''Расстояние от стены до врага: 150 километров, приблизительно.''
== ВТОРАЯ ЧАСТЬ ==
'''ЗОНА ПОРАЖЕНИЯ'''
'''ВАРП'''
'''∞'''
Ночь опускается на пустыню, но она не приносит утешения мужчине под деревом. Ослепительно яркие белые небеса над Ним постепенно становятся цвета индиго, затем тёмно-синими, а затем чёрными. Появляются мерцающие в темноте звёзды. Они не реальны, как нереальны пыль и запах далёких пожаров. Они исходят от Него. Звёзды, запахи, образы – даже концепция ночи как метафора, чтобы предать форму этой короткой передышке в битве, в которой Он сражается, – все они от Него, потому что это оболочка, которую Его разум создал для того, что Он выдерживает. Здесь, в царстве за пределами видимости, нет ничего, что не было бы принесено теми, кто приходит сюда. Когда-то, давным-давно, но также всего мгновение назад и мгновение впереди, это царство было пустотой, даже не имея таких понятий, как измерение или продолжительность, чтобы его можно было назвать пустым. Давно... Давным-давно… Теперь это место заполнено мусором путешественников: шелухой великих амбиций и мечтаний, тенями зверств и тайнами бесчисленных мёртвых и ещё не родившихся. Это и ложь, и самая правдивая вещь, которая когда-либо была.
Мужчина под деревом наблюдает за крошечными отверстиями в покрове ночи в течение века, который короче удара сердца. Все они там, собравшиеся в забытые большинством узоры: Персей, Афродита, Урса… Воспоминания, все они, такие же, как сухость, жара и жажда.… Воспоминание… Он опускает взгляд.
Рядом стоит фигура, едва различимая в свете звёзд. Человек одет в рваную белую мантию с дырами и торчавшими нитями. В руке у него палка. Ничего такого грандиозного, что можно было бы назвать посохом, просто ветка из колючего кустарника, лишённая шипов и коры, гладкая от множества прикосновений и твёрдая от времени и солнца. У него молодое лицо, но спокойные глаза.
– Мир и приветствие, – говорит молодой человек. Мужчина под деревом медленно поднимает руку в знак благодарности и открывает потрескавшиеся губы, но не отвечает или не может ответить.
– Могу я подойти? – спрашивает юноша. – У меня есть вода.
Человек под деревом кивает. Затем откидывает голову назад так, чтобы она упиралась в ствол дерева. Юноша подходит ближе. Над ними шевелятся голые ветви дерева. Ветер, который движет ими, пахнет только сухостью и жаждой.
– Вот, – произносит молодой человек, опускаясь на колени и протягивая открытый мех с водой. Мужчина под деревом поднимает руку, чтобы взять его, пытается схватить мех за горло. Тот соскальзывает, и юноша ловит его. Из носика падают капельки воды. На мгновение они замирают на земле, маленькие хрустальные купола отражают звёздный свет. Затем они просачиваются в пыль.
Молодой человек снова подносит бурдюк с водой, но на этот раз ко рту мужчины. Сначала течёт струйка, потом ещё немного. Мужчина под деревом пьёт и пьёт, сначала медленно, а затем настойчиво, журча и булькая водой. Юноша убирает мех, когда на дне остаётся только чтобы заполнить рот. Человек под деревом смотрит на него, и Его глаза – тёмные дыры, и нет ничего доброго в пальцах, которые сжимают руку юношу.
– Я должен оставить что-то, – говорит Малкадор, снова закупоривая мех и вешая его на плечо. – На обратную дорогу.
Мужчина под деревом, который здесь далёк от Императора и слишком близок к богу, кивает, затем медленно разжимает пальцы.
– Благодарю, – говорит Он, но Его голос звучит тонко и сухо, словно звук пыли, шуршащей по полузасыпанным камням.
Малкадор кивает в ответ.
– Как... – спрашивает мужчина. – Как долго?
– Недолго, – отвечает Малкадор, потом качает головой. – Ещё немного. – Мужчина кивает. Малкадор наблюдает за Ним. В этом месте его собственные эмоции становятся дуновением ветра и тенями, скользящими по его лицу. – Я не знаю, смогу ли вернуться снова. Колесо вращается. Всё разваливается на части. Плоть, воля и дух – всё. Он и те, кто с ним, сильнее, чем я осмеливался думать.
Мужчина снова кладёт голову на голое дерево; Его глаза закрыты.
– Ещё немного... – говорит он.
– Вы что-то видите? – спрашивает Малкадор. – Я смотрел, но карты и знаки не показывают ничего, кроме крика ворон.
Мужчина качает головой.
– Вы ничего не видите?
– Я вижу…
– В раскладе появилась одна лишняя карта, – сказал Малкадор. – Только в последнем гадании. Странник, он смотрит в сторону, его аспект повёрнут к башне Молний.
– Я вижу…
– В его руке было что-то, что он держал так близко, что я не смог рассмотреть.
Голова мужчины поднимается, и глаза открываются. В Его глазницах пылает огонь.
– Ты должен идти, – произносит Император.
Малкадор смотрит вверх.
