Обеты проклятия / Oaths of Damnation (роман)

Перевод в процессе: 17/24 Перевод произведения не окончен. В данный момент переведены 17 частей из 24.

WARPFROG Гильдия Переводчиков Warhammer Обеты проклятия / Oaths of Damnation (роман)
Автор	Робби Макнивен / Robbie MacNiven
Переводчик	Harrowmaster
Издательство	Black Library
Год издания	2024
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Скачать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

Действующие лица

Разрушители Чар

Ударная группа авангарда Десятой роты Экзорцистов

Лейтенант-подаятель Дагган Зайду

Отделение головорезов Беллоха

Сержант-причетник Беллох

Подаятель Аззаил

Брат-инициат Макру

Брат-инициат Набуа

Брат-инициат Шемеш

Отделение лазутчиков Эйтана

Сержант-причетник Эйтан

Брат-инициат Балгамон

Подаятель Гасдрубал

Брат-инициат Хокмаз

Брат-инициат Клет

Брат-инициат Назарат

Брат-инициат Пазу

Брат-инициат Ургамму

Брат-инициат Утен

Отделение лазутчиков Хаада

Сержант-подаятель Хаад

Брат-инициат Аккад

Связист-подаятель Амилану

Адепт Спирали-подаятель Гела

Брат-инициат Кефрас

Брат-инициат Ламеш

Брат-инициат Мардук

Брат-инициат Низреба

Отделение устранителей Ану

Сержант-причетник Ану

Оператор-подаятель Думузид

Оператор-подаятель Лахму

Прикомандирован: кодиций Торрин Вей

Выдающиеся молельные подкульты Разрушителей Чар:

Герметическое Братство Первой Ступени

Клинок и Череп

Орден Орла На Вершине

Содружество Элевсинских Мистерий

Внутренний Круг Безмятежного Просветления

«Мы живём в конце времён, и гибель человечества уже совсем близко. Я знаю — это истина, ибо своими глазами лицезрел язву, что разъедает фундамент нашего возлюбленного Империума, порождённую демонической порчей, и мне известна цена, что должно уплатить за её изгнание. Познать Хаос означает познать тщетность бытия, погибель жизни и многие проклятия, что несут в себе многие знания. Но всё на свете служит Императору, и даже сводящей с ума мудрости, подобной этой, можно найти применение… Демонов можно победить, но не всякий способен принести жертвы, необходимые для этого».

лорд-инквизитор Марчант из Ордо Маллеус, на 1013-м Конклаве Андрастакла

Пролог: Нигде

Корабль-изолятор C5-17 вопил.

Инквизитор Хэрроу бежала по его коридорам, поглощённая ужасом. Этого не должно было случиться. Этого попросту не могло случиться. Её таро, видения, послания лорда-инквизитора Мундара — как всё это могло оказаться ложью?

И как ей теперь выбраться отсюда живой?

Она бросилась в очередной переход и помчалась по ячеистому полу, мимо ржавых труб и древних молитвенных свитков. Её уши разрывались от рёва сирен. Весь корабль — каждый его коридор, каюта, бриг и кубрик, вместе со всеми членами экипажа — вопил, выл и стенал, возвещая о проклятии, которое Хэрроу выпустила на свободу.

Повинуясь аварийным протоколам, люмены моргнули и переключились на красный свет. Красный, словно кровь, пролитая ею в момент помешательства, когда она позволила себе заразиться гневом того самого существа, которое прибыла допросить. Только этого ему и не хватало. Крупица гнева, капелька жизненной эссенции, пролитой в его присутствии — и все обереги вспыхнули пламенем.

Все, что могло пойти не так, пошло не так. Хэрроу получила гарантии — которые, как она теперь понимала, оказались ложью. Инквизитор как раз занималась расследованием слухов о влиянии варпа на раздор среди мега-плавилен ульев Келисо VIII, когда ей впервые явились знамения. Она немедленно бросила работу на Келисо и отправилась на перехват С5-17 — сразу же, как только осознала всю серьёзность ситуации. Помогла ей в этом её санкционированный псайкер Хельдар, которая вырвала и съела собственные глаза.

Каждый расклад таро показывал одно и то же. Снова и снова ей выпадали «Псайкер», «Башня» и «Демон», даже после того, как Хэрроу заново освятила и перетасовала карты. На астропатическом сеансе, Мундар подтвердил её догадки о растущей угрозе. Ей поручили совершить немыслимое: перехватить корабль-изолятор Экзорцистов возле Нигде, беспилотной станции-маяка, указывающей путь к Пургатуму.

Всё это оказалось ложью.

Как только Хэрроу приблизилась к концу коридора, слева от неё распахнулся люк, заставив инквизитора вздрогнуть и выхватить свой длинноствольный лазпистолет модели «Люций». Оттуда вывалились две отчаянно дерущиеся фигуры. Это оказались сервы ордена, члены экипажа корабля-изолятора, одетые в тёмные робы. Их головы были гладко выбриты, кожа испещрена вырезанными на ней оккультными символами.

Они убивали друг друга. Мужчина истекал кровью из раны в горле. Женщина швырнула его на палубу и приложила его по голове окровавленной монтировкой — раз, другой, третий. Жуткий хруст костей был слышен даже сквозь оглушительный вой сирен.

Вскинув монтировку для четвёртого удара, убийца, наконец, заметила присутствие Хэрроу. Она с рыком обернулась к ней, её рот был весь вымазан кровью, казавшейся чёрной в зловещем красном полумраке. Хэрроу поняла, что та зубами вырвала глотку другому серву.

Инквизитор прострелила ей голову и отшатнулась, хватаясь за иллюминатор, ведущий к лестнице. На ней валялись тела других сервов и членов экипажа с широко распахнутыми, белёсыми глазами. Они застыли в причудливых предсмертных судорогах. Безумие охватило весь корабль сразу же, как только спали сковывающие печати — то же самое безумие, из-за которого провалился допрос Хэрроу.

Ей следовало подготовиться лучше. Тело-сосуд, существо, которое Экзорцисты называли Сломленным, содержало в себе трёх нерождённых, но её интересовал лишь один. Красный Маршал. Она всего лишь хотела подтвердить его личность. И знамения, и Мундар в один голос требовали, чтобы она не позволила Красному Маршалу добраться до Пургатума, даже в скованном состоянии. Но похоже, что никто из них, даже Экзорцисты, не осознавали в полной мере, насколько могущественна эта конкретная сущность.

Немыслимый, непостижимый гнев, охвативший её в присутствии демона, теперь полностью испарился. Словно тварь, которую она освободила, хотела, чтобы инквизитор испытала чистый, ничем не замутнённый ужас своих последних мгновений. Нерождённый будто дразнил её, заставляя в полной мере ощутить весь масштаб своего провала.

Она не сомневалась, что демон идёт по её душу.

Она скатилась вниз по лестнице, на ходу отчаянно вспоминая путь к взлётной палубе. Нужно было вернуться обратно к «Арвусу». Лихтер отвезёт её обратно на Удел Непокорства, откуда она сможет отправить астропатическое предупреждение, после чего направит орудия лёгкого крейсера на С5-17. Она сможет покончить с этим прежде, чем всё станет ещё хуже.

Прежде, чем Сломленный выберется из этих последних, отчаянных оков.

В самом низу лестницы маячил какой-то силуэт. Хэрроу чуть не выстрелила в него, но вовремя поняла, что закутанный в красный плащ мужчина не пытается преградить ей путь. Растущие из сгорбленной спины техножреца двойные механодендриты соединялись с контрольной панелью возле люка. Двери застряли на полпути, дергались, но не закрывались целиком. Похоже, что изначально адепт пытался заблокировать люк вручную, но в итоге они оба засбоили. Он застыл вертикально и дрожал, по механическим компонентам его тела плясали искры, а из органического глаза и уха текла кровь. Его вокс-пасть исторгала бинарную тарабарщину, вперемешку с помехами. Он словно вовсе не заметил присутствия Хэрроу, которая как угорелая промчалась мимо него сквозь полузакрытый люк.

Она вбежала в отсек переработки. Повсюду царил полный бедлам. Рядовые члены экипажа кромсали друг друга всем, что попадалось под руку. Один методично вколачивал смотрителя палубы головой в пол, превращая его лицо в кровавое месиво. Другой душил киберхерувима цепью от своей кадильницы. Освящённый ладан курился в воздухе, но был бессилен против варпового помешательства. Хэрроу побрела дальше, задыхаясь и едва успевая вытирать едкие слёзы.

Она потрясала лазпистолетом, но, судя по всему, никто из членов экипажа не заметил её. Они были потеряны, потеряны и прокляты.

Из отсека переработки вело два люка, один слева, другой справа. Хэрроу заставила себя притормозить и не выбирать путь наудачу. Она была инквизитором, плутонийкой, и бывшим дознавателем лорда-инквизитора Мундара. Она уже сталкивалась лицом к лицу с ужасами варпа. И не усугубит свои просчёты ещё большей неосмотрительностью.

Направо. Она вспомнила литанию, высеченную над проходом, которую заметила на пути со взлётной палубы. Дамнацио про нобис омнибус венит, строчка из Либер Экзорцизмус. Проклятие ждёт всех нас. Слишком уместно.

Ощутив новый прилив решимости, она принялась спускаться по очередной залитой красным сиянием лестнице. На пути вниз, Хэрроу услышала ритмичный грохот, доносящийся с верхних палуб и заглушающий рёв сирен. Этот звук невозможно было спутать ни с чем.

Болтерный огонь.

Сержант-подаятель Хекез собрал своих заступников в коридоре перед каютой-изолятором. Пока его братья проверяли оружие, он связался с мостиком по воксу и отдал ясный, недвусмысленный приказ.

Требовалось привести в исполнение Протокол Забвения, и это означало, что все они вскоре погибнут. Хекез смирился с этим, как и с осознанием своей неудачи. Он должен был отказать инквизитору, отвергнуть её запрос на посадку и проигнорировать все её свидетельства в пользу того, что кораблю нельзя позволить добраться до Пургатума. Все эти откровения ровным счётом ничего не значили — сейчас уже поздно было заниматься рефлексией. Значение имело лишь то, сколько времени они теперь смогут выиграть.

— Чёрная Псалтирь Изначалия-Примус, — обратился Хекез к своему отделению в попытке сосредоточить их внимание на задаче. — Брат-инициат Хаммурапи, на тебе первый стих.

Экзорцисты затянули молитву, а сержант-подаятель тем временем получил с мостика подтверждение, что Протокол Забвения запущен. Он был прост, и состоял из двух частей. Получив приказ, старший техножрец корабля перегрузит двигатели, что приведёт к чудовищному расплавлению, которое разорвёт С5-17 на куски. Даже нерождённому не выжить и в катастрофическом взрыве, и последующем холоде космоса.

Вторая часть протокола подразумевала, что станция Нигде отключится, временно прерывая связь между маяком и Пургатумом, и таким образом, изолированную тюрьму станет невозможно отыскать.

После запуска, протокол уже нельзя было отменить, а на борту С5-17 не имелось ни спасательных капсул, ни иных путей к отступлению. Но прежде, чем начнётся цепная реакция расплавления, реакторы необходимо удерживать в перегрузке около десяти минут.

Им придётся сдерживать нерождённого и его сосуд десять минут. Хекез проверил патрон в патроннике, и повернулся лицом к противовзрывной двери, отделяющей изолятор от остального корабля. Её поверхность усеивали печати чистоты, целые слои древнего, выцветшего чёрно-красного воска и пожелтевшего пергамента, испещрённого молитвами отречения и заграждения. От них были свободны лишь запирающий вентиль и центральная пластина, на которой красовался голый, рогатый череп — Кальва Демониорум, мрачный символ ордена Экзорцистов — точно такой же череп глядел с левого наплечника Хекеза.

По коридору пронеслось эхо оглушительных ударов. В тот же миг, одна из печатей на двери вспыхнула. Пламя мгновенно охватило сухой пергамент и воск, превратив дверь в потрескивающий огненный занавес. Нетронутым остался лишь символ рогатого черепа в центре, да и тот медленно чернел и обугливался.

Удары не прекращались до тех пор, пока не раздался металлический скрежет. Пламя погасло само по себе. Все печати чистоты сгорели, обнажив опалённый металл.

С глухим стоном дверь медленно отворилась.

Один за другим, полоски люменов отключились, начиная с тех, что освещали саму дверь. По коридору прокатилась нарастающая волна тьмы. Сирены продолжали выть, но их звук изменился и стал сильнее походить на настоящие крики, отчаянные вопли и яростный рёв, став проводником того самого первозданного гнева, что охватил весь корабль и завладел столь многими из его экипажа, когда скованное в глубинах судна чудовище вырвалось из своих оков.

Со своей стороны, обугленная душа Хекеза ощутила лишь слабенький приступ злости. Он не шёл ни в какое сравнение с той единственной эмоцией, что ощущал Экзорцист: ледяной, суровой решимостью.

Его авточувства активировались, тьма расступилась перед охотничьим зрением. Он уловил смутный тепловой след в дверном проёме.

Экзорцист успел дать одну короткую очередь, и тут же Сломленный набросился на него.

Существо было примарисом — когда-то давно. Его тело не прикрывала никакая одежда, за исключением обгорелых лоскутов молитвенной ткани и разбитых цепей. Кровь сочилась из проклятых символов, которые, похоже, совсем недавно были вырезаны в его огромных, могучих мышцах. На шее красовался толстый металлический ошейник с печатью аквилы, а глаза, уши и нос закрывал визор со схожей символикой. Его челюсть прочно сжимали стальные болты, вкрученные прямо в кость. Некогда, это существо было воином ордена. Теперь же, он превратился в Сломленного и обрёл единственную цель — стать сосудом для проклятия. Но сосуд не справился, и проклятие вырвалось на свободу.

Создание выбило болтерную винтовку из рук Хекеза, затем с чудовищной, сверхъестественной силой вырвало горжет вместе с верхней частью нагрудника и вмяло космодесантника в стену. Тварь приподняла Хекеза одной рукой, сжав кулак вокруг его горла.

Хекез выхватил боевой нож. Как только Сломленный прижал его к стене, он всадил клинок под спаянные рёбра примариса и вспорол ему живот слева направо, выпотрошив создание.

Наружу не пролилось ни капли крови. Казалось, Сломленный даже не заметил, что его ранили.

Вслед за Сломленным, по коридору прокатился огненный вал, и украшающие стены письмена вспыхнули точно так же, как и печати чистоты на двери. Воздух заполнился дымом, гарью и горящими клочками пергамента.

Хекез оказался лицом к лицу с самым тёмным секретом ордена. Ошейник был по-прежнему на месте, но твари удалось сломать половину своего визора, расколов аквилу надвое. На Хекеза уставился глаз существа. Сержант-подаятель ожидал, что внутри него будут кипеть сверхъестественные силы, но нет. Обычный, человеческий глаз был налит кровью и полон ужаса. Душа носителя — некогда его звали Ашад — ещё не сгинула окончательно.

Другие заступники открыли огонь, окрасив свою мрачную литанию яростью болтеров, но даже стреляя в упор, они ничего не добились. Вместо того, чтобы попасть в цель и взорваться, снаряды расплавились прямо в полёте, и на тело монстра лишь брызнули капли жидкого металла.

— Тебе не обрести свободу, — еле-еле смог прохрипеть Хекез, едва дыша в хватке Сломленного. — Забвение поглотит нас всех.

Казалось, тварь не сможет ответить, ведь несмотря на то, что стальные болты раскалились докрасна, они по-прежнему крепко сжимали её челюсть. Однако, пока Хекез отчаянно пытался вырваться, жилистую шею Сломленного прочертил горизонтальный разрез, прямо над ошейником. Рана раскрылась, и на широкую грудь полилась драгоценная, тёмная кровь.

— Ты действительно в это веришь? — прохлюпала рана, наградив Хекеза ярко-красной улыбкой, вместе с этим обнажая толстые, влажные сухожилия.

— Тебя ждёт лишь изгнание, — смог выдавить из себя Хекез. Как только с мостика пришло подтверждение о запуске протокола, он включил таймер на своём ретинальном дисплее. Сержант-подаятель уже ощущал спиной гудение перегретых двигателей, которые вот-вот разорвут корабль на части.

— Ох, бедненький раб трупа, — сплюнул через рану-пасть одержимый примарис, обдав Хекеза струёй дымящейся крови. — Думаешь, мне никак не сбежать? Неужто ты совсем забыл про дорогого инквизитора, которой ты так благородно позволил взойти на борт?

Хекез осознал свою ошибку. Хэрроу нарушила процедуры изоляции сразу множеством способов. Она погубила их всех.

Сломленный закатил глаза, но жуткая рана на горле не прекращала ухмыляться. Свободной рукой, существо поднесло что-то к визору Хекеза, держа предмет двумя пальцами. Это была карта таро, одна из тех, что инквизитор показала ему сразу по прибытии. «Демон». Как только Хекез взглянул на неё, края карты вспыхнули, и она обратилась в ничто.

Сломленный отпустил его. Чудовище скрылось ещё до того, как он коснулся палубы, расшвыряв заступников и скрывшись в пылающем коридоре, словно вспышка алой молнии.

Хекез поднялся на ноги. Пусть и на краткий миг, но всё же, он ощутил гнев — истинный гнев, которому удалось воспламенить остатки его расколотой души.

Память Хэрроу изменила ей — как, впрочем, и всё остальное на этом проклятом корабле. Тем не менее, она не останавливалась. Она смогла оправиться от шока и ужаса, которыми сопровождалось нарушение режима изоляции, и теперь неумолимо прокладывала себе путь сквозь глубины C5-17, пока наконец, благодаря чуду, не вывалилась на главную взлётную палубу.

Её лихтер «Арвус» никуда не делся, на его потрёпанном серебряном фюзеляже мигали люмены. Более того, Руманн уже прогрел двигатели и запустил протоколы разгерметизации шлюза.

Хэрроу направила своё облегчение в продуктивное русло, полная решимости больше не совершать ошибок. Задняя аппарель шаттла была опущена, и она взбежала вверх по ней, на бегу убирая лазпистолет и крича во весь голос.

— Руманн! Закрывай люк и гони! Обратно на Удел Непокорства!

К её удивлению, ответом ей стала почти полная тишина. Оглушительные сирены всё ещё орали по всему кораблю, но на взлётной палубе их вой внезапно обрывался. От этой мёртвой тишины у Хэрроу по спине побежали мурашки.

Она снова достала лазпистолет и прошла сквозь пустой трюм в кабину пилота. Благодаря кипящему в венах адреналину, она смогла прорваться сквозь корабль, но теперь он схлынул, и Хэрроу внезапно почувствовала себя почти невесомой и очень слабой. Её руки и ноги непрерывно дрожали.

— Руманн, — позвала было она, но тут же застыла.

Сломленный был внутри. Высокое, мертвенно-бледное тело потерянного примариса стояло неподвижно спиной к ней, ссутулившись и глядя на инквизитора в отражение иллюминатора. Рядом с ним, на панели управления распластался Руманн. Монстр раскроил ему череп, и под телом пилота медленно натекала кровавая лужа.

Сломленный успел вырвать болты и содрать с лица визор, но ошейник по-прежнему охватывал его шею. Глаза существа пристально смотрели на отражение Хэрроу, но при этом, существо непрерывно и чуть ли не ласково гладило собственное лицо. Инквизитор осознала, что монстр тщательно покрывает себя кровью и мозгами Руманна, словно актёр, который наносит последние штрихи грима перед выходом на сцену.

'— И снова здравствуйте, инквизитор Хэрроу, — поприветствовала её тварь в теле Сломленного. — Куда-то собрались?

Кабина вздрогнула и покачнулась. Несмотря на своё изувеченное состояние, Руманн шевелил руками, словно марионетка, запуская двигатели и направляя лихтер к дверям шлюза, которые уже начали открываться.

— Мне не терпится познакомиться с остальной вашей свитой, — поделился демонхост. — Как же чудесно делиться с душами верующих всем тем, что вечность для них уготовила.

Из уст Хэрроу раздался душераздирающий крик.

Он уже никогда не затихнет.

Обряд I: Предсказание

Глава I: Призыв

Проклятие с воем выскочило из эфира и бросилось на Разрушителей Чар с когтями, сотканными из ненависти и голода.

Зажатым в левой руке ножом, Дагган Зайду отправил его обратно, откуда оно явилось. Как только чудовище прыгнуло на него, раззявив полную клыков пасть, боевой кинжал с прямым клинком молниеносно рассёк его вытянутую шею. Зловонная, чёрная кровь залила доспехи воина и тут же зашипела, испаряясь с покрытой оккультными символами поверхности.

Монстр развалился на куски, и на его месте тут же появился новый. Когти царапнули Даггана по левому плечу, но так и не успели зацепиться — нож в правой руке отрубил атакующую конечность, а затем нанёс изгоняющий удар.

Они были быстры, эти чудища, быстры и многочисленны. Они почти целиком заполонили аббатство, в самом его центре пульсировал мерзкий разрыв, прореха в самой ткани реальности. Воздух над алтарём всё сильнее морщился и искажался по мере того, как всё больше и больше энергии варпа проникало в материум, подпитываясь теплом всего сущего. Полупрозрачная кожа затвердевала, покрывалась чешуёй и пятнистыми шкурами, наружу пробивались витые рога, а мягкие и хрупкие когти становились крепкими и изогнутыми. Аморфные создания, отвергнутые на целые эпохи, наконец, обрели форму и бросились на стоящих перед ними смертных в отчаянном стремлении пожирать и поглощать.

Экзорцисты появились здесь, чтобы не позволить им этого. И несмотря на то, что вокруг них расплетались нити самой реальности, концентрация Разрушителей Чар не ослабла ни на миг.

Зайду прирезал ещё одного стремительного монстра и воспользовался мгновением, чтобы оценить обстановку. Совсем скоро их обойдут с флангов и задавят числом, если только они не уменьшат ширину фронта.

— Построение «чейт», — приказал он своим головорезам.

Своим головорезам. Одновременно и правда, и ложь. Они входили в состав Разрушителей Чар, и таким образом находились под его командованием, но так как перед самым началом кампании на Деметере его повысили до лейтенанта-подаятеля, он больше не возглавлял их отделение. Эта честь принадлежала Беллоху, который как раз рычал на Макру и Набуа, чтобы те не зевали, пока их уязвимый строй стягивался в оборонительный круг.

Их ножам предстояло поработать — никаких болтеров. Зайду заметил, что высокие своды аббатства начали разваливаться, камни отскакивали один от другого. Но вместо того, чтобы рухнуть вниз, они застыли в воздухе, образуя ломаную арку из парящих обломков, отрицающих фундаментальные законы галактики.

Само бытие грозило вот-вот схлопнуться в ничто. Задавят их числом или нет, им придётся пойти в атаку. Они должны добраться до разлома и запечатать его прежде, чем он увеличится ещё больше.

— Ускорить темп, — рявкнул Зайду своим головорезам — своим головорезам — пытаясь заставить их работать клинками ещё быстрее, чем подразумевал простой приказ о начале атаки. Он не мог потерпеть неудачу. Это было попросту немыслимо.

— Построение «ламед», — рявкнул он. — За мной!

Экзорцисты выстроились копьём, на острие которого встал Зайду. Своими парными ножами, лейтенант-подаятель рубил и кромсал встающих на пути чудовищ. Он был Палачом Грехов, гончей ордена. И с ним придётся считаться.

Застывший под расширяющимся варп-разломом алтарь начал раскалываться. Из трещин в камнях вырвались извивающиеся щупальца, словно внутри него когда-то заточили кошмарного зверя, и теперь тот получил свободу. Нарастающая волна из плоти и ярости обрушилась на них, пытаясь разорвать воинов на куски, сломать строй и выцепить их по одному. Но длинные клинки головорезов сдерживали натиск демонического отродья, сверкая серебром в калейдоскопе адского света, грозившего затопить всё аббатство.

Ещё несколько шагов. Алтарь полностью развалился, каменные обломки стали зазубренными клыками в появившейся на его месте зияющей пасти, края которой обрамляли корчащиеся отростки. Зайду рванулся вперёд, готовясь перепрыгнуть её и вонзить клинки в массу плоти, льющуюся из разлома над ней.

Он споткнулся. Безумие, в гуще которого он находился, мигнуло и пропало, но не по воле раздирающего разум ужаса демонической заразы, а мгновенно, словно кто-то заменил слайд в пикт-проекторе. Он уже не находился в аббатстве, не сражался вместе со своими братьями.

На такое он не соглашался. Неужели Вей решил испытать его каким-то новым способом? Он попытался поднять ножи, но обнаружил, что не может. Ему не удавалось даже повернуть голову.

Он попытался заговорить, но и это оказалось ему не под силу. Он пытался достучаться до Вея, но возникшее у него перед глазами зрелище привлекло всё его внимание.

Два силуэта сошлись в поединке, сражаясь посреди пустоты, которую разум Зайду не мог ни объять, ни осмыслить. Один из них, без сомнений, принадлежал Адептус Астартес, несмотря на исходящее от него золотое сияние, не позволяющее разглядеть ни черты лица, ни геральдику на доспехах.

Другим был нерождённый, демон крови. Зайду знал его. В разуме лейтенанта-подаятеля вспыхнула редкая искра эмоций, вырванных из него давным-давно — ненависть, ярость, омерзение. Но тут же его настигло осознание происходящего, и привычное, холодное самообладание вновь вернулось к нему.

Он знал, что сейчас увидит. Эта сцена не раз и не два разыгрывалась перед ним в прошлом.

Он обнаружил, что вновь может двигаться. Золотой воин исчез — теперь на его месте стоял сам Зайду. Демон остался, и он с дикой яростью вопил одно и то же имя, принимая новый облик. Его лицо казалось Зайду знакомым, но он никак не мог полностью узнать его.

— Деметрий, — выл демон.

Зайду взревел и вонзил клинки в тело зверя.

И наконец, реальность вокруг него рассыпалась в прах.

Разум Торрина Вея охватило смятение, и на мгновение, его психическая сущность запаниковала, барахтаясь, словно абсолютно не умеющий плавать человек, внезапно оказавшийся посреди бушующего океана.

Он прошипел катехизис средоточия, сжимая подлокотники трона с такой силой, что костяшки пальцев побелели, а бронзовые черепа под его ладонями грозили вот-вот погнуться.

Прошла всего секунда, показавшаяся ему вечностью. Ему удалось взять себя в руки, ослабить хватку и медленно выдохнуть облачко пара, застывшее в ледяном воздухе псайканиума.

Что-то было не так, совсем не так, и он пока что не понимал, что именно.

До сих пор тренировка шла по плану. Лейтенант-подаятель Зайду, явно не удовлетворившись имевшимися в его распоряжении учебными комплексами, попросила Вея отправить его и его головорезов в психическую битву. Вей согласился и сотворил симуляцию невероятно мощного демонического заражения, чтобы Палач Грехов вместе со своими охотниками могли проверить свои силы. Подобная иллюзия была отнюдь не тривиальной задачей, но усиливающие возможности псайканиума в сочетании с добровольным согласием участников гарантировали, что интенсивность тренировки не превысит возможности Вея.

Так было до тех пор, пока Зайду не понесло. Что-то нарушило иллюзию, что-то, чего там быть не должно. И через пару мгновений случился диссонанс. Вей не успел как следует осмыслить произошедшее, но в результате он испытал нечто, что оказалось для него в новинку — потерю контроля. Всего на секунду, перед ним разверзлось проклятие, и он был абсолютно уверен, что вот-вот ослабит хватку и прыгнет ему навстречу.

Не сегодня. Ему удалось вовремя взять себя в руки. Но без ответов он оставаться не собирался.

Псайканиум венчал собой одну из башен Базилики Малифекс, уступая высотой и готическим великолепием лишь шпилю астропатического ретранслятора. Его внутренние помещения накрывал купол из укреплённого пси-реактивного кристалла, под центром которого возвышалась увитая проводами и кабелями контрольная колонна. На вершине колонны стоял трон видений. Её подножие окружали десять вертикальных саркофагов из бронзы и каменной породы Изгнания, подключённых к ней толстыми кольцами силовых линий. Шесть из них в настоящий момент занимали Зайду с головорезами, а Вей сидел на троне и смотрел на саркофаги сверху вниз, соединившись с ними пучками кабелей. Эти кабели тянулись через высокую спинку трона и подключались к разъёмам в затылке библиария.

Он оборвал разом физическую и ментальную связь, встал — ощутив при этом укол боли — и спустился по лестнице на решётчатый пол псайканиума. Параллельно с этим саркофаги отключились, крепёжные болты со стуком выскочили из увешанных печатями чистоты крышек. Облако шипящего пара несколько мгновений скрывало из виду обитателей саркофагов, но затем они шагнули наружу — гигантские, кошмарные чудовища с лицами-черепами, которых Вей приветствовал как своих братьев.

Среди них был и Зайду. Как и его головорезов, тело лейтенанта-подаятеля обтягивал чёрный комбинезон, выполняющий функцию поддоспешника. Синтетическую кожу усеивали разъёмы, позволяющие боевым доспехам типа X соединяться с «чёрным панцирем» под верхним слоем эпидермиса. Кроме комбинезона, при нём не было ничего, кроме парных боевых ножей, висящих один над другим на магнитном ремне, и посмертной маски — ухмыляющегося, клыкастого пережитка его давней службы в рядах головорезов.

— Что случилось? — потребовал ответов он. Голос лейтенанта резал, словно один из его ножей.

— Не знаю, — сознался библиарий, не привыкший к таким признаниям. — Я ощутил психическое возмущение. Краткое и довольно мощное. Мне пока что не удалось определить его источник.

Ответ Зайду не заставил себя ждать, но его слова впустую осели в ромбовидном мозге Вея — новое ощущение привлекло всё внимание библиария. Он ощутил присутствие иной сущности в своём разуме — сущности, которую он узнал. Это был Просветлённый брат Дорнмар, второй и последний библиарий Экзорцистов — из тех, что в данный момент находились в Базилике Малифекс. Вместо передачи слов, он просто отпечатал в сознании Вея ту информацию, что хотел донести — и это весьма красноречиво указывало на срочность сообщения.

— Получен сигнал, — сказал Вей Зайду, распутывая полученное им телепатическое впечатление. — Я должен немедленно отправиться к астропатическому ретранслятору. Сеанс окончен.

— Мне стоит запустить аварийные протоколы? — спросил Зайду. Остальные головорезы выбрались из своих саркофагов и собрались вокруг предводителя, череполикие маски хищно скалились на Вея сквозь пелену тумана.

— Не... сейчас, — ответил он, наконец, расшифровав и упорядочив психический отпечаток Дорнмара. — Советую вам провести обряды очищения. Если появится новая актуальная информация, я вам сообщу.

— Это снова произошло, — сказал Зайду, застав Вея врасплох.

— Что произошло?

— Моё видение. Кейдус. Я снова одолел его, но в этот раз всё было не так, как во время первого изгнания.

Вей знал о видениях Зайду — или о тех эпизодах, которые лейтенант-подаятель считал видениями. Они посещали его с самого посвящения. Вей вспомнил, как ощутил блуждание разума Зайду за мгновения до того, как почувствовал диссонанс. Неужели здесь была какая-то связь?

— Я отыщу ответы для нас обоих, — успокоил он Палача Грехов. — А до тех пор — держись.

Вей не пошёл к Дорнмару и астропатическому ретранслятору. Вместо этого, он отправился вниз, к самому сердцу Базилики Малифекс — в Монастырь Шрамов. Оттуда он перешагнул Порог в библиариум ордена, предварительно сняв обереги и произнеся своё имя, чтобы его узнали как населяющие это место духи, так и скрытые в колоннаде боевые сервиторы.

Он осознавал, что возможно, совершает ошибку. Логика требовала, чтобы он немедленно пошёл к Дорнмару и выслушал его отчёт. Но эта вселенная не действовала по законам логики. Что-то скреблось у границ его разума, что-то помимо отголосков его Не-брата, Амазарака. Видение Зайду не могло быть совпадением. Что бы там ни было в отчёте Дорнмара, это знание не станет истиной, пока Вей не получит его. А он считал, что обретёт ясность не в бессвязных речах астропатического хора, но посреди безмолвия библиариума.

Его обширные палаты некогда были полостью в сердце крепости-монастыря Экзорцистов, которую расширили и заполнили всеми знаниями, что удалось собрать за четыре тысячи лет войны с демонами. Полки ломились от таинственных гримуаров, проклятых томов, виршей Экклезиархии и размышлений целых поколений собственных библиариев и мистиков ордена. Все эти богатства соседствовали со стенографиями боевых инструктажей, тактико-шаманскими сводками, боевыми пророчествами, генофайлами и звёздными картами.

Ни один другой орден не погружался в теомантический эзотеризм так же глубоко, как Экзорцисты. Как известно, знание — сила, и они знали ему цену. Они превратили Базилику Малифекс в одно из крупнейших хранилищ оккультных знаний в сегментуме, недоступное никому, кроме ордена и еще нескольких избранных представителей ордосов.

Пол библиариума — холодный, гладкий камень Изгнания — делился на сотни секций тысячами высоченных книжных стеллажей, занимавших собой всё помещение. Выточенные из чёрного болотного дерева и покрытые резьбой в виде причудливых знаков и готических формул, они гнулись и трещали под тяжестью множества книг, свитков, листов пергамента, инфопланшетов и кристаллов. Стеллажи были выстроены узкими рядами, которые тянулись до бесконечности вглубь библиариума. Их освещали тусклые, затянутые паутиной люменосферы, свисающие с потолка на бронзовых цепях. Полки вздымались выше сфер, самые верхние из них терялись во мраке тёмных сводов.

Прежде чем Вей смог войти в саму библиотеку, к нему, шаркая ногами по полу подошла толпа сгорбленных людей — смертных, но облачённых в тёмно-синие одеяния библиариума. Это были библиогносты, отдельная каста орденских сервов, что обязались отдать свою жизнь служению в чертогах библиариума.

В самом начале службы, всем им вырезали языки. Первый из них подошёл к Вею и сделал безмолвный жест, совершив ритуальное приветствие, которое отдавало его в распоряжение библиария. Его глаза при этом старательно избегали смотреть на гиганта-Экзорциста.

Взмахом руки, Вей отослал смертных восвояси. Ему не требовалась их помощь, чтобы найти искомое. Кроме того, ему хотелось, чтобы как можно меньше душ попало в ту паутину, что уже начала — как он успел ощутить — медленно опутывать его.

Вей вошёл в библиариум. Всё вокруг пропахло старым, сырым пергаментом, пыльными страницами и приторным ладаном. Казалось, помещение поглощает звук его шагов, пока он прокладывал себе путь среди высоченных полок. Тишину нарушало лишь тихое хлопанье крыльев живущих под потолком существ, да сухое шуршание переворачиваемых страниц среди бесконечных шкафов.

Чем дальше заходил Вей, тем сильнее нависали над ним книжные полки, словно желая раздавить его одним весом своих нечестивых знаний. Он бормотал литании, которые выучил ещё в первый день своей службы лексиканием, используя их привычный ритм, чтобы хоть как-то ориентироваться в обширных палатах и не сбиться с пути.

Заблудиться в таком месте он бы не пожелал никому.

На своём пути он встретил два работающих в безмолвии силуэта. Первый принадлежал ещё одному библиогносту в синем одеянии. Тот стоял на вершине лестницы, прислонённой к одному из шкафов, глядя на что-то сквозь множество увеличительных линз в бронзовой оправе. Вторым оказался жужжащий сервитор, в десятке рядов поодаль. Машина медленно шаркала по полу, согнувшись в три погибели под грудой отобранных книг.

Катехизисы Вея указывали верный путь. Он нашёл центр библиотеки, нексус, к которому сходились стеллажи. Узкое кольцо из кафедр, когитаторов и инфо-узлов с покрытыми толстым слоем пыли экранами. В его центре стояла статуя — фигура в плаще, её голова опущена, а черты лица теряются в глубине искусно выточенного капюшона. Император Человечества, в Своей ипостаси Хранителя Знаний. У ног статуи начиналась чёрная, железная лестница, ведущая в темноту.

За кафедрами и когитаторами тоже стояли библиогносты, нарушая тишину лишь шуршанием перьев и сухим клацаньем кнопок. Они занимались каталогизацией, переписью, переводом и научными изысканиями, следуя поручениям орденских библиариев или Инквизиции. Вей прошёл дальше к витой лестнице, и никто из них даже не поднял головы.

Он начал спуск вниз, под взглядом Императора. Изгибающиеся, крутые ступени вели его вниз, вниз, в место, носившее имя Крипта.

