827
правок
Изменения
Перейти к навигации
Перейти к поиску
Нет описания правки
– Добро пожаловать во Флот!
== Семь ==
Одна тысяча семьсот восемьдесят два только что призванных матроса “''Безжалостного''” стояли рядами на посадочной палубе, произнося клятву линейного флота. Каждому недавно побрили голову и выдали грубый красный комбинезон. Как с усмешкой сказали охранники: “на тёмно-красном не видно кровь”.
Повсюду патрулировали бригадиры, щедро раздавая удары плетьми, если призывники не держали строй или сутулились. Бригадир прошёл мимо, и Бекет бросил беглый взгляд на своего соседа. Ему потребовалось несколько мгновений, прежде чем он понял, что это женщина. Даже после этого он не мог понять, откуда она взялась. Без волос и в бесформенном комбинезоне, с оставленными украшениями, которые она, видимо, раньше носила, маленькими отверстия в ушах и бровях. От её прошлой личности не осталось ничего. Она стала обезличенной. Бекет задумался, не показался ли и он ей таким же. Если раньше призывники являлись отдельными личностями, то теперь они стали просто массой, человеческим топливом, которое “''Безжалостный''” потреблял с такой же охотой, как и любое другое.
Ещё вчера шестьсот шестьдесят один из них являлись гражданами Синопа. Большинство митинговали на улицах против имперской несправедливости, остальные просто оказались не в то время и не в том месте.
Ещё вчера восемьсот двенадцать являлись жителями других городов, городков и деревень с девяти континентов Понта. Не важно спасались ли они от голода, бедности или врагов, каждый из них оказался достаточно отчаянным, чтобы добровольно принять жизнь, которую предлагал линейный флот. Мало кто среди них говорил на чём-то кроме местного наречия и понимал слова, что кричали им или заставляли повторять. В любом случае они отлично понимали удары бригадиров.
Ещё вчера двести тридцать шесть являлись заключёнными по приговору эпитрапоса. Практика миров, когда квоту заполняли осуждёнными, была запрещена в линейном флоте. Им требовались овцы, а не волки, но это мало на что влияло. Местные вербовщики не испытывали недостатка в преступниках, готовых и желающих солгать о своём прошлом, чтобы избежать казни.
Ещё вчера семьдесят два являлись членами экипажей других судов, которых отыскали на планете и насильно завербовали отделения армсменов. Они отчаянно пытались избежать подобной судьбы, но едва их поймали, как они с не меньшим энтузиазмом стали демонстрировать похитителям свои полезные в космосе умения. Они сделают всё, чтобы получить жизненно важное звание старших матросов доверенной команды, что предоставит им некоторую защиту от плетей бригадиров. Тем, кто обладал соответствующей квалификацией, позволили сохранить одежду и причёски. Их не заклеймили. Они не были из стада.
Ещё вчера последний человек являлся капитаном имперского флота, обладавшим наградами и привилегиями, он пользовался уважением, и ему повиновались. Он был дураком.
Бекет не сразу понял, что с ним произошло. Последствия газа, шока и боли мешали ему мыслить ясно. Затем, когда он смотрел в глаза бригадира, реальность поразила его. Его призвали. Вернули в руки врагов и убийц. Он запаниковал и едва не начал метаться в поисках любой возможности спастись, но они приняли это за реакцию на боль от ожога клейма и держали, пока подстригали.
Затем привязанный ремнями безопасности к сидению громоздкого транспорта он почувствовал знакомое давление стартовавшего шаттла, и новая реальность явила себя. Он понял, зачем Император вернул его на “''Безжалостный''”. Раньше он был слепцом, потерпевшим неудачу и низвергнутым. Теперь же он понимал, что Император в Его милости даровал ему второй шанс. Он не позволил ему попасть к арбитрам, где Бекет мог только просить о помощи и в позоре ждать спасения. Он поднял его и снова поместил среди звёзд, где Бекет мог спасти себя сам.
Он потерял “''Граник''”, который было невозможно сохранить, но ещё оставалась возможность спасти “''Безжалостный''”. Тогда Бекет понял, что, несмотря на все ожидавшие его испытания, это не его доставили к врагам, а врагов доставили к нему. Он стал человеком без индивидуальности среди множества таких же людей, и то, что он поначалу воспринял, как наказание, на самом деле обернулось защитой. Комиссар, он найдёт комиссара. Каким бы влиянием ни обладал первый помощник над остальными старшими офицерами, оно не могло распространяться на одного из комиссаров Императора. При помощи Бедроссиана “''Безжалостный''” снова станет его.
Он стоял на огромной посадочной палубе и приносил клятву вместе с остальными, как уже принёс её десятилетия назад. Он клялся в своей вере в Императора, в службе линейному флоту и в долге перед капитаном “''Безжалостного''”, которого он больше не подведёт.