В темноте появились глаза, круглые и серебряные, как могильные монеты. Бесшумно перемещались тени сгорбленных спин, шкур и широких смеющихся челюстей. Они не моргали, а просто двигались. Они молчали. Выжидали. Когда солнце взойдёт в небесах, которые не являются настоящими небесами, они станут миражами, столбами теней и ложных обещаний в слепящей жаре. Пока они не двигаются и не прыгают, а только наблюдают. У них есть время. Здесь, в пустыне, которая является миром для человека под мёртвым деревом, у них есть всё время мироздания.
Малкадор медленно выпрямляется. Он смотрит на мехи с водой, а затем выливает из них последний глоток воды. Они исчезают, когда он опускает их, и мысль о их форме падает, как пыль. Он сжимает свою палку, не сводя глаз с круга ожидающих фигур.
– Спасибо, – говорит мужчина под деревом.
Малкадор кивает.
– Я вернусь и принесу ещё, – произносит он.
– Нет, – отвечает мужчина под деревом. – Больше нет. Сюда больше не будет пути.
– Как вы это выдерживаете?
Человек под деревом не отвечает. Затем Он закрывает глаза.
– Ты должен спешить, – говорит Он. – Иди. Сейчас.
А затем, в одно мгновение, раздаётся рёв и появляется свет. Не удар молота от жары в небесах. Свет падающей молнии. Свет солнечного луча на гребне волны. Он вспыхивает, и наблюдающие тени убегают, мяукая и рыча.
Малкадор уже бежит, босые ноги стучат по иссохшей земле, бежит и бежит вдаль, туда, откуда пришёл, и путём, которым он больше не сможет идти.
Свет, исходящий от человека под деревом, мигает и угасает.
Мужчина снова один.
Он закрывает глаза.
Ночная прохлада уходит. Небо снова бьёт молотом белого жара. Вдалеке с ветром и пылью доносятся крики ворон и шакалов. Мёртвое дерево шевелится, ветки дребезжат при движении. Под его скудной тенью человек сидит, ждёт и терпит.
== СЕМЬ ==
'''Сила уничтожения'''
'''Семья'''
'''Солария'''
''Зона поражения Меркурианской стены''
Перед ними поднялась стена. Грозовые тучи венчали её самый высокий парапет. Утёсы из камнебетона, вырубленные от неба до земли, были такими огромными и отвесными, что казалось, будто глаз сжимает их, чтобы соответствовать ощущению масштаба смертных. Стволы макропушек казались тонкими, как волос, шипами. Стоэтажные башни уменьшились до размеров свечей на подсвечниках. Шириной в полкилометра в самом узком месте. Достигая высоты в тринадцать сотен метров от того места, где она поднималась над землёй. На самом деле это была не стена. Это было слишком слабое слово для подобного творения. Её родственниками были не каменные кольца, возведённые грозными королями древности; её родственниками были горы, которые она вытеснила.
Бастион Осколок выступал из неё, словно оставленное в щите врага лезвие топора. Протянувшись от основания Меркурианской до самого верхнего парапета, он был сердцевиной горы. Военные каменщики Рогала Дорна очистили скалу вокруг него, вырезали сердцевину и подвели стену туда, где он тянулся вверх. Когда редкий солнечный свет падал на его край, он сиял, как кусок только что отколотого кремня.
Акастия почувствовала, что дрожит в кабине “''Элата''". Она управляла уже три дня без сна. Последние сто километров превратились в петляющий забег, стена всё время оставалась вдали, обещание вражеского авангарда всё время преследовало по пятам.
– Просто сделайте это! – Она отключила его и включила свою собственную систему дальней связи.
– Давай… давай… – бормотала она. “''Элат''” двигался широкими шагами по разбитой земле, и стена вырастала перед ней. Статические помехи ворвались в уши, перекатываясь, словно приливная волна.
Они миновали передовой бункер и обнаружили, что он горит. Истребительные автоматоны скрывались в его дыму. Их конечности и поршни были покрыты сажей. Они быстро уничтожали машины, не замедляясь, гордость за действие не нарушала мыслей, которые заполняли голову, поднимаясь во тьме моргавших глаз.
Машины… движущийся горный хребет машин… земля дрожит... Что-то жужжит у неё в ушах… сердце бьётся. Помехи. Пульс вокса, настроенного на мёртвую частоту…
Подразделения вестников врага уже находились в зоне поражения, двигаясь к линии горизонта. Командование стены будет знать, что что-то произошло, но не больше; они не будут знать, что именно грядёт. Вокс и даже секретные кабельные линии связи с аванпостами выходили из строя с момента падения космического порта Львиные врата. Вот почему они послали подразделения, подобные её, в слепую зону.
Чёткость сигнала ухудшалась в течение нескольких месяцев. Повреждения ключевых систем, потеря персонала, нехватка времени на ремонт. Но здесь, в зоне поражения, Акастия часто чувствовала, что это похоже на опустившуюся пелену, заглушавшую, разъедавшую, разбивавшую защитников на мелкие кусочки не силой, а мягким шипением статики. Теперь же это было похоже не просто на туман, а на чьё-то присутствие, как будто облако изоляции и помех преследовало их.
Из динамиков шлема вырвался треск и визг. Она выругалась, в ушах зазвенело.
– Ничего, – произнёс Доллоран.
– Расстояние до стены десять целых и две десятых километра, – сказал Плутон.
– Позади нас что-то есть, – сказал Доллоран.
– Я ничего не вижу, – ответил Плутон. – Ничего на ауспике. Ничего визуально.
