Инстинкт выживания / Survival Instinct (роман)

Перевод в процессе: 9/11 Перевод произведения не окончен. В данный момент переведены 9 частей из 11.

WARPFROG Гильдия Переводчиков Warhammer Инстинкт выживания / Survival Instinct (роман)
Автор	Энди Чемберс / Andy Chambers
Переводчик	Brenner
Издательство	Black Library
Год издания	2005
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Скачать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

Чтобы хотя бы начать понимать бесплодный мир Некромунды, сперва вы должны понять города-ульи. Эти рукотворные горы из пластали, керамита и рокрита на протяжении столетий разрастались, чтобы защитить своих обитателей, так что чрезвычайно напоминают термитники. Население городов-ульев Некромунды исчисляется миллиардами, и они крайне индустриализированы. Каждый из них обладает промышленными мощностями целой планеты или колониальной системы, собранными на площади в несколько сотен квадратных километров.

Внутренняя стратификация городов-ульев также представляет собой познавательное зрелище. Вся структура улья является копией вертикального отображения социальных статусов его жителей. На вершине находится знать, под ней – рабочие, а под рабочими располагаются отбросы общества, изгои. Особенно это становится очевидно на примере улья Примус, резиденции губернатора планеты лорда Хельмавра Некромундского. Аристократы – дома Хельмавр, Каттал, Тай, Уланти, Грейм, Ран Ло и Ко`Айрон – обитают в «Шпиле» и редко выходят за «Стену», которая стоит между ними и громадными кузницами, а также жилыми зонами непосредственно города-улья.

Ниже города-улья располагается «Подулье»: фундаментообразующие слои с жилыми куполами, промышленными зонами и туннелями, которые были заброшены предшествующими поколениями, однако заново заселены теми, кому некуда больше податься.

Впрочем… люди – не насекомые. Они плохо уживаются вместе. Их может вынудить к этому необходимость, но в городах-ульях Некромунды сохраняется внутренняя разобщенность такой степени, что зверства и открытое насилие являются повседневной рутиной. Подулье при этом представляет собой совершенно беззаконное место, плотно забитое бандами и отступниками, где выживают лишь сильнейшие или наиболее хитрые. Голиафы, твердо верящие в право сильного; матриархальные мужененавистницы Эшеры; промышленники Орлоки; технологически мыслящие Ван Саары; Делаки, само существование которых зависит от их шпионской сети; неистовые фанатики из Кавдора. Все они ведут борьбу ради получения преимущества, которое возвысит их – неважно, на сколь краткий срок – над прочими домами и бандами Подулья.

Поразительнее всего, когда отдельные личности пытаются преодолеть монументальные физические и социальные границы улья, чтобы начать новую жизнь. Принимая во внимание обстановку в обществе, возвыситься в улье практически невозможно, однако спуск вниз – в целом более легкий, пусть и менее привлекательный вариант.

– выдержка из книги Зонариария Младшего

«Nobilite Pax Imperator – Триумф аристократии над демократией»

1: Славная Дыра

Разговоры. Некоторые утверждают, будто жители подулья заняты одними лишь разговорами – что они болтают, словно помилованные заключенные, возвращающиеся из одиночки. Да будет им известно – все общение связано с выживанием: где прижились хлысточерви, где сточные разливы токсичны, кто главная шишка, где поторговать или разжиться трофеями, кто в городе новичок. Неписаный закон гласит, что здесь внизу нет запретных тем. Отказ отвечать на практически любой вопрос является молчаливым приглашением к драке, и нельзя сказать, что этим редко пользуются.

Так что питейные притоны и дешевые харчевни постоянно полнятся гулом сплетен, который повисает тяжелыми облаками, будто закручивающийся дым обскуры или приторные испарения сальных свечей.

Поэтому, когда она вошла в заведение Хагена, все – то есть вообще все – и так уже знали, что в поселении Славная Дыра находится Безумная Донна.

Все было не так, как в пикт-шоу: музыка не замерла, все не заткнулись и не прервали своих занятий, чтобы поглазеть. Однако шум заметно притих, а дюжина едва заметных изменений позы выдали в толпе любопытство, страх, браваду или настороженность. Она беспардонно посмотрела на обитателей сумрачного бара своим сверкающим голубым глазом, приложив их миллиардом вольт скверного характера. У Хагена собирается крутая публика, но мало кому хватило храбрости встретиться с ней взглядом, и никто не собирался оспаривать ее право находиться там.

Преступница. Психованная сучка. Беглая аристократка. Имея на выбор множество подобных оснований, было легко ненавидеть или бояться Безумную Донну. За те пять циклов, что она успела провести внизу, ее кровавая репутация разошлась по Пустошным Зонам, словно облако в двадцать тысяч рад. Она радовала глаз своими длинными ногами танцовщицы и парой чарующих выпуклостей, которые ее нательная броня скорее не скрывала, а подчеркивала. Лицо выглядело бы красивым, не будь на нем жестких черт, вытравленных жестокостью и отчаянием. Легенда гласила, что несколько лет назад, когда бармен назвал ее милашкой, она вырвала собственный глаз, и теперь одну глазницу закрывала поблескивающая немигающая бионика. Воистину, в этом металлическом глазу было больше мягкости и сочувствия, чем в оставшемся настоящем. На покатых бедрах она носила потрепанное оружие: два пистолета и изящный цепной меч, который называла «Семьдесят-Один» по числу пальцев рук и ног, отрубленных им в свое время. Дюжина пар глаз в заведении Хагена быстро нашла себе другую цель.

Она заказала «Бешеную змею», и ее поприветствовали двое членов банды Эшеров – Тола и Авиньон – которые появились из боковой кабинки с таким видом, будто на самом деле им не хотелось тут находиться. Троица явно вела разговор о делах: Тола быстро говорила и жестикулировала руками, за ней вступала Авиньон, Донна периодически кивала. Несомненно, они желали заручиться знаменитыми бойцовскими талантами Донны в качестве подстраховки для какого-то рейда за трофеями, схватки банд или войны за территорию.

Тем временем собравшиеся жители подулья и бойцы уже чесали языками, рассказывая и пересказывая старые истории про Безумную Донну. Была очередь той, в которой она убила своего благородного мужа в Шпиле.

– Серебряной вилкой для рыбы, во как, – со знающим видом добавил Акас Рыбье Брюхо. – Глаза ему выколупала.

Затем о том, как она сбежала в нижний улей, спасаясь от гнева своего отца и каким-то образом постоянно на шаг опережая силовиков и охотников за головами. Как даже просочилась сквозь неодолимую толпу охраны у Стены и попала из Шпиля в Город-Улей. Как убила собственную сестру, как однажды содрала кожу с перешедшего ей дорогу Голиафа, как создала себе репутацию убийцы за половину десятилетия, проведенного в боях между бандами и сумасшествии.

Постепенно мысли обратились к другим вещам, и снова поднялись кружки, загремели кости и стали падать фишки. Вот тогда-то все и произошло. На фоне бормотания разговоров в баре послышался новый голос, и произнесенные им слова немедленно вызвали ту самую черную дыру тишины, которую так любят рассказчики.

– Д`оннэ Уланти?

Говоривший обнаружил, что ему между глаз уперт лазпистолет Безумной Донны, развернувшейся с почти неуловимой быстротой. Кровожадно, с хрипловатой картавостью, она произнесла:

– Никто не смел называть это имя при мне уже пять лет, так что лучше бы тебе иметь чертовски хорошую причину воспользоваться им сейчас.

Человек, стоявший на краю смерти, был тощим молодым рабом с арен. У него во лбу, в миллиметре над голодным дулом лазпистолета, нервозно мигал штифт права собственности Гильдии Торговцев.

– У… у меня сообщение от гильдейца Теодуса Релли для Д`оннэ Уланти, – проблеял он. – Пожалуйста, не убивайте меня.

Не отводя оружие, Донна обвела глазами бар и задумалась, какой же мешок с гноем указал ее этому незадачливому простаку. Многие лица вздрогнули под ее взглядом, однако никто не выдал в себе возможного баламута. Она убрала пистолет в кобуру и демонстративно отвернулась, раскрыв руку в перчатке ладонью вверх перед носом раба. После секундного колебания туда вложили грязный свиток, и раб скрылся.

– Какого хрена? – поинтересовалась Тола, глядя на достоверно выглядящую гильдейскую печать, выдавленную металлическими чернилами на светлом рулоне кожи.

– Кто-то хочет привлечь твое внимание, – с умным видом заметила Авиньон и лишь совсем немного испортила эффект, пролив «Бешеную змею» на подбородок, пока опрокидывала очередную стопку.

– Кто-то напрашивается на трепку, – сказала Безумная Донна и уронила послание на залитую пойлом барную стойку.

– Ты разве не собираешься его прочесть? – спросила Тола.

Безумная Донна покачала головой.

– Нет, я собираюсь прикончить эту бутылку, а потом найти гильдейца Теодуса-хренова-Релли и разбить ее об его, без сомнения, жирную и лысеющую башку. – Ее взгляд был отстраненным. – Никто не передает сообщений для ушей Д`оннэ Уланти. Она давно мертва.

– Можно я прочту? – Тола вела себя крайне порывисто. В сущности, она была немногим старше малолетки, и это впечатление усиливали коротко подстриженные грязно-светлые волосы.

Донна секунду спокойно смотрела на нее.

– Конечно.

Авиньон наградила Толу многострадальным взглядом «поверить не могу, что ты это только что сделала», но Тола была слишком занята тем, что ломала печать и разворачивала свиток, чтобы это заметить. Пока она читала слова, ее губы непроизвольно шевелились. Авиньон нетерпеливо выхватила свиток у Толы из рук и выложила его на стойку, чтобы было видно им всем.

Тот был рукописным. Натренированные росчерки пера писца уже расплывались по краям, словно пятна плесени, поскольку бледная кожа впитывала в себя лужи дешевого алкоголя, однако написано было красиво. Там говорилось:

Достопочтимой благородной даме Д`оннэ Астрайд Ге`Сильванус из Дома Уланти.

Прошу простить мне это самовольное вторжение, однако до моего внимания дошло дело, касающееся Вашего прошлого, и я счел, что Вас следует немедленно известить. Полагаю, неразумно сообщать о нем простым письмом, но уверен, что подобную информацию можно было бы передать лично для надлежащего обсуждения. Если Вы пожелаете развить данную тему, со мной возможно связаться через склад Стракана на третьем уровне.

Искренне Ваш,

Теодус Релли

Из Гильдии Торговцев

– Ловушка, – выпалила Авиньон.

– Нет, шантаж. Он хочет получить отступные, – сказала Тола. – Он имеет в виду: «Заплати мне, иначе я расскажу кому-то еще, и мне заплатят уже они».

– Может быть и то, и другое, либо все вместе, – произнесла Донна. – Скорее всего, этот червяк меня уже продал и хочет удвоить барыши. – Ее голубой глаз смотрел жестко и светился интересом. – Это уже пробовали охотники за наградой, но еще ни разу – гильдеец.

Перемещаясь с места на место и продавая свои товары, Гильдия Торговцев образовывала тонкие нити, которыми были сшиты разрозненные поселения подулья. Они были достаточно могущественными, чтобы наслаждаться максимально защищенным статусом, на какой только можно претендовать на Дне Улья – единственные поставщики предметов первой необходимости и комфорта, недоступных иными путями: бронеткани, люмоламп, белковых добавок, инфопланшетов, пикт-жетонов, энергоячеек, воздушных фильтров, топливных стержней. Они принимали участие во множестве предприятий, и ссора с одним из них не сулила ничего хорошего. Гильдейцы имели обыкновение держаться вместе и могли скинуться достаточным количеством кредитов, чтобы выставить настолько большую награду, что это означало смертный приговор практически кому угодно. Здравый смысл подсказывал: если гильдейцы проявили интерес, скверные дела прямо за углом.

– Пойдешь? – спросила Тола.

Донна покачала головой.

– Мне надо спятить, чтобы на такое купиться. – Она скомкала письмо и швырнула им в Хагена. – Еще «змеи»! И пусть будет хорошая, иначе проблем не оберешься.

На том все и кончилось.

Поселение Славная Дыра называлось так потому, что это действительно была дыра: похожее на грибницу скопление торговых постов, хибар, мастерских, ветхих мостиков, палисадов и волочащихся кабелей, сгруппированное вокруг провала глубиной в шестьдесят этажей между двумя наполовину обвалившимися куполами. Столетия назад из-за запущенности и невообразимых нагрузок со стороны Города-Улья наверху эта часть подулья раскололась и треснула, будто старые кости. Жилой купол, некогда составлявший полмили в высоту и шесть в поперечнике, был сдавлен до четверти того объема, а падающие обломки проделали отверстие в более крупный и древний купол внизу, прежде изолированный нерушимым полом из толстого феррокрита.

Жители подулья по своей природе отлично умеют выживать. Тех, кто не умеет, убивают быстрее, чем удается выяснить, в чем причина. Выбравшись из-под завалов, они вскоре обследовали гигантскую дыру. Свежеоткрытый купол оказался рогом изобилия с трофеями и металлоломом, погребенными в громадном море пыли и мусора, которое назвали Белыми Пустошами. Люди сходились отовсюду, чтобы попытать удачу в проникновении в глубины, так что поселение Славная Дыра возникло, чтобы удовлетворять их нужды и освобождать от новообретенного богатства. Некоторые наиболее дерзкие охотники за наживой возвращались с кучами археотеха такой величины, что их хватало, чтобы купить место в Шпиле – ну, или так говорилось в историях – а некоторые не возвращались вовсе.

Ко временам Донны Белые Пустоши внизу уже давно иссякли, однако поселение Славная Дыра сохранилось просто потому, что оно там находилось. Большинство игорных притонов и плотских шалманов закрылось, но в округе осталось достаточно народу, чтобы образовать сообщество. Сюда привозили свою продукцию грибные фермеры и крысозаводчики, гильдейцы собирали свою долю, банды и наемники обычно проходили без остановок, а власти обычно держались в стороне. Именно такое положение вещей и любят в подулье.

Безумная Донна нетвердо пробиралась по второму уровню. Ржавое лоскутное одеяло металлических плит и сетчатых решеток скрипело при каждом шаге. Она обдумывала тот факт, что чуть меньшее количество «Бешеной змеи» и бравады ранее сильно упростили бы ей задачу сейчас, но была определенно заинтригована. Ощущению понадобилось какое-то время, чтобы укорениться, но теперь оно донимало, будто расшатанный зуб.

Она не сказала Толе с Авиньон о двух вещах, которые выделялись в письме от Релли. Во-первых, оно придерживалось корректных для верхнего улья обращений к ней как к жительнице Шпиля: термин «благородная дама» был старинным, что лишь подчеркивало это раздражающее обстоятельство. И вот еще что было важно. Релли воспользовался ее полным именем – Д`оннэ Астрайд Ге`Сильванус Уланти, то есть «Д`оннэ, божественно прекрасная дочь Патриарха Сильвануса из Дома Уланти». Само обращение вновь вызвало дурные воспоминания и неожиданно горячий прилив злобы. Это имя не было общеизвестным в подулье. Д`оннэ Уланти – само собой, но полное имя не употреблялось даже на листовках о награде. Это более всего прочего указывало на подлинную причастность другого аристократа, вполне возможно даже члена семьи.

Донна приблизилась к краю уровня, неогороженному и излохмаченному преддверию зияющего провала. В этой секции, вдали от ближайшего платного подъемника, было тихо. Она выбрала прочный с виду кабель, аккуратно оплела его ногами, а затем соскользнула за край. Пока она ползла по тросу, ее длинные волосы ерошили призрачные пальцы прохладного зловонного ветерка, дующего из глубин. Освещенные прожекторами склады следующего уровня казались кукольными домиками далеко внизу, дальше, чем она думала. Использовать непрямой подход и скрытно спуститься на третий уровень, оставаясь незамеченной, раньше представлялось умным решением. От висения над головокружительным обрывом на проржавевшем старом кабеле это стало выглядеть куда менее умно.

– Благородная дама, – прошипела Донна себе под нос. – Ге`Сильванус, – выплюнула она.

Держаться за кабель вдруг показалось куда проще, когда она смогла вообразить на его месте горло своего отца.

Склад Стракана имел все атрибуты типичного гильдейского объекта: трехметровый забор, оснащенный минами-растяжками; главные ворота, способные остановить танк; сторожевые вышки; настенные орудия. Донна присела на корточки на близлежащей крыше и обдумала варианты. Она насчитала двух вооруженных рабов с арены, обходящих комплекс изнутри, и еще троих на вышках. Перепрыгнуть ограду было как раз по силам, если она все поняла верно. Приходила мысль просто подойти к воротам и потребовать встречи с Релли, но даже Безумная Донна не была настолько сумасшедшей.

Начался дождь: мелкая морось конденсата, который падал с верхних уровней и нес с собой запах мокрой золы, обостряемый резкой аммиачной примесью. Двое рабов во дворе заторопились в укрытие, явно боясь кислотных осадков. Глупая зелень из улья, подумала Донна, спрыгнув с крыши. Те выделения сверху, что могли снять плоть с костей, пахли гнилыми фруктами. Этот же дождь вызывал лишь слегка щиплющие ожоги и, в сущности, хорошо помогал избавиться от вшей и прочих паразитов.

Быстрая и гибкая, она побежала к забору с его зловеще висящими плодами: ловушками из фраг-гранат и шрапнельных снарядов. В последнюю секунду она прыгнула вперед и вверх, высоко забросив ноги и выгнув тело, чтобы не задеть верхушку ограды. «Бешеная змея» и сырая поверхность сговорились запороть ей приземление, поэтому Донна превратила его в перекат через плечо и встала возле груды ящиков.

От рабов на маленьких башенках не было слышно никаких сигналов тревоги. Все в порядке. По внешнему контуру склада тянулось нечто вроде крытой веранды, окутанной гостеприимно глубокими тенями. Она двинулась в том направлении, борясь с желанием побежать и держась в укрытии. Из-за угла появились двое патрульных рабов с арены, и она замерла на месте, пока те проходили мимо. Несмотря на всю их очевидную неопытность, на вид они выглядели крепкими. Как и в случае с большинством рабов, владелец оборудовал их примитивной бионикой для лучшего выполнения своей функции. У первого рука оканчивалась круглым диском циркулярной пилы, а ноги – металлическими когтистыми ступнями, которые звенели по веранде при его приближении. Второй щеголял ножницами с поршневым приводом на одном предплечье и половиной черепа из металла. У обоих при себе были крупнокалиберные стаб-пистолеты и перевязи с патронами.

Модифицированная парочка издавала больше шума, чем пляшущая в ряд банда Голиафов, и миновала Донну, не обратив на нее внимания. Когда они свернули за угол и скрылись из виду, она поднялась и рванулась к веранде через несколько метров открытого пространства. Тогда-то и началось.

Дверь открылась, и Донна различила выходящую оттуда фигуру. Затем ее ослепил ряд прожекторов, включившихся по краю здания, и она окунулась в море резкого света, совершенно чуждого тем, кто привык к естественному сумраку подулья. Когда она напряглась, чтобы прыгнуть обратно, высокомощный лазерный заряд оставил на плитах у ее ног отметину в виде светящегося и шипящего вопросительного знака.  Авиньон была права. Ловушка, и Донну поимели по полной программе. 

– Д`оннэ Уланти, также известная как Безумная Донна, властью лорда Хельмавра я арестовываю тебя по ордерам, выданным в Шпиле.

Она узнала резкий, шепчущий голос. Шаллей Бак, бывший боец банды Делаков, ставший наемником. Коль скоро он был здесь, мудаком с пробивным лазером, вероятно, был его кузен, Келл Бак. Как и еще очень многое в подулье, охота за головами являлась семейным бизнесом.

– Бросай оружие.

– Иди и возьми, Шаллей, если у тебя осталось достаточно пальцев, чтобы попробовать.

Еще один пробивной заряд с шипением вошел в плиты так близко, что заставил ее непроизвольно отскочить вбок.

Это было безнадежно. Донна слышала, что двое рабов с арены возвращаются обратно, но практически не могла разглядеть ни их, ни Шаллея в слепящем свете. Она подняла руки и закрыла свой яркий голубой глаз.

Большинство людей забывало об одной вещи, касающейся бионики: хорошая может иметь явственное преимущество над телесным оригиналом. Искусственный глаз Донны был первоклассной моделью от Ван Сааров. В числе нескольких полезных хитростей в нем имелся автоматический фоточувствительный светофильтр.

Шаллей, лысый габаритный силуэт в длинном защитном плаще, стоял чуть слева от двери, отслеживая Донну красной точкой целеуказателя болт-пистолета. Циркулярка и Ножницы приближались справа. Ножницы убрал свой пистолет в кобуру и нес бренчащий комплект кандалов. По прикидкам Донны Келл находился на вышке, тоже по правую руку.

Ножницы самоуверенно ухмыльнулся и шагнул вперед, чтобы бросить ей кандалы. При этом он на мгновение перекрыл Шаллею линию огня. Это мгновение было всем, что требовалось Донне. Она прыгнула вперед и поймала Ножницы в ручной захват. Стаб-пистолет Циркулярки с грохотом выпустил пулю, но промахнулся, а выстрел Келла запоздал на долю секунды, поскольку силовой ячейке пробивного лазера было нелегко накопить новый заряд. Ножницы взвыл: Донна откусила ему оставшееся ухо и выплюнула в лицо. Шаллей выругался.

Ослепленный горячей, липкой кровью, которая покрывала его бионический термосенсор, и теряющий равновесие Ножницы был в беде и понимал это. Он запаниковал и попытался применить свою увеличенную поршнями силу, чтобы сбросить рычащую и хохочущую женщину, однако Донна развернула его за локоть и вогнала громоздкие бионические клинки в живот Циркулярки. К несчастью для чертова раба, прямо в этот момент болт Шаллея угодил Ножницам ровно над глазом. От массореактивного гироснаряда калибром .75 голова размазалась, будто спелая дыня, в которую врезался грузовик. Предсмертный рефлекс рывком свел лезвия ножниц, в довесок неаккуратно выпотрошив Циркулярку.

Пока рабы с арены покачивались, заключив друг друга в скользкие от крови смертельные объятия, Донна продолжала двигаться. Шаллей ожидал, что она побежит в укрытие, нырнув влево или вправо, однако она устремилась прямо к нему, выдернув из ножен Семьдесят-Один и активировав цепной клинок нажатием большого пальца. Лопатки зудели, в любую секунду ожидая пробивного заряда, но Келл явно был не в форме, и выстрела не последовало.

Шаллей не стал поднимать пистолет, чтобы выстрелить в Донну, поскольку при их прошлой встрече лишился из-за такого трех пальцев и усвоил урок. Вместо этого он выскочил во двор, где мог рассчитывать на поддержку кузена. Донна нанесла обратный удар сплеча, и ее визжащий цепной меч вгрызся в плащ Шаллея, но она не остановилась и нырнула через открытую дверь внутрь склада.

Перекатившись, Донна поднялась на ноги и пинком захлопнула дверь, высадив сквозь нее пару лазерных зарядов на уровне груди и паха, чтобы отбить охоту у преследователей. Повернулась и помчалась между рядов ящиков и тюков, держа меч и пистолет наготове.

Ничто не встало у нее на пути. Снаружи послушались крики, затем очередь выстрелов, и позади с грохотом распахнулась дверь. К этому моменту она уже нашла то, что искала: два массивных люка в полу с балочной конструкцией, над которыми висела рама с лебедкой. Ни один гильдеец не станет платить лифтовые сборы, чтобы его товар подняли в Славную Дыру, поэтому любой склад имел собственный грузоподъемник с нижнего уровня. Это был идеальный путь спасения из ловушки охотника за головами, или был бы таковым, не будь люки заперты тяжелыми магнитными замками из вольфрама.

Наемники превратились в крадущиеся силуэты за рядами щербатых пластиковых контейнеров и переполненных тюков. Отчетливо нараставший визг плазменного пистолета Донны, готового разрядиться, заставил их юркнуть обратно, словно шакалы перед львом. Пистолет выстрелил, и склад осветило едкое фотохимическое зарево. От громового звука и волны озона резкие черные тени отпрыгнули по углам.

Охотники за головами разбирались в пушках, а плазменному оружию требовались драгоценные секунды на перезарядку. Они быстро стали окружать загнанную в угол добычу и скоординированным стремительным маневром появились возле подвеса с А-образной рамой.

И обнаружили, что люки проплавлены насквозь. Кромки все еще светились вишнево-красным от ужасающего жара плазменного импульса. Никаких признаков Безумной Донны не было.

Донна долго и громко ругалась, пристраивая примочку из жалящей плесени на обожженное плечо. Капля расплавленной стали попала на нее, пока она цеплялась за опоры под складом Стракана и слушала, как братья Бак брюзжат и планируют свой следующий шаг. Они не упомянули Релли, поэтому было непохоже, чтобы тот находился в Славной Дыре. Донна едва не прокусила себе губу, но не издала ни звука.

Она «окопалась», как выражаются в подулье, в разбитой трубе на середине высоты стены купола под Славной Дырой. У нее был растянут лист для сбора росы и горел маленький костер, где на шампурах жарилась пара крыс размером с кошку. Капающий жир шипел и трещал в пламени. Донна оставалась начеку на тот случай, если запах привлечет каких-нибудь других падальщиков, однако большинство тварей подулья инстинктивно обходили огонь стороной – исключая, разумеется, двуногих. Выглядывая во мрак, она видела белые пепельные дюны и плоские холмы из упавшего рокрита, увенчанные лесом перекрученных балок. Единственным движущимся объектом была далекая цепочка огоньков – вероятно, светильники какого-то гильдейского каравана. Место не было безопасным, но оно было тихим и дало ей некоторое время на раздумья.

Как бы далеко она ни сбежала или как бы глубоко ни зарылась – ей было никогда не оторваться от своего прошлого. Подулье являлось убежищем для злодеев и отступников всех сортов, а также для тех обитателей улья, комму хватало отчаянности, чтобы рискнуть всем и начать новую жизнь на самом краю цивилизации. Большинство из них от чего-то бежало, однако о большинстве же благополучно забывали и переставали обращать на них внимание, как только они оказывались в подулье – оно принимало в свое темное лоно и изгоев, и энтузиастов, не делая различий. Но с Д`оннэ Уланти дело обстояло иначе.

Статус грозной и разыскиваемой преступницы звучал волнующе и романтично, но реальность представляла собой мрачное, порой безнадежное существование, терзаемое призраками прошлого. Былая жизнь Донны в Шпиле была полузабытой грезой, которую в моменты вроде этого разум коварно сшивал мозаикой из лучших воспоминаний, загоняя ее все дальше вглубь по спирали сожаления и отчаяния. Временами Донна убеждала себя, что все это произошло с другим человеком. В сущности, теперь она и стала другим человеком – Безумная Донна заменила Д`оннэ Уланти, при этом нося ее похищенное тело. Она пала так низкой и потеряла так много комфорта и безопасности, которые гарантировала жизнь в Шпиле. Порой она задавалась вопросом, зачем вообще продолжает путь. Было бы настолько проще приставить к голове пистолет и покончить со всем раз и навсегда.

Оказаться в подулье было худшим, что может случиться с кем-либо из Шпиля. В лучшем случае ты мог ожидать подозрительности, поскольку половина из тех, с кем встречаешься, с радостью убьет тебя за один лишь акцент верхнего улья. А если тебя не убили жители подулья, то неподалеку найдется еще сотня других жутких носителей смерти: пауки, скорпионы, змеи, крысы, миллиазавры, нетопыри-падальщики, прыгуны-потрошители, лицееды, сточные медузы, хлыстоплети, проволочница, мозголисты, газовые споры, зомби, каннибалы, мутанты. Список тянулся все дальше и дальше, и в нем присутствовало множество вещей, для которых не существовало названия даже у подульевиков. Еще имелись токсичные разливы, сточные ямы, кислотный дождь, газовые каверны, канцерогены в пыли, пище, воде и воздухе, ульетрясения, мгновенные потопы, электрические разряды, или же простой способ в виде долгого падения на что-нибудь беспощадное. Это был неласковый край.

И теперь Донна должна была пройти по нему и получить кое-какие ответы – узнать, как Релли ее нашел, и, что более важно, зачем. В подулье дурная слава сродни запаху тела: она есть у всех. По сути, чтобы отыскать кого-то конкретного, а не пачку слухов, требовались настойчивость и немалое мастерство. Если Безумная Донна хотела избежать поимки, ей требовалось выяснить об охотниках гораздо больше. Она знала, что проще всего новости о гильдейцах раздобыть в поселениях Пылевые Водопады и Два Туннеля, в которых в силу их расположения бывало больше гильдейских караванов, чем где-либо еще. Единственная альтернатива состояла в том, чтобы продолжать бегать по Пустошным зонам между населенными пунктами, пока преследователи снова ее не нагонят, и в следующий раз ей уже могло так не повезти. А почему бы просто не положить всему конец, просто перестать бежать, лечь и умереть? Потому что тогда все окажется впустую, и она сдастся своим самым потаенным демонам – тем, которые голосом ее отца говорили, что было бы лучше, не родись она вовсе на свет.

Поход из Славной Дыры до Пылевых Водопадов обычно означал кружную дорогу по Белым Пустошам до ржавеющих мостиков через Отвесный Утес. Оттуда самые известные пути вели сквозь Грозные Залы к переплетающимся туннелям Малого Ствола. Существовали и другие маршруты, даже более быстрые, но этот был самым простым и безопасным. Ведь был неплохой шанс, что в некоторых частях Грозных Залов будут рыскать банды, преступники, или все вместе (а зачастую нелегко их различить), которые собирают дань или убивают странников в зависимости своего настроения. Предприимчивые шайки нередко выставляли податные блокпосты и на Отвесном Утесе или устраивали за них жестокие битвы.

Альтернативой было двинуть напрямую через пустоши к подножию Отвесного Утеса, преодолеть гниющие трубы у его основания и зайти в путаный клубок древних турбинных камер. Если потом удастся отыскать дорогу через отстойники и заваленные зоны, то, возможно, выйдешь в купол генераториумов на дне Малого Ствола и окажешься всего в одном дневном переходе от Пылевых Водопадов и края Бездны.

Идти окольной дорогой было попросту не вариантом. Слишком высока вероятность, что в пути опознают, а известия дойдут до охотников за головами. Упустив ее, те в течение часа раскинули вокруг Славной Дыры сеть информаторов – сотни ушей, навостренных слушать любые новости. Время тоже было проблемой. Если она доберется до Релли, опередив все сообщения, у нее будет преимущество. Это ей отчаянно требовалось.

На пробу размяв плечо, Донна обнаружила, что оно на удивление не болит. Примочка действовала. Она поняла, что рана ей не помешает, и порадовалась этому, поскольку низовой маршрут наверняка предстоял физически требовательным. Также она проверила оружие, так как отстойники, предположительно, кишели паразитами.

Семьдесят-Один имел заряд, максимально близкий к полному, керамитовые зубья были остры и двигались беспрепятственно. Донна заметила, что между ними застряло несколько ошметков, выдранных из плаща Шаллея, и вплела их в свои нечесаные волосы в качестве сувенира, рядом с прочими безделушками. Ее лазпистолет был изысканной шпилевой моделью, которую она носила при себе весь период своего пребывания в подулье. За все это время ей ни разу не приходилось заменять энергоячейку и даже перезаряжать ее, и она никогда не чистила дульную линзу, однако оружие оставалось постоянно готовым причинить вред. Донна любила и ненавидела этот элегантный пистолет и за прошедшие годы десятки раз едва не выбросила и не продала его. Тому было все равно, он продолжал служить ей с верностью охотничьей гончей.

Другое дело ее плазменный пистолет: тяжелое, примитивно сработанное и уродливо-курносое изделие подулья. Она вырезала его из мертвой, бесчувственной руки преступника по имени Капо Барра после драки за пределами Двух Туннелей. Капо и его банда прекратили существовать, когда Безумная Донна и Эшеры Тессеры поймали их в засаду. Вознаграждение от благодарных ульевиков из Двух Туннелей было не таким большим, как обещалось, однако улов вышел превосходным.

Донна сохранила громоздкий плазменный пистолет, поскольку тот великолепно уравнивал возможности. Каким бы крутым ни был противник, но заряд раскаленной добела плазмы нанес бы ему серьезную рану или убил, и они об этом знали. Даже звук близящейся разрядки заставлял большинство врагов нырять в укрытие, а способность уничтожать преграды, как показал побег со склада, была еще полезнее. Заряд этой прожорливой до энергии свиньи стоял на трех четвертях, и стрельбе из него предстояло оставаться крайней мерой, пока она не окажется рядом с подходящим источником питания. Там, куда она направлялась, отыскать сменную плазменную колбу будет еще труднее.

Пищей и питьем в пути станут копченая крысятина и вода из листа для росы и фильтрующей жестянки. Сейчас нужно было отдохнуть и поберечь силы на несколько часов перед выходом. Она устроилась в трубе и переключила бионический глаз в режим сигнализации. Приблизься к убежищу что-либо крупнее мухи, датчик движения немедленно разбудил бы ее. Спала она урывками.

***

Стрельба запнулась и стихла, разойдясь эхом.

Д`оннэ высунула голову наружу, чтобы посмотреть, что происходит, и в тот же миг, как та оказалась на виду, в колонну прямо рядом с ней ударил заряд из стаббера. Тола резко втащила ее назад.

– Не глупи, Донна. Они ж в курсах, что мы еще тут.

Словно чтобы подчеркнуть ее утверждение, последовал еще один выстрел, и мимо с визгом пронесся рикошет.

– И что же нам теперь делать, Тола? – Отпихивая светлые косы с глаз, Донна старалась, чтобы голос звучал саркастично, а не испуганно. Она как будто не могла до конца поверить, что ее поучает засранка из подулья на пять лет младше, которая даже не может правильно выговорить ее имя. Тола, похоже, вообще не заметила ее фантастически испепеляющего взгляда.

– Ну, если малость обождать, они сюда полезут ползком и незамееетно, – тихо произнесла она нараспев. Ее глаза были бешеными от горячки перестрелки. – Тогда мы сможем выскочить. Паф! Паф! Может, пару заберем, но потом они нас перебьют, как крыс. – Она драматично нахмурилась. – Нехорошо.

Донна пришла к заключению: когда ребенок говорит с тобой так, словно ты другой, более юный ребенок – это одна из самых мучительных вещей, какие только могут случиться с человеком. Ее радовало лишь то, что рядом не было других слушателей. Продолжи Тола в том же духе, Донна бы предпочла оказаться подстреленной, нежели оставаться вместе с ней за колонной.

– А значит… – поторопила она.

– Значит, мы б могли сами отползти, найти точку и ждать, пока они придут обнюхивать нашу старую позицию, а потом Бам!

Донна зажала Толе рот рукой, чтобы помешать снова произнести: «Паф! Паф!». Ее глаза горели пугающим пылом.

– Завали, Тола. Я их слышу! – прошипела Донна.

Они приближались: бряканье и скрип оружейных перевязей леденяще подчеркивали тяжеловесное топанье ботинок на бегу. Это был невероятно угрожающий звук – звук людей, бегущих тебя убить.

Д`оннэ и Тола находились внутри какой-то мануфактории, сухой и пыльной, будто старые кости. Большую ее часть, похоже, занимали ржавеющие трубы в железной обшивке втрое выше человеческого роста, и Д`оннэ предполагала, что это большие силосные хранилища или какие-то смесительные баки.

Она уже бросила попытки понять, для чего раньше использовались те места, куда приходил отряд. Что было важно, так это их нынешнее назначение – поле битв для банд.

Д`оннэ пыталась учиться, но непросто смотреть на вещи иначе, чем тебя наставляли всю твою жизнь: смотреть на картину с точки зрения тактики, а не эстетики. Однако она училась.

Когда-то она бы оглядела старое здание и оценила фрактальный хаос рассыпающихся панелей крыши, а также кокетливо приоткрытые в них просветы, выходившие на увешанную гирляндами мостиков крышу городского купола, внутри которого располагалось строение. Насладилась бы тонкой иронией того, что фабрики стареют и оказываются вынуждены уйти на покой и распасться на части, совсем как рабочие в них, и это просто произошло за более длительный промежуток времени. Возможно, написала бы об этом поэму или нарисовала картину углем, чтобы верно передать тени.

Теперь же Д`оннэ искала укрытие и любое место, до которого получится добежать, прежде чем враг успеет навести прицел. Искала, что остановит пулю или лазерный импульс, а что может тебя только спрятать. Где залегают тени, где могут находиться снайперские гнезда. О да, она училась.

Д`оннэ отпустила Толу, и мелкая негодница без единого слова просто сорвалась с места. Через секунду Д`оннэ последовала ее примеру, отскочив назад на пару шагов, чтобы прикрыть их спины. А затем повернулась и побежала следом за Толой так, будто им на пятки наступала стая убийц.

Что и происходило.

Тола спрыгнула со щебневого вала, скатывая вниз битые булыжники рокрита и спуская каскад менее крупных кусков и фрагментов, которые издавали резкое дребезжание и перестук. Это создало достаточно шума, чтобы привлечь внимание преследователей, и загремели выстрелы. Д`оннэ подавила взвизг, когда заряды с треском пронеслись мимо нее. Вильнув, она побежала в другую сторону, нырнула за упавшую балку и распласталась.

Толы не было видно, и Д`оннэ вдруг ощутила, что осталась совсем одна. Она лежала так тихо, как только могла, и старалась не дышать громко. Переведя секунду дух, она подползла на животе к другому концу балки и остановилась прислушаться.

Шум беготни прекратился. Все снова затихло. Д`оннэ ненавидела такое: страх; чувство бессилия, когда все остальные вокруг ведут битву насмерть; тот факт, что она не имела ни малейшего представления, что происходит, где находится ее сторона, где плохие парни и чего они пытаются добиться. Она знала, что в схватке малолетки вроде нее и Толы – слабое звено, поскольку опытные члены банды сообщали ей об этом так громко и так часто. Никому не хотелось рисковать, если малолетка окажется на дороге или привлечет к ним внимание в перестрелке. Поэтому в бою малолеток бросали тонуть или выгребать самостоятельно. В подулье это была разновидность естественного отбора, которая с жестокой эффективностью производила живых и умелых бойцов банд, или же совершенно мертвых недоделок.

В некоторых отношениях это не отличалось от Шпиля. Вся суть состояла в выяснении, кто номер один.

Тишину разорвала пальба, тени озарились и запрыгали от вспышек, а еще закричал мужчина. Д`оннэ улыбнулась, так как ее банда – эта банда – полностью состояла из женщин, как и все в Доме Эшер. Другая банда была чисто мужской, как и все банды Дома Голиаф. Кто бы там только что ни кричал, но это был враг.

В иной жизни (уже туманной и далекой, но неужели она вела ее всего несколько недель назад?) она узнала о Промышленных Домах Города-Улья: Голиафах, Эшерах, Делаках, Ван Саарах, Орлоках, Кавдоре. Это были не благородные дома Шпиля: там не существовало супружеских связей и оберегания родословных. Наставники учили, что это нечистокровные подгруппы пролетариата, обладающие ненамного большим единством, чем обычные трудовые гильдии. Реальность, разумеется, сильно отличалась.

Эти Промышленные Дома занимали хорошо защищенные анклавы внутри города и вели друг с другом дела исключительно в условиях предельной подозрительности и секретности. Все они, словно соперничающие нации, ревностно хранили собственные традиции, принципы и старинные распри. Благородные дома неодобрительно смотрели на анархию и беспорядок в Городе-Улье, и потому члены Промышленных Домов спускались ниже и сражались за сотни квадратных миль заброшенных жилых куполов, магистралей и прочих осыпающихся страт предшествующих индустриальных поколений.

Эшеры говорили ей, что пришли добыть больше ресурсов для своих сестер из Города-Улья, где дорожили каждым куском пищи и чашкой переработанной воды. У Д`оннэ было сильное ощущение, что они так поступили потому, что их тошнило от Города-Улья и хотелось подраться. Она не могла их за это винить. Всего несколько часов в Городе-Улье заставили ее понять желание дать буйный выход испытываемому невыносимому напряжению. Каждый день жить бок о бок с миллиардом озлобленных людей в загрязненном лабиринте, изолированном от неба… Д`оннэ поражало, что они все не сошли с ума. А может и сошли и именно потому и держались.

Итак, сумасшедшие – или здравомыслящие, в зависимости от того, с какой стороны посмотреть – приходили вниз подраться.

Голиафы представляли собой диаметральную противоположность Эшерам – шайку откормленных стероидами недоумков, для достижения цели полагавшихся на грубую силу и невежество. Так ей сказали Эшеры. Эти Голиафы были преступниками, бандитским отребьем, которое не сумело следовать грубым правилам подулья и заработало объявление награды за свои головы. Предводительница отряда Эшеров, Тессера, договорилась с близлежащим поселением под названием Два Туннеля, что уничтожит банду Голиафов или хотя бы отгонит их достаточно далеко от городка, чтобы они перестали доставать всех, кто туда направлялся.

Предполагалось, что в мануфактории окопалось всего полдюжины Голиафов-преступников, и Эшеры должны были иметь численное превосходство почти два к одному. В тот момент так совершенно не казалось. Д`оннэ была одна, а со всех сторон находились враги, что подтверждалось периодическим дребезжанием камней или лязгом металла в сумраке. А еще она задержалась под успокаивающим, но иллюзорным прикрытием балки слишком долго – на целых несколько лишних секунд посреди многоминутной перестрелки.

