Изменения

Перейти к навигации Перейти к поиску

Ангрон: Красный Ангел / Angron: The Red Angel (роман)

219 993 байта добавлено, 30 август
Нет описания правки
<br />
== ДЕСЯТАЯ ГЛАВА ==
«Завоеватель» и сопровождающий его флот направились в великие межзвездные сумерки. Для стороннего наблюдателя он светился все ярче, а его щиты окружал ореол из множества безымянных цветов. Опираясь на свой мощный двигатель, питаемый кровью, потом, слезами и душами тысяч людей, трудившихся внутри, он прожег дыру в ткани реального пространства.
–Чемпион, называющий себя Бескровным. –  Воин сглотнул, ни поднимая лица от пола. – Он на свободе.
== ОДИННАДЦАТАЯ ГЛАВА ==
Лейдис, Корво и Веррот по очереди удерживали Архора, чтобы он не покалечил себя или не убил кого-нибудь из них, пытаясь сделать это. Соприкосновение с силами варпа, будь то атаки псайкера зеленокожих или прямые путешествия в эмперии, всегда усугубляли регулярные психические припадки предводителя. Однако даже для него это путешествие стало болезненным.
Он без особого энтузиазма продолжал шарить вокруг в поисках своего болтера, не сводя глаз с длинного худого лица существа, которое теперь присело на корточки рядом с ним. Он сдался, открыто вздохнув. Существо щелкнуло клешней размером со все его тело и улыбнулось.
== ДВЕНАДЦАТАЯ ГЛАВА ==
Демонетка соблазнительно появилась из-за изгиба коридора, подзывая Коссолакса щелчком своей клешни, в то время как несколько идентичных ей братьев и сестер хихикали, шипели, надували губы и обнажали свои стеклянные зубы-иглы в приглашающих улыбках.
И Шака знал, кто он такой.
== ТРИНАДЦАТАЯ ГЛАВА ==
+Помогите…+
Как еще можно подстроить ловушку для Красного Анегла, как не с помощью резни?
== ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ ГЛАВА ==
Полковник Таника Яррер из гарнизона Адептус Астра Телепатика Гиады проснулась от звуков тревоги. Все еще сонная, погруженная в кровь, которая наполняла ее сны в последнее время, она вытащила из-под подушки заряженный пистолет и перевернулась на спину.
– Пока мы разговариваем, мои братья высаживаются на поверхность. Тем временем, однако... – Взгляд серых глаз космодесантника был глубоко печальным. – Мне требуется помощь вашего астропата.
 
== ПЯТНАДЦАТАЯ ГЛАВА ==
Капитолий Гиады был пыльным городом.
 
Его первоначальный фундамент заложили еще в древнем вади, где в глубоком геологическом прошлом сезонные дожди когда-то сливались в то, что в картографии Гиады теперь зовется Пыльным морем.
 
Это был город, построенный на песке: факт, который невольно перешел в метафору.
 
Разросшиеся кварталы поместья правительницы возвышались на гребне северной гряды, откуда открывался вид на высохшие вади. Правительственные покои были выкрашены в насыщенный золотисто-коричневый цвет, который сливался с естественным цветом неба, а благодаря самоотверженному труду поколений они приобрели форму зубцов, минаретов и куполов.
 
Капитолий Гиад был городом верующих. И оставался им даже сейчас.
 
Церквей Адептус Министорум и бастионов миссии Адепта Сороритас в старом городе стояло так же много, как и шипов на кустах в пустыне, шпили из песчаника, сверкающие золотой отделкой, соперничали за те же сумеречные небеса, что и дом правительницы.
 
Внушительная крепостная стена города была сделана даже не из камня, а из песка с дюн, который был спрессован, сгребен и запечен под двумя красными солнцами мира, став таким же твердым, как гранит. Бастионы выточили вручную, каждый зубец представлял собой уникальное произведение архитектуры с инициалами и молитвой мастера, спрятанными где-то в проекте.
 
Но первой линией защиты города всегда считалась пустыня.
 
Пыльное море и Котхская котловина считались практически непроходимыми. Торговые караваны и имперские миссионеры, пробирающиеся между государствами Гиады, не оставляли после себя ничего постоянного, похожего на дороги. Самым надежным способом передвижения считались дирижабли, которых только в одном Капитолии насчитывалось несколько штук, но даже для летательных аппаратов песчаные бури оставались потенциально смертельной опасностью.
 
На Гиаде не осталось настоящих облаков. То немногое, что содержало в себе влагу, активно собирали полярные агрокомплексы и хранили Консорциумы. Песок, подхваченный огромными планетарными бурями, создавал в небе облакоподобные узоры – полосы желтого, кремового и коричневого цветов, которые постоянно менялись и которые, согласно местным варианта Имперского вероучения, представлялись Его верующими святыми и ангелами.
 
Граций задавался вопросом, что видели верующие Капитолии Гиады за последние восемь лет войны и видят ли они сейчас там что-то другое.
 
Он не мог сказать, что видел что-то особенное. Просто случайные мазки на фоне атмосферы, купающиеся в солнечных лучах двух гигантских звезд.
 
Проекция его разума шла по грандиозной процессии, по руслу древнего ручья, который считался сердцем города, его ноги не оставляли отпечатков на песке, его присутствие не привлекало взглядов. Мужчины и женщины в развевающихся белых одеждах толпились в заставленном статуями павильоне, загружая оборудование в крытые брезентом грузовики и транспортники «Химера». Не существовало безопасного и простого способа пересечь Котхский котлован и напасть на ближайший анклав отступников в Квате. Но это не значит, что это невозможно или что люди не попытаются это сделать.
 
Одна лишь ненависть не может сдвинуть горы или перекинуть мост через пустыню, но она может подтолкнуть человека рискнуть всем в этой попытке.
 
Капитолий Гиады стал городом ненависти.
 
Разум Грация несколько раз исследовал эти улицы до его физического прибытия на Гиаду, но с тех пор это случалось не так часто. Он отправил свой разум и в меньшие государства, как в лояльные Имперскому наместнику, так и в мятежному Консорциума, и лишь подтвердил, то что чувствовал.
 
Этот мир идеально подходил для его целей.
 
Как оказалось, заманить бога в ловушку было не так уж и сложно. Была нужна лишь подходящая приманка.
 
Его разум остановился на погрузочных бригадах, когда он проходил мимо них невесомыми шагами.
 
Разум живых существ неизбежно притягивал к себе психический взор намного больше, чем самый роскошный редут или позолоченная церковь. То же самое можно сказать и о нечестивых обитателях Эмпирей. Их привлекало одушевленное, манили эмоциональные ощущения, отталкивало механическое и неподвижное. Как считалось, так написал Малькадор Сигиллит в Либер Демоника. Некоторые умы и эмоции горели ярче, чем другие. Человеческая сущность состояли из бесконечных иерархий – эта черта человеческой природы существовала до открытия Великого Разлома примерно полмиллиона лет назад, но значительно усугубилось под его влиянием. Не существовало объективных правил для измерения неопределимого по совей сути, но Граций был уверен, что в Нигилусе эффект выражался вдвойне.
 
Он позволил своим мыслям дрейфовать, куда им вздумается, и…
 
 
'''***'''
 
 
''…загружает тяжелый ящик в грузовик. Его содержимое лязгает, когда ящик скользит по металлическому полу. Согласно штампу логистакарума, это партия автоматных патронов, предназначенных для уничтожения отступников в Квате, если на то будет воля Императора. С благочестивым ворчанием она упирается плечом в ящик, толкая его до тех пор, пока он не оказывается настолько глубоко, насколько это возможно, и не застревает в песке или в выбоине на изношенном металле. Она не станет грешить против Бога-Императора и Его благословенных солдат, отправляя транспортное средство через долину с неполным грузом.''
 
''– Смерть еретикам, – говорит она, сплевывая на ящик и помечая его своей драгоценной водой в знак ненависти к находящимся в нем духам машин.  ''
 
''Фахранет слишком стара, чтобы взять в руки винтовку и сражаться. Это ее грех. Ее труды под высоким солнцем - это ее подношение Ему для отмщения.''
 
''– Хамиз! Джумар! – Она поворачивается, чтобы погрозить больными артритом костяшками пальцев старикам, которые пьют из фляги восстановленную воду в полумраке под статуей святого Ясимина. – Вы позорите своих внуков и дочерей, которые идут в бой за ангелами Бога-Императора. – Вдоволь наговорившись, мужчины поспешно возвращаются к погрузке, а Фахранет…''
 
'''***'''
 
 
…поплыл дальше к воротам Капитолия.
 
Огромные сооружения из железа и адамантия располагались поперек устья вади. Это была прогулка длиной в несколько миль, процессия растянулась по потрескавшейся тропе, оставленной древней рекой, мимо пыльных баррикад и контрольно-пропускных пунктов Милитарум, колонн Муниторум и масс танков, с трудом преодолевающих жару, но Граций мысленно перенесся через это место. Он мог мысленно преодолеть бесконечные просторы имматериума и выйти на орбиту далекого мира, соприкоснуться с психикой миллионов его обитателей и вырвать одну-единственную мысль из массы сознаний.
 
По сравнению с этим, это было простое упражнение, но необходимое.
 
Просто принести жертву было недостаточно.
 
Честь и чувство вины требовали, чтобы он это прочувствовал.
 
Стены высотой сто футов и толщиной у основания в тридцать футов, преграждали вход в вади и взбирались по отвесным склонам гор, окружавших их с обеих сторон. Они были истерзаны ветрами, помутнели от песка и жара пустыни, и им не хватало благословенного единообразия, характерного для большинства имперских построек. Но они оставались необычайно красивы, и Граций ощутил сожаление из-за того, что скоро с ними случится. Они были продуктом этого мира, созданным из него и им самим, а не навязанным ему в виде сборных отвалов, как имперская архитектура на большинстве миров.
 
На верхней площадке лестницы, покрытой песком, он…
 
 
'''***'''
 
 
…''потирает обрубок ноги. Он потерял конечность во время минометного обстрела, когда служил в гарнизоне Касфана. Теперь его боевые дни закончились. Так сказал ему комиссар, когда он был пойман за попыткой забраться на борт «Химеры» вместе со своими старыми товарищами. Но у него все еще остались глаза, не так ли? У него есть руки. Он может прижаться к стене с автоматом и наблюдать за неизбежной контратакой Консорциума.''
 
''Он надеялся, что они покажут себя.''
 
''Он молился об этом.''
 
''Он потирает свой обрубок. Он зудит под палящим солнцем.''
 
''Консорциум задолжал ему за ногу. Они должны ему в десять раз больше за тех людей из его отряда, за которыми в тот день не присматривал Император. Они в долгу перед ним, и он хочет собственными руками выжать из Консорциума свою долю. Он понимает, что это гордыня – думать, что он один может что-то изменить. Но если его ненависть к еретикам была ошибочной, то почему священники кричат об этом с кафедр?''
 
''Вытерев пот с ладоней о халат, он крепче сжал автомат и опустил взгляд к окуляру оптического прицела, размягченного температурой.''
 
''Если они придут, когда они придут, то найдут Пайаза готовым.''
 
'''***'''
 
 
В день прибытия Грация большая часть многочисленного постоянного гарнизона Капитолия была развернута на различных участках фронта, но новые резервы продолжали прибывать через главные ворота.
 
Колонны механизированный пехоты, сопровождаемые грохочущими боевыми танками «Леман Русс» и сверхтяжелыми «Гибельными Клинками, медленно прокладывали извилистый путь сквозь Котхскую котловину в направлении Квата.
 
Дирижабли, спешно переоборудованные, мобилизованные и скоординированные с помощью усиленных командно-диспетчерских служб на борту «Меча Дионы», уже сопровождали адептов Милитарум Темпестут и Сестер Битвы в более отдаленные анклавы повстанцев на Касфане и Шарааде.
 
«Меч Дионы» стоял на низкой орбите. В системе Гиад не было собственного постоянного флота. Империум был слишком огромен, чтобы каждую планету в его сфере можно было защищать так, словно это Армагеддон или Кадия. Пустынное захолустье с небольшим количеством ресурсов и слишком скудным населением, чтобы отчислять войска в Астра Милитарум, не стоило даже того, чтобы направлять к нему периодические флотские патрули, которые останавливались у других миров среднего класса раз в десять лет или около того. Принцип Имперской военной машины, когда дело доходило до обороны низкосортных миров вроде Гиады, заключался в том, что пострадавшее население посылало просьбу о помощи, а затем полагалось на слабо обученные и плохо оснащенные силы планетарного ополчения, чтобы сдерживать захватчиков в течении месяцев, лет и десятилетий, необходимых для того, чтобы их крик о помощи достиг ближайшей астропатической ретрансляционной станции и был направлен дальше. К тому времени, когда можно было собирать флот возмездия и привести в готовность полки Астра Милитарум, планета вполне могла пасть, но Империум работал на недопущения разрастания.
 
Мир мог быть и потерян, но благодаря его стоической самоотверженности и самопожертвованию окружающие системы или подсектор, могли быть спасены.
 
Если у Империума и существовал неисчерпаемый избыточный материал, так это была рабочая сила. Мертвые миры можно снова заселить и цикл начинался заново.
 
До Нигилиса.
 
Великий Разлом разрушил все. Внезапно не стало ни карательных флотов, ни Астра Милитарум, к которой можно было обратиться. Миры больше не сражались, чтобы выиграть драгоценное время, пока их соседи смогут укрепиться и однажды отомстить за их жертву, а просто потому, что не существовало другой надежды, кроме как на кровопролитие. И вот они сражались, и отчаивались, и презирали все новые и новые акты варварства – миллиарды и миллиарды душ, яростно борющихся с умирающим светом, в то время как боги, находящиеся за переделами их понимания, пересыщались раздорами и становились все сильнее.
 
На этой арене «Меч Дионы» мог бы уничтожить с орбиты главное поселение Консорциума Банхар и положить конец восстанию на Гиаде за неделю.
 
Но это было слишком безлично. Слишком быстро.
 
Слишком бескровно.
 
Однако тринадцать Серых Рыцарей, хоть и предназначенных для более высокого уровня конфликта, чем этот, могли завоевать один мир даже без орбитальной поддержки. Их было достаточно, чтобы переломить патовую ситуацию в пользу одной из сторон.
 
Но Грацию нужна была кровавая бойня, которую не смог бы проигнорировать полубог, которого он хотел заманить в ловушку.
 
Он отошел от стены и позволил ветру унести себя.
 
Стены Капитолия Гаиды рассыпались, уносясь прочь от него, как…
 
 
'''***'''
 
 
''…снаряды зенитных батарей рикошетят от толстой брони фюзеляжа «Грозового Ворона». Снаряды пробили бы обшивку большинства летательных аппаратов, о чем свидетельствуют искореженные каркасы дирижаблей Гиады, горящих в пустыне словно костры, но ополченцы Консорциума не могли противостоять броне Адептус Астартес.''
 
''Свесившись с борта «Грозового Ворона» держась за верхний поручень, Дворик наблюдал за войсками на земле. Яростный ветер пустыни свистит вокруг его брони, засасываемый в воющие турбовентиляторы «Грозового Ворона», а твердые снаряды из тяжелых стабберов Консорциума разрывались об бронированный корпус самолета.''
 
''Он рад обнаружить, что прошедшие столетия нисколько не закалили его. Он по-прежнему живет ради того, чтобы сражаться и служить человечеству, через разрешение конфликтов.''
 
''Это не тот метод ведения войны, который он бы выбрал, но Дворик понимает доводы Грация и доверяет его суждениям. Он тоже сражался с Ангроном на Армагеддоне. Заманить его на выбранное ими поле боя и победить навсегда - намного важнее, чем заботы о совести Дворика.''
 
''На поле боя под зоной их дислокации войска Консорциума спешно перемещаю свои орудия в более надежные укрытия. «Грозовой Ворон» резко делает разворот вокруг своей оси, его штурмовая пушка с грохотом открывает огонь, уничтожая одну из мобильных зенитных батарей.''
 
''Он слышит, как с трудом сдерживаются десантники-лоялисты, с которыми он летит в одном отделении, в ожидании того как их дирижабли пролетят над назначенной зоной высадки, чтобы они смогли бросится за борт с помощью архаичных грави-парашутов и прометиевых пламегасителей.''
 
''Такое рвение неуместно.''
 
''Хуже того, оно опасно для души. Дворик лучше других знает, к чему это приводит.''
 
''Но он доверяет своему брату.''
 
