Конец и Смерть, Том 1 / The End and the Death, Volume I (роман) (перевод Harrowmaster)

Перевод в процессе: 5/116 Перевод произведения не окончен. В данный момент переведены 5 частей из 116.

WARPFROG Гильдия Переводчиков Warhammer Конец и Смерть, Том 1 / The End and the Death, Volume I (роман) (перевод Harrowmaster)
Автор	Дэн Абнетт / Dan Abnett
Переводчик	Harrowmaster
Издательство	Black Library
Серия книг	Ересь Гора: Осада Терры / Horus Heresy: Siege of Terra
Предыдущая книга	Отголоски вечности / Echoes of Eternity
Следующая книга	Конец и Смерть, Том 2 / The End and the Death, Volume II
Год издания	2023
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Скачать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Император — Повелитель Человечества, Последний и Первый Владыка Империума

Хорус Луперкаль — примарх XVI легиона, Возвышенный Сосуд Хаоса

Защитники Терры

Малкадор Сигиллит — Регент Империума

Константин Вальдор — генерал-капитан Легио Кустодес

Лояльные примархи

Рогал Дорн — Преторианец Терры, примарх VII легиона

Сангвиний - «Великий Ангел», примарх IX легиона

Вулкан — Последний Страж, примарх XVIII легиона

Легио Кустодес

Диоклетиан Корос — трибун

Аркат Виндикс Центурион — Орел Императора

Иос Раджа — гетерон-соратник

Харахель — маршал-эдил, Хранитель Братства Ключа

Шукра — соратник, Хранитель Братства Ключа

Кекальт Даск — гетерон-проконсул

Узкарель Офит — гетерон-проконсул

Доло Ламора — часовой- соратник

Клиотан — часовой-хранитель

Арзах — капитан-префект

Казадрис — часовой-хранитель

Кинтара — гетерон- соратник

Даморсар — щит-капитан

Крисмурти — гиканат

Авендро — щит-капитан

Телемонис — маршал воинства

Керсиль —  соратник

Тираск — часовой

Систрат — часовой

Эстраил —  соратник

Гелиден — часовой

Астриколь —  соратник

Валик — часовой

Мендолис — часовой

Вантикс — капитан-часовой

Гелиад — гетерон-часовой

Амальфи — щит-капитан

Энтерон — вестарий

Юстиний — часовой

Людовик — гиканат-проконсул

Симаркант — хранитель

Ксадоф — часовой-хранитель

Фраст — часовой

Андолен — соратник-префект

Каредо — Тарант (гетерон)

Рейвенгаст — гетерон- соратник

Браксий — гетерон- соратник

Таврид — гетерон-часовой

Нмембо — гетерон- соратник

Загр — гиканат (гетерон)

Амон Тавромахиан — кустодианец

Сестры Безмолвия

Керия Касрин — Рыцарь Забвения, Стальные Лисы

Мози Додома — Сестра-вигилятор

Ведия — Бдящая Сестра

Избранные Малкадора

Халид Хассан

Заранчек Ксанф

Мориана Моухаузен

Галлент Сидози

Гарвель Локен — Одинокий Волк

Хелиг Галлор — Странствующий Рыцарь

Офицеры и Руководители Милитант Военного Двора

Сандрина Икаро — вторая госпожа Тактика Террестрия

Илия Раваллион — стратег

Иона Гастон — младший сотрудник

Лорды Совета Терры и Верховные Лорды

Загрей Кейн — Фабрикатор-в-изгнании

Немо Жи-Менг — Хормейстер Адептус Астра Телепатика

Эйрех Хальферфесс — Астротелеграфика Экзальта из Высокой Башни

VII легион «Имперские Кулаки»

Архам — магистр Хускарлов

Ворст — капитан-ветеран

Фафнир Ранн — лорд-сенешаль, капитан первого штурмового подразделения

Фиск Хален — капитан 19-й тактической роты

Вал Тархос — сержант 19-й тактической роты

Максимус Тейн — капитан 22-й «Образцовой» роты

Леод Болдуин

Брастас — капитан

Калодин

Лигнис

Белдуир

Кортам

Деварлин

Мизос

V легион «Белые Шрамы»