Она начала двигаться. Балку обдало градом пуль, взметнувших повсюду вокруг Д`оннэ крошечные пыльные взрывы, и она поспешно нырнула назад, прочь с глаз. Пули продолжали лететь, как будто бесконечным потоком злобно выпиливая из балки куски. Когда канонада прекратилась, секундная тишина после хаоса столь мощного обстрела показалась Д`оннэ нереальной и дезориентирующей. Вдалеке послышался щелчок выбрасываемого магазина и это знакомое «бум-бум-бум» бегущих ботинок.

Ей вспомнилось кое-что из предшествующих слов Толы, и она внезапно поднялась на колени, держа в руке пистолет.

Паф! Паф!

Менее чем в пяти метрах от нее стоял Голиаф. Он был высоким, но из-за массивных грудных мышц и бицепсов казался коренастым и похожим на тролля. На сосках, лице, руках и промежности бросался в глаза пирсинг из хромированных шипов и колец. В одной руке у него была тяжелая пулевая пушка с барабанной подачей, а в другой – стальной прут. Голиаф с тупым изумлением смотрел вниз, на две дымящихся дыры, которые Д`оннэ проделала в его мясистой груди. На вид он был примерно одних лет с Толой.

Д`оннэ увидела, что прямо позади него находится второй Голиаф, и тот поразительным образом был даже крупнее, а еще более уродливым и с большим числом шрамов, чем другой. Он мерзко ухмылялся Д`оннэ, загоняя в свой автопистолет свежий магазин. Пока он это делал, труп его товарища по банде как раз упал в сторону от линии огня.  Она пораженно ахнула, поняв, что он использовал младшего Голиафа, чтобы выманить ее наружу – как подло он послал того на почти верную смерть, лишь бы она вышла из-за укрытия. Он увидел ошеломленное выражение ее лица и громко захохотал. Низкий грохочущий звук напоминал падение камней вниз по шахте.

– Не парься, девчуля, – произнес он, наводя на нее автопистолет. – Если шустрая, дык поймаешь.

Глаза Донны были уже закрыты, и когда замолотили выстрелы, она вздрогнула, и ее тело непроизвольно напряглось в последний миг перед концом жизни. Через секунду она открыла их и обнаружила, что до сих пор жива, а вот Голиаф растянулся окровавленной грудой. Теперь, когда горячий свинец пробил мускулы, органы и кости, он как будто усох. Д`оннэ не могла прогнать из головы путаную мысль, будто автопистолет каким-то образом дал сбой, и бандит попал сам в себя, много раз, или вроде того.

– Это последний, – раздался твердый голос Тессеры.

Повсюду вокруг Д`оннэ захрустели шаги, и из теней одна за другой стали появляться Эшеры. Большая Фаэр, тяжелый стаббер которой еще дымился после смертельной очереди, убившей последнего Голиафа. Малышка Тола, перемазанная грязью и покрытая кровоподтеками, на вид сущий ребенок. Авиньон и Сирс располагались на опорах крыши со своими винтовками. Джен, Алли и Сара находились на земле с пистолетами. У Сумасшедшей Кристи были порезы по всему телу, а на длинном изящном мече – уйма крови, принадлежавшей не ей. Еще одну малолетку, Вешлу, вынесли с раной в животе, которая, вероятно, не успеет зажить, прежде чем убьет ее.

Д`оннэ осознала, что была не одна, и в пределах досягаемости все время находились союзники. Еще она осознала, что Тессера использовала их с Толой в качестве приманки – совсем как Голиафы, только чуть более умно. Это просто подкрепило уже известный ей урок, который она на горьком опыте усвоила в Шпиле.

Номер один всегда идет первым.

Потом Тола подошла к ней и сказала достаточно громко, чтобы услышала вся банда:

– На кой тебе вот так бегать в одиночку? Да ты безумная, Донна!

2: Отвесный Утес

Бредя по Белым Пустошам, Безумная Донна глядела на приближавшуюся к ней огромную вогнутую тучу. По верхам были нанизаны мигающие звездочки, которые свисали вниз, словно петли гирлянд, пересекая черные молнии, застывшие при раскалывании гладкой поверхности.

Отвесный Утес. От этой перспективы во рту пересохло. Или, возможно, причиной являлись обезвоживающие соли Белых Пустошей – трудно было сказать наверняка.

Путь из Славной Дыры пролегал высоко левее этого места, поднимаясь по череде разрушенных строений и рухнувших проездов вдоль стены купола и выходя на уровень вершины утеса. По правую руку конец верховой дороги уходил из Белых Пустошей в зловещие Грозные Залы. Когда-то крысокожие сказали ей, что там водятся злые духи, и действительно – ряды громадных машин, превратившихся от ржавчины в монолитные горы, но при этом не до конца затихших, вызывали тревогу.

У основания скалы белая как мел пыль пустошей неохотно уступила место растрескавшимся плитам канала, стиснутого трубами. Донна шла осторожно, пробуя каждый шаг перед тем, как двигаться дальше. Мельчайшая пыль Белых Пустошей могла течь, словно вода, и часто скапливалась в ямах или расщелинах на периферии. Обычно это было просто неудобно и означало лишь спотыкание об невидимые выбоины, однако подножие Отвесного Утеса изобиловало трещинами, глубины которых хватало, чтобы целиком поглотить мужчину или женщину. Даже прочно выглядящая плита или труба могли лежать на кромке незримой пропасти, только и дожидаясь, как бы опрокинуть беспечного путника навстречу гибели.

Она остановилась, щурясь в промежуток между труб и пытаясь увидеть, что же привлекло ее внимание. Вот, россыпь мелких костей и хитина. Донна по-новому взглянула на густое переплетение упавших проводов, висевшее над этим местом. Крошечные, едва заметные движения создавали впечатление, будто провода покачивает ветерок, однако никакого ветерка не ощущалось. Проволочница. Несомненно, кусок упал с податного блокпоста наверху и выжил тут, ловя крыс и пауков. Донна сочла, что ей повезло. Более крупные заросли скрыли бы следы своих убийств получше. Возможно, первое подозрение насчет растения возникло бы у нее в тот момент, когда оно уже оплетало бы ее прелестную шею своими отростками. Ей доводилось слышать истории о проволочнице, которая научилась прятаться под пылью и песком, или даже за стенами, и выскакивать на добычу из укрытия. Дно канала вдруг показалось не столь безопасным местом.

Она поднялась наверх, взбираясь по скрипучим трубам и проржавевшим стойкам, держась подальше от замеченной поросли. Теперь, будучи начеку, она увидела еще несколько кустов, разбросанных вокруг. При всей своей мерзости проволочница являлась стерегущим созданием, и потому вполне можно было биться об заклад, что она стережет часто используемые тропы. Похоже, пятна растительности равномерно размещались вокруг сливных труб на высоте в шесть метров, а значит те, скорее всего, соединялись с турбинными камерами под Отвесным Утесом.

К тому моменту, как Донна оказалась на одном уровне со сливом, с нее капал пот, а зазубренный металл, по которому она карабкалась, изодрал перчатки. Она ухватилась за секцию мостика и, переводя дух, с сомнением изучила рокритовый фартук перед трубами. Никаких признаков того, что она ожидала обнаружить – тонких серых сенсорных волосков, торчащих из трещин с разломами и обозначающих присутствие хлысточервей. Причину этого было легко увидеть. Все трещины и разломы вокруг сливных труб были скрупулезно вскрыты, и повсюду остались непотребные метки от крыс. Судя по виду, крысы сожрали всех хлысточервей.

Донна ненавидела крыс. Она начала обдумывать иные пути, которые можно было бы попробовать вместо слива. Лазерный импульс хлестнул мимо ее лица без предупреждения – так близко, что при его пролете она ощутила жар топки. Заряд выбил из металлического мостика искры расплавленного металла, и вся конструкция под ней внезапно шевельнулась.

Большинство людей подстреливают в ситуациях вроде этой из-за того, что они сразу же останавливаются осмотреться, кто же в них палит. Если им действительно повезет, то удастся заметить нападающего как раз к тому моменту, когда их убьют насмерть, насмерть, насмерть. Бойцы банд, особенно уровня Донны, были умнее. Сперва укройся, потом переживай, кто стреляет. Это решение – и не решение вовсе, а мгновенная реакция в мире, где от смерти отделяет всего лишь нажатие спускового крючка.

Донна забралась на рокритовый фартук. Пока она ерзала, перебираясь через кромку, второй импульс сбил оттуда несколько осколков. Мостик тревожно покачнулся, когда ее вес перешел с него на более твердую опору. Секунду Донна лежала, распластавшись и бешено озираясь по сторонам. В сливных туннелях не двигалось никаких силуэтов, а сверху не последовало новых выстрелов. Кто бы ни вел по ней огонь, он находился внизу, у подножия утеса.

Практическое решение состояло в том, чтобы уходить, пока они не решили начать закидывать к ней фраг-гранаты, однако Донну снедало любопытство. Она проползла несколько метров вдоль края и достала специально отполированный метательный нож, который хранила за голенищем. Медленно высунув его за кромку, она получила возможность смотреть вниз по стене посредством зеркальной поверхности клинка, что атакующие вряд ли бы заметили в тусклом свете. Раньше Донна часто подумывала раздобыть какую-то дистанционную систему для своего бионического глаза на такие случаи, но Тессера, ее старая наставница, посмеялась над ней. «Устройство всегда тебя подведет, – насмешливо говорила она. – Полагайся только на те вещи, которые не могут сработать не так!» Лишь нехотя она согласилась, что Донне вообще нужно заменить глаз.

Вон там. Фигура с винтовкой у плеча. Она осматривала окрестности зоны слива. Донна юркнула назад на тот случай, если у человека есть оптический прицел. Тот стоял на плите неподалеку от места, откуда она начала подъем, а сразу за ним находился еще один силуэт, более темное размытое пятно в тени. Она продвинулась еще чуть подальше и выставила свой маленький клинок за край, чтобы посмотреть, нет ли там еще кого.

Донна уловила движение, повернула нож и засекла маленькую группу где-то из трех-четырех человек, шагавших к плите – явно союзников снайпера. Предводитель группы, похоже, носил белую одежду или броню, а остальные выглядели сумрачными комками, словно были облачены в плащи с капюшонами. Фигура в белом вырвала винтовку из рук снайпера, и вспыхнула какая-то разборка: снизу по стене долетали фрагменты сердитых проклятий. Донна неприятно улыбнулась. Они хотели взять ее живой, значит это и впрямь были охотники за наградой. Не Шаллей и Келл Бак, но какая-то другая группировка, без сомнений прямиком из Славной Дыры.

Все внимание было приковано к перебранке, так что Донна рискнула высунуть голову для лучшего обзора. Человек в белом (броня, поняла она, полный доспех из рельефных керамитовых пластин, судя по виду) стоял, расставив ноги и властно указывая на упавшую лазвинтовку. Прямо перед ней прохлаждался подонок-стрелок из подулья, наемное отребье, которое мухами вьется вокруг любого поселения. Похоже, у него был дружок из таких же, колебавшийся, поддержать ли его или шмыгнуть прочь.

Двое оставшихся членов группы выглядели… ну, странно. Они были плотно закутаны в темные одеяния, однако это не могло скрыть того факта, что один был низким и округлым, а второй высоким и тощим, как рельса. Высокий вообще практически не шевелился, а коротышка как будто постоянно раскачивался, словно в такт неслышимой музыке. Ни у кого из них не было оружия на виду.

Обстановка на плите накалялась. Подонок тряс головой, а Белый Доспех продолжал снова и снова тыкать пальцем на лазерную винтовку. Подонок выглядел угрюмо, его рука сдвигалась ближе к кобуре. В тот момент, когда стало казаться, что с секунды на секунду разразится насилие, в поле зрения плавно вышла еще одна фигура. Она была приземистой и поджарой, словно гончая, и целиком состояла из полированного хрома и шлифованной стали. В сущности, это и была блюстительская гончая: стандартный киборг-силовик, каких временами видели в подулье на службе у гильдейцев, стражи и охотников за головами.

Стоило подонку увидеть мастиффа, как из него вышел весь пыл, и он торопливо подобрал винтовку. Донна выругалась про себя и пожалела, что не может скинуть на них несколько фраг-гранат. Для приличного выстрела из пистолета было слишком далеко, и при попытке она бы угодила в перестрелку против людей с винтовками – определенно плохая идея.

Впрочем, эта мысль навела ее на другую идею, и после некоторых поисков она отыскала кусок трубы в ширину ладони, годившийся для ее нужд. Присев на краю, она вскочила, на секунду целиком оказавшись на виду у людей внизу. Один из тех, что в плащах, низкорослый, похоже, первым почувствовал ее и указал пальцем. Прочие были застигнуты врасплох и неуклюже обернулись, чтобы посмотреть на свою позабытую цель.

– Жрите фраг, подонки! – заорала Донна и швырнула трубу между них, а затем присела и исчезла с глаз. Послышались встревоженные крики, и Донна представила, как все они ныряют в укрытие, прячась от якобы фраг-гранаты, которую она бросила.

Когда она входила в сливную трубу, снизу донеслись первые вопли: проволочница пировала нежданной добычей. Донна расплылась в широкой, жестокой улыбке.

Первую пару сотен метров труба тянулась по прямой, а потом понемногу заложила спираль влево и поднялась где-то на десять метров вверх, после чего вывела в большой зал. Именно там Донна и обнаружила крыс.

Две дюжины поблескивающих сузившихся глаз наблюдали, как она выходила из трубы. Когда четыре пары придвинулись ближе, через бионику стали видны длинные гибкие тела, которые неприкрыто смещались вбок и брали ее в кольцо, волоча по грязи свои хвосты-червяки. Донна не сдвинулась с места: побеги она сейчас, или хотя бы попяться, вся стая, скорее всего, мгновенно бы накинулась на нее.

Гигантские крысы Некромунды были кошмарными созданиями – длиной больше метра, с шершавыми маслянистыми шкурами, голыми червеподобными хвостами, когтистыми лапами, пронзительными красными глазами, светившимися злобным умом, а также полными пастями иззубренных, поеденных болезнью клыков. Мутации встречаются так часто, что необычно видеть крысу без вздувшихся опухолей, или двух голов, или ядовитых шипов, или не исходящую едкой зеленой пеной. Они уже давно приучились не бояться человека, и многие части подулья принадлежат скорее не людям, а крысам.

Донна нажатием пальца оживила Семьдесят-Один и погрозила им. Она взмахнула мечом, небрежно описав восьмерку, и злобный визг кружащихся зубьев завибрировал.

– Хотите чего-то, мальчики? Хотите немного крысиного фрикасе? Давайте. Донна ждет, и у нее не весь день свободен.

Услышав заунывный вызов Семьдесят-Один, крысы остановились, однако голод или, возможно, ее дерзость, подстегнули их вновь двинуться вперед. Одна костлявая особь с костяными рогами на голове пригнула плечи для прыжка, но в момент броска Донна сожгла ее из своего лазпистолета. Отвлекающий маневр дал трем остальным желанный шанс, подтолкнув двух из них метнуться ей в лицо, а третья тем временем нацелилась на живот.

Вскинув цепной меч по близкой дуге, Донна снесла голову одной крысе, разбрызгивая кровь, а из тела другой вырубила окровавленные куски, заставив отброшенную тварь завизжать. Используя инерцию, Донна крутанулась и отчаянно извернулась, чтобы избежать слюнявых клыков третьей, пролетавшей мимо в прыжке. Раненая приземлилась возле ее ног и яростно щелкнула зубами, но она отшвырнула крысу ногой, навела пистолет и выпустила заряд по той, от которой увернулась, напрягшейся для нового броска. Крыса отскочила от лазерного импульса с почти сверхъестественной быстротой, а затем начала медленно отступать, чирикая и угрожающе глядя на нее.

Донна стояла наготове, сердце колотилось в груди. В этот раз она прошла проверку. Остальные крысы принялись без интереса чиститься или водить носом по сторонам, демонстративно игнорируя ее. Несколько из них непринужденно засеменили следом за раненой, лакая алый след, который та оставляла в отчаянно попытке уползти прочь. Другие рысцой подбежали к убитым ею крысам и с бесстыдным каннибальским удовольствием начали их глодать.

Выказывая больше уверенности, чем ощущала на самом деле, Донна зашагала по залу, хрустя каблуками по рассыпанным костям. В дальней стене виднелись два больших квадратных туннеля, поэтому она двинулась к ним, пытаясь одновременно отслеживать все направления и не бежать. Подойдя ближе, она увидела, что из левого туннеля за ней наблюдают другие крысы, и свернула вправо.

Возможно, крысы пытались обмануть ее и завести вглубь своего гнездовья, но это было маловероятно. Проверив ее прыть, сейчас они удовольствуются тем, что станут следовать за ней и ждать, пока она не окажется ранена чем-то еще, уснет или утратит бдительность, прежде чем нападут снова. Или, как подчеркнул всплеск агонизирующего визга позади, прикончат все остальное, что перейдет ей дорогу, но уковыляет от места стычки.  Крысы и впрямь являлись крайними оппортунистами. В настоящее время ее единственная надежда состояла в том, чтобы двигаться дальше и опережать охотников за наградой. Это они были настоящей опасностью.

Туннель был испещрен заскорузлыми пятнами старого ила, а с пола подмигивали лужицы влаги. Это служило хорошим признаком того, что проход связан с сырыми турбинными камерами. И действительно, через двадцать метров туннель завершился изъеденной коррозией щербатой лестницей, вделанной в стену. Посмотрев наверх, Донна увидела мешанину ржавого металла, частично перекрывавшую край шахты где-то тремя метрами выше.

В подулье существовала старинная пословица, гласившая: «Никогда не доверяйся лестнице, если можешь прыгнуть», однако другая утверждала: «Никогда не прыгай, если можешь залезть». На сей раз Донна выбрала первую. Она отступила на пару шагов, обернулась послать воздушный поцелуй крысиным глазам, мерцавшим в сумраке позади, убрала оружие и прыгнула. Обе руки ухватились за край шахты, но из-за порванных перчаток ладони поехали, и одна соскользнула. Болтаясь, Донна поймала верхнюю перекладину, но та начисто вырвалась из рассыпающегося феррокрита. Она с отвращением отшвырнула ее и снова уцепилась за край. В этот раз хватка выдержала и, после некоторой возни и неподобающего даме кряхтения, она подтянулась через кромку.

Пока она это делала, груда ржавеющего металла зловеще поскрипывала. Сдвинутая с места искореженная турбинная лопатка лениво завертелась, с жутким лязгом падая вниз по шахте. Донна осторожно выползла из-под массы машинерии, которая еще сильнее наклонилась и стала оседать в направлении края. Она затаила дыхание.

Через мгновение остатки металлолома лавиной рухнули в шахту, издавая протяжный визг и грохот, способные разбудить и мертвого. Донна поднялась и побежала прочь от этого места, пока никто не заявился выяснить, из-за чего шум.

Примерно через сотню метров Безумная Донна присела рядом со ржавеющим остовом очередного крепления турбины и перевела дух. Она находилась в широком дворике, утыканном разными вещами, а широкие сводчатые проходы со всех сторон выводили в такие же помещения. Когда-то тут царил порядок, и машины стояли ровными рядами, как солдаты на параде. Сейчас эти шеренги были практически уничтожены кусками кладки, упавшими с потолка, а пол устилали не поддающиеся опознанию внутренности механизмов. Отдаленные залы освещались блуждающими полосками света, что демонстрировало, насколько глубоко на самом деле уходили огромные трещины в поверхности Отвесного Утеса.

Донна развернулась спиной в ту сторону, где туннель уходил вниз в шахту. Она надеялась, что так двинется хотя бы приблизительно в нужном ей направлении. Начав пробираться через вереницы машин, она отметила, что компанию ей составляет еще пара крыс. Или это те же, что и прежде? Было сложность сказать точно. На ходу Донна чутко прислушивалась, не трепыхнутся ли нетопыри-падальщики или прыгуны-потрошители, однако все было тихо. Возможно, шум до поры их отпугнул.

Несколько часов спустя Донне стало очевидно, что главной опасностью в турбинных камерах являлись голод и жажда. Она уже несколько раз заходила в тупик и была вынуждена так часто возвращаться, что опасалась безнадежно заблудиться. Но когда она при помощи тепловизора проверила собственный след, тот подтвердил: она углубляется все дальше. За все это время она не видела ничего живого, кроме крыс, а залы как будто тянулись на много миль.

Прошло еще несколько часов, и Донна начала всерьез беспокоиться. Даже отыскав выход отсюда, такими темпами по прибытии в Пылевые Водопады она бы обнаружила, что ее уже поджидают охотники за головами. Нет, сказала она себе, силясь усмирить досаду, это просто паранойя. Продирание через бесконечные ряды доставало ее. Должен был существовать более удобный способ найти чистый проход, какая-то подсказка, которую она упускала до настоящего момента. Донна внимательно огляделась, приказывая решению появиться.

Посмотрев вниз, она заметила под какими-то обломками характерное поблескивание зеркальной влаги. Донна нагнулась поближе. Из трещины в полу сочилась серо-черная жижа. Она отследила трещину на несколько рядов назад, пока та не исчезла под машиной, и там увидела блестящий ручеек этой дряни, пробивавшийся среди куч камней. Донна направилась вдоль него и всего через пару сотен метров вышла из промежутка между двумя раздавленными рядами машин на относительно открытое пространство, где пол резко под углом поднимался вверх.

Безумная Донна выдохнула с радостным облегчением и при новом вдохе едва не подавилась. Вниз по склону тянулся горький, тлетворный смрад, который атаковал нос и горло, грозя вызвать кашель или рвоту, либо же все вместе. Она быстро обмотала вокруг лица шарф в расчете на то, что пропитанное углем плетение (ну, то есть вымазанное копотью) отфильтрует самое худшее. Это сильно помогло, и она без проблем поползла вверх по скату на четвереньках, попутно по-крабьи обойдя несколько трещин, откуда капала густая жижа.

С вершины склона открылась обширная, уродливая панорама отстойников. Узкие рокритовые простенки шли сеткой, разграничивая десятки крутобоких цистерн. Некоторые из них треснули и пересохли, другие же были заполнены до самых пузырящихся краев и непристойно плескали через борта. Вкрапления ила, водорослей и грибов создавали тут и там ядовито-цветные пятна, которые отбрасывали на всю картину нездоровое тусклое свечение.

Многие из опор разрушились или, как минимум стали скользкими, ненадежными и осыпающимися – меньшего Донна уже и не ждала. Одна ошибка могла значить либо падение в сухую цистерну и переломы костей, либо медленное утопление в полной. В зависимости от едкости жижи последнее могло быть бесконечно более мучительным. Донна посмотрела вниз по скату. Между ржавеющих машин на дне на нее глядели мерцающие глаза крыс. Донна равнодушно ругнулась. Она устала и могла бы немного отдохнуть, прежде чем подступаться к ямам. Однако остаться здесь означало постепенно задохнуться до смерти, а хождение понизу между механизмов означало полное отсутствие отдыха.

Утомленно вздохнув, она прошлась по краю и отыскала ряд целых с виду опор, по которым можно было перейти. Молва утверждала, будто дальний край отстойников выводит на дно Малого Ствола, а оттуда к Пылевым Водопадам. Донна повернулась и шагнула на опоры. Зайдя так далеко, приходилось верить, что молва правдива.

Маршрут в обход наиболее потрескавшихся опор хочешь не хочешь проводил ее возле или между заполненных цистерн. Пройдя вглубь, она обнаружила, что крайне мало емкостей действительно пустовало, исключая те, что с краю. На дне большинства находилось по меньшей мере три метра мерзко пахнущей дряни, которая обычно пузырилась от газов или закручивалась неспешными затхлыми завихрениями. Донна держалась подальше от всех мест, где жижа сочилась наружу, и не пересекала трещин больше длинного шага. Поглядывая назад, чтобы посмотреть, насколько далеко она ушла, Донна мельком замечала приземистые худые силуэты, кравшиеся по опорам следом за ней. По крайней мере, крысы все еще не унывали.

Она продолжала тащиться сквозь кружащую голову вонь и концентрироваться на том, чтобы не дать своим ногам гульнуть. В коленях появилась неуютная слабость, когда она добралась до очередного пересечения простенков у четырех ям, особенно заполненных и смрадных до слез из глаз. Донна обвела глазами варианты и бросила взгляд назад, чтобы проверить своих спутников-крыс, с интересом отметив, что тех нигде не видно.

Это было первое предупреждение.

Позади послышался тихий всплеск, словно на поверхность жижи поднялся особо крупный пузырь.

Это было второе предупреждение.

Вокруг лодыжки заизвивалось что-то желеобразное. Она с омерзением отдернула ногу и крутанулась. Из жижи к ней незряче тянулось скопление просвечивающих, ищущих щупалец. Пятясь, она едва не свалилась с опоры, задергав руками и скользя пятками по пустоте у края. Еще один всплеск возвестил о появлении такого же кошмара позади нее. Присев, чтобы восстановить равновесие, Донна выхватила Семьдесят-Один и отчаянно принялась полосовать им вокруг себя, передергиваясь каждый раз, когда вертящиеся зубья раздирали мягкую податливую плоть. Отсеченный отросток шлепнул ее по руке, и от одного лишь контакта на коже проступили рубцы, а конечность тут же оцепенела. Отбросив всякую осторожность, Донна побежала по опоре, чтобы спастись, и из-за этого не замечала третьего нападавшего, пока не стало слишком поздно.

Отростки хлестнули в направлении лица, а когда она увернулась, прихватили волосы. Ее безжалостно увлекли на опору и едва не утащили через край. Лицо немело от прикосновений щупалец. Она ничего не видела, рука с мечом казалась сплошным куском керамита, а хватка на длинных косичках упорно тянула ее навстречу вязкой жиже. В отчаянии Донна выдернула свой плазменный пистолет, наставила его за кромку и вдавила спуск. На долю секунды последовала задержка, от которой едва не остановилось сердце, а затем отстойников коснулась крошечная частица солнца. В месте попадания сырая жижа мгновенно обратилась в гейзеры перегретого пара, и по поверхности понеслось пламя. За считанные мгновения огонь достиг пределов цистерны и жадно плеснул на борта. Что бы ни держало Донну, оно отпустило, и та поползла прочь по стене. В глазах меркло от мощных токсинов в лице и руке.

Она ощущала свет и жар от горящей цистерны. Еще она ощущала, что те становятся интенсивнее по мере распространения пожара. Вокруг колыхался густой удушливый дым, заполнявший легкие, пока не показалось, что они покрыты черной сажей. Донна продолжала ползти, волоча парализованную руку, в которой бесполезно болтался Семьдесят-Один. На ужасающую вечность ее мир сжался, вмещая в себя лишь шероховатую поверхность опоры и мучительно медленное продвижение. Примерно через пару тысячелетий она почувствовала, что валится под уклон. К этому времени Донна могла лишь слабо трепыхаться при кувырках. Она достигла дна и отключилась.

Крысы, наконец-то вознагражденные за свое терпение, порысили вниз, к распростертому телу у подножия ската. Челюсти подергивались и исходили слюной от перспективы запустить клыки в твердую белую плоть. Донна лежала парализованной и ничего не могла сделать, пока стая смыкалась вокруг нее. Их вел опаленный и почерневший костлявый кошмар с костяными рогами на голове. Действуя со злобной неторопливостью, они начали глодать ее руку и лицо.

Крысы! Первая же сознательная мысль Донны заставила ее резко очнуться. Она дико подскочила и упала назад, кашляя и давясь рвотой. По руке и лицу гуляло жгучее ощущение, похожее на уколы булавок и иголок, усиленные в миллион раз. Она выругалась и похлопала по ним, чтобы возобновить кровообращение, тем временем озираясь по сторонам в поисках своих мучителей. За пределами горячечного сна не было видно никаких крыс, только голый откос позади нее, который поднимался к отстойникам. Должно быть, перед потерей сознания она доползла до края и скатилась вниз.

Донна никак не могла узнать, как долго лежала без сознания, но воздух был едким от дыма, и она сумела разглядеть, что облака на вершине ската измараны колеблющимися пятнами оранжевого свечения. Это указывало на то, что часть ям все еще горела – предположительно, прошло не так уж много времени. Она поднялась, на сей раз более осторожно, и медленно наклонилась подобрать упавшие Семьдесят-Один и плазменный пистолет. В Свинье осталась четверть заряда: должно быть, она слишком сильно нажала тогда на спусковой крючок. Повезло, что оружие не перегрелось и не оторвало ей руку.

Какой бы там ужас ни обитал в жиже, его либо сожгло на поверхности, либо загнало на дно. Донна побилась бы об заклад на немало кредитов, что он не мог последовать за ней, иначе она была бы уже мертва. Она медленно поковыляла прочь от ям. Лицо и рука горели, каждая часть тела чувствовала себя ободранной и избитой. Донне ничего так не хотелось, как лечь и передохнуть, однако вместо этого она продолжила идти и сделала мысленную пометку пристрелить следующую встречную крысу за все те проблемы, которые доставляли эти мелкие фриккеры.

К тому моменту, как она добралась до дальней стены, карательных убийств с ее стороны так и не произошло. Воздух тут был немного почище, но не особо, поскольку огонь продолжал пылать. Моргая в дымной мгле, Донна на секунду почувствовала сокрушительный провал, когда увидела, что стена цела по всей протяженности. Пути насквозь не было. Истории ошибались, и она была уже фактически покойницей. Она встряхнула головой, чтобы обуздать бессмысленно лопочущую панику, поднимавшуюся внутри, и посмотрела еще раз, уделяя больше внимания дыму. В некоторых местах он определенно закручивался, удаляясь от стены. Пожары притягивали к ямам воздух из прилегающих зон, а раз воздух мог двигаться, то, видимо, существовал и проход.

Через дюжину шагов она отыскала старый служебный лаз, но тот был по большей части завален обломками, так что она продолжила поиски. Десятью шагами далее она нашла такой же лаз и забралась в него. Там было тесно, и она задалась вопросом, насколько же крупными были в ту пору рабочие из обслуги. На самом деле Донну это не волновало: более чистый воздух был сладок и, что важнее всего, означал выход из трижды клятых отстойников.

Донна вывалилась из лаза и оказалась в куполе генераториумов. У нее дрожали ноги от изнеможения, но она находилась настолько далеко от безопасного места, что это было даже не смешно. После отстойников купол генараториумов выглядел величественным и напоминал собор. Блоки реакторов размером с дом тянулись вверх, а потом разделялись на ветвистые каналы, похожие на множество гигантских канделябров. Раскидистые металлические дуги, освещенные лучами желтого натриевого света, терялись из виду в сотнях метров наверху. В шафрановых колоннах парили темные крапинки вроде скопления частиц пыли – вероятно, стаи нетопырей-падальщиков, ищущие себе пищу. Как минимум часть генераторов еще работала: Донна чувствовала вибрацию пола и временами видела, как среди ветвей будто перемигиваются самоцветы. Было досадно находиться рядом с таким количеством текущей энергии и не иметь возможности ею воспользоваться, однако Донна не просто так держалась около стены купола.

В минувшие эпохи наверху случился период кризиса, когда постоянно растущий Город-Улей сильно одолевали дефициты мощности. Были приняты отчаянные решения, и какая-то героическая бригада машинных провидцев спустилась в старый купол генераториумов, чтобы перезапустить как можно больше генераторов. Это была титаническая работа, которой мешали частые несчастные случаи и налеты падальщиков подулья, при любой возможности удиравших с оборудованием, инструментами и материалами. В конце концов техники выставили для принимающей стороны долговременный предупреждающий знак, запитав кожухи реакторов (а также практически все поблизости), чтобы по ним протекала энергия. Донна видела, что каждый блок был окружен отдельным нагромождением горелых ошметков и почерневших костей, оставшихся от чрезмерно амбициозных врезчиков, неосторожных паразитов и невежественных зеленых ульевиков.

Она старалась держаться в стороне от любых металлических участков, будь то решетчатые плиты пола, выступающие опоры и даже те места, в которых на растрескавшемся рокрите обнажилась внутренняя армирующая сеть из прутьев. Там, где металла на пути было не избежать, она кидала куски лома и смотрела, вызовут ли те искру. Донна уделяла такое пристальное внимание своим ногам, что вообще не замечала маленькую нору в стене купола, пока почти не поравнялась с ней.

В трещину на стене была втиснута узкая дверь – примитивное изделие из добытых пластин, сваренных вместе. Каменистый пол перед ней был отбит до плоского состояния и на несколько метров очищен от укрытий, а возле входа располагалась пара слизевых канав. Хотя Донна и вымоталась до костей, но держалась начеку, поскольку норники были своенравным племенем. Это являлось необходимостью, чтобы пытаться зарабатывать на жизнь за пределами относительной безопасности поселений. Как следствие, они с равным успехом могли и привечать незнакомцев, и стрелять по тем, что было неудивительно, так как многие бандиты рассматривали любую нору в качестве потенциального источника доходов в обмен на сомнительное клеймо «защиты».

Донна осторожно приблизилась к двери. Она вытащила свой лазпистолет, но держала его расслабленно и сбоку – в подулье было хорошим тоном и здравым смыслом показывать, что ты вооружен и готов стрелять, хотя бы ради демонстрации, что ты как минимум не уязвимое звено. Вблизи она увидела, что дверь висит слегка приоткрытой, а на косяке темные отпечатки ладоней. Нехороший знак. Она подняла пистолет, второй рукой (проклятье, все еще жжется!) вытащила Семьдесят-Один и с его помощью полностью отворила дверь.

Короткая прихожая вела прямо в жилую зону. Норники расширили эту часть трещины и выкопали ниши для сна, однако она все равно была немногим крупнее коридора. Свисавшие листы пластика отделяли жилую зону от еще одной полураскопанной камеры в глубине. Повсюду была кровь. На полу остались следы от волочения, на стене – следы рук, а брызги из артерии покрыли комнату хаотичными петляющими узорами. Вокруг после какой-то схватки были разбросаны мебель и пожитки: сломанные пластины, расколотый пикт, детская тряпичная кукла, заставившая Донну внутренне содрогнуться при мысли о судьбе ее хозяйки. Судя по спальным нишам, тут обитало по меньшей мере четверо человек, но не было ни следа кого-либо из них.

В этой норе произошла какая-то ужасная трагедия, и все становилось еще загадочнее, поскольку дверь отпиралась только изнутри, и ее не выломали, как первоначально предположила Донна. Но были и хорошие новости: их топливный стержень еще горел, бледно-желтые лампы мерцали при ее перемещении по норе, а возле двери имелся гудящий силовой вывод. Не колеблясь, она выдернула из Свиньи энергоячейку и вставила ее в гнездо. Несмотря на всю мрачность этого места, оно было ближе к безопасности, чем все, виденное Донной за последнее время.  Она закрыла дверь и заперла ее, а потом выбрала себе нишу и провалилась в прерывистую дрему, держа пистолет под рукой и выставив внутреннюю сигнализацию на срабатывание по малейшему поводу.

Донна отошла от норы уже на несколько часов пути и почти покинула купол генераториумов, когда заметила, что за ней идут. Она наблюдала за очередной стаей нетопырей-падальщиков, которые кружили над одним из блоков, что указывало: они дожидаются чьей-то смерти. И вдруг засекла движение на земле. Маленькая группа – три или четыре фигуры – перемещалась вместе и медленно следовала тем же маршрутом, где прошла она. Даже на таком расстоянии было ясно, что это не боевики банд – они брели слишком медлительно и все время сбивались в кучу.

Выход из купола генераториумов представлял собой череду идущих серпантином рамп из спрессованного щебня. На этих рампах отряд преследователей поставит ее в трудное положение. Там отсутствовали укрытия и нельзя было никуда уйти, кроме как вверх или вниз. Донна решила спрятаться и посмотреть поближе, кто бы там ни был, а затем решить, дать им пройти мимо, или же разобраться с ними.

Она пригнулась за завалом из упавшего рокрита и стала ждать… И ждать. По прошествии нескончаемого промежутка времени она услышала хруст ног по грязи, который постепенно приближался. Терпение Донны уже успело лопнуть, и она импульсивно решила выйти навстречу и покончить с этим. Она выпрыгнула перед ними, держа наготове меч с пистолетом, и прошипела: «Замрите, или вы покойники».

Слова едва успели сорваться с ее губ, как она осознала, что совершили ошибку. Они уже и так были покойниками.

Перед ней нетвердо стояли двое мужчин, женщина и маленькая девочка. Донна немедленно сообразила, что это пропавшие норники. Все они были покрыты жуткими ранами: разорванные глотки, свисающие внутренности, слезшая кожа, поблескивающие кости, отсутствие глаз. Чумные зомби.

Даже в Шпиле Донна слыхала рассказы о грозной нейронной чуме, которая периодически проносилась по ульям Некромунды, обильно привнося анархию и хаос. Она уничтожала высшие ментальные способности пострадавшего, при этом оставляя нетронутой, а порой и усиливая активность заднего мозга. В результате получалось существо, постоянно жаждущее плоти и неспособное чувствовать боль.

Всякий раз, когда зараженные валили очередную жертву, они инфицировали ее и добавляли к своим рядам нового члена. На пике чумные зомби затронули даже Шпиль, забивая променады и бульвары колышущимися толпами не знающих покоя, ненасытных мертвецов. Оказавшись в подулье, Донна узнала, что на самом деле чума вообще не пропадала, а просто впадала в спячку во тьме внизу и удовлетворялась случайными жертвами тут и там, пока не поднималась вновь в полную силу.

Донну замутило от страха. Она спала в зачумленной норе, так что могла быть уже заражена. А если бы это и не сработало, зомби могли принести болезнь одной лишь царапиной от своих неровных когтей, покрытых коркой грязи. Она заметила лицо девочки: чудом нетронутое, но с отвисшими слюнявыми губами и затуманенными глазами. В голове у Донны что-то щелкнуло – старый, знакомый надлом, который происходил, когда какая-то часть ее собственного заднего мозга говорила: «Хватит». Перед глазами покраснело, и с ее точки зрения последовавшая схватка выглядела кинеографом со стоп-кадрами резни.

Два выстрела при атаке, одно тело падает, дергая конечностями. Возвратный режущий удар Семьдесят-Одного рассек верхушку черепа, будто нож яйцо. Еще один взмах снес тянущуюся лапу. Лазерный заряд в упор влетел в пустую глазницу. Зомби запнулся о свои же кишки. Обезглавливание. Рубить, рубить, рубить мертвую маленькую девочку, пока та наконец-то не перестала корчиться.

Безумная Донна очнулась, сидя и плача. Оружие болталось у нее в руках. Расчлененные тела норников лежали неподалеку жалкой грудой. Им практически не представилось шанса сдвинуться с того места, где она вышла против них. Донна провела по лицу трясущейся рукой, чтобы стереть горячие слезы, и резко встала. На предмет ран она осмотрит себя позже, прямо сейчас требовалось убираться отсюда. Самое меньшее, что она могла сделать – вернуть норникам любезность за то, что воспользовалась их силовым выводом и спальной нишей. Убрав прочее оружие и достав Свинью, она щедро потратила награбленную энергию на их погребальный костер.

***

«В благородных домах шпилей ульев Некромунды узы крови значат всё. На Некромунде могущественные, алчные люди сотню веков, а то и больше, строили заговоры и вели тихие, но жестокие битвы, чтобы добиться возвышения до статуса аристократа. Им известно, что никакие связи делом или словом сами по себе не пройдут испытание поколениями – всегда возьмут верх голые амбиции. Также им известно, что никакими богатствами не обеспечить человеческую верность – ведь то, что было куплено единожды, всегда можно купить вновь. И превыше всего им известно: ничто не в силах вытеснить силу семьи, генетическую кровную связь продолжительностью в целую эпоху. Ответственность отпрыска перед домом и семьей прививается с колыбели, даже с утробы. Поддержание рода означает осторожность в размножении, поэтому вечно закручивающиеся политические взаимоотношения поневоле петляют в изящном танце по балам, банкетам и свиданиям до высоких спален благородных домов.

Множество светских условностей Шпиля служит для маскировки острозубого инстинкта выживания.»

– выдержка из книги Зонариария Младшего

«Nobilite Pax Imperator – Триумф аристократии над демократией»

Лучше всего она помнила мать – головокружительно прекрасную, несмотря на два столетия процедур против старения и восстанавливающей хирургии; стройную и изящную, несмотря на то, что выносила больше двух дюжин благородных отпрысков Дома Уланти. Она была горделивой и отстраненной богиней, которую Донна с сестрами в молодости видели лишь временами, но любили поголовно. Каждая из них жаждала во взрослом возрасте обладать ее потрясающей внешностью и царственным обликом. Все они конкурировали за ее внимание при помощи картин, песен, акробатики, танцев и рассказов, над совершенствованием которых лихорадочно работали по мере приближения дня посещения. Будучи самой юной и миловидной, Донна всегда знала, что нравится матери больше всех.

Она помнила, как с нее и ее одиннадцати сестер писал портрет знаменитый художник со странным иномировым акцентом – Бруфорос? Бурфис? Сейчас она не могла вспомнить имя, а в ту пору была слишком молода, чтобы правильно его произнести. Они провели бесчисленные часы, чинно сидя в огромной галерее в элегантных креслах и натирающих официальных платьях, пока художник чуть-чуть передвигал их туда-сюда и без конца волновался об окружающем освещении или композиции. Это было особенно хорошее воспоминание, ведь тогда все сестры собрались в одно время в последний раз на ее памяти.

Она было преждевременно пожаловалась живописцу, что глупо тратить часы на рисование, если можно в один миг сделать пикт. Тот не разозлился, а ненадолго перестал суетиться и объяснил ей, что истинная ценность чего-либо прямо пропорциональна вложенным усилиям. Любому нормальному жителю улья хватило бы и пикта, но благородный Дом Уланти заслуживал лучшего. И действительно, тот заслуживал лишь самого лучшего, пусть даже на это уходило немного больше времени. Художник заставил ее ощутить себя чрезвычайно особенной, и с того момента она старалась не ерзать и улыбаться ему как можно милее.