''Сопротивляясь низменному желанию присоединиться к ним, взвалить бремя этой бойни на свои могучие плечи, он поворачивается к передней части «Грозового Ворона» и ударяет мечом по корпусу. Он видит своего брата в кабине, сквозь металлический козырек с стеклом.''
 
''– Доставь нас в город!''
 
''Там, в двух милях, через перекрывающие друг друга зенитные батареи, в бункере укрывается дюжина минометчиков Консорциума, которые только что начали сбрасывать снаряды на зону высадки лоялистов. Дворик открывает сознание, чтобы подать сигнал своему брату-ветерану, а затем едва заметно улыбается, узнав слабое покалывание, исходящее из малодоступного уголка его сознания.''
 
''+Я вижу, ты опять следишь чужими глазами+''
 
''+Это необходимо+''
 
''+Это подглядывание+''
 
''+Что также необходимо+''
 
''Дворик вздыхает.''
 
''Из всех них Граций несет более тяжелое бремя.''
 
''+Я знаю+''
 
''Присутствие не отвечает.''
 
''Дворик ворчит, разочарованный, но не удивленный, и…''
 
 
'''***'''
 
 
…Ветер уносил его мысли ввысь.
 
Надвигается буря. Планета почувствовала это в медленном, бездумном проявлении своего разума. Гиада оказалась в центре событий, которые без вмешательства Грация обошли бы ее стороной, и восстала. Земля содрогалась под маршем танков. Небо потемнело от летящих дирижаблей-бомбардировщиков. По ее пыльной поверхности проносились электростатические циклоны. Песчаные бури слились в причудливые погодные системы, которые накрыли все полушарии, потрескивая психическим потенциалом бойни, которая бала, продолжается и скоро разразится по всему полушарию, заставляя Грация…
 
 
'''***'''
 
 
''…бежать по заваленной обломками боковой улице.''
 
''Каждый хриплый вздох наполнял его легкие, подобно тому, как пыльное цунами медленно погребает под собой залы церкви. Крак-ракета, выпущенная из руин, перебила гусеницы «Химеры», из-за чего ему пришлось бросить свой транспорт. Через некоторое время после этого он потерял связь со своим отрядом. Он даже не мог точно сказать, как давно это было. У него нет хронографа. Нет вокса. Единственное снаряжение, которое ему выдали перед отправкой из Капитолия – это автомат, который он прижимал к груди. Его сандалии порвались. Ноги покрылись ранами, но он не знает, что произойдет, если перестанет бежать.''
 
''Шараад был его домом. Или точнее считался им до появления Консорциума.''
 
''Он прибыл в Капитолий Гиады с первой волной беженцев. Он стал первым, кто добровольно вступил в священную войну, чтобы отвоевать его. Сражаться за Бога-Императора, правящего с Терры, и за леди-губернатора Ильзету, которая правит этим миром по своему божественному праву.''
 
''Он больше не узнает его.''
 
''Дни непрерывных обстрелов с обеих сторон превратили некогда знакомые места в барханы из песка и обломков. Церковь, которую он посещал для ежедневных молитв. Базар, где он работал у южного купца, торговавшего чаком. Офисы Администратума, где работала клерком его жена. Маленький домик, где они с семью детьми проживали тяжелую, но счастливую жизнь.''
 
''Теперь все это исчезло.''
 
''Как и его жена, и их семеро детей.''
 
''Это он сдал их силовикам в обмен на бегство в Капитолий, но именно Консорциум убил их. Именно Консорциум, о еретическом эгалитаризме которого они рассказали ему за скудным ужином в тот день.''
 
''Он помнит это так, словно это произошло вчера.''
 
''Консорциум заплатит за это. Они все заплатят.''
 
''Из полуразрушенного здания муниципалитета доносится приглушенный треск лазерганов и автоматов.''
 
''Он останавливается, пытаясь уловить звук среди эха. Он прижимает к груди потрепанный автомат. Это оружие лоялистов или Консорциума? В глубине души он уже не уверен, что это имеет значение. Его семья мертва. Он просто хочет, чтобы кто-то был виноват. Кто-то должен заплатить.''
 
''Пролить, чью-то кровь.''
 
''Крепко сжимая винтовку, он срывается на бег, и…''
 
 
'''***'''
 
 
… Граций изо всех сил старался…
 
 
'''***'''
 
 
''…он кричит до хрипоты, снова и снова вонзая ржавый штык в грудь чертова лоялиста.''
 
''– Почему? – спрашивает он с каждым ударом. – Почему? Почему? Почему? Почему?''
 
''Как его соотечественники могут быть так слепо преданы Императору, которого они ненавидят, до такой степени, что отвергают все, что может предложить Консорциум? Разве в них не течет одна, и та де кровь? Неужели Илзета и ее безмозглые последователи думают, что их драгоценному Императору есть дело до того, откуда он…''
 
 
'''***'''
 
 
- Довольно!
 
Граций видел достаточно.
 
Гиада была более чем готова.
 
Он потянул себя…
 
'''***'''
 
 
''…прорывается через укрепленную дверь, срывая ее с петель и грохотом отправляя в бункер с выжившими.''
 
''Автоматы загрохотали в замкнутом пространстве, словно медведь, прижатый спиной к бетонной стене, но их пули сгорают на психических кенетических щитах и бесполезно бьются о трижды благословенные боевые пластины, которые заслуживают гораздо большего, чем это.''
 
''Оружие рычит, жаждая новых боеприпасов, а Галлеад поднимает свой посеребренный болтер, изготовленный на Деймосе.''
 
''И тут он услышал первые крики.''
 
''Он слышит их пятью разными ушами, искаженные через психическую связь, которую он разделяет со своими братьями. Он слышит их, усиленные, очищенные от посторонних шумов духами автосенсоров шлема, так что каждый крик звучит как ясная мольба к нему и только к нему.''
 
''Целеуказатель прочесывает помещение, отмечая руководство Консорциума последовательными маркерами в порядке оценки приоритета и угрозы.''
 
''В некотором роде, это милосердие.''
 
''– Во имя Сигиллита и Императора, – бормочет он. – Да простят они нас за…''
 
 
'''***'''
 
 
…Граций судорожно вздохнул, пытаясь вернуть свой разум в тело и сосредоточиться на реальном физическом окружении.
 
Он находился в самой верхней башни Базилики Астропатика, высоко над ненавистью и насилием, разливающимися по Капитолии внизу.
 
Псайкер, обозначенный логистами Адептус Астра Телепатика как астропат 88-θ, был встроен в трон из меди и хрусталя в центре зала. Он служил центром круговой мандалы из нелепых механизмов и пси-проводящих кабелей, расходящихся от него подобно ветвям дерева. Под потолком висел серебряный рефрактор – луноподобное блюдо, испещренное квази-примитивными гравюрами, предназначенными для того, чтобы вызвать в мыслях испытуемого известные астротелепатические шифры сновидений.
 
Псайкер застонал и заерзал на троне.
 
Даже без глаз его лицо выражало мучение.
 
Граций разузнал о психическом послании, которое этот астропат читал в течении последних нескольких дней.
 
«Тринадцать неукротимых крестовых походов предпринял сын, но только в одном из них родился Его сын».
 
Губернатор Ильзета и мастер ковена Адуптус Астра Телепатика оставались непреклонны в своем убеждении, что речь идет о Грацие и его братьях.
 
Немного переосмыслив сказанное и обладая знаниями, которые Гиадцам естественно не были известны, можно было сделать вывод, что 88-θ мог пророчествовать о приходе крестового флота Индомитус Рораута Жилллимана.
 
Но Граций подозревал обратное.
 
Каким-то образом 88-θ попал в ловушку того же психического маяка, который заманивал Пожирателей Миров на корабль Ангрона.
 
Послание не сулило освобождения. Оно предвещало неминуемую гибель.
 
Поняв это, Граций без труда воспользовался уже существующей связью, перенастроив разум псайкера из пассивного приемника в сфокусированный передатчик. Теперь, когда его разум был сосредоточен на Ангроне и «Завоевателе», а тело скованно, 88-θ мог впитать каждую кровавую пародию, разыгрывающуюся в его мире, и одновременно ретранслировать ее по всему эмпирию.
 
По сути, он стал маяком.
 
Полковник штурмовиков Яррер вместе с отрядом из пяти человек неусыпно следила за своим подопечным, хеллганны нацелились на астропата со всех сторон. Лиминон и Эпикран, два самых одаренных псайкера братства после самого Грация, заняли позиции по периметру зала, их местоположение соответствовало небесному расположению Малакбаэля и Святой Терры, соответственно. Астропат 88-θ и его трон, оба созданные в этом мире, представляли собой символическое изображение самой Гиады.
 
Непрерывные песнопения Серых Рыцарей направляли все более бессвязные стоны псайкера.
 
Граций на мгновение закрыл глаза, убеждаясь в свой цели, а затем повернул голову к темным застекленным окнам и посмотрел вниз.
 
С башни открывался вид на впечатляющий комплекс психических и физических укреплений базаликария, а за ним на пыльный Капитолий Гиады. Здесь не было войны. Мир выглядел почти-что мирным.
 
И все же отголоски болтерного огня и криков детей продолжали терзать его мысли, словно песок его душу.
 
Базаликарий Астропатика продували сквозняки и его залы полнились шепотом.
 
Застонав от боли, Граций приложил руку к бедру и невольно улыбнулся.
 
– Брат, скажи мне, что вся эта бойня необходима, – обратился к нему Геромид. Он стоял вместе с Грацием у окна, и его серебряные доспехи сверкали на границе между солнечным светом снаружи и тьмой внутри. Братья Барис и Локар стояли на страже в коридоре снаружи. Они будут созваны вместе с Двориком, Галлеадом и терминаторами Юстицариями, как только Ангрон приблизиться. – Развей мои сомнения, и клянусь Либер Демоника, ты больше о них не услышишь.  
 
– Так и есть, брат, – прохрипел он, выдыхая запах гари из своего последнего астрального путешествия по Гиаде, а затем попытался снова. – Ты знаешь, что это так. Природа Хаоса в очередной раз насмехается над нашими попытками предсказать события, и у нас есть лишь ничтожно малая возможность, чтобы вступить с ним в бой на территории, которую мы выберем.
 
– Резня, учиненная на половине планеты, не дает мне покоя, брат, и меня беспокоит, что ты не испытываешь подобных сомнений. Зная о твоем ранении, я не могу не удивляться твоей рассудительности в его отношении.
 
Граций почувствовал, как мысли капеллана переключились на осколок в его ноге.
 
Он одернул от него руку.
 
Подобные обвинения больше не должны задевать. Он уже давно привык к сомнениям, всегда завуалированных под заботу, своих братьев на Титане. Разве может воин, вознесенный Даром Императора, поддаться искушению гнева? Может ли тот, в ком живет осколок чистого гнева, надеяться на то, что сможет полностью ему противостоять?
 
Его возмутил этот вопрос.
 
Если бы он позволил себе страдать от этого человеческого недостатка, то он бы разгневался. То, что он до сих пор этого не сделал, служило неопровержимым доказательством его честности, не вызывающей сомнений даже у самых подозрительных представителей Палат Чистоты. После того как его покалечили на Армагеддоне, Граций активно искал уединения и добивался должности в Либрирусе, чтобы избежать столь постоянного, путь и благонамеренного внимания. Это был вынужденный выбор, как и все его решения – продолжать бдить, ожидая возвращения Ангрона и готовиться к нему, не связанный обязанностями братства.
 
Но в то же время, он готов был признать, что это оказалось удобно.
 
Уход за моргами Мертвых Полей или унификация артефактов, поступающих в Либер Демоника, давали ему столько времени и уединения, сколько ему и требовалось, и значительно больший доступ к ресурсам Цитадели.
 
Не окруженный постоянный скептицизмом братьев, ему удавалось намного проще поверить в чистоту своих побуждений.
 
''А что, если они правы?''
 
Нет.
 
Нет.
 
Он отвергал саму основу этой мысли, ибо она основывалась на самомнении, что Серый Рыцарь не может сопротивляться разложению, с которым он борется. Одна лишь психическая устойчивость наделяла их такой стойкостью, или же Дар Императора делал их непогрешимыми? Этот философский вопрос занимал умы наиболее ученых членов Ордо Маллеус примерно столько же времени, сколько существовала Инквизиция, и сейчас было не время снова его рассматривать.
 
''Время.''
 
Граций с сожалением покачал головой. Он шестьсот лет готовился к этому дню, и теперь времени осталось в обрез.
 
Не для сомнений.
 
Все, что он сделал, он сделал вопреки Ангрону. Приглашение к геноциду всей планеты не принесло ему радости, но это было необходимо. Его долг и сущность Серого Рыцаря прямо указывали на это.
 
– Консорциум сам напросился на гибель, пусть и вслепую. Незнание Хаоса – это защита, но не оправдание.
 
– Мне жаль не Консорциум, брат, – ответил Геромид. – Просто явившись открыто и объявив о нашей миссии в этом мире, ты обрел на смерть от рук Инквизиции всех, кто выживет в этой войне.
 
– Милорды?
 
Полковник Яррер, которая до этого момента, по крайней мере внешне, была погружена в свои мысли, резко посмотрела в их сторону.
 
Граций одарил ее слабой улыбкой.  
 
– Даже если бы в Империуме Нигилус действовал Ордо Маллеус, даже если бы я был готов санкционировать подобные паллиативные меры от их имени, все, кто еще останется в живых на Гиаде, обречены на гибель, как только Ангрон прибудет сюда. – Со сдвигом тяжелых пластин и воем сервоприводов, отреагировавших с задержкой, Граций выразительно пожал плечами. – Скрывать от вас правду о грозящей опасности казалось контрпродуктивным и, в свете фактов, бессмысленным.
 
Губы Яррер беззвучно зашевелились, пока она послушно переваривала услышанное. Солдаты вокруг нее о чем-то шептались вокруг, но, к их и ее чести, промолчали.
 
– Итак... вы здесь не для того, чтобы нас спасти.
 
– Против мощи павшего примарха и его сломленного легиона? Нет, полковник. Нет. От этого даже мы не сможем вас защитить.
 
Женщина моргнула. Граций почувствовал, как содрогнулась ее душа.
 
Девять примархов, официально признанных Адептус Министорум, считались полубогами, которым поклонялись во всем Империуме как совершенным сыновьям Бога-Императора, уступающих в божественности лишь Ему. Большинству граждан было известно лишь о девяти. Примарх не мог пасть, так же как Астромикон погрузиться во тьму.
 
И все же они все были здесь.
 
– Почему мы? – просто спросила она.
 
Граций не без сочувствия улыбнулся.
 
– Справедливый вопрос. Это все можно назвать простым невезением. Если бы Ангрон вернулся в прошлом году или в следующем, а звезды расположились бы немного иначе, то это бы оказались не вы. Если бы «Завоеватель» был занят на Сен-Туле, а не на Трибун Калкин, мы могли бы не обратить внимания на крик о беде другого астропата и оставили бы вас на произвол судьбы. Но подумайте вот о чем, полковник, если вы хотите найти утешение: ваш конец наступит быстро и будет иметь значение, выходящее далеко за рамки судьбы одного мира.
 
– Есть еще одна вещь. Которую я не понимаю.
 
– Что вы хотите знать? – спросил Граций.  
 
– Если половина галактики сейчас погрязла в войне, то что же есть такого уникального на Гиаде, что привлечет сюда вашего врага?
 
– Он придет, – ответил Граций. – Он придет, потому что его природа не позволит ему пройти мимо этой бойни.  
 
Тяжелыми шагами он пересек пол фокусировочной камеры и направился к Астропату 88-θ. Измученный псайкер умирал.
 
То, что он все еще оставался жив, было чудом и свидетельством живительной силы ярости, которую ему пришлось направить в нужное русло. Мясо сползало с лица астропата, комьями падая на колени и шипя, касаясь подложек трона, превращая линию подбородка в анатомическую смесь красного мяса и сочащихся костей. От него поднималась сладковато-багровая дымка сублимирующийся ткани, отражающаяся от посеребренного рефрактора и превращающаяся в умопомрачительные фигуры, которые невозможно было увидеть обычным глазом: люди, протыкающие штыками других людей, люди, кричащие, когда на их глазах расстреливали самых дорогих для них людей, демоны с янтарными глазами и рогатыми лицами, кружащиеся вокруг озер крови и гор черепов. Тайные механизмы камеры гудели, пытаясь сдержать бурные психические эманации.
 
Кровь каплями стекала по поверхности камеры, и остывая, превращалась в рубины, которые разбивались под тяжелыми шагами Грация.
 
