Любовь к судьбе / Amor Fati (рассказ): различия между версиями
(Новая страница: «{{Книга |Обложка =AFati.jpg |Описание обложки = |Автор =Майкл Хаспил / Michael F. Haspil |Пер...») |
м |
||
Строка 27: | Строка 27: | ||
''Фулгрим резко повернулся к нему, отведя свою длань назад, Анафем сиял непостижимым светом. Теперь Эйдолону открылось то, каким видели его обожаемого примарха враги, и до чего же он был великолепен! Самое прекрасное существо, которое лорд-командующий когда-либо любил.'' | ''Фулгрим резко повернулся к нему, отведя свою длань назад, Анафем сиял непостижимым светом. Теперь Эйдолону открылось то, каким видели его обожаемого примарха враги, и до чего же он был великолепен! Самое прекрасное существо, которое лорд-командующий когда-либо любил.'' | ||
− | ''Воинские инстинкты заставили его двигаться. Рука Эйдолона схватилась за его собственный меч и подняла его в обречённой попытке противостоять божественной воле. Лорд-командующий почувствовал, как его тело пролетает через всю залу. Он рухнул на пол из терраццо<ref>Терраццо, или «заливная кладка» — разновидность напольного покрытия, сочетающая использование натуральных материалов типа извести или её производных (например, цемента) с добавлением элементов-наполнителей вроде камней, стекла, мрамора и т.д. Терраццо появилось ещё в Древней Греции, однако наибольшее развитие получило в Древнем Риме, | + | ''Воинские инстинкты заставили его двигаться. Рука Эйдолона схватилась за его собственный меч и подняла его в обречённой попытке противостоять божественной воле. Лорд-командующий почувствовал, как его тело пролетает через всю залу. Он рухнул на пол из терраццо<ref>Терраццо, или «заливная кладка» — разновидность напольного покрытия, сочетающая использование натуральных материалов типа извести или её производных (например, цемента) с добавлением элементов-наполнителей вроде камней, стекла, мрамора и т.д. Терраццо появилось ещё в Древней Греции, однако наибольшее развитие получило в Древнем Риме; в последующие века, в ходе периода масштабных нашествий варваров, секреты создания терраццо были практически забыты и пережили своё второе рождение только в эпоху возвышения Венеции. Именно благодаря итальянским мастерам это искусство стало достоянием мировой художественной культуры.</ref>, скользя и кувыркаясь, после чего резко остановился.'' |
''Как ни странно, боли он не чувствовал.'' | ''Как ни странно, боли он не чувствовал.'' |
Версия 18:03, 2 января 2023
Гильдия Переводчиков Warhammer Любовь к судьбе / Amor Fati (рассказ) | |
---|---|
Автор | Майкл Хаспил / Michael F. Haspil |
Переводчик | Luminor |
Издательство | Black Library |
Серия книг | Ересь Гора / Horus Heresy |
Год издания | 2022 |
Подписаться на обновления | Telegram-канал |
Обсудить | Telegram-чат |
Скачать | EPUB, FB2, MOBI |
Поддержать проект
|
Эйдолон предстал перед своими противниками в тренировочной клетке «Гордого сердца» безоружным и одетым в одну лишь набедренную повязку.
В атаку устремились четверо свежих рабов. Эта партия, как и другие, сжимала в руках оружие из орденского арсенала. Силовые клинки и цепной топор, самый большой из мечей — всего-навсего гладий инициата, второстепенное оружие для полноценного воителя Астартес. Изо ртов смертных стекала пена, представляющая собой смесь желчи, слюны и закипающей ярости, питаемой зельями Фабия.
Сам же Эйдолон дышал прерывисто, но не от напряжения, а по причине злости и разочарования. Лорд-командующий неосознанно поднёс руку к горлу, и его пальцы нащупали рубец от опоясывающего шею шва. Сведённая конвульсией рука дёрнулась, наполняя своего хозяина отвращением и невероятной болью.
Секундное недоразумение — и вот каков результат. Эйдолону следовало тщательнее подбирать слова...
Фулгрим резко повернулся к нему, отведя свою длань назад, Анафем сиял непостижимым светом. Теперь Эйдолону открылось то, каким видели его обожаемого примарха враги, и до чего же он был великолепен! Самое прекрасное существо, которое лорд-командующий когда-либо любил.
Воинские инстинкты заставили его двигаться. Рука Эйдолона схватилась за его собственный меч и подняла его в обречённой попытке противостоять божественной воле. Лорд-командующий почувствовал, как его тело пролетает через всю залу. Он рухнул на пол из терраццо[1], скользя и кувыркаясь, после чего резко остановился.
Как ни странно, боли он не чувствовал.
Эйдолон попытался подняться на ноги, но тело уже не подчинялось ему. Он увидел, как Фениксиец отвернулся от обезглавленной фигуры — на сей раз меч примарха был убран в ножны.
Лорд-командующий недоверчиво моргнул, когда ощущения шока, замешательства и предательства завладели его естеством. Фулгрим схватил умирающего за волосы и заговорил, но Эйдолон не мог разобрать ни слова. Его восприятие царства смертных ослабло, но вместо безграничной тьмы его встретил калейдоскоп ярких цветов, и нечто — он изо всех сил пытался вспомнить, что же именно — присосалось к граням восприятия, словно полузабытое имя.
Атакующие рабы вернули его в настоящее.