А потом настал час, когда со Дна Улья триумфально вернулась охота Уланти. Тогда для Д`оннэ подулье являлось обиталищем самых ужасных чудовищ и монстров. Это название произносилось лишь в страшилках и пугающих увещеваниях издерганных нянек. Сама идея, будто кто-то спустится из Шпиля, тобы сражаться с жуткими мутантами и преступниками внизу, казалась ей фантастичной. Охотники поднялись от Стены процессией, которую осыпали цветами, и на каждом шагу о ней возвещали трубы. Д`оннэ протиснулась вперед толпы поклонников, встречавшей их на лестнице грандиозного особняка, чтобы как следует рассмотреть героев-завоевателей.

Там было трое мужчин и одна женщина – все из младших кузенов, но ныне превозносимые домом за отвагу перед лицом полумифических опасностей подулья. Их иномировое охотничье снаряжение представляло собой мрачно-величественные комплекты барочной брони, каждый из которых полностью отличался от прочих. Огромная посеребренная фигура костюма Оррус резко контрастировала с тонкими, обсидианово-черными, насекомоподобными конечностями Малкадона. Еще один носил доспех Йелд, чьи сверкающие остроконечные крылья были гордо откинуты назад, будто плащ из ножей.

Однако главным образом ее внимание привлекла женщина в броне Джакара, с зеркальным щитом и молекулярным клинком. Маленькая и грациозная, она легко шагала с непринужденным изяществом хищной кошки. Поднимаясь по лестнице, она поймала взгляд широко раскрытых глаз юной Д`оннэ и подмигнула ей, как бы говоря: «Видишь, дочери аристократов могут быть такими же сильными, как сыновья». После возвращения охоты они несколько недель играли в шпилевиков и падалюг, и Д`оннэ постоянно настаивала, что будет Джакарой.

Ее любимым местом в Шпиле всегда был арборетум. Он являлся чудом куда более ранней эры, которое в нынешнее время никому было не по силам воссоздать. Когда Д`оннэ впервые отвели туда, показалось, словно она вошла в другой мир. Вся ее жизнь прошла в стерильных сводчатых залах района Уланти, где живых существ ограничивали постелями и границами, клумбами и террасными садами. Многие из виденных ею растений представляли собой хитроумные изделия из металла, закрученного для придания формы. Некоторые из них были сделаны до того искусно, что росли, раскрывали медные цветы, а затем вновь усыхали и обращались в ржавчину.

Арборетум был иным. Там все имело органическую природу, и из-за этого сам воздух как будто вибрировал. Там были громадные деревья и луга с длинной травой, кусты и заросли цветов с дурманящим ароматом, и между ними порхали пестрые насекомые и птицы. Среди тенистых стволов робко выглядывали полудикие животные, а по нависающим ветвям скакали яркоглазые обезьяны.

Что было еще лучше – арборетум образовывал огромный тор, окружавший множество уровней Внутреннего Шпиля. Благодаря какому-то великому и изобретательному гению, каждая четверть этого тора пребывала на отдельном этапе роста. В одной из них у деревьев были голые стволы, лишенные листвы, а землю покрывал белый порошок, похожий на пепел, но сделанный (как ей говорили) из замороженного водяного пара. В другой поросль зеленела свежая поросль, повсюду были раскрывающиеся новые побеги и детеныши животных. В следующей все стояло сочным и полноценным, лениво дремля под теплым солнечным светом, исходившим с неба наверху. В последней листья увядали, демонстрируя фантастическую картину в красных, оранжевых и бурых тонах, а опавшие образовывали везде хрустящий ковер. Этот преображающийся ландшафт медленно вращался в течение года; каждая часть арборетума проходила через цикл смерти и перерождения.

Наставники рассказывали ей, что такая невероятная экосистема в порядке вещей на множестве планет. Часто смена времен года целиком меняла окружающую среду. В великих ульях людей все не так, говорили они. Здесь человек полностью приструнил природу, и времена года вообще не доставляли ему неудобств. В ту пору это казалось ей очень обидным и, как она выяснила впоследствии, было не совсем правдой.

3: Пылевые Водопады

В былые эпохи из Города-Улья в заброшенный купол внизу просочился ручеек стоков. Постепенно этот ручеек разросся, превратился в поток и обрушил крышу, похоронив пол под наносами. В конечном итоге дальнейшая эрозия пола привела к обрушению самого купола, и накопившиеся обломки провалились в другой, более старый купол ниже.

Год за годом сточный поток усиливался, унося мусор все глубже и истачивая целые серии куполов. На пике мощности это был ревущий водопад из разноцветных отходов, который исчезал в зияющем разломе, уходившем на самые нижние уровни улья.

Ко временам Донны поток пересох, и сверху падала лишь тонкая струйка пыли. На его месте осталась непосредственно шахта, спускавшаяся через подулье во мрак Дна Улья. Это была Бездна: дыра глубиной в милю, пронзавшая купол за куполом на пути древней сточной реки.

На краю Бездны пристроились Пылевые Водопады – крупное поселение, откуда амбициозные банды начинали крутой спуск в недра улья. Дорога вела на само Дно и к расположенному в его основании озеру из загрязнителей и химической жижи. А в самом низу располагался Нижний Город, самый дальний фронтир того, что можно было назвать цивилизацией. В токсичных сбросовых зонах Бездны крылись огромные богатства для тех, кому хватит силы и мужества их отвоевать: самки пауков, жгучая плесень, жилы с драгоценными сплавами, археотех, «жуть», редкие шкуры неуловимых пород мутантов. А еще там крылась смерть – крылась в изобилии.

Прежде чем хотя бы подумать о своих действиях, Донна долго наблюдала за Пылевыми Водопадами. Ей хотелось знать, какие банды в городе, проходят ли через него гильдейские караваны, разглагольствуют ли перед местными Искупители – все, что могло внести изменения в планы. Она залезла на осыпающиеся верхние этажи полуразрушенного дома, накренившегося на краю купола. Донна не чувствовала приступа горячки и не нашла никаких ранений, вызванных схваткой с чумными зомби. И все же через призму возможного начала чумы любая боль и дискомфорт казались предсмертной конвульсией.

Ей открывался весьма неплохой вид на Пылевые Водопады, которые находились на удалении в полкилометра, а за ними зияла дыра Бездны, как будто готовая поглотить их. Здания, обрушенные потопом сотни лет назад, испещряли край купола, постепенно становясь ниже и в конечном итоге съеживаясь до округлых куч вокруг Бездны. Поселение было окружено высокой эстакадой, внутри виднелись узкие извилистые улочки между ветхими постройками. Лишь одно здание выделялось среди прочих: трехэтажный пласталевый прямоугольник потрепанного вида, стоявший в центре. Это и была цель Донны.

Казалось, что все вполне тихо. Если уж на то пошло, слишком тихо. На улицах практически никого не было, но многие стояли на воротах и топали по эстакадам между ними. Также горело много огней – от костров в бочках с горючим до галогеновых прожекторов. Донна ждала, наблюдала и в конце концов увидела то, что искала: мимолетное шевеление в камнях за пределами света. Донна не стала пытаться высмотреть источник, а просто следила за этой областью и ждала, пока ее глаз снова не выцепит движение. Вот, два перемещающихся силуэта. Они походили на кувыркающиеся ошметки ткани, но расстояние было обманчиво. Донна на одно деление увеличила кратность своего бионического глаза, и размытые пятна мигом приобрели резкость.

Пухлые губы Донны невольно скривились. Падалюги – худшие из отбросов человечества. Нет, отказать; падалюги до того выродились и преобразились, что уже вообще не считались людьми. Несмотря на заскорузлые лохмотья, намотанные на них, все было слишком очевидно по землистому оттенку плоти и уродливой внешности. Те, кого она видела, были вооружены примитивным набором кремневых ружей, крючьев и ржавых топоров. Теперь, глядя в нужном направлении, Донна разглядела по меньшей мере дюжину, которая ползла к одним из ворот поселения, будто серые вши. Она стала с интересом наблюдать за развитием событий.

Их заметили где-то на пятидесяти метрах, и вокруг ярким дождем брызнули лазерные заряды. Некоторые из падалюг вскинули свои длинные мушкеты и принялись палить в ответ, но большинство вскочило и побежало (или захромало, а во многих случаях и поковыляло) к воротам. Донна поразилась, увидев, что в атаку бросилось больше двадцати. Они возникли так внезапно, словно это был трюк фокусника.

Она увидела, как они замахали руками, и только через секунду поняла, что они кидают к воротам бомбы. Парочка взорвалась, но из основной части вырвались облака пара, ядовитого на вид. К этому моменту несколько падалюг уже корчились на земле или лежали мертвенно-неподвижно, но испарения отогнали защитников ворот, и обстрел ощутимо ослабел.

Донна на секунду отвлеклась из-за того, что разрозненные залпы кремневых ружей пронзил огонь автоматов. Когда она снова сосредоточилась на воротах, падалюги уже лупили по ним молотами и топорами. С парапета сбоку от ворот заработал тяжелый стаббер, с сердитым перестуком пропарывая в сбившейся толпе кровавую просеку. За этим последовал страшный взрыв фраг-гранаты. Во все стороны разлетелось тряпье и куски мертвечины. Дым еще не успел рассеяться, как уцелевшие уже побежали. Лазеры уложили еще нескольких падалюг, ковылявших в укрытие, и около ворот остался примерно десяток изодранных тел, безмолвно свидетельствовавших об ожесточенности короткой стычки.

Тщательно оглядев окрестности прочих ворот и часть эстакады, Донна заметила еще как минимум дюжину тел падалюг, лежавших по одному или группами. Это демонстрировало практически немыслимую для них целеустремленность, или же присутствие в тревожно больших количествах. Падалюги устраивали засады, нападали на норы, выставляли платные блокпосты, или, если считали себя особо храбрыми и многочисленными, вставали лагерем снаружи поселения и требовали «сбор» со всех входящих и выходящих, пока их не отгоняли, или пока они не уходили самостоятельно. За них постоянно полагалась награда, хотя и настолько ничтожная, что на поиски отправлялись лишь самые невезучие. Если падалюгам пришло в голову начать набеги на хорошо вооруженный пункт вроде Пылевых Водопадов, значит что-то было всерьез не так.

Обстановка создавала совершенно иной набор проблем, нежели тот, который ожидала Донна. Пробраться мимо эстакады с таким большим гарнизоном было в десять раз сложнее, поэтому она решила, что гораздо легче проскользнуть по улицам, оставшись неузнанной. Кроме того, яркие огни – это очень хорошо, но люди, чьи глаза привыкли следить за хорошо освещенными зонами, часто упускают то, что находится в тени. Падалюги представляли собой палку о двух концах: они могли перехватить ее за пределами поселения, а потом зажарить и съесть, или же выступить идеальным отвлекающим фактором, чтобы попасть внутрь.

Донна выбрала путь к лощине среди камней посередине между двумя воротами и где-то в шестидесяти метрах от эстакады: той секции, которую накрывали прожектора. Мысленно зафиксировав ее, она съехала из своего гнезда вниз и быстро двинулась через руины, чувствуя необъяснимый оптимизм. Когда прикрытие стало ниже, ей пришлось пригнуться, а потом ползти на животе по гальке и окатышам, которые толстым слоем покрывали пол купола. Она бдительно выискивала падалюг, используя для этого как глаза и уши, так и нос. Тухлый смрад было ни с чем не спутать, а из Бездны вихрем поднимался крепкий ветер.

Немного проползя, она наткнулась на небольшую впадину, прорытую как раз настолько, чтобы распростершееся внутри тело не было видно с эстакады. Неглубокая траншея змеилась среди щебня в направлении поселения. Она заизвивалась по этому мелкому крысиному лазу и выяснила, что тот разветвляется, а потом разветвляется еще раз. Донна была благодарна за прикрытие от эстакады, однако от мысли, что она выползет на какую-нибудь шайку падалюг, залегших в засаде, у нее встали дыбом волоски на затылке. По ее прикидкам, до лощины оставалось еще пять-шесть метров, когда она едва туда не свалилась и, взметнув россыпь гальки, резко запрыгнула за край, в убежище. И быстро обнаружила, что не одна.

К ней оборачивалась закутанная в лохмотья фигура, находившаяся так близко, что можно было прикоснуться, и источавшая вонь, от которой у Донны заслезились глаза. Она мельком заметила дегенеративное лицо. Один глаз закрывали разросшиеся опухоли, второй комично выпучился от удивления, когда существо увидело, что это не другой падалюга. Рот с отвисшими губами распахнулся, обнажив черные гнилые зубы, и оно набрало воздуха, чтобы заорать и позвать помощь.

Донна вогнала кулак в эту влажную дыру, заглушив крик, а заодно сломав еще несколько зубов и приложив падалюгу головой о булыжники. Тот потянулся за ножом, но она придавила его руки коленями, а затем ударила по голове удачно подвернувшимся камнем. Тщедушное тело дико взбрыкнуло, чуть не сбросив ее. Прилив адреналина заставил мышцы Донны яростно сжаться, и она молча стала снова и снова вбивать камень в его голову. Та раскололась с мокрым шлепающим звуком, падалюга снова слабо задергался, а потом затих.

Донна подняла глаза и внимательно прислушалась, пытаясь определить, уловили ли шум схватки. Рядом заскрипела галька – кто-то подползал! Она перекатила горячий, зловонный труп падалюги поверх себя, натянув тряпье на разбитую голову, откуда теперь на ее щеку и плечо медленно сочились кровь и мозги. Показалось тусклое размытое пятно лица, высунувшегося из-за края лощины.

– Шшш, К`птан глюпи, – прошептал хриплый голос. – Т`бяш упьют.

Голос умолк на середине жалобы, и Донна услышала, как падалюга пару раз принюхался –у него в ноздрях заклокотала слизь.

– Эт`ш крофь, – недоверчиво пробормотал он.

Она была столь же поражена, что он в состоянии что-либо учуять на фоне мерзкой вони, однако он явно смог. Донна схватилась за метательный нож у себя на поясе, но ей мешал мертвый груз трупа. Должно быть, падалюга заметил движение, поскольку приподнялся на краю для лучшего обзора, и прожекторы эстакады на миг высветили его силуэт. Он был более крупным, чем прошлый, и сжимал в кулаке примитивный, но на вид рабочий автопистолет.

Донна застыла, завороженно следя за тем, как на голове падалюги вдруг возникла яркая бусинка красного света. Мгновение та поколебалась, а затем выровнялась. Полыхнуло, и из головы вбок ударили алые брызги. Через долю секунды со стороны эстакады донеслось трескучее шипение выстрела дальнобойного лазера. Излишне дотошный мутант-выродок рухнул, словно его срубили алебардой. Донна прошептала небольшую благодарственную молитву своему неизвестному и невольному хранителю. Она осторожно переместилась по лощине как можно дальше от двух смрадных трупов и устроилась ждать, не высовываясь из уважения к незримому меткому стрелку.

Донна очнулась от первого выстрела. Сколько времени прошло? Где-то час? Она успела отдохнуть и теперь слушала дребезжание и скрежет, с которыми падалюги снова подбирались к воротам. Судя по звуку, они преимущественно собирались справа, между ней и Бездной. Вид подстреленного снайпером тела, лежавшего на открытом месте, явно убедил остальных попробовать другие пути. Как бы то ни было, ее не тревожили в укрытии. Раздались сиплые крики и новые выстрелы, но она высунула голову лишь тогда, когда дождалась ответного треска лазеров.

Та же история под другим углом. Куча более тупых и хуже вооруженных падалюг атаковала ворота, отвлекая огонь на себя, а те, что поумнее, оставались позади и стреляли прицельно. Теперь Донне требовалось действовать быстро. Она сосредоточилась на ближайших к себе прожекторах эстакады, выпустила пару зарядов и нырнула обратно. Отползла немного от места, с которого стреляла, а затем перебралась через край и полуприсела. Все внимание было устремлено на ворота, туда-сюда с сердитым гудением проносились выстрелы, перемежаемые воплями. Ее маленький вклад остался незамеченным. Донна поднялась и побежала к созданному ей пятну темноты, и в этот момент взрывы первых гранат у ворот показали, что драка начинается всерьез.

Теперь все сводилось к тому, повезет ли ей. Повезет ли, что какой-нибудь подонок с пушкой на эстакаде не выпустит по ней очередь. Повезет ли, что она не налетит на мину или капкан. Повезет ли, что падалюги не заметят ее и не подстрелят в спину.

Однако Донна добавила в игральные кости свинца. Мрак и хаос были на ее стороне. Даже если бы ее кто и засек – она была просто одинокой бегущей фигурой, пустой тратой боеприпаса при идущей перестрелке. Термальное зрение бионики не выявило никаких растяжек или нажимных пластин, но потом она в последнее мгновение увидела траншею у основания эстакады. Запертая внутри проволочница тщетно задергалась, а Донна прыгнула на другую сторону. Она ухватилась за опорную балку, без труда закрутила сальто и запрыгнула на бастион наверху. Рядом никого не было видно, но она не стала останавливаться, чтобы присмотреться. Каблуки ботинок Безумной Донны едва успели звякнуть об решетку мостика, как она уже рванулась внутрь Пылевых Водопадов.

Обычно Пылевые Водопады являлись одним из самых оживленных поселений подулья, где было полно самых лучших, готовившихся к путешествию в Бездну, и выживших, вернувшихся отпраздновать свой успех и новообретенное богатство. Разумеется, возвращались совсем немногие, но тем громче звучали аплодисменты для тех, кому это удавалось – все любят победителей.

Теперь же на улицах стояла тишина. По всей мозаике домиков из листовых материалов и пластиковых убежищ, из которых состояли Пылевые Водопады, дверные проемы были закрыты заслонками, а оконные решетки опущены. Там и тут проглядывали отдельные светящиеся щелки, однако в остальном освещение исходило только от эстакады, аляповатых ламп пары харчевен, а также холодных ярких прожекторов, окружавших Администрацию Пылевых Водопадов. Было бы несколько помпезно назвать ее общественным центром: в сущности, она представляла собой старый контейнер для насыпных грузов, который снесло вниз хрен знает откуда во времена потопов. Однако после вваривания внутрь нескольких ярусов, прорезки дверей и окон в бортах и установки генератора она была настоящим особняком по меркам подулья. Она выступала в роли городской ратуши, суда, тюрьмы, арсенала, безопасного хранилища и цитадели того, что над Бездной считалось властью.

Как правило, старый контейнер плотно окружали покупатели, попрошайки, торговцы, разносчики и зеваки, но проблема с падалюгами загнала всех под крышу. На мостике по периметру второго этажа со скучающим видом стояла пара охранников, вот и все. Донна дождалась, пока они не вышли из зоны видимости, а затем скользнула к малоиспользуемому люку в одном из углов. Люк входил в число тех, что были изначально, и позволял попасть во внутренний лаз, предназначенный для проверки уровней распределения груза внутри контейнера. Ограниченный машинный дух до сих пор преданно держал люк под замком. Единственная цель его долгой полужизни состояла в том, чтобы отказывать в доступе любому, кто не введет верный разрешающий код.

Мало кто в подулье обратил бы внимание, что когда-то, до своего затяжного падения вниз, контейнер принадлежал Дому Орлок. Дом Орлок был на слуху в Улье Примус по многим причинам. В первую очередь его знали как Дом Железа, чьи шахтеры поставляли основную часть железосодержащих сплавов на нужды других Домов. Лишь чуть менее известным был дерзкий и агрессивный перехват фантастически прибыльного контракта с Уланти у дома Делак – поступок, после которого между двумя домами началась ожесточенная вендетта, длившаяся по сей день.

Донна сняла перчатку и прижала большой палец к считывателю. Просканировав генетический отпечаток, машинный дух корректно опознал в нем один из многочисленных потенциальных вариантов обхода протоколов шифрования. Это была привилегия Уланти. Вспыхнул зеленый значок, и люк услужливо распахнулся. Будь машинный дух наделен голосом, он бы глупо хихикнул. Цинично усмехнувшись своими пухлыми губами, Донна скользнула внутрь.

Переоборудование контейнера превратило лаз в узкую лестницу, которая поднималась на все три уровня. Внутренний объем был разделен стенами, перекрытиями и потолками из всевозможных материалов. Многие зоны для уменьшения веса представляли собой просто клети, другие же были более основательными, похожими на офисы блоками из бронепанелей и цемента.

Крадучись вверх по лестнице, Донна видела движущиеся тени и улавливала обрывки разговоров, которые указывали на то, что вокруг находится некоторое количество людей, занятых едой, сном, уходом за ранеными или ремонтом оружия. Донна перестала утруждать себя попытками скрываться: так она будет только сильнее выделяться. На втором этаже она беззаботно вошла в дверь уродливого блока с решетками на окнах, ведя себя так, словно имела полное право там пребывать.

Оказавшись внутри, она прошагала по короткому коридору, от которого отходили две двери, и добралась до лестничной площадки в конце. Донна проверила дверь слева и выяснила, что та открыта. Скользнув туда, она обнаружила темный офис с потрепанной мебелью, покрытой кренящимися горами пергамента. В одном углу тихо бормотал основной когитатор в латунной оправе, отщелкивавший своими костяными клавишами неспешный ритм. Услышав поднимавшиеся по лестнице шаги и голоса в коридоре, Донна благоразумно отступила за дверь, а люди остановились снаружи.

– Да, а еще в силе остается тот факт, что ничего нельзя сделать, пока мы в осаде, есть там ордер или нет. Она тут все равно не покажется.

Это был утомленный баритон.

– Ханно, ты можешь хотя бы повесить листовки с ордером. Я думал, это твоя работа как старшего дозорного, – отозвался насмешливый шепот.

Первый голос стал холодным.

– Я не стану плясать под твою дудку, Бак. Как тебе хорошо известно, у меня на сковородке рыба покрупнее. Если хочешь помощи, ступай в харчевни. Там вполне достаточно подонков с пушками, которые слишком дорожат своей шкурой, чтобы подвергать ее опасности на стене. Иди и собери зачистку, если хочешь. Начать можешь прямо от ворот.

– Шаллей об этом узнает!

– Ну, если желаешь, скажи ему, что он может спуститься сюда, и мы обсудим это по-мужски. Нет? Тогда лучше бы тебе пойти. Предложил бы тебе выпить, но ты мне реально не нравишься, так что исчезни.

Шаги удалились, дверь отворилась, и вошел мужчина, бросивший на стол массивный помповый дробовик. Он провел рукой по коротко побритым седым волосам, помассировал мускулистую шею, а затем потянулся к бутылке на столе. На тыльной стороне кисти были вытатуированы рубленая черная аквила и номер.

– Все те же старые грешки, Ханно? Я в тебе разочарована, – произнесла Донна максимально обольстительным голосом.

Ханно выронил бутылку, крутанулся вполоборота, попытался сгрести сосуд на лету, перехватил его, подбросил вверх и наконец-то снова поймал, немного пролив. Он яростно уставился на Донну.

– Проклятье, распутница, я из-за тебя чуть не лишился последней выпивки по эту сторону от Шлакового Города.

Безумная Донна впервые за много дней громко рассмеялась.

– Мне нужна твоя помощь, и похоже, Келл весьма любезно только что снабдил тебя подробностями, почему.

Его рука лежала на затыльнике хорошо смазанного болт-пистолета.

– У тебя хватает духа, раз пришла сюда. – Судя по голосу, Ханно был рассержен. – Мой служебный долг защищать Пылевые Водопады от людей вроде тебя и Бака: преступников, охотников за головами и всех остальных, кто считает, будто может устроить пальбу или свести тут счеты и нарушить перемирие. Что ж, не в мою смену.

Болт-пистолет отлично работал в перестрелке, но слабо годился для быстрого выхватывания, так как из-за тяжелого магазина его было трудно вытащить в спешке. По-настоящему ловкие пользователи учились справляться с этим, стреляя от бедра – просто наклоняли пистолет в кобуре, чтобы выпустить первый заряд, прежде чем доставать ствол. Специалистов можно было заметить по тому, что они пристегивали оружие высоко на бедре в кобуре без наконечника. Ну ладно, специалистов и позеров. Ханно пристегивал свой болт-пистолет высоко на бедре, и он не был позером.

– Ханно, если наставишь на меня эту ручную пушку, мне придется ее у тебя забрать. Ты же знаешь, тебе это не понравится. – Донна чуть-чуть переместилась и от этого движения почти физически повеяло угрозой.

Ханно застыл, а потом слегка расслабил руку.

– Я не могу допустить, чтобы ты прямо сейчас шлялась по Пылевым Водопадам, – сказал он. Его голос смягчился до строгого неодобрения. – Не теперь.

– Да, я при входе повстречала новых соседей. Не могу сказать, что они мне особо по душе.

– Если ты шныряла по округе в одиночку, то тебе повезло остаться в живых. На данный момент нам пришлось слушать, как они свежуют и жарят четверых человек, которые считали себя достаточно ушлыми, чтобы пробраться наружу. – Ханно покачал головой и сделал глоток амасека. – Некоторые люди рождаются дураками, по-дурацки и умирают.

– Я могу о себе позаботиться.

Ханно поставил бутылку, осознав, что она выдает тот факт, что у него подрагивают руки. Он задал вопрос в лоб:

– Что нужно, чтобы ты отсюда убралась? Ты же знаешь, что по правилам я должен сообщить о твоем присутствии охотникам за наградой, если только ты не готова меня убить, чтобы не было шума.

– Не думай, будто я не размышляла об этом, особенно в силу того, что слышала, как ты разговариваешь с Келлом Баком. Когда, черт побери, вообще заявился этот ублюдок? Я сама чуть ноготь не сломала, добираясь сюда с такой скоростью.

– Всего две смены назад он прибыл с парой разведчиков-крысокожих. Говорят, они вышли из Славной Дыры еще с парой рабов-носильщиков, но те не выжили. Зная Келла, он, вероятно, продал их падалюгам.

– Они не попытались помешать ему попасть внутрь?

– Они пропускают любые теплые тела: надо кормить больше ртов, видишь ли. Просто не дают никому уйти. – Он посмотрел на Донну, словно увидел ее впервые. – Трон, ты в ужасном состоянии. Выглядишь так, будто тебя макнули в сток. Это кровь?

– Отчасти, не моя. Еще мозги, тоже не мои. И куча ожогов, вот они мои, а жаль. – Она кокетливо наклонила голову. – Простите меня, благородный господин Ханно, что не помылась приемлемым образом, прежде чем представиться, но я так спешила оказаться возле вас.

Ханно сделал кислое лицо и уже собирался было резко ответить, но решил не попадаться на приманку.

– Зачем ты здесь, Донна?

– Мне нужно по-быстрому глянуть на твои гильдейские декларации.

От изумления непрочное самообладание Ханно треснуло, как надломившееся стекло.

– Так и знал. Можно подумать, тут мало проблем, так ты еще хочешь, чтобы я позволил тебе напасть на гильдейцев.

– Слушай, Ханно, я знаю только то, что в Славной Дыре со мной связался гильдеец и устроил встречу. Когда я пришла туда, то обнаружила, что меня караулят Келл с Шаллеем. – Легкое искажение правды, но должно было сработать. – Я рванула сюда так быстро, как только могла, потому что это лучшее после Двух Туннелей место в подулье, чтобы навести справки о гильдейцах.

Два Туннеля были обширным поселением в нижней точке самых исхоженных спусков от Города-Улья. В определенный момент товары большинства гильдейцев проходили там, направляясь наверх или вниз. Пылевые Водопады занимали схожую позицию по отношению к Бездне – здесь бывали все гильдейские караваны, шедшие наверх или вниз. Сточное Озеро и окружавшие его слои спрессованного мусора содержали в себе богатейшую добычу, какую только можно было отыскать на Дне Улья, и поэтому, несмотря на почти полное отсутствие карт и крайнюю опасность (даже по меркам подулья), ни один гильдеец не мог надолго удержаться в стороне.

– Ты преступница, Д`оннэ. Ты выбрала эту дорогу. Куда бы ты ни пошла, охотники за головами явятся за тобой. – Ханно сознательно пытался восстановить контроль над ситуацией. Ему явно ни чуточки не нравился этот разговор о гильдейцах.

– Иди ты на хрен, Ханно. Это напыщенное дерьмо неправда, и ты об этом знаешь. Ты просто прячешься за значком стражника. Даже когда милый папочка увешал все подулье моим именем и лицом, гильдейцы не полезли. Они никогда не вмешиваются в семейные ссоры. Это у них вроде правила.

Ханно выглядел упрямо и решительно. Он снова положил руку на затыльник своего пистолета.

– Не прокатит, Донна. На сей раз я тебя арестую. Твоим личным вендеттам просто придется подождать.

***

Внешние ворота плавно откатились, и внутрь хлынул теплый, зловонный воздух. Д`оннэ едва не лишилась чувств. Это напоминало худший из телесных запахов, какой ей когда-либо доводилось ощущать, усиленный в миллион раз, но вдобавок насыщенный прослойками серы, машинного масла, испражнений, дыма и еще сотни других невыносимых примесей.

Она вспомнила о фильтрующих затычках, которые ей дал Ларс, и претерпела унижение, засунув эти мягкие цилиндрики себе в ноздри. Дискомфорт от их ношения определенно оправдывался. По крайней мере, теперь Д`оннэ почувствовала, что может сделать вдох и не поперхнуться – если не открывать рта.

За воротами стояла мгла, тусклый туман полз по железному мостику, который вел к дороге, освещенной желтым светом ламп наверху. Было сложно сфокусировать глаза, так как в голове постоянно прокручивались вспышки воспомнинаний: распростертые тела, Граф…

Она покачнулась и чуть не упала. На мостик выступила фигура – зловещий черный силуэт, который как будто навис над Д`оннэ.

– Благородная дама, с вами все в порядке? – протрещал голос из вокс-динамика, установленного на бронированной груди фигуры. Голова в шлеме с подозрением повернулась из стороны в сторону, словно ища нападавшего.

– Нет, я… у меня все идеально… – она рискнула, – блюститель.

Открыв рот, чтобы заговорить, она позволила мерзким испарениям вновь ворваться внутрь и подавила кашель от тлетворного привкуса.

– С вами нет свиты, благородная дама? – из-за сглаживающего эффекта вокса говорящий казался безучастным, однако натренированным этикетом ушам Д`оннэ модуляция слов сообщила об уровне удивления, граничившем с недоверием.

Она покачала головой.

– БудьтедобрыукажитемнедорогукдомуЭшер, – выпалила она на одном дыхании и снова захлопнула рот.

Человек замер и мгновение оглядывал ее, будто впервые увидел по-настоящему.

– Дому Эшер?

Она царственно кивнула в ответ, решив больше не пускать смрад в рот.

– Прошу вас, подождите секунду.

Фигура отступила назад, скрывшись из виду, и Д`оннэ услышала отрывистое ворчание переговоров по коммуникационному каналу вокса. Семена сомнения внутри нее начали укореняться всерьез. Ей ни за что не выбраться. Вообразила, будто может просто выйти из Шпиля, и никто ее не остановит. После того, что она сделала, сейчас ее, вероятно, уже искал каждый силовик в Улье Примус.

Блюститель снова появился, держа в руках самую большую пушку, какую когда-либо случалось видеть Д`оннэ. Ее плечи покорно поникли при виде человека, преграждавшего ей дорогу к свободе. Он был начеку, вооружен и практически с головы до ног покрыт броней из гладких черных пластин керамита, включая полный шлем. Д`оннэ казалось, что она кое-как может увидеть его подбородок и различить, где под тонированным визором должны находиться глаза.

Силовик отвернулся от нее и затопал по мостику.

– Сюда, благородная дама. Мне разрешено сопроводить вас до территории Дома Эшер.

Д`оннэ моргнула, пока туман пытался поглотить фигуру блюстителя, а затем после секундной нерешительности поспешила следом. По какой-то причине силовики не искали ее по всему Улью Примус. Дражайший папочка явно замалчивал ситуацию. Не слишком удивительно, принимая во внимание, что блюстители представляли собой официальные правоохранительные силы и личную армию лорда Хельмавра в улье.

Планетарный губернатор был известен как активный сторонник унижения знатных домов под любым возможным предлогом. «Наведения чистоты», как утверждало его знаменитое изречение. Это произрастало из старинного политического убеждения, что дома аристократов проявляют слабость, не справляясь с поддержанием порядка внутри себя. Догма гласила, что наиболее могущественная фракция – принадлежавшая лорду Хельмавру – может и должна пользоваться возможностью продемонстрировать превосходство над другими семействами, в то же время невзначай заботясь, чтобы вопрос не разрешился к чьему-либо продолжительному удовлетворению.

Какой скандал. Это было классическое средство удерживать дома в подвешенном состоянии, когда они грызлись между собой и, будто болонки, искали милости губернатора. Патриарх Сильванус из Дома Уланти счел бы такое невыносимым. Несколько веков труда его жизни могло за десять лет уничтожить одно блудное дитя. Причем его дитя. Д`оннэ Уланти.

До дороги она добралась, рассматривая блюстителя уже не как опасность, а как защиту. Броня силовика, от широких наплечников до тяжелых ботинок, была отформована, чтобы придавать носителю грозный и обезличенный вид. Но пока Д`оннэ глядела на мужчину, она также поняла скрытый замысел показать, что внутри все же человек. Нижняя часть лица блюстителя оставалась на виду, и, хотя на поясе с оружием висели массивные перчатки, руки были голыми и резко выделялись на черном металле пушки. На тыльной стороне кисти у него была татуировка, которая изображала абстрактного треугольного орла, сжимавшего в когтях номер.

Похоже, блюститель перехватил ее взгляд и то ли предположил, то ли сделал вид, будто предположил, что она смотрит на его оружие.

– Это картечница новой восемьдесят девятой модели, благородная дама, – ровно протрещал вокс. – Лично я предпочитаю старые семьдесят пятые. В свое время это были хорошие штуки.

Последовала пауза, словно силовик размышлял, не забылся ли он и не заговорил ли несвоевременно.

– Печальная необходимость для вечерней смены, благородная дама, – мрачно продолжил он. – Пролетарии склонны к некоторой дерганости, когда возвращаются с конвейеров. Я вызвал для вас фелуку. Она должна сейчас прибыть.

На этом он явно решил заткнуться. Д`оннэ на миг задумалась. Должно быть, его сжигало любопытство, почему знатная женщина, по сути просто девочка, направляется в Город-Улей в одиночестве. Подобные вещи были почти беспрецедентны. Однако законы пиетета запрещали ему спрашивать аристократа о делах без надлежащей причины и полномочий. Вероятно, он придерживался мнения, будто она шпионка Хельмавра, но вполне легитимно заявлял, что защищает ее в Городе-Улье, что безупречно попадало в его юрисдикцию.

Д`оннэ решила использовать появление транспортного средства (она предположила, что именно это и означает «фелука») как возможность вежливо, но твердо отослать силовика обратно на пост. Тогда и поглядим, найдутся ли у человека в большой броне яйца, чтобы спорить с аристократкой, как бы молодо та ни выглядела. Она решила начать закладывать фундамент сейчас, чтобы лучше утвердить свое превосходство впоследствии.

– Каквасзовут? – выдавила она.

– Блюститель Ханно, благородная дама.

А вот это было интересно. Он не ответил просто: «Ханно». Он подтверждал свои полномочия, при этом признавая и преуменьшая ее власть. В ее изящные уши остался вложен подтекст, что никто, даже аристократия, не стоит выше закона. Она мысленно улыбнулась, представив, как он каждое утро отрабатывает эту фразу перед зеркалом.

Блюститель Ханно, благородный господин.

Блюститель Ханно, благородная дама.

Блюститель Ханно, гражданин.

Блюститель Ханно, мразь.

У него определенно был как раз нужный тембр голоса, чтобы по команде передать всю силу закона. И тем не менее, теперь она знала его имя, а он не знал ее. А также она знала, что он умен.

О, и еще она знала, что он тщеславен.

4: «НеДоБроПоЖраЛьнЯ»

Безумная Донна и старший дозорный Ханно стояли лицом к лицу, прищурив глаза и держа руки на пушках. Оба были готовы в мгновение ока выхватить оружие и выстрелить. Они замерли, словно статуи, понимая, что малейшее резкое движение может стать прелюдией к бурной перестрелке на дистанции всего в два метра. Участие двух столь смертоносных бойцов гарантировало, что никто из них отсюда не уйдет.

Безумная Донна заговорила первой, негромко:

– Ты забываешься, Ханно, я знаю, кто на самом деле дергает тебя за ниточки.

– Это не…

– Верно? Правда? Возможно, но если здешние парни хотя бы вообразят, что ты в Культе Искупления, станешь таким же покойником, как Хаген.

– Путь Искупления – это путь спасения для всех нас, Д`оннэ, – прорычал Ханно.

– Не трать на меня свои догмы. Тебе известно, что я так же безнадежна, как и все остальные подонки тут или там, – Донна кивнула в направлении эстакады снаружи, подразумевая все подулье. – А еще тебе нужен каждый боец, иначе те падалюги тут задержатся надолго.

При упоминании о падалюгах взгляд Ханно неуверенно дрогнул, что выглядело странно, ведь человек вроде него не должен был их бояться. Донна вдруг начала понимать, что на самом деле творится в Пылевых Водопадах.

Искупители представляли собой экстремистский культ, который верил в искупление огнем и покаянием – что лишь беспощадно стирая грех во всех его видах, человек может стать достаточно чистым для встречи с творцом. Грех принимал множество форм, включая пьянство, азартные игры, совокупление, стрельбу в людей – в принципе, все забавные штуки. Однако настоящие толпы собирались и взвинчивали себя до крайнего возбуждения из-за еретиков, мутантов и псайкеров.

В Городе-Улье Культ Искупления являлся силой, с которой приходилось считаться. У них были приверженцы и обращенные в каждом доме, а также буквальная власть над всем Домом Кавдор. Но в подулье они имели куда меньше могущества, а их сторонники были малочисленны и редки.

Искупители появлялись в подулье всего по двум причинам. Большинство обустраивалось своими тяжеловооруженными и неразговорчивыми общинами, чтобы находиться подальше от греховных соблазнов Города-Улья и всех прочих поселений. Остальные были худшими психопатами, бандитами и фанатиками в культе – людьми, чьи взгляды и методы стали слишком крайними даже для безжалостных иерархов Искупителей. Этих единичных ветеранов посылали вниз в «Крестовый поход», или же давали им священное поручение войти в логово порока, каковым являлось подулье, и бичевать и очищать каждого грешника, кто попадется на пути.

– Ты использовал Пылевые Водопады как фронт вооружения крестоносцев, так ведь, Ханно? – У него сделался потрясенный вид. В яблочко! Донна почувствовала слабое место и надавила посильнее. Она подняла изящный палец и принялась помечать пункты в воображаемом журнале. – Схроны с оружием, закопанные в Пустошных Зонах, немного прометия для огнеметов, кое-какая еда в симпатизирующих норах, и все это довольно удобно забирать перед спуском в Бездну. Бьюсь об заклад, за последнее время ты сделал их чистки куда более успешными.

Донна горестно покачала головой.

– Падалюги не особо умные, но они могут понять, когда у их врагов становится больше боеприпасов и оружия. А если они могут это понять, то и вычислят, что ты получаешь это до того, как идешь в Бездну – получаешь в поселении наверху!

Ханно защищался:

– Все не так просто. Король Редворт баламутил кланы, и снаружи орали, что они идет с армией, чтобы сжечь это место. Поработал и тот дьявол Валуа. Чумных зомби видели повсюду до самых Грозных Залов еще до того, как осада вообще началась. Стоят злые времена, Д`оннэ.

– Да, Ханно, там снаружи грешный мир, но ты готов наставить на меня пушку, потому что я пришла с неудобной просьбой? Стыдись.

Она немилосердно долбила по его единственной большой уязвимости – чрезмерно развитому чувству справедливости – и сознавала это. Похоже, Ханно засомневался, что определенно пошло на пользу его туповато-решительному лицу.

– Слушай, Ханно, просто дай мне посмотреть реестр, и я уйду. Никому не нужно знать, что я сюда приходила. Когда выберусь из Пылевых Водопадов, а ты знаешь, что я выберусь, то сообщу дозорным – Трон! Я даже сообщу гильдейцам – что происходит, чтобы они смогли прислать подмогу. Ты не один, сам знаешь. Пять миллиардов людей всего в нескольких коллекторах отсюда.

Ханно слегка улыбнулся блеклой шутке, и с его плеч как будто сняло часть тяжести.

– Конечно, ты права. Я веду себя словно какой-то средневековый барон и считаю Пылевые Водопады крошечным огоньком среди наползающей тьмы. Другие придут нам на помощь.

Донна цинично рассмеялась.

– Еще как придут, пусть и только для того, чтобы остановить падалюг, пока те не записали на свой счет успех и не стали в десять раз опаснее. – Она протянула руку, подцепила бутылку амасека и глотнула, наслаждаясь тем, как понемногу спадало напряжение, пока крепкая выпивка щекотала нёбо. Ханно, вероятнее всего, уже отказался от идеи запереть ее, и теперь она стала потенциальным союзником в час нужды.

– Похоже, вы их там размазываете, – заметила она. – Они теряют по дюжине за один набег на ворота.

– Но каждую смену заявляется еще две-три дюжины падалюг, и они перемалывают наши боеприпасы быстрее, чем мы успеваем делать новые. Мне пришлось ограничить стрельбу лазганами, если нет угрозы, что падалюги прорвутся за ворота. Пока что у нас было всего несколько смертей, но их количество начинает расти.

