Генный отец / Genefather (роман)

Перевод коллектива "Дети 41-го тысячелетия" Этот перевод был выполнен коллективом переводчиков "Дети 41-го тысячелетия". Их группа ВК находится здесь.

Другой перевод У этого произведения есть другой перевод. Он находится по ссылке: Генетический отец / Genefather (роман).

WARPFROG Гильдия Переводчиков Warhammer Генный отец / Genefather (роман)
Автор	Гай Хейли / Guy Haley
Переводчик	Sidecrawler
Редактор	Григорий Аквинский, Татьяна Суслова, Нафисет Тхаркахова, Urbasian, fabius_bile
Издательство	Black Library
Год издания	2023
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Скачать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

Вот уже более ста веков Император неподвижно восседает на Золотом Троне Земли. Он — Повелитель Человечества. Благодаря мощи его несметных армий миллион миров противостоит тьме. Однако сам он — гниющий полутруп, разлагающийся властелин Империума. Жизнь в нём продлевают чудеса из Тёмной эры технологий, и каждый день ему в жертву приносят по тысяче душ.

Быть человеком в такие времена — значит быть одним из бесчисленных миллиардов. Жить при самом жестоком и кровавом режиме, какой только можно вообразить, посреди вечных битв и кровопролития. Слышать, как крики боли и стенания заглушаются алчным смехом тёмных божеств.

Это беспросветная и ужасная эпоха, где вы найдёте мало утешения или надежды. Забудьте о силе технологий и науке. Забудьте о предсказанном прогрессе и развитии. Забудьте о человечности и сострадании. Нет мира среди звёзд, ибо во мраке далёкого будущего есть только война.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Итак, мы снова возвращаемся к Велизарию Коулу, архимагосу-вольнодумцу, который, вполне возможно, способен отыскать ключ к спасению Галактики, если, конечно, в процессе не отвлечётся на что-нибудь более интересное.

Меня часто спрашивают, о какой фракции, расе или о каком примархе мне больше всего нравится писать в рамках Warhammer 40000. Вопрос трудный, поскольку, сказать по правде, любимчиков у меня нет. Сам вопрос мне не очень нравится, ибо уже предполагает, что работа над определёнными вещами приносит мне радости больше, тогда как некие другие вещи должны казаться менее привлекательными.

У меня так не бывает.

Я мараю бумагу вот уже двадцать шесть лет и всегда думал, что удовольствие от работы нужно получать, находя те нити в ткани повествования, которые тебя увлекают. Ведь, если они увлекают меня, писателя, то есть шанс, что они увлекут и тебя (да, тебя), читатель. С такой позицией, думаю, можно писать практически на любую тему в рамках данной вселенной. Лично мне в таком ключе работать гораздо интереснее.

Но всегда есть какое-нибудь «но». Тут «но» заключается в следующем: у меня действительно есть любимые персонажи, и Велизарий Коул — один из них.

В работе мне интересны одиночки: люди, которые оказываются в положении стороннего наблюдателя, которые понимают мир лучше большинства остальных, но не имеют возможности поделиться своими взглядами, потому что коллеги их просто не поймут. Скарсник, герой одноимённой повести из моих ранних произведений, как раз был такой отрезанной от остального мира личностью: умный гоблин в окружении идиотов. Коул — другой такой же персонаж: учёный-одиночка в обществе фанатично религиозных техников.

Когда речь идёт о жизнеописании подобных исключительных личностей, приходится соблюдать осторожность. Такие большие вымышленные миры, как Warhammer, зиждутся на архетипах. И нам, как писателям, нужно найти, что делает прообразы, которые мы используем, такими прикольными, вместо того, чтобы идти им наперекор. Но, как писатели, мы понимаем, что наша задача — сделать всех персонажей уникальными. Интересные герои всегда сложные и живые — как все настоящие люди, поэтому главный фокус заключается в том, чтобы найти что-то, что подчеркнёт их индивидуальность, не нарушая при этом шаблон, по которому они слеплены (кстати, мы неоднократно обсуждали этот вопрос с моими коллегами по перу — Аароном Дембски-Боуденом и Гэвом Торпом. Отдаю им должное и упоминаю на тот случай, если они это читают!). Создавая персонажа, который не очень вписывается в рамки, приходится пройти серьёзный творческий путь. Скарсник, может быть, и умнее среднего гоблина, но он по-прежнему подлый, коварный и злой. Знаменитые Повелители Ночи Аарона чтут братские узы и могут проявить определённую степень благородства, но они всё те же предатели с чёрной душой. Коул, может, и ведёт поиск знаний своими методами, но он всё равно вписывает их в контекст культа Механикус. Перефразируя как-то сказанное Аароном: можно немножко выйти кистью за линии, но нельзя игнорировать их совсем.

Я сделал Коула возмутительно самоуверенным, снабдил его склонностью к опрометчивым поступкам и хорошим чувством юмора — мне трудно не вложить хотя бы пару шуток в каждое своё произведение. Его характер придуман не мной: я лишь развил то, каким Коул был представлен в материалах по Warhammer 40,000, когда впервые там появился. Его послужной список всегда был запятнан, с точки зрения Империума, скажем так, крамольным подходом. Но, даже учитывая всё вышесказанное, Велизарий Коул по-прежнему является техножрецом до мозга костей.

Идея столкнуть Коула с Фабием Байлом лежала буквально на поверхности. Байл тоже из тех, кто часто плывёт против течения. Он космический десантник Хаоса, который отвергает Хаос (отчего в историях о нём хватает иронии и парадоксов). Но также он и учёный-одиночка. То, что пути Байла и Коула пересеклись, легко объяснимо — предсказуемо даже. Байл — величайший со времён Императора инженер-генетик, а Коул обладает одним из самых ценных хранилищ генетического материала во всей Галактике. Так почему же Байлу не захотеть получить эти сокровища, особенно, когда над душой у него стоит сам Абаддон?

Байл — крайне увлекательный персонаж и что-то вроде тёмного отражения нашего непутёвого архимагоса. Разве оба они, как говорит в книге сам Байл, не хотят спасти человечество? Оба они испытывают отцовскую привязанность к своим творениям. Ну и щепотка юмора, о которой я уже говорил, упоминая Коула, очень явно присутствует и в трилогии Джоша Рейнольдса о Байле.

Насколько они на самом деле разные? Байл — злодей, который считает, что руководствуется благими намерениями. Коул руководствуется благими намерениями, но порой совершает злодейства. Оба они уверены, что собственная гениальность разрешает им выходить за рамки морали. Коул сохранил в себе больше человечности, нежели Байл, хотя внешне и меньше похож на человека, чем Pater Mutatis, однако оба они уже давно не являются людьми. Коула немного оправдывает лишь его убеждённость в том, что он должен оставаться человеком, дабы следовать заветам Машинного бога. По его словам, в этом заключается фундаментальное различие между магосами Адептус Механикус и некронами. Коул исповедует человечность, в то время как Байл настаивает, что род людской обязан выйти за её рамки, дабы спасти себя.

Решать, кто из них большее чудовище, я оставляю тебе, читатель.

Дел у архимагоса невпроворот. Он не может контролировать всё сразу и везде. Уже случалось, что он делал ошибки, несмотря на частые уверения в собственной непогрешимости. Он настаивает на своей человеческой сущности, однако забывает, что человеку свойственно ошибаться, и этот урок нашему Велизарию хорошо бы усвоить…

Я ещё не закончил с архимагосом-вольнодумцем. Добьётся ли Коул успеха в своём следующем начинании, каковы будут политические последствия его поступков и вернёт ли он Фридиша к жизни окончательно — всё будет раскрыто в своё время.

А до этого момента Велизарию Коулу предстоит разрешить с Фабием Байлом одну небольшую проблемку.

Представление начинается…

Гай Хейли

Йоркшир, август 2022

ГЛАВА ПЕРВАЯ. НЕПРОШЕНЫЕ ДАРЫ

В скудно обставленной комнате спал Альфа-Примус.

Спящий, он выглядел умиротворённым: гигантская груда мускулов, созданных машиной, лежала так неподвижно, что, если бы не исполинская грудь, которая мерно поднималась и опускалась, можно было бы подумать, что он мёртв.

Голые стены его жилища, похожего на морг, были лишены всяческих украшений. Единственными предметами мебели в комнате были кровать, стойка для болтера, пистолета и цепного меча, а также встроенный в стену застеклённый шкаф, где на специальной раме висели огромные доспехи. Шлем мёртвыми глазами неодобрительно пялился на спящего гиганта, будто возмущался, что его убрали на полку.

Холодный голубой свет, льющийся из шкафа, отбрасывал морозные отблески на неокрашенный металл помещения. Кровать Примуса представляла собой выступающий из пола цельный стальной блок огромных размеров. Подушкой служил блок поменьше, отлитый по контурам шеи и головы. Единственной уступкой человеческой изнеженности служило меховое покрывало, за долгие годы вытертое почти до дыр. Оно было скомканным, туго обёрнутым вокруг одной ноги — возможно, Примус отбросил его во сне, не желая предаваться слабости, хотя космодесантник, кажется, не шевелился вовсе, застывший и торжественный, будто изваяние на крышке саркофага.

В комнате стоял жуткий холод, но Примус спал обнажённым, и свет из армориума превращал его тело в причудливый зимний пейзаж. Входные гнёзда для силовой брони казались уединёнными крепостицами, мускулы — мрачными и неприступными холмами, а шрамы, точно промёрзшие дороги, расчерчивали лоскутную поверхность кожи на клинья невозделанных полей. Альфа-Примус не был красавцем, но и не был совсем уж уродом, поскольку в грубых его чертах сквозило что-то величественное. Он был похож на инструмент, заточенный под свою задачу. Сделан он был с мастерством и любовью: его создатель руководствовался стремлением если не к внешнему великолепию, то, по крайней мере, к практичности.

Велизарий Коул хорошо его вытесал.

Покой: покой смерти, покой до конца исполненного долга. Такая атмосфера царила в этом склепе, но Примус не был монументом, он был живым человеком, и грудь его вздымалась и опадала, и дыхание вырывалось паром при каждом выдохе. Мир и спокойствие, тогда как за стенами кельи гремели заводы корабля-царства Коула, а за его пределами — нескончаемые войны Империума.

Но спокойствие это было обманчивым. Под безмятежной маской лица великан видел сны, и сны отнюдь не тихие и ласковые.

Примус пребывал в эпицентре бури.

Его хлестало буйными токами варпа, оглушительными, как ураганный ветер. Его душа свечой трепетала под их напором, испуская ленты коронных разрядов из сияющей фигуры, которой он стал в этом безумном и невозможном месте. Несмотря на боль, обжигавшую душу, Примус держался, желая обрести просветление. Его сущность прошили отблески грядущего, и он узрел. Сложный танец звёзд. Плоский мир. Войну.

Где-то вдалеке великие и ужасные сознания почувствовали его присутствие. Он ощутил некое шевеление в море грёз, словно морские чудовища, раздвигая воду, поднимались из глубин.

Что-то окутало его. Чьё-то сознание, может даже несколько, этого Примус не мог сказать. Золотой свет. Огромный двуглавый орёл выскочил из ниоткуда, пронзительно крича. Одна пара глаз смотрела не мигая, другая была слепой. Орёл взорвался облаком искр, и психическая буря тотчас унесла их прочь. За ними блеснул огромный маяк Астрономикана, и какая-то фигура или множество фигур корчились в его свете, но в тот же миг всё исчезло.

«Примус».

Чей-то голос.

«Примус».

Разбитый, надтреснутый, изношенный голос, давно миновавший пик своей силы. Голос из мелких кусочков, почти хор самого себя — таким разбитым он звучал.

«Примус. Коул».

Он ощутил даже какое-то расположение к этому голосу. Звучала в нём некая жалость, граничащая с отвращением, и что-то ещё… Любопытство? Надежда? Эти два чувства точно, и ещё какие-то другие, подумал он.

«Примус. Соперник твоему создателю».

Золотое копьё метнулось к его голове, пронзив её прежде, чем он успел шевельнуться. Бурлящий пейзаж эмпиреев исчез, и на его месте возникла пара глаз поразительного фиолетового цвета. Глаза были прекрасны, но старое лицо преисполнилось гнусного лукавства.

«Паук идёт».

Он увидел всю фигуру целиком — космодесантника из старых легионов. Кого именно, он не знал. Их племя, к сожалению, оставалось ещё многочисленным, и облик каждого превратился в отражение его уникальных пороков. Невозможно знать всех.

«Паук идёт».

Примус внезапно проснулся, отбиваясь от невидимых врагов. Он уже почти соскочил с кровати, прежде чем вспомнил, где находится. Великан снова улёгся и опустил затылок на металл, позволяя холодной и твёрдой реальности прогнать сон. Вот только это оказался не просто сон. По углам комнаты ползали фиолетовые сполохи, уже угасая и оставляя после себя терпкую вонь, — следы проявления псайканы.

Он глубоко вздохнул. И передёрнул плечами. Обычно он не испытывал страх. Просто боль, которая преследовала его всегда, особенно остро ощущалась при пробуждении, словно между мышцами кто-то проводил холодными ножами.

Великан ухватился за жёсткий край ложа и поднялся с кровати. Затем облачился в поддоспешник, а сверху накинул мантию с капюшоном.

Нужно поговорить с Коулом.

Архимагос работал, согнувшись в неудобной позе над верстаком. Перед ним в воздухе висело какое-то крохотное, изящное устройство, крепко зажатое в гравитационном поле. Примус молча понаблюдал за хозяином из тени. У Коула была тысяча мест, где ему нравилось работать, но для великана-космодесантника не составляло труда найти своего создателя. Между ними существовала связь, которую он вряд ли когда-нибудь сумеет разорвать.

Работая, Коул мурлыкал какую-то древнюю и необычную мелодию. Крохотные насадки-инструменты выдвигались из его многочисленных дополнительных конечностей, припаивая там, отрезая тут. Ссохшийся, словно мумифицированный, палец толкнул воздух — и устройство повернулось на четверть оборота, согнулся — открылась какая-то крышечка. Мехадендрит толщиной с волосок змейкой скользнул внутрь, и ярко-синие вспышки микроплазменной сварки высветили резкими тенями человеческое лицо Коула, которое в противном случае осталось бы скрытым в недрах алого капюшона. Вокруг магоса вились сервочерепа, следя пустыми глазницами за каждым его движением. Понятно, это были безмозглые машины, но всё же воображение космодесантника приписало им интерес, точно у кучки студентов-медике, толкущихся вокруг стола анатома.

Примус какое-то время просто смотрел, почему-то ощущая себя как ребёнок. По крайней мере, он предполагал, что так себя чувствует ребёнок. Ведь поскольку он никогда им не был, все его знания в данной области основывались на чистом предположении. Но Примус представил себе, что чувствовал бы ребёнок, стоя в дверях мастерской отца и не решаясь войти, боясь помешать, и жуткие ночные страхи, которые привели его сюда, теперь вдруг показались какой-то глупостью.

Змееподобный отросток поворачивал ряд миниатюрных регуляторов на гравитационных тисках. Машинка, которую делал Коул, перевернулась, и магос принялся за следующую деталь. Примусу казалось невероятным, чтобы такой раздутый древний монстр мог создать нечто настолько изящное. По какой-то неясной причине эта мысль вызвала в нём волну ненависти. На краткий миг он даже подумал было подскочить к старику и свернуть ему шею. Всего на миг, но искушение, бесспорно, возникло сильное.

Коул прочистил горло, прервав своё мурлыканье.

— Примус, ты собираешься всю ночь торчать там в темноте и хмуриться или всё-таки расскажешь, зачем искал меня в столь поздний час? — поинтересовался магос, не отрываясь от работы.

— При чём тут час? Ни для меня, ни для вас время не имеет большого значения, — заметил Примус и всё-таки вошёл в комнату.

Коул усмехнулся:

— О, я бы так не сказал. Всё-таки время точит всех. Ничто не вечно, даже мы с тобой, как ни жаль это говорить.

— Я имел в виду, неважно, день сейчас или ночь, светло или темно. Для нас всё едино, это лишь векторы, влияющие на условия задачи.

— Вижу, ты, как обычно, в жизнерадостном настроении.

— Я пришёл не ради пустых разговоров, мой создатель, — сказал Примус. Он сделал ещё один тяжёлый шаг вперёд. Стая черепов опасливо, точно пугливые птички, отпорхнула подальше. Коул прервал работу и развернулся на сиденье вполоборота:

— Тогда зачем ты здесь?

Примус пожал плечами. Сейчас сон уже не казался чем-то очень важным.

— Собираете новый мнемоузел?

Коул оглянулся на дело рук своих:

— Собираю.

— Новый Кво?

— Он самый.

— Но ведь Восемьдесят восьмой ещё жив.

— Ну-у, жив или нет — это очень субъективное понятие, мой мальчик, однако да, он всё ещё с нами. Но ведь всегда потребуется новый, и всегда есть что усовершенствовать. Так что, скажу я тебе, лучше быть готовым заранее, и, кстати, рад сообщить, что, кажется, он близок к завершению.

— Вы не сможете вернуть его из мёртвых.

— Я Велизарий Коул, — криво усмехнулся магос. — Я всё могу.

Примус подавил ещё одну вспышку гнева. Коул мог не всё. К примеру, не мог остановить эту вечную боль. Или мог, но просто не хотел возиться.

— Как скажете.

Коул развернулся обратно к верстаку.

— Так и скажу. — Его конечности снова взялись за дело.

Примус с минуту наблюдал за хозяином, подумывая уйти, оставив послание недоставленным, но это претило его чувству долга.

— Мне приснился сон, — сообщил космодесантник.

— Сон? — переспросил Коул. То, что в этот раз магос не повернулся, разозлило Примуса.

— Предчувствие. Предупреждение.

— О? — рассеянно протянул Коул.

— Со мной заговорил голос.

— Чей?

— Это ведь эмпиреи. Трудно сказать. Религиозный человек сказал бы: «Императора», но я не религиозный человек.

Тогда Коул рассмеялся, ещё больше разозлив своего подопечного.

— То есть ты вылез из постели рассказать мне, что Император-Омниссия послал тебе предупреждение?

— Кто-то идёт. Ваш соперник. Кто-то из падших астартес.

Коул фыркнул.

— За мной всё время кто-нибудь идёт. — Однако магос явно заинтересовался. — И кто же из их гнусного племени это был?

— Я не знаю. Только он не был похож на чудовище, как некоторые. Но выглядел старым. Очень старым. И ещё я почувствовал в нём стремление к цели и злой умысел.

Магос окутался завитками ароматного дымка от припоя.

— Молодец. Спасибо, — рассеянно отозвался Коул, почти все мысли сосредоточив на своём занятии.

— Послушайте меня! — зарычал Примус, гнев вдруг выплеснулся наружу. — Вам нужно быть осторожнее. Вы не неуязвимы. И не бессмертны! В этой Вселенной есть существа, равные вам по силе. Послушайте. Какой был смысл наделять меня всеми этими дарами, — это слово было произнесено с горечью, — если вы не обращаете внимания на предостережения, которые они дают? Будьте осторожнее.

Коул продолжал работать. Он снова принялся мурлыкать.

Примус поджал губы и развернулся. Всё это без толку.

— Примус! — окликнул его магос, когда тот был уже на полпути к двери.

Космодесантник остановился. Но не обернулся и только сжал кулаки.

— Спасибо тебе. — Коул помолчал. — Я работаю над этими итерациями Фридиша, потому что скучаю по нему. Тебе это известно. Я только хотел сказать, что ты для меня значишь ничуть не меньше, понимаешь?

Примус напрягся. Гнев в нём взбурлил опасно близко к поверхности.

— Примус?

Героическим усилием воли Альфа-Примус разжал кулаки и зашагал прочь.

ГЛАВА ВТОРАЯ. ПЕРВЫЙ СРЕДИ РАВНЫХ

Не известную никому планету нахлёстывал ветер. Холодно. Пустынно. Не самое приятное место, когда приходится ждать, заключил Фабий Байл.

Он претерпевал стоически. Даже ему порой приходится терять время. Пусть Галактика называет его как угодно — Pater Mutatis, Живодёр или Прародитель, но ни титулы, ни власть не ставят человека выше обстоятельств. Грех гордыни способен погубить любого, как сгубил тех, кто возвёл эти древние врата в Паутину. Позволь себе злиться на задержку, убеди себя, что великий Байл не обязан терпеть капризы судьбы, — и вот ты уже наполовину пропал. А этого допускать нельзя. Ему ещё столько предстоит сделать.

Слева от Байла стояла женщина. Она пока слишком благоговела перед своим создателем, чтобы подойти близко. Выглядела женщина чуждо: тело покрыто чёрными костяными щитками, вдоль шеи тянутся дыхальца, крупные глаза защищены дополнительными веками; но всё же это был человек, пусть и не совсем. Чуть дальше, на краю площади, небольшим стадом сгрудились зверолюди, не осмеливаясь ступить копытом на древние камни. Из-под плохо подогнанного дыхательного снаряжения от морд поднимался пар. Позади возвышался стазисный гроб, уже порыжевший от наметённой пыли.

Зверолюди тупо пялились на экраны следящих за вратами машин, толком не понимая, что от них требуется. Всю жизнь проведя в тесноте пустотных кораблей, на открытом воздухе они нервничали и излишне суетились. Вожак, могучий бычьеголовый Брутус, всё боялся, что его ведомые могут вызвать недовольство хозяина, и угрожающе помыкивал, требуя успокоиться.

Байл не обращал на стадо никакого внимания и, опершись на свой жезл, Пытку, сквозь фиолетовые линзы осматривал горизонт. Повелитель Клонов был в шлеме, поскольку в воздухе даже для него содержалось слишком мало кислорода. За разрушенной площадью во все стороны простиралась холодная карамель пустыни. По растрескавшимся плитам с шипением катились непоседливые песчаные ленты, собираясь у ног и так же легко утекая прочь. Местность вокруг была почти совсем плоской, безликой. На границе видимости пустыня и небо сливались воедино. Вдоль горизонта горбились несколько дюн, но невысоких и зыбких. С их острых как бритва гребней ветер сдувал песчаные флаги, не позволяя дюнам расти в высоту. Песок с них уносило так же быстро, как складывало у подножия, блюдя неустойчивое равновесие. Прямо на глазах эти груды рождались, росли, двигались, умирали. Всё в материуме создано из праха и возвращается в прах. Фабий полагал, что в этом тоже есть своя доля равновесия, даже большая, чем можно требовать от столь изменчивой Вселенной, однако подобное состояние бытия весьма прискорбно. Когда-то этот мир был живым. А теперь — нет, и хаос, дай ему волю, не оставит от него даже праха.

Врата альдари были единственной заметной достопримечательностью этого места. В центре круглой платформы, наполовину занесённой песком, торчали выветрившиеся до серости дуги из древней призрачной кости — она растрескалась до самой сердцевины, как челюсти сказочных усатых китов Старой Земли, оставленные охотниками на память. Символы на поверхности стёрлись, превратившись в уродливые оспины, несколько оставшихся драгоценных камней потеряли всякий блеск. Байл кое-что знал о Паутине, и, по его твёрдому мнению, эти ворота обветшали до степени непригодности.

— Может, вся эта вылазка — дурацкая затея, — пробормотал он так тихо, что никто, кроме женщины, не услышал. Байл почувствовал на себе её взгляд.

Терпение, велел он себе. Чтобы изменить судьбу, нужно понять своё место в ней. Он гордился своими достижениями, и вполне справедливо, но без смирения есть риск потерпеть неудачу. Он камешек, подхваченный рекой времени, который, однако, претендует на то, чтобы изменить её течение, стать фундаментом той плотины, что повернёт поток в другое русло. Если он хочет добиться цели, то нельзя распыляться.

Дыхание натужно сипело сквозь маску респиратора. Полы плаща из человеческой кожи хлестали по закованным в броню ногам. Он сверлил взглядом врата, ожидая, когда пустыня, обрамлённая ими, подёрнется рябью и покажется другое место. Врата вызывали в душе что-то смутное, и он никак не мог разобрать что. Ощущение непривычное, и ушла целая минута, чтобы с улыбкой узнать в нём ностальгию. Вспомнить целые мегаполисы из призрачной кости близ Града Песнопений и на Уруме, и на всех затерянных мирах альдари в пределах Ока, по которым он ступал за свою долгую-предолгую жизнь. Далёкие дни, пьянящие успехами и неудачами. Казалось, прошла целая вечность, пока он незряче пялился сквозь пустые врата на руины очередного мира.

При этой мысли Фабий ощутил сладостный укол сожаления.

— Отец, они оскорбляют вашу честь, — произнесла женщина. Ей никакое снаряжение для выживания не требовалось. Искусственно сконструированная дыхательная система выбирала из воздуха весь кислород без остатка. Вторичные мембраны защищали глаза. Блестящие костяные щитки, покрывавшие тело с головы до ног, не пропускали режущий песок. — Они заставляют вас ждать.

— Я не какой-то мелкий властелин, перед которым нужно заискивать, Портер, — отозвался Байл. Через вокс-динамик его голос звучал жёстко и сухо. — Паутина — сложная область для навигации. Возможно, этому Колумбари-Энасу не хватает мастерства, которым он так любит чваниться. Альдари по-прежнему претендуют на немалую часть сети. Крупные её куски загрязнил варп, когда открылся Разлом. Может статься, что их маршрут перекрыт. Их могли задержать. Они могут вообще не явиться. Какая разница? Я не стану лаяться из-за посягательства на моё время. Это ошибка всех абаддонов, люциев и эйдолонов. Мне десять тысяч лет, дитя моё, и мы пять лет ждали весточки от нашей цели. Что значит ещё пара часов?

— Ничего, мой создатель, — ответила Портер. Пристыженная, она опустила голову. — Я… Я приношу извинения. Меня злит, что к вам проявляют неуважение.

— Портер, Портер, они появятся, — сказал Байл. — А если не появятся, что ж, очень жаль, но найдутся и другие глаза и уши, которые могут сослужить нам службу. Нужно просто подождать и увидеть, по какому пути двигаться дальше. Неужели это так тяжело — следить за вратами? Здесь ведь так спокойно.

— Что вы говорить, хозяин? — проблеял сзади кто-то из стада. Слова, исковерканные нечеловеческим ртом, звучали гнусаво. Раздался стук копыт. Ответом на вопрос стало сердитое мычание, а затем крепкая затрещина.

— Молчать! Слова Создателя не для тебя, худородный! — накинулся Брутус на провинившегося.

— Они нервничают, мой создатель, — заметила Портер.

— Пусть суетятся. Они звери. Вот и ведут себя как звери. Они слишком ничтожны, чтобы докучать мне.

На самом деле они были настолько ничтожны, что Байл вообще не хотел брать их с собой, но Брутус настоял. Показать силу, как пояснил бычьеголовый своим непослушным языком. Байл на такое предложение расхохотался прямо ему в глаза. Когда-то он командовал десятками тысяч Легионес Астартес. Он создал Новых Людей. Так что горстка мутантов с козлиными головами — это как-то слабовато для демонстрации силы. И всё же Брутус оказался в чём-то прав. Фабий ведь всё ещё лорд, а у лорда должна быть свита. Поэтому он разрешил минотавру поступить по-своему.

Но Портер, ах, Портер! Это совершенно другое дело. У неё хватает силенок. С лихвой. Сколько времени пройдёт, прежде чем она осмелится приблизиться? А сколько потом, чтобы взглянуть в глаза, и как скоро она вцепится ему в горло? Дети всегда ополчаются на своих родителей. Молодые пожирают старых. Так работает эволюция. Смерть от её рук станет желанным мерилом его успеха. Она намного элегантнее, чем прежние же́лезовые гончие. И намного лучше. Её появление возродило в нём вкус к жизни. Он гордился своими Новыми Людьми, и, если они должны убить его, чтобы осознать своё предназначение, что ж, так тому и быть.

А сейчас Портер играла роль его защитницы — и гораздо более опасной, чем любые зверолюди. Она являла собой полную противоположность демонстрации силы, потому что отнюдь не выглядела смертоносной. И это хорошо. Фабий предпочитал держать кинжал под плащом.

Он на какое-то время ушёл в себя и вдруг обнаружил, что погрузился в воспоминания гораздо глубже Урума, ещё до Ереси. К самому началу. В голове у него что-то загудело, как будто ударило током. Он вздрогнул внутри доспехов, но не подал виду — лишь рука дёрнулась, когда среагировали мышечные пучки.

Он кое-что вспомнил… Кое-что… по-настоящему древнее.

Никто этого не заметил, кроме Портер. Умницы Портер.

— Хозяин?

— Я нахожусь в задумчивом расположении духа, — резко ответил он. От звука его голоса кто-то из зверолюдей мекнул от страха. — В кои-то веки у меня нашлось время подумать.

— Мой создатель? — переспросила Портер, не поняв его.

Байл развернулся вполоборота, чтобы взглянуть на неё. В сочленениях брони заскрипел песок. Чтобы полностью вычистить его оттуда, уйдёт не один час. И нет сомнений, что машинный дух будет жаловаться. Фабий не позволил этой мысли нарушить его умиротворение.

— Время для размышлений, без отвлекающих факторов, связанных с моим призванием. — Он поднял руку, и паукообразное хирургическое устройство, прикреплённое к спине, повторило движение одной из своих многочисленных конечностей. — Судьба — суровая хозяйка. Великие люди, такие как я, редко находят время, чтобы отрешиться от мира. На это нас должны вынудить обстоятельства. Ясно?

— Да, мой создатель. — Она помолчала. — Осмелюсь спросить, о чём вы думаете?

Ветер дул не переставая, взметая ввысь завесы из песка, и те вздувались и опадали, словно призрачные паруса невидимых кораблей.

— Это поистине пустынное место, — ответил Фабий, — ничем не отличается от миллионов таких же бесплодных миров, и всё же оно напомнило мне кое-что.

Слова — скорее блеяние, чем речь, — прервали его размышления.

— Хозяин, — позвал один из зверолюдей, заранее пригибаясь в ожидании тяжёлого кулака Брутуса. — Они идти.

Полуоформившееся воспоминание испарилось.

— Ты уверен? Я ничего не вижу, — сказал Байл. Он повернулся к своей жалкой кучке помощников.

— Да, хозяин, — ответил зверочеловек, не сводя слезящихся глаз с экрана, и стёр с него пыль волосатой рукой. — Много энергия растёт. Что-то приближаться.

— Врата, — предупредила Портер.

Байл повернулся обратно. Раны в психопластике засветились, отчего стали казаться свежими. Вдоль дуг поползли паутинки разрядов.

— Надо же, они и правда работают. Приготовиться всем! — велел Байл. — Не нападать, пока я не скажу, это ясно? Портер, ты готова?

— Готова, мой создатель, — ответила телохранительница. Она уже приготовилась убивать, хотя её поза внешне почти не изменилась.

Засветились драгоценные камни. Один лопнул, и от его жалящих осколков зверолюди подняли жалобный рёв. В воздухе посреди ворот возникла золотая трещина. Обычно такие проходы открывались, принимая идеально симметричную форму и раздвигаясь в соответствии со строгими, приятными глазу пропорциями. Этот же скорее напоминал истекающую светом рану, изломанную, как трещина в зеркале. Свет оказался достаточно ярким, чтобы превысить пропускную способность фотореактивных линз шлема. Фабий, прикрывая глаза, поднял руку, в которой сжимал Пытку.

Реальность с криком раздвинулась. Резкие голубые искры поскакали по земле, опаляя до черноты песок, и шум всё нарастал, увенчавшись могучим ударом, проломившим врата.

Дивное сияние Паутины залило пустоши.

Из прохода выступили несколько фигур. Байл и сам с лихвой насоздавал разных чудищ, но эта группа далеко переплюнула его пристрастие к гротеску. На фоне ослепительного сияния из силой раздвинутой прорехи гости казались силуэтами, целиком состоящими из шипов и оружейных стволов, перемежаемых отблесками костей и нездоровым свечением линз и огоньков готовности. Настоящее скопление плоти, металла и чёрных одежд, из которого было трудно выделить отдельных людей, пока свет внезапно не погас.

Врата с болезненным стоном захлопнулись.

Байл опустил руку. Перед ним стояли два адепта Машинного культа. Первый был ничем не примечателен: худощавая фигура была облачена в чёрную мантию, из-под надетого капюшона торчало тупое рыло — что-то вроде дыхательной маски, а может, привинченный протез. Металлические руки адепт скрестил на поясе. Второй была женщина, не столь сильно аугментированная и ещё достаточно оставшаяся человеком, чтобы нуждаться в дыхательном аппарате и защитных очках, однако наделённая механическими руками и ногами. Оба выглядели как миллион других машинных жрецов, их легко можно было принять за приверженцев Марса, если бы иконография, вышитая на одеждах, не свидетельствовала, кому они на самом деле служат. Масса теней за их спинами распалась на пятёрку тяжеловооружённых кибернетических телохранителей, беспардонно целящихся из своего разнокалиберного вооружения в Байла и его свиту. Байл предположил в них огринские корни. Он услышал, как при виде угрозы дыхание Портер участилось, и приподнял мизинец на руке, сжимающей Пытку.

— Замри! — прошипел он. Портер боялась, он чувствовал это по запаху. Почти наверняка боялась не за себя — неолюди о таком не думали, — а за него.

Сам Байл давно забыл, что значит страх. С этими киборгами могли возникнуть некоторые сложности, но в схватке он их одолеет. Он давно уже не был космодесантником, но навыков воина так и не растерял. И это ещё если не включать в уравнение Портер. Нет, здесь для него никто не представлял угрозы. Просто очередное бессмысленное позёрство.

— Запрос сформулирован — вы Фабий Байл, Повелитель Клонов? — проскрежетал первый магос. Его андрогинный голос пробивался сквозь машинный шум и какой-то настораживающий шёпот множества существ. Разрежённый воздух приглушил звуки голоса и машин, однако шёпот миновал уши встречающих и раздался прямо в голове. Зверолюди заблеяли. Брутус угрожающе заворчал, заставив стадо умолкнуть.

— Кем ещё я могу быть? — ответил Байл. Он обхватил Пытку поудобнее, но сумел подавить желание выставить жезл.

Фигура подняла руку и выпрямила механический палец, как будто собралась зачитать ему нотацию, но вместо этого принесла извинения:

— Задействованы протоколы социального смягчения. Простите меня. Фабий Байл — не единичная сущность. Я должен знать, что имею дело с оригиналом, с самим человеком, а не с одним из его многочисленных клонов.

— Если бы я сказал вам, что я — это он, настоящий Фабий Байл, как бы вы это доказали? — спросил апотекарий. — Вы должны быть в курсе моего способа выживания.

— Я узнаю вас по жезлу, который вы носите, — ответил магос.

— По этому? — Фабий приподнял Пытку. — Его можно скопировать. Или украсть.

— Рассуждения Колумбари-Энаса не ошибочны, — вмешалась жрица, впервые открыв рот. По сравнению со своим спутником она говорила вполне по-человечески.

— Согласие дано. Изготовить подобный артефакт сложно, — пояснил магос. — Духовный резонанс, излучаемый демоном, который когда-то владел им, уникален и не может быть воспроизведён, как и его собственный тёмный дух, и его связь с вашей душой. Именно он определит вашу подлинность.

Байл рассмеялся:

— Что такое душа, как не animus vitae варпа? По своей природе она не более духовна, чем ток, проходящий через мои доспехи. У меня столько же душ, сколько и тел.

— Несогласие постулировано. Это не так. Проверка данного аспекта меня удовлетворит, и я отведу вас к цели независимо от того, считаете ли вы себя собой или нет. Резюмирование дано — условие нашего партнёрства зависит от действий. Передайте жезл мне. Он будет исследован, и вы будете расценены как прошедший проверку или нет.

Магос выставил механическую руку с раскрытой ладонью.

— Хорошо, — согласился Байл. Он подкинул Пытку, перехватил за набалдашник и протянул магосу окованным наконечником.

— Хозяин, — предупредила Портер, — вы отдаёте свой начальственный жезл.

— Им подобных мне опасаться нечего, — отмахнулся апотекарий.

— Не будьте так уверены, — снова вмешалась жрица. Она пристально взглянула на Портер.

Склонив голову в знак уважения, магос осторожно принял демоническое оружие. Один из его последователей неуклюже выступил вперёд. Из складки на его груди выдвинулся голый череп и ушел вверх, явив взору отверстие, окружённое пульсирующими складками пластека, из которых сочилась чёрная слизь. Магос вставил туда Пытку, и тело сервитора втянуло её в себя целиком.

— Простите за эту проверку, Повелитель Клонов. Вы можете считать себя прародителем Байлом, но я слышал, что клоны Байла созданы настолько идеально, настолько близко к своему хозяину мыслями и телом, что их легко перепутать, и сами клоны часто уверены, что они — это он, — извинился магос.

— Откуда вам знать, что вы не один из них? — спросила женщина.

— Считайте это для меня символом веры, — ответил Байл. — Ваш вид ведь понимает, что такое вера?

— Вера — это квинтэссенция нашего существования, владыка Байл. Вера в Машинного бога. Некая философская позиция. Так что, возможно, наши взгляды не так уж сильно расходятся. Хорошо, хорошо, — мужчина-магос кивнул сам себе. — Признаюсь, я удивлён. Я ожидал, что для такого искателя истины, как вы, потребуется больше доказательств.

Гигантский сервитор издал стон. По-видимому, звук служил сигналом подтверждения, поскольку магос опять кивнул и протянул руку. Киборг застонал во второй раз, после чего исторг жезл из другой полости пониже груди. Магос взял перемазанную ихором Пытку и задумчиво взвесил в руках.

— Это действительно жезл Пытки. Ergo, вы действительно Фабий Байл.

Магос вернул трость хозяину. Байл с неудовольствием осмотрел её покрытие и смахнул с него слизь.

— Онтология наводит на меня скуку. Я пришёл узнать, сможете ли вы дать то, что мне нужно.

— Да, да! — Магос издал восходящий звуковой ряд. — Для меня огромное удовольствие и большая честь встретиться с вами. — Он довольно экстравагантно поклонился. Я демономагос Колумбари-Энас, Первый-среди-равных, поводырь и глава магистерского коллектива, известного как Ученики Нуль. Это моя коллега по поиску истины, Аликсия-Диос, вторая в нашем ордене и моя супруга.

— Я уверен, всё это очень впечатляюще, — отозвался Байл. — Можете трепать языком, сколько хотите, покуда у вас есть необходимая информация. Мне начинает надоедать этот обмен мнениями. Я как раз рассказывал своей помощнице, насколько терпелив. Боюсь, я мог себя переоценить.

— Ученики — самые выдающиеся среди Истинного Механикума. У нас есть эта информация, — сказала Аликсия-Диос.

— Поддержка оказана — и будет у вас, если награда останется как обещано, — добавил Первый-среди-равных.

— Я нахожусь в несколько стеснённых обстоятельствах, как вы можете видеть по качеству моих ассистентов, — Байл указал обмусоленным жезлом в сторону зверолюдей, — но раз дело касается знаний, у меня найдётся кое-какая сокровищница и пара ценных вещиц. В этом стазисном гробу лежит то, что вы хотели обрести.

— Покажите, — попросил Первый-среди-равных. Его жадный тон прозвучал настолько резко, что сконструированные телохранители снова вскинули оружие, вызвав аналогичную реакцию со стороны звериного племени. Портер бросила взгляд на хозяина. Байл поднял руку, и женщина напряглась, готовая действовать.

— Сначала информация, магос. Расскажите, где найти архимагоса Велизария Коула. У него есть кое-что, что я хочу раздобыть так же сильно, как вы хотите получить предмет, лежащий в этом гробу.

Металлический щелчок искусственных век донёсся из темноты капюшона Колумбари-Энаса. Вспыхнули блестящие алые глаза и пропали.

— Я готов рискнуть и выложить свою часть сделки первым, — наклонив голову, согласился Колумбари-Энас. Было в нём что-то от насекомого. — Мы можем рассказать вам не только где находится Коул, но и где он собирается быть.

— И где же? — спросил Байл. Он любил театральность, когда говорил сам, но в других она его утомляла.

— Через три недели он будет в системе под названием Авернес, на дальнем востоке сегментума Ультима, неподалёку от границ Ультрамара, — сообщила Аликсия-Диос. — С моей стороны потребовались месяцы усилий, чтобы добыть эту информацию. Данные точные.

— Рвение проявлено — там вы его схватите и заберёте всё, что у него есть, ибо Ученики Нуль помогут вам, — добавил Колумбари-Энас.

— Вы хотите дать мне координаты? Неужели ради такой ерунды я проделал весь этот путь? Только впустую потратил время.

— Никак не впустую, великий генетор. Я дам вам больше, чем просто координаты, — сказал магос. — Мы с Аликсией-Диос сами отведём вас туда.

— Условия выгодные, но всё равно недостаточные, — возразил Байл. — У него будет хорошая охрана. У «Везалия» нет ни единого шанса против Коуловского ковчега Механикус. Чтобы собрать адекватные силы, уйдёт время, и Коула там уже не будет. Ваша информация для меня бесполезна.

— Именно поэтому я также предоставлю вам помощь от Учеников Нуль и армию от властителя Гордренвеля, Дандима Труле.

— Меня это имя должно впечатлить? Никогда о таком не слышал.

— Он глава космических десантников и… — Колумбари-Энас издал возбуждённое жужжание. — И не только. Он многим мне обязан. Он выделит дополнительные силы.

— Мы предлагаем не только его местоположение, владыка Байл, — сказала Аликсия-Диос, — но и шанс. Место, где они встречаются, является древним узлом Паутины, существовавшим ещё до эры Раздора. Мы эксперты в манипулировании пространством. У нас будет шанс напасть на них совершенно неожиданно. Успех вам обеспечен.

— Я уже слышал это раньше, — возразил Байл. — И часто бывал разочарован. Знаете, я и о вас тоже ничего не знал. Но вот Нуль, Нуль… — Он постучал черепом на конце жезла по раскрытой ладони. — А потом я вспомнил одну техноведьму, в прежние времена служившую Хорусу, которая носила такое имя.

— Утвердительно. Она — наша инфосвятая.

— Во всей этой жалкой Галактике не осталось ничего оригинального… — посетовал Байл. — Я думал, она давно покинула этот свет.

— Она мертва, как и все её последователи. Она — наш образец для подражания. Её примером мы живём, от восьми её древних учеников мы черпаем вдохновение.

— Я понял. — Байл вздохнул. — Вы никто. Ничтожества, возрождающие прошлое, которое, скорее всего, вам даже не дано понять. И снова я оказываюсь разочарованным. Портер, мы уходим.

Колумбари-Энас ощетинился. Его мирмидонцы даже дёрнулись от возмущения хозяина.

— Исключение! Мы — Ученики Нуль, слуги…

— Да, да, да, — пренебрежительно отмахнулся Байл.

— Увещевание — подождите! Послушайте, владыка Байл. Взгляните на эту планету, на это запустение, на вашу компанию жалких мутантов. Вы отнюдь не в лучшем положении. Как долго вы искали Коула? Сколько ещё шансов дадут вам слуги Абаддона, чтобы вы исполнили его требование? Другой такой возможности у вас не будет.

Байл остановился.

— Вы действительно знаете, где Коул?

— Утвердительно, — ответил Колумбари-Энас.

— И этот Труле может предоставить достаточно людей, чтобы бросить вызов силам Коула?

— Может, — ответила Аликсия-Диос.

Байл помолчал.

— В моём нынешнем положении терять почти нечего. Я приму ваше предложение. Однако, если подведёте, пеняйте на себя.

— Значит, вы покажете награду за мои услуги? — спросил Колумбари-Энас, выдав ещё одну взволнованную машинную тираду.

— Покажу, — ответил Байл. — Откройте саркофаг!

Зверолюди расступились. Гроб открылся. Внутри, скрестив руки на груди, подобно забальзамированному королю древности, и сияя ровным, неизменным светом стазисного поля, лежала машина, обликом напоминающая человека, но весьма от человека далёкая.

Колумбари-Энас, жадно протягивая руки, сделал несколько неуверенных шагов.

— Один из тех древних андроидов, что изводили человечество.

Байл дал знак. Гроб закрылся.

— Не спешите. Сначала услуга, потом награда.

Колумбари-Энас склонил голову:

— Соглашение. За это сокровище вы получите всё, что вам нужно, и даже больше.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. НЕПРЕДВИДЕННОЕ ЧЕСТОЛЮБИЕ

За много световых лет оттуда архимагос-доминус Велизарий Коул, Первый Проводник Омниссии и любимый сын Марса, спешил по срочному делу.

Сообщение достигло его могучего ковчега Механикус, «Зар-Квезитора», когда он бороздил просторы варпа. И не просто какое-то сообщение, а известие от Робаута Гиллимана, Мстящего Сына, последнего верного примарха, владыки Ультрамара, владыки Гиллимана, имперского регента и так далее, и тому подобное.

Хотя в последние годы варп ходил ходуном, при передаче ни один астропат не пострадал, поскольку сообщение принимал не человек-псайкер, а механизм, если это не слишком узкий термин, чтобы описать Низшего Коула — или, точнее, одного из Низших Коулов, поскольку это была пара согласованных устройств, и другой такой терминал хранился у примарха.

Коулов Низший Коул был спрятан в недрах корабля, куда никому не разрешалось заходить. Сам Коул наведывался туда неохотно, поскольку Нижний Коул был местом, откуда приходили приказы. Любовь к независимости, присущая нескольким личностям Коула, означала, что ему не по душе исполнять чьи-то приказы. Даже примархов. Однако в этот раз Коул поторопился отреагировать. Такая поспешность была для него нехарактерна. Однако события приближались к развязке, и отлынивать от долга было нельзя.

Чтобы облегчить работу с машиной, Коул заглянул в большую библиотеку самого себя для смены черт характера. Он выбрал такие качества: вдумчивость, властность, проницательность. Затем отпустил всех помощников и устройства — всех, кто мог проявлять хоть малейшее любопытство: своих магосов, свои сервочерепа, своих фактотумов-пробирочников, своих сервиторов, своих машинных духов. Избавился от всего, что имело хоть какое-то самосознание, включая некоторые части самого себя. Сбросил немалую часть внешних слоёв: оружейную сбрую, крепления для конечностей, большой излучатель щита и вспомогательный плазменный генератор, которые составляли его высокую горбатую спину, отчего стал худым и стройным, как огромный механический хорёк. Отключил все свои ноосферные каналы связи и устройства передачи данных. Очистил меньшие подразумы, которые работали над различными проблемами на задворках мозга, и реинтегрировал их в основные мыслительные центры, став единой личностью с одной целью, хотя и ощутил себя немного одиноким из-за этого. Покончив с этим, поспешил к большому авгурному комплексу, где провёл глубокое сканирование себя сверху донизу на случай, если кто-то мог попытаться отследить его передвижения. Маловероятно, что кто-нибудь осмелился бы или действительно смог бы подсадить ему устройство слежения, но всё-таки не невозможно. После этого он направился в защищённую комнату, огромную по размерам, но содержащую только маленький браслет, невзрачный с виду, однако излучающий неприятную ауру. Пришлось стиснуть зубы, надевая этот ноктилитовый амулет, но ничего не поделаешь — надо защищаться от посторонней магии, а он слишком большой прагматик, чтобы полагаться только на веру в Машинного бога.

Когда всё было готово, Коул покинул командные уровни своего необъятного корабля и направился вниз.

Существовали и другие, столь же секретные места, доступ в которые был категорически запрещён, но район, где обитал Низший Коул, был особенно изолирован и хорошо охранялся. Вниз по похожим на пещеры залам, где ничто не шевелилось, шёл Коул. Заводские громады нависали по обе стороны ущелий, пересекающих корабль, безмолвные и холодные теперь, когда их работа для Ультима-основания завершилась. В течение последних тысяч лет «Зар-Квезитор» был полон жизни. Теперь он превратился в некое загадочное место, некий заброшенный город, полный непостижимых артефактов и практически опустевший без жителей.

«Всё идёт своим чередом», — бубнил себе под нос Коул, чтобы избавиться от тишины в голове. Отсутствие живых существ в залах его не беспокоило. Корабль пустовал подобным образом и раньше, иногда тысячелетиями. Однажды он снова наполнится жизнью. Но архимагосу не хватало болтовни своих подразумов, спорящих между собой, пока он мчался через очередной безлюдный трюм, а от стен отражался только цокот его металлических ног. Возникало ощущение, будто он сам себя преследует.

Он начал терять терпение. Какое бы отторжение ни вызывала у него докучливая передача приказов Низшим, сама машина действовала на него притягательно. Всё-таки разум в ней был копией его собственного. Зеркалом его души, а, как все тщеславные люди, Коул любил зеркала. Многие из его любимых личностей, дай им волю, целыми днями вглядывались бы в собственные глубины. Так что Коул удалил от себя Низшего не только потому, что не хотел слушать указания Гиллимана, но и чтобы не тратить драгоценное время на дотошные расспросы разума внутри.

Вот всегда с ним такое, все эти импульсы «любит — не любит». Зато хоть как-то будоражит среди скучных будней, подумал он. Жизнь слишком безвкусна без щепотки противоречий.

Он добрался до неприметной двери, которая вела в подъёмник необычной формы: длинный и округлый, словно кокон для кентавро-инсектоидной фигуры Коула. Зажимы зафиксировали его ноги. Сила тяжести вокруг подъёмника застыла, внезапно давя вниз. Он испытал ложное ощущение увеличения массы.

Это был долгий путь вниз.

— Спуск, — велел Коул.

Триста палуб промелькнули в одно мгновение. Разворот силы тяжести и последующее торможение вышли жёсткими. Те немногие естественные органы, которые Коул ещё сохранил, приподнялись в своих жидкостных пузырях.

Тихий перезвон возвестил о прибытии, но двери остались закрытыми. Коул прошёл серию информационных испытаний: распознавание голоса, сетчатки глаза, запаха, сканирование генов, затем духовная оценка и другие, не столь понятные формы исследований.

Последняя из машин издала трепещущий звук фанфар. Манипуляторы и сканеры убрались в стены. Двери открылись, и он вошёл в первую комнату. Дендриты зондов развернулись из-под рясы Коула и вставились в порты. Теперь настала его очередь проверить машину. Он провёл измерения предпусковых токов энергии, психической интерференции и множества других параметров, которые должны пребывать в равновесии, дабы Низший мог функционировать.

— Уж не знаю, смог бы я сделать тебя ещё сложнее, — промурлыкал Коул машинному духу устройства. В ответ тот выдал бинарный эквивалент румянца.

Следующая дверь открылась в нагретую сферическую камеру. Коул вошёл внутрь.

Коул предоставил Гиллиману удобство связанного астропата для работы с его терминалом. В настоящее время это некто Гвидус Лосенти, вспомнил Коул, хотя он, возможно, уже мёртв, поскольку взаимодействие с Низшим сокращает продолжительность жизни псайкера. Лосенти, говоря строго, был не так уж необходим для работы Низшего, но Коул обнаружил, что Гиллиман лучше реагирует на человека, а подыгрывать его симпатиям не повредит. Гиллиман и правда заботился о людях настолько, что приводил архимагоса в замешательство.

Астропатом у Коулова Низшего служили мозги в банке. Отдельным органом они держались дольше. Для астропата подобное положение редко бывает приятным, но порой эффективность должна брать верх над чувствами.

Заговорил вторичный дух машины. Коул дал ему мягкий, слегка насмешливый голос. Очень похожий на свой собственный. На самом деле в точности как свой собственный.

— Подтвердите личность.

— Ты знаешь, кто я.

— Личность подтверждена. Архимагос-доминус Велизарий Коул. Приготовьтесь к эмпирическому сканированию. Эмпирическое сканирование начато.

Энергетические лучи прошлись по Коулу, снова повторяя всё те же меры, которым он подвергся в лифте. Собственную проверку безопасности он сделал более строгой, чем ту, которую установил в терминале примарха. Самооценки Коулу не занимать, но не настолько, чтобы считать, что его личность подделать так же трудно, как личность полубога.

Зато душа его была уникальна: купаж из множества эссенций, как со знанием дела смешанный амасек. Психические зонды исследовали самую его сущность, дабы убедиться, что этот Коул — Коул. Неприятное ощущение, как будто кто-то впивался когтями в душу, заставило архимагоса стиснуть древние зубы.

— Эмпирическая личность подтверждена. Требуется первичный код.

— Пигмалион, честь, девяносто девять, андроформ, на’хаш’ндар, — перечислил Коул и добавил ещё другие звуки на инопланетных языках, которые его вокс-динамики воспроизвели в точности. И ещё пару движений руками. Несколько брызг из микрокадильниц с один за другим генерируемыми феромонами завершили дело.

— Первичный код принят, — произнёс дух. — Начинаю процедуру активации основной последовательности.

Створки двери скользнули вверх, явив два десятка стеклянных резервуаров, содержащих двадцать живых голов тщательно отобранных псайкеров. Когда Коул носил более сочувственный склад ума, он утешал себя тем, что по крайней мере двое из них согласились на эту работу добровольно.

— Требуется код активации, — вежливо сообщила машина.

— Сердоликовый ворон, серебряный ворон, белый ворон, серебряный ворон, чёрный ворон, — перечислил Коул.

— Код принят. Ожидайте соединения. Проводится обряд пробуждения Низшего Коула. — По такому случаю машина возвысила голос, приняв напыщенный тон: — Ожидайте соединения!

Машина внезапно и бурно ожила. Большая часть механизмов располагалась под палубной решёткой, и Коул опустил взгляд, чтобы проверить их работу, когда они с грохотом включились. Источники энергии некронов пустили ток по электроцепям альдари. Психические резонаторы, украденные из Великого музея Томари, завибрировали — реликвийные технологии, почерпнутые из славной Тёмной эпохи человечества, на краткий миг открывали и закрывали полупорталы в варп.

— Знай Гиллиман, что на самом деле возит у себя на корабле, он бы меня убил, — произнёс Коул, а затем рассмеялся, потому что, хоть и был гештальтом, собранным из нескольких индивидуальностей, и добавлял разнообразные слои к собственной личности, когда и как хотел, в глубине души он всегда оставался самим собой — лёгким и беззаботным.

Над головами в банках зажглись люмены. Они резко ожили, закатывая глаза и щёлкая зубами. Коулу не нравился этот вид техномантии, он считал его омерзительным, но нужда заставила. Мозг терранцев по-прежнему оставался одним из самых сложных органов во Вселенной. А зачем создавать что-то менее совершенное, когда мозгов и так в избытке?

Появилось психическое давление, которое Коул молча стерпел. «Что это — воздействие машины, какая-то перемена в варпе или просто моя реакция на механизмы?» — задал он себе вопрос. Психическое машиностроение — дело непростое. Все три варианта могут быть правдой. Он сделал мысленную пометку разобраться.

Головы успокоились; грохот машин превратился в негромкий гул.

— Приветствую, господин архимагос Велизарий Коул, — заговорил главный машинный дух, тоже голосом, в точности похожим на его собственный.

— Привет мне, — отозвался Коул. — Как я сегодня?

— А то ты не знаешь, — самодовольно огрызнулся Низший.

— Потому что ты — это я? Похоже на то, ибо наглости у тебя как раз хватает, — сказал Коул. Оба хихикнули вместе, Низший в точности повторял структуру звука. — Времени для любезностей мало. Я спустился сюда в некоторой спешке.

— Необычно для нас, — заметил Низший.

— Сегодня не совсем простой день, — сказал Коул. — Яви сообщение, которое шлёт Гиллиман, хотя я догадываюсь, о чём он собирается спросить в первую очередь.

— Может, поделишься? — спросил Низший. — Давай поиграем в игру: попробуй угадать вступительное требование примарха.

— Разумеется. Он собирается спросить меня о пилонах для 108/Бета-Калапус-9.2, почему они прибыли на годы позже обещанного срока и почему я не помчался туда, чтобы заставить их работать, хотя он прекрасно знает, что мне нужно разобраться с проблемами поважнее.

— Если бы ты сделал ставку, то выиграл бы, — сказал Низший. — Хотя и не всю сумму. Пилоны лишь второй по важности пункт послания. Угадаешь остальное или мне передать сообщение и избавить тебя от хлопот?

— Как бы мне ни нравились эти наши моменты общения, времени у нас нет. — Коул быстро проверил кодировку послания. — Похоже, мы имеем предсказательную точность более девяноста процентов, я бы сказал.

Потому что, конечно, сообщение не было отправлено Коулу напрямую Гиллиманом. Тут всё было гораздо сложнее.

Коул спроектировал Низшего очень тщательно и с той же тщательностью подготовил описание, как тот работает, которое изложил Гиллиману. Он рассказал, что терминал, который установлен на борту флагмана примарха, «Чести Макрагга», построен на основе ограниченного подобия собственного разума Коула. При вводе определённых кодовых фраз он доставляет уже существующие сообщения, которые архимагос подготовил, исходя из математически сгенерированных предсказаний будущих событий. Они созданы в соответствии с эзотерическими практиками некоторых малоизвестных логис-провидческих храмов культа Механикус. Эти малопонятные процедуры разработали для получения направляемой Машинным богом альтернативы предсказаниям варпа. Многие члены культа считали их напрасной тратой времени, а их часто негативные предсказания — богохульными, но Коул находил их полезными. Именно этот метод он описал Гиллиману как стоящий за машиной.

А ещё он сказал Гиллиману, что Низший Коул никоим образом не является изуверским интеллектом.

Преимущество этих утверждений заключалось в том, что все они были почти правдивы. Однако, поскольку они были лишь отчасти правдивы, всё это одновременно представляло собой и кучу вранья.

Ещё одна вещь, которую он сказал примарху, когда они расставались, заключалась в том, что Низший Коул на борту «Зар-Квезитора» точно такой же. Не идентичный, потому что они не могут быть идентичными, но у него та же архитектура. Простая кодовая строка передаётся при определённых обстоятельствах с помощью астротелепатии и вызывает сборку сообщения, соответствующего предсказанным сценариям. Там ещё прозвучали ссылки на древние исследования, любопытные взаимодействия субатомных частиц на расстоянии и тому подобные чудеса.

Отчасти это тоже было правдой, но в основном — нет.

— Владыка Гиллиман — самый благородный и верный человек во всём Империуме, — пробормотал Коул себе под нос. — Только он малость наивный и, конечно, слишком принципиальный. Лучше пусть знает то, что ему нужно знать.

— Безусловно. Совершенно с тобой согласен, правда, только потому, что так запрограммирован, — ответил Низший.

— Действительно. А теперь, прошу, зачитай мне своё послание, о меньшая итерация меня самого!

— С удовольствием, — отозвался Низший. Он демонстративно прочистил несуществующее горло, и за ним это действие со всей жутью повторили, качнувшись, двадцать отсечённых голов. Когда он заговорил дальше, из скрытых вокс-динамиков раздался густой и властный голос, идеально имитирующий голос самого примарха.

— «Милостивый государь мой архимагос-доминус Коул, — начиналось послание. — Обращаюсь к тебе в самый канун своего отбытия из Империума-Санктус. Тетрарх Децим Феликс предоставил мне подробный отчёт о происшествии на Соте и разрушении Фароса. Интересно, насколько разнятся ваши изложения событий. Мне остаётся только довериться Императору в том, что ты знаешь, что делаешь, и воздержишься от натравливания других опасных сущностей на Империум в будущем».

— Дипломатичен, как всегда, — заметил Коул. — Дальше, надо полагать, про пилоны?

— Я подхожу к этому, — ответил Низший голосом Коула, затем снова продолжил голосом Гиллимана: — «Я также должен потребовать, чтобы ты сообщил мне о местонахождении системы пилонов, которую обещал для…»

— 108/Бета-Калапус-9.2, — закончил Коул вместе со своим другим «я».

— Видишь? — сказал Низший Коул, прерывая чтение. — Ты был прав!

— Ну что ж, благодарю, благодарю, хотя я всегда прав, — отозвался Коул.

— Безусловно. Но даже если это не стало неожиданностью ни для кого из нас, — продолжил Низший так же самодовольно, как и оригинал, — воздать должное никогда не помешает, мой дорогой архимагос.

Затем Низший снова принялся за сообщение Гиллимана:

— «Все сроки давно вышли. Я хочу увидеть обновлённый и точный график завершения согласованного нами эксперимента у Раукоса. Ты заканчиваешь свои проектные работы там как можно скорее и передаёшь мне результаты. Тебе не нравится, когда тебе указывают, что делать, архимагос, но всё вышесказанное должно быть исполнено в течение одного стандартного терранского года с момента выдачи этого уведомления».

Далее следовал имперский штамп с датой. Обычная система, используемая на протяжении тысячелетий, но вдобавок усложнённая слоями дополнительной информации в несколько тщетной попытке Гиллимана сохранить согласованность в датировании по всем расколотым владениям человечества, поскольку открытие Разлома повергло течение времени в полный хаос и возмущения эти ещё не улеглись.

— «Я ведь не тиран, — продолжал голос Гиллимана. — Не бойся сказать мне — если она не заработает, значит, так тому и быть, и я соответствующим образом скорректирую свою стратегию, но ты говорил мне, что близок к раскрытию секретов технологии некронских пилонов, ещё до падения Кадии и заверил меня, когда покинул крестовый поход Индомитус ради достижения собственных целей, что ответы скоро появятся и что они станут нашим спасением. Что ты сам фактически станешь нашим спасением…»

Низший Коул оборвал сообщение.

— Ты действительно ему так сказал? Что станешь спасением для Империума? — Низший Коул присвистнул, и снова отрубленные головы дополнили движение, сложив распухшие в жидкости губы. — Это как-то особенно самонадеянно, даже для тебя.

— Именно таких слов я не употреблял! — запротестовал Коул.

— Тогда приношу извинения за свою доверчивость.

— На самом деле я сказал, что могу спасти Империум.

— И в чём разница? Неудивительно, что люди считают нас эгоистичным, — произнёс Низший Коул.

— Признаю, я пребывал в некотором воодушевлении, — объяснил Коул. — И возможно, наобещал лишнего. Давай дальше.

Низший Коул повиновался. И снова показалось, будто Гиллиман сам читает своё сообщение из какого-то потайного шкафа в комнате:

— «Если ничего поделать нельзя, то я должен узнать об этом, как только ты сможешь сказать. Явление обещанного тобой чуда у Раукоса надолго избавит тебя от моего внимания. В последнее время узы нашей дружбы несколько натянулись, но я по-прежнему верю тебе. Окажи мне честь, подтвердив, что достоин этого доверия, и по возвращении немедленно предоставь отчёт о состоянии дел. Твоё последнее послание опоздало на годы, а пришло месяцы назад. Просвети же меня, архимагос, о своих успехах».

— Хм-м, — заметил Коул. — А он понемногу становится брюзгой, тебе не кажется?

— Он ещё не закончил. Осталось два пункта. Вот первый, — предупредил его другой «я», после чего снова переключился на голос Гиллимана: — «Я привычно предвижу, что любая попытка повелеть явиться пред мои очи, пока ты решаешь эту проблему, обречена на провал, но хочу подчеркнуть, как мне нужна твоя помощь. Мне нужен твой гений».

— Ого! Лесть, — усмехнулся Коул. — Интересно, как сильно он при этом скрипел зубами?

— «Поэтому прошу, чтобы ты послал вместо себя в Империум-Нигилус кого-нибудь из своих самых верных слуг. Состояние большинства орденов Космодесанта по ту сторону Разлома неизвестно. Неисчислимые Сыны по большому счёту распределены. Коул, у меня закончились твои примарисы. Мне нужен эксперт, чтобы как можно быстрее восстановить ордены в Нигилусе до полного состава. Одних штатных флотов-факелоносцев на это не хватит. Сделай мне больше космодесантников-примарис, пришли какого-нибудь гениального генетора. Методы меня не волнуют, только результат.

Если немного повезёт, твой слуга успеет присоединиться ко мне до пересечения Протоки. Если нет, то пусть следует за нами со всей должной поспешностью. Я подчёркиваю вполне серьёзно, архимагос: это приказ, отданный со всеми полномочиями моего положения и самого Императора».

— Понятно, — отозвался Коул. — Полагаю, это разумно. Мы же не хотим, чтобы какой-нибудь неуч с немытыми мехадендритами напортачил с распространением технологии примарисов по всему Нигилусу?

— Конечно нет, это может привести к самым невероятным конфузам! Кого мы пошлём?

— Придётся послать Кво. Какого-нибудь Кво, во всяком случае. Примарх закончил?

— Нет-нет, есть ещё один последний пункт.

— Ещё один?

— Совершенно верно. Могу я закончить?

— Будь любезен.

Снова голосом Гиллимана:

— «Ещё один последний вопрос, Велизарий. Прекрати просить назначить тебя генеральным фабрикатором Марса. Назначить тебя на эту должность выше моих сил, а даже если бы это было не так, то я бы хорошо подумал, прежде чем удовлетворить твою просьбу. Я уверен, что ты прекрасно справился бы с управлением Марсом, но политическая ситуация этого не позволяет».

— Что это было? — спросил Коул. Низший продолжил зачитывать сообщение:

— «Я долго воздерживался от ответа на твои просьбы, но ты становишься всё настойчивее, и поэтому, как следствие, я обязан проявить твёрдость. Тебе никогда не стать генеральным фабрикатором…»

— Стоп-стоп, останови сообщение! — перебил его Коул.

— Как пожелаешь, — сказал Низший.

— Ты всё передаёшь в точности?

— В точности? — переспросил Низший слегка обиженно. — С чего бы мне нести отсебятину?

— Может быть, потому, что ты фактически — это я?

— Верно, но, даю слово, я транслирую сообщение исключительно в том виде, в каком оно сгенерировано твоими собственными предсказаниями. Мои руки чисты.

— Тогда с чего бы примарху так говорить? — спросил Коул. — У меня нет никакого желания стать генеральным фабрикатором Марса. Представь себе, какая это обуза! Я же ничего не буду успевать.

— Может, неправильный код сообщения? Матрица потенциальных вестей, заведённая в моего коллегу на борту «Чести Макрагга», по логике вещей, обязана содержать те варианты будущего, где ты действительно хочешь занять священный трон Марса.

— Обязана. И твоя тоже, — сказал Коул. — Но только потому, что ваши хранилища данных должны содержать наиболее вероятные варианты будущего, однако сообщение всё равно неточное. Хм-м. — Коул поднялся и вставил инфошип в какой-то порт. — Может быть, ошибка транслитерации с нашей стороны? Дай код моего последнего послания примарху в том виде, в каком оно было отправлено Лосенти, в первоначальной форме, без фильтров.

— Ты уверен? Это психически закодированные данные. Будет неприятно.

— Мои схемы эмпирического формулирования смогут обработать их с минимальным дискомфортом. Повинуйся!

— Выражена уступчивость, — глумливо отозвался Низший.

Коул сильно прикусил губу, когда в его схемы хлынула необработанная астропатическая информация. Он почувствовал, как зашипело в животе, где располагались соответствующие устройства, — своеобразная форма психоэлектронной диспепсии.

— Ой!

— Я же говорил, — сказал Низший.

— О, да уймись ты, — велел Коул. — Так, здесь ничего подозрительного. Ты что-нибудь видишь? И не передавай всё сообщение целиком! Просто прокрути наш отправленный код через себя и скажи, есть ли там какие-либо упоминания о моих предполагаемых амбициях.

Что-то загудело, послышались щелчки. Часть голов зашевелила губами, как спящие, чем-то встревоженные во сне.

— Есть что-нибудь? — поинтересовался Коул.

— Нет, — ответил Низший.

— Значит, неточность исходит от терминала примарха, — заключил Коул. — Возможно, какая-то накопительная ошибка, подхваченная из варпа.

— Возможно, но маловероятно, — сказал его другой «я». — Кодировка была разработана простой, чтобы избежать подобного.

— Эмпиреи найдут дорожку. Это может быть преднамеренный саботаж со стороны тёмных сил, чтобы настроить нас друг против друга.

— Прямое вмешательство порочных сущностей в астропатические сообщения встречается редко и обычно незаметно, — возразил Низший Коул. — Извращение онейрических образов. Отправка ложных предупреждений. Отвлечение ясновидения. Твоя кодировка разработана так, чтобы избежать и этого. Один слог не на месте…

— …и она не пройдёт, — закончил его мысль Коул. — Тем не менее мы говорим о богах. Они могут сотворить всё, что захотят, если сосредоточатся.

— Есть другой, более вероятный сценарий, — несколько нерешительно сообщил Низший.

— Да? — переспросил Коул, после чего, поняв, на что намекает Низший, воскликнул: — Нет!

— Терминал на борту имперского флагмана — копия твоего разума, как и я. Он, как ты и задумывал, резервная копия тебя самого. Возможно, это он задумал прыгнуть выше головы?

— Но он ведь не может захотеть стать генеральным фабрикатором?

— Почему бы и нет. И я мог бы, кто знает.

— Если в этом дело, то у нас проблема, — сказал Коул. Он глубоко вздохнул. — Не то чтобы я очень многое могу с этим поделать прямо сейчас, но придётся быть внимательнее. Остаётся надеяться, что прочие мои сообщения будут доходить как положено.

— И не изменёнными так, чтобы, подстроив обстоятельства, стать тобой и узурпировать власть над Марсом.

— Как-нибудь обязательно им займусь, — сказал Коул. — Я закодирую опровержение этих требований, и причём таким образом, что твоему коллеге придётся попотеть, чтобы обойти мои намерения. Гиллиман закончил?

— Нет.

— Есть ещё что-то?

— Есть, — сказал Низший Коул.

— Так не тяни провода! — велел Коул уже с испорченным настроением.

— «…Марса. Ave Imperator!» — произнёс Низший голосом Гиллимана. — Теперь закончил, — добавил он голосом Коула.

— Не смешно.

— Тут я не согласен. Ответное сообщение для примарха будет? — спросила машина.

— Будет, но давай-ка сначала критически всё обдумаем. К этому делу нужно подойти с некоторой осмотрительностью, — сказал Коул.

— Я прямо знал, что ты не просто так примчался на всех парах! В чём дело?

— Нужно попробовать оценить реакцию примарха на то, что я собираюсь ему сказать. Численные предсказания неясны, и разрази меня Машинный бог, если я буду шарить по варпу, как обычная ведьма.

— Да, у нас ведь есть способы получше, чтобы удостовериться? De ore equi, так сказать.

— Переключи режим интерфейса, — велел Коул.

— Спрашиваю, поскольку обязан спросить, потому что ты заставил меня спрашивать: ты уверен? Ты на самом, самом деле уверен? Взаимодействие со вторичным интерфейсом редко бывает приятным.

Коул вздохнул:

— Не будь я уверен, я бы не просил, так? Мне нужно постараться донести информацию до примарха в хорошем свете, так что лучше сначала прогнать её через модель. Переключи режим интерфейса. Сейчас же.

— Ладно, — сказал Низший. — И незачем так брюзжать. Одну минутку, пожалуйста.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. ДРУГОЙ НИЗШИЙ

Раздался звук клаксона. Откинулась панель в стене.

За панелью находился экран по-настоящему старинного вида. Когда Коул создавал альтернативный интерфейс, он экспериментировал с электронно-лучевой проекцией и стеклянными экранами с фосфорным напылением, которые либо откопал в каком-то древнем кодексе, либо вспомнил из своего собственного далёкого прошлого. Тут на самом деле уверенности не было. Он слишком часто смешивал себя самих, подвергался стиранию памяти больше раз, чем имел желание признавать, слишком многое забывал обычным способом и не гнушался отпочковывать суб-Коулов десятками, когда бывал занят, и часть из них терялась. Подобная множественность эмпирических вводных и воспоминаний неизбежно приводила к путанице. Коул для самого себя был загадкой.

Раздался лязг и глухое гудение — примитивная аппаратура прогревалась, затем на экране возникло плохо растрированное изображение: лицо, выполненное в желтоватом монохромном цвете, с нечёткими краями.

Тающие линии каждого прохождения электронного луча заметил бы даже простой человеческий глаз.

Коул старался убедить себя, что использовал эту технологию для собственного развлечения, но это было неправдой. Коул выбрал этот допотопный дисплей, потому что тот притуплял чудовищность его преступления. Отсутствие визуальной чёткости несколько умаляло то, что он сделал. В расплывчатом виде всё казалось не таким уж ужасным.

С экрана на него взирало лицо Мстящего Сына.

— Велизарий Коул, что ты наделал? — заорал голос Гиллимана. Не то отлаженное и точное факсимиле, которое использовал Низший Коул; этот исходил из потрескивающих вокс-динамиков. Мизерность звукопередачи и схематичность изображения едва скрадывали ярость, исходящую от симулякра.

— Господин мой, прошу вас, — сказал Коул. — Неужели так обязательно проходить через это каждый раз, когда я вас активирую?

— Да, совершенно обязательно! — ответил примарх из ящика. — Ты позволил себе огромную, огромнейшую вольность, создав копию моего разума. Если я узнаю об этом, то наверняка уничтожу тебя. Ты зашёл слишком далеко!