Яррер и ее солдаты опустили хеллганы и быстро отошли в сторону, когда Граций прошел между ними. Он чувствовал страх и тревогу в их умах также ясно, как и в выражениях их лиц. Геромид остался у окна. Он знал, что произойдет дальше.
 
Все шло к этому моменту.  
 
– Ангрон уже не может думать, как человек, – объяснил Граций. – Его мысли даже не похожи на мысли ребенка. Он - зверь, существо инстинктов и эмоций, который по своей природе ближе к истинному Нерожденному, чем к полубогу, которым он когда-то был. – Он остановился у астропатического трона, сервоприводы в его броне заскрипели, отключая питание. Громоздкие приборы, встроенные в трон и упакованные в его основание, подняли невидящие глаза 88-θ почти до уровня глаз самого Грация. – Запомни это лицо астропат 88-θ, – сказал он. – Пронеси его с собой через варп и передай следующее послание: тринадцать истинных сыновей его отца ждут его на Гиаде.
 
Он поднял штурмовой болтер.
 
– Полковник, вы спрашиваете, почему он придет. Он придет, потому что, как и любой зверь, он не сможет помочь себе сам.
 
Осколок, впившийся в бедро, болезненно пульсировал, словно бы каждый нерв в ноге был проткнул латунной иглой, напоминая о желании убивать.
 
Найти его было не так уж сложно.
 
Выстрел единственного снаряда, убивающего астартес, в замкнутом пространстве фокусировочной камеры выбил стекла, посылая стальные осколки каскадом по зубчатым валам Билизариум Астропатика. Песок взметнулся внутрь, словно разъяренные духи, выпущенные на свободу.
 
Яррер и ее солдаты бросились прочь, пытаясь опустить козырьки и защитить глаза от песчаной бури, а последняя, кровавая мысль 88-θ с воем вырвалась из его безголовой оболочки. Между сдерживающими лепестками, встроенными в подлокотники и спинку кресла, возникла электрическая дуга. Начертанные Адептус Астра Телепатика щиты, более грубые, чем те, что были известны Серым Рыцарям, но эффективные в своих ограниченных целях, засветились желтым и зашипели, осыпав пол камеры искрами.
 
Лиминон и Эпикран возвысили голоса, выкрикивая из Кабулус Люминар предписания в психический водоворот и формируя его, слог за слогом, слово за словом, по своей воле, направляя его наружу, в варп.
 
Укрепив разум против нарастающей бури, Граций опустил свое пышущее паром оружие к боку.
 
– Он придет, потому что его позовет не Гиада, а один из людей отца.
 
== ШЕСТНАДЦАТАЯ ГЛАВА ==
«Завоеватель» содрогнулся от ярости своего хозяина.
 
В залитых красным светом и кровью коридорах искаженный кораблем голос вырвался из рупоров аугмиттеров, обдавая одичавшую команду кипящей кровью и острыми, как бритва, осколками разбитого пластека. Колпаки из коричневого стекла, в которые были вставлены сигнализаторы тревоги, разлетелись вдребезги. Потрескавшиеся экраны, строка за строкой, выводили предупреждающую таррабарщину, фрагменты древнего готика и Награкальского языка, сдобренные неразборчивыми надписями на истинном языке богов, прежде чем взорваться над теми, кто рискнул подойти достаточно близко, чтобы посмотреть их предупреждения.
 
Из секций, давно покинутых разумными и живыми, выходили призраки в измазанных кровью одеждах с древними геральдическими знаками, из теней их прошлых жизней, чтобы с криками наброситься на живую команду.
 
Восседая на командной палубе, Коссолакс Отступник крепко сжал подлокотники своего трона из черепов, когда огромный линкор в очередной раз сотрясло.
 
Команда-рабы слетали со своих зубчатых стен, их затягивало в вентиляционные шахты, где их разрывало на куски мяса, или насаживало на один из многочисленных кроваво-медных стелагмитов, которые, словно зубы, торчали из палубных плит. Тем, кому повезло меньше, просто ломали руки, спины, шеи и разбивали черепа, падая на переборки, и они оставались живы, когда их утаскивали команды ям или кровопускатели, с сочащейся кожей, которые все еще пробивались в эту секцию корабля, чтобы вернуть себе утраченные территории.
 
– Что во имя богов, происходит с моим кораблем? – взревел Коссолакс, и Гвозди Мясника пронзили его мысли, вызывая дикое желание подняться со своего трона и нашпиговать болтерными снарядами всех, кто слишком труслив, чтобы ответить. Он стиснул зубы, сопротивляясь, его пальцы оставляли все более глубокие борозды на подлокотниках трона.
 
Другие Пожиратели Миров на палубе оказались не такими сдержанными.
 
После демонического вторжения и нападений неизвестных противников, Коссолакс потребовал постоянного присутствия двух полных отделений на командной палубе. Грохот их болтерного огня перекликался с воплями систем оповещения и покалеченных смертных. Часть Коссолакса желала лишь одного - разделить с ними их слабость. Жажда крови стекала по всем поверхностям. Она вырывалась из каждого вокс-передатчика, доносилась до него с каждой панели аугмиттера и шумно жужжащего экрана. Он продолжал бороться с ней.
 
Он был Коссолаксом, Отступником Хаоса, и не подчинялся ничьей воле, кроме свое собственной.
 
– Что… – прорычал он сквозь плотно сжатые зубы. – Здесь. Происходит?
 
Никто не ответил.
 
Казалось, что никто и не мог ответить. Все члены экипажа из-за всех сил старались удержаться на местах, уклоняясь от расправы своими трансчеловеческими повелителями, или ужасной участью, что постигнет их если не дать ответ.
 
– Брайс! – прокричал кто-то
 
–  Что…
 
Коссолакс испытал внезапное, тошнотворное ощущение, будто его душа мчится вперед тела.
 
Его пальцы рефлекторно сжались, но эффект длился лишь долю секунды, прежде чем новая какофония сирен добавила свои ноты к грохоту, и по палубе покатился резкий звук из-за снижения с неопределенной скорости до ничтожной малой скорости света. Пожирателей Миров швырнуло вперед, словно железную стружку к магниту, их сдавленные тела образовали искореженную кучу дергающейся и скрипящей брони на переднем конце палубы. Большинство смертных просто разорвало на месте, словно мешки с сырым мясом, по которым ударили молотом или раздавили. Кровь в невообразимых количествах залила сразу все переборки, все консоли, всех выживших с ошеломленными и бессознательными глазами.
 
Вытирая кровь с газ пальцем перчатки, Коссолакс увидел, что проход в варпе снова закрывается, открывая взору черноту материальной пустоты, усеянную звездами.
 
Он выругался.
 
Они вернулись в реальное пространство.
 
С последним, сокрушительным усилием он отпустил свой трон и поднялся. Параллельно с этим раздался протестующий скрежет сервоприводов, когда к нему подошли новые члены Четверки.
 
Среди них был и Варп-Кузнец Корво. Мясник-хирург Доннах. Чемпион его Избранных, Луфтос.
 
Все трое так или иначе впечатлили Коссолакса во время вторжения Слаанеш.
 
Луфтос в одиночку удерживал главный коридор командной палубы в течение нескольких часов, которые потребовались Коссолаксу и Корво, чтобы пробиться в инженерный отсек и стабилизировать поля Геллера. Он продолжал удерживать его и после этого в течение нескольких часов, уничтожая всех, кто пытался сказать ему, что бой окончен. Доннах же, что еще более впечатляюще, сохранил самообладание на протяжении всей битвы и спас достаточно генного семени и оборудования, чтобы восстановить хотя бы часть того, что было потеряно.
 
Четвертую позицию Коссолакс оставил намеренно открытой.
 
Она предназначалась для Шаки.
 
Бескровный мог стать убийцей, способным соперничать с самим Кхарном. Коссолакс увидит его прирученным или сломленным, и в любом случае останется доволен.
 
Взяв трех воинов с собой, он пересек залитую кровью палубу.
 
На пути ему попался дезориентированный Пожиратель миров.
 
С рычанием Коссолакс схватил воина за горло и швырнул его через палубу. Гвозди Мясника судорожно сжались, наградив его поврежденный мозг слабым импульсом удовольствия, который исчез также быстро, как и появился, оставив в его сознании лишь воспоминания о том, что он чувствовал, и жажду большего. Он проклял потерю контроля.
 
Это было влияние Ангрона.
 
Коссолаксу становилось все труднее сохранять ясность ума.
 
Решительно скрестив руки на нагруднике и сжав наплечники, он повел свою все более воинственную свиту к проходу. Происходящее казалось ему абсурдным, но без возможности пополнить запасы сангилита и найти новых демонов-провидцев, способных прочесть предзнаменования, единственным способом точно узнать где они находится было найти окно и посмотреть.
 
Однако, «Завоеватель», казалось, прекрасно знал, что требует от него его хозяин. В дополнение к мгновенному переходу и открыванию створок, Коссолакс ощутил дрожь, когда линкор разрядил свои орудия и переключил мощность на двигатели реального пространства и реактивные двигатели, готовясь к открытию штурмовых отсеков, совершенно не заботясь, отступили ли воины внутри к своим штурмовым кораблям или нет.
 
Коссолакс выглянул наружу. Он увидел внизу пыльный желтый мир.
 
Они находились практически на орбите.
 
Коссолакс тихо выругался. Опасность выполнения варп-перехода внутри системы была ошеломляющей. Вполне возможно, что «Завоеватель» был слишком древним и безрассудным, чтобы заботиться о собственном благополучии, но Коссолакс вложил в него слишком много амбиций, чтобы сейчас увидеть, как он разваливается на части из-за неправильно рассчитанного гравитационного поля.
 
Он наблюдал, как другие корабли, не имевшие и намека на мощь «Завоевателя» или о его физическом присутствии в этой точке, вываливались из варпа вслед за флагманом.
 
Готические крейсера и их эскорт скользили в стороны, разворачиваясь на дорсовентральных осях, выпуская плазму из двигателей или сбрасывая броню со своих корпусов из-за внезапного, разрушительного сдвига линий гравитационного поля зрелой солнечной системы. Вращающийся на орбите камешек или крупица звездной пыли могли вывести из строя или даже уничтожить военный корабль – если капитан этого корабля окажется достаточно глуп, чтобы рискнуть задействовать свои регуляторы или приводные блоки в загроможденном орбитальном пространстве. Уродливые, похожие на кактусы цвета освещали окно с гибелью кораблей, но на каждое судно, которое уничтожило себя на орбите, будь то по счастливой случайности или по милости капитана, появлялось еще одно, которое выходило в материальный мир неповрежденным. Сначала Коссолакс насчитал десяток, затем десятки, потом сотни, и их число все еще росло - боевые корабли всех размеров, возрастов и классов выходили на причудливые орбиты, словно обломки древнего космического скитальца, извергающего себя обратно в пустоту.
 
С разочарованным рычанием, потому что он абсолютно ничего не мог сделать, чтобы сохранить свой флот, он осмотрел поверхность этого пустынного мира в поисках любого намека на то, где они очутились.
 
Было ли это целью Ангрона?
 
Являлась ли эта пустынная дыра его целью с самого начала?
 
Он не увидел ни космических объектов, ни орбитальных крепостей, лишь горстку городов, достаточно больших, чтобы их можно было разглядеть с орбиты. Мир выглядел слишком незначительным, чтобы привлечь внимание примарха. Если бы решение принимал Коссолакс, он оставил бы несколько сотен воинов, чтобы сжечь его, а затем пошел бы дальше.
 
Он отвернулся от иллюминатора и посмотрел назад, на палубу, где призрак Хозяйки, продолжал парить среди разлетевшихся в клочья останков экипажа, а затем направился к груде взаимосвязанных когитаторов, которые были подняты с пола в качества алтаря, и исчез.
 
Хозяйка не разговаривала с ним с тех пор, как он покинул командую палубу, чтобы сразиться с Шакой по ее приказу. Чего бы ни стоило «Завоевателю» наделить дух достаточным присутствием, чтобы вступить с ним в прямой контакт, теперь он явно не считал это стоящим усилий.
 
Он бы с радостью послушал совета призрака, но, похоже, его сближение с кораблем уже закончилось.
 
Он снова посмотрел в иллюминатор, с нетерпением ожидая хоть какого-нибудь намека на то, куда и зачем их привезли.  
 
– Нас атакуют? – спросил он. – Это крейсер космодесанта, который устроил нам засаду в варпе?
 
– Понятия не имею, – прорычал Корво в ответ.
 
Коссолакс наблюдал за происходящим, когда через корпус «Завоевателя» изверглось что-то похожее на кровь, берущее начало в нескольких милях за кормой и сотней палуб ниже, и безобразно хлынуло на планету.
 
Это были демоны. Тысячи демонов.
 
Они хлынули из разорванных недр «Завоевателя», словно орда, врывающаяся в ворота замка. Они бежали пешком, скакали на спинах громогласных четвероногих из ожившей меди, запряженных в колесницы, иллюминатор из армагласса грохотал, словно бы под их раздвоенными копытами не было ни пустоты, ни вакуума в ушах, ни законов физики, которые боги не попытались бы нарушить.
 
Даже издалека Коссолакс узнал малиновой аватар, парящий впереди своего легиона на кровавых крыльях, окутанный пламенем, которое питалось яростью бессмертного, в то время как кислород питал свет небольших ламп.
 
Коссолакс задрожал, испытывая желание поднять оружие и последовать за ним, то же чувство, которое он ощущал с тех пор, как Ангрон впервые появился над Трибун Калкин, чтобы объявить свои пара на его корабль и своих сыновей.
 
Тогда он сопротивлялся.
 
Теперь ему казалось, что это сделать вдвойне труднее.
 
Ангрон и его демоническая армия влетели в атмосферу, разлетелись по верхним слоям и сгорели, а его демоническая ярость прорвалась сквозь пламя и вонзилась в желто-коричневую кору планеты, словно пылающий меч.  
 
– Собери Отступников, – прохрипел он, его висок пульсировал в такт «Гвоздям Мясника», а боль в голове нарастала с каждым мгновением, что он наблюдал сверху. Он подумал, не это ли постоянно ощущают его братья. – Приготовь моих «Грозовых Птиц»
 
Впервые за много лет Коссолакс Отступник поведет свою армию лично.
 
 
'''***'''
 
 
Полковник Яррер наблюдала за падением красной кометы.
 
Она пронеслась сквозь ложные облака Гиады, словно метеорит, и за ней потянулся темный, болезненный дождь из чего-то, похожего на окровавленное стекло. Мерзкий кровавый дождь барабанил по башням Базиликарум Астропатика, как предвестник апокалипсиса. Небо на востоке покраснело, потом обесцветилось до розового, а затем на нем появилось красновато-желтое грибовидное облако, когда метеор достиг дня Котхской котловины.
 
Яррер ощутила несказанное облегчение: какую бы гибель ни сулила Гиаде эта упавшая звезда, первыми ее ощутят на себе армии, мобилизованные в Квате.
 
Земля содрогнулась, и этого оказалось достаточно, чтобы с паутины потолочных кабелей посыпались застывшие капли крови 88-θ, а ковер из осколков стеклостали вокруг разбитого окна запел словно хор фальцетом.
 
– Падший примарх приземлился в Квате, а не в Капитолии, – едва слышно спросила она. – Почему?  
 
– Это передовая линии битвы с Консорциумом, – ответил воин с черепом-маской, которого лорд Теломейн называл Геромидом, услышав ее слова из дальнего конца камеры, несмотря на то, что она говорила едва слышно. – Насколько я понимаю, там была размещена основная часть войск и бронетехники, и по настоянию моего брата именно туда направилась большая часть ваших сил. Именно там проходили и сейчас идут самые ожесточенные бои.
 
«В общей сложности, там сейчас воюет около миллиона человек». – подумала Яррер.
 
Геромид кивнул, словно прочитав ее мысли. Она задумалась, все ли братья Телломейна обладают такими же сильными экстрасенсорными способностями, как и он.
 
– Есть причина, по который мои братья не отправились на помощь вашим войскам. Они - приманка.  
 
– Жертва…
 
Космодесантник склонил голову, словно опечаленный.  
 
– Действительно. В этом мире нет силы, способной противостоять Ангрону и той силе, которую он собрал вокруг себя. Даже я и мои братья. Если бы он и его носитель Нерожденный совершили здесь планетарный обряд и напали на этот комплекс напрямую, все было бы потеряно. Даже с нами, помогающими вам в обороне, мы не смогли бы долго сдерживать его. Мы также не смогли бы удержать эти стены, одновременно занимаясь завершением ритуала, который свяжет душу Ангрона.
 
