На дне / Low Lives (новелла): различия между версиями
Brenner (обсуждение | вклад) |
Brenner (обсуждение | вклад) |
||
Строка 121: | Строка 121: | ||
У сточного озера влачила свое существование горстка несчастных, которые разводили грибы и вылавливали из воды мусор. Пригоршня кредитов купила информацию, подтвердившую, что цель уплыла через озеро, а еще одна пригоршня обеспечила проезд на одной из траулерных барж. Двое оставшихся охотников – трое, если считать новенькую – без единого слова собрались по центру судна, встав спиной к спине и пристально глядя на изумрудно-зеленую воду. Невозмутимый ловец приводил самодельный корабль в движение при помощи кормового весла, оканчивавшегося зазубренным крюком. Время от времени он останавливался и переворачивал весло, чтобы вытащить из стока какую-нибудь безделушку. | У сточного озера влачила свое существование горстка несчастных, которые разводили грибы и вылавливали из воды мусор. Пригоршня кредитов купила информацию, подтвердившую, что цель уплыла через озеро, а еще одна пригоршня обеспечила проезд на одной из траулерных барж. Двое оставшихся охотников – трое, если считать новенькую – без единого слова собрались по центру судна, встав спиной к спине и пристально глядя на изумрудно-зеленую воду. Невозмутимый ловец приводил самодельный корабль в движение при помощи кормового весла, оканчивавшегося зазубренным крюком. Время от времени он останавливался и переворачивал весло, чтобы вытащить из стока какую-нибудь безделушку. | ||
− | Никто не знал, насколько далеко тянется озеро. Ловец утверждал, будто заплывал дальше прочих. Он рассказал про забытый берег, где уродливые твари носят человеческие лица. Когда его спросили, не к тем ли берегам направилась их цель, ловец рассмеялся и сказал, что никто не осмеливается пересекать озеро, поскольку ни один из пытавшихся это сделать так и не вернулся. Новенькая | + | Никто не знал, насколько далеко тянется озеро. Ловец утверждал, будто заплывал дальше прочих. Он рассказал про забытый берег, где уродливые твари носят человеческие лица. Когда его спросили, не к тем ли берегам направилась их цель, ловец рассмеялся и сказал, что никто не осмеливается пересекать озеро, поскольку ни один из пытавшихся это сделать так и не вернулся. Новенькая резонно поинтересовалась, откуда же ему известно о существах на дальнем берегу, если оттуда никто никогда не возвращался. Ловец улыбнулся – его зубы оказались неожиданно белыми и совсем слегка чересчур острыми – и ответил, что это всего лишь россказни. |
Впрочем, ни охотников, ни их добычу не интересовало пересечение озера. Целью был островок, находившийся в центре. | Впрочем, ни охотников, ни их добычу не интересовало пересечение озера. Целью был островок, находившийся в центре. |
Версия 17:46, 19 июля 2020
Перевод в процессе: 3/12 Перевод произведения не окончен. В данный момент переведены 3 части из 12. |
Гильдия Переводчиков Warhammer На дне / Low Lives (новелла) | |
---|---|
Автор | Дэнни Флауэрс / Denny Flowers |
Переводчик | Brenner |
Издательство | Black Library |
Входит в сборник | Uprising |
Год издания | 2019 |
Подписаться на обновления | Telegram-канал |
Обсудить | Telegram-чат |
Скачать | EPUB, FB2, MOBI |
Поддержать проект
|
Предыдущая книга | Рука Хэрроу / The Hand of Harrow |
Следующая книга | Последнее путешествие Элиссы Хэрроу / The Last Voyage of Elissa Harrow |
Чтобы хотя бы начать понимать проклятый мир Некромунды, сперва вы должны понять города-ульи. Эти рукотворные горы из пластали, керамита и рокрита на протяжении столетий разрастались, чтобы защитить своих обитателей, так что чрезвычайно напоминают термитники. Население городов-ульев Некромунды исчисляется миллиардами, и они крайне индустриализированы. Каждый из них обладает промышленными мощностями целой планеты или колониальной системы, собранными на площади в несколько сотен квадратных километров.
Внутренняя стратификация городов-ульев также представляет собой познавательное зрелище. Вся структура улья является копией вертикального отображения социальных статусов его жителей. На вершине находится знать, под ней – рабочие, а под рабочими располагаются отбросы общества, изгои. Особенно это становится очевидно на примере Улья Прим, резиденции губернатора планеты лорда Гельмаура Некромундского. Аристократы – дома Гельмаур, Каттал, Ти, Уланти, Грейм, Ран Ло и Ко`Айрон – обитают в «Шпиле» и редко выходят за «Стену», которая существует между ними и громадными кузницами, а также жилыми зонами непосредственно города улья.
Ниже города улья располагается «Подулье»: фундаментообразующие слои с жилыми куполами, промышленными зонами и туннелями, которые были заброшены предшествующими поколениями, однако заново заселены теми, кому некуда больше податься.
