827
правок
Изменения
Перейти к навигации
Перейти к поиску
Нет описания правки
Возможно, именно её лицо вдохновило Брэнда впоследствии сделать то, что он сделал. Он показал слабость. Перед прыжком в варп его закрыли, показали пределы его власти и отказались от его требования на глазах у всей смены. Это выглядело, как удар по его авторитету, что, на его взгляд, необходимо было исправить. Поэтому во время следующего выхода смены на работу он нашёл обмочившегося призывника, повалил его и вырезал ножом глаз. Показав этим пример остальным, Брэнд несколько успокоился, решив, что его власть восстановлена, а дело – улажено.
== Восемь ==
Группировки и фракции, размышлял Бекет, группировки и фракции существовали везде. От адмиралов линейного флота до его товарищей-призывников на нижних палубах, всё было одинаковым. Люди находили единомышленников, формировали союзы, добивались успеха или были преданы и низвергнуты. Единственными различиями являлись ставки. Адмиралы ставили на кон планеты, корабли, карьеру и жизнь, а призывники ссорились за крошки и отбросы. У них ничего не было, и всё же некоторые сражались не на жизнь, а на смерть за обладание даже этим.
В смене Бекета нормальный общественный порядок был перевёрнут с ног на голову. Горожане Синопа, многих из которых схватили, когда правительственные солдаты подавляли протесты, по-прежнему смотрели на происходящее широко открытыми глазами, словно это всё было просто ужасным кошмаром. Они оказались в нижней части пищевой цепи. Добровольцы со всех концов планеты, отчаявшиеся люди, бегущие от голода и бедности, по крайней мере, привыкли к тяжёлому труду за незначительное вознаграждение, и поэтому стояли на ступеньку выше.
Но были и преступники, осуждённые, которых вышвырнули из исправительных учреждений Понта, и которые всплыли на поверхность этого людского моря. Они зашли дальше, чем простые добровольцы, они боролись за возможность поменять перспективу неизбежной казни на превратности жизни и смерти на службе в линейном флоте. Они быстро определяли подобных себе. Они умели использовать угрозы и страх против тех, кто ниже себя, и вести себя тише воды и ниже травы перед теми, кто выше. Единственное спасение состояло в том, что никто из верных своей природе двадцати трёх бывших заключённых в смене не знал или не доверял другим, и поэтому каждый искал перспективных подчинённых из низших рядов.
В первые дни несколько из этих группировок проявляли интерес и к Бекету. Он был силён и откормлен, они могли, как минимум использовать его в качестве бойца, но Бекет держался в стороне. Он не подпускал их близко, чтобы они не узнали его тайну. Вард позаботился о том, чтобы на корабле не осталось никого, кому он мог бы доверять, и, конечно же, он не мог доверять этим выродкам, которые, не моргнув глазом, продадут его бригадирам.
И всё же без группировки Бекет опустился ещё ниже добровольцев и жалких протестующих, которые просили у бывших заключённых защиты. Он не мог в одиночку добраться до комиссара, но одновременно не знал никого, кто не предал бы его. Он оказался на дне, настоящем дне, самой нижней ступени даже этого жалкого общества.
И всё же он не был в этом совсем одинок. Были и другие: слишком слабые, отличавшиеся или независимые, чтобы найти место в зарождавшихся небольших иерархиях смены. Среди них был юноша, совсем недавно переступивший порог детства, который решил примкнуть к Бекету. Его звали Ронах.
– ''Тссс'', Вон. – Раздался из темноты шёпот. Несмотря на всё то время, что смена проводила вместе, было очень мало моментов, когда они могли просто поговорить. Не относившиеся к делу разговоры во время работы или еды влекли за собой жестокое наказание со стороны бригадиров. Единственная возможность появлялась только когда гасили свет, и многие в этом случае предпочитали сон, как более насущную необходимость.
– Вон, вы не спите? – повторил Ронах. Бекет открыл глаза. Вон было именем, которым он назвался для остальных призывников.
– Что случилось, Ронах? – как обычно спросил Бекет.
– Ничего, – пришёл знакомый ответ. Довольный, что его не прогнали, Ронах устроился рядом с Бекетом.
– Есть вопрос для вас, да, – продолжил юноша.
– Какой?
– Вы хорошо говорить на имперском, да?
– Сносно.
– Сносно вы сказать. Ха! Вы порой говорите лучше, чем бригадир, Вон. – Ронах поймал взгляд Бекета и снова перешёл на шёпот. – Я разговаривал с Санджатой и кое-кем из его людей.
– Ты разговаривал с ними обо мне? – в словах Бекета послышался гнев.
– Нет-нет, ни о чём таком. Просто болтали и всё. Санджата и некоторые из них хотят лучше выучить имперский.
– С чего вдруг?
– С чего? Вы вообще не слушаете, что происходит вокруг, Вон? Всё больше из нас говорит на нём. Санджата недолго протянет главным, если не будет знать, о чём говорят остальные.
Это было правдой. Всё больше и больше разговоров, которые Бекет слышал среди призывников, велись на низком готике, и всё меньше на любом из языков Понта. На Понте насчитывались не меньше тридцати официальных диалектов, некоторые из которых были почти непонятными для остальных обитателей планеты, не говоря уже о разнообразных региональных и социальных наречиях. Товарищей-призывников Бекета собрали со всей планеты, и никто не мог выжить, общаясь только с немногочисленными ближайшими земляками.
– И дело не только в этом. Санджата хочет учиться, чтобы знать, о чём говорят Брэнд и его бригадиры. Что говорят посыльные, другие призывники. Он хочет знать, что происходит снаружи.
– Ты говоришь вполне неплохо, почему сам не слушаешь для него?
