте. – Боюсь, лорд Кольцюань прав. С ним нужно что-то делать.

– Кольцюань прав, и ты прав, но, к сожалению, фратер Матьё тоже прав, – ответил Жиллиман, и его голос был холоден. – Его слова не были пустой угрозой.

== Четырнадцатая глава ==

'''НАПАДЕНИЕ НА ГЕРУ'''

Дожди не прекращались.

День за днём они омывали камни крепости Геры. Сначала чистые, серо-железные и холодные, как моря Макрагга, по прошествии времени они становились всё грязнее. Это был постепенный процесс, сначала едва заметный. Странный запах, иногда некоторая маслянистость луж, песчинки или необычная извивавшаяся личинка, которая быстро умирала, достаточно редкая, чтобы её можно было не принимать во внимание. В некоторые дни эти явления исчезали, и дожди снова становились чистыми, но каждый раз, когда грязь возвращалась, она становилась немного сильнее, и её последствия сохранялись немного дольше, пока небо, наконец, не заплакало отравленной слизью, а чистая, холодная вода не стала воспоминанием.

Фабиан лежал в постели и не мог уснуть. Он плохо спал уже несколько недель. Хотя за последнее десятилетие он немного привык к звукам войны, крепко спал в окопах под обстрелами и храпел во время космических сражений, это было скорее исключение, чем правило, времена, когда истощение угрожало убить его раньше, чем враг. Фабиан по-прежнему нервничал в глубине души, и осада только усугубляла его состояние.

Было бесконечное ожидание того, что случится что-то исключительно плохое. Фабиан предпочёл бы битву. Всё закончилось и завершилось бы в считанные мгновения, так или иначе. Либо мёртв, либо нет. Осада – это подвешенное состояние. Он мог справиться с ужасом и кровопролитием боя. Он не мог смириться с его ожиданием.

И ещё была непредсказуемость. Казалось бы, случайные моменты, когда огромные настенные пушки Геры открывали огонь, или враг предпринимал очередную обречённую попытку разрушить стены, и орудия лаяли и лаяли всю ночь, как стаи голодных собак. Затем внезапно наступала тишина, не было ничего, кроме дождя, но он не спал, потому что его уши напрягались, силясь услышать звуки надвигавшейся на него гибели.

Калгар неохотно объяснил ему ситуацию. Противник был слаб, и Ультрадесантники могли легко контратаковать, даже с тем небольшим количеством, которое у них было на Макрагге, и стереть врагов, как грязь с ветрового стекла автомобиля. Но на следующий день они вернутся, и процесс придётся повторить, и, возможно, один или двое из людей Калгара погибнут. Не так много, но если то же самое произойдёт на следующий день и на следующий, то в конце концов никого не останется, и они проиграют по умолчанию. То же самое было верно и в космосе. Каждый сбитый вражеский корабль заменялся. Ультрадесантники могли покинуть города или планету, но они не могли долго оставаться за пределами оборонительных позиций, поскольку рисковали быть сокрушёнными количеством, в то время как войска противника были многочисленны, но слишком низкого качества, чтобы пробить любую стену.

И поэтому космические десантники сидели в крепостях, а враг сидел снаружи, и все ждали, чем закончится война в другом месте.

Это была пытка. Это сказывалось и на Калгаре; Фабиан провёл с ним достаточно времени на дальней стороне Разлома, чтобы заметить признаки. Они с Калгаром не ладили, что сильно огорчало Фабиана, потому что у них с Жиллиманом, как он думал, были хорошие отношения. Он даже не мог винить в их взаимной неприязни недовольство тем, что за ним наблюдают. Калгар прекрасно понимал задание Фабиана и поначалу приветствовал его. Что их разделяло, так это личность Фабиана. Калгару он просто не нравился: он находил его нетерпеливым, склонным жаловаться, слишком быстрым на гнев, и, несмотря на стоическое, макраггское поведение, которое они все здесь демонстрировали, магистр ордена был близок к тому, чтобы сказать Фабиану это в лицо.

Или, по крайней мере, так полагал Фабиан поздно ночью, лёжа в постели, которая была слишком жёсткой и слишком мягкой, слишком горячей и слишком холодной, с подушкой вокруг головы, чтобы заглушить бесконечный, сводивший с ума шум воды за окнами. Фабиан никак не мог устроиться поудобнее. Он не мог успокоиться и был слишком взволнован, чтобы сосредоточиться. Каждый раскат грома заставлял его думать, что снова началась битва. Каждая позитивная мысль, которая появлялась, быстро улетучивалась, и в лучшем случае наносила ущерб его более чёрным идеям, которые кружились вокруг головы.

Фабиан застонал.

– Я ненавижу эту планету, – пожаловался он. – Даже Вигилус был лучше.

Он перевернулся, нашёл новое положение столь же неудобным, затем перекатился обратно на то место, где только что был. Это его тоже не устроило.

– Будь оно всё проклято! – воскликнул он и отбросил подушку в сторону. Он сел на край кровати, прижал ладони к глазам, затем встал с излишней резкостью. – Хорошо, – сказал он. – Надо работать, – и он направился к столу, ожидавшему его в другом конце комнаты. Первое, что он сделал, взял стоявший там всегда полный кувшин с вином.

Фабиану пришлось признать, что Ультрадесантники относились к нему хорошо. Его покои были такими большими и роскошными, что раньше он и представить себе не мог, хотя и были обставлены в строгом макраггском стиле. Каменный пол покрывали мягкие меховые ковры. Мебель была великолепной. Но всё это было похоже на вино Макрагга: хорошо приготовленное, но острое и холодное; как планета, как сами Ультрадесантники.

Тем не менее он налил и выпил вино. Ему ещё предстояло включить люмены. Свет от настенных ламп крепости пробивался сквозь стекавшие по высоким окнам струи дождя. Сверкнула молния, осветив статуи, колоннады и башни, которые скрывались в темноте, и временно ослепила его.

Он что-то проворчал, открыл письменный столик, выдвинул стул, зажёг люмен, сел, осторожно поставил вино на круглый камень, чтобы поберечь дерево, и достал последний блокнот.

Ему было трудно сосредоточиться на своих записях. Это была скучная штука. Истории Макрагга и окружавших его миров были записаны в скрупулёзных, сухих деталях в архивах ордена. Его судорожная рука сжала их до общих заметок, которые, как он думал, превратятся в трактат, если у него когда-нибудь будет время.

У него никогда не будет времени.

Он захлопнул книгу, мысленно отругал себя и сказал себе, что всё это было бы очень интересно, если бы он не знал, что всего в нескольких сотнях ярдов от того места, где он сидел, находилась закрытая библиотека, полная всевозможных чудес. Он представлял, что в библиотеке Птолемея таятся поистине древние произведения. Кодексы из Тёмной эры технологий. История заселения этого региона космоса. Труды вымерших чуждых рас. Роль Ультрадесанта в Великой войне Ереси. Дразнящие намёки на то, что случилось с первым звёздным доменом человечества – ещё одно невероятное откровение, что Империум не был первой человеческой империей, история, настолько секретная, что людей убивали за знания о ней, всё было усвоено и обдумано Фабианом, пока не стало обыденным. Фабиан знал так много из того, что знали столь немногие, и всё же всегда оставалось что узнать. Человеческая история была долгой и полна тайн.

– И библиотека Птолемея забита ими, – простонал он.

Ночь грохотала. Он внимательно прислушался, убеждая себя, что это всего лишь гром, а не орудия снова открыли огонь. Зеленоватые молнии вспыхивали сквозь облака, освещая их бурлившую изнанку. Хлестал дождь, плотный, как облако дротиков. Мрачные лица героев космических десантников древних времён ярко вспыхнули, а затем снова погрузились во тьму.

Снова громыхнул гром, прерывистый, сердитый, рыскавший в небесах зверь, готовый нанести удар.

Немного нервничая, Фабиан отхлебнул кислого вина и вернулся к своим записям. Некоторое время он был поглощён этим занятием.

''Стук-стук-стук''. Какой-то шум за окном. ''Стук-стук-стук''.

Волосы на шее Фабиана встали дыбом, коснувшись ночной рубашки, и он очень медленно повернулся к источнику шума. Всё, что он увидел, было его собственное белое, испуганное лицо, отражённое в чёрном стекле.

''Стук-стук-стук''.

Дрожащими руками он потянулся за канделябром и коснулся руны, которая включала искусственные свечи. Пламя вырвалось из фитилей. Он подошёл к окну, преследуемый собственным отражением: лицо осунулось от недосыпа, глаза ввалились. В них плясали мерцавшие огоньки. Он вгляделся в ночь, но ничего не увидел.

''Стук-стук-стук''.

Шум доносился от основания окна. Он низко наклонился, ища источник. По-прежнему всё, что он видел, было его собственное лицо и отблески пламени свечи в стекле. На стенах было много источников света, и там, куда падали их лучи, виднелись украшения крепости. Но комната Фабиана находилась в треугольнике тени, темнее из-за того, что она контрастировала со светом.

Он осмотрел нижнюю часть окна. Пальцы коснулись холодного стекла.

''Стук-стук-стук''.

Вспышка молнии разогнала темноту, и Фабиан оказался лицом к лицу с маленьким круглым существом, заглядывавшим внутрь через нижнюю часть стекла. У него были большие рога и широкая ухмылявшаяся пасть, полная грязных зубов. Он был размером всего с человеческого младенца, хотя при этом такой тучный, что, вероятно, весил втрое больше. Привлекая его внимание, он поднял тощую руку и помахал ему.

Фабиан отшатнулся, уронив канделябр.

Это был чумной бесёнок. Он видел их раньше, но не так близко. Только одна толщина стекла отделяла его от болезней, которые убьют его тысячу раз.

– Демоны. Демоны в крепости. – Он выпрямился. Маленькая тварь прижалась толстой мордочкой к стеклу, измазав его отвратительной грязью. Он разглядел бесёнка получше. На нём был капюшон. В правой руке он держал короткий деревянный посох с тремя ветвями, свёрнутыми в кольца. Его левая рука обладала множеством вспомогательных щупалец и второй разинутой пастью. Третья ухмылялась на животе.

Он с интересом наблюдал за ним. Он снова постучал в окно. Главное лицо усмехнулось, рассыпая личинок.

Фабиан не сводил с него взгляда и пятился назад, его рука искала вокс-браслет, лежавший на столе вместе с остальными вещами. Он нашёл его, поднёс ко рту и нажал на руну тревоги, которая должна заставить прибежать его охрану.

– Расей, у нас серьёзная проблема. – Он только наполовину ожидал ответа и не удивился, когда его не последовало. Часто проявления такого рода сопровождались всевозможными нарушениями в работе вещей. Духи-машины любили сверхъестественное не больше человеческих душ, и отшатывались от него.

Он обдумывал, что делать. Должен ли он бежать за помощью? Покои Расея Люцерна находились в ста ярдах дальше по коридору. В этой части монастыря ордена поблизости больше никого не было. Крепость Геры была огромной, и Ультрадесантники, даже в полном составе, не могли её заполнить. Возможно, ему повезёт, и он наткнётся на кого-нибудь из Преценталианской гвардии, ауксилии или других смертных слуг в патруле, но они тоже были очень сильно рассредоточены. Он рисковал потерять существо, если отведёт от него взгляд, тогда оно сможет ускользнуть и нанести любой ущерб.

Они не были беспечными. Сбой вокса будет зарегистрирован. Причина обнаружена. Поднимут тревогу. Но сколько это займёт времени? Вот в чём вопрос.

– Император, – произнёс Фабиан. Бесёнок по-прежнему с любопытством наблюдал за ним, как будто он был образцом в ксенологическом саду. Теперь он знал, где тот находится, мог определить его положение по мерцанию злобных глаз. Они моргнули, и на мгновение исчезли, затем вернулись.

– Не двигайся, – сказал он скорее себе, чем ему. – Просто жди там.

Он схватил одежду, брюки и ботинки. Он не стал снимать нательное бельё и надевать носки, заправил ночную рубашку в брюки, натянул подтяжки и застегнул ботинки.

– Оставайся там, оставайся там, – сказал Фабиан. – Просто оставайся там, побери тебя Трон!

Маленький бесёнок не выказывал никаких признаков того, что собирается куда-то идти, только наклонил голову без шеи и наблюдал.

Фабиан замедлил шаг, потому что потянулся за поясом с оружием, висевшим на спинке стула, и не хотел напугать нежданного посетителя. Его лазерный пистолет покоился в кобуре на поясе. Силовой меч в ножнах лежал горизонтально на деревянной раме неподалёку.

Он туго затянул пояс, медленно вытащил пистолет и направил его на крошечного демона.

– Попался, дружок, – сказал он.

Если бы кто-нибудь сказал Фабиану во времена в Администратуме, что он станет хорошим стрелком, он бы рассмеялся им в лицо при мысли о том, что даже прикоснётся к оружию. Но он был хорошим стрелком. Нагретый воздух треснул, и вспышка когерентного синего света пробила аккуратную круглую дыру в стекле.

Он сморгнул остаточные изображения и увидел, что края стекла стали остывающего оранжевого цвета. Из дыры поднималась струйка дыма. Маленький нурглинг посмотрел на свой живот, где уже затягивалась полученная рана. Он разочарованно надул губы, покачал головой и скрылся в темноте. Фабиан подбежал к окну и прижался к стеклу лицом, пытаясь заглянуть за угол. Вспышка молнии осветила бесёнка, скакавшего по лужам прочь от комнаты Фабиана на широкую площадь.

– Дерьмо! – выругался он. Ему потребуется по меньшей мере две минуты, чтобы добраться до ближайшего выхода. Две минуты слишком долго.

– Расей! – крикнул он, потянулся за силовым мечом, выхватил богато украшенное оружие и отбросил ножны в сторону. – Расей! – Он нажал на активатор генератора. Миниатюрные витки молний затрещали над лезвием. – Калгару это не понравится, – сказал он и выпрыгнул в окно.

Меч пробил стекло насквозь. Шипящие кусочки растворявшейся материи разлетелись по коврам, поджигая их. Фабиан не замедлил шага, последовал за лезвием меча сквозь оконную створку в вихре стеклянных осколков и оказался снаружи под дождём. Спину лизнули языки пламени. Он проигнорировал их и бросился под ливень.

Маленькое существо было в пятидесяти ярдах впереди и двигалось быстро, несмотря на большой живот и короткие ноги.

– Тревога! Тревога! Демоны в крепости! – крикнул Фабиан.

Буря поглотила его голос. Дождь стекал в рот, солёный, как жидкость из лопнувшего волдыря, с сильным и едким привкусом. Он сплюнул и снова выстрелил в существо. Оно отскочило в сторону от лазерного луча, и выстрел пробил мостовую, выпустив струю пара в дождь.

– Варп побери, – выругался Фабиан. – Демоны! – крикнул он так громко, как только мог. – Демоны в крепости! – Он дважды выстрелил из пистолета в воздух. Треск нагревшего воздух луча был слабой имитацией грома. – Демоны!

Бесёнок оглянулся, хихикнул, помахал Фабиану и побежал за угол монументального подиума.

Фабиан помчался за ним, дождь промочил его и потрескивал на силовом поле вокруг меча.

– Демоны! – крикнул он и снова выстрелил над головой. Тонкий вой охранной сирены раздался где-то дальше на стенах, за ним последовали другие. Гигантские поисковые люмены начали включаться с резкими звуками, одновременно щёлкали затворы орудий.

– О, хвала Трону, – произнёс Фабиан. Он едва не поскользнулся, поворачивая за угол, подняв поток воды, и побежал прямо навстречу опасности.

Долговязое существо ждало наполовину в тени, склонив рогатую голову, чёрный меч свисал из его руки и острие упиралось в землю. Там, где его освещали огни крепости, Фабиан рассмотрел блестящую кожу, разорванную открытыми ранами. Меч сверкал тёмно-зелёными бликами, и молочная жидкость стекала с клинка, смешиваясь с дождём.

Нурглинг протопал мимо своего более крупного кузена. Фабиан неуверенно остановился.

– Чумоносец, – прошептал он.

Услышав своё имя, существо подняло голову. Длинные, жидкие, клочковатые волосы струились вместе с ливнем. Огромный глаз, белый и выпученный, как очищенное яйцо, уставился на него. Демон зашипел и хрипло выдохнул, сложив звуки в одно слово.

– '''''Один''''', – сказал он.

Справа от него по камням пузырилась струйка воды. Из неё показался рог и голова, а затем плечи с опухшей как у утопленника кожей. Первый чумоносец указал на второго парализованным пальцем.

– '''''Два''''', – сосчитал он и неумолимо посмотрел налево, где ещё один его сородич поднимался из земли.

– '''''Три''''', – сказал он и шагнул вперёд.

Фабиан издал бессловесный крик, поднял пистолет и открыл огонь.

Чумоносец приближался, его мягкие ноги шлёпали по воде. Фабиан поражал его каждым выстрелом, пробивая шипевшие и прижжённые дыры в вонючей шкуре, но он принимал их без жалоб и, не сводя с него глаз, шёл вперёд, один тяжёлый шаг за другим. Он был достаточно близко, чтобы Фабиан разглядел лениво круживших вокруг головы мух, личинки в ранах, нити червей, извивавшихся на чёрных дёснах. Его собратья последовали за ним, окружив его с флангов, считая попадания из лазерного пистолета Фабиана по плоти их лидера.

– '''''Один, два, три''''', – говорили они, спеша за первым.

Выстрелы Фабиана испарили ухо, выпустили жидкость из распухших кишок, свисавших из вскрытого живота, разрушили локоть.

– '''''Четыре, пять, шесть''''', – бубнили они.

Новые раны накладывались на старые. Личинки зажарились в плачущей язве. Попадание в лицо разрушило щёку, разбросав чёрные зубы по площади.

– '''''Семь'''''…

Фабиан тщательно прицелился, вдохнул и нажал на спусковой крючок. Выстрел выбил чумоносцу глаз. Тот пошатнулся вперёд, и он выстрелил второй раз в то же место, выбив гнилые мозги твари из задней части черепа. Демон упал замертво, чёрный дым поднимался от трупа, пока колдовская плоть развалилась. К несчастью для Фабиана, их осталось ещё двое.

– '''''Восемь'''''...

Они были в пятнадцати футах от него. Они тащились вперёд в одном и том же, безумно медленном темпе. Его восьмой выстрел пришёлся в плечо ближайшему. Затем его пистолет замолчал. У него не было запасной силовой ячейки.

– '''''Восемь? Восемь''''', – пробурчали чумоносцы, подтверждая количество выстрелов. Они подняли мечи.

– Расей! – снова крикнул Фабиан. Он посмотрел на небеса. – О Император, если у тебя когда-либо было хоть малейшее подозрение, что я существую, я молюсь, чтобы ты посмотрел на меня сейчас и защитил меня, потому что мне понадобится твоя помощь.

Он убрал пистолет в кобуру. Оружие было подарком Жиллимана, и он не собирался выкидывать его, даже если собирался умереть. Он поднял меч, приготовившись защищаться. Проливной дождь заставил клинок вспыхнуть и взрывать капли разлетавшимися молекулами. Водород, выделившийся из воды, поднялся крошечными вспышками пламени.

– О Трон, – произнёс он. – О Трон.

Вместе, как автоматы, чумоносцы подняли чёрные мечи и бросились на него с удивительной скоростью.

– '''''Один''''', – сказал первый, опуская меч.

Фабиан парировал удар.

Второй взмахнул мечом в пространство, оставшееся после того, как Фабиан отклонил первый клинок.

– '''''Два''''', – сказал он.

– '''''Три''''', – сказал другой, занося меч для второго удара.

Фабиан парировал атаки одну за другой, его клинок сверкал в воздухе с такой точностью, что заставил бы его тренера одарить его одной из своих редких кривых улыбок.

Его заставили отступать. Демоны атаковали механически, каждый удар отсчитывался тем, кто его наносил. Клинок Фабиана был длиннее, и сам Фабиан был быстрее, и блокировал их все. Но они победят. Хотя демоны обладали телосложением жертв голода, они были выше его на голову и свирепо сильны. Их удары сотрясали руку. Им даже не нужно было серьёзно ранить его, чтобы убить; одно прикосновение когтей или лезвий, и он мертвец. Вероятно, он уже заразился, находясь так близко к ним. Он не мог не думать об этом высшими частями разума, в то время как подсознание взяло на себя заботу о выживании. Годы тренировок диктовали удары и контратаки, так что Фабиану казалось, что клинком владеет другой человек.

Наконец он увидел возможность и нанёс удар. Силовой меч вонзился сбоку в шею чумоносца, словно топор в мокрое дерево. Оружие, казалось, было возмущено контактом: излучение разрушающего поля уменьшилось, а пласталь клинка потускнела. Горячая боль пронеслась по оружию, пронзив руку Фабиана лихорадочной мукой. Он стиснул зубы, но, хотя он крепко сжимал рукоять, пальцы ослабли, и когда существо зашипело и отпрянуло, сверхъестественная сила демона вырвала подарок Жиллимана из его руки.

Фабиан стоял перед чудовищем без оружия, сжимая руку и уклоняясь от ударов второго существа.

– '''''Девятнадцать''''', – прошипело оно. – '''''Двадцать'''''. – Взмах меча окатил его ядом, и кожа Фабиана запылала.

Он шагнул назад. Они последовали за ним. Он услышал выстрелы с парапета, крики и отдалённые голоса. По всей крепости завыли сигналы тревоги.

Чумоносцы подняли мечи.

– '''''Двадцать один'''''... – сказали они.

Их оружие так и не опустилось. Из ночи донёсся усиленный воксом голос:

– Фабиан, прочь с дороги, прочь с дороги!

Фабиан отшатнулся, когда три болта пронеслись по воздуху, оставляя огненный след, и с глухим стуком вонзились в чумоносца с мечом. Они взорвались почти одновременно, разбросав повсюду вонючие внутренности, большое количество которых выплеснулось на Фабиана. Невероятно, но демон по-прежнему стоял, хотя его туловище было опустошено, а рука с мечом дёргалась на земле.

Брат меча Расей Люцерн появился из ночи, подобно неуправляемому тяжеловозу, сбив с ног шатавшегося чумоносца. Тот взлетел в воздух и тяжело приземлился в двадцати футах. Потроха выскользнули из открытого туловища. Рукоять меча Фабиана ударилась о землю, и вес приземлившегося на него демона перевернул клинок, аккуратно отрезав голову существа, как будто это была верхушка испорченного плода.

В то время как Люцерн отшвырнул первого, его собственный силовой меч пронзил второго насквозь. Больше оружия Фабиана настолько, что оно выглядело нелепо, меч Люцерна не столько рассёк демона пополам, сколько уничтожил. Грохот разрушения вонзился в уши Фабиана. Верхняя половина существа поднялась в воздух. Оно тоже было мертво и снова растворилось в ничто к тому времени, когда Люцерн остановился и подошёл к своему товарищу.

– Ты в порядке, друг Фабиан? – спросил Люцерн. Он позволил пистолету свисать с цепи, удерживавшей его на запястье, и протянул чёрную, как ночь, руку, чтобы помочь историтору подняться. Дождь прилепил табард к ногам. Отличительные кресты Храмовников блестели на мокром фоне.

– Рад тебя видеть, – ответил Фабиан. Люцерн даже не пошевелился, когда Фабиан перенёс весь свой вес на его руку. – Идём, – продолжил Фабиан. Он поднял свой клинок из пузырившегося месива мёртвого чумоносца. Затем чихнул и выругался.

– Тебе стоит показаться врачам, – сказал Люцерн. – Эти нечестивые Нерождённые переносят всевозможные болезни.

– Позволим Императору решить, поддадимся мы или нет, не так ли? – сказал Фабиан.

– Не насмехайся над моей верой, – сказал Люцерн.

– Я не насмехаюсь, – сказал Фабиан. Он высматривал под проливным дождём сбежавшего нурглинга. – Послушай, эти твари не имеют большого влияния на реальность. Их тела уже растворяются. Если бы я собирался умереть от их болезней, я бы уже был мёртв.

– Ты не можешь полагаться на ...

– Всё в порядке! Я сам доберусь до врачей, – сказал он. – Просто сначала помоги мне. Я ищу ...

– Это? – спросил Люцерн. Фонарь его боевых доспехов включился, окутав нурглинга резким кругом света. Тот демонстративно крался и замер.

Не испугавшись, он повернулся и посмотрел на них. Он поднёс палец к губам, щупальца вокруг его левой руки извивались, и указал правой рукой сквозь бурю на горный склон. Фабиан вгляделся в темноту, пытаясь разглядеть, на что именно он указывает.

– Я обрекаю тебя на огонь Императора, нечестивая тварь, – произнёс Расей, наводя болт-пистолет.

– '''''О-о-о''''', – пропищал нурглинг.

Люцерн выстрелил. Нурглинг лопнул, как сдавленная киста, забрызгав всю мостовую.

– На что он указывал? – пробормотал Фабиан. Он вздрогнул. Его кожа была невыносимо горячей.

Неподалёку прогремели выстрелы. Приблизились три Ультрадесантника, выкрикивая вопрошающие литании очищения. Двое из них были ветеранами первой роты в белых шлемах. Их вёл Тигурий.

– Брат меча Люцерн, – произнёс старший библиарий.

– Демоны, – сказал Люцерн. – Я думаю, что эта секция очищена.

Тигурий кивнул:

– Ты правильно говоришь. Они ушли. На данный момент мы сдержали прорыв. Но они придут снова. Это только начало. Всё дело в дожде. – Он посмотрел вверх, на ливень, затем вниз, его глаза мягко светились психической силой. Его взгляд остановился на пузырившихся останках нурглинга, и он наклонился, чтобы взять жезл существа между большим и указательным пальцами.

– Одинокий нурглинг, милорд, – сказал Люцерн.

Тигурий смотрел на маленький посох, который оказался устойчивым к попыткам реальности изгнать его, оставаясь твёрдым, только слегка дымился.

– Кое-что хуже, гораздо хуже. Похоже, один из любимых слуг Чумного бога обратил на нас внимание. – Его глаза сверкнули, и маленький посох исчез с миниатюрным раскатом грома. – Это было малое воплощение Гнилиуса. Я чувствую его прикосновение повсюду в этом месте.

– Кого? – спросил Люцерн.

– Великого демона, – ответил Тигурий. – Согласно нашим книгам знаний, один из самых возвышенных Чумного бога.

Фабиан слушал сверхлюдей лишь вполуха. Он пошёл в том направлении, куда указывал нурглинг. Он что-то увидел. Врата в скале.

Его мышцы свело судорогой, и он упал, меч Жиллимана со звоном выпал из руки. Удар твёрдого камня о колени заставил его задохнуться, но он не мог подняться. Он икнул, у него перехватило дыхание, голова закружилась.

– Он был без защиты, – сказал Люцерн.

– Вызовите апотекариев, – велел Тигурий своим людям.

– Фабиан? – спросил Люцерн.

Историтор посмотрел на своего хранителя, но не смог его увидеть.

– Я ничего не вижу, – сказал он, и его голос прозвучал каким-то далёким.

– Нам нужно отнести его внутрь, – сказал Тигурий. Он продолжал говорить, но всё, что слышал Фабиан, было рёвом в ушах, и он почувствовал давление в груди. Он попытался заговорить, рассказать им о том, что видел, но слова застряли у него в голове.

Бесёнок указывал на запасной вход в библиотеку Птолемея.
== Пятнадцатая глава ==

'''РЕЧЬ ЖИЛЛИМАНА'''

Диамидер Тефелий чувствовал себя неважно. Он стоял по стойке “смирно” вместе с сослуживцами-офицерами и держал лазган перед собой в неудобной позе, от которой у него дрожали руки. Его парадная форма была неудобной и жаркой в этот приторный полдень.

Офицеры Астра Милитарум Ультрамарской ауксилии Иакса выстроились вдоль лестницы, что вела от Спирального пути к дворцу Цветов. Название дворца было вполне заслуженным, потому что в обычное время он был домом для всевозможных цветов, а его архитектура выглядела яркой и жизнерадостной; но сейчас он болел, как и всё остальное на планете, и все цветы погибли, оставив липкую чёрную слизь, которая капала из садовых ящиков. И всё же, даже покрытый илом, дворец был великолепен. На самом деле, размышлял Диамидер, глядя поверх ноющих рук под ограничивавшим обзор сиявшим козырьком шлема, так он выглядел лучше, как будто пятна подчёркивали славу того, что было, и того, что может однажды снова быть. Это было символично, вечное колесо смерти и возрождения и труды смертных не могли надеяться противостоять энтропии...

Затем он изумиился: “''О чём, во имя Трона, я думаю?''”

По лестнице зазвучали трубы. Голоса дежуривших на каждой площадке капитанов ауксилии выкрикивали приказы встать на караул перед примархом. Топот ног. Все войска восхваляли его. Трубы приближались, как и голоса, а за ними раздавалась тяжёлая поступь закованных в доспехи богов.

Когда настала очередь Тефелия выкрикнуть приветствие, он чуть не пропустил момент; он бы пропустил, если бы корнет не подтолкнул его локтем вперёд, прежде чем приложил губы к серебряной трубе. В ухе зазвучала труба. Потрясённый звуком, Тефелий вышел из состояния фуги, топнул ногами и проревел своим лучшим парадным голосом:

– На караул перед лордом Ультрамара! Да здравствует лорд-командующий. Да здравствует имперский регент!

Его солдаты развернулись на каблуках, чтобы встретиться лицом к лицу с последним живым примархом, и топнули, сотрясая лестницу. Они выставили оружие перед собой, взяв на караул. Положение его товарищей и высокие плюмажи парадной формы скрывали всё, кроме покачивавшегося леса знамён, поднимавшихся по лестнице позади примарха. Они были великолепны в своём изобилии и разнообразии, представляя каждую часть Имперской армии.

“''Всё будет запятнано. Все будет низвергнуто''”, – подумал Тефелий и испугался своих мыслей.

Когда Жиллиман поднялся к ним, офицеры отступили и заняли прежние позиции, прижав оружие к груди, а затем положив на плечо, за что ноющие руки Тефелия были глубоко благодарны.

– Да здравствует лорд Жиллиман! – кричали они. – Да здравствует спаситель Иакса!

Хотя он пока не спас планету. Это была идея Косталиса – поблагодарить за ещё не подаренный подарок. Имперский командующий был почти жалок в своём энтузиазме по случаю прибытия примарха.

И снова Тефелий был ошеломлён ходом своих мыслей. Почему он так думал? Он не испытывал к Косталису ничего, кроме уважения. Пот струился из-под шлема. Он почувствовал слабость. Он боялся, что потеряет сознание до прихода регента.

Процессия приблизилась к нему, потрясавшая чувства толпа людей во всевозможных одеяниях: жрецы во главе, администраторы следом, затем сам лорд Жиллиман, огромный и нетерпеливый среди этих снующих грызунов, вынужденный идти с ними в ногу. На мгновение Тефелий увидел его, этого сына бога, титана в синих доспехах, и тогда он почувствовал необузданный и безграничный ужас, который не принадлежал ему. Что-то шевельнулось у него в затылке.

Ему едва удалось удержаться на ногах, когда примарх прошёл дальше, и другие голоса и другие трубы выше приветствовали его, в то время как длинная вереница могущественных лордов и Ангелов Смерти проходила мимо.

Тефелий замедлил дыхание. После того, как сегодняшний день закончится, ему нужно обратиться к врачам.

– Капитан? Вы слышите, сэр? С вами всё в порядке?

Он моргнул. Его сержант-знаменосец что-то говорил ему уголком рта. Тефелий понятия не имел, как долго.

– Вы должны присоединиться к другим офицерам в процессии, сэр, разве нет?

Длинный хвост офицеров Иакса поднимался по лестнице. Тефелий должен был быть позади них.

– Да, да, – сказал он и поспешил присоединиться к остальным, задаваясь вопросом, что, во имя всего Империума, с ним не так.

Солдаты Тефелия выполняли обязанности церемониальной охраны во дворце Цветов, и хотя он должен был остаться с ними, прежде чем отправиться на брифинг примарха, пропустив обращение Жиллимана к широким слоям населения, Тефелий не стал задерживаться. В нём была какая-то тревожная потребность, какую он помнил с юности – когда он хотел действовать, но не знал, почему или что хотел сделать. Он велел одному из лейтенантов заменить его и поспешил прочь.

Дворец Цветов представлял собой большое круглое здание со множеством колец арок в стенах. Те, что были выше первого этажа, заложили кирпичом и украсили садовыми ящиками, полными увядших в те трудные дни цветов, и нишами, в которых росли деревья, тоже в основном засохшие. Теперь многие углубления заполняли пни, там уже поработали садовники.

Нижнее кольцо арок было открыто, поэтому дворец Цветов, покоившийся на множестве колонн и столбов, казался парившим в воздухе. Тефелий вошёл и направился к внутреннему кольцу таких же арок, все они были закрыты железными решётками. Одна из них служила воротами и была открыта, она вела в причудливый зал из инкрустированного камня, освещённый декоративными люменами: главный вход во дворец. Огромная дверь из макраггианского соснового дерева закрывала вход в большой зал, но сквозь неё он услышал шум и гул сверхчеловеческих голосов, и его сердце забилось быстрее.

Ворота охраняли воины губернаторской гвардии, преграждая путь скрещёнными пиками, и сегодня их усиливала пара космических десантников. Тефелий узнал их геральдику, это были воины Орлов Обречённости и Ордена Авроры. Их присутствие вызывало определённую степень страха – некоторые называли это страхом Астартес. Они были огромными в тяжёлой броне и созданы, чтобы убивать, но главным образом его чувствами обычно были религиозный трепет и ощущение безопасности, потому что, хотя они и были опасны, они создавались для защиты таких людей, как он.

Однако именно сейчас он почувствовал настоящий ужас и запнулся, не в силах понять, зачем он вошёл внутрь. Он стоял, разинув рот, и снова начал потеть.

– Капитан Тефелий? – спросил один из охранников, поскольку его хорошо знали в городе.

– Я...

– Какие дела у вас в зале, сэр? – спросил второй охранник. – Вы не обходите периметр?

Тефелий краем глаза заметил небольшое движение и с растущим беспокойством понял, что Орёл Обречённости повернул в его сторону серебряный шлем и смотрит на него безжалостными светившимися линзами.

По его шее заструился пот.

– Примарх, – выпалил он. Слова исходили из того места в затылке, откуда бесконтрольно извергался страх. Это его рот и язык двигались. Голос был его, знакомый, как дыхание, но слова ему не принадлежали. Он почувствовал, как что-то изобразило на его лице улыбку. – Здесь лорд всего Империума, за исключением Самого Императора. – Эти последние слова почему-то причинили боль, и улыбка неловко растянулась, становясь всё более фальшивой. – Я хочу пойти в галерею для гостей и увидеть его. Незначительное злоупотребление привилегиями, признаю. Я вызвался стоять на страже, но, увидев его, не могу упустить такую возможность.

Орёл Обречённости обратился к нему.

– Почему вы передумали? – спросил он. От его глубокого голоса у Тефелия свело живот, грозя перерасти в нечто совсем позорное.

– При всём уважении, милорд-ангел, – ответил Тефелий, расправив плечи. – Я один из самых прославленных офицеров Иакса и сражался вместе с самим лордом Агемманом. Я награждён его медалью и моё звание позволяет мне войти. Я бы никогда и не подумал войти в такое место, если бы мне это не разрешили. Я должен присутствовать на брифинге в стратегиуме после выступления. Что плохого в том, чтобы увидеть, как он говорит сейчас, желая только поднять наш боевой дух?

Внутри шлема космического десантника раздался щелчок. Тефелий увидел предательскую вспышку лазерного луча на сетчатке, свидетельствовавшую о том, что воин проверял файлы на капитана.

– То, что вы говорите, правда, – сказал Орёл Обречённости. – Допуск действителен. Пропустите его.

– Вы можете пройти, капитан, – сказали люди-стражники и развели пики.

– Спасибо, – ответил Тефелий.

Он шагнул вперёд. Бронированная рука схватила его за плечо, нежная, как материнское прикосновение, но в ней была сила, готовая раздавить кости. Космический десантник Авроры.

– Подождите, – произнёс он. – Вы весь в поту.

– Это всё проклятые болезни, которые приходят к нам из вражеского лагеря, – ответил Тефелий. – Это пустяки. Лёгкая лихорадка. Половина населения сейчас всё время болеет.

Космический десантник Авроры внимательно посмотрел на него:

– Убедитесь, что при первой возможности вас осмотрит врач. У нас есть опыт болезней Гвардии Смерти. Самый незначительный из симптомов может оказаться смертным приговором.

– Да, да, я так и сделаю, обещаю, – сказал не-Тефелий.

– Теперь можете идти, – разрешил космический десантник.

Обливаясь потом сильнее, чем когда-либо прежде, Тефелий отдал им всем честь и вошёл внутрь.

Он не направился к большим дверям, поскольку их охраняло целое отделение Ультрадесантников, а поднялся по лестнице в гостевую галерею на втором этаже. Он прошёл мимо солдат из своего полка, стоявших на страже на лестнице, и они отдали ему честь. На толстом ковре ноги в сапогах не издавали ни звука. Двери на верхнюю галерею были так же тихи, и он проскользнул внутрь.

Большой зал дворца Цветов представлял собой гигантскую круглую аудиторию вокруг сцены. Центр был полым и огромным. Множество тонких круглых галерей смотрели на него сверху вниз. Сиденья были расположены так, чтобы соответствовать изгибу здания, и размещались круто друг над другом, поэтому всем, кто находился внутри, предоставлялся беспрепятственный обзор. Зал использовался для выступлений, но также подходил для ораторского искусства, и голос Жиллимана отчётливо разносился по всему зданию, вызывая у Тефелия в равной степени благоговение и ужас. От голоса примарха у него задрожали ноги, и он схватился за ближайшее кресло, не проверив, кто его занял. Мужчина наклонился вперёд, когда Тефелий сел, и прищурился на него в полумраке.

– Привет, капитан, я так и думал, это ты, – прошептал он.

– Полковник Этандер? – Сердце Тефелия ёкнуло, и у него возникла нелепая мысль, что его разоблачили.

Полковник наклонился ближе:

– Я удивлён, увидев тебя здесь. Несколько недель назад ты был непреклонен в своём желании охранять периметр – ты никому это не доверял, если я правильно помню. Ты самому Дию утрёшь нос, желая доказать, что лучше, чем он.

– Ну, да, – сказал Тефелий.

Полковник переместился в кресле и усмехнулся:

– Ах, ты всегда был смелым, Тефелий, как раз подходящая смесь высокомерия и долга. Такой человек, как ты, высоко поднимется. Но ты не смог удержаться, когда всё началось по-настоящему, и пришёл сюда, чтобы увидеть его?
Полковник посмотрел на Жиллимана с выражением чистой преданности. Примарх стоял на центральной сцене в сверкавших синих и золотых тонах, освещённый удивительными лучами люменов. Сцена медленно поворачивалась, чтобы все зрители могли его видеть. Его окружали стражи, едва ли менее устрашающие, чем их лорд. Стаи киберконструктов с жужжанием проносились в воздухе, некоторые записывали событие для потомков, другие выискивали угрозы.

– Да, – сказал новый внутренний голос Тефелия его ртом. – Я хотел увидеть его до брифинга. Вы не возражаете?

– Кто тебя замещает?

– Лейтенант Тетермир, – ответил он.

– Хороший человек. Нет, я не возражаю. Я закрою на это глаза. Я понимаю. – Он улыбнулся. – Он великолепен, не правда ли?

Жиллиман говорил о братстве, победе и новых начинаниях.

– Мы победим, если он будет на нашей стороне, – прошептал полковник. – Попомни мои слова, для Империума наступает новая эра, независимо от того, выздоровеет Иакс или нет. Знание, что наша раса снова возродится стоит потери нашего дома.

– Да, – удивлённо сказал Тефелий, пока его внутренний пассажир кипел. Слова Жиллимана были не чем иным, как банальностями для масс, нестоящими вообще ничего.

Они молча слушали, как примарх произносил зажигательную и пустую речь.

– Он не слишком много рассказывает, не так ли? – спросил Тефелий.

– Это всего лишь закуска, – ответил полковник. – Мы увидим его поближе. Ты должен присутствовать на брифинге?

– Да, должен.

– Тогда можешь сопровождать меня, если хочешь. После этого состоится неофициальная встреча, на которой ты можешь присутствовать вместе со мной. Ты идёшь в гору. Я не против признать это. Пришло время показать это остальным. Ты заслужил. – Полковник Этандер улыбнулся. – И, если позволишь, теперь ты мне нравишься ещё больше, когда я знаю, что ты не всегда такой чертовски правильный.

Что-то в затылке Тефелия сделало крошечные кульбиты от радости.

– Да, полковник, – сказал Тефелий. – Мне бы очень этого хотелось.
== Шестнадцатая глава ==

'''ВЫДАННАЯ СТРАТЕГИЯ'''

Управлять человеком было скучно. Сплетнеслиз обладал вечным опытом паразитирования в других существах, и мог манипулировать ими, не обращая особого внимания на их нелепые руки и ноги. В людях было что-то такое, что он находил особенно неприятным. Вероятно, потому, что в них было так мало потенциала. Никаких проблем. Они уже были наполовину прокляты в тот момент, когда родились. Какое веселье в порче чего-то уже испорченного?

Каким же олухом был этот Тефелий. Никаких великих страстей, кроме возлюбленной и унылого долга. Но Тефелий поймёт, что предал своего божка, Сплетнеслиз позаботится об этом. Это нужно сделать для развлечения. Не помешает немного восхитительного отчаяния, прежде чем паразит убьёт “хозяина”.

Тефелий-Сплетнеслиз последовал за полковником из аудитории в стратегиум губернатора. Судя по неодобрительному ворчанию изменённых людей, можно было предположить, что это помещение не являлось особо впечатляющим. Лично Сплетнеслизу было всё равно. Он видел так много вариаций на тему стратегических конференц-залов, от сырых пещер до живых сетевых мозгов размером с луну, что они больше совсем не производили на него впечатления.

Жиллиман занял единственное достаточно большое место, чтобы вместить его, во главе внушительного центрального стола. Самым старшим из его советников и правительству планеты было разрешено сесть за стол. В остальном помещение было того же дизайна, что и аудитория, круглое, чистое и скучное. Эта задача оказалась и вполовину не такой весёлой, как надеялся Сплетнеслиз. Он делал это только для того, чтобы подняться в милости Нургла.

Он хихикнул про себя. Возвышение было причиной, по которой он делал всё! Его смешок вырвался изо рта Тефелия отрыжкой, которую он едва сумел скрыть.

“''Осторожнее, Сплетнеслиз''”, – сказал он себе. В комнате находилось несколько могущественных человеческих ведьмаков. Их души искушали его своей яркостью, но он не должен приближаться, о нет, потому что, если он это сделает, его увидят, и это приведёт не к самому лучшему завершению задания.

Сплетнеслиз сделал хороший выбор. Тефелий и его господин были достаточно важны, чтобы находиться здесь, но не настолько важны, чтобы сидеть рядом с божком, и они заняли места сзади, достаточно далеко от примарха и его друзей-убийц демонов, чтобы Сплетнеслиз чувствовал себя в почти безопасности.

“Почти”, напомнил он себе, не так хорошо, как “полностью”. Он должен сохранять осторожность. Когда-то таких как он было много, вылупившихся из одного проклятого магией трупа. Его сородичи вели себя недостаточно осторожно, и он был одним из немногих оставшихся. Смертные не любили шпионов, и не было ничего невозможного в том, чтобы убить Нерождённого. Один из ведьмаков в зале позаботится об этом. И ещё этот ужасный меч…

Он старался не смотреть на меч.

Придвинувшись немного ближе к сознанию Тефелия, Сплетнеслиз устроился поудобнее и стал слушать.

Жиллиман несколько раз поблагодарил присутствующих, выбрав наиболее влиятельных мужчин и женщин в зале, чтобы польстить им, как решил Сплетнеслиз; чиновники этого мира, люди, которые цеплялись за идею Иакса, когда Мориакс уже родился.

Сплетнеслиз заёрзал во время представления и банальностей, заставив Тефелия закашляться. Он изо всех сил пытался скрыть это кулаком, грудь вздымалась, лицо покраснело. Тело “хозяина” было сильным, но достаточно скоро оно поддастся дарам Нургла. Так было всегда. Слабости смертных очень сильно ограничивали Сплетнеслиза.

Жиллиман закончил вступительную речь и перешёл к главному вопросу.

– Милорд планетарный губернатор Косталис, лорды и леди Иакса, я не буду приукрашивать то, что должен сказать, сладкими речами, потому что правда в любом случае является неприятной.

Он оглядел зал, нахмурив брови, такой серьёзный, такой суровый. Сплетнеслиз закатил Тефелию глаза.

– Иаксу грозит опасность быть затянутым в варп, а вместе с ним и всему Ультрамару, – сказал Жиллиман. – Я пришёл сюда, чтобы этого не произошло.

Над столом возникла красивая картина. Сплетнеслиз узнал в ней карту Ультрамара, и хотя многие из звёзд в реальной жизни светили менее здоровым и более приятным светом, это не было отражено картолитом. Слабое сферическое сияние отмечало границы имперских систем, которые были изолированы тёмной пустошью. Представленный таким образом, с освещёнными границами, Ультрамар выглядел внушительно. По правде говоря, он был тонко рассеян и уязвим – несколько сотен систем в области космоса, которая включала десятки миллионов звёзд. Эти существа были глупцами, считая себя хозяевами галактики. Даже такая ограниченная реальность находилась за пределами их возможностей овладеть ею. Они были обречены, как и многие другие до них.

– Мортарион создал колдовскую сеть в наших владениях, развращая умы, души и тела подданных Ультрамара так же, как и его миры, – продолжил Жиллиман.

По карте расползлась паутина, окрашивая каждую звёздную систему, к которой прикасалась, в ярко-зелёный цвет. Щупальца между ними разделились и распространились дальше, разрывая пустоту космоса. Сплетнеслиз одобрил такую большую точность.

– Эта паутина силы простирается от мира к миру, – продолжал Жиллиман. – Каждый её узел является связующей точкой мощной порчи.

Рядом с картой последовательно появилось несколько часов, все они без исключения были восхитительно уродливыми.

– Мы уничтожили многих из них по всему Ультрамару. Сеть нарушена. Мир возвращается на наши планеты. Спровоцированное эффектом порчи гражданское неповиновение ослабевает. Чума отступает.

Некоторые звёзды вспыхнули. Сеть сжалась от Пармениона, Эспандора, Дроля и десятков других звёздных систем, оставив остальную паутину разорванной на тонкие куски.

– Но центральная точка этой сети находится здесь, на Иаксе. Чтобы окончательно победить Мортариона, сердце его паутины должно быть вырвано. Когда всё будет закончено, будьте уверены, люди мои, что Иакс сможет выздороветь.

Жиллиман проделал свой фирменный трюк, снова посмотрев на всех самых важных людей в зале, как будто он полагался на них лично. Сплетнеслиз подумал, что это прозрачная пантомима, но был рад, что примарх не посмотрел в его сторону.

– Это источник инфекции, связующая точка. Физический артефакт, из которого проистекают все терзающие нас беды. Я намеревался уничтожить его, как мы уничтожили все остальные. Я направил на его поиски значительные ресурсы флота. Машины древних, новые устройства архимагоса Коула и способности наших самых могущественных псайкеров. Однако все места в наиболее пострадавших районах планеты остаются неизведанными. Ни технологические, ни эзотерические средства не могут определить местоположение артефакта. – Он многозначительно замолчал. – Поэтому у нас нет другого выбора, кроме как сосредоточить усилия здесь, у Первой Высадки. Мы укрепим город и бросим открытый вызов Мортариону. Я встречусь с ним лицом к лицу, убью его и на этом всё закончится.

Губернатор Косталис поднял дрожащую руку. Сплетнеслиз посчитал его хорошо одарённым дарами Нургла.

– Говори, – произнёс Жиллиман.

– Милорд командующий и регент, – сказал лорд Косталис. Голос у него был слабый, кожа цвета молочной сыворотки. – Первоначальное заражение нашего мира произошло в медицинской больнице в Гитии. Оттуда распространяются все несчастья. Почему не... – Он судорожно вздохнул. Сопровождавший санитар поднёс к его лицу кислородную маску, и он на мгновение тяжело вздохнул, прежде чем отмахнулся от неё. – Почему бы не нанести удар там?

– Ты можешь сейчас определить местонахождение этого комплекса, лорд Косталис? – спросил Жиллиман.

Косталис смутился:

– Мы знаем, где он должен быть, милорд.

– И всё же ауспики показывают, что его там больше нет?

– Больше нет, милорд.

– Это потому, что Иакс стал местом в пограничной полосе, лорд Косталис, – сказал Жиллиман. – Он больше не находится полностью в пределах материума. Варп отравляет его. Мы больше не можем считать географию такой, какой она была.

– Сами камни испорчены, – сказал Косталис. – Болезнь повсюду. Посевы погублены и чума на деревьях. Затем страдают животные, затем мы в отчаянии видим, как наш дом заболевает, мор поражает человеческое население, естественный ход вещей нарушен. Что это за война такая?

– Нечестивая, – сказал космический десантник, в котором Сплетнеслиз узнал тетрарха Децима Феликса.

– Тогда как же вы можете победить, милорд?

– Захват стратегических точек представляет ограниченный интерес для падшего примарха, – ответил Жиллиман. – Армии Мортариона сражаются так, что со стороны трудно предсказать его дальнейшие действия, но у него есть стратегия. Существует определённая закономерность. Просто нужно думать так, как он.

Жиллиман посмотрел на переплетавшиеся узоры эпидемии, багровые на картолите Ультрамара, словно пятна на коже жертвы чумы.

– Мортарион следует стратегии, разработанной для удовлетворения амбиций его бога. Это очевидно, если принять его точку зрения. Смертному разуму эта война может показаться бессмысленной, её трудно предсказать, ей невозможно противостоять. Но это ложная теория. Это ритуал, а ритуалы предсказуемы.

– Провоцируя меня прийти сюда, Мортарион показал собственную слабость. Понимание природы войны как ритуала, раскрывает весь план, – сказал Жиллиман. – Ритуальная война имеет строгие требования. Чтобы она была успешной, она должна быть успешной на каждом этапе. Это не похоже на обычную войну, где неудачи могут быть преодолены с помощью новой стратегии. Ритуальная война негибкая, и поэтому ей легко противостоять.

– Это он подтолкнул вас прийти сюда, милорд? – спросил генерал полков планетарной обороны.

– Он сделал больше, – ответил Жиллиман. – В кульминационный момент битвы в Гекатоне, на Парменионе, он бросил мне вызов встретиться с ним лицом к лицу на этом мире.

– Значит, у него должна быть какая-то цель, – сказал генерал.

– Несомненно, – согласился Жиллиман. – Это ловушка. Он собирается убить меня.

– Тогда вы в опасности, милорд примарх.

– Я сам решу, какой уровень риска для меня приемлем, и в настоящее время я оцениваю его как низкий, – сказал Жиллиман. – Это пример того, что я подразумеваю под ограничениями ритуальной войны. Моя смерть – одна из целей Мортариона, но не его конечная цель. Я бы рискнул с некоторой уверенностью сказать, что это всего лишь этап в его ритуале, жертва для обеспечения успеха общей стратегии. Изучив его действия по всему Ультрамару и проконсультировавшись с Консилия Псайканой, я пришёл к выводу, что он намерен, по крайней мере, надолго распространить порчу на наше королевство и, скорее всего, открыть новый варп-разлом, как мы видели в других местах во время великой войны. Мои падшие братья проявляют стремление к приобретению территорий. Я верю, что Мортарион желает положить Ультрамар к ногам своего хозяина, и независимо от того, намеревается ли он полностью погрузить его в варп или создать заражённый чумой материум-нематериум, как он сделал в звёздах Бедствия, результат для наших людей будет тем же самым – живой ад распада и болезней, без освобождения и помощи.

– Однако, – продолжил примарх. – Его стремление к приобретению территорий означает, что он связан двумя противоположными требованиями – мирскими, или территориальными, и эзотерическими, то есть ритуальными. У обоих есть ограничения, и эти ограничения умножают друг друга. Поэтому он более ограничен, чем я, потому что мне достаточно просто нарушить его действия, чтобы лишить шансов на победу. Я специально подчёркиваю, что это не то же самое, что наша победа. Победа для нас – это полное устранение этих угроз, уничтожение материально-нематериальной порчи и восстановление наших владений до их прежнего состояния. Поскольку длительная порча является результатом присутствия моих братьев, в лучшем случае мы можем надеяться ограничить ущерб. Нам легче заставить его проиграть, чем по-настоящему победить, если эти условия по-прежнему применимы к подобной войне.

И снова он сурово посмотрел на запуганных мужчин и женщин, которые поклонялись ему и боялись его. Сплетнеслиз истово желал познакомить их со своим хозяином, который был гораздо менее требователен и в целом более щедр.

– Я здесь. Мортарион где-то на планете. Я не пойду к нему. Он мог бы захватить этот мир несколько недель назад, но ему нужен я. Несомненно, он оставил этот город в одиночестве, чтобы побудить меня ждать его здесь. Я так и сделаю. Мы укрепим город и сразимся с ним. Он стал высокомерным. Таким образом, используя его план, мы одержим победу.

– Подводя итог, наша первая цель – убедиться, что Мортарион не добьётся успеха. Вторая – уничтожить паутину порчи, опутавшую Ультрамар. Его сила убывает. Мортарион терпит неудачу. У нас есть сведения, что большая часть легиона Мортариона покинула Ультрамар. Его планы рушатся, как и его нечестивая сеть. Мы выгоним его отсюда. Как только это будет завершено, начнётся восстановление Ультрамара, а также укрепление против дальнейших нападений.

Картолит переместился, приближаясь к Первой Высадке.

– Есть неизвестные величины, которые мы должны предвидеть, включая, но не ограничиваясь, демонических союзников Мортариона, и истинную силу его флота в системе или близко к выходу из варпа.

– Мортарион контролирует восемьдесят процентов планеты, – прохрипел Косталис. – Но есть и другие препятствия. А как насчёт остальных цивитас? Некоторые из них находятся в плачевном состоянии и, возможно, могут быть оставлены, но те, что расположены поблизости, так же мало пострадали, как и Первая Высадка. Мы не можем бросить их на произвол судьбы.

– Я учёл это, – сказал Жиллиман. – Мортарион выступит против нас здесь, потому что я здесь. Но он нападёт в другом месте, чтобы спровоцировать меня на необдуманные действия. Я не хочу, чтобы это случилось. Я хочу, чтобы его вынудили вложить в эту битву больше средств, чем он планирует. Наши армии в системе велики. Меня сопровождают три полные боевые группы. Крестовый поход отвоёвывал целые подсекторы с меньшим количеством ресурсов, чем в моём распоряжении. Поэтому каждый из уцелевших городов получит гарнизон для обороны. Они будут достаточного размера, чтобы предотвратить авантюрные атаки, Астра Милитарум с ядром Адептус Астартес и Адепта Сороритас при поддержке Механикус. Они будут хорошо обеспечены бригадами дезактивации, псайкерами и медицинским персоналом.

