Иллириум / Illyrium (аудиорассказ)

WARPFROG Гильдия Переводчиков Warhammer Иллириум / Illyrium (аудиорассказ)
Автор	Дариус Хинкс / Darius Hinks
Переводчик	Harrowmaster
Издательство	Black Library
Серия книг	Ересь Гора: Примархи / Horus Heresy: The Primarchs
Год издания	2019
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Скачать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

Сержант Аммон из Ультрадесанта

Тараша Ойтен, камерарий примарха

Брат Сартум из Ультрадесанта

Робаут Гиллиман, примарх Ультрадесанта

Безымянный вождь северных дикарей

(Аммон медленно бредёт сквозь завалы на «Чести Макрагга» в поисках Ойтен).

Аммон: Камерарий? Вы здесь, мэм? Камерарий, сюда!

(Комнаты тонут в огне).

Ойтен: Сержант Аммон! Впечатляющее появление, хоть и запоздалое.

Аммон: Ко мне! Скорее!

Ойтен (смеётся сквозь кашель): Не в этот раз, сержант. Я, может быть, неплохо сохранилась, но огнеупорной не стала.

(Аммон борется с завалами, чтобы добраться до Ойтен).

Ойтен: О, да вы джентльмен. Впрочем, не слишком умный. Теперь вы застряли так же, как и я. Мы можем сгореть вместе.

Аммон (по воксу): Брат Сартум, как слышно? Это сержант Аммон.

Сартум (по воксу): Сержант, слышу вас.

Аммон (по воксу): Пришли подкрепление, тех, кто ближе всего. Я нахожусь в личных покоях камерария Ойтен. Повреждена надстройка, пробит прометиевый бак. Огонь везде, отсюда и прямо до смотровой палубы Тапсис. Я мог бы прорваться назад сквозь пламя, но камерарий этого не переживет.

(Аммон пытается сдвинуть горящие завалы).

Аммон: Сюда, мэм! Быстрее, позвольте вам помочь.

Ойтен: Ох!

Аммон: Что находится за этой дверью, мэм?

Ойтен: Кладовая, за ней — корабельная обшивка, за ней — пустота. Здесь нет выхода.

Аммон: А, ничего не поделаешь. Я не могу провести вас назад другим путём.

(Аммон открывает люк и входит в кладовую вместе с Ойтен).

(Дверь закрывается за ними).

Аммон (по воксу): Сартум, мы переместились в кладовую комнату камерария. Заслонка сдержит огонь на время, но помещение не изолировано. (Кашляет). Дым уже просачивается сюда. У нас не так много времени.

Сартум (по воксу): Помощь уже в пути, сержант. А камерарий... Она будет...

Аммон (по воксу): Камерарий будет в порядке, Сартум, если ты немедленно пришлёшь сюда пожарную команду и медицинский персонал.

Сартум (по воксу): Конечно, сержант, но вам следует кое-что знать. Было совершено больше абордажных вторжений. Посадочная палуба Апта захвачена предателями, они продвигаются к инженерным палубам. Мы прибудем к вам так быстро, как только возможно, но на пути могут возникнуть осложнения.

Аммон (кашляя, по воксу): Лорд Гиллиман предупреждён об этом?

Сартум (по воксу): Так точно. Он руководит обороной с орбитального вентума, и пока мы говорим, его транспорт готовится к вылету. Он будет здесь в течение часа. Сержант, вам следует знать ещё кое-что. Похоже, что некоторые из абордажных команд направляются к вам, в покои камерария.

Аммон (по воксу): Ты уверен?

Сартум (по воксу): И не только это. Я получил сообщение с мостика, что их корабли целятся по пустотным щитам правого борта, у самого носа. Именно там, где вы находитесь. Это как если бы...

Аммон (перебивая, по воксу): Понимаю. Просто убедись, что попадёшь сюда раньше, чем кто-либо ещё, Сартум.

Сартум (по воксу): Понял, сержант.

(Конец вокс-коммуникации).

Аммон: Держитесь ниже, мэм! Дым быстро поднимается.

Ойтен: Не похоже, что ваши люди доберутся до нас, сержант. Предатели уже не в первый раз охотятся за мной. Но мне кажется, они переоценивают мою значимость для Гиллимана. Кроме того, моё сердце уже просилось наружу ещё до того, как дым начал заполнять мои лёгкие. Сомневаюсь, что доживу до встречи с ними.

Аммон: Мои люди очень скоро будут здесь.

Ойтен: Вы должны уходить, сержант. (Кашляет). Вы хороший человек, и лорд Гиллиман едва ли может позволить себе потерять вас из-за усталой старухи, которая вряд ли переживет следующий варп-прыжок. (Кашляет). Было время, когда они могли использовать меня как оружие против него, но не теперь.