Ронах поморщился:
– Брэнд и остальные говорят слишком быстро и пользуются кодом.
– Они не говорят на коде. Это всего лишь наречие линейного флота.
– Видите, видите? Вы уже знали. Вы – лучший учитель для него. Или учите меня, а я буду учить его. Это будет и для вас хорошо. Сделайте это, и он присмотрит за вами. Вам всё равно нужны друзья, Вон, и лучше раньше, чем позже.
Так Бекет начал учить Ронаха. Они разговаривали в темноте в самой середине отведённого для сна времени, когда было меньше всего шансов, что их подслушают. Складывалось впечатление, что Ронаху вообще не требовался отдых. Каким-то образом он защитил молодость и энергию ото всего, что его окружало и пыталось истощить. Ронах пересказывал слова Бекету, слова, которые он и другие слышали и теперь хотели понять, а в ответ Бекет узнавал обо всём, что вся смена собирала о мире нижних палуб за пределами насаждаемой им повседневности.
Вскоре после того, как они покинули Понт, начались религиозные службы. Каждый десятый день вместо работы их сначала отводили в отсек, перестроенный в импровизированную часовню для миссионерства среди опустившихся на самое дно и обездоленных. Они сидели рядами и слушали стоявшего за кафедрой проповедника чтеца, который упрекал их за грехи и молился на таинственном высоком готике. Затем одна смена уходила, и приходила другая. Для призывников это стало отсрочкой в час.
– Никакой работы, никаких кнутов, просто сиди и слушай, – вздохнул Ронах.
– Ты и в самом деле понимаешь, что они говорят?
– Кое-что, кое-что. Проповедь, да. Молитвы, нет. Мне кажется, что они не имеют никакого смысла. Но может я один такой.
– Не думаю, Ронах. Сомневаюсь, что многие тут понимают высокий.
– Но вы понимаете, да? – Бекет кивнул в ответ.
– Что он говорит каждый раз в конце? Что это означает?
– In Ius Imperator. В правосудии Императора.
– Звучит неплохо.
– Так иногда говорят о мёртвых.
Ронах испуганно хмыкнул.
– Возможно, мне тогда стоит его выучить. Возможно, я когда-нибудь скажу это над телом Брэнда.
– Ха. Не думаю, что его это будет волновать.
– Он – не человек веры. Я наблюдаю за ним с самого начала, как он стоит здесь и всё ненавидит. Папай говорит, что единственная причина, почему он терпит всё это – из-за приказов прямо с верхней палубы. Час молитвы – час, который не работает на него. Я слышал после подъёма, что он заставлял бы нас работать без сна, если при этом и ему самому не пришлось бы работать дольше, – усмехнулся Ронах. – Он не из тех людей, кто верит.
Бекет удивился, если хоть кто-то бы здесь верил.
– Этот Брэнд, – как-то начал Ронах, – он думает, что такой важный, но он – ничто. Это – большой корабль, а мы всего лишь одна смена. Есть ещё десятки, может быть больше сотни. Эскима говорит, что раз мы являемся самыми худшими, тогда бригадиры других смен должны думать, что и Брэнд самый худший, – с большим удовлетворением сказал Ронах. – Некоторые из других более важных смен не занимаются подобной дерьмовой работой. Они занимаются важной работой. Они живут хорошо.
– Доверенная команда.
– Это название! Вы тоже его слышали? Они работают по всему кораблю, а не только здесь на дне. Когда-нибудь и я покину это место и стану одним из них. Вы тоже, тогда мы оба уйдём. Мы избавимся от Брэнда и станем жить лучше, чем он, и затем он получит то, что заслужил.
– Ты вообще когда-нибудь спишь, Ронах?
– Нет с тех пор, как Брэнд наградил меня этим, – ответил Ронах, задрал верхнюю часть комбинезона и повернулся, чтобы показать Бекету спину. Её крест-накрест покрывали шрамы от кнута. Они были глубокими и частыми, некоторые успели зажить, а затем открывались снова и снова после нового избиения.
– Извини, – сказал Бекет.
Ронах наполовину пожал плечами, наполовину кивнул и опустил комбинезон:
– Не важно. Скоро мы убежим от него.
– Почему вас заботит всё это? – однажды ночью неожиданно спросил Ронах.
– А почему не должно заботить? Мы собираемся прожить здесь оставшуюся жизнь. Мы должны учиться, чтобы выжить.
– Знаю, но вас не волнует то, что происходит в смене. Вас не заботит, кто из нас самый сильный, кто с кем общается, кто хочет видеть вас на своей стороне, кто говорит с боссами. Вы волнуетесь только о том, что снаружи, вот всё что вы хотите слышать. Это говорит мне, что вы не собираетесь здесь надолго задерживаться. Я думал, что вы собираетесь убежать, но затем я спросил себя: “Ронах, ты сошёл с ума, мы на корабле, космическом корабле. Куда отсюда можно убежать”? Но тогда мне пришло в голову, что, возможно, этот человек уже бывал здесь прежде.
Бекет замер и у него пересохло во рту. Что парнишка сумел выяснить?
– Я прав, не так ли? – продолжил Ронах. – Вы уже служили в линейном флоте? На корабле? Вы уже сбегали? Возможно, вы знаете, как убежать ещё раз?
Бекет спокойно выдохнул:
– Возможно.
– "Возможно", сказал он. Ну, возможно, первый способ побега подойдёт и для второго способа побега? Возможно, да?
– Возможно, Ронах, – осторожно ответил Бекет, но для парня этого было достаточно.