– Наши граждане всё равно будут подвергаться риску, – сказал Косталис.

– Вот почему мы сосредоточим усилия только на материальной защите. Все гражданские лица должны быть эвакуированы, начиная с завтрашнего дня. Как и все вы, – произнёс Феликс.

Поднялся небольшой шум от людей, которые смирились с тем, что умрут, защищая свой город.

Феликс повысил голос:

– На флоте достаточно места для всех из Первой Высадки. Мы возьмём и всех остальных. У обычных людей мало шансов в этой битве. Вы должны предоставить защиту нам, или погибнете без всякой пользы. Если мы потерпим неудачу, вы будете жить, чтобы служить Императору в другом месте.

Сплетнеслиз воспользовалась моментом, чтобы поразмыслить. “''Итак'', –подумал он про себя. – ''Жиллиман не знает ни о Божьей болезни, ни о котле. Он проиграет''”. Он позволил себе тихонько хихикнуть, пряча улыбку на лице Тефелия неуклюжей рукой марионетки.

Он почувствовал холодный, жёсткий взгляд на лице “хозяина”.

Тефелий поднял голову. Сплетнеслиз в ужасе отпрянул и бросился в варп, чтобы доложить Ку’Гату. Это привело Тефелия в замешательство, оставив с пульсировавшей головной болью и глубоким чувством неловкости из-за того, что прямо на него смотрел библиарий космического десанта.
== Семнадцатая глава ==

'''ТРИУМФ КУ’ГАТА'''

В разгневанном небе сверкнула молния. Вполне подходящий для этого момент.

Вокруг чумной мельницы звонили колокола. Внутри работало множество демонов. Вереница чумоносцев передавала размокшие дрова из одних гниющих рук в другие, разжигая огонь под котлом Нургла. Великие нечистые наблюдали с безопасного расстояния, в то время как перевозбуждённые от важности происходящего нурглинги безумно прыгали, бегали туда-сюда и путались у всех под ногами.

Ку’Гат изо всех сил старался игнорировать их. Он не мог позволить себе отвлекаться. То, что бурлило в котле, вполне могло убить его. На удивление для демона, привыкшего ко всем формам болезней, Ку’Гат носил защитный костюм из скользкой человеческой кожи, сшитой в шокировавшей мозаике, поэтому его части казались плоскими людьми, падавшими, словно листья осенью. Сейчас капюшон болтался у него на спине. Скоро ему придется его надеть.

С предельной осторожностью Ку’Гат Чумной Отец приготовился к сбору своего последнего и лучшего зелья. Он осторожно пошевелился, опытным глазом изучая каждое завихрение в жидкости, каждый лопнувший пузырь. Он попробовал варево, на мгновение посмотрел вверх, оценивая качество, затем перемешал ещё три раза, тщательно выполняя каждое движение черпаком. Он понял, что оно готово, когда вырвался маленький шлейф пара, послав по поверхности пену пузырьков. Пар образовал мёртвую голову, которая повисла, разинув рот, прежде чем разделиться и улететь.

– '''''Тихо, мои хорошие! Тихо!''''' – крикнул Ку’Гат. На этот раз ему подчинились. Все притихли, от самого болтливого крохи до самого сварливого чумоносца. Все взгляды были прикованы к нему.

– '''''Наконец-то''''', – прошептал он, чтобы слишком громкий звук не потревожил отвар. – '''''Божья болезнь почти готова. Осталось добавить последний ингредиент'''''.

Все знали свои роли. Без подсказки несколько чумоносцев зашаркали на мостки из чёрного дерева, поднимавшиеся с разбитых полов чумной мельницы. Ку’Гат попятился к ним, и с громкими стонами чумоносцы подняли капюшон и натянули его на голову. Последовало ещё больше ругательств, когда они завернули его рога и завязали все бесчисленные скользкие сухожилия, необходимые для безопасности демона. Когда он вернулся на место, глаза Ку’Гата были защищены линзами с бутылочным дном, а нос прикрыт длинным клювом, набитым дурно пахнувшими травами.

– '''''Теперь осторожно''''', – пробормотал он. – '''''Осторожно. Убивающая богов болезнь с лёгкостью убьёт простого демона, такого как я'''''.

Чумоносцы благоразумно отступили. Нурглинги, слишком глупые, чтобы осознать опасность, в которой они находились, продолжали наблюдать за происходящим.

Ку’Гат огляделся, затем потянулся к ржавому ряду шкафчиков, которые служили ему стойкой для ингредиентов. Он распахнул дверцу, пошарил внутри под сырой листвой и тонким пинцетом вытащил маленький стеклянный флакон размером не больше человеческого большого пальца.

– '''''Жизненная сила примарха!''''' – не без излишне театральности произнёс он, поскольку этого требовал момент. Кровь по-прежнему оставалась отвратительно чистой. Он с облегчением спрятал её на некоторое время в шкатулку, потому что прикосновение к стеклу, даже через костюм из кожи, заставило Ку’Гата почувствовать себя плохо, и не в хорошем смысле.

– '''''Ооооо''''', – сказали нурглинги. Пока чумоносцы всё более торопливо отступали, всё больше и больше нурглингов приближались, переваливаясь с ноги на ногу. Они все хотели посмотреть получше, глупцы.

Внутри костюма Ку’Гат вспотел. Следующая часть была опасной, та, что последует за ней, будет ещё опаснее. Он должен соблюдать осторожность.

Ещё более крошечным пинцетом он вынул пробку из сосуда, позволив ей болтаться на тонкой цепочке, которая удерживала её привязанной к флакону. Частичка чистоты крови попала в воздух, и ближайшие нурглинги обняли друг друга и захныкали.

– '''''Теперь самая рискованная часть''''', – снова сказал он сам себе. Очень осторожно он взял открытый флакон пинцетом большего размера и, используя меньший, чтобы освободить крышку, осторожно наклонил сосуд над котлом. Рубиновая капля пробежала по внутренней стороне и остановилась у края горлышка.

На такой ответственный момент Ку’Гат избавился от дрожи и других немощей. Его руки были тверды, как у хирурга. Очень мягким движением он отправил половину крови по воздуху в котёл, а другую половину обратно во флакон, который ловко закрыл.

Кровь растворилась в жидкости, единственную малиновую каплю быстро поглотил светившийся зелёный свет. Казалось, что ничего не произошло, но Ку’Гат был слишком мудр, чтобы поверить в это. Он шагнул назад и вернул драгоценную кровь в шкатулку. Позже он снова спрячет её под своей кожей.

Затем он стал ждать.

По-прежнему ничего не происходило, но он знал, что так и будет; он довёл эту болезнь до совершенства. Ку’Гат застыл как вкопанный, не сводя взгляда с зелья. Нурглинги, не придумав ничего лучшего, на цыпочках двинулись вперёд. Они столпились на стенах и лесах вокруг котла, создав вокруг него скалы с глазами.

Окончательный синтез начался с кипения в жидкости. Он быстро становился всё более жестоким, брызгая пузырьками, которые лопались с булькавшими хлопками, пока весь котёл не затрясся, дребезжа на трёх ножках и посылая во все стороны дождь искр. Густые потоки жидкости потекли по его бокам, пенясь и ядовито шипя на брёвна и вызывая волны вонючего дыма, пара и визг нурглингов.

Выбитые по бокам котла символы в форме мух ярко светились трупными огнями Нургла. Котёл зазвенел сильнее. Порыв ветра обернулся вокруг него, и закрутился в тугой вихрь, который поднимался всё выше и выше, затягивая всё вокруг себя сильными потоками. Там, где костюм Ку’Гата сидел немного свободно, ветер распирал его живот, в то время как кричавших нурглингов увлекало с их насестов в поднимавшийся в небеса растущий торнадо. Над чумной мельницей вращался огромный круг, всасывая облака, пока не появилась чернота, которая не была пустотой. Внутри неё открылось чешуйчатое веко, и жёлтый глаз с любопытством уставился вниз.

– '''''Его глаз смотрит на нас!''''' – воскликнул Ку’Гат и указал. – '''''Дедушка видит!'''''

С громким рёвом жидкость взметнулась колонной и прорвалась сквозь вихрь. Казалось, она поднялась так высоко, что у самого Дедушки защекотало в глазу. Раздался раскат грома, который прозвучал почти как смех, вихрь прекратился, жидкость с мощным всплеском упала обратно, и вокруг посыпались нурглинги.

Крыша облаков снова закрылась. Огромный глаз в небе исчез.

Ку’Гат склонился над котлом. Там, где раньше бурлило зелёное море, лежала грязная пробирка, запечатанная куском крошащейся пробки. Внутри была пинта жидкости, которая кружилась, как живая, превращаясь из светящейся зелёной в фиолетовую, совершая свои возмущения.

– '''''О-хо-хо, успех!''''' – воскликнул Ку’Гат, хотя и не совсем верил в это. Он оперся о край котла, напрягся, чтобы схватить ампулу, но не смог дотянуться и поэтому закачал котёл. Пробирка каталась взад и вперёд в оставшихся на дне отбросах, но Ку’Гат по-прежнему не мог её поймать.

– '''''Чёрт возьми''''', – произнёс он и закачал сильнее.

Внезапно котёл опрокинулся, и Ку’Гат подался вперёд, его защищённые рога ударились о край, и он упал. Котёл покатился. Ку’Гат отчаянно потянулся к пробирке, которая падала на землю, схватив её в воздухе.

Он тяжело и медленно выдохнул.

– '''''О, о. С этим нужно обращаться осторожно. О, очень осторожно'''''. – Баюкая пузырёк, как будто это был его самый любимый из всех нурглингов, он встал, напевая над ним, шепча о своей любви и гордости.

– '''''Я сделал её. Я сделал её!''''' – Он протянул руку и сорвал капюшон, затем нахмурился. – '''''Но, если подумать. Вдруг она не работает?'''''

Он посмотрел на столпившихся вокруг него нурглингов. Они переглянулись. Несколько самых сообразительных расширили глаза, повернулись и начали тихо ковылять прочь.

– '''''Просто подождите минутку, мои хорошие. У меня есть кое-что для вас'''''.

Он потянулся за пинцетом и вытащил пробку из пузырька.

Нурглинги ударились в панику и бросились наутёк, спотыкаясь и топча друг друга. Несколько лопнули, как волдыри, и их по праву можно было считать счастливчиками.

Ку’Гат вытянул руку так далеко, как только мог, прикрыл лицо другой рукой и позволил крошечной капле содержимого пузырька упасть на землю.

Эффект был мгновенным. Дымчатый круговой волновой фронт вырвался из того места, где жидкость ударилась о землю. Каждый нурглинг, которого она коснулась, превратился в липкое чёрное пятно. Их крошечные души с криками возвращались в варп, сразу же превращаясь в ничто под сверхъестественными эффектами разложения. Из слизи, оставшейся после их кончины, распространилась вторичная инфекция, разлетевшаяся во все стороны. Нурглинги начали чихать. Слизь заполнила их глаза, ослепляя, и они сталкивались друг с другом, распространяя болезнь. Они выкашливали свои внутренности, прежде чем растаять, как посыпанные солью слизняки, и выли, умирая. Для Ку’Гата, которого нурглинги буквально бесили с тех пор, как он сам перестал быть одним из них, это был самый сладкий звук, который он мог представить.

Опустошение быстро распространялось, настигнув всех, кроме самых быстрых нурглингов, пока всё вокруг не покрылось вонючей тиной.

Он прищурился, вглядываясь демоническим зрением в варп, и увидел, что ни одна из душ мёртвых бесят не выжила.

– '''''Она работает''''', – прошептал он. – '''''Она действительно работает!''''' – Он пританцовывал, шлёпая защищёнными костюмом ногами по останкам своих слуг.

На этот раз Ку’Гат Чумной Отец позволил себе улыбнуться.

Это длилось недолго. Он довольно скоро опомнился, снова нахмурился и заткнул пузырёк пробкой. Гигантские улитки уже скользили в зал, чтобы поглотить останки нурглингов.

– '''''Мортарион''''', – произнёс он. – '''''Я должен вызвать его. Он должен сам прийти сюда!'''''

С небольшой гордостью и небольшой поспешностью Ку’Гат связался со своим союзником.
== Восемнадцатая глава ==

'''КРЕСТОВЫЙ ПОХОД СВИДЕТЕЛЕЙ'''

Прошло несколько дней, и подготовка к битве с воинами Мортариона шла полным ходом. Башни Первой Высадки сотрясались, когда корабль за кораблём пролетали в небесах, унося испуганных жителей города в относительную безопасность боевых групп флота-примус; другие спускались, доставляя космических десантников, танки и боевые автоматы легио Кибернетики. Большую часть этого времени Жиллиман находился наедине со своими военачальниками, и именно во время одного из таких многочисленных совещаний в дверь стратегиума постучали. Тихие разговоры между кустодиями, космическими десантниками и командирами групп стихли, и Жиллиман приказал открыть двери. Никто, кроме Виктрикс Гвардейцев, не имел разрешения стучать в них.

Впустили смертного посыльного, он предстал перед примархом, дрожа от страха из-за сообщения, которое должен был сообщить.

– Лучше бы это было что-то важное, – произнёс Кольцюань. – Есть постоянный приказ о том, чтобы примарха не беспокоили.

– Мне очень жаль, милорды, – сказал посыльный. – Но новости, которые я принёс, самые важные. Тетрарх Феликс велел мне прийти.

– Тогда выкладывай всё с чем пришёл, – сказал Кольцюань. – Нам нужно выиграть войну, а ты нас задерживаешь.

Мужчина затрясся от враждебности кустодия, но сумел заговорить.

– Милитант-апостол Матьё пытается покинуть город.

Жиллиман посмотрел на него так внимательно, что посыльный, казалось, мог раствориться в луже пота.

– Сейчас? – спросил примарх. – Где Феликс?

– В Вечнозелёной башне, милорд, над барбаканом Пушинари.

– Теперь он зашёл слишком далеко! Давайте исправим нашу ошибку, – сказал Кольцюань. – Я сверну шею этому тощему проповеднику, клянусь.

– Ты ничего не сделаешь. Никто из вас ничего не сделает. Вы все останетесь здесь, – сказал Жиллиман своим генералам. – Я сам разберусь. – Стоявшие у двери Виктрикс Гвардейцы хотели пойти с ним, но Жиллиман остановил их жестом: – Я сказал, что сам разберусь. – И он ушёл.

Жиллиман вышел из дворца Цветов и направился по кратчайшему пути через людные переулки на окраину города. Он переступал вырезанные для смертных ступеньки по пять за раз, отодвигая людей, стоявших в очереди, чтобы покинуть город. Те, кто был ближе всех, отшатывались, ошеломлённые его присутствием и напуганные его мощью, но вдали поднялись крики, и толпы собирались, чтобы посмотреть на него.

Он подошёл к Спиральному пути, который огибал город, направился вниз и вышел на широкую платформу, вырезанную в вершине одного из городских утёсов на третьем ярусе обороны. Макропушка безмолвно примостилась посередине, из-под брезента торчало заткнутое дуло. Платформа сужалась к выходившей на равнину точке, и сбоку от неё, словно цеплявшееся за скалу дерево, возвышался наблюдательный пункт. Он был рассчитан на людей, и поэтому Децим Феликс наблюдал с парапета.

На горизонте из космического порта с ворчанием взмыл в небо тяжёлый грузовой корабль.

Жиллиман подошёл и встал рядом с тетрархом, отчего стоявший на посту солдат чуть не выронил от удивления магнокуляр.

– Децим, – произнёс Жиллиман.

– Милорд Жиллиман, – сказал Феликс. – Вы видите нашу проблему?

Жиллиман кивнул. Единственные городские ворота находились в двух тысячах футов ниже. Утёс со статуями, дворцами и оборонительными сооружениями, вырезанными прямо в скале, исчезал в тумане, и на полпути вниз протянулась стена второго яруса, но даже сквозь всё это он видел военный поезд Матьё и его собравшееся воинство. Они заполонили выступавший из горы барбикан, огромный подземный замок, занимавший квадратную милю. Стены соперничали со стенами крепости Геры, а привратные башни были чудовищными и жестокими, словно наконечники копий, и хорошо оснащёнными оружием.

– Похоже, милитант-апостол хочет сам освободить планету, – заметил Феликс.

– Это не всё, что он хочет освободить, Децим, – сказал Жиллиман.

Феликс недоумённо посмотрел на своего генетического отца:

– Я не понимаю, милорд.

– Он хочет освободить мою душу, – тихо сказал Жиллиман.

– Тогда какие ваши приказы? Стражи города остановили милитант-апостола. Он в ловушке. Ворота заперты.

– Как он отреагировал?

– Безмолвствует, – ответил Феликс.

– И чего он хочет?

– Чтобы ворота открылись, и ничего больше. Он сказал моим людям, что ему дано святое задание и что он должен сразиться с последователями Чумного бога. – Феликс замолчал, а затем продолжил: – Милорд, с ним тысячи горожан. Они присоединились к его крестовому походу. Он задерживает эвакуацию. Он безумен.

– Субъективное суждение. Он думает то же самое обо мне, – сказал Жиллиман, продолжая смотреть вниз.

Послышалось жужжание, когда Феликс усилил увеличение глазных линз:

– С ним полк полковника Одрамейера. Также несколько подразделений Адепта Сороритас. Другие. В его воинстве много людей, которые покинули посты ради него.

– Тогда у него, возможно, есть шанс, – сказал Жиллиман, продолжая смотреть и тихо говорить. Его пальцы слегка сжались, затем расслабились, пока он подумал.

– Значит, вы хотите его отпустить? Он берёт с собой много людей, которых лучше использовать в другом месте.

– Что ты хочешь, чтобы я сделал, Феликс? – спросил Жиллиман. – Если мы выступим против него, он будет сражаться. Он был прав, вред, который это причинит, неисчислим. Он переиграл меня. Я должен оставаться доволен тем, что он на нашей стороне. Он может чего-то добиться, и хотя мы с ним можем расходиться во мнениях о происхождении явлений, которым мы стали свидетелями в этой кампании, нет никаких сомнений в их реальности.

– Значит, вы хотите, чтобы они продолжили? – спросил Феликс.

Жиллиман кивнул:

– Откройте ворота, выпустите его. Люди, которых он берёт с собой, всё равно были бы эвакуированы. Он не сильно ослабляет нашу оборону. Мы можем выделить ему несколько Сестёр Битвы.

– Они все умрут, милорд, – сказал Феликс.

– Неужели? – спросил Робаут Жиллиман. – Почему мы не позволяем их вере проявить себя? Я постановляю, что их судьба находится в руках моего отца, и я не буду иметь к этому никакого отношения. Отдай приказ.




Феликс сделал, как ему было сказано. Жиллиман ушёл, но Феликс остался, чтобы посмотреть, как широко открылись ворота Первой Высадки, и боевая паства Матьё выстроилась поющей колонной вокруг военного поезда. Как только они вышли на открытое пространство, танки полковника Одрамейера заняли позиции на флангах, образовав катившийся через поля кордон по обе стороны шоссе. Феликс разозлился на такое неповиновение воле примарха, но Жиллиман приказал выпустить Матьё, и поэтому его выпустили.

Он не собирался стоять здесь так долго, но Феликс наблюдал за колонной, пока она не исчезла в загрязнённом тумане, и ещё некоторое время после этого. Он размышлял о причинах, по которым примарх позволил проповеднику выйти. 
“''Теоретически'', – подумал он, – ''Жиллиман действительно подвергается риску со стороны Церкви''. В этом была неоспоримая правда. Адептус Министорум был всемогущ, вездесущ и влиял на всё, начиная с надежд самого маленького ребёнка и заканчивая деятельностью величайших государственных институтов. Но он не верил, что всепроникающее влияние Экклезиархии и необходимость Жиллимана относиться к ней осторожно – это всё, что здесь происходило. Существовала и другая, гораздо более тревожная возможность.

“''Теоретически''”, – подумал он, но медленно, едва осмеливаясь рассмотреть идею.

''Теоретически, Робаут Жиллиман начинает верить, что его отец – бог''.




Диамидер Тефелий жил так, словно шёл в густом, приторном тумане. Он едва мог говорить, когда к нему обращались, вызывая беспокойство у жены и подчинённых. Только вспышки гнева, устроенные его “пассажиром”, позволяли не подпускать врачей. Он задавался вопросом, что с ним происходит, почему у него выпадают волосы и так сильно болят зубы, но каждый раз, когда он подумывал о том, чтобы отправиться на обследование, Сплетнеслиз щипал синапс здесь или вытаскивал ганглий там, и эта идея сменялась страхом перед врачами.

Сплетнеслиз достаточно хорошо распознал знаки. Время истекало. Он был осторожен со своими болезнями, но он был демоном чумы, и никакая сдержанность с его стороны не избавила бы “хозяина” от страданий. Тефелий скоро умрёт.

Тефелий не имел ни малейшего представления обо всём этом. И снова он оказался там, где не ожидал оказаться, слегка покачиваясь на выступе, между которым и землёй в тысячах футов внизу не было ничего, кроме затуманенного спорами воздуха. Отсюда ему был хорошо виден прямо самый центр барбакана Пушинари за воротами. Большие военные силы покидали город. Какая-то часть его, глубоко запрятанная в затылке, казалось, находила это зрелище очень интересным, настолько интересным, что немного ослабила свою власть над Тефелием.

Капитан моргнул, как проснувшийся больной, не совсем понимавший, где он и что происходит. Затем его вялый мозг осознал ситуацию, и он ахнул, чуть не упал и широко раскинул руки на камне позади себя. Он посмотрел налево и направо. Он знал, где находится: маленький уголок в городе, в тупике тёмной тропинки, круглый, со скамейками, открытый небу, но защищённый от падения высокой стеной, пронизанной тремя незастеклёнными окнами, в одно из которых он, по-видимому, пролез. Это было удалённое от главных магистралей и часто пустынное место, нередко посещаемое ищущими уединения влюблёнными, и иногда самоубийцами.

У него не было никакого желания присоединяться ко вторым. Проблема состояла в том, что он находился не по ту сторону стены, и его ноги балансировали на выступе.

С застрявшим в горле сердцем, он стал медленно двигаться. Выступ был архитектурным украшением, едва достигавшим трёх дюймов в ширину и рассыпавшимся от возраста. Каменные песчинки скрипели под подошвами. Он не осмелился поднять ноги, поэтому шаркал. Как правило, взросление в Первой Высадке, притупляло страх перед высотой, но это было уже слишком.

Его рука наткнулась на пустое пространство, и он подавил приступ паники. Это было одно из окон. Дрожа от страха, он повернулся, крепко ухватился одной рукой за край окна и протиснулся внутрь.

Он сидел, дрожа, пот струился по его лицу. Он должен был обратиться за медицинской помощью.

В его голове произошло какое-то странное движение, приглушившее беспокойство и заставившее успокоиться.

– Что со мной не так? – спросил он вслух. Изо рта воняло. У него болел язык.

– Вопрос, на который я бы очень хотел получить ответ, – произнёс глубокий, сверхчеловеческий голос.

Глазные линзы вспыхнули жутким синим светом в задней части маленького убежища. Занавес из виноградных лоз над каменной беседкой скрывал там сиденья, с розовыми листьями и яркие до прихода Мортариона, теперь же жёсткие, как волосы ведьмы. Там по-прежнему оставалось достаточно засохших стеблей, чтобы скрыть космического десантника.

Воин вышел, пригибаясь, чтобы не разрушить балки, что поддерживали виноградные лозы. Его боевые доспехи были тёмно-синего цвета, покрытыми эзотерическими символами. Левый наплечник был зелёным, и на нем был значок Ордена Авроры.

– Я видел вас в стратегиуме. – Дрожь Тефелия становилась всё сильнее. Желудок вскипел от кислоты.

– Видел. Я – кодиций Донас Максим. Советник примарха. – Космический десантник осторожно опустил посох на пол. – Тебе нездоровится.

– Пустяки, – сказал Тефелий. Он поднялся на ноги, едва в состоянии стоять, сочетание болезни и страха сделало его слабым.

– Всё не так просто, – сказал Максим. – Я наблюдал за тобой. Слушал твои мысли. Ты не принадлежишь самому себе. У тебя есть “пассажир”.

Извивающийся, ужасный страх затопил Тефелия, и только часть его принадлежала ему.

Космический десантник направил посох Тефелию в грудь.

– Нет, милорд, подождите, пожалуйста, я...

– Я постараюсь спасти тебя, если смогу, – сказал Максим. Его глаза ярко вспыхнули, и разряд молнии ударил из посоха в Тефелия.

Мышцы Тефелия свело. Он упал. Он встал на колени и попытался отползти. Максим шагнул вперёд, преграждая ему путь так же уверенно, как танк.

– Мне жаль, – сказал библиарий и выпустил ещё один всплеск психической силы в капитана. – То, что внутри тебя, должно выйти, и должно быть убито.

Тефелия начало рвать, сотрясая всё тело конвульсиями, как у больного пса. Он чувствовал что-то внутри себя, огромное, слишком большое, чтобы поместиться внутри, и всё же, похоже, оно вырывалось из его горла. Максим держал посох под мышкой, как копье дикого мирянина, другая его рука была вытянута, потрескивая искрами варп-энергии, когда он вытягивал яд из капитана.

Тварь двинулась вверх, выдавливая желудочную кислоту в глотку Тефелия и обжигая. Невероятно, но она, казалось, исходила из его головы и кишечника одновременно. Шея Тефелия раздулась. Его дыхательные пути были перекрыты. Он подавился чем-то неописуемо мерзким. Рвота бурлила в пищеводе, не имея возможности высвободиться.

Максим сжал пальцы.

– Теперь ты мой, Нерождённый, – произнёс он.

Борясь против выселения, тварь стала сопротивляться ещё отчаянней. Она застряла у него в горле, мягкая и извивавшаяся, упираясь в заднюю часть челюсти. Боль, ужасная, ужасная боль поглотила Тефелия, и он попытался закричать, но смог только стонать глубоко в груди. Становилось всё хуже и хуже, пока с внезапным щелчком его челюсть не упала на грудь, и существо внутри него не плюхнулось на пол, дымившееся и мерзкое. Гудящая чернота накинулась на Тефелия, словно капюшон, но он по-прежнему оставался в сознании.

У Тефелия было время как следует рассмотреть чудовище, которое пряталось у него внутри; увидеть короткие руки, похожее на слизняка тело, слабо бьющиеся крылья насекомого, когда оно пыталось убежать, прежде чем Донас Максим пригвоздил его к земле рогами посоха и уничтожил разрядом порождённой варпом силы.

Не в силах говорить, сжимая вывихнутую челюсть, Тефелий рухнул в лужу крови и рвоты на тротуарной плитке.

– Мне нужна бригада врачей на моей позиции, сейчас, в полном защитном снаряжении. – Услышал Тефелий слова Максима, затем темнота плотно сомкнулась вокруг него и избавила от дальнейшей боли.
== Девятнадцатая глава ==

'''ДАРЫ КУ’ГАТА'''

Ку’Гат приготовился перед появлением Мортариона. Он снял кожаный костюм и свернул его, чтобы съесть, проглотив словно длинную макаронину из шкуры. Затем Ку’Гат принял размеры, которые не превосходили бы Мортариона, чья форма была неизменной из-за его полусмертной природы. Примарх обнаружит, что Ку’Гат скромно достигает в высоту только первых двух этажей чумной мельницы, а не возвышается над разрушенной крышей. Он велел котлу тоже уменьшиться и поставил его на ножки, а под ним сложил свежий костёр, хотя и оставил его незажжённым.

Ку’Гат устал от Мортариона. Его настроение и высокомерие угнетали демона, и если и было что-то, в чём дух Ку’Гата не нуждался, так это в ещё большем угнетении. Он искренне сожалел о своём союзе с ним. Тем не менее, дело нужно было довести до конца, и не было никакой необходимости быть грубым.

Примарх прилетел на бесшумных мотылиных крыльях, но его броня кашляла и хрипела, а респиратор был таким громким, что Ку’Гат услышал его приближение задолго до того, как увидел. Мортарион сделал виток вокруг чумной мельницы, вдыхая чад от костров Чумной Гвардии, когда пролетал мимо них, а затем спустился в потоке дыма и запаха. Его сопровождала свита нурглингов, которые выпрыгнули из-под его плаща и заковыляли по полу, как у себя дома. У некоторых из них были крылья, и они несли несколько курильниц на цепях, которые свисали с Мортариона, словно дамский шлейф.

Он принёс с собой свои туманы, и они смешались с туманами болот.

– '''''Я пришёл, Ку’Гат, в ответ на твой призыв'''''.

– '''''Милорд примарх''''', – ответил великий нечистый и слегка наклонил могучую голову, выпятив зоб так, что тот раздулся, как жабье горло.

Мортарион небрежно кивнул ему, затем прошёлся по разрушенной больнице, используя огромную косу в качестве посоха, глядя на разбитые полы, ковыряясь в заросших сорняками обломках, давя грязное стекло каблуками. Носком ботинка он перевернул скелет, побагровевший от грибов, и одобрительно зашипел.

– '''''Так приятно''''', – сказал он. – '''''Так правильно видеть, как искореняют слабых. Человечество нуждается в отбраковке. Все эти места исцеления должны быть уничтожены. Они поощряют слабость'''''.

– '''''Совершенно верно, милорд''''', – согласился Ку’Гат. – '''''Дедушка очень великодушен, уничтожая их, чтобы они могли стать сильнее. Их так много, что меньшему богу стало бы скучно, но наш Дедушка всегда обладал такой добродетелью, как настойчивость'''''.

– '''''И это его котёл?'''''

– '''''Так и есть, милорд. Часть его, во всяком случае''''', – гордо ответил Ку’Гат. – '''''Проявление вечного целого'''''.

– '''''Вот почему он такой маленький. Я ожидал, что он будет больше''''', – пренебрежительно сказал Мортарион. Нурглинги Ку’Гата захихикали и заулюлюкали, в то время как Мортарион смотрел на него с видом невыносимого превосходства. Ку’Гат изо всех сил старался сохранять спокойствие.

– '''''Он''''' ''большой''. '''''Он может быть меньше'''''. – Ку’Гат щёлкнул эластичными пальцами, и котёл уменьшился до размера монеты, с огнём и всем остальным. – '''''Или больше'''''. – Последовала вспышка, и он и Ку’Гат заполнили пространство, чудовищные, как сами боги.

Мортарион остался совершенно невозмутимым.

– '''''Ты думаешь, меня развлекает это представление?''''' – сказал он, глядя на Ку’Гата.

Ку’Гат уменьшился до своего прежнего размера: – '''''Тогда, возможно, это произведёт на вас впечатление'''''. – Не сводя жёлтых глаз с затянутых катарактой глаз Мортариона, он просунул руку под свободный лоскут кожи, отодвигая жир и мышечную ткань, как человек, рывшийся в кармане. Он вытащил чумной пузырёк и протянул его падшему примарху между большим и указательным пальцами.

– '''''Божья болезнь''''', – тихо сказал он, полный благоговения перед собственным достижением, хотя его настроение сразу же упало, когда он увидел, что Мортарион не разделяет подобного настроения.

– '''''Это она? Грязная стекляшка с ядом?'''''

К этому времени Ку’Гат чувствовал сильное раздражение от поведения Мортариона, и на этот раз он осмелился показать это.

– '''''А что вы хотели, милорд?''''' – язвительно сказал он. – '''''Безделушку с шипами, вроде тех, что вы носите?''''' – Он указал на кадильницы и курильницы, свисавшие с доспехов Мортариона. – '''''Яды в них могут убить полмира, но это...''''' – Он протянул пузырёк. – '''''Это убьёт бога'''''. – Он крепче сжал пальцы. – '''''Если я раздавлю эту стекляшку и плесну вам в лицо этой жидкостью, вы умрёте. Сначала та ваша часть, которая была создана в мире смертных, погибнет в восхитительной агонии, но это не будет концом, о нет. Эта болезнь изгонит вас в варп и пожрёт вашу демоническую душу. Она поглотит смертную сущность в мгновение ока. В вашем случае это займёт немного больше времени, но она всё равно прикончит вас. Она даже убьёт меня. От неё нет лекарства. Нет способа остановить её, кроме как применить величайшее количество магии. Как только она будет выпущена, смертные разбегутся. Им придётся уничтожить этот мир, чтобы предотвратить её распространение'''''. – Он с любовью уставился на пузырёк, его язык непроизвольно вывалился изо рта. – '''''Это бактерия, фаг, вирус, опасный белок, паразит, рак, мутировавший генный код и многое другое в одном. Она жива, как живы вы, осознаёт, как осознаём мы. Она думает, и всё, чего она хочет – это заражать, заражать и заражать. Чума разрушения – ничто по сравнению с ней. Разложение – просто насморк. Это моё лучшее творение'''''.

Мортарион потянулся за пузырьком, но Ку’Гат убрал руку.

– '''''Вы должны быть осторожны, когда вводите дозу''''', – сказал он. – '''''Уколите его. Сделайте ему укол. Она должна войти в его тело. Если она попадёт в воздух, то поразит и вас тоже'''''.

– '''''Понятно''''', – сказал Мортарион.

– '''''И держитесь подальше от любого вторичного излияния, которое может дать его тело, или вы тоже умрёте'''''.

– '''''Могучий дар'''''.

Ку’Гат кивнул:

– '''''Возможно, его создание понравится Дедушке, и он, наконец, простит меня. Знаете, он наблюдал за мной, когда я закончил. Огромный глаз в небе!'''''

– '''''Насколько я слышал, ты у него в милости''''', – сказал Мортарион, который не мог сдержать раздражения теперь, когда ему показали обещанное оружие, и выглядел почти впечатлённым.

– '''''Тогда, возможно, я смогу наконец простить себя за ошибку моего рождения''''', – сказал Ку’Гат. – '''''С этой болезнью я заслужил своё имя. Я – Чумной Отец, окончательно и бесповоротно. Так что, как видите, ей не нужен причудливый контейнер, чтобы подчеркнуть её ценность. Что-то подобное''''', – Ку’Гат снова указал на украшения Мортариона, заставляя нурглингов примарха задрать носы, – '''''только уменьшило бы её славу'''''. – Ку’Гат встряхнул пузырёк, отчего маленькие пылинки света затанцевать в ярком сиянии чумы. – '''''Это подходящий сосуд. Простой, грязный, эффективный, как и все лучшие дары Нургла, и я дарю его вам'''''. – Ку’Гат снова протянул флакончик Мортариону.
– '''''Так что я заслужил немного больше уважения. Пожалуйста'''''. – Его голос был ровным и твёрдым. Несмотря на его высокое положение в иерархии мора, ему потребовалась вся его воля, чтобы противостоять демоническому примарху.

Мортарион взял Божью болезнь, взвесил пузырёк в руке, затем убрал его:

– '''''Понял, отец чумы. Ты хорошо помог мне, мой союзник, и скоро мы оба пожнём плоды удовольствия Нургла'''''.

– '''''Ну''''', – сказал Ку’Гат. – '''''Нам лучше поторопиться. Если мы сможем завоевать Ультрамар, это принесёт нам много славы в саду, но если мы потерпим неудачу, и не прислушаемся к боевым горнам, призывающим всех вернуться в звёзды Бедствия, тогда мы оба пострадаем за это'''''.

Изменение настроения Мортариона было мгновенным и пугающим. Прежде чем Ку’Гат смог понять, что происходит, сжимаемая двумя руками Тишина со свистом пронеслась в воздухе. Она замерла на расстоянии пылинки от носа Ку’Гата, где задрожала от силы, которую Мортарион был вынужден использовать, чтобы остановить её продвижение, металл клинка косы длиной в ярды загудел.

– '''''Не говори мне об этой новой войне''''', – прорычал он.

– '''''Но, лорд Мортарион, сам Нургл велит, чтобы мы...'''''

Небольшой цепной клинок на кончике Тишины с жужжанием пришёл в движение.

– '''''Не говори о ней''''', – прошипел Мортарион. – '''''Неужели Дедушка думает, что я не смогу защитить свои собственные владения? Тиф возвращается с первой чумной ротой и не только. Никакая армия демонов не сможет противостоять ему'''''.

– '''''Он идёт не по вашей воле, милорд, а по воле Нургла. Вы обманываете себя. Тиф внял призыву, и мы тоже должны. Щедроты Нургла бесконечны, и он больше склонен к великодушию, чем к гневу, но ему нельзя перечить, никогда!'''''

Тишина придвинулась бесконечно близко. Достаточно близко, чтобы Ку’Гат задался вопросом, переживёт ли его душа Нерождённого контакт с ней.

– '''''Ты решил служить мне, чтобы выслужиться самому. Сделай это, или я убью тебя. Или свяжу тебя своей волей. В косе найдётся место для ещё одного демона''''', – сказал Мортарион. – '''''Мы закончим эту войну. Мы её выиграем. Затем мы займёмся другим. Нургл будет доволен нами. Другого исхода не будет. Я делаю то, что хочу. Я не являюсь ничьим рабом. Не Императора и не Нургла. Ты решил помочь мне, так помоги же мне. Понял?'''''

Ку’Гат перевёл взгляд на медную кадильницу в навершии оружия. Там было заключено другое существо, очень похожее на него. Ку’Гат не сомневался, что Мортарион может поработить и его. Он сглотнул. Его язык внезапно стал ужасно сухим.

– '''''Понял''''', – ответил Ку’Гат.

Мортарион совершенно неподвижно держал Тишину перед лицом Ку’Гата, затем отдёрнул её и снова поставил основанием на пол.

– '''''Я рад, что мы пришли к взаимопониманию. Не волнуйся, Чумной Отец''''', – произнёс Мортарион без гнева. – '''''Все идёт по плану'''''.

– '''''Возможно, я смогу помочь вам с ним''''', – сказал Ку’Гат, стремясь вернуть расположение.

– '''''И каким же образом?''''' – презрительно спросил Мортарион. Он считал Ку’Гата бражником болезней и только.

– '''''У меня есть информация'''''.

– '''''Какая информация?'''''

Ку’Гат заговорщически подмигнул, но только всё испортил, потому что его выпученный глаз выскользнул из глазницы. Он поспешно засунул его обратно.

– '''''Сплетнеслиз рассказал мне её, вы его знаете?'''''

Мортарион бросил на Ку’Гата испепеляющий взгляд:

– '''''А должен?'''''

Ку’Гат поджал губы:

– '''''Я не удивился бы, Сплетнеслиз полезен. Он – маленькое существо, очень незначительное, не имеющее никакого значения для таких, как вы или я''''', – сказал он, небрежно обведя рукой вокруг, – '''''но у него есть преимущество, потому что он ходит невидимо и незаметно. Его способности как шпиона весьма примечательны'''''.

– '''''Этот Сплетнеслиз принёс тебе новости?'''''

– '''''Принёс''''', – гордо сказал Ку’Гат. – '''''Я сказал ему это сделать. Я отправил его в Первую Высадку, где он подслушал, как сын Анафемы, эм... ваш брат''''', – быстро добавил Ку’Гат, – '''''излагал свою стратегию. За целую вечность он оказал мне много ценных услуг и доложился незадолго до того, как я завершил болезнь'''''.

– '''''Тогда приведи его ко мне, чтобы я мог подробно расспросить его'''''.

Лицо Ку’Гата стало несчастным, как никогда:

– '''''Увы, мой слуга мёртв, убит ведьмаками Анафемы. Сплетнеслиз сплетничал в последний раз'''''.

– '''''Тогда''''', – сказал Мортарион, – '''''какая польза от того, что он сказал?'''''

Ку’Гат умиротворяюще поднял толстые руки с опухшей кожей:

– '''''О лорд несравненного могущества, я прошу вас, пожалуйста, успокойтесь. Он ничего не сказал им перед смертью. Как он мог это сделать, когда его поджарили до хрустящей корочки в огне их колдовства? Я почувствовал, как он умирает, это вызвало у меня самую приятную изжогу. Я обещаю вам, что они ничего не узнали, в то время как я''''', – Ку’Гат облизнул чёрные губы, – '''''я узнал всё'''''.

Аура Мортариона замерцала энергиями, чёрными и фиолетовыми, как пламя, которым они были для глаз Ку’Гата, и в их танце он увидел вернувшееся желание Повелителя Смерти убить его.

“''О Повелитель Смерти'', – подумал Ку’Гат, – ''твоё вымышленное имя говорит обо всём – ты никогда не станешь таким могущественным, каким мог бы стать, потому что смерть – это лишь половина от щедрот Дедушки. Без перерождения какая польза от смерти? Вот почему ты проигрываешь''”.

Он не передал эту мысль полудемону.

– '''''Сказать вам или нет?''''' – спросил Ку’Гат под немигающим взглядом Мортариона.

Повелитель Смерти немного расслабился, сгорбившись, с кожей трупного цвета и усталый:

– '''''Говори, а затем я решу насколько ценна твоя информация'''''.

– '''''Жиллиман знает только часть истории. Он знает, что вы намерены убить его. Он знает, что Мориакс – центр ваших усилий, и подозревает, что вы хотите украсть у него королевство. Он также понимает, что здесь есть артефакт, который служит опорой для вашей паутины распада'''''.

– '''''Конечно он это знает. Он – Робаут Жиллиман, примарх! Он мой брат, и он не дурак!''''' – прорычал Мортарион. Сердитые струйки пара вырвались из его респиратора.

“''Это не означает'', – подумал Ку’Гат, – ''что все у вас в семье гении''".

– '''''А, ну-ну''''', – сказал Ку’Гат. – '''''Есть то, чего он не знает, и в этом мы можем найти наш путь к победе!'''''

– '''''И что же, скажи пожалуйста, это такое?''''' – спросил Мортарион. Он повернулся спиной, встал у котла и заглянул в его пустое чрево.

– '''''Он не знает, что мы намерены выпустить чуму, подобной которой ещё никто не видел. Он не знает, что то, что у нас здесь, не какие-то...''''' – Он тщательно подбирал следующие слова. – '''''Хитро придуманные часы, а живое эхо котла самого Нургла'''''. – Ку’Гат постучал костяшками пальцев по ржавому железу, и оно загудело. – '''''Он не знает о силе, которая у нас есть против него. Мы поставили его в крайне невыгодное положение. На самом деле он настолько неуверен, что перед тем, как погибнуть, мой шпион сообщил, что он останется в Первой Высадке, чтобы дождаться вас. Там его легко поймают в ловушку, и чума будет выпущена'''''.

Хотя они стояли у котла рядом, лицо Мортариона по-прежнему было скрыто от Ку’Гата, и в этот момент Чумной Отец увидел, что плечи примарха дрожат. Сначала он принял это за приступ лихорадки, но нет, это был смех, выдыхаемый через респиратор облаками вонючего, едкого дыма.

– '''''Вы, демоны, такие узколобые. Ты глупец, вы все глупцы!'''''

– '''''Прошу прощения?''''' – сказал сбитый с толку Ку’Гат.

Повелитель Смерти повернулся и посмотрел на него:

– '''''Конечно, он знает. Он играет с нами. Неужели ты думаешь, что такое событие, как создание Божьей болезни, может произойти без его ведома? Смертные не слепы, Ку’Гат, и мы, примархи, самые могущественные среди них'''''.

– '''''Я не имел...''''' – начал Ку’Гат. Мортарион зашипел на него и подошёл ближе.

– '''''У Жиллимана есть колдуны, библиарии и раб – альдарский ясновидец. Его глаза повсюду. Варп наполняет вселенную необузданной силой, и хотя это приносит больше пользы нам, чем нашим врагам, они используют её против нас'''''.

– '''''А, понятно, я об этом не подумал'''''.

– '''''Вот именно, не подумал, и у него есть ещё кое-что, на что ты не обращаешь внимания'''''.

– '''''И что же это?''''' – спросил Ку’Гат, которому захотелось, чтобы Мортарион просто ушёл.

– '''''У него есть его мозги! Он должен был предвидеть всё это. Неужели ты думаешь, что он спустится на планету, которую мы уже частично затащили в Сад Нургла, и расскажет всем о своих планах, чтобы каждый мог услышать? Что бы ни подслушал этот твой Сплетнеслиз, именно это он и должен был услышать. Нет, я не сомневаюсь, что Жиллиман хочет спровоцировать меня на открытый бой, как и я хочу спровоцировать его на то же самое. Мы оба хотим подготовить почву для нашего противостояния, но это не единственное соображение'''''. – Мортарион посмотрел в небо. – '''''Не сомневайся, сюда придут. Они нанесут удар по котлу, потому что он будет знать, так или иначе, что в нём находится источник нашей силы. Если он уничтожит его, нашей паутине распада будет нанесён смертельный удар, и всё будет потеряно. Есть два способа, которыми мы можем проиграть. Потеря котла или моя смерть. Я думаю, что ты – более слабая цель'''''. – Мортарион пристально посмотрел на него. – '''''Ты должен приготовиться к битве'''''.

– '''''Я?''''' – переспросил Ку’Гат, который не любил битв и которому хватило на тысячелетие равнин Гекатона. – '''''Здесь?'''''

– '''''Да, ты. Да, здесь. Они придут. Они будут использовать все средства, чтобы лишить нас котла Нургла. Посмотри на небо. Посмотри в варп. Жиллиман не будет предпринимать полномасштабной наземной атаки. Это не его любимый способ ведения войны, и уж точно не в тех восхитительных условиях, которые ты создал на мельнице. Ты должен ожидать орбитальной высадки или бомбардировки, и он попытается сделать это, но, как я знаю, он заподозрит, что ни одна из этих вещей не сработает'''''.

– '''''Значит, я в безопасности?''''' – спросил Ку’Гат и поспешно добавил: – '''''Я имею в виду котёл'''''.

– '''''О нет. Есть другие способы, другие возможности. Они могут прийти по земле. Они могут прийти из варпа. Я бы предположил, что он пошлёт сюда за тобой Когтей Императора. Нулевые девы, личные стражи Императора, возможно, Серые Рыцари'''''. – Последнее Мортарион произнёс с хмурым видом и сгорбился ещё сильнее, вспомнив оскорбление, нанесённое его сердцу воинами Титана. – '''''Всех своих лучших убийц демонов, можешь не сомневаться'''''.

– '''''Но... но… моя Чумная Гвардия растерзана''''', – сказал Ку’Гат. – '''''Многие из моих лучших воинов погибли на Парменионе и ждут возрождения. Мои заместители дремлют в своих коконах в саду. А Септик Седьмой пережил настоящую смерть!'''''

– '''''Тогда, если ты не хочешь наслаждаться тем же, найди себе больше воинов, и побыстрее. Они идут сюда. Не совершай ошибок'''''.

– '''''Вы пошлёте своих чумных десантников мне на помощь?'''''

– '''''Нет''''', – ответил Мортарион. – '''''Силы Жиллимана здесь огромны. Если он направит большинство в Первую Высадку, мне понадобится весь мой легион, который я смогу собрать, чтобы напасть на него'''''.

– '''''Тогда высвободите чуму сейчас!''''' – сказал Ку’Гат. – '''''Она пересечёт планету и убьёт его, и мы сможем уйти'''''.

– '''''Нет'''''.

– '''''Нет? Нет?''''' – взвизгнул Ку’Гат.

– '''''Я должен увидеть, как он заразится. Я должен видеть, как он страдает'''''. – Он отвернулся. – '''''Он должен понять, почему я сделал то, что сделал''''', – тихо сказал он.

– '''''Ваше высокомерие убьёт нас всех. Вы не можете быть настолько самоуверенным. Теперь у нас есть преимущество, воспользуйтесь им!'''''

– '''''Дело не в высокомерии, хотя я не могу отрицать, что хочу превзойти его, и ещё больше я хочу увидеть, как он умрёт. Дело в практичности. Высвободим болезнь сейчас – и у него будет шанс сбежать и сжечь этот мир дотла с орбиты, а вместе с ним и твою чуму. Он тоже страдает от тех же ограничений. Он хочет убедиться, что я мёртв. Ему нужно знать наверняка, что котёл уничтожен. Игровые фигуры в точности отражают друг друга. Всё, что необходимо решить, – это стратегии, которые мы выбираем, и я думаю, что мы выберем одно и тоже. Король против короля, но сначала он попытается убрать пешки с доски'''''.

Сам тон и содержание речи Мортариона вызвали у Ку’Гата такую ярость, что он едва удержался, чтобы немедленно не ударить примарха. Пешка, он был ''пешкой''?

– '''''Ну что ж. Верно''''', – холодно сказал Ку’Гат. – '''''Тогда я начну сбор'''''.

– '''''Начнёшь. Есть ещё одна вещь, которую мы должны принять во внимание. При разработке стратегии мы должны учитывать, что Жиллиман и в самом деле знает то, что как он утверждает он знает, что намерен делать, что он знает о наших намерениях и что он скрывает от всех'''''.

– '''''Естественно''''', – раздражённо сказал Ку’Гат, потому что и он считался неплохим полководцем.

– '''''Будь осторожнее, есть ещё один фактор'''''.

– '''''Какой?''''' – спросил Ку’Гат, который никогда не думал и не мог думать, как смертный.

– '''''Есть то, чего он не знает и не намеревается'''''.

– '''''И это, конечно, хорошо'''''.

– '''''Возможно''''', – сказал Мортарион, пожимая широкими крыльями. – '''''Но по моему опыту, когда я сражаюсь с моим братом, именно эти невидимые обстоятельства работают против меня. Мне неприятно отдавать ему должное, но он всегда был более гибким тактиком, чем я, так что давай ограничим его возможности. Если ты хочешь сделать мне настоящий подарок, Ку’Гат, приготовь мне шторм. Втяни в себя гниль и болезни этого мира и сотки вокруг Мориакса саван. Жиллиман не получит никакой помощи от его флотов, как только начнётся битва. Мы удержим его там, где того хочет Дедушка. Пусть он не испортит нам всё. Пусть это будет состязание братьев, а не армий'''''.

– '''''О, так у вас есть непревзойдённая чума, и теперь вы хотите ещё и шторм?''''' – раздражённо сказал Ку’Гат.

– '''''Да'''''.

– '''''Варп-шторм'''''.

– '''''Бывают другие?''''' – С этими словами Мортарион расправил крылья. Его клика бесят завизжала, распознав признаки ухода, и побежала к его ботинкам. – '''''Просто делай, как я говорю, Ку’Гат'''''. – Один беззвучный удар отправил примарха в воздух, где он исчез в облаках.

– '''''Делай, как я говорю?''''' – Ку’Гат стиснул чёрные зубы. Раздался жалобный визг, и он посмотрел вниз. Один из нурглингов Мортариона не успел схватить сапог хозяина и остался. Его гордость исчезла, и он с трепетом смотрел на Ку’Гата, моля о милосердии.

– '''''Теперь не такой высокомерный, а?''''' – сказал Ку’Гат и сильно наступил на нурглинга. Для пущей убедительности он вдавил пятку в его останки. – '''''Жиллиман не единственный, кто может совершить неожиданное''''', – произнёс он, думая о половине капли крови в сосуде, спрятанной под другой складкой плоти. Он ещё мгновение смотрел в небо. Оно было недвусмысленно спокойным. Затем он повернулся и заковылял прочь.

– '''''Бейте в барабаны, трубите в рога''''', – проворчал он. – '''''Приготовьте зверей и кошмары!''''' – Он плечом проложил себе путь сквозь осыпавшуюся стену, обрушив большую её часть. Вокруг чумной мельницы уже поднимался шум музыки, криков и монотонного счёта. – '''''Чумная Гвардия снова должна воевать''''', – прорычал он.

– '''''Свари мне шторм''''', – передразнил он, обращаясь к болотам, словно они могли его утешить. – '''''Я что его дворецкий?''''' – Он вздохнул. – '''''Да будет так. Кто-нибудь, принесите мне воды! Разожгите огонь!''''' – сердито проревел он. – '''''Похоже, у меня всё ещё есть работа, которую нужно сделать'''''.
== Двадцатая глава ==

'''СВИДЕТЕЛЬСТВА'''

Колонна верующих выехала на проходившее недалеко от столицы шоссе Первая Высадка – Благодеяние, поскольку оно, в отличие от водных путей, на которые Иакс полагался в большей части перевозок, могло вместить величие военного поезда. Проехав весь день, весь вечер и до самой темноты, они остановились в разрушенном городе Аргардстон, примерно в пятидесяти милях от Первой Высадки, где провели ночь, преисполненные уверенности, которую может принести только вера. Все лица светились радостью, хотя пайки были скудными, а в конце пути их ждала неминуемая смерть. Аргардстон был совершенно безлюден, большая его часть сгорела дотла, всё население перебралось за безопасные стены Первой Высадки. 
Следов присутствия врага почти не было, и ущерб городу нанесли сами горожане, не желавшие, чтобы их имущество досталось врагу.

Они встали рано, поели перед рассветом и с первыми лучами солнца снова отправились в путь. Чтобы ускорить продвижение, половина паломников бежала трусцой рядом с кадианскими танками и военным поездом Министорума, другая половина ехала, заняв каждое свободное место на технике. Они менялись каждый час. Немногие были прирождёнными бегунами, многие прожили трудную жизнь. Но сила Императора текла через них, и они бежали с сияющими лицами, и не жаловались. Сёстры Битвы пели гимны чистыми голосами, которые никогда не умолкали и складывались один в другой со всё возрастающей сложностью, в то время как проповедники, стоявшие за установленными на танках кафедрах из пустых ящиков из-под боеприпасов и металлолома, читали пламенные проповеди под звуки органной музыки поезда. Так они сохраняли силы и поддерживали устойчивый темп. Никакая болезнь не беспокоила их, и никто из врагов, казалось, не причинял более прямого вреда. Не в начале.

Поначалу тщательно ухоженные пейзажи Иакса казались просто переживавшими тяжёлые времена, как будто из-за засухи или прошедшей эпидемии. Вдоль дорог тянулись увядавшие леса и агриколы, но жизнь преобладала; на самом деле, её было, пожалуй, слишком много, потому что поля заросли закрывавшими посевы от света сорняками, каналы густо заросли цветущими водорослями, а леса представляли собой путаницу душащих лиан. Этим растениям было не место в мире-саде, и они выглядели зловеще, но не были заметно неестественными по форме, хотя их ночные шорохи заставляли часовых крепче сжимать лазганы, а верующих предупреждали не сходить с дороги.

После трёх дней путешествия они находились в пределах двухсот миль от Первой Высадки, и к тому времени хватка Нургла усиливалась с каждой пройдённой лигой. К рассвету третьего дня деревья превратились в гнилые мясистые палки, листья которых чернели у корней. Сквозь их чёрные скелеты виднелось неспокойное небо, и не было слышно криков животных или птиц. Даже ползучие растения уступили порче, свисая с ветвей мёртвыми скользкими клубками, в то время как поля ферм превратились в равнины заплесневелой соломы. Паства была сведуща в болезнях, они тщательно кипятили и обрабатывали воду перед употреблением, и всё, что они ели, благословлялось жрецами. И всё же расстройство желудка охватило несколько групп, а затем быстро распространилось. Для большинства симптомы были скорее неприятными, чем смертельными, вызывая у несчастных судорожные боли и опорожнение кишечника, но всё же болезнь была достаточно опасной, чтобы убить, и слабые сдавались. Несколько наиболее ярых проповедников заявили, что им не хватает веры, и, несмотря на вмешательство пресвитеров Матьё, небольшая часть паломников была жестоко брошена. Другие умоляли оставить их позади, чтобы не замедлять процессию.