– Думаешь, Король Редворт идет с армией?

– Нет. Я думаю, армия уже здесь.

– Его имя Теодус Релли?

– Верно.

Старый когитатор Ханно немного подребезжал и потикал, а затем в окошке проступили строчки аляповато-зеленого текста.

– Вот, пожалуйста. От него сюда ничего не поступало за последние шесть месяцев.

– Откуда он отправляет грузы?

Ханно повернул маленькую шестеренку сбоку от окна, и слова сдвинулись выше по стеклу.

– Нижний Город. Он владеет там имением, зарегистрированным как адрес для отгрузок, и, кажется, получает посылки с металлоломом, археотехом, жгучей плесенью и подольницей. Еще он занимается оружием, амуницией, бионикой, экипировкой для выживания – всем обычным барахлом.

– Но шесть месяцев не совершал никаких сделок выше Бездны? Это странно.

– В реестре есть дополнительные заметки, но они заблокированы. Я посмотрю, что смогу сделать.

– Хочешь, я попробую?

– Д`оннэ, прошу, вспомни, кто изначально учил тебя щекотать когитаторы. – Узловатые пальцы Ханно с удивительной деликатностью летали по грязным костяным клавишам когитатора. Татуировка с орлом на руке пикировала и ныряла, словно ее живой двойник.

– Разве делать это для меня не является также грехом?

– Технически, это греховная кража, но гильдейцы – своекорыстные служители скверны, и потому против них допустимо использовать любые средства, так гласит учение.

– Я и не знала, что Искупители считают гильдейцев врагами. Возможно, они и распространяют падение нравов, но уж точно не на одном уровне с мутантами и вещунами.

– Некоторое время назад были кое-какие… происшествия, из-за которых гильдейцы поставили вне закона всех крестоносцев. Они даже объявили награду за Архизелота, Искупителя и Отца Каминского. Полные кретины. Худших из фанатиков теперь больше вообще ничего не сдерживает, а за теми, кто искренне пытается защитить нас, идет охота. Гильдейцы совершили ошибку, пойдя против праведников. – Лоб Ханно нахмурился, а костяные клавиши застучали с удвоенной скоростью. – А сейчас помолчи секунду. Мне нужно сосредоточиться.

Донна прошлась по офису к маленькому зарешеченному окну и выглянула наружу. Она увидела ореол света от эстакады, и ей почудился далекий треск выстрелов. Железистые крыши Пылевых Водопадов как будто плотно сгрудились внизу. Среди них она заметила освещенную вывеску харчевни на следующей улицы. Изначально там было написано: «Добро пожаловать», но какой-то остряк забрался наверх с банкой краски и распылил ее, так что получилось: «НеДоБроПоЖраЛьнЯ». Донна задалась вопросом, не туда ли уполз Келл Бак после ухода отсюда. Она наклонилась и увидела рядом еще одну харчевню, но не смогла определить, какая ближе всего.

– Что тебя заинтересовало? – спросил сзади Ханно. Донна подавила порыв дернуться.

– Просто пытаюсь рассмотреть периметр эстакады, – соврала она.

– Что ж, я прошел через блоки на реестровой записи Релли, и тут есть кое-что странное.

Донна вернулась к сидящему Ханно и глянула поверх его плеча. Через секунду она сдалась и с отвращением пожала плечами.

– Я даже не знаю, на что смотрю.

– Гильдейцы не делают свои записи простыми для понимания, это правда. Иначе любое отребье могло бы вломиться и найти декларации, схемы маршрутов и всевозможную полезную информацию. – Ханно увлекся этой темой. Он явно провел уйму времени, размышляя, как бы поиметь гильдейцев. – Однако большая часть здесь просто акронимы, сокращения и кодовые номера. Вот, посмотри на это.

Ханно указал на конкретную строку на экране, и Донна послушно посмотрела туда.

<<.350.98/Экс./МД@4.83x5.37x1.21/уч.7/С.О.1293ГК//ННВ// Кмп.>>

<<.622.98/Экс./МД@4.83x5.37x1.21/уч.14/С.О.3571ГК//ННВ//Кмп рассм.>>

– Ханно, ты меня всерьез бесишь. Какого черта это должно значить?

– Вот чем Релли занимался последние шесть месяцев, и это говорит нам, что у него большие проблемы.

– Выкладывай.

– Ну, первая часть – это отметка даты. Дальше финансовая деятельность Релли в этот день, и как правило там караваны, партнерские сделки или инвестиции. «Экс.» означает экспедицию, то есть, обычно, отправку группы бандитов в Пустошные Зоны на поиски чего-либо.

– О, в самом деле? Чего, например?

– Могло быть что угодно: трофеи, жгучая плесень, или даже организация охотничьей экспедиции для какого-нибудь аристократа из Шпиля, чтобы наловить маток пауков.

Ханно приподнял бровь, глядя на Донну и ее очевидное нетерпение, но та решила не вестись на приманку.

– Итак, ты хочешь мне сказать, что тут об этом не говорится, – парировала она.

– Нет, но остальная запись дает нам больше подсказок. Следующая часть – индекс местоположения, и он мне не знаком, поэтому отсюда мы понимаем, что это изрядная глушь. Могу сказать, что это весьма в глубине, почти на Дне Улья. Кроме того, обе экспедиции направлялись в одно и то же место, а маленькая пометка «@» означает, что у них не было четких координат его расположения.

– А вот это интригующе.

– О, уже лучше. Две следующие части касаются самой экспедиции: в первой было семь участников, а во второй четырнадцать. Фрагмент «СО-число-ГК» – стоимость оборудования экспедиции в гильдейких кредитах. Первая была снаряжена довольно хорошо, а вторая и того лучше.

– И что же означает «ННВ»?

– «Назад не вернулась».

Донна почувствовала, как по спине пробежал холодок. Релли отправил двадцать одного человека на преждевременную смерть в каком-то углу Пустошных Зон. Что могло иметь для него такое значение? И, что еще важнее, зачем он отправил ей послание? Она пожалела, что не знает, кто входил в те экспедиции, и можно ли было считать кого-то из них своим другом. Донна надеялась, что нет.

– Так ты поэтому говоришь, что у Релли проблемы? Из-за потери всех этих людей?

– Ох, Донна. Ты до сих пор не понимаешь, каковы на самом деле жители улья, да? Особенно гильдейцы. Люди ничего не значат. Причина, по которой у Релли проблемы, состоит в том, что за две экспедиции он спустил почти пять тысяч, ничем не отбив вложения. «Кмп.» значит, что стоимость первой экспедиции он компенсировал из центральных фондов гильдии, что гильдейцы вправе делать при понесенных убытках. Однако вторая заявка на рассмотрении, и другие гильдейцы, скорее всего, зададут куда больше вопросов по поводу отправки двух экспедиций в одно и то же место и потери обеих. Один раз можно списать на неудачу, два сочтут некомпетентностью.

– Так почему же он за мной гоняется?

Ханно откатил свой табурет от когитатора. Закрывая окно, тот издал удовлетворенный вздох – о нем благополучно забыли, и он мог свободно снова продолжать свои зачисления. Стражник подошел к столу и достал два грязных стакана. Он хмуро поглядел на них и виновато потер, а затем решил, что алкоголь убьет любые бактерии – уж точно гораздо больше, чем его рукав. Налил каждому порцию амасека и снова уселся.

– Не знаю, Д`оннэ. Ты не думала, что он может вообще за тобой не гоняться? Шаллей и Келл умны, они могли всего лишь перехватить сообщение и решить воспользоваться им по случаю.

– А у меня из задницы могут вылететь кроталиды. Таких совпадений в моей жизни не бывает.

– Верно, все происходит не просто так, вроде как при нашем первом знакомстве. Встреча с тобой запустила цепочку событий, которая убедила меня бросить все, что я имел в Городе-Улье, и спуститься вниз, ведь я обнаружил, что тут во мне нуждаются сильнее, чем где-либо еще.

– Я лишь хочу сказать: возможно, Релли не охотится на тебя, – продолжил Ханно. – Скорее похоже, что он чего-то от тебя хочет. Пускай ты об этом и не знаешь, но у тебя может быть информация о тех членах пропавших экспедиций или о том, куда они делись. Хорошо известно, что ты бываешь в Пустошных Зонах чаще большинства.

Донна обдумала это. Послал ли Релли охотников, чтобы захватить ее для допроса? Посылал ли он вообще за ней охотников? После Славной Дыры ей не хватило времени все тщательно обмозговать, а информации о Релли еще практически не было. Тогда он проявил себя исключительно в качестве успешного закулисного злодея, выставившего на передний план Баков в роли тупых подручных. Ханно был прав. Все могло быть – а вероятнее всего, и было – намного сложнее. У Релли имелись свои заботы, иначе, независимо от его скрытых мотивов, ему бы вообще не хватило отчаянности связаться с Донной. Существовал лишь один верный способ разобраться.

– Ну ладно, отыщу его в Нижнем Городе. Он сможет мне сам сказать.

Глаза Ханно слегка выпучились.

– Ты никогда не тратила много времени на принятие решений, так ведь?

– О, дорогуша, у меня уходит целая вечность, когда дело доходит до выбора обеда или блеска для губ.

Ханно невольно рассмеялся и опять покачал головой.

– Может, в душе ты и неистовая психопатка, Д`оннэ, но ты всегда знала, как расслабить людей и заполучить их на свою сторону. Если бы ты просто смогла делать это ответственно, из тебя вышел бы великий лидер.

Интонация Донны тут же стала язвительной.

– Святая Д`оннэ Искупительница? Не думаю.

– Ты же знаешь, что могла бы сделать много хорошего. Могла бы обратить свое прошлое в какую-то позитивную основу для перемен вместо того, чтобы прятаться от него здесь.

Донна опрокинула в рот остатки амасека и наградила Ханно уничтожающим взглядом, от которого тот отвел глаза в сторону. Она встала и направилась к двери. Ханно начал было подниматься со словами:

– Д`оннэ, погоди…

Донна обернулась к нему и яростно прервала стремительным потоком фраз:

– Нет, Ханно, это ты погоди. Я давала тебе много поблажек за то, что ты для меня сделал. Но… – Она силилась сдержаться, стараясь не закричать на него. – Я не стану вести с тобой этот спор. Ты упертый, а я злая, и ты мне слишком нравишься, чтобы в итоге опять в тебя стрелять.

Она толкнула его обратно на табурет, поцеловала в щеку и быстро отвернулась, чтобы он не увидел ее слез. К собственному удовольствию, она не хлопнула дверью при выходе.

Перед тем, как выйти наружу, Донна сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. Она вытащила лист для сбора росы и обернула пластиковое полотно вокруг головы и плеч. Поскольку фильтрующая жестянка болталась у бедра, из рососборника получался приличный импровизированный бурнус, и в подулье такие часто носили. Также они весьма хорошо скрывали лицо и руки, поэтому пользовались популярностью и по другим причинам.

Донна направилась к «НеДоБроПоЖраЛьнЕ» с целью приступить к поискам Келла. О чем она не сказала Ханно, так это о том, что самым простым способом узнать побольше о Релли было выследить одного из наемников. После надлежащего подбадривания вроде выколотого глаза или утраты нескольких пальцев на ногах Келл охотно наизнанку вывернется в фигуральном смысле, ведь ему не захочется проделать это в буквальном.

Фасад харчевни освещали висячие лампы и трескучие неоновые трубки. Это было низкое, похожее на сарай строение, которое тянулось между двух переулков и имело по выходу на каждом конце. Когда Донна толкнула дверь, ее встретила стена дыма, телесной вони и шума изнутри. Заведение было забито до упора, и атмосфера в нем стояла просто омерзительная.

Донна осторожно двинулась сквозь толпу, пытаясь прощупать, кто там есть, и не таращиться на них в открытую. Большинство клиентов были боевиками банд и малолетками из разных домов. Она увидела огромных мускулистых Голиафов с бритыми головами и индустриальным пирсингом, кавдорцев в псевдо-средневековой мешковине с капюшонами, а также длинноволосых Орлоков в кожаной одежде. Банды застолбили за собой разные участки бара и проводили большую часть времени, кровожадно разглядывая друг друга. Бармен харчевни и его девочки выглядели издерганными. Они постоянно перемещались между различными группами, стараясь, чтобы все оставались довольны, и не возникало никакой ревности.

Чувствовалась едва подавляемая затаенная тяга к насилию. Осада явно трепала всем нервы. Это были члены успешных банд – крутые, хорошо вооруженные и опытные. Они прибыли в Пылевые Водопады, чтобы спуститься в Бездну в поисках состояния, но вместо этого обнаружили, что застряли тут вместе с тем самым отребьем с пушками, с которым должны были конкурировать (то есть перестреливаться) в Пустошных Зонах.

То, что они еще не вцепились друг в другу глотки, свидетельствовало о способностях Ханно в качестве дозорного. Также стоило отметить, что боевиков наиболее конфликтующих домов – Голиафов с Эшерами, Орлоков с Делаками – явно разделили по двум харчевням Пылевых Водопадов, чтобы снижать напряженность. Донна не видела во всем заведении ни единого Ван Саара, Делака или Эшера.

За одним очевидным исключением. Келл Бак с его длинным черным плащом и бледной выбритой головой выделялся, словно угольная палочка в коробке с цветными карандашами. Донна заметила его в дальнем углу за разговором с бандой Голиафов, имевших незаинтересованный вид. Двое разведчиков-крысокожих отдыхали рядом, у барной стойки, и обильно напивались. Донна придвинулась поближе, чтобы подслушать, о чем идет речь.

– Это легкие деньги, – говорил Келл хриплым шепотом. – Объединимся, пробьем дорогу, снова найдем сучку и уложим ее. И вдруг вы на сотню кредитов богаче, да еще и вышли из Пылевых Водопадов.

Предводителем Голиафов был огромный громила, через бугрящиеся бицепсы и грудные мышцы которого проходили стальные болты. Он издавал неспешный басовитый рокот, будто тектонические плиты терлись друг о друга:

– Тебе пушек-то надо будет поболе, чем у нас, а ни один ублюдок не станет всех этих парняг раскочегаривать за вонючую сотню кредов.

– Ты не уверен, что побьешь ободранную шайку падалюг? – Келл не пытался оскорбить Голиафа, но это все равно прозвучало как издевка.

Здоровяк-Голиаф неприятно ухмыльнулся, а затем продолжил так, словно Келл ничего и не говорил:

– Секи сюда, твои падалюги ниче не могут, если их загнать, да отпинать, но на просторе-то они просто сваливают, да вечно стреляют тебе в зад из потемок. Надо ж целую кучу парней, чтоб пасли со всех ваще сторон. Никто на вылазку не сунется, ежели остальные-то в безопасности остались. – Вожак обвел бар своим мясистым кулаком, после чего снова отхлебнул из глиняной кружки. – Все идут, либо все остаются, и никакая сраная награда не покатит, чтоб в одно лицо под замес лезть.

Он грохнул кружкой, показывая, что поделился последней своей мудростью по данному вопросу.

Донна заметила, что один из крысокожих странно на нее посмотрел, а затем не слишком скрытно прошептал что-то на ухо соседу. Она напряглась, готовясь к бою и ожидая, что эти двое оповестят Келла об ее присутствии. К ее удивлению, оба встали и вышли из бара, не оглядываясь назад. Келл, похоже, не обратил внимания.

– Но Безумная Донна легкая добыча, чисто репутация и ничего дельного, – прохрипел Келл, все еще пытаясь вызвать какую-то заинтересованность. – В прошлый раз хватило только меня и Шаллея, да и ей помогли уйти. Разве она как-то раз не освежевала члена вашей банды? Не хочешь за это поквитаться?

Это как будто вновь разожгло интерес Голиафа. Его челюсть угрожающе выпятилась.

– Гришь, Голиафы слабаки? Ты эт` сказать хошь? Эта Донна ж зверь, мужик. Ваще злая. Иначе б одного из нас не вынесла.

– Зверь? Она просто испорченная мелкая сучка из верхнего улья, которой один раз уже всыпали.

В жизни бывают моменты, когда оглядываешься на свои поступки, и они кажутся тебе труднопостижимыми, а то и вообще невероятными. План Донны состоял в том, чтобы следить за Келлом, пока она не сумеет застать его одного. Но от его бахвальства, как он выгнал ее из Славной Дыры, у нее вскипела кровь, и она не смогла оставить это без возражения. План оказался позабыт. Она откинула свой плащ назад и встала прямо и величественно, положив руки на бедра, чтобы все видели.

– Эй, Келл! – крикнула она громким, чистым голосом. – Хочешь попробовать мне снова всыпать? Или мне тут подождать, пока ты раздобудешь своего бугая-кузена и полдюжины рабов с арены?

Характерные интонации ее акцента верхнего улья словно ножом прорезали забитый бар и привлекли всеобщее внимание. Ближайшие боевики одобрительно заулюлюкали и стали издавать грубые воодушевляющие вопли. Келл развернулся с ошеломленным выражением на жабьем лице, и его рука метнулась к пистолету.

– Никаких пушек! – отчаянно завопил бармен. – Приказ дозора!

Келл замер, и его взгляд метнулся к гигантскому Голиафу в поисках поддержки. Вожак банды сплюнул, а потом опять ухмыльнулся, продемонстрировав стальные резцы, и прогремел:

– Точняк, малец. Первого, кто с пушки пальнет, разденут и к падалюгам кинут. Мы об том все поклялись.

Неожиданно амбал встал, нависнув над охотником за головами. Он обернулся к скапливавшейся толпе и повысил голос до громового рыка:

– Мы наши драки разруливаем по-мужски!

Собравшиеся бандиты ответили одобрительным ревом, на время позабыв все свои распри (видимо, вместе с тем фактом, что Донна не была мужчиной) в свете перспективы кровопускания.

– Лицо-к-лицу, – прокричал Голиаф, после чего сделал драматическую паузу и уставился сверху вниз на лица Донны и Келла.

– Рука-к-руке, – снова взревел гигант, отворачиваясь и неимоверно широко разводя руки. Это вызвало еще один, более громкий вопль ликования.

– До смерти!

От этого с харчевни едва не снесло крышу. Уже делались ставки, и кредиты переходили из рук в руки. Даже мысль о том, чтобы сдать назад, сейчас означала бы линчевание.

Вот тебе и план.

В подобных ситуациях самое главное – сохранять выдержку. Выказать страх или неуверенность перед полным баром скучающих, нетерпеливых бандитов было все равно что поплавать среди рыб-потрошителей с открытой раной. Противник Донны расхаживал туда-сюда с фальшивой бравадой, уверяя всех, кто его слушал, будто он смертоносный боец врукопашную. Она же просто скатала рососборник обратно в жестянку, вытащила Семьдесят-Один и молча стала ждать, пока столы растаскивали в стороны, а толпа собиралась вокруг пары в грубое, толкающееся кольцо.

Огромный Голиаф, которого в процессе делания ставок кто-то назвал Крюгом, принял на себя роль распорядителя церемонии. Он с насмешливой официальностью объявил обоих дуэлянтов, вызвав похотливые вопли в адрес Донны и массу гудения и шипения с жестикуляцией на счет Келла. А затем перешел к оглашению правил.

– Правил нет! – триумфально проревел он. Один из прочих Голиафов что-то шепнул ему на ухо, и он прервался. – Ах да. Правил нет, но чтоб без пушек!

Это вызвало еще один лишенный энтузиазма крик, но толпа уже уставала от позерства: им хотелось действия. Верно прочитав ее настроение, Крюг с финальным театральным поклоном уступил импровизированный ринг из потных орущих бандитов двум участникам.

Келл шагнул вперед и на пробу несколько раз полоснул по воздуху своим клинком. Это было необычное оружие – короткий, но увесистый на вид цепной меч в форме эспандона с двумя режущими кромками и игловидным зазубренным острием на конце. Большинство цепных мечей имело одно лезвие, а обратную сторону клинка на две трети длины убирали в кожух. Причина состояла в том, что драться одним цепным оружием против другого было неприятным и опасным делом. Вращающиеся в противоположных направлениях зубья могли зацепиться и с удивительной силой отбросить друг друга назад. После запоротого удара или парирования цепной клинок запросто мог отскочить обратно в тебя, отсюда и защитные накладки. Должно быть, охотник за головами чрезвычайно верил в свое мастерство, раз пользовался таким оружием.

Донна надавила большим пальцем, оживляя Семьдесят-Один, и метнулась вперед, намереваясь отвлечь Келла и оттеснить его в толпу. Келл не сдвинулся с места и при ее приближении сделал колющий выпад. Его клинок высунулся вперед, словно змеиный язык. Донна умело перехватила атаку Семьдесят-Одним и отбила ее, дернув запястьем. Стандартное круговое парирование едва не стоило Донне жизни – Келл наискось дернул свое более короткое оружие назад, резанув им слева направо прежде, чем она успела вернуться в защитную позицию. Она отскочила назад, чтобы избежать дальнейших секущих ударов, но заработала длинную царапину на предплечье от зазубренного кончика. При каждом выпаде и контратаке куча бандитов вопила, стонала, глумилась и свистела одновременно.

Наемник ухмылялся так, словно уже выиграл бой, что тревожило. Донна стала кружить более осторожно и сделала несколько разведывательных ложных выпадов, чтобы посмотреть, как отреагирует Келл. Она быстро уяснила, что он не ведется на атаки. Похоже, его устраивало выжидать, а еще Келл, как и все члены Дома Делак, носил темные очки для защиты зрения (в силу наследственного фотофобного расстройства, которое только придавало Делакам жути). Так как Донна не видела его глаз, она не слишком хорошо могла предугадывать шаги Келла и была вынуждена вместо этого полагаться на менее успешную технику считывания движений тела.

Бандитов не интересовала демонстрация изысканного фехтования, им хотелось, чтобы плоть отрубали кровавыми кусками. За каждым уклонением или парированием следовали гул и улюлюканье. Кольцо боевиков начало напирать внутрь, вынуждая дуэлянтов сойтись вплотную. Отпрыгнув назад, чтобы уйти от удара, Донна обнаружила, что ее толкают и пихают вперед.

– Ну нахрен, – пробормотала Донна себе под нос и махнула Семьдесят-Одним по широкой восьмерке. Та была нацелена примерно в сторону Келла, но на самом деле предназначалась для того, чтобы отпугнуть бандитов и получить немного места для маневра. И действительно, Семьдесят-Один, с воем пронесшийся мимо лиц, сработал будто амулет, и пространство вокруг нее расчистилось как по волшебству. Минусом было то, что наемник получал реальный шанс, которым мог воспользоваться, и Донна это понимала.

Она была готова к натиску, но тот вышел странно небрежным, и она с легкостью его отбила. Донну осенило, что Келл относился к тем, кого ее старая наставница по танцам назвала бы «свинцовой лапой», или человеком, неспособным отделаться от привычки постоянно отступать на одну и ту же ногу.

Она попробовала пару крученых атак – один удар поверх головы и один апперкот. Каждый раз работа ног Келла была скверной. Однако он все еще выглядел уверенным в себе, словно ему не требовалось снова попадать по Донне. Пока они кружили и сражались, ее мозг с тошнотворной отчетливостью выдал ответ: клинок Келла наверняка был отравлен!

Должно быть, шок отразился на ее лице, потому что Келл радостно закаркал:

– Чувствуешь теперь? Достаточно маленькой царапины, а то и меньше, и этот яд сточной медузы тебя парализует.

Донна уже и впрямь ощущала, как от небольшой раны по руке с мечом вверх расходится покалывание. Келл рассмеялся и двинулся в атаку.

Она отступила. Семьдесят-Один дрожал в руках, словно вдруг стал весить вдвое больше. Бандиты кинулись врассыпную, когда она пьяно выбросила удар, чтобы не оказаться загнанной в угол. Келл шел вперед, его более тяжелый клинок рычал и кидался на слабеющую защиту Донны. Он не пытался сделать ничего изощренного, просто молотил, вынуждая ее снова и снова парировать. В этот момент Донна почувствовала спиной жесткий пластик барной стойки и привалилась к ней, силясь не опустить клинок. Келл сделал паузу, чтобы покуражиться.

– Шаллей взбесится, что я первым до тебя добрался, – произнес он. – Как же тупо повезло поймать тебя тут.

– Онгде? – сумела неразборчиво выдавить Донна.

– Пошел в Два Туннеля. Клялся, что ты побежишь туда. Похоже, я был прав, а он ошибся. – Он с вожделением глянул на манящие выпуклости Донны. – Не стану скрывать от тебя, обратная дорога будет веселой.

– Э! – заорал Крюг из-за пределов арены. – Никаких соплей. Убей ее, не то мы вас обоих замочим!

Его поддержали рассерженные голоса боевиков. Большинство из них ставило на Донну, и пока что представление их совершенно не радовало. Стоял вопрос, позволят ли они Келлу уйти живым после того, как он лишил их потехи.

Похоже, Келл этого не замечал. Он пожал плечами и отвел меч назад.

– Мне без разницы, живая или мертвая, – прошептал он. – Все равно потом можно изрядно позабавиться.

И с этим провел убийственный колющий выпад, нацеленный Донне в сердце.

***

Падение. В сущности, никто из жителей улья не боялся высоты: они в равной мере проводили свою жизнь как в горизонтальной, так и в вертикальной плоскости. Отвесные обрывы и выступы, на которых кружилась голова, являлись частью их ежедневной окружающей среды и были примечательны не более, чем гигантские крысы и токсичные лужи для людей в подулье. Тем не менее, у ульевиков все же существует любопытный ужас перед падением. Для них одно дело держать свою жизнь в собственных руках в бою, но совсем другое – не удержаться на краю и упасть. Возможно, потому что «травма при ударе» оставалась одной из самых распространенных причин смерти среди обитателей Улья Примус, печально известных своим недолголетием. Согласно записям улья, на нее приходилось 38,2 процента известных потерь, в силу чего она опережала насилие банд, канцерогены и несчастные случаи на производстве в ежедневном списке смертей, исчислявшемся миллионами. Разумеется, в эту пресную статистику попадало множество происшествий, спектр которых начинался суицидом, проходил через неосторожность или небрежность и заканчивался открытым убийством.

Дом Уланти владел широкой эспланадой, огибавшей их внешний квадрант Шпиля и обычно остававшейся открытой небу. Она была одной из множества фантастических привилегий, которые Д`оннэ принимала как данность, пока еще жила наверху. На самом деле эспланада ей вообще не особенно нравилась. Это было ярко освещенное, суровое место, днем пребывавшее под стратосферными облаками, а ночью – под полупрозрачными мутными звездами. Еще хуже эспланаду делало силовое поле вокруг, создававшее постоянную вонь и едва слышимый фоновый гул, которого было достаточно, чтобы заныли зубы.

Еще задолго до того, как появилась на сцене, ее сестры придумали игру на эспланаде, и та оставалась их любимой вне зависимости от возраста. Она была очень простой: девочки выстраивались вдоль барочных резных перил и перевешивались через них, глядя вниз, на стену улья внизу. Наверное, именно тогда Д`оннэ единственный раз видела Улей Примус снаружи – с той гудящей эспланады.

Их глазам представал крутой металлический горный склон, который несколькими милями ниже скрывался в бурлящих тучах. Поверхность улья была покрыта тарелками, платформами, посадочными площадками, антеннами, подвесами, башнями, выхлопными портами, пилонами и миллионом прочих курьезов. На ней непрерывно шла активность, из-за чего название «улей» казалось очень подходящим.  Днем и ночью потоки суборбитальных кораблей оставляли за собой инверсионные следы, двигаясь вверх и вниз ленивыми спиралями или же прямыми восходящими ускорениями. Межульевые транспорты с толстыми крыльями летали ниже и медленнее, а множество подъемников и челноков непрестанно сновало вокруг улья, словно пчелы, тщетно высматривающие пыльцу. Движение никогда не прекращалось.

Старшая из присутствующих сестер выступала в роли судьи. Она тайно выбирала цвет и число, а остальные соревновались, кто сумеет первой угадать правильное количество кораблей выбранного цвета, и пронзительно выкрикивали: «Золотые: пять!» или «Красные: двадцать два!». После одобрительного кивка судьи довольная победительница получала свою награду, одну за другой толкая прочих наблюдательниц, так что они дергались на краю балюстрады над отвесным обрывом высотой во много миль. Восхитительное ощущение ужаса перед тем, как тебя поймают и удержат теплые объятия силового поля, заставляло сестер вопить во всю глотку. Если судившая сестра считала, что выкрик прозвучал слишком скоро, она качала головой, и все остальные игроки сталкивали выскочку.

Поскольку Д`оннэ была самой юной, ей понадобилось много времени, чтобы понять, в чем на самом деле состояла суть игры. В конце концов она осознала, что реально все строилось на влиянии и фаворитизме и имело крайне слабое отношение к высматриванию пролетающих кораблей. Старшие сестры использовали игру как способ проверить их неуловимо менявшиеся альянсы друг с другом и утвердить свою власть над младшими, а младшие использовали ее для выстраивания иерархии среди себя. Кроме того, это была проверка нервов. Струсить и спрыгнуть с балюстрады означало подвергнуться социальной смерти, длившейся несколько дней. Именно злая игра, которой невинно забавлялись маленькие дети, обучала их навыкам, столь необходимым в будущей жизни: безжалостности и доминированию.

Однажды ночью вскоре после того, как художник закончил их портрет, Д`оннэ заметила, как трое ее старших сестер – Корундра, Ю`стин и Локви – тайком пробираются на эспланаду. Ей требовался кто-то для успокоения, поскольку она была напугана бушевавшим снаружи штормом – одним из тех статистически несущественных сезонных отклонений, которые человек якобы обуздал на Некромунде. Она увидела, как они крадутся по коридору. Их белые платья жутковато светились, когда сцену заливали всполохи молний. Не зная, что еще делать, она последовала за ними.

Они уже почти добрались до эспланады, когда Локви заметила, что сзади за ними тащится Д`оннэ. При виде нее у Локви сделался рассерженный вид, и она что-то сказала Корундре, старшей из трех. Корундра была темноволосой и величавой, почти достигшей возраста замужества. Ю`стин и Локви были стройными блондинками, и порой их действительно бывало сложно различить, хотя Локви и была старше почти на год.

Корундра посмотрела на Д`оннэ, одарила ее странной улыбкой, а затем произнесла:

– Пусть идет. Может, и впрямь научится чему-то полезному.

Эспланада снаружи выглядела сюрреалистично. Благодаря силовому полю, молнии безвредно вспыхивали в считанных метрах от них, а штормовые ветры просачивались насквозь лишь как слабый бриз. Потрескивающие статические разряды отмечали край поля, начинавшийся в ладони от перил, и это был первый раз, когда Д`оннэ видела поле определенно. За ним будто в ускоренной перемотке кипели и бурлили тучи. Между их слоев извивались вихри и постоянно полыхали молнии, бившие в улей.

Ю`стин и Локви подошли к краю – Ю`стин как будто с неохотой, а Локви уверенно. Д`оннэ сделала несколько дрожащих шагов вперед, но когда небо перед ней снова пронзила молния, она взвизгнула и упала на колени. Дуновение ветра гуляло по ее телу ледяными пальцами. Она хотела убежать внутрь, полагая, что они все погибнут, если останутся тут, однако ноги превратились в желе. Д`оннэ могла лишь беспомощно стоять на коленях и с ужасом наблюдать за тем, что произошло далее.

На фоне раската грома и вздохов ветра Корундра спокойно объявила, что выбрала цвет и число. Д`оннэ была не в силах понять, как они могут что-либо разглядеть в буре. Потянулись долгие секунды, пока ее сестры на баллюстраде считали корабли.

– Красные: двадцать два! – крикнула Локви. Это был распространенный выбор; настолько распространенный, что игру часто называли «Красные: двадцать два» или просто «Красные».

И Ю`стин, и Локви посмотрели на Корундру, а очередная актиничная вспышка молнии высветила ее бесстрастное лицо, похожее на алебастровую маску под темной пеной волос.

Корундра покачала головой. Локви закричала – Ю`стин толкнула ее за край.

Потом ей говорили, что это был несчастный случай: детская забава, которая вышла из-под контроля и кончилась трагедией. Как мог бы ребенок понять, что молния способна на миг вызвать флуктуацию силового поля? И откуда бы ребенок узнал, что воздух снаружи разрежен почти до состояния вакуума и может вытянуть предметы насквозь? Но Д`оннэ присутствовала там, и Д`оннэ видела и знала – время толчка было выбрано осознанно.

Ужас заключался в том, что сперва Локви взлетела вверх, молотя руками и ногами. На ветру открытая дыра ее вопящего рта не издавала звуков. Затем ее унесло наружу и вдаль, и она уменьшилась до вертящейся вдали пылинки, которая целую вечность падала к далекому основанию облаков.

Ю`стин следила за ее полетом. Корундра повернулась к Д`оннэ и приложила к губам указательный палец с безупречным маникюром, предупреждая молчать. В этот момент мир Д`оннэ завертелся и почернел.

Когда она очнулась, то находилась в башне.

5: Полумрак

Вот глубь, вот ширь,

Крута стена, дыра без дна.

Вне власти зренья, в ночь погруженье.

Вниз.

Вниз.

К бархату вод в лучистых покровах

В мареве зноя, в жгучих облаках.

Туда, где паучихи процветают,

И до тех мест, где грезы обретают.

Выдержка из «Абисса Обскура и прочие видения», собрания сочинений Скелеруса Грейма, художника, поэта и анархиста из Шпиля

В последнее застывшее мгновение между жизнью и смертью рычащий клинок Келла приближался к груди Донны.

Семьдесят-Один, размытое пятно в руке Донны, обрушился на выброшенное вперед оружие с ошеломляющей силой. Оба цепных меча воинственно завизжали, когда крутящиеся зубья застряли, на долю секунды сцепившись воедино, а затем их яростно отшвырнуло друг от друга. Донна отработанным движением запястья восстановила защитную позицию. Более тяжелый клинок Келла бешено мотнулся и прочертил поперек его бедра кровавую борозду. Наемник визгливо выругался и отшатнулся назад. Толпа встретила неожиданный ответ одобрительным ревом.

Донна выпрямилась, оторвавшись от барной стойки и ненадолго позволив Семьдесят-Одному тихо работать вхолостую. Все наблюдавшие боевики умолкли, завороженные разворачивавшейся драмой.

– Т`знаешь, Келл, – прошипела она сквозь стиснутые зубы. – Забавная штука эти яды. Меньше четырех смен назад меня жалили сточные медузы, причем в рабочую руку, и сейчас она в полном порядке. Наверное, в ней уже и так хватало отравы.

Это была ложь. Предплечье Донны горело, будто его окунули в миску с кусачими насекомыми, но уж точно не было парализовано.

Келл одной рукой силился пережать поток крови из бедра, а другой удерживал клинок на весу. Чем сильнее он истекал кровью, тем слабее становился, так что теперь настал черед Донны позлорадствовать и дать немного времени, чтобы наступил шок. Кроме того, Донне требовалось выпустить уйму досады и хотелось насладиться моментом. Она зашагала к охотнику за головами со смертоносным блеском в своем прекрасном голубом глазу.

– С самого начала, как я сюда спустилась, наемное отребье вроде тебя охотится за моей задницей.

– А задница-то отличная! – прокричал какой-то шутник из числа зрителей. При обычных обстоятельствах Донна из принципа покалечила бы любого, кто такое сказал, но сейчас практически не обратила внимания.

– И если я что-то в вас всех и ненавижу, – продолжила она, – так это то, что вы этим занимаетесь не ради денег, как заявляете, и не ради справедливости или защиты ульевиков.

Она вновь запустила Семьдесят-Один, подчеркивая свои слова его низким рыком.

– Нет, вы это делаете ради славы. Делаете, чтобы расхаживать и притворяться, будто вы лучше тех подонков, за которыми охотитесь. Делаете, чтобы вредить людям и утверждать, что вам пришлось так поступить, что у вас не было выбора. Что ж, всем нам приходится делать выбор. Ты свой сделал, а сейчас я покажу тебе свой.

Донна направилась вперед, расслабленно держа меч в низкой защитной стойке.

– Я оставлю твои руки и лицо напоследок, Келл, чтобы ты смог продолжать драться, пока будешь в настроении, – сказала она и нанесла ленивый секущий удар, заставивший его качнуться назад. Донна двинулась по кругу, словно безжалостный хищник.

– Попытка устроить мне засаду в Славной Дыре уже сама по себе была достаточной причиной убить тебя, но то дерьмо, которым ты фонтанировал сегодня… – Она покачала головой, и ее длинные косички колыхнулись вслед за этим движением. Ее голос стал хрипловатым, возвещая о максимальной угрозе. – За него я тебя сперва порежу.

Донна прыгнула в атаку, издав убийственный визг и вращая Семьдесят-Один, будто одержимая. Келл изготовился парировать, но первый выпад Донны был просто обманкой. В последнее мгновение она крутанулась вокруг него и с прямой руки полоснула сбоку.

Ее цепной клинок попал в цель, раздирая плотный материал плаща Келла и кольчужную подкладку, словно бумагу. Охотник за наградой взвыл – не знающие устали зубья выгрызли мясистый кусок ляжки и верхней части бедра, прежде чем отскочили от тазовой кости. Лезвие обрызгало бар алым дождем, и зрители вновь кровожадно завопили. Келл неловко припал на одно колено в ширящейся луже собственной крови.

Донна еще продолжала движение и словно гильотину обрушила Семьдесят-Один на незащищенную стопу Келла. В этот момент цепной меч, который Донна называла Семьдесят-Один, превратился в Семьдесят-Шесть, разорвав ботинок, предплюсну и плюсну, после чего пять пальцев Келла откатились прочь, словно жирные корчащиеся черви.

Донна вихрем отступила, исполнив прелестное танцевальное па, которому ее научили в шесть лет. Она выписывала пируэты вокруг своей добычи, вынуждая Келла волочить изувеченную ногу по утоптанной грязи и битому стеклу, чтобы оставаться лицом к ней.

Келл то что-то бессвязно бормотал, то верещал, а Донна уклонялась, приближалась, и ее клинок кусал снова и снова. Он попытался броситься на нее, поэтому она снесла ему ухо, оставив то болтаться на куске скальпа.

Донна вскрыла плечо противника, так что наружу проглянула блестящая лопаточная кость. Рассекла ребра и пробила легкое, проделав рану, откуда в такт рваному дыханию Келла вырывалась розовая пена. Еще дюжина засечек и отверстий появилась на трясущемся теле, которое она дразнила и любовно ласкала Семьдесят-Шестью.

Она превращала Келла в свою куклу-фетиш, вымещая на его жалкой фигуре свою накопленную злость и досаду. Она закружилась быстрее, более исступленно. Даже закаленные бандиты бледнели и отводили глаза, пока она снимала плоть Келла с костей. Тот уже едва мог стоять вертикально, шатаясь и булькая, а из разорванного мяса лилась кровь. Клинок с лязгом выпал из бесчувственной руки.

Где-то в изуродованном теле Келла еще горела искра упорства. Он вцепился в кобуру, мучительно вытаскивая свой болт-пистолет.

Донна рассмеялась.

– Давай, Келл, последний шанс!

Она остановилась и на миг приняла картинную позу, давая ему поднять дрожащую руку и прицелиться. Боевики рассыпались с линии огня позади нее. Келл вдавил спуск, и болт с ревом разорвался о барную стойку. Естественно, Донны там уже не было.

Одна из девочек пронзительно завизжала. Донна прыгнула Келлу за спину и уткнула собственный ствол в затылок лысого черепа. Из его пистолета с ревом вылетел еще один заряд, на сей раз с непристойным шлепком сдетонировавший в мясе.

Испытывая близкое к оргазму чувство свободы, Донна нажала на спусковой крючок и разметала мозги Келла по грязному полу «НеДоБроПоЖраЛьнИ». Ее ушам выстрел показался воплем экстаза; импульс, сжегший ненавистную голову в пепел, был ее раскаленной добела эйфорией.

Стоя в недолгом остаточном зареве, Донна посмотрела вниз и с удивлением обнаружила, что стреляла из Свиньи. Мало что из останков Келла не было обуглено и не дымилось.

Весь бар взорвался пальбой. На долю секунды Донна подумала, что этой какой-то салют в ее честь. Пули прожужжали так близко, что она их ощутила. Нет. Они стреляли друг в друга. Нырнув прочь с линии огня, она выяснила, что стреляют и по ней тоже. Когда она побежала, автопистолеты стали преследовать ее, оставляя дыры в барной стойке рядом, а заряд дробовика взметнул фонтан грязи около ног. Повсюду падали тела, дергавшие и размахивавшие руками от попаданий.

Донна бежала к выходу в окружении сцен абсолютного хаоса. Бандиты опрокидывали столы, создавая баррикады, и вступали в бой, а тем временем их друзей и врагов вокруг разносили до состояния мясных кукол. Жестокая рукопашная свалка и стрельба в упор быстро выделяли три группы – Орлоки собирались у одного края барной стойки, Кавдор у другого, Голиафы (и Донна тоже) посередине, а между ними лежало множество подергивавшихся трупов.

Донна без колебаний кинулась за укрытием к одетым в кожу Орлокам. Те загикали и замахали ей руками, похвальным образом прикрывая огнем. Выбор дался ей легко, поскольку Голиафы мигом бы спустили с нее шкуру, а кавдорцы, несомненно, сожгли бы как блудницу или типа того. Орлоки же страстно ненавидели Делаков вроде Келла и вдобавок просто любили хорошо проводить время. Чтобы вернуть любезность, Донна на бегу расколола бритый череп Голиафа.

– Спасибо, мальчики! – крикнула она, запрыгивая за стол.