На этом все формальности закончились. Едва утихло эхо последних священных слов, как снова раздались крики бригадиров. Призывников распределили по колоннам, и погнали прочь. Их вели на корму, подальше от командных палуб, подальше от жизни, которую он знал, к двигателям и на нижние уровни. Они проходили через пещеры с лужами странных пузырящихся жидкостей и мимо покрытых ужасными символами закрытых хранилищ. Они спускались по мосткам, хватаясь за грубые перила; по шахтам с чудовищными поршнями, которые приводили в движение бригады людей, скованные цепями друг с другом и с механизмом. Они миновали отсеки, где с потолков свисали жуткие светящиеся решётки, и начали подниматься на гигантский монолит, окружённые поющими сервиторами, которые выплёвывали число с каждом проходящим призывником. На протяжении всего пути вверх призывнику снова и снова повторяли одно и то же число, каждый призывник слышал число на единицу больше, чем человек перед ним. Голоса сервиторов были слишком неразборчивыми и искажёнными, чтобы Бекет расслышал каждую цифру, но числа были большими, очень, очень большими. Колонна пересекла путь, по обеим сторонам которого протянулись ряды металлических пластин в форме аквилы с распятыми людьми. Некоторые были ещё живы, другие – нет. Это были матросы, такие же, как и он, призывники, познавшие на себе карающий меч корабельного правосудия и оставленные в качестве назидания другим. В конце ужасного пути над палубой возвышалось чёрное и зловещее здание в форме черепа, место наказания. Слово шептали по всей колонне, холодное слово: “Перга”.
Бекет знал, что их маршрут не был случайным, его специально разработали, чтобы внушить сухопутным крысам, призывникам, насколько ничтожное место они занимают в новом мире и заставить добровольно стать рабами нового бога. Но, даже зная, что его отчаянием управляли, он всё равно чувствовал себя не в своей тарелке, столкнувшись с чудовищностью и мощью машины во всём её тёмном великолепии.
Наконец, они достигли места назначения. Пока они проходили через ворота на новую палубу, Бекет слышал, как каждый человек перед ним ахал от изумления. Их взорам предстало с десяток огромных башен, которые поднимались на тридцать метров вверх. Потолок маячил где-то высоко над их головами, почти невидимый в мареве и дыме. По потолку и стенам непрерывно перемещались гигантские механические манипуляторы и краны, направляясь к башням, скользя с самого верха до палубы. Окутанные непроглядными тенями башни казались бездействующими, усмирёнными, но всё равно обладали аурой ошеломляющей мощи, словно затянутое тучами небо перед бурей. Их поверхности шевелились и менялись прямо на глазах у Бекета, словно живые. Затем, сквозь мрак, он сумел разглядеть, что каждая была покрыта множеством работающих людей.
Брэнд и бригадиры не позволили группе Бекета тупо таращиться на происходящее, и повели к подножию ближайшей башни. Основание было окружено длинными зубчатыми колёсами, и бригадиры погнали призывников прямо к ним. Они разделили их по одиннадцать с каждой стороны, а затем приковали руки цепью к перекладинам наверху. По команде Брэнда бригадиры достали плети и обрушили жестокие удары на спины всех без исключения призывников, крича тем двигаться. Инстинктивно Бекет и остальные шагнули к следующему зубцу шестерёнки. Зубчатое колесо завращалось по кругу и нижняя ступенька начала уходить из-под ног. Поскольку они были прикованы цепью к верхней части, то у них просто не осталось выбора кроме как шагнуть на верхнюю ступеньку, а затем ещё на одну, чтобы сохранить равновесие.
Кто-то справа от Бекета поскользнулся и упал, тело потянуло вдоль зубчатого колеса, подвешивая на цепях. Несчастный закричал, когда зубья шестерёнки начали вгрызаться в его туловище. Ближайшие призывники попытались замедлить темп, но приставленный к ним бригадир начал стегать их всё сильнее, а затем набросился на поскользнувшегося человека, крича ему встать.
Ноги Бекета уже ныли от путешествия по кораблю, и не прошло много времени, как мышцы начали гореть. Лишения последних нескольких дней, авиакатастрофа, раны, нехватка еды и воды истощили его резервы. С усилием он сделал два быстрых шага и, в поисках опоры, крепко схватился за перекладину, к которой был прикован. Ближайшие призывники увидели, что он сделал, и незамедлительно последовали его примеру. Больше он ничего не мог сделать, оставалось только двигаться и бороться с навалившимся на тело изнеможением.