Над горизонтом поднимались Лоаннские горы, самые высокие из их острых вершин превышали шесть тысяч футов и были непроходимы, но шоссе направлялось прямо к ним и вело через огромную расселину, разделявшую хребет надвое. Однажды утром, когда они приближались к горам, ещё до того, как поезд выпустил пар и марш продолжился, к Матьё пришла группа примерно из двухсот человек. Их старейшины пристыженно обратились к Матью и сказали, что собираются повернуть назад. Среди них были те, кто слишком боялся продолжать путешествие, и хотя они заявляли, что соберут больных и вернутся тем же путём, каким пришли, было очевидно, что причина заключалась в трусости.

Последовали перешёптывания о предательстве и обвинения, но Матьё успокоил всех, рассказав об индивидуальном плане Императора для каждого мужчины и женщины: некоторых избрали для борьбы и им было дано мужество сражаться, а другие должны были выполнять свои роли.

– Это не недостаток мужества, – сказал он им, – а осознание цели. Они уходят с благословением Императора.

Группа несогласных ушла с миром, впрочем, она была меньше, чем пришедшая просить разрешения уйти толпа, потому что добрая половина из них воспрянула духом от слов Матьё, и единственными солдатами, которые ушли с ними, стали те, кто слишком тяжело болели, чтобы сражаться.

Они остановились ещё на одну ночь перед стеной гор и соблюдали полную осторожность, поскольку темнота была плотной и холодной, и из тумана доносились хихикающие голоса странных существ.



Влажные дрова потрескивали в кострах, немного прогоняя ночной холод. Усики мглы поднимались от земли, просачиваясь в воздух. Верующие вокруг костров разговаривали вполголоса, не желая накликать туман или что-то, что могло скрываться в нём. Но какой бы мерзкой ни стала земля, в лагере царило чувство уверенности. Паломники были стойкими, и хотя они были настороже, их настроение оставалось приподнятым. Праведность охраняла их.

Периметр патрулировали бдительные пикеты. Все исполняли обязанности по очереди. Чувство товарищества было сильным, их вера составляла единое целое из множества разрозненных частей. Но кадианцы стали главной опорой. У них было больше всего опыта. У них была величайшая дисциплина, и именно их танки стояли дальше всех, прицельные линзы окрашивали поднимавшийся туман в красный цвет, пока оружие поворачивалось из стороны в сторону.

Полковник Одрамейер лично совершал обход. Его обветренное лицо, щетинистые брови и усы были известны всем, и патрули отдавали ему честь, когда он проходил мимо. Он остановился, чтобы рассказать группе дезертиров Флота, как лучше нести дозор, советуя, а не упрекая, и двинулся дальше. Туман становился всё гуще и гуще. Военный поезд паствы был прекрасно виден, когда полковник покинул командный танк, но теперь над парами виднелись только дымовые трубы, и каждый раз, когда над ними сгущался туман, они появлялись не в тот месте, что раньше.

Никакому туману не победить их. Паломники развели костры так, чтобы их было видно друг другу. Это было прекрасно, подумал Одрамейер, удивляясь самому себе. Он уже давно не думал ни о чем прекрасном.

Он прошёл мимо пары своих солдат. Он не знал их имён. Несмотря на то, что его полк значительно поредел, по-прежнему оставалось слишком много имён, которые нужно выучить. Когда дело доходило до сбора трупов после битвы, он увидел лица тех, кого не знал, и это печалило его.

Там был один помоложе, и один постарше. У старшего были знаки второго отделения, помощник сержанта.

– Добрый вечер, сэр, – сказал он, преисполненный уважения.

Одрамейер кивнул в ответ.

Младший был более дерзким:

– Ничего доброго в нём нет, Дедлин. Я замерзаю! Я думал, что Иакс – тёплый мир, сэр.

– Судя по природе, был тёплым, – сказал полковник. – Прямо сейчас он такой, каким они хотят, чтобы он был. – Под “они” он имел в виду врага. Великий враг, которого никто не осмеливался называть. Наказание за признание Хаоса отменили в большинстве мест после Разлома, но старые привычки умирали с трудом. – Мы все исправим, сынок, по Его воле.

– По Его воле, – ответил юноша. Старший солдат кивнул и поторопил спутника. Одрамейер продолжил путь туда, где, по его мнению, должен находиться поезд, и пара исчезла в тумане.

Прошло десять томительных минут. Костры начали гаснуть, а туман за ними был густым и безликим. Он добрался до пласталевой стены стандартной модели “Леман Русса” и понял, что пересёк весь лагерь. Он повернул назад, полный решимости найти дорогу, не спрашивая указаний, не желая признаваться, что заблудился в тумане. Через несколько секунд он снова потерялся и безнадёжно стал осматриваться вокруг.

Зазвонил колокол. Он услышал пение. Орган поезда заиграл нежные гимны. Он прислушался на мгновение, уверенный, что определил направление, и направился на звук.

Пока продолжалось пение, туман рассеялся, и через несколько минут он оказался у военного поезда. Матьё стоял в оружейном куполе сбоку, используя его в качестве кафедры для проповеди. Он завершал Первое наставление, и Одрамейер опустился на колени и склонил голову. Грязная вода пропитала его брюки, но он не обратил на это внимания, позволив разуму сосредоточиться на желании служить воле Императора.

– За Него на Терре, – закончилась молитва.

– За Него на Терре, – ответила толпа.

– Встаньте, мои братья и сёстры, – сказал Матьё. Его голос прорезал туман, когда все остальные звуки были приглушены. – Не бойтесь тумана, хотя враг посылает его, чтобы сбить вас с толку. Не бойтесь существ, которые ждут за пределами света наших костров, хотя враг посылает их, чтобы убить вас. Мы последователи чистейшего света из всех, света Императора, который пребывает во всех нас, и этот свет проникнет в самую тёмную ночь, в самый густой туман, как он проникает в эмпиреи, чтобы направить наши корабли в порт. В каждом сердце этого лагеря есть свеча, в каждом маленьком огоньке, который можно разжечь в ревущее пламя!

Среди паствы раздались одобрительные крики. Здесь присутствовали сотни людей. Матьё читал проповеди каждые полтора часа, и паломники никогда не уставали от них. Одрамейер был грубоватым человеком, который сдержанно следовал религии, когда вообще ей следовал. Время от времени он был богохульником, а иногда и сомневающимся.

Это было раньше.

– Многие из нас были в Гекатоне, когда Император явился нам и низверг демонов Великого врага, – сказал Матьё.

– Да! – закричала толпа. – Император!

– Многие из нас видели Его руку. Я сам был свидетелем Его славы, когда экипаж “''Чести Макрагга''” находился в рабстве у Красных Корсаров, а я служил там жрецом. Тогда Он пришёл ко мне и освободил мальчика от прикосновения варпа!

– Слава Ему! – закричала толпа. Туман задрожал и отступил. Поезд превратился из единственного видимого участка стены в огромный силуэт, ясный в тумане, и чем яснее он становился, тем больше туман отталкивался от него.

– Возможно, кто-то из вас может поделиться своими свидетельствами? – спросил Матьё. – Возможно, многие из вас расскажут о том, что вы видели, и помогут нам распространить новую истину о Повелителе Человечества?

Из толпы донеслись голоса.

– Я видел Его на Монат Моти, перед тем как пал последний улей! – крикнул один.

– Он пришёл ко мне во сне и сказал, чтобы я не ходил в продовольственную палатку. На следующий день она сгорела.

– Таро не лгало мне с тех пор, как в небе открылся Разлом. Я чувствую на себе Его взгляд.

– Я видел Его в темноте в тот день, когда на Дроль напали. Он показал мне путь к спасению, и Он помог мне спасти сотню других.

– Да, да. Он наблюдает за всеми нами! – крикнул Матьё. – Он с нами. Не так ли, полковник Одрамейер?

Матьё смотрел прямо на него.

– Не могли бы вы поделиться своим опытом, полковник? Для тех, кто этого не слышал? Это очень вдохновляющая история.

Вдохновляющая – не то слово, которое использовал бы Одрамейер. Он вспотел, несмотря на холодную ночь. Он привык командовать тысячами солдат, иметь дело с самыми страшными ксеноужасами и самыми могущественными людьми в галактике, но Матьё нервировал его. Отчасти это было смущение – он не любил пересказывать свою историю – но только отчасти. В глазах Матьё было что-то пугающее. Он с трудом мог поверить, что может бояться такого незначительного и неопрятного человека, но ему было трудно смотреть в лицо милитант-апостолу.

Он не мог сказать “нет”. Он открыл рот, чтобы заговорить.

–  Нет, полковник, подойдите сюда, – сказал Матьё. – Присоединяйтесь ко мне, присоединяйтесь ко мне, чтобы все могли услышать, что вы хотите сказать. – Он поманил его к себе.

– Очень хорошо, – хрипло сказал Одрамейер. Он подошёл к краю поезда. Молчаливый телохранитель Матьё отступил в сторону от лестницы, ведущей к оружейному куполу. Его сервочереп завис внизу и последовал за ним вверх. Одрамейер взобрался на машину. Матьё приветствовал его.

– Пожалуйста, полковник, – сказал ему Матьё, когда он перелез через опору тяжёлого стаббера купола. – Ничего не упускайте. – Затем он повернулся к толпе. – Полковник Одрамейер из кадианского четыре тысячи двадцать первого 
бронетанкового полка!

Раздались аплодисменты и крики:

– Добро пожаловать, брат!

– Помните, расскажите им всё, – прошептал Матьё.

– Мы были на Парменионе, – сказал он и тут же запнулся. Его голос эхом вернулся к нему из тумана, и он не знал, как продолжать. Сотни ожидавших лиц паствы смотрели на него. Он остро осознавал, что они ждут.

''Трон'', мысленно выругался он, ''возьми себя в руки, мужик.

Он начал снова:

– Я никогда не был откровенно религиозным человеком, – сказал он. – Я всегда верил в Императора и Его защиту человечества. Но для меня Он был далёким, идеалом. Я был небрежен в следовании обрядам. Я посещал меньше полковых служб, чем следовало бы.

Он замолчал. Он ожидал осуждения. Не раздалось ни одного.

– Простите, если я показался вам неверующим. Это не так. Но Терра была далеко, а Око Ужаса близко. Я с детства тренировался сражаться в войнах Императора, и хотя Император всегда был рядом, Он был талисманом, статуей, Его свет сиял над Террой, а не над Кадией. Свет моего лазгана был ближе, и я мог держать его в руках.

Он посмотрел на свои кулаки. Они дрожали и были сжаты так сильно, что костяшки пальцев побелели на фоне кожи.

– Когда пришёл враг и Кадия пала, моя вера поколебалась ещё больше. Талисманы казались бесполезными, Император был далеко, как никогда. Я не на миг не переставал верить, как некоторые. Они думали, что нас бросили. Я так не думал, но я не буду вам лгать. Я рассматривал такую возможность. Мы сражались во многих войнах. Мои люди сражались на пятнадцати мирах за последние годы, так много, что они слились в одну картину огня и смерти. Моя вера не умерла, но она опустилась низко, и никогда не была ниже, чем на Парменионе.

Что он мог сказать о Парменионе? Планету спасли, она превратилась в пустошь грязи и болезней, какой становился и этот мир. Он помнил гниль и смерть. Но он также помнил свет, и несмотря на то, что его окружал холод ночи, он говорил громко и без страха.

– Мы пришли сами по себе. Мы были не частью флота-примус, а ранним авангардным подкреплением, посланным в Ультрамар для усиления обороны. Когда мы прибыли, нас попросили предотвратить захват Пармениона, пока лорд-командующий, да благословит его Император, собирал силы и приводил в действие свою стратегию. Мы неделями ждали подкрепления, и нас проверяли каждый день. На Парменионе мертвецы приходили волнами: молодые, старые, гражданские и солдаты, все с ужасной ухмылкой смерти и глазами, которые жили в гниющей плоти. Я... – Он запнулся. – Мне невыносимо вспоминать выражение ужаса на их лицах. Они понимали, кем стали. Я в этом уверен.

– На нашем командном пункте произошёл вражеский прорыв. Мне и моим штабным офицерам пришлось вступить врукопашную. Мертвецы были повсюду, но я хорошо запомнил одного юношу в одежде ученика колона. Его зубы скалились сквозь разошедшуюся на щеке зелёную плоть. Рука превратилась в слизистую массу, удерживаемую вонючими сухожилиями. Он приблизился ко мне, пытаясь расцарапать моё незащищённое лицо. Одной раны от этих ногтей достаточно, чтобы ты встал в их ряды. Я вонзил меч ему в грудь. У меня есть силовой меч. Я – офицер. Мне повезло. Клинок поверг его на землю. Несколько моих людей погибли, но не их крики преследуют меня – а глаза юноши, закатившиеся в ужасе, молча молившие о конце. Я... – Его голос дрогнул от тяжести воспоминаний и грозил полностью оставить его на глазах у собравшихся, но они должны услышать. Они должны понять. Он заставил себя продолжить. – Слава Императору, что я смог освободить его.

– Каждый день мы убивали и убивали, а на следующий день их приходило больше, и у некоторых были лица наших павших накануне товарищей. Некоторые из моих людей сошли с ума, и не было ни одного из нас, кто не впал бы в отчаяние. Мы ждали, когда нас освободят. Каждый день я умолял сообщить мне о планах примарха и о том, когда мы сможем увидеть сражавшихся рядом Ангелов Смерти. Они не могли сказать мне, это было бы равносильно тому, чтобы сообщить врагу, но мне нужно было знать. Прошло почти два месяца, прежде чем появились Адептус Астартес.

– Мы выжили, мы люди. В этой галактике многие благодарят примарха, но не я. Я мог бы сказать, что мы выстояли благодаря подготовке и стойкости, если бы не испытал того влияния, которое этот мир оказал на наши умы и души. Мы были разъедены изнутри и снаружи безжалостным ужасом. Мы погибли бы, некоторые из нас были раздавлены бы непостижимо ожившими мертвецами, но остальные умерли бы от духовного истощения. Сначала наша вера, затем наша надежда, наконец, наше здравомыслие покинули бы нас. Я много раз видел, как это происходит. Мы умерли бы в своих телах, сдались или, возможно, совсем потеряли волю и пали ниц перед врагом, умоляя пощадить нас. Я видел, как это происходило. Мы погибли бы, если бы не один из наших полковых проповедников, который своей смертью показал нам свет. Если бы не вмешательство Самого Императора.

Он замолчал. Туман рассеивался, и теперь он хорошо видел ближайшие к военному поезду огни, а не только блуждавшие огоньки во мраке, и он видел людей возле поезда – лица всех типов и цветов из десятков миров, обращённые к нему и цеплявшиеся за его слова. Солдаты, чьи дома сгорели, и в каком-то смысле им повезло, потому что многие другие переживали бесконечные страхи за своих близких. Солдат после зачисления в армию редко получал новости от своих людей; а теперь совсем никто из них не получал.

Он оглядел их и почувствовал жалость – чувство, которого у него когда-то было совсем немного. Их было гораздо больше, чем он думал, слушавших, даже сейчас оторвавшихся от уютного пламени, чтобы услышать его свидетельство.

– Его звали фратер Отис.

Свет прорезал толпу. Одрамейер посмотрел вверх на большую луну Иакса. Словно лезвие меча, лунный луч пронзил пелену облаков, и звёзды, холодные и чистые во тьме пустоты, засияли над больной землёй.

По толпе прокатился ропот. Сердце Одрамейера немного воспрянуло. Когда-то он не верил в знамения. Теперь всё изменилось.

– Когда прибыли Адептус Астартес, атаки врага стали более масштабными и отчаянными. В тот день, когда нас освободили, было предпринято самое крупное наступление. Небо почернело от туч мух, которые падали, кусая мой полк, так густо, что, когда на них направили огнемёты, казалось, загорелся сам воздух, а затем снова наполнился ими. Под прикрытием их нападения мертвецы атаковали такой огромной ордой, что я не смог сосчитать их.

– Мы, люди Кадии, смелые, с рождения воспитаны воинами, и всё же в тот день я видел, как многие мужчины и женщины, в которых, как я знал, была храбрость, дрожали от страха. Десятки тысяч мертвецов шли на нас, стонали и щёлкали чёрными зубами. Мухи кружили вокруг них, сводя на нет наш лазерный огонь и заслоняя цели. Наши большие орудия нанесли им урон, но мы были плохо обеспечены артиллерией, а для наших танков не осталось снарядов. Не успели мы опомниться, как они набросились на нас, кусая и царапая, гнилой лавиной захлёстывая наши окопы. Десятки из нас пали в те первые мгновения, сотни – в последующие минуты.

– Я со стыдом вспоминаю минуты ужаса, потому что кадианский офицер не должен бояться, и всё же я боялся. Я боялся умереть. Более того, я боялся уподобиться мертвецам и стать рабом тех самых сущностей, которые уничтожают всё, что мы ценим. Я приказал отступить, но мой голос не был услышан, потому что вокс-связист задохнулся от роя насекомых, его тело разлагалось у меня на глазах, когда они забили ему рот своими телами. Раздался взрыв плазмы, когда мой стрелок выстрелил, и затем ещё один, более сильный поток жара, когда его оружие взорвалось. В панике он не прочистил зарядную камору, и вентиляционные отверстия охлаждения забили мухи. Остальное командное отделение погибло, разорванное на куски вышедшей из строя солнечной пушкой. Меня отбросило в сторону, обожжённого, но живого. Это мой великий позор, что я лежал там и смотрел, как наши знамёна горят в грязи.

– Мертвецы приближались, я слышал их стоны, и приготовился умереть, но затем до моих ушей донёсся другой голос, голос Отиса, и именно тогда я увидел работу Императора.

– Отис спокойно шёл вперёд, его пистолет был в кобуре, цепной меч бездействовал. Он не использовал никакого мирского оружия, но он владел словом Императора. Он пел великие гимны Кадии, и голос звучал громко благодаря его вере, исполненный небесной музыки и мощи стихийных сил. Мухи падали с неба вокруг него, чуть больше, чем растоптанные пятнышки черноты. Мертвецы повернулись к нему, их тёмные хозяева почувствовали его святость и свет, и больше всего на свете желали погасить его. Но когда они приблизились, они упали, по-настоящему мёртвые, и больше не поднялись. Я смотрел, как он в одиночестве уходит, как мухи падают вокруг него, мертвецы, спотыкаясь, замирают навсегда, и затем он исчез среди них. – Голос Одрамейера снова стал сильным, наполненным удивлением от того, что он увидел.

– Мои солдаты, которые всего несколько секунд назад отступали и были готовы обратиться в бегство, стояли в изумлении, оружие свисало в их обмякших пальцах. Они смотрели вслед фратеру Отису, в брешь, которую он проделал сквозь мертвецов и рои. Забыв о страхе, я вскочил на ноги. Я схватил знамя сержанта, не обращая внимания на жжение раскалённого металла, взмахнул им над головой, и закричал:

“Он с нами! Лорд Человечества наблюдает за нами, сыновьями и дочерями Кадии! Он с нами! Атакуйте, атакуйте, за Императора, за Терру, за Кадию!”

– Не было никакой стратегии, только отчаянная атака в зубы смерти. Повинуясь инстинкту, мы образовали клин, сначала неровный, затем более плотный и глубокий, когда полк собрался вместе, и хлынул через окопы. Все. Пехотинцы, артиллеристы, лишившиеся машин танкисты, штабные офицеры, здоровые, раненые. Каждый оставшийся на ходу танк. Каждый человек на фронте, который мог держать оружие. Ауксиларии поддержки бросили ящики с батареями и подняли оружие павших. Врачи опустили носилки и вытащили пистолеты.

“Вперёд, вперёд! За Кадию!”

– Мы врезались во врагов. Они пали перед нашей яростью и верой, их сила была отвергнута силой Самого Бога-Императора, и мы убивали их. Их ответные удары были слабыми, защитные покровы из мух исчезли. Я увидел Отиса в последний раз. Хотя он был далеко впереди, путь, который он проделал сквозь врагов, не закрылся, как будто они не могли пересечь землю, по которой он прошёл. Я видел, как он высоко поднял священный символ – тяжёлую золотую зарешеченную букву I. Я часто думал, что он красивый, но до того дня я не понимал силы этого символа.

– Последовала ослепительная вспышка. Я вскинул руки, защищая глаза, но потом увидел, что свет не повредил им, и последовавшая ударная волна не коснулась ни одного из моих воинов, и даже волос не шевельнулся на их головах. Но там, где он касался мёртвых, было совсем по-другому.

– Они взорвались дождём пепла, мягким и мелким, как снег, и рассыпались в прах на милю вокруг. Свет вырвал сердце орды мертвецов. Тогда я поднял голову, и мне показалось, что в столбе священного пламени, достигавшем неба, я увидел великого гиганта в золотых доспехах, нашего бога, пришедшего спасти нас.

– Затем Он исчез, и свет исчез, и небо очистилось от ядовитых облаков, став синим и ясным, и на нём виднелись серые следы штурмовых кораблей космического десанта. Мы были спасены Императором. К тому времени мы были слишком измотаны, чтобы делать что-либо, кроме как наблюдать за огненными следами десантных кораблей. Никто не ликовал. Никакого празднования не было.

От фратера Отиса не осталось ни следа, только почерневший круг диаметром около ста футов в центре вражеской орды, окружённый пеплом мертвецов.

– После битвы я доложил об увиденном корпусу логистикаторов лорда Жиллимана. Они не проявили никакого интереса к тому, чему я стал свидетелем. Но я слышал слухи о подобных событиях и о том, что произошло на равнинах Гекатона. Я думал, что никогда больше не увижу свет Императора, хотя чувствовал себя благословенным и умер бы счастливым, потому что один раз уже увидел его, пока фратер Матьё не разыскал меня и не расспросил о битве. Я увидел тот же свет в его глазах. Вот почему я посвятил свой полк Адептус Министорум, прежде чем нас могли принять во флот-примус. И вот мы здесь.

Одрамейер посмотрел на Матьё, который кивнул. К этому времени облака рассеялись, и небо было полно звёзд. Планета находилась на противоположной стороне солнца от Великого Разлома. Она отвернула своё лицо от ужаса Хаоса, и ночное небо сияло нетронутой пустотой. Там, наверху, огромные корабли крестового похода Жиллимана безмятежно смотрели вниз, металлические боги на своих небесах.

– Мне больше нечего сказать, – произнёс Одрамейер. – Вот моё свидетельство. Император защищает.
== Двадцать первая глава ==

'''ИСТРЕБИТЕЛЬНАЯ КОМАНДА'''

Вскоре после начала крестового похода Матьё на планете разразились психические штормы. Сначала они воздействовали на верхние орбиты, усиливая действие заклинаний Мортариона и разрушая последние слабые надежды имперских сил на обнаружение артефакта из космоса, но это работало в обоих направлениях. Два танковых транспорта “Властелин” невидимыми пронеслись сквозь отравленную атмосферу к поверхности.

В своих погрузочных захватах “Властелины” несли бронированные машины, раскрашенные в шахматной расцветке в синий и костяной цвета Новадесанта. Ведущий нёс репульсорный боевой танк модели “Палач”. За его грубым корпусом был закреплён гравитационный транспорт “Импульсор”, не менее резкий по очертаниям, хотя и несколько меньший сам по себе. На скамейках в кормовой части “Импульсора” шесть космических десантников-примарис в доспехах “Фобос” смотрели друг на друга поверх откинутых спинок, их ноги были примагничены к палубе, системы брони удерживали воинов на месте. Ведомый “Властелин” нёс ещё два “Импульсора”, оба полностью занятые, Заступники-штурмовики в первом, заступники-стрелки во втором. В группе дальнего боя было всего пять космических десантников: отделение Юстиниана Парриса, четверо занимали транспортный отсек, а оставшийся был водителем. Шестое место отвели магосу Фе из Адептус Механикус, который носил символы преданности Марсу и Адептус Астра Телепатика. Юстиниану выпала честь и ответственность сохранить ему жизнь.

Путешествие сквозь атмосферу пришлось техножрецу совсем не по душе. Сквозь прозрачную лицевую панель защитного снаряжения виднелось его искажённое в гримасе лицо, зубы были сжаты так плотно, что, казалось, они могут сломаться.

– Расслабьтесь, – произнёс Максентий-Дронтио, заместитель Парриса. – Мы скоро спустимся.

– Я постараюсь, – ответил жрец. У него была маленькая, аккуратная голова, особенно выделявшаяся на фоне грубых аугметических конечностей, тяжёлого шлема и нагрудника.

Вокс щёлкнул в наушнике сержанта Юстиниана. Максентий-Дронтио переключился на личную частоту:

– Возможно, он хотел бы прокатиться в “Палаче”, но его снаряжение стоит больше, чем он сам. Нужно держать их отдельно, на случай, если мы потеряем кого-то из них. – Он был в хорошем настроении и находил дискомфорт техножреца забавным.

Максентий-Дронтио снова переключился на общую частоту.

– Всё будет в порядке, просто держитесь, – сказал он.

Техножрец изо всех сил держался за скамью роботизированными руками, помогая себе опереться о спинку.

– Для такого действия нет никаких условий, – ответил он, наполовину задыхаясь от страха. – Не за что ухватиться.

– Обсудите это с Коулом, – сказал Максентий-Дронтио. – Это он спроектировал. – Он похлопал по сиденьям. – Вы техножрец. Вы знакомы с ним, да? – Его несерьёзность не была замечена Фе, который сумел испуганно покачать головой.

– Нет, нет, у меня нет личной связи с архимагосом-доминусом. Но если по воле Бога-Машины я когда-нибудь встречу его, я подам уважительную просьбу об изменении шаблона в моделях этих машин.

Корабли заходили под небольшим углом и на низкой скорости, выбросы энергии сократили, чтобы уменьшить шансы на обнаружение. Не то чтобы Юстиниан ожидал, что их увидят. Атмосфера напоминала зеленоватый суп. Мигавшие руны на ретинальном дисплее предупреждали о коррозионных частицах. В небесах потрескивали варп-молнии, и там, куда летели молнии, ухмылялись призрачные лица.

– Я бы не хотел дышать этим воздухом, – сказал Юстиниан Максентию-Дронтио.

– У нас может не остаться выбора, – ответил заместитель. – Эта дрянь в конце концов проест наши уплотнения.

Так много изменилось за такой короткий промежуток времени. Со времени их битвы на борту Галатана прошло несколько месяцев. Шестое отделение ауксилии было на постоянной основе передано третьей роте и переименовано в четвертую боевую линию. Теперь они служили под командованием лейтенанта Эдермо во второй полуроте, который, несмотря на несколько холодную первую встречу с Юстинианом, был впечатлён отделением “Паррис” и разыскал их.

Нельзя сказать, что от его отделения много осталось. Только трое пережили атаку на Crucius Portis II, Ахиллей был вторым, кроме него и Максентия-Дронтио. Он носил бионическую левую руку, как символ чести, сняв доспехи, чтобы демонстрировать блестящий хромит конечности. Его механические пальцы небрежно сжимали болт-винтовку.

Двое других пока оставались относительно новичками в отделении, и они не были похожи на Юстиниана и других, которые все родились на Марсе. Один из них, Орпино, был скаутом, который пережил апофеоз Дара Коула, а не более древний процесс трансформации, в то время как другой был перворождённым, который прошёл Операцию Калгара и пересёк Рубикон Примарис. Он не был исключением, потому что, хотя группа из двадцати шести человек состояла только из братьев-примарис, девять из них были перворождёнными, включая аптекаря Локо и лейтенанта, которого побудила к этому собственная близкая смерть во время штурма.

После смерти магистра ордена Доваро, уменьшения рядов перворождённых на Галатане и прибытия большего количества техники-примарис с флотами крестового похода, переход от старого поколения космического десанта к новому был с энтузиазмом воспринят орденом. Они быстро изменились от одного из наследных орденов Ультрадесанта с наименьшим количеством космических десантников-примарис к одному с наибольшим. То, что у всех них была совершенно одинаковая физиология, немного помогло Юстиниану с чувством братства с ними, но только слегка. Культурная пропасть между Ультрамаром и Гонорумом никуда не делась.

Вокс его шлема пискнул. Ведущий технодесантник-пилот открыл общую частоту со всеми разведывательными силами.

– ''Приготовьтесь к сбросу через три минуты. Включение гравитационных двигателей по моей команде''.

В кабине водителя ответил Пасак, пятый и последний воин отделения Юстиниана:

– ''Инструкции получены. Ожидаю приказа на включение''.

Юстиниан не видел никаких изменений, вокруг них сохранялись одни и те же густые облака. Он представил, как будет вечно падать сквозь них и никогда не ударится о землю. Но двигатели меняли высоту, “Властелины” тормозили. Подвешенные танки задрожали.

– ''Поверхностное зондирование положительное. Триста футов и приближается. Для безопасной посадки требуется высота в сто футов. Приближается. Включайте''.

Активировались двигатели “Импульсора”. Антигравитационная волна прошла сквозь танк от защитных перегородок и встряхнула транспорт.

– ''Двигатели включены'', – произнёс водитель Юстиниана. Такие же ответы поступили из трёх других танков.

Ведущий “Властелин” резко опустился.

– ''Положение сброса достигнуто. Танк один, пошёл''. – Пауза. – ''Танк два, пошёл''.

Ведущий корабль круто набрал высоту, промелькнув мимо носа транспорта Юстиниана. Их собственный “Властелин” низко спикировал, как птица, охотившаяся за насекомыми над водой.

– ''Танк три, пошёл'', – произнёс их пилот. Захваты, удерживавшие “Импульсор” перед Юстинианом, разжались, и он исчез в тумане. Затем настала их очередь.

– ''Танк четыре, пошёл''.

Танк Юстиниана быстро падал. “Властелин” исчез, и на секунду они остались одни в зелёной мгле. Затем они достигли высоты, на которой мог сработать контрграв, гул двигателей изменился по высоте, и они плавно остановились. Вода поднялась и омыла их.

Замки ботинок размагнитились. Заступники встали, целясь из болт-винтовок в туман. Вокруг них кружили жирные брызги. Их мир ограничивался сферой десять ярдов в диаметре. Магос Фе остался сидеть, едва ли менее испуганный, чем раньше.

– Я ничего не вижу, – сказал Максентий-Дронтио.

– Лейтенант Эдермо, вы меня слышите? Пошлите импульс местоположения, – отправил Юстиниан по воксу. В ответ он не получил ничего, кроме молчания.

– Брат Пасак, – приказал он водителю. – Медленное поисковое сканирование.

На передней части танка вспыхнули прожекторы. Всё, чего они сумели добиться, это зафиксировать два конуса света в тумане. Во все стороны простиралась грязно-коричневая вода. Танк медленно развернулся, глухой стук контрграва подёргивал поверхность воды, словно кожу барабана.

– Похоже, гидропути переполнены, – сказал Юстиниан. – Но где мы находимся?

– Я кое-что вижу, – ответил Ахиллей. Он положил болт-винтовку на бедро, чтобы можно было показать аугметической рукой. – Вот там.

Юстиниан проследил за его жестом мимо антенн орбитальной связи на крыше кабины. Слева виднелись несколько теней неправильной формы, но они могли быть чем угодно. Сенсориум брони был так же бесполезен, как и глаза, встроенные в наруч ретинальный дисплей и экран ауспика были испещрены бессмысленными буквенно-цифровыми рунами.

– Десять градусов влево, Пасак, пятьдесят ярдов вперёд, – приказал Юстиниан. – Давайте посмотрим, что у нас здесь. Может быть, мы сможем использовать это как ориентир, чтобы направить остальных. Брат Орпино, встань за “Железный град”.

– Так точно, брат-сержант, – ответил Орпино. Он прошёл в кабину водителя. Юстиниан мельком увидел Пасака в темноте, окружённого сиявшими экранами, прежде чем дверь снова закрылась. Мгновение спустя Орпино появился из люка и взялся за поворотный стаббер “Железный град”.

Они рванули вперёд, свет только ослеплял их, по-прежнему не понимая, где находятся. Тени выросли и внезапно превратились в рощицу деревьев, не принадлежащих к смертным видам.

– Во имя Трона, что это?.. – пробормотал Максентий-Дронтио.

Деревья были высокими, странной пирамидальной формы, покрытые скользкой корой, из которой текли ручейки слизи. Огромные шаровидные цветы дрожали на верхушках приземистых стволов, через неравномерные промежутки времени из них вылетала липкая жёлтая пыльца. Но именно пасти выдавали их истинную природу: как у морских зверей, огромные щели, усеянные зубами, которые тянулись почти по всему стволу вверх. Они вздохнули и зашептались. Толстый розовый язык высунулся из одного и плюхнулся в воду, когда танк проезжал мимо. Ветви подёргивались, словно пальцы, и тянулись, желая прикоснуться.

– Держитесь подальше, – сказал Юстиниан.

– Где, во имя примарха, мы находимся? – спросил Ахиллей. – Мой картограф показывает совершенную бессмыслицу.

– Вот почему он нам нужен, – ответил Максентий-Дронтио, подталкивая магоса Фе ботинком. – Разве не так?

– Я ничего не могу сделать без своих машин, – обиженно сказал техножрец. – Где остальные?

– У нас нет на них никаких зацепок, – признался Максентий-Дронтио.

Они двигались на минимальной скорости. Десятки деревьев показались из тумана, а затем здания, погруженные в воду почти до вторых этажей. Они тоже быстро увеличивались.

– Цивитас, – сказал Ахиллей.

– Да, но какой именно? – спросил Максентий-Дронтио.

– Есть какие-нибудь следы лейтенанта Эдермо? – спросил Юстиниан у Пасака.

– ''Никак нет, брат-сержант. Ни сигнума, ни вокса. Ничего''.

– Тогда направляйся в центр. Осторожно и медленно.

По мере приближения к центру города здания становились всё выше, с их стен свисали увядшие растения. Появились узоры дорог и каналов, каждый из них был окружён демоническими деревьями.

– Гиастам, – произнёс Орпино. – Смотрите, братья.

Он указал на стену украшенного грозными статуями семиэтажного здания, теперь полностью заросшую серым мхом. Вывеска гласила, что это офис местного Администратума округа Гиастам.

– В этом нет никакого смысла. Согласно планетарным данным и нашей точке приземления, Гиастам должен располагаться на другом конце планеты.

– По крайней мере, теперь мы знаем, где находимся, – сказал Ахиллей.

– Надолго ли? – сказал Юстиниан.

Миновав офис, они выехали на центральную площадь города, также залитую грязной водой. В центре над всем возвышалось гигантское дерево, и его ветви сгибались под ужасными плодами.

С конца каждой ветки свисал повешенный труп, покрытые густыми наростами грибов странного оранжевого цвета, и всё же не вызывало никаких сомнений, что раньше это были живые люди.

– Напомните мне ещё раз, почему мы вызвались добровольцами на это задание? – спросил Максентий-Дронтио. Он повернулся к Юстиниану. – Может быть, нам следует свалить эту… мерзость.

– Мы не можем позволить себе поднимать много шума, – ответил Юстиниан. – Если нас обнаружат, то задание будет провалено. Всё очень просто, вот так.

– Пасак, – продолжил он, – двигаемся дальше.

Они парили над водой, проезжая мимо дерева, где три узких рта извергали рвотные массы и вздыхали печальные слова самоутешения.

– Может ли оно видеть нас, вот в чём вопрос, – заметил Ахиллей.

– Оно видит, – произнёс магос Фе, впервые сказав что-то значимое. – Эти растения – разновидность демона, но я сомневаюсь, что они достаточно разумны, чтобы видеть в нас угрозу или иметь возможность сообщить об этом.

– Вы уверены? – спросил Максентий-Дронтио.

– Я магос Технии-Псайканум и ценный слуга Адептус Астра Телепатика. Это моя роль в жизни – знать такие вещи, – ответил магос.

– Ну, мне оно не нравится, – сказал Максентий-Дронтио.

Они закончили кружить вокруг дерева и направились к другому выходу с площади. Юстиниан приказал Пасаку не останавливаться. Цивитас был невелик, и вскоре они уже выезжали из города в затопленные земли за его пределами.

– Ничего, кроме воды и грязи, – сказал Ахиллей. Обломки города печально проплывали мимо, внезапно придя в движение из-за гравитационного танка.

– Гиастам был прибрежным городом, – заметил Юстиниан.

Дверь кабины водителя открылась, и Пасак обернулся, чтобы выглянуть в пассажирский отсек:

– Брат-сержант, я зафиксировал сигнум лейтенанта Эдермо.

– Немедленно двигайся к нему, – сказал Юстиниан. – Чем скорее мы сможем настроить и запустить машины магоса, тем быстрее мы закончим.

– Смотрите в оба, магос, – сказал Максентий-Дронтио. – Скоро настанет ваше время.
== Двадцать вторая глава ==

'''ГОРА ПЛОТИ'''

Матьё вёл боевую паству к проходу через горы Лоанн, восседая в главной кафедре у ног ангела-защитника над органом. Вокруг поезда маршировали толпы верующих, тех, кто стал свидетелем великих чудес, и освещённые пережитым опытом; и тех, кто не видел подобных вещей и черпал веру у тех, кто видел.

Впереди маячил разрез Одрика, рана на планете была такой глубокой, что скала по-прежнему оставалась обнажённой и плакала четыре тысячелетия спустя. Это была рана, которая теперь заразилась. Тени холмов падали на паломников, холодя лихорадочным прикосновением; воздух был горячим и спёртым, но они дрожали в тени. Вместо воды по каменным стенам стекала чёрная густая жидкость, засоряя дренажные системы; в водосточных желобах, что спускались на равнину по обе стороны насыпи шоссе, собрались отвратительные сгустки, забив заодно и гидроканалы, также протянувшиеся вдоль дороги. Со своего места Матьё мог видеть весь путь по искусственному каньону, стены которого в перспективе становились настолько близкими, что, казалось, соприкасались. Тонкая полоска зелёного неба наблюдала за ними.

Колонна остановилась перед разрезом. Матьё осмотрел скалы и их высокие вершины в поисках признаков засады. Земля вокруг была мертвенно тихой. Шум Свидетелей приглушило опустошение, через которое они прошли, и ещё больше ослабила высота Матьё над ними, поэтому он существовал в безмолвном мире. Ожидавший двигатель пульсировал у него под ногами. За его спиной стояли связисты Одрамейера, пресвитеры, главы различных ополчений и сёстры-палатины Адепта Сороритас, все ожидали его решения.

Он прищурился. На месте врага он организовал бы засаду здесь. Заполнил бы края расселины демонами и бросал бы взрывчатку, чтобы убивать верующих. Безнаказанно стрелял бы в Свидетелей с этих позиций, и победил бы с минимальными потерями, возвысив себя в рядах адской армии.

– Я не человек войны, – сказал он себе, затем позволил голосу повыситься до крика, и слова прогремели по всей расселине. – Я человек веры! Мы идём вперёд.

– Наисвятейший отец, – немедленно сказал старший лейтенант Одрамейера; ожидавший момента, чтобы возразить. – Если мы пойдём туда, враг устроит нам ужасную бойню.

– Это избранный нами путь, показанный мне Императором, – сказал Матьё. – Мы пойдём им под Его защитой. – Он повернулся, чтобы посмотреть на собравшихся лидеров и произнёс: – Император защищает.

– Император защищает, – ответили они, хотя некоторые не рискнули встретиться с ним взглядом.

– Не бойтесь, – сказал он. – Вперёд.

С титаническим шипением пара военный поезд пришёл в движение.

Высокий тёмный камень разреза Одрика сомкнулся над головой.



Путешествие через перевал было трудным, но прошло быстро. Между двумя сторонами лежало семь миль, и они не увидели никаких следов врага. Однако, достигнув дальнего края, они обнаружили совсем другую сцену: горы образовывали вал против порчи Иакса, удерживая её от ближайших к Первой Высадке провинций. На противоположной стороне бушевал Хаос.

Холмы спускались к низинам, которые когда-то представляли собой рукотворное сочетание лесных участков и хорошо организованных ферм. Они уступали место пастбищам Гитии и большим болотам, преобладавшим в провинции.

Вопреки всякой логике и водной механике, всё это исчезло. Поток стигийских вод обрушился на сушу, заполнив низины, насколько хватало взгляда, мелкими озёрами. Не было видно ни одного живого существа, только их останки: гниющие леса, позеленевшие скелеты скота в лужах, вся растительность почернела и увяла. Точнее живые существа всё же были, но только злых сил. Тучи насекомых парили над водой, некоторые неестественно большие, и поверхность прудов рябила от скрытых движений. Там, где земля поднималась, сохранились небольшие острова, и здания выступали над промозглыми просторами. Гигантское шоссе тоже возвышалось над болотом, его насыпь теперь служила дамбой, но всё остальное по-прежнему оставалось под водой: тёмной, застоявшейся и зловонной.

Тонкий желтоватый туман стелился над озёрами, насыщенный запахами разложения и смерти, ограничивая видимость максимум на несколько миль, меньше там, где густо собирался дым.

– Дальше мы будем идти осторожно, – сказал Матьё.

Реактор поезда задрожал, как сердце испуганного зверя, когда выехал на равнину. Горы уменьшались позади них, пока не превратились в невысокую насыпь на горизонте, труп великана, который в отчаянии лёг и умер. Болота тянулись бесконечно. Облака были ужасного зелёного цвета. Вдалеке вяло потрескивала гроза, наполняя мрачное небо узорами анемичных молний. Когда на колонну падал дождь, он вонял серой и обжигал кожу. Свидетели запели громче, чтобы подавить страх, и небеса предупреждающе загрохотали в ответ.

Через некоторое время над затопленными сельскохозяйственными угодьями раздался отвратительный трубный звук, дозорный закричал и указал на юго-запад, где из тумана вышла колоссальная бледная фигура. Она превратилась в гороподобного зверя, который двигался наискосок к дороге и Свидетелям. Он скорбно взревел, и облако летающих тварей закружилось вокруг него.

Сначала появились передние части: похожая на холм голова с чертами млекопитающего, хотя и юная по форме, как будто увеличили детёныша грызуна. Из слюнявой пасти высунулся язык длиной в десятки ярдов, по всей длине которого мигали жёлтые глаза. По сравнению с ним морда зверя казалась слепой; две впадины по обеим сторонам, которые можно было принять за глазницы, были покрыты дряблой и гнойничковой кожей.  Из верхней губы торчали зубы грызуна, жёлтые и чёрные, с дырами размером с пещеры. Виднелись углубления и для нижней пары, но они кровоточили и гноились, их недоразвитость была видна из-за отвисшей губы существа. Оно завывало на ходу, крик отчаяния и боли, почти женский плач. Шум его горя наполнил равнину ощутимым страданием, подобно ядовитому газу, который, хотя и невидим, обладает достаточной плотностью, чтобы его можно было почувствовать на коже, прежде чем убьёт. Немало наблюдавших за происходящим людей в армии поддались его скорби и заплакали.

Изо рта текла слюна, её отвратительная вонь чувствовалась даже издалека. Телесные жидкости стекали по поражённым раком культям, которые он использовал, чтобы тащить себя. Редкие пряди волос трепетали на коже, которая в остальном была бледной и обнажённой, покров оказался настолько тонким, что смотревшая армия разглядела паразитов размером с человека, скрывавшихся в более глубоких дебрях.

Одрамейер ненадолго поднялся на командную кафедру и подал знак старшему связисту, шепча ей, как будто зверь мог их услышать, хотя, конечно, не мог, потому что очень громко вопил и далеко находился.

– Пусть наши бронетанковые подразделения выдвинутся вперёд. Дайте мне несколько прогнозов относительно дальности, количества выстрелов, которые мы сможем произвести, прежде чем он нападёт на нас, и сможем ли мы его убить.

– Так точно, сэр, – ответила женщина. Когда она начала выполнять, Матьё положил руку Одрамейеру на плечо. Полковник подавил лёгкую дрожь, почувствовав, как в него проникает сила Императора.

– Я бы оставил всё как есть, – сказал Матьё, не став понижать голос. – Нам ничего не угрожает.

Существо показало им свой бок. Живот покоился на земле, колыхаясь, когда волочился. Позвоночник был высоким и выгнутым, поднимая спину неровным хребтом. На телесных гранях этого пика подёргивались маленькие отверстия, сфинктеры раскручивались в жилистых спазмах и потоках жидкости. В этой падавшей слизи рождались извивавшиеся мешочки. Издалека, по сравнению с огромными размерами существа, они казались маленькими, и всё же это было не так. Они сбивали паразитов с гороподобного зверя, если задевали их. Когда они врезались в землю, они не превращались в раздавленную жижу, несмотря на большую высоту, а раскалывались в новых фонтанах мерзости, и из них выбирались оборванные чудовища, стряхивая слизь и устремляясь вслед за своим гигантским родителем. Они бежали за ним, радостно повизгивая и собираясь в большие стаи, которые становились всё больше на глазах у Одрамейера и Матьё. Полковник достал пару магнокуляров, чтобы понаблюдать за некоторыми, когда те промчались мимо разрушенного здания.

На увеличенном экране пульсировали руны дальности.

– Император жив, эти твари пятнадцать футов в длину!

Они легко продвигались по воде, а если падали в места, которые оказывались слишком глубокими для них, они гребли, как щенки, пока довольные не выплывали.

– Не бойтесь их, – сказал Матьё. – Император ограждает нас.

– Значит, вы уверены, что он нас не увидел? – спросил Одрамейер. Он не верил, что это может быть так, потому что глаза на языке смотрели во все стороны, и поезд был хорошо виден на возвышавшемся шоссе.

– Сохраняйте веру, полковник, – ответил Матьё, и его спокойный голос был бальзамом. – Увидел он нас или нет, он не выступит против нас. Он остаётся на своём пути, и ни он, ни его отпрыски не смотрят в нашу сторону.

Это было правдой, признал Одрамейер, хотя полковник по-прежнему беспокоился. Зверь приближался и скоро должен был пересечь шоссе, но он оставался верен прежнему пути и не отклонялся в их сторону. Тем не менее, Одрамейер собрал танки по обе стороны от военного поезда, четыре роты тесно стояли на дороге, но зверь был таким огромным, что они могли легко поднять пушки, стрелять друг над другом и всё равно попасть в него.

– Он следует к подножию гор, где повернёт на запад и направится к Первой Высадке. Там соберутся все вероотступники-предатели, – сказал Матьё. – Лорд Жиллиман бросил открытый вызов падшему дьяволу Мортариону. Вот где произойдёт заключительная битва.

– И решится судьба Иакса, если не всего Ультрамара.

Матьё улыбнулся:

– Вы думаете, что именно примарх спасёт это королевство? Эта роль отведена нам, брат. Битва у Первой Высадки может быть выиграна или проиграна, но именно воля Императора, действующая через нас, решит исход всей войны. Он возложил на нас великую задачу.

Зверь добрался до насыпи. Он остановился на мгновение, когда его гниющая туша столкнулась с землёй и твёрдым камнебетоном, издал унылый вой, затем поднялся по склону, вырывая глубокую борозду. Аварийные ограждения прогнулись, длинные металлические ленты смялись, словно сухая трава, они волочились под ним и вместе с ним, вырванные из креплений. Он разрушил центральную безопасную зону между двумя рядами из четырёх полос, опрокинув колоды, в которых когда-то стояли витрины с цветами и прекрасные образцы деревьев, а теперь остались только вонючие чёрные помои.

Усилия существа заставляли его плоть ещё больше колыхаться, сжимая отверстия и высвобождая из родовых каналов дождь чудовищ. Они лопались на твёрдом камнебетоне шоссе. Даже те, кого не постигла эта участь, не смогли вылупиться, потому что были недоношенными и маленькими, слабо подёргиваясь в своих слизистых оболочках.

Зверь влез на шоссе, его испачканные фекалиями задние конечности поднялись на вал, сзади брызнули потоки экскрементов, запах стал настолько отвратительным, что Свидетели затыкали рты. Его напоминавшие ласты передние конечности подняли холмы земли и камня, и с последним скорбным рёвом он соскользнул вниз по дальней насыпи. Остальная туша последовала за ним, натянутая кожа на животе разорвалась от напряжения, спуск поднял медленную волну грязи и сточной воды, прежде чем продвижение возобновилось величественно и болезненно, как раньше. Его дети копошились на шоссе, радостно скользя по грязным следам, оставленным их родителем. Они прыгали и извивались, всё время лая, как гончие. 
Сотнями они пробирались через препятствие и возвращались в новые болота.

Поток потомства замедлился, уменьшившись от стада до групп из нескольких десятков, а затем до отдельных особей. Последний перепрыгнул через насыпь и остановился на полпути. Он понюхал воздух и повернулся, чтобы посмотреть на колонну.

Одрамейер напрягся.

– Приготовьтесь открыть огонь, – произнёс он.

С приклеенной к морде идиотской ухмылкой, существо помахало раздутой влажной рукой Свидетелям, а затем помчалось за своими сородичами. Гигантский зверь двинулся дальше и повернулся спиной к шоссе. Он издал очередной скорбный вопль и исчез в тумане.

Одрамейер посмотрел на дорогу. Существо проделало борозду в твёрдом покрытии шириной около пятидесяти ярдов и глубиной не менее двадцати футов. Она была заполнена ядовитой смесью жидкостей, которая медленно стекала в болото.

– Это замедлит нас, – сказал Одрамейер.

– У вас есть мостостроительное оборудование, придаваемое бронетанковым подразделениям?

– Да, фратер, как вы и просили, я позаботился о том, чтобы достать немного.

– Император ведёт меня, – спокойно сказал Матьё, – а я веду вас. Я предлагаю вам воспользоваться оборудованием и перекрыть провал. Придёт время, и мы должны будем сойти с дороги, но оно ещё не пришло.
== Двадцать третья глава ==

'''ВРЕМЯ РАЗМЫШЛЕНИЙ'''

Феликс патрулировал восточные стены среднего яруса Первой Высадки, когда встретил Донаса Максима.

Случайная встреча не была такой уж маловероятной. В городе находились десятки орденов космических десантников. У каждого была своя роль и свои маршруты. Только Жиллиман знал все, и Феликс, который обладал властью, но не входил в организационную структуру ни одного ордена, был волен поступать по своей воле. Поэтому он ходил по стенам в одиночку.

Окутавшая Иакс дымка сгустилась до коричневого тумана. Небеса грохотали с едва сдерживаемой силой. Судя по хроноотметке время было незадолго до рассвета, но солнце перестало вставать и садиться, и всё заливал неизменный тусклый свет. Ни один корабль не мог приземлиться или улететь. Связь с флотом отсутствовала, но Феликса это не беспокоило. Он шёл своим одиноким путём, думая о будущем и о множестве задач, которые ему предстояло выполнить для безопасности своей четверти Ультрамара. Война была только частью их.

Стена среднего яруса неравномерно цеплялась за скалы, напоминая подземные слоистые отложения. Выше и ниже возвышались изящные башни города, окружённые умиравшими садами; снаружи простирались плоские сельскохозяйственные равнины, которые нелепо перемежались карстовыми башнями. Чтобы спастись от удушающих миазмов, он не снял шлем и перешёл к протоколам жёсткого вакуума. Дыхание эхом отдавалось в ушах. Маска была плотно прижата к лицу. Случайные сигналы уведомлений о поступивших данных или системных событиях перекрывали гул реактора брони и совокупный вой сотен сжимавшихся и растягивавшихся пучков волокон. Доспехи Коула были тише, чем прошлые модели. Он встречал космических десантников, чья боевая броня едва ли не рычала при каждом шаге, но он был рад, что “Гравис” не был бесшумным, потому что находил щелчки и гудение успокаивающими – похожими на утробу, как предполагал он. Сходство звука с тем, что издавали машины, державшие его в плену на борту корабля Коула, не сильно его беспокоило. Его броня была машиной, которой он управлял. Это была его защита. Его союзник. Он мог выбросить её или нет, как ему заблагорассудится. Он не был в чужой власти, чтобы дышать свободным воздухом.

Он чувствовал себя немного виноватым. Ему не следовало приходить сюда, покидая порученное его опеке царство ради этой битвы. Он удивлялся, почему он это сделал. Была ли это только потребность поговорить с генетическим отцом о пути, по которому тот шёл, или он просто хотел увидеть его и обрести уверенность в его присутствии – возможно, вдохновение или силу, чтобы выполнить непосильную задачу, которую на него возложили?

“''Всё без исключения'', – подумал он. – ''Всё без исключения''”.

Он остановился в том месте, где извилистый изгиб стены охватывал орудийную платформу. Мобильный ракетный комплекс в цветах Серебряных Храмовников поворачивал из стороны в сторону с механическим усердием, всегда с одной скоростью, всегда по одной дуге. До конца на северо-восток, где он издал щелчок и небольшой рывок, когда его сервомоторы поворачивали назад, и вот он смотрит на юго-восток, где щелчок и рывок повторялись, и он возвращался в другую сторону. Единственный округлый стеклянный глаз смотрел из центра счетверённых пусковых установок на горизонт. Рядом стояли бронированные ящики с боеприпасами, полные запасных ракет. Он увидел неуклюжие фигуры двух автономных сервиторов в защитных облачениях поверх органических компонентов. Они были совершенно неподвижны, ожидая, когда голос машины-хозяина призовёт их к действию.

Феликс подошёл к стене и выглянул наружу, бессознательно следя за движением ракетной системы.

– Бесконечная вахта, тетрарх, – произнёс знакомый Феликсу голос. Он обернулся и встретился взглядом с другим космическим десантником.

– Кодиций Донас Максим, – не скрывая радости сказал он. – Я давно с вами не встречался. Приятно увидеться с вами снова.

Они сжали предплечья в воинском рукопожатии, запястье к запястью, керамитовые наручи лязгнули.

– Я тоже рад вас видеть, тетрарх. – Максим встал рядом с Феликсом.

– Вы прошли Операцию Калгара, – заметил Феликс. – Когда?

– Две недели назад. Это казалось правильным, – ответил Максим. – Я полагал, что это поможет мне лучше служить Империуму. Я не имел права отказываться от такой возможности. Риски были соизмеримы с преимуществами.

– Мне любопытно узнать, как это влияет на перворождённого. Как вы себя чувствуете?

– Больше, – сказал Максим.

Феликс фыркнул.

– Я серьёзно. Странно внезапно вырасти. Я был в одном размере триста лет, а теперь я другой, хотя думаю, что мне больше всего нравится новое боевое снаряжение, – сказал он. Он разжал руку в перчатке и осмотрел её. – Лучше во всех отношениях. Оно должно получить более широкое распространение.

– Порой мне кажется, что Коул отказывается изготавливать оружие для перворождённых, чтобы соблазнить их перейти Рубикон, – заметил Феликс.

Теперь Максим коротко рассмеялся:

– Возможно. Уверен, что настоящая причина гораздо более практична. Перворождённые – умирающее поколение. Зачем тратить на них ресурсы? Я подозреваю, что это ближе к истине. Я, например, ценю свою новую форму и ту силу, которую она даёт. – Он замолчал. – В любом случае, это стоило того, чтобы испытать, как мои кости плавились изнутри. И мне сказали, что остаточная боль пройдёт.

