251
правка
Изменения
м
{{В процессе
|Всего=42
|Сейчас=36
}}
Нет описания правки
{{Книга
|Обложка =Rebirth-Kyme.jpg
|Год издания =2014
}}
'''''Пять лет прошло с того дня, как война пришла на Ноктюрн. Третья рота, все еще чувствующая боль своих потерь, мало-помалу восстанавливает свою силу. И хотя небольшая группа ее бойцов отправилась на поиски беглого Огнерожденного, в полномасштабной войне участие предстоит принять Саламандрам Шестой роты. Лишь воины брата-капитана Дракгаарда стоят на пути печально известного Черного Легиона, явившегося на Гелетину, дабы захватить ее во имя Хаоса. Однако не только лишь завоевание является целью этой «Прометейской войны», и лишь когда конфликт разгорается в полную силу, становится известна истинная мотивация становятся известны истинные мотивы врага.'''''
==Действующие лица==
— Так «плюс» или «минус», брат? — произнес еще один воин, стоявший позади него. Его покрытую седоватой щетиной физиономию редко покидала улыбка. — А, да расслабься, Клэд. — не дожидаясь реакции товарища, сказал боец и шлепнул того по плечу своей мясистой ладонью.
Агенобарб был на полголовы выше Клэда и еще шире его. Макушку ему защищал кожаный подшлемник, из под которого выбивались пряди длинных волос, но несмотря на мнимую небрежность, указательный палец воина все же покоился на спусковом крючке боевого дробовика, свисавшего с его плечабоевого дробовика.
— Почему тебя вообще это волнует, Клод? Восемьдесят шесть, сто восемьдесят шесть... Они все равно уже считай что мертвецы.
Оба воина спасали друг другу жизни столько раз, что уже и не чувствовали нужды продолжать подсчет — но их достижения были лишь каплей в море по сравнению с тем, как часто Фауст спасал жизни всех своих людей.
Отделениям разведки всегда приходилось куда трудней, чем линейной пехоте. Разумеется, они не так часто оказывались в самой гуще сражения, но и используемые ими оружие и броня с броней оставляли желать лучшего. К тому же, слишком уж часто они оставались без поддержки. Все это вынуждало разведчиков полагаться в первую очередь на свою решительность и смекалку — которые, по мнению Фауста, были щитом куда более надежным, чем любой силовой доспех или даже броня «Катафракт».
— У вас двоих позже будет достаточно времени на спарринг... — произнес командир, пресекая перепалку. — Со мной, если операция пройдет не так гладко, как предполагалось.
Когда пара бойцов вновь пришла в движение, Нартий похлопал Агенобарба по спине.
— Не волнуйся, Клод, я не дам им сегодня тебя прикончить.
Агенобарб еще несколько секунд строил недовольную мину, но затем она уступила место полной белоснежных зубов диковатой улыбке и вызванным частым смехом морщинам, пересекающимся с бесчисленными шрамами.
— Надеюсь, они не попортят тебе твое моложавое личико, пока ты будешь занят спасением моей жизни, а, щенок?
Фауст добрался до вершины лестницы — широкой, но покрытой выбоинами площадке из камня, одна сторона которой граничила с гранитной стеной, а другая оканчивалась частично разрушенным железным поручнем. На такой высоте ветер был достаточно сильным, чтобы играючи заставить плащ командира плясать в жутком припадке, но в то же время отсюда открывался отличный вид на поле боя.
— Три, два... — прошептал он, взглянув на своих товарищей в последний раз, после чего прогремел взрыв.
Буря из огня, клубящегося дыма и каменных осколков шокировала не ожидавших такого дерзкого маневра смертных. Тех, кто находился к стене ближе всего, убила вспышка белого света — они даже не успели понять, что умерли. Других посекло бритвенно-острыми осколками. Еще несколько бойцов горело сгорело заживо, тогда как остальных разорвала на части смертельная ударная волна — и все же, ничто из этого ни шло ни в какое сравнение с тем, что последовало за внезапным взрывом.
Фауст и его бойцы обрушились на противника и принялись с воем перерезать глотки немногочисленным выжившим, полностью соответствуя своему животному прозвищу.
Увидев, что враг дезориентирован и подавлен, Клэд приказал остальным легионерам броситься в лобовую атаку на неспособные более вести эффективный огонь расчеты. Несколько Лунных Волков при этом было ранено, но остальные выстояли перед бурей и внесли свой вклад в безжалостное истребление противника. В живых не остался никто — но и резня была милосердно короткой. Не прошло и полминуты, как все воины в пурпурной броне погибли.
Тем, кто присвоил себе последнее убийство, оказался сам Фауст. Его жертвой оказался снайпер, примостившийся в алькове сразу за тем, где командир проделал брешь для себя и своих бойцов. Оружие стрелка уже покоилось на треноге и было нацелено куда-то вниз. Повинуясь внезапному приступу любопытства, Волк нагнулся, чтобы посмотреть в прицел винтовки. Сквозь него, он увидел разрушенные городские ворота — и капитана Десятой, взявшего их. Фауст не знал собрата по имени, но это не придал этому большого значениясильно его опечалило, тем более что тот капитан через пару мгновений все равно исчез из его поля зрения. Впрочем, губы разведчика все же скривились в усмешке — его позабавила мрачная ирония того, что неизвестный офицер так никогда и не поймет, как близок оказался к бесславной смерти.