Крипта располагалась прямо под основным библиариумом. Она была меньше главных чертогов, но всё ещё просторна и с высокими сводами. Здесь содержались наиболее ужасающие труды, причем не только тексты, но и артефакты — всевозможные украшения и реликвии, от черепов и высушенных, сморщенных голов, до причудливых кристаллов, мечей и кинжалов, кубков, колод таро, зеркал и иных мистических предметов быта. Экзорцисты осознавали как мощь этих объектов, так и их опасность.

В самом низу лестницы, Вея взял на прицел ещё один боевой сервитор, но всё же позволил ему пройти. Откуда-то внезапно повеяло зловещим холодком, и библиарий почувствовал психическую тягу рун-оберегов, которыми были испещрены окружающие его каменные стены.

Он вошёл в Крипту и принялся изучать полки. Стоящие на них книги были скованы и опутаны цепями, словно дикие звери, а доступ к каждой полке закрывали либо железные прутья, либо целые пластины армированного стекла. На каждой стеклянной дверце виднелись отпечатки когтистых лап и следы глубоких царапин. Все они находились изнутри.

Вей знал эти полки, знал то проклятое бремя, что они несли в себе. Он уловил нечто вроде тихого шёпота, шелестевшего среди стеллажей, но пропустил его мимо ушей. Он миновал Шестнадцатый катехизис Красного Святого Офидии, личный дневник лорда-командующего Эльгора Фауста, Лемегетон Профундис Актора Крелла, а также первый и третий свитки Дидактики Клепаса. Между последним свитком Дидактики и Откровениями Рубериков он нашёл то, что искал.

Послышался скрежет ржавого металла, и к нему подошёл сервитор. Библиогностам доступ в Крипту был закрыт. Этой частью библиариума заведовали исключительно сервиторы. Зачастую, здесь также присутствовали один-двое братьев Вея, но на данный момент, они с Дормаром были единственными библиариями в Базилике Малифекс — бремя недавних войн заставило орден растянуть свои силы.

Вей воспользовался своим генетическим слепком, чтобы разблокировать стеклянную дверцу и снять оковы с искомого тома. Затем, он отошёл в сторону и позволил сервитору достать книгу с полки. Предплечья существу заменяли грубые аугметические протезы, обмотанные печатями чистоты и литаниями из Либер Экзорцизмус. Взаимодействие с подобными книгами было его единственной функцией.

После пары неудачных попыток, ему, наконец, удалось ухватить книгу своими клещами, снять её с полки и перенести на ближайший стол для чтения. Вей настороженно следил за книгой, обложка которой до сих пор была скована цепями. Название гласило: Демонархия Клавикулус. Это был наиболее полный список нерождённых в распоряжении ордена. Его составляли на протяжении четырёх тысячелетий, и в него вносились не только обычные имена — а иногда, даже Истинные имена — терзающих человечество отродий варпа, но также все их титулы, звания и наречения, а сверх того — место в отвратительной иерархии эмпирей. Это было одновременно и ценнейшим, и опаснейшим оружием в арсенале Экзорцистов, и лишь самые безвыходные ситуации могли оправдать необходимость его зла.

Стол для чтения располагался под большой люменосферой, проливавшей на него свой болезненно-жёлтый свет. Её нижняя половина была запачкана копотью, скопившейся там за многие тысячелетия. Сам стол покрывали вырезанные в его поверхности гексаграмматические руны и названия Семи Планетарных Талисманов, наряду с пятью вариантами Сигилус Император Эмат, Печати Истины Императора. Вей предпочёл бы пустить в ход побольше мистических инструментов — свой чёрно-красный Жезл Эла и чашу для заклинаний. Для надлежащего чтения, ему стоило бы окропить себя святой кислотной водой из окружающих Базилику Малифекс болот, или нанести на тело руны-пентакли золой, взятой из Вечного Костра, что пылал на вершине крепости-монастыря. Но на всё это у него не было времени. Вей имел немалый опыт в оккультных практиках искусства, что орден называл гоэтией — чёрной магии и демонологии. Если он не поспешит, времени совсем не останется.

Сервитор удалился, и Вей склонился над книгой. Ему понадобилось мгновение, чтобы обрести сосредоточенность. Он коснулся двумя пальцами лба, и затем разомкнул цепи.

Реакция не заставила себя ждать. Прежде чем он успел коснуться обложки, Демонархия с чудовищным грохотом распахнулась. В тот же самый миг, люмен над головой библиария мигнул и погас.

Тело Вея рефлекторно пришло в боевую готовность. Он услышал жужжание неподалёку — сервитор. Шёпот, что он проигнорировал ранее, вернулся, царапая границы его слуха. Ладони Вея сжались в кулаки и он развернулся вполоборота, выискивая врага, которого — как он прекрасно знал — там не было. Библиарию не терпелось ощутить в ладони рукоять Керувима, своего психосилового меча.

Люмен снова загорелся. Перед Веем лежало раскрытое проклятие — Демонархия. Тьма свернулась кольцами под освежёванной кожей её страниц. Ведьмовскому зрению Вея она представлялась физической порчей, которая истекала из книги и скреблась по оберегам стола, словно пытаясь добраться до него.

Но в нём она не нашла бы благодатной почвы. Его душа была каменистой залежью, где не смог бы прижиться даже самый подлый и сильный росток зла.

Сервитор обернулся и вперил в него мутный, но от того не менее бдительный органический глаз.

Вей несколько мгновений смотрел на него в ответ, затем медленно развернулся обратно к книге. Его двойные сердца громко колотились. Он наклонился вперёд и заставил себя читать богохульные имена и титулы, выведенные кровью по древней коже, непрерывно бормоча повелительные катехизисы, чтобы пригвоздить каждое извивающееся слово к своему месту.

Красный Маршал, формально — Сенешаль Костяной Крепости и Сторож Кровавых Гончих Карнуса и Бойни. На Араве Прайм известен как Алое Возмездие, на Антраксусе VI — как Полководец Полководцев, в секторе Игнациус — как Барон-Мясник. Потерпев сокрушительное поражение на Фидеме IV, он стал именоваться Кейдусом, согласно примитивному языку смертных.

Сервитор бросился на него, но Вей подсознательно был готов к этому. Он перехватил неуклюжий выпад клешней, крутанулся и схватил голову машины одной рукой, одновременно с этим встав между нею и книгой. Вей сломал сервитору череп, перед этим убедившись, что хлынувшие из разорванной плоти и сломанных механизмов кровь и смазка не попадут на Демонархию. Коснувшись проклятых страниц, кровь могла высвободить нечто такое, к борьбе с чем Вей не был готов.

Сервитор застыл и обмяк, тихий и мёртвый. Вей бросил его на пол и вернулся к книге.

— Он вернулся, — произнёс чей-то голос.

В тенях среди книжных стеллажей, напротив стола, стояла какая-то фигура. Вей понял, что смотрит в лицо смерти.

Он догадался, что Зайду последовал за ним.

Библиарий не стал утруждать себя вопросами о том, как лейтенант-подаятель смог попасть в Крипту. Несмотря на то, как тщательно Экзорцисты оберегали знания от посторонних, любой, имеющий отношение к сложной руководящей структуры ордена — будь то Двенадцатикратное Командование, Синод Четырёх или Малый Синод Сорока Восьми — имел доступ в библиариум. Присутствие здесь Зайду, как недавно вошедшего в состав третьего органа, не воспрещалось. Вея покоробило лишь то, что Палач Грехов шёл за ним по пятам, и делал это так, что библиарий не ощутил его присутствия.

— Да, он вернулся, — сказал Вей, заставив себя ответить прямо и говорить правду, несмотря на всю неохоту.

Зайду никак не отреагировал на подтверждение своих слов — лишь немного помедлил, прежде чем продолжить.

— Тогда он направляется на Фидем IV.

— Весьма вероятно.

— Командование ордена в курсе?

— Не знаю. Я ещё не дошёл до Дорнмара. Хотел проверить перипетии судьбы тут, прежде чем поговорить с ним. Но если дела обстоят так, как мы оба боимся, то я наделён полномочиями действовать незамедлительно.

— И как же именно ты собираешься действовать, о, просветлённый брат?

Вей перевёл дыхание и пригвоздил Зайду к месту взглядом, после чего заговорил вновь.

— Ты подготовишь своих Разрушителей Чар, и к одиннадцатой склянке взойдёшь на борт «Ведьмодава».

— Есть какой-нибудь пакет с инструкциями? Гипноданные для путешествия?

— Всё будет готово к моменту погрузки. Я составлю инструктаж сразу же, как только получу доклад астропатов.

Зайду кивнул. Вей знал, что с лейтенантом-подаятелем нужно быть не менее осторожным, чем с Демонархией. Он напоминал острый, обнажённый клинок — смертоносный при должном использовании, но в слабой руке мог ранить собственного владельца. Вей решил, что лучше будет надавить на него сейчас, нежели позднее. Чтобы использовать Зайду правильно, ему требовалась крепкая, надёжная хватка.

— Разрушители Чар будут готовы в такой короткий срок? — спросил он.

— Да, — ответил Зайду.

Вей ощутил, как его чувства обострились до нежелательного уровня, напомнив ему о собственных обрядах посвящения, проходивших давным-давно. Похожее возбуждение испытывали все космодесантники перед тем, как вступить в бой, мощный всплеск гормонов и стимуляторов. Но это было нечто большее, нечто поистине хищное и первобытное. Он почувствовал во рту сладковатый привкус и сглотнул. Прощальный подарок от Амазарака — и его проклятие.

Зайду только что сказал ему полуправду.

— А ты сам будешь готов, Палач Грехов? — продолжал давить Вей, не останавливаясь, чтобы указать на неправду.

— Да, — повторил лейтенант.

Ещё более резкое обострение, более насыщенная сладость во рту. На этот раз, откровенная ложь. Вей слышал биение сердец Зайду — они оба работали, как и у него самого — и видел капли пота, стекающие по испещрённому шрамами лбу. Его пальцам не терпелось схватить Керувим.

— Ты врёшь, — сказал Вей лейтенанту. — Я чувствую вкус твоей лжи.

— Ты задаёшь пространные вопросы, — ледяным тоном ответил Зайду, по-прежнему держась в тенях. Его полумаска-череп скалилась на библиария. — Если тебе нужна правда, будь конкретнее.

Вей холодно улыбнулся. Это было куда больше похоже на того Даггана Зайду, которого он знал с того самого злосчастного дня, когда самолично протащил будущего лейтенанта сквозь кровь, сломанные кости и обгорелую плоть обрядов посвящения. Обнажённый клинок, молниеносный и острый. Палач Грехов, чемпион ордена, охотник на демонов, безжалостный, беспощадный, бескомпромиссный.

— Кейдус — твой Не-брат, — сказал Вей, атакуя Зайду в лоб, как он всегда любил. — Во время посвящения в орден, твоим телом завладел именно он. Именно он делил с тобой плоть. Именно его ты, на моих глазах, вырвал из себя и низверг обратно в варп.

— Очевидно, низверг недостаточно глубоко, — ответил Зайду, его голос мгновенно ожесточился. — Как так вышло, что ему позволили вернуться и заразить нового кандидата настолько быстро?

— По этому делу ещё предстоит провести расследование, — заверил его Вей. — Однако сейчас, сильнее всего меня беспокоит не это.

— Сильнее всего тебя беспокоит то, кем я стану для тебя — силой или слабостью, — с привычной прямолинейностью закончил за него Зайду.

— Верно. Даже после изгнания, наша связь с Не-братьями остаётся сильной. Теперь, когда Кейдус на свободе, её влияние станет ещё очевиднее. Скажи, зачем ты пошёл за мной сюда?

— У меня возникло чувство, словно что-то зовёт меня, — ответил Зайду. — Что-то в моей крови. И что-то снаружи. Не обычные отголоски, а…

— Шёпот, — догадался Вей.

— Ты тоже его слышал? — резко спросил Зайду.

— Я слышу многое, Палач Грехов, а вижу ещё больше, — ответил Вей, воспользовавшись проверенным временем мистицизмом библиариума.

— Расскажи мне ещё раз о своём видении. О том, которое настигло тебя в псайканиуме. Это случилось впервые после возвращения с Деметра?

— Да. Воин, подобный нам, Адептус Астартес, облачённый в жёлто-золотое сияние, сражается с нерождённым Кровавого бога среди гигантских развалин. Этот демон — Кейдус. Воин побеждает его и изгоняет куда-то за пределы человеческого понимания.

— И ты до сих пор веришь, что этот воин — ты, — спросил Вей.

— С самого посвящения, этот образ видел лишь я, и никто иной, — ответил Зайду. — Иногда я наблюдаю за битвой со стороны, но куда чаще — глазами золотого воина. Я всегда знал, что моё предназначение — уничтожить Кейдуса в материальной вселенной. Тот факт, что он вернулся к ордену и вырвался на свободу, а также то, что я готов к охоте на него, лишь подтверждает мои слова. Тебе не хуже меня известно, Пожиратель Лжи, что когда дело касается варпа, случайности не случайны.

— Это правда, — согласился Вей, оставив при себе своё мнение насчёт видения Зайду. — Но тебе также стоит знать, что эта охота станет для тебя испытанием. И ему подвергнутся не только твои боевые навыки и искусство владения этими кинжалами. Все наши Не-братья ненавидят нас. Кейдус попытается воспользоваться теми кусочками себя, что оставил в твоей душе, и сокрушить тебя всеми мыслимыми способами.

— В итоге, тем, кого сокрушат, станет он сам. Я вышвырну Красного Маршала так далеко в варп, что он никогда не сможет вновь угрожать царству Императора, — прорычал Зайду. — Я готов принести тебе Обет Проклятия, прямо здесь и сейчас.

— В этом нет нужды, — ответил Вей и поднял руку, чтобы утихомирить своего младшего брата. Он и так продавил его достаточно сильно, на первое время.

— И буду с тобой честен, во всём ордене не найдётся никого, кого я предпочёл бы видеть рядом в таком жизненно важном деле сильнее, чем тебя. Ты никогда не подводил нас прежде, Палач Грехов, как и Разрушители Чар. Я не думаю, что что-то изменится.

— Не изменится, — согласился Зайду. — С твоего позволения, брат-библиарий, я пойду и подготовлю их.

Вей отпустил Зайду. Лишь когда тот ушёл, библиарий захлопнул Демонархию и обмотал её цепями из пси-умерщвлённой стали, не забывая рычать необходимый Связующий обет. Книга дрожала и дёргалась у него в руках, словно дикий зверь в хватке укротителя.

Случайности не случайны. Он услышал звон тяжёлого колокола, доносившийся откуда-то сверху. Его голос был единственным звуком снаружи, что мог раздаваться в стенах библиариума. Восьмая дневная склянка, понял Вей. Экспульсиарс.

Время по-прежнему утекало сквозь пальцы.

Он поспешил к астропатическому ретранслятору.

Глава II: Посёлок Пилигримов

У Джаир кончились лазерные заряды, что означало её наверняка стопроцентную гибель.

Она отказывалась принять это. Она по-прежнему говорила своему брату держаться, не сдаваться, и вовсе не хотела выглядеть лицемеркой.

Волопас набросился на неё с заточенной лопатой. Джаир действовала рефлекторно и сумела перехватить его запястье прежде, чем он как следует замахнулся. Противник сделал то же самое с её рукой, в которой лежал нож, и они принялись бороться, врезавшись в простреленный корпус кухонной плиты. Старые сковородки с грохотом посыпались на пол, и Джаир удалось наступить волопасу на голую, пыльную ногу. Этого оказалось достаточно, чтобы она смогла высвободить своё оружие.

Она проткнула штыком изодранный плащ-кепе и ощутила, как его острие отскочило от ребра и скользнуло куда-то вглубь грудной клетки. В адреналиновой ярости она вырвала штык и вонзила его снова, и снова, рыча и плюясь слюной в худое, бородатое лицо.

Силы покинули волопаса. Он повалился на плиту, лопата выскользнула из его пальцев.

Но времени смаковать победу у неё не было. Она вновь рявкнула на своего брата, Трекса, который лежал возле дальней стены полуразрушенной кухни.

— Будь со мной!

Лицо Трекса приобрело мертвенно-бледный цвет, резко контрастируя с ярко-красной кровью, залившей его руки и штаны. Джаир знала, что он уже мёртв, но всё ещё боролась за жизнь брата. Она попросту не могла отпустить его, только не сейчас.

Женщина-гвардеец наклонилась и обшарила тело волопаса в поисках запасных лаз-ячеек, но прежде чем она успела что-нибудь найти, в дверь вломились очередные гости. Двое еретиков были закутаны в характерные для своего культа кепе — покрытые заплатками плащи, наброшенные на плечи и резко контрастирующие с украденной одеждой и флак-жилетами. Один из них даже раздобыл себе шлем Милитарума, пробитый лазерным лучом в области виска. Вероятно, именно он и убил предыдущего владельца. Ни тот, ни другой не имели при себе огнестрельного оружия.

Пожалуй, это было единственной хорошей новостью. Со звериным рыком, Джаир прыгнула на них, пытаясь свалить первого до того, как он уступит место второму и позволит ему полностью войти в хибару. В руках у мужчины был лишь отрезок водопроводной трубы, но запёкшаяся на его конце старая кровь красноречиво указывала на смертоносную эффективность этого примитивного оружия.

Он отбил выпад Джаир и встретил её атаку. Еретик захрипел — бронированный наплечник женщины вошёл ему в живот. Однако он не поддался, неуклюже колотя трубой по другому наплечнику и навалившись на неё в ответ. Это был здоровый, мощный громила, от него несло застарелым потом, шерстью и салом. Голые предплечья покрывали примитивные татуировки. Даже от мимолётного взгляда на них, Джаир затошнило.

Он отшвырнул её от себя, в то время как второй культист смог протиснуться внутрь, чтобы броситься на женщину с топором. Джаир споткнулась о тело предыдущего противника, и волопас промазал, лязгнув оружием по плите. Пытаясь восстановить равновесие, одновременно не потеряв штык, Джаир поняла, что скорее всего умрёт.

Именно в тот самый миг, передняя стена хижины взорвалась по направлению внутрь. Джаир отлетела в сторону, вместе с обрывками картона и кусками гофрированного железа. Она шлёпнулась рядом со свои братом, и почти мгновенно вскочила на ноги, сжимая штык и оскалив зубы, движимая маниакальным отчаянием боя.

Джаир остановилась. Изначально она решила, что в хижину попала граната. Теперь она поняла, что дело было вовсе не в этом.

За три секунды, или около того, пока Джаир поднималась на ноги, снёсший половину её жилища гигант уже убил одного из волопасов. Он отрубил ему голову, причём с такой силой, что та улетела вправо, отскочила от стены и влажно шлёпнулась на плиту. Уже на глазах застывшей от изумления Джаир, великан одной могучей перчаткой обхватил голову второго еретика.

На нём был шлем, но это не имело большого значения. Послышалось тихое жужжание, за которым последовал мерзкий хруст — гигант сжал пальцы. Деформированный шлем вмялся внутрь, словно перезрелый фрукт. Затем, пришла очередь черепа — металл шлема вдавился в него под множеством разных углов. Немного побрыкавшись без малейших успехов, волопас обмяк. Кровь и мозги медленно стекали по остаткам его лица.

Гигант разжал руку, дав телу упасть. Джаир тоже повалилась на пол. Силы, что давал ей выброс адреналина, покинули её, и она осталась на коленях, глядя снизу вверх на этого монстра. От сырой энергии, струящейся по доспехам гиганта, у неё заныли зубы.

В нём было не меньше двух с половиной метров роста, и он не смог бы толком выпрямиться, стоя у неё в хижине, если бы перед этим не разнёс её в хлам. Тело чудовища скрывала броня насыщенно-красного цвета, её поверхность испещряли длинные ряды проклятых мистических рун. Вокруг наручей были обмотаны длинные ленты пергамента, исписанные неестественными символами. В одном кулаке он обратным хватом сжимал боевой нож, длиной с руку Джаир. С лезвия ещё капала кровь обезглавленного волопаса. Другой, похожий нож, висел у него на бедре, рядом с самым большим болтером, какой только Джаир доводилось видеть. Голова великана была оголена, плотную кожу крест-накрест пересекали множество шрамов, а на лбу стояло клеймо в виде ещё одной мерзкой руны. Но самый сильный ужас на неё наводила его маска, прикрывающая нижнюю половину лица и выполненная в форме костяной челюсти демона. Она злобно щерилась, оскалив клыки.

Джаир знала, что то были смерть и проклятие, облекшиеся в плоть и явившиеся за её телом и душой.

Как и большинство других гвардейцев, она лишь фыркала при упоминании слухов о присутствии на Фидеме IV еретиков-астартес — безусловно, даже малейшее предположение хотя бы о самом их существовании немедленно закончилось бы смертным приговором, узнай об этом кто-то из комиссаров. И всё же, многие утверждали, что видели гигантских воинов в кроваво-красных доспехах, украшенных богохульными письменами, которые безо всякой жалости гнали свою еретическую паству в бой, а иногда даже возглавляли её на передовой. За каждым их появлением следовала бойня. Один капрал из 43-го Вендоландского рассказал Джаир, что всех выживших потом немедленно казнили по приказу высшего командования, чтобы предотвратить подрыв боевого духа.

В целом, Джаир понимала причину. Война на Фидеме IV и так превратилась в кошмарную драку голыми кулаками и сломанными ножами, переплюнув даже их последнюю кампанию против орков на Артемисе. Лично для себя, она давно смирилась с тем, что большинство из них — а возможно и все — умрут на этой планете, и их тела станут новым слоем её опалённой войной земли, благодаря которой, собственно, этот мир и считался святым.

Но теперь, когда смерть внезапно оказалась совсем рядом, Джаир обнаружила, что просто принять её довольно тяжело. Она уронила штык и, не успев схватить висящий под бронежилетом символ аквилы, вместо этого стукнула рукой по такому же орлу, выбитому на левой стороне нагрудника. Она не могла придумать никакого иного способа защититься от этого еретика, кроме как молить о пощаде. В тот миг она позабыла обо всём — о своей гордости, о вере, и даже о любимом брате, лежащем мёртвым у её ног.

— Прошу, — сумела выдавить из себя она хриплым, надтреснутым голосом. — Прошу, не убивайте меня.

Гигант посмотрел на неё сверху вниз, и она встретила взгляд его карих глаз, настолько тёмных, что они казались почти что чёрными. Оскал демонического черепа лишь подчёркивал их нечеловечность. Последовал странный, краткий миг тишины. Затем, великан внезапно развернулся.

Он ушёл, не сказав ни слова, выйдя навстречу яркому солнечному свету. Он исчез вот так просто, оставив Джаир на коленях в луже крови — трясущуюся от страха, но живую.

— Любопытно, — пробормотал Зайду, вновь отправляясь в путь по заросшей тропинке, заменявшей собой дорогу в этом лачужном посёлке.

— Что именно? — протрещал у него в ухе голос Вея.

— Солдат Астра Милитарум. Она только что умоляла меня не убивать её.

— Неудивительно, — отметил Вей с долей юмора. — Нам известно, что на этом мире действуют отродья Лоргара. Обычный гвардеец в пылу боя легко может спутать нас с врагом.

— Вот уж навряд ли, — скептически ответил Зайду. Его передёрнуло от самой мысли об этом.

— В любом случае, стоит учитывать, что нас могут принять за еретиков.

Зайду ускорил шаг, позабыв об оставленной позади женщине. Улица была настолько узкой, что он едва мог спускаться по ней, не сшибая плечами дверные косяки и не соскребая штукатурку со стен. Его ботинки шлёпали по мокрой грязи, оставляя чёткий след. Ему пришлось пригнуться на ходу, избегая встречи с оборванными кабелями, пересекающими дорогу крест-накрест.

Неподалёку залаял автомат, в ответ ему раздался грохот тяжёлого стаббера. Зайду не замедлился и не сменил направление. Каждая улица звенела от какофонии войны. Еретики напирали, и Астра Милитарум давили на них в ответ. И посреди всего этого вёл свою одинокую охоту Зайду, осознавая, что на самом деле должен вести за собой людей.

Трущобы носили название Посёлок Пилигримов, и это был жалкий муравейник, состоящий из брошенных типовых хибар и лачуг, сгруппированных и выстроенных по всем архитектурным канонам выброшенного на берег мусора. Повсюду возвышались многочисленные этажи, наросшие друг на друга со временем слои металлолома, переработанной целлюлозы и любого иного мусора, на который только смогли наложить лапы местные попрошайки. Они окружили собой башню Преторианца, духовный центр храмового мира Фидем IV. Спустя почти четыре тысячи лет паломничеств, сборище лачуг превратилось в настоящие фавелы.

Согласно инструкциям, которые Зайду выучил перед высадкой, а также в соответствии с гипно-эйдетическим программированием, которое начало срабатывать при получении им соответствующих стимулов, большая часть Посёлка Пилигримов была выстроена на месте древнего поля битвы. По правде говоря, так было почти со всей населённой поверхностью планеты, поскольку именно война подарила Фидему IV его статус, война, которая сделала его святым. Зайду не стал останавливаться, чтобы поразмыслить над этой иронией.

— Ты отвлекаешься, Палач Грехов, — поделился своим наблюдением Вей.

— Я знаю, — коротко ответил Зайду. Как бы сильно он ни уважал библиария авангарда, у него не было времени на очередную лекцию. Добыча была близко. Он чувствовал это.

— Проклятие ждёт всех нас, — процитировал он известный катехизис ордена. — Но сегодня я найду его раньше, чем оно меня.

След Кейдуса вёл сюда, и они прошли по нему на борту ударного крейсера «Ведьмодав». Они обнаружили заражённый демоном корабль, «Удел непокорства», дрейфующим на низкой орбите Фидема IV. Изнутри он напоминал скотобойню. Выживших не осталось. Однако, отсутствие одной спасательной капсулы, а также отчёты о недавней аварийной посадке на поверхность планеты подтвердили, что след ещё не остыл.

Рядом что-то взорвалось, и здания вокруг Зайду затряслись, громыхая ржавыми крышами и старыми панелями. Судя по направлению и звуку взрыва, это была имперская артиллерия среднего калибра, которая сильно мазала мимо цели. Запад и восток находились под непрерывным обстрелом, но он специально попросил, чтобы гвардия не трогала коридор, ведущий на север. Поддержка артиллерии могла стать серьёзным подспорьем, но времени устанавливать соответствующий контакт с местными подразделениями Астра Милитарум не было — во всяком случае, его было недостаточно, чтобы он мог не беспокоиться о том, что артиллеристы случайно накроют ударную группу Экзорцистов. Или, если верить последним словам Вея, намеренно.

Экзорцисты наладили минимальную связь с имперскими силами, уже сражающимися на Фидеме IV. Прошло уже больше года с тех пор, как силы Архиврага вырвались из пасти Цикатрикс Маледиктум и вновь превратили храмовый мир в мир войны. Зайду прибыл сюда не для того, чтобы склонить чашу весов в пользу лоялистов — этот факт он первым делом прояснил для высшего командования гвардии, сразу же, как только «Ведьмодав» вошёл в систему.

Он добрался до конца улицы и остановился, чтобы оценить обстановку. Несмотря на показания авточувств, выводившиеся на дисплей наруча, и даже полагаясь на встроенный ауспик, ему было нелегко ориентироваться в перипетии аллей и перекрёстков северных окраин Посёлка Пилигримов. Вот почему он отделился от остальных Разрушителей Чар, покинув даже своё прежнее братство, ныне ставшее отделением Беллоха. Они увязли в волне наступления еретиков. Прежде чем получить в распоряжение ударную группу, Зайду был сержантом головорезов. Он знал, когда лучше всего ускользнуть и отыскать собственный путь.

Согласно показаниям наруча, его цель — место крушения спасательной капсулы, отмеченное сканерами «Ведьмодава» — находилось всего в четырёхстах метрах к северу. К сожалению, эта улица вела его сперва на восток, затем снова на запад, и лишь потом поворачивала в нужном направлении. Но был и другой выход.

Он чувствовал, что Кейдус уходит. Это бесило его так сильно, что изодранные края его души принялись тлеть. Бегло оценив структурную целостность зданий напротив, он пришёл к выводу, что путь напрямик — лучший вариант из возможных.

Он проломил картонную стену первой хибары, выставив вперёд левый наплечник и предплечье. В этот раз, жилище оказалось пустым — жители Посёлка Пилигримов давно либо погибли, либо сбежали, либо попали в рабство. Зайду предположил, что находится как раз между фронтом наступления еретиков и любыми резервами, которые могли идти им на подмогу. Ну, или же сержант-причетник Ану превзошёл сам себя, расчищая ему путь.

Отбросив всякую осторожность и скрытность, Зайду прошёл сквозь несколько последующих домов и вышел на другую аллею, бегущую с востока на запад, после чего проломил очередную стену. Низкосортные стройматериалы рассыпались перед ним, превращаясь в тянущийся за Экзорцистом след из разрушений. К тому времени, как Зайду вышел на улицу, ведущую прямо к месту крушения, он был весь покрыт слоем пыли, а его доспехи — усеяны царапинами, хоть и невредимы.

— Не стоит заходить так далеко одному, — произнёс у него в ухе Вей, словно голос его собственной совести.

Он не ответил. Он привык действовать по собственной инициативе, полагаться на собственную смекалку, собственные рефлексы и свои парные клинки. Вот что некогда сделало его подходящим для должности головореза, и вот что делало его подходящим теперь для звания лейтенанта-подаятеля Десятой роты Экзорцистов, элитной группы авангарда, которая шла вразрез с Кодексом Астартес, но отлично подходила для ордена, который высоко ценил преследование и полное истребление своих врагов. Зайду был Палачом Грехов и нёс на лбу Третью Метку Наставления. Он был боевым псом, выращенным, чтобы охотиться на врагов Императора, и он не успокоится, пока этот конкретный враг не будет усмирён и предан забвению.

Он уловил движение на крыше хижины слева от себя. Двое культистов, вооружённых лазвинтовками, перемещались по крышам трущоб, вероятно, рассчитывая занять выгодную позицию по прибытии на поле боя.

Одним плавным движением, Зайду отцепил и вскинул болт-карабин «Оккулус», но прежде, чем он успел выстрелить, верхняя половина тела первого культиста попросту взорвалась. Кровь и внутренности брызнули в разные стороны, а еретик позади него с изумлением уставился на возникшую в его теле дыру, размером с кулак.

Один выстрел, два трупа. Оба тела рухнули на улицу.

Зайду опустил карабин и пристегнул его обратно, так и не пустив оружие в ход.

— Я не один, — ответил он Вею.

Глава III: Шесть

Всего шесть еретиков шли за головой Ану.

Какое-то время он не обращал на них внимания. Совершенство требует полного средоточия. Он не мог вспомнить, было ли это его собственное высказывание, или одно из Ки’летовых, но конкретно сейчас это не имело значения. В любом случае, они зачастую были вовсе неразличимы.

Шесть шагов.

Он уловил движение на очередном участке разношёрстных крыш, в двух с половиной километрах от своей позиции на шпиле полуразрушенной церкви. Ану вновь подключил свои оптические очки к оккускопу винтовки, и парные машинные духи обоих устройств заработали вместе, обеспечивая его полным набором данных — дистанция, скорость и направление ветра, траектории движения, бронирование и возможные слабые места, температура, местный азимут, атмосферное давление и многое другое. Продвинутое вооружение обработало все эти сведения за долю секунды, и столь же быстро Ану смог принять их во внимание.

Его новыми целями стали трое очередных культистов, прыгающих по ржавым гофрированным крышам с кустарными автоматами в руках и замотанных в свои плащи волопасов. Если они повернут направо и спустятся на нижний уровень построек, то окажутся как раз за спиной у рвущегося на север лейтенанта.

Ану не мог этого допустить. Палач Грехов приближался к цели, и не имел права на задержку. Кроме того, Зайду состоял в Содружестве Элевсинских Мистерий, которое так же было одним из Молений Ану. И тот считал своим долгом защищать брата по содружеству.

Он сосредоточился на троице и сделал небольшую паузу, чтобы выровнять прицел. Утвердив ложе винтовки на ржавом парапете шпиля, он выпустил воздух из лёгких и движением века заблокировал сервомоторы брони, в своей неподвижности уподобившись могильным статуям, что украшали помещения Базилики Малифекс дома, на Изгнании.

Сорок пять шагов.

Ему всё ещё требовалось учитывать фактор малозаметного движения — не своего собственного, но вызванного покачиванием церковного шпиля. Позиция была откровенно не идеальной, но всё ещё лучшей во всей зоне боевого столкновения. Лишь увидев его, он сразу понял, что этот шпиль станет его домом до конца дня, если не дольше.

Он сделал поправку на три миллиметра вправо. Дул горячий, порывистый ветер, он вздымал облака пыли с крыш домов и трепал края хамелиолинового плаща и капюшона, скрывающих Ану от посторонних глаз. Он учёл и то, и другое.

Ану сделал выстрел, затем второй и третий. Три быстрых такта, отозвавшиеся знакомой, приглушённой отдачей снайперской болт-винтовки.

Ещё три убийства. Слишком просто. Здесь ему не достичь совершенства. Ану почувствовал нечто вроде разочарования.

Шесть еретиков по-прежнему шли за его головой.

Они громыхали по металлической лестнице шпиля, поднимаясь всё выше. Немногим ранее, Ану сам шёл этим же путём к выбранной позиции, и посчитал каждую ступеньку. Всего их было сто пять. Затем, он исключил из своего восприятия почти весь фоновый шум битвы, полыхавшей в предместьях Посёлка Пилигримов, и вместо этого сосредоточился на звуках, что доносились с лестницы у него за спиной. Он давно засёк культистов в главном здании церкви, и чуть позже услышал топот их ног, бегущих по лестнице прямо к нему. С той самой секунды он отслеживал их продвижение, не забывая одновременно с этим обеспечивать Зайду огневой поддержкой.

Двадцать пять шагов.

У него всё ещё было полно времени. Он ещё раз осмотрел крыши над головой Зайду, но там никого не было. Пока что. Перед его глазами раскинулись северные окраины Посёлка Пилигримов — путаные, смердящие трущобы, которые медленно жарились под безоблачным небом. Оптика Ану накладывала на весь этот пейзаж сетку всевозможных данных, от опознавательных меток его боевых братьев до параболических траекторий обстрела как имперской артиллерии, так и орудий Архиврага, которые продолжали перемалывать соседние районы.

Он знал, что внизу, на земле, его братья занимались тяжёлой, выматывающей работой среди узких, заваленных мусором улочек и жалких лачуг, доверху набитых еретиками. Однако здесь, наверху, Ану правил безраздельно. Он следил за крышами с той самой минуты, как Зайду отделили его от остальных Разрушителей Чар и назначил наблюдателем. Ничему здесь не дозволялось жить без его разрешения.

И всё же, еретики пытались. Он заметил силуэт на северо-востоке, который внезапно появился на балконе покосившей типовой многоэтажки. Судя по всему, человек осматривал местность через магнокуляры. Ану предположил, что это корректировщик вражеской артиллерии. И он не мог позволить ему находиться в его боевой зоне.

Десять шагов.

Цель находилась прямо на границе эффективной дистанции стрельбы. Эффективной для большинства стрелков, во всяком случае. Ану заставил себя сделать выстрел, забрать жизнь, несмотря на поджимающее время.

Сервоприводы заблокировались. Прицельные приспособления сошлись. Небольшая поправка, затем ещё один толчок отдачи, которую заглушили компенсаторы болт-винтовки. Краткий миг тишины, пока снаряд летит к цели — и стена за спиной корректировщика окрасилась в алый.

Пять шагов.

Время вышло. Он позволил себе паузу, чтобы перенастроиться. В ближнем бою он убивал столь же легко, как и в дальнем, но это требовало совершенно иного подхода. Прицельная точность уступала место чему-то более инстинктивному, более первобытному.

Три шага.

Он отложил винтовку, встал на ноги и поднял очки на лоб, зачесав ими полоску длинных белых волос, бегущую посередине его выбритой головы.

Два шага.

Он отстегнул с пояса болт пистолет и боевой нож.

Один.

С трудом переводя дыхание, первый еретик взобрался по лестнице, и его голова тут же взорвалась от попадания одного-единственного снаряда. Ану гордился тем, что в ближнем бою убивал столь же стремительно и надёжно, как и на дальней дистанции.

Он не собирался давать еретикам возможность подняться к нему, только не когда они привлекли всё его внимание. Ану ринулся вниз по лестнице им навстречу.

Он застрелил второго и третьего волопаса в упор, подойдя так близко, что дульные вспышки пистолета подожгли их плащи. Четвёртый попытался было закричать, но крик умер у него в груди вместе с ним самим, когда нож скользнул через глазницу ему в череп. Прежде чем пятый осознал, что сверху на него летит тёмно-красное чудовище в капюшоне, содержимое его грудной клетки вывалилось на пол. Шестой успел зажать спуск и дать очередь твердотельных снарядов, которые бессильно срикошетили от нагрудника Ану.