– Как именно это произойдет?
 
Капеллан грустно улыбнулся.
 
– Трудно объяснить. Достаточно сказать, что этого бы не удалось достичь, если бы не краткая связь Гиады с Террой и Малакбаэлем.  
 
Мысль о том, что у Святой Терры есть хоть какая-то космическая связь, пусть даже и на таком расстоянии, добавила стали в колеблющееся мужество Яррер. Для нее Терра была далеким миром, но не настолько далеким, чтобы считаться мифом. Все ее жалкие подопечные отбирались в опорном пункте Адептус Астра Телепатика на Терре. Всем им выжгли зрение в присутствии Бога-Императора, и их души навсегда стали Его рабами. Знание о том, что Терра - реальный мир, населенный реальным физическим воплощением Повелителя Человечества, лишь повышало ценность ее святыни. Она никогда не слышала об этом Малакбаэле, но, должно быть, это был такой же великий и святой мир, чтобы занимать столь видное место. Она гордилась тем, что Гиада, пусть даже на самое короткое время, объединилась с ними.
 
– Я понимаю, и мои солдаты сделают все, что в их силах. Что бы это ни было. – Яррер повернулся к центру комнаты. Теломайн стоял так, как стоял в течение нескольких часов с момента казни Астропата 88-θ. В течение этого тревожного ожидания из «Меча Дионы» прибыли техножрецы в длинных одеждах с капюшонами, скрывавшими их серебряную аугметику - подразделение Культа Машин, за которым Ярер наблюдал с удивлением. Они пришли с оружием, боеприпасами и снаряжением, а также с новыми благословениями на то вооружение, которое уже имелось. Однако, что еще более примечательно, они привезли с собой узлы какого-то устройства, столь почитаемого и мощного, что потребовалось шесть священников, чтобы нести каждую маленькую деталь, и еще шесть, чтобы зашифровать гимны и повторно освятить воздух перед ними благовониями из аспергиллумовых палочек и автоаэрозолей. С помощью технодесантника Лиминона, третьего и последнего из космодесантников, который все это время оставался в зале, они натянули на тело Теломана то, что оказалось двуногим боевым снаряжением. Он терпеливо оставался неподвижным все это время, даже когда звуки сверления, пайки, сваривания и молитвы заглушили звуки битвы снаружи. Это называлось «Святость веры», сказал ей Джеромидас, и это был Рыцарь Ужаса. Он был разработан для уничтожения демонов. Глядя на него, Ярер не мог представить ничего, что могло бы противостоять ему. В своем высоком боевом облачении Теломан выглядел красивым и устрашающим в равной мере, как великан-людоед, сделанный из забрызганного кровью серебра. От космодесантника поднималось красное марево, которое она могла различить лишь смутно, но которое подсознательно отвергала за всю свою жизнь благодаря идеологической обработке.
 
– Восемь раз возрадуйся, – пробормотал Теломан, время от времени повторяя последнее послание 88-θ, подвешенный на своей гигантской конструкции, как богохульник в клетке для кающихся грешников, закатив глаза и уставившись в никуда сквозь белки. Она знала, что его мысли находится где-то в другом месте, преодолевая варп между Гиадой и тем, что только что приземлилось в Квате, как это делал ранее мертвый астропат. – Его сын прибудет на Гиаду, и эта война скоро закончится.
 
– Мой разум - это Его разум, – пробормотал Хедрод рядом с ней, а плотный сержант повторял заученные фразы, которым обучала Схоластика Псайкана, чтобы очистить разум и укрепить волю против колдовства и ереси. – Моя душа - это Его душа, Его душа - это моя жизнь...
 
Яррер изобразила аквилу.
 
На мгновение космодесантник показался ей не менее ужасающим, чем то, что, по его словам, вскоре должно было произойти.
 
– Возвращайтесь к своим стенам, полковник, и ждите возвращения моих оставшихся братьев, – сказал Джеромид. – Ваш мир уже не спасти, но каждое мгновение, пока Хаос не ворвется в этот зал, драгоценно.
 
Яррер отдал честь.
 
– Будет сделано.
 
== '''АКТ ТРЕТИЙ. ТЕ, КТО ПРЕВОЗНОСИТ КХОРНА''' ==
 
== СЕМНАДЦАТАЯ ГЛАВА ==
Коссолакс выкрикнул боевой клич, и блоки пенокамня и пермакрита размером с кулак разлетелись вдребезги под его ногами, когда он бросился на врага. Автоматные очереди сыпались с обеих сторон разрушенной улицы, рикошетя от его тяжелой брони, лазерные лучи попадали в него под прямым углом, словно свет, попавший в призму размером с танк. В его кулаке загрохотал болтер.
 
Воины Отступники, тысячи из них, увешанные цепями и покрытые коркой крови, бешено стреляли от бедра, устремившись за ним. Коссолакс вспомнил, что старый легион сковывал себя цепями, для сражений в гладиаторских ямах и на тренировках: целые отряды были связаны друг с другом, словно рабы-гладиаторы из жестокого детства Ангрона, в попытках привить воинам дисциплину и братство, которые они не ценили. Коссолакс воскресил эту практику в своем собственном отряде, но пока не достиг значимого успеха.
 
Но Коссолакс оставался непреклонным.
 
Два отделения имперских защитников, экипированных для городских боев в громоздкие бронекостюмы, рассчитанные на то, чтобы в них возможно было пережить взрыв осколочной мины или выдержать шквал дроби в упор, вышли из здания, открыв огонь из тяжелых стабберов и огнеметов, чтобы прикрыть отход основных сил.
 
Коссолакс с ликованием косил смертных солдат, продолжая расстреливать стену за ними даже после того, как последний из людей превратился в кровавое пятно на обочине дороги. «Гвозди Мясника» яростно впивались в его череп.
 
Фаланга танков «Хищник», чьи легко приспосабливаемые к условиям местности шасси сделали их незаменимыми еще до ереси Хоруса, с грохотом пронеслась по усеянному обломкам проспекту. Лазпушки на их башнях отслеживали движение, поврежденные ауспики обнюхивали воздух в поисках бронированной добычи, но, не найдя ничего достойного их огневой мощи, без разбору палили по огневым точкам смертных среди руин.
 
Слева от него, далеко, впереди отставшей пехоты Пожирателей Миров, «Носорог», украшенный латунными пластинами, влетел мордой в танковую ловушку и задымил. Его нервный водитель, или демонический дух выкрутил обороты двигателя еще сильнее, разнося в клочья днище машины, когда она начала вскарабкиваться на рокритовые отроги на дороге. Он завалился на бок, штурмовая рампа рывком опустилась, но, не достаточно быстро для сидящих внутри берсеркеров с цепными топорами, которые уже прокладывали себе путь наружу.
 
Из здания, расположенного прямо напротив танковых ловушек, открыла огонь батарея имперских тяжелых орудий, включая «Леман Русс Каратель» заваленный обломками и замаскированный под слоем пыли.
 
Поток огня пробил рокритовые ловушки и полоснул по толстой броне «Носорога». Танк визжал, его демонический дух, используя свою сверхъестественную силу и ярость, противостоял непреодолимому потоку огня, затягивая раны в своем корпусе по мере их появления, и лишь для того, чтобы с яростным воплем покинуть своего умирающего хозяина. Берсеркеры, все еще выбирающиеся наружу, дергались, когда их поочередно расстреливали, наваливаясь на изрешеченные пулям ловушки, словно трупы на шипы.
 
Одновременно с этой засадой с противоположной стороны улицы развернулось второе подразделение, явно координирующее свои действия с первым.
 
Пехотный дивизион, тысяча человек в пустынном камуфляже и бронежилетах, вооруженных лазганами, развернулся в начале бульвара и начал устанавливать тяжелое орудие на треногах. Отряды Сестер Битвы в черной силовой броне, покрытой песком, в сопровождении двух десятков щитоносцев и нескольких десятков бронированных шагоходов «Страж» устремились на передний край атаки Пожирателей Миров.
 
Ведущий «Хищник» вспыхнул, когда пара «Стражей» рассекла его пополам лучами лазерных пушек. Тяжелый огнемет Сестер Битвы омыл второго струей прометия.
 
Затем открыли огонь остальные имперские орудия.
 
Тысяча алых лучей прочертили улицу слева направо, оставляя дымящиеся черные кольца на пыльной кирпичной кладке и броне астартес. Космодесантники Хаоса дергались и падали под шквальным огнем, обрушившегося на них через баррикады из разбитых машин и обломков, только после первого залпа погибло десятки воинов. Расчеты тяжелых орудий, наконец-то установившие на треноги и зарядившие орудия, с опозданием открыли огонь очередями: тяжелые болтеры и автопушки покрывали улицу, а минометы вырывали огромные куски из дороги и засыпали Пожирателей Миров обломками.
 
Коссолакс завыл так, что его голос был слышен над всей суматохой боя.
 
Число погибших за эти несколько секунд могло бы потягаться с составом Ордена, но ему было безразлично, потому что в последовавшие за этим суматошные мгновения первые Пожиратели Миров врезались в Сестер Битвы, а имперская контратака превратилась в безумие лезвий топоров и нечеловеческих криков.
 
Это было то, чего так долго лишали Коссолакса его мечты о славе.
 
Он застрелил Сестру Битвы, корпус болтера которой был исписан литургическими писаниями, а затем, не сбавляя шага, развернулся и двумя снарядами пробил нагрудник второй. Сестра Настоятельница отряда, широкоплечая женщина с тонзурой на голове, окликнула его: на ее черно-белых губах застыло осуждение, а раскаленные добела снаряды из ее Инферно пистолета испепелили куски его брони. Ее визжащий цепной меч с грохотом опустился на его наручи, не причинив им вреда. Она смотрела на него со смесью ненависти и потрясения, когда Коссолакс снес ей голову с плеч яростным ударом своего топора.
 
Дрожь экстаза пробежала по его телу.  
 
Когда это чувство исчезло, оно оставило после себя пустоту.
 
– Это все? – завопил он, ни к кому в частности не обращаясь, потому что вокруг него громоздились тела. – Это все, ради чего Ангрон призвал нас сюда?
 
С яростным воем Корво подошел к нему сзади и выстрелил из тяжелого болтера. Воздух сотрясли взрывы, фугасные снаряды врезались в рокритовые блоки и баррикады из мешков с песков, прижимая имперских ополченцев к земле. Люфт и Доннах бросились вперед, желая присоединиться к нему, и стремясь добавить к атаке свои собственные болт-пистолет и плазмаган.
 
Справа, где попытка имперцев их обойти наткнулась на заслон из горящих «Хищников», пара Извергов Истязателей пробивалась сквозь стоящие машины. Кулаки Извергов и магматические резаки разрывали легкобронированные шагоходы «Страж» на части, словно те было сделаны из прутьев. Ответный огонь лазеров рикошетом отскакивал от задубевшей и угловатой латуни их шкур, в то время как силовые хлысты разрубали любую Сестру Битвы, которая пыталась атаковать.
 
Тем временем сверху спрыгивали с крыш отряды Серафимов и Зефиримов, но в воздухе их уже встречали варп-когти Рапторов Отступников, чьи мутировавшие прыжковые ранцы превратились в огнедышащие органы для полетов.  
 
– Резня! – прорычал Коссолакс и ударил себя в грудь, пытаясь пробудить собственную ярость. Он махнул рукой, указывая на имперскую линию оборы и улицу за ней. – Следуйте за примрахом. Убейте их всех!
 
Отступники были самым многочисленным и лучше всего оснащенным боевым отрядом под командованием Коссолакса, насчитывающим несколько тысяч воинов, но еще столько же подчинялись сотням меньших чемпионов, присягнувших ему на верность.
 
В то время как его флотилия багрово-золотых боевых кораблей приземлилась в нескольких сотнях ярдов от яростной атаки Ангрона, дополнительные силы продолжали сыпаться с небес дождем из пылающих десантных капсул и бешено несущихся транспортов, словно зазубренные куски кроваво-красной кометы сгорающих в небе. Небольшие группы Пожирателей Миров, не участвовавших в наступлении Коссолакса, сами прокладывали себе путь к тому, что осталось от муниципального центра, с близлежащих посадочных площадок. Однако, основная часть его сил все еще оставалась на орбите, преследуя имперские истребители в желтом небе или нанося удары по окружающей пустыне. Столбы пыли и песка отмечали десятки ожесточенных стычек, где отряды одиноких Пожирателей Миров или неистовствующих Извергов Истязателей сражались со своими ненавистными противниками среди дюн.
 
По сравнению с ордами, окружавшие таких, как Тифус, Эйдолон или даже Кхарн, чемпионов, которых Коссолакс считал равными, даже когда они, в свою очередь, игнорировали его, Отступники были в лучшем случае силами среднего размера.
 
Но в этой галактике не существовало других Пожирателей Миров, обладающих достаточной дисциплиной, чтобы выбрать зону высадки и придерживаться ее, несмотря на искушение боя.
 
Благодаря этой дисциплине сам Ангрон по-прежнему опережал их не более чем на полмили, а ближе других отрядов не было. Он прошел по улице, которая находилась почти параллельно пути следования Отступников, до перекрестка в двух милях впереди. Местная застройка, хотя сейчас и была в большей степени снесена, состояла в основном из одноэтажных домов с плоскими крышами из песчаника, и влажные крылья Ангрона и выпуклые плечи были видны даже сквозь завесу песка и мусора. С каждым оглушительным ревом и безумным воем, с каждым сокрушительным ударом Хребтомола или огромного демонического меча Самниариус, транспортные средства и даже обломки зданий разлетались в стороны и наполняли криками воздух безликой пустыни.
 
Когда Коссолакс приостановился, чтобы насладиться величием своего отца, к нему устремилась колонна раскрашенных в пустынный камуфляж танков Леман Русс «Разрушитель» и «Цербер». С грохотом, от которого затрещали крыши танков, находящихся недалеко от Отступника, «Разрушители» открыли огонь. Взрывы оторвали куски от брони Ангрона, на мгновение окутав примарха дымом. В этот же момент колонна бронетехники с ревом двинулась вперед, и в бой вступили новые орудия.
 
Пара колоссальных сверхтяжелых танков «Теневой Клинок» выкатились из-за колонны и направили свои главные орудия, убивающие титанов, на окутанного пламенем примарха.
 
Коссолакс затаил дыхание.
 
Он почувствовал, как замедлились его сердца.
 
Возмущенный бессилием своих врагов, Ангрон прорвался сквозь шквал снарядов и разрушительных лучей «Теневых Клинков» и наступил на броню головного танка. Ангрон вдавил «Разрушитель» в дорогу, а затем спрыгнул с него, и крылья понесли его над бронированной колонной, поливающей его из стрелкового оружия. Приземлившись, он раздавил «Адскую Гончую». Танк мощно взорвался. Галлоны раскаленного прометия хлынули наружу сквозь ряды танков и подожгли всю улицу. Верхняя часть тела Ангрона горела, окруженная ореолом жара и собственной ярости. Он ударил плечом в бок транспортника «Химера», пробив толстую обшивку и скинув машину с дороги.
 
Над ним навис первый «Теневой Клинок».
 
Болтеры, установленные на спонсонах и в лобовой броне, украсили нагрудник примарха взрывами мелкокалиберных орудий, пока его главное орудие перезаряжалось, а боевые машины вокруг него пытались перестроиться. С громким возмущенным воплем Хребтолома Ангрон прорубил длинный ствол пушки «Вулкан».
 
– Он еще могущественнее, чем я помню, – пробормотал Коссолакс себе под нос. А может, прошло слишком много времени с тех пор, как он в последний раз видел своего примарха в бою.  
 
Поврежденный «Теневой Меч» с трудом отступал назад, окруженный массой сражающихся солдат и машинами сопровождения. «Адская гончая» выпустила яростную струю пламени, охватив несколько отрядов пустынных ополченцев, которых Коссолакс не мог разглядеть из-за находящихся между ними зданий, но чьи крики он слышал достаточно хорошо, даже несмотря на расстояние в полмили и звуки битвы вокруг, и снова подожгла примарха.
 
Но теперь Ангрон находился среди них.
 
Это была кровавая баня.
 
Коссолакс понаблюдал еще немного. Гвозди Мясника заставляли его остановиться.
 
Уцелевшие танки дали задний ход, сминая собственную перепуганную пехоту в последовавшей панике, а болтеры и пушки «Разрушителя» тщетно громыхали, пока танки мчались по улице и удалялись прочь.
 