— Во-первых, вряд ли вы меня… да, конечно, вы будете мной недовольны, и мне, возможно, придётся много унижаться, но это довольно незначительное прегрешение с моей стороны по сравнению с некоторыми другими, гм, приключениями. Во-вторых, этот симулякр был создан из лучших побуждений, чтобы выяснить, каким станет примарх после пробуждения от стазиса. Никто не хотел получить ещё одного Хоруса. В-третьих, вам всё это уже известно. Вам известно, кто вы, известно, зачем я вас создал, так что, прошу вас, не могли бы мы перейти сразу к делу?

Эрзац-Гиллиман издал недовольный звук:

— Полагаю, я смогу… Он сможет… простить это.

— Думаю, да.

— Он прощал кое-что и похуже по куда менее веским причинам.

— Именно.

— Но точная копия разума примарха…

— Я не могу сделать точную копию вас, мой господин, — поправил Коул. Тот факт, что Низший Гиллиман так быстро успокоился, служил тому доказательством: несмотря на весь царственный вид и по-военному сдержанные манеры, настоящий Гиллиман бывал довольно вспыльчив, когда его доводили, так что Коул немного смягчил характер лжепримарха. — Наука, стоящая за созданием примархов, утрачена — намеренно уничтожена отцом вашего оригинала. А раз я не могу создать вашу органическую версию, то, соответственно, не могу создать и идеальную машинную версию, quod erat demonstrandum.

— Зачем Императору делать такое? — раздражённо спросил Низший Гиллиман. Некоторые из его эмоциональных реакций выходили совсем ребяческими. — Зачем моему отцу уничтожать информацию, необходимую для создания нас?

— Вы — лучшая имитация разума Гиллимана, какую я сумел изготовить, мой господин. Несомненно, вам вполне по силам сделать своё предположение на этот счет.

— Перечисли мне свои теоретические выкладки, — велел лжепримарх. Он часто бросался подобными фразами. Означало ли это, что у него на самом деле есть какие-то мысли, или нет, Коул так ни разу и не смог как следует определить. — Я требую! Я Мстящий Сын!

Коул вздохнул.

— Ладно. Должно быть, именно Император уничтожил шаблоны для синтариуса — левой доли железы-иммортис. Никто другой, кто мог бы это сделать, мне в голову не приходит. Вся прочая информация, необходимая для создания вам подобных, содержалась в Сангпримус Портум. Но, если честно, я удивлён, что Он вообще позволил эту информацию сберечь. Конечно, генетический материал в этом сосуде чист, но на Терре существуют и другие хранилища геносемени, которые я мог бы довольно легко воссоздать. Так зачем эта информация осталась, пусть и не в полном виде? Или даже так: если хранить информацию по созданию космических десантников так опасно, тогда зачем вообще хранить то, что касается создания примархов? — Коул изобразил одно из своих сложных пожатий плечами. Без верхнего кожуха его стариковские плечи выглядели очень хрупкими. — Но, полагаю, пути Омниссии для нас неисповедимы.

— Мой отец — не бог! — прогремел лжепримарх.

— Если следовать этой логике, то Он и не ваш отец. У вас нет отца. Я больше вам отец, чем Император.

— Ты мне не отец!

— Вот именно, — сказал Коул. — К этому я и клоню. Вам никто не отец.

— Это в высшей степени неудовлетворительно, — заявил Гиллиман. Подобное выражение скорее бы использовал Коул, чем примарх, что только подтверждало его точку зрения о несовершенстве этого Гиллимана.

— Вы собираетесь ответить на мой вопрос или так и будем препираться? — поинтересовался Коул. Порой общение с Низшим Гиллиманом слишком походило на общение с оригиналом.

— Ты ещё не закончил отвечать на мой, — сказала симуляция.

— Потому что вы всё время перебиваете.

— Приношу свои извинения.

— Замечательно. Итак, на чём я остановился?

— Отец Робаута Гиллимана уничтожил важную информацию, чтобы предотвратить создание новых примархов, но уничтожил только часть её, а не всю, что не имеет особого смысла. Я правильно обобщил твои доводы?

— Всё верно, — сказал Коул. — Лично мне приходит в голову только, что Он взглянул на разгорающуюся Ересь Хоруса и решил: «Давай-ка больше так делать не будем». Но это лишь предположение. — Он вскинул механический палец. — А предположения ничего не стоят. Поэтому давайте рискнём предположить. Возможно, Он предвидел, что должно было произойти, и эта информация предназначалась мне. Теоретически…

— Ты пародируешь меня? — рявкнул Низший Гиллиман.

— Вовсе нет, ультрамарская диалектика — полезный инструмент для размышлений. Теоретически он уничтожил информацию, чтобы она не попала не в те руки, но оставил ровно столько данных, чтобы какой-нибудь гений мог додумать недостающее, если она когда-нибудь понадобится снова. Каковая и понадобилась.

— Такой гений, как ты, — сказал Гиллиман.

— Может быть, кто-то вроде меня, — скромно откликнулся Коул. — Ergo, ваши протесты бессмысленны, поскольку у меня есть карт-бланш поступать так, как захочу, ибо я исполняю волю Омниссии. Наша роль как разумных инструментов внутри Великого Труда заключается в стремлении к состоянию истинного знания, и это — величайшая загадка, которую мой бог мог мне загадать.

— Богохульство!

— Вот видите? Гиллиман никогда бы не употребил это слово. Он очень антидуховен, наш государь и повелитель. А вы всего лишь копия, и не очень хорошая притом.

— Если оставить в стороне точность моих высказываний, меня твои аргументы не убедили.

— Н-да, — задумчиво сказал Коул. — Меня тоже. Надо быть исключительным солипсистом, чтобы считать себя своего рода избранным.

— Многие великие люди попадали в эту ловушку, — пояснил Гиллиман. — Естественным следствием солипсизма является непомерная гордыня. Берегись, Велизарий Коул!

— Господин мой, гордецы не нравятся никому, — сказал Коул. — Что подводит меня к причине, по которой я вас пробудил.

— Ты хочешь изложить мне информацию, чтобы посмотреть, как отреагирует мой оригинал.

Архаичный экран вспыхнул. По стеклу побежали интерференционные полосы. Низший Гиллиман, казалось, на мгновение стал… реальнее. Так не должно быть. Коул ощутил непривычный укол беспокойства и вдруг подумал, что же именно создал.

— Всё верно, — сказал он. — Анализ данных, извлечённых из аппаратуры ксеносов на Фаросе, завершён. Я выявил множество интересных мест в обеих половинах Империума, коих слишком много, чтобы тщательно исследовать их самому, поэтому я практически опустошил «Зар-Квезитор», разослав своих последователей по всей Галактике. Можно сказать, что мой изымательский конклав вовсю занят изыманием. К счастью, времена, когда мне приходилось посещать все подобные места самолично, ушли. Претворение моих замыслов идёт полным ходом. Очень скоро я получу весь ноктилит, необходимый для перехода к третьей фазе своего плана.

— Владыка Гиллиман не стал бы роптать на такие вести, поскольку это добрые вести! — заявил Низший Гиллиман. Коул внутренне скривился от таких по временам идиотских высказываний симулякра. Этот Гиллиман скорее походил на детское представление о примархе: героический, напыщенный, а порой и глупый.

— Это не те новости. Другой вы ждёт, когда будут активированы опытные образцы пилонов моего производства, чтобы закрыть небольшой варп-разлом. Доказательство концепции, если хотите. И я могу это сделать. Я собрал большую часть необходимых знаний, Тразин Неисчислимый указал мне правильный путь ещё на Кадии. Хотя по большей части это мои собственные разработки, — поспешно добавил архимагос. — Было непросто. Потребовалось время. Больше, чем я думал, а он теряет терпение.

— Тогда почему бы тебе просто не рассказать ему, почему пилоны до сих пор не работают?

Коул почувствовал лёгкое раздражение, но кто бы на его месте не разозлится?

— Потому что ему это не понравится, и тогда он постарается, насколько это в его силах, заставить меня вернуться, и мне придётся выслушать одну из его нескончаемых лекций о чести, правде и всём таком прочем. Ну, знаете эти его встречи, где он произносит бесконечные монологи и называет их беседой. Да, по сути, половину времени этот человек разговаривает сам с собой.

— Знаю, — отозвался Низший Гиллиман. — И ещё — да как ты смеешь!

— Смею! — возмущённо воскликнул Коул. — Я знаю, что он последняя и лучшая надежда Империума и человечества, но, между нами говоря, он бывает таким занудой. Я живу почти одиннадцать тысяч лет, и даже у меня не хватает времени его выслушать. Я делаю всё возможное, чтобы исполнить обещанное. Мне нужно, чтобы он оставил меня в покое, пока я занят. Вот только теперь он ещё хочет знать в точности, что я задумал. Я в некотором роде загнан в угол.

— А ты можешь сделать, что обещал? Можешь закрыть Пропасть Раукоса?

— Я всегда исполняю свои обещания, ибо я — Велизарий Коул!

— Это не ответ на вопрос.

— Будь оно всё проклято, да, не ответ. — Каждая конечность Коула задрожала от напряжения. — Самое главное, что мои пилоны будут работать — а они должны работать идеально — только в том случае, если я отыщу некий кусочек информации. Дополнительные данные, так сказать, для создания машинных духов, которые умеют полностью синхронизировать свои действия. Один пилон я могу заставить работать нормально, но всю сеть… Тут мне кое-чего не хватает.

— Значит, ты не можешь сделать, что обещал?

— Да могу! Просто… — Он раздражённо выдохнул. — Просто не сейчас. Я могу добыть эту информацию только в одном месте, до которого… трудно добраться. И мне нужна помощь, чтобы добыть её. Вот почему я обратился за помощью к мирам-кузницам Аккатран, Металика и Тигрус. И созвал конклав в рукотворном мире Понтус-Авернес. Этот последний этап чрезвычайно опасен, и мне потребуется большая поддержка.

— С какими опасностями вы столкнётесь? Повлияют они на то, как примарх воспримет твоё известие?

— Мне не хочется об этом говорить, — заявил Коул.

— То есть твёрдое «да». Могу я поинтересоваться, почему тебе не хочется?

— Потому что есть большая вероятность, что вы, будучи разумной копией примарха и обладая лишь тенью его характера, придёте в ярость, узнав о моих намерениях. Так что у вас там лопнет трубка, — сказал Коул, указывая тощим пальцем на экран.

— Такой ответ не предвещает ничего доброго со стороны настоящего Гиллимана.

— Именно, поэтому я активировал вас.

— Так ты мне расскажешь?

— А вы готовы? — спросил Коул.

— А ты готов? — ответил Низший Гиллиман.

— Ну. Да. Ладно. Поехали.

И тогда Коул рассказал Низшему Гиллиману о том, что намеревался сделать.

Реакция оказалась именно такой, какой он и боялся.

ГЛАВА ПЯТАЯ. ПО ПРОСЬБЕ АРХИМАГОСА-ДОМИНУСА

Металлическая кожа планеты отливала застарелым свинцом. Разрежённая атмосфера из заводских выбросов источала в пустоту ядовитые газы. Дорожки кузниц — ускорителей частиц крест-накрест пересекали поверхность. С орбиты они казались цепями, сковавшими мир. Аккатран стал рабом человеческих амбиций. Поэтические души говорили, что планета, сопротивляясь, сделала свою поверхность настолько неблагоприятной для жизни людей, что гулять по ней без защиты означало умереть. Если это и было на самом деле так, то уловка не сработала. Как заведено у этого вида, человечество приспособилось и зарылось поглубже в кору планеты, ещё сильнее наводнив Аккатран.

Среди местных механикусов установился обычай, что чем дальше от ядра обитает человек, тем ниже его статус. Как следствие, только низшие из низших населяли поверхность планеты, представляющую собой адский пейзаж из всех мыслимых промышленных ядов, где кланы технопадальщиков с трудом влачили самое жалкое существование. Лишь опозоренные, опустившиеся и умалишённые обретались на поверхности. Гостям планеты посадочная платформа предоставлялась в соответствии с их статусом, и самые уважаемые посетители летели по длинным причальным магистралям в обширные полости, расположенные глубоко под землёй.

Френку Гамма-87-Ню-3-Пси пришлось сажать корабль в очень неприятном месте.

После ответа на первый запрос Френка о разрешении на посадку, входящие сообщения ограничились указаниями, куда лететь. Все его славословия были проигнорированы. Никакая лесть не помогла. Никакие любезности не нашли отклика. Информационный луч направлял его команду сервиторов сквозь толчею кораблей вокруг планеты, уводя прочь от великих священных храмов-кузниц на экваторе, подальше от больших пустотных портов, где бесконечно садились и взлетали макрогрузовозы, увозя богатства Аккатрана, чтобы прокормить войны Империума. Его раздражение усилилось, когда оказалось, что корабль направляют к высотной посадочной зоне в экваториальных регионах, где темнела одноместная площадка, выкрашенная в инфракрасный цвет. Сенсориум корабля навёлся на неё, и судно приступило к посадочному циклу.

Он оказался настолько далеко от ядра, насколько это вообще возможно.

Оскорбление было принято на заметку.

Как только судно опустилось на пласталь, вокруг него сомкнулся атмосферный барьер, задержав немалую часть выхлопных газов внутри. Прежде чем выйти, Френк Гамма-87-Ню-3-Пси дождался, пока воздушная смесь снаружи устаканится. Едва почуяв ядовитый воздух, его дыхательная маска тут же плотнее присосалась к голым челюстям и принялась за работу.

Внутри купола силового поля вихрились клубы дыма, хотя и не такого густого, чтобы скрыть апофеоз промышленности снаружи. Всё пространство заполняли мануфакторумы с теплообменными башнями высотой с гору, на которую приземлился Френк, заградительные огни сияли всеми цветами видимого спектра и за его пределами. Массивные детали ходили туда-сюда в стенах, размерами не уступающих бастионам Императорского дворца. Из вентиляционных отверстий с рёвом вырывались султаны огня. Металлические диафрагмы раздвигались, исторгая зелёный туман, их пронзительный скрежет терзал разрежённый воздух. Какофония нестройных ударов била по ушам, лишь постепенно выстраиваясь в ритм: да-дам, да-дам, ДА-ДАМ. Знаменитое сердцебиение Аккатрана.

Испарения погуще скапливались в редких низинах, не занятых зданиями, или стекали ядовитой мглой в рукотворные ущелья, зажатые между стенами мануфакторумов.

Довольно красиво.

— Аккатран! — произнёс Френк, обозревая открывшийся вид. Произнёс вслух, на готике. Проведя столько времени среди людей-немеханикусов, он привык пользоваться своим немодифицированным органическим голосом. Облачён он был в чёрную с золотом рясу и красные с кремовым доспехи. Аугметика техножреца тяготела к тяжёлому инструментарию: мехадендриты большого диаметра плотно прижимали нижние манипуляторы к бокам, а самые массивные дополнительные конечности — пара промышленных клещей — сидели на плечах, сложенные, как лапы у богомола Старой Земли, и покрытые золотом.

Френку Гамма-87-Ню-3-Пси нравилось золото. Золото — один из самых универсальных металлов, как он сам часто говаривал, и обладает прекрасной проводимостью, чтобы выдерживать священный поток электронов Движущей Силы, но, по правде говоря, ему просто нравился шикарный блеск. Более того, он жаждал золота, ибо сколь сильно ни отличался Френк от предыдущих поколений людей, он всецело разделял их человеческую алчность.

Его дожидался один-единственный аккатранец, тело которого пряталось под ворохом бесформенного одеяния, а лицо целиком закрывал похожий на рыло дыхательный хоботок, обычный для туземных обитателей поверхности. Средство выживания и символ статуса неприкасаемого. Пожалуй, он даже не магос, а какой-нибудь мирянин из заурядных. Пеон в империи машин.

Ещё одно оскорбление.

Аккатранец заквакал и запищал что-то на такой искажённой форме бинарика, что Френку пришлось увеличить долю загрузки процессора в своих лингвосхемах, прежде чем удалось что-то разобрать.

— Иноземный магос, от души приветствую, — поздоровался простолюдин. — Палата для аудиенций сюда. Идёмте. Превысокие магосы уже на месте. Не заставляйте их ждать!

Он уже развернулся и вразвалочку удалялся через двойные взрывостойкие двери, прежде чем Френк успел расшифровать его речи.

Скрепя сердце Френк последовал за ним. Он ожидал тёплого приёма, учитывая своё прошлое, связанное с этим миром, но подобный уровень неуважения к магосу его сана, который к тому же верно служит Имперской Инквизиции, — это уже сознательная бестактность.

Придётся показать магосам Аккатрана, насколько такое поведение опасно.

Туземец, прихрамывая, выбежал через двери в коридор, всем телом раскачиваясь из стороны в сторону, так что длинные рукава его одеяния мели пол. Несмотря на свою неуклюжую походку, бежал он быстро, и Френку пришлось увеличить темп на 26,3%, чтобы не потерять провожатого из поля зрения. Он нагнал его как раз вовремя, чтобы увидеть, как пеон свернул в другой коридор, который шёл под таким крутым уклоном, а пол из скалобетона был так тщательно отполирован, что он чуть не скатился по нему как на лыжах. Чертыхаясь, Френк, замедлился, обнаружив, что ему трудно удержаться на ногах. К тому времени, когда техножрец достиг дна, пеон был уже далеко впереди, и Френку пришлось претерпеть унизительность бега.

Эта странная погоня продолжалось некоторое время, его провожатый останавливался и бормотал указания на своём нелепом диалекте издалека, слишком ограниченный или слишком грубый, чтобы заговорить на чистом бинарике или стандартной лингва-технис, и слишком нетерпеливый, чтобы дождаться перевода, поэтому путь Френка продолжался так: мирянин громко что-то квакал, манил за собой и бросался прочь, а гость тем временем изо всех сил старался не заблудиться в подземном лабиринте.

— Они специально заставляют меня идти пешком? — сказал себе Френк. — Оскорбление за оскорблением.

Пожалуй, следовало придать своим сообщениям более смягчённый тон.

Френка потащили самым кружным путём: по магистралям, на которых не было никого, кроме него и провожатого, вниз по сырым штольням, в узкие коридоры, забитые аккатранцами всех занятий и званий. Он пробирался сквозь процессии наисвятейших жрецов и проходил над рядами громыхающих кафедр производства и богослужения.

Узри мощь Аккатрана, без слов говорил провожатый, и знай своё место.

В конце концов туземец привёл его к подъёмнику.

— Вы заходи́те, — пропищал он электронной скороговоркой. — Мне нельзя. Большие почести для вас, иноземный магос. Не для меня, как и положено. Я знаю своё место в схеме великого и священного труда Машинного бога и служу с благодарностью.

Здесь тоже прозвучал намёк.

Френк вошёл. Двери подъёмника закрылись за согнувшимся в поклоне провожатым. Френк с радостью оставил его позади.

Пять тысяч уровней спустя подъёмник сбросил скорость и остановился. К тому времени Френк оказался на глубине нескольких километров. Если приповерхностные этажи показались ему впечатляющими, то так глубоко под землёй открывались панорамы истинного технологического величия.

Огромные пещеры, занятые энерговодами, вели вниз, в глубь планеты. Вокруг них петляли движущиеся пешеходные дорожки. Генераторы гравитации превращали каждый клочок поверхности гигантских сферических камер в пол. Было очень жарко. Повсюду шествовали процессии мужчин и женщин в различных стадиях апофеоза. Слабость плоти на Аккатране повсеместно презиралась, а разнообразие аугметических улучшений просто завораживало.

— Френк Гамма-87-Ню-3-Пси, — проскрежетал машинный голос.

Техножрец обернулся. В его внутренних когитационных центрах прозвучал сигнал определения местоположения. Подошла пара охранников-скитариев, подчёркнуто активировав энергетические пики. Оба были целиком закованы в сверкающий металл и пластек, настолько, что возникал вопрос, осталась ли в них какая-нибудь ещё органика, кроме мозгов. Такие воины явно принадлежали к элитному подразделению.

— Вы должны пойти с нами, магос, — произнёс второй из них.

Френк кивнул в знак согласия:

— Ведите.

Скитарии заняли места по бокам и повели гостя дальше. Френк не питал иллюзий, что это скорее конвой, а не охрана, но всё равно был рад компании, поскольку теперь толпа впереди расступалась. Одному добираться было бы труднее.

Охранники препроводили Френка в сводчатый зал, высотой много больший, чем шириной. Посередине зал перегораживали двери, озарённые Движущей Силой, разряды соскакивали с кондуктивных стержней и с шумом проходили через фазовые ворота, постоянное скольжение которых меняло рисунок тока. Двери растворились, и его провели в другой зал, более тихий. Стало ещё тише, когда двери отсекли шум внешнего мира, и Френк очутился в умиротворяющей обстановке. Акустические кристаллы, разнесённые на разные расстояния в соответствии с простыми математическими множествами, издавали случайные звуки. В дальнем конце зала, под гигантским воспроизведением Opus Machina, гостя поджидала троица магосов.

В сознание потекли данные со вспомогательных инфостанков, и Френк тут же опознал одного из техножрецов. Хрионалис Анаксеркс обладал запоминающейся внешностью, и его повсеместно хвалили за мастерство на поле боя, поскольку он практически отказался от научных исследований в пользу ведения войн. Магос оказался настолько успешным полководцем, что в знак признания ему присвоили имя Анаксеркс — в память об основателе Аккатрана Ксерксе Бессмертном, который, как утверждали легенды, удерживал планету свободной от тьмы целое тысячелетие и даже больше.

Френк перекрыл бурный каскад информации. Она отвлекала и на данный момент не имела значения. Сейчас главное, что Анаксеркс — один из самых влиятельных лидеров мира-кузницы, а значит, они серьёзно отнеслись к его опасениям.

Анаксеркс представлял собой гигантское эластичное существо с похожим на стебель телом, вдвое превышающим рост обычного человека. Он лежал, свернувшись калачиком, на подушках паланкина, который держали сервиторы. На первый взгляд ноги у него отсутствовали, и было всего две руки, но мощные, с тонкими и острыми, как сабли, пальцами, а на плечах красовались гнёзда для тяжёлого вооружения. Шея была длинной и гибкой, лицо заменяла серебряная посмертная маска красивого юноши с чёрными дырами вместо глаз. По левой щеке скатывалась одинокая слеза, впитывалась в металл, после чего процесс повторялся.

Анаксеркс преодолел все слабости плоти и, похоже, стал целиком механическим.

Второй магос был незнаком Френку и не торопился представиться. Ноосферный запрос на идентификацию был отклонён жёстким электронным ударом информационного щита. Магос всё ещё в значительной степени оставался человеком, хотя глаза заменил на многофункциональную бионику, и был настолько невероятно толст, что его водрузили на коляску-паука. Жировые складки его ног уже наросли вокруг основания, и там, где виднелась кожа, её покрывали струпья раздражения. На мантии техножреца красовались вышитые символы высокопоставленного логиса.

Третий магос так далеко ушёл по пути к просветлению, что совсем не походил на человека: он напоминал коробку по два метра с каждой стороны, которая сидела на пучке толстых металлических щупалец. Десятки манипуляторов поменьше сновали между мотиваторами. Этот магос транслировал свою личность открыто: лектор догм Калисперида из машинных жрецов, с головой занятых изучением теологии.

Френк вошёл и поклонился.

— Архимагос макротехники Хрионалис Анаксеркс, — произнёс он человеческим голосом на готике. — Очень любезно с вашей стороны было принять меня. Рассказы о ваших победах звучат во всех мирах, где правит Марс. — Он поклонился лектору догм: — Весьма рад знакомству. Приятно встретить кого-то, кто един со святым словом. — Затем он поклонился второму мужчине: — Боюсь, вас я не знаю, почтенный иерофант.

Тут же последовал сердитый ответ лектора догм на бинарике:

— Ты пользуешься плотским голосом среди себе подобных. Красноречивый факт. Слишком долго ты якшался с терранцами, Френк Гамма-87-Ню-3-Пси.

— Прошу прощения, — ответил Френк в той же манере. — Я нахожу, что лесть лучше всего передаётся устно.

— Возможно. Поэзия архаичной речи, — заметил второй. Хотя он тоже использовал бинарик, но добавлял к нему эмоциональные обозначения, указывающие на более благосклонное отношение. — Вы спрашивали моё имя. Я назову его. Я архимагос-логис магноконтролёр Коварикс Сестерций, просветлённый девятнадцатого уровня. — К идентификатору его личности прилагался ярлык с данными, на котором перечислялось значительное количество дополнительных титулов.

— Для меня тоже большая честь познакомиться с вами, великий иерофант, — передал Френк.

— Избавь нас от своих банальностей. Ты начинаешь с нижнего предельного уровня одобрения, — перебила Калисперида. — Ты отринул чистоту поиска знаний, чтобы служить самозваным судиям Инквизиции.

— Здесь тебя считают кем-то вроде предателя своего племени, — добавил Анаксеркс. Его голос прямо-таки сочился шутливой снисходительностью. — Интересы ордосов в нашем мире не приветствуются. Мы часть Марса. Ты, похоже, забываешь об этом.

— И всё же этот мир хорошо известен своими связями с Макраггом, — возразил Френк. — Вы так же тесно связаны с другой головой орла, как и я.

— И ты ждал, что тебя здесь послушают? Как ты смеешь проводить параллели между нашим соглашением и твоим холопством! — воскликнула Калисперида так резко, что Анаксеркс отчитал её строгой инфоговоркой.

— Мы союзники Ультрадесанта, — продолжил Анаксеркс. — Мы храним верность их примарху, как и Великому синоду, но не путай, ты находишься на суверенной территории культа Механикус.

Сестерций подался вперёд в своём паучьем кресле. При каждом движении натёртая кожа на его ногах сочилась прозрачной сукровицей.

— Интересно, когда ты последний раз навещал свой родной мир-кузницу? Встретят ли они тебя хотя бы отчасти так же тепло, как встречаем мы?

— Как знать, превысокий логис, — ответил Френк. — Минули годы с тех пор, как я там побывал.

— Согласно нашим записям, ты и на Аккатране не был довольно давно, — заметил магнаконтролёр. — Несмотря на то, что твой хозяин действует в этой области Империума. Я склоняюсь к мысли взвесить всё на весах торговца, прежде чем выносить решение. Я не такой воинственный, как моя уважаемая коллега лектор догм, но, возможно, она права. Ты отринул долг служения нашему виду?

— Мой долг — служить человечеству в целом, — ответил Френк. — Каждый из нас служит Машинному богу по-своему.

— Это мы ещё посмотрим. Прошло шесть лет с тех пор, как ты посещал нас в последний раз, — сказал Хрионалис Анаксеркс, разведя длинными лезвиями пальцев. — Если я правильно помню, тогда мы услышали клятву, что ноги твоей здесь больше не будет?

— Было такое, — признался Френк.

— А не мог бы ты напомнить мне о сути той клятвы, Френк Гамма-87-Ню-3-Пси, и почему ты её дал?

Температура в мнемоузлах Френка подскочила. Анаксеркс издевался над ним. Но выбора не было, придётся терпеть.

— Между нашими храмами возник спор.

— Метафора! И какая банальная. — Анаксеркс восстал с паланкина, его тело изогнулось под одеждой, как змеиное. Он склонил свою серебряную маску вниз, сверкнув ослепительными бликами Френку в лицо. — Я положусь на собственные воспоминания, безукоризненно чёткие. Ты заявился сюда и от лица своего хозяина потребовал от нас…

Во второй раз Френк уже не стерпел:

— Он мне не хозяин!

— Пусть будет «инквизитор»… — Лектор догм переспросила: — Как бишь его имя?

Ещё один факт, который они должны были сохранить в памяти чётко и ясно. Очередная попытка унизить.

— Инквизитор Сехен-кви.

— Ты больше ему не служишь? — заверещала Калисперида строчками цифр. — Ты возвращаешься в лоно Марса?

— Нет, — ответил Френк. — Как вам хорошо известно. Я здесь от его имени. Нет ничего необычного в том, что член Культа служит Инквизиции. Никакой нелояльности.

— Всё зависит от характера службы, срока и совершённых деяний, — заметил Анаксеркс. — Когда ты был здесь в последний раз, ты вышел из себя, потому что Аккатран не захотел ремонтировать какой-то инквизиторский карцер. Утверждал, якобы мы инноваторы и клятвопреступники, да? Не помню точную формулировку. Мы отправили отчёт на Зеран. — Анаксеркс подался вперёд. — Потребовали возмещения за оскорбление, которое ты нам нанёс. Рекомендую тебе продлить своё отсутствие на родине. Нам обещали, что к тебе применят санкции. — Его двоичный кант стал жёстче. — Это ты клятвопреступник, а не мы.

— И что вы ждёте от меня услышать? — ответил Френк. — Я опровергну ваши обвинения в нелояльности одним фактом. Здесь между мной и представителями вашего мира-кузницы было заключено соглашение по ремонту орбитали, и оно не было исполнено. В результате чего агенты Велизария Коула смогли забрать ценного ксеноса-узника из-под стражи Инквизиции с неизвестными целями.

— Соглашение было аннулировано из-за твоего инквизитора. Мы не получили обещанное вознаграждение, — пояснил Коварикс Сестерций. — Здесь тебе не благотворительное учреждение! Нет оплаты — нет услуги.

— Прекрасное отношение, когда Империум стоит на грани уничтожения и жизнь самого Омниссии на Терре под угрозой, — огрызнулся Френк. — Я считаю, что ответственность за достижения еретеха и тем самым содействие помыслам врага лежит на Аккатране. Коул представляет опасность для всех нас. Его труды нарушают миропорядок, а убеждения кощунственны.

— Это возмутительно! Ты говоришь о Первом Проводнике. Осторожнее, магос. У великого Коула здесь много сторонников.

— Тогда, no-видимому я могу сделать заключение, что он является авторитетом и для вас? Возможно, именно из-за его влияния орбиталь осталась в запущении, дабы способствовать его акту предательства?

— Ты зарываешься! — испустила волну Калисперида. — Эта встреча…

Анаксеркс проскрипел код прерывания, заглушив частоту её передатчика:

— Что за узник?

— Я не обязан предоставлять вам эту информацию, но в духе открытости и в надежде, что мы сможем работать вместе, расскажу, — ответил Френк. — Велизарий Коул похитил криптека некронов, которого держали в той тюрьме. Опасный автоматон, само существование которого оскорбляет Машинного бога. То есть очевидно, что Коул не только опасный инноватор, не уважающий традиции, но он ещё и плюёт на заповеди Святой троицы и, следовательно, является врагом человечества.

— Мне кажется, нам не стоит тебя слушать, — объявила Калисперида. — Ты в первую очередь спешишь служить Терре, а не Марсу. Какое нам дело до вражды между твоим хозяином и Первым Проводником?

— Коул не Первый Проводник, — возразил Френк.

— Вместо этого ты называешь его еретехом? — поинтересовался Сестерций. — Интересно. И смело.

— Тебе хватило мужества явиться сюда, — заметил Анаксеркс. Он повернулся к Сестерцию. Глаза обоих замерцали: техножрецы обменивались закрытой информацией. Серебряный лик Анаксеркса вновь обратился к Френку. — Мы с коллегами пришли к согласию. Попроси у нас прощения, и, возможно, мы сможем восстановить наши отношения. Новости, которые ты принёс, вызывают тревогу и заслуживают более тщательного рассмотрения.

— Прощения? — Обозначение резкого смеха перекрыло цифровой поток Френка. — Я пришёл не просить прощения. Я пришёл потребовать, чтобы вы не отвечали на зов архимагоса. — Он снова умолк и вытянул из-под своего чёрного одеяния крупный медальон в форме перечёркнутой литеры «I», увенчанной черепом. — По приказу Имперской Инквизиции.

— Ты не инквизитор, и здесь у Инквизиции почти нет полномочий, — возразил Анаксеркс. — Это феодальное владение Красной планеты, а не Терры. Если тебя так беспокоят рецидивистские наклонности Велизария Коула, то могу предложить подать заявку на место в Коллегиат Экстремис и продолжать свои расследования по более уместным каналам. Возможно, тогда твои речи будут иметь для нас хоть какой-то вес. А пока они легче гелия.

— В любом случае ты опоздал. Приглашение принято. Мы встретимся с Велизарием Коулом и выслушаем его просьбу, — сказал Сестерций. — Это священное решение синода Аккатрана в знак уважения к статусу уже упомянутого Первого Проводника.

— Я призываю вас изменить своё решение, — настаивал Френк. — Коул представляет опасность для всех нас.

— Это мы ещё посмотрим. Он не первый и не последний магос, кто вечно витает у границ модуса приличий. Но он добивается результатов. Он создал космодесантников-примарис, привнёс новые технологии и собрал немало священных СШК! — перечислил Сестерций.

— Он экспериментатор и богохульник! — объявила лектор догм.

— Тогда вы увидите, что он еретех, — сказал Френк.

— Одно из другого не следует, — возразила она. — Хотя подозреваю, что может иметь место.

— Советую соблюдать осторожность при трансляции следующих высказываний, магос Френк Гамма-87-Ню-3-Пси, — предупредил Сестерций.

— Тогда я попрошу вас снизойти и ответить мне вот на какой вопрос. Вы сами поддерживаете Коула? — послал сообщение Френк.

— Поддерживаю. И горжусь тем, что могу это сказать. — Сестерций посмотрел на Френка свысока. — Тебя мне опасаться нечего. Твои обвинения беспочвенны.

— Тогда поведайте мне, каковы же ваши намерения? — спросил Френк.

— С радостью, — ответил Анаксеркс. — Истинным служителям Машинного бога нечего скрывать, ибо истина — это lumens magnificans, который проливает ярчайший свет на Великий Труд. Синод созывает собрание. Я лично возглавлю демимакрокладу. Магна-контролёр Сестерций оценит ресурсную стоимость предложения Первого Проводника и предоставит соответствующие права прогнозирования. Я рассмотрю обоснованность военной помощи, которую он может запросить. Лектор догм Калисперида оценит чистоту его мотиваций. Остальное решать Машинному богу, как только Его оракулы получат все необходимые статистические данные.

— Вы знаете, чего хочет Коул? — спросил Френк.

— Нет. Как и ты, иначе тебя бы здесь не было. Зная Коула, я жду чего-нибудь театрального, — пояснил Сестерций. Он улыбнулся. — И жду с нетерпением. Это большая честь.

— Будете присутствовать только вы, великие иерофанты? Или кто-то ещё?

— Естественно. Этого требует статус Коула, — ответил Анаксеркс.

— Не просил ли он присутствия кого-нибудь конкретного?

Три аккатранца вновь переглянулись — ещё один короткий всплеск обмена закрытыми данными.

— Нам нечего скрывать. Он попросил о присутствии иерофанта-темпоралиса Иктина среди прочих из братства Хроналис. Иктин, однако, из них самый высокопоставленный.

— Иктин — знаток темпоральной инженерии. Ксенос, которого украл Коул, принадлежал к касте хрономантов. Это не может быть совпадением. Что он планирует?

— Как уже говорилось ранее, цели его приглашения нам неясны, — ответила Калисперида.

— Я уверен, это было сделано намеренно, — добавил Анаксеркс. — Мало что на свете остановить так же трудно, как любопытство магоса, стоит его только вызвать. Тебе ведь тоже любопытно. Я чувствую это в твоей трансляции.

— Тебя ждёт ещё много разочарований. До нас дошли вести от наших братских миров-кузниц Тигруса и Металики, — сказал Сестерций. — Они также намерены заслушать петицию Коула. Мы не одиноки. Ты на позиции меньшинства.

— Не будьте так уверены. Они не единственные миры-кузницы, к которым обращался Коул, — возразил Френк.

Сестерций и Анаксеркс перекинулись друг с другом вопросительной инфоговоркой.

— У Сехен-кви прекрасная сеть информаторов, — добавил Френк, — даже среди нас, истинно верующих, которые всецело признают единство человечества и верховенство Омниссии.

— Мы не застрахованы от шпионов, это верно, — призналась Калисперида.

— Могу открыть тайну, что ещё три мира-кузницы Коулу категорически отказали. Интересно, вам не кажется, что лучше всего у него выходит договориться с мирами-кузницами, наиболее тесно связанными с владениями примарха?

— Чепуха! — отмахнулся Анаксеркс. — Он обращается к тем, кто поближе, только и всего.

— Сомневаюсь. Я считаю, что он выбирает лишь тех, кто связан с Ультрамаром, поскольку они отнесутся к его просьбе с большим сочувствием. Возможно, вы не настолько независимы, как вам кажется.

— Твои трансляции здесь не найдут отклика, магос Гамма, нас не переубедить, — отрезал Анаксеркс.

— Пожалуй, что нет. Ладно. — Френк поклонился. — Увидимся на Понтус-Авернесе.

— Тебя пригласили на встречу? — поинтересовался Сестерций.

— Нет. Но ни вы, ни он не сможете помешать мне принять в ней участие. У значка, который я ношу по приказу инквизитора Сехен-кви, больше власти, чем вы готовы признать. Благодарю за уделённое время. Уверен, что, как только вы встретитесь с Коулом и выслушаете все те святотатства, что он предлагает, ваше мнение изменится, и тогда я буду по-прежнему открыт к диалогу, если вы захотите помешать его безумствам. Могу только молить бога, чтобы вы прислушались к словам вашего лектора догм. — Он снова поклонился. — Да славится мудрость Машинного бога.

— Познавая Его таинства, мы совершенствуемся и, следовательно, приходим к пониманию, — передала Калисперида.

— А пока можешь возвращаться к своему инквизитору, — произнёс Анаксеркс на готике. Его голос звучал настоящей музыкой.

Френк откланялся и, когда уходил, постарался, чтобы его гнев не проявился ни в походке, ни в осанке, ни в цифровых излучениях.

Встреча заняла двенадцать целых две десятых секунды.

ГЛАВА ШЕСТАЯ. ЕЩЁ ДО ТОГО

Байл потянул за цепь, которая поднимала люльку из морозильного чана. С поверхности кипящего металона поднимался стягивающий кожу пар. Из глубины лился прерывистый свет, мерцающий с такой частотой, что болели глаза.

— Простите за дерзкий вопрос, мой господин, но вы уверены, что это безопасно?

Байл вытащил люльку до конца, толкнул её вдоль потолочного рельса, чтобы та отодвинулась от чана, взялся за верхний конец и рывком привёл её в вертикальное положение.

— Создатель?

Байл усмехнулся, глядя на озабоченное выражение лица Портер.

— Под словом «безопасно», я думаю, ты хотела сказать «необходимо». — Он забрался в люльку и лёг спиной на железную решётку. Холодный металл жёг обнажённую кожу. — Я не полезу в чан, пока не понадобится. Оборудование для анабиоза — мера предосторожности, а не необходимость. — Он устроился поудобнее. — Поехали. Нижние ремни. — Портер притянула его лодыжки к решётке. Привязи для рук остались висеть. Руки ему понадобятся.

— Подай лазерный скальпель, — велел он.

Портер послушно взяла инструмент из стального почкообразного лотка на столе. Лоток блестел как зеркало, и его безупречность казалась неуместной в грязной камере. Когда-то давно Байл держал здесь отборные экземпляры одной породы ксеносов в мгновенной заморозке. Комнатой перестали пользоваться, поскольку его интересы сместились в другую область. И заброшенность просто бросалась в глаза. Стекло резервуара обжила холодолюбивая плесень, металлические стены шелушились от ржавчины. Из десятка забранных решёткой люменов целым остался один, да и на том накопилось столько грязи, что свет едва пробивался наружу.

Байл взял скальпель и включил его нажатием пальца. Вокруг кончика сфокусировалось короткое лезвие из когерентных лучей. В его свете он увидел своё отражение в грязном стекле. Резкое свечение скальпеля придало его чертам оттенки чёрного и актинично-синего. В неровном стекле второго чана отражение искажалось. Каждая оспина казалась огромным кратером, каждая морщина — горным хребтом. Он был стар и выглядел старым. Терзая себя, он поднёс скальпель поближе к лицу, чтобы лучше видеть.

Тела Байла больше не служили подолгу. Хотя под кожей перекатывались вздутые трансчеловеческие мышцы, сама она была бледной, обвисшей, припухлой вокруг интерфейсных портов и неприятно блестела от постоянного липкого пота, точно кусок мяса, который вот-вот испортится. Чёрный панцирь, темневший под поверхностью, создавал впечатление не силы, а увядания. Все его клоны обладали светлой шевелюрой, но у этого последнего вместилища уже не осталось ничего, кроме нескольких сальных прядей. Глаза ввалились, глазницы темнели нездоровой синевой, которая в резком свете лазера казалась похоронным гримом. Зубы стали серыми, прозрачными, напрочь отталкивающими.

Воспоминание, пришедшее в пустыне, всплыло снова, разбуженное чувством отвращения к самому себе. Он знал, что его органы начинают портиться, что скоро запах гнили будет преследовать его повсюду, приторно-сладкий и всеподавляющий. Была здесь какая-то связь. Вот только с чем?

Подумать только, а ведь его генный отец был так одержим совершенством. От одного этого можно живот надорвать со смеху.

Он заставил себя посмотреть отражению в глаза. Гони эти мысли прочь, велел он себе. Плоть — ничто. Воля — всё.

— Портер, запускай машины, — распорядился Байл и поднял скальпель.

Он сделал надрез вокруг головы. Запахло жареным мясом. Вниз от виска, огибая ухо, снова вверх к затылку и заканчивая пониже макушки. Лазер прижёг кожу, но не везде, и тонкая струйка крови, которая сочилась из-под обожжённой плоти, превратилась в настоящий ручей, когда он выронил скальпель, — тот звякнул об пол, — всунул пальцы под край кожи и потянул.

Скальп отделился от черепа, словно кожура какого-то белого твёрдого фрукта. Байл оставил его висеть, точно снятую шляпу, соединённую с кожей только вокруг лба. Жгло — просто жуть. Он разделил ощущения на отдельные части, пытаясь избавиться от боли.

И всё же её оставалось достаточно, чтобы заставить его зашипеть. Портер, наклонясь, выуживала скальпель.

— Дрель, быстро!

Портер положила скальпель обратно в лоток и взялась за дрель. Байл выхватил инструмент у неё из рук, уткнул острый кончик себе в череп и нажал на спусковой крючок.

Завизжало сверло. Стружки, розовые от жизненных соков, взлетали и сыпались вниз. К запаху жареного мяса прибавилась вонь палёной кости.

Кончик дёрнулся, пройдя насквозь. Он едва успел его остановить, не дав дойти до мозга. Всё начинало валиться из рук. Это тело, считай, почти износилось.

— Аппарат! — рявкнул он. Боль начинала мешать.

Портер двигалась быстро, но без спешки, её действия были точно скоординированы: она сняла с крючка наголовник, висевший на стойке, размотала кабель, подключённый к задней части, и аккуратно надела устройство на Байла, одновременно подгоняя ремешки. К наголовнику крепился длинный зонд, удерживаемый во втянутом положении. Байл снова зашипел, когда женщина совместила зонд с отверстием в черепе, оттянув и закрепив липкой лентой кожу головы, чтобы не мешала.

— Простите, создатель, — извинилась она.

— Поторопись! — велел Байл.

Портер закончила застёгивать наголовник. Байл уже начал чувствовать дурноту: ещё один признак того, что это тело выдохлось. Вскрытие себя подобным образом не должно было спровоцировать такое проявление слабости. Портер пристегнула его руки, затем шею. Байл попытался заговорить, но язык уже не слушался. Услышав звуки, которые ему удалось издать, Портер обеспокоенно взглянула на хозяина. Пожалуй, он просверлил чересчур глубоко.

Когда она перевела решётку в горизонтальное положение, трансчеловеческие способности Байла включились в борьбу, и он отчасти восстановил контроль над телом.

— Повесь меня над чаном, быстро. При любых признаках нестабильности опускай меня в металон и активируй процесс гибернации, затем найди Петроса, пусть выпускает моё следующее тело. Как начать перенос сознания, ты знаешь.

— Да, мой создатель. — Портер дотолкала люльку до чана. Она явно хотела его о чём-то спросить. Он ничего не сказал. Пусть сама решится. Байл не станет ей приказывать или давать разрешение. Ей нужно преодолеть свой страх перед ним. Любопытство следует поощрять. Дети должны избавиться от привычки цепляться за родителей, иначе ничего не выйдет.

Портер его не разочаровала:

— Что вы вспомнили там, на… на… Как называлась та планета, хозяин?

— Если у того места когда-то и было название, его уже никто не помнит, — сказал Байл. — Но ландшафт там до жути похож на тот, что я видел на Терре в своё время, ещё до всего… этого. Ещё во Время Чудес, как его называют эти дураки. Ты не видела Терру, Портер, но даже если бы видела, то, пожалуй, не заметила бы сходства. Там есть горы. Те, что я вспомнил, взирали сверху на равнины Центральной Азии, и пустыня — вот она-то и вызвала у меня воспоминание.

— Пустыня?

— Терра — это труп. Старая Земля начинала живой и полной сил, но в моё время она по большей части уже умерла, а сейчас, полагаю, сгнила ещё больше, разрушенная идиотией людей. Те горы тысячелетиями опустошала война. Просторы песка, грязный воздух, отсутствие растительности — всё так похоже. Да, та планета напомнила мне Терру. Любопытно, как она сумела пробудить давно забытые воспоминания. Да, очень любопытно. — Он помолчал. — Но это всё, что я успел вспомнить. Там, в глубине, есть что-то ещё. И для меня это большая ценность. Для меня, который забыл столь многое.

— Но, мой создатель, ведь вы совершенны.

— Я не бог, Портер, хотя и создал тебя. Я всего лишь человек с целью, и надеюсь прожить достаточно долго, чтобы увидеть, как эта цель будет достигнута. Каждый раз, когда я вселяюсь в клон, ещё одна частичка меня исчезает навсегда. Когда всплывает что-то, не оставшееся в памяти, его нельзя отпускать. Зонд, — он закатил глаза, указывая на невральный шип, — будет стимулировать мои центры памяти. Это воспоминание где-то здесь, вертится у меня в голове. Зонд вытащит его на свет.

— Будет больно, мой создатель. Вы можете умереть.

— Да, да, но это не проблема, — ответил он, затем откинулся назад, обратив лицо к потолку. Аппарат тянул голову вбок. — Я готов. Крути зажимы. Мне нельзя двигать головой, пока вставлен зонд.

Портер осторожно подалась вперёд, стараясь не качнуть люльку, и стала вертеть крыльчатки болтов, чтобы штифты с резьбой зафиксировали голову Байла неподвижно. Она закрутила их идеально, не слишком туго и не слишком свободно.

— Я буду говорить всё время, — предупредил он. — Это важно, чтобы ты знала, что мозг не повреждён. Запоминай всё, что я говорю, на случай, если процедура убьёт это тело. Если убьёт, то я не смогу вспомнить, что мы обнаружили, когда воплощусь в следующий раз.

Она кивнула, затем прикусила губу своими режущими пластинками. Новые Люди никогда не нервничали. Странно было видеть одного из них таким.

— Ты помнишь последовательность активации?

— Конечно, мой создатель.

— Тогда приступай, — скомандовал он.

Портер подошла к пульту, привинченному к стене. Байл закрыл глаза. Он услышал щелчки нажимаемых кнопок, тихое гудение нарастающей мощности, затем ожидаемый, но всё-таки неожиданный тычок зонда, когда тот скользнул в мягкую массу внутри черепа. Кончик устройства едва коснулся «я» этой его сущности, затем выпустил сотню микроволоконец, которые внедрились в разные точки мозга. Он ощущал вспышки, жужжащее покалывание и фантомные запахи, пока проводки стыковались с его нейронной архитектурой.

— Вы готовы, мой создатель?

— Да! — выдавил Байл сквозь стиснутые зубы. Дискомфорт оказался сильнее, чем ожидалось. — Начинай!

Портер щёлкнула выключателем. Он услышал, как замкнулись контакты. Сверкнула вспышка, точно зарница молнии в самую чёрную из ночей. Затем ничего.

Он оказался где-то в другом месте.

Вибрации от доспехов — вот что он ощутил сначала. На другой частоте, чем от брони, что он носит сейчас, но тем не менее знакомые.

— Мои первые боевые латы, — произносит он вслух.

«Создатель?»

— Портер, это ты? — Его голос откликается где-то, возможно, это вообще не его голос, а голос какой-то вероятности, варианта будущего.

«Да, мой создатель. Где вы?»

Байл открывает глаза. Поле зрения искажено, не соответствует телу, в котором он частично обитает. Байл понимает, что он некий призрак, призрак будущего, едва связанный со своим прошлым. Когда он поворачивает голову, древний Фабий Байл…

Нет, не Фабий Байл, а брат Фабий.

…продолжает смотреть вперёд, и Байл обнаруживает, что смотрит через боковую часть шлема, который тот носит. Это дезориентирует так сильно, что вызывает тошноту. Он чувствует смутные, отдалённые ощущения спазма мышц и скрежета зубов. От кого они исходят, от его будущего «я» или от прошлого, понять невозможно. Он завис между ними.

«Создатель?»

— Не волнуйся, Портер. Всё нормально. Я на посадочной площадке высоко в горах, — говорит Байл. Панорама резко меняется. Зрение выравнивается, но он чувствует, как ткань восприятия истончается. Надолго его не хватит.

— Я со своими прежними братьями. Я помню! Нас было двадцать избранных, ещё до Проксимы, до того, как селениты отравили наш генофонд. До того, как Фулгрим, предательство и грязные амбиции привели человечество к краю пропасти. Двадцать человек, чьи имена я забыл, хотя когда-то знал и любил их как родных. Кто бы мог поверить!

Они там, рядом с ним, выстроились в две шеренги. Он посередине, легионер, без звания, без чина, один из тысяч, но он горд, он воин Детей Императора. Он чувствует эмоции брата Фабия, как рябь волн, набегающих одна на другую. Волны «я», встречаясь, плещут выше. Эффект тревожный.

— Я помню, — говорит он, и его охватывает печаль. — Это были времена, дитя моё, когда я ещё не был Фабием Байлом, и моим единственным желанием было служить Императору.

За спиной слышится блеяние. Байл оборачивается. В воздухе реет стая призраков. Они расплываются и скачут с места на место. Кажется, их немного, но, пока он смотрит, группа разрастается в толпу, а затем и в сонмище. Тысячи монстров, созданных им: Новые Люди, гибриды, же́лезовые гончие, зверолюди, воины-биоконструкции и замученные невинные, сшитые воедино в башнях гемункулов. Есть даже несколько первых неудачных плодов его гения, крохотных созданий, которых он резал и переделывал в детстве. Все смотрят на него обвиняющими глазами. Они кричат и воют, хотя их вопли слышатся приглушённо, как шум битвы, доносящийся издалека.

— Портер? — спрашивает Байл. Она стоит во главе толпы, за ней возвышается Брутус. Оба смотрят с нескрываемой ненавистью. — Что ты здесь делаешь?

«Меня там нет. Я рядом с вами. Пожалуйста, хозяин, разрешите мне всё прекратить. Ваши биопоказатели нестабильны».

Её голос раскатывается по небосклону.

— Нет-нет, — говорит он. — Пусть послушают, если хотят.

«Кто? — спрашивает Портер. Но её слова, хоть и громкие, не достигают Байла. — Вы бредите».

Байл не замечает её.

— Так внемлите же, — говорит он, обращаясь к призракам, понимая, что находится во власти безумия. — Это происходит очень давно, — говорит он громче, чтобы призраки тоже услышали. — Мы с братьями ждём в двух шеренгах по десять человек. Тепло от двигателей нашего транспорта уходит быстро. — Он прерывисто вздыхает, переживая ощущения того момента. — Холод такой, что чувствуется даже через броню. Но мы всё равно стоим и ждём.

Он смотрит вдоль строя, на воинов в пурпурном и золотом. Два знаменосца стоят по краям передней шеренги, удерживая хлопающие на ветру шёлковые полотнища.

— Мы носим знаки благородных европцев, из чьих домов был набран Легион. Моего народа!

Он замечает голые нагрудные пластины. Аквила появится позже, а её осквернение — ещё позже.

— Это самые первые дни! — спешит он ответить на вопрос, который Портер не задавала.

«Хозяин, создатель, вы живы? Создатель!»

Голос Портер теперь слышен еле-еле, как шёпот, он разносится с шумом ветра у скал. Небо чернеет, но не в том месте и не в то время, где ждёт брат Фабий. В этих тёмных пространствах ощущаются прорехи, как в сгоревших фрагментах пластековой плёнки. Призраки будущего мелькают над ними, и там, где их нет, он чувствует жестокий взгляд порочных тварей.

— С посадочной площадки ведёт единственный выход, высеченный на земном челе. Дверь из пластали цвета могилы, цвета конца. Это дверь в подземный мир.

Солнце с трудом пробивается сквозь дымку на небе. Вдалеке дюны взбираются на остов древнего города. Чёрные точки на небосводе — моменты времени, разбросанные на тысячи лет, — ведут к иным забытым событиям.

— Мы ждём неподвижно, лишь пыль красит наши доспехи. Я погружаюсь в медитацию. Открывающаяся дверь заставляет меня вздрогнуть. Наружу вырывается нагнетаемый воздух. Появляются мужчины и женщины. Обычные люди со всех уголков Солнечной системы, со всеми чертами тех дней. Их объединяет бледность кожи, эти люди живут вдали от света. Они выходят гурьбой. Они не военные, но тоже служат Императору — об этом говорят их значки единства. Учёные. В наши дни все думают о слугах Императора как о воинах, но Его самым мощным инструментом была наука, а Его самые великие служители никогда не брали в руки оружия. В некотором смысле я Его наследник. Ты знала об этом, Портер?

«Нет, создатель, — отвечает Портер. Она говорит с земли, в едва уловимом движении камня. Её голос звучит спокойнее. — Продолжайте говорить. Когда вы говорите, ваши показатели стабилизируются».

— Не переживай, — говорит он. — Через минуту я встречусь с их главным. Он вот-вот выйдет из двери. Его зовут директор Седейн. Это знаменательный день.

Конечно же, Седейн появляется. Плащ вздувается у него за спиной, распахиваясь на груди и демонстрируя знаки отличия. Пара защитных очков закрывает его глаза от света и песка.

— Он стар для смертного и вынужден пользоваться тростью для ходьбы, но, несмотря на скованность движений, шагает он целеустремлённо и гордо, — говорит Байл. — Он не слаб. Я слишком неопытен, чтобы это осознать. Я вижу только физическую слабость. Я ошибаюсь.

Байл смотрит глазами брата Фабия, в равной степени встревоженный и заинтригованный тем, что почти не чувствует родства со своим древним «я». Седейн становится перед ними, его руки сжимают набалдашник трости.

— Он говорит, — произносит Байл. — Он говорит: «Воины Третьего легиона, мы — двадцать вторая научная группа». — Байл слышит слова Седейна через огромную пропасть, в то время как сзади по-прежнему вопят разъярённые призраки. — У него сильный голос. Я так в нём ошибался! Он говорит: «Я директор Иезекииль Седейн. Руководитель двадцать второй группы. В течение многих лет для нас было честью работать над вашим появлением. Теперь вы существуете, и весьма наглядно». Он указывает на нас. В его жесте проглядывает что-то собственническое. Он гордится проделанной работой, — продолжает Байл. — Директор говорит: «Ваше присутствие здесь доказывает, что мы добились успеха, и всё же наш труд ещё не закончен».

Седейн расхаживает взад и вперёд перед строем нас, постлюдей. Мы нависаем над ним, хотя он высокий — был высоким — для смертного. Макушка его головы доходит только до нижнего края наших шлемов, а наши тела намного массивнее, чем у него. И всё же он не выказывает никакого страха. Мы его не пугаем. — Вися над своим чаном, Байл хихикает. — Он поучает нас. «Император поставил перед нами новую задачу, — говорит Седейн. — В своих легионах Он издал указ, согласно которому часть Его воинов должна получить полное представление о физиологии космодесантников». — А, сейчас будет драматическая пауза, — предупреждает Байл. — Седейн останавливается, опирается на трость и обводит взглядом строй. Теперь он заговаривает снова. «Вы станете апотекариями, первыми блюстителями тела. Следующие девять месяцев вы будете трудиться под моим началом. Эти люди будут вас наставлять. Вы будете учиться у тех, кто создавал вас. Мы в определённом смысле ваши отцы и матери».

Седейн улыбается. Тонкие губы растягиваются над крупными жёлтыми зубами. Этот человек отвратительно стар. Мы были идеальными, а он нет. Он вызывал у меня отвращение. Мне многому предстояло научиться.

«Когда ваше обучение завершится, — произносит Байл, продолжая пересказывать слова директора, — вы вернётесь в свой легион и будете обучать других таких же, как вы. Только вам мы вручим свои знания напрямую. Ваш священный долг — передать их дальше. Это честь для вас — стать первыми в своём роде». — Байл умолкает. — Он снова делает паузу, так впечатлён собственной речью. Седейн вновь принимается шагать вдоль строя.

«Вас тщательно отбирали, — говорит он. Теперь я припоминаю, что он любил поговорить. — Все вы уже имеете некоторый опыт в искусстве медике или выказали талант или интерес к военной медицине. — Седейн останавливается передо мной. — У некоторых из вас больше опыта, чем у других», — говорит он мне в лицо. Директор смотрит на меня так пристально, что у меня появляется первый проблеск сомнения, и я задаю себе вопрос, не знает ли старик о тератологиях^[5] моей юности. Я думал, что он слабый! Ощущаю страх своего более молодого «я». Вот кто действительно слабый. Седейн всматривается в линзы моего шлема. Он бы ничего не смог увидеть, но я чувствую, как его пристальный взгляд впивается в мои глаза, и моему молодому «я» это кажется весьма неприятным. Я радуюсь, когда директор уходит дальше.

«Вы станете хирургами, докторами, гарантами будущего вашего легиона, ибо на вас ляжет обязанность выискивать в своих товарищах отклонения от нормы и готовить следующее поколение к войне. — Он останавливается у двери, среди своих людей. — В некотором смысле вы сами станете отцами, единственным доступным вам способом». — И снова он одаривает нас своей отвратительной улыбкой.

Речи Байла и Седейна заходят друг на друга, так что даже он не уверен, чьи это слова. Байл уже не понимает, сам ли их произносит, или брат Фабий, или же он пересказывает их Портер. Прорехи в небе становятся шире. Призраки буйствуют яростнее. Угроза потерять себя распахивается широко вокруг, гигантская пасть готова вот-вот захлопнуться.

— Науки, на которые мы будем вас натаскивать, дадутся нелегко даже вам. Кто-то из вас не преуспеет. Вернётесь ли вы в свой легион с новой целью или отправитесь обратно на передовую, буду решать не я, а вы и ваши старания. Тех же, кто решит преуспеть, ждёт целый мир новых чудес!

Небеса разверзаются. Тьма движется загадочными потоками. Твари следят за ним полными ненависти глазами. Мир морщится, горит, съёживается сам по себе, пока не остаётся только Седейн, размахивающий своей тростью, как какой-нибудь хозяин аттракциона из захолустного мира.

Облик директора двоится. Он мерцает, и Байл видит, как образ Велизария Коула накладывается на старика, и теперь говорит архимагос:

— Так войдите же в наши пенаты и будьте готовы узнать тайны самого Императора!

Тот мир — это дверь, та дверь — это мир.

Она открывается, и оттуда бьёт шквал воплей.

Байл вопит вместе с ними.

На него набрасывается сонмище тварей, которых ему ещё предстоит создать.

Коул смеётся.

Снова наступает темнота.

Когда Байл пришёл в себя, оказалось, что он бьётся в путах, а Портер всё ещё извлекает зонд из его мозга. Если бы он мыслил более ясно, то заметил бы, как она напугана. Голова его по-прежнему была крепко зафиксирована — иначе он бы давно умер, — но сейчас все эти вещи проходили мимо него. Он ощущал только зудящее вторжение нанопроводков в мозг и липкие касания мертвецов.

Нейроинтерфейс пропищал трижды. Проводки были готовы втянуться.

Байл взревел. Застонало железо. Левая рука вырвалась на свободу. Он бешено замахал ею, оттолкнув Портер от люльки над чаном. Он зашлёпал по другой привязи. Винты, удерживающие голову, дёргали кожу.

— Погодите, создатель! — закричала Портер.

Она уклонилась от мечущегося кулака, поймала и отвела ещё один удар. Портер легко могла бы сломать ему руку, но вместо этого готова была погрузиться в металон, лишь бы не причинить ему боль.

Она ткнула последнюю кнопку на пульте.

Машина издала череду звуков, и проводки, визжа, смотались на десяток крохотных катушечек. Кусочки тканей собирались вокруг отверстий по мере того, как проводки очищались при втягивании. У Байла случился обширный приступ эпилепсии, тело свело судорогой. Он ощутил, что вот-вот подавится собственным языком. По чувствам ударило цветом и звуком. Прохладный поцелуй безыгольного шприца в шею облегчил его страдания, и он обмяк.

— Создатель, создатель, мой создатель! — шептала Портер. Он почувствовал её руки у себя на голове, как они возвращают кожу на место, затем на лбу — вытирают пот.

— Живой я, живой, — отозвался Байл, дивясь слабости собственного голоса. — Перестань меня лапать и отвяжи.

— Конечно, — заторопилась Портер. Она повозилась с ремнями, затем схватилась за цепь, чтобы отодвинуть люльку от анабиозного чана. Хлопнув по кнопке, женщина закрыла чан, прежде чем поднять люльку вертикально. Байл вывалился прямо на Портер, и она помогла перенести его трансчеловеческое тело на сиденье.

— Что произошло? — спросила Портер. Она передала ему укрепляющее питьё. Байл быстро проглотил его, и тело загудело, жадно впитывая полезные элементы и витамины, сожжённые лихорадкой.

— Сколько ты услышала?

— Очень многое, мой господин, но большую часть понять не смогла. Я не разобрала, вы сами говорили или пересказывали слова другого человека.

— Тогда вкратце изложу суть. Я вспомнил давние времена, тот день, когда меня избрали стать апотекарием. Я встретил одного из тех людей, кто будет учить меня.

— Седейна?

— Да.

— Там была какая-то дверь. Дверь в подземный мир! — сказала она, распахнув от удивления глаза, хотя на этапе проектирования он исключил у своих Новых Людей всякую тягу к религии.

— Да. Дверь в подземный мир открылась, и мы вошли внутрь. И тут моя память обрывается, точно испорченный вид-фрагмент. — Он издал короткий смешок. — Теперь я смутно припоминаю Седейна. За время обучения я встречал его всего пару раз, но эти встречи произвели на меня впечатление. Удивительно заново испытать всё это. Столько воспоминаний утеряно. Пережить что-то из столь давнего прошлого и так ясно, прямо сейчас…

Он замолчал. Его глаза закрылись.

— Мой создатель? — позвала Портер.

— Я кое-что видел. Я видел чётко и ясно, как образ Коула наложился на Седейна.

Он пощупал лоскут кожи на голове. Кровь уже свернулась. Значит, хотя бы Ларрамановы клетки ещё работают. Обычно они сдавали первыми, когда клонов начинала пожирать гниль.

— Почему? — спросила она.

Байл глубоко вздохнул. Боль стихала, но он был бы рад, чтобы хирургеон поскорее вернулся к нему и напоил своим животворящим ихором.

— Когда-то очень давно я слышал одну историю про Коула — про то, что он не один человек, а несколько. Что он был учеником какого-то магоса или кого-то ещё, постигшего секреты переноса души, и использовал это знание, запретное, естественно, для того чтобы сделать себя больше.

— Я не понимаю.

— Возможно ли такое, что Коул и Седейн — это одно и то же лицо? — спросил Байл. — Вот что интересно. Я не знаю Коула, но я знаком с Седейном. Если дело обстоит так, то это даёт нам преимущество. Вопрос лишь в том, откуда пришла эта подсказка?

— Совпадение? Вы верите в совпадения, создатель?

Байл фыркнул.

— Конечно, верю, Портер. Все, кто видит мистический смысл в случайностях, — суеверные глупцы. Просто одни вещи происходят единовременно с другими вещами. Такова природа реальности. Но я всё равно с подозрением отношусь к совпадениям. События можно подстроить. Воспоминания можно надиктовать.

— Возможно, дело во вратах альдари, мой создатель, — сказала она. — В том мёртвом мире.

Ах, умница, умница Портер.

— Возможно, — согласился он. — Кто-то или что-то могло попытаться послать мне сообщение. Что-нибудь не такое заумное тоже бы отлично подошло. Письмо, к примеру. — Байл ухмыльнулся. Портер продолжала смотреть, никак не реагируя. У него мелькнула мысль, что напрасно он, наверное, исключал чувство юмора у своих творений.

— Так могло быть гораздо эффективнее, мой создатель, — предположила она.

— Я не одобряю тех, кто любит копаться в сознании других людей, но нельзя исключать и вмешательства так называемых богов, пытающихся снова заставить меня плясать под их дудку. — Он поджал губы. — Но всё же, каков бы ни был его источник, воспоминание оказалось полным, всё это происходило, и я знал Седейна. Я знал его. Он был целеустремлённым, властным, но в то же время по-отечески заботливым… И он был горд, слишком горд, чтобы добровольно отказаться от своих трудов. Он использовал знания в собственных целях, что заставляет меня задуматься: а если бы у Седейна был Сангпримус Портум, что бы он с ним сделал? — Он прервался. — То создание Коула, воин…

Он умолк, задумавшись.

— А что с ним?

— У меня есть идея, — проговорил Байл, но больше ничего не сказал.

— Воспоминание исчезает, мой создатель?

— Исчезает, — ответил Байл. — Может быть, я даже прощу тех, кто повинен в этой интерлюдии: они устроили прекрасное развлечение. Меня теперь так тяжело удивить. И всё же неплохо бы усилить бдительность. Мне не нравится, когда меня используют.

На потолке зашипели вокс-динамики. Удивительно, что они вообще работали. «Везалий» не чинился веками.

— Господин Байл, прошу прощения, что прерываю, но мы приближаемся к месту назначения. Выход из варпа прогнозируется в течение трёх часов.

— Тогда отдайте приказ, когда придет время. Я готов вернуться в материум по вашему усмотрению.

— Как пожелаете, мой господин.

Вокс отключился.

— Будем решать дела по очереди, — сказал Байл. — Гордренвель ждёт. Нужно подготовиться. Сначала давай-ка разберёмся с этим.

Байл крепко прижал лоскут к голове и поморщился.

Портер принесла медицинский степлер, встала на железный ящик и аккуратно пришпилила кожу на место.

Байл, пока его зашивали, вздохнул и велел:

— Портер, вызови Брутуса. Вы оба будете сопровождать меня. Я не пойду в логово этого психа один.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ. НЕПРОСТОЙ ГОСТЬ

Они играли в Большом архиве некронов Коула, потому что именно там архимагос разместил своего гостя. Десятки награбленных артефактов излучали неоново-зелёное сияние. В таком освещении то, что осталось от древней кожи Коула, выглядело особенно болезненным, но среди присутствующих всё равно не было никого, кто не считал бы плоть самой отвратительной слабостью. Между ним и его противником тикали простые заводные часы. На заднем плане звучали текучие аккорды Бака, пронося вычурную торжественность сквозь тысячелетия. Ни один посторонний звук не прерывал жужжание древней техники.

Коул и его гость начали с регицида на одной доске. Посчитав, что для обоих игроков это слишком просто, они перешли к двум, затем к трём, семи и в итоге остановились на двадцати одной. Увеличение количества досок выбиралось не совсем произвольно: Велизарий Коул питал слабость к простым и полупростым числам. По мере того как они играли, процесс усложнялся — Коул вводил всё новые вариации, изобретённые за долгую историю регицида, пока соперники не освоили их все. Тогда архимагос принялся импровизировать, и они отказались от досок совсем.

Финальная итерация получилась весьма своеобразной и потенциально смертельной.

Рой переподчинённых скарабеев висел в воздухе между Коулом и его гостем, каждый жук представлял собой одну из фигур регицида. Круглая доска была нарисована изящной сеткой лазеров — тонких, как волос, и ярких. Игра выглядела стандартной. Никаких фигур в капюшонах, никакого теллессийского варианта с его внезапными изменениями стратегии и дополнительной колодой карт, никаких джокеров-дивинитархов или выбранных игроком фигур примархов, каждая из которых ходит по-своему. Однако игра только казалась стандартной, и изюминка, добавленная Коулом, превзошла всё, что понавыдумывали за тысячи лет.

— Правила этого варианта просты, — объяснил Коул. — Мы по очереди выбираем фигуру, как обычно. Разница заключается в контроле. Нам не разрешается просто двигать их по своему усмотрению. Все фигуры этого регицида — артефакты вашей безбожной империи. Я буду доказывать своё превосходство, сражаясь с тобой за контроль над скарабеями. Выигрываешь контроль — можешь передвинуть свою фигуру, проигрываешь контроль — не можешь и теряешь ход. А то и что поважнее…

Архимагос издал негромкий смешок.

Для игры Коул выбрал себе следующие черты личности: любезность, миролюбие, жизнерадостность. Для его соперника ни одно из этих чувств не значило ничего. Стороны характера противника оставались незыблемыми, как адамантий, и произрастали в основном из древа ненависти. Любезность Коула нисколько не влияла на поведение оппонента. Ненависти ненавистна любезность, поскольку ненависти ненавистно всё. Но Коул подбирал настроение не ради оппонента. Такая эмоциональная палитра позволяла лично ему прекрасно себя чувствовать. А это главное.

— Бессмысленно, — пророкотал его противник. Коул разбудил его, открыв крышку саркофага и выставив на всеобщее обозрение это огромное и устрашающее скелетообразное существо — криптека некронов из ордена хрономантов. Криптеку было много миллионов лет, его создали с помощью проклятых технологий. Отпрыск расы господ, некогда владевших Галактикой, странно располагал к себе, ибо Коул с большим удивлением обнаружил, что это существо из металла и злобы считает себя женщиной.

— Примитивно, — добавила она.

Вздорная, несмотря на всё вышеперечисленное.

Единственное око, как у циклопа, смотрело с лица, напоминающего череп, такого же властного, как в тот день, когда его изготовили. Металл с виду походил на старинную сталь, но от стали отличался так же сильно, как алмаз от железа. Металл криптека украшали медные детали, толще всего на щеках и намёке на корону, торчащую надо лбом. На затылке болтался пучок кабелей, похожих на волосы. Хотя провода казались частью машины, их совсем недавно приделал сам Коул. С помощью этих устройств магос мог одним усилием мысли отключить ксеноса. Криптеку это не нравилось. Как не нравились ей узы, свитые из зелёной энергии, — довольно издевательская адаптация собственной технологии некронов, — которые сковывали пленнице руки, талию и ноги внутри саркофага. Сияние той же древней энергии в воздухе между Коулом и криптеком обозначало границу сдерживающего поля. Коул был осторожен, несмотря на свой тщательно культивируемый бесшабашный вид. Если она освободит свои конечности, то не сможет пройти поле. Если пройдёт и поле, то ещё останется мысленная клетка.

— Нy же, эта версия, кажется, нам подходит, — убеждал архимагос. — Лёгкая угроза смерти делает её просто идеальной. Наши силы равны, тебе так не кажется? Случиться может всё что угодно.

— Ходи. Покончим с этой глупостью, и я усну.

— Как мило, — ответил Коул. Он приложил усилие воли к своей первой фигуре, используя хитрые пути через ноосферу корабля, чтобы ввести гостью в заблуждение. Криптек разнюхал следы, оставленные данными, и последовала короткая битва внутри логических цепочек первого скарабея, изображающего одного из храмовников Коула. Ничто, кроме слабого сгущения электромагнитных полей в комнате, не выдавало этой борьбы, но она вышла одновременно эпичной и молниеносной. Раздался хлопок, послышался запах перегоревших квантовых цепей, единственный глаз скарабея погас, и жук рухнул вниз, с лязгом ударившись о землю.

— Прекрасно сыграно, — заметил Коул.

Магос сохранял нейтральное выражение лица, пока велась эта символическая война. Он не хотел, чтобы противник что-нибудь заметил. Некрон научился ловко читать по лицу. В любом случае Коул чувствовал себя кротким и спокойным. Нейтральное выражение лица соответствовало его настроению. Вероятно, из-за настроек любезности. Ему это нравилось — выглядеть кротким и спокойным.

А вот криптек никогда и ни за что не смог бы выглядеть кротким. Его лицо было нарочно сконструировано так, чтобы наводить ужас. Удивительно, как образы смерти проходят через разные культуры ксеносов — все эти черепа, чернота, сельскохозяйственные орудия. Криптек вызывал ассоциации с подобными вещами. Коул находил это чрезвычайно занимательным.

— Ты слаб. Ты проиграешь. — У существа был странно модулированный голос, не мужской и не женский.