– Я... – внутренняя связь рыцаря на секунду прервалась. – Я чувствую это. Разве вы не чувствуете?
Она знала, что имел в виду Доллоран – спину покалывало от пота. Она хотела оглянуться. Она моргнула...
Огромные движущиеся фигуры… дрожь… гул помех и скрежет металла… как поступь бога… как пульс… как умирающий голос, отсчитывавший последние секунды…
Прозвучал сигнал тревоги. Акастия быстро посмотрела на датчики плазмы. “''Элат''” двигался на пределе мощности и попал в красную зону предупреждения о истощении топлива.
– Давай, – сказала она “''Элату''”. – Давай... не подведи нас сейчас. Сделай этот последний рывок для меня.
Теперь она могла видеть внешние укрепления, складчатую землю под стеной, где траншеи и лабиринты ловушек и мин опутывали землю в тени стены.
Наполовину потеряв надежду, она снова включила дальний вокс.
– Командование Меркурианской, говорит копьё Гиметт Виронии, ответьте.
Гул и крик статики.
– ''Копьё Гиметт Виронии, говорит командование Меркурианской''.
На секунду она замолчала, звук шагов “''Элата''” казался далёким. “''Что будет дальше?'' – задумалась она. – ''Что произойдёт после того, как я заговорю?''”
– Разведка из слепой зоны – полный приоритет – обнаружены штурмовые силы, они приближаются к Меркурианской. Повторяю, штурмовые силы приближается к секции Меркурианской стены. Приблизительное расстояние до стены: сто пятьдесят километров.
На мгновение наступила тишина, прерываемая жужжанием помех вокса.
– ''Принято и понято, копьё Гиметт Виронии'', – произнёс голос по воксу. – ''Подтвердите оценку силы''.
Акастия ответила не сразу, пытаясь найти слово, которое охватило бы то, что они увидели, приблизившись к краю мира.
– Уничтожение, – сказала она наконец, – сила уничтожения.
– ''Это всё, что вы можете сказать, крепостной?'' – Голос генерала Насабы протрещал над гололитической проекцией пилота рыцаря. Женщина кивнула. Даже по искажённой передаче Архам видел, что крепостной дома Виронии могла в любой момент потерять сознание. Этого следовало ожидать. Дальнее задание и возвращение, а затем четыре часа интенсивного допроса сделают и не такое – они и сообщение, которое она принесла, и то, что она видела.
– У нас есть какие-то дополнительные подтверждения? – спросил Кассым-Алеф-1. Магос-эмиссар подёргивался, пока говорил. Открытые шестерёнки, торчавшие из его черепа, заикались при повороте.
“''Страх'', – подумал Архам, – ''страх''”.
– В этой зоне нет активного воздушного прикрытия, – произнёс голос магистра стены Эфрида.
– ''Наши разведывательные подразделения не смогли проникнуть глубоко во вражеский тыл'', – раздался голос Хана, и вой вокса попытался перекрыть силу его голоса. – ''Впрочем, я верю этой всаднице дома Виронии. Она говорит правду – вы все это слышите''.
– ''Другие пилоты в её подразделении предоставили такой же отчёт'', – добавила Насаба.
На секунду волна жужжащих статических помех заполнил оперативный зал, когда пересекающиеся вокс-каналы столкнулись. Архам почувствовал в воздухе запах горящего пластека. Они едва смогли установить контакт с Ханом, связь с лордом Сангвинием во Внешнем полностью оборвалась. Скрипучие голоса Эфрида, Насабы, Ралдорона и полевого генерала Ветрива с Адамантовой стены образовали щёлкающий хор помех. В помещении физически присутствовали только Рогал Дорн, Архам, Малкадор и два представителя Механикус.
– Показания наземных датчиков вибрации на северных стенах согласуются с массированным соединением бронетехники, пехоты и божественных машин, которые движутся к участкам Меркурианской-Ликующей, – сказала посол Веторель, бросив взгляд на коллегу-техножреца.
– Существует несколько вариантов интерпретации данных, – заметил Кассым-Алеф-1.
– Это правда, – сказал Дорн. Архам посмотрел на своего лорда. Преторианец перевёл взгляд на Кассыма-Алефа-1. Это было похоже на досылание патрона в ствол пистолета.
– ''Странное решение'', – сказал голос Ветрива. – ''Идти против нас там, где мы сильнее всего''.
– ''Неужели?'' – спросил голос Хана. – ''Пробив Меркурианскую, они поразят нас в самое сердце. Как и в случае с атакой на Сатурнианскую, так и на Меркурианской. То, что они не могли сделать хитростью, они делают грубой силой''.
– Какие силы они могут ввести в бой, чтобы пробить стену? – спросил Архам.
– Мортис, – ответила Веторель. – Легио Мортис. – Кассым-Алеф-1 снова вздрогнул. – Головы Смерти отсутствовали в боевой сфере, но мы знаем, что они пришли. Полный легион титанов и всё, что с ним может быть.
– Именно так, – сказал Дорн.
Гул и треск разбавили момент тишины.
– ''Мы не можем перебросить силы с остальных стен и линий'', – сказал Ралдорон. – ''Ожесточённость атак нарастает. Если мы это сделаем, то они прорвут брешь в другом месте''.
– Этот момент должен был наступить, – произнёс Дорн. – У нас есть силы встретить его. Мортис подходит к нашим стенам. Они должны быть отброшены. Сила против силы.
