5014
правок
Изменения
Перейти к навигации
Перейти к поиску
м
Впервые я прошелся по залам Цюань Чжоу, когда мне было, как я позже узнал, тринадцать стандартных терранских лет.
Нет описания правки
|Переводчик =Ulf Voss
|Издательство =Black Library
|Серия книг =Караул Смерти / Deathwatch
|Сборник =Долгая вахта / The Long Vigil
|Предыдущая книга =Deathwatch: Shadowbreaker |Следующая книга =нет
|Год издания =2020
}}
'''I'''
Впервые я прошелся по залам Цюань-Чжоу, когда мне было, как я позже узнал, тринадцать стандартных терранских лет. Мои боевые раны, полученные в недавней большой битве племен, которая привлекла внимание бессмертных, все еще причиняли боль, несмотря на мази эмчи. Будучи мальчиком, привыкшим к тому, что между мной и небом были лишь навесы из шкур, я едва мог осознать огромное здание из камня и адамантия, внутри которого оказался. Какое-то время, в ходе трансформации в воина орду, я считал, что все здания будут отражением потрясающей неукротимой величественности Цюань -Чжоу.
Иллюзия рассыпалась, когда я покинул Чогорис, оказавшись на городских полях сражений царства Императора.
В то время как Цюань -Чжоу нес отголосок естественного порядка под первобытными атрибутами, которыми мы его одаривали, большинство имперских городов были грудами сломанных костей, нагроможденных друг на друга безжалостной машиной индустрии. Протяженные бастионы Цюань -Чжоу соответствовали небесам над великой Кум Хум-Картой, но большинство имперских городов представляли собой вызывающие приступы клаустрофобии лабиринты, которые гнушались воздуха и солнечного света. Хотя Цюань -Чжоу вовсе не блистал чистотой и был отмечен естественным мусором тренировок и пиршеств орду, он не шел ни в какое сравнение с имперскими агломерациями, покрытыми тысячелетними слоями химических отходов и праха человеческих страданий.
Анвам-сити, проржавевшее сердце Ювана Терция-Терциус, не отличается от них.
Полет над убогим городом на «Громовом ястребе» под названием «Беллум» вызывает у меня неприятное напоминание о протяженных свалках-трущобах хайнов. Для чогорийца, рожденного под небесами, которые никогда не заканчивались, независимо от того как далеко или быстро ты гнался за ними, мысль о том, что приблизительно пятнадцать миллионов душ когда-то занимали это беспорядочное полуразрушенное скопление кажется почти необъяснимой.
Но не сегодня.
Я смотрю через иллюминаторы «Беллума», когда мы пронзаем хлоро-сернистые облака Ювана Терция-Терциус. Над нами в пустоте кружатся останки оборонительного флота планеты, выпуская свои металлические внутренности к звездам. Я изучил их, когда мы покинули «Праведное презрение», сильно озадаченный каждым погибшим кораблем. «Щит Холваста» – крейсер типа «Диктатор» – казался целым, за исключением убийственного точного попадания в его двигатели. «Неумолимая перчатка» и «Корона» – легкие крейсеры типа «Неустрашимый» – жались к трупу «Холваста», как детеныши гарута к своей матери, соединенные смертью. Шесть с виду неповрежденных эскортных кораблей разделяли кладбище вокруг Ювана Терция-Терциус, слишком маленькие, чтобы выделяться на фоне звездного поля.
''Этот флот должен был держаться не один день.''
– Город словно застыл во времени, – говорит Пентокс, просматривая внешние пикт-данные «Громового ястреба».
Я обращаю взгляд на город под нами – Имперский Кулак прав. Между жилыми зданиями неподвижно стоят наземные машины, столкнувшиеся и брошенные. В очередях на заправку замерли тяжелые грузовики без своих водителей. Над ямами, переполненными драгоценным адамантием, застыли огромные горные буры, также безжизненные. Единственные, кто двигаются, это монозадачные сервиторы, бездумно выполняющие назначенные им поручения перед тем, как их хозяева встретили свой загадочный конец.
Я снова осторожно тянусь своим разумом, ощущая, как на железные стены моей души растет странным образом знакомое давление. Я ступал по тысяче полей сражений на сотне миров, видел смертных, жутко убитых каждым возможным способом каждым возможным врагом. Их последние мгновения неизбежно несут характерную изюминку, я ощущаю холодный потный смрад животного страха без подлинного понимания.
Но это…
''… это …это другое.''
Город словно пропитался ужасом.
Из носа стекает тонкая струйка крови, и я быстро вытираю ее.
Черный Храмовник, не отрываясь, смотрит на меня. Тишин Тишина растягивается. Я слышу щелчки вокс-переговоров, к которым меня не допустили. Как прагматик, я понимаю причину: большинство членов истребительной команды Беймунда десятилетиями сражались вместе, в то время как я оказался здесь, чтобы заполнить пустоту, оставленную погибшим боевым братом, которому они доверяли.
Я уверен, то, что это моя первая вахта также не добавляет мне плюсов.
Космический Волк откидывается в гравикресле.
– Бьюсь об заклад, моя куча будет самой большой, . – Врон усмехается, сверкая блестящими клыками.
Из-за покрывающей лицо Кордреда кибернетики, его выражение почти нечитаемо, но я знаю, о чем он думает даже без помощи Чар.
– Да получит лорд Молок мою голову, если ты превзойдешь меня, фенрисиец, – говорит он скрипучим голосом, похлопывая по бойку своего громового молота. Хотя юмор – не та область, в которой я считаю себя сведущим, не могу сказать, что он шутит.
– Мне помнится, на Давадар -Прайм я убил больше зеленокожих, чем вы оба вместе взятые, – насмехается Торхос Сакал под тихие обороты цепного меча.
Пентокс фыркает.
Расчленитель поднимает огромное оружие.
– Я сражался в войнах Императора даже дольше тебя, и еще не сталкивался с проблемой, которую нельзя было решить убийством каждого еретика, мутанта и ублюдочного ксеноса моим способом.
Астральный Рыцарь отрывается от своего нартециума и печально наклоняет голову, глядя на Торхоса Сакала.
Как только адамантиевые двери комплекса со скрежетом открываются, мы строимся: Пентокс и Аркамед ведут нас при помощи света от огнемета Рай’гора; Врон идет впереди; Торхос Сакал, Кордред и Дортос на флангах, а я – в арьергарде. Сержант плавно следует между нами, осматривая все вокруг, словно альфа-беркут, парящий в воздухе.
Тут и там мы встречаем сервочерепа, бездумно передающие сообщения хозяевам, которые никогда не вернутся. Терминалы и пульты мигают и звенят, совершенно не осведомленные о произошедших ужасах. Изредка мы видим брошенный лазган, оброненный шлем – предметы, напоминающие о том, что это здание из адамантия и железобетона ферробетона когда-то защищали солдаты Империума.
– Сигнал идет из нижних уровней комплекса, – сообщает Аркамед, когда мы проходим столовую.
– Склад боеприпасов, . – Пентокс освещает точку на схеме здания и, мигнув, отправляет ее на наши визоры. – В восточном конце крепости, возле арсенала, есть грузовой лифт.
– Спускаемся по трое, – приказывает Беймунд. – Рай’гор, Врон, Кордред, ждем от вас разрешающего сигнала.
– Я склонен согласиться, – мрачно произносит сержант. Я чувствую его ауру, но не осмеливаюсь проникнуть глубже. Он недоволен. Как и я – мне не привычно охотиться за тенями во тьме.
Кордред вздыхает, как работающая вхолостую машина.
– Они погибли без боя, сержант, но кто-то все же смог активировать сигнал бедствия? По мне, это маловероятно.
Идущий передо мной Дортос с необычно светящимся клинком качает головой, глядя на нартециум.
– Что бы ни произошло на Юване Терции-Терциус, оно одновременно застигло врасплох планетарное ополчение, флот и армию. Крови много, но недостаточно, чтобы считать всех погибшими.
