3529
правок
Изменения
Перейти к навигации
Перейти к поиску
м
{{В процессе
|Сейчас = 26
|Всего = 28
}}
– Льщу, – согласился Мортарион. Без предупреждения он вырвался из заключивших его в кокон волокнистых грибковых нитей. Взмах Тишины рассёк стебель, на котором держалось воплощение Ку’гата. Оно упало, и миниатюрная голова врезалась в пол, превратившись в кучу прогорклого мяса, отослав Ку’гата назад в его тело.
“Копьё Эспандора” “''Копьё Эспандора''” крестового похода прорвало варп и без промедления устремилось к центру системы Парменион и её главному миру. Благодаря подкреплениям со всего Ультрамара численность флота значительно увеличилась. Вернулись несколько ударных групп после выполнения заданий, отогнав отколовшиеся от основных сил флотилии Гвардии Смерти и обезопасив миры, в которые те вторглись. Остальные представляли собой подкрепления со всех концов сегментума. Основную часть сформировали Адептус Механикус: легионы скитариев, боевых роботов и три полулегиона титанов Оберон, Фортис и Атар. Десятки полков Астра Милитарум, конвентов Сестёр Битвы, ударных соединений Милитарум Темпестус и не только.
Силуэт “Терминус Эст” был известен по всей галактике, как предвестник ужаса, смерти и разложения. Нургл благосклонно отнёсся к флагману своего смертного герольда. Десять тысячелетий его заботы превратили пласталевого левиафана в разлагавшееся и рыскавшее чудовище, варп-зверя, который больше состоял из капающей плоти, чем технологии. “Терминус Эст” кипел чумной магией. Он мерцал в смертном царстве в тумане болезни и неистового плодородия. Часть царства Нургла была отсечена и отпущена бродить среди звёзд.
“Гнев бога” “''Гнев бога''” горячился, пока выходили его братья “Божья клятва”“''Божья клятва''”, “Погибель бога” “''Погибель бога''” и “Милосердие огня”“''Милосердие огня''”. Его растущее разочарование грозило затопить принцепса Дюнкеля и тому пришлось напрячь всю свою волю, чтобы укротить машину. Наконец настало его время. Дюнкель ответил на потребность своего титана идти, а не на голосовую команду Урскейна.
“Гнев бога” “''Гнев бога''” повиновался ещё раньше Дюнкеля. Могучая нога твёрдо упёрлась в землю, подняв ободок грязи вокруг квадратных пальцев. Задняя нога также скорректировалась. “Гнев бога” “''Гнев бога''” занял позицию для стрельбы, приготовившись к отдаче гигантского оружия. “Милосердие огня” “''Милосердие огня''” остановилось в пятистах метрах слева, а “Погибель бога” “''Погибель бога''” и “Божья клятва” “''Божья клятва''” справа, став частью линии, которая изгибалась в направлении берегов Речного моря в пятидесяти километрах отсюда, где узкий залив расширялся рядами бухт. В тумане вырисовывались скрытые по пояс силуэты титанов других манипул. Позади них остальные легио казались размытыми тенями в горчичных парах.
“Гнев бога” “''Гнев бога''” подался в их сторону.
“Гнев бога” “''Гнев бога''” выпустил новые ракеты. В ответ сверкающие столбы лазерного света врезались в пустотные щиты, их вспышка ослепила Дюнкеля.
“Милосердие огня” “''Милосердие огня''” открыло огонь из гатлинг-лазера, устремив пылающие росчерки света во врага. Пустотные щиты “Ядовитого мастера” “''Ядовитого мастера''” загудели и затрещали в тумане, подсвечивая корпус и капли воды, которые кружились в завораживающих узорах. “Владыка войны” ответил полным залпом из всех орудий. Огненная буря вырвалась из обеих рук, окатив “Милосердие огня” “''Милосердие огня''” кипящим покровом пламени. Первый пустотный щит “Разбойника” отключился, второй вышел из строя несколько мгновений спустя, как и третий с четвёртым. Выстрел из лазерного бластера пришёлся прямо в бронированную грудь “Милосердия огня”“''Милосердия огня''”. “Возмездие” “''Возмездие''” Урскейна шагнуло мимо раненого титана, направив своё оружие на “Ядовитого мастера”“''Ядовитого мастера''”, но всплески энергии показали чувствам Дюнкеля, что вражеский “Владыка “'Владыка войны” собрался выстрелить и добить свою цель. Два из их трёх “Разбойников” на данный момент не участвовали в бою, один, возможно, навсегда вышел из строя. Следующая манипула переместилась ближе, вызывая огонь напарника “Ядовитого мастера” “''Ядовитого мастера''” и блокируя полосу обстрела вражеского эшелона. Они дорого заплатили за это, их пустотные щиты вспыхивали опасным светом.
“Гнев бога” “''Гнев бога''” отреагировал на рану товарища многоголосым яростным воем. Он неожиданно рванулся вперёд, застав врасплох Дюнкеля и “Ядовитого мастера”“''Ядовитого мастера''”, подставившись под следующие выстрелы, которые предназначались “Милосердию огня”“''Милосердию огня''”. Дождь искр пролился на шлем Дюнкеля. Сервитор задёргался в алькове, дым повалили из его входных портов.
“Гнев бога” “''Гнев бога''” прорвался сквозь рассеивающуюся защиту и врезался в “Ядовитого мастера”“''Ядовитого мастера''”. “Владыка войны” был на несколько метров выше “Разбойника” и массивнее, но импульс “Гнева бога” “''Гнева бога''” был таким, что удар заставил “Ядовитого мастера” “''Ядовитого мастера''” пошатнуться. Дюнкель оставил попытки обуздать духа-машину, задыхаясь от вызванной этим боли. Он разделил страстную радость машины, когда предоставил “Разбойнику” свободу. Тот издал душераздирающий вой. С участием модератуса или без него, цепной кулак поднялся, активированная гибкая цепь зубов превратилась в размытое пятно. Цепь была шире, чем гусеницы танка, каждый зуб размером с человека. Она понеслась вниз и вгрызлась в локоть левой оружейной руки “Ядовитого мастера”“''Ядовитого мастера''”, пока тот не успел восстановить равновесие. Расплавленные осколки металла застучали по кабине “Гнева бога”“''Гнева бога''”. Перед глазами Дюнкеля замелькало, когда от скрежета вгрызавшихся в металл зубьев задрожала вся машина. Вражеский титан был покрыт каким-то органическим веществом, из которого сочилась едкая слизь. Пятна ржавчины покрывали броню. Бледная кабина в форме черепа казалась странно живой.
“Ядовитый мастер” “''Ядовитый мастер''” завопил от боли и ярости, зовя на помощь братьев. Дюнкель потерял из виду прорывателей строя, “Владык войны”, своим рукопашным оружием они легко расправились бы с “Гневом бога”“''Гневом бога''”, но теперь было слишком поздно волноваться об этом. Он должен прикончить врага или погибнуть. Дальнобойное оружие “Ядовитого мастера” “''Ядовитого мастера''” было бесполезно на таком близком расстоянии. Но он всё равно выстрелил, выбросив фонтаны плазмы. Его пусковые стойки опустели. Ракеты проревели, почти вертикально исчезая в небе.
“Ядовитый мастер” “''Ядовитый мастер''” прицелился прямо в уязвимую спину “Гнева бога”“''Гнева бога''”, где броня была самой тонкой. Выстрел на полной мощности пройдёт сквозь щиты и броню до самого реактора. Дюнкель вёл машину по широкой дуге, пытаясь двигаться быстрее, чем “Ядовитый мастер” “''Ядовитый мастер''” будет успевать поворачиваться. Металлические боги танцевали тяжёлый и неуклюжий вальс.
“Ядовитый мастер” “''Ядовитый мастер''” умирал. Десятки меньших машин подкрались в тени “Воздаяния” “''Воздаяния''” и присоединились к огню “Владыки войны”. Три рыцаря объединили усилия, чтобы перерезать перерезая ногу “Ядовитого мастера” “''Ядовитого мастера''” в колене совместными выстрелами из мелтапушек. “Воздаяние” “''Воздаяние''” пробивал его броню залпами из сдвоенного орудия “Вулкан”.
Нет описания правки
{{Книга
|Обложка =DarkImperiumPlagueWar.jpg
|Переводчик =Хелбрехт
|Издательство =Black Library
|Серия книг =[[Тёмный Империум / Dark Imperium(серия)|Тёмный Империум / Dark Imperium]]
|Предыдущая книга =Тёмный Империум / Dark Imperium
|Следующая книга =[[Тёмный_Империум:_Божья_болезнь_/_Dark_Imperium:_Godblight_(роман)|Тёмный Империум: Божья болезнь / Dark Imperium: Godblight]]
|Год издания =2018
}}
Он медленно выводил буквы, заполняя пустоты в каждой декоративными расцветками. Позже, если написанное выдержит его критический взгляд, он разовьёт эти художественные начинания и украсит рукопись прекрасными иллюстрациями. Сейчас же он просто сделал несколько набросков, совсем незаметных, чтобы затем их можно было легко стереть. Сделав это, он подумал, стоит ли назвать себя автором главы. Он колебался, но затем решил, что стоит, и быстро написал, пока не передумал.
''Рассказано милитант-апостолом братом фратером Матьё, монахом нищенствующего ордена Акронитов, послушником третьей степени, который лично принимал участие в кампании.''
Едва закончив предложение, он пожалел о своём тщеславии. Каждый раз, когда он брался за перо, начиналась эта бесплодная битва. Он слишком хорошо знал, насколько фрагментированными могли со временем становиться документы, поэтому ставил своё имя под заголовками всех глав. Хотя он лично находился на Эспандоре и собирался сослаться на события, которые видел собственными глазами, было мало необходимости в подобном упоминании и тем более в указании, кто он и кем он был. История была не о нём, а о примархе, и всё же он очень хотел, чтобы о его авторстве было известно. В подобной формулировке содержалась двойная гордыня: сначала он говорил о своём высоком положении, а затем убеждал в своём скромном происхождении, чтобы все знали, как высоко он поднялся.
''Сказав это, он отбыл и с ним ушли восемьдесят девять целых три десятых процента его армий. От загубленных лесов Эспандора лорд-примарх Робаут Жиллиман направил своё могучее воинство к Парменион, где в великом множестве собирались силы ужасного Хаоса.''
“Так будет лучше, – подумал МэтьюМатьё. – Более честно”.
''Варп встретил примарха чудовищным штормом, и огромный корабль'' “Адарнатон” ''был потерян со всем экипажем, а другие безжалостно рассеянны. Свет Астрономикона мерцал и тускнел, и на какое-то время был затемнён, и флот разбился на части. Воистину! И священные поля Геллера обрушились, и демоны набросились извне на корабли слуг Императора, и примарх сражался вместе со своими сынами и меньшими людьми, и изгнал порождения варпа со своего корабля, примером своим вдохновив остальных повторить его подвиг.''
Галатан сам по себе являлся миром и был способен разрушить планету. Значительно более могучий, чем другие пять космических бастионов, охранявшие космические трассы царства Жиллимана, ставший слишком пугающей целью даже для самолюбивого Тифа, прискорбной специализацией которого в последнее время являлась ликвидация звёздных замков Ультрамара.
Именно на Галатан и к охранявшим его по воле примарха Новадесантникам отправили Юстиниана Парриса, космического десантника-примарис .
– Это – пики Титанов. Здесь мы чтим память героев нашего ордена. Это – Гонорум, это – наш дом. Это – пики Титанов. Чтите статуи героев, потому что они такие же ваши братья, как и мы. – Успокаивающий голос разносился над гористым пейзажем, неотличимым от любой высокогорной местности.
– Узрим славу в полном величии, потому что это – Гонорум, самый прекрасный из миров, – произнёс голос.
С креном более тошнотворным, чем при самой грубой боевой высадке, сознание Юстиниана швырнули высоко вверх. Пики Титанов сжались, став частью массивных Высоких гор, которые разделяли единственный континент Гонорума на две части. От населённой части крепости Новум в центре горного массива во все стороны протянулись скульптуры. Всё кроме самых дальних вершин на горизонте было переделано в огромные статуи. Гигантские аквилы открывали кричащие клювы к звёздам, из космоса были даже видны отдельные перья величиной с космический корабль. Целая область представляла собой вырезанные в камне бюсты магистров ордена Новадесантников. Самое скромное изображение принадлежало Лукрецию Корвону, основателю ордена. Вероятно, всё началось именно там: честь стала традицией, от повторения превратилась в навязчивую идею. Под поверхностью было то же самое. Горы Гонория пронизывали залы, погружавшиеся в глубокое тепло мира. Сами горы ''являлись '' крепостью-монастырём. Орден добавлял их к дому с самого основания. Там хватило бы места для сотни орденов.
Для Юстиниана это выглядело нелепой и напрасной тратой времени.
“Бедный Бьярни, – подумал Юстиниан. – Он принял своё новое назначение настолько плохо, как только мог сын Русса. Физически. Свирепо”.
Казармам на “Раденсе” “''Раденсе''” потребовалась новая столовая, когда он, наконец, успокоился.
“Могу ли я честно сказать, что поступаю лучше”? – подумал он.
'''ПРИЗЫВ КУ’ГАТА'''
– '''''Больше помоев! Больше запёкшейся крови! Больше гнили! Больше! Больше! ''''' – проревел Септик Седьмой, седьмой повелитель седьмого поместья, великий нечистый Нургла, и самый удачливый слуга Ку’гата Чумного Отца, третьего приближённого в милости Нургла.
Или как Септик называл себя сам. Сегодня был не самый удачный день. Ку’гат – блистательный, напыщенный, возвышенный Ку’гат – и так никогда не отличавшийся жизнерадостностью, казался особенно разочарованным. Его настроение становилось ужасным.
– '''''Больше глаз и печени, кишок и запёкшейся крови! Больше отчаяния! Больше боли! Больше печали! Быстрее, быстрее, быстрее! ''''' – кричал Септик на работников чумной фабрики с театральностью мелкого торговца. – '''''Узрите, каким печальным стал наш повелитель. Не позволяйте ему так страдать!'''''
Септик поднял дряблую руку:
– '''''О, посмотрите на его рыдания!'''''
Это был несколько неискренний призыв к действию. Ку’гат Чумной Отец всегда был печален. Он с негодованием взирал сверху на своего заместителя. С угрюмым выражением он помешал гигантским деревянным черпаком в котле Нургла, затем скорбно посмотрел внутрь и откинулся на корточки с грустными причитаниями. Болезненное зелёное сияние осветило гниющее лицо, показав раны и клыки под самым неудачным углом, благодаря чему оно стало выглядеть особенно мерзко, но даже это не порадовало Ку’гата. Он скорбно сгорбился, и его облезшие плечи задели сломанные края крыши разрушенной больницы, которую легион реквизировал для чумной фабрики. Падавший с неба дождь ручьями стекал по его жирной плоти. В нынешнем облике он был таким огромным, что его приспешники укрывались под ним, включая Септика.
Мало что осталось от комплекса, где теперь располагалась чумная фабрика. Этажи были пробиты до самого нижнего подвального помещения. Крыша больше не защищала от отравленного неба. Некогда белые стены покрылись чёрной слизью. Крошащийся камнебетон покрывали мох, грибы и пожелтевшие сорняки. Кучи опавшей листвы завалили ржавые больничные койки. Стеклянные шкафы выглядывали сквозь покрытые слизью листья огромными оконными глазами. Кости мерцали в устилавшей пол болотистой мульче. Вот и всё, что осталось от оборудования и пациентов медицинского комплекса. Всё остальное поглотил Хаос. На Иаксе сад Нургла простёрся за пределы варпа и превратил планету в живой ад. За стенами больницы заболоченные равнины Гитеана преобразились в зловонное болото, где плавали чудовищные существа. С каждым днём порча распространялась за пределы водных границ, отравляя планету и принося её обитателям опьяняющее удовольствие болезней Нургла.
Вскоре после прибытия демоны разрушили больницу, загрязнив и разложив для собственных нужд, превратив место исцеления в мануфакторум болезни. Главное место в развалинах комплекса занимал котёл Нургла. Он не был связан с физической вселенной в каком -либо значащем смысле и вырос в размерах после прихода чумного воинства.
Большинство внутренних перегородок пришлось разобрать, чтобы вместить его колоссальный объём. Огромный пролом прогрызли сквозь внешнюю стену, чтобы доставить его сюда. Огонь разбухших от влаги брёвен, вырванных из умирающей растительности Иакса, давал медленное тлеющее пламя, которое нагревало котёл. Ядовитые пары лениво поднимались из него день и ночь. Не сумев подняться высоко, они сдавались и растекались по бокам котла дымными водопадами, которые изливались за пределы больницы. Снаружи дым и пар смешивались с туманом, медленно выжимавшим жизнь из мира.
Септик нервно посмотрел на своего повелителя:
– '''''А ну быстрее, гниющие негодники, быстрее заполняйте котёл! Вы замедляете великую работу своим бездельем!'''''
– '''''Так не годится, так не годится! ''''' – проворчал Ку’гат. Перед его слезящимися глазами булькала зелёная воронка. Её прозрачный стержень уходил за пределы границ загубленного мира-сада в другие времена и места. Ку’гат увидел себя в некоторых из них и ласково улыбнулся распаду, который он выпустил там.
– '''''Но не здесь! ''''' – пробрюзжал он. – '''''Нет! Не здесь!'''''
Он задрожал от разочарования. Слои гниющей кожи отслаивались от его рогов и падали в котёл, обрекая на гибель целые группы кричащих нурглингов-носильщиков.
– '''''Я… Я… Я буду хлестать их ещё сильнее! ''''' – произнёс Септик, заставляя себя казаться весёлым. – '''''Я прикажу орде направиться в болото и принести больше болезней. Мы приведём больше смертных для вынашивания болезней Нургла. Позвольте своим слугам прислушаться к моему, Септика, слову. Не утруждайте себя, дорогой повелитель. Позвольте Септику сделать всё за вас!'''''
– '''''Нет, нет, это не поможет''''',– печально ответил Ку’гат.
– '''''Возможно, тогда мелодия развеселит их! ''''' – объявил Септик и разрезал реальность, чтобы достать мешок с кишками и ветром для своих чумных дудок.
– '''''Никаких дудок! ''''' – взревел Ку’гат. Его гнев оказался настолько бурным, что болезненное небо исторгло жёлтую молнию и прогрохотало с диспепсической болью. Нурглинги перестали хихикать и изумлённо заморгали, глядя на своего хозяина, а затем подались назад, чтобы не привлекать его внимание. Гудящий подсчёт чумоносцев сначала сменился бормотанием, а потом прекратился.
– '''''Вообще никаких дудок. Никакой музыки. Ничего такого. Нет, нет, нет и ещё раз нет! ''''' – произнёс Ку’гат. – '''''Дайте мне немного покоя! Дайте мне немного тишины!'''''
Он переключил внимание на центр котла. Шум вернулся, сначала спокойный, но хихиканье нурглингов было неудержимым, а чумоносцы застонали ещё громче, когда поняли, что подсчёты нужно начинать заново.
– '''''Ваши усилия – ничто, Септик. Этот котёл взят у самого Дедушки. Использовать его – великая честь! Он может вместить бесконечный объём слизи, внутренностей и остальной всевозможной мерзости. Его невозможно заполнить. Вы можете вылить в него вселенную нечистот, но смесь никогда не перельётся через край. Воистину он – чудо. Место моего рождения, моя боль'''''.
Нурглинг заполз на один из волдырей Ку’гата и встал на болячке, как командир на обнажённом утёсе. В отличие от дурачащихся приятелей этот нурглинг оказался хмурым бесёнком, который изучал котёл с видом разочарованного знатока.
– '''''Он знает''''', – Ку’гат пощекотал дрожащие подбородки бесёнка гигантским чёрным ногтем. – '''''Он знает, что значит настолько погрязнуть в печали'''''. – Он нежно улыбнулся. – '''''Не беспокойся, малыш. Я не сделаю той же ошибки, что Дедушка сделал со мной'''''. – Он сощипнул нурглинга с лица в рот, положив между напоминавшими могильные плиты зубами. – '''''Это ужасно порождать сущность в мир только для того, чтобы она страдала, ужасно'''''. – Произнёс он. Он угрюмо посмотрел на котёл и повёл в нём черпаком. – '''''Возможно, однажды она будет создана, эта болезнь за окончание всех болезней, болезнь, которая убьёт примарха и навечно свяжет всё царство Ультрамара с пышным садом. Но… о беспокойство''''', – Ку’гат вздохнул и посмотрел на свою когтистую ногу. – '''''Оно начинается с зуда и ожога! Ползучая плотность грибковой инфекции. О!'''''
– '''''Кажется восхитительным''''', – заметил Септик.
– '''''Не кажется! Не кажется! ''''' – простонал Ку’гат. – '''''Это – неприятный зуд Mycota Profundis. Лорд Мортарион призывает меня'''''.
Ползучий мицелий пробежал по ступне Ку’гата, бросая перекрещивающиеся усики на его ноги, пах и живот, где они росли в размере и толщине, и продолжали свой бег к его лицу.
Первые вены коснулись его губ. Одна разорвала лицо и погрузилась в глаз, превратив его в молочный, а затем в чёрный.
– '''''Чёрт бы это всё побрал! Септик, помешивай, пока меня не будет. Я ненадолго'''''.
– '''''Милорд? ''''' – спросил Септик.
Ку’гат застыл. Его гигантский рот раскрылся. Септик задержал зловонное дыхание, когда массивная туша Ку’гата закачалась мясистой лавиной. Чумной Отец обвалился внутрь себя и сохранил вертикальное положение.
Облегчённо выдохнув, Септик подошёл к подножию пандуса и поднял руку к скрипящим брёвнам.
– '''''Прочь с дороги! ''''' – прогрохотал он. – '''''Вы слышали, я должен помешивать! Смесь не должна загустеть!'''''
Ку’гат понял, что воссоздан в миниатюре в виде живого бюста, который покоился на ножке поганки. Колдовство воссоздало его голову и плечи во всех подробностях, включая обычно скрытые пульсирующие внутренние органы, показанные проекцией в поперечном сечении. Демону не хватало ощущения тела, какое есть у смертного, будучи вечным и непостоянным по форме, но хотя Ку’гат кем только ни был во многих формах в течение своего неизмеримого существования, он счёл ощущения от Mycota Profundis несколько странными. По правде говоря, он обрадовался им. Вечная жизнь предлагала мало новых ощущений.
Mycota Profundis использовался исключительно в горариуме Мортариона, и хотя физическое местоположение помещения с часами менялось – часто оно располагалось в Чёрном поместье на Чумной планете, в разлагавшихся ульях Моргильника или в варпе в крыле особняка самого Нургла – последние десять лет оно находилось на “Стойкости”“''Стойкости''”, флагмане демонического примарха со дней его службы Императору. Сквозь прогнившие просветы в стене сияли ненавистные и незапятнанные смертные звёзды. Ку’гат почувствовал снаружи запах чистого и нетронутого порчей Нургла вакуума.
Мортарион находился меньше чем в десяти футах от воплощения Ку’гата и был до горла покрыт чёрным мицелием, который позволял их общение. Огромные часы в центре помещения остановились. Их маятником служила Тишина, боевая коса Мортариона, но сейчас оружие находилось в неподвижной руке примарха. Из стеклянного колпака на аппаратусе смотрел чуждый призрак приёмного отца Мортариона.
– '''''О величайший и могущественнейший Мортарион! ''''' – воскликнул демон посреди стука переполнявших помещение часов. – '''''Какую службу я могу сослужить вам? Вы призвали Ку’гата Чумного Отца и он отозвался!'''''
Ирония, что Ку’гат должен был играть жизнерадостного слугу Мортариона, так же как Септик играл для него самого, не ускользнула от великого нечистого. Данное обстоятельство чрезвычайно раздражало его.
Рот Мортариона был скрыт позади уродливой дыхательной маски. Несмотря на это его голос был ясным и замогильным, глубоким, как звон по проклятым душам полуночных колоколов в утонувших соборах.
– '''''Мой брат приближается. Он прибудет в систему Парменион в течение ближайших дней. Я предвидел это. Наши планы меняются. Я требую твоей помощи'''''.
– '''''Но это же часть плана! ''''' – произнёс Ку’гат. – '''''Вы вынуждали его прибыть на Парменион. Он идёт по семи шаговому пути к гибели, как вы и желали'''''.