Впрочем… люди – не насекомые. Они плохо уживаются вместе. Их может вынудить к этому необходимость, но в городах-ульях Некромунды сохраняется внутренняя разобщенность такой степени, что зверства и открытое насилие являются повседневной рутиной. Подулье при этом представляет собой совершенно беззаконное место, плотно забитое бандами и отступниками, где выживают лишь сильнейшие или наиболее хитрые. Голиафы, твердо убежденные, что правда в силе; матриархальные мужененавистницы Эшеры; промышленники Орлоки; технологически мыслящие Ван Саары; Делаки, от шпионской сети которых зависит само их существование; неистовые фанатики Кавдора. Все они ведут борьбу ради получения преимущества, которое возвысит их – неважно, на сколь краткий срок – над прочими домами и бандами Подулья.
Поразительнее всего, когда отдельные личности пытаются преодолеть монументальные физические и социальные границы улья, чтобы начать новую жизнь. Принимая во внимание обстановку в обществе, возвыситься в улье практически невозможно, однако спуск вниз – в целом более легкий, пусть и менее привлекательный вариант.
– выдержка из книги Зонариария Младшего
«Nobilite Pax Imperator – Триумф аристократии над демократией»
Пролог
В поселении Конец Надежд имелось всего одно место, где можно было промочить горло.
Данвич, его владелец, утверждал, будто дело в том, что он знает, как угодить запросам клиентов. Запросы эти были не слишком экстравагантны – по большей части, шахтеров вполне устраивало пить в тишине, топя воспоминания о дневном труде. Даже после того, как шахту захватили Гранитные Лорды, мало кто удосуживался обсуждать ситуацию. Никто не видел смысла говорить о проблеме, которую нельзя разрешить.
Никто, кроме незнакомца.
Тот заявился с оживленной самоуверенностью, которая показалась Данвичу практически оскорбительной. Человека едва ли можно было назвать впечатляющим – ни высокий, ни широкий, лицо частично закрыто выцветшим зеленым шарфом. Однако он вошел в бар так, словно управлял заведением, и заказал бутылку «Бешеной змеи» для себя и еще одну для любого, кто захочет с ним выпить.
Этого хватило, чтобы привлечь некоторое внимание. Вскоре собралась толпа, и по мере того, как лилась выпивка, люди начали обмениваться с новоприбывшим новостями и историями.
В конце концов, разговор зашел и о захвате.
– Я вот чего не пойму, – произнес незнакомец. – Шахта же принадлежит вам. Вы ее построили, вы брали на себя все риски. Вы и должны пожинать все плоды, только и всего.
– Не все так просто, – вздохнул Данвич. – Гранитные Лорды не какая-нибудь кучка малолеток только из литейки, которым хочется заявить о себе. Каждый из этих людей – хладнокровный убийца, а Красная Шапка худший во всей шайке. Слыхал историю, как он получил это имя?
– Я много всяких историй слыхал, – пожал плечами незнакомец, потянувшись за своим стаканом. – Вот, например, я слыхал, что Гранитные Лорды едва пережили стычку с Парнями с Дурной Скалы. Разве Костолом не убил двоих из них голыми руками?
Посетители бара слегка напряглись. Они не питали любви к Гранитным Лордам, но банда все равно принадлежала к дому Орлоков, а некоторые привязанности пускают корни глубоко.
– То было давно, – сказал Данвич, немного помолчав. – К тому же, Парней с Дурной Скалы было не остановить. Я слышал, Костолом однажды получил крак-гранату в лицо и даже зуба не лишился.
– Это я тоже слышал, – отозвался незнакомец. – И все-таки этих неудержимых монстров убили, перерезали за один ночной цикл.
– Это куча гроксова дерьма.
Незнакомец развел руками.
– Но именно так я и слышал.
Некоторые из прочих завсегдатаев бара закивали.
– Вон как? – ухмыльнулся Данвич. – Ну а мне кто-то рассказывал, будто их всех шестерых убил один человек, вооруженный только ножом.
– Так говорят, – ответствовал незнакомец. – В сущности, я слыхал, что это был тот же человек, который убил Незримого Зверя из Отстойника.
Чудак, один из старейших шахтеров, согласно кивнул головой.
– Мой брат лишился половины бригады из-за этого чудовища, – произнес он. – Он мне рассказывал, что оно могло прятаться в твоих кошмарах. Никто не мог его выследить.
– Именно так, – улыбнулся незнакомец. – Вот только подобное умение работает лишь с добычей, которой ведом страх, и это-то и погубило зверя. Видите ли, у Парней с Дурной Скалы и Незримого Зверя есть кое-что общее. Они все считались непобедимыми, пока не померились силами с девятым по опасности человеком в подулье.
Бармен приподнял бровь.
– Хочешь сказать, их всех убил Калеб Проклятущий?
Незнакомец сердито уставился на него.