– Я тоже так думаю, . – усмешка Усмешка Кордреда вызывает у меня раздражение. – Нападавшие должны были вылизать пол дочиста.
– Живых, – тихо говорю я, отчасти самому себе, отчасти, чтобы опровергнуть черствые слова Минотавра, – не съели. Их собрали.
Дверь в склад боеприпасов открывается с маслянистым шипением, и мы входим в открывшееся помещение чернее вулканического стекла, в котором тихо, как в гробнице. В дальнем конце склада я вижу единственный шипящий люмен. Как только мы переступаем порог, мой доспех тут же регистрирует падение температуры. Странно, но я действительно ощущаю, как в тело просачивается холод, словно мой силовой доспех, способный с легкостью противостоять стуже пустоты, всего лишь одежда.
– Ощущение, как будто здесь ХельвинтерАдская зима, – говорит Врон, пока мы осторожно следуем в темноту, водя оружием по сторонам в поисках целей.
Сержант указывает на Саламандра.
– Здравомыслящий человек не согласится добровольно шагнуть в ловушку, брат. Сержант, ты…
– Я знаю, Аркамед, – резко отвечает Беймунд, перебивая его. – Я знаю.
Мы, наконец, подходит к источнику сигнала бедствия. От того, что мы видим, мне становится не по себе.
Сержант рычит, его шлем в сантиметрах от моего лица.
– Ты только, что убил наш единственный источник информации о том, что случилось с Юваном Терцием-Терциус.
''Призыв.''
Существо из чистейшей черноты бесшумно падает с потолка на спину Пентоксу. С клинком в руке. Голова Имперского Кулака скатывается с плеч в фонтане крови.
Истребительная команда Беймунда без слов открывает шквальный огонь. Болтеры, плазменное и гравитонное оружие стреляют в тени над нами. Исчезает даже свет наших дульных вспышек. С ревом ненависти я вбиваю посох в пол и выпускаю потрескивающие языки молнии во тьму. На краткий миг, прежде чем темнота поглотит свет, я ясно вижу нашего врага: жилистые, чернильно-черные формы в лоскутной одежде из человеческой кожи и вооруженные изогнутыми клинками.
Их ''сотни''. Мы полностью окружены.
Мы автоматически образуем защитное кольцо вокруг тела Пентокса. Оружие сверкает, клинки обнажены. Мерзкие создания бросаются сквозь неестественные тени, исчезая и снова появляясь между болтерными снарядами и плазменными разрядами. Мы словно стреляем в туман, который едва видим. Я ругаю себя за то, что не надел шлем, но что-то мне говорит: авточувства тоже не смогут найти этих тварей.
– Истребительная команда, тактическое отступление! – ревет сержант сквозь хаос. – Отходим к «Громовому ястребу», схема Дельта«Дельта»!
– Мне нужно забрать его прогеноиды! – кричит Дортос.
Врон, Торхос Сакал и Кордред уже бегут к выходу. Морозный топор, цепной меч и громовой молот жаждут крови. Беймунд и Дортос хватают труп Пентокса. Аркамед и я отступаем за ними, защищая наш тыл гравитонной пушкой и психосиловым посохом.
Космический Волк ревет бесконечным потоком проклятий на языке Фенриса, безоглядно мчась к Рай’гору. Расчленитель и Минотавр ожесточенно рубят каждое теневое существо, оказавшееся у них на пути. По ритму наших сапог, стучащих по железобетонному ферробетонному полу, я могу сказать, что мы уже замедляемся.
– Мы – молот Императора, погибель Его врагов! – ревет Беймунд сквозь какофонию болтерной стрельбы и отвратительных визгов ксеносов. – Изгони ксеноса! Не оставляй ксеноса в живых!
Я бросаю мимолетный взгляд в сторону выхода. Издалека вижу рев огнемета Саламандра, но он в безнадежном положении. Тусклое пятно света задыхается среди теневых врагов, хлынувших из черноты над нами, как будто это портал. Так темно, что я даже не могу сказать, сколько врагов против нас или сколько мы убили.
Все, что я знаю, нас задавят числом, измотают, секунду за секундой, удар за ударом. Мы умрем здесь.
– Защищайте меня! – кричу я и прячу плазменный пистолет в кобуру.
– Доверься мне! – отвечаю я. И затем, не ожидая ответа, закрываю глаза.
Мой разум открывается небесам, как цветок тахта. На меня накатывается волна вопящего ужаса, но я твердо противостою ей, словно Кум Хум-Карта, терзаемая могучими бурями Алтака. С моих губ срываются древние хорчинские мантры, первое, что я выучил на вершине Аянги.
Кто-то вопит. Отвлечение. Я позволяю ветрам Алтака унести его из моего разума.
Наступает тишина, не считая прерывистого дыхания и жужжащих сервомеханизмов, стрекочущих силовых доспехов и потрескивающих энергетических полей. Послебоевой эффект. Последствия битвы. На хорчине для этого есть слово – дараа ни. Время, когда убийство закончилось, но разум и тело все еще на поле битвы. Несколько драгоценных минут, перед тем как возбуждение покинет кровь, и раны начнут ныть, а каждый удар сердца приближает воина к моменту скорби.
Я всегда ненавидел эти мгновения, даже до того, как меня забрали в Цюань -Чжоу. Жизнь под бескрайним небом воспитывает в чогорийцах ожидание нескончаемости. Пусть даже мы знаем, что все имеет конец, некоторые вещи по-прежнему не кажутся таковыми.
Но Адептус Астартес переносят дараа ни не так как смертные. Их сердца становятся слишком твердыми, слишком спроектированными для такой зловещей меланхолии. И все же, когда я наблюдаю за выжившими воинами истребительной команды Беймунда, сидящими в гравикреслах, отчего отсутствие Пентокса становится болезненно заметным, я вижу в них следы человечности.
Кабину заполняет скрипучий голос Августа Гравона, капитана фрегата типа «Гладий» под названием «Праведное презрение».
– ''Присутствуют серьезные помехи, милорд. Источник неизвестен'', – приходит краткий ответ, искаженный помехами. – ''Но ситуация под контролем. Чем могу служить, лорд Беймунд?''
– Зарядите лэнс-установки «Презрения», – приказывает сержант.
Следует долгая пауза, нарушаемая только воем ветра и зловещим шипением помех. Затем приходит ответ.
– ''Так точно, милорд, они заряжаются. Каков будет приказ?''
Я намеренно завел правило не зондировать разумы боевых братьев и не читать их ауры. Такое нарушение личного пространства неслыханно среди орду, и я не осмеливаюсь изучать этих едва знакомых воинов. Тем не менее, абсолютный накал ярости Черного Храмовника притягивает мой разум, как беркута к погребальному костру.
Наше возвращение на «Праведное презрение» безрадостное, внезапное и удачное.
У воинов орду особое отношение к войне и смерти. Сыны Алтака находят свое призвание на поле битвы, где только рев их скакунов затмевает звук их смеха. Да, наши братья гибнут, но их смерть всего лишь неминуемое исполнение предназначения. Павших помнят в хорах хумей и за кубками чиньюа, увековечивают в горьких историях о героизме и в сотворении новых легенд. Залы Цюань -Чжоу оглашаются нашими пирами и схватками, бахвальством и смехом.
Я вспоминаю только одну битву за свою жизнь, отмеченную подобной суровостью: разорение Черным Сердцем Чогориса. В те темные дни не пели песен, даже после того, как мы вышвырнули его полчища якша с нашей земли.
Я вижу, как играют желваки на скулах сержанта.
– Юван Терций -Терциус потерян, следующая цель – Юван -Секундус. Даже если наш враг не направляется вглубь системы, нам нужно проинформировать Секундус о том, что произошло.
Старый капитан корабля кивает одному из своих адъютантов, который отправляется на мостик.