– '''''Он идёт по этому пути слишком быстро. Он раскрыл тайны варп-часов намного быстрее, чем я хотел. Он изгнал Карамара, хранителя последних дней, в варп. Соединяющая миры корневая сеть уязвима без непрестанной стражи Карамара'''''.
– '''''Я почувствовал его переход. Он – пятый приближённый в милости Нургла. Шторм его возвращения в сад поднял дуновения, запах которых ещё витает в воздухе'''''.
– '''''Ты спокойно говоришь о его изгнании''''', – заметил Мортарион.
– '''''У меня очень уравновешенный характер. Я не последователь Кровавого бога, чтобы гневаться по каждому поводу или бесконечно проклятый изменитель, который предугадывает планы и заговоры и корчится от недовольства. Я вижу вещи такими, какие они есть. Вполне в силах Робаута Жиллимана навсегда покончить с подобными Карамару. Меч, который он несёт... ''''' – Ку’гат задрожал.
– '''''Ты боишься его, третий приближённый в милости Нургла?'''''
– '''''Боюсь''''', – ответил Ку’гат, решив, что лучше быть честным. – '''''Меч, который он несёт, пылает ранящим огнём Анафемы. Смерть от него не позволит возродиться, только конец. Меч – творение сущности, имя которой я не хочу произносить вслух. Это оружие может убить меня. Оно может убить вас'''''.
– '''''Ничто не может убить меня'''''.
– '''''Ах, лорд Мортарион, не будьте столь уверены''''', – сказал Ку’гат с преувеличенной мудростью. – '''''Карамару повезло. Он находится в конце всего сущего, он всегда там был и поэтому всегда будет. Судьба даровала ему защиту, на которую ни вы, ни я не можем рассчитывать'''''.
– '''''Тогда ещё важнее, чтобы наш план сработал правильно. Жиллиман движется слишком быстро'''''. – Незрячие белые глаза Мортариона пронизывающе смотрели на Ку’гата.
– '''''Мы приспособимся к этим потрясениям. Мы победим'''''.
– '''''Твой вирус готов?'''''
Ку’гат поморщился:
– '''''Вам обязательно было спрашивать?'''''
– '''''Если ответ “нет”, то он и в самом деле движется слишком быстро! ''''' – заметил Мортарион. – '''''Если он придёт на Парменион, я должен увести его на Иакс. Когда он погибнет там, его царство станет моим в материуме и варпе. Но он придёт слишком скоро. Я не готов. Корневая сеть между часами ещё недостаточно разрослась.'''''
– '''''Разве его нельзя замедлить, о предвестник разрушения? Возможно, вы могли бы использовать своё мастерство, чтобы поднять волнения в варпе?'''''
– '''''Я пытался, ''''' – сдержанно ответил Мортарион. – '''''Эфирные шторма затихли. Первые направленные против него демонические легионы побеждены. Посланные позже не смогли приблизиться к его кораблям. Мои попытки заставить его изменить курс ни к чему не привели.'''''
– '''''Неприятно, ''''' – произнёс Ку’гат.
– '''''Более чем неприятно, ''''' – поправил Мортарион. – '''''Боюсь, что он под защитой трижды проклятого Императора.'''''
Ку’гат вздрогнул от открытого высказывания запрещённого имени.
– '''''Я сказал, что не хочу называть Его по имени, зачем вы это сделали?! ''''' – взвыл демон.
– '''''Варп успокоился, впрочем, Жиллиман слишком лишён воображения, чтобы видеть, что именно ненавистный свет подавляет шторма перед его кораблём. Возможно, это работа моего отца.'''''
– '''''Кто же ещё это может быть?'''''
– '''''Мой брат Магнус. Он также мой соперник.'''''
– '''''Уж лучше красный циклоп! Если ваш так называемый отец снова направляет Свою волю настолько скоординировано, то нам многого следует бояться! ''''' – с тревогой воскликнул Ку’гат. – '''''Не только меч, но и сам Анафема? Это невозможно! Мы не сможем встретиться с таким врагом и выжить.'''''
– '''''Успокойся, Чумной Отец. ''''' – Бесстрастно и шумно вздохнул Мортарион. Жёлтый пар вырвался из вентиляционных отверстий его респиратора. – '''''Влияние моего проклятого родителя в этом царстве уже давно остаётся слабым. Если бы Он набрал больше сил, мы бы узнали. Вполне возможно, что неуместная вера смертных облегчает продвижение Жиллимана. В своём лицемерии Жиллиман окружил себя колдунами, жрецами и псайкерами. Возможно, это их дело. Или, возможно, нам просто не повезло. Или, возможно, мой отец больше не бесполезный труп и снова полон сил. Я ничего не вижу. Числа не ясны. Мои предсказания ни о чём не говорят мне.'''''
– '''''Я не настолько оптимистичен, ''''' – сказал Ку’гат.
– '''''А ты бываешь оптимистичен, Чумной Отец?'''''
Рога Ку’гата робко задрожали:
– '''''Согласен, я склонен к пессимизму, но слишком много всего происходит. Примарх уже век шагает среди звёзд, и святые Анафемы и Его неживой легион встречаются всё чаще. Всё это знаки, что Он-на-Терре снова набирает силу.'''''
– '''''Это возможно, ''''' – сказал Мортарион. – '''''Если и так, то Он опоздал на десять тысяч лет. Планы нашего хозяина и его враждующих братьев продвинулись уже слишком далеко. Человечество ждёт исчезновение. Хаос затянет всю галактику в глубины варпа, и Великие Силы насытятся душами всех рас. Мы должны собрать все земли, которые сможем, пока их не вырвали из наших рук и они не стали королевствами других сущностей. Ультрамар будет нашим, если ты сейчас поможешь мне.'''''
– '''''Я занят, ''''' – ответил Ку’гат. – '''''План требует моего внимания на Иаксе.'''''
– '''''План изменился. Ты со своей Чумной Гвардией должен прибыть на Парменион. Моим воинам нужна поддержка славного Нерождённого Нургла.'''''
– '''''Что с моей великой работой? Если я сейчас уйду, то возникнет опасность, что она не будет закончена и все наши усилия пойдут прахом.'''''
– '''''Нет никакого смысла в великой работе, если мой педантичный брат не окажется в нужном месте, чтобы получить её в дар. Как и во всём, Ку’гат, для достижения результата материальные усилия должны сочетаться с эфемерными. Парменион – дом шестой чумы. Мориакс Божья Болезнь не может быть шестой чумой, он должен быть седьмой, потому что, если он не будет седьмой, то не сможет стать Божьей Болезнью. Иакс-который-станет-Мориаксом является домом седьмой чумы. Так предопределено. Число – всё, выбор времени – всё. План должен идти своим чередом до священного порядка трёх и семи. Или семьсот миров в Ультрамаре и за его границами должны быть нашими или ни один не должен быть.'''''
У Ку’гата глубоко в животе раздалось ворчание.
– '''''С тобой всё в порядке? ''''' – спросил Мортарион и продолжил с опасным блеском в глазах. – '''''Возможно, ты не согласен.'''''
– '''''Нет, нет, священным числам Нургла следует уделять надлежащее внимание и заботу. Всего лишь прикосновение благословенного ветра. ''''' – Он с шипением выпустил зловонный газ из отверстий в обнажённых внутренностях.
Мортариона было не так легко провести.
– '''''Я знаю тебя, Ку’гат. Ты не согласен со мной. Позволь мне показать ситуацию с другой стороны. Ради своих целей Жиллиман привёл много людей и кораблей из-за пределов Ультрамара. Его царство стало местом сплочения для Империума. Тебя могут не слишком волновать действия смертных и миры из плоти за пределами детской песочницы для твоих эпидемий, но происходящее в этой смертной сфере затронет тебя. Великая победа Нургла будет отложена. Возможно, наши успехи будут утрачены. Тебе придётся начинать всё сначала. Сколько раз ты уже не сумел расплатиться с Дедушкой за своё рождение и не смог воссоздать его величайшую болезнь, которую сожрал от собственной жадности? Скоро её получится воссоздать. Или не получится, если мой брат разовьёт своё преимущество.'''''
Ку’гат отвёл взгляд, смущённый упоминанием о своём рождении. Он был недостойным, паразитом, который обрёл могущество по воле случая. Мортарион беспощадно сыграл на струнах его неуверенности.
– '''''Мне нужно подкрепление, ''''' – сказал Мортарион. – '''''Как минимум я должен замедлить наступление Жиллимана, заставить его потерять время на восстановлении сил, чтобы преобразование Иакса в Мориакс было завершено, и новая Бедственная звезда засияла губительным светом в центре Ультрамара.'''''
– '''''У вас есть более амбициозный план?'''''
– '''''Взять его живым. Отрезать его от армий. Если мы будем удачливыми и смелыми, то сумеем захватить и пленить его, и затем ты смог бы в свободное время применить свои великие умения на его теле.'''''
– '''''Это было бы очень кстати.'''''
Мортарион кивнул.
– '''''Да, ''''' – сказал он. – '''''Но он должен умереть на Иаксе, схватим мы его или нет. Только тогда часы пробьют в болезненной гармонии, и корневой путь, что связывает их ход, затянет это жалкое царство в сад Дедушки. Повелитель Гнили будет рад. Если ты откажешься помочь, Жиллиман выбьет нас с Пармениона и начнёт теснить с наших плацдармов в его королевстве, порадует ли это лорда Нургла? Станет ли он смеяться и потворствовать нам, если триллион триллионов триллионов бацилл будут вычищены из существования?'''''
– '''''Не станет, ''''' – стоически произнёс Ку’гат. – '''''Что насчёт Тифа? Разве он не может вам помочь? Последнее, что я помню об общем ходе войны, что он возглавляет значительную часть вашего легиона. Вызовите его.'''''
Покрытое шрамами лицо Мортариона сморщилось от гнева.
– '''''Мой сын не прислушивается ко мне. Он использует несогласие с изменением приоритетов, чтобы соперничать со мной за благосклонность Нургла. Он не видит, что разорения Ультрамара чумой и мечом недостаточно. Он не видит большего приза. Тиф никогда не отличался видением, выходящим за пределы его собственного прославления. Примарх должен умереть в том месте и в то время, когда нам нужно, и умереть от чумы. Его царство должно быть преподнесено Нурглу под нашим управлением или другой из четвёрки заберёт его. Именно мы вдвоём должны осуществить этот план. Втроём было бы лучше. Двоих должно хватить.'''''
Вздох вырвался из больных лёгких Ку’гата. Он не хотел оставлять свою работу.
– '''''Хорошо, ''''' – сказал он. – '''''Чумная Гвардия присоединится к вам. Если вы предоставите мне несколько дней, чтобы подготовить путь через сад от моего места к вам. Путь извилист и идти по нему не просто, я…'''''
Мортарион с трудом поднял руку. Нити Mycota Profundis мешали лёгкому движению, но жест был ясным. Молчать.
– '''''Всё подготовлено. Твоё продвижение будет лёгким. Мориакс – устойчивый якорь, нет никакой необходимости идти запутанными путями сада Дедушки. Кабал ведьмаков-паразитов начинает ритуал призыва. Они высокого мнения о своих силах. Я позволю им показать, как мало на самом деле они значат, эти мерзкие заклинатели. – Он ухмылялся, говоря о колдунах. Он был погружен в волшебство и всё же до сих пор пытался отрицать истину своего существования.''''' – '''''Очень любезно с вашей стороны сообщить об этом, прежде чем оторвать меня от моих дел,''''' – сказал Ку’гат. Он был наполовину искренен. Призыв мог быть резким и неприятным. Ку’гат сурово обходился со смертными, которые осмеливались прерывать его эксперименты своими глупыми просьбами и требованиями силы.
– Очень любезно с вашей стороны сообщить об этом'''''Хотя я знаю, прежде чем оторвать меня от моих делчто ты недоволен мною, я и в самом деле не желаю, чтобы твои начинания пошли прахом, потому что это и мои начинания, ''''' – примирительно сказал Ку’гатМортарион. Он был наполовину искренен– '''''Робаут Жиллиман должен умереть от чумы, и он должен умереть на Иаксе. Призыв мог быть резким Если кто-нибудь во всех царствах и неприятнымможет сделать это – так это ты, Чумной Отец. Ты искупишь свою вину, а я залужу вечное расположение Нургла. Ку’гат сурово обходился со смертнымиТвоё присутствие необходимо здесь, на Парменионе Прайм, которые осмеливались прерывать его эксперименты своими глупыми просьбами и требованиями силычтобы любым способом направить моего брата на Иакс. Без тебя я не смогу этого сделать.'''''
– Хотя я знаю'''''Мне почти кажется, что ты недоволен мною, я и в самом деле не желаю, чтобы твои начинания пошли прахом, потому что это и мои начинания, – примирительно сказал Мортарион. – Робаут Жиллиман должен умереть от чумы, и он должен умереть на Иаксе. Если кто-нибудь во всех царствах и может сделать это – так это ты, Чумной Отец. Ты искупишь свою вину, а я залужу вечное расположение Нургла. Твоё присутствие необходимо здесь, на Парменионе Прайм, чтобы любым способом направить моего брата на Иакс. Без тебя я не смогу этого сделатьвы льстите мне.'''''
– Мне почти кажется'''''Льщу, что вы льстите мне''''' – согласился Мортарион. Без предупреждения он вырвался из заключивших его в кокон волокнистых грибковых нитей. Взмах Тишины рассёк стебель, на котором держалось воплощение Ку’гата. Оно упало, и миниатюрная голова врезалась в пол, превратившись в кучу прогорклого мяса, отослав Ку’гата назад в его тело.
– '''''Хмм, ''''' – произнёс Ку’гат, открыв глаза. Его тучное тело дрожало, разрывая покров мицелия. Лианы высыхали ещё быстрее, чем прежде росли. Мгновенно весь Ку’гат оказался покрыт лишь какой-то плёнкой чёрной слизи. Септик быстро отступил от края котла, оставив черпак владельцу. Он спустился по спиральному трапу, давя на ходу нурглингов, и занял своё место у колена Ку’гата.
Чумной Отец посмотрел сверху на Септика. Печальное выражение его лица контрастировало с весельем слуг.
– '''''Что лорд Повелитель Смерти хотел от вас, мой самый зловонный благодетель?'''''
– '''''Много того и много сего, ''''' – ответил Ку’гат. – '''''Для столь очарованного молчанием он говорил слишком много. Вот только он не стал озвучивать свои опасения.'''''
– '''''Что вы хотите сказать? ''''' – спросил Септик.
– '''''Мортарион беспокоится, что я не выполню своё обещание! ''''' – с негодованием произнёс Ку’гат. Он взял черпак и стал размешивать жижу в котле. – '''''Я варю величайшие болезни во вселенной. Он посмел читать мне нотации о важности правильного использования священных чисел! ''''' – добавил он. – '''''Словно это имеет значение. Чума будет эффективной независимо от того, где её выпустят, и какой порядок какой-то последовательности падший Мортарион сочтёт важным. Тьфу! ''''' – Он тяжело фыркнул, выдув верёвки соплей и потоки личинок из носа. – '''''Семь это и три то, он – одержимый! Как будто числа оправдывают его связь с варпом. Числа! Расстояния, на которые Мортарион пытается дистанцироваться от колдовства, смехотворны. Примархи были существами нашего мира ещё до их падения, и теперь он – архиколдун. Он – лжец и, и, он оскорбил меня! Я – творец! ''''' – Ку’гат печально посмотрел на Септика. Его настроение испортилось, и он перемешивал всё медленнее.
– '''''Так и есть, милорд. Вы – самый талантливый творец! ''''' – воскликнул Септик.
Ку’гат фыркнул.
– '''''Если Мортарион хочет, чтобы чума убила одного из отпрысков Анафемы – он получит это. Со временем. ''''' – Он печально посмотрел на котёл. – '''''Мортарион – беспокойное создание. Он не показывает свою ревность, но хорошенько запомни мои слова, Септик, я подозреваю, что вся эта кампания – результат желания доказать брату свою стойкость и только. Вероятно, семь раз, ''''' – проворчал он.
– '''''Прекрасная возможность показать преданность нашему Дедушке, который повелевает выносливостью во множестве владений, ''''' – сказал Септик, пытаясь успокоить Ку’гата. – '''''Теперь у вас появилась возможность проявить себя перед Нурглом и создать самую мощную болезнь из когда-либо придуманных!'''''
Едва он произнёс это, как гневный взгляд Ку’гата явно показал, что его усилия пошли прахом. Сочувственная улыбка Септика исчезла, когда Ку’гат зарычал.
– '''''Или, возможно, снова потерпеть неудачу.'''''
– '''''Никогда, милорд! ''''' – воскликнул Септик. Он проковылял ближе и заботливо положил руку на жирное бедро Ку’гата.
– '''''О да. Снова. Каждый раз, когда я пытаюсь, всё заканчивается неудачей! Если я могу довериться тебе, дорогой Септик.'''''
– '''''Конечно можете!'''''
Голос Ку’гата опустился до свистящего шёпота.
– '''''Боюсь, что я никогда не воссоздам величайшую чуму Дедушки. ''''' – Он перестал помешивать и опустил голову. – '''''Гнилиус ждёт, чтобы занять моё место, снискав расположение Дедушки. Он желает стать третьим или, возможно, даже выше! Я не могу сейчас потерпеть неудачу или лишусь места по правую руку от Дедушки.'''''
– '''''Вам нужно только ещё немного времени, ваша гротескность.'''''
Ку’гат тяжело вздохнул. Нурглинги с беспокойством посмотрели на него, забыв о своих играх.
– '''''Что я могу об этом знать? Мортарион, конечно, прав. Я – всего лишь скромный смешиватель болезней. Мортарион рождён полководцем. Сейчас все мы должны следовать его руководству. Если он говорит, что появление великого разрушителя нужно отложить, тогда мы должны положиться на его слова. Септик, ''''' – произнёс Ку’гат.
– '''''Ваше самое паразитное?'''''
– ''''''Возьми свои мерзкие дудки и призови Чумную Гвардию. Отзови половину наших легионов из городов Иакса-который-станет-Мориаксом, собери носильщиков моего паланкина из выгребных ям и сточных колодцев. Нам предстоит заразить новый мир. ''''' – Ку’гат вернулся к размешиванию деревянным черпаком моря липкой жижи. – '''''Этому придётся подождать, хотя, возможно, не всё потеряно, потому что мы добудем новые ингредиенты, которые разнообразят смесь.'''''
Он кивнул сам себе.
– '''''Да. Мы ненадолго!'''''
– '''''Я прослежу, чтобы всё было сделано, милорд! ''''' – воскликнул Септик. С демонстративной почтительностью он схватил пригоршню нурглингов. Их хихиканье превратилось в вопли, когда он сплющил их, плюнул на них и подбросил месиво в воздух. Во время падения сокрушённые тела слились, растянулись и надулись с влажным хлопком, превратившись во всё ещё живой желудочный мешок гигантского зверя. Септик поймал эластичную массу, и с нежным сжатием заставил три верхних костяных позвонка трижды громко треснуть. Наконец, он потянулся в просторный карман позади откидного лоскута кожи на груди и вытащил мундштук из слоновой кости. Он слизал липкие соки, затем взял кишку, свисавшую из желудочного мешка, и соединил неровный конец с мундштуком. Он поместил импровизированную волынку под руку и надавил для проверки. Костяные дудки издали невероятно отвратительный звук, от которого лопнуло несколько нурглингов. С ликующей улыбкой на пузырчатых губах Септик поместил мундштук между зубами и глубоко вдохнул.
Внезапность движения Ку’гата застала врасплох всю чумную фабрику. Его туша задела деревянный помост, сломала его и заставила часть подъёма обрушиться. Чумной Отец уставился на Септика так грозно, что незакреплённый глаз вывалился и повис на щеке.
– '''''Если ты начнёшь дуть в эти ужасные дудки там, где я услышу их, Септик Седьмой из седьмого поместья, я вырву твои грязные кишки и сожру их на твоих глазах.'''''
Септик раболепно склонил голову.
– '''''Милорд, ''''' – сказал он. С удивительным благолепием он опустил мундштук и ушёл, крикнув оставшимся шести телохранителям Ку’гата следовать за ним.
Нурглинги завизжали от смеха. Чумоносцы впали в безумие, пытаясь подсчитать каждое радостное дыхание.
– '''''И вы тоже все заткнитесь! ''''' – проревел Ку’гат. Он повернул огромную голову, и его свирепый взгляд заставлял замолчать каждого на кого падал. Его приспешники впали в боязливую тишину. Даже чумоносцы перестали вести подсчёт вслух.
Ку’гат благодарно вздохнул, позволив раздражению сгуститься в капельки слизи и пролиться в варево в котле. Это было ему по душе. Небольшие мурашки беспокойства никогда не повредят хорошей болезни. Он облизал глаз, смазав его, и впихнул обратно в глазницу.
Чудеса превратились в великие чудеса. Ярко-жёлтый свет вырвался из глаз девушки и вонзился в единственные немигающие глаза-окулусы машин.
– ''Прочь'', – произнесла она. Голос был не её. Он звучал как… Он звучал…
Девор не мог вспомнить, на что он был похож, хотя услышал его всего несколько секунд назад. Но голос не принадлежал девушке, и это напугало его до глубины души.
Она повернулась и посмотрела на него, только на него, и весь страх, который Девор пережил за последние девять месяцев оказался ничем в сравнении с испытываемым сейчас ужасом.
– ''Сохраняй веру'', Девор, – произнесла она. Свет исходил из её рта точно так же как и из глаз, свет настолько яркий, что он не мог смотреть на него. Её голос обладал древней властью, которая вливалась в него и перестраивала часовые механизмы его души. – ''Через веру ты обретёшь спасение. Вера – путь к победе''.
Туман закружился в страхе.
– ''Верь и живи''. – Она посмотрела сквозь рассеивающийся газ на болезненное небо. – ''Примарх близко''.
Прогрохотал единственный раскат грома, заглушивший ужасные звуки мортир Гвардии Смерти. Внезапный порыв ветра разошёлся от девушки, развевая плащи Сестёр и взметнув волосы вокруг её лица.
Тиф склонил голову. Он узнал создание перед собой. В другие времена, когда варп был слаб, Тиф командовал им. В текущих обстоятельствах, когда открылся Великий Разлом и реальность пылала, их позиции полностью поменялись. Оно требовало уважение. И всё же он не встал на колени.
– Как смертный герольд Нургла, – произнёс Тиф, упомянув титул, который даровал Чумной бог, – я приветствую вас, лорд Моллукос, Возвеличенный Чумоносец, бессмертный герольд Нургла, триста сорок третий приближённый в милости великого Дедушки.
Моллукос прищурил единственный глаз:
– '''''Ты пренебрегаешь благословенной текучестью иерархии. Твои сведения устарели. Я – трёхсотый приближённыйв милости. Порядок распада всегда в движении, эпидемии вспыхивают и угасают, демоны возвышаются, демоны падают.'''''
– Вы получили священное число редкой ценности, – сказал Тиф. – Три раза по сто.
– '''''Все числа священны для моего вида, ''''' – заметил герольд. – '''''Идёт ли речь о первом капитане или четырнадцатом примархе, когорты чумоносцев считаю всё, всё учитывается.'''''
– Демон вашего ранга, лорд Моллукос, может позволить себе говорить загадками, – произнёс Тиф, – хотя ваша цель вполне ясна. Вы пришли поговорить со мной о моём генетическом отце. Полагаю, что мои опасения относительно его действий были услышаны?
– '''''Опасения – листья умирающих деревьев, они падают в неведении о гниении ствола, ''''' – пробулькал Моллукос. – '''''Стражи поместья говорили с сенешалями распада. Сенешали распада сплетничали с камерариями энтропии, которые передали им слова великих нечистых. Нечистые знают мысли великого Дедушки, поскольку они, по сути, есть одно и то же. От Дедушки к нечистым, к камерариям, к сенешалям и к стражам поместья пришли слова, трижды три раза через три рта, чем привлекли моё внимание, дабы я мог доставить их тебе.'''''
Язык Моллукоса показался между гнилыми зубами. Он задвигался в воздухе по собственной воле, щёлкнул миниатюрным ртом на кончике и отступил в тошнотворный пищевод возвышенного чумоносца.