Первых двоих он прикончил безо всякой прелюдии, ибо им хватило наглости вывести его из размышлений, затем отразил удар третьего и впечатал свой кулак в его грудину, пробив её и тем самым лишив раба жизни. Наконец, тело последнего отправилось в короткий полёт, проскользнуло по мраморной палубе и остановилось у основания каменной колонны среди останков искалеченных боевых сервиторов.
Эйдолону становилось скучно. Внутренняя концентрация и даже цель этого упражнения ускользали от него, ибо даже впечатления после гибели рабов стали тусклыми, серыми и неинтересными. Лорд-командующий откинул с лица свои некогда шелковистые, сверкающие волосы — теперь ставшие растрёпанными, свалявшимися в колтуны — и провёл по лицу рукой. Хрупкая пергаментная кожа, туго натянутая на впалые щёки, оскорбляла то совершенство, к которому он стремился всю свою жизнь.
Слова Фулгрима эхом отдавались в его голове. «Нет, это Фабий виноват. Его работа оказалась несовершенна, так что напомни мне наказать его за то, что он сделал тебя глупым и страшным».
Без Фабия Эйдолон всё равно развлекался бы или служил развлечением для того, что обитало по ту сторону завесы... чем бы оно ни было, вспомнить он не мог.
— Ещё, — прорычал лорд-командующий.
— Это пустая трата ресурсов, — ответил Фабий, — и ты не добьёшься того, к чему стремишься.
— Разве ты не можешь перерабатывать их тела и использовать сущности для своих мазей и зелий, как прежде?
— Я-то могу. Но вот в чём проблема — исчезнут их осознанные страдания как разумных существ, из-за чего, согласись, уходит всё послевкусие. Вдобавок утрата как смеси, так и подопытного — явно не тот результат, что достоин моих талантов, — ответил Фабий. Громоздкая машина, известная как хирургеон, щёлкала и жужжала за спиной апотекария.
— Ещё, — повторил Эйдолон.
Следующая группа казалась малоперспективной, за исключением одного высокого мужчины крепкого телосложения, чьё тело было покрыто множеством шрамов. Пока троица остальных рабов съёживалась и отводила глаза, он прожигал взглядом Эйдолона, более того — осмеливался смотреть лорду Детей Императора прямо в глаза. Глубина ненависти во взоре мужчины заставила Эйдолона облизнуть губы. Он задался вопросом, каково сейчас этому человеку, который потерял всё и оказался буквально на волоске от бессмысленной смерти, но продолжал оставаться непокорным? Настоящий воин.
— Фабий, на сей раз никакого «жидкого безумия» — только физические стимуляторы. Хочу, чтобы его разум оставался целым.
Апотекарий покачал головой с явным сожалением.
— Как пожелаешь. Подобный экземпляр мог бы выдержать часы истязаний. Пустая трата хороших страданий[2].
Стимуляторы потекли сквозь тело мужчины. Он подпрыгнул на носках и наклонился, чтобы извлечь боевой нож Астартес из груды оружия. В его руках клинок больше напоминал короткий меч.
С некоторым запозданием Эйдолон понял, что другие рабы уже перешли к нападению. Какая скукотища. Действуя неосознанно, он уже прикончил одного из них, едва заметив угрозу и избавившись от неё чисто механически. В бой вступили двое других, но один рухнул прежде, чем сумел сблизиться с Эйдолоном — жалкого человечишку подвела слабость его собственного тела. Второму мужчине лорд-командующий сломал шею серией ударов — Эйдолон настолько увлёкся, что не заметил, как молотит мёртвое тело, ведь жертве сполна хватило и первого.
«Воин» злобно выругался в адрес Эйдолона на низком готике.
— Я тот, кто забрал у тебя всё. Убей меня, и ты хотя бы свершишь свою месть, — парировал лорд-командующий.
Сверкнуло лезвие боевого ножа, отражая окружавшие тренировочную клетку тусклые мерцающие огни, и «воин» бросился на своего врага с серией финтов. Действия раба пробудили любопытство Эйдолона. Здесь было достаточно умения, чтобы оценить его — достаточно, чтобы вызвать хотя бы мимолётный интерес.
Неожиданный спазм скрутил плечо легионера, и по его руке пронеслась неконтролируемая дрожь. Это испортило момент и напомнило Эйдолону о его отвратительном несовершенстве.
«Клятый Фулгрим».
На сей раз враг представлял собой хоть какое-то подобие угрозы. Этот человек обладал уверенностью, гневом и мрачной решимостью, но для того, чтобы коктейль эмоций приготовился должным образом, Эйдолону требовалось смешать его с отчаянием и утратой всех надежд.
Усовершенствованное тело Эйдолона взмыло в воздух, исполнив пируэт, после чего идеально опустилось позади смертного, и легионер безо всяких усилий вырвал боевой нож из его руки. Только вот произошло всё это лишь в воображении лорда-командующего. Вместо этого его собственная нога подкосилась сразу же, как только он попытался прыгнуть. Легионер неуклюже споткнулся и едва не упал, с трудом избежав встречи с лезвием вражеского ножа.
Эйдолон вспомнил слова своего господина и повелителя. «Тобой словно бы управляет неумелый кукловод, — произнёс Фулгрим, скривив губы от отвращения. — Ты ходишь некрасиво и нелепо, двигаешься, как зеленокожий. Меня это раздражает, а потому держись позади меня, чтобы я тебя не видел, до тех пор, пока не научишься перемещаться хоть с каким-то изяществом».