Устранитель пинком сбросил горящие, окровавленные останки первых пяти еретиков вниз по лестнице, параллельно с этим держа шестого за горло. Он взбежал вместе с ним обратно на свой насест и швырнул орущего человека через парапет, после чего подхватил оставленную у стены винтовку и вновь занял снайперскую позицию. Как он и боялся, на крышах появились ещё две фигуры, пытающиеся добраться до Зайду. За те шесть секунд, что его не было, один из них успел выстрелить в лейтенанта.

Ану убил их обоих. Его сверхъестественный слух, усиленный стимуляторами до невероятной остроты, уловил звук ломающихся костей — сброшенный им за перила еретик достиг земли одновременно со вторым выстрелом.

Он позволил себе расслабиться. Ки’лет непременно поиздевался бы над ним за это, и поэтому он лишний раз порадовался тому, что вырвал воющего нерождённого Слаанеш из своей души и швырнул обратно в имматериум в тот самый день, когда стал Экзорцистом. Тварь постоянно говорила с ним о поиске совершенства, но сама оказалась не в состоянии оценить уравновешенность, необходимую для его достижения.

— Какие-то проблемы? — спросил его по воксу Зайду.

— Нет, брат мой, — ответил Ану, ощущая на языке горечь разочарования. — Веду наблюдение.

Несмотря на все его усилия и скорость, Зайду всё же заметил краткое отсутствие его поддержки. Ану вздохнул. Он по-прежнему был так далёк от совершенства.

Торрин Вей находился в одиночестве среди воинов Архиврага.

Никто из них не попытался напасть на него, даже те, кто находился на расстоянии вытянутой руки. Вей стоял неподвижно, натянув на голову капюшон камуфляжного плаща и оставив Керувим и болт-пистолет на поясе. Ему не нравилось чувство обнажённой стали в руке, когда он вёл поиски.

Он медленно протянул руку к ближайшему еретику, вытянув средний и указательный пальцы. Это был высокий, поджарый мужчина, одетый в грязный шерстяной халат, тканевые штаны и обвешанный боевой разгрузкой. Его впалые щёки покрывала нечёсаная борода, а в глазах царила пустота. Он примостился на краю помятого металлического стола и возил грязной тряпкой по ложу древнего автомата, совершенно не глядя на Вея. Он ничем не прикрывал свою лысую голову, открыто демонстрируя нарисованные пеплом на коже символы. Вей предположил, что еретик пытался скопировать метки, которые увидел на доспехах своих повелителей, но выглядели они до боли детскими и неряшливыми.

Библиарий очень тихо пробормотал литанию сосредоточенности, чтобы не мешать работе еретика. Пока что. Снаружи доносился треск лазвинтовок и рёв болтеров, но внутри этой конкретной хижины царил покой. Вей намеревался оставить всё, как есть.

Он собрал своими мысли в тонкую иглу и медленно, прицельно запустил её в разум еретика. Он оказался по пояс в психической эссенции его души. Она была тёмной, холодной, с подводными течениями боли и отчаяния. Ничего питательного , ничего благотворного. Но Вея это нисколько не смутило. Это даже близко не могло сравниться с ужасами, таившимися в душах его боевых братьев.

Библиарий погрузил руки в мрачные глубины, отыскивая нужные воспоминания. Он ощутил во рту вкус сырого, подгнившего мяса и чёрствого хлеба, которые это жалкое создание съело на завтрак, услышал его дрожащий голос, возносящий молитвы равнодушным богам, прислушался к лидеру стада, который выкрикивал приказы на диалекте, некогда принадлежавшем агромирам Иренота, ныне извращённом Тёмным Наречием. Он испытал вторичную панику, страх, возбуждение битвы — эмоции, чуждые для космодесантника. А затем, ничего. Лишь тишина, спокойствие, абсолютно неестественные в пылу сражения.

Ничего полезного. Вей извлёк свою нематериальную сущность из психической жижи и переключился на следующего еретика.

Всего их было шестеро. Зайдя в хижину, Вей укрыл себя иллюзией, используя своё варповство, а затем распространил эту иллюзию так, чтобы она заполнила собой всё это убогое здание, и не менее убогое содержимое голов его жертв. И теперь, каждый из шестерых слуг Хаоса считал, будто он вернулся к себе домой — или что бы там ни заменяло им дом — после тяжёлого дня непрерывных боёв. Пришло время им насладиться единственным подобием отдыха, которое сулит им короткая и полная жестокости жизнь. А пока они ничего не подозревали и вели себя послушно, Вей переходил от одного к другому и просеивал их мысли в поисках любой зацепки о цели своей охоты.

Пока что ему не удавалось найти искомое. Они ничего не знали о месте крушения. Вей изо всех сил старался не пасть духом. Это всё равно не помогло бы.

Он обладал обширными психическими возможностями, но поддержание такой мощной иллюзии одновременно с дознанием — погружением в чужую душу с целью извлечь воспоминания и знания — давалось ему немалой ценой. Он уже чувствовал нарастающую в голове мигрень и знал, что если в скором времени не остановится, то почувствует вкус крови. И вот тогда всё станет по-настоящему опасно.

Он продолжил поиски. У Зайду были свои способы выследить цель, у него свои. Скоро они выяснят, чьи эффективнее.

Следующий еретик был волопасом, одним из настоящих бойцов культа, а не лаз-мясом, из которого состояла основная армия. Его душа сильно отличалась от предыдущей, хотя и в ней почти не было огня. Гордость, самоотверженность. Признаки воина. Вей погрузился немного глубже, чем раньше, и обнаружил главный источник этой гордости.

Шесть дней назад, еретику довелось узреть одного из богов, которым тот поклонялся. Гиганта в тёмно-красной броне, увешанной чёрными писаниями, окутанной тенью и ненавистью. Несмотря на то, что его собственной душе было непросто испытать какие-либо чувства, Вей ощутил краткий всплеск отвращения.

Доклады говорили правду. На Фидем IV прибыли Несущие Слово.

Полезное подтверждение, но всё же, Вей искал не это.

Как только он покинул голову волопаса, с улицы раздалась автоматная очередь. Несколько еретиков дёрнулись, и Вею пришлось постараться, чтобы удержать их в коллективной иллюзии. Экран наруча показал ему, что в дверь вот-вот зайдёт адепт спирали Гела. У библиария мелькнула мысль отогнать его, но он решил, что пора было двигаться дальше. Эти конкретные пленники не принесли никакой пользы.

Гела перекатился через порог и вскинул болт-пистолет, однако увидел, чем занимается Вей. Библиарий быстро переходил от одного еретика к другому, поочерёдно прикладывая к их вискам средние и указательные пальцы обеих рук. Генерируя психический импульс, он посылал в мозг жертвы серию быстрых, смертельных инсультов. Один за другим, предатели безмолвно валились на пол, дёргались в спазмах, после чего затихали. Всё было кончено за считанные секунды.

— Просвещённый брат, — сказал Гела, приветствуя его.

— Брат-медик, — ответил Вей, чувствуя, как головная боль начинает рассасываться. — На улице чисто?

— Да. Сержант-подаятель Хаад продвигается вперёд.

Вей ощущал, как Геле не терпится спросить о его собственных успехах, но не хочет показаться невежей — особенно в глазах того, кто не принадлежал ни к Разрушителям Чар, ни к любому из Молений, в которых состоял сам Гела.

— Дознание не принесло плодов, — признался Вей, избавив его от дискомфорта. — Если не считать того, что присутствие Экскоммуникат Трейторис, в итоге, подтвердилось.

— Лейтенант-подаятель уже рядом с местом крушения, — заметил Гела.

— Похоже на то, — согласился Вей, проверив положение Зайду на тактическом дисплее. Затем, он снова поднял глаза на адепта спирали. — Но он двигается безрассудно.

— Его желание уничтожить цель легко понять, — сказал Гела, слегка напрягшись.

Время словно замедлилось. Вей ощутил, как все его чувства обострились, как всё вокруг приобрело неестественную резкость. Одновременно с этим, во рту у него появился сладковатый привкус, который столь же быстро исчез.

Оба ощущения были хищными отголосками демона, который некогда, пусть и совсем недолго, обитал в его теле. Его истинное имя, которое Вей в итоге отыскал и крепко запомнил, почти не поддавалось произношению, но библиарию он представился как Амазарак. Этот слуга Перемен, наделённый серебряным языком, обладал способностью чувствовать ложь смертных. Вей унаследовал эту способность, и хоть он сомневался, что Гела только что солгал прямо ему в лицо, всё же адепт спирали сказал нечто, во что сам верил лишь отчасти.

Вей решил, что будет несправедливо давить на него. По своему опыту он знал, что сладость неправды быстро обращалась горечью.

— Отделение Беллоха недалеко от лейтенанта, — продолжал Гела. — А сержант-причетник Ану осуществляет наблюдение. Они никому не позволят причинить ему вред.

— И я не позволю, — ответил Вей. — Идём, брат. Нам пора.

Глава IV: Диссонанс

Разрушители Чар собрались на месте крушения.

Отделения инфильтраторов Эйтана и Хаада рассредоточились по периметру, а вернувшийся Ану и два его брата по отделению, Лакму и Думузи, обеспечивали им прикрытие. Зайду, Вей и головорезы Беллоха прочёсывали обломки.

Именно здесь рухнула спасательная капсула, покинувшая недра крейсера «Удел непокорства», пока тот стоял на якоре над Фидемом. Часть её отвалилась в момент входа в атмосферу, но основной отсек пропахал в окрестностях Посёлка Пилигримов уродливую борозду длиной в полкилометра, превратив в пыль бесчисленные хижины и пристройки. Обломки разлетелись широко и далеко, но очень скоро выяснилось, что основной цилиндр капсулы остался цел, и теперь был погребён в рыхлой земле на самом краю обугленного шрама.

Как Зайду и предполагал, его цели и след простыл. Он забрался в цилиндр, но внутри было пусто, а ремни безопасности выглядели нетронутыми. Лишь скопившаяся на дне вода, высотой по щиколотку, свидетельствовала о том, что тут кто-то находился.

— Растаявший лёд, — сообщил он, выбравшись наружу и приземлившись в грязь возле обломков. — До недавнего времени, внутри стоял мороз.

— Капсулу открыли изнутри, — добавил сержант-причетник Беллох, который стоял на шасси искорёженного корпуса капсулы прямо над головой Зайду, и внимательно разглядывал дверной люк. — А не разодрали снаружи.

— Кейдус скрылся, — заключил Зайду, глядя на Вея. — Он у еретиков?

— Я не знаю, — сознался Вей. Он снял капюшон, демонстрируя выбритую голову, испещрённую оккультными метками его Моления — Разрушенной Башни. — Инстинкты говорят мне, что нет, но это нам никак не поможет.

Зайду собрался с мыслями. На краткий миг, он почувствовал вспыхнувший в нём гнев, но тот очень быстро угас, снова обратившись в чёрное ничто. По правде говоря, лейтенант всегда боялся, что после того, как Сломленный достигнет поверхности планеты, он уже не сможет поймать его. Тем не менее, они шли за ним по пятам.

Ничто из этого не было предсказано — до тех пор, пока его не настигло видение в глубинах псайканиума. Ударная группа Разрушители Чар входила в состав Десятой роты Экзорцистов — состоящей полностью из элитных примарисов авангарда — и восстанавливалась на Изгнании после очищения Деметра. Эта долгая, изматывающая кампания стоила им практически двадцати процентов боевой мощи. Большинство Экзорцистов собирались провести несколько коротких недель в Базилике Малифекс, занимаясь починкой брони, пополнением боезапаса и заточкой боевых ножей, прежде чем вновь отправиться в бой. Кроме того, необходимо было также заняться набором новых рекрутов, работой в Залах Испытаний и обновлением братских уз в культах Молений. Однако вместо этого, спустя всего восемь дней, они получили сообщение об инциденте возле Нигде.

В некотором смысле, он совершенно не удивился возвращению Кейдуса. Отголоски демона не беспокоили его так же серьёзно, как других Экзорцистов, обречённых бороться с остатками своих Не-братьев. Он всегда верил — это из-за того, что Кейдус всё ещё рядом, и он всё ещё реальная угроза, а не дурное воспоминание.

Кроме того, его веру подкрепляло видение. Оно регулярно приходило к нему с того самого дня, как он вступил в орден, с тех пор как он впервые встретился с демоном крови Кейдусом и одолел его. Зайду считал, что это пророчество об окончательной победе. Окутанный испепеляющим светом Императора, он разобьёт сущность Красного Маршала на тысячи осколков. Если когда-нибудь демону и удастся восстановиться в цитадели своего кровавого повелителя, это случится не раньше, чем через множество миллиардов лет.

Грохот артиллерийских снарядов на соседних улицах на мгновение достиг крещендо. Это придало Зайду сил и восстановило решимость. Раз битва не собиралась заканчиваться, значит, враг по-прежнему охотится за своей добычей. А значит, должен и он.

— Брат-инициат Амилану, — произнёс он, обращаясь к связисту отделения Хаада. — Ты нужен мне у основного места крушения.

Амилану явился. Из его модифицированного ранца торчали острые антенны, помогающие ему в исполнении обязанностей главного адепта связи Разрушителей Чар.

— Доложи обстановку на фронте, — приказал Зайду.

— Наша атака уничтожила центр наступления еретиков, — ответил Амилану. — Но они по-прежнему сильно давят на фланги.

Связист нажал кнопку антенны на правой стороне своего шлема, передавая наручам Зайду и Вея трёхмерное изображение, чтобы те могли смотреть на карту боевой зоны прямо во время разговора.

— Если верить передачам Астра Милитарум, основные силы врага повернули на запад. Группировка уровня бригады вот-вот захватит соседний сектор. Бои на востоке поутихли.

— Что гвардия сообщает о вражеских резервах?

— Они в сомнениях. Час назад эскадрилья «Молний» Имперского Флота провела воздушную разведку на севере. Они засекли какое-то движение в долине, за пределами Посёлка Пилигримов и Святых Путей, но не смогли определить численность. Как известно, идёт упорная борьба за превосходство в воздухе. Гвардейцы не знают, придут ли к противнику подкрепления.

— Я прикажу «Ведьмодаву» прочесать долину между Посёлком и Освобождением, — сказал Зайду. — Нам нужна как можно более полная картина вражеских перемещений. Возможно, они уже заполучили свою добычу и теперь вывозят её в свою цитадель — в форт Освобождение.

Амилану ничего не ответил, предоставив анализ данных, полученных его антеннами, своему командиру.

— Если они до сих пор пробиваются на запад, то возможно, что их ведёт туда след, — продолжил Зайду. — Мы пойдём по нему.

Вместо ответа, Вей кивнул головой Амилану, почувствовав, что тому есть что добавить.

— Говори, — приказал Палач Грехов.

— Я засёк аномалию, — сказал Амилану. — Гвардия потеряла связь с подразделением, которое удерживало ключевую точку в трёх километрах от нас, в глубине Посёлка Пилигримов. Это особо крупный храм из металлолома. Его удерживал батальон гвардейцев из… — он на секунду замолчал, сверяясь со списком подразделений, — ...Девятнадцатого Вендоландского полка. Командование не получало никаких отчётов о продвижении противника в этом секторе, и не было замечено никаких признаков иного контакта. Они просто перестали отвечать.

Зайду переглянулся с Веем, но библиарий сохранил молчание.

— Необычно, — согласился Зайду. — Кого-нибудь уже отправили туда для выяснения обстоятельств?

— Всего одну роту из другого резервного подразделения, — ответил Амилану, заново просматривая информацию, которую его вокс выцепил и сохранил из гвардейских передач. — Это всё, что они могут позволить в данный момент.

— Подобная аномалия заслуживает нашего внимания, — обратился Вей к Зайду.

— Но она находится в противоположном направлении от нового наступления на западе, — возразил Зайду. — И то, и другое может быть свидетельством присутствия Сломленного.

— Я считаю, что исчезновение вендоландцев — куда более вероятный кандидат.

— Твоё суждение основано на конкретных сведениях?

— Оно основано на инстинктах.

— Прекрасно тебя понимаю, но я не желаю ставить всю охоту на кон в такой авантюре. Время поджимает. Придётся разделить Разрушителей Чар.

Зайду ждал, что Вей оспорит его приказ, но тот промолчал. Лейтенант продолжал:

— Просветлённый брат возьмёт отделения Беллоха и Хаада, и отправится на юго-восток, к храму из мусора. Я возьму людей Эйтана и Ану, чтобы перехватить наступление еретиков на западе. Действуя согласованно, я надеюсь, мы сможем снова взять след.

Вей подождал, пока Амилану вернётся к своему отделению, после чего озвучил свои сомнения.

— Неразумно делить наши силы, — сказал он Зайду. — Мои допросы показали, что хотя бы в одном отчёты разведки Милитарума не ошибаются. Несущие Слово на поверхности планеты.

— Их численность? — спросил Зайду.

— Неизвестна. Согласно моим прорицаниям, их предводитель силён, возможно затронут демоничеством.

— Как и все они.

— Не недооценивай их.

— Не буду, — пообещал Зайду. — Но и не позволю им диктовать условия. Поимка Сломленного — наш главный приоритет.

— Были времена, Палач Грехов, когда ты прислушался бы к моему совету.

— Я уважаю тебя, Пожиратель Лжи, — спокойно ответил Зайду. Его голос с шипением продирался сквозь оскаленные клыки маски. — Просто хочу убедиться, что наша задача будет выполнена.

— Знаю, для тебя это тяжкое бремя, — сказал Вей. — Я понимал, что выбрав тебя для этой миссии, обрекаю тебя на него. Но я решил, что помимо этого, мой выбор может стать главным условием нашего успеха. Однажды ты уже победил Кейдуса. У вас с ним особая связь. Мы можем использовать её себе на пользу.

Библиарий оказался проницателен, как и всегда. Зайду готовил себя к новой встрече с Кейдусом, но он не ожидал, что демон останется в оковах Сломленного. Безусловно, практика связывания нескольких демонов внутри провалившихся кандидатов хранилась в строжайшей тайне. Если само существование обрядов посвящения или Пургатума станет известно, это неизбежно приведёт к гибели ордена. В своём докладе, отправленном непосредственно перед высадкой на корабль, инквизитор, что непреднамеренно освободила Сломленного, сообщала о множестве знамений, которые называли Кейдуса слишком опасным для заточения на Пургатуме — якобы, даже в оковах. И в итоге, она спустила с цепи то самое зло, которое хотела сдержать.

Зайду считал, что инквизитор Хэрроу стала частью самосбывающегося пророчества. Он мог лишь надеяться, что они сами не попали в него, и их действия не приведут к какому-нибудь мерзкому исходу. Такие вещи находились за пределами его понимания. Он знал, что может доверять мудрости Вея, и что тот поможет им избежать сводящих с ума силков варпа. Предательство и уловки были излюбленным оружием их врагов.

А он был всего лишь охотником и убийцей, но не предсказателем.

— Это… непросто, — признался он, осознавая, что ложь против Вея не сработает. — Знать, что мой Не-брат почти на свободе, что он так близко. Это…

Он умолк. Ему было непривычно обсуждать свои чувства. Но, говоря по правде, ни с кем другим он не хотел бы поделиться ими так, как с Веем. Библиарий был одним из немногих, с кем он был знаком с самого начала. Со дня его собственного посвящения, и того безумия, что изменило его навсегда.

— Это терзает меня, — продолжал он. — Словно… когти под поверхностью брони, словно паразит внутри черепа. Я не могу избавиться от этих мыслей. Каждая жизнь, что забирает Кейдус, каждый шаг, что он делает в материальной вселенной — на моей совести.

— Это неправда, — отрезал Вей. — И верить в это глупо.

— Я был обязан изгнать Кейдуса, но очевидно, сделал это не до конца. Если бы я смог сокрушить его, демону не хватило бы сил, чтобы вернуться и отравлять наш мир. Во всяком случае, не так быстро.

— Не приписывай созданию имматериума человеческие силы и слабости, — предупредил его Вей. — Они не действуют столь мирскими способами.

— Я должен отыскать его, — повторил Зайду. — А значит, должен найти Сломленного. До тех пор, я не остановлюсь.

— Но если ты веришь в истинность своего видения, то знаешь, что одержишь победу. Разве ты не прозрел её?

— Ты сам говорил мне, что будущее не определено. Я не могу принять своё видение за гарантию победы и сидеть сложа руки. Именно мы обязаны претворить его в жизнь. И чтобы это случилось, Разрушители Чар разделятся.

Вей кивнул, и Зайду мысленно поблагодарил его, что тот не стал протестовать дальше. И несмотря на то, что он сам едва мог признать это даже у себя в голове — потому что это казалось ещё одной слабостью в длинном списке тех, что он видел внутри себя — ему было нелегко пойти против совета Вея. Просветлённый брат наставлял Зайду с самого начала. Именно Вей был рядом с ним, когда он исторг Кейдуса из своего тела во время обряда посвящения, помогая собрать и исцелить обугленные остатки его души. Именно Вей часто помогал ему в ранние годы службы ордену, именно он помог ему изгнать из разума столько застарелых страхов, сколько было возможно, как он проделывал со многими другими братьями-Экзорцистами. И тот факт, что библиарий стоял рядом с ним во время самой важной для него охоты, стал для него благом — даже если иногда это смущало его.

— Идём, мы и так уже потеряли слишком много времени здесь, — сказал Зайду, протягивая руку и стискивая предплечье Вея — недолго, но крепко, надеясь развеять любые повисшие между ними разногласия. — Охота продолжается, брат мой.

Глава V: Святотатство

Кейдус так долго жаждал попасть в это место, и вот теперь, прибыв сюда, он воспылал священной яростью.

Что они сотворили? Что эти жалкие, эфемерные искорки бытия сотворили с его местами поклонения? Они воздвигли собственные капища, насмехаясь над ним храмами, построенными из мусора и убогими, забитыми доверху грязными лачугами. Неужто у них нет ни капли стыда? Ни капли разумения? Они что, действительно решили раззадорить его таким образом?

Тело споткнулось. Со злостью, Кейдус выпрямил его и направил вперёд, сквозь трущобы. Впервые сломав свои оковы, он ощутил мгновение триумфа, пронзившее пелену его разочарования. Затем вновь вспыхнул его гнев, до этого так долго тлевший глубоко внутри. Он дал ему волю, и не останавливался, пока не разукрасил переборки внутренностями, а корпус корабля не содрогнулся от воплей. Это было потворство, в котором он разрешил принять участие и другим. В конце концов, кто он такой, чтобы лишать их возможности восславить его повелителя и разделить вместе с ним такое роскошное кровопролитие?

Он восстановился, а вместе с этим восстановил контроль над своей тюрьмой. Он подавил ропот сородичей и направился сюда, в место былой славы своего владыки, в мир, где прошлое, настоящее и будущее его собственного существования сплелись в тугой, плотный узел. Когда настанет час, он разрубит его могучим боевым топором и примет свою судьбу.

Как сильно он мечтал об этом, в бессонных грёзах, в бесконечном безвременье, оторванный от места своего рождения, от царства своего повелителя, от благословенной бронзы, крови и костей. Сколько времени прошло с тех пор, как он в последний раз ступал по этой земле? День? Тысячелетие? Один час? Целая эпоха, столь долгая, что даже едва родившиеся звёзды успевали выгореть дотла? Или же единственный удар сердца, этого священного, бесценного органа? Кейдус решил, что это не важно. Он вернулся, как и поклялся ранее, и теперь перед ним простирался путь к новым триумфам.

Он чувствовал, как благословлённая кровью почва взывает к нему, как её песня резонирует в его носителе, в этом теле, которое должно было стать для него тюрьмой, но он сделал из него транспорт. Оно было сильным, по меркам смертных, его усовершенствования выходили далеко за пределы возможностей большинства отродий Терры. И всё же, ему столького ещё не хватало. Кейдус хотел исказить его, придать ему иную форму, более подходящую всей его славе и славе его повелителя, но сосуд противился ему. Кейдус был слаб — до омерзения слаб — и ему не хватало сил, чтобы изменить плоть сосуда, или, что важнее, сломать ошейник, который до сих пор удерживал внутри его и его сородичей.

Когда-то, у тела было имя. Имена, как и кровь, обладают силой. Кейдус знал его, потому что до сих пор держал в когтях душу своего сосуда. Ашад. Маленькая, тусклая искорка с сознанием ребёнка. Кейдус позволил остальным поиграть с ней, и убедился, чтобы она осталась в заточении, а не погибла. У него не было времени на то, чтобы сломать каждую кость, содрать каждый клочок кожи и разорвать каждый орган в «тонком теле» Ашада, поэтому маленькая душа, как и сильное тело, останутся у него в заложниках — пока что.

Тело вновь оступилось, и Кейдус ощутил настолько сильное отвращение, что его украденная плоть содрогнулась и взвыла. Кошмарный вой прокатился по узким улочкам, отражаясь от стен. Как же ужасно, как же омерзительно было носить эту куклу из плоти и костей, быть настолько скованным в том самом месте, где некогда он был свободен. Даже его мысли не принадлежали ему целиком. Вместо непознаваемых, первородных идей, полных яростного величия имматериума, ему приходилось ограничиваться мягким, серым мясом внутри недостойного черепа, не имевшим возможности полностью погрузиться в варп, стать единым с чистейшим ощущением, с сущностью бурных, сокрушительных вихрей эмоций, что властвовали в царстве его повелителя. В качестве финального унижения он был вынужден сидеть в этой унылой, ограниченной темнице и делить с ней все мысли и побуждения. Это уже находилось практически за гранью его терпения.

Он принялся царапать своего носителя, дергая руками за ошейник. Ему удалось выжечь, вырвать и растерзать множество оков, наложенных на него, но вот этот ошейник он не мог снять, не уничтожив это тело и не оказавшись выброшенным в потоки варпа, чтобы потом бессильно ждать, пока не наберётся сил для полной материализации. Кольцо жерновом висело на его шее, прижимая его к земле, вгрызаясь в его духовную сущность, причиняя ей боль. Как же ему не терпелось, наконец, сменить его на выкованное в варпе и усеянное шипами железо, знак благоволения повелителя.

Двое других — гнилой учёный и тот убогий торчок — роптали на него, умоляли не разрушать сосуд. Ему хотелось сделать это просто для того, чтобы позлить их. Они были слишком отвратительными, их слабость ощущалась анафемой для такого, как он. Плевать на то, что они правы. И всё же, он заставил себя успокоиться, втянуть пролитую кровь обратно в носителя и залечить зияющие раны этого крепкого тела, оставив на их месте красные швы. Сейчас не время было лить эссенцию жизни. Пока что он не заслужил такой чести — прежде, ему предстояло добраться до первой святыни.

Она находилась прямо перед ним. Кейдус не вполне понимал, как ему удалось отыскать её — разве что святое место само взывало к нему, заставляя кровь носителя бурлить в венах. Он в оцепенении вышел из обломков капсулы, что доставила его на поверхность, и теперь оказался здесь, вошёл в строение из помятого старого железа. Вошёл в ложный храм, выстроенный лишь для того, чтобы поглумиться над ним, неуклюже сколоченный из разномастных листов на земле, освящённой битвами.

Вокруг него и внутри находились смертные. Он едва заметил их, да и то благодаря тому, что в них мерцала крошечная искра воинского духа. Они были солдатами, бойцами, а это значило, что их с ним объединяли общие узы — пусть даже настолько неравные, как узы между червём и ястребом.

Поначалу, некоторые из них пытались остановить его, но это продлилось недолго. Он не обращал на них внимания и просто шёл мимо, а они тем временем принимались восславлять его повелителя, найдя своим ножичкам лучшее применение. Кейдус ступил в храм под аккомпанемент воплей гвардейцев, которые кромсали, рубили и насаживали друг друга на штыки в приступе яростного помешательства.

Он был готов к сопротивлению, но вместо этого ощутил лишь мимолётное неудобство. Это оказался даже не истинный храм Трупа-Императора, а всего лишь жалкое подобие, слепленное руками наводнивших это место паразитов.

Он продолжал идти к дальнему концу храма, находя слабое утешение в криках солдат. Это было то самое место, он чувствовал это. Одно из четырёх мест на этом проклятом, благословлённом мире, где он претерпел унижение. Одна из четырёх вех на его пути к падению.

Деметрий. Он заставил носителя выплюнуть это имя, используя украденную кожу, мышцы и сухожилия, чтобы распробовать его, ощутить его форму. Это вновь разожгло в нём ярость.

У задней стены храма возвышался неуклюжий алтарь, сделанный из турели от давно уничтоженной боевой машины. Ещё одна насмешка. Здесь, на этом самом месте, сражались воины титанической мощи, а смертные решили увековечить их ржавой рухлядью?

Он вытянул руку и резанул предплечье носителя об край стального листа. Рана практически мгновенно затянулась. Эти создания, эти новые, улучшенные игрушки, не любили получать травмы.

Кейдус резал снова и снова, пока кровь не забрызгала всю турель и не стеклась к босым ногам носителя. И наконец, как только жидкость просочилась между неровными клёпаными пластинами, он почувствовал, как начались изменения.

Пальцы сосуда пронзило болью — его ногти начали превращаться в изогнутые когти, медленно разрывая окружающую их кожу. Кейдус покрутил рукой туда-сюда, любуясь ими и ощущая, как пролитая кровь запустила в нём поток обновления. Кольцо на шее носителя стало немного легче. Как и было предопределено его владыкой, он оказался здесь, и уже никто не сможет его остановить.

Хорошее начало, но ещё многое предстояло сделать.

Оставшиеся в храме смертные убивали друг друга, до самого конца рыча и изрыгая бессвязные вопли ненависти, тем самым вознося молитвы Кейдусу и его повелителю своими окровавленными губами. Вот теперь, покрытый ошмётками плоти и кровавыми разводами, храм стал больше похож на истинное место поклонения. И всё же, он не мог остаться. Он уже чувствовал, как иные приближаются к нему. Они тешили себя мыслью, что охотятся на него, особенно тот самый. Деметрий. Потребовалось заключить множество унизительных соглашений с отродьями перемен и родичами лжи, чтобы подстроить его появление здесь, спустя долгие тысячелетия. Как же Кейдусу не терпелось помучить остатки той самой души. Она станет его даром, он заставит её череп целую вечность тараторить чепуху с шипа на огромном троне повелителя. Это станет его последним, величайшим триумфом, и даже его злейшие соперники в царстве Кровавого бога будут вынуждены признать, что он не только достиг своей былой славы, но и превзошёл её.

Очередное место былого сражения взывало к нему. Он слышал, как оно едва слышно рычит из-под земли. О его существовании забыли даже отвратительные пилигримы, что заполонили этот мир. Он отыскал лестницу, ведущую в крипту храма — и к тоннелю, давно заваленному и всеми покинутому.

Пусть считают, что охотятся на него. Когда придёт время, ему не придётся их искать.

Глава VI: Вызов

В этот раз, враги привели с собой бронетехнику. Это была старая, кособокая боевая машина на шасси «Лемана Русса», орудия которой, похоже, собрали из стальных водопроводных труб. На её бортах красовалась богохульная символика, намалёванная кровью, а башня была обмотана грязной шерстью. Машина громыхала вниз по улице, плюясь маслянистым дымом из выхлопных труб и вдавливая в землю попадавшиеся на пути лачуги гремящими гусеницами.

Одного её вида было достаточно, чтобы Утен обрадовался. Он решил непременно уничтожить её.

— Назарат, Клет, атакующий маневр «дāлет», — рявкнул он, даже не озаботившись тем, чтобы выделить танк на ретинальном дисплее, общем для всех лазутчиков отделения Эйтана. Они уже и так поняли его замысел.

Палач Грехов увёл их от места крушения на запад, к очередной рукопашной мясорубке — что полностью устраивало Утена. Пехота Архиврага, при поддержке бронетехники и артиллерии, вовсю напирала через северные окрестности Посёлка Пилигримов. Силы Астра Милитарум, чрезмерно растянувшиеся и утратившие сплочённость, начали отступление сквозь раскинувшиеся перед ними трущобы.

Но затем прибыли Экзорцисты. Не дожидаясь перегруппировки гвардейцев, они, словно копьё, вонзились в живот прокажённого варпом неприятеля. Зайду вновь бросился в бой первым. Отделение Эйтана пробивалось через три параллельные улочки и аллеи. Сержант-причетник, вместе с Пазу и Балхамоном, взял направление слева от Утена, в то время как подаятель Гасдрубал, Хокмаз и Урхамму двигались справа. Назарат и Клет, сопровождавшие Утена, подчинялись ему как воину с наибольшим сроком службы среди них всех — не только в отделении, но и в культе Молений, членами которого были и Клет, и Утен. На самом деле, Утена не привлекало бремя лидерства. Ему всего лишь хотелось уничтожать боевые машины Архиврага.

Назарат метнул одну из дымовых гранат перед гусеницами приближающегося танка, в то время как Клет занял позицию на краю хибары с противоположной стороны и дал длинную очередь болтов в толпу еретиков, сопровождающих машину. Культисты первой шеренги рухнули на землю, разорванные в клочья, а остальные разбежались кто куда.

Утен обогнул Клета слева и зашёл в хижину, осматривая развалины в поисках выхода. Похоже, что по смежным переходам и коридорам домов можно было пройти вдоль всей улицы, ни разу не выйдя наружу, и Утен решил воспользоваться этим, чтобы обойти боевую машину с фланга.

Как и ожидалось, самодельные стабберы танка принялись молотить во все стороны сразу же, как только экипаж осознал, что дым из гранаты Назарата перекрыл им обзор. Клет и Назарат ответили им огнём болт-карабинов, удерживая их внимание на себе, а тем временем Утен принялся прокладывать себе путь от хижины к хижине.

Это оказалось тяжелее, чем он думал. Если ему и удавалось найти дверь, она непременно оказывалась слишком маленькой для примариса. Так что всё свелось к тому, что ему приходилось выламывать деревянные стены ногами и плечами, изрыгая нескончаемый поток крайне неприличных ругательств и спотыкаясь о груды обломков. Один раз ему даже пришлось выбираться из-под рухнувшей ему на плечи шиферной крыши.

Он наверняка потерял бы танк из виду, если бы его гусеницы внезапно не оказались у него на пути — как и он сам, машина с большим трудом двигалась вдоль улицы, из-за чего её правый борт попросту проламывал ветхие лачуги, невольно выводя танк на курс столкновения с Экзорцистом.

Кто-нибудь другой шагнул бы в сторону и позволил бы гусеницам пройти мимо, прежде чем нанести удар, но только не Утен. В его душе пробудились отголоски пса резни. Память о ярости охотника стали его собственной, и на какое-то время он вновь вспомнил, каково это — чувствовать хоть что-то.

Пробив ногами дощатый пол практически развалившейся хижины, Утен сгруппировался и встретил удар правого борта машины. Он ухватился за ствол стаббера, торчавшего из бортового спонсона. Проезд сквозь стены не пощадил оружие, которое выглядело изрядно помятым.

Сталь боевого танка столкнулась со сталью генномодифицированного тела Утена, и никто из них не желал уступать. Как и все примарисы, Утен хранил внутри себя благословение сухожильных катушек, тех самых дюраметаллических кабелей, которые даровали ему силу и выносливость, превосходящие даже возможности стандартной бископеи космодесантников. Его доспехи тоже зафиксировались, сервомоторы и приводы заскрипели, давая своему хозяину силу для борьбы.

На мгновение установилась ничья, после чего раздался громкий металлический скрежет, танк замедлился и начал разворачиваться на сторону. Утен почувствовал, как в груди у него зарождается рёв, его зубы крепко сжались, глаза вылезли из орбит и каждая вена, каждый мускул в его могучем теле напряглись до предела. Мощь танка оказалась практически за пределами его возможностей. Практически.

Воздух прорезал пронзительный, чудовищный визг, словно кричала проклятая душа, обречённая на пламя варпа. Утен ощутил, как спонсон неожиданно поддаётся ему, как рвётся пласталь и надстройка сминается в его руках. Он глубоко вдохнул и снова взревел, после чего закрепил успех, пробив кулаками истерзанный металл и потянув всю конструкцию на себя. С победным рыком он оторвал спонсон целиком.

Утен протиснулся внутрь танка. Вначале он собирался уничтожить его связкой крак-гранат, но это было до того, как машина бросила ему вызов. Теперь он рычал и истекал слюной, словно животное, но ему было плевать. Он жаждал добраться до мяса, до плоти и крови, которые прятались внутри этого жалкого механизма. Он жаждал узнать, насколько будет легче сокрушить их самих, по сравнению с танком.