Там было довольно-таки тесно, поскольку позади пяти столов втиснулось около двадцати Орлоков. Они радостно ухмылялись и отстреливались. Повсюду дождем сыпались горячие звенящие гильзы. Похоже, сумасшедшая разрядка, которую ранее испытала Донна, оказалась заразительной: Орлоки тоже вымещали свою досаду пальбой. Ближайший из них повернулся и что-то прокричал, но Донна ни слова не услышала на фоне непрерывного треска очередей. Он кивнул в сторону двери. Донна увидела, что Орлоки отступали, первым делом вытаскивая наружу своих раненых.

Донна проверила Свинью. Как она и опасалась, в той не осталось энергии. Убрав оружие в кобуру, она достала свой лазпистолет, встала и огрызнулась парой зарядов. Донна целилась вполглаза, поскольку задачей выстрелов было не причинить какой-либо реальный ущерб, а поддержать симпатию Орлоков. Тем не менее, первый приложил кавдорца в лоб, проделав в покаянном капюшоне дымящийся третий глаз до самого мозга. Второе попадание было столь же чудесным – оно точным ударом в корпус уложило Голиафа на другом конце стойки. Орлоки заорали и заулюлюкали еще громче, по-товарищески лупя ее кулаками, когда она нырнула обратно.

Пока Донна ползла к двери, в баре сработала фраг-граната, и секущие без разбора осколки стали для всех сторон сигналом к общему бегству. Кавдорцы хлынули наружу через другой выход, а Голиафы в типичной для них брутальной манере пробили себе дорогу сквозь стену. Очаговая схватка внутри превратилась в бой на бегу по змеящимся переулкам. Казалось, вспышки выстрелов озаряют каждую дверь и угол. Бандиты кидались во все стороны, выпуская заряды по нечетким силуэтам во мраке, а дым и пламя, валившие из бара, придавали картине красных адских тонов. Анархия неприкрыто, во весь опор, неслась по улицам Пылевых Водопадов.

Донна и отряд где-то в дюжину Орлоков из разных банд собрались на близлежащей улице. Было похоже, что в сумятице Орлоки уцепились за Донну как за счастливый талисман. К тому же, рост и покачивающуюся массу грязных светлых косичек несложно заметить в темноте, уныло подумалось ей. Она еще гадала, как бы отделаться от Орлоков, когда на сцене появился Ханно.

Даже во мраке и с другого конца улицы Донна видела, что у Ханно вот-вот сосуды лопнут. С ним была бригада дозорных, все вооруженные до зубов, а следом тащилась толпа Эшеров, Ван Сааров и Делаков из другой харчевни. Ханно заметил Донну и зашагал вперед с лицом темнее тучи.

В этот момент группа Голиафов возникла из еще одного переулка и принялась стрелять в Орлоков, которые ответили тем же. Дозорные вмешались, выпуская картечь по обеим бандам. Все стороны нырнули в укрытия, и очередная перестрелка разразилась уже всерьез. На шум стягивались другие бандиты, и вскоре бой разгорелся, словно внезапный пожар.

Донна увидела, что Ханно перебежками ведет дозорных вперед, решительно пытаясь заставить воюющие фракции разойтись при помощи зарядов дробовиков и прикладов. Ей определенно не хотелось находиться тут, когда он окажется неподалеку.

– Пора уходить, мальчики. Было реально весело, – крикнула Донна Орлокам, а затем устремилась вниз по улице.

К ее огорчению, Орлоки восприняли это в качестве мудрого тактического совета и побежали прямиком за ней. Голиафы пустились в погоню за Орлоками, дозорные стали догонять обе группы, а бандиты последовали за дозорными. Донна понятия не имела, куда подевались кавдорцы, пока не добралась до эстакады и не обнаружила, что ворота широко открыты.

Фанатичные ксенофобы из Дома Кавдор решили выйти наружу и начать собственную отвратительную войнушку с падалюгами. Далеко они не ушли. Камни снаружи были усеяны телами кавдорцев и падалюг. Скопление наиболее живучих капюшонщиков давало свой последний бой под прикрытием большой плиты поодаль в пустоши. Кавдорцы были окружены по меньшей мере десятикратно превосходящим числом падалюг и быстро гибли. Похоже, они распевали псалмы.

Донна, Орлоки, Голиафы, дозорные, а потом и все остальные вылетели из ворот и вступили в бой со всем изяществом и тактической смекалкой ослепшего миллиазавра. Они ударили в тыл падалюгам и успели убить множество тех, прежде чем оборванная орда сообразила, что ее атакуют разом с двух сторон. Кавдорцы тут же собрались и начали с исступленным пылом прокладывать себе дорогу сквозь падалюг. Беспорядочное сражение, начавшееся внутри Пылевых Водопадов, теперь охватило пустошь за их пределами, и выстрелы полетели градом.

Донна так точно и не узнала, каким образом пережила эту стычку. Падалюги являлись угрозой для всех, однако помимо этого каждая банда дралась сама за себя. Вокруг нее было больше двух сотен бойцов, которые выносили друг друга всеми средствами: от острых камней до плазменных пушек. Это стало одной из наиболее крупных перестрелок в истории подулья и уж точно представляло собой самую большую и хаотичную свалку, какую когда-либо случалось видеть Донне.

Она петляла в схватке, стреляя в падалюг и кромсая тех, кто попадался на пути. Ей нужен был выход – любой выход – но со всех сторон ее окружали дерущиеся бандиты и мечущиеся мутанты. Рядом визжали пули, а лазерные импульсы с шипением носились туда-сюда, исполняя смертоносное крещендо, которое подчеркивалось гортанным рявканьем болтеров и бешеным треском автоматов. Укрыться было негде. За каждую кучу камней и неглубокую траншею яростно сражался отдельный клубок осаждающих и осажденных.

Об отчаянности положения Донны можно было судить по тому, что безопаснее всего для нее оказалось драться с падалюгами врукопашную. Если по ней стреляли, то с равным успехом могли попасть в ее противников. Она постоянно приседала и подныривала, пытаясь проложить себе дорогу к Бездне сквозь кипящий круговорот битвы.

Все хорошо работало, пока она не выскочила на гигантского падалюгу.

Кто знает, какая радиоактивная дыра Пустошных Зон породила это чудовище, или какая беспорядочная смесь химикатов и ядов совокупно привела к подобной случайной мутации? Впрочем, жизнь всегда находила способ уцелеть и расцвести, какими бы отвратительными не были результаты.

Это было создание из детских кошмаров. Над Безумной Донной нависли пулеобразная голова и плечи с плитами мускулов. Нелюдскую внешность довершали лапы, похожие на лопаты, и густо покрытая чешуей шкура. Единственным, что выдавало его истинное происхождение, были странно человечные глаза разного цвета – один зеленый, другой синий.

Оно стало выглядеть совсем не как человек, когда отшвырнуло в сторону изломанное тело бандита и тяжеловесно двинулось к Донне, ревя своим щелевидным ртом бессловесный клич вызова. Поднырнув под тянущуюся лапу, она полоснула по запястью, которое было толще ее бедра, однако Семьдесят-Шесть соскользнул с твердой как железо чешуи. Гигант хохотнул, и небрежный взмах тыльной стороной кисти заставил ее пошатнуться.

От попадания по касательной у Донны зазвенело в ушах. Гигант был медленным, но ему нужен был всего один удар, чтобы переломать ей кости и вывести из строя. Уголком глаза она видела, что приближаются и другие падалюги, набравшиеся уверенности в присутствии своего грозного большого брата. Донне отчаянно требовалось преимущество, чтобы уравнять расклад, но Свинья уже разрядилась, а это было ее единственное оружие, способное уложить нечто столь крупное.

Поспешно отступая назад по коварному щебню, она заметила, что ее теснят к краю Бездны. Донна резко приняла решение и понеслась прямо к брусу, выдававшемуся над головокружительной пропастью. Чешуйчатый гигант грохотал за ней по пятам.

Когда она выбежала на прогнивший брус, с него посыпались хлопья ржавчины и куски камня, и вся конструкция беспокойно завибрировала в такт ее шагам. Донна убрала Семьдесят-Шесть в ножны, повернулась и встретила своего противника, стоя над чернильной пустотой.

Гигантский мутант замешкался на краю с почти комичной нерешительностью, написанной на его зверином лице. Донна на миг ощутила проблеск надежды, что он просто сдастся и пойдет выпотрошить кого-нибудь другого. Ей не повезло. Существо осторожно поставило одну широкую ступню на брус и потянулось схватить ее своими обезьяньими лапами. Металл протестующе заскрипел под его весом.

Донна пригнулась под чешуйчатыми руками и от безысходности выстрелила ему в лицо из лазпистолета. Импульс только опалил, но этого хватило, чтобы заставить великана отшатнуться назад, размахивая конечностями в попытке сохранить равновесие. Ржавеющая балка бешено затряслась, и Донна уцепилась за нее изо всех сил, а затем яростно пнула тварь по лодыжке.

Толстый каблук ботинка попал в кость с приятным хрустом. Гигант изумленно хрюкнул, накренился, миновав фатальную точку невозврата, и рухнул вбок, набирая скорость, будто падающая колонна, и с заунывным воем погружаясь в Бездну. Пытаясь проследить, как он исчезает во тьме внизу, Донна тоже едва не свалилась.

Падалюги попрятались на окрестных грудах щебня. У них были длинные мушкеты, и пули со звоном отскакивали от металла и камней около Донны, но ни одна даже близко не попала. В целом, падалюги стреляли хуже некуда и вдобавок использовали скверное вооружение, однако компенсировали это, добиваясь совершенно однозначного численного преимущества. Вернуться этим путем было нельзя – во всяком случае, пока что. Донна сунула лазпистолет в кобуру и ухватилась за брус обеими руками, чтобы враскачку залезть под него и получить некоторое прикрытие. Сделав это, она заметила треснувшую полутрубу, торчавшую ниже кромки пола купола неподалеку. Карабкаясь к трубе, было непросто игнорировать огромную голодную пропасть за спиной, однако Донна не замерла и добралась до другого края, прежде чем силы успели ее оставить.

Затхлая вонь и липкая застарелая жижа, вытекавшая из трубы, сообщили ей, что та предназначалась для сброса отходов, но она была непривередлива. Либо так, либо назад в бой, и Донна сочла, что повидала уже достаточно драк на эту смену. Она решила, что определенно лучше уползти по трубе, заполненной стоками.

***

Трескучий звук и дождь искр на дороге заинтересовали ее и отвлекли от серьезного блюстителя Ханно. Сперва она подумала, будто в вереницах движущихся машин произошла какая-то авария, но потом посмотрела на дорогу пристальнее и поняла, что ошиблась. Там вообще не было сплошной дороги. Это была широкая решетчатая сеть толстых рельс, на которой в приторном тумане шипела и плевалась блуждающая энергия. Искры вызвала машина, отделившаяся от размеренного потока движения. Она перескочила на другие рельсы, загибавшиеся в направлении перехода, где стояли они с Ханно.

Когда транспорт приблизился, Донна увидела за управлением сервитора с пустым взглядом. Он был рассечен на уровне пояса и прикреплен к поворотной платформе на носу. Позади него тянулся длинный узкий корпус, накрытый фонарем из закопченного пластигласа и достаточно крупный, чтобы перевозить где-то двенадцать человек. На корме фелуки находилась более крупная поворотная платформа, которая несла на себе нечто, похожее на клешню огромного краба, но оно не сжимало рельсы, а лишь касалось их в паре точек, как будто прилипнув к ним и таща всю массу машины. Тут работали тайные науки электромагнетизма.

Д`оннэ дождалась, пока Ханно откроет ей дверцу, после чего первой зашла на борт, намереваясь на опроге обернуться и отослать его. Однако ее настолько потрясло увиденное внутри, что она на миг напрочь забыла про него. По узким лавкам внутри фелуки было видно, что она предназначалась для перевозки как минимум сорока или пятидесяти человек, а поручни над головой помогали остальным удерживать равновесие стоя. Д`оннэ помертвела, представив как такое количество человек втискивается в грязный транспорт, и порадовалась, что носовые затычки не пропускают смрад черни. Хотя фелука была заполнена самое большее наполовину, Д`оннэ встала и взялась за поручень: она не смогла бы выдержать сидения на одной из жестких пластиковых скамей посреди грязи.

Ханно аккуратно зашел на борт позади нее и задвинул дверь. Без дальнейших отлагательств фелука качнулась на своей поворотной платформе и начала набирать скорость, направляясь в сторону основных трасс.

Д`оннэ вдруг увидела, что потоки машин висели и над рельсами, и под ними. Они петляли, расходились и снова встречались, плетя во мгле ажурные узоры своими носовыми и хвостовыми лампами. Мимо проносилась круговерть строений: огромные плиты, похожие на надгробные камни, которые были на разных уровнях пронизаны дорогами, скелетоподобные башни, покрытые огнями, приземистые стальные зиккураты. Все разные, и все уродливые.

Блюститель Ханно снял свой шлем и пристально оглядел ее, словно собираясь что-то сказать. У него были подстриженные волосы, седеющие на висках, и грубоватая, однако не неприятная наружность. Д`оннэ охарактеризовала бы ее как «честную», если бы не глаза. Они были светло-серыми и смотрели чересчур остро – блестели на в остальном бесстрастном лице, словно прожектора, зондируя, изучая, взвешивая и измеряя.

Д`оннэ была искренне задета и ответила взглядом, достаточно уничтожающим, чтобы блюститель Ханно отвел глаза в другую сторону. Она демонстративно отвернулась и стала наблюдать за скользившим мимо Городом-Ульем. Они спускались между двух громадных блоков, соединенных между собой множеством мостов; а возможно, это был один блок, рассеченный дорогой. Точно нельзя было сказать.

Фелука без предупреждения дернулась и остановилась, едва не сбив Д`оннэ с ног. Она посмотрела вверх, ожидая увидеть, что блоки едут вертикально, поскольку они падают навстречу смерти, однако обнаружила, что те стоят неподвижно, если не считать легкого покачивания, причиной которого могла являться ее собственная неустойчивость. Не задумываясь, Д`оннэ с глухим стуком уселась на одну из скамей. В настоящее время околосмертные переживания происходили слишком часто и быстро, и она ощущала отчетливую слабость в коленях.

Ханно беспокойно скрипнул броней и попытался говорить одновременно формально и успокаивающе:

– Вечерняя смена, благородная дама. Мощность всегда падает, поэтому дорожную сеть временно отцепляют, чтобы избежать несчастных случаев. А вот и они.

Д`оннэ осознала, что силовик смотрит сквозь грязный пластиглас на мосты, а все прочие машины тоже остановились, как он и сказал. Она с отвратительной завороженностью опустила взгляд. Ранее практически пустые, сейчас переходы заполнялись микроскопическими точками движущихся людей. Только в пределах обзора там толпились тысячи, десятки тысяч. По каждому мосту в противоположных направлениях двигалось два потока. Один из них был быстрым и дисциплинированным, почти по-военному. Второй был заторможенным и извилистым. Одна смена пролетариев шла с конвейеров и возвращалась в свои дома, а другая шла из домов и направлялась на конвейеры.

Время от времени два потока пересекались, образуя бурные маленькие завихрения. На одном мосту вдалеке Д`оннэ увидела блюстителей в черной броне, которые шагали разделить их. В другом месте несколько крошечных фигурок свалились с одного моста на другой. Возникшая при их падении мелкая рябь совершенно не передавала то побоище, которое они, должно быть, устроили внизу. Ханно при этом что-то произнес в вокс, и Д`оннэ отвернулась от зрелища. Оно слишком напоминало ей об убийстве, не столь недавнем, как то, о котором она сейчас думала, однако более болезненном.

– Глупо.

Д`оннэ сразу же поняла, что Ханно обращается не к ней. Он наблюдал за ритуальной анархией пересменки и говорил сам с собой. Увлекшись моментом, он озвучил свои внутренние раздумья, вообще позабыв, что она рядом. Пересменка казалась ему глупой. Интересно – в душе этот Ханно отчасти был реформистом – с этим она могла поработать.

Через секунду их дернуло вперед, и движение возобновилось. Когда они проносились мимо платформ, забитых пролетариями, Д`оннэ ощутила, как ее чуть-чуть кольнуло чувство вины. Несомненно, они ждали, пока их заберут фелуки вроде этой, чтобы начать свой отдых: десять драгоценных часов дома перед тем, как вновь попасть на конвейеры.

– Офицер Ханно, почему они дерутся? – Открыв рот, Донна обнаружила, что привкус не такой плохой, как она опасалась. Кроме того, ей предстояло вынужденно к нему привыкнуть.

– По любой причине, какую вы можете предположить, благородная дама. Гнев, досада, мстительность, ревность, престиж, злоба, удовлетворение своих прихотей, товары, деньги, мужчины, женщины, наркотики, даже домашние животные. В разных сменах есть конфликтующие трудовые бригады, которые поднимают соперничество за нормы до уровня войны домов. И это все не считая реального противоборства между домами.

Голос Ханно звучал устало и с примесью презрения.

– Вы не ответили на мой вопрос, Ханно. Я спросила, почему они дерутся, а не какие поводы для этого вам называют.

Ханно резко посмотрел на нее. Она узнала выражение лица человека, который хочет высказать нечто, кажущееся ему противоречивым, и разрывается от желания поделиться своим мнением с кем-то другим.

– Потому что у них нет надежды на спасение.

Д`оннэ решила копнуть немного глубже.

– В самом деле? Не из-за дефицитов, или строгих мер, или восьмичасового рабочего цикла?

Все эти вещи ее наставники перечисляли как причины волнений.

Ханно покачал головой.

– По моему мнению, все это можно вынести, и уже выносили в прошлом, когда у людей была надежда на лучшее будущее.

Он снова посмотрел на город снаружи. Они продолжали спуск: блоки вздымались все выше над ними, а фелука проезжала все новые и новые туннели, пробираясь вглубь чрева Города-Улья.

– Вы знали, что какой-то логист рассчитал: если бы кто-нибудь падал с этих мостов всякий раз, как мы делаем вдох, новорожденные в этом городе стократно бы его заменяли, прежде чем мы бы успевали сделать еще один. Мы создали место, которое творит и ломает людей быстрее, чем мы способны дышать.

То, что Ханно оказалось так легко разговорить, привело Д`оннэ в возбуждение, и она не устояла от того, чтобы углубиться дальше. Без сомнения, он уже давно вынашивал тревожные настроения и не мог их никому высказать. На самом деле каждому нравится звук собственного голоса. Говорящему лишь нужно поверить, что слушатель заинтересован в его словах.

– И как это можно исправить? Что даст им надежду?

Ханно беспомощно развел руками.

– Я… я не знаю.

Глупая! Она надавила слишком быстро. Теперь Ханно вернулся обратно к своей интровертной манере поведения вместо того, чтобы оставаться экстравертным и открытым. Наставники отругали бы ее за столь элементарную ошибку. Дальнейшие разговоры на эту тему только поспособствуют его замкнутости. Пришло время сменить предмет.

– Еще далеко? – спросила Д`оннэ с полной достоинства, но уязвимой интонацией, надеясь вновь вывести его в роль защитника.

– Нет, благородная дама. Мы уже почти на границе территории Эшеров, двигаемся к главной пересадочной станции, чтобы попробовать войти. – Ханно предсказуемо снова надел шлем. Несомненно, так он чувствовал себя более комфортно после проявленной секундной слабости. Что ободряло, он пока не подключил вокс, поэтому говорил нормально. – У вас есть предпочтения по точке входа, благородная дама?

– Ближайшая.

– Есть, благородная дама.

Дорога сходилась со множеством других, ныряя в конический колодец, где контролируемое движение разбивалось на круговерть съездов, тупиков и временных стоянок. Фелука остановилась на дне колодца возле широкой мостовой из белого камня. Над ними высилась огромная опускная решетка, сверкавшая хромом – такая барочная и тяжелая на вид, что наверняка была декоративной.

Члены Дома Эшер были рассредоточены повсюду, однако Ханно и Д`оннэ быстро заметили, и к ним подошли вооруженные охранники Дома Эшер в боевой униформе. Они приближались к блюстителю настороженно, но совсем без пиетета. В точности как и утверждали рассказы, все в Доме Эшер были женщинами. Многие прислушивались, чтобы выяснить, что происходит. Чужаки явно были здесь редкостью.

– Что у тебя тут за дело, блюститель? Почему нам не сообщили о твоем прибытии?

Охранники дома держались с Ханно бесцеремонно и резко, а Д`оннэ как будто вообще почти не заметили. Прежде, чем Ханно успел ответить, она выступила между ним и стражей, готовясь произнести строки, которые репетировала с самого выхода из Шпиля.

– Этот блюститель был достаточно добр, чтобы сопроводить меня сюда ради моей безопасности, – сказала она с наилучшим акцентом Шпиля. – Я Д`оннэ Астрайд Ге`Сильванус Уланти, и я официально ищу убежища в Доме Эшер.

6: Бездна

– Разве вы не мужчины? – воззвала Безумная Д`оннэ, и ее пышная грудь вздымалась от едва сдерживаемого пыла. – Неужто вы позволите, чтобы ваших несчастных женщин и детей перебили, а Пылевые Водопады сгорели вам на беду, пока вы сидите тут, напиваясь, играя и прячась от драки?

Услышав это, бандиты со стыдом повесили головы. Упрек в недостатке храбрости и так был неприятен, но когда в них усомнилась леди из Шпиля – та, что разделила бок о бок с ними множество невзгод и авантюр подулья – это оказалось практически невыносимо. Один горячий парень, могучий Голиаф по имени Крюг Молотобоец, заговорил от лица всех:

– Молю, благородная дама, скажите нам, как спасти поселение? Не поздно ли еще?

Она вытащила свой изящный дуэльный меч и высоко воздела его.

– Пусть я и женщина, но этому научилась еще у отца на коленях. Холодная сталь и ярая решимость истинных мужчин никогда не опоздают спасти положение. Идемте же со мной к воротам, и посмотрим, что можно сделать.

И таковы были ее красота и доблесть слов, что бойцы приготовили оружие и охотно пошли туда, куда им прежде не повелевал идти сам лорд Хельмавр.

Они выступили к стенам и атаковали врага с устрашающей яростью настоящих мужчин. Битва бушевала без перерыва на протяжении часов. С одной стороны были многочисленные полчища грязных, оскверненных чудовищ, алчущих человеческой плоти, с другой же стоял несгибаемый народ Пылевых Водопадов, крепкий в своей вере.

Люди сражались плечом к плечу: Делак рядом с Орлоком, Голиаф рядом с Эшер, Ван Саар рядом с Кавдором, а Д`оннэ всегда была впереди. Одну волну ужасов за другой оттесняли обратно в бездну, откуда они явились. Всех воспламеняла на еще большие свершения безумная отвага Д`оннэ. Где бы ни прогибался строй, она поддерживала их. Где бы ни отступал враг, она шла в атаку, но когда победа была уже почти одержана, доблестных защитников постигла ужасная трагедия. Люди видели, как смелая Д`оннэ билась на краю пропасти с гигантским мутантом колоссального роста и в чешуе из серого железа. После титанических усилий она повергла его могучим ударом в лоб, однако уже падая, зверь утянул ее за край, в провал. Это разбило сердца, и мужчины открыто плакали, узрев такую гибель благородной леди.

Выдержка из «Историй об ужасах и приключениях», глава XXIV

«Как Безумная Д`оннэ спасла Пылевые Водопады»

Свободная пресса Спасения.

Донна шлепала по канализационной трубе где-то под Пылевыми Водопадами. Намотанному на лицо шарфу не удавалось сдержать вонь, от которой слезились глаза, и настроение у нее было под стать запаху. Каждые несколько минут она останавливалась, прислушивалась и качала головой, после чего снова направлялась дальше. Донна затерялась в лабиринте труб и пробыла там уже несколько часов после побега из схватки. Теперь ей казалось, будто она слышит, как там движется еще что-то. Каждый раз, когда она останавливалась, шлепающий звук продолжался еще одну-две секунды, а затем прекращался. Поначалу она убедила себя, что слышит просто странное эхо своих собственных перемещений, однако это не объясняло, почему шум становился все ближе.

Шлеп-шлеп-шлеп.

В Свинье кончилась энергия, в Семьдесят-Шесть осталась половина заряда. Руку до сих пор пощипывало от остаточного воздействия отравленного клинка Келла. Если дело дойдет до драки, она окажется в крайне невыгодном положении.

Шлеп-шлеп-шлеп.

Каждые сто шагов, или около того, из вертикальной шахты над трубой свисала металлосплавная смотровая лестница. Донна пыталась забраться на первые полдюжины обнаруженных, но все заканчивались крышками, которые наводили на подозрение, что с другой стороны они запечатаны тоннами спрессованного щебня.  После этого она сдалась и попыталась ориентироваться по путаным ответвлениям и поворотам канализации. Раньше Донна подумывала отмечать свое продвижение царапинами на стенах, но сейчас ей не хотелось оставлять удобного следа для преследователя, кем бы он ни был.

Она утешала себя тем фактом, что ее благородный лазпистолет все еще был до краев полон энергии, словно из него никогда и не стреляли. Она была далеко не беззащитна.

Шлеп-шлеп. Стоп.

В отдалении: Плюх-шлеп-плюх-шлеп. И ничего. Звук резко стих, словно нечто остановилось послушать. Донна облизнула губы под шарфом. Это было нехорошо.

Она залезла на следующую лестницу, до которой дошла, и обнаружила, что та заблокирована, как и все остальные. Вместо того, чтобы слезть назад, она вклинилась в узкую шахту, при помощи ног упершись спиной в противоположную стену. Выковыряла из растрескавшегося рокрита несколько кусочков и уронила их в сток внизу, имитируя звук прыжка обратно в основную трубу.

Шлеп.

Она стала ждать. Тянулись минуты, и икры начало сводить. Она попыталась не обращать внимания на досаждающее ощущение, а вместо этого сосредоточиться на темноте. Когда Донна только попала в подулье, оно показалось ей царством чернильной полуночи. Шпиль полон солнечного света и открытых, воздушных покоев, где фильтрующее стекло и посеребренный бронепластик встречаются так же часто, как сталь и железо внизу. Когда доступ к чистому небу становится заявлением о власти и влиятельности, его выставляют напоказ, используя любые уловки и конструкции. Даже во внутреннем узле Шпиля были бесчисленные балконы, променады и панорамные окна, выходившие на открытые пространства арборетумов.

Ничто не готовило ее к непроницаемому мраку, с которым она столкнулась, равно как и к тому, что желтый натрий, аляповатый неон и яркий галоген огней поселения могут лишь отодвинуть его в пространстве, но так и не победить. В конце концов, Донна подружилась с темнотой и начала ценить ее, как и все жители подулья. Когда твои глаза приспосабливаются, начинаешь понимать, что под словами «кромешная тьма» люди обычно имеют в виду всего лишь: «Тут меньше света, чем я привык».

Правда состояла в том, что даже малейшую россыпь фотонов улавливают и обрабатывают эти голодные колбочки и палочки внутри глаз. При нормальном освещении у твоего мозга есть уйма зацепок без необходимости использовать любой крошечный обрывок информации – он вроде как фабрикует их, словно пикт-журналисты. В случае ульетрясения тебе не станут показывать каждый упавший камень и сломанную кость. Ты получишь несколько пиктов с пожарами и фургонами мортуариев, и воображение дополнит остальное. Смысл в том, что люди, вообще узнав о произошедшем ульетрясении, любопытствуют и хотят узнать больше, но не до последней мелочи. Так работает человеческий мозг. Пока он считает, будто обладает общей картиной, его не слишком заботят детали.

Однако когда твой мозг испытывает нехватку обычного объема информации, он уделяет больше внимания тому, что есть в наличии. После одного или двух часов в темноте человеческий мозг начинает осознавать, что не везде в подулье действительно «кромешная тьма». Едва заметные отсветы поселений и даже караванов разносятся на удивление далеко, тут отражаясь от рокрита, а там поглощаясь тенями, и создают на несколько километров вокруг серое зернистое освещение, отчасти схожее с полуночным.

Повсюду в улье было полно микроскопических грибов и лишайников, испускавших слабую люминесценцию, которая годилась для того, чтобы ориентироваться в трубах и туннелях. В большинстве старинных сооружений и машин имелись лампы и сигнальные огни, сиявшие как маяки, пусть даже их давно умершие хозяева и сказали бы, что это лишь тусклые призраки того, какими они были прежде.

При помощи своего бионического глаза Донна обнаружила, что темнота – это лучший союзник, какой только может быть в подулье у бойца-одиночки. Та стала для нее одновременно плащом-невидимкой и убежищем.

Вглядываясь во мрак, Донна увидела, как он светлеет у основания лестницы, и отчего-то подумала, будто ее преследователь подкрался так тихо, что она ничего не услышала. В поле зрения ничего не появлялось, и она продолжала ждать, тревожась о том, насколько уязвима окажется, если этот кто-то решит просто посмотреть вверх. Все так же ничего. Она уже собиралась слезть вниз и посмотреть, когда услышала тихий шум.

Плюх-шлеп-плюх-шлеп.

Похоже, их было несколько. Тот свет, что присутствовал в канализации, разбивался на тонкие перламутровые нитки на поверхности, колебавшейся в ответ на не слишком отдаленные возмущения. Донна уловила едва слышимое звяканье металла о камень и шуршание дыхания, с хрипом выходившего из, судя по звуку, нездоровых легких.

Плюх-шлеп-плюх-шлеп.

Свет усилился и приобрел янтарный оттенок. Приближалась группа. Донна застыла, приказывая икрам ненадолго перестать дрожать. У подножия шахты возник силуэт, который причудливым образом подсвечивало нечто, выбрасывавшее фонтан рассеянного света, попадавшего на жижу и отражавшегося в ней. Донна мысленно переключила свой бионический глаз на термальное сканирование. Странная фигура внизу глянула в шахту в том направлении, где пряталась Донна, и призрачные пятна тепла на коже выдали усовершенствованному зрению ее очертания.

Она была похожа на Делака.

Донна затаила дыхание, поскольку Делак как будто смотрел прямо на нее. Часть ее разума отметила, что свет под обращенным вверх лицом – это крошечный огонек индикатора заряда на лазпистолете боевика.

Через бесконечное мгновение лицо в черных очках отвернулось, и фигура двинулась дальше по трубе. Донна велела себе вдохнуть медленно, без судорожности.

– Дерьмо, – пробормотал Делак. Он тихо свистнул.

По трубе прошли остальные: всего шесть, а может и семь, трудно было сказать точно. Еще было трудно разбирать их голоса при разговоре. Шипение конкретно этой банды Делаков постоянно плясало на грани восприятия. Прозвучало что-то про «сучку Уланти» и «награду». Похоже, там шел спор. Она услышала «бак», что могло подразумевать возвращение в какой-то кабак, либо же упоминание мертвого наемника Келла Бака или его живого кузена, Шаллея. Донна снова пожалела об отсутствии фраг-гранаты, но она понимала, что ударная волна в столь замкнутом пространстве, вероятно, убила бы и ее тоже.

Один из голосов стал громче шепота, и в нем присутствовала повелительная интонация.

– Разделимся и продолжим поиски, – прохрипел он. – Сучке нельзя добраться до Релли. Это приказ Бака.

И на том все явно и закончилось. Не произнеся более ни слова, отряд зашагал дальше по трубе, без сомнения намереваясь начать разделяться на каждом попадающемся перекрестке. Это создало для Донны наилучший момент, чтобы слезть и отправиться в совершенно противоположную сторону. Вернее, создало бы, не оставь они одного из своих караулить ее на тот случай, если она пойдет назад по своим следам. Наблюдатель находился вне поля зрения Донны, но по янтарному огоньку она могла предположить, что это тот же боевик, которого посылали на разведку вперед. Слово «боевик» тут не годилось. Это очевидно был малолетка-новобранец и при том чертовски нервный.

Для этих самых Делаков было типичным делом отправить первым пешку с полупустым лазпистолетом, а потом оставить мальца в качестве замыкающего. От него требовалось лишь закричать или выстрелить из оружия, и остальные бандиты мигом вернутся. Проклятье, он мог быть даже приманкой в западне.

Печальный факт заключался в том, что Донна не могла бесконечно продолжать прятаться в шахте, поскольку рано или поздно малолетка бы заскучал и принялся совать нос, куда не следует. Малолетки постоянно делали тупые вещи – это как будто являлось правилом.

Донна начала понемногу спускаться по лестнице. Она планировала зацепиться ногами за перекладины, чтобы свеситься в трубу вниз головой и сломать мальчишке шею, при условии, что он будет достаточно любезен и подойдет на расстояние перелома шеи.

Тот был чрезвычайно любезен, даже несколько избыточно. Когда ступни Донны коснулись нижних перекладин, она посмотрела вниз и увидела, что круглолицый малолетка стоит под ней, поставив одну ногу на основание лестницы. Он поднял глаза, и его рот широко раскрылся в тревожную букву «О».

Каблук ботинка Донны с хрустом врезался ему в лицо, отбросив голову назад и раскидав по жиже вертящиеся сломанные зубы. Она тут же продолжила, ловко качнувшись на лестнице и пнув его в грудь обеими ногами. Сильные конечности, к которым был приложен весь вес ее тела, ударили в малолетку, словно поршни, расколов ребра на тупые ножи, проткнувшие его сердце и легкие.

Он бухнулся об стену трубы и сполз в жижу, выблевывая изуродованным ртом красную пену. Донна легко соскочила с лестницы на его опадающую грудь, полностью притопив ниже поверхности. Смерть сопровождалась лишь едва заметной рябью. Донна пристально огляделась по сторонам, ожидая шквала выстрелов, но все было тихо. Вдалеке периодически слышалось шлепанье других Делаков по канализации. Пора уходить.

Она зашагала назад по трубе, стараясь не шуметь и смотреть разом во всех направлениях. Успев одолеть где-то половину пути до следующего перекрестка, она услышала, как с той стороны, куда ушли Делаки, жутковато донеслось эхо тихого свиста. Еще через несколько шагов оно повторилось, и через миг Донна услышала характерный плеск, создаваемый множеством бегущих людей.

Продираться через зловонные стоки было кошмаром наяву – она согнулась и практически бежала, но двигалась до того мучительно медленно, что каждый шаг казался ей последним. Когда она поравнялась с поворотом, позади оглушительно загремели выстрелы, и мимо хлестнули автоматные пули. Пока она ныряла вбок на перекрестке, полыхнувший лазерный импульс попал в поверхность жидкости и превратился в шипящее облако пара, обжегшее ее. В тот момент, когда показалось, что хуже ситуация стать уже не может, Донна услышала, как громовую пальбу прорезало далекое ревущее бассо профундо. Местные обитатели начинали беспокоиться.

Стрельба запнулась и стихла, разойдясь эхом. На секунду наступила иллюзия покоя, но это была только иллюзия. Донна знала: прямо сейчас Делаки тихо крадутся вперед и расходятся веером, чтобы поймать ее в сеть. Они отслеживают то место, где она пропала из виду, и держат пушки наготове, ожидая первого же проблеска движения.

Ну нахрен, подумала Донна и продолжила идти дальше, пока не сумела нырнуть в более узкое ответвление труб, чем те, которые пробовала до этого. Судя по звуку, какое-то чудовище, начавшее рыскать в окрестностях, было очень большим, и имелась надежда, что оно туда не поместится.

Через двадцать неуклюжих шагов узкая труба сменилась туннелем размером с бульвар – так себе план. Донна поднялась по осыпавшимся ступеням на один из мостиков, параллельно тянувшихся с обеих сторон. Теперь, когда ее слух не заполнял шум от собственных перемещений, она услышала в трубах вокруг себя всевозможные искаженные отголоски: постоянный плеск, эпизодические выстрелы или треск залпов, опять холодящий кровь рык, бормочущие и хихикающие голоса. В поле зрения ничего не происходило; жижа в широком канале была спокойной и непотревоженной, но из-за эха казалось, будто всего в паре шагов творится светопреставление.

Донну парализовало нерешительностью. Оставаясь тут, она оказывалась на виду и без прикрытия, если кто-нибудь появится из полудюжины второстепенных труб, входивших в туннель по обе стороны. Продолжая двигаться, рисковала в неразберихе наткнуться на Делаков, или того хуже – могла выскочить на то, во что они стреляли, ведь это уже точно была не она.

Пока она стояла там, ее подстроившиеся под темноту глаза (настоящий и искусственный) уловили свет, который, будто лунное сияние, лился из одной приточной трубы на противоположном краю канала. Это было холодное фосфоресцирование, бледное и рассеянное, но во мраке оно казалось неоправданно ярким. Завороженная ужасом, Донна наблюдала, как свет заметно усилился: что бы его ни испускало, оно приближалось. Она услышала сопровождающий его скользящий плеск, который могло издавать только нечто очень, очень большое, движущееся по трубам. По жиже, вытесняемой им в коллектор, побежали маленькие волны.

Зарево погасло в одной из труб и начало нарастать в другой. Донна уловила пыхтящее дыхание и низкий, гортанный рык, похожий на шум отключающегося двигателя. Существо двигалось параллельно туннелю, высматривая себе новых жертв? Вероятно. Следующая труба потускнела: оно переместилось вперед. Еще пара труб – и оно оказалось бы напротив Донны.

После короткой внутренней борьбы между любопытством и здравым смыслом она поняла, что не особо хочет выяснять, что же там такое. Она выбрала ближайшую трубу со своей стороны и направилась туда, намереваясь создать между собой и тварью как можно большую дистанцию.

Донна увидела Делака, который высветился в зеве туннеля, когда выпустил из своей гладкоствольной пушки одиночный заряд останавливающего действия, нацеленный ровно ей в голову.

Картечь размазала бы содержимое ее черепа по всему туннелю, но останавливающий заряд заменяет разлет ударной силой. Донна уже поворачивалась, и благодаря сверхъестественно быстрому рывку твердый кусок свинца пробил дымящееся отверстие в ее косичках, а не в голове. От шока она тут же упала ничком, словно мозг был так напуган смертельной опасностью, что его единственной идеей оказалось уронить ее, будто марионетку с обрезанными веревками.

Донна беспорядочно выпустила несколько зарядов из своего лазера – ни один из них не прошел даже в примерной близости от места, где ранее стоял Делак. Тот крутанулся в сторону, взмахнув полами своего длинного плаща, словно птичьими крыльями. Прежде чем она успела достаточно выровнять прицел для точной стрельбы, он скрылся из виду.

Донна услышала, как он передернул затвор своей пушки, а также всплеск и шипение стреляной гильзы, выброшенной в жижу. Это заставило ее перекатиться вбок, чтобы, если Делак высунется и выстрелит навскидку, не оказаться точно там, где он ожидал. Теперь это было противостояние двух бойцов, пребывавших начеку, находившихся в пределах досягаемости друг от друга и разделенных всего одним углом. Она надеялась, что у него нет фраг-бомб.

– Сучка Уланти! Тебе следовало держаться подальше от подулья. Глупо было спускаться сюда, – эхом донесся из трубы ядовитый шепот Делака.

– Что, и упустить всю эту чудесную обстановку? И хорошую компанию? – Донна тихо смещалась, присев на корточки у стены и мысленно сокрушаясь от запаха горящих волос. Уже вполне можно было предположить, что фраг-бомб у него нет.

– Не суйся в дела Релли, иначе тебе конец.

Она задалась вопросом, чего пытается добиться Делак. Вероятно, он просто держал трубу под прицелом и дожидался прихода своих дружков.

Донна заметила, как на нее упал проблеск бледного света. Тусклая тень, которую она отбрасывала на грязную стену туннеля, увеличивалась в размерах. Чудовище!

Она резко обернулась и увидела огромные клыкастые челюсти, высовывавшиеся из трубы напротив туннеля. В сущности, было больше похоже, что туннель отрастил кольцо зубов – настолько идеально его заполняла эта пасть. Тускло светящуюся плоть покрывали полосы крови и внутренностей, на кинжалоподобных клыках, словно жуткие знамена, висели ошметки кожи и ткани. Донна услышала смешок Делака, отступавшего в безопасное место.

– Приятного аппетита, благородная дама. – Его глумливый шепот был едва различим на фоне рокочущего шипения новоприбывшего. – Искренне надеюсь, вы найдете вашего гостя к ужину увлекательным.

Донна уже бежала.

Она не оглядывалась назад. Когда спасаешься бегством свою жизнь, так только споткнешься и лишишься ее. Она промчалась по мостику мимо той трубы, где прятался Делак. Через долю секунды по пятам за ней разнесся глухой грохот пушки. Он находился не в нужном месте и, должно быть, уже отошел на немалое расстояние, а дополнительное увеличение этого расстояния, вероятно, стало для него приоритетнее, чем выцеливание края трубы.

Анализ планов Делака прокручивался в одной части ее сознания, а другая тем временем на бегу высматривала сломанные секции мостика или скользкие участки. Третья отслеживала шипящее, плещущее продвижение твари позади. Уголком глаза Донна видела, как по каналу вслед за ней несется носовая волна. Что бы это ни было, оно было большим и к тому же быстрым.

Мостик и канал впереди как будто кончались в пустом воздухе – туннель выходил в чернильную пропасть. Ее загнали в тупик.

Тем не менее, она продолжала бежать к краю. Может статься, монстр окажется таким же тупым, как гигант, и просто свалится туда? А если это не сработает, решила Донна, то ей, возможно, скорее захочется спрыгнуть, нежели быть съеденной.

Когда она оказалась ближе, усиленное зрение смогло уловить, что там не отвесный обрыв – канал скорее превращался в шлюз, крутой скат под углом примерно в сорок пять градусов. Донна не видела, есть ли сбоку мостик или лестница. Прелестно.