– Насколько я понимаю, вы много сражались с тех пор, как я видел вас на Макрагге.

– Примарх нашёл для меня занятие, – сказал Максим. – После того, как Мортарион бросил ему вызов на Гекатоне, он вызвал меня из ордена и присоединил к Консилии Псайкана. Спустя несколько месяцев я начал подумывать о том, чтобы перейти Рубикон. То, что я видел и делал...

Максима нельзя было назвать чрезмерно бесчувственным человеком, но в его голосе послышалось лёгкое напряжение.

– Понимаю. Я был там три недели назад, помните, на допросе.

– Как я мог забыть? Такие вещи забываются тяжелее всего. В своё время я столкнулся с немалым количеством варп-опасностей, но последние годы стали беспрецедентными. Демоны повсюду и число псайкеров растёт с каждым днём. Вселенная пропитана злобой Хаоса, тетрарх. – Он остановился. – Хватит о моих бедах, как дела на востоке?

– Потихоньку, – ответил Феликс. – Часто я думаю, что поставленная передо мной задача выходит за рамки моих возможностей, но не сдаюсь.

– В этом у нас есть что-то общее, – сказал Максим. – Вот почему вы ходите по стенам без своих Избранных? Вот почему я брожу сегодня ночью.

– Так и есть, – согласился Феликс. – Это и ещё ожидание перед битвой –всегда худшее из времён. Предвкушение резни, возможность смерти. Я признаю, что мне нравится разрешать споры, для которых не требуется болт-винтовка.

– Я в этом не сомневаюсь. В то время как я жажду проблем, достаточно простых, чтобы их можно было решить с помощью оружия.

Они на некоторое время замолчали, этого хватило, чтобы ракетная система трижды переместилась. ''Щелчок, рывок, вжик''. Магические молнии проносились по небу. Планету душил варп.

– Я слышал, вы обнаружили шпиона, какого-то демона, – сказал Феликс.

– Вы больше не хранитель примарха, – заметил Максим.

– И всё же я хотел бы знать, – сказал Феликс. – Вы мне не расскажете?

– Расскажу. Я слегка позлил вас для собственного развлечения, – ответил Максим. Он глубоко вздохнул, хрипя в шлеме. – Это был какой-то чумной бесёнок, таких я никогда раньше не видел, и его способ контроля над своим “хозяином” был необычным. Не одержимость, скорее паразит. Он прикрепился к капитану Ультрамарской ауксилии. Я его изгнал.

– Ужасно, – сказал Феликс. – Я вверяю душу несчастного защите Императора.

Максим посмотрел на него.

– О, он не умер, – сказал кодиций. – Хотя на вашем месте я предположил бы то же самое. Нет, несчастный ещё жив, как мне сказали. Что с ним теперь будет неизвестно. Я прочёл его душу, и причинённая ему прикосновением этой твари порча минимальна, и хотя его тело полно раковых опухолей, они излечимы. Он стойкий человек, истинно верующий в Имперский культ. Возможно, это спасло его от большего вреда.

– Возможно. Или это была работа бесёнка. Из гниющего трупа или кричащего мутанта вряд ли получится хороший шпион.

– Согласен, – сказал Максим. – Полагаю, его относительная чистота ему не поможет. Он отправится в жёсткие руки Экклезиархии, а их милосердие ограничено. Мы не можем позволить себе доброту. Вместо этого нам следует подумать о том, для чего его использовали. Он присутствовал на первом брифинге. Я почувствовал, как от него что-то исходит, и проследил за ним. По всей вероятности, Мортарион знает о наших планах. Мне следовало действовать раньше.

– Не стоит беспокоится на этот счёт, – сказал Феликс.

– Вас это не тревожит?

– Лорд Жиллиман предвидел появление шпионов. Он рассказал собравшимся офицерам этого мира достаточно, чтобы они могли выполнять свои роли. Не весь план целиком. Он придумал какую-то схему с альдари, которая мало известна. Даже я посвящён только в половину.

– Меньшего я и не ожидал, – заметил Максим. – Тем не менее, даже знание того, что мы должны здесь делать, даёт Мортариону преимущество.

– Или заставит его попасть в ловушку, – сказал Феликс. – Постепенно примарх заманивает брата. Этот шторм препятствует нашей орбитальной поддержке, но также мешает любой помощи для него. Все силы, которые он может направить, находятся здесь, в этом мире. Он может призвать демонов, но Гвардия Смерти больше не придёт. Жиллиман будет ждать до последнего, прежде чем вызвать падшего примарха. И хотя мы можем казаться слабыми, это не так. Чтобы победить, артефакт, который поддерживает все усилия Мортариона по похищению Ультрамара, должен уцелеть, и он не уцелеет. Повелитель Смерти, должно быть, предвидел нападение на котёл и передислоцировал туда часть сил. Но сколько и сколько будет достаточно? Эти вопросы заставят его нервничать и разделят его армии. Когда придёт время, взгляд Мортариона должен быть прикован к нам.

– Значит, Жиллиману удалось обнаружить артефакт?

– Я не знаю, – ответил Феликс. – В игре есть элементы, надёжная сила, непредсказуемый фактор милитант-апостола. Натасе уверяет, что мы победим, если пойдём по правильному пути.

– Альдари, – произнёс Максим. – Меня тошнит от того, что мы должны так сильно полагаться на его прорицание.

– Что ещё может сделать лорд Жиллиман? Лорд Тигурий может сравниться с ясновидцем в пророческих способностях, но он далеко. У нас здесь нет больше никого с такой силой предвидения. Всё оружие должно быть использовано. Ловушка расставлена, брат. Мы должны держать себя в руках.

– Теперь я понимаю, почему Жиллиман выбрал вас одним из своих тетрархов, – сказал Максим. – И всё же я, например, по-прежнему испытываю опасения. Что насчёт болезни? Как он может противостоять ей?

– Как я уже сказал, я не знаю всего.

Феликс выпрямился, насторожившись.

– Что-то изменилось, – произнёс он. Он повернулся к ракетной системе. Та перестала непрерывно сканировать горизонт, её единственный глаз смотрел на равнины. Свет становился ярче, но туман гуще, и поэтому всё было пропитано болезненным сиянием.

Издалека, с равнины, донёсся печальный звон колокола, потом ещё один, и ещё. Прогремел гром. Облака засияли фиолетовым и золотым, напоминая испорченные куски мяса.

Максим протянул руку:

– Я чувствую демонов и космических десантников-предателей. Они приближаются.

Отдалённая рябь взрывов возвестила о начале бомбардировки.

– Битва начинается, – сказал Феликс. – Сражайтесь хорошо, брат Максим.

Они разошлись по своим местам.
== Двадцать четвёртая глава ==

'''СОПУТСТВУЮЩИЙ УЩЕРБ'''

Разведывательные силы Эдермо снова остановились, чтобы проверить оборудование Фе и найти путь через бессмысленный ландшафт испорченного Иакса. Они обнаружили несколько десятков акров грязной земли, возвышавшейся над затопленными равнинами, и расположились там. Засохшая оливковая роща раскинула в тумане искривлённые ветви, тщательно ухоженные дорожки между ними засыпали опавшие листья.

Юстиниан охранял Фе, пока тот возился со своей машиной. Это была странная вещь, когда её открыли: множество стеклянных трубок и медных катушек; она выглядела как перегонный куб, хотя в этой вселенной не было ничего, что убедило бы Юстиниана выпить содержимое. Он родился в менее суеверные времена, и для него технология не была производной магии, как многие считали в 41-м тысячелетии, но даже он узнал колдовскую машину, когда заглянул внутрь неё.

– Как это работает? – спросил Максентий-Дронтио.

Фе шарил внутри тонким серебряным гаечным ключом. Ему было трудно работать с ограниченным защитным костюмом обзором, и он издал небольшой раздражённый звук.

– Ваше неприятное отношение ко мне наводит на мысль, что вы только притворяетесь заинтересованным, чтобы посмеяться надо мной, – ответил Фе. – Эмоциональная деградация из-за насмешек среди Адептус Астартес представляет собой обычное явление после апофеоза и перехода от ''Homo sapiens'', чтобы создать сплочённость подразделения. Совет – если вы хотите быть в курсе хранимых другими секретов, попытайтесь быть более дружелюбными к тем, кто не является космическим десантником.

– А вы у нас разговорчивый, когда не падаете с неба, не так ли? – сказал Максентий-Дронтио. – Мой апофеоз не имеет к этому никакого отношения. Я склонен к угрюмости, вот и всё. Я один из тех людей, которые находят жизнь чрезвычайно печальной, и поэтому защищаю свою нежную душу, пренебрегая почти всем.

– Видите? – сказал Фе. – Ваши вокальные данные, хотя и предполагают правдивость, демонстрируют повышенные показатели неискренности. Вывод – я ничего не расскажу вам о своём искусстве.

– Да ладно, я серьёзно, скажите мне, как это работает? – сказал Максентий-Дронтио. – Мне интересно, и не только потому, что мне скучно.

– Хм, вычисляю потенциал для целенаправленного, индуцированного социального смущения. – Магос замер как вкопанный. Что-то щёлкнуло у него в груди. – Риски приемлемы. Подружиться со мной. Передайте мне, пожалуйста, молекулярный манипулятор девятого размера, чтобы инициировать эмоциональное сопряжение.

Максентий-Дронтио достал из ящика инструмент. Тот был очень маленьким, но он сумел его схватить:

– Вот этот?

Фе взял манипулятор.

– Спасибо за вашу заботу о возвращении моего имущества и быстроту ответа на мой запрос. – Фе произвёл регулировку и поставил кожух на место. Закрытая машина выглядела как декоративный бронзовый цилиндр. Три фута высотой, невыразительное абстрактное искусство.

– Вам известно об устройстве для поиска ведьм? – спросил Фе, его маленькое лицо было серьёзным.

– Нет. Но я верю, что смогу понять, что это такое, – ответил Максентий-Дронтио.

– Некоторые ордосы и адепты используют механические устройства обнаружения в дополнение к человеческим псайкерам. Они капризные, отсюда и двойное развёртывание наряду с органическими поисковыми механизмами. Все варп-технологии капризны. Управлять искателем ведьм в подобном окружении чрезвычайно сложно. Но привести псайкера сюда, в место, насыщенное и открытое варпу, было бы опасно для нас с потенциалом обнаружения близким к ста процентам. Это было бы равносильно объявлению о нашем присутствии по открытой вокс-связи и распеванию песенки.

– Что? – спросил Максентий-Дронтио.

Фе машинально моргнул, хотя, насколько они могли судить, его веки были полностью органическими:

– Видите ли, я тоже способен изображать юмор.

– Правильно. Полагаю, способны, – сказал Максентий-Дронтио.

– Исходя из соображений безопасности и скрытности мы вынуждены использовать только это устройство. Однако источник энергии варпа, который мы ищем, настолько силён, что его относительно легко зафиксировать, и это даст нам истинное местоположение, к которому мы можем стремиться среди всей этой неопределённости. – Он посмотрел на свою машину с нескрываемой гордостью.

– Я всё это знаю. Как оно работает?

– Я не ставлю под сомнение ваш развитый интеллект. Вы Астартес лучше приспособлены к пониманию, чем большинство терранцев, но вы не поймёте, – сказал Фе. – Я немного пойду вам навстречу и объясню столько, сколько, по моим расчётам, вы сможете воспринять. Это в основном жидкостная конструкция. Положительно поляризованные частицы чёрного камня во взвешенном состоянии, смешанные с небольшим количеством спинномозговой жидкости от собранных псайкеров. По сути, это компас. Эзотерический, но принцип тот же самый. – Он постучал по циферблату в верхней части цилиндра, единственной особенности на корпусе. Одна половина иглы была красной, другая – белой. Циферблат, расписанный вручную, делился на квадранты. – Следуйте за красным индикатором. Такова совокупность необходимых действий. – Он внезапно остановился и пошёл собирать инструменты в коробку.

– Очаровательный маленький человечек, не правда ли? Типичный магос, никогда не получишь от них прямого ответа, – сказал Максентий-Дронтио Юстиниану.

– Ты бы понял, если бы он объяснил?

– Я мог бы.

– Не в привычках людей этой эпохи сомневаться в том, как функционируют вещи, – заметил Юстиниан.

– В моей тоже этого не было, – сказал Максентий-Дронтио. – Но я всегда так делал.

– Тогда это делает тебя особенным, брат, – сказал Юстиниан.

Максентий-Дронтио издал короткий смешок:

– Я рад, что вы заметили, брат-сержант.

Они вместе пошли прочь от Фе, туда, где Эдермо и Локо стояли у припаркованных танков. Они установили оружие на “Импульсоры” и вместе с “Палачом” наблюдали за островом, в то время как сержант Василон из отделения инфильтраторов возился с орбитальными ретрансляторами трёх “Импульсоров”.

– Как дела? – спросил Юстиниан.

Василон покачал головой:

– Даже соединив их в единую сеть я не знаю, сможем ли мы связаться с флотом, и когда мы будем в бою, мы всё равно не сможем их соединить. Не по жёсткой линии. В этом мире царит неестественная тишина, которая заглушает всё. Варп-шторм. – Он указал вверх. – Думаю, что будет только хуже.

– Продолжай пытаться, – сказал Эдермо. – Вся наша цель – получить данные о местоположении для бомбардировки и потенциальной телепортационной атаки. Если мы не сможем передавать, то напрасно тратим наше время.

– Я сделаю всё, что смогу, – сказал Василон. – Я ловлю некоторые сообщения от центрального командования, но не могу оценить возможности связи, не раскрывая нашего присутствия. Это станет главной проверкой, будет ли оборудование работать или нет.

– Ну, – сказал Максентий-Дронтио. – Либо это, либо славная смерть. Я знаю, что я предпочёл бы.

– Ему не хватает серьёзности, твоему заместителю, – сказал Василон Юстиниану.

– Мои извинения, – сказал Максентий-Дронтио. – Я попытаюсь смягчить свои естественные склонности, чтобы лучше следовать примеру Гонорума.

Василон снова хмыкнул.

– Лейтенант, – сказал Фе, присоединяясь к ним. – Я перенастроил машину, чтобы обеспечить оптимальную направленность.

– У вас есть координаты? – спросил Локо.

– Я с сожалением даю отрицательный ответ на ваш запрос. Я могу предоставить неспецифические данные в той мере, насколько... – он указал в направлении, которое могло вести куда угодно, – туда.

– Очень хорошо. Разведывательная группа, по машинам. Мы отправляемся....

– Движение на гребне, – перебил Максентий-Дронтио. Он поднял болт-винтовку. Тень исчезала в тумане. – Слишком медленно. Разрешите начать преследование?

– Подожди, брат, – произнёс Василон. Он приложил палец к прикреплённому сбоку к шлему удлинённому вокс-приёмнику. – Я вижу уведомление об энергетических сигнатурах и признаках жизни на этом острове. Триангулирую с другими членами моего отделения. Минутку. – Он отдал отрывистые команды подчинённым, приказав им рассредоточиться, снова сверился с приборами, затем посмотрел дальше на холм. – Мы не одни.

– Мы должны выяснить, что это. Возможно, нас заметили, – сказал Эдермо. – Отделение “Василон”, отделение “Паррис”, со мной.

– А я думал, что сегодня будет скучно, – сказал Максентий-Дронтио.

Двое воинов из отделения Василона появились из тумана и присоединились к ним. Их броня “Фобос” была совершенно бесшумной, и первым признаком их присутствия для Юстиниана стали тонкие линии прицельных лазеров их болт-карабинов: меньшая дальность стрельбы, чем у оружия его отделения, с уменьшенным, менее проникающим болтом, но чрезвычайно точное и простое в обращении.

– Вон там, – сказал один из них. – Там здание храма. Мы с Галлио зафиксировали больше семи маломощных энергетических устройств.

Юстиниан посмотрел вниз по склону. Над призрачными очертаниями засохших оливковых деревьев он разглядел то, что могло быть очертаниями здания:

– Гражданские?

– Возможно, – ответил Василон.

– Тогда нам следует оставить их в покое, – сказал Юстиниан. – Уходим отсюда, пока они нас не заметили.

– Возможно, нас уже видели, – сказал Василон.

– Не “возможно”, – печально сказал Максентий-Дронтио. – Нас точно увидели.

На них указывала молодая женщина, махая рукой старику, который тяжело опирался на палку. Оба были грязными, плохо выглядели и исхудали от голода, но их лица светились радостью.

– Я же говорила тебе, я же говорила! – повторяла она. – Я видела ангелов, они пришли!

Глаза старика наполнились слезами:

– Хвала лорду Жиллиману. Мы спасены! – Он с трудом пробирался по грязной земле. Когда он добрался до них, он вычурно отбросил палку в сторону и бросился перед ними на землю.

– Милорды, о милорды, вы пришли за нами.

– Как давно ты здесь? – спросил Василон.

– Сто дней. Больше. Мы потеряли счёт.

– Вставай, – произнёс Василон. Он двинулся вперёд, чтобы поднять мужчину на ноги. Девушка испуганно отступила.

– Не бойся, дитя, это наши спасители! – Он снова посмотрел на них. – Вы не Ультрадесантники.

– Нет. Но мы принадлежим к роду лорда Жиллимана. Мы Новадесантники, орден второго основания, – сказал Эдермо. – Почтенные наследники.

– Я слышал о вас.

– Сколько вас? – спросил Василон.

– Шестьдесят три, – ответил мужчина. – Мы прятались в храме. Его святость сохранила нас в безопасности. Мы жили только на консервированных оливках. Ужасно, я...

Вокс-сеть космических десантников переключилась на частную частоту, отключив слова от внешних вокс-передатчиков.

– Может быть, эти двое, сохраним остальных, – сказал Эдермо.

– Я предпочёл бы этого не делать, – сказал Максентий-Дронтио.

– ...Я позову остальных посмотреть на вас, они будут так рады, – говорил мужчина.

– Не делай этого, – сказал Василон. – Вы должны пойти с нами. Ты и девушка.

– Да, милорды, но я должен сказать своим людям. Это займёт всего мгновение. – Он встал и обернулся. – Люди! – крикнул он. Его голос прозвучал громко.

– Тихо. Замолчи сейчас же! – сказал Василон. Его голос был агрессивным, командным, как и голоса всех космических десантников, качества, подчёркнутые броней, но старик был слишком растерян или напуган, чтобы обращать на это внимание, и то, что заставило бы нормального человека зарыдать, только побудило его кричать громче. – Они здесь!

– Заставь его замолчать, – произнёс Эдермо.

Василон немедленно повиновался. Приклад взметнулся вверх и сильно ударил старика под подбородок. Его голова повернулась слишком быстро, шея с хрустом сломалась.

Девушка уставилась на них в полном ужасе, закричала и побежала вниз по склону к храму, продолжая кричать.

– Трон побери, – сказал Василон. Он поднял болт-карабин и прицелился в девушку, две лазерные точки зафиксировались между её лопатками.

Максентий-Дронтио ударил его по руке, сбив прицел. Болт скользнул мимо головы девушки.

– Что ты делаешь? – прорычал Василон.

– Я пришёл сюда не для того, чтобы стрелять в маленьких девочек, – сказал Максентий-Дронтио.

– Слишком поздно для подобных сомнений, – тихо произнёс Эдермо. – Они подняли тревогу.

Девушка вошла в храм. Зазвонил колокол.

– Император, нет, – выдохнул Максентий-Дронтио.

Эдермо поднял щит из грязи и посмотрел на своих людей.

– То, что мы должны сделать сейчас, будет трудно. В этих туманах обитают демоны. Всё, что им нужно – найти этих людей здесь, и наше задание будет закончено.

– Их ещё не нашли, – заметил Юстиниан.

– Сержант, наше задание должно быть секретным. Таким оно и останется, даже если ради этого мне придется уничтожить половину планеты. Судьба всего Ультрамара зависит от наших действий здесь. Несколько гражданских – небольшая цена.

– Я не стану этого делать, – сказал Юстиниан.

– Я тоже, – сказал Максентий-Дронтио.

– Станешь и сделаешь. Я приказываю. – Эдермо шагнул к Максентию-Дронтио.

Заступник выпрямился.

Рука лейтенанта легла на рукоять меча:

– Ты сделаешь это во имя примарха и Императора.

Колокол продолжал звонить. Максентий-Дронтио и лейтенант Эдермо смотрели друг на друга. Юстиниан задумался, что делать, если ситуация дойдёт до драки. Кому он станет помогать?

В конце концов, решение было принято без Юстиниана. Максентий-Дронтио покачал головой, щёлкнул предохранителем и начал спускаться с холма.

– Ты знаешь, что я прав, – сказал Эдермо. – Они всё равно мертвы.

– Давайте просто покончим с этим, – ответил Юстиниан. Он повернулся и пошёл вниз по склону холма вслед за заместителем, опустив голову. Остальные последовали за ним.

Несколько минут спустя сквозь туман донёсся хриплый звук болтеров. Раздалось несколько криков, а затем снова воцарилась тишина.
== Двадцать пятая глава ==

'''ОСАДА ПЕРВОЙ ВЫСАДКИ'''

Снаряды безжалостно врезались в стену второго яруса. Феликс наблюдал за сражением со смотровой площадки плазменной батареи. Только половина вражеских снарядов были бронебойными или со взрывчаткой, остальные несли смертельный груз химических и биологических агентов, которые убили бы гражданское население, если бы оно осталось. Но космические десантники всё равно не были в безопасности, потому что снаряды волнами огня разбивались о скалы, обрушивая богато украшенные здания лавинами щебня и открывая пустоту внутри для опасных миазмов.

Гвардия Смерти использовала оружие настолько опасное, что они сражались только силами легиона, без орд обманутых смертных последователей. Их сопровождали одни демоны, и пока последних было немного. Феликсу стало интересно, также всё выглядело на стенах Императорского дворца, когда прилив Хаоса достиг апогея, и мечта об Империуме почти умерла.

На поле боя за осадными машинами наступали огромными прямоугольниками когорты чумных десантников. Они бросили вызов пытавшемуся убить их имперскому оружию. Болты, ракеты, пушечные снаряды и энергетические лучи врезались в них, но они продолжали наступать, защищённые как собственной удивительной стойкостью, так и гудевшими энергетическими полями мантелет, которые они толкали перед собой. Хотя армия Мортариона состояла в основном из пехоты, как он предпочитал в прошлом, её поддерживали сотни боевых машин. Стаи танков “Хищник” стреляли с максимальной дальности в тылу врага, опустив корпус и закопавшись в землю. “Лэндрейдеры” ждали вдали, пока в стене не будет проделана брешь. “Носороги” фыркали позади пехоты, готовые в любой момент подхватить отделения и передислоцировать их. Все транспортные средства были ржавыми, покрытыми грязью и гниющими фетишами, но, тем не менее, исправными. По полю битвы рыскали демонические машины необычной конструкции. Летучие раздутые дроны попытались атаковать более высокие уровни города, но были отброшены. Роты гниловозов защищали прямоугольники пехоты, окутывая их туманом. Преобладали средние самоходные артиллерийские орудия, изрыгавшие по высоким параболам снаряды, которые со стоном падали на стены.

Оказавшись в течение последних нескольких месяцев вовлечённым в более сложные битвы планетарной дипломатии, Феликс смотрел на сыновей Мортариона свежим взглядом. Их доктрина войны казалась ему безумием, смешением магического и мирского, во что по-прежнему было почти невозможно поверить. Это была бойня, хаос. Энергетические экраны гудели и лопались. Вражеская артиллерия превращала древние здания в руины. В ответ имперские пушки пробивали дыры в рядах Чумной Гвардии. Рои мух пролетали над полем битвы, густые и внезапные, словно шквалы дождя, заслоняя всё, пока не уносились дальше. Было трудно понять откуда появилась армия Мортариона. У него не было кораблей на орбите. 

“Несомненно, очередное варп-искусство”, – подумал Феликс и задался вопросом, не готовится ли новая напасть обрушиться на умиравшую землю.

Бушевал шторм. Заполнявшие небо неестественные цвета мчались и пылали. По-прежнему не удавалось связаться с флотом. Ни одно сообщение не проходило вверх, и никакая орбитальная поддержка не спускалась вниз. Это выглядело так, словно специально подготовили сцену для игры между соперничавшими божествами, где примархи-чемпионы Императора и Чумного бога встретятся, чтобы решить судьбу миров.

Это было ещё впереди. Мортариона нигде не было видно. Несмотря на всю ярость битвы, они всё же выдержали начальную фазу. Феликс возглавлял десять Избранных Веспатора и полуроту Серебряных Храмовников, удостоенных чести за их сражения на Таласе Секундус. У него был ограниченный опыт общения с этим орденом, но они были известны как несгибаемые воины, дуэлянты, и они соскучились по бою не меньше, чем он.

Внизу, у стены нижнего яруса, грохотали и сверкали выстрелы: Гвардия Смерти шла на штурм, а космические десантники защищались. С помощью ручных лебёдок лестницы на ржавых тележках прислонялись к стене, только для того, чтобы стать мишенью для мелта-оружия и рухнуть обвисшими, расплавленными обломками. Снаряд пробил один из энергетических экранов парапета, попал в зубцы и взметнул огромные камни, как будто они были сделаны из картона. По всей стене щиты искрились полосами света. Они ярко светились, невидимое становилось видимым от напряжения. Взорвался генератор, пламя с рёвом вырвалось шлейфом драконьего огня из укреплённой пласталевой башни, в которой он размещался. Часть настенного щита потемнела и сразу же стала мишенью, артиллерийский огонь врезался в незащищённую каменную кладку.

Слуховые фильтры Феликса усилили действие, заглушив вопли плазменных машин, между которыми он стоял. Вокс активировался. Перед глазами вспыхнула руна Комина.

– ''Я готов поспорить на кварту хорошего ардиумского красного, что вы так смотрите в ту сторону, потому что хотите лично оказаться там, милорд'', – передал он по воксу. Он стоял всего в пятнадцати футах, но если они разговаривали бы вслух, их никто не услышал бы.

– Нам приказано удерживать второй ярус, брат-сержант, приоритет – защита этой батареи.

– ''Вы правы, но кому из нас нравится наблюдать за битвой и не участвовать в ней?''

Триада раздутых дронов попыталась атаковать батарею. Громоздкие на вид цилиндрические гранаты отскакивали от имперских орудийных щитов. Плазменные орудия продолжили вести огонь длинными, ослепляющими потоками энергии, в то время как дронов обстреляли из стабберов “Железный град” и лазерных пушек “Икар”. Все они были сбиты за считанные секунды. Один взорвался, разбрызгав гной; второй потерял двигатель и врезался в стену; третьего отогнали и выпотрошили демонических компоненты, кровоточившая металлическая оболочка рухнула в яростный бой на нижней стене.

По равнинам разнёсся долгий, скорбный вой. Туман, дым и газ сократили обзор до нескольких тысяч ярдов, и Феликс изо всех сил пытался разобрать, что издавало звук между острыми отложениями карста.

Духи-машины орудий заметили это первыми, все четыре одновременно развернулись, наводясь на новую цель. Дел, один из технодесантников Феликса, управлял ими с платформы с контрольной панелью, привинченной сбоку к вращавшемуся лафету второго орудия. Он стрелял последовательно, их излучение снижало способность шлема Феликса защищать глаза и нагревали воздух до опасно высокой температуры.

Они выжгли пары, когда устремились к новой цели, выставив её на всеобщее обозрение.

– ''Трон Императора'', – произнёс Комин. – ''Вот такое я точно не желал увидеть''.

Гора гнили высотой в двести футов неуклюже приближалась к городу, стеная и завывая. Плазменные лучи превратили её переднюю часть в пар, и она закричала, как тысяча людей, умиравших от боли. Она продолжила тащиться вперёд, хотя одно плечо обуглилось до кости, а нижняя конечность-плавник согнулась, но чудовище двигалось с целеустремлённой решимостью, словно водный зверь, направлявшийся к месту нереста на берегу.

Когда оно приблизилось, стало видно покрывавшие тело сочившиеся жидкостью отверстия. Из них выпали коконы, соскользнули на землю и выпустили демонов, которых называли зверями Нургла. Казалось бесконечный поток этих тварей скакал вокруг горы плоти, нетерпеливый, как играющие щенки. Они проскочили сквозь ряды Гвардии Смерти, нарушив их строй и сбив некоторых из них с ног в своем энтузиазме, впрочем, чумные десантники не пострадали от ядов, которые источали звери, и поднялись, ворча, как только те ушли.

Ещё больше орудий повернулось, целясь в чудовище размером с холм, потому что, если оно доберётся до первой стены, то без сомнений проломит её. По всему второму ярусу дёрнулись от отдачи стволы макропушек. Снаряды размером с автомобиль врезались в него, вырывая в теле гигантские кратеры, которые наполнились водянистой кровью. Оно скорбно замычало и встало на дыбы, обнажив испещрённую струпьями и сыпью нижнюю сторону, и бедро мускулистой, покрытой слизью ноги моллюска. Теперь стреляли уже орудия всей крепости, разворотив его грудь и живот. Поток жидкости залил всё перед ним, и чудовище рухнуло замертво, его крошечные дети нюхали его труп и мяукали.

Со стен донеслись радостные крики, слышные даже сквозь шум битвы. Феликса на мгновение избавили от жара плазменного разряда, когда Дел выпустил охлаждающую жидкость из дорсальных щелей, обдав их всех белым паром.

Когда пар очистился, Комин заговорил снова:

– ''Небольшая победа. Враг по-прежнему наступает''.
== Двадцать шестая глава ==

'''ЧУМНАЯ МЕЛЬНИЦА'''

На седьмой день крестового похода шоссе стало непроходимым. К этому моменту дорога уже в течение некоторого времени демонстрировала признаки разрушения. Поверхность потрескалась. Насыпь покрылась языками оползней. Знаки из пластали и указатели представляли собой куски разъеденного вещества. Земля вокруг опустела. Всё живое умерло, превратилось в повсеместную чёрную слизь. Странные мутировавшие создания сменили местных существ, они были похожи на настоящих животных на расстоянии, но вблизи оказалось, что они далеки от естественных. Туча мошек выводила ужасные песни со сморщенных человеческих лиц. Стада бычьих неуклюже кричали, обременённые ветвями бесполезных конечностей. Мимо пронеслась ватага козьих, впавших в паническое бегство от щупалец, что росли из их же спин. Там, где земля не была покрыта водой, она представляла собой бесплодную и вонючую кашу. Когда туман рассеялся, стало видно неестественно далеко. Остатки маленьких городков, ферм и других сооружений стояли в запустении, голые, как кости, такие отчётливые, что к ним казалось можно было прикоснуться протянутой рукой, прежде чем туман снова поглощал их.

Крестоносцы продолжали петь. Хотя их голоса поглощались вечным мраком, гимны отчасти отогнали болезни, и меньше поддалось недугам, чем ожидали даже самые оптимистичные, и они взволнованно говорили между собой о милости Императора.
Дни стали темнее. Ночи были полны ужасных криков и зловония из скрытых преисподних. Те, кто вдыхал пары, просыпались, задыхаясь, с красными глазами, из носов текла кровь. Или они могли вообще не проснуться. Краска танков пузырилась от ржавчины, пока не отслоилась, и под ней не появились красные, оранжевые и коричневые язвы, которые распространялись едва ли не на глазах. Только военный поезд избежал подобных отметок. Оборудование выходило из строя. Блоки питания лазганов теряли заряд. Топливо в пулях разлагалось, вызывая медленные вспышки пламени, когда на них падали ударники.

А затем дорога закончилась, и всё стало ещё хуже. Шоссе внезапно распалось на ряд островков, без малейших признаков того, что они когда-то были единым целым, словно детская крепость из песка на пляже, разбитая приливом. Их разделяли совершенно плоские пространства, покрытые пузырившейся пеной, как на нересте земноводных существ. На востоке виднелась равнина из плоти, где холм в форме гигантского демонического лица жадно наблюдал за ними.

Они не стали медлить и не замерли в страхе, и под бдительным взором милитант-апостола спустились с шоссе, следуя его указаниям на северо-восток, огибая равнину плоти, где, как подсказывало сердце, находилась их цель.

Реальность теряла власть над Иаксом. Продолжительность дня и ночи изменилась. Иногда ночь длилась час или мгновение, а день наступал сразу после захода солнца. В других случаях это продолжалось часами, и крестовый поход преследовали звуки из темноты. Они не остановились. Когда небо было чистым от молний и болезненного цвета, что случалось нечасто, они смотрели на чуждые звёзды, не находя никаких признаков гигантских флотов крестового похода на орбите над планетой, или спутников Иакса. Большую часть времени по земле стелился туман, и крестоносцы шли в человеческих цепях, положив руки друг другу на плечи. И всё же некоторые исчезали, и их больше никогда не видели.

Всё больше оружия отказывало. Всё больше людей погибало. Воздух сгустился, становясь ядовитым. Снаряжение не обеспечивало никакой безопасности. Только вера, казалось, защищала их. Иакс не оставлял места для сомнений.

Они достигли очередной затопленной земли. Заросли мёртвого тростника наводили на мысль, что он всегда был в воде, но и он не избежал порчи. Среди засохших деревьев пульсировали и светились необычные грибы. Из воды пробивались зелёные побеги, но все они были гротескными карикатурами на настоящие растения.

– Чумной бог издевается над циклом жизни и смерти, – объяснил Матьё последователям. – Мы видели смерть, теперь мы видим его представление о жизни. Это более опасно для нас, но будьте тверды в вере, и мы пройдём невредимыми.
Над головой завывал и грохотал шторм, из клыкастых пастей сыпалась слюна, а из недолговечных глаз вырывались молнии. Они видели армии, сражавшиеся там, и видения прошлых и будущих времён. Иногда шторм стихал, и враждебные лица смотрели на них в полной тишине.

Паломники с трудом пробирались через болото. Когда они отдыхали, их ноги покрывали чёрные пиявки. Многие заболели. Вода стала глубже. Они укрылись в транспортах и заполнили верхние боевые палубы поезда. Тем, кому не хватило места, приходилось цепляться за борт военного поезда или ехать на танках. С каждой милей Одрамейер терял очередную машину из-за поломки. В двигателях застывало масло. Прометий денатурировал. Но поезд продолжал двигаться, всасывая воды болот, без вреда для себя приводя в движение поршни и испуская её в виде очищенных белых паров.

К тому времени, когда Матьё призвал колонну остановиться, половина его последователей погибла, и теперь значительно сократившийся крестовый поход смотрел на свою цель.

Они находились глубоко в болотах. Туман вверху немного рассеялся, и, хотя он всё равно цеплялся за поверхность воды, они могли видеть на некотором расстоянии. Впереди, на почерневших от гнили холмах, виднелись разрушенные стены большого учреждения. Вокруг него горели тысячи дымных костров, а склоны были густо усеяны демонами.

Что это был за комплекс, Матьё не мог сказать. Он был ничем не примечательным. Они встречали и другие подобные разрушенные места, многие из которых были изменёнными и дикими. Но Матьё знал, до самого железного ядра своего существа, что именно туда он должен идти. Это не было внутренним знанием, не было личным откровением, которое возникло непрошеным из его тайного “я”. Матьё настороженно относился к таким порывам. Инстинкты могут предать. Они маскировались под божественное руководство. Не было лучшего обманщика, чем ты сам, и поэтому раньше Матьё наказывал себя автобичевателем и молился, чтобы Император направил его к истине. Иногда он оказывался прав, и его инстинкты были ложными, отравленными высокомерием. В других случаях это было не так.

Сейчас всё было по-другому. Ему не нужно было спрашивать. Из центрального здания без крыши поднимался столб коричневого дыма, оплетённый молниями и кипевший кричавшими лицами. Он метался из стороны в сторону, но оставался зафиксированным внизу в развалинах и наверху, где питал шторм. Когда Матьё увидел его, то почувствовал пришедшую извне уверенность, такую же уверенность, как если бы спустившийся с небес ангел прошептал ему на ухо, что место, которое он увидел, было медицинским комплексом, что оно являлось источником всего зла на Иаксе, и что оно должно быть уничтожено. Это не было интуицией. Никаких молитв об откровении не требовалось. Это было божественное повеление.
Словно в ответ на его уверенность, огромные и толстобрюхие летучие твари поднялись из-за горизонта и, гудя, направились к ним группами по три и семь. Это были не настоящие насекомые, а кошмарная смесь личинки, мухи и толстокожего зверя, некоторые с огромными хоботами, из которых текла дымившаяся слюна, другие с игольчатыми зубами в крошечных челюстях и глазами, сиявшими влажным светом потусторонних лихорадок. На их спинах ехали демоны. Болото изрыгнуло чёрный газ. Рябь пробежала по поверхности.

– Враг приближается, – произнёс Одрамейер. Он крепко вцепился в поручень на кафедре поезда. Кожаные перчатки заскрипели. – Мы должны готовиться к битве. Где мы должны занять нашу позицию, ваше святейшество?

– Мы не стоим. Мы должны продвигаться вперёд, – ответил Матьё. Он указал на комплекс. – Курс на медицинское здание, на полной скорости, – сказал он, внезапно точно поняв, чем это было и чем стало.

– Но эти существа, ваше святейшество, возможно, нам лучше атаковать их с максимальной дальности нашего оружия.

Матьё медленно покачал головой, словно человек, потерявшийся во сне:

– Вперёд. Возьмите в руки меч праведности, полковник. Ступайте к своим людям, ведите свои танки и убейте их всех. Так повелел Император.

== Двадцать седьмая глава ==

'''ВСТУПИТЬ В БОЙ'''

Пейзаж перед гравитационными танками изменился. Мёртвые сельскохозяйственные угодья уступили место низким, унылым холмам. Космические десантники скользили вперёд, всегда бдительные и в поисках признаков врага. Когда странные звери пролетали по небу, они укрывались в чёрных рощах, выставляя пелену электромагнитных помех и очищая разум от мыслей. Эти периоды пустоты длились словно сама смерть. Когда Юстиниан очнулся от них, вернулись неприятные воспоминания, как он тысячелетиями спал, и вспомнился ожог металлического холода.

Холмы заканчивались чередой вонючих болот: чёрная жижа, поросшая полуживыми кустарниками. Насторожившись, тактическая группа остановилась на краю и через несколько секунд спустилась, держа оружие наготове, пока магос Фе настраивал устройство для поиска ведьм. Турели и шарнирное оружие на танках беспокойно осматривали ландшафт.

– Вы определили место? – спросил Эдермо магоса Фе, должно быть, в тысячный раз.

Маленький человечек указал огромными конечностями на юг:

– Следуйте по текущему вектору сближения. Пси-концентрация сохраняется в южном от нас квадранте, без существенных отклонений от текущего курса.

– Без существенных отклонений? – уточнил Эдермо.

– Две целых пять десятых градуса. Не имеет значения. Я рискну предположить, что мы уже близко.

– Я поверю в это, когда мы увидим цель, – сказал Эдермо. – Этот мир страдает от воздействия варпа.

Юстиниан согласился:

– Отсутствие движения цели наводит на мысль о ловушке.

– Или каком-нибудь другом безумии, – сказал Эдермо. – Брат-сержант Василон, у тебя есть какие-нибудь данные?

– Никаких передач ни на одном вокс-диапазоне. Электромагнитная активность выходит за рамки всех известных масштабов и неустойчива. Я не смог бы связаться с другой ротой ордена, даже если бы она находилась всего в миле от нас.

– Ты сможешь установить координаты для телепортации? – спросил Эдермо.

– Отрицательно. Помехи для ауспиков и пси-предсказаний исключительно высоки. Вероятным результатом является неточная информация о местоположении, – ответил вместо него Фе. – Установка координат для телепорта не удастся.

– Согласен, – сказал сержант инфильтраторов. – Мы не сможем вызвать подкрепление ни телепортацией, ни орбитальным десантированием. Ничто, кроме чуда, не позволит это сделать.

Василон замолчал, сверился с наручным когитатором и поднял голову, глядя сквозь слой синусов и пиков помех, спроецированных в его шлеме.

– Я рассчитываю, что мы сможем отправить достаточно данных, чтобы вызвать орбитальный удар, но нам придётся вызвать его почти прямо на себя, и им придётся очень постараться, чтобы навестись на что-нибудь.

– Итак, – сказал Эдермо. – Мы находим цель и вызываем ярость флота.

– Орбитального огня может оказаться недостаточно, – сказал Фе. – То, что мы ищем, известно, как эмпирическое проявление редкой силы. Оружия, которое функционирует в соответствии с законами материума, может быть недостаточно для его уничтожения. Как уже говорилось ранее, я рассчитываю почти на сто процентов, что для выполнения задачи нам потребуются Когти Императора.

– Тогда мы двигаемся дальше, – сказал Эдермо. Он окинул взглядом болото, где лениво лопались пузырьки, выпуская с шипением отравленный газ. – Мне не нравится, как оно выглядит. Здесь плохой воздух.

– Обход займёт слишком много времени, – заметил Юстиниан.

– Вот почему мы идём прямо, – сказал Эдермо. – Выдвигаемся. Сохраняем бдительность.

Болота расширились, как только танки начали движение, пока, казалось, им не стало конца, куда бы космические десантники не бросили взгляд, везде был только ил и туман. Судя по показаниям ауспиков грязь была неглубокой, но это ничуть не притупило внимание Новадесантников, пока они скользили по поверхности. Они не сомневались, что за ними наблюдают.

– Движение, – сообщил Ахиллей. – Квадрант четыре. Позиция один-три, шесть-два.

– Понял, – ответил Максентий-Дронтио, двигаясь к корме “Импульсора” и наводя оружие позади них. Орпино повернул стаббер “Железный град”. Космические десантники переместились, предоставляя ему более ясную линию огня над транспортной палубой. Фе метнулся к двери водителя и присел на корточки, выглядя как ребёнок среди бронированных ног Новадесантников.

Юстиниан переключил шлем на улучшенный обзор и просканировал указанный сектор. Комья дёрна перевернулись от извержения болотного газа. Экраны щёлкали и отбрасывали каждое движение, пока не остановились на скольжении в болоте, когда что-то пробило поверхность и исчезло из поля зрения. Индикатор угрозы в верхней части прицела неуверенно замерцал сквозь множество рун.

– Помечено, – произнёс Юстиниан, передавая информацию всей группе. – Лейтенант, что-то преследует нас.

– Контакт подтверждён, – сказал Эдермо.

Тяжёлая башня “Палача” повернулась назад. На других танках космические десантники приготовились. Болты с лязгом дослали в каморы для стрельбы. Братья опустились на колени, чтобы те, кто стоял сзади, могли стрелять поверх голов. Ботинки примагнитились к палубе. По команде Эдермо машины увеличили скорость. Взревели гравитационные двигатели. Веера чёрной тины забрызгали липкими комками и без того грязную броню Новадесантников.

Впереди показался край болота: склоны холмов, покрытые разлагавшейся травой, и деревья, сгнившие до мокрых опилок; лишённые укрытия скалистые хребты стояли неприкрытыми, неприятно напоминая обнажённый позвоночник на спине. Туман рассеивался, уступая место зелёному свету. Пелену мглы снесло, и Юстиниан на мгновение увидел подёргивавшийся столб наполненного молниями дыма, поднимавшийся к вихрю в облаках, который был таким же больным, как открытая рана.

Туман снова ограничил обзор, и он вернулся к сканированию задней полусферы, поэтому пропустил движение сбоку, и удар, который перевернул один из “Импульсоров.” Он слышал это вполне отчётливо, громкий хлопок, за которым последовала трель повреждённых турбин. Он обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как опрокинутая машина вспахивает глубокую мокрую траншею в болоте, и её антиграв поднимает высокую волну грязи, которая едва не затопила транспорт отделения “Василон”, заставив тот свернуть.

Это была машина отделение “Драцелл”, заступники-штурмовики. Двоих из них выбросило, и они шлёпнулись в ил. Остальные скрылись под водой, когда “Импульсор” перевернулся и затонул.

– Обнаружен враг! – взревел Максентий-Дронтио. Он открыл огонь, болты врезались в болото и взорвались без всякого видимого эффекта. Юстиниан не стал стрелять, высматривая то, что врезалось в танк.

Заступник-штурмовик вынырнул на поверхность, как выпущенная со дна пруда пробка. Под ним появилось что-то неясное, поднимавшееся словно с большой глубины, хотя скромная толщина грязи никак не могла вместить такое. Оно было размером с “Репульсор” – может быть, больше, – покрытое извивавшимися щупальцами и дыхательными трубками, которые выплёвывали грязную воду. Бешено взмахнувшие конечности схватили космического десантника и высоко подняли за ноги. Воин не мог воспользоваться цепным мечом, и поэтому ударил удерживавшие его щупальца бесшумным клинком, но его удары безрезультатно соскальзывали с чудовища.

Юстиниан открыл огонь, оставляя красные кратеры в плоти существа. Оно ужасно завизжало из нескольких ртов, которые открылись по всему шарообразному телу. Глаза были беспорядочно разбросаны между ними: красные, жёлтые и человеческие голубые и карие.

Он также различил человеческие руки и ноги, болтавшиеся по бокам, как будто внутри находились застрявшие люди, которые пытались убежать.

– Отделение “Паррис”, очистить! – приказал Эдермо. Пасак бросил “Импульсор” в крутой поворот, погрузив правую сторону в грязь, словно накренившийся от ветра парусный корабль.

Лазерный разрушитель “Палача” разрядился, послав луч света, такой яркий, что линзы космических десантников потускнели. Стена пара вырвалась из болота в том месте, куда он попал, и когда “Репульсор” отделения “Паррис” выровнялся, гул его турбин разбил остекленевшую почву на осколки.

Мутант взревел и швырнул космического десантника в “Репульсор”. Он врезался в борт. Танк снова выстрелил.

Луч попал точно в мутанта, испарив цилиндр плоти и поджарив несколько футов вокруг раны. Выплеснулся ярко-жёлтый гной, смешиваясь с грязью. Спаренные многоствольные пушки “Репульсора” изрешетила его, вызвав ещё больше брызг мерзкой жидкости. Юстиниан приказал Пасаку приблизиться. Василон был с другой стороны, оба отделения стреляли болтами в существо. Его пасти захлопнулись, и оно нырнуло под торф, оставив на поверхности пятно ихора.

Всплыли пузырьки. Грязь осела.

– Чисто! – произнёс Юстиниан. На сенсориуме не было никаких признаков зверя. Василон приблизился к повреждённому “Импульсору”. Когда инфильтраторы вытаскивали заступников-штурмовиков из болота, зверь вернулся.

Он взмыл в воздух. То, что они приняли за тело, было всего лишь кончиком длинного мускулистого щупальца, усеянного задыхавшимися человеческими лицами. Его покрывала рваная кожа, обезображенная фурункулами и раковыми опухолями. Он оставался над поверхностью достаточно долго, чтобы издать вопль, а затем рухнул обратно, унося с собой разрушенный “Импульсор”, сигнум танка показывал глубину в сотни футов, прежде чем погаснуть в месте, которое должно было находиться глубоко в коренной породе Иакса.

Они вытащили выживших. Двое погибли, их унесло вместе с транспортом. Космический десантник, которого швырнули в танк, брат Мантелло, был ранен, хотя и не сильно. Они внимательно наблюдали за небом и землёй, когда достигли края болота.

– Похоже, нас услышали, – сказал Максентий-Дронтио, но не было никаких признаков того, что это так.

Они перевалили через костистые хребты, и перед ними открылся новый пейзаж. Во все стороны миля за милей простиралась болотистая местность, полная бурно растущей растительности. Странные ветви пробивались сквозь воду и сгущались к востоку дальше вдоль холмов, где Юстиниан снова увидел дым и вихрь – и, на этот раз, разбитые дороги, что вели к развалинам какого-то комплекса.

– Больница, – произнёс он.

– Цель обнаружена, – сказал магос Фе с нескрываемым удовлетворением.

Как раз в этот момент донеслись раскаты тяжёлой канонады. Космические десантники повернули сенсории в сторону шума и увидели колонну танков, сражавшуюся с огромным количеством демонов. В центре ехал военный поезд Экклезиархии.

– Это неожиданно, – заметил Эдермо из башни “Репульсора”. – Здесь милитант-апостол.

– Это спланировал примарх? – спросил Ахиллей. – Я думал, что только мы получили такое задание.

– У проповедника есть история неповиновения. Он, вероятно, отправился в путь самостоятельно, – сказал Юстиниан. – Это его войско смеётся над нашим скрытным приближением.

– Несомненно, он назвал бы то, что мы пришли к нему, божественным провидением, – сказал Максентий-Дронтио, видя всё новых и новых демонов. – Они сражаются. Вопрос в том, чему мы приписываем эту встречу и что нам теперь делать?

Эдермо надолго задумался, и Юстиниану пришлось спросить его, какими будут приказы.

– Мы двигаемся к основной цели, – сказал Эдермо. Он достал массивный штормовой щит и обнажил меч. – Василон, передай наши координаты трибуну, если сможешь. Приготовься по команде запросить орбитальную бомбардировку. Мы уже близко.

Они повернули гравитационные танки на юг и вступили в бой.

== Двадцать восьмая глава ==

'''БИБЛИОТЕКА ОТКРЫТА'''

Фабиан очнулся от бредовых снов слабым и готовым снова потерять сознание. Он почувствовал чьё-то присутствие и, подняв голову на слабой шее, увидел стоявшую в изножье его кровати высокую фигуру в чёрном. Его зрение поплыло, и сначала он подумал, что пришла сама смерть, но потом Люцерн заговорил:

– Фабиан, мне сказали, что ты можешь проснуться сегодня. Я рад стать свидетелем этого.

– Расей. – Фабиан откинул голову на подушку, покрытую пластеком. Прикосновение к ней, скользкой и липкой одновременно, было неприятным для кожи, но шея казалась жёсткой, как натянутая тетива, и он не смог бы снова поднять голову, даже если бы захотел. В носу у него были трубки. В руке он почувствовал укол иголок.

– Всё такой же, – сказал космический десантник. Он придвинулся ближе, и его черты сфокусировались от воображаемого черепа до озабоченного лица. За исключением непокрытой головы, он был полностью облачен в доспехи, боевая броня была покрыта пылью и царапинами, шлем зажат под мышкой.

– Рад тебя видеть, – с улыбкой продолжил он. – Хотя выглядишь ты ужасно.

Фабиан застонал:

– Почему ко мне прикомандировали самого легкомысленного космического десантника во всём флоте-примус?

– Только радость в сердце от истины Императора заставляет меня приветствовать всё с улыбкой, друг мой, ибо я знаю о славе человечества. – И всё же он нахмурился. – Я беспокоился о тебе.

– Это моя вина. Не самая хорошая идея – подходить слишком близко к такому чумному существу.

– Нельзя не согласиться.

– Я был глупым.

– Я сказал бы, храбрым.

– Это не заставляет меня чувствовать себя лучше.

– Что ж, прислушайся к моей правде. Твоя храбрость снова понадобится, – сказал Люцерн. – Нас атакуют уже несколько дней. Большую часть этого времени ты был без сознания. Демоны проявляются из дождя внутри крепости. Смертные-еретики наконец-то пошли на штурм и проявили некоторое упорство. Останки Нерождённых не исчезают, когда их убивают. Лорд Тигурий говорит, что варп просачивается в реальность, и это стоило бы изучить, но реальность этого мрачна, потому что, когда демоны убиты, их болезни остаются.

– Всё настолько плохо?

Выражение лица Люцерна стало уклончивым:

– Настолько, но мы видели и худшее, ты и я, и Макрагг не в первый раз переживает вторжение. Марней Калгар – один из великих героев Империума. Мы победим. – Он переместил шлем под мышкой. – Как ты себя чувствуешь?

– Чертовски ужасно, – ответил Фабиан. Его глаза едва могли оставаться открытыми. – Отвратительно. Как будто меня раздавили и оставили сохнуть на камне, а потом забальзамировали в навозе.

– Колоритный стиль.

– Слова – моё ремесло. Я не хочу разочаровывать, – сказал Фабиан. В горле у него было сухо, словно его забили песком. – Но я жив, благодаря тебе.

– Я благодарил бы Императора, – сказал Люцерна. – Его роль была больше, чем моя.

– Ты можешь принести мне воды? – спросил Фабиан. Этот краткий обмен репликами вымотал его. Он был близок к обмороку, но испытывал такую сильную жажду, что должен был выпить, прежде чем бессознательное состояние снова овладеет им.

– Это будет для меня честью. – Люцерн пристегнул шлем к бедру, налил стакан воды из кувшина и подал его Фабиану. Когда историтор попытался и не смог взять его, сержант Люцерн очень осторожно приподнял его голову. Бронированные пальцы, которые могли раздавить череп, как яйцо, обхватили его с материнской нежностью. Другой рукой он поднёс стакан к губам Фабиана, и историтор жадно отхлебнул воды.

– Достаточно? – спросил Люцерн, когда Фабиан отвернулся.

Фабиану удалось слабо кивнуть. Люцерн опустил его голову обратно на подушку. Он потерял сознание ещё до того, как она коснулась кровати.

– Спи спокойно, друг мой. – Фабиану показалось, что он услышал, как сказал Люцерн.

Затем сны вернулись.



Фабиан снова проснулся на следующий день и почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы встать с постели и пойти на пути выздоровления. Врачи хорошо относились к нему, кормили смесями из питательных веществ и витаминов, и он сам удивился, как быстро вернулись силы. Через трое суток он был достаточно здоров, чтобы провести день без сна, через пять, чтобы ходить. К концу недели он стал помогать медицинскому персоналу с небольшими заданиями, настаивая на том, чтобы ему дали какое-нибудь полезное занятие, поскольку в учреждении было полно раненых и больных, большинство из которых являлись гражданскими, и персонал был перегружен работой. Поэтому он обнаружил, что разносит сообщения вверх и вниз по палатам. Комплекс был построен на склоне гор Геры, оседлав древнюю стену, которая когда-то разделяла монастырь ордена на две части. Из-за войны окна были закрыты ставнями, но он всё время слышал грохот орудий, раскаты отдалённых взрывов и трескучие вопли смещавшихся пустот, когда снаряды попадали в щиты крепости. То, чего он не услышал, он чувствовал, когда скала содрогалась.

Время от времени он слышал более близкие сражения, ужасный грохот болтерного оружия и нечеловеческие голоса, когда демонам удавалось снова проникнуть за психическую защиту города и проявиться внутри крепости. Он думал, что врачи могут находиться в опасности, но его заверили, что пока существам не удалось принять материальную форму внутри зданий крепости, только снаружи. Статическое ощущение тайной технологии, погребённой в горах, щекотало его дёсны, и когда это чувство усилилось, он понял, что Нерождённые приближаются. ''Не внутри'', сказал он себе, ''не внутри''.

Время от времени он оказывался у незакрытого ставнями окна или открытой бойницы, останавливался и выглядывал наружу, как когда-то давно украдкой видел Дворец на Терре. Всегда было темно. Артиллерийский огонь заставлял небо вспыхивать. Энергетическое оружие вырезало болезненные остаточные изображения на сетчатке. Магна Макрагг Цивитас горел повсюду, куда не кинь взгляд. Только крепость избежала пожаров. Увиденное беспокоило, но он предположил, что город уже сгорал раньше и восстанавливался, и поэтому восстановится снова.