Дорн посмотрел на Веторель. Кассым-Алеф-1 удивлённо повернул голову, чтобы посмотреть на свою спутницу-жрицу. Веторель не сводила взгляда с Рогала Дорна.
Веторель нажала кнопку на проекционном столе.
Новый конус света сменил изображение крепостной Виронии. В холодном свете кипели пиксели снега. В потоке появилось лицо, мерцавшее, даже когда оно сформировалось.
Шестерёнки Кассыма-Алефа-1 загудели, и его глаза зажужжали, когда сфокусировались.
– ''Приветствую вас'', – произнёс принцепс-максимус Кидон. – ''Легио Игнатум, по приказу генерал-фабрикатора и воле Преторианца Терры, готов выступить''.
''Магистраль-29, Внутренняя зона поражения Аркон, Санктум Империалис Палатин''
Титаны Игнатум шагали по пустым улицам Дворца. Они шли друг за другом, петляя по магистральным дорогам, которые вели от подземных ангаров к северным стенам. Свыше пятидесяти машин в четырёхкилометровой колонне от великого “Владыки войны” во главе до отягощённых ракетами “Разбойников” в хвосте змеи. Каждые несколько километров ведущий титан трубил в боевой горн, и сигнал перекатывался по колонне от машины к машине. Дождевая вода лилась с их спин. Здания, мимо которых они проходили, дрожали и тряслись в такт их поступи. Люди, сгрудившиеся в домах и убежищах, слышали и чувствовали, как проходят боги-машины. Некоторые задавались вопросом, не является ли это свидетельством конца; но больше всё же подходили к окнам и высоким местам, чтобы попытаться мельком увидеть машины. Солдаты, стоявшие рядом с маршрутом, смотрели вверх, разинув рты, когда красные, жёлтые и чёрные фигуры шли дальше.
Внутренние зоны поражения простирались на сорок километров от стен. Там больше никто не жил, и пустые оболочки зданий сплавили с щебнем и камнебетонной смесью, создав блоки шириной в десятки километров. Строители крепостей перекрыли дороги и улицы, проложив извилистые маршруты, по которым предстояло пройти всему, что шло к стенам или выходило из них. Огневые точки прикрывали каждый поворот. Большинство из них, скорее всего, управлялись автономно – солдаты отошли к стенам, пока не появилась брешь. Начинённые взрывчаткой дома были готовы взорваться и преградить путь нападавшим. Цистерны с летучими химическими отходами стояли рядами, готовые к тому, чтобы их зажгли и вылили на улицы. Слои мин усеивали стены заброшенных зданий. Если... ''когда'' стены падут, враг будет умирать здесь за каждый свой шаг. До тех пор они ждали, стволы орудий и пустые глазницы зданий наблюдали, как авангард легио Игнатум направляется к Меркурианской стене.
После того, как они пройдут, за ними последуют колонны громоздких транспортов. Корпуса из красной стали, испещрённые чёрными и жёлтыми эмблемами и несущие знаки легио Игнатум, они будут проезжать часами. Внутри находилось оборудование и экипажи, которые поддерживали поход легио: вокс-сенсория-храмы; склады с боеприпасами размером с небольшие жилые кварталы; кузнечные горны; стеллажи с броневыми пластинами, каждая толщиной в метр; купели с плазменными зарядами. Солдаты-скитарии шли вместе с ними, их красные мундиры стали скользкими от дождя, красный свет горел из прорезей для глаз в хромированных визорах. От них поднимался жар, превращая капли дождя в клубы пара. Когда они доберутся до места назначения, эти подразделения развернутся в пещерах и ангарах у основания стены и будут готовы приветствовать полную силу легио Игнатум, который выступит на день позже них. Триста человек обслуживающего персонала на каждый титан, от низшего сервитора до высшего магистра движущей силы или связующего эфирного сигнала. Они все шли и шли к Меркурианской стене, а над ними разносились раскаты искусственного грома, и земля сотрясалась от железной поступи.
''Анклав дома Виронии, бастион Осколок, Меркурианская стена''
Карадок нашёл Акастию в комнате для омовений. Это было небольшое прямоугольное помещение из камнебетона, в зловонном воздухе стоял запах пота, кожи и полированного металла. На стенах висели выцветшие знамёна дома. Серая переработанная вода текла из кранов в металлические чаши и желоба. За то время, что они здесь находились, ржавчина начала расползаться по арматуре, а плесень стала собираться затвердевшими тенями по краям стен и плитки. Было жарко, летняя жара оказалась сильнее, чем могла выдержать слабая система циркуляции воздуха. Доллоран плескал воду на волосы и пытался пригладить их над блестящей кожей лица. Изменивший его огонь оставил ему боль, которую он скрывал, и слой шрамов на лице, плечах и руках. Пот и вода собрались у него на носу, когда он на секунду закрыл глаза. Он выглядел таким же измученным, как и Акастия. Здесь, отделённую от машинно-нервной связи шлема Механикум и рыцаря, огонь покинул её, оставив серое оцепенение.
– Пытался уснуть, – сказал Доллоран.
Она посмотрела на него. Он открыл глаза. Красные вены пронизывали белки.
– Похоже, я дошёл до предела... – Он улыбнулся, и шрамы на его лице разгладились. – А потом всё просто навалилось, понимаешь?