Лорд-командующий знал, что ему нужно сделать. На следующий выпад «Воина» он собирался отреагировать буквально чуточку медленнее, чтобы враг порезал его и хотя бы распробовал манящий вкус победы.
Вместо этого тело Эйдолона снова предало его.
Нож неприятеля вошёл в грудь Эйдолона, но даже со стимуляторами Фабия человеку не хватило силы пробить чёрный панцирь и сросшиеся кости грудной клетки Астартес. Воин попытался извлечь нож, но тот прочно завяз в кости. Мужчина попятился, осознав, наконец, тщетность своих действий. Пелена отчаяния погасила большую часть огня в его глазах. Теперь он понял...
Эйдолон разочарованно взвизгнул. Лаэранский орган в его горле начал вибрировать гармоническими частотами, формируя шумовой крик, но лорд-командующий погасил его.
Он вспомнил о клинке в груди — мимолётном развлечении, совершенно недостойном и непримечательном опыте, после чего вырвал лезвие и скривился от боли. Эйдолон протянул оружие неприятелю, и тот с вызовом плюнул в ответ. Нож со звоном приземлился у ног человека, но даже это действие оказалось неуклюжим и неловким. Столетия практики и регулярного оттачивания мастерства обратились в ничто, и Эйдолон испытал мимолётный приступ жалости к самому себе.
Да, в рефлексии присутствовала некоторая роскошь, но само по себе это чувство было жалким, недостойным лорда-командующего уровня Эйдолона. Того, кто помог убить полубога и способствовал рождению нового бога из его останков.
— Я двигаюсь, как зеленокожий, — повторил Эйдолон оценку своего примарха и позволил гневу вскипеть.
«Воин» бросился за своим ножом, но Эйдолон оказался быстрее. Его рука поймала человека за горло, подняла в воздух — а затем швырнула на палубу. Голова раба откинулась назад от силы удара, а череп раскололся, забрызгав мрамор кровью и мозгами.
— Ещё, — потребовал Эйдолон.
— Думаю, что не стоит, — ответил Фабий.
Эйдолон повернулся к апотекарию.
— Ты смеешь бросать мне вызов, да ещё и в открытую?
Фабий расхохотался, словно бы намекая, что это не первый раз — и далеко не последний, что для его манеры поведения было вполне естественно.
— Я просто хочу сказать, что тебе не найти того, к чему ты стремишься, убивая презренных рабов.
— Так что же мне нужно? — вопросил Эйдолон.
Фабий не удостоил его ответом, так что лорд-командующий продолжил заниматься собой.
Он покопался в корке, образовавшейся на месте раны в груди, позволил крови немного вытечь и снова свернуться.
— Люция прикончил лоялист, не так ли? Разве обстоятельства того, что затем произошло с ним, не были похожи на мои? Почему он не страдает от тех же недугов?
— Он не пострадал от гнева примарха, — ответил Фабий. — И он едва ли умер. Возрождение Люция было ниже моих талантов. Жалкие салонные фокусы.
— Твои эксперименты над моим трупом обрели совершенство в случае моего недостойного брата.
— Думай что хочешь. Но если бы ты понимал в искусстве так же хорошо, как притворяешься, то буквально упивался бы чудом, что я сотворил в одиночку.
Эйдолон хмыкнул, не желая уступать доводам Фабия. Его голова дёрнулась, а по обеим рукам пробежали судорожные спазмы.
Фабий бросил задумчивый взгляд на лорда-командующего и зашагал вокруг тренировочной клетки.
— Возможно есть выход, дааааа... — пробубнил Фабий себе под нос. — Это было бы как минимум интересно, и предоставило бы ценные данные для...
— Что? Как? Каким образом? — Эйдолон прижался к одной из стенок, его пальцы вцепились в проволочную сетку.
— Я мог бы обратить вспять негативные эффекты и полностью вернуть тебе сияние былой славы. Мне понадобятся прогеноидные железы одного из бойцов нашего легиона.
— Ну, это же проще простого!
В голове Эйдолона уже начали формироваться мысли о том, кем из собратьев он не прочь пожертвовать.
— Не совсем так. Его не должны коснуться дары Тёмного Принца.
— Ааа, так вот в чём проблема, — произнёс Эйдолон. — Может, мне стоит вернуться на Исстван III и немного просеять тамошний пепелок?
— Есть и другие варианты. Секреты древнего позора. Если они всё ещё не сдались... — Погрузившись в собственные думы, Фабий выскользнул из комнаты.
Эйдолон вздумал было последовать за апотекарием, но вместо этого подошёл к телу Воина и неуклюже опустился на колени рядом с разбитой головой мертвеца. Он немного потыкал рваные края расколотого черепа, затем извлёк пригоршню серого вещества и сунул себе в рот, наслаждаясь его жирным вкусом. Омофагия лорда-командующего обработала и дистиллировала последние воспоминания и эмоции человека, заставив едока пережить их самостоятельно.
Эйдолон упивался коктейлем из ощущений. Он смаковал осознание жертвой собственной гибели в сочетании с отказом признать поражение. Смерть раба вовсе не была напрасной, она оказалась чем-то гораздо большим, нежели простое развлечение.
Лорд-командующий запрокинул голову и взревел.
Фабию потребовалось почти что две недели, чтобы раскрыть секрет, который он скрывал от остальных Детей Императора.