Фабиан потерял мышечный тонус, поэтому проводил столько времени, сколько мог, тренируясь с оружием. Ещё через неделю он запросил бронированный герметичный костюм. Его принесли быстро, символы Логистикарума и Логос Историка Верита уже были нанесены на пластины. Он хранил его в своей комнате, распакованным и готовым. У него не было желания оказаться беспомощным, когда настанет необходимость.

Необходимость настала достаточно скоро: как и следовало ожидать, посреди ночи. Воющие сигналы тревоги разбудили весь комплекс. Комната Фабиана была освещена красными вспышками и громким грохотом врезавшихся снарядов. С потолка посыпался песок. Свет был выключен. Энергия не поступала. Ставень на окне открылся. Сводящий с ума зубной зуд защитного оборудования заполнил рот настолько основательно, словно в него набилась целая колония муравьёв, от матери выводка до самого незначительного рабочего.

Демоны приближались.

Он вскочил с кровати и уже запечатывал броню, когда солдаты Преценталианской гвардии побежали по коридору, стуча в каждую дверь.

– Приготовиться к эвакуации! – кричали они. – Приготовиться перейти в глубокие убежища!

Фабиан, чьи движения были ограничены наполовину надетым костюмом, вразвалку подошёл к двери и крикнул им вслед:

– Что происходит?

Один из мужчин обернулся. Когда человек такого положения, как Фабиан, задавал вопрос, на него отвечали.

– Штурм. Смертные предатели у внутренней стены. Демоны появляются на площадях. Тяжёлая бомбардировка разрушает щиты. На этом всё. – Он уже убегал, стуча в другие двери. – Затем они отправятся за противоорбитальными орудиями, чтобы попытаться высадиться в городе, возможно, в самой крепости Гера.

Гвардеец ушёл, крича и стуча в двери, как баловавшийся подросток в ночь Сангвиналы.

– Император, – выдохнул Фабиан. Песок попал в ботинки, но у него не было времени вытряхнуть его. Секунда испорченного воздуха могла стоить ему жизни, возможно, души, поэтому он проигнорировал неудобство и отряхнул застёжки костюма, потому что в них тоже попали осколки камнебетона, и они должны были быть чистыми, чтобы как следует застегнуться.

Сначала подкостюм, обшлаг брюк, соединённый с ботинком, гетры поверх голенища ботинка и брюк. Он застегнул молнию спереди, прижимая мягкую уплотнительную полоску и молясь, чтобы вытащил всю грязь. Он снял перчатки, пока прикреплял усиленные углеродом ламинированные пластины к магнитным креплениям на плечах, голенях и предплечьях. Затем последовали соединённые нагрудник и наспинник – он помедлил, прежде чем накинуть их через голову, сначала выбив обломки с потолка из обода шлема, затем с трудом надел их. Защита тела была неудобной и тяжёлой, и должна была сидеть ровно, чтобы правильно запечататься, иначе от неё не было бы никакой пользы. Затем рюкзак с переработчиком воздуха и воды, далее перчатки, зафиксированные поворотом запястья, и, наконец, шлем, который он слегка наклонил над головой, а затем резко повернул, ставя на место, как если бы сломал себе шею.

Он схватил оружие. Секунда ругательств, пока он поправлял ремень, подгоняя под размер костюма, затем он вышел в хаос и шум медицинского комплекса.

Люди кричали. Жители Макрагга были приучены к войне и храбрыми по характеру, но больница сотрясалась от ударов снарядов, пробивавших не справлявшиеся пустотные щиты, и этого было достаточно, чтобы напугать любого. Луч закреплённого на плече фонаря, бешено плясал вокруг, освещая лица в моменты ужаса, прорезая пыльные следы сквозь падавший мусор. Здесь находились солдаты Преценталианской гвардии и ауксилии Магна Макрагг Цивитас. Они делали всё возможное, чтобы направить пациентов и персонал по проходам в гору. Тяжёлые противовзрывные двери, до сих пор плотно закрытые, стояли открытыми. Линии тёмно-красных вспышек отмечали путь в скалу.

– Двигайтесь, двигайтесь, двигайтесь! – кричал офицер в синем, его лицо вспотело под маской шлема. Люди устремились по коридору в гору, подальше от насилия, где безмолвная каменная масса наверняка защитит их.

Фабиан оказался в толпе пациентов и был увлечён ею за собой. Он не знал, куда именно идёт, знал только, что идёт. Возможно, он хотел присоединиться к битве или найти Люцерна. Он понял, что направляется на запад и задумался, не приближается ли к библиотеке? Он мог пробиться сквозь толпу, но сдержал желание расталкивать всех и вся и начал помогать, поддерживая слабых, катя инвалидов в креслах, передавая их санитарам, которые торопили всех укрыться в убежищах.

Что-то большое ударило по внешней стороне больницы, заставив её закачаться. Толчки стихли, только для того, чтобы ещё один удар пришёлся туда, где первый потерпел неудачу, и пробил дыру. Фабиан обернулся и увидел, как рушится внешняя стена, словно катастрофа постучала по плечу, заставив его увидеть результаты своей работы. Стена перед ним рухнула, увлекая за собой пол, обломки набирали скорость, чтобы обрушить следующий пол, затем тот, что ещё ниже, каждый врезался в следующий, словно в сломанной карточной башне. Он видел всё это сквозь вихрь пыли и вспышки, пока заваливался назад. Каким-то образом он всё же удержался на ногах, когда всех вокруг повалило или убило, и когда облака пыли вырвались из пролома, путь на восток исчез.

На протяжении ста ярдов в той стороне больница была открыта до голой скалы, и внутренние помещения обнажились, словно пещерные жилища затерянного племени. С площади поднимался широкий склон щебня, усеянный белыми пятнами. Сверху они выглядели как опавшие цветы, а не как трупы больных, которыми были на самом деле.

Там, внизу, был свет. Сражение. Мелькали синие, рубиновые и оранжевые вспышки, смертоносное световое представление из болта и пули, лазерного луча и потока плазмы.

Пустотная защита вспыхнула, и он посмотрел вверх сквозь отвратительные фиолетовые узоры. Ему говорили, что во вражеской флотилии очень мало настоящих военных кораблей, и среди них всего несколько с орудиями прямого наземного нападения. Очевидно, что-то изменилось, потому что он видел, как взрывы распространились по энергетической оболочке, их ярость истекала в варп.

Люди стонали. Пыль и песок впитывались в лужи крови. Вокруг валялись руки и ноги, словно мусор. Он бросился на помощь, но обнаружил, что женщина, к которой он подошёл первой, была мертва. У него кружилась голова, он был сбит с толку – потрясён взрывом, понял он, – но события не знали жалости, и судьба ещё не покончила с ним.

– Они идут! Они идут! – С запада бежал солдат. Его преследовали выстрелы.

Фабиану вспомнились слова сержанта Хетидора, катачанского гвардейца, который обучал его.

– Есть два варианта, когда сталкиваешься с битвой, – сказал Хетидор, скорее всего, выплюнув в лицо Фабиану после того, как в сотый раз бросил его на гимнастический мат. – Ты можешь бежать или можешь сражаться. Но всегда есть только один результат. В любом случае, однажды ты умрёшь. Трусость может уберечь тебя на некоторое время, но время не пощадит, а старики плохо служат Императору в бою.

Хетидор наклонился, схватил его за руку и поднял на ноги. Ошеломлённому Фабиану показалось, что он прямо сейчас вышел из прошлого и потянул к его врагу. Он отреагировал автоматически. Пистолет в одной руке, обнажённый меч в другой, поле гудело в закопчённом воздухе. Он прошёл мимо солдата, который опустился на колено и выпускал ярко-синие лучи лазерного огня вдоль коридора. Фабиан поднял пистолет и стал ждать различимую цель.

Они вышли из дыма.

Это были люди, которые потеряли рассудок. Одетые в рваную униформу, с культовыми символами, наполовину видимыми под накопившейся грязью войны, они были одновременно дикими и жалкими, недоедавшими, больными, пародией на армию. Они безжалостно добивали раненых штыками, издавая дикие победные вопли. Фабиан прицелился в ближайшего и выстрелил. Верхние две трети головы мужчины исчезли. Лазерного разряда было недостаточно, чтобы прижечь сеть кровеносных сосудов, которые микросекунду назад питали мозг мужчины, и тот упал, жизненные жидкости фонтаном били из его шеи, словно восклицательный знак или праздничные фейерверки.

Человек, стоявший сзади, сразу же открыл огонь по Фабиану. Историтор бросился под очередь пуль стаббера, совершенно не заботясь о том, что если подкостюм пробьют, он, скорее всего, умрёт от болезни. Пули рикошетом отскакивали от бронированных пластин. Одна соскользнула, горячая и злая, с бронестекла шлема. Второй выстрел Фабиана свалил стрелка, затем он оказался среди остальных и принялся за работу силовым мечом.

Фабиан был хорошо обучен технике владения мечом, но в тесноте коридора оставалось место только для работы мясника. В такой ситуации побеждал воин с лучшим оружием, и клинок Фабиана был действительно хорош. Его силовой меч разрубал ружья пополам, пока штыки безуспешно пытались поразить его в жизненно важные органы. Следующие удары оборвали жизни их владельцев. Меч был острым, но у силового оружия именно поле наносило урон, разрывая атомы, словно застёжки одежды, и выливая мокрое содержимое тел на пол. Люди, в которых он попадал, были не рассечены, а изрублены, меч оставлял в плоти широкие борозды, а не тонкие порезы.

Более десяти лет сражений, он так и не привык к приливу адреналина. В основном страх, каждый раз поражавший его своей интенсивностью. Но было и ликование.

Прежде чем он понял, что всё закончилось, он прошёл сквозь группу, а затем погнался за последними выжившими, которые вырвались и убежали. Он с криком помчался за ними вниз по лестнице и вышел на высокую площадь самой крепости. Культисты рассеялись и были разорваны на части из стрелявшего непонятно откуда болтерного оружия.

Внезапно он оказался один в мире огня. Ему ужасно хотелось сходить по-маленькому, но неудобство ощущалось отдалённо, как будто его испытывал кто-то другой. Он стоял рядом с главными воротами библиотеки Птолемея, её увенчанная куполом громада презрительно возвышалась над насилием, словно была морально выше происходящего.

Именно тогда он заметил, что двери открыты. Точнее створки были разбиты, с петель свисали куски позолоченного дерева. По какой-то причине многочисленные защитные системы не сработали, и существо, нанёсшее ущерб, без всякого сопротивления пролезло внутрь.

Фабиан включил вокс и настроился на командные частоты ордена.

– Говорит историтор-майорис Фабиан Гелфрейн, – произнёс он. – Мне нужно немедленно поговорить со старшим библиарием Тигурием.

Фабиан предоставил коды приказов высочайшей силы, и смертный, работавший на другом конце канала, подчинился без возражений. Когда он добрался до Тигурия, библиарий был зол, и сражался. Фабиан слышал звуки выстрелов на заднем плане.

– ''Что ты делаешь на этой частоте, историтор?''

– Послушайте меня. Я не собираюсь юлить и притворяться, что не знаю, что такое демон. Вы знаете, что это такое, я знаю, что это такое. Очень большой демон только что взломал главные двери библиотеки Птолемея и направился внутрь.

– ''И что с того, они повсюду''.

– Он похож на бесёнка, который был в крепости той ночью. Вы сказали, что это меньшее проявление Гнилиуса. – Само это имя вызвало отвращение на языке. – Поверьте мне, прошлое могло быть меньшим, но это главное.

Послышалась длинная болтерная очередь. Затем Тигурий заговорил снова:

– ''Я уже иду. Не ходи за ним. Не атакуй его. Только воины библиариума могут противостоять подобной угрозе. Если сможешь, держи остальных подальше оттуда. Не входи в библиотеку!''

Но Фабиан уже двигался. В последующие годы он так и не смог решить, последовал ли он за демоном, потому что хотел его остановить. Если это было так, то он не был полностью ответственным за то, что последовало, и чувствовал себя немного менее виноватым. Но в глубине души он знал, что вошёл, потому что библиотека Птолемея была открыта. Ему слишком долго отказывали в этом; он хотел её увидеть, он хотел узнать, что внутри, и будь прокляты последствия.

Но в результате он проклял свою душу.
== Двадцать девятая глава ==

'''ИЗМЕЛЬЧИТЕЛЬ ДУШ'''

– Идёт штурм стены второго яруса, батарея Девять Тета. Приближаются демонические машины. Запрашиваю немедленное подкрепление, – Феликс отправил по воксу приказ Первой Высадке, но ответа не получил. Шторм усилился, вокс стал бесполезен, и каждая вспышка молнии в небесах угрожала раскрыть очередное, пока просто скрытое, ужасное видение.

Стена первого яруса пала, пробитая в полудюжине мест. Гвардия Смерти и их машины хлынули в город. Феликс обнаружил, что, когда фронт переместился, его позиция подверглась атаке со стороны двигавшейся в тылу артиллерии. Теперь силовые поля второго яруса выходили из строя, и снаряды падали вокруг, ослабляя стены и превращая здания в руины.

Он заметил группу демонов, которая проходила через брешь первого яруса, и предположил, что они направятся к его батарее, ещё до того, как они достигли скал и вонзили изогнутые когти в камень.

– Поднимается группа “Измельчителей душ”. Расчётный контакт – пять минут, – сообщил он.

Они были массивными существами с огромными тучными телами – казалось, что из плоти, но на самом деле состоявшими из нереальной энергии варпа – и располагались на шасси, выполненные в форме металлических пауков. Тела подрагивали от дряблости и были покрыты обычным для болезней Нургла гнойниками, но под их гниющей внешностью работали железные мускулы, быстро поднимая их по скале.

– Встаньте за парапет! – приказал он, вокс взвизгнул помехами из-за стрельбы плазменной пушки. Серебряные Храмовники и Избранные Веспатора заняли позиции, направив оружие вниз.

– Сосредоточьте огонь на лидере, – сказал он.

Болты полетели точно в чумных чудовищ. У первого была пара наполовину слившихся ухмылявшихся голов, облепленных волокнистой органической материей. У него была пара обезьяноподобных рук, обе скрюченные роговой мутацией, и он использовал их, чтобы помогать себе подняться. Закреплённое на плече оружие дёргалось на подвеске, наполовину из стали, наполовину из обнажённой кости. Из-за спины виднелась заплесневелая рукоять вложенного в ножны меча.

Следующие двое обладали собственными отличительными странностями. У одного была непропорционально большая голова с обвисшим туловищем и тремя волосатыми паучьими лапами, на всякий случай покачивавшимися в воздухе с левой стороны. Другая конечность была гигантской механической клешнёй. Третьего Феликс видел лишь мельком, потому что тот получил попадание из поворотной настенной пушки нижнего яруса, которая оторвала одну из его задних ног и сбила со скалы. В потоке масла и дымившегося ихора он упал в рукопашную схватку внизу, раздавив бойцов с обеих сторон, прежде чем восстановил равновесие и набросился на всё, что находилось в пределах досягаемости извивавшихся металлических щупалец, которые росли из его плеч, живота и рта.

Оставшиеся двое вонзили когтистые конечности в естественный камень с увеличенной поршнями силой. Достигнув места, где каменная кладка и скала сливались у основания стены, они вырывали целые блоки, торопясь добраться до вершины.
Огонь из болтеров нисколько не замедлил тварей. Передняя часть головной машины представляла собой месиво кратеров, из которых вылетала буря мух, которые до смерти бились о шлемы космических десантников, мешая им прицелиться.

– ''Ещё несколько шагов, и они будут наверху'', – передал по воксу Комин.

– Все назад, – приказал Феликс. – Серебряные Храмовники, изничтожители вперёд. Даэл, оставь орудия.

Линия космических десантников, высунувшихся из-за парапета, прекратила огонь и отступила по широкому Спиральному пути, что вёл к вершине города, заняв позицию у подножия следующего утёса, где рухнувшие здания и разрушенные полуподвалы обеспечивали достаточное укрытие.

– ''Если бы вы дали мне ещё секунду''... – сказал Даэл. Он по-прежнему склонился над своими машинами. Три из четырёх пушек продолжали работать и стреляли.

– Немедленно, Даэл, – приказал Феликс.

Первый из “Измельчителей душ” появился над парапетом, раздвоенные лица сморщились, огромные руки вырвали ряд зубцов, когда он перевалил через край. Кузнечный болтер Даэла автоматически повернулся на серво-снаряжении и изрешетил демоническую машину крупнокалиберными болтами. Она взревела и подняла плечо, защищая лица, пока ракеты взрывались вокруг, потянулась за спину и вытащила меч. Оружие было пятнадцати футов длиной, ржавое, тусклое, больше похожее на дубинку, чем на клинок.

– Изничтожители, огонь! – скомандовал Феликс.

Из-за груды битого кирпича и досок полуотделение Серебряных Храмовников запекло пыль в воздухе в стекло плазменным огнём на максимальной мощности, целясь в переднюю ногу существа. Та мгновенно превратилась из ржаво-коричневой в ослепительно белую и взорвалась дождём металлических искр.

“Измельчитель душ” взревел, пошатнулся на оставшихся трёх ногах, затем восстановил равновесие и двинулся вперёд, разбрасывая обломки. Он атаковал изничтожителей и смёл баррикаду одним ударом меча. Ядовитая жидкость брызнула из наплечного оружия, зацепив одного из Серебряных Храмовников и расплавив его заживо. Плазмаган космического десантника взорвался, когда желчь проела энергетические ячейки, милосердно убив его. Остальные были забрызганы жидкостью, но продолжали сражаться, их доспехи дымились, пока она проедала керамит. Три изничтожителя выстрелили. Четвёртый отбросил основное оружие в сторону, плазма вырвалась из пробитой защитной камеры, и вытащил пистолет.

Второй “Измельчитель душ” перелез через край, вырвав клешнями плазменную пушку из-под ног Даэла, когда тот взобрался на парапет. Даэл попытался отпрыгнуть, но потерял равновесие из-за серво-снаряжения и с громким лязгом упал на камни дороги. Ему удалось перевернуться на спину, выпустив большую часть боеприпасов, когда “Измельчитель душ” устремился к нему, оторвав паучьи ноги и заставив врага взреветь от гнева. Дополнительные конечности на снаряжении двигались с механической точностью, и прежде чем машина смогла прийти в себя, он снова оказался на ногах, сжимая в руках топор Омниссии.

– Отделения дуэлянтов Серебряных Храмовников два и четыре, помогите брату-технодесантнику Даэлу, – приказал Феликс и повернулся к другой машине.

Битва была хаотичной. Сигнумы ретранслятора отделения Избранных давали мало представления о том, где на самом деле находится его телохранители. Боевые действия представляли собой беспорядочную череду небольших рукопашных схваток и отчаянных попыток заткнуть бреши в обороне. Летающие демонические машины воспользовались атакой “Измельчителей душ”, и спикировали вниз, выплёскивая густые жидкости из орудий. Феликс зарегистрировал всё это как последовательность микроосознаний, собранных из стратегических данных за то время, которое ему потребовалось, чтобы перебежать дорогу.

Космический десантник боролся с клинком существа, пронзившим насквозь его живот, пластины брони разлетелись от удара. Он отталкивался от ржавого металла ладонями, пытаясь снять себя с оружия. Демон тыльной стороной руки отшвырнул одного из его братьев по отделению в стену, обрушив её в кучу блоков и пыли. Его чумной распылитель, казалось, наугад выпускал веера жидкости, она стекала по разрушенным зданиям, и там, где горели пожары, она шипела, словно горячий жир на воде.

Феликс бросился на него. Из вокс-передатчика шлема не раздавалось никаких военных гимнов; тяжёлая броня “Гравис” превращала щебень под ногами в пыль. Он выпустил очередь из болт-штормовой перчатки, чтобы привлечь внимание существа, целясь в пару пузырившихся на спине колб, которые питали чумной распылитель. Грязное стекло раскололось, и одна из них разбилась вдребезги. Кислотные токсины потекли по туловищу демонической машины, заставив её зарычать от боли. Феликс занёс кулак для удара, когда она начала поворачиваться. Силовой меч мало что мог сделать против бронированной платформы; он даже рисковал сломать его, поэтому оставил в ножнах. Силовой кулак болт-штормовой перчатки подходил здесь больше.

Он ударил демона по левой задней ноге, когда тот повернулся к нему лицом, вложив в удар всю инерцию и вес. Раздался взрыв, осколки пробили “Гравис” и тяжёлый сустав сломался. Нога подломилась под тяжестью демонической машины, и она встала на дыбы, пытаясь прийти в себя, кошмарный кентавр из больной плоти и металла. Теперь обе левые ноги были разрушены, и она тяжело завалилась набок, вытянув руки, чтобы удержаться. Меч, с по-прежнему насаженным на него изничтожителем, вылетел из руки.

Гигант упал, его глаза смотрели прямо в глазные линзы Феликса, но он по-прежнему не был мёртв, и когда тетрарх направил подвесной болтер перчатки на его лица, он контратаковал, заставив болты пройти мимо, и схватил космического десантника за талию. Его руки выглядели мягкими от гнили, но они были сильными и цепкими. В шлеме Феликса зазвенели предупреждения. Керамит заскрипел. Ноги прижало друг к другу, и он не мог ими пошевелить. Мигавшие красные руны предупреждали о неминуемом выходе брони из строя.

Тварь зарычала на него полной жёлтых клыков пастью. Феликс поднял перчатку и выпустил длинную очередь ей в грудь. Тварь взвизгнула и швырнула его на землю. Феликс вытащил меч, но “Измельчитель душ” закружил его по земле, как тряпку, и оружие с грохотом покатилось по камням. Демоническая машина приподнялась на сломанных ногах, направив на него наплечную пушку.

В голове Феликса звенело. Из ствола пушки капала слизь. Время словно замедлилось. Мелкие детали выскочили на первый план с ошеломляющей ясностью. Чёрные вены на сросшихся лицах существа. Маленькие струпья и пустулы, узор ржавчины на механических частях.

Затем возник огненный свет, подобный восходящему солнцу, сиявший всё ярче, пока не заполнил небеса.

Опустилась стена пламени. Демон закричал – не от гнева, а от неподдельного ужаса. Феликс упал и увидел, что рука демона была отрублена по локоть. Примарх стоял перед ним, меч Императора ревел. Жиллиман взорвал все глаза существа дланью владычества, и когда оно вслепую попыталось отползти, примарх шагнул вперёд и обезглавил его одним ударом. Капли жира загорелись от жара меча, и зверь упал, окончательно мёртвый. Ни один дух не покинул его труп, чтобы вернуться в варп. Ещё одна капля духовного яда была вычищена из реальности.

Феликсу удалось разжать мёртвые пальцы чудовища. Жиллиман протянул ему руку в перчатке, разрушающее поле погасло. Феликс сжал её своим силовым кулаком, его оружие казалось таким изящным по сравнению с оружием примарха.

– Я услышал призыв о помощи с этой позиции, – сказал Жиллиман, поднимая облачённого в броню Феликса на ноги. – И с радостью откликнулся на него.

– Спасибо, милорд. – Феликс был вынужден кричать, потому что две дюжины космических десантников всех видов окружили второй “Измельчитель душ” и методично разрывали его на куски. Даэл издал торжествующий марсианский боевой клич, увидев, как рухнуло настолько богохульное создание, и прикончил его, вонзив топор в голову.

Повсюду грохотали орудия. Звуки битвы стихли. Отчёты потрескивали в шлеме Феликса.

– А теперь, Феликс, пожалуйста, присоединяйся ко мне. – Жиллиман направился вниз по Спиральному пути. Его люди последовали за ним.

– Вы собираетесь выманить Мортариона? – Феликс последовал за ним, отправив бессловесный инфоимпульсный приказ Избранным оставаться на батарее.

Жиллиман кивнул:

– Вся его армия готова к бою. Пришло время совершить вылазку и заставить появиться лично. На этот раз он встретится со мной, потому что, по его мнению, всё идёт по его плану. Я с удовольствием удивлю его, и когда он лишится милости своего бога, я уничтожу его.

– Что, если разведывательные силы обнаружат и уничтожат? Что, если артефакт останется целым? Что тогда?

– Он будет уничтожен, потому что должен быть уничтожен, Феликс, иначе всё пропало. Верь в своих братьев. Позволь мне беспокоиться о планах Мортариона. Натасе уверяет меня, что это лучший путь к победе.

– Но какие шансы?

Жиллиман оглянулся, но не ответил на его вопрос.

– Если ты сможешь избежать смерти, я буду рад. Необходимость выбирать нового тетрарха вскоре после восстановления этой традиции заставит меня выглядеть глупо.

Он повернулся, чтобы посмотреть на равнину. Они быстро спускались по Спиральному пути. Воины собирались на позициях со всего города. В барбакане танки готовились к выступлению.

– Мы собираем наших людей, – произнёс Жиллиман. – Мы выходим. Истинное испытание находится там, а не за этими стенами. Там будут сделаны последние шаги.
== Тридцатая глава ==

'''ПОСЛЕДНЯЯ АТАКА КАДИАНСКОГО 4021-го'''

– Танки, правый эшелон, вперёд! – Полковник Одрамейер отдал приказ о последней атаке своего полка.

Впереди орды демонов выстроились в боевые порядки, больше подходившие для битвы с копьём, топором и щитом, чем для войны снарядов и лазеров, но Одрамейер уже сталкивался с демонами и знал, что любая его уверенность в технологиях неуместна. И в самом деле, когда его “Леман Русс” открыл огонь, то снаряд исчез в болоте и результатом стал только жалкий фонтан грязи. Чумоносцы почти не пострадали, их слегка толкнула поднятая взрывом волна, но никто не упал. Три тяжёлых болтера, которые танк нёс помимо основного вооружения, выпустили очередь, способную уничтожить сотню смертных, выстроившихся в такие ряды, но только пара чудовищ погибла. Остальные восприняли попадания и последующие взрывы с лёгким раздражением.

У других танков дела шли немногим лучше. В демонической армии открылось несколько брешей, но, несмотря на весь огонь и гром, Одрамейер добился лишь слабого преимущества. И всё же танки продолжали двигаться вперёд, несмотря ни на что. Теперь его единственной целью было прожить достаточно долго, чтобы не подпустить врагов к военному поезду.

Он обернулся и посмотрел сквозь запотевшие линзы. Дыхательный комплект, который он носил, стал мокрым. Уплотнитель раздражал кожу. Из-за того, что ему было трудно дышать через ведущую к фильтрующему устройству трубку, он постоянно чувствовал, что задыхается. Такую панику невозможно было полностью подавить, но он приободрился, увидев, что поезд Матьё мчится по болоту, словно корабль по мелководью. Он казался ослепительно белым на фоне поражённой порчей коричневой и ядовито-зелёной трясины. Это был остров чистоты. В его продвижении Одрамейер увидел проявление воли Императора. Ибо разве грозное оружие поезда не наносило урон демонам, в то время как его ничего не могло сделать? Разве благословенное лучевое оружие и лазерные пушки не прорезали участки чистого воздуха сквозь тучи мух, которые роились вокруг врага? Он был наполовину уверен, что видел ангелов вокруг пустотных щитов, которые держали золотые щиты, отражая магические атаки врага.

Танк подпрыгнул, и он ушиб бедро о кольцо люка. Он снова посмотрел вперёд. Военные машины пробивались через болото, валили гниющие деревья и прорывались сквозь рощи мягких, неестественных растений. Глубина воды постоянно менялась. Там, где он ехал, грязь касалась только нижней части боковой брони танка, но в сотне ярдов слева “Леман Руссы” продирались сквозь ил, который омывал наклонную броню и забивал стволы носовых орудий. Никто пока не увяз в трясине, но это было только вопросом времени.

Ландшафт ещё больше усиливал исходившую от демонического воинства опасность. Все и всё страдали от гнилостного воздействия этих существ. Корпус танка ржавел у него на глазах, а двигатель хрипел от механических болезней.

Раздался кашель и хлопок. “Химера” в задней линии, дрожа, остановилась.

Они долго не продержатся. Они должны идти вперёд и дорожить каждой секундой.

– Вперёд, братья и сестры потерянной Кадии! Настало время для мести! Настало время для искупления! Во имя Императора, вперёд. Сейчас Он наблюдает за нами. Не подведите Его!

Одрамейер верил в это так же горячо, как верил, что скоро умрёт. Он видел, как Император действовал в живом мире, побуждая Своих слуг защищать человечество. Он не боялся и испытывал священный экстаз от того, что должен был сделать. Он погибнет с радостью.

Сквозь рёв двигателей и грохот орудий он услышал печальный подсчёт, бесконечные противоречивые расчёты, выполняемые страдающими голосами. Им овладело желание прекратить их. Это был не тот шум, который такие, как он, могли заглушить навсегда, но он мог прервать его на некоторое время, и, Император, он это сделает.

Он постучал по крыше танка. Тот ускорился. Ему не нужно было отдавать никаких приказов другим машинам. Экипажи танков, казалось, интуитивно чувствовали его желания, увеличивая скорость не в ответ на его ускорение, а вместе с ним в совершенной, предопределённой Богом-Императором синхронности.

Секундой позже они врезались в ряды чумоносцев. Танк пропахал колею сквозь них, и на этот раз существа действительно упали, раздавленные гусеницами или разорванные на части. Тяжёлые болтеры стреляли с такой интенсивностью, что светились красным от жара. Демонические лица горели в их вспышках, когда они поворачивались, сметая всё в своих секторах огня. Демоны превратились в клубы гнилой материи, которые поднялись и исчезли в тумане.

Над головой разыгрался шторм, словно разгневанный имперским наступлением. От медицинского здания во все стороны полетели молнии. Прогремел гром.

Танковая атака прорвалась сквозь первые пять рядов чумоносцев. Одрамейер схватил рукоятки штурмового болтера и выпустил новые болты во врага. Ковры меньших бесят теснились у ног демонов, и они взорвались самым удовлетворительным образом. Потоки энергии прыгали между трупами Нерождённых, их души неистовствовали, сдерживаемые штормом, который их хозяин устроил на планете, не позволяя им сбежать.

Одрамейер снова и снова пел первый куплет “Cadia In Eternum”, самую зажигательную часть песни. Когда боеприпасы штурмового болтера закончились, и он потянулся за новыми барабанами с болтами, находившимися в привязанных к башне ящиках, он услышал слова, пропетые по воксу – весь полк подхватил песню. Он перезарядил и продолжил стрельбу, распевая так громко, что у него заболело горло, а глазные линзы полностью запотели. Но враги стояли так тесно, что он не мог промахнуться. Танк раскачивался из стороны в сторону, пока водитель дёргал рычаги назад и вперёд, используя гусеницы в качестве оружия и втаптывая демонов в почву. И всё же натиск замедлялся. Враги теснились вокруг, хватаясь прокажёнными руками за орудия спонсонов, чтобы замедлить продвижение. Отрубленные головы застучали по броне, лопаясь, как перезрелые фрукты, но ни одна не приблизилась к нему, и хотя рой паразитов из них превратил пласталь в пыль, он остался невредимым.

Клинки из ржавой стали, больной кости и тлетворного кристалла царапали танк, ранили и отравляли его дух, но тот был неукротим, вдохновлён волей Императора так же, как и люди его полка, и не поддавался их попыткам. Один танк проехал мимо, развернул тяжёлый болтер и очистил левую сторону “Леман Русса” Одрамейера от нападавших. На мгновение освободившись, командирская машина рванулась вперёд, сбивая врагов с ног.

Эшелон двигался дальше, прорезая демоническую орду, словно собиравший урожай комбайн. “Химеры” следовали за боевыми танками, их оружие создавало блестящие перекрёстные росчерки света по всему полю боя. Для пехоты было слишком опасно сражаться пешком, но они встали за лазганы, которые ощетинились по всем бортам боевых машин, снимая жатву.

Затем они прошли через передовые вражеские полки, в промежуток между первой и второй линиями.

Их ждало ещё больше ужасов. Ещё несколько прямоугольников гудящей пехоты. Более великие звери, более отвратительные Нерождённые. Одрамейер оставался непоколебимым. Он сталкивался со всеми ними раньше. Их можно убить.

– Вперёд! – крикнул он. – Вперёд!

Танки снова ускорились, сверкая оружием.

Стаи мух размером с лошадь пролетали над головой, взмахи их крыльев напоминали жужжащую панихиду. Справа эффектно взорвался “Леман Русс”, его башня высоко поднялась на столбе яркого пламени. Слева погиб ещё один под колющими ударами чумных клинков демонов, его броня поддалась коррозии, а двигатель полностью заржавел. Один из более крупных зверей совершил пассы в воздухе посохом, и пульсировавший туман опустился на “Химеру”, на мгновение поглотив её. Когда он поднялся, очертания транспорта смутно угадывались под толпой грибов, на самом большом из которых были изображены кричащие лица экипажа. Слабые на вид Нерождённые убивали бронетехнику тупыми лезвиями. Извергнутые личинки зарывались в пласталь, как будто это был гниющий сыр.

Атака докатилась до второй линии, но численность кадианцев быстро сокращалась, в то время как демонам, казалось, не было конца. Одрамейер оглянулся в ту сторону, откуда они пришли. Пройдённое расстояние казалось таким незначительным, потому что военный поезд по-прежнему находился поблизости, и всё же часть вражеских сил была отвлечена от Матьё. Поезд приближался к холму, и полковник утешал себя тем, что тот значительно продвинулся к комплексу. Смерть его людей, его смерть будут ненапрасными.

Теперь, в резервных прямоугольниках вражеской армии, продвижение кадианцев замедлилось. Одрамейер приказал танкам перестроиться в наконечник копья. Благодаря мощному огню они добрались до подножия холмов и выбрались из трясины. К тому времени их осталось всего дюжина, и на них нападали со всех сторон.

Что-то огромное направлялось к ним. За спиной оно держало огромный цеп, а в другой руке – крючковатый нож. Похожая на жабу голова с тремя жёлтыми глазами и единственным зеленеющим рогом сердито смотрела на него поверх дряблого подбородка. Полосы поражённой болезнью кожи свисали с плеч, словно эполеты. Оно было невероятно толстым, огромное брюхо давило его собственные войска, когда те двигались слишком медленно. Крошечная копия головы щёлкнула зубами и захихикала на конце длинного мускулистого языка, который танцевал в воздухе, как у угрожавшей змеи.

– Свалите его! – приказал Одрамейер, просто крича, не имея возможности использовать информационную сеть, надеясь, что его поймут.

Лазерная пушка попала демону в бок, и он заворчал, отвернулся и изрыгнул поток желчи в сторону нападавшего. Жидкость растворила переднюю часть танка, обрушила её и залила внутрь поток червей.

Танк остановился, превратившись в дымившиеся обломки. Гигантский демон захихикал так, что челюсти задрожали, и посмотрел на Одрамейера.

– '''''О, хо-хо! Не полковник ли это Одрамейер! Твоё имя шепчут в саду жалящие, кусающие твари. Трус каср Балина, говорят они, сбежавший из родного мира. Правосудие идёт за тобой, правосудие Торпа Раздражённой Отрыжки!''''' – Он рванулся вперёд, давя чумоносцев брюхом. Развернув цеп, он начал вращать его вокруг головы, крюки на концах цепей со стоном проносились в воздухе, набирая скорость. – '''''Предатель. Трус. Дезертир''''', – прокричал он. – '''''Узнай, кто ты есть на самом деле, прежде чем умрёшь'''''.

Танк Одрамейера был окружён толпящимися чумоносцами. Комплекс находился в пятистах ярдах. Военный поезд Матьё приближался с убийственной целеустремлённостью.

– Я не трус, – сказал Одрамейер. – Мы сражались до последнего. Мы смотрели, как умирает наш мир, и жалели, что не смогли сражаться ещё твёрже, чтобы спасти его.

Он произнёс эту фразу с тихой убеждённостью. Тем не менее демон услышал его.

– '''''Только трусы сбегают от долга'''''.

Червь сомнения извивался и шевелился в глубине сознания Одрамейера, но он подавил его. Им было приказано эвакуироваться, и хотя это была ножевая рана в его сердце, он подчинился.

– Если я трус, то Император позволит тебе сразить меня.

Зверь приближался. Его вонь каким-то образом проникла в дыхательный аппарат, заставив полковника вздрогнуть, но он раскинул руки и посмотрел на небеса.

– Император! Посмотри на меня! – крикнул он.

– '''''Ему на тебя наплевать. Наслаждайся следующим этапом великого цикла в саду'''''.

Удовлетворённо хмыкнув, демон замахнулся цепом. Крюки запели.

Одрамейер молился:

– О Император, защити меня! О Император, охрани меня!

Его молитвы были услышаны. Воздух замерцал. Завесу, казалось, отодвинули в сторону, дав ему мимолётное представление о пейзаже, одновременно великолепном и ужасном. Здесь были боги, и один из них потянулся к нему, чтобы окутать Своей защитой.

Или так казалось.

Яркая вспышка света разбила цеп на вращающиеся куски металла, ни один из которых не задел полковника. Одрамейер заморгал, восторженно бормоча благочестивые слова. Великий нечистый в недоумении уставился на расколотое оружие.

Экипаж Одрамейера быстро воспользовался неожиданным преимуществом.

Визжа ржавыми подшипниками, боевая пушка развернулась, ствол уже наводился. Она выстрелила ещё до того, как закончила движение, и снаряд вошёл в брюхо чудовища, как камень в густую грязь. Демон перевёл взгляд с цепа на рану с комичным выражением удивления на лице, затем снаряд взорвался, разорвав существо и развеяв на все четыре стороны. Широкие лоскуты гниющей шкуры шлёпнулись на танк. Гирлянды кишок зашипели на болтерах.

Одрамейер был покрыт отвратительной жидкостью. Она забила дыхательные фильтры. Чувство удушья стало невыносимым, и он сорвал маску, подставляя себя ядовитому воздуху. Боль, когда тот вгрызся в его лёгкие, пришла мгновенно. И всё же он перенёс это без страха.

Он встал высоко на внутренней ступеньке башни и вытащил силовой меч.

– Император с нами! Император с нами! – закричал он. – Слава Ему с Терры! Слава! Вперёд!

Орудия пылали, гусеницы перемалывали грязь, последние женщины и мужчины кадианского 4021-го бронетанкового полка продвигались к своей цели.



Эдермо призвал Новадесантников без колебаний вступить в бой, даже не останавливаясь, чтобы выяснить, как здесь оказался милитант-апостол.

– ''Приготовьтесь к бою'', – передал он по воксу резким голосом. – ''Василон, свяжись с флотом любыми возможными способами''.

– Кто эти люди? – спросил Юстиниана Максентий-Дронтио.

– Они союзники, брат, это всё, что нам нужно знать.

– Мне нравятся простые ответы, – одобрительно сказал Максентий-Дронтио.

– ''Разведывательный отряд Эдермо должен разделиться'', – приказал лейтенант. – ''Отделение “Паррис” вступит в бой с врагом, свяжется с милитант-апостолом и выяснит зачем он здесь. Все остальные отделения приготовьтесь атаковать комплекс''.

– Лейтенант не попросил меня подтвердить наличие артефакта, – несколько обиженно заметил Фе.

– Артефакт здесь? – спросил Максентий-Дронтио

– Разумеется!

– Тогда молчи, техножрец, и молись своему богу машине, чтобы ты пережил этот день.

Гравитационные танки устремились вниз по склонам к медицинскому комплексу с севера. Этот путь вёл их под углом через задние ряды чумной орды, и, проезжая мимо, они заметили танки Астра Милитарум, увязшие в огромных толпах демонов.

– ''Немного помогите им'', – скомандовал Эдермо. – ''Цели на усмотрение''.

Без промедления башня “Репульсора” повернулась, новейшие духи машины удержали ствол на одном уровне и зафиксировались. Копье яркого света пронеслось над испорченной землёй, соединившись с оружием могущественного демона и разорвав его на куски. Затем “Репульсор” эффектно повернулся на несколько градусов, выстрелив в череп зверя, покрытого спутанным мехом и ветками. Многоствольная пушка взвыла, раскрутившись до скорости стрельбы, и выкосила десятки меньших демонов. Твари вскоре оказались в пределах досягаемости болт-оружия и пушек “Импульсоров”. Все танки продолжали стрелять, пока проносились мимо, разрезая орду с тыла. Угроза для кадианцев уменьшалась по мере того, как давление задних рядов демонов сокращалось, и танки Астра Милитарум продолжили движение. Эдермо передал им по воксу несколько приказов, приказав соединиться с космическими десантниками в комплексе.

– ''С таким оружием, как это, человечество будет вечно править галактикой'', – сказал Пасак.

Юстиниан посмотрел на Максентия-Дронтио. Заместитель пожал плечами и перезарядил болт-винтовку.

– Возрождённые немного горячатся из-за всех этих новых пушек, – сказал Максентий-Дронтио.

Когда они приблизились к разрушенному комплексу, “Палач” свернул в сторону, извергнув отделение ликвидаторов рядом с разрушенным медицинским зданием. Отделение Василона спрыгнуло. Юстиниан заставил “Импульсор” достаточно замедлиться, чтобы высадить оставшихся заступников-штурмовиков, прежде чем умчаться к военному поезду, в то время как два других танка возобновили огонь по орде.

– Подключи меня к орбитальному ретранслятору. Давай посмотрим, сможет ли он усилить наш вокс достаточно, чтобы установить связь с военным поездом, – приказал Юстиниан.

– ''Как прикажете, брат-сержант'', – отозвался Пасак из водительского отсека.

Болезненный визг перегруженной электроники ворвался в уши Юстиниана, затем выровнялся до непрерывного хрипа.

– Военный поезд Адептус Министорум, ответьте.

Теперь они двигались на максимальной скорости. Мухи превратились в размазанные пятна на корпусе. Поезд быстро увеличивался. Огромная толпа демонов всех размеров и видов окружала его, пытаясь помешать продвижению дальше вверх по холму, но стойки с оружием сжигали их дотла, и огромная масса не останавливалась. Столь же медленный и неизбежный, как имперское возмездие, он приближался к испорченному комплексу. Боевые палубы были забиты людьми, большинство из которых были вооружены простым оружием, и почти никто не носил никакого защитного снаряжения. И всё же они дышали ядовитым воздухом и отбивались от роёв мух и воздушных демонов, атаковавших сквозь пустотные щиты. Мужчины и женщины пешком продвигались вдоль него, хотя и быстро гибли.

Ахиллей тоже это увидел. От изумления он на мгновение перестал стрелять.

– Все они должны быть мертвы, – произнёс он.

– Скоро будут, – сказал Максентий-Дронтио. – Смотрите, щиты военного поезда отказывают. Он не выдержит долго.

Прямо у них на глазах рухнул последний щит. Воздушные демоны обрушились на защитников, пожиная ужасный урожай. Поезд двигался медленно, и пешие чумоносцы начали наседать на него и карабкаться на борт.

Орпино трясло от отдачи “Железного града”, когда он обстреливал демонов. Танк подпрыгнул на гравитационной подушке, необычно плавное ощущение, наехав на врага. Ахиллей и Максентий-Дронтио стояли на коленях на скамейках в транзитном отсеке, положив оружие на приподнятые борта. Пасак вёл огонь из установленных в передних спонсонах штормовых болтеров. Для такого маленького транспортного средства “Импульсор” с полным экипажем выдавал колоссальное количество огня, и они довольно легко пробили коридор, потому что, хотя противостоявшие им демоны обычно были устойчивыми, некоторые качества поезда сделали их слабее, чем ожидалось, и Максентий-Дронтио особенно довольно хмыкал при каждом падении демона.

– Военный поезд Адептус Министорум, говорит брат-сержант Юстиниан из Новадесантников. Сообщите свой статус и тактические цели.

Раздалась прерывистая последовательность звуков, затем ясные, спокойные слова.

– ''Рад встрече, во имя света Императора, брат'', – ответил фратер Матьё. – ''Если вы хоть немного цените человечество, вы поможете мне попасть в медицинское здание''.

– Имейте в виду, орбитальная бомбардировка неизбежна, – сказал Юстиниан. – Я предлагаю вам оставаться на месте.

– ''Даже если бы огонь Самого Императора очистил это место до мёртвой скалы, я всё равно пошёл бы туда'', – ответил Матьё. – ''Император зовёт меня. Вы – Его ангелы, пришедшие вести меня. Отведите меня к моей судьбе''.

Максентий-Дронтио посмотрел на Юстиниана. Сержант кивнул:

– Делай, как он говорит. Присоединяемся к поезду и сопровождаем их вверх по склону.



Ку’Гат посмотрел на надоедливых смертных, пробивавшихся на мельницу. Они значительно углубились в ряды его последователей, и он на мгновение заколебался. Может ли он оставить котёл?

– '''''Он может перекипеть''''', – пробормотал он. – '''''Что тогда будет со штормом?'''''

Котёл бурлил со злобным энтузиазмом, поражая душу негативной энергией, которую изливал в атмосферу. Ку’Гат гордился своими алхимическими способностями.

– '''''То, что я здесь сделал, нелегко''''', – проворчал он. – '''''Свари мне шторм! В его устах это звучит так просто, но собрать весь этот потенциал и насилие, чтобы превратить распад в энергию? Не. Просто''''', – сказал он. Он устало покачал огромной головой. – '''''Не подпускайте их, моя Чумная Гвардия!''''' – крикнул он, но ему не хватало убеждённости. Поблизости не было никого из его былых заместителей. Великие нечистые, которых он вызвал из сада, чтобы заменить старых генералов, были им нечета, и у него их было совсем немного, один из которых, как он мрачно заметил, только что сумел сделать так, чтобы его изгнали. – '''''Никаких смертных. Никаких чумных десантников. Никакой гибкости. Только демоны'''''.

“''Хватит ли этого? Должно хватить''”, – сказал он себе. Он вздохнул.

– '''''Но этого не хватит, не так ли?'''''

Всё это было так утомительно предсказуемо.

Он почувствовал орбитальную атаку ещё до того, как она обрушилась, потому что был тесно связан с котлом. Котёл вызвал шторм, и бомбардировка прошла сквозь него. Частички его души разлетелись по атмосфере. Приближавшийся огонь лансов защекотал его внутренности неприятной судорогой. Он рыгнул, затем поднял голову.

– '''''Неужели''''', – произнёс он.

Дождь лазерного огня пролился с небес. Многие из лучей выдохлись, упорядоченный перенос энергий был нарушен магией Ку’Гата, и это сделало его счастливым. Корабли Бога-Трупа бросали энергию звёзд в котёл, но тот было не так легко уничтожить. Что делало его менее счастливым, так это то, что, минуя щит над котлом, проходило изрядное количество огня, испепеляя Чумную Гвардию десятками.

– '''''Они, конечно, ведут себя безрассудно''''', – сказал Ку’Гат, когда ланс попал в землю рядом с военным поездом, подняв в небо облако пара. Огонь из болтеров и рёв цепных мечей приближались. Он снова заглянул в котёл. Обычно, ему не нравилось сражаться.

– '''''Но иногда у нас нет выбора''''', – проворчал он. – '''''Ты, ты и ты – поднимайтесь сюда и размешивайте'''''.

Указанные чумоносцы поднялись по скользким деревянным лесам вокруг котла. Ку’Гат передал им свой черпак для помешивания. Тот был вдвое больше любого из них. Только с помощью сложной системы ремней и верёвок они могли протащить его по смеси, и они грустно спорили о том, кто должен их носить.

– '''''О, хватит уже''''', – рявкнул Ку’Гат. Он вразвалку подошёл к своему огромному мечу, прислонённому к стене, и поднял его. К тому времени чумоносцы уже тащили черпак по кругу.

– '''''Медленнее!''''' – прорычал он. – '''''Медленнее! Это шторм, а не торнадо.

Покачав головой, он побрёл в направлении стрельбы.

Он неторопливо шёл по длинному коридору, рога соскребали остатки промокшей штукатурки с высокого потолка, меч волочился за ним, разрывая пластековую плитку пола. Он вышел в один из парадных вестибюлей больницы. Ку’Гат редко пользовался этим помещением и не занимался его активной реконструкцией, но одно его присутствие гарантировало, что оно было сырым, с чёрными полосами плесени, а пол покрыт опухолевой плотью и зарослями увядших сорняков. Половина крыши обвалилась, показывая тошнотворно бурлившее небо.

– '''''Приииивееет?''''' – позвал он, прижимая руку ко рту. – '''''Я слышу вас здесь, внизу, маленькие человечки. Выходите! Выходите сейчас же!'''''

Вместо ответа из боковой арки вырвался термоядерный луч и ударил его прямо в живот. Ку’Гат хмуро посмотрел на рану. Нападавший укрылся за колонной из тусклого мрамора и носил что-то громоздкое.

– '''''Это мой дом, и ты обращаешься со мной с таким неуважением?''''' – пробубнил он. – '''''Как невежливо!'''''

Ещё один термоядерный луч вырвал кусок его кишок. Второй и третий воины приближались с другой стороны зала, вооружённые таким же оружием.

– '''''Ой''''', – сказал он и взмахнул мечом. – '''''Небольшая засада, а? Недостаточно хороша. Ты знаешь, кто я такой?'''''

Он шагнул вперёд и обрушил чумной меч на первого космического десантника. Сине-костяные доспехи почернели. Они раскололись на тысячу осколков, и человек внутри превратился в вонючее масло, чёрное, как полночь.

– '''''Я – Ку’Гат, Чумной Отец, первый в милости Нургла''''', – сказал он. Другие ликвидаторы снова выстрелили ему в спину, поэтому Ку’Гат высунул длинный, похожий на лягушачий язык и оторвал одного от земли, подбросив в воздух. Во время полёта воин подвергся процессу быстрой мутации. К тому времени, когда его обнажённое тело расплющилось о стену, оно представляло собой мешанину разномастных конечностей с вывернутыми наружу внутренностями. – '''''Я не безвольный распространитель оспы, а мастер болезней!''''' – проворчал Ку’Гат. – '''''В этой вселенной мало что способно победить меня'''''.

Со всех сторон в него ударили болты. Другие космические десантники приближались, целясь из короткоствольных карабинов.

– '''''О, вас тут много, не так ли? Прекратите это''''', – сказал он. – '''''Я боюсь щекотки и склонен, когда меня провоцируют, щекотать в ответ'''''.

Космические десантники продолжали стрелять. Ку’Гат обернулся. Они окружили его.

– '''''Это нечестно, так много против одного. Я уравняю шансы'''''.

Там, где стены были покрыты восхитительной растительностью, они зарябили и запузырились.

Ку’Гат усмехнулся. Чумоносцы появились из тени позади космических десантников. Болтерный огонь утих.

– '''''Теперь''''', – произнёс Ку’Гат, неохотно признавшись себе, что это было довольно весело. – '''''Кто сразится со мной?'''''

– Я.

Один из игрушечных внуков Анафемы вышел из темноты, напыщенный, как нурглинг на навозной куче. Он поднял щит, который украшал связанный скелет, и нёс внушительный светившийся меч, впрочем, тот всё равно был намного меньше, чем у Ку’Гата. Он выглядел отвратительно чистым и здоровым. Будет приятно сбить с него спесь.

– '''''О, ты подойдёшь''''', – с удовольствием сказал Ку’Гат. – '''''Ты и в самом деле очень подойдёшь'''''.
== Тридцать первая глава ==

'''ДОЛГ БИБЛИАРИЯ'''

Фабиан шёл в одиночестве в темноту. Главные двери выходили прямо на длинный лестничный пролёт, ведущий вниз, под площади крепости. Внешнее здание библиотеки Птолемея было огромным, но она существовала тысячи лет, и хранимая коллекция давно переросла первоначальные размеры. Последующее погружение в скальную породу гор десятикратно расширило библиотеку, поэтому её стеллажи простирались так далеко под землёй, что Фабиан мог представить, что они будут тянуться вечно. Даже стены прихожей были заставлены книгами. Пять этажей латунных балконов, обслуживаемых сотнями лестниц на колёсах, брошенные там, где их оставили последние пользователи, прежде чем Жиллиман закрыл это место.
Все люмены были выключены. На боковых столиках по-прежнему лежали груды накопителей данных и несколько личных вещей, покрытых многолетней пылью. У Фабиана сложилось впечатление, что Жиллиман выгнал схоластов без предупреждения.

Было тихо и прохладно, даже в его бронированном костюме. Шум штурма был приглушен не только толстыми стенами библиотеки; сама тяжесть знания, казалось, подавляла звук. В этом месте хранилась тысячелетняя история. Жестокость момента не шла ни в какое сравнение с этим, и библиотека отнеслась к нему с тем презрением, которого она заслуживала.

Фабиан крался по тихим коридорам, его дыхание эхом отдавалось в тесном шлеме.

– Что, во имя Трона, я делаю? – пробормотал он себе под нос. Чудовище, которое он выслеживал, и близко не было ему по силам. Он не должен находиться здесь по целому ряду причин. Запрет Жиллимана был лишь одной из них. Пистолет, который он так умело держал, вероятно, вызовет не больше, чем хихиканье, если он выстрелит в это существо. Один только взгляд на столь могущественного демона, вероятно, убьёт его, и всё же он не останавливался. Правда заключалась в том, что искушение ступить в эти запретные залы было сильнее страха.

Выслеживать демона было легко. Там, где он прошёл, пол покрывала кишащая паразитами слизь, полоски крови и гноя добавляли цветные штрихи. Следы были отмечены растворявшимся камнем. Бронзовая фурнитура потускнела, сталь и железо заржавели. На полках над головой Фабиана некоторые ряды книг были заляпаны разноцветной плесенью, как будто демон небрежно провёл по ним пальцами, они разлагались от прикосновения. Занавески висели потрёпанные и дырявые. Из превратившихся в мульчу томов росли пучки странных растений, а пастообразные цветы выделяли споры, которые мерцали в ярком свете фонаря Фабиана.

Тварь опередила его гораздо больше, чем ожидал Фабиан, и её нигде не было видно, хотя она казалась такой огромной и такой медленной, когда протискивалась в двери, что Фабиан ожидал найти её в паре ярдов впереди, тяжело дышащую и дрожащую. Ему пришлось напомнить себе, что он следовал не за смертным существом.

Он активировал вокс и не получил ничего, кроме настороженной тишины, как если бы книги ждали, что будет дальше. Не было слышно даже шипения открытого соединения. Его миром стало мягкое свечение приборов шлема, длинный конус фонаря. Он полагал, что должен испугаться, однако этого не произошло.

Слизистый след вёл вглубь библиотеки, проходя под циклопическими арками тех времён, когда она была впервые расширена. Шкафы вздымались всё выше, превращаясь в многоэтажные здания. Там хранились всевозможные накопители данных, не только книги, но и свитки, кристаллы, пикты, картины, голодиски и магнитные ленты. Демон направился через большой зал прямо в гору. Фабиан пошёл за ним, обнаружив, что след ведёт влево в узкий боковой проход. Полки с книгами теснились с обеих сторон, так что он оказался в узком ущелье знаний, хотя всё, к чему приближался демон, сгнило до нечитаемого мусора, как будто пространство использовалось как свалка отброшенных идей, которые больше никому не были нужны.