Шибан — хан, прозванный «Тахсир»

Ганзориг — нойон-хан

Джангсай — хан

Чакайяа — грозовой пророк

Имань

Атрай

Соджук — хан

Жинтас — хан

Гахаки — хан Баргейдин Сарву

Айнбатаар — хан

Намахи — магистр Кешика

IX легион «Кровавые Ангелы»

Ралдорон — Первый Капитан, Первый Орден

Азкеллон — Вестник Сангвинарной Гвардии

Тервельт Икасати — Сангвинарная Гвардия

Зефон — доминион, «Несущий Скорбь»

Нассир Амит - «Расчленитель»

Сародон Сейкр

Махельдарон

Зеалис Варенс

Кристаф Кристаферос

Ринас Дол

Кист Геллон

Хот Меффиил

Сатель Аймери

Хорадаль Фурион

Эмхон Люкс

Расколотые Легионы

Аток Абидеми — Драаксвард (Верный Дракон), XVIII легион «Саламандры»

Ари’и — Хранитель Погребального Костра, XVIII легион «Саламандры»

Ма’ула — Магистр Печати, XVIII легион «Саламандры»

Хема — сержант, XVIII легион «Саламандры»

Бёдвар Бъярки — VI легион «Космические Волки»

Кратоз — центурион Копья, X легион «Железные Руки»

Хрисаор — боевой сержант, X легион «Железные Руки»

I легион «Темные Ангелы»

Корсвейн — лорд-сенешаль, Калибанская Гончая

Адофель — магистр капитула

Траган — капитан девятого ордена

Ворлой

Бруктас

Харлок

Бламирес

Ваниталь

Эрлориаль

Карлой

Асрадаил

Тандерион

Карфей

Захариил

Дом Вирониев

Акастия — крепостной пилот Рыцаря-оруженосца «Элатус»

Имперская Армия (Экзертус, Ауксилия и другие)

Альдана Агата — маршал, Антиохские Воины Вечерни

Файкс — ее адъютант

Михаил — капитан, 403-й Незаменимые Стратиоты

Джера Талмада — полковник, корпус логистики

Лантри Жан — передовой наблюдатель, Пятый ПанКонский

Мартинея — капитан горты

Склатер — сир-милитант

Хетин Гультан — сержант, кучер Королевской Занзибарской горты

Дерри Кассье — младший заряжающий

Нахина Праффет — капрал, 467-й Танзирский Экзертус

Н’джи — капитан, Конвингианский Легкий Артиллерийский

И другие

Префект

Альборн — конрой-капитан, Палатинская горта (командное подразделение Префекта)

Штиглих — Палатинская горта

Хеллик Мауэр — боэтарх

Орден Испрашивающих

Кирил Зиндерманн

Лита Танг

Конклав Горожан

Эуфратия Киилер

Элид

Переванна

Верефт

Кацухиро

Предательское Воинство

XVI легион «Сыны Хоруса»

Эзекиль Абаддон — Первый Капитан

Кинор Аргонис — советник Магистра Войны Луперкаля

Улнок — советник Первого Капитана

Ацелас Баракса — капитан второй роты

Ифа Клатис — вторая рота

Калтос — вторая рота

Таркез Малабрей — магистр Катуланских Налетчиков

Хеллас Сикар — магистр Юстеринцев

Тарас Балт — капитан третьей роты

Тирон Гамекс — третья рота

Вор Икари — капитан четвертой роты

Ксофар Беруддин — капитан пятой роты

Экрон Фал — центурион, Юстеринцы

Ликас Фитон — капитан седьмой роты

Калинт — капитан девятой роты

Селгар Доргаддон — капитан десятой роты

Цистрион — капитан 13-й роты

XIV легион «Гвардия Смерти»

Тиф — Первый Капитан

Сероб Каргул — лорд-контемптор

Воркс — Повелитель Тишины

Кадекс Илкарион

Каифа Морарг

Мельфиор Крау

Скулидас Герерг

XVII легион «Несущие Слово»

Сор Талгрон

Бартуса Нарек

VIII легион «Повелители Ночи»

Хагашу

Темный Механикум

Клейн Пент — пятый ученик Нуль.