Над главным голопроектором висит покрытый бронзой череп громадного тиранида, как будто готовый сожрать нас. В герметичных капсулах подвешено причудливое, примитивное оружие зеленокожих, некоторые образцы все еще находились в руках поверженных владельцев. На стене прикреплен желто-коричневый посох одной из руководящих каст тау рядом с эзотеричным оружием этого коварного вида. Безделушки и оружие, обломки брони и черепа заполняют открытое пространство, тем не менее, оставляя место для пополнения.
На всем «Праведном презрении» это место больше всего напоминает мне Кум Хум-Карту.
– Пятнадцать миллионов душ, – сообщает Беймунд собранию из боевых братьев Адептус Астартес и офицеров капитана Гравона. – Пятнадцать миллионов душ забрали из царства Императора эти безбожные ксеносы. А теперь они забрали одного из наших боевых братьев. Клянусь всем вам, именем Дорна и Императора и кровью Сигизмунда, что мы отплатим врагу за их кровь.
Рай’гор поднимает голову.
– В архивах караульной башни есть боевые отчеты о Зачистке зачистке Пор’инкса -Прайм несколько столетий назад. Истребительная команда столкнулась с ксеновидом под именем хруды. Призрачными существами.
Торхос Сакал фыркает.
– Я тоже читал отчеты о Пор’инксе -Прайм. Я попытался разрезать те проклятые тени пополам, а они юркнули между зубьями моего цепного меча, словно дым. Не говоря уже о том, что та битва произошла в Вурдалачьих звездах в половине галактике Галактики отсюда.
– Это не значит, что они не могли оказаться здесь, – вставляет Кордред. – Генокрады появляются далеко от тиранидского вторжения.
– Комморра, – издает рык Врон сквозь обнаженные клыки. – Темный город.
– Да, . – я Я киваю, ощущая, как внутри меня крепнет уверенность. – Мы встретились с друкари.
Беймунд странно смотрит на меня из-под нахмуренных бровей.
– Я не знал. Только подозревал.
Аркамед выделяет скомпилированные посмертные данные патрульного флота Ювана Терция-Терциус.
– Со всем уважением, Тецугэй, друкари просто не обладают огневой мощью, чтобы так эффективно прорваться сквозь «Щит Холваста» и его флот.
– Я ничего такого не почувствовал, – грубо отвечает Врон, нарушая наступившую напряженную тишину.
– А ты бы и не смог, – поясняю я. – Чтобы Что бы это ни было, оно явно с небес.
– С небес?
Я возвращаюсь мысленно в Анвам-сити, к эфирному привкусу ужаса смертных, извратившему сам воздух.
– Вы – Адептус Астартес, – говорю я, не находя лучшего пояснения. – Мы не чувствуем страха, не так, как чувствуют его люди, и как чувствуют друкари.
– Кажется, твой анализ, Тецугэй, подразумевает, что это «эхо» было побочным эффектом оружия, – вставляет замечание Аркамед. – Я прав?
Я задумываюсь, подыскивая более подходящий термин, но не нахожу его, или, по крайней мере, такой , чтобы подходил с достаточной достоверностью.
– Да. Думаю, прав.
– И ты знаешь о подобном оружии в арсенале друкари? – спрашивает Саламандр.
''«Если бы я знал».''
– Нет.
Старый капитан поднимается и прочищает горло, скрестив руки за спиной.
– Юван -Секундус в трех днях пути, если сохранится текущее варп-течение. Я дал приказ госпоже Олеме отправить астропатические сообщения в командный центр Секундуса.
Беймунд хмурится при виде гололитической проекции системы Юван. Я могу сказать, что его генетически улучшенный разум рассчитывает дистанции и затраты времени, потому что делаю то же самое.
– Пока нет, милорд, – отвечает Гравон с невозмутимостью того, кто привык сообщать плохие новости. – Но я прикажу госпоже Олеме проинформировать вас сразу же по получении.
Ультрадесантник увеличивает район вокруг Ювана -Секундус. С треском появляются потоки данных о его укреплениях и защитных системах.
– Флот Ювана -Секундус вдвое больше флота ТерцияТерциуса. Если друкари атакуют его, то флотские силы должны сдержать их до нашего прибытия.
– У нас есть хоть ''что-то'' для определения силы вражеского флота? – спрашивает Беймунд.
Старый капитан кивает.
Гравон заметно ощетинивается, шевеля белыми усами.
– Вы сомневаетесь в стойкости Имперского флотаФлота, милорд? – невозмутимо интересуется он. За исключением зартов, которые прислуживают нам в Цюань -Чжоу, я привык, что смертные съеживаются передо мной. Но не этот.
''Мне «Мне он нравитсянравится».''
Я киваю в сторону гололита.
– Конечно, – кивает Гравон. – Хочу сообщить вам, что я завершил полный авгурный поиск и лично проследил за диагностикой.
– Пожалуйста, выведите на экран полные данные по кораблям флота Ювана Терция-Терциус.
Соединенный с гололитом сервитор лексиканума щелкает и жужжит. Зернистое изображение Ювана Секундуса -Секундус пропадает, его сменяет подробный план «Щита Холваста», «Неумолимой перчатки» и «Короны». Я быстро просматриваю данные, подтверждая свои подозрения с момента, как мы прибыли в систему Юван и узнали о ее судьбе.
Торхос Сакал первым видит то же, что и я.
Я мрачно киваю.
– Друкари бьют быстро, как нож в сердце. Этот флот был броней Ювана Терция-Терциус. Которую даже не надели.
Сержант странно смотрит на меня.
– На что ты намекаешь, провидец бури?
– Возможно, количество кораблей, защищающих Юван -Секундус, не имеет значения, – говорю я, желая ошибиться. – И поэтому мы должны добраться туда быстро.
Я прожил большую часть своей жизни, так или иначе, в коробках.
Мой ''бусад'' в Цюань -Чжоу был из голого камня. На полу лежали шкуры гарута для сна, а на стенах висели эзотерические талисманы, фрагменты брони или оружия, почитаемые племенами Алтака. Пахло деревом ганок и факельной смолой, а холодные ветра Кум Хум-Карты по-прежнему могли коснуться моего лица, когда я спал, обессиленный после изнурительных тренировок. Я едва мог вспомнить жизнь до того, как меня забрали в орду, но знаю, что всегда спал под открытым небом. Бусад, пусть и не идеально, был близок к этому.
Но я провел на Чогорисе немного времени, так как аппетиты кампаний Великого Хана были неутолимы, даже до разорения Чогориса и последующих неистовых завоеваний. Задын арга назначили меня в братство Огненного кулака Кулака под командование мудрого воина-ученого Барутай-хана. Меня выбрали на место Янши, искусного провидца, павшего в битве. Я узнал, по странному повороту ''ульзи'', что Барутай, так же как и я, ощущает себя вечно в тени своего предшественника.
Наши корабли устремились во внешнюю тьму, забираясь все дальше и дальше в ходе сражений с ордами Хаоса подле Гиллимана и его рожденных в пробирках воинов. Годы превратились в десятилетия, а десятилетия – в века, и мой бусад на борту «Ветрогона» щеголял коллекцией добытых мной сокровенных тотемов и древних книг. Кувшин с чиньюа стоял рядом с кубками на столе из полированной кости. Фимиам из дерева ганок курился каждый раз, как я находился внутри, и я мог закрыть глаза и представить Чогорис.
Аркамед откидывается назад, насколько позволяет его сервоупряжь. Он пытается выглядеть расслабленным.
– Я сражался вместе с Черными Храмовниками до моей вахты и служил дважды под командованием Беймунда после ее начала. Они – несравненные воины, а их преданность Императору – абсолютна, но они не склоны к товариществу. Не думаю, что Беймунд дружит с кем-то, но , полагаю , Пентокс был близок к этому.
Я могу только опустить голову.
Я не могу сдержать тихий смех. Он звучит неприятно, как одна из мрачных насмешек Кордреда. Когда я стал таким черствым?
– Я – задын арга. Нам не стать друзьядрузьями, сколько бы времени ни прошло.