— Не благодари. — едва слышно прошептал Фауст, перед тем, как отвернуться от амбразуры.
Они наконец-то добрались до звена броневиков, где Сепелий расположил свой временный апотекарион. Перед Ва'лином, Дерсием и раненым Нэбом протянулись цепочки раненых, большая часть которых была кадийцами, побитыми и изувеченными, что устало брели вперед длинными рядами, подобно презренным рабам. Некоторых из них тащили на носилках, другим же, скрытым от чужих глаз, повезло меньше, и впереди их ждал лишь погребальный костер, а не внимание медикэ. Целые «Химеры» были заполнены мертвыми. Белые Щиты, рядовые пехотинцы, касркины Касркины и комиссары... Никто не смог уберечься от гнева кровожадного Черного Легиона.
Над их головами то и дело раздавался гул двигателей от пролетавших мимо «Грозовых воронов», перевозивших мертвых и покалеченных Саламандр. Взглянув на тень одного из транспортников, Ва'лин задумался, не везет ли тот на борту Сор'ада, но потом встретился взглядом с Ки'даком, не пару шагов отставшим от товарищей, и отвернулся.
На сей раз говорить пришлось второму легионеру, тому, что положил длинноствольную пушку «Жнец» себе на колено и оставил шлем надетым. Впрочем, на самом деле, тот давно уже стал частью его тела и не мог быть снят даже при желании – а из-за мерцающих нефритом угольков его глазниц складывалось ощущение, что под шлемом лицо воина было объято пламенем. Насколько могли судить его братья, возможно, так дело и обстояло. С самого момента своего «изменения» Кайд всегда оставался странноватым. В отличие от некоторых, он радостно принял предложенные ему дары, и умолял богов благословлять его вновь и вновь. Он искал славы, и с готовностью преклонил колено, присоединяясь к остальным Детям Страданий, когда Воитель сделал им заманчивое предложение.
Здесь, в этих пыльных катакомбах, заполненных грудами черепов и прочих останков, он вновь встал на колено, но уже по другой причине. Мечтой Кайда были слава и завоевания, шанс сражаться во главе Черного Крестового походаПохода, но здесь, в грязном склепе, бок о бок с позабытыми мертвецами, он ощущал, что находится как нельзя дальше от обещанного ему. Как боги могли увидеть его, если он ползал среди развалин, погребенных на самом дне глубокой ямы?
– Арван и Гелукс мертвы. Сокреда мы потеряли в реке – только Око знает, где он сейчас. – произнес он, не сумев скрыть желчи в своем голосе. Несмотря на шлем, амбициозность Кайда была очевидна.
– Как будто разорвалась треклятая бомба. – простонал капитан Хельфер, поднимаясь на ноги не без помощи одного из своих людей. По его лицу из пореза на лбу стекала кровь, а коротко подстриженные усы и бородка были покрыты тонким слоем пыли.
Большая часть касркинов Касркинов лежала на земле, некоторые из них – совершенно недвижно.
– Похоже, так оно и было. – зловещим тоном заметил Элизий, обращая внимание на смертного.
Заметили Огнерожденные и воинов, что двигались во мраке. Их численность и точное местоположение установить было невозможно – но о своей верности Хаосу они заявили сами, внезапно открыв по Саламандрам огонь.
– «Серпентия!» В бой! – проревел Дракгаард, после чего и сам бросился вперед, пока Ва'ган и касркины Касркины резво занимали более выгодные для оказания поддержки позиции.
Строй имперцев открыл огонь на подавление, воздух заполонили яркие лучи хелганов и масс-реактивные снаряды. Неподалеку от их позиций внезапно разорвалась осколочная ракета, а затем перегруженные системы доспехов Саламандр ожили. На линзах их шлемов расцвели прицельные сетки, и десантники обрушили разрушительный шторм на только что скрытых от них врагов... Только чтобы обнаружить, что те затихли.
– Касиопия. – отозвалась Стефина, умудрившись сохранить видимость спокойствия.
– Канонисса-прецептор настоятельница передает нам свои приказы. – Касиопия, почтительно склонившись, протянула перед собой пергамент, чтобы старшая сестра могла отвлечься от своих молитв и принять его.
Стефина пробежала глазами по листу, подкрепленному восковой печатью, уже зная, что на нем написано.
Гелия нахмурилась, словно бы услышала какую-то глупость.
– Мы подчиняемся нашему Прецепторунашей настоятельнице, Сестра. Ее вера – наш маяк, ее воля – воля Трона.
– Мы обрекаем их на смерть, Сестра.
– Мы следуем указам канониссы Ангерер. Наш долг перед Экклезиархией стоит превыше всего.
– А что, если ее интересы Прецептора никак не относятся к Церкви? – понизив голос, произнесла Стефина, посматривая по сторонам, чтобы убедиться в том, что ее крамольных высказываний больше никто не слышит. К счастью, гул турбин заглушал ее слова. – Что, если сейчас она преследует какие-то свои цели?