Айт-Один-Таг — спикер сопряженного объединения

Боевой Службы Эпта

Другие

Базилио Фо — военный преступник

Андромеда-17 — селенар

Старые Попутчики

Олл Перссон — Вечный

Джон Грамматикус — логокинетик

Кэтт — несанкционированный псайкер

Хебет Зибес — рабочий

Догент Кранк — солдат

Графт — сельскохозяйственный сервитор

Актия — пророчица

Альфарий

Лидва — прото-Астартес

«Не по нему, по залитому солнцем граду

Его златым бульварам и блеску жарких врат

По граду белых дней, где нет ни сна, ни тени

Тоскуем мы, окончив все дела, все мысли, разговоры

Мы простираем взгляд сквозь сумрак, чтоб узреть

Куда, с порога вечности бескрайней

Нам суждено ступить.»

- ранний поэт, примерно М2

«Sicut hic mundus creatus est.» (Так был сотворен мир)

- Либер Герметис де алхимия, примерно 200.М2

«Говорю вам тайну: не все мы умрём, но все изменимся.»

- 1-е послание к Коринфянам, глава 15 стих 51

«Император должен умереть»

- надпись на знамени

I

Взгляните на эти жалкие легионы, эти истерзанные воинства, эти ходячие трупы, живущие ради убийства, убивающие ради убийства. Больше нет смысла ни в их безумных потугах, ни в истерическом самопожертвовании. Больше нечего выигрывать, нечего проигрывать. Не сейчас, не для них. От их причин, мотивов и намерений не останется ничего. Взгляните! Разве им самим это не ясно? Прошлое ушло, а будущее уже не наступит. Есть лишь настоящее, и есть лишь война, и война эта будет пылать, пока есть топливо для этого пламени.

II

А это ненадолго. Взгляните на кусок камня, который они зовут миром. Непрерывное средоточие абсолютной ярости раздирает его на части. Они сражаются — ну взгляните на них! — сражаются за мир, разрушая мир. Они думают, что этот мир так важен. Они верят, что он имеет значение. Безмозглые убийцы с обеих сторон, с которых пламя давно стерло ярлыки предателя и лоялиста. Они до сих пор думают, что это место, этот кусок камня, на котором и за который они убивают, все еще имеет значение.

III

Думают...м-да, пожалуй, это сильно сказано. Никто из них уже не думает. Но как мне видится, некий импульс, какой-то зуд в этих рыбьих мозгах убеждает их, что, объятые своей примитивной яростью, они стоят на своей земле и сражаются за что-то свое. За право рождения, колыбель, наследие, то место, которое принадлежит им и которому принадлежат они сами, словно такие связи имеют значение. Не имеют. Вместе их объединяет лишь какая-то тонюсенькая, сентиментальная связь, планета и биологический вид. Всего лишь каприз природы, случайность, аномальное развитие биологической заразы, с которого и пошел их слабый род на этом никому не нужном куске камня.

Только и всего. Это могло произойти где угодно.

Так вышло, что это случилось здесь, на этом сгустке материи, этом клочке земли, этой… Как они ее называют? Террор? Ха! Да нет, Терра. Их разумы наполняют его смыслом, их язык дает ему имя, такое смешное имя. Это всего лишь кусок камня из бесконечного множества других камней, вращающихся вокруг бесконечного множества других солнц. В ней нет ни смысла, ни особых качеств, ни капли ценности.

IV

Но как же они дерутся за него! Вы только посмотрите. Они сражаются, потому что кроме войны у них ничего не осталось. Они сражаются чтобы завоевать или отразить завоевание. Сражаются во имя абсолютно лишенной всякого смысла идеи, что победитель имеет значение. Кто заберет себе этот камень. Кто останется стоять, когда все закончится.

Не имеет. Не имеет. Не имеет. Жалкие потуги!

Они ошибаются. Они ничтожны и они ошибаются. Взгляните на них. Все они глупцы, все до единого, обманутые бессвязным влечением и гнилыми идеалами. Это место, эта Терра, никогда не была особенной. В лучшем случае, она была символом в течение краткого промежутка времени, да и этого символического значения она теперь лишилась. Эти психопаты сжигают себя заживо в последней конвульсии, совершенно не понимая, что битва идет не здесь.