– Я не говорил, что ты понравишься ему, – поправляет Аркамед с тончайшим намеком на улыбку, растянувшую его рот. – Но со временем он станет уважать тебя и твои дары.
– Мой генетический отец, что был для нас мертв тысячелетия, снова среди нас, – говорит Ультрадесантник с устремленным вдаль взглядом. – Как я могу не иметь надежды, даже во тьме этих черных дней?
– Я рад за тебя, и за твой Орденорден. Искренне.
– Я молюсь, чтобы однажды ты познал ту же надежду, Белый Шрам, – отвечает он.
– ''Истребительной команде Беймунд… прибыть на мостик! … повторяю… …повторяю… истребительной команде Беймунд, прибыть на мостик!''
Мы с Аркамедом мчимся по залам и коридорам «Праведного презрения». В ушах завывают ревуны. Под ногами дрожит палуба. Аварийные огни, вызывающие армсменов и матросов на боевые посты, окрашивают коридоры в красный цвет свежей крови.
Мучительный вой Врона заглушает вокс помехами.
– ''Кровь Всеотца… кто-то еще это чувствует?''
– ''Да, '' – кто-то хрипит. Возможно, Кордред. – ''Что… во имя Императора… это такое?''
Я слышу слова Дортоса сквозь стиснутые зубы.
– ''Запустить… анализ.''
В ушах гремит кровь, посылая кинжалы пульсирующей боли в глаза. Ощущение битого стекла, разрывающего вены, сбивает дыхание. Автомедик доспеха вопит сигналы тревоги на хорчине, сообщая о смертельных ранах повсюду и одновременно. Когда я зажмуриваюсь от боли, то вижу каждого боевого брата, погибшего у меня на глазах, всех одновременно. На задней стенке глотки накапливается едкая желчь.
– Капитан! – кричу я ему в лицо, пытаясь вырвать человека из его ужаса. – Капитан Гравон!
С его окровавленных губ срывается только поток отчаянной жалкой тарабарщины, пока он яростно раздирает собственное лицо до самой кости.
Сержант Беймунд врывается на мостик, за ним остальная истребительная команда.
Черный Храмовник впивается в меня свирепым взглядом.
– Это то же, что произошло на Юване Терцие-Терциус! – кричу я сквозь какофонию.
– Кто-нибудь отключите этот проклятый сигнал тревоги! – ревет Врон.
Однорукий Астральный Рыцарь качает головой.
– Природа атаки психическая, а макронаркотики в моем распоряжении предназначены для физиологии Адептус Астартес. Полагаю , облегчение, что я могу им предоставить, убьет их почти мгновенно.
Саламандр сдерживает ругательства.
Технодесантник уже работает, удаленно координируя сервиторов мостика, чтобы повторно настроить мощные авгуры и ауспики-сканеры «Презрения».
– То же, что обнаружил флот Ювана Терция-Терциус, – говорит он, когда на гололите восстанавливается изображение. Зернистый ответ ауспика показывает огромную пустую массу, каким-то образом непроницаемую для всего, кроме скромных сканеров ближнего действия «Презрения».
– Вооружение под нашим контролем? – спрашивает Кордред.
– Аркамед, – медленно произношу я. – Выведи пикт-данные правого борта.
С возвышающегося над мостиком экрана исчезают боевые схемы и отключенные сигналы тревоги, сменившись звездным полем. Справа и слева в пустоте кружатся эскортные корабли «Бич ксеносов», «Правосудие Императора», «Разрушитель» и «Вестник войны». Они выведены из строя, если не считать тех простых задач, которые выполняют сервиторы.
– На что я смотрю, провидец бури? – спрашивает Беймунд.
И отступает, и отступает, и отступает.
Я чувствую, как перехватывает дыхание в горле. Я могу вспомнить только два других случая, когда ощущал постыдно смертное чувство. Впервые, после битвы, когда заслужил внимание орду. Мне было тринадцать по терранскому стандарту. Я был залит кровью вражеских воинов, которая смешивалась с моей, вытекавшей из полудюжины ран. Я стоял перед огромным гигантом, облаченным в белый металл. Второе Второй раз век спустя, когда стоял на бастионах Кум Хум-Карты, наблюдая, как сапфировые небеса Чогориса становятся багровыми от порчи Красных Корсаров.
И вот я чувствую его, глядя, как исчезает маскирующее поле дьявольских ксеносов, обнажая корабль друкари, который зачистил Юван Терций-Терциус.
– Это не флот, – говорю я вслух. – Это один-единственный корабль.
– О, Всеотец, – выдыхает Врон.
Аркамед уже запускает диагностическое сканирование, как будто то, что мы видим своими глазами , можно опровергнуть данными сенсориума.
– Этого не может быть.
Сигналы тревоги визжат последнее предупреждение и замолкают. Крики умирающих членов экипажа стали тише. Кто-то умер от травм, терзающих их тела. Кто-то впал в бессознательное состояние, дергаясь и извиваясь на палубе. Некоторые разорвали свои голосовые связки и только хрипели окровавленными ртами, колотя руками и ногами, словно слепые животные.
Многие продолжали кричать. Саламандр опускается на колени рядом с ними, милосердно даруя им Покой Императора боевым ножом. Думаю, не будь я Астартес, рожденным видеть худшие ужасы галактики Галактики на протяжении ста шестидесяти семи лет, то звук был бы для меня невыносим.
– Приступить к маневрам уклонения! – приказывает Беймунд. – Право на борт и перенаправить пустотные щиты на левый борт!
– Сержант, какие будут приказы? – спрашивает Торхос Сакал. Я чувствую исходящий от него едва сдерживаемый гнев, когда он нажимает руну активации цепного меча. Я пришел к пониманию, что все Адептус Астартес внутренне презирают беспомощность пустотного сражения, но одни выносят его с большим изяществом, чем другие.
– Мы должны предупредить Юван -Секундус, – вмешивается Аркамед. – Это должно быть нашей главной цельцелью, Беймунд.
«Праведное презрение» содрогается от попадания ракеты в борт. Из разбитых пультов сыпятся искры. Аркамед, соединенный непосредственно с машинным духом корабля, морщится от эмпатической боли.
– Сектор два пустотного щита левого борта на двенадцати процентах, – сообщает сервитор.
Кордред горько смеется и указывает на зал хора госпожи Олемы.
– Наши астропаты не собираются в ближайшее время отправлять сообщения. К тому времени как вокс-связь дальнего действия дотянется до кого-нибудь, Юван -Секундус будет уже давно мертв.
– Мы можем совершить варп-прыжок вне досягаемости этого проклятого корабля друкари? – спрашивает Дортос и поворачивается ко мне. – Тецугэй, ты понимаешь это оружие лучше любого из нас. По-твоему, у него есть эффективная дальность действия.
Мое лицо застывает в ответ на его легкомысленный анализ. Я чувствую внутреннюю борьбу, которую часто веду, когда нет подходящей стратегии, борьбу между генетически сотворенным воином Адептус Астартес и жаждущим битвы кочевником Алтака. Моя рука сжимается вокруг посоха, надавливая на психоактивное дерево.
– Саламандр прав. Мы не можем связаться с Юваном -Секундус, и скорее всего нам не обогнать этот корабль, – говорю я, остро ощущая направленные на меня взгляды истребительной команды. – У нас не остается другого выбора, как сразиться с этим кораблем. Задержать его. Прямо здесь.
Космический Волк один миг странно смотрит на меня. Его наполовину обожженное лицо непроницаемо. Затем он пожимает плечами под стук талисманов и волчьих клыков.
Кордред издает скрипучий звук. Я смотрю на него. Его лицо скривилось в безрадостную мину.
– Этот корабль больше «Виктуса». Больше чертовой «Фаланги», – рокочет Минотавр. – Чтобы уничтожить его, понадобится, по крайней мере, флот целого Орденаордена.