– '''''Твои опасения – ничто. Ты слушаешь. Ты повинуешься.'''''
– Что повелевает бог благословенного возрождения? – спросил Тиф. – Я предупреждаю вас, что не стану помогать генетическому отцу. Он – сентиментален. Он тоскует по утешению старых болей, вместо поиска нового страдания. Эта раздражительная война против брата, создание чумной планеты и планы превратить каждый встреченный им мир в отражение Барбаруса – они показывают его слабость к прошлому. Его желание не меняться отвергает потенциал Хаоса. Он хочет гниющей стабильности. Он слеп к славе бесконечного возрождения.
– '''''В твоих словах есть правда, ''''' – согласился Моллукос. – '''''И всё же Дедушка приказывает тебе прекратить соперничество с демоническим примархом Мортарионом. По высочайшему повелению ты должен собрать свой флот и поплыть по стерильным морям вакуума этого царства к Пармениону. Там ты нападёшь на оружие под названием Галатан и приведёшь его под руку нашего хозяина. Поверни орудия смертных на них самих, помоги Мортариону завоевать этот мир и тогда познаешь божественное благословение на семь лет.'''''
Сообщение герольда разозлило Тифа. Именно он привёл Гвардию Смерти на службу Нурглу, именно его планам нужно было следовать, а не Мортариона. И, несмотря на всё прошедшее время это ещё ранило. Он был достаточно мудр, чтобы не сказать это прямо.
– Итак. Наш бог передумал, – холодно произнёс он. – План заключался в том, чтобы опустошить Ультрамар, разорить, заразить, извратить. Победа должна была посеять семена отчаяния в короле Пятисот миров, а не в том, чтобы даровать ему милосердие через смерть. Страдание примарха стало бы восхитительным проектом. Его смерть ничего не значит. Это было согласовано.
– '''''Это не было согласовано. Ты произносишь слова верующего, но и сам страдаешь привязанностью к постоянству. Хаос – это изменение. Постоянство в разнообразии. Неизменность – смерть. Замыслы Мортариона эгоистичны, но похвальны. Ты поможешь ему перенести Ультрамар в сад, согласен ты с ним или нет. Ты увеличишь владения Нургла.'''''
– Получается, что милорд Мортарион не способен заставить Робаута Жиллимана повиноваться. Я не стану служить ему.
– '''''Не будь глупцом, смертный. Ты прыгаешь выше головы. Ты пытаешься предугадать волю Чумного бога. Он – непостижим. Ты не можешь предвосхищать такую силу, как он. Служи ему, как обещал или пострадаешь за последствия. Он – твой хозяин. Повинуйся.'''''
– А если я откажусь? – спросил Тиф.
Лорд Моллукос неприятно улыбнулся.
– '''''Возможно, среди всех смертных ты достаточно высокомерен, чтобы не повиноваться богу. Хорошо, если ты свернёшь с дороги в сад, то познаешь вечность божественного недовольства. ''''' – Бессмертный герольд бросил на Тифа хитрый взгляд. – '''''Почему ты сопротивляешься? Ты уже сорвал три звёздных поместья Жиллимана с этого жалкого небосвода. Сломать ещё одну безделушку Анафемы не может стать для тебя вызовом. Неужели ты боишься проверить защиты древнего могучего Галатана? Ты не только не верующий, но и трусливый?'''''
– Я ни то, ни другое! – прорычал Тиф. Он поклялся, что однажды, когда получит заслуженные награды и вознесётся до демоничества, то уничтожит саму сущность этого создания. Искушению прямо сейчас сокрушить его душу и изгнать в варп, как прелюдию мести было почти невозможно сопротивляться.
– '''''Семь лет приближения или вечность мучений. Выбирай хорошо, Тиф, бывший Тифоном.'''''
Единственный глаз герольда закрылся. Он испустил печальный стон и его тело развалилось в брызгах вонючей жидкости. Нурглинг вывалился из растворявшегося туловища и шлёпнулся на пол. Он высунул язык и полез назад в остатки внутренностей капитана порта, натягивая рогами лохмотья униформы и клочки кожи. Толстенькие ножки покачивались вокруг ягодиц, пока он зарывался внутрь, а затем его жирное тельце скрылось из вида. Психосфера командного блока изменилась. Магия рассеялась. Путь в варп закрылся. Герольд ушёл.
Шли годы. Его стол, казалось, становился меньше, хотя на самом деле это он рос. Его почерк становился всё увереннее. С каждым стиранием воска он соскребал немного себя. Годы детства переписывались историей возмужания. Он брал и проходил испытания. Количество детей сокращалось по мере прохождения первой стадии детства. Оно сократилось ещё раз, когда они приблизились к половой зрелости и затем снова, когда они стали подростками.
Пять лет, шесть лет, семь, затем десять. Матьё наизусть выучил ''catechism minoris '' раньше всех остальных. Он достиг verses majoris до того, как ему исполнилось четырнадцать лет. К шестнадцати он знал сотни благословений и псалмов, его понимание истории церкви было глубоким и взвешенным, а умение читать таро превзошли только трое одноклассников. Скоро ему будет семнадцать. Директор Валерия становилась старше, как и он становился старше, но он находил её всё более неземной. Когда он думал о ней, его тревожили странные мысли, и он уходил в скрипторий, где мог забыться, расписывая иллюстрации книг, которые давали копировать старшим детям.
Через четыре недели ему будет семнадцать. В классе осталось двадцать три ученика. Остальные не справились и перешли на другие формы служения. Ожидаемо в одних случаях и удивительно в других. Двадцать три мужчины и женщины остались от двухсот мальчиков и девочек. Они должны стать жрецами. Матьё радовался и гордился. Это была новая приемлемая гордость. Он всегда был истинно верующим. Теперь у него появились обязанности, и он помогал на кафедре, пел хорал, поднимая церковную службу от обязанности до восторга, но больше всего он стремился навещать беднейших членов общества и раздавать милостыню. Не потому что это радовало его – здесь не было ничего радостного, это было изнурительно, унизительно и в целом ужасно. Очень немногие люди в Империуме были богатыми или даже просто жили в достатке. Большинство страдали от уровня бедности, который потряс бы людей из наименее просвещённых прошлых эпох. Бедственное положение отвергнутых этой жестокой системой было воистину ужасно. Матьё находил глубокое удовлетворение, помогая им даже в малом, даже если это делало его собственную жизнь тяжелее. Он отдавал всю еду, которую мог сэкономить, хотя у него самого её было мало. Он отдавал ткань, которую ему выдавали, чтобы он сшил для себя мантию. Он ходил в обносках. Он несколько раз отдавал свои сандалии. Каждый раз после второго случая его пороли. Боль стала подтверждением правильности его действий. Раз страдали получатели его подаяния, то и он будет страдать.
Увидев это, Матьё упал на колени посреди крови и пепла и заплакал.
– ''Посмотри на меня, '' – произнёс голос.
Матьё не стал смотреть. Он с головой погрузился в страдания. Валерия была мертва. Его любовь, его вдохновение.
– ''Посмотри на меня, '' – приказал голос.
На этот раз Матьё не мог не повиноваться. У него не было выбора. Он медленно повернулся.
В воротах схолы за его спиной стояла фигура. Золотая и яркая, она превращала пепел в сокровища и обломки во дворец. Фигура, которой не было место в этих воспоминаниях. От неё исходила аура настолько прекрасного и ослепительного света, что Матьё не мог различить детали. И всё же ему показалось, что он знает, кто перед ним. Его сердце почти остановилось.
– ''Узри меня и внимай моим словам, жрец, '' – произнесло создание. Его голос звучал сладким громом. Его слова были блаженной болью. – ''Сквозь муки твоих воспоминаний и боль твоих снов я обращаюсь к тебе. Запомни это. Я на Парменионе. Найди меня, используй меня, и победа будет неизбежна.''
Прежде чем фигура исчезла или Матьё проснулся – он не был уверен, что из этого происходило на самом деле – он мельком увидел кого-то ещё. Юную девушку, не ребёнка, но едва ли женщину. Он мог смотреть на неё без помех. Он видел её, хотя болезненный свет пылал из её глаз, столь же жаркий, как плазма кузницы.
– ''Найди её, найди меня, '' – произнесла девушка.
И в этот момент Матьё проснулся в своих покоях, и прошлое снова стало прошлым.
Это было в природе кошмаров – разрушать человеческий разум. Матьё не мог успокоиться после сна. Он некоторое время молился, а затем подверг себя очищающей боли автобичевания за тоску по Валерии. Ничто не помогло. Наконец, когда прозвенела шестая смена, он взял череп Валерии, не активируя механизмы, и направился в единственное место, где его никто не побеспокоит.
– ''Они пробили корпус, они здесь.''
Это были последние слова Сикария. После того, как он произнёс эти два коротких предложения, его мир изменился, и он изменился вместе с ним. Он больше не был тем, кем был. Он носил то же лицо, то же имя, но стал другим человеком.
Кто знает, сколько казармы простояли пустыми, прежде чем их отдали пятой роте Новадесанта? Возможно, всегда. Века в стазисе дали Юстиниану странное понимание заброшенных мест, словно он мог ощутить угасание под жизненной силой. Его привлекали такие места. Они ему нравились.
Он прошёл по центральному коридору в оружейный зал роты. Несколько воинов расположились в своих секциях, спокойно занимаясь оружием. Это казалось таким подавленным в сравнение с бурлящими залами “Раденсе”“''Раденсе''”. Он обменялся короткими приветствиями с возможными будущими братьями и вошёл в свою секцию. Доспехи висели на подставках, а оружие лежало на стойках. Его рабочее место было чистым и опрятным. Он не оставил его в таком состоянии. Сервы хорошо служили ордену.
Костяная и тёмно-синяя раскраска брони вызывала у него неприязнь. Космический десантник не мог не отождествлять себя со своими боевыми доспехами. Надетые, они двигались вместе с ним. Они становились частью воина. Он видел братьев в броне чаще, чем видел их лица. Они жили в своих доспехах. Поэтому они были двумя половинами одного существа. На мгновение он почувствовал себя уязвимым, почти угрозу, что собственная воинская сущность, висевшая так прямо и жестоко на подставках, протянет руку и раздавит его за слабость.
С этим глубоко укоренившимся в сердце чувством он коснулся звонка на стене и позвал сервов-оруженосцев.
Галатан был крупнейшим звёздным фортом Ультрамара. Ещё до Ереси Гора он стоял на страже космических трасс Пятисот миров. Он являлся реликвией времён до известной истории, когда первая галактическая империя человечества возвысилась до высот технологии и силы, которые никогда больше не смогла достичь.
'''ЧУМНЫЕ КОРАБЛИ'''
Жиллиман запрашивал часть этой помощи, но многие прибыли незваными, желая помочь примарху спасти его дом.
С командной палубы “Чести Макрагга” “''Чести Макрагга''” Робаут Жиллиман полностью контролировал свой флот. Огромный подиум из экранов располагался полукругом перед возвышением, с которого он наблюдал за всем происходящим. Советники стояли с правой стороны от него, а орда служащих с левой, готовые доставить его приказы повсюду, куда бы ни потребовалось.
Целый день двигатели кораблей работали на максимальной мощности, набирая скорость близкую к одной десятой скорости света, прежде чем проплыли внутренние границы и начали долгое замедление. Уязвимые транспорты летели в центре построения флота, защищённые развёрнутым строем кораблей сопровождения. Главные военные корабли образовали наконечник копья, “''Честь Макрагга''” находилась на самом острие.
– Тетрарх Феликс, капитан Сикарий, запуск, – приказал примарх.
Сто плазменных огней покинули посадочные палубы и ангары “Чести Макрагга”“''Чести Макрагга''”. Жиллиман ждал, пока штурмовики не минуют переднюю часть корабля и не устремятся к планете.
– Выпустить ракеты, – произнёс он.
– Мы слишком далеко для орбитальной высадки, – сказал Кольцюань. – Они уязвимы.
– Обычно, да, – согласился Жиллиман. – Норма – сотни, а не тысячи километров. В таком положение щиты “Чести Макрагга” “''Чести Макрагга''” защищают их от чумного флота и мы готовы ответить на любые неожиданности, которые мой брат мог приберечь для нас. Смотрите и учитесь, кустодий.
“''Честь Макрагга''” слегка вздрогнула, что для военного корабля равнялось мягкому выдоху.
Ракеты опередили авангард вторжения Феликса. Оранжевый свет вспыхнул вокруг тупых носов. Тепловые щиты легко справились с жаром от входа в плотные слои атмосферы.
Загрохотали орудия “Чести Макрагга”“''Чести Макрагга''”, швыряя огромные боеприпасы на мир внизу. Их цель состояла не в уничтожении врага – Жиллиман боялся слишком покалечить Парменион с орбиты – а в нанесении повреждений противовоздушной оборонительной сети комплекса.
Ослепительная вспышка мелькнула в окулосе, медленно затухая: вражеский корабль взорвался незамеченным. Все смотрели на антипсайкерские ракеты.
Наступило время неподвижности: физические законы перестали мучить его плоть, ускорение прекратилось, и он безмятежно парил, забыв на некоторое время о весе. Это продлилось совсем недолго. Парменион вцепился в корабль и потянул сквозь небеса вниз. Настал черёд рёва атмосферного трения и носового давления.
– ''Четыре минуты сорок три секунды до восстановления варп-щита''. – Раздался напряжённый голос магистра ауспика. Феликс был благодарен за его страх. Приближаться к вероятной смерти с вкрадчивым комментарием в ушах казалось неуместным.
– Запустить двигатели. Максимальное ускорение, – приказал Феликс по воксу стае атакующих кораблей. Приказу немедленно повиновались, хотя его исполнение выводило торпеды на грань разрушения.
Теоретически. Доказательство же лежало в практической плоскости, напомнил себе Феликс. Подобный манёвр редко использовался из-за его опасности.
В роли агрессивного инструмента абордажа торпеды могли разгоняться до очень высоких скоростей. Вот для чего они действительно не создавались, так это направляться прямо в гравитационный колодец с работавшими на полную мощность двигателями. Столкновение предстоит нешуточное, если только небольшие корабли не сгорят в атмосфере. Абордажные торпеды обладали керамитовой теплозащитой, но она разрабатывалась для защиты носа от собственных мелтарезаков, а не от смертельного сжимающего нагрева при входе в атмосферу. Если они будут сохранять нос направленным на планету, то должны выжить. Древние космические корабли, ''примитивные '' космические корабли, по словам машинных адептов, работали на этих принципах в туманные эпохи предыстории.
Вот только это было теорией и только теорией. Никто на флоте не обладал опытом работы с такими отсталыми технологиями. Адепты вполне допускали, что все могли погибнуть.
Вои сделала несколько жестов Феликсу, когда вышла, используя мыслезнаки своего ордена. Он отлично понял их, но дух-машина доспехов всё равно считал электрические контуры вокруг её рук и предоставил аудио перевод.
''Ваш сержант прав. Это место погружено в варп. '' Она продолжила жестикулировать. ''Запах – не физическое явление. Он сотворён Чумным богом. Смотрите.''
Она подошла к Феликсу. Её психическое нулевое поле окутало его, защищая от злобы комплекса. Тяжесть упала с души, и запах отступил. Эффект, который она оказывала на само здание, был потрясающим. Пластины из плоти почернели, когда странные дары Вои отсекли поддерживавшие жизнь энергии варпа. Жирная корка свернулась со стены, показав проржавевшую пласталь. Куда бы она ни ступала, зелёный туман кружился и убегал, а покрытие из плоти дрожало от боли.
– Впечатляюще, – произнёс он.
''Я – анафема для этого места, '' показала она. – ''Но вы поймёте истинное значение этого слова, как только устройство будет активировано. Держитесь ближе ко мне, тетрарх, продолжила она, и взгляд её глазных линз остановился на линзах Феликса. Смертельные болезни в этих стенах не могут причинить вам большого вреда, но есть болезни души. Без меня вы можете не устоять.''
– Понимаю, – сказал Феликс. – Вас нужно защищать. Не рискуйте напрасно.
– Вои?
Обсидиановый Рыцарь вонзила острие меча в пол. Она положила правую руку на рукоять, чтобы свободно общаться левой. ''Варп-энергия особенно сильна там. '' Она указала на реакторную сферу. ''Феррокрит защищает нас, как защищает и плазменный реактор. Будьте осторожны, когда мы приблизимся. '' Она жестикулировала одной рукой, также эффективно, как и двумя.
– Значит наша разведка права. Продолжаем двигаться, – сказал Феликс.
Вои и Каспиан подошли к сфере, чтобы изучить повреждения.
''Устройство функционирует, милорд-тетрарх''. Показала жестами Вои.
– Движение в южном секторе, – произнёс Каспиан.
Бассейн крови кипел, дымился и вопил, словно был живым. Из этого волнения появилась Вои, она убрала меч в ножны и побежала перед приливом, вскочив на полуразрушенные реакторные стержни, чтобы забраться на край пролома. Феликс и Каспиан подняли её, обливавшуюся грязью.
''Бросьте устройство в рану'', показала она.
– Хорошо.
– Мы должны сдерживать врагов и не позволить им разрядить сферу, – произнёс Феликс. Он направился сквозь пролом в стене назад в центр управления. Огонь из болтеров вспыхивал в нескольких десятках метров впереди, в ответ вели огонь из одного из коридоров. – Мы сможем пережить взрыв бомбы?
''Да, '' показала Ашира Вои. ''Хотя это не будет приятно.''
– Тогда будем защищаться здесь, – сказал Феликс. Он отправил закодированное сообщение, предупреждая остальных приготовиться к излучению устройства, а также инструкции их доспехам вести обратный отсчёт от его отметки.
В вокс-бусинке раздался голос магистра ауспика Жиллимана:
– ''Тетрарх, мы зафиксировали взрыв антипсайкерского устройства. Щит выключился. Подтвердите успех миссии.''
– Миссия успешна, – прохрипел он. Вены превратились в сморщенные чёрные нити. Пульсация сердца стихла. – Реактор уничтожен. Мы отходим. Начинайте бомбардировку. Убедитесь, чтобы то, что находится здесь, больше не смогло возродиться.
– ''Мы целимся в кафедру над алтарём. Как только вы выйдете, милорд, мы сравняем генераториум с землёй, '' – произнёс по воксу магистр ауспика. Связь с кораблём с потрескиванием оборвалась.
Феликс, пошатываясь, шагнул вперёд, не обращая внимания на опасность, которую представлял пол, и выпустил болт в голову стонавшего Чумного Десантника. Несколько из них выжили, растянувшись на палубе. Каспиан также уже поднялся и прикончил упавшего ножом. Вои помогала ему, похоже, взрыв антипсайкерского устройства никак на неё не подействовал.
Девор последовал за ней внутрь.
Девушка смотрела на Девора поверх одеяла, в её больших карих глазах застыло выражение застенчивости и доверия. Он не видел раньше, какого они цвета, ужасный свет затмил их.
Из дыхательной маски Мортариона зашипели ядовитые испарения. Лёгкие повелителя смерти загремели в глубоком вдохе.
– '''''Тогда начинайте, ''''' – произнёс он. Мортарион посмотрел поверх головы просителя на шторм на горизонте. Лучи лансов били по поверхности. Боеприпасы падали подобно метеорам. Его ненавистный брат собирался уничтожить Гекатон. Взрывы грохотали на позициях вокруг города в постоянном ритме. Времени оставалось мало. – '''''Приведи Ку’гата и его Чумную Гвардию до падения храма и часов, или познаешь такие мучения, которые не сможет ослабить даже самая искренняя вера в Чумного бога.'''''
Капюшон человека затрясся, усиливая его испуганную дрожь.
Печально нахмурившись, демон Ку’гат шагнул сквозь варп, перейдя из одного мира в другой за один удар своего гнилого сердца.
Дождь, не переставая, моросил из зелёных облаков, невольно заставив Ку’гата подумать о своём сопернике Гнилиусе. Появление на Парменионе не принесло радости разорения Тартеллы или захвата чумой Иакса. Рога Септика были скрыты под капюшоном, а лицо мрачным. Остальные заместители выглядели не менее мрачными. Нурглинги хныкали и жаловались под громадной тушей Ку’гата. Он из злости раскачал паланкин, чтобы у них появился настоящий повод стонать.
Ку’гат посмотрел на видимое только глазами демона сияние в небесах.
– '''''Сила Нургла ускользает, ''''' – произнёс Ку’гат. Иакс обернули саваном варпа, из которого он мог черпать силу и энергию для существования в агрессивной вселенной. На Иаксе он чувствовал себя полным жизни. На Парменионе он ощутил рыхлую обыденность под потоком варпа, песок под простынями удобной кровати. Он понимал, что если слишком сильно потянет, чтобы подпитывать своё колдовство, то он не выдержит. Он распадётся, и законы смертного царства изгонят его.
– '''''Ароматный воздух сада едва доносится до этого места. ''''' – Он повернул могучую голову, чтобы посмотреть за платформы и пределы лагеря Гвардии Смерти. – '''''Ваши часы на месте. Разве они не работают?'''''
Он задрожал. Где-то неподалёку находилось что-то неприятно здоровое. У Ку’гата возникло чувство, что на него смотрят недружелюбные глаза. Все демоны ощущали это. Они молча выходили из разрыва. Нурглинги утратили веселье, став такими несчастными, какими обычно были чумоносцы, а сами чумоносцы замкнулись и шептали свои подсчёты. Звери Нургла сгорбились на кислотных дорожках слизи и скулили, слишком напуганные, чтобы играть. Чумной Отец оглянулся на каменные лица своих заместителей: Септика, Голода, Долговязого, Пестуса Трана, Толстозадого и Бубондубона. Последний единственный сохранил хорошее настроение.
– '''''Вы, что обманом затащили меня сюда? ''''' – требовательно спросил Ку’гат. Он наклонился вперёд, вызвав тревожные визги у носильщиков паланкина.
– '''''План ещё более осложнился, ''''' – ответил Мортарион. – '''''Варп отступает. Сила, которая помогала моему брату пересечь иноеморе, находится и здесь на поверхности, работая против нашего повелителя. Я столкнулся с барьером на западной оконечности этого континента, город не пал. Он под защитой.'''''
– '''''Какая сила остановила вас? Вы определили, что это: ваш постоянно изменчивый соперник или… Он, ''''' – произнёс Ку’гат. Дурное предчувствие заполнило его несчастное сердце и вылилось между гнилыми зубами. Чувство было настолько мощным, что Мортарион поглубже подался на троне, словно дворняга, испугавшаяся кнута хозяина.
– '''''За пределами города земли остаются не благословлёнными плодородными дарами Нургла. Одна медленная стабильность, свободная от гнили и возрождения.'''''
– '''''Я спросил, какая сила, о Повелитель Смерти, ''''' – сказал Ку’гат. Мышцы задёргались вокруг его незакреплённого глаза, и он поднял руку, чтобы не дать ему вывалиться.
– ''''Это не имеет значения, ''''' – произнёс Мортарион. – '''''Результат не зависит от того, кто противостоит нам. Цели не изменились. Парменион – сцена для второго акта падения Жиллимана. Я вознёс молитвы Дедушке, прося о помощи. Предзнаменования хорошие. Меня услышали.'''''
– '''''Вам нужна ещё помощь? ''''' – недоверчиво спросил Ку’гат. – '''''По вашему требованию я привёл большую часть демонического воинства Иакса-который-станет-Мориаксом. ''''' – Он вздрогнул. Плоть на его гористых боках задрожала. – '''''Ничего больше нельзя привести сюда. Легионы Нургла – септеты бесконечности, семь раз по семь раз и ещё по семь раз и так до скончания веков, но течения варпа не смогут поддержать больше в этом месте.'''''
– '''''Посмотрим, ''''' – сказал Мортарион. – '''''Нургл не оставит нас. Близится великая битва за душу Ультрамара. Я не буду знать покоя, пока не завоюю это царство для Дедушки. Он поддержит мои устремления. Мы покорим этот мир и приведём моего брата к гибели на Мориаксе.'''''
Ложные молнии космической войны на горизонте вспыхнули ещё ярче. Последние удары света обрушились с орбиты, стирая Гекатон. Его пожары освещали хмурые небеса очищающим оранжевым светом. С разрушением города варп-врата за спиной Ку’гата сморщились, сужая путь между мирами. Демонический легион в ужасе взвыл и увеличил скорость, чтобы пройти, пока проход не закрылся.