– Нет, – произнес он, и в его голос закралась нотка раздражения. – Я хочу сказать, что их убил Калеб Пропащий. Не Проклятущий, Пропащий.
Чудак насупился.
– А я слышал, что «проклятущий».
– Ну так ты слышал неправильно, – огрызнулся незнакомец. Он прервался, сделав глубокий вдох и взяв себя в руки. Улыбка снова вернулась на свое место. Затем он развернулся, ловко вскочил на барный табурет и обратился к толпе.
– Я знаю все истории о Калебе Пропащем, – ухмыльнулся он. – Знаю, что он спасся в бойне на Кровавой Реке и пронес единственное выжившее дитя сотню миль по Пепельным Пустошам. Знаю, что он вскарабкался на вершины Шпиля и сразился с великим лордом Хэрроу, одолев того в поединке и похитив его главное сокровище. И еще знаю, что однажды вскоре он станет известен как герой, освободивший поселение Конец Надежд от жестоких Гранитных Лордов. А знаете, откуда мне это известно?
Те переглянулись. Чудак покачал головой.
Незнакомец сдвинул с лица шарф и улыбнулся.
1
Из Шлакового Ряда вышло четверо охотников. Пятеро, если считать вместе с еще не пробовавшей крови новенькой, однако никто из остальных этого не сделал. Идти по следу было несложно – где бы ни прошла их цель, оставались рассказы, невероятные свершения и дерзкие подвиги. Охотников не волновало, что показания тонули в противоречиях. Значение имела лишь охота.
Первую потерю пятерка понесла сразу за пределами Отстойника. Пока остальные спали, Бор Загребущий двинулся дальше в одиночку, намереваясь единолично получить награду. Днем позже прочие охотники обнаружили его тело плавающим в мусорном пруду – невредимым, если не считать ножевой раны в груди. Они знали, что Загребущий был заносчив и временами неаккуратен, но любителем он не являлся. Ларс Проныра, самозваный предводитель отряда, однажды видел, как тот сломал человеку шею ударом тыльной стороной ладони, а еще видел, как другому он вывихнул плечо энергичным рукопожатием. Бывший Голиаф был горой мышц и обладал неожиданной для таких габаритов быстротой, и все равно его жизнь оборвали одним-единственным ударом. Новенькая дотошно изучила рану, оценивая ширину разреза и траекторию входа, словно заносила методы убийцы в каталог. Остальные в отряде молча отдали дань уважения. Каждый мысленно пересчитывал свою долю награды, коль скоро та теперь делилась на троих. На четверых, если считать новенькую, однако никто из них этого не сделал.
Оставшиеся охотники продолжили путь, уже более осторожно. После гибели Загребущего след исчез, теперь цель знала о погоне. Возможно, она бы и скрылась, если бы не Гарак Ищейка. Старику было нелегко поспевать за более молодыми охотниками, но он обладал сверхъестественной способностью узнавать, куда побежит добыча. Порой хватало малейшей зацепки – выпавшего волоска или случайного отпечатка ботинка. Чаще всего реальных следов не бывало вообще, и старик поочередно обдумывал каждый из маршрутов, после чего неизбежно вел их верной дорогой. Когда его спросили, как ему это удается, он улыбнулся, продемонстрировав разномастное собрание неправильно выросших зубов, и объяснил, что большую часть своей жизни провел в бегах. Он знал, куда те бегут, потому что именно туда побежал бы он сам.
Охотники потеряли его у самой Выгребной Ямы – сточного озера, давным-давно поглотившего Железную Корону, территорию Орлоков. Старик был настолько сосредоточен на следе, что не заметил желтых глаз, приподнявшихся над поверхностью токсичных вод. Когда его схватил сточный крокодил, он завопил, скребя пальцами по берегу, пока его утаскивали вниз. Новенькая неумело потянулась за своим оружием, но Ларс поднял руку, давая ей знак стоять спокойно. В следопыте больше не было нужды, оставался всего один путь.
У сточного озера влачила свое существование горстка несчастных, которые разводили грибы и вылавливали из воды мусор. Пригоршня кредитов купила информацию, подтвердившую, что цель уплыла через озеро, а еще одна пригоршня обеспечила проезд на одной из траулерных барж. Двое оставшихся охотников – трое, если считать новенькую – без единого слова собрались по центру судна, встав спиной к спине и пристально глядя на изумрудно-зеленую воду. Невозмутимый ловец приводил самодельный корабль в движение при помощи кормового весла, оканчивавшегося зазубренным крюком. Время от времени он останавливался и переворачивал весло, чтобы вытащить из стока какую-нибудь безделушку.