– Мама предупреждала меня, что я плохо закончу. Она сказала, что если я буду водиться с бандами, то попаду в неприятности, а затем придут имперцы и заберут меня. Я никогда не слушал её, никогда не слушал. Я отвечал, что слишком быстрый и маленький. Как мелкая рыбёшка, знаете? Даже если бы они поймали меня, то выбросили бы назад, чтобы я набрал вес и подрос. Похоже, я ошибался. Похоже, стоило слушать мать, – хихикнул Ронах.
– Думал, что был в безопасности. Думал, что в безопасности. Не прошло и месяца, как они забрали меня, как они забрали и моего кузена Фрамира. Я просто решил, что имперцы и так уже забрали многих из нас и им больше не нужно. Остальные должны находиться в безопасности. Я, конечно, жалел кузена, но он сам выбрал свой путь. Он всё время влезал в неприятности. Мама всегда говорила, что однажды имперцы заберут его, и она оказалась права.
– Ну а раз они забрали и меня, значит, мама была права и на мой счёт.
– Эй, важные новости, Вон. Я кое-кого сегодня видел.
– Кого?
– Джола, я познакомился с ним, когда меня забрали. Мы были рядом, пока нас везли сюда. Я увидел его, когда мы ели, он был среди тех, кто раздавал еду, и он вспомнил меня!
– Он работает на стюарда?
– Да, да, он покинул смену! Но это не всё. Я сказал ему, что тоже хочу покинуть смену, и он попробует перевести меня к стюарду! Начну как посыльный, может быть, потом даже выбьюсь в доверенную команду. Я выберусь отсюда!
Однажды ночью Ронах пришёл к Бекету почти сразу после того, как выключили свет.
– Вон, вы должны услышать это! – Ронах едва не плясал от радости. Бекет услышал, как несколько ближайших призывников прекратили шевелиться и прислушались.
– Что? В чём дело, Ронах?
– Санджата, он услышал одну очень смешную вещь! Вы знаете о столкновениях между доверенными командами?
– Конечно. – В смене кое-что шептали об этом. Борьба за лучшее положение между доверенными командами была для них абсолютно чуждой и увлекательной, особенно когда дело доходило до редких всплесков насилия, когда сталкивались горячие головы из двух соперничающих палубных бригад. Теперь, когда офицеры проводили почти всё время, наслаждаясь жизнью на верхних палубах, физическое запугивание становилось наилучшим способом добиться самых выгодных работ.
– Санджата подслушал разговор двух бригадиров. Они говорили, что Брэнд пытался перевестись в палубную команду и едва ли не целовал в задницу их босса, чтобы тот принял его к себе.
– Говори тише, – прошептал Бекет, но Ронах не мог остановиться.
– Знаешь, что, Вон? Они сказали, “нет”! Они сказали “нет” большому страшному Брэнду. После всего его хвастовства, после всего его бахвальства, он застрял здесь с нами! О да, он большой и важный человек здесь, но для них он – никто.
Ронах выпятил грудь и сделал вид, что марширует на месте, размахивая руками и жестикулируя, как бригадир.
– Я – бригадир Брэнд, мрази! Запомните моё имя! Я – бригадир Брэнд. Запомните моё… – Раздался громкий ''пуууукк'', когда Ронах выпустил газы, вызвав согласный хор смешков призывников.
– Я – бригадир ''пуууукк'', мрази! Запомните моё имя, чтобы проклинать его, когда будете гореть в ''пуууукк''! – Смех стал громче и дружнее, потому что проснулась уже почти вся смена. Ронах обратился к новообретённой аудитории:
– Ты смеёшься надо мной, Фавил? – Ронах указал на призывника и шагнул к нему.
– Ты смеёшься надо мной, и я заберу твой глаз! – Ронах взмахнул воображаемым ножом. – Держу пари, что тебе жаль, что я не забрал твой нос? ''Пуууукк, пуууукк, пуууукк''. – Выпуская газы, Ронах раздувал губы, словно играл на трубе.
– Ты! Эскима! Ты дерзишь мне? Как тебе понравятся мои щёки. ''Пуууукк, пуууукк, пуууукк''.
– Ронах! – Бекет встал.
– О! – Глаза Ронаха светились. – Это один из больших боссов! Пожалуйста, заберите меня, Мистер Босс! Заберите меня из этой грязи! Посмотрите, какой я хороший работник. Посмотрите, как я хорошо хлещу людей. Я хлещу их без перерыва каждый день! Хлыст! Хлыст! Смотрите, как хорошо я целую вашу задницу! Чмок, чмок! Хлыст, хлыст! Чмок, чмок! Хлыст, хлыст! Чмок…
Ронах уже не мог остановиться. Постоянные побои, тяжёлая работа и отчаяние росли и росли внутри него, пока он, наконец, не сломался и не дал выхода безумию. Теперь оно овладело им, а поддерживающие крики и свист призывников только распирали его ещё сильнее.
– Прекрати, Ронах, – Бекет оттащил его назад и толкнул к стене. Одержимость Ронаха сменилась гневом, и он попытался оттолкнуть Бекета. Учитывая худощавое телосложения Ронаха в этом не было никакого смысла. Бекет крепко схватил его и легко прижал к стене.
– Чёртов идиот, – быстро прошептал он в ухо юноши, пока смена продолжала весело смеяться. – Неужели ты не понимаешь, что наделал?
Тело Ронаха расслабилось, и Бекет осторожно ослабил хватку. Неожиданно, повинуясь внезапному порыву, Ронах вырвался. Бекет решил предоставить его самому себе. Ронах бросил на него равнодушный взгляд и отошёл.
Те из смены, кто переел помоев, продолжали весело смеяться. Те, кто ещё не потерял остатки здравомыслия, отвернулись, зная, что опасно смеяться над теми, от кого зависит твоя жизнь. Те, кто были доносчиками, притворялись, что улыбаются, одновременно мысленно составляя отчёты Брэнду.
Его ответа не пришлось долго ждать.