За последующие двенадцать часов он дважды поскальзывался.. В обоих случаях ему удавалось вовремя восстановить равновесие, хотя это и стоило ему ушибленных колена и головы, а также ещё трёх полос на спине от плети бригадира. Бесчисленное число раз он слышал испуганные крики, а позже, когда усталость поразила их всех, приглушённые жалобные всхлипывания, когда его товарищей по несчастью постигала такая же судьба. Он старался отвлечься, думать о более счастливых местах и временах, но тело отказывалось отпускать его. Он пытался сосредоточиться на гневе на тех, кто предал его, убил его друга, но даже гнев сбежал и скрылся где-то глубоко внутри.
Осталось только прерывистое дыхание, боль мышц и шаги, шаги, шаги, толкая зубчатое колесо вперёд. Что они вообще делали? Куда направлялась производимая ими энергия? Она хранилась в башне? Она шла к подъёмным кранам, что проносились над головой? За этим вообще стояла какая-то цель, кроме желания истощить их тела и сломать дух? Он не мог думать. Он не знал. Он являлся законным и истинным капитаном этого корабля, и всё же пространства нижних палуб были для него даже более чуждыми, чем вращавшаяся во множестве километров внизу планета.
Казавшаяся давно забытой молитва всплыла в его разуме.
– Imperator, partis meus patientia. Будьте здесь со мной, будьте здесь со мной. – Он выучил её молодым кадетом, чтобы легче переносить регулярные и изощрённые наказания. Несколько часов он шевелил губами, пока повторял слова из другой жизни и другого времени.
Наконец бригадиры остановили зубчатые колёса и вернули его на твёрдый пол. Он начал смену уверенным в себе, полным решимости выполнить то, что поручил ему Император и отомстить своим обидчикам. Он закончил смену, чувствуя себя пустой оболочкой того, кем он был раньше. Он не мог думать ни о чём кроме как об очередном шаге вперёд, и испытывал жалкую благодарность за возможность сесть на палубу и получить несколько часов отдыха, прежде чем всё начнётся заново.
Коммандер Вард удобно устроился в капитанском кресле. Впервые после происшествия, нет, впервые после появления на борту капитана Бекета, он чувствовал себя в безопасности. Все окружавшие его представители экипажа мостика с головой погрузились в подготовку к тому, чтобы покинуть орбиту планеты. Каждое утро в течение прошедшей недели он боролся с желанием связаться с командной палубой, приказать начать процедуры экстренного выхода и сбежать с места преступления, оставив все эти несчастливые события в прошлом. И всё же он всякий раз останавливал себя и напоминал: всегда нужно следовать протоколу. Он во всём придерживался графика, припасы собирались и доставлялись с поверхности, и он демонстрировал должное уважение как по отношению к эпитрапосу, так и к тем континентальным губернаторам, которые связались с ним.
Вербовщики ушли, призывники пришли, а логисты по-прежнему безумно переговаривались, обмениваясь и сравнивая сообщения, и продолжат так делать, даже когда корабль направится из системы. Разумеется, он лично привёл в порядок отчёт Флота о происшествии и постарался продемонстрировать достаточный, но не слишком назойливый интерес к официальному отчёту Понта и отчёту провоста-арбитра. Он знал, что в отчёте Понта не содержится ничего, что могло бы его побеспокоить, а к тому времени как арбитры после осады и беспорядков добрались до места крушения, там осталось слишком мало того, что можно было бы исследовать.
Вард почувствовал цепочку подтверждений через датчики в капитанском кресле. Картастра закончила вычисления для манёвровых двигателей и правильной ориентации в пространстве. Ауспик изучил препятствия вокруг и объявил, что путь чист. Как обычно, на командной палубе не было представителей Механикус. Тем не менее, они подтвердили по воксу, что всё в порядке. Последние проверки закончились, и произошёл обмен прощальными сообщениями с диспетчерскими вышками планеты, хотя “''Безжалостный''” продолжит передавать и получать данные пока не достигнет границ системы. Все были готовы и ждали его команды.
– Запустить главные двигатели, – не без небольшого чувства удовлетворения приказал он.
Команда была передана и на палубах под ним жрецы Механикус произнесли последнее благословение, пробуждая удивительные плазменные двигатели. Каждый человек на борту почувствовал лёгкий толчок, когда “''Безжалостный''” покинул орбиту и начал путь из системы Понт. “Всё идёт, как и должно идти”, – подумал первый помощник.
Его удовлетворение было прервано вспышкой активности в яме куратиума. С одной из палуб поступило сообщение о повреждении. Произошло незначительное снижение давления в одном из топливных поглотителей. Логисты зашумели, и данные начали поступать на капитанское кресло. Один из сотен поглощающих цилиндров двигателя разорвало и затопило окружающий отсек. Цилиндр был немедленно отключён и проведена проверка, подтвердившая, что переборки в пострадавшем отсеки справились, как им и было положено. Это не являлось критической проблемой, потому что остальные цилиндры просто увеличили свой поток для компенсации. И всё же среди суеверных моряков происшествие во время первого запуска двигателей при выходе с орбиты считалось плохой приметой.