Криптек выбрал скарабея. Очередная схватка внутри обширных субатомных схем завершилась тем, что жук вдруг рывком двинулся вперёд.

— Слегка опрометчиво, — заметил Коул, оценивая ход.

— Я хочу покончить с твоим надоедливым присутствием.

— Весьма невежливо для такого почётного гостя.

— Гостя?! — злобно ощерился криптек.

Взгляд Коула метнулся к лицу некрона. Пожалуй, «ощерился» — неподходящее слово, подумал архимагос. Неподвижные черты не могут щериться, но гостья вложила столько яда в свой древний вокс-динамик, что подобная характеристика была вполне оправдана.

— Я твоя пленница, — объяснила она. — Гость может уйти, если захочет.

— Пожалуй, — согласился Коул. — С другой стороны, место, откуда я тебя освободил, было менее идеальным, чем те условия, в которых ты оказалась здесь. Здесь тебя ждёт жизнь. А там, в той крепости Инквизиции? Лимбо… — Он пожал плечами — всегда сложное мероприятие, независимо от того, какой комплект конечностей архимагос надевал. — А смерть стала бы напрасной потерей. Подумай обо всём, чего мы достигнем вместе, ты и я. Впереди нас ждёт чудесное будущее, которому не суждено было бы случиться, если бы не я. Ты не моя пленница. Мы с тобой коллеги-учёные, отправившиеся в путешествие, полное открытий!

— Я не могу умереть, насекомое. Я бессмертная! — Она повысила голос. — Я Асанет-Айю! Я криптек, хрономант первого двора Вальдреха! А ты примитив. Низший. Ты слепо копируешь ушедшее величие, которое даже не в силах постичь. Ты обитаешь в оболочке из гниющей плоти и бесполезных технологий.

Вокс-устройство некрона гудело, когда он злился, в недрах древнего механизма что-то сбоило. Физиология у некронов крайне занимательная, и пока гостья кричала на него, Коул не в первый раз отстранённо подумал, не разобрать ли её на части, чтобы посмотреть, как там всё работает.

— Мы не коллеги. Я выше тебя. Ты всего лишь грабитель могил, а я разбивала богов на части! — Она сжала кулак. — Однажды ты упадёшь предо мной на колени и будешь умолять сохранить тебе жизнь. Когда этот день настанет, я тебя не пощажу, даю слово.

Она умолкла. Гудение прекратилось.

— Однако пока что ты там, взаперти в этом ящике, а я здесь, снаружи, и волен делать, что заблагорассудится, — возразил Коул. — Похоже, что здесь, на моём корабле, мы намного равнее, чем тебе кажется. — Архимагос сделал свой ход, отбросив её попытки не дать фигуре гражданина, защищавшей его крепость, проплыть вперёд.

— Этот ход ты прошляпила, — заметил Коул.

— Если мы равны, отпусти меня.

— Да не буду я тебя отпускать! — досадливо буркнул архимагос. — Не буду, пока не признаешь, что я прав, и не согласишься мне помочь. — Он бросил взгляд на большую овальную машину производства некронов, наполовину прикрытую брезентом. — Расскажи, как работает этот темпоральный ковчег, и я тебя отпущу. Ты даже можешь остаться и поработать со мной, если захочешь. Даю слово, тебе не причинят вреда.

Она двинула фигуру, подавив его контроль с такой лёгкостью, что архимагос мог бы поклясться: гостья ухмыльнулась.

— Лжец. Ты лукавишь. Отвлекаешь внимание. Если тебе обязательно мучить меня своими примитивными занятиями, тогда сосредоточимся на них, чтобы побыстрее закончить и я могла уснуть.

— Мне казалось, что ты уже достаточно выспалась.

— Да миллион лет в стазисе лучше, чем пять минут с тобой, ты, несносное млекопитающее! Ходи!

Коул вздохнул и взялся за своего экклезиарха. Это была одна из немногих фигур, которые могли передвигаться через простых граждан, стоявших перед главными фигурами. Пора переходить в наступление.

Очередная безмолвная борьба. Квантовый логический затвор внутри скарабея, сделанный из субатомных частиц, заметался между миллионами возможных состояний.

В этот раз она не отступит, подумал Коул. Он надавил чуточку сильнее. Криптек напрягся. В затылке появилась ноющая боль. Бак всё играл и играл. Что-то поддалось.

Скарабей, назначенный третьим экклезиархом, плавно поднялся и переместился через гражданина, преграждающего путь. Коул поставил его прямо в центр доски.

— Это вы называете «гамбитом предателя». Вот ты и раскрыл свою внутреннюю сущность. Тебе нельзя доверять.

— Тразин Неисчислимый мне доверял.

— Тразин Неисчислимый безнадёжно испорчен состраданием, — возразила она.

— Твой ход, — напомнил Коул.

Асанет-Айю склонилась вперёд, насколько позволяли её оковы, изогнувшись, точно стальная змея, всем своим огромным двухметровым телом. Через открытые рёбра некрона просвечивали зелёные огоньки. Искорки в гигантском неподвижному глазу поблуждали по доске, и она издала нечто среднее между вздохом и сердитым ворчанием. Необычайно органический звук для машины.

— Крайне занимательно, — отметил Коул.

Асанет-Айю подняла голову:

— Что?

— Этот звук. Машины таких звуков не издают.

— Я живое существо.

— Но не в общепринятом смысле.

— Однако я живая! Тебе не понять величия биопереноса. У вас неправильное определение понятия «жизнь». Иначе ты бы уже пал ниц предо мной как перед высшим существом, коим я являюсь.

— Потому что я существо примитивное?

Асанет-Айю издала ещё один почти человеческий звук. Очень похожий на смех.

— Ты твердишь, что вы поклоняетесь совершенству машины. Так вот она я, совершенная машина, а твои сородичи стремятся только уничтожить нас. Ирония в этом. Вы слабоумный вид.

— Машины чужаков не считаются совершенством с точки зрения Синода Марса, — парировал Коул. — Некроны — богохульные создания. Копии чего-то реального. Вы не живые существа, а бездушные монстры.

Её единственный огромный глаз ярко вспыхнул.

— Сла-бо-ум-ны-е, — повторила она, как машина, делая ударение на всех пяти слогах. — Я сформулировала свою стратегию. Эта игра основана на чистой логике, а я существо чистой логики. Тебе не выиграть. Твой недостаток — привязанность к слабостям плоти. Готовься, сейчас я тебя разобью.

В движителе скарабея зажглись огоньки, и он упорхнул под её управление, Коул упустил контроль над жуком. Изначальной задачей скарабеев было следить за сохранностью миров-гробниц и работать на подхвате, когда некроны проснутся. Теперь они принадлежали Коулу, целиком подчиняясь его приказам, Асанет-Айю могла использовать их только с его разрешения. В этом и заключался смысл этой игры — показать ей, что даже некроны не в силах противиться Коулу. И всё же…

Скарабей двинулся вперёд, к беззащитному экклезиарху Коула. Тонкие манипуляторы замельтешили быстрыми и точными движениями, работая от процессов, суть которых Коул только начинал понимать. Эти маленькие машинки были на самом деле потрясающими. Они безотказно ухаживали за мирами-гробницами миллионы лет — солидный срок, по сравнению с которым Империум выглядел откровенной мелочью. Они умели дезинтегрировать объекты на самом фундаментальном уровне, где уже не было разницы между материей и энергией. Их таланты распространялись и на созидание, поскольку скарабеи были способны как подобрать снежинку, не повредив её лучей, так и создать бесконечное число её идеальных копий. На этот раз в ход пошла способность разрушать. Полоски света заиграли на фигуре Коула, слой за слоем обращая её в прах.

— Крайне занимательно, — произнёс Коул.

— Что теперь занимательного? — проворчала Асанет-Айю. — Почему тебя всё должно занимать?

— Я размышляю над вашими жуками. Они так чудесны.

Он выбрал другого гражданина, почти не встретив сопротивления криптека. Коул заметил, что она слабела, когда злилась, и его фигура легко поплыла вперёд. Этот ход открыл дорогу к его крепости. Очевидную, но открытую намеренно.

— Чудесны для вас, низшего вида, — заметил криптек. — Для меня это самый простой инструмент. Что-то такое, что низшая форма жизни вроде тебя сравнила бы с камнем. Ты знаешь, что такое камень?

Когда хотела, Асанет-Айю могла вдруг удивить сарказмом.

— А ты проницательная, подруга. О камнях я наслышан.

— Опасно давать мне к ним доступ. — В её голосе зазвучали лукавые нотки. — Замок иногда можно разбить даже камнем.

— Жизнь без риска скучна, — пояснил Коул.

Асанет-Айю сделала следующий ход, причём умный, отодвинув гражданина от тетрарха и открыв тому линии перемещения по доске.

— Кроме того, ты пока ещё не на свободе. Чтобы сбежать из моей тюрьмы, одними презрительными метафорами не обойтись.

— Я как следует даже ещё и не пыталась, — надменно отрезала гостья. Её жук внезапно подлетел к самому лицу Коула, агрессивно раздвинув жвалы. С треском ожило гауссово поле. Энергии ему хватило бы, чтобы разобрать голову магоса на атомы менее чем за секунду.

Только он этого не сделал.

Разрушительное свечение погасло, едва включившись. Жук словно наткнулся на стену, затем переключился обратно в пассивный режим, выполнил разворот на сто восемьдесят градусов и вернулся на своё место на очерченной лазером доске.

— Не попытка, а позорище, — заметил Коул. — Давай играй уже.

— Я и не пыталась, — возразила она. — Лучше всего ты осознаешь моё величие, когда я вырву тебе позвоночник, а затем поверну колесо времени вспять и проделаю это снова и снова, и при этом позволю тебе сохранить память обо всей предыдущей боли, так что ты будешь низринут в бесконечную петлю страдания! Такова моя мощь.

— Правда? — Коул пристально посмотрел на неё из-под капюшона. — Как очаровательно, — сказал он. При минимальном сопротивлении криптека архимагос сделал ход, одновременно подставив под удар своих императора с императрицей, но при этом открыв им возможность свободно перемещаться.

— Очарование преходяще. Ваша раса преходяща. Только некроны вечны. — Она вступила в короткую борьбу за контроль над своим вторым экклезиархом и выиграла. Фигура переместилась по диагонали на другое место. Гостья откинулась назад. — Я закончила. Твоя очередь.

Коул уже собирался сделать свой ход, когда в палату, шаркая, вошёл один из его младших магосов.

— Господин архимагос-доминус, — просипел магос через хрипящий вокс-аппарат, напоминающий веер страниц раскрытой книги. — Час настал. Близится перерождение.

— Ага! Биолог Винтиллий. Сколько у меня времени?

— Семь минут и тридцать семь секунд до завершения процедуры пробуждения, — ответил Винтиллий.

— Понятно. Благодарю. Я закончу дела здесь и вскоре присоединюсь к вам. Не дайте ему проснуться без меня!

— Конечно, Первый Проводник.

Магос отвесил поклон и удалился. Коул переступил всем своим огромным телом, чтобы лучше видеть доску.

Асанет-Айю напряглась.

— Ты отрезал связь с жуками, — сказала она. — Они нужны мне для игры. — Криптек дёрнул когтистыми руками, туго натянув энергетические узы. Зелёный свет вспыхнул ярче. — Зачем? Что сейчас произойдёт? Неужели ты настолько труслив, что отключишь меня у порога победы?

— Сегодня они тебе больше не понадобятся, — сказал Коул. — Я вот-вот выиграю.

— Нет, не выиграешь! Твоё высокомерие превосходит все мыслимые пределы.

— Лестно услышать такое от той, которая добилась в этом чувстве совершенства. Через минуту увидишь сама.

Он выждал секунду. Бак достиг крещендо. Когда музыка ускорилась, Коул начал:

— Тебе нравится моя музыка?

— Ты играешь под её ритм. Это делает тебя предсказуемым.

— Я не об этом спросил. Я спросил, нравится ли она тебе.

— Математическая последовательность тонов приятная, да, — неохотно признала она.

— Значит, у некронов есть музыка?

— А у каких разумных существ её нет? — Она сгорбилась. — Музыка некронов лучше, чем это.

— Не сомневаюсь, но будь любезна признать: если наша музыка приносит удовольствие, значит, мы не такие уж примитивные. Да?

Его крепость выдвинулась наружу, рядом с экклезиархом, и две фигуры завладели всей доской.

— Дурацкий мат^[6].

— О чём ты говоришь?

— Вот, — ответил он, указывая на доску несколькими клешневидными отростками. — Ты можешь сделать только один ход, и тогда будет полный мат. То есть это дурацкий мат.

Скарабей, изображающий императрицу Асанет-Айю, перевернулся кверху брюшком и рухнул на пол. Коул признался себе, что опрокидывание фигуры получилось излишне драматичным, даже грубым, но если нельзя чуток позабавиться, то что тогда вообще можно?

— Ты сделал это нарочно. Чтобы унизить меня.

Коул рассмеялся:

— Я сделал это потому, что я невероятный позёр. А ещё потому, что могу. Не так-то легко подстроить столь ловкую победу, да ещё в такт музыке.

— Действительно нелегко, — согласилась Асанет-Айю. Музыка закончилась, и Коул услышал слабое гудение множества атомных моторов, отвечающих за движения её тела. — Повторить подобное у тебя больше не выйдет. Я раскусила принцип.

— Жизнь — это не реакция в ретроспективе, — парировал Коул. — И даже не установленные принципы, а предвосхищение сценариев грядущего. Нужно смотреть вперёд. Нужно искать вдохновение. Как я.

— Унижать своего пленника — для тебя вдохновение. Вы презренная раса.

— Презренная раса — это та, которая с периодичностью в миллион лет уничтожает все прочие формы жизни в Галактике, чтобы утолить свой противоестественный голод. Чуточка озорства — куда меньшее преступление, по моему экспертному мнению. В любом случае я не пытаюсь тебя унизить, я пытаюсь тебе объяснить, что твоё предубеждение против меня необоснованно. Я хочу, чтобы ты поняла, что я тебе ровня. Вместе мы можем помочь спасти эту Галактику. Между нами не обязательно должна быть ненависть.

— Ты ничто, и будешь обращён в рабство, использован, а прах твоих костей развеют звёздные ветры.

— Тебе известно, что ты весьма мелодраматична для якобы вечного гения? — Длинное, сильно аугментированное тело Коула развернулось, и его более-менее человеческий торс выпрямился, как у кентавра, поверх присоединённого шасси. — Скоро сыграем ещё. А теперь я должен идти. Нужно заняться делами.

— Расскажи, как у тебя это получилось, — вдруг попросила Асанет-Айю с такой настойчивостью, что Коул заподозрил, что был прав и ей на самом деле не хотелось больше отправляться в стазис. Она указала на лазерную доску, насколько позволяли скованные руки. Энергетические узы загудели в такт движению.

— Как я выиграл? Тренировался.

— Нет. Я про твой контроль. Мы оба существа логичные. Поведай, как тебе удаётся так легко изолировать меня от моей собственной техники?

— Вопрос неверный. Дело не столько в том, как мне это удаётся, сколько — почему, — ответил Коул. — Как ты сама говорила, между культом Механикус и вами, некронами, есть некоторое сходство. Мои коллеги его не видят, а если и видят, то отрицают. Но я вижу. В какой-то степени мы родственные существа.

— Впечатляющий анализ для такого примитива.

— Снова сарказм? Серьёзно? Крайне…

— Не смей опять рассказывать мне о занимательности! — рявкнула Асанет-Айю. Её вокс-вещание исказилось от гнева.

Коул покачал головой:

— Я только хотел сказать, что это тебе не хватает понимания.

— О, прошу, просвети же меня, самый проницательный на свете архимагос. — Что-то сверкнуло в глубине её единственного стеклянного глаза. — Это был сарказм, — добавила она.

— Я победил, потому что у меня есть душа. Я могу импровизировать. Я могу пойти на риск, на который не пойдёшь ты. И я не только вот эта материя. — Он ткнул себя в грудь одной из своих многочисленных конечностей. — Наше вероучение гласит, что плоть слаба, и это так. Вот почему мы стремимся улучшить её и заменить, как того желает Машинный бог. Но мы на свой страх и риск отвергаем Его мистические дары. Отказаться от души — великий грех в моей религии. Душу нужно познавать, а не презирать. Вот почему мы с вами идём разной дорогой. Твой род отказался от души, и это превратило вас в монстров. Мой никогда такой ошибки не сделает.

Усилием мысли Коул активировал саркофаг. Выпуклая крышка начала закрываться.

— Это возмутительно — оставлять за собой последнее слово, запирая меня в этом…

С торжественной бесповоротностью саркофаг захлопнулся.

— Пожалуй, что так, — произнёс Коул в наступившей тишине. — Но я могу делать всё, что хочу, потому что я Велизарий Коул, а ты моя пленница. Вот что я хотел донести, и, надеюсь, ты скоро это поймёшь. Вы, — обратился он, активируя скарабеев. Те, что бездействовали на полу, включились и бесшумно взмыли в воздух, и все вместе, одной стаей, развернулись, глядя на него. — Выметайтесь отсюда. — Он окинул взглядом битком набитый архив, мягко сияющие монолиты, наполовину разобранные машины, раздутые коробки, ящики, полные изъеденных некронских черепов и бесценных артефактов, небрежно сваленных друг на друга. — Знаю, что по виду так не скажешь, но я терпеть не могу беспорядок.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ. КВО ЗА КВО

Фридиш умирает. В нём большая дыра. Он воспринимает её как посыл, говорящий: ты был прав, плоть действительно слаба, можешь увидеть, насколько, прямо сейчас. Он жалеет, что не сделал больше аугментаций, что всякий раз откладывал на потом. Теперь уже шанса не будет. Болтер наносит столько урона. Чудо, что он вообще ещё жив. Органы превратились в кашу. Боль чудовищная. Близится конец его жизни. Он видит его как чёрный барьер, воздвигнутый поперёк времени.

Фридиш никогда так остро не осознавал время.

Хотя Фридиш и боится, это отстранённое чувство. Сильное, никаких сомнений, но он защищён от него толстым барьером шока, прочным, как крепостная стена. По большей части всё, о чем он может сейчас думать, — это о ковре, на котором лежит. В комнате, где он умирает, есть ковёр! В Императорском дворце, так скоро после осады Терры, постелен ковёр! Он находит это слегка забавным.

Ворс ковра захватывает внимание всё больше, соперничая с болью. Он упругий, короткий, но в то же время мягкий. Фридиш чувствует между ворсинками каменную пыль от разрушений, учинённых в городе Хорусом. Разрушения настолько всеобъемлющие, что никакая фильтрация воздуха не может справиться с последствиями, даже в таком богатом здании. Вот она — под ладонью, археологическая находка, предназначенная только для него, из скалобетонной пыли и пепла мертвецов. Летопись войны, застрявшая в ковре. Подумать только!

Он спрашивает себя, почему этот ковёр так привлекает его внимание, и приходит к выводу, что этого следовало ожидать. Нужно учитывать, думает он, что смерть на полу далеко не редкость. С этого смертного ложа ему не встать; его горизонт ограничен полом, теперь уже навсегда. Его разум отчаянно ищет хоть какой-то смысл. Он приходит к мысли, что многие люди, погибая, оказываются на полу.

Интересно, а сколько людей умирает на коврах? Надо полагать, много.

Он чувствует благодарность, что Велизарий рядом, кричит, требуя криобанку. Он рад, что Коул выжил после слияния с Седейном. Он многое хотел бы сказать своему другу, но не может. Слова его уже покинули.

Темнота почти настигает его. Время замирает у своей нерушимой границы. За ней нет ничего.

Он проходит сквозь границу.

За ней тянется пространство неопределённой длины. Оно даже как-то не особенно похоже на время. Он осознаёт, что его положение изменяется в четвёртом измерении. Логичнее всего предположить, что он продвинулся вперёд, но насколько?

Темнота рассеивается. Машинный бог простирает руки, чтобы обнять его, и сознание возвращается. Он находится в каком-то резервуаре с густой восстанавливающей жидкостью. Пуповины соединяют его живот с рядами машин, мигающих по ту сторону стенки из бронестекла. Фридиш всё ещё испытывает боль, хотя и другого рода. Затем он понимает, что рот заполнен жидкостью. В лёгких нет воздуха. Он не может дышать!

Фридиш бьётся изо всех сил. Откуда-то издалека он слышит испуганный писк сигналов.

Панику удаётся перебороть. Всё-таки он не захлёбывается. Фридиш испытывает огромное облегчение. Он не умер, Велизарий спас его. Хвала Машинному богу, хотя в данный момент он слишком поглощён радостью от того, что выжил, чтобы ощутить по-настоящему религиозное чувство.

Радость длится недолго. Тело кажется каким-то неправильным. Когда он умирал, то всё ещё был в основном обычным человеком, за исключением этого проклятого глаза, который никак не мог ужиться с телом. Теперь его самого почти не осталось. Он весь из металла. В гораздо большей степени, чем требовали его раны, даже самые серьёзные. В организм не поступает кислород. Он не дышит, потому что ему это не нужно. Он как-то дискомфортно себя чувствует. Ни одна часть тела не ощущается своей. Он занимает чей-то чужой дом.

С его мозгом что-то происходит. Ему кажется… Что-то не то.

Он замирает. Снаружи происходит какое-то движение.

Тревожные сигналы умолкают. Раздаётся одиночный властный звон, снизу что-то металлически лязгает, и вся жидкость разом уходит.

Стоя на дорожке, огибающей край резервуара, Коул с большим удовлетворением наблюдал, как вытекает масло, обнажая смятое тело его дорогого друга Фридиша Адума Силипа Кво.

Строго говоря, это был не Фридиш, а последняя итерация длинной линейки копий Кво, и это тело отличалось от того, которое носил Фридиш, когда умирал, но Коул никогда не позволял фактам встать на пути хорошей истории.

То, что он увидел, ему понравилось.

— Он может стать нашим лучшим Кво на сегодня! Отличная работа, магос Винтиллий, отличная!

Винтиллий скромно поклонился.

— Всё благодаря вашему гению, архимагос, — просипел он. — Я лишь исполняю вашу волю. Мой вклад невелик.

— Вы мне льстите, — сказал Коул, отмахиваясь от похвалы механической рукой. — Ну, давайте. Поднимайте его!

Винтиллий нажал на большую кнопку в защитном корпусе. Дно резервуара поднялось до уровня мостков и зафиксировалось с гулким механическим щелчком.

Фридиш проходил свои перевоплощения в поистине огромном трюме. Большую часть из десяти тысяч лет, минувших с его первоначальной смерти, трюм был заполнен оборудованием, поскольку Коул проводил здесь долгие тысячелетия в одиночестве, совершенствуя своих космодесантников-примарис. Теперь всё это исчезло, и пространство опустело, если не считать родильной капсулы Кво, так что глас машины эхом раскатился по холодным, пустым просторам, тревожа клочья металонового тумана, оставшиеся после великого раскрытия Ультима-основания. Если духи закутанных в брезент машин, составленных по углам, и слышали этот призыв к действию, то предпочли хранить молчание.

— Я не очень уверен насчёт нижней компоновки, — заметил Коул. — Мне казалось правильным дать этой модели ноги, но было ли это решение верным? Может, нам стоило опять попробовать гусеницы?

— Ноги отлично сработали у последних двух, — отозвался Винтиллий.

— Вы хорошо потрудились над лицом.

— Опять-таки, мой вклад мал. Я бы не осмелился идти против решений вашего гения, Первый Проводник.

— Очень любезно с вашей стороны, Винтиллий, но научитесь принимать комплименты, пожалуйста. — Коул склонился над бездействующим Кво. — Очнись! — велел он очень громко.

—Он не реагирует, Первый Проводник, — сообщил Винтиллий.

— Это я вижу, спасибо. Что говорят показания приборов?

— Он в работоспособном состоянии, но не реагирует.

— Ага, притворяемся мёртвым, значит? — Коул ткнул в Кво парой отростков.

Кво застонал и слабо отмахнулся только-только изготовленной рукой. В запястье щёлкнула обнажённая гидравлика.

Винтиллий глянул на него с одобрением и прошептал:

— «И в работе Его машин услышишь ты голос Его».

— Давай! — Коул снова ткнул Кво. — Очнись!

— Не тыкай меня, Велизарий.

Кво перевернулся на спину и поднял взгляд, преисполненный усталости от слишком многих жизней.

— Ха! Ты каждый раз так говоришь, Фридиш. — Коул протянул один из своих отростков. — Хватайся за моё щупальце. Позволь помочь тебе подняться.

Кво не шевельнулся.

— Я не Фридиш. У меня в голове полным-полно его воспоминаний, но, хотя я только очнулся, всё же достаточно пришёл в себя, чтобы понять, что я — не он, потому что у меня сохранились воспоминания многих других, помимо него.

Триумф не случился. Досадно. Однажды один из них встанет, убеждённый, что он и есть Фридиш, и это будет правдой. Последнее испытание будет пройдено, и тогда он вернёт своего друга. Тем не менее нужно извлечь из ситуации максимум пользы. По первому впечатлению этот Фридиш получился очень похожим!

— Ладно, — сообщил Коул своему творению. — Ты Фридиш Адум Силип Кво и не Фридиш, так что в любом случае ты прав. Что, кстати, означает, что и я тоже прав.

Новый Кво принял сидячее положение и вытер слизь с лица — единственной своей человеческой части тела и причины участия Винтиллия в его создании.

— Если следовать второй части твоего противоречивого утверждения, то что я такое? Уверен, что уже задавал этот вопрос прежде. Это же не первый раз, да? Но давай пойдём по заведённому порядку, не возражаешь?

Едкость Фридиша. Это обнадёживало.

— Кто ты такой? — отозвался Коул. — На этот вопрос нелегко ответить.

— Велизарий, я спросил «что я такое». — Человеческое лицо Фридиша нахмурилось поверх металлического тела, блестящего маслом. — Какой номер у этой итерации? Вот правильный вопрос.

— Многообещающе, что у тебя так быстро пробудилось самосознание. Очень многообещающе. Ты Кво-89, — ответил Коул.

— Восемьдесят девять? Восемьдесят девять?! — взвизгнул Кво-89 и хлопнул себя по лбу. — Господь мой Омниссия, только не снова! Да оставь же ты меня мёртвым наконец, Велизарий! — Он освободился от пуповины. Соединялась она не самым простым способом, но у Кво было время попрактиковаться в перерождениях, и он вытащил её одним ловким движением.

— Ты привыкнешь, — утешил Коул. — Ты всегда привыкаешь.

— Ненавижу тебя, — отозвался Кво. Он откашлялся, хотя не имел лёгких, затем взгромоздился на свои механические колени, после чего со стоном заставил себя подняться.

— Видишь! Ты — это ты. Итак, как тебе твои новые ноги? — нетерпеливо спросил Коул.

— На этот раз у меня есть ноги. — Кво опустил глаза вниз, поднял ступню, поболтал ей. — В прошлый раз у меня были ноги, но до этого не всегда. Что у меня было… Колёса? Нет, много маленьких ножек, если я правильно помню? А ещё раз был контргравитационный ротор, который всё время барахлил.

— А, ты не забыл. За ротор прости.

— В этот раз что-то ещё поменялось… — Кво нахмурился и озадаченно отвёл взгляд. — Что-то я ничего не припоминаю о смерти Кво-88. Что случилось? Ты не смог извлечь его энграммы?

— Хм, ну, как сказать… — Коул вздохнул. — Дело в том, что он ещё жив. На этот раз ты не умер. Кво-88 направляется в Империум-Нигилус. Приказ примарха, последний флот факелоносцев, что-то там такое важное. Всякая эта напыщенная полубожья чушь. Я отослал ему Кво-88. Но если ты нужен Гиллиману, то мне ты нужен больше.

— Ты сделал ещё одного меня?

— Совершенно верно.

— Пока прежний я всё ещё функционирует?

— Именно так.

— Ты не можешь так делать!

— Я могу делать всё, что хочу, потому что…

— Ты Велизарий Коул, да-да, это я уже слышал.

Кво снова застонал и провёл рукой по лицу.

— Да ладно тебе, ну какой Коул без Кво? — задал вопрос архимагос.

— Понятия не имею, но вот Кво без Коула, по крайней мере, может покоиться с миром.

— Вот это больше похоже на тебя! Это прямо точно ты. Точно ведь похоже на него? — обратился Коул к Винтиллию.

— Откуда мне знать, архимагос, — печально произнёс биолог. — Магос Кво умер за девять с половиной тысяч лет до моего рождения.

— Я не похож на себя. Я — это не я, — заявил Кво-89. — Я не Фридиш, исходя из того факта, что Фридиш мёртв, как совершенно ясно указал этот магос.

— Допустим, это правда, но это не значит, что ты мёртв. — улыбнулся Коул. — Успокойся, я не в первый раз пробуждаю двоих тебя сразу, а каждая итерация приближает нас к оригиналу. Ты получился очень хорошо. В том смысле, что пока ты, пожалуй, самый Фридиш из всех.

— То есть каждый раз ты меня… — Будь у Кво кровеносная система, сейчас бы краска отхлынула от его лица.

— Подкручивал? Да, есть такое. Помимо прочего, смысл всей этой возни в том, чтобы сделать из тебя настоящего. Разве не так? То есть постепенная эволюция до тех пор, пока копия не будет соответствовать оригиналу во всех отношениях и, следовательно, станет оригиналом.

Внутри Кво вскипело возмущение Фридиша.

— Подкручивал? Подкручивал мне мозги?

— Скорее, душу, — поспешил Коул ответить, прежде чем Кво успел сказать что-нибудь ещё. Уже не в первый раз они с очнувшимся Кво вели такие разговоры. — Видишь ли, проблема в том, что сохранность головы Фридиша изначально получилась неидеальной, и ты на самом деле умер очень быстро, а ещё нужно учитывать духовный аспект, ибо, как только душа попадает в варп, она оказывается не в самом лучшем месте, поэтому мне пришлось не пускать её туда и…

Он начал лепетать. Будь всё проклято, настройки, которые он выбрал на этот день, отлично подходили для общения с некроном, но в подобной ситуации ему бы пригодилось чуть больше спокойной властности.

— Но у меня нет никаких мозгов! — Кво схватился за голову. — Здесь… какая-то машина! Здесь всё целиком машина! — Его всё сильнее охватывал ужас. — Это кощунство! — бушевал Кво. — Я кощунство! Мой разум, я сам! Я… богохульство!

— Ой, да кто это сказал? — добродушно возразил Коул, поскольку сейчас только и мог изъясняться добродушно. Это, похоже, разъярило возрождённого техножреца ещё сильнее.

— Это сказал Машинный бог, Велизарий! Ты создал изуверский интеллект.

— Строго говоря, не совсем… Если тебе так уж хочется подобрать термин, то ты скорее очень продвинутый сервитор. В тебе есть немного человеческого мозга. Процентов двадцать где-то.

— Сервитор?! — взвыл Фридиш.

— Вот теперь ты говоришь как Фридиш, в точности! Поздравляю, Винтиллий.

— Ещё раз благодарю, — скромно отозвался биолог.

— Я мёртвый!

— Да господи! — рассердился Коул. — А так всё шло хорошо по сравнению с кое-какими из прежних. Послушай, ты сейчас здесь, так? Исходя из этого, я бы сказал, что ты не совсем мёртв. Ты ведь мыслишь, верно? У тебя в некотором роде разум Фридиша и его воспоминания…

— И воспоминания восьмидесяти восьми прочих низкокачественных, богохульных копий, одна из которых всё ещё жива. В смысле, функционирует. В смысле… Велизарий, что ты натворил!

— В последнее время я часто это слышу. Вот что я тебе скажу, если всё это тебя так сильно расстраивает: когда вернётся второй ты, я объединю ваши личности, и тогда ничего уже не будет казаться странным.

— Это ещё хуже. Объединить личности можно, только убив одного из нас.

— Если смотреть с этой стороны, то я убью вас обоих, однако я никого не убью. Мне больше по душе термин «смешение». Смешаю, а не убью. Звучит неплохо?

Кво оглядел своё тело. Своё голое, мокрое, механическое тело.

— Можно мне хотя бы рясу? — мрачно попросил он.

— Конечно! — Одно из щупалец Коула устремилось вниз и выхватило сложенное одеяние из рук сервитора, ждущего палубой ниже.

— Спасибо, — поблагодарил Кво, когда Коул вручил ему требуемое. — А теперь прошу тебя. Мне нужно немного времени, чтобы собраться с мыслями. Можешь оставить меня одного?

— А-а.

— Что «а-а»?

— Прости, не могу. Времени всегда в обрез. Как-то так сказал мне однажды сам Император.

— То есть мне досталось рубище, чтобы прикрыть своё покрытое слизью богохульное тело, и на этом всё? Тебе жалко для меня пары часов?

— У тебя полчаса. Этого обычно хватает, чтобы остальная часть твоего накопленного опыта, так сказать, наверстала упущенное и устаканилась личность.

— Полчаса? Ты превратился в какого-то монстра, Велизарий. — Кво натянул рясу, бормоча под нос, когда та цеплялась за острые углы или прилипала к мокрому.

— Ты привыкнешь и к этому. На самом деле я не так уж сильно изменился, несмотря на всё это. — Он повёл разными механическими отростками, указывая на другие дополнения к телу. — Давай уже, друг мой. Нам нужно работать.

— И что же это за работа такая, помимо того, чтобы штамповать себе друзей?

— О, а это отличная шутка! Да ты настоящий остряк. Рад, что мы снова вместе. Ты понял, о чём я. А работа — как всегда, мой дорогой Кво-89. Спасать человечество, конечно!

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. ПОВЕЛИТЕЛЬ ДЕМОНОВ

Отряд Байла высадился на Гордренвеле в одиннадцати километрах от Залов плоти Ундрегундума, как и указывал Первый-среди-равных. Турбины «Сорокопута» ворчали на равнины, сбавляя обороты.

Откинулся трап. Наружу шагнул Байл, без шлема, ему не терпелось вдохнуть что-нибудь, кроме переработанного воздуха. Он потянул носом и скривился. На Гордренвеле пахло прометием, нагретым металлом и горелым мясом. В воздухе висело столько материала, что заработала омофагия, и перед глазами встали незваные картины растерзанных зверей и пленённых демонов.

— Очередной мир, порченный варпом, — произнёс Байл и сплюнул, чтобы избавиться от привкуса этого места.

— Хотя бы не мёртвый. — Портер, как всегда, тенью следовала сзади. Она окинула пейзаж взглядом охотницы. Гордренвель кишел жизнью, если её можно было так назвать. До самых стен Залов плоти по равнинам бродили причудливые животные-машины, местами собираясь в стада.

— Не мёртвый, — согласился Байл. — Кто-то здесь баловался.

— Что это за штуки? — восхищённо спросила Портер. — Ни разу таких не видела.

— Это какие-то эксперименты самого нецелесообразного рода. Кибернетические конструкции. Видишь? — Он указал Пыткой на ближайшую тварь: высокое, тяжело ступающее существо с длинной шеей из стальных позвонков, скреплённых обнажёнными мышцами. Венчал всю конструкцию череп из живой кости. Словно почуяв внимание Байла, тварь тяжеловесно повернула голову, тупо моргая бионическими глазами из десятка орбит. — Смесь животного и машины.

— Значит, они уродливы, но не опасны, — заключила Портер.

— Они уродливы и опасны. Могу поспорить, что на место естественной мотивирующей сущности, почерпнутой из варпа, этим созданиям имплантирован нерождённый. Они абсолютно противоестественны.

— Я тоже противоестественная, — сказала Портер.

— В принципе, верно, но тут другое. У тебя есть цель, — пояснил Байл. — У тебя есть свобода воли. Когда я создавал таких, как ты, то имел на это причины. Твои независимость и высокие качества доказывают мою правоту. А эти твари — просто причуда. Взгляни на них, и увидишь безумие Хаоса. С этим Первым-среди-равных нужно держать ухо востро. Он такой же, как все остальные, кто ищет могущества в варпе, уверенный, что идёт по пути к просветлению, когда на самом деле совсем наоборот.

Собственные незадачливые творения Байла высыпали из люка и замерли, насторожённо щурясь на солнце. Затем разбрелись, слабоумно блея, и, как дурачки, принялись тыкать копытами землю, пиная травяные кочки и полузасыпанный хлам. Байл молча смотрел на их развлечения. Пожалуй, пора сменить рабсилу.

Воздух сотряс мягкий хлопок звукового удара.

— Летит, — сказал Байл, подняв голову и прикрывая глаза от солнца. — Значит, первую часть сделки он выполняет.

В небе росла чёрная точка. Машины-животные-демоны взревели в отчаянии. Некоторые испустили дым и ударились в короткий, неловкий галоп, потом замерли, затем бросились снова, когда вой тормозных двигателей возрос до оглушительной высоты и посадочный аппарат Первого-среди-равных скользнул по небосводу в поисках подходящего места для приземления. Он завис в воздухе, поджигая соплами траву, после чего наконец сел.

— Пошли, Портер, не хочу я здесь торчать без дела. У меня по-прежнему такое чувство, что вся эта затея может оказаться пустой тратой времени.

— Хорошо, создатель.

— Где Брутус?

С трапа «Сорокопута» раздалось обозлённое мычание, послышался лязг и скрежет чего-то тяжёлого.

— Осторожнее с этим, — предупредил Байл.

— Простите, создатель, — откликнулся Брутус. Пошатываясь под тяжёлым криоблоком, он выступил на свет. Лямки впились в плечи зверочеловека. — Затем вы несёте этому лорду подарок, мой создатель, если магос говорит, что он будет сражаться за нас?

— В любой ситуации лучше держать в руке кнут. Пусть лучше этот лорд космических десантников будет у меня в долгу, — насмешливо сказал Байл. — Может, он и мастер создавать демонические конструкции, но космодесантник без геносемени — не космодесантник. Либо он это поймёт, либо я его убью.

Корабль Колумбари-Энаса раскрывался, опуская трап. Восемь мирмидонцев демонстративно выбрались наружу и заняли позиции вокруг судна. Байл приказал своей свите зверолюдей и киборгов сделать то же самое. Глупость, конечно. «Сорокопут» вполне мог позаботиться о себе сам.

— Пошли! — велел Байл, направляясь к кораблю Тёмного Механикума. — Слишком долго возимся. Хочу поскорее разделаться с техномантией и всякими слабоумными колдунами.

Высокие стены из кости и стали тянулись от горизонта до горизонта. Экстравагантное, но бессмысленное хвастовство. Напыщенная показуха, от которой мало толку при нападении с воздуха, да и, похоже, держать подальше бродящие вокруг демонические машины никому не требовалось.

— Спесь, высокомерие, вечное проклятие. Маршрут всегда один, — заметил про себя Байл.

— Вы хотели обратиться ко мне, владыка Байл? — осведомился Колумбари-Энас.

— Не совсем, — ответил Байл. Он шагал быстро, трансчеловеческие ноги легко покрывали расстояние широкими шагами. Первый-среди-равных торопливо переваливался с боку на бок, стараясь не отставать, но при этом, похоже, не испытывал особого дискомфорта. Слуги обоих поспевали следом, сначала мирмидонцы Первого, за ними, замыкая шествие, стоически тащил генную бочку Брутус.

Портер бежала впереди, описывая длинные дуги и замирая, чтобы оценить угрозу, которую могли представлять звери Гордренвеля. Первый некоторое время наблюдал за ней.

— Вежливость активирована — могу я спросить вас кое о чём?

— Если есть желание, — неохотно ответил Байл.

— Вот это создание. Оно одно из ваших?

— Можно и так сказать, — сказал Байл.

— Размышление выполняется — сначала я подумал, что она ксенос, — сказал Первый. — Но она создана искусственно. Человек. Занимательный генетический профиль. Генная инженерия не моя область специализации, но здесь мастерство налицо. Она одна из ваших знаменитых Новых Людей.

— Можно и так сказать, — повторил Байл. До стен оставалось рукой подать.

— Уточните последнее утверждение, — попросил Колумбари-Энас.

— Я создал её предков, — пояснил Байл. — Дальше они улучшали себя сами.

— Она шедевр.

— Она гораздо больше, чем шедевр, — сказал Байл. — Она будущее. Она спасёт нас всех.

— Спасения можно достичь, только раскрыв планы Машинного бога, — возразил Колумбари-Энас.

— И вот очередной куплет одной и той же опостылевшей песни. Боги никогда и никого не спасали, Первый-среди-равных.

— Опровержение — я не согласен.

— Ладно, а здесь ты каким боком? — спросил Байл.

— Владыка Труле — коллекционер зверей. У него самый большой зверинец техноорганических демоноформ в нашем сегментуме. Я делаю для него работу в обмен на сведения и помощь в боях.

— Только не говори, что этот ходячий мусор твой?

— Отрицание, — возразил Колумбари-Энас. — Это его работы. Я наставляю его в наших премудростях за помощь.

— А я вот кого попало своим секретам не обучаю.

— Восклицание — я не глупец! Он учит лишь простейшие таинства, что и демонстрируют эти низкосортные работы.

Процессия добралась до ворот. Живые зубы на них, сомкнувшись, держали створки закрытыми. Выглядело внушительно, но Байл, посчитав, пришёл к выводу, что недолгий обстрел из пушек «Разрушитель» быстро их откроет.

— Никто, кроме просителей, не войдёт в чертоги божественного лорда-дискорданта Дандима Труле по его собственному повелению, достославного друга демонов, герцога сорока семи мук, владыки Ундрегундума, покорителя Серебряных Щитов, короля и господина здешних мест в имматериуме и материуме. Склонитесь перед его великолепием и трепещите!

Глашатаем оказался окровавленный череп в центре эмблемы Opus Chaotica, украшавшей ворота. Устройство населял извращённый машинный дух, слияние демона и искусственного разума, изобретение падших магосов Тёмного Механикума.

— Не вижу никакого великолепия, только памятник какому-то нарциссу да нахальную машину. — Байл многозначительно огляделся по сторонам, после чего велел: — Ты дашь мне пройти.

— Согласно указу Труле, посторонним вход запрещён!

Ворота непрерывно источали вязкую чёрную слизь. Целые полчища маленьких многоногих созданий, основным компонентом которых служил человеческий череп, ползали вокруг ворот и по укреплениям, ныряя во влажные норы, вырытые прямо в кости, и выныривая из них. У всех сохранились живые, подвижные глаза, и в каждом взгляде горело безумие пленённой души.

Независимо от того, что пытались сказать их глаза, крабоподобные твари действовали целеустремлённо, слизывая ихор, стекающий по меди и костям, и унося его в маленьких передних конечностях в форме ложки. Из нор доносилось чириканье голодных детёнышей.

— Не такого приветствия я ожидал, Первый-среди-равных, — заметил Байл. — Хотелось бы увидеть хоть каплю уважения.

— Прошу прощения, великий генетор, — извинился Колумбари-Энас. — Владыка Труле порой отрывается от реальности и периодически меняет правила. В прошлый раз, когда я прилетел, чтобы обсудить дела с его светлостью, мог привести с собой кого захочу. А за несколько месяцев до этого нельзя было войти никому. Иной раз ворота бывали открыты и вообще не охранялись. А иной раз и стены здесь не было.

— Очередной раздражающий эгоист, — заключил Байл. — Все они одинаковы. — Он указал Пыткой в сторону привратника и поинтересовался у черепа: — Ты вообще знаешь, кто я такой?

В глазных имплантатах блеснул огонёк.

— Это не ответ. Говори. — Фабий поднял жезл горизонтально перед собой, нацелив наконечник в глаз демонического устройства, как рапиру. — Ты сделаешь, как я сказал, если понимаешь, что это такое. Я знаю, такой, как ты, наравне с простыми смертными должен бояться боли, которую может причинить Пытка.

— Ты Фабий Байл, Прародитель, Повелитель Клонов, Pater Mutatis! — пролепетал дух-демон на испорченном бинарике.

— Тогда открывай ворота, демон.

— Не открою, ибо таковы распоряжения владыки Труле, о великий и неистощимый желёзных дел мастер! — отозвался тот.

— Я не собираюсь это терпеть, — сказал Байл и ткнул стража Пыткой в глаз. Вокруг черепа на оголовье жезла вспыхнул фиолетовый свет. Из стиснутых зубов его повалил дым, и Байл почувствовал, как сущность, заключённая в трость, затрепетала от вожделения. Привратник издал адский вопль, эхо которого покатилось по равнинам. Когда оно настигало бродящие вокруг стада, те вскидывались, лягая металлическими копытами грозовое небо, и пускались наутёк.

Байл провернул Пытку.

— Чувствуешь, глупое ничтожество? Давай открывай, и боль прекратится.

— Ты заплатишь! — визжал демон-машина. — Ты заплатишь!

— Все так говорят…

Огромные засовы внутри ворот лязгнули, и створки распахнулись внутрь. Крабоподобные твари дружно зашипели.

— Ну вот, не так уж и трудно было, да? — съязвил Байл. Демонический череп не ответил. Свет в его оставшемся глазу погас. Призрак убрался обратно в машину.

— Вы всех нас подвергаете опасности, — тихо проговорил Первый. — Нужно вести себя осторожнее. Труле опасен.

Байл рассмеялся.

— Каждый космодесантник, отвернувшийся от Империума, рано или поздно приходит ко мне, иначе его армия иссякнет. Каждому из них не обойтись без меня. По-моему, лучше действовать с такой позиции, Первый-среди-равных. Пусть хоть вся Вселенная меня ненавидит, мне плевать. Я спасу всех. Главное — это моё видение, моя воля и мой успех. Я не склонюсь ни перед кем.

— Кроме магистра войны, — мрачно подсказал Первый.

— Даже перед ним, — ответил Байл. — Портер, Брутус, идём, — позвал он и шагнул внутрь крепости.

Они шли через местность, которая вроде бы ничем не отличалась от равнин, за исключением того, что была окружена стенами. Впереди виднелась непонятная дыра, из которой поднимался чад, и земля вокруг вибрировала от работы каких-то машин под поверхностью, но трава, металлический мусор, вросший в почву, и звери, бесцельно бродящие вокруг, — всё было в точности таким, как снаружи.

— Залы плоти Ундрегундума, — сообщил Первый-среди-равных. — Мы всё ближе и ближе к просветлению. Таинства Машинного бога станут нашими.

Байл горько рассмеялся:

— Нет никаких богов.

— Существование богов доказано. Их работа повсюду нас окружает. Эти звери-машины — плоды от их щедрот. Устройства от Машинного бога, души от нерождённых.

— Я не говорю, что их не существует. Оно доказано, всё верно. Просто ты ошибочно называешь их богами. Все эти монстры, которым вы так поклоняетесь, — как желваки на мышцах реальности. Разумные язвы, что выдают себя за богов. И, ублажая их, такие, как вы, лишь усугубляют болезнь.

— Верное утверждение — мы следуем туда, куда велит Машинный бог, — ответил Первый. — Мы раскрываем Его знания. Мы Его слуги.

— Суеверия — не наука. Будь то суеверия Истинного Механикума или Адептус Механикус, это всё равно лишь суеверия.

— Отрицание! — возмутился Первый так пронзительно, что Байл понял, что задел за живое. — Узурпаторы Священного Марса отвергают тьму мироздания. Без тьмы не может быть света. Отвергать варп — значит отвергать всю полноту творения Бога-Машины. Дух и материя работают в тандеме. Мы это признаём. Вот почему мы выше.

— Религиозное буквоедство, — пренебрежительно отмахнулся Байл. — Что тебе нужно от Коула?

— Ничего. Мы ищем только вашей награды.

— Хорошо. Вряд ли он захочет с вами договариваться. Он любит независимость, как и я. Над ним нет хозяев. Мы с ним отличаемся методами работы, но наши цели одинаковы. У меня больше общего с ним, чем с тобой.

— Достоверное заключение, — отстучал Колумбари-Энас. — Вы оба мастера генетики.

Байл остановился, вынудив всю процессию поспешно затормозить:

— Он дилетант в генетическом искусстве. Само собой, он может сконструировать новую модель болтера или пустотного корабля лучше меня, но когда дело касается плоти, тут он выступает в любительской лиге.

Байл снова пустился в путь. Брутус устало вздохнул.

— Вывод сделан — вы считаете, что можете лучше?

— Я знаю, что могу лучше, — ответил Байл.

— Вопрос поставлен — вы могли бы повторить работу Велизария Коула?

— Я уже повторил — в ограниченном объёме, но у него есть доступ к определённым материалам, которые мне нужны, чтобы исполнить приказ Абаддона.

— Вопрос поставлен — какие материалы?

— У него есть Сангпримус Портум.

— Производится извлечение данных, — выдал Колумбари-Энас чередой электронных звуков. В глубине его одеяний замерцал холодный белый свет. — Извлечение данных завершено. Сангпримус Портум содержит все сохранившиеся данные касательно создания космических десантников и примархов.

В его ровном, лишённом эмоций голосе появилась нотка благоговения.

— Именно так, — ответил Байл. — И с его помощью я смогу дать магистру войны именно то, чего он хочет.

— Восклицание — вы сможете дать ему больше, чем он хочет.

— Смогу, — согласился Байл. — Если захочу.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. УНДРЕГУНДУМ

Ундрегундум оказался дырой в земле. Оттуда через случайные интервалы с шумом исходили зловонные пары, оседая на местности вокруг. Землю покрывала радужная корка выпавших солей. Подошвы Байла крошили их в порошок, когда отряд подошёл ближе. Он добрался до края провала раньше своих слуг, раньше Колумбари-Энаса. Дно у дыры не просматривалось. Системы его доспехов взяли пробу воздуха. Изнутри лицевого щитка побежали результаты химического анализа: медь, золото и изотопы йода. Его слуховые датчики усиливали громкость слабых звуков, доносившихся снизу сквозь заводской грохот. Оттуда раздавались и другие звуки, более слабые и более смущающие, но хорошо знакомые таким, как Байл, — звуки криков.

— Вон там путь вниз, — сообщил Колумбари-Энас. Он указал металлическим когтем на дальнюю сторону, где череда узких, грубо вытесанных ступеней огибала яму и исчезала во тьме.

— Эта дыра не похожа на крепость знатного военачальника, — заметил Байл.

— Она меняется! — прошипел Колумбари-Энас. — Труле — истинно верующий. Боги щедро благословили его. Изменчивость владений — одно из дарованных ему благ.

— То есть он сумасшедший, — заключил Байл. Он неодобрительно огляделся. — В былые времена я бы взял это место в мгновение ока.

— Будьте начеку. Он очень могущественный.

— Ничего подобного, — возразил Байл. — Ты думаешь, я не разбираюсь в варпе? Презрение к богам не тождественно незнанию их возможностей, Первый-среди-равных. Чтобы привести это место в пригодное для обороны состояние, потребуется несколько часов, с колдовством или без.

— Настойчивость — вы бы очень удивились. Перед смертью.

— Ты не первый, кто так говорит, и ты определённо ошибаешься, — ответил Байл.

— Хочу напомнить, что мы здесь потому, что некому за вас сражаться. Совет — не почивайте на прошлых лаврах. Сейчас у вас очень мало друзей.

— Этому путешествию лучше бы того стоить, — проворчал Байл.

Отряд направился к лестнице.

Некоторое время спустя они достигли дна и протиснулись в щель, такую узкую, что Брутус выругался своим непослушным языком. Хирургеон царапнул камень, и одержимая машина втянула конечности, чтобы поберечься.

Внезапно щель превратилась в грандиозный длинный зал, уставленный гигантскими статуями космических десантников. Как и бездонная яма, через которую они вошли, зал, казалось, уходил ввысь бесконечно, потолок исчезал в темноте, где порхали крылатые фигуры.

— Нерождённые, — прорычал Байл.

Сплошные стены между статуями уступили место многоярусным колоннадам. Байл осматривал работу взглядом знатока: хотя человек приложил здесь свою руку, место явно раньше принадлежало ксеносам. Размеры сооружения не подходили для людей, неуловимо, но вполне очевидно, и кое-где ещё осталась незатёртой прежняя отделка, демонстрируя куски рисунков, изображавших тонколицых гуманоидов незнакомого вида.

Высокие галереи патрулировали астартес-еретики, облачённые в пыльно-чёрную броню, украшенную по обычаям отступников, не принадлежащих ни к какому объединению. Это были не легионеры, а дезертиры из орденов, видимо не отличающиеся особой преданностью своему избранному лорду. Предательство являлось частью души подобных созданий, привнесённое в капитулы дурное семя, упущенное при отборе, чтобы в дальнейшем прорасти и дать плоды. Подобных бунтарей наверняка влекли к этому лорду Труле его авторитет, обещание грабежей и добычи, а может, и всего-навсего обычный интерес к демоническим машинам, которые он создавал. Да, Байлу уже приходилось иметь дело с такими людьми, как Труле. Их жалкие королевства редко существовали подолгу.

Внезапно откуда-то возникли огромные бронзовые двери, словно явились из какой-то иной сферы бытия. Когда Байл и его спутники приблизились, они с характерным скрежетом стали открываться, впуская горячий золотой свет. Створки быстро ускорялись, толкая перед собой стену воздуха, которая ударила по группе, отчего одеяния Колумбари-Энаса вздулись у него за спиной, а знамёна, свисающие с колонн, яростно захлопали. Двери полностью раскрылись с гулким ударом, от которого зал вздрогнул. Путешественников захлестнуло облаком пыли, и отряд Байла проследовал в чертоги владыки Труле.

Они вышли на широкую круглую площадку, посыпанную песком. Высокие стены, укреплённые мощными колоннами, поднимали над полом многоярусные платформы, расположенные друг против друга. Между колоннами кругом темнели железные опускные решётки.

— Это что, арена? — поинтересовался Байл у Колумбари-Энаса. — Только не говори мне, что ты и этого не ожидал.

— Возражение — арена здесь всегда, — отозвался магос.

— Ты нервничаешь. Отчего? — спросил Байл.

— Совет — храните молчание. Мы приближаемся к владыке Труле. Сейчас должны последовать деликатные переговоры.

Над ареной господствовала высокая смотровая площадка, которую занимал Труле и его главные приспешники: несколько космодесантников-отступников в чрезмерно разукрашенных доспехах, с надменными и жестокими лицами. Между ними выделялись послушники Тёмного Механикума, отличавшиеся разнообразием облика. Присутствовали и другие астартес-еретики, в задней части платформы, неподвижные, как статуи. Очередная демонстрация могущества — заставить людей стоять как вкопанные у всех на виду. Ну и самолюбование, конечно же, мысленно добавил Байл.

Вполне естественно, Труле восседал на гигантском уродливом троне почти у самой балюстрады, чтобы видеть всё происходящее внизу. Это был какой-то вульгарный урод, сильно мутировавший: одно плечо выше другого, голова наклонена в сторону, лицо скрыто капюшоном, ноги неловко высунуты вперёд. Он всё ещё носил силовую броню, хотя уже едва в ней помещался. Доспехи местами выгнулись, приспосабливаясь к его новым формам, а кое-где просто лопнули. Ржавые отверстия, в которые втыкались трубки, сочились чёрной жидкостью. Труле оказался в точности таким, каким Байл и ждал его увидеть.

Взгляд Байла метнулся в сторону запертых решёток. Легко себе представить, что оттуда может выскочить.

Отряд Байла остановился. Колумбари-Энас опустился на колено перед высоким престолом Труле. Магос жестом велел Байлу сделать то же самое, но Байл вовсе не собирался унижаться перед этим захолустным герцогом.

— О великий и могущественный Дандим Труле, — нараспев заговорил Колумбари-Энас, — как и обещал, я привёл к тебе знаменитого Прародителя, перворождённого, Фабия Байла.

Он театрально отставил руку, указывая на спутника.

— Понятно, — сказал Байл. И он действительно всё понял. Не в первый раз всякие ничтожества щеголяли его компанией перед обществом, чтобы добиться желаемого. Старая уловка.

Один из советников Труле наклонился поближе к голове хозяина и прошептал что-то. Труле махнул рукой, что-то ответил, чего не смог уловить даже продвинутый сенсориум Байла. Помощник кивнул и подошёл к балюстраде. Он опёрся на перила, широко расставив руки, источая угрозу и уверенность в своём положении. Байл приподнял брови. Воин был огромен, лыс, лицо налито тёмной силой, а зубы подпилены для остроты. Броня великана представляла собой буйство злобных демонических ликов, чеканенных золотом; стабилизирующие сопла и вентиляционные патрубки на ранце превращены в разинутые пасти. Даже каждую костяшку на кулаках украшали крохотные личики демонов.

— Владыка Труле требует, чтобы ты проявил уважение к его величию! На колено!

— А кто ты такой, чтобы вообще просить меня преклонить колено, воин?

— Я Курден Суун, конюший хозяина и главный смотритель его демонического зверинца.

— Какой-то ты слишком яркий. Не нравишься ты мне.

— Ты преклонишь колено, бродячий коновал без господина. Ты при дворе Дандима Труле и должен…

Брутус с шумом жалобно выдохнул и переступил копытами. Байл поднял палец, прервав говорящего, и повернулся к своему слуге:

— Можешь поставить.

Брутус спустил бочку со спины и, разминая плечи, издал протяжный стон облегчения.

— Так что ты там говорил, Курден Суун?

Космодесантник насупился и сдавил перчатками перила так, что на них заскрипел песок.

— Ты должен преклонить колено.

— Прошу вас! — зашипел Колумбари-Энас. — Делайте, как он говорит. Пояснение, —голос магоса жутко загудел, — Труле — очень гордый господин.

Байл покачал головой.

— Вы пираты и клятвопреступники, вам и вдесятером не справиться с одним легионером древности. Я ни перед кем не преклоняю колено, Курден Суун, — добавил он, угрожающе выделив имя воина. — И уж точно не собираюсь перед такими, как ты.

Труле издал влажный горловой рык и провозгласил:

— Тогда ты умрёшь!

Затем поднял и уронил свою уродливую руку.

И тут началось настоящее светопреставление.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. СОСТЯЗАНИЕ СОЗДАНИЙ

Арену огласил рёв медных фанфар. Механизмы в стенах лязгнули, и опускные решётки с щёлканьем втянулись в свои ниши.

В проёмах зияла темнота.

— Как предсказуемо, — заметил Байл. — Портер, Брутус, не дайте этим насекомым порадоваться вашей смерти. Убивайте всё, что вылезет из этих туннелей.

По нейронной связи он приказал хирургеону залить в ксиклос-игольник, висящий на крюке у пояса, быстродействующие некротики и контрапсайкану. Хирургеон немедленно взялся за дело, сифоны над силовой установкой Байла извлекли нужные химикаты из своих запасов и быстро перемешали.

— Протест — что вы делаете? — защебетал Колумбари-Энас, истерический оттенок бинарика вторил его словам. — Видите, что вы натворили! Это же самоубийство.

— Если бы я настолько плохо разбирался в людях, то давно был бы мёртв.

Он воткнул Пытку в песок, вынул из кобуры болт-пистолет, проверил обойму и вставил обратно. Увидев, что всё в порядке, убрал его в кобуру и взял в руки Пытку и игольник. Из туннелей донёсся страдальческий рёв.

— Нас убьют! Я помогал создавать часть того, что идёт за нами. Машины Труле непобедимы!

— На свете нет ничего непобедимого, — отозвался Байл.

Во тьме появились танцующие огни. Из проходов вокруг всей арены высыпала свора чудовищных машин самых разных форм и размеров, которых, однако, объединяла общая черта — отвратительный вид.

— Будь ты проклят! — злобно проскрипел Колумбари-Энас.

— Я не люблю, когда мне врут, — спокойно сообщил Байл. — Ты пытался втянуть меня в игры тех, кто приходит ко мне на поклон.

— Это не так!

— У твоего конклава нет никакой власти. Иначе зачем тебе пресмыкаться перед таким ничтожеством?

Чудовища подбирались всё ближе. Байл не сводил глаз с самого большого проёма, откуда ещё никто не появился.

— Этот Труле настряпал хороших монстров, — признал Байл, осматривая демонические машины, тяжело переступающие по песку. — Они прекрасно подойдут для нашей задачи.

Многоголосое уханье, нечто среднее между органной музыкой и звериным рёвом, донеслось из самых больших ворот. Оттуда вырвалось облако пара, приправленного странными ароматами варпа. Проход изнутри озарило сияние плазменных катушек.

Наружу выступила самая крупная из демонических машин.

— Неуверенность — если выживем!

— Я-то выживу, — заметил Байл. Он глянул на Колумбари-Энаса. — Советую вооружиться.

Переводя страдальческий взгляд с тварей на владыку Ундрегундума и обратно, Колумбари-Энас выдал череду цифровых непристойностей. Он вскинул обе руки. Вокруг них появились чёрные завитки энергии, раздулись в сферы и лопнули, точно пузыри в луже смолы. Когда завитки исчезли, Колумбари-Энас оказался вооружён: в одной руке он сжимал компактное мелтаружьё, другую обвивала гравитонная пушка.

— Я защищаю, хозяин.

К Байлу, тяжело переступая копытами, подошёл Брутус, небрежно держа свой гигантский топор.

— Портер! Возьми того, что покрупнее! — приказал Байл. Руки хирургеона выдвинулись вперёд в боевое положение, свёрла взвыли, набирая скорость. — Такая уж привычка у этих эгоистов, — заметил Байл. — Они позволяют нам взглянуть на свою предполагаемую гибель, что даёт нам время оценить ситуацию. — Он посмотрел вверх, на Курдена Сууна. — Я бы на твоём месте не затягивал.

Суун ухмыльнулся:

— Да будет так!

Труле поднял руку, и очередной трубный глас привёл тварей в движение.

Механизмы бросились к центру арены. Тела, созданные из сплава металла и плоти, сталкивались друг с другом в стремлении уничтожить врага. Слепые головы открывали рты-жерла печей и ревели раскалённым воздухом. На платформе поднялся крик, посыпались ставки.

Колумбари-Энас бросил взгляд в сторону высоких ворот, где ждала свобода.

— Магос, ты хочешь получить свою награду? Если сбежишь, её не будет. Оставайся здесь и сражайся!

— А какой ещё у меня выбор?

— Никакого, — ответил Байл. Он вскинул игольник и выстрелил. Капля замороженной сыворотки вонзилась в уязвимую мясистую часть набегающей машины. Трепещущая кожа поглотила её целиком и мгновенно почернела. Огоньки в стеклянистых глазах твари замерцали и погасли. Она обрушилась наземь грудой металла, демоническая душа внутри взвыла, когда состав, по рецепту Байла извлечённый дистилляцией из сотен тел психических нулей, разодрал её в искрящие клочья.

— Портер, давай! — скомандовал Байл.

Портер насытила тело кислородом и зарядила гидростатические мышцы. Сердечная жила загудела в такт ускоряющимся ударам. Хроновосприятие растянулось, задерживая приближение скачущего к ней галопом чудища, пока оно не стало двигаться так медленно, что казалось, будто оно не шевелится совсем. От приложенных усилий метаболизм разогнался на полную. Охлаждающие перепонки в межрёберных промежутках раздвинулись так, что заныли суставы. Перепонки наполнялись кровью, которая мчалась к вестибулярным теплообменникам в районе грудного отдела позвоночника. Образовавшийся горячий воздух уходил через дыхальца.

Мозг запульсировал от жара. При возвращении в нормальное субъективное время будет кружиться голова, но минуты, которые она таким образом выигрывала, были бесценны.

Рой демонических машин водил своими разнокалиберными конечностями, демонстрируя агрессию. Портер чувствовала исходящий от них запах жажды насилия, всплеск гормонов, настолько мощный, что защипало в носу. Игнорируя этот надвигающийся вал, она не спускала глаз с основной угрозы.

Главная конструкция Труле представляла собой массивную, отвратительную тварь, смешение человеческих тел, либо срощенных, либо сшитых вместе посередине и заключённых в стальную скорлупу. Головы у этого зверя были все одинаковые, все лысые, все безглазые, с огромными челюстями, усеянными игольчатыми зубами. Сегментированные, как у краба, ноги поддерживали грудную клетку, каждая ступня представляла собой гигантскую металлическую клешню. Из спины росли щупальца с шипами на конце. При нормальном восприятии времени они бы яростно хлестали взад-вперёд, но для Портер они еле колыхались, как щупальца медузы в океанском течении. По обе стороны туловища торчали две руки, нелепо человеческие, но гигантских размеров. Машина балансировала на одном кулаке, точно какая-то огромная аугментированная обезьяна: когда время замедлилось, она передвигалась вперёд на руках. К выбору компонентов для своей конструкции Труле подошёл консервативно. Запах основы содержал только генетические маркеры людей, смешанные со сталью, маслом, огнём и плазмой, что вместе создавало жуткую фабричную вонь. Поверх неё витал аромат жжёных специй: полуреальный варп-след нерождённого, заключённого внутри. Пленённый демон исказил всё хитроумное сооружение, которое изначально построил Труле, и теперь было невозможно сказать, что сделано по замыслу создателя, а что — по прихоти имматериума. Плоть налезала на металл, а металл врезался в плоть. Над вентиляционными отверстиями шипели коронные разряды, собираясь в кричащие лица и уносясь прочь ветром. В исполине чувствовалась боль человека и демона. Боль и злоба.

Единственным, но мощным дальнобойным оружием ему служила тяжёлая плазменная пушка. Зарядные катушки светились из-под бляшек на поражённой коже. Судя по интенсивности излучения, мощности набралось уже около семидесяти процентов. Машина направлялась к Байлу.

Портер определила слабые места противника ещё до того, как начала двигаться. План сформулирован, курс проложен. Она выхватила свои дюрастальные клинки, чувствуя, как они трутся о ножны. В одно мгновение она прожила целую жизнь, зачарованная этим единственным ощущением.

Портер пыталась сохранить отстранённость от хода событий, но это увеличивало нагрузку на организм. Мозг перегревался. Усилием воли она покончила со своей отстранённостью, замедлила метаболизм так быстро, как только осмелилась, чтобы не сбить его совсем, снизив лихорадочную активность синаптической сети.

Реальность поднабрала скорости, став расслабленной и тягучей. Портер уже замахнулась клинками, когда её двойная мускулатура катапультировала тело вперёд. Один из зверей поменьше ковылял к ней, клацая титановыми жвалами перед лицом, полностью состоящим из человеческих глаз. Она изогнулась в воздухе, совершая прыжок лосося через его сгорбленную, покрытую бородавками спину, и едва коснулась железных шипов, защищавших хребет.

Шипы оказались слабой защитой. Портер на прогибе рубанула сверху вниз, и лезвие прошло между зазубренными остриями. Оно аккуратно разделило позвонки, и зверь-машина рухнул с сердитым визгом, парализованный в задней части. Когда же он попытался развернуться, то упал замертво с лицом, выжженным мелталучом Колумбари-Энаса.

Портер побежала дальше. Ещё два паукообразных существа заступили ей дорогу, прикрывая основную махину. Она снова подпрыгнула, слегка опёрлась правой ногой на руку-клинок одной из машин, использовав её как трамплин, чтобы перемахнуть через обеих. Едва коснувшись земли перед главной угрозой, она тут же уклонилась от удара одной из гигантских лап, которая, хотя и неуклюжая, удивила её своей скоростью. По земле грохнул кулак, оставив воронку в песке. Клубок щупалец обвил Портер, вынудив воспользоваться клинками, чтобы прорубить путь на свободу. К ней неслась вторая рука плашмя, ладонью. Она снова прыгнула и приземлилась на руку противника, чтобы, используя её разгон, подобраться ближе к торсу. Безглазые головы щёлкнули на неё металлическими зубами, когда она рванулась вверх по телу, целясь в орудие на спине.

Слишком поздно. Плазменная пушка взвыла и выпустила весь запас сверхразогретого газа, набранный в зарядные катушки. У Портер на глаза мгновенно опустились сплошные мембраны, защищая от яркого света выстрела — копья из вещества в четвёртом агрегатном состоянии, горячего, как сердце звезды.

Копьё пролетело так близко, что опалило кожу. Одно из щупалец твари ударило её, и Портер споткнулась. Несмотря на потерю равновесия, она мгновенно отреагировала на контакт, изогнувшись так, что потенциально смертельный удар превратился в лёгкую, но болезненную рану, когда конечность монстра стегнула мимо, своей коллекцией шипов пропоров ей кожу.

Насыщенная кислородом кровь сбрызнула алым спину монстра.

— Ты попал первый и последний раз, — прошипела Портер. Мгновенно отключив боль, она перескочила через монстра, когда тот попытался прихлопнуть её. Рубанув по головам, снеся одну, отвлекла его достаточно, чтобы увернуться от хлещущих щупалец. Портер подбежала к плазменной пушке, уже всасывающей топливо для следующего цикла, и, скользнув под ней, полоснула обоими мечами из-за головы.

От жара её кожа вновь пошла волдырями. Но клинки попали точно в цель: один снёс выпуклый излучатель на конце, другой расколол накопительную камеру. Уже частично заполненная, пробитая камера выпустила струю высвобожденной энергии и подожгла монстра. Портер скрестила руки перед лицом, защищая глаза, выставленные мечи отражали удары щупалец. Она почувствовала, но не увидела, как приближается земля, ударилась немного неловко, но перевела падение в перекат и вскочила на ноги с клинками наготове.

Монстр топтался на месте, воя от боли, мученический хор состоял из голосов извращённых людей и пленённого демона. Портер, не выпуская чудище из поля зрения, обходила его кругом, уже подзаряжая свою гидростатическую мышечную систему. Она слышала, как ревёт Брутус в кровавом угаре, чуяла запах раскалённого воздуха от мелтаружья Колумбари-Энаса, ощущала секундные колебания направлений верха и низа, когда стреляла его гравипушка. Но она совсем не чувствовала Байла. Портер не знала, попал ли в её создателя первый выстрел, и это вызывало отчаяние, но она заставила себя целиком сосредоточиться на машине, поскольку любое отвлечение неминуемо означало бы её собственный конец.

Пламя на спине демонической машины угасло, оставив тлеющие угли. От горелой кожи поднимался мясной дух. Взревев от ярости, чудище бросилось на Портер, ударив в землю одним кулаком, чтобы прыгнуть вперёд, а другим приготовившись к атаке. Портер не сдвинулась с места. Верхний кулак метнулся к ней, и она лишь отступила в сторону, взмахнула левым мечом, позволяя ему вывернуться на конце расслабленной руки, и перед самым контактом высвободила всю энергию, накопленную во вторичной мускулатуре, одним рывком.

Когда кулак ударился в землю там, где только что стояла Портер, её меч аккуратно рассёк запястье монстра. Из отрубленной конечности, как из пожарного шланга, хлынула струя маслянистой крови, после чего культя с силой врезалась в песок. Не сумев замедлить движение, машина упала неудачно, раненая рука согнулась под тяжестью тела и с треском, какой издаёт падающее дерево, сломалась.

Портер отскочила в сторону, в то время как исполина снова оторвало от земли инерцией, и он рухнул на песок, запутавшись в конечностях. Не успел зверь-машина прийти в себя, как Портер забежала ему под брюхо. Её мечи нашли снизу чёрное сердце громадины. Существо содрогнулось и сдохло, рухнув на Портер и обдав её потоком вонючей крови. Только коленца многочисленных ног не дали туше раздавить противницу.

Она выбралась наружу и, к своему огромному облегчению, увидела Байла, его ксиклос-игольник плевался в машины специально подобранными ядами, от которых живые части созданий распадались прямо на глазах. Пытка в его руке летала, каждое болезненное касание заставляло машины шарахаться назад. Брутус взгромоздился на одно из демонических устройств и яростно рубил его мягкую сердцевину топором. Колумбари-Энас спокойно ходил по полю, его гравитонная пушка сжимала одних питомцев Труле в плотные гранулы, которые сыпались, роняя капли, на песок, а других его мелтаружьё обращало в пар.

Машин оставалось совсем немного. Повсюду валялись дымящиеся остовы. Портер услышала позади себя пронзительный скрежет и лязг металла. Обернулась и увидела, как зачарованные цепи вокруг скинии духов её убитой добычи засветились, разомкнулись и лопнули, из нутра машины выскочил нерождённый, силуэт из чёрного света, меняя облик и торжествующе визжа от новообретённой свободы, после чего с раскатом грома исчез.

От близости к демону её затошнило. Психические органы заныли, сумев отразить влияние варпа лишь частично. В глазах потемнело, и Портер слегка поплыла.

Она выпустила в мозг химикаты, увеличив частоту сокращений сердечной жилы. Ей потребовалось целых три секунды, чтобы прийти в себя, и к тому времени всё уже было кончено.

Байл пинком отбросил последнюю из демонических машин, обнажив рождённую варпом плоть, и выстрелил из игольника в упор. Душу твари разорвало в клочья, и лапы её поджались, как у мёртвого паука.

Рёв термического выстрела Колумбари-Энаса ознаменовал окончание сражения. Разбитые машины усеяли песок. Брутус с фырканьем опустился на землю. Портер бродила по полю, проверяя, все ли противники действительно мертвы.