Она подумала о сне; её положение означало, что она могла отдыхать по мере необходимости. Но те немногие сны, которые она видела, когда закрывала глаза в последние несколько дней, были неприятными: густыми, как затвердевавший янтарь, с запертыми внутри крапинками вещей, которые она хотела забыть.
– Лучше бодрствовать, – ответила она. – Ещё лучше идти в бой на рыцаре.
– Именно так, – согласился он. – За дом, за честь.
– За дом? – спросила она, глядя в тазик с водой и помешивая её пальцами. – Почему не просто потому, что мы так решили?
Она почувствовала, как он нахмурился.
– Я не это хотел сказать, Акастия, – произнёс он.
– Нет, – сказала она и не смогла сдержать насмешки в голосе. – Ты никогда не станешь и не будешь, быть верным псом у очага – вот всё, что тебе нужно, не так ли? – Она не смотрела на него, а смотрела в пузырящуюся воду в тазике, но почти могла видеть, как он слегка покачал головой.
Она как раз поднесла к лицу ладонь с тёплой водой, когда металлическая дверь широко распахнулась. Она начала поворачиваться, но он уже пересёк забрызганный водой пол и оказался за её спиной. Она повернулась так, чтобы смотреть ему прямо в глаза.
Карадок, отпрыск дома Виронии, Изумрудное Копьё, шестой от трона, встретил её взгляд. Его лицо дёрнулось, губы скривились над жемчужно-эмалированными зубами. Пот стекал с собранных в хвост на затылке тёмных волос и сбегал по лицу. Его щеки раскраснелись, а в дыхании чувствовался привкус приправленного специями алкоголя. Она обратила внимание на то, что он был в полных доспехах, облачённый в кольчугу, варёную кожу и бело-зелёные клетчатые пластины. Капли пота собрались на кончиках его усов. Она могла сказать, что он был очень, очень зол. Её брат всегда плохо контролировал свою желчь.
– Милорд, – сказала она и склонила голову. – Чем я могу служить?
Карадок крепко сжал зубы. Его глаза были твёрдыми точками ночи.
– На колени, – сказал он, прошипев сквозь зубы.
Акастия медленно опустилась на одно колено, понимая, что Доллоран уже преклонил колени. Вода по-прежнему плескалась в тазик на подставке позади неё.
– Чем ты можешь служить? – сказал он, слова были тихими, но поднимались в тоне, как камень, собиравший горную лавину. – Чем ты можешь служить? Ты служишь исходя из долга, из смирения, придерживаясь места, в котором родилась.
– Если я чем-то оскорбила вас, сэр, это не было моим намерением, – ответила она.
– Намерением? – зарычал он, его лицо покраснело над воротником доспехов. – Кому какое дело, до твоих намерений? Ты выходишь на рыцаре за эти стены ради нас, ради Виронии!
Она знала, почему он разозлился, поняла, как только он распахнул дверь, и подозревала, что нечто подобное произойдёт, как только она доложит о том, что они видели в слепой зоне, не ему, как своему сеньору, а офицерам командного штаба в бастионе Осколок, а вскоре после этого генералу Насабе и магистру стены Эфриду. Для них это был простой вопрос стратегической разведки. Для Карадока доставить такую информацию верховным командующим было честью, которую он должен был разделить. Награда и позолота такого контакта были отняты у него. Весь остальной мир мог катиться в бездну, но для её сводного брата и достопочтенного лорда мир по-прежнему сводился к рамкам гордости и жестокости, которые назывались рыцарством. Это не был момент отчаяния или простой военной целесообразности; это был шанс блеснуть. В одном отношении он тоже был прав – она украла у него этот момент и знала, что делает это.
– Мне жаль, лорд, – нейтрально сказала она, – но я не понимаю.
Он отступил, глядя на неё, улыбка на его губах превратилась в уродливую рану на лице.
– Не понимаешь, Акастия? – Он наклонился и начал стягивать перчатку с руки. Это была тяжёлая, задубевшая кожа, обшитая кольчугой и металлическими пластинами. Ладонь под ней была влажной от пота. – Кровь, которая связывает нас, – это привилегия. Хоть ты и незаконнорождённая. Она связывает нас. Она подчиняет тебя моей воле, и хотя ты не понимаешь этого, она связывает мне руки. – Теперь он был совсем близко, перчатка зажата между розовыми пальцами, лёгкая и мягкая, как если бы это был спящий голубь. – Ты защищена от так многого... – Его голос был тихим, почти шёпотом. – И эта защита существует благодаря чести, которую ты презираешь.
Он повернулся к Доллорану, глядя на приклонившего колени мужчину.
– Этот не похож на тебя. Низкого происхождения, в его жилах нет и следа неуместного благородства. Просто желание служить своему лорду. Он знает своё место. Знает, что он наш. Знает, что он чтит и повинуется нам в каждом своём поступке. – Карадок положил пустую перчатку на плечо Доллорана. – Ты ведь знаешь это, не так ли, серв?
– Знаю, милорд, – ответил Доллоран.
Карадок посмотрел на Акастию.
– Видишь? – сказал он. – Верный, послушный... как гончая. – Он посмотрел на Доллорана. – Подними голову.
Акастия стала качать головой. Доллоран сглотнул и подчинился.
– Нет… – начала Акастия.