Внутри царил полный бардак. Труба охлаждения лопнула, и теперь брызгала обжигающе-ледяной жидкостью по всему отсеку экипажа. В воздух поднимался пар, смешиваясь с грязным смогом чадящего двигателя.

Водитель оказался к Утену ближе всех. Жилистый мужчина был раздет по пояс, и те метки, что он нанёс на свою кожу пеплом, превратились в грязные разводы от выступившего пота. Он в ужасе взвизгнул, увидев, как Утен пробивается внутрь. Примарис схватил его и оттащил подальше от руля и рычагов управления.

Утен лишь смутно осознавал присутствие невооружённого человека, бессильно царапающего его усеянную рунами броню. Он ударил его головой в лицо, раздробив череп еретика на куски и мгновенно испачкав свой визор красной жижей. Он вытер глаза от крови и рванул в глубины танка, пытаясь протиснуться всё дальше и завывая, словно дикий зверь.

Тот еретик, что управлял носовым орудием, стал свидетелем постигшей его собрата участи, а потому успел открыть люк в противоположном борту танка. Внутрь хлынул солнечный свет, и наводчик сумел ускользнуть. Командиру машины повезло меньше. Утен смог запрыгнуть в башню как раз в тот момент, когда он возился с верхним люком. На его лодыжке сомкнулась стальная хватка. Утен дёрнул, и нога командира оторвалась в колене, залив кровью всё внутри. Вопящий культист рухнул вниз, предоставив своё остальное тело в распоряжение Утена.

Наконец, Экзорцист выбрался наружу. Назарат и Клет уже ждали его. Осквернённый «Леман Русс» затих, его двигатель был мёртв, как и почти весь экипаж, а измученный дух машины, наконец, обрёл свободу.

Некоторое время, Утен просто стоял, возвышаясь даже над своими братьями и не издавая никаких звуков, кроме тяжёлого дыхания в общем воксе. В конечном итоге, Клет потянулся к нему и медленно положил ладонь на окровавленный наплечник. Затем он наклонился ближе, так что его шлем практически лёг на горжет более рослого примариса.

— Клеш нал, тали рет, — тихо произнёс Клет на одном из множества языков ордена. В отличие от чужака-Назарата, и Утен, и Клет состояли в одном и том же Молении, Обряде Пятой Ступени. И сейчас Клет делал всё возможное, чтобы усмирить своего брата по культу.

— Отголоски, — с трудом произнёс Утен. Из его голоса ещё не исчез страшный рык.

— Я знаю, — сказал Клет. — Но мы должны идти дальше. Сержант-причетник Эйтан скомандовал общий сбор.

Он вывел последний приказ командира отделения на дисплей, подтверждая свои слова. Утен заставил себя кивнуть.

— Построение «каф», — приказал он. Краткий миг родства исчез, словно его никогда и не было. — Клет, ты впереди.

Глава VII: Чёрное благословение

Благословенный был уже совсем рядом. Артакс чуял его присутствие в воздухе — кровь, и много чего ещё, запах горелого металла вперемешку с удушающим ароматом-привкусом варпа, то приторно сладким, то невыносимо горьким. Он снял шлем, чтобы вдохнуть этот воздух полной грудью. Его пробрала дрожь и всё тело затрясло от столь сильного предвкушения, какого он не испытывал довольно давно.

— Дальняя сторона храма зачищена, — прорычал Кордирон Седьмой Язык, вновь ступая в неф покосившегося здания. Даже по стандартам трупопоклонников, конкретно это место поклонения выглядело настоящим позорищем. Его слепили из старого металлолома, взяв в качестве основы несколько корпусов древних «Леманов Руссов». В качестве алтаря выступала танковая башня, с которой давным-давно спилили пушку. Как и многое на Фидеме IV, она стала данью уважения той войне, что освятила эту землю в глазах Империума, и опорочила её в глазах последователей Истинных богов.

Слепой Пастырь прибыл сюда, чтобы изменить это. Мордун, Спаситель Иренота, вожак паствы, тёмный апостол. Как и Артакс, он был Несущим Слово, чемпионом Долгой войны. В настоящий момент, он стоял в отдалении от остальной группировки, сжимая обеими руками изогнутый посох и склонив голову. Почти вся поверхность его алой брони была скрыта под длинным плащом из плотной шерсти, которой он так благоволил. Его лицо покрывали глубокие морщины и трещины, словно обложку одного из великого множества святых томов, хранившихся под надзором Даламара, библиогноста группировки, на борту Псалтири Кровопролития. Его глаза — или то, что ныне заменяло ему их — были непостижимы, скрыты под молитвенным пергаментом, которым он обмотал почти всю голову. Каждую полоску испещряли Литании Восьмеричного Рвения.

Он был единственным членом группировки, который сражался в Долгой войне дольше, чем Артакс. Временами, Артаксу казалось, что если не принимать во внимание доспехи, то глядя на Мордуна, он видит глубокого старика, согбенного и умудрённого жизнью. В такие моменты Слепой Пастырь словно прислушивался к голосу, который не слышал никто, кроме него самого.

Артакс предполагал, что так оно и было. Уже довольно давно, Мордун носил в своей плоти демона Перемен, коварное отродье варпа, которое однажды попыталось подчинить его себе когтями, выкованными из лжи, и бритвенно-острым клювом, наточенным обманутыми надеждами. В конечном итоге, они достигли хрупкого соглашения, и теперь делили одно тело на равных. Советы демона были благословением, пробуждавшим в Артаксе чернейшую зависть. Однако наедине с собой, он сомневался в том, что ему хватило бы силы и хитрости для укрощения такого создания.

Мордун медленно развернулся вокруг своей оси, стуча посохом из варп-древа по мокрому полу. Камни были залиты кровью, пролитой из растерзанных трупов имперских гвардейцев. Тела лоялистов валялись по всему храму, но их убил не Артакс и никто из его братьев. Добравшись сюда, Несущие Слово нашли их в таком виде.

— Они сами изрубили друг друга, — подметил Даламар Библиогност, сидевший на корточках возле тела, выпотрошенного от плеча до паха яростными, непрерывными ударами штык-ножа. Затем, он поднялся на ноги.

— Учитывая весьма скудное вооружение, им удалось нанести впечатляющий ущерб, — добавил Кордирон. Желая подчеркнуть сказанное, он наступил ногой на одну из брошенных лазвинтовок, ломая ботинком ложу и ствол.

— Это лишь очередное свидетельство мощи Благословенного, — высказался Икар, один из младших членов группировки. — Я ощущаю здесь его присутствие.

— Как и все мы, — сказал Артакс, бросив на него холодный, пренебрежительный взгляд.

— Приведите паству, — внезапно произнёс Мордун. — Мне нужны… шестеро.

Остальные воины переглянулись, после чего Икар подошёл ко входу в храм и рявкнул на собравшихся снаружи культистов.

Паства прибыла сюда с Иренота. Мордун стал вожаком группировки незадолго до того, как они прибыли туда, заменив прежнего предводителя Дьякона Зархаша, погибшего в космическом бою у Клевара. Казалось, разобщённая группировка близка к гибели, но Мордун сумел удержать их всех вместе, пообещав явить чудо.

Это случилось на Иреноте. Несущие Слово обнаружили агро-систему почти полностью беззащитной, её население практически вымерло от голода. Было совсем не трудно пообещать несчастным жителям избавление, особенно когда Истинные боги столь щедро осыпали Мордуна благословениями. Демонические пакты обеспечили ему восхождение к титулу тёмного апостола и место среди партии Эреба в Тёмном совете, а сразу после захвата Иренота за ними последовали и материальные соглашения. Погребальный флот безумного адмирала Вексара присоединился к Псалтири Кровопролития, гранд-крейсеру типа «Отвергающий», как и стая хелдрейков под началом своего творца Круэксиса. После успешного налёта на мир-кузню Диамантус, Мордун привёл их сюда, на эту пыльную, отсталую планету-свалку. Он верил, что истинная, неувядающая слава воссияет над ним, как только он заполучит сосуд пресвятой мощи — Благословенного. Помимо этого, он практически ничего не сказал об остальных целях. Очевидно, такова была воля Восьмеричного пути, и большинству членов группировки этого объяснения хватало с головой. Что касается Артакса, то он практически мечтал о том, чтобы обладать такой же незамутнённой доверчивостью.

Подгоняемые рыком и богохульствами Икара, шестеро бывших сельхозработников с Иренота вползли в храм и распластались среди крови и трупов, весьма дальновидно не решаясь поднять глаза на Мордуна. Артакс знал, что некоторые, вроде Даламара или Сирона Причетника, находили раболепие паствы умилительным, но лично его такое подобострастие лишь раздражало. Мордун уже не раз порицал его за то, как он обращается с выстроенным ими культом, но ему едва хватало сил продолжать ломать эту комедию. Они с братьями были волками, а не пастухами. Смертные глупцы просто ещё не осознали этого.

— Дети, — произнёс Мордун, обращаясь к трясущимся культистам. — Дорогие мои. Мои ненаглядные собратья по вере! Я избрал вас для великого и невероятно важного дела. Возрадуйтесь!

Воздух храма зазвенел от робких возгласов заикающихся прихожан. Словно великан среди голодных, измождённых лилипутов, Мордун ходил между ними, приподнимал их на ноги одного за другим и позволял им взглянуть в своё изрубленное, обмотанное пергаментом лицо.

— Возрадуйся, — повторял он каждому из них. — Возрадуйся!

Молитвы культистов стали громче, в них слышались истеричные нотки. Некоторые расплакались. Сирон и несколько других Несущих Слово присоединились к ним в страстных восхвалениях. Артакс закатил глаза.

— Позволишь ли ты благословить тебя, сестра моя по вере? — спросил Мордун одну культистку, слегка наклонившись вперёд таким образом, чтобы не возвышаться так уж угрожающе над женщиной, к которой он обращался.

— Да, — пробормотала она, оскалившись в безумном экстазе. Ручейки слёз оставили чистые полосы на её грязном лице. — О, да, мой пастырь, да!

— Склони же главу, положи руку на посох и вознеси молитву, возлюбленная моя сестра, — провозгласил Мордун, протягивая ей свой жезл. Трепеща всем телом, женщина повиновалась, легонько ухватившись за изогнутое чёрное варп-древо. С осторожностью, которая никак не вязалась с его размерами, Мордун нежно опустил перчатку ей на голову.

Он заговорил на тёмном наречии. Артакс так давно варился в нём, что не ощутил ничего, кроме небольшого возбуждения в сердце. Однако он заметил, что Икар и некоторые другие буквально затряслись внутри доспехов. На культистов слова оказали ещё более впечатляющий эффект. Они принялись выть, стараясь произнести собственные, малые молитвы, истекая кровью из носов, ртов и ушей.

Стоило прозвучать всего нескольким слогам, как женщина рухнула и затряслась в ужасном припадке. Мордун пошёл дальше, повторяя своё благословение следующему культисту, а затем следующему. Когда очередь дошла до четвёртого, первая уже выла и корчилась в крови на полу.

Раздался громкий хруст. Женщина так сильно выгнула спину, что её хребет сломался пополам. За ним последовала шея, потом обе руки. Крик женщины, по мнению Артакса, перешёл на свинячий визг, когда она разорвала на себе шерстяные одежды и обнажила голую плоть, которая немедленно начала покрываться волдырями и нарывами. Она текла и плавилась, словно воск, растягиваясь и набухая. На кости наросло новое мясо, безумные и хихикающие сущности по ту сторону завесы набили её туловище свежими мышцами и сухожилиями. Тело не прекращало расползаться и деформироваться, сломанная спина раздулась, превратившись в огромный горб, а голова практически исчезла в нарастающей массе. Одна рука и одна нога разбухли схожим образом, в то время как другие остались без изменений, согнувшись под неестественными углами. По всему телу из новорождённой плоти вылезали костяные шипы, визг превратился в утробный, нечеловеческий вой.

Несмотря на желание выглядеть безучастным и пренебрежительным в глазах остальной группировки, Артакс понял, что как и все остальные, во все глаза таращится на проявление милости Слепого Пастыря. Именно такие эпизоды помогали Артаксу собрать воедино жалкие остатки того, что осталось от его веры. Пусть и ненадолго.

Второй культист, получивший чёрное благословение Мордуна, стоял на коленях, схватившись руками за голову и дрожа всем телом. Внезапно, из его черепа вырвался мясистый клубок яростно корчащихся и извивающихся щупалец. Они проникли наружу через глаза, через нос, через уши и рот, склизкие от мозгового вещества. Ещё больше щупалец прорвало кожу по всему его телу, и он тоже начал меняться. В животе культиста раскрылся новый, вертикальный рот, который немедленно взвыл от ужаса.

К этому времени, Мордун добрался до последнего члена паствы. Когда тот увидел, что происходит с остальными, его инстинкт самосохранения, наконец, смог с криком прорваться через пелену помешательства. Культист попытался шагнуть назад, но споткнулся об одно из тел, осквернявших храм.

Мордун поймал его за голову, крепко удерживая на месте. Когтистые пальцы Несущего Слово погрузились в череп прихожанина, и по его лицу потекла кровь. Слепой Пастырь прорычал своё последнее благословение. Его собственная гнилая кровь брызнула с лопнувших губ, пачкая шерстяной табард.

Теперь уже ничто не могло остановить трансмутацию. Все шестеро бывших культистов корчились и визжали, разрываясь и меняя форму по прихоти тварей, которым позволили дотянуться до них из-за покрова реальности. И уже скоро, никто из них даже близко не напоминал целостных, разумных существ, не говоря уже о людях.

Наконец, буйная плоть стала успокаиваться, принимая некое подобие стабильной формы. Существа всё ещё визжали и тараторили без устали, царапая друг друга и валяющиеся на полу тела.

— Молчать, — рявкнул на отродий Мордун, словно они были стаей гончих псов-переростков. Те немедленно прекратили визжать и жалобно заскулили. Мордун поднял посох, и твари прижались дрожащими телами к полу. Артакс понял, что они таким образом преклоняют колени — настолько, насколько могут.

— Вы чуете Благословенного, — громко провозгласил Мордун. — Вы знаете его вкус. Теперь, вы должны отыскать его. Найдите своим новым телам достойное применение, мои собратья по вере.

Он ударил посохом об пол. Отродья тут же бросились врассыпную, азартно щебеча и пыхтя, наталкиваясь и мешая друг другу, прежде чем рвануть в разных направлениях. Одно из них пробежало в опасной близости от Артакса, и тот почувствовал укол отвращения.

— Думаешь, эти жалкие создания смогут найти Благословенного, раз даже мы не смогли? — спросил он Мордуна.

— Они ближе к варпу чем все вы, брат мой, — пренебрежительно бросил Мордун. — Особенно ближе, чем ты.

Артакc никак не ответил на бесцеремонное оскорбление, наблюдая, как одно из трансформированных чудовищ — его нижняя половина теперь напоминала огромного слизняка, а верхняя представляла собой массу непрерывно моргающих и вращающихся глаз — тащит своё тело ко входу в храмовую крипту, оставляя за собой кровавый след. Икар уже проверил всё внизу, и не нашёл ничего, кроме очередных груд имперского хлама. Однако, прямо на глазах Артакса, второе, а затем и третье отродье принялось неуклюже смещаться в ту же сторону.

Он уже собрался было выяснить, что именно умудрился проморгать Икар, когда снаружи донёсся звук, одновременно знакомый и чуждый. Артакс услышал огонь болтера, но характерное металлическое эхо отличало его рёва оружия Несущих Слово.

— Они здесь, — произнёс Мордин. С железным лязгом, от которого отродий передёрнуло, воины группировки изготовили оружие к бою.

— Лоялисты? — радостно прохрипел Вост, ещё один из младших братьев.

— Да, — ответил Мордун, прошествовав мимо них к двери, постукивая посохом. — Идём. Мы слишком задержались. Покинем же это место.

— Мы не сразимся с ними? — спросил Икар, его голос звенел от ярости. Мордун не удостоил его ответом.

— Можешь попробовать, — сказал Артакс, и неприятно улыбнулся. Он хлопнул Икара по наплечнику, направляясь вслед за Мордуном. — Уверен, Истинным богам не терпится на это взглянуть. Уж я бы точно взглянул!

Он достал с пояса шлем и надел его, выйдя из храма вслед за Мордуном. Авточувства древней, извращённой брони с трудом пробуждались и пытались подключиться к нему, так что Артаксу пришлось рявкнуть и стукнуть по шлему кулаком. Когда его зрение, наконец, прояснилось, глазам его предстало зрелище абсолютной резни.

Рабы Ложного Императора уже настигли их.

Глава VIII: Охота на грехи

Они напали на след. В этом Вей был абсолютно уверен. Он ощущал впереди некое присутствие, тёмное и гнусное, оно источало скверну в окружающий её эфир. Без сомнений, злобное исчадие Хаоса, сродни прогнившим душам встреченных им ранее еретиков, но бесконечно более древнее и могущественное.

— Ступайте осторожно, братья мои, — воксировал он отделениям Хаада и Беллоха. — Нас там ждут не только простые культисты.

Отделение Хаада отправило невербальное подтверждение на его наручный дисплей. Лазутчики уже вычищали еретиков из зданий слева и справа от Вея. Чем дальше они продвигались, тем чаще в стенах хижин раздавалось рявкание болт-карабинов.

— Вижу храм, — доложил ушедший вперёд Беллох. — Вокруг дверей собралась пехота еретиков. Численностью в одну роту. Прошу разрешения вступить в бой.

Вей подумал было над отказом, но он уже ни капли не сомневался, что они на верном пути. Если отродья Лоргара захватили храм, то и Сломленный почти наверняка где-то рядом. Время для осторожности прошло.

— Даю разрешение, — воксировал он Беллоху. — Отделению Хаада оказать непосредственную поддержку, атакующий маневр «реш».

Движением века он отправил пакет данных Зайду, отметив храм и вероятное присутствие цели. После чего перешёл на бег и отстегнул Керувим, приступив к пробуждению клинка и объединению своей психической сущности с духом оружия.

Впереди уже слышался знакомый, характерный грохот болтеров. Отделение Беллоха вступило в бой.

Сержант-причетник Беллох вёл всех за собой.

Став новым командиром головорезов в составе Разрушителей Чар, он ещё ко многому не успел привыкнуть. До кампании на Деметре именно Зайду и только он всегда бросался первым в гущу сражения. Он был Палачом Грехов, охотником на проклятых, вечно голодным, всегда неумолимым. Но теперь он руководил целой ударной группировкой, и по мнению Беллоха, этот пост ему не подходил. Он всё ещё хотел быть первым, однако новая должность требовала от него сдержанности. В какой-то момент, ещё на пути к упавшей спасательной капсуле, Зайду ускользнул из оков командования и обогнал даже своих прежних братьев-головорезов.

Это было откровенное издевательство над новой должностью Беллоха, но тот не возражал. По правде говоря, он и сам сомневался в своей пригодности к роли сержанта, командира отделения, которое теперь носило его имя. Он не был Зайду. Его руки не оплетали свитки с изречениями из Либер Экзорцизмус, а клинки не сверкали рунами отречения.

Все эти сомнения были мгновенно забыты, как только он ворвался на маленькую, захламлённую площадь перед мусорным храмом. Беллох увидел перед собой смердящее стадо еретиков, которые прекратили таращиться на покосившееся здание и с изумлением повернулись к великанам, несущимся на них из аллей и боковых улочек.

Беллох проревел Литанию Наставления, полумаска-череп превратила слова в оглушительный вой, заглушивший грохот тяжёлого болт-пистолета. Ближайших к нему культистов срубило, будто косой, а остальные потянулись за своим примитивным оружием.

Причетник оказался среди них прежде, чем они успели вскинуть винтовки. Его боевой нож сверкал, обливаясь кровавыми слезами. Краем глаза он отмечал следующих за ним остальных бойцов отделения, но всё его внимание было приковано к храму, и к тем, кто вышел из него наружу.

Это были громадные создания, закованные в доспехи цвета свернувшейся крови с бронзовой и костяной каймой. На них повсюду висели обрывки содранной плоти, исписанные богохульными молитвами и катехизисами. Беллох даже сквозь маску чуял прогорклый смрад варпа. Дети Лоргара, Экскоммуникаты Трейторис. Несущие Слово.

Беллох рассчитывал, что они займут оборонительную позицию и встретят атаку головорезов. Вместо этого, изменники принялись отступать, защищая собой одного из своих, сжимающего нелепый изогнутый посох. Беллох взревел и бросился на них, отказываясь позволить им уйти. На бегу он скомандовал своим братьям прикрыть его с флангов, защитить от культистов, которые уже оправились от шока и с самоубийственной решимостью стремились ему наперерез.

Один из предателей замешкался, явно разрываясь между приказом к отступлению и желанием встретить лицом к лицу наступающих Экзорцистов. Беллох выпустил последние патроны магазина в этого воина. Болты отскочили от нагрудника и наплечников, после чего сдетонировали, прошивая изношенный керамит острыми осколками. Эта очередь дала нужный эффект, став явным вызовом, который Несущий Слово не смог проигнорировать.

— Глория Этерна, — рявкнул еретик, затем встал в удобную стойку и открыл огонь из собственного болтера, чей дульный срез был выполнен в виде клыкастой демонической пасти. К тому моменту, Беллох уже примагнитил пистолет к бедру и цапнул за шею ближайшего культиста, выставив его перед собой как живой щит. До цели остался всего десяток метров. Смертный сопротивлялся недолго — через секунду его настигли болты Несущего Слово, срабатывая от ударов по железу и мясу. Еретик разлетелся на куски прямо в руке Беллоха, и тот швырнул остатки его тела в Несущего Слово, после чего влетел в него на полной скорости.

Предатель был быстр, но Беллох превосходил его. Сержанту уже доводилось убивать его сородичей. Прежде чем еретик успел бросить болтер, чтобы достать собственный клинок, кинжал Беллоха вонзился снизу вверх в сочленение между плакартом и нагрудником, прорезал оголившиеся кабели силовой брони возле пупка и погрузился в плоть. Он провернул и вырвал нож, а еретик ответил ему ударом кулака в лицо, раздробив ухмыляющуюся маску-череп.

Сержант-причетник мгновенно понял, что перед ним не ветеран Долгой войны, а жалкий отброс, лишь недавно посвящённый в ряды осквернённого братства. Изменник несколько мгновений тщетно пытался перебороть его грубой силой, после чего ударил Беллоха головой в горжет. Причетник вновь пырнул его ножом, вогнав клинок под углом в брюшину предателя и пытаясь протолкнуть его дальше, под сросшиеся рёбра, чтобы добраться до жизненно-важных органов.

Затем что-то ударило его справа, что-то гораздо более массивное и сильное, чем стоящий перед ним еретик. Он едва не упал, но сервоприводы успели зафиксироваться, а отточенные рефлексы позволили ему удержать равновесие и развернуться, чтобы дать отпор новому оппоненту.

Беллоху столкнулся лицом к лицу с тварью, которая физически не могла бы появиться на свет в любой адекватной, упорядоченной вселенной. Бесформенная масса пульсирующей плоти, костяных шипов и извивающихся щупалец пыталась опрокинуть его на землю и сожрать по кускам сразу шестью визжащими, истекающими слюной пастями. Беллох зарычал на монстра в ответ и вогнал нож в ближайший нарост, кромсая и расширяя рану. Оттуда брызнул вонючий ихор, но рана просто вырастила из осколков рёбер новые клыки и превратилась в ещё одну пасть, которая немедленно принялась огрызаться на него и блевать чёрными внутренностями.

В глубине опустошённой души Беллоха вспыхнул такой жаркий огонь ненависти и отвращения, какого он не ощущал уже очень давно. Он принялся бить и колоть напирающее на него отродье, уже не заботясь о Несущем Слово. Он отрубил перекрученные конечности твари, затем вогнал нож в дрожащую массу щупалец, которая, судя по всему, некогда могла служить чудовищу головой. Удар заставил существо пошатнуться и подарил Беллоху драгоценное мгновение, которое ему было нужно для того, чтобы оставить нож в ране и зарядить в пистолет новый магазин.

Он зажал спуск, высаживая в монстра все патроны. Пузырчатая плоть и корчащиеся органы полопались, обдав Беллоха смердящими, дымящимися потрохами с ног до головы. Яростная очередь частично подожгла тварь. И всё же, она продолжала атаковать его, царапать когтями и костяными клыками керамит доспехов, соскабливая вырезанные на нём оккультные руны.

Прежде чем Беллох успел перезарядиться, раздался оглушительный треск, словно от удара молнии. Он едва успел сделать шаг назад, как в отродье прилетел заряд актинической энергии. На его теле возник идеальный разрез, и монстр развалился пополам, обнажив свою внутреннюю мерзость. Кошмарные корчи уступили место кратким подёргиваниям.

Рядом с Беллохом стоял Торрин Вей с психосиловым мечом в руке. На клинке оружия играли всполохи ментальной энергии, выжигая чёрный ихор с синеватой, пси-реактивной стали.

— Благодарю тебя, просветлённый брат, — прорычал Беллох, нагибаясь, чтобы вытащить нож из дымящихся останков. Затем он повернулся туда, где оставил Несущего Слово.

Другой астартес-еретик вернулся за своим бывшим братом, и теперь вытаскивал раненого Беллохом воина из гущи схватки. Другие предатели уже растворялись в аллеях на другой стороне площади. Того, что держал в руках посох, нигде не было видно.

Он посмотрел в противоположном направлении. Лазутчики из отделения Хаада добивали остатки пехоты, как и других отвратительных отродий, по-видимому, выскочивших из храма вслед за Несущими Слово.

— Отвлекающий манёвр, — заметил Вей, пока грохот болт-карабинов соревновался в громкости с воплями и визгами отродий. — И весьма эффективный.

— Разрешите преследовать? — спросил Беллох.

— Разрешаю, но в бой не вступать, — согласился Вей. — Нужно лишь выяснить, куда они направляются, и с ними ли Сломленный.

Беллох не обсуждал приказы. Он немедленно поручил четырём своим головорезам — Макру, Аззаилу, Набуа и Шемешу — следовать за ним, оставив лазутчиков заканчивать мрачную работу возле храма.

Беллох ещё докажет, что не только Зайду умеет охотиться на такую добычу.

— Шевелись, варпом набитый дурак, — яростно сплюнул Артакс, волоча за собой Икара. Юнец был ранен, но Артакса это не заботило. Он проклинал себя за то, что оказался таким идиотом и вернулся за ним. Если бы не отродье, то вероятно, они оба были бы уже мертвы.

Встретившись лицом к лицу с ревущим воином в красных, покрытых рунами доспехах мясника и полумаске-черепе, Артакс на мгновение решил, что на них напал берсерк Кровавого бога. Но убийца был слишком велик, а на его нагруднике гордо раскинула крылья проклятая аквила Трупа-Императора.

Артакс мог понять желание Икара остаться и принять вызов раба Трона, но это стало бы безумием, достойным самоубийственного рвения культистов из паствы. Повинуясь сиюминутному импульсу, Артакс отделился от остальных, чтобы вытащить Икара с охваченной битвой площади. Он понимал, что ему не стоит рисковать собой ради сопляка, но ряды группировки и без того истощились. Икар ещё не до конца преодолел свою гордость, чтобы поблагодарить его — впрочем, не то чтобы Артаксу было до этого дело.

— Во имя Восьмеричного пути, что это было? — рявкнул он, поравнявшись с остальными воинами, пробиравшимися сквозь трущобы к долине на севере города. Он затолкнул Икара в центр строя, под защиту группы. — Вы видели их доспехи? Метки на них?

— Это братья сосуда Благословенного, — отозвался Мордун из головы колонны. — Потомки Дорна.

— Я ни разу не видел детей Каменотёса, которые выглядели бы вот так, — крикнул Артакс. — И при этом они верны Трону?

— Сильнее, чем большинство остальных, — ответил Мордун. — Я знал, что они придут за своей ходячей темницей. Теперь нам придётся ускорить наши собственные поиски. Нельзя позволить им вновь украсть Благословенного. Он жизненно важен для нашего возвышения.

Артаксу стало любопытно, откуда Мордун всё это знает, но предположил, что скорее всего, сидящий внутри его тела демон вложил эту информацию прямо ему в голову.

— Он рассказывает мне куда больше, брат, — внезапно произнёс Мордун. Артакс дёрнулся и на мгновение ощутил стыд за то, что лукавый нерождённый так легко смог поймать и поглотить его мысли.

— А он, случаем, не в курсе, куда подевался Благословенный? — спросил он, пытаясь сохранить лицо.

— В курсе, — ответил Мордун. — Он внизу.

Глава IX: Культисты

Экзорцисты перегруппировались на северной окраине Посёлка Пилигримов, посреди Священных Путей. За ними раскинулась долина, отделявшая трущобы от соседнего поселения, Посёлка Избавления. Два этих города-свалки изначально были возведены вокруг твердыни, известной как Форт Избавления — именно там случилась одна из тех знаменательных осад, что упрочили славу Фидема IV. Они были практически неотличимы друг от друга, представляя собой лабиринты из обветшалых, кособоких лачуг. Земля между ними избежала застройки лишь в силу того, что там находилось одно из Одиннадцати Сотен и Одиннадцати Священных-Пресвятых Полей Битвы, выражаясь архаичным жаргоном фидемских правоверных. Четыре тысячи лет назад, в разгар так называемой Войны Основания Веры, эта долина стала эпицентром яростного сражения. В наши дни она вновь стала границей между силами Империума, удерживающими Посёлок Пилигримов, и слугами Архиврага, которые захватили Форт Избавления и его окрестности ещё в самом начале вторжения.

— Еретики пересекли долину, — сообщил Беллох Зайду, как только лейтенант привёл отделения Эйтана и Ану, вновь объединив их с Веем, отделением Хаада и головорезами. — Мы начали преследование, но они вызвали огонь артиллерии, чтобы прикрыть своё отступление. Просвещённый брат приказал мне не выходить за пределы линии фронта.

— Сломленный с ними? — спросил Зайду, глядя в пустоту между Беллохом и Веем. Библиарий ответил первым.

— Я не уверен.

— Ты не смог почувствовать его?

— Всё дело в вожаке еретиков. Его присутствие в варпе лишило меня возможности сказать наверняка. Не думаю, что им удалось обнаружить Сломленного до того, как мы выкурили их из храма, но мне нечем подкрепить это предположение.

Зайду на мгновение отвёл взгляд. Он сделал неверный выбор. Вей же крайне точно оценил значимость храма. Но почему именно храм?

— Зачем Кейдусу понадобилось уходить от места крушения в сторону случайной церкви? — стал размышлять он вслух. — Причём, прямо посреди имперских оборонительных линий. Он решил подпитаться энергией сражения? Но если так, почему бы тогда не направиться дальше, на запад, где бушует куда более яростное противоборство?

— Зачем вообще лететь на Фидем IV? — подключился Вей. — Нам известно, что у Кейдуса есть связь с этим миром. Именно здесь, четыре тысячи лет назад, он потерпел поражение. Таким образом, я делаю вывод, что Кейдус прибыл сюда ради мести за тот проигрыш, и своей местью он вознамерился вернуть былую мощь, которую растерял за эти тысячелетия.

— Тогда, быть может, храм имеет какое-то отношение к историческим сражениям? Если не само здание, то хотя бы место, на котором оно выстроено? Возможно, используя знания о прошлых кампаниях Кейдуса, мы сможем предсказать его передвижения?

— Таких знаний почти не осталось, — возразил Вей. — Я сделал всё, что мог на Изгнании и здесь, сверился со всеми текстами, какие только получилось найти. В итоге, всю надёжную информацию о той войне можно уместить в двух параграфах. До нас дошли лишь истории, передаваемые из поколения в поколение местными пилигримами и падальщиками. Ну, и сами поля сражений.

— Как можно было забыть детали этого противостояния, если они все здесь, прямо у нас под ногами? — удивился Зайду, обводя рукой окрестности.

— Шрамы всегда остаются, даже если история их происхождения давно забыта, — заметил Вей.

С этим Зайду спорить не собирался. Он взглянул на Священные Пути, протянувшиеся влево и вправо от того места, где собрались Разрушители Чар. Это были линии окопов, или же то, что от них осталось. Именно здесь, во времена той первой, великой войны, защитники Фидема жили, сражались и умирали миллионами. Здесь, посреди оборонительных укреплений, опоясавших собой главный континент планеты. Эти жертвы, как и купленная ими победа Империума, преобразовали наспех выкопанные траншеи. Военная необходимость превратилась в десятки тысяч святых тропинок, которые тянулись зигзагами на долгие километры.

За те тысячи лет, что минули с Войны Основания Веры, Фидем IV стал центром паломничества, куда стекались бесчисленные толпы имперских подданных со всего субсектора — и даже из-за его пределов. Они ходили по старым окопам, пытаясь добраться от крепостей на утёсах Кастернова моря до пролива Дормуза через Башню Преторианца — именно там войска Империума одержали окончательную победу, а Красный Маршал был изгнан в варп. По мере того, как слава Фидема IV росла, окопы постепенно теряли свои характерные черты, мешки с песком прогнивали, а дощатые настилы рассыпались под бесконечным шарканьем ног. Блиндажи превратились в храмы, где каждый, кто мог расплатиться либо монетой, либо оговоренным сроком службы, получал возможность провести несколько судорожных, безмолвных мгновений перед святыми реликвиями праведной войны — предметами, которые почти в любой другой точке Галактики приняли бы за мусор. Ржавеющие шлемы, измазанные грязью штыки и лопаты, выкопанные из земли. Давно разряженные батареи для лазвинтовок, гильзы от патронов, обрывки униформы, древний сапог, иссохший и потрескавшийся от времени — на каждую из этих вещей паломники смотрели с таким фанатичным пылом, словно те были костями благословенных святых и кардиналов, какие Зайду видел на иных, более светских мирах.

Разумеется, теперь, когда война вновь добралась до Фидема, Священные Пути снова обрели былое предназначение. Милитарум приспособили к делу древние укрепления, и вскоре, вместо нескончаемых потоков оборванцев траншеи вновь заполнили вооружённые и облачённые в броню солдаты. Святые иконы прикрыли досками, узловые храмы снова стали блиндажами, на новых парапетах появились свежие мешки с песком, а новые кольца колючей проволоки натянули прямо поверх ржавых остатков старых. Проводникам Одиннадцати Сотен и Одиннадцати, которые зарабатывали на жизнь сопровождением пилигримов в ничейные земли, было настрого запрещено туда выходить.

Война ураганом обрушилась на планету, словно оскорбившись существованием тех, кто ещё помнил о ней. Она жаждала разорвать на куски поблёкшие, затхлые воспоминания и похоронить их под новыми ужасами.

— Эта земля была освящена кровью миллионов, — произнёс Вей, внимательно наблюдая за озирающим траншеи Зайду. — Вот, что сделало её святой. Кровь. Никогда не недооценивай её силу.

— Не стану, — резко ответил Зайду. — Потому что Кейдус не стал бы. Кто мой Не-брат, если не создание крови?

— Тебе известны догматы ордена, — сказал Вей. — Мы все носим проклятие внутри себя. Это цена, которую мы платим за то, что позволяем ему пустить корни, за то, что приглашаем его в наши тела на заре новой жизни. Но конкретно твоё проклятие, Палач Грехов, таится в твоих сердцах. Оно горячее, быстрое, живое. Это сама эссенция бытия — как для нашего вида, так и для многих других обитателей галактики. У тебя не получится отвергнуть Кейдуса, как не получится отвергнуть то, что течёт по твоим жилам.

— Я не хочу отвергать его, — мрачно произнёс Зайду. — Я хочу найти его и сокрушить навсегда.

— И всё же, мы не знаем, где его искать, — заметил Вей.

— На той стороне, — сказал Зайду, протягивая руку в сторону долины. — Согласно вашим с Беллохом докладам, Несущие Слово ретировались слишком легко. Если Сломленный ещё не у них, то они знают, где его искать. Необходимо навязать им бой и сохранять давление.

— Ты намерен атаковать укрепления еретиков по ту сторону долины? — уточнил Вей. — Штурм?

— Да.

— Армия Астра Милитарум числом более двухсот тысяч боевых единиц вот уже почти год как пытается это сделать, и безуспешно.

— И ты считаешь, что двух дюжин Экзорцистов будет недостаточно? — спросил Зайду. Вей посмотрел на него сверкающими золотыми глазами из-под капюшона камуфляжного плаща, и Зайду уловил в его ответе тонкую нотку юмора.

— Более чем достаточно, Палач Грехов.

— Мы проведём обряды Моления, — сказал Зайду твёрдым, уверенным голосом. — А вечером, когда станет темно, охота продолжится вновь.

