6335
правок
Изменения
Нет описания правки
{{В процессе
|Сейчас =1617
|Всего =38}}
{{Книга
— Может и вгоню, — пробормотал он. — Может однажды и вгоню.
=== Глава пятая ===
«''Меткий глаз''» промчался над оборонительной линией «Эгида», и гряда щитов с укреплениями исчезла под Кезтраль за один удар сердца.
Позади неё снизу засверкали оранжевые трассеры счетверённых автоматизированных башен, накрывая дрейка шквалом разрывных снарядов.
«Мститель» неистово затрясся, и Ханна не знала, зацепило ли их огнём с земли, или это работа висящего на хвосте хелдрейка. Краем глаза она заметила ослепительно-красные сполохи лазпушки «Икар».
— Есть попадание! — закричал Дарвус. — Он сворачивает. Похоже, улетает прочь.
— Хвала фрекковому Трону, — выдохнула она. — Но нас выдавили из зоны боевых действий. И у нас мало топлива, так что садиться придётся с пустым баком и неотснятыми плёнками.
— Ну… А это ещё что?
— Где?
— На горизонте. То облако дыма.
Кезтраль сверилась с картой.
— Его не закрепляли ни за кем.
— Следует взглянуть. Облако странное. И большое. Похоже на колонну бронетехники.
Ханна внимательно просмотрела карту. Оценила повреждения левого дельта-крыла.
— А нам хватит топлива? Можешь проверить через курсомер?
Кезтраль стала ждать, слушая скрип картонной катушки.
— Хватит впритык.
Не проронив больше ни слова, они направились в сторону облака. Ханна внимательно следила за уровнём топлива и прислушивалась к двигателям, то и дело поглядывая на дыру в левом крыле. Дарвус наблюдал за небом, выискивая среди туч острые крылья хелдрейка.
Его выдавал звук вращающегося туда-сюда стаббера, напоминавший треск гнущегося на ветру зачахшего дерева.
— Вот, — сказала вдруг она. — Я его вижу. Трон, ну и большое.
— Что это?
— Я… — она замялась. — Я не знаю. Там какие-то шпили. Опускай пиктеры, нужно это снять.
Они уже шли на малой высоте, несясь вперёд на огромной скорости. Слишком опасно подниматься прямо сейчас.
— Десять секунд, — сказала Кезтраль. — Увеличиваю тягу, выставляю высокоскоростной затвор.
— Принял, видишь, куда мы летим?
Кезтраль подалась вперёд, щурясь.
— Силуэты странные. Пять секунд.
Ханна почувствовала, как опустилась передняя камера, и затряслось кресло, когда она начала включаться.
— Четыре.
И вот она увидела колонну. Кавалькада чудищ. Грёза безумца, воплощённая в стали и железе, кузни, пышущие нечестивым светом.
— Три.
— Следи за теми пилонами.
Она внесла поправку. Приготовилась к выходу на рубеж съёмки.
— Д…
— Дрейк! — завопил Дарвус. — Прямо за нами. Фрекковы святые, откуда он вылез?
Сзади застрекотал тяжёлый стаббер.
— Отмена?
— Нет! — Дарвус отстрелял ещё половину ленты. — Снимай!
— Пуск.
Кезтраль вжала кнопки ручного управления, запуская бобину. Донёсшееся снизу «щёлк-щёлк-щёлк» поворотного пиктера слилось с сотрясающим «Мститель» дробным грохотом автопушечных снарядов.
Она не могла оглянуться. Да и в любом случае ничего бы не увидела из-за спинки кресла. Сойти с курса не могла тоже, только не с работающей камерой.
Но судя по тому, как очереди автопушки кидали хвост машины, Дарвус давал хелдрейку прикурить. Вокруг них засверкали росчерки зелёных трассеров, сходясь где-то под ними, но не достигая их на считаные…
Два мощных толчка. Голову Кезтраль мотнуло вперёд, так что у неё заныла шея. Она увидела повалившую из правого двигателя струю дыма. Сначала хлопково-белого, затем — масляно-чёрного.
И ещё услышала свист ветра. Дыра в фонаре.
