827
правок
Изменения
Перейти к навигации
Перейти к поиску
{{В процессе
|Сейчас = 27
|Всего = 28
}}
Нет описания правки
{{Книга
|Обложка =DarkImperiumPlagueWar.jpg
Жиллиман некоторое время наблюдал, как Галатан принёс свой суд на Парменион, затем отпустил руку девочки, встал и ушёл, приказав генералам прислать ему отчёты в левиафан.
== Двадцать восьмая глава ==
'''СЕМЕЙНЫЕ УЗЫ'''
Черноту пронзила игла боли. Мягкий свет мерцал внутри шлема Юстиниана. Звучали сигналы предупреждений.
Свечение исходило от уменьшенной резервной пластины шлема. Юстиниан видел только размытое пятно сквозь покрывавшую глаза корку мукраноида. Он сморгнул её.
Экран треснул. Яркие жидкости сочились из стекла. Где он ещё работал, символы информировали о катастрофическом количестве повреждений и травм. Доспехи несколько дней функционировали в режиме минимального потребления энергии. Он впал в гибернацию. Глядя на перечень ран, представший перед ним, он не был удивлён. Если он выживет, то исцеление займёт немало времени.
В груди работало велизариево горнило, заставляя человеческие целительные системы трудиться в режиме перегрузки. Оно вело его по опасному пути. Оно поддерживало его, но опасно повысило температуру и потребляло ресурсы тела. Если его не спасут в ближайшее время, то горнило убьёт его. Сколько у него оставалось времени, пока это не произойдёт, находилось за пределами вычислительных способностей Юстиниана.
Но он был жив. Боль в спине являлась хорошим свидетельством этого. Он попытался пошевелиться, но сумел только повернуть голову. Металл поцарапал глазные линзы. Его тело под бронёй было окутано мукраноидным коконом, который мешал двигаться. Информационные руны предупреждающе замигали. Реактор доспехов работал плохо и не мог предоставить энергию для дополнительных мышечных волокон. Он был слаб. Оставалось только ждать. Он ужасно хотел пить. Он послал доспехам команду предоставить ему питание. Ничего не произошло.
Спустя несколько секунд броня успокоила его, и он снова погрузился в сон без сновидений.
Когда он проснулся в следующий раз, то почувствовал себя сильнее. Но по-прежнему не мог пошевелиться, и тихий писк в левом ухе подсказывал, что запас воздуха близок к истощению.
Над лицом звучал режущий вой силовых пил. Он прекратился, сменившись мучительным визгом металла. Затем снова раздался шум пилы, за которым последовало шипение пневматических ножниц и мягкий податливый звук перерезанной пластали. Кто-то копал в его сторону. Он задумался кто. Его ждало спасение или мучение? Он понял, что в прошлый раз, когда он по-настоящему думал о смерти, был тот день в схоле, когда за ним пришли вербовщики со строгими лицами и навсегда изменили его жизнь.
Почему-то это показалось забавным.
Он всё ещё смеялся, когда с него сняли последнюю тяжесть. Только тогда он понял, насколько тесно был зажат. Доспехи открыли дыхательную маску, чтобы пополнить запасы воздуха. Он выгнул спину и сделал глубокий хриплый вдох, но ещё не был свободен. Длинная пласталевая балка поперёк груди продолжала прочно удерживать его на месте.
Сервитор с безвольным ртом смотрел на него сверху, его бледно-серая голова размещалась межу парой массивных подъёмных клешней. Он наклонился, открыл захваты и потянулся к нему. Слабоумный мозг существа принял его за ещё одну часть обломков, которую надо убрать. Его спасли, чтобы раздавить.
– Подожди, остановись! – произнёс Юстиниан.
Сервитор нагнулся ближе.
– Стоять! – приказал голос. Сервитор выпрямился и повернулся в сторону. Лампочки на прикреплённом к его черепу устройстве выжидательно замигали. Послышались приближавшиеся по обломкам шаги. Наверху показался Новадесантник в ржаво-красных цветах Марсианского духовенства. Пара сервочерепов парила позади него, направляя сканирующие лучи на распростёртого космического десантника.
– У меня здесь один! – крикнул технодесантник кому-то, кого не видел Юстиниан. – Брат-апотекарий! Пожалуйста помоги, он жив. – Технодесантник обратился к нему. – Держись, брат. Помощь близко.