– У тебя есть доказательства?
Впрочем, Зартата это не волновало. Прорычав проклятие на языке своего родного мира, он кинулся в сторону бледного космодесантника Хаоса.
И вот тогда он тот заговорил по-настоящему...
Через все тело Экзора пронеслась зубодробительная волна диссонансаволной пронесся зубодробительный диссонанс, сметая унося прочь остатки его сил. Она была настолько громкой, что казалась скорее физической силой, нежели простым звукомсочетанием звуков.
Зартат попытался закричать в ответ, но его голос утонул в ужасном шуме, резонирующем с его кожей, плотью и костями. Черный Дракон немедленно рухнул на одно колено, вцепившись в свои пробитые барабанные перепонки, когда истинная сила зова наконец-то проявила себя. Песнь сирены, что изначально лишь притягивала к себе слабых и легко поддающихся влиянию смертных, стала оружием. И она убивала Зартата.
А потом он, спотыкаясь, бросился бежать вверх по склону.
== Глава тридцать пятая ==
'''Гелетина, граница Солиста'''
– Кантикус... – прорычала Стефина. – Кровь и огонь ждут нас!
==Глава тридцать шестая==
'''Гелетина, Кантикус, в низине'''
Окружив Дракгаарда, «Серпентия» двигалась по низине как единое целое, то и дело отражая обрушивающиеся на них со всех сторон удары. Бок о бок с ними бился и Элизий, скользя промеж воинов и выкрикивая катехизисы возмездия в адрес предателей. Когда в яме начало становиться тесно от тел еретиков, на первый план вышла именно выдержка – и к счастью, капеллан был одарен умением укреплять ее, разжигая в братьях пылкую ненависть. Будь слово оружием, Элизий разрубал бы им силовую броню.
Тем не менее, в данный момент, благодаря зарядам, подорванным под хрупкими основаниями храмов, алтарей и жилых комплексов, большинство Саламандр очутилось в катакомбах, скрывающихся за поверхностью Кантикуса. Подземный мир Гелетины был поистине огромен – при этом, на всех известных картах не содержалось ничего, кроме намеков на его существование, а зондирование с низкой орбиты и геологическая разведка не давали ощутимых результатов.
Тоннели, подобно кровеносным сосудам, пронизывали горную породу, выходя к обширным пещерам и залам, где и скрывалась основная часть сил еретиков. Как распоследние дураки, имперцы попались в эту ловушку, находясь в полной уверенности в том, что враг был близок к поражению – но на самом деле он лишь берег силы для решающего удара.
Элизий помнил, как разверзлась широкая пропасть, предательски укрытая облаками пыли и дыма. Будучи авангардом наступления, Огнерожденные стали ее первой жертвой, полетев вниз на гребне волны из грязи и камня. Следом за космическими десантниками понеслись танки – целая бронетанковая рота кадийцев обрушилась на головы уязвимой пехоты, подобно кошмарному оползню.
После этого первого удара, враг наконец-то раскрыл себя. Культисты понеслись вниз по склону, стрелки заняли свои позиции на его вершине, и вскоре Астартес обнаружили себя посреди бури из пуль, крупнокалиберных снарядов и лазерных лучей.
Большая часть Касринов не пережила падения. Тех же, кому удалось выжить, тоже нельзя было назвать везунчиками – их, одного за другим, снимали снайперы, пока бравые гвардейцы тащили своего капитана наверх. Что же касалось кадийской бронетехники, то около половины ее лежало на самом дне низины в виде мешанины искореженных и горящих стальных обломков.
И все же, Огнерожденные держались. Ни один Саламандра не оставил бы поле боя, разве что в самых исключительных обстоятельствах – и даже так, любой из них с радостью сложил бы голову, если бы это значило, что победа не достанется и врагу. Это кредо было горьким и ведущим к саморазрушению, но оно же и закаляло их.
Впрочем, мало кто из десантников оставался на ногах – лишь опустошители, да остатки тактических отделений. От Кор'ада и его братьев-дредноутов не было никаких вестей, а Занто и его техника оставались отрезанными от собратьев.
Находясь под защитой «Серпентии», Элизий имел возможность изучить все имеющиеся у Дракгаарда активы, и знал, что враг превосходит их во всем. В силу своего невежества, Саламандры сделали так много ошибок, что, быть может, им так и не удастся исправить их.
Даже если падение не убило Огнерожденных, это сделает то, что поджидало их в низине. Приближалось время третьего удара.
Черный Легион и громадное воинство из верных им десантников-ренегатов... Армия дезертиров и бывших гражданских, слабых, но вооруженных и многочисленных... Один-единственный культист со стаббером не заслуживал внимания. Толпа с дубинами и клинками наперевес также не представляла большой опасности, но целая орда, в рядах которой находились расчеты тяжелых орудий и гранатометчики... Такой враг становился серьезной угрозой даже для Адептус Астартес.