Ку’гат изумлённо открыл рот:
– '''''И теперь сила уменьшилась ещё больше. Наш вид не сможет долго здесь оставаться.'''''
– '''''Брат обнаружил и нейтрализовал варп-часы быстрее, чем я ожидал, ''''' – сказал Мортарион. – '''''Но предзнаменования хорошие. Всё идёт по плану.'''''
Ку’гата было не так легко убедить.
– '''''Достаточно лжи, Мортарион, ''''' – произнёс он и сосредоточился на том, чтобы удерживать врата достаточно долго и его демонический легион успел пройти.
== Пятнадцатая глава ==
Десять тысяч пар глаз выжидающе посмотрели на него.
Сикарий двигался через город с изнуряющей скоростью. Космические десантники шагали настолько быстро, что Девор почти бежал, чтобы не отстать от них. Когда они миновали импровизированные ворота в проломе, Девор начал отставать. Не сбиваясь с шага, два гвардейца Сикария примагнитили оружие к броне и подхватили Девора под мышками. Жалобы ни к чему не приведут, он понял это ещё до того, как первое возражение сорвалось с губ, поэтому безвольно повис между ними. В постыдном молчании он позволил полубогам нести себя, словно неудобный человеческий багаж, кем он и был.
Мужчина выпрямился. Он повернулся к толпе.
– Меня зовут брат фратер Матьё, – произнёс он столь же чистым голосом, как и Иоланта. – Я – милитант-апостол примарха Робаута Жиллимана, последнего сына Императора, Мстящего Сына, лорда-командующего Империума и имперского регента.
Он глубоко вздохнул. Девор чувствовал его религиозный экстаз. Он хотел разделить его.
– Мортарион здесь, – решительно сказал примарх. – Я уничтожу его, и вторжение развалится. Марней Калгар удержит Макрагг. Мы будем работать исходя из этих практических соображений.
''Присутствие демонического примарха ощущается во всей психосфере планеты, '' показала Беллас. ''Его душа заражает её.''
– Он нападёт на нас, – произнёс Сикарий. – Скоро.
– Мой опыт говорит мне, что не стоит полагаться на очевидные факты, – сказал Сикарий.
''Слуги варпа непредсказуемы. Не следует судить о них по обычным меркам, '' показала Беллас. ''Колдовство отравляет этот мир.''
– Значит, нам повезло, что вы с нами, – сказал Кольцюань.
– Так лучше всего, – сказал Жиллиман. – Если эта девочка не окажется тем, за кого себя выдаёт, она превратит любую трещину в душе воина в мучительную рану.
''Обсидиановый Рыцарь Ашира Вои неотступно находится вместе с ней, '' показала Беллас. ''Девочка должна оставаться в безопасности, пока идёт атака на армию Мортариона. '' Беллас остановилась. Её взгляд над решёткой респиратора на мгновение опустился. ''Затем нам придётся решить, что с ней делать.''
– Придётся, – сказал Жиллиман.
''Она может оказаться тем, за кого себя выдаёт, '' показала Беллас.
– Вы находитесь под влиянием вашей веры, – сказал Сикарий.
Жиллиман посмотрел на неё. Он по-прежнему не мог понять причины религиозности Сестёр Тишины.
''Я исполняю свой долг перед Императором, '' показала Беллас.
– Много неверных решений принималось, когда решали, как исполнять свой долг, – сказал Сикарий. – Много практических действий проистекает из одного теоретического предположения, не все они одинаково верны.
– Не ссорьтесь, – предупредил Жиллиман.
''Как прикажете, я повинуюсь, '' показала Беллас. ''Ваше слово значит для меня больше, чем любого другого, кроме самого Императора. Вы – Его живой сын.''
– Не распространяйте на меня свою веру, – сказал Жиллиман. – Ваша вера в мою божественность неуместна. Я – не бог, Сестра, и вы не будете смотреть на меня, как на бога.
– Это не делает их нашими союзниками, даже если Мортарион и Магнус сражаются насмерть, – сказал Жиллиман. – Какое текущее состояние девочки, Беллас?
''Способности девочки подавлены гексаграмматическими цепями. Она заблокирована Обсидиановым Рыцарем Вои. Если она – сосуд Императора, ничто из этого не повлияло бы на неё.''
– Магнус может противостоять подобным средствам, – сказал Жиллиман. – Если она инструмент моего брата или какой-то другой силы, то может притворяться. Вы должны сохранять осторожность. Вы не можете полагаться на свои искусства, чтобы заблокировать такую мощь.
''Так гласят легенды, '' её пальцы замелькали.
– Это не легенды. Магнус сильнее, чем когда-либо во времена просвещения, – сказал Жиллиман. – Я видел его способности. Остерегайтесь этой девочки.
''При первом признаке нечистоты я увижу её мёртвой, '' показала Беллас.
– Проследите за этим, – сказал Жиллиман. – До тех пор действуйте осторожно. Тирос любит свою так называемую святую. Я не могу позволить, чтобы люди обратились против меня из-за поспешных решений. Оба мои брата знают это. Я скоро выступлю, прежде чем Мортарион будет готов.
– Да, последние три недели. Вы просили подкрепление, поэтому нас прислали сюда.
– Просил, – произнёс Эдермо. – Ты можешь быть не в курсе, но атакующий нас флот очень внушительный. – Лейтенант показал на символы, которые медленно приближались к трёхмерному графическому изображению Галатана. – Он сопоставим с флотом на орбите Пармениона. Новый игрок вступил в драку. Ведущий корабль – “Терминус Эст”“''Терминус Эст''”. Узнаёшь это имя?
– Так точно, милорд, это – флагман чумного лорда Тифа.
– Не думаю, что это так, сэр, – сказал Юстиниан. Он скрыл раздражение. Это было легко. У него было уже достаточно опыта.
– А кажется, что так, – продолжил лейтенант. Звание было новым для орденов, введённым “Nova “''Nova Codex Astartes” Astartes''” Жиллимана. – Мне всё равно, сколько времени у вас было на тренировки и гипномат, и как долго. Воины закаляются в крови и ярости.
– Мы видели много и того и другого, – сказал Юстиниан.
Лейтенант вернул оружие.
– Дальнобойность – это хорошо, но исход предстоящего боя решится в ближнем бою. – Он повернулся к гололиту. Тот замерцал и показал парящий список личного состава.
– У меня здесь пятьсот Астра Милитарум и четыре отделения нашего ордена. – Он замолчал.
– Так точно, сэр, – ответил Максентий-Дронтио. Он махнул рукой. – Отделение, вы слышали брата-сержанта. Вперёд.
Силуэт “''Терминус Эст''” был известен по всей галактике, как предвестник ужаса, смерти и разложения. Нургл благосклонно отнёсся к флагману своего смертного герольда. Десять тысячелетий его заботы превратили пласталевого левиафана в разлагавшееся и рыскавшее чудовище, варп-зверя, который больше состоял из капающей плоти, чем технологии. “''Терминус Эст''” кипел чумной магией. Он мерцал в смертном царстве в тумане болезни и неистового плодородия. Часть царства Нургла была отсечена и отпущена бродить среди звёзд. Компания, сопровождавшая “Терминус Эст”“''Терминус Эст''”, представляла собой армаду, собранную со всех уголков истории. Хотя преобладали суда времён Ереси, человеческие корабли всех классов и даже суда ксеносов летели вместе в гнилом товариществе, трофеи, захваченные в войнах внушающей ужас первой ротой Тифа.
Несмотря на разнообразное происхождение, они имели много общего, поскольку все претерпели изменения силами Нургла. Их экипажи деформировались в отвратительные болезненные подобия самих себя. Объединённые в чудовищности, они не были похожи ни на что в галактике, кроме друг друга. В общем страдании они находили утешение.
Когда древнее оружие в третий раз открыло огонь, меньшие орудия и устройства станции наконец-то получили цели в пределах досягаемости. Третий выброс энергии стал сигналом для их залпа, и вакуум внезапно заполнился настолько интенсивным буйством света и огня, что казалось невозможным, что секунду назад всё было спокойным.
На этот раз имперские орудия выбрали в качестве цели “Терминус Эст”“''Терминус Эст''”.
На этот раз чумной флот ответил.
Микросекунду спустя ударили снаряды. Колоссальные взрывы превратили космическую пустоту в кипящее море огня, который прокатился и погас, забрав с собой последний щит.
За ними пришли торпеды, сжигая оставшееся топливо, чтобы увеличить кинетическое воздействие. Они врезались в корпус крепости. Мелта-системами Мелтасистемами и жующими рядами демонических зубов они пережёвывали многослойный керамит и пласталь, подобно личинкам, зарывавшимся в шкуры домашнего скота. Они взорвались глубоко внутри, выбросив вспышки пылающей атмосферы в пустоту вакуума. Галатан не обратил внимания на такую мелкую рану и продолжил стрелять, сбив два, три, затем пять меньших кораблей в главном флоте. Все захваченные имперские суда, кроме одного, были уничтожены. Как и все магистры Новадесанта до него, Доваро являлся мастером космической войны. Он видел, что задумал Тиф. Герольд Нургла был ответственен за потерю трёх звёздных крепостей. Его тактику уже хорошо знали.
– Сосредоточить огонь на захваченном корабле! – приказал Доваро. – Не подпускайте его!
Объятое пламенем вдоль бортов последнее захваченное имперское судно прорезало путь сквозь брешь между системами щитов и врезалось в ослабленную часть Галатана. Ржавый нос вонзился в наружную поверхность, разбивая шпили и орудийные башни, и распорол глубинную обшивку корпуса подобно божественному плугу, вспахивающему железное поле. Взметнулись взрывы от удара. Облака газа вырвались наружу белыми шлейфами, тысячи кубических метров атмосферы испарились в одно мгновение. Больной корабль задрожал, от удара из подбрюшья посыпались обломки. Его корма поднялась, а таран застрял в звёздной крепости, угрожая сломать киль. Залы Галатана сотрясли стоны раздираемого металла. Дорсальные манёвровые двигатели вспыхнули. Струи несообразной чистоты вырвались из ржавых щелей и сопел, и корабль остановился, нависнув правым бортом над звёздной крепостью, его нос мёртвым поцелуем впился в структуру станции. Оставшиеся орудия правого борта открыли огонь в упор, превратив шрам космической станции в пылающую бездну.
Сзади двигалась армада меньших кораблей. Древние штурмовые капсулы “Клешня страха” и абордажные торпеды всех размеров мчались вокруг атакующих таранов и десантных фрегатов типа “Захватчик”. Антиистребительный огонь превратил вакуум вокруг Галатана в смертоносное переплетение света, но кораблей было слишком много. С ними приближался “Терминус Эст”“''Терминус Эст''”, выполняя свою древнюю роль десантного корабля. Огонь из оружия всех мыслимых видов вспыхивал на его пустотных щитах. Они мерцали отвратительным светом, отключаясь. Взрывы поражали корпус, разрывая сталь и плоть. Гной изливался в пустоту космоса. Пожары вспыхивали вдоль отвратительного корпуса, но его невозможно было остановить.
От застрявшего захваченного имперского корабля быстро остался один только остов. Выдавленный огнём Галатана он дрейфовал и горел в космосе, экипаж был принесён в жертву. Он исполнил свою роль. В толстой шкуре Галатана зияла открытая вакууму рана.
На раздвоенном носу “Терминус Эст” “''Терминус Эст''” открылись ангары. Сотни десантно-штурмовых кораблей вылетели между гигантскими зубами.
Столь же многочисленные, как рой мух, последователи Тифа, первого капитана Гвардии Смерти, хлынули на борт Галатана.
– Нужно спускаться. Немедленно, – сказал Амарилло.
Солдатам спуск давался дался тяжело, и Новадесантникам приходилось помогать им. Наконец ступив на разрушенную площадь, они обнаружили, что ведущий к внешнему кольцевому коридору радиальный туннель также непроходим.
– Два варианта, – сказал Амарилло, пока они обходили расколовшую перекрёсток пропасть. – Идём прямо внутрь или окружным путём.
Пригорок заканчивался низким утёсом срезанного металла. Расселина у подножия вела вниз во тьму и освещалась актиническими разрядами. За ней коридор остался неповреждённым. На радиальном пути виднелась незначительная пробоина, хотя незначительная только в масштабах Галатана.
На потолке над подножием утёса под углом выступал тупой нос штурмового тарана. Группа примерно из дюжины Чумных Десантников окопалась в обломках на ближней стороне пропасти. На другой стороне танки Астра Милитарум образовали барьер на ведущем вглубь станции пути. Большая Б''о''льшая часть техники была подбита, люки выбило, орудия безвольно свисали в креплениях, но сотня солдат в бронированных космических скафандрах продолжала обстреливать врагов. Немало мёртвых предателей лежало грудой в центре коридора, но оставшихся было более чем достаточно, чтобы справиться со смертными.
– Они долго не продержатся, – произнёс по воксу Кадриан. Он осторожно прятался, пока наблюдал.
'''ЛЕГИО ОБЕРОН НА МАРШЕ'''
Принцепс Калеб Дюнкель откинулся на спинку командного трона, пытаясь найти наилучшее положение перед грядущим сражением. Угловатое кресло предоставляло большую честь, но мало удобств. Стальные входные кабели тянулись к голове принцепса. Рычаги располагались немного далеко от рук, а педали слишком близко к креслу. Эти средства управления были резервными грубыми механическими устройствами на случай, если выйдет из строя мысленно-импульсный интерфейс, но они оставались необходимыми и должны при любых обстоятельствах находиться в пределах досягаемости. Не двигать руками и ногами было неудобно. Скоро он соединится с “Гневом бога” “''Гневом бога''” и ощущения человеческого тела сойдут на нет. Пока же он сосредоточился на том, что происходило вокруг, и боролся с судорогами.
Сзади модератус-примус и штурман руководили последними настройками оружейной команды. Проверочные вопросы и ответы поступали из головы-кабины в артиллерийский командный отсек и обратно. Протяжные фразы модератуса перемежались мягкими нажатиями кнопок и перезвонами уведомлений о хорошем состоянии.
Он закрыл глаза, позволив чувствам титана занять место человеческого зрения и слуха. Дискомфорт от прямого подключения манифольда в затылок исчез. Жёсткое сидение и неудобные физические средства управления его больше не беспокоили. Все человеческие ощущения стали ничем, когда его разум расширился и заполнил металлического гиганта. Ощущение собственного тела уменьшилось, став немногим больше, чем едва заметным раздражением.
Дюнкель становился “Гневом бога”“''Гневом бога''”.
Он стоял на гигантских широко расставленных ногах на бетонной площадке сортировочного парка. Он чувствовал электрическую дрожь гироскопов, которые сохраняли его равновесие, пока бедренные поршни “Разбойника” меняли положение, проводя точечную регулировку. Все системы работали идеально. Не осталось никаких защемлений в движении или жёсткости в суставах машины, которые он обнаружил в прошлый раз. Капитальный ремонт “Гнева бога” “''Гнева бога''” на пути к Тюзену оказался выше всяких похвал. Результаты были замечательными. Машинная личность титана также радовалась омоложению, и его кровавая душа рвалась в бой. И всё же Дюнкель пока сохранял дистанцию. Он видел свой разум, как череду слоёв, каждая функция его интеллекта изолировалась манифольдом, чтобы легче объединиться с великой сущностью “Гнева бога”“''Гнева бога''”. Примитивная душа титана перемещалась под электрическими путями интерфейса, верховой левиафан, ожидавший, когда Дюнкель возьмёт его под уздцы. Отголоски духов бывших принцепсов стали призрачными жрецами, служившими металлическому полубогу.
Принцепс всё глубже погружался в разум машины, смешивая своё сознание с механическими и электронными системами. Чувства Калеба дотрагивались до каждого из сотен устройств титана, а затем они исчезали из его физического контроля, и их работа становилась такой же автоматической и незаметной, как биение человеческого сердца. Дух каждого механизма слегка вздрагивал от его прикосновения, прежде чем успокоиться, но интерфейс машины сглаживал взаимодействие и “Гнев бога” “''Гнев бога''” оставался таким же неподвижным, как идол.
Со своих электрических небес “Гнев бога” “''Гнев бога''” потянулся к Дюнкелю и его шести модератусам. Прежде чем Дюнкель слился с машиной, разумы экипажа проступили вместе по краям, соединившись благодаря великолепным технологиям манифольда. Шесть стали одним, священное число, дважды триединство Бога Машины. Дюнкель ликовал в самых глубинах своей души, потому что это было священное и благородное призвание.
Душа “Гнева бога” “''Гнева бога''” представляла собой ожидавший их тёмно-красный жаждущий насилия океан. Дюнкель с удовольствие погрузился в него.
Дрожь сотрясла военную оболочку машины.
– Подключение манифольда завершено. Все славят Бога Машину, – прошептал Дюнкель сам себе. Но он больше не был Дюнкелем, он стал “Гневом бога”“''Гневом бога''”. И когда его смертное тело говорило, слова вырывались громким рёвом из военных горнов “Разбойника”. Где-то глубоко в массе пластали клочок плоти улыбнулся и был забыт. Словно пробудившийся спящий, “Гнев бога” “''Гнев бога''” ожил.
Ноосфера протянулась над соединившимися сущностями принцепса, модератусов и титана, завершив слияние человека и машины. Если Дюнкель сосредотачивался на своём человеческом естестве, он всё ещё осознавал себя и личности модератусов, но это было отдалённое ощущение, сродни онемевшей от холода конечности, когда ты понимаешь, что она твоя часть, но не можешь её чувствовать. “Гнев бога” “''Гнев бога''” полностью пробудился. Под вой огромных механизмов и сервомоторов он переместился, повернув жесткокрылую голову слева направо.
Машинное зрение нарисовало уменьшенный мир в зрительных центрах Дюнкеля. В какой-то момент его человеческие глаза открылись, и призрачное изображение кабины и панорама сквозь окули титана толщиной в ярд наложились на то, что видел “Гнев бога”. Это было легко игнорировать. Титаны легио Оберон, Атар и Фортис стояли в шахматном порядке, каждый перед своим кораблём-саркофагом. Позади них плескались воды узкой полосы Речного моря Пармениона. Город-остров Тирос стоял израненным часовым над узким каналом, отделявшим его от берега Гекатона. Территорию доков на материке очистили и выровняли бульдозерами до камнебетона, и десятки кораблей-саркофагов стояли, словно звёздные небоскрёбы во временном городе. Проложили рельсы для служебных платформ, что позволило выгрузить из кораблей-саркофагов приписанные к титанам портальные краны и подъёмники для боеприпасов, которым было удобнее работать на открытом пространстве. План нападения Жиллимана благоприятствовал легио: ни рискованной высадки прямо в бой, ни отчаянной борьбы без снабжения. Коллегиа Титаника выступит в полном порядке.
Сотни тысяч воинов. Откуда бы они ни пришли, они ждали, когда стальные боги Императора отправятся в путь.
Примарх произнёс речь. Дюнкель слышал и не слышал её. Слова, которые он понимал, забывались сразу же, как только были сказаны. Он попал под влияние косной воинственности “Гнева бога”“''Гнева бога''”, а “Гнев бога” “''Гнев бога''” не волновали разговоры.
Отдали приказы, они прошли от верховного командования примарха до различных глав дивизионов на Парменионе. Команды Дюнкелю поступили от старшего принцепса Урскейна, командующего манипулой, который находился на борту “Владыки войны” “Воздаяние”“''Воздаяние''”.
Слова были простыми, скорее осязаемыми, чем слышимыми.
Первыми стали “Псы войны”, из их военных горнов вырвался вой, сгорбленные спины закачались из стороны в сторону от вызванного охотой возбуждения. Когда последний разведывательный титан вприпрыжку покинул периметр, настала очередь остальных.
С тяжеловесной величественностью трёхпалая нога “Разбойника” сделала первый шаг на пути в битву. Неспособный и не желавший заглушить волнение титана Дюнкель издал безмолвный военный крик одновременно с протяжным воем “Гнева бога”“''Гнева бога''”.
Железные братья “Гнева бога” “''Гнева бога''” соединили голоса в хоре резни, изливая машинный гнев и искреннее намерение стереть предателей с поверхности Пармениона.
Ноги раскачивались, тяжёлые, как груши для сноса зданий, могучие, как башни. Разрушенные земли Гекатона проносились под поступью “Гнева бога” “''Гнева бога''” горчично-жёлтыми и тускло-зелёными пятнами. Воронки от взрывов первой атаки Гвардии Смерти превратили землю в лунный пейзаж. Посреди засасывающей пустоши стояли расколотые деревья и ступенчатые треугольники кирпичей, раньше служившие углами зданий. Плодородные земли превратились в вязкие болота, топи, порождённые обстрелами и ставшие пристанищем болезней всех видов. Полосы тумана испарялись с металлической тины. Ни одна дорога не уцелела, ни одно здание не осталось неповреждённым. Тишина смерти сокрушила всё живое вокруг. Существа Пармениона погибли или сбежали, и их ещё не заменили демонические отпрыски Чумного бога. Пришла армия Жиллимана, хлюпающие сотни тысяч ног и недовольный рёв танковых двигателей, сражавшихся с грязью, снова заполнили Гекатон жизнью.
Сотни танков прокладывали путь для пехоты. Они везли свёрнутые настилы из проволоки и дерева, которые разматывались с валов, приваренных к задней обшивке. Древесину взяли со всей планеты, ради чего вырубили деревья на неиспорченных землях, где ещё не ступала Гвардия Смерти, оставляя на месте лесов одни пни. Инфекция Нургла распространилась далеко и множеством способов. Зачастую лечение приносило столько же бед, что и болезнь.
Легио шли на четверть скорости перед ордами людей и машин. Они были полководцами снующих под ногами армий муравьёв. Несмотря на размеры и вес титаны двигались почти неслышно, каждый широкий шаг за широким шагом, гул реакторов и скрежет механизмов вносил скромную лепту в общий шум продвижения. Только когда шаг завершался и опускался на землю с тяжёлым ударом, вызывая рябь в загрязнённой всеми цветами радуги воде, титаны могли заявить о себе. Каждая исполинская поступь становилась раскатом грома в землю, отбивающим медленную барабанную дробь армагеддона.
Они углубились в пустоши и обзор Дюнкеля – обзор “Гнева бога” “''Гнева бога''” – превратился в море клубящегося тумана. Чем дальше они продвигались, тем плотнее он становился, собираясь с силами после прошлого разрыва. Ядовитый воздух Мортариона сгущался, словно армия, которая перегруппировывалась после незначительного поражения. “Гнев бога” “''Гнев бога''” прокладывал путь сквозь мглу. Без возможности сравнить масштаб машина казалась человеком, переходившим в брод затянутое туманом море. Впереди горбатые “Псы войны” прорезали недолговечные пути, вызывая ассоциации со спинами крупных рыб, рассекавшими воду. Большие титаны, “Владыки войны” со всевозможными знаками отличия и другие, были более крупными людьми, возможно, рыбаками, шагавшими по отмели, чтобы поставить сети, их огромные корпуса казались закинутыми на плечи рыбацкими лодками. Штурмовики космического десанта ревели наверху, подобно морским птицам. Орда людей под пеленой тумана стала ордой малозаметных крабов.
Показания ауспика вливались в разум Дюнкеля столь же легко, что и увиденное его собственными глазами. Радиолокационные импульсы очерчивали схематичные контуры в мимолётных волнах света. Неактиничные лучи и тепловизоры предоставляли свои собственные отдельные взгляды, которые смешивались с природным зрением Дюнкеля и резким машинным видом высокого разрешения “Гнева бога”“''Гнева бога''”. У непривычного к смешиванию сенсорных сигналов человека это вызвало бы тошноту, для Дюнкеля же это ощущалось так, как если обычно он был бы слепым, и только когда садился на командный трон титана, его глаза внезапно и чудесно прозревали.
Болтовня вокса и потоки данных нарушали безмятежность путешествия. Он заставил себя восстановить внимание и помнить, что его обязанностью было вести войну, а не только ликовать от управления машиной.
Множество голосов соперничали за его внимание. Когитаторы “Гнева бога” “''Гнева бога''” помогали упорядочивать их по важности. Первостепенное значение отдавалось его непосредственным командирам из легио, а затем верховному командованию. Все остальные, генералы, полковники и лидеры кладов, теснились на границе восприятия, ожидая, пока он подумает о них и сфокусируется на их болтовне.