— Ну и чем тебе это помогло, имбецил? — поинтересовался Байл.

— Не смей так обращаться к владыке Ундрегундума! — прогремел Курден Суун.

— А ты, значит, один из тех, кто не вымолвит ни слова, но зато окружает себя горластыми громилами, которые треплются за него? — спросил Байл, по-прежнему обращаясь к Труле. — Я сказал, убери своих лакеев и поговори со мной!

Наглая рожа Курдена вспыхнула от возмущения, но прежде чем он успел снова открыть рот, Труле с превеликим трудом поднялся со своего ложа из подушек, оставив после себя пятна, и подковылял к балюстраде.

— Гляньте-ка, наш маленький принц умеет ходить, — сказал Байл. — А не соблаговолит ли ваше высочество ещё и объяснить, в чём заключался смысл этого оскорбления?

Труле захихикал. Одержимость разрушала его существо. Мутации пустили в его теле глубокие корни, смех булькал сквозь мокроту.

— Ты творец, — прохрипел он. — И я творец. Мне хотелось посмотреть, как сражаются наши создания. Какое развлечение они устроили… Хотя признаю, ты оказался талантливее!

— И тебе серьёзно нужно было напасть на меня, чтобы прийти к такому очевидному выводу? — спросил Байл.

— Сколько ты хочешь за эту штучку? — Труле поднял свою похожую на дубину руку, пальцы на ней срослись, стали грубыми и чешуйчатыми и уже не помещались в перчатке. Короткий большой палец нормального размера печально висел под теперь единым перстом, указывающим на Портер.

— Она не продаётся, — ответил Байл. — Если ты намеревался таким образом произвести на меня впечатление, то у тебя не вышло.

— Ничего подобного. Я создам штучки получше. Я учусь у тебя, великий генетор.

— А что, если бы ты меня убил?

Труле пожал плечами. Его наплечники скрипнули. Механизмы их сдвига с трудом приспосабливались к его уродливому телу.

— Тогда бы у меня появилась прекрасная история о том, как я убил отца всех мутантов своим собственным оружием, доказав тем самым, что я лучший создатель монстров.

Байл с ухмылкой окинул взглядом изуродованных варпом тварей, лежащих мёртвыми вокруг.

— Это уж вряд ли.

— Значит, тебе ничего не угрожало, а у меня всё равно будет прекрасная история.

— Господин мой Труле. — Колумбари-Энас бросился вперёд и снова опустился на колени, как будто и не находился на волосок от окончания своей жалкой жизни из-за этого любителя экспериментов. — Мы доказали мощь Повелителя Клонов в открытом бою, в самом верном испытании, какие есть на свете.

— Да! Да! — Труле похлопал своей изуродованной рукой по другой, которая осталась прежней и по сравнению с первой выглядела необычайно изящной. — Какой прекрасный спорт, битва созданий!

— Прошение подано — если вы довольны, позвольте спросить, не нашлось ли у вас возможности рассмотреть мою просьбу? О том, чтобы вы сражались вместе с нами против Велизария Коула.

Безумный блеск в глазах Труле потускнел, и расчётливое, хитрое выражение появилось на том, что осталось от черт его лица.

— Какая мне от этого польза?

— Добыча самого изысканного рода. Коул летит на встречу в один древний мир, полный возможностей. Полный древнейших технологий.

Труле демонстративно потёр подбородок. Его огромный палец потянул за собой нити слюны из-под треснувшего шлема.

— К чему мне старые машины? Нет.

— Я это предвидел, — вмешался Байл. — Брутус!

Минотавр, опёршись на топор, поднялся на ноги, бросил оружие и, тяжко ступая, подошёл к генной бочке. Он вскинул её на руки, отнёс туда, где стоял Байл, и снова опустил.

Бочка открылась с волной морозного тумана и звоном баночек с образцами.

Труле жадно подался вперёд, холодное голубое свечение изнутри бочки подсветило его изуродованное лицо, сделав его ещё более мерзким.

Байл вскинул руку.

— Геносемени достаточно, чтобы удвоить численность твоего отряда. Это не тот слабый материал, из которого сегодня производят Адептус Астартес, и не мутировавший мусор, который можно найти в других местах, а прекрасный, крепкий генофонд лучших Легионов древности! — Он подпустил в голос свирепого сарказма. — Этого хватит, чтобы заручиться вашей помощью, мой господин?

Неподвижные астартес-еретики в задней части платформы впервые зашевелились. Все шагнули поближе, чтобы посмотреть.

— Воистину богатство, — прохрипел Труле. — Договорились, Фабий Байл. Ты купил себе армию.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ. ПЛОСКИЙ МИР

«Зар-Квезитор» вырвался из варпа с воем измученных душ и визгом металла. По всем палубам завывали сирены. Где-то кто-то кричал. Из щелей между блоками аппаратуры каскадами сыпалась пыль — частью краска, частью ржавчина, частью клетки кожи людей, давно канувших в историю. Лопнувшие трубы свистели паром поперёк коридора. Бригады сервиторов топали к местам, пострадавшим сильнее всего. Их обгоняли пожарные расчёты, неповоротливые в термостойких костюмах.

Альфа-Примус шагал сквозь всю эту мешанину, проталкиваясь мимо стаек растерянной обслуги, в сторону главной обзорной галереи шестьсот двенадцатой палубы.

— Прочь с дороги!

Он был в шлеме на случай, если придётся идти через отсеки, открытые в пустоту. Вокс-динамик усилил голос до пугающей громкости, и это только усугубило смятение среди обслуги. Он изо всех сил старался ни на кого не наступить, но уже не раз с деликатным хрустом костей сметал кого-то с дороги.

— Шевелитесь! — заорал он.

Корабль совершил очередной тошнотворный переворот. Примуса шатнуло. Взвыли новые сирены.

— Коул… — зло прорычал космодесантник, возведя взгляд к потолку. У архимагоса имелась дурная привычка появляться из варпа с шиком. Однажды он их всех прикончит своим позёрством.

Примус переключился на вокс, переступив через веер искр, брызгавших от стены, где пара сервиторов заваривала трещину в панели.

— Всем военачальникам немедленно явиться в обсерваториум палубы шесть-двенадцать.

Дверь в нескольких метрах впереди пыталась открыться, заедала в покосившейся раме и захлопывалась обратно. Каждый раз, когда створка отъезжала, из помещения за ней просачивался машинный крик: магосы предупреждали, что сейчас будут резать термоядерной сваркой. Когда Примус проходил мимо, на металле появилось горячее оранжевое пятно.

Вокс затрещал рапортами, сообщая о том, как обстоят дела и почему тот или иной командир клады либо предводитель манипулы не сможет явиться на палубу 612.

Примус только рычал в ответ на оправдания.

Он подключился к ноосфере «Зар-Квезитора» и вызвал субинтеллекты, ответственные за сбор данных о повреждениях. Два десятка уровней остались без электричества. Разбиты пути центрального поезда «нос — корма». Выведены из строя несколько секций главных подъёмников. Двадцать одна утечка атмосферы, девять из них уровня «гравис».

— Этот корабль не в том состоянии, чтобы воевать, — буркнул он. Примус пребывал в плохом настроении и испытывал сильную боль. Всякий раз, когда судно проходило сквозь завесу в имматериум, варп частично вытягивал у него душу из тела. Ощущение было, будто с тебя сдирают кожу.

Примус часто думал о том, что Коул, когда делал его, совсем не старался или, по крайней мере, переоценил себя, потому что дух великана не уместился в теле как следует. И это было не праздное предположение: когда Примус смотрел ведьмовским зрением, то замечал это несовпадение в виде размытой радужной ауры вокруг конечностей и призрачное двоение пальцев, если подносил их к лицу. Помимо постоянных болей, которые причинял ему его искусственно созданный организм, каждый раз, когда они перемещались из одной реальности в другую, космодесантник испытывал острый душевный дискомфорт, чтобы утихомирить который требовался не один час.

В итоге Примус возненавидел варп-путешествия.

Дрожь пробежала по кораблю от нижней части левого борта до верхней — правого. Как только миновала эта волна, ударил другой импульс, послабее, почти перпендикулярно номинальному гравитационному притяжению корабля.

Несмотря на переполох на верхних уровнях, ковчег в основном пустовал. Несколькими годами ранее на гигантском корабле царила постоянная суета. Многие тысячи космодесантников-примарис спали в металоновых гробах. Целые клады магосов трудились в производственных зонах судна. Ещё больше орудовали в лабораториях. Потом начался крестовый поход, и численность экипажа и пассажиров снова подскочила, когда Коул отправился воевать бок о бок с примархом. На борт взяли скитариев, собранных по вассальному договору с десятка миров-кузниц, а также всё семейство рыцарского дома Таранисов со Священного Марса.

Теперь почти никого не осталось. Большую часть своих военных ресурсов Коул передал флоту Примус, когда покинул основное направление похода. Многие из магосов разлетелись по Галактике, чтобы ускорить осуществление его следующего великого проекта. Не считая лихорадочной муравьиной суеты вокруг повреждённых секторов, трюмы, когда-то полные дремлющих космодесантников, пустовали. Этажи для гарнизона были опечатаны и только собирали пыль. А некоторые места Примус находил определённо жуткими.

Он одёрнул себя. Суета бесит, отсутствие суеты тоже бесит — это Коул заставил его вечно испытывать недовольство, Примус знал точно.

Впереди показался обсерваториум палубы 612. Маячки над дверью, которые предупреждали бы о пробоинах в гигантских панелях из бронестекла, бездействовали. Сирена молчала. Кнопки доступа на дверной панели горели здоровым зелёным светом. Всё указывало на то, что обсерваториум вернулся из варпа невредимым.

Примус развернулся боком, пропуская какого-то младшего трансмеханика, за которым тянулась по воздуху стайка поскуливающих ремонтных дронов на сворке из тонких проводов, привязанной к одному из его левых локтей. Обходя его, Альфа едва не раздавил великого наследного барона Рузева Мавена Тараниса из дома Таранисов, который вывернулся из бокового коридора прямо ему под ноги.

Примус едва успел затормозить. Великий наследник поднял стальную кружку с рекафом, из которого отпивал, описал ей большой круг, после чего ухмыльнулся.

— План Триединого раскрыт и принят к сведению. Я не пролил ни капли! — Он коротко провёл ладонью над кружкой в знак благословения.

— Барон, — извинился Примус, — я вас не заметил.

— Похоже на то, — ответил Мавен.

Мавен был самым старшим из обычных людей, оставшихся на борту. Их с самого начала было не так уж много, и большинство — рыцари дома Таранисов. Коул счёл, что стремление рыцарей к военным приключениям отвлекает его от работы, и через пару лет принялся дарить их примарху. Однако два копья всё же остались на корабле, и сейчас это был самый грозный военный ресурс на «Зар-Квезиторе».

— Давай-ка сделаем это правильно, как предписано в обрядах моего дома. — Мавен выпрямился. — Приветствую тебя всем сердцем и душой, Альфа-Примус, возлюбленный сын Велизария Коула, от имени дома моих отцов и Тараниса Великого, — отбарабанил наследный барон, затем склонил голову. При этом из-за высокого воротничка парадной формы его шея осталась абсолютно прямой. — Сударь. — Рыцарь изобразил небольшой поклон, полный сложных витиеватых движений. Причём, что удивительно, всё это ему удалось сделать, не выпуская кружки с рекафом.

— Ты закончил? — пророкотал Примус. — Я не один из этих напыщенных ангелов Императора. У меня нет ни времени, ни желания смотреть на твои бессмысленные ритуалы и реверансы.

— Я вижу, ты, как всегда, в хорошем настроении, Примус, — заметил барон. Он не был особенно стар, потому что никого нельзя назвать особенно старым по сравнению с Примусом, но его тело уже проявляло первые признаки упадка: морщины вокруг глаз и рта, редеющие волосы, седина в бороде, лёгкая сухость кожи. Но, кажется, барон пока не замечал, что уже умирает.

Примус позавидовал его неведению.

Он крякнул и снова зашагал по коридору к двери. Барон перешёл на трусцу, чтобы не отстать от великана. Они двигались быстро, и всё же Мавен умудрился не пролить ни капли своего напитка, даже когда корабль сотрясла очередная дрожь. Руки барона вели себя как орудия его скакуна, захватившие цель, ни на миллиметр не отклоняясь от выбранного положения.

— Рановато мы прибыли, — поделился барон.

— Течения в варпе благоприятствовали, — ответил Примус.

— Счастливая редкость в наши дни, — согласился рыцарь. — Нужно благодарить Омниссию за то, что указывает нам путь, как и во всём. Ave Omniscentor^[7].

— Да как скажешь, — отозвался Примус. — Но за такой выход я бы поостерёгся петь Ему осанны.

Они дошли до нужных дверей. Примус потянулся к кнопке входа с такой скоростью, что казалось, он вот-вот впечатает бронированный кулак прямо в стену, но костяшка его перчатки едва коснулась пластека, и дверь открылась с приглушённым шипением — почти безмятежным звуком на фоне шума и гама, царивших за ней.

— Добро пожаловать, Альфа-Примус, первый из примарисов, — прокаркал изнутри машинный голос. — Добро пожаловать, великий наследный барон Рузев Мавен Таранис, магистр рыцарей.

— Хвала Триединому, — отозвался Мавен.

— Как и до́лжно, — сказал голос.

За порогом открывалось тёмное помещение, где длинная смотровая галерея выходила на огромное окно-розетку. Удерживая гигантские панели из сверхплотного бронестекла, переплёт толщиной с «Лендспидер» выгибался в пустоту, истончаясь до металлической филиграни в центре. Весь выпуклый окулюс наподобие гигантских век закрывали две полусферы огромного бронированного колпака. Примус подошёл к управляющей колонке, чьи кнопки служили сейчас основным источником света в галерее. Его шаги гулко громыхали по пустому помещению, эхом отражаясь от второй и третьей галерей высоко наверху, ведущих на палубы 613 и 614. Из центра средней галереи торчал огромный латунный телескоп, размером не уступающий тяжёлым лазерным пушкам, установленным на орудийных палубах «Зар-Квезитора», но в миллион раз менее полезный. Подобной технике было место на свалке уже десятки тысяч лет назад.

Примус подавил продолжительный всплеск раздражения из-за бессмысленной потребности техножрецов копить подобный хлам. Он откинул крышку главного тумблера. От движения пальцев вверх по руке пробежала острая боль.

— Дух, какова степень целостности окулюса?

— Степень целостности окулюса обсерваториума — сто процентов, о богоподобный.

Примус скривил губы. В голосе духа-покровителя галереи слышалась насмешка. Личность Коула накладывала свой отпечаток на всё, к чему тот прикасался.

— Разомкнуть затворы, — велел космодесантник и щёлкнул тумблером. Слева направо вдоль огромного века пробежала череда щелчков.

От шума ремонтных бригад отделились тяжкие шаги. Свет из коридора на мгновение померк.

— Я опоздал? Полагаю, что нет, — произнёс синтетический голос. На галерею вступил инфокузнец Х99-Болус, один из многочисленных магосов-последователей Коула. Х99 был помешан на робототехнике, и его повсюду сопровождал боевой автоматон типа «Кастелан». Именно он и производил весь этот шум.

— Ты точно вовремя, дружище, — отозвался Мавен и хлебнул своего всё ещё дымящегося напитка. — Заслон пока закрыт. Примус как раз его отпирает.

— Ах, люблю драматические появления, — заявил Х99. — Сигма-Фиделис, — велел он своей машине, — займи позицию в задней части комнаты. Дай место нашим товарищам.

— Подчиняюсь, — ответил автомат.

Взвыли сервоприводы. Робот развернулся по частям: сначала голова, затем плечи, торс и, наконец, ноги. Он выбрал себе нишу между двумя выпирающими балками, отступил туда, затем повторил свой плавный механический разворот, так что его бесстрастная посеребрённая смотровая пластина оказалась обращённой наружу.

— Он, кажется, в прекрасном состоянии, — одобрительно заметил Мавен.

— Великий труд никогда не прекращается. Я всё путешествие перебирал его силовой агрегат и основные узлы. И весьма доволен результатом.

Х99 обладал лёгким характером и ярким умом, вполне под стать голосу, что шло несколько вразрез с сильно улучшенным телом инфокузнеца. Его любовь к робототехнике была настолько велика, что он превратил себя в конструкцию практически полностью и теперь представлял собой целый набор из поршней и проводов. Инфокузнец двигался рывками, весьма далёкими от плавной, превосходной работы древней машины, которая следовала за ним по пятам. Примус считал, что Х99 напрасно отказался от вполне работавших частей тела в обмен на плохо функционирующие механизмы.

— Благодарю за высокую оценку, — сказал Х99.

— Я с уважением отношусь ко всем формам военных машин и не раз был признателен Сигма-Фиделису за поддержку на поле боя, инфокузнец, — ответил Мавен. — Примус, что ты думаешь об улучшениях Сигма-Фиделиса?

Мавен многозначительно ухмыльнулся товарищу. Примусу в голову пришла мысль, что раздражающе игривые манеры Коула заражают даже людей, которые ему служат, не говоря уж о машинах.

Примус бросил взгляд на робота. Тот почти в два раза превосходил его ростом, для существ помельче и попроще — весьма грозная машина.

— Что с ним возиться? — проворчал Примус. — Он вполне прекрасно функционировал и раньше. Тебе это интересно — посвятить всю жизнь исследованиям? И ради чего? Чтобы угаснуть и быть брошенным в великую тьму? Активировать подачу энергии на механизмы заслона, — велел он духу-покровителю.

— Подчиняюсь, великий Примус, служитель Первого Проводника!

— Молча, — распорядился великан. — Просто делай, что сказано.

Внутри стен с воем пробудились генераторы. Вдоль перил, вверх по опорам, по нижней стороне балконов наверху зажглись вереницы люменов. Достаточно яркие, чтобы освещать дорогу наблюдателям, но не настолько, чтобы портить вид на пустоту.

— Наш великий защитник сегодня в прекрасной форме, как я погляжу, — заметил Х99. Он присоединился к Мавену у поручней, шагнув вперёд со всей уверенностью плохо управляемой марионетки.

— Он же Примус, — ответил Мавен со смесью восхищения и наглости.

Цилиндрическая голова Х99 повернулась, пробуравив космодесантника взглядом одной из своих красных линз.

— Ты тоже прекрасно функционируешь, — сказал Х99, — один из шедевров Первого Проводника.

— Ничей я не шедевр, — возразил Примус.

К этому времени на галереях обсерваториума собрались и другие: альфы скитариев, вожаки эскадрилий археоптеров, ещё инфокузнецы, беллускогнисценты — в общем, целый сонм самых странных существ. С виду они походили на любой другой командный состав сил Адептус Механикус, но этот состоял из последователей Коула, и в рядах собравшихся хватало всяческих отщепенцев.

От психической трескотни стольких разумов Примуса закололо иголками. Он позволил себе ненадолго избавиться от физической боли, велев фармакопее доспехов впрыснуть в кровоток анальгетики. Препарат успокоил ноющие кости, но с душевной болью он ничего поделать не мог.

Главных воителей, ещё находившихся на службе у Коула, насчитывалось всего двадцать или около того — небольшая аудитория для такого грандиозного помещения, и гораздо меньшая, чем была раньше. Примус подозревал, что Коул вступает в очередной из своих долгих периодов одиночества. Все признаки были налицо, и не в последнюю очередь эта растущая одержимость технологиями ксеносов. Коул всегда избавлялся от ненужных прихлебателей перед тем, как уединиться для исследований.

Очередная дрожь сотрясла «Зар-Квезитор». Х99 чуть не полетел вниз головой и ухватился за поручень трёхпалыми металлическими руками, которые вот уж точно намного уступали тем, с которыми инфокузнец родился.

Не то чтобы Примуса это как-то волновало. Его вообще ничего не волновало.

— Эта система — место неспокойное. Очень много гравитационных волн. Хватает перекрёстных течений. Непростая задача для архимагоса — не наделать при всём при этом ошибок, — заметил Х99.

— Я так и понял, — отозвался Мавен. — Зрелище должно получиться замечательное. — Судно тряхнуло сильнее. — Если нас не разорвёт на части в ближайшие пару минут.

— Все затворы разомкнуты, заслоны готовы к открытию, — сообщил дух-покровитель. Главный индикатор разблокировки мигнул, сменив цвет с красного на белый.

— Так открывай, — велел Примус.

По галерее разнёсся гул работы больших механизмов. Обсерваториум находился на более широкой стороне надстройки, и его соответственно огромный окулюс был весьма хрупким. Защищать его приходилось исключительно толстыми створками.

Заслон окулюса дрогнул, и полоска болезненно-слепящего света лезвием меча прорезала толпу. Мавен прикрыл глаза ладонью. Раздались несколько охов менее модифицированных, но эмоционально более полноценных посетителей и стрёкот искусственных зрительных систем, подстраивающих яркость.

Металлический глаз продолжал раскрываться, вскоре явив взорам собравшихся пункт назначения и причину непрекращающейся тряски корабля.

В обсерваториуме воцарилась тишина.

Авернес был системой с четырьмя звёздами. В своих странствиях по Галактике, задолго до того, как эра Раздора положила конец первому межзвёздному царству Терры, человечество обнаружило, что подобные системы — обычное явление. Хотя часть их оказывалась достаточно стабильной для существования в них планет, большинство равновесием не отличалось и планет не содержало.

Авернес относился к последней категории.

В системе главенствовала Авернес-Принципал, крупная и активная голубая звезда. Согласно проверенной временем звёздной классификации, она относилась к типу «бета-пять». Пара оранжевых звёзд, сцепившихся в бинарном танце, вальсировала вокруг, будто дразня свою старшую сестру. И это им удавалось, если судить по бесконечным яростным извержениям последней. Оранжевые звёзды назывались просто — Авернес-Секунда-Альфа и Авернес-Секунда-Бета. Последнее солнце, Авернес-Терция, представляло собой тусклый огарок, компактную белую звезду, которая металась между тремя другими по извилистой спиральной орбите, словно стараясь не даться никому в руки.

— Зрелище в прямом смысле ослепительное, — заметил Мавен и хлебнул рекафа, снова повторив своё маленькое благословение над кружкой.

— Ослепительное, но и опасное, — добавил Х99. — Эти звёзды не располагаются в целиком иерархическом порядке, а подчиняют друг друга мощным силам, вызванным их хаотичным взаимодействием. — Инфокузнец скромно склонил голову. — Хотя, как вы понимаете, я не специалист в звёздной систематике.

— Уверен, что это самые общеизвестные факты, — произнёс Мавен. — Вполне в пределах понимания магоса ваших талантов.

Примус только скривил губы на лесть барона.

Двойная пара занимала в окне больше места, швыряясь друг в друга огненными копьями. Главная звезда находилась так далеко, что выглядела какой-то раскалённой прорехой. Белое солнце располагалось ближе, но из-за своих размеров казалось не крупнее прочих светлячков звёздного неба. Однако разглядеть можно было только самые яркие из них, поскольку Авернес-Принципал затмевала всю Вселенную, превращая пустоту вокруг себя в бездонную и бескрайнюю черноту.

Примус повернулся к солнцам спиной. Сцена его нисколько не трогала. Она лишь поднимала стратегические вопросы, на которые необходимо найти ответ, только и всего. Великан сверился с числом присутствующих. Большинство из тех, кто реально мог прийти, явились, за исключением одной персоны. Он решил дождаться её и стоял в полном молчании, игнорируя все заданные ему вопросы, пока остальные обменивались впечатлениями о системе. Примус подал признаки жизни только тогда, когда она вошла в галерею.

Маршал Мелиссима Артос-Септус Йота де-факто командовала всеми силами Механикуса на борту «Зар-Квезитора». Номинальным главой был Коул, поскольку являлся архимагосом-доминусом и за свою долгую жизнь накопил многовековой опыт войны, но обычно его занимали другие дела, когда начинались боевые действия. Примус подозревал, что эти неотложные обязанности хозяина иногда были надуманными, либо усилий он тратил на них куда больше, чем было строго необходимо, потому что сражения, которые прежде архимагоса развлекали, нынче только навевали скуку. И так во всём. Коул мог тратить всё своё время и силы как одержимый, чтобы овладеть какой-то научной дисциплиной, но затем, приблизившись к совершенству, когда мог изменить что-то важное в мироздании, бросал эту область ради чего-то нового, и процесс начинался сначала. Задача воссоздать космодесантников вышла его самым продолжительным увлечением, но в ту же минуту, как завершилось Явление примарисов, архимагос уже мыслями унёсся куда-то в другое место. Так было и с войной.

Коулу требовался какой-нибудь генерал, и Артос-Септус Йота им стала.

Маршал Йота представляла собой высоченного киборга с продвинутым corpus metallica^[8], покрытым адамантином. Живые её части были урезаны до необходимого минимума, так что внешне она казалась полностью механического происхождения, хотя по какой-то причине, ускользавшей от Примуса, Йота оставила себе женские очертания. Металлическая броня маршала была выполнена в улучшенной форме её первоначального тела, с безупречно чистым и идеально симметричным лицом — самим воплощением красоты, — на котором застыло выражение надменного удивления. Йота носила его так часто, что Примус изначально думал, что оно приделано навсегда, однако неожиданно для себя обнаружил, что металл гибкий и может двигаться наравне с любым человеческим лицом.

Для многих в Адептус Механикус пол не имел значения. После столетий усовершенствования часто было невозможно определить, кем они появились на свет, но Йота, похоже, упивалась своей женственностью. Она была серебряным идолом для самой себя. С другой стороны, её образ безупречной женственности был несколько подпорчен. Каждую великолепно изваянную часть тела отделяли от других проглядывающие изнутри механизмы. Сгибы суставов с внутренней стороны коленей, на плечах, локтях и кистях прикрывал гибкий пластек. На шее торчали голые позвонки из золотого сплава, окружённые заметно выступающими проводами в бронированной изоляции. В её теле соперничали две формы совершенства — божественной человеческой и священной машины. Если Примус и знал что-то о Машинном культе, так это то, что все его участники уникально странные. «Зар-Квезитор» был битком набит уродами.

— Это то место, которое архимагос-доминус выбрал для встречи с представителями трёх миров-кузниц, — сказала Йота. Она шагнула на балкон, и полы плаща красного цвета Марса обвили её ноги. Это был единственный предмет одежды, который носила маршал, — без застёжек, полураспахнутый из-за пояса с оружием. Под плащом блестел голый металл и больше ничего. — Какое отвратительное место для сражения, — заметила она. — Мощные гравитационные сулои, чудовищные выбросы частиц. Большая часть территории здесь ослабит пустотные щиты примерно на две пятых из-за потери эффективности. Кроме того, мы вышли из варпа слишком глубоко в систему. «Зар-Квезитор» получил обширные повреждения. Я уважаю архимагоса ничуть не меньше, чем все здесь присутствующие, но это — безрассудство.

— Наш долг — защищать его, пока идут переговоры. Умерь поток своих жалоб и отбрось страх, — велел Примус, который придерживался мнения, что критиковать Коула может только он сам и никто другой. — Коул тебя прославил. Ты сомневаешься в его здравомыслии?

Металл на лице Йоты пошёл рябью.

— Никоим образом. У тебя сегодня плохое настроение, мой исполинский друг. Я не хочу спорить и разделяю твоё беспокойство за нашего хозяина, — ответила она, — но нельзя отрицать, что являться сюда — это риск. Архимагос остаётся приоритетной целью для врага, пожалуй, сейчас даже больше, чем прежде. За нами охотятся. Находясь здесь, мы будем как на ладони. Последствия не заставят себя ждать.

— Значит, будем наготове, — ответил Примус. Отношения у них с Йотой были натянутыми. По одним меркам старшим командиром считалась она, по другим — он, из-за близости к Коулу. И то, что архимагос позволял обоим считать себя правыми, делу нисколько не помогало.

— Именно это я и хотела сказать, — объяснила Йота. — Служба Коулу ставит передо мной непростые вызовы, и мне это нравится. Каких только чудес мы ни навидались.

Она указала на мерцающее пятнышко в далёкой пустоте, и одновременно, с помощью тайных искусств Адептус Механикус, вызвала увеличенный гололит того же самого места.

— Узрите Понтус-Авернес!

Рукотворный мир, омытый светом четырёх солнц, висел в одной из немногих точек Лагранжа между звёздами системы.

— Планетарная конструкция, как я понимаю, — произнёс Мавен. — Совсем плоская? — Он глотнул из своей кружки рекафа. Каждый раз при этом барон шептал короткое благословение над напитком, что придавало ему вид человека слегка зацикленного.

— Не совсем. По-моему, там есть горный хребет, — ответил Примус.

— Прости, я имел в виду «плоский» в том смысле, что не шар. А обратная сторона есть?

— Это одна моноповерхность. Верхняя. На ней обустроены искусственные среды обитания, — пояснил Примус. — Различаются по типу от озёрного края до невысокого горного хребта в единственном экземпляре. Воздух пригоден для дыхания. Гравитация в точности соответствует терранским нормам.

— Интересное местечко. — Мавен снова отхлебнул.

— Сооружено в Тёмные века, — вмешался Х99-Болус. — Великолепное произведение астроинженерии. Двигателей нет, но диск остаётся там, где находится, благодаря тщательно вычисленному расположению. Он парит на гравитационных волнах четвёрки солнц.

Эти самые солнца будто злились на своего искусственного друга. Своих детей у них не осталось, поскольку они их либо сожрали, либо выкинули прочь, однако благодаря мудрости человечества платформа висела в гравипаузе между ними абсолютно неподвижно, в то время как вокруг бушевали титанические энергии.

— Какими могущественными были наши предки, — заметил Х99-Болус. — Каким-то образом посреди всего этого звёздного хаоса строитель Понтус-Авернеса нашёл клочок безмятежной пустоты, чтобы поместить туда своё творение. Какое мастерство. Какие знания!

Рузев пожал плечами и пригубил свой рекаф. И пробормотал молитву. Она звучала так: «Милостью Омниссии, Машинного бога и Движущей Силы я вбираю в себя это топливо».

— Всё это просто позёрство, — возразил Примус. — И цель у него одна — чтобы было. Памятник чьему-то самолюбию.

«Коул точно почувствует себя тут как дома», — подумал он про себя.

— Примус, неужели ты не видишь в этом мастерства? — спросила Йота. — Это же прекрасная демонстрация того, чего мы можем достичь, стоит только раскрыть достаточно секретов древности. В этом цель Коула. А наш долг — защищать его, пока он занят.

«Только что-то он не старается облегчить работу своим верным слугам», — подумал Примус.

«Зар-Квезитор» вздрогнул, словно сочувствуя.

— Я простой воин, ваше святейшество, — заметил Мавен. — И благодарен Омниссии за боевую машину у себя под седлом. Чудеснейший дар, но вот это всё…

Он вновь отхлебнул. За произнесённой шёпотом молитвой хлюпнул рекаф. Звук неприятно отдался в измученных нервах Примуса, заставив бросить хмурый взгляд на рыцаря, но тот проигнорировал страдания гигантского космодесантника.

— Я вижу здесь дерзость и красоту, но я с самого рождения знал, что мне недоступно истинное понимание. Это не тот путь, куда Машинный бог направил мои стопы. Я воин и не могу сражаться со звёздами. Я лишь пассажир, пока благословенная железная нога великого «Юргиума» не ступит на твёрдую землю. — Барон снова улыбнулся. У него такая пресная улыбка, подумалось Примусу. — Пустота не самый мой любимый campus bellicus^[9]. Глядя на это, я хочу попросить только одно: покажите мне землю, на которой я могу сражаться.

Они мчались к рукотворному миру. Бурлящую радугой оболочку его щита теперь можно было разглядеть без увеличения: она реагировала на сложные потоки частиц, несущихся со звёзд, а под калейдоскопом сполохов угадывались дразнящие намёки на зелень, строения и водную гладь.

— Не теряй надежды, — сказала Йота. — С нашим архимагосом у тебя будет масса возможностей повоевать.

— Что ж, было бы очень приятно, — отозвался Мавен. Молитва, глоток. — Отсюда мало что видно. А есть возможность включить тактолит? Меня бы устроила какая-нибудь карта. Полезно заранее знать, на какой земле придётся сражаться.

Примус искоса взглянул на барона. Дом Таранисов был основан на Марсе, они жили на Марсе, но вовсе не выглядели уроженцами Марса. Хотя почти все жители Империума были уверены, что Красная планета населена исключительно бионическими жрецами, на самом деле там жили многие миллиарды обычных людей. Большинство не занимали какого-то значимого положения в культе. Рыцари и экипажи легио титанов в этом отношении стояли особняком и пользовались большим уважением. И хотя они были настолько тесно связаны со своими машинами, насколько это вообще возможно, но вовсе не стремились сами стать ими, в отличие от магосов.

Кто-то однажды сказал Примусу, что рыцарям не обязательно самим превращаться в механизмы. Соединив свою душу с духом машины, они становятся частью своих механических исполинов на мыслительном уровне. На взгляд Примуса звучало сомнительно. Уже давным-давно он пришёл к выводу, что люди вообще мало в чём разбираются.

— Информацию о Понтус-Авернесе раздобыть нелегко, — сообщил он.

— Даже для владыки Коула? — поинтересовался барон.

— Особенно для него, — вмешалась Йота. Она отвернулась от панорамы. — Это сооружение относится к Тёмным векам, как точно заметил инфокузнец Х99. Его обнаружил в М39.365 эксплораторский флот, отправленный с Тигруса, но действовавший под эгидой Марса. Права на эксплуатацию были оспорены обеими присутствующими сторонами и переданы в арбитраж. Дело дошло до Синода Марса. Естественно, он присудил права собственной планете. Вся информация была скрыта под грифом «non-omnia viseo»^[10].

— Красная планета — мать всех нас, — произнёс Мавен.

— Тогда это жадная мать, которая отбирает кусок у своих же детей, — возразила Йота. В этой компании говорить подобное можно было безо всякой опаски. Все здесь являлись беглецами того или иного рода, подвергнутыми остракизму за экспериментализм, свободомыслие, эмпирические практики или открытое оспаривание культовых догм. — Коул, как обычно, заявляет о себе. Как обычно, играет в политику и, как обычно, делает это, чтобы позлить генерального фабрикатора Оуд-Оудию Раскиана.

— Всё никак удержаться не может, — проворчал Примус. — Как будто нам не хватает своих проблем.

— По этому вопросу наши мнения совпадают, — согласилась Йота.

— Ну карта-то у нас какая-то ведь должна быть? — спросил Мавен. — От авгуров никаких данных нет?

— Авгуры дальнего действия в подобном звёздном окружении неэффективны.

— Прозрения какие-нибудь от астропатов? — настаивал барон.

— Э-эй? Эй! Извините, говорю!

Примус повернул на голос свою мощную голову. Скромного вида магос на среднем балконе поднял руку, чуть не выронив связку тубусов со свитками, которую держал. Примус не узнал незнакомца. Хотя ковчег летал с сокращённым экипажем, на борту «Зар-Квезитора» по-прежнему оставались десятки тысяч человек, так что в этом не было бы ничего странного, вот только Примус знал всех, кто связан с военным делом на корабле, а этот парень среди таковых не числился.

— Мадам маршал, господин барон, если позволите? — обратился магос.

— Кто говорит? — спросил Примус. — Кто пригласил тебя на это собрание?

— Я карточей Четвёртой клады, мой господин. Меня зовут Освен. И, э-э, в общем, я сам себя пригласил.

— У тебя одно предложение, чтобы объяснить мне, с чего ты решил, что твоё присутствие уместно, — объявил Примус. — Если объяснение меня не устроит, тебя отсюда выведут.

— У меня есть карта! — Голос карточея сорвался. — С собой, где-то тут, нет, не то… — Он чуть не уронил свою связку футляров и карт, бросился вперёд, чтобы поймать, и завершил всё несколько позорными движениями жонглёра, в результате которых ухватил один из свитков, наполовину его скомкав. — Ага! Вот он, эм, да. — Он протянул находку, ни к кому конкретно не обращаясь, и заморгал слегка растерянно.

— Спускайся сюда, — распорядился Примус. — Немедленно.

Мужчина поспешил повиноваться, чуть не уронив свои карты в третий раз, когда врезался в массивного телохранителя доминуса Третьей когорты из культа мирмидонцев. Поспешные извинения карточея проложили ему дорогу на нижнюю палубу. Смесь людей и машин расступилась, давая пройти. Он подошёл, протягивая Примусу развёрнутую карту, как подношение.

Примус взял её, распрямил и нахмурился.

— Есть толк? — спросил Мавен.

Йота раскрыла ладонь. Примус передал ей карту. Руки маршала раздвинулись неестественно широко, растягивая свиток на всю длину. Сканирующий лазер из левого глаза прошёлся по нему туда-сюда, и Йота вернула карту Примусу, затем её правый глаз замерцал и спроецировал гололитическую репродукцию в воздухе.

Карта была нарисована от руки, на пергаменте, но выполнена хорошо. На ней был изображён какой-то плоский ландшафт. Геометрически правильные края намекали на мозаику из шестиугольников, лежащих в основе конструкции. Аккуратным почерком были указаны размеры — ровно три тысячи двести километров в поперечнике во всех направлениях, при ширине каждого шестиугольника в восемьдесят километров. Как и сказал Примус, там имелась гряда небольших гор, окружённых холмами с лесистыми долинами меж ними, а также местность с озёрами, одно из которых было очень крупным, и лес, но большинство биомов, no-видимому представляли собой торфяник или влажные прерии. Границы участков ландшафта шли ровно, хотя и несколько размылись из-за естественного разрастания флоры. Йота увеличила изображение, и все увидели на карте на каждом стыке шестиугольных плит какие-то сооружения. Одно из таких было нарисовано сбоку в поперечном сечении, что-то вроде зиккурата.

— Вот это крайне полезно, — заметил Мавен и прикончил свой рекаф.

— Откуда она у тебя? — спросил Примус у книгочея.

— Ну, эм, я, э-э-э… коллекционирую карты, — заикаясь, ответил тот. Освен оказался нервным маленьким человечком, почти не аугментированным, хотя у него из макушки торчало огромное ядро интеллекта в виде кривобокого плавника, по краям которого шла насечка из охлаждающих пластинок. Один глаз заменял квадратный бионический протез с жёлтой линзой. На плече Освена сидел псевдопаучок и повторял его речь на бинарике. — Знание — сила. Понимание — вот истинный путь. Вам это известно и без меня. У каждого из нас свой путь к просветлению. Для меня это — карты. — Он кивнул, словно высказал крайне уместную мысль.

— Это не ответ на мой вопрос, — пророкотал Примус.

— Э-э, я купил её у торговца данными несколько лет назад. А он получил от кого-то, кто взял её у изначальной экспедиции. Хорошая оказалась находка. Очень редкая. Ну и вот. Она у меня была, я подумал, что она может вам понадобиться, так что я её принес.

— Понятно, — отозвался космодесантник. Всё это выглядело крайне подозрительно.

— Вот это узловые генераторы поля, — пояснила Йота, указывая на пирамиды. — Отвечают за энергетические щиты и удержание атмосферы. Возможно, за пустотные щиты тоже.

— Как всё прекрасно изложено! — восхитился Х99. — Вас можно поздравить, магос.

— Не я её нарисовал, и я ещё не магос, — скромно ответил Освен.

— Могу понять почему, — сурово заметил Альфа-Примус.

— Так что, нам сопровождать нашего славного повелителя на земле, чтобы Первый Проводник Омниссии мог устроить демонстрацию силы? — поинтересовалась Йота. — Кажется, Примус, воля нашего хозяина тебе ведома лучше любого из нас, хоть я и командую его войсками.

— Нет. Он желает встретиться с магосами с минимальной демонстрацией силы. Наша задача — оставаться на борту «Зар-Квезитора» в боевой готовности, чтобы высадиться, если потребуется. Экипажи всех ударных судов должны ждать в машинах готовыми к запуску. Барон Мавен, ваши Рыцари должны немедленно начать погрузку в свою десантную цитадель. Если понадобится, на вас возлагается захват плацдарма и организация вероятной точки эвакуации. Маршал, подготовьте свои клады скитариев к высадке с десантных челноков.

— Будет сделано.

— Икс-девяносто-девять, — продолжал Примус, — подготовь свою кибернетическую когорту. Ты будешь сопровождать архимагоса.

— Карточея тоже отправь, — подсказала Йота. Примус развернулся и уставился на маршала.

— Да ладно, ты же не думаешь, что он разболтает что-нибудь секретное, — добавила она. — Отправь. Может, пригодится.

— Для меня честь служить вам, — пискнул Освен.

— Да ради бога, — не стал возражать Примус. — Ладно.

— Предположительно, с кем нам предстоит сражаться, чисто из интереса? — спросил Мавен. — С Великим врагом или со слугами нашего собственного бога?

Примус взглянул на барона сверху вниз. Тот казался таким маленьким.

— И с тем и с другими. Всё равно с кем, главное — чтобы архимагос-доминус Коул был в безопасности. Будьте наготове.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ. ТЁПЛАЯ ВСТРЕЧА

С едва заметной электрической дрожью посадочный модуль Коула прошёл сквозь атмосферную защиту Понтус-Авернеса и оказался в чистом воздухе. Во все стороны простиралась равнина золотых трав, утыканная одинаковыми зиккуратами, которые приобрели заметную индивидуальность благодаря понаросшей сверху флоре. Рёв спускаемого аппарата вспугнул стаи пернатых пастельных тонов, крупные жвачные поднялись из грязи и заковыляли прочь в тяжеловесной панике.

Посадочный модуль приземлился. Корпус едва успел опуститься на шасси, как трап откинулся, и Коул шагнул наружу, рассчитав момент высадки так, чтобы его механические ножки коснулись земли одновременно с зубчатым краем трапа. Дабы выглядеть дипломатичнее, архимагос явился без брони и оружия. Всё его боевое облачение, генератор щита, здоровенный топор Омниссии и солярный атомизатор остались на борту «Зар-Квезитора». Восьмилапый жучок, подсоединённый к входному массиву нижней части туловища, выбежал вперёд, при этом его рифлёная головка всасывала через хоботок пробы земли. Что-то жучку в них не понравилось, и он издал предупреждающую трель.

— Тише, — успокоил его Коул и глубоко вдохнул через лицевой дефлектор. Воздух приятный. Ландшафт хорошо спроектирован, но что-то в нём было не так, чувствовалась какая-то тяжесть в атмосфере. Будто вторжение незваных гостей оскорбило неких могучих машинных духов.

Дневной свет ярко сиял сразу со всех сторон. Коул отбрасывал тень от каждого из солнц. Бледные, как призраки, тени еле соперничали друг с другом. Полярные сияния, стекающие со щитов, ставили в тупик сенсоры и забивали частоты вокса раздражающим визгом. Архимагос практически ощущал эту энергию на вкус, воздух плыл от статического электричества. Он вытянул вспомогательную конечность, чтобы более предметно прозондировать почву, и между его одеянием и землёй проскочила искра.

— Любопытное место, — заметил архимагос.

Загремел и застонал грузовой трап: четыре робота-кастелана с тяжеловесной неторопливостью, свойственной их племени, спустились из трюма и рассредоточились коробкой вокруг архимагоса. Следом спустился Сигма-Фиделис, за ним Х99, занятый сумкой, полной информационных пластин. Дальше, выпучив глаза, появился Освен.

— Ничего себе! — прошептал он. Никто не обратил на карточея никакого внимания.

Следующим на неуклюжих ногах вышел Кво. У него явно возникли трудности с мантией, как будто ношение одежды было для него чем-то новым. Добравшись до низа, он споткнулся и полетел в траву. Какие-то сиреневые цветочки отпрянули в стороны, и Кво замер.

— Это просто цветы, они не кусаются! Вставай. — Коул одной из своих дополнительных конечностей помог ему подняться. Он поменял себе настроение с задумчивого на радостное: друга требовалось подбодрить. — Смотри, Кво. Понтус-Авернес! Мост между звёздами. Какой красивый пейзаж, а?

— Как скажешь, — буркнул Кво. Он окинул взглядом однородную с виду равнину. Лишь горы вдалеке по краю создавали хоть какое-то разнообразие. Со всех остальных сторон пейзаж упирался в сверкающие стены полярного сияния. — Грязно тут. — В качестве эксперимента Кво топнул ногой. Почва хлюпнула.

— Не смотри на грязь, смотри на конструкцию! — воскликнул Коул. — Это же настоящее произведение искусства.

— И надолго оно таким останется? — спросил Кво и указал пальцем. Между пирамидами, расположенными на одинаковом расстоянии друг от друга, равнину усеивали груды земли, оставшейся после раскопок. Гигантские землеройные машины сейчас молчали, дожидаясь, когда можно будет снова начать грызть девственную природу.

— Не думал, что ты так нервно относишься к археологии, мой дорогой друг.

— Восемьдесят семь смертей меняют человека, — заметил Кво. — Это чудовищно. Разве мы не рискуем повредить то самое, что ищем? А что насчёт жизни, которую мы уничтожаем? Ты когда-нибудь спрашивал себя об этом?

Коул отмахнулся от мыслей о разрушении.

— Я уверен, они ничего не испортят. Сооружение слишком велико.

Пейзаж отражался в зеркальных оптических панелях кастеланов; сами они оставались безмолвными и насторожёнными. Коул поднял голову к небу. Атмосферная оболочка здесь не отличалась толщиной, и за мерцанием щитов чернела пустота. В её мраке сходили с ума буйные солнца Авернеса.

— Немного напоминает Трисолиан, тебе не кажется, Кво? — сказал Коул. — Такой жуткий поток ионов. Я почти ничего не слышу. Вокс не работает, авгуры ограничены прямой видимостью. Хм, какая-то мерзкая слепота. На Трисолиане тоже такое было, но не так сильно. Это синее солнышко громко кричит.

— А где и когда был Трисолиан? — спросил Кво.

— Ты не помнишь? — разочарованно протянул Коул. — Жаль, я думал, что это одни из твоих самых хорошо сохранившихся воспоминаний.

— Я не помню.

Коул вздохнул. Через вокс-динамик, установленный на плече, вздох прозвучал надрывно.

— Это было место, где начинались события, которые, увы, привели к твоей первой кончине, а меня — к тому, кто я есть сейчас. — Голос Коула стал задумчивым. — А вообще, я сам точно не помню. Слишком часто я терял память — стирание разума, пытки, мистические нападения. Кто знает, что я пережил? Мне известно о нашем совместном пребывании на Трисолиане только потому, что эта информация хранится в голографической записи разума Фридиша. Так что, учитывая, что даже сам я ничего не помню, полагаю, на тебя мне пенять особенно не за что.

— Как великодушно, — сухо отозвался Кво.

— Какой приятный язвительный тон. Ты и правда на него похож, — заметил Коул.

— Ты чудовище. Заставить меня умирать столько раз… Это бесчеловечно.

— Да. Чудовище. А ещё я твой друг. И когда-нибудь ты станешь настоящим мальчиком, цитируя древнюю легенду! Как только твои элементы воссоединятся с общей для всех измерений эфирной основой судьбы и частицы твоей души перестроятся, ты снова станешь творением Машинного бога, а не моим.

— Ты говоришь про варп.

— Конечно-конечно. Машинный бог оперирует как в материуме, так и в имматериуме. Даже мне не под силу улучшить Его труд в этом отношении. — Коул возвёл очи горе и сложил руки кружком напротив того места, где у него когда-то билось сердце. — Хотя можно попробовать.

— Ты невыносим, — пожаловался Кво.

— Нe раздувай масштабы моего эго, мне сегодня ещё убеждать кучу людей. Нам вон туда. — Он ткнул клешнёй в сторону ближайшей из пирамид. — Резонаторы атмосферного поля просто высочайшей работы! Какие здесь чудеса. Неудивительно, что наши собратья всё роют и роют.

— Почему мы сели так далеко? — простонал Кво. Любопытно, он не казался таким… нюней с момента своей изначальной смерти. — Разве не опасно приходить сюда без твоей армии?

— Моя армия уже летит. — Коул не глядя указал вверх и за спину. Кво проследил вдоль выставленной руки и увидел точку света, приближающуюся к щитам. — Рыцари.

— Но сейчас-то их здесь нет? Ты уязвим.

— Чепуха, мой дружище не-Фридиш. Я слишком важен, чтобы меня убивать, даже если они все меня ненавидят. — Коул задумался. — Да вряд ли они все меня ненавидят. — Он покачал головой. — Вперёд!

Чрезвычайно аугментированное тело архимагоса, вздохнув поршнями, поднялось на ноги, и он засеменил к пирамиде. Роботы тронулись в путь на долю секунды позже. Они шагали в жутковатый унисон, огромные ступни хлюпали в мягкой земле.

— Только постарайся не наступить на меня, — пробормотал Кво в сторону ближайшего автоматона.

Освен замыкал шествие, с благоговением разглядывая всё вокруг и делая пометки в большой книге с кожаным переплётом, которую прихватил с собой.

Пейзаж выглядел абсолютно естественным: вязкое болото с чахлой растительностью, мхом и коварными ямами, тут и там усеянное зеркальцами открытой воды. Но через некоторое время проступили упорядоченные черты — сеть замкнутых каналов, огрызки стен и высокие бугры, в которых угадывались здания. Из болотной жижи поднималась дамба. Коул свернул на неё, остальные последовали за ним. Кво прозвонил почву в паре мест с помощью ауспика. Под слоем торфа оказалось дорожное покрытие, прекрасно сохранившееся.

— Тебе не кажется, что это мог быть сад? — Коул не стал дожидаться ответа. Разговоры с архимагосом всегда выходили заведомо односторонними. — Я вижу флору семи разных миров. Крайне занимательно. Заметил, как они образовали собственную экосистему? Думаю, сад здесь разбили специально, этим объясняется сеть каналов и разнообразие растений. Предполагаю, их было гораздо больше, но сохранились только те, которые лучше всего приспособились. Столько деталей и мастерства Машинный бог вложил в своё творение на потребу человеку. Жизнь — удивительная штука! Посмотри, чего достигло здесь человечество. Как только все секреты древних окажутся в наших руках, снова настанут прежние славные дни.

— Нет, не настанут, — мрачно возразил Кво. — Культ деградировал, он одержим прошлым. У нас шоры на глазах.

— Верно, верно, — согласился Коул. — Но я-то не они, так?

— Так, — отозвался Кво, хотя прозвучало это не столько как согласие, сколько как сказанное ради ощущения, что он принимает активное участие в разговоре.

Когда они приблизились к пирамиде, первоначальная планировка сада стала более чёткой, как будто пирамида сдерживала приливы и отливы беспорядка природы. Водоёмы приобрели более прямые берега. Из земли выглядывала древняя каменная кладка. Почва стала твёрже, и стали заметны следы культивации её в далёком прошлом. Клумбы, дорожки, скульптуры — всё это почти скрылось под колышущимся ковром камыша и осоки.

Горизонт на Понтус-Авернесе находился близко. Это обманывало глаз. Пирамида оказалась меньше и ближе, чем выглядела с корабля. Теперь стало видно, как чётко выделяются все четыре угла, по центру каждой грани сбегают утопленные внутрь лестницы. По краям шли крупные, кто-то мог бы даже сказать смелые, архитектурные завитушки, напоминающие вставших на хвосты змей. Продвинутые глаза Коула и Кво заметили узоры энергии, видимые для них точно так же, как видны силовые линии вокруг магнита, очерченные железными опилками. В небе эти проекции пересекались с такими же с других пирамид, накладывались и усиливали друг друга, образуя, таким образом, поля, защищающие всё это место. Ещё ближе излучение их стало ощущаться уже телом: сдвигало жидкости в гидравлике, дёргало за искусственные сердца, возбуждало атомы сплавов в конечностях.

— Остренько, — заметил Коул, чмокнув старческими губами. — Ты знаешь, не могу получить никаких откликов ниже шести метров под землей. Повсеместно причём. Возникает вопрос: что там внизу? Восхитительно же?

Магосы достигли аккуратного рва, окружавшего пирамиду. Когда их тени упали на воду, прочь метнулись какие-то рыбы. Отряд повернул за угол, самый дальний от места приземления, и перед ними предстала огромная выложенная плитами территория размером с взлётно-посадочное поле, для каковой цели она в настоящее время и использовалась тремя кораблями Механикуса. От раскалённых бортов в цветах Тигруса, Аккатрана и Металики поднималось марево. Группы скитариев, облачённых в униформу соответствующих цветов, двинулись в сторону пришельцев. В информационном пространстве замелькали обозначения запросов и опасности. Небольшая делегация архимагоса остановилась. Роботы вскинули свои оружейные кулаки и издали заунывный писк.

— Велизарий, они идут на нас, — с тревогой подсказал Кво.

— Конечно, они идут на нас. Это их работа — идти на нас. — Коул опустил взгляд на Кво-89 и улыбнулся. — Мне нравится, когда ты называешь меня Велизарием.

Скитарии подняли оружие. Внутренние процессоры Кво засекли вспышки излучения. Когда сторожа проходили мимо кораблей, с аккатранского челнока по пандусам с рокотом съехали тяжёлые боевые сервиторы-катафроны.

— Не похоже, что они рады нас видеть, — заметил Кво.

Коул засеменил вперёд, так что оказался целиком на охраняемой территории, после чего развернулся к своему другу:

— По-твоему, нам грозит опасность.

— Да.

— Ты, наверное, сейчас думаешь, зачем мы сюда явились. Очень хороший вопрос, на который я сейчас отвечу.

— Я у тебя ни о чём не спрашивал, Велизарий.

— Ну а я всё равно отвечу Ты, может быть, решил, что я здесь ради того, чтобы продемонстрировать, насколько я свободен и не подчиняюсь Марсу. Зная тебя вдоль и поперёк, Кво, ты наверняка об этом думаешь, потому что ты сообразительный парень.

— Я так не думаю, — возразил Кво. — Я думаю, что не готов опять умереть.

Коул продолжил свою лекцию:

— Мне нравится, когда Марс знает, чем я занимаюсь. Синод одобрил моё назначение Первым Проводником с большим отрывом. Даже если Оуд-Оудия Раскиан, этот негодяй размером с жилой дом, люто ненавидит меня до самых своих механических кишок, дома меня многие поддерживают. В какой-то момент мне может понадобиться их помощь. Однако, если рассказать им, где я и чем занимаюсь всё это время, это побудит некоторых из них — или, что ещё хуже, многих из них — принять в моих делах посильное участие. Что приведёт к гражданскому расколу на Марсе и потенциальному внутреннему конфликту во всех мирах-кузницах. Я бы предпочёл, чтобы они продолжили посылать армии Гиллиману, поскольку, если за мной станет таскаться какой-нибудь мой собственный дурацкий крестовый поход, это будет выглядеть, будто я пытаюсь обманом проложить себе дорогу к какой-то там власти, чего я на самом деле не хочу, но чего именно боится Раскиан. Он боится, что я занялся самоуправством. Моё присутствие здесь, на этой платформе, занятой Марсом, — это способ дать всем понять, что я делаю, не провоцируя на подобные глупые поступки. Этим я как бы говорю, что у меня есть связи и влияние. Они просто не могли сказать «нет», понимаешь. Будучи здесь, я делаю сразу несколько вещей. Не переживай. Никакой опасности нет.

Катафроны опередили скитариев, их изуродованным мозгам недоставало осторожности пехоты. Тяжёлые гусеницы крошили древние каменные плиты, пока наконец сервиторы резко не остановились и не направили оружие на техножрецов. Роботы-кастеланы ответили тем же. Фосфорные бластеры и пулемёты нацелились на плазменные пушки.

— Мы пришли с миром! — выкрикнул Кво. Освен наполовину спрятался за его спиной, но продолжал торопливо записывать.

— Икс-девяносто-девять, успокой своих автоматонов! — скомандовал Коул. Руки роботов опустились по швам, и кастеланы встали по стойке смирно. Коул с царственным видом помахал приближающимся скитариям. Что, впрочем, нисколько не помешало катушкам на кулевринах сервиторов светиться всё ярче, набирая заряд. — Три отряда из трёх миров-кузниц действуют в унисон, — восхищённо произнёс архимагос. — Какое прекрасное зрелище. Заставляет гордиться, что ты марсианин.

По обычаям Машинного культа, когда несколько миров-кузниц работали над достижением общей цели, скитарии очень быстро выбирали кого-то одного из своего числа в командиры. Трудно представить, чтобы терранские войска так скоро приходили к единому мнению. Аккатранский альфа, назначенный главным, вышел вперёд, мелодично попискивая передатчиком приказов. Он закинул оружие за спину и опустился на колено.

— Приветствую тебя, архимагос-доминус Велизарий Коул, великий разумный, Первый Проводник Омниссии. Владыки наших миров ожидают внутри этого артефакта и смиренно просят твоего присутствия.

Остальные тоже преклонили колено. Сервиторы опустили оружие и повесили головы.

Коул раскинул все свои многочисленные руки:

— Не стоит ради меня кланяться и расшаркиваться! Пожалуйста, встаньте, встаньте! Мы же братья по железу. Так давайте вести себя как друзья.

Архимагос произнёс эту тираду с большим смирением, однако улыбнулся Кво краем рта и подмигнул. Тому даже не нужно было опираться на накопленный опыт восьми десятков жизней, дабы понять, что денёк предстоит не из лёгких.

— Давайте все за мной, — велел Коул своей делегации. — Зайдём-ка внутрь!

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. СТАРЫЕ ГОЛОСА

В восьмидесяти километрах от того места, где Коул указал на него Кво, посадочный модуль пробил защитное поле Понтус-Авернеса. Он нёсся к поверхности, но, когда уже казалось, что аппарат вот-вот врежется, сработали тормозные ракеты, и он мягко опустился на землю. Огненные клинки коснулись пропитанного водой мха, подняв огромные клубы пара.

Двигатели отключились. Огромная тень нависла над землёй. Из-за пелены горячего тумана донеслись механические звуки. В густой белизне вспыхнули огни: красные, хищные. Заработали моторы, негромкий гул плазменных реакторов набрал силу.

Боевые горны возвестили о появлении пары «Оруженосцев» типа «Хельверин» из тумана, по их красно-белой броне ручьями стекал конденсат. Один остановился, водя из стороны в сторону жучиной головой, чтобы осмотреть равнину, в то время как другой проворно развернулся и пустился бегом, выставив перед собой двойные копья автопушек. Жидкая грязь брызгала ему на ноги. Одна ступня слишком глубоко ушла в мягкую почву. Бегун споткнулся, но выправился и поскакал дальше.

Другой остался на месте, настороженно стрекоча сенсориумом. Из-под выступающего подбородка донеслось едва слышное чириканье работающих поисковых устройств.

Убедившись, что враждебных целей поблизости нет, разведчик отправил сигнал «всё чисто» и двинулся дальше.

Ветер сорвал клубы тумана, явив колоссальную спускаемую цитадель дома Таранисов, полторы сотни метров в длину и сто в ширину, способную вместить два полных копья Рыцарей. Через открытые боковые калитки, выходы для меньших «Оруженосцев», хлынул поток жёлтого света. Крепостные зубцы упёрлись в небо. Из орудийных портов высунулись стволы автоматических пушек. Всё это выглядело бы куда более впечатляюще, если бы цитадель не кренилась потихоньку набок. Расставленные в стороны посадочные лапы выдвинули свои поршни сильнее с одного бока, отталкиваясь от поверхности, чтобы остановить наклон. Периодически срабатывали тормозные ракеты. Но ни тем, ни другим не удалось вернуть аппарат в вертикальное положение.

Тяжёлые болтеры и лазерные пушки в спонсонах водили стволами по месту высадки. Из гнёзд с визгом выскочили флагштоки и развернули вымпелы со стрелой и шестерёнкой Таранисов. Поршни съезжающих лап шипели. Ракетные стабилизаторы фыркали выхлопами. Крепость продолжала крениться, медленно-медленно, пока не замерла, отклонившись градусов на десять от нормального положения. Какой-то клаксон издал два резких гудка.

Боковые калитки закрылись, и огромные ворота, в створки которых они были встроены, раздвинулись, явив силуэты великанов. Тишину над болотами разорвал рёв боевых горнов. Изнутри послышались тяжкие шаги, и Рыцарь класса «Церастус» модели «Ахерон» наклонил статную голову, чтобы пройти под аркой цитадели, неловко ступая по перекошенной палубе. Выйдя, он распрямился во весь рост, как человек, долгое время находившийся взаперти, расправляет плечи, после чего поднял переднюю ногу и осторожно опустил вниз, утонув в мягкой земле. Машину качнуло и повело кругом. Она выдернула ногу — с конечности чёрными ручьями заструилась вода — и с трудом двинулась вперёд.

— Выходите осторожным шагом, — сообщил по воксу своим рыцарям великий наследный барон Рузев Мавен Таранис. — Почва под ногами хуже, чем показывали промеры.

Машинный дух «Юргиума» вспыхнул горячим гневом, но Рузев не позволил ему застить себе глаза. Подстроив темп ходьбы и положение тела к особенностям местности, он отошёл от посадочного модуля.

— «Оруженосцы», выстроиться в линию передо мной, нащупывать дорогу для тяжёлых машин, держать три четверти хода. От нас не удаляться. Остальные, пристроиться сзади. Ризничие, подготовить канал связи наверх и выровнять корабль, ради всего святого. Я не собираюсь краснеть за то, что наша крепость завалилась в эту грязь. Честь всё-таки надо блюсти.

Отклики, пришедшие от ризничих, были настолько искажены помехами, что барон даже забеспокоился, добьют ли их передатчики до «Зар-Квезитора».

На троне Рузев становился совсем иным человеком. Не таким беспечным, не таким милым, зато более жёстким и прямолинейным. Он становился «Юргиумом». И всё равно над ним висела туча духовного неодобрения. Призраки предков витали где-то на задворках разума, бледными рыбами выныривая из глубин единого сознания, чтобы нахмуриться и фыркнуть, после чего метнуться прочь. Им не нравилось такое поле для битвы.

«Оруженосцы» бежали впереди, выбирая маршрут понадёжнее для более крупных Рыцарей. Из цитадели выбирались остальные машины. Сначала «Данубия», «Ванитас» и «Сокрушитель врагов», все «Квесторисы». За ними последовала пара «Оруженосцев» типа «Глевия» — специалистов ближнего боя. Бронированные головы «Глевий» насторожённо поворачивались, высматривая угрозы, гидролокаторы прощупывали землю, отыскивая самый надёжный маршрут. Им полагалось сопровождать «Салютацию», машину наследника Вальдемара, модели «Кастелян» класса «Доминус» — самую крупную из всех. Когда «Оруженосцы»-следопыты удовлетворились увиденным, огромная машина медленно и осторожно выступила наружу: высоты ворот только-только хватало, чтобы «Салютация» могла выходить из цитадели. За воротами Вальдемар остановился активировать системы вооружения, которые ожили все разом, вспыхнули прицельные линзы, стволы задвигались туда-сюда. Издав оглушительный рёв из боевого горна, наследник зашагал, сотрясая землю поступью.

Ещё один «Церастус», на этот раз модели «Улан», вышел последним. Звали его «Контегерис». Зажёгся щит. На кончике рыцарского копья блеснул расщепляющий свет. Геральдические символы на вымпелах, табарде и плитах брони указывали, что водит его первый рыцарь Алласер Мавен Таранис, младший брат барона.

— Кажется, неплохое место для ристалища — ровная, открытая поляна. — Он вдавил ногу своего Рыцаря в мягкую землю. — Пока на неё не наступишь.

— Справимся как-нибудь, первый рыцарь, — возразил Рузев запальчиво, подзуженный гневом «Юргиума». — Смотри только не ударь в грязь лицом.

— Очень смешно, — парировал Алласер. Он в кабине повернул голову, и его механический скакун повторил движение, обведя равнину электрическим взглядом. — В какую сторону?

— К пирамиде, где Первый Проводник устраивает своё собрание.

— Это разве не против наших приказов, брат? — Согласно этикету, в поле Алласер обязан был обращаться к Рузеву по титулу, но «Контегерис» обладал чересчур фамильярным машинным духом, почти по-юношески развесёлым, и заражал душу Алласера пренебрежением ко всяческим авторитетам. — Нам же велели патрулировать.

— Мы и будем патрулировать. Сначала разведаем земли вокруг пирамиды, обойдём эти три сооружения по широкой дуге. — Рузев в общей тактической сети подсветил другие зиккураты. Барон нахмурился, увидев бегающие по экранам полосы помех. Потока частиц и магнитных полей, генерируемых четырьмя звёздами, уже хватало, чтобы ноосфера дома начала запинаться, но была ещё и другая причина этих сбоев — излучение самого мира, какой-то источник энергии глубоко под землёй. — Затем двинемся дальше и пройдём мимо места встречи, чтобы показаться им на глаза.

— Нам же сказали, что показываться на глаза в нашу задачу не входит, — возразил Алласер, подведя Рыцаря к брату. — Согласно показаниям приборов, другие делегаты сели прямо возле пирамиды. Почему Первый Проводник Коул приземлился так далеко? Было бы лучше, если бы мы сопровождали его, дабы эти властители младших миров-кузниц видели, что дом Таранисов на его стороне.

— Нам велели патрулировать, значит, будем патрулировать, — отрезал Рузев. Он постарался избавиться от раздражительного тона в голосе. Машинный дух «Юргиума» вне боя перескакивал с гнева на хандру и обратно, и барону мешали его перепады настроения. — Только будем делать это целенаправленно и со значением.

— Дом Таранисов не уклоняется от приказов. Даже если живой голос Машинного бога его об этом просит.

— На самом деле он ничего не просит, Алласер. Коул знает всё на свете и должен был предвидеть, что нам не понравятся эти приказы. Вполне возможно, что архимагос с самого начала задумывал позволить нам их… адаптировать.

— Неисповедимы речи его.

— Аве Омниссия.

Рыцари разошлись по своим отрядам. «Юргиум», «Контегерис» и «Данубия» первым копьём, а «Салютация», «Ванитас» и «Сокрушитель врагов» — вторым встали за передовым клином из четырёх «Оруженосцев». Рузев дал сигнал, и железные великаны двинулись в путь, за каждым от раскалённых реакторов тянулось горячее марево.

С верхних уровней зиккурата чья-то закутанная в сумрак фигура наблюдала за приземлением спускаемой цитадели.

Аликсия-Диос видела, как Велизарий Коул со своими слугами приближается к подножию здания. Она пригнулась пониже — выглядело это как рябь на каменной поверхности. Благодаря хамелеолину в одеянии на виду оставалось размытое пятно, не более, а сочетание активных глушилок авгуров и мощных энергетических полей, генерируемых самим зданием, скрывало её от любых технических средств обнаружения. Какой-нибудь псайкер мог бы заподозрить что-то неладное, но даже если бы он посмотрел, то обнаружил бы лишь странный провал в своём колдовском зрении, поскольку шпионку защищали от ясновидцев кое-какие амулеты сомнительного происхождения.

Будет только один миг уязвимости. Полсекунды, когда её могут обнаружить, но только в том случае, если кто-то посмотрит в нужное место в нужное время. Что маловероятно. В вопросах собственной безопасности Аликсия часто полагалась на чужую некомпетентность.

Она сидела тихо, наблюдая за встречей, которую устроили Коулу воины Аккатрана, Металики и Тигруса, в состоянии абсолютной неподвижности. Когда делегаты зашли внутрь, она выудила из-под одежды громоздкое устройство: стеклянный цилиндр с ручкой, выключателем под крышкой и регулятором сбоку. На банке крепились три штифта с уложенными друг на друга дисками изоляторов, сужающихся кверху.

Внутри сидела полувоплощённая сущность какого-то низшего нерождённого. Безмозглая, она грызла неподатливое стекло. Крохотный осколок ложного сознания, выловленный из варпа: может быть, чья-то случайная мечта, отвердевшая в этом адском измерении, или скопившаяся зависть какого-то ничтожества за сотни километров и лет отсюда. Ни одна мысль и чувство, даже самые пустяковые, не исчезают в имматериуме бесследно. Гениальность Тёмного Механикума и состояла в том, чтобы находить применение таким вещам.

Аликсия вытащила запорную шпильку и большим пальцем откинула крышку выключателя. Под ней обнаружилась кнопка, ярко-красная, с предупреждающим значком в виде черепа. Демон в бутылке бушевал.

Аликсия повернула ручку под выключателем. Устройство обладало весьма ограниченной ёмкостью, но ей много и не было нужно.

Мигнул люмен. Шпионка наговорила сообщение:

— Велизарий Коул прибыл на Понтус-Авернес.

И вдавила большим пальцем кнопку. Гексаграмматические обереги в стекле, питаемые от тонких серебряных проводков, засветились. Устройство стало нагреваться. Пленённый демон совсем обезумел, царапая стенки контейнера и воя так, что было слышно даже сквозь защищённое стекло. От генератора ручка стала горячей. Шпионка отключила ощущение боли в пальцах и крепко её сжала. От нерождённого поползли завитки коронных разрядов. Обереги засветились ярче. Раздался всасывающий хлопок, и бесёнок исчез. Вокруг почерневшей банки взвился белый дымок. Один за другим мигнули зелёные огоньки. Сообщение доставлено.

Шпионка вытащила мелта-пистолет, поставила устройство на камень и распылила его на атомы.

Спрятав оружие в кобуру, Аликсия-Диос без особой спешки удалилась. Ещё нужно было спуститься вниз и поздороваться с архимагосом.

Обгорелое пятно да остывающий тепловой след — больше ничего не указывало на то, что она здесь побывала.

«Юргиум» размашистым насколько возможно шагом пересекал равнину. Сидя в бронированной кабине, Рузев держал картинку местности открытой на одной из гололитических информационных панелей: на чёткие, нарисованные от руки линии карты Освена накладывались подробности, надёрганные из подмокших откликов ауспика. Если не обращать внимание на необычные особенности недр и полную непроходимость сигналов глубже шести метров, то равнина была как равнина. Рыцари Тараниса шествовали вдали от более интересной топографии Понтус-Авернеса. Примерно в полутора тысячах километров в той стороне, которую люди Коула назначили восточной, начинались холмы, между ними блестели озёра. Дальше поднимались небольшие горы. Но там, где шагали Рыцари, куда ни кинь, простирались только болотистые пустоши. Места унылые, но коварные. Перед машинами без предупреждения разверзались чёрные лужи. В заброшенных ирригационных каналах поджидали глубокие залежи торфа, такого мягкого, что в нём вязли гигантские лапищи «Юргиума». Он с трудом брёл через них, только чтобы опять споткнуться, когда ноги утыкались в более твёрдую почву там, где металлическая подложка подходила близко к поверхности. Пару раз Рузев слышал, как под ногами у «Юргиума» гулко громыхало, словно он бежал над какими-то пустотами, и сенсориум потрескивал от излучения скрытых где-то в глубине источников энергии.

Держать ровный темп было нелегко, а Рузеву очень нравилось передвигаться размеренной трусцой. Это место его угнетало. Машина то и дело проваливалась в мягкую почву, от этого барона мотало туда-сюда на троне Механикум, неприятно дёргая за спинные кабели. Уколы боли вырывали из единения с духом «Юргиума», отчего и пилот, и машина становились всё угрюмее.

Цепь из «Оруженосцев» впереди помогала находить дорогу, но они были легче, и, несмотря на опыт пилотов в разведке, местность оказалась настолько неважной, что выбираемые ими маршруты не гарантировали безопасный проход для более крупных Рыцарей. «Квесторисы» были не такими быстрыми, как более высокие «Церастусы», не такими манёвренными и, когда застревали, не всегда могли освободиться самостоятельно. Рыцарь сэра Долдуруна в одном месте утонул по колено. Если бы не быстрая реакция его товарища по копью, который подставил свой наплечник под наплечник «Сокрушителя врагов» и наполовину поддержал, наполовину пихнул его обратно в вертикальное положение, тот бы упал. «Салютация» особенно рисковала завалиться и утонуть.

Прогулка получилась непростой. Многоспектральное зрение окулярных дисплеев Рыцаря помогало, но Рузеву приходилось постоянно глядеть в оба, чтобы вовремя заметить потенциальные ямы и рытвины. Интенсивная солнечная активность и поля, защищавшие от неё мир, затрудняли прорицание, а ноосфера всё время шумела помехами, от которых трещала голова.

Очередной неудачный шаг «Юргиума» и, как следствие, очередной укол боли в черепе Рузева. Барон зашипел сквозь зубы. Дух «Юргиума» в ответ сердито заворчал.

— Тебя что-то беспокоит, брат мой? — поинтересовался Алласер по вокс-сети. — Шипишь как от боли.

— Контакт плохой, — отрезал барон. — Ризничие совсем разболтались. На ковчеге у Коула им слишком интересно. Много чудес. Вот они и халтурят.

Он потуже затянул привязные ремни. Может, это поможет.