Аммон: Мои люди скоро будут здесь, мэм. (Кашляет). Держитесь ниже и берегите силы. Не тревожьтесь.

Ойтен (с саркастическим смехом): Ха! Я не встревожена, сержант. Возможно, раздражена, но не встревожена. Мысль о собственной смерти меня не беспокоит. Однако, ваша станет постыдной растратой ресурсов.

Аммон: Ваша храбрость широко известна, мэм, но...

Ойтен (перебивая, саркастически улыбаясь): Ахахаха, моя храбрость? Ха! Мне просто повезло. Я достигла своей цели в жизни. Немногие люди прожили достаточно долго, чтобы говорить такое, а мне хватает ума понять, что по ту сторону пламени меня не ждёт никакой ужасающей загробной жизни.

Аммон (по воксу): Брат Сартум, где ты сейчас находишься?

(В воксе белый шум).

Аммон (по воксу): Брат Сартум, обозначь свою позицию.

(Конец вокс-коммуникации).

Аммон: Проклятье, что-то глушит сигнал.

(Ойтен открывает один из ящиков).

Аммон: Мэм, аккуратнее с этим ящиком. Что вы делаете?

Ойтен: Ах, вы только гляньте на весь этот хлам! Никогда не думала, что я барахольщица.

Аммон: Вам следует пригнуться, камерарий. Дым становится гуще. Ваши лёгкие протянут дольше, если вы просто отдохнёте.

Ойтен: О, я не из тех, кто отдыхает, сержант.

Аммон: Мэм, вас совсем не заботит ваша собственная жизнь?

Ойтен: Я же сказала, я добилась того, что мне было нужно. Я дала Галактике Робаута Гиллимана, который выдержит всё, что обрушат на него эти предатели. Мы закалили его, Конор и я. Галактика в надёжных руках.

Аммон: Вам не придётся умирать здесь, камерарий. Я отыщу способ остановить дым.

Аммон (по воксу): Брат Сартум, как слышно?

(В воксе белый шум).

Ойтен: Проклятье, сержант. Оставьте меня и уходите! Гиллиман не поблагодарит вас за столь бессмысленную смерть, особенно когда «Честь Макрагга» атакована.

(Аммон выключает связь).

Аммон: Я не брошу вас, камерарий.

(Ойтен продолжает кашлять).

(Аммон блокирует дверь одним из ящиков).

Аммон: Это поможет на какое-то время. Я закрыл дым. Просто расслабьтесь, пока не прибудут мои люди.

Ойтен (кашляя): Будь проклят Гиллиман. Мальчик всех вас заставил считать меня какой-то хрупкой реликвией. (Улыбается). Ха, хе-хе, наверное, так и есть.

(Ойтен ходит по кладовой).

Ойтен: Видите это, сержант?

Аммон: Это? Это ожерелье?

Ойтен: Именно так, ожерелье Ардена, реликвия, которая даже древнее меня. Когда я впервые его увидела, Гиллиман едва ли был мужчиной. Но когда он показал его, я осознала, что он превзошёл всё, чему Конор или я могли его научить. В тот день я поняла, что исполнила своё предназначение. (Улыбается). Ха, по правде сказать, с того дня я просто убивала время.

Аммон: Я читал, что вы занимались его подготовкой даже после начала Великого крестового похода. Я думал, что вы по-прежнему наставляете его.

Ойтен: Гиллиман мне потворствует, и возможно, я все ещё могу его удивить. Но он вполне способен править и без меня.

Аммон: Что такого значимого в этом ожерелье? Откуда оно у вас?

Ойтен (улыбаясь): Ахаха, я знаю, что вы задумали, сержант. Я ещё не вконец одряхлела. Вы пытаетесь отвлечь меня от всего этого, позволяя мне болтать о пустяках. Ну, может это и не такая плохая идея. Раз уж зашёл разговор, теперь мне любопытно, так ли я храбра, как обычно говорю себе. Могу поспорить, вы слышали байки о том, как я противостояла разъяренному примарху, я права?

Аммон: Конрад Кёрз. Вы сказали ему убираться в ад, верно?

Ойтен: Возможно, так и было, но если честно, вспоминать не собираюсь. Но вот что я знаю. Большую часть того хвалёного момента храбрости я провела под стулом, молясь чтобы он не убил меня.

Аммон: Вы выжили.