Никто не знал, насколько далеко тянется озеро. Ловец утверждал, будто заплывал дальше прочих. Он рассказал про забытый берег, где уродливые твари носят человеческие лица. Когда его спросили, не к тем ли берегам направилась их цель, ловец рассмеялся и сказал, что никто не осмеливается пересекать озеро, поскольку ни один из пытавшихся это сделать так и не вернулся. Новенькая резонно поинтересовалась, откуда же ему известно о существах на дальнем берегу, если оттуда никто никогда не возвращался. Ловец улыбнулся – его зубы оказались неожиданно белыми и совсем слегка чересчур острыми – и ответил, что это всего лишь россказни.
Впрочем, ни охотников, ни их добычу не интересовало пересечение озера. Целью был островок, находившийся в центре.
Кусочек суши был зыбким и представлял собой немногим более, чем дрейфующий мусор, согнанный вместе течениями. Токсичные воды сплавили его вокруг стального цилиндра диаметром около десяти футов и примерно такой же высоты, верхушку которого закрывала бронзовая крышка, покрытая насыщенной бирюзовой патиной. До ульетрясения, во времена, когда Железная Корона являлась промышленным центром, это была одна из дюжины шахт, использовавшихся для подъема ценной руды из копей внизу. Теперь же осталась только она – последний проход через Выгребную Яму к единственному остатку сгинувшей империи. Там и находилось последнее прибежище их добычи.
За скромное вознаграждение ловец согласился вернуться через три дня, чтобы забрать их. Ларс пригрозил, что нарушение уговора повлечет за собой тяжкие последствия, хотя на самом деле и знал, что привести угрозу в исполнение будет тяжело.
Внутри бывшего шахтного колодца на истертых тросах и изношенных цепях висела клеть из проржавевшего железа и потускневшей меди. В поперечнике она составляла всего несколько ярдов, ее сильно изъели коррозия и гниль. Мотор уже давно развалился и не подлежал восстановлению, так что вместо этого они работали лебедкой: двое тянули ржавую цепь, пока еще один отдыхал. Единственным источником света служила работающая с перебоями лампа-люмен, похожая на свечу во мраке. Впрочем, вися в стальной шахте глубоко в недрах стока, смотреть было особо не на что. Однако в воде они были не одни. Время от времени что-то задевало за металл шахты – возможно, щупальце или уродливый плавник – и тогда клеть раскачивалась, скрипя цепью и погружаясь все ниже.
Третья потеря произошла во время спуска. Новенькая проснулась и обнаружила, что Ларс тянет цепь в одиночку, а у его ног лежит тело Сухого Скрэга. Психоз, как сообщил ей Ларс – несомненно, это вызвали теснота шахты и опасности, таящиеся в стоке. Ларс был вынужден к самообороне. Превентивной, нужно признать, но все же самообороне.
Новенькая ничего не сказала.
У следующего клапана сброса они выкинули труп. Сквозь смотровое окошко было видно, как тот плывет, вися в переливающихся сточных водах. Потом возникла тень, мелькнули зубы размером с кавдорскую алебарду. Тело исчезло.
Оба взялись за цепь, удвоив усилия.
В конце концов, они рывком остановились на дне шахты. Выйдя из клети, они оказались в громадной пещере, сток остался высоко над ними.
Ларс шагнул наружу, держа винтовку опущенной, но всегда под рукой. Его оливково-зеленая шинель было плотно застегнута, на рябом лице появилась глумливая улыбочка. Новенькая следовала сразу за ним, пристегнув за спиной свой длинноствольный лазган. Перед ними простиралось все, что осталось от былой Железной Короны – подземная пустыня из пепла и осыпающихся камней, пронзенная колоссальными сталактитами размером с гору. Те росли с купола высоко наверху, и острия уже давно погрузились в пепельные дюны. Некоторые из наиболее крупных сталактитов были соединены между собой немногочисленными ржавыми мостиками, а далеко вверху можно было разглядеть свечение оставшихся огней купола. Сложно было представить, что над этими огнями располагаются гнилостные воды Выгребной Ямы. Ларс задумался, насколько мощное ульетрясение потребуется, чтобы расколоть купол и утопить их в стоках, и решил, что лучше не тянуть время.
Новенькая изучала карты, пытаясь найти единственное уцелевшее поселение нижнего мира. Она продержалась дольше, чем он ожидал, пережив трех опытных охотников, и за время путешествия показала себя достойно. Скорее всего, он все равно убьет ее, как только они получат награду, но пока что стоит держать ее рядом. На худой конец, она может поймать шальную пулю, предназначенную ему.
Она уловила его взгляд и указала пальцем. Впереди, под покровом смога, еле виднелось поселение Конец Надежд – от силы четыре десятка строений, часть сварена из ржавых переборок, остальные вырезаны прямо в горах пустой породы. Слева располагалась мастерская, забитая вагонетками и бурильным оборудованием. По центру одно из зданий выдавалось чуть выше остальных – видимо, оно принадлежало главному в этом месте, кто бы это ни был. Снаружи собралась толпа, и он слышал далекое эхо голосов.