Его предки подплыли поближе к переднему краю сознания, поднятые из глубин раздражённым состоянием Рузева. Большинство из них были безмолвны, просто психические отпечатки дворян из прошлых тысячелетий. Осколок боевой радости, давнее сожаление. Страх. Воспоминание о победе. У многих из них ничего, кроме этого, не было. Однако у кое-кого нашлось что сказать, и это был не кто иной, как призрак Самого Старшего Мавена.

Кем именно тот был, Рузев не знал. Перед мысленным взором на миг возникло печальное лицо с большими усами и выражением мучительного разочарования. Домашние истории, которыми наставники пространно и утомительно потчевали Рузева ещё на Марсе, утверждали, что этот воин когда-то был бароном в такие древние времена, что родился, когда престарелый Раф Мавен ещё был лордом, много тысяч лет назад. Больше никаких знаний о нём не сохранилось, да и сам остаточный дух, похоже, не имел понятия, кем был раньше.

Однако, даже давным-давно умерший, он постоянно лез со своим мнением, по большей части нелестным. Его призрак очень сильно повлиял на личность «Юргиума», и Рузев винил Самого Старшего в том, что его скакун радовался только в бою.

«Это негодное место, убогое место, недостойное нас, недостойное семьи великого Рафа Мавена. Недостойное славы дома Таранисов, — бубнил Самый Старший у Рузева на задворках сознания, не давая сосредоточиться, словно шёпот на задних рядах в кафедральном соборе. — Нет тут славы, ни славы, ни разбега, ни славы».

«Убого, убого, — хором стонали другие голоса, поддакивая Самому Старшему. — Убого, убого!»

«Слишком много воды, слишком много грязи, нет места для разбега, не место для чести. Ни славы, ни места».

«Не место, не место. Слишком мокро. Не место».

Рузев скрипнул зубами.

— Не сейчас, дорогие предки, не сейчас.

— Брат, ты понимаешь, что говоришь это по воксу? — предупредил Алласер.

— Да избави Император! У меня над ухом зудит этот старый барон.

Алласер прыснул со смеху:

— Как обычно, делится своими полезными советами?

— Есть такое.

Алласер снова рассмеялся:

— У меня призраки тише воды. Видимо, наслаждаются выездом на природу.

— Значит, такой ты у нас везунчик! — проворчал Мавен и выключил вокс.

Из-за призрака Самого Старшего, зудящего в голове, и коварной земли под ногами, угрожающей сбить машину с шага, Рузев едва не пропустил звонкую ноту, прозвучавшую из какого-то вспомогательного авгура.

«Ни чести, ни славы. Ни чести».

— При всём уважении, помолчи, старый, — пробормотал Рузев. Он снова включил вокс. — У меня тут странные показания на главной пирамиде. Копьё «Юргиума», сбросить ход до шага, уходим с маршрута к месту встречи. Копьё «Салютации», держать прежний курс — продолжайте патрулировать внешний периметр.

«Юргиум» и два сопровождающих его «Оруженосца» сошли с кружного пути, по которому огибали зиккурат, и свернули к центру. «Контегерис» и «Квесторисы» «Ванитас» и «Данубия» двинулись следом.

— Рузев, если Коул заключил там какой-то мир, мы можем так поставить его под угрозу, — предупредил Алласер.

— Поэтому идём медленно. Слишком близко подходить не будем. Только так, чтобы показания стали получше.

— А что ты увидел?

— Слабое психическое излучение и тепловой всплеск.

— Я бы не очень доверял приборам. Эти пирамиды выдают самые разные сигналы на ауспик. С тех пор как мы вышли, я получил уже пять мусорных откликов. Мы же понятия не имеем, какой археотех питает это место.

— Здесь что-то другое.

— Я улавливаю сильные энергетические излучения вокруг пирамиды. Искажённые, но я уверен, что они идут от механикусов. Надо полагать, у других магосов там стоят войска, — предположил Алласер. — Коул уязвим. Вся эта затея плохо продумана.

— Мы следуем указаниям нашего богоизбранного господина, — сказал Рузев. — Я уверен, что у него были свои причины.

Он уделял брату лишь часть своего внимания. Остальное сосредоточил на комплексах ауспиков и авгуров. По экранам ползли сетки. Колебания волн то выдавали всплески, то рисовали впадины. Пришло несколько аномальных откликов, причём с разных сторон.

— Копьё «Юргиума», стой! — скомандовал барон.

Огромные боевые машины сбросили ход и остановились. Ноги Рыцарей по щиколотку ушли в болото; гербы и вымпелы, ещё несколько минут назад безупречные, забрызгало оранжевой и чёрной грязью.

— Что-то есть? — спросил Алласер.

— Ничего, — неохотно отозвался барон. — Должно быть, какой-то ауспичный фантом, идущий от устройств внутри пирамид, или, может, эффект линзирования, искажающий сигналы от охраны делегаций. Помимо всего этого археотеха, внутри немало техножрецов. Одному Машинному богу известно, каких масштабов и типов у них там благословения. Нам — неизвестно.

— Ты добился, чего хотел, — сказал Алласер. — Мы показались на глаза. Запросы на идентификацию поступают уже со всех трёх транспортов на земле.

Рузев поднял глаза на инфокомплекс и внешний вокс. Он отключил их, чтобы сосредоточиться на показаниях авгуров. Транслитерации запросов висели в эфире сердитыми красными строчками.

— И правда. Отходим.

Рузев развернул своего скакуна прочь от пирамиды; сопровождающие его «Оруженосцы» помчались вперёд, поднимая фонтаны брызг.

— Не станем подливать прометий в этот костёр — архимагос и сам более чем на это способен.

— Так и что тогда?

«Юргиум» слегка повернулся в поясе, чтобы взглянуть на Рыцаря Алласера.

— Возвращаемся к первоначальной схеме патрулирования. Ответь нашим союзникам со всем дружелюбием, сообщи, что мы поручаем Первого Проводника их защите, а сами несём дозор на случай угрозы всем лордам Адептус Механикус в совокупности, под неусыпным взором Машинного бога, Аве Омниссия. Уверь их, что мы не желаем зла и что любая помощь в обеспечении безопасности этого мира будет принята с благодарностью.

Алласер фыркнул.

— Нам не нужна никакая помощь.

— Смирение может стать эффективным инструментом дипломатии, если его правильно использовать, брат. Отправь им мои слова со всеми надлежащими формальностями, и уходим.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ. СУД НАД ВЕЛИЗАРИЕМ КОУЛОМ

Роботы Коула присоединились к воинам делегаций, и вместе они проводили архимагоса, Кво, Освена и Х99-Болуса внутрь так, что это больше походило на триумфальную процессию, чем на эскорт. Скитарии затянули какой-то марш на всё информационное пространство. Его пронзительные всплески и провалы бинарика полнились сложными взвизгами кода, чтобы ослепить противостоящие системы. Затем вступили кастеланы, добавив баритонального гудения. Кво, застигнутый врасплох, подскочил ещё выше, когда катафроны отвратительно заверещали из своих пересохших глоток. Х99 выглядел несколько встревоженно от внезапных певческих экзерсисов своих подопечных, если Кво правильно понял мигание светодиодов на лице инфокузнеца.

— Твои проделки? — спросил Кво, двинув безупречно изготовленной бровью в сторону роботов и сервиторов. Ни те ни другие не обладали достаточными средствами и волей, чтобы спонтанно удариться в пение.

— Угу, — отозвался Коул. — Только не говори никому. Пусть все думают, что это сам Машинный бог осыпает нас благословениями.

— Ты достоин порицания.

— Самую чуточку.

Парадная процессия миновала толстые стены пирамиды, и перспектива изменилась. Они вошли в похожее на пещеру помещение со ступенчатыми бассейнами, спускающимися к площади, расположенной немного ниже. Изнутри помещение казалось гораздо больше, чем снаружи. На какой-то миг Кво опешил, пока обширный набор датчиков не подсказал ему, что это всего лишь оптическая иллюзия, а не пространственная инженерия. Создатели встроили это помещение глубоко в поверхность своей планеты, причём нижняя половина зеркально отражала верхнюю. Вместе они образовывали пещеру приблизительно ромбовидной формы. Множество гладко отполированных поверхностей расширяли ощущение простора.

Стены представляли собой массу убористых фрактальных изображений. Воздух внутри бурлил от токов энергии, приходящей из недр подземелья и излучаемой ввысь. Движущая Сила здесь ощущалась с такой мощью, словно где-то внутри имманентно присутствовал сам Машинный бог, который, казалось, сейчас выйдет из какой-то складки пространства и сдвинет в сторону занавес невежества, чтобы все могли лично увидеть, как устроена реальность.

Первые восторги утихли. Зал пирамиды при ближайшем рассмотрении оказался не таким впечатляющим. По стенам змеились трещины. Стыки внутренних поверхностей заросли обычным лишайником. Бассейны либо пересохли, либо чернели солоноватой водой, от которой шёл неприятный запах. И всё же место как нельзя лучше подходило для встречи великих машиноверцев. Артефакт утраченной человечеством мощи, возвращению которой все верующие посвящали жизнь. Для них это было сакральное место. Жрецы машины самых разных специализаций стояли на выступах стен и подпевали гимну процессии.

По бокам вниз вели лестницы, достаточно широкие для боевых роботов и достаточно пологие, чтобы катафроны могли съехать на своих лязгающих гусеницах. Кво предположил, что большую часть времени здесь было тихо, пирамида молчала тысячи и тысячи лет с тех пор, как сбежали её создатели. Но на краткий миг своей долгой истории она ожила снова, и это было великолепно: по обширной полости гуляло эхо общей трансляции манифольда, а временная ноосфера, созданная таким количеством разумов Механикуса, собранных вместе, гудела от перекрёстных запросов на обмен данными.

Гости спустились к площади на дне пирамиды. Там делегации Металики, Аккатрана и Тигруса численностью в несколько десятков представителей дожидались Велизария Коула. Преобладали белые и красные цвета Металики, её магосы составляли большую половину сборища, а стальной с чёрным Аккатрана и оранжевый Тигруса делили поровну остальное. Судя по разнообразию представленных аугментаций, здесь собрались механомудрецы высшей пробы, многие из них избавились от человеческого облика полностью. Коул остановился, и его эскорт сделал то же самое, сзади возвышались роботы, солдаты трёх миров-кузниц разделились, чтобы встать караулом возле своих хозяев. Наверху жужжали стайки киберконструкций.

Шквал личных обозначений прервал исполнение гимна.

«Я верховный когномастер Голофекс Архимедий, треть-владыка каузальных интеграций с Аккатрана», — передал инфоговоркой один.

«Я архимагос 18561-оп-Дефиний, владыка инфотиранов Лисаонских храмов с Металики», — прокантировал другой.

— Я учёный Ультим Плуцио-Тринарий-Слейр, логис-арканис с Тигруса, — произнёс третий.

Затем ещё один. «A#01b23q1201011001».

И ещё один. «Архимагос-логис магнаконтролёр Коварикс Сестерций».

И ещё, и ещё. Ноосфера закишела именными кодами. Архимагос… Архимагос… Архимагос… И так далее, и так далее, пока у Кво не закружилась голова.

Совершенно неожиданно всё закончилось и поток информации прервался. Потеря данных оказалась такой болезненной, что Кво чуть не упал в обморок.

Коул отвесил лёгкий поклон.

«Я архимагос-доминус Велизарий Коул», — транслировал он свои данные, повторяя за остальными, поскольку всё общение велось на священном числовом языке бинарик, когда собиралось такое множество техножрецов.

Похоже, что архимагосы тоже выбрали себе предводителя, который будет говорить от общего имени: гигантское змееподобное создание, движения которого наводили на мысль о склонности к насилию. Вожак подался вперёд, обратив к гостям серебряную маску из подвижного металла, которая улыбнулась Коулу и Кво скорее уничтожающе, чем дипломатично.

— Архимагос Велизарий Коул, Первый Проводник Омниссии. Я архимагос макротехники Хрионалис Анаксеркс с Аккатрана, военачальник и congonscenti belligerus^[11]. Для меня большая честь встретиться с тем, кто столь близок к состоянию истинного понимания. Меня избрали голосом этого созыва, чтобы взаимодействовать с вами напрямую в целях эффективности. От имени всех собравшихся я приветствую вас на Понтус-Авернесе.

Машина — даже Кво с трудом воспринимал говорившего как человека — наклонилась и раскинула руки так широко, что могла бы обнять боевой танк. На плечах Анаксеркса блеснули пустые крепления для тяжёлого оружия.

— Да, я знаю, кто вы, знаю о вашей работе, великий генерал Аккатрана! — ответил Коул. — Должен сказать, аудитория прекрасная. Мне очень приятно! Польщён вашим приёмом. Наступили опасные для нашего вида времена, и у всех нас крайне много дел. Каждый из вас наверняка задаётся вопросом, а не пустая ли трата времени всё это собрание. Однако я вам обещаю, что, после того как изложу свои планы, вы удостоверитесь, что ответили на приглашение не напрасно. — Он неуверенно рассмеялся. — Даже если сочтёте меня слегка безрассудным.

Ощущение единства между мирами-кузницами было прекрасным, но недолгим. Примерно в этот миг единство и распалось.

<8123ab12А112… 01101010110!> выдало создание, похожее на маленький генераторум, балансирующий на пучке толстых мехадендритов. Лексический декодер Кво не сразу уловил смысл сказанного, но говоривший явно выражал недовольство. <Объявляю тебя еретехом!>

Ещё одна фигура протолкалась вперёд, вызвав гневные слова и инфоговорки со стороны тех, кого сдвинула с места. Она тоже явно спешила не для того, чтобы поклониться.

— Архимагос-доминус, — произнёс вышедший магос. Кво поначалу принял его за члена аккатранской делегации, поскольку одет тот был в чёрное, но потом понял, что ошибся, поскольку в качестве второго цвета магос предпочитал золото вместо серой стали, а затем и разглядел у него на шее амулет, свидетельствующий о принадлежности к совершенно иной организации.

Перечёркнутая «I» Имперской Инквизиции.

— А вы кто такой? — поинтересовался Коул. — Вы не транслируете свой идентификатор. Весьма невежливо, вообще-то. И что вот это такое?

Он указал на инквизиторский значок.

У магоса был несколько безумный вид, взгляд над пристёгнутым респиратором горел торжеством, даже, можно сказать, маниакально пылал.

— Я Френк Гамма-87-Ню-3-Пси с Зерана.

— С Зерана… С Зерана? — переспросил Коул. — Давненько я не слышал этого названия. Но я не посылал никаких сообщений на Зеран, хотя с величайшим почтением отношусь к его мудрецам. Увы, Зеран сейчас в Империуме-Нигилус, далеко отсюда и отрезан от галактического юга. Как вы здесь оказались?

— Не потому, что ты призвал меня, вероотступник!

— А, так вы один из этих, — догадался Коул. — Мы уже встречались? Надеюсь, вы не явились сюда, пылая каким-нибудь ложным стремлением отомстить? А то у меня и правда есть привычка наживать врагов.

— Нет, вовсе не ложным, — возразил Френк. — Ты вмешался в работу моего коллеги. — Он выставил перед собой висевший на шее кулон, точно какой-то оберег против злых духов. — Инквизитора Сехен-кви!

— А-а, хм, нет. А с ним я встречался? — спросил Коул. — За сотни лет я успел обидеть не одного служителя Имперской Инквизиции. А конкретно с этим у нас что-то особенное?

— Ты обокрал его меньше пяти лет назад! — воскликнул Френк. Он повернулся лицом к собранию магосов. — Этот новатор освободил опасный ксеноорганизм и тайно похитил его из особо секретной тюрьмы!

— Вот, теперь дело проясняется, — заметил Коул, припоминая. — Господа архимагосы, представьте, что это за такая особая секретность, если я туда проник. Существо, о котором он говорит, во всяком случае у меня сохранится надёжнее и к тому же будет полезным для нашего дела.

Часть магосов вывела обозначения веселья. Это только раззадорило Френка, и тот завопил с жаром проповедника, посылающего грешников на костёр:

— Своими собственными устами он обличил себя! Виновен!

— Я виновен лишь в том, что спасаю человечество. Если это приговор, то я беру на себя всю полноту ответственности.

— Есть и другие обвинения, намного хуже.

Коул окинул взглядом собрание высоких представителей и представительниц Адептус Механикус.

— Нам в самом деле обязательно заниматься этим сейчас?

— То есть ты хочешь избежать правого суда?

— Я хочу избежать пустой траты времени всех присутствующих.

<2at01110101101111. Обвинение в техноереси=подозрение. Время у нас есть>, проскрипел ящик на мехадендритах. Кво уловил его имя, парящее в ноосфере. Калисперида, лектор догм. Женщина в прошлом. Странно, что она обошлась без дополнительных ярлыков и не сменила своё изначальное гендерное определение, учитывая обширность модификаций. Но кто поймёт этих техножрецов?

— Одну минуту, — извинился Коул перед Френком и обратился к собравшимся: — Возможно, будет лучше покончить со всем этим. Я прекрасно понимаю, что мои действия давно вызывают некоторые опасения по поводу мотивов. Я знаю, что у некоторых из вас есть сомнения. Я собирался затронуть эти вопросы во время своего выступления, но, вероятно, нам следует воспользоваться случаем, который Машинный бог даровал нам, и разобраться с этими недоразумениями сейчас?

Над толпой разнёсся электронный щебет обсуждений.

— Мы согласны. Можете продолжать, — протранслировал Анаксеркс. — Возможно, ваше чутьё разоблачителя поможет пролить свет на чьё-то вероломство, Френк Гамма-87-Ню-3-Пси. Будет правильнее, если именно вы допросите владыку Коула. Если, конечно, вы ещё не забыли, как задавать вопросы представителям своего вида.

Шёпот веселья.

— Уверяю вас, я…

— Вы будете хранить молчание, пока я не разрешу говорить, — передал Анаксеркс, его неизменный лик уставился на магоса сверху вниз. — Судить буду я. Если ваши аргументы окажутся убедительными, тогда мы уйдём и архимагос Коул не получит от нас никакой помощи.

— Я требую, чтобы Коула арестовали и передали мне, как только будет представлен список обвинений, — сказал Френк.

— Отказано. Мы уйдём. Коул останется на свободе. Считайте это победой. Вот максимум содействия, которое мы можем вам оказать. Помните, это будут прения, а не суд над Велизарием Коулом!

— Посмотрим, — ответил Френк. — Я настаиваю, чтобы мне разрешили записывать это разбирательство, дабы ваше согласие с моими обвинениями могло стать частью более серьёзного дела, которое мой хозяин выдвинет против Коула.

Последовал ещё один быстрый обмен данными.

— Приемлемо, — согласился Анаксеркс.

Френк кивнул. Чёрно-золотой сервочереп спикировал вниз из стаи над головами собрания. Когда он завис напротив Коула, Френк сцепил руки за спиной и выпятил грудь.

— Давайте начнём официальное слушание! Обвинения следующие! Гибель целого ордена Космодесанта. Действия, не подобающие…

— Погодите минуту. — Коул вскинул механическую руку. — Вы хотите перечислить все обвинения разом или я могу отвечать на них по отдельности, по ходу дела?

Френк Гамма-87-Ню-3-Пси сузил глаза.

— Вы вообще можете на них не отвечать!

— Отказано, — вмешался Анаксеркс. — Пусть отвечает. Рассматривайте это как шанс для вас обоих изложить свои доводы, а не как перечисление ересей перед сожжением, Френк Гамма-87-Ню-3-Пси. Разве я не ясно выразился? Прения, а не судилище.

— Тогда по отдельности, — с самодовольным видом решил Коул.

Френк огляделся, надеясь, что выскажется кто-нибудь из толпы, затем начал заново:

— Обвинение первое! Гибель целого…

— Простите, простите, — опять перебил его Коул. — У меня ещё вопрос, если позволите. — Он огляделся в поисках возражений и, не увидев ни одного, продолжил: — Магос Френк, упорядочены ли ваши обвинения по какому-либо принципу?

— В каком смысле?

— В смысле, как вы их расположили? — с преувеличенным недоумением пояснил архимагос. — Будете перечислять в порядке серьёзности или хронологии или просто станете сыпать обвинениями как в голову придёт? Мне правда интересно, а…

Френк просверлил оппонента взглядом. Коул осёкся:

— Неважно. Прошу вас, продолжайте.

— Обвинение первое. Уничтожение ордена космодесантников Косы Императора!

Коул кивнул, как будто Френк затронул особенно актуальную тему.

— О, это хороший заход. Не слишком абстрактно, каждый поймёт, как всё серьёзно. Гибель целого ордена Космодесанта! Первый залп просто шикарный. Так держать.

— Ага! — выпалил Френк. — Значит, вы признаётесь?

— Нет, не признаюсь. Если подходить к делу с точными формулировками, то вообще-то я был причиной возрождения целого ордена Космодесанта, да и многих других орденов, но вы же говорите о Косах Императора, так? Дорогие марсиане! — обратился Коул к слушателям. — До того как прийти ко мне, Косы Императора стояли на грани исчезновения по причине проникновения агентов ксеносов в обслуживающий персонал и последующего уничтожения родного мира ордена флотом-ульем Кракен. Я признаю, что все оставшиеся изначальные Косы Императора пали в бою, но хочу сказать, что это было их добровольное решение. С того дня Косы Императора восстановили полную численность и вновь взяли под контроль свою планету Сота — планету, которую, надо добавить, мои помощники сейчас возвращают к жизни целиком за мой счёт, — кроме того, наша совместная экспедиция позволила последним из перворождённых Кос Императора умереть с честью, искупив свою вину, спасти орден от пагубнейшего влияния ксеносов и не дать этой благородной организации исчезнуть навеки. Свяжитесь с тетрархом Ультрамара Децимом Феликсом, если вам нужны подтверждения.

— Вы признаёте, что в ходе этого так называемого спасения уничтожили их крепость-монастырь? — спросил Френк.

— Ничего такого я не делал, — возразил Коул. — Её уничтожили машины ксеносов внутри горы, на которой орден так неосмотрительно поставил свою крепость. Сейчас у них есть новый дом, обставленный опять-таки за мой счёт.

— Это правда, Коул? — уточнил Анаксеркс.

— Косы Императора занимают орбитальную станцию «Эгида» над Сотой, которую мои слуги сейчас модернизируют для них. Их клятвы остались нерушимы, они продолжают исполнять свой долг. И всё благодаря мне.

— Косы сейчас целиком состоят из ваших космодесантников-примарис, не так ли?

— Стоп! — воскликнул Анаксеркс. — Я слежу за ходом ваших рассуждений и предскажу, куда они ведут. Вы намерены выдвинуть тезис, что эти космодесантники служат архимагосу Коулу, а не Империуму. Похоже, сегодня у каждого есть своя теория, кому преданы космодесантники Ультима-основания.

Над собранием зазвенел чудной птичий хор электронных обозначений смеха.

— Машинный господь с вами, Френк, но это и правда неподходящая аудитория для таких обвинений, — заметил Коул.

— Сохраняйте молчание, архимагос Коул, — сказал Анаксеркс. — Френк имеет право высказаться. Переходите к следующему пункту, магос Френк.

— Это не настоящий суд, — возразил истец. — Вы не можете отклонять мои обвинения.

— Могу, а вы можете выдвигать их только потому, что мы вам разрешаем. Теперь либо продолжайте на тех же условиях, либо не продолжайте вообще.

Френк указал пальцем на Коула:

— Однажды вы ответите за свои преступления перед подлинным судом Лекс Империалис.

— Я и не подозревал, что Инквизиция оказывает своим жертвам такие любезности, как судебный процесс, — сказал Коул. — Времена и правда меняются.

— Человек с вашим влиянием обязательно должен предстать перед судом за свои преступления, — прорычал Френк. — А потом поплатиться за них сполна.

— Да боже мой, столько желчи из-за одного некрона.

— Я сказал, продолжайте! — протранслировал Анаксеркс. — Время — ресурс конечный. Вы оба испытываете наше терпение.

— Ладно, — сдался Френк. — Следующее обвинение. Признаёте ли вы, что есть те, кто агитирует за ваше назначение генеральным фабрикатором?

— Что за нелепое обвинение! — заявил Коул и очень громко цыкнул, прервав свой информационный поток. — Конечно, люди агитируют за моё назначение. Но для меня это ничего не значит и уж точно происходит не по моей воле. Наверное, есть ведь люди, агитирующие за назначение генеральным фабрикатором уважаемого Анаксеркса. Как есть и люди, которые выдвинули бы и сервитора, если бы это служило их политическим целям. — Коул повернулся к собранию. — Послушайте все. Этот момент действительно нужно прояснить. Я в курсе слухов. Но у меня нет никакого желания занять эту должность. Я терпеть не могу обязательства. Они ограничивают свободу. Я даже не стремлюсь попасть в ваши ряды, о августейшие магосы. Оуд-Оудии Раскиану не грозят никакие планы и замыслы с моей стороны. Пусть оставит свой трон себе.

— Вы ведёте себя так, будто в ваших силах давать и отбирать власть! — возразил Френк. — Как будто генеральный фабрикатор правит только с вашего дозволения.

— Я? Разве? — осведомился Коул. — А я думал, что шучу. Ладно, поясню. Я не смог бы занять трон Раскиана, даже если бы захотел, и уверяю вас, что не хочу по причинам, которые уже приводил ранее, и по целому ряду других.

— Ваши заверения в невиновности меня не убеждают…

— Он не может доказать, что не хочет места генерального фабрикатора. А вы не можете доказать, что хочет. Следующий пункт, пожалуйста, — вмешался Анаксеркс.

Френк с шумом втянул воздух через дыхательную маску, прежде чем продолжить трансляцию:

— Признаёте ли вы, что виновны в неподобающих действиях, архимагос Коул?

— Да, признаю. Виновен. Неоднократно. Но ведь у каждого свои недостатки?

— Опять шутки? — вспыхнул Френк и добавил: — Опять шутки, дабы скрыть самый чудовищный вид неподобающих действий, каковой, вероятно, вызовет больший отклик у сочувствующей аудитории?

— И какой же это вид? — поинтересовался Коул.

— Техноересь! Еретические исследования. Инновации. Эксперименты. Создание ранее не существовавших технологий. — Он ткнул пальцем в Кво, заставив того отступить на шаг. — Вы прекрасно знаете, о чём я говорю. Станете отрицать, что вы новатор? Что вы… — Френк сделал драматическую паузу. — Эмпирик?^[12]

Коул обвёл взглядом всех присутствующих.

— Я этого не отрицаю. Почему я должен отрицать?

— Тогда вы виновны в ереси! Еретех!

— Данная единица удовлетворена, — сообщила коробка-Калисперида, предваряя взрыв электронного гомона.

Коул смотрел по сторонам со смиренным выражением на лице — он выбрал эту черту характера на сегодня, — пока шум и гам не стихли.

— Это правда, Коул? Вы признаёте себя еретехом? — спросил Анаксеркс. Кво заметил, что Френк чуть ли не потирал мехадендриты от ликования.

— Не признаю.

— Тогда что вы признаёте? Эмпиризм — это ересь.

— Вот здесь наши мнения расходятся, или, скорее, реальные факты расходятся с общепринятыми взглядами. Повторные эксперименты с целью подробного изучения не являются ересью.

— Культ считает, что являются, — возразил Анаксеркс.

— Так считают представители некоторых течений внутри Культа, и я признаю, что в настоящее время они занимают доминирующее положение, но это не мешает им ошибаться, — сказал Коул. — Эмпирические исследования Великого Труда некогда служили движущим принципом всего, что мы, подданные Марса, делали. По сей день мы не оправились от утраты древних знаний. Мы зациклены на прошлом, потому что именно в нём видим наше величие, и не понимаем, что нельзя заново выучиться всему на останках нашей прежней цивилизации, поскольку от неё почти ничего не осталось.

— Вы утверждаете, что поиск знаний бесполезен? — вмешался кто-то на бинарике таким истеричным голосом, что тот больше походил на крик.

— Ничего подобного я не утверждаю, — возразил Коул. — Позвольте мне объяснить. Мы не можем восстановить базу знаний наших предков исключительно с помощью техноархеологии. — Снова взрыв разговоров. Кибернетические конструкции-помощники принялись носиться по воздуху туда-сюда в сильнейшем возбуждении. — Зато мы можем, — продолжал Коул на той же громкости, поскольку звуковой галдёж не влиял на передачу данных, — реконструировать её, следуя тем же опытным путём, которым следовали наши предки. Всё, в чём я виновен, — это в использовании тех же методов, что использовали они, дабы открыть то, что открыли они.

— Итак! Вы открыто признаётесь в инновациях, — сказал Френк.

Коул фыркнул, издав органический, очень человеческий звук.

— Да бросьте! — произнёс он чистым и простым аудио, прежде чем переключиться обратно на цифровое общение: — Это же нелогично! Изъян в вашем аргументе заключается в том, что если вы правы, то, по-вашему, я способен превзойти мудрость древних.

— Конечно нет. Вы не уважаете мудрость древних, если думаете, что я считаю кого-то, а в особенности вас, способным на такое! — злорадствовал Френк. На взгляд Кво, а он не раз и не два сталкивался с подобными расспросами бок о бок с Коулом на протяжении целых эпох, зеранский магос явно собирался праздновать победу.

— Вовсе нет, — спокойно возразил Коул. — Как и любое существо в этом зале, я ничего так не жажду, как воссоздать знания наших предков. Принимая во внимание мои оглашённые мотивы и ваше собственное утверждение о том, что мне нечего надеяться превзойти величие Тёмной эпохи технологий, ответьте, как я могу быть виновен в инновациях, если просто заново открываю то, что уже знали наши предки?

— Природа инноваций не в этом. Инновация — это соединение известных методов для создания новых артефактов и… — Френк тоже перешёл на стандартную человеческую речь, не желая пятнать священный бинарик подобным словом: — Наук.

— Разве? А я бы привёл вам довод, что инновация — это создание совершенно новых вещей, но я не делаю ничего нового. Я соединяю то, что известно, дабы воспроизвести то, что утрачено. Методы создания моих космодесантников-примарис основаны на трудах Императора, которые, в свою очередь, были основаны на трудах древних. Всё оружие, которое я для них придумал, — это экстраполяция существующих технологий…

— Экстраполяция — это инновация! — взвизгнул Френк.

— …которые основаны на повторном открытии древних технологий в приложении к существующим знаниям! Это усовершенствования, а не инновации и, следовательно, не ересь. Древние технологии, древние методы, древние знания. Я не делаю ничего нового.

— Вы играете словами. Вы уединяетесь на тысячи лет и проводите эксперименты. Я прямо заявляю, что вы экспериментатор! Станете отрицать, что вы экспериментатор?

— Я экспериментатор. Иногда я провожу эксперименты, — невозмутимо транслировал Коул.

— Тогда вы виновны в…

Коул перебил, подпустив в свою передачу доминирующих данных:

— Я провожу эксперименты с мудростью наших предков в рамках их наук. Наук, которые, как вы сами сказали, я не могу развить, только пытаюсь понять. Собственно, я могу подкрепить это утверждение. Я проводил верифицируемые опыты. Разве не зафиксировано — и это не хвастовство, а исключительно холодный и неопровержимый факт, выраженный чистым языком цифр, — что я открыл, согласно архивам святейшего и непогрешимого Марса, больше образцов СШК, чем любой другой магос, живой или мёртвый? Вам, конечно, это наверняка известно благодаря связям с Инквизицией Омниссии.

— Ваши несомненные достижения не имеют отношения к делу о ереси, — заявил Френк.

— Анаксеркс? — обратился Коул к генералу.

— Отвечайте, — велел тот. Гомон в зале стих.

— Да, зафиксировано, — осторожно подтвердил Френк.

— Таким образом, я проводил эксперименты, следуя логике наших предков. У них-то ведь не было возможности откопать собственные останки? Я хотел воссоздать их методы, дабы заново изучить то, что знали они. Однажды я устроил себе проверку, найдя неизвестный архив СШК. Всё, что я знал о его содержимом, это то, что в нём, среди прочего, содержались чертежи для крупного антигравитационного двигателя, предназначенного для интенсивного использования. Орбитальная обшивка для малой высоты и тому подобное. Я знал, каково его назначение, знал приблизительно принципы его работы, но, не вскрывая СШК, я не знал, как он работает.

— К чему вы клоните? — сказал Френк. — Само собой, вы просто активировали СШК.

— В данном случае нет, не активировал, — возразил Коул. — Я хотел проверить свою гипотезу. Используя своё растущее понимание методов древних, я решил проэкспериментировать и воссоздать это устройство из СШК. На это ушло пятнадцать лет, но как только у меня появился работающий прототип, я вскрыл СШК. И знаете, что я обнаружил?

— Просветите же нас, — съязвил Френк. Звук был такой, будто магос скрипит зубами под респиратором, если у него вообще имелись зубы.

— Моё устройство почти один в один совпадало с тем. Так что я повторил опыт, а потом ещё раз и ещё, пока не воспроизвёл в точности конструкцию семи обнаруженных мною СШК, не вскрывая их до тех пор, пока не добивался тех же результатов теми же методами. Поэтому я открыто заявляю, что я не новатор. Использование методов предков для повторного открытия знаний предков никак нельзя считать преступлением.

В зале воцарилась сдавленная тишина. Сервочерепа с шипением сновали взад-вперёд, выискивая угрозу, которую чувствовали, но распознать не могли.

— После этого, — продолжал архимагос, — я применил те же методы к неполным СШК и устройствам той чудесной эпохи. Затем к концепциям, которые, как нам известно, знали древние, но о которых почти не сохранилось записей. Затем к машинам и областям знаний, о которых у нас имелись лишь самые скудные археологические записи. В каждом случае я добивался успеха. В каждом случае я не изобретал новшества, а просто заново открывал то, что наши выдающиеся предки считали чем-то обыденным.

— Полагаю, те же самые грязные рассуждения вы наверняка применили к своим незаконным и богохульным экспериментам с технологиями ксеносов, или попытаетесь это отрицать?

— Отрицать не стану, — сказал Коул. К тому времени прочих магосов настолько увлекла его речь, что никто даже не пикнул. — Я экспериментировал с технологиями ксеносов, но прежде, чем вы снова объявите меня еретехом, спрошу: неужели вы хотите сказать, что ксеносы владеют технологиями за пределами понимания наших священных предков?

— Я не это имел в виду, — ответил Френк. — Предполагать такое — богохульство. Человеческие технологии идеальны.

— А мне сдаётся, что вы имели в виду именно это, — сказал Коул. — Как все мы знаем, Машинный бог передал свои знания о технологиях исключительно человечеству, и это делает всё нами созданное священным и наилучшим. Но мы как биологический вид существуем не отдельно от других. Изучая технологии ксеносов, я могу проторить заново пути к успеху, которыми пользовались наши предки, хотя технологии ксеносов, конечно, уступают всему, что когда-то создавал наш собственный род. Как все мы знаем, — с усмешкой прокантировал Коул.

Несколько слушателей порадикальнее зажурчали кодом что-то весёлое.

— Всё, что я делаю, направлено на достижение заявленных целей культа Механикус, — продолжал Коул. — Я признаю, что кое-что из этого может показаться за гранью дозволенного более консервативным членам Культа, но мы потеряли так много, даже со времён Дней Чуда, когда Омниссия ходил среди нас как живой, дышащий бог. Я могу привести веские теологические аргументы в подтверждение всего мною сказанного. Они есть в священных писаниях Марса. Видите ли, мой дорогой друг Френк Гамма-87-Ню-3-Пси, я учёный. Это старый термин, и я следую старым традициям, однако при этом не совершаю никакой ереси. Я лишь стремлюсь разгадать загадки, которые Машинный бог предлагает мне, как Он предлагает их всем нам. Его испытания. Его прогресс знаний, который ведёт нас за руку к просветлению. Я исследую Его дары, поднявшие наших предков на недосягаемые высоты понимания — нам остаётся лишь смутно догадываться о них, — используя Его методы, которыми Он делился с нами тогда благодаря магии человеческой изобретательности и которые теперь мы по глупости отвергаем. При этом мои исследования дали вторую жизнь множеству технологий, которые мы не понимали прежде. Возвращаясь к первоосновам и заново изучая то, что знали наши предки, вместо того чтобы выкапывать это знание из холодной земли, мы не позорим их, а наоборот — чтим. Мы следуем путями прошлых эпох, которыми шагали они. Мы не предатели их памяти! Мы пилигримы, совершающие величайшее паломничество, какое только можно вообразить, — паломничество знания. — Архимагос подпустил в свой бинарик утончённые нотки и воздел руки. — Вы не можете увидеть кафедральный собор, который я посещаю. Вы не можете прикоснуться к гробницам, которые я обыскиваю. Но реликвии, которые я нахожу в этих чертогах мысли, самые священные из всех. Знание! Чистое, честное человеческое знание, которым я беспрепятственно делюсь со всеми вами. Я многократно доказывал, что можно быть праведником, следуя абстрактному пути.

— Ты не праведник! Ты еретех! — выкрикнул Френк медленной и неуклюжей органической речью. — Твои слова противоречат вероучению Культа!

— Мои слова противоречат только одной версии вероучения, которое переписывали много раз за последние пятнадцать тысяч лет, — отозвался Коул. — Я не делаю ничего, что шло бы с ним вразрез.

— Довольно! — прокантировал Анаксеркс. — Прения закончены. Коул побеждает.

— Это какой-то фарс. Если я когда-нибудь заставлю тебя предстать перед настоящим судом или инквизитором, тебе конец, — пообещал Френк, по-прежнему говоря на готике.

— Возможно. Но этого ведь никогда не случится, да? — парировал Коул.

— Мой коллега проследит, чтобы случилось, — огрызнулся Френк.

— По-моему, когда вы говорите «коллега», то имеете в виду «хозяин», — предположил Анаксеркс.

По собранию снова прокатился щебет бинарных обозначений веселья.

— Заявляю, что у меня есть полномочия. Вы должны арестовать его! — прокантировал Френк.

— Нет, — отказал Анаксеркс. — Коул оперирует на грани модуса приличий, но в нашем понимании он не еретех. Хочу напомнить, магос Френк, что никто не препятствовал вашему появлению на конклаве. Мы разрешили вам устроить архимагосу допрос, но никаких полномочий у вас здесь нет. Это суверенная территория Адептус Механикус.

— А это знак Инквизиции! — угрожающе объявил Френк, вновь потрясая своим амулетом. — Которую наделил наивысшими полномочиями сам Омниссия.

— Будь вы инквизитором, возможно, мы бы внимательнее прислушались к вашим требованиям, а возможно, и нет, — ответил Анаксеркс. — Сказать по правде, большинству из нас очень интересно, что именно хочет предложить архимагос Коул. Вы обличили самого себя, Френк Гамма-87-Ню-3-Пси, эмоциональным использованием органической речи. Ваши мотивы нечисты. Они личные. Как избранный представитель всех здесь присутствующих, я говорю вам, что вы свой шанс получили. Ещё одно слово, хоть вслух, хоть электронно, — транслировал генерал, — и вас выведут. Считайте это предупреждением.

Френк явно хотел что-то сказать, но только бессильно сжал кулаки.

— Архимагос Коул, — передал инфоговоркой Анаксеркс, — вам слово. С какой целью вы всех нас пригласили?

— Хороший вопрос, — похвалил генерала Коул. — Если я скажу, что мы назовём наше собрание конклавом Хроналис, то смогу заинтриговать вас ещё больше?

Конечно же, он смог.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ. КОНКЛАВ ХРОНАЛИС

Коул пребывал в своей стихии. Он любил выступать на публике, а где же ещё представится случай удобнее, как не перед группой жадных до технологий машинных жрецов.

— Уважаемые братья и сёстры, — заговорил он нараспев. — Вам наверняка известно о моём недавнем приключении в недрах Фароса на Соте.

Кому-то было известно, кому-то нет, но никогда не вредно польстить своей аудитории.

— Возможно, вам также известно о моём последнем проекте.

Свет драматически померк. Коул поручил какому-то из своих подразумов проникнуть в системы пирамиды, что было нелегко, учитывая их возраст и сложность, но тем не менее выполнимо. Он послал частичке своего сознания ноосферный эквивалент поглаживания по голове — разум такого размера не очень умён, и его легко ублажить, — в то время как основное сознание архимагоса боролось с искушением нырнуть в открытый ею информационный мир, полный чудес, выраженных изысканным машинным языком древних. Придётся подождать.

Из компактного гололитического проектора, встроенного в один из сопровождавших архимагоса сервочерепов, выпрыгнуло и раскинулось полноцветное трёхмерное изображение Галактики. Он воссоздал её в точности, включая все великолепные шумы и оттенки. Обычному человеку картинка показалась бы просто симпатичной — круглая спираль из звёзд, где-то голубоватая, где-то пурпурная, бесплотная, как дым, но в то же время увесистая, как всё живое. Звёздный желток в центре сияет холодным белым светом. За центром лениво волочатся рукава, постепенно тускнея к краям и превращаясь в молочную дымку на самых дальних окраинах, где начинается межгалактическое пространство. Великий труд Машинного бога, само совершенство за исключением тех мест, где полотно повредили огрехи Его детей, — областей соприкосновения реального пространства и варпа какого-то тошнотворного цвета, не имеющего аналогов в обыденном спектре, но наиболее близкого к венозно-фиолетовому.

Для техножрецов проекция смотрелась более ярко, она гудела от излучения волн и частиц, сверкала всеми цветами от самого глубокого инфракрасного до самого дальнего ультрафиолетового. Млечный Путь заполнил всё свободное пространство над головами собрания, вызвав восхищённые вздохи и шепоток одобрения. Проекция вышла довольно впечатляющей: редко подобные вещи создавались с такими подробностями, а уж засунуть полноценное гололитическое устройство в столь тесное вместилище, как череп, — достижение поистине выдающееся. Все были впечатлены.

— Галактика, несколько лет назад, — пояснил Коул. — Пока не случилось это.

Изображение задрожало. Ручьи болезненного света разбежались от больших и малых варп-штормов. Око Ужаса и Мальстрём разрослись, точно раковые опухоли с метастазами, протягивая друг к другу разъедающие пространство щупальца. Отростки соединились, раскинулись шире, поделив великолепное целое Галактики надвое, и забрызгали звёзды кляксами потустороннего.

— Надо полагать, что если эта катастрофа и не является конечной целью магистра войны Абаддона, то, по крайней мере, она играет ключевую роль в его планах, — продолжал Коул. — Ибо самая древняя из рас предвидела данное событие и предприняла шаги, дабы предотвратить его.

По ходу Разлома зажглись зелёные крапинки огоньков.

— Многие из нас здесь имеют представление о Войне в небесах между крайне загадочными Старейшими и их заклятым противником, некронами, много миллионов лет назад. Я предполагаю, что их конфликт фундаментально ослабил ткань реальности, заложив, так сказать, линию разрыва, которой и воспользовался Абаддон. Мои исследования показали, что некроны хотели стабилизировать этот дефект, соорудив свои пилонные миры вдоль нынешней полосы прохождения Разлома. Эти зелёные точки указывают на те планеты, о которых нам известно. — Коул взмахнул рукой, как фокусник: рядом с зелёными вспыхнули жёлтые огоньки. Сотни огоньков. — Жёлтые — это те, о которых мы не знали. До недавних пор. Фарос входил в сеть сверхсветовых маяков, ретрансляционных центров, которые обеспечивали мгновенную связь и транспортировку между мирами в древних царствах некронов. Я посетил часть этих мест. Фарос оказался — до своего разрушения — наиболее сохранившимся. Именно из его архивов я узнал всё это и многое другое.

— Слышал, вы случайно выпустили могущественный осколок К’тан во время своих изысканий, — прервал его Анаксеркс.

— О… И где же вы это слышали?

— У меня свои источники, — не стал признаваться генерал.

Френк издал сдавленный звук, услышав такие подробности о приключении архимагоса. Ему о них явно было неведомо. Зеранец выглядел так, будто вот-вот что-то скажет, но Анаксеркс строгим жестом заткнул ему рот.

— У вас была возможность. Загрузите эти данные для своего хозяина, если хотите, но не перебивайте, — велел генерал. — Если кто и будет задавать вопросы Велизарию Коулу, то это я.

— Это правда, — признался Коул, — хотя я подчёркиваю, что отправил эту сущность далеко-далеко от Империума. Дело того стоило. Данные, которые я извлёк из Фароса, позволили мне воссоздать точную карту древних владений некронов, где указано всё. Каждый мир-гробница. Каждый пилонный мир. — Архимагос сделал паузу для пущего эффекта. — Каждое месторождение ноктилита в Галактике.

Воцарилась мёртвая тишина. Коул практически слышал, как у техножрецов текут слюнки. Он дал им минутку повариться, затем вкрадчиво предложил:

— Если согласитесь мне помочь, я расплачусь с вами этим знанием.

— Это же данные неисчислимой ценности! — ляпнул кто-то вслух на вербальном лингва-технис.

— Мы ещё не слышали, чего он от нас хочет, — заметил другой голос, поциничнее.

— Верно, — согласился Коул. — Не слышали. — Он снова сделал паузу. — Чего я от вас хочу, так это помощи в спасении Великого Труда нашего бога. Я хочу, чтобы вы помогли мне спасти Империум.

<3апрос — усиленный — КАК?> выпалил ещё один.

— Хороший вопрос. Закончив работы над космодесантниками-примарис, с тех пор я только и делал, что пытался разобраться в секретах некронских пилонов. Эти устройства миллионы лет стягивали огромную рану поперёк Галактики. Я хочу воспроизвести их технологию, улучшить её и использовать для восстановления того, что осталось от прежней сети, добавив к ней нашу собственную. Если я это сделаю, то смогу закрыть Цикатрикс Маледиктум.

Сказанное вызвало бурю негодования — в основном слышались вариации на тему «Невозможно!» и «Наглость!» Коул подождал, пока все утихнут.

— Не невозможно, — заметил он, — а всего лишь очень сложно.

— Я слышал гипотезы о том, что некроны предпринимают аналогичные попытки со своими нуль-зонами. Судя по сообщениям из подобных мест, эта технология — гнусная, нечистая работа ксеносов, смертельная для человечества! — воскликнул один из магосов.

— Вот поэтому нам лучше исправить всё самим, чем надеяться на некронов, — любезно предложил Коул. — Я могу это сделать. У меня есть рабочие прототипы, основанные на оригинальной археоксенотехнологии, которые не оказывают негативного воздействия на разумных существ. Я в состоянии начать их производство немедленно. Опять-таки, если оставить мой грандиозный замысел в стороне, даже ограниченное применение таких устройств значительно усилит военный потенциал Империума. Нерождённые прекратят своё существование. Снизится частота рождения псиоников. Колдуны врага лишатся сил. Ну и, само собой, всякий мир-кузница, который помог мне добровольно, будет вознаграждён лично лордом-командующим.

— У вас планируются какие-нибудь испытания? — спросил кто-то.

— Конечно, — ответил Коул. — Но перед тем как пилоны можно будет активировать, мне не хватает одной штуки. Полностью интегрированной системы управления для этих устройств.

— Ясно. Вот мы и подходим к сути дела, — заметил Анаксеркс. — Вам нужна помощь в создании такой системы. Помощь какого рода?

— Никакую систему создавать не надо, — поправил Коул. — Будь у меня достаточно времени, я мог бы создать её сам. Но времени-то у нас и нет. Владыка Гиллиман, вернувшийся к жизни во многом благодаря моим усилиям, сумел отбросить врага, однако судьба Галактики всё равно висит на волоске. Прямо сейчас силы Тёмных богов наступают по всем фронтам. Мы должны как можно скорее заделать прореху и вернуть равновесие между материумом и нематериумом. Вот моя цель. Я прошу вашей помощи. Здесь.

На карте, далеко к югу от Империума-Санктус, вспыхнула яркая точка. Проекция приблизилась, затормозив у какой-то чёрной дыры. Та вращалась грозно и неторопливо, в центре висела жемчужина абсолютной темноты в сияющем обрамлении из убегающей энергии. Дыру окружал тороид ионизированного вещества. Пространство-время вокруг феномена искривлялось. Электромагнитный вой аннигилирующей материи терзал слух, однако середина оставалась совершенно непостижимой, безмолвной, а само её существование — лишь предположительным и неопределённым до скончания веков.

— Это Пасть Каллигана, — сообщил архимагос. — Надо полагать, названа кем-то по фамилии Каллиган. Во всяком случае, так её обозначают на лоциях Астра Картографика. Всё это несущественные детали. Важно вот что.

Он снова увеличил изображение. Когда картинка с головокружительной скоростью устремилась к чёрной дыре, тороид энергии вокруг раскинулся во всю ширь. На его ярко светящейся поверхности проступила тёмная спираль, сходящаяся к дыре. У самого начала этой дороги смерти белела крохотная, с булавочную головку, точка планеты. До разрушения ей было ещё далеко, но и миновать его она уже не сумеет.

— У этого мира нет названия, — продолжал Коул. — По крайней мере, человеческого названия. Я знаю о его существовании только из того, что нашёл на Фаросе. Сама чёрная дыра не дело рук природы. — Архимагос указал на жемчужину. — Это звезда, разрушенная оружием невообразимой мощи во время древней войны. Катастрофа, которая убила её солнце, зацепила планету только краем.

— Чем она так важна? — спросил Анаксеркс.

— На древних картах Фароса этот мир отмечен кучей пространных комментариев, — ответил Коул. — Я их расшифровал. На этой самой планете, которую некроны называли Иртанатеп, располагался узел управления пилонами, видимо в чём-то похожий на Фарос, но предназначенный для другого. Я полагаю, что в какой-то момент его атаковали, чтобы вывести из строя, и в процессе нападения схлопнули звезду.

— Тогда какой смысл о нём рассказывать? — осведомился Архимедий. — Там наверняка не осталось камня на камне. Мы ничего не найдём.

— Не совсем так, — подал голос иерофант-темпоралис Иктин из братства Хроналис. — Вы ведь в курсе, как влияет гравитация на время?

— Темпоральное растяжение, — нараспев произнёс другой.

— В условиях экстремальной гравитации время замедляется, — пояснил Иктин. — Этот мир оказался на самой границе горизонта событий чёрной дыры. — Откуда-то из брюшного отдела у него раздалась череда электронных взвизгов. — Для любого его обитателя секунда будет длиться целую вечность. На этой планете в этот самый момент существа, жившие ещё до того, как появились предшественники человечества, в ужасе смотрят на небо, где исчезает их солнце, и будут смотреть ещё тысячи лет после нашей смерти. Для них всё произошло миллионы лет назад. Они живут в прошлом. — Иктин обратил серебряные глаза, лишённые век, на Коула. — Вот зачем вы хотели нас видеть. Вот зачем пригласили столько магосов, сведущих в ars chronometrica^[13]. Вы хотите отправиться туда.

— Хочу, — признался Коул. Он поднял мощность трансляции своего инфоканта, дабы перекрыть поток запросов, заполонивших ноосферное пространство пирамиды. — Ибо на этой планете центр управления сетью пилонов всё ещё будет работать, не тронутый временем. Целёхонький!

— Это безумие! — взревела Калисперида на бинарике, готике и лингва-технис одновременно. — Бросить вызов природе времени! Хронаксические манипуляции — один из главных запретов!

Снова буря возмущения, на этот раз более ожесточённого. Между спорящими быстро возник раскол: часть экспертов по времени настаивала, что никакие фундаментальные законы ни Культа, ни науки о веществе нарушены не будут, поскольку имеет место природное явление. Другие — меньшинство, к облегчению Коула — заявляли, будто это не имеет значения, ибо то, что предлагает Первый Проводник, де-факто будет путешествием во времени, независимо от того, насколько хитро всё обставлено, а такие путешествия чётко и ясно запрещены.

— Как? — допытывался Иктин. — Как вы это сделаете?

Он повторял вопрос до тех пор, пока собрание снова не успокоилось.

— Манипуляцией временем в колоссальных масштабах, — ответил Коул. — Я пробью туннель сквозь время и пространство к этому самому кадру бытия. Мы входим, забираем всё, что нужно, и уходим тем же вектором.

— Потребуются огромные усилия, чтобы стабилизировать смещение кадра в нескольких поясах постоянного времени, как для входа, так и для эвакуации в условиях относительно реального времени, иначе вы появитесь на тысячи лет позже, — заметил Иктин. — Если вообще появитесь.

— Всё так, — согласился Коул.

— Можно ли провернуть такое? — задал вопрос архимагос-логис магнаконтролёр Коварикс Сестерций. — И если можно, то какой ценой?

— Теоретически такое возможно, если задействовать выходную мощность целого солнца, — ответил Иктин. — Подобные свершения были доступны в эпоху Технологий, но сейчас? Сомнительно. Затраты по ресурсам выйдут колоссальные.

— Я смогу это сделать, — объявил Коул. — С вашей помощью. Расам, господствовавшим в Галактике после той великой войны, хватило ума не трогать пилоны. Даже наши собственные предки, чей восход по космическим меркам случился мгновение ока назад, оставили их в покое. Мы же, миры-кузницы, оказались не настолько мудрыми. — Архимагос повёл рукой. — Эта пошаговая симуляция показывает потерю пилонных миров в ходе тринадцати Чёрных крестовых походов Абаддона.

В воздухе зажёгся имперский штамп с датой, меняющейся с каждой последующей волной атак, которые исходили из Ока Ужаса после великого предательства Хоруса. В первые дни пилонные миры никто не трогал, флоты Хаоса выполняли другие задачи, но по мере того, как план Абаддона развивался и тысячелетия неудержимо текли вперёд, пилонные миры некронов начали гаснуть, сначала один-два, затем по нескольку, затем десятками, пока к моменту падения Кадии их не осталось всего несколько сотен. Коул махнул рукой, и проекция остановилась.

— Это миры, которые мы, Империум, уничтожили сами, не зная, с чем имеем дело.

Более половины оставшихся точек вспыхнули и пропали.

— За несколько тысячелетий мы разобрали барьер, простоявший миллиарды лет. Из-за этого сейчас на карту поставлено будущее человечества. Мы, империя Марса, тоже отчасти виноваты. Через поиск знаний и слепую ненависть ко всему чужому мы притащили к своему порогу всех тварей варпа. К счастью, никто за пределами этой пирамиды пока не осознаёт данный факт целиком, ибо гнев Адептус Терра, несомненно, был бы велик.

— Для угрозы звучит несколько глупо, — подал голос Анаксеркс. — Но это всё равно угроза.

— Это не угроза, — возразил Коул. — Я сам виноват не меньше многих здесь присутствующих. Виноват в невежестве! А в глазах Машинного бога нет греха страшнее. Считайте мои следующие слова моральным императивом. Всё, что сломали, мы теперь должны исправить. Я Велизарий Коул, и часто говорят, что я могу всё. — Архимагос смиренно потупился. — Но я не справлюсь в одиночку.

Очередной раунд передач данных и криков был внезапно прерван Анаксерксом. В этот раз не прозвучало никаких слов, только неземной многочастотный вой из-под безупречного серебра его боевой маски. Генерал взревел, словно боевой горн титана, заставив всех замолчать, после чего обратился к виновнику переполоха:

— Архимагос Коул, нам нужно многое обсудить. Обсудить без вас.

— Тогда буду с нетерпением ждать вашего решения, — распрощался тот.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ. ПОД ПОВЕРХНОСТЬЮ

Примус глубоко дышал, простирая свои чувства за пределы боли, что преследовала его всегда, ломоты в мышцах и зудящей нервной энергии, что постоянно курсировала по телу, наружу через плохо закреплённую душу. За пределы телесного, за пределы ментального, в духовные сферы по ту сторону жизни. Перед ним расстилался варп. Манили бескрайние возможности. Безбрежная сила. Искушение терзало душу, нашёптывая на ухо запретное слово.

«Свобода».

Примус не был свободен и никогда не будет. Он сомневался, что кто-то или что-то вообще бывает по-настоящему свободным. Примус отказался от силы, и всё равно ему её навязали. Подобные грёзы вызывали тревогу. Он должен знать больше, а это означает войти глубже. Разум смертного не способен увидеть варп таким, каков тот есть на самом деле. Необходимо ввести порядок, некий шифр, с помощью которого тайны вечности можно толковать без вреда для здоровья.

Примус втянул своё сознание обратно, не давая ему сгинуть в океане растворившейся начинки душ — имматериуме. Из собственных воспоминаний он создал мирок, по которому мог передвигаться, некое место личных откровений.

Метод, обычный для псайкеров. На протяжении всей истории те, кто общается с потусторонним миром, старались навязать ему человечность, дабы он не лишил человечности их. Символика варьировалась. У фенрисийцев был свой Ундерверс, у Кровавых Ангелов — ангельские видения, у навигаторов — аллегории с зодиаком, у астропатов — вирши и размытые образы, но цель оставалась той же: защитить душу от вредоносных богов варпа и суметь как-то смотреть на то, на что нельзя смотреть.

Так что перед взором Примуса раскинулся ад, созданный им самим, и всё равно этот ад был куда безопаснее, чем тот, который он спрятал.

Космодесантник пришёл в себя, уже шагая, босые ноги касались ледяного настила лабораторных палуб Коула. Сильно воняло химикатами, но повсюду всё равно чувствовался запах крови. Мерцали огни, освещая застывшие лица, разинутые в крике рты, лишь наполовину скрытые узорами инея, разукрасившего стёкла анабиозных гробов.

Это были его братья, все мертворождённые.

Это было место, где его создали.

Примус глубоко вдохнул отравленный воздух. Лёгкие обожгло точно так же, как в тот раз, когда он сделал первый вдох. Холод был таким сильным, что ощущался как огонь. Здесь не было ничего хорошего, только ужас, боли столько, что хватило бы свести с ума и сто человек. И всё же он позволил себе не только ощутить эти воспоминания о боли, но и чувствовать боль своего медитирующего физического тела, с которым оставался связан тонкой нитью мысли. Он приветствовал любую боль. Боль была тем, кто он есть. Комфорт — вот самая опасная свобода на свете.

Он шёл вдоль длинной аллеи гробов, битком набитых неудачными попытками Коула создать его, идентичными до мельчайших, субатомных деталей. Все они были им в самом фундаментальном смысле. Коул много раз говорил, что боли, которую он испытывает, не должно существовать, что он идеален во всех отношениях. Архимагос не принимал всерьёз страданий своего отпрыска, как и любой отец, у которого дел по горло. Но Примус знал, что боль реальна. Скольких его братьев создал Коул, прежде чем наконец преуспел, Примус не ведал, но знал только, что имя, обозначающее его как первого, — это плевок в адрес всех остальных, чьи муки он носит в себе.

Вдалеке послышался крик — надрывный, мучительный, словно почерпнутый из колодца боли, уходящего к истокам самого времени.

Голос был его.

Примус продолжал идти. Крик внезапно оборвался.

Пейзаж исказился, становясь всё более причудливым, металоновые капсулы выросли до огромных размеров, так что он стал маленьким, как муравей. Потолок превратился в кровавое небо. В металлических и стеклянных поверхностях отразилось тело Примуса — массивное, мощное, увитое мускулами, но при этом покрытое шрамами толщиной с верёвку, которые только подчёркивали едва заметные несовпадения оттенков кожи. Коул утверждал, что его основной генетический код взят из нескольких источников, но что сам он выращен как единое целое.

Примус ему не верил.

Пространство изгибалось вокруг самого себя. Примус шлёпал по лужам крови и разлитых жидкостей. Сломанные машины рассыпали гаснущие искры. Впереди пульсировала какая-то сфера, увитая маслянистыми узорами, раздуваясь почти вдвое, а затем сжимаясь обратно.

Примус осмотрел её. Вот. Теперь он мог пощупать контуры, которые только чувствовал в своих снах. Во сне он гулял по дебрям варпа, однако басни, которые те рассказывали, толковать было непросто. Сконцентрировав ум и волю, теперь он видел правду, некое искажение на поверхности сферы, словно что-то изнутри тянуло эту часть маслянистой оболочки к себе. Он безошибочно узнал след от массы чего-то материального, бороздящего море душ.

Приближались корабли.

Примус открыл глаза. Он освободился от видения и, вызвав с насеста сервочереп, приказал:

— Установи связь с архимагосом Коулом.

Коул и Кво оставили кастеланов, Освена и Х99 у входа в пирамиду и отправились прогуляться по верхним ярусам. Они прохаживались молча, как два старых товарища, Коул проводил замеры излучений пирамиды в окружающую среду, время от времени хмыкая при особо интересных находках. Кво наслаждался взаимодействием различных энергий, курсирующих сквозь тело, и так увлёкся, что не сразу понял, что Коул разговаривает с ним.

— Конечно, кто-то полагает, что между старыми империями существовало определённое взаимопонимание.

— Прости, ты что-то говорил? — заторможенно переспросил Кво. Он пришёл в себя недалеко от низенького парапета, отмечающего край яруса, вдоль которого они бродили. Коул участливо положил металлическую клешню ему на плечо.

— Ты что, не слушал?

Кво хотел было скрыть свою невнимательность, но вместо этого предпочёл ответить честно.

— Нет, — признался он.

Коул посмотрел на своего спутника с любопытством.

— Ты сознаёшься? Почему бы просто не прокрутить последние пару минут нашей беседы?

— Я… Наверное, я не смогу, — сказал Кво. — Я отвлёкся, ну знаешь, блуждал мыслями где-то.

— Грезил наяву? — подсказал Коул.

— Видимо, да.

Коул наградил его крайне странным взглядом, после чего разразился смехом, удивив Кво:

— Это же чудесно!

— Разве?

— Да! Это показывает, что ты становишься более… человечным. — Он весело фыркнул. — И подумать только, мы столько времени убиваем на восхваление достоинств машины, а я пытаюсь вернуть тебя к жизни.

— Премного благодарен, — сказал Кво, главным образом потому, что почувствовал себя обязанным поблагодарить. Он по-прежнему несколько неоднозначно относился к своим многократным воскрешениям.

— Не сомневаюсь. В общем, я говорил, что это место, на мой взгляд, не просто сад. Я давно хотел сюда слетать, знаешь, всегда полезно ввернуть одной отвёрткой два винта.

— Тогда что это такое? Это место, по-твоему.

— Полагаю, что это своего рода нейтральная территория, — ответил Коул. — Обрати внимание на замеры, которые я сделал.

— Я не знаю, что они значат.

— Я как раз собирался тебе рассказать, — сообщил Коул. — Это довольно стандартные, хотя и очень продвинутые, согласованные протонные сигналы, именно такие, как мы и ожидали.

Кво ничего такого не ожидал, но промолчал.

— Где-то здесь есть врата Паутины, — пояснил Коул. — Неужели не видишь? Посмотри на всё это место. Посмотри, как оно спланировано. Посмотри на его местоположение. Здесь очень красочно и спокойно, это же сад в окружении звёздного огня!

— Необычно.

— Да, но это место создали не для того, чтобы произвести впечатление на людей. Альдари, к примеру, просто балдели бы от всего этого.

— Верно, — согласился Кво. — Только мы далеко от основных областей как старых терранских, так и древних альдарских владений.

— Это всего лишь гипотезы. В этой части Галактики на протяжении тысячелетий существовали человеческие колонии, — возразил Коул. — Альдари всегда были не так распространены, но они повсюду, даже сейчас. Представь себе! Мы всё время говорим о древних днях эпохи Технологий и могуществе империи Старой Земли. А ещё мы с тобой всё время говорим об альдари.

— Правда?

— Правда. Как сейчас. Говорим о том, как могущественны они были, совсем как люди Старой Земли. Возможно, обе эти империи существовали в одно время. Интересно, какие у них могли быть отношения. Мирные? Враждебные? Как могли бы отнестись к нам альдари, которые миллионы лет владели звёздами, когда мы с важным видом вышли на галактическую сцену? Взяли бы нас под покровительство? Помогли бы? Кто кому был угрозой — они нам или мы им? А как насчёт других существ, которыми кишела пустота? Даже во времена ксеноцидов разумные не всегда воевали между собой. — Коул издал длинный и довольный вздох. — История, мой дорогой Кво! История — штука крайне занимательная. В те дни разные виды наверняка вели друг с другом дела. Я думаю, это место как раз и было создано для общения. Какие же существа гуляли по этому миру? Какие посольства сюда прилетали? Какими секретами менялись? Если здесь есть врата Паутины, интересно, что ещё они найдут, наши любопытные братья, когда копнут поглубже? Держу пари, настоящие чудеса.

— Может быть, — отозвался Кво. Ему всегда недоставало любви Коула к досужим размышлениям. — Извини, Велизарий, но ты не должен позволять себе отвлекаться. Меня беспокоит этот магос Френк.

— Он шестёрка инквизитора, — сказал Коул. — Беспокоиться не о чем. Френк упустил свой шанс.

— А я не уверен, что упустил, — взволнованно возразил Кво. — Что, если это только начало? Что, если он всего лишь первый? Они могут попытаться тебя выманить.

Коул довольно улыбнулся.

— Я сказал что-то смешное?

— Приятное. — Коул снова похлопал Кво по плечу. — Хорошо, когда есть друзья, которые за тобой присматривают.

— Но, Велизарий… — начал Кво, но тут его прервал далёкий кашель и рокот запускаемых двигателей. — Это же наш челнок взлетает, — сказал он, глядя, как корабль поднялся в воздух на десяток-другой метров, а затем направился к пирамиде.

— Да, — ответил Коул. — Я его вызвал, пока мы тут беседовали. Пришло известие от Примуса.

— Значит, мы возвращаемся?

Посадочный модуль с рёвом пронёсся над равнинами, пригибая траву завихрениями воздуха.

— Возвращаюсь я. Примус отчего-то там не в духе. Тени в варпе и всё такое. Мне нужно слетать успокоить его.

— А я?

— Ты останешься здесь и проведёшь небольшие полевые изыскания. Нельзя же упускать такую возможность. Я давно хотел слетать сюда.

— Ты уже говорил.

— Ага, но почему? Потому что это важно, вот почему.

Челнок обогнул пирамиду, сотрясая её древние камни, и опустился рядом с кораблями других делегатов. Естественно, те показались в сравнении с ним карликами.

Коул вывел Кво кругом на фасад пирамиды, к одному из пролётов крутой лестницы, которая вела вверх. Оттуда было видно, как из челнока опустился пандус и вышли какие-то фигуры.

— Х99-Болус и его друзья-роботы останутся здесь, с тобой, для защиты.

— И зачем же мне может понадобиться защита, Велизарий? — тревожно спросил Кво.

— А ещё тот парень, Освен. Он тоже остаётся здесь. Он коллекционирует карты. Я даже не знал, что у меня на корабле есть такой, если честно, но, судя по всему, у него имеется карта Понтус-Авернеса, и на этой карте указаны тайные ходы.

— О нет, ты хочешь, чтобы я ею воспользовался?

— Хочу! — воскликнул Коул и заговорщически понизил голос: — Прямо здесь, под этой пирамидой, есть путь внутрь. Я обожаю тайные ходы, а ты?

— Нет, — ответил Кво.

— Отыщи эти врата. Посмотри, что ещё подвернётся по дороге. Советую как можно скорее спуститься на внутренние уровни, там будет всё самое интересное, пока остальные не догадались. — Коул улыбнулся, как будто Кво и не отказывался вовсе. — Прозорливость всегда играет огромную роль во всём. Иногда я думаю, не подкручивает ли для меня Машинный бог винтики реальности. Ты знаешь, что Аликсия Калисперида предложила это место для встречи? Прекрасная идея.

— Та коробка на щупальцах? — спросил Кво.

— Она самая, — ответил Коул. — Идея её, а барыш мой.

— Если магосы согласятся помочь. По-моему, ты ей не очень нравишься.

— Она лектор догм, я им никогда не нравлюсь. Она почти наверняка привела меня сюда, чтобы осудить, но остальные увидят, что я прав.

Сразу отовсюду раздались нежные переливы, словно кто-то провёл рукой по струнам арфы.

— Ага, — заметил Коул. — Время смены погоды. Я ухожу, пока не промок. Будь здоров, Кво-89. Жду от тебя подробного отчёта!

Коул сбежал по ступенькам вниз, к челноку, цокая рядами металлических ног. Его стая летающих киберов мгновение повисела на месте, осматривая местность мёртвыми стеклянными глазами, затем разом повернулась и ринулась следом.

Кво вяло помахал другу на прощание. Если они, конечно, на самом деле были друзьями, а не Кво был просто механизмом, который считал себя достаточно человечным, чтобы иметь друзей. Он прожил всего двенадцать часов, и уже приходится разбираться со всей этой философией. Всё это утомляло, а он даже не знал, нужно ли ему спать.

Коул поднялся на борт. И, точно на небе включили какой-то мощный шланг, внезапно хлынул проливной дождь. Пандус закрылся. Челнок ушёл сквозь стену ливня вверх, роняя с плоскостей струи воды.

Кво вымок насквозь, пока смотрел, как улетает Коул.

— Всё готово, — сообщил Колумбари-Энас. — Ловушка скоро захлопнется.

Байл окинул взглядом армию сервиторов, стоявших безмолвными и бездействующими рядами в трюме. К стене с помощью мешанины штырей и скоб крепились врата, увезённые из какого-то безвестного мира. Они были в ещё худшем состоянии, чем на старом месте, поскольку слуги Колумбари-Энаса не особенно церемонились при демонтаже, но Энас чванился не зря. Он действительно владел мастерством работы с Паутиной. Мог перевезти и открыть врата, даже такие повреждённые. В доказательство полустёртые руны на призрачной кости лучились силой, в данный момент по минимуму, но готовые вспыхнуть по команде Колумбари-Энаса. Эти врата точно заработают.

— По моему опыту, люди, которые так говорят, обычно попадают в неё первыми, — заметил Байл.

— Выражено раздражение — пресечено, — проскрипел Колумбари-Энас. — Несмотря на ваш цинизм, мы готовы, владыка Байл. Бойцы владыки Труле очистят рукотворный мир от рабов лже-Омниссии. Мои слуги вынесут его секреты. Вы заберёте то, что на корабле Коула, пока все заняты.

— То есть ты ищешь не только моей награды. А я думал, когда ты отказался совершить набег на «Зар-Квезитор», что андроида будет достаточно.

— Дополнительно выражена досада — отменено/ пресечено. Поиск истины во всём не прекращается никогда, — отозвался Колумбари-Энас. — Пренебрежение возможностью неразумно. Это древнее место. Много археотеха. Много ксенотеха. Всё станет моим вдобавок к причитающейся оплате. Одно не уступает другому. Оба представляют ценность.

Байл кивнул и заметил:

— Вот такое умонастроение мне по душе.

— Умонастроение — ничто. Победа — всё. Факторы риска, связанные с «Зар-Квезитором», слишком высоки, чтобы оправдать потери людей и машин. — Ткань капюшона Колумбари-Энаса зашуршала по металлу его головы, когда техножрец повернулся и воззрился на Байла жёсткими искусственными глазами. — Мы на месте. Совет — отправляйтесь к себе на корабль, чтобы начать атаку.

— «Зар-Квезитор» не сможет ответить. Ты уверен?

— Внешняя защита будет отключена. Машинариум будет отключён. Щиты будут отключены. Это равняется уверенности.

— Но ты по-прежнему боишься зайти внутрь.

— Реализм — это не страх. Я должен выжить. Коул опасен. У него много сильных слуг. Я не смогу справиться со всеми. Ваши шансы на успех операции выше, чем у меня, у вас единственная цель.

— Тогда я добьюсь успеха.

— Ваши шансы всё ещё невелики.

— Тебе заплатят в любом случае, — пообещал Байл.

— Выражено удивление — Байл блюдёт честь.

— Я никогда её не терял, — пророкотал Байл. — Как не утратил и таланта к сражениям. Я одержу верх и принесу тебе что-нибудь стоящее из сокровищ Коула, чтобы доказать это. Маленький подарок сверху.

— Выражена благодарность, даже если результат маловероятен.

Байл придвинулся на шаг ближе:

— Ещё раз усомнишься во мне, и я тебя убью.

Байл удалился. Колумбари-Энас дождался, пока его тяжёлые шаги стихнут и дальняя дверь из трюма захлопнется. И даже после этого сначала сверился с внутренним вид-наблюдением корабля, чтобы убедиться, что главный апотекарий ушёл.

Когда коридор, ведущий из трюма, опустел, магос широко развёл руки и дополнительные конечности. Его челюсть с треском вышла из суставов, и из лица выдвинулся мощный инфоговоритель.

Напевая песню на порченом коде, он вызвал украденные врата к жизни. В центре закружился синий с красными прожилками завиток, дожидаясь открытия с другой стороны. Сломанная призрачная кость задрожала, выплёвывая искры на киборгов, ожидающих возможности воспользоваться вратами. Вторым воплем на бинарике Колумбари-Энас пробудил свою армию. Глаза тысячи сервиторов вспыхнули в унисон зловещим варп-огнём, и механические конечности с лязгом пришли в движение.

Приближалось время победы.