Карадок был быстр, мускулы вздымались под бронёй и кольчугой. У Доллорана не было возможности уклониться. Перчатка хлестнула его по лицу. Кровь и зубы брызнули на пол. Он покачнулся набок. Карадок ударил ещё раз, когда голова Доллорана снова поднялась.
– Видишь? – прорычал он, нанося удар. Раздался влажный шлепок смятой плоти и треснувшей кости. – Ты защищена! – Ещё один удар. Кровь забрызгала плитки. Вода, до краёв наполнявшая тазик на подставке, перелилась через край. – Ты неблагодарная... – Тихий хруст. – ...шавка!
Карадок выпрямился, тяжело дыша. Доллоран лежал неподвижно. Вода лилась по полу, разбавляя кровь серо-розовой пеной.
Акастия почувствовала, что дёрнулась вперёд, но остановилась.
– Ты служишь нашему дому. Всегда, во всём и навсегда.
Лёжа на полу, Доллоран издал стон, от которого в растущей луже образовались пузыри. Карадок повернулся, перешагнул через него и вышел за дверь. Акастия бросилась вперёд, подтягивая Доллорана, на руках у неё была тёплая от крови
вода.
– Доллоран? Доллоран!
Звук, который мог быть словом или хрипом, сорвался с его красных губ.
Что-то шевельнулось за всё ещё открытой дверью. Акастия посмотрела в ту сторону. Плутон стоял сразу за порогом. Он встретился с ней взглядом. Его старое лицо превратилось в маску. Его взгляд стал жёстким. Их глаза задержались на долгую секунду, а затем он повернулся и последовал за Карадоком.
Связной легио Сентарио шагнула во вспомогательное командное пространство. Охранявшие двери Инфералтийские гусары вытянулись по стойке “смирно”. Глаза целеуказателя блеснули. Сентарио продолжила двигаться вперёд. Кружившие вокруг неё сервоустройства с жужжанием исчезли во мраке пещеры. За ней следовала целая армия: технопровидцы, адепты калькулус-тактика, сервиторы, связные ауспиков и скитарии маршировали, рассредоточиваясь веером, неся и катя парившее оборудование. Крики и всплески бинарного кода наполнили тишину эхом.
Сентарио целеустремлённо направилась к группе фигур, ожидавших напротив главных дверей. Её аугметические глаза отметили, зарегистрировали и идентифицировали их всех в мгновение ока: стенной лейтенант Ангиол из VII легиона; полковник Вастри из Инфералтийских гусар, командный состав бастиона; магос Интанил-7-Дельта-Чи-Гиммель и магос Фер-Ультио-4, отвечавшие за артиллерию и движение священных сигналов на стенах соответственно. За ними полукольцо офицеров и адептов.
Она кивнула им, подойдя ближе.
– Связной Сентарио, – произнёс Ангиол. – Добро пожаловать в бастион Осколок.
– Приветствую, – ответила Сентарио, не сбавляя шага. Сигналы мелькали по ноосферной связи, размытые коды и благословенные шифровальные пакеты. Встречались и пятна искажения. Поцарапанные клубки кодовых помех, просачивались из внешних оболочек передачи данных бастиона. Она мысленно переключилась на прямую передачу и послала сигнал подразделениям легио, вливавшимся вслед за ней. < Высокая степень нарушения точности местной связи. Команда: разместите наши подразделения очистки ноосферы и связи. Установите полные протоколы противодействия, прежде чем мы соединим духи наших систем с внешними каналами передачи данных. >
Когда она открыла рот, чтобы заговорить, то почувствовала, как откликнулась подтверждением командная связь.
– Я выражаю почтение и уважение от имени принцепса-максимуса Кидона и легио Игнатум. Это вся координирующая группа? – спросила она, продолжая двигаться вперёд, осматривая пространство, отмечая поставленные на камнебетонный пол блоки оборудования, рассчитывая эффективность движения. Время уменьшалось в водопаде минут и секунд на периферии её сознания. Развёртывание стратегиума легио не было лёгкой задачей. Сотни сотрудников и систем должны были быть размещены, зафиксированы, протестированы и подключены к сети, и это был только первый из пяти, которые будут развёрнуты в Меркурианской стене, прежде чем выступит весь легио.
– Это так, – ответил Ангиол, и Сентарио отметила, что космический десантник, казалось, улыбался.
– Вот краткое изложение текущей тактической ситуации и готовности по всей секции стены и зоне поражения, – произнёс Вастри, протягивая свиток перевязанного лентой пергамента.
Сентарио взяла его и протянула двум своим сервоустройствам. Парившие машины схватили свиток и развернули его манипуляторными когтями. Сканирующие лучи скользнули по листам. Информация начала распространяться по ноосфере.
– В зоне поражения есть разведывательные силы, – заметила она.
– Подразделения легио Солария, – сказал Вастри, – и группы копий из домов Виронии, Конор и Кадм, а также танковые роты из Вордатских бронетанковых бригад, подкреплённые элементами Седьмого легиона.
– Редкая сеть, – заметила Сентарио. Позади неё в двери вкатывались плитоподобные контейнеры. Каждый был сигнальным и информационным модулем, который требовалось подключить и активировать.
– Вполне достаточная, чтобы поймать атаку такого размера, – сказал Ангиол. – Перед нами основные штурмовые силы.