В конце концов, на место отправили исследовательскую бригаду техников и жрецов Механикус, и они обнаружили, что сбой являлся следствием микротрещин на внутренней поверхности цилиндра. Скорее всего, проблема медленно накапливалась в течение многих лет. Это было просто случайностью, что цилиндр вышел из строя именно сейчас.
Они также обнаружили, что один из бригадиров разместил в тесном пространстве сто новых призывников, которых позже заперли во время активации двигателя, как предписывали процедуры. Все они сгорели за считанные секунды после разрыва, хотя учитывая текущий избыток неквалифицированной рабочей силы, потерю сочли второстепенной в сравнении с ухудшением производительности двигателя.
Задержка в восстановлении отсека была вызвана намного более серьёзным событием, которое произошло в то же время, но в отличие от гибели призывников стало известно гораздо быстрее.
Личные владения Адептус Механикус не слишком изменились с прошлого визита коммандера Варда. Жрецы всё также проходили мимо него с беззлобным безразличием, их мысли были посвящены другим более высоким материям. Помещения для испытаний, на которые он мельком взглянул, проходя по главному коридору, выглядели столь же оживлёнными, что и всегда. Не было никаких видимых проявлений объявленного ими общего траура.
Не было никого у входа в кузню-алтарь, кто мог бы остановить его, и поэтому он шагнул внутрь. Всё выглядело, как и прежде: магос-майорис обосновался на алтаре, рядом неподвижно замер денунциатор, и все остальные помощники стояли там же, где и всегда. Единственным дополнением стало долговязое существо, которое занималось тем, что наносило какое-то вещество на лицо денунциатора. Его тяжёлая мантия не могла скрыть движение и работу множества конечностей.
– Он и так был едва жив, не так ли?
Вард резко повернулся к голосу из темноты.
– Валинарий?
– Конечно, коммандер, – ответил магос-минорис, появившись из теней.
Вард кивнул ему и снова повернулся к телу майориса в алтаре.
– Это хотя бы произошло быстро?
– Трудно сказать, коммандер. Рано или поздно это должно было произойти. Общение с духом – уникальное благословение, но последствия для тела могут быть ужасными. Как это ни прискорбно, хотя я и полагаю, что его душа всё ещё была крепка, мы думаем, что когда поглощающий цилиндр ослабел, он, должно быть, почувствовал это внутри машины и приложил все силы, чтобы предотвратить аварию. Несомненно, что его сила духа могла справиться с проблемой, но напряжение от таких нагрузок на тело оказалось слишком велико.
– Невосполнимая утрата, минорис… или я должен теперь обращаться к вам “майорис”?
– Ещё не время, – ответил Валинарий с хитрой улыбкой. – Обсуждение наследования состоится в ближайшее время. Пусть я и очевидный кандидат, мы должны выждать положенное время, как из уважения к покойному, так и, конечно же, чтобы керхекс закончил свою работу, – Валинарий кивнул на существо, которое раскрашивало лицо продолжавшего стоять неподвижно денунциатора.
– Офицеры и экипаж “''Безжалостного''” приносят свои глубочайшие соболезнования, и мы продолжим с надлежащим уважением относиться к автономии духовенства в его внутренних…
– Делах?
– Именно так.
– Спасибо, коммандер. Или я должен теперь обращаться к вам “капитан”?
– Ещё не время, минорис, ещё не время.
Они обменялись короткими кивками уважения и сопричастности. Затем первый помощник повернулся и оставил безмолвную картину позади.
Не слишком далеко от них кое-кто изучал “''Безжалостный''” с живым интересом. Чуждые глаза архонта Ай’Жрафима блестели, пока он с мостика своего изящного корабля наблюдал, как имперский крейсер неуклюже покидал систему. Архонт знал, что его брюхо набито новой командой, и ощутил, как внутри пробудилось знакомое чувство охотника. Он и его воины несколько недель скрывались на орбите этого мира, прежде чем появление человеческого военного корабля заставило их прекратить экспедиции за рабами на поверхность, но пока активны теневые поля, примитивная технология людей никогда не сможет обнаружить его на таком расстоянии. Однако посадочные группы не могли столь же хорошо скрывать своё присутствие, прожигая путь сквозь атмосферу и обратно.