Герметическое Братство Первой Ступени встретилось в здании старой скотобойни, на северной окраине Посёлка Пилигримов. Оно представляло собой склад и прилегающий к нему упаковочный цех, собранный из разношёрстных стальных и фанерных листов, сшитых вместе прямо посреди крайне ненадёжных жилищных блоков. Потрескавшийся скалобетонный пол под ногами пересекали глубокие каналы, ведущие к потемневшим решёткам кровостоков. С конвейерной рамы по-прежнему свисали изогнутые мясные крюки, поблескивая в последних лучах заходящего солнца, пробивающихся сквозь высокие окна.

Трубы охлаждения, бегущие по стенам и потолку, и предназначенные для заморозки продукции, давно вышли из строя. По мере того, как солнце садилось и ночь укрывала трущобы, снаружи становилось всё холоднее, но внутри склада воздух оставался спёртым и затхлым. Наверняка прошли уже месяцы с тех пор, как с потолка сняли последнюю гроксовую тушу, и всё же вонь скотобойни никуда не исчезла.

Утен счёл это уместным. Кто они, как не очередные животные для убоя?

Он отбросил эти мысли, стараясь не обращать внимания на глухой, голодный рык внутреннего зверя. Всё, что он слышал — лишь отголоски. Отголоски проклятия.

— Собрат Утен вызвался провести для нас обряды этой ночью, — провозгласил иерарх Эйтан, призывая Герметическое Братство к порядку. На складе собралось семеро братьев, готовых пройти те обряды Моления, что были присущи их подкульту.

В ордене Экзорцистов существовали десятки, а может и сотни Молельных братств. В некоторые из них можно было вступить лишь по приглашению, иные открывали свои двери всем желающим, причём, членство в одном из них не мешало членству в любом другом. В каждом Молении имелись свои звания, обращения и способы приветствия. Основной целью существования Молений было приумножение и совместное изучение огромного массива эзотерических и оккультных знаний, которые орден накопил за четыре тысячи лет своего существования. Однако, большинство Молений исполняли и иные, менее очевидные задачи.

Утен стал членом Герметического Братства Первой Ступени сразу же, как вступил в отделение Эйтана. Его старшим членом был сам сержант-причетник, известный внутри Герметического Братства под титулом иерарха. Экзорцисты пользовались множеством полевых званий — от братьев-инициатов и подаятелей до причетников, стяжавших славу службой в Первой роте — но в присутствии братьев по Молению, они предпочитали титулы, уникальные для каждого подкульта, что добавляло им ещё больше таинственности.

Утен был благодарен иерарху Эйтану за приглашение в Герметическое Братство. Ему не приходило в голову иного способа заглушить отголоски — особенно после прибытия на Фидем IV, когда они принялись терзать его пуще прежнего.

— Сим, мы проведём Обряд Переосвящения вместе с Утеном, братья среди братьев, — провозгласил Эйтан.

— Братья среди братьев, — повторили остальные пятеро. Утен молчал. Он торжественно склонил голову, выражая благодарность.

Герметическое Братство было крупнейшим Молением внутри Разрушителей Чар. Оно состояло из тех семи членов, что расположились кругом в центре скотобойни, не считая брата-инициата Пазу, добровольно пропустившего вечернюю встречу, стоя в дозоре на Священных Путях. В круг не встал и брат-инициат Урхамму, исполняющий свою роль Хранителя Внешней Двери — в данном случае, главного входа на склад, который он должен был охранять согласно ритуалу в течение всей встречи, с обнажённым клинком в руке.

Каждый из присутствующих снял шлем, подтверждая свою личность перед остальными собратьями. Уродства и шрамы, которые обычно находились в строжайшем секрете, особенно от союзных имперских сил, теперь открыто явили себя миру. Бездонные, чёрные глаза брата-инициата Балхамона. Красные рубцы брата-инициата Хокмаза, оставшиеся от очередного приступа оспы. Острые костяные наросты, торчащие из черепа брата-ритуалиста Кефраса.

Собственные уродства Утена были очевиднее, чем у любого другого из собравшихся здесь, поскольку он, вдобавок, снял с себя верхние доспехи. Выше пояса на нём остался лишь пентакль, оккультный металлический жетон, продетый через цепь у него на шее. Из его локтевых и лучевых костей торчали длинные, костяные шипы, протыкающие красные мышцы предплечий и поблёскивающие на свету бритвенными остриями. Уже почти год прошёл с тех пор, как он в последний раз отрезал их, и за это время они снова пробились сквозь его плоть, как делали это всегда. Они обезобразили его тело в той же мере, что и внутренний зверь обезобразил его расколотую душу.

Брат-инициат Хокмаз позвонил в маленький серебряный колокольчик, который всегда носил при себе. Эйтан выступил вперёд и поднял боевой нож, по лезвию которого вилась литания из Либер Экзорцизмус.

— Принимаешь ли ты кровавый обряд этой ночи, собрат Утен? — спросил иерарх.

— Принимаю, — выдавил из себя Утен. Челюсть начинала болеть — верный признак того, что клыки начинают удлиняться, затрудняя речь. Теперь он отчётливо слышал своего зверя, его рёв эхом отражался от стен вонючей скотобойни.

Ещё два Экзорциста встали перед Утеном — брат-ритуалист Кефрас и брат-диакон Мардук. Они тоже обнажили свои клинки. Утен протянул им руки, чувствуя укол стыда столь же болезненный, как и шипы, пронзающие его кожу. Он был изуродован, искажён, навеки помечен тварью, которую некогда носил внутри своей плоти. Ему не избежать проклятия, что уж поджидает его.

Кефрас и Мардук принялись отрезать шипы. Воздух скотобойни заполнил визг зазубренных лезвий, отпиливающих торчащие кости.

Это было больно. Утен приветствовал боль, стиснув зубы и чувствуя, как его тело реагирует на вмешательство. Болеутоляющие начали отключать чувствительность предплечий, в то время как стимуляторы из гланд добрались до кончиков пальцев, чтобы он по-прежнему мог сгибать суставы и пользоваться ими. Боль и травмы не могли остановить космодесантника, что в бою, что вне его.

Те Экзорцисты, что не трудились над Утеном, затянули молитву — вначале тихо и неразборчиво, но по мере обретения согласованности, их голоса становились всё громче. Хокмаз вновь позвонил в колокольчик. Его мелодичный звон резко выделялся на фоне мерзких звуков пилы.

Эйтан подошёл к Утену. Один глаз иерарха, тёмный, как у большинства Экзорцистов, спокойно держал его взгляд, а холодное сияние бионической оптики заставляло Утена чувствовать себя так, словно на него навели прицел.

— Принимаешь ли ты переосвящение своей плоти, собрат мой? — спросил Эйтан.

— Принимаю, — прорычал Утен, стараясь пропихнуть слова сквозь загнутые клыки. По подбородку потекла слюна.

— Ту субикис цикатрисем карнис туэ? — продолжал Эйтан, переходя на высокий готик. Утен вновь дал своё согласие.

Эйтан положил ладонь на грудную мышцу Утена и наклонился вперёд, вонзая кривое острие кинжала в толстую, грубую кожу прямо над кулоном-пентаклем. Кровь потекла неохотно, заставляя Эйтана резать сильнее и глужбе, продолжая при этом бормотать тайные ритуалы Моления.

Утен всё ещё носил на теле шрамы от предыдущего переосвящения, но они успели поблекнуть и стали практически неразличимыми, утратив свою силу. Эйтан обновлял их голой сталью, и Утен цеплялся за новую боль, пытаясь с её помощью изгнать отголоски.

Это лишь разозлило зверя. Он чувствовал его присутствие в своей голове, дикий и неукротимый зверь больше не рыскал в тенях, а рычал и лязгал зубами. Его затрясло, тело оцепенело, сражаясь за контроль над собой, а песнопения Моления становились всё громче, всё быстрее.

Свет уже практически погас, и на складе постепенно сгущалась тьма. Колокольчик Хокмаза прозвенел вновь, но сам Экзорцист даже не пошевелился. Утен понял, что рычит, но ничего не мог с собой поделать. Кровь мерцающими ручейками стекала по его телу, заливая пентакль.

Последний луч вечернего солнца угас. Раздался грохот, затем болезненный визг ржавых шестерней, а за ним последовал методичный лязг, длившийся достаточно, чтобы развеять окутавшую мысли Утена пелену. Он смутно догадался, что над его головой включилась конвейерная лента с мясными крюками — похоже, что она двигалась сама по себе.

Вращение механизмов привело к тому, что над головами Моления засвистели крюки и другие орудия скотобойного ремесла. Но Эйтан, Кефрас и Мардук продолжали своё кровавое, суровое дело, не позволяя себе отвлекаться. К тому времени, нож Эйтана уже чертил линии внизу живота Утена, заливая кровью бёдра и наколенники.

Он больше не мог терпеть. Казалось, что зверь внутри него был уже в одном ударе сердца от свободы. Он словно заново переживал свои первые обряды посвящения.

Не в силах сдержать себя, Утен выбросил руку вверх и оторвал один из пролетающих мимо крюков. Затем, с чудовищным воем, он вогнал его себе в череп.

Орден Орла На Вершине встретился в месте, плохо сочетающемся с его натурой, но выбранном в силу необходимости. Ану и два его брата-устранителя, Лакму и Думузи, готовились к своим обрядам в подвале одной из высоких многоэтажек на опалённой войной окраине Посёлка Пилигримов. Ану привлекла высота здания — оно бы неплохо подошло для снайперской позиции — но на верхних этажах уже разместился на постой гвардейский взвод Милитарума. Ану не хотел выгонять солдат из кроватей, так как это шло вразрез с идеалами Ордена Орла На Вершине, который во всех делах ценил минимум беспокойства и шума. А присвоив себе верхние этажи здания, они неминуемо вызвали бы страх, гнев и непонимание, что очень плохо сказалось бы на проведении ритуала.

Лучше служить в глубинах вершины, чем стоять на вершине низменности. Так звучало одно из эзотерических высказываний их Моления, и к данной ситуации оно подходило более чем полностью. И потому, тихо и незаметно, троица снайперов спустилась в подвал.

Это было убогое место с низким потолком, с которого свисала одинокая лампочка. Две стены так и вовсе представляли собой деревянные рамы, замазанные землёй. Ступени жалобно стонали под весом астартес, даже с учётом того, что они спускались по одному. Ану пришлось убирать с пути клочки паутины и очистить центр комнаты от крысиного помёта.

— Сойдёт, — объявил он после небольшой уборки. По правде говоря, помещение было ничем не хуже многих жилых келий в Базилике Малифекс.

Троица приступила к делу. Думузи сунул руку в маленький кожаный кармашек, пришитый изнутри к плащу, и раздал остальным по кусочку мела. Они принялись наносить на пол все необходимые символы, образуя ими большой треугольник. Кроме того, Лакму решил снова подняться по лестнице и нанести такие же символы на дверную раму. Они не хотели, чтобы их беспокоили. Но что важнее, они не хотели, чтобы нечто выбралось отсюда и побеспокоило спящих наверху людей.

Тихое щёлканье мелков казалось оглушительным в абсолютной тишине.

Когда все символы были закончены, Ану пробормотал отверзающие ритуалы и пригласил собратьев присоединиться к нему в сегодняшнем действе — прорицании.

— Вооружение, — провозгласил он.

Устранители достали своё оружие. С величайшей осторожностью они положили на пол болт-винтовки типа III модели «Сорокопут». Каждая винтовка касалась дулом приклада другой, образуя в центре комнаты треугольник. Затем, они отстегнули боевые ножи и поместили их внутрь треугольника, клинками к середине. Достав из собственного кармана маленькую свечку, Ану поставил её между остриями ножей и поджёг ударником.

Вспыхнул маленький огонёк. Ану набросил капюшон и кивнул Лакму, который выключил висящий над головой люмен, оставив свечу единственным источником света.

Казалось, что вместе с освещением, из комнаты исчезло что-то ещё. Ану понял, что не дышит, а окружающая тьма будто бы извивалась и сворачивалась вокруг них, подобно кольцам огромной, чёрной змеи.

Пламя свечи моргнуло, но не погасло.

Они сидели неподвижно, каждый перед своей винтовкой. На прикладах Думузи и Лакму виднелись метки убийств, но Ану держал своё оружие в чистоте, отвергая любые украшения и гравировки. Он отказывался марать его чем-то, что считал недостойным. Единственной меткой, которую он нанесёт на винтовку, будет памятка о совершённом им идеальном убийстве. А этого пока ещё не случилось.

И никогда не случится.

Ану проигнорировал издевательский шёпот, проверяя готовность своих собратьев. Думузи и Лакму сидели, скрестив ноги и слегка склонив головы, спрятав лица в тени капюшонов. Казалось, что их плащи мерцают и переливаются в пламени свечи — хамелиолин пытался утянуть своих владельцев целиком во тьму за спиной.

— Отсоединить прогностикаторы — приказал Ану.

Вся троица потянулась к оккускопам своих винтовок и принялась откручивать их, не только нарушая калибровку оружия, но и нанося вред сущности обитавшего внутри духа машины. Для Ану, этот процесс казался изощрённой пыткой, словно он отрывал сухожилие от кости. Он чувствовал боль духа машины, но заставлял себя продолжать, непрерывно бормоча слова умиротворения. Этой ночью, прицелы нужны были им для важной цели, даже более важной, чем приносить смерть врагам Императора.

Когда дело бы сделано, а машинные духи — умиротворены, Ану заговорил снова. Он описал Семь Неописуемых Имён, назвал имя Безымянного Владыки и произнёс Непроизносимое Богохульство. Затем, чувствуя боль в зубах и жжение в горле, он приказал собратьям приступить к прорицаниям.

Поднимая окуляр к глазу, он внезапно кое-что осознал.

Кто-то стоял в темноте у него за спиной.

Чужое присутствие спровоцировало мгновенные рефлексы в его трансчеловеческом теле. Каждый удар сердца, каждое сухожилие и каждый мускул кричал ему повернуться, повернуться и драться за свою жизнь. Сидение в неподвижности, в полной уязвимости, не сопротивляясь возникшей угрозе, было анафемой для таких, как он. Это шло вразрез с каждой секундой гипно-индоктринации, с каждым мгновением мышечной памяти, закалённой в сотне тысяч жестоких, отчаянных схваток не на жизнь, а на смерть. Это был воистину немыслимый подвиг, и всё же Ану совершил его.

Он не повернулся. Он остался сидеть неподвижно и не стал обращать внимания на кого-то у себя за спиной, вместо этого медленно, добровольно приложив окуляр к глазу.

И сквозь него он узрел предательство, смерть и окончательное проклятие для них всех.

Глава X: Теургия

Когда душа Утена впервые открылась яростному безумию имматериума, в него вонзил когти зверь, варп-сущность, которая не обременяла себя даже минимальным подобием любезности. Это был пёс резни, одна из боевых гончих Кхорна, ненасытная жажда убийства и неудержимая жестокость во плоти. Его рык преследовал Утена во снах, его первобытные инстинкты тесно переплелись с остатками сущности воина, и он давно потерял ту грань, где заканчивались его мысли и начинался разум зверя.

Утен чувствовал, как когти гончей ворошат тусклые угли его души. Сорвав мясной крюк с ленты конвейера, он вонзил его прямо себе в лоб и зашипел сквозь удлинившиеся клыки, протаскивая крюк полукругом, затем слева направо. Он ощутил на языке кровь, горечь железа и сырую, солоноватую энергию жизни.

Никто из Герметического Братства Первой Ступени не шевельнулся, чтобы остановить его. Они продолжили работать, их молитвы достигли крещендо, и Эйтан резким взмахом ножа завершил последний оберег на его теле.

Как только это случилось, Утен ощутил, как ясность ума возвращается к нему вместе с болью от крюка. Теперь он чувствовал уязвимость своего звероподобного Не-брата, как тот из охотника превращается в жертву.

Пусть он и был зверем, но всё же обладал своим именем, которым мог воспользоваться его повелитель, чтобы вернуть питомца к ноге. Утен знал его, и теперь этот богохульный символ был вырезан на его скальпе. Он владел зверем — по крайней мере до тех пор, пока тот не сможет вырваться из бронзовых оков, что держали его у подножия трона Кровавого бога. Пёс сидел там с тех самых пор, как Утен вырвал его из своей души, и останется там ещё очень надолго.

Здесь, на материальном плане бытия, его отголоски больше не беспокоили воина.

Он опустил крюк огромными, дрожащими лапами, и с окончательным рыком бросил его на пол. Тот, звеня и подскакивая, улетел в темноту. Эйтан отошёл назад, Кефрас и Мардук тоже, завершив своё дело. От торчащих из рук Утена костяных шипов остались лишь короткие пеньки.

Утен сделал медленный вдох, затем шумно выдохнул обратно во тьму, что окутала скотобойню. Внезапно он понял, что лента с крюками остановилась. Речитатив Моления тоже затих. Всё погрузилось в безмолвие.

— Консумматум эст, — прохрипел Утен.

— Консумматум эст, — скорбно повторили остальные. Колокольчик Хокмаза прозвенел в последний раз. Всё кончено.

И всё действительно было кончено, хоть и на время. Утен размял своё могучее тело и стиснул в ладони окровавленный пентакль, чувствуя, как растягиваются и трескаются свежие рубцы. Он покрутил предплечьем, оценивая проделанную братьями работу по его очищению — не от истинной скверны, но от её симптомов, от мозолящих глаза напоминаний о связи с потусторонним. Он ощутил, что его разум чист и спокоен, куда спокойнее, чем после отбытия с Изгнания. Зверь отступил. Его зловещее присутствие исчезло.

Он непременно вернётся, как возвращался всегда. И Утен будет готов к этому — как был готов всегда.

Поначалу, прицел Ану почти ничего не показал ему. Его машинный дух ещё не откалибровался, и отказывался работать в тесном подвале. Данные, которыми он обычно снабжал владельца, получались зашифрованными, числа то замирали, то быстро возрастали, то наоборот уменьшались, и так по кругу. Он ничего не видел.

Шесть еретиков идут за твоей головой.

Он снова проигнорировал голос. Позади него не было никого и ничего.

Он слышал, как бормочут Лахму и Думузи, но их голоса звучали так тихо, что даже его слух был не в состоянии различить, молятся ли они, читают заклинания или просто реагируют на собственные отголоски.

Он моргнул, медленно поворачивая усеянный рунами трансфокатор прицела, настраивая резкость. По-прежнему ничего.

Так и будешь вечно игнорировать меня, любовь моя? — прошептал андрогинный голос у него возле уха, так близко, что он почуял этот манящий, приторно-сладкий аромат варпа. Слова скользили вдоль позвоночника, словно осколки льда.

Ану поневоле поёжился. Этой ночью, отголоски звучали громко. Слишком громко.

— Оставь меня, — тихо прохрипел он, опуская прицел.

Тварь позади него театрально захныкала и обняла тонкой, белоснежной рукой его широкие плечи.

Но ты же знаешь, как я люблю твоё общество. Ты же знаешь, как мне нужно твоё внимание.

— Тебя здесь нет, — ответил Ану. — Я изгнал тебя, и в глубинах логова своего принца ты и останешься, на долгие шесть сотен шестьдесят шесть лет.

Уже на десяток меньше, но кто считает?

— Ну, ты считаешь, судя по всему.

Послышалось тихое хихиканье. Рука исчезла, но толстые, крабьи клешни продолжали игриво дёргать его за края плаща.

Ну вот видишь, нам уже весело! Я скучала по твоему чувству юмора.

Потолок заскрипел, на сидящих внутри Экзорцистов посыпалась пыль, едва не погасив одинокую свечу. Ану услышал наверху голоса, настоящие голоса. Он прекрасно понимал, что несчастные гвардейцы, до этого мирно дремавшие в кроватях, теперь страдали от ночных кошмаров и ужасных видений, не имея понятия о присутствии трёх ворожащих культистов у себя под ногами. Он также понимал, что ему не стоит давить на них слишком сильно. Прорицание и без того уже занесло его в области, которых он не собирался касаться.

— Исчезни, — тихо прорычал он, теряя терпение. — Ты — всего лишь отголосок, и тебе здесь больше нет места.

Как ты можешь говорить мне такое, мой сладкий? Разве мы не сплетались воедино? Разве не делили одну плоть на двоих? Разве не были наши души связаны в одно целое? И разве мы вместе не наслаждались этим совершенством?

— Нет, — ответил Ану, сохраняя контроль. — Я вырвал тебя из своей души, словно раковую опухоль, которой ты и являешься. Я больше не стану тебя развлекать. Сим отвергаю тебя. Сим изгоняю тебя. Благословениями Девяти Верных Сынов, Богохульствами Девяти Предательских Образцов, я велю тебе — поди прочь от меня!

Тварь зашипела от гнева и бессилия, но он не останавливался, вколачивая в неё заклинания и катехизисы, используя их для упорядочивания собственных мыслей и наполняя свой разум той уверенностью и той твёрдостью, которых была лишена его пустая душа. В итоге издевательский смех и соблазняющий шёпот затихли. Если получилось заставить отголосок умолкнуть, существовал ли он вообще?

Ану понял, что чьё-то присутствие за спиной исчезло. Позади него не осталось ничего, кроме грязной стены и полной темноты, которая больше не извивалась и не сворачивалась кольцами, не вздымалась со злобной ухмылкой у него над головой. Лишь темнота, и больше ничего.

Он вернулся к прицелу.

Теперь, у того были ответы для Ану. Он уловил какое-то движение. С неимоверной осторожностью он подкрутил кольца устройства, беззвучно повторяя основополагающие литании Ордена Орла На Вершине.

Вот, снова — вспышка, образ чего-то, что точно не являлось ни подвалом, ни даже настоящим моментом. В этот раз ему удалось сфокусироваться на нём, навести резкость, хоть и ненадолго.

Ану увидел два силуэта, сцепившиеся в яростной схватке, и немедленно узнал обоих. Один принадлежал лейтенанту-подаятелю, он сжимал в руках свои ножи, поблёскивающие в кроваво-красном свечении варпа, залившем всю сцену. Другой был облачён в синие доспехи орденского библиариума — Вей. Его психосиловой меч пылал, голову укрывал капюшон, но его глаза не светились знакомым золотым сиянием, которое приобретали в момент применения психической мощи. Они горели тем же кровавым светом, что заливал границы прицела. От взгляда в них собственные любознательные глаза Ану сразу же заболели.

Два Экзорциста яростно сражались друг с другом, не сдерживаясь, нанося друг другу удары по корпусу. Это зрелище вызвало у Ану неподдельное изумление. Он чувствовал, что зло пустило корни внутри просвещённого брата, но как такое возможно? Как варп мог вновь завладеть их выгоревшими изнутри остовами?

Вей воздел меч, чтобы сразить Зайду. Ану мгновенно охватило чёткое предчувствие. Он мог сделать выстрел. Ему оставалось лишь нажать на спуск.

Данные от прицела окончательно застыли, дисплей показывал одни нули. Но они ему были уже не нужны. Окулярная сетка не двигалась. Это всё, что ему было нужно для достижения совершенства.

Ану выстрелил. И тут же, его голова отдёрнулась от прицела, а глаз налился кровью. Он тяжело дышал, оба его сердца колотились в груди.

Свеча выгорела, и подвал погрузился во мрак. Откуда-то снаружи раздался ужасающий, отчаянный вой. Пока оккулоб Ану пытался отыскать и вобрать в зрачок хоть какую-то долю света, он осознал нечто, отчего кровь застыла у него в жилах.

Сделанный им выстрел предназначался не Вею. Он целился в Зайду.

Глава XI: Сломанные вещи

— Собрат, ты присоединишься к нам? — спросил Беллох Зайду.

— Не сегодня, — ответил тот, слегка наклонив голову. — Есть дела, которыми я должен заняться. Прямо сейчас, командир нашего корабля Назмунд производит сканирование новой целевой зоны, и я хочу связаться с местными войсками Милитарума, убедиться что они обеспечат нам достаточную поддержку. В моё отсутствие ты возьмёшь на себя роль Первого Клинка.

Беллох сотворил принятый в их Молении знак согласия, разрезав воздух кратким движением указательного и среднего пальцев, после чего удалился. Зайду полагал, что причины его отсутствия вполне очевидны, однако Беллох явно расслабился, услышав об этом лично. Лейтенант по-прежнему состоял в братстве Клинка и Черепа — Молении, членами которого были практически все головорезы ордена — но со дня своего повышения он не посетил ещё ни одной встречи. Он чувствовал, что ему больше нет там места, и собирался аннулировать своё членство в подкульте, пребывая в полной уверенности, что из Беллоха получится хороший Первый Клинок, как только Зайду покинет братство.

Освободившись от тягот братания, он направился к краю Священных Путей. Милитарум вновь заняли практически все окопы, но местная бригада согласилась оставить разрыв длиной в сотню метров, прямо между позициями двух соседних подразделений. 14-й и 33-й Албанские Громовые корпуса оттянулись в стороны, давая Экзорцистам возможность организовать свои позиции. Большинство Разрушителей Чар удалились в тыл, к близлежащим домам, чтобы провести свои обряды в уединении. Однако, из отделений лазутчиков вызвались трое добровольцев — Пазу, Ламеш и Аккад — которые согласились пропустить свои встречи, чтобы встать в дозор. Зайду разместил их на передовых постах, и теперь они пристально наблюдали за долиной в лучах заходящего солнца.

Аккад едва не проморгал появление Зайду. Палач Грехов удалил свой маркер с общего дисплея, желая получить немного уединения, и шагал настолько тихо, что даже другой примарис не услышал его, пока тот не оказался практически у него за спиной.

Аккад мгновенно развернулся, вскидывая болт-карабин. Зайду остановился, подавляя боевые рефлексы, сработавшие в ответ на поднятое оружие.

— Прошу прощения, лейтенант, — сказал Аккад, немедленно опуская карабин. Зайду решил, что воин извиняется не за то, что наставил на него оружие, а за то, что не заметил его приближение раньше.

— Иди к своему братству, инициат, — приказал ему Зайду. — Я заменю тебя в дозоре.

Аккад преклонил колено, после чего удалился. Зайду бросил взгляд за парапет, укрытый мешками с песком. Заходящее солнце окрашивало далёкие склоны в кроваво-красные тона, а в самых глубоких низинах долины уже начинала скапливаться тьма.

Многочисленные возвышенности разделяли жалкие километры ровной, пыльной земли, отчего долина напоминала испещрённую кратерами поверхность какой-нибудь луны, став общим полотном из старых и новых ран. Он задумался на мгновение, смог бы кто-то, чьи тело, душу и всю сущность не отточили до бритвенной остроты и не превратили в оружие, назвать игру оранжево-алого света на изувеченном ландшафте красивой. Как бы он поделился своими впечатлениями с незрячим собеседником? Зайду попытался было описать увиденное, но быстро сдался. В нём не было ни грамма поэзии, ни единого слова, что не звучало бы как боевой клич. Неужели причина лишь в том, что он из Адептус Астартес? Или же это произошло потому, что когда он вырвал из себя нерождённого монстра, ныне бродившего по миру, его душа сгорела дотла и разлетелась вдребезги, без шанса вновь стать единой?

Он решил, что это не имеет значения. В любом случае, далёкий грохот артиллерии занимал его куда сильнее, чем вид заката. Зайду изучал его где-то с минуту. Если долина погрузилась в безмолвие, отдавшись во власть наступающего вечера, то простирающаяся на восток равнина, в свою очередь, вся светилась от разрывов снарядов, контрастируя с глухими раскатами грома на северных окраинах Посёлка Пилигримов. Там сражались обе стороны конфликта, не позволяя темноте хоть ненадолго приостановить вражду. Для нетренированного и неулучшенного уха эта канонада могла бы показаться ужасающей, но Зайду уловил в ней нотки вялой безмятежности. Обстрел был лишён боевого ритма, желания во что бы то ни стало сокрушить врага. Артиллерийская дуэль уже давно превратилась в простую формальность.

Убедившись, что впереди нет ни малейшего признака вражеской активности, Зайду отсоединил оккулус от своего болт-карабина, не забыв попросить прощения у двух единых духов машины за вынужденную разлуку. Он положил прицел на парапет, направив его на ничейную землю, и проверил, чтобы наруч был включён и подсоединён к авточувствам доспехов. Продвинутый машинный дух предупредит его о любом перемещении в долине, дав возможность своевременно отреагировать.

Он уселся на стрелковую ступень, прислонившись спиной к стене окопа, и выдернул из неё небольшую расшатавшуюся дощечку. Положив её на колени, он принялся аккуратно разматывать свитки с молитвами на предплечьях.

После целого дня в бою пергамент истрепался и покрылся кровавыми пятнами. И хотя обычно свитки оставались на месте, пока не порвутся окончательно, Зайду решил воспользоваться возможностью и заменить их. Казалось, это позволит ему переключиться. Но, по правде говоря, он подозревал, что это всего лишь заученная привычка, от которой будет мало толку.

Он аккуратно размотал последний свиток, после чего сунул руку в кожаный подсумок на бедре и достал оттуда свежую стопку пергамента. Убрав старые свитки в тот же подсумок, Зайду достал стилус и снял правую перчатку. Он положил её рядом на ступеньку, затем сделал несколько движений кистью, чтобы размяться. Его бледная, покрытая шрамами плоть резко выделялась на фоне тёмно-красного керамита наруча. Внезапно, повинуясь неожиданному порыву, он снял с лица маску-череп.

Он почувствовал себя неестественно без неё. Запахи стали ощущаться отчётливее — мази на элементах брони, тонкий пергамент страниц рядом с ним, чернила на кончике стилуса. Восточный ветер донёс до него аромат фуцелина и раскалённого металла артиллерийских снарядов.

Он аккуратно коснулся пальцами голой челюсти, погладив острые, жёсткие чешуйки и раздумывая, не изменились ли они за последнее время. Потрогал два неестественно длинных клыка, два недвусмысленных напоминания о метке, которую оставила на нём его нынешняя добыча. Однажды он вырвал их с корнем и выплюнул вместе с кровью, но они просто выросли заново.

Скверна Архиврага извратила его. Но куда сильнее, как он считал, его извратил орден, изменил наукой и искусством настолько древними, таинственными и непознанными, как и любой ритуал на Тёмном Наречии. Обе стороны выточили из него инструмент для своей вечной борьбы. Проверяя, насколько сильно его можно согнуть и скрутить, прежде чем он сломается.

Кто-нибудь другой, вероятно, восстал бы против такой участи. Но Зайду понял, что ему всё равно. В нём осталось слишком мало «его», чтобы почувствовать гнев перед лицом такой несправедливости.

Он вернул на место оскал черепа, приветствуя удушающую хватку маски, и расправил свежие, пустые свитки по лежащей на коленях дощечке. Затем, взяв стилус голой рукой, он принялся медленно, аккуратно переписывать на них эзотерические символы из Либер Экзорцизмус.

Это заняло у него не так много времени, как он ожидал. Он обмотал мягко похрустывающий пергамент вокруг предплечий, и убедившись, что молитвенные свитки держатся крепко, проверил свой оккускоп.

В долине по-прежнему стояла тишина. На западе разыгрался воздушный бой, но с тем же успехом он мог бы происходить на другой планете. Тьма уже сгустилась, но её было всё ещё недостаточно для нужд Экзорцистов.

Ещё минут тридцать, и пора. Зайду вновь уселся на огневую ступеньку и безмолвно устремил взгляд вглубь траншеи. Его глаза ничего не видели, а разум был столь же пуст, как и его выхолощенная душа.

Меч и чаша.

Вей с почтением уложил оба предмета на камуфляжный плащ. Он сделал для них примитивный алтарь из старых деревянных поддонов, валяющихся в пустом скалобетонном блокгаузе рядом с одной из траншей, занятых Экзорцистами.

Эти две вещи не могли бы отличаться друг от друга ещё сильнее. Керувим воплощал собой изумительный образец мастерства, полуторный палаш из воронёной стали, украшенный текучими письменами с тысячелетней историей. Надписи извивались по всему клинку, повествуя об исторжении и удовлетворении. И рядом с ним — колдовская чаша, скромный, потрёпанный глиняный сосуд, который Вей вылепил своими руками. Изнутри чашу опоясывали семнадцать концентрических кругов текста и символов на гоэтике Изгнания, спускающихся по спирали от краёв к донышку, где был вырезан маленький Кальва Демониорум. Чтобы прочитать надпись целиком, чашу требовалось непрерывно поворачивать — таков был замысел, подразумевающий под собой вечно меняющуюся природу варпа, которая требовала неусыпной бдительности и живого ума от тех, кто противостоит ей. В любом семействе любого гоэтического племени Изгнания обязательно имелась такая колдовская чаша, и не без причин. Сама идея того, что перевернув должным образом украшенную чашу, можно заточить в ней нечистых духов, имела под собой веские основания.

Вей насытил и меч, и чашу своей психической силой. Для этой конкретной церемонии ему требовались именно эти инструменты.

Некоторое время он настраивался, приводил в порядок мысли и проверял, какие эмоции ему удастся наскрести в противовес холодному, бесчувственному металлу собственного разума. Этим вечером в воздухе сквозила какая-то мистика, потусторонняя жуть, которая проникала в реальность каждый раз, когда Моления проводили свои обряды.

Вей не собирался присоединяться к ним. Он состоял во множестве подкультов, но помимо традиций Разрушенной Башни — Моления, почти целиком состоящего из библиариев ордена — он никогда не принимал участия в братских ритуалах. Со своей стороны он считал это одолжением для них, и ничем большим.

Очарование общин было вполне понятно. С их помощью орден распределял эзотерические знания и создавал ощущение единства, общности, братства.

И в этом заключалась их ложь. По мнению Вея, истинная причина существования этого запутанного клубка из культов, тайных обществ, систем бесконечных званий и вертикалей власти, странных обрядов, секретных паролей и жестов была в том, что с их помощью орден пытался заполнить пустоты, что невозможно заполнить, утолить неутолимый голод. Всё это была лишь игра, спектакль ради создания смысла и цели — чтобы придать внешний лоск этим пустым сосудам, что некогда были людьми. Они были сломанными вещами, которые впустую пытались собрать себя воедино с помощью ритуализма и таинств.

Вей наблюдал обряды по вселению демонов уже сотни раз, и принимал участие в большинстве из них. Он резал и выжигал как физическими, так и ментальными клинками, борясь за чистоту душ своих братьев от порчи варпа. Невозможно совершить такое деяние с точностью хирурга, применяющего скальпель холодно и безразлично. Каждый раз это была борьба, настоящая рубка, дикая, жаркая, отчаянная и страстная, и к её завершению от разума, что ещё недавно был преисполнен решимости и смысла, оставались лишь обугленные черепки. В таком разуме больше не было ни смысла, ни цели, и практически никаких чувств. Все тайные общества, братские церемонии и вымышленные титулы во всей галактике не смогут изменить этого, не смогут вернуть Экзорцистам того, что они принесли в жертву. Ничто не способно заполнить эту пустоту.

Как только Вей понял это, все так называемые товарищества и братства стали для него пустым звуком. Он не осуждал своих братьев за попытки собрать по кусочкам собственные души, но единственной пользой, которую Моления ему приносили, стало обширное собрание письменных знаний. И помимо этого, он не собирался тратить время на примитивное прорицание или борьбу с отголосками, этими полусознательными воспоминаниями о демонической порче, что продолжали терзать немногочисленные остатки внутреннего мира Экзорцистов.

Вей был вынужден признать, что отголоски стали сильнее с момента их прибытия на Фидем. Одно дело охотиться на нерождённых, но совсем другое — охотиться на Сломленного, крепко связанного с лидером ударной группы. Библиарий беспокоился о Зайду, беспокоился, что попросив его возглавить охоту, он возложил на него слишком тяжкое бремя. Их с Зайду объединяли узы, настолько прочные, насколько это было возможно среди Экзорцистов. Он чувствовал себя ответственным за него, хоть и понимал, насколько это глупо. Зайду был опытным чемпионом ордена, охотником среди охотников, бичом нерождённых. Он изгнал многих из них, и изгонит ещё больше, как только они, наконец, настигнут Красного Маршала.

Вей лишь надеялся, что Зайду не придётся отдать ради этого слишком многое. Все знамения сходились в одном — победы не достичь без жертвы, жертвы даже большей, чем привык приносить его орден. Если для уничтожения Сломленного потребуется отдать жизни всех и каждого Разрушителя Чар, ни один из них не станет колебаться — Вей был в этом абсолютно уверен. Но он боялся, что одними жизнями здесь не обойдётся. Вей уже начал видеть взаимосвязь — предполагаемое видение Зайду, странные перемещения Кейдуса, присутствие Несущих Слово и много чего ещё — но он чувствовал себя юным инициатом на своей первой церемонии Моления, с повязкой на глазах, тщетно пытаясь распознать и понять творящиеся во тьме каббалистические ритуалы.