Прошло шесть недель с тех пор как они покинули Понт, и смену загнали в паровое отделение, на межпалубный служебный уровень, где располагался доступ к обветшавшему узлу сбора отработанного пара. Хотя место являлось глубоким и широким, оно было высотой только в половину обычных палуб, вынуждая всех наклоняться или приседать, чтобы пройти через входной портал и двигаться внутри. Палуба представляла собой лес толстых промышленных труб, которые протянулись из стороны в сторону или уходили вертикально с потолка в пол. Все они были изолированы, чтобы перемещать отработанный ненужный пар по системе фильтрации, но на палубе всё равно стояла жара, как в духовке. Бекет вспотел, едва вошёл внутрь, и солёная жидкость впиталась в одежду, обещая поцарапать незащищённую кожу, когда высохнет.
Удушливая жара заставляла всех молчать. Бригадиры объяснили, что надо делать и оставили смену в одиночестве. В любом случае банально не было места, чтобы размахнуться дубинкой или хлестнуть кнутом. Работа заключалась в том, чтобы заменять внутренние “рёбра” каждой трубы. Они были изготовлены из специального металла, который быстрее ржавел и защищал металлические стенки. Это означало, что трубу можно было использовать гораздо дольше без полной замены. Рёбрами жертвовали, и смене предстояло убрать старые и установить новые.
Это была трудная и болезненная работа. Люди карабкались внутри труб и едва могли повернуться. Поток пара перенаправили, но стены оставались обжигающе горячими. Призывники обматывали руки и ноги тряпками, чтобы не обжечь кожу. Тяжёлое ребро каждой секции предстояло открутить, протащить вручную по всей длине трубы и вытащить через маленький эксплуатационный люк. Затем протаскивали замену, и призывники перевязанными руками прикручивали её на новое место. Это было трудно и достаточно тяжело даже в располагавшихся горизонтально трубах, но трубы, которые проходили вертикально от потолка до пола, являлись гораздо большей проблемой. Призывник внутри не мог ползти, поэтому ему приходилось работать, опасно свисая на ненадёжной верёвке, удерживаемой его товарищами по команде.
Бригада Бекета приготовилась, открыла люк доступа, и он посмотрел в одну из шахт. Внизу в тридцати метрах виднелся закрытый клапан. Над их головами располагался ещё один клапан, и он был единственной защитой, что сдерживала горячий пар от этой секции. Выбрали двух человек, а остальные разделились на две группы. Выбранных обвязали страховочными ремнями, и они начали осторожно спускаться внутрь шахты, пока одна половина бригады действовала, как их поддержка и якорь. Другая половина тем временем поднимала открученные альпинистами рёбра и опускала новые.
Все они по очереди проходили через это. Не имело значения, кто именно находился в шахте, после почти месяца на помоях все они весили одинаково мало. В роли поддержки Бекет перемещался назад и вперёд, пытаясь сохранить страховочные ремни в постоянно натянутом состоянии. Бесчисленное количество раз он чувствовал, как верёвка впивается в талию, когда альпинист соскальзывал с ребра и падал. Однажды один альпинист схватился за товарища, чтобы не упасть, и они оба сорвались. Хватавшуюся за поручни поддерживающую команду дотащило до самого люка, прежде чем они остановили падение. Когда настала очередь Бекета спускаться в шахту, то он вывихнул почти все пальцы, откручивая болты, и получил множество порезов по всему телу от впивавшегося в кожу страховочного ремня. Плотное телосложение помогало сохранять устойчивое положение, опираясь ногами, но зато не способствовало тому, чтобы держаться подальше от горячих поверхностей. Все призывники выбирались из шахты с красными рубцами и ожогами. Все кроме Ронаха, который, казалось, лазал с ловкостью змеи и обладал пальцами из термопласта. Он пояснил с неизменной щербатой усмешкой, что ему уже посчастливилось заниматься подобной работой в трущобах Синопа.
Это была двадцатичасовая смена, но благодаря тому, что изнемогавшие от жары Брэнд и бригадиры держались в углу и оставили призывников в покое, время шло быстро. Когда работа в трубе подходила к концу, приходил один из бригадиров, закрывал люк доступа и открывал клапаны, выпуская пар. Бригада призывников тем временем направлялась открывать следующую. Выходки Ронаха накануне ночью всё ещё были свежи в умах многих из смены. Каждому из них передалась часть его настроения, и оно искрилось в глазах, пока они трудились в жаре. Необходимые для работы короткие разговоры перемежались тихими шутками и сдерживаемыми смешками. Бекет также поддался изменившемуся настроению. Они все поспешно замолкали, когда поблизости появлялся бригадир, но требовалось мало усилий, чтобы всё начиналось заново. Когда же мимо проходил Брэнд, согнувшийся почти вдвое между потолком и полом, он казался равнодушным к брошенным искоса взглядам, которыми призывники смотрели на него и бригадиров. Работа шла быстрее, чем он мог ожидать. Возможно, жары оказалось достаточно, чтобы сделать покладистым даже его.
Двадцать часов подходили к концу, и день тяжёлого труда и пота выжал призывников почти досуха. Они перестали переговариваться, потому что рты слишком пересохли для этого. Голова и спина Бекета болели, а кожа туго натянулась на костях. Брэнд и бригадиры собрались вокруг нескольких последних работающих групп, всячески поторапливая их и одновременно мешая. Ронах ещё оставался в трубе, прикручивая последнее ребро. Он сам вызвался провести там последние несколько часов, после того как все призывники получили многочисленные ожоги. Брэнд видел, как он зафиксировал ребро на месте и велел бригаде поднимать его. Бекет и остальные начали быстро тянуть верёвку. Наконец Ронах показался из люка доступа, усмехаясь от облегчения, что работа подошла к концу. Брэнд наклонился, схватился за страховочные ремни и поднял его так, чтобы видели все остальные.