Она повсюду.

V

Мое имя Самус. Самус — мое имя. Это единственное имя, которое ты услышишь. Я тот, кто ходит позади тебя. Я — шаги у тебя за спиной. Я — человек рядом с тобой. Оглянись! Я вокруг тебя. Самус! Я — конец и смерть. И я говорю тебе, что видел это прежде, множество раз. Мне безразлично, сколько именно. Для меня время не имеет ценности, и я не утруждаю себя памятью обо всех видах биологической заразы, которой удалось возвыситься, и мне не хватит терпения запомнить название каждого камня. Камни — всего лишь камни, а мое имя — Самус. Самус будет глодать твои кости. А это — смотри, как они убивают друг друга! — это всего лишь очередной повтор. Непрерывный цикл, рассвет и закат. Это произойдет снова и это происходит повсюду. Это несущественно. Семейные дрязги. Драка между двумя муравейниками, через которую я могу переступить и даже не заметить, во время своего долгого путешествия куда-то еще.

Если только…

VI

Если только кто-нибудь из них не заметит возможность. Чего можно достичь здесь и сейчас. Потенциал, великолепный потенциал, который — хотя никто, ни один из них не замечает его — гораздо ближе к ним, чем кажется. Я практически чувствую его вкус. Он ближе, чем когда-либо прежде, ближе чем даже в безвременье той войны, что расколола небеса.

VII

Кому из них хватит смелости протянуть к нему руку? Так мало, так ничтожно мало даже тех, кто хотя бы видит его или осознает его значимость. Я могу посчитать их по пальцам одной руки. Он? Этот хвастливый царь на своем крошечном трончике, чей хилый свет уже гаснет? Он? Визгливый самозванец, сгорбившийся в воющей адской глотке? Может быть, он? Одержимый пророк, скользящий сквозь открытые раны среди немигающих звезд. Пока не станет слишком поздно, один из них мог бы увидеть то, чего можно достичь сегодня. Перед самым концом, один из них мог бы понять, что ничто из этого не имеет значения… уничтожение камня, бескрайняя резня, жалкий гнев… пока они не переведут войну на тот уровень, где ей действительно место. Не здесь. Не на Терре. А снаружи и внутри, повсюду, пока не останется лишь Крах и только Крах, как было в начале и будет в конце, повсюду и во всем.

VIII

Только эта победа имеет значение. Только в таком конце есть хоть какой-то смысл. Осторожно, завороженно, привлеченный не смертью камня, но рождением реальности, я наблюдаю. Я — Самус. Мое имя — Самус. Я — человек рядом с тобой. Я ступаю в ваше бессмысленное пламя и я радуюсь. Ведь в этот раз, может хотя бы в этот раз, наконец, настанет победа.

Ведь это конец, и это смерть.

И, в кои-то веки, начало.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ГАЛАКТИКИ-КАННИБАЛЫ

1: I

Симпатическая магия.

Когда он был очень юн, не старше двух или трех сотен лет, ему доводилось наблюдать, как человек выводит на стене узоры.

Художник использовал вместо кистей собственные пальцы, а вместо плошек для краски — звериные черепа. Он рисовал антилопу и бизона, застывших во время прыжка. А вот и испуганный олень сорвался с места и пустился вдоль стены. Художник рисовал и людей. У них были луки и копья. Он еще ни разу не видел, как кто-то рисует человека. Он был очень молод.

Это не было искусством или украшением. Это не было памятью об охоте, случившейся днем ранее. Художник не воспроизводил то, что уже случалось. Это стало бы бесполезной тратой драгоценных пигментов. Для таких вещей они пользовались воспоминаниями.

Пристально глядя на стену, он осознал, что художник рисует завтрашний день. Это было утверждением намерения, того, что могло бы случиться. У художника имелся план, и он претворял его в жизнь. Он выражал свою волю.

Все то, что показывал им художник — антилопа, бизон, люди — все это случится. Животные сорвутся с места и побегут, прямо как здесь. И мы будем там. Мы возьмем с собой луки и копья. Вот так — пальцы провели линию от копья к антилопе — вот так полетит копье. Вот сюда оно попадет, прямо в этот бок. Это будет наше убийство.