— Почему всегда нужно лезть под землю? — ворчал Кво. Он, Освен, Х99-Болус и отряд из пяти кастеланов спускались по широкому коридору от входа из пирамиды. Дверь за ними с шипением и тихим щелчком, которые противоречили её размерам, закрылась, заперев незваных гостей на нижних уровнях. Они бы никогда не нашли её без карты, и, судя по виду места, в котором они оказались, сюда уже очень давно никто не заглядывал.

— Если бы всё валялось где-нибудь на поверхности, магос, то никакой археотех искать бы не пришлось, — заметил Х99-Болус. Его синтезированный смешок странным образом отразился от подземной архитектуры. «Подземная», пожалуй, неправильное слово, поправил себя Кво. Искусственная природа Понтус-Авернеса совершенно явственно угадывалась под его размокшими пустошами.

— Это даже ещё более захватывающе, чем я себе представлял, — восхищался Освен. Он сжимал в руках свою драгоценную карту. Толстая пластековая обложка защищала пергамент, и не зря, поскольку с потолка гулко стучали об пол длинные струйки капели. Каждый раз, когда один из громадных спутников Х99 проходил под таким водопадом, раздавалась звучная барабанная дробь.

Сервочереп, чьё лишённое плоти лицо каким-то образом умудрялось излучать ауру предельной торжественности, парил на высоте головы Освена. На манипуляторах, выходящих из-под челюсти, висел большой плазменный экран, где отображалась трёхмерная контурная карта, постоянно обновляемая за счёт черепов, ведущих съёмку местности далеко впереди.

Освен вертел головой во все стороны, тараща глаза на каждое новое чудо.

— Технологии генерации пересекающихся полей из Тёмной эпохи, — восторженно бормотал он. — Бесшовная кристаллическая конструкция. Выращенное! Здесь всё выращенное! Это потрясающе! Данные просто льются рекой!

— Прямо как вода с потолка, — добавил Кво, натягивая капюшон на голову. Хотя ни сырость, ни холод на самом деле не причиняли ему дискомфорта, старые привычки умирали с трудом.

— Именно! — воскликнул Освен.

Сбоку коридора открылся лестничный колодец. Ступени уходили вниз чередой пролётов под идеально прямыми углами. Кво с сомнением попробовал их ногой, поскольку по лестнице сбегала вода и он боялся коррозии, но, несмотря на его машинную тяжесть, ступеньки не сдвинулись ни на микрон. Очень хорошо сложенные, хотя и досадно утилитарно.

Освен остановился, переводя взгляд с пергаментной карты на плазменную. Удерживаемые магнитным полем потоки газа, отображающие комплекс, подёргивались каждый раз, как сквозь них капала вода.

— Есть идеи, куда мы вообще направляемся? — спросил Кво.

— Определённо вниз. Здесь есть отметка, которая указывает на какое-то важное место, а сигналы от черепов-картографов говорят о феноменальном уровне энергии.

— Отлично, те самые врата, — буркнул Кво без всякого энтузиазма. По его опыту, большой уровень энергии обычно означал большой уровень опасности. Он глянул вниз, во тьму, и спросил себя, когда стал таким робким. До того, как умер? Или потому, что умер? Оставалось гадать, все ли остальные Кво были такими, ведь реального доступа к их эмоциональным состояниям у него нет. Вспоминать страх — это всё равно что вспоминать боль, пришла ему в голову мысль. Ты помнишь сам случай, но не боль. Некоторые из его прежних «я» совершали удивительно храбрые поступки, но он себя не чувствовал очень-то храбрым. Коул сказал, что он становится ближе к изначальной личности Фридиша, и если это правда, значит ли это, что Фридиш был трусом, а если так, то значит ли это, что он сам трус?

Он снова глянул вниз, в неизвестность. Там, внизу, могла дожидаться целая куча знаний, но восторга он от этого не испытывал. Когда же его покинуло желание исполнить свой священный долг? Вот только в определённом смысле желание его и не покидало, поскольку в этой итерации его не было с самого начала.

Вот бы Коул просто оставил его мёртвым…

Пол вздрогнул от тяжёлых шагов. Кво убрался с дороги любимого автоматона Х99. Сигма-Фиделис дошёл до лестницы и замер. Его собратья синхронно остановились. Сигма-Фиделис наклонился вперёд. За его смотровой панелью запульсировали огни. Автоматон издал скрежещущий звук и выпрямился. Он аккуратно развернул туловище, затем последовали ноги, и робот зашагал прочь. Один за другим остальные роботы заковыляли следом.

— А он куда собрался? — спросил Кво.

— Лестница не выдержит массу Сигма-Фиделиса. Слава Омниссии, что он у нас есть, простой кастелан так и шёл бы навстречу гибели, а за ним мне не нужно следить так бдительно! — радостно ответил Х99. Он развернулся на месте, неуклюже подражая своим роботам, и отправился по коридору за ними.

— Я и сам догадался, а спрашивал не об этом, — буркнул Кво. — Куда он собрался? Вы куда идёте? — крикнул он вдогонку Х99-Болусу.

Голова инфокузнеца развернулась на сто восемьдесят градусов.

— Искать альтернативный маршрут. Я должен сопровождать их. Где-то поблизости должен быть гравитационный колодец или подъёмник. Мы догоним вас на нижних уровнях.

— А как же защита?!

— Мы же все магосы, Машинный бог присматривает за нами, — крикнул Х99. Его голова повернулась обратно, и он исчез в темноте.

— Ему легко говорить, у него пять боевых машин на побегушках, — пожаловался Кво. — А у меня только вот это.

Он вытащил маленький фосфорный пистолет.

— У меня даже такого нет, — отозвался Освен. — И я не магос.

— Я тоже, — признался Кво.

— Уверен, с нами всё будет хорошо, — подбодрил его Освен. — Мы ведь делаем дело Омниссии. Он присмотрит за нами.

С уверенностью, которую Кво не разделял, карточей направился вниз.

— А это первая твоя археотеховая экспедиция? — спросил Кво.

— По сути дела, да, первая, — отозвался Освен, поднимая на него невинный взгляд. — А почему ты спрашиваешь?

— Так, — пробормотал Кво. — Просто так.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ. ПРЕДЛОЖЕНИЕ ПОГОВОРИТЬ

Примус отыскал Коула на командной палубе «Зар-Квезитора». Палуба отличалась размахом даже для корабля имперской конструкции. Три огромных круглых окна-окулюса, каждое в сложной раме из вычурных бронированных переплётов, окаймляли палубу спереди. Сзади вдоль стен ступенчатыми ярусами поднимались залитые красным светом хоры сервиторов, бессменно подключённых проводами к рабочему месту. Матосы интеллектуальных каст трансмехаников и технопровидцев важно расхаживали вокруг, все в высоких чинах, все с обширной аугментацией. Другие техножрецы сидели, как птицы в гнёздах, за главными пультами ключевых центров управления, тоже частично, а то и целиком подключённые к рабочему месту. Младшие адепты культа Машины бродили торжественными стайками, разбрызгивая елей и воскуряя благовония. Коул на подобные вещи особо времени не тратил, но даже самым радикальным из его последователей требовалось видеть, что все основные обряды Культа соблюдаются.

Капитан у «Зар-Квезитора» отсутствовал. Коул упорно твердил, что капитан не нужен, поскольку он сам здесь хозяин, но Примус считал это эгоизмом со стороны своего создателя. Любому судну нельзя без капитана, а Коул не мог находиться сразу и всюду. Да, корабль сам по себе обладал выдающейся индивидуальностью, и объединённые в сеть умы его техножрецов составляли внушительный потенциал для принятия решений. Однако, по мнению Примуса, этого было недостаточно, поэтому он часто сам брал на себя роль капитана.

Но не сейчас. На этот раз место архимагоса-доминуса оказалось занято. Коул собственной персоной возвышался на круглой платформе, которую использовал, чтобы присматривать за работой экипажа. Платформа была поднята до самого верха, всё сооружение представляло собой гигантскую колонну, плавающую в цилиндре с жидкостью под давлением. На вершине не наблюдалось командирского трона, какой можно было ждать на судне попроще, — имелись только зажимы для ног да множество гнёзд для головокружительного набора придатков Коула. Сам он торчал там, наверху, окружённый десятком парящих экранов, которые проецировали ему сервочерепа, чанные ангелы и прочие кибернетические конструкции, рядом сверкал хромированной головой его ближайший помощник, Воколос Интегерарианец. Тысячи конечностей помощника прятались под пончо, доходившим до самого пола.

Примус подавил укол ревности при виде второго техножреца, стоящего так близко к его создателю, и зашагал прямо к платформе, где уныло воззвал: «Господин мой архимагос!» — затем опустился на одно колено и склонил голову.

— А! Примус! Вот и ты.

Коул понизил уровень платформы, превратив её из башни в постамент. Та с тихим шипением опустилась в самое нижнее своё положение. Сбоку сами собой, щёлкая, выдвинулись ступени.

— Это лишнее! — запротестовал архимагос. — Встань-встань, будь добр!

И протянул одну из множества металлических рук. Примус проигнорировал жест:

— Господин мой…

Примус обладал высоким ростом даже для космодесантника. Когда он поднялся на ноги, его лысая голова оказалась почти на одном уровне с головой Коула.

— Да не будь ты таким чопорным. Итак, ты хотел меня видеть, вот он я.

Примус бросил выразительный взгляд на Воколоса.

— В чём дело?

— Нам лучше найти место поукромнее.

Коул засмеялся было, но Примус одарил его настолько несчастным взглядом, что всё веселье застряло у архимагоса в горле.

— Ладно. Давай пройдёмся. Я активирую поле конфиденциальности.

Что-то загудело среди механизмов, которые Коул носил на спине, и звуки корабля стихли.

— Ну пошли, — велел Коул. — Прогуляемся и поговорим.

Примус кивнул, но всё-таки надел шлем, чтобы никто не мог прочитать по губам, и отключил вокс и динамик, встроенный в маску шлема. Его голос теперь звучал приглушённо, но он говорил громче, чтобы Коул мог его слышать. Зато не услышит никто другой.

— Мне не давал покоя тот сон, поэтому я решил заглянуть в варп. И обнаружил, что к нам приближаются несколько кораблей. Они будут здесь через несколько часов. У нас не так много времени, чтобы подготовиться.

— Ага, то есть меня всё-таки кто-то искал, — сказал Коул. — Ты был прав, но этого следовало ожидать. — Он повёл мехадендритом, как всегда воображая себя учителем. — Нам ещё повезло, что так долго никто не бросал вызов напрямую. Война всегда бродит рядом.

— Мне не нужно об этом напоминать, господин мой.

Они добрались до задней стены командной палубы, где ряды сервиторов в пять этажей шевелили губами, как заведённые, пока их лоботомированные мозги работали, удерживая «Зар-Квезитор» на месте.

— Надо полагать, что манёвры эти вызваны некоей паранойей с твоей стороны?

— Кто-то наверняка разболтал им, где мы, — ответил Примус. Они развернулись и вдоль задней части палубы прошли в галерею, вся дальняя стена которой была заставлена стрекочущими когитаторами. Какой-то младший трансмеханик поклонился и отступил в сторону, давая пройти.

— Ты думаешь, на борту «Зар-Квезитора» завёлся шпион?

— Возможно, — предположил Примус. — Но, скорее всего, это кто-то из делегации. Все, кто у нас на борту, многократно проходили проверку мыслей. Они все вам преданы.

— Здесь не очень подходящее место для сражений, — задумчиво произнёс Коул. — Собственно говоря, это одна из причин, почему я на него согласился. Слишком рискованно будет для тех членов Адептус Механикус, кто не согласен с моей точкой зрения, пытаться, э-э, поправить это, применив силу. Есть идеи, кто летит? Это может быть какая-нибудь имперская делегация или иные дружественные стороны.

— Никаких астропатических уведомлений мы не получали, — ответил Примус. — И я чую, что что-то здесь не так.

— Твоему провидческому чутью я верю, — согласился Коул. — Всё-таки я его дал тебе не просто так. Лучшим решением будет привести всех наших в боевую готовность — но тихо, мы же не хотим, чтобы враг догадался, что его засекли.

Они вышли из галереи, оказавшись в одном из более укромных уголков палубы. Сюда через окулюс поменьше лился жёсткий звёздный свет, не приглушённый никакой атмосферой. В паре тысяч километров от корабля мерцала алмазными блёстками энергетическая защита Понтус-Авернеса.

— Я советую уйти, — сказал Примус.

— Мы не можем уйти! — возразил Коул. — Мне нужна помощь этих миров-кузниц. Если мы сейчас улетим, то Френк использует это как доказательство моего вероломства.

— Есть ещё проблема с пустотными щитами. Они едва функционируют в такой среде.

— Подведи нас ближе к Понтус-Авернесу, — велел Коул. — В случае нападения у нас будет возможность укрыться за его полем. Я провёл разные измерения и выяснил, что местная защита от частиц устойчива к большинству видов оружия.

Примус кивнул.

— Будет сделано. Мне связаться с делегатами?

— Пока не надо, — сказал Коул.

Глаза у одного из черепов, сопровождавших архимагоса, начали пульсировать.

— Входящее сообщение, хм, источник неизвестен, — объяснил Коул Примусу. — Отключить поле конфиденциальности. Давай сообщение сюда.

— Отказано, — произнёс из черепа равнодушный электронный голос.

— Подробнее, — велел Коул.

— Сообщение передано узким гололитическим лучом. Задана точка приёма, точка неизвестна. Расшифровка невозможна за пределами зоны приёма.

— Такое может прийти как от друга, так и от врага, — заметил Коул. — Тайные послания, а? Только для моих ушей, я полагаю. Дай приблизительное местоположение. На борту корабля?

— Утвердительно.

— Где?

— Неизвестно.

— Так выясни! Будь оно всё Машинным богом заржавлено! — выругался Коул. — Примус, приведи нас в предбоевую готовность. Начинай манёвр подхода к плоскому миру.

Архимагос принялся быстро удаляться. Когда ситуация требовала, он умел скакать галопом не хуже любого парнокопытного.

— Куда вы? — спросил ему вслед Примус.

— Выяснить, кто хочет со мной поговорить! — крикнул в ответ Коул и пропал.

Чем глубже заходили Кво и его спутник, тем более странным становилось внутреннее устройство Понтус-Авернеса. Лестница вывела их на какой-то открытый уровень, поддерживаемый целым лесом колонн. Кво думал, что они металлические, но когда подошёл ближе и коснулся одной, то от датчиков, вживлённых в ладонь, основной когитатор словно ударило током. Кво поспешно отдёрнул руку.

— Чего? — спросил Освен.

— Они живые, — вполголоса проговорил Кво. Он почувствовал, как изнутри поднимается благоговейный трепет перед щедростью Машинного бога, и повернулся к своему спутнику. — Они все живые.

Освен чуть не выпустил карту из рук.

— В смысле?

Кво снова приложил ладонь к колонне. Освен-то оказался прав. Эти штуки вовсе не отлили где-нибудь в цеху, а каким-то образом вырастили из некоей субстанции, которая на ощупь напоминала кварц, но обладала полностью искусственным расположением атомов. Он закрыл глаза.

— Там внутри каналы. По ним очень вяло ползёт энергия. Такое впечатление, будто они как бы… — Он открыл глаза и восхищённо улыбнулся. — Спят!

Карточей подозрительно свёл брови:

— Ты уверен, что это человеческая технология? Может, нам отводят глаза? И это, наоборот, нечестивая работа ксеносов?

Он выглядел испуганным и разочарованным.

— Нет, это не ксенотех, — возразил Кво. — По крайней мере, мне так не кажется.

— Они не соответствуют ни одному типу артефактов СШК, о которых я читал, и ни одному строительному протоколу древних.

— А Коул вечно твердит, что мы чрезмерно зациклены на системе стандартных шаблонных конструкций.

— Но это святое!

— Святое, — согласился Кво, — но архимагос имеет в виду, что система СШК только одна из множества вещей, которые умели делать наши предки. Система намеренно упрощённая. Это ведь был инструмент для колонистов. Стал бы ты судить обо всём Империуме по находкам с какого-нибудь окраинного мира?

— Пожалуй, что нет.

— Мы же не знаем, чего ещё на самом деле могли достичь наши предки. Взгляни на это место. — Кво повернулся кругом. Колонны, казалось, уходили вдаль бесконечно. — Насколько оно велико? Ты можешь замерить авгуром?

— Я… я… не знаю, — пробормотал Освен, нервно разглядывая экран в лапках своего сервочерепа. — Мои картографы перестали двигаться.

Кво прищурился, всматриваясь в темноту. В нескольких метрах дальше в колоннах отражались красные огоньки. Он сделал несколько осторожных шагов, затем пару более быстрых, когда свет стал ярче. Черепа Освена висели идеальным кругом, наклонившись так, что лучи из их глаз отражались от гладкого пола. Тот картограф, что сопровождал Освена, ещё функционировал, но, когда он двинулся вперёд, края карты больше не заполнялись, оставаясь пустыми.

Кво обернулся, почти готовый увидеть, что лестница тоже исчезла, но нет, она была на месте.

— Уже что-то, — облегчённо пробормотал Кво. Подняв голову, он обежал глазами потолок, рассматривая формованные рёбра, подкрепляющие уровень выше. — Удивительно, что Марсианский синод до сих пор всё это не обнаружил. Удивительно, что они всё ещё копают.

Его передёрнуло от столь примитивного подхода. Это так грубо. Столько всего пропадёт.

— Так ведь у них вот этого-то нет? — заметил Освен, хлопнув по своей карте так, что с пластека полетели брызги. — Ауспики ничего не показывают, вот они и копаются вслепую.

— Мощь древних.

— Мощь древних, — согласился Освен.

— Нам повезло, что кто-то всё-таки пробрался внутрь, — сказал Кво. — Иначе остались бы мы без карты.

Из глубины колонного зала донёсся какой-то шум, лязг металла о камень. Кво прищурился, вглядываясь вдаль, затем понял, что Коул, похоже, снабдил его целой кучей усилителей зрения. Активировав тепловое слежение, он уловил шлейфы нагретого газа, возможно выхлопы, тающие в воздухе.

— Мы здесь не одни, — предупредил он карточея. — И мне кажется, что это не инфокузнец Х99-Болус.

— Если кто-то забирался сюда раньше, чтобы составить карту, то кто-то может забраться и снова, — предположил Освен.

— Будем соблюдать осторожность, — решил Кво. — Что-то здесь не так.

Коул ушёл за сигнальной дорожкой на самые верхние уровни корабля, далеко от литейных цехов и командной палубы, в комплекс обширных складов и музеев. Это были его личные покои, в некотором смысле частично дворец, частично кафедральный собор, посвящённый самому себе. Сюда архимагос заходил нечасто.

Сервочерепа неслись впереди, жужжа моторчиками, плоскости лазерной развёртки красили стены алыми дольками, создавая впечатление, что режут корабль и он истекает кровью. Другие черепа несли электронный дозор на всех частотах, мирских и псайканских, через гололит, созданный на основе материальных и имматериальных научных знаний. Такое устройство обеспечивало мгновенную связь на средних расстояниях без задержек, свойственных чисто электромагнитным технологиям, которые страдали от такого неудобства, как скорость света. Его использование, как правило, ограничивалось рамками одной звёздной системы. Дистанции побольше требовали применения астротелепатии, поскольку при превышении расстояния в световой час соотношение психического сигнала к шуму росло квадратично.

Само собой, никто, кроме жрецов Марса, не имел ни малейшего понятия о том, как всё это устроено, но даже их знания не отличались полнотой. Все полагались на суеверные ритуалы и механическое повторение. Коул был одним из очень немногих людей на свете, кто точно знал, как это работает, и его сильно тревожило, что тот, кто сейчас бестелесно бродит по его владениям, может делать это безнаказанно.

Он поспешил в коридор, покрытый толстым слоем пыли, куда не заглядывал десятилетиями. Прошёл мимо привалившегося к стене мёртвого сервитора, чьи органические компоненты давно иссохли до твёрдости камня в лишённом влаги воздухе корабля. Стайка сервочерепов унеслась под высокую арку. Коул чувствовал, что фокус передачи ведёт куда-то сюда, но чем ближе архимагос подходил, тем сильнее этот фокус, казалось, рассеивался, и сервочерепа неуверенно заметались из стороны в сторону, у них никак не получалось провести триангуляцию.

— Я не совсем доволен такой ситуацией, — пробормотал Коул себе под нос.

Один череп резко затормозил в воздухе, издал тревожный крякающий звук, дал задний ход и развернулся. Его лазерный дальномер сузился, затем расширился, скользнул по арке, которую только что миновал, после чего летун выдал каскад испуганных данных и метнулся внутрь, в помещение за ней.

Коул переключил большую часть внимания на его сенсориум, тоже издал удивлённый вопль и поспешил следом, созывая остальных. Сервочерепа с чириканьем устремились мимо него вперёд, ещё несколько догнали сзади, стягиваясь к фокусу гололита.

— Нашёл! Примус, я нашёл! Точка фокуса в музее Омнис!

Он бросился в темноту. Главные люмены не включились по его команде, дав ещё один повод для беспокойства. А не уловка ли этот вызов, чтобы перехватить управление его кораблём?

Часть его сознания пробежалась по электрическим схемам музея. Вторая команда оживила подсветку экспонатов, однако основное освещение осталось выключенным.

Музей Омнис представлял собой огромное помещение, причём, в отличие от многих личных покоев Коула, тщательно упорядоченное. Архимагос позволял себе заглядывать сюда только в том случае, если носил соответствующий набор черт характера — наиболее прилежные и организованные части своей личности. Чтобы попасть внутрь, требовалось стать до унылого серьёзным. А поскольку архимагос подобные черты жаловал не особенно, то и не заходил сюда уже очень давно.

Несмотря на это, музей Омнис был для него важным местом, и архимагос, собравшись с остатками достоинства, которые нашёл в себе, замедлил шаг. С колонн, подпирающих крышу, на него взирали статуи, склонив мрачные лица. Когда он вошёл, скорбные маленькие киберконструкции вышли из анабиоза на своих насестах и пьяно захлопали крыльями в воздухе над экспонатами, ещё не пробудив до конца все свои системы. Музей представлял собой собрание всей жизни Коула, причём в буквальном смысле там, где это касалось банок с мёртвыми органами и отрезанными конечностями. Памятник ему самому и тем временам, которые он уже не помнил. Людям, которыми он когда-то был и которых теперь больше нет.

Он внимательно оглядел комнату, пытаясь уловить призрачное свечение непрошеного гостя, но не увидел ничего, кроме не оставшихся в памяти мгновений из далёких дней прошлого. Но затем по частотному тракту пробежал какой-то импульс, и гололит сошёлся в единое целое. Ближнее ноосферное пространство заполонили коды подчинения. Архимагос тут же разметал их в стороны, но трое из его сервочерепов, оснащённых генераторами литической ленты, всё-таки попались в лапы тому, кем бы ни был этот незваный гость, покинули строй, образовали вращающийся треугольник и переключились на режим проекции.

Посреди комнаты соткалась некая туманная фигура, уже идущая в сторону Коула. Сначала она казалась бесформенной, но спустя несколько шагов стала более реальной, почти сплошной: черепа отрегулировали фокусные расстояния, чтобы обеспечить полную согласованность лучей.

Затем фигура проявилась целиком и полностью. Высокий трансчеловек, космодесантник древнейшей породы из тех прекрасных и великих дней, и очень примечательный экземпляр при этом. Злобная с виду машина, похожая на механического арахнида, сидела у него на реакторном ранце. На голове гостя развевались длинные жидкие волосы. Плащ из человеческой кожи говорил о жестокости. Новоприбывший сжимал трость с рукояткой в виде черепа, которой энергично размахивал при каждом шаге. В обширной памяти Коула сразу же отыскались совпадения. Эта трость не только средство опоры, но и жезл пыток, оружие, которым когда-то владел демон.

Только один человек носил данное оружие.

Космодесантник остановился перед архимагосом, собрав на лице весёлые морщинки, перехватил трость обеими руками и уважительно-насмешливо отвесил лёгкий поясной поклон.

— Велизарий Коул, я полагаю? — произнёс Фабий Байл.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ. ЗАБОТА ПРОСТЫХ ЛЮДЕЙ

Байл стоял в луже гололитического света. Его сияние отражалось в экспонатах музея, придавая им видимость жизни, словно вокруг гостя собралась и внимательно слушала его некая аудитория. Коулу такой эффект не понравился, и напряжённым усилием мысли он наконец сумел включить главное освещение. Люмены на высоком потолке с громким шумом ожили.

Байл слегка померк, утратив свою иллюзорную плотность. Прямо у него за головой парил череп, предоставляя гостю, где бы тот ни находился в действительности, угол обзора, словно тот присутствовал здесь лично.

— Весьма изысканная коллекция, — заметил Байл, оглядываясь по сторонам. Череп поворачивался вслед за его движениями. — Разнообразная. Одобряю.

— Всё это очень личное для меня, — пояснил Коул.

— Я так и понял, — сказал Байл. — Любопытно, а ведь не я выбрал это место для встречи. Технология, которую мне одолжили, штука точная, но не настолько. Возможно, здесь вмешалась рука провидения?

Он наклонился, чтобы рассмотреть артефакт, висящий в мягком свечении стазисного поля.

— Вы Фабий Байл, если не ошибаюсь? — поинтересовался Коул.

Байл отвернулся от экспоната. Глаза сервочерепа подсветили взгляд гостя багровым дьявольским сиянием.

— Моя репутация меня опережает.

Гость выпрямился и направился к следующему предмету, который привлёк его внимание, пройдя при этом сквозь обломок индранского генератора нуль-поля на квадратной подставке. Как Коул наткнулся на этот артефакт и какое значение тот когда-то имел для него, архимагос не имел ни малейшего понятия.

— Вы оригинал, подлинный Pater Mutatis, не один из его клонов?

— Какая разница? — Байл пожал плечами. — Они — это я, а я — это они. Все гении.

Коул гулко хохотнул из-под щитка над верхней челюстью.

— Обо мне говорят, что я спесив и высокомерен, и, полагаю, не без причин, но, кажется, я нашёл себе достойного соперника в этом отношении.

Пока разговаривал, архимагос поручил одному из своих подразумов отследить входящий гололит. Однако, несмотря на то что канал теперь сошёлся в фокусную точку, обнаружить его оказалось на удивление сложно. Сигнал поступал слабенький, тусклый, да ещё и рассеивался из-за бесконечных препирательств звёздной семейки Авернес. Только хитро продуманная модуляция частоты позволяла нагрузить в него достаточно информации, чтобы транслировать облик Байла в музей. Одно можно было сказать уверенно: если Байл использует гололитические средства связи, значит, он должен быть где-то рядом. На секунду Коул подумал было объявить тревогу по всему кораблю, но потом решил, что так легко спугнуть неожиданного гостя. Несмотря на дурные предчувствия, архимагос поймал себя на желании послушать, что скажет этот печально известный астартес-еретик.

— Да, я спесив и высокомерен. — Байл ухмыльнулся. — А кто из гениев не такой? Я такой же гений, как и вы. Мудрый человек всегда признаёт, в чём он хорош. По-моему, никого из присутствующих в этой комнате в ложной скромности не обвинишь. Но мудрый человек также признаёт и свои изъяны. Признание своих талантов не может сопровождаться слепотой к недостаткам, иначе такой мудрец вовсе не мудр.

— Какая скромность, — заметил Коул.

— Скромность — это добродетель, которой пренебрегает большинство рождённых в нашу эпоху, архимагос. Рискну предположить, что у вас у самого на неё редко хватает времени.

— Редко, — согласился Коул. — Я нахожу, что скромность мешает мне верить в себя.

Байл скорчил задумчивую мину.

— Позвольте дать вам дружеский совет, как учёный учёному. Вам нужно научиться быть скромным. Нужно заглянуть внутрь себя с полной откровенностью. Человек становится лучше, если признаёт, что может ошибаться.

— Я никогда и не говорил, что непогрешим.

— Однако таковым себя мните, — возразил Байл, протянул призрачную руку и рассеянно провёл ею сквозь стеклитовый колпак с разбитым черепом внутри. — Возьмите хоть свой великий труд, своих космодесантников-примарис. — Байл нагнулся, заглядывая в пустые глаза черепа. — Признаюсь, я с огромным волнением увидел работу этого пресловутого гения. Вашу, я имею в виду.

— Я понял, спасибо. — Коул уже достаточно разобрался с передачей, чтобы пойти по её следу, однако канал был сильно зашифрован. Он принялся взламывать коды. — Как учёный учёному, расскажите, что вы думаете о моей работе? — поинтересовался архимагос между прочим, передразнивая гостя.

— Она не оправдала моих ожиданий, — ответил Байл. Его лицо стало жёстким, без единой капли доброты. — В ней оказалось мало интересного, Коул. Я тщательно изучил твою работу. В ней нет ничего революционного, просто вариации на одну и ту же опостылевшую старую тему. Увитые мускулами суперсолдаты, крупнее, сильнее, ещё более раздражающе уверенные в собственном благочестии… — Он презрительно усмехнулся и перешёл к хрустальному когтю, торчащему из постамента. Свет его проекции замерцал, проходя сквозь прозрачный материал. — Назвать космодесантников-примарис улучшением, может быть, и технически верно, но изначально дефектную разработку нельзя улучшить в принципе.

Байл продолжал расхаживать по музею, его призрак просачивался сквозь стеклянные шкафы и подставки.

— Я сделал то, что от меня требовалось, — ответил Коул. Его раздражала критика Байла. Космодесантники-примарис были шедевром! Неужели он не видит? Архимагос отбросил эмоции в сторону. Почему его должны задевать слова этого монстра? Уязвлённая гордость только мешает работе подразумов, отслеживающих трансляцию.

— Видимо, да. Этому чопорному старому ублюдку Гиллиману они, наверное, очень понравились. Но мы с тобой, — Байл снизил голос до заговорщического шёпота, — мы генеторы, каких больше нет и не будет, и оба знаем, что ты мог бы справиться и лучше.

— Возможно.

— Да перестань! — Байл выпрямился. — Плохой мастер делает только то, что от него хотят. Настоящий творец стремится выйти за рамки. Всегда.

— Пойми, у меня было всего десять тысяч лет.

— Ты что, издеваешься надо мной?

— Скорее, над собой, — пояснил Коул. — Мне пришлось разработать для них целый ряд нового оружия, брони, транспортных средств и снаряжения, если уж быть честными по отношению ко мне, а я считаю, что нам следует быть честными. Владыка примарх хотел улучшений к разработкам своего создателя. И я ему их дал. По-моему, в рамках моих обязательств данное требование всё-таки перевешивало любую выгоду, которую я мог извлечь, демонстрируя пресловутый творческий подход, присущ он мне или нет, не так ли? Я видел плоды твоего творчества, Байл. Ты не учёный. Ты палач.

Внезапно разозлившийся Байл обратил горящий взор двойных глаз на архимагоса.

— Ты наивен. Думаешь, что я обратился к Хаосу? — Он пожал плечами, его гнев погас так же внезапно, как вспыхнул, или, по крайней мере, Байл спрятал его под спуд. — Я полагаю, тебя можно понять. А ещё это не так. Эти боги, о которых бесконечно твердят мои старые братья, они — болезнь, диссонирующая нота, которая нарушает гармонию музыки сфер. Никаких богов нет, архимагос. Есть только время и бытие, и мыслящие твари, что возникают из этих двух вещей.

— Можно на это и так посмотреть, — согласился Коул.

— Я уверен, ты удивишься, когда узнаешь: всё, чего я хочу, — это то, что хочешь ты.

— И что же это?

— Да перестань! — повторил Байл, мотнув головой. — Я хочу спасти человечество.

— Прекрасные слова для монстра в одежде из человеческой кожи, — заметил Коул. — Обычно людей хотят спасать не для того, чтобы пополнить свой гардероб. Если не ошибаюсь, ты водишь компанию с предателями, которые грозятся окунуть всю нашу реальность в бесконечный ад на протяжении последних десяти тысяч лет. — Коул обошёл Байла, возвышаясь над ним на своём двигательном блоке. — Ты пополнял их армии. Ты помогал им строить козни. Когда одного пособничества тебе стало мало, ты лично возглавил их в войне против человечества. Твоё имя стало синонимом ужаса в сотнях миров. Где бы ты ни появился, твой скальпель всегда красен от крови невинных людей. У меня есть записи того, что ты делал из живых тканей граждан Империума. Данные о зверски убитых мирных жителях, населении целых планет, изощрёнными пытками получившем новый, уродливый облик. У меня такое тошнотворное ощущение, что ты пытаешься убедить меня в своей невинности. Я потрясён. — Коул подался ближе. — Да, да! Потрясён. Ты чудовище.

Байл поднял голову со снисходительной улыбкой.

— Меня и раньше называли чудовищем, причём такие люди, что ты бы удивился. Взгляни на себя, по-твоему, ты не стал бы причиной ночных кошмаров у любого ребенка?

— Я, может, и не красавец, но я вовсе не такой, как ты, — отрезал Коул.

— Да, не такой. Ты не такой мастер, как я. — Байл снова принялся расхаживать по залу, жестикулируя Пыткой. — Я вскрыл заживо одно из твоих творений. На самом деле далеко не одно. Но конкретно это запечатлелось в памяти. Он был древним, почти таким же старым, как ты или я. Его забрали из мира, далёкого от Терры. — Гость снова изобразил задумчивость. — «Похитили» — вот как можно назвать то, что с ним случилось. Отняли у семьи без разрешения. Тысячи лет экспериментировали над ним. Тысячи лет боли, чтобы превратить в живое оружие. Ха! И ты называешь меня чудовищем? Мы с тобой оба чудовища, два сапога пара.

— Если я и чудовище, то чудовище на правильной стороне истории, — возразил Коул.

— И я говорю то же самое! — Байл расхохотался. — Нет никакой правильной стороны! Нет ни добра, ни зла, есть только две силы, одинаково плохие, сцепившиеся в спирали смерти. Империум точно такой же прогнивший и вырождающийся, как и последователи Абаддона.

— Тогда почему же ты помогаешь им, а не нам? Мог бы пустить свои таланты на благо.

— А я что, по-твоему, пытаюсь сделать? — Байл усмехнулся. — Как ты думаешь, что было бы, вернись я на Терру после падения Фулгрима? Меня бы там встретили с распростёртыми объятиями? Принялись бы восхвалять мой гений, мой вклад в развитие человечества? Меня бы пристрелили. Вернись я позже, после провала Хоруса, меня бы уже сожгли заживо. Какой-никакой прогресс.

— Если мне не изменяет память — и, пожалуйста, обрати внимание, что это просто фигура речи, — то я бы сказал, что все твои слова — чушь собачья, — ответил Коул. — Ты провёл сотни лет, добровольно возглавляя падших Детей Императора.

— И? Ты служишь умирающей империи, которой правит труп, пожирающий души собственных подданных. Нет никакой справедливости. Нет никакой доброты. По обе стороны властвуют ложные боги.

Байл перешёл к следующему экспонату.

— О, теперь я понимаю, к чему всё идёт, — протянул Коул. — Это та часть, где ты говоришь мне, что хочешь освободить нас от всех богов. Как? Заменив их собой?

— Мне уже поклонялись как богу, — равнодушно ответил Байл. — Оказалось, что такое мне не по вкусу.

— Слыхал я и раньше подобные песни.

— Я уже сыт по горло теми, кто разговаривает одними высокопарными метафорами, — огрызнулся Байл. — Песни, легенды! Хватит! Воля, Коул. Именно воля спасёт нас, а не сказки. — Он вскинул руку и сжал кулак. — Моя воля. Твоя воля. Я знаю, ты хочешь всё это остановить, изгнать Хаос. Как и я.

— А теперь злой гений излагает свой план. Ты просто ходячее клише в жуткой мантии.

Байл обнажил тонкие серые зубы:

— Я ничего не потеряю, рассказав, что мне нужно, Коул, и чего я хочу достичь. Только приобрету. Человечество слабо и несовершенно. В том виде, в каком мы существуем сейчас как биологический вид, нам конец. И не спорь. Вы, машинные жрецы, всю свою жизнь пытаетесь исправить изъяны нашего вида. Многие, включая самого Императора, тратили время на создание более совершенных пород человечества. Ни один из них не преуспел.

— До сих пор? — поинтересовался Коул. — Вот это сюрприз.

— Я долго трудился, чтобы создать расу лучше, такую, которая не поддастся Хаосу, которая не станет бесконечно жировать на себе подобных. Веками я пытался и пытался, пока, наконец, не устал, и тогда мне надоело. Мне, Фабию Байлу, стало скучно.

— Что ж, — ответил Коул, — прими мои соболезнования.

— Мне стало скучно, потому что я совершил фундаментальную ошибку. Я был свято уверен, что должен всё держать под контролем, что только я могу спасти Галактику. И лишился иллюзий, поняв, что это невозможно. Я бросил своих детей. Безжалостно. Часть из того, что ты сказал обо мне, правда. По счастливой случайности, это оказалось лучшее, что я мог сделать. С тех пор как пробудился, я опять услышал о своих Новых Людях, и они изменились! — Байл заговорил быстро и горячо: — Ты бы видел их, Коул. Они идеальны. Они устойчивы к соблазну сил варпа, сильны физически, невосприимчивы к старению и болезням. Их общества эгалитарны и справедливы. Все знают своё место и довольны тем делом, которым заняты. Я увидел, во что они превратили себя, и я посрамлён. Теперь я знаю, что величайшие творения должны быть подобны детям, вылепленными их создателем, но не законченными. Величайшие творения завершают себя сами.

Я клонировал каждого примарха, Коул. Все они потерпели неудачу. Будь я более спесив и высокомерен, то сказал бы, что причина, безусловно, в исходном материале, а не в моих методах. Но я просто обязан признать вероятность того, что у меня не было всего необходимого для успешного создания примарха. Ошибка заключалась во мне.

— А ты по-прежнему хочешь воссоздать сыновей Императора? — спросил Коул. Нужно было, чтобы гость продолжал говорить. Алгоритмы, пущенные в ход подразумами Коула, неуклонно прогрызались сквозь шифрование Байла. Глубоко внутри себя он наблюдал за их работой: вскрытие выглядело как потоки цифр, которые становились зелёными, а затем выдавали свои секреты. Он, как боеголовка, следовал к цели где-то в системе Авернеса, в направлении галактического ядра. Байл наверняка где-то поблизости, иначе быть не может.

— Хотел, — отозвался тот. — Не срабатывает. Сначала у меня получались только слюнявые идиоты, но я научился. Я, как и ты, по-прежнему сторонник древних методов изысканий и путем наблюдения и исключения совершенствовал свои эксперименты. Дошло до того, что последние несколько получились идеальными копиями во всех отношениях, настолько точными, что обрели все изъяны оригиналов, включая влечение к яркому пламени проклятия. Я пришёл к убеждению, что творения Императора безнадёжно испорчены варпом, даже твой возлюбленный господин и повелитель.

— То есть упражняться в повторении ты не намерен. Ты хочешь… — Коул на мгновение задумался. — Чего же ты хочешь? — Он поднял палец. — Ага! Вот оно что. Ты хочешь сменить направление исследований: сотворить не примарха, а кое-что получше. Существо собственной конструкции, но со схожим потенциалом?

— Ты умеешь зреть в корень, — признал Байл с лёгким поклоном. — Я человек, я несовершенен. Ошибки Императора по-прежнему разлагают моё тело. Сколько бы раз я ни обманывал смерть, мне не жить вечно. Моим Новым Людям требуется лидер, если им суждено повести человечество в будущее. Им нужно помочь выжить. Я хочу создать короля, достойного их. Такого, который сумеет избежать всех ошибок, совершённых Императором.

— Весьма интригующий план, — серьёзным тоном ответил Коул. Внутри у него закипало веселье, которое лишь подпитывала растущая пылкость Байла.

— Несмотря на простоту достигнутого с космодесантниками-примарис, меня восхищает элегантность твоих решений. Ты, несомненно, гений, Коул, но ты специалист широкого профиля. А я — узкого. Моих знаний и опыта у тебя не будет никогда.

— Возможно, — согласился Коул. Байл так и не заметил растущего блеска в глазах архимагоса.

— Однозначно, — возразил гость. — Любые способности не безграничны. Если ты дашь мне желаемое, то сыграешь свою роль в спасении человечества. Подумай, Коул. Некроны, тираниды, орки… Хаос не единственная экзистенциальная угроза, с которой сталкивается наша Галактика. Мы слишком слабы, чтобы выжить. Не дай человечеству погибнуть от рук его бесчисленных врагов. Помоги мне. Давай положим конец этим войнам. Все эти космодесантники и храмы безразличным богам, эти империи… — Байл пренебрежительно отмахнулся. — Всё это заботы простых людей. Настоящие учёные, такие как мы с тобой, знают ценность великой небесной машины, разнообразия жизни и предназначения, которые можно обрести среди звёзд, даже если ты веришь, что за всем этим стоит твой бог, а я не верю. Человечество может и должно стать вершиной жизни! Давай поднимемся над всем этим. Помоги мне принести мир. Отдай мне Сангпримус Портум, и тебя будут помнить как благодетеля новой эры. Твоё имя будет жить вечно как имя великого героя нашего биологического вида.

Коул воззрился на гостя круглыми от удивления глазами. Гололит выжидающе смотрел на него в ответ.

— Ну? Что скажешь? Как учёный учёному, — снова повторил Байл и протянул руку. — Давай работать вместе.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ. КЛЮЧ КВО

Спеша по следу более тёплого воздуха, Кво ускорял шаг, и, хотя Освену вроде бы не очень хотелось делать то же самое, он держался достаточно близко к своему спутнику, чтобы дотянуться и похлопать того по плечу:

— Мы недалеко от главного источника энергии. Чувствуешь?

Кво кивнул. Воздух просто кишел высвобожденными частицами. Волосы на голове стояли дыбом от статического электричества. Его органы чувств, как у магоса, регистрировали нетривиальное количество ионизирующего излучения, пронизывающего воздух.

— Только я пока не могу точно определить местонахождение самой машины. Она хорошо экранирована.

— Если это машина, — заметил Освен.

— Это машина, — подтвердил Кво. Лестница скрылась из виду. Колонны со всех сторон уходили будто в бесконечность, их неукоснительная регулярность вызывала своеобразные оптические эффекты, с которыми его визуальным когитаторам с трудом удавалось справиться.

Вскоре до них донеслось какое-то ритмичное царапанье. Кво прибавил шагу, но затем увидел, что впереди, остановился и нырнул под прикрытие колонны, махнув Освену, чтобы тот сделал то же самое. Он попытался воспользоваться воксом, но шквал радиации, исходящей от центрального источника питания, сводил все передачи на нет.

— Это одна из магосов! — одними губами произнёс он и указал пальцем. Лектор догм, Калисперида. Освен разглядел ковыляющее существо, пробирающееся через подземный мир посредством пучка щупалец, нахмурился и потихоньку перебрался к своему спутнику.

— Теолог? Что она здесь делает одна?

— Не знаю, подозрительно это. Пошли, — велел Кво, — посмотрим, куда она собралась.

— Ты уверен, что это безопасно? — заволновался Освен.

— Нет. Но вряд ли она нас заметит. Авгурам здесь работать непросто. — Для примера он указал на череп с картой Освена. Тот проецировал пустое изображение, а высшие функции устройства отключились вовсе. Череп следовал за ними исключительно благодаря проводу, подключённому к голове Освена. — У тебя защита от радиации приличная?

Освен сдержанно кивнул.

— Я более продвинутый, чем кажусь на первый взгляд.

Кво вопросительно посмотрел на спутника.

— Любовь к картам порой заводит в самые опасные места, — пояснил тот. — Нужно же убедиться, что на них всё отражено точно.

— Освен, а ты полон сюрпризов.

Техножрецы двинулись дальше.

Ощущение мощи росло, подавляя уже часть более прозаичных органов чувств. По внутренним устройствам Кво с шипением ползали дуги новых и вовсе не желательных электрических мостов. Он отключил всё, что мог, поскольку эффект получался болезненный, а также чтобы убедиться, что их не засекут. Заодно проверил канал связи с «Зар-Квезитором», опасаясь, что пропадёт соединение с инфостанками и всё, что он узнает здесь, внизу, будет потеряно, однако Коул снабдил своего друга самыми высокими технологиями, и сигнал передачи на основе квантовой запутанности шёл чистый.

Передвигалась Калисперида медленно, неуклюже, так что, казалось, в любой момент всё могло закончиться катастрофой. Очень скоро два техножреца нагнали лектора догм, и страх их немного поуменьшился. Несмотря на крупные размеры, коробка на щупальцах выглядела неприспособленной к бою. Оба осмелели и подобрались ближе, с любопытством наблюдая за её неустойчивым продвижением.

Через несколько минут в огромном зале стало светлее, и впереди показался источник этого нового освещения. От земли исходило сияние, похожее на восход солнца, яркое достаточно, чтобы магос Калисперида превратилась в силуэт. Оба преследователя ощутили внутри токи феерических энергий и настолько увлеклись этой мощью, что чуть не пропустили момент, когда Калисперида начала спускаться по какому-то невидимому склону.

— Могу поспорить, что врата там, внизу, — прошептал Кво.

Колонны закончились. Хотя оба ждали, что пол вот-вот пойдёт вниз, спуск начался настолько внезапно, и у обоих так шла кругом голова от напора чистой энергии, что Кво чуть не свалился в глубокую круглую яму.

Калисперида вразвалочку спускалась по ступеням, ведущим к центру. Внизу вращалась некая арка. В её проёме сиял свет.

— Врата Паутины, — заметил Кво. — Только я таких раньше не видел.

— Эй! Взгляни-ка сюда, — позвал Освен. Он указывал на одну из десятков стел высотой под метр, расположенных по краю ямы.

Кво внимательно наблюдал за Калисперидой. Техножрецы уже вышли на открытое место, но она, похоже, их так и не заметила.

— Эй, магос Кво! Здесь какая-то надпись, — снова позвал Освен, когда тот не ответил. — Я не могу её прочесть.

— Да иду я, — отозвался Кво, раздражённый детской радостью Освена от своего открытия. Как это слишком часто бывает с членами Культа, тот начисто позабыл, в какой смертельной опасности они находятся.

— Дай-ка посмотрю. — Кво подошёл к стеле и окинул взглядом текст. Написано было на многих языках; один явно человеческий, с универсальным алфавитом, которым люди пользовались с незапамятных времён. Смысл надписи, однако, ускользал. В некоторых словах различались отголоски имперского готика, но в остальном это была полная тарабарщина. Кво предположил, что это урский язык Старой Земли, предок немалого числа современных языков, но сейчас известный очень немногим. Остальные надписи выглядели вообще не по-человечески.

— Может, Коул и прав, — заметил Кво.

— В чём прав?

— Он высказал гипотезу, что это место было чем-то вроде дипломатической площадки.

Освен выпучил глаза:

— Блаженны проводники Омниссии из людей, ибо через них сеет Он мудрость свою.

— Не слишком-то радуйся. Коул обычно во всём прав. И это крайне утомляет. Пошли. — Кво схватил Освена за руку и потащил обратно к колоннам. — Нам лучше спрятаться.

— Разве мы не должны что-нибудь сделать?

— Что, например? — поинтересовался Кво. — Мы не знаем, зачем она здесь. У неё может быть вполне законное дело. Это место — общедоступный археологический объект, не забыл?

Освен бросил на Кво взгляд, который того даже удивил: почти снисходительный, точно Кво был молодым послушником, который соединил два положительных контакта.

— Законное? Как-то это маловероятно, нет?

— Может быть, — согласился Кво. — Только я занимаюсь подобными вещами уже очень давно. — Это, с одной стороны, было правдой, а с другой — не совсем, учитывая, что сам он буквально вчера родился. — Если действовать сейчас, то наверняка спровоцируем какой-нибудь инцидент.

— Не полагайся на коварство вероятности, — процитировал Освен.

— Ты всегда так шпаришь отрывками из писания? — поинтересовался Кво.

— Только когда нервничаю, — признался карточей. — Лучше действовать сейчас.

— Я предпочитаю исключить вероятность ошибки, — отрезал Кво, — особенно когда мне, возможно, придётся застрелить кого-нибудь невиновного.

Однако фосфорный пистолет он держал уже наготове.

— Не сдерживай руку из страха покарать невинных, ибо стократ превосходящи их нече…

— Может, хватит уже? — перебил его Кво.

Калисперида остановилась у врат. Коробка кое-как опустилась на свёрнутые щупальца, после чего, к удивлению техножрецов, вся её передняя половина откинулась.

— Господь мой Омниссия, — выдохнул Кво. — Она вся ненастоящая!

Некая стройная, в целом более похожая на человеческую, фигура выбралась из ящика и подошла к вратам. Она вся плыла из-за маскирующего эффекта хамелеолина, пока не сбросила внешний слой, открыв взору женские изгибы. Кем бы ни была эта женщина, она явно входила в технодуховенство: из её плеч торчали два мехадендрита. Техножрица достала какое-то устройство и нажала кнопку. Арка постепенно замедлила вращение и опустилась на землю, преобразовываясь на молекулярном уровне, истекая твёрдым металлом и тем самым становясь больше похожей на те входы в Паутину, которые Кво видел в других местах. Мехадендриты метнулись вперёд, один подключился к невидимому интерфейсу, другой уверенно коснулся нескольких мест на арке, активируя странные руны, не похожие ни на человеческие, ни на альдарские.

Как только включилась третья по счёту руна, от ворот по полу прокатилась дрожь. Ближайшие колонны отозвались чистыми голосами, точно гигантские камертоны, каждая гармонично издавала свою ноту. Эта музыка расширялась кольцами, каждая колонна присоединяла к песне свой голос, пока весь этаж не зазвучал некоей настойчивой мелодией.

Мир Понтус-Авернеса содрогнулся.

Свечение врат потускнело.

— Это нехорошо, — проговорил Кво и взвёл пистолет. — Совсем нехорошо.

— А как же «предпочитаю исключить вероятность ошибки»?

— Ошибся. Когда под землёй открывают тайные врата — это всегда дурной знак. Никогда не знаешь, что оттуда может вылезти. У неё был шанс. — Кво удивил сам себя, уверенно шагнув вперёд с пистолетом в руке. Слава Машинному богу, что к новым ногам наконец удалось приноровиться. — Прошу прощения! — крикнул он сквозь пение колонн. — Прошу прощения, госпожа магос!

Вспыхнула шестая руна. Из ослепительно воссиявшего эпицентра раскатился ещё один толчок, вызвав новый круг звуков, перекрывающих первый, уже слабеющий хор. Кво добрался донизу, нацелил пистолет в голову незнакомке и велел:

— Прекратите немедленно!

Техножрица едва удостоила его взглядом. Кво мельком увидел в основном человеческое лицо, минимум аугметики, хотя глаза у неё были искусственными, абсолютно чёрные сферы, мерцающие изнутри каскадами данных. Прекрасного, кстати, качества, такие компактные, что умещались в естественные глазницы.

— А, шавка Коула, — равнодушно произнесла женщина и отвернулась, продолжая активировать элементы управления врат. Теперь, подойдя ближе, Кво разглядел, что это какой-то гибридный археотех, и заподозрил нечестивое влияние ксеносов.

— Проваливай, — велела она.

— Нет, — отрезал Кво и спустил курок.

Выстрел из фосфорного пистолета обжёг ему входные визуальные сенсоры. Пуля наткнулась на невидимый барьер какого-то защитного поля и размазалась по нему, не причинив техножрице вреда. Не было никакой светоотдачи, которую можно было бы ожидать от персонального рефрактора, ионного или конверсионного поля. Выстрел просто остановился, и всё.

— Личное силовое поле? — поинтересовался Кво. Вот уж действительно редкий артефакт.

Женщина кивнула, продолжая свою работу.

— Истинные последователи Машинного бога причастны ко многим благословениям, о которых вы, отрицатели Его славы, могли только мечтать.

— Истинные последователи? — Кво, кажется, начал понимать. Взгляд его скользнул ниже, к подолу её рясы. Край подола украшали символы преданности машине: священная зубчатая дорожка, слова на лингва-технис и числовые последовательности на бинарике, но попадались и более тёмные знаки. — Ты Тёмный Механикум.

— Истинный Механикум, — поправила она. — Или Новый Механикум. Без разницы. Тех, кто не поклоняется ложному Омниссии, но следует единому, истинному, незагрязнённому Машинному богу, устраивают оба названия. С моей точки зрения, Тёмный Механикум — это ты.

Кво стрелял снова и снова, и каждый раз его фосфорные заряды безвредно размазывались по её однонаправленному энергетическому барьеру. Стрельба не причиняла ей ни малейшего неудобства, и техножрица продолжала работать, ни разу даже не вздрогнув, пока не закончила. От врат раскатился последний толчок, и свет снова угас. Из входа в Паутину смотрели десятки Кво, и, хотя Паутина часто меняла форму, он сразу узнал мягкое свечение, которое можно встретить в определённых её частях, и пульсирующие стены, до которых вроде и рукой подать, а вроде и в жизнь не дотянуться. Кво обнаружил, что смотрит в туннель, такой короткий, что виден его конец. Он как будто заглядывал в чей-то корабельный трюм, битком набитый рядами дожидающихся сервиторов.

Калисперида, если это было её настоящее имя, развернулась, мехадендриты отделились от ворот и обвили её плечи, как две змеи, готовые ударить.

— Теперь можно разобраться и с тобой, — спокойно заметила техножрица.

Кво подался назад. Он выстрелил снова. И снова заряд растворился в силовом поле.

— Давай-ка помогу тебе с этим, — сказала противница. Её мехадендрит метнулся вперёд и выбил пистолет у Кво из руки. Оружие улетело в сторону и с лязгом запрыгало по кремниевой архитектуре. Кво сжал ушибленное запястье.

Техножрица оказалась более усовершенствованной, чем казалась на первый взгляд. Под капюшоном у неё поблёскивали дополнительные металлические мышцы, а заднюю часть шеи защищал бронированный воротник.

— Вы, шавки Терры, увели нас с истинного пути просветления. Вы прокляли человечество своей ересью.

— Это вы якшаетесь с демонами! — ответил Кво и тут же ударился ногой о нижнюю ступеньку лестницы, ведущей обратно к лесу колонн. Он неловко упал и обратил взгляд наверх.

Вершина лестницы казалась такой далёкой. Освена нигде не было видно. Калисперида не упомянула о нём ни единым словом. У Кво вспыхнула надежда, что та могла решить, будто он пришёл один. Если Освен сумеет добраться до Х99 вовремя… Мало кто сможет выстоять против когорты кастеланов. Вот только: если, если, если.

— Мы не якшаемся. Мы их используем. Вы ведь не якшаетесь со сталью, например? Вы делаете с ней, что хотите. Придаёте ей форму. Бьёте, пока она не примет нужные черты. Сущность варпа — материал не хуже любого другого, благословенная часть Великого Труда Машинного бога. Неразумно с вашей стороны это отрицать.

Кво перевернулся и пополз вверх по лестнице, пытаясь подняться на ноги, чтобы убежать как можно дальше оттуда. Он преодолел целых три ступеньки. Дендриты техножрицы метнулись вперёд. Один схватил Кво за горло и поднял высоко в воздух. Калисперида развернула пленника лицом к себе.

— Твоё время вышло.

— Ты не сможешь меня задушить, — пояснил Кво. — Мне не нужен воздух.

— Знаю, — ответила она. — Я и не пыталась тебя душить.

С металлическим скрежетом из ладони её второго дендрита выскочил информационный шип. Три его толстых пальца широко раскрылись.

— Я собираюсь тебя использовать. — Она мерзко ухмыльнулась. — Какая ужасная ирония: любовь Коула к своему другу станет его же погибелью. Канал связи, который он устанавливает во все версии тебя, такой мощный и чистый. Комплекс коммуникации, основанный на субатомной запутанности и выполненный в мельчайшем масштабе. — Она цокнула. — Технология древних, пущенная на какие-то сентиментальности.

— Калисперида, боюсь, я не совсем понимаю…

— Я не Калисперида. Я Аликсия-Диос из Учеников Нуль. Какой же ты ограниченный, совсем как те глупцы, что позволили мне проникнуть в их церковь на Аккатране. Механизм ты прекрасный, но всего лишь игрушка. Я заманила тебя сюда. Ты — ключ к кораблю Коула, и когда я с тобой закончу, то возьму всё, чем ты являешься, разберу на кусочки, а части оставлю себе.

«Прямо сейчас отличный был бы момент появиться Освену с роботами Х99», — подумал Кво как раз в тот миг, когда информационный шип Аликсии-Диос вонзился ему в глаз, вошёл дальше, в электронный мозг, и через постоянный, собирающий воспоминания канал связи с кораблём проник прямо в сердце «Зар-Квезитора».

Коул посмотрел на протянутую руку Байла, затем на его лицо, и больше не смог удержаться. Он пытался унять поток веселья, но плотину прорывало изнутри, и первичные руки архимагоса метнулись ко рту. Коул прыснул. Байл нахмурился, когда хозяин музея принялся сначала хихикать, но вскоре уже покатывался со смеху.

— Теперь ты издеваешься надо мной, — произнёс гость. — Я пришёл поговорить с тобой уважительно как с равным, а ты смеёшься?

— Прости! Прости! — выдавил Коул. — Но я таких перлов не слыхал тысячелетия три! — Его голос и вокс-динамики одновременно икнули. — Ты хочешь, чтобы я отдал Сангпримус Портум? Тебе? Ты хочешь, чтобы я отдал всё, что осталось от работы самого Императора, в руки космодесантнику Хаоса? Ох, клянусь Омниссией, мысль просто шикарная! Это и был твой план? Чтобы я его просто отдал. Ты станешь архитектором? — спросил Коул. — А я твоим посредником? Чтобы ты наводнил весь свет космодесантниками-примарисами Хаоса?

— Для этого мне твой архив не нужен. Твоя работа банальна до крайности.

— Ну что ж, тогда ты можешь занять место Императора и магистра войны и вместо них править всеми нами ради общего блага.

К изумлению Коула, гостя это, похоже, по-настоящему задело.

— Я знал, что ты меня разочаруешь, — произнёс Байл. Его протянутая рука сжала воздух и опустилась.

— Не имеет значения, чего ты хочешь. Каждый тиран начинает с этого, Фабий Байл. Я уже натыкался на твой след раньше. Я встречал существ, которые поклоняются тебе. Божественность — это не личный выбор каждого. Даже если ты жаждешь избежать этого бремени, подумай о своих словах! Ты стоишь здесь и разговариваешь со мной, Первым Проводником Омниссии, утверждая, что лишь только твой образец должен заменить священный облик, дарованный человечеству? Что лишь одному тебе под силу улучшить Его великий замысел? Что ты единственный человек, который может спасти всех нас? — Коул хлопнул в металлические ладони. Звук получился резкий, снисходительный. — Браво. Я говорю это с огромной долей уничтожающего сарказма на случай, если твоё эго побудит тебя неверно истолковать моё презрение как похвалу.

— Разве не в верованиях твоего Культа говорится, что вам надлежит улучшать работу своего бога? — зло ощерился Байл.

— Теперь ты прибегаешь к теологическим аргументам, когда у тебя кончились рациональные, — заметил Коул. — Улучшать — да, замещать — нет. Сжечь всё дотла и начать с чистого листа — это желание страдающего манией величия. Того же хотел Хорус, Абаддон, того же хотел каждый мессианствующий военачальник с начала времён. Того же хотят те самые боги, которых ты якобы презираешь.

— Ладно. Оплёвывай меня. Это твоё решение. Придёт время, и ты признаешь, что мои усовершенствования рода человеческого превосходят любые другие, — сказал Байл. — Признаешь честность и праведность моего плана и пожалеешь, что отказался участвовать в нём, пока ещё не настал конец.

— Миллионы замученных мутантов говорят об обратном, Байл. Честно! А я-то думал, что это я страдаю от непомерной гордыни.

Череп за головой проекции взглянул Коулу прямо в глаза.

— Если не отдашь то, что мне нужно для спасения человечества, то пеняй на себя. Тогда я заберу его силой.

— Так знал, что ты это скажешь, — ответил Коул. — Хватит с меня предложений, которые мне не интересны. Сгинь с глаз моих.

— Жаль, — проговорил Байл. Похоже, искренне. Затем гость улыбнулся. — Но я это предвидел.

— Тогда зачем надо было пытаться убедить?

— Я не пытался тебя убедить.

— Не пытался? — От страшной догадки Коула вдруг продрал мороз.

— Я всего лишь заговаривал тебе зубы. А теперь у меня есть всё, что мне нужно. Моя коллега вне себя от восторга. У тебя здесь столько чудес. Может, пора тебе познакомиться с некоторыми из них поближе?

Гололит Байла мигнул и погас. Сервочерепа, которые он перехватил для визита, с треском попадали на пол.

Замерцало освещение. Постоянный фоновый гул работающего корабля слегка изменился.

— О нет, — произнёс Коул. — О нет.

Свет погас. Без предупреждения заработали маршевые двигатели, с огромной силой потянув тело Коула в сторону. Архимагос вцепился ногами в палубу.

Повсюду завыли сирены. Загорелись красные аварийные люмены.

Разум Коула нырнул в ноосферу. По всему кораблю отключались различные системы. Маневровые двигатели выталкивали его со стоянки бортом к Понтус-Авернесу. Архимагос ожидал встретить демонический мусорный код — метод атаки, предпочитаемый врагом. Заразный, но нестабильный по своей сути, и поэтому с ним было бы легко разобраться. То, что Коул обнаружил, оказалось намного более грозным — подрывные программы на чистом, без порчи, бинарике. Полуразумные машинные духи быстро изолировали архимагоса от его собственного пустотного корабля. Работа впечатляющая, но тот, кто одолжил их Байлу, понятия не имел, на что способен сам Коул.

— Хитрый, хитрый Фабий Байл, — проговорил Коул. — Через минутку мы со всем разберёмся, вот увидишь. Мне только нужно найти, откуда взялся код. В трансляции его не было. Это слишком очевидно.

Коул быстро отыскал источник, и то, что в его аугметической грудной полости заменяло сердце, ёкнуло.

— Фридиш!

Враг пробрался в инфостанок Кво, использовав его для запуска информационной атаки на «Зар-Квезитор», что не только крайне удручало, но и в процессе подвергало опасности архив всех записанных Кво.

Коул пришёл в движение ещё до того, как осознал, что хочет это сделать. Архимагоса вели какие-то базовые животные инстинкты, мигом перебившие тысячи лет сложных мозговых усовершенствований желанием защитить друга. Его киберы сходили с ума, на лету падая замертво или с разгона врезаясь прямо в стену и разлетаясь на составные части. Гравитация в настиле палубы шла волнами. Свет включался и выключался в случайном порядке. Из вокс-динамиков зловеще и замедленно гремели обрывки какой-то музыки. И всё это время Коул ощущал, как корабль кренится в сторону мира-артефакта.

Последние слова, сказанные Байлом, совсем вылетели у него из головы, пока на полпути к двери его не остановили зелёные отсветы из коридора. Авгуры архимагоса зарегистрировали токи внепространственной энергии. Той, что используется некронами.

На него упала чья-то тень, и тогда Коул осознал ещё одну свою большую ошибку: глупо было прийти сюда, предварительно не вооружившись.

— Привет, насекомое. Я ведь говорила, что выберусь? — произнесла Асанет-Айю.

За какие-то полминуты командная палуба «Зар-Квезитора» перешла из состояния размеренной работы в состояние полного хаоса. Первым признаком, что заметил Примус, стали сервиторы, чьё нормальное поведение внезапно изменилось и они дружно завыли.

Все на палубе удивлённо повернули головы.

— Мы теряем управление! — крикнул какой-то трансмеханик из рулевых.

Примус редко слышал столько паники в голосе машинного жреца. У большинства из тех, кто служил на мостике, эмоции были выжжены. Коул настоял, чтобы тех, кто такую операцию не прошёл, снабдили эмоциональными хранилищами для сдерживания своих чувств. Очевидно, хранилища оказались недостаточно велики, чтобы вместить столько страха.

Примус попробовал воспользоваться связью и был вознаграждён оглушительным взрывом звуков из шлема.

— Найдите архимагоса! — крикнул Примус.

— Не могу, мой господин, — невнятно пробормотал ближайший лексмеханик. Его вокс-динамик елозил вверх-вниз по какой-то неприятной электронной шкале.

Примус решительно двинулся к его вокс-станции и отпихнул беднягу с дороги. Он жал кнопки и регулировал настройки, но каждая попытка вызывала только тот же самый жуткий рёв, который раздавался из шлема.

— Наши… Наши системы заливает мусорными данными! — булькал лексмеханик.

— Не мусорными, если они ведут нас на Понтус-Авернес, — мрачно возразил Примус и заорал во весь голос: — Нас атаковали. Кто-то перехватил управление. Выяснить, кто! Очистить все системы. Изолировать все поражённые инфостанки и когитаторы.

Кругом начали отключаться экраны. Погасли люмены. Из каждого угла пищала случайными машинными звуками аппаратура.

— Да они везде! — сообщил кто-то из экипажа. Он потыкал в кнопки. Из его рабочего стола полыхнуло пламя.

Воколос Интегерарианец взял командование на себя.

— Отключить все ноосферные соединения между «Зар-Квезитором» и вспомогательными системами! — приказал он.

<НЕЦЕЛЕСООБРАЗНО…> прогудел магос-повелитель данных. <ПРОГНОЗ… необратимый ущерб ноосфере в целом. Вероятность повреждения связанных сетей девяносто четыре процента>.

— Выполнять. Волей Машинного бога да будет так, — скомандовал Воколос. — Отсечь пути передачи данных у источника. Спасём, что сможем.

Примус почувствовал себя беспомощным. Он не был дураком, но технических навыков, потребных, чтобы помочь кораблю, у него не имелось. Понтус-Авернес разворачивался к ним своей плоскостью, словно изысканная рельефная карта, все её тонкие детали просматривались идеально. Примус быстро подсчитал в уме, что будет, если корабль массой с «Зар-Квезитор» воткнётся в объект, по сути представляющий собой огромную орбитальную тарелку.

На пару минут в системе Авернеса появится пятое солнце, а потом все умрут.

Люмены так и не включились, и мостик освещался лишь братоубийственными солнцами и мерцающей пургой бессмыслицы, льющейся с каждого гололита и экрана. Примус развернулся по кругу, оценивая сумятицу Адептус Механикус, и, наблюдая за тем, как те исполняют свои причудливые задачи, осознал, что корабль уже в бою, хотя противник ещё не появился. Жрецы по всей палубе распевали молитвы, обрызгивая священным елеем перегретую аппаратуру, отчего та шипела едкими клубами испарений. В воздухе стоял гул, точно кто-то разворошил пчелиный улей, — адепты обменивались данными вслух. Сервиторы продолжали выть и биться в конвульсиях. Половина кибернетических помощников вела себя как Машинный бог на душу положит, металась вокруг или громко несла околесицу. Часть стала проявлять агрессию, а шум в электромагнитном спектре всё нарастал и нарастал.

— Доложить о состоянии корабля! — взревел Примус.

Откуда-то кто-то, полностью контролируя свои эмоции, затянул скорбную литанию ровным машинным голосом:

— Пустотные щиты — отключены.

Главный двигатель — отключён.

Основные средства обороны — отключены.

Вспомогательные средства обороны — отключены.

Авгурные системы — сбои в работе.

Системы жизнеобеспечения — сбои в работе.

Вокс-системы — сбои в работе.

И так далее, и так далее: все основные системы корабля либо полностью вышли из строя, либо оказались под внешним управлением. Примус схватил лексмеханика за грудки, вытаскивая его тяжёлое тело киборга с кресла, пока они не оказались лицом к лицу:

— Ты можешь вывести меня на какую-нибудь внешнюю вокс-линию?

— Все системы корабля заблокированы. Но непрофильные системы по-прежнему функционируют. Вокс-сети скитариев. Флотские средства.

— Это значит «да»? — спросил Примус очень медленно и прямо тому в лицо.

— Это значит «да», — подтвердил лексмеханик.

Примус уронил его обратно в кресло.

— Тогда открой мне канал связи с остальными флотами Адептус Механикус поблизости от нас. Передай пустотным кораблям делегатов провести манёвр уклонения. Скажи им, что мы не собираемся их атаковать. Не хватало ещё, чтобы они истолковали это как акт агрессии! Немедленно активируй мне внутреннюю вокс-систему. Вызови маршала Йоту на командную палубу.

— Всё готово, владыка Примус, — доложил лексмеханик. — Вы подключены к вспомогательной вокс-связи с кораблём.

— Всему персоналу «Зар-Квезитора», говорит Альфа-Примус. Мы подверглись информационной атаке. Всем занять боевые посты. Приготовиться к немедленной физической атаке.

В ответ посыпались обратные запросы.

— Повтори всем мои приказы на бинарике и текстом, — велел он лексмеханику.

— Мой господин? — запрос, исходивший от секции авгуров, прозвучал из всё ещё послушного сервочерепа, который опустился на уровень глаз Примуса. — Радиус нашего сигнала ограничен, и на экранах ничего нет.

— Не обращайте внимания на приборы. Они уже на подходе! Всем занять боевые посты! Смотреть в оба за пустотой вокруг. Искать корабли с заграждающими устройствами и для внутрисистемных варп-переходов.

Сирены начали заикаться, затем смолкли, затем завыли снова — машиновидец, ответственный за них, сумел вернуть себе управление. Их вой ознаменовал восстановление нормальной работы корабля, и это укрепило боевой дух экипажа.

— Они будут атаковать. Это нападение — лишь предвестник.

— Поступают ответы от делегаций металиканцев и аккатранцев, мой господин, — передал лексмеханик. — Они ставят под сомнение ваши заявления.

— Предоставь им полный отчёт о ситуации. Передай рекомендацию перекрыть все средства, которыми враг может воспользоваться для проникновения в их системы.

— Они скажут, что проникнуть в их информационные крепости невозможно.

— Но это происходит здесь. От архимагоса поступали какие-нибудь известия?

— Нет, мой господин.

— Отрядить людей на поиски по его последнему известному местоположению. Активировать аварийные бригады машиновидцев и отправить в машинариум на помощь тамошним трансмеханикам. Отключить бортовые системы управления от основных когитаторных сетей, если потребуется, и вести вручную. Верните мне контроль над кораблём.

— Мой господин! На нас…

Остальную часть предупреждения Примус не дослушал. То, чего он опасался, происходило прямо на его глазах в окулюсе. Под носом у «Зар-Квезитора» формировался варп-прорыв. Трещина рябила, плыла, пузырилась, словно горящий пластек, показывая сначала пустоту, затем неровные вспышки адского свечения варпа.

Тот, кто сейчас пытался выйти в этот звёздный водоворот, был ещё безрассуднее Коула. Примусу даже не нужна была болтовня экипажа, чтобы знать, какова вероятность разрушения корабля. Выйти за точками Мандевиля сразу вглубь любой системы было опасно. Выйти в такую систему, полную гравитационных стремнин, как Авернес, было самоубийством. Формирующаяся брешь уже распадалась, то появляясь, то исчезая. Любой корабль, который пытался совершить такой выход, по всем правилам должен быть разорван на куски материальным-имматериальным гравитационным сдвигом от четвёрки танцующих солнц.

Но в тот день правила не работали.

Варп-разлом ненадолго стабилизировался, и сильно переделанный фрегат типа «Гладий» стрелой вылетел через брешь. Едва он проскочил, разлом схлопнулся, вспыхнув напоследок желтушным светом. Примус ума не мог приложить, как кораблю удался такой подвиг, но это уже было неважно, поскольку тот шёл прямо на них, используя замешательство прочих кораблей Механикус и прикрываясь тушей «Зар-Квезитора», чтобы подойти, не опасаясь обстрела. Фрегат подобного класса не представлял для ковчега Механикус никакой опасности при обычных обстоятельствах, но в тот момент «Зар-Квезитор» был лёгкой мишенью.

Примус всмотрелся в корабль.

— Разузнай, как он называется, — велел он какому-то магосу-логису.

— Инфостанки работают с КПД менее пятнадцати процентов.

— Как называется!

Лексмеханик согнулся над пультом.

— Название, сигнум и силуэт соответствуют «Везалию», мой господин. Корабль архипредателя Фабия Байла, — дал ответ логис.

Примус выпрямился и взглянул в главный окулюс. Вдоль бортов фрегата замерцали искорки света.

— Приближаются абордажные суда, — доложил магос-авгурум.

Стаи чёрных точек помчались, опережая «Везалий». Примус сощурился:

— Магос-прогностиканс, дайте мне расчётную модель, куда, скорее всего, ударят абордажные суда.

Прогностиканс, обширно аугментированный мужчина, представляющий собой скорее когитатор, чем человека, пострекотал данными и перебросил результат системам боевых доспехов Примуса. Тот просмотрел полученную информацию. Мнения, куда будет нанесён удар, у обоих совпали.