Его последователей не беспокоила задержка, потому что они уже получили множество этих понтийцев. Ай’Жрафим едва мог поверить в наивность их мелкого планетарного правителя. Через своих агентов он и в самом деле рассчитывал поторговаться с ним, подкупить рабами, которых мог поставлять из тех, о чьей пропаже никто не станет переживать, маскируя это под имперскую десятину. Разумеется, Ай’Жрафим брал рабов, но никакие обещания представителям одной из меньших рас не помешают ему делать то, что он хочет.
Его последователи с упоением накинулись на дань эпитрапоса. Архонт же в целом находил подобную плату скучной. Рабы были просто скотом. Их жизни были пресными, а разумы наполовину сломанными. Возможно, их хватало для его менее искушённых воинов, но он давно развил более изощерённые вкусы. При всём том, что дань уже сделала набег успешным, а также учитывая лёгкость и клиническую эффективность, с которой она была получена, не это являлось истинным удовольствием, ради которого он рисковал.
Если бы он захотел убежать, когда появился военный корабль, то легко смог бы это сделать, но разум заставил его остаться. У каждого ножа две стороны, напомнил он себе, и у его воинов было достаточно развлечений, чтобы занять их время. Он отвёл корабль на безопасное расстояние, затаился и слушал, пока рабы-переводчики непрерывно извлекали крупицы смысла из грубых гортанных звуков имперского языка.
Явно воплощаемый в жизнь на борту военного корабля заговор предоставил ему мимолётное развлечение, как от наблюдения за детьми, которые пытались играть во взрослых, но больше всего его интересовало точное количество экипажа. Кроме того, это были не простые животные, а закалённые люди, опытные и обладавшие силой духа, солдат обучали переносить и сопротивляться всем методам, за исключением самых изобретательных. Другими словами, это были его любимые деликатесы.
Понт мог подождать, и с ироническим восхищением Ай’Жрафим понял, что эпитрапос примет это за соблюдение данного слова и будет готов передать ещё больше своих подданных после его возвращения. Архонт отдал приказ преследовать человеческий корабль, как только тот покинет систему. Охота началась. Он почувствовал волнение, но сопротивлялся ему. Он будет осторожен. Он будет игрив. Он не станет спешить, а вытянет из зверя каждую унцию ужаса, и затем нарежет его на кусочки и выпьет до дна.
Бекет знал, что у еды, которую им давали, было какое-то официальное название. На протяжении своей карьеры он видел бесчисленные отчёты об её изготовлении, распределении или нехватке. Для кабальных призывников “''Безжалостного''” это были всего лишь “помои”.
Их кормили помоями два раза в день, первый раз после подъёма и второй раз после работы. После подъёма на пути на работу они получали чем-то намазанный чёрствый хлеб. После завершения работы смена получала полчаса на еду, чтобы съесть что-то горячее. Призывники пальцами ели серую и неаппетитную на вид субстанцию. При достаточном усилии можно было съесть всё, что им давали, от помоев до чёрных и подгоревших кусков чёрствого хлеба. Они не получали ничего, что можно было бы сохранить или использовать в качестве оружия.
Рецепт, возможно, был разработан или просто развился за тысячелетия путешествий людей в космосе. Его огромным преимуществом, по крайней мере, для главного стюарда, являлась универсальность. Какие бы пищевые отходы не остались, их всегда можно было использовать для приготовления помоев, а помои были важны, потому что обеспечивали все необходимые белки и питательные вещества для поддержания тела в живом и рабочем состоянии. Не говоря уже о достаточном количестве химических веществ для поддержания разума спокойным, а человека – покорным.
Еда, как и всё остальное в их жизни, находилась под полным контролем.
Их график был составлен таким образом, чтобы каждая смена призывников оставалась изолированной и отделённой от остальных и происходящего на корабле. Никто, включая руководителей смен, не знал даже, что они покидают Понт, пока не услышал оглушительный рёв двигателей, когда корабль вырывался из гравитации планеты. Каждый призывник работал, ел и спал только в своей смене.
Они находились под постоянным наблюдением бригадиров, и Бекету было просто невозможно ускользнуть. Куда бы они ни направлялись, их сковывали вместе цепью. Во время работы бригадиры охраняли каждый вход. Для сна их сгоняли в изолированные камеры и оставляли там на несколько часов так называемого отдыха, но даже тогда бригадир оставался где-то поблизости. Бекет однажды провёл час, спрятавшись и сжавшись в крошечном служебном люке, ожидая, пока бригадир уйдёт. Он так и не ушёл, и когда их поднимали на работу, Бекету оставалось только выбраться назад, пока просыпались остальные призывники и ещё не заметили его отсутствия.
Бригадиры сами были бывшими призывниками и знали все уловки. Когда один отчаявшийся призывник набирался сил напасть на другого бедолагу, они просто безучастно стояли в стороне. При несчастном случае или болезни, они оставались столь же равнодушными. Если призывник не мог идти, тогда его тащили товарищи. Если он не мог работать, тогда в дело шли дубинки и кнуты, которыми били и стегали, пока призывник не начинал двигаться или не умирал. Смерть являлась единственным избавлением от наказания. Тела оставляли прямо на месте до конца работы, а затем забирали для утилизации.