Именно смертные атаковали Саламандр сейчас, выбегая из тоннелей, чтобы присоединиться к своим собратьям, сползающим вниз по склону. Десантники завязли в бою с отбросами, но расценив эту атаку как отчаянную, но все же дорогостоящую засаду, они упустили тот момент, когда вслед за культистами из тоннелей выбрались воины Черного Легиона.
Их появление предзнаменовало настоящее начало битвы.
Несмотря на свою дикость, тактика демонопоклонников отличалась и хитростью. Они рассчитывали, что смогут разделить Саламандр и уничтожить их по одному – и это им удавалось... В целом.
Очередным взмахом силовой булавы Элизий превратил череп одного из ренегатов в месиво из осколков кости и брони. Капеллан едва успел почуять вонь свернувшейся из-за всплеска энергии крови, как стал невольным свидетелем гибели Тул'века.
Из горла воина торчал цепной меч. Ошеломленный Элизий потянулся к товарищу, однако ревущий клинок уже прожевал плоть и сухожилия Саламандры. Практически обезглавленный, Тул'век рухнул наземь – но по крайней мере, духовник успел подхватить его знамя, не давая святыне коснуться земли.
Тем, кто отомстил за гибель Тул'века, стал Каладин, что распылил сердце убийцы мелтой, увенчанной драконьей пастью, горестно взвывшей во время выстрела.
– Брат Гер'ус! – позвал собрата Элизий, перекрикивая шум битвы, заставив чемпиона отвлечься от размахивания своим силовым молотом и обращая его внимание на брешь в защитном построении, возникшую из-за смерти знаменосца. Гер'ус кивнул и занял освободившееся место.
Вспомнив, что Сепелий уже отбыл вместе с раненым сержантом Бар'даком, капеллан невесело усмехнулся – во всяком случае, Саламандрам удалось сберечь того, кто вернет ордену причитающееся. Тем не менее, без него командное отделение Дракгаарда насчитывало всего шесть воинов.
Впрочем, сражались они за шестьдесят...
Вел их Дракгаард, рубя и коля врагов своей каскарой. В его ударах прослеживалась определенная дикость, необузданность, порожденная отчаянием. Несмотря ни на что, он стремился к победе, веря в то, что ее все еще можно достичь с помощью злобы и силы воли. Боль от старых ран, терзавших его некогда могучее тело, утонула в чистой жестокости ближнего боя, и даже если капитан не считался особо умелым бойцом среди старших Огнерожденных, он компенсировал это целеустремленностью и нежеланием сдаваться – что только подтверждали его бесчисленные шрамы.
Ур'зан игнорировал удары, что свалили бы замертво менее упрямых бойцов, и отвечал удивленным противникам взаимностью, выпуская им кишки. Каскара капитана была благородным оружием, выкованным настоящими мастерами своего дела, и богато украшенным самим Дракгаардом, но сейчас он пользовался ей, как простым мясницким тесаком, пускай и весьма эффективно.
– Мы погибнем в этой давке! – сообщил капитану Элизий во время краткой передышки.
Из одной большой свалки, рукопашная расщепилась на множество меньших, но точно таких же по жестокости схваток. Порой несколько из них сливались в нечто большее, но вскоре рассыпались обратно после гибели или отступления участников.
В надире низины дым и пыль, поднятая в воздух после обрушения зданий, сводили видимость практически на ноль, вынуждая тесно сбившихся воинов либо перестреливаться на небольших дистанциях, либо бросаться в рукопашную, но склоны провала уже окружала артиллерия обеих сторон, намеревавшаяся уравнять шансы бойцов. Их орудия принялись утюжить дно пропасти, подбрасывая вверх бездыханные тела и целые столбы земли, усугубляя и без того ужасную резню.
– Пусть колесо проворачивается! – ответил Дракгаард, пробиваясь через этот хаос. – Пусть дробит наши кости! Пока я жив, я не сдамся, капеллан!
– Ур'зан, послушай...
Капитан не дал ему договорить, обрубив вокс-передачу и продолжив безудержно колошматить врагов.
Элизий уважал тягу к славной смерти – это ничуть не противоречило Прометейскому кредо, – но только не к такой, которая приведет к поражению в войне и обречет десятки Огнерожденных. Он схватил Гер'уса за наплечник, привлекая его внимание, и заговорил – благо, что ротный чемпион находился достаточно близко, чтобы можно было обойтись без помощи вокса.
– Держись к нему поближе! Если он умрет, я лично призову тебя к ответу!
Гер'ус кивнул, а затем парировал атаку со стороны очередного ренегата рукоятью своего молота. Отразив цепной топор, он, в свою очередь, отбросил еретика назад и разнес ему весь правый бок, обагрив кровью лицевую пластину своего шлема, сработанную в виде драконьей морды. По ее белым зубам стекали темные капли.
– Клянусь честью, капеллан... – произнес Гер'ус. – Я скорей умру, чем позволю ему пасть.
Как и подобает ротному чемпиону, Гер'ус встал слева от капитана, позволяя их разным боевым стилям дополнять друг друга. Зеток, страж погребального костра, занял позицию справа, прикрывая Дракгаарда своим штормовым щитом. Эта троица образовала авангард «Серпентии», что прорубался через воинство еретиков при поддержке остальных боевых братьев позади них.