Ойтен: Что отнюдь не всегда означает быть храброй. Ох, возможно, я и правда боюсь смерти. Сержант, позвольте мне рассказать вам историю об этом ожерелье. И когда вы встретите лорда Гиллимана вестью о моей смерти, напомните ему об этом. Если я умру, вам может пригодиться способ успокоить его.

Аммон: Я слушаю, камерарий.

Ойтен: Разу уж вам довелось выслушать мою предсмертную исповедь, сержант, я буду честна с вами. Впервые встретив Робаута Гиллимана, я боялась его.

Даже в детстве было очевидно, что он — намного больше, чем простой человек. Конор усыновил его и души в нем не чаял. Но по мере взросления, я видела в Гиллимане огромный потенциал к насилию. Он был физически силён, невероятно силён, по правде сказать, но проблема была не в этом. Его разум — вот что тревожило меня. Пока остальные дети играли, он читал книги об истории и науке. Он поглощал военные трактаты, словно это были сказки. Он казался холодным, подобно машине. Я считала это дурным сочетанием. К тому времени, как он стал подростком, мы с Конором сошлись во мнении, что его необходимо как-то испытать, выяснить, к чему привели вся эта сила и учеба. Нам нужно было узнать, как он поведёт себя под давлением. Мы согласились, что он готов к своей первой военной кампании. Вы о ней не слышали. Это был небольшой конфликт, особенно в сравнении с легендарными сражениями, которые он провёл с тех пор.

Аммон: Иллирийская кампания? Это когда Гиллиман сокрушил дикарей, восставших против макраггского сената?

Ойтен: Проклятье, в его жизни вообще остался хоть один кусочек, который не был бы задокументирован? Да, вы правы. Битва за Иллириум. На севере проживало множество разнообразных горных племён, которые отвергали любого рода союз. Чем больше мы пытались, тем отчаяннее они атаковали ближайшие города и заставы, вынуждая нас перейти к действию. Конор приказал Гиллиману решить проблему, но не уточнил каким образом. Он был уверен, что Гиллиман сокрушит их, как и я, но это не умаляло моих страхов насчёт него. Так что я присоединилась к кампании и направилась вместе с ним на север, к горному озеру под названием Обрыв Кассиума.

Аммон: Я изучал эту кампанию, мэм. Манёвр Кассиума приводится в пример до сих пор. Горные племена потратили века на то, чтобы построить укрепления на горных тропах, и лишь им были известны маршруты.

Ойтен: Верно, и Гиллиман не имел ни малейшего желания вести длительную, обширную кампанию, сражаясь за каждый фут земли.

Аммон: Поэтому он ударил по тайному святилищу.

Ойтен: Точно. Обрыв Кассиума был окружен гробницами их предков. Они думали, что место надёжно спрятано, но ничто не могло укрыться от Гиллимана. Исследования в либрариумах Макрагг-Сити привели его прямо туда.

Аммон: И он атаковал без жалости, убивая как жрецов, так и храмовую стражу. Это был триумф.

Ойтен: Это было чудовищно. Мои худшие страхи относительно Гиллимана подтвердились. Он был вдохновлён, решителен и абсолютно беспощаден. Дикари желали себе независимости, и их требовалось усмирить, но они не были животными. Когда разгорелась бойня, я попыталась добраться до него, но он был окружён своими капитанами. Они не видели его жестокости, лишь воинскую смекалку. В точности, как и предсказывал Гиллиман, горные племена ринулись вниз со своих неприступных гнёзд, отчаянно пытаясь спасти священное место. Гиллиман выявил их слабость и воспользовался ею. Он обнажил их корни.

Аммон: Тогда он сделал именно то, что ожидал от него отец. Он сокрушил их.

Ойтен: Нет, сержант. Может быть, так гласят ваши военные записи, но он не сокрушил их. Если бы он это сделал, я бы вернулась в Макрагг-Сити более обеспокоенной, чем раньше. Но произошло ещё кое-что. Когда Гиллиман возглавил бойню у Обрыва Кассиума, я поняла, что его буйство не было столь беспорядочным, как я считала. Он никому не позволял разрушать гробницы, жестокость была направлена лишь на отдельных индивидов. (Кашляет). Как только племена оказались на открытой местности, Гиллиман убил смертоносного коротышку по имени Залис, вождя одного из племён. Но затем он загнал их в узкий проход, сгоняя разные племена в одно место.

Аммон: Для того, чтобы сокрушить их единственной атакой.

Ойтен: Так думала и я, пока не заметила, что он удерживает свои когорты. Вместо того, чтобы развить наступление следующей атакой, он обратился к вождям, требуя поединщика. (Кашляет). Умный мальчик так хорошо изучил их культуру, что знал — им будет крайне трудно ему отказать. Случились и другие стычки, но затем Гиллиман положил оружие и заявил, что будет драться без него. Это посрамило их настолько, что один из вождей согласился и выступил вперёд.