Ангрон взревел, его крылья окутывал горящий прометий, а дреды извивались, словно живые существа в огне, и бросился в погоню.
 
– Впечатляет, что они все еще не побежали, – заметил Люфт, и слюна стекла по его подбородку и собралась на воротнике. Он разрядил свой плазменный пистолет в отступающих Сестер Битвы. – Не так много смертных, кто осмелился бы вообще дать отпор.
 
Коссолакс кивнул в знак согласия.
 
Местные войска, надо отдать им должное, были весьма преданными солдатами, хорошо оказавшимися и прекрасно организованными. Но даже беря все это в расчет, он не ожидал, что они смогут противостоять Отступникам в течении нескольких минут, которые уже прошли. Коссолакс задавался вопросом, не потому ли они так упорно сражаются сейчас, что отход к следующему перекрестку принесет им не больше, чем встреча с Ангроном.
 
– С востока приближается еще одна крупная группа бронетехники, – предупредил Корво, опуская свой, по-видимому, заклинивший тяжелый болтер и сверяясь с ауспеком, прикрепленным к его наручу. Его искаженный шлемом голос больше походил на недовольное рычание, едва слышное из-за беспорядочного болтерного огня.
 
– Я слышу бой, – произнес Луфт, облизывая свою выпирающую верхнюю губу. – Другие отряды задержат их, пока мы будем заканчивать здесь.
 
– Боевая мощь? – спросил Коссолакс.
 
Варп-кузнец сердито тряхнул своим ауспеком.
 
– Ауспеку не нравится весь этот песок.
 
– Тогда предположи, – прорычал Коссолакс.  
 
- Где-то от трех до пяти сотен машин. Я бы предположил, что это целый механизированный пехотный корпус. Транспортники «Химера» и мобильная артиллерия. Бронетранспортеры «Грифон» и «Василиск». И, по крайней мере, еще один «Теневой Клинок» или что-то эквивалентное ему по размерам и мощи.
 
– Я слышу их, – снова подал голос Люфт, с трудом говоря из-за скопившейся слюны.  
 
Коссолакс глубоко вздохнул: последние угольки бешенства тлели в его груди, но не затухали.
 
Все это напоминало ловушку.
 
Примарх на поле боя был эквивалентен по силе титану, и, как гласила древняя поговорка. Единственный способ убить титана – послать другого титана. Если бы Коссолакс попытался убить своего отца – а какой Пожиратель Миров не задумывался над этим, находясь под воздействием «Гвоздей Мясника»? – то он делал бы это примерно также. Окружил его массой пехоты, отвлек бы внимание резней, а затем уничтожил тяжелыми орудиями и артиллерией. Возможно, это даже сработает. Ангрон был бессмертен, но не неуязвим. Обладая достаточной боевой мощью, его тело возможно уничтожить, а душу отправить обратно в имматериум, где ей самое место.
 
Он посмотрел вверх, когда истребители «Адский Клинок» и «Адский Коготь» с ревом пронеслись по ярко-желтому небу, преследуя эскадрилью имперских самолетов, направляющихся к тому, что выглядело как другое, более крупное поселение за дюнами.
 
– Что это? – пробормотал Доннах.
 
Апотекарий смотрел в том же направлении, что и Коссолакс.
 
Казалось, что на далекий город падает слабый дождь из звездной пыли, из-за чего его размытый от жары силуэт мерцал на фоне колышущихся дюн. Над городом, словно маяк, сияла одинокая точка света, словно бы собирающая в себя все падающие молекулы, чтобы усилить свой блеск. Она становилась все ярче. У Коссолакса уже защипало глаза. Он зашипел и отвернулся. Доннах же продолжал смотреть на него с открытым ртом, слишком одурманенный собственными стимуляторами, чтобы заметить, как из его глаз валит пар.
 
Коссолакс проклял умершего Темного Апостола, Ховайна, ибо от нее несло колдовством.
 
Это определенно была ловушка.
 
– Далеко ли до того города?
 
– Примерно… – Корво уставился на свой ауспек. Устройство зарычал в ответ.
 
– Как далеко?
 
Варп-Кузнец ударил по поврежденному корпусу прибора и потряс его.  
 
– Двести пятьдесят миль на восток, лорд-регент, и по пересеченной местности. Там очень много пустыни, чтобы преодолеть ее на «Лендрейверах» и «Носорогах».
 
– И, возможно, пятьсот танков, которых нужно преодолеть, – заметил Коссолакс.
 
– Я слышу их… – пробормотал Луфт.
 
Коссолакс проигнорировал его. Не каждый воин годился для Четверки.
 
– Соедините меня с «Завоевателем», – приказал он.
 
Пора было освободить некоторых воинов, которых он держал на орбите на случай, подобный этому. И он точно знал, кого послать.
 
== ВОСЕМНАДЦАТАЯ ГЛАВА ==
Пожиратель Миров, назвавшийся Лобазом, в один из кратких моментов просветления начал бить цепным топором по люку шаттла. Адамантивые зубья затупились от такого грубого обращения, а ремень лопнул, но все равно при каждом ударе из рампы вылетали куски металла. Бесстрастное лицо воина выражало сосредоточенность. Его разбитая губа подергивалась в промежутках между ударами, а «Гвозди Мясника» так обжигали его мышцы, что он покрылся потом. Люк выглядел так, словно на него напал зверь, но шаттл по-прежнему держал курс на вход в атмосферу.
 
Остальные члены нового отряда Лейдиса были разбросаны по пассажирскому отсеку.
 
Воины, обвешанные различными боевыми пластинами, на которых кроваво-красные цвета ярко выделялись на фоне белых пластин, готовились к бою, как умели. Они терзали клинки затупившимися от старости точильными камнями, топили зубья топоров в масле, разбирали огнестрельное оружие, чтобы почистить его, а потом, потеряв терпение, разбрасывали запчасти. Веррот сидел у маленького окошка, выходившего на хвостовой отсек, и небрежно проводил своим боевым ножом по костяшкам пальцев, время от времени перебрасывая его из руки в руку.
 
– Мы должны были спуститься с первой волной, – произнес он.
 
– Это не входило в наши приказы.
 
– Ты проделал весь этот путь, чтобы следовать приказам?  
 
– Я проделал его не для того, чтобы слушать твое нытье, – возразил Лейдис. – Мы уже спускаемся.
 
Веррот хмыкнул, его безмятежная улыбка ни разу не дрогнула, и отвернулся к окну.
 
Лобаз, оскалившись, продолжал бешено колотить по люку.
 
– Этого бы не случилось, если бы ты не отдал наш шаттл Бескровному, – пробормотал Веррот.
 
– Архор мертв, брат. Стрикид, Лестрад и Крайтн мертвы. Корво больше не с нами. Мы с тобой - все, что осталось от отряда Краснокожего, и собственный корабль - это излишество, которое мы больше не в состоянии защищать. На «Завоевателе» нет места без покровителя, и это не значит, что Бескровный забрал его у нас.
 
– Нет, все еще хуже. Он разделил нас с ним.  
 
Лейдис стоял в центре отсека, фактический чемпион отряда по амбициям и здравомыслию, держась за поручни на потолке, чтобы защитить себя от случайных толчков при входе в атмосферу. Он мог переносить небольшую турбулентность. Смертный раб отряда, молодой мужчина с разбитой губой, растрепанными волосами и в жилете без рукавов с грубыми швами, занимался тем, что рисовал белые квадраты на ярко-красной броне Лейдиса.
 
Лейдис с гордостью смотрел на его работу.
 
Впервые с момента своего прибытия он почувствовал себя не просто отступником, облаченным в поношенное пестрое одеяние, на котором все еще красовались бордовые и черные пятна отвергнутого им Ордена.
 
Он стал Пожирателем Миров. Воином Бескровного.
 
Он стал частью них.
 
Раб поднял кисть, с которой капала вода, к сгибу бедра, где Лейдис закрепил окровавленные Гвозди Ахрхора петлей из проволоки. Лейдис зарычал, и раб, рассыпаясь в извинениях, начал поспешно рисовать в другом месте.
 
Времени на поиски хирурга и вживления Гвоздей не было.
 
Он сражался вместе с Ангроном, и прошедшие с тех пор часы, дни или недели - он не был уверен, сколько именно времени прошло, - прошли словно в тумане. Несмотря на то, что он объяснил Верроту, почему они одолжили свои клинки и корабль Шаке Бескровному, он почти ничего не помнил.
 
Лейдис подумал, не потому ли он до сих пор не выкроил время для операции, потому что сомневался.
 
Нет.
 
Он отбросил сомнения.
 
Именно этого он и хотел.
 
Шака Бескровный и «Гвозди Мясника» были его шансом разорвать последние связи с Ангелами Грааля и стать таким, каким он решил стать, а не принимать себя в качестве оружия, которым он был создан, и отбросить недостатки своего прародителя и принять наследство своего истинного отца.
 
Он был готов.
 
Спустя полвека после того, как апотекарии Эдема превратили его из человеческого ребенка в живое оружие, он снова сможет преобразится.
 
Лейдис провел пальцем по покрытому наростом металлу Гвоздей.
 
Каково это?
 
Воспоминания о его короткой человеческой жизни уже стали расплывчаты. Кандидаты в Адептус Астартес были наиболее биологически податливы перед физиологическими изменениями, вызванными половым созреванием, и поэтому он предположил, что в его жизни происходило не так уж много событий, которые уму удалось бы вспомнить. Лейдис задавался вопросом, суждено ли годам службы у Ангелов Грааля и последующим за ними годам отступничества так же померкнуть. Останется ли он тем же воином, что и сейчас, став только свирепее, сильнее, целеустремленнее? Будет ли он смотреть на узор крови на листе металла и так же проникаться его искусностью?
 
Или он станет чудовищем, вроде Шаки? Или же безумцем, как Лобаз?
 
Один из Пожирателей Миров зарычал, снова и снова вонзая в люк свой поврежденный цепной топор.
 
Запомнит ли Лейдис эти последние мгновения, или же им тоже суждено сгореть в ярости воина, которым он станет?
 
Лейдис закрыл глаза, словно собираясь пробормотать молитву, но он не знал ни одной. Это еще одна вещь, которой Архор так и не научил его, а жизнь на Эдеме плохо подготовилась.
 
Он отдернул руку от Гвоздей, словно ужаленный ими, и вновь ухватился за поручни.
 
Ему нужно выбраться отсюда. Двигаться. Физиология Астартес была создана для действия. Все встроенные пути, которые за миллионы лет выработало человечество для преодоления стресса, были хитроумно переделаны, чтобы направить его инстинкты к повышенной агрессии и превосходству в бою. Это было именно то, для чего его создали. Это было то, что ему нужно. Там шла война, и он желал окунуться в нее.
 
Очень сильно желал.
 
Лейдис зарычал, слюна пузырилась в щелях между кривых зубов, и раб отшатнулся, бормоча извинения за то, что, по его мнению, он мог сделать.
 
Лейдис с усмешкой посмотрел на него.
 
Похоже, он был невосприимчив к страху, но не к тревоге.
 
Он не хотел пропустить этот бой.  
 
– Я вижу его– - произнес Веррот, от волнения его голос прозвучал выше, чем обычно, и все, за исключением Лобаза, который все еще пытался пробить люк своим беззубым топором, столпились у маленького окошка.
 
Лейдис почувствовал, как покачнулся шаттл, когда пять, закованных в броню, космодесантников, неосторожно переместили свой вес на левое крыло, прежде чем Джиневра, сидевшая в кабине, смогла его выровнять.
 
Он выглянул наружу.
 
Окно было заляпано кровью, но Лейдис все равно смог различить сквозь пыльные порывы ветра, хлеставшие по крыльям, Имперское поселение, находившееся в пятистах футах внизу. В нем шла битва. Гигантские фигуры в красной пыльной броне проталкивались по узким улочкам, а здания рушились под артиллерийским обстрелом, погребая их под песком.
 
Лейдис прижал руку к армаглассу. Его десны болели. Затем он увидел то, на что указывал Веррот.
 
Ангрон вел битву среди заваленных пылью руин одного из внешних пригородов поселения. Толпа Пожирателей Миров и краснокожих демонов сражались с Сестрами Битвы Эбоновой Чаши и тем, что можно было опознать как рой имперских танков и солдат.
 
Лейдис почувствовал, как у него пересохло во рту.
 
Наконец-то ему выпал шанс принять участие в битве в качестве Пожирателя Миров, в битве Ангрона, великой битве, ради которой примарх привел их всех в это место.
 
Он посмотрел, как Ангрон поднимает танк «Экзорцист» и бросает его. Пожиратели Миров, собравшиеся вокруг Лейдиса, одобрительно закричали и забили кулаками в окна, даже когда шаттл скорректировал курс и скрыл примарха из виду.
 
Лейдис попытался повернуть лицо в окне так, чтобы посмотреть назад. Остальные Пожиратели Миров взвыли в знак протеста.
 
Веррот вздохнул, покачал головой и снова сосредоточился на своем ноже.
 
– Нет! – Лейдис постучал в окно. – Нет, верни нас назад!
 
Бронестекло задрожало в прочной раме, но оно было сконструировано так, чтобы выдержать нагрузки от многократных входов в атмосферу и пережить бой в пустоте, и поэтому кулак Лейдиса ничем ему не угрожал.
 
– ''У нас есть координаты от Отступника, повелитель'', – донесся до него голос Джиневы через вокс. – ''К востоку отсюда''.
 
Зарычав, Лейдис обернулся к своему отряду.  
 
– Ты и ты. – Он указал на двух ближайших к нему воинов. Он уже забыл их имена, или же вовсе забыл узнать их. – Помогите Лобазу открыть люк.
 
– Ты собираешься прыгать? – спросил Верроот, продолжая сидеть на месте.
 
– Я не знаю. Но я преодолел этот путь не для того, чтобы сражаться где-то, а не подле примарха.
 
Лейдис повернулся к внутренней переборке отсека.
 
Внутренний люк была сделана из сплава. Не такого прочного, как внешний люк.
 
Смертный раб отряда убрался с его пути, расплескав краску и разбросав кисти, когда он протоптал мимо, оставляя огромные белые следы на полу. Лейдис вытащил свой цепной топор. Он забрал его с трупа после битвы на десантной палубе.
 
– Открой люк, Джинева, – прорычал он.
 
– ''Простите, господин, но я не могу''.
 
И вот, последние узы рухнули. В некотором смысле, он даже гордился ею. Наконец-то она добралась до того места, где он был много лет назад.
 
Он ударил кулаком по рампе.
 
– Опусти этот шаттл.
 
– ''У меня есть приказы от Коссолакса Отступника''.
 
– Ты не давала обет верности Коссолаксу.
 
''– Нет, господин, но Шака Бескровный - да. Мой долг предельно ясен.''
 
С леденящим кровь воем он потерял терпение и ударил цепным топором в дверь на высоте плеча. Зубья со свистом высекали куски металлического сплава и выплевывали их обратно в него. Ему потребовалось бы несколько минут, чтобы прорваться. Слишком долго.
 
– Мы пролетаем над другим поселением, – заметил Веррот, все еще сидя у окна. – Я бы сказал, что оно больше предыдущего. Я пока не вижу здесь никаких боев. Я вообще не вижу никаких признаков присутствия кого-либо.
 
– Тогда, во имя примарха, что мы…
 
Он остановился, прерванный звукам тяжелых пуль, бьющих по внешней части фюзеляжа. Лейдис опустил все еще вращающийся топор и посмотрел в сторону. В переборке появилась цепочка отверстий. Они летели не на боевом корабле. Это был модифицированный шаттл «Арвус». У него отсутствовали щиты и оружие. Он даже не обладал достаточной маневренностью, чтобы уклониться от встречного огня. Его желудок скрутило, но не так неприятно или мучительно, как у смертного, а просто из-за того, что они падают.
 
Лейдиса осенило, хотя это должно было случить раньше, что он спускается с орбиты в очень медленной и очень хрупкой десантной капсуле. Он уставился на продырявленный фюзеляж, охваченный яростью, но в то же время пораженный идеальной геометрией отверстий, прорезавших обшивку. Вторая очередь из спаренного орудия, выпущенная, судя по звукам и повреждениям, зенитной установкой «Гидра», сорвала внешнюю броню корпуса, и Лейдис оказался лицом к лицу с песчаным небом. Разобранные части болтеров и инструменты для покраски поднялись с пола и полетели к зияющей ране в боку шаттла, словно спеша отразить нападение врага. Дыра в корпусе расширилась, когда ветер впился в нее зубами и когтями, словно зверь, почуявший кровь и с воем рвущейся к живой плоти внутри пробитой брони.
 