Уши сообщили ей, что монстр замедляется. Он был достаточно умен, чтобы понимать, что она в ловушке, и не собирался бросаться с невидимого края. Перед тем, как развернуться к преследователю, Донна потратила секунду, остановившись и осмотрев шлюз.

Тот смыкался с тремя другими, образуя широкую вертикальную шахту диаметром где-то в двадцать метров. Зев шахты закрывала решетка из толстых прутьев, которая, несмотря на широкие просветы и проржавевшее состояние, задержала всевозможный мусор. Донна заметила упавшие балки, камни, кости, даже остов старой вспомогательной машины. Это было похоже на огромную провисающую сеть, сплетенную пауками промышленной мощности – образ, который она постаралась изгнать из головы, пока оборачивалась.

Монстр находился в двадцати метрах дальше по каналу и разглядывал ее глазами рептилии. От тупого рыла до острого кончика хвоста в нем, должно быть, было более десяти метров длины, целая треть из которых приходилась на челюсти. Четыре короткие ноги едва приподнимали тяжелое тело над жижей, однако толстый мощный хвост означал, что он мог скользить по грязи на брюхе с поразительной скоростью для существа, весящего целых несколько тонн.

Верхнюю сторону тела покрывали толстые пластины и чешуи. Глаза были сравнительно невелики и широко разнесены, что затрудняло попадание, а мозг… кто знает? Вероятно, он тоже был маленьким и хорошо запрятанным. Плоть светилась пепельным светом похоронной свечи из-за корки ила или грибов – видимо, паразитических, поскольку было непохоже, что монстр при охоте пользуется в первую очередь глазами, хотя о том, чтобы применять тут вкус или обоняние, было невыносимо и думать.

Он с вызовом заревел и развел свои трехметровые челюсти, обнажив ряды блестящих зубов. В ближнем бою у него определенно имелось преимущество: Семьдесят-Шесть тут не шел ни в какое сравнение. В сущности, решила Донна, одна атака – и все кончится. В свое время ей доводилось драться с некоторыми крупными созданиями подулья, но ни разу с чем-то настолько большим, что она могла бы встать у него в открытом рту, и еще осталось бы место, чтобы вытянуть руки над головой.

Она спрыгнула в шлюз и немедленно начала съезжать в направлении обманчиво твердой с виду поверхности внизу. Монстр позади нее грохочуще чихнул от раздражения и заскользил вперед. Донна заметила с одной стороны обрубки проржавевших перил и толкнулась ногами в их сторону, вывалившись на осыпающуюся лестницу сбоку от шлюза.

Инерция понесла ее вперед так быстро, что пришлось пропустить оставшиеся ступени, чтобы избежать потери равновесия и падения вверх тормашками. За несколько растянутых паникой секунд она выскочила на дно шлюза и оказалась на решетке над шахтой. Еще до того, как Донна успела сделать хоть пару шагов, у нее из-под ног предательски выпали камни, но она была готова к этому и ловким пируэтом запрыгнула на большую упавшую плиту.

Монстр полз по краю шлюза, скребя ногами по скату и используя старую лестницу, чтобы замедлить свое движение. Казалось, он чрезвычайно уверен в себе. У Донны вдруг возникло подозрение, что у зверя могло быть здесь логово.

Донна продолжала перемещаться, пытаясь добраться до противоположного шлюза, но то, что сверху выглядело почти твердой поверхностью, представляло собой лоскутное одеяло из островков мусора, между которыми зияли дыры, достаточно большие, чтобы поглотить ее целиком. Приходилось тщательно выбирать путь, в то время как монстр без проблем скользил вперед. Он был слишком крупным, чтобы вообще замечать метровые прорехи, не говоря уж о затруднениях с ними, и нагонял ее.

Она достигла подножия шлюза, и у нее упало сердце. Ступени с этой стороны были полностью разрушены. Взбираться по скату было слишком медленно – стоило чудовищу разок как следует приподняться и броситься, и она бы оказалась в его челюстях, не успев одолеть и половины подъема.

Одной из вещей, выделявших Безумную Донну как прирожденного бойца, была ее способность мгновенно адаптироваться к меняющейся обстановке. Там, где иные бы тщетно цеплялись за свои планы даже перед лицом очевидного краха, она умела определить один вариант действий как бесплодный и переключиться на другой, глазом не моргнув. Так она поступила и здесь. Когда путь к отступлению оказался перекрыт, она не стала тратить дыхание и проклинать превратности судьбы, или же все равно пытаться вскарабкаться в надежде на везение. Безумная Донна развернулась и упрямо прицелилась из своего лазпистолета.

Может, зверь и получит свою добычу, но ему придется за нее подраться.

Монстр обполз последнюю груду камней и лениво развел свои колоссальные челюсти, чтобы схватить ее. Донна выстрелила ему в нёбо, надеясь попасть в мозг. Это ей не удалось, зато удалось всерьез его взбесить. Он ужасно зашипел, и челюсти захлопнулись с таким громким треском, что у Донны заболели уши. Затем он бросился на нее, с ошеломляющей скоростью устремившись вперед на своих четырех коротеньких ногах. Она выпустила еще один заряд, целясь в глаза, но те были слишком мелкими, а он двигался слишком быстро. Лазерный импульс сморщил кончик морды, вынудив монстра инстинктивно отдернуться назад, что спасло Донну от перспективы оказаться раздавленной о шлюз его громадой. Пока он яростно мотал челюстями туда-сюда, она отскочила вбок.

Донна увидела свой шанс и воспользовалась им, промчавшись мимо зверя к подножию другого шлюза. Он зацепил ее по касательной ударом своего толстого хвоста – урок полета продолжительностью в несколько метров, после которого помятая и задыхающаяся Донна отчаянно вцепилась в открытую решетку, чтобы не провалиться насквозь. Она мельком заметила под собой глубокий колодец, на дне которого мерцающую жижу баламутили нетерпеливые голодные силуэты. Оторвав взгляд, она увидела, что чудовище снова атакует.

На сей раз простой рывок ее бы уже не уберег. Она прицелилась как можно тщательнее – времени оставалось лишь на один заряд. Поблескивающие крошечные глаза рептилии глядели на нее с насмешливым вниманием, словно монстр знал, что это невозможный выстрел. Донна нажала на спуск… и промахнулась. Чудовище снова разинуло челюсти. Больше никаких отсрочек.

Внезапно шлюзы заполнились фальшивым громом – отрывистым стуком тяжелого стаббера. Как будто чудовища было мало, ее настигли еще и Делаки. Полетели искры: высокоскоростные пули вгрызлись в обломки и срикошетили от решетки. Поток летящего свинца направился к ней, а затем свернул и врезался в монстра. По выбеленной плоти прострочили кровавые попадания. В ответном реве впервые послышалась боль.

Чудовище содрогнулось и извернулось вбок, уползая среди камней, чтобы скрыться от своего мучителя. За светлой тушей во мрак последовали новые автоматные очереди. Сверху раздался голос:

– Д`оннэ, будь шустрой девочкой, хватай трос!

Это была Тессера.

***

Официальное убежище было элементом права, который остался от войн домов, шедших тысячи лет назад, когда на Некромунде еще не появился правящий дом. Говоря простыми словами, оно означало, что ты сдаешься на милость одного дома, чтобы тебя не выдали другому. В теории, аристократа, который искал убежища, не могли выкупить, казнить или обменять, равно как и удерживать против воли. Так было в теории, однако несколько раз при проверке она оставляла желать лучшего.

Д`оннэ и Ханно незамедлительно провели за огромные ворота. Там им пришлось стоять и ждать, пока сержант караула (или какой-то его эквивалент у Эшеров) долго препиралась по воксу с начальством. Перед тем, как разрешить Ханно идти дальше, у него забрали пушку, хотя и разрешили оставить малое оружие – что было иронично, поскольку болт-пистолет, который он носил в кобуре на поясе, являлся куда более смертоносным изделием, чем его пушка.

Из белых камней мостовой снаружи состоял и проспект, на котором они стояли за воротами. Д`оннэ подумала, что это скверное решение, так как миллионы потертостей и следов волочения на поверхности выдавали его возраст. Высокие сводчатые потолки и скрытая подсветка создавали иллюзию объема – жалкую имитацию, вызвавшую у нее мимолетную ностальгию по раскидистым колоннадам дома.

В конце концов, охрана повела их по проспекту, мимо неуклюжих грузовых сервиторов и толп любопытствующих Эшеров, которые перешептывались в минуемых ими залах. Проспект сумасшедшим образом изгибался и разветвлялся, но они явно все время следовали главным путем. Д`оннэ осознала, что вся та зона, через которую они шли, формировалась как часть обороны Эшеров в этом районе. Извилистый проспект дезориентировал атакующих, а благодаря многочисленным развилкам их было легко обойти. Несомненно, в стенах также таились лазейки и бойницы, спрятанные среди кладки.

Свое путешествие они завершили, поднявшись по крутой откидной рампе в какой-то узел связи, скрытый за бронированными заслонками. Центр помещения занимала огромная колонна, покрытая пикт-дисплеями всех размеров. Вокруг нее лихорадочно трудилось где-то двадцать техников, которые подключали и размыкали разъемы у основания, или же забирались на платформы, чтобы подняться к мерцающим панелям. В тени тихо бормотали сервиторы, озвучивая вялыми губами потоки данных. С одной стороны на возвышении размещалась голосфера, которую окружали трое женщин. Рыжий отсвет придавал им вид ведьм вокруг котла. Они были единственными, кто обратил внимание, когда внутрь ввели Д`оннэ и Ханно. По их манере держаться и одежде Д`оннэ предположила, что это явно высокопоставленные члены дома. Однако посредники или же судьи?

Когда они приблизились, Д`оннэ уловила мелкие признаки – тут поворот головы, тут шевеление губ – что все три женщины говорят и слушают еще кого-то невидимого. Стало быть, посредники. Вполне возможно, они были просто марионетками из мяса.

– Благородная дама Уланти, добро пожаловать. Простите за приготовления, но у нас в Доме Эшер занятой период.

Формальное обращение – вежливое, но требовательное. Слова были хорошо выверены, так что, похоже, принадлежали самой женщине – во всяком случае, пока что.

Как бы заняты они ни были, но «приготовления» красноречиво указывали на их отношение. Они хотели узнать больше и прямо сейчас. Что бы ни происходило, им не хотелось, чтобы все запороли какие-то политические пороховые бочки, висящие в их залах. Д`оннэ задалась вопросом, сколько еще старших членов дома слушало. Вероятно, сотни.

– Как мы понимаем, благородная дама, вы запросили убежища. Закон, к которому здесь не прибегали столетиями.

Женщина сделала паузу, словно прислушиваясь, однако, скорее всего – чтобы дать этой мысли укорениться, для большего эффекта. Затем она продолжила:

– Мы считаем необходимым спросить у вас, от чего вам требуется убежище, и почему его не может предоставить ваш собственный дом, входящий в число самых могущественных семей чистокровной аристократии.

Они вполне могли догадаться, что заставило ее искать защиты за пределами собственного семейства, и к чему все шло, но им хотелось, чтобы это произнесли вслух. Хорошо.

– Мою историю нелегко поведать, особенно в спешке. Я ищу убежища от патриарха Сильвануса, моего отца. Он…

Даже выучка манер на протяжении всей жизни не подготовила ее к такому. Она чувствовала, как Ханно сверлит ее взглядом, а спокойные, оценивающие лица Эшеров словно плескали ледяной водой на беспорядочно работающий разум. Пауза затянулась: все ждали, пока она продолжит. Собравшись, Д`оннэ попробовала начать заново:

– Я – двенадцатая дочь патриарха Сильвануса, главы Благородного Дома Улантию До шести лет меня воспитывали в лоне семьи, среди сестер и при матери. Все это изменилось, когда одна из моих сестер погибла. Нет, не так. Одну из моих сестер убили.

– В Шпиле нас с рождения учат в первую очередь, сейчас и всегда, хранить верность семье, а во вторую – семейной чести. Я была еще очень юна, когда увидела, что это оказалось ложью. Одна из моих сестер толкнула другую навстречу смерти с поощрения и одобрения третьей. Все, что, как мне казалось, я знала, в ту ночь разошлось по швам.

– Меня поместили в узкую башню на боку Шпиля, старинное чудо утраченных искусств с обучающими машинами, регуляторами упражнений и чрезвычайно древними и благородными машинными духами. Сперва я верила, будто нахожусь там для собственной безопасности, но по прошествии недель поняла, что совершила какое-то преступление против своей семьи. Никто не приходил навестить меня, а башня не позволяла мне уйти. Я была в заточении.

– Время стало сложно измерять, но мне кажется, миновал год, прежде чем пришел первый посетитель. Духи обучали меня и составляли мне компанию, так что я была вполне счастлива, на свой ужасно детский манер, если не считать болезненного провала в сердце, оставленного отсутствием семьи. Однако каждый день я начинала, честно веря, что все изменится к лучшему, и ко мне придет мать или сестры. Поэтому, когда духи сказали мне готовиться к визиту, я была не удивлена, а просто взволнована.

– И вообразите мое потрясение, когда замок открылся, и появилась не моя мать или сестры, а мой отец, патриарх Сильванус, при полном параде. Он выбранил меня за неряшливую внешность и час расхаживал по башне, критикуя за то, что я живу как животное и позорю семью. Всякий раз, как я пыталась заговорить, он сердито приказывал мне молчать. Когда я расплакалась, он пришел в неистовую ярость и стал кричать, что слабость и мелкий шантаж не принесут мне прощения семьи. Когда я так и не перестала плакать, он едва меня не ударил. Вместо этого он развернулся и ушел, задержавшись у замка ровно настолько, чтобы выразить свое разочарование во мне – теперь, когда гнев выветрился, он стал совсем печален.

– В самом конце он наклонился ко мне и прошептал, словно боялся, что услышат другие (да и башня, она запоминала каждое произнесенное внутри слово): «Ты должна стараться усерднее, Д`оннэ, ради всех нас». И с этим ушел.

– Представьте себе ребенка, разлученного с семьей, который слышит эти слова – насколько усердно он будет стараться? Каждой йотой своего естества, каждой толикой необузданной юной энергии, бьющейся в его невинном сердце.

– Мой отец не заходил снова в течение месяца, но ежедневно я оттирала, чистила, прихорашивалась и готовилась на случай, если он появится. Когда он все же пришел, то снова опустошил меня критикой моего внешнего вида. Но на сей раз я не разрыдалась и заметила, что он ходит по башне как будто с меньшим неудовольствием. Он увидел, что я старалась усерднее.

– Тогда при уходе он не сказал ничего, но пока замок закрывался, я разглядела, как он чуть-чуть кивнул. Это был знак одобрения, который я лелеяла до нелепых пределов в последующие недели.

– После этого визиты Сильвануса были нерегулярными. Порой я видела его каждую неделю, а временами он пропадал на полгода. В промежутках я безжалостно готовила себя к тому, чтобы стать истинной дочерью благородного дома Уланти. Училась радовать его, чувствовать каждый едва заметный нюанс его хорошего и плохого отношения. Я танцевала и пела для его удовольствия, наряжалась подходяще на все случаи. Изучила историю нашей семьи на тысячу поколений, чтобы иметь возможность поговорить с ним о чем-то, дорогом его сердцу.

– Если я справлялась хорошо, он задерживался подольше и вознаграждал меня жестами одобрения, а иногда и симпатии. Я стала самым храбрым из воров, похищая у него слабую улыбку или довольный кивок своими представлениями, избегая его буйного гнева и циничных ловушек при помощи сообразительности и хитрости. Я начала сознавать, что именно этого он от меня и хотел – чтобы я была дерзкой и умной, была подлинной дочерью Уланти, способной доставлять мужчинам удовольствие и подчинять их своей воле.

– Когда я достигла зрелости, он завершил мое обучение, как я это понимала, искусствами этикета и романтических отношений, техниками ухаживания и принятия ухаживаний, ролями охотника и добычи… За это время наши взаимоотношения изменились – думаю, я становилась для него все более своенравной и проблемной. У меня сложилось впечатление, что он ценил мое мнение лишь тогда, когда оно отражало его собственное. Он счел, что час настал, и провозгласил, что меня выдадут замуж в другой дом.

Говоря, Донна заметила, что пикт-экраны на колонне поочередно мигают и отключаются. Похоже, техники вокруг были взбудоражены. Эшеры перед ней оставались невозмутимыми. Она мысленно пожала плечами и двинулась дальше:

– Мне рассказали, что конкуренция между моими возможными женихами была ожесточенной. Произошло множество дуэлей, а брачный выкуп за меня был астрономическим. Победителем вышел Дом Ко`Айрон, и их старшему сыну предстояло жениться на младшей из дочерей Уланти.

– Подождите, пожалуйста, благородная дама, – произнесла одна из Эшеров. Все трое снова приняли тот отстраненный вид. Пикт-дисплеи на колонне один за другим включались обратно.

На каждом экране была видна новая сцена насилия: разбитый и вскрытый транспортер, груз которого рассыпался по плитной дороге; бунтующая толпа, кидающаяся на строй блюстителей; комплекс, куда вторглись боевики в масках; горящий склад; взрывы, расцветающие вдоль виадука. Зал связи, в котором они стояли, тоже слегка задрожал от далеких толчков.

– Каждый экран показывает территорию Эшеров, – в конце концов, сказала одна из женщин. – За последние двадцать минут количество случаев насилия увеличилось на четыреста процентов. Если наши оценки подтвердятся, за час оно возрастет тысячекратно.

Донна почувствовала, как во рту пересохло.

– Мы можем с уверенностью предположить, что ни один из этих инцидентов нельзя отследить до Дома Уланти, но все они берут свое начало оттуда. Вскоре присоединятся и другие дома, чтобы воспользоваться нашей слабостью, и может последовать война.

– Вы не можете здесь остаться, – сказала ей Тессера.

7: Нижний Город

– Сжечь грязных мутантов!

– Проповеди Архизелота

– Как вы меня нашли, черт побери?

Это был первый вопрос Донны после того, как Авиньон вытащила ее из логова чудовища, словно рыбу на леске. Тессера тогда просто приняла надменный и всезнающий вид, так что историю она нормально услышала только позже, вытянув из Толы. Нельзя сказать, что из Толы пришлось что-то особо тянуть – настоящая сложность заключалась в том, чтобы ее заткнуть.

Оказалось, что Тола с Авиньон проследили за Донной, когда та покинула заведение Хагена в Славной Дыре. Обе знали Донну достаточно хорошо, чтобы понимать: нет абсолютно никаких шансов, что она не отправится на склад за дополнительной информацией. Они следовали за ней до тех пор, пока она не слезла на третий уровень, после чего пришлось возвращаться назад и платить лебедочнику за спуск вниз, поскольку никого из них не прельщало повторять акробатические упражнения Донны.

Они прибыли как раз вовремя, чтобы увидеть, как наемники подловили Донну врасплох у склада Стракана. Когда она пошла на прорыв, они обстреляли снайперское гнездо Келла в башне, пока Донна бежала внутрь, что в значительной степени объяснило, почему он в тот момент не выстрелил ей в спину – жабеныша прижало их огнем.

Как только Донна скрылась внутри, Тола и Авиньон отбежали и спрятались дальше на уровне. Они некоторое время выждали, а когда Шаллей с Келлом вышли наружу с пустыми руками, то поняли, что она каким-то образом ускользнула со склада. Тогда-то они и свалили оттуда, чтобы рассказать Тессере о происходящем. Просто.

Разумеется, это не отвечало на вопрос Донны: как, черт побери, они отыскали ее под Пылевыми Водопадами? Она решила получить остаток истории от Тессеры на следующем привале. Сейчас отряд спускался в Бездну, направляясь в Нижний Город, что в самый раз подходило Донне. По правде говоря, она была весьма тронута, что Тессера приложила все усилия, чтобы найти ее, и потому из былой верности задержалась с бандой, втайне наслаждаясь возможностью немного расслабиться и перестать оглядываться.

Они слой за слоем миновали древние жилые купола, подъездные пути и сточные трубы, пробираясь по затертым тропам Бездны. Чем глубже они заходили, тем сильнее раздробленными становились руины старого улья, придавленные весом снесенного и построенного за последующие поколения. Как правило они следовали по линиям разломов между уровнями: старая транзитная железная дорога могла обеспечить несколько метров пригодного к использованию прохода под рельсами, а затем сменялась проседающей площадью, в рухнувшем своде которой оставалось достаточно лазеек, чтобы добраться до частично целой улицы.

Остановку сделали на своего рода перекрестке. Этаж пронзала треснувшая сточная труба, которая заходила сбоку и пересекала их путь. Похоже, Тессера была не уверена, куда идти, и Донна воспользовалась шансом поговорить с ней поодаль от остальных.

Глазам Донны Тессера представлялась старой и усталой. На корнях выбеленных волос проглядывала седина, а улыбку, которой она на миг встретила Донну, портили почерневшие десны. Лицо Тессеры покрывали оспины и шрамы от целой жизни, прошедшей в схватках банд и невзгодах, однако глаза предводительницы были яркими и острыми, узкие плечи не согнулись. Донна еще вообще не успела открыть рот, как она упредила ее вопрос:

– Ты хочешь знать, как мы тебя нашли?

Донна ухмыльнулась в ответ. Тессера, несомненно, была одной из умнейших людей, каких ей когда-либо доводилось встречать – как в Шпиле, так и за его пределами. Она могла читать людей, будто книги, что само по себе невеликое искусство, если знаешь основы, однако Тессера умела сделать так, чтобы тебе это было приятно.

– Мне нравится считать себя трудной добычей, даже неуловимой, но недавние события заставили меня серьезно в этом засомневаться, – отозвалась Донна. – В сущности, я всерьез начинаю думать, что за мной волочится мигающий знак, где буквами, видимыми от Пылевых Водопадов до Двух Туннелей, написано: «Донна тут».  

– Было легко догадаться, что ты заскочишь к Ханно за информацией.

Ааа. Да, это было легко, стоило Донне задуматься, но оставался один момент.

– Ты знаешь, что у нас с Ханно есть история, но наемникам об этом не известно. Ханно всегда был весьма… осмотрителен в отношении своих связей со мной.

– Само собой, он же старший дозорный в одном из больших комков грязи подулья и не может допустить, чтобы его имя слишком часто связывали с Безумной Донной. Как бы сильно ему того ни хотелось.

Донна кивнула. На самом деле это тоже являлось очевидным, но было приятно слышать такое от других. По крайней мере, он не питал к ней ненависти.

– Не могу сказать, откуда Келл и Шаллей узнали, что ты будешь в Пылевых Водопадах, но рискну предположить, что они знали, где искать Релли, а также знали, что рано или поздно ты заявишься объясниться с ним за копание в твоем прошлом.

Тессера осторожно взвесила Донну взглядом.

– Ты ведь это задумала, верно? Какую-то разборку.

– Ты слишком хорошо меня знаешь. Релли очень зря посоветовали ворошить мое прошлое.

– Это был эффективный способ привлечь твое внимание.

– Хочешь сказать, ты не единственная, кто знает меня достаточно хорошо, чтобы понимать, на какие кнопки нажимать?

– Ты всегда была умной, Д`оннэ. Так кто это мог быть?

– В подулье мне известно всего два человека, которые хорошо меня знают. Первый – Ханно, второй – ты.

Донна говорила с вызовом, однако Тессера даже не удостоила ее ответа. Она просто улыбнулась и подождала, пока мозг Донны не выдал миллион и одну причину, по которым Тессера или Ханно не захотели бы создавать ей проблемы.

– Итак, дело не в этом. Стало быть, кто-то из Шпиля?

– И ты сама уже об этом знала. Просто тебе так не хотелось, чтобы оно оказалось правдой, что ты проигнорировала его и сбежала.

Донна кинула на Тессеру горестный взгляд, вновь ощущая себя юной и неуверенной. Странно, но она в некотором роде дорожила этим чувством. Конечно же, Тессера была права. При первом же намеке на причастность шпилевиков она сорвалась с места и неосознанно направилась в самый глубокий и темный из известных ей уголков подулья. Она бежала прямиком к чему-то, поджидавшему ее внизу, словно животное, которое гонят в западню.

– Кажется, у Отвесного Утеса меня преследовал аристократ, но я от него оторвалась.

Тессера приподняла бровь.

– Кто?

– Не знаю точно. Я видела его только издалека и тогда решила, что это очередной охотник за наградой. Но если вспомнить, было в его обращении с нанятыми помощниками нечто такое, что здесь может сойти с рук только благородному. Проклятье, так подумать, это точно был отряд из Города-Улья: слишком много людей и недостаточно бойцов. – Она сделала паузу, вспоминая обтекаемую хромированную фигуру ищейки блюстителей, крадущуюся из сумрака. – И уйма шикарной техники сверху.

– Аристократа, появившегося у тебя на хвосте, сложно списать на совпадение, – заметила Тессера.

– Порой нельзя зарыться достаточно глубоко, прошлое вернется и достанет тебя где угодно. Черт, да я даже из Улья Примус не выбралась, так что вообще не должна удивляться, когда мои благородные родичи приходят меня искать. – Донна хотела, чтобы фраза прозвучала решительно, но беззаботно, однако вместо этого интонация вышла ровной и безэмоциональной, едва скрывая ее горькую обреченность.

Голос Тессеры во мраке был спокойным и ободряющим.

– Все будет в порядке, Донна. Как мне хорошо известно, ты вполне способна за себя постоять, а теперь у тебя еще появилась поддержка из шайки злющих сучек. Ты больше не одна.

Донна подняла свой живой глаз и яростно уставилась на Тессеру.

– Я не просила тебя приходить. Обычно ты не высовываешься за Два Туннеля, так почему же ты протащила своих девочек через половину подулья, чтобы найти меня? Какой твой интерес тут, Тессера?

– О чем ты сейчас спрашиваешь на самом деле, так это о том, зачем я вообще вас всех затащила сюда вниз. На оба вопроса один и тот же ответ.

– И какой?

– Если ты его еще не поняла, поговори с кем-нибудь из малолеток, они смогут тебе прояснить.

Донна рассмеялась. С тех самых пор, как она спустилась вниз, чтобы начать жизнь самой старой малолетки подулья, Тессера всегда давала ей один и тот же ответ, когда она задавала какой-то особенно тупой вопрос. Предводительница ушла от темы, но пока что это ее устроило. Возможно, она действительно спросит одну из малолеток.

– Ты сказала, Келл и Шаллей были в Пылевых Водопадах? Но Келл говорил, что Шаллей ушел в Два Туннеля.

– Должно быть, он лгал. Я видела Шаллея собственными глазами. Когда мы прибыли в Пылевые Водопады, он направлялся в Бездну с большой бандой Делаков. Я задержалась ровно настолько, чтобы пообщаться с Ханно, а потом стала искать тебя.

– В этом есть смысл. Я слышала, как Делаки говорили про приказы от Бака. Наверняка он отправил часть тех боевиков в канализацию, чтобы найти меня. Но куда, черт побери, он шел?

Тессера пожала плечами и обратила глаза вниз. Разумеется, она снова была права. На дне Бездны был всего один пункт назначения. Тот же, где находилось имение Релли.

Нижний Город.

Хаос недр подулья сменился обвалившимися и спрессованными развалинами на Дне Улья. Именно там начинался древний слой, на котором был основан улей – регион, который жители Города-Улья уже давно забросили и позабыли. Он имел толщину в сотни метров и представлял собой царство застоявшейся тьмы, где из гнилостного стока на Дне Улья поднимались отравленные испарения, заполнявшие лабиринт примитивных лазов и гибельных пещер вокруг. Однако Дно Улья было далеко не безжизненным. В темноте жили твари, порожденные накопившимися за тысячи лет ядовитыми стоками – уродливые создания, которые прятались даже от света подулья, но тем не менее плодились и множились в тенях.

Нижний Город являлся наиболее глубоким постоянным поселением под Стеной. Он стоял в самой нижней части подулья, на дне древней шахты, проточенной отходами, которую люди называли Бездной. Здравый смысл подразумевал, что он располагался на предельной обитаемой глубине подулья, хотя падалюги, несомненно, с этим бы поспорили, будь хоть кому-то дело о том, что там думают мутантишки. На самом деле он залегал даже дальше зоны куполов и туннелей, из которых состояло непосредственно подулье, и размещался на берегах токсичного стока, находившегося на самом дне улья.

Иногда твари выползали из своих нор в фундаментном слое и скользили из черноты кормиться, гонимые своим голодом за мягкой неоскверненной плотью и теплой кровью. С дозорных башен Нижнего Города можно было мельком заметить, как они двигаются между куч пустой породы, охотясь за крысами-мутантам, питавшихся там мусором. Виднелись их светящиеся глаза, которые мерцали среди руин, изучая продвижение рабского каравана, высматривая отбившихся и раненых.  В темные часы отключения ламп по всему Нижнему Городу слышалось их завывание и рычание – всегда близкий, но всегда незримый, этот звук терзал сны людей.

Время от времени охотник или старатель приносил в Нижний Город шкуру какого-нибудь странного звероподобного создания. Некоторые из них были людьми, или относились к таковым прежде – с шершавой гниющей кожей и когтевидными ногтями, глаза превратились в рудиментарные провалы, прикрытые бледными перепонками, или же черные и вытаращенные, без видимой радужки. Другие обладали лишь подобием человеческого облика – чешуйчатые и мерзостные твари со слюнявыми ртами и длинными красными языками. К дальней стене Торговой Ямы Нижнего Города были прибиты шкуры множества подобных зверей, сотни и сотни. Некоторые сгнили, либо же их разъело временем или заразой, но прочие блестели зеленой и золотой чешуей или лиловым и черным хитином, на которых чудесным образом не оставалось следов от химических паров или некротических грибов. Несколько из них принадлежало дикарям и преступникам, приведенным ради награды, но большинство осталось от охотников, ставших добычей – предупреждение остальным держаться подальше. В основном те так и поступали, исключая времена, когда из стока накатывали ядовитые туманы, и жителям Нижнего Города приходилось накрепко запирать свои двери.

Мало кто спускался до Нижнего Города, и еще меньше сознательно оставалось там ради заработка, хотя множество оказывалось там ненамеренно и навсегда.

Путь вниз от Пылевых Водопадов был долгим и, мягко говоря, напряженным, а спуск по наиболее используемым маршрутам зачастую сам по себе являлся битвой, поскольку в дороге приходилось противостоять конкурентам, преступникам, падалюгам и кому похуже. Окрестные купола в основании улья были раздавлены и утрамбованы, испещрены узкими лазейками и населены злыми существами, готовыми сожрать слабых и беспечных.

Однако некоторые наиболее закаленные и отчаянные все равно шли, привлекаемые самим сточным озером и живущими в нем тварями. В суровом подулье не существовало работы тяжелее, чем та, которую можно было найти в Нижнем Городе, но не существовало и такой, что с большей вероятностью сделает тебя реально богатым или реально мертвым.  Основная часть людей, отправлявшихся в Нижний Город, считала, что разбогатеет, и основная часть из них напрочь ошибалась.

Самые сильные и быстрые бойцы банд шли на токсичное озеро охотиться за чудовищными, легендарными сточными пауками, громадными матками и их сородичами: Белыми Водомерками, Черными Левиафанами, Алыми Самками, Оранжевыми Коленями, Синими Коленями, Красными Коленями, Опрокидывателями и Бегунами. Прекрасные, огромные и смертоносные, пауки Некромунды славились среди звезд. Их фасетчатые глаза были такими же твердыми, как алмазы, и высоко ценились ювелирами тысячи планет за искристую переливчатость и неугасающий блеск. Кровь, проливаемая ради добычи таких трофеев, только увеличивала их значимость, и аристократы с торговцами соперничали в том, сколько сгинувших жизней они смогут продемонстрировать одной безделушкой или украшением.

При равной дележке после успешной охоты за пауками человек мог получить от двух камней размером с кулак – хватит, чтобы год жить в подулье, как принц, если избегать убийства достаточно долго и успеть этим насладиться. Правда заключалась в том, что на каждую успешную охоту приходилось три и более неудачных, и даже при успешной охоте моторные ялики переворачивались, а люди гибли с шокирующей регулярностью. Зачастую облавы вообще не возвращались, и пилоты яликов нередко задавались вопросом, кто же на кого охотится на гладкой черной зыби сточного озера.  

Другие путешественники благоразумно опускали планку пониже и приходили кормиться с охотничьей добычи, ведя борьбу за трупы. Они торговались за прочные паучьи шкуры и хитин, вываривали питательный жир зверей и выжимали на продажу губительный яд. Ни одна часть паука, от клыков до прядильных желез, не пропадала впустую. Существовала сотня мелких индустрий, процветавших за счет пауков и менее крупных порождений озера: скользильщиков, акул, илистых отродий и прочих безымянных чудовищ из глубин. В стоке обитало множество тварей, не встречавшихся более нигде в подулье и, возможно, нигде во Вселенной – уникальное собрание жизненных форм, которые каким-то образом приспособились к существованию на поверхности токсичного озера и под ней.

В значительном количестве колоний крысокожих верили, будто сам сток – это живое воплощение того, что они называли духами улья. Для них это были рай, ад и вечные муки, скатанные воедино, и именно туда отправлялись их духи после смерти перед тем, как перерождались. Чертовски многие надеялись вернуться обратно в виде сточных пауков, а это о чем-то да говорит.

Поверхность сточного озера постоянно колыхалась и имела консистенцию, которая за сотню ярдов могла меняться от легкого машинного масла до патоки и обратно. Испускаемые ею газы зачастую были летучими или коррозионными, и метановые возгорания с сернистыми туманами гонялись друг за другом по глади.

Само падение в сток означало смертный приговор – повезет, если отрава убьет тебя до того, как едкие вещества растопят плоть на костях. В любом случае, гарантирована вопящая агония на весь остаток твоего безусловно короткого бытия.

В окрестностях стока за тысячи лет сформировались гигантские сталагмиты и сталактиты из слипшихся промышленных отходов, так что самопроизвольно выросли храмы накопленной дряни и нищеты. Новые и новые слои мусора перемешивались и срастались в безумные химические минералы, ценные, но сами по себе слишком едкие или ядовитые, чтобы к ним можно было хотя бы безопасно приблизиться без надлежащего защитного снаряжения. Многие чрезмерно самоуверенные старатели умирали, пытаясь добывать эти руды, а их кости вливались в увеличивающиеся кучи, которые разрастались миллиметр за миллиметром, год за годом, и на выпуклых склонах появлялись жуткие фрески.

Донна знала все это, знала все приевшиеся старинные истории про Нижний Город, но когда они приблизились ко Дну Улья, в наибольшей степени ее впечатлила вонь.

Они засели на выступе, откуда открывался обзор на Нижний Город. Чтобы попасть туда, по прибытии пришлось выгнать несколько миллиазавров, но этого как будто больше никто не заметил. При появлении Донны с Эшерами твари, не задумываясь ни на секунду, ринулись из нор кусаться. Тупые мелкие мудаки. Пули и лазерные заряды разнесли их на части еще до того, как они вообще смогли пустить в ход свой грозный яд. Крысы бы хоть потерпели, пока люди повернутся спиной, но таков уж порядок вещей в подулье – оно принимает всех. Теперь же Донна и Эшеры наблюдали и ждали, впервые как следует разглядывая Нижний Город.

Ищущие пальцы тумана катились из стока, ощупывая узкие переулки внизу. В щелях окон дозорных башен, стоявших, похоже, на всех строениях, проглядывали желтые огни, а торговая яма была плотно закрыта. В озере, будто сломанные зубы, торчала вереница столбов, каждый из которых служил точкой швартовки стайки мелких плоских моторных яликов для охоты на пауков. Кое-где между яликов также пристраивался странный сточный дрифтер, похожий на жирную матку среди поросят – этот образ дополняло покачивающееся движение, придаваемое им колебаниями поверхности.

И ялики, и дрифтеры казались карликами в сравнении с одним силуэтом на озере. Тот стоял чуть правее, сразу за стенами Нижнего Города, у собственного причала. Клубящаяся дымка над стоком размывала его очертания, но хрустальный глаз Донны видел всё. Это был пузатый каплевидный корабль длиной почти в две сотни метров с неподходяще короткими крыльями, выдававшимися наружу после примерно трети продольного габарита.

Сперва она приняла его за какой-то атмосферный челнок, однако у него имелись открытые палубы сверху и выраженный киль снизу, поэтому что бы это ни было, его проектировали для путешествий в жидкой среде, хотя, вероятно, и не в сточном озере. Было непохоже, что конкретно этот экземпляр на протяжении уже долгого времени хоть куда-то путешествовал. Видимое крыло выглядело изъеденным и помятым, корпус был покрыт полосами ржавчины и облезал, и вся конструкция слегка кренилась к причалу. Вокруг были рассеяны остовы кораблей такого же размера. Их покрытые маслом ребра торчали из стока возле мест стоянки, словно гигантские пальцы. Похоже, этот остался последним из себе подобных.

Это и было имение Релли.

– Ты на чо смотришь? – поинтересовалась Тола.

Перед ответом лежавшая на выступе Донна слегка потянулась, но не отвела взгляда от жилища Релли.

– Проволочница вокруг швартовочных причалов, стрелковая башня на берегу, еще две пушки на палубе, и еще как минимум одну мне не видно. Думаю, я смотрю на примерно двадцать охранников, из которых шестеро Голиафы, а остальные рабы с арены; сложно сказать наверняка. Думаю, я смотрю еще где-то на дюжину людей на этой плавучей штуковине: гостей, персонал, холуев и все такое, плюс на одного жирного торговца, и он единственный нахрен человек, кого мне реально хочется увидеть, оказавшись на борту. А ты на что смотришь?

– Нетопыри-падальщики жрут половину крысы, а передняя половина пытается уползти. Ох, они его заметили! Давай, Половинка! Ай, они его все ж таки достали.

Донна оглянулась на Толу. Девушка позаимствовала (вероятно, украла) у одной из других бандиток оптический прицел и жадно наблюдала за схватками жизни и смерти, происходившими повсюду на кучах отходов внизу. Крысы успели воспользоваться отвлекающим маневром Половинки и в ответ утащили наземь неосторожного нетопыря. Перед вами хренов круговорот жизни, подумалось Донне.

«Спроси кого-нибудь из малолеток», – сказала Тессера. Тола была уже не малолеткой, но продолжала вести себя так по-девчачьи, что Донна порой задавалась вопросом, нет ли у нее каких-то повреждений мозга – такое вполне могло произойти по причинам от ядовитой окружающей среды до травм в схватках банд. Она была идеальной кандидатурой для прямого подхода.

– Тола, почему Тессера сказала банде спуститься сюда?

– Она нам ничего не говорила.

Казалось, эта мысль привела Толу в некоторое замешательство.

– И никто не жаловался из-за похода в Бездну?

Это был еще один неписаный элемент фольклора подулья – когда бы ни упомянули Бездну, кто-нибудь отказывался идти, цитируя избитые старинные рассказы про Нижний Город и пророча гибель всем, кто пойдет. Совсем как малолеток неудержимо влекло к проблемам, бандитов постарше неудержимо влекло к их избеганию.

– Оххх. – Лицо Толы просветлело, и она ухмыльнулась. – Ты хочешь знать, что Тессера нам сказала, чтобы заставить пойти в Бездну за тобой!

Донна подавила желание дать ей оплеуху.

– Да, Тола! – живо ответила она вместо этого.

– О, Тессера не просила нас идти искать тебя.

Донна настолько удивилась, что забыла разозлиться. Тессера правила своей бандой, словно вдовствующая императрица, поэтому следующий вопрос был порожден чистым недоверием.

– Ну а кто тогда просил?

– Никто.

– Итак, Тола, позволь мне разобраться. Тессера и банда просто проходили мимо? «Давайте-ка свернем в заброшенные канализационные трубы и поглядим, не охотятся ли там за кем-то монстры и Делаки? Может, там кто знакомый!» Так все было? Случайная встреча, как говорится?

Теперь Тола выглядела основательно сбитой с толку, а у Донны кончился яд. Она подумала, не начать ли заново, но сама мысль об этом привела ее в изнеможение.

– Не парься, Тола, – произнесла Донна, обращаясь отчасти к самой себе.

Тола ухмыльнулась.

– Это они решили, – сказала она. – Вся банда решила пойти, когда мы с Авви рассказали им про драку на складе. Видать, хорошая история вышла.

Донна обернулась и посмотрела на остальную банду, сидевшую и лежавшую на выступе. Некоторые наблюдали за поселением, как они с Толой, другие отдыхали или играли в карты. По былым дням она узнавала где-то половину из них – Тессеру, Толу, Авиньон, Джен и Сару. Прочие были новыми малолетками и боевиками, которых Тессера, должно быть, завербовала за эти годы. Команда выглядела жестко. Пока она осматривалась, одна из новых членов банды, неизвестных ей, поймала ее взгляд и окликнула:

– Донна, когда заходим внутрь? Какой план?

Лица ожидательно повернулись к ней.

Донна снова оказалась застигнута врасплох.

– Я прокрадусь внутрь в одиночку. Вот какой план. Вы, народ, никуда не «заходите», – быстро отрезала она.

По банде пробежало недовольное шевеление. Сперва Донна решила, будто они злятся или мрачнеют, но вновь оглядев их лица, она пришла к выводу, что они преимущественно разочарованы.

– Нет никакого смысла, чтобы вас всех порубили пушки Релли. Атака в лоб будет самоубийством, – объяснила она. Несмотря на всю браваду, они понимали, что это правда. Они тоже видели защиту имения.