Сильный взрыв сотрясает «Презрение» до самой надстройки. Далекий рев убийственных залпов, бьющих по нашему кораблю, сопровождается стоном скручиваемого металла.
– Значит, возьмем его на абордаж, – парирую я слова Кордреда. – Используем «Презрение» в качестве абордажной торпеды.
– Точка зрения брата Врона все еще в силе, – кричит Аркамед сквозь грохот схлопывающихся пустотных щитов левого борта. – Даже если мы пробьем щиты и броню, их намного больше. Потенциально десятки тысяч к одному.
Астральный Рыцарь опускает голову. Он вытягивает странный кристаллический меч из ножен и рассматривает его. Я не зондирую его мысли, но чувствую исходящую от воина огромную печаль.
Наступает долгий миг тишины, прерываемый настойчивыми ударами абордажных кораблей друкари, врезающихся в «Презрение». Сервиторы докладывают о выводе из строя «Разрушителя». Животные стоны тех бедных душ, которые еще не впали в ступор, продолжаются. Я отрываю взгляд от окулюса. Беймунд сурово смотрит на меня. В его глазах тлеет гнев, но в них есть что-то еще.
Через миг я догадываюсь: он задает мне вопрос.
– Друкари предпочитают скорость, – говорю я. – Их голополя слабее противостоят энергетическому оружию, но вот броня… Они зовут ее призрачной костью, и она раскалывается под огнем твердотельных боеприпасов.
Черный Храмовник ничего не говорит, но коротко кивает.
– Направить «Презрение» на курс столкновения, – приказывает Беймунд, сжимая прикованный цепью к руке болт-пистолет. – Перенаправить все пустотные щиты на носовые квадранты, и приготовить лэнс-установки для стрельбы прямо по носу.
– Направить резервы плазменного ядра в двигатели, – быстро добавляю я. «Праведное презрение» – не корабль орду, но если уговорить его, то он в свои последние мгновения сможет лететь как один из наших.
Беймунд настороженно смотрит на Аркамеда. Я слышу, как меняется тембр двигательной сигнатуры, когда нас бросает вперед, на хриплый рокот. Вокруг разрастается пронзительный вой от перегрузки надстройки корабля из-за вращения.
– Я вообще никогда не представлял свою смерть, – говорит Врон, также забираясь в укрытие. – Не думал, что в этой Всеотцом забытой галактике есть кто-то достаточно сильный, чтобы убить меня.
Мы одновременно осеняем себя знаком аквилы, надеваем шлемы и склоняем головы. Я позволяю себе сделать вдох смирения, готовясь к столкновению: я сделал все, что в моих силах , и вручаю свою волю Императору.
Беймунд, в свою очередь, выглядит странно в умиротворенном состоянии.
Черный Храмовник замолкает. Я слышу, как он шепчет себе под нос личную молитву, и чтобы узнать ее, мне придется прозондировать его разум.
Но когда он молится, я ощущаю тепло, закипающее в моей груди, которое становится жарче с биением моих сердец. Оно растекается до кончиков пальцев, вверх по шее до мышц челюсти, растягивая уголки рта. Я словно всадник Алтака с тальваром в руке, скачущий по бессмертной твердыне Кум Хум-Карты, и, тем не менее, впервые с момента, когда я увидел мой родной мир в огне, я чувствую, как лицо расплывается в чогорийской усмешке. Я знаю, что я мчусь навстречу смерти, но, клянусь Алтаком, приятно сражаться, как подобает Белому Шраму.
– Аве Император! – кричит Беймунд.
Прежде чем с моих губ срывается боевой клич , фрегат «Праведное презрение» врезается в чудовище друкари. Мир исчезает в огне, шуме и боли.
'''VII'''
''Дзинь-дзинь. Дзинь.''
А затем я атакую.
Я вскакиваю быстрее, чем может моргнуть человеческий глаз, быстрее, чем могут отреагировать даже эти проворные ксеносы. Я пробиваю кулаком грудь первого, сминая его тело с влажным хрустом. Прежде чем второй успевает поднять винтовку, я бросаюсь вперед и отрываю ему голову. Третий открывает огонь. Я чувствую боль, но я получил достаточно ранений, что бы чтобы знать – эта рана не смертельна. Ксенос визжит и корчится в моих объятиях. Я поднимаю его над головой и выпускаю мощь своего разума, изливаю ярость Алтака в его тело, пока оно не взрывается кровавыми кусками внутренностей.
Четвертый друкари направляет смертоносную винтовку мне в голову, когда я стряхиваю останки его родича со своих рук. Даже будь у меня мой посох, не думаю, что я бы успел.
– Про чогорийцев говорят правду – вы быстрее, чем выглядите.
Я думаю, как ответить, но боль не дает мне открыть рот. Автомедик моего доспеха уже оценивает рану и направляет диагностику на визор. Очевидно, энергетический луч испарил левую почку и часть кишечника. В кровь закачивается новая порция макронаркотиков, как только клетки Ларрамана останавливают кровотечение. Герметизирующий гель запускается в отверстие и затвердевает, заполняя его.
Не самая худшая из ран, которые я получал и переживал.
Смерть предотвращена, и я, наконец, по-настоящему открываю глаза и оглядываюсь. Я забирался в темнейшие уголки галактики Галактики и охотился на монстров, созданных из самых старых кошмаров людей. Глядя на окружающую обстановку, я понимаю, что она не уступает ничему из того, что я видел.
Мостик «Презрения» представляет собой смятые зазубренные развалины, объятые пламенем. Повсюду разбросаны трупы обреченных смертных, стекая со стен и потолка вязкой массой. Воздух насыщен обжигающей вонью горящих тел и масла, обожженного металла. Зловещая повсеместная аура мертвых сливается с разрушением, более мучительная, чем любая рана, более душераздирающая, чем любая трагедия.
Вдруг вокс начинает трещать помехами.
– ''Истребительная команда… доложить.''
''Аркамед. Хвала Императору.''
– Рад видеть, братья, – хрипит Аркамед.
– ''Дортос докладывает, '' – отзывается Астральный Рыцарь. Его вокс-сигнал искажен. – ''Я с Торхос Торхосом Сакалом. Он ранен.''
– ''Я в порядке, '' – ворчит по воксу Расчленитель измученным голосом.
– ''У тебя в животе торчит кусок металла, упертый ты ублюдок, '' – рокочет Дортос. – ''Я вижу тебя, Врон. Со мной Кордред и Рай’гор.''
Мы пробираемся к рухнувшей части палубы. Трупы нескольких друкари в масках лежат у ног истребительной команды с различной степенью расчленения и ожогов. Мы помогаем Минотавру и Саламандру выбраться из руин, Врон и Рай’гор пожимают руки в воинском приветствии. Кордред внимательно смотрит на меня и кивает в знак благодарности.
В воксе отвечает тишина.
– ''Беймунд, ответь!''
– Он… Он? .. – допытывается Саламандр.
Дортос стучит по перчатке апотекария.
– Беймунд, от…
– ''Меня… придавило.''
– Сержант, где ты? – кричит Аркамед.
Черный Храмовник заходится влажным кашлем.
– ''Меня придавило… чем-то, '' – медленно шепчет он. – ''Я не могу… не могу пошевелиться.''
– Аркамед, – быстро говорит Дортос, – ты видишь его на ауспике?
Я закрываю глаза. Железные щиты вокруг моего разума чуть-чуть опускаются. Отрава этого адского места изливается, словно тошнотворный дым, но я ступал по Пути Небес и могу пронзить мрак. Я замечаю тлеющие угли горечи и гнева. Разум как будто отшатывается от моего взгляда.
– ''Убирайся… из моей головы… '' – раздается в воксе слабый треск.
– Он там, – сообщаю я, указывая на другую сторону разрушенного мостика.
– Беймунд, мы идем, но у нас нет визуального контакта, – сообщает по воксу Аркамед. – Скажи что-нибудь.
– ''Не могу…''
– Его легкие пробиты, – подтверждает Дортос. – Быстро теряет кровь.