Ларс поднял винтовку, подкручивая телескопический прицел. Он находился слишком далеко, чтобы рискнуть стрелять, но теперь он хотя бы мог отчетливо видеть. В поселении и впрямь шел какой-то праздник, хотя он и не выглядел запланированным. Из некоторых строений продолжали появляться люди, которые стягивались к импровизированной сцене, сооруженной из ржавых переборок. Оттуда к толпе обращался один человек, державший в каждой руке по бутылке «Бешеной змеи». Он был среднего роста, одет в потрепанную рубаху и драный зеленый шарф, видимо, являвшийся последним писком моды пару циклов тому назад, а на голове носил выцветший синий ирокез. В лице не было ничего примечательного, пока он не улыбнулся – с теплотой либо искренней, либо безупречно подделанной. У Ларса в кармане лежало объявление о награде, но ему не потребовалось с ним сверяться. Это лицо было слишком ему знакомо.
– Калеб Пропащий, – прошептал он. – Рад видеть, что ты веселишься.
Удовлетворенный, он повернулся к новенькой, которая все еще настраивала прицел своего дальнобойного лазгана.
– Быстро, – бросил он. – Похоже, наш парень устраивает представление. Думаю, пора его уложить поспать. Навсегда.
Он ухмыльнулся, довольный своей шуткой. И все же, Калеб являлся только половиной проблемы. Существовала еще вторая цель, сообщница Калеба. У него не было ни ее имени, ни изображения, но он знал, что крысокожая будет неподалеку, пусть даже та оказалась довольно неуловимой. Он не смог обнаружить ее ни на сцене, ни в толпе. Только когда Калеб закончил свою речь, завершающие фразы которой вызвали одобрительный рев, Ларс заметил мимолетное движение на крыше центрального строения. Вот где она была – едва заметная в тени, но Ларс смог разглядеть ее лицо. Глаза обрамляли темно-красные отметины, слегка напоминавшие слезы. Она хмурилась.
– Вечеринка не по душе? – с ухмылкой произнес он, продемонстрировав неполный набор гнилых зубов.
При этих словах ее голова резко повернулась, и их взгляды встретились. Ларс невольно вздрогнул. Она никак не могла его засечь – с такого расстояния человека не заметил бы даже бионический глаз – но он все равно почувствовал, как по спине пробежала дрожь испуга. Он с удовольствием заставит ее заплатить за это.
– Как думаешь, осилишь выстрел? – спросил он, оборачиваясь к новенькой. Та до сих пор возилась с дальнобойным лазганом, проявляя необычный для себя непрофессионализм.
– Дай мне, – рявкнул он, выхватив оружие у нее из рук. Это все равно оставалось рискованно. Ларс был уверен, что сможет подстрелить любого из двух даже с такой дистанции, но при этом он мог раскрыть свое присутствие и, возможно, дать второй цели шанс скрыться. Он решил, что крысокожая – лучший вариант. Та была одна на крыше, и никто с хорошей вероятностью не заметил бы ее падения. Это бы дало ему время подправить прицел и сделать второй выстрел по Калебу.
Он практически не почувствовал, как клинок новенькой полоснул его по горлу, без труда рассекая кожу и плоть под ней. Успев издать булькающий вскрик, он осел на подогнувшиеся колени, слабо зажимая фонтанирующую рану.
Потом он завалился вперед и затих.
Элисса вытерла клинок о рубашку Ларса и с отработанной ловкостью подобрала дальнобойный лазган. В прицел она увидела Калеба на импровизированной сцене. Тот вскинул руки, и толпа опять взревела так, что шум долетел до вершины холма. Она почувствовала, как в груди вздувается пузырь ненависти. Палец на мгновение напрягся на спусковом крючке.
Однако она остановилась, опустила оружие и сделала глубокий, медленный вдох.
Нет.
Она представляла себе его смерть тысячу раз. Это случится не быстро и не чисто. В свои последние мгновения он будет сломленным человеком, парией среди жалких обитателей подулья, чьего одобрения он столь отчаянно жаждал.
Ее пальцы заплясали по серебряному наручу на предплечье. Металл был гладким и лишенным украшений, за исключением эмблемы золотого кинжала на кроваво-красном поле. Развернулся оживший голоматричный дисплей, и она вывела набор координат, до которых оставалось еще полмили. Закинув оружие за плечо, она двинулась прочь, оставив труп Ларса лежать распростертым посреди пепельной пустыни.
Ее поступь была размеренной. Спешить было некуда. Пока что.
2
Калеб очнулся и быстро пожалел об этом.
Он попытался моргнуть, ломая голову, почему у него заклеены глаза. Попробовал поднять руку, чтобы их протереть, но для этого требовалось определить, где находится верх, что в данный момент являлось непростым вопросом. В сущности, наверняка он знал всего три вещи. Во-первых, нечто пыталось просверлить дыру в его черепе – видимо, чтобы выбраться оттуда. Во-вторых, по зрелом размышлении он надеялся, что у этого нечто все получится, и оно даст ему спокойно умереть. В-третьих, к нему приходило осознание того, что тухнущая в желудке мерзость продержится там еще недолго.