Когда III легион поразила болезнь, известная как Скверна, Фабий отделил дюжину легионеров от контакта с остальной частью легиона, сохранив тем самым незатронутую недугом контрольную группу. Сам Фабий не поддался хвори, даже несмотря на близкий контакт с заражёнными; при этом во имя сохранения чистоты геносемени он одним-единственным словом обрёк на смерть многих других. Возможно, он использовал этих самых «выживших» в качестве личной кладовой для своих экспериментов. Эйдолону было любопытно, какие ещё секреты хранит апотекарий, и действительно ли Скверну удалось победить с его помощью.
Лорд-командующий размышлял над этим, развалившись в одной из комнат удовольствий на борту «Гордого сердца». Он чувствовал, что добыча близка, но не мог быть уверен на сто процентов. Настенные динамики воспроизводили рулады из «Маравильи» Беквы Кински на почти что оглушающей громкости. Порченая музыка целиком и полностью соответствовала нынешнему мировоззрению и настроению Эйдолона.
Они прибыли в пункт назначения согласно последним известным Фабию координатам лишь для того, чтобы отыскать брошенную совсем недавно крепость. Внутри Дети Императора обнаружили шесть могил и покрытые пылью доспехи, благоговейно размещённые за грубыми каменными изваяниями. Итак, контрольная группа вовсе не избавилась от Скверны тем способом, на который рассчитывал старший апотекарий. В таком случае, какой прок Эйдолону от испорченного геносемени?
Если в мире и существовал хоть какой-то способ вернуть себе былое величие, лорд-командующий был обязан разыскать его — не только ради себя, но и во имя всего легиона. Он долго смаковал кальян, наполненный «Даром Блаженства» — изобретением самого Фениксийца, предназначенным для открытия врат восприятия и прорицания событий грядущего.
Мысли Эйдолона обратились к Люцию. Мечник также сумел возродиться, но без страданий, терзавших самого Эйдолона. Без потери координации. Без утраты мастерства. Люций, капитан-выскочка, насмехавшийся над лордом-командующим при каждом удобном случае. В следующий раз, как только мечник вздумает петушиться, настанет час расплаты. Но только если Эйдолон вернёт себе прежнюю целостность, иначе победа достанется Люцию.
Корабль накренился, и мерцающий нерождённый, пытавшийся проявиться в одном из тёмных углов комнаты, растворился и исчез. «Гордое сердце» выскользнуло из Эмпиреев в реальное пространство на несколько дней раньше запланированного срока.
Эйдолон активировал ближайшее вокс-устройство.
— Что за дела?
— Лорд-командующий, мы вышли в реальное пространство. Причины неизвестны, — ответил мастер бездны Лиран Тиос.
Эйдолон знал причину, хотя и не мог этого объяснить. Он просто понял. Добыча совсем рядом.
— Поблизости есть мир, не так ли?
— Так точно, лорд-командующий. Но как вы…
— Пустое. Подготовить «Грозового орла» с отрядом какофонов. Отделение Карнолона Горраджера. Я собираюсь осмотреть этот мир.
Не дожидаясь ответа, Эйдолон вышел из комнаты и направился в оружейную.
Лорд-командующий решил позволить инстинктам руководить своими действиями и передал соответствующие приказы пилоту «Грозового орла». Только он сам, Эйдолон Воскресший, был одарён особым взором, позволившим осознать причины их случайного на первый взгляд выхода из Эмпиреев в реальное пространство. Он воспринимал случившееся как знак благословения богами его усилий и их санкцию на восстановление своего избранного чемпиона.
Корабль начал снижаться, пролетая над ночной стороной истерзанной тектонической активностью луны.
— Сенсоры обнаружили некое сооружение, — передал пилот из кабины.
Поступившие на экран в десантном отсеке данные сенсоров окутали Детей Императора янтарным сиянием. Статические помехи на экране монитора внезапно превратились в образ небольшой крепости-монастыря, сработанной по шаблонам СШК.
— А вот и они, — произнёс Эйдолон.
— Кто? — вопросил чемпион отряда какофонов, Карнолон Горраджер; его булькающая из-за мокроты речь исходила из сплавленной с плотью вокс-решётки.
— Моя добыча.
— Вы рассказали нам слишком мало, лорд-командующий. Мы сможем действовать эффективнее, если…
Эйдолон не дал ему закончить.
— Моих приказов должно быть достаточно, или ты считаешь иначе?
Горраджер неохотно кивнул. Остальные бойцы его отряда ёрзали на своих местах, и Эйдолон оценил их стремление вкусить новые ощущения.
Лорд-командующий улыбнулся чемпиону и немного смягчился.
— Они лоялисты, Горраджер. Ничего более. Подонки-лоялисты, у которых может быть нечто, что мне… нам… нужно. Пилот, сажай нас в этом каньоне.
Едва «Грозовой орёл» приземлился на поверхность луны, как Эйдолон спрыгнул с трапа, возложив боевой молот себе на плечо. Какофоны последовали за ним и сразу же рассредоточились строем, идеально подходящим для небольшого патрульного отряда.
Они взяли курс в направлении крепости-монастыря. Казавшийся незначительным с высоты птичьего полёта каньон в действительности оказался глубоким разломом на поверхности луны. Геометрически безупречные базальтовые колонны вздымались в небеса, словно трубы чудовищного органа, практически вертикальной каменной стеной отсекая поверхность от немногочисленных лучей тусклого света и погружая всё вокруг в крупные пятна непроглядной тьмы. Сернистый туман скрывал расчерченную шестиугольниками землю, маскируя произвольно расположенные бездонные провалы, светившиеся слабым оранжевым светом из глубоких подземных источников. Шаркающие шаги Эйдолона потревожили кристаллические осколки, что издавали странные резонирующие звуки, когда их отбрасывали в стороны или давили ногами.