Зенитный огонь перед ними усилился.
 
Лейдис почувствовал, как земля под ними тянет их вниз.
 
– Держись. Держись. Держись.
 
Шаттл разорвался вокруг них, но Джинева все равно вела их вперед. Лейдис задался вопросом, было ли это из-за преданности, или она поступала так, как следовало поступить верному слуге Великого Ангела много лет назад, и убить себя и его?
 
Он практически чувствовал, как крыши домов скребут по днищу шаттла.
 
– Держись!
 
Лобаз продолжал яростно рубить задний люк, открывая его для песка и дневного света как раз в тот момент, когда удар отбросил его к передней переборке.
 
Лейдис издал разочарованный рев, ударившись небронированной головой о металл двери кабины, и погрузился в сокрушительную, грохочущую, тьму падающей каменной кладки.
 
 
'''***'''
 
 
Полковник Яррер проскользнула за стену и перемахнула через парапет. Следом за ней вбежал сержант Хедрод, а за ним спешили остальные члены его отряда, громыхая бронежилетами и задевая высокоэнергетические кабели. Клио и его отделение заняли позиции слева. Зандер повел свой отряд к одной из сторожевых башен, чтобы перекрыть путь любому, кто попытается атаковать ворота в лоб.
 
Безиликарум Астропатика была невелика. Это облегчало ее оборону небольшими силами, но в то же время ограничивало возможности для отступления и не давало дополнительной линии обороны, с которой можно было бы оказать дальнейшее сопротивление в случае падения стены. Если ворота окажутся пробиты, то единственным вариантом будет отступить в хранилище и приготовиться биться за каждый коридор, пока их не оттеснят к дверям фокусировочной камеры.
 
Призывники, набранные из Адептус, заполнили внутренний двор. Они стали ее второй линией обороны. По указы главы ковена, защитные блоки были очищены, а астропаты освобождены. Несмотря на их слепоту, им выдали автоганы и приказали сражаться бок о бок со своими тюремщиками. С ними стоял сам глава ковена Пирр. Они были астропатами, а не боевыми псайкерами Примарис, но их способности все равно могли пригодиться в крайнем случае.
 
Яррер не ожидала, что они смогут долго сдерживать космодесантников Хаоса. Но, по крайней мере, они бы могли шокировать любого, кто верил, что Адептус Астра Телепатика не более чем ученые и посланники.
 
– У меня тридцать пять процентов, – крикнул Хедрод, чтобы его услышали под непрекращающимся грохотом пяти турелей «Гидр», стоящих на стенах комплекса. Яростные десантные корабли настойчиво пытались перебросить штурмовые отряды за стены Базиликарума, но они неизменно оказывались уничтожены огнем автопушек или поражены ракетой серебристого «Грозового Ворона», патрулирующего их небо. – А у тебя?
 
Яррер перевернула свой хеллган и проверила индикатор мощности на его боку. – Шестьдесят.
 
Этого будет достаточно. Это все, что осталось. Запасных блоков не было.
 
Перевалившись через бруствер, она посмотрела в прицел винтовки.
 
Танки «Носорог», сбитые с толку очередными перекрестками и танковыми ловушками, эффективно забаррикадировали крутой склон по ходу своего движения, но воины продолжали пробиваться вперед. Они выглядели как орда варваров, их шипованное одеяние покрывал песок и пыль Гиады, но так казалось лишь на расстоянии. Это были Астартес Еретеки, каждый из которых мог разорвать на части отряд людей, и их численно уже в не сколько раз превышала все войска Яррер, и постоянно появлялись новые.
 
Своими грубыми формами и бронированным профилем они даже немного напоминали Теломейна и его братьев, но если Космодесантники излучали божественность и великолепие, то эти были воплощением разложения. Просто наблюдать за ними, слышать их искаженные голоса, когда они неслись вверх по склону к воротам, отравляло ее дух настолько, что его более никогда не удастся полностью очистить.
 
Теперь она понимала, что Геромид сказал ей вскользь: просто стать свидетелем этого зла было достаточно, чтобы разделить с ними смертный приговор.
 
Она также понимала, почему так происходило.
 
Когда ангел падал, он падал сильнее, чем простые смертные, и это была судьба, которую не должен видеть ни один человек.
 
– Мощность на максимум, – приказала она. – Я хочу, чтобы вы пробивали их броню каждым выстрелом.
 
– Есть, мэм.  
 
Раздался вой силовых блоков. Проводящие кабели раскалились.
 
– Нам бы пригодились космодесантники, – сказал Хедрод.
 
– Они заняты своим ритуалом. Здесь они нам не помогут.
 
– А может «Эбоновая Чаша»?
 
– Они отправились на Кват вместе с ополчением. Они оставили лишь небольшой гарнизон в свой миссии в Капитолии.
 
Яррер вспомнила обещание, данное ей Теломейном, что все они умрут сегодня и, умирая, будут служить Богу-Императору так, как многие из них не могли при жизни.
 
Ни один солдат не смел просить большего.
 
– Мы удержим эти стены, – крикнула она, тщательно прицеливаясь, чтобы каждый выстрел попал в цель. – Во имя Адептус. За Императора!
 
 
'''***'''
 
 
Она называлась «Машина Покаяния» и отказывалась умирать.
 
Боевая машина лежала на спине, ее руки и ноги утопали в развалинах бункера, через который ее только что перебросил Шака Бескровный. Лобовая броня была смята, из нее вылетали искры и вытекали ядовито-щелочные жидкости, сжигавшие пыльную землю в местах падения. Она напоминала дредноут, только труп находился снаружи. Мускулистая женщина в грязном, изодранном в клочья нижнем белье была прикована к открытому саркофагу, установленный на передней части машины так, чтобы ее можно было видеть. Она была пристегнута ремнями и с завязанными глазами, а каждый напряженный мускул, утыканный капельницами и электродами, сжимался в такой дикой агонии, которая так хорошо была знакома Шаке. Со звуком забитых пылью колоколов, и с хрипами покаяния, Машина поднялась.
 
Миссия Сороритас находилась у подножия храма, на окраине жилой зоны, где плохая дорога вела к крепости. Большинство Пожирателей Миров, которых Шака мог видеть, устремились по этой дороге, но он не мог сказать, почему. Шака не знал, что он делает. Он и не знал, как он сюда попал.
 
Но все это неважно.
 
Он схватил бронированный шагоход на уровне плеч.
 
Рефлекторное поле, защищающее саркофаг, гудело, словно силовое полое, нашпигованное гвоздями, скрывая кричащего кающегося грешника за цветной стеной, пока он вдавливался Машину в раздробленный рокрит.
 
С дороги вокруг него доносились крики солдат. Мясников. Грохот выстрелов.
 
Болт-снаряд миссии Сороритас угодил ему в скулу, но не разорвался, а от рикошетил в груду мешков с песком, сложенных вокруг украшенных резьбой ворот.
 
– ''Свет'', – сказал Коссолакс ему на ухо.  
 
Шака повернул голову, но голос не унимался.
 
С тех пор как он сразился с Хранителем Тайн, в его голове начал звучать голос Отступника. Чемпион не появлялся, когда он быстро поворачивал голову, как иногда ему удавалось уловить другие голоса, но голос всегда оставался рядом. Жужжанием в ухе. Шипением помех. Голос, приказывающий ему не сражаться, когда ему хотелось лишь сражаться, сесть, не двигаться, не убивать рабов, прежде чем они успеют засунуть его в штурмовую капсулу «Коготь Ужаса» и отправят в этот мир. Каким-то образом Отступник вложил ему в ухо вокс-бусину или заключил какую-то сделку с древним духом его доспехов. Шака резко дернулся, вызвав осечку в «Гвоздях», которые наполнили его мозги помехами.
 
Мысли очистились.
 
А шипение осталось.
 
– ''Ты должен уничтожить свет.''
 
«Машина Покаяния» подняла руку.  
 
На ней красовался тяжелый болтер, встроенный в центральный корпус цепного кулака, с парой электроцепей, свисающих со ствола и дымящихся от сожженных благовоний.
 
Шака придавил его запястье своим сапогом и высоко поднял свою силовую булаву. Его броня вздулась, пластины напряглись, словно мышцы, и он крушил, крушил саркофаг «Покаяния», пока человек под содрогающимся рефракторным полем не превратился в тягучее желе, которое с чавканьем стекало в собственные трубы для удаления твердых отходов и выплескивалась из задней части двигателя.
 
Машина дернулась, словно пытаясь сбросить его в предсмертной агонии, и Шака принялся за шасси. Декоративные металлы крошились под его молотом, сусальное золото и свитки пергамента с замысловатыми письменами отлетали и развевались на ветру, а он разбивал, разбивал, разбивал…
 
Над головой пронесся боевой корабль.
 
Он исчез в дыму и неразберихе. Шака не знал, куда он летит. Не знал, чьей стороне принадлежал. А были ли стороны? И какая из них его? Стая берсеркеров с кроваво-красными и золотыми пластинами, грубо украшенными белыми и алмазными узорами, устремились за ним, стреляя из пистолетов в воздух, прежде чем тоже исчезнуть. Где-то неподалеку стрелял тяжелый болтер. Он слышал его треск в дыму и видел отблески пламени.
 
Оружие астартес в руках астартес. В галактике не существовало звука, подобного этому.
 
– Это…хннг!
 
Он застонал, когда «Гвозди» послали импульс агонии через его нервную систему.  
 
– ''Ты не убиваешь'', – услышал он крик. – ''Почему ты не убиваешь?''
 
С ревом он выдернул из-под сапога поврежденную руку «Машины Покаяния» и, спотыкаясь, попятился назад.
 
Боевая машина еще раз дернулась.
 
Шака недоверчиво посмотрел на нее, сузив глаза: мертвая машина поднялась, только на этот раз она стряхнула с себя разбитую броню, словно гвозди, и стояла перед ним без одежды. Его Ангел стоял передним, выпрямив спину и покачивая медно-рыжими крыльями. Он словно бы перерос костюм, из которого только что вылез. Он смотрел на Шаку с великой яростью, и его глаза были словно раны на расплавленной мантии его души, и гвозди дрожали под их взглядом. Ангел оскалил свои зубы, похожие на ржавые мечи, и заговорил.
 
– '''Следуй за мной'''. – И затем, взмахнув огромными крыльями, он оставил позади обломки и поднялся в воздух.
 
Шака не увидел в этом ничего странного.
 
Отбросив в сторону разбитую «Машину Покаяния» и забравшись на разрушенный бункер, и не обращая внимания на редкий болтерный огонь, который вырывался из бойниц в холле миссии, он расправил свои чешуйчатые крылья и бросился в погоню.
 
Земля ушла из-под ног, открывая инфернальный вид, в который он не помнил, как попал, и не хотел запоминать. Воспоминания не сохранялись. Только боль. Все, что имело значение, - это его Ангел.
 
Он всегда хотел убить Ангела.
 
Он ревел над полем боя, размахивая крыльями. Набирая высоту и выпуская огонь из кончиков крыльев, он отклонился влево, едва избежав залпа из автопушек крепости на вершине скалы. Шака пронесся сквозь зенитный огонь так, словно был рожден для этого, и изо всех сил старался удержаться за огненным шлейфом своего Ангела.
 
На его пути с ревом возник черный корабль, украшенный ненавистными белыми знаками. Шака нырнул, чтобы уклониться от него. Все, что имело значение, - это его Ангел. Корабль зашел ему в хвост и скорректировал огонь, оставаясь рядом с ним и осыпая воздух вокруг него болтерными снарядами. Шака нахмурился, пытаясь избавиться о мысли о нем и не сводя глаз со своего Ангела.
 
Раздался еще один рев, гораздо более громкий и исходивший из какого-то темного места. Хель-дракон, демоническая машина, которая была в равной степени атмосферным истребителем и бронзовым драконом, схватил боевой корабль Сороритас своими когтями. Развращенный самолет вцепился в носовую часть боевого корабля, словно хищник в мышь, с хрустом прогрызая пласталь и адамантин, и отправил оба самолета в смертельное пике, который закончился огненным кратером в поселении внизу.
 
Шака яростно озирался по сторонам, пока - Вот! - он мельком увидел своего Ангела в вышине.
 
Он бил крыльями, пытаясь удержаться на одном уровне, воинственно паря над черными стенами замка, совершенно не обращая внимания на людей-солдат в черных доспехах, которые продолжали сражаться, словно, не замечая Ангела у себя над головами. Замок стоял на вершине песчаного мыса среди множества других укрепленных зданий, черных и блестящих, в то время как все вокруг было пыльно-желтым и странно резало глаза. Пожиратели Миров когтями раздирали железные ворота, пока с зубчатых стен на них обрушивался лазерный огонь, но ни Шаку, ни Ангела это не волновало.
 
– '''Сражайся!''' – прорычал он ему.  
 
Сильно взмахивая крыльями, Шака поднимался сквозь дым, нефтехемические испарения и песок.
 
На этот раз Ангел не сбежал.
 
– ''Свет'', – напомнил ему Коссолакс. – ''Каким-то образом имперцы устроили ловушку для нашего отца. Это свет, Шака. Ты должен уничтожить свет.''
 
– '''Пусть они попробуют прикончить меня''', – проревел его Ангел. – '''Я приветствую это!'''
 
– ''Свет, капитан'', – сказал призрак хозяйки корабля, Саррин. Так кажется ее звали, вспомнил он. Но он не был уверен, что она там делает. – ''Мне нужно, чтобы вы потушили его''. – Разве она не должна быть на корабле? Да. Он был почти уверен, что она должна находиться на корабле.
 
– ''Шака''. – Голос Коссолакса прозвучал у него над ухом. – ''Когда-то ты был чемпионом легиона'', – солгал он. – ''Я сделаю тебя им снова, если это сломает тебя.''
 
Как будто он и так не был сломлен.  
 
– '''Мой дар тебе, мой сын''', – прорычал его Ангел.
 
Шака закрыл уши и закричал.
 
Слишком много голосов. Слишком мало черепов.
 
Его огромные крылья взвились в воздух, лазерный огонь, а также мощные снаряды из батарей сервиторов и турелей Гиады разрывали его нерушимое тело, когда он устремился к зубчатым стенам замка.
 
– ''Уничтожь свет''.
 
Взмахнув крыльями еще раз, чтобы остановить полет, Шака с хрустом рухнул на парапет. Он взревел, словно разъяренный карнозавр, смертные с криком разбежались, лазерные лучи и штыки били по его броне. Он игнорировал все это. Два его сердца бились так сильно, что казалось, его грудь вот-вот разорвется. ''«Боги, прошу вас, пусть так и будет»''. Его Ангел поднял меч из бронзы, обнажив зубы, из которых сочилось красное железо, и осмелился нанести удар. С ревом Шака ударил булавой по мечу Ангела. Меч демона зазвенел, словно колокол размером с галактику, но затем его булава прошла сквозь него, словно меча там и не было вовсе, и врезалась в парапет между его ногами.
 
От удара стена рассыпалась, словно черствый хлеб.
 
А затем земля под ним провалилась.
 
 
'''***'''
 
 
Яррер отпрыгнула с парапета как раз перед тем, как кувалда чудовища пробила его насквозь. Она перекатилась на спину и распласталась на изрытых ракушками плитах песчаника внутреннего двора, а ее лицо покрыла пыль, когда стена рухнула. Она беспомощно наблюдала, как Хедрода и половину его отделения, а также упавшего космодесантника поглотила лавина обломков.
 
Все надежды на то, что мерзость похоронила себя, были вскоре разрублены его молотом, когда она, пошатываясь, выбралась из обломков. Грубо расчистив пролом, и откопав случайно оторванную руку, ногу или обломок кабеля, она расправила свои потрепанные крылья и снова поднялась в воздух.
 
Он понесся к высокому окну фокусировочной камеры.
 
Шквал снарядов из двух батарей «Гидра», способных прицелится в него, сошелся в воздухе, осыпав его градом обломков, и, казалось, не причинив ему никакого вреда.
 
Яррер закричала он ярости.
 
Она знала, что ее сопротивление обречено с самого начала, но не ожидала, что оборвется так скоро. Ей оставалось лишь молиться, что она дала Теломейну и его братьям достаточно времени. Дальше они были сами по себе. Поднявшись, она села среди обломков, смахнув пыль с наплечников, и подняла на колени свой хеллган.
 
Еретики-астартес устремились к ней, прокладывая себе путь через расчищенный пролом, словно песчаная буря с демоническими воплями и мордами.
 