– Иди сюда, весельчак.
Нож Брэнда мелькнул, и ярко-красная линия появилась на горле Ронаха. Затем мелькнул ещё раз, и Бекет с остальной группой рухнул на палубу, когда нож рассёк туго натянутую поддерживающую верёвку. Ронах всё ещё улыбался, когда Брэнд отпустил его и позволил незадачливому шутнику упасть в трубу.
Раздался приглушённый удар, затем ещё один и ещё, когда маленькая фигура Ронаха врезалась в ребро трубы, изящно изогнулась, врезалась в другое ребро и снова отскочила. Брэнд отошёл в сторону. Бекет бросился к люку доступа и посмотрел вниз. В ста метрах внизу, на крышке люка у основания трубы лежало разбившееся тело Ронаха.
Пока Бекет смотрел, вывернутая рука дёрнулась и крошечная ладонь поползла по груди Ронаха, чтобы сжать глубокую рану в горле. Милосердие Императора, он был ещё жив! Мысли замелькали в разуме Бекета: ему нужна страховочная верёвка, носилки и что-то, что он мог использовать, чтобы снова вытащить Ронаха, что угодно! Он должен добраться туда, прежде чем… Крепкие руки оттащили его от края за долю секунды, перед тем как бригадир захлопнул люк. Они продолжали держать его, пока Брэнд поворачивал зажимы. Мысли Бекета о спасении потерялись в равнодушном рёве вырвавшегося перегретого пара. Брэнд и бригадиры ушли. Пример был показан и дело улажено.
Державшие Бекета товарищи-призывники медленно отпустили его. От рёва трубы заложило уши. Он всё рос и рос, пока не превратился в крик, крик, который не могло издать ни одно человеческое горло. Брэнд услышал его и оглянулся. Призывники услышали его и подались назад. Что-то пошло не так. Пар миновал первый люк, но снова оказался в ловушке. Расположенный выше люк не открылся, и тысячи фунтов давления накладывались друг на друга, собираясь, уплотняясь и проверяя каждый миллиметр трубы в поисках слабого места. Согнувшись вдвое, бригадир бросился к пульту управления и резко потянул за рычаг, чтобы закрыть нижний люк. Слишком поздно. Пар нашёл выход и вырвался на свободу.
Он нашёл микротрещину возле эксплуатационного люка и объявил о своём триумфе пронзительным свистом. Смена запаниковала и люди начали пробираться к выходу, забыв об усталости в стремлении остаться в живых. Сто призывников превратились в единую толкающуюся массу, зажатую в крошечном пространстве между полом и потолком, которая ползла по слабым и медлительным в отчаянной попытке протиснуться в выходной люк. Брэнд и бригадиры уже были там, они расталкивали мешавшие им тела и отпихивали призывников, перед тем как заблокировать выход.
Бекет знал, что это являлось общепринятой практикой. Паровой свист был только началом. Давление продолжит расти, пока не вырвет эксплуатационный люк, а затем палуба будет потеряна. Стандартная процедура: обезопасить палубу, защитить корабль, а всех оставшихся внутри несчастных ублюдков ждёт смерть.
В отличие от остальных, его бригада осталась на месте. Они находились дальше всех от выхода и видели, что нет никаких шансов пробраться сквозь толпу. Бекет понял, что на него смотрят испуганные лица. Они смотрели на него в поиске спасения. Он снова стал лидером, когда его экипаж оказался в опасности, любое чувство эгоизма отступило перед лицом необходимости. Он схватил бригадира, который всё ещё пытался закрыть люк, и подтащил к себе.
– У нас нет выбора, – обратился он ко всем. Командный голос вернулся легко, даже перекрыл пронзительный свист. – Все мы знаем, что произойдёт, поэтому перестаньте думать об этом. Мы не выберемся отсюда, когда труба взорвётся. Мы должны сами позаботиться о себе. Мы должны найти безопасное место.
Сказав это, он увидел его. На противоположной стороне палубы один из эксплуатационных люков был всё ещё открыт. Большая часть призывников оставила его, услышав свист и увидев паническое бегство, но некоторые продолжали держать страховочные верёвки и тянули изо всех сил, вытаскивая товарищей из шахты. Бекет повёл туда бригаду, они словно крабы ползли по палубе настолько быстро, насколько только могли. Когда они приблизились, один из призывников с верёвкой посмотрел на них.
– Что происходит? – опередил его Бекет.
– Фидлер, – крикнул в ответ призывник, стараясь одновременно обращаться и к Бекету и к бригадиру позади него. – Они уронили на него ребро. Больше мы его не слышим!
– Не важно, – ответил Бекет, пробираясь вперёд, – мы спускаемся к нему.
Позади них раздался второй свист, и, не встретив никаких протестов, Бекет заставил бригаду работать. Он сделал так, чтобы они опустили незадачливого Фидера на дно шахты и затем привязал страховочную верёвку наверху. Призывники полезли внутрь и начинали спускаться, время от времени повисая на верёвке для равновесия, пока перебирались с ребра на ребро. Третий и четвёртый свист присоединился к первым двум, и едва последний призывник исчез в шахте, как капитан понял, что их время закончилось.
Снаружи остались только он и бригадир.
– Я не иду, – крикнул бригадир.
– Что?
– Люк нельзя закрыть изнутри. Кто-то должен остаться и закрыть его!
– Ненужно! – Бекет поднял вторую верёвку. Он привязал её к эксплуатационному люку, чтобы потянув закрыть его изнутри.
Бригадир покачал головой:
– Ничего личного, мразь, но я не слишком высоко оцениваю свои шансы там с двадцатью такими, как ты! Лучше поспеши!