Наблюдая за ним, он понимал, что тот творил симпатическую магию. Ритуальная репетиция, чтобы нечто воображаемое наверняка воплотилось в жизнь. Что было намечено сегодня пигментом на стене, то завтра станет явью. Антилопа не увернется и не убежит, потому что видишь? Она уже мертва.

Человек формировал будущее.

Чтобы благословить его, зафиксировать этот конкретный вариант завтрашнего дня, художник погрузил руку в плошку, после чего крепко прижал ладонь к стене. Он оставил на своем плане знак, свою собственную метку. Вот что произойдет, и своей рукой я подтверждаю это. Больше ничего не изменить.

Антилопа уже мертва.

Чтобы эта версия будущего не сбылась, богам придется восстать против человечества и нарушить законы мироздания. Те самые законы, которые, по их собственным заверениям, нарушить невозможно.

К тому времени, даже несмотря на свою юность, он уже научился не доверять богам. Не доверять самому существованию богов. Но судя по всему, естественные законы мироздания работают независимо от того, существуют боги или нет.

Он наблюдал за работой художника и учился планировать. Во всех смыслах, для него это стало откровением. Он узнал, что план может обеспечить будущее, и что составить его может всего один человек, а для уверенности в успехе, на плане должен гордо сиять знак, поставленный его собственной рукой.

С тех пор, его труды всегда несли на себе следы его рук. Вот уже более тридцати тысячелетий он формирует будущее.

Эту историю он рассказал мне сам, долгие годы назад. Сейчас я смотрю на его руки, руки, которые теперь держат в ладонях всю галактику. Пальцы слегка подергиваются.

Очень немногим людям дозволено стоять так близко к нему. Воистину, немногим позволено даже находиться в его присутствии, и еще меньше тех, кому разрешено подойти на достаточное расстояние, чтобы заметить столь незначительный признак страданий. Но я – его Регент, советник, его доверенное лицо. Мне положено находиться рядом с ним. Именно этого он требует от меня, и потому я уже очень давно стал ему ближе его собственной тени.

Эти руки. Эти большие, умелые руки. Они закованы в аурамит, но не из-за его золотой царственности, а из-за того, что он обладает почти полной квантовой инертностью, отчего лучше всего приспособлен для псионического моделирования и манипуляции нематериальными силами. Большей точностью и проводимостью обладает лишь голая кожа. Я знаю, что он множество раз касался имматериума обнаженными руками и обнаженным разумом, но даже у него есть своим пределы. Плотность нематериальной энергии теперь настолько велика, что незащищенный контакт опалит его кожу даже при легком касании. Длительное воздействие сожжет его плоть, выпарит кровь и сплавит с троном, на котором он восседает.

И вот он сидит, закованный в золото и защищенный им, безмолвный и неподвижный, словно каменный идол. Нет, даже хуже… Боюсь, он напоминает кичливых вождей-королей и монархов-пророков из далекого прошлого, жалких выскочек и задиристых мегаломаньяков. Тех самых, которые вырезали из тела человечества свои личные владения и порождали малозначимые нации, обряжались в самоцветы и драгоценные металлы, водружали себе на головы короны и провозглашали себя превыше простых смертных. Что было неправдой, и он презрел их всех, и он покарал их за высокомерие. Он сверг каждого из них, обходными путями или грубой силой. Он уничтожил нации и покончил с династиями, сбросил с тронов тиранов и диктаторов, сровнял с землей дворцы и оборвал родословные. Он окрасил кровью стены бесчисленных тронных залов и оставил их троны пустыми.

Этот трон он оставить не может.

Целую вечность я жду у подножия гигантского помоста, сохраняя молчание. Рядом нет никого, кто обратил бы внимание на мои наблюдения, кроме Узкареля Офита и Кекальта Даска, изящных чудовищ, стоящих на страже по обеим сторонам лестницы. Но лица проконсулов Легио Кустодес обращены наружу, они стоят неподвижно, повернувшись спиной к нему. Они не видят, как дрожат его пальцы.

А едва заметные знаки, будь то признаки страданий или иные, это мое ремесло. Знаки, символы, знамения, сигилы: это мои инструменты, диакритические знаки реальности, из которых я складываю истинный текст мироздания. Я – его Сигиллит, и я исполнял эту роль с самого начала эпохи.