Она хотела продать свою жизнь подороже, и выиграть еще хоть немного времени.
 
– Император! – крикнула она, нажимая на спусковой крючок и не отпуская его.
 
 
'''***'''
 
 
Лейдис пробирался сквозь обломки пробитой стены. После крушения он потерял связь с остальными членами отряда, но это его уже не волновало. Больше не существовало ни отрядов, ни рот, лишь воины, каждый из которых был чемпионом, идущим по одной и той де тонкой тропе к славе. Его броня была повреждена. Из-за периодических сбоев в подаче энергии левая нога волочилась, руку сводило судорогой, а из разорванного провода на боку силового блока, где он сломался при падении, периодически вылетали искры.
 
Лишь сила вои и ярость заставляли его продолжать атаку, и теперь он практически ощущал вкус крови на своих губах.
 
Два солдата в потертых блестящих панцирях набросились на него, вынырнув из тумана, и лазерные лучи, пробив толщу пыли, безвредно отразились от его брони.
 
Удар прикладом болтера Лейдиса проломил голову первому солдату. Вторая закричала, осыпая поврежденный боевой доспех Лейдиса огнем с близкого расстояния, прежде чем получила удар локтем в грудь. Она отлетела назад, искалеченная на всю жизнь, прежде чем врезаться под неестественным углом в искореженные обломки мотоцикла Пожирателей миров. Она лежала на обломках, шевеля губами и отчаянно пытаясь вздохнуть.
 
Оставив ее тонуть в собственной крови, Лейдис провел языком по деснам и окинул взглядом внутренний двор крепости, которую потребовал захватить Коссолакс Отступник.
 
Там толпились недоедающие горожане, набившиеся так близко, что почти просились под пули.
 
Лейдис поднял свой болтер, на котором едва виднелись вмятины от того, что его использовали в качестве дубины. Его первый выстрел прошел мимо. Он ни разу не промахивался, и это почему-то привело его в восторг. Разрядив оставшийся магазин болтера одним нажатием, он отбросил оружие в сторону и набросился на горожан, не имея ничего, кроме цепного топора и тяжести доспехов.
 
Он смеялся, убивая.
 
Это была бойня.
 
Это была свобода.
 
Небо над крепостью превратилось в уродливый желтый водопад, вздувшийся и испещренный огненными инверсионными следами от турбин и трассерами зениток.
 
К нему пришло озарение, что Шака Бескровный открыл им доступ к общему действу, и это его удивило и взволновало. Шака никогда не казался ему воином, способным удержать большой отряд. Очевидно, Лейдису еще многое предстояло узнать о том, как действуют Пожиратели Миров.
 
Воющие берсеркеры бросились в бой, не обращая внимания на ранения и убивая десятки людей за каждого своего, кого удавалось убить. Лязгающий «Осквернитель» изверг из себя прометиевое топливо. Безумный рев разочарования раздался где-то внутри его металлических органов, когда он подхватил сопротивляющегося солдата и изрубил его своими когтями. Имперский псайкер в непрактично тяжелой мантии и с голубоватым оттенком на коже сделал шаг вперед. Окутанный мерцающими образами причин и следствий, он выбросил призрачный голубой кулак, который вырвал когтистую конечность «Осквернителя» из корпуса и отправил его на разбитые камни. Лейдис пригнулся, когда оторванная конечность пролетела над его головой и врезалась в землю позади, перекатившись через нескольких поверженных защитников и берсеркеров Пожирателей Миров, которые так и не заметили этого.
 
Даже сам Шака был среди них.
 
Прославившийся тем, что его невозможно убить, внушающий страх и ненависть одновременно, возвышенный чемпион поднялся в воздух, избегая внимания двух отрядов, вооруженных хеллганами, и нескольких одиночных защитных турелей, и направился к самой высокой точке замка. Укрепления, через которые прорывались Лейдис и остальные «Бескровные», были лишь внешним кольцом этой центральной тюрьмы. Ее темная башня, совершенно не похожая ни на одно из виденных им до сих пор строений из песчаника, была усеяна стальными окнами, которые сами были затонированы в черный цвет. Самое больше и высокое из них - то, к которому, судя по всему, направился Шака, - уже было разбито.
 
Насколько Лейдис мог судить снизу, оно было разбито изнутри, и сквозь зазубренную рану пробивался яростный блеск. На него было больно смотреть. Его разум наполнился яростью.
 
– Ты… никогда… не победишь… еретическая мразь, – произнесла женщина, которую Лейдис принял за мертвую. Она побледнела от потери крови. Она сидела, прислонившись к куску стены, одна ее нога лежала под неправильным углом, а черная панцирная броня была пробита в нескольких местах. Вокруг нее лежали гигантские трупы Пожирателей Миров, с черными кольцами между глаз или ожогами на месте первичных и вторичных сердец. – Император… с нами, – продолжала она. – Он послал нам… своих… сыновей.
 
Она замолчала и начала петь.
 
Лейдис хотел сказать что-то колкое в ответ, но не нашел слов. Вместо этого он просто ударил своим цепным топором по ее черепу, проломив его до ключицы, и с восторгом зарычал, наблюдая, как жужжащие зубья забрызгивают его поножи кровью, мозгами и осколками костей.
 
Тяжело дыша, слишком разъяренный, чтобы размышлять о том, кто была эта женщина и что она пыталась сказать, он бросился в бой, а за ним и Шака.
 
== ДЕВЯТНАДЦАТАЯ ГЛАВА ==
Шака Бескровный с хрустом приземлился на разбитую стеклосталь, которая устилала пространство внутри зала. Он сложил крылья, поморщившись от неудобства, когда выпуклая мускулатура его брони втянула их обратно, и нерушимые стеклостальные пластины раскололись и лопнули под его огромным весом, когда он протиснулся внутрь. Шака оказался в большом круглом помещении, украшенном загадочными механизмами и большим количеством битого стекла. Двенадцать космодесантников в серебристо-золотых доспехах занимали позиции по окружности помещения, чтобы преградить ему дальнейший путь. У одно был шлем-череп капелана, другой в облачении – техномарина, а третий с чемпионской осанкой. Шестеро стояли в терминаторской броне.
 
Кто они? Зачем они пришли сюда?
 
Что им нужно от Шаки Бескровного?
 
Кто такой Шака Бескровный?
 
– ''Шака. Свет.''
 
Тринадцатый космодесантник стоял в центре круглого зала.
 
Он был закован в броню, как и его братья, а его боевой доспех был заключен в боевую амуницию, которая увеличивала его в размерах. Он и являлся источником света. Белое сияние, которое невозможно было разделить на более простые цвета, исходило из него, сводя очертания воина к атомарной тени, в то время как чистый свет проникал сквозь прутья его клетки.
 
Шака не мог смотреть на него.
 
Он узнал этот обжигающий свет. Шака уже испытывал его раньше, а некоторые вещи невозможно было забыть, даже такому, как он. Они продолжали существовать, не взирая на недостатки тех, кто был обречен от них страдать.
 
Они были вечными.
 
– '''Отец'''… – прорычал его Ангел, но его голос был едва слышим, словно бы свет вытеснил его за пределы бытия.
 
– ''Останови его, Шака'', – приказал Коссолакс. – ''Останови сейчас же. Пока не стало слишком поздно''.
 
– Я не…
 
Космодесантники открыли огонь.
 
Болты вспыхивали псионическим пламенем на полпути, и Шака корчился под обстрелом, каждый выстрел попадал в цель, и каждое попадание было упреком разложению его плоти. Он привык к боли, но не извне.
 
Во что же он превратился?
 
– '''Сыновья без отца, зачатые в отчаянии богом, у которого заканчивалось время и надежда''', – прорычал его Ангел сквозь поток психического урона. – '''Стоит ли удивляться тому, что наш вид на гране падения?'''
 
– ''Шака'', – прокричал Коссолакс.
 
– ''Капитан'', – произнесла хозяйка корабля
 
– ''Свет!''
 
– '''Убей его'''
 
С воем дикого зверя, страдающего от боли, Шака занес свой силовой молот над головой и бросил его вперед. Молот нанес одному из закованных в силовую броню космодесантников скользящий удар по наплечнику, и с хрустом врезался в нагрудник терминатору, тем самым заставив остальных отступить, если они не хотели быть стерты в порошок. Закованный в огромную броню терминатор пошатнулся, но сумел продолжить стрельбу, в то время как его более легкий собрат крутанулся на месте, ударился лицевым щитком об пол и, кувыркнувшись через себя, сбил с ног еще одно воина, и они оба рухнули на плитку.
 
Когда количество огня, бьющего в его броню, уменьшилось, Шака бросился вперед.
 
Он врезался плечом в пошатнувшегося терминатора.
 
Прежде чем оказаться впечатанным в стену позади себя, воин трижды ударил своим силовым мечом по пораженному лицу Шаки сбоку, но ограничился ударами рукоятью, тем самым, не причинив особого вреда. Из решетки его шлема вырвался стон боли, хотя его толстая броня смогла выдержать удар. Он попытался поднять штурмовой болтер, но обнаружил, что его рука крепко зажата в хромированных зубьях машины, в которую его только что впечатали. Он крикнул предупреждения своим братьям, когда Шака отпрыгнул назад, вращая всем телом и увлекая за собой булаву, за которой тянулись сине-белые когти разрушительной энергии. Затем он поднял булаву вверх и опустил вниз, сокрушив закованного в силовую броню космодесантника ударом, которым мог бы уничтожить бункер. Пол под ними задрожал, а ударная волна отбросила остальных членов отряда воина назад, а из механизмов на потолке посыпался песок.
 
Маяк в центре комнаты зашипел, когда воин погиб. Из-за внезапно усилившегося сияния Шака отшатнулся, но затем, закованный в клетку Астартес застонал, вернув свет под контроль.
 
Град болтерных снарядов заставил Шаку отвлечься от света.
 
Капеллан уверенно шел к нему, его штурмовой болтер выплевывал болты, а психическая энергия словно бы прожигала дыры в глазницах его шлема-черепа.
 
Шака метнулся в сторону и обогнул колонну механизмов, как раз в тот момент, когда под ним рухнул ослабленный пол.
 
Убитый им воин сполз в яму. Другой, пытавшийся удержать тело, звал на помощь, то и дело пытаясь ухватиться за арматуру, пробивающуюся сквозь разрушенный пол, и исчез в яме. Шака услышал лязг, который становился все слабее, по мере того пока бронированная фигура космодесантника опускалась в недра крепости.
 
– Барис! – крикнул кто-то.
 
– Отступай, Анкрум, – прокричал другой. – Ритуал связывания требует всех нас.
 
– Но реликвии…
 
– Отступайте, я говорю!
 
Шака развернулся, но в пыли и неразберихе он потерял капеллана из виду.
 
Огромный топор с зубьями мелькнул перед ним.
 
Он откинул голову назад, чтобы не почувствовать зубья на шее, и увидел, как топор соскребает кожу с нагрудника, обнажая серую основу девственного креамита. Шака закричал от наслаждения, когда череда пробивающих броню ударов силового топора, кулака и жужжащей серворуки заставила его опуститься на одно колено. Это был техномарин. Искалеченное лицо Шаки расплылось в безумной улыбке. Он уже не помнил, зачем пришел сюда, но его мозг гудел от химического возбуждения, вызванного сражением с противником, который, казалось, действительно мог причинить ему вред.
 
– ''Свет, Шака'', – произнес Коссолакс.
 
– Свет… – пробормотал он.
 
В комнате стало заметно светлее, чем прежде.
 
Техномарин нанес удар по оружию.
 
Шака поймал его на рукоять своей булавы, и пригнул голову, прежде чем серворука смогла вырвать ее из его шеи, а затем, резко крутанувшись, благодаря своей огромной силе, развернул техномарина. Он нанес быстрый удар ногой, чтобы разбить сервоприводы, расположенный за коленным суставом, и оставить противника калекой, но техномарин каким-то образом сумел увидеть удар, даже стоя спиной, и парировал его.
 
Шака взревел от радости, его броня налилась свежими мышцами, отвечая на его психическую потребность убивать или быть убитым.
 
Сто лет ему не бросали такого вызова, и он обнаружил, что…
 
Широкое, мерцающие психической энергией острие силового меча пронзило его грудь. Ореол серебристого варп-огня наполнил его ноздри ароматом жареного мяса и паяного керамита, и мгновенно прижег демоническую плоть вокруг ужасающе зияющей раны. Шака застонал, ему было так больно, как не было с тех пор, как он изменился. Он медленно опустился на колени.
 
– Связывание, – прокричал голос позади него, тот же голос, что и раньше. – Займись связыванием.
 
– Хнннг! – Шака застонал, боль в черепе пересилила боль в груди, и он, обхватив пальцами торчащий меч, начал подниматься.
 
 
'''***'''
 
 
Граций Теломейн лишь смутно осознавал происходящее сражение.
 
Он не мог уделить этому даже толики внимания, полностью доверившись Дворику и Яррер, но стихии продолжали вторгаться: осколки жестоких мыслей и нечестивых эмоций, смерть, пронизывающая психическую сферу подобно шрапнели, яростные вспышки образов, окрашенных в красный цвет глазами убийц и умами умирающих солдат. Она кипела, огненная мантия, лежавшая под высшим планом, к которому стремился разум Грация.
 
Он ничего не знал о Малакбаэле. Он не слышал ни о его названии, прежде чем отправился в это путешествие, ни о технологии, которая каким-то образом дремала там, не охраняема с тех пор, как прервался сон Императора. Он знал лишь то, что его разум смог уловить издалека. Свет, который оно излучало, не был его собственным. Он сиял, словно лик луны, отражая лишь тот блеск, который излучала Терра. Серебристая нить космических лей-линий тянулась через яростный водоворот Эмпирея, связывая один далекий мир с другим.
 
Недосягаемая. Неприкасаемая.
 
Тем не менее Граций потянулся к этой психической лей-линии.
 
Он коснулся ее.
 
– ''Ты не готов, Теломейн. Не к этому''. – Над ним стоял Юстикар Аэлос, закованный в серебряные доспехи и окруженный сияющим нимбом. Это был он, и это был также Он сам. Бог, стоящий со скрещенными руками и осуждающий Свое творение.
 
– Я готов.
 
– ''То, что ты считаешь себя таким, лишь доказывает, насколько ты не готов''.
 
Граций крепче сжал нить, и Аэлос снова впился в него взглядом.
 
– ''Хаос всегда найдет способ, посеять Хаос.'' – Это был голос Верховного Магистра Калдора Драйго, каким Граций запомнил его во время их единственной личной встречи. Граций принял приглашение вернуться на Титан с «Мечом Дионы» для вступления в должность. Это была своевременная возможность проконсультироваться в Либер Деомника и пообщаться с братьями-единомышленниками в Палате Чистоты и Авгуриуме. – ''Даже если признать, что мы, Серые Рыцари, неподвластны Хаосу, разве наши действия не влекут за собой последствия, выходящие далеко за пределы нас самих?''
 
Драйго тоже погрузился в воспоминания, и на одно сияющее мгновение, которое навсегда обесцветит все подобные воспоминания, Граций ощутил силу Императора, когда тот взял его за протянутую руку.
 
В этом совпадении времени, места и возможностей невозможное стало возможным. Коллективная воля Его генетических сыновей протянула руки через моря Эмпирея и нашла Его в ожидании. Тринадцать умов, объединенных общим делом, единством, символизированным кровью Армагеддона и знаками тринадцати раз по тринадцать, которые они носили с собой и которые сейчас сияли рядом с его духом.
 
В этот момент Граций не чувствовал ни одной из мыслей своего отца. Если они и присутствовали в лей-линии, то находились за пределами его разума. Были лишь сила и воля, транслируемые через просторы Империума человечества в виде света для осуществления той цели, что была ведома лишь Ему.
 
Граций не проливал слезы по братьям, погибшим на Армагеддоне. Он ни разу не поддался жалости к себе из-за боли, которую ему приходилось терпеть с тех пор. И все же он плакал свободно и без стыда, обхватив рукой космическую нить и потянув ее за собой на Гиаду.
 
К своему ужасу, Граций обнаружил, что не может удержать ее. Свет просачивался сквозь пальцы, как бы он ни старался поймать его и отклонить от предначертанной Императором траектории.
 
Даже продолжая пытаться, он чувствовал, что его хватка все больше ослабевает.
 
Что-то было не так.
 
Вернувшись мыслями к своему физическому телу, надежно укрытому в «Святости Веры» в надежных стенах Базиликарум Астропатика, он сразу же ощутил горе своих братьев.
 