Больше перекрёстков, больше поворотов. Он обнаружил, что идёт от больших аркад к более низким путям, где книги, заключённые в сетчатые клетки, печально смотрели на свободу. Потолок стал значительно ниже. Лоскуты кожи свисали с него там, где преследуемый соскрёб штукатурку. Там, где зверь задевал книжные клетки, они прогнулись, и их влажное содержимое покрылось грибами.

Вскоре после этого признаки разрушения и разложения уменьшились. Слизь почти сошла на нет. Паразиты превратились в мёртвые коричневые линии в подсыхавших лужицах. Фабиану пришлось наклониться, чтобы идти по следу, пока он не уставился в пол.

Маленькая толстая фигурка ждала его посреди коридора. Бесёнок, которого он видел во время дождя.

Он стоял, расставив ноги, уперев кулаки в бёдра, подняв многочисленные подбородки и приняв героическую позу, словно актёр на сцене. Он занял это положение, когда на него упал свет Фабиана, просто чтобы тот увидел его, затем высунул покрытый волдырями язык, хрипло выдохнул и, хихикая, смылся. Фабиан прицелился, передумал и побежал следом.

В ту ночь бесёнок хотел ему что-то показать. Он хотел знать, что именно.

Он завернул за угол и оказался в низком шестиугольном зале, увенчанном куполом из каменных блоков. Его огромная бронированная дверь была широко открыта. Вдоль стен стояли шесть стеллажей. В пяти из них были книги, в последнем – смесь того, что казалось непонятным барахлом и листами тонкой бронзы. Все они удерживались на месте, за резными серебряными ширмами.

Маленький бесёнок взбирался на один из них в нарочитой пародии на альпиниста, устроив целое пыхтящее и сопящее представление. Серебро почернело, где он касался его, расползались длинные тусклые полосы. Пласталь покрылась налётом. Книги рассыпались.

Нурглинг добрался куда хотел, наклонился на одной руке и указал другой на ничем непримечательный, уютно устроившийся среди остальных том. Он выглядел не менее заурядно, чем его соседи и был высотой в две ладони и толщиной в несколько дюймов. Кожаный переплёт выглядел сухим, его возраст трудно было определить. В нём могли содержаться подробности чего угодно.

Нурглинг издал радостную трель и плюхнулся на пол, а затем побежал через зал в пятно тени.

В помещении не было ничего, кроме Фабиана, книг и бесёнка. Теперь же там, несомненно, появилось что-то ещё, огромное и гниющее. Волна зловония ударила в него. Великий нечистый, которого он видел входившим в библиотеку, существо, за которым он гнался всю дорогу сюда, шагнул вперёд. Воздух вокруг него мерцал, как и стены. Хотя здесь было недостаточно места, чтобы вместить его, каким-то образом он поместился. Бесёнок карабкался по складкам плоти, используя свободные мышечные волокна, как верёвки, пока не добрался до огромной руки чудовища. Он завертелся внутри ладони, и великий демон начал его гладить.

Зверь смотрел на Фабиана сверху вниз с лицом из ночного кошмара, но при этом казался странно добродушным, почти доброжелательным. Как и у бесёнка, у него было ещё два рта, один в животе, другой в левой руке. Все три улыбнулись.

– '''''Привет, историтор''''', – произнёс он голосом, похожим на шипение клубка змей. Его рот был полон копошащихся личинок, и когда он говорил, они вывалились по двое и по трое. – '''''Я – Гнилиус Дождевой Отец, второй в милости Нургла. Мне очень приятно познакомиться с тобой'''''.

Фабиан поднял пистолет и выстрелил. Лазерный луч попал прямо между глаз. Демон уставился на дымящуюся отметину, зрачки пересеклись.

– '''''Это было немного грубо''''', – сказал он и снова перевёл взгляд на Фабиана. Он ухмыльнулся, и ещё больше личинок посыпалось на пол. – '''''Я не обижаюсь. Ты ничего не знаешь обо мне, кроме лжи, которую рассказывают тебе подобные. Я только прошу тебя выслушать меня'''''. – Он убрал правую руку от головы бесёнка и помахал ею над головой, словно указывая на присутствие кого-то ещё. – '''''Я не причиню тебе вреда'''''.

Фабиана поглотил ужас. Он искал какой-нибудь героический ответ, что-то вроде декламации, которую мог бы произнести магистр ордена, прежде чем нанести удар силовым кулаком, но ничего не смог придумать. Он находился в полуобморочном состоянии, почти теряя сознание.

– Чего ты от меня хочешь? – прохрипел он.

– '''''Я хочу тебе кое-что дать''''', – сказало существо. – '''''Мой бог – щедрый бог. Он приносит дары, дары жизни и дары смерти. Он – владыка возрождения и конца страданий. То, что у меня есть, не настолько впечатляющее, но тебе всё равно понравится'''''.

Пока зверь говорил, Фабиан чувствовал, как погибает его костюм. Прорезиненная ткань натянулась, угрожая треснуть. Отслоившийся углеродный сплав слетал хлопьями от броневых пластин. Индикаторы мощности на лазерном пистолете тускнели один за другим. Ему следовало бежать, но он не мог.

– '''''На твоём месте, смертный''''', – продолжал Гнилиус, – '''''я бы прочитал вон ту книгу'''''. – Он вытянул длинный чёрный ноготь в сторону тома, на который указывал его приспешник. – '''''Я бы лично передал её тебе, но, знаешь, если бы я так сделал, ты бы не смог её прочитать'''''. – Он захихикал, и при каждом вздымании его груди изо рта вываливались личинки, словно падавшее в амбар зерно.

– С чего бы мне делать то, что ты предлагаешь? – спросил Фабиан. – Я читал о таких, как ты. Ты искушаешь и развращаешь. Это всё, что ты делаешь.

– '''''Неужели?'''''

– Все ваши боги – зло.

– '''''Все боги – это боги. Они ни хорошие, ни плохие'''''. – Рот в животе Гнилиуса облизал потрескавшиеся губы. – '''''Девять ваших примархов отвернулись от вашего бога к Великой Четвёрке. Они были людьми намного выше тебя. Если они поступили так в своей мудрости, не думаешь ли ты, что предложения Хаоса заслуживают рассмотрения?'''''

– Нет, – ответил Фабиан. Он попятился. Воздух закружился, и внезапно Гнилиус оказался позади него, блокируя дверь и перекрывая выход.

– '''''Я ещё не закончил с тобой''''', – сказал он. – '''''Ты стремишься к знаниям, не так ли? Это и есть твоя цель. Это ведёт тебя. Я вижу твои мысли, смертный. Я знаю, что, как бы ты ни поносил меня, тебе любопытно то, что я говорю, настолько ты жаждешь знаний. Ты думаешь, почему именно эта книга, почему это чудовище показывает её мне, искушает меня, какие знания там содержатся?''''' – Гнилиус пожал плечом. – '''''Ты оправдываешься перед самим собой. Тебе интересно, что я могу предложить. Какую силу это знание может дать тебе против моего вида, и стоит ли ради этого пожертвовать своей душой. “Фабиан-герой”, – думает часть тебя, и это соблазняет. Другая часть тебя устала от войны и впадает в отчаяние. “Это выход”, – думаешь ты. Но мы оба знаем, что эти мысли верны лишь наполовину. Настоящая причина, по которой ты хочешь заглянуть в эту книгу, заключается в том, что ты просто хочешь знать. Ты всегда просто хочешь знать. Вот почему сын Анафемы возвысил тебя, и вот почему ты станешь его погибелью'''''.

– Я не предам лорда Жиллимана! – воскликнул Фабиан, задыхаясь от страха. Он беспомощно взмахнул оружием.

Гнилиус рассмеялся: – '''''Как восхитительно. Что ж, тогда спроси себя вот о чём, если он слишком чист, чтобы предать…''''' – Он облизнул губы и бросил понимающий взгляд. – '''''Зачем твоему лорду запирать эту книгу? Почему он закрыл всю библиотеку от тебя и всех других учёных, когда он выбрал тебя специально, чтобы раскрывать знания и обнажать правду? Только ради одной книги. Эта книга вон там'''''.

– Это чисто символически.

– '''''Гниль, и ты это знаешь'''''. – Гнилиус поднял палец. – '''''Я собираюсь сказать тебе, почему. В этой книге есть правда, которую примарх не хочет раскрывать'''''. – Гнилиус наклонился вперёд. Газ вырывался из дыр в его кишках. Его лицо было в нескольких дюймах от лица Фабиана. – '''''Лицемер''''', – прошептал он. – '''''Так возьми её и узнай, что за создание ведёт твою расу к вымиранию, а эту реальность к распаду. Давай'''''.

Фабиан колебался. Он уставился в глаза демона, зная, что никогда в жизни не сможет выкинуть его лицо из головы. Он осквернил свою душу в мгновение неповиновения. Казалось, оно того стоило.

– Нет, – сказал он. Он вытащил и активировал силовой меч. Несмотря ни на что, силовые элементы включились, и разрушительное поле вспыхнуло.

Гнилиус вздохнул. – '''''Очень хорошо''''', – сказал он. Он провёл рукой по широкому кругу, и все книги в помещении рассыпались в мокрую пыль. Затем он потянулся правой рукой к Фабиану, по-прежнему баюкая своего питомца в левой.

– '''''Давай посмотрим, как ты поживёшь в саду''''', – сказал он, но Фабиан отступил и сильно ударил мечом, глубоко вонзив клинок в большой палец демона.

Кулак и щупальца на левой руке Гнилиуса рефлекторно сжались, раздавив мурлыкавшего в ладони нурглинга.

– '''''Ой!''''' – воскликнул он, одёргивая руку. Тёмный ихор брызнул из раны, и он засосал его. Личинки извивались в его плоть изо рта. Он вытер остатки питомца о бок.

– '''''Посмотри, что я из-за тебя наделал''''', – произнёс он, уставившись на месиво в ладони. Тень собралась вокруг его правой руки, сформировавшись в маленький посох, увенчанный тремя кругами живого дерева, которые светились опасным светом. – '''''Ты заплатишь за это. Возможно, кое-какие небольшие изменения сделают тебя более сговорчивым''''', – он ухмыльнулся. – '''''Тело слизняка? Лицо личинки? Вечно работающий кишечник? Возможно, всё сразу. Тогда ты будешь слушать'''''. – Гнилиус поднял посох. Бледные призрачные огни заиграли вокруг тройных колец из живого дерева. – '''''Что-нибудь, что приукрасит тебя в глазах Дедушки...'''''

– Я говорил тебе, историтор, не следовать за этой тварью сюда, – раздался громкий голос.

Приближались тяжёлые лязгавшие шаги. Гнилиус повернулся, чтобы посмотреть, немного отодвинувшись, и Фабиан смог видеть дальше по коридору. К ним приближался старший библиарий Тигурий, его шлем пылал психической силой.

– Ты можешь бежать, если хочешь, отродье Нургла, и избавить меня от необходимости отправлять тебя обратно в варп, – в его голосе звучало раздражение.

– '''''Ты не встречался ни с кем подобным мне''''', – сказал Гнилиус. – '''''Я не собираюсь убегать от тебя, колдунишка. Это тебе следовало бы убегать от меня!'''''

– Я – библиарий Ультрадесанта. Я ни от чего не бегу. Защищать эти знания – мой долг. Это моя библиотека, и я приказываю тебе немедленно убраться отсюда.

Тигурий поднял посох. Гнилиус вытянул вперёд свой. Волны энергии вырвались из обоих, врезавшись друг в друга на полпути с силой, которая отбросила Фабиана обратно в комнату, из которой он вышел, и заставила залы содрогнуться.

Светясь тайной силой, демон и псайкер сражались.

Фабиан невольно посмотрел вверх. Бесёнок вернулся и наблюдал за происходящим с полки. Из всех книг в помещении уцелела только одна.

Он приложил палец к губам и сбросил том вниз. Тот с глухим стуком приземлился на пол в нескольких футах от Фабиана.

Историтор нерешительно потянулся за ним.
== Тридцать вторая глава ==

'''ДВА БРАТА'''

Малдовар Кольцюань стоял на командной палубе “''Чести Макрагга'''”. В одной руке он держал высокий шлем. Позади него ждал сервитор с копьём хранителя. Вокруг сотни людей работали с напряжённой эффективностью.

Исайя Хестрин уверенно командовал, занимая командный помост примарха, а не свой гораздо более скромный трон. Посыльные доставляли обрывки пергамента от станции к станции. Сервочерепа переносили данные с одной стороны палубы на другую. Хоры сервиторов выдыхали бессмысленные слова, перемежаемые технической информацией. Техножрецы всех специализаций работали среди человеческой команды. Ультрадесантники стояли на страже у задней стены.

Кольцюань стоял золотой статуей среди них, неподвижный, как каменная глыба, с застывшим лицом. Команда обращала на него столько же внимания, сколько на скальный утёс.

Флот-примус окружил Иакс. Ничто не могло покинуть поверхность. Имперский флот не встретил сопротивления. Существовало немного сил, которые могли противостоять трём полным боевым группам крестового похода. Даже полностью собранному легиону Мортариона было бы непросто одолеть их.

С поверхности поступали разрозненные сообщения о больших силах, двигавшихся к Первой Высадке, но их было недостаточно. Повелитель Смерти командовал одной из величайших, наиболее последовательных угроз Империуму, и всё же он хотел сразиться с Жиллиманом почти в одиночку.

В этом не было никакого смысла. Кольцюань знал, что Жиллиман и Мортарион действовали на уровне, который даже ему было трудно понять, но, даже учитывая это, ни одна из стратегий противоборствующих сторон не казалась адекватной.

В боевых группах были сотни тысяч человек, четверть легио титанов, авиация, танки, воины из всех ветвей человечества. Жиллиман не стал высаживать их. Кольцюань соглашался, что ландшафт был сложным. Большие боевые машины будут легко обойдены с флангов в карстовых отложениях вокруг Первой Высадки. Чума подвергала риску менее стойкие виды человечества, это было правдой, но что насчёт Адептус Механикус или воинов Десяти Тысяч самого Кольцюаня? Конечно, у них с самого начала была своя роль – не держаться сзади, а выступить в роли палачей. Жиллиман сказал ему “нет”.

– Эти примархи играют в опасную игру, – пробормотал он.

Он опасался, что Жиллиман недооценил угрозу чумы Мортариона. Он опасался, что это будет конец.

Он не одобрил план.

Он был напряжён и не скрывал этого. Хестрин хотел, чтобы он покинул мостик. Командующий флотом предпочёл бы, чтобы Кольцюань ждал в телепортариуме со своими людьми, пока не наступит его часть битвы. У него не было полномочий приказать Кольцюаню уйти, поэтому трибун остался. Сейчас они старательно игнорировали друг друга.

– Предоставьте информацию о ходе бомбардировки чумного узла, – неожиданно сказал Кольцюань. Ударная группа, слегка отошедшая от флотов, пронзала атмосферу колоннами огня лансов.

– Мы не получаем никаких данных об эффективности бомбардировки, милорд. Мы стреляем вслепую, – ответил офицер.

– Продолжайте обстрел лансами по координатам Новадесантников. Подготовьте основные батареи к стрельбе, если местность прояснится. Я хочу покончить с этим как можно быстрее.

Хестрин оторвал взгляд от отчёта и обратился к трибуну:

– Десять Тысяч готовы к телепортационной атаке, трибун?

– Готовы.

– Тогда, возможно, вы хотели бы присоединиться к ним? – несколько натянутым голосом спросил он.

– Когда будет обеспечен телепортационный захват, – ответил Кольцюань. –Нет смысла спускаться атаковать артефакт, пока его местоположение не будет точно установлено, а вторичное место атаки должно быть задействовано только по прямому приказу примарха или тетрарха. – Он упорно оставался на своём месте.

Он не верил, что этот человек выиграет битву. Дюжина кораблей ждала в резерве, самое мощное оружие в арсенале Империума было готово к запуску, всё нацелено на планету; страховка Жиллимана на случай победы Мортариона. Кольцюань считал, что такая мощь не должна находиться в руках смертных людей. Последствия, если бы Хестрин запустил их в неподходящее время, были немыслимы. Как бы сильно Кольцюань ни желал, чтобы примарха не было, если он погибнет, Империум исчезнет вместе с ним.

Из вокс-рупора донеслось пронзительное сообщение с поверхности. Техноадептам потребовалось прогнать его несколько раз через фильтрующее оборудование, чтобы понять. Когда они закончили, раздался сигнал, объявлявший о приоритетном сообщении.

– Примарх начинает вылазку. Битва вступает во вторую фазу.

– Предварительный захват по-прежнему актуален? – спросил Хестрин старшего артиллериста.

– Так точно, милорд.

– Тогда немедленно открывайте огонь по заранее намеченной цели.

Кольцюань крепче сжал шлем:	

– Мортарион скоро сделает свой ход. Мы вступаем в самую опасную фазу битвы.



Главные ворота барбакана Пушинари распахнулись. Враг отреагировал медленно. Можно было видеть рябь осознания, распространявшуюся среди них, как волны в масле, когда десять тысяч разлагавшихся шлемов повернулись к воротам.

Из каждого угла барбакана доносились выстрелы. Обращённые на север орудия, по-прежнему действовавшие на первом и втором ярусах стены, присоединились к батареям на третьем и на ближайших вершинах, нацелившись на поле перед воротами. Они очистили землю от врагов, чудовищ, людей и космических десантников, расплавив камнебетонное шоссе, что вело от Первой Высадки, в вязкую лаву. Звенья зачинателей вырвались из скрытых позиций и устремились вниз. После двух минут яростной, разрушающей мир бомбардировки, настенные орудия остановились, и силы Жиллимана выступили.

Они атаковали на гравитационных танках “Репульсор”, “Гладиатор” и “Астрей”, многие дюжины в цветах двух десятков орденов, хлынули из ворот, открыв огонь из главных орудий ещё прежде чем покинули арку. Они рванулись вперёд и рассредоточились, взрывая всё, что встречалось им на пути. Отделения зачинателей и подавителей с рёвом неслись вперёд, уничтожая противника на флангах наступления, в то время как настенные орудия продолжали стрелять, расширяя поле боя и уничтожая врага квадрат за квадратом.

Вылазка встретила яростное сопротивление, и спустя несколько секунд замешательства Гвардия Смерти перестроилась и направила оружие средней дальности на атакующих. Снаряды врезались в машины, разорвав многие на куски, но они всё равно продолжали двигаться прямо на врага. Осадные мантелеты были атакованы с тыла “Гладиаторами”, которые пробились через узкие промежутки между ними, взорвали генераторы поля и оставили укрывавшихся за ними воинов на милость настенных орудий. “Репульсоры” образовывали наконечники копий, которые вдавливали предателей в грязь дробящими антигравами.

Врагу гамбит примарха, похоже, показался безрассудным. Танков было много, но легион Мортариона значительно превосходил их численностью. Это казалось обречённой контратакой, и так бы оно и было, если бы намерением Жиллимана была простая контратака.

Танковый строй разделился, затем разделился ещё раз. Большая стрела бронетехники свернула влево, двигаясь вокруг стен, где космические десантники высадились и атаковали чумных десантников, уже вторгшихся в город.

Другая часть танков устремилась на восток, отвлекая внимание левого фланга противника, в то время как центральное формирование разделилось на две части и окружило середину армии Мортариона. Некоторые были разорваны на куски или увязли и погибли в рукопашной схватке, но достаточно выполнили свою задачу, согнав чумных десантников огнём и гравитационным импульсом в плотную массу шириной в милю.

Раздался гром. В небесах появилась точка света.

Единственный снаряд, выпущенный с “''Чести Макрагга''”, пролетел сквозь атмосферу. Это был редкий боеприпас, защищённый от психического шторма останками человеческих парий, добавленных в его металл, а его система наведения была привязана к погребённому под равниной пси-маяку.

Робаут Жиллиман наблюдал за его снижением, какофония голосов в шлеме сообщала об успешном завершении манёвров. Танки умчались, продолжая стрелять.

– Демонстрация слабости может быть силой, – произнёс Жиллиман. Он повернулся к стоявшему рядом Феликсу. За ним стояла вся Консилия Псайкана. – Ты знаешь, что делать, тетрарх.

– Помни, – сказал Натасе. – Меч – это ключ. Черпай силу своего отца или умри.

Жиллиман кивнул, затем вышел из ворот навстречу врагу в одиночестве, когда звезда упала с неба и взорвалась.

Робаут Жиллиман направился к ложному восходу солнца.

Спускавшаяся торпеда несла единственную магматическую боеголовку. Использование такого оружия предназначалось для действий уровня Экстерминатус. Они были убийцами планет, а не тактическими устройствами.

На высоте четырёхсот футов над поверхностью Иакса мозг сервитора боеголовки определил оптимальное положение воздушного взрыва и запустил детонацию. Мощная взрывчатка взорвалась в сфере вокруг ядра из активных изотопов, раздавив их. Атомы слились, высвобождая огромное количество энергии. Конденсированные газовые металлы вокруг ядра боеголовки мгновенно испарились, создав облако плазмы, которое вырвалось со скоростью намного превышающей скорость звука. Ударная волна врезалась в землю и отразилась обратно в себя, усиливая эффект. Сплошной огненный шторм взревел в центре армии Мортариона, уничтожая предателей, которые веками мучили Империум.

Жиллиман шёл навстречу ядерной вспышке, сверхчеловеческая физиология защищала его от жара и света. Поверхность поднялась, когда ударная волна прокатилась под землёй к городу. Пехоту сбило с ног, а затем разорвало ревущим фронтом перегретого газа. Танки Жиллимана мчались настолько быстро, насколько могли, хотя некоторые всё равно не успели. Армия Мортариона была гораздо менее проворной, и сотни из них погибли мгновенно.

Жиллиман наклонился навстречу шторму, ветер срывал краску с доспехов судьбы и обесцвечивал редкие сплавы её украшений. Но он не остановился.

Затухавший волновой фронт обрушился на город. Ослабленные сражением здания рухнули. В высохших садах вспыхнули пожары.

Жиллиман шёл дальше.

Через поле трупов и раненых примарх продолжил свой путь. В нескольких милях от стен к небу ползло облако испарившейся материи, ярко освещённое снизу сиянием расплавленной породы. Разрушения были колоссальными, но у них не было реальной военной цели.

Жиллиман задумал это только как провокацию.

– Мортарион! – крикнул Жиллиман. – Мортарион! Ты хотел сразиться со мной, я здесь! Мортарион!

Жиллиман сейчас находился в трёх милях от города – хорошее расстояние для того, что он задумал. Он замедлил шаг и вытащил меч. Пламя вспыхнуло по всей длине клинка, и он поднял его над головой.

– Я пришёл на Иакс, как ты просил. Я снова стою на поле битвы и снова вызываю тебя! Мой флот готов уничтожить твою армию, как ты уже видел. Прояви храбрость и встреться со мной. Это то, чего ты хочешь. Это то, чего я хочу. Давай прекратим эту утомительную погоню и решим всё как брат с братом.

Дым и пары унесло от примарха, немного очистив воздух. Он стоял, подняв руки в открытом вызове, и обдумывал вероятность того, что совершил ошибку. Он никогда бы не поступил так с одним из своих более расчётливых братьев. Пертурабо воспользовался бы возможностью разнести его на куски издалека. У Альфария был бы какой-нибудь хитроумный план, чтобы уничтожить его. Лоргар попытался бы обратить его в свою веру. Но Мортариону нужно было проявить себя. Жиллиман полагался на неуверенность брата.

Он улыбнулся за шлемом. Если он ошибся, то это будет очень короткий поединок.

Робаут Жиллиман редко ошибался. Дым заколыхался под взмахами могучих крыльев. Мортарион спускался.

Жиллиман отправил закодированный сигнал. Консилия Псайкана выступила в флотилии транспортов, кружа над местом, где стоял Жиллиман, в то время как бронетанковые колонны сдерживали врага.

Огромные бронированные ноги врезались в обломки поля боя. Мортарион встряхнул крыльями и посмотрел на Жиллимана слепыми белыми глазами.

– '''''Привет, брат''''', – произнёс он, и его замогильный голос громко разнёсся над пылавшей землёй. – '''''Вижу ты принял моё приглашение'''''.

– Я никогда не уклоняюсь от боя, – сказал Жиллиман. – А ты?

Мортарион усмехнулся: – '''''И ты знаешь, что это ловушка для тебя, и я знаю, что ты устроил ловушку для меня. Наша игра продолжается'''''. – Из его респиратора повалил дым. – '''''Ты на самом деле не можешь прицелиться в мой легион, не так ли? Шторм мешает. Ты применил маяк, верно? Это была дорогая игрушка, которую ты здесь использовал. Сомневаюсь, что у тебя их много'''''.

– Теперь ты прямо передо мной и именно там, где мне нужно.

– '''''Забавно, Робаут''''', – заметил Мортарион. – '''''Я мог бы сказать то же самое о тебе'''''.

Он сжал косу и сделал пару пробных движений. Тишина зашипела в воздухе от предвкушения. Ядовитый дым тянулся вслед за ударами.

– '''''Начнём? ''''' – спросил он.

Жиллиман встал в защитную позицию, подняв меч и расставив ноги.

– Надеюсь, ты больше не собираешься убегать от меня, – сказал Жиллиман. – Мне бы не хотелось, чтобы твоя трусость была доказана дважды.

– '''''О, определённо нет''''', – ответил Мортарион. – '''''Фулгрим уже убил тебя однажды. Теперь моя очередь. Я намерен сделать свою работу лучше'''''.



– Стоп!

“Импульсор” Феликса остановился. Вокруг места, где Мортарион и Жиллиман встретились, собрались другие машины. Всего двадцать, в каждой библиарии космического десанта.

Грохот и рёв боя по-прежнему разносились эхом над землёй между бритвенно острыми горами. Космические десантники и демоны сражались повсюду, но характер битвы изменился, разбитый вылазкой и магматической бомбой на более мелкие сражения. Данные поступали со всех секторов, и хотя они были неполными из-за сбоев вокса и испорчены скрап-кодом, Феликс обладал достаточно чёткой картиной, чтобы почувствовать беспокойство.

– У нас не так много времени, – сказал он Донасу Максиму и Иллиянне Натасе. – Силы Мортариона перегруппировываются. Как только они поймут, что мы собираемся делать, они нацелятся на наши позиции.

– Пряжа готова, – произнёс Натасе. – Мы сделали всё, что могли, чтобы подготовить наиболее благоприятные условия для победы.

– Ты с самого начала стоял за всем этим, – заметил Феликс. – Позволить шпиону увидеть наше собрание, определить местонахождение артефакта.

– Твой разум не так туп, как ты притворяешься, – сказал альдари. – Ты знал всё это. Ты знал, какова моя роль во всём этом, тетрарх. Ловушка против ловушки. В этих тонкостях мы, альдари, преуспеваем там, где человек допустил бы ошибку, приведшую к гибели.

– Тогда я знаю, кого винить, если мой отец падёт.

– Я сказал лорду Жиллиману, что сулит будущее, но план принадлежит ему. Клянусь тебе. Ты должен довериться ему, чтобы самому спастись. Я сделал всё, что мог. Ты мне не доверяешь, но знай, что его смерть не входит в мои намерения.

– И всё же мы должны победить, – сказал Феликс.

– Да, – сказал Натасе. – Ваши космические десантники должны найти и уничтожить артефакт. Жиллиман должен пережить чуму Мортариона. Многое может пойти не так. Победа далеко не гарантирована.

Феликс увеличил дальность глазных линз до максимума. Сквозь мерцавший воздух он наблюдал, как Мортарион приближается к брату. Жиллиман казался таким маленьким по сравнению со своим испорченным родственником. Невозможно было представить, что когда-то они были одинаковыми, сражались бок о бок, говорили на равных.

– Мы можем проиграть. Мы можем потерять его.

– Можем, – признал Натасе. – Будущее – не твой друг, и не мой. Всё, что мы можем сделать, – это выбрать лучший вариант, который может предложить судьба. Не бойся, Децим Феликс. Мой народ давно практикуется в этом искусстве.

– Мы сделаем всё, что в наших силах, тетрарх, – сказал Максим.

– Тогда продолжаем, – сказал Феликс. – Не будем больше терять ни секунды.

Натасе разложил ткань блестящего чёрного цвета с геометрическим рисунком своей расы. Он сел, скрестив ноги, и стал вытаскивать руну за руной из висевшего на боку матерчатого мешочка. Они плавали вокруг него, испуская тусклый голубой свет. Натасе погрузился в медитацию.

– Можешь начинать, Донас Максим. Одолжи мне свою силу.

Максим кивнул. Он подал сигнал братьям из множества орденов и протянул руки. В них собралась яркая сила.

Мортарион взмахнул косой в воздухе. Жиллиман сжал меч отца. “''Как он может победить это? ''” – подумал Феликс и пожалел, что не находится рядом с регентом.

Мортарион отдал честь брату, как на Парменионе, прижав рукоять косы ко лбу.

– Быстрее, поединок вот-вот начнётся, – сказал Феликс.

– Всё будет так, как будет, – пробормотал Натасе, и холодное свечение поползло по небу. – Мы больше ничего не можем сделать. Судьба Ультрамара, как всегда и была, в руках Робаута Жиллимана.

Руны альдари засияли ярким светом. Место поединка окружил купол силы.

Примархи атаковали.
== Тридцать третья глава ==

'''ЭКСТЕРМИНАТУС'''

Братья двинулись одновременно.

Был момент, когда они встретились взглядами. К ним присоединилось давление, достаточно сильное, чтобы сжать время. Когда они атаковали, они сделали это не задумываясь. Способности, вплетённые в их генетический код на заре Империума, позаботились об этом.

Мортарион мог дотянуться раньше и ударил первым. Тишина пронеслась по широкой дуге, словно пожинала урожай. Жиллиман остановил, казалось бы, неудержимый удар крестовиной меча Императора. От столкновения раздался раскат грома. Огонь смешался с ядовитым дымом, сжигая яды. Демонический дух Тишины забормотал в страхе, когда пламя лизнуло его медную клетку.

Мортарион склонил голову набок. Жиллиман согласно кивнул. Мортарион отступил и повернулся, высвобождая верхнюю часть оружия из блока Жиллимана и двигаясь по кругу, используя преимущество в росте, чтобы держаться подальше от пылавшего клинка. Тишина со свистом пронеслась в воздухе, набрав такую скорость, что стала казаться размытой. Жиллиман шагнул в сторону, сжимая оружие одной рукой, и сильно ударил по ней. Пламя снова вырвалось из меча Императора. Мортарион ткнул ужасным задним крюком Тишины, и эта атака тоже была отклонена звоном неземной стали. Мортарион слегка повернул косу и резко дёрнул назад, пытаясь зацепить брата за ногу. Жиллиман подпрыгнул над клинком, жужжащий кончик цепи прошёл в дюйме ниже его ботинок. Он ударил в ответ и попал в костяную клетку у навершия Тишины, сломав её.

Демон закричал. Мортарион зашипел. Дым поднялся над Жиллиманом из встроенного в навершие Тишины кадила. Он въедался в мягкие уплотнения, проникал сквозь дыхательную решётку. Регент закашлялся, при выдохе почувствовав привкус крови. На него накатила вялость.

Он отшатнулся. Устройства доспехов судьбы взвыли в более высокой активности, очищая тело, и слабость отступила.

Жиллиман прочертил мечом Императора восьмёрку. Взревело пламя.

– Ты слишком полагаешься на нечестивые дары, Мортарион. Ты никогда не был хорошим фехтовальщиком.

– '''''Ты всегда был никудышным хвастуном''''', – ответил он. – '''''Такое скучное маленькое совершенство'''''. – Одним плавным движением он вытащил Лампион из кобуры, прицелился и выстрелил. Но Жиллиман отреагировал быстро, град болтов из длани владычества взорвался вокруг оружия и запястья Мортариона, выбив пистолет из его руки. Энергетический луч вырезал в земле стеклянную борозду.

– Давай оставим это клинок против клинка, хорошо? – сказал Жиллиман.

Регент прыгнул вперёд, сила, дарованная Императором, работала в тандеме с чудесными доспехами Коула, бросив его на брата. Полыхнуло пламя, когда он опустил меч Императора, рассекая звенья цепи, удерживавшей одну из многочисленных курильниц, которые Мортарион носил на броне. Падший примарх отпрыгнул назад, расправил крылья и взмыл в воздух. Жиллиман приземлился; острие меча наклонилось вниз, не попало в цель, и пробило в земле светящийся кратер.

– '''''Спокойнее, спокойнее, Робаут''''', – сказал Мортарион. Он посмотрел вверх, где в его варп-зрении сверкала тонкая оболочка энергии, выпущенной Консилия Псайканой. – '''''Я вижу, твои ведьмаки за работой. Так что позволь мне в ответ показать тебе свою силу'''''.

Он вытянул вперёд руку. С ладони сорвалась жёлтая молния. Жиллиман взмахнул клинком, чтобы перехватить её. Разряд врезался в клинок и был поглощён. Мортарион рванулся вперёд, по-прежнему высвобождая из руки мощь варпа, но Жиллиман стоял твёрдо, хотя и дрожал от усилий, а пламя на мече потускнело. Он закричал и толкнул в ответ. Поток энергии выгнулся назад и взорвался, оттолкнув Мортариона.

– Где воин, который стоял перед собранием на Никее и осуждал любое использование варпа? – спросил Жиллиман. – Ты – это всё, что ты якобы презирал.

– '''''Я открыл глаза, брат''''', – сказал Мортарион, кружа в воздухе вокруг Жиллимана. – ''''' Я видел ложь, которую извергал наш отец, такой, какой она была. Я нашёл лучшего хозяина и стал сильнее тебя'''''.

– Ты – раб.	

– '''''Как и ты'''''.

Мортарион сложил крылья и внезапно упал, взмахнув Тишиной. Жиллиман ушёл в сторону, пригнувшись под свистящим лезвием. Тишина задела украшение в форме нимба на силовом ранце Жиллимана и вырвала его. Жиллиман пошатнулся, и Мортарион воспользовался преимуществом, подняв нижнюю часть рукояти Тишины в скрытом ударе. Твёрдое, как железо, дерево врезалось в нагрудник доспехов судьбы, оставив на нём уродливые отметины, источавшие яд. Жиллимана развернуло.

– '''''Глупец''''', – злорадно произнёс Мортарион. – '''''Посмотри на меня. Посмотри, сколько у меня сил. Я гораздо больше, чем ты когда-либо мог быть, я... '''''

Жиллиман поднял длань владычества и выстрелил прямо в лицо Мортариону. Болты взорвались спереди по всему демоническому примарху. Он поднял руку, чтобы прикрыть глаза, и отвернулся с металлическим криком боли. Жиллиман прыгнул вперёд и атаковал мечом Императора.

Мортарион моргнул, прочищая слезящиеся глаза, по-прежнему блокируя удары Жиллимана.

– '''''Мне казалось, ты хотел клинок против клинка, брат? Вижу, ты отказываешься от чувства чести, когда это тебе выгодно'''''.

– В битве между нами мало чести, Мортарион.

– '''''Верно замечено''''', – согласился падший примарх. Он нанёс удар, от которого Жиллиман легко уклонился, но затем Мортарион превратил движение в удар ногой. Его пятка соприкоснулась с Жиллиманом и отбросила на несколько ярдов назад. Он тяжело приземлился на спину. Из порванного энергетического провода посыпались искры.

– '''''Это скучно, брат мой. Ты вообще мне не соперник'''''. – Он выбросил руку, и шторм ядовитого тумана поглотил Жиллимана. Меч вспыхнул и сжёг тот дотла. – '''''Даже с оружием нашего отца ты не сможешь победить меня. Я лучше, как в материальном, так и в нематериальном мирах. Мастер во всём. Ты – пережиток. Ржавый инструмент умирающего бога'''''. – Ещё один разряд психической силы вырвался из его ладони, ударив Жиллимана в грудь, когда тот попытался подняться, сбив его обратно на землю. – '''''Мертвец, возвращённый к жизни с помощью средств, которые ты осудил бы, если бы они не спасли твою несчастную душу. Магия ксеносов и злая наука. Ты носишь это с собой повсюду. Оно у тебя в крови, и у тебя хватает наглости говорить мне, что я испорчен? '''''

Жиллиман перекатился на бок, протягивая руку с перчаткой, чтобы выстрелить снова, но Мортарион прошептал слова силы, и боеприпасы проржавели. Металл стволов потускнел. В шлеме Жиллимана вспыхнули предупреждающие руны.

– '''''Ты – ничто, брат мой''''', – прошипел Мортарион. – '''''Последние обрывки мечты нашего отца, цепляющиеся за лицо реальности, когда превращаются в ничто. Ты даже не воспоминание, а пережиток лжи'''''.

– Ты предал нас, – сказал Жиллиман. – Ты и остальные.

– '''''Я не предавал''''', – сказал Мортарион, подходя и становясь над братом. – '''''Ибо как можно предать ложь? '''''

– Так не должно было быть, – сказал Жиллиман. Он снова попытался встать, но Мортарион придавил его к земле массивной ногой. Жиллиман ударил по ней дланью владычества, но это не помогло, и Мортарион нажал на него всем своим весом.

– '''''Так было всегда, брат, потому что иначе и быть не могло'''''.

Жиллиман боролся, но не мог сдвинуть с места навалившийся на него огромный вес брата. Мортарион наклонился и снял шлем Жиллимана. Нос и горло верного примарха горели от газов, исходивших от боевого снаряжения его брата, а от вони его тела у него скрутило живот.

– '''''Тебя было разочаровывающе легко победить''''', – сказал Мортарион. – '''''Несмотря на все твои интриги и планы, когда дело дошло до поединка, ты не мог сравниться со мной. Больше нет'''''.

Мортарион протянул руку и сжал одну из своих многочисленных подвесок, маленький грязный пузырёк, и сорвал его.

– '''''У меня есть подарок для тебя, подарок от Нургла. Прими дар добровольно и узри его славу'''''.

– Ты никогда не обратишь меня.

– '''''Тогда тебе же хуже'''''.

Мортарион вдавил в грязный флакончик позеленевший бронзовый шприц. Стараясь держать его подальше от себя, он низко наклонился и с глубоким вздохом удовлетворения воткнул иглу в шею брата, как раз над шрамом, который Фулгрим оставил Жиллиману.

Жиллиман тут же ахнул. Он зашипел. Вены почернели, а глаза покраснели, когда волна мерзости хлынула по его венам.

– '''''Правильно, брат''''', – сказал Мортарион, смеясь, отступая и выбрасывая шприц. – '''''Прими своё лекарство'''''.

Токсины вскипели в струях газа, которые вырвались изо рта примарха. Там, где они касались мёртвых на поле боя, те превращались в отвратительные сгустки материи. Их боевое снаряжение мгновенно проржавело до не поддающихся идентификации остатков, которые выглядели так, как будто их извлекли после тысячелетнего погребения.

Окружавшие Мортариона нурглинги кашляли и визжали, падая и умирая на земле, где их тела раздувались, таяли и разлагались в одно мгновение. Демонический примарх действовал осторожно, чтобы остаться нетронутым парами токсина, отводя их в сторону психической мощью. Тем не менее, он отошёл ещё на несколько шагов от страдающего брата, пока Божья болезнь делала своё дело.

– '''''Ку’Гат сказал мне, что эта болезнь смертельна для нас обоих''''', – произнёс Мортарион, и голос выдавал его борьбу по сдерживанию чумы. – '''''Я вполне могу в это поверить, брат мой, глядя на то, что она с тобой делает'''''.

Кожа Жиллимана почернела. В некоторых местах она расплывалась, стекая с черепа, обнажая кость, которая блестела, прежде чем стать гнило-коричневой.

– '''''Не сопротивляйся''''', – сказал Мортарион. – '''''Это только начало твоих страданий. На твоём месте я бы поберёг силы, иначе как ты будешь наслаждаться мучениями? '''''



Феликс беспомощно наблюдал, как Мортарион повалил примарха на землю и наступил на него, удерживая на месте. Он замер в полной нерешительности, затем направился к нему.

– Нет, тетрарх! – процедил Максим сквозь стиснутые от напряжения зубы. –Вы должны позволить событиям идти своим чередом.

Газ отвратительного оттенка вырвался из двух примархов, закрывая обзор Феликсу. Психический щит вспыхнул над полем боя, когда газ коснулся его, откатываясь, удваиваясь в волне кричащих, нематериальных лиц. Максим зарычал. Руны Натасе сияли так ярко, что Феликс не мог на них смотреть.

Феликс шагнул вперёд. Он вглядывался в туман в поисках своего генетического отца. Пары клубились и собирались, словно живые существа, стремившиеся вырваться из клетки. Когда они очистились достаточно, чтобы он мог на мгновение заглянуть в центр, он сжал кулаки. Два примарха то появлялись, то исчезали из поля зрения, как будто они лишь частично занимали реальное пространство.

– Что происходит? – спросил он.

– Болезнь – это явление иногоморя, – ответил Натасе. – Если ему удастся убить вашего лорда, он затянет его душу в царство Нургла и это станет спусковым крючком, который затянет весь Ультрамар в варп. Настало время для второго этапа. Если хочешь спасти своих людей, начинай отступление.



На мостике “''Чести Макрагга''” завыли сигналы тревоги и раздался крик:

– Примарх пал!

Новость облетела командную палубу.

– Прекратить, – приказал Кольцюань. – Держать себя в руках! – Он обвёл взглядом присутствующих, заставляя всех замолчать. – Это правда?

Вокс-операторы напряжённо слушали сообщения, искромсанные кипевшей реальностью.

– Неизвестно, – в конце концов сказал один из них. – Тетрарх Феликс сообщает, что лорд Жиллиман и Мортарион находятся в изменчивом окружении варпа.

Воцарилась нервная, неподвижная тишина. Все лица повернулись к магистру флота и трибуну.

– Возвращайтесь к своим обязанностям. Оставайтесь твёрдыми. – Кольцюань снова повернулся к окулусу. – Развязка близко.

– Лорд Феликс отдал приказ об эвакуации, – сказала женщина, сидевшая за одним из логистических столов. – Связь почти полностью нарушена.

– Эмпирические индексы растут по всем показателям, – сообщил пси-авгур.

Обширные сети энергии кружили вокруг Иакса. Из облаков выглядывали злобные лица. Планета, казалось, мерцала, как будто её больше здесь не было.

– Шторм усиливается, – сказал Хестрин. – Соприкосновение с варпом неизбежно. Состояние артефакта?

– Фактическое местоположение неизвестно, – ответил офицер. – Статус разведки неизвестен. Эффект бомбардировки неизвестен.

– Ты должен прислушаться к тетрарху и отправить эвакуационные корабли, – сказал Кольцюань.

– Мы можем потерять их все, если шторм не прекратится, – сказал Хестрин.

– Лучше рискнуть экипажами нескольких кораблей, если есть шанс, что верные космические десантники спасутся. – Кольцюань прямо посмотрел на магистра флота. – Мне это не по душе. Адептус Астартес – несовершенное оружие, но это лучшее, что у нас есть. Верните их, чего бы это ни стоило.

Хестрин на мгновение задумался.

– Очень хорошо. Запускайте все эвакуационные корабли. Начинайте отвод флота от планеты. Если завеса действительно рухнет, я не допущу, чтобы мои корабли затянуло в варп. – Хестрин глубоко вздохнул. – И начинайте подготовку к экстерминатусу.

– Ты уничтожишь Иакс? – спросил Кольцюань.

– Я не хочу, но уничтожу, если придется, – ответил Хестрин. – Мы должны понимать, что это последняя битва кампании. Поражение Мортариона и очищение от его порчи должны быть завершены, иначе мы потеряем весь Ультрамар и многое другое за его пределами. Перед нами тяжёлый выбор. Я не стану легкомысленно придавать ни один мир огню экстерминатуса. Но таковы прямые приказы лорда-регента. Всё против нас. Артефакт остаётся активным. Планета исчезает из реальности, и примарх пал.

Зазвонил чёрный колокол. В задней части палубы фигуры в капюшонах принялись за работу. Один из них медленно и торжественно подошёл к возвышению Хестрина, чтобы взять у него жезл активации, который был передан с должным, хотя и кратким церемониалом.

– Как это будет сделано, милорд? – нараспев произнёс мужчина. – С помощью Provisio Primus – стерилизация вирусной бомбой. Provisio Secundus – стерилизация атомным огнём. Или Provisio Ultrus – планетарное уничтожение в результате разрушения земной коры?

– Все они, – решительно сказал Хестрин. – Мне нужны все они. Ничто не должно покинуть планету. Если предсказания этого проклятого ведьмака альдари верны, мы не можем допустить, чтобы болезнь покинула Иакс.

– Я говорю не спешить, – сказал Кольцюань. – Ведьмак сделал и другие предсказания. Мы должны верить, что они сбудутся.

– Я приказываю это сделать, – сказал Хестрин адепту в капюшоне. – Я говорю от имени примарха.

– В то время как я говорю от имени Самого Императора, – сказал Кольцюань.

– Итак, кустодий, вы утверждаете, что следуете религии, которую давно презираете, и заявляете, что Он говорит с вами сейчас?

– Нет, – ответил Кольцюань. – Но мы должны подождать. Мы ещё не закончили.

– Почему вы так думаете? Всё против нас, – сказал Хестрин.

– Потому что ничто не может остановить Мстящего Сына, – произнёс Кольцюань, снова устремив взгляд на планету. – Я знаю, потому что пытался.
== Тридцать четвёртая глава ==

'''БОГ, ЧТОБЫ СРАЖАТЬСЯ С БОГОМ'''

– Трон побери, – произнёс Максентий-Дронтио. – Бомбардировка не доходит до комплекса.

Лучи лансов безостановочно вонзались в окружавший ландшафт. Большинство из них прошли мимо, а те, что попали в цель, остановились в сотне футов над больницей, их лучи рассеялись в шипении слабых искр.

– Они стреляют вслепую, – заметил Ахиллей.

– Этот шторм посмеялся бы над прицельным выстрелом, даже если бы ты был неправ, – сказал Юстиниан.

– ''Сержант Паррис''. – Голос Эдермо был слабым из-за атмосферных помех и энергетических разрядов. – ''Орбитальная бомбардировка неэффективна. Установить телепортационный захват невозможно. Мы должны сами атаковать артефакт. Все силы для подкрепления на нашу позицию. Мы вступили в бой и займём врага, пока вы будете наступать''. – Он сражался. Юстиниан различил напряжение в его голосе и взрывной грохот оружия о штормовой щит.

– Мы должны войти, – сказал Юстиниан.

– А как насчёт милитант-апостола? – спросил Ахиллей, указывая на военный поезд. – Он настаивал на том, чтобы его доставили в больницу, и, похоже, вокруг жреца есть какой-то эффект, который каким-то образом сдерживает демонов. Он может быть полезен.

– О да, – сказал Магос Фе. – Вера! Мощное оружие. Некоторые говорят, что это живой клинок Императора.

– Что вы хотите этим сказать? – спросил Максентий-Дронтио.

Магос пожал плечами:

– Нужен бог, чтобы сражаться с богом.

– Я не так уверен в эффективности молитв над болтами, – сказал Максентий-Дронтио. – Военный поезд повреждён. Он ржавеет. Смотрите.

На бронированной обшивке поезда появилась коррозия, и его поршни заедали, готовые в любой момент заклинить.

– Лучше иметь всё возможное оружие. Эдермо запросил все силы, поэтому мы возьмём милитант-апостола, – сказал Юстиниан своему отделению. –Возможно, он сможет ослабить влияние демона и открыть артефакт для оружия флота.

– А если не сможет? – спросил Максентий-Дронтио.

– Тогда мы сделаем это по-твоему, брат, с ножами и болтами, но пока он идёт с нами. Похоже, сопровождения больше недостаточно. Мы должны забрать его. Брат Пасак, разворачивайся. Быстро.

“Импульсор” устремился обратно к военному поезду, манёвровые двигатели направили его в крутой поворот. Он прорвался сквозь демонов, неуклюже бродивших по склону холма. Их осталось много, но их ряды были расстроены. Грозное вооружение военного поезда изгнало тысячи из них, убив лидеров точными лучами плазмы и лазеров.

Пока брат Орпино и Пасак выкашивали пехоту вооружением машины, Юстиниан приказал остальным выбрать последних оставшихся специализированных демонов. Тех, кто нёс свитки, штандарты, инструменты, и тех, кто безумно скакал, подбадривая остальных. Герольдов и колдунов, тех, что у них считались офицерами. Они казнили их на расстоянии, где это было возможно, убивая градом выстрелов из болт-винтовок, не подходя слишком близко, поскольку болезни сильных демонов были опасны даже для Адептус Астартес.

Поле битвы было одним из самых хаотичных, которые Юстиниан когда-либо видел. Орбитальный огонь обрушивался с небес наугад, вспышки вскипали в облаках, сотрясая небо искусственными раскатами перегретого воздуха, ионизируя атмосферу и распространяя впечатляющие молнии от горизонта до горизонта, которые, казалось, физически сражались со штормом. Это были исключительно удары лансов, что, наряду с характером распределения, сказало Юстиниану, что у флота не было точных данных о прицеливании, несмотря на передачи разведывательных сил. Пока они мчались обратно вниз по склону, им повезло, что они сами не попали под удар.

– Фратер Матьё, вы меня слышите? – Юстиниан включил сирену. Та проревела сквозь рёв стабберов и болтеров, едва различимая среди какофонии боя. Его вокс плевался, словно компоненты находились на грани отказа. – Фратер, приготовьтесь к эвакуации.

– Я не думаю, что он слышит вас, брат-сержант, – сказал Ахиллей.

Вероятно, он был прав. Космическим десантникам казалось, что против поезда работает разум, применивший злую магию против самой его структуры, потому что, хотя раньше он сопротивлялся царившему повсюду ускоренному разложению, теперь он поддавался и делал это быстрее, чем всё остальное, и когда отделение “Паррис” вошло в переднюю арку поезда, они почувствовали тяжесть, словно от зловещего внимания. Казалось, что-то исходит от разрушенного комплекса и давит на реальность, выравнивая её, угрожая сгладить складки отдельных жизней в однородную энтропию. Дисплеи шлемов замерцали. Уровни мощности брони снизились.

– Никогда не чувствовал ничего настолько порочного, – сказал Максентий-Дронтио. – Варп здесь силен.

– Варп! – воскликнул магос Фе с безумным смехом. Огни мерцали на его подвесках и устройствах обнаружения. – Это не просто варп. Мы являемся свидетелями влияния одной из Великих сил. Чумной бог нацелился на жреца!

В его голосе звучал ужас. Юстиниан тоже впервые за много лет почувствовал тревогу.

– Ну, если все эти неприятности из-за него, это говорит о том, что он представляет угрозу, – сказал Максентий-Дронтио.

Юстиниан постучал в люк водителя, больше не доверяя вокс-системам. Тот изо всех сил пытался открыться, осыпаясь хлопьями разлагавшегося керамита.

– Выведи нас отсюда, – сказал он Пасаку. – Подойди сбоку, или это погубит и нас тоже.

Сработали манёвровые двигатели, и “Импульсор” занесло в сторону. Поезд застонал. Раздался глухой металлический звук, и что-то поддалось сбоку. Струя пара высотой в сотню ярдов ударила под крутым углом. Орудия со скрежетом остановились. Пока Юстиниан наблюдал, подшипники плазменной пушки проржавели насквозь, и оружие упало. Плазма разлетелась во все стороны, заливая боевые палубы и сжигая паломников из бытия. К сбивчивым гимнам и подсчёту демонов присоединились человеческие крики.

С натужным лязгом, сопровождаемым глубоким и усталым вздохом, поезд остановился.

Они сбили с полдюжины демонов и затормозили у края поезда. Двигатели “Импульсора” издавали нездоровый звук. Поезд дрожал от ускоренного разложения. Наверху песни последних паломников сменились мучительными стонами.

– Ждите здесь, – приказал Юстиниан. – Повернитесь. Сохраняйте коридор для отступления свободным. Я схожу за ним.

Юстиниан взобрался на борт поезда, цепляясь за тяжёлые украшения. Машина разрушалась, даже когда он проходил мимо первых орудийных портов, лица ангелов становились бесформенными пятнами, их крылья отваливались. Он дошёл до вспомогательной боевой палубы и увидел, что паломники умирают в лужах собственных мерзких жидкостей, мёртвые были похожи на трупы, пролежавшие неделю на солнце. Он пробежал через беспорядок к ещё сохранившейся лестнице, ведущей к командной кафедре. Там была пара демонов, которые ходили, бормотали цифры и копались в вещах с любопытным непониманием. Он застрелил их и стал подниматься по лестнице, но в этот момент почувствовал прикосновение к ботинку, посмотрел вниз и увидел, как мёртвые крестоносцы встают с кривыми ухмылками на лицах и тянутся к нему. Он пнул ногой, разбив гнилые черепа, и полез вверх.

Теперь доспехи страдали сильнее, системные дисплеи жалобно пищали и скулили. Охладитель в ранце терял эффективность. Жидкости для полимерных мышц высыхали, и машинные духи боевой брони вели свою собственную битву, пока он поднимался. Поезд тряхнуло, и он догадался, что цепи реактора вышли из строя. Огни термоядерного ядра гасли. Ржавчина проела броню толщиной в фут за считанные мгновения, быстро и словно в замедленной съёмке. Одна из скобок оторвалась у него в руке, и он чуть не упал.

Он добрался до вершины. Кричащий демон, сидевший на гигантской мухе, спикировал на него. Он выстрелил в мягкое брюхо скакуна из болт-винтовки, и тот с силой врезался в палубу. Повсюду лежали тела людей, большинство из них погибло не от насилия, а от болезней. Несколько человек слабо двигались, страдая от дюжины недугов одновременно. Ангел и командная кафедра были впереди. Поезд под ним затрясся, за секунды пережив столетия гниения, обваливаясь в себя. Доспехи Юстиниана теперь выли, исчерпывая вспомогательные системы, чтобы перенаправить потоки энергии, когда цепь за цепью выходили из строя.

Обогнув бронзовые одеяния ангела, он не знал, что увидит за кафедрой. Он был искренне удивлён, обнаружив фратера Матьё, который стоял в совершенной безмятежности, в то время как вокруг него другие лидеры крестового похода разлагались буквально на глазах. Телохранители-крестоносцы превратились в груды ржавых доспехов и заплесневелых мантий. Из останков быстро росли грибы и похожие на пальцы утопленников бледные растения. Клубки червей извивались, выползая из разорванных челюстей. Но фратер Матьё оставался нетронутым. Он стоял с выражением восторга на лице, сжимая бездействовавший сервочереп и рассеянно поглаживая кость.

– Он со мной. Он со мной, – повторял он снова и снова.

– Милитант-апостол, – сказал Юстиниан. – Вы должны пойти со мной. Этот транспорт больше не жизнеспособен.

Матьё повернулся и посмотрел на него так, как будто думал, что Юстиниан стоял здесь всё это время. 

– Да, я должен. Я должен пойти туда. – Он указал на комплекс, который теперь был так близко. – Доставьте меня.

– Тогда пойдёмте.

Мужчина не пошевелился. В его глазах заиграл странный свет, и сомнения Юстиниана в полезности Матьё усилились.