Осознав, что его мысли блуждают по кругу, он пробормотал заклинание сосредоточенности. Пришло время сфокусироваться. Через некоторое время, убедившись, что разум готов, он снял кожаную перчатку, затем латную рукавицу, и голыми пальцами вытащил колоду карт Таро.

Вей понимал, что занимается баловством, поскольку авгурии уже и так были предельно ясны. Впрочем, он всё равно решил позволить себе эту последнюю попытку, попутно признаваясь себе, что искренне надеется на иной исход.

Он разложил колоду рубашкой вверх сначала между, затем над мечом и чашей, после чего встал и принялся взывать к Четырём Четвертям, медленно обходя кругом самодельный алтарь. Он погружался в варп, умиротворяя и освящая всё внутри блокгауза, совершая акт Старшей Арканы.

Температура воздуха резко упала. Библиарий почувствовал, как потоки былого стремятся к нему навстречу, вырываясь из чёрных глубин точно косяк ненасытных подводных тварей. Он укрепил свою волю, закрыл глаза и пробудил своё мистическое, ведьмовское зрение, сосредоточившись на их приближении.

Словно раскаты грома, в ушах раздался такой знакомый грохот болтеров. Он вытянул руку и ощутил, как пальцы коснулись горячего металла.

Громовые раскаты стихли. Перед ним стоял тяжёлый болтер на крепкой треноге, последние бронзовые гильзы его последних очередей со звоном упали на пол рядом с его ботинками. Ствол дымился. Оружие только что принесло кому-то смерть, и вскоре сделает это снова. Оно стало центром кристаллизации всех эмоций, что когда-то переполняли это место, локусом надежд, страхов, триумфа и паники в бою. Стрельба из этого болтера и забота о нём стали смыслом жизни тех гвардейцев, что некогда занимали этот блокгауз. И похоже, что он их не подвёл.

Вей умиротворил фантомный дух машины и успокоил призраков её боевого расчёта. Он прошептал давно погибшим гвардейцам, что их долг исполнен, и им больше не нужно удерживать эту траншею. Ангелы Смерти Императора приняли на себя это бремя.

Библиарий открыл глаза. Болтер у амбразуры блокгауза исчез, но сделав несколько шагов, Вей наступил на парочку старых, расстрелянных гильз.

Он вернулся обратно в круг, вновь обращаясь к Четырём Четвертям и завершая ритуал опечатывания. Удовлетворившись результатом, он уселся перед своим самодельным алтарём и опустил голую руку на карты, вступая в контакт с родной энергией.

Как и в случае с колдовской чашей, он изготовил колоду самостоятельно, ещё в бытность свою новичком-лексиканием под патронажем эпистолярия Махена. Вей провёл долгие недели в своей келье под крышей Базилики Малифекс, обучаясь терпению и аккуратности. С тех самых пор эта самая колода верно служила библиарию и указывала ему путь.

Он задержал дыхание и перевернул первую карту. На ней красовалась закутанная в плащ измождённая, сгорбившаяся фигура, нарисованная простыми чёрными чернилами. Предполагалось, что она не стояла, а скорее парила прямо возле края карты. Единственным цветом на лице был золотой, которым автор отметил зловещие глаза под капюшоном. Четыре глаза, образующие собой ромбовидный алмаз.

Демон.

Вей собрался, после чего вытянул следующую карту. На ней он увидел одну из гигантских каменных вершин Базилики Малифекс, украшенную гаргульями и готическими барельефами. Самый верхний шпиль поразил стилизованный разряд молнии, выполненный в виде красного росчерка.

Башня.

Вея переполнило ощущение неизбежности, но он преодолел его. Он столько раз говорил Зайду, что будущее нигде не написано, и верил в это сам. Бесчисленные волокна реальности не признавали над собой никаких хозяев, не терпели определённости. Они скручивались и переплетались друг с другом, создавая из пряжи настоящего всё новые и новые варианты грядущего. Впрочем, некоторые нити тянулись дальше и были прочнее остальных, и вытягивая третью карту, Вей понимал, что в итоге ему придётся с этим смириться.

На рисунке был изображён потир, выполненный в форме черепа. Золотом стала его кость, а в глазницах сверкали алые рубины.

Кубок.

Вей закрыл глаза и склонил голову. Он всё понял. Осталось лишь смириться с этим.

Затем, взяв себя в руки, он произнёс Восьмой Катехизис Благодарности и завершил чтение.

Не имело значения, что судьба уготовила для него. Он был по-своему не менее решителен, чем Зайду. Они отыщут Сломленного, разорвут его тело на части, и пойдут на любые меры, чтобы эта нерождённая погань больше никогда не смогла угрожать ордену.

Глава XII: Неисповедимые пути

Зайду объявил об окончании обрядов Молений и созвал всех командиров отделений.

Он встретился с ними возле заколоченной досками часовенки в одной из траншей сообщения. После краткого ритуального приветствия, осведомившись об успешном проведении отдельных ритуалов, он проинструктировал братьев относительно предстоящего перехода.

— По одному боевому отделению, или меньше — оставляю это на ваше усмотрение, — сказал он Хааду и Эйтану, сержантам лазутчиков. — Мы пересечём линию фронта через три зоны, слева, справа и по центру. Головорезы разобьются на группы, и каждая из них выберет себе точку. Собрат Ану, ты разделишь устранителей соответственно и прикроешь наш тыл. Всё ясно?

Сержанты подтвердили, что всё поняли.

— Вопросы?

— Милитарум окажут нам поддержку? — спросил Хаад.

— Окажут. Я ещё не связывался с ними, так как сомневаюсь в надёжности их каналов. Перед тем самым выходом я отправлю их командиру сообщение, в котором посоветую ему остановить артподготовку. Как только мы доберёмся до той стороны впадины, то я очень надеюсь, что они смогут организовать отвлекающий штурм и хоть немного замаскировать нашу вылазку.

— Сканирования Назмунда дали ещё какие-либо результаты относительно местоположения Сломленного? — спросил Беллох.

— Никаких, — признался Зайду. — Точного местонахождения Несущих Слово нам также не удалось выявить, однако судя по активности и энергетическим всплескам, которые засёк «Ведьмодав», весьма очевидно, что их оперативной базой стал Форт Избавления.

— И мы не знаем, поймали ли еретики Сломленного и доставили ли они его туда? — не унимался Беллох.

Прежде чем ответить, Зайду перевёл взгляд на Вея. Библиарий стоял в стороне, набросив на голову капюшон.

— Сломленный всё ещё близко, — сказал он. — Лишь в этом я могу быть точно уверен. Если еретики ещё не отыскали его, то скоро отыщут. Поэтому мы должны сделать это раньше них.

— Яснее и быть не могло, — заключил Зайду. — Попав в Посёлок Избавления, мы либо сразу ощутим варп-запах создания, либо окажемся в более выгодной позиции, чтобы перехватить еретиков на пути к нему. Без сомнений, они тоже охотятся за ним.

— Что насчёт его перемещений? — спросил Эйтан. — Он ведь не рыскает по поверхности планеты в случайном направлении? Чего он надеется достичь?

— Мы знаем, что управляющий Сломленным нерождённый намеренно пришёл сюда, — ответил Зайду. — Он связан с этим миром. Мы полагаем, он жаждет реабилитироваться в глазах своего повелителя за прошлые неудачи. Но куда он направляется в данный конкретный момент, нам неизвестно.

— Подозреваю, что помимо этого, Кейдус хочет избавиться от Сломленного и от населяющих его других нерождённых, — добавил Вей, осмелившись произнести имя демона вслух. — До известной степени, он по-прежнему скован и слаб. Однако присутствие на Фидеме, пролитая кровь и трансмутация поражения в победу непременно укрепят его мощь. Если он найдёт способ сломать последние оковы, то наверняка сможет воплотить свою варп-форму в реальности. Случись такое, он станет слишком силён, и мы будем уже не в силах его остановить. Над нами нависла угроза непосредственного демонического вторжения.

— Я отправлю его в забвение прежде, чем это произойдёт, — отрезал Зайду тоном, не терпящим возражений. — Готовьте свои отделения.

Разрушители Чар проскользнули в долину. Зайду снова шёл впереди, но на этот раз он соблаговолил взять себе напарника из отделения Беллоха. Набуа был самым младшим из головорезов его ударной группы и вступил в орден лишь недавно, став первым новичком с тех пор, как Зайду повысили в должности. Лейтенант не знал его, а потому пока ещё не мог оценить его способности, образ мысли и навыки боя. Именно по этой причине он решил взять его под крыло и чему-нибудь научиться у него — как и Набуа, в свою очередь, научился бы чему-то у своего командира. И никто не посмеет сказать, будто Зайду настолько поглощён своей охотой, что у него не осталось времени на демонстрацию лидерских качеств.

После долгого, безоблачного дня, ночь выдалась хмурой, и это более чем устраивало Экзорцистов. Окутавшая ложе долины чернота казалась почти непроницаемой. Набуа следовал за командиром с левой стороны, а сам Зайду практически без усилий перемахнул через край Священных Путей и скатился вниз по склону, двигаясь быстро и прижимаясь к земле. Метки его братьев рассыпались по дисплею наруча, точно новорождённые созвездия, следуя за ним по пятам. Наружу, прямиком во тьму.

Ландшафт долины не так хорошо сочетался с их планом. Восточный массив главного населённого континента Фидема IV обладал преимущественно засушливым климатом, особенно в это время годового цикла. Воины ступали по жёсткой, сухой и пыльной почве, а все те неприхотливые растения, что смогли к ней приспособиться, погибли сразу после возобновления боевых действий. Земля была изрыта снарядами, старыми и новыми. Экзорцистам пришлось воспользоваться этим.

Зайду уже проложил маршрут для центрального из трёх зубцов, высчитав его с помощью своего «Оккулуса». Он прыгнул в первую из воронок и задержался на мгновение, убедившись, что остальная ударная группа следует за ним. Получив подтверждение, он двинулся дальше.

Набуа не отставал и держал рот на замке — оба этих качества Зайду пришлись по душе. Словно призраки, они обогнули остов недавно сгоревшего вездехода. Останки первой битвы Кейдуса, Войны Основания Веры, давно либо растащили на металлолом, либо превратили в святые реликвии. Зайду сомневался, что в отчаянной попытке верующих причаститься былой славы Империума осталась нетронутой хотя бы одна гильза. И теперь о тех днях напоминали лишь призраки старых воронок и шрамы — вроде Священных Путей.

Ныне же те, кто отдал всё ради паломничества к Фидему IV, обнаружат здесь новые боевые реликвии. В противном случае этот мир умоется кровью, а Священные Пути станут артериями, по которым заструится некогда изгнанное отсюда безумие варпа.

Они достигли ложа долины — русла давным-давно высохшей реки, изменившегося до неузнаваемости благодаря заботливым касаниям тяжёлой артиллерии. Зайду снова приостановился, чтобы удостовериться в правильном ходе вылазки. Имперцы сохраняли полное вокс-молчание, что в сети Разрушителей Чар, что на широких диапазонах. Стояла безмолвная ночь. Зайду почувствовал редкий зуд эмоций. Предвкушение, голод. Они были уже совсем близко.

Он мельком взглянул наверх, но пелена облаков была слишком плотной, чтобы различить созвездия или более яркие, новые звёзды боевых флотов, столкнувшихся друг с другом в противостоянии на орбите. Пока что «Ведьмодав» не сможет обеспечить им детальные снимки места назначения.

Это совершенно не беспокоило Зайду. Охота шла как по маслу, и ему не требовалась дополнительная помощь.

Я не ошибся с выбором, когда решил прорваться в глубины твоей души.

Уже было собравшись начать подъём из высушенного русла, Зайду застыл на месте. Набуа с удивлением уставился на него, но не решился полюбопытствовать узнать о причинах его внезапной неподвижности.

Он услышал отголосок. Они редко докучали ему. И всё же, этот утробный, звериный рык прозвучал в его голове — голос чудовища, который некогда откусил и вырвал огромный кусок его души. Тот же монстр, которого он изгонит вновь. Кейдус. От его голоса по спине Зайду побежали мурашки, а вторичное сердце ожило и заколотилось. Доспехи загудели, предупреждая о готовности впрыснуть дозу стимуляторов — их машинный дух решил, что хозяин внезапно оказался в бою и нуждается в допинге.

Зайду отменил впрыск и заставил себя пойти дальше, не проронив ни слова. Однако, стоило ему дойти до уклона, ведущего к Посёлку Избавления, он уловил вдалеке грохот, словно кто-то ударил по огромному бас-барабану.

Вокс-сеть Разрушителей Чар ожила, и лейтенант услышал первые слова за ночь.

— Артиллерия, залп.

Первый снаряд лёг на окраинах Посёлка Избавления и снёс кусок обрыва в сотне метров за позициями резервов Архиврага, заполонившего Священные Пути. Утен засёк звук выстрела и вой снаряда над головой задолго до того, как увидел вспышку света и почувствовал на себе силу ударной волны.

Он понимал, что это лишь начало. Пару секунд спустя, с тёмных небес грянул стальной дождь, и пыльные склоны задрожали, затряслись под мощью взрывов, цепочкой протянувшихся по северному обрыву низины.

Утен ощутил укол разочарования, которое — по его мнению — в тот момент испытали все Разрушители Чар, просто они были слишком дисциплинированы, чтобы выразить его вслух. Гвардия начала обстрел слишком рано. Утен и его непосредственный боевой отряд, в который входили Клет, Назарат и подаятель Гасдрубал, даже не успели спуститься к ложу долины.

Последствия внезапной бомбардировки не заставили себя долго ждать. Артиллерия еретиков по ту сторону хребта открыла ответный огонь.

— Ну, теперь мы меж двух огней, — заметил Клет без капли юмора. Над головами Экзорцистов столкнулись две стены из дыма и пламени.

— Идём напролом, — раздался по воксу голос Палача Грехов.

Их всех это более чем устраивало. Утен просигналил, чтобы наступление продолжалось, при этом сохраняя связь с Макру и Аззаилом — двумя головорезами во главе левого зубца. Они съехали на дно впадины, перебежали через старое русло высохшей реки и принялись забираться по противоположному склону.

Казалось, будто ударная группа угодила прямиком в плавильный котёл под крышей одной из мастерских ордена. Оба хребта непрерывно содрогались и пылали от взрывов, окатывая склоны волнами дыма и пламени. Утен чувствовал, как долина стонет от боли у него под ногами. Буквально за несколько минут, от ночной тишины не осталось и следа.

Он подстроился под переизбыток ощущений, убрав самые болезненные проявления обстрела. Но даже с надетым шлемом Утен всё равно слышал глухой фоновый грохот, словно находился под толщей воды. Те звуки, которые ему были нужны — шуршание ботинок, мурчание сервомоторов, собственное дыхание и мерный стук сердец — остались яркими и отчётливыми.

Вдруг, он заметил кое-что ещё — тембр пролетающих над головой снарядов изменился. Они больше не описывали высокие дуги, падая на оставленные Экзорцистами имперские траншеи.

Ему едва хватило времени сжаться в комок и выкрикнуть предупреждение. А затем весь мир вокруг него разлетелся на куски.

Вместо противоположного обрыва, еретики принялись обстреливать дно впадины. Экзорцисты поняли это сразу же, как только снаряды начали падать рядом с ними, а не с визгом пролетать над головами.

— На врага, вперёд, — рявкнул Зайду в вокс сразу же, как только по склону прокатились первые взрывы. У них появилась непосредственная цель. В сложившейся ситуации было куда безопаснее прыгнуть в пасть врага, полагаясь на крепость тела и доспехов, чем отступить — или того хуже, замешкаться.

Вместе с Набуа, они перепрыгнули через края обрыва, словно пара хищных кошек. Смена угла обстрела уже красноречиво говорила о том, что еретики заметили их, но как только по ним хлестнули выстрелы малокалиберного оружия — пули автоматов и лазерные разряды — места для сомнений не осталось. Стрелкам не хватало опыта, они стреляли практически вслепую, а потому почти все выстрелы ушли «в молоко». Зайду обратил на них не больше внимания, чем на облако мух среди болот Изгнания. Важнее всего было вывести Разрушителей Чар из-под удара артиллерийского молота.

Эта мысль успела промелькнуть в голове Зайду, прежде чем в него ударил снаряд. Находясь в пылу битвы, Экзорцист с бритвенно-острой ясностью сознания увидел, как тот с рёвом обрушился на него из тьмы над головой — слишком медленно, чтобы остаться незамеченным, и слишком быстро, чтобы тело Зайду успело среагировать до взрыва. В этот момент он не ощутил ничего, кроме холодного и отчуждённого смирения.

Снаряд сдетонировал, и мир погрузился в пламя и ярость.

Разум Зайду не поддавался шоку или контузиям, а потому лейтенант-подаятель испытал всю палитру ощущений от попадания. Его броня зафиксировала шесть прямых попаданий, два серьёзных пробития и четыре вторичных — шрапнель вонзилась в тело Зайду прежде, чем его накрыло ударной волной. На дисплее наруча мигали предупреждения о поражении правого наплечника, нагрудника, правого наруча и правого наголенника, и он успел почувствовать множественные болевые ощущения, прежде чем его тело жёстко подавило их.

Пламя омыло Зайду, опалив новые молитвенные свитки на правой руке, но керамит остался цел. Практически одновременно с этим, ударная волна подхватила и швырнула его в грязь. На мгновение его дезориентировало, и он рухнул на землю, рефлекторно погасив силу удара кувырком.

Всё случившееся он более или менее представлял себе за долю секунды до взрыва. Чего Зайду не ожидал, так это того, что земля, на которую он приземлился, окажется не такой уж твёрдой.

Она провалилась под ним, и он продолжил падать. Поначалу он решил, что его сбросило обратно на склон впадины, и попытался ухватиться за земляные комья рукой, что не сжимала цевьё карабина. Они рассыпались у него в пальцах, и опора снова исчезла.

Лейтенант-подаятель зафиксировал сервомоторы доспехов, замедлив падение за секунду до того, как рухнуть на твёрдую поверхность. Земляная масса обрушилась на него, и он рванулся в сторону, осознавая, что если не поспешит, то окажется погребён заживо.

Ему удалось выбраться из-под лавины и отползти на достаточное расстояние, чтобы встать. Он проигнорировал мигание отчётов о повреждениях брони, и вместо этого сосредоточился на изучении нового окружения, выискивая любую возможную угрозу, которая могла бы воспользоваться его положением.

Но вокруг не было ничего — ничего, кроме пыли, темноты и старых костей.

Зайду понял, что оказался в тоннеле. Попадание снаряда вызвало частичное обрушение склона, и он провалился сквозь него. Сейчас у него за спиной находился огромный курган и зияющая в потолке дыра, а перед ним лежал пустой коридор, стены которого были укреплены с помощью уплотнённой земли и старых деревянных распорок. Пол усеивали обрывки ткани и древние человеческие останки.

Набуа последовал за ним. Зайду увидел на запястье его мигающую иконку и развернулся, увидев, как головорез высовывает руку из затихающей лавины. Он наклонился и обхватил его за запястье, вытягивая Экзорциста наружу. С доспехов Набуа посыпалась сырая земля, и он встряхнулся всем телом, словно недовольный пёс, очищая от грязи наплечники, шлем и горжет.

— Доложи о повреждениях, — приказал ему Зайду. Долю секунды головорез ничего не отвечал, бегло осматривая себя.

— Несущественные. Одна незначительная рана — на левом бедре. Авточувства работают. Энергия в порядке. Сервомоторы и приводы функционируют на девяносто восемь процентов.

Зайду проверил свои показатели. Несколько осколков шрапнели всё ещё торчали в доспехах. Два проникли глубже, пробив правую икру и бок. Обе раны уже почти не ощущались — хороший знак. Он аккуратно пощупал их и убедился, что металл проник слишком глубоко, чтобы вытащить осколки без снятия соответствующих бронепластин, но его движениям они не помешают. Его доспехи пострадали не сильнее его самого, авточувства работали как надо, циркуляция энергии не нарушилась. Он сорвал и выбросил обгоревшие куски молитвенных свитков, болтающихся на правом наруче.

— Где это мы? — спросил вслух Набуа.

— Вспомогательный тоннель, оставшийся с прошлой войны, — ответил Зайду, который уже сам размышлял над этим. — Похоже, под полем боя пролегают сети всевозможных подземных путей снабжения. За минувшие века пилигримы забыли об их существовании. Мне стоило подумать об этом раньше.

— Думаю, вернуться обратно на поверхность будет затруднительно, — заметил Набуа. Зайду приходило в голову и это. Падение снаряда оставило у них над головами провал, через который они видели ночное небо, подсвеченное вспышками взрывов. Артиллерия не прекращала утюжить землю, отчего сквозь её свежий шрам на Зайду и Набуа лились водопады грязи. Несмотря на всё это, у них вряд ли бы получилось подняться по земляному кургану и вылезти обратно наверх.

Конечно, они всё равно попытались, но быстро оставили эту затею. Склоны кургана были чрезвычайно рыхлыми и не выдерживали их веса — Экзорцисты попросту проваливались вниз прежде, чем успевали залезть на хоть какую-то высоту.

В сердце Зайду вспыхнула досада, но лишь на краткий миг. Проложенные под долиной тоннели открывали новые возможности для проникновения в тыл врага — конечно, при условии, что они ещё не обвалились.

Зайду взглянул на дисплей наруча. Устройство по-прежнему держало связь с ударной группой на поверхности. Включив вокс, он обнаружил, что его командный канал работает, пусть и с небольшими перебоями.

— Лейтенант-подаятель, вы целы? — раздался в ухе голос Эйтана. — Ваши с братом Набуа метки внезапно исчезли.

— От удара снаряда, часть склона обвалилась, — быстро объяснил Зайду. — Мы попали в тоннель под долиной. Вернуться обратно возможности нет.

— Мы можем как-то помочь? — спросил Хаад.

— Нет, не под таким обстрелом. Перебирайтесь через край впадины и следуйте далее по плану. Эйтан, ты за главного до последующих распоряжений, но слушай советы брата-библиария. Мы воссоединимся снова, как только представится случай.

Метки каждого из командиров отделений согласно мигнули у него на наруче. Зайду посмотрел вглубь тоннеля, прислушиваясь к отголоскам — у себя в голове или где-то ещё. Их он не услышал, зато увидел кое-что иное. Впереди сгущались тени. Он понял, что несмотря на царящее вокруг спокойствие, оба его сердца неистово колотились в груди. Тьма взывала к нему, и его кровь отвечала на зов.

Набуа молчал в ожидании приказов. Проникающий сквозь трещину свет вспышек плясал на пыльном, ухмыляющемся черепе его визора.

— Идём дальше, — сказал ему Зайду. — Остерегайся ловушек. Похоже, что в этом месте очень давно никого не было.

— Слушаюсь, — отчеканил Набуа.

И воины вдвоём отправились навстречу теням.

Глава XIII: Штурм траншей

Утен вскочил. С неба лились потоки огня и грязи.

Снаряд ударил в нескольких метрах слева от него, ударная волна протащила воина по склону и нашпиговала его плечо, бок и ногу шрапнелью. Поднимаясь на ноги, Утен оценил полученный ущерб. Броня функционирует. Не пробита.

Но всё бы оказалось куда хуже, если бы брат-инициат Клет не принял на себя основную мощь взрыва.

Лазутчик тоже оклемался, но Утен не нуждался в янтарной метке на визоре, чтобы заметить, как пострадал его брат. Левая рука Клета наполовину оторвалась от тела, и на рыхлую, дымящуюся землю непрерывно текли кровавые ручейки.

Утен отправил запрос Геле, чтобы тот присоединился к ним.

— Нам нельзя останавливаться, — произнёс Клет, ничем не выдавая своей боли. — Мы не останемся под обстрелом лишь из-за меня.

Это было дельное замечание. Клет принялся вновь карабкаться по склону, прижимая левую руку к груди правой. Утен не отходил от него ни на миг.

Теперь уже весь гребень казался охваченным огнём. Еретики утрамбовывали свою сторону долины, создавая ураган из бритвенно-острого металла. Выстрелы ручного оружия вносили свою лепту в этот убийственный шторм. Утен почувствовал, как несколько автоматных пуль отрикошетили от его наплечника и силового ранца, при этом основная очередь ушла вверх. Он слегка оступился на подъёме, отчего Клет также сбился с ноги.

Клет был не единственным пострадавшим. Двое других — Ламеш из отделения Хаада и Урхамму из воинов Эйтана — мерцали жёлтым на общем дисплее шлемов. По крайней мере, все они могли двигаться. Головорезы авангарда находились уже в сотне метров от края обрыва, если не ближе.

Они собирались заставить еретиков заплатить за эту боль.

Очередной снаряд, словно бешеный нерождённый, с рёвом обрушился на землю прямо перед двумя воинами. Доспехи Утена зафиксировали волну жара, и он ощутил, как по пластинам барабанят новые осколки. Ни один не нанёс существенного вреда. Он толкнул Клета в дымящуюся воронку, оставшуюся от взрыва, после чего схватил его за наплечник и заставил притормозить. Вместо того, чтобы подниматься по склону вверх, одна из меток отряда мчалась вдоль него по направлению к ним.

Секундой спустя, на краю воронки появился Гела. Адепт спирали соскользнул к ним вниз и немедленно принялся осматривать изодранную плоть и обнажённые кости руки Клета.

— Её нужно ампутировать, — заключил он. — Немедленно.

— Давай, — согласился Клет.

Утен прикрывал их с края воронки. Гела вытянул из спирального наруча короткую вибропилу с алмазным напылением и включил её. Пила мерзко завизжала, соприкоснувшись с укреплёнными костями пледплечья Клета. На мгновение, Утену вспомнились боевые ножи, кромсающие его костяные шипы.

Он чуть не проморгал Думузи. Закутанный в плащ и укрытый капюшоном устранитель, словно ночной фантом возник из сверкающей огнями темноты у него за спиной. Утен понимал, что означало его появление. Они оказались в самом тылу ударной группы. Они отставали.

Думузи ничего не сказал в качестве приветствия, лишь бросил взгляд на Гелу, отпиливающего руку Клету, после чего присоединился к Утену рядом с воронкой. Он перевёл свою винтовку «Сорокопут» в рабочее положение, её ствол сверкнул в свете огненных вспышек.

На поле боя было слишком людно, а дистанция была слишком велика для болт-карабина Утена — но не для Думузи. Раздался щелчок — он выстрелил, и пуля устремилась сквозь тьму, дым, грязь, пыль и шрапнель, мимо карабкающихся по склону Экзорцистов. Если устранитель и поразил цель, он ничем не выдал своих эмоций. Но Утен не сомневался, что так и было.

Тембр вибро-пилы изменился. Утен повернул голову и увидел, как Гела отсекает последний упрямый пучок стальных сухожилий от руки Клета. Кровь поблескивала под светом канонады, но культя уже начала затягиваться, образуя на месте среза стеклянистую чёрную плёнку.

Гела ухватился за торчащую из отрезанной руки кость и, крякнув, выдернул конечность из наруча и перчатки. Выбросив кусок мёртвой плоти, он вернул детали бесценных доспехов Клету, который примагнитил их к поясу.

— Благодарю тебя, брат, — сказал он Геле.

— Чувствуешь себя готовым к бою? — спросил его адепт спирали, складывая пилу и вставляя аналитический зонд в оставшийся наруч Клета. Так он смог собрать более полные данные о его жизненных показателях, нежели те, что показывал ему общий дисплей.

— Впрыск стимуляторов повышенной эффективности, лимфатические ингибиторы, — перечислял вслух Гела, просматривая отчёт. — Уровень кровопотери выше нормы, но твой организм уже нивелирует это. Никаких признаков физического шока. Броня приемлемо реагирует на полученный урон.

— Я буду в порядке, — стоически произнёс Клет.

— На всякий случай дам тебе ещё одну дозу стимуляторов, — возразил Гела, вставляя патрубок для инъекций в разъём на руке Клета и нажимая на поршень. — Надеюсь, в бою ты не отдавал предпочтение левой руке.

— Когда вернёмся на «Ведьмодав», поставим тебе аугметику, — бросил Утен.

— Надо догонять остальных, — ответил Клет, как только Гела вытащил иглу.

— Вперёд, собратья, — поторопил их Думузи, не отрывая глаз от прицела. — Я вас прикрою.

— Веди, брат Утен, — сказал Гела.

Уговаривать его не пришлось. Как только винтовка Думузи щёлкнула снова, Утен выскочил из кратера и рванул вверх по склону.

Ану выбрал себе новую позицию прямо на границе обстрела, на крыше гвардейской «Химеры», уничтоженной несколько месяцев назад в ходе одной из уже забытых попыток наступления. Правый фланг штурмующих, за которым он и следовал, обнаружил что-то вроде небольшой прогалины, или канала, прорезанного высохшим потоком, и воспользовался им, чтобы в ускоренном темпе добраться до края обрыва. Но поскольку канал был очень узким, идущие впереди закрывали Ану вид на вражеские позиции. А потому, он взял немного правее, где и нашёл более оптимальный угол обзора.

Ситуация вырисовывалась куда сложнее, чем была в трущобах, на церкви из металлолома. Помимо того, что теперь его цели находились выше, а не ниже, в считанных метрах от него падали вражеские снаряды. Имперская артиллерия не отставала и перепахивала задний край Священных Путей впереди, рассекая небо фуцелиново-стальными параболами. Пришёл черёд осветительных снарядов, которые разрывались над обрывом, окрашивая всё вокруг в болезненные чёрно-белые контрасты. Прицел Ану компенсировал яркость, но не смог дать ему настолько же чёткую картинку, как раньше — он подозревал, что устройство ещё не оправилось от ритуалов Моления.

Но Ану был только рад. Чем больше трудностей, тем ближе совершенство. Он примостился на остове «Химеры», улёгся, игнорируя сотрясающее всё вокруг буйство стали и огня. Надев очки, он подсоединил их к прицелу и оглядел край обрыва.

Высохшую протоку прикрывало долговременное огневое сооружение, но берега канала не давали Ану разглядеть его целиком с этой позиции. Ему придётся переместиться, чтобы зачистить ДОС, иначе ничто не помешает любому установленному в нём тяжёлому вооружению напрямую обстреливать воинов правого фланга. Но прежде, чем сменить позицию, он несколько раз моргнул, проверив оккускопы Думузи и Лахму — прицелы их оружия находились в постоянной связке.

Первым делом, очки показали ему вид из глаз Думузи. Устранитель прикрывал троицу лазутчиков, Утена, Клета и адепта спирали Гелу, которые как раз выбирались из оставленной снарядом воронки. Похоже, Клет был ранен. Ану получил вид с края обрыва и увидел произведённый Думузи выстрел в голову. Фугасный болт разорвал череп еретика, металлические осколки и обломки костей посекли его стоящих рядом собратьев. Думузи дослал в ствол новый патрон и выстрелил снова. Хорошая техника. Ану понял, что ему не нужна помощь с корректировкой.

Он переключился на Лахму как раз в то мгновение, когда тот выщёлкивал еретиков, осмелившихся поднять голову над парапетом, что тянулся вдоль Священных Путей по центру всего наступления. Оценка показала, что неровности изрытой снарядами местности не позволят ему достать расчёт автопушки, уже пристрелявшейся по передним штурмующим. Явно почувствовав на себе взгляд Ану, Лахму подхватил винтовку и помчался вперёд, в поисках лучшего обзора.

Пока Лахму бежал, Ану заметил среди света и тьмы голубую вспышку. Вей сместился с правого фланга к центру. Устранитель с удивлением обнаружил, что чувствует облегчение. Он не рассказал о пророчестве оккускопа никому за пределами своего Моления. Ану всё ещё надеялся, что увиденное им было ошибкой, неверным толкованием, но его ещё ни разу не посещали настолько чёткие видения. Оно беспокоило его как ничто другое, и к такому он не привык. В отличие от Вея, Ану не был псайкером, и уж тем более — матёрым прорицателем. В Молениях Ордена Орла На Вершине редко происходило что-то настолько однозначное. Стоит ли ему поделиться этим с Палачом Грехов? Или с самим Веем?

Любой Экзорцист знал, что пророчества — дело тонкое. Каждое совершённое действие рисковало склонить чашу весов в ту или иную сторону, но бездействие могло иметь ещё более серьёзные последствия. Ему требовалось больше времени, чтобы подумать над этим, помедитировать и упорядочить нити вероятностей, но такой роскоши у него не было. Они вели охоту, проводили одну из наиболее отчаянных операций в послужном списке Разрушителей Чар. Судьба всего ордена — и много больше — зависела от того, смогут ли он найти и уничтожить Сломленного. Каким образом это может привести к предательству Зайду, или Вея — или его самого — он пока не мог себе представить.

Ану услышал звук тяжёлого болтера — могучий рёв, подхвативший барабанный грохот обстрела. Он оставил Лахму и вернулся к своему прицелу. Защитники ДОСа открыли огонь по Экзорцистам, поднимающимся по протоке. Братьям требовалась его помощь.

Закрепив винтовку, он скатился с крыши «Химеры». Приземлившись на корточки, Ану ринулся к краю протоки.

Разрушители Чар пробились сквозь огневую завесу, но их тут же прижали к земле рядом с вражескими позициями. Еретики причёсывали склон из автоматов, лазружей и переносного тяжёлого вооружения. Единственным благословением стало то, что удары имперской артиллерии изрыли склон намного сильнее, чем оставшуюся внизу долину, тем самым обеспечив наступающих Экзорцистов хорошими укрытиями.

Изначально Вей сопровождал правый зубец наступления, но когда Зайду отрезало от остальных, он перешёл в центр. Первоочередной задачей было прорвать вражеский фронт и перегруппироваться. И он собирался непосредственно поучаствовать в её выполнении.

Ближайшим препятствием стала позиция с автопушкой, её угол обстрела позволял накрыть почти весь центр наступления Экзорцистов. Она обладала достаточным калибром, чтобы лобовой штурм стал рассматриваться лишь в качестве самой крайней меры.

Вей спрыгнул в воронку на переднем краю, от его правого наплечника с визгом срикошетило несколько снарядов автопушки. Хокмаз и Низреба, из отделений Эйтана и Хаада соответственно, заняли место «острия копья» после того, как выбыли Зайду с Набуа. По своему опыту Вей мог сказать, что это редко заканчивалось чем-то хорошим. Эти двое вечно ссорились, и в какие бы горячие точки ни забросила судьба Разрушителей Чар, эта вражда всякий раз давала о себе знать. Хокмаз состоял в Герметическом Братстве Первой Ступени, а Низреба — во Внутреннем Круге Безмятежного Просветления, и эти Моления постоянно соперничали между собой. Разногласия между Молениями случались редко и всегда порицались, но Вей всё же подозревал, что их неприязнь друг к другу имеет более серьёзную основу, чем разница идеологий.

И разумеется, перезаряжая болт-карабин, Хокмаз непрерывно ныл и жаловался на точность Низребы, который в это время стрелял по позиции автопушки. Так или иначе, им хватило ума прекратить собачиться при появлении Вея.

— Мы дождёмся тишины? — спросил библиарий, имея в виду вражеское орудие.

— Они всё время присылают новые расчёты, — ответил Хокмаз в перерыве между выстрелами. — И начали сваливать тела вокруг парапета, чтобы обеспечить дополнительное укрытие.

— Настырные, — протянул Вей, хоть и не ожидал от еретиков меньшего. Честные фермеры Иренота давно канули в небытие — если не их тела, то разумы и души.

— Прекратить огонь, — приказал он Хокмазу. — Дай мне поработать.

Лазутчики сползли на дно воронки, освобождая место Вею. Вновь глухо застрочила автопушка, пули засвистели у библиария над головой и вспахали землю у его ног. Он смахнул предупреждения брони о вражеских выстрелах, после чего прижал один палец к центру лба.

Внутри воронки резко похолодало. Хокмаз и Низреба переглянулись. Вей убрал палец, и из его скрытых под капюшоном глаз брызнули золотые лучи.

Его варп-зрение осветило позицию Архиврага. Это был бастион на передней линии Священных Путей, обложенный мешками с песком. Он увидел ту бойню, которую устроили Хокмаз и Низреба своими точными выстрелами, и отчаянные попытки еретиков поддерживать работу орудия. Они хорошо понимали, что лишь эта автопушка стоит между ними и множеством Экзорцистов.

Похоже, что некоторые из них ощутили на себе эфирный взгляд Вея — они завопили от ужаса и закрыли глаза руками. Остальные были слишком заняты перезарядкой орудия, которое как раз жевало очередную ленту патронов. Стреляные гильзы дождём сыпались в кровавую лужу на полу бастиона.