Он сумел вздернуть себя в сидячее положение, но едва не упал: земля под ним сотрясалась. Нет, не земля; он валялся в стальном ящике площадью примерно пять квадратных футов в компании полупустой бутылки, которая пахла как стерилизующий гель, настоянный на требухе. Стенки его пристанища были высотой в пару футов. Наверху сквозь облако смога и пыли с трудом пробивались огни купола.
Желудок снова свело, и к горлу подступила желчь.
Ухватившись за металлическую раму, Калеб заставил себя встать на ноги и еще пытался свесить голову за борт, когда шумно выплеснул наружу содержимое желудка. Слабо приподняв голову, он обнаружил, что смотрит на три озадаченных лица. Одежда людей представляла собой сочетание грубой ткани и клепаной кожи, слегка напоминавшее о доме Орлок. Они тоже сидели в своем металлическом ящике, который, как он теперь мог разглядеть, являлся частью колонны вагонеток, сцепленных друг с другом наподобие обоза и занятых отдельными группами. Движение было неожиданно тихим. Он глянул вниз, не обращая внимания на потеки, оставленные им на стали . Вагонетка висела над самым песком на паре металлических полозьев, перемещаясь за счет волны магнетической силы.
Троица в соседней вагонетке продолжала таращиться на него.
Он попытался помахать им рукой, изобразив самую теплую улыбку, что, следовало признать, работало лучше без корки рвоты на подбородке. Ближайший из троих слабо улыбнулся в ответ, безуспешно пытаясь не выразить взглядом своего отвращения. Калеб с облегчением осел обратно внутрь вагонетки. Он обливался потом, глаза закрывались.
Что-то ударило его в лицо.
Он повалился назад, треснувшись головой о сталь и разбудив ту тварь, которая сверлила его череп. Снаряд упал ему на колени. Он уставился на предмет и, в конце концов, признал в том фляжку.
– Вода, – произнес знакомый голос. – Пей.
Внезапно испытав отчаянную жажду, он схватился за крышку. В горле было сухо, как в окружавшей их пустыне. Он наклонил флягу, но стремительно возникшая рука схватила его за запястье, притормозив.
– Не слишком много, – сказал голос. – Маленькими глотками.
Он сделал, как она велела, наполняя рот и позволяя жидкости ручейком стекать в глотку. Поначалу он чувствовал, что желудок сжимается в кулак, но капля по капле сумел протолкнуть воду вниз. Помогло гораздо меньше, чем он надеялся.
Спасительница забрала у него фляжку и уселась на противоположном конце вагонетки. Насколько он мог судить, ее лицо было знакомо: темные глаза, обрамленные багряными штрихами, поджатые губы, всегда вытянутые в линию, и копна черных волос, коротко подстриженных при помощи ножа. Однако какой бы отдел мозга ни отвечал у него за язык, сейчас он никак не мог вспомнить, как же ее зовут. Ему хватило ума не упоминать об этом. Судя по выражению лица, она пребывала не в лучшем настроении, и ему начинало казаться, что он может быть как минимум отчасти в этом виноват.
Желудок снова свело; ощущение было такое, словно его ткнули ножом в живот. На сей раз он сдержался, плотно зажмурив глаза и беззвучно считая про себя, пока с лица капал пот. Боль понемногу отступила. Он расслабился, позволив себе обмякнуть в вагонетке.
Схватив его за волосы, она вздернула его на ноги. Ладонь хлестнула его по лицу. Это была сильная пощечина, хотя он и подозревал, что при необходимости она способна ударить его ощутимо сильнее.
– Проснись! – бросила она.
– Иктоми? – выдавил он. Языковой центр в мозгу внезапно включился. – Я не сплю, мне, наверное, просто опять нездоровится.
Она разжала хватку, пробормотав ругательство. Использованное ей слово было из наречия крысокожих. Точного значения он не знал, но интонация и общая окраска донесли суть абсолютно ясно.
– Благодарю, – произнес он, расправляя воротник. – Итак, куда мы едем?
– На шахту.
Шахта. В этом слове было что-то знакомое.
– Мы едем добывать руду? – рискнул предположить он.
Она яростно воззрилась на него. Он бы попятился назад, не будь его плечи и так прижаты к стали.
– Не добывать, – тихо сказала она с физически ощутимой угрозой в голосе. – Красть.
Вот это звучало действительно знакомо. Не та часть, которая касалась шахты, а идея кражи в целом. Пелена приподнималась – возможно, ее разогнал удар по голове. Красть; это звучало более-менее правильно. Красть, убегать, влетать из одной почти катастрофы в другую. Теперь все стремительно возвращалось – бегство через все подулье, охотники за наградой за спиной. Спуск под токсичное озеро, полное чудовищ, выживание в нижнем мире под стоком. Теперь это была его жизнь, с самого инцидента в Шпиле.