— Дарвус? — крикнула она, борясь с ручкой управления. Пытаясь не дать захлёбывающемуся двигателю окончательно сдохнуть. Кезтраль увидела, как из турбины рвануло пламя. Стрелки на приборах стали падать. Они начали терять высоту.
— Дарвус, ты ранен?
Тот не ответил, но тяжёлый стаббер продолжал стрекотать дальше.
— Я об этом не слышал, — заявил сержант Меншзак. — И нам нельзя никого пускать без письменных приказов.
Рабочий Муниторума смущённо нахмурился.
— Я… У меня, кажется, такой был. Да, вот он. В наряде на работы.
Он поставил коробку с инструментами и взял из-под мышки доску-планшет, после чего принялся листать тонкие бланки на дешёвой розовой бумаге.
Меншзак вздохнул, перекинув лазкарабин на грудь. Он со своим отделением нёс караул у пульта доступа к механизмам Западных ворот Куртины-бета.
Какая безнадёга.
Просматривая выданный Муниторумом наряд в попытке сопоставить некачественные копии и определить подлинность печатей, он чувствовал, как трясётся стена под ногами.
По слухам, на Северной стене Куртины-альфа шёл серьёзный бой. Тяжёлая бомбардировка и вражеские манёвры перед Южной. Восточная, как он знал, выдерживала массированную атаку. Последнюю пару часов они провели, слушая переговоры сражающихся в небе самолётов.
Чёрт, бойцы наблюдательных подразделений со здоровенной оптикой и дальномерами говорили, что под удар попала даже Делвианская расселина.
А что здесь, на Западной Куртине-бета? Ничего. Помимо орбитальных ударов, которые и так наносились повсюду. Чёрт, они занимались профилактическим обслуживанием.
— Почему сейчас? — спросил Меншзак. — Работу следовало сделать неделю назад.
Служащий Муниторума переступил с ноги на ногу. Несомненно, нервничая оттого, что ему могли не дать закончить порученное задание.
— Это стандартный цикл техобслуживания. В формуляре всё есть. Сегодня как раз подошло время. Каждые шесть месяцев нужно проверять механизмы ворот и смазывать их.
— А раньше ты этого сделать не мог?
Рабочий покачал головой.
— Я за это не отвечаю. Мне дают наряд на работы, я его выполняю. Я должен следовать приказам.
— А у меня приказ никого не пускать, — парировал Меншзак.
— Да, всё так, всё так. — Рабочий почтительно склонил голову. — Но представьте, если подойдёт враг, а ворота не закроются, потому что не были проведены должные обряды обслуживания?
— Сколько?
— Два часа максимум, и я исчезну.
Меншзак вернул планшет.
— Даю полтора часа. И тебе придётся показать ящик.
— Я похож на еретика-диверсанта?
— У тебя свои приказы, у меня — свои, — с ноткой раздражения в голосе произнёс сержант. — Сегодня была новая волна бомбовых атак. Одна попала в топливный склад аэродрома. Мне сказали, что я должен спрашивать, вот я и спрашиваю.
Служащий Муниторума пожал плечами и, щёлкнув клипсами, открыл коробку и вытянул перед собой.
Меншзак склонился над ящиком, окинув взглядом стойку с пробирками.
— Они плохо пахнут.
— Так и должно быть, работая с ними, мне следует надевать противогаз. Это сильная щелочь, разъедает ржавчину. Лучше не наклоняться так близко, пробки на них чисто для виду.
Меншзак быстро отступил на шаг.
— Давай поживей. Комиссар делает обход каждые два часа. Я не хочу ничего ей объяснять.
— Вам не придётся, — пообещал рабочий, пропетляв мимо бойцов.
Через пять минут Янн Ровецке закрепил трос на вершине Западной Куртины-беты. Натянул противогаз и руббариновые перчатки, после чего захватил верёвку автоматической спуско-подъёмной катушкой на разгрузке, и, закинув ящик для инструментов за плечо, осторожно спустился к верхней петле.
Ворота были громадными. Высотой в двенадцать этажей. Такие большие, что когда с Россвара дул ветер, за распахнутыми створками образовывалась ревущая аэродинамическая труба.