– ''Смертельные Молнии, манипула Квинтус, остановитесь'', – произнёс старший принцепс Урскейн. Его приказ был эхом приказа, который поступил секунду назад от командования легио, напрямую соединённого с примархом. – ''Боевой порядок. Защита в три линии глубиной. Выполнять''.
Весь легио выстроился подобно манипуле Урскейна. Словно князья в сопровождении королевских гвардейцев “Владыки войны” заняли позиции в трёхстах метрах за ними в промежутках между меньшими “Разбойниками”, сформировав глубокое построение, как на доске для игры в регицид.
Поток передаваемых приказов уменьшился, стал более локализованным, потому что каждая часть имперской военной машины занималась своим делом. Напряжение росло.
Сущность, которая являлась объединившимися Дюнкелем и жестокой машинной душой, окинула внимательным взглядом море тумана. Не было никаких признаков врагов, но они приближались. “Гнев бога” “''Гнев бога''” чувствовал это. Перед боем единение человека и машины всегда максимально усиливалось. В такие моменты принцепсы оказывались близки к утрате своей индивидуальности. Дюнкель сопротивлялся, чтобы не раствориться в душе “Гнева бога”“''Гнева бога''”. Такое иногда происходило, принцепсы погружались настолько глубоко в машину, что терялись, и разъединение разрушало их разумы. В самых глубоких местах своего естества он знал, что нужно сохранять дистанцию с “Гневом бога”“''Гневом бога''”, но было трудно устоять. Он хотел пойти дальше, ощутить силу в самом её источнике, соединиться с духами тех, кто был до него, и стать единым целым с машиной. Возможно, однажды его поместят в амниотический бак, и он познает радость самоуничтожения. Но не сейчас.
“Псы войны” двинулись дальше. Они бесшумно пробирались сквозь туман, нетерпеливые охотники, способные устроить засаду и застать врасплох, несмотря на свой огромный размер.
Больше приказов запульсировало, распространяясь по информационным путям с мерцающим скачком электронной проекции. Дюнкель предположил, что если бы мог это увидеть, то картина напоминала бы древо жизни, олицетворявшее собой священный поток движущей силы.
Пятнадцать рыцарей дома Конор размашистым шагом прошли мимо, чтобы поддержать своих больших б''о''льших кузенов. Они были медленнее “Псов войны”, а короткие ноги подвергали их дополнительному риску на труднопроходимой местности. Они прокладывали сложные маршруты, чтобы оставаться на самой устойчивой земле. Любой неверный шаг мог погрузить их в трясину. Они не сделали ни одного.
Вдоль линии наступали стаи “Псов войны” других легио, сопровождаемые союзными рыцарскими домами. В тени шагавших машин люди и меньшая техника армии строились в боевые порядки, не позволяя вздыбленной земле Гекатона нарушить строгие предписания Тактика Империалис. Никто не хотел сделать это пред взором примарха, собственные письмена которого легли в основу этого священного текста.
Во мгле вспыхнули взрывы. Яркий свет плазменного разряда высветил силуэт одного из “Псов войны” легио Оберон и пару рыцарей поддержки в миле от него. От наступающих поступил шквал вокс-сообщений:
– ''Замечен титан! Замечен титан!''
Залп из трёх гигантских ракет просвистел над головой и едва не попал в титана “Величайшая “''Величайшая стойкость”''. Одна из них была перехвачена и сбита огнём тыловой противовоздушной обороны армии. Остальные погрузились в пелену тумана и взметнули высокие конусы обломков в месте попаданий: грязь, люди и машины перемешались. Взрыв покачнул “Гнев бога”“''Гнев бога''”.
– ''Атомные технологии отсутствуют. Отравляющие вещества отсутствуют. Плазма отсутствует. Стандартная конфигурация боеголовки'', – произнёс Урскейн. Резкие искажения вокс-траффика высокого уровня наложились на его голос. – ''Вольно''.
Инфопотоки запульсировали между титанами, передавая быстрый бинарный разговор машин. Данные с пиктеров промелькнули в голове Дюнкеля. Тёмные силуэты, выхваченные разведывательными титанами. Вражеские машины окутывал туман.
К вспышкам высокоэнергетического оружия присоединилась лёгкая дрожь рвущихся где-то впереди снарядов.
– ''Приготовиться к непосредственному столкновению. Зафиксировано семнадцать титанов, и количество растёт. Схема атаки – “Гербовый щит”'', – произнёс Урскейн. Он был спокоен и сдержан, ни малейших следов машинной души, с которой он соединился, и её вмешательства в его слова. – ''Приготовьтесь встретить отступающих разведчиков. Прикройте и защитите их''.
Дюжина разведывательных машин легио вприпрыжку мчалась за эшелонированную линию титанов, поворачивая по широкой дуге, чтобы укрыться за спинами “Владык войны”. Оттуда они смогут снова выдвинуться и обойти врага с флангов, когда более тяжёлые титаны вступят в бой. Пламя вырывалось вдоль расплавленных отметин на их спинах. Рыцари продолжали сражаться. Их боевые переговоры отвлекали Дюнкеля, и он отодвинул краткие реплики на задний план осведомлённости.
Оранжевая вспышка окрасила сгущавшийся туман. Затем ещё одна. Уничтожение реактора рыцаря. Маленькие одноместные машины попали в беду.
– Спокойнее, спокойнее, – сказал Дюнкель, словно успокаивал животное из плоти и крови. Одновременно он с помощью мысленно-импульсной связи усилил контроль над обрабатывающими центрами машины, подавляя её атавистическую потребность убивать.
Всё больше “Псов войны” возвращалось поодиночке или парами между растянувшейся линией легио Оберон. Один из манипулы Урскейна, “Мир боли”“''Мир боли''”, отсутствовал. Дюнкель выделил секунду для стратегического картолита, который показывал состояние остальной линии: то же самое происходило по всему фронту.
Грохот войны приближался. Враг преследовал отступавшую линию застрельщиков, но был слишком опытен, чтобы выйти на оптимальную дальность стрельбы титанов легио Оберон. Только несколько выстрелов засверкали в воздухе к их линии.
– Адепт Син, держите щиты на максимальном уровне на случай, если эти заблудшие заденут нас, – произнёс Дюнкель по проводному воксу. Используя рот, он чувствовал себя странно. В сердце бурлило желание “Гнева бога” “''Гнева бога''” кричать вместе с его словами. – Мы должны вступить в бой максимально защищёнными.
– ''Как прикажете, принцепс'', – ответил Син по воксу со своего поста в реакторном отсеке. Гул двигателя усилился.
По мере того, как сражение приближалось и становилось всё ожесточённее, рыцари прекращали наступление и следовали за “Псами войны”. Они пробегали мимо Дюнкеля, их сутулые спины скрывали головы от его взгляда. Меньшие машины доставали только до груди “Гнева бога”“''Гнева бога''”. По подсчётам Дюнкеля потери поддерживавшего их дома составили тридцать процентов. Рыцари всегда платили, защищая большие б''о''льшие машины. Быстрые и маленькие в сравнение с их высокими кузенами, их роль заключалась в том, чтобы отвлекать огонь от титанов, и полагаться на скорость, чтобы остаться в безопасности. Но ловкость не могла спасти от прямого попадания богооружия.
– ''Где вражеская поддержка? '' – спросил по воксу принцепс Гуггльхем с “Милосердия огня”“''Милосердия огня''”.
– ''Обнаружены цели'', – произнёс Урскейн. – ''Сорок семь вражеских машин-майорис, при поддержке примерно двухсот машин-минорис''.
Вспышки оружия исчезли, когда последний из рыцарей дома Конор встал позади линий Оберона. Грохот перестрелки сменился ровной поступью наступавших военных машин.
– ''Они приближаются. Визуальное обнаружение'', – произнёс Гуггльхем.
– ''Приготовиться вступить в бой. Зарядить всё оружие. Держать строй, действовать по моей команде'', – ответил Урскейн.
Дюнкель видел их неясные очертания в тумане. Они во многом были похожи на машины Оберона, но характер их душ повлиял на внешность, сделав горбатыми и зловещими там, где имперские титаны казались согнутыми бременем долга. Они целой толпой двигались в правом эшелоне, пара “Владык войны” на переднем крае ощетинилась оружием для ближнего боя. Прорыватели строя.
Легио обладали специальными символами, и обозначения каждого титана были настолько же уникальными, как отпечатки человеческих пальцев. Даже предатели были не настолько трусливы, чтобы скрывать свои грехи. Они гордо демонстрировали свою принадлежность и идентичность.
– ''Легио Мортис'', – произнёс Фанторп, принцепс “Божьей клятвы”“''Божьей клятвы''”. – ''Головы Смерти''.
– ''Гордость. Она ещё осталась у них, когда все остальные представления о чести пропали, они сохранили гордость'', – сказал Москва из “Погибели бога”“''Погибели бога''”.
– ''Подтверждаю, подтверждаю'', – сказал Урскейн. – ''Предатели легио Мортис. Передаю вражеские опознавательные знаки''.
Имена и числовые обозначения титанов поступили в ноосферную инфосеть. Разум Дюнкеля наполнил длинный перечень злодеяний, простиравшихся глубоко в историю на сухом и бесстрастном лингва-технис.
Если защитная сетка Смертельных Молний располагалась манипула к манипуле, то Головы Смерти атаковали построением силой в пол легио, выставив вперёд самые тяжёлые машины. Ни у одной из сторон не было никаких укрытий, и вся мощь врага направлялась прямо на позицию Дюнкеля.
– ''Они ищут проход. Не позволяйте им прорвать строй'', – произнёс Урскейн.
Со стороны вражеской линии донесли вопли вызова из военных горнов.
Мгновенно пространство между двумя линиями превратилось в простреливаемую зону, враждебную всему живому. Оружие титанов обладало потрясающими разрушительными возможностями, превосходя всё, кроме вооружения крупнейших космических кораблей. Воздух вспыхивал вокруг энергетических разрядов. Сверхзвуковые ударные волны от снарядов размером с тягач взметали фонтаны воды. Лазерные лучи превращали конусы тумана в ливни, их потрескивание звучало подобно равномерным раскатам грома. Мгла кипела от многоцветной плазмы.
Двух рукопашных “Владык войны” поддерживал монстр с оружием дальнего боя, обозначенный, как “Ядовитый мастер”“''Ядовитый мастер''”. Он был вооружён плазменным аннигилятором в правой руке, орудием “Вулкан” в левой и двумя огромными лазерными бластерами на корпусе. Его роль состояла в том, чтобы пробить брешь для специалистов ближнего боя легио Мортис. Всё его оружие заговорило одновременно, обрушившись всей мощью на “Погибель бога”“''Погибель бога''”. Пустотные щиты приняли удар и, не выдержав, отключились с оглушительным грохотом. “Разбойник” шагнул в сторону, оставляя за собой шлейф дыма, когда “Ядовитый мастер” снова выстрелил, выжигая яркие полосы на композитной броне “Погибели бога”“''Погибели бога''”. Он покачнулся. Приводы левой ноги заклинило, и она захромала.
– ''Вперёд'', – приказал Урскейн. – ''Вступите с ними в бой''.
Другие старшие принцепсы повторили его слова. Шахматное построение легио Оберон распалось, каждая манипула выбрала сектор вражеского эшелона. Стратегически, их разбитое на группы построение позволяло концентрировать огонь на отдельных целях. Противостоящий им вражеский эшелон предоставлял всем своим титанам чистые зоны огня. Чтобы лишить противника этого преимущества и максимально увеличить собственное, легио Оберон двинулся вперёд ступенчатыми непредсказуемыми линиями, манипулы заслоняли друг друга, таким образом, защищая любого титана от продолжительного концентрированного огня.
Три ракеты вылетели из системы в пусковой установки корпусе “Гнева бога”“''Гнева бога''”, его единственного дальнобойного оружия. У него было всего двадцать зарядов. Дюнкель не хотел ни один потратить напрасно. Звание принцепса “Гнева бога” “''Гнева бога''” досталось ему нелегко. Он хотел оправдать оказанную честь.
Ракеты врезались в щиты “Ядовитого мастера”“''Ядовитого мастера''”. Огни вспыхнули на потрескивающих энергетических полях, сбив ему прицел. “Погибель бога”“''Погибель бога''”, хромая, вышел из поля зрения вражеского титана, пламя цеплялось за его левую ногу.
– ''Первый пустотный щит на двадцати процентах. Мы не сможем выдержать много ударов такой интенсивности'', – предупредил Син.
– Увеличить мощность реактора. Больше энергии на двигательную систему. Приготовить мелтапушку, – приказал Дюнкель. Ему не терпелось приблизиться, чтобы использовать оружие.
Залп “Ядовитого мастера” “''Ядовитого мастера''” обрушился на “Милосердие огня”“''Милосердие огня''”, сорвав наплечную броню и искромсав сустав. Руку заклинило, оружие бесполезно опустилось к земле.
Диссонирующий вызов титана был встречен нечеловеческим воплем “Владыки войны”.
– ''Назад! Дюнкель, отведи свою машину назад! '' – приказал Урскейн.
Машина Дюнкеля мешала титану старшего принцепса сделать точный выстрел, но “Гнев бога” “''Гнев бога''” не собирался останавливаться. Его псевдоживотная душа на мгновение освободилась от власти Дюнкеля. Титан наклонился вперёд и перешёл на неуклюжий бег. Воинственность “Гнева бога” “''Гнева бога''” была хорошо известна в легио, ему специально подобрали такое имя, как и вооружение. Предполагалось, что Дюнкель сумеет укротить его гнев. Он не сумел.
– ''Усмири его! '' – завопил Урскейн
– Активировать глушители восприятия, – приказал Дюнкель. Он боролся с нереагирующим ручным управлением.
– ''Логические машины отключены, принцепс'', – ответил Син. – ''Его не остановить. Это – воля Бога Машины''.
– Тогда сделаем всё, что в наших силах. Открыть огонь из левой руки, немедленно! – Дюнкель вырвался из ментальных объятий машины, вызвав достаточно индивидуальности, чтобы прицелиться во врага и приказать модератусу выстрелить из мелтапушки. “Гнев бога” “''Гнев бога''” бежал. Его системы зациклились на сокровенном убийстве рукопашного боя. Целиться было тяжело. Дюнкель выбрал точку в центре “Ядовитого мастера” “''Ядовитого мастера''” и помолился Богу Машине о попадании. Модератус Оберштен изо всех сил пытался поднять руку с мелтапушкой. “Гнев бога” “''Гнев бога''” сопротивлялся Дюнкелю, пытаясь поднять оружие ближнего боя для удара, но Дюнкель не позволил ему помешать выстрелу, и Оберштен сумел атаковать и выпустить термоядерный луч из мелтапушки, прежде чем “Гнев бога” “''Гнев бога''” тяжело врезался бы во врага.
В данной ситуации попадание в упор по вражескому титану из мелтапушки являлось более предпочтительным результатом, чем атака в рукопашной, поскольку энергия выстрела испарила бы пласталь. “Гнев бога” “''Гнев бога''” мог бы покалечить большего титана и даже убить одним выстрелом. Активные пустотные щиты рассеивали мощные микроволны оружия в варп, поэтому наилучшее решение заключалось в том, чтобы сбить щиты из пушки и оставить врага незащищённым для работы клинком.
Зарядка орудия была выполнена небрежно, и оружие выстрелило прежде чем термоядерную энергию должным образом сфокусировали, и всё же “Гнев бога” “''Гнев бога''” каким-то образом сумел выпустить своё огненное дыхание на цель.
Фокусировка луча произошла прямо внутри пустотного щита “Разбойника”. Её оптимальное расположение для защищённого щитами титана находилось точно на границе поля, но получилось всё же достаточно близко и почти вся термоядерная реакция прошла снаружи, прежде чем рассеивание волн ослабило бы выстрел. Лучи высоко смертоносных микроволн пересеклись в точке прицеливания. Мелтапушка разрядилась на полную мощь, исполинские системы оружейных когитаторов “Гнева бога” “''Гнева бога''” сохраняли прицел неизменным, пока титан двигался в атаку.
Первой отреагировала вода в воздухе, нагревшись до температуры взрыва, затем сам воздух превратился в расширяющийся шар горячей плазмы.
Взрыв захлестнул пустотные щиты “Ядовитого мастера”“''Ядовитого мастера''”. Молния пронеслась по всей энергетической оболочке, заземляясь вдоль извилистых линий активных ионов, выброшенных ударной волной. Взрыв, разряд и случайные модели проводимости, созданные возбуждёнными атомами атмосферы, объединились и обрушили пустотные щиты “Ядовитого мастера” “''Ядовитого мастера''” один за другим.
– Сильнее! – проревел Дюнкель. Сейчас он всецело оказался в плену боевого рвения “Разбойника”. – Сильнее!
Его разум работал с модератусом Креном и машинной душой титана, направляя огромное одностороннее оружие сквозь руку “Владыки войны”. “Разбойник” наклонился, переместив весь вес на левую руку, прорезая путь сквозь конечность большего кузена. Пустотный щит перезарядился и окутал их обоих.
Дюнкель усмехнулся. Вражеский титан был в машинном шоке, его разум восстал против пилотов. Он стал уязвимым.
“Мародёры” флота пронеслись над головой. Ракеты застучали по “Владыке войны”, снова сбив пустотные щиты. Несколько взорвались на корпусе. Его колени подогнулись от удара.
Лазерные пушки точечной защиты покалывали бок “Гнева бога”“''Гнева бога''”, пока “Разбойник” продолжал резню.
Рука-оружие “Ядовитого мастера” “''Ядовитого мастера''” упала, потоки масла и вредоносной жидкости забрызгали переднюю броню меньшего титана. “Владыка войны” внезапно освободился от потерянной конечности и покачнулся назад, оружие на его корпусе стало поворачиваться в поисках цели.
– ''Дюнкель, сдержи духа-машину. Уйди с моей траектории огня! '' – приказал Урскейн.
– Всю энергию на двигательную систему! – приказ Дюнкеля был наполовину криком. Он снова завладел разумом машины. “Гнев бога” “''Гнев бога''” сражался с ним за каждый шаг в сторону, желая только раздирать и рубить соперника, который причинил боль его товарищу. Дюнкель надавил на рычаги управления, используя их вместе с манифольдом, чтобы заставить “Разбойника” отойти от “Владыки войны”.
Вражеская машина отступила и развернулась, плазменные катушки на оставшейся руке с главным оружием вспыхивали кольцо за кольцом, пока заряжались для нового выстрела. Лазерные пушки на шарнирах и орудия точечной защиты, установленные по всему его корпусу, продолжали выплёскивать гнев на “Разбойника”, отслеживая его, пока тот убегал, но они не могли пробиться сквозь пустотные щиты “Гнева бога”“''Гнева бога''”.
Плазменное орудие могло.
– В нас попадут, – произнёс он. – Приготовиться к удару!
Внезапный рывок “Гнева бога” “''Гнева бога''” заставил выстрел “Ядовитого мастера” “''Ядовитого мастера''” пройти мимо и только слегка задеть недовольно загудевшие пустотные щиты “Разбойника”. Рядом с Дюнкелем вспыхнули и загорелись кабели, подожжённые обратной связью перегруженного щита.
Но они всё ещё стояли.
Потрёпанный попаданием “Гнев бога” “''Гнев бога''” снова стал послушным. Дюнкель развернул его, чтобы следующий удар пришёлся по передней дуге.
В кабине Дюнкеля раздались сигналы тревоги.
– ''Реактор перегружен! '' – завопил Син. – ''Уходите!''
Реактор “Ядовитого мастера” “''Ядовитого мастера''” вывалился из корпуса в полусфере ослепительной плазмы. Каким-то образом источник энергии остался чистым, когда сама машина уступила порче, и его очистительный свет сжёг все следы былого падения. Спустя столько времени душа титана всё же сбежала, чтобы найти покой в милости Бога Машины.
Рыцарь безвольно упал, его системы вышли из строя из-за электромагнитного импульса. Ему повезло больше, чем его напарнику, которого поглотило атомное пламя, пока тот пытался убежать.
У Дюнкеля появилось время критически оценить положение, в котором он оказался. Он прорвался сквозь вражескую линию. Он был единственным титаном на противоположной стороне от неё. Эшелон Мортис держался и давил в ответ. Первоначальное построение Оберона распалось на части. Хотя лоялисты нанесли значительные повреждения, их линия была нарушена. Мортис отходили машина за машиной, половины каждой пары по очереди прикрывали братьев, выдвигаясь и отступая. Один из прорывателей строя горел, всё ещё сохраняя вертикальное положение в полутора милях левее “Гнева бога”“''Гнева бога''”. Они стали приманкой, дорогими жертвами, чтобы вытянуть лояльные легио в полный шторм огня эшелона. Второй прорыватель строя неистово прорубался сквозь армию под огнём тысяч танков. Атар втягивались в левую часть эшелона. Фортис было не так легко обмануть, и они продвигались вперёд, чтобы обойти врага с фланга далеко справа от Дюнкеля.
Ловушку раскрыли и от верховного командования поступили приказы с требованием остановиться. “Гнев бога” “''Гнев бога''” неохотно отступил, присоединился к линии титанов, противостоявших Мортис, и начал стрелять, пока не закончились ракеты. Затем ему пришлось ограничиться целями, которые оказывались в пределах досягаемости его огромной термоядерной пушки.
Легио оставались в таком положение некоторое время, обмениваясь ударами с грешными братьями всю ночь и рассвет.
Командный левиафан Жиллимана неумолимо двигался по пропитанной влагой равнине. Вес гигантской машины погружал её глубоко в грязь, и она не столько преодолевала ландшафт, сколько плыла по нему.
– Входите, братья, – произнёс голос. – И быстрее. Враг приближается.
Для отдыха было мало времени. Юстиниан и его люди пополнили запасы. Татуированный интендант-человек с угрюмым выражением лица ушёл в поисках редких боеприпасов для их болт-винтовок. Он вернулся час спустя с тремя пласталевыми ящиками.
– Оставь дверь в бункер открытой, как и перегородку в стене, – сказал Юстиниан, осматривая внутренний бункер, пока они уходили. – Скоро он нам понадобится. Каждая доля секунды будет играть нам на руку.
Первым признаком приближения врага стало то, что турели на поле смерти прекратили поворачиваться, остановились и прицелились в одну точку радиального коридора.
– Старшая сестра Иоланта, – не оборачиваясь произнёс он.
– Брат Фратер Матьё, – сказала она и встала рядом с ним. Она положила руки в красной броне на парапет. От наступавшей темноты цвет её доспехов потускнел, придав им кровавый оттенок. “Такие руки описывают в житиях мучеников”, – подумал Матьё. Близость к столь чистому инструменту воли Императора вызвала у него дрожь восхищения, что угрожало запустить карательные процедуры автобичевателя. Он постучал по грибовидной кнопке указательным пальцем, раздумывая о том не запустить ли его вручную, чтобы наказать себя за неподобающее удовольствие.
– Мне приятно, что вы используете мой скромный титул, – ответил Матьё. – Смирение – добродетель в глазах Владыки Терры.
– Это всё, что Он требует от нас. Теперь ступайте и исполните волю Императора.
Воительницы Иоланты были облачены в броню с головы до ног, но при необходимости умели двигаться бесшумно. Две из них крались по коридору к той части Берегового бастиона, где содержалась девочка, слабый гул механизмов доспехов скрывал грохот орудий в сотне километров отсюда. Они держались теней, две двигались сзади с взятыми наизготовку болтерами, третья впереди с ножом в руке. Ведущая Сестра тихо остановилась и подняла руку. Сёстры замерли в нескольких метрах позади неё в коридоре и прицелились.
Граната взорвалась. Дверь выгнулась внутрь. Рапсодия выбила её ударом ноги и отошла в сторону, освобождая дорогу Иоланде, которая перешагнула через солдата. Он дёрнулся в последний раз, когда она направилась по коридору.
Война мерцала над равнинами Гекатона, отбрасывая разноцветные блики на потолок. Ночь уже давно наступила, но сражение не прекращалось. “Оно продлится несколько дней”, – подумал Девор. Он был рад приказам остаться в тылу, но теперь скучал, а компаньоны заставляли его чувствовать себя не в своей тарелке. Он желал присоединиться к остальной армии в более простой работе битвы.
