Бюрократы, masseditregex, Администраторы
3113
правок
Изменения
Перейти к навигации
Перейти к поиску
Новая страница: «{{Книга |Обложка =Penumbral Spike.jpg |Описание обложки = |Автор =Бен Каунтер / Ben Counter |Пе...»
{{Книга
|Обложка =Penumbral Spike.jpg
|Описание обложки =
|Автор =Бен Каунтер / Ben Counter
|Переводчик =Cinereo Cardinalem
|Издательство =Black Library
|Серия книг =
|Сборник =Предел Санктус / Sanctus Reach
|Источник =
|Предыдущая книга =
|Следующая книга =
|Год издания =2014
}}
Наверху время простиралось в далекое будущее, собранное в усеянном прожилками чёрном камне Обстирии, через ещё десять тысяч лет войны достигнув конца всего. Там, в окружении миллиардов воинов, павших во имя Его, ждал Император, дабы победить Великого Врага в последней из всех битв.
Ниже во тьму скатывалось прошлое, падая вниз к ядру Обстирии через тысячелетия былой славы и трагедий. Через Альтигеновы чистки и Чёрные Крестовые походы Архипредателя, Эру Отступничества и адские вереницы Очищения. Туда, где свершился Великий Крестовый поход и Великая Ересь, в осыпающуюся безвестность времен, предшествовавших пришествию Императора. Эра Раздора кипела подобно реке чёрной крови в самом низу, обрушиваясь на забытые ужасы Тёмной Эры Технологий.
Могучие герои стояли по обе стороны пылающих миров из мифов. Первым среди них был Сам Император, начало и конец всея истории, Его лицо скрывалось за ослепительным светом Его божественности. Сын Его, примарх Жиллиман, нес на своих плечах бремя Империума. Фульминос, величайший из Обсидиановых Глеф, кто когда-либо шествовал по Галактике, повторял собой образ Жиллимана, разя чужака, демона и еретика своим чёрным, зеркальным клинком.
Брат Молкис видел всё от начала и до конца. Обсидиановые Глефы были не просто армией, даже не просто орденом Космодесанта. Они были столпом истории человечества, созданные по воле Императора, дабы стать щитом, что предотвратит вымирание человеческой расы. Вся их слава, былая и нынешняя, прокручивалась вокруг Молкиса, охватывая за мгновение тысячу лет. Он мог видеть её всю, от Великого Крестового похода и Ереси до Эры Империума и основания ордена Обсидиановых Глеф, через бесконечные войны ради защиты человечества и будущего. Эти мифы, корнями уходившие в предысторию Империума, один за другим следовали через настоящее – эту произвольную точку, где находился сам Молкис – до самого конца. Молкиса, воевавшего в тех войнах, успокаивало знание того, что победы, ради которых он проливал кровь, дойдут до конца времен.
Затем он взглянул на свои руки. Рук, которыми он держал свои цепной меч и болтер, не было. Они стали уродливыми грудами металла, окрашенного в черный и изрытого старыми боевыми шрамами. Одна из них представляла собой цилиндрический силовой кулак, предназначенный хватать и давить, его четыре пальца, приводимые в движение поршнями, лучились энергией. Другая оканчивалась парой стволов лазпушек. Не руки вовсе, а орудия машины войны.
Его тело было не его телом, а массивным корпусом этой машины. Силовая установка за его спиной с глухим стуком отбивала свой медленный ритм. Его глаза были не глазами, а линзами пиктеров, установленных на передней части его корпуса и передающих мерцающие изображения по его зрительным нервам.
А вокруг него была не бесконечная вереница истории его ордена, а темные и мрачные галереи, со сводчатыми потолками наверху и орудиями лишения и наказания на стенах. Оковы висели рядом с тисками для пальцев и свежевальными клинками. Под потолком располагалась сбруя для тела стандартной длины, изготовленная из железных шипованых полос – завещание бесконечных страданий.
Кто-то что-то говорил. Молкис посмотрел вниз и почувствовал наклон всего своего тела – саркофага размером с танк, облаченного в керамит. Он увидел свои массивные стальные ноги на фоне потрескавшихся плит галереи и огромную тень, отбрасываемую им в свете пылающих на колоннах факелов.
Рядом с Молкисом стоял скаут Космодесанта – Обсидиановая Глефа, чей полудоспех выкрашен в цвета ордена – чёрный и костяной. Он был молод, на полпути к превращению в полноценного космодесантника, на коже лица и головы ещё розовели хирургические шрамы.
– Молкис! – повторял скаут. – Брат Молкис, вернитесь к нам! Пришло время сражаться!
Молкис подсознательно почувствовал, как заискрились соединения, получая доступ к инфоносителю, хранящемуся в его саркофаге. В его сознание спроецировалось имя – ”Десаан”. Скаута звали Десаан. Брат Десаан из десятой роты.
– Вы с нами, брат Молкис? – продолжил Десаан. – Мы нуждаемся в вас сейчас. Как и во все времена и сражения, мы нуждаемся в вас сейчас.
Пиктеры Молкиса сканировали пространство вокруг него. Инфоноситель сказал ему, что он находится в Сумеречном Шипе, в Галерее Храбрых, где холод земли встречался с теплом ядра Обстирии. Ниже располагались генератория и кузницы, а выше – тренировочные залы и жилые блоки. Когда-то он ходил по этим залам, маршируя рядом со своими братьями. Теперь вместо него шагал этот дредноут, эта машина войны, в которой он был пилотом.
– Я с вами, – сказал брат Молкис.
– Вы помните? – спросил его Десаан.
– Помню?
– Вы – брат Молкис из четвертой роты, – сказал Десаан. – Вы пали во время нашествия Кракена на пролив Дэвилин. Вы были тяжело ранены, но апотекарии отсрочили вашу смерть, и вас поместили в этот дредноут. Вы помните?
Вспышки боли взорвались на задворках памяти Молкиса. Он вспомнил волну чудовищной плоти, и холод костяного клинка, вонзившегося в него. Он вспомнил холод крови, вытекающей из его тела.
– Да, – ответил Молкис. – Я помню.
– Хорошо, – с явным облегчением произнес Десаан. Молкис понял, что Десаан уже не один раз проходил через подобный разговор. – Война пришла, брат мой. Мы нуждаемся в вас на линии фронта, на зубчатых вершинах гор.
– Но мы же в Сумеречном Шипе, – удивился Молкис, – на Обстирии. Мы не на войне. Это наша крепость-монастырь, где мы нерушимы. Или я что-то неправильно помню, брат Десаан?
– Вы правильно помните, – ответил Десаан. – На Обстирию вторглись. Сумеречный Шип в осаде. Здесь зеленокожие.
Сумеречный Шип вздрогнул, плиты из чёрного камня посыпались с его отвесных стен. Радиоактивные скалистые долины вокруг него тоже содрогались, на мгновение став столь же подвижными, как и вода. Меньшие пики вокруг Шипа сбросили свои шапки запекшегося серого пепла, и в земле открылись новые грубые разрезы.
Один из пиков пронзили десятки взрывов, выбросив в небо чёрные струи пыли от стертой в порошок скалы. Гора рухнула, миллионы тонн скальной породы стремительно понеслись к её подножию. Оползни затопили долины стремительными волнами камней. Мгновением позже осел ещё один пик, на этот раз ближе, низкий глухой стук взрывов сотрясал Сумеречный Шип словно гигантская рука. Через несколько мгновений модель долин и расселин изменилась, переписав карту вокруг крепости-монастыря Обсидиановых Глеф.
Аугментированные глаза смогли разобрать только мечущиеся туда-сюда от оползней ветхие полугусеничные машины и боевые мотоциклы, поглощаемые тёмной землей танки и бегущих от обвала зеленокожих.
С зубчатых пиков, расположенных на полпути к Шипу, около одной из турболазерных огневых позиций крепости, члены командного состава космодесантников смотрели вниз на меняющийся пейзаж. Первым из них стоял магистр ордена Мидниас, в своей окаймленной золотом чёрной броне, с перекинутым через плечо пурпурным плащом и шипастой серебряной короной Обстирии на лбу. Он был повелителем этой планеты, пусть здесь и жили только Обсидиановые Глефы. Это его планету уродовали внизу. Капитаны четвертой, шестой, девятой и десятой рот стояли рядом с ним. Капитан десятой, Терундил, магистр новобранцев, был облачен в богато украшенную версию скаутской брони, которую носили рекруты, сражавшиеся под его началом. Также в группу входил технодесантник Джаван, его броня была красной, лицо – наполовину железным, а один глаз заменял комплект перекрывающихся багровых линз.
– Гора Скален не рухнула, – произнес Мидниас.
– Заряды заложили более тысячи лет назад, – ответил Джаван. – По правде говоря, я удивлен, что хотя бы часть их взорвалась.
– Значит, ты поступил правильно, брат Джаван, – сказал Мидниас. – Это задержит их.
– Ненадолго, – заметил Эльхалил, капитан шестой. – На дни, милорд. Не на месяцы.
– Тогда мы воспользуемся полученными днями, – ответил на это Мидниас. – Не торопись во всем видеть поражение, капитан. Не воспринимай каждую смену волны столь пессимистично. Зеленокожие мертвы. Радуйся этому.
Терундил встал на зубец и поднес магнокуляр к глазу. Пыль внизу всё ещё стояла столбом, но дальше за ней виднелись равнины, удаленные от разрушения.
– Их авангард достаточно потрепал нас, – сказал капитан скаутов. – Их терпение лопнуло. Они атакуют в полную силу. Видите?
Мидниас взял магнокуляр и проследил за направлением пальца Терундила. Через всю долину несся бронированный клин танков – собрание гусеничных и колесных транспортов без единообразия порядка. Некоторые из них, по-видимому, склепали из хлама, на их броневых листах была намалевана грубая и жестокая символика. Остальные являлись переоборудованными, разоруженными и опрометчиво брошенными в битву имперскими танками. Первым беглым взглядом Мидниас насчитал их двести штук, вторым – ещё сотню в другой долине, вьющейся между низкими пиками, что формировали Девятнадцать Сестер. Полчища орков пешком бежали рядом с ними, пытаясь поспевать за мотоциклами и полугусеничными машинами, мчавшимися впереди.
– Первые ходы сделаны, – сказал Мидниас. – Теперь битва может начаться. Будьте благодарны за это испытание, братья. Будьте благодарны за наказание.
– С каждой минутой всё больше наказаний, – произнес Кешума, капитан девятой. Ветеран тяжеловооруженных формирований опустошителей, Кешума нес на плечах тяжелый болтер, как будто нести его было священным бременем. Он кивнул в сторону бледного в синих полосках неба Обстирии. Туда, где над одним из пиков кружила стая чёрных пятен, оставляя за собой следы грязного чёрного дыма. – Они нападут на нас с воздуха. Этот вождь зеленокожих бросает на Шип всё, что у него есть.
– Только так и сражаются зеленокожие, – ответил на это Мидниас, возвращая магнокуляр Терундилу. – Конкретно эти проявляют больше терпения, чем большинство орков, посылая своих мотоциклистов, дабы испытать нас. Несомненно, их лидер считается главным стратегом среди себе подобных. Теперь они вернулись к чужацкой модели поведения и бегут на нас как животные. И мы будем тут, чтобы встретить их. Приступайте к своим обязанностям, братья мои. Готовьтесь к обороне. Мы вынесем и это наказание.
– Мы вынесем и это, – как один отозвались собравшиеся космодесантники.
Ниже в долинах зарявкала орочья артиллерия.
Фульминос бы прокричал псалом войны, и братья вокруг него поддержали бы этот крик. Он бы подался вперед подобно живой волне из стали и отбросил бы всех, кто встал у него на пути. Потому брат Молкис сделал то же самое.
– Кто последует за мной? – проревел он вокс-передатчиками, смонтированными на его корпусе. – Или мне придется в одиночку пробираться через это море ксеносской крови?
Перед ним развернулся Собор Победы, когда пикт-линзы сделали оборот, преподнося ему полную картину поля боя. Задняя стена со статуей Жиллимана рухнула под ударами орочьей артиллерии, обрушившейся на стены Шипа. Теперь она представляла собой кучу разбитых камней, по которой карабкались зеленокожие. По стандартам орков они являлись элитой – их броня была раскрашена жёлтым и синим, а клыки – золотым, и у каждого на спине красовалось знамя или тотем. Они несли пушки длиной в свой рост и стреляли по людям, как будто соревнуясь, у кого больше стволов или громче выстрел. У некоторых были массивные мясницкие ножи, увешанные костями и покрытые зарубками, ведущими счет убийствам.
Орудийный огонь загрохотал по корпусу Молкиса. На передней панели саркофага керамит был наиболее плотным, и броня держалась. Орк вызывающе забрался на упавшую статую Жиллимана, что ранее изображала примарха углубившимся в чтение Кодекса Астартес. Молкис заставил свою лазпушку открыть огонь, и словно психический палец сжался на спусковом крючке. Сверкнул двойной разряд багрового цвета, освещая тёмные углы собора, и рассек орка пополам.
Космодесантники четвертой роты бросились в бой вместе с Молкисом, болтерный огонь рассекал внутреннее пространство собора. Орочьи тела взрывались и разлетались ошметками. Воинов возглавлял капитан Сехарра, высоко держа свой силовой меч подобно маяку, чтобы они следовали за ним.
Обе стороны столкнулись в центре собора: орки, хлынувшие сквозь пролом, и Обсидиановые Глефы, несущиеся им навстречу. Огонь косил орков десятками, но они продолжали напирать из-за упавшей стены как вытекающая из раны кровь. Плоть столкнулась со сталью, когда они врезались в космодесантников, их мясницкие ножи поднимались и опускались, а пушки палили в упор.
Каждый из Обсидиановых Глеф стоил десятка орков, но в этой схватке, казалось, на каждого космодесантника приходилась сотня. В ближнем бою они могли окружить космодесантников и повалить их, и Обсидиановых Глеф захлестнули волны зеленой плоти. Сехарра своим двуручным силовым мечом вырезал вокруг себя большую кровавую полосу, образовав око в центре бури орков.
Вокруг ног Молкиса кишели зеленокожие. Один из них держал в руках грубый огнемет и засмеялся, похрюкивая, когда отрегулировал клапан так, что сопло плюнуло режущим копьем сине-белого пламени. Кожа орка была опаленной дочерна, ниже пары поцарапанных защитных очков для сварки его жёлтые клыки обнажились в довольной гримасе. Он, должно быть, радовался своему намерению вскрыть саркофаг Молкиса и выдрать оттуда искалеченную плоть.
Молкис схватил орка своим силовым кулаком. Невральная ответная реакция силовых приводов руки дала ему ощущение того, что это двигалась его собственная, давно атрофировавшаяся рука. Он поднял орка в воздух – так, чтобы его товарищи-зеленокожие могли это увидеть – и раздавил его своим силовым кулаком. Молкис почувствовал сопротивление костей орка, трещащих как залп выстрелов, и бросил искромсаное тело на пол собора.
Спаренная лазпушка Молкиса превосходно подходила для пробивания танков и брони, но в случае с толпой врагов она могла сбить только одного или двух за раз. Поэтому в этой схватке Молкис полагался на свой силовой кулак, свои массивные ноги и бронированную массу, что они несли. Его торс развернулся на поясе, несясь со скоростью, которой орки не ожидали, и он сбил горстку тех, что пытались вскарабкаться ему на спину. Он переступил через них и растоптал их, под тяжестью дредноута плоть и кости превратились в желе.