И теперь она подходит к концу. Как моя долгая служба ему, так и сама эпоха.

Потому что его сыновья идут, чтобы убить его.

1: II

Осколки

Они распяли Титанов вдоль Последней Стены.

В небо поднимаются клубы дыма - плотного, темного, словно прогорклое мясо. В некоторых местах мертвецов так много, что они напоминают мешки с зерном, собранные после жатвы. Могильные курганы изменили ландшафт.

На Песьей Мостовой, в тени того, что было Стеной Львиных Врат, Максимус Тейн старается перекричать непрерывный вой огненных бурь и артобстрелов. Он собирает Астартес из 22-й «Образцовой» в Защитное Построение «Экзактус». Укрытий нет. Они соединяют щиты, посеревшие от пепла. Тактический сенсориум Тейна сообщает, что в его роте осталось едва ли семьдесят воинов. Он говорит себе, что устройство сломано. Экран треснул, провода болтаются. Сенсориум показывает ему, что на одной только мостовой обнаружено присутствие девяти сотен врагов. Он приказывает себе считать устройство сломанным.

Внутри Львиных Врат, верхние половинки которых полностью отсутствуют, словно охотничьи трофеи висят растерзанные Рыцари дома Виридиан. Машины обмотали пучками колючей проволоки и перебросили через крепостные валы. Отработанные жидкости – масло, хладагенты, кровь – капают с искореженных лиц-кабин.

Предательское воинство ревет и вскипает, словно бурный прилив, и рвется сквозь пробитые врата, сквозь проломленные стены, по откосам некогда вертикальных бастионов. Они сверкают черными панцирями и рогами, они завывают и льются стремительным потоком сквозь бреши, сквозь трещины и развалившиеся стены, под арками, по утратившим золотой блеск проспектам. Это искаженные создания, переделанные люди, переделанные вновь, клыкастые чудовища, вульгарные минотавры, боевые звери, головы которых похожи на китовые черепа или освежеванных лосей. Словно оползень, они стекаются в последнее нетронутое святилище Дворца.

Среди них Абаддон, некогда Первый Капитан и образец для всех. Он во главе потока, и он его часть. Его сделали уничтожителем, разорителем миров и осквернителем жизни, архиразрушителем мифов. Он сровняет с землей все, все легенды, системы, порядки, даже собственный миф, который он некогда так гордо выковал сам. Он отбросит всю славу, добытую тяжким трудом, и заменит ее новой, куда более величественной и куда более ужасной. Он кричит на своих воинов. В его словах больше не осталось человечности.

И все равно, они понимают его.

1: III

Запись интервью, проведенного летописцем Олитон

Мой отец? Я расскажу вам о моем отце. Конечно. Все, что хотите.

Мой отец, мамзель Мерсади, однажды он… Сейчас эта история довольно известна, но я все равно ее расскажу… Однажды мой отец подошел к реке, встал на колени и зарыдал. Все знают, что зарыдал. Он…

Стойте. Если вы не против, давайте уйдем с мостика. В эту вахту, на мостике «Мстительного Духа» довольно людно. Мой Первый Капитан – это Эзекиль, вон он – собирает на инструктаж Морниваль и старших ротных офицеров. Интерексы начинают доставлять проблемы. Это неприятно. Произошла ошибка, порожденная недопониманием. Как вам, должно быть, очевидно, протоколы первого контакта весьма сложны. Встреча двух продвинутых цивилизаций неизбежно приносит с собой трудности с доверием и взаимопониманием. Это дело непростое, думаю, вы и сами видели. Я искренне сожалею о том, что происходит сейчас. Глубоко сожалею. Так что давайте пройдем в мои покои.

Да, после вас.

Так гораздо лучше, не находите? Мы можем общаться и слышать собственные мысли. Эзекиль бывает таким резким и напористым. Он проводит инструктаж по запланированным боевым операциям, которые нам, к сожалению, придется предпринять. Как я и сказал, мне искренне жаль, что до этого дошло. Да, все верно. Боевые операции. Да, будет очередная война. По правде сказать, миледи, всегда будет очередная война.