– ''И какую они могут представлять угрозу?'' – спросил Ранштейн. Он не насмехался. Дюнкель чувствовал его неловкость по манифольду. Законы вселенной перевернулись с ног на голову. Они сражались с тварями, сотканными из кошмарных снов. Почему же тогда деревянная башня не могла быть столь же смертоносной?
– ''Будьте осторожны'', – сказал Урскейн. – ''Легио Оберон, вперёд. Равнение на'' “Гнев бога” ''и'' “Волю бога”“''Волю бога''”.
Титаны Атар и Фортис отреагировали на изменение обстановки, прижав титанов Мортис сконцентрированными залпами, пока Оберон покидал строй. Воспользовавшись временным отсутствием помех, между многочисленными уровнями командования заметались приказы.
Теперь замерцали все семь башен. Зелёные шары молний просвистели сквозь туман, разряжаясь и летя почти бесшумно.
– ''Пустотные щиты на максимум. Приготовиться к удару''¬, – сказал Урскейн. – ''Траектория…''
Это были его последние слова. Зелёные кометы падали мягко, словно дождь: четыре были нацелены на “''Возмездие''” и три на “''Волю бога''”.
Дюнкель кричал, пока машина умирала вокруг него. Затем, когда жидкость проела броню кабины и пролилась на его человеческую плоть, он закричал снова. “''Гнев бога''” выл за них обоих, пока они умирали, его последний крик был на полпути между громом и львиным рыком, когда кислота растворила последние соединения и “Разбойник” замолчал навсегда.
Оставшиеся Пагубные башни неумолимо катились к линии имперских титанов. За ними следовали легионы демонов. Они явились не какими-то смертными путями, а воплотили себя из тумана. Пары сгустились в демоническую форму и тысячи шли там, где раньше не было ни одного. Впереди шагали бесчисленные нурглинги, хотя это не мешало следовавшим за ними чумоносцам пытаться их сосчитать. Рои гигантских демонических мух спустились с грязных небес. Стаи бегущих в припрыжку зверей повизгивали от волнения в предчувствии веселья. Великие нечистые возвышались над своими слугами – огромные, раздутые холмы плоти, которые покачиваясь приближались к врагу. Они гордо выставляли напоказ всевозможные ужасающие болезни и уродства своих тел. Из зияющих ран на землю вываливались внутренности. Потоки личинок сыпались из дыр в коже. Вонь гниения неотступно цеплялась за всех и каждого. Но с покрытых оспинами лиц смотрели наполненные интеллектом и злобой глаза. Разложение и упадок сделали детей Нургла сильными. Острые разумы жили в мягкой плоти. На сегодня они отложили шутки и расчётливо изучали врага.
После появления демонов из головы построения в форме мухи выросли огромные глаза и длинный хоботок. Мощью Нерождённых Мортарион собирался сломить оборону врага.
В центре демонического воинства находилась Чумная Гвардия, кавалькада Ку’гата, один из сильнейших легионов Нургла. Семь его величайших демонов командовали Чумной Гвардией, которая была втрое многочисленнее любого легиона и в семь раз сильнее.
– Или мы благословлены, или сломя голову мчимся навстречу проклятью. Будем молиться, что мы сделали правильный выбор, – сказала она и шагнула внутрь.
“Носорог” ехал сквозь толпы солдат в железную бурю. Ливни снарядов обрушивались на уже и так изрытую воронками многострадальную землю. Лучи когерентного света разрывали небеса. Насилие приходило внезапно, и как всегда несло ужас. Выпущенные из далёких орудий мины убивали без разбора, забирая как тех, кто ожидал умереть именно сейчас, так и тех, кто думал, что встретит смерть через несколько часов на линии фронта.
Под аккомпанемент грозовой канонады примарх атаковал.
“Носорог” Иоланты направлялся к левиафану. Командный пункт примарха плыл сквозь туман, исчезая и вновь появляясь со сверхъестественным непостоянством. Хотя его гусеницы не двигались, местоположение постоянно менялось. Вот он в четырёхстах метрах, потом в двухстах, а затем в тысяче; то слева, то справа, а потом едва ли не за спиной.
– Их сила ограничена, и они слабеют, – устало сказала девочка. – Но худшее ещё впереди.
Робаут Жиллиман бросился в толпу зловонных существ. Их общепринятым названием было чумосносцычумоносцы, хотя встречалось и много других. Они царапали его скользкими руками, кожа на которых потрескалась под опухшей плотью. Они лязгали чёрными зубами и стонали его имя. Мечи кристаллизованной смерти, тёмно-зелёные и чёрные, замахивались на него, и пока они сражались, то непрерывно продолжали подсчёты, бормоча бессмысленные числа.
Снаряды погружались в орду, разрывая демонов в клочья, высоко подбрасывая в столбах пламени оторванные руки и ноги, которые прямо в воздухе растворялись в чёрную жижу. Оружие титанов пропахивало плоть и землю, смешивая их и добавляя к туману в виде перегретого пара.
И бой начался всерьёз.
== Двадцать седьмая глава ==
'''ПЛАН ИМПЕРАТОРА'''
Ку’гат старался не вступать в рукопашный бой. Он довольствовался тем, что швырял во врагов банки с культивированными болезнями, которые брал с полок своего паланкина. С его скользких пальцев срывались разряды варп-энергии, повергая воинов во вспышках колдовской энергии. Изо рта вылетали зловонные ветра, от которых трескался керамит и сползала плоть.
Остальные лорды Гвардии Смерти сражались когтями и мечами в рядах смертных. Долговязый пробивался сквозь группы космических десантников, опрокидывая их дико раскачивавшимися покалеченными ногами и разбрасывая худыми руками, пока их болты погружались в его тело, не причиняя никакого вреда. Пестус Тран забавлялся с полуротой воинов в ярких доспехах. Голод душил людей под своими широкими складками плоти. Смертные сражались слишком хорошо и упорно, чтобы Ку’гат чувствовал себя в полной безопасности. Их танки пробивались сквозь демоническую орду и почти окружили его позицию. Большие группы военных машин прорвались сквозь линию верных Нурглу титанов, устроили опустошение среди его воинов и направились к Пагубным башням. Артиллерийский огонь волновал туман. Облака мух и гудящих чумных трудней сохраняли небо свободным от машин, но это являлось мимолётным преимуществом. Множеству смертных воинов на стороне Ку’гата не хватало физической стойкости, и их безжалостно истребляли. Только сыновья распада Мортариона, Гвардия Смерти, сдерживали врага и в редких местах теснили.
– '''''Чёрт бы вас всех побрал''''', – проворчал Ку’гат. – '''''Такому существу, как я, здесь нечего делать'''''.
Он бросил грязную колбу в наступавшие танки. Стекло разбилось об щиток гусеницы и по ней растеклось липкое месиво. Танк проехал ещё несколько метров, прежде чем распространявшая со скоростью лесного пожара ржавчина разъела пластины брони и заклинила гусеницы. Орудия продолжали стрелять, но вскоре и они уступили коррозии. Застрявший в неисправном стволе снаряд взорвался, подбросив турель в приглушённом хлопке пламени. Другой великий нечистый пришёл бы в восторг от такого пожирающего металл вируса, но Ку’гат только вздохнул и апатично пронзил Ультрадесантнику голову деревянной щепкой, которую он наколдовал в воздухе.
– '''''Я должен быть на Иаксе и варить величайшее проклятье''''', – простонал он. – '''''Или я больше не буду улыбаться, никогда, клянусь. Почему у меня ничего не получается?'''''
Септик же напротив наслаждался. Недалеко от своего хозяина он, хихикая, сражался с примархом. Его гигантский меч со свистом рассекал воздух, встречая оружие Жиллимана в серии звонких столкновений, которые выбрасывали сгустки огня и яда. Там, где яд брызгал на доспехи судьбы, они покрывались пузырями. Там, где огонь касался Септика, из плоти поднимался чёрный дым, но веселье никогда не покидало его.
– '''''Почему я не могу получать такое же удовольствие от войны?''''' – проворчал Ку’гат. – '''''Почему?'''''
Мимо пролетели отряды чумных трутней, их рваные крылья казались размытыми пятнами, черепа дождём лились на слуг Трупа-Императора.
– '''''Я просто хочу, чтобы вы остановились. Разве вы не видите''''', – обратился Ку’гат к воинам Императора, – '''''вы все так заблуждаетесь'''''. – Он наклонился вперёд, заставив нурглингов нести его ближе к аудитории. – '''''Ваш бог – лжец, и при этом ещё и молчит. Он даже не говорит! За все ваши усилия во имя Него Он дарует вам только улыбку кадавра. Вы умираете, а затем ваши сущности отправляются угасать в диком и диком варпе. Но!''''' – объявил он. – '''''Если вы придёте в сад Нургла, вас ждёт иная судьба. Сад – рай для всех, где ничто никогда не умирает. Каждая душа, каждая жизненная сила, от мельчайшего вируса до величайшего зверя могут снова возродиться из жижи. Нет ни смерти, ни боли, а страдание – это сладкая и постоянная радость! Ваш бог не предлагает ни возрождения, ни надежды! Почему вы сражаетесь за Него?'''''
Его проповедь не возымела никакого эффекта. Космические десантники остались глухи к словам Ку’гата.
– '''''Хорошо''''', – обиделся он, – '''''вы сами напросились'''''. – И продолжил их убивать вместо увещеваний.
Толстозадого первым изгнали в варп. Его окружили с трёх сторон Кустодианская Гвардия и сыны-солдаты Жиллимана. Изрешечённый болтами так, что большинство внутренностей просто вывалились, он ослабел. Сёстры Тишины направились к нему, чтобы прикончить.
Встревоженный их приближением, грозившим истинной смертью, Толстозадый мощно пёрнул и отрубил себе голову своим же мечом. Ку’гат засопел, когда душа Толстозадого с воплем покинула смертное царство. Это было нехорошо, совсем нехорошо. Он погиб слишком легко. Поток варпа для демонов на Парменионе был ручейком, слишком слабым, чтобы поддерживать их без связи с часами Мортариона. Их время истекало.
– '''''Ох, лорд Мортарион, где вы?''''' – обратился Ку’гат к небесам. Он нервно наблюдал, как Долговязый сошёлся в поединке с предводителем кустодиев.
Ещё один взрыв душевной силы сотряс плоть мироздания. Невидимый для сражавшихся смертных, он являлся болезненным светом для глаз демонов, поскольку освещал поражение. Он сиял над бедствием. Ку’гат стал искать источник света и увидел Бубондубона, который лежал на спине, раскинув руки, его смеющийся рот замолчал, пока его труп растворялся в свернувшуюся слизь и множество корчащихся личинок.
– '''''Не может быть, ох, нет!''''' – произнёс Ку’гат. – '''''Бубондубон больше не улыбается!'''''
Изгнание двух великих нечистых дорого обошлось смертным, но армия Жиллимана всё равно ликовала и развивала полученное преимущество. Кустодии отправили сотни чумоносцев назад в палаты Дедушки, где они будут ожидать снисхождения своего бога. Им повезло. Сёстры Тишины убивали их соплеменников десятками, разрывая души в клочья и уничтожая навсегда.
Ку’гат нервно облизал губы. Успех полностью покоился на плечах Септика. “Ему может потребоваться помощь”, – подумал Ку’гат. Он осмотрелся. Долговязый продолжал сражаться с лордом в золоте. Пестус Тран вопил и бил атакующих безумно звеневшим ручным колоколом, от раскатов которого ближайшие демоны бросались в радостный пляс. Голод продолжал перекатываться, как сорвавшаяся мясная бочка в трюме попавшего в волю шторма корабля. Жиллимана отрезали от остальных, но он всё равно оставался очень могучим. Дела складывались не самым лучшим образом.
Ку’гат всплеснул руками. – '''''Сам я, конечно, помогать не могу''''', – пробормотал он. – '''''Я – слишком важный'''''. – Он боялся клинка примарха. – '''''Если я нападу, то могу умереть, навсегда! Давай, Септик, пусти кровь, всего капельку, это всё, что нам нужно для связывания'''''.
Его нос дёрнулся. Тревога ушла. Он почти улыбнулся. Кровь скоро прольётся. Он почувствовал её запах, приближавшийся по извилистым путям времени.
Жиллиман сражался с ужасающим мастерством. “Он, – подумал Ку’гат, – по-своему тоже бог, пусть и выращенный в колбе, самом безбожном месте творения даже в сравнении с его собственным недостойным рождением в котле Нургла”. Но он сражался как бог, неустанно, мощно, со скоростью, с которой не мог сравниться ни один смертный и мало кто из демонов, хотя и он совершал ошибки. Ку’гат был тесно связан с божественным. Он знал, что ни один бог не мог полностью избежать ошибок.
Жиллиман вырезал пылающую борозду в брюхе Септика. Хихиканье великого демона достигло ещё более высокой ноты, когда смех сменился криком, но он подавил боль, и пока примарх готовился нанести следующий удар, вытянул руку.
Крошечный просвет появился перед Септиком. Длинный чёрный коготь погладил руку примарха. Хотя он и покрылся пузырями в нечестивой ауре, окружавшей сына Анафемы, он сделал свою работу, зацепившись за мягкое уплотнение локтя Жиллимана и открыв место между наручем и наплечником.
Тело примарха закрылось. Его иммунная система приговорила лучшие болезни Септика к быстрому исчезновению. Доспехи выпустили герметизирующие гели, которые запечатали ребристый гиперпластек, но не раньше, чем единственная капля крови полубога выскользнула из раны и упала, искрясь, на землю.
Септик торжествующе завопил:
– '''''Пора, дорогой Ку’гат, пора!'''''
– '''''Ох-хо!''''' – воскликнул Ку’гат, почти испытав что-то похожее на счастье. Он высоко поднял левую руку и щёлкнул пальцами.
Произведённый шум был не телесным щелчком, а ревущим раскатом грома. Гниющие рога громко запели, а за ними и скрытые в туманах башни. Они обратили печи душ к новой цели. Грязные линзы на их вершинах со скрипом повернулись.
В тумане мелькнуло что-то зелёное. Извивавшиеся лучи энергии вырвались из мглы, по одному от каждой из невидимых башен. Первый обвил запястье Жиллимана, когда он поднял клинок, собираясь ударить Септика. Второй обернулся вокруг шеи. Третий – талии. Каждая петля хватала его и удерживала, пока полностью не обездвижили.
Септик злобно усмехнулся. Ку’гат торжествующе завопил:
– '''''Мы схватили его! Мы схватили примарха!'''''
По зову Ку’гата холодные нисходящие потоки воздуха разогнали туман. С небес спустился Повелитель Смерти, Мортарион, примарх Гвардии Смерти. Он приземлился, расправив крылья и сжимая Тишину. Земля задрожала.
Мортарион шумно вдохнул воздух сквозь респиратор. Клубы горчично-жёлтых паров вырвались из нижней половины маски.
– '''''Привет, брат''''', – произнёс он.
Жиллиман пытался освободиться от пут. Сражавшийся с ним демон отступил и злорадствовал. Битва продолжала идти своим чередом. Имперская бронетехника наступала на врага. Кольцюань и остальные по-прежнему сражались в своих схватках, не имея возможности помочь своему господину с оставшимися лордами Чумной Гвардии. Он не мог пошевелиться. Энергетический хлыст вокруг его руки с мечом был самым слабым, его варп-энергии истощались силой меча Императора. Возможно, со временем он сможет освободить её. Но у него не было времени.
Жиллиман посмотрел на лицо брата. Как и Фулгрим и Магнус, Мортарион больше не был созданием, сотворённым древней наукой, он стал чем-то б''о''льшим и меньшим: получеловеком, изменённым Хаосом.
Мортарион всегда был выше брата, но как демон он стал настолько больше, что сравнение в росте потеряло всякий смысл. Для Жиллимана Мортарион стал существом другого порядка: полубогом, переделанном в чудовище, как в детской сказке. Угрюмое лицо под капюшоном прогнило до кости. Глаза были белыми, кожа – серой, из видневшейся поверх респиратора бесплотной дыры на месте носа свисала слизь. Всё оставшееся в нём человеческое раздулось до нелепой степени и позолотилось безумием.
За его спиной развернулись два гигантских крыла, как у летучей мыши. Не избежало изменений и его военное снаряжение. Первоначально белые барбаранские доспехи поменяли цвет на водянисто-зелёный, покрылись блестящими язвами и увеличились в соответствии с новыми размерами своего хозяина. Вонючие кадильницы и безделушки свисали на цепях, демонстрируя верность Мортариона богу чумы. Боевая коса стала величиной с мачту связи и нарастила костяные оборки. Его ксенопистолет, Лампион шенлонги, изменился меньше всего и только увеличился.
Из-под мантии Мортариона изливалось свечение, стелясь по земле и заполняя туман призрачными лицами. Демонические мухи и клещи летали вокруг него торжественными кругами, неся символы ложной религии.
– Наконец-то мы встретились, брат мой, – произнёс Жиллиман.
Мортарион усмехнулся:
– '''''Ты говоришь так, словно поставил меня на колени и победил в бою! После десяти тысяч лет ты так и остался напыщенным. Оглянись вокруг. Ты мой. Я победил'''''.
– Ты ещё не победил.
– '''''Если это не победа''''', – сказал Мортарион, – '''''то мне, видимо, стоит обратиться к одному из твоих утомительных руководств, чтобы лучше ознакомиться со значением этого слова'''''.
– Ничего ещё не закончено.
Жиллиман продолжал пытаться освободить руку, пока говорил. Мортарион посмотрел на меч Императора.
– '''''Вижу отец дал тебе Свой клинок. Или ты забрал его с Его мёртвых колен? Полагаю, что это не важно. Ты не сможешь воспользоваться им против меня'''''.
– Сразись со мной, трус, – прорычал Жиллиман. Пламя меча Императора вспыхнуло ярче.
Мортарион рассмеялся:
– '''''Ты думаешь, что я опущусь до того, что стану сражаться с тобой, брат мой? Посмотри на меня!''''' – Он широко расправил крылья, обдув Жиллимана чумными ветрами. – '''''Ты настолько ниже меня. Я могущественнее, чем ты когда-либо сможешь стать. Почему я должен впустую тратить силы на то, чтобы раздавить такое насекомое, как ты?'''''
– Вместо этого ты приберегаешь свою порчу для моих людей, которые вообще не могут тебе сопротивляться, – произнёс Жиллиман. – Как благородно с твоей стороны.
– '''''Порчу?''''' – спросил Мортарион. – '''''Вот что ты видишь? Я приношу им спасение из созданного нашим отцом ада. Я приношу им радость бесконечного возрождения. Я приношу им жизнь'''''.
– Ты называешь себя полководцем-пророком. Но ты – раб. Мне жаль тебя, брат, ты обманываешь самого себя.
– '''''Это ты – раб!''''' – прошипел Мортарион. – '''''Раб нашего равнодушного отца, который создал нас выполнять Его приказы! Ты – кто шёл по проложенному Им пути без вопросов, абсолютно поверивший в сказанную Им ложь, слишком глупый и доверчивый, чтобы усомниться в услышанном. Ты никогда не видел, что Он сделал со мной. В первый раз, когда я встретил Его, Он украл борьбу всей моей жизни. Это ничего не значило для Него – просто ухаб на Его ровном пути к божественности. Он без колебаний взял то, ради чего я работал и страдал! Он назвал себя Императором! Какое создание имеет право претендовать на такой титул? Кто берёт и берёт привязанности Своих сыновей и даёт так мало в ответ? Он даже не соизволил назвать нам Своё имя! Ты проглотил всё это, отравленное молоко нашей машинной матери, Он создал машины, такие как мы. Я попробовал Его путь. Я никогда не должен был отказываться от своих принципов. Но я сделал это. Я был чемпионом простых людей. Я покинул их ради галактического деспота. Теперь я снова служу людям'''''.
Мортарион уставился на Жиллимана молочными глазами, словно бросая ему вызов возразить сказанному.
– Если я – марионетка равнодушного хозяина, тогда кто ты? – спросил Жиллиман. – Существо, которое буквально купается в силе варпа и кричит о ненависти к колдовству? Игрушка для порчи и болезни? Ты долго и упорно выступал против психических сил, заявлял о полном бесстрашии и неукротимости, с которыми никто не может сравниться, и всё же столкнувшись со смертью, с самым главным вызовом, ты потерпел неудачу.
Мортарион вздрогнул и поднялся в воздух, быстро замахав насекомоподобными крыльями.
– '''''Ты не знаешь, о чём говоришь! Ты не знаешь, как это было! Мне показали глубины таких страданий, которые ты никогда не сможешь понять, и когда смерть манила, мне дали силу противостоять им'''''.
– Я не знаю страдания? – холодно рассмеялся Жиллиман. – Я видел, как мои братья, многих из которых я любил и всех уважал, повернулись спиной к нашему создателю и погрузили галактику в войну. Я видел, как человечество потянулось к золотому моменту мира, коснулось его своими пальцами, и затем я увидел, как ты и остальные плюнули на него и разорвали. Я умер от руки своего брата. Я проснулся в галактике настолько далёкой от великолепного просвещения Императора, что она напоминает ад катериков. Ты повернулся спиной ко всему, что обещал отстаивать, малодушно и не задумываясь. Куда пропал мой брат, который мог выдержать любую бурю, тело которого отвергало любой яд, который никогда, никогда не сдавался? Что с ним случилось? Прежний Мортарион никогда не позволил бы этому произойти. Он умер бы с честью. Ты должен был видеть, как твои воины превращаются в этих неуклюжих чудовищ, и понимать, что тебя ждёт, если ты скажешь спасению “да”. Ты, называвший себя сильнейшим из нас, устрашающим, повелителем любой боли или недуга! Какими пустыми эти слова кажутся мне сейчас. Я, по крайней мере, знаю, кто я. Я смотрю на себя, и пускай я видел много неудач, я знаю с непоколебимой уверенностью, что исполняю долг, ради которого был создан. Я сражаюсь за сохранение человечества.
– '''''Другими словами ты не сражаешься за Императора?''''' – вкрадчиво спросил Мортарион.
– Я сражаюсь за то, во что Он верил.
– '''''Адвокатская отговорка. Ты сражаешься за себя'''''.
– Я остаюсь чемпионом человечества, тогда как ты – прислужник зла.
– '''''Я?''''' – переспросил Мортарион, мягко взмахнув крыльями. – '''''Тогда скажи мне, Робаут, если наш отец был таким хорошим, посмотри мне в глаза и скажи мне, что Он любил всех нас, как любой отец должен любить своих сыновей'''''.
Жиллиман смотрел на него, в гневе стиснув зубы.
Мортарион рассмеялся. Смех начался с хрипа в его забитых мокротой лёгких, поднялся по сухому горлу и щёлкнул зубами за дыхательной маской, прежде чем зашипеть в клубах жёлтого газа.
– '''''Ты же знаешь, не так ли, Робаут? Ты видел это'''''. – Он погрозил брату длинным костлявым пальцем. – '''''Я знал, что в тебе что-то изменилось'''''. – Он наклонился ближе. – '''''Ты говорил с Ним на Терре. Скажи мне, что Он сказал? Он молил об освобождении? Он просил тебя освободить Его с Золотого Трона?'''''
Жиллиман промолчал.
– '''''О, брат мой, этого не может быть''''', – произнёс Мортарион в притворном ужасе. – '''''Он ничего не сказал? Наш отец мёртв?''''' – Он отступил и покачал кадавровой головой. – '''''Конечно же Он не мёртв, не так ли? Не в реальном смысле. Такие сущности как Он находятся за пределами смертности. Ты так заблуждаешься. Он искал божественность и в известном смысле нашёл то, что хотел. Он – Бог-Труп, лорд смерти, более ужасный и мерзкий, чем принявший меня дедушка, который предлагает своим последователям дар бесконечного обновления!''''' – Мортарион взмахнул Тишиной. – '''''Ты смотришь на эту землю и видишь только разрушение. Ты должен стыдиться, что не видишь потенциал Нургла. Где ты видишь разрушение, я вижу одну из фаз цикла смерти, возрождения, плодородия и распада. Это великолепно, красочно, жизненно! Настолько больше, чем бледная ложь нашего отца. В варпе можно познать все тайны''''', – сказал Мортарион. – '''''Он вне времени и вечен. Всё происходящее здесь бесконечно отражается там. Каждый момент можно увидеть, каждую ложь – услышать, каждое нарушенное обещание – пережить вновь. Я был глубоко внутри, далеко от сада Нургла, куда тайны слетаются подобно трупным мухам. Там я нашёл много интересного. Знаешь, зачем Он создал нас?''''' – Он отвёл косу назад. – '''''Думаешь, что ради привязанности? Полагаю, что когда я покалечу тебя, и ты будешь лежать слепой и беспомощный в железной клетке, моля о смерти, то я смогу рассказать тебе, и тогда твои красивые слова будут гореть в твоём рту'''''. – Мортарион издал позади маски влажный сдавленный звук. Его внимательный взгляд скользнул по конечностям Жиллимана. – '''''Но это ещё впереди. Думаю, начну с ног''''', – сказал он. – '''''Больше они тебе не понадобятся. Не волнуйся, брат мой, коса острая и будет не слишком больно'''''.