– Если освободишь меня, я сам смогу вылезти, – сказал Юстиниан. Его вокс-передатчик потрескивал. – Я хочу выбраться из этой дыры.
– Вы, десантники-примарис, сильны, – с восхищением произнёс технодесантник. Ещё один сканирующий луч пробежал по телу Юстиниана сверху вниз. – Ты ранен, но не смертельно, – продолжил технодесантник. – Я помогу тебе.
Его серворука распрямилась сбоку от силового ранца, и переместилась вперёд, открываясь. Плазменная горелка под захватами вспыхнула. Технодесантник начал перерезать пласталевую балку.
– Мы победили? – прохрипел Юстиниан.
– Победили, – ответил технодесантник. – Тиф отступил. Галатан вовремя вышел на орбиту, повернув ход сражения в пользу примарха. Последние враги изгнаны со станции переброшенными с поверхности армиями.
– Доваро, – он сглотнул. – Он выжил?
Плазменный факел прошёл сквозь металл. Он переломился с громким звоном. Ещё большая тяжесть ушла с Юстиниана. Наконец-то, он смог пошевелить руками.
– Магистр ордена мёртв, – печально произнёс технодесантник.
– Что с моими воинами? Неужели я – единственный выживший?
– Другими десантниками-примарис из этого бункера? – Технодесантник осторожно переместил серворуку на другую сторону обломков. Плазменная горелка снова вспыхнула. – Двое уцелели. Они в апотекарионе. Они должны выжить.
– Это хорошо. – Металл исчез. Юстиниан убрал его с тела. Обесточенные доспехи мешали ему и потребовалось две попытки, чтобы его сдвинуть.
Он попытался встать.
– Осторожнее! – приказал технодесантник. – Твои доспехи неисправны, и ты наполовину замурован.
– Я встану, – сказал Юстиниан.
– Ну, если ты настаиваешь. – Технодесантник спустился во временную могилу Юстиниана и протянул руку, показав сине-костяной наплечник красной брони. Юстиниан протянулся и схватил руку воина.
Технодесантник осторожно поднял Юстиниана. Тот вздрогнул от прострелившей ноги боли. Он облокотился на технодесантника для поддержки.
– Не спеши, – произнёс облачённый в красное брат. – Уверен, что не хочешь присесть?
– Уверен. – Юстиниан бросил вызов боли, чтобы стоять без посторонней помощи. Он позволил технодесантнику помочь ему.
– Где брат Локо? – позвал технодесантник. – Локо! Иди сюда, пока наш брат-примарис не ушёл на своих двоих.
Повсюду были сервиторы, копавшиеся в развалинах Crucius Portis II под руководством дюжины технодесантников. Апотекарий в белом спешил, вытирая окровавленный редуктор.
– Я иду. В отличие от твоих подопечных, мои истекут кровью и умрут, если я поспешу посмотреть на что-то новое, – сказал Локо.
– Теперь ты свободен и получишь помощь, – сказал технодесантник.
– Спасибо, – сказал Юстиниан технодесантнику. Он помолчал и добавил. – Брат.
На Парменионе наступило время безмолвной заупокойной службы. По тёмным улицам Тироса в собор несли свечи. Люди плакали, провожая тело святой. Возносились молитвы. Поющие голоса декларировали благодарности примарху и Императору.
На орбите в “''Чести Макрагга''” царила совсем другая атмосфера. На закрытом конклаве Жиллиман и его высшие должностные лица судили Иоланту; он сидел на троне, они – на чёрных стальных стульях, расположенных полукругом вокруг него. Иоланта была в простом платье, мало чем отличавшимся от одежды, в которой умерла Кайлия. Её руки и обнажённые ноги были закованы, но она гордо держала голову и бесстрашно смотрела Жиллиману в глаза.
– Ты признаёшь, что не подчинилась моим приказам? – спросил Жиллиман. – И что сделала это, чтобы освободить из заключения девочку Кайлию из Тироса?
– Признаю, милорд, – ответила Иоланта. – Только ради того, чтобы спасти вас.
– И твои воины убили моих слуг, совершая это преступление.
– Они сделали это по моему приказу, – сказала Иоланта.