– У меня нет на это времени, – сказал Юстиниан. Он бросил болт-винтовку, подошёл к жрецу и поднял его. От командной кафедры до “Импульсора” было сорок футов вниз, где танк завис в ожидании, продолжая стрелять. Ахиллей и Максентий-Дронтио высадились и вели автоматический огонь по демонам.

– Пасак, отойди немного от края, – передал он по воксу. – Я спускаюсь.

Полагая, что сослуживец по отделению услышал его, Юстиниан сделал несколько шагов назад, затем побежал к окружавшему кафедру парапету, его бронированный вес сотрясал разрушавшуюся конструкцию поезда. Когда он достиг края, он прыгнул, усиленные доспехами способности легко подняли его. Он оттолкнулся от стены, пролетая над ней, и по дуге спустился по воздуху.

“Импульсор” устремился ему навстречу. Он приземлился в центр транзитной палубы. Машина погрузилась в поле контрграва, затем выровнялась.

– Возвращайтесь, – приказал он остальным, поставив Матьё. – Брат Пасак, немедленно доставь нас в медицинский комплекс.

Ахиллей и Максентий-Дронтио вскарабкались обратно на транспортную палубу, расстреливая чудовищ, которые пытались последовать за ними.

Завывая гравитационными двигателями, “Импульсор” помчался обратно вверх по холму, на ходу убивая демонов.
== Тридцать пятая глава ==

'''СВЕТ В САДУ'''

Мгновение не было ничего, кроме черноты.

– '''''Ты чувствуешь его, брат?''''' – Голос Мортариона был злорадной тишиной, которая исходила из ниоткуда. – '''''Ты чувствуешь варп?'''''

Боль вернулась, и Жиллиман взревел. Кожа горела огнём. Кости казались ледяными. Внутренние органы превратились в сотню колотых ран. Он падал, бесконечно кувыркаясь, в какую-то неназываемую тьму.

– '''''Не сопротивляйся ему, брат мой''''', – выдохнул Мортарион, и его голос, казалось, прозвучал прямо у уха. – '''''Прими его, и Дедушка пощадит тебя. Ты можешь присоединиться ко мне. Вместе мы можем победить остальных наших братьев, низвергнуть их ложных богов и принести галактике бесконечное обновление смерти и возрождения'''''.

Жиллиман не мог ответить. Боль атаковала его на каждом уровне, каждая частичка его существа страдала.

– '''''Больно, да?''''' – раздался голос Мортариона. В его голосе звучало почти сожаление, что страдал не он.

Жиллиман глубоко погрузился в себя, в какой-то маленький уголок, который боль ещё не нашла.

Там был свет. Он бросился к нему.

Его сознание изменилось, и он стал двумя людьми, двумя версиями самого себя в двух разных временах.

Перед ним были ворота в тронный зал.

– '''''Интересно''''', – произнёс голос Мортариона. – '''''Это воспоминание, в котором ты прячешься. Ты хочешь увидеть отца? Ты хочешь, чтобы Он защитил тебя сейчас? Как трогательно'''''.

Жиллиман, по-прежнему безъязыкий, безгубый и бессловесный, мог только заново пережить то, что видел. Траян Валорис открыл великие двери. Его слова были разбитой временем чепухой, его движения – веером накрадывавшихся друг на друга изображений ужасных оттенков золота.

Но затем ворота открылись и появился свет, и он был чистым.

Мортарион ахнул от неприятного ощущения, и Жиллиман почувствовал небольшую надежду.

Он вспомнил. Он вздохнул с облегчением. Он вошёл, чтобы посмотреть, кем стал его отец. Жиллиман был мёртв тысячи лет. Он провёл субъективные годы, затерянный в варпе, и прибыл на Терру, только чтобы обнаружить лежавшую прямо перед его не верящими глазами в руинах империю.

Всё шло к этому роковому моменту.

Там были свет и ярость, сияние, которое проходило сквозь кости и обжигало душу. Бесконечный звук, наполнявший вечность.

Раздавались бессловесные крики псайкеров, истощённых, чтобы накормить Его ужасное величество.

Последовали видения богов и полубогов, загорелый мужчина со спокойным выражением лица. Облачённый в шкуры. Облачённый в кольчугу. Облачённый в одежду всех цветов и ошеломляющего разнообразия. Облачённый в золотые доспехи. У него было много лиц, все гордые, все преданные. Он увидел в нём Малкадора, первого регента. Он увидел своих братьев.

Миллион идей обрушился на него, воспоминания о десятках тысяч лет существования. Случайные, циклические потоки мыслей, навязчивых идей, предсказаний и страхов. Так много голосов, все одинаковые, все разные, ни одного связного.

Он увидел пыльный зал титанического размера, забитый оборудованием ужасного назначения, живые умирали, чтобы поддерживать эту чудовищную вещь. В центре стояла машина из золота, покрытая пылью разбитых мечтаний. Лишённый всякой жизни труп с лицом-черепом восседал на своём месте – но затем видение замерцало, и он увидел короля бесконечной власти, который некоторое время отдыхал на Своём троне, погрузившись в размышления, только на некоторое время потерянный для Своих подданных, и когда Он закончит со Своей медитацией, Он встанет и будет править справедливо. Он увидел усталого человека, который должен был стать его отцом, дававшего ему важный совет, которого он не мог слышать, говорившего ему, что он должен делать. И снова его видение изменилось, и он узрел злую силу, способную соперничать с великими силами Хаоса. Он видел печаль, триумф, неудачу, потерю и потенциал. Среди всех лиц не было ни единого лица, единого голоса, только хор, какофония. Присутствие Императора стало ударом молота по его душе, потрясающим очищением бытия. Он не мог стоять перед таким давлением и упал на колени, хотя стоявший рядом Валорис молчал, как будто ничего не случилось.

Он лежал в пыли при дворе короля-трупа. Он предстал перед великолепнейшим Императором всех эпох.

– Отец, – сказал он, и когда он произнёс это слово, это был последний раз, когда он имел это в виду. – Отец, я вернулся. – Жиллиман заставил себя поднять голову и посмотреть на столб света, кричавшие души, череп с пустыми глазницами, бесстрастного бога, старика, вчерашнего спасителя. – Что я должен сделать? Помоги мне, отец. Помоги мне спасти их.

В настоящем и в прошлом он чувствовал рядом с собой бессловесное присутствие Мортариона и ужас своего падшего брата.

Он смотрел на Императора Человечества и ничего не видел. Слишком много, слишком ярко, слишком мощно. Нереальность сущности перед ним ошеломила его до глубины души. В его разуме пронеслись сотни различных образов, все ложные, все истинные.

Он не мог вспомнить, как выглядел отец раньше, а Робаут Жиллиман ничего и никогда не забывал.

И тогда это существо, это ужасное, ужасное существо на Троне, увидело его.

– Мой сын, – сказало оно.

– Тринадцатый, – сказало оно.

– Лорд Ультрамара.

– Спаситель.

– Надежда.

– Неудача.

– Разочарование.

– Лжец.

– Вор.

– Предатель.

– Жиллиман.

Он услышал всё это сразу. Он вообще ничего не слышал. Император говорил и не говорил. Сама идея слов казалась нелепой, представление о них – тяжким вредом равновесию времени и бытия.

– Робаут Жиллиман. – Бушующая буря произнесла его имя, и это было подобно неистовой жестокой силе, которую умирающее солнце проливает на свои миры. – Жиллиман. Жиллиман. Жиллиман.

Имя эхом разносилось по ветру вечности, никогда не затихая, никогда не достигая намеченной цели. Ощущение множества разумов потянулось к Жиллиману, нарушая его чувства, своими попытками общаться, но затем один разум, казалось, исходивший от многих, разум необузданной и безграничной силы отдал бессловесные команды выйти и спасти то, что они вместе построили. Уничтожить то, что они создали. Спасти своих братьев, убить их. Противоречивые посылы, каждому из которых невозможно было не подчиниться, все одинаковые, все разные.

В его голове проносились многие и ужасные варианты будущего, результаты всех этих действий, если он выполнит что-нибудь, всё или ничего из них.

– Отец! – воскликнул он.

Мысли терзали его.

– Сын.

– Не сын.

– Вещь.

– Имя.

– Никто.

– Номер. Инструмент. Продукт.

Грандиозный план в руинах. Нереализованная амбиция. Информация, слишком много информации, пронеслась через Жиллимана: звёзды и галактики, целые вселенные, расы старше времени, вещи, слишком страшные, чтобы быть реальными, они все разрушали само его существо, словно девятибалльный шторм, вырезавший острые как нож овраги в пустошах.

– Пожалуйста, отец! – взмолился он.

– Отец, не отец. Вещь, вещь, вещь, – говорили разумы.

– Апофеоз.

– Победа.

– Поражение.

– Выбирай, – сказало оно.

– Судьба.

– Будущее.

– Прошлое.

– Обновление. Отчаяние. Разложение.

А затем, казалось, произошло сосредоточение, как будто огромная воля напряглась, не в последний, но почти в последний раз. Чувство, что силы иссякают. Ощущение конца. Он услышал, как вдали завывают и визжат близкие к коллапсу таинственные машины, и шум криков умиравших псайкеров, которые поддерживали всё в этом ужасном зале, становясь всё выше по высоте и интенсивности.

– Жиллиман. – Голоса накладывались друг на друга, перекрывали друг друга, становились почти единым целым, и Жиллиман на мгновение вспомнил печальное лицо, которое видело слишком много, и бремя, которое оно едва могло вынести. – Жиллиман, послушай меня.

– Мой последний верный сын, моя гордость, мой величайший триумф.

Каким-то образом эти слова обожгли его хуже ядов Мортариона, хуже жала неудачи. Они не были ложью, не совсем. Всё было гораздо хуже.

Они были условными.

– Мой последний инструмент. Моя последняя надежда.

Финальный приток силы, мысль, вырвавшаяся, как предсмертный вздох.

– Жиллиман...

Жиллиману показалось, что его разум взорвался. Последовала ослепительная вспышка, и король, труп и старик наложились друг на друга, мёртвые и живые, божественные и смертные. Все судили его. Жиллиман, пошатываясь, вышел из тронного зала. Валорис ещё мгновение неотрывно смотрел в центр света Императора, затем отвернулся и последовал за ним.

Они появились через несколько дней, хотя прошло всего несколько секунд. Жиллиман не мог быть уверен ни в чём из того, что произошло. Когда он спросил позже, Валорис сказал, что не видел ничего, кроме света, и ничего не слышал, и что никто ничего не слышал от Императора с тех пор, как Он взошёл на Золотой Трон тысячи лет назад, но он сказал, что видел, как Жиллиман говорил, словно увлечённый разговором, и хотя Валорис не мог слышать, что обсуждалось, Жиллиман казался спокойным и твёрдым. И он не видел, как примарх упал или умолял.

Каждый раз, когда он вспоминал, всё было по-другому. Было ли что-нибудь из произошедшего реальным? Он не знал. Он никогда не узнает.

Мгновение унеслось в прошлое, где ему и место. Тело Жиллимана рухнуло на влажную почву. Он снова умирал. Его душа цеплялась за тело, но и её заживо пожирала чума Мортариона.

Шаги остановились у его головы. Что-то коснулось нагрудника доспехов судьбы. Жиллиман слышал, как Мортарион говорил, но он не мог видеть и чувствовать ничего, кроме боли.

– '''''Видишь ли, Жиллиман, ты следуешь не за тем хозяином''''', – сказал Мортарион. – '''''Он – киста, наполненная гноем язва, что окружает мёртвую вещь, застрявшую в ткани реальности, как шип или осколок. Это нужно вытащить, чтобы всё зажило. Теперь ты понимаешь за чем ты следуешь?''''' – Мортарион хмыкнул от удовольствия. – '''''Конечно, ты не можешь ответить. Тем более я сомневаюсь, что ты понимаешь'''''.

Послышался звук, когда Мортарион переступил с ноги на ногу. В его голосе появились мечтательный нотки.

– '''''Скоро мы будем в саду Нургла, брат мой. Завесы раздвигаются. Я уже вижу его. Как только ты умрёшь, этот мир рухнет в него и станет жемчужиной разложения. Ты повредил мою сеть, но недостаточно, и с твоей смертью один за другим каждый из твоих миров перейдёт из места холодной пустоты и безразличных звёзд в объятия Дедушки'''''.

– '''''Хотел бы я, чтобы ты его видел. Он прекрасен, полон жизни и потенциала. Там растут удивительно разнообразные деревья и растения. Сад не бесплоден и не похож на тот холодный свет, который ты мне показал. Не такой, как Он. Совсем не похож на материум с его бессмысленной борьбой против неизбежности. Здесь ничто по-настоящему не заканчивается, а возрождается и умирает, возрождается и умирает снова и снова. Всё здесь наделено множеством даров. Ничто, каким бы незначительным оно ни было, не упускается из виду, и всем достаётся от щедрот Дедушки. Боли нет, и, поскольку боли нет, страдание переносится с радостью. А теперь скажи мне, брат, по сравнению с адом, который наш отец обрушил на галактику, разве это звучит так ужасно?''''' – Он глубоко вздохнул, как человек, пробовавший деревенский воздух в погожий день. – '''''Хотел бы я, чтобы ты это видел''''', – повторил он.

Боль по-прежнему бушевала в Жиллимане, но она уменьшалась.

– '''''Если бы ты только обратился. Ты почти мёртв. Скоро боль пройдёт'''''. – Мортарион опустился на колени рядом с братом и положил руку ему на грудь. – '''''Разве ты не хочешь, чтобы это произошло?''''' – Он начал гладить, как будто успокаивал заболевшего ребёнка. – '''''А теперь помолчи, Робаут. Помолчи. Иди к Дедушке, и ты увидишь, он всё сделает как надо. Он навсегда избавит тебя от боли'''''.
== Тридцать шестая глава ==

'''ЗОВ ГОНОРУМА'''

– '''''До чего же ты надоедливая мошка''''', – произнёс Ку’Гат. Он взмахнул огромным мечом над головой и нанёс удар.

Эдермо отодвинулся в сторону, и оружие прошло мимо него, пробив стену. Во все стороны разлетелись крошившиеся кирпичи. Демон двинулся на него.

– '''''Как ты собираешься выиграть этот бой?''''' – спросил он. Ку’Гат попытался наступить на Эдермо. Лейтенант рубанул приблизившуюся ногу, оставив глубокую рану на бедре. Атака оставила его открытым перед мечом демона, но это стоило того, чтобы увидеть ярость твари.

Эдермо принял ответный удар прямо на щит. Вокруг него вспыхнули молнии. От столкновения магии и технологии прогремел гром. Небольшой кинетический всплеск прошёл, и демон заставил его отступить, его меч сверкал энергией там, где клинок надавил на силовое поле Эдермо. Лейтенант дождался подходящего момента и шагнул в сторону и вперёд, парируя большой меч. Вес оружия был чудовищен, и ему пришлось вложить всю свою силу, чтобы оттолкнуть его в сторону, но демон орудовал им так легко, как если бы это был кухонный нож.

– '''''Хватит. Уклоняться!''''' – сердито воскликнул демон.

Эдермо оглянулся. Их бой разрушил большую часть того, что осталось от медицинского комплекса, открыв сырые и грязные помещения небу. Он мельком увидел артефакт, огромный, пузатый котёл, покрытый ржавчиной и дымивший отвратительными испарениями. Вокруг него располагались ненадёжные мостки, которые три младших демона использовали в качестве дорожки, чтобы толкать гигантскую ложку. От этого действия три переплетённые молнии уносились ввысь в постоянном движении, подпитывая огромный вихрь в небе и шторм за ним. Суть происходившего была не чем иным, как чистейшим злом, и это зловещее прикосновение не миновало и его, ослабляя руки и ноги, уменьшая эффективность боевого снаряжения.

– Сержант Паррис, цельтесь в демонов у котла. Это приоритетный заказ, – передал он по воксу.

Ответ Юстиниана заглушил очередной мощный удар. Эдермо вскинул щит над головой, и снова силовое поле приняло на себя основную тяжесть атаки, но на этот раз отдача тяжело впечатала его в землю. Колени ударились о нагрудник. Верхняя часть щита звякнула о шлем, заставив прикусить язык. Он сглотнул кровь.

“''Давай, Паррис''”, – подумал он. Неуклюжим прыжком он избежал следующего удара демона, и пошатнулся.

– '''''Ты становишься медлительным. Становишься невнимательным''''', – усмехнулся Ку’Гат. – '''''Я постараюсь пощадить твою оболочку. Уничтожить тебя будет пустой тратой хорошего мяса. Миллион вирусов смогут полакомиться тобой и распространить свои дары с твоего трупа. Из тебя получится хорошенький маленький пакетик чумы'''''. – Меч снова взметнулся. Онемевшими от многократных ударов руками Эдермо поднял щит, прикрывая тело.

Выстрелы болтов справа отвлекли Ку’Гата.

– Лейтенант, назад. – Василон и двое его людей приближались к демону, ведя автоматический огонь из болт-карабинов. При каждом попадании с чудовищного тела существа капала чёрная жидкость.

– '''''Это касается только нас двоих!''''' – пробурчал демон. Он вдохнул и выдохнул, обдав их потоком грязи. Василона отбросило назад. Один из его людей упал, сожранный яростными личинками, когда желчь проплавила его броню. Другой был схвачен языком Ку’Гата и брошен на пол. Двое убитых прозвенели рунами смерти в списке личного состава Эдермо, но на секунду Ку’Гат повернулся к нему спиной.

Лейтенант воспользовался своим шансом. Он уронил щит, перевернул меч и бросился на демона, высоко подпрыгнув. Он ударил мечом, попал демону в бок под лопатку и вонзил острие в тело твари, как гвоздь, погрузив клинок в жирную плоть по самую рукоять. Он повис на нём, используя свой вес, чтобы тянуть оружие вниз. Разрушающее поле сделало остальное, уничтожив ложное тело Ку’Гата. Кости треснули, прогорклое мясо загорелось.

Ку’Гат взревел от ярости и муки, вскинув руки в попытке прихлопнуть мучителя. Эдермо скользил вниз. Очищенная и наполовину запёкшаяся плоть сползала со спины Ку’Гата. Эдермо миновал клетку рёбер демона, и меч быстро прошёл сквозь мягкие кишки. Верёвки внутренностей вывалились наружу и поглотили его.

Продолжая яростно кричать, Ку’Гат нащупал источник боли, схватил Эдермо за ногу и отшвырнул в сторону. Вращавшийся космический десантник врезался в стену, затем в другую, а потом в колонну, разбив её надвое, отскочил от неё и ударился о землю.

Он попытался подняться, но не смог. Он не чувствовал ног. Сила покинула боевую броню. Остаточная энергия питала ретинальный дисплей, и он показывал повреждения всего снаряжения. Кожух ранца треснул, что привело к аварийному отключению. Он вывел окно фармакопеи и увидел в мигавшем красном свете, что у него сломан позвоночник.

Он опустил голову на пол. Керамит зазвенел. Он огляделся по сторонам слева направо. Его меча нигде не было видно, но с того места, где он лежал, он мог смотреть прямо в центр владений демона, потому что находился у арки, которая вела в помещение с котлом. Хотя подобная близость к котлу обжигала его душу, с некоторым облегчением он увидел, что Юстиниан и его отделение стреляя продвигаются внутрь. На его глазах пал недавний посвящённый Орпино, три ржавых чумных меча вонзились в него, но сейчас внутри осталось мало демонов. У них был шанс.

Приближалась тяжёлая поступь и скрежет стали по камню. Ку’Гат шагнул сквозь пробитые Эдермо стены и обрушил их. У него тоже была рана, очень тяжёлая. Демон вытянул толстую руку, чтобы прикрыть её, но у него не слишком хорошо получилось. Кишки скользили по земле за его спиной. Печень выскальзывала и возвращалась с каждым шагом, словно озорной язык. Левая нога волочилась. Правая рука по-прежнему сжимала меч, но неловко, позволяя тому скользить по покрывавшей брусчатку чёрной грязи, как будто тот стал слишком тяжёлым, чтобы его поднять. Один глаз демона свисал из глазницы на серых мышцах.

Эдермо посмотрел на Юстиниана, удивляясь, почему их мгновенно не убила сила котла. Затем он увидел позади отделения “Парриса” жреца, двигавшегося словно во сне, и лейтенант не сомневался, что он тоже погибнет; но когда им навстречу шагнул демон, он поднял руку, и существо распалось. Ничего не осталось, ни следов, ни крови, ни тела. Даже пара. Тогда Эдермо понял.

Защищённый верой жреца, Юстиниан наступал на трёх демонов, толкавших черпак в котле; источник шторма.

Эдермо начал смеяться.

Ку’Гат неуклюже остановился рядом с лейтенантом. Он тяжело дышал, подтянул огромный меч и опёрся на него.

Эдермо сплюнул полный рот крови внутри шлема:

– Надеюсь, я причинил тебе боль.

– '''''Причинил''''', – признал Чумной Отец. – '''''И что? Я вечен. Ты нет. Ты ранил меня, я же собираюсь сожрать твою душу'''''.

– Я с радостью отдаю её на службе Императору.

– '''''Нет, нет. Ты дурак, ты идиот! Она не достанется вашему Императору'''''. – Ку’Гат наклонился вперёд и усмехнулся. – '''''Она достанется Нурглу'''''.

– Это я дурак? – сказал Эдермо. – Ты опоздал. Ты проиграл.

Внезапно раздался рёв болтерного оружия. Ку’Гат посмотрел в ту сторону.

– '''''Нет!''''' – выдохнул он.

Люди Юстиниана изрешетили чумоносцев болтами. Демоны корчились и дёргались, даже их нечестивой жизненной силы было недостаточно, чтобы спасти от града микробоеголовок, взрывавшихся в их телах. Они были разорваны на части, куски попадали в котёл.

Черпак упал, щёлкнул по металлу и скользнул под поверхность.

– '''''Так нельзя!''''' – закричал Ку’Гат. – '''''Остановитесь!'''''

Танцевавшая над варевом молния треснула, снова вспыхнула, а затем погасла. Вверху облака перестали кипеть. С запада подул свежий ветер.

– Мы победили, демон, – сказал Эдермо.

– '''''Тогда ты умрёшь!''''' – прорычал Ку’Гат. Он поднял меч и нанёс удар, пронзив Эдермо насквозь, разбив аквилу и сердца. Вытаскивая клинок, он раздавил его ногой. И всё же Эдермо прожил достаточно долго, чтобы насладиться вкусом победы.

Он запел гимн самопожертвования. У него было время, когда он выдыхал священные слова окровавленными губами, чтобы увидеть, как Ку’Гат, обезумев, неуклюже направляется к котлу. Время увидеть, как жрец смотрит на демона и в его глазах вспыхивает ужасающий свет.

– '''''Мои хорошие, мои хорошие! К черпаку! Шевелитесь! Шевелитесь! Или всё пропало!''''' – закричал демон.

Глубоко внутри изменённого тела Эдермо вспыхнуло велизариево горнило, пытаясь спасти его жизнь, но она уже ускользала.

Битва исчезла из его сознания. Он услышал, как совсем рядом завывает над вересковыми пустошами ледяной ветер. Он почувствовал резкий запах горного ручья, шлёпающего по молодому камню. Разгорался серый свет, и, словно сквозь туман, он увидел каменных титанов, державших оружие и бросавших вызов холодному, влажному небу.

Гонорум звал.
== Тридцать седьмая глава ==

'''КОТЁЛ НУРГЛА'''

Последние из кадианского 4021-го приблизились к мельнице. Только пять танков уцелели в ходе славной атаки. Остальные усеивали землю вплоть до того места, где Одрамейер отдал приказ. Большинство из них настолько обветшали, что казались частью пейзажа, реликвиями забытых войн, проржавевшими от времени и распада. Некоторые покрылись растительностью, маленькими островками яркого роста в грязном болоте. Другие поддались магии Хаоса и превратились в отвратительную смесь машины и экипажа, которые вопили об освобождении от смерти.

– Всё ради Императора, – произнёс Одрамейер. – Всё ради Империума. Я видел Его за работой. Я служу Его цели.

Оставшиеся машины стонали, ведущие колеса скрипели на умиравших подшипниках. В орудиях не осталось боеприпасов или их заклинило, облепило липкими водорослями, тромбоцитами плоти или чем-то похуже.

У них по-прежнему оставалась масса. У них по-прежнему оставался вес.

– Вперёд! – закричал Одрамейер. Его горло охрипло. Дыхание стало прерывистым. Лёгкие выдыхали пропитанный кровью воздух. Военный поезд превратился в мёртвый остов. Паломники умерли. Его полк был полностью разгромлен. Но орбитальная бомбардировка продолжалась, отбрасывая демонов обратно на холмы, откуда они выползали, и он видел в медицинском комплексе вспышки выстрелов и слышал треск болтеров. Пара танков в костяных и синих цветах сдерживала прилив чумоносцев с одной стороны больницы. Адептус Астартес продолжали сражаться. Одрамейер умирал, но он будет служить до конца. Победа по-прежнему возможна.

Танки поехали дальше, выкашивая демонов гусеницами. Враг значительно сократился в численности и, казалось, потерял координацию. Их огромные прямоугольники распались на бесцельные узлы, которые топтались на месте. И всё же они были опасны. Один за другим танки Одрамейера останавливались и разлетались на куски от прикосновения демонов.

– Вперёд! – закричал он. – Вперёд! За Императора! За Кадию! За Империум!

Впереди была стена медицинского комплекса. Одрамейер схватился за края башни, когда они поехали прямо на неё.



Чумоносцы набросились на них отовсюду и одновременно. Юстиниан и его последние космические десантники присоединились к остаткам тактической группы и образовали кольцо вокруг жреца, стреляя во всё, что двигалось. Доспехи Юстиниана больше не сбоили. Болт-пистолет стрелял плавно. За его спиной был свет, исходивший от жреца и из глаз черепа, который он повсюду носил с собой, и сиявший вокруг его головы.

– Оставайтесь рядом со жрецом, – приказал Юстиниан. – Он ограждает нас от вреда.

– Император ограждает вас, – произнёс Матьё отстранённым голосом. Он крепче сжал сервочереп. – Отведите меня к котлу. Так приказывает Император.

– Делайте, как он говорит, – сказал Юстиниан. Он верил ему, потому что у него не было другого выбора.

До котла оставалось всего несколько ярдов, но чумоносцы напирали на них со всех сторон, врываясь сквозь разрушенные стены и провисшие двери в состоянии близком к панике.

– У меня закончились болты. – Максентий-Дронтио бросил болт-винтовку, вытащил пистолет и боевой нож. Он выбил выпученный глаз демона, и тот рухнул, как мешок требухи.

Мягкие руки тянулись к ним. Чёрные мечи медленно замахивались, атаки легко парировали, но их было слишком много, чтобы остановить всех. Они протиснулись в кольцо космических десантников. Один из боевых братьев пал.

Матьё бормотал молитвы:

– О Император! Я отдаю себя тебе, чтобы ты использовал меня в качестве своего инструмента, чтобы разбить этот ужаснейший моровой сосуд и освободить Иакс от страданий. О Император, проведи меня туда, где я смогу лучше всего служить тебе!

Давление демонов усилилось, хотя они отшатывались от Матьё, и какая бы психическая сила ни проявилась у жреца, она ослабляла врагов и защищала космических десантников от дьявольских болезней.

Но чумоносцы были не единственной угрозой, с которой столкнулись космические десантники.

Напор чумоносцев ослаб, и они расступились. Котёл был близко, едва ли не на расстоянии вытянутой руки.

Юстиниан думал, что они не доберутся до него.

Великий нечистый, убивший Эдермо, неуклюже двинулся к ним. Похоже, он был тяжело ранен, но всё равно оставался смертельно опасным.

Он поднял меч. Он тяжело дышал. Чёрная кровь текла изо рта; и тем не менее он нахмурился.

– '''''Я попросил бы вас, смертные, отойти от котла Дедушки. Будьте хорошими мальчиками'''''.

Космические десантники ответили огнём. Болты врезались в тело демона. Его хмурый взгляд стал ещё мрачнее.

– '''''Неразумный выбор''''', – сказал он, и изверг на них поток слизи, личинок, желчи и полупереваренных костей.

– О Император, о Император, посмотри на нас, – пробормотал Матьё.

Демоническая рвота врезалась в невидимую энергию, окружавшую Новадесантников, и исчезла в облаках холодного пара, свободного от порчи.

– '''''Хорошо''''', – раздражённо сказал Ку’Гат. – '''''Тогда давай просто сделаем это физически'''''. – Он поднял меч.

– Рассредоточиться! – крикнул Юстиниан, схватил жреца и потащил его вперёд, сбив бормочущего младшего демона наплечником. Клинок демона просвистел в воздухе и поразил Василона, скорее сокрушив, чем разрубив, и убил его.

– '''''Один готов, осталось семь. Как кстати''''', – произнёс демон.

Юстиниан повернулся, оттесняя жреца за спину, стреляя до тех пор, пока болт-пистолет не перестал щёлкать. К его ужасу, раны, которые Эдермо нанёс Ку’Гату, затягивались.

– '''''Ты следующий, маленькое отродье Бога-Трупа''''', – сказал демон и указал бородавчатым пальцем на Юстиниана. – '''''Ты слишком надоедливый'''''.

– Назад! – сказал Юстиниан, подталкивая жреца к котлу.

Меч поднялся. Юстиниан перезарядил оружие и продолжил стрелять.

Его приготовления к смерти были грубо прерваны.

Внешняя стена зала с котлом взорвалась внутрь. Боевой танк “Леман Русс” с личной геральдикой полковника Одрамейера с рёвом пронёсся сквозь стену прямо на великого нечистого. Прежде чем Ку’Гат успел среагировать, ржавый ствол пушки вонзился чудовищу прямо в грудь, и танк встал на дыбы от удара, лишив демона равновесия и толкая его назад, гусеницы вырвали полосы грязной, гниющей плоти, прежде чем вгрызлись в брусчатку. Ку’Гата прижало к стене, его толстая голова раскачивалась, а на лице было такое изумление, что в любых других обстоятельствах это выглядело бы смешно.

Чёрная мерзость хлынула на танк Одрамейера. Машина одновременно разваливалась на куски и мутировала от крови Ку’Гата. Отдельные участки пульсировали, когда пласталь превращалась в больную плоть. Под башней открылись сморщенные глотки и изрыгнули стоны вонючего газа. Сила варпа обрушилась на танк. Тяжёлый болтер упал и с мягким стуком ударился о крепление на полу, обмяк и начал растворяться. Двигатель выдохнул чёрный дым и заглох. Полосы ржавчины и мясистые наросты покрывали “Леман Русс” и тянулись к полковнику.

Юстиниан и его люди стреляли. Чумоносцы умирали. Одрамейер высвободил руку, разрывая плоть, которая сливалась с металлом. Его кожа текла, словно воск, но он упрямо полз, оставляя за собой алые полосы крови.

Он кое-как поднялся на ноги и уставился в уцелевший глаз Ку’Гата.

– '''''Ну и ну, что у нас здесь?''''' – спросил Ку’Гат, ихор покрыл его подбородки.

– Верный слуга Императора, – ответил Одрамейер. Из последних сил он вонзил силовой меч в пустую глазницу Ку’Гата. Последний всплеск энергии вышедшего из строя генератора поджарил мозги демона.

– Слава Ему, – прошептал Одрамейер и умер.

С печальным вздохом душа Ку’Гата улетела обратно в сад к неодобрению Дедушки.

Чумоносцы плакали, видя, что их повелитель изгнан, но сражались ещё упорнее. Максентий-Дронтио был окружён, Ахиллея едва не сбили с ног.

На четвереньках Матьё добрался до котла. Даже он, ведомый верой в Императора, не мог противостоять его силе в такой близи, и кожа покрылась волдырями от злой магии, но всё же жрец осмелился дотянуться до одного из великих артефактов Чумного бога.

– Ради тебя, мой Император, я совершаю свою последнюю службу, – произнёс он.

Его слова прорвались сквозь шум битвы. Юстиниан обернулся и увидел, как он коснулся железной обшивки котла.

Матьё закричал в экстазе.

Свет поглотил его. Сервочереп разлетелся на куски. Отовсюду доносились душераздирающие вопли. Чумоносцы испарились от света. Космических десантников отбросило от котла, как будто они попали в волну избыточного давления от снаряда макропушки.

Юстиниан тяжело ударился о стену.

Он упал и увидел, как Матьё и котёл исчезли за стеной поразительного свечения. На мгновение ему показалось, что он увидел золотого гиганта, опускавшего пылавший меч на котёл, его глаза были полны печали, но лицо было решительным.

Раздался звон большого колокола. Чувство освобождения вырвалось из эпицентра психического вихря. Ощущение было близким к смертельному, но чистым, и унесло с собой все виды порчи, и затем все воздействия варпа исчезли.

Перегруженный разум Юстиниана сбежал в безопасное бессознательное состояние.



На командной палубе “''Чести Макрагга''” молодой офицер подскочил за своим пультом и доложил взволнованным голосом:

– Милорды, пси-авгур указывает на снижение уровней вмешательства варпа в реальном пространстве Иакса. Шторм прерван.

Кольцюань слегка наклонился вперёд.

– Включить главные тактические экраны, – сказал Хестрин.

Над центральной гололитической шахтой сформировалось изображение загрязнённого шара Иакса. Сначала оно казалось неуверенным, почти застенчивым, как будто пряталось. Затем оно задрожало, и нерешительные континенты приняли твёрдую форму. Молния вырвалась из центральной точки. Воющие лица растворились, став не более угрожающими, чем облака. Бурление атмосферы стихло.

Из вокс-центра и стратегического командного узла, с капитанского возвышения Хестрина и с поста управления артиллерией, со всех сторон раздалась какофония голосов, перезвонов и захватов целей. Поток данных распространился по всей сфере планеты. Вокруг Первой Высадки, в Эфорисе, Артерии и других местах, росли и множились сигналы ретрансляторов имперских сигнумов.

– Артефакт уничтожен, – произнёс главный магос пси-авгура. – Повторяю, артефакт уничтожен. Зарегистрировано значительное уменьшение перекрытия варпа, и оно убывает.

– Мы попали в него?

– Отрицательное воздействие, милорд, – доложил командующий артиллерии. – Вероятно, это космические десантники. Я фиксирую ретрансляторы сигнумов.

– Что бы это ни было, оно исчезло, слава Золотому Трону, – добавил офицер пси-авгура.

По палубе прокатился громкий ликующий крик. Хестрин открыто улыбнулся Кольцюаню.

Трибун слегка кивнул.

– Ускорить эвакуацию всех имперских сил. Путь открыт, – сказал Хестрин. Он выпрямился, часть напряжения соскользнула с его плеч. – Команда экстерминатуса, отбой.

– Что с примархом? – спросил Кольцюань.

– Никаких новостей. Его сигнум неустойчив. Силовой купол держится, – ответил стратегический офицер.

– Наконец-то у нас есть координаты телепортации, – заметил Хестрин.

– Намёк замечен и понят, – сказал трибун. Он надел шлем, запечатал его и взял копьё хранителя у сопровождавшего сервитора. – Я возглавлю деблокирующие силы, чтобы сдержать Гвардию Смерти и ускорить возвращение наших людей. Полная планетарная бомбардировка только по моему сигналу. Битва наполовину выиграна. Постарайся устоять перед искушением взорвать любимый мир примарха, пока меня не будет.

Кольцюань отправился в телепортариум, оставив после себя лихорадочный обмен координатами, пока флот-примус готовился стереть армию Мортариона с лица земли.
== Тридцать восьмая глава ==

'''ЗА ИМПЕРАТОРА'''

Он почувствовал исчезновение котла, как бой часов, как звон колокола, ощущаемый, но неслышимый.

Сад содрогнулся от землетрясения. Обитавшие в нём странные демонические существа издали какофонию криков и стонов. На участках Иакса, которые он перекрывал, реальность задрожала и вновь проявилась, и сад начал исчезать.

– '''''Невозможно''''', – прошептал Мортарион.

Труп его брата дёрнулся. Доспехи судьбы превратились в проржавевшую оболочку, но каким-то образом их силовой ранец перезапустился, и по броне замигали огни систем.

Почерневшее лицо Жиллимана повернулось и посмотрело на него. Мортарион почувствовал, как что-то огромное и опасное движется сквозь варп. Что-то, чего он не чувствовал уже очень давно.

Спина Жиллимана изогнулась. Броня теперь гудела, испуская психическую сигнатуру, когда в ней включались тайные механизмы.

Земля снова затряслась. Второй звон невидимого колокола поверг обитателей сада в панику. Деревья трещали, вытаскивая корни и пытаясь уползти. Миллион разновидностей демонических мух с жужжанием взлетели с трупных земель и покинули их растущими стаями. Нурглинги визжали и ковыляли так быстро, как только позволяли их маленькие ножки.

Мортарион поспешно встал, вскинул Тишину и попытался со всей мощи опустить её, чтобы окончательно уничтожить Жиллимана, принести его душу в жертву великому богу Нурглу, даже если тот не сможет забрать его миры.

Но он не смог пошевелиться.

Глаза Жиллимана светились чистой, белой силой. Последние остатки разлагавшейся плоти сгорели, и на их месте образовалась сеть перистых капилляров, несущих свежую кровь, незапятнанную Божьей болезнью. Металл доспехов судьбы мерцал, невозможно преображаясь. Патина потрескалась и отпала и появились яркие украшения. Провода удлинялись и соединялись так же уверенно, как нарастала снова кожа Жиллимана.

Невозможная земля в саду сильно затряслась. Демоны, большие и маленькие, кричали, выбираясь из укрытий и убегая в буйном паническом бегстве. Вдалеке, видимое из любой точки сада, Чёрное поместье Нургла вздрогнуло, и Мортарион почувствовал другое присутствие, такое же мощное, как и первое, посмотревшее на него из-за вечно закрытых ставнями окон.

Земля треснула и раскололась. Ослепительная белизна полыхала из расщелин. Труп Жиллимана поднялся и повис в воздухе, поддерживаемый столбом света, и медленно повернулся, встав прямо. Он протянул руку, и меч Императора появился в его ладони, вспыхнув огнём тысячи солнц.

– Он говорит со мной, брат, – произнёс Робаут Жиллиман. – Разве Он не говорит с тобой?

Невыносимое сияние окутало Жиллимана, такое яркое, что Мортарион вскинул руки.

– '''''Отец?''''' – сказал Мортарион, и его голос дрогнул, как у маленького мальчика, уличённого в каком-то мелком, но непростительном преступлении.

– Я – Его правая рука, брат, – сказал Жиллиман. – Я – Его полководец, Его защитник. Я – Мстящий Сын. Его могуществом я сохранен.

Пейзаж мерцал между разрушенным полем битвы на Иаксе и садом Нургла. Земля в саду вздымалась волнами.

– '''''Это невозможно! Ты должен был умереть!'''''

Из поместья донёсся скрип двери, слабый, но зловещий. Двери в дом Нургла так и не открылись.

Мортарион очень, очень медленно повернулся и посмотрел на огромный дом. Единственный крошечный ставень на ничем непримечательном фронтоне был открыт – квадрат более глубокой черноты в чёрном дереве.

– '''''Прости меня, Дедушка''''', – дрогнувшим голосом произнёс он.

Жиллиман посмотрел мимо него, и что-то смотрело сквозь него, видя все миры сразу. Глаза, яркие, как центры галактик, уставились на чёрный, неприступный дом.

– Ты предатель, – сказал Жиллиман, и голос не полностью принадлежал ему. – Ты растоптал всё, что только мог, но ты в такой же степени жертва, как и чудовище, Мортарион. Возможно, однажды ты будешь спасён. А до тех пор ты должен вернуться к хозяину, которого выбрал.

– '''''Нет!''''' – закричал Мортарион, но было слишком поздно. Какая-то сила потянулась к нему и сильно толкнула. Он полетел назад, всё дальше и дальше через сад, к чёрному дому Чумного бога. Он почувствовал мгновение совершенного ужаса, прежде чем влетел в открытый портал, и тот захлопнулся за ним, заключив в ловушку с ещё более ужасным богом.

Нургл был недоволен.



Жиллиман оглядел сад Нургла. Тот находился между двумя мирами. Варп был изменчивой вещью, никогда не постоянной. Сад представлял собой собрание идей. У него не было истинной формы, и сквозь него он мог видеть миллион других миров, которые поддерживали его, сны душ, живых и мёртвых, и за ними, как будто мельком увиденное сквозь пелену сверкавшего морского тумана, который испарялся перед утренним солнцем, поле битвы на Иаксе.

– Слушай меня! – Голос Жиллимана гремел сквозь вечности. Меч вспыхивал всё ярче, пока его пламя не стало угрожать сжечь время. – Я – Робаут Жиллиман, последний верный сын Императора Терры. Твоей судьбе не суждено закончится сегодня, Чумной бог, но знай, что я иду за тобой, и я найду тебя, и ты сгоришь.

Он сжал меч Императора двумя руками и высоко поднял. Вздымавшиеся волны огня ворвались в сад. Из большого особняка донёсся крик ярости, когда стена пламени, более горячего, чем миллион солнц, поглотила всё на своём пути, наконец, сломавшись и отступив в нескольких ярдах от чёрных стен дома Нургла. Его бесконечные залы содрогнулись. С крыши посыпалась замшелая черепица. От промокших досок повалил пар.

– Это предупреждение. Варп и материум когда-то находились в равновесии. Слишком долго ты склонял чашу весов. Пойми, что не только варп способен давить. Это царство нереально. Реальна только воля. И никто не может превзойти мою волю. Не сомневайся, Повелитель Чумы, и передай это послание своим братьям, что я говорю не за себя.

– Я говорю от имени Императора Человечества.

Затем он падал, падал, падал вечно, пока его колено не коснулось земли, и он снова очнулся в реальности.



Жиллиман открыл глаза. Он стоял на коленях на равнине Иакса. Меч Императора был воткнут острием вниз в потрескавшуюся землю. Его пламя превратило всё вокруг в стекло. Повсюду валялись обгоревшие доспехи. Только он был невредимым.
Мортариона нигде не было видно.

Он встал. Какое бы присутствие ни вселилось в него, оно исчезло. Воздух был чистым. Поблизости не было никаких признаков порчи, и он знал, что меч Императора выжег Божью болезнь. Психический щит Натасе по-прежнему ограничивал место поединка, но сквозь него он мог видеть ясное небо и облака, пробитые огнём лансов. Свирепая орбитальная бомбардировка опустошала армию Мортариона, которая отступала без предводителя и в меньшинстве под прикрытием отравленных туманов.

Воздух затрещал. Вокруг него появились золотые гиганты. Ещё дальше другие всплески энергии возвестили о прибытии новых кустодиев в тылу Гвардии Смерти. Ещё до конца дня предателей ждёт великая резня.

Малдовар Кольцюань шагнул к нему.

– Значит, дело сделано?

– Сделано. Мортариона больше нет. Его сеть разорвана, – ответил Робаут Жиллиман. – Чумные войны закончились.

И вложил меч Императора в ножны.



Телепортация являлась мгновенным средством перемещения, но между мгновениями существовал бесконечный промежуток, когда можно было почувствовать варп. Иногда это длилось целую вечность, но всегда забывалось.

Понт Варсиллиан Многославный снова пережил этот момент, как и много раз раньше. Только на этот раз всё было по-другому.

В книгах его ордена было написано, что в древние времена Император касался разума каждого из Своих Кустодианских Гвардейцев. Что Он видел их глазами, и что они разделяли Его мысли. В течение десяти тысячелетий они были лишены этого общения – одни, не осознавая своего одиночества.

На тот краткий, вечный миг, когда Варсиллиан завис между материумом и имматериумом, этот пробел был заполнен. Он мог поклясться, что что-то смотрело сквозь него, что он был одинок всю свою жизнь, не осознавая этого, а теперь это изменилось.

Ощущение прошло.

Вспышка телепорта открыла путь к месту опустошения. Он и его группа из одиннадцати воинов прибыли на поле, где произошла и была проиграна битва. Разбитые танки усеивали грязные склоны холмов. В нескольких сотнях ярдов маячил остов военного поезда Экклезиархии. Повсюду валялись тела, в основном зелёные кости, которые, казалось, лежали здесь десятилетиями. Пятна слизи отмечали места гибели демонов. Что бы здесь ни произошло, теперь всё закончилось. Дым стелился по земле под напором усиливавшегося ветра. Туман вырвался перед ним, скрывшись за горизонтом. Была ночь, но на востоке, над болотами, виднелось обещание рассвета.

– Рассредоточиться, – сказал Варсиллиан своим братьям. – Найдите выживших. Гелистан, Адриан, за мной.

Варсиллиан направился в медицинский комплекс. По пути они миновали пару гравитационных танков Адептус Астартес. Оба лежали на земле с выключенными гравитационными полями. Внутри и вокруг находилась дюжина Новадесантников. Некоторые были ещё живы, все без сознания.

– Отметьте их местоположение, – сказал Варсиллиан. – Вызовите эвакуационные медицинские транспорты.

Они вошли внутрь. Заброшенные залы приветствовали их, заросшие за столетия упадка, хотя после захвата комплекса прошло не так много времени. Повсюду виднелись завядшие заросли мясистых растений и ещё более ядовитые лужи, где умерли демоны. Но они не видели никаких признаков активных Нерождённых, ни глазами, ни на сложном сенсориуме брони.

Они направились дальше. Вокруг царила мёртвая тишина. Не было никаких признаков жизни, кроме ветра. Вверху рассеивались облака. Появились клочки неба.

– Фиксирую пятерых живых Адептус Астартес в центральном зале, – передал по воксу Адриан. В шлеме Варсиллиана появились точки местоположения.

– Тогда давайте начнём оттуда, – сказал кустодий.

Они пробирались по заваленными обломками коридорам, по пути натыкаясь на трупы погибших Новадесантников. Они отметили их местоположение. Хотя космические десантники были слишком сильно поражены чумой или быстрой мутацией, чтобы собрать геносемя, им и их боевому снаряжению окажут надлежащие почести.

Пять признаков жизни слабо пульсировали из боевой брони, работавшей на аварийных системах. Кустодии вошли в центральный зал и обнаружили Адептус Астартес, лежавших вокруг источника взрыва.

– Несомненно, место артефакта, – сказал Гелистан. От котла ничего не осталось, только чёрная звезда на полу. Варсиллиан подошёл к ней, пока его товарищи проверяли Адептус Астартес, и обнаружил шестое тело, обычное человеческое, такое маленькое, что он сначала принял его за груду тряпья.

– Этот тоже жив, – сказал Варсиллиан. Адриан присоединился к нему.

– Как это возможно? – спросил он. – И остальных отбросило взрывом. Почему он по-прежнему здесь?

– Он болен, – сказал Варсиллиан. Он осторожно перевернул тело. Больное, измождённое лицо смотрело на него слепыми глазами. – Милитант-апостол.

Матьё с хрипом втянул воздух. Его руки судорожно сжались.

– Помогите мне, – сказал он.

– Успокойтесь, помощь уже в пути, – сказал Варсиллиан.

– Не поможет, – простонал Матьё. – Я должен… Я должен пойти к нему. Мне нужно передать последнее послание по приказу Императора.

– Я должен поговорить с примархом.
== Тридцать девятая глава ==

'''ГАМБИТ ДОЖДЕВОГО ОТЦА'''

– '''''Дело в том, что вы, псайкеры''''', – произнёс Гнилиус, и обрушил поток вонючей воды на Тигурия, – '''''переоцениваете себя'''''.

Щит синей духовной силы вспыхнул перед Тигурием, и поток Гнилиуса обрушился на защиту. Вода плескалась вокруг библиария, отклоняемая его силой, смывая бесценные тома и превращая их в груды мокрого мусора, из которых выросли кусты ежевики.

Дождевой Отец продолжил швырять заклинания в библиария, оттесняя его назад. Тигурий взмахнул посохом и отразил разряды разрушающей силы, но они попали в книги в протянувшиеся вдоль коридора клетках, разлагая их, трансформируя или поджигая. Дым и зловонные газы заполнили узкий проход.

– '''''Я много слышал о том, что ты могучий воин. Как я разочарован, когда, наконец, встретившись с тобой лицом к лицу, обнаружил такой… такой…''''' '''экземпляр'''.

Гнилиус вытянул жезл вперёд. Кричавшие петли багровой силы устремились к Тигурию, и он с трудом отразил их. Они ворвались в клетки и взорвали их с металлическим скрежетом.

Тигурий ничего не сказал, отказываясь вступать в спор с Дождевым Отцом, но вместо этого ответил, продемонстрировав собственную мощь. Он так сильно потянул варп, что Фабиан почувствовал, как прогибается реальность. Молния вырвалась из навершия посоха. Гнилиус попытался заблокировать атаку стеной сотворённой из ничего кипевшей грязи, но энергия пронзила её, ударив великого нечистого в центр груди и оставив паутину ожогов на разлагавшейся коже.

Гнилиус закашлялся, и из его главного рта вырвался гейзер личинок.

– '''''Значит, ты умеешь кусаться''''', – сказал он, вытирая паразитов с губ. Он выбросил левую руку и швырнул в библиария клубок мух изо рта под ладонью. Они врезались с силой брошенного из катапульты камня, отбросив Тигурия, затем разорвались на его броне и начали грызть керамит. – '''''Но у меня больше зубов, чем у тебя''''', – добавил он.

Тигурий окутал себя пламенем, сжигая мух в пепел.

– Старайся лучше, демон, – сказал он.

Фабиан перевернулся на живот и встал на четвереньки. В этот момент он почувствовал головокружение и вынужден был остановиться, глубоко вдыхая спёртый, переработанный воздух. У него болело всё тело. Тошнота угрожала желудку. Под воздействием психического поединка реальность исказилась, как расплавленное стекло.

''Библиотека по-прежнему здесь'', сказал он себе. ''Я по-прежнему здесь''.

Он последовательно проверил системы защитного костюма, как его учили, чтобы отвлечься от учинённого Гнилиусом безумия. Воздух содрогнулся от неземного смеха. Шлёпающие черви размером с пальцы пробивались сквозь стены и вылезали из пола. Один задел его руку, и он в ужасе отшвырнул тварь, но паразит заметался и не причинил ему никакого вреда.

Это придало ему сил встать, хотя он чуть не потерял сознание, и ему пришлось прислониться к стене.

В боковой комнате сгущался дым. Гнилиус и Тигурий по-прежнему сражались, но отходили от него, возвращаясь к более высоким полкам.

Взгляд остановился на лежавшей на полу книге. Всё остальное в комнате превратилось в нечитаемое месиво. Какая ужасная тайна скрывалась между страницами уцелевшей?

Он не мог пошевелиться. Он должен уйти. Ему не следует поднимать её, но, рассуждал он, какой вред она может принести? Он видел немало запрещённых гримуаров, в которых содержались разрушавшие разум тайны. Эта, по-видимому, не была одной из таких, потому что хранилась в боковом помещении, которое, пусть и было защищено тяжёлой дверью, не обладало охранными символами или психическими схемами, которые обычно использовались для сдерживания таких вещей, как колдовские тома. Это была просто книга. Она лежала на полу лицевой стороной вниз, название было скрыто.

Звуки схватки эхом разносились по коридору. Тигурий атаковал Гнилиуса. Кристаллические матрицы внутри его посоха пылали, словно стены света, оставляя в теле демона раны в форме кратеров. Гнилиус обрушил жезл, Тигурий поймал его на рогатое навершие посоха и отклонил в сторону. Он ударил основанием посоха по полу, послав ударную волну, которая прокатилась по жировым складкам Гнилиуса, заставив челюсти демона лязгнуть. Пасть в животе оскалилась на библиария, и в ответ Тигурий раздробил её зубы точным разрядом энергии.

Фабиан не мог выбраться. Их рукопашная схватка перекрыла коридор. Он снова взглянул на книгу. Должен ли он взять её?

Гнилиус растянулся на полках в клетках, полностью уничтожив их. Тигурий вонзил навершие посоха в пасть на его руке, сломав клыки. Он отсёк язык и тот шлёпнулся на пол. Гнилиус взвизгнул, издав на удивление высокий и девчоночий звук, и схватился за рану.

– Всё кончено, демон, – произнёс Тигурий, поднимая посох для нового удара.

По библиотеке пронёсся звон, слабый, но мощный. Три звона, которые заставили реальность искривиться ещё сильнее, и библиотека задрожала. Книги лавиной падали с полок и свисали на цепях, словно мёртвые птицы, подвешенные мстительным фермером. Тигурий пошатнулся.

Гнилиус снова выпрямился.

– '''''Именно так, человек'''''. – Он с силой опустил жезл на Тигурия. Психический капюшон вокруг головы старшего библиария взорвался, оглушив его. Его массивная броня свалилась на пол, и огни на капюшоне и вокруг посоха погасли.

– '''''Совсем не впечатляет''''', – сказал Гнилиус с усмешкой, затем, поморщившись, потёр раненый рот.

Гнилиус снова обратил внимание на Фабиана.

– '''''А, по-прежнему здесь. Очень хорошо'''''. – Он заковылял по коридору, сгорбившись, как обезьяна.

Фабиану некуда было деваться. Он оцепенел и не чувствовал ничего кроме страха. Гнилиус представлял собой такое ужасное зрелище, что было легко поверить, что демон не был реальным, и что Фабиан попал в кошмар. Но всё происходило наяву. Он стоял как вкопанный, когда подошёл Гнилиус.

– '''''Я не причиню тебе вреда, искатель истины. Посмотри, посмотри на меня!'''''

Он протянул руку к Фабиану, и она начала распадаться на глазах у историтора. Кожа соскользнула с позеленевших от разложения мышц. Вены сморщились. Сухожилия высохли и лопнули. Пальцы отвалились и растаяли на полу.

– '''''Видишь? Всё кончено''''', – сказал Гнилиус, демонстрируя культю. – '''''Планы Мортариона пошли прахом, и поэтому я должен уйти. Сеть распада, на создание которой он потратил столько сил, разрушена, и хватка варпа на Ультрамаре слабеет. Я прощаюсь с тобой. Наслаждайся книгой, маленький читатель'''''.

Гнилиус рухнул сам в себя, его кожа пошла рябью, как старый шёлк, и наружу хлынул поток грязной воды. Голова исчезла последней, свернувшись, как сброшенная маска, прежде чем раствориться в чёрном дыму.

После секундного раздумья Фабиан поднял книгу, спасая её от лужи грязи, сочившейся из останков Гнилиуса, и захромал по коридору к старшему библиарию. В коридоре горели те книги, которые не сгнили до черноты, и огонь распространялся на основную часть библиотеки. Он услышал, как вдалеке разбились кристаллы данных. Если бы на нём не было защитного костюма, он умер бы от болезней или дыма в течение нескольких мгновений.

Он активировал вокс и обнаружил, что частоты свободны от помех.

– Командование ордена, говорит Фабиан Гелфрейн, историтор-майорис, прошу помощи. Лорд Тигурий повержен, библиотека Птолемея в огне. Пожалуйста, ''пожалуйста'', придите и заберите нас.

Произошла небольшая задержка.