– Первые машины уже здесь и готовы, – ответила Сентарио. – По последним оценкам, противнику осталось пройти до стены сто пятьдесят километров. Авангард должен появиться через пять часов. Этот анклав будет развёрнут и приступит к
работе в течение двухсот семидесяти четырёх минут. Мы будем готовы.
Абхани Люс Могана подняла голову от того места, где сидела на корточках рядом с головой своего “Пса войны”. В кузнечном зале раздался какой-то новый звук. Здесь всегда было шумно: звон цепей, пульсация и гудение зарядных катушек и свист пара, но все эти звуки имели ритм. Это было послойное сердцебиение машины. Этот же шум был другим. Он звучал несинхронно с ритмом кузнечного зала.
Она посмотрела туда, где две её сестры-модератусы сидели на корточках по другую сторону информационной панели.
Абхани кивнула:
– Пойдём посмотрим...
Пещера-кузница являлась частью анклава Адептус Механикус. Расположенный под Внутренним дворцом, не так глубоко, как великие подземелья, но всё равно город под большим городом. Здесь находилось изгнанное сердце истинных слуг Омниссии: все секреты и устройства, спасённые с потерянного Марса и великих миров-кузниц, все изгнанники и обрывки силы и знаний, хранившиеся под землёй, как сокровища мифического червя, кружившего, вечного... до тех пор, пока защита не рухнет. Пока всё не будет потеряно.
Абхани вышла из тени “''Бестии Эст''”. Титан не участвовал в боевых действиях с тех пор, как совершил набег за стену Западной полусферы на скопившиеся там силы Ложных Механикум. Это было пять недель назад, ограниченное действие, санкционированное жречеством и Коллегией Титаника. Только один легио, великий Грифоникус, был всегда и полностью занят. Его машины рассредоточили по фронтам сражений, подобно гвоздям, пытавшимся удержать на месте потрёпанную карту Дворца. Она слышала, что Игнатум, старый и почти полного состава, сдерживали. Решительный резерв сил, ожидавший своего часа.
Остальные титаны представляли собой зверинец из множества легио, большинство из которых пережили Бойню Титанов на Бета-Гармоне. Некоторые потеряли так много, что их легион жил только в одной машине. Другие, такие как собственный легио Солария Абхани, стали осколком своей былой силы. Потрёпанные, сломанные, превратившиеся в реликвии славы. Она подумала, что именно поэтому им разрешали воевать так редко: страх потерять ещё больше после того, как уже было потеряно так много.
Она дошла до конца коридора. По центральной артерии текла толпа. Она увидела священников в облачениях десятков конфессий, электрожрецов, магистров-кодировщиков, технопровидцев-майорис. Их окружал какофонический гул машинного кода и голосов, становясь всё громче и беспокойнее. Во главе волны шла стройная фигура посла Веторель, и группа жрецов и гвардейцев-скитариев в позолоченных доспехах. Абхани видела, что толпа тянется вслед за Веторель, зовёт её, пытается догнать, но их оттесняют охранники.
– Что происходит? – спросил один из модератусов Абхани у неё за спиной. – Посол принесла сообщение от генерала-фабрикатора?
– Не знаю, – ответила Абхани. – Мы должны следовать за ней.
Она вышла в коридор и присоединилась к потоку экипажей титанов, появлявшихся из боковых проходов и ниш, где отдыхали боги-машины. Через несколько шагов у Абхани возникло ощущение, что она знает, куда они направляются. Им не пришлось далеко идти, чтобы это чувство подтвердилось. Веторель остановилась перед высокой нишей. Внутри в лесах стоял “Владыка войны”, его голова была отделена и висела на паутине кабелей и цепей. Красный цвет покрывал металлический череп, а зелёный – металлическую кожу. Он назывался “''Луксор Инвиктория''” и был главным титаном легио Солария.
– Проснулась ли Великая Мать? – спросила Веторель.
Идеальные ноосферные системы связи посылали её голос в вокс-решётки на стенах и потолке пещеры. Голос посла разносился эхом, хотя её тон был ровным. Гул машин и плотских голосов стих.
– Проснулась, – последовал ответ. Он прогремел из головы “''Луксор Инвиктории''”, голос бога войны, подражавший человеческому. Голос Великой Матери, великого магистра остатков легио Солария. Голос её матери.
– Великая Мать, – произнесла Веторель, и её тон стал более лёгким, мягким, даже доверительным, хотя по-прежнему достаточно громким, чтобы разнести слова по пещерам. – Я пришла просить вашей помощи.
– Когда представитель генерал-фабрикатора обращался за помощью? Машины поворачиваются по слову Загрея Кейна, а значит, и по вашему слову тоже. Вы приказываете. – Последовала пауза и треск из динамиков бога-машины, заставившие Абхани вспомнить сухой смешок матери. – Однако я ценю этот жест. О чём вы просите?
– Враг высвободил последние силы. Мортис выступил, Великая Мать, здесь, на Терре.
Теперь наступила настоящая тишина. Ошеломлённая тишина расчётов прервалась, и уравнения приостановились. На секунду Абхани показалось, что она услышала, как остановились вращавшееся механизмы пещеры. Легио Мортис, первый из предателей, обратившихся против Омниссии, самый большой из легио, родившийся на самом Марсе в эпоху, когда истина Машины возвысилась, чтобы создать Жречество. Древний. Могучий. Безжалостный. Она видела их работу на Бета-Гармоне. Многие из выживших титанов и экипажей в пещерах были обязаны почти уничтожением своих легио именно Головам Смерти.
