— Тебя бы я предпочёл не поглощать, мой аколит, — промурлыкал он, — но сделаю это, если помедлишь с кормёжкой. Я очень голоден, поэтому поторопись.
=='''ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ'''==
'''ОКРОВАВЛЕННЫЕ РУКИ'''
'''ЦЕПОЧКА ЗАГОВОРОВ'''
'''ПУТЕШЕСТВИЕ К СРИНАГАРУ'''
Сидевший на кресле инквизитор Ростов наклонился вперёд, сгибая перед лицом пальцы и пытаясь расслабить их, дабы получилось натянуть перчатки. Сделав это, он сжал кулаки. В скрипе кожи инквизитор находил утешение, ибо сей звук говорил ему о том, что прикрытые руки в какой-то мере даровали ему защиту от дара ясновидения. Ростов всегда носил перчатки, если находился не в одиночестве, и снимал только в одном случае – когда допрашивал кого-то.
Ведьмовское проклятие инквизитора относилось к числу тех, которые вынуждали принимать меры предосторожности. Боль широко открывала для него двери, ведущие к ощущениям людей, но эти двери никогда не закрывались, не полностью. Неосторожно коснуться или даже слегка задеть кожей кожу – иногда Ростову большего и не требовалось, чтобы заглянуть в душу другого, но увиденное всегда вызывало у инквизитора страдание того или иного рода. Вспышка радости дразнила Ростова вещами, что никогда не будут ему доступны. Чужая любовь подчёркивала одинокую жизнь мужчины, а чужая печаль лишь добавлялась к списку его собственных. Инквизитора постоянно окружало горе, чьей причиной, по большей части, становился Империум, коему он служил, и во многом то самое горе порождал как раз Ростов. Мужчине приходилось защищать себя. Лучше не знать о мыслях, скрывающихся в черепах окружающих, если только этого не требовал Император. В подобных случаях снимались перчатки и доставались ножи.
Ростов служил Императору истязателем, который обагрял руки, совершая кровавые деяния. Это была его привилегия и его бремя.
Допрос закончился. Волосы инквизитора ещё оставались влажными после импульсного душа, но хоть он и помылся тщательно, в носу до сих пор ощущался запах потрохов допрашиваемого. Ростов не высох до конца, и чистая футболка промокла, но ему нужно было что-то надеть. Инквизитор больше не мог терпеть ощущение сбегающей по телу воды. Слишком тёплая, слишком жидкая. Как кровь.
Человек из Чозтекульпо привёл их к другому миру и другому человеку. Длань, вне всяких сомнений, считала, будто её слуги спрятаны от посторонних глаз. Раскрытие цепочек передачи сообщений, состоявших из единичных людей, являлось непростым делом в отличие от случаев, когда секреты организации были известны многим. В цепи с принципом необходимого знания, если одно звено обладало достаточной силой духа для сопротивления допросу, культ или заговор, к которому оно относилось, оставалось в безопасности.
По крайней мере, так предполагалось. На самом же деле, в цепи неизбежно имелись связи между звеньями. Каждое звено должно было что-то знать, и некоторые знали больше остальных. Иногда не имело значения, какой силой кто-то обладал, ибо никто не мог выдержать допрос Ростова. Старая пословица, гласившая, что цепь прочна ровно настолько, насколько прочно самое слабое звено, являлась неверной. Возможно сломать любое звено, главное приложить нужное усилие.
Последний допрос оказался тяжёлым. Человека – Ростов предпочитал не думать о его имени, так как у куч вопящего мяса имён не было – закалили с целью противостоять физическим и психическим атакам. Он почти продержался до самой своей смерти, но агония выломала замки разума и позволила инквизитору попасть внутрь. Ростова изумляло то, сколько всего с готовностью переносили эти предатели ради чудовищ, которым служили. Теперь же он сидел опустошённый, а боль мертвеца стала его болью. Нервные окончания инквизитора неприятно покалывало из-за отголосков пытки. Вера и верность замарались вероломством жертвы. После допросов Ростов не знал, где начинался он и заканчивался допрашиваемый.
Должен был быть предел того, сколько ещё раз инквизитор мог сделать это.
Антониато до сих пор чистил камеру для допросов, и поток воды, вырывавшейся из высоконапорного шланга, едва слышно бился о толстые стены. Ростов находился в передней наедине с собственными мыслями, ибо члены свиты оставили его в покое. Даже сейчас, во время медитации, их разумы были ему открыты. Оказалось, близкие отношения открывали двери почти так же хорошо, как и касание. Чилчи и Лакранте полагали, будто он осмысливал полученную информацию и планировал следующий ход, но лишь Антониато знал, что дело в другом, что инквизитор размышлял о зверствах, которые ему необходимо совершать на службе Богу-Императору. Лишь Антониато знал, что его преследовала боль, причинённая как невинным, так и предателям. И лишь Антониато знал, что эти краткие периоды передышки были нужны Ростову не для того, чтобы достигать успехов, а просто ради сохранения здравого рассудка.
Антониато всё понимал, однако, инквизитору приходилось держать того на расстоянии. Ирония заключалась в том, что он был знаком Ростову лучше остальных, поэтому его разум являлся самым открытым.