Сейчас они были открыты, чтобы позволять войскам свободно выходить на вылазки и рейды, и мощный ветер на секунду утянул Ровецке прочь от петли, несмотря на тот факт, что он укрывался в углу за створкой.
Он извернул руку, и, вытянув её как можно дальше, зацепился альпенштоком за край петли, после чего подтянул себя ближе. Закрепился на месте с помощью магнитной полосы.
— Пожалуйста, — заговорил Янн. — Не вреди мне. Я твой слуга, а тебя ждёт более важная задача.
Он опустил дрожащую руку в ящик и извлёк пузырёк, откупорил его большим пальцем, после чего другой рукой вставил колбу в задний разъём промышленного распылителя с длинной и тонкой как игла трубкой, вроде тех, с помощью которых танкисты наносили масло и смазку в труднодоступные места своих машин.
Первобытная сущность внутри сосуда забулькала.
— Шшшшшш, шшшшшшшш, — шикнул он. — Успокойся. Пока не время. Терпение, терпение.
В высоту петля достигала десяти футов, и на мгновение Янн заволновался, что содержимого колбы может не хватить. Однако по мере спуска вдоль навеса он понял, что его будет более чем достаточно. Везде, где он выдавливал похожую на гной жижу, та начинала радостно шипеть и сгущаться, затекая в пазы, которые Ровецке пытался заполнить в первую очередь.
Затем, так медленно, что Янн поначалу решил, будто у него разыгралось воображение, вещество начало возвращаться. Теперь, на открытом воздухе превратившись скорее в гель, нежели жидкость, оно, отрицая законы тяготения, поползло и засочилось во все стороны, проникая вглубь металлоконструкции и расходясь по шарнирам и штырю громадной петли.
Закончив, Ровецке отсоединил колбу, и та со звяканьем отстрелилась прочь.
Пузырёк подхватил ревущий ветер, и тот, кружась, исчез где-то внизу. Под куртинами высились целые горы мусора, так что его вряд ли найдут.
Шепча молитву, он вставил следующую колбу. Невзирая на резкие порывы, с него градом катился пот.
Янну не хотелось к ним притрагиваться. Больше того, всё его тело будто кричало о том, что ему следует достать стойку, вытянуть её от себя как можно дальше, а затем швырнуть в кучу внизу. Но он чувствовал, как Пустой Человек следит за ним взглядом. Наблюдает за его работой. И глаза его больше не походили на чёрные провалы. Теперь их радужки вихрились туманным, лоснящимся разноцветьем эмпиреев, которые он видел в небе каждую ночь на протяжении всей жизни.
От них по коже Ровецке побежали мурашки. Болезненно сдавило пазухи.
Он продолжал работать, делать то, чему учился с тех пор, как в десять лет к нему во сне пришёл Пустой Человек и сказал, что имеет для него дело. Пустяковое дельце, за которое он получит щедрую награду.
Пакетик с порошком оказался именно там, где и сказал Пустой Человек. За отходящим кирпичом в саду. И за кружкой с горячим лак-чаем его дядюшки никто не следил, о чём тот сообщил тоже.
Той ночью мортуарии вынесли тело дяди через парадную дверь, накрыв шёлковым стягом торгового дома Ровецке. И маленькому Янну приснился сон такой приятный, что он помнил его до сих пор. Сон, где он имел власть. Власть в основном над самим собой, однако это давало ему власть над другими. А для младшего, никому не нужного отпрыска купеческого семейства без особых воинских традиций, это значило очень и очень много.
Янн умел убеждать людей. Уловки и пускание пыли в глаза всегда давались ему легко. Он мог уболтать отца и мать сделать едва ли не всё, что ему хотелось, и манипулировать другими с непринуждённой уверенностью.
Но тот сон явил Янну будущее, в котором он мог обрести последователей и без усилий завлекать женщин к себе в постель. Впрочем, в первую очередь он заинтересовал его тем, что показал, как нужно врать. Не просто обманывать, а менять саму реальность. Давать человеку монету, говорить, что это конфета, и наблюдать за тем, как он пытается её сгрызть. Уметь видоизменять то, что видели другие, с помощью одного своего вида — ведь разве мог этот невысокий юноша им лгать? — отчего они начинали верить ему, а не собственным глазам. Сила убеждения, превращённая в оружие.