Звук пилы.
Острие редуктора нартециума втягивается с влажным щелчком. Сержант Черных Храмовников закрывается закрывает глаза в последний раз.
– Мне нужна минута для извлечения его прогеноидов, – мрачно сообщает Дортос.
Мы выбираемся из разбитых останков «Праведного презрения», меняя один ад на другой, худший.
Пылающие развалины нашего корабля сменяются на омерзительное биомеханическое смешение шипастых зубчатых стен и лабораторных кошмаров. По темным туннелям тянутся булькающие трубы, словно чудовищная капиллярная система, переправляя невыразимые выделения в места, оглашающиеся криками. К каждой почерневшей поверхности безжизненно цепляется жирная пленка, смердящая гнилой кровью и озоном. Покрытые грязью решетки водоводов собирают мусор. Влажный холодный воздух пропитан вонью алхимических составов и телесных жидкостей.
Навязчивая вездесущая аура страданий, которая изводила нас ранее, пропитывает каждую частицу этого злого места. Каждый шаг отзывается кинжальной болью в ногах. С каждым вдохом ты словно проглатываешь острое лезвие. Вопреки всякой логике, наши силовые доспехи не дают никакой защиты.
И все же мы держимся, шаг за шагом, миля за милей, продвигаясь все глубже и глубже в лабиринт друкари, потому что единственная альтернатива – это принять поражение.
Бывшая истребительная команда БеймундБеймунда, ставшая истребительной командой АркамедАркамеда, двигается быстро и бесшумно. Мы – грызуны, прячущиеся в траве Алтака под небом, полным беркутов. Мы проходим патрули и охотничьи команды, толпы лоскутных ужасов с оружием, выскакивающим из их кожи, и одного за другим усмиряем боевыми ножами и сокрушающими ударами. Мне, как воину, который гораздо свободнее чувствует себя в седле штурмового мотоцикла, мчась на врага со сверкающим посохом и грохочущим пистолем, подобный обман не по душе.
И все же я терплю эту уловку лучше некоторых.
– Что мы ищем? – шепчет Врон, возможно, в третий или четвертый раз после того, как мы покинули «Презрение».
Технодесантник передает нам обновленные диагностические данные: предварительный результат импровизированного авгурного картографирования, которое он запустил с момент момента проникновения на вражеский корабль.
– Несмотря на размеры этого корабля и ксеноконструкцию, он все же должен подчиняться основным законам кораблестроения. У него есть тяга, голощиты и оружейные системы, способные уничтожать капитальные корабли, включая ауру боли. Все это требует колоссального количества энергии, следовательно, он располагает ксеносным соответствием генераториума. Тактическая проницательность, продемонстрированная при атаке на Юван Терций -Терциус и последующем уничтожении нашего флота, показывает наличие искусного руководства, то есть на корабле есть командири, и вероятно, мостик, – поясняет Аркамед уставшим голосом. – Кодекс предписывает нейтрализовать то, что мы встретим первым.
– Да, – задумчиво кивает Врон. Его обожженное лицо выражает мало эмоций. – Так что, именно, мы ищем?
– Этот соответствует тем типам кораблей, что ты видел прежде? – спрашивает Дортос.
Я вспоминаю ту битву, на миг возвращая ее к жизни. Я сражаюсь вместе с Барутаем и братьями Огненного кулакаКулака, окутанный молниями, в окружении ревущих штормовых ветров и воя цепных мечей. Проворные ксеносы пытаются остановить нас на каждом редуте и прижать огнем тяжелого оружия в каждом просторном помещении. Мы сметаем их бурей клинков, быстрее молнии, быстрее ветров Алтака. Некоторые из нас даже смеются, убивая. Приятно вспомнить, каково это – смеяться.
Но это место иное. Что-то в расположении его туннелей, наличии водоводов с быстрым течением под ногами… кажется неуловимо неправильным, что-то намного существеннее, чем мерзкая геометрия ксеносов и ненавистное техноколдовство. Похоже, он вообще не строился в качестве корабля.
– Куда, брат?
Я делаю несколько болезненных вдохов сквозь сжатые зубы, зажмуриваюсь, и снова открываю свой разум ровно настолько, чтобы почуять добычу. Подобно слепцу, ищущему пламя только по излучаемому теплу, я веду нас, руководствуясь агонией, которая колет позади глаз. Это трудно, не только из-за изнуряющей боли. При такой близости к пресловутому огню почти невозможно отличить, где он горит сильнее всего. Но здесь я вижу ореол смертных страданий, какофонию, которая рождает эхо темнее самой тьмы.
Погружение в небеса длится не более нескольких секунд, прежде чем я захлопываю врата, но воздействие этого омерзительного места вызывает ощущение физической слабости, такое же чужеродное чувство, как и жизнь в коробке.
В ухе тихо щелкает вокс. К своему удивлению я слышу грубый голос Торхоса Сакала.
– Я – не псайкер, но в Ордене ордене многие обладают даром нашего примарха. Я знаю, тебе больно, брат.
– Нет, – лгу я. – Беймунд был прав: мне многое нужно искупить.
– Мы на месте.
Истребительная команда Аркамед Аркамеда медленно пересекает порог, выйдя из тесного туннеля в зал, чьи огромные размеры невозможно описать.
– Император, защити нас, – шепчет Саламандр.
– Думаю, мы нашли сердце корабля.
Помещение огромно. Невероятно огромно. Оно принижает своими размерами сводчатые пиршественные залы Кум Хум-Карты так же, как воин орду обычного человека. Оно тянется настолько далеко, что мои глаза не видят его конца, и поднимается настолько высоко, что верхние пределы теряются в алхимическом тумане.
А стены увешаны вопящими людьми.
Нет. Не тысячи и тысячи. Миллионы. Миллионы и миллионы.
Мы нашли жителей Ювана Терция-Терциус.
Кордред подходит к одной из рам. Несчастный бедняга внутри нее – мужчина примерно среднего возраста, но его тело – истощенные останки, как будто из него удалили все мышцы и жир, сохранив жизнь. Жуткие трубы, проходящие сквозь стены и решетки водоводов, также пронизывают плоть человека, извиваясь в его кишках, поднимаясь в легкие, в мозг, и разветвляясь в каждое отверстие. На его лице отпечаток животной паники, тот вид агонии, которая проистекает из мук повторяющейся, но не убивающей смертельной раны.
– Я сражался с рабами Темных Боговбогов, я лично видел зверства, которые они творили с другом и врагом, – говорит Минотавр. – Но это…
Я чувствую, как во рту накапливается кислота при виде такой бессмысленной невоздержанности, такой массовой злобы.
– Приветствую, мон-кей.
За долю секунды оружие истребительной команды наведено на источник голоса. После , казалось , бесконечной паузы из теней шаркающей походкой выходит маленькая фигура.
– Не стрелять! – шипит Аркамед. – Это выживший.
Человеческая марионетка издает жуткий задыхающийся звук. Мне понадобилась секунда, чтобы понять: это эквивалент веселья друкари, переданный человеческим ртом.
– Полагаю, это вполне справедливо, раз я знаю твое, Аркамед из Караула Смерти, – говорит марионетка, ее тело сгибается, словно пытается принять позу, которую человеческие кости никогда б не скопировали. – Хватит с меня вашего удивления. Я наблюдал за тобой и твоими солдатами глазами моих рабов с момента, как вы ступили на мой корабль. Меня зовут Зраковий, я – глава ковена Бесконечного Кошмара, подлинный господин КоморрыКомморры.
– Считаешь себя могущественным, потому что охотишься на тех, кто не имеет возможности дать отпор, – заявляет Аркамед посреднику. – Но для тебя мы не станем легкой добычей.
– Нет, я не жду, что так будет, – насмехается Зраковий. – По крайней мере, в сравнении с душами, которых я уже собрал в этой системе. Но не беспокойся, мон-кей, я прожил столько жизней, что не могу сосчитать, и каждая была длиннее твоей. Ты и твое примитивное племя доставите мне не больше проблем, чем та добыча, что питает «Корону скорби».