Бекет понимал, что даже если он сумеет ускользнуть, пока остальные спят, то безнадёжно заблудится. Единственный известный ему путь на верхние палубы представлял собой извилистый маршрут страданий, которым они прошли в первый день. Он никогда не сможет вернуться незамеченным. Рваные грязные красные спецовки наглядно говорили о том, кем он был. Он не мог позволить, чтобы его поймали. В лучшем случае, он окажется в руках Варда. В худшем – его привяжут к аквиле на пути к Перге и оставят там гнить. Здесь комиссар Бедроссиан был далёкой угрозой, просто именем и ничем больше. Здесь Перга наполняла людей страхом. Апатия, непослушание и ошибки вызывали быстрое возмездие кнутов бригадиров. Но сделаешь что-то большее: дашь сдачи бригадиру, попытаешься сбежать или заведёшь разговоры о ереси – и тебя отправят в Пергу. Тех, кого туда отправляли, больше никто не видел. Вскоре после появления на борту смена Бекета смогла убедиться в этом.
Было всего несколько человек, которые нарушали их повседневную жизнь. Иногда появлялись посыльные, кто-нибудь из доверенной команды, доставлявшие сообщения между сменами. Они приходили неожиданно и тихо, и спокойно пересказывали сообщения Брэнду, который отправлял их обратно, иногда с ответом, иногда без.
Посыльные даже не удостаивали призывников взгляда. После того, как первоначальное любопытство угасало, и работа возвращала с небес на землю, смена также перестала обращать на них внимание. Они стали просто ещё одним процессом, ещё одной из тысяч функций по обслуживанию механического зверя.
С тех пор как они покинули Понт, прошло с дюжину рабочих смен, и именно тогда появился посыльный с необычным сообщением. Призывники работали среди аккумуляторных башен, счищая окисления и при каждом движении скребка рискуя мгновенно умереть от разряда электрического тока. Посыльный вошёл, увидел Брэнда и направился к нему, привлекая любопытные взгляды. Он был молод, этот посыльный.
Бекет уголком глаза наблюдал за тем, как парнишка что-то прошептал Брэнду и затем указал на одну из рабочих бригад. Брэнд кивнул и подозвал бригадира. Тот подошёл и Брэнд что-то тихо пробормотал ему, кивнув в сторону призывников. Бригадир вернулся и забрал одного из них. Тогда Бекет не знал имени этого человека. Бригадир быстро переговорил с ним и затем повёл к Брэнду. Там уже были два других бригадира, и они, призывник и парнишка-посыльный ушли. Бригадир Бекета проревел на остальных, и они продолжили работать.
Ушедшие бригадиры вернулись перед перерывом на еду. Парнишка несколько недель спустя, как и остальные посыльные, никогда не смотря по сторонам. Призывник не вернулся и смена больше его не видела.
В ту ночь нервные в смене шептались, умные молчали, а циничные комментировали, что в помоях оказалось больше мяса, чем обычно.
Тогда среди шёпота Бекет впервые услышал имя человека: Ашил. После этого смена перестала игнорировать посыльных.
На следующее утро никто не спешил подниматься. Бригадиры кричали всё громче и громче, заставляя призывников двигаться, их провели вдоль линии раздачи помоев и погнали на один из самых нижних уровней возле корпуса. Воздух был холодным и разреженным. Ничто в тот день не казалось Брэнду достаточно быстрым. Он ревел и кричал на бригадиров, кнуты которых щёлкали всё чаще, заставляя смену работать до изнеможения. Однако и это оказалось недостаточно быстро для Брэнда, у которого буквально пена пошла изо рта, пока он, наконец, чтобы успокоиться не схватил кнут и не содрал кожу со спины одного из призывников.
Даже бригадиры не осмеливались приблизиться к нему и вместо этого обратили всё внимание на призывников. Один из них попытался ударить Бекета, промахнулся, и попал стоявшему сзади человеку по голове. Несчастный упал, и бригадир начал избивать его за “лень”. Бекет же даже не заметил предназначавшегося ему удара. Его разум отупел, а чувства закрылись от окружающей жестокости. Вперёд шагнул второй бригадир с поднятой дубинкой. Запаниковав, Бекет едва не упал вместе со своим грузом, и затем со всех ног бросился к выходному люку. Второй бригадир не стал преследовать его и присоединился к первому, нанося удары не сопротивлявшемуся призывнику.