– Но мы ж не можем нахрен просто тут сидеть, пока ты одна ходишь! – Джен, одна из боевиков старой школы, встала и повернулась к остальным. – Мы все голосовали, чтоб пойти, нельзя назад поворачивать только из-за того, что дом Релли сторожит несколько хреновых качков.

Со стороны банды послышались смешки и согласные выкрики, и Донна почувствовала, что вся ситуация штопором выходит из-под контроля. Проклятье, где же Тессера? Эшеры пришли в расчете драку и не собирались ее лишаться. Хуже того, они, похоже, думали, будто помогают ей!

– Слушай, Джен, ты здесь только потому, что вы с Тессерой считаете своим долгом присматривать за мной, так как привели меня в подулье столько лет назад. То же самое относится к Толе, Авиньон и еще Саре. Когда вы увели меня из Города-Улья вниз, я оставила свою старую семью и нашла новую с вами.

Это заставило их снова начать прислушиваться к Донне, что было хорошим началом. Настало время добавить мяса в бутерброд.

– Но я ушла из банды, потому что привлекала слишком много стрельбы. Охотники за наградой знали, куда за мной идти. Так убили Кристи, а Фаэр потеряла руку – в глупых ненужных драках, которые случились из-за меня.

Это всё изменило. Новые члены банды теперь смотрели на старую гвардию иначе. Донна надеялась, что они размышляют о реалиях истекания кровью из разорванной артерии, как Кристи, или горения, как Фаэр. Еще они несколько по-иному смотрели и на Донну.

– Так, я пришла ради мести, очередной глупой драки, которая не касается никого, кроме меня. Она кое-что значит для меня, но ничего не значит для вас. Я не буду брать новые смерти на свою совесть. Их там и так достаточно и, хотя слухи утверждают обратное, совесть у меня есть.

Завершающая шутка была слегка скрытой, однако большинство старших членов банды уловили ее и засмеялись. Дело сделано: она донесла до них свою тотчку зрения и слегка расслабила. Они уже не были готовы бросаться в бой.

Донна повернулась и зашагала по выступу в направлении Нижнего Города.

Никто за ней не последовал.

Донна успела пройти по выступу где-то с сотню метров и как раз начинала думать о миллиазаврах, когда услышала позади скрежет камней. Она крутанулась, выхватив лазпистолет, и обнаружила, что за ней идет Джен. Надежная, тупая Джен не уловила намека. Донна проигнорировала неустойчивую часть мозга, которая говорила: «Просто пристрели её» и стала ждать.

Джен подошла и встала рядом. В сравнении с ее мощными татуированными плечами Донна выглядела миниатюрной и скромной.

– Хорошая попытка, Безумная Донна, – произнесла Джен. Она ухмыльнулась и приобняла Донну рукой, заставив ту напрячься от непривычного контакта. Обычно Донна оказывалась так близко к кому-либо лишь тогда, когда убивала их. – Но ты зря думаешь, будто твои драки для нас ничо не значат. Ты хренова легенда, девочка.

Донна повела плечами, чтобы избавиться от медвежьей хватки Джен.

– Нет, нет, нет. Джен, я просто неудачница, отклонение, а не чья-то там хренова легенда, – прорычала она. Объятия вдруг стали крепче, прижимая ее плотнее.

– А теперь слушай, Донна, да слушай нахрен хорошо, – тихо и кровожадно прошептала Джен ей в ухо. Вблизи она выглядела большой и грозной, но благодаря старым привычкам Донна даже не вздрогнула.

Слова посыпались из Джен так, словно она их обдумывала уже долгое время. Возможно, так и было. Она никогда не обладала большими ораторскими способностями, но в ее низком, взволнованном голосе было столько пыла, что речь точно исходила от сердца.

– Ты – хренова легенда, – зашипела она, – и я тебе скажу, почему. Люди спускаются сюда, потому что хотят начать заново, потому что думают, будто в Городе-Улье все похерено, и им хочется от него избавиться, а идти больше нахрен некуда.

– Но есть гораздо больше тех, кто об этом мечтает, но так и не делает: они слишком боятся потерять свой пикт-транслятор, или свой душ, или два приема пищи в день, или своих друзей с конвейера, или свой драгоценный хренов порядок.

– Но теперь… теперь у них есть ты, хренова благородная из хренова Шпиля, которая решила спуститься в подулье и выжила. Ты отказалась от всех тех удобств и привилегий, которые хренову городскому работяге и присниться не могут, но ты все еще тут. Поэтому теперь многие люди начали думать, что раз ты в силах добиться успеха в подулье, то и они тоже.

– У меня не было выбора… – сумела вмешаться Донна, но даже ее ушам аргумент показался слабым. Джен обрушилась на это утверждение с почти звериным восторгом.

– Еще как был! У тебя до хрена выбора было! Ты ж могла остаться в хреновом Шпиле, и твой па все бы прикрыл. По факту, судя по тому, что ты говорила, он изо всех сил постарался. Тебя б простили, и ты про то знаешь, и сдается мне, ты наполовину потому ни разу и не оглянулась назад. Тебе не хотелось возвращаться, даже если б тебе нахрен позволили. Ты сделала храбрый выбор, гордый, остаться нахрен одной. К тому ж, могу поклясться, что в Городе-Улье нет такого мужика, кто б не стал лучше с женщинами обращаться из-за того, что ты там в Шпиле сделала. Бьюсь об заклад, даже хренов Хельмавр подобрел.

Джен радостно ухмыльнулась и ударила Донну кулаком в плечо. Было больно.

– Уж извини, девочка, но вот так, и всем положить хрен размером с холодильник, почему это вообще случилось. Это все часть… ты как один из тех хреновых рисунков в церкви, ну ты в курсе, картина такая, которая чего-то значит, потому что это кусок истории.

– И… икона? – удалось кое-как выдавить Донне.

– Ага, оно. Ты хренова икона. И мы не будем стоять, сунув нахрен палец в задницу, пока кто-то там докапывается до нашей иконы.

***

Она всегда помнила то утро. Как бы она ни старалась позабыть, но каждая деталь ярко выделялась.

Тем утром она впервые встречалась со своим будущим мужем, и Д`оннэ была напряжена, словно натянутый лук. Сон не шел, и большую часть ночи она провела за изучением наследных свитков Дома Ко`Айрон. Как оказалось, их дом был не самой яркой звездой на небосводе Некромунды и сохранял свое положение в Шпиле благодаря владению несколькими ветхими районами мануфакторий в Городе-Улье и скудным ассортиментом фрахтовочных кораблей, ходиших за пределы планеты.

Сильванус гордо проинформировал ее, что Ко`Айрон предложил громадный выкуп за невесту, в целых три раза больше ожиданий. Д`оннэ пришло в голову лишь то, что они, должно быть, находились в безвыходном положении. Прямая связь с домом Уланти означала фамильные контракты и удобные объемы поставок, так что Ко`Айрон не мог бы не процветать. Однако ради получения одобрения Сильвануса они должны были буквально обанкротиться. Они и впрямь верили, будто помолвка принесет им богатства? Д`оннэ осознала, что понимает Сильвануса лучше, чем они, и что его план заключался в том, чтобы поглотить оставшиеся активы дома и превратить их в своих марионеток. Она была приманкой.

Как он захлопнет ловушку? Предложение череды займов для поддержки? Залоги, взятые с обещанием, что они никогда не будут реализованы? Возможно, он прибегнет к быстрому и агрессивному приобретению имущества, пока их запасы нежданно скудны? Все при искусном содействии его собственного шпиона в их лагере – внешне скромной маленькой Д`оннэ. Сильванус мог решить захватить бразды правления старинными путями, путями клинка и отравы, и к такому варианту Д`оннэ также готовилась.

Наряд доставили прошлой ночью. Утро прошло, пока сервиторы тыкали в нее тупыми иголками, подгоняя платье под ее юное тело. Это было фантастическое изделие из элегантно завитого металла и хромированной сетки, подходящее для промышленной королевы. Оно расходилось на пояснице, тянулось поверх груди и поднималось к высокому вороту. Ступенчатые панели повторяли изгибы боков, после чего спадали вниз по ногам, демонстрируя кремовые проблески голеней и бедер. На горле, бюсте и подоле была закреплена невероятная пена из ажурного серебра. Когда она ходила или разговаривала, металл тихо позвякивал, дополняя каждое ее движение призрачной музыкой.

А еще оно было тяжелым, натирало, слишком грело плоть под ним и оставляло мерзнуть неприкрытую спину, плечи и руки. Не прошло и тридцати минут, как Д`оннэ его уже возненавидела.

Она уже находила пикты Марнея Ко`Айрона, старшего сына дома – графа Ко`Айрон, если титуловать правильно. У него было рубленое лицо, словно сделанное из гранита, которое как будто обветрилось под странными иномировыми солнцами. Усы скорее подчеркивали, чем смягчали неровности носа и подбородка. Д`оннэ он показался старым, хотя записи указывали, что он старше нее всего на четыре десятка лет. В «Характеристике Кадотти» в числе его интересов приводились охота, металлургические антикварии и разведение сальжуков (видимо, иномировое жвачное животное).

Его голос звучал в точности так, как Д`оннэ и ожидала от первого сына благородного дома. Он звучал горделиво, напыщенно и чванливо, как, в сущности, и у всей аристократии Шпиля. Она постаралась не дать своим предвзятым суждениям повлиять на приготовления к их первой встрече, только не за несколько часов до той.  Согласно формальному этикету Шпиля, первое представление жениха и его будущей нареченной (разумеется, с одобрения обоих семейств) могло происходить либо на общественном мероприятии, либо приватно. Ряд скандальных эпизодов, случившихся в прошлом на публике, подтолкнул большинство аристократических домов к уединенным встречам как первой возможности для обоих участников предстоящего союза оценить друг друга. Итак, с напускной небрежностью, граф Ко`Айрон должен был явиться отобедать с Д`оннэ Уланти в башне, где она обитала одна более десяти лет. Кто сказал, что романтика умерла?

Она выбрала легкое меню, которое, как она надеялась, могло бы прийтись ему по вкусу – исключительно импортированные продукты, лишенные резкого химического привкуса местных товаров Некромунды. Пока сервиторы заплетали ее волосы в головокружительный золотой каскад, увешанный бусинками кроваво-красных рубинов, топазов и желтых агатовых «кошачьих глаз», она ломала голову, какой парфюм нанести. Искусство смешивания духов для нужного случая уже давно признавалось одной из тонкостей светских манер Шпиля. Ей отчаянно хотелось, чтобы граф понял, что она изучала и отрабатывала это так же умело, как и любая аристократка. В итоге Д`оннэ выбрала простое тройное сочетание: двупыльник в качестве основы, чтобы создать фоновый аромат свежести и сладости; коричный промежуточный слой с намеком на пряность и сексуальность; амариллисовый катализатор, означающий утонченность.

Когда подошло время, она убедилась, что стол правильно обставлен, а затем при полном параде переместилась к шлюзу, ожидая там прихода графа и стараясь сохранять спокойствие. Назначенный час наступил, потом миновал, а графа не было и следа. Д`оннэ расхаживала туда-сюда, беспомощно волнуясь, но она никак не могла узнать, что могло с ним произойти. Возможно, несчастный случай? Или неожиданное дело? Она ждала в подвешенном состоянии, не зная, что еще делать.

Более чем через час после намеченного времени шлюз отъехал в сторону.

– Граф Ко`Айрон, – лаконично возвестила башня.

Чувство благодарного облегчения Д`оннэ рассеялось в тот же миг, как из шлюза появился граф. Он был не один. Вместе с ним в башню вошли два огромных телохранителя, которые еще продолжали хрипло хохотать над какой-то шуткой, только что сказанной графом. Первый охранник нагло оглядел Д`оннэ во всем ее великолепии и отпустил своему товарищу грубый комментарий. Ко`Айрон даже не удосужился посмотреть на нее.

Она сделала реверанс.

– Граф Ко`Айрон, я почтена вашим присутствием. Благодарю, что пришли.

Когда она заговорила, граф впервые соизволил обратить на нее внимание. Его холодные глаза измерили ее, будто сальжука, которого он подумывал купить.

– И правда, Д`оннэ, на здоровье, – невнятно сказал он. Двое лакеев захихикали. Д`оннэ осознала, что граф пьян.

Она подавила желание закричать, чтобы он ушел, или же убежать и запереться от непрошеного гостя. Однако Сильванус слишком хорошо ее обучил – она понимала, что способна переиграть этого олуха, и какая-то ее часть наслаждалась перспективой. Так что вместо бегства она улыбнулась и повела графа в обеденный зал, жестикулируя и касаясь его локтя.

– Я все слышал про это место, – глумливо произнес он, пока они шли по проходу. – Говорят, оно одержимо! – Он пнул стену изящно сработанным ботинком. – Хо! Духи! Изыдите!

Телохранители послушно засмеялись вместе с ним, но у Д`оннэ внутри все застыло. Он пытался вести себя как можно грубее? Или же этот человек сам по себе действительно был настолько невоспитанным?

Они добрались до зала, и она провела графа внутрь. Ее злость можно было оценить по тому, что, когда двое охранников двинулись следом, она преградила им дверь своим телом и сказала:

– Господа, вы забываетесь! Эта встреча для нашего приватного и тайного знакомства, а не питейный клуб!

Они насупились, но не захотели встречаться глазами с ее яростным взглядом. Телохранители вышли наружу, и Д`оннэ с треском заперла дверь. Граф уже хмуро тыкал в лакомства на столе. Она несколькими быстрыми шагами подошла к нему, силясь сдержать гнев.

– Что это за дрянь? – недовольно проворчал он.

– Ну, мой дорогой граф, я надеялась, что вам, с вашим опытом путешествий, может понравиться вкус с далеких звезд. – Она пыталась говорить соблазнительно и кокетливо, но у нее было некомфортное ощущение, что от злости к голосу примешивается слишком много сарказма. Граф, похоже, этого не замечал.

– Я выяснил только то, что иноземная дрянь – всегда иноземная дрянь, – упрямо буркнул он.

Д`оннэ сделала глубокий вдох и уселась. Услышав из-за двери хриплый смех, она на миг забеспокоилась, чем занимается охрана. На самом деле, это было желанное отвлечение от насущных проблем. Граф Ко`Айрон уже развалился в кресле и без смущения пялился на ее грудь.

– Неплохо, – пробормотал он, – совсем неплохо.

Сердце Д`оннэ сжалось еще чуть крепче, сильнее, чем она считала возможным даже того, когда ее мучил Сильванус. Ей никогда не доводилось ощущать себя такой загнанной в угол и отчаявшейся, как сейчас. Она попробовала еще поговорить с графом, изучая его взгляды, его личность. Каждый стартовый гамбит безжалостно разрушали, из принципа высмеивая или отметая ее мнения. Если граф не считал себя полностью авторитетным в вопросе (как было по многим темам при малой квалификации), тот считался несущественным. Д`оннэ предстояло стать его украшением для социальных функций и раболепно восхищаться великим человеком, каковым он явно себя считал. Она была куском мяса, который используют, чтобы произвести на свет наследника Ко`Айрона.

До Д`оннэ дошло, что графа воспитали ничем иным, как ее полной противоположностью. Пока ее учили быть хитрой и манипулирующей, его тренировали быть упертым и тупым. Там, где она знала лишь как ухаживать и убеждать, он усвоил только как отвергать и принижать. Она увидела их совместную жизнь, разворачивающуюся в будущем – жизнь, заполненную вечными битвами за господство, с неверностью, ложью и ненавистью.

Здесь в памяти Донны был провал. Остались лишь ошметки воспоминаний – фрагменты, которые засели в разуме так глубоко, что она не могла полностью избавиться от них. Она помнила, как игриво сидела у него на коленях и ковырялась в еде вилкой. Помнила его руки на своем теле и горячую вспышку гнева, который она спрятала, обернувшись к нему. Однако остальное милосердно стерлось.

Следующее, что она помнила отчетливо – как стоит в проходе с лазпистолетом в руках, оборачивается и видит обеденный зал, устланный распростертыми телами графа и двоих его охранников. Рядом с ней открылся шлюз, заставив подпрыгнуть, но впервые на ее памяти внутри никого не было. Больше не оглядываясь, она вбежала туда и через мгновение ощутила вкус свободы, которой доселе не знала, маленькая девочка.

Молва утверждала, будто она выколола Ко`Айрону глаза вилкой для рыбы. Сама Донна не знала, так ли это, но она точно напала на него – уж в этом она могла быть уверена. Как бы там ни было, но если ее воспоминания о том дне были правдивы, как она себя постоянно убеждала, то ублюдок совершенно определенно это заслужил.

8: Тридцать минут

Ох, бедный старик, паучихе конец,

Сказали ведь, мы знали ведь,

Ох, бедный старик, паучихе конец,

Ох, бедный, бедный старик,

На главную рею мы вздернем ее,

На главную рею мы вздернем ее,

Сказал же, старик, паучихе конец,

Сказал же, старик, паучихе конец,

Оттуда сбросим ее в глубину,

Вниз, вниз она упадет,

Оттуда сбросим ее на дно,

Вниз, вниз она упадет,

На длинном, длинном тросу за борт,

Где акулы тело ее заберут, а душу дьявол возьмет.

– ‘Шанти о мертвой паучихе’

Спокойные воды были глубоки. Донна посмотрела на гладкую, вздымающуюся поверхность стока, и ее на миг замутило от осознания того, что некоторые вещи уходят гораздо, гораздо глубже, чем казалось возможным. В ушах до сих пор отдавались слова Джен: «Ты хренова икона, Донна». И вот она находилась на абсолютном дне, как фигурально, так и буквально, в миллиметре от скопления отходов, оставленных миллионом миллиардом триллионов жителей улья за много, много столетий, и все равно не могла никуда деться от своей репутации. Вместо этого она гребла в направлении лодки, наполненной вооруженными людьми, имея лишь самое смутное представление о плане. Неудивительно, что ее называли безумной.

Грести на мелком плоском ялике, который она украла, было нелегко. До облезающего борта дома Релли оставалось еще некоторое расстояние. Порой сток упорно цеплялся к килю, иногда же она скользила по отравленной воде, будто по шелку. От усилий Донна потела. Кислотный туман пощипывал кожу, а надетая маска респиратора с трудом отфильтровывала из воздуха что-то, пригодное для дыхания.

Изначально она склонилась к озеру, сделав ставку на то, что охранники будут следить за береговой линией, а какие-либо обитатели глубин не станут плавать так близко от поселения. Однако дело шло медленно, а время было не на ее стороне. Слова Джен при расставании не допускали двузначного толкования: «Тридцать минут, а потом мы валим тебя вытаскивать. Тридцать минут, чтоб сделать дела по-тихому, а потом станет громко».

Она двигалась по поверхности к раздутому чудовищу мучительно медленно. Если бы Донну заметили на этом этапе, то окончательно и бесповоротно поимели бы, подловив на открытой местности без возможности продвигаться вперед или отступить.

С близкой дистанции лодкообразная штуковина выглядела еще больше. Каковы бы ни были прочие недостатки Релли, но когда-то в его распоряжении явно находилась уйма кредитов. Не в том смысле, что он купил права собственности на это место или вроде того, но способность оккупировать его означала наличие достаточной силы и делового чутья, чтобы отваживать соперников.

Сейчас оно выглядело практически заброшенным, свет проглядывал лишь в нескольких иллюминаторах. Вероятно, туда могло поместиться в сто раз больше людей, чем в данный момент находилось на борту, хотя много пространства, без сомнения, было выделено для хранения грузов и нерабочей машинерии.

По прошествии вечности длиной где-то в десять минут она оказалась под изгибом носа. Похоже, ее теория, а также наблюдения с выступа, были верны. Охранники, сторожившие эту обширную территорию, считали, что сток неодолим, поэтому едва ли смотрели туда больше одного раза.

Теперь началась по-настоящему забавная часть.

Отростки проволочницы уже начинали ощупывать низкие планшири ялика – у нее было мало времени. Донна размотала трос с крюком, крутанула его три раза и забросила на палубу высоко наверху. Он крепко зацепился с первой попытки. Сейчас только скорость и тупое везение могли помешать заметить ее, однако другого пути на борт не было.

Донна все еще ползла вверх по тросу, когда широкое уродливое лицо с рыжим ирокезом выглянуло из-за перил и выругалось. Следом за лицом быстро появилось широкое дуло оружия.

– Залазь на борт, девчуля, тя ждут, – весело крикнул охранник-Голиаф. – Тока не шали и не тормози.

Вися на веревке, Донна не особо что могла сделать. Та была слишком тонкой, чтобы ухватиться одной рукой и попытаться отстреливаться. Она услышала снизу мрачный булькающий звук: проволочница утянула краденый ялик вглубь стока. Выхода тоже не было.

– Ладно, ладно, – торопливо произнесла она и довольно нетвердо преодолела остаток пути наверх. Было слышно, как Голиаф зовет других охранников, находившихся дальше по палубе. Донна не могла уразуметь, каким образом она настолько сильно недооценила их бдительность. Во время ее наблюдений с выступа охранники иногда праздно бродили, но по большей части оставались под палубами. Существовало лишь одно вероятное объяснение, и оно было отвратительным.

Одна из Эшеров ее продала.

Так почему на самом деле пропадала Тессера? Ведь наверняка не поэтому? От этой мысли у Донны задрожал желудок.

Голиаф отступил на шаг назад, давая ей забраться на палубу. Уголком глаза Донна увидела, что к ним направляются рабы с арен и еще один Голиаф. Она уже перехватывалась руками, чтобы уцепиться за перила и перепрыгнуть, когда ее ботинок неожиданно соскользнул, и она качнулась назад, к жуткому обрыву над стоком. Голиаф рванулся вперед с неожиданной быстротой для своей мускулистой туши и поймал ее за руку, чтобы спасти от болезненной едкой смерти.

Казалось, он был искренне потрясен, когда Донна ухватилась за кольцо у него в носу и дернула его через перила. Голиаф жалобно взвизгнул, а затем упал в сток, и от него остались только ужасные клокочущие звуки, с которыми токсичная жижа хлынула в раскрытый рот. Он еще пытался закричать, когда проволочница утащила его вниз.

Донна пренебрежительно фыркнула и, не оглядываясь, перескочила перила. Второй Голиаф начал поливать ее свинцом. Пули вышибали искры и бешено рикошетили вдоль палубы. Донна ответила плазмой. Она уже давно миновала тот момент, когда могла продолжать попусту тратить время.

Голиаф увидел, как вокруг дула Свиньи собираются белые молнии, и прыгнул в сторону, но гладиаторам так не повезло. Дымящиеся кибернетические части и обугленная плоть с шипением посыпались в сток раскаленным каскадом, а один выживший с воплями обратился в бегство. Голиаф выскочил из укрытия, чтобы подловить Донну беззащитной, пока разрядившаяся Свинья еще дымилась у нее в руке. Она выстрелила ему в глаз из лазпистолета, который держала в другой.

– Где Релли? – заорала она. – Нам надо кое-какие дела обсудить!

Держаться незаметно больше не было смысла. Она обнаружила, что бешено хохочет.

Это была безумная бравада. Донна слышала, как повсюду вокруг нее по полу гремят ботинки. Она подпрыгнула и ухватилась за перила верхнего уровня палубы, намереваясь с размаху взлететь туда и получить преимущество за счет высоты. На нее обрушился поршневой молот – она уклонилась вбок, и вместо ее черепа тот смял массивное ограждение. Одного только переданного сотрясения хватило, чтобы рука онемела, и Донна оказалась вынуждена спрыгнуть обратно. Ее там ждали.

– Живьем! – услышала она чей-то крик, и они кинулись к ней.

Донна радостно ухмыльнулась. Это-то их всякий раз и гробило. Она на мгновение исчезла в потоке потных тел и скрежещущих бионических конечностей, а через секунду выкатилась на свободу, оставив за собой одного мертвеца и двух раненых. И метнулась в открытый люк, пока нападавшие силились расцепиться.

Донна побежала по узкому проходу за люком, мимо мелькающих ржавых панелей. Она добралась до лестницы и выпустила назад пару зарядов, чтобы отбить охоту у преследователей, а затем скользнула вниз. У подножия оказался еще более узкий коридор, где грохотали двери, а со всех сторон доносился шум приближающейся погони. Не хватало времени выбирать, и негде было спрятаться, так что Донна продолжила вслепую бежать по чреву лодки.

Внутри та напоминала лабиринт: запущенное переплетение проходов с облезающими переборками и грязными полами. Пока Донна бежала, по углам хлестали выстрелы: она опережала преследователей в лучшем случае на один-два поворота. У нее были быстрые ноги, однако они лучше знали свою территорию и продолжали загонять ее в постоянно сжимавшуюся зону, стягиваясь вокруг нее, словно петля.

Она выскочила в коридор и увидела группу фигур, двигавшихся к ней с противоположного направления. В обе стороны полетели выстрелы: те, что сзади, снова ее догнали. Вскоре Донну прижали перекрестным огнем, и ей пришлось нырнуть в люк, чтобы укрыться.

Это была ловушка. Комната с той стороны предназначалась для хранения, и из других выходов там был только люк в потолке. Тот начал открываться на кривошипном механизме, раздвигая свои половины и позволяя свету с палубы выше пролиться внутрь. Зрелище не сулило ничего хорошего. На фоне света стояли силуэты людей с оружием, а одна из палубных пушек, счетверенный тяжелый стаббер, угрожающе смотрела в трюм. Открой они огонь из этой штуки, каждый квадратный дюйм мгновенно бы заполнился летящим свинцом.

– Так, так. Безумная Донна, – насмешливо донесся оттуда знакомый шепот. Это был Шаллей.

Донна прыгнула к люку, через который вошла, но его захлопнули у нее перед лицом. Сверху раздался презрительный смех.

– Наконец-то у нас в гостях.

Донна попыталась разглядеть Шаллея, однако тот оставался хорошо замаскирован.

– Верно, Шаллей, славная работа, действительно очень славная работа. – Это произнес новый голос, высокий и льстивый, однако полный фальшивой культурности и превосходства. Релли.

– Какого черта тебе надо, Релли? – завопила Донна. – Ты хотел моего внимания, ну так теперь ты его получил! У тебя три секунды на объяснения, пока я не прошибла себе выход из этой твоей лохани и не отправила вас всех на дно стока.

Шаллей хихикнул.

Он мог хихикать сколько угодно, но на сей раз это была не притворная бравада. По прикидкам Донны, Свинья могла прогрызться сквозь палубу и достаточно далеко вниз, чтобы утопить всю эту проклятую штуку, прежде чем ее сумеют прикончить. В текущих обстоятельствах она чувствовала себя вполне готовой проверить эту теорию.

– Нет! Благородная дама, подождите! – взвизгнул Релли.

Что ж, это было приятно.

– Раз! – выкрикнула Донна с сатанинской радостью в сердце.

– Благородная дама, меня нанял человек, стремившийся вас разыскать, желающий вам добра, друг, знакомый вам по Шпилю.

– У меня нет друзей в Шпиле. Два.

– Он говорил, что вы будете несговорчивы, но велел мне… он велел мне передать вам последние слова, которые сказал вам при вашей прошлой встрече. Они звучали так: «Запомните этот момент навсегда, Д`оннэ, ведь вы стоите на пороге, который мало кто осмелится когда-либо переступить». И это должно сообщить вам все необходимое!

Слово «три» умерло у нее на губах. За этим стоял Ларс, и теперь последние надежды на какие-либо хорошие новости из Шпиля разлетелись на миллион кусочков. Этот дурак последовал за ней вниз. Донна вдруг почувствовала себя усталой и одинокой.

– Он здесь? – тихо спросила она.

– В моих покоях, благородная дама, ожидает вашей воли.

Быстро стало очевидно, что личные владения Релли были совершенно иным миром, нежели виденное Донной в остальной части лодки. Они находились на вершине просторной лестницы над центральным атриумом, выходившим на верхние палубы. Ковры здесь были чистыми, а запах – химически свежим. На выкрашенных в белый цвет стенах без единого намека на ржавчину демонстрировались искусно подобранные полотна (не пикты), а яркие лампы люменов отбрасывали на все это радостный свет сквозь хрустальные люстры высоко наверху. Лишь периодическое поскрипывание корпуса лодки или дуновение со стока нарушали иллюзию тихого дворцового великолепия.

Шаллей и его прихвостни снова скрылись под палубой, на прощание сардонически откланявшись. Четверо уцелевших Голиафов были личной свитой Релли и остались. Они разоружили Донну (ну, или так они считали), а затем зашагали вокруг, постоянно блокируя ее со всех сторон. По их шрамам Донна предположила, что Голиафы работают на Релли уже долгое время. Они явно были взбешены тем, что Донна убила двоих из их числа. Когда им казалось, будто Релли не смотрит, они постоянно пихали ее или проводили пальцами от уха до уха, беззвучно грозя ей, что они сделают, как только представится шанс.

Донна заметила, что у них всех на шее татуировка с примитивным изображением ощеренной собачьей пасти. Это были Песьи Солдаты. Большого Пса давным-давно уже вышибли из поселения Грязный Пруд, однако его Песьи Солдаты все еще появлялись в наиболее неприятных частях подулья в качестве наемных стрелков. Эти пали весьма низко, раз работали на гильдейца. Большой Пес всегда относился к Гильдии Торговцев с неприязнью, рассматривая ее скорее как ресурс для жатвы, нежели как силу, с которой следует считаться.

– Простите за двух ваших братьев, – шепнула она им, пока Релли возился с замком двери. В святая святых гильдейца гладиаторы не допускались, только Голиафы и несколько избранных лизоблюдов. Релли явно боялся, что рабам может прийти в голову убить его и податься в преступники.

– Просто не за тех приняла, – продолжила Донна. Это, похоже, слегка их смягчило, и часть напряженных сухожилий вокруг челюстей немного расслабилась. Релли отпер дверь.

– Знай я, что они Песьи Солдаты, убила бы их помедленнее, – театральным шепотом сообщила Донна. В глазах Песьих Солдат вспыхнуло бешенство, а толстые пальцы судорожно сжались в кулаки-кувалды. Посмеиваясь над их бессильной яростью, Донна шагнула в проем.

За открывшимися дверями оказался огромный зал, по одной стороне которого шли арчатые окна. Донна глянула на вид снаружи, и ее разум на мгновение скакнул. Потоки высотных лайнеров и челноков змеились вокруг стены Шпиля, протравливая в небесах инверсионные следы. От их ног до горизонта бурлили грозовые фронты, покрывавшие безупречный синий свод небес грубой черной шерстью. Она снова была в Шпиле.

– Впечатляет, не правда ли? – елейное самолюбование Релли было омерзительно. – В свое время этот экраноплан был оборудован предметами роскоши, годящимися и для Шпиля.

Трюк. Голозаслонки, показывающие пикт-запись. От этого Донна осознала, как же давно она видела подобный фокус. А еще от этого она захотела убить Релли здесь и сейчас. Ей не требовался клинок, она бы сделала это голыми руками и получила бы удовольствие, ломая его жирную шею. Сзади раздалось предупреждающее ворчание. Самый крупный и уродливый из Песьих Солдат тоже зашел в зал. Что было довольно иронично, именно он нес ее оружие. Даже если Релли и не понимал, что стоит на пороге смерти, Голиаф уж точно это понимал, и его свирепый взгляд подначивал ее только попробовать. Вместо этого Донна мило улыбнулась ему.

– Экраноплан? Что это? – ровным голосом поинтересовалась она у Релли. От этого вопроса Голиаф чуть-чуть закатил глаза вверх.

– Это гибрид корабля и летающей машины, благородная дама, способный скользить по гладким поверхностям на фантастических скоростях. Увы, навык их создания утрачен много столетий назад. Возможно, ныне это последний образец того чудесного искусства на Некромунде! – Сыпавшиеся наружу слова Релли раздувались от возбуждения и нескромности. Было очевидно, что лодка являлась отрадой и гордостью гильдейца. Донна мысленно пометила себе утопить ее перед уходом.

– Вижу, ты ее восстанавливал, – произнесла она. – Очень впечатляет.

Как же легко далась ложь, подумала Донна. Зрелище вида из Шпиля явно вернуло старые привычки.

Лицо Релли вытянулось.

– Ну, в настоящее время мне пришлось приостановить работу, благородная дама, что довольно точно подводит меня к предмету нашего нынешнего рискованного предприятия. – Они приближались к двери из золоченой бронзы в конце зала. – В сущности, у меня здесь не один, а двое благородных господ, которым не терпится с вами познакомиться.

Релли потянулся к дверной ручке, а у Донны вдруг возникли дурные предчувствия.

– Какого черта ты говоришь, Релли? – прорычала она. – Кто еще тут?

– Ах, ему показалось, что лучше всего будет представиться лично.

Дверь распахнулась.

Когда Донна увидела, кто внутри, ей захотелось бежать.

Центр помещения занимал овальный стол, сделанный из хрусталя цвета маслянистого дыма. Вокруг него стояло четыре изукрашенных стула, два из которых были заняты. Взгляд Донны немедленно привлек человек, сидевший справа. Его белая броня казалась неуместной в роскошной обстановке, однако манера держаться в высшей степени подходила. Он вяло раскинулся на стуле, будто это был трон. У его плеча стояла закутанная фигура, которая во время появления Донны склонялась к нему, словно чтобы что-то прошептать на ухо. Лицо человека было видно только в профиль, но от этого зрелища сердце пронзило холодом. Это был граф Ко`Айрон, убитый ей в Шпиле и вернувшийся из мертвых.

– Итак, сучка-королева заявилась! Вы молодец, Релли.

Голос был не тот, моложе и менее уверенный. Когда лицо повернулось к Донне, та увидела, что и оно отличается: тут складка, там угол – конечно, похоже, но не такое же. Стало видно, что фигура в плаще вовсе не шепчет. На самом деле, ее костлявые металлические пальцы, похожие на подкожные инъекторы, были вставлены в шею мужчины. Как будто не замечая их, тот обратился к Донне:

– Ты причинила недопустимый ущерб, Д`оннэ Ге`Сильванус, но теперь твоя маленькая прогулка окончена.

– Ах, – произнес Релли. – Простите меня, благородный господин, но прошу помнить о нашем соглашении.

– Совершенно верно, Релли, говори свою часть, да побыстрее.

Он откинулся назад на стуле, и костлявая рука на его шее преданно последовала за движением. До разрозненных мыслей Донны дошло, что это медицинский модуль, приставленная сиделка, доктор и хирург в одном лице. Графа от чего-то лечили – возможно, рана, или отравление? Она вдруг вспомнила про второго человека за столом.

Внешне Ларс не постарел ни на день с тех пор, как она видела его тогда, в арборетуме. Он хотя бы был одет для ужина – в безукоризненный клетчатый пиджак с галстуком-шарфом. Он неуверенно улыбнулся Донне, и она внезапно осознала, насколько изменившейся, должно быть, выглядит для него. Вероятно, он вообще ее едва узнал.

Д`оннэ казалась миниатюрной и скромной; Донна выросла высокой и внушительной, словно какая-то королева варваров. Д`оннэ была сломленной, перепуганной девочкой; Донна стала бесстрашным боевиком банд, привыкшим жить на лезвии ножа. На лице Ларса читался шок, но он решительно поглядел ей в лицо (без сомнения, у него внутри все заерзало при виде ее бионического глаза) и произнес:

– Я же говорил, что однажды разыщу тебя снова, Д`оннэ.

– Ларс, ты дурак, что спустился сюда, – прорычала Донна. Она повернулась. – А ты, черт побери, кто вообще такой? Потому что ты обосраться как точно не граф Ко`Айрон.

– Ах, благородная дама, в этом отношении вы ошибаетесь. – Релли пытался говорить примиряюще. – Прошу вас, ах, пожалуйста, присаживайтесь, чтобы мы смогли переговорить надлежащим образом.

Донна наградила его презрительным взглядом и заняла место как можно дальше от якобы графа. Она отметила, что самый большой из Голиафов Релли теперь стоял перед дверью, перекрывая единственный выход.

Она чуть не рассмеялась, увидев разложенную на столе еду – по меркам подулья высококлассные товары, королевский банкет. Для знати из Шпиля они были немногим лучше неочищенных сточных вод и остались совершенно нетронутыми. У Донны бурлило в животе от напряжения, но она схватила жареное бедрышко крысы и вгрызлась в него, надеясь, что это еще сильнее выведет из себя двух аристократов. Релли уселся между Донной и графом.

– Ах, конечно же, это великая честь, принимать в гостях столь досточтимых персон, как вы, – начал он.

Донна яростно уставилась на него.

– Ах, что ж, благородная дама, тут действует хрупкое равновесие. Возможно, мне следует объяснить, что же свело нас вместе. Сперва некоторое время назад благородный господин Полема – он указал своими жирными пальцами в перстнях на Ларса, – обратился ко мне с волнующим предложением организовать экспедицию в местность, которая в просторечии известна как «Мертвецкая Дыра».

Донна вдруг снова оказалась в Пылевых Водопадах рядом с Ханно, глядя через его плечо на маленький экран когитатора и пытаясь понять, что же такое «МД» в гильдейских записях. Мертвецкая Дыра означала две экспедиции, которые так и не вернулись, погубив двадцать одного человека. Пока не было нужды давать Релли понять, что она уже раскрыла этот кусочек кода, поэтому Донна оставила рот на замке и стала ждать, в чем признается гильдеец.

– С отправкой успешной экспедиции на эту территорию были некоторые… сложности, поскольку она находится в глубине Пустошных Зон на существенном удалении от ближайшего поселения. Тем не менее, этот благородный господин убедил меня, что доход от такого предприятия вознаградит наши старания тысячекратно, и потому мы обратили мысли к тому, как нам гарантировать успех в будущем.

Ларс переводил взгляд с Релли на Донну и обратно, словно ему отчаянно хотелось что-то сказать. Релли не обратил на него внимания и продолжил:

– Благородный господин доверительно сообщил мне, что благородная дама Уланти знакома ему по… былой дружбе в Шпиле. Зная о грозной репутации, которую вы приобрели в подулье, благородная дама, я подумал разыскать вас в связи с нашими затруднениями и законтрактовать ваши услуги в помощь.

Донна критически изучила Релли. Звучало вполне правдоподобно, если бы не две вещи.

– Тогда зачем охотники за головами и зачем он? – она указала на Ко`Айрона.

– Я несколько раз нанимал Шаллея Бака в прошлом, и он ассистировал мне с экспедициями. Он сказал, что ему известно, как найти вас и привести сюда – простым письмом верными словами, как он говорил. Приношу извинения за его методы, благородная дама, я понятия не имел, что они окажутся столь… прямолинейны. Этот благородный господин прибыл сюда всего две смены назад, благородная дама. У него собственные причины быть здесь, каковые он лучше всего пояснит самолично.

Ларс уже практически подскакивал вверх-вниз на стуле, требуя внимания, но граф и Релли его игнорировали.

– Что тебя гложет, Ларс? – спросила Донна.

– Д`оннэ, я хотел сказать, что мне никогда не были по душе все эти схемы, – поспешно проговорил он. – Я с самого начала говорил Релли, что мне следует пойти и найти тебя, что ты меня послушаешь…

– Я бы дала тебе оплеуху за глупость и отправила назад в Шпиль. В сущности, я до сих пор могу это сделать. – Донна откусила от крысиного бедрышка. Ларс выглядел пришибленным.

– Так, хватит! – граф вскочил на ноги, и медицинский модуль зашипел, силясь не отставать. – Я не для того спустился в эту навозную яму, чтобы слушать всю эту чепуху.

Он повернулся к Донне.

– Я Юлий Ко`Айрон, полноправный наследник Дома Ко`Айрон, а ты Д`оннэ Уланти, обещанная в жены наследнику Ко`Айрона. Я требую, чтобы ты вернулась со мной в Шпиль и исполнила свой семейный долг.

Донна рассмеялась ему в лицо.

– Значит, Юлий, вот как? Вали обратно в Шпиль, Юлий, пока я не убила тебя, как твоего старшего брата, Марнея.

– Ты не убила Марнея, стерва! Это было бы милосерднее!

Лицо графа стало ярко-красным, а костлявые пальцы быстро массировали его шею своими игольчатыми кончиками.

– О нет, он боролся восемь лет, прежде чем безумие полностью овладело им! Даже сейчас он прячется от света, запертый в своих покоях днем и ночью. – Новый граф Ко`Айрон пошатнулся и тяжело осел обратно на стул.

Донна была потрясена. Ее мир разломился надвое. Все это время она жила с душегубским отребьем подулья, поскольку была убеждена, что здесь ей и место. Скрывалась, дралась, выцарапывала себе существование в постоянной уверенности, что убила аристократа, и потому она хуже всех окружающих ее подонков и наемников. Так она говорила себе снова и снова – что примкнула к прочим неадекватным убийцам Некромунды на самом дне, в подулье, так как ей было больше некуда идти.

Но была ли она на самом деле чем-то лучше? Юлий сказал, что его брат сошел с ума, несомненно терзаемый воспоминанием о том, как она лишила его мужественности – она, простая женщина, как-никак. Сейчас ей отчего-то показалось, что она действительно была лучше, чем убийца. Что она сделала с Марнеем, это один вопрос, и уже другой – что он сам с собой сотворил впоследствии. Донна осознала, что Релли снова говорит и, вероятно, занимался этим уже сколько-то времени, пока она потерялась в своих раздумьях.

– …граф любезно согласился, что с учетом его состояния может пройти некоторое время, прежде чем он вернется в Шпиль.

– Какого состояния? Что с ним не так? – бросила Донна.