Барис и Локар были мертвы.
 
Он ощутил это. Их сознание было вырвано из ритуала, а реликвии, которые они несли с собой, оказались утеряны. С расстояния он слышал, как Юстикар Галлеад отдает телепатические приказы терминаторам Братства, как они сражаются с Двориком и Лиминоном, пытаясь уничтожить извращенного демона, прорвавшегося сквозь внешний периметр защиты. Яррер и ее солдаты тоже были мертвы. Он почувствовал это по полному отсутствию их мыслей. Сотни Пожирателей Миров прорвались в замок и уже поднимались по лестнице навстречу последним Серым Рыцарям.
 
Граций содрогнулся, его внимание содрогалось между психической борьбой в варпе и его братьев в темпус материум.
 
У него больше не осталось времени. Больше не осталось сил.
 
Даже если бы существовал способ завершить ритуал связывания сейчас, без Бариса и Локара, и он смог бы его найти, у него не осталось бы времени завершить его до того, как остальные силы Пожирателей Миров прорвутся достаточно далеко, чтобы пробить дверь и закончить то, что начал их чемпион. С другой стороны, если он полностью вернется в свое тело, то у него будет достаточно огневой мощи в «Святости Веры», чтобы уничтожить всех Пожирателей Миров, находящихся сейчас в крепости, и, возможно, даже довести некоторых из своих братьев до «Меча Дионы». «Святость Веры» балы задумана не более чем мера предосторожности. Если бы все остальное не помогло, с Повелителем XII легиона пришлось бы сражаться так же, как на Армагеддоне, и даже с частью Истинного Имени, которое Граций вырвал у Стоврата Восьмого Медного, мощь демонического примарха не смогла быть повержена одной лишь силой посоха.
 
Но какой ценой?
 
Он посвятил этому поиску шестьсот лет, и даже при малейшем шансе на успех его жизнь и жизнь его братства ничего не значили. Гиада уже погибла, но если жертва всего Империума Нигилус стала бы ценой заключения Повелителя XII легиона в тюрьму до последнего века человечества, то Граций не счел бы ее слишком высокой. Сила маяка представляла собой последнюю возможность, которая была слишком велика, чтобы от нее отказываться.
 
Он все еще мог разрушить физическую связь Ангрона с темпус материум.
 
С криком, эхом прокатившимся по обеим сферам, он полностью погрузил свой разум в эмпериум, завладел этой силой и более не желал ее отпускать.
 
 
'''***'''
 
 
Шака уже был на ногах, когда боевая машина в центре комнаты взорвалась. Из нее хлынул свет бесконечных оттенков белого, и Шака закричал, уже не чувствуя меча в спине, так как взрывная волна обожгла его глаза, словно кислота, созданная специально для него. Его душа горела. Он закрыл глаза, прикрыл их руками, но свет все равно проникал в него, мгновенно вспыхивая при соприкосновении с чернотой внутри.
 
Он в ярости скривил лицо и захрипел: - «Хннн…Хннн», пытаясь вызвать спазм агонии, которые бы заставил боль утихнуть, но его не последовало. Впервые за целую вечность «Гвозди Мясника» не помогли.
 
– Нет! – он затряс головой, прищурив глаза, не в силах избежать вида десяти тысяч лет лжи, слетающей с него, как свет. – Нет, нет, нет. Шаку не очистить.
 
– '''Ты забыл'''? – сказал его Ангел. Голос его звучал приглушенно и горько, затерявшись где-то в пылающей белизне. – '''Русс верил, что сможет исправить нас, и он был не первым, кто пытался это сделать'''. – Голос усмехнулся из своей блестящей клетки. '''– Но мы учили его другому. Не так ли, Шака?'''
 
– Я… не… меня там не было. Генна была до меня.
 
Бестелесный Ангел жестко усмехнулся.
 
– '''Скажи, в твоем легионе есть хоть один воин, который не хвастался бы тем, как Ангрон растерзал Волка. Вы все были так горды. Словно это было ваших рук дело. После Нуцерии все стало по-другому…'''
 
Шака дергал себя за уши, но это оказалось бесполезно. Теперь внутри него сиял свет. Нет. Он горел. Нет! Все барьеры, воздвигнутые «Гвоздями» из обломков его личности, рушились в пламени.
 
Он все вспомнил.
 
– Нет!
 
– '''Да''', – рассмеялся его Ангел. – '''Я знаю, что ты помнишь Нуцерию, или ты забыл, что я тоже был там?'''
 
Шака прижал руки к голове и закричал.
 
Он был там в тот день, когда Ангрон вознесся в демоны.
 
И это был не Магнус с его знаниями, не Лоргар, указавший истинный путь тем, кто пришел после него, и даже не Хорус, первый среди равных.
 
Боги решили признать первым именно Ангрона, Повелителя XII.
 
Шака всегда был гордым и вспыльчивым, и Гвозди лишь усилили эти черты его характера, но после уничтожения Нуцерии он замкнулся в себе, его природная гордость слишком легко превратилась в горечь и депрессию. Восхождение, свидетелем которого он стал на Нуцерии, изменило его. Он увидел силы, лежащие за завесой, а они, в свою очередь, увидели его. За долгие тысячелетия изгнания разложение духа переросло в разложение плоти.
 
– '''Ты думаешь, я возвысил тебя до капитана Третей роты, потому что ты был лучшим среди своих братьев?''' – скрытый Ангел разразился издевательским смехом. – '''Если бы мне нужен был пример для подражания, я бы повысил Коссолакса. Мне не нужен был пример. Я никогда не хотел, чтобы мне напоминали о лучших. Я назначил тебя, чтобы ты опустил своих братьев до моего уровня.'''
 
Шака застонал, глядя, как продолжается распад.
 
Ускоряясь.
 
Он увидел того яростного соперника и грамотного легионера, каким был до принятия «Гвоздей».
 
''Нет.''
 
Стойкого варвара, который так гордился тем, что его подняли с диких равнин Бодта, чтобы он носил бело-голубые одежды Красного Ангела Императора.
 
''Нет.''
 
Мальчика, борющегося со смеющимся великаном, покрытого густой бородой и тяжелыми мехами, слишком маленького, чтобы понять, что великан позволяет ему победить.
 
''Нет!''
 
Он замахал кулаками, пытаясь вырваться обратно из света и попасть в комнату, занятую космодесантниками, но все направления были одинаковыми, и выхода не было.
 
Он видел каждый миг своей долгой жизни, как она вырывалась из его мыслей и сгорала. Каждый приказ. Каждую резню. Каждый совершенный ужас. И, что еще хуже, великую мечту об апофеозе человечества, которую он помог уничтожить, и которая была принесена в жертву богам, которых дал им Лоргар, и лишь потому, что Ангрону было все равно.
 
Он понял, что именно поэтому провел тысячелетия после Терры в ярости и одиночестве, избегая общества своих братьев.
 
Потому что какая-то его часть, как и у Ангрона, всегда помнила, каким он был раньше.
 
– Мы были сломлены! – кричал он, видя все слишком ясно, когда в его глазах не осталось ничего, кроме света. – Ты бы мог нас исправить! У тебя было столько возможностей исправить нас, но ты предпочел оставить нас в муках.
 
Ответа не последовало.
 
Даже его Ангел исчез.
 
Шака задался вопросом, не было ли это похоже на безумие, но нет, безумие было тем, в чем он находился утешении последние десять тысяч лет. Сейчас он испытывал ощущение абсолютного и неопровержимого здравомыслия после тысячелетий, проведенных в безумии.
 
У него перехватило дыхание, когда на тыльной стороне его руки появился порез.
 
Он смотрел на него, словно на маленькое чудо, и с удивлением увидел, как рана разошлась и начала кровоточить. Он вскрикнул от восторга и поднес руку к свету: на месте первой раны появилась еще одна. Затем еще одна, параллельная ей. Удивление перешло в агонии, из его губ вырвался булькающий смех: десять тысяч лет физического наказания достигли его тело в течении доли секунды. Двигаясь, словно марионетка, сделанная из сломанных палочек и спутанных проводов, он поднял руки к груди, словно собираясь сотворить аквилу из своих раздробленных пальцев.
 
– Про. Сти.
 
Эта мольба вырвалась, не закончившись, из-за алой улыбки, которая, казалось, вот-вот пересечет его горло.
 
Он вспомнил тот день, когда получил эту рану.
 
Это произошло накануне наземного вторжения на Терру, в момент просветления, который более никогда не повторился.
 
Он сделал ее сам.
 
Шака взвыл, когда вспышка света, наконец, прошла сквозь него, уничтожив его разложение и не оставив после себя ничего, кроме красного тумана очищенной души.
 
И взрыв разрастался.
 
 
'''***'''
 
 
Маяк мигнул лишь раз, на доли секунды, с тысячекратным всплеском ярости, и все Пожиратели Миров, оказавшиеся в зоне видимости, завыли от ярости и боли, прижимая руки к выжженным глазам. А затем, подобно умирающей звезде в конце фазы красного гиганта, он взорвался в своем ядре, сбросив психическую мантию взрывом, который уничтожил замок, пытавшейся его сдержать, и проник глубоко в тонкую скальную породу под его фундаментом. Раскрылись тысячелетние трещины и давно спящие места тектонической активности. Участки Капитолия просто рухнули, когда поддерживающие их вади распались, словно под ударом луча, мгновенно превратившего их в песок. Великая стена рухнула. Готический позолоченный шпиль сборной базилики, гордости Гиады, сорвался с крыши алтаря и разрушил прилегающую миссию Сороритас. Глубоко суеверные жители Гиады восприняли бы это как явный знак того, что их Бог-Император более не благоволит им, если бы в живых осталось больше горстки стариков, детей и раненых, способных увидеть это.
 
В двухстах милях от них, через пустынную котловину, Коссолакс наблюдал за происходящим с медленно зарождающимся ужасом, почти не замечая жжения в глазах и крови, стекающих по щекам.
 
– Шака. – Он постучал по вокс-передатчику в кольце на своем горжете, а затем еще раз, когда Бескровный так и не ответил. – Шака… Шака!
 
Психический взрыв представлял собой стену света, тонкую, словно электрический провод, и все еще расширяющуюся, растекающеюся по разрушенному Капитолию и по пустынной котловине. Он сбивал самолеты, которые сталкивались с ним в небе, подхватывал танки, деревья, куски обломков, швыряя все это вперед с грохотом и волнами цунами из песка.
 
Бой вокруг Коссолакса затих.
 
Берсеркеры Пожирателей Миров завыли в агонии, когда поврежденные системы брони затрещали, а обнаженная кожа покраснела, словно под воздействием излучения сверхновой. Младшие демоны массово испарялись с поля боя, в то время как даже их более великие сородичи были вынуждены тратить свою силу воли на то, чтобы просто удерживать свои формы. У их имперских противников дела обстояли не лучше. Горстка более рьяных Сестер Битвы воспользовались случаем, чтобы перестрелять Пожирателей Миров, которые внезапно перестали сопротивляться, и занять более выгодные позиции, но большинство просто смотрели на магический взрыв, катящийся по пустыне в их сторону, с такими же пустыми взглядами, как и их враги.
 
И мало кто из них обладал большей силой, чем сам Коссолакс.
 
На этом поле боя было не так уж много людей, возможно и вовсе один, кто уже однажды ощущал эту силу. Он был достаточно древним, чтобы однажды познать присутствие Императора. Конечно, он никогда был настолько близок к нему. До предательства на Исстване он был слишком незначительным. После него им слишком плохо руководили, и он разбил свою роту о стены Дорна и ярость IX, так и не приблизившись к Его трону.
 
Но тот трепет, который он испытал, разделив с Ним солнечную систему, он не забудет никогда. Это было ощущение силы, превышающей все остальные, дрожь, которую он иногда ощущал сквозь землю и кости перед появлением бога-машины.
 
Ужас охватил его. Он вернулся, и каким-то образом, по какой-то причине Он пришел сюда, на Нигилус. К тому времени, когда логика Коссолакса смогла отбросить эту объективную невозможность, времени на бегство уже не оставалось.
 
Первым ударило цунами – волна земли, песка и перевернувшихся машин обрушилась на окраины разрушенного поселения, поглотив Пожирателей Миров и Сестер Битвы, мгновенно уничтожив бойцов имперского ополчения и заживо похоронив их танки. Воздух превратился в коричневую дымку. Даже тройка избранных Коссолакса, находившаяся всего в нескольких ярдах от него, исчезла в этом тумане.
 
Лишь примарх остался видим.
 
Ангрон пылал, как вышедшая из-под контроля печь, за ржаво-желтой решеткой бури.
 
Его лицо представляло собой кровавое пятно из крови, пепла и нечеловеческой ярости. Липкие губы сомкнулись над ржавым металлом зубов, и, даже не соизволил сделать вдох, он издал рев, пронзивший воздух яростью ненависти одного бессмертного к своему отцу. Пыль, песок и кровь, которой хватило бы на всю пустыню, взметнулись из тумана, словно вытянувшись в форму ярости примарха, и образовали барьер, охватившей все поле боя.
 
Через несколько секунд после цунами появился сам фронт взрыва.
 
Удар был сокрушительным.
 
Все поселение просело. Огромные куски обломков и шестидесяти тонные боевые машины сползали к воронке, которая образовалась под ногами примарха. Волна, убивающая богов, обрушилась на щит Ангрона, физическое проявление его гнева, и снесла большую часть города. Даже когда она пробила психический барьер примарха, фронт взрыва снес броню с его спины, опалив багровую плоть, но все же примарх устоял на ногах, и самый сильный удар уже прошел над полем боя, а его ярость пошла на убыль. Коссолакс чувствовал, как буря начинает ослабевать, а фронт все дальше и дальше уносит свою разрушительную мощь на запад.
 
Но ярость Ангрона не утихала.
 
Он чувствовал присутствие своего отца так же, как и Коссолакс, а потом его отняли у него, и теперь весь мир ощутит его ярость.
 
В небе закрутился зарождающийся циклон размеров с тысячи ярдов, в центре воронки которого бушевал раскаленный примарх. Земля под ним начала раскалываться, глубокие трещины пронзили твердую корку, из-за чего примарх опустился еще ниже, и огромные пласты песка обрушились на него, устремившись в чрево земли. Коссолакс едва мог видеть его. Земля поглотила Ангрона. Лишь бушующий шторм из света и ярости, который не могло скрыть даже разрушение мира.
 
Менее чем в миле от примарха Коссолакс почувствовал, как первые землетрясения разрывают землю под ним.
 
Сопровождавшие его отряды Мутиляторов и Термнаторов нарушили строй, когда толчки стали более сильными; они начала махать бронированными конечностями, когда под их ногами захрустел песок.
 
В ярости Ангрона теперь слышалось страдание.
 
В каком-то смысле все стало еще хуже.
 
Это планета расколется прежде, чем его гнев иссякнет.
 
– Мы должны отступить к боевым кораблям! – крикнул Корво, стараясь, чтобы его услышали над бедствием, которое вот-вот должно было постигнуть их.
 
– Нет времени. – Коссолакс еще раз постучал пальцем по вокс-передатчику в кольце своего горжета и настроил его на новую частоту. Электромагнитный вой обратной связи, вызванный атмосферными искажениями, отозвался ему по каналу связи. Пришло время поверить, что «Завоеватель» и его Хозяйка более не желают ему смерти.
 
– «Завоеватель», – произнес он. – Начинай экстренную телепортацию.
 
Телепортационный маяк, который он носил в доспехах, начал яростно мигать.
 
– Повелитель? – переспросил Корво, поворачиваясь к Коссолаксу с выражением знакомой смеси предательства и ярости на лице.
 
Коссолакс поднял болт-пистолет и выстрелили воину в колено, прежде чем тот успел подойти ближе и, возможно, нарушить сигнал телепорта. Кузнец Войны рухнул на землю с яростным рычанием, когда Коссолакс отвернул и посмотрел вверх. Остальные клятвопреступники были вовлечены в битву. Люфт и Доннаха находились слишком далеко и слишком увлеклись потрясающим зрелищем того, как их примарх в ярости разрушает мир, чтобы заметить, с кем говорит Коссолакс, или вообще заботиться об этом.
 
XII легион был сломлен еще до того, как прибыл Коссолакс, чтобы его восстановить.
 
Он сможет сделать это снова.
[[Категория:Warhammer 40,000]]
[[Категория:Империум]]
Источник — https://wiki.warpfrog.wtf/index.php?title=Служебная:Сравнение_версий/25769

Навигация