Точно как в случае с тем сержантом, который смотрел на кипу пустых бумаг, а видел наряд на работу.
Величайшая власть.
Звяк. Выбросилась ещё одна капсула.
Звук привёл Ровецке в чувство, и он увидел, что пустил слюну на рабочую муниторумную куртку.
Он потянулся за следующей пробиркой, и понял, что стойка пустая.
На мгновение Янн запаниковал — а затем вдруг осознал, что находился в самом низу южной петли.
Последней петли.
Он, что… ничего не запомнил? Увлёкся работой до такой степени, что закончил её в медитативном трансе? Но раз так, значит, он успел спуститься по стене, подняться обратно, заново закрепить трос на противоположной стороне и проделать то же самое уже там.
Пять петель совершенно выпали у него из памяти.
Впрочем, это не имело значения. Пора убираться.
Он выбросил перчатки, на случай, если на них осталась зараза. Затем взобрался наверх, смотал трос и собрал подъёмное снаряжение. Сверился с хроно.
Пятьдесят минут. Он потратил пятьдесят минут.
Верный своему слову, Янн исчез прежде, чем пришёл с обходом комиссар.
Закатившиеся глаза Зарафистона напоминали белесые очи слепца. Он безмолвно шевелил губами, словно человек, разговаривающий во сне.
Обычно Зарафистон экранировал свои мысли в присутствии Моркат, зная или чувствуя, что та умеет прозревать импрессионистские пятна его сознания, да и подсознания также. Однако сейчас он позволил ей смотреть. Разрешил узреть образ пары зрящих глаз, паривших над его плечами подобно крылышкам насекомого, чьи радужки бурлили жуткими цветами варпа.
Затем его настоящие глаза вернулись на положенное место, и призрачные радужки исчезли.
— Готово. Прошу прощения за задержку, магистр войны.
— Если ты выполнил обещанное, то извиняться не за что.
Они собрались на разведсовет — встречу малого внутреннего круга из состава большого внутреннего круга, — на котором присутствовало только три члена, не считая самого магистра войны. Зарафистон, он же лорд-обманщик, Какадиус Сирон, мастер над шпионами из Альфа-Легиона, представлявший оперативные сводки, и Моркат, следившая за процессом.
— Мы говорили о специальных вокс-установках. — Сирон постучал бледным, без перчатки, пальцем по нескольким отмеченным вокруг касра Краф точкам. Его нарочито мягкое прикосновение заставило закованного недочеловека-карту встрепенуться. — Они помогут нам засекать в черте города артиллерию, выявлять цели и наводить огонь. Твои отряды готовы к выполнению задачи?
Зарафистон накинул капюшон, скрыв чернильно-чёрные глаза.
— Готовы. И первая волна ударов уже началась — мученики уничтожают инфраструктуру корректировки и другие лёгкие мишени. Они будут оттягивать силы от стены. Но, как понимаете, это прелюдия.
Магистр войны кивнул.
— Атака рапторов на северную Куртину. Как она продвигается?
— Сильное сопротивление. — Сирон наклонил голову, скривившись от сдержанного недовольства. Его мысли выглядели как разложенное на одного таро, из тасующихся колод которого доставались и разыгрывались новые и новые карты. — Но это Кадия. Здесь всегда сильное сопротивление. А если нет, я бы заподозрил ловушку. Мы своей цели добиваемся, прикрывая Крома Гата и его Железных Воинов. Однако рейдеры несут потери, и вполне возможно, орудия начнут стрелять снова. Могу ли я снова запросить для них подкрепление? Сбросим ещё партию «Клешней ужаса», и сможем…
— Нет. — Абаддон покачал головой. — Я уже послал в бой всех, кого готов потерять. Других не дам. Что с Гатом?
Моркат видела, насколько сильно Сирону не хотелось оставлять своих рапторов в беде. Разум Альфа-Легионера перетасовал колоды. Перевернул следующую карту, надеясь, что та направит его мысли в новое русло. Этого не произошло, так что он выбросил проблему из головы и перешёл к следующему вопросу.