– Кто-то ещё поощрял тебя к подобному плану действий? – спросил Жиллиман.
– Нет, милорд.
– Ты клянёшься?
– Клянусь.
– Императором Человечества?
– Да, милорд, – сказала она. – Я клянусь Тем, кто сидит на Золотом Троне.
– Очень хорошо, – Жиллиман повернул величественную голову и посмотрел на Матьё. На его лице застыла такая каменная враждебность, что у Матьё душа ушла в пятки.
– Лорд-арбитратор, пожалуйста, скажите суду, какое наказание полагается за измену. – Жиллиман продолжал сверлить милитант-апостола взглядом.
Старший судья Жиллимана встал со своего места. Это был старик, оставивший линию фронта много лет назад. Его ястребиный глаз безжалостно смотрел на Иоланту.
– Никто из тех, кто бросает вызов священной воле имперского регента не может быть оставлен в живых. За неповиновение вам она должна быть приговорена к смерти.
– А за нарушение клятв перед законом Министорума?
– Смерть через искупительную жертву.
– Смерть от огня?
– Таково наказание, милорд, – ответил старший судья.
Матьё почувствовал, как за спокойной внешностью Жиллимана растёт гнев. Он был готовым взорваться вулканом, но всё, что показывал примарх сводилось к подёргиванию верхней губы. Матьё обрадовался, когда Жиллиман вернул внимание к Иоланте.
– Ты раскаиваешься, Сестра Иоланта?
– Мне не в чём раскаиваться, милорд, – гордо ответила Иоланта. – Я не прошу вашего прощения. Я не подчинилась вам, но если бы случившееся повторилось, то не задумываясь поступила бы так снова, и даже если мне представились бы множество вариантов спасения моей жизни, ради моей души и любви Императора, и ради вас, милорд, я снова привела бы ребёнка на поле битвы.
– Да будет так, – произнёс Жиллиман. – Огласите моё решение.
– За преступное нарушение приказа примарха – смерть, – объявил главный судья. В зале наступила тишина. – За преступное убийство – смерть. За преступное создание угрозы жизни имперского регента – смерть. За преступное освобождение несанкционированного псайкера – смерть.
Жиллиман встал. Его присутствие ощущалось за пределами его роста, сжимая воздух в лёгких Матьё.
– К тебе отнесутся справедливо за твою прошлую службу, – сказал он и повернулся к паре Виктрикс Гвардейцев. – Уведите её. Пусть её смерть будет быстрой и чистой.
Космические десантники вывели Иоланту из помещения. Хотя впереди её ждала смерть, она высоко держала голову.
Жиллиман осмотрелся:
– Очистить зал.
Лорды и генералы штаба Жиллимана встали со своих мест, поклонились и вышли. Матьё собрался уйти вместе с ними.
– Не вы, милитант-апостол, – сказал Жиллиман.
– Я останусь, как вы приказываете, имперский регент, – сказал Матьё. Он вернулся, чтобы сесть снова.
– Вы останетесь стоять, жрец, – заявил гигант, Малдовар Кольцюань. На лице трибуна застыло жестокое выражение, что делало его благородные черты уродливыми. Один посреди зала, он был в доспехах и указывал золотым пальцем на место, освобождённое Сестрой Иолантой. – Там, – сказал он.
Тетрарх Феликс посмотрел на Жиллимана. Они обменялись взглядами. Феликс слегка кивнул. Матьё понятия не имел, что произошло между ними. Они уже приговорили его между собой? Его ждёт казнь? Он заставил себя отбросить подобную возможность. Не было более великой смерти, чем на этой службе. Он будет храбр.
– Тетрарх, проследите, чтобы меня не беспокоили, – сказал Жиллиман, – и что помещение защищено от всех форм наблюдения. Отключите вокс и пиктеры. Наш разговор не покинет эти стены. Кольцюань, вы должны остаться, как единственный свидетель. Вы напишете под присягой отчёт о том, что было сказано, сделаете копии, запечатаете и отправите Инквизиции Терры, верховным лордам и в мой архив, если Адептус Министорум решат использовать это событие в собственных целях.
– Милорд, – сказал Кольцюань.
Феликс ушёл. Двери зашипели, закрываясь.