Бекет натянул верёвку и посмотрел бригадиру прямо в глаза:
– Пойми одну вещь, матрос! Если я сказал, что ты в безопасности, значит ты в безопасности! Теперь пошевеливайся!
Оказавшись внутри, Бекет и бригадир начали медленно тянуть за привязанную к тяжёлому люку верёвку. Повреждённая труба, наконец, окончательно лопнула, и пронёсшийся по палубе поток пара с неожиданной силой захлопнул люк, отчего они оба едва не свалились на остальных отчаянно цеплявшихся в шахте бедолаг.
Изолированные стены трубы исполнили свою задачу и защитили их, когда температура на палубе снаружи прыгнула от неприятно жаркой до смертельной. Они слышали только победный рёв затопившей палубу волны пара. После этого было мало звуков кроме их собственного дыхания. К счастью они не слышали крики десятков призывников, которые продолжали бороться друг с другом, чтобы добраться до выхода, который уже закрыли Брэнд и другие бригадиры.
Потребовалось добрых полчаса, прежде чем все двадцать три человека в шахте спустились настолько низко, насколько это было возможно. Диаметра трубы едва хватало для работы одного человека или для двоих, которые тесно прижимались друг к другу. При этом им приходилось держаться за одно ребро прямо друг напротив друга. Никто не мог расслабиться, иначе рисковал свалиться на людей внизу. Вначале они барабанили по стенам, пытаясь позвать на помощь, но быстро устали. Только Бекет продолжал, выстукивая на эксплуатационном люке старый код бедствия Флота. Больше ничего не оставалось кроме как ждать и надеяться, что спасатели появятся раньше, чем закончится воздух или хуже – нижний люк откроется и их сварит заживо.
Через час Фидлер на дне шахты очнулся и начал кричать. Ближайшие товарищи стали успокаивать его и он, наконец, замолчал. Вскоре до Бекета донеслись тихие всхлипы. Он проглотил комок в пересохшем горле. Он всё ещё оставался их лидером. Сейчас не время для демонстрации слабости. Он застучал громче, пытаясь заглушить мысли.
Через два часа раздались первые жалобы. Мышцы сводило, раны начали гноиться, а призывники уже и так провели почти целый день без еды и воды посреди жаркого марева. Бекет заметил, что снаружи было много воды. Бригадир, который держался рядом с ним, не высказывал жалоб. Каждое его действие было направлено на то, чтобы соответствовать стойкости Бекета и ни в чём ему не уступать. Он даже также выстукивал сигнал бедствия, причём абсолютно синхронно. Бекета не волновала его борьба за власть. Он слишком отчаянно устал.
Через три часа воздух в шахте стал заметно теплее. Никто больше не разговаривал. Никто не жаловался на боль и лишения. Все просто терпели на пределе своих сил.
Через три часа люк, наконец, открылся, и свет хлынул в верхнюю часть шахты. Фигура в полном изоляционном костюме посмотрела вниз. Раздался крик, протянулись руки в перчатках и вытащили бригадира. Затем едва ли не нехотя они протянулись к Бекету и начали спасать остальных людей.
Позже Бекет узнал, что именно заклинило второй люк и привело к взрыву, сварившему заживо почти восемьдесят человек. В отчёте говорилось, что авария произошла из-за появления в трубе постороннего предмета, который заблокировал сверху люк. Этим посторонним предметом был Ронах. Даже сухого и бесстрастного тона отчёта хватило, чтобы его вырвало той жалкой пищей, что оставалась в животе.
Конденсированный пар заполнил всю палубу. Аварийная бригада не ожидала найти живых. Как только их всех вытащили, бригадира, которого, как узнал Бекет, звали Цвебба, отправили на медосмотр. Пара санитаров, которые присутствовали для контроля над утилизацией трупов, начали бегло проверять призывников. Пока они занимались своим делом, Бекет и остальные выжившие опустились на колени в воду, и молча уставились на сваленные и ошпаренные тела своих бывших товарищей по смене.
Их так и оставили смотреть на них некоторое время, пока аварийная бригада пыталась выяснить, куда отправить оставшихся в живых. Несмотря на испытываемую призывниками жажду, ни один из них не стал пить воду с палубы. Наконец, пришёл один из бригадиров с хлебом и водой, и повёл в камеру, где они воссоединились с остатками смены, теми, кто успел убежать, прежде чем Брэнд закрыл дверь.
Именно это воссоединение, наконец, нарушило молчание выживших в трубе. Убежавшие думали, что уцелели только они, и обе стороны громким шёпотом пересказывали друг другу свои истории. Больше не существовало никаких фракций, бывший уголовник Санджата запросто разговаривал с активистом Кималем, словно они были ближайшими друзьями, а не непримиримыми лидерами противостоящих группировок, как накануне. Бекет говорил мало, и позволил другим, например, Папаю и Фидлеру, повторять рассказ для тех, кто убежал, пока те не узнали все детали.
Неизбежно, после того, как прошло облегчение от нежданной встречи, разговор перешёл к будущему и тому, что ждёт Брэнда. Бригада Бекета подробно рассказала остальным о том, как Брэнд убил Ронаха и к чему это привело, оставив мало сомнений в том, кто был ответственен за всё произошедшее. Чем дольше длился разговор, тем мрачнее и страшнее становились идеи наказаний, которые начальство могло ему устроить. Бекет молчал, потому что прекрасно знал, что случится с Брэндом.
Несколько часов спустя подозрения Бекета подтвердились. Вновь появился бригадир Цвебба. Как и после обычного окончания работ он отвёл их поесть помоев и затем вернул в камеру, чтобы они поспали несколько часов. Цвебба не был расположен добровольно делиться информацией, и никто не желал рисковать расспрашивать его, кроме бесстрашного Санджаты, который задал этот вопрос, когда они вернулись в камеру.
