6335
правок
Изменения
Перейти к навигации
Перейти к поиску
Нет описания правки
{{В процессе
|Сейчас= 1011
|Всего = 35
}}
Сражения выигрывают люди, которые отказываются сдаваться.
== Часть третья ==
'''Контратака'''
=== Глава первая ===
'''Бастион 8, штаб 17-й армии, фронт на реке Мирак'''
На Кадии оставалось немного районов, всё ещё находившихся под непосредственным контролем верховного командования. Бастион 8, на фронте реки Мирак, был одним из таких мест. Он по-прежнему оказывал сопротивление, несмотря на то, что половина 17-й армейской группы была зажата в Миракском выступе, и ей грозило полное окружение. На протяжении вот уже трёх недель горловина выступа неуклонно сжималась, словно затягивающаяся на шее удавка. Теперь бойцам казалось, что момент истины настал.
Человеком, руководившим обороной данного фронта, был генерал Грубер. Он был из тех командиров, что создал себе имя на костях солдат. Он мог без колебаний отправить на убой каждого гвардейца под своим началом, если бы это только помогло ему продвинуться по карьерной лестнице. Свой участок он удерживал, опираясь на трёх китов — дисциплину, безжалостность и твердолобое отсутствие воображения. Стратегия Грубера имела простое название — эшелонированная оборона, что в его случае означало тридцать миль минных полей, пристрелянных артиллерией зон поражения, противотанковых опорников и бесконечных окопов, перемежаемых сотнями укреплений с тяжёлыми орудиями. Силы еретиков месяцами вязли в этой трясине. Передовым отрядам врагов удалось докатиться до стен Мучеников бастиона 8, где они дрогнули, остановились, а затем отхлынули назад.
Безжалостность сослужила ему хорошую службу за стопятидесятилетнюю карьеру в рядах Имперской Гвардии. Впрочем, он отдавал себе отчёт, что это качество едва ли поможет ему выполнить поставленную задачу, а именно провести череду ошеломляюще быстрых атак.
Однако Крид отдал приказ, поэтому Груберу не оставалось ничего, кроме как подчиниться.
Прямо сейчас он стоял в командном бункере на приподнятом помосте, изящно зажав под мышкой увенчанную аквилой трость — символ своего ранга. В напряжённом молчании внутрь цепочкой вошли бригадные командиры. Его подразделения оборонялись и отступали так долго, что среди бойцов воцарилась удручённая, пораженческая атмосфера. Грубер понимал, что сейчас ему требовалось произнести речь всей своей жизни. А он понятия не имел, с чего хотя бы начать.
Он дождался, пока закроется дверь, после чего поднёс руку ко рту и отрывисто кашлянул. В повисшей тишине генерал прошёл вперёд, стуча отполированными до блеска сапогами по деревянным доскам помоста.
— Товарищи воины, — заговорил он. — Время, которого мы ждали, пришло.
Его слова были встречены угрюмым молчанием.
Грубер замолчал, металлическая заслонка на его аугментическом монокле тихонько зажужжала, пока устройство фокусировалось на лицах присутствующих в комнате офицеров. Он чувствовал, что требовалось сказать что-то ещё.
— На нас обрушивали удары с земли и неба. На нас обрушивался гнев Архиврага, а мы до сих пор живы. Мы до сих пор бьёмся. Это — уже победа. — Генерал сделал полшага вперёд. — Мы до сих пор верим.
И снова тишина, отметил генерал, хотя от него не укрылось, что настроение собравшихся малость смягчилось. Он шагнул в сторону, щёлкнул каблуками, опустил трость на землю, стиснул серебряную аквилу в ладони и замер, глядя на лица командиров. У него было странное чувство, и уже не впервые, будто они искали в нём нечто, чем он не обладал.
Всё дело в Криде. Юный выскочка за короткое время, проведённое в качестве лорда-кастеляна планеты, полностью изменил устоявшийся стиль командования кадийцев. Авторитарность, профессионализм, суровость — одних этих качеств было уже недостаточно. Теперь солдатам требовался командир, который бы их ''воодушевлял'', а Максимус Октавиан Грубер III ни разу, ни единого разу за все сто восемьдесят лет жизни не дал повода называть себя воодушевляющим лидером.
Обо всём этом он задумался в тот миг, пока рассматривал лица офицеров.
— Мы отшвырнём врагов. Мы врежем им так сильно, что у них клацнут зубы! — сказал он, тряхнув перед собой тростью с аквилой, как это делал Махарий на однажды увиденном им портрете, но, даже процитировав слова самого Крида, Грубер понял, что они едва ли оказали на людей то же воздействие, как если бы они слетели с уст лорда-кастеляна.