— У Гата дела идут хорошо. Пока мы связываем боем дальнобойную артиллерию Крафа, он разворачивается без особых проблем. Единственная сложность — Волки. Железные Волки закрепились в касре Ярк. Сам город лежит в руинах, но в подземных хранилищах достаточно прометия, чтобы их техника оставалась на ходу. Это может усложнить задание Гата.
— У него есть эти крепости-цитадели, — нелюбезным тоном заметил Зарафистон, снова устремив взор куда-то в глубины пространства и времени. — И машины.
— В основном невооружённая строительная и подрывная техника, неспособная работать под огнём. Обычные танки не сделают того, что мы просим от Гата. Он вычищает лес из ксенокамня, а самые мелкие тамошние пилоны размером с жилую башню. Он сможет выполнить задачу, но сильное сопротивление замедляет его продвижение.
— Сучьи дети Русса, — рыкнул магистр войны. — Всегда в самом неподходящем месте. Мы хотя бы держим сынов Льва в их разбившемся крейсере?
— Держим, — отозвался Сирон, а замолчал. — Но…
— Но?
— Гончие Абаддона несут колоссальные потери, а они ещё даже не прорвались внутрь.
— Мы всегда знали, что Тёмные Ангелы легко не сдадутся. Никогда не опускают руки.
— Скайрак хочет, чтобы «''Терминус эст''» провёл орбитальную чумную бомбардировку. Возможно, это будет эффективней, чем пытаться взять крейсер штурмом. — Сирон втянул воздух сквозь сжатые зубы. — Хотя я рассчитывал забрать корабельные когитаторы.
— Уркантосу это не понравится, — заметил Эзекиль. — А нам ни к чему стравливать между собой кхорнатов и нурглитов.
— Его с ними нет, — отозвался Зарафистон. — Он упивается кровью сороритас в храме святой Моррикан.
— Странно, — сказал магистр войны. И Дравура одновременно ощутила, и заметила хорошо скрытую тревогу отца. — Что ещё?
— Южная атака продвигается с опережением графика. Продолжает держаться только этот крайний южный равелин. Там засели астартес. Мы сковали их боем и пытаемся обойти. Вольсканцы встретили сопротивление в Россваре, но, согласно нашим предсказаниям, они прорвутся в следующие двенадцать часов. Легио Вулканум подходит к внешней куртине с востока… Что-нибудь ещё?
— Крепость до сих пор не может стрелять, — встряла Моркат, зная, что если даст полубогам болтать дальше, то уже не сможет вставить ни слова. — И я получаю с датчиков странные показания. Внутри что-то… движется. Перемещается. Энергии из недр крепости как будто не дают вырваться.
Магистр войны повернулся к ней.
— Я слышал отчёт, который может тебя заинтересовать… Сирон?
— После боя с «''Клыком Огненной Гривы''» мы засекли полдюжины кораблей, абордажных челноков, которые вошли на орбиту крепости и направились в сторону ядра. Мы выслали перехватчики, которые сбили два судна, но судьба остальных неизвестна.
— Вы думаете, к нам проникли диверсанты? — Моркат услышала в своём голосе ужас. — Почему мне не сообщили?
— Разве это не твоё дело — знать о крепости всё? — прошипел Зарафистон. — Или подобное вне твоей компетенции, ноктилитовое дитя?
Моркат стиснула чернокаменные зубы.
— Это не обычный космолёт. Не рукотворная конструкция, а живое существо, которое мы оседлали и называем кораблём. Все наши мостики и пульты — просто системы, с помощью коих мы указываем ему курс и направляем энергию в варп-пушку. В нём нет сенсоров, чтобы сообщать о брешах…
— Довольно, — отрезал магистр. — Моркат, поговорим наедине. Собрание закончено.
Дравура уставилась на свои руки, дожидаясь, пока остальные выйдут. Она была слишком разъярена и встревожена, чтобы изучать мысли остальных. Ей не хотелось глядеть на издевательские образы, которые решил показать напоследок Зарафистон.