Он бросил взгляд на Иктоми. Та больше не наблюдала за ним, сконцентрировавшись на пустыне из пепла и пыли. Он проследил за ее взглядом. Пейзаж выглядел причудливо: перевернутые горы из осыпающихся камней, расширявшиеся кверху и заслонявшие своими массивами огромные участки купола. Из них торчали проржавевшие балки, похожие на сломанные кости, а внутри гор был прорезан целый муравейник туннелей, укрепленных сетью лесов. Он не мог понять, для чего так делать – возможно, некоторые поселенцы жили в пещерах над пустыней или отступали туда в случае нападения? Это не выглядело особо безопасным, да и бежать оттуда было уже некуда. Стоило признать, некоторые из наиболее крупных гор соединялись между собой ржавыми железными переходами, но эти мосты были древними и уже пришли в негодное состояние. Многие из них, несомненно, уже обрушились, изолировав отдаленные горы. Единственным напоминанием о них служили сломанные балки.
Перед глазами все поплыло, и его вдруг снова очень сильно затошнило.
– Кажется, мне надо еще воды.
Она передала ему фляжку, не глядя на него. Ее внимание было сосредоточено на перевернутом ландшафте.
– В чем дело? – спросил он, сделав глоток.
– За нами кто-то наблюдал.
– Когда?
– Вчера. Может, и раньше. Может, и сейчас.
– Стало быть, всегда?
– Нет, не всегда, – произнесла она. – Но и мы не всегда оповещали о своем присутствии всюду, куда бы ни прибыли, и не распевали песен о своих героических поступках.
Теперь он припоминал. Не всё – судя по прошлому опыту, это предстояло позже. Однако он вспомнил, как стоял на столе, сжимая в обоих кулаках по бутылке «Бешеной змеи», а аудитория была у него в руках, внимая каждому его слову. Это было чудесное чувство, хотя отчасти его и можно было списать на «Бешеную змею».
– Признаю, это, возможно, и было ошибкой, – согласился он, – но никто ведь не мог последовать за нами сюда. Нет такой награды, ради которой стоит рисковать лезть в это озеро.
– Мы пережили путешествие.
– Едва-едва. Но мы же в Конце Надежд, верно? – настаивал он. – Ниже залечь уже невозможно, кроме как погрузившись на настоящее дно улья. Никто нас тут не найдет. Сюда вообще никто не заходит.
– Кроме Гранитных Лордов.
– Кого? – название звучало смутно знакомым, но память оставалась затуманенной.
– Банда Орлоков, – отозвалась она. – Обычно орудуют в Ржавом Городе. Но местные наткнулись здесь на что-то ценное, и банда решила, что оно принадлежит им.
– Вот так просто?
Она кивнула.
– Здесь когда-то была территория Орлоков. Они считают себя вправе брать все, что им нужно.
– Звучит знакомо, – вздохнул Калеб. – Я знаю, что ты собираешься сказать: нам не следует ввязываться.
– Именно так я и сказала, – ответила она, мрачно глядя на него. – Ты со мной даже согласился. Сперва.
– У меня такое чувство, что прошлой ночью я мог сказать какую-то глупость.
Она покачала головой.
– Нет, не «какую-то». Множество глупостей.
Он кивнул. Это тоже казалось знакомым.
– Было что-то действительно выдающееся?
– Ты пообещал, что сможешь вернуть их собственность, не пролив при этом ни единой капли крови.
– Верно, – он скривился. – Ну, это в рамках…
– Ты пообещал им лучшее будущее.
– Мне кажется, это скорее обещание возможности, типа я могу дать им шанс построить лучшее будущее, но реализация больше…
– И ты отказался от половины нашего гонорара, в качестве жеста солидарности.
Он выругался.
– Ох, прекрасно. Так сколько мы на этом заработаем?
– Ты не заработаешь ничего.
Ему потребовалась секунда, чтобы понять, что она имеет в виду. Он затряс головой.
– Нет, мы все делим пополам, таково правило. И выигрыши, и проигрыши.
– Тогда с чего это ты без спроса отказываешься от половины моего гонорара?
Мгновение оба молчали, тишину нарушал лишь гул генератора вагонетки. Впереди между дюн показалась одна из перевернутых гор, и ее колоссальная громада отбросила свою тень на колонну.
– Нам бы надо прийти к взаимопониманию, – произнес Калеб. – Я… не в лучшей форме. Не знаю, почему так, обычно «Бешеная змея» меня так сильно не накрывает, но…
– Она кончилась во время твоей речи. Ты продолжил произносить тосты.
– Так что я тогда пил? «Второй сорт»?
Она мрачно покачала головой.
– «Третий сорт»? – прошептал он с возрастающим ужасом.
– Думаю, можно и так назвать. Если хочется проявить снисхождение.