Тишина опустилась.
Ослепительный свет остановил её в воздухе.
Малдовар Кольцюань, трибун Адептус Кустодес, стал первым, кто увидел приближение девочки.
Он сражался с длинноруким демоном с больными ногами, который прорывался сквозь имперские порядки, словно хромая обезьяна, пока трибун не встал у него на пути, не схватил за грязную истощённую руку и не притянул к себе. Их поединок продолжался до сих пор.
Болтер на копье вспыхнул, выпустив разрывные снаряды в упор, вырывая кратеры в плоти твари. По шкуре чудовища лилась чёрная кровь. Оно не сдавалось. Оно блокировало удары твёрдыми, как железо предплечьями, отбивая его клинок. Враг был безоружен. Он представлял собой немногим большее, чем обёрнутую разлагающейся плотью коллекцию костей, рёбра отчётливо виднелись сквозь его дряблые мышцы, но он был чудовищно силён, и опирался на одну руку, нанося удары другой. Мерзкие жидкости постоянно сочились из парализованной задней части его тела. Моча стекала между узловатыми бёдрами. Фекальные отходы брызгали на золотую броню Кольцюаня, пока он уклонялся и атаковал. Его доспехи не могли противостоять ударам грязных лап, только скорость позволяла трибуну оставаться в безопасности. Кустодианский Гвардеец был огромным в полных доспехах, но двигался с ангельским изяществом.
Кольцюань не доверял мотивам Жиллимана. Он был среди нескольких несогласных в рядах Десяти Тысяч, кто задавался вопросом об истинных намерениях вернувшегося к Трону примарха. Но Хаос он ненавидел сильнее. Когда Жиллимана поймали в ловушку и Мортарион приземлился перед примархом, он закричал, призывая кустодиев пробиваться к Жиллиману. Путь им преградила стена демонической плоти. Четыре великих демона всё ещё неистовствовали на поле битвы, игнорируя атаки, способные разрушить скальные утёсы. Бесчисленные меньшие демоны нападали со всех сторон. Двоих его воинов повергли, их золотые фигуры втоптали в грязь. Тварь, которую он не подпускал к последнему из живых верных сыновей Императора, зарычала и рыгнула от радости, и с удвоенной силой атаковала его своими длинными руками.
– К примарху! – закричал он. – К примарху!
Демонический смех заклокотал в опустошённом болезнью горле. Проклятая тварь похоже не имела собственного голоса, изъясняясь только с помощью насилия и веселья. Кольцюань нанёс быстрый колющий удар, оттесняя врага. Демон вертелся на
заскорузлых нижних конечностях, уклоняясь от каждой атаки.
И затем в самый отчаянный момент появилась она: девушка шагала сквозь толпу порождённого магией зла, словно прогуливалась по рыночной площади. Рядом шла Сестра Битвы, сопровождающая, ставшая герольдом. Девочка светилась золотом и ступала легко. Хотя землю размягчили до состояния грязи, её ноги не оставляли следов там, где её спутница поскальзывалась и боролась за каждый шаг.
– Святая Тироса, – прошептал он сам себе. Он не мог подобрать никакое другое слово. Время замедлилось. Звуки сражения отступили на неземное расстояние. Его копьё остановилось. Бой покинул его. Девочка затронула что-то внутри него, что заставило его забыть, где он находился.
Её глаза были пустыми, а кожу покрывали пятна. Волосы на голове торчали во все стороны. Лёгкое белое платье было в ожогах. Она казалась невероятно хрупкой, но вокруг неё распространялось мягкое сияние, которое росло, пока она приближалась к двум примархам, просачиваясь между сражавшимися, заставляя туман пылать, превращая его из чего-то грязного в сеть великолепного света. Кольцюань не мог отвести от неё взгляда. Разговор братьев-примархов исчез из его ушей. Противостоявшее ему существо перестало его интересовать. Он мог погибнуть, быть убитым демоном, но Нерождённый также был зачарован. Лишённая плоти перегородка его носа задрожала, когда девочка прошла мимо. Демон поднял дрожащий палец и заговорил шипящим и мычащим голосом, хрипя и задыхаясь могильной пылью:
– '''''А…на…фе…ма…'''''
Одно слово. Оно поплыло к девочке, мягкое, как шёлк на ветру.
Время остановилось. Атомы прекратили движение. Свет повис в неподвижном воздухе. Брызги крови образовали прочные арки над полем битвы, болты зависли в полёте, свечи их двигателей замерли. Вечный холод сковал Кольцюаня. Только он по непонятной причине мог свободно оглядываться. Все воины неподвижно застыли в живой картине. Жиллиман напрягся в путах живого света. Мортарион поднял косу над головой.
Но хотя всё прекратило двигаться, словно вселенная на мгновение попала в ловушку, столь же иллюзорного мгновения, как пикт из воды, девочка продолжала идти. Она повернула голову и посмотрела на Кольцюаня. На её лице светились древние, как само время золотые глаза, изо рта вырывалось звёздное сияние.
Под украшенным шлемом Кольцюань открыл рот.
– Милорд? – прошептал он.
Остановленное время прорвалось, запустив часовые механизмы реальности. Снова развитие событий катилось своим неостановимым курсом.
Всё остановившееся помчалось вперёд, восстанавливая упущенные секунды и произошло мгновенно.
Долговязый демон покачнулся на парализованных нижних конечностях, поражённый увиденным. Кольцюань первым пришёл в себя, и взмахнул копьём по широкой дуге. Клинок со свистом рассёк воздух, соединив Кольцюаня с шеей Нерождённого мостом энергии. Демон повернулся ударить в ответ. В этот момент его чудовищная голова слетела с плеч. Душа улетела в вихре мух, а тело превратилось в ничто.
Девочка шла по воздуху над рукопашной схваткой. Из земли появился купол света. Он расширялся со скоростью света, захватывая всё в своём сияющем радиусе. Люди и космические десантники пошатнулись. Нерождённые закричали. Оружие Мортариона было поймано за мгновение перед тем, как успело опуститься.
Подул сильный ветер, разогнав туман. Вокруг девочки он просто исчез. Дальше он быстро отступал, открывая поле битвы всё больше и больше, пока не остались скрытыми только самые дальнее пределы. Пробилось солнце и осветило истерзанную равнину. Меньшие Нерождённые испарялись, подобно льду в печи, с воплями изгнанные назад в имматериум. Большие шатались, их тела терзало сияние девочки. Их кожа покрывалась пузырями. Глаза запекались в головах. Они выли и кричали. Мортариона, который сейчас был больше демоном, чем человеком, отшвырнуло назад, его крылья свернулись вокруг тела. Сдерживавшие Жиллимана путы разлетелись на пылающие пылинки и примарх освободился.
Жиллиман не стал тратить время на размышления о странности своего освобождения, а сразу шагнул вперёд, взмахнув мечом отца.
– Хватит, Мортарион! Теперь ты встретишься со мной лицом к лицу и получишь по заслугам за предательство! – воскликнул Жиллиман.
Повелитель Смерти покачиваясь встал на ноги и поднял косу, но не повернулся, чтобы атаковать неиспорченного брата. Вместо этого он взмахнул за спиной Тишиной, её лезвие оставило разрез во времени и пространстве. Первым туда бросился демон Ку’гат. Его паланкин остался на поле битвы в виде объятых пламенем обломков, а его спина была охвачена огнём.
– '''''Я встречусь с тобой лицом к лицу, Робаут Жиллиман''''', – сказал Мортарион, – '''''на Иаксе. Следуй за мной туда, где произойдёт наша последняя битва. Мы закончим с этим, ты и я. Ты лишишься жизни, и я заберу твоё королевство себе. На Иаксе!'''''
– Стой, трус, будь ты проклят! Вернись и сразись со мной! – проревел Жиллиман.
Мортарион покачал головой и шагнул в разлом. Он закрылся позади него.
– Мортарион! – закричал Жиллиман. – Мортарион, ты – вероломный ублюдок! Вернись!
Примарх издал бессловесный рёв. Разочарование и гнев кипели в его теле. Он сорвал шлем доспехов судьбы и закричал в прояснявшееся небо. Его лицо было красным. Вены на шее вздулись. Кольцюань никогда не видел у Жиллимана такое выражение лица.
– Мортарион!
– К примарху! – снова воскликнул Кольцюань. – Защитите примарха!
На этот раз его воины смогли исполнить приказ.
Септик Седьмой оказался в ловушке. Кожа слезала обожжёнными полосами с его спины, пока он ковылял к разлому в варпе, и добрался до него прямо в тот момент, когда тот захлопнулся за спиной Мортариона. Он развернулся, смаргивая жир с глаз. Его контроль над реальностью слабел. Тело было ранено и распадалось. Земля дрожала от подземной лихорадки. Звёздная крепость приближалась.
Остальные пали, их связи с непостоянными телами перерубили, а души вышвырнули из мира назад в кипящую энергию варпа. В его течениях их рассеянные сущности преобразуются и робко потянутся назад к саду Нургла, где возродятся из стручков величественных искривлённых пастей, если Дедушка простит их неудачу. Долговязый присоединился к Толстозадому и Бубондубону в их путешествии сквозь завесу. Другие скоро последуют за ними. С жировой прослойки Пестуса Трана полностью содрали кожу, которая теперь лежал вокруг него, словно выброшенная одежда. Кожа на ногах сморщилась вокруг лодыжек, как брюки у удивлённого человека в момент одевания. Он ослеп, его великое чумное оружие валялось в грязи. Реальность сильно давила на всех них, пока энергии варпа мчались прочь с Пармениона.
Голод лежал в собственном наполовину расплавленном жире и не мог подняться. Меньших Чумных Гвардейцев уже изгнали или неудержимо приближали к этому. Прямо на глазах Септика чумные трутни в полёте рассыпались прямо в воздухе в ничто. Нурглинги лопались, как печальные воздушные шарики. Имперская армия неудержимо наступала. Трана окружили сорок космических десантников и разорвали в клочья тысячью болтов. Голод встал на ноги триумфальным смешком, но обнаружил, что смотрит прямо на главное орудие “Штормового молота” и разлетелся на мелкие куски. Их души уходили, воя от муки, но уверенные в возрождении.
Септик и сам проходил через подобное бесчисленное число раз, но он боялся, что этот станет самым последним.
Робаут Жиллиман набросился на него в бешенстве, достойном его брата Ангрона. За мечом тянулся полумесяц огня, который обжигал Септика, не касаясь его, изгибая края его чёрной души своим яростным жаром.
– '''''Перемирие! Предложение!''''' – закричал Септик, останавливая меч Императора своим клинком. Глубокие слои его сущности дрожали от звона металла о металл.
– Говорить? С тобой? Я уничтожу вас всех! – взревел Жиллиман. – Всех вас: демонов, чумных чудовищ, вестников изменения, почитателей крови. Я вышвырну тебя в ничто. Я сотру вашу порчу из существования. Я не буду знать покоя, – воскликнул он, снова вскинув оружие Императора одной рукой над головой и атакуя, но Септик отклонил удар, – пока каждый из вашего мерзкого вида, – Жиллиман нацелился Септику в живот, и снова великий нечистый парировал атаку и отступил, – не будет уничтожен, и галактика не будет освобождена от вашего присутствия!
– '''''Нас нельзя уничтожить!''''' – сказал Септик. – '''''Мы – часть варпа!'''''
Он замахнулся мечом на Жиллимана. Примарх отбил его перчаткой “Державная длань”. Септик не мог победить Мстящего Сына, не сейчас. Он мог только сдерживать примарха достаточно долго, пока его тело не распадётся и душа не сможет сбежать. Он чувствовал, как это происходило, чувствовал, как оковы телесности ослабевают вокруг его духа. Усилием воли он ускорил этот процесс, смеясь от предвкушения увидеть выражение лица примарха, когда он ускользнёт от него.
– '''''Тебе не победить! Галатан близко!''''' – Он указал потной рукой на небо. Когда туманы рассеялись, стало возможно различить очертания огромной крепости. – '''''Там Тиф. Ты можешь перерезать нас всех, как свиней, но с этим тебе не справиться! Мы – легион. Нас невозможно уничтожить'''''.
– Может и невозможно, – сказал Жиллиман. – Но я могу начать с тебя.
Меч Императора ярко вспыхнул. Септик отшатнулся от обжигающего рёва. Его глаза сморщились, их жидкости побежали густыми слезами по лицу. Он так и не увидел удар, который покончил с ним.
Пламя меча окутало его внутренности. Септик невидящим взглядом посмотрел на оружие, которое по рукоять погрузилось в его сердце.
– И когда тебя вышвырнут из нашей вселенной, – сказал Жиллиман, – я займусь и твоей, пока варп не будет очищен и спокойствие не вернётся в умы и души человечества, хотя ты этого никогда не увидишь.
Ни одна хроника не отметила бы последние слова Септика, как достойные.
– '''''Но…''''' – вот и всё, что он сказал.
С криком Жиллиман поднял меч Императора вверх, пронзив разлагающееся тело Септика, прорубив смягчившиеся рёбра, зажарив прогорклые органы, разрезав многочисленные подбородки и верблюжий череп, пока клинок не взорвался из макушки Септика в фонтане запёкшейся крови.
Чернота вырвалась из убитого демона. Меч Жиллимана снова ярко вспыхнул, изгнав её в тень и из существования.
Свет Императора сжёг Септика навсегда.
Свет солнца померк. Галатан двигался по небу, принеся ложный вечер на равнины. Жиллиман отошёл от зловонных остатков Септика Седьмого и осмотрелся. Он справился с гневом. Сражение ещё могло быть проиграно.
Центр вражеской армии был прорван. Трупы демонов превратились в прогорклые пятна чёрной липкой слизи. Чем больше их падало, тем быстрее остальные теряли контроль над реальностью. Легио Мортис отступали с поля боя, направив орудия на врага, но их боевой строй был окружён стягивавшимися стаями имперских титанов, и Жиллиман не сомневался в их неизбежном поражении. Он внимательно изучил равнину, зрение примарха позволяло ему видеть на километры, пока завеса боя и остатки тумана не скрыли расстояние с его точки обзора. Пагубные башни оставались проблемой, какими хрупкими не казались на вид. Они швыряли магию из своего оружия, нанося большие потери его армии.
– Мортарион, – произнёс он. – Мортарион.
К нему подошёл Кольцюань. Остальные кустодии окружили их. Земля снова задрожала, теперь сильнее, когда необъятность Галатана тянула ядро планеты.
– Враг отступает, – сказал он. – Галатан здесь.
– Значит скоро мы узнаем, кто победил, а кто проиграл, – ответил Жиллиман. Он искал источник освободившего его света. И видел только тела, лежавшие перед громадным левиафаном. Его орудия грохотали. Теперь, когда туман рассеялся, он казался огромным.
– Девочка, – произнёс Жиллиман. – Это девочка освободила меня.
– Да, милорд.
– Как она попала сюда? – спросил он.
– Разве это важно? – ответил Кольцюань. Он указал на звёздный форт, чёрный на фоне неба.
– Да, это важно, трибун. Это очень важно. Я должен найти её. Идёмте.
Они нашли девочку несколько минут спустя. Старшая Сестра Иоланта, бледная от потери крови, сидела рядом с ней. Тело девочки разрушило то, что захватило её, но она ещё дышала. Её грудь очень медленно поднималась и опускалась. Смерть пришла за ней. Губы вокруг зубов покрывали ожоги. Ни один смертный не мог долго удерживать так много силы. Она была не на своём месте на поле битвы, но в остальном выглядела также как бесчисленные невинные мёртвые, которых Жиллиман видел на планетах по всему Империуму. Он опустился рядом с ней на колени и взял её крошечную руку массивной перчаткой.
– Оставьте меня, – сказал Жиллиман.
Кольцюань отвернулся, махнув своим людям отойти.
– Она жива? – спросил Жиллиман Сестру Битвы.
– Пока, да, – ответила Иоланта.
– Как она попала сюда?
– Я доставила её, – сказала Иоланта.
– Мои приказы предписывали, чтобы она оставалась в Тиросе.
– Иногда Император велит принимать горькие решения.
– И теперь она умрёт, – сказал Жиллиман.
– Вас волнует её смерть?
– А вас нет?
– Разве вас больше не беспокоит, что она может оказаться вражеской хитростью или опасным псайкером, милорд? – Иоланта разозлилась и говорила, не заботясь о последствиях.
– Я вижу только умирающую девочку, – сказал Жиллиман. – Кем бы она ни была, в первую очередь она – дитя Терры. – Он посмотрел вверх на заполнявший небеса Галатан. Огни вспыхивали там, где истребители сражались друг с другом, уклоняясь, петляя, стреляя и взрываясь в безумных воздушных схватках. Они казались совершенно незначительными рядом с громадной звёздной крепостью. – Через несколько секунд мы или победим, или будем уничтожены, – продолжил он. – Скажите мне, Сестра, вы считаете, что это лучшее на что может надеяться человечество? Вы надеетесь, что мы сможем всё пережить и познать мир?
Иоланту удивил его вопрос.
Он внимательно смотрел на неё.
– У меня есть вера, милорд.
– Вера?
– Да, милорд. Вера в вашего отца.
Жиллиман кивнул:
– Иногда и мне хочется обрести веру.
Девочка застонала и повернула к нему ослепшее лицо.
– Вы – Император, снова обрётший плоть? – спросила она очень тихим голосом. Теперь, когда она очнулась, её раны выглядели ещё хуже. Слова были искажёнными и едва понятными.
– Я – не Он, – ответил Жиллиман. – Он создал меня. Я – Его творение. Я – Его сын, тринадцатый и единственный примарх, Робаут Жиллиман из Ультрамара.
– Вы похожи на Него, – сказала она, хотя и была слепой. Она вздохнула, на её лице появилась улыбка. – Я видела такие чудесные вещи.
– Кто ты? – спросил Жиллиман. – Магнус? – Он поколебался. – Отец?
Её голова обмякла. Последний выдох покинул рот.
– Кто ты? – требовательно спросил Жиллиман.
Девочка больше не могла ему ответить.
Подошла Иоланта, прижимая руку к раненому боку.
– Не отчаивайтесь, – сказала она. – Те, кто умирают в милосердии Императора, не теряются, а находят убежище в Его свете в бесконечных эмпиреях. О, милорд, как это прекрасно. – Она убрала прядь волос с лица девочки и улыбнулась окровавленной улыбкой. – Император защищает, – произнесла Иоланта. – Никогда не забывайте, что Император защищает.
Жиллиман посмотрел на искалеченное тело девочки.
– Я никогда не смогу поверить в это, – сказал он.
Растущий вой заряжавшегося мощного оружия разнёсся в небесах. Жиллиман посмотрел на Галатан:
– Но через секунду мы увидим, истинно ли это, Сестра.
Орудия Галатана заговорили. Горячие оболочки воздуха вспыхнули вокруг копий плазмы. Новые огни осветили лицо примарха.
Пагубная башня была сожжена в единственном взрыве, затем вторая. Залпы меньших пушек последовали за солнечным огнём и обрушились на отступающих титанов. Предательский “Владыка войны” закачался под обстрелом, пустотные щиты сорвало, и он рухнул пылающими обломками. Бомбы сыпались градом дальше в сторону гор, поглощая вражеские формирования расширявшимися волнами пульсирующего огня, столь же широкими и густыми, как туман.
Жиллиман некоторое время наблюдал, как Галатан принёс свой суд на Парменион, затем отпустил руку девочки, встал и ушёл, приказав генералам прислать ему отчёты в левиафан.
== Двадцать восьмая глава ==
'''СЕМЕЙНЫЕ УЗЫ'''
Черноту пронзила игла боли. Мягкий свет мерцал внутри шлема Юстиниана. Звучали сигналы предупреждений.
Свечение исходило от уменьшенной резервной пластины шлема. Юстиниан видел только размытое пятно сквозь покрывавшую глаза корку мукраноида. Он сморгнул её.
Экран треснул. Яркие жидкости сочились из стекла. Где он ещё работал, символы информировали о катастрофическом количестве повреждений и травм. Доспехи несколько дней функционировали в режиме минимального потребления энергии. Он впал в гибернацию. Глядя на перечень ран, представший перед ним, он не был удивлён. Если он выживет, то исцеление займёт немало времени.
В груди работало велизариево горнило, заставляя человеческие целительные системы трудиться в режиме перегрузки. Оно вело его по опасному пути. Оно поддерживало его, но опасно повысило температуру и потребляло ресурсы тела. Если его не спасут в ближайшее время, то горнило убьёт его. Сколько у него оставалось времени, пока это не произойдёт, находилось за пределами вычислительных способностей Юстиниана.
Но он был жив. Боль в спине являлась хорошим свидетельством этого. Он попытался пошевелиться, но сумел только повернуть голову. Металл поцарапал глазные линзы. Его тело под бронёй было окутано мукраноидным коконом, который мешал двигаться. Информационные руны предупреждающе замигали. Реактор доспехов работал плохо и не мог предоставить энергию для дополнительных мышечных волокон. Он был слаб. Оставалось только ждать. Он ужасно хотел пить. Он послал доспехам команду предоставить ему питание. Ничего не произошло.
Спустя несколько секунд броня успокоила его, и он снова погрузился в сон без сновидений.
Когда он проснулся в следующий раз, то почувствовал себя сильнее. Но по-прежнему не мог пошевелиться, и тихий писк в левом ухе подсказывал, что запас воздуха близок к истощению.
Над лицом звучал режущий вой силовых пил. Он прекратился, сменившись мучительным визгом металла. Затем снова раздался шум пилы, за которым последовало шипение пневматических ножниц и мягкий податливый звук перерезанной пластали. Кто-то копал в его сторону. Он задумался кто. Его ждало спасение или мучение? Он понял, что в прошлый раз, когда он по-настоящему думал о смерти, был тот день в схоле, когда за ним пришли вербовщики со строгими лицами и навсегда изменили его жизнь.
Почему-то это показалось забавным.
Он всё ещё смеялся, когда с него сняли последнюю тяжесть. Только тогда он понял, насколько тесно был зажат. Доспехи открыли дыхательную маску, чтобы пополнить запасы воздуха. Он выгнул спину и сделал глубокий хриплый вдох, но ещё не был свободен. Длинная пласталевая балка поперёк груди продолжала прочно удерживать его на месте.
Сервитор с безвольным ртом смотрел на него сверху, его бледно-серая голова размещалась межу парой массивных подъёмных клешней. Он наклонился, открыл захваты и потянулся к нему. Слабоумный мозг существа принял его за ещё одну часть обломков, которую надо убрать. Его спасли, чтобы раздавить.
– Подожди, остановись! – произнёс Юстиниан.
Сервитор нагнулся ближе.
– Стоять! – приказал голос. Сервитор выпрямился и повернулся в сторону. Лампочки на прикреплённом к его черепу устройстве выжидательно замигали. Послышались приближавшиеся по обломкам шаги. Наверху показался Новадесантник в ржаво-красных цветах Марсианского духовенства. Пара сервочерепов парила позади него, направляя сканирующие лучи на распростёртого космического десантника.
– У меня здесь один! – крикнул технодесантник кому-то, кого не видел Юстиниан. – Брат-апотекарий! Пожалуйста помоги, он жив. – Технодесантник обратился к нему. – Держись, брат. Помощь близко.
– Если освободишь меня, я сам смогу вылезти, – сказал Юстиниан. Его вокс-передатчик потрескивал. – Я хочу выбраться из этой дыры.
– Вы, десантники-примарис, сильны, – с восхищением произнёс технодесантник. Ещё один сканирующий луч пробежал по телу Юстиниана сверху вниз. – Ты ранен, но не смертельно, – продолжил технодесантник. – Я помогу тебе.