Инквизитор сомкнул веки, пытаясь выбросить из головы образы замученного допрашиваемого, и огородил собственную совесть от мольб предателя, от сохранившихся в воспоминаниях криков. Крепко схватив небольшую, висящую у него на шее фигурку Императора на Золотом Троне, он зашёлся в молитве.
— О, Император, беспрестанно терпящий боль, дабы мы могли жить, помоги мне на службе тебе. Надели меня своей мощью, надели меня своей стойкостью, надели меня своей праведностью.
Под воздействием силы молитв образы исчезали, затем возвращались обратно с отталкивающей ясностью, а потом вновь пропадали. Они напоминали рисунки на песке, которые плавно заливались приливной волной. После каждого плеска воды рисунок вновь появлялся, но с уже более размытыми краями, и так до тех пор, пока не оставались лишь кружащие в жидкости песчинки – отдельные детали изображения, кошмара.
Единственный способ освободиться от них – освободиться от самого себя. Ростов почувствовал, как вознёсся духом, немного, ровно настолько, чтобы земные заботы показались ему мелочными и неважными.
— О, Император, всесильный и всеправедный, о, Император, кто оберегает души нас всех, кто указывает дорогу Своим вечным светом, защити меня, направь меня. Помоги мне в исполнении моих обязанностей, дабы я мог хорошо послужить Тебе и низвергнуть врагов Твоих.
Во время молитвы Ростов практически мог увидеть сидящего на Троне Терры Императора, увидеть Его золотое лицо, столь идеальное из-за искажённых муками черт. Инквизитор не знал, было ли это настоящее видение либо же просто игра воображения. В любом случае, оно стоило кровопролития.
Негромкий звук бьющей по металлическим стенам воды из шланга стих, после чего открылась дверь. Следом за Антониато внутрь проник запах крови и страданий, всё ещё сильный даже несмотря на химическую вонь контрсептиков.
— Мой повелитель, — сказал Антониато.
Образы Бога-Императора и крови исчезли. На мгновение перед глазами Ростова вспыхнула яркая картина тёплого дня, пляжа и океана, чьи волны омывали песчаный берег с приятными слуху вздохами. И ещё был голос ребёнка, находящегося за пределами поля зрения.
Очередное видение или он просто представил себе сладости жизни?
Всё исчезло, сменившись чернотой. Инквизитор полноценно вернулся в помещение, а душа его была прикована к плоти. С уст Ростова более не срывались слова молитвы. Он чувствовал, что Антониато терпеливо ждёт.
— Да? — в конце концов отреагировал инквизитор, не открывая глаз.
— Я избавился от трупа. Комната очищена.
— Ты хорошо и безропотно выполняешь свой долг, — сказал Ростов. Прозвучало это резче, чем он намеревался. — Благодарю тебя, — добавил инквизитор.
— Командир корабля запрашивает приказы, — продолжил Антониато. — Как докладывает навигатор Трул, варп успокаивается. Он предполагает, что мы скоро отбываем. Впереди ещё больше штормов, которые замедлят наш перелёт.
— Тогда мы должны отправляться, — ответил Ростов.
Инквизитор открыл глаза и разжал кулаки. Какое-то мгновение он рассматривал талисман, после чего спрятал его обратно под футболку. Ростов до сих пор ощущал запах океана, что был сильнее запаха крови. Крайне занятно.
— Допрос оказался успешным, мой повелитель, — произнёс Антониато. — Он многое знал, и в конце всё вам рассказал. Однако, я должен спросить – куда сначала? У нас с десяток имён. Четыре системы. Агенты Длани Абаддона рассеялись по большой территории. Чем они заняты?
— Что-то ищут, — сказал инквизитор.
— Что?
Пляж, волны, кричащий ребёнок.
— Что они ищут, мой повелитель?
— Сринагар, — вдруг выдал Ростов. Это было неосознанное решение, и название само по себе сорвалось с его губ. — Мы отправимся туда, — заключил он.
Инквизитор абстрагировался от своих страданий, заперев их в железной клетке собственной воли. Вместе с муками исчез и пляж. Ростов поднялся.
— Могу я спросить почему, Леонид? Есть же названия ещё трёх систем.
Ростов обратил на него холодный взгляд голубых глаз, и Антониато непроизвольно сделал шаг назад.
— Не знаю, но нас направляет Император, а Он желает, чтобы мы отправились на Сринагар. Скажи командиру корабля ДиФеррию и навигатору Трулу сейчас же начать готовиться к полёту. Пробуди наших астропатов. Я попрошу об услуге инквизиторов из других ордосов. Они проведут расследования в оставшихся системах. Мы же отправляемся к Сринагару.
Это не убедило Антониато.
— Немного импульсивно для вас, — заметил он.
— Полагаю, что да, — согласился Ростов.
Так и было. Инквизитор нахмурился.
— Тогда откуда вам известно, где именно хочет видеть нас Император?
Казалось, будто сейчас вес талисмана на шее ощущался отчётливее, чем обычно, словно тот являлся живым существом, которое слушало разговор.