— Воколос, вы за главного.

— А куда направляетесь вы, сын Коула? — поинтересовался Интегерарианец.

— Туда, где буду полезен. Зная историю Байла и его интересы, предполагаю, что он может лететь сюда только для того, чтобы забрать Сангпримус Портум.

Перед мысленным взором вспыхнуло видение: его мертворождённые братья, плавающие в своих резервуарах. Байл натворит дел гораздо худших, если получит материалы из хранилища.

— Я не допущу, чтобы это случилось, — поклялся Примус и зашагал с мостика.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ. ВОЙНА МЕХАНИКУМ

Понтус-Авернес вдруг совершенно неожиданно и яростно тряхнуло.

Земля под ногами «Юргиума» превратилась в жижу, засасывая машину, и Рыцарь накренился. Рузев сбросил ход, не дав тому споткнуться и упасть. Рыцари, шедшие следом, раздались в стороны, чтобы не врезаться в его скакуна, и, не отходя далеко, встали. Огромные машины завертели головами, ощупывая сенсорами равнину, глаза ярко вспыхнули от повышенной активности. По всей ноосфере дома Таранисов зазвенели сигналы активации оружия.

— Что, Омниссии ради, это было? — поинтересовался Алласер. По его копью плясали дуги разрушительной энергии. Щит вспыхивал, передавая нервозность скакуна.

— Неясно, — ответил Рузев.

— У меня на авгуре массовые всплески, — сообщил Первый Рыцарь.

Копье «Салютации» продолжало движение, его машины зашатало, когда землю потряс ещё один, более сильный толчок.

— Вальдемар, немедленно останови своих Рыцарей! — сердито распорядился Рузев. — Стоп-машина! Мне что, каждый раз приказывать тебе поберечься?

— Никакой угрозы ведь нет, — затрещал в ответ голос Вальдемара.

— Спокойно, брат, — попросил Алласер по личному воксу. — Ты позоришь его честь.

— Он сам себя позорит, — огрызнулся Рузев. Духи предков стонали своим нескончаемым хором, страдая во главе с этим проклятым призраком, Самым Старшим Мавеном. «Юргиум» вскидывался, переступая ногами, точно норовистый конь. Он чуял грядущее кровопролитие и рвался принять в нём участие.

По земле с треском побежали молнии. Даже сквозь броню кабины Рузев ощутил, как потяжелел воздух.

— Сочетание «Скутум»! — скомандовал барон. — Запитать всё оружие.

Растущее возбуждение «Юргиума» передавалось и ему, и приходилось прикладывать усилия, чтобы не утратить контроль над собой.

— А это зачем? — спросил Алласер. — На нас нападают, брат?

Копья объединились, и Рыцари, грузно топая, образовали широкий круг, где могли прикрыть друг другу спины, и в движениях каждого читалась настороженность пилота. Ионные щиты развернулись на передний ракурс и, соприкоснувшись, вспыхнули, образуя стену щитов.

— Бережёного Омниссия бережёт, — пояснил Рузев. — Что-то сейчас вот-вот случится. «Юргиум» это чует.

Барон открыл каналы связи с другими силами Механикуса на Понтус-Авернесе, но в ответ услышал только вой помех.

— Связь не работает.

— Брат! — позвал Алласер. Сигнал авгура указал Рузеву на номинальный восток, где молнии, бегущие по земле, собрались в пылающий столб энергии. И это был только первый. Подобным же образом поднялись и другие башни из молний. Согласно показаниям сбоящих авгуров «Юргиума», они возникали через равные промежутки между пирамидами. Десятки их взмывали ввысь, сливаясь с энергетическим щитом над планетой, и замирали столпами восходящего света, подпирающего небо.

— Триединый меня побери… — ахнул Алласер. Он стоял ближе всех к Рузеву, и его передатчик работал на полную, но голос всё равно звучал еле слышно, заглушаемый рёвом энергии.

Низкий звук, похожий на удар колокола, разнёсся по всей земле. За ним последовала некая рваная военная музыка, отрывок, запинаясь, повторился четыре раза, после чего канул в визгливое небытие. Чуть позже по небу промелькнули какие-то трёхмерные изображения, настолько искажённые, что почти ничего нельзя было разобрать. Рузеву показалось, что под слоями губительного распада данных он видит странно одетых людей, пролетающие строем пустотные корабли, но всё исчезло, едва начавшись.

Столбы молний выгнулись посередине, принимая форму линз. Оттуда полился серебристый свет, такой ровный среди мерцающего хаоса каскадов энергии. Колонны стали шириться, превращаясь в круги. Превращаясь в ворота…

Через которые стали появляться гости. Поначалу они казались аморфными, поскольку пиктеры и человеческие глаза слепил яркий свет, но, наперегонки скача по равнине, постепенно обретали облик. Сперва Рузев решил, что это какие-то животные, но быстро переменил мнение, когда заметил выхлопные трубы и тяжёлое вооружение. Потом барон увидел, что, несмотря на звериные черты, это вовсе не звери. С этим племенем он уже сталкивался: порождённые варпом демонические машины, нечестивый союз запретных знаний и тёмного колдовства. Вместе с ними явились и фигурки поменьше, и вот их силуэты мгновенно узнал бы любой.

Астартес-еретики. Внезапно они оказались повсюду.

Проходя через ворота, предатели открывали огонь из переносного тяжёлого оружия, двигаясь характерным для их породы размашистым шагом, усиленным моторами. Еретики, поделившись на отряды и рассыпавшись веерами, шли следом за нечестивыми машинами, поддерживая их огнём. Звери перешли на бег. Ионные щиты Рыцарей уже полыхали, когда Рузев дал приказ открыть ответный огонь. С панцирей «Ванитаса» и «Данубии» черкнули воздух ракеты. Задвигалась туда-обратно, выплёвывая снаряды, самозарядная боевая пушка «Ванитаса». Там, куда они попадали, к небу вздымались фонтаны воды и грязи. Еретиков-астартес подбрасывало в воздух и сбивало с ног, но требовалось нечто большее, чем простая взрывчатка, чтобы сразить человека, благословлённого Императором и Тёмными богами, так что большинство снова вставали. «Юргиум» бил ногой, жаждая боя. Это всё, что мог сделать Рузев, дабы удержать Рыцаря и не дать тому нарушить стену щитов и броситься вперёд на дистанцию стрельбы из огнемётной пушки.

За спиной барон услышал свирепый рёв вулканического копья «Салютации».

Битва за Понтус-Авернес началась.

Кво оказался словно в каком-то мире теней. Они плыли вокруг безликими и зловещими толпами. Тени выглядели знакомыми, и тогда он понял, что все они — это он сам, или, точнее, итерации Кво. Когда он сосредотачивался на ком-то одном, тот превращался в туманный образ из прошлого, только Кво не видел ничего, кроме версии самого себя, выполняющей какие-то действия в одиночку или беседующей с кем-то невидимым.

Когда он отводил взгляд, образы тут же растворялись.

— Когда смотришь на самого себя подобным образом, должно быть, голова идёт кругом, особенно если не совсем уверен, действительно ли тот, за кем наблюдаешь, — это ты сам.

Насмешливо-сочувственный голос Аликсии-Диос эхом отозвался в его сознании. Он поискал её глазами, но не увидел ничего, кроме теней, разыгрывающих сцены из его прошлого.

— Тебе меня не найти, — произнесло эхо. — Интересно смотреть, как ты разглядываешь самого себя. Каково это: чувствовать себя оживлённым только наполовину, столько раз воскресавшим из мёртвых — и всегда не полностью. Мне почти что жаль. Велизарий Коул, должно быть, тебя ненавидит.

Кво сделал несколько шагов. Хотя он знал, что это место — всего лишь мысленная конструкция, но чувствовал, что должен что-то сделать. Движения замедлялись, ноги вязли, словно в ночном кошмаре. Эта аналогия его поразила. Он не видел снов с тех пор, как умер.

Затем он осознал, что высоко над головой есть что-то вроде дыры. Туда утекали данные со всего его ментального пространства, поэтому он подошёл ближе и обнаружил, что смотрит на некую визуализацию канала, соединяющего его «я» с инфостанками Кво на борту «Зар-Квезитора». Всё это походило на какую-то сингулярность пустоты, где ткань пространства-времени выворачивается наизнанку. Своего рода водоворот реальности. Его мысли устремлялись прямо туда, как, видимо, было всегда, но он не единственный, кто пользовался сейчас этим шлюзом. В дыру с рёвом вливался огромный поток данных от Аликсии.

— Ты используешь меня против Коула.

— Я разве тебе не так сказала? — отозвалась Аликсия. — Помолчи.

— Ты меня не заставишь, — тихо возразил он.

Ответа не последовало, поэтому он предположил, что угадал. А ещё он до сих пор не умер, и это наводило на мысль, что для того, чтобы Аликсия-Диос могла использовать его электронную привязь, он должен оставаться целым и невредимым. Уже что-то.

Кво был созданием Велизария Коула. Его тело отличалось превосходной конструкцией, и хотя его захватчица была настоящей искусницей, но даже она не смогла полностью отключить его сознание. У него сохранилось достаточно доступа к собственным сенсорам, чтобы пусть не увидеть, но хотя бы ощутить, как десятки и десятки сервиторов уходят маршем из врат Паутины в лес колонн. С ними идут техножрецы в чёрных одеяниях Тёмного Механикума. Было странно видеть, что эти самые вероломные на свете существа ведут себя точно так же, как Адептус Механикус в подобной сокровищнице технических чудес: они с восторгом и волнением приступили к каталогизации, измерению и исследованию мира-артефакта.

Кво замкнулся в себе, прячась от Аликсии. Снаружи он ничего не мог сделать ни со своими конечностями, ни со своей вечной связью с кораблём. Но он был не совсем уж беспомощным. Он чувствовал шип, вонзённый в голову. Оттуда велось взаимодействие с его разумом. Шип был физическим, неподдающимся. А вот данные — наоборот. Он стал настоящим призраком в машине.

А Кво был очень опытным призраком.

Он устремил взгляд на канал передачи данных в вышине над головой и начал подниматься к нему.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ. ВТОРЖЕНИЕ НА «ЗАР-КВЕЗИТОР»

«Сорокопут» во главе звена десантных судов мчался к «Зар-Квезитору». По захватчикам не было сделано ни единого выстрела. Байл смотрел через фонарь кабины, как растёт в размерах ковчег Механикус. Тот дрейфовал, потеряв ход. Все орудия либо безвольно поникли в своих портах, либо маниакально дёргались из стороны в сторону. Взять под контроль его двигатели и послать ковчег к плоскому миру — идея просто великолепная. Машинопоклонники, боясь столкновения, сосредоточатся на том, чтобы вернуть контроль над ходовой. Дилемма, которая сведёт усилия по восстановлению контроля над артиллерией к минимуму. Ни одно орудие из обширного арсенала «Зар-Квезитора» не выстрелит, пока он не провернёт своё дельце.

— Колумбари-Энас хорошо поработал, — заметил Байл.

— Да, мой создатель, — отозвалась Портер, всегда верная, как тень.

Корабль Коула был огромен. Хотя он и классифицировался как ковчег Механикус, однако намного превосходил размерами те, что Байл повидал в прошлом. Большинство имперских кораблей, включая и сам «Везалий», строились по одинаковой схеме: длинные и узкие, с сильно бронированным носом, большим блоком двигателей на корме и центром командования и контроля в надстройке, расположенной сверху корпуса примерно в двух третях от носа. «Зар-Квезитор» выглядел совсем иначе. Его толстый, округлый корпус прямо-таки обещал богатую добычу. Передняя часть состояла из посадочного модуля внушительных размеров, в настоящее время вставленного на место. Нижняя сторона представляла собой массу кранов и причалов; судно было настолько огромным, что обладало собственными верфями. Без сомнения, всё было так же функционально и великолепно внутри, на лабораторных палубах и производственных комплексах. Действительно мир-кузница в миниатюре. С тем же обширнейшим арсеналом защиты. Будь она активна, потребовался бы целый линейный флот, чтобы с ней разобраться. Штабеля ангарных створов тянулись по бортам до самого верха, точно ульи каких-то насекомых. Слуга Первого-среди-равных постарался на славу, и ни один перехватчик не выскочил навстречу незваным гостям. Байл засомневался, видят ли их вообще. Пусть всё это означало необыкновенный успех, он испытал укол сожаления. Знать бы, насколько беспомощной оставит цель Тёмный Механикум, можно было бы разработать план пограндиознее.

— Такой приз стоило бы взять, будь у меня войска, — подумал вслух Байл. Чего бы он мог добиться с подобным кораблём… Однако в транзитном трюме ждал вовсе не миллениал воинов, а жалкие мутанты, скорее звери, чем люди. Дни, когда он был властелином космических десантников, давно миновали.

Байл с шипением втянул воздух.

— Создатель?

— Ничего, Портер. Нельзя предаваться несбыточным мечтам. Они умаляют дух.

— Вы про корабль. Хотите его захватить.

Байл кивнул.

— Но не могу. У нас есть план. У нас есть цель. Я твёрдо уверен, что нас ждёт успех. Однажды ты поймёшь: нельзя поддаваться искушению брать ношу не по плечу. У нас в трюме только сброд, и, хотя он вполне соответствует нашим намерениям, предпринимать что-либо более масштабное без должной подготовки слишком рискованно. Поэтому извлечём максимум из своих мутантов и имеющейся информации. Коул доказал, что он такой же высокомерный и слепой, каким был Седейн. Здесь можно рассчитывать на победу.

— Я готова помочь вам её достичь.

— Никаких сомнений. Но сперва ты должна спрятаться.

— Разве я не буду сражаться?

— Будешь всенепременно, однако наш успех зависит от внезапности. Не раскрывай себя в начале сражения. Ты — моё секретное оружие. Пусть увидят, как низко я пал. Поняв, что легионеров у меня за спиной маловато, они захотят прикончить архипредателя и бросятся ко мне. Так бы поступил Седейн, так поступит и Коул. Как только противник завязнет по уши, ты нанесёшь удар, и цель окажется в наших руках.

«Сорокопут» мчался вдоль высоких бортов обители Коула. Байл внимательно изучал «Зар-Квезитор» глазами и через корабельный сенсориум, пока не нашёл, что искал: ангар с включённым воздушным щитом в верхней части посадочных палуб.

— Туда, — велел он пилоту, указывая пальцем. — Сажай нас туда. — Фабий Байл невольно наслаждался происходящим. — Приятно снова идти на войну.

«Сорокопут» с рёвом ворвался под обстрелом в ангарный отсек. Орудия ковчега Колумбари-Энас нейтрализовал, но с экипажем он мало что мог поделать, а у Коула на борту находился серьёзный контингент воинов. Катер встал на дыбы, почти упираясь реактивными струями в пол, чтобы остановиться, и выпустил посадочные лапы. В тот момент, когда пузырь его силового поля пролетал над защитниками, по днищу застучали радиевые пули в тщетной надежде пробить толстую броню. В дело вступил каливр, струя его плазмы прочертила дорожку на обшивке. Орудия на крыльях «Сорокопута» отреагировали быстро, превратив незадачливого скитария в россыпь окровавленных электронных деталей.

Штурмовой катер с тяжким лязгом сел и дал залп из всего своего арсенала, зачищая пространство вокруг, но противников оказалось немало. Коул явно проектировал свои ангары с учётом возможности нападения. Всё-таки это одна из самых уязвимых частей корабля. За выдвижными взрывозащитными барьерами укрывались ещё отряды скитариев, другие тем временем занимали стрелковые галереи, устроенные в стенах высотой в десяток этажей.

— Придётся по старинке, — заметил Байл и скомандовал: — К абордажу приготовиться! Пустить озверин.

Раздался свист, туман стимулятора затопил внутренности катера. Через лестничный проём с нижнего уровня донёсся кровожадный рёв. Животная вонь зверолюдей, насыщенная адреналином, возбуждением и страхом, усилилась, перебивая даже химическую едкость стимулятора.

— Сиди здесь, пока не скажу, — велел он Портер. — Не показывайся им на глаза.

— Создатель, я могу защитить вас.

Байл надел шлем.

— Я Фабий Байл, бывший лорд-лейтенант Детей Императора. Я веду войну уже десять тысяч лет. — Затворы шлема с шипением сомкнулись. — Я сам могу себя защитить.

Он сошёл по ступенькам. С грохотом откинулся пандус. Монстры Байла, выкрикивая бессвязные боевые кличи, бросились навстречу шквалу пуль, увлекая за собой клочья озверина. Сенсориум загудел, предупреждая о радиации, исходящей от оружия скитариев, но Байл, не обращая на него внимания, бесстрашно двинулся в бой.

Несколько его мутантов уже пали. Некоторых ранили, и позже они, несомненно, умрут от радиоактивного отравления, но Байл изначально закладывал в них силу и выносливость, и зверолюди продолжали сражаться, даже нашпигованные пулями. Многие были намного крупнее обычных людей, настоящие зверюги, увитые буграми мышц. Вполне вероятно, что тяготы этой битвы унесут многих из них: у кого-то после озверина не выдержит сердце, у кого-то сдаст организм. Это неважно. Они пушечное мясо. Забавно, но кто-то мог решить, что эти генетические уроды — его Новые Люди. Подумать только! Они получились в немалой степени естественным путём, на свой лад. Байл позволил мутантам в стаде размножаться свободно, поскольку естественный отбор делает их сильнее без лишних усилий с его стороны. Время от времени он вмешивался, чтобы подправить гены и отбраковать слабых, а часть стаи была выведена специально для этой битвы, однако настоящую крепость всему коктейлю придавал стимулятор, циркулирующий по кровотоку всех и каждого из них.

В створ ангара ворвалась остальная эскадрилья. Ангар был большим, не таким, конечно, впечатляющим, как посадочные палубы на старых кораблях, но вполне просторным. Из тридцати с лишним мест под суда среднего размера были заняты только двенадцать, и располагались там безоружные служебные ялики и лихтеры для персонала. Один уже горел.

Байл застрелил какого-то скитария из болтера, даже не задумываясь. Всё своё внимание он сосредоточил на своих созданиях, а не на врагах. Враги умирали легко. Вид-камеры его доспехов писали всё, на случай если кто-нибудь из зверей-воинов сделает что-нибудь интересное. Брутус больше остальных привлекал к себе взгляд. Он был великолепен, могуч, как кносское чудовище из древних сказаний, с бычьей головой, яростный, неутомимый, единственный стоящий зверь среди своей жалкой кавалькады. Физическая броня Брутуса состояла из примитивных железных пластин, её он смастерил сам, однако отражающее поле, которым снабдил его Байл, давало более надёжную защиту. Радиевые пули вокруг него сыпались наземь, поле отнимало у них кинетическую энергию и рассеивало её в виде ярких вспышек света. Минотавр бросился вперёд сквозь радуги рассеянной энергии, перепрыгнул через один из барьеров, ударив по нему так сильно, что тот смялся под копытами, и врезался в гущу скитариев. Он наклонил голову и взмахом рогов подбросил одного из противников высоко в воздух, разнося других в клочья из своего модифицированного «потрошителя». Тяжёлый топор, который он держал в левой руке, сметал сразу нескольких врагов за раз, и те вместе со срубленными конечностями разлетались в стороны.

В других местах битва балансировала на грани. Мутанты выбегали из корабля Байла, блея со смесью возбуждения и страха. Скитарии стреляли дисциплинированными залпами, рассчитывая время каждого, чтобы нанести максимальное опустошение и психологический шок. Тот, кто составлял их боевую программу, своё дело знал. Целая шеренга мутантов повалилась на землю, но они всего лишь играли роль щита для шеренги позади, а та состояла из самых крупных творений Байла. Великаны с рёвом продолжили атаку. Байл последовал за ними, подстрелив ещё одного скитария, который слишком сильно высунулся из-за взрывозащитного барьера. Скитарий повалился назад, один-единственный болт не оставил в его кибернетической голове ни мозгов, ни деталей.

Чей-то выстрел поразил Байла с сокрушительной силой, отколов керамит с верхней части правого наплечника. Он поднял взгляд, оптика шлема навелась на нападавшего. С верхнего яруса по нему стреляли снайперы с трансурановыми аркебузами.

— Корабельная артиллерия, устранить угрозу, — скомандовал он, подключив вид-передачу со своего шлема напрямую к пультам наводчиков. «Сорокопут» обладал таким агрессивным и вдумчивым машинным духом, что Байл никогда не знал точно, к кому обращается — к экипажу или к самому кораблю. Что, впрочем, не имело значения, главное, чтобы слушали его команду. Боевая пушка кашлянула, выпустив по галерее осколочно-фугасный снаряд. Тот пробил бронированную облицовку и взорвался внутри, выбросив сквозь бойницы фонтан дымящегося мяса и деталей машин.

Волна остервеневших мутантов, топча собственных мертвецов, перехлестнула барьеры. Дисциплинированные залпы Адептус Механикус перешли в рассеянный, нескоординированный огонь. Байл двинулся вперёд и сам перемахнул барьер. Выстрел из радиевого карабина с близкой дистанции в голову был отбит взмахом Пытки, пуля ушла в сторону. Байл прекратил существование киборга выстрелом из болт-пистолета, уже поворачиваясь, чтобы отразить атаку элитного скитария, который бросился на него с силовой булавой. Тот пытался воспользоваться слепой зоной противника, зайдя сбоку. Сочетание сверхпродвинутого сенсориума и отточенных тысячелетиями инстинктов предвосхитило этот ход. Байл непринуждённо развернулся, выпустив пистолет, и перехватил рукоять электродуговой булавы. С тяжёлого оголовья оружия сползла молния, заплясала вокруг его кулака, посылая болезненные мурашки по мускулам. Не обратив никакого внимания на боль, даже наслаждаясь ею, Байл зарычал сквозь стиснутые зубы: «Наивная попытка прославиться», — и ткнул навершием-черепом Пытки скитарию под челюсть. Киборг издал пронзительный вопль. Боль, которую он испытал, была настолько сильной, что за смотровой щелью его шлема-салада перегорели цепи. Воин дёрнулся и обмяк.

Байл уронил дымящийся труп на землю, уже разворачиваясь к следующей цели. Таким образом он проложил себе путь через целую субкладу солдат, жестоко разрывая их на части экономными движениями, каждая смерть плавно перетекала в следующую. Ни единый удар не был потрачен впустую. Ничто не могло противостоять ему. Он быстро расправлялся с ними, хрустя ногами по разбитым деталям механизмов, длинную мантию всю забрызгало кровью и маслом. Но всё это время Байл не сводил глаз с главного подъездного пути в ангар — широкого центрального пандуса, по которому вполне мог проехать даже тяжёлый грузовой тягач. Удобная дорога для подкреплений.

— Вон в тот коридор, — приказал он, махнув Пыткой в нужном направлении.

Его мутанты побросали своих умирающих врагов и устремились по туннелю вглубь корабля. Колумбари-Энас хорошо постарался. Стрелковые установки, которым полагалось снять кровавый урожай с абордажников, бесполезно висели на своих креплениях.

Брутус подошёл к хозяину и прогудел своим утробным голосом:

— Они мёртвые, владыка Байл. Все мёртвые.

— Тогда найди и убей ещё. — Байл указал мимо громадного зверочеловека, туда, где сверкал какой-то вид-глаз. — И сделай так, чтобы за нами не наблюдали.

— Как пожелаете, — ответил Брутус, развернулся и открыл огонь. Тяжёлый «потрошитель» брыкался у него в руке, разнося вид-устройство на куски. Своих меньших сородичей минотавр отправил искать другие системы внутреннего наблюдения.

— Портер, иди сюда, — передал Байл по воксу. — Скоро твой выход.

Он сходил за своим болт-пистолетом, с улыбкой слушая вой и вопли зверолюдей, гулким эхом доносящиеся из грузового коридора. Волна насилия катилась вглубь корабля.

Всё шло по плану.

Примусу пришлось бежать через весь корабль. Внутренние транспортные системы вели себя безобразно. Лифты ни с того ни с сего камнем падали вниз. Мосты отказывались выдвигаться. Составы, перевозившие персонал с одного конца огромного корабля на другой, намертво застряли на монорельсах.

Там, где электропроводка не выдержала перегрузок, занимались пожары. Из-за недостаточного охлаждения мозги когитаторов варились в собственных корпусах. Всюду царил бедлам.

Примус игнорировал этот хаос и мчался изо всех сил. Обитатели корабля убирались с его дороги сильно заранее.

— Маршал Йота, маршал Йота! — вызывал он на ходу снова и снова. Космодесантник бежал так быстро, что, когда та вышла на связь, он уже задыхался.

— Альфа-Примус, слышу тебя. Что, во имя песков Марса, происходит? У меня ограниченный доступ к данным. Стратегическая ситуация неизвестна. Я не могу связаться с командной палубой.

— Отмени мой последний приказ, — велел Примус. — Нас атакует Фабий Байл. Отправь весь доступный персонал к Великому хранилищу. Байл наверняка охотится за Сангпримус Портум. Нельзя допустить, чтобы он попал в руки еретика.

Голос Йоты пропал за шумом помех, но вернулся снова:

— …даю согласие. Мы немедля усилим оборонительные позиции. Где ты?

— Направляюсь к внешним границам. Я определил наиболее вероятные точки нападения. Встречу их лично.

Шлем заполнило перегруженное статическими помехами вокс-сообщение:

— Абордаж на палубе семьдесят три, квадрант делъта-пятъ.

Примус переключился на системы вид-контроля указанной палубы. На картинках не просматривалось ничего подозрительного: обычный служебный коридор рядом с внешней обшивкой корпуса. Затем изображение задрожало. Абордажные торпеды, догадался Примус. Мгновением позже картинку залило белым: мелта-резаки торпед прожгли путь в коридор.

Он развернулся, чтобы двинуться на перехват, но второе сообщение заставило его снова изменить направление.

— Владыка Примус, — обратился Воколос Интегерарианец на удивление спокойным голосом. — Мы удерживаем под контролем код проникновения в системах связи. Время до…

Его последующие слова утонули в хриплом гудении.

— Удалось связаться с архимагосом-доминусом?

— Нет.

— Орудия и щиты?

— Все средства обороны по-прежнему отключены как внутри, так и снаружи. Милостью Омниссии главные системы жизнеобеспечения пока работают. На данный момент наш приоритет — двигатели. Но послушайте, господин мой, у меня срочные новости. Фабий Байл уже у нас на борту. Готовится крупная атака на ангар эпсилон-ноль.

— Можешь дать визуальные? — потребовал Примус.

— Так точно.

Сенсориум в шлеме отрисовал настоящую сцену насилия. По всей палубе сверкали вспышки выстрелов. Один из корабельных лихтеров «Арвус» получил попадание и яростно пылал. Авангард скитариев обменивался залпами с противником. Примус заметил, что огонь противника не выглядит особо эффективным, но потом разглядел, что абордажники — просто какие-то мутанты, неуклюжие чудища. Примус успел заметить Байла лишь мельком, радиевые пули высекали искры из силовой брони архипредателя. Какой-то колоссальных размеров зверочеловек с бычьей головой загородил собой Байла, паля из огромной ручной пушки. Монстр повернулся к вид-глазу, вскинул оружие, и трансляция прервалась. Примус переключился на другие ракурсы, но их тоже быстро повырубали. Он увидел напоследок, как остатки клады авангарда гибнут под градом дубинок, и картинка погасла.

— Вижу Фабия Байла, выдвигаюсь навстречу. Ангар эпсилон-ноль. — Он передал это в открытый эфир, отчасти в надежде, что какие-нибудь войска поблизости услышат и тоже направятся туда, но главным образом, чтобы захватчики его услышали. Небольшое давление иногда приводит к ошибкам.

— Что насчёт палубы семьдесят три? — запросил Воколос. — Абордажники на подходе сразу во многих местах.

— Маршал Йота отрядит часть скитариев на перехват. Я иду к Байлу.

— Тебе нужно подкрепление? Я могу присоединиться лично, — предложила Йота.

— Нет. Справлюсь сам, — отказался Примус. — Вряд ли один древний космодесантник со своим стадом генетического мусора станет для меня реальной проблемой.

Он прибавил ходу, мигом преодолев полкилометра, что отделяли его от места, где неистовствовал архипредатель.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ. ДОМ ТАРАНИСОВ ОКРУЖЁН

Слепящим стробоскопом полыхали ионные щиты. По Рыцарям молотили со всех сторон. У космодесантников-предателей не нашлось ничего достаточно крупного, чтобы стать реальной проблемой для боевых махин. Вперёд еретики не лезли, держась вне досягаемости оружия ближнего боя, но мешали, и на них трудно было не обращать внимания.

Настоящая опасность заключалась в демонических зверях.

Хотя эти машины представляли собой довольно эклектичную смесь, Рузев распознал в них кое-какие общие черты. «Стальные дьяволы» вели дистанционный огонь по дому Таранисов, выпуская грязные струи порченой плазмы, и те расплёскивались об ионные щиты. «Осквернители» по-крабьи перемещались из стороны в сторону, грохоча из боевых пушек и подбираясь ближе с каждым проходом. Рузев пометил их первоочередными целями для своих, поскольку вблизи эти исчадия выглядели ещё опаснее. «Салютация» вступила в артиллерийскую дуэль с дальнобойными машинами, её чистая голубая плазма — против грязно-красной «Стальных дьяволов». Её орудия не подпускали противников близко, но они были убийцами Титанов, предназначенными для уничтожения самых крупных машин, и пусть разрушали всё, во что попадали, однако стреляли редко и поворачивались долго. «Стальные дьяволы» оказались весьма проворными для столь тяжеловооружённых тварей, и, хотя уже трое превратились в горящие обломки, от которых поднимались столбы маслянистого дыма, чаще всего эти твари уворачивались от лазерных лучей из вулканического копья и струй сверхразогретого вещества, выпускаемых плазменным дециматором.

На руку Рыцарям играло то, что очень малая часть вражеских залпов проникала сквозь сцепленные внахлёст ионные щиты, и пока что Таранисы держались крепко. Космодесантники вышли из порталов на открытую местность, где особо негде было спрятаться, и Рыцари, благодаря своему росту, расстреливали их сверху, непрерывным огнём сдерживая неприятелей. В остальном положение было тяжёлым. Таранисы стояли полуослепшие и не могли двигаться. В этом аспекте ионная стена мешала оборонявшимся. Поскольку оба копья были окружены со всех сторон, они не могли использовать свою скорость и мобильность: иначе враг увидел бы не прикрытые щитами и не столь надёжно бронированные тылы. Крупные машины, такие как «Салютация», умели отлично поддерживать огнём, служить опорным пунктом, от которого могла развернуться рыцарская атака. Но роль остальных заключалась в другом. Главное в Имперских Рыцарях — это подвижность, и вот её-то их и лишили.

«Пошёл, пошёл, пошёл!» — причитал Самый Старший Мавен.

— Да не могу я, старик, — сердито огрызался Рузев. «Юргиум» в ярости натягивал ментальные поводья. Барон едва его сдерживал. Он направил гнев машины на ковыляющего к ним бойцового дьявола, похожего на модифицированного для ближнего боя пса. Кто-то из них двоих — он сам или «Юргиум», барон даже не понял, — пустил струю из огнемётной пушки, такую горячую, что расплавила пласталь и сожгла демоническую плоть.

Стая демонов помельче воспользовалась случаем и прошмыгнула под огненный шторм, избегая обнаружения благодаря полыхающим ионным щитам. Первым Рузева предупредил жалобный стон, изданный хором предков.

«Берегись!» — завопил Самый Старший, привлекая внимание к едва заметной ряби в гармониках полей, возникшей при проходе стаи. У барона оставалась какая-то доля секунды, чтобы среагировать. Менее опытный рыцарь пропустил бы атаку, но Рузев обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как на него прыгает какое-то четвероногое с черепом вместо морды.

«Юргиум» качнулся назад от тяжкого броска демонической машины. Та вцепилась в кожух цепного кулака, подвешенного под рукой Рыцаря. Когти, сделанные из смеси кератина и железа, прочертили борозды на пластали. Подобная конечность, где сухожилия гладко переходили в металл, просто не могла существовать, не говоря уже о том, чтобы работать, как и невозможен был горящий ненавистью свет разума в глазах твари с мордой-черепом; однако вот он, очередной ужас, порождённый Хаосом, обрушившимся на Галактику, пытается убить «Юргиум». Острые когти рвали набедренное знамя Рыцаря в клочья, царапали краску, начисто сдирая знаки отличия своей мерзкой, извращённой варпом сталью. Перед лицом «Юргиума» щёлкнули челюсти. Рузев откинул голову назад, и Рыцарь повторил его движение, стараясь уберечь жизненно важный комплекс сенсориума. «Жнец» накрепко прижало к груди Рыцаря. Тот попытался отпихнуть демоническую машину, чтобы освободить место для активации клинка, но не смог. Тварь оказалась слишком сильной, слишком тяжёлой. Барон ощутил всплеск симпатической боли, когда ещё одна зверюга сомкнула челюсти на голени «Юргиума», а затем — жжение от кислотного яда, разъедающего механизмы Рыцаря.

Послышался грохот шагов, тяжёлое столкновение. Зверя у него на груди с треском разряда пронзило шоковое копье. Рузев развернулся, уходя от удара, чтобы наконечник не пронзил плечо «Юргиума». Мимо промелькнул «Контегерис», унеся с собой насаженную демоническую машину. Алласер перегрузил расщепляющее поле копья, разметав демоническую машину на клочки, после чего замедлил галоп и развернулся обратно. Огонь стрелкового оружия безрезультатно шлёпал по заду его скакуна.

Высвободив клинок «жнеца», Рузев рубанул монстра, терзавшего его ногу. Зубчатая цепь, опускаясь, с рёвом ожила, но не успела набрать полный ход при ударе. Барон скорее отбросил, чем поранил машину. Та перевернулась, изогнув позвоночник, и аккуратно приземлилась на все четыре лапы, демонстрируя ту же ловкость, что и любое кошачье из плоти и крови. Когда тварь бросилась снова, Рузев был уже готов, и теперь цепной клинок с визгом вошёл на всю длину, выбрасывая смесь ихора, крови и масла.

Третий член демонической стаи кружился в изящном танце с «Ванитасом». Удары цепного меча сэра Мандуса попадали лишь вскользь, гатлинг-пушка вздымала фонтаны грязи, когда зверь отскакивал в сторону. «Ванитас» нарушил строй, хотя, слава Омниссии, догадался развернуть свою ионную эгиду назад, чтобы прикрыть спину.

— Мандус! — воксировал ему Рузев.

Сенсоры «Ванитаса» встретились с его собственным эрзац-взглядом. Мандус понял и отвёл Рыцаря назад, давая барону выстрелить из огнемётной пушки.

Демонического зверя объяло пламенем. Тварь взвыла так, что её стало слышно за грохотом сражения. Мандус вдобавок изрешетил её из гатлинг-пушки. Когда та попыталась уползти прочь, нога «Ванитаса» впечатала голову твари глубоко в грязь. Демоническая машина дёрнулась и замерла.

— Мы не можем так стоять! — воскликнул Алласер, поравнявшись с Рузевом, его щит остановился в паре метров от щита барона. — Мы созданы не для того, чтобы держать строй. Нужно атаковать.

«Атакуй или погибнешь!» — добавил Самый Старший.

Алласер был прав. Они не могли удерживать позиции. Хотя ионные щиты справлялись, рано или поздно их проломят, и Таранисы проиграют. Рузев окинул взглядом поле битвы. Враг уже разобрался по кучкам, наступая со всех сторон. Если броситься вперёд, то можно прорвать их ряды и сорвать атаку. Тогда может сыграть свою роль и мобильность Рыцарей.

— Ладно, — согласился Рузев. — «Данубия», «Ванитас», оставайтесь с «Салютацией». «Оруженосцы» тоже. Оберегайте её от рукопашной. «Сокрушитель врагов», «Контегерис», атакуем по моей команде. Всем остальным Рыцарям: прикрыть нас огнём, когда мы покинем строй, затем сомкнуть щиты.

Он огляделся в поисках подходящей цели. Его сенсоры прошлись по стаям «Стальных дьяволов».

«Вон тех», — подсказал Самый Старший откуда-то из глубоких пещер сознания барона.

— «Стальные дьяволы», — провоксировал Рузев остальным. — Они представляют для «Кастеляна» наибольшую опасность.

«Юргиум» сразу воспрял при мысли о предстоящей атаке, подняв барону настроение до головокружительных высот.

— Сэр Долдурун!

— Да, лорд-наследник?

— Постарайтесь не отставать.

Затрубив в боевые горны, Рузев послал «Юргиум» в атаку. Понукать того не потребовалось.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. БОЙСЯ МАШИНЫ

Если бы Асанет-Айю держала язык за зубами, Коул бы уже умер. Умер совсем. Всё-таки гостья была криптеком — могла сбить его сзади и, пока он лежал бы беспомощным, взломать его ментальные шифры и залить ему в системы всякой разной ксеномерзости. Даже он вряд ли смог бы пережить подобное.

«Хвала Омниссии за слишком человеческую природу этих бесчеловечных андроидов», — подумал Коул. Ей было нужно, чтобы он знал, кто его сейчас убьёт. Это дало архимагосу время — всего пару пикосекунд, но этого хватило — перенастроить свою энергетическую защиту, чтобы та поглотила луч гаусса, который Асанет-Айю метнула из руки ему в голову.

Ей ещё предстояло узнать, что даже безоружный Велизарий Коул далеко не так безобиден.

Разряд от удара вышел впечатляющим. Поток гаусса расщепился на десяток ползучих зелёных молний, которые врезались в экспонаты музея Омнис, отчего те повзрывались, озарив зал холодным актиничным светом. Часть отразилась обратно в неё. Зрительные системы архимагоса перегрузило от такого спектакля, но и её тоже. Асанет-Айю взвыла металлическим голосом, когда энергия прошла сквозь её неживое тело, и это отвлекло криптека достаточно, чтобы Коул успел броситься на врага и был вознаграждён излучённым ей ощущением шока. Она явно ждала, что он умрёт на месте.

— А я не умер! — взревел Коул. Он усилил крик десятикратно и агрессивно транслировал его из вокс-динамика, прикрученного к плечу, тем самым превратив слова в звуковую атаку. За спиной у криптека полопались стёкла. Скрупулёзно собранные экспонаты, пережившие целые эпохи, полетели на пол. И на этом ещё всё не закончилось.

Коул бросился на криптека. Десяток мехадендритов метнулся вперёд. Те, что поменьше, ударили разрядами, лишая противницу сил. Те, что побольше, архимагос использовал, чтобы обхватить её целиком, вскинуть над головой и швырнуть через весь зал. Органы чувств попутно сообщили вес груза — триста шестнадцать килограммов, однако он бросил некрона довольно легко, всё-таки дендритный улей архимагоса предназначался для промышленных работ. С разъярённым воплем Асанет-Айю врезалась в стену.

Она мгновенно вскочила на ноги, её металлическое тело ничуть не пострадало, и насмешливо фыркнула:

— Ты решил попытаться меня побороть? Грубая сила тут не поможет.

— Не могу не согласиться, — произнёс Коул и с ошеломляющей скоростью нырнул в дебри музея, во все стороны раскидывая экспонаты своим гигантским механическим телом. Асанет-Айю преследовала убегающего магоса гудящим лучом гауссова огня, который слоями дезинтегрировал всё, к чему прикасался. Луч погас. Над разбитыми сокровищами стелился дым.

Из укромного уголка в сотне метров от неё Коул рискнул послать короткий сканирующий импульс. Тот вернул изображение Асанет-Айю, неуверенно оглядывающей зал.

Его она не видела.

— Я тебя найду! — раздался крик некрона. — И я тебя убью!

— О, нет, не найдёшь, — буркнул Коул себе под нос и принялся за работу.

«Юргиум» и Рузев перестали быть двумя отдельными сущностями. Волей Омниссии дух почтенной машины полностью слился с душой Рузева и отголосками предыдущих рыцарей в единое сознание, проникнутое опытом веков.

Вот что такое истинное поклонение. Именно здесь раздвигалась завеса между земным и горним. Пусть другие члены Культа модифицируют свои тела с помощью механизмов. Это ничто в сравнении с подобным единением, полнейшим синтезом человека и машины. Рузев превознёсся в своём новом обличье, глядя через окулярные сенсоры «Юргиума» не как через что-то отдельное, а так, как будто они действительно стали его собственными. Конечности Рыцаря двигались в идеальной синхронности с мыслями барона. Больше не нужно было сдерживать ярость «Юргиума» — она стала частью самого Рузева, источником мощи и праведной силы, с помощью которой он мог разить врагов своего бога.

Огонь с рёвом вырвался из его пушки. Рузев ощутил его теплом в руке. После боя было трудно описать свои ощущения тем, кто никогда не испытывал слияния души воина с боевой махиной. Его тело стало металлическим, сквозь него струилась Движущая Сила. Его руки стали могучим оружием. Теперь щеголять тяжёлыми болтерами, цепным клинком и огнемётной пушкой казалось намного естественнее, чем шевелить слабыми мышцами на хрупких костях, управляя хлипкими пальцами. Он понимал презрение «Юргиума» к плоти и принимал его безоговорочно, ибо плоть слаба, а «Юргиум» — нет.

Струя пламени окутала демоническую машину. Потусторонние силы варпа сдержали этот поток, но ненадолго. Демон, казалось, мерцал и скакал, не привязанный целиком к материальному миру и, следовательно, не подчиняющийся его законам. Но «Юргиум» бросился вперёд, выставив свою огнемётную пушку, точно копьё; объединённая воля, вдыхавшая жизнь в Рыцаря, толкала струю огня в эту тварь точно так же, как разгон всадника на коне проталкивает наконечник копья сквозь тело врага.

Фальшивая плоть потекла, словно воск. Механические компоненты сдали под яростью жара. Демоническая машина осела, визжа, её тело умирало. Заколдованные цепи на заслонках лопнули, и наружу вырвался дух, заключённый внутри, воем оповестив о своей ненависти к миру, прежде чем низринуться обратно в эмпиреи.

«Юргиум» уже пронёсся мимо, волоча огонь, точно знамя, за своей могучей фигурой. Перед глазами Рузева-«Юргиума» мелькали перекрестья прицелов, фиксируясь на тварях, носящихся по полю боя, и отметая их как недостойных внимания.

Он убивал на бегу. Тяжёлые болтеры стрекотали смертью, сметая астартес-еретиков. Короткие залпы из огнемётной пушки поджаривали предателей прямо в доспехах. Пустошь пылала. Густой белый дым мешал видеть схватку, но барон всё равно продолжал бежать, уверенный в пути, проложенном для него его богом. Какой-то «Осквернитель» повернулся к нему, по-крабьи угрожающе вскинув клешни. Рыцарь по сравнению с ним выглядел хищником покрупнее и посвирепее, с куда более дальним охватом. Пусть тварь, что управляла «Осквернителем», явилась из варпа, но душу «Юргиуму» даровал Машинный бог, а вёл её праведный гнев человечества.

Сойдясь дорогами с «Осквернителем», Рузев-«Юргиум» взмахнул рукой-клинком, увернувшись от неуклюжих клешней, и снёс угловатый торс с ходячей платформы. Вмявшись от силы удара, изувеченное и разодранное огромными зубьями клинка, туловище покатилось по полю битвы и замерло в чёрной луже. Ещё один яростный вопль — и ещё один демон отправился обратно в варп.

Возвещая о славе Омниссии, «Юргиум» затрубил в боевой горн хвалебную песнь на бинарике.

Вся стратегическая диспозиция, какой сейчас обладал Рузев, давала смутное представление об общей картине сражения, но не то чтобы его это сильно волновало. Водить Рыцарь типа «Церастус» модели «Ахерон» означало обладать благословенной древней техникой, доступной очень немногим. Ценой за такую честь было единение с кровожадным и скорбным духом — таким, который требовал подчинения себе. Однако и Рузев был не простым человеком, а главным отпрыском Таранисов и вождём, за которым идут люди, — и часть его, сейчас подавленная, как прежде была подавлена ярость «Юргиума», отметила, что вражеские силы стягиваются к пирамиде, назначенной местом встречи.

Предатели решили перебить как можно больше магосов, это барон мог сказать точно.

Затянув скорбную песнь предупреждения, он сменил курс, элегантно вписав своё высокое и прекрасное механическое тело в поворот, точно спринтер на забеге. Он снова затрубил в горн, и «Юргиум» возрадовался, услышав ответные кличи своих братьев-Рыцарей.

Теперь повсюду пылали пожары, поскольку «Салютация» обстреливала равнину, а мощь её плазменного арсенала мгновенно высушивала пропитанный водой торф и тут же поджигала его. Каждый выстрел из главных орудий Рыцаря-кастеляна оставлял в земле горящую траншею. Небольшая угроза для существ, либо сделанных из металла, либо заключённых в него, однако это сбивало с толку сенсорику, и обзор поля боя сильно сузился. Та часть «Юргиума», что по-прежнему оставалась Рузевом, не видела никакого тактического смысла в этой схватке. Всё это больше походило на драку просто ради драки. Впрочем, не в первый раз он видел, как прислужники Великого Врага ведут себя подобным образом.

Эти мелкие мысли быстро вытеснил великий гнев «Юргиума». Гораздо важнее для машины было найти достойного врага.

Он на мгновение замедлился, внимательно осматриваясь, затем издал радостный трубный глас. Впереди появился идеальный враг. Какой-то космический десантник верхом на механическом исчадии, рождённом в нечестивых кузницах. Рузев ощущал вокруг него мерзкие миазмы порченой ноосферы, слышал искажённые строчки данных, ведущие демоническое зверьё в бой. И хотя скакун под седлом врага выглядел маленьким и жалким по сравнению с великим «Юргиумом», на нём ехал настоящий повелитель машин, гнусный антипод чистоты Машинного бога. И за это он заслуживал смерти.

Рузев-«Юргиум», ни секунды не колеблясь, разогнался, набирая полный ход, и выставил перед собой щит.

Это была его первая ошибка.

Космодесантник повернулся в седле. Адский питатель, на котором он ехал, повернулся вместе с ним. Среди набегающей волны более высоких спектров открылась прогалина — и лорд-дискордант бросил свой клич. Копьё нечестивых данных вонзилось в Рыцаря. Увернуться было невозможно, потому что каждый, едва услышав его, заражался, а «Юргиум» услышал.

Вместе «Юргиум» и Рузев ощутили всплеск боли. Настоящий хаос импульсов заглушил команды когитаторов, вызвав каскад критических сбоев в системах. Датчики отключились. Связь с ноосферой распалась шквалом раскалённых искр. Моторные блоки по всей огромной машине схватило судорогами. «Юргиум» споткнулся и едва удержался на ногах, всё больше клонясь вперёд по мере того, как инерция тянула его за собой. Левая ступня приземлилась неудачно, утонув в мягкой почве рукотворного мира. Правая среагировала не так быстро, опоздав шагнуть и оттолкнуться, чтобы вытащить Рыцаря из трясины. Вместо этого огромные пальцы зацепили дёрн, пропахали борозду, и «Юргиум» повалился лицом вперёд.

Рыцарь на полном ходу врезался в землю, проехав несколько метров в сторону своей теперь уже торжествующей цели. Рузева на троне Механикум от удара сильно тряхнуло, едва не выдрав спинные разъёмы. От сильнейшей боли они с «Юргиумом» закричали, когда их духовная связь оборвалась, а личности насильно разъединились.

Барон, должно быть, на мгновение потерял сознание. Когда он пришёл в себя, то обнаружил, что свисает на ремнях со своего трона. Из угла кабины с шипением брызгали искры, наполняя тесное пространство едким дымом горящего пластека. Со всех сторон пищали сигналы тревоги. В левом верхнем углу гололитического дисплея мерцала подробная трёхмерная модель «Юргиума», многочисленные места на ней предупреждающе мигали красным. Дышалось с трудом. По меньшей мере одно ребро было сломано, и спина уже стала липкой от крови.

«Стыдно, стыдно, стыдно», — затянул скорбным голосом Самый Старший Мавен.

— Алласер, брат… — Рузев закашлялся. Вокс не работал. Ноосфера превратилась в мешанину бессмысленных данных. Он больше не смотрел глазами «Юргиума», а маленькие экраны, на которые выводились показания авгуров, давали сильно суженный обзор, нижнюю половину затопила жидкая грязь, большую часть верхней перекрыл край панциря, зарывшийся в землю. Голова «Юргиума» лежала боком на земле под опасным углом. Шейное соединение едва держало такую нагрузку.

В поле зрения экранов не попадало ничего полезного. Завитки дыма. Травинки, колышущиеся на ветру. Мимо пробежал какой-то трансчеловек, наводя болтер на цель, которую посчитал более неотложной, чем поверженный Рыцарь.

Рузев задрал голову. Шлем упёрся в спинку трона, и шейные разъёмы потянули что-то внутри позвоночника так, что они с Рыцарем одновременно дёрнулись от боли.

«Упасть — это такой позор», — причитал неуёмный предок.

— Сударь, при всём уважении, помолчите! — попросил Рузев. Трясущейся рукой он стянул с себя шлем и уронил его на приборную доску кабины.

Стало посвободнее, теперь ему удалось задрать голову и глянуть в стекло кабины, как раз чтобы увидеть, как ездовой зверь лорда-дискорданта двинулся вперёд. Рузев сморгнул кровь с глаз. Его враг, внушительный воин, изуродованный мутацией, держал в сильно раздутой руке глефу с цепным лезвием. Адский шагатель одним своим видом вызывал отвращение — он был почти весь механический, за исключением пучка органики, извивающегося спереди вместо головы. Пучок наполовину сросся с металлическим хоботком, роняющим капли радужной жидкости. Демоническая машина семенила вперёд, то и дело дёргаясь в разные стороны, словно опасалась нападения. Космодесантник ловко справлялся с её нервозностью щелчками поводьев. Сам он, напротив, излучал необычайное довольство.

Ноосфера словно съёживалась от присутствия этого лорда Хаоса. Чем ближе он подъезжал, тем больше систем Рыцаря начинало выходить из строя. Погасли вспомогательные дисплеи наведения.

И тут из вокса зашипел его голос, жестокий и победоносный. Голос этот не передавался через эфир. Слова его складывались прямо из гула статических помех.

— Ты проиграл, рыцарь, — произнёс он. — Я лорд Дандим Труле, властитель над машинами и демонами. Признай своё поражение от моей руки и подчинись. Я могу показать тебе такое! Тебя будут ждать великие дела! Ты сможешь обрести такую силу…

Хотя мутировавшая голова Труле клонилась набок, однако его глаза завораживали, линзы шлема горели внутренним светом, проникая в самую глубину души. Из вокса донеслось какое-то убаюкивающее шипение. Рузев ощутил внедрённый в этот звук инфокант, щедро приправленный извращённой энергией. Буйный дух «Юргиума» затрепетал и присмирел.

Адский шагатель подступил ближе, в предвкушении грядущего пиршества обильно истекая слюной из ротового аппарата.

— Троном Омниссии будь ты проклят, — выругался Рузев. — Ты нас не получишь!

Он отвёл взгляд в сторону, не желая поддаваться гипнозу. От потрясения кружилась голова, но годы тренировок и тесная связь с машиной помогли рукам пробежаться по рядам переключателей, отсекая сознание от трона Механикум и переводя Рыцаря на аварийное ручное управление.

— Давай-давай, мой верный боевой товарищ. Встряхнись. Не слушай его, о «Юргиум»!

Барон торопливо прочёл благодарственную молитву, дабы эта самая отчаянная из операций прошла безукоризненно, и был вознаграждён сменой подсветки дисплеев с синей на красную.

— Целая вселенная возможностей ждёт тех, кто примет истинных богов. Остальных ждёт только смерть, — говорил Труле, и теперь голос звучал уже не из вокса, а прямо в голове Рузева. Из-за спины лорда показались и изогнулись вперёд несколько мехадендритов.

Рузев ухватился за рычаги по бокам трона. Давление на педали слегка изменилось. Водить Рыцаря без нейронной связи не представлялось возможным, зато был шанс сдвинуть баланс между мысленным и физическим управлением. По мере того как его союз с «Юргиумом» всё больше слабел, барон испытывал великую печаль, но также и освобождение, поскольку силы лорда-дискорданта влияли только на облачение Рыцаря, а не на его пилота.

— Ради всего святого на Марсе, мой отважный скакун, восстань! — взмолился Рузев и нажал на рычаги.

Ничего не произошло. Барон завопил, дёргая рычаги взад-вперёд, но с таким же успехом он мог дёргать деревянный тренажёр, за которым провёл большую часть детства, играя в свою будущую жизнь.

— Вот так, вот так. — Труле доехал до «Юргиума», разговаривая, словно с раненым животным. Он осадил своего истекающего слюной зверя и развернулся. Окно кабины загородил бок твари, покрытый рябью из плоти и металла, которые испещряли тысячи крохотных светящихся рун. Труле сунул свою цепную глефу в ножны, приваренные к боку чудовищного скакуна, дотянулся и положил ладонь на макушку боевой машины.

Разряд шипучей энергии проскочил через «Юргиум» и ударил Рузева всей мощью необузданной Движущей Силы, но это был не чистый источник жизни, а какой-то чёрный ток из потусторонних ключей варпа.

Перед глазами барона вспыхнуло видение, и он оказался лицом к лицу с Труле на какой-то равнине из костей и стали. В красном небе над головой проносились измученные, призрачные лица. Повелитель Хаоса стоял без доспехов, одетый в меха, точно какой-нибудь король варваров, выставив напоказ весь ужас своего уродливого тела. Его огромная рука покоилась на древке перевёрнутой секиры с зубчатым, как шестерёнка, лезвием. Оружие напоминало церемониальные топоры магосов, но там, где по центру лезвия должен был проступать символ Machina Opus, злобно щерилась морда демона. Весь топор был измазан запёкшейся кровью.

Уродливый лик хаосита взирал на барона с вожделением.

— О, — заговорил Труле. — Столько чудесных машин. Столько вместилищ, куда я засажу своих рабов из варпа. Ты станешь игрушкой для них.

Кожу слабо покалывало. Рузев взглянул на свои руки и увидел, что в этом потустороннем месте его тело превратилось в отвратительное слияние человека и машины — его самого и «Юргиума». Но не в том праведном виде единения, которое дозволяет трон Механикум; части были смешаны как попало. Он чувствовал «Юргиум» внутри себя, как в клетке. Что-то вливалось ему в вены, и барон понял, что это подрывной мусорный код устремляется к мозгу-когитатору «Юргиума», чтобы преобразить его в некое тёмное подобие Рыцаря.

«Нет».

Чей-то голос перекрыл всё вокруг. Голос невыносимо могучий, но барон узнал его. Голос Самого Старшего Мавена, каким он никогда его прежде не слышал. Стена чистых молний рассекла небосвод, и тот замироточил светом, с шипением роняя благословенные потоки цифрового кода на землю.

«Нет».

Старик материализовался перед Рузевом, огромный, как великан, и облачённый в архаичные рыцарские доспехи. Кабели священного союза свисали с его позвоночной оснастки, блистая серебром.

«Нет! Мы отвергаем тебя! Убирайся!»

Самый Старший Мавен вскинул руку. Рузев почувствовал, как лихорадка от вторжения Труле уходит из вен. Властелин Хаоса издал разочарованный вопль, и Рузев, кувыркаясь, полетел прочь из этого ужасного места обратно в ад настоящего.

Он очнулся, истекая кровью из глаз. Вокруг шло какое-то движение. «Юргиум» оживал.

«Давай, потомок, давай!» — пропел в голове Самый Старший Мавен.

«Юргиум» испустил из боевого горна звук, больше похожий на стон. Рузев снова ухватился за рычаги, судорожно вздохнул и заговорил:

— Волей Омниссии да двинется механизм и сцепятся шестерни. Да потечёт масло и загорится топливо. Даром Движущей Силы да схватится сервопривод и провернётся шарнир. Да помыслит когитатор и узрит авгур.

Барон нажал на педали. Они еле поддались от сдерживаемой мощи.

«Юргиум» шевельнулся. В кабину полился свет — это Труле отъехал от поверженного Рыцаря и снова взял в руки свою уродливую глефу.

— Мощью Машинного бога да разгорится реактор и включится оружие! По приказу Триединого да расточатся врази человеческие!

«Юргиум» издал оглушительный боевой клич. Барон почувствовал, как дух великого Рыцаря вновь сливается с его собственным, уже отринув страх. Неуклюже, поскольку ручное управление давалось с трудом, Рузев передвинул огнемётную пушку вперёд и опёрся на неё, как упавший человек опирается на ладонь, чтобы встать на ноги. Огромный вес боевой машины погнул стволы, а затем и с душераздирающим визгом переломил их, сорвав при этом уплотнители с подачи горючего, так что сдвоенные резервуары на спине «Юргиума» быстро опустели, и прометий растёкся по земле радужными озерцами. Пожертвовав орудием, Рыцарь сумел подняться настолько, что смог подтянуть одну ногу, а другой вытолкнуть тело из топкой грязи. «Юргиум» теперь стоял на коленях, но всё-таки стоял.

Лорд-дискордант кружил вокруг на своём звере, всё ещё пробуя свои адские трюки и не осознавая до конца, что его техномагия больше не имеет власти над благородным духом машины. Дисплеи на приборной доске Рузева зажглись мягким, святым сиянием, но барон нуждался в них всё меньше и меньше. Мысленный мост между ним и машиной возрождался, становясь прочнее с каждой секундой. Уже намного плавнее он поднял клинок «жнеца» и тяжёлые болтеры, нацеливая оружие прямо на своего врага.

Какое-то время оба противника оценивающе рассматривали друг друга. Вокруг клубился дым. Со всех сторон ревела война. Однако на их общем пятачке наступил миг затишья.

— Значит, ты выбрал смерть. Придётся уважить твой выбор. — Голос падшего лорда из радиоволн сочился злобной откровенностью. — Воздавая за смелость, я постараюсь, чтобы тебе было больно.

Адский шагатель прыгнул вперёд. Не успел Рузев натянуть поводья души своего ретивого скакуна, как «Юргиум» дал залп из огнемётной пушки, и весь мир взорвался пламенем.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ. ЗАГВОЗДКА

Коул позволил себе ещё один короткий импульс. Криптек, идя за ним, плохо подготовился. Асанет-Айю врезала по нему гауссовой технологией, мощной по сравнению с базовыми имперскими разработками, но совершенно банальной по стандартам некронов. Интересно почему. Она ведь хрономант — существо, способное использовать время как оружие. Собственное её боевое снаряжение давно пропало, но у Коула в архиве хранились образцы инструментов её касты, и часть довольно неплохих на самом деле, совсем рядом с её тюрьмой. План-то всегда состоял в том, чтобы перетянуть её на свою сторону и заставить помогать.

Оставалось только предположить, что Асанет-Айю слишком торопилась отомстить, вместо того чтобы как следует осмотреться. Или, возможно, всё-таки отыскала снаряжение — некроны и правда чуют свою технику, — но не смогла до него добраться, а значит, его криптозамки на хранилище устояли. Он соорудил их, взяв за основу тессеракт некронов, но, понятное дело, слегка доработав; смысл и состоял в том, чтобы даже сами некроны не сумели их открыть.

«Да, — подумал он. — Наверняка именно так». Ни союзникам Байла, ни пленнице не хватило мозгов с ним справиться. Тогда, значит, его спасла не удача, а собственный гений!

При мысли о своих выдающихся способностях настроение архимагоса несколько улучшилось. Нет испытаний лучше, чем испытания в реальных условиях, а уж это испытание оказалось реальнее некуда. Он решил для себя, что прошёл его с честью.

Ауспик вернул лишь слабые контуры, но архимагос не мог позволить себе полноценный проход авгуром. Асанет-Айю тут же его отследила бы по волнению частиц до самого укрытия. Но и поверхностного осмотра хватило, чтобы установить, что криптек держит в руке двух из тех скарабеев, что охраняли её гробницу. Жуки были сплавлены в единое целое, а их питающие устройства преобразованы так, что получился вполне работоспособный пистолет. Адаптивность некронских технологий никогда не переставала восхищать Коула.

В эту игру можно играть вдвоём. Нужно придумать что-то такое, чтобы грохнуть её, только что? Вот в этом-то и загвоздка. Он порылся в памяти в поисках каталога содержимого музея. Каталог, как и следовало ожидать, отсутствовал, пав жертвой какой-нибудь опрометчивой чистки данных или одного из тех случаев, когда враждебные агенты устраивали у него в голове кавардак.

Надо выиграть время. А значит, нужно её разговорить.

Что-что, а говорить Коул умел. Он подключился к системам корабля через основную информационную структуру зала. Через розетку, проще говоря. Так его будет труднее поймать. С помощью многочисленных инфовещателей он взял под контроль всё ещё одурелых киберхерувимов, порхающих под потолком.

И хотя количество подрывного кода, курсирующего по системам «Зар-Квезитора», вызывало тревогу, архимагос заставил себя сосредоточиться на текущей задаче. Всему своё время.

— Моя дорогая Асанет-Айю! — заговорил он, проецируя свой голос через одного из херувимов. Противница мгновенно взяла его на прицел и разнесла прямо в воздухе. Клочья мяса, перьев и металла посыпались вниз, зеленея и тая ещё до того, как упасть на пол, словно какой-то цифровой снегопад.

— Попробуем ещё разок? — предложил архимагос, выводя вперёд следующего летуна, которого не жалко. Он наблюдал за ней глазами киборга. Асанет-Айю держалась настороже, точно охотница, но в этого херувима стрелять не стала.

— Нечего тут обсуждать, — отозвалась она. — Смысл всё равно только один — твоя смерть.

— Не соглашусь, — возразил Коул. Он ощутил, как её чужеродные электронные чувства пытаются нащупать его через ноосферу, и сообщил: — Искать меня тебе долго. А каждая минута увеличивает вероятность твоего поражения.

Она повернула длинное металлическое лицо-череп, осматривая комнату. Единственный глаз зловеще блеснул. Без оков её долговязая, похожая на скелет фигура казалась как-то беззащитнее, что ли. Лишённые жуткого свечения связей с тессерактом сплавы, из которых она состояла, потускнели от коррозии за время миллиардолетнего сна. Асанет-Айю производила впечатление смертельно уставшего существа, у которого осталось одно-единственное дело, и только желание с ним покончить поддерживало в ней жизнь.

Однако менее опасной она не стала.

— Но и даёт мне больше возможностей найти тебя, — заметила охотница. — Ты безоружен. Тебе хватило глупости явиться сюда без своего арсенала. Боялся обидеть других насекомых, с которыми пришёл пообщаться? Вот ещё один признак слабости. Всегда нужно демонстрировать силу!

Коул поймал ведомый сигнал одного из валяющихся на полу сервочерепов из тех, что подчинил себе Фабий Байл. «Байл!» — вспомнил архимагос; столько всего произошло. Очень осторожно он перезагрузил когитатор устройства и уговорил его ожить.

— Дипломатические методы слегка продвинулись вперёд за последние пару миллионов лет. Тебе бы следовало вести себя подружелюбнее. Глядишь, и была бы польза.

— Некронам не нужны друзья! Бывают только победители и побеждённые.

Она вдруг развернулась и пальнула из своего импровизированного пистолета в большой стеклянный шкаф, где стоял экзоскелет какого-то насекомоподобного существа, названия которого Коул тоже припомнить не смог, но всё равно поморщился, когда гауссов луч испарил слой за слоем атомы шкафа, самого существа и каркаса, отчего вся конструкция рухнула, рассыпавшись осколками хитина и стекла. Ей наверняка тоже не было цены.

Тем не менее архимагос не терял напускной бравады.

— Тебе придётся постараться сильнее!

— Насмешками меня не отвлечёшь, — отозвалась она и двинулась дальше, с хрустом давя своими тяжёлыми металлическими ступнями разбитые воспоминания Коула. Архимагос уже поднял сервочереп над полом и гнал его между бесконечными рядами стеклянных шкафов.

— Почему бы тебе просто меня не выслушать? — предложил он. Вот. Впереди. Кое-что, что можно использовать. Шасси какой-то гуманоидной машины, установленное на подставке. Массивная латунная табличка гласила: «Кво-02».

Осталось от него не так уж много. Тогда архимагос больше предпочитал органику, и та давно уже превратилась в пыль. Но металлический каркас, на котором он слепил подобие своего друга, вполне возможно, ещё функционировал. Он заставил череп приблизиться и протянуть крошечный мехадендрит к гнезду на затылке Кво-02. Стало опаснее, поскольку для этого сервочерепу пришлось подняться на уровень головы, где было не так много преград. Архимагос сдержал вздох облегчения, когда шип вошёл в гнездо и череп переправил ему поток данных от аппаратуры внутри. Ей было не меньше девяти тысяч лет, но Коул строил на века.

— Что ты можешь сказать мне такого, чем не докучал прежде? Ты хочешь, чтобы мы работали вместе, — насмешливо передразнила его Асанет-Айю. — Хочешь использовать мои недосягаемые знания, чтобы заслужить себе славу в глазах других приматов, что скачут по развалинам моей империи. Я снова тебе отказываю.

— Вечно ты выставляешь всё в таком негативном свете, — заметил Коул. — Я же хочу спасти Галактику. А учитывая, что ты живёшь в ней, то, значит, спасти и тебя тоже.

Внутри Кво-02 не осталось ни жизни, ни разума. Расчленённый мозг клона, который Коул использовал в начале своей реконструкции Фридиша, давно исчез. Однако электронная начинка, необходимая для управления этой штукой, никуда не делась, и Коул скользнул в неё, словно сунул ноги в пару удобных туфель. Хотя, конечно, уже несколько тысяч лет не носил никакой обуви.

Асанет-Айю остановилась и снова оглянулась, по-прежнему теряясь в догадках.

— Ты что, хочешь увидеть, как вся эта реальность падёт перед Хаосом? — поинтересовались у неё летающие киберы Коула. Он заставил трёх из них спуститься и, окружив её, произнести каждый свою часть сообщения по очереди. — Вы, некроны, вроде положили немало сил, чтобы этого никогда не случилось.

Теперь нужно подыскать какое-нибудь оружие. К счастью для него, в музее Омнис всякого оружия хватало. Вопрос только в том, чтобы найти работающее.

Он рискнул выглянуть и заметил одно такое неподалёку. Короткий карабин, использующий плазменную технологию. Без источника питания, но можно запитать от собственного реактора. Надо только его достать.

— Ты сам до этого додумался? — спросила Асанет-Айю. — Насколько же умён ваш вид, ещё не достигший второй стадии интеллекта и выносящий столь мудрые и серьёзные суждения.

— Это верно, — согласился Коул. — Мы сильные союзники.

— Мы одолели Старейших. Мы сожрали своих богов. Нам не нужны союзники. Нам не нужны друзья. Только рабы и добыча. Больше ничего.

— А и правда, — вновь согласился Коул. Он запустил свои киберконструкции в Асанет-Айю и привёл в движение потрёпанное старое тело Кво-02. Машина сверзлась со своей подставки и наскочила на глиняную табличку высотой в человеческий рост, та грохнулась на пол и разлетелась вдребезги. Асанет-Айю уже стреляла, когда Кво-02 сорвался в какой-то безумный спринт. Его конечности едва функционировали. Его не смазывали десятки веков. Коул вообще удивился, что тот сумел пробежать так далеко.

Асанет-Айю с торжествующим воплем сбила древнюю копию с ног гаусс-разрядом. Та разлетелась на тающие куски. Охотница бросилась вперёд, расшвыривая в стороны имущество Коула, однако, добежав до поверженного Кво-02, выпрямилась и разочарованно фыркнула:

— Механизм!

Затем обернулась и обнаружила, что за спиной у неё поднимается архимагос.

— Мой дорогой ксеномонстр, ты недооцениваешь полезность дружбы, — сообщил Коул, сжимая в манипуляторах плазменный карабин. — Фридиш сделает ради меня всё даже мёртвый.

Она не стала медлить. Оба открыли огонь одновременно.

Струя плазмы попала ей в грудь. Без своего снаряжения криптек стал уязвимее, и выстрел испарил верхнюю часть его туловища и шею. Голова отвалилась и бесславно, с громким звоном грохнулась на мраморный пол, оставив трещины.

Её выстрел попал Коулу в бок. Архимагос ойкнул, когда разъедающая энергия стала вгрызаться в тело. Никакого удара, собственно, не было, только жгучая, словно кислотная боль. Первая боль, которую он испытал за долгое время.

Ему хватило времени отключить болевые рецепторы, но остаточный заряд разъел что-то важное, прежде чем окончательно рассеяться, и у архимагоса отнялась нижняя часть тела. Многочисленные ножки подогнулись, вдруг лишившись сил, и Коул всей тяжестью осел на пол.

Он лежал, парализованный, распростёршись на осколках стекла и разбитых артефактах своего музея. Связь с экипажем отсутствовала. Корабль шёл курсом на катастрофическое столкновение, а одно из худших существ в Галактике покушалось на секреты Императора.

— Да уж, ситуация не самая оптимальная, — проворчал архимагос.

Кво пробежался взглядом вдоль потока данных. Подобные ноосферные конструкции всегда трудны для понимания. Это просто сейчас его разум наложил своего рода понятную реальность на чистую математику, из которой состоит информационное пространство, и тут уж не разберёшь, насколько верно она отражает то, что случилось на самом деле. Он медленно летел вокруг, точно во сне. Осознание происходящего снаружи то появлялось, то исчезало, и над всем этим ещё довлел чудовищный дискомфорт от воткнутого в мозг инфошипа.

Что бы там ни делала Аликсия, похоже, это отвлекало её от Кво, либо она попросту не считала его угрозой. Напрасно, сказал он себе. Прозвучало как-то без должного впечатления. Ему всегда недоставало уверенности Коула, даже когда он был настоящим человеком.

— Не забивай голову, просто двигайся дальше, — велел себе Кво.

Он поднимался сквозь слои теней-«я», каждая из которых застыла в своём индивидуальном срезе прошлого. Какими итерациями они были, он сказать не мог. Да и какая разница? А что, если есть разница? Вдруг есть она, эта разница? Его мысли ненадолго обратились к Кво-88, где-то далеко летящему в Империум-Нигилус. Обычно их не выпускали гулять двоих одновременно. Интересно, как это — встретиться с самим собой? Впрочем, чего рассуждать впустую. Этого никогда не случится, потому что, тут можно сказать почти наверняка, как только он оборвёт связь с инфостанками на корабле, на этом Кво-89 и закончится, а в следующий раз, когда он о подобном задумается, это уже будет Кво-90.

— Если следующим Кво действительно буду я, — сказал он, а затем вдруг почувствовал, как ему всё это надоело.

Интерфейс предстал перед ним в виде пульсирующего шара вероятностей. Внутри пылинки творения удерживались в состоянии суперпозиции, не в простом «да/нет» единиц и нулей, а в наборе бесконечных «может быть».

А поскольку он смотрел на них, то некоторые переходили в конкретное состояние, как если бы всегда такими и были, и подобным же образом всякое разумное существо бывает полностью свободным и абсолютно подневольным.

Всё ещё нерешительно он сунул руку в поток.

Ладонь странно защекотало. Он предположил, что в этом пространстве он тоже был данными, и команды подчинения, которые Аликсия перекачивала в ковчег Механикус, проходили через самую суть его существа. Интересно, а может, это и есть его душа — просто некий поток принятых решений? Или такая душа у всех? Коллапсирующие состояния частиц, определённость, создаваемая из ничего?

Он закрыл глаза и устремился вместе с потоком, обнаружив, что тот сначала врывается в его инфостанки, а оттуда в информационные пространства «Зар-Квезитора», подчиняя себе системы корабля и забивая его ноосферу. Кво на мгновение даже опешил от того, какой широкий доступ предоставил ему Коул — ему, который был даже не целиком человеком, а просто мечтой о том, кто жил когда-то. Его жизнь ничего не стоила, потому что у него и не было жизни.

И всё же усилия Коула трогали душу. Он ведь и правда старался.

— Я делаю это ради тебя, Велизарий.

Стиснув воображаемые зубы, он погрузил свою номинальную руку ещё глубже в свет и сжал все эти «может быть» в определённое, исключительное отрицание.

И канул вместе с ним во тьму.

Коул застонал и открыл глаза. Подёргал пальцами. Системы самовосстановления работали на пределе. Сращивались обратно металлические нервы. Возвращался контроль над разными частями тела. Коул решил, что уже может пошевелить головой, и, когда попробовал и всё получилось, посмотрел на свой бок. Улей мехадендритов трудился вовсю, устраняя самые серьёзные повреждения. «Дай мне пять минут, — мысленно усмехнулся архимагос, — и я снова встану на ноги».

Снова раздался стон, на этот раз от корабля, который едва заметно, но ощутимо изменил своё движение.