– Все? – спросила Великая Мать в хрипе электростатики и вращении шестерёнок.
– Да.
– Вы уверены?
– Прогнозы, основанные на данных и вероятности, помещают их в этот порог.
– Они выступили целиком?
– Это вероятно.
– Так вы пришли попросить нас выступить против них?
Веторель низко кивнула, что было почти поклоном.
– Игнатум выступил, – сказала она. Стук шестерёнок и жужжание кода из вокс-решёток. – Весь, целиком. Они идут навстречу врагу за стеной и остановят его.
Ещё один трескучий смешок:
– Если Огненные Осы не поменяли свои полосы, то остановить не будет их целью – они будут стремиться полностью уничтожить врага.
– Возможно и так, – сказала Веторель. – Но они не могут действовать в одиночку. Даже при всей их мощи враг обладает большей численностью, и атаки на остальную часть Дворца только усиливаются.
После этих слов Веторель повернулась, глядя на окружившую её толпу жрецов и экипажей титанов. Абхани теперь увидела это, игру, тактику в действии. Веторель стала охотником, стремившимся загнать добычу. Это было не просто обращение к Великой Матери Соларии; это была мольба ко всем тем, кто её слушал. Абхани знала, что раны Раскола, основание Механикус и потери на Бета-Гармоне слились воедино, как трещины, протянувшиеся через стальную балку. Осада сделала эти трещины только шире.
– Вы просите нас выступить навстречу уничтожению? – раздался голос из толпы, неаугментированный, но громкий. Толпа расступилась, когда вперёд вышел человек в пурпурно-зелёной униформе легио Амарант, Ночных Пауков. – Машины нашего легио лежат и ржавеют на полях Бета-Гармона с тех пор, как мы в последний раз откликнулись на такой призыв.
Абхани услышала одобрительный шёпот в толпе.
– Мы двенадцать раз выходили за стены с тех пор, как началась эта битва. Ещё трёх машин нет... Пусть Игнатум выступает, но Амарант не будет. Не сейчас. Не на верную гибель.
“Вот оно, – подумала Абхани, – без прикрас. Мы ранены и напуганы, и это сделало мастеров оружия богов трусами”.
Теперь превратился в нарастающий прилив. Другие в толпе заговорили, некоторые на бинарном коде, некоторые криками стыда и бесчестья. Но за разговорами шёл поток, согласное ворчание с принцепсом Амаранта. Он посмотрел на Веторель и покачал головой.
– Сколько ещё? – спросил он. – Сколько ещё, если мы потеряли почти всё?
– Тогда мы отдадим всё. – Голос Эша Ани Могана Ви прокатился по толпе. Собравшиеся жрецы и экипажи титанов и перевели взгляды на голову и корпус “''Луксор Инвиктории''”. – Больше этого ничего нет. – Пауза и шум шестерёнок в тишине. – Солария выступит. Даже в ночь. Мы выступим.
Затем последовали кивки, несколько возгласов согласия.
Принцепс легио Амарант покачал головой и ушёл. Другие последовали за ним, когда он покинул толпу. Абхани заметила, что мало кто остался, кроме её сестёр из Соларии. Трио экипажей легио Дефенсор, одинокий экипаж единственной машины легио Атар, достигшей Терры. Веторель посмотрела на них.
– Благодарю, – сказала она, – и благодарю от имени генерал-фабрикатора и Преторианца.
– Посол, – раздался голос Великой Матери, теперь доносившийся из маленькой решётки динамика и звучавший почти так, как будто он был сформирован ртом. – Я хотела бы поговорить с вами.
Веторель поклонилась в знак благодарности оставшейся толпе и приблизилась к тени “''Луксор Инвиктории''”.
– И с тобой тоже, дочь моя, – сказала Великая Мать. Абхани взглянула на сестёр по легиону и последовала за послом. Голова “''Луксор Инвиктории''” опустилась на цепях, когда они приблизились, пока подбородок не оказался на уровне их голов.
– Абхани Люс Могана, – произнёс голос её матери. – Ты первой отправишься на охоту. Я просмотрела данные, предоставленные штабом Преторианца. Им понадобятся охотники, чтобы найти врага до того, как главные силы вступят в бой. У
Игнатума есть сила, но твоя манипула может быть первой на поле. Это твоя честь и моя воля.
Абхани моргнула, а затем склонила голову.
– Вы знали, – сказала она. – Великая Мать, вы знали, что придёт посол. Вы знали, что произойдёт и что скажете.
– Только глупец идёт на поле битвы, не зная местности, а посол не глупа, – ответила мать. – Вы снова играете в опасную игру, Веторель, – добавила она. – Как всегда.
– Здесь нет никакой игры, – тихо сказала Веторель, и Абхани показалось, что она почувствовала оттенок чего-то очень человеческого и очень усталого в её словах. – Я надеялась, что вы согласитесь. Я надеялась, что вы согласитесь выступить.
– К чему мы пришли, когда голос лидера разбитой армии значит больше, чем просьбы генерала-фабриканта?
– К краю, Великая Мать, – ответила Веторель. – Это значит, что мы пришли к краю.
''Расстояние от стены до врага: 140 километров, приблизительно''.
[[Категория:Ересь Гора: Осада Терры / Horus Heresy: Siege of Terra]]