Когда дверь закрылась, Абаддон поднялся, взял серебряный графин и налил в кубок воды. Затем взял его между большим и указательным пальцем, словно крошечный бокальчик с вином.
— Выпей.
Моркат знала, когда ей отдавали приказ. Даже если бы там оказался яд, она бы всё равно осушила его. Он был её магистром войны, и ещё кем-то гораздо большим.
— Ты убеждала меня выстрелить, — сказал он после того, как зодчая залпом опорожнила кубок. — И я послушался тебя. Это привело к повреждению «''Воли вечности''», незаменимой…
— Я же не знала о противоме…
— Не перебивай меня. — Магистр не стал повышать голос, и Моркат услышала тихий скрип серебряного графина, смявшегося в его железной хватке. — Ты разочаровала меня, Дравура. После той протекции, которую я тебе оказывал. Той свободы, которую тебе дал. Возможно, в этом моя вина. Может, зря я на тебя полагался.
Мысли отца потемнели, но не от ярости, а от печали. Сожаления. Глубинной злости, направленной, однако, на самого себя.
— Нет, лорд. — Она рухнула на колени прежде, чем успела об этом подумать. — Вы ни в чём не виноваты. Это я вас подвела. Крепость сопротивляется мне. Я старалась как могла. Дело не в отсутствии воли или знаний, или в лености, а в том, что задача очень тяжёлая. Крепость древняя и огромная, и не мыслит как смертный, или даже полубог. Но я смогу. Я ''справлюсь''.
Она взяла полу его табарда и прижала ко лбу, однако отец к ней даже не повернулся. Из её глаз покатились слёзы, защипав воспалённую плоть вокруг ноктилитового ока, которая так и не смогла окончательно зажить — её тело постоянно пыталось отвергнуть имплантат.
— Я хочу тебе верить, Дравура. И всё же ты раз за разом не выполняла данных тобою обещаний. Легиону, мне. Ты даже не знала, что по крепости шастают паразиты.
— Я буду стараться лучше.
— В этом я как раз не сомневаюсь. Но вопрос мой в том, по плечу ли тебе такое дело. Может, мне и впрямь следует сделать тебе просто чашницей, существом, что наблюдает и сообщает мысли других. Ты не полубог, и, наверное, мне не стоит ожидать от тебя такой же преданности.
Моркат ощутила на затылке его руку, и у неё перехватило дыхание. Услышав, насколько плаксиво зазвучал её голос, она возненавидела себя сильнее, чем даже от мягкого отцовского укора. С внезапным отвращением Дравура поняла, что и впрямь вела себя как трэлл-оруженосец, а не как военачальник. Из-за своей любви к магистру она выглядела жалкой в его глазах.
Дравура сглотнула. Взяла себя в руки. Подняла голову и посмотрела ему в глаза.
— Я не полубог, магистр войны, но ваши полубоги гибли в крепости, пока у вас не появилась я. Это я направила в чернокамень больше энергии варпа, чем все ваши чародеи вместе взятые. Я сделала вас хозяином реликвии. Вы отправились на мои поиски, поскольку не могли взять под контроль последнюю крепость — вы подселили в неё демона, надеясь тем самым сковать, но вместо этого сделали совершенно дикой. Вам не осталось ничего, кроме как спихнуть её Красным Корсарам. Всё эти чудеса я совершила из преданности вам. Чего ещё вы от меня хотите? Как мне ещё доказать свою верность?
Она говорила спокойно, отдавая себе отчёт, что могла — и, наверное, должна была, — умереть за такие слова. И Моркат увидела, как эта мысль промелькнула в сознании Эзекиля, вспыхнув подобно спичечной головке. Быстрые образы того, как она умрёт. Пронзённая Когтями Гора. Задохнувшаяся в стальной хватке. Как кулак смыкается на её голове, а затем с силой впечатывает в край стола, забрызгивая всё вокруг мозгами.
Он понимал, что показывает ей всё это.
И Моркат увидела, как вероятные варианты будущего вмиг испарились, когда на ум магистру войны пришёл образ тощего ребёнка, выбирающегося из тьмы.
Поэтому Абаддон опустился на колено, как при их первой встрече, и протянул руку.