''Топливо.''
Я бросаю взгляд на многие мили пыточных рам, каждая переполнена смертельной агонией людей, терзаемых ни с чем несравнимой не сравнимой болью. Я вспоминаю червоточину, сингулярность в черной дыре боли, свирепо отреагировавшую на мое вторжение.
''Топливо.''
Я чувствую, как из носа капает кровь.
+Дай. Ему. Говорить.+
– А испытываемые сейчас вами муки, которых было достаточно, чтобы покорить целый мир без малейшего сопротивления, и превратить хваленую команду охотников на ксеносов в паразитов на величайшей драгоценности Коморры Комморры – это объединенная агония одной лишь планеты, – хвалится марионетка. – Хранилища «Короны скорби», созданные из самих костей Темного Городагорода, могут вместить новые бесчисленные миллионы. Носовая волна моего шедевра погрузит целые системы в кошмарную боль за недели до моего прибытия.
+Аркамед…+
– Меня нельзя остановить, мон-кей. Кости «Короны скорби» были заложены в Коморре Комморре еще до того, как ваш вид даже отправился к звездам. Моя победа была гарантирована до вашего создания.
Кровь наполняет мой рот, больше, чем я могу проглотить.
– Нам нужно уходить, – говорит скрипучим голосом Минотавр. – Мы слишком уязвимы.
– Я… То , что они сделали с нами… я… я не могу…
– Рай’гор, наша позиция непригодна для обороны, – шепчет Аркамед, повторяя за Кордредом. – Нам нужно отступить, перегруппироваться и передислоцироваться. Сейчас же.
– Назад в туннели! Нужно перегруппироваться!
– С каждой минутой этот корабль приближается к Ювану -Секундус, – вопит Дортос. – С каждым поглощенным Зраковием миром «Корона скорби» становится сильнее!
– У нас нет выбора! Если мы останемся здесь, то умрем!
Кордред выглядывает из укрытия и смотрит туда, откуда мы пришли – в направлении обломков «Презрения». Разряд ослепительно-яркой тьмы пробивает дыру в его плече.
– Они отрезали нас! – орет он, из разбитой бионики сыпятся искры. – Мы окружены!
Торхос Сакал оттаскивает Кордреда в укрытие, когда хнычущая мерзость с зашитыми глазами цепляется за Минотавра. Расчленитель пробивает цепным мечом живот твари и разрезает его кишки, потом отбрасывает вопящее существо.
– Проклятье!
Я выпускаю потрескивающий зигзаг молнии, когда бурлящий ковер из клыков и когтей захлестывает наше укрытие. Шипящие существа лопаются под стаккато взрывающихся тел.
– У меня есть план, как покончить с этим – со всем этим! – Кричу кричу я сквозь какофонию. – Но мне нужно время. Доверьтесь мне!
Аркамед пристально смотрит на меня мгновение, которое кажется бесконечным посреди битвы. Наконец, он кивает.
– Истребительная команда, по моему сигналу! – Он прицеливается и наводит гравитонный луч на решетку, пробивая проход во тьму.
Те, у кого осталось стрелковое оружие, вставляют новые магазины и готовятся. Я перегружаю силовую ячейку плазменного пистолета.
– Подавляющий огонь! – ревет Аркамед.
Вперед.
Моя рука рассекает пенистую поверхность. К тому времени, как я добираюсь до металлического берега, краска на доспехе уже растворяется, оставляя пятна очищенного керамита. Я чувствую, как лицо жжет из-за отслаивающейся кожи, и я быстро вытираю кислоту и грязь.
Еще до того, как сделать вдох, я слышу, что характерные крики воинов истребительной команды резко прибавляют в громкости, прежде чем они тоже падают в алхимический канал.
– Аркамед! – кричит в темноту Врон. – Ты слышишь нас?
– Дортос, ты можешь получить его биометрические показатели? – спрашивает Торхос Сакал.
Апотекарий стучит перчаткой по помятому шлему.
– Наконец-то у Белого Шрама есть план, с которым я согласен, – говорит Врон.
Я пытаюсь быстро проанализировать весь опыт сражений с друкари, подозрения, возникшие в момент прибытия на Юван Терций-Терциус, ужасную психическую ауру «Короны скорби» и отвратительные ощущения от слов раба-марионетки Зраковия.
– Этот корабль… не совсем корабль. Это лаборатория.
– Лаборатория?
– Изощренность оружия, одержимость болью, конструкция корабля, эта сеть сточных труб, – поясняю я. – Мы думали, что столкнулись с простым военным командиром, архономархонтом. Зраковий – другой. Он объединился с гемункулами Комморы Комморры и стал чем-то… еще.
– Я знаю об этих мастерах плоти, – ворчит Торхос Сакал. – Эта информация ценна, Тецугэй, но я не вижу, как превратить ее в действенную стратегию.
Мы слышим завывания, когда орда рабов вываливается из желоба в кислотную реку. Десятки выныривают и, несмотря на действие кислоты, направляются к нам. Истребительная команда одновременно открывает огонь, выкашивая выживших, которые цепляются за берег, движимые отвратительным голодом.
– Нам нужно идти, – рычит Торхос Сакал, ударом ноги отправляя явно человеческий труп обратно в искусственную реку. – Они вскоре обнаружат, что мы не мертвы.
Апотекарий наносит свежий герметизирующий гель на рану в моем боку.
– Время выходит, – подстегивает Дортос. – У нас есть, максимум, час, перед тем, как наши медицинские системы начнут отключаться. Как только это случится…
– В каждом значимом месте на борту этого корабля причиняли страдания, – быстро поясняю я. – Мы видели эти решетки водоводов в каждой пыточной камере и лаборатории с момента, как покинули «Презрение», и я считаю, что эта канализационная сеть соединяет их. Друкари жаждут страданий, чтобы уменьшить свои собственные. Где бы ни находился Зраковий, это будет место пытки, куда мы можем проникнуть.
– Ты просил Аркамеда разговорить ксеноса…
– Я не понял этого раньше, но эхо, которое я ощутил на Юване Терции-Терциус, ауру боли, которую мы чувствуем, весь комплекс пыточного оборудования «Короны скорби» – ''все'' это связано с Зраковием. Связано, как вены, кости и кровь. Это место – извращенная душа архонаархонта, только увеличенная. Только когда он психически вошел в марионетку, я это впервые четко осознал. Я смотрел не на сердце оружия, но на самого Зраковия. Он и ''есть'' оружие.
Торхос Сакал прибавляет обороты цепному мечу в брызгах свернувшейся крови ксеносов.
– Я – задын арга, – говорю я с усмешкой. – Я вижу сквозь бурю.
'''X'''
– Надеюсь, больше пятидесяти, иначе мне придется поделиться с вами, а Хрельке это не нравится.
– Ты уверен, что Зраковий здесь? – спрашивает Торхос Сакал сквозь стиснутые зубы. Его зрачки превратились в точки. Он охвачен гневом.
– Тогда мы должны выработать план проникновения, – советует Дортос. – Полагаю, он у тебя есть.
– Надежный, – отвечаю я, постучав по решетке водовода. – Через стену. Убить всех внутри.
На лице Дортоса появляется странное выражение. Как ни удивительно, но это может быть улыбка. Не могу сказать.
С ревом ненависти Торхос Сакал впечатывает громовой молот в решетку, испаряя стену, отделяющую нас от сердца «Короны скорби». Меньше чем через удар сердца мы врываемся через брешь в тронный зал Зраковия.
Как только оседает пыль, мои глаза с трансчеловеческой скоростью осматривают помещение. Это жуткая смесь тронного зала ксеноса, пыточного театра и специализированного мостика космолета. На покрытых кровью дыбах висят останки человеческих существ, а рядом с ними находятся недавно установленные тайные механизмы ксеносов неизвестного назначения. И первые, и вторые выстроены с по-видимому ритуальным значением вокруг крупного устройства размером с «Лэндрейдер», возвышающегося в начале помещения.