Жиллиман ждал сигнала от Феликса. Когда перезвон объявил, что все протоколы конфиденциальности запущены, он снова посмотрел на жреца. Матьё вздрогнул от силы его враждебности.
– Вы что-нибудь можете сказать в своё оправдание, милитант-апостол?
– Сестра Иоланта действовала самостоятельно, милорд. Истинные слуги Императора признали девочку той, кем она и была, и поспешили вам на помощь.
Жиллиман подошёл ближе и навис над жрецом.
– Вы никогда больше не будете мне лгать, милитант-апостол, – ровным голосом произнёс он. – Сейчас вы лжёте мне. Вы даже убедили Сестру Иоланту солгать под присягой. Трон, человек, насколько же ты неискренен внутри.
– Милорд, если я могу…
– Вы не можете! – Крик Жиллимана был внезапным и ужасающим. – Это вы сделали, – снова спокойно сказал он. – Хороший человек погиб. Мои воины сражались друг против друга. Чемпион Императора тяжело ранена, другая – казнена, и всему виной ваше высокомерие. Вы считаете, что лучше информированы, чем я. Я хочу, чтобы вы теперь поняли, что это не так.
– Клянусь, что Иоланта не действовала по моим приказам, – сказал Матьё.
Глубоко в горле Жиллимана родился рык, нечеловеческий звук, который никогда не должен был исходить от такого совершенного создания. Это вселило страх в Матьё, который он не мог скрыть.
Жиллиман презрительно фыркнул.
– Вы снова не подчинились моим приказам. Вы лжёте. Признайтесь. Вы ответственны.
– Милорд-регент… – начал Матьё. Он посмотрел в глаза Жиллимана и увидел ярость, которая поглотит его, если он снова посмеет отрицать.
– Вы видели, что произошло, – сказал он вместо этого.
– Признайтесь, проповедник, – сказал Жиллиман. Жар его гнева врезался в Матьё. – Скажите мне, что вы сделали это. Я хочу услышать, как вы это скажете.
Матьё шагнул назад.
– Разве вы не видели! Ваш отец был на поле боя с нами, действуя через ребёнка, – сказал Матьё. – Она была сосудом для силы вашего отца, избранной Им. Его воля действовала через неё. – Он отступил ещё, потому что Жиллиман продолжал наступать. – Она изгнала демонов. Ни один ребёнок не мог этого сделать! От неё исходил золотой свет… Император был там, Он был с нами, среди нас. Он помог вам победить! Император с вами! – сбивчиво говорил Матьё.
– И где он теперь? – сказал Жиллиман. – Я видел высвобождение неограниченной психической способности. Она могла исходить из любого источника, не в последнюю очередь от богов, которые соперничают с покровителем моего брата. – Жиллиман наклонился вперёд. На его широком лбу пульсировала вена. – Вы говорите, вы жрецы, словно знаете моего так называемого отца, словно посвящены в Его волю и Его слова, словно Он говорит через вас! – Он сжал кулак. Без доспехов он казался ещё опаснее. – Вы никогда не говорили с Ним. Ни один из вас, мерзких фанатиков, никогда даже словом не обменялся с Императором. Я жил рядом с Ним. Я сражался вместе с Ним несколько веков. Я учился с Ним. Я узнал о Его мечтах о человечестве из Его собственных уст, и поднимал меч и проливал свою кровь, чтобы сделать их реальностью!
– Но видения…
– Они – ложь! – закричал Жиллиман. – Я – единственное живое создание, которое говорило с Императором за последние десять лет. Десять тысяч лет, Матьё, и всё же вы смеете полагать, что знаете Его мысли? Вы, священники, сжигаете, калечите и осуждаете на основании предположений. Вы исповедуете свою варварскую религию во имя человека, который презирал и хотел свергнуть всё это. Цель Императора состояла в том, чтобы вывести нас из тьмы. Вы, брат Матьё, вы и подобные вам – ''тьма''. – Он с отвращением отвернулся. – Эти подвиги веры могут быть объяснены работой эмпиреев. Ни к какому богу не нужно взывать, и если он и есть, то вряд ли ответит. Есть сущности в варпе, которые прислушиваются к таким просьбам. И уверяю вас, что они – не боги, и Император – ни один из них. Ничему из того, во что вы верите, нельзя доверять. Ничему! – Его голос повысился до осуждающего крика, который эхом отразился от мраморных стен. Кольцюань выглядел потрясённым. Матьё рухнул на колени. Он склонил голову и сжался.