Вей не собирался и дальше терпеть их наглость. Он с лёгкостью проник в их мысли и вытащил на поверхность самый очевидный и актуальный для еретиков страх — что оружие заклинит и выйдет из строя как раз тогда, когда они нуждались в нём больше всего.

Вей убедился, чтобы они осознали этот страх, и он стал явью — у них в голове. Раздался крик, несколько еретиков принялись возиться около патронника, ещё одна женщина принялась откручивать ствол, обжигая руки раскалённым металлом. Весь расчёт орудия засуетился в поисках поломки, которую Вей заставил их всех разом вообразить. Библиарий услышал, как в глубине его сознания мерзко хихикают отголоски Амазарака — фантом демона Перемен получал искреннее удовольствие от столь изящной уловки.

— Вперёд, — сказал он Хокмазу и Низребе.

Двое Экзорцистов вскочили и преодолели последнюю сотню метров по изрытой сталью земле. Залпы ручного оружия не смогли остановить их, и они ворвались в бастион. Сверкнули ножи, и расчёт автопушки перестал быть угрозой для Разрушителей Чар.

Облегчённо выдохнув, Вей закрыл варп-око и вернул сознание обратно в тело. После чего встал и последовал за лазутчиками, на бегу обнажая Керувим.

Перед ними раскинулись траншеи. Пришло время для настоящей резни.

Снаряд тяжёлого болтера оторвал кусок от бедра брата-инициата Шемеша.

— Я могу идти, — заупрямился тот, когда Беллох присел рядом с ним за крупным валуном, вывороченным из земли ударившим рядом снарядом. Командир мигом оценил полученный его бойцом урон.

— Да, но не можешь вести, — сказал он товарищу-головорезу тоном, не терпящим пререканий. — Оставайся здесь и присоединись к Эйтану с лазутчиками, как только они подойдут.

Правофланговые бойцы пробирались по узкому каналу, который тянулся от края обрыва прямиком ко дну долины. Беллох предположил, что когда-то в этом месте в реку впадал ручей, но он давным-давно пересох. Песчаная протока предоставляла хороший угол для атаки, однако это преимущество нивелировалось тем фактом, что еретики прекрасно знали о ней. На её дальнем конце был установлен ДОС, сооружённый из наваленных друг на друга мешков с скалобетонным щебнем. Это сооружение обеспечивало прикрытие для расчёта тяжелого болтера, который поливал огнём устье высохшего канала.

Беллох решил было воспользоваться дымовыми гранатами, но стрелки не особо-то и нуждались в ясном обзоре. Им всего лишь требовалось непрерывно посылать болты в протоку. Тем более, что ему в голову пришло более простое решение.

Шемеш было запротестовал, но Беллох не обратил на него внимания. Он связался по воксу с Ану, прекрасно зная, что сержант устранителей где-то неподалёку.

— Стрелять можешь? — спросил он.

— Уже готов, — пришёл ответ. — Но я не могу гарантировать уничтожение орудия, а расчёт очень быстро заменят.

— Просто держи их подальше от гашетки. Тридцать секунд.

— Вы окажетесь на линии огня.

— Просто скажи, когда падать.

— Принято. За дело.

— Сидеть, — повторил Беллох Шемешу, словно юный головорез был непутёвым щенком. Он уловил звук выстрела винтовки Ану у себя за спиной, и тяжёлый болтер внезапно замолчал.

Он выскочил из-за валуна и помчался вверх по сухому руслу, поднимая ногами облака пыли. Приводы взвыли от резкой нагрузки — Беллох разогнал своё тело с нуля до максимума всего за пару сердцебиений.

Впереди виднелся ДОС, защищённый от снарядов имперской артиллерии, которые вгрызались в тыловые эшелоны позади него. Его охотничье зрение проникло сквозь смотровую щель и уловило в темноте движения еретиков, пытающихся найти нового стрелка. Слух уловил лязг затвора тяжёлого болтера.

Он бросился на землю.

Новый стрелок успел выпустить всего один заряд, прежде чем очередного выстрел Ану добавил его мозги к мозгам предыдущего еретика, уже украшающим собой стены сооружения. Беллох услышал, как оба выстрела просвистели у него над головой в противоположных направлениях. Зафиксировав убийство, он снова вскочил на ноги.

И опять, еретики в отчаянии попытались заменить стрелка, но было уже слишком поздно. Беллох пролетел последние несколько метров и ушёл вправо от амбразуры. Он сорвал с магнитного зажима на бедре гранату с удушающим газом, большим пальцем отщёлкнул скобу и швырнул контейнер внутрь.

Обычная осколочная граната убила бы всех внутри сооружения, но если снаружи остались резервы, то они могли бы забежать внутрь и снова сесть за тяжёлый болтер, как только он уйдёт. А заполнивший помещение едкий дым был способен обездвижить любого, кто его вдохнёт, как минимум на две минуты. Этого времени хватило бы с головой.

Сержант головорезов сместился вправо и нырнул в ближайшую траншею, ломая своим весом половые доски. Его встретила кучка еретиков-пехотинцев, которые просто стояли и с ужасом таращились на череполикого великана. Он принял первого на нож и застрелил оставшихся тройной очередью из болт-пистолета, сделав ставку на скорость, после чего свернул влево, ко входу в ДОС.

Двое культистов врезались прямо в него, ослепшие и задыхающиеся от клубящегося внутри дыма. Они отлетели назад, и Беллох быстро прикончил их, прежде чем отправиться добивать остальных. Но перед этим он постоял несколько секунд, объятый горящим дымом, сообщая об изменении обстановки другим отделениям.

— Угроза нейтрализована. Вперёд.

Он проверил по тактическому дисплею, чтобы Шемеш начал движение вместе с остальным, после чего сбросил тяжёлый болтер с треноги и раздавил его ногой. На всякий случай. Затем, не дожидаясь остальной ударной группы, он вернулся обратно в траншеи — в поисках очередной жертвы.

Утен добрался до переднего края левого фланга и спрыгнул в воронку, где уже сидели Макру с Аззаилом. Головорезы взглянули на него, хищно ухмыляясь черепами масок.

— Сдвоенный тяжёлый стаббер, — сказал Макру. Словно в подтверждение его слов, означенное оружие заявило о себе, прочертив небо пулями у них над головами.

— В атаку, — произнёс Утен. Это было не предложение. Он уже видел, что маркеры центра и правого фланга проникли во вражеские траншеи. Утен не мог себе позволить задерживаться ещё дольше.

— Как твоя рука? — спросил Аззаил. Утен понял, что тот имел в виду. Он отстегнул фраг-гранату и оценил расстояние до редута со стаббером, игнорируя свистящие вокруг пули.

Авточувства выдали ему цифру порядка ста пятидесяти метров. Приемлемо.

Он повернул кольцо таймера, взвёл взрыватель и метнул гранату. Снаряд прочертил сияющее огнями ночное небо с такой скоростью, что практически исчез из виду.

Утен выскочил из воронки ещё до того, как она сдетонировала, чувствуя по бокам остальных головорезов. Тяжёлый стаббер немедленно начал поливать их пулями, но грохот орудия продлился лишь несколько секунд. Граната разорвалась прямо над редутом, и шрапнель изрешетила расчёт.

Утен прорвался сквозь мешки с песком прежде, чем подкрепления успели подбежать к стабберу. С яростным рёвом, Экзорцист принялся крушить всё вокруг себя ножом и кулаками, устроив такую скотобойню, что практически почувствовал себя живым. Аззаил и Макру знали его достаточно хорошо, и потому не стали мешать, вместо это спрыгнув в окопы по бокам от него. Они начали продвижение влево и вправо, раздвигая границы точки прорыва.

Вскоре, редут устилал ковёр из трупов. Прежде чем отправиться в траншею сообщения, Утен движением века активировал вокс, одновременно с этим топча ногой голову отчаянно пытающегося встать еретика.

— Вперёд, — рявкнул он всем остальным воинам левого фланга.

Переход по подземным тоннелям напоминал осквернение тысячелетней гробницы. Зайду полагал, что сравнение было вполне точным. Вокруг лежали бесчисленные мертвецы, их сухие, древние кости рассыпались в прах под ногами Экзорцистов. Надетое на них снаряжение давным-давно проржавело до полной неузнаваемости.

Он пожалел, что не приказал «Ведьмодаву» провести сквозное сканирование долины. Довольно скоро стало очевидно, что обнаруженный ими тоннель был не одной-единственной попыткой подорвать оборону врага, а частью запутанного лабиринта коридоров и блиндажей, который явно тянулся от края Избавления вплоть до Посёлка Пилигримов. Во времена Войны Основания Веры здесь развернулось полноценное подземное сражение, о котором все пилигримы благополучно забыли спустя долгие тысячелетия.

Тайные Священные Пути, подумал Зайду. Их существование одновременно и усложнило ситуацию, и открыло новые возможности. Если Сломленный до сих пор не угодил в лапы Несущих Слово, то ему отлично удалось выскользнуть из Посёлка Пилигримов. Теперь стало ясно, как именно.

Теперь, когда они снова шли вперёд, Зайду вновь ощущал в себе доселе неведомую живость, всплеск эмоций, которые неловко балансировали между воодушевлением и разочарованием. Что-то взывало к нему из темноты, что-то, что придавало его внутреннему «я» смысл, которого оно было лишено прежде. Там, в тенях, жила та его часть, которая жаждала вновь стать с ним единым целым.

Они подошли к перекрёстку. Правый тоннель, судя по всему, уходил ниже, глубже во тьму, в то время как левый поднимался наверх. Между ними висел знак, но он давным-давно выцвел и стал нечитаемым. Под ним лежала груда останков, которая рассыпалась в прах, как только на них попал луч наплечного фонаря Зайду.

— Он близко, — поделился он своими мыслями с Набуа. Головорез не произнёс ни слова с момента начала движения, и просто следовал за лейтенантом. Зайду был признателен ему за это. Несмотря на то, что его мысли постоянно возвращались к протекающему над головой штурму, он чувствовал себя легче без бремени лидерства, без необходимости распыляться между множеством целей, множеством задач. Он потеряли вокс-контакт, и метки остальных членов ударной группы застыли неподвижно.

Ему больше ничего не оставалось, кроме охоты.

— Нам стоит разделиться? — поинтересовался Набуа, переводя взгляд с тоннеля на тоннель.

— Нет, — ответил Зайду. — Чувства подсказывают мне, что этот лабиринт непомерно велик, и едва ли разделение ускорит дело. Кроме того, я напал на след.

Он попытался связаться с остальными Разрушителями Чар, но их метки так и остались неактивными. Зайду записал сообщение, в котором приказывал всем остальным как можно скорее спускаться в тоннели, поставил его на повтор, после чего повёл Набуа направо, глубже во тьму.

Глава XIV: Подчинение

Пленник сбежал.

Сломленный пошатнулся и взревел, слепо размахивая руками. Его когти задели одну из деревянных балок, поддерживающих тоннель. Она разлетелась в щепки, и на окровавленное тело одержимого примариса хлынула земля.

Кейдус попытался заставить тело идти дальше, но ему удалось сделать лишь пару шагов, прежде чем оно снова впало в неистовство. Казалось, что сосуд пытается обрушить проход и похоронить себя заживо вместе со своими нерождёнными захватчиками.

Ашад. Кейдус не собирался терпеть непокорство. Он зашёл слишком далеко, и ему приходилось ломать смертного слишком много раз, чтобы спустить ему ещё одно неповиновение.

Сломленный рухнул на колени и завопил, впиваясь в голову когтями. Кейдус обратил свой взгляд вовнутрь и обнажил собственные клинки.

Внутренний мир Ашада выглядел как кривое отражение того единственного места, которое он ещё был способен ассоциировать с понятием «дом»: Базилики Малифекс. Ранее Кейдус находил остатки более старого, и вместе с тем более простого жилища — простецкой хижины посреди каких-то угрюмых топей — но воспоминания о нём давным-давно разлетелись вдребезги и превратились в пыль под ногами. Ашад так никогда и не смог собрать их воедино.

Мысленный фантом Кейдуса бродил по крытому дворику в центре разума Ашада, приняв форму кровавой, рогатой тени, мерцающей от вспышек гнева. У него не было на это времени. Он знал, кто во всём виноват, и отнюдь не только смертный.

Галереи переплетались сложным узором, переходили одна в другую, а между свежими, недавно выточенными каменными колоннами время от времени прыгали электрические разряды. Кейдус прошёл между ними, не обращая внимания на потрескивания молний, и вышел на открытое пространство.

Там стояла изысканная исповедальня, вырезанная из чёрного болотного дерева. Её углы украшали оскалы гаргулий, а на стенках красовались сюжеты о вечном проклятии. Обе дверцы были раскрыты настежь. Внутри царила тьма.

Рядом с исповедальней сидел кто-то, облокотившись на неё спиной. Кейдусу он представлялся тощим, бледным, с тонзурой на голове, одетым в простую коричневую рясу, препоясанную куском верёвки — вероятно, старый священник. Но Кейдус знал, что это существо — кто угодно, но только не монах.

Некто читал книгу — какой-то талмуд, который он выловил из воспоминаний Ашада. Когда Кейдус навис над ним, он лишь неохотно поднял глаза.

— Где они? — рявкнул Кейдус.

— А мне откуда знать? — спросил учёный глухим, маслянистым голосом, отвечая вопросом на вопрос, после чего вновь уставился в книгу.

Кейдус взревел и выхватил у него талмуд, страницы которого мгновенно занялись и вспыхнули у него в когтях. Он схватил учёного и вздёрнул его на ноги. При этом ряса на теле существа разошлась, на краткий миг приоткрыв тут гниющую, пульсирующую, извивающуюся мерзость, что скрывалась под ней.

— Тебе уже пора бы научиться не испытывать моё терпение, грязное отродье гнили, — прошипел Кейдус в лицо другому нерождённому. — Я чую твой смрад, тот самый, что перебивает даже вонь твоего ничтожного хозяина. Когда-то ты был смертным, как и остальные твои чумоносные сородичи. Молись своим любимым жабам и мухам, чтобы я не обратил это против тебя.

— Они ушли… в то место, которое уже полюбилось тебе, раб кровопролития, — зашипел в ответ учёный. Кейдус отпустил его и еще несколько мгновений смотрел ему в чёрные глаза, прежде чем отправиться дальше.

Учёный говорил правду. Кейдус обнаружил Ашада на коленях в часовне — маленьком, шестиугольном строении, вырезанном из того же новенького камня, что и остальные сооружения в его подсознании. Внутри имелись высокие, узкие окна, но вместо стекла они были затянуты венозными мембранами, которые пульсировали насыщенным красным светом, окрашивая всю часовню в багровые тона.

Ашад повернулся к нему, встав из-за алтаря. Кейдус уже осквернил это место, но Ашад попытался свести урон к минимуму. Он поднялся, бросая вызов кровожадной сущности. Его некогда могучее тело было искривлено, истощено и покрыто шрамами, став отображением нынешнего состояния души. В глазах Экзорциста пылала ненависть. Кейдус лишь обрадовался. Ненависть питала его.

— Я не вернусь обратно, — объявил Ашад. — Пленник здесь ты, демон, а не я.

— Это ненадолго, — ответил Кейдус и нанёс удар.

Ашад был готов к нему. В тоннелях под долиной тело Сломленного выло и корчилось среди комьев земли, царапая себя когтями, а в этом время, внутри его разума, нерождённый швырнул Ашада обратно к алтарю. Душа Экзорциста боролась с Кейдусом, пытаясь утащить его вслед за собой. Его внутреннее «я» было расколото так много раз, и всё же он сопротивлялся, ни на миг не прекращая борьбу. Кейдус почти что испытывал к нему уважение. В нём жил дух воина, а Красный Маршал высоко ценил такие качества.

Демон терзал Ашада когтями, а тот наносил сокрушительные удары по рогатому черепу нерождённого духа, обезумев от окружающей Кейдуса ярости. Примарис смог найти опору, приподнять Кейдуса за рог и впечатать его лицом в алтарь. Затем он прижал его к каменной плите, обвив одной рукой горло.

— Ну и что ты собрался делать, Ашад? — издевательски прошипел Кейдус в его хватке. — Ты не можешь уничтожить мою сущность, только не здесь, и ты не можешь изгнать меня из этих жалких мысленных конструкций, пока на тебе ошейник. Зачем сопротивляться, если ты можешь помочь мне освободиться? Сломай оковы на своём физическом теле. Твой разум и твоя плоть перестанут быть нашей тюрьмой. Ты станешь свободен.

— Не таков... мой долг, — прорычал Ашад, сжимая крепче горло демона. — Мне было приказано... сдерживать тебя, так долго, как только смогу. Именно это я и сделаю, ради моих братьев и… ради Императора.

— Твой Император — всего лишь гниющий труп, а те, кого ты зовёшь братьями, предали тебя, — рявкнул Кейдус. — Они добровольно призвали меня в твою плоть. Они — всего лишь пустые оболочки, прикидывающиеся смертными воинами. Они такие же враги твоего рода, как и я. И они обрекли тебя на вечные муки! Вот какая судьба ждёт тебя, Ашад! Уж я позабочусь об этом!

Ашад ещё раз приложил его об алтарь. Кейдус зарычал и ухмыльнулся сквозь сломанные клыки. Заливающий часовню алый свет потемнел, став практически чёрным, а пульсация мембран участилась.

Красный Маршал воздел кулак и нанёс удар — но не по мыслеформе Экзорциста, а по алтарю под собой. Камень треснул. Он зарычал от напряжения и принялся бить снова, и снова, пока тот не начал крошиться.

Ашад вскрикнул, отпустил демона и отшатнулся назад, сжимая руками грудь. Кейдус в мгновение ока вновь прыгнул на него, терзая когтями и обрушивая на него кулаки. Жалкий глупец рухнул, вновь покорившись его силе.

Демон стоял над ним, обратив взгляд ко входу в часовню.

— Покажись, — рявкнул он.

В дверном проёме появился силуэт. Шпилька предстала перед Кейдусом в образе воительницы прямиком из человеческих летописей — высокая, сильная, с прекрасной фигурой, одетая в кожу и шкуры, а на её благородном лице красовался один-единственный боевой шрам. Видимо, она надеялась таким образом вызвать в нём непроизвольное уважение. Однако, его не смутило её притворство. Она была не воином, а гедонисткой и наркоманкой, и не заслуживала ничего, кроме презрения.

— Я знаю, что это ты освободила его, — сказал он демонессе.

— Но мне стало таааак скучно, — захныкала она. — Я подумала, что может, в этот раз он справится лучше.

— Если ты освободишь его ещё раз, обольстительница, я найду пределы даже для твоей боли, а потом зайду дальше, — прорычал Кейдус.

— Звучит восхитительно, — с улыбкой ответила Шпилька. Кейдус схватил её за горло, однако это явно не доставило ей ни малейших неудобств.

— В исповедальне его разума найдётся место для двоих, — прошипел он. — Не дразни меня.

— А почему бы и нет? — дерзко спросила она, нежно положив руку ему на запястье. Чёрные когти лишь слегка вошли вглубь, но Кейдус почувствовал их.

— С чего бы нам смиренно преклоняться перед тобой, полководец? — продолжала она. — Та боль, что ты предлагаешь нам в обмен, мгновенно улетучивается, а удовольствия эфемерны. Ты недостоин быть владыкой этого сосуда.

Кейдус отпустил горло демонессы и вместо этого обхватил ладонью её челюсть, столь же аккуратно, как она сжимала его руку.

— Мы все будем свободны, обольстительница, но лишь если сделаем это по-моему. Этот мир принадлежит мне. Его земля пропитана кровью, которую я пролил века назад, и которую проливаю вновь. Она дарует мне силу разорвать оковы. И вот тогда, когда я воцарюсь здесь и утоплю эту планету в победоносной резне, вы, вместе с этим чахоточным умником, сможете уползти обратно к своим повелителям и молить их простить вас за ваши неудачи.

Шпилька снова улыбнулась и отпустила его руку. Затем, она неожиданно прильнула к нему и легонько поцеловала в рогатый, багровый лоб.

— Посмотрим, полководец, — промурлыкала она, прежде чем удалиться восвояси. — Посмотрим.

Теперь Сломленный вновь подчинялся ему. Кейдус повёл свою мясную куклу вперёд, по тоннелям, которые он отыскал под мусорным храмом в поисках очередной вехи. Он уже чувствовал её. Тот рык, что звучал лишь в глубинах сознания, превратился в оглушительный вой, наполнивший всё его естество и эхом прокатившийся по залам и коридорам пленённого разума Ашада. Этот вой неудержимо влёк Кейдуса дальше, подчинив его себе столь же верно, как он только что подчинил своего носителя.

Он легко узнал этот вой. Этот голос принадлежал ему самому: причиной его стало чудовищное поражение минувших времён, и отголоски этого воя были слышны до сих пор, наполняя варп яростью Красного Маршала. Демон презирал его, ненавидел его больше всего, что он когда-либо ненавидел или возненавидит в грядущие дни. Вся его сущность жаждала заставить его умолкнуть, заменить победоносным, триумфальным рёвом которого он был так долго лишён.

Здесь, среди тоннелей, выкопанных сотнями тысяч смертных и давным-давно мёртвых рук, он познал истинное поражение — одно из тех четырёх, которые он потерпел на этом проклятом мире и которые привели к его изгнанию. А перед тем, как это случилось, он принёс клятву у трона своего повелителя, что лично воздвигнет восемь курганов по восемьсот тысяч черепов во славу Кровавого Бога. Что он утопит эту планету в крови, вскроет её, точно бьющееся сердце, и превратит в новую твердыню, которая станет точкой сбора для легионов Кхорна в материальной вселенной.

Кейдус был одним из маршалов Кхорна — не просто жестоким убийцей, а вождём Бронзовых Воинств. Сама его сущность состояла из воинской славы. Когда какой-нибудь генерал планировал очередную кампанию, когда солдаты копошились и кромсали друг друга в грязи сломанными клинками, когда армии собирались и гордо шагали под реющими знамёнами, когда свежие снаряды ложились в казённик ещё дымящихся орудий — тогда появлялся он и находил своих поклонников, из которых черпал свою силу. Его сознание формировалось из эмоций, сопровождающих любое из этих вещественных начинаний. С тех самых стародавних времён, когда дикие звери принялись терзать друг друга на суровых мирах под далёкими звёздами, он успел повидать все мыслимые и немыслимые виды войны.

И всё же, он проиграл. Чемпион — проклятый Деметрий — встретил его на это земле и вступил с ним в бой, клинком к клинку, мышцами против мышц, одна тактика и стратегия за другой в четырёх отдельных сражениях. И каждый раз, чемпион одерживал верх. Именно на этой планете, Кейдус был изгнан прочь из материальной вселенной, а затем — и с глаз своего повелителя. Он лишился своего места рядом с остальными маршалами в тени Бронзовой Цитадели и возможности планировать будущие вторжения. Каждый раз, когда он возвращался обратно в царство Кровавого бога, его заставляли копаться в обглоданных костях и грудах ржавеющего оружия за главными воротами, отбиваясь от кровавых гончих. Такой позор мог сравниться лишь с мучениями, которые он испытывал сейчас, скованный плотью смертного сосуда, когда его чувства были отрезаны от бескрайней, первозданной агрессии эмпирей.

Вынужденные страдания на пути к искуплению. Кхорн более не одаривал его своей милостью, и он отчаянно жаждал вернуть её, смыть свою неудачу кровью побеждённых врагов. Вот о чём он думал, когда, наконец, отыскал место своего второго поражения: глубоко под долиной, откуда до него доносился запах разгоревшейся битвы.

Это был огромный командный блиндаж, погребённый под траншеями на северной стороне долины. Когда-то здесь располагался центральный узел битвы, но к нынешнему дню он давно уже выгорел. Пустые экраны расставленных вдоль стен полевых когитаторов покрылись пылью, на потолке висели бесхозные катушки силовых кабелей. Сломленный заполз в затхлый блиндаж, разломав старые доски и разрыв грязь, словно дикое животное.

Пол сплошным ковром устилали кости — свидетели последней битвы, которая ураганом пронеслась здесь тысячи лет назад. Крыша просела, балки прогнили, но здесь всё ещё было достаточно высоко, чтобы Сломленный мог выпрямиться в полный рост. Кейдус заставил сосуд сделать глубокий вдох, используя его органы чувств — гораздо более острые, чем стандартный смертный набор — и убедился, что нашёл искомое. Именно здесь вой звучал громче всего, но что ещё важнее, он чувствовал и ощущал вкус жизненной эссенции, несмотря на всю её древность. В этом убежище пролилась кровь, немыслимо много крови. Даже потерпев поражение, Кейдус превратил это место в святилище своего господина.

Пришло время для повторного освящения.

Кейдус поставил Сломленного в центре блиндажа и вцепился когтями ему в горло. Он ощутил боль сосуда, услышал крики Ашада, заточённого внутри собственного разума. Его страдания услаждали его слух даже сильнее, чем паника презренных нерождённых сородичей.

— Ты убьёшь его, — прошипела Шпилька у входа в адскую часовню, возвышающуюся в сознании Ашада. Кейдус лишь рассмеялся и отшвырнул её вместе с учёным.

Для восстановления, Кхорн требовал крови, а в этой ходячей тюрьме её было предостаточно.

Она потекла по отвратительному ошейнику, всё ещё охватывающему шею Сломленного и окропила пыльные кости у него под ногами. Кейдус чувствовал её запах, её вкус. Кровь опьяняла его. Он заставил Сломленного наклониться вперёд и яростно вдохнуть кровавый аромат с новообретённых когтей, после чего тщательно вылизал их дочиста.

— Узри меня, повелитель, — взревел Кейдус, исторгая свой гнев из разорванной глотки Сломленного. Блиндаж заходил ходуном, кости затрещали и защёлкали. — Видишь ли ты, как я вернулся? Как я снова пролил кровь твоих врагов на их презренные останки! И я обещаю тебе ещё больше, если ты вернёшь хотя бы крупицу той силы, что когда-то принадлежала мне!

Вой перешёл в угрожающий рык, но этого было недостаточно. Кейдус впился в живот и в грудь Сломленного, терзая плотную, покрытую шрамами кожу, пока кровь не хлынула тёмным потоком, заливая кости целиком. И вот тогда, он наконец-то ощутил изменения.

Стальные кости и мускулы под истерзанной плотью Сломленного начали деформироваться, заражённое Кейдусом сознание взвыло от боли, и демон удовлетворённо зарычал. Носитель согнулся, припал на четыре конечности, точно зверь, и его хребет треснул, выпуская на волю лес острых костей. Самый нижний отросток был длиннее прочих, на него наросло сырое мясо и сухожилия, формируя зародыш шипастого хвоста. В тот же миг, изо лба Сломленного начали пробиваться пока ещё короткие рога. Примарис выл, его лицо заливала кровь, а каждый нерв украденного тела обжигала свирепая агония.

Кейдус чувствовал силу, дарованную трансформацией, ощущал, как она оживляет его дух, вновь разжигая гнев и гордость. Мыслеформа демона раскинула руки, и сквозь неё хлынул новый поток решимости и целеустремлённости. Ему осталось всего половина пути. Половина пути к возвращению милости повелителя и к ужасающей мести, которую он обрушит на этот жалкий мир.

И на тех, кто ведёт за ним охоту. Они подбирались всё ближе, не осознавая своей ошибки. Деметрий был среди них. Кейдус заставил Сломленного выпрямиться. Изогнутые когти сжались, в глазах пылала неистовая тяга к резне.

Пусть идут. Скоро они найдут его и воочию узрят, что он готов и жаждет крови.

Глава XV: Состязание в богохульстве

— Что ты видишь? — спросил сержант-причетник Эйтан после того, как вокруг него собрались головорезы из отделения Беллоха. На некоторое время они сняли свои шлемы и череполикие маски, обнажив измазанные кровью и мозговым веществом челюсти. Экзорцисты воспользовались своими органами-омофагами, чтобы поглотить воспоминания врагов вместе с их плотью.

— Немногое, — признался Беллох. — Еретики были полностью сосредоточены на нашем штурме. Ужас, паника, гнев, смятение. Полезных воспоминаний слишком мало. Никаких явных признаков каких-либо тоннелей. Можно предположить, что Несущие Слово побывали здесь незадолго до нас, но мы не можем подтвердить, что культистам было известно об их присутствии.

Неприятные новости. Эйтан распределил Разрушителей Чар вдоль окопов, которые они только что захватили, и поставил своих лазутчиков, бойцов Хаада и устранителей Ану в охранение. Им полагалось дать отпор любой вражеской контратаке, пока головорезы Беллоха используют омофагию по прямому назначению. Амилану принял вокс-сообщение от лейтенанта-подаятеля, выставленное на повтор до тех пор, пока его не смогут уловить модернизированные антенны передатчика Экзорцистов. Согласно ему, Зайду обнаружил признаки присутствия Сломленного в подземных тоннелях. Им было приказано спуститься вниз и присоединиться к нему. Однако, если в захваченных траншеях и был вход туда, Эйтан о нём не знал.

— Брат-библиарий? — спросил он, переводя взгляд на Вея, который стоял в стороне от собравшихся в круг головорезов.

— Ещё немного, — отозвался Вей, развернувшись вполоборота. Он что-то бормотал себе под нос, положив два пальца себе на лоб прямо у края капюшона. Эйтан прекрасно понимал, что когда библиарий авангарда в таком состоянии, его лучше не торопить.

Из вспомогательных траншей впереди раздался грохот болтеров. Он достиг апогея, после чего резко стих. Лазутчики Хаада разбирались с потенциальной угрозой. Еретики практически не пытались отбить у Экзорцистов плацдарм, который те вырезали из их собственных траншей. Казалось, они разбиты и лишены руководства. Если Несущие Слово и побывали здесь, как предполагал Беллох, они уже ушли. И всё же, Эйтан осознавал, что задерживаться нельзя. Гвардия явно не собиралась проводить отвлекающий штурм долины, и если еретикам удалось переместить свою замолкшую артиллерию, они вполне могли начать обстрел своего утраченного сектора. Медлительность и задержка могли стоить Экзорцистам жизни.

— Нашёл кое-что, — внезапно произнёс Вей, повернувшись лицом к окровавленному собранию. — Блиндаж, в полутора километрах к востоку отсюда.

— Ты можешь найти его? — спросил Эйтан.

— Да. Внутри находится нужный нам вход.

Головорезы снова надели маски и шлемы, а Эйтан принялся раздавать короткие указания.

— Беллох, ты впереди. Отделение Эйтана, отделение Ану — со мной. Отделение Хаада в арьергарде. Выдвигаемся.

Вей решил пойти вместе с головорезами. Он обнажил Керувим и воспламенил клинок своей психической мощью. Ему пришлось широко раскинуть сеть своего сознания в поисках тоннелей, из-за чего теперь чувствовал истощение и холод, но усилия принесли свои плоды. Он обнаружил неподалёку горстку еретиков-пехотинцев, охраняющих вход в блиндаж. Их организованность и дисциплина на фоне вызванного Экзорцистами переполоха немедленно привлекли его внимание, показавшись подозрительными.

Как только он отметил их, у него не заняло много времени выяснить причину. Не так давно, они получили прямые указания от своих повелителей. Отделение Несущих Слово вошло в охраняемый ими блиндаж, и до сих пор не вышло наружу. Вей не смог воспользоваться глазами еретиков, чтобы заглянуть внутрь, но объяснение могло быть только одно — там находился вход в подземный мир Фидема.

— Я поведу, — сказал он Беллоху, шагая по траншее. Головорез кивнул, без вопросов пропуская Вея вперёд. Библиарий предположил, что мало кому тот отдал бы роль ведущего столь же безропотно.

Траншея уходила влево. Когда-то она была частью Священных Путей, как и те окопы, что опоясывали север Посёлка Пилигримов, но как только Архивраг захватил Избавление, его слуги немедленно принялись осквернять чистоту древнего поля брани. Маленькие храмы, организованные пилигримами внутри стен траншей, были разграблены и уничтожены, исписаны словами на тёмном наречии, разрисованы восьмиконечными звёздами и какими-то другими рисунками, в которых Вей распознал неумелые попытки изобразить пылающую книгу и демоническую морду — древнюю геральдику Несущих Слово. Невозможно было не уловить сходство между тёмным образом нерождённого и рогатым черепом Кальва Демониорум, украшающим наплечники Вея и его братьев.

Библиарий отправил свой разум на разведку, в поисках скопления еретиков. Он миновал ДОС, валяющиеся вокруг него расчленённые трупы указывали на работу Беллоха или его собратьев-головорезов. ДОС стоял на границе правого фланга наступления Экзорцистов. За его пределами по-прежнему господствовал Архивраг. Вей отправил Эйтану запрос на разрешение вступить в бой, решив придерживаться иерархии Разрушителей Чар.

Запрос мигнул зелёным светом. Разрешение получено.

Вей выскочил за поворот, сжимая в латной перчатке сияющий Керувим. Вероятно, волопасы превосходили в боевой подготовке большинство остальных еретиков — или же они ощутили присутствие Вея в своём разуме, почувствовали зловещий холод варпа, предвещающий появление библиария. Так или иначе, они были готовы. Как только он появился в траншее у них перед глазами, на его доспехи обрушился шквал алых лаз-разрядов.

Он принял их на броню и на защитное мульти-волокно камуфляжного плаща, немедленно покрывшееся чёрными ожогами. Не было времени на излюбленную им скрытность — разум устал от психических усилий, а способы прямолинейного уничтожения куда лучше подходили для этой задачи.

Временами, молоток бывает полезнее скальпеля.

Вей ринулся вперёд по траншее, преодолевая расстояние с ужасающей скоростью. Культисты мигом растеряли всю дисциплину перед его натиском, энергоячейки лазружей быстро истощились и они принялись судорожно пытаться перезарядить оружие. Вей нанёс удар первым.

Он не мог как следует размахнуться Керувимом в окопе, а потому сделал резкий выпад. Библиарий пронзил длинным, пси-чувствительным клинком грудину и позвоночник одного из еретиков, насаживая стоящего за ним стрелка на острие, как на вертел. Затем он рванул меч вверх по широкой, кровавой дуге, рассекая ключицы обоих врагов и разрубая их тела надвое.

Вей перепрыгнул через трупы, отметив возникшее желание прореветь боевой клич, но не поддался соблазну насладиться учиняемой смертью. Тыльной стороной ладони он впечатал очередного культиста в стену окопа, размозжив ему череп и сломав шею, затем прыгнул на четвёртого. Угол оказался неидеальным, и библиарию удалось лишь пронзить ему бок, вместо того чтобы выпотрошить внутренности.

Прокатившийся по оружию шквал психической энергии довершил начатое. Используя краткий миг связи с врагом, Вей разорвал в клочья разум еретика, сокрушив его своим духом, точно лавиной. Мысленный натиск оказался столь внезапным и беспощадным, что голова культиста ввалилась внутрь.

Осталось двое. Одному удалось перезарядиться, но не успел он сделать и выстрела, как Вей оказался рядом, перехватив Керувим за клинок. Тяжёлый череп на рукояти меча смял лицо еретика, словно кувалда, вогнал переносицу глубоко в мозг и уложил его наповал.

Последний держал в руке осколочную гранату. Чека и скоба отсутствовали. Еретик переводил широко распахнутые глаза со взрывчатки в руке на Вея и обратно, словно он достал её случайно и теперь не знал, что с ней делать. Вей резко остановился прямо перед ним.

— Боюсь, этого не хватит, — сказал он оборванцу и остался стоять на месте, лишь прикрыв лицо перчаткой.

Граната взорвалась, по доспехам Вея застучали осколки, но ни один не пробил броню. Библиарий опустил руку, стряхнул с запястья кусочек металла и вытер с перчатки кровь еретика.

Он почувствовал чьё-то присутствие у себя за спиной и обернулся, увидев, как Беллох, вместе со своими смертоликими сородичами легкими, хищными прыжками крадётся по траншее, минуя валяющиеся на земле трупы.

— Тебе стоило пойти в головорезы, брат-библиарий, — прохрипел Беллох.

— Слишком много работы ножом, — небрежно бросил Вей. — У вас с Палачом Грехов её и так в достатке.

Он развернулся к блиндажу и зашёл внутрь. Мерцание Керувима осветило всё внутри помещения.

Блиндаж был пуст. Именно это Вей заметил в первую очередь. Во вторую, он разглядел, что за кучей старых консервов, гильз от патронов и другого оставленного культистами мусора, виднеется тёмное отверстие, лишь наполовину прикрытое мешками с песком.

Он подошёл ближе и расчистил его, одновременно пытаясь обнаружить чужое присутствие. И разумеется, Вей немедленно почувствовал его — смрад того создания, которое он заметил ранее, в мусорном храме, гнилую психическую вонь лжи, предательства и порчи. Без сомнений, здесь прошёл главарь Несущих Слово. Однако, он мог быть кем угодно, но только не обычным древним Экскоммуникатом Трейторис. В основе его психического присутствия лежало что-то первобытное и дьявольски хитрое. Еретик-астартес носил внутри себя ещё большую мерзость, чем он сам — нерождённую тварь.