В зале находятся множество воинов друкари. Гибкие ксеносы в броне и с длинными ружьями стоят наготове рядом с группами лабораторных мерзостей в железных шлемах. Мечники в шлемах резвятся вместе с жестокими укротителями и их тощими якша-гончими. Над всеми возвышаются три чудовищно распухших лоскутных мутанта, украшенные пришитыми дополнительными конечностями и имплантированным оружием, и ощетинившиеся заточенными шипами собственных разросшихся скелетов. Между ними скользят в слепом голоде визжащие змеи, напоминающие оживленные потроха.
И в центре всего этого, возвышаясь на платформе, словно ложное божество, находится Зраковий.
Я ничего подобного не делаю. Как и остальные.
Зраковий наклоняет голову. Один из лабораторных уродцев тычет искрящим электрострекалом. Аркамед кричит.
– Я не привык давать команду дважды, мон-кей. Бросайте ваше оружие, и даю вам слово, что вы, как и он, умрете быстро.
Я свирепо смотрю в лицо ксеносу, которого собираюсь убить. Оружие так и не покидает наших рук. Зловещая ухмылка сползает с лица друкари, когда он осознает, что мы не собираемся сдаваться. Я вдруг понимаю, что этот архон архонт никогда прежде физически не сталкивался с Адептус Астартес.
– Вы глупцы, раз отвергаете мое великодушие, мон-кей, – насмехается тварь. – По сравнению с ужасами, которые я устрою вам, все испытанное вами в жизни покажется раем.
– И если, однажды, писарь вашего примитивного вида выживет, чтобы запечатлеть момент моего вознесения, я постараюсь, чтобы он указал, что падение вашей расы обеспечил ваш провал.
Действие макронаркотиков в моей крови прекращается. Меня накрывает душераздирающая агония сломанных костей и порванных сухожилий, кипящей крови. Я ощущаю беспомощность и скорбь. Но ничто не может сравниться с раскаленной бурей, растущей в моей груди, и пронзительным жжением поступающего в кровь всего оставшегося запаса боевых стимуляторов.
– Вы проиграли, мон-кей,– шипит архонархонт. – Вы проиграли еще до того, как родились.
Напряженная обстановка рассыпается от слабого смеха Аркамеда. Изувеченное тело Ультрадесантника содрогается, когда он подавляет тихий смех. Изо рта капает кровь.
Врон бросается на самую большую группу ксеносов, размахивая алчущим морозным топором. Вопящие лоскутные монстры и неуклюжие отребья нападают на него с крюками, клинками и иглами. Он разбрасывает их, разрубая броню, плоть и кости с дикой кровожадной яростью. Ничто не может остановить его.
Торхос Сакал устремляется к одному из громадных мутантов друкари. Рев цепного меча не уступает безумному яростному вою. Абсолютная сила гнева пылает в его сердце подобно сверхновой. Краем глаза я вижу, что более мудрые ксеносы пытаются сбежать от него, в то время как глупцы не отступают. Все они умирают жуткой смертью.
Кордред, опустив наплечник, несется прямиков на первого врага, который стреляет в него. Дюжина врагов друкари открывают огонь одновременно. С тем же успехом они могли плевать в железную скалу. Даже одной рукой он своим громовым молотом превращает ксеносов и механизмы в искореженные останки.
А я… я иду прямиком к Зраковию.
В первые несколько секунд битвы я уже заметил, что бледное лицо архона архонта сморщивается из надменного наслаждения в растущее беспокойство. Такой эффект дает истребление половины твоей стражи грубой силой Адептус Астартес. В каждой схватке с ним мы попадали в засады и ловушки коварного ксеноса. Сейчас впервые это честный бой. Мы атакуем быстрее молнии, ревя подобно буре на Алтаке.
Из моего посоха бьет молния и превращает группу ксеносов-мечников в почерневшие трупы. Мощные порывы ветра швыряют их через тронный зал с ломающей кости силой. Закованные в броню друкари прижимаются к механизмам и в панике открывают огонь из воющего оружия.
''Сконцентрируйся.''
Я удваиваю скорость, преобразуя свой психический натиск в гуань дао, пока взбегаю по платформе к Зраковию. Архон Архонт вопит яростные команды своим воинам, подвешенный неподвижно посреди битвы.
Я рядом. Между мной и возмездием за все души, забранные этим садистским извергом, меньше дюжины друкари.
– Я знаком с методами твоего вида. Думаю, на этом корабле у тебя много тел для хранения твоего разума или машин для восстановления тебя из фрагментов, – хриплю я. – Я прав?
– Слегка впечатляет, – ухмыляется ксенос. – Когда я вернусь в КоморруКомморру, облаченный в твою кожу, я спрошу своих сородичей из других ковенов , встречали ли они когда-либо… как тебя зовут?
Я сплевываю кровь на палубу.
Загадочный механизм взрывается в потоке искр. Биомеханический трубопровод беспорядочно разрывается по всему тронному залу. Молниевая ярость бури превращает большие эзотерические сосуды в шлак. Вся «Корона скорби» вздымается под нашими ногами, словно получив смертельную рану в свое прогнившее сердце, погрузив тронный зал во тьму.
– Что ты наделал? – визжит архонархонт, на его мертвенном лице читается паника. – Что ты наделал?
– Благодарю за сотрудничество, монстр, – усмехаюсь я. – Я хотел бы оставить тебя в живых, чтобы ты увидел окончательное уничтожение «Короны скорби», но как сказал убитый тобой храбрый воин – мы не оставляем ксеносов в живых.
Начинает расти инфразвуковой вой, достаточно громкий, чтобы действовать на нервы. Он нарастает, секунда за секундой, от воя до визга, от визга до вопля, от вопля до рева. Зраковий неистово бьется о механизмы. Обломки трона светятся несдерживаемой энергией, ищущей выхода, затем она изливается в архонаархонта. Я отступаю и прикрываю глаза. Мертвенно-бледная плоть друкари светится тошнотворным светом, пока его тело раздувается и растягивается.
Ксенос запрокидывает голову и испускает пронзительный вопль, а из его рта и глаз хлещет сырая энергия. С оглушительным грохотом архон архонт Зраковий, ксеномерзость, считавшая себя защищенной от возмездия Императора, взрывается потрескивающимся пеплом и полностью испаряется.
А затем наступает тишина, за исключением предсмертных стонов ксеносов у наших ног.
Стихает гул адреналина и боевых стимуляторов и наступает оно: дараа ни. Только в этот раз привкус на языке не горький. Оно напоминает мне о первых дня после облачения в доспех орду, когда война казалась простой. Я рад, что снова ощутил его, перед своим концом.
Подобно грозовым тучам, исчезающим пред утренним солнцем, начинает отступать дьявольская аура боли. Это ощущение поразительнее, чем я могу признать.
Врон издает лающий смех.
– Ты бы возненавидел Фенрис. – Он слишком холоден для любого, кроме Влка ФенрюкаФенрика. – Твоя чогорийская задница промерзла бы насквозь.
Я улыбаюсь. Мне нравится Космический Волк.
– Как и я.
Мы, трое боевых братьев, обессилено молчим, наслаждаясь последними мгновениями покоя, прежде чем истощатся запасы медицинских систем. Вдалеке мы слышим топот приближающихся шагов сотен отчаянных ксеносов, спешащих на помощь господину. Вокруг них умирает их любимый корабль. Еще дальше доносятся звуки орудий звездолетов флота Ювана Секундуса-Секундус, присоединившихся к битве и обстреливающих «Корону скорби».
– Что ж, – говорит Врон. – Много времени уйдет на то, чтобы этот мерзкий корабль превратился в металлолом, сержант?
Я усмехаюсь, как подобает чогорийцу, и мы бросаемся навстречу врагам с болтерами и клинками.
[[Категория:Империум]]