– Спускаясь в Бездну, граф пострадал от отравления при укусе миллиазавра, отсюда и лечение хирургеоном. Итак, как я уже говорил, благородная дама, – казалось, Релли слегка занервничал, словно чувствовал, что ситуация выходит из-под контроля, – граф согласился, что его притязания на вашу руку могут подождать достаточное время для разведки Мертвецкой Дыры с вашей помощью, в обмен на долю от прибыли. Могу добавить, что в свите самого графа есть ряд весьма талантливых индивидов, которые колоссально повысят наши шансы.

Релли сиял. Теперь, когда все они сидели вместе, всё явно казалось ему совершенно логичным. Для него это был просто предмет для торга. Пришло время познакомить его с некоторыми тонкостями переговоров.

– Итак, Релли, позволь подвести итог сказанному тобой. Ты хочешь, чтобы я помогла отыскать Мертвецкую Дыру, а потом вернулась в Шпиль и вступила в счастливый брак с вот этим славным графом Ко`Айрон.

– Никаких шатаний по канализации вообще бы не было, не будь мы до сих пор на мели из-за твоего проклятого выкупа, Уланти, – злобно пробормотал граф.

– Ну, я… – Релли чувствовал, что его поджидает западня. Ему ничего этого было не нужно, он просто хотел бездонных богатств, чтобы тратить их на свой экраноплан. Для него аристократы являлись способом это получить, а их личные взаимоотношения не входили в таблицы с балансом.

– И будь добр, скажи, мне-то с этого что? – Донна проглотила очередной кусок крысиного мяса.

– Ах, благородная дама, возможность вернуться в Шпиль с состоянием, которого хватит, чтобы исправить любые былые обиды.

Донна вскинула брови и посмотрела на Ларса.

– Ларс, что ты ему говорил?

Ларс вдруг оказался в ценнтре внимания и заметно заерзал.

– Я считаю, что содержимое Мертвецкой Дыры существенно изменит рынок Города-Улья, – тихо сказал он.

– Какую часть рынка, Ларс? – недоверчиво спросила Донна. Рыночные силы на Некромунде были безжалостно монополизированы и ревностно охранялись Домами на протяжении столетий. Даже легкое отклонение означало огромные последствия для Улья Примус. При изменении финансовой сферы миллионы пролетариев могли получить или утратить работу, а целые сектора города – открыться или закрыться.

– Генерация энергии.

По прошествии тысяч лет энергия стала самым отчаянно разыскиваемым ресурсом во всей Некромунде. Тысячелетиями инженеры безуспешно пытались уравновесить огромные потребности обильного населения и промышленности мира-улья с вопросами доступности и цены. Их запросы превратили поверхность планеты в отравленные пепловые отходы и обусловили необходимость возведения первых ульев, чтобы люди смогли укрыться от порожденного ими катаклизма вокруг оставшихся запасов энергии. Потребление мощностей до сих пор оставалось самым значимым ограничивающим фактором для разрастания любого Дома.

– Я не шучу.

Фрагменты головоломки вставали на свои места. Ко`Айрон, Ларс, Релли – их мотивации ясно просматривались. У Релли она была простой: алчность. Он думал, будто нашел способ сколотить состояние, и даже когда это дорого ему обошлось, отказался отступиться. Если уж на то пошло, он стал только безрассуднее и продолжил держаться крепче. И Ларс, и граф считали, что могут вернуть ее в Шпиль. Ларс был вооружен лишь безответной любовью и каким-то легкомысленным планом, а Юлий – твердолобым упрямством и высокомерной гордыней. Хреновы аристократы.

Так что неучтенным оставался всего один игрок. Тот самый, который, как она теперь понимала, изначально манипулировал ими всеми.

– Ты ведь не слишком хорошо знаешь Шаллея Бака, да, Релли? – небрежно поинтересовалась Донна.

– Ах, я… нет, знаю, знаю. Я вел с ним дела годами, время от времени. В прошлом он всегда оказывал колоссальную помощь.

– Ну, если бы ты когда-нибудь задумался, что он не просто наемник, то мог бы ознакомиться с его прошлым.

Голос Донны был тихим, но отчетливым, почти гипнотизирующим.

– Клан Бака массово спустился из Города-Улья около двадцати лет назад, сперва как боевики Делаков, но потом с годами они рассеялись и превратились в отребье с пушками, охотников за головами, преступников, дозорных, поселенцев. Так вышло, что в подулье нет такого поселения, где бы не наблюдал и не слушал один из клана Баков.

– Что вы хотите сказать? – спросил Релли с побелевшим лицом.

– Во многих местах это ни для кого не секрет. Баки на весьма регулярной основе выполняют «работу» для Делаков из Города-Улья. Помимо обилия прочего, они образуют сеть шпионов, убийц и диверсантов, которой Делаки располагают для защиты своих интересов в подулье.

– Само собой, Делаки, будучи скользкими неискренними предателями, полагают, что агенты в подулье также есть и у всех прочих домов, включая благородные. – Донна откусила последний кусок крысятины и посмотрела на длинную, сальную бедренную кость у себя в руке.

– Они считают, что я агент Уланти, и Шаллей довольно долго использовал свой статус охотника за головами, чтобы меня выследить.

– Какой бы замысел вы ни преследовали с Мертвецкой Дырой, можно гарантировать, что Делаки не захотят, чтобы это произошло. От любого изменения в генерации из всех Домов в первую очередь выиграют Орлоки, так как у них в распоряжении есть наиболее подготовленные промышленные мощности для ее использования.

– В голове у Шаллея это полностью логично. Как агент Уланти, я сделаю все возможное, чтобы помочь замыслу, который в конечном итоге пойдет на пользу главным покровителям Орлоков – Дому Уланти.

– Но… но зачем тогда ему помогать привести вас сюда? – жалобно промямлил Релли.

Донна видела, что он уже знает ответ. Это было написано в его полных страха глазах, однако она решила все равно озвучить вслух. Донна встала и переломила бедренную кость с треском, от которого Ларс с Релли подскочили.

– Чтобы он смог собрать нас в одном месте и убить всех разом.

Вдалеке грохнул взрыв. Палуба под ногами Донны качнулась, а лампы наверху замерцали, лопаясь, будто миниатюрные фейерверки.

Тридцать минут истекли.

***

Ее руки были в крови, которую она не могла убрать. Как бы усердно она их не терла, красные полосы не пропадали. Она пришла в арборетум в поисках воды, какого-нибудь места, где можно смыть кровь, но теперь, обнаружив такое, была не в силах заставить себя подойти ближе. Мимо беспечно прогуливались пары и семейства, однако она понимала: если окунуть руки в фонтан, тот окрасится красным, и тогда все увидят, что она убийца.

Так что она сидела на скамейке, зажав ладони подмышками, и слегка покачивалась вперед-назад. Надетое на ней фантастическое платье шелестело и вздыхало в такт движениям. Это успокаивало.

– Кажется, вы слегка замерзли, благородная дама, могу ли я предложить вам мой пиджак?

Д`оннэ была настолько удивлена, что с ней заговорили, что едва не вскрикнула. Она резко подняла глаза на того, кто обратился к ней и разрушил чары невидимости. Это был юноша среднего роста с темными волосами, с сильным, однако не отталкивающим лицом. Он неуверенно улыбнулся и протянул ей свой плотный парчовый пиджак. Д`оннэ осознала, что ей холодно. Голые руки и шея были словно лед. Она приняла пиджак и накинула его, наслаждаясь гостеприимным теплом предыдущего носителя. Снова посмотрела на него, думая, что у нее, должно быть, жалостливо-благодарный вид.

– Спасибо вам.

– Пожалуйста. Это прекрасное платье, но оно, возможно, лучше подходит для обеда в Летнем Доме, чем для зимы у фонтана. – Его брови вопросительно выгнулись: искренняя мольба не считать его чистосердечное вмешательство слишком бестактным.

Д`оннэ хихикнула.

– Я не собиралась приходить сюда, просто ноги принесли.

– Ааа, это мне хорошо знакомо. Я слишком часто поднимаю глаза и обнаруживаю себя в местах, куда добрался без спроса.

– Сударь, вы смеетесь надо мной.

– Нет, клянусь вам. Вот всего смену назад я оказался у жилища моей любимой, но выяснилось, что моя любимая больше не любимая, а ее сердце отдано другому. Какой человек станет сознательно ставить себя на путь подобных горестей? Говорю вам, во всем виноваты эти блуждающие ноги. Все мы были бы счастливее без них.

– О, мне так жаль. Я не хотела докучать вашей беде, сударь. Прошу, ступайте по своим делам, я вас более не задержу. – Она зло ухмыльнулась ему и начала стряхивать с себя пиджак.

– О, нет-нет-нет, благородная дама, – произнес мужчина и так быстро уселся рядом с ней, что чуть не подпрыгнул обратно. – Всю скорбь по утраченной любви стерла еще более яркая звезда, восходящая на небосводе. Правда, сейчас я благодарен за то, что проклинал еще час, даже еще минуту назад.

– Вы всегда с такой готовностью раскрываете незнакомцам свои сокровенные мысли, сударь?

– Меня доводит до отчаяния вероятность того, что моя новая звезда может оказаться блуждающим телом, склонным без предупреждения покинуть мою собственную сферу. И потому я воздаю почести сейчас, пока могу, прежде чем ее унесет от меня жестокая судьба и, быть может, жестокие ноги.

Д`оннэ снова засмеялась. Было приятно слушать комплименты. Они секунду посидели тихо, наблюдая за плескавшимся в чаше фонтаном. Тени становились длиннее, и мимо проходило меньше людей.

Глядя вдаль, он наклонился поближе и доверительно прошептал:

– Я чувствую, что мы делим одну стезю, вы и я. Наши пути свели неведомые нам обстоятельства, силы за пределами нашего кругозора.

Д`оннэ насторожилась.

– Почему вы так говорите, благородный господин?

– Потому что, увидев вас, я почувствовал скорбящую родственную душу. Увидел на ваших плечах груз, который ощущал на своих, когда утратил свою любовь, хотя, боюсь, жестокая судьба отяготила вас еще сильнее, чем меня.

На это Д`оннэ смогла лишь опустошенно кивнуть.

– Но сейчас время радоваться, разве вы не понимаете? Увидев вас здесь, я почувствовал, как мое сердце забилось вновь. Даже если мы сейчас расстанемся и никогда не встретимся опять, я всегда буду дорожить этим мгновением хотя бы поэтому.

– Знаю, для вас я просто глупец в парке, но я… во мне горит радость, что я хотя бы смог заставить вас рассмеяться и совсем чуть-чуть облегчил ваше бремя. Спасибо вам, что позволили мне снова жить.

Мужчина потянулся к Д`оннэ и нежно взял ее за руку. Захваченная чудесным моментом, она не подумала отдернуться. Он посмотрел на ее ладони и цокнул языком. Аккуратно положил их обратно ей на колени, а затем подошел к фонтану. Вернулся с влажным платком и, не сказав ни слова, стер красные кровавые полосы. Снова поднял взгляд на ее лицо и улыбнулся.

– Не одарите ли вы меня милостью отметить это событие? Позвольте отвести вас отобедать у весеннего озера.

Д`оннэ нерешительно улыбнулась в ответ.

– Это было бы мило, но почему там?

– Ведь весна – это время новых начинаний.

Они провели ланч у озера, и это было великолепно. Они сидели, ели, постоянно разговаривая, а Д`оннэ каждую секунду ожидала, что ее схватят, но ей уже было все равно.

Его звали Ларс Полема. Он принадлежал к Дому Грейм, младший кузен основной ветви семейства, так что стоял немногим выше наемного работника со связями. Он занимался антикварным изучением бесконечных записей Улья Примус о минувших веках, которые Греймы использовали для прогнозирования квот, и смеялся над тем, как же это уныло. Она назвалась просто Д`оннэ, и он тактично не стал вдаваться в дальнейшие расспросы.

После ланча Ларс повел ее по аркадам около Стены, чтобы найти новую одежду. Он аккуратно склонил ее к самому прочному и сдержанному наряду, какой они смогли отыскать: пара крепких ботинок, хорошо скроенные брюки, плотно прилегающая куртка со множеством карманов и капюшоном.

У очередного магазина он попросил ее подождать снаружи и метнулся внутрь, и она так и поступила, вдруг осознав, что у нее нет на уме иных вариантов. Д`оннэ с горестным чувством поняла, что вскоре им придется расстаться, поскольку оставшись вместе с ним, она могла лишь навлечь на него беду, когда ее догонит Сильванус.

Она подняла глаза и увидела, что Ларс стоит перед ней. Он протянул ей нечто столь небольшое, что оно было полностью накрыто его кистью. Озадаченная, она раскрыла руки, принимая предмет. У нее на ладони лежали два маленьких белых цилиндрика.

– Д`оннэ? – спросил Ларс. – Ты когда-нибудь выходила в Город-Улей?

9: Песьи Солдаты

«Если не можешь что-то удержать, значит оно твоим и не было».

Старая поговорка подулья

Релли, Ларс и Ко`Айрон были ошеломлены взрывом до паралича, и от страха у них отвисли челюсти. Донна уже пришла в движение. Ко`Айрон первым собрался с мыслями.

– Ну все, Релли! Все ставки отменяются, я забираю девчонку сейчас же! – заорал граф, силясь подняться на ноги. Уцелевшие лампы люменов зловеще замерцали и померкли, а затем вновь стали ярче. Донна внезапно оказалась рядом с ним.

– Как по мне, что сгодилось для одного, сгодится и для двоих, – провозгласила она и всадила ему в глаз острый конец сломанной крысиной кости, которую держала в руке. Граф Юлий Ко`Айрон вскрикнул и упал, а медицинский модуль рухнул поверх него, словно марионетка с обрезанной проволокой. Релли с рыданиями пятился к дальней стене. Донна подняла глаза на Ларса.

– Лучше бы тебе убираться отсюда, любовничек, – сказала она. – Будет грязно.

Прежде чем Ларс успел ответить, Донна нырнула вбок. Удар Голиафа-телохранителя раздробил край стола на том месте, где она стояла еще секунду назад. Она коротко пнула Песьего Солдата в пах, а потом, когда он согнулся пополам, врезала ему коленом в лицо. Взревев от злобы и боли, Голиаф снова махнул своей железной булавой, заставив Донну отпрыгнуть назад, чтобы уклониться. Он тяжело двинулся следом за ней с убийственным блеском в глазах.

Эта схватка могла иметь всего один исход. Без оружия у Донны не было надежды одолеть вооруженного бандита вроде Голиафа – она могла лишь какое-то время его бесить. К счастью, она была не совсем безоружна. Под корсажем все еще оставался закреплен ее маленький плоский метательный нож. Она сместилась вокруг стола, чтобы Голиаф не сумел броситься прямо на нее.

Решение Песьего Солдата было предсказуемо прямолинейным. Он запрыгнул на столешницу, раскидывая повсюду иловые хлебцы и крысиное мясо. Пока Голиаф восстанавливал равновесие, Донна вытащила клинок и с быстротой змеи метнула его.

Нож летел прямиком в толстую шею Голиафа, но в последний миг тот извернулся вбок, и острая полоска погрузилась не в сонную артерию, а в жилистые мышцы. Песий Солдат только крякнул и хлопнул по клинку, словно это было кусачее насекомое. Нехорошо.

Голиаф попытался кинуться на нее, но поскользнулся на каком-то грибном маринаде и вместо этого завалился на стол. Не утратив присутствия духа, он все равно выбросил размашистый выпад, застав Донну врасплох попаданием в грудь, от которого затрещали ребра. Она попыталась перекатиться, но сила удара отшвырнула ее назад. Когда она попыталась вдохнуть, тело пронзили красные вспышки боли, а внутри черепа замаячила сосущая пустота забытья. Донна оглушенно тряхнула головой.

Песий Солдат рассмеялся.

– Ща иду, милаха, скоро усе кончится! – крикнул он и съехал со стола вместе с дождем закусок.

Неизбежной смерти оказалось достаточно, чтобы существенно обострить разум. Она кое-как поднялась на ноги и отскочила в сторону, на волосок избежав атаки Голиафа.  Вместо нее в щепки разлетелся изукрашенный стул. Движимая отчаянием, Донна подхватила острый кусок древесины и воткнула его в руку Голиафа. Тот лишь пренебрежительно отбросил ее тыльной стороной кисти, и она зашаталась.

Он снова пошел в наступление с тем же ломающим ребра взмахом справа налево, который так хорошо сработал в прошлый раз. Дважды Донну было не подловить. Она поднырнула под летящее железо и метнулась в зону его досягаемости. Она понимала, что это рискованный ход: Голиаф мог бы за секунду раздавить ее, сумей он пустить в ход всю свою чудовищную силу. Но именно поэтому Донне требовалось оружие.

Она ухватилась за рукоятку ножа, торчавшего на широком поясе Песьего Солдата, намереваясь выдернуть его и в процессе полоснуть противника. Проклятая штука была настолько тяжелой, что для ее вытаскивания понадобились все силы и большая часть массы тела. Донна отшатнулась назад, утягивая за собой увесистый кусок металла и держа его обеими руками, чтобы сразу не уронить. Песий Солдат так расхохотался над ней, что едва не прослезился.

– Хоо, вот ща по-честному, у тя оружие есть, и у меня тож, хо-хо.

– Ну так давай, жиробас, – прорычала Донна. – Донна ждет.

Пускай нож Песьего Солдата и был большим, несбалансированным и нелепо тяжелым, но он обладал страшным лезвием. Его остроты могло как раз хватить, чтобы рассечь даже толстый череп Голиафа.

Несмотря на всю свою браваду, тот вел себя осторожнее. На сей раз никаких атак в лоб и кроссов справа налево. Он оставался медленным, однако Донна теперь была еще медленнее, даже держа нож обеими руками. Ей удалось парировать первый удар, и руки заболели от силы отдачи. Она метнулась мимо него и резанула по боку, но он умело отклонился, так что рана вышла неглубокой. Они опять скрестили оружие с тем же результатом, вот только сейчас он полностью ушел из-под ответного удара.

Атака, отвод, ответ. Эта схема с вариациями повторялась снова и снова. Руки Донны слишком онемели от столкновений при парировании булавы Голиафа, чтобы отвечать чем-либо, кроме простых поперечных ударов. Точный смертельный выпад был невозможен, поэтому она бросалась на Песьего Солдата и делала секущие выпады в его сторону. Именно такой драки и хотел Голиаф – зарубы, где его превосходящая сила и выносливость рано или поздно взяли бы верх над ее мастерством и ловкостью. Она добивалась некоторых успехов, оставляя тут засечку, там порез, и при этом все сильнее выдыхалась.

Она уклонилась от очередного взмаха и натолкнулась на край стола. Все это время Песий Солдат, явно не готовый ждать своей победы, оттеснял ее назад. Булава, к которой была приложена вся мощь вздувшихся мускулов, ударила вниз, словно падающий метеор, и Донна не могла отвести ее тяжелым ножом. В последнее мгновение она все же бросила клинок и, освободившись от его бремени, крутанулась вбок, снова лишившись оружия.

Булава отколола от стола еще один кусок, и летящие осколки маслянистого стекла посекли неприкрытую кожу Донны. Этот острый поцелуй подарил ей идею. Она кинулась на Голиафа, влетев в него плечом, пока он еще не восстановил равновесие после промаха. Песий Солдат оступился и упал, и его подбородок врезался в зубчатую кромку стола, где поджидала сотня хрустальных ножей. Кровь феерически хлестнула на стол, пищу, перевернутые стулья и богатый ковер.

Несмотря на очевидно смертельную рану, Голиаф издал жуткое бульканье и попытался встать.

– Ну. Уж. Нет! – выкрикнула Донна, подчеркивая каждое слово ударом ноги по загривку и вбивая его в пилообразный край. На третьем пинке голова отделилась и покатилась по столешнице. Ее веки еще трепетали: умирающий мозг пытался сконцентрироваться. Тело гротескно шлепнулось и разбрызгало из окровавленного обрубка остатки своего содержимого. В помещении вдруг стало тихо, если не считать прерывистого дыхания Донны и звука текущей крови.

Донна быстро забрала с трупа Голиафа свое оружие, проклиная треснувшие ребра, когда нагнулась. Только после этого она сообразила оглядеться. Ларс и Релли исчезли. Должно быть, во время схватки кто-то уволок прочь и Ко`Айрона, поскольку тот тоже пропал. В задней стене появился проем, которого там раньше не было – несомненно, какая-то потайная лазейка. Она сделала шаг в том направлении. В этот момент палубу сотряс еще один взрыв, и следом за ним Донна услышала перестук стрельбы.

Эшеры атаковали в точности так, как сказала Джен. Без помощи Донны их бы перебили – она услышала, как огонь стал громче: заработал палубный счетверенный стаббер, заглушивший всю остальную пальбу. Судя по тому, как он выплевывал заряды, Эшеров прижали – после длинных бреющих очередей стаббера в ответ упрямо рявкало несколько выстрелов.

Несмотря на жажду мести, Донна обнаружила, что ноги несут ее обратно к той двери, через которую она вошла. Релли пока что мог подождать, рассудила она, а вот Эшеры – нет. Воздух снова прорезал циркулярный визг стаббера, и на сей раз ответных выстрелов было меньше. Она побежала по входному вестибюлю обратно к атриуму. Из-за скачков энергии на экраноплане голограммы Шпиля мерцали и подпрыгивали в окнах, когда она их миновала.

Релли считал, будто сможет просто соблазнить ее сделать все, чего он хочет, при помощи нескольких мимолетных образов Шпиля и каких-то пустых обещаний – будто у нее возникнет такая жалкая благодарность, что она станет его агентом. Тупой раздутый эгоист. На бегу она со злобным удовольствием била голо-заслонки одну за другой, оставляя за собой след из пустой черноты.

Дверь в атриум была приоткрыта – странно, учитывая то, что Релли ее запирал. Приблизившись, Дона замедлила шаг и взяла просвет на прицел своего лазера. Ее разум прокручивал список всех противников на борту экраноплана и пытался выстроить их по степени опасности.

Было трое оставшихся Песьих Солдат: все весьма крепкие ублюдки, готовые убить ее при встрече. С хорошей вероятностью один из них поджидал ее в атриуме. Были гладиаторы Релли, которые будут продолжать сражаться, пока им так велит Релли или Голиафы, но, видимо, при случае смоются. С другой стороны, нападение Эшеров заперло их всех на экраноплане, так что, возможно, они будут драться, как загнанные в угол крысы.

Затем была свита Ко`Айрона, «талантливые индивиды», как их назвал Релли. Несомненно, им хотелось отомстить, но, вероятно, их больше заботило то, как доставить благородного Юлия обратно за Стену, живым или мертвым.

А еще был Шаллей и его подручные-Делаки. Он мог пытаться убить Релли, Ларса и Донну по отдельности, или же просто разрабатывал способ утопить весь проклятый экраноплан, пока все они еще на борту. Взрывы, которые она почувствовала, не казались достаточно мощными для подрывных зарядов, так что это, наверное, были гранаты Эшеров. Донна молилась о том, чтобы Релли, каким бы дураком тот ни был, не успел показать Шаллею кнопку самоуничтожения, или затычку, или еще что-нибудь такое, что быстро и легко отправит машину с ее содержимым на дно стока. Судя по тому факту, что она до сих пор оставалась жива, видимо, не показал.

В дверном проеме шевельнулась тень. Донна выстрелила в просвет из своего лазерника и бросилась вперед. Кто-то выругался, и Донна увидела возникший силуэт головы и плеч мужчины, а затем ее ослепила дульная вспышка из чего-то у него в руках. Бешено застучал автомат, промахнувшись и разнеся одну из голо-заслонок Релли в облако звенящих осколков.

Донна услышала, что в автомате Песьего Солдата кончился магазин, в тот самый момент, как влетела в дверь и заставила его отшатнуться от порога. Семьдесят-Шесть с голодным рыком ударил вниз, но Голиаф заблокировал его своим оружием. Крутящиеся зубья как будто взвизгнули от досады, скребясь в металлическую преграду между собой и мягкой плотью. Донна повернула запястье, и цепной клинок поехал вдоль пушки к пальцам Песьего Солдата. Тот отчаянно швырнул оружие в нее и, пока она отбивала его в сторону, воспользовался возможностью отскочить назад.

Донна услышала вопли снизу, с пола атриума, за которыми последовал выстрел. Голиаф отпрянул назад, когда кусок перил рядом с ним испарился.

– Э! Аккуратней, болваны! – заорал он. Донна рискнула бросить взгляд вбок, чтобы посмотреть, на кого он кричит.

В нижнем дверном проеме присели двое рабов-гладиаторов со стабберами наголо. Еще два заряда посекли перила чуть ближе к Донее, чем к Голиафу. Мелким фриккерам все равно, в кого они попадут, заключила она. Явно придя к тому же выводу, Песий Солдат отпрыгнул как можно дальше от ограждения. Она всадила в него лазерный импульс и зацепила плечо, практически не замедлив, а он тем временем вытащил автопистолет.

Донна нырнула вниз по лестнице как раз в тот момент, когда Голиаф вошел в раж. Вообще не целясь, он описал вокруг себя полумесяц из горячего свинца, с шумным ликованием покрывая атриум и всевозможные произведения искусства дугами щербин от пуль. В ответ Донна резко выпустила лазерный импульс, но у нее были и свои проблемы: она старалась не полететь головой вперед вниз по ступенькам и не сломать себе шею. Еще пара зарядов стаббера врезалась в стену рядом с ней – почти незаметно среди стука очередей, но весьма отчетливо, поскольку они были более-менее точны.

Донна огрызнулась еще парой зарядов по дверному проему и заставила рабов торопливо укрыться. Автоматный огонь прекратился, и она услышала, что Песий Солдат меняет магазины. Сейчас он находился вне поля ее зрения. Донна решила, что настал час устроить революцию пораньше.

– Какого черта вы по мне палите, идиоты? Релли мертв! Вы свободны! – заорала она гладиаторам. Ладно, одна маленькая невинная ложь: Релли не был мертв, пока что.

– Эт` херня, не ведитесь, пацаны! – донесся с балкона сердитый рев Голиафа. Теперь она хотя бы представляла, где тот стоит, и, судя по как будто слегка чересчур поспешной реакции, он не был уверен в верности рабов с арены.

– Можно подумать, мы должны тебе верить, Песий Солдат! – крикнул в ответ один из рабов, которому хватило смелости. – Что, если она права?

– Вы ж мудаки мелкие! – зарычал Песий Солдат. – Вылазьте и деритесь, не то я вас сам замочу!

– Да, что, если я права? – поддела Донна. – Больше никаких бесплатных обедов, пузан!

Она зацепила балкон еще парой лазерных зарядов.

Этого оказалось достаточно, чтобы привести Голиафа в кровожадную ярость. Он возник на балконе и окатил дверной проем пулями. Один из рабов завопил от боли. Второй снова присел и пропал с глаз. Донна вскочила и открыла по Голиафу шквальный огонь. Под ее обстрелом куски ограждения разлетелись на части, и Голиаф отступил. Угол отсюда был неудачным, но поднимаясь назад на балкон, она дала бы Песьему Солдату хороший шанс превратить ее в решето.

Из дверей с треском полетели заряды стаббера. К счастью, не в нее, а в Голиафа. Воспользовавшись этим отвлекающим фактором, Донна взбежала по ступеням обратно на балкон. В тот же миг, как она показалась на виду, мимо ее головы хлестнули автоматные пули. Донна нырнула и перекатилась, паля в ответ практически наобум. Один из лазерных импульсов зацепил бедро Голиафа и развернул его. Он ухватился за посеченные выстрелами перила для опоры и навел на нее свой автопистолет. Донна отправила два заряда ровно мимо его уха, после чего оказалась вынуждена бежать в укрытие, продолжая проклинать свою неточность, а Песий Солдат снова открыл огонь. Вокруг застучали бешено рикошетящие пули. Что-то попало ей в пятку, заставив пошатнуться. Она крутанулась и огрызнулась выстрелом по огромному Голиафу – в очередной раз напрочь промазав. Он с трудом распрямлялся, свободной рукой доставая нож: гигантского кузена того, которым она пыталась воспользоваться ранее.

Половину лица Голиафа вдруг закрыла огромная красная клякса. Автопистолет выпал из бесчувственных пальцев, и Песий Солдат медленно перевалился через перила и с влажным шлепком ударился об пол атриума. Ему в затылок угодил заряд стаббера – в лучшем случае, один шанс из ста. Очко в пользу революции.

Донна побежала к дверям внизу, пока гладиаторам не представилась возможность передумать. Она обнаружила, что оба так и остались там. Один баюкал голову другого, жизнь которого вытекала через дыры, простроченные поперек груди очередью автопистолета. Было в рабах что-то трагичное и жалкое. Грубые ампутации и разношерстная бионика не могли замаскировать чрезвычайно человеческое страдание. Донна собиралась пустить обоих в расход, чтобы они уж наверняка не смогли выстрелить в нее, когда она повернется спиной. Сочувствие удержало ее руку.

– Тебе надо убираться отсюда, – мягко сказала она выжившему. Тот поднял на нее опустошенный взгляд.

– Хреновы гильдейцы. Хренов Город-Улей. Хренова планета. – В глазах раба стояли слезы. Штифт собственности у него во лбу мигал, беззвучно глумясь над его болью. – Ну почему мы вечно все херим?

Донна пожала плечами.

– Это естественный порядок вещей. Похеренный. Просто чтобы ты знал, мне жаль.

– Гильдеец на самом деле не мертв, да?

– Скоро, – успокаивающе промурлыкала Донна. – Скоро.

Донна оставила раба наедине с его горем и побежала по лабиринту узких коридоров. До этого ее тут и подловили, но сейчас здесь было тихо, если не считать жутковатого эха стрельбы с палубы выше. Она наткнулась на угол со свежими рубцами от пуль – в него попали, когда преследовали ее ранее. Осмотревшись по сторонам, она нашла след из разрушений, оставленных погоней, и с его помощью отыскала дорогу обратно до внешнего люка, через который вошла. Аккуратно приоткрыла его и выглянула на палубу.

Темная поверхность стока снаружи озарялась пламенем и бьющимися дульными вспышками. Резкие черные тени мелькали и плясали по палубе в такт очередям. Донна мало что могла разглядеть, но казалось, что по ту сторону люка пусто. Затаив дыхание, она выскользнула на палубу, но на нее не обрушился град пуль из поджидавшей засады. Все были слишком заняты наблюдением за побоищем на пристани.

Палуба, на которой она стояла, была самой нижней и шла подковой вокруг кормы экраноплана. Следующая по высоте палуба располагалась между рогами этой подковы, и ней размещался счетверенный стаббер, а также еще одно палубное оружие, отделенное большим хвостовым стабилизатором или какой-то воронкой. Донна видела, что оттуда лестница ведет на еще более высокую палубу в передней части судна, где выдавались короткие крылья, так что там, предположительно, находился мостик или зал управления. Она бы побилась об заклад, что именно туда сбежал Релли – как-никак, это была замковая цитадель его маленького королевства.

Она убрала оружие, подпрыгнула и ухватилась за перила верхней палубы. Подтянулась и припала на корточки. От орудия перед ней остался дымящийся остов. Вокруг него лежали замертво двое рабов с арен, а к обломкам гротескно пригвоздило труп Песьего Солдата. Рев счетверенного стаббера внезапно прервался шипящим выдохом, и у Донны появилось странное чувство, будто она гоняется за призраками. Она настороженно подняла глаза к мостику, но его было не видно.

Выстрелы доносились с палубы под ней и из-за хвостового оперения впереди. Они казались неспешными, хорошо выверенными, словно аудитория забавлялась в ожидании возобновления большого представления. Донна услышала ворчание, сопровождавшее установку на место тяжелых патронных лент, и вдруг поняла. Из стаббера перестали стрелять, чтобы перезарядить его, а услышанный ею вздох издал охладитель, шипевший на горячих стволах. Она достала оружие и крадучись двинулась вокруг хвоста, чтобы подобраться поближе.

На палубе перед ней раскорячился еще один счетверенный стаббер, идентичный тому, что находился позади и теперь представлял собой искореженный металлолом. Его перезаряжали двое гладиаторов, а в центральной клети, по обе стороны от которой была установлена пара длинных пушек, сидел Песий Солдат. Он ругался, требуя от рабов заряжать быстрее. Отсюда Донна увидела и других гладиаторов у перил, а также нескольких на нижней палубе около кормы корабля. Все они время от времени наугад палили по берегу.

Стрелковая вышка на пристани пылала. У подножия сходней были разбросаны тела, а за кусок разбитой стены неподалеку уходили кровавые полосы. Сверху Донна могла без труда восстановить картину произошедшего. Должно быть, в первые мгновения атаки Эшеры вывели из строя палубное орудие и вышку – видимо, с помощью гранатомета и очень хорошо просчитанных выстрелов. Затем они бросились к трапу и уложили охранников внизу. Прежде, чем они успели добраться до верха, Песьи Солдаты начали стрелять из другого счетверенного стаббера и оттеснили их назад.

Стена на краю пристани была обильно покрыта свежими дырами от пуль. Донна предполагала, что Эшеры до сих пор оставались прижаты за ней. Она не видела, каким образом они сумет спастись под прицелом счетверенного стаббера. У него был идеальный сектор обстрела. Любой, попытавшийся сбежать, был бы порезан на куски, не пройдя и трех шагов. Разумеется, после перезарядки, а Донна решила, что она категорически против этого.

Донна терпеливо выждала, пока последнюю ленту продевали на место. Она слушала, как другие рабы, тоже ожидавшие, смеются и стреляют, и ненавидела их за то, что они получают от этого удовольствие. И только потом, как раз в тот момент, когда они собирались открыть огонь, она вышла на видное место.

– Эй, Песий Солдат! – окликнула она. – Ты последний! Все твои братья мертвы! Выходи и сразись со мной!

Голова Голиафа резко обернулась на ее вызов, и счетверенный стаббер начал разворачиваться к ней. На долю секунды он оказался на одной линии с прочими гладиаторами у перил, которые тоже удивленно поворачивались – подобное не входило в их планы на вечер. Донна выбрала этот момент, чтобы выстрелить из Свиньи.

Плазменный заряд со слепящей яростью полыхнул поперек палубы. Он жадно ворвался в лотки с боекомплектом стаббера и в один миг поджарил только что уложенные патронные ленты. Результат был совершенно потрясающим.

Счетверенный стаббер закашлял потоками пуль, которые бешено окатили палубу и пронзили несчастных неудачников, стоявших у перил. Затем лопнули и другие боеприпасы, и металл полоснул во все стороны, будто коса. Даже Донна была ошеломлена этим буйством и метнулась в укрытие за хвостовой стабилизатор.

Время, пока повсюду вокруг нее звенели попадания и рикошеты, казалось мучительно долгим. Когда они стихли, она осторожно выглянула за угол. Увидела кулак, потом звезды, а потом ее голова треснулась о палубу. Сверху навалился сокрушающий вес, прижимающий к полу.

– Ща ты умрешь, сука! – прошипел ей в лицо Песий Солдат.

Он жутко обгорел по всей левой стороне, а одна рука усохла до состояния скрюченной палки. Пока они боролись, на Донну сыпались копченые хлопья сожженной плоти. Он пытался обхватить ее горло уцелевшей рукой. Донна отчаянно билась, но Голиаф был слишком тяжелым, чтобы его сбросить. Он плотнее сжал колени, и ее ребра протестующе взвыли. Еще от одного удара из глаз посыпались искры, а большая загрубелая ладонь сомкнулась на кремово-белом горле и стала давить.

Зрение Донны потемнело, и она почувствовала, как зловеще скрежещут кости шеи. У нее получалось лишь брыкаться и слабо дергаться. Машущие руки наткнулись на что-то на палубе – оно было знакомым и успокаивало. Лишенный кислорода мозг с трудом осмыслил, что же это такое. Число: Семьдесят-Шесть.

Она ударила цепным клинком по руке Голиафа ниже локтя, и оружие вгрызлось в плоть и мускулы. Слабый взмах смог лишь порезать его. Он сердито крякнул и продолжил давить. Донна перехватила Семьдесят-Шесть второй рукой под кожух лезвия и со всех сил вдавила вглубь, пиля им взад-вперед. Песий Солдат взревел от боли и попытался отшатнуться назад. В этот момент его перерезанная рука отвалилась в багряном потоке. Донна взялась за Семьдесят-Шесть и вогнала его Голиафу в пах. Она продолжала толкать оружие вверх, пока цепной клинок не высунулся между лопаток – просто чтобы наверняка.

Донна выползла из-под трупа и сплюнула кровь изо рта. Она начинала припоминать, почему ненавидела Песьих Солдат. Те попросту не понимали, когда надо смириться и сдаться. В ее теле пульсировали боль и усталость, и она боролась с практически неодолимым искушением прилечь и немного передохнуть.

Выстрелы с поразительным неистовством выбили искры из палубы рядом с ней. Она вдруг очнулась и, движимая исключительно инстинктами и адреналином, перекатилась за остов стаббера. Мысли были в беспорядке, но в конце концов Донна сообразила, что стреляют из какого-то места неподалеку от мостика. Она рискнула выглянуть, и ей едва не отпилили лицо из автоматов. Стрелков было по меньшей мере двое, и они определенно держали ее на мушке.

Свинья лежала там же, где упала, на открытом участке палубы на расстоянии менее двух метров, но Донна знала, что ей ни за что не удастся даже коснуться оружия, прежде чем ее убьют. Так что оставался благородный лазпистолет, однако обычный лазпистолет попросту не давал достаточной огневой мощи, чтобы выходить против людей с винтовками на хороших позициях. От останков срикошетила еще пара автоматных очередей. Донна осознала, что у них нет интереса попасть в нее, а они просто не дают ей высунуться. Но зачем? Кто-то подкрадывается, чтобы кинуть гранату или выстрелить в голову? Ни та, ни другая перспектива не сподвигли Донну остаться за обломками стаббера и выяснить.

Она выждала до тех пор, пока по ее прикидкам хотя бы один из них не стал перезаряжаться, а потом помчалась к краю палубы. Это просчитанный риск, сказала она себе. Донна никак не могла узнать, во что угодит на нижней палубе, поэтому это было немного безумно, но имело два аргумента в свою поддержку: во-первых, так она оказалась бы ближе к Эшерам, а во-вторых, это было лучше, чем оставаться на нынешнем месте.

Нижняя палуба представляла собой панораму хаоса, освещенную огнем с горящей вышки. Как только стаббер взорвался, Эшеры начали штурм сходней. Они сражались с уцелевшими рабами врукопашную. Изящные клинки Эшеров сшибались с примитивным набором молотов, пил, дрелей и когтей. Палуба была скользкой от крови, повсюду лежали тела.

Донна рассмотрела все это за четверть секунды, которую у нее занял прыжок. Ее ноги еще не успели коснуться настила, как Семьдесят-Шесть появился из ножен и нанес удар. Гладиатор упал с рассеченным надвое черепом; полушария мозга были выставлены напоказ так же аккуратно, как на вскрытии у коронера. Далее она срезала мускулы и сухожилия с мощной руки, а затем блокировала замах лезвия пилы и проткнула ее владельца.

Сейчас Донна не испытывала по отношению к своим противникам ни жалости, ни милосердия. Это были самые гнусные из рабов на службе у Релли, которым очень хотелось подраться, иначе бы они давно бросили свои посты и сбежали. Более того, эти лоскутные манекены из стали и плоти не просто пытались убить ее, а еще и пытались убить ее друзей. Многих из Эшеров она никогда прежде не встречала, однако они все равно пришли ей на помощь. И все потому, что по какой-то странной причине считали, будто «Безумная Донна» чего-то стоит. Она была иконой.

Через просвет в давке бьющихся тел она увидела, как упала малолетка из Эшеров, голову которой размозжили молотом. В поле зрения мелькнуло лицо Джен, один глаз покрывала кровь. Она ухмыльнулась Донне и снова пропала. Донна ощутила, как внутри нее поднимается приливающая ненависть. Ненависть к Джен за то, что та взяла несчастье Д`оннэ и превратила его в повод для мученичества; к Тессере за то, что та привела ее сюда, вниз; к Релли, Ко`Айрону, отцу; ко всем сторонам и всем манипуляторам, везде.

Единственное, что она могла сделать – позаботиться, чтобы Эшерам не пришлось умереть за нее.

Ее ненависть была неудержима. Она рыскала среди наемных гладиаторов с клинком и пистолетом, заставляя их выть.  Первыми на нее напали самые крутые или глупые, думавшие проявить себя, уложив ее в ближнем бою. Их она убила наиболее жестоко, с отрезанием конечностей и раздиранием лиц, которые продолжали вопить в агонии еще долго после того, как им следовало бы затихнуть.

Следующими стали умные. Они обычно пытались всадить в нее пулю, прежде чем заходить в пределы досягаемости меча. И обнаруживали, что меткость Безумной Донны не уступает по смертоносности ее клинку, а лазпистолет бесконечно быстрее. Она пристрелила их на месте.

Последними были неудачники, слишком тупые, чтобы осознать необходимость бегства, пока не становилось слишком поздно, и слишком слабые, чтобы драться. Этих она перебила с пренебрежением, граничившим со скукой.

После лязга и криков боя вдруг наступила тишина. Невыносимо воняло: гарью, кровью, выпущенной требухой. Донну едва не вырвало, когда она осознала, что каблуки ботинок утопают в мягких внутренностях умирающего гладиатора. Она бешено огляделась по сторонам. По первому впечатлению показалось, что на ногах не осталось вообще никого, что она одна на корабле проклятых. Затем она увидела Эшеров, собиравшихся вокруг триумфально выглядевшей Джен. Их уцелело полдюжины. Сердце Донны застыло, когда она заметила среди раненых, которыми они занимались, свою знакомую. Из верхней части ее живота сочилась кровь, и она была очень плоха.

Это была Тессера.