Пока внимание смены переключилось на избиение, Бекет свалил груз рядом с остальным и на мгновение рухнул на палубу. Он задрожал от внезапного прилива адреналина. Он тяжело дышал в разреженном воздухе, пытаясь успокоиться. Кровь перестала стучать в ушах, и он услышал бормотание за спиной. Странная фигура стояла на лестничной площадке и что-то торжественно читала из книги.
Её мантия была выткана из прекрасной ткани, украшенной священными письменами и печатями чистоты. Это был чтец, младший проповедник из обителей Экклезиархии на борту корабля. Он на секунду замолчал и посмотрел на Бекета, затем перевернул страницу и продолжил чтение. Это было благословение, он благословлял всех их.
Гневный рёв прервал божественное мгновение. К ним приближался Брэнд, его лицо покраснело от ярости, а слова буквально окрашивали воздух. Бекет сжался, но гнев Брэнда был направлен не на него. Он ревел на чтеца, крича, что они пришли рано, и что у него ещё осталось время. Чтец, невозмутимо, закрыл книгу и вышел. Невидимые руки повернули и закрыли люк. Кипя от ярости, Брэнд обрушил на люк пласкритовую арматуру. Он ударил раз, другой, а затем арматура сломалась. Опустошённый Брэнд повернулся к смене и велел им начинать петь.
Призывники недоумённо переглядывались, но бригадиры затянули нестройную мелодию. Брэнд начал вытаскивать отдельных призывников, и они быстро присоединились к бригадирам. Спустя минуту это превратилось в настоящую какофонию, потому что все шумели, шумели всё что угодно, лишь бы избежать гнева Брэнда. Сквозь гвалт вновь пробилась мелодия, потому что бригадиры пели всё громче и громче, повторяя:
– Imperator, patronus, tectum.
Это была защитная литания. Бекет и сам много раз пел её раньше, но это происходило прямо перед тем как…
Корабль закричал. Воздух разорвался. Бекет рухнул на палубу. Повсюду вокруг падали люди, прижимая руки к ушам, призывники кричали от ужаса, а бригадиры повторяли слова настолько твёрдо, насколько могли:
– Imperator, patronus, tectum. – Ничего нельзя было услышать среди пронзительного рёва, когда прямо за корпусом пространство разорвалось на части.
Брэнд первый поднялся на ноги, и начал тянуть вверх ближайших к себе людей. Призывники без всякого принуждения присоединились к литании священных слов, ведомые паникой, пока волны энергии разбивались о корпус, и казалось, что по
стенам прокатывалась лёгкая рябь. Бекет кричал, пока не заболело горло:
– Imperator, patronus, tectum. – Никогда эти слова не значили для него так много. Люди цеплялись друг за друга, словно за единственный якорь в мире. Смена объединилась в страхе и вере, каждый голос стал частью хора из десяти тысяч голосов, дружно звучавших по всему кораблю. Они стали единым целым, чтобы противостоять ужасам, которые скребли и царапали энергетические поля, отделявшие одну реальность от другой, пока, наконец, звуки мальстрёма не отступили.
Бригадиры и призывники одновременно замолчали.
Прыжок в варп прошёл успешно.
Бекет совершал прыжки в варп бесчисленное количество раз, но всегда на хорошо защищённой от могучих энергий командной палубе. Он никогда не испытывал последствий мощнейшего выброса варп-двигателей, не слышал шума атомов, расщеплявшихся на части в считанных метрах от него. Опасность ещё не миновала. Единство между бригадирами и призывниками подошло к концу, когда Брэнд достал дубинку и хорошенько врезал по рёбрам бедолаги, который не слишком торопился встать на ноги. Худшее было впереди. Когда смена закончила работу, и люк открыли, их встретило отделение вооружённых до зубов армсменов. Призывники и бригадиры проходили в люк по одному. Каждый из них стоял там примерно полминуты, в считанных сантиметрах от направленных в грудь шести дробовиков армсменов, пока не получал приказ отойти в сторону. Сначала всё шло быстро, но после того, как прошла примерно треть смены, продвижение начало замедляться. Каждому приходилось отстоять целую минуту, иногда две, прежде чем получить разрешение шагнуть в сторону. Ожидание ничуть не успокаивало испуганных призывников.
Бекет знал, что это было: это был – exsacriamentum, испытание чистоты, ну или, по крайней мере, оно пыталось им быть. Где-то стоял скрытый от глаз санкционированный псайкер, который касался души каждого выходившего человека и искал любой след демонического влияния или порчи. Жеста, слова, даже намёка на напряжение псайкера было достаточно, чтобы армсмены открыли огонь и прикончили бы не прошедшего проверку, а иногда подобная судьба ожидала и всю смену. Ради сохранения безопасности корабля никакие меры не считались чрезмерными и никакая предосторожность слишком обременительной. Даже одна запятнанная душа во время путешествия в варпе станет маяком для обитающих там нечестивых кошмаров. Маяком и порталом в лишённый душевного равновесия разум, который станет психическим проводником, проходом сквозь корпус, сквозь щиты и прямо в мальстрём. Так теряли целые корабли. Десять тысяч жизней находились под угрозой. Что ещё хуже, их бессмертные души оказывались в опасности и, возможно, никогда уже не смогут обрести заслуженной Милости Императора, став пищей для обитателей варпа.