– Тогда, полагаю, я должен быть благодарен, что еще жив. Во имя Гельмаура, зачем я пил «Третий сорт»?
– Ты был очень пьян.
– Это все объясняет, – кивнул он, поразмыслив секунду. – Это на этом этапе я представил свой план?
– Частично.
– А я делился подробностями?
Она уставилась на него. Взгляд был недобрым. Он сглотнул.
– Буду честен. Прошлая ночь, сказать по правде, несколько в тумане. Есть несколько мелких, но существенных деталей нашего нынешней работы, которые от меня ускользают.
– Каких деталей?
– Ну, думаю, для начала нам нужно уточнить, что конкретно мы крадем.
Взгляд становился все хуже. Как-то раз Калеба угрожал выпотрошить психопат семи футов ростом, носивший ожерелье из разнообразных ушей. Почему-то тот выглядел менее пугающе. Тем не менее, он продолжил:
– Кроме того, мне не до конца ясно, как мы планируем это сделать. Или почему. Или откуда, если уж на то пошло, но мне кажется, что пока что нужно сосредоточиться на «что» и почему». Договорились?
Он выставил перед собой сжатый кулак в жесте солидарности.
Она пристально посмотрела на кулак, а затем на него.
Ее глаза сузились, и Калеб осознал, что до настоящего момента он на самом деле никогда не видел ее рассерженной.
Элисса наблюдала за тем, как колонна скользит по пепельной пустыне. Расстояние не позволяло разглядеть тех, кто находился в вагонетках, но она знала – он там, прохлаждается среди грязекопов из поселения. Она это чувствовала.
Ее убежище было вырезано в одном из сталактитов: закуток шириной всего в несколько ярдов, приткнувшийся под нависающим выступом и невидимый с земли. Видимо, когда-то он служил логовом контрабандиста или уединенным местечком для свиданий любовников, но уже давно был заброшен. Она бы ни за что не отыскала его без координат, пусть и искать было особенно нечего. Какая-то небольшая ее часть – часть, в смерти которой она поклялась давным-давно – питала надежду, что для нее что-нибудь оставят. Сувенир из дома или хотя бы просто свежие пайки, не восстановленные из мяса паразитов и трупной муки. Однако, как ей напомнили, даже одеяло противоречило бы правилам. Она знала, что некоторые пуритане дошли бы даже до утверждения, что предоставление координат технически является нарушением кодекса.
Кодекс.
В Шпиле все выглядело романтично – юные аристократы из ее дома спускаются в глубины подулья, дабы проявить свою доблесть, вооруженные лишь тем, что могут унести с собой. Возвращались они после исполнения своих обетов, хотя большинство клялось просто забрать определенное количество жизней, а наименее воспитанные пытались превзойти счет конкурентов. Не то, чтобы это как-то усложняло задачу. Каждый из дебютантов носил наруч с выгравированной эмблемой дома, связующее звено с миром внизу. Устройство могло считывать биение сердца носителя и могло предоставить доказательства триумфа или неудачи, но ему не было дела до доблести и чести. Победа над множеством опаснейших убийц подулья имела такую же ценность, как убийство множества младенцев, и иные из ее партнеров придерживались именно такого принципа.
Ей доводилось слышать от некоторых кузенов похвальбу, будто они намерены задержаться в подулье и собираются несколько лет позабавиться, создавая империи среди нищеты. Несколько из них даже предлагали своего рода турнир, где каждому предоставлялся бы один цикл на сбор сил, а затем следовала бы открытая война, и проигравший в знак примирения угощал победителя выпивкой. Теперь же, проведя несколько месяцев в гнилостной тьме, она задавалась вопросом, разделяют ли они еще эту идею, если кто-то из них вообще жив.
Когда настал ее черед принести обет, она пообещала всего одну жизнь. Потому что стремилась проявить себя не длиной списка, а тем, кого лишит жизни – вора, обесчестившего их семью и пролившего кровь ее отца.
Состав скрылся в туннеле, высеченном в горах шлака. Это не имело значения. Она знала, каким маршрутом он пойдет и куда направляется. Несмотря на свои многочисленные недостатки, Ларс обладал сносным умением собирать информацию. В пепельной пустыне имелось всего одно место, представлявшее ценность. Именно там она и найдет Калеба, который, без сомнения, полезет в какую-то местную свару. Если дело обернется перестрелкой, одна шальная пуля может оставить ее без убийства и нарушить ее обет.
Клятва состояла не просто в его смерти. Лишь когда его жизнь будет разрушена, когда рухнут всякие иллюзии о героизме, а в подулье он станет известен как убийца и трус – лишь тогда она смилостивится и положит конец его страданиям. До тех пор его жизнь принадлежала ей, и она намеревалась позаботиться, чтобы никто другой ее не забрал.
Пристегнув длинноствольный лазган на его место за спиной, Элисса Хэрроу начала спускаться из своего убежища.