– Брэнд? С Брэндом ничего не случилось. Он вернётся к подъёму, если ты соскучился по нему, мразь. – Затем Цвебба запер их и ушёл.
Наступила “полночь”. Остальные, наконец, исчерпали негодование и горечь и уснули. Конечно, с Брэндом ничего не случилось. Он принял решение, которое минимизировало ущерб кораблю. Его начальство не знало, что он сделал с Ронахом, и, откровенно говоря, Бекет сомневался, что их это особо волновало. Почти мгновенно погибло около восьмидесяти человек, но они были призывниками, человеческим топливом, которое доставили на борт для потребления. Важным было то, что корабль не получил значительных повреждений и продолжал нести службу. Как капитан он, в отличие от остальных, понимал истинные приоритеты Флота.
И всё же, как человек Бекет чувствовал жар пара, жар мести. Апатия прошла, и он снова смог ясно мыслить. Брэнд был убийцей, трусом и предателем, и его труп скоро будет лежать у ног призывников.
– Встать, мрази!
Знакомый звук голоса Брэнда заполнил помещение и эхом отразился от стен.
– Встать! Встать! Встать! Встряхнитесь! Шевелитесь или останетесь голодными!
Бекет открыл глаза. Он не спал, он ждал. Вокруг неохотно начала подниматься сильно поредевшая смена. Брэнд заметил взгляды, которые они бросали на него.
– Потеряли несколько своих дружков, а? Потеряли несколько своих приятелей? Вы – мерзкие сухопутные крысы! Вы – тупые сыновья шлюх! Разве вы не поняли, что уже мертвы? Ваши грязные дружки ещё легко отделались! Легко, вы слышите меня? К концу дня вы пожалеете, что не сварились заживо вместе с ними!
Бригадиры не стали рисковать. Здесь находилась только половина из тех, кто был в котельной, других уже перевели на новые места. В смене просто не осталось столько призывников, чтобы сделать их присутствие стоящим. Поэтому, когда Бекет вышел из камеры его сразу же приковали к колонне призывников. Только после этого он получил намазанный помоями чёрствый хлеб.
Теперь, когда их осталось так мало, смена двигалась намного быстрее, чем раньше. Однако это не мешало Брэнду непрерывно орать на них. Они продолжали идти и постоянно спускались, их цель явно находилась на корме корабля в одном из отсеков по переработке отходов.
Смена хорошо знала эту работу. Сюда их отправляли каждый раз, когда они в чём-то провинились. Каждый раз, когда призывники демонстрировали несколько большее присутствие духа, чем положено, их отправляли сюда, чтобы снова сломать. Каждый переработчик представлял собою немногим больше, чем уходившую в палубу гигантскую цистерну. Сюда стекались отходы со всего корабля. Призывники сортировали их и отбирали из пропущенного автоматическими фильтрами всё, что можно было стерилизовать или повторно использовать. Корабль не мог себе позволить впустую тратить отходы. Закончив, призывники выбирались из цистерны. Оставшийся груз осушался, чтобы позже его сожгли или сжали, после чего последние бесполезные остатки выбрасывали в космос. Затем шлюз наверху открывался, опускался новый груз, призывники забирались назад в цистерну, и всё начиналось сначала.
Протухшие отходы из запасов стюарда, слишком грязные для очистки материалы с медицинских палуб, наименее токсичные побочные продукты экспериментов Механикус, всё это щедро приправленное человеческими нечистотами с каждой палубы корабля. Зловоние для стоявших по краям цистерны бригадиров было ужасным; для копавшихся в вязкой массе голыми руками призывников оно было просто неописуемым.
Не заняло много времени, прежде чем недавно съеденная пища добавилась к канализационным стокам, в которых они копались. И всё же они работали, чёрт возьми, работали. В течение долгих часов единственной передышкой были несколько минут, когда они покидали цистерну на время выгрузки старого груза и загрузки нового.
Бригадирам же просто нечем было заняться. Все призывники трудились внизу, они могли подняться только по небольшой лестнице и по ней же могли спуститься бригадиры. Некоторые ушли, используя любую причину, которую могли придумать, например, сказав, что получили сообщение или решили проверить другие смены. Брэнд остался, хотя и не двигался, впившись сверху взглядом в смену с такой же ненавистью, что и они испытывали к нему. Цвебба также остался, тенью следуя за Бекетом.
Закончили с очередным грузом, но лестницу не опустили. Брэнд положил руку на рычаги, которые управляли верхним шлюзом. Если он откроет его и впустит новый груз, то прикончит всю смену. Те, кому повезёт, умрут быстро. Остальные задохнутся, оказавшись под отходами. Призывники зашептались и направились к стенам. “Потяни рычаг, Брэнд, – вспыхнула в разуме Бекета мысль. – Потяни рычаг, ты – песчинка, ты – комар, ты – мелкий жучок в заднице этого гордого корабля. Ты – ничтожество. И останешься им навсегда. Этот момент – твой шанс, твой последний шанс, повлиять на что-то, убить меня. Потяни рычаг, Брэнд. Повлияй на что-то. Убей капитана корабля. Жаль, что никто и никогда не узнает, что ты сделал это”.