Жиллиман сдержал гнев, его голос опустился до резкого шёпота. – Вам нельзя доверять. – Он сглотнул и продолжил более размеренным тоном. – Человек, который создал меня, сделал Свою работу хорошо. Сражение было бы выиграно без вмешательства сил варпа. Эта девочка была псайкером с редкой способностью и только, присутствие которой на поле битвы могло причинить большой вред. Приказав Иоланте…
– Но, милорд, я ничего не приказывал!
– Не перебивайте меня! – произнёс Жиллиман. Он вытянул руки, словно собирался схватить Матьё за домотканую мантию, поднять в воздух и сокрушить его череп, но пальцы примарха не коснулись жреца, хотя и дрожали от гнева. – Приказав Иоланте, – повторил Жиллиман, – привести её на поле битвы, вы рисковали уничтожением всех наших сил. Если бы она не справилась со своей способностью, если бы стала проводником в варп… – Жиллиман обнажил зубы.
Матьё и представить не мог, что примарх может таить такие глубины гнева. Жиллиман всегда описывался, как вежливый собрат, компетентный гений, избавленный от недостатков, связанных с необузданным темпераментом. В священных писаниях теми, кто проявлял нечестивые черты гнева были его братья, в основном дьявольские предатели. Но примарх был в ярости, и это был первобытный гнев, родившийся в сердцах замученных планет и стремительно сгоревших звёзд. В центре его неистовства была ярость самого Бога-Императора.
Матьё испугался, и одновременно почувствовал, как внутри него растёт религиозный экстаз. Мысль о том, что его уничтожит Жиллиман, что он падёт о руки единственного живого сына Императора, почти обессилила его.
Жиллиман отступил от засиявшего в глазах Матьё обожания.
– Вы мне отвратительны. Я не убью вас. Я не могу. Я просчитался, выбрав вас. Я должен был назначить другого паразита на вашу должность, как Гисан и ему подобные. Вместо этого я решил, что лучше иметь рядом с собой вдохновляющего человека, сделать вашу религию добродетелью. И вот расплата, которую я получил за то, что придал вес вашей вере? Вы могли убить нас всех! Хаос пытался обмануть несколько раз меня – меня! Вы считаете себя ниже его внимания? Он пойдёт на всё, чтобы увидеть падение нашей расы. Смотрите, чтобы ваша вера не стала для него открытыми вратами в ваше сердце.
– Вы видели, милорд. Вы видели свет своего отца!
– Он мне не отец, – сказал Жиллиман. – Он создал меня, но уверяю вас, жрец, что Он им не был. Моим отцом был король Конор.
Матьё моргнул, глядя на него:
– Милорд, пожалуйста.
– Слушайте меня. Вы живы только по моей милости. Возможно, вы манипулировали тетрархом Феликсом. Возможно, вы даже одурачили меня. Наслаждайтесь своим успехом, больше такого не произойдёт. – Жиллиман вытянул вперёд кулак. Матьё снова подумал, что примарх собрался его задушить, но он указал единственным обвиняющим пальцем. – Ещё одно неповиновение, Матьё, букве ли моих приказов, духу ли моего лидерства, или вы хотя бы приукрасите одно из моих слов, и я предам вас очищающему пламени, которое так любит ваш культ, не важно к каким последствиям это приведёт. Вы можете желать привлечь меня на свою сторону, чтобы получить больше власти для вашей религии. Я говорю, что этого никогда, никогда не произойдёт. Я никогда не стану поклоняться Императору. Я не стану зависеть от вас, вас и всех остальных жрецов. Я терплю Адептус Министорум, как необходимое зло. Не вынуждайте меня изменить моё мнение.
Матьё растянулся на полу.
– Я стремлюсь только служить вам, милорд.
– Мы закончили. – Гнев примарха исчез. Жар покинул зал. Жиллиман снова казался меньше.
– Осторожнее, жрец, – произнёс Кольцюань. – Лорд Жиллиман, может и пожалеет тебя, но меня ничто не остановит.