Смена Бекета оказалась слишком близко к корпусу во время прыжка. Все они являлись потенциально уязвимыми, и на такой риск нельзя было пойти. Порой несчастный даже не знал, что его душа подверглась порче. Истину мог установить только exsacriamentum. Поэтому каждый человек в смене стоял в очереди, ожидая услышать, есть ли среди них чудовище. Небольшое милосердие состояло в том, что заражённый не будет долго нести это бремя. Благословенные выстрелы оружия Императора даруют мгновенное отпущение грехов. Очередь шагнула вперёд, и exsacriamentum шёл своим чередом.
Что насчёт других его секретов? Что ещё мог показать exsacriamentum? Не будет ли он спасён от выстрелов армсменов только за тем, чтобы попасть в руки предателей? Он должен мыслить соответственно своей маскировке, и думать, как самый последний матрос. Он должен заполнить голову только страхами, обидами, прелюбодеяниями и чревоугодием, но он понял, что после всего произошедшего воля покинула его. Ничего его больше не волновало. На этих палубах, в этой жизни, край был так близок. Тебя могут разорвать на куски выстрелом, забить дубинкой, ты можешь оступиться на аккумуляторной башне, потеряться в пустоте или уйти с посыльным – всё это стало для него безразличным. Каждая минута подобного существования являлась всего лишь шагом на пути к суду Императора. У него не было желания забивать голову ложными мыслями. У него не было желания думать вообще о чём-либо.
Призывник впереди не разделял спокойствие Бекета. Он дрожал от страха. Он сжал руки и что-то бормотал сам себе на наречии Понта. Несомненно, слова молитвы, хотя было бы мудрее молиться на готике, чтобы не разжигать подозрения у проверяющих. По мере приближения к выходу дрожь и бормотания всё росли. Последние два призывника перед испуганным человеком прошли быстро. Теперь все уставились на него. Бекет рассмотрел за его плечом чёрный коридор: армсмены стояли с оружием наготове; чтец задержал дыхание, сжав рукой благословенную печать; было ещё двое священников с татуировками веры и огня, один с курильницей, другой держал открытую книгу, собираясь перелистнуть страницу. Он не видел псайкера, но понимал что тот где-то поблизости.
По команде армсмена призывник успокоился, но губы всё ещё дёргались, пока испуганное тело пыталось справиться с непослушными нервами.
– Не двигаться, – произнёс армсмен, но призывник мог управлять телом не больше, чем звёздами. Он сжал кулаки, сморщился и сжался.
– Не двигаться, – повторил армсмен, его палец напрягся на спусковом крючке. Больше он не станет предупреждать. Огонь разорвёт призывника на куски, а заодно и стоявшего сзади Бекета. Что ж, если такова была его судьба, то Бекета это больше не волновало.
Слова чтеца и армсмена возымели действие. Слишком человеческий крик отчаяния вырвался сквозь сжатые зубы призывника, и затем превратился в тишайший вздох. Позор побежал по грязной ноге и стал лужицей на палубе вокруг ботинка. Чтец подал знак и армсмен утащил призывника в сторону.
Затем они повернулись к Бекету, и тот вышел вперёд. Он стоял считанные мгновения, а затем чтец произнёс:
– Dimit. – И он шагнул в сторону. Двинувшись, он увидел псайкера. Она стояла за широкой фигурой чтеца, пустые глазницы означали, что псайкер прошёл ритуал связывания души. Орехового цвета кожу покрывали морщины, волосы казались ломкими и слабыми, но ничто из этого не могло скрыть молодость её лица. Решение о жизни и смерти выносила простая девушка, почти ребёнок.
Возможно, именно её лицо вдохновило Брэнда впоследствии сделать то, что он сделал. Он показал слабость. Перед прыжком в варп его закрыли, показали пределы его власти и отказались от его требования на глазах у всей смены. Это выглядело, как удар по его авторитету, что, на его взгляд, необходимо было исправить. Поэтому во время следующего выхода смены на работу он нашёл обмочившегося призывника, повалил его и вырезал ножом глаз. Показав этим пример остальным, Брэнд несколько успокоился, решив, что его власть восстановлена, а дело – улажено.
[[Категория:Warhammer 40,000]]
[[Категория:Империум]]