Горраджер осмотрел стены каньона, напряжение читалось в каждом движении его тела.
— Они обнаружат нас, лорд-командующий. Вам следует держаться настороже.
«Вам», а не «нам».
На задворках сознания Эйдолона зашевелилось чувство подозрения. Верность Горраджера Третьему легиону может принимать какие угодно формы, но он не осмелится действовать против лорда-командующего открыто.
Или всё же осмелится?
По правде говоря, Эйдолон выбрал столь небольшой эскорт, поскольку желал сохранить свои тайны в секрете. Доверие нынче стало дефицитным товаром, и он нуждался в людях, потерю которых — ежели возникнет такая необходимость — легион не станет оплакивать. Неужели он ошибся? Прежде, чем начались его мытарства, Эйдолон мог перебить весь сопровождавший его отряд без особых проблем. Удастся ли ему пережить подобную схватку теперь, со своим неуклюжим и непослушным телом?
Лорд-командующий всасывал вулканические пары и наслаждался тем, как они раздражают горло и царапают его изнутри.
— Искренне надеюсь, что наши былые братья не стали настолько неряшливыми, чтобы не заметить пролетавшего над их головами «Грозового орла». Они могут не знать, кто мы такие. Могут принять нас за уцелевших сирот Исствана V или каких-то других потерянных родичей. Они отправят патруль, чтобы разобраться, что к чему. И если боги окажутся милостивы, тот, кто нам нужен, будет среди них. Видите ли, мы ищем собрата-легионера из Третьего. Того, кто не так… просветлён, как мы, но всё же обладает одним предметом исключительной ценности. Вот что мне нужно. Будьте уверены, каждый из вас получит достойную награду.
Горраджер едва слышно крякнул что-то в знак признательности. В его ответе прозвучали трели, свидетельствующие о готовности пустить в ход звуковое оружие, характерное для бойцов-какофонов.
Из укрытия впереди раздался звук скатывающихся камней. Пришельцев явно готовился встретить человек, ошибки быть не могло, равно как и случайностей. Какофоны рассеялись в поисках укрытия, но Эйдолон не двинулся с места. Без шлема у него не было доступа к авточувствам, чтобы отследить потенциальные цели впереди. Но лорд-командующий внезапно обнаружил, что не нуждается в помощи искусственных подсказок. Он знал, где находятся местные, и мог представить их мысленным взором с той же ясностью, как если бы созерцал неприятелей под светом солнца.
Чей-то чистый голос пробился сквозь туман.
— Далеко же вы забрались, предатели.
Эйдолон ответил громче, чем обычно — подобно голосу театрального актёра, его зычный глас достиг ушей невидимой публики. Лаэранский орган в гортани лорда-командующего добавил к его словам жужжащий субстрат и породил жутковатое эхо.
— Мы долго искали друг друга. Давай потолкуем.
— Я последний из Третьего легиона, — сухо отозвался голос в тумане.
— Не совсем. Мы тоже из Третьего. Ты обращаешься к лорду-командующему Эйдолону. Выходи же, брат, и мы возобновим наши кровные узы!
— Вы не страшитесь Скверны? — удивился невидимка. — Апотекарий Фабий велел нам не возвращаться в лоно легиона из опасений, что мы можем носить в себе хворь. Но было уже слишком поздно.
— Отныне Скверна не беспокоит нас. У нас есть лекарство, способное избавить вас от страданий. — Эйдолон молился про себя, чтобы его жертва не была поражена генетическим вырождением. — Мы весьма далеко продвинулись с тех пор, как ты сражался в рядах легиона. Мы столько можем тебе показать, такие дивные чудеса… Покажись, — скомандовал Эйдолон и направил трясущийся палец прямо в гущу тумана, словно бы намекая, что прятаться больше не имеет никакого смысла.
Внезапно незримый собеседник издал вздох, и лорд-командующий сумел почувствовать в нём оттенки страданий даже на значительном расстоянии.
— Ах, теперь я вижу вас ясно. Всё в точности так, как мне и рассказывали. Я вижу перед собой уродливую мерзость, которой вы стали. Я бы скорее вырвал себе глаза, чем узрел бы поразившее легион богохульство.
— Больше никаких уловок, выходи давай! Так гораздо лучше, не правда ли? Знай же, что я вырвал бы из тебя гораздо большее, нежели одни лишь глаза. Хотя ты всё ещё утверждаешь, что видишь, ты слеп к истине… и к реальному положению вещей. Я мог бы попытаться просветить тебя, но увы, боюсь, здесь я только ради твоего мученичества.
В пятидесяти метрах впереди массивный силуэт, едва заметный сквозь клубы тумана, показался из-за служившего ему укрытием зазубренного базальтового выступа.
— Ты стоишь среди извращённых мерзостей, расколотого отражения нашей истинной и благородной формы, созданной по образу и подобию Императора, даровавшего нам честь нести Его символ, чего не удостаивался ни один другой легион. Знай, лорд-командующий — перед тобой брат-сержант Аврам Ракомон. Сегодня я обрушу на твою голову возмездие за предательство, вероломство и осквернение всего, что дорого нашему легиону. Сегодня ты падёшь от моей руки.
Эйдолон провёл языком по зубам, после чего облизнул губы. Он испытывал равное наслаждение как от горькой, пропитанной минералами атмосферы, так и от презрения в словах сержанта.