В самый центр щита Зетока угодил болт. Прямое попадание заставило бы стража пошатнуться, но Вервий, стоявший у него за спиной, поддержал собрата и не дал ему сбиться с темпа.
– Все как один... – сказал Вервий, и выпустил короткую очередь из плазменного пистолета.
Потрескивающие сферы, оставив в воздухе ослепительно-яркий след, вонзились в противников, без проблем пробивая как плоть, так и керамит.
Вернув себе равновесие, Зеток вновь двинулся вперед, и «Серпентия» врезалась в ряды Черного Легиона, постоянно растущие по мере того, как из тоннелей, ведущих глубже в катакомбы, выбегали новые воины, сопровождаемые своими культистами.
Воины, не уступающие друг другу в отваге и умении, столкнулись и кровь полилась с новой силой.
Тсег'ун расколол нагрудник одного из предателей силовым кулаком, дробя кости и внутренние органы, но другой легионер тут же вонзил свой цепной меч ему в ключицу. Наполненный болью крик привлек внимание Гер'уса, и чемпион немедленно сделал выпад молотом. Во все стороны разлетелись острые зубья разбитого цепного меча, а затем Элизий прикончил предателя сокрушительным ударом окутанной энергетическим полем рукавицы.
– Аве Император... – выдохнул духовник.
Десантники сражались уже несколько минут, но битва еще только разгоралась в полную силу. В бой спешили все новые и новые еретики.
Тсег'ун выжил, но был тяжело ранен. Его место в защитном построении стало уязвимой точкой отделения, и Элизий подобрался к воину поближе, чтобы поддержать его, пока к врагу еще не успело присоединиться подкрепление.
Поле боя затянул серый дым. Если наверху и наступил день, никто в низине не знал об этом. Солнце полностью скрылось за густыми маслянистыми облаками, и лишь резкие вспышки работающего на прометии оружия, да медленно догоравшие остовы техники освещали окрестности.
Одна из таких вспышек принадлежала огнемету Онагара, что вырвал «Серпентию» из объятий мрака и заставил янтарные отблески лихорадочно плясать на их силовой броне. Онагар был пирокластом отделения – носителем древнего титула времен войны Ереси, ныне вышедшего из употребления, но все еще не забытого полностью. Все открытые участки его кожи покрывали ожоги, делая воина похожим на обгоревшее дерево – и тем не менее, он поливал врагов адским пламенем из выкованного на Ноктюрне огнемета с улыбкой самого настоящего пиромана. Угодив под огненный ливень, грязно-бурые силуэты противников оступались и падали, вызывая смех с его стороны... Но этот приступ веселья продолжался недолго – очередной болт угодил ему прямо в голову, пробив пирокласту боевой шлем и щеку. Каладин снова выступил в роли мстителя, превратив виновника жестокого увечья в лужу зловонного шлака.
– Как я выгляжу? – прохрипел Онагар собрату. Казалось, что он даже не обращает внимания на то, что его щеку ободрало до кости, но сам факт того, что он мог говорить, был чудом.
– Отвратительно. – ответил Каладин.
– Ну, я всегда был уродом... – с присвистом рассмеялся пирокласт.
Увы, место каждого убитого предателя продолжали занимать двое других, не говоря уж о безумных культистах, напиравших на Саламандр целыми ордами. Зеток разил их с изяществом мясника, отрывая конечности и рубя шеи взмахами своего «пылающего клинка» – топора с зубами змия, чье острие горело ярче кузни, а пламя облизывало острые клыки.
Один из сектантов загорелся, стоило только Зетоку поднести к нему свое оружие, запуская цепную реакцию среди своих собратьев. Только космодесантники Хаоса, защищенные силовой броней, выстояли перед огненной бурей и смогли продолжить бой – и через пару секунд Зеток обнаружил, что его загнали в глухую оборону. Прикрываясь штормовым щитом от ударов цепных клинков и палиц, он заметил Разорителя в черном доспехе, вскидывающего ракетную установку.
– Держитесь! – проревел он, отталкивая своих оппонентов и бросаясь в сторону новой угрозы. Однако Элизий оказался на шаг впереди воителя – как буквально, так и в плане решимости.
Капеллану не удалось остановить Разорителя вовремя, и он сумел выпустить из ракетницы зажигательный снаряд, но тот успел пролететь лишь несколько метров, а затем разорвался, столкнувшись с мерцающим силовым барьером розария капеллана. Огненный вихрь накрыл защитный купол Элизия, и тем не менее, ни завитки пламени, ни раскаленная шрапнель не пробились через энергетический барьер – в свою очередь, Дракгаард в три прыжка подобрался к Разорителю и сразил его прежде, чем тот успел перезарядить ракетницу или выхватить запасное свое оружие.
Избавившись от первоочередной угрозы, «Серпентия» быстро перестроилась, но увы, она забралась слишком глубоко в ряды вражеского воинства.
В какой-то момент отделение лишилось Каладина. Элизий не заметил даже, кто именно убил их стрелка – единственным свидетельством его гибели стала внезапно покрасневшая идент-руна на тактическом дисплее капеллана. Когда же облаченные в черное воины полностью окружили избранных Дракгаарда, новые смерти последовали одна за другой.