С этим печальным обстоятельством Грубер пытался смириться последние сто дней, когда всё, что он знал, твёрдая земля, на которой он прочно стоял ногами, оказались преходящими, эфемерными, ненадёжными. Вся его карьера была выстроена на постулатах, ныне утративших всякое значение, а какой-то юный сирота и смутьян по имени Урсаркар И. Крид сумел достичь вершины власти.
Грубер напрягся и чуть расправил плечи. Затем сделал глубокий вдох.
— Этим утром я говорил с лордом-кастеляном Кридом.
Одно упоминание имени Крида походило на волшебный амулет, словно призвавший в комнату его дух.
В одно мгновение он ощутил, как изменился настрой собравшихся. Офицеры, доселе сидевшие с поникшими головами — кто от изнеможения, кто от скуки, а кто от общей усталости из-за постоянных смертей, вечной нехватки припасов и непрекращающихся вражеских атак — разом привстали, выпрямив спины и вздёрнув подбородки, и в их глазах зажглась надежда с ожиданием.
Изменение волной прокатилось по комнате. Грубер, к своему огорчению, обнаружил, что даже он немного выпрямился, если такое вообще было возможно. Он понял, что внутри него закипают странные, новые для него эмоции. Генерал поджал тонкие губы, затем сделал ещё шаг к центру помоста.
Он повторил имя Крида и изменил предложение так, чтобы главным действующим лицом стал он сам.
— Лорд-кастелян Крид вызвал ''меня'' этим утром и спросил, как у вас с боевым духом. Я сказал ему, что вы рветёсь в бой. Что вам не терпится расквитаться с врагами. Я сказал ему, что Седьмая армия, что вы готовы начать давно назревшую контратаку.
Он заметил, что вновь теряет их внимание, и поспешил вернуть Крида обратно.
— Лорд-кастелян приказал мне, приказал всем нам, атаковать неприятеля.
Из глубины комнаты донеслись нестройные возгласы, постепенно покатившиеся к помосту.
— Сегодня — тот самый день! — объявил генерал и поднял руку, призывая к тишине.
— Крид хотел, чтобы я передал вам его слова. Слова, сказанные им лично. — Он замолчал, опустил глаза на бумажку в руке и принялся читать. — «На кону стоит будущее Кадии. Мы должны навязать врагам бой. Обрушить разрушение и смерть на всех и каждого из них». Я поведу Семнадцатую армию к Элизионским полям. — Генерал умолк, его последние слова утонули в шуме вскакивающих на ноги офицеров.
Отвоевание началось.
Бастион 8 находился в ста тридцати милях от первых пилонов на Элизионских полях. Между ними стояло по меньшей мере семь неприятельских армий, и всё же Крид потребовал, чтобы они достигли полей за три дня.
— Доберитесь туда как можно скорее, — сказал ему Крид.
Грубер предпочитал действовать в медленной, размеренной, всесокрушающей манере, типичной для военачальников Астра Милитарум.
— Я не попаду туда даже за месяц.
— Нужно, чтобы ты был там через два дня. Два дня, Грубер, пойми это. Два дня! Это мой приказ.
— Я понял, — ответил генерал, пусть и отдавал себе отчёт, что с имеющимися у него войсками, отсутствующими припасами и вражескими силами перед ними он никак не сможет выполнить желание Крида.
Грубер посмотрел на своих командиров, задаваясь вопросом, сказать ли им, сколько времени отвёл им Крид. Генерал понимал, что это было решительно невозможно, и боялся, что, попросив о невозможном, он окончательно сломит их и без того хрупкий дух.
Он замолчал в редком для себя моменте нерешительности. Он дал обещание, здраво рассудил Грубер, а своё слово следовало держать. Максимус откашлялся.
— Лорду-кастеляну нужно, чтобы вся Семнадцатая армия вышла на Элизионские поля к закату второго дня, начиная от сегодня.
Им в жизни не справиться. Он чувствовал, что их смелость иссякнет, стоит ему попросить от них подобного, однако реакция офицеров его потрясла.
По комнате прокатилась волна возбуждения. Их просили сделать невозможное. Командиры улыбались, посмеивались и отпускали между собой ироничные комментарии. Если этого просил от них Крид, они не подведут.
Грубер глубоко вдохнул.
— Два дня, кадийцы. Два дня, и мы будем на Элизионских полях!
Командиры ответили ему одобрительным рёвом.
— Два дня! — закричали они в ответ. Грубер понял, что воцарившаяся в комнате атмосфера накрыла и его самого. — К Элизионским полям! — А затем послышались возгласы «За Крида! За Кадию!» и «Кадия стоит!», и генерал задышал на полную грудь, наслаждаясь моментом.
Он обратился к своим командирам, и сумел воодушевить их.
