Талос Эпсилон вздрогнул, проснулся и машинально потянулся к графину с промасленным вином, который обычно оставляла для него прислуга.
Обеспокоенный тем, что графина не оказалось на положенном месте — на столике у кровати, он вытянул лопаточные дендриты и приподнялся в постели.
В спальне царила темнота: еще шел ночной цикл. Гобелены с подробными анатомическими схемами, вышитыми малиновыми нитями по золоту, колыхались на стене под постоянным девятнадцатиградусным ветерком от атмосферных циклеров. В воздухе пахло профилактическими антисептиками и его собственными ночными загрязнениями, которые обычно удалялись и дезодорировались задолго до завершения алгоритмов сна Талоса. Нахмурившись, он спустил ноги с кровати и проверил прикроватный хронометр. Да, внутренние подсчеты мета-хирургеона подтвердились. Его разбудили на несколько часов раньше запрограммированного срока.
Закрыв лицо руками, Талос Эпсилон согнулся и уткнулся в колени — бумажную плоть на лопатках натянуло сервомеханизмами. Голова раскалывалась от боли, обрывки чужой памяти и информации мотались в мозгу, как разболтанные гайки.
Он пошатнулся; проприоцептивные разгибатели протянулись к стенам, потолку и полу, помогая ему дотащиться до умывальника. Талос включил холодную воду, брызнул себе в лицо.
Кран казался другим, вода странно плескалась в его руках. ''Он'' чувствовал себя иначе. Это могло означать только одно.
Никко Палпус умер.
Мета-хирургеон выключил воду, снова проведя рукой по металлическим дискам, вживленным под кожу головы. Что-то было не так. Он еще не знал, что именно, но это чувство снедало его: чего-то ''не хватало''.
Голос Марса был не просто человеком. Он был неразрывной цепью, выкованной в разгар превращения Железных Рук из Разбитых Легионов в орден, у которого не было ни своего лица, ни надежд на будущее. Ответственность была непомерной, а временные промежутки — невероятно долгими, слишком долгими для одного человека, даже для адепта Марса.
Было постановлено, что смерть Голоса Марса недопустима. В ноосферную оболочку самого первого жреца интегрировали мобилизованный перенос данных; они передавались от одного преемника к следующему как фрагменты личности и памяти, приобретенные посредством насильственного квазимолекулярного удаления и интеграции, и складывались в мозаику из обрезков кода и бинарного потока для того, кто мог принять пурпурную мантию Голоса Марса.
Как второй Голос Марса, Талос Эпсилон знал это — и жил ради этого дня.
Он знал, что что-то не так. Цепочка разорвана.
Половины транспозона не хватало.
Талос уставился на дно сливного бачка.
— Куда он делся?
== '''Дополнение второе''' ==
Стронос выбрался из камеры сдерживания, волоча вперед то одну, то другую ногу. Конечности будто были налиты свинцом. Он моргнул от света и продолжал со звоном молотить по заградительным дверям, чтобы его выпустили. Что-то в нем никак не могло смириться с тем, что они не заперты.
Йоланис в развевающейся малиновой робе адепта поспешила ему навстречу. Тециан и Баррас следовали за ней по пятам с непроницаемым выражением лиц, — по крайней мере, для Строноса они были нечитаемыми. Он заметил арлекина Падение; та наблюдала за ним из-за границы свечения Йоланис, прикрыв лицо скрещенными пальцами.
— Ты... плакал? — спросил Тециан. Эксангвинатор произнес это неожиданно прочувствованно и похлопал Строноса по плечу. Из трубы, заменившей рот Строноса, донесся хрип:
— Это потребует некоторых объяснений.
— Что случилось? — спросила Йоланис, отступив от трех космодесантников и смерив Строноса взглядом с ног до головы. — Что ты там видел?
Стронос устало покачал головой. Казалось, он мог бы проспать лет сто.
— Я его разнес. Вплоть до последнего самоцвета.
Тециан стукнул себя кулаком по наплечнику и повернулся к Баррасу, а тот что-то согласно буркнул.
Йоланис, хмурясь, разглядывала Железнорукого.
— Ты…
Она приоткрыла рот, скривившись, будто слово почему-то застряло у нее в горле. Левая сторона лица обмякла, хмурый взгляд исчез. Правый глаз дернулся.
— ''Ты''…
На сетчатке глаза вспыхнула голубая вспышка: цепь перегрузилась, дергающийся язык выдавил на опущенную губу струйку слюны, и технопровидица упала.
Тециан быстро подхватил ее, осторожно опустив на землю, а мужчины и женщины в грязных после боя одеждах с криком бросились к ним. Баррас мгновенно принял боевую стойку, не давая людям напасть на технопровидицу, и, взмахнув трофейным автопистолетом, прицелился в арлекина. Альдари, единственная из всех, даже не шелохнулась. Стронос опустил оружие в пол. Рыцарь Дорна бросил на него яростный взгляд. Железнорукий не обратил на него внимания и присел рядом с Тецианом и Йоланис.
Веки ее затрепетали, затем она застонала, поморщившись, будто от боли.
— Что случилось? — спросил Стронос.
Глаза Мелитан резко распахнулись, и напряженность, застывшая в них, застала Кардана врасплох, словно это был другой человек, оглядывающийся назад.