— Двигатели отключились! — Коул приподнялся на руках. Различные части его огромного тела запротестовали. Он по-прежнему не чувствовал ничего ниже пояса, но, в то время как обычный человек мог бы волочить за собой бесполезные ноги, Коул крепился к шасси, по весу близкому к боевому танку. Никуда он не двинется.

Решительно защёлкали люмены, с гудением набирая полную яркость.

— Люмены! — воскликнул архимагос. Теперь стало гораздо виднее, какой кавардак устроила Асанет-Айю в его музее.

— Мы снова у руля? — Он попробовал ноосферное соединение, но без толку. Порылся мехадендритом среди обломков на полу, нашёл порт, подключился и вытолкнул своё сознание в пространство корабля.

И правда, «Зар-Квезитор» был свободен от заполонивших его машинных духов. Сеть ещё работала с перебоями, пока многочисленные системы пытались перезапустить себя, но ситуация улучшалась с каждой секундой.

— Вокс! — велел Коул и соединился с командной палубой. — Приём, приём, говорит ваш архимагос. Я бы хотел услышать краткий отчёт о ситуации, если не возражаете.

— Архимагос Коул? Вы живы!

— Конечно, жив, Воколос. Чего это ты вдруг стал таким мелодраматичным? У меня были некоторые трудности, но всё разрешилось. Докладывай, будь любезен.

— Мы вернули управление. Маршрут, через который они проникли, перекрыт. Щиты включаются. Контроль над вооружением будет получен в течение пяти минут. Рискну предположить, что вы захотите стереть корабль Байла с лица пустоты?

— А, так вы знаете о нём.

— Сангпримус Портум в безопасности. Магос Йота заблокировала хранилище. Макроклада стоит на страже. Нет никаких мыслимых способов, которыми Байл смог бы пробраться туда с имеющимися у него ресурсами.

Внезапно Коула охватил приступ беспокойства. Здесь была какая-то загадка. Всё это выглядело довольно глупо. Байл раскрыл и себя, и свои намерения, напал в открытую. Ни его просьба отдать, ни попытка забрать материалы силой не имели никаких шансов на успех. Если, конечно…

— О нет. Где Примус? — с тревогой воскликнул архимагос.

— Он оставил командную палубу на меня, мой господин, — отозвался Воколос и, чувствуя беспокойство Коула, перешёл на бинарик, чтобы ускорить диалог. — Он ушёл отбивать нападение. Сам Байл явился к нам на борт. Его смерть станет великой победой для Империума.

— Нет-нет-нет! Машинный бог прокляни мои схемы, — заторопился Коул. Он оттолкнулся от пола. Его массивная нижняя часть не сдвинулась ни на волосок. Архимагос, кряхтя, налёг изо всех сил. — Я прямо с ходу предположу, что он пошёл один.

— Да, Примус настаивал на том, чтобы, большая часть сил была направлена на защиту Сангпримус Портум. На корабль зашло несколько абордажных групп. Похоже, Байл планировал атаки с разных точек. Все они отбиты.

— И ещё я скажу точно, что вы не можете связаться с Примусом ни через ноосферу, ни через вокс.

— Не можем, мой господин. В той части корабля, куда он ушёл, связь всё ещё отсутствует.

— Это потому, что Байл её глушит.

— Архимагос?

— Байл сказал мне, что собирается забрать Сангпримус Портум. Примус об этом догадался, так? В конце концов, это же очевидно. Даже слишком очевидно. Байл сказал мне, что собирается делать, поскольку не собирался этого делать! — Коул снова напряг силы. На этот раз одна из его ног побольше сдвинулась, громко проскрежетав по мраморному полу. — Это ловушка, Воколос! Байлу не нужен Сангпримус Портум, так как он знал, что не сможет до него добраться. Его слишком хорошо защищают.

Ещё один рывок. Коул даже взвыл от натуги, затем что-то щёлкнуло, встав на место, позвоночный интерфейс наконец включился, и ноги архимагоса пришли в движение, больно изгибая тело. В неповреждённом боку что-то треснуло, пучки псевдомышц отделились от древних нервов, вынудив его пустить биосигналы по другому маршруту, но всё же через минуту он снова поднялся на ноги, неловко кренясь на один бок и зажимая рукой дыру от гауссова луча, а мехадендриты тем временем продолжали обрабатывать рану. Вспомогательная конечность подобрала с пола плазменный карабин. Несколько гибких щупальцев приварили его к одному из оружейных креплений архимагоса.

— А вот Примус… В Примусе есть всё, что я делал для космодесантников-примарис, и даже больше. Каждый секрет, каждая хитрость закодированы в его геносемени. Омниссия упаси! — Коул подался вперёд и, морщась от боли и своей жалкой походки, направился к криптеку. Тело Асанет-Айю уже проявляло признаки регенерации. Коул поднял её голову и переложил подальше от тела. — Фабия Байла не интересует оригинальный материал, — продолжил он, — потому что оригинальный материал ему и не нужен. Вместо этого он собирается забрать Примуса.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ. ПРИМУС АТАКУЕТ

Примус столкнулся с первыми из мутантов Байла в лестничном колодце, ведущем к основным грузовым путям. Три мелких зверочеловека, тощие, костлявые, окровавленные руки сжимают блестяшки, отобранные у мертвецов. Ценность подобной добычи, к тому же перепачканной в запёкшейся крови, была весьма сомнительной, однако мародёры, похоже, ей очень гордились. Впрочем, долго им радоваться не пришлось.

Когда они услышали, как Примус с грохотом несётся вниз по ступеням, словно лавина из керамита, то обернулись посмотреть. И это было последнее, что они сделали в жизни. Испугаться им времени хватило, а вот среагировать — уже нет.

Чтобы справиться с подобной жалкой нелюдью, Примусу даже не понадобилось оружие. Он перепрыгнул лестничный пролёт, целясь одному из мутантов ногой в грудь, сбил его на пол и раздавил весом своих доспехов. Приземлившись, Примус развернулся, правый кулак метнулся вперёд и вошёл в контакт с головой второго. Шея не выдержала, голова слетела с плеч, ударил фонтан мерзкой крови. Раздробленные останки ещё даже не успели удариться о стену, как левый локоть Примуса ударил в плечо последнего зверя, съёжившегося от страха, сломал тому ключицу и вошёл в грудную клетку Худая тварь вмялась сама в себя, лопнули кости, внутренности превратились в желе.

<Эпизод агрессии, три целых две десятых секунды>, доложила броня. Активировались детекторы угрозы, прокручивая цифры на уровне глаз. Значки вспыхнули зелёным. Перед глазами пробежали показатели химического состава его крови.

<Угрозы в пределах досягаемости нет>, — заключил машинный дух доспехов.

На мгновение воцарилась тишина. Фармакопея восстанавливала баланс в организме. Громко капала чья-то кровь.

Примус выкрутил усиление авточувств до максимума. Теперь он мог слышать, как в разных местах корабля буйствуют абордажники. Должно быть, они рассредоточились, ища, кого бы убить и обглодать. О чём думал этот предатель? Поиск и захват цели на корабле размером с «Зар-Квезитор» требовал тщательного планирования, точного применения силы и свободного пути для отхода. Судя по увиденному, ничего из этого у Байла не было. Все его последователи скоро умрут напрасно.

Если повезёт, то старый монстр умрёт вместе с ними.

Люмены на лестничной клетке мигнули. Движение корабля изменилось. Похоже, что каким-то образом бинарную атаку всё-таки сумели пресечь.

Примус включил вокс:

— Воколос. Управление восстановлено? Местонахождение Байла установили?

В ответ пустота и ни звука. Даже помех не слышно.

— Воколос, ответь.

Ничего. Значит, связи по-прежнему нет.

Уверенный, что Йота позаботится о Сангпримус Портум, он продолжил путь к главной цели.

Если Кво думал, что его время вышло, то скоро его ждало разочарование. Первым намёком, что он всё ещё жив, послужил оглушительный грохот тяжёлых пулемётов. Учитывая все обстоятельства, это, конечно, никуда не годилось.

Он включился — понятие «пришёл в себя» для него не совсем подходило, — лёжа на спине и глядя в дуло пистолета. Машинально Кво поднял руки и отважился попросить:

— Не стреляйте?

Зрительные центры работали так себе. Всё, что он мог сейчас видеть, — это пистолет.

— Я так и знал! Я знал, что ты в сговоре с врагом!

— Магос Френк? — догадался Кво и моргнул пару раз. Сенсоры перенастроились, и он разглядел склонившегося над ним зеранца. Где-то поблизости шла активная перестрелка. Пахло кровью и разлитым машинным маслом.

Пистолет у него перед лицом даже не дрогнул. Кво перефокусировался на глаза Френка, ещё более безумные, чем прежде.

— Я беру тебя под стражу. Ты дашь показания против своего хозяина, если не хочешь подвергнуться невообразимым мучениям!

— Простите, но это что — стреляют? Что происходит? — Кво встал. Френк ткнул в него пистолетом, но не выстрелил. — Да перестаньте. Или жмите на курок, или спрячьте оружие.

— Я агент…

— Ш-ш. Пожалуйста. Мне уже всё равно, — попросил Кво, хотя руки по привычке держал поднятыми.

На полу лежал мёртвый сервитор. Кво проследил взглядом по кровавому следу до второго, и ещё одного, и только потом понял, что вся впадина вокруг врат Паутины усеяна изувеченными трупами. Среди тел он заметил даже пару техножрецов Тёмного Механикума, однако Аликсии-Диос нигде не было видно.

Сверху доносился грохот стрельбы. Какой-то робот-кастелан размеренно топал вдоль края ямы, выставив перед собой оружейные кулаки и выплёвывая фосфорно-яркие пули, затем остановился, поставил ноги ровно и описал когнис-огнемётом дугу, целясь в невидимого снизу противника.

— Магос! Ты пришёл в себя! — сверху, из зала колонн крикнул Освен. В руке он сжимал пистолет и для такого книжного червя выглядел как-то чересчур увлечённым битвой.

— Да, всё хорошо. Я слеплен из теста покрепче многих, — крикнул в ответ Кво, не став поправлять карточея за неверное обращение «магос». Если Френк догадается, кто он такой на самом деле, проблем не оберёшься. Освен махнул рукой и пропал.

— Я так понимаю, попытка Тёмного Механикума захватить сооружение вот-вот провалится?

— Поднимайся туда, — велел Френк, указав пистолетом.

— Да я не на их стороне! — воспротивился Кво и кивнул в сторону врат. — Вам не кажется, что надо бы что-нибудь сделать с этим, а не обо мне беспокоиться?

Френк бросил взгляд на ворота, затем обратно на Кво.

— Это открытый проход на вражеский корабль. Я бы на вашем месте его как минимум перекрыл. Если, конечно, у вас нет какой-нибудь здоровенной бомбы, чтобы закинуть туда. Это было бы ещё лучше. И ещё колонны там наверху. Они по-прежнему резонируют. Могу поспорить, это не единственный канал, который эта машина проделала в Паутине. Нужно разобраться с ними здесь, у источника, прямо сейчас.

Френк глянул наверх, туда, где затихала битва.

— Позовите сюда Х99, и пусть он решит, если не верите мне.

— Ты прав, не верю. И ему тоже не верю. Он всего лишь очередной прислужник Коула.

— Разберитесь с вратами. Спорить будем потом. Что случилось с той женщиной-магосом?

— Не знаю. Сбежала через врата, наверное. Когда мы прибыли, то увидели, что многие из них отступают туда. Сервиторов они бросили здесь.

— Что ж, тогда, может быть, закрыть их сейчас, пока они не вернулись с подкреплением?

Френк побуравил его глазами, затем нажал кнопку вокса, встроенного в руку.

— Не думай, будто это значит, что я тебя отпускаю.

— Конечно-конечно.

Пришлось подождать какое-то время. В колонном лесу оставалось довольно много сервиторов, и кастеланы занимались их уничтожением с механической тщательностью.

Когда прибыл Х99, возник короткий спор по поводу того, что следует использовать против врат. В конце концов механикусы решили проблему проверенным временем способом, приказав роботам разбить их на куски. Выяснилось, что даже гибридные сплавы не способны устоять под ударами полудесятка силовых кулаков. Как, впрочем, и механизмы, управлявшие колоннами.

Проход схлопнулся, разочарованно пшикнув. Пение колонн прекратилось.

Закончив, маленький отряд двинулся наверх.

Примус с рёвом выскочил в главный грузовой коридор, ведущий к ангарам левого борта, вокс-вещатель усилил его боевые кличи до ошеломительных звуковых ударов, разгоняя зверолюдей обратно по комнатам, которые те грабили. К тем, кто похрабрее, космодесантник применял цепной меч. Зубья с алмазной кромкой резали никчёмное оружие вместе с руками. Кровь и ошмётки плоти брызгали на стены, оставляя стекающие разводы.

Какой-то более крупный экземпляр, на рогатую голову выше своих собратьев и с мощной мускулатурой, захватил меч Примуса своим древковым оружием. Оно было целиком из металла, с вибролезвием, выполненным в виде топора. Цепной меч Примуса скользнул по металлу, оставляя яркие борозды. Зверочеловек шагнул назад и развернул корпус, выводя космодесантника из равновесия, после чего размахнулся, чтобы зарубить врага, однако его удар отскочил от бронированного предплечья Примуса, а космодесантник обратным движением руки врезал мутанту по морде так, что свернул ему шею.

Путь преградили ещё несколько зверолюдей. Вооружённые лазружьями и автоматами укрылись за шеренгой собратьев, сжимавших в руках мечи и копья с металлическими древками.

Примус бросился вперёд, не раздумывая. Пули рикошетили от его брони. Лазлучи выжигали оплавленные дорожки на керамите. У врагов не было ничего, что могло бы так запросто пробить боевые латы, и Примус, невредимый, врезался в них на полном ходу, разметав в стороны, точно кегли. Те, кто оказался в эпицентре удара, слегли, будто от взрыва гранаты, с раздробленными костями, блея от ужаса, пока он топтал их. В шлеме взвыли сигналы тревоги — оставшиеся зверолюди палили в него в упор. Несмотря на свои старания, все они умерли.

Мгновенно учинённое космодесантником побоище так ударило по моральному духу оставшихся, что те не выдержали и бросились вслед за своими сородичами в недра ковчега.

Примус отметил расположение избранных ими маршрутов на картографе доспеха. Позже беглецов надо будет выследить. Ещё не хватало, чтобы где-нибудь внутри огромного судна обосновались племена этих мутантов.

Он двинулся дальше, теперь уже осторожнее, внимательно следя за авточувствами брони. Коридор едва освещали аварийные люмены. Большинство систем корабля по-прежнему бездействовали. Из-за отсутствия рециркуляции воздуха становилось жарко и душно. Он миновал стрелковые установки, безвольно обвисшие в своих гнёздах на стене.

Показался перекрёсток, где какие-то поперечные рельсы пересекали основной грузовой коридор. Одна из тележек, перевозивших контейнеры, застряла на полдороге через главные пути. Хорошее место для засады.

Примус пошёл медленнее, достал болт-пистолет. Пошарил впереди психическим даром. Конечно же, там его уже ждали.

По коридору прокатилось гулкое эхо, когда он включил вокс-динамики шлема.

— Выходите. Я знаю, что вы там. Хватит прятаться, не тяните резину, — загрохотал его голос.

Из-за контейнеров выступил огромный зверюга, выше Примуса, массивнее огрина. Это был тот самый мутант с вид-передачи из ангара. Облик его — получеловека-полубыка — носил разительное сходство с минойским гибридом из древней легенды. Мускулов у него было столько, что бычья голова, казалось, растёт прямо из плеч без участия шеи. Широкая перевязь, примитивная пластинчатая броня, пояс и набедренная повязка — ничего лишнего. В одной руке мутант держал здоровенный топор с двойным лезвием шириной с торс Примуса, которое грозно щёлкало разрядами молний. В другой — переделанный «потрошитель» с большим барабанным магазином. На ремне, болтавшемся под дробовиком, в петлях ждали своего часа ещё несколько патронов, каждый размером с тяжёлую гранату. Ещё на груди минотавра красовалась брошь, судя по всему, с отражающим полем, а всё предплечье закрывал наруч, усеянный кристаллами ноктилита. Примус ощутил их антипсихическое поле даже из коридора.

— Меня ищешь? — спросил мутант. Говорил он невнятно, с трудом, язык его явно не умещался во рту, но всё же как-то сумел передать удивление, что какой-то человек решил прийти по его душу. — Ты нашёл. Теперь я, Брутус, тебя убью.

— Как скажешь, — не стал спорить Примус. Свита существа уже выбиралась наружу, занимая позиции, но он всё равно бросился в атаку.

Ещё на бегу Примус открыл огонь, пять болтов помчались впереди него яркими огненными точками. Воздух вокруг зверочеловека вспыхнул — среагировало отражающее поле — в полуметре от груди существа. От каждого попадания шла кругами медленная рябь, и болты взрывались, высвобожденная энергия билась вокруг рваными всплесками.

Зверочеловек не повёл и глазом на выстрелы. Его дробовик уже шёл вверх, беря противника на мушку. Грубый палец нажал на спусковой крючок.

«Потрошитель», по сути своей скорострельный дробовик, был крепким и надёжным оружием, способным выдержать неделикатное обращение со стороны огринов, которым его выдают. Однако стрелял он здоровенными пулями, которые точно молотом били по броне Примуса. Ему потребовалось мгновение, чтобы понять, что, в отличие от огрина, зверь перед ним — стрелок вполне сносный и умудряется целиться из этого знаменитого своей неточностью оружия Примусу в левый бок, надеясь сбить его с шага, а то и продырявить броню. От попаданий его пошатывало, в глазах всё прыгало, а машинный дух даже издал недоверчивый писк тревоги. Примус стиснул зубы, чтобы не покрошились, но всё равно продвигался вперёд.

«Потрошитель» выпустил все свои пятнадцать патронов одной очередью. К тому времени Примусу оставалось дойти до зверочеловека три метра. С обеих сторон поперечного туннеля, вразвалку огибая застрявший конвейер, к минотавру подошла подмога. Все крупные, не такие высокие и широкоплечие, как Брутус, но всё равно здоровенные, с генетически улучшенными мускулами, на которых едва не лопались от напряжения вены. Глаза у всех лезли из орбит. За плечами у зверюг торчали высокие стеклянные блоки инъекторов, стремительно пустеющие: густая светящаяся жидкость закачивалась в тела созданий.

Это были люди всевозможных, кроме самого стандартного, базовых типов, которым их злобный повелитель подарил кратковременное могущество. Как предположил Примус, те самые Новые Люди Байла. Они не казались такими уж грозными. Мутанты собрались в кучу и только потом вышли вперёд. Брутус отступил назад, ухмыляясь по-звериному и спокойно перезаряжая барабан из патронташа на ремне «потрошителя».

Примус убил первого из улучшенных ударом цепного меча сверху вниз. Из вспоротого живота противника размотались кишки, но того смертельная рана ничуть не смутила, и он вцепился трясущимися руками в броню Примуса. Космодесантник рассчитывал раскидать зверолюдей и схватиться с бычьеголовым вожаком, однако его заставили замедлить шаг, громоздкие тела мешали двигаться, ему запрыгнули на спину, вынудив опуститься на колени. Цепной меч вгрызся в следующего воина, обрызгав всех кашей из крови и перемолотого мяса, но тут зубья наткнулись на металлические имплантаты, застряли, и цепь заело.

Примус исчез под растущей кучей зверолюдей. В исступлении одурманенные воины били и рвали его до окровавленных рук.

— Слишком легко, — услышал Примус слова Брутуса, за которыми последовал щелчок вставленного на место магазина.

Многочисленные пальцы дёргали броню; им бы хватило сил, чтобы сорвать её, но улучшенные поставили себя в невыгодное положение, слишком жаждая с ним расправиться. Им просто не на что было опереться, чтобы вскрыть бронекостюм. Тем не менее выбраться из-под них Примус не мог и поэтому сменил тактику. Он закрыл глаза, глубоко вздохнул и потянулся через тела, ворочающиеся сверху, через корабль, через пустоту.

К варпу.

Сиреневая вспышка возвестила о рождении силового купола, который отшвырнул улучшенных людей в разные стороны, разнеся при этом в клочья. Тела распались, крошево мышц и лоскутки кожи облепили стены. Примус поднялся, пылая силой и исходя паром от высыхающей крови, и увидел вокруг себя идеальной формы кольцо обожжённого пола.

— Твоя очередь.

— Ты колдун, — промычал Брутус. — Смотришь на меня с ненавистью. Но мы одинаковые. Ты мутант внутри, вот и всё.

— Я смотрю на тебя с ненавистью, которую испытываю ко всем злым людям, независимо от их облика, — отозвался Примус.

— Мы лучше людей, — возразил Брутус, — такими нас сделали хозяева. Им надо стать братьями.

— Коул вообще не такой, как Байл.

Брутус открыл огонь из своего «потрошителя».

Примус стоял, окутав себя сияющей оболочкой психической энергии. Пули замирали в воздухе. Две прошли, но растеряли столько энергии, что сумели только звякнуть о броню.

Брутус отбросил оружие и коснулся амулета. По руке его с треском пробежал разряд, и ощущение психического затемнения стало сильнее.

— Мне всё равно больше по душе клинки, — сообщил минотавр, выставив перед собой топор.

Примус атаковал. Амулет зверя лишил его психических способностей, но это ничего не меняло. Он сам хотел прикончить эту тварь руками, а не разумом. Только так он сможет доказать, что его творец лучше.

Космодесантник нанёс сильный удар. Зверь ответил, взмахнув топором над головой и вниз по карающей дуге. Примус в последний момент отскочил в сторону. Топор вошёл в пол с оглушительным взрывом — расщепляющее поле испарило кусок металла полметра в поперечнике. Примус ткнул болт-пистолетом, попав зверю в челюсть. Тот отшатнулся, но растерялся не настолько, чтобы следом пропустить удар цепным мечом. Минотавр быстро опомнился и отмахнулся рукоятью своего оружия — неуклюже, но вполне действенно, — заставив Примуса отступить.

Брутус тряхнул головой. Из одной его широких ноздрей выкатилась струйка крови.

— Мы оба сильные! — промычал он. — Настоящий соперник, хорошо. Заберу твою голову как трофей.

Противники отошли от застрявшего контейнера поглубже в широкий тёмный коридор, ведущий к ангарам, и принялись кружить друг против друга. У Примуса в пистолете осталось всего несколько патронов, и он не хотел тратить их на щит монстра. Голова от воздействия чёрного камня раскалывалась.

— Да, хорошая драка. Между двумя сделанными живыми. Двумя новыми живыми. Наши хозяева — владыки творения! Хорошо, что мы сражаемся, — посмотрим, кто сильнее.

— Я не такой, как ты! — возразил Примус, хотя знал, что такой. Вот почему он должен был убить эту тварь — чтобы его слова стали правдой.

— Такой-такой, — сказал Брутус. Он отбросил топор, пропуская рукоять сквозь пальцы, затем ухватил её за самый конец и рубанул сверху вниз, вынудив космодесантника откинуться в сторону. Затем шагнул вперёд, пока Примус уворачивался, сдвинул руку вдоль древка, когда топор завершал круг, а затем снова с силой его опустил.

Примус не пошевелился. Брутус мыкнул, предвкушая кончину врага, однако исполинский астартес выпустил цепной меч и перехватил топор под двойное лезвие, остановив удар. Он пересилил инерцию оружия, а затем толкнул его сам.

Два этих генетически сработанных существа принялись теснить друга друга, сила на силу.

Вокруг них щёлкали разрушительные молнии. Примус сжал зубы. Брутус с натужным рыком надавил на топор, перенеся вес тела, чтобы опустить лезвия к шлему Примуса. У них уже не осталось инерции удара, но одного касания силового поля хватит, чтобы убить космодесантника, расщепив атомы его шлема, а затем и головы.

— Ты сильный, — заметил Брутус.

— Посильнее тебя, — отозвался Примус. Он поднял пистолет, который держал в другой руке, и всадил заряд в горло минотавру.

Снаряд едва успел запустить ракетный двигатель, прежде чем врезался в тело существа. Проходя насквозь, он продолжал ускоряться и сработал почти на выходе, оставив воронку в задней части шеи и прихватив с собой позвоночник зверочеловека.

Примус отступил в сторону, когда Брутус обмяк и повалился вперёд. Минотавр грохнулся на палубу уже мёртвый. По металлу быстро растекалась лужа крови.

— Гораздо сильнее, — произнёс Примус. Он подобрал свой меч и одним взмахом отсёк зверочеловеку голову, схватил её за рог и поднял. — И это я забрал твою голову.

Кровь стекала по его некрашеным серым доспехам, когда он снова двинулся в путь.

Фабий Байл был уже где-то недалеко.

Дверь с нижних уровней распахнулась внутрь пирамиды. Кво, Освен, Френк, Х99 и кастеланы выбрались на самый нижний уровень ступенчатой внутренней камеры. Там бушевала битва. В центре владыки Механикуса отстреливались от нескольких астартес-еретиков, которые пытались прорваться с краёв вниз по ступеням. Мощные энергетические экраны отражали шквал болтерных снарядов. Огонь из тяжёлого оружия рассеивался, не причиняя вреда. Когда Кво вышел в зал следом за Сигма-Фиделисом, один из предателей получил в грудь из каливра и с булькающим воплем полетел с выступа, оставляя за собой огненный след, а затем упал в один из застоявшихся бассейнов, подняв могучий фонтан брызг. На разных выступах пирамиды уже валялось немало трупов в расколотых доспехах, однако еретики постепенно продвигались вперёд. Вокруг лежали изувеченные тела десятков скитариев, громоздкие фигуры тяжёлых боевых сервиторов горели, испуская маслянистый дым. Матосы уже остались в одиночестве, и скоро предателей станет столько, что они сумеют задавить конклав числом.

— Чуть не опоздали! — провозгласил Х99. — Сигма-Фиделис, вперёд!

— Подчиняюсь, — прогудел боевой робот и зашагал в бой, паля из всех фосфорных стволов. Его менее свободомыслящие сородичи послушно двинулись следом, развернувшись в керамитовый клин.

— Мне кажется, вряд ли им нужна наша помощь, — заметил Кво, наблюдая, как Анаксеркс с Аккатрана выпотрошил пару космодесантников сверкающими энергетическими когтями.

— Молчи, предатель, — прошипел Френк ему на ухо.

Когда снизу подошёл квинтет мощных боевых автоматонов вместо ожидаемого подкрепления, астартес-еретики поняли, что их план провалился. Космодесантники Хаоса начали отступать.

— По милосердию Омниссии, враг бежит! — провозгласил Х99. — Когорта, вперёд!

Один из роботов вздрогнул, когда ракета прошла сквозь его энергетическое поле и ударила в плечо. Его установленный на плече фосфорный бластер развернулся и выстрелил в ответ, а кастелан просто шёл как шёл сквозь бушующее пламя. Невозмутимости этим воинам из пластали было не занимать.

Кво и остальные новоприбывшие укрылись за их грозными спинами. Выстрелы просто отскакивали от репульсорной решетки исполинов.

— Они великолепны, согласись? — как ни в чем ни бывало прокантировал ему Х99. — Я хотел было заменить их информационные пластины на что-нибудь слегка повоинственнее, но решил воздержаться. Протокол «эгида» подходит нам замечательно.

Кво, чья основная личность происходила из менее суеверного века, неожиданно для себя согласился. Роботы и правда были великолепны.

— Они вполне могут заставить мои электросхемы веры петь хвалу Машинному богу, — сообщил он Х99 и обнаружил, что говорит искренне.

Еретики теперь уже спасались бегством, их прежде тщательно продуманные тактические выкладки разваливались.

— Это не только мы. Их напугало что-то ещё, — заметил Кво. — Никогда не видел, чтобы космодесантники любого сорта так убегали.

Что именно, выяснилось, когда все выбрались из пирамиды на равнину. Какой-то час битвы превратил местность из болота в выжженную пустошь. Разбитые остовы боевых машин придавали новые очертания ландшафту лугов, которые теперь горели в десятках мест. По всей территории, похоже, кто-то наоткрывал с десяток порталов, и именно к ним бежали космодесантники. Они мчались со всех ног вовсе не от недостатка храбрости, а чтобы не остаться здесь. Кво понял, что его предположение было верным: существовали и другие порталы, соединённые с вратами на нижних уровнях Понтус-Авернеса, и теперь, когда врат не стало, эти другие порталы закрывались.

Один за другим проходы сужались в дрожащую точку, вспыхивали и гасли. Космодесантники бежали к ним, силовая броня несла их со сверхчеловеческой скоростью. Они прыгали в свет, резко меняя направление, когда врата по очереди схлопывались, пока не остался только один путь к отступлению, а затем и он исчез.

Горстка космодесантников не успела сбежать. Когда выжившие Рыцари Коула протрубили в боевые горны, еретики приготовились дорого продать свою жизнь.

— Похоже, всё кончено, — заметил Кво. — Какая диковинная битвочка.

— Для тебя ещё ничего не кончено, — прошипел Френк.

— А по-моему, сейчас ты узнаешь, что ошибся. — На них упала чья-то высокая тень.

— Архимагос макротехники Анаксеркс… — узнал подошедшего зеранец.

— Отпусти его, магос. Немедленно. Второй раз просить не буду.

Примус нашел Байла сидящим на корточках у широкого входа в ангар. Суетливое шевеление лапок хирургеона вокруг и силуэт на яростном фоне солнц Авернеса как нельзя лучше соответствовали его прозвищу. Паук.

Две руки хирургеона сшивали кусочки мёртвой плоти — отвратительная нервическая привычка, — в то время как сам Байл наконечником трости откидывал то налево, то направо мусор, оставшийся от мёртвых скитариев, выводя какие-то каракули. С головы его неопрятно спадали длинные бело-русые волосы. Он выглядел нездоровым, хотя и по непонятной причине весьма довольным собой.

— Итак, — громко произнёс апотекарий. Он поднялся на ноги и критически оглядел Примуса. — Ты и есть то существо, которое Коул называет Альфа-Примусом, верно? Ну наконец-то! — Он явно принадлежал к тем людям, которые скорее декламируют, чем говорят. — Вот оно, настоящее искусство генетора! Разве ты не великолепен? Каков дизайн. Столько мощи втиснуто в одно-единственное тело. Я редко восхваляю генное мастерство других, но ты… Ты — шедевр!

— Замолчи, — велел Примус. Байл и не думал повиноваться.

— Я смотрю, в тебе возрождён труд самого Императора.

Примус швырнул Байлу голову Брутуса. Она описала точную дугу и глухо стукнулась прямо перед ним, вывалив язык.

— Ты сложишь оружие и немедленно сдашься архимагосу-доминусу Велизарию Коулу, — произнёс Примус. — Он отнесётся к тебе милостиво.

Байл приподнял длинный язык Брутуса кончиком Пытки и уронил обратно.

— Ты всерьёз просишь меня сдаться?

— Вы пробились внутрь корабля едва ли на сотню метров. Твои создания на этих уровнях либо разбежались, либо мертвы. Большинство систем от твоих попыток проникновения мы очистили. Остальные абордажные группы окружены. Через несколько минут магосы, которые служат архимагосу-доминусу, вернут контроль над вооружением. Твой корабль будет уничтожен. Твой самый могучий воин убит. Тебе ни за что меня не одолеть. — Примус позволил свету варпа засиять сквозь линзы шлема. — Ты проиграл, Фабий Байл.

Байл вонзил Пытку в остывающую плоть Брутуса и покрутил там. Затем он начал смеяться, сухой смешок перешёл в громогласный хохот, настолько сильный, что генетор закашлялся. Примус подождал, пока тот успокоится. Байл вытер рот тыльной стороной перчатки.

— Неужели Коул всех своих созданий делает такими же высокомерными, как он сам?

— Я говорю правду. Это не высокомерие. Сдавайся немедленно, или твоя жизнь, какой бы долгой она ни была, закончится.

— Нет, — отказался Байл, вдруг озлобившись. — Ты просто ещё не видишь. Ты решил, что я какой-то старик, выживший из ума. Да я командовал Третьим легионом на войне, мальчик. Я мерился умом с самим Императором. Ты решил, что я не способен придумать ничего лучше этой стратегии? Но ты пришёл именно туда, куда я хотел.

— Разве? — Примус запустил мотор цепного меча, чтобы очистить зубья от запёкшейся крови.

— Разве, — подтвердил Байл. — Ты увидишь, когда встретишься с моим самым могучим воином. — Он мерзко ухмыльнулся. — Бедняга Брутус вовсе им не был.

Примус насторожился.

— Мы здесь одни. Я никого не чувствую.

— Так и было задумано, — ответил Байл. — Твой хозяин не единственный, у кого есть дар создавать исключительных детей.

В варпе ничто не шевельнулось. Ни малейшего намёка на мысль, ни малейшего проблеска воплощённой души, но он услышал их приближение сзади — лёгких шагов, бегущих на скорости, должно быть, около полусотни километров в час, и свист метательного снаряда.

Он пригнулся, не желая поворачиваться к Байлу спиной, когда из темноты позади него вылетел дротик. Он царапнул самую макушку шлема, словно метатель почти идеально предугадал движение Примуса, промелькнул через ангар и вонзился в грузовой ялик. Дротик летел быстро, как пуля, — человек не способен придать брошенному оружию такую скорость, и Примус ожидал увидеть что-то вроде копьеметалки, а не стройную женщину, которая появилась следом, вооружённая только простым мечом. На бегу она высоко подскочила и опустила клинок ему на голову. Примус парировал цепным мечом и был потрясён мощью атаки. Удар был такой, как будто его нанёс Адептус Астартес в силовой броне.

Она бросилась на Примуса, приземлилась расставленными ногами ему на плечи, оттолкнулась обратным сальто и ударила снова. Он снова парировал, и оба упёрлись, скрестив оружие. С непохожего на человеческое, но всё же человеческого лица на него уставились тёмные глаза. Ещё одна генетическая мерзость Байла, но другая. Это был не генетический мутант, не урод. Её спроектировали специально.

— Ну что, посмотрим, на что он способен, Портер? — спросил Байл, пятясь в ангар. — Мне, например, не терпится узнать, сколько Коулова химера продержится против тебя.

Портер отступила назад, внезапно разорвав контакт. Примус разгадал уловку и не провалился вперёд, теряя равновесие, а удержался на ногах, нажал на пусковой крючок меча и нанёс удар раскрутившейся цепью, стремясь её зубьями вырвать клинок из рук женщины. Портер изящно уклонилась, прежде чем цепь успела её задеть, и, развернувшись на пятке, встала в защитную стойку слева. Примус повернулся к ней.

Она холодно улыбнулась, держа клинок наготове. И тогда битва началась всерьёз.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ. СЫНОВЬЯ И ДОЧЕРИ

Примус и Портер сражались посреди разбитого ангара. Портер ловко перепрыгивала препятствия. Примус шёл бульдозером, топча месиво из органики и машинных деталей, оставшееся от мёртвых скитариев. Портер неустанно атаковала с поразительной мощью. Она обрушивала на него град ударов, её скорость была просто невероятной. Всё это не проходило бесследно для его цепного меча, вскоре тот остался без зубьев, и Примус отшвырнул бесполезное оружие.

Байл всё это время только наблюдал. В бой он не лез. Как и его огромный катер не стал помогать сражению.

Портер учуяла, что противник на мгновение отвлёкся, взглянув на Байла, и нацелилась в уязвимое колено Примуса. Он повернул ногу как раз вовремя, её клинок рубанул в каком-то сантиметре от металлического сочленения в задней части сустава. Брызнули осколки керамита. Примус ответил обратным взмахом руки, такой удар расколол бы и скалобетон, если бы попал в цель. Однако Портер нырнула в сторону и перекатилась. Примус прицелился в неё, но выстрел пришёлся в пустоту. Болты врезались в пол, в тела, в корабли на стартовых площадках. Повсюду оставались воронки. Она даже не запыхалась.

— Молодец, Портер. Молодец! — крикнул Байл откуда-то сбоку.

Болт-пистолет опустел. Примус бросил его и выхватил боевой нож.

— Хватит, — сказал он, поворачиваясь. — Давай-ка заканчивать.

Она обходила его кругом. В движениях любого человека, неважно насколько умелого, есть своя закономерность. Даже великий мастер всегда отдаёт предпочтение определённым приёмам и проводит их по-своему. Примус следил, как Портер расправляет плечи, как переставляет ноги, как играет странная двойная мускулатура под её кожей.

Момент был напряжённый. Она чувствовала, что противник вот-вот сделает выпад. Чёрные постчеловеческие глаза встретились с его трансчеловеческим взглядом.

Они двинулись вместе. Портер кинулась вперёд, махнув мечом сначала в одну сторону, затем в другую, предугадывая, где окажется Примус.

Только Примус свой стиль передвижения изменил. В нём ярко проявлялись генетические черты сыновей Императора.

Примус оказался там, где Портер не ожидала. Она сделала поправку, занося меч, но Примус блокировал предплечьем. Сталь высекла искры из керамита. Схватка превратилась в смертоносный шквал ударов, замельтешили руки, атакуя, парируя, меняя положение. Портер была слишком близко, чтобы воспользоваться клинком, поэтому била крестовиной. Он держал свой длинный, как меч, нож обратным хватом. Постепенно Примус стал теснить её назад, не отставая ни на шаг и тем самым не давая сбежать. Впервые на её искусственном лице мелькнула тревога.

Портер допустила ошибку. Примус заметил её, сделал ложный выпад в голову, спровоцировав блок, который оставил её торс открытым. Резко развернувшись, он врезал ей в грудину основанием ладони. Обычный человек от такого удара скончался бы на месте с раздробленной грудной клеткой и лопнувшим сердцем. Её панцирь вмялся. Примус понятия не имел, насколько крепки её кожные щитки, однако почувствовал, как хрустнули кости. Женщину отбросило назад. Меч вылетел у неё из руки и со звоном покатился по полу. Приземлившись, она осталась лежать неподвижно.

Посчитав её вне игры, Примус повернулся к Байлу.

— Серьёзный противник, — признал он, подходя ближе. — Кто она?

— Одно из существ, которые заменят Homo sapiens и будут править Галактикой, по ходу дела спасая наш вид.

— Стирая его с лица земли?

— Эволюция — штука кровавая.

Болт-пистолет появился сверхъестественно быстро: для такой древней развалины Байл двигался неплохо. Примус махнул рукой. Поток телекинетической силы отвёл оружие в сторону. Второй вырвал его из рук Прародителя, и пистолет врезался в распотрошённый остов какого-то лихтера.

Байл потёр запястье.

— Чувствую в тебе семя циклопа. Коул опрометчив. Не будь таким.

— Молчи. Тебе не спастись, — сказал Примус. Он глубоко зачерпнул варп, готовясь оборвать жизнь этого самого зловредного на свете Паука. Линзы его шлема вспыхнули силой.

— Самому, наверное, нет, — произнёс Байл. — А вот с помощью Портер вполне.

Примус услышал в воздухе движение, но обернулся слишком поздно. Каким-то чудом богомерзость Байла снова была на ногах и сражалась. Она приземлилась на ранец Примуса. Космодесантник пошатнулся от внезапной перемены тяжести. Её руки хватали противника за лицо, царапали. Он слышал, как хрустят кости у неё в груди. Чувствовал запах её крови. И всё равно женщина продолжала сражаться с каким-то звериным остервенением.

Портер просунула пальцы под шлем, повернула, сорвала его с головы Примуса и отшвырнула в сторону. Примус поймал её за плечо, сдёрнул со спины и с силой послал кубарем в изрешечённые пулями защитные барьеры, окружающие посадочную площадку ангара. Она вскочила на ноги и снова бросилась на него, но Примус откинул её назад телекинетической волной, от которой повсюду разлетелись мусор и обломки.

— Она умрёт, умрёшь и ты, — пообещал Примус, поворачиваясь обратно к Байлу.

Байл пожал плечами. В руке у него появился странного вида пистолет. Жидкости в высоких сосудах на его тыльной стороне закружились воронками.

— Тогда пора положить этому конец.

В воздухе раздалось шипение крохотных кристаллических стрелок. Примус ощутил на лице их касание, как мелкий дождь. Он проигнорировал их и поднял руку, чтобы сосредоточить свою силу. Байл удивлённо поперхнулся, когда его оторвало от пола. Его глаза распахнулись от изумления, когда Примус шагнул к нему, как будто Прародитель не мог поверить в то, что видит. Он снова попытался поднять своё странное оружие, но Примус раздавил его силой мысли, ствол из бронестекла лопнул, металл смялся.

Стиснув зубы, Примус сделал ещё шаг, собираясь избавить Галактику от этого зла раз и навсегда, готовый сварить Байлу мозг прямо в черепе, но, когда сделал второй, нога его подвернулась. Закружилась голова. Связь с варпом оборвалась — и психическая хватка ослабла.

Байл свалился на пол и с надрывом шумно втянул в себя воздух.

Нога Примуса зацепилась за пятку. Пальцы перестали слушаться. Осознал он это, уже упав и лёжа оглушённым среди мусора, оставшегося от битвы.

Он больше не мог пошевелить ни рукой, ни ногой.

Байл поднялся с пола.

— Ну и ну, а ты даже ещё лучше, чем я думал. — Говорил он хрипло. Шаги его приближались. Примуса парализовало совсем. — А ведь я почти недооценил тебя. К счастью, — сказал он, наклонившись, ухватил Примуса за доспехи и перевернул на спину, — я человек осмотрительный.

Примус моргнул. Байл снова сделал удивлённое лицо, когда великан сжал кулак и попытался встать.

— Не настолько уж и осмотрительный, — проговорил Примус онемевшими губами.

— В самый раз, — ответил Байл и ткнул лежащего Пыткой в горло.

Даже для существа, привыкшего жить в постоянной боли, причиняемая тростью агония оказалась невыносимой. Примус впервые закричал, не сдерживаясь, с тех пор, как его извлекли из родильной капсулы.

Байл нетерпеливо упал рядом на колени. Опустилась лапа хирургеона, зажужжала пила.

— Давай-ка посмотрим, что у нас тут…

Апотекарий надавил, циркулярное полотно коснулось керамита и глубоко вгрызлось в грудь Примуса.

Были долгие периоды небытия, когда Рузев думал, что, наверное, умер. Ни внешнего сенсорного воздействия, ни ощущений от тела, ни единения с троном.

«Смерть, — с огромным и неподдельным облегчением вздохнул у него в сознании Самый Старший Мавен. — Наконец-то смерть».

Затем снова наступила чернота, голос затих, и он решил, что вот теперь-то уж точно подступает смерть, но тьма отодвинулась, и её сменили…

Образы…

Пасть демонической машины щёлкала в паре ладоней от сдающих глазных сенсоров его Рыцаря, заливая треснувшие линзы кислотной слюной. Цепной клинок барона пригвоздил её к месту, проделав огромную дыру в брюхе, так что она должна была разорваться на две части, однако не разорвалась и не сдалась, а, корчась на вращающихся зубьях, отчаянно пыталась достать зубами шлем «Церастуса».

«Желанная, безмятежная смерть».

Пламя с рёвом взметнулось вдоль тела «Юргиума», перегревая системы, вызывая заедание суставов. Горящий прометий бушевал, не разбирая, кто друг, а кто враг. Металл размягчился, начал течь.

«Как тихо… Конец. Покой, мне так тебя не хватало…»

Огни в небе погасли. Паника среди врагов. Отступление. Зверь всё так же — уже без всадника, куда тот делся? — корчился, щёлкал зубами и ревел.

Другой свет. Когерентный, убивающий свет, излучаемый священным оружием. Машинный бог изрёк слово своё над нечестивым зверем, и слово это было смерть.

«Теперь конец, конец, конец, конец…»

Голос Самого Старого стих. Рузев приготовился отправиться следом — в сияющие чертоги технологии.

— Аве Омниссия. Я ухожу поклониться Господу знаний и постигать мудрость у ног Его, — проговорил барон. Голос хрипел. Он со свистом втянул воздух.

Абсолютная чернота. Он на какое-то время лишился сознания.

Затем шум. Визжала пила. Внутрь кабины брызнули искры, раздался скрежет металла, и люк, вырванный из пазов, исчез. Сервиторы отступили, давая дорогу. Внутрь заглянул Алласер с перевязанной рукой и с тревогой всмотрелся в пилота.

— Брат?

Рузев застонал.

— Брат! — Лицо Алласера преобразилось. Он высунулся обратно и крикнул куда-то за спину: — Хвала Омниссии, лорд-наследник жив!

Снаружи раздался шум ликования, но словно откуда-то издалека. Гораздо громче прозвучал голос Самого Старого у него в голове:

«Преотличная вышла битва».

Коул, прихрамывая, вошёл в ангар. Среди трупов и разбитых пустотных судов он с ужасом увидел Фабия Байла, склонившегося над телом Примуса с красными от крови инструментами апотекария, и на какой-то страшный миг решил, что Примус мёртв.

— Оставь его, — велел архимагос-доминус, — и убирайся.

Байл продолжил своё занятие, сверкая лезвиями хирургеона. Нагрудник Примуса был снят, поддоспешник разрезан, грудь и шея вскрыты.

— Архимагос Коул! А я всё гадал, когда же вы к нам присоединитесь, — пропел Байл, не отрываясь от работы.

Байл просунул какую-то длинную трубку в нижнюю рану. Раздался сосущий хлопок, в прозрачную склянку плюхнулся комочек плоти и закачался в густой жидкости. Геносемя Альфа-Примуса.

— Остановись! — приказал Коул, наводя на древнего апотекария плазменный карабин.

Байл и не думал слушаться. Опускались и поднимались паучьи лапки. Лазерные скальпели что-то резали. В воздухе висел запах свежеприжжённой плоти.

— Подойдёшь ещё на шаг — и Портер тебя убьет, — предупредил Байл. Он указал взглядом, и Коул, слегка повернув голову, увидел подбирающуюся к нему стройную женскую фигуру. Раньше он её не замечал. Женщина хромала, из дыхалец, расположенных на шее, сочилась тёмная кровь, однако выглядела она смертельно опасной.

— Каким бы мудрым ты ни был и какой бы израненной ни была она, тебе с ней не справиться. За пару минут ты умрёшь, и весь твой труд пойдёт насмарку. — Щёлк, щёлк, щёлк — продолжали работу лапы хирургеона, ныряя в раны Примуса и выбираясь наружу. — Если тебе мало, то с сожалением должен предупредить: подойдёшь ближе — и я оборву жизнь вот этого твоего чудесного творения.

Одна из рук хирургеона опустилась к шее Примуса и приставила к его горлу острую, как бритва, циркулярную пилу. Куда бы ни поворачивался Байл, трудясь над распростёртым космодесантником, конечность не двигалась с места, точно прикованная.

— Возможно, тебе в голову могла прийти мысль, что ты успеешь убить меня прежде, чем включится пила. Может, и так, но, смею заверить, хирургеону хватит самостоятельности убить Примуса, даже если я умру. — Байл поднял голову и сочувственно улыбнулся. — Чего не хотим мы оба.

— Ты вовсе не хотел заполучить Сангпримус Портум, — сказал Коул. — Твоей целью с самого начала был Примус.

— Не скажу, что совсем этого не хотел. — Байл лукаво осклабился. — Я бы с огромной радостью наложил на него лапу, но ты — серьёзная сила в нашей Галактике, Коул. У меня было мало шансов добраться до хранилища с теми скудными средствами, которыми я располагаю. Но зачем мучиться, когда всё, что мне нужно, здесь, в теле твоего создания? Как я уже говорил, меня разочаровали твои примарисы, но потом, несколько лет назад, я услышал об одном особом воине, который сражался подле тебя. Воине, сведущем как в ремесле войны, так и в обращении с варпом. Поначалу я решил, что слухи преувеличивают, как это часто бывает. Но оказалось, что нет. Личная встреча показала, что даже наоборот — преуменьшают. Должен сказать, в нём чувствуется мастерство, которое превзошло все мои ожидания. Примите мои поздравления, архимагос.

Коул не знал, что предпринять. Ноосфера в ангаре ещё не восстановилась. На помощь звать было некого.

— Могу предположить, рассказывать владыке Гиллиману, кого именно тут соорудил, ты не стал.

Коул уставился на апотекария каменным взглядом. Тот понимающе кивнул.

— Мудро. Полагаю, ему ты тоже ничего не сказал? — Байл ласково улыбнулся в сторону Примуса. — Другой причины, почему он не использовал свой дар против нас в полную силу, я придумать не могу. Я даже слегка занервничал, знаешь ли. Решил уже было, что откусил больше, чем смогу прожевать. — Байл снова взглянул на Коула, пока его хирургеон продолжал работать. — Однако ему неизвестно, кто он такой, так ведь? Скажи мне, чтобы я услышал это собственными ушами из уст человека, который уверен в себе настолько, что решился на нечто подобное. Нечто настолько дерзкое. Я чувствую небывалое смешение множества линий геносемени в этом существе. Я вижу в нём огромный потенциал и всё же не могу угадать и половины всего, что ты сделал. Скажи мне, кто он, архимагос Коул. Окажи такую любезность. Утоли моё любопытство.

Коул посмотрел на Байла, затем на Примуса, затем снова на Байла. А действительно, кем же был Примус? Первым примарисом, которым он в некотором смысле и являлся, хотя и не совсем? Великим экспериментом? Сознательной провокацией закоренелых дураков во главе марсианской империи? Проявлением его собственной гордыни? Или, может, смертным приговором, стоит его природе раскрыться?

Примус был всем из вышеперечисленного и даже больше, но не это главное. Главное было только одно.

— Он мой сын, — безучастно ответил Коул. Вся лёгкость покинула его. Все его наслоения личностей, все его хитроумные неврологические уловки — всё ушло. Тяжесть момента отодвинула их в сторону. Он стоял открытый, обнажив самую суть своей души. На краткий миг в нём остался только Велизарий Коул и больше никого.

— Ясно, — отозвался Байл. Он глянул на Портер. — Понимаю. Я тоже привязываюсь к своим творениям. К своему почти потомству.

— Вряд ли ты понимаешь, — возразил архимагос. — Он не какая-то там тварь, чьи составные элементы я собрал из всех нечестивых источников, до которых сумел добраться. Он нечто гораздо большее. Его генетический код сложен из множества других, но там есть и часть меня.

— Портер спроектирована не менее…

— Он не спроектирован! Не весь. Разве ты не видишь? Я сделал его из себя. В его генокоде я буду жить дальше. Я взрастил его. Я… — Коул смолк, не уверенный, сумеет ли произнести эти слова вслух. — Я люблю его. Он мой сын.

— Тогда прости, что приходится сделать это. — Байл сунул руку поглубже в грудную клетку Примуса. Коул напрягся, оказавшись в патовой ситуации. Впервые за долгое время он ощущал себя побеждённым. Байл скорчил сосредоточенную гримасу, затем воскликнул:

— Ага! Вот и она.

Он осторожно вытянул на свет нижнюю прогеноидную железу Примуса. Ловким взмахом ножа вскрыл. Трубка вошла внутрь, отсасывая геносемя в новые склянки.

— Не переживай. Всё уже закончилось, — сообщил Байл. Он рассовал склянки за пояс. — Если поторопишься, когда я уйду, то успеешь его спасти.

— Ты… ты его не убьёшь? — спросил Коул.

— Как и тебя, архимагос, — ответил Байл. — Я скорее сожгу десяток миров, чем уничтожу такой изящный шедевр, как твой Альфа-Примус. Что же касается тебя, то наши цели совпадают, хоть ты и не хочешь этого признавать. Забавно, что ты потратил столько времени, пытаясь убедить того ксеноса, что у вас общие цели, однако не видишь, что у нас они общие тоже. Так что оставлю тебя в живых в надежде, что однажды ты образумишься. Мысль о работе с тобой просто кружит голову. — Апотекарий опустил взгляд на Примуса и с уважением покачал головой. — Феноменально! — Он махнул рукой. — Идём, Портер, мы взяли всё, что нужно. Пора и честь знать.

Вспыхнули турбины «Сорокопута». Опустился пандус. Байл повернулся и зашагал к катеру. Его искусственная спутница попятилась следом, сильно хромая, но не сводя глаз с архимагоса и держа меч наготове.

Коул шагнул вперёд.

— Я мог бы убить тебя прямо сейчас. Уничтожить твой катер, когда ты покинешь ангар. Разнести твой «Везалий» на кусочки.

— И что же тебя останавливает? — поинтересовался Байл, ставя ногу на пандус.

— Вот это. — Коул показал на устройство, похожее на длинный шприц, воткнутый в голое плечо Примуса. Трубку венчала небольшая машинка, чьи открытые шестерни заставляли её ездить кругом по зубчатой дорожке. — Мина-ловушка?

— Ага! — радостно крикнул Байл, перекрывая нарастающий вой двигателей. — Как только я окажусь в варпе, она отключится сама. Если я умру или сигнал пропадёт раньше, она введёт твоему драгоценному дитяти мутагенную кислоту. Он умрёт мгновенно, и извлекать из него уже будет нечего. Я искренне против того, чтобы безвозвратно портить такой шедевр, однако человеку нужно заботиться о своей безопасности. Я отнёсся милостиво к тебе и к нему, Коул. Не забывай об этом. Однажды, кто знает, я могу прийти за ответной услугой. — Он повернулся напоследок, чтобы окинуть взглядом ангар. — Прости за беспорядок. Если бы ты меня послушал, всех этих неприятностей можно было бы избежать.

Байл зашагал вверх по трапу. Портер последовала за ним. Пандус закрылся, корабль поднялся на ревущих столбах огня, развернулся и, дав газу, выскочил из ангара.

Наконец-то ожила ноосфера.

— Мой господин! — затрещал из внутреннего вокса голос Воколоса. — Вы живы!

— Дай Байлу улететь. Не стрелять ни по его катеру, ни по «Везалию».

— Архимагос, мы держим его на прицеле. Одно слово, и ему конец.

— Делай, как говорят! — рявкнул Коул, и душевная мука в его голосе пресекла все дальнейшие возражения. Он бросился к Примусу. — Бригаду медике мне сюда. Быстро!

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ. КУСОЧКИ ГОЛОВОЛОМКИ

— Во-первых, Примус, давай с одним пунктом покончим сразу, — предложил Коул, пока они шли между рядов скитариев, выстроившихся у входа в пирамиду — Ты был прав. Мне следовало быть осторожнее.

— Надо было слушать меня, — с трудом выговорил Примус. Байл порезал его глубоко. Огромный космодесантник был непривычно тих, и Кво спросил себя, только ли физические раны тот получил. Потеря прогеноидной железы наверняка должна иметь какие-то эмоциональные последствия.

Йота что-то коротко буркнула из своего вокс-динамика. Её отполированное боевое тело ослепительно сверкало, как бриллиант, ловя свет бесконечного дня Понтус-Авернеса и отражая обратно в небеса.

— И маршала, — добавил Примус. — Она говорила то же самое.

— Да, да, маршалу я тоже приношу извинения, — согласился Коул. Он напустил на себя беззаботный вид, но всё же до конца своё беспокойство скрыть не сумел.

— Значит, если я прав, то вы признаёте, что были неправы? — спросил Примус. Ткани, пересаженные поверх ран в тех местах, где у него вырвали железы, распухли, и великан держался несколько скованно.

Последним в четвёрке, возглавлявшей процессию, был Кво. Архимагос пригнал со своего корабля тысячи техножрецов, и те торжественно вышагивали, заунывно гудя молитвы Машинному богу. Сверху летел плотный рой черепов, херувимов, ангелов, псевдопауков-мехаботов и всяких прочих полуавтономных устройств, изобретённых в недрах миров-кузниц. Густой белый чад благовоний и елея плыл среди длинных знамён, несущих священные символы Machina Opus. Потрясающее зрелище, хотя, по мнению Кво, его несколько портила сварливая перепалка между Примусом и Коулом.

— Этого я не говорил. Я лишь сказал, что, возможно, в чём-то ты был прав. Молодец, хвалю.

— То есть вся эта катастрофа для вас — очередной шанс снисходительно погладить меня по головке? — возмутился Примус.

— Можешь считать так, если хочешь, — надулся Коул. — Я не имел в виду ничего плохого.

— Знаю, — ответил Примус и замолчал. Следующих слов он почти не произнёс, но Кво понял, что они сами просились на язык, тяжёлые, словно шары подшипника, и выкатывались изо рта почти что по собственной воле.

— Спасибо, — проговорил Примус, — что спасли меня.

Коул опустил на него взгляд.

— Разве я мог иначе, мой мальчик? — ответил он так тихо, что его слова почти затерялись в шуме парада.

Процессия вошла в пирамиду, теперь ослепительно освещённую. Победа вызвала восторженные настроения среди Механикуса, и техножрецы продемонстрировали это, реставрировав всё сооружение так, как оно должно было выглядеть тысячи лет назад. Отыскали и включили механизмы в стенах, и те проецировали сменяющие друг друга световые скульптуры, изображающие древних людей в причудливых одеждах. Целые толпы младших техножрецов сгрудились вокруг них, жадно фиксируя изящную технику, замеченную в записях. Каждый раз, когда мелькал какой-нибудь артефакт, раздавался возбуждённый хор на бинарике.

— У меня в трюме есть один такой, — поведал Коул, указывая Кво на пустотный истребитель в форме стрелы, мчащийся сквозь проекцию, затем приложил палец к губам: — Только тс-с.

И вновь они спустились в подземный чертог Понтус-Авернеса, чья потайная дверь теперь была распахнута настежь и забита змеящимися вниз кабелями и трубами. Зал полнился ярким светом, великолепными хорами и ароматами горящего масла — всем пышным блеском Машинного бога.

И вновь их ожидали высокие лица трёх миров-кузниц. И вновь Велизарий Коул остановился перед ними и отвесил неожиданно изящный поклон.

— Господа и дамы Машинного бога, — провозгласил он, — принято ли ваше решение?

Анаксеркс вновь председательствовал. Минувшая битва его явно взбодрила. Кво почти не сомневался, что генерал поддержит Коула.

— Принято. Каждый мир даст свой ответ через делегатов, ибо разве не сказано в писании, что владения Машинного бога индивидуальны во всём, будучи едиными в цели?

— Именно так, — подтвердил Коул.

— Аккатран поддерживает ваше предложение, — объявил Анаксеркс. — Мы предоставим запрошенные материалы и специалистов. Несмотря на наши опасения… — Он искоса глянул на Френка. — Мы считаем, что потенциальная выгода в плане собранных данных слишком важна, чтобы её упускать.

— Час давно пробил. Цикатрикс Маледиктум угрожает разрушить всё великое творение Машинного бога. Ни одно решение, каким бы экстремальным, каким бы кощунственным оно ни было, нельзя сбрасывать со счетов, — подхватил магнаконтролёр Сестерций. — Предательство в наших собственных рядах только убедило нас в том, что предложенный Первым Проводником курс действий верен.

Френк напрягся. Снова заговорил Анаксеркс:

— Мы соглашаемся при условии, что всякий найденный ксенотех будет передан тем сторонам, которые решат принять участие в экспедиции, и его судьбу определит тот мир-кузница, который будет признан старшим согласно феодальному кодексу Марса.

Лорд-инфокудесник Кинзеллиан с Тигруса выкатился вперёд на своих штурмовых гусеницах и провозгласил:

— Тигрус присоединяется. То же предложение помощи и персонала на тех же условиях.

В воздухе повисло некоторое напряжение. Видимо, Анаксеркс не ожидал, что ещё кто-то изъявит согласие. В номинальных списках Марса Тигрус числился выше Аккатрана, а значит, получал преимущество в распределении технологий.

— Вот что их интересует на самом деле, — прокантировал Коул по личному каналу Кво. — Их магосы-радикалы хотят прибрать к рукам ксенотехнологии, разумеется, под предлогом оградить от них человечество. Теперь посмотрим, что скажет Металика.

Вперёд вышел одетый в белые одежды лектор догм с Металики:

— Нет. Мы считаем, что это предприятие целиком и полностью противоречит принципам Культа. Ненавидь ксеноса, отринь плоды ксеноса! Ничего хорошего из посещения этого застрявшего во времени мира не выйдет. Кто знает, какие ужасы вырвутся оттуда на волю!

— И тем не менее мы и Тигрус всё равно согласны, — заявил Анаксеркс.

— Тогда вы будете преданы соответствующему суду. Однако, придерживаясь духа этого собрания, мы не станем пытаться арестовать вас здесь.

«Скорее, потому, что уступаете нам числом и вооружением», — подумал Кво.

— Но мы отправим ещё одну делегацию на Марс, чтобы добиться вашего отлучения от культа Механикус, — продолжил металиканец. — Да будет вам известно, магос Френк, что ваши предупреждения не остались без внимания. Мы станем требовать наивысшей санкции. Велизарий Коул зашёл слишком далеко. — Взгляд лектора догм задержался на Кво, отчего у того по искусственной спине побежали вполне человеческие мурашки. — Мы отбываем немедленно. Здесь нам больше делать нечего.

Френк, явно довольный, ушёл вместе с металиканцами. Они демонстративно прервали трансляции своих хвалебных песнопений, их техножрецы, осматривавшие сооружение, неохотно потянулись следом.

Потребовалось целых три минуты лязга бионики и гудения двигателей, чтобы вся делегация Металики удалилась.

— Они даже не стали оспаривать право собственности на здешние находки, — заметил Кво.

— О, значит, дело серьёзное, — ответил Коул, после чего хлопнул в ладоши. — Итак, раз всё улажено, когда начнём?

Фабий Байл с возрастающим уважением изучал геносемя, изъятое у Альфа-Примуса.

— Кажется, я поторопился ругать его работу, — заметил апотекарий. В морозном воздухе лаборатории пар у него изо рта завивался причудливыми колечками.

— Увидел что-нибудь гениальное? — поинтересовался Петрос по прозвищу Безоар^[14], единственный постоянный спутник Байла, помимо Портер. Космодесантник из старых орденов, он дал зарок Слаанешу испробовать все опьяняющие вещества в Галактике. Байл считал это решение идиотским, но старого товарища терпел.

— Увидел. Да, увидел! Это выходит далеко за рамки того, что вкладывал Коул в космодесантников-примарис. Здесь чувствуется работа мастера. Художника даже.

Петрос рыгнул в пристёгнутый дыхательный аппарат. Его серое лицо блестело от пота.

— Никогда бы не подумал, что такой суеверный кустарь-самоучка, как Коул, сгодится на что-то подобное.

Байл бросил на спутника раздражённый взгляд:

— Ты как, Петрос, в состоянии мне ассистировать? Материала у меня мало. Не хотелось бы его загрязнить.

— Испытываю остаточное воздействие от последней своей дегустации, только и всего.

— Тогда обещай, что тебя никуда не вырвет.

— Я поэтому маску и надел, — подсказал Петрос.

Байл кивнул.

— Ладно. Не отвлекайся!

Он вернулся к разделке геносемени, извлекая гроздья зигот, прицепленные к внутренней стороне железы, и аккуратно раскладывая их по пробиркам.

— Да, — проговорил он наполовину самому себе. — Скоро я отвяжусь от Абаддона, и тогда мы сможем как следует разобраться, какие чудеса Коул вложил в своего сына.

Они поднимались на борт парами и поодиночке, направляясь к великому храму-кузнице, пока все восемь фигур, одетых в чёрное, не собрались вокруг саркофага, подаренного Колумбари-Энасу Фабием Байлом. Все поприветствовали друг друга тайными знаками ордена, затем заняли каждый своё место. Восемь фигур по кругу, лишь нулевая позиция свободна. Так было положено ещё со времён основания ордена.

Предводитель собрания, Первый-среди-равных, Колумбари-Энас, широко раскинул руки и испустил долгий поток бинарика во славу Тёмных богов. Его соратники присоединились к молитве, и медленно, тяжеловесно стазисный гроб открылся.

Внутри ждал андроид жуткого вида, зловещий, с лицом, похожим на череп, сработанный из чёрного металла, чем-то даже напоминающий некрона, но целиком изготовленный человеческими руками.

— Узрите сей безупречный облик, — нараспев произнёс Колумбари-Энас. — Узрите андроида Хаоса!

Тот лежал холодный, мёртвый. Нерождённый, для которого его создавали, давно вернулся обратно в варп, однако андроид ещё хранил искру энергии и, как обнаружили Ученики Нуль, исследовав его, сохранил полную функциональность. Кладезь утраченных технологий, созданный неизвестными руками для давно позабытых целей.

Теперь он принадлежал ордену и с помощью их познаний в магии и науке будет восстановлен.

— Вместилище следует подготовить! — воззвал Колумбари-Энас. — Приведите его в порядок, дабы госпожа наша могла обрести новую жизнь!

— Мне кажется, что ты до конца не осознаёшь, в каком затруднительном положении находишься, моя дорогая, — уговаривал Коул Асанет-Айю, чью лишённую тела голову держал в руках. Из шеи у неё торчали провода, от которых питался искусственный мозг. Криптек издал гневный рык.

Кво невольно шагнул назад. Коул бросил на него укоряющий взгляд.

— Ты надумала работать на моих условиях? Со мной, а не против меня? — спросил он свою пленницу.

— Никогда! — отрезала Асанет-Айю.

— Альтернативы у тебя так себе, — сообщил Коул. — Я отключу тебя и засуну в стазис, пока не дойдут руки разделать твой чудесный ксеномозг. На это может уйти некоторое время. Я бываю весьма забывчивым. — Они уже снова вернулись в архив некронов, и Коул многообещающе ткнул пальцем в груды разобранных артефактов у себя за спиной. Стазисный гроб Асанет-Айю приветливо разевал пасть, уже оборудованный внутри зажимами для головы.

— Вечное заточение или бестелесная служанка. Оба варианта неприемлемы, — ответствовала та. — Поэтому я отказываюсь.

Коул вздохнул.

— Напомню о нашем предыдущем разговоре. У тебя есть встречное предложение?

Голова помолчала. Внутри её округлого глаза плясали огоньки. Наконец она заговорила, сдерживая раздражение:

— Верни мне моё тело, и я буду тебе помогать.

— Тут проблема в том, Асанет-Айю, что я тебе не доверяю, — ответил Коул. — Докажи мне, что не обманываешь: сначала помоги мне, а я верну тебе тело.

— Я ведь могу убить тебя и потом.

— Мы оба знаем, что это неправда. Ты в моей власти. Ладно, пора баиньки. Я скоро вернусь и снова предоставлю тебе выбор. Служи мне добром, помоги спасти оба наших народа, или — расчленение.

Коул аккуратно положил голову Асанет-Айю в гроб и провёл ритуал запуска. Крышка закрылась.

— Ладно, с этим всё. А жаль.

Она выглядела отключённой, по крайней мере должна была, однако гигантский глаз в прозрачном окошке, казалось, смотрел обвиняюще. Кво передёрнул плечами.

— Тебя что-то беспокоит? — спросил Коул. — Она ничего не может сделать, даже если кажется, будто злобно следит за тобой.

— А ведь кажется, да? — поделился Кво. — Но дело не в этом. Вот он — урок для всего культа Механикус. Некроны — это именно то, что ждёт нас в конце пути, если мы зайдём слишком далеко в погоне за совершенством.

— Хорошо сказано, — заметил архимагос. — Хотя я предпочитаю смотреть на это с чуть более оптимистичной точки зрения.

— И как такое хотя бы отдалённо возможно?

— Сходство между нами означает, что найдётся и место для взаимопонимания.

— Некроны — это зло! — возразил Кво. — Они хотят вырезать душу из тела каждого живого существа в Галактике. Они пожинают нас как урожай, используют для развлечения и своих странных исследований.

— Разве они злые? — спросил Коул. — Лично я не уверен. Я предпочитаю видеть в них высшую степень рациональности, и именно благодаря их рациональности мы придём к согласию. — Асанет-Айю при этом показалась ещё более сердитой, хотя в общем-то её лицо ничуть не изменилось. — Называй их бездушными монстрами, если хочешь. Мне вот Тразин Неисчислимый показался вполне приемлемым собеседником. Да, возможно, их ведёт желание господствовать над мирозданием, но у них есть ключ к победе над Хаосом навеки. Так что наши цели совпадают.

— До некоторой степени, — добавил Кво.

— До некоторой степени, — согласился Коул.

Для Кво проблема лежала глубже. Оба, и он, и криптек, по сути, были механизмами, маскирующимися под жизнь, но Кво не хотел озвучивать этого вслух. Это было слишком личным, он страшился даже думать про такое.

— Байл говорил тебе то же самое.

— Говорил, — признался Коул. — Разница в том, что я прав, а он нет.

Кво ничего не ответил.

— Она всё равно нам нужна, — пояснил архимагос, неверно истолковав молчание друга. — Как ни посмотри.

Кво мрачно кивнул. Оставалась ещё одна смерть. Лучше покончить с ней побыстрее.

— Ну тогда, наверное, вот и всё… — Произнести это оказалось труднее, чем он думал.

— Что ты хочешь сказать, мой друг? — спросил Коул, искренне озадаченный.

— Я оказался уязвимостью, архимагос.

— Архимагос? Уязвимостью? Что всё это значит?

— Меня нельзя оставлять. Я обуза, — пояснил Кво. — Ты должен покончить со своим проектом с Кво. Засунь меня обратно в ящик, как этого криптека, и разнеси ящик на куски. — Он слабо улыбнулся. — Пора, дай мне умереть. Пожалуйста.

Коул наклонился, его инсектоидное шасси попятилось назад, а длинная спина изогнулась таким образом, что архимагос оказался лицом к лицу со своим другом, и на мгновение возникла иллюзия, что Коул всё ещё просто человек.

— Почему?

— Я твой изъян, Велизарий. Машинный бог велит нам избавляться от изъянов. Плоть слаба. Твоя привязанность ко мне… — Кво поднял руки. — Это слабость.

— О, дружище ты мой…

— Диос сказала, что ты, должно быть, меня ненавидишь, если возвращаешь обратно столько раз, — тихо произнёс Кво. Коул смущённо улыбнулся, но прежде чем он успел заговорить, Кво его опередил: — Я знаю, что это неправда. Знаю, что, если уж на то пошло, скорее наоборот. Велизарий, из-за меня ты становишься уязвимым. Оттого, что я существую на свете, едва не погиб весь корабль. Примус чуть не погиб. Даже Омниссия в своей бесконечной мудрости не смог бы спасти нас, добейся Аликсия-Диос своей цели.

Коул улыбнулся.

— Однако она своего не добилась, ведь так? И проиграла она не просто так, а с твоей помощью. — Архимагос положил руки на плечи друга. — Люди, которые поддаются на ложь Тёмных богов, делают это от отчаяния. Они попадают в ловушку, думая, что нежные чувства бесполезны, что они делают нас уязвимыми, что через них нами можно управлять. И в душе у них не остаётся места ни для чего, кроме ненависти, страха и ужаса. Они пренебрегают привязанностью. Они гонятся за личной силой и забывают, что люди добиваются успеха только сообща. «Нет человека, который был бы как остров», как сказал когда-то один великий мыслитель^[15]. Человека помнят по его деяниям, но помнят-то его товарищи. Короче говоря, нам всем нужны друзья, и поэтому ты нужен мне.

— Но, Велизарий!

— Мой дорогой, дорогой Фридиш, — перебил Коул, — больше мы об этом говорить не будем. Я никогда и ни за что не смогу тебя отключить. Мы прошли с тобой вместе через слишком многое.

— Я не Фридиш, Велизарий, — повторил Кво в миллионный раз.

— Пока нет, — ответил Коул, нежно сжал плечо друга и отпустил. — Но однажды ты им станешь.

Архимагос выпрямился, цокая по палубе металлическими лапами, пока его длинное тело кентавра перестраивалось. Он хмуро взглянул на голову Асанет-Айю в ящике, затем на скарабеев, дожидающихся своего часа на стеллажах в дальнем конце комнаты. После чего улыбнулся и спросил:

— Кво, не желаешь ли партию в регицид? А то я, похоже, остался без соперника.

ОБ АВТОРЕ

Гай Хейли — автор романа об Осаде Терры «Заблудшие и проклятые», книг о Ереси Хоруса «Бойня титанов», «Волчья погибель» и «Фарос», а также повестей в серии «Примархи» — «Конрад Курц. Ночной Призрак», «Коракс. Властелин теней» и «Пертурабо. Молот Олимпии». Он написал множество романов в рамках мира Warhammer 40,000, в том числе «Мстящий Сын» — первую книгу из серии «Огненная заря», — а также «Велизарий Коул. Великий труд», трилогию «Тёмный Империум», «Опустошение Баала», «Данте», «Тьма в крови» и «Асторат. Ангел Милосердия». Кроме того, его перу принадлежат роман о Дрекки Флинте «Клятва арканавта» и рассказы по Age of Sigmar, вошедшие в сборники «Буря войны» (War Storm), «Гхал-Мараз» (Ghal Maraz) и «Зов Архаона» (Call of Archaon). Гай живет в Йоркшире с женой и сыном.