– Кольцюань, – сказал Жиллиман. – Достаточно.
Кольцюань указал на Матьё:
– Я слежу за вами.
– Кольцюань! – Жиллиман направился к двери. – Охрана, я закончил. – Его голос охрип от гнева.
Двери открылись. Матьё поднялся с пола и крикнул ему вслед:
– Наступит день, – произнёс он. – Наступит день, когда вы увидите, милорд! Вы увидите правду! Это будет чудесный день, благодатный день. Я не оставлю попытки спасти вас! Я не могу! Ваш отец возложил эту цель на меня!
Капитан Сикарий стоял по стойке “смирно” и отдал честь выходившему Жиллиману, затем он и Виктрикс Гвардия встали позади Кольцюаня. Среди них изменилось соотношение десантников-примарис и космических десантников. Павших в бою заменило новое поколение.
– Вы увидите! – крикнул Матьё. Двери скользнули, закрываясь, оставив его одного.
– Император наблюдает за всеми нами, – прошептал он.
Он сложил руки и закрыл глаза в молитве.
– Слава, слава, – зашептал он. – Жиллиман видит! Он начинает видеть! Слава, слава.
Ночь и день на борту корабля – условные вещи. Выключите свет – и узрите! – наступила ночь. Снова щёлкните выключателем и наступит день. Некогда такая власть являлась уделом богов.
Робаут Жиллиман сидел один в выбранной им ночи. Скрипторий был пуст. Жизнь корабля продолжалась за закрытыми дверями, но внутри, в тишине, Жиллиман мог обманывать себя, что находился в одиночестве незадолго перед рассветом и звёзды снаружи сияли для него одного.
Он сидел за своим столом. Казалось, что ничего не изменилось с прошлого раза, когда он выкроил несколько минут, чтобы посидеть и подумать. Инфосписок продолжал бесконечно прокручиваться на экранах, но, если обычно он просматривал его во время работы и вмешивался, когда требовалось срочно принять решение, отвлекаясь от текущих дел, на этот раз примарх не обращал на него внимания. Строки данных появлялись зелёным текстом, прокручивались по экрану и незамеченными исчезали внизу во тьме.
Каждая мысль Жиллимана была направлена к стазисной шкатулке, переданной ему Яссилли Сулиманией, и книге, которая в ней хранилась. Сейчас контейнер был закрыт, ничего более зловещего, чем деревянная коробка с незатейливыми украшениями на крышке. Но он занимал главное место на столе примарха. Он вспомнил о коробке скорби из древней легенды, которую никто не помнил в этой эпохе.
Он обдумывал, стоит ли открыть её и прочитать книгу внутри.
– Ты не найдёшь там никакой надежды, – предупредил он себя.
Жиллиман никогда не читал лежавшую в шкатулке книгу. Он отказался от этого в те времена, когда она была впервые напечатана. Никогда не принимавший подобного решения в отношении любой другой книги, её он демонстративно игнорировал. Тогда в эпоху Просвещения Жиллиман всегда считал себя, одним из самых рассудительных примархов. Он был человеком познания, рациональность стала его первым и последним убежищем, и всё же он открыто порицал эту работу. Почему? Он сделал так, чтобы угодить Императору, как и всё, что он тогда делал, но это не было единственной причиной. Он должен был составить собственное мнение. Он должен был прочитать аргументы и рассмотреть их, а не отклонять. Кредо Имперской истины, которого он так упорно придерживался, было именно что кредо. Оно было испорченным и в значительной мере основано на лжи.
Его отказ представлял собой просчитанное оскорбление. Они с Лоргаром никогда не сходились во взглядах. Жиллиман был рационалистом, Лоргар – искателем метафизических истин. Вера была его способом мышления, и Жиллиман презирал её. Манера войны Несущих Слово раздражала его. Как мелочно с его стороны. Он знал, что, отвергая верования брата так резко, он ускорил конец всего, во что верил Император.
''Декларативно верил'', поправил себя Жиллиман. У него никогда не было возможности поговорить с Императором о правде. Война помешала этому, а когда она закончилась, Император оказался за пределами общения. Только один раз по возвращению на Терру Жиллиман находился в Его присутствии, и получил от создателя нечто большее, чем молчание.