Нет, мне не нужно там быть. Первый Капитан Абаддон более чем способен провести такую встречу. Да, конечно же я ему доверяю. Я бы доверил ему свою жизнь. Он ведь мой сын.

Итак, садитесь.

Вернемся к моему отцу. Как я и говорил, это было очень давно. Говорят, тогда он был известен как Алисаундр, или, полагаю, как Сикандер III хо Македон. Так он мне сказал, так что, должно быть, это правда. В общем, он подошел к реке Гифасис, пересек ее и зарыдал, потому что, по его словам, «для покорения больше не осталось миров».

Нет, я думаю…

Нет, вы меня не поняли. Извините, я выразился не слишком ясно. Я согласен с тем, что «покорение» это агрессивный, милитаристский термин. Тяжкое слово. Естественно, на самом деле он использовал слово «κατακτώ», поскольку там, на берегах Гифасиса, он говорил на прото-форме эллинского наречия. Так что мы можем позволить себе легкую интерпретацию. Это было так давно. Я рассказал эту историю в качестве примера вдохновения. Я считаю, что именно наши вдохновения определяют нас больше, чем что-либо еще. Мой отец рыдал на берегу Гифасиса, потому что в тот момент он почувствовал, что достиг всего. Он реализовал свои амбиции. И откровение потрясло его. Он ощутил не гордость, не удовлетворение, а утрату.

Разумеется, как выяснилось позже, для завоевания осталось еще много миров. Работа едва началась. На берегах Гифасиса он победил не в первый и не в последний раз, воссев на трон известного мира. Вскоре после этого, он обнаружил другой трон. В буквальном смысле. Это изменило все. Да, нашел его. Ну, так он мне сказал.

Но я отвлекся. Идея, которую я, пусть и не очень складно, хотел донести, состоит в том, что вдохновение – это то пламя, что движет нами. Нам нет покоя, и мы боремся. «Бороться и искать, найти и не сдаваться», если я правильно помню этот старый стих. Всегда есть еще один мир, мамзель Мерсади, еще одна цель. В этом смысле мы все подобны ему.

Не понял? И всегда еще одна война. Да, именно так.

Вы смотрите на нас, летописец, и видите существ, созданных для войны. Нет, нет, не отрицайте. Знаю, что видите. Вам не скрыть трансчеловеческий ужас в глазах каждый раз, когда их взгляд падает на меня, или на Первого Капитана Абаддона, или на любого из моих сыновей, моих Лунных Волков. Я не виню вас. Я пугаю вас, и мне искренне жаль. Честно. Я гляжу на вас, в этой комнате, на фоне которой вы кажетесь такой крошечной. Сидите на этом стуле, словно ребенок на троне, болтая ножками. Оно сделано для кого-то моих габаритов, не ваших. Я сочувствую вам. Вы изображаете храбрость и уверенность в себе, но я чувствую ваш ужас. Страх, который вы испытываете, находясь здесь, в окружении огромных нелюдей. Должно быть, это действительно страшно. Надо бы сказать что-то, чтобы подбодрить вас, чтобы развеять ваш страх.

Скажу вам так, Мерсади Олитон… Я скорее похож на вас, чем не похож.

1: IV

Осколки

Живые и мертвые теперь весьма схожи: и те, и другие сгорят на одном костре.

Урис Катйор, боевой брат Имперских Кулаков, прислоняется к истерзанному снарядами валу, словно решив отдохнуть. Он мертв всего десять секунд. Его шлем исчез, а вместе с ним оба его сердца и содержимое грудной клетки. Дыхание еще не полностью покинуло его губы. Он глядит на войну выгоревшими зрачками.

Он видит за стеной другие тела, сотни других мертвецов, оставленных там, где они упали, пытаясь сбежать. Некоторые словно спят. Большинство разбросано в стороны, неловко согнувшиеся и плохо сложенные, в неудобных позах, лишенных достоинства. Война не терпит достоинства. Некоторые тела вообще не похожи на тела: слишком маленькие, странные, слишком тощие, слишком неподвижные. Смерть превратила их в простой мусор, в упавшие обломки павшего города. В кучки хлама, валяющиеся вперемешку с камнями и металлическими осколками. В сломанных кукол с оборванными ниточками.