Зеток лишился руки, державшей щит. Ему удалось успешно парировать очередную атаку кровоточащим обрубком, но следующий же удар поразил его в бок, размолов внутренности Зетока в фарш. Тем не менее, предатели не оставили его в покое и после этого – свалив Саламандру наземь, троица еретиков набросилась на обезглавленный труп и принялась безжалостно рубить его на части.
За ним последовал Онагар, сгоревший заживо, когда бак его огнемета поразил до трагичного неудачный рикошет. Пирокласт мигом превратился в колонну ослепительно-белого пламени, а затем рухнул в грязь грудой обугленных костей и обломков почерневшей брони. Внезапная детонация вырвала самое сердце «Серпентии», разбила ее защитное построение и разбросала Огнерожденных в стороны. Небольшим утешением послужило лишь то, что назад отбросило и легионеров Хаоса.
Элизий почувствовал, как его тело отрывается от земли, а на дисплее, отражавшем целостность брони, вспыхивают многочисленные предупреждающие руны. Впрочем, даже пробитая в нескольких местах, сейчас она спасла ему жизнь.
Дракгаард рухнул неподалеку от капеллана, с заметным трудом встав на колени. Дрожащей рукой он сорвал лицевую пластину с побитого шлема и выплюнул сгусток темной крови. Элизий всмотрелся в лицо капитана – уродливое и болезненное даже в лучшие времена, сейчас оно не выражало ничего, кроме агонии.
Капеллан уже собирался позвать его, как из серого тумана выбралось что-то большое и окруженное жарким маревом. Несмотря на свои размеры, оно двигалось абсолютно бесшумно – по крайней мере, так показалось Элизию, пока он не понял, что просто был оглушен взрывом.
– Ур'зан! – прокричал духовник, тут же ощутив, что с тем же успехом он мог бы кричать в пустоту, и пошатнулся. Опустив глаза, он обнаружил, что броня на его левой ноге треснула, а колено превратилось в самое настоящее месиво, укрытое слоем частично свернувшейся крови.
Дракгаард так и не поднялся с колен, но стащил с головы ставший бесполезным шлем. Взору капеллана предстало его темя, покрытое множеством шрамов и участков плохо зажившей плоти. Из левого уха капитана стекала тонкая струйка темной жидкости.
– Ур'зан! – Элизий все же позвал товарища вновь, и, шатаясь, побрел в его сторону. Гер'уса, поклявшегося защищать Дракгаарда до последнего вздоха, нигде не было видно. Капеллан заметил лишь Вервия, что тянулся в упавшему знамени, перемазанному в грязи и крови.
Чудовище за спиной Дракгаарда, тем временем, продолжало вышагивать в сторону Саламандр. Приглядевшись к нему получше, Элизий понял, что оно представляло из себя смесь плоти и машины – костяные пластины прикрывали металл, сухожилия и обнаженное мясо оплетали поршни и силовые кабели. На спине монстра рос черный рог, нависая над двумя выхлопными трубами, а из стилизованной пасти, обрамленной влажно поблескивающими зубами, выглядывал воин, заточенный в адскую машину.
Голова еретика выглядела сморщившейся и высохшей, словно бы дьявольский механизм высасывал из него все жизненные соки. И в самом деле, он не был благородным дредноутом – почтенным космическим десантником, закованным на веки вечные в неуязвимый саркофаг. Он был неописуемой мерзостью для любого служителя Омниссии, но у Элизия нашлось для него название.
– «Хелбрут»! – слух вернулся к капеллану болезненной какофонией, предупредительный выкрик и звуки боя обрушились на него перегружающей восприятие волной.
Капитан же, невзирая на боль и кровоточащие раны, нашел в себе силы повернуться, обратив внимание на приближавшееся к нему чудище. Он нашарил в грязи свой клинок, поднялся на ноги и бросил «Хелбруту» вызов.
Элизий захромал вперед, попутно рыская глазами в поисках Гер'уса – и в конце концов, нашел его. Чемпион стоял в центре все растущего круга из трупов, и размахивал громовым молотом. Там же находился и Вервий, гордо вздымавший истерзанный штандарт. При виде этого зрелища, капеллан, вопреки всему, ощутил гордость за товарищей. Такое непокорство, верил он, могли проявлять лишь выходцы с Ноктюрна.
Впрочем, сейчас он ничем не мог им помочь, поэтому остался с Дракгаардом.
– Пока ты жив, ты не сдашься... Знаешь, а ведь так оно и будет.
Дракгаард поднял руку с мечом, салютуя «Хелбруту», пока тот пересекал последние несколько метров, что разделяли их.
– А ты хотел, чтобы было иначе, брат?
Элизий не смог сдержать мрачную ухмылку. Его силовой кулак, быть может, и расколол бы броню отвратительного механизма, но они с капитаном находились на последнем издыхании.
– Нет, не хотел бы, брат.
Они не были друзьями – да и, скорее всего, никогда не стали бы ими, – но война за Гелетину превратила их в добрых товарищей. Элизий был рад, что они схватятся с «Хелбрутом», как братья. Предатели вроде него были этого лишены.