— Найди паразитов, Дравура, — прошептал он, и его мысли превратились в яркий калейдоскоп обещаний. Она увидела себя, стоящую подле его трона. Сидящую среди Избранных. Счищающую кровь с его доспеха, когда тот вернулся из битвы и по-отечески опустил ладонь на её бритую голову. — Найди паразитов и уничтожь их. Выполнишь это, и заслужишь моё вечное уважение.
— Я всё сделаю, — сказала она, принимая его руку. Её пальцы утонули в ладони, так, словно Моркат по-прежнему была ребёнком. — Стоит вам приказать, и я выпотрошу звёзды.
Абаддон убрал огрубелый кулак.
— Давай начнём с Кадии.
Солдаты Архиврага толпились вокруг остова «''Меткого глаза''», то и дело подбираясь ближе, чтобы потыкать пальцами и осмотреть сбитый «Мститель», прежде чем ревущее пламя заставляло их отпрянуть обратно.
Сердце Кезтраль наполнялось болью от вида разломанного самолёта. Понимания, что находилось внутри. Того, как еретики плясали вокруг машины будто у костра на исходе дня.
Она наблюдала за происходящим в магнокль с расстояния в четверть мили от места крушения, забившись в водопропускную трубу под дорожной насыпью. Труба, чуть шире крышки люка коллектора, предназначалась для того, чтобы не давать протекавшему рядом ручью затопить дорогу во время весенних проливных дождей.
Она была такой узкой, что Ханне пришлось сначала затолкать туда драгоценный груз, прежде чем спрятаться самой.
— Дарвус, — прошептала она.
Они сделали пикты. По крайней мере, она так думала. Пролёт оказался вполне хорошим, учитывая нехватку времени и тот факт, что по ним вели огонь. Они пронеслись по диагонали над разворачивающейся колонной техники, зная, что другого шанса им не представится.
Всё это время Дарвус продолжал стрелять по дрейку. Мужественный, смелый. Полностью сосредоточенный на том, чтобы побольнее ужалить врага своим крошечным оружием-иголкой. Пытаясь всадить ту иглу твари в глаз.
И он всадил, в этом Ханна не сомневалась. Как и еретики на земле. Она не знала, кто именно приземлил дрейка, но ей хотелось думать, что Дарвус.
Однако монстр попал в них тоже, как, впрочем, и зенитный огонь.
Элероны и один руль высоты заклинили, не позволив им свернуть обратно к Крафу. Двигатель левого борта воспламенился. Стрелки датчиков прометия в баках упали на ноль. Давление в системе начало падать, и судя по тому, как обмякла ручка управления у неё в руке, им перебило кабели. Повезло, что самолёт вообще ещё слушался.
— Дарвус! — завопила она.
Ханна слышала его, но не могла разобрать слов. Только натужное и сиплое дыхание. Человек, служивший ей голосом подсознания, затих.
Кезтраль выжала из правого двигателя ещё тридцать секунд, затем стала плавно снижать самолёт, садясь на тёмно-зелёные поля Кадии с выпущенными закрылками, чтобы погасить скорость. Стойка получила прямое попадание, и не смогла опустить шасси. Хвала Императору, им хватило давления, чтобы, по крайней мере, убрать поворотный пиктер и создать гладкую поверхность для посадки на брюхо.
Ещё до того, как коснуться земли, она поняла, что будет жёстко.
Единственное, чего Ханна не знала — насколько жёстко.
Первое соприкосновение швырнуло её на ремни безопасности с такой силой, что у неё заболела грудь, а голова резко мотнулась вперёд и тут же назад. Она словно врезалась в наземный автомобиль на скорости в сорок миль в час, причём с таким же скрежетом стали.
Хвала Трону, Кезтраль упала на уходящий вниз склон, но в итоге «Мститель» заскользил дальше.
По пути левое крыло задело горящий остов «Лемана Русса» и оторвалось, завернув самолёт, так что дальше он покатился боком. Когда они достигли подножья холма, фонарь резко поднялся и откинулся на оставшееся крыло, и на один ужасный миг Кезтраль решила, что их обоих сейчас раздавит, прежде чем стеклянный экран не упал обратно.