— Рад встрече, Ракомон. Давай же покончим с этим.
Лорд-командующий вскинул свой молот правой рукой, ухватившись за древко близ головки, чтобы сподручней было бежать. Он выхватил археотех-пистолет и с торжествующим рёвом устремился в атаку. Находившийся за спиной Эйдолона Горраджер крикнул: «Подождите!», но лорд Детей Императора не обратил на него никакого внимания. Он бросил взгляд через плечо и отметил, что какофоны последовали за ним, а затем целиком и полностью сосредоточился на потенциальное добыче.
Окружавшее легионеров тусклое сияние неожиданно взорвалось отрывистыми вспышками света, когда устроившие засаду лоялисты открыли огонь, и о броню какофонов начали рваться масс-реактивные снаряды. Звуковое оружие воинов Горраджера ответило слаженными залпами дисгармонического рёва, достаточно мощного, чтобы разбить керамит, разорвать в клочья мясо, переломать кости и раздробить окружающие скалы, чьи каменные осколки разлетались во все стороны смертоносной шрапнелью.
И всё же у лоялистов было преимущество.
Эйдолон сделал единственное, что мог в подобной ситуации, и побежал сквозь организованную засаду напрямик, чтобы выбраться из зоны поражения. Мельком он заметил фигуры Железноруких и Саламандр. Видимость оставалась достаточно плохой, так что даже при использовании авточувств лоялисты не осмеливались стрелять из опасения задеть одного из своих собратьев по оружию. А вот Эйдолону было плевать. Он считал своих какофонов мертвецами с тех самых пор, как те поднялись на борт «Грозового орла».
Лорд-командующий вырвался из тумана, едва не свалившись на голову легионеру Железных Рук. На несколько секунд оба застыли на месте, поражённые зрелищем друг друга, а затем столь же одновременно отреагировали. Космодесантник Железных Рук направил свой болтер на Эйдолона, в то время как сын Фулгрима перехватил молот иным хватом. В этот самый момент пальцы лорда Детей Императора подвели его, и он чуть не выронил оружие. Недолго думая, Эйдолон позволил пистолету повиснуть на страховочном ремне, а сам перехватил молот двуручным хватом.
Он оказался слишком неуклюжим и медлительным.
Болтер второго космодесантника рявкнул аккурат в тот же миг, когда Эйдолон замахивался. Волею случая или насмешкой судьбы снаряд срикошетил от наплечника лорда-командующего и безо всякого для него вреда разорвался при ударе о ближайший камень. Взмах Эйдолона, в свою очередь, завершился громовым ударом, когда заряженная энергией головка молота вошла в грудь легионера-Железнорукого и размазала его тело об стенку ущелья. Эйдолон занёс молот ещё раз, желая совершить повторный сокрушительный удар, но его врага уже разорвало на куски.
Эйдолон застыл на месте с отвисшей челюстью. Он прикончил врага тщательно отработанным ударом, который выполнял уже, наверное, тысячи раз. Но никогда — с таким результатом. За всю свою жизнь Эйдолон видел всего-навсего один подобный удар, и существо, что разило так, было примархом.
Выбирая следующую цель, он заметил, что один из какофонов рухнул наземь, когда болтерный снаряд вошёл ему в глазную линзу. Масс-реактивный снаряд вышиб заднюю часть черепа вместе с добротным куском шлема.
Звуковое оружие какофонов достигло сводящего с ума крещендо. Эхо от рёва их выстрелов сливалось с диссонирующими нотами извращённых инструментов, порождая оргию разрушительного звука. Боль была невыносимой даже для необычайно привыкших к подобному ушей лорда-командующего. Восхитительный опыт, грубость которого заключала в себе своего рода величие. Эйдолон наслаждался оным. Легионеры-лоялисты пали пред силой его воинов, их органы и доспехи рвались одновременно, заставляя своих владельцев пресмыкаться и подыхать в мучительной агонии. От таких ран не могла оправиться даже физиология Астартес.
Легионеры отступили, перегруппировались и снова вступили в бой. Выстрел из плазменного оружия поразил одного из ближайших к Эйдолону какофонов. Туловище легионера рассеялось по ветру облачком перегретого пара. Выстреливший Саламандр заметил Эйдолона и приготовился к повторному выстрелу.
У него не было времени ударить молотом, а пистолет свободно подпрыгивал на ремне в такт бегу. Пока его левая рука неуклюже хваталась за пистолет, Эйдолон сосредоточил свой звуковой ревун на вставшем у него на пути легионере. Саламандр отреагировал инстинктивно и попытался прикрыться своим плазмомётом. Это действие стало последним в его жизни. Лаэранский вопль Эйдолона вывел из равновесия что-то внутри оружия, и оно взорвалось, словно граната, испарив большую часть тела Саламандра. Ноги погибшего воина рухнули в разные стороны независимо друг от друга.
Вражеский огонь прекратился, и буйство производимого какофонами шума стихло до остатков простого эха.
Эйдолон оценил ситуацию. Лоялисты потерпели поражение, и если кто-то из них уцелел, то они бежали. Однако бой не мог остаться незамеченным, так что в скором времени из крепости должно было подойти подкрепление. Эйдолон выхватил свой пистолет, и движение на периферии заставило его прицелиться. Лорд-командующий опустил оружие, как только увидел, что Горраджер уцелел.
— Воина Третьего видел? — спросил он Карнолона, не сумев скрыть примесь отчаяния в голосе.