Аммон: Гиллиман был безоружен?

Ойтен: Да, это было похоже на помешательство, и признаюсь, я понятия не имела, что происходит. Изначально я планировала добраться до Конора так быстро, как только возможно, чтобы рассказать ему о том, что его пасынок — монстр. Но когда Гиллиман пошёл вперед по обнаженной скале, безоружный, навстречу вождю, я подумала, а не мог ли он на самом деле быть сумасшедшим? Его мыслительные процессы всегда казались специфическими. Он глядел на всё в резких чёрно-белых тонах. В мире Гиллимана нет оттенков серого. (Ойтен улыбается). Он видит правильное и неправильное, силу и слабость, но совсем немногое между ними. Я знала других людей, которые думали схожим образом, но в случае Гиллимана это выглядело нечеловечески. Настолько, что я часто находила его поведение эксцентричным. Но когда он двинулся на вождя, я задумалась, а не приняла ли я за причуды характера истинное безумие? Дикарь и не подумал бросить своё оружие. Он сжимал цепной топор, за его спиной висел авто-карабин. Он весь трясся от ярости, его соплеменники выли, требуя забрать голову Гиллимана.

(На фоне появляются звуки битвы).

Ойтен: Мы заворожённо смотрели, как сражаются Гиллиман и вождь. Гиллиман не делал попыток атаковать своего противника, но он так мастерски уклонялся от каждого удара, что вождь врезался в камни и вскоре был весь покрыт кровью и синяками. Гиллиман дразнил его, доводя до исступления.

Робаут Гиллиман: Это все, что у тебя есть? Всё, что ты можешь?

Ойтен: Вождь выхватил свою винтовку, но Гиллиман с легкостью отобрал её и, смяв металл руками, выбросил её со скалы. Ощущение того, что Гиллиман был чем-то большим, чем человек, многократно усилилось. Он возвышался над вождем, не выказывая ни тени усталости даже после продолжительных атак. В глазах вождя я видела растущий страх перед ним. Каждое мгновение боя раскрывало нечеловеческую сущность Гиллимана. Но к чести вождя, он продолжал драться, нанося удары кулаками и размахивая ножами, в то время как Гиллиман просто кружил вокруг него.

Робаут Гиллиман: Покажи себя, человек. Покажи, на что ты способен.

Ойтен: Наконец, вождь рухнул без сил. Когда Гиллиман подошёл к нему, он начал отползать к краю Обрыва, изрыгая проклятья. Остальные дикари затихли, опустив оружие, вера не позволяла им вмешаться. Моё сердце упало, когда я увидела, как Гиллиман потянулся за скрытым оружием. Ему было недостаточно поражения дикарей в этой ложбине. Он хотел окончательно запугать их. Он собирался казнить их самого храброго вождя.

Аммон: Ну естественно. Таким образом, племена бы увидели, что восстаний более не потерпят, что неповиновение будет караться смертью.

Ойтен: Вы встречались с лордом Гиллиманом, сержант. Вы сражались вместе с ним, а так же видели его дипломатический гений. Он произвёл на вас впечатление свирепого тирана?

Аммон: Нет, он не кажется мне тираном. Но война, порой, требует свирепости.

Ойтен: Он убивает, когда должен, сержант. Но он достаточно мудр и благороден, чтобы видеть, если есть лучший путь. Когда Гиллиман приблизился к поверженному вождю, я отвернулась, не желая видеть его жестокость. Но затем солдаты вокруг меня закричали в смятении, и я взглянула назад на скалу. Поначалу я не поняла, что Гиллиман держит в руке. Я подумала, что это, должно быть, какой-то нож, изогнутый наподобие маленькой косы. Но затем я поняла, что это было оно... Это ожерелье... Варвары шокированно завопили.

(Дикари кричат от изумления).

Робаут Гиллиман: Видите это? Знаете, что это?

Вождь (удивлённо): Ожерелье Ардена?

Ойтен: Вид этой вещи ошеломил вождя, и затем, усиливая его смятение, Гиллиман протянул её ему.

Робаут Гиллиман: Возьми его! Ты достоин. В тебе есть отвага и сила. Я вижу их в тебе.

Аммон: В записях говорится иное, должно быть, они не точны. Мне рассказывали, что...