Однако, не успели два Саламандры броситься в последний бой, как две ракеты типа «Адский огонь» вырвались из мрака, оставляя за собой яркий след. Они вонзились в торс «Хелбрута» одновременно и разорвали омерзительную машину на части, разметав повсюду обломки и кровавые ошметки, оставив от нее только опаленные обрубки ног.
Элизий выгнул шею, услышав рев стабилизаторов, заглушавший звуки сражения на земле, и увидел темный силуэт десантного челнока с открытой аппарелью, на которой уже стояли его собратья.
Дракгаард, наконец-то сдавшись под грузом своих многочисленных ран, рухнул на землю.
– Смерть с небес... – только и мог прохрипеть он, лежа на спине. Пока Элизий бежал, как мог, к капитану, тот смеялся в голос при виде усеявших небо «Виверн».
==Глава тридцать седьмая==
'''Гелетина, Кантикус, в низине'''
Япт первым выбрался на рампу «Громового ястреба», сжав покрепче свой молот, когда ожили турбины прыжкового ранца у него за спиной. Разряды энергии, пробегающие по ударнику оружия, осветили транспортный отсек, отбрасывая небесно-синие блики на восьмерых его обитателей.
Низина, затянутая дымом, усеянная множеством трупов и горящих остовов танков, ужаснула бы большинство солдат – но для «Виверн» подобные зрелища были хлебом насущным.
– Враг превосходит нас числом, и мы не можем быть везде одновременно! – прокричал Япт, чтобы его слова не затерялись в грохоте, ставшим оглушительным, когда рампа челнока опустилась. Сержант сделал по ней еще один шаг. – Защищайте брата-капитана Дракгаарда и брата-капеллана Элизия! Нам приказано обеспечить их безопасный отход из этого ада!
– Мы отступаем?! – спросил Аррок, тут же осознав недальновидность своего вопроса.
Ва'лин мельком взглянул на Дерсия, а тот, в свою очередь, опустил свою тяжелую руку на плечо Аррока.
– Нет, брат. Но нам нужно перегруппироваться, и мы не сможем сделать это, пока наши командиры утопают в трупах врагов.
– Там мы скорее утонем, Аррок. – в шутку подметил Нэб.
Ва'лин посмотрел ему прямо в глаза, но Нэб лишь пожал плечами.
– «Виверны»... – огласил Япт. – На крыльях пламени!
Сержант воздел свой молот и уже собрался прыгать, но внезапно левая сторона судна взорвалась. Оно немедленно накренилось, отбрасывая Япта и остальных «Виверн» к правому борту. Сквозь рваную дыру в фюзеляже, Ва'лин увидел, что им оторвало крыло, а чудом уцелевший двигатель изрыгал из себя клубы дыма. Края разрыва облизывали трепещущие от порывов ветра языки пламени, пока пилот пытался удержать корабль в воздухе.
– Оркас! – прокричал Япт по воксу.
– По нам попали ракетой... Я попытаюсь выровнять судно, но его повреждения критичны. Не думаю, что смогу... Удерживать его долго, сержант. Рекомендую высаживаться. – донесся до него прерывистый, искаженный помехами ответ, а затем система связи приказала долго жить. Единственным звуком, наполнявшим трюм судна, омываемый красным светом аварийных люменов, остался жалобный вой клаксонов.
– На выход, живо! – проревел сержант, когда к этому вою добавился резкий свист, намекавший на резкое снижение. – Сейчас же!
Когда в «Ястреб» врезалась ракета, рампу задрало вверх, так что Япту пришлось пинком вернуть ее в исходное положение, а затем он начал выпроваживать своих воинов наружу.
Аррок покинул челнок первым – он и Зерус находились ближе всего к сержанту. Дерсий был следующим, а за ним, взяв солидный разгон, отправился Ки'дак. Ва'лин быстро потерял их в дыму, но сейчас это не имело значения – настал черед прыгать и ему с Нэбом. Не мешкая ни секунды, скориец выскочил наружу, на мгновение ослепнув от заполнившего все его поле зрения огня, а затем и сам провалился в густое облако дыма, отчего ему пришлось задействовать авточувства шлема. Нэба нигде не было видно, но к счастью, Ва'лин имел возможность следить за ним с помощью тактического дисплея, мерцающего на правой линзе его шлема.
Шестеро штурмовиков уже покинули корабль, бросившись в объятья ветра, однако еще двое, Во'ша и Япт, оставались на борту.
Из-за дымовой завесы вырвалась вторая ракета, едва не врезавшись в Ва'лина – штурмовик сумел увернуться от нее лишь благодаря своим молниеносным рефлексам, и тому, что еще не активировал прыжковый ранец, чтобы не привлекать внимание систем теплового наведения. Тем не менее, снаряд продолжил свой полет, и Ва'лин извернулся в воздухе, чтобы проследить за его курсом.
Ракета неслась прямо к «Громовому ястребу». Ва'лин уже понял, что это значит, и у него резко похолодело в животе.