Молкис почувствовал теплую кровь орка, брызнувшую на него. Он выхватил меч и отрубил голову, руку, кисть, как он делал с тех пор, как зеленокожие пробили брешь в Маликанских Вратах. Один из них попытался подкрасться сзади, но он перебросил его через плечо и прижал к земле, приставив свой болтер к подбородку орка и снеся ему верхнюю половину черепа.
– Хорошее убийство, брат мой! – выкрикнул магистр ордена Текелон, отсалютовав своим силовым копьем через всё поле боя. – Таким образом, Молкис посрамил нас всех числом смертей, что он пожал! Я больше не буду держать с тобой пари на то, кто больше убьет за день!
– Я предложу вам прекрасные условия, магистр ордена, – ответил Молкис, пробив широкую влажную дыру в ещё одном орке, пробиравшемся к нему через трупы. – Если вы примете их!
Молкис почувствовал незначительное, сродни настырному насекомому, дерганье в своей руке. Он посмотрел вниз и увидел скаута Десаана, чье лицо было исполнено беспокойством.
– Брат Молкис, сосредоточьтесь! Взгляните, что происходит вокруг! Зеленокожие снова собираются!
Нет, подумал Молкис. Он не сражался с орками боевым ножом и болтером, как это было много веков назад. Он погребен в этом дредноуте. И магистра ордена Текелона тоже не было. Он умер вскоре после погребения Молкиса, и сейчас магистром Обсидиановых Глеф являлся Мидниас.
Как просто оказалось это забыть.
Первую волну орков отбили от собора. Пол был скользким и блестящим от их крови. Обсидиановые Глефы оттаскивали своих павших от передовой, когда со стороны орков просвистело несколько разрозненных выстрелов, попавших в колонны. Некоторые из павших были ранены, братья помогали им подняться на ноги – другие же потеряли сознания или хромали. Некоторые из них, разорванные и обезглавленные, несомненно погибли.
Мертвецы орков исчислялись сотнями. Их тела устилали каменные скамьи и кучами лежали возле стен. Но ещё больше ксеносов только присоединялись к битве, скандируя свои боевые кличи по ту сторону пролома, готовясь штурмовать его снова и погубить ещё несколько космодесантников ценой десятков своих собственных жизней.
– Держите двери! – приказал капитан Сехарра. – Отступите, чтобы они смогли заплатить за это кровью!
Обсидиановые Глефы построились вокруг арки, стягивая сломанные скамьи в баррикаду и вставая на колени в огневые шеренги подобно расстрельной команде.
– Ну же, брат, займите свое место, – сказал Десаан. Скаут всё ещё держался за руку Молкиса с лазпушкой. Молкис позволил отвести себя к бреши в шеренге, где колонна арки рухнула под огнем орков.
– Как поживает брат Молкис? – спросил скаута Сехарра.
– Готов к бою, – ответил Десаан.
Сехарра посмотрел на Молкиса, на его лице отразились определенные сомнения.
– Мы нуждаемся в вас, брат Молкис. Здесь и сейчас. Смотрите на врагов перед вами и на боевых братьев рядом с вами.
– Я могу, – произнес Молкис. Его синтезированный голос звучал низко и скрипуче, как трущиеся друг о друга камни, и для дредноута было потрясением услышать его вместо того голоса, которым он говорил с капитаном Текелоном.
Это было больше трехсот лет назад, напомнил себе Молкис. Текелон мёртв, а Молкис больше не человек.
– Мы будем с вами, капитан, – сказал Десаан.
– Братья моей роты также смотрят на тебя, – произнес Сехарра. – Нет нужды сражаться с врагами, которых не существует. У нас их уже и так достаточно.
Из пролома донесся продолжительный боевой клич, представлявший собой мешанину голосов тысяч орков. Один из них, гортанный и громкий, как вокс-мегафон, перекрыл скандирование. Прочие зеленокожие эхом отзывались на крики главаря, и песнопение стало интенсивнее. В проломе появилась одинокая фигура орка – огромного, в два раза выше его товарищей-зеленокожих, и одетого в рваную противоположность боевой экипировки. На его голове красовалась шляпа имперского адмирала, с по-прежнему торчащим в кайме пером. Его плечи представляли собой сплющенные стальные пластины, на которых, как парча на эполетах офицера, висели сотни жетонов имперских гвардейцев. Рот зеленокожего был забит позолоченными клыками, поверх покрывающей одну глазницу рубцовой ткани он носил повязку. В одной руке орк сжимал флотский кортик, предположительно украденный у офицера линейного флота сектора. В другой – огромный, грубый огнемет, достаточно большой, чтобы сваривать вместе части звездолёта.
Брюхо зеленокожего было выдрано, возможно, из-за травмы, возможно, специально. На месте исчезнувших органов находилась плюющаяся огнем круглая топка, подсоединенная к огнемету толстой ребристой трубой. За решетчатой дверью на животе орка горела топливная масса. Орочьи губы растянулись в улыбке, и за золоченными клыками вспыхнуло пламя.
Сердца Молкиса забились, когда встроенный в его саркофаг целеуказатель обвел зеленокожих красным, и он поднял свою лазпушку, чтобы открыть огонь. Но орочьий пират взревел, и вокруг него столпились десятки, заслонив от выстрела. Обсидиановые Глефы открыли огонь одновременно с Молкисом, Сехарре даже не пришлось отдавать приказ. Эти орки были элитой, вооруженной и бронированной до зубов, и потому выдержали первый залп болтерного огня, лишь десяток или около того упали замертво. Они взревели, перепрыгнув через каменные скамьи и сблизившись с Обсидиановыми Глефами.
– Они не должны взять этот пролом! – закричал в вокс-сеть Сехарра. – Они не должны закрепиться на священной земле!
К позиции Молкиса протопал орк в полном комплекте механической брони. Его броня была насмешкой над доспехами Космодесанта: грубая и массивная, выбрасывающая фонтаны гидравлической жидкости при поглощении цепочек болтерного огня своими пластинами, иссеченными пулями. Только верхняя половина лица орка оставалась открытой, нижнюю закрывала массивная стальная челюстная пластина с пропиленными в ней зазубренными клыками.
Молкис вышел вперед из-под прикрытия арки. Подобного врага нельзя принимать на его условиях, выжидая и, тем самым, позволяя ему ударить со всей силой. Так гласит Кодекс Астартес. И Молкис следовал ему дословно, когда врезался в бронированного орка, сбив его на землю весом своего саркофага и вбив свой силовой кулак в его тело.
Орк поймал кулак дредноута, когда тот опустился. Ксенос был достаточно силен, чтобы остановить кулак, пока Молкис вжимал его вниз. Глаза орка сузились в красные щелки, когда Молкис надавил сильнее, взяв верх над орком благодаря осколку размолотого оружия.
Главарь зеленокожих рассмеялся. Молкис щелкнул линзами, направив их в сторону пролома, где тот по-прежнему стоял, окруженный бурлящей массой орков, вырывающейся через пролом. Среди них было несколько менее бронированных орков, что несли не пушки или клинки, а связки грубых брусков взрывчатки с зажженными, шипящими фитилями. Тела этих орков покрывали влажные шрамы, как будто они происходили из подневольной и измученной касты, предназначенной для самоубийственных задач.
– Вероломство! – закричал по вокс-сети голос. – Они разнесут здесь всё!
Всё больше несущих взрывчатку орков складывали её на полу собора. Молкис приостановил раздавливание бронированного орка на достаточный срок, чтобы прицелиться в одного из них, чье лицо было наполовину освежевано до костей и который нес на спине ящик зажженной взрывчатки. Молкис выстрелил парными копьями багрового света, и орк исчез во вспышке огня и обломков. Ударная волна от взрыва обрушилась на Молкиса и по его корпусу загремели осколки камня.
– Сбейте их! – приказал Сехарра. – Не дайте им...
Его голос потонул в трех последовавших друг за другом взрывах, прокатившихся по собору. Колонны рухнули. Из разбитого потолка полились чёрные потоки камней. Молкис повалился набок, когда пол под ним сместился.
Во всей этой суматохе он увидел кричащего скаута Десаана, но шум был настолько обширным, что Молкис не смог разобрать его слова. Десаан отдалялся – нет, это Молкис падал, его бросало из стороны в сторону. Пол погружался в расположенные ниже склепы. Мимо дредноута падали Обсидиановые Глефы и орки. Бронированный орк погиб, раздавленный Молкисом, либо разбившись в катакомбах.
Тьма сомкнулась вокруг него. Падающие камни молотили по корпусу Молкиса. Теперь он услышал – рев разрушающегося собора, смешанный с хохотом орочьего военачальника, смехом над учиненным им разрушением.
Очередной взрыв сотряс собор. Упала колонна, увлекая за собой разбитую опору. Одна из рук статуи Жиллимана упала в склепы мимо Молкиса.
– ...аем! Отступаем! – приказал Сехарра. Вокс-сеть была заполнена статикой, и Молкис едва мог разобрать слова. Стрельба наверху мелькала туда-сюда, пока Молкис пытался сместить свой вес и снова подняться.
Потолок наверху накренился и раскололся. Посыпались камни. Люди и орки кричали, когда их давило. Поток обрушился на Молкиса так жестко, что иная, более глубокая тьма опустилась на его глаза.
Сумеречный Шип пронизывали помещения, одни представляли собой огромные залы собраний и тренировочные арены, другие – крошечные кельи или святыни героев, чьи именные надписи были всем, что осталось от них в памяти ордена. При создании интерьера крепости природные вулканические туннели расширили, каждый из них сконструировали с умом, для защиты от захватчиков – с тупиками, петлями, ложными шлюзами, ведущими к смертельным зонам. Но ни одна крепость не является полностью неприступной. Сумеречный Шип сдавался, комната за комнатой, дверь за дверью.
– Даруй нам опустошение, владыка Жиллиман, – произнес магистр ордена Мидниас, опустившись на колени перед памятником Ваевиктис<sup>[1]</sup>. Помещение с памятником расширяли множество раз, чтобы вместить стазисные камеры, в которых были выставлены оружие и доспехи, снятые с поверженных врагов. Одна содержала тонкую кристаллическую винтовку эльдарской конструкции, другая – хохлатый череп огромного боевого зверя, выпущенного тау. Некоторые хранили осколки брони, снятой с совращенных варпом врагов, бережно удерживаемые в психических оберегах.
– Дай нам мудрости, чтобы обрушить его на наших врагов. Даруй нам ненависть, владыка Жиллиман. Дай нам самоконтроль, чтоб овладеть ей в качестве оружия. Даруй нам избавление от смерти, владыка Жиллиман.
Скаут Десаан подождал, пока молитва не завершилась. Только когда он, наконец, вошел в комнату, он увидел других Обсидиановых Глеф, стоящих во мраке, а среди них – капитана скаутов Терундила своей собственной, десятой роты.
– Скаут, – произнес Мидниас. – Ты прибыл сообщить мне, что брат Молкис погиб.
– Именно, – ответил Десаан. – Зеленокожие обрушили собор. Молкиса погребло под завалами. Капитана Сехарру доставили в апотекарион, они говорят...
– Я знаю о Сехарре, – сказал Мидниас. – Я хотел услышать о потере нашего дредноута от того, кто видел это своими собственными глазами. Я в курсе о недавнем своенравии Молкиса. Если бы его изолировали, он, возможно, не вернулся бы к нам без того, кто направлял бы его, как это сделал ты. Теперь я уверен.
– Выбор должен быть сделан, – сказал капитан шестой роты Эльхалил.
– И я единственный, кто может это сделать, – произнес Мидниас.
– Вы знаете моё мнение, магистр ордена, – сказал Эльхалил. – Для меня эта точка была достигнута в тот момент, когда первый зеленокожий ступил на Обстирию. Мы должны...
– Нет никаких "должны" и "не должны", – отрезал Мидниас. – Есть слово Кодекса Астартес и уверенность, данная мне всей жизнью, проведенной в сражениях. – Мидниас посмотрел в тени, и Десаан увидел там ещё одного космодесантника, в лоснящейся красной броне вместо чёрных доспехов Обсидиановых Глеф. – Возможно ли это сделать?
– Возможно, – ответил технодесантник Джаван. – Хотя я всем сердцем молю вас не просить меня об этом.
– А что говорит тебе твоё сердце о защите этой земли от чужаков? – потребовал Эльхалил. – Что может быть важнее этого?
– Выживание души нашего ордена! – ответил Джаван. – Тысяч лет, что будут потеряны! Некоторые нейронные связи почти полностью деградировали. С учетом прошлогодних показателей радиации, нельзя сказать, как долго...
– Я скажу тебе, как долго! – выкрикнул Эльхалил. – Столько, сколько понадобиться зеленокожим, чтобы пробить себе путь через нижние уровни в хранилища! Как ты можешь не слышать их? Пока мы тут говорим, они прорываются через Шип. Этот военачальник Огнебрюх припас в резерве десять тысяч жизней, чтобы излить их все в катакомбы и заполнить Шип плотью зеленокожих до краев. Если, конечно, орки, что захватили ангары истребителей, не попадут сюда раньше. Вот сколько проживет душа этого ордена, прежде чем он угаснет!
– Хватит, братья мои, – произнес Мидниас. Ему не пришлось повышать голос, чтобы успокоить спор. – Обстирия – жестокий мир, и слова Кодекса связали нас с путем, что причинил много вреда тем, кто наиболее ценен для нашего ордена. Но Эльхалил прав. Хоть это и может стоить нам всего, но мы должны сопротивляться. Не потому, что наша гордость требует от нас отбросить захватчиков, а для того, чтобы остановившиеся здесь орки не присоединились к боевым флотам, наводнившим сектор. От нас зависит больше жизней, чем наши собственные, и даже наших великих героев. Есть только один выход.
Десаан посмотрел на лица Обсидиановых Глеф. Джаван был убит горем, хоть и пытался скрыть это. Десаан никогда не видел такого горя в космодесантнике, не говоря уже о технодесантнике, который должен был выглядеть как машины, о которых заботился. Эльхалил же, несмотря на всё свое бахвальство, казалось, согнулся под тяжестью решения Мидниаса.
– Иди в хранилище, брат Джаван, – сказал Мидниас. – Возьми с собой всех, кто тебе нужен. Пробуди их. Пробуди их всех. Быть может, Жиллиман направит нашу руку.
Десаан никогда не видел хранилище изнутри. Кроме воинов ордена с высшими званиями да обслуживающих его технодесантников, очень немногие когда-либо попадали сюда. Капитан скаутов Терундил поманил Десаана за собой, когда Джаван набирал в хранилище команду Обсидиановых Глеф, и Десаан сразу понял, какова будет его цель.
Хранилище было оковано холодной сталью, единственное помещение Шипа, чьи стены не являлись природными скалами горы. Ручейки конденсата замерзали бусинами льда на криобашнях, стоящих подобно колоннам собора. Они источали ауру такого глубокого холода, что вдыхаемый Десааном воздух казался хрупким, как будто мог разбиться в его горле.
Здесь стояли двенадцать огромных пьедесталов, каждый из которых был увенчан колыбелью архаичной техники и окутан холодным паром. В одиннадцати таких колыбелях стояли дредноуты, чёрную броню каждого покрывали геральдика и боевые награды, охватывающие тысячи лет истории Обсидиановых Глеф. Двенадцатый пьедестал был пуст, ибо приписывался брату Молкису.