Лестница опустилась, и призывники нетерпеливо бросились к ней. Это – твоя ошибка, Брэнд, твоя последняя ошибка. Призывники поднимались по одному. Когда они приближались к вершине, каждому Брэнд и Цвебба надевали на руки кандалы, а затем сковывали с общей цепью. Бекет ждал своей очереди одним из последних. Он спокойно поднялся по лестнице и протянул руки, когда Брэнд и Цвебба взялись за кандалы. Они защёлкнулись вокруг одного запястья, и в этот момент Бекет атаковал. Его вторая рука метнулась вперёд и вырвала кандалы у Цвеббы. Он ловко защёлкнул их на запястье Брэнда, а затем прыгнул назад в цистерну. Вес Бекета вывел Брэнда из равновесия и тот свалился следом за ним. Подняв брызги, они оба упали в зловонную жижу.
Бекет, который был готов к этому, вскочил первым и подтянул к себе Брэнда, их запястья по-прежнему были скованны вместе. Бекет сильно ударил, раз, второй, третий, брызги сточных вод разлетались во все стороны, когда его кулак достигал цели. Он не мог ни на секунду остановиться, ни на секунду позволить Брэнду прийти в себя или масса бригадира и его мышцы возьмут своё. Брэнд выпрямился, взревел и размахнулся дубинкой. Она врезалась в бок Бекета, и он почувствовал взрыв боли, когда сломались рёбра. Он покачнулся назад, свободная рука опустилась в жижу в поисках опоры, а Брэнд шагнул вперёд, развивая успех. Дубинка устремилась сверху на плечо Бекета, и тот дёрнул скованной рукой, пытаясь обернуть её цепью. Брэнд остановил удар и в этот момент полная нечистот “Безжалостного” ладонь Бекета ударила прямо ему в лицо. Бекет давил, проталкивая грязь в глаза Брэнда и глубже в горло.
Брэнд согнулся, подавившись и хрипя, но дубинки больше не было в его руке. Она была у его противника. Один удар, второй, и Брэнд обмяк. Бекет сделал несколько глубоких вдохов вредного воздуха и посмотрел на край цистерны. Цвебба стоял там и смотрел вниз, под его подбородком виднелась накинутая улыбающимся Санджатой цепь.
– Спускайтесь сюда все, – приказал Бекет. – И его прихватите.
– И что ты собрался делать, Вон? – выплюнул Цвебба, когда его толкнули к телу Брэнда. – Ну, прикончишь ты и меня. А что потом? Ударишься в бега? Здесь некуда бежать. Мы на корабле, ты мерзкая сухопутная крыса!
– Ты забыл, начальник, – резко прошептал ему в ухо Кималь, – мы уже мертвы. Так сказал Брэнд. И он ещё легко отделался. Не факт, что тебе также повезёт.
Остальные призывники не разделяли его смелость. Они встали свободным кольцом вокруг Брэнда, всё ещё запуганные его аурой. Бекет по очереди посмотрел каждому из них в глаза. Они не отвели взгляда, и они верили в него.
Он медленно поднял дубинку Брэнда, так чтобы все видели, а затем передал её Санджате.
– Один удар по голове.
– Что?
– Один удар по голове, – повторил Бекет и показал на лежащего в грязи Брэнда.
– С удовольствием, – ответил Санджата и сделал, о чём его просили. Он замахнулся для второго удара, но Бекет остановил его:
– Только один удар. – Санджата кивнул и отдал дубинку. Бекет шагнул к Кималю.
– Только один удар по голове, – повторил он. Кималь охотно взял оружие и нанёс сильный удар прямо по затылку Брэнда, а затем вернул дубинку. Затем настала очередь Фидлера, подчинившегося Папая, потом Ах Дата, Ефрема, Музафха, Зеркахияба и всех оставшихся в смене. Некоторые были возбуждены, некоторые – равнодушны, некоторые – боялись, но никто не отказался. Последний призывник отдал дубинку, но перед Бекетом оставался ещё один человек, который должен был нанести удар.
– Цвебба, – произнёс Бекет.
– Тебя ждёт Перга, ты знаешь это, Вон? Тебя и всех остальных.
Бекет протянул дубинку бригадиру:
– Один удар по голове.
– Ты – свихнувшаяся мерзкая крыса, ты знаешь это? Ты знаешь это?
Бекет ничего не ответил, продолжая протягивать дубинку.
– Просто к чёрту убейте меня, хорошо? Просто убейте! – воскликнул бригадир.
– Цвебба! – перебил Бекет. – Ты и я знаем друг друга. Ты знаешь, что он сделал. Теперь возьми дубинку. Один удар по голове.
– Ты ни хрена не знаешь, Вон, – пробормотал Цвебба и взял дубинку у Бекета. Он ворвался в середину круга и обрушил её на голову Брэнда, затем ещё и ещё, пока не проломил череп. Брэнд без всяких сомнений был мёртв, но никто не знал, когда именно он умер и кто нанёс смертельный удар. Цвебба отбросил дубинку.
– Теперь мы все покойники. Ты доволен?
Бекет не ответил, у него не было времени на бесполезные споры с бригадиром.
– Все вон отсюда! – крикнул он смене. – Мы должны выпустить этот груз и открыть шлюз, чтобы работать с новым. Быстрее! Быстрее!
Призывники, не оглядываясь, начали подниматься.
– “Все” касается и тебя, Цвебба, – позвал Бекет.
– Что ты задумал?
– У нас есть работа. Мы должны её закончить. Затем нас окатят водой из шланга и поведут назад. Мы съедим помои и ляжем спать.
– Ты не можешь просто… Что насчёт Брэнда?
– Кто-то пришёл за ним, скорее всего, посыльный. Брэнд ушёл с ним. Все мрази копались в баке, поэтому не было смысла волноваться. Больше мы его не видели.
Бекет видел, как в глазах бригадира появилась мысль. “Сегодня я не умру”.
– Ты собираешься выбросить его тело с мусором?
– Так и будет. Затем его сожгут и развеют в космосе с остальной мерзостью.
[[Категория:Warhammer 40,000]]
[[Категория:Империум]]