Его серворука распрямилась сбоку от силового ранца, и переместилась вперёд, открываясь. Плазменная горелка под захватами вспыхнула. Технодесантник начал перерезать пласталевую балку.
– Мы победили? – прохрипел Юстиниан.
– Победили, – ответил технодесантник. – Тиф отступил. Галатан вовремя вышел на орбиту, повернув ход сражения в пользу примарха. Последние враги изгнаны со станции переброшенными с поверхности армиями.
– Доваро, – он сглотнул. – Он выжил?
Плазменный факел прошёл сквозь металл. Он переломился с громким звоном. Ещё большая тяжесть ушла с Юстиниана. Наконец-то, он смог пошевелить руками.
– Магистр ордена мёртв, – печально произнёс технодесантник.
– Что с моими воинами? Неужели я – единственный выживший?
– Другими десантниками-примарис из этого бункера? – Технодесантник осторожно переместил серворуку на другую сторону обломков. Плазменная горелка снова вспыхнула. – Двое уцелели. Они в апотекарионе. Они должны выжить.
– Это хорошо. – Металл исчез. Юстиниан убрал его с тела. Обесточенные доспехи мешали ему и потребовалось две попытки, чтобы его сдвинуть.
Он попытался встать.
– Осторожнее! – приказал технодесантник. – Твои доспехи неисправны, и ты наполовину замурован.
– Я встану, – сказал Юстиниан.
– Ну, если ты настаиваешь. – Технодесантник спустился во временную могилу Юстиниана и протянул руку, показав сине-костяной наплечник красной брони. Юстиниан протянулся и схватил руку воина.
Технодесантник осторожно поднял Юстиниана. Тот вздрогнул от прострелившей ноги боли. Он облокотился на технодесантника для поддержки.
– Не спеши, – произнёс облачённый в красное брат. – Уверен, что не хочешь присесть?
– Уверен. – Юстиниан бросил вызов боли, чтобы стоять без посторонней помощи. Он позволил технодесантнику помочь ему.
– Где брат Локо? – позвал технодесантник. – Локо! Иди сюда, пока наш брат-примарис не ушёл на своих двоих.
Повсюду были сервиторы, копавшиеся в развалинах Crucius Portis II под руководством дюжины технодесантников. Апотекарий в белом спешил, вытирая окровавленный редуктор.
– Я иду. В отличие от твоих подопечных, мои истекут кровью и умрут, если я поспешу посмотреть на что-то новое, – сказал Локо.
– Теперь ты свободен и получишь помощь, – сказал технодесантник.
– Спасибо, – сказал Юстиниан технодесантнику. Он помолчал и добавил. – Брат.
На Парменионе наступило время безмолвной заупокойной службы. По тёмным улицам Тироса в собор несли свечи. Люди плакали, провожая тело святой. Возносились молитвы. Поющие голоса декларировали благодарности примарху и Императору.
На орбите в “''Чести Макрагга''” царила совсем другая атмосфера. На закрытом конклаве Жиллиман и его высшие должностные лица судили Иоланту; он сидел на троне, они – на чёрных стальных стульях, расположенных полукругом вокруг него. Иоланта была в простом платье, мало чем отличавшимся от одежды, в которой умерла Кайлия. Её руки и обнажённые ноги были закованы, но она гордо держала голову и бесстрашно смотрела Жиллиману в глаза.
– Ты признаёшь, что не подчинилась моим приказам? – спросил Жиллиман. – И что сделала это, чтобы освободить из заключения девочку Кайлию из Тироса?
– Признаю, милорд, – ответила Иоланта. – Только ради того, чтобы спасти вас.
– И твои воины убили моих слуг, совершая это преступление.
– Они сделали это по моему приказу, – сказала Иоланта.
– Кто-то ещё поощрял тебя к подобному плану действий? – спросил Жиллиман.
– Нет, милорд.
– Ты клянёшься?
– Клянусь.
– Императором Человечества?
– Да, милорд, – сказала она. – Я клянусь Тем, кто сидит на Золотом Троне.
– Очень хорошо, – Жиллиман повернул величественную голову и посмотрел на Матьё. На его лице застыла такая каменная враждебность, что у Матьё душа ушла в пятки.
– Лорд-арбитратор, пожалуйста, скажите суду, какое наказание полагается за измену. – Жиллиман продолжал сверлить милитант-апостола взглядом.
Старший судья Жиллимана встал со своего места. Это был старик, оставивший линию фронта много лет назад. Его ястребиный глаз безжалостно смотрел на Иоланту.
– Никто из тех, кто бросает вызов священной воле имперского регента не может быть оставлен в живых. За неповиновение вам она должна быть приговорена к смерти.
– А за нарушение клятв перед законом Министорума?
– Смерть через искупительную жертву.
– Смерть от огня?
– Таково наказание, милорд, – ответил старший судья.
Матьё почувствовал, как за спокойной внешностью Жиллимана растёт гнев. Он был готовым взорваться вулканом, но всё, что показывал примарх сводилось к подёргиванию верхней губы. Матьё обрадовался, когда Жиллиман вернул внимание к Иоланте.
– Ты раскаиваешься, Сестра Иоланта?
– Мне не в чём раскаиваться, милорд, – гордо ответила Иоланта. – Я не прошу вашего прощения. Я не подчинилась вам, но если бы случившееся повторилось, то не задумываясь поступила бы так снова, и даже если мне представились бы множество вариантов спасения моей жизни, ради моей души и любви Императора, и ради вас, милорд, я снова привела бы ребёнка на поле битвы.
– Да будет так, – произнёс Жиллиман. – Огласите моё решение.
– За преступное нарушение приказа примарха – смерть, – объявил главный судья. В зале наступила тишина. – За преступное убийство – смерть. За преступное создание угрозы жизни имперского регента – смерть. За преступное освобождение несанкционированного псайкера – смерть.
Жиллиман встал. Его присутствие ощущалось за пределами его роста, сжимая воздух в лёгких Матьё.
– К тебе отнесутся справедливо за твою прошлую службу, – сказал он и повернулся к паре Виктрикс Гвардейцев. – Уведите её. Пусть её смерть будет быстрой и чистой.
Космические десантники вывели Иоланту из помещения. Хотя впереди её ждала смерть, она высоко держала голову.
Жиллиман осмотрелся:
– Очистить зал.
Лорды и генералы штаба Жиллимана встали со своих мест, поклонились и вышли. Матьё собрался уйти вместе с ними.
– Не вы, милитант-апостол, – сказал Жиллиман.
– Я останусь, как вы приказываете, имперский регент, – сказал Матьё. Он вернулся, чтобы сесть снова.
– Вы останетесь стоять, жрец, – заявил гигант, Малдовар Кольцюань. На лице трибуна застыло жестокое выражение, что делало его благородные черты уродливыми. Один посреди зала, он был в доспехах и указывал золотым пальцем на место, освобождённое Сестрой Иолантой. – Там, – сказал он.
Тетрарх Феликс посмотрел на Жиллимана. Они обменялись взглядами. Феликс слегка кивнул. Матьё понятия не имел, что произошло между ними. Они уже приговорили его между собой? Его ждёт казнь? Он заставил себя отбросить подобную возможность. Не было более великой смерти, чем на этой службе. Он будет храбр.
– Тетрарх, проследите, чтобы меня не беспокоили, – сказал Жиллиман, – и что помещение защищено от всех форм наблюдения. Отключите вокс и пиктеры. Наш разговор не покинет эти стены. Кольцюань, вы должны остаться, как единственный свидетель. Вы напишете под присягой отчёт о том, что было сказано, сделаете копии, запечатаете и отправите Инквизиции Терры, верховным лордам и в мой архив, если Адептус Министорум решат использовать это событие в собственных целях.
– Милорд, – сказал Кольцюань.
Феликс ушёл. Двери зашипели, закрываясь.
Жиллиман ждал сигнала от Феликса. Когда перезвон объявил, что все протоколы конфиденциальности запущены, он снова посмотрел на жреца. Матьё вздрогнул от силы его враждебности.
– Вы что-нибудь можете сказать в своё оправдание, милитант-апостол?
– Сестра Иоланта действовала самостоятельно, милорд. Истинные слуги Императора признали девочку той, кем она и была, и поспешили вам на помощь.
Жиллиман подошёл ближе и навис над жрецом.
– Вы никогда больше не будете мне лгать, милитант-апостол, – ровным голосом произнёс он. – Сейчас вы лжёте мне. Вы даже убедили Сестру Иоланту солгать под присягой. Трон, человек, насколько же ты неискренен внутри.
– Милорд, если я могу…
– Вы не можете! – Крик Жиллимана был внезапным и ужасающим. – Это вы сделали, – снова спокойно сказал он. – Хороший человек погиб. Мои воины сражались друг против друга. Чемпион Императора тяжело ранена, другая – казнена, и всему виной ваше высокомерие. Вы считаете, что лучше информированы, чем я. Я хочу, чтобы вы теперь поняли, что это не так.
– Клянусь, что Иоланта не действовала по моим приказам, – сказал Матьё.
Глубоко в горле Жиллимана родился рык, нечеловеческий звук, который никогда не должен был исходить от такого совершенного создания. Это вселило страх в Матьё, который он не мог скрыть.
Жиллиман презрительно фыркнул.
– Вы снова не подчинились моим приказам. Вы лжёте. Признайтесь. Вы ответственны.
– Милорд-регент… – начал Матьё. Он посмотрел в глаза Жиллимана и увидел ярость, которая поглотит его, если он снова посмеет отрицать.
– Вы видели, что произошло, – сказал он вместо этого.
– Признайтесь, проповедник, – сказал Жиллиман. Жар его гнева врезался в Матьё. – Скажите мне, что вы сделали это. Я хочу услышать, как вы это скажете.
Матьё шагнул назад.
– Разве вы не видели! Ваш отец был на поле боя с нами, действуя через ребёнка, – сказал Матьё. – Она была сосудом для силы вашего отца, избранной Им. Его воля действовала через неё. – Он отступил ещё, потому что Жиллиман продолжал наступать. – Она изгнала демонов. Ни один ребёнок не мог этого сделать! От неё исходил золотой свет… Император был там, Он был с нами, среди нас. Он помог вам победить! Император с вами! – сбивчиво говорил Матьё.
– И где он теперь? – сказал Жиллиман. – Я видел высвобождение неограниченной психической способности. Она могла исходить из любого источника, не в последнюю очередь от богов, которые соперничают с покровителем моего брата. – Жиллиман наклонился вперёд. На его широком лбу пульсировала вена. – Вы говорите, вы жрецы, словно знаете моего так называемого отца, словно посвящены в Его волю и Его слова, словно Он говорит через вас! – Он сжал кулак. Без доспехов он казался ещё опаснее. – Вы никогда не говорили с Ним. Ни один из вас, мерзких фанатиков, никогда даже словом не обменялся с Императором. Я жил рядом с Ним. Я сражался вместе с Ним несколько веков. Я учился с Ним. Я узнал о Его мечтах о человечестве из Его собственных уст, и поднимал меч и проливал свою кровь, чтобы сделать их реальностью!
– Но видения…
– Они – ложь! – закричал Жиллиман. – Я – единственное живое создание, которое говорило с Императором за последние десять лет. Десять тысяч лет, Матьё, и всё же вы смеете полагать, что знаете Его мысли? Вы, священники, сжигаете, калечите и осуждаете на основании предположений. Вы исповедуете свою варварскую религию во имя человека, который презирал и хотел свергнуть всё это. Цель Императора состояла в том, чтобы вывести нас из тьмы. Вы, фратер Матьё, вы и подобные вам – ''тьма''. – Он с отвращением отвернулся. – Эти подвиги веры могут быть объяснены работой эмпиреев. Ни к какому богу не нужно взывать, и если он и есть, то вряд ли ответит. Есть сущности в варпе, которые прислушиваются к таким просьбам. И уверяю вас, что они – не боги, и Император – ни один из них. Ничему из того, во что вы верите, нельзя доверять. Ничему! – Его голос повысился до осуждающего крика, который эхом отразился от мраморных стен. Кольцюань выглядел потрясённым. Матьё рухнул на колени. Он склонил голову и сжался.
Жиллиман сдержал гнев, его голос опустился до резкого шёпота. – Вам нельзя доверять. – Он сглотнул и продолжил более размеренным тоном. – Человек, который создал меня, сделал Свою работу хорошо. Сражение было бы выиграно без вмешательства сил варпа. Эта девочка была псайкером с редкой способностью и только, присутствие которой на поле битвы могло причинить большой вред. Приказав Иоланте…
– Но, милорд, я ничего не приказывал!
– Не перебивайте меня! – произнёс Жиллиман. Он вытянул руки, словно собирался схватить Матьё за домотканую мантию, поднять в воздух и сокрушить его череп, но пальцы примарха не коснулись жреца, хотя и дрожали от гнева. – Приказав Иоланте, – повторил Жиллиман, – привести её на поле битвы, вы рисковали уничтожением всех наших сил. Если бы она не справилась со своей способностью, если бы стала проводником в варп… – Жиллиман обнажил зубы.
Матьё и представить не мог, что примарх может таить такие глубины гнева. Жиллиман всегда описывался, как вежливый собрат, компетентный гений, избавленный от недостатков, связанных с необузданным темпераментом. В священных писаниях теми, кто проявлял нечестивые черты гнева были его братья, в основном дьявольские предатели. Но примарх был в ярости, и это был первобытный гнев, родившийся в сердцах замученных планет и стремительно сгоревших звёзд. В центре его неистовства была ярость самого Бога-Императора.
Матьё испугался, и одновременно почувствовал, как внутри него растёт религиозный экстаз. Мысль о том, что его уничтожит Жиллиман, что он падёт о руки единственного живого сына Императора, почти обессилила его.
Жиллиман отступил от засиявшего в глазах Матьё обожания.
– Вы мне отвратительны. Я не убью вас. Я не могу. Я просчитался, выбрав вас. Я должен был назначить другого паразита на вашу должность, как Гисан и ему подобные. Вместо этого я решил, что лучше иметь рядом с собой вдохновляющего человека, сделать вашу религию добродетелью. И вот расплата, которую я получил за то, что придал вес вашей вере? Вы могли убить нас всех! Хаос пытался обмануть несколько раз меня – меня! Вы считаете себя ниже его внимания? Он пойдёт на всё, чтобы увидеть падение нашей расы. Смотрите, чтобы ваша вера не стала для него открытыми вратами в ваше сердце.
– Вы видели, милорд. Вы видели свет своего отца!
– Он мне не отец, – сказал Жиллиман. – Он создал меня, но уверяю вас, жрец, что Он им не был. Моим отцом был король Конор.
Матьё моргнул, глядя на него:
– Милорд, пожалуйста.
– Слушайте меня. Вы живы только по моей милости. Возможно, вы манипулировали тетрархом Феликсом. Возможно, вы даже одурачили меня. Наслаждайтесь своим успехом, больше такого не произойдёт. – Жиллиман вытянул вперёд кулак. Матьё снова подумал, что примарх собрался его задушить, но он указал единственным обвиняющим пальцем. – Ещё одно неповиновение, Матьё, букве ли моих приказов, духу ли моего лидерства, или вы хотя бы приукрасите одно из моих слов, и я предам вас очищающему пламени, которое так любит ваш культ, не важно к каким последствиям это приведёт. Вы можете желать привлечь меня на свою сторону, чтобы получить больше власти для вашей религии. Я говорю, что этого никогда, никогда не произойдёт. Я никогда не стану поклоняться Императору. Я не стану зависеть от вас, вас и всех остальных жрецов. Я терплю Адептус Министорум, как необходимое зло. Не вынуждайте меня изменить моё мнение.
Матьё растянулся на полу.
– Я стремлюсь только служить вам, милорд.
– Мы закончили. – Гнев примарха исчез. Жар покинул зал. Жиллиман снова казался меньше.
– Осторожнее, жрец, – произнёс Кольцюань. – Лорд Жиллиман, может и пожалеет тебя, но меня ничто не остановит.
– Кольцюань, – сказал Жиллиман. – Достаточно.
Кольцюань указал на Матьё:
– Я слежу за вами.
– Кольцюань! – Жиллиман направился к двери. – Охрана, я закончил. – Его голос охрип от гнева.
Двери открылись. Матьё поднялся с пола и крикнул ему вслед:
– Наступит день, – произнёс он. – Наступит день, когда вы увидите, милорд! Вы увидите правду! Это будет чудесный день, благодатный день. Я не оставлю попытки спасти вас! Я не могу! Ваш отец возложил эту цель на меня!
Капитан Сикарий стоял по стойке “смирно” и отдал честь выходившему Жиллиману, затем он и Виктрикс Гвардия встали позади Кольцюаня. Среди них изменилось соотношение десантников-примарис и космических десантников. Павших в бою заменило новое поколение.
– Вы увидите! – крикнул Матьё. Двери скользнули, закрываясь, оставив его одного.
– Император наблюдает за всеми нами, – прошептал он.
Он сложил руки и закрыл глаза в молитве.
– Слава, слава, – зашептал он. – Жиллиман видит! Он начинает видеть! Слава, слава.
Ночь и день на борту корабля – условные вещи. Выключите свет – и узрите! – наступила ночь. Снова щёлкните выключателем и наступит день. Некогда такая власть являлась уделом богов.
Робаут Жиллиман сидел один в выбранной им ночи. Скрипторий был пуст. Жизнь корабля продолжалась за закрытыми дверями, но внутри, в тишине, Жиллиман мог обманывать себя, что находился в одиночестве незадолго перед рассветом и звёзды снаружи сияли для него одного.
Он сидел за своим столом. Казалось, что ничего не изменилось с прошлого раза, когда он выкроил несколько минут, чтобы посидеть и подумать. Инфосписок продолжал бесконечно прокручиваться на экранах, но, если обычно он просматривал его во время работы и вмешивался, когда требовалось срочно принять решение, отвлекаясь от текущих дел, на этот раз примарх не обращал на него внимания. Строки данных появлялись зелёным текстом, прокручивались по экрану и незамеченными исчезали внизу во тьме.
Каждая мысль Жиллимана была направлена к стазисной шкатулке, переданной ему Яссилли Сулиманией, и книге, которая в ней хранилась. Сейчас контейнер был закрыт, ничего более зловещего, чем деревянная коробка с незатейливыми украшениями на крышке. Но он занимал главное место на столе примарха. Он вспомнил о коробке скорби из древней легенды, которую никто не помнил в этой эпохе.
Он обдумывал, стоит ли открыть её и прочитать книгу внутри.
– Ты не найдёшь там никакой надежды, – предупредил он себя.
Жиллиман никогда не читал лежавшую в шкатулке книгу. Он отказался от этого в те времена, когда она была впервые напечатана. Никогда не принимавший подобного решения в отношении любой другой книги, её он демонстративно игнорировал. Тогда в эпоху Просвещения Жиллиман всегда считал себя, одним из самых рассудительных примархов. Он был человеком познания, рациональность стала его первым и последним убежищем, и всё же он открыто порицал эту работу. Почему? Он сделал так, чтобы угодить Императору, как и всё, что он тогда делал, но это не было единственной причиной. Он должен был составить собственное мнение. Он должен был прочитать аргументы и рассмотреть их, а не отклонять. Кредо Имперской истины, которого он так упорно придерживался, было именно что кредо. Оно было испорченным и в значительной мере основано на лжи.
Его отказ представлял собой просчитанное оскорбление. Они с Лоргаром никогда не сходились во взглядах. Жиллиман был рационалистом, Лоргар – искателем метафизических истин. Вера была его способом мышления, и Жиллиман презирал её. Манера войны Несущих Слово раздражала его. Как мелочно с его стороны. Он знал, что, отвергая верования брата так резко, он ускорил конец всего, во что верил Император.
''Декларативно верил'', поправил себя Жиллиман. У него никогда не было возможности поговорить с Императором о правде. Война помешала этому, а когда она закончилась, Император оказался за пределами общения. Только один раз по возвращению на Терру Жиллиман находился в Его присутствии, и получил от создателя нечто большее, чем молчание.
Он вспомнил о встрече, как часто делал, всё ещё не способный примирить то, что, как ему казалось, он увидел, с тем, что должно было быть возможным.
“Возможно, – подумал он, – я не прочитал её, потому что боялся, что Лоргар прав”.
Как я могу знать, не прочитав её? Его беспокоило не то, что он обидел Лоргара, а то, что он отказался от своей интеллектуальной строгости. По-своему он был таким же фанатиком, как и Лоргар.
''Теоретически я должен это исправить. Практически я должен это прочитать''.
Жиллиман открыл крышку шкатулки. Книга была тонкой и лежала в неглубоком отделении, по-прежнему омываемая светом стазисного поля. Она была старой, почти такой же старой, как и он. Вместе они были реликвиями другой эпохи, потерянными во времени вещами.
Во внешнем виде книги не было ничего, что указывало бы на власть, которой она обладала. Но она обладала такой силой и влиянием, что Жиллиман лично запретил её после предательства Гора. Каждая найденная копия сжигалась, её слова считались испорченной ложью предателя. Она была вычеркнута из истории, вычищена из записей. Люди умирали, защищая её. Верующие называли их мучениками, но Имперский Культ тогда был маленьким и нелепым, и он игнорировал его. Но вред уже был нанесён. Мысли разлетались, миметический вирус распространялся от разума к разуму. У этого не было лечения. Написанные в этой книге мысли и верования архипредателя стали фундаментом Имперского Культа.
Он размышлял, знали ли первосвященники Экклезиархии об этом факте.
Большинство экземпляров были плохого качества, выпущенными на подпольных типографиях в тайных акциях самиздата. Эта была изготовлена хорошо, собственность богатого человека. Возможно, это объясняло, почему она уцелела. Одинокое название украшало обложку отслаивающимся сусальным золотом, оттиснутом на светло-коричневой коже. Не было имени автора. Масла для кожи её бывшего владельца испачкали нижний правый угол обложки. Единственный след человека, который умер десять тысячелетий назад; книгу читали много раз. Жиллиман задумался, что за люди это были. Воображение являлось бесплодным упражнением, которое давало бесконечное теоретизирование без практического результата. Пустая трата времени. Он прервал подобный ход мыслей.
Имперский готик развивался с тех пор, как была написана книга, даже самая высокая и окостеневшая форма оказалась размыта приливами изменения. Шрифт книги был невероятно древним. Его чтение вызвало у примарха внезапную волну воспоминаний. Они усилили чувство отрешения Жиллимана, и он почти отказался от идеи в пользу уничтожения книги и шкатулки.
Он не стал так делать. Его палец нажал на скрытую шляпку гвоздя, отключив стазисное поле. Он ещё немного посмотрел на книгу.
Он взял её. Кожа была сухой и отслаивалась. Бумага пахла, как и должна пахнуть старая бумага: затхлой резкостью, запахом скрытой мудрости и умирающих воспоминаний.
Спустя десять тысяч лет после того, как Лоргар Аврелиан коснулся пером бумаги, чтобы написать этот трактат, Жиллиман начал читать его.
''Возрадуйтесь, ибо я принёс вам славную весть''.
''Бог среди нас''.
Такими были первые две строки ''Lectitio Divinitatus''.
'''ОБ АВТОРЕ'''
'''Гай Хейли''' – автор романов Ереси Гора “''Волчья погибель''” и “''Фарос''”, романа серии Примархи “''Пертурабо: Молот Олимпии''” и романов Warhammer 40,000 “''Тёмный Империум''”, “''Опустошении Ваала''”, “''Данте''”, “''Гибельный клинок''”, “''Теневой меч''”, “''Валедор''” и “''Гибель Единства''”. Также он написал “''Тронный мир''” и “''Обезглавливание''” для цикла Возвышение Зверя. Энтузиазм на тему зелёнокожих также побудил написать его одноимённый роман Warhammer “''Скарсник''”, а также роман Конца времён “''Возвышение Рогатой Крысы''”. Ещё он написал несколько рассказов в Эпохе Зигмара, включая “''Военный шторм''”, “''Гхал Мараз''” и “''Зов Архаона''”. Он живёт в Йоркшире со своей женой и сыном.
[[Категория:Warhammer 40,000]]
[[Категория:Империум]]
[[Категория:Чумная война]]
[[Категория:Гай Хейли / Guy Haley]]
[[Категория:Романы]]