Несколько сервиторов вышли из углов комнаты, когда Джаван прошел между пьедесталами. Он отдал им приказы на стремительном машинном канте, и они поспешили заняться дредноутами. Основой каждого сервитора было тело человека, чью память стерли и перепрограммировали, а конечности заменили тяжелыми манипуляторами и инфощупами.
– Брат Десаан, – произнес Джаван. – Твоей основной задачей было содействовать Древнему Молкису в его опеке, верно?
– Верно, – ответил Десаан. – Я видел, как он пал.
– Наши старшие братья тоже нуждаются в содействии, – сказал Джаван. – Я не знаю, известно ли тебе о проклятии Обстирии.
– Проклятии?
Джаван активировал контрольный штифт на боку ближайшего пьедестала. Гидравлика зашипела, когда дредноут наверху перенес свой вес на огромные металлические ноги. Кабели отрывались и истекали охлаждающей жидкостью.
– Радиации, – сказал он.
– Конечно, – ответил Десаан. – Обстирию нельзя заселить обычными гражданами. Но наши аугментации защищают нас от излучения.
– Как и физиология орков, – произнес Джаван. – Но, полагаю, кое-что о нашем мире тебе ещё не поведали. Неудивительно. Это нелегко выслушать.
Сервиторы завершали те же процедуры у других пьедесталов. Комната содрогнулась, когда одиннадцать дредноутских силовых установок заурчали в действии. Вспыхнули корпусные прожекторы. Дредноут на пьедестале Джавана покачнулся, сделав шаг вперед и выдрав оставшиеся кабели и провода. Его пикт-линзы зажужжали при фокусировке.
– Реклюзиарх Венгис, – донесся скрипучий, стальной голос из саркофага дредноута. – Я сломлен телом, но вновь стою подле своих братьев.
– Брат Карулак, – произнес Джаван. – Боюсь, вы ошибаетесь. Я не реклюзиарх Венгис. Он мертв последние четыреста лет. Я – технодесантник Джаван. Теперь нами командует магистр ордена Мидниас. Вы помните, брат?
– Что это? – раздался металлический ответ, окрашенный гневом. – Венгис вытащил меня из огня в Кефалонской долине. Я обязан ему жизнью. Кто убил его? Как мне взыскать отмщения?
Джаван активировал другую панель на консоли пьедестала. Карулак осел вниз на своей гидравлике, и Десаан узнал эффект психологических стабилизаторов, выпущенных в кровоток пилота.
– Сосредоточьтесь на том, что вокруг вас, брат, – сказал Джаван. – Время затуманило ваш разум. Не позволяйте ему блуждать. Ваш орден нуждается в вас.
– Что за проклятие? – спросил Десаан.
– Плоть космодесантника непроницаема для радиации Обстирии, – ответил Джаван, продолжая работать с управлением. – Но нельзя сказать того же о всех наших технологиях. Соединение саркофага дредноута с его пилотом использует технологии, которые нельзя воспроизвести. Но под воздействием излучения этой планеты данные связи деградируют, а вместе с ними и способности мозга пилота. Кодекс Астартес требует, чтобы один из дредноутов нашего ордена стоял на страже крепости, но каждый час такого воздействия сокращает жизнь дредноута. Здесь, в спячке, они защищены. Но когда они активны на Обстирии, деградация продолжается, и чем она хуже, тем быстрее скорость распада.
– Они умирают? – спросил Десаан.
– Медленно, – сказал Джаван, – но да, они умирают.
– Сколько им осталось?
Джаван взглянул на ряд отметок на саркофаге Карулака. Они выглядели довольно скромно на фоне геральдики и нарисованных на пластинах брони меток убийств. Десаан вспомнил подобные отметки на брате Молкисе, но никогда не думал поинтересоваться, что они означают. Цифры на высоком готике отсчитывали дату.
– У Карулака четыре года, – ответил Джаван. – Пока мы говорим, они убывают. У некоторых времени больше, у большинства же – меньше.
– А у Молкиса?
– Больше. Дредноуты сменяют друг друга в почетном карауле, когда начинают деградировать и их служба длится год или более. После этого его отправят обратно в это хранилище, ждать своей очереди. Каждый следующий раз будет короче, пока его соединения не разъест, но Кодекс требует этого от нас, а слово Жиллимана должно соблюдаться.
Карулак бросился вперед, протопав вниз с пьедестала. Сервиторов раскидало в стороны, когда развернулась штурмовая пушка дредноута.
– Брат! – закричал Десаан. – Древний брат! Слушайте мой голос и не позволяйте теням прошлого одолеть вас! Теперь вы лежите в саркофаге дредноута, так как были смертельно ранены и возвращены из-за грани. Прошли годы, и теперь новые боевые братья носят цвета Обсидиановых Рыцарей, но наша цель и наши враги остались прежними.
Карулак остановился и повернулся к Десаану.
– Брат-скаут, – раздался голос Карулака. – Может ли это быть правдой?
– Посмотрите вниз, древний, – сказал ему Десаан. – Вы несете не болтер и цепной меч, а кулак и пушку машины войны. Несмотря на это, вы всё ещё один из нас, Обсидиановая Глефа, сын Жиллимана и названный воин Императора. Ничего действительно важного не изменилось.
– Да, – произнес Карулак. – Теперь я вижу. Я помню. Я пал, и погрузился в сон, но теперь я пробудился. Созван ли крестовый поход? Иду ли я на войну?
– Увы, это война, а не крестовый поход. Враг пришел к нам. Сумеречный Шип в осаде орков!
Сильный грохот прокатился по хранилищу. С дальнего пьедестала свалился сервитор, и, сломанный, распростерся на полу. Посыпались механизмы. С потолка сорвался блок охлаждающей жидкости, когда один из дредноутов, чья матовая броня была инкрустирована позолоченными орлиными крыльями и увешана шипастыми цепями, рухнул со своего спального места в центре хранилища. Его силовой кулак модифицировали, чтобы он мог держать весьма негабаритный силовой меч, а его стрелковая рука несла тяжелое плазменное орудие. С одного плеча свисало знамя с геральдикой в виде двух клинков, перекрещенных сверкающей молнией.
– Что это за ересь? – проревел дредноут. – Орк оскверняет Сумеречный Шип? Обстирия стенает под поступью чужаков? А мы до сих пор стоим здесь, как безмозглая добыча! Я не оставлю орде ксеносов ничего, кроме крови и страданий, и когда я закончу, каждый орк будет в ужасе кричать при упоминании Обсидиановых Глеф!
Дредноут имел те же отметки, что и Карулак с Молкисом. Ему недолго осталось. Несколько часов.
Возможно, меньше.
– Такова судьба ксеносов! – закричал дредноут. – Да обрушится на них гнев Фульминоса!
Когда он упал, то оказался в мире боли, великом океане агонии, поглотившей его.
Он бывал здесь и раньше. И превозмогал. Его тело разбивалось не раз. Воспоминания о той боли пронзили его как копье, проникая в его разум подобно огню, жгущему его конечности.
Но он воскрес. Он не умер. Преодолел боль. Брат Молкис ухватился за этот факт и крепко вцепился в него, используя его как якорь, чтобы перетащить себя. И боль растворилась в конкретных воспоминаниях, фигурах и звуках, что были там, когда он последний раз пал так низко.
Он вспомнил Кракен. Своим числом тираниды затмили небо над полуостровом пролива Дэвилин. Сотни тысяч воинов-организмов высадились из похожих на китов зверей-носителей, находившихся на низкой орбите. Среди них, наряду с крылатыми организмами роя, чьи крылья напоминали таковые у летучей мыши, были огромные пузыри хитина и кости. Там, где они сталкивались со скалами полуострова, массивные организмы войны прорывали себе выход, живые осадные машины ощетинились симбиотическими орудиями. Отделение Молкиса оказалось в тени одного из таких зверей: четвероногого, с массивными ковшеподобными бивнями, способными перевернуть танк, и парой огромных кос, крепившихся к его передним конечностям. Из подрагивающих мешков вокруг его горла вырывался рой кислотных спор, а костяные трубки, расположенные вдоль его ребристой спины, стреляли гроздьями шипов, как минометы.
Молкис приказал атаковать. Он был сержантом, ветераном, и Обсидиановые Глефы вокруг него последовали бы за ним в сам варп, если бы он отправился туда. Зверь взревел, истекая ихором из сотен ран, когда в него впился болтерный огонь. Молкис приблизился к твари, чтобы погрузить острие своего цепного клинка в её глаз, когда та покачнулась под залповым огнем.
Но она была быстрее него. Слишком быстрая для существа такого размера. Её коготь косой прошелся по нему и, как только воин упал на землю, пробил керамит на его брюшине. Сильный холод его кромки разлился по туловищу космодесантника...
Нет. Молкис подавил воспоминание. Не оно привело его сюда. Это было до того, как он пал в последний раз. Кракен подкосил его, но он выжил и продолжил воевать.
Зеленокожие попытались сделать то же, что и Кракен. И, как и тиранидским организмам войны, оркам это не удалось. Они похоронили его в чёрной яме боли и оставили там умирать, но они не знали, кто он такой. Он – Молкис, клинок в руке Императора, сын Жиллимана и хранитель Обстирии. Во время своего посвящения он такое выстрадал от рук своих собственных боевых братьев, что никакая злоба орков не могла с этим сравниться. Он не может умереть. Его нельзя сломить. Он – Молкис.
Тьма отступила. Молкис овладел болью и собрал её в полости внутри груди, между двумя сердцами. Он оттолкнул её так же, как камни под своими ногами. Осколки булыжников покатились перед его лицом. Громадная тяжесть над ним снова сместилась, и он принял её на плечи, стараясь отпихнуть подальше от себя.
Над ним раскрылась трещина света. Он вспомнил, где находился. Обстирия, родной мир его ордена. Сумеречный Шип. Орки пробились в крепость и Собор Победы пал.
Но не Молкис. И не Обсидиановые Глефы. Пока жив хоть один из них, оркам придется биться за каждый камень и каждую плиту.
Молкис взревел. Он тяжело вздохнул, оттесняя обложившие его камни. Плита на вершине его корпуса соскользнула, и он освободился, чтобы выбраться из ямы. Найдя опору, он потащился через разрушенные уровни катакомб. Мимо него проносились старые кости и саваны. Он поднялся из катакомб, в то немногое, что осталось от собора.
Молкис чуть не плакал. Собор рухнул. Там, где когда-то находился потолок, теперь был грубый камень Сумеречного Шипа. Сохранились лишь несколько кусков декоративной резьбы и наверший ложных колонн. Статуя Жиллимана исчезла под упавшими камнями, что заполонили помещение. В конце собора, где стояла статуя, наружу вел массивный пролом, через который свистел холодный ветер.
Место смердело зеленокожими. Протянутая рука орка всё ещё билась между двумя упавшими потолочными плитами. Отвращение Молкиса перебороло печаль. Зеленокожая погань пробилась в Сумеречный Шип через собор. Прямо сейчас они бесчинствовали по всему Шипу, стремясь убить его братьев и осквернить наследие его ордена.
Но, по крайней мере, жив хоть один из Обсидиановых Глеф. Несмотря на то, что орки уже сделали, они ещё не победили.
Боль всё ещё накатывала на брата Молкиса. Он чувствовал себя неуклюже и плохо ориентировался, как если бы его вес многократно увеличился, а он управлял своим телом издалека. Но это не удержит его от борьбы. В одной руке он держал болтер, хоть и был похоронен и оставлен умирать Обсидиановой Глефой, что никогда не будет вооружен. Если понадобится, он будет сражаться кулаком другой руки, чтобы сбивать и сокрушать любого зеленокожего, что встанет у него на пути.
Он услышал выстрелы наверху. Его сердца екнули, и он забыл о боли, потому что был не один. Другие боевые братья ещё живы. А затем на него сверху снизошел свет, как в сцене на витраже, изображавшей пророчества о конце времен. Молкис услышал пение тысячи хоров, и среди пыли и дыма уловил сильный аромат ладана.
– Пришло Время Конца! – прокричал Молкис. – Зеленокожие были вестниками врага. Обстирия станет полем вечной битвы. И я здесь, дабы сражаться вместе с тобой, мой Император! Брат Молкис здесь!
И, словно в ответ на его слова, из глубин Сумеречного Шипа заревел голос. Голос, что Молкис никогда не слышал, но который казался ему голосом давнишнего друга.
– Да обрушится на них гнев Фульминоса!
Ночью пал нижний генераториум. Орочьи пираты Огнебрюха тысячами штурмовали помещения с плазменными генераторами. Девятая рота Кешумы остановила их наступление массивными залпами огня тяжелых орудий, но заплатила за это самими плазменными генераторами. Охладительные трубы и концентрационные сосуды пробило шальными болтами, и нижние уровни Шипа – подземелья и катакомбы у подножия горы – затопило жидкой плазмой. Были сожжены тысячи орков, но вместе с тем замолкли автоматизированные системы защиты, прикрывавшие верхние склоны.
Воздушные силы Огнебрюха, подобно стаям саранчи, появились из-за гор вокруг Шипа. Ветхие истребители-бомбовозы сбросили на зубчатые вершины грозди бомб, взорвав открытые огневые позиции и сторожки. Ещё тысячи орков высадились из транспортных судов – на каждого нашедшего точку опоры на верхних склонах приходился один сорвавшийся в долины, к основанию Шипа, но всё же армия зеленокожих сумела закрепиться среди разрушенных укреплений. Орки-десантники, уже захватившие авиационные ангары Обсидиановых Глеф, вместе с этими новыми силами присоединились к осаде верхних подходов. Среди гнезд Сумеречного Шипа Обсидиановые Глефы сплотились вокруг магистра ордена Мидниаса, возглавившего оборону.
И Мидниас привел с собой последнее оружие, что мог предоставить арсенал ордена – древних из хранилища, дредноутов, одиннадцать из них обрушились на горные зубцы волной безжалостной стали.
Молкис шел по пути учиненного орками хаоса. Они содрали гобелены из Галерей Интенданта, изображавшие гибель Зверя Венгора от рук Обсидиановых Глеф. Они сорвали скульптурные панели в дуэльном зале, отражавшие сцены из жизни Робаута Жиллимана. Сбросили двуручный меч магистра ордена Эрберана со своего места на алтаре Храма Предков. У орков было инстинктивное чувство того, что является прекрасным и священным – даже для других видов – и столь же сильное желание уничтожить это.
Молкис чувствовал, как ненависть разгорается в его сердцах. Вид павшего брата-Обсидиановой Глефы заставил этот огонь резко вспыхнуть. Боевого брата повалили и разделали мясницкими ножами. Должно быть, понадобилась сила десятка зеленокожих, чтобы вскрыть его керамитовую броню. Ещё одно тело, изрешеченное пулями, лежало у подножия лестницы, ведущей к Рассветному Бастиону. Мёртвых орков также было немало, но всё же недостаточно, чтобы отомстить за смерть воина.
Сверху донеслись звуки битвы. Рассветный Бастион вмещал одну из зенитных батарей и вел к зубцам, расположенным на верхних склонах. Если орки закрепятся там, Обсидиановым Глефам придется сражаться с ними и сверху, и снизу. Молкис поспешил вверх по лестнице – он по-прежнему ощущал влияние своих недавних испытаний, ибо чувствовал себя нестабильно, словно опасаясь кувырнуться при каждом шаге. Даже тень, отбрасываемая им от горящего на стене гобелена, казалась огромной и деформированной.