Он вспомнил о встрече, как часто делал, всё ещё не способный примирить то, что, как ему казалось, он увидел, с тем, что должно было быть возможным.
“Возможно, – подумал он, – я не прочитал её, потому что боялся, что Лоргар прав”.
Как я могу знать, не прочитав её? Его беспокоило не то, что он обидел Лоргара, а то, что он отказался от своей интеллектуальной строгости. По-своему он был таким же фанатиком, как и Лоргар.
''Теоретически я должен это исправить. Практически я должен это прочитать''.
Жиллиман открыл крышку шкатулки. Книга была тонкой и лежала в неглубоком отделении, по-прежнему омываемая светом стазисного поля. Она была старой, почти такой же старой, как и он. Вместе они были реликвиями другой эпохи, потерянными во времени вещами.
Во внешнем виде книги не было ничего, что указывало бы на власть, которой она обладала. Но она обладала такой силой и влиянием, что Жиллиман лично запретил её после предательства Гора. Каждая найденная копия сжигалась, её слова считались испорченной ложью предателя. Она была вычеркнута из истории, вычищена из записей. Люди умирали, защищая её. Верующие называли их мучениками, но Имперский Культ тогда был маленьким и нелепым, и он игнорировал его. Но вред уже был нанесён. Мысли разлетались, миметический вирус распространялся от разума к разуму. У этого не было лечения. Написанные в этой книге мысли и верования архипредателя стали фундаментом Имперского Культа.
Он размышлял, знали ли первосвященники Экклезиархии об этом факте.
Большинство экземпляров были плохого качества, выпущенными на подпольных типографиях в тайных акциях самиздата. Эта была изготовлена хорошо, собственность богатого человека. Возможно, это объясняло, почему она уцелела. Одинокое название украшало обложку отслаивающимся сусальным золотом, оттиснутом на светло-коричневой коже. Не было имени автора. Масла для кожи её бывшего владельца испачкали нижний правый угол обложки. Единственный след человека, который умер десять тысячелетий назад; книгу читали много раз. Жиллиман задумался, что за люди это были. Воображение являлось бесплодным упражнением, которое давало бесконечное теоретизирование без практического результата. Пустая трата времени. Он прервал подобный ход мыслей.
Имперский готик развивался с тех пор, как была написана книга, даже самая высокая и окостеневшая форма оказалась размыта приливами изменения. Шрифт книги был невероятно древним. Его чтение вызвало у примарха внезапную волну воспоминаний. Они усилили чувство отрешения Жиллимана, и он почти отказался от идеи в пользу уничтожения книги и шкатулки.
Он не стал так делать. Его палец нажал на скрытую шляпку гвоздя, отключив стазисное поле. Он ещё немного посмотрел на книгу.
Он взял её. Кожа была сухой и отслаивалась. Бумага пахла, как и должна пахнуть старая бумага: затхлой резкостью, запахом скрытой мудрости и умирающих воспоминаний.
Спустя десять тысяч лет после того, как Лоргар Аврелиан коснулся пером бумаги, чтобы написать этот трактат, Жиллиман начал читать его.
''Возрадуйтесь, ибо я принёс вам славную весть''.
''Бог среди нас''.
Такими были первые две строки ''Lectitio Divinitatus''.
'''ОБ АВТОРЕ'''
'''Гай Хейли''' – автор романов Ереси Гора “''Волчья погибель''” и “''Фарос''”, романа серии Примархи “''Пертурабо: Молот Олимпии''” и романов Warhammer 40,000 “''Тёмный Империум''”, “''Опустошении Ваала''”, “''Данте''”, “''Гибельный клинок''”, “''Теневой меч''”, “''Валедор''” и “''Гибель Единства''”. Также он написал “''Тронный мир''” и “''Обезглавливание''” для цикла Возвышение Зверя. Энтузиазм на тему зелёнокожих также побудил написать его одноимённый роман Warhammer “''Скарсник''”, а также роман Конца времён “''Возвышение Рогатой Крысы''”. Ещё он написал несколько рассказов в Эпохе Зигмара, включая “''Военный шторм''”, “''Гхал Мараз''” и “''Зов Архаона''”. Он живёт в Йоркшире со своей женой и сыном.
[[Категория:Warhammer 40,000]]
[[Категория:Империум]]