У штурмовика имелся лишь один-единственный шанс предотвратить катастрофу. От огнемета в такой ситуации не было проку, так что он вырвал пистолет из кобуры и прицелился, пытаясь унять дрожь в руках, вызванную быстрым падением. Ракета, тем временем, уже практически настигла поврежденное судно.
Ва'лин выпустил короткую очередь, надеясь на то, что благодаря разбросу хотя бы один из болтов попадет в цель.
Его расчет оправдал себя – два снаряда ушли в молоко, но третий все-таки настиг ракету... Однако радость Ва'лина быстро угасла, когда он увидел, что детонация болта всего лишь сбила ее с курса. Вместо днища «Ястреба», ракета поразила открытую аппарель, сорвав ее с креплений и отбросив двух Саламандр, готовящихся к прыжку, обратно в трюм. Охваченный пламенем челнок резко крутанулся в воздухе. Облака густого, удушливого дыма последовали за Во'шой и Яптом внутрь, а лобовое стекло судна разлетелось вдребезги. Ва'лину, все еще несущемуся на огромной скорости к земле, и охваченному мрачным любопытством, даже почудилось, что он увидел сгорающего заживо Оркаса, все еще борющегося за свой корабль.
Пропав из виду на несколько секунд, в конце концов «Ястреб» вновь явил себя скорийцу – только для того, чтобы врезаться в склон пропасти и превратиться в огромный огненный шар.
Ва'лин загнал поглубже снедающее его чувство вины, и оторвал свой взор от мрачного зрелища – как раз вовремя, чтобы обратить внимание на то, что дым и облака разошлись, являя ему стремительно приближающуюся землю. Десантник перенаправил всю энергию на турбины прыжкового ранца, и они ярко вспыхнули, но даже так, штурмовик замедлил свое падение ровно настолько, чтобы не разбиться насмерть.
От приземления у него подкосились ноги, а сочленения брони заскрипели от такого грубого обращения, но уже спустя пару мгновений Ва'лин вновь пришел в движение, открывая огонь из своего болт-пистолета. Голова одного из культистов лопнула, словно переспелый фрукт. Ренегат, закованный в гелиотропный пурпур, рухнул наземь с двумя дырами в груди.
Несмотря на творящееся вокруг него безумие, Ва'лин понял, что приземлился достаточно далеко от намеченной зоны высадки. Вокруг не наблюдалось ни его товарищей из «Виверн», ни Дракгаарда с Элизием. Предсмертные корчи «Громового ястреба» разбросали Саламандр по всему полю боя, и пускай дым внизу не отличался такой уж густотой, низина была огромной, и к тому же заполненной множеством воинов обеих сторон.
Ва'лин оказался в одиночестве... Но оно сохранялось недолго.
Став свидетелями падения и последующего приземления Ва'лина, культисты, возглавляемые воином Черного Легиона, выдвинулись к его позиции.
«Две своры...» – понял Ва'лин, вспоминая противоречащие друг другу руны, увиденные им во время городских боев в Кантикусе, где «Виверны» лишились Сор'ада. Их союз объяснял впечатляющую численность бойцов в резерве у еретиков. Все это время, они выжидали прямо здесь, под ногами имперцев. Примитивная западня... Она сработала лишь благодаря их желанию поскорей закончить войну и слепой вере в то, что еретики были уже практически полностью истреблены. Слепо шагая вперед, без должной разведки, Саламандры забрели в неизведанную часть города, позабыв о присущей им методичности.
Пока еретики неслись к нему, Ва'лин вспомнил о словах Зен'де.
«Тот, кто знает себя, знает правду... Тот же, кто знает себя и действует в соответствии со своими сильными сторонами, отрицает ложь, что могла бы проявить его слабости.»
Как жаль, что они не следовали своей природе... Впрочем, раздумывать об этом было уже слишком поздно.
Ва'лин убрал пистолет в кобуру и вскинул огнемет. Длинный язык ослепительно-яркого пламени рассек воздух и ударил в блеющую толпу с такой силой, что некоторых еретиков сбило с ног.
Впрочем, к легионеру это не относилось. Объятый огнем, он выскочил из пожарища и выкрикнул в адрес Ва'лина серию неразборчивых проклятий, пряча за ними свою боль, а в его темных глазах, над которыми была высечена восьмиконечная звезда Хаоса, угадывались обещания адских мук.
Воин темных богов сжимал в своих руках увесистую булаву, окутанную странной, неестественной дымкой, в которой то и дело просматривались лица проклятых и когти их мучителей. Ва'лин понял, что ему стоит опасаться этого оружия.
Огнемет был бесполезен в ближнем бою – да и не похоже было, что огонь мог остановить чемпиона Черного Легиона. Саламандра вновь извлек пистолет из кобуры и вскинул гладий, позволив основному своему оружию упасть на землю. Это вызвало у легионера улыбку, и хотя в его взгляде все еще читалась жажда убийства, он отсалютовал Огнерожденному, признавая храбрость, порожденную отчаянием.
– Воршкар. – произнес он, кивая Ва'лину.
Космический десантник Хаоса пронесся через огненную бурю, как бешеный пес, но сейчас сообщал противнику свое имя, как будто не был лишен неких понятий о чести. Ва'лин знал о непостоянстве воинов