Молкис достиг бастиона. Холодные радиационные ветра Обстирии хлестали по абсолютно чёрной стене Сумеречного Шипа. Узкая зубчатая конструкция была забрызгана кровью зеленокожих. Ниже нее, неподалеку, находились изрыгающие дым обломки орочьего истребителя, лежащие в окружении обугленных трупов. Сотнями метров ниже столпились тысячи орков, дерущихся за непроницаемые шлюзы, ведущие к нижним уровням, или стекающиеся к проломам, проделанным во время осады.
Молкис различил звук цепного клинка, продирающегося через плоть. Он завернул за угол и его взору предстала картина, которая обратила вспять пылающий в его груди гнев.
– Брат! – выкрикнул лорд Фульминос, обезглавив очередного орочьего пирата взмахом своего чёрного зеркального меча. – Боюсь, мы уже сняли все сливки с орочьей погани! Но, возможно, они ещё могли приберечь для тебя немного веселья!
Молкис не сдержал улыбки:
– Благодарите Жиллимана, что я дал вам фору, – сказал он, – ибо, боюсь, вы можете не поспеть за счетом этой Глефы!
Герои ордена вернулись.
Конечно же, их вел лорд Фульминос, ведь он был величайшим воином, когда-либо носившим блестящие чёрные цвета Обстирии. Мастерский дуэлянт, Фульминос выискивал каждого вражеского чемпиона, когда-либо противостоявшего ему на поле боя, и вступал с ним в схватку. Он великолепен, его броня инкрустирована украшениями, заслуженными сотнями выдающихся убийств, его зеркальный меч – реликвия веков, предшествовавших Ереси. Фульминос, в отличие от большинства космодесантников, не был обезображен боевыми шрамами, его орлиный нос, ярко-голубые глаза и гладкие волосы сохранили первозданную красоту. Если бы какой-нибудь скульптор создавал икону для товарищей-космодесантников, за которой они последовали в битву, она выглядела бы как лорд Фульминос.
Брат Карулак, герой Аксийского хребта, обрушивал залпы из своего трижды освященного штурмболтера на орков, пытающихся перебраться через зубцы рядом с ним. Капитан Гарликан, пострадавший от пыток эльдарских пиратов и сбежавший с остальной частью ордена, чтобы сжечь их флагман, замахнулся своим палашом на группу атакующих орков, и одним ударом разрезал надвое трех из них.
Орочья гримаса появилась над зубцом рядом с Молкисом. Он схватил его свободной рукой, и такова была его ярость, что череп треснул под его пальцами. Молкис отбросил тело в сторону и выпустил залп выстрелов в другого орка, попытавшегося обойти Гарликана со взрывпакетом в руке. Выстрелом орка пробило насквозь, тело испепелило, а обугленные куски увлекло режущим ветром.
Гарликан отсалютовал Молкису. Хотя эти двое никогда не встречались, а их службы в роли Обсидиановых Глеф разделяли две тысячи лет, подсознательно они все равно оставались боевыми братьями.
Лорд Воркиас, магистр ордена, искалеченный на борту космического скитальца ''«Икона Разврата»'', выпадом меча пронзил нагрудник гигантского бронированного орка. Луканас Кающийся, превратившийся в груду рубцовой ткани и струпьев из-за нанесенных самому себе наказаний за каждый мнимый грех, уложил всех вокруг себя шипастой силовой плетью. Молкис оказался спиной к спине с Дрекалом Мучеником – сам Молкис, будучи прошедшим мучения отбора скаутом, стал свидетелем смерти Дрекала, в одиночку удерживавшего горный перевал в борьбе против свирепых крутов. Теперь они вновь сражались вместе.
Цепной клинок Дрекала распилил орка на уровне талии. А затем Молкис сокрушительным ударом левой сбил второго орка за парапет. Его болтер разорвал на части ещё одного, пока Дрекал отпинывал лестницу, по которой зеленокожие взбирались на зубчатую стену.
– Ты уже научился драться, Молкис? – произнес с ложной издевкой Дрекал. – Или ты так и остался неопытным мальчишкой?
Молкис увидел, что сразившие Дрекала раны до сих пор с ним; стрелы и копья всё ещё торчали из разрывов в его броне.
– А вы вернулись в расцвете сил, – со смехом возразил Молкис, – или так и остались немощным стариком?
Фульминос уже стоял на холме из трупов по ту сторону зубчатой стены. Он давил под ногами искромсанных орков, когда воздел свой меч к небу.
– Блаженны мы, – воскликнул он, – коль стали свидетелями Времени Конца! Возрадуйтесь, ибо пророчества свершились! Пожалейте тех, кто сомневался, презрейте тех, кто бежал! Теперь пришло время вкусить радость битвы!
Легенды Обсидиановых Рыцарей приветствовали эти слова. Дрекал смахнул кровь со своего цепного клинка, забрызгав крепостную стену.
– Возможно, эта битва никогда не закончится, – произнес он с кровавой усмешкой.
Раздавшийся сверху рев двигателей заглушил звуки боя. Огромный летательный аппарат орков, транспортный корабль, удерживаемый в воздухе благодаря ассиметричной мешанине пылающих двигателей, пролетел над горными зубцами и разбился при посадке на верхних склонах. Нос корабля смялся, разлетевшись обломками и пламенем. Из него вылетели цепи с крючьями, дабы остановить скольжение вниз с горы, и из десятков отверстий вдоль его боков выскочили орочьи пираты. Молкис узнал их по битве в соборе – они были личными солдатами пиратского военачальника, их бросили сюда, чтобы поменять исход боя, который зеленокожие проигрывали.
Герои Обсидиановых Рыцарей отбили достаточно зубчатых пиков, чтобы их боевые братья последовали за ними вниз по склонам. Десятки Обсидиановых Глеф в облачениях четвертой, шестой и седьмой рот хлынули навстречу новой атаке орков. Они с благоговением смотрели на вернувшихся героев своего ордена.
Среди расползающихся от упавшего корабля зеленокожих разнесся протяжный боевой клич. С ними был Огнебрюх, военачальник, которого Молкис видел внизу, в соборе. Орки сплотились вокруг него, ибо для них он являлся для них таким же мощным талисманом, как Фульминос и прочие предки – для Обсидиановых Глеф. Сотни орков уже столпились около неустойчивых верхних склонов и набрасывались на Обсидиановых Глеф, выстроившихся на зубчатых пиках.
– Разбейте их о скалу нашего ордена! – закричал Фульминос.
– Теперь мы воздадим, – кричал Луканас Кающийся, – за каждый миг страданий человечества!
Брат Гиднарон, чью позолоченную броню окружало пылающее гало, развернул Штандарт Обстирии, чтобы все могли его увидеть. Он был вышит нитями, взятыми с гобеленов из горевшего во время Осады Терры Императорского Дворца, и изображал Робаута Жиллимана, дарующего власть над Обстирией первым Обсидиановым Глефам. Также Молкис различил в толпе реклюзиарха Морверна Мрачного, капитана штурмовиков Баилора и высокую фигуру Даггурона Грубого, высочайшего и широчайшего из всех Обсидиановых Глеф, чью негабаритную броню спустя много лет после его смерти на Уракаре выставили в арсенале ордена. Там был даже Силиас Хитрый, который, невзирая на свою разрушительную болезнь легких, на протяжении десятилетий продолжал разрабатывать боевые планы беспрецедентной сложности. Силиаса вернули к славе его молодости, красивым и гордым, в блестящих цветах чемпиона ордена – серебряном и чёрном.
Вернулись все одиннадцать великих героев. Разве смеет Молкис считать себя двенадцатым?
Шеренга орков мчалась к Обсидиановым Глефам. Космодесантники вскинули болтеры и открыли огонь. Переднюю линию орков изорвало в клочья, но обилие плоти и костей защитило тех, что наступали позади. Ряды противников столкнулись с таким грохотом, что около Сумеречного Шипа разразился гром. Молкис последовал в бой за Фульминосом, каждым своим ударом сминая череп, ломая хребет или сбрасывая с зубчатых пиков очередного вонючего зеленокожего. Но сила орочьего штурма заставила Обсидиановых Глеф отступить, и их ряды прогнулись, угрожая разорваться.
Гиднарон высоко поднял Штандарт Обстирии, и часть Обсидиановых Глеф последовала за ним. Их возглавлял капитан штурмовиков Баилор. Они глубоко прорубились цепными мечами и боевыми ножами в орочьи массы. Молкис увидел, куда они направляются – к самому Огнебрюху.
Если он падет, орки познают тот же страх, что испытал Молкис, увидев захваченный Сумеречный Шип. Они почувствуют его сильнее, ибо космодесантник мог сковать столь ужасную эмоцию и превратить её в гнев, с которым он бы крушил врагов. Но орки будут сломлены.
Отборные части Огнебрюха выстроились вокруг него и отбили атаку Обсидиановых Глеф. Баилор исчез где-то под тучей зеленокожих тел. Штандарт Обстирии чуть не упал, но был подхвачен остальными Обсидиановыми Глефами. Один из них, молодой и смелый, вырвался из орочьей шеренги и побежал прямо на военачальника Огнебрюха.
Фульминос взревел в сердце битвы и удвоил усилия. Линия фронта смещалась взад-вперед по мере того, как орки нахлынивали и отбрасывались защитниками. Молкис пожинал урожай смертей кулаком там, где не мог орудовать пушкой, но когда появлялось пространство для стрельбы, каждый выстрел разрывал орка на части, как будто его скромный болтер проникся яростью хозяина. Там, где погибал воин Обсидиановых Глеф, его боевые братья мстили за него десятикратно.
Сражавшийся с Огнебрюхом Глефа увернулся от удара орка и пнул военачальника в ногу. Огнебрюх упал на колено и печь в его брюхе пыхнула огнем. Секундой позже орк изверг столб пламени на Глефу, что откатился в сторону и взмахнул силовым мечом.
Когда Огнебрюх отвел руку назад, чтобы нанести смертельный удар, то молча уставился на обрубок своего запястья. Его отсеченная рука дергалась под ним на камнях, всё ещё сжимая кортик.
Воин Обсидиановых Глеф довершил дело ударом в горло. Его силовой меч пробил мышцы и хребет, выжигая жесткую, иссеченную плоть орка. Глефа крутанул меч, и голова плюхнулась набок, вися на обугленных остатках шеи благодаря полоске кожи. Глефа пинком опрокинул орка на спину и завершил убийство нисходящим ударом в грудь, измельчившим органы орка со вспышкой разрядившегося силового поля.
Ужасный крик боли поднялся над орками. Молкис увидел, как их схлынувший гнев сменился ужасом.
– Быстрее! – выкрикнул Молкис. – Прогоним их с этой горы!
И Обсидиановые Глефы, ведомые их возвращенными героями, хлынули на врага. Орки сломались и побежали, но бежать было некуда. Они нашли убежище в дымящемся остове своего рухнувшего корабля, когда Фульминос возглавил атаку прямо через их распадающийся боевой порядок, разделывая зеленокожих сотнями. Молкис следовал за ним и с хрустом топтал их под ногами, и они кинулись прочь от него, как если бы их давили гусеницами танка. Сердца Молкиса раздулись от усиливающегося смрада орочьей крови и вида падающих вниз с горы трупов.
Обсидиановые Глефы двинулись вниз по склону, стреляя на ходу и добивая раненых орков боевыми ножами или цепными мечами. Фульминос остановился около Глефы, убившего Огнебрюха и всё ещё стоявшего на коленях возле трупа военачальника.
– Хорошее убийство, юный брат, – произнес Фульминос. – Как тебя зовут?
– Мидниас, – прозвучал ответ.
Над вершиной Сумеречного Шипа взошло новое солнце, ослепительный блеск белого света, обрамленный серебром твердых пород горы. Сквозь свет Молкис разглядел далекое поле, нескончаемую равнину с бесчисленной армией, построившейся для битвы. Они были облачены в золото и держали штандарты тысячи орденов Космодесанта. Во главе их стояла титаническая позолоченная фигура Императора, чье лицо застилала энергия света. Повелитель Человечества собирался возглавить атаку, что окончится победой в последней битве.
– Кто последует за мной? – выкрикнул Фульминос. Остальные возвращенные герои присоединились к нему на верхнем склоне, на пороге света. – Брат Молкис! Ты заслужил свое место среди нас. Иди сюда, брат. Он обещает нам войну, что не закончится никогда. Ответишь ли ты на его зов?
– Могу ли я отказаться, – с улыбкой ответил Молкис, – когда есть счет убийств, который надо набрать, и братья, которых надо унизить?
Молкис пошел к вечному полю битвы. Позади него одинокий голос, едва слышимый за звуками труб и боевыми кличами воинства Императора, изо всех сил пытался быть услышанным.
– Вспомните! – кричал он. – Вспомните!
Но то был лишь последний миг сомнения, последнее испытание. Молкис ушел с Сумеречного Шипа на поле боя конца времен, дабы сразиться в битве, что положит конец всем битвам.
Скаут Десаан пробирался через затихшее поле боя. Трупы орков лежали кучами, нагромоздившись у зубцов и пушечных гнезд, там, где они пали в резне. Со смертью Огнебрюха они сломали строй и бежали, и Обсидиановые Глефы убили их с эффективностью и быстротой, присущими космодесантникам.
Десаан прошел мимо саркофага брата Карулака. Он лежал в окружении смятых орочьих тел, его бронепластины покрывала кровь. Жизненные показатели были критическими – Десаан недостаточно знал об их считывании, чтобы сразу сказать, жив заключенный внутри древний космодесантник или мертв.
Двенадцать дредноутов лежали среди орочьих мертвецов. Фульминос почти добрался до вершины крутого склона, прежде чем повалился вдали от наступления Обсидиановых Глеф. Остальные дредноуты стояли в бою подобно живым бастионам, пока так же не пали, каждый из них пожал богатый урожай орочьих мертвецов.
Десаан дошел до кучки тел орков, где рядом с упавшим саркофагом брата Молкиса стоял магистр ордена Мидниас.
– Прошу прощения, милорд, – произнес Десаан. – Я пытался вернуть его, но он не слушал. Он не вспомнил.
– Ни один из них, – сказал Мидниас. – Фульминос говорил со мной, словно я был новобранцем. Здесь, без защиты хотя бы стен Шипа, деградация прошла быстрее, чем мы ожидали.
– Молкис жив? – спросил Десаан.
– Едва ли, – ответил Мидниас. – Лишь технодесантник Джаван может сказать нам, будет ли он когда-нибудь снова сражаться. Мы должны вернуть его обратно внутрь. Собери братьев, чтобы они перенесли его в хранилище. Сопроводи его.
– Да, милорд, – сказал Десаан.
Когда Обсидиановые Глефы начали собирать обломки павших дредноутов, подошли капитаны Кешума и Эльхалил. Их роты приняли на себя основной удар во время боев за зубчатые пики.
– Лорд Мидниас, – сказал Эльхалил. – Ваши приказы?
Мидниас посмотрел на чёрные горы на горизонте.
– Это было испытание нашей обороны, – сказал он. – Огнебрюх был низшим главарем этих зеленокожих. Их настоящий командир пожертвовал им, чтобы узнать, как мы сражаемся. В следующий раз они нападут в полную силу. Ваши приказы – подготовиться к худшему.
Капитаны проследили за взглядом Мидниаса. Там они увидели великую тьму, собравшуюся среди затененных долин. Она упала с неба и распространилась по всех поверхности Обстирии подобно болезни.
Будут новые орки. И будет новая битва.