— Какофоны мертвы, — ответил Горраджер, явно не веря в возможность произошедшего.
— Да я не о какофонах, тупица. Тот сержант-лоялист, с которым мы говорили, по имени Ракомон, — поправил его Эйдолон.
Горраджер развернулся к нему, и каждое слово его ответа было прямо-таки исполнено неуважения.
— Он был ранен и бежал. Какое мне дело до его судьбы? Пусть сгниёт.
— Я не позволю этому случиться. Он — единственная причина всему, что произошло здесь, — возразил Эйдолон.
— Вы же всё равно не расскажете мне, почему, так ведь? Достаточно одного лишь вашего приказа, да? Вы и ваша гордыня обрекли эту миссию на провал!
Эйдолон моментально сократил расстояние до Горраджера, его рука двигалась почти что по собственной воле. Прежде, чем он вообще осознал это, Эйдолон ударил Карнолона тыльной стороной ладони и отправил его в полёт на несколько метров. Отлетев от своего командира, последний уцелевший какофон рухнул на землю.
— Смеешь сомневаться во мне?! ВО МНЕ?! — проревел Эйдолон, его усовершенствованная гортань усиливала слова и готовилась произвести новый вопль.
— Опомнитесь, лорд-командующий! Всему виной ваша спесь!
Эйдолон небрежно сокращал дистанцию, бушующая ярость лишила его способности к здравому размышлению.
— Ошибаешься, Горраджер. Спесив лишь тот, кто гордится невыполненной задачей!
Горраджер попытался встать на ноги и пустить в ход своё звуковое оружие.
— Люций был прав насчёт тебя.
При одном лишь упоминании имени мечника ярость целиком овладела всем существом Эйдолона.
— Люций?! Так вы с ним заодно?!
— Нет... — успел вымолвить Горраджер, прежде чем молот Эйдолона раскроил ему голову, и тело чемпиона рухнуло наземь. Лорд-командующий ощутил смесь восторга и сожаления. Он не собирался убивать своего товарища, только наказать за неподчинение. Теперь даже апотекарию Фабию было бы не под силу спасти Горраджера.
«Так ли себя чувствовал Фулгрим?»
Часть естества Эйдолона корила себя за сравнение с примархом, однако другая часть восставала против всякого подобия стыда. В конечном итоге, почему бы и нет? Он поразился той силе, которую продемонстрировал, ударив Горраджера. Истинный дар от Тёмного Принца. Если Фулгрим сумел возвыситься с принятием демоничества, отчего подняться на ступень выше не мог и Эйдолон?
И всё же ему следовало вернуться к поставленной задаче. Эйдолон двинулся вверх по ущелью в поисках следов сержанта Ракомона. Горраджер упомянул, что лоялиста ранили, так что Эйдолон использовал свои обострившиеся чувства для поисков цели. Осматривая место засады, он провёл языком по зубам, наслаждаясь ароматом свежей крови Астартес. Эйдолон быстро двигался дальше, и ему казалось, что кровь едва ли не светилась под рассеивающимся туманом, что окутывал поверхность луны.
Следы раненого лоялиста вскоре исчезли — физиология Астартес начала залечивать рану сержанта. И всё-таки песенка Ракомона уже была спета. Эйдолон заметил неприятеля, ковылявшего где-то в тридцати метрах впереди.
— Что, бежишь перед лицом врага? Остались только мы двое, братец. Вот тебе и шанс отомстить за все свои обиды. Я думал, что встречу свою судьбу от твоей руки. Или это были всего лишь пустые слова? — издевался Эйдолон.
Ракомон уверенно развернулся. Лезвие меча в его руке потрескивало от энергии, освещая гримасу ненависти на лице сержанта, когда он взмахнул перед собой клинком в небрежном приветствии.
— Сегодня ты падёшь, лорд-командующий, — произнёс Ракомон, вложив в титул своего противника всё возможное презрение вместо заслуженного уважения.
Два космических десантника, каждый — истовый защитник своего дела, бросились навстречу друг другу, не обращая внимания на разлетающиеся каменные осколки, которые сопровождали каждый их шаг дивной музыкой.
Каждый — воплощение Третьего легиона.
Один — призрак прошлого.
Другой — образ будущего.
Ракомон завершил свои последние шаги шквалом выверенных ударов, способных без труда свалить более слабого бойца. Он не обладал фехтовальным даром Люция, и всё же не был лишён некоторого мастерства. Тем не менее, Эйдолон ловко отклонял или парировал каждый вражеский удар головкой своего молота. Сталкивающиеся энергетические поля в сочетании с эхом боя и гармониками кристаллов под ногами порождали серию уникальных дисгармоний, заставлявших кровь Эйдолона петь внутри его тела в качестве аккомпанемента их дуэли.
Из груди лорда-командующего вырвался хохот, и на следующем ударе Ракомона Эйдолон заблокировал вражеский клинок тыльной стороной молота и втянул сержанта в плотный клинч.
— Ты слышишь? Разве не так всё должно было случиться, брат? — прокричал Эйдолон.
Ракомон зарычал от усилия, поднял колено и пнул Эйдолона в грудь. Хотя лорд-командующий стоял неподвижно, удар придал Ракомону импульс, необходимый для того, чтобы вырваться из вражеской хватки. Лоялист упал на спину, перекатился и тут же вскочил на ноги, начав новую атаку. Эйдолон без труда отразил и её. Он не двигался быстрее, о нет; лорд-командующий словно бы уже сражался в этом бою прежде. Словно каждое из его движений уже было отрепетировано по сотне раз. Ракомон в отчаянии закричал, но мощь его ударов не ослабевала.