– ''Принято. Местоположение зарегистрировано. Пожарные бригады и апотекарий уже в пути. Оставайтесь на месте''.

– Не знаю, возможно ли это, – пробормотал Фабиан.

Вокс-связь отключилась.

В конце коридора с грохотом рухнула стопка книг, послав в его сторону вихрь тлеющих углей. Он почувствовал глубокую печаль из-за того, что утеряно так много знаний, и вознёс короткую молитву Императору, чтобы некоторые из них были спасены.

Побуждаемый этой мыслью, он перевернул книгу, которую держал в руках. Она оказалась ничем не примечательной. Не было автора, но было название. Фабиан прочёл его вслух.

– ''История правления Императора Сангвиния''.

Он нахмурился, прочитав название. Для него оно ничего не значило. Насколько ему было известно Сангвиний никогда не был императором. Неужели ему досталась фантастическая работа? Было ли это какой-то космической шуткой за его счёт?
Мысль о том, что бог хотел подразнить его, наполнила Фабиана ужасом.

Рука Тигурия дёрнулась. Шлем повернулся внутри дымившихся остатков психического капюшона.

Фабиан поспешно сунул книгу в патронную сумку на бедре. Она еле поместилась.

– Демон, – произнёс Тигурий.

– Он исчез, – сказал Фабиан.

Библиарий медленно поднялся. Фабиан отбросил мысль о том, чтобы помочь ему. Он никак не мог сдвинуть с места такую массу металла и плоти. Он только помешал бы.

– За нами идут, – добавил Фабиан и указал на комнату. – Я предлагаю подождать там, за закрытой дверью. Вы, наверное, выживете здесь, но я не хочу сгореть заживо.

Пошатываясь, Тигурий согласился.
== Сороковая глава ==

'''СВЯТОЙ МАТЬЕ'''

– Он по-прежнему жив? – спросил Жиллиман.

Хиромант-капитан Бажири с карантинного корабля “''Убежище''” мрачно кивнул. Жиллиман сомневался, что у этого человека было какое-либо другое выражение лица, кроме мрачного, потому что его долг был весомым. Судно, которым он командовал, было кораблём смерти, и мало кто из поднявшихся на него остался в живых. Болезни, которые лечил Бажири, были болезнями как души, так и тела. Он видел худшее, что мог вызвать варп. В силу необходимости он и сам был псайкером, среднего уровня, редким человеком где-то между хирургом и колдуном.

“''В такие времена'', – подумал Жиллиман, – ''такие люди, как он, должны служить Императору''”.

– Да, лорд-регент, – ответил капитан-хиромант. – Он жив.

Жиллиман задумчиво вдохнул, что было похоже на вздох. Он устал, но ему ещё так много предстояло сделать. Он спросил себя, была ли встреча с Матьё скорее уступкой, чем необходимостью. С одной стороны, назначение жреца можно было рассматривать как одну из его редких ошибок. С другой стороны, он задавался вопросом, был ли это вообще его выбор, а если нет, то многие ли из его выборов принадлежали ему.

Он мысленно вернулся в сад.

Он заглянул через тройной слой бронестекла в процедурный кабинет. На каждой панели были выгравированы священные символы. Где-то поблизости работал сдерживавший влияние варпа эзотерический механизм.

Матьё занимал односпальную кровать в центре комнаты. Медицинское оборудование заполняло пространство вокруг него. Он был завернут в белые одежды, испачканные кровью, вытекшей из его многочисленных язв. У него не было ран; все повреждения, покрывавшие его кожу, были результатом болезни. Он больше походил на вязанку хвороста, чем на человека, грубо собранного в человеческую форму и обтянутого кожей. Одной из немногих вещей, которыми Матьё гордился, были его волосы, и они выпадали, покрывая подушку. Его щеки запали под кислородной маской. Глаза равнодушно смотрели в потолок и плакали гнойными слезами.

– Как возможно, что он всё ещё жив? – Жиллиман посмотрел на врача. – С чисто физической, медицинской точки зрения.

– С медицинской точки зрения? – переспросил Бажири. – Я не знаю, как это объяснить. Это невозможно. Он отправился в самую заражённую часть Иакса без защиты. Из того, что мне рассказали Адептус Астартес, которые доставили его сюда, он противостоял одному из величайших чумных существ врага. Он коснулся испорченного артефакта. Он подвергся всевозможным болезням и пагубным воздействиям варпа, как вы можете видеть. Но он жив.

– Я вижу, – сказал Жиллиман.

– Хотя психический элемент его недугов больше не активен, мы позаботились об этом, само количество поразивших его заболеваний должно было убить его часы назад. Этого человека не должно быть в живых.

– Как ты и сказал, – тихо произнёс Жиллиман. – И каково твоё мнение с немедицинской точки зрения?

– Он желает видеть вас, милорд. В других случаях я сказал бы, что это поддерживает в нём жизнь. Я видел солдат, которые должны были умереть от ран, но цеплялись за жизнь часами, чтобы получить последнее благословение от полковых жрецов. Я видел, как другие получали травмы, которые сразу убили бы космического десантника, но выполняли поставленную перед ними задачу, прежде чем позволить себе умереть.

– Но не в этом случае?

– Нет. Он всё равно должен быть мёртв. Здесь происходит что-то, с чем я не знаком. Я почти уверен, что его поддерживает в живых внешнее влияние. Они защищают от любого вида психической энергии. – Он указал на символы в стекле. – Мы защищены технологически и в соответствии с лучшими способностями псайкеров флота. Но даже в этом случае что-то доходит до него извне.

Жиллиман некоторое время молчал.

– Это его вера?

– Что такое вера, милорд? – спросил Бажири. – Это всего лишь ещё одно проявление варпа. Ни один смертный человек не может настолько сильно верить, чтобы выжить благодаря этому. Это невозможно. Эти обереги препятствуют действиям богов.

– Очевидный практический факт заключается в том, что он жив, – сказал Жиллиман. – Какова твоя теория?

Бажири видел в своей жизни слишком много ужасов, чтобы бояться чего-либо, даже примарха, и во взгляде, которым он посмотрел на гигантского сына Императора, был намёк на предостережение.

– Мы видим работу Императора. Чудо. Это моя единственная правдоподобная теория. Вы так не думаете, милорд?

Жиллиман предпочёл воздержаться от ответа.

– Я увижу его сейчас. Я хочу знать, что он желает сказать. Тогда, возможно, он сможет спокойно умереть. – Он повернулся лицом к капитану-хироманту. – Об этой встрече не будет сделано никаких записей. Ты уйдёшь. Ты отключишь всё 
оборудование, отвечающее за сбор данных, ты понял?

– Да, милорд.

– Очистить эту область на двести ярдов во все стороны.

Ещё один короткий взгляд, ещё одна доза предостережения:

– Я не уверен, что это настолько необходимо...

– Это твой корабль, хиромант-капитан, но я приказываю как лорд-командующий и регент Империума Человека. Делай, как я говорю.

– С радостью, милорд. – Бажири поклонился. – Но я должен остаться, чтобы открыть палату.

– После этого ты тоже уйдёшь, – сказал Жиллиман.

– Да, да, как прикажете.

Бажири подошёл к шкафчику, где его ждал защитный костюм из мягкого пластека. Он был опытен в его использовании и быстро надел костюм. Жиллиман встал у двери.

Бажири застегнул застёжки:

– Милорд, я посоветовал бы вам надеть шлем. У него много болезней, и я не знаю, будете ли вы невосприимчивы.

– Мне не понадобится шлем, – сказал Жиллиман и повернулся лицом ко входу. – Открой дверь.

Бажири прикрепил дыхательные трубки и надул костюм.

– Очень хорошо, – сказал он.

Первое, что поразило Жиллимана, был запах. В помещении царила тошнотворная сладость, исходившая от отказывавших органов и разлагавшейся плоти. От него у Жиллимана заслезились глаза. Пот выступил на лбу, когда постчеловеческая биология настроилась на борьбу с инфекцией, и оборудование доспехов судьбы перешло в более высокое состояние активности.

Возможно, Бажири был прав, и в этой комнате было что-то, что могло повлиять на него, возможно, последний гамбит Мортариона. Его проницательный ум взвесил все эти возможности, но его это не беспокоило. Он не мог знать, что будет в безопасности, никакая теория не могла это подтвердить, но почему-то он верил в это.

Он подошёл к кровати, протискиваясь сквозь пластековую плёнку, не боясь заразиться.

Жрец смотрел в потолок, по-прежнему оставаясь неподвижным, если не считать вздымавшуюся и опускавшуюся грудь, но даже это было не его рук дело, потому что за него дышали машины. Когда он вдыхал и выдыхал, он делал это под щёлкающее шипение подключённого к груди лёгочного стимулятора.

– Милитант-апостол?

Матьё не пошевелился.

– Матьё, – тихо сказал Жиллиман. Он проанализировал свои эмоции. Он ожидал гнева. Ожидал неохотного принятия; в конце концов, жрец сослужил великую службу. Недавно он испытал замешательство, и это была эмоция, которую он не любил. Но, видя жреца таким, охваченным дюжиной различных болезней одновременно, больше всего он чувствовал жалость.

Корки в уголках глаз Матьё приподнялись. Его лицо дрогнуло. Совсем немного он повернул голову в сторону примарха. Потребовалось мгновение, чтобы выражение его лица прояснилось, а глаза сфокусировались.

– Милорд, это вы?

– Это я, – сказал Жиллиман, неуверенный, видел ли его Матьё.

– Да, да, регент, – произнёс Матьё, как будто это всё подтверждало. Его глаза закрылись и открылись, и он сглотнул, все действия выполнялись с ледяной медлительностью. – Вы пришли.

– Я слышал, ты хотел поговорить со мной. Я не мог отказать умирающему в последней просьбе.

– Но вы всё же подумали об этом, – сказал Матьё. Он улыбнулся. Кожа на его губах потрескалась и кровоточила.

– Я обсуждал вопрос…

– Вам не нужно объясняться, милорд. Нас коснулся Император, вас и меня. У нас мало выбора в наших действиях.

– Ты в это веришь.

– Я это знаю! – В него вошло немного энергии, и он пошевелил рукой, заключённой в трубки. – И вы тоже. Вы были свидетелем этого, Его силы. Вы видели свет.

– Должен тебя разочаровать. Я не верю, что мой создатель – бог, – сказал Жиллиман. – Он что-то... – Примарх замолчал. – Он нечто иное, если Он вообще что-то собой представляет. Вся эта вера и желание спасения – слепая надежда. Он нам не поможет. Он не может. Мы должны спасти себя сами.

– Какая досада, – сказал Матьё. Его голос казался вокс-призраком на ненадёжной частоте, то появляясь, то исчезая из слышимости. – Всё было бы намного проще, если бы вы верили. Возможно, вы не можете. В любом случае не думаю, что это ваша вина. – Он вздохнул и, казалось, ушёл в себя, как будто каждый вдох истощал его. – Вы должны внимательно выслушать меня. Ваш отец поддерживает меня, но Его сила нужна в другом месте.

– Тогда говори, милитант-апостол, я слушаю.

– Это моя последняя проповедь, и это самая прекрасная новость из всех. Император просыпается, милорд, – улыбнулся Матьё. – Он пробуждается ото сна после долгих тысячелетий. Армии верных следуют за Ним, они возносят Его, они наделяют Его силой. 

У Жиллимана было своё мнение на этот счёт, но сейчас было не время озвучивать его.

– Как?

– Это варп, милорд, – прохрипел Матьё. – Враг совершил величайшую ошибку, открыв Разлом. Это может обречь Империум на гибель, но также может спасти его. Разлом наполнил Императора силой. Энергия эмпиреев насыщает вселенную, возвышая человечество, даруя силу самому слабому псайкеру.

– Рост психической заболеваемости по всему Империуму. Вот о чём ты говоришь.

Матьё едва заметно кивнул. От этого движения лопнули гнойнички на его шее, из которых засочилась прозрачная жидкость:

– Да. Ваш отец – величайший псайкер из всех. Как это могло не затронуть Его?

– Тогда почему Он не сойдёт со Своего Трона? Если Он способен действовать, почему я должен делать за Него Его работу?

– Он не готов, вот почему, – ответил Матьё. – Пока нет. Вы должны помочь Ему.

– И как мне это сделать? – ровным голосом спросил Жиллиман.

– Я не могу ответить на этот вопрос. Это ваша задача. – Снова болезненный глоток. Матьё замолчал, прежде чем заговорить снова. Его слова были драгоценной валютой, и она быстро заканчивалась. – Он потратил тысячелетия на то, чтобы расставить фигуры таким образом, чтобы вы могли вернуться, милорд. Вы – Его единственная надежда. Вы – единственная надежда человечества. – На его лице отразилась боль. – Мы все должны сыграть свою роль. Ваша ещё впереди. Моя закончена.

Он закрыл глаза, и его следующие слова были ещё тише:

– Возрадуйтесь, Робаут Жиллиман, и вознесите хвалу. – Голова Матьё ещё глубже зарылась в подушку, размазывая жидкость по пластековому покрытию. – Хвала Ему, Император пробуждается. Вы должны руководить Его возвращением. Вы вернулись. Он может вернуться.

– У тебя глупый оптимизм.

Матьё улыбнулся в последний раз:

– Вы отрицаете свидетельства вашего собственного опыта. Вы знаете, что это правда. Вы найдёте способ. Верьте в своего отца... и всё... будет хорошо.

Голова Матьё склонилась набок.

Жиллиман повернул его лицо к себе. Хотя улыбка осталась, дух исчез, и примарх подумал, что никогда ни у одного человека не видел такого глубокого выражения покоя.

Он чуть не ушёл, затем низко наклонился, чтобы прошептать трупу:

– Мой отец не бог. Это люди делают за Него Его работу, как я должен сейчас. Он использует людей. Он всегда использовал. – Жиллиман выпрямился и опустил бронированную руку, чтобы закрыть глаза мёртвого жреца.

– Спасибо тебе, Матьё, за твою службу Империуму. Я уверен, что когда расскажу твоему преемнику о том, что ты сделал, они провозгласят тебя святым, и я не стану их разубеждать.
== Сорок первая глава ==

'''ПАМЯТЬ'''

В помещении находилась регулируемая медицинская кушетка и множество чернил в горшочках, а в каждом углу горели благовония. Пол был вымощен грубо обработанными камнями. Стены покрывали панели из того же камня, все из гор Гонорума. Внутри капеллан Вал Дирез ждал Юстиниана. Хотя рядом стоял неподвижный сервитор – человеческий торс на изящной колёсной тележке – и повсюду виднелись элементы технологии, оно казалось в такой же степени пещерой шамана, как и каютой на борту космического корабля.

Юстиниана сопровождала пара сервов в капюшонах, одетых, как и он, в тёмно-синие и белые, как кость мантии. Они молчали, искренне стараясь создать атмосферу таинственности, которую Юстиниан воспринимал лишь наполовину серьёзно. Он родился в менее суеверные времена, и псевдо-легионы когорты Примарис, где он начал службу, были свободны от вековых ритуалов, к которым были склонны все ордена перворождённых.

– Брат-сержант Паррис, – произнёс капеллан, и его мрачный голос был исполнен значимости момента. – Ты готов принять первый символ чести?

– Готов, – ответил Юстиниан.

– Подчиняешься ли ты ритуалу памяти?

– Подчиняюсь.

– Тогда приступим, – сказал Дирез.

Юстиниан лёг на кушетку. Она поднималась на высоту человеческой груди, чтобы сервитору было легче выполнять работу.

– Я взял на себя смелость предложить эскиз, поскольку ты по-прежнему новичок в наших обычаях. – Дирез согнул палец. Один из сервов-людей подошёл к столу из нержавеющей стали и взял листок бумаги. Тот был сложен пополам, чтобы скрыть содержимое, и серв разгладил его, перед тем как показать Юстиниану по команде капеллана.

На нём было стилизованное изображение Юстиниана, вокруг него обвивалась змея, которую Юстиниан только что обезглавил. Три капли крови брызнули из шеи чудовища, а голова была придавлена ногой.

– Обычно мы берём изображение поверженного врага или какой-либо другой памятный элемент боя, который следует отметить, – объяснил Дирез. – Крепость, оружие, но в данных обстоятельствах это запрещено. Носить изображение Великого врага на нашей коже – значит привлекать неудачу. То же самое касается испорченной земли, на которой ты сражался, и артефакта, который ты помог уничтожить. В этом случае мы должны полагаться на аллегорию. Ты согласен на него?

Юстиниан посмотрел на рисунок, затем на красные линзы шлема-черепа капеллана.

– Нет.

Шлем капеллана вопросительно наклонился.

– Я хочу это. – Юстиниан достал распечатку на полупрозрачном листке. Это был пикт-снимок, сделанный из видеопередачи его шлема, и на нём было видно лицо девушки, с которой они встретились на острове недалеко от города Гиастам. Вал Дирез взял снимок и посмотрел на него.

– Я хочу, чтобы этот ребёнок был у меня на шее, – сказал Юстиниан.

– Она не враг, – заметил Дирез.

– И всё же я убил её, – сказал Юстиниан.

Из респираторной маски Диреза вырвался тяжёлый выдох, усиленный вокс-передатчиком.

– Я слышал, что произошло на планете, – сказал капеллан. – Не забывай, эти люди всё равно погибли бы, и лейтенант третьей роты Эдермо был прав, приказав тебе сделать то, что ты сделал. Представьте себе, что произошло бы, если хотя бы один из них остался в живых, и через них враг узнал о задании. Оно потерпело бы неудачу, артефакт остался бы, примарх вполне мог погибнуть, а Ультрамар пропасть в варпе.

– Мы нажали на спусковые крючки, – сказал Юстиниан. – Они видели в нас спасителей, а мы убили их.

– Это было чёрное дело, совершенное из лучших побуждений, – сказал Дирез. – Сейчас ужасные времена. Будущее нашей расы висит на волоске. Ты пожертвовал своей жизнью, чтобы мы могли выжить. Некоторым образом, им пришлось отказаться от своих.

– Тем не менее, я сделаю татуировку с изображением, которое я вам дал. Это моё желание. – Он посмотрел на Вал Диреза с койки. – Я понимаю, что для вас с Гонорума моя просьба странная. Но я также понимаю, что в соответствии с вашим обычаем характер каждой татуировки зависит от выбора отдельного воина. Я не хочу вспоминать эту кампанию по рисунку, который вы мне предложили.

– Понятно, – тихо произнёс Вал Дирез, и Юстиниан понял, что капеллан взвешивает ценность его души. – Я спрошу тебя, почему ты выбрал для себя бесчестье?

– Вы неправильно поняли, брат-капеллан, – ответил Юстиниан, откидываясь на спинку койки. – Я не чувствую бесчестья. Я не наказываю себя. Мне было жаль это делать, но это должно было произойти.

– Тогда зачем наносить это изображение?

– Почести могут стать цепями, которые удерживают нас от нашей цели. Соблазн славы развращает. Я беру это изображение не в наказание, а для того, чтобы не забывать о нашем долге воинов Императора и защитников человечества. Я беру его, как напоминание, что иногда мы должны убивать то, что стремимся защитить, чтобы защитить его.

Вал Дирез одобрительно хмыкнул. Юстиниана судили, и он прошёл все испытания, которым капеллан его подверг.

– Очень хорошо. Пусть будет ребёнок. – Он отступил с урчанием моторов и поманил сервитора. С уродливым рывком тот ожил, как будто его разбудил ото сна ночной шум.

– Этот ребёнок, один дюйм на два, в положении первой почести. – Дирез показал ему изображение. Бионический левый глаз сервитора щёлкнул, разделяя изображение для обработки и преобразования в произведение искусства.

– Подтверждаю, – прохрипел он и повернулся на колёсах. Он погружал игольчатые пальцы в чернильницы с ловкостью, которая противоречила его в остальном дёрганным движениям. Поршни щёлкнули. Трубки захрипели. Небольшие бутылочки, навинченные на кости его рук, наполнились цветами, и маленький насос заработал.

– Император не ошибся выбрав тебя, брат, – сказал Дирез.

– Как вы думаете, Он действует среди нас? – спросил Юстиниан.

– Объяснись, брат.

– Вы действительно это имели в виду? Был ли я выбран? Действует ли Император? Жрец что-то неразборчиво говорил мне сквозь боль, когда мы вернулись на флот. То, что я там увидел, заставило меня задуматься.

– Никогда не доверяй словам Адептус Министорум, – сказал Дирез. – Они превращают человека в бога.

– Значит, то, чему я стал свидетелем, был не Он?

Дирез тщательно подбирал следующие слова:

– Не нужно быть богом, чтобы обладать таким влиянием. Мне не нужно верить, что Император – бог, чтобы быть уверенным в Его силе. Несомненно, Он протянул руку и коснулся Иакса. Это ужасные времена, как я уже сказал, но они также и славные.

Колеса сервитора заскрипели. Изящная на вид конструкция затряслась на щелях между камнями палубы. Лёгкая дрожь пробежала по нему, когда он остановился у койки.

– Предоставьте выбранное место для татуировки. – Его первоначальные голосовые связки сохранились, но ослабли от нечастого использования, и голос был леденящим скрежетом.

С некоторым трепетом Юстиниан повернул голову в сторону, чтобы подставить шею скрипящему киборгу, но, хотя тот наклонился неуверенно, как только он оказался в нужном положении, его пальцы двигались ловко, уверенно и быстро, иглы вонзались в шею с одинаковой глубиной и скоростью.

Ему говорили, что иногда во время воспоминаний Новадесантник может пережить непрошеное путешествие в Теневой Новум – странное медитативное состояние, которое они вызывали в себе, – но Юстиниан не чувствовал ничего, кроме укола иголок. Единственное видение, которое он испытал, была пылающая вспышка, когда Жиллиман выпустил убийц космического корабля, чтобы очистить Иакс и спасти как можно больше. Он наблюдал за этим вместе со многими новыми братьями. Редко можно было наблюдать настолько клинически применяемую атомную очистку.

Его мысли унеслись дальше, хотя по-прежнему не к Гоноруму. Он вспомнил свои годы в Ненумерованных Сыновьях, сначала с другими из сынов Жиллимана, а ближе к концу со всеми генными линиями. Феликс, всегда такой серьёзный. Бьярни, убитый горем из-за того, что не вернётся на Фенрис. Многие другие, краткие братства, разделённые назначением в ордена Ультима, в качестве подкрепления для перворождённых, и слишком часто – смертью.

Всё в прошлом, всё ушло. Его ждала новая жизнь. Братство навеки. Каждый укол иголок заменял старую преданность новой, но он поклялся, что никогда не забудет.

Затем всё закончилось. Укусы в шею прекратились. Вспомогательная рука отделилась от груди сервитора и вытерла кожу влажной тряпкой, введя антисептик. Он пошевелился, но сервитор произнёс с удивительной силой:

– Не двигайтесь.

Один из людей-сервов шагнул вперёд и наложил повязку на татуировку.

– Вот, – сказал Вал Дирез. Он вернулся к Паррису. – Я приветствую тебя в Новадесанте, Юстиниан Паррис, хотя здесь всегда приветствовали тебя. Я понимаю, что было трудно отказаться от одного братства ради другого. Ты был разорван, но это прошло. Теперь ты один из нас отныне и навсегда.

Вал Дирез протянул руку, чтобы Юстиниан мог за неё схватиться. Он так и сделал, и капеллан поднял его с койки, прижав к груди, наполовину обняв.

– Благодарю, брат. Я клянусь служить Новадесанту верой и правдой до дня моей смерти, а через них – Императору Человечества.

– Я уверен в этом, – сказал Вал Дирез. – За Гонорум и память Лукреция Корвона.

– За Гонорум и память Лукреция Корвона, – ответил Юстиниан.
== Сорок вторая глава ==

'''ДРУГИЕ ФОРМЫ'''

Гнилиус тщательно искал своего соперника, и это заняло очень много времени. Рощи корявых лесов простирались в бесконечность гнили. С ветвей свисали гладкие родильные мешки, каждый из которых цвёл обещанием возрождения. Распад и обновление, жизнь и смерть, искривлённые деревья олицетворяли цикл Нургла, и обычно Гнилиус испытывал заряжавшее душу захватывавшее чувство принадлежности к ним. Быть частью такой цели и видеть истины своего повелителя, представленные в метафизической форме, такой же материальной, как и он сам, давало ему повышенное чувство радости, и он пользовался любой возможностью, чтобы побродить здесь. Но сейчас случай был далеко не обычный, и это многое отняло у его победы. Он чувствовал себя таким же пустым, как прогнившие изнутри деревья, без новой, извивавшейся жизни, чтобы заменить потерянное. Он и все остальные аспекты Великого Дедушки чувствовали то же самое, потому что в начале и в конце все они были его частью.

Ранить сад, ранить бога.

Несуществующая земля дрожала. В иерархии ходили слухи, что, возможно, ожоги никогда не заживут, и что Нургл беспокойно ворочался во сне от боли. Смещения пластов в жидкой земле продлятся, по крайней мере, ещё несколько эпох, как у нездорового кишечника, неспособного остановиться. Гнилиус чувствовал это в воздухе, чистое жжение в святом плоде Нургла. Он чувствовал это в своей душе, как горячий шрам. Он пошевелил животом, чтобы унять боль, но это не помогло. Рты в животе и руке были плотно закрыты от неудобства.

Не стоит зацикливаться на этом.

– '''''Я не Ку’Гат''''', – сказал он себе, – '''''полный страданий и горя'''''. – Однако он испытывал беспокойство, газы, полные болезненных пузырьков. Он вздохнул, прижался ухом к очередному скользкому стволу и постучал. Существа в свисавших с ветвей родильных мешочках, закачались, но шум оказался не тем, что он ожидал, и он перешёл к следующему дереву.

– '''''Неудача – это не поражение, а поражение не означает проигрыш в войне. Хаос вечен. Часто это просто вопрос ожидания, не так ли, друзья мои?''''' – Он обратился к демонам в коконах, но они реагировали только на удары по материнским растениям. Они были глухи к его словам, пока спали.

Он вздохнул и широкими шагами зашлёпал по болотам и топям, пробираясь сквозь заросли цветов с розовыми лепестками, которые издавали стоны прокажённого, когда к ним прикасались. Ленивые жёлтые мухи жужжали вокруг, вялые до смерти. Как обычно в саду было жарко и липко, и всё находилось либо в состоянии бешеного роста, либо экстравагантного разложения. Ещё одна вещь, которая обычно радовала его, но не сегодня.

Время от времени он останавливался, чтобы постучать по промокшим стволам многообещающих деревьев, но, обняв и внимательно выслушав каждое, он вздыхал, качал головой и ковылял к следующей роще, к следующей чаще, к следующему перелеску, пока не прошёл миллион миль и в саду не сменилась эпоха.

Снаружи всё оставалось таким же, как и в тот день, когда вошёл Гнилиус. День в саду был миллиардом влажных, жарких, сжатых семи дней. Своей скукой он заставлял гнить душу.

Это тоже не делало его счастливым.

Наконец он постучал по стволу, который ему понравился. Его брови изогнулись дугой, и он бросился к следующему, и к следующему, стуча и прислушиваясь, прислушиваясь и стуча, пока не добрался до величественного искривлённого дерева, такого огромного и полного разложения, что оно балансировало на грани обрушения. На большинстве ветвей не было листьев, и с них свисали вялые родовые мешочки, чёрные и затвердевшие от возраста, в них находились наполовину сформированные кости демонов, которые вернулись в сад, но так и не получили одобрения Дедушки, и поэтому действительно умерли. Только один живой мешок свисал с единственной живой ветки и угрожал окунуться в небольшой пруд.

Гнилиусу не нужно было стучать по дереву. Он нашёл своего соперника.

– '''''Ку’Гат!''''' – воскликнул он. Раздутый родильный мешок отреагировал на его зов, дёрнулся и закружился, сотрясая искривлённое дерево. Гнилиус прислонил посох к стволу и подошёл к мешку, положил толстые влажные руки на скользкие ткани и стал поглаживать, пока движение внутри не успокоилось. – '''''Шшш, шшш, мой старый враг. Будь спокоен. Ещё не время тебе снова появляться в этом мире. Мы все должны ждать Дедушку, когда окажемся настолько глупы, что нас убьют, не так ли?'''''

Очертания головы с оленьими рогами, дородовой и неоформленной, надавили на эластичную поверхность и скрылись из виду.

– '''''Тише, тише''''', – сказал Гнилиус и сел у пруда. – '''''Я собирался просто сказать тебе, что ты, возможно, не выйдешь какое-то время. По правде говоря''''', – Гнилиус несколько смущённо хмыкнул, – '''''Дедушка немного расстроен тобой'''''. – Он сделал задумчивое лицо, и поджатые губы выпустили струю личинок. – '''''По правде говоря, он очень расстроен. Видишь ли, ты не только проигнорировал его приказ покинуть царство Анафемы, чтобы сразиться с Изменяющимся, но и не смог достичь своих целей'''''. – Он засмеялся, и из его пасти потоком посыпались личинки. – '''''Я имею в виду, что это уже само по себе достаточно плохо, не говоря уже о том, что эта ошибка позволила сыну Анафемы размахивать Его клинком в саду и обжечь его, и через него Дедушку, и меня, и тебя. У тебя, мягко говоря, серьёзные неприятности, друг мой'''''.

Мешок дёрнулся от страдания Ку’Гата.

Гнилиус позволил себе удовлетворённо вздохнуть. Теперь это было весело.

– '''''Ты, возможно, думаешь: как мне удалось избежать наказания? Почему я по-прежнему разгуливаю такой весёлый? Ну, я скажу тебе, на самом деле, именно для этого я здесь. Итак, ты готов?''''' – Гнилиус посмотрел на мешок. Тот не двигался, но он всё равно продолжил говорить. – '''''Всё просто, друг мой. Мои планы лучше. Мои планы''''', – театрально прошептал он, подняв руку, – '''''больше. Ты пытался утащить Ультрамар в сад. Слишком скромно! Я положил глаз на гораздо, гораздо более величественный приз. Представь, если твой ограниченный интеллект сможет охватить услышанное, что не только этот отвратительно упорядоченный уголок реальности принесён под руку Дедушки, но и весь Империум во всей его гниющей славе! Эта реальность разваливается на части. Силы борются за тушу. Сейчас время быть не кротким, а смелым, потому что самый смелый мусорщик получит большую долю'''''. – Он наклонился вперёд, так что его огромная голова отразилась в воде. – '''''Позволь мне показать тебе, как это произойдёт'''''.

Он махнул рукой над прудом. Вода замерцала, и там появилось изображение, наложившееся на болезненные черты лица Гнилиуса. Стало видно мужчину в тёмной комнате, который читал небольшую книгу. По языку его тела было очевидно, что ему не нравилось то, что он узнал.

Гнилиус погрузил пальцы в воду. Бледные твари бросились в торфяную мглу. Образ мужчины заколебался.

– '''''Это – Фабиан Гелфрейн. Он один из самых высокопоставленных вынюхивателей фактов примарха. Он – соскребатель пыли. Хранитель забытых дат. Предполагается, что он должен создавать правдивые истории. Запомни эту деталь. В книге, к которой я его привёл, есть единственный отчёт о намеренно забытой империи. Я подумал, что пришло время напомнить всем о ней и об истинных масштабах амбиций такого идеального Робаута Жиллимана. То, что этот Фабиан прочтёт там, заразит его, как болезнь, и он не сможет избавиться от этого знания. Теперь он никогда не освободится от сомнений – они будут гноиться, и это сомнение потрясёт империю'''''.

Он усмехнулся и погладил щупальца левой руки правой.

– '''''Гниение начинается, как трещина, которая пропускает влагу или плохой воздух, и вместе с ним приходит расцвет новой жизни. Идея так же опасна, как самый мощный вирус'''''. – Гнилиус протянул руку и похлопал мешок. – '''''Я пришёл сказать тебе это, чтобы ты мог подумать о моём превосходстве, пока ждёшь возрождения. Теперь, когда я это сделал, я уйду. У меня есть работа, которую нужно закончить. В отличие от тебя''''', – хихикнул он.

Гнилиус встал, и усилие, с которым он выпрямил колени, заставило его заворчать.

– '''''О, и ещё одна вещь''''', – сказал он, словно забыл, что, конечно, было не так. – '''''Когда мы встретимся в следующий раз, ты можешь обращаться ко мне как к первому в милости Нургла. Эта честь больше не принадлежит тебе'''''. – Он стряхнул с ног хлопья коры, размазав лишайник по слизи, и поднял прислонённый к дереву жезл. – '''''Если позволишь дать тебе совет, Ку’Гат, то он заключается в том, что ты слишком ограничен в своём мышлении. Ты одержим чумой, когда вселенная предлагает так много путей к энтропии'''''.

Он громко прошептал, прямо в мешок:

– '''''Ты забыл, что существует больше одного вида порчи'''''.

Гнилиус весело помахал рукой и ушёл, оставив одинокий кокон Ку’Гата болтаться на дереве. Туман сомкнулся вокруг, и внутри наполовину сформировавшийся Чумной Отец ждал прощения Нургла.

Ему предстояло ждать очень долго.
== Сорок третья глава ==

'''ВАЖНО ДЛЯ МАГОСА'''

Незадолго до того, как Феликс должен был отбыть, примарх прислал тетрарху Веспатора приказ сопровождать его. Феликс бросил всё, как и полагалось, когда к тебе обращается самый могущественный человек в галактике. Он ответил на вызов Жиллимана на отдалённой смотровой площадке в его дворце. Здесь не было суеты дипломатов и имперских чиновников, которые приветствовали его, когда он прибыл несколько недель назад. Феликсу это нравилось. У него было такое чувство, что Жиллиману тоже.

Он обнаружил примарха без доспехов, одетого в простую униформу и смотревшего сверху на Иакс. Окутавшие планету ядовитые облака отступили. Было неестественно, что они так быстро рассеялись, но они принадлежали другой реальности, и как только прикосновение варпа ослабло, естественные циклы Иакса восстановились. Феликс не позволял впадать из-за этого в ложную надежду, потому что Иакс пережил разорение. Все континенты стали грязно-коричневыми, едва отличимыми от морей. Осталось несколько мест, где сохранились обычные оттенки планеты, в самых глубоких океанах, в самых скрытых долинах и наиболее удалённых от котла точках. Ещё несколько избежали опустошения, и Феликс задался вопросом, что их укрыло, потому что только какая-то разновидность магии варпа мог сохранить их чистыми. Эти пятна были маленькими и рассеянными. Были большие площади с меньшим загрязнением, но “меньшим” в данном случае было понятием относительным. Там, где раньше стояла Первая Высадка, теперь виднелось почерневшее пятно. В Гитии царило такое же поле опустошения, скрытое из виду на дальней стороне Иакса, где котёл загрязнил пространство и время. Но сами раны были нанесены имперским флотом.

– Ты быстро пришёл, Децим, – сказал Жиллиман. – Благодарю тебя. У меня так много дел и так мало времени, чтобы сделать их. Каждая сэкономленная секунда – это подарок для меня.

– Вы приказываете, я повинуюсь, милорд Жиллиман.

– Думаю, тебе пора называть меня Робаутом, не так ли? – сказал Жиллиман. Он не отрывал взгляда от планеты, и стоял, купаясь в её болезненном сиянии. – Ты хорошо мне служил. Ты человек редких качеств. Никто не может выстоять в одиночку. Нам нужны товарищи. – Жиллиман искоса взглянул на него. – Нам нужны друзья.

– Для меня большая честь, что вы даруете мне эту привилегию, милорд...

Жиллиман выгнул бровь.

– Робаут, – сказал Феликс. Использование имени казалось преступлением, и по какой-то причине он вспомнил детство и непослушание наставникам.

– Это не привилегия – числиться среди друзей примарха, поверь мне, Децим, – сказал Жиллиман. – Но разве сейчас не тот случай, когда не мы выбираем наших друзей, а они выбирают нас?

– Я не знаю. У меня нет друзей, только братья, – ответил Феликс.

– Тогда считай это актом дружбы, – сказал Жиллиман. Он печально посмотрел на Иакс. – Я позвал тебя сюда, чтобы попрощаться. Я покину Ультрамар до конца года, и мы с тобой не увидимся до того, как я это сделаю. Может случиться так, что мы больше никогда не встретимся.

– Значит, вы всё равно совершите переход, несмотря на то, что происходит в Пария Нексус и у Кадианских врат?

– Я должен, – сказал Жиллиман. – Силы Абаддона сдерживаются ценой большой крови. Угроза некронов временно остановлена. Они ничего не выигрывают, но и ничего не теряют. Империум Санктус в опасности, но он больше не на грани. Теперь предстоит спасти Империум Нигилус. Мы столкнулись с двумя великими врагами. Я не могу победить ни одного из них, имея только половину империи.

Феликс тщательно обдумал, стоит ли озвучивать следующую мысль, прежде чем он это сделал:

– Если вы можете найти какое-то утешение в моих словах, я вижу, какое бремя вы несёте, и мне грустно, что вы должны нести его. Если я могу чем-то помочь, я это сделаю.

– Ты уже помог, Децим, – сказал Жиллиман. – Ты и бесчисленное множество других, подобных тебе. Вы – герои в эпоху ужаса. Без тебя я ничего не смог бы сделать. Я чувствовал и по-прежнему чувствую себя одиноким. – Он сцепил руки за спиной. – Я хочу, чтобы мои братья вернулись. Не всё известно про остальных примархов, но я не могу позволить себе подобную надежду. Это срывается в фантазию. Логос Историка Верита изучила множество легенд, и мне остаётся только заключить, что исчезновения моих братьев – героические мифы. Несомненно, все они мертвы. Основная теория предполагает, что я последний из сыновей Императора и останусь таковым. Но я понимаю, что не одинок, пока у меня есть такие, как ты.

– Калгар снова направляется в Вигилус. Кампания там затянется на некоторое время, но Перчатка Нахмунда по-прежнему должна находиться в имперских руках, когда я завершу переход в Нигилус. Мои лорды флота продолжат крестовый поход по эту сторону Cicatrix Maledictum. А пока я оставляю Ультрамар на попечение тебе и другим тетрархам. В вашем распоряжении флоты и армии королевства, а также десять орденов космических десантников, которые могут отозваться на ваши призывы о помощи. Будь готов, Децим, потому что от тебя потребуется не только консолидация. После того, как я вернусь на Макрагг, я объявлю домам вольных торговцев указ о поиске новых миров для Ультрамара, мест, где можно внедрить благое управление, которое мы здесь осуществляем, и благородную культуру, которую оно поддерживает. Сейчас слишком опасно, чтобы лучшие представители человечества находились в одном месте. Ненависть Мортариона наглядно показала это.

– В галактике сто миллиардов звёзд, неисчислимое количество миров, пригодных для человеческой жизни, ещё больше, которые мы можем сделать такими, а мы цепляемся за эту тонкую сеть миллиона планет. Неудивительно, что мы обречены. Наше честолюбие умерло. Мы потеряли то, что делало нас людьми. Когда крестовый поход закончится, потребуется время для восстановления, а затем период завоеваний. Империум может выжить только благодаря экспансии.

– Если я могу быть откровенен, милорд… Робаут, я сейчас смотрю на Иакс и боюсь, что у нас может ничего не получиться. Какая польза от победы, если цена – разрушение?
Жиллиман кивнул:

– Мы выиграли кампанию. Мы выиграли эту войну, но что осталось? Иаксу потребуются столетия, чтобы восстановиться, и всё равно я сомневаюсь, что он когда-нибудь вновь обретёт ту красоту, которой был известен. Мы не можем продолжать эту бесконечную борьбу с Хаосом. С ним нельзя сражаться. Его необходимо сдержать или уничтожить.

– Как это можно сдержать, милорд? – спросил Феликс, забыв о разрешении обращаться по имени.

– Это головоломка космического масштаба и почти неразрешимой сложности, но я уверен, что все части существуют. Некроны и альдари знают о природе варпа и Императоре то, чего не знаем мы. Где-то, среди всех этих крайностей, можно найти решение. – Глаза Жиллимана потеряли сосредоточенность после этих слов. Он смотрел в пустоту, устремив взгляд на горизонты, которые мог воспринимать только его примарший разум.

– Коул, – сказал Феликс. – Вы говорите о Коуле. Это то, чем он занимается, пытается найти решение?

– Я правильно выбрал тебя. Да, Коул. Он верит, что ключ к разгадке кроется в работе некронов. Я получил от него сообщение, первое за последнее время. Я пойду переговорю с его представителем, когда мы закончим здесь. Есть ли что-нибудь, что ты хочешь ему сказать? Я понимаю, что он по-особенному привязан к тебе.

– Ничего, – ответил Феликс, которому мысль о привязанности Коула показалась отталкивающей.

Жиллиман снова кивнул, снова отстранённо. Иногда он мог быть таким, просто принимая то, что ему давали без подтверждения, его разум был слишком занят вечными делами, чтобы тесно взаимодействовать с человеческими тонкостями, даже с увядшими социальными условностями, поддерживаемыми Адептус Астартес. Контраст с его прежней теплотой был разительным.

– Что вы собираетесь с ним обсудить? – спросил Феликс.

– Много чего. Но прежде всего я скажу ему, что его не было слишком долго. Я скажу ему, что хочу увидеть его до того, как мы отправимся в Империум Нигилус. Это будет не просьба, это будет приказ. Если ты случайно увидишь его первым, пожалуйста, передай мои слова.

– Я постараюсь. – Феликс снова замолчал. – Вы можете приказать Коулу что-нибудь сделать, Робаут?

Жиллиман устало фыркнул:

– Нам придется проверить, не так ли?

Он повернулся к Феликсу и протянул руку. Феликс сжал его массивную ладонь.

– Прощай, тетрарх, – сказал Жиллиман. – Сражайся хорошо, правь лучше. Я оставляю на твоё попечение огромное количество моих людей. Постарайся спасти их. И, если сможешь, запомни вот что – хотя провидец альдари помог проложить путь 
к победе, наш план провалился бы, если бы у меня не было немного веры. Возможно, нам всем следовало бы её иметь.

Феликс кивнул, и беспокойство, которое он испытывал на Иаксе из-за убеждений Жиллимана, вновь всплыло на поверхность. Он изо всех сил пытался скрыть его:

– За Императора. Я желаю вам удачи на той стороне Разлома.

– Она мне понадобится, и я благодарю тебя за пожелание. Мы сражаемся за Макрагг, – сказал Жиллиман.

– Нет, милорд, – сказал Феликс. – Я сражаюсь не за Макрагг, а за вас.



Жиллиман спустился на защищённом лифте из дворца в недра корабля, где скрывался Коул Младший. Он автоматически прошёл несколько протоколов безопасности. Он глубоко задумался. Потребности войны в материальном пространстве казались всё менее значительными, и хотя он понимал это, он чувствовал себя плохо подготовленным для разработки стратегии борьбы с силами варпа. Они были глубоко погружены в тайные царства, владения псайкеров, колдунов и гипертехнологов, а он не был ни одним из этих существ.

Жиллиман прибыл и обнаружил, что бронированные двери к Коулу Младшему уже открыты и Гаид Лосенти впервые встречает его на пороге машины. Астропат выглядел старше и слабее каждый раз, когда Жиллиман видел его. В его личном деле указывалось, что ему было чуть больше сорока стандартных земных лет, но он выглядел вдвое старше. Уверенность, с которой он обычно двигался, ослабела, и он слегка дрожал, приветствуя Жиллимана.

– Старший астропат Лосенти, – сказал Жиллиман.

– Лорд-командующий, – ответил Лосенти. – Я почувствовал, как из эмпиреев ушла огромная тяжесть. Я полагаю, вы добились успеха?

– Мортариона изгнали из Ультрамара. Его некротическая сеть рассеяна, – сказал Жиллиман. – Хотя враг ещё сопротивляется, Чумная война закончена.

– Это хорошо, это хорошо, – сказал Лосенти. Его губы приоткрылись, и струйка слюны стекла из уголка рта. Астропат поспешно вытер её рукавом. – Извините, милорд.

– Твой долг давит на тебя?

– Эти месяцы в Ультрамаре были трудными, – признался Лосенти.

– Они закончились, – сказал Жиллиман. – С тобой всё в порядке, старший астропат?

– Я справляюсь, – сказал Лосенти, заставляя себя немного выпрямиться и вкладывая в голос силу. – Милорд, я активирую машину для вас. Это будет не в последний раз. Ещё нет. – Он улыбнулся. В его глазницах поблёскивали чёрные сферы, заменявшие ему глаза. – Не так давно вы предлагали мне милосердие. Я вижу ваше беспокойство. Я по-прежнему не готов принять его.

Жиллиман кивнул.

– Очень хорошо, – сказал он.

Выражение облегчения промелькнуло на лице Лосенти:

– Благодарю вас. С вашего позволения, милорд. – Он отступил в сторону, чтобы Жиллиман мог войти в зал.

Они приступили к пробуждению Коула Младшего. Хотя процедура была лишена всех обычных манер и ритуалов Адептус Механикус, она по-прежнему оставалась похожа на колдовской призыв. Когда Лосенти ввёл кодированную последовательность, которую получил от Коула, и машина включилась, это было похоже на то, как если бы какой-то пастырь ворвался в мирскую реальность из места, недоступного человеческому знанию.

Лосенти отступил быстрее, чем обычно. Выражение напряжения на его лице стало ещё резче. Жиллиман сожалел о его страданиях. Ещё одна индивидуальная жизнь, потраченная на благо человечества. Он не мог даже представить, сколькими ещё предстояло пожертвовать.

Машина завершила активацию. Отрубленные головы в защитных резервуарах исполняли свой ужасный танец. Чуждые схемы ожили. Психическое давление нарастало и затихало, а за ним последовал грохот машин под полом.

Наконец, Коул Младший был готов.

– Робаут, – произнёс он. – Я так рад, я так рад тебя видеть.

– Коул Младший, скажу сразу, что у меня мало времени на твою дерзость.

– Занятой человек, как всегда, – сказала машина. Она использовала один из многих голосов Коула, и сегодня, казалось, остановилась на хитрой, вкрадчивой личности. – Очень хорошо. Мой хозяин, архимагос-доминус Велизарий Коул, посылает это коммюнике и надеется, что оно застанет тебя в добром здравии. Если сообщение было активировано, значит, ты добился успеха и спас Ультрамар от замыслов своего брата. Поэтому он передаёт тебе свои поздравления.

– И когда он расширит своё присутствие?

Коул Младший искренне рассмеялся:

– Какое нетерпение! Ты всегда был таким раздражительным, или это смерть лишила тебя чувства юмора?

– Понимаю. Мы должны терпеть твою наглость. Очень хорошо. Когда я могу ожидать визита Коула?

– Нескоро. Не раньше, чем ты пересечёшь Разлом.

– Тогда я должен настоять, чтобы он последовал за мной.

– Знаешь, лорд-регент, твоё недоверие к архимагосу Велизарию Коулу огорчает его. Ему не нужно находиться рядом с тобой, чтобы завершить задание, которое ты возложил на него.

– Которое он сам на себя возложил, – поправил Жиллиман.

– Семантика. Ты возложил бы его на него, если бы он не взял на себя обязательство сделать это в одностороннем порядке.

– Он высокомерен, если осмеливается предсказывать моё настроение или намерения.

– Ну, да, но дело в том, что он это уже сделал, так что, может быть, нам следует позволить ему вести себя более высокомерно и просто разрешить заниматься своими делами?

– Докладывай, – сказал Жиллиман.

– Вспыльчивый, я было подумал, что победа доставила тебе удовольствие. Тогда всё в порядке. Архимагос Велизарий Коул пока не может вернуться в Ультрамар. Но он это сделает. На Восточной Окраине есть артефакт, который его очень интересует. Он скоро отправится туда.

– Который из них? – спросил Жиллиман.

– Тот, что находится на Соте.

– Фарос, – сказал Жиллиман.

– Отдаю тебе должное, – лукаво сказал Коул Младший. – Фарос. Архимагос Велизарий Коул теперь уверен, что это устройство некронского происхождения и, что оно откроет много знаний, полезных для его понимания ноктилита. Всё, что ему нужно, – это ключ для доступа к нему. Прямо сейчас он находится в процессе получения этого ключа.

– С какой целью он хочет посетить Фарос?

– Со многими целями, – ответил Коул Младший. – Не вздумай его останавливать. Он знает, что ты давным-давно наложил запрет на это место.

– Я не собирался его останавливать, – сказал Жиллиман. – Если он захочет проникнуть в глубины этого устройства, я полностью уверен, что он сделает это, не причинив никакого вреда. Ты передашь ему мою уверенность. Ты меня понял?

– Твои слова добавлены в код обратного сообщения, – сказал Коул после паузы.

– Скажи ему, что тетрарх Феликс теперь правит этой частью Ультрамара.

– Мой хозяин свяжется с ним. Он будет рад снова его увидеть.

– Как продвигаются усилия Коула по раскрытию секретов чернокаменных пилонов?

– Его работа продвигается хорошо, – ответил Коул Младший. – Доступ к Фаросу позволит ускорить процесс. Он добьётся успеха. Он – архимагос Велизарий Коул, и он может сделать всё. Скоро у него будут знания, в которых он нуждается.

– Так он утверждает, – заметил Жиллиман.

– Это больше, чем просто утверждение. Сама возможность нашего разговора является доказательством этого. В ядрах моей памяти есть много потенциальных диалогов. Он учёл все возможности, но предположил определённый ход событий, и до сих пор его расчёты показывали отклонение от прогнозов менее чем на один процент. Его великий труд увенчается успехом, можешь на него положиться.

– Каково содержание других диалогов?

– Катастрофы. Смерти. Гибель, – сказал Коул Младший. – Я не могу быть более конкретным. Я доставил зашифрованное сообщение. Мне больше нечего передать. Пожалуйста, предоставь ответ для кодирования и передачи моему коллеге.

Лицо Жиллимана застыло. Машина ждала.

– Для меня всё усложняется, – сказал он.

– Ах! Редкая уверенность, – произнёс Коул Младший. – Умоляю, скажи почему?

– Суть в молитве, – ответил Жиллиман. – Чумному богу был нанесён тяжёлый удар.

– Тогда тебе следует радоваться.

– Что, если не я был тем, кто нанёс этот удар? – сказал Жиллиман.

– Объясни.

– Я боюсь, что Император может действовать. Я боюсь, что Он действовал через меня. Сначала я отказывался в это верить, но доказательства, которые мне представили, предлагают только одно жизнеспособное практическое объяснение.

– Какое?

– Император снова активен. Он действует через таро, через видения, так называемых святых и проявления веры. Я знаю, что говорил с Ним, но я по-прежнему не уверен, что именно видел или слышал в тронном зале. Моим первым убедительным признаком того, что происходит что-то реальное, стала природа предупреждения о Пария Нексус. В то время я сопротивлялся этой идее, хотя такая возможность была предложена мне в самом начале. Но доказательства накапливаются. Теперь я не могу сразу отбросить эту теорию.

– Откуда боязнь?

– Что?

– Ты использовал слово “боюсь”, а не “думаю”, “верю”, “полагаю”, “вычислил”, “догадываюсь”, “пришёл к выводу” или любое другое, относящееся к дедуктивным психологическим процессам. Откуда боязнь?

– Ты веришь, что Император – бог? – спросил Жиллиман.

– Ах, я понимаю, почему боязнь. Верю ли я, Коул Младший, в это, или верит ли архимагос Велизарий Коул?

– Или. Оба, – сказал Жиллиман.

– Догма большинства сект в Культе Механикус рассматривает Императора как живое воплощение Омниссии, треть Бога-Машины, который странствует по галактике, облачённый в смертную форму.

– Я знаю это, – терпеливо сказал Жиллиман. – Кстати, это кредо, которое Император неоднократно называл ложным. Что я хочу знать, так это то, что вы с Коулом думаете, не верите, а ''думаете''.

Машина замолчала. Громко загрохотали механизмы.

– У меня нет ответа.

– Ты веришь, что Он может вернуться? – спросил Жиллиман. – Можно ли вернуть Его к полноценной жизни, как это произошло со мной?

– Кого?

– Императора. Перестань играть со мной.

– Этот вопрос бессмыслен. У меня нет верований.

– Я сказал, не играй со мной в игры. Отвечай. Я приказываю тебе. – Ещё более продолжительное молчание. Ещё щелчки. Головы в резервуарах дёрнулись.

Жиллиман собирался заговорить снова, когда голос машины заполнил помещение:

– Если бы я был архимагосом-доминусом Велизарием Коулом, которым я не являюсь, я дал бы один предостерегающий совет относительно подобного направления мыслей.

– Тогда посоветуй мне, машина.

– Если возможно восстановить Императора, и если Он сможет вернуть себе настоящую жизнь, то вошедший в тронный зал Императорского дворца, может оказаться не тем, кто выйдет. Рассматривать это даже в качестве гипотезы очень опасно, потому что мысли ведут к действиям, независимо от того, намерены мы их совершать или нет. Не успеем оглянуться, как мы придём к катастрофе, и всё из благих намерений. – Последовала пауза. – Раньше так говорили. О дорогах в плохие места. Вымощенные благими намерениями.

– Почему это может быть опасно? Объясни.

– Потому что все боги – это болезнь существования, Робаут Жиллиман, независимо от того, называют они себя богами или нет, – ответил Коул Младший. – Я думаю, ты знаешь это лучше, чем кто-либо другой. Не забывай об этом.

Наступила тишина.

– Сейчас, если у тебя всё? – спросил Коул Младший.

– Сейчас.

– Тогда представь оставшуюся часть сообщения для кодирования.

Жиллиман так и сделал, а затем вернулся к своим войнам.

Империум Нигилус ждал.

== Об авторе==

'''Гай Хейли''' является автором романа Осады Терры “''Потерянные и проклятые''”, а также романов Ереси Гора “''Бойня титанов''”, “''Волчья погибель''” и “''Фарос''”, а также романов Примархи “''Конрад Кёрз: Ночной призрак''”, “''Коракс: Повелитель теней''” и “''Пертурабо: Молот Олимпии''”. Он также написал много романов о Warhammer 40,000, в том числе первую книгу серии Рассвет огня, “''Мстящий сын''”, а также “''Велизарий Коул: Великий труд''”, “''Тёмный Империум''”, “''Тёмный Империум: Чумная война''”, “''Опустошение Ваала''”, “''Данте''”, “''Тьма в крови''” и “''Асторат: Ангел милосердия''”. Он также написал рассказы, действие которых происходит в Эпохе Зигмара, включая “''Шторм войны''”, “''Гхал Мараз''” и “''Зов Архаона''”. Он живёт в Йоркшире с женой и сыном.
[[Категория:Warhammer 40,000]]
[[Категория:Империум]]
[[Категория:Тёмный Империум /Dark Imperium]]
[[Категория:Космический Десант]]
[[Категория:Космические Десантники-примарис]]
[[Категория:Ультрадесант]]
[[Категория:Серые Рыцари]]
[[Категория:Новадесант]]
[[Категория:Легио Кустодес]]
[[Категория:Хаос]]
[[Категория:Демоны]]
[[Категория:Космический Десант Хаоса]]
[[Категория:Гвардия Смерти]]
[[Категория:Чумная война]]
[[Категория:Гай Хейли / Guy Haley]]
[[Категория:Романы]]