[[Категория:Warhammer 40,000]]
[[Категория:Империум]]
[[Категория:Космический Десант]]
[[Категория:Орки]]
|Обложка =Penumbral Spike.jpg
|Описание обложки =
|Автор =Бен Каунтер / Ben Counter
|Переводчик =Cinereo Cardinalem
|Издательство =Black Library
|Серия книг =
|Сборник =Предел Санктус / Sanctus Reach
|Источник =
|Предыдущая книга =
|Следующая книга =
|Год издания =2014
}}
Наверху время простиралось в далекое будущее, собранное в усеянном прожилками чёрном камне Обстирии, через ещё десять тысяч лет войны достигнув конца всего. Там, в окружении миллиардов воинов, павших во имя Его, ждал Император, дабы победить Великого Врага в последней из всех битв.
Ниже во тьму скатывалось прошлое, падая вниз к ядру Обстирии через тысячелетия былой славы и трагедий. Через Альтигеновы чистки и Чёрные Крестовые походы Архипредателя, Эру Отступничества и адские вереницы Очищения. Туда, где свершился Великий Крестовый поход и Великая Ересь, в осыпающуюся безвестность времен, предшествовавших пришествию Императора. Эра Раздора кипела подобно реке чёрной крови в самом низу, обрушиваясь на забытые ужасы Тёмной Эры Технологий.
Могучие герои стояли по обе стороны пылающих миров из мифов. Первым среди них был Сам Император, начало и конец всея истории, Его лицо скрывалось за ослепительным светом Его божественности. Сын Его, примарх Жиллиман, нес на своих плечах бремя Империума. Фульминос, величайший из Обсидиановых Глеф, кто когда-либо шествовал по Галактике, повторял собой образ Жиллимана, разя чужака, демона и еретика своим чёрным, зеркальным клинком.
Брат Молкис видел всё от начала и до конца. Обсидиановые Глефы были не просто армией, даже не просто орденом Космодесанта. Они были столпом истории человечества, созданные по воле Императора, дабы стать щитом, что предотвратит вымирание человеческой расы. Вся их слава, былая и нынешняя, прокручивалась вокруг Молкиса, охватывая за мгновение тысячу лет. Он мог видеть её всю, от Великого Крестового похода и Ереси до Эры Империума и основания ордена Обсидиановых Глеф, через бесконечные войны ради защиты человечества и будущего. Эти мифы, корнями уходившие в предысторию Империума, один за другим следовали через настоящее – эту произвольную точку, где находился сам Молкис – до самого конца. Молкиса, воевавшего в тех войнах, успокаивало знание того, что победы, ради которых он проливал кровь, дойдут до конца времен.
Затем он взглянул на свои руки. Рук, которыми он держал свои цепной меч и болтер, не было. Они стали уродливыми грудами металла, окрашенного в черный и изрытого старыми боевыми шрамами. Одна из них представляла собой цилиндрический силовой кулак, предназначенный хватать и давить, его четыре пальца, приводимые в движение поршнями, лучились энергией. Другая оканчивалась парой стволов лазпушек. Не руки вовсе, а орудия машины войны.
Его тело было не его телом, а массивным корпусом этой машины. Силовая установка за его спиной с глухим стуком отбивала свой медленный ритм. Его глаза были не глазами, а линзами пиктеров, установленных на передней части его корпуса и передающих мерцающие изображения по его зрительным нервам.
А вокруг него была не бесконечная вереница истории его ордена, а темные и мрачные галереи, со сводчатыми потолками наверху и орудиями лишения и наказания на стенах. Оковы висели рядом с тисками для пальцев и свежевальными клинками. Под потолком располагалась сбруя для тела стандартной длины, изготовленная из железных шипованых полос – завещание бесконечных страданий.
Кто-то что-то говорил. Молкис посмотрел вниз и почувствовал наклон всего своего тела – саркофага размером с танк, облаченного в керамит. Он увидел свои массивные стальные ноги на фоне потрескавшихся плит галереи и огромную тень, отбрасываемую им в свете пылающих на колоннах факелов.
Рядом с Молкисом стоял скаут Космодесанта – Обсидиановая Глефа, чей полудоспех выкрашен в цвета ордена – чёрный и костяной. Он был молод, на полпути к превращению в полноценного космодесантника, на коже лица и головы ещё розовели хирургические шрамы.
– Молкис! – повторял скаут. – Брат Молкис, вернитесь к нам! Пришло время сражаться!
Молкис подсознательно почувствовал, как заискрились соединения, получая доступ к инфоносителю, хранящемуся в его саркофаге. В его сознание спроецировалось имя – ”Десаан”. Скаута звали Десаан. Брат Десаан из десятой роты.
– Вы с нами, брат Молкис? – продолжил Десаан. – Мы нуждаемся в вас сейчас. Как и во все времена и сражения, мы нуждаемся в вас сейчас.
Пиктеры Молкиса сканировали пространство вокруг него. Инфоноситель сказал ему, что он находится в Сумеречном Шипе, в Галерее Храбрых, где холод земли встречался с теплом ядра Обстирии. Ниже располагались генератория и кузницы, а выше – тренировочные залы и жилые блоки. Когда-то он ходил по этим залам, маршируя рядом со своими братьями. Теперь вместо него шагал этот дредноут, эта машина войны, в которой он был пилотом.
– Я с вами, – сказал брат Молкис.
– Вы помните? – спросил его Десаан.
– Помню?
– Вы – брат Молкис из четвертой роты, – сказал Десаан. – Вы пали во время нашествия Кракена на пролив Дэвилин. Вы были тяжело ранены, но апотекарии отсрочили вашу смерть, и вас поместили в этот дредноут. Вы помните?
Вспышки боли взорвались на задворках памяти Молкиса. Он вспомнил волну чудовищной плоти, и холод костяного клинка, вонзившегося в него. Он вспомнил холод крови, вытекающей из его тела.
– Да, – ответил Молкис. – Я помню.
– Хорошо, – с явным облегчением произнес Десаан. Молкис понял, что Десаан уже не один раз проходил через подобный разговор. – Война пришла, брат мой. Мы нуждаемся в вас на линии фронта, на зубчатых вершинах гор.
– Но мы же в Сумеречном Шипе, – удивился Молкис, – на Обстирии. Мы не на войне. Это наша крепость-монастырь, где мы нерушимы. Или я что-то неправильно помню, брат Десаан?
– Вы правильно помните, – ответил Десаан. – На Обстирию вторглись. Сумеречный Шип в осаде. Здесь зеленокожие.
Сумеречный Шип вздрогнул, плиты из чёрного камня посыпались с его отвесных стен. Радиоактивные скалистые долины вокруг него тоже содрогались, на мгновение став столь же подвижными, как и вода. Меньшие пики вокруг Шипа сбросили свои шапки запекшегося серого пепла, и в земле открылись новые грубые разрезы.
Один из пиков пронзили десятки взрывов, выбросив в небо чёрные струи пыли от стертой в порошок скалы. Гора рухнула, миллионы тонн скальной породы стремительно понеслись к её подножию. Оползни затопили долины стремительными волнами камней. Мгновением позже осел ещё один пик, на этот раз ближе, низкий глухой стук взрывов сотрясал Сумеречный Шип словно гигантская рука. Через несколько мгновений модель долин и расселин изменилась, переписав карту вокруг крепости-монастыря Обсидиановых Глеф.
Аугментированные глаза смогли разобрать только мечущиеся туда-сюда от оползней ветхие полугусеничные машины и боевые мотоциклы, поглощаемые тёмной землей танки и бегущих от обвала зеленокожих.
С зубчатых пиков, расположенных на полпути к Шипу, около одной из турболазерных огневых позиций крепости, члены командного состава космодесантников смотрели вниз на меняющийся пейзаж. Первым из них стоял магистр ордена Мидниас, в своей окаймленной золотом чёрной броне, с перекинутым через плечо пурпурным плащом и шипастой серебряной короной Обстирии на лбу. Он был повелителем этой планеты, пусть здесь и жили только Обсидиановые Глефы. Это его планету уродовали внизу. Капитаны четвертой, шестой, девятой и десятой рот стояли рядом с ним. Капитан десятой, Терундил, магистр новобранцев, был облачен в богато украшенную версию скаутской брони, которую носили рекруты, сражавшиеся под его началом. Также в группу входил технодесантник Джаван, его броня была красной, лицо – наполовину железным, а один глаз заменял комплект перекрывающихся багровых линз.
– Гора Скален не рухнула, – произнес Мидниас.
– Заряды заложили более тысячи лет назад, – ответил Джаван. – По правде говоря, я удивлен, что хотя бы часть их взорвалась.
– Значит, ты поступил правильно, брат Джаван, – сказал Мидниас. – Это задержит их.
– Ненадолго, – заметил Эльхалил, капитан шестой. – На дни, милорд. Не на месяцы.
– Тогда мы воспользуемся полученными днями, – ответил на это Мидниас. – Не торопись во всем видеть поражение, капитан. Не воспринимай каждую смену волны столь пессимистично. Зеленокожие мертвы. Радуйся этому.
Терундил встал на зубец и поднес магнокуляр к глазу. Пыль внизу всё ещё стояла столбом, но дальше за ней виднелись равнины, удаленные от разрушения.
– Их авангард достаточно потрепал нас, – сказал капитан скаутов. – Их терпение лопнуло. Они атакуют в полную силу. Видите?
Мидниас взял магнокуляр и проследил за направлением пальца Терундила. Через всю долину несся бронированный клин танков – собрание гусеничных и колесных транспортов без единообразия порядка. Некоторые из них, по-видимому, склепали из хлама, на их броневых листах была намалевана грубая и жестокая символика. Остальные являлись переоборудованными, разоруженными и опрометчиво брошенными в битву имперскими танками. Первым беглым взглядом Мидниас насчитал их двести штук, вторым – ещё сотню в другой долине, вьющейся между низкими пиками, что формировали Девятнадцать Сестер. Полчища орков пешком бежали рядом с ними, пытаясь поспевать за мотоциклами и полугусеничными машинами, мчавшимися впереди.
– Первые ходы сделаны, – сказал Мидниас. – Теперь битва может начаться. Будьте благодарны за это испытание, братья. Будьте благодарны за наказание.
– С каждой минутой всё больше наказаний, – произнес Кешума, капитан девятой. Ветеран тяжеловооруженных формирований опустошителей, Кешума нес на плечах тяжелый болтер, как будто нести его было священным бременем. Он кивнул в сторону бледного в синих полосках неба Обстирии. Туда, где над одним из пиков кружила стая чёрных пятен, оставляя за собой следы грязного чёрного дыма. – Они нападут на нас с воздуха. Этот вождь зеленокожих бросает на Шип всё, что у него есть.
– Только так и сражаются зеленокожие, – ответил на это Мидниас, возвращая магнокуляр Терундилу. – Конкретно эти проявляют больше терпения, чем большинство орков, посылая своих мотоциклистов, дабы испытать нас. Несомненно, их лидер считается главным стратегом среди себе подобных. Теперь они вернулись к чужацкой модели поведения и бегут на нас как животные. И мы будем тут, чтобы встретить их. Приступайте к своим обязанностям, братья мои. Готовьтесь к обороне. Мы вынесем и это наказание.
– Мы вынесем и это, – как один отозвались собравшиеся космодесантники.
Ниже в долинах зарявкала орочья артиллерия.
Фульминос бы прокричал псалом войны, и братья вокруг него поддержали бы этот крик. Он бы подался вперед подобно живой волне из стали и отбросил бы всех, кто встал у него на пути. Потому брат Молкис сделал то же самое.
– Кто последует за мной? – проревел он вокс-передатчиками, смонтированными на его корпусе. – Или мне придется в одиночку пробираться через это море ксеносской крови?
Перед ним развернулся Собор Победы, когда пикт-линзы сделали оборот, преподнося ему полную картину поля боя. Задняя стена со статуей Жиллимана рухнула под ударами орочьей артиллерии, обрушившейся на стены Шипа. Теперь она представляла собой кучу разбитых камней, по которой карабкались зеленокожие. По стандартам орков они являлись элитой – их броня была раскрашена жёлтым и синим, а клыки – золотым, и у каждого на спине красовалось знамя или тотем. Они несли пушки длиной в свой рост и стреляли по людям, как будто соревнуясь, у кого больше стволов или громче выстрел. У некоторых были массивные мясницкие ножи, увешанные костями и покрытые зарубками, ведущими счет убийствам.
Орудийный огонь загрохотал по корпусу Молкиса. На передней панели саркофага керамит был наиболее плотным, и броня держалась. Орк вызывающе забрался на упавшую статую Жиллимана, что ранее изображала примарха углубившимся в чтение Кодекса Астартес. Молкис заставил свою лазпушку открыть огонь, и словно психический палец сжался на спусковом крючке. Сверкнул двойной разряд багрового цвета, освещая тёмные углы собора, и рассек орка пополам.
Космодесантники четвертой роты бросились в бой вместе с Молкисом, болтерный огонь рассекал внутреннее пространство собора. Орочьи тела взрывались и разлетались ошметками. Воинов возглавлял капитан Сехарра, высоко держа свой силовой меч подобно маяку, чтобы они следовали за ним.
Обе стороны столкнулись в центре собора: орки, хлынувшие сквозь пролом, и Обсидиановые Глефы, несущиеся им навстречу. Огонь косил орков десятками, но они продолжали напирать из-за упавшей стены как вытекающая из раны кровь. Плоть столкнулась со сталью, когда они врезались в космодесантников, их мясницкие ножи поднимались и опускались, а пушки палили в упор.
Каждый из Обсидиановых Глеф стоил десятка орков, но в этой схватке, казалось, на каждого космодесантника приходилась сотня. В ближнем бою они могли окружить космодесантников и повалить их, и Обсидиановых Глеф захлестнули волны зеленой плоти. Сехарра своим двуручным силовым мечом вырезал вокруг себя большую кровавую полосу, образовав око в центре бури орков.
Вокруг ног Молкиса кишели зеленокожие. Один из них держал в руках грубый огнемет и засмеялся, похрюкивая, когда отрегулировал клапан так, что сопло плюнуло режущим копьем сине-белого пламени. Кожа орка была опаленной дочерна, ниже пары поцарапанных защитных очков для сварки его жёлтые клыки обнажились в довольной гримасе. Он, должно быть, радовался своему намерению вскрыть саркофаг Молкиса и выдрать оттуда искалеченную плоть.
Молкис схватил орка своим силовым кулаком. Невральная ответная реакция силовых приводов руки дала ему ощущение того, что это двигалась его собственная, давно атрофировавшаяся рука. Он поднял орка в воздух – так, чтобы его товарищи-зеленокожие могли это увидеть – и раздавил его своим силовым кулаком. Молкис почувствовал сопротивление костей орка, трещащих как залп выстрелов, и бросил искромсаное тело на пол собора.
Спаренная лазпушка Молкиса превосходно подходила для пробивания танков и брони, но в случае с толпой врагов она могла сбить только одного или двух за раз. Поэтому в этой схватке Молкис полагался на свой силовой кулак, свои массивные ноги и бронированную массу, что они несли. Его торс развернулся на поясе, несясь со скоростью, которой орки не ожидали, и он сбил горстку тех, что пытались вскарабкаться ему на спину. Он переступил через них и растоптал их, под тяжестью дредноута плоть и кости превратились в желе.