Ойтен (перебивая): Что вам рассказывали? Что Гиллиман усмирил племена? Что он завоевал их? Да, он завоевал их, но на гораздо более глубоком уровне, чем вы считаете. Я была абсолютно не права по отношению к нему. Его не интересовали лишь быстрые пути к власти. Он был, да и сейчас является гением. (Кашляет). И я говорю не о его тактической проницательности или боевом мастерстве. Я имею в виду, что он может заглянуть в сердца людей и покорить их, всецело посвятив своему делу.

Аммон: Но что такого особенного в этой побрякушке?

Ойтен: Для нас это всего лишь побрякушка. Для горных племён это был краеугольный камень их веры. Во время изысканий, Гиллиман узнал все о своём враге. Эти люди храбры, и у них было право считать себя опозоренными. За много веков до этого, консулы Макрагга украли у них наследственный знак родства. Это символическое ожерелье, томившееся с тех пор в забытом хранилище, когда-то объединяло их вместе, один народ под властью одного короля. Бездумный поступок консула оставил их разобщёнными и снедаемыми злобой. Вот почему они так не доверяли Конору, но перед ними был Гиллиман, неуязвимый гигант, который предлагал вернуть ожерелье, предлагал его тому вождю, который не побоялся встретиться с ним в поединке. Это последнее, чего они ожидали.

Аммон: Ну конечно, я понимаю. Он предлагал им ожерелье в обмен на то, что они сдадутся и преклонят колени.

Ойтен: Ничего вы не понимаете, сержант Аммон. Вы не слушаете. Именно так и поступил бы опьяненный властью полководец. Он заставил бы их преклонить колени, и наполнил бы их сердца негодованием, которое пожирало бы их изнутри, словно рак. Возможно, они отдали бы Макраггу свою силу, но не свои сердца. Гиллиману было нужно большее. Ему по-прежнему нужно большее. Ему нужно, чтобы его армии любили его, и любили то, что ему необходимо. Ему нужно больше, чем рабы. Ему нужны товарищи, которые с радостью умрут рядом с ним. И он передал эту безделушку вождю, делая его повелителем всех племён и тем самым возводя в ранг божества.

(Дикари счастливо поют).

Робаут Гиллиман: Возьми его, и сделай своим. Будь большим, чем убийца. Будь королем!

Аммон: Он отдал ожерелье вождю и не ждал ничего взамен.

Ойтен: Он сказал вождю, что даёт ему шанс, шанс объединить племена под властью одного короля и восстановить то, что было утрачено. И он дал клятву от лица консулов Макрагга — никогда снова горные племена не лишатся своего ожерелья, пока не совершают набеги на близлежащие города.

Аммон: Вы правы, мэм. Я не понимаю. Хотите сказать, что Гиллиман никогда не побеждал горные племена? Что книги по истории лгут?

Ойтен (со смехом): О-хо-хо, Трон! Книги по истории всегда лгут. Вам следует это знать. Стоит лишь взглянуть на описания моей встречи с Конрадом Керзом, ох. (Кашляет). Да, Гиллиман завоевал горные племена, но он достиг этого не за день, вырезав половину из них. В течение тех месяцев и лет, что последовали за этим, он предлагал помощь и дружбу новому королю у наших границ. Связь укреплялась по мере того, как тот вождь воочию видел реформы, проводимые Гиллиманом по всей планете, а затем и по всей системе. Многие из них присоединились к нашим армиям не в качестве завоёванных рабов, но как верные товарищи. И это ожерелье было неминуемо забыто в блеске славы Великого крестового похода. Предки тех дикарей познали новое кредо — Имперскую Истину, которую проповедовал им Гиллиман. Я забрала ожерелье в качестве напоминания. Я хотела помнить, в чем заключается истинный гений Гиллимана. Даже сейчас, состарившись, я знаю это. (Кашляет).

Аммон: Камерарий, отодвиньтесь от дыма.

(Ойтен заходится кашлем).

Аммон: Позвольте помочь вам.

Ойтен: Проклятье, я слишком много болтаю. Не могу дышать.

Аммон (кашляя): Я слышу, камерарий. Отдохните. Что-то усилило пламя. Жар нарастает. Вот, попейте воды.

(Ойтен стонет и делает глоток).

Аммон (по воксу): Брат Сартум, где ты находишься?

(В воксе белый шум).

Аммон (по воксу): Брат Сартум? Вы добрались до нас?

(Ответа нет).

Аммон: Пригните голову, камерарий.

(Ойтен продолжает кашлять).

Аммон: Кто-то приближается. Должно быть, мои люди.

(Аммон видит, как кто-то пробирается через завалы).

Аммон: Враг пробил пустотные щиты. Они бьют по корпусу. (Во весь голос). Брат Сартум, это ты?

(Взрыв).