Ханна поняла, что следует действовать быстро. Нужно многое успеть сделать, а враги могли подоспеть на место крушения в любую минуту.
Она ударила по расцепке, сорвала с себя ремни.
— Дарвус! — крикнула она. — Лахон, ты как?
Под полом кабины находился аварийный комплект. Лазпистолет, сухпайки, маячок и отрезок хамеолина, упакованные в ранец.
Она вынула его и потянула рычаг экстренного открытия фонаря, порадовавшись тому, что гидравлические приводы не вышли из строя.
Кезтраль выбралась на крыло, прижавшись руками к горячему металлу фюзеляжа, чтобы подняться на ноги.
— Дарвус! Дарвус, ты…
Оператор сдавлено ответил.
Он был ещё жив, пусть только и в самом педантичном смысле этого слова.
Голова Лахона Дарвуса откинулась набок, уставившись на неё фиолетовым глазом.
Второй был расплющен надбровной дугой, смявшейся под кровавой воронкообразной раной, которая продырявила волокнистые слои шлема и прошла до самого мозга.
— Трон, — выдавила Кезтраль. — О Святой Трон. Нет.
Дарвус ещё дышал, чуть слышно сипя. Над оставшимся глазом медленно поднималось и опускалось веко, в ресницах которого застряло стеклянное крошево от треснувшего визора. Одна рука лежала на приборной панели, подёргивая скрюченным указательным пальцем.
Поначалу Ханна решила, что Дарвус подзывает её к себе, но затем поняла.
Он стрелял.
Дарвус, жестоко изувеченный, последней сознательной мыслью заставлял себя жать гашетку стаббера. И палец бы до сих пор оставался на оружии, не вырвись то при падении.
— Мне жаль, Лахон. Трон. Мне так жаль. Мы безопасности, не волнуйся. Мы в безопасности.
Она опустила ладонь на его трясущуюся руку и крепко сжала. Мерное подёргивание пальца перешло в слабое сдавливание, а после — прекратилось вовсе.
Дарвус медленно, расслабленно выдохнул.
Продолжая держать напарника за руку, Кезтраль прижала лазпистолет ему к подбородку и нажала спусковой крючок.
Она не стала вытягивать второй аварийный комплект под телом Дарвуса. У неё и так не получилось бы унести лишнее снаряжение в довесок к самому ценному грузу.
Бронированные футляры с отснятыми катушками — ей пришлось пролезть через технический люк в кабине, чтобы извлечь два увесистых цилиндра и уложить их в специальные кожаные углубления в ранце.
Кезтраль уже слышала вдалеке рёв двигателей, когда забросила в открытую кабину зажигательную гранату и бросилась бежать. Она не стала задерживаться, чтобы посмотреть на взрыв, выбросивший яркие горящие шарики, следом за которыми в опускающихся сумерках заклубились белесые столбы фосфорного дыма.
Ручей и приближающаяся ночь спасли ей жизнь, позволив незаметно и не оставляя следов добраться до водопропускной трубы.
Теперь, свернувшись под хамеолиновой накидкой, она наблюдала за тем, как враги разглядывают и тыкают пальцами в погребальный костёр Лахона Дарвуса, человека, отлетавшего с ней почти две сотни миссий. Который так пёкся о чести, и так гордился своим тяжёлым стаббером, что стрелял из него до самого конца.
А за ней лежал ранец, а в нём — катушки с записью, ради которой он отдал жизнь.
Записью, где были видны громадные строительные машины в горнопроходческих модификациях с алмазными пилами и бурами. Проверявшие работу оборудования на ближайшем пилоне. Один из которых уже валялся подобно огромному срубленному дереву.
Труба загрохотала, и об её стенки заплескалась вода, когда по насыпи прошла колонна вражеских войск.
Ханна спрятала магнокль и полностью укуталась в накидку, после чего достала карту сектора, и, зажав в зубах красный аварийный фонарик, стала внимательно её изучать.
Она находилась к северу от Крафа. За оборонительными линиями, где-то на дороге к касру Ярк.
У края тянувшихся до горизонта пилонов Элизионских полей.