Молкис почувствовал теплую кровь орка, брызнувшую на него. Он выхватил меч и отрубил голову, руку, кисть, как он делал с тех пор, как зеленокожие пробили брешь в Маликанских Вратах. Один из них попытался подкрасться сзади, но он перебросил его через плечо и прижал к земле, приставив свой болтер к подбородку орка и снеся ему верхнюю половину черепа.
– Хорошее убийство, брат мой! – выкрикнул магистр ордена Текелон, отсалютовав своим силовым копьем через всё поле боя. – Таким образом, Молкис посрамил нас всех числом смертей, что он пожал! Я больше не буду держать с тобой пари на то, кто больше убьет за день!
– Я предложу вам прекрасные условия, магистр ордена, – ответил Молкис, пробив широкую влажную дыру в ещё одном орке, пробиравшемся к нему через трупы. – Если вы примете их!
Молкис почувствовал незначительное, сродни настырному насекомому, дерганье в своей руке. Он посмотрел вниз и увидел скаута Десаана, чье лицо было исполнено беспокойством.
– Брат Молкис, сосредоточьтесь! Взгляните, что происходит вокруг! Зеленокожие снова собираются!
Нет, подумал Молкис. Он не сражался с орками боевым ножом и болтером, как это было много веков назад. Он погребен в этом дредноуте. И магистра ордена Текелона тоже не было. Он умер вскоре после погребения Молкиса, и сейчас магистром Обсидиановых Глеф являлся Мидниас.
Как просто оказалось это забыть.
Первую волну орков отбили от собора. Пол был скользким и блестящим от их крови. Обсидиановые Глефы оттаскивали своих павших от передовой, когда со стороны орков просвистело несколько разрозненных выстрелов, попавших в колонны. Некоторые из павших были ранены, братья помогали им подняться на ноги – другие же потеряли сознания или хромали. Некоторые из них, разорванные и обезглавленные, несомненно погибли.
Мертвецы орков исчислялись сотнями. Их тела устилали каменные скамьи и кучами лежали возле стен. Но ещё больше ксеносов только присоединялись к битве, скандируя свои боевые кличи по ту сторону пролома, готовясь штурмовать его снова и погубить ещё несколько космодесантников ценой десятков своих собственных жизней.
– Держите двери! – приказал капитан Сехарра. – Отступите, чтобы они смогли заплатить за это кровью!
Обсидиановые Глефы построились вокруг арки, стягивая сломанные скамьи в баррикаду и вставая на колени в огневые шеренги подобно расстрельной команде.
– Ну же, брат, займите свое место, – сказал Десаан. Скаут всё ещё держался за руку Молкиса с лазпушкой. Молкис позволил отвести себя к бреши в шеренге, где колонна арки рухнула под огнем орков.
– Как поживает брат Молкис? – спросил скаута Сехарра.
– Готов к бою, – ответил Десаан.
Сехарра посмотрел на Молкиса, на его лице отразились определенные сомнения.
– Мы нуждаемся в вас, брат Молкис. Здесь и сейчас. Смотрите на врагов перед вами и на боевых братьев рядом с вами.
– Я могу, – произнес Молкис. Его синтезированный голос звучал низко и скрипуче, как трущиеся друг о друга камни, и для дредноута было потрясением услышать его вместо того голоса, которым он говорил с капитаном Текелоном.
Это было больше трехсот лет назад, напомнил себе Молкис. Текелон мёртв, а Молкис больше не человек.
– Мы будем с вами, капитан, – сказал Десаан.
– Братья моей роты также смотрят на тебя, – произнес Сехарра. – Нет нужды сражаться с врагами, которых не существует. У нас их уже и так достаточно.
Из пролома донесся продолжительный боевой клич, представлявший собой мешанину голосов тысяч орков. Один из них, гортанный и громкий, как вокс-мегафон, перекрыл скандирование. Прочие зеленокожие эхом отзывались на крики главаря, и песнопение стало интенсивнее. В проломе появилась одинокая фигура орка – огромного, в два раза выше его товарищей-зеленокожих, и одетого в рваную противоположность боевой экипировки. На его голове красовалась шляпа имперского адмирала, с по-прежнему торчащим в кайме пером. Его плечи представляли собой сплющенные стальные пластины, на которых, как парча на эполетах офицера, висели сотни жетонов имперских гвардейцев. Рот зеленокожего был забит позолоченными клыками, поверх покрывающей одну глазницу рубцовой ткани он носил повязку. В одной руке орк сжимал флотский кортик, предположительно украденный у офицера линейного флота сектора. В другой – огромный, грубый огнемет, достаточно большой, чтобы сваривать вместе части звездолёта.
Брюхо зеленокожего было выдрано, возможно, из-за травмы, возможно, специально. На месте исчезнувших органов находилась плюющаяся огнем круглая топка, подсоединенная к огнемету толстой ребристой трубой. За решетчатой дверью на животе орка горела топливная масса. Орочьи губы растянулись в улыбке, и за золоченными клыками вспыхнуло пламя.
Сердца Молкиса забились, когда встроенный в его саркофаг целеуказатель обвел зеленокожих красным, и он поднял свою лазпушку, чтобы открыть огонь. Но орочьий пират взревел, и вокруг него столпились десятки, заслонив от выстрела. Обсидиановые Глефы открыли огонь одновременно с Молкисом, Сехарре даже не пришлось отдавать приказ. Эти орки были элитой, вооруженной и бронированной до зубов, и потому выдержали первый залп болтерного огня, лишь десяток или около того упали замертво. Они взревели, перепрыгнув через каменные скамьи и сблизившись с Обсидиановыми Глефами.
– Они не должны взять этот пролом! – закричал в вокс-сеть Сехарра. – Они не должны закрепиться на священной земле!
К позиции Молкиса протопал орк в полном комплекте механической брони. Его броня была насмешкой над доспехами Космодесанта: грубая и массивная, выбрасывающая фонтаны гидравлической жидкости при поглощении цепочек болтерного огня своими пластинами, иссеченными пулями. Только верхняя половина лица орка оставалась открытой, нижнюю закрывала массивная стальная челюстная пластина с пропиленными в ней зазубренными клыками.
Молкис вышел вперед из-под прикрытия арки. Подобного врага нельзя принимать на его условиях, выжидая и, тем самым, позволяя ему ударить со всей силой. Так гласит Кодекс Астартес. И Молкис следовал ему дословно, когда врезался в бронированного орка, сбив его на землю весом своего саркофага и вбив свой силовой кулак в его тело.
Орк поймал кулак дредноута, когда тот опустился. Ксенос был достаточно силен, чтобы остановить кулак, пока Молкис вжимал его вниз. Глаза орка сузились в красные щелки, когда Молкис надавил сильнее, взяв верх над орком благодаря осколку размолотого оружия.
Главарь зеленокожих рассмеялся. Молкис щелкнул линзами, направив их в сторону пролома, где тот по-прежнему стоял, окруженный бурлящей массой орков, вырывающейся через пролом. Среди них было несколько менее бронированных орков, что несли не пушки или клинки, а связки грубых брусков взрывчатки с зажженными, шипящими фитилями. Тела этих орков покрывали влажные шрамы, как будто они происходили из подневольной и измученной касты, предназначенной для самоубийственных задач.
– Вероломство! – закричал по вокс-сети голос. – Они разнесут здесь всё!
Всё больше несущих взрывчатку орков складывали её на полу собора. Молкис приостановил раздавливание бронированного орка на достаточный срок, чтобы прицелиться в одного из них, чье лицо было наполовину освежевано до костей и который нес на спине ящик зажженной взрывчатки. Молкис выстрелил парными копьями багрового света, и орк исчез во вспышке огня и обломков. Ударная волна от взрыва обрушилась на Молкиса и по его корпусу загремели осколки камня.
– Сбейте их! – приказал Сехарра. – Не дайте им...
Его голос потонул в трех последовавших друг за другом взрывах, прокатившихся по собору. Колонны рухнули. Из разбитого потолка полились чёрные потоки камней. Молкис повалился набок, когда пол под ним сместился.
Во всей этой суматохе он увидел кричащего скаута Десаана, но шум был настолько обширным, что Молкис не смог разобрать его слова. Десаан отдалялся – нет, это Молкис падал, его бросало из стороны в сторону. Пол погружался в расположенные ниже склепы. Мимо дредноута падали Обсидиановые Глефы и орки. Бронированный орк погиб, раздавленный Молкисом, либо разбившись в катакомбах.
Тьма сомкнулась вокруг него. Падающие камни молотили по корпусу Молкиса. Теперь он услышал – рев разрушающегося собора, смешанный с хохотом орочьего военачальника, смехом над учиненным им разрушением.
Очередной взрыв сотряс собор. Упала колонна, увлекая за собой разбитую опору. Одна из рук статуи Жиллимана упала в склепы мимо Молкиса.
– ...аем! Отступаем! – приказал Сехарра. Вокс-сеть была заполнена статикой, и Молкис едва мог разобрать слова. Стрельба наверху мелькала туда-сюда, пока Молкис пытался сместить свой вес и снова подняться.
Потолок наверху накренился и раскололся. Посыпались камни. Люди и орки кричали, когда их давило. Поток обрушился на Молкиса так жестко, что иная, более глубокая тьма опустилась на его глаза.
Сумеречный Шип пронизывали помещения, одни представляли собой огромные залы собраний и тренировочные арены, другие – крошечные кельи или святыни героев, чьи именные надписи были всем, что осталось от них в памяти ордена. При создании интерьера крепости природные вулканические туннели расширили, каждый из них сконструировали с умом, для защиты от захватчиков – с тупиками, петлями, ложными шлюзами, ведущими к смертельным зонам. Но ни одна крепость не является полностью неприступной. Сумеречный Шип сдавался, комната за комнатой, дверь за дверью.
– Даруй нам опустошение, владыка Жиллиман, – произнес магистр ордена Мидниас, опустившись на колени перед памятником Ваевиктис<sup>[1]</sup>. Помещение с памятником расширяли множество раз, чтобы вместить стазисные камеры, в которых были выставлены оружие и доспехи, снятые с поверженных врагов. Одна содержала тонкую кристаллическую винтовку эльдарской конструкции, другая – хохлатый череп огромного боевого зверя, выпущенного тау. Некоторые хранили осколки брони, снятой с совращенных варпом врагов, бережно удерживаемые в психических оберегах.
– Дай нам мудрости, чтобы обрушить его на наших врагов. Даруй нам ненависть, владыка Жиллиман. Дай нам самоконтроль, чтоб овладеть ей в качестве оружия. Даруй нам избавление от смерти, владыка Жиллиман.
Скаут Десаан подождал, пока молитва не завершилась. Только когда он, наконец, вошел в комнату, он увидел других Обсидиановых Глеф, стоящих во мраке, а среди них – капитана скаутов Терундила своей собственной, десятой роты.
– Скаут, – произнес Мидниас. – Ты прибыл сообщить мне, что брат Молкис погиб.
– Именно, – ответил Десаан. – Зеленокожие обрушили собор. Молкиса погребло под завалами. Капитана Сехарру доставили в апотекарион, они говорят...
– Я знаю о Сехарре, – сказал Мидниас. – Я хотел услышать о потере нашего дредноута от того, кто видел это своими собственными глазами. Я в курсе о недавнем своенравии Молкиса. Если бы его изолировали, он, возможно, не вернулся бы к нам без того, кто направлял бы его, как это сделал ты. Теперь я уверен.
– Выбор должен быть сделан, – сказал капитан шестой роты Эльхалил.
– И я единственный, кто может это сделать, – произнес Мидниас.
– Вы знаете моё мнение, магистр ордена, – сказал Эльхалил. – Для меня эта точка была достигнута в тот момент, когда первый зеленокожий ступил на Обстирию. Мы должны...
– Нет никаких "должны" и "не должны", – отрезал Мидниас. – Есть слово Кодекса Астартес и уверенность, данная мне всей жизнью, проведенной в сражениях. – Мидниас посмотрел в тени, и Десаан увидел там ещё одного космодесантника, в лоснящейся красной броне вместо чёрных доспехов Обсидиановых Глеф. – Возможно ли это сделать?
– Возможно, – ответил технодесантник Джаван. – Хотя я всем сердцем молю вас не просить меня об этом.
– А что говорит тебе твоё сердце о защите этой земли от чужаков? – потребовал Эльхалил. – Что может быть важнее этого?
– Выживание души нашего ордена! – ответил Джаван. – Тысяч лет, что будут потеряны! Некоторые нейронные связи почти полностью деградировали. С учетом прошлогодних показателей радиации, нельзя сказать, как долго...
– Я скажу тебе, как долго! – выкрикнул Эльхалил. – Столько, сколько понадобиться зеленокожим, чтобы пробить себе путь через нижние уровни в хранилища! Как ты можешь не слышать их? Пока мы тут говорим, они прорываются через Шип. Этот военачальник Огнебрюх припас в резерве десять тысяч жизней, чтобы излить их все в катакомбы и заполнить Шип плотью зеленокожих до краев. Если, конечно, орки, что захватили ангары истребителей, не попадут сюда раньше. Вот сколько проживет душа этого ордена, прежде чем он угаснет!
– Хватит, братья мои, – произнес Мидниас. Ему не пришлось повышать голос, чтобы успокоить спор. – Обстирия – жестокий мир, и слова Кодекса связали нас с путем, что причинил много вреда тем, кто наиболее ценен для нашего ордена. Но Эльхалил прав. Хоть это и может стоить нам всего, но мы должны сопротивляться. Не потому, что наша гордость требует от нас отбросить захватчиков, а для того, чтобы остановившиеся здесь орки не присоединились к боевым флотам, наводнившим сектор. От нас зависит больше жизней, чем наши собственные, и даже наших великих героев. Есть только один выход.
Десаан посмотрел на лица Обсидиановых Глеф. Джаван был убит горем, хоть и пытался скрыть это. Десаан никогда не видел такого горя в космодесантнике, не говоря уже о технодесантнике, который должен был выглядеть как машины, о которых заботился. Эльхалил же, несмотря на всё свое бахвальство, казалось, согнулся под тяжестью решения Мидниаса.
– Иди в хранилище, брат Джаван, – сказал Мидниас. – Возьми с собой всех, кто тебе нужен. Пробуди их. Пробуди их всех. Быть может, Жиллиман направит нашу руку.
Десаан никогда не видел хранилище изнутри. Кроме воинов ордена с высшими званиями да обслуживающих его технодесантников, очень немногие когда-либо попадали сюда. Капитан скаутов Терундил поманил Десаана за собой, когда Джаван набирал в хранилище команду Обсидиановых Глеф, и Десаан сразу понял, какова будет его цель.
Хранилище было оковано холодной сталью, единственное помещение Шипа, чьи стены не являлись природными скалами горы. Ручейки конденсата замерзали бусинами льда на криобашнях, стоящих подобно колоннам собора. Они источали ауру такого глубокого холода, что вдыхаемый Десааном воздух казался хрупким, как будто мог разбиться в его горле.
Здесь стояли двенадцать огромных пьедесталов, каждый из которых был увенчан колыбелью архаичной техники и окутан холодным паром. В одиннадцати таких колыбелях стояли дредноуты, чёрную броню каждого покрывали геральдика и боевые награды, охватывающие тысячи лет истории Обсидиановых Глеф. Двенадцатый пьедестал был пуст, ибо приписывался брату Молкису.
Несколько сервиторов вышли из углов комнаты, когда Джаван прошел между пьедесталами. Он отдал им приказы на стремительном машинном канте, и они поспешили заняться дредноутами. Основой каждого сервитора было тело человека, чью память стерли и перепрограммировали, а конечности заменили тяжелыми манипуляторами и инфощупами.