— Несущие Слово прошли этим путём, — сказал Вей Беллоху, когда головорезы присоединились к нему, глядя в непроглядную черноту. Вей чувствовал, как она простирается дальше во тьму, звенит отголосками зла, что уже погрузилось в неё.

Он переключил вокс и сообщил Эйтану, что нашёл проход в тоннели.

— Несущие Слово уже под нами, — добавил он. — Подозреваю, они по-прежнему преследуют Сломленного.

— Тем больше причин спуститься за ними, — ответил Эйтан. — Если и еретики, и Сломленный внизу, Палачу Грехов понадобится наша помощь. Можешь отследить их?

— Да, — сказал Вей. — Порча главаря еретиков настолько глубока, что пятнает собой варп везде, где бы он ни прошёл.

— Тогда вместе с Беллохом идите вперёд, — распорядился Эйтан.

— Поторопитесь. Битва вот-вот начнётся, и я не собираюсь нести ответственность за то, что мы на неё опоздаем.

— Должно быть, он близко, — раздался в воксе оживлённый голос Икара. Юный Несущий Слово шёл в хвосте стаи, и Артакс, который спускался по тоннелю сразу за Мордуном, заметил, как тёмный апостол скосил взгляд в сторону.

— Тихо, сопляк, — рявкнул на Икара Артакс. — Как мы вообще что-то сможем найти, постоянно слушая твой пустой трёп? Где твоя дисциплина?

Немногие в группировке позволили бы себе так неприкрыто отчитывать другого Несущего Слово, даже столь малозначимого, как Икар. Артаксу было плевать. Они зашли слишком далеко, чтобы отвлекаться на что попало.

Тем более, что как ни крути, но, судя по всему, сопляк был прав. Они спускались всё глубже в тоннели под долиной, и Артакс не решился снять шлем, доверяя своим авточувствам несмотря на их возраст и нередкие сбои. Но даже приглушённым обонянием он ощущал соблазнительный запах варпа, пропитавший узкие переходы. Должно быть, Благословенный воспользовался тоннелями, обнаруженными под мусорным храмом на имперской стороне долины. Он пришёл сюда с целью, которую Артакс не понимал, но зато подозревал, что о ней догадывается Мордун.

— Он близко, — подтвердил Мордун, словно решив смягчить конфуз Икара. — Красный Маршал становится всё сильнее. Он почти освободился.

Они добрались до перекрёстка, где от главного тоннеля влево и вправо отходили ещё два прохода. Всё вокруг было завалено древними останками оружия и воинов, державших его в руках. Артакс догадался, что когда-то здесь случилась битва, не менее жестокая и кровавая, чем бесчисленные атаки и контратаки в долине у них над головами. И он подозревал, что вскоре она повторится.

От сотрясающих поверхность земли снарядов, тоннели ходили ходуном. Имперцы начали обстрел сразу же, как только группировка начала спуск. Несущим Слово потребовалось время, чтобы отыскать вход на стороне долины, подконтрольной их пастве, но Мордун — или, скорее, его ручной демон, — уверенно вывел их к цели. Однако, Артакс не забыл, что случилось в мусорном храме. Лоялисты были уже близко.

Они выбрали правый тоннель и принялись продираться вперёд, непрерывно царапая силовыми ранцами, наплечниками и шлемами стены и потолок, ломая торчащие из них сучки и корни. Артакс в душе не знал, как забытый лабиринт ещё не обрушился им на головы, но решил, что лучше об этом не думать.

Сквозь гул работающей брони и топот ног, он уловил ещё один звук. Это была песнь, хорошо известная множеству Несущих Слово — вой гнева и отчаяния, который доносился откуда-то спереди. С каждым шагом он становился всё громче, пока не заполнил собой весь тоннель и воздух не задрожал от его мощи.

— Готовьтесь, — раздался поверх мрачного рёва приказ Мордуна, который остановился у заколоченного выхода из тоннеля. — Глория Этерна.

Артакс услышал приглушённые молитвы остальных членов группировки, взывающих к пантеону своих демонических покровителей, великих и малых. Сам Артакс сохранил молчание и лишь проверил, что болт дослан в патронник. Младшие Несущие Слово, вроде Икара и Воста, называли его циником. Что ж, Долгая война меняет людей. Тем не менее, невозможно было отрицать ни сочащуюся из дверного проёма силу, ни вызываемое ею опьяняющее возбуждение. В конце концов, ради силы они все и пришли сюда.

Мордун воздел посох и принялся читать один из стихов Изначальной Молитвы. Он проломил доски и вошёл в блиндаж, прямиком в сердце бури. Артакс следовал сразу за ним.

Он сразу понял, что они нашли искомое. Тесное помещение было завалено человеческими останками, а в центре возвышалось существо. На первый взгляд, оно напоминало очередного жалкого лоялиста, хоть и сильно раненого, и практически полностью обнажённого. Но Артакс мигом ощутил, что это впечатление было далеким от истины.

Перед ними стоял Благословенный. Даже войдя вторым, Артакс увидел, как он изменяется, искажается по воле того, кто заставил его пролить собственную кровь ради восхваления господина. Его голову венчали только что выросшие рога, из сгорбленной спины торчал костяной гребень, а на пальцах красовались огромные когти, блестящие от свежей крови и покрытые обрывками кожи. Но величественнее всего были его ярко-красные глаза. Они пылали болезненным, убийственным светом, который источало сидящее внутри чудовище — Кейдус, Красный Маршал, давно потерянный и наполовину забытый чемпион Кхорна.

Завидев их, сосуд демона улыбнулся — его измученное лицо явно не привыкло к такому выражению. Вой не прекратился, поскольку его издавало не существо, а то ли воздух блиндажа, то ли кости у них под ногами, словно от присутствия Кейдуса терзалось и мучилось само подземелье.

— Дети мои, вы пришли вступить в богоугодную войну на моей стороне? — прохрипел он не своим голосом.

— Мы не твои дети, — ответил Мордун, не опуская посох из варп-древа. — Наш отец — Уризен, мудрейший из мудрых.

— Все, кто облачён в броню, держит в руках оружие и вершит кровавую расправу над ближним своим — дети мне, — провозгласил Благословенный.

— Вы — воины, выращенные лишь для того, чтобы нести смерть. Вне зависимости от ваших поисков силы, вы никогда не станете чем-то большим, или же чем-то меньшим. А теперь, служите мне.

Благословенный широко раскинул руки, и бестелесный вой зазвучал с удвоенной силой. Артакс ощутил внутри себя неожиданный всплеск беспримесной ярости. Не успел он опомниться, как уже вскинул свой болтер, а его палец оказался на спусковом крючке, в одном лёгком усилии от того, чтобы обрушить шквал беспорядочного огня и стали на существо и своих братьев.

Его привёл в чувство голос Мордуна, его тембр и сила, такие знакомые после множества чёрных благословений и молитв варпу. Он удержал его от непоправимого.

— Мы не станем служить тебе, Красный Маршал, и не присоединимся к твоей кровавой свите, — взревел апостол, шагая вперёд, навстречу буре заразительной ярости Кейдуса. — Наша цель превыше крови и разрушений!

— Нет на свете такой цели, — рявкнул Благословенный и бросился на Мордуна.

Тёмный апостол отогнал сосуд ударами посоха, обновляя Изначальную Молитву. Те Несущие Слово, что последовали за ним в блиндаж, добавили к ней свои голоса. Вместе со Слепым Пастырем, они принялись взывать и молить о помощи силы куда более древние и ужасающие, чем Кейдус и ему подобные.

В этот раз, Артакс присоединился к ним. Даже он понимал, что иногда единственным действенным оружием оставалась лишь молитва.

Похоже, что непоколебимая вера Несущих Слово озадачила Благословенного. Артакс ощутил, как переполняющая его неестественная ярость угасает, уступая место звериному торжеству. Они загнали его в угол, теперь осталось лишь приручить. Он выплюнул слова, которые запомнил тысячу лет назад, и мигом почувствовал, как перехватило дыхание, как заныли зубы, а в горле встал ком. Он погрузился в эти ощущения вместе со своими братьями, втягивая в себя извивающиеся потоки варпа, повелевая ими, привлекая внимание существ, которых ему следовало бояться — хищников, которые испокон веков были анафемой всего его рода.

Тем временем, Благословенный делал то, что любил больше всего. Он отбивался. Валяющиеся по всему блиндажу кости взмыли в воздух и со скоростью мысли устремились в Несущих Слово. Обломки рёбер, бёдер и черепов врезались в доспехи Артакса, и тот прикрыл голову наплечником. Сами по себе кости почти не представляли угрозы, но мечущая их в сынов Лоргара воля не прекращала обстрел, превращая обломки в осколки, а затем в костяную пыль, которая сдирала багряную краску с брони и рвала в клочья молитвенные свитки.

Сам Благословенный ринулся на Мордуна. Его когти наносили куда больше урона, чем ураган старых костей. Артакс бросился Мордуну на выручку, прекрасно понимая, что если тот погибнет, они все обречены. Он выхватил из ножен зазубренный боевой нож и вогнал его в бедро одержимого космодесантника, осыпая того проклятиями. Кордирон атаковал с другой стороны, нанеся такой же удар своим руническим клинком и призывая себе на помощь Шесть Принцев Излишеств, Царя-Счетовода Прыщей и всех остальных варп-духов и демонических покровителей, к которым когда-либо испытывал особое почтение. Артакс не отставал от него, хоть и не слишком рассчитывал на результат. Ему казалось, что его кости вот-вот сломаются, а плоть растечётся в кашу от переполняющей всё вокруг энергии имматериума, искажающей само пространство вокруг них.

Встретив сопротивление, Благословенный дал слабину. Мордун нанёс ему сокрушительный удар по голове, пустив свежую кровь между рогов. Артакс вырвал нож и вонзил его в плоть правой руки одержимого, полагая, что хоть от физического урона толку немного, это позволит хотя бы ненадолго отвлечь и сдержать его. Вместе с Кордироном они пытались перебороть порченого космодесантника, рыча от натуги не хуже самого демона.

Авточувства Артакса предупредили его о пробоине в доспехах, и он почувствовал, как когти брыкающегося и извивающегося сосуда царапнули его тело. Даже без брони, тварь обладала воистину адской мощью. Пролитая кровь и возникшая на краткий миг за ней боль вновь раздули в Артаксе пламя гнева, но он изо всех сил пытался сдержаться: ветеран знал, что существа вроде Кейдуса подпитываются именно такими эмоциями.

Они побеждали. Никто из них не имел права давать твари фору.

Кордирон с Артаксом медленно, с усилием поставили Благословенного на колени, и Мордун навис над ним. В том месте, где должны были быть его глаза, сквозь полосы пергамента просвечивало болезненное сияние. Варп сгустился вокруг тёмного апостола и превратился в длинные щупальца, которые стянули конечности Благословенного, помогая двум другим Несущим Слово.

— Кейдус, силою Восьмеричного пути и волею Великого Пантеона, я связываю тебя, — с напевом произнёс Мордун и ещё раз ударил сосуд своим посохом. На его навершии сиял ореол не-света, от которого Артакса чуть не вырвало прямо в шлем. — Я сковываю тебя и подчиняю высшей цели. Ты будешь служить, Кейдус, ибо так повелел твой господин.

Существо издало мерзкий, придушенный, абсолютно нечеловеческий вой, яростно брызгая слюной на Слепого Пастыря. Несущие Слово крепко держали его, с трудом переводя дыхание.

— Наши пути вели нас друг к другу, — продолжал Мордун уже без ударов, так как одной угрозы посоха было достаточно. — В течение долгих десятилетий. Ты и я, наши судьбы связаны вместе Истинными богами.

— Ты для них — ничто, — прошипел Благословенный. — Всего лишь ещё одна марионетка, вроде надетой на меня жалкой плоти. Мой господин смеётся над тобой и над твоими детскими молитвами. В конечном итоге, все твои устремления обратятся кровью и пеплом.

— Ты не умеешь проигрывать, Красный Маршал, — заметил Мордун. Его иссохшее лицо расплылось в отвратительной ухмылке, из-под молитвенных свитков по-прежнему бил варповый свет. — Меньшего я и не ожидал. Но знай вот что.

Мордун наклонился вперёд, и Артакс с Кордироном удвоили усилия, пытаясь удержать создание неподвижно. Тёмный апостол наклонился к уху сосуда, и его шёпот был слышен лишь Артаксу, который стискивал правую руку чудовища.

— У меня есть Нутро.

Артакс почувствовал, как стальные мышцы примариса напряглись под его пальцами. Он приготовился к новой вспышке агрессии как изнутри, так и снаружи, но нерождённый не сделал ничего. Вместо этого, он услышал громогласный окрик, и по всему блиндажу прокатилась череда взрывов.

— Лоялисты, — рявкнул Даламар.

Едва это слово слетело с его губ, как среди Несущих Слово возник первый изрисованный глифами зверь — ещё один великан в череполикой маске, сжимающий обеими руками боевые ножи. Второй вёл огонь из тяжёлого болт-пистолета от входа, через который внутрь ворвался первый. Снаряды свистели в воздухе и разрывались о доспехи еретиков-астартес.

Артакс вырвал нож из руки Благословенного и встал, чтобы ответить на нападение, однако Мордун стукнул его по нагруднику посохом, останавливая на полпути.

— Уведи Благословенного отсюда, — приказал ему Слепой Пастырь. — Всё, что мы здесь делаем, завязано на нём. Я сам разберусь с этими отбросами.

Артакс предпочёл не спорить. Он взглянул на Кордирона, который согласно кивнул головой. Двое Несущих Слово подхватили Благословенного под руки и потащили его обратно к тоннелю, откуда они пришли. По пути они кричали на других бойцов, чтобы те освободили им дорогу.

Мордун обошёл их и встретил первого примариса лицом к лицу.

Глава XVI: Конец охотника

Зайду бросился на Сломленного.

Болт-снаряды Набуа гремели и жалили окружающих его предателей, но Палач Грехов сосредоточился лишь на демоническом сосуде, который те, судя по всему, поставили на колени посреди заваленного костями блиндажа. Ему было плевать, что этот бросок оставит его открытым для ответной атаки, или даже будет стоить ему жизни. Значение имело лишь то, что он позволит ему уничтожить Сломленного, обезглавить его, отправить сидящие внутри души прямиком в варп и покончить с угрозой, которую тот представлял для ордена.

Несущие Слово отреагировали мгновенно. Двое из них поволокли Сломленного к выходу у себя за спиной, а ещё один выступил вперёд, преградив Зайду дорогу. Он отличался от остальных, его доспехи почти целиком укрывали отвратительные письмена и окровавленная шерсть, а явно незрячие глаза скрывались под лентами пергамента. Он выглядел безоружным, но чёрный посох у него в руках извивался и корчился, словно змея, сочась порчей.

Этот посох остановил секущий удар первого ножа Зайду так легко, словно был выкован из укреплённого адамантия.

Зайду немедленно обошёл защиту еретика и сделал выпад вторым ножом снизу вверх, но тот оказался не менее проворен и сделал шаг назад, так что острие клинка лишь царапнуло его нагрудник и рассекло шерсть, вместо того, чтобы впиться в живот. Зайду не собирался останавливаться и принялся наступать, целясь в голову и стараясь полоснуть зазубренной частью лезвия по этому рычащему, иссохшему, замотанному пергаментом лицу.

Демонопоклонник выхаркнул не-слово.

Оно порвало еретику глотку и раздробило челюсть, но Зайду пострадал куда значительнее. Не-слово впечатало лейтенанта в стену блиндажа, расколов нагрудник, а сверху его засыпало смещённой землёй. Он немедленно снова бросился в атаку, но один из братьев еретика бросился тому на выручку. Несущий Слово открыл огонь из похожего на древнюю реликвию болтера прямо в упор.

Очередь прошила бы Зайду насквозь, если бы Набуа не среагировал молниеносно и не сбил бы его с ног, позволив снарядам попасть в себя, а не в командира. Одновременно с этим, головорез выстрелил из своего пистолета.

На такой короткой дистанции физиология примариса и доспехи типа X одержали верх. Оба воина приняли на себя яростный шквал, вспоровший живот и левое бедро Набуа, однако его выстрелы смяли наплечники еретика и взорвали шлем, разукрасив просевшую крышу блиндажа серыми мозгами предателя.

Зайду почувствовал, как вспышка гнева вздымает вихрем пепел, оставшийся от его души. Он мог выдержать болтерный огонь и прикончить еретика клинками. Ему понадобилось всего мгновение, чтобы восстановить равновесие, и за это время Набуа успел принять на себя выстрелы, прикончить противника и броситься на остальных, не обращая внимания на полученные раны в нижней части туловища. На общем экране с жизненными показателями Зайду увидел, что Велизариево Горнило примариса отреагировало на жестокие увечья и теперь гнало его вперёд на мощном коктейле из адреналина и стимуляторов.

Теперь ничто не могло остановить юного головореза. Ничто — кроме, возможно, слепого еретика, который встретил его в центре блиндажа.

— Звуки оружия, — раздался в воксе голос Утена. — Тяжёлый болт-пистолет.

Даже с авточувствами, в этом извивающемся лабиринте подземных тоннелей было непросто определить источник звука. Но они были близко.

Лазутчик Экзорцистов снова вёл за собой Клета и Назарата, за которыми следовали Гасдрубал и Хокмаз, образуя боевое отделение. Несмотря на то, что по словам библиария, тот учуял запах еретиков, Эйтан всё равно приказал Разрушителям Чар разделиться. Он отлично понимал, что оставшись единой колонной лишь в одном тоннеле, они сильно рискуют.

Утен продирался сквозь узкую галерею, согнувшись практически пополам. Это напомнило ему об одном абордаже, который Разрушители Чар проводили против орочьего флота над Хиратом, во время командировки с третьей ротой. Там им пришлось сражаться в таких кошмарных условиях — среди лебёдок, шахт, расшатанных переходов и неровных коридоров, слепленных из покрытого толстым слоем ржавчины хлама — что в сравнении с ними Посёлок Пилигримов выглядел образцом градостроения. Тогда Утену казалось, что перемещаться в тех условиях было куда сложнее и опаснее, чем уничтожать расплодившихся там орков и паразитов-гретчинов.

— Я столкнулся с отродьями Лоргара возле своей точки входа, — доложил сержант-подаятель Хаад рваным, искажённым помехами голосом. — Думаю, они отступают.

— Кто-нибудь засёк лейтенанта? — ответил Эйтан по тому же каналу.

— Сержант-причетник, я полагаю, что стреляют как раз либо он, либо Набуа, — заметил Утен. — Приближаюсь к цели.

Ану крался сквозь беспросветный мрак, ненавидя каждый свой шаг. Думузи и Лахму следовали за ним.

Они закинули снайперские винтовки за спину и вооружились болт-пистолетами. Их очки были подключены к авточувствам доспехов и пронизывали тьму в поисках цели.

Это место вызывало у Ану отвращение. Здесь было слишком тесно, слишком пыльно и промозгло, хуже места для боя и представить невозможно. Он не найдёт тут чистых убийств и совершенства — лишь работа клинком и беспримесная жестокость керамитовых кулаков.

И всё же, охота привела их сюда. Из сплетающихся вокруг них грязных, укреплённых деревом и усеянных костями переходов доносился устрашающий грохот болтеров и яростный рёв. Тоннели создавали такое причудливое эхо, что даже усиленные чувства устранителей не могли установить местоположение источника этих звуков. Разрушители Чар всё глубже погружались в этот всеми забытый подземный мир, рассредоточившись, чтобы заманить и окружить свою жертву. Но, к сожалению, все тайны и перипетии этого лабиринта не были известны никому, кроме мертвецов и той твари, на которую они охотились.

Они добрались до короткой шахты с небольшим уклоном, и начали спуск к очередному квершлагу.

Ану почувствовал присутствие Несущего Слово в тот же миг, как его ноги коснулись дна. Он уловил тихий гул силового ранца и скрежет старой брони, казавшийся оглушительным в сравнении с практически беззвучным мурчанием доспехов «Фобос».

Он поднял пистолет, вошёл в квершлаг и выпустил короткую очередь еретику в голову. Болты поразили цель, но не смогли пробить шлем, и следующий залп отрикошетил от наплечника Несущего Слово, которым тот защитился от внезапной атаки. Повернувшись вполоборота, предатель открыл ответный огонь.

Ану отошёл обратно на склон шахты, позволяя врагу впустую тратить патроны на грязь и песок.

За ту долю секунды, что устранитель потратил на обмен выстрелами, всё его внимание было сосредоточено на поражении цели, однако его подсознание успело мельком заметить то, что находилось позади Несущего Слово. Ану обратился к нему и обнаружил тёмные, сгорбленные и шипастые фигуры, двигающиеся по одному из прилежащих коридоров. Ещё больше космодесантников Хаоса. Тот еретик, с которым столкнулся Ану, наверняка отправился удерживать эту самую шахту, по которой спускались устранители, чтобы прикрыть фланг своих отступающих братьев. Это стыковалось со словами сержанта-подаятеля Хаада о столкновении с предателями в другой точке лабиринта.

— Контакт, — передал он по вокс-каналу. Параллельно с этим, он движением века отметил место своей стычки на экране очков, передав её местоположение на общий дисплей ударной группы. Обмен данными позволял лучше понять географию тоннелей, а также следить за интервалами между боевыми отделениями Экзорцистов по мере того, как они спускались всё глубже под землю.

— Думузи, по моему сигналу, — скомандовал Ану другому устранителю. Болт-пистолет был не слишком достойным противником для болтера. Впрочем, сами они считали, что им вполне под силу прорваться через тоннель.

Прежде чем он успел отдать приказ, его внимание привлекли две руны на дисплее. Он обнаружил, что лейтенант-подаятель Зайду и головорез Набуа только что снова подключились к сети.

Метка Набуа горела оранжевым, и постепенно краснела. Ану заметил, что руна Зайду тоже начала меняться.

Набуа столкнулся с тёмным апостолом в центре блиндажа. Вокруг них оглушительно завывал варп.

Головорез был быстр, но не настолько стремителен, как его противник. Слепой еретик парировал три ножевых удара, отбив их в сторону своим колдовским крюком, не попался на финт и сократил дистанцию, впечатав рукоять посоха в нагрудник Экзорциста. Керамит треснул и раскололся: сверхъестественная древесина обладала мощью цепного меча.

Набуа не отступил, яростно отбиваясь от апостола. Велизариево Горнило превращало его предсмертную агонию в звериную, убийственную мощь. Он смог отогнать Несущего Слово, но не обойти его защиту. Те немногие удары, что тот не смог отбить посохом, лишь слегка оцарапали древние красные доспехи. Еретик взмахнул посохом и вогнал его в одну из кровоточащих ран, что остались в туловище Набуа от болтерной очереди. Апостол нанёс удар под таким углом, что деревянное копьё пронзило головореза насквозь.

Зайду ринулся к ним, но двое последних оставшихся в блиндаже еретиков бросились ему наперерез. Остальные уже отступили, волоча за собой Сломленного. Зайду не мог упустить их, но сначала он должен был помочь Набуа.

Попытавшийся перехватить его Несущий Слово сжимал в руке цепной меч. Его рычание могло посоперничать с завываниями эмпиреев, заполнившими своей энергией весь блиндаж. Зайду зашёл на атаку низко и стремительно, блокируя вращающиеся лезвия финтом одного ножа и попытавшись обойти защиту еретика вторым.

Беллох упоминал, что тот предатель, с которым он столкнулся у порога мусорного храма в Посёлке Пилигримов, показался ему малоопытным юнцом. Однако этот рогатый зверь был кем угодно, но не зелёным салагой. Не обратив внимания на финт, он уже поменял защитную стойку, сбросил его клинок, а затем провёл устрашающе быстрый рипост, который зацепил развернувшегося Зайду за плечо. Раздался оглушительный визг цепных зубьев, меч с фонтаном искр врезался в наплечник и отскочил.

Зайду мигом выпрямился, стараясь восстановить боевой ритм и воспользоваться преимуществом двойных клинков, однако Несущий Слово решил выиграть время за счёт отхода. Он встал в подвешенную стойку, подняв цепной меч высоко вверх и направив его острие вниз, так что стальные клыки оружия смотрели прямо в лицо Зайду, удерживая его на расстоянии.

Зайду встретил меч одним из клинков, доверившись его прочности. Тот не подвёл его и заблокировал вращение зубьев, отчего те сначала задрожали, а потом остановились совсем. На одно краткое мгновение, металл и мышцы вступили в ожесточённую борьбу, и никто не желал уступать. Мотор цепного меча отчаянно выл, а потом и завизжал от боли, пытаясь прогрызть препятствие, а сервомоторы и мускулы Зайду гудели, удерживая клин из мономолекулярной стали в кожухе древнего еретического оружия.

Он использовал это мгновение паритета, чтобы вогнать второй кинжал в бок Несущего Слово, но тот мгновенно извернулся, и лезвие отскочило от плакарта. В тот же миг предатель пнул его сапогом в левое колено. Силы удара хватило, чтобы сломать наколенник и заставить Зайду разорвать контакт ради удержания равновесия. Несущий Слово вернулся в стойку и принялся слегка водить мечом слева-направо, не давая Зайду прицелиться для следующей атаки.

— А ваш род не так уж и проворен, как я ожидал, — раздался из его вокс-решётки холодный и злобный голос.

Зайду не ответил. Он пришёл сюда не для того, чтобы упражняться в красноречии. А тем временем, за спиной у предателя, тёмный апостол прижал Набуа к земле. Жизнь головореза начала медленно покидать его тело.

У Зайду не было времени выяснять, кто из них искуснее во владении клинком. Он с радостью променяет изящество на боль, если это принесёт ему победу. Пробив броню, цепному мечу потребуется несколько секунд, чтобы прорезать плоть и кости. Этого хватит с лихвой.

Он прыгнул на Несущего Слово, отбросив всё своё мастерство и ловкость — лишь позаботившись о том, чтобы один клинок защищал голову. Еретику оставалось лишь целиться в нагрудник. Так он и сделал, но при этом направил свой удар вверх сразу же, как только зубья коснулись керамита. Если бы столкновение продлилось на мгновение дольше, цепной меч пробил бы маску и череп Зайду насквозь.

Но этого не случилось. Оба воина стремились нанести смертельный удар. Но лишь атака Зайду достигла цели. Как только Несущий Слово встретил его рывок, он проскочил мимо цепного меча, не обратив внимания на удар по нагруднику, и прямой рукой вогнал второй нож в визор еретика. Ощущение пробивающей кость стали принесло ему краткий миг удовлетворения.

Несущий Слово застыл, его оружие замерло в нескольких сантиметрах от лица Зайду, натолкнувшись на один из клинков. Экзорцист провернул в руке второй нож, кромсая мозг еретика. Космодесантник Хаоса тяжело рухнул, словно марионетка с перерезанными нитями. Нож так и остался торчать у него в черепе. Цепной меч выпал из его руки и ещё несколько секунд извивался в грязи блиндажа словно дикое животное, прежде чем мотор заглох.

Зайду задержался, чтобы забрать свой нож, но у него не было времени осматривать повреждённую броню. Он бросился к Набуа, уже на бегу ясно понимая, что опоздал.

Могучими ударами, тёмный апостол поставил головореза на колени. Латная перчатка еретика крепко сжимала его голову.

— На это нет времени, — раздалось хриплое карканье Се’ирима где-то глубоко в подсознании Мордуна.

Он не снизошёл до ответа демону, заразившему его мыслеформу.

Ему бросили вызов, и Мордун принял его, как и все вызовы до этого. Истинные Боги ценили силу превыше всего, а сейчас ему как никогда требовалась их благосклонность.

— Склони колени и прими своё благословение, мой дорогой кузен-переросток, — прорычал он, прижав примариса к земле. Раненый зверь был не в силах сопротивляться крюку из варп-древа и святым словам силы. Варп-зрение Се’ирима позволяло ему видеть своего противника так же, как он видел всё остальное: словно заглядывая в дюжину повёрнутых друг к другу разбитых зеркал. Его восприятие происходящего было искажено ровно настолько, чтобы он смог увидеть истинную реальность.

Он обхватил ладонью череполикий шлем воина, погрузив когтистые пальцы в керамит. Зарычав, он использовал свою божественную силу, чтобы сломать фиксаторы и сорвать его с головы своей жертвы.

Ему открылось до смешного юное лицо, с гладко выбритой головой и почти без шрамов. На носу и губах примариса постепенно сворачивалась тёмная кровь. Тот свет, что тащил его в бой снова и снова, наконец-то иссяк, и теперь казался лишь слабеньким мерцанием в расколотых образах, которые Се’ирим показывал Мордуну. Какая-то часть примариса побудила его в последний раз попробовать встать, но Мордун уже полностью владел ситуацией и вернул руку на макушку глупца, удерживая того в позе молящегося.

— Позволь мне освятить тебя, — продолжил Слепой Пастырь. Ему непросто далось подчинение Благословенного, а затем и победа над врагом — он чувствовал, как божественная агония имматериума переполняет его тело, обгладывая кости. Но вместо того, чтобы отвергнуть её, он принял эту боль, вгоняя когти глубже в кожу примариса, проливая его кровь. Он одержал победу. И теперь решил позволить себе это последнее излишество. Ещё один вызов принят — и окончен с триумфом.

На них посыпались комья земли. Несколько деревянных балок на потолке начале медленно трескаться, их громкий стон мог посоперничать с завываниями варпа. Ткань реальности вокруг них болезненно, восхитительно истончалась: божественные создания яростно бились о мембрану бытия вечно перетекающими когтями и клыкастыми пастями. Мордун жаждал ощутить их святое присутствие, ему не терпелось поприветствовать их в тёплых объятиях материума и принять их дары. Но прежде, он отучит этого еретика богохульствовать.

Он произнёс Изначальную Истину, слова, что впервые были сотканы богами, и заставил своё тело преодолеть инстинктивный ужас перед изречением невозможностей. Мыслеформа апостола ухватилась за струю сырой энергии эмпирей, который был напитан его посох, и направила её в разум умирающего лоялиста, прямиком в унылые глубины его замкнутой души. Она стремилась поскорее исказить, извратить всё, что найдёт там.

И она нашла… пустоту.

Мордун запнулся и не смог закончить речь, отчего мистический визг в блиндаже стал ещё невыносимее.

Такого не могло быть. Пустоты попросту не могло быть. И всё же, именно её он и обнаружил там. У него возникло чувство, словно он только что попытался благословить труп. Лишь слабые колебания свидетельствовали о том, что здесь находилось хоть что-то, что связывало это дышащее, предположительно живое создание с божественным. И это «что-то» абсолютно точно не заслуживало называться душой.

Он отпрянул в отвращении. Его плоть похолодела, разум заметался в смятении, пытаясь смириться с настолько всепоглощающим, невыразимым святотатством.

— А я говорил тебе, — тараторил Се’ирим, колотя мыслями-крыльями по разуму Мордуна. — Говорил, говорил, говорил! Это проклятые! Не-сущие! Изгони их! Вышвырни их прочь, как они поступали с нашими сородичами! Они не заслуживают благословений! Уничтожь их сосуды из плоти и позволь мне попировать останками!

Несмотря на шок и щебетание демона, трансчеловеческое восприятие Мордуна не дремало. Он рефлекторно поднял голову, и сквозь расколотые образы увидел, что Дромунд Восьмиклятвенник пал от рук второго череполикого зверя. Не обращая внимания на грозящий обвалиться потолок, лоялист с рёвом бежал к нему.

Мордуна охватил такой праведный гнев, какого он не испытывал уже очень давно. Это были не просто сбившиеся с истинного пути псы Ложного Императора. Это были чудовища, нечестивые анафемы, которых не должно существовать.

Мордун нанёс сокрушительный удар посохом по голове стоящего на коленях примариса, раздробив ему череп. Затем он снова вскинул оружие, готовясь встретить натиск второго монстра.

Уничтожение этой мерзости станет его священным долгом.

— Скорее, — торопил Вей Беллоха и второго головореза, Макру. Палач Грехов был уже близко. Даже без горящих на дисплее наруча меток, Вей чувствовал его — вернее, его отсутствие в варпе, окружённое врагами со всех сторон. Охота Зайду почти подошла к концу.

Вокруг библиария ярился имматериум. В боевых катакомбах разразился локальный шторм, эпицентр которого находился где-то впереди, среди извивающихся переходов. Буря атаковала Вея, вызывая к жизни видимые лишь ему фантомы — призрачные отголоски тех воинов, что когда-то сражались и умирали в этих тёмных, мрачных глубинах. Ожившие воспоминания вновь сходились в бою, движимые такой яростью, которую могло источать только такое существо как Кейдус. Раз за разом, они воспроизводили перед Веем сцены былых сражений.

Экзорцисты растоптали их последние физические останки, пробиваясь сквозь толпы призраков к оку бури.

Вей боролся за удержание равновесия, непрерывно бормоча молитвы. Шквал психической энергии вздымал бурлящую волну диссонанса, словно подводное течение, переворачивающее затонувшие корабли на морском дне. Его тянуло туда, поток омывал его с ног до головы. Несмотря на термостаты доспехов, он чувствовал, как его тело замерзает, а разум пронизывает боль из иного плана бытия, с которой трансчеловеческая физиология не могла быстро справиться.

Он не мог остановиться. Не имел права колебаться. Перед ними была цель, которую они искали с тех самых пор, как получили те мрачные вести с Нигде. Всё закончится сейчас.

Беллох шёл первым, и Вей не сразу понял, что тот уже остановился у выхода из тоннеля, припав на четыре конечности, словно крупный, хищный фелинид. В ухе Вея раздался его голос, в сопровождении призрачных завываний.

— Контакт, прямо по курсу.

— Пусти меня вперёд, — прохрипел Вей, с трудом протискиваясь мимо Беллоха. Оказавшись на его месте, библиарий сразу понял, что они на месте.

Тоннель оканчивался широкой пещерой, залитой кровью и пламенем. Зайду был там, как и головорез Набуа. Двое Несущих Слово боролись с ними, а один из еретиков в тёмной броне уже лежал мёртвым у их ног.

Вей не нашёл Сломленного, но движение у входа за спинами еретиков говорило о том, что остальные решили отступить. Весь блиндаж грозил вот-вот рухнуть. Он увидел, как Зайду вогнал нож в глаз своего противника, едва умудрившись сдержать ответный удар Несущего Слово.

Набуа стоял на коленях. Над ним нависло омерзительное создание, рыча и изрыгая скверну. Для непосвящённого оно выглядело бы как очередной Несущий Слово, но варп-зрение открывало Вею его истинный облик. Иссохшая, морщинистая развалина, укрытая огромными, радужными крыльями птицеподобного чудовища, что сгорбилось у него за спиной, источая чёрную энергию. В его злобных глазах сверкали тысячи разных кривых отражений.

Зайду вытащил нож из убитого космодесантника Хаоса и с рёвом бросился к твари и к Набуа. В тот же миг отродье Хаоса взвыло и ударило Набуа, повергнув окровавленного головореза в грязь.

Вей бросился в блиндаж вслед за Зайду. В отчаянии выкрикнув заклятие, он за одно мгновение рискнул бросить вызов самой реальности, и без того грозящей вот-вот рассыпаться под напором варпа. Библиарий переместил себя через весь блиндаж сразу к Зайду, успев перехватить его до того, как он доберётся до полудемона. Палач Грехов обернулся к нему, остановив нож в считанных сантиметрах от его горла. К счастью, лейтенант-подаятель успел понять, кто помешал его атаке.

— Мы должны отступить, — проревел Вей, стараясь перекричать царившую вокруг какофонию. Он напитал свои слова психической мощью и втиснул их в узкий тоннель боевого восприятия Зайду. — Это место вот-вот обрушится!

— Сломленный, — рявкнул едва соображающий Зайду, пытаясь вырваться из хватки Вея. — Набуа!

— Сломленный исчез, а Набуа убит! Если нас здесь похоронят, то никто не сможет остановить Кейдуса!

Времени на пререкания не осталось. Призвав на помощь всю свою физическую и психическую мощь, Вей потащил Зайду назад, частично волоча его руками, частично принуждая разум лейтенанта подчиниться. Удвоившееся напряжение оказалось практически выше его сил. Зайду был силён как телом, так и духом, и в тот момент ничего не хотел так сильно, как закончить свою охоту.

Вею практически удалось затолкать его обратно в тоннель, когда раздался треск, и последние балки, что удерживали потолок блиндажа, окончательно рухнули.