Последний удар Эйдолон попросту остановил.
— Ты действительно пытаешься, не так ли? До чего же восхитительно трагично.
По правде говоря, лорд-командующий уже начал терять интерес. Ощущения от этой схватки успели набить оскомину.
— Прости меня, братик, — сказал он, — но у тебя есть кое-что, нужное мне.
Ракомон начал отвечать следующим выпадом, но Эйдолон опередил противника, нанеся ему сокрушительный контрудар. Молот угодил сержанту прямо в грудь с силой метеорита и заставил его замолчать навсегда. Тело лояльного легионера Третьего отлетело назад и рухнуло наземь, в нагруднике образовалась громадная дыра, расколовшая Императорскую Аквилу надвое.
Эйдолон засунул пальцы в пробоину и потянул её края в разные стороны. Приложив невероятные усилия, он разбил испорченный нагрудник на части. Затем, не обращая ни малейшего внимания на повреждения, которые он мог причинить мёртвому телу или даже самому себе, лорд-командующий вонзил пальцы в плоть сержанта, пробив чёрный панцирь, и бил кулаками по трупу до тех самых пор, пока не проломил сросшуюся грудную клетку. Он распознал бесценные прогеноидные железы, чистое геносемя, и, не обращая внимания на кровь и внутренности, покрывавшие его длани, засунул руку прямо в грудную полость сержанта и вырвал их. Он торжествующе взревел, а вдалеке послышался шум далёких двигателей.
Подкрепление для лоялистов.
Эйдолон бросил последний взгляд на сержанта Ракомона и презрительно отсалютовал ему. Впрочем, совершая этот жест, он видел в сержанте не товарища-легионера, но тщедушное, испорченное, жалкое создание, совершенно недостойное его внимания.
Он развернулся и побежал к «Грозовому орлу». Мысли Эйдолона вернулись к подвигам, что привели его к этому моменту. Откуда он знал, где найти свой приз? Он всего-навсего доверился своим инстинктам. Его органы чувств обострились до невероятной степени, как никогда прежде. Сила, которую он продемонстрировал, не зная, на что способен...
Это были дары богов.
Нет, не дары. Быть может, скорее милости, поскольку боги всегда жаждут получить свою оплату. И если он позволит Фабию вернуть себя к прежнему состоянию, это будет означать, что он наплевал на Тёмного Принца и ту судьбу, которую тот запланировал для Эйдолона. А ведь ему уготованы судьбоносные свершения. Зачем же он ещё жив, если не во имя величия? Возможно, Фабий знал об этом, и в его планы входило оторвать Эйдолона от его славной судьбы и вернуть лорда-командующего к тому жалкому и достойному презрения существованию, что влачила львиная доля Третьего легиона.
Посредственность не должна была стать его уделом. Ныне Фулгрим вознёсся и не желал боле заниматься мирскими делами легиона. Однако Третьему потребуется лидерство и руководство, а кто лучше него, Эйдолона, будет смотреться в мантии повелителя Детей Императора?
Когда в поле зрения появился «Грозовой орёл», на Эйдолона снизошло окончательное просветление. Всю свою жизнь, сколько он помнил, лорд-командующий стремился к совершенству во всём — на войне, в стратегии и тактике; в боевых искусствах — да и в любых искусствах вообще, любого рода. Тёмный Принц раскрыл пред ним врата тайного опыта, который по-настоящему могли оценить лишь наиболее возвышенные и развратные. Затем Эйдолон стал разделённой душой, и теперь совершенство в самом сокровенном храме его, в его собственном теле, было потеряно для лорда-командующего на веки вечные. Постоянство блаженной агонии стало вечным напоминанием о позоре, терзавшем его каждый раз, когда тело отказывалось повиноваться разуму.
В своём роде это было идеальное мучение, сотворённое специально для оставшейся части его бытия.
Он не мог и вообразить себе более совершенной пытки. Эйдолон мог принять её и свои новые дары, возвысившись безо всяких ограничений своей силы, или же отвергнуть всё это и вернуться к своему прежнему мирскому совершенству. Он оценил утончённое величие момента и сразу всё понял, одновременно возлюбив и оплакав свою судьбу. В его проклятии заключалось и высшее благо, а цена за новообретённые способности казалась ничтожной. Тёмный Принц был мудр сверх всякой меры. Бог Эйдолона обещал ему вечное блаженство, оплаченное нескончаемой агонией.
Лорд-командующий посмотрел на драгоценный орган в своей руке и раздавил его.
«Восхитительно».
- ↑ Терраццо, или «заливная кладка» — разновидность напольного покрытия, сочетающая использование натуральных материалов типа извести или её производных (например, цемента) с добавлением элементов-наполнителей вроде камней, стекла, мрамора и т.д. Терраццо появилось ещё в Древней Греции, однако наибольшее развитие получило в Древнем Риме; в последующие века, в ходе периода масштабных нашествий варваров, секреты создания терраццо были практически забыты и пережили своё второе рождение только в эпоху возвышения Венеции. Именно благодаря итальянским мастерам это искусство стало достоянием мировой художественной культуры.
- ↑ Прямое цитирование Пинхэда, Тёмного Принца Боли — лидера сенобитов в культовом фильме ужасов Клайва Баркера «Восставший из ада» (1987 год).