– Брат Десаан, – произнес Джаван. – Твоей основной задачей было содействовать Древнему Молкису в его опеке, верно?
– Верно, – ответил Десаан. – Я видел, как он пал.
– Наши старшие братья тоже нуждаются в содействии, – сказал Джаван. – Я не знаю, известно ли тебе о проклятии Обстирии.
– Проклятии?
Джаван активировал контрольный штифт на боку ближайшего пьедестала. Гидравлика зашипела, когда дредноут наверху перенес свой вес на огромные металлические ноги. Кабели отрывались и истекали охлаждающей жидкостью.
– Радиации, – сказал он.
– Конечно, – ответил Десаан. – Обстирию нельзя заселить обычными гражданами. Но наши аугментации защищают нас от излучения.
– Как и физиология орков, – произнес Джаван. – Но, полагаю, кое-что о нашем мире тебе ещё не поведали. Неудивительно. Это нелегко выслушать.
Сервиторы завершали те же процедуры у других пьедесталов. Комната содрогнулась, когда одиннадцать дредноутских силовых установок заурчали в действии. Вспыхнули корпусные прожекторы. Дредноут на пьедестале Джавана покачнулся, сделав шаг вперед и выдрав оставшиеся кабели и провода. Его пикт-линзы зажужжали при фокусировке.
– Реклюзиарх Венгис, – донесся скрипучий, стальной голос из саркофага дредноута. – Я сломлен телом, но вновь стою подле своих братьев.
– Брат Карулак, – произнес Джаван. – Боюсь, вы ошибаетесь. Я не реклюзиарх Венгис. Он мертв последние четыреста лет. Я – технодесантник Джаван. Теперь нами командует магистр ордена Мидниас. Вы помните, брат?
– Что это? – раздался металлический ответ, окрашенный гневом. – Венгис вытащил меня из огня в Кефалонской долине. Я обязан ему жизнью. Кто убил его? Как мне взыскать отмщения?
Джаван активировал другую панель на консоли пьедестала. Карулак осел вниз на своей гидравлике, и Десаан узнал эффект психологических стабилизаторов, выпущенных в кровоток пилота.
– Сосредоточьтесь на том, что вокруг вас, брат, – сказал Джаван. – Время затуманило ваш разум. Не позволяйте ему блуждать. Ваш орден нуждается в вас.
– Что за проклятие? – спросил Десаан.
– Плоть космодесантника непроницаема для радиации Обстирии, – ответил Джаван, продолжая работать с управлением. – Но нельзя сказать того же о всех наших технологиях. Соединение саркофага дредноута с его пилотом использует технологии, которые нельзя воспроизвести. Но под воздействием излучения этой планеты данные связи деградируют, а вместе с ними и способности мозга пилота. Кодекс Астартес требует, чтобы один из дредноутов нашего ордена стоял на страже крепости, но каждый час такого воздействия сокращает жизнь дредноута. Здесь, в спячке, они защищены. Но когда они активны на Обстирии, деградация продолжается, и чем она хуже, тем быстрее скорость распада.
– Они умирают? – спросил Десаан.
– Медленно, – сказал Джаван, – но да, они умирают.
– Сколько им осталось?
Джаван взглянул на ряд отметок на саркофаге Карулака. Они выглядели довольно скромно на фоне геральдики и нарисованных на пластинах брони меток убийств. Десаан вспомнил подобные отметки на брате Молкисе, но никогда не думал поинтересоваться, что они означают. Цифры на высоком готике отсчитывали дату.
– У Карулака четыре года, – ответил Джаван. – Пока мы говорим, они убывают. У некоторых времени больше, у большинства же – меньше.
– А у Молкиса?
– Больше. Дредноуты сменяют друг друга в почетном карауле, когда начинают деградировать и их служба длится год или более. После этого его отправят обратно в это хранилище, ждать своей очереди. Каждый следующий раз будет короче, пока его соединения не разъест, но Кодекс требует этого от нас, а слово Жиллимана должно соблюдаться.
Карулак бросился вперед, протопав вниз с пьедестала. Сервиторов раскидало в стороны, когда развернулась штурмовая пушка дредноута.
– Брат! – закричал Десаан. – Древний брат! Слушайте мой голос и не позволяйте теням прошлого одолеть вас! Теперь вы лежите в саркофаге дредноута, так как были смертельно ранены и возвращены из-за грани. Прошли годы, и теперь новые боевые братья носят цвета Обсидиановых Рыцарей, но наша цель и наши враги остались прежними.
Карулак остановился и повернулся к Десаану.
– Брат-скаут, – раздался голос Карулака. – Может ли это быть правдой?
– Посмотрите вниз, древний, – сказал ему Десаан. – Вы несете не болтер и цепной меч, а кулак и пушку машины войны. Несмотря на это, вы всё ещё один из нас, Обсидиановая Глефа, сын Жиллимана и названный воин Императора. Ничего действительно важного не изменилось.
– Да, – произнес Карулак. – Теперь я вижу. Я помню. Я пал, и погрузился в сон, но теперь я пробудился. Созван ли крестовый поход? Иду ли я на войну?
– Увы, это война, а не крестовый поход. Враг пришел к нам. Сумеречный Шип в осаде орков!
Сильный грохот прокатился по хранилищу. С дальнего пьедестала свалился сервитор, и, сломанный, распростерся на полу. Посыпались механизмы. С потолка сорвался блок охлаждающей жидкости, когда один из дредноутов, чья матовая броня была инкрустирована позолоченными орлиными крыльями и увешана шипастыми цепями, рухнул со своего спального места в центре хранилища. Его силовой кулак модифицировали, чтобы он мог держать весьма негабаритный силовой меч, а его стрелковая рука несла тяжелое плазменное орудие. С одного плеча свисало знамя с геральдикой в виде двух клинков, перекрещенных сверкающей молнией.
– Что это за ересь? – проревел дредноут. – Орк оскверняет Сумеречный Шип? Обстирия стенает под поступью чужаков? А мы до сих пор стоим здесь, как безмозглая добыча! Я не оставлю орде ксеносов ничего, кроме крови и страданий, и когда я закончу, каждый орк будет в ужасе кричать при упоминании Обсидиановых Глеф!
Дредноут имел те же отметки, что и Карулак с Молкисом. Ему недолго осталось. Несколько часов.
Возможно, меньше.
– Такова судьба ксеносов! – закричал дредноут. – Да обрушится на них гнев Фульминоса!
Когда он упал, то оказался в мире боли, великом океане агонии, поглотившей его.
Он бывал здесь и раньше. И превозмогал. Его тело разбивалось не раз. Воспоминания о той боли пронзили его как копье, проникая в его разум подобно огню, жгущему его конечности.
Но он воскрес. Он не умер. Преодолел боль. Брат Молкис ухватился за этот факт и крепко вцепился в него, используя его как якорь, чтобы перетащить себя. И боль растворилась в конкретных воспоминаниях, фигурах и звуках, что были там, когда он последний раз пал так низко.
Он вспомнил Кракен. Своим числом тираниды затмили небо над полуостровом пролива Дэвилин. Сотни тысяч воинов-организмов высадились из похожих на китов зверей-носителей, находившихся на низкой орбите. Среди них, наряду с крылатыми организмами роя, чьи крылья напоминали таковые у летучей мыши, были огромные пузыри хитина и кости. Там, где они сталкивались со скалами полуострова, массивные организмы войны прорывали себе выход, живые осадные машины ощетинились симбиотическими орудиями. Отделение Молкиса оказалось в тени одного из таких зверей: четвероногого, с массивными ковшеподобными бивнями, способными перевернуть танк, и парой огромных кос, крепившихся к его передним конечностям. Из подрагивающих мешков вокруг его горла вырывался рой кислотных спор, а костяные трубки, расположенные вдоль его ребристой спины, стреляли гроздьями шипов, как минометы.
Молкис приказал атаковать. Он был сержантом, ветераном, и Обсидиановые Глефы вокруг него последовали бы за ним в сам варп, если бы он отправился туда. Зверь взревел, истекая ихором из сотен ран, когда в него впился болтерный огонь. Молкис приблизился к твари, чтобы погрузить острие своего цепного клинка в её глаз, когда та покачнулась под залповым огнем.
Но она была быстрее него. Слишком быстрая для существа такого размера. Её коготь косой прошелся по нему и, как только воин упал на землю, пробил керамит на его брюшине. Сильный холод его кромки разлился по туловищу космодесантника...
Нет. Молкис подавил воспоминание. Не оно привело его сюда. Это было до того, как он пал в последний раз. Кракен подкосил его, но он выжил и продолжил воевать.
Зеленокожие попытались сделать то же, что и Кракен. И, как и тиранидским организмам войны, оркам это не удалось. Они похоронили его в чёрной яме боли и оставили там умирать, но они не знали, кто он такой. Он – Молкис, клинок в руке Императора, сын Жиллимана и хранитель Обстирии. Во время своего посвящения он такое выстрадал от рук своих собственных боевых братьев, что никакая злоба орков не могла с этим сравниться. Он не может умереть. Его нельзя сломить. Он – Молкис.
Тьма отступила. Молкис овладел болью и собрал её в полости внутри груди, между двумя сердцами. Он оттолкнул её так же, как камни под своими ногами. Осколки булыжников покатились перед его лицом. Громадная тяжесть над ним снова сместилась, и он принял её на плечи, стараясь отпихнуть подальше от себя.
Над ним раскрылась трещина света. Он вспомнил, где находился. Обстирия, родной мир его ордена. Сумеречный Шип. Орки пробились в крепость и Собор Победы пал.
Но не Молкис. И не Обсидиановые Глефы. Пока жив хоть один из них, оркам придется биться за каждый камень и каждую плиту.
Молкис взревел. Он тяжело вздохнул, оттесняя обложившие его камни. Плита на вершине его корпуса соскользнула, и он освободился, чтобы выбраться из ямы. Найдя опору, он потащился через разрушенные уровни катакомб. Мимо него проносились старые кости и саваны. Он поднялся из катакомб, в то немногое, что осталось от собора.
Молкис чуть не плакал. Собор рухнул. Там, где когда-то находился потолок, теперь был грубый камень Сумеречного Шипа. Сохранились лишь несколько кусков декоративной резьбы и наверший ложных колонн. Статуя Жиллимана исчезла под упавшими камнями, что заполонили помещение. В конце собора, где стояла статуя, наружу вел массивный пролом, через который свистел холодный ветер.
Место смердело зеленокожими. Протянутая рука орка всё ещё билась между двумя упавшими потолочными плитами. Отвращение Молкиса перебороло печаль. Зеленокожая погань пробилась в Сумеречный Шип через собор. Прямо сейчас они бесчинствовали по всему Шипу, стремясь убить его братьев и осквернить наследие его ордена.
Но, по крайней мере, жив хоть один из Обсидиановых Глеф. Несмотря на то, что орки уже сделали, они ещё не победили.
Боль всё ещё накатывала на брата Молкиса. Он чувствовал себя неуклюже и плохо ориентировался, как если бы его вес многократно увеличился, а он управлял своим телом издалека. Но это не удержит его от борьбы. В одной руке он держал болтер, хоть и был похоронен и оставлен умирать Обсидиановой Глефой, что никогда не будет вооружен. Если понадобится, он будет сражаться кулаком другой руки, чтобы сбивать и сокрушать любого зеленокожего, что встанет у него на пути.
Он услышал выстрелы наверху. Его сердца екнули, и он забыл о боли, потому что был не один. Другие боевые братья ещё живы. А затем на него сверху снизошел свет, как в сцене на витраже, изображавшей пророчества о конце времен. Молкис услышал пение тысячи хоров, и среди пыли и дыма уловил сильный аромат ладана.
– Пришло Время Конца! – прокричал Молкис. – Зеленокожие были вестниками врага. Обстирия станет полем вечной битвы. И я здесь, дабы сражаться вместе с тобой, мой Император! Брат Молкис здесь!
И, словно в ответ на его слова, из глубин Сумеречного Шипа заревел голос. Голос, что Молкис никогда не слышал, но который казался ему голосом давнишнего друга.
– Да обрушится на них гнев Фульминоса!
Ночью пал нижний генераториум. Орочьи пираты Огнебрюха тысячами штурмовали помещения с плазменными генераторами. Девятая рота Кешумы остановила их наступление массивными залпами огня тяжелых орудий, но заплатила за это самими плазменными генераторами. Охладительные трубы и концентрационные сосуды пробило шальными болтами, и нижние уровни Шипа – подземелья и катакомбы у подножия горы – затопило жидкой плазмой. Были сожжены тысячи орков, но вместе с тем замолкли автоматизированные системы защиты, прикрывавшие верхние склоны.
Воздушные силы Огнебрюха, подобно стаям саранчи, появились из-за гор вокруг Шипа. Ветхие истребители-бомбовозы сбросили на зубчатые вершины грозди бомб, взорвав открытые огневые позиции и сторожки. Ещё тысячи орков высадились из транспортных судов – на каждого нашедшего точку опоры на верхних склонах приходился один сорвавшийся в долины, к основанию Шипа, но всё же армия зеленокожих сумела закрепиться среди разрушенных укреплений. Орки-десантники, уже захватившие авиационные ангары Обсидиановых Глеф, вместе с этими новыми силами присоединились к осаде верхних подходов. Среди гнезд Сумеречного Шипа Обсидиановые Глефы сплотились вокруг магистра ордена Мидниаса, возглавившего оборону.
И Мидниас привел с собой последнее оружие, что мог предоставить арсенал ордена – древних из хранилища, дредноутов, одиннадцать из них обрушились на горные зубцы волной безжалостной стали.
Молкис шел по пути учиненного орками хаоса. Они содрали гобелены из Галерей Интенданта, изображавшие гибель Зверя Венгора от рук Обсидиановых Глеф. Они сорвали скульптурные панели в дуэльном зале, отражавшие сцены из жизни Робаута Жиллимана. Сбросили двуручный меч магистра ордена Эрберана со своего места на алтаре Храма Предков. У орков было инстинктивное чувство того, что является прекрасным и священным – даже для других видов – и столь же сильное желание уничтожить это.
Молкис чувствовал, как ненависть разгорается в его сердцах. Вид павшего брата-Обсидиановой Глефы заставил этот огонь резко вспыхнуть. Боевого брата повалили и разделали мясницкими ножами. Должно быть, понадобилась сила десятка зеленокожих, чтобы вскрыть его керамитовую броню. Ещё одно тело, изрешеченное пулями, лежало у подножия лестницы, ведущей к Рассветному Бастиону. Мёртвых орков также было немало, но всё же недостаточно, чтобы отомстить за смерть воина.
Сверху донеслись звуки битвы. Рассветный Бастион вмещал одну из зенитных батарей и вел к зубцам, расположенным на верхних склонах. Если орки закрепятся там, Обсидиановым Глефам придется сражаться с ними и сверху, и снизу. Молкис поспешил вверх по лестнице – он по-прежнему ощущал влияние своих недавних испытаний, ибо чувствовал себя нестабильно, словно опасаясь кувырнуться при каждом шаге. Даже тень, отбрасываемая им от горящего на стене гобелена, казалась огромной и деформированной.