На пылающих бастионах Дельфийского Парапета, в рядах последней линии обороны, окружающей последнюю крепость Санктума Империалис, рыдает Амит, прозванный Расчленителем.

Легионер Кровавых Ангелов чувствует непрерывное содрогание настенных орудий внизу и вокруг себя, и он рыдает по тому, что сделал и что осталось несделанным. Его окружают десять тысяч родичей, десять тысяч других верных сынов, а может и больше. Они ждут и рыдают вместе с ним. Они ждут, в броне и при оружии, когда лавина предателей врежется в последнюю стену и начнется последняя битва.

Прижав клинок к груди, практически в молитве, он охватывает взглядом пейзаж Палатинской Зоны со своего наблюдательного пункта. Он видит ад. Огромные бастионы пылают в клубах едкого дыма прямо у него на глазах. Меру, Хасгард, Авалон, Иренический, Резави, Голгофа, Кидония… каждый из них был символом мощи Империума, некогда надзирающим над одним из флангов Палатины. Каждый из них превратился в огромный костер. Дым воняет позором и утраченной надеждой.

Он рыдает. Его генетический владыка, Светлый Архангел, закрыл Врата Вечности навсегда. Подумать только. Неподражаемый подвиг. Его Светлый Повелитель отсек от орды величайших демонов в мире, сокрушил их, убил их, и все ради того, чтобы сдержать лавину, пока не закрылись Врата. Амит стал одним из последних, кто успел попасть внутрь.

Сангвиний, владыка его жизни, дорого поплатился за содеянное. Амит видел его своими глазами: ужасные раны, истерзанные доспехи, бессмертные белые крылья – о, какова досада! – опалены и запачканы, перья выщипаны, вырваны, выжжены, вырезаны…

Он рыдает. Образ повелителя, столь израненного, останется с ним навсегда. Но не это омрачает его дух сильнее всего. Настоящая скорбь лежит в значении того, что совершил его повелитель.

Врата закрыты. Амит не может вообразить себе тяжесть такого решения. Закрыть Вечность – значит, признать поражение. Это признание, как перед друзьями, так и перед врагами, того что армии и чемпионы Императора, даже Сангвиний из легиона Кровавых Ангелов, больше не могут помешать беспощадному наступлению врага на Палатину, так же как они не смогли остановить врага у первой стены, или у Внешнего Дворца, или у врат Гелиоса, Львиных, Мирных или Передних, или у Порта Вечности, или у Колоссов, у Последней или на любом другом поле битвы, где они встретили сопротивление. Месяцы самой жестокой войны, когда-либо виденной Амитом, всего лишь отсрочили неизбежное. Закрытие Вечности — это акт отчаяния. Он означает, что конец уже здесь, смерть уже здесь. Он означает, что настал такой темный час, в который выбора не остается: Санктум Империалис должен быть запечатан, ведь все, что снаружи, уже потеряно.

Потеряно, но еще не мертво. Истинный ужас закрытых Врат в том, что они обрекают на гибель легионы своих братьев, вместе с целыми армиями и воинствами. Не было времени и места для отступления, не было времени отозвать их или приказать вернуться. Их пришлось оставить снаружи. Амит рыдает, так как знает, что последствия этого решения останутся с его повелителем дольше, чем любая из ран. Словно, приняв это решение, он дезертировал. Словно предал их во второй раз.

Амит думает о тех, кто не успел забежать в закрывающиеся врата, кого поглотила орда обезумевших Пожирателей Миров, о своих братьях, родичах, брошенных в поле армиях, о бригадах и подразделениях, все еще бьющихся на Палатинской равнине, мужчинах и женщинах, командирах и простых солдатах, боевых братьях, великих чемпионах… оставленных сражаться, бороться и умирать без надежды на спасение, продавая свои жизни одна за одной в буре сорвавшейся с цепи жестокости, делая все возможное, чтобы замедлить неумолимое продвижение врага к стене. Стене, которую теперь защищает Амит.

Он рыдает. Он ждет, глядя на разверзшийся ад, и оплакивает их всех.

Пламя танцует. Мертвые – всего лишь мертвые. Живые – это мертвые, еще не лишенные печали и боли.