Молкис достиг бастиона. Холодные радиационные ветра Обстирии хлестали по абсолютно чёрной стене Сумеречного Шипа. Узкая зубчатая конструкция была забрызгана кровью зеленокожих. Ниже нее, неподалеку, находились изрыгающие дым обломки орочьего истребителя, лежащие в окружении обугленных трупов. Сотнями метров ниже столпились тысячи орков, дерущихся за непроницаемые шлюзы, ведущие к нижним уровням, или стекающиеся к проломам, проделанным во время осады.
Молкис различил звук цепного клинка, продирающегося через плоть. Он завернул за угол и его взору предстала картина, которая обратила вспять пылающий в его груди гнев.
– Брат! – выкрикнул лорд Фульминос, обезглавив очередного орочьего пирата взмахом своего чёрного зеркального меча. – Боюсь, мы уже сняли все сливки с орочьей погани! Но, возможно, они ещё могли приберечь для тебя немного веселья!
Молкис не сдержал улыбки:
– Благодарите Жиллимана, что я дал вам фору, – сказал он, – ибо, боюсь, вы можете не поспеть за счетом этой Глефы!
Герои ордена вернулись.
Конечно же, их вел лорд Фульминос, ведь он был величайшим воином, когда-либо носившим блестящие чёрные цвета Обстирии. Мастерский дуэлянт, Фульминос выискивал каждого вражеского чемпиона, когда-либо противостоявшего ему на поле боя, и вступал с ним в схватку. Он великолепен, его броня инкрустирована украшениями, заслуженными сотнями выдающихся убийств, его зеркальный меч – реликвия веков, предшествовавших Ереси. Фульминос, в отличие от большинства космодесантников, не был обезображен боевыми шрамами, его орлиный нос, ярко-голубые глаза и гладкие волосы сохранили первозданную красоту. Если бы какой-нибудь скульптор создавал икону для товарищей-космодесантников, за которой они последовали в битву, она выглядела бы как лорд Фульминос.
Брат Карулак, герой Аксийского хребта, обрушивал залпы из своего трижды освященного штурмболтера на орков, пытающихся перебраться через зубцы рядом с ним. Капитан Гарликан, пострадавший от пыток эльдарских пиратов и сбежавший с остальной частью ордена, чтобы сжечь их флагман, замахнулся своим палашом на группу атакующих орков, и одним ударом разрезал надвое трех из них.
Орочья гримаса появилась над зубцом рядом с Молкисом. Он схватил его свободной рукой, и такова была его ярость, что череп треснул под его пальцами. Молкис отбросил тело в сторону и выпустил залп выстрелов в другого орка, попытавшегося обойти Гарликана со взрывпакетом в руке. Выстрелом орка пробило насквозь, тело испепелило, а обугленные куски увлекло режущим ветром.
Гарликан отсалютовал Молкису. Хотя эти двое никогда не встречались, а их службы в роли Обсидиановых Глеф разделяли две тысячи лет, подсознательно они все равно оставались боевыми братьями.
Лорд Воркиас, магистр ордена, искалеченный на борту космического скитальца ''«Икона Разврата»'', выпадом меча пронзил нагрудник гигантского бронированного орка. Луканас Кающийся, превратившийся в груду рубцовой ткани и струпьев из-за нанесенных самому себе наказаний за каждый мнимый грех, уложил всех вокруг себя шипастой силовой плетью. Молкис оказался спиной к спине с Дрекалом Мучеником – сам Молкис, будучи прошедшим мучения отбора скаутом, стал свидетелем смерти Дрекала, в одиночку удерживавшего горный перевал в борьбе против свирепых крутов. Теперь они вновь сражались вместе.
Цепной клинок Дрекала распилил орка на уровне талии. А затем Молкис сокрушительным ударом левой сбил второго орка за парапет. Его болтер разорвал на части ещё одного, пока Дрекал отпинывал лестницу, по которой зеленокожие взбирались на зубчатую стену.
– Ты уже научился драться, Молкис? – произнес с ложной издевкой Дрекал. – Или ты так и остался неопытным мальчишкой?
Молкис увидел, что сразившие Дрекала раны до сих пор с ним; стрелы и копья всё ещё торчали из разрывов в его броне.
– А вы вернулись в расцвете сил, – со смехом возразил Молкис, – или так и остались немощным стариком?
Фульминос уже стоял на холме из трупов по ту сторону зубчатой стены. Он давил под ногами искромсанных орков, когда воздел свой меч к небу.
– Блаженны мы, – воскликнул он, – коль стали свидетелями Времени Конца! Возрадуйтесь, ибо пророчества свершились! Пожалейте тех, кто сомневался, презрейте тех, кто бежал! Теперь пришло время вкусить радость битвы!
Легенды Обсидиановых Рыцарей приветствовали эти слова. Дрекал смахнул кровь со своего цепного клинка, забрызгав крепостную стену.
– Возможно, эта битва никогда не закончится, – произнес он с кровавой усмешкой.
Раздавшийся сверху рев двигателей заглушил звуки боя. Огромный летательный аппарат орков, транспортный корабль, удерживаемый в воздухе благодаря ассиметричной мешанине пылающих двигателей, пролетел над горными зубцами и разбился при посадке на верхних склонах. Нос корабля смялся, разлетевшись обломками и пламенем. Из него вылетели цепи с крючьями, дабы остановить скольжение вниз с горы, и из десятков отверстий вдоль его боков выскочили орочьи пираты. Молкис узнал их по битве в соборе – они были личными солдатами пиратского военачальника, их бросили сюда, чтобы поменять исход боя, который зеленокожие проигрывали.
Герои Обсидиановых Рыцарей отбили достаточно зубчатых пиков, чтобы их боевые братья последовали за ними вниз по склонам. Десятки Обсидиановых Глеф в облачениях четвертой, шестой и седьмой рот хлынули навстречу новой атаке орков. Они с благоговением смотрели на вернувшихся героев своего ордена.
Среди расползающихся от упавшего корабля зеленокожих разнесся протяжный боевой клич. С ними был Огнебрюх, военачальник, которого Молкис видел внизу, в соборе. Орки сплотились вокруг него, ибо для них он являлся для них таким же мощным талисманом, как Фульминос и прочие предки – для Обсидиановых Глеф. Сотни орков уже столпились около неустойчивых верхних склонов и набрасывались на Обсидиановых Глеф, выстроившихся на зубчатых пиках.
– Разбейте их о скалу нашего ордена! – закричал Фульминос.
– Теперь мы воздадим, – кричал Луканас Кающийся, – за каждый миг страданий человечества!
Брат Гиднарон, чью позолоченную броню окружало пылающее гало, развернул Штандарт Обстирии, чтобы все могли его увидеть. Он был вышит нитями, взятыми с гобеленов из горевшего во время Осады Терры Императорского Дворца, и изображал Робаута Жиллимана, дарующего власть над Обстирией первым Обсидиановым Глефам. Также Молкис различил в толпе реклюзиарха Морверна Мрачного, капитана штурмовиков Баилора и высокую фигуру Даггурона Грубого, высочайшего и широчайшего из всех Обсидиановых Глеф, чью негабаритную броню спустя много лет после его смерти на Уракаре выставили в арсенале ордена. Там был даже Силиас Хитрый, который, невзирая на свою разрушительную болезнь легких, на протяжении десятилетий продолжал разрабатывать боевые планы беспрецедентной сложности. Силиаса вернули к славе его молодости, красивым и гордым, в блестящих цветах чемпиона ордена – серебряном и чёрном.
Вернулись все одиннадцать великих героев. Разве смеет Молкис считать себя двенадцатым?
Шеренга орков мчалась к Обсидиановым Глефам. Космодесантники вскинули болтеры и открыли огонь. Переднюю линию орков изорвало в клочья, но обилие плоти и костей защитило тех, что наступали позади. Ряды противников столкнулись с таким грохотом, что около Сумеречного Шипа разразился гром. Молкис последовал в бой за Фульминосом, каждым своим ударом сминая череп, ломая хребет или сбрасывая с зубчатых пиков очередного вонючего зеленокожего. Но сила орочьего штурма заставила Обсидиановых Глеф отступить, и их ряды прогнулись, угрожая разорваться.
Гиднарон высоко поднял Штандарт Обстирии, и часть Обсидиановых Глеф последовала за ним. Их возглавлял капитан штурмовиков Баилор. Они глубоко прорубились цепными мечами и боевыми ножами в орочьи массы. Молкис увидел, куда они направляются – к самому Огнебрюху.
Если он падет, орки познают тот же страх, что испытал Молкис, увидев захваченный Сумеречный Шип. Они почувствуют его сильнее, ибо космодесантник мог сковать столь ужасную эмоцию и превратить её в гнев, с которым он бы крушил врагов. Но орки будут сломлены.
Отборные части Огнебрюха выстроились вокруг него и отбили атаку Обсидиановых Глеф. Баилор исчез где-то под тучей зеленокожих тел. Штандарт Обстирии чуть не упал, но был подхвачен остальными Обсидиановыми Глефами. Один из них, молодой и смелый, вырвался из орочьей шеренги и побежал прямо на военачальника Огнебрюха.
Фульминос взревел в сердце битвы и удвоил усилия. Линия фронта смещалась взад-вперед по мере того, как орки нахлынивали и отбрасывались защитниками. Молкис пожинал урожай смертей кулаком там, где не мог орудовать пушкой, но когда появлялось пространство для стрельбы, каждый выстрел разрывал орка на части, как будто его скромный болтер проникся яростью хозяина. Там, где погибал воин Обсидиановых Глеф, его боевые братья мстили за него десятикратно.
Сражавшийся с Огнебрюхом Глефа увернулся от удара орка и пнул военачальника в ногу. Огнебрюх упал на колено и печь в его брюхе пыхнула огнем. Секундой позже орк изверг столб пламени на Глефу, что откатился в сторону и взмахнул силовым мечом.
Когда Огнебрюх отвел руку назад, чтобы нанести смертельный удар, то молча уставился на обрубок своего запястья. Его отсеченная рука дергалась под ним на камнях, всё ещё сжимая кортик.
Воин Обсидиановых Глеф довершил дело ударом в горло. Его силовой меч пробил мышцы и хребет, выжигая жесткую, иссеченную плоть орка. Глефа крутанул меч, и голова плюхнулась набок, вися на обугленных остатках шеи благодаря полоске кожи. Глефа пинком опрокинул орка на спину и завершил убийство нисходящим ударом в грудь, измельчившим органы орка со вспышкой разрядившегося силового поля.
Ужасный крик боли поднялся над орками. Молкис увидел, как их схлынувший гнев сменился ужасом.
– Быстрее! – выкрикнул Молкис. – Прогоним их с этой горы!
И Обсидиановые Глефы, ведомые их возвращенными героями, хлынули на врага. Орки сломались и побежали, но бежать было некуда. Они нашли убежище в дымящемся остове своего рухнувшего корабля, когда Фульминос возглавил атаку прямо через их распадающийся боевой порядок, разделывая зеленокожих сотнями. Молкис следовал за ним и с хрустом топтал их под ногами, и они кинулись прочь от него, как если бы их давили гусеницами танка. Сердца Молкиса раздулись от усиливающегося смрада орочьей крови и вида падающих вниз с горы трупов.
Обсидиановые Глефы двинулись вниз по склону, стреляя на ходу и добивая раненых орков боевыми ножами или цепными мечами. Фульминос остановился около Глефы, убившего Огнебрюха и всё ещё стоявшего на коленях возле трупа военачальника.
– Хорошее убийство, юный брат, – произнес Фульминос. – Как тебя зовут?
– Мидниас, – прозвучал ответ.
Над вершиной Сумеречного Шипа взошло новое солнце, ослепительный блеск белого света, обрамленный серебром твердых пород горы. Сквозь свет Молкис разглядел далекое поле, нескончаемую равнину с бесчисленной армией, построившейся для битвы. Они были облачены в золото и держали штандарты тысячи орденов Космодесанта. Во главе их стояла титаническая позолоченная фигура Императора, чье лицо застилала энергия света. Повелитель Человечества собирался возглавить атаку, что окончится победой в последней битве.
– Кто последует за мной? – выкрикнул Фульминос. Остальные возвращенные герои присоединились к нему на верхнем склоне, на пороге света. – Брат Молкис! Ты заслужил свое место среди нас. Иди сюда, брат. Он обещает нам войну, что не закончится никогда. Ответишь ли ты на его зов?
– Могу ли я отказаться, – с улыбкой ответил Молкис, – когда есть счет убийств, который надо набрать, и братья, которых надо унизить?
Молкис пошел к вечному полю битвы. Позади него одинокий голос, едва слышимый за звуками труб и боевыми кличами воинства Императора, изо всех сил пытался быть услышанным.
– Вспомните! – кричал он. – Вспомните!
Но то был лишь последний миг сомнения, последнее испытание. Молкис ушел с Сумеречного Шипа на поле боя конца времен, дабы сразиться в битве, что положит конец всем битвам.
Скаут Десаан пробирался через затихшее поле боя. Трупы орков лежали кучами, нагромоздившись у зубцов и пушечных гнезд, там, где они пали в резне. Со смертью Огнебрюха они сломали строй и бежали, и Обсидиановые Глефы убили их с эффективностью и быстротой, присущими космодесантникам.
Десаан прошел мимо саркофага брата Карулака. Он лежал в окружении смятых орочьих тел, его бронепластины покрывала кровь. Жизненные показатели были критическими – Десаан недостаточно знал об их считывании, чтобы сразу сказать, жив заключенный внутри древний космодесантник или мертв.
Двенадцать дредноутов лежали среди орочьих мертвецов. Фульминос почти добрался до вершины крутого склона, прежде чем повалился вдали от наступления Обсидиановых Глеф. Остальные дредноуты стояли в бою подобно живым бастионам, пока так же не пали, каждый из них пожал богатый урожай орочьих мертвецов.
Десаан дошел до кучки тел орков, где рядом с упавшим саркофагом брата Молкиса стоял магистр ордена Мидниас.
– Прошу прощения, милорд, – произнес Десаан. – Я пытался вернуть его, но он не слушал. Он не вспомнил.
– Ни один из них, – сказал Мидниас. – Фульминос говорил со мной, словно я был новобранцем. Здесь, без защиты хотя бы стен Шипа, деградация прошла быстрее, чем мы ожидали.
– Молкис жив? – спросил Десаан.
– Едва ли, – ответил Мидниас. – Лишь технодесантник Джаван может сказать нам, будет ли он когда-нибудь снова сражаться. Мы должны вернуть его обратно внутрь. Собери братьев, чтобы они перенесли его в хранилище. Сопроводи его.
– Да, милорд, – сказал Десаан.
Когда Обсидиановые Глефы начали собирать обломки павших дредноутов, подошли капитаны Кешума и Эльхалил. Их роты приняли на себя основной удар во время боев за зубчатые пики.
– Лорд Мидниас, – сказал Эльхалил. – Ваши приказы?
Мидниас посмотрел на чёрные горы на горизонте.
– Это было испытание нашей обороны, – сказал он. – Огнебрюх был низшим главарем этих зеленокожих. Их настоящий командир пожертвовал им, чтобы узнать, как мы сражаемся. В следующий раз они нападут в полную силу. Ваши приказы – подготовиться к худшему.
Капитаны проследили за взглядом Мидниаса. Там они увидели великую тьму, собравшуюся среди затененных долин. Она упала с неба и распространилась по всех поверхности Обстирии подобно болезни.
Будут новые орки. И будет новая битва.
[[Категория:Warhammer 40,000]]
[[Категория:Империум]]
[[Категория:Космический Десант]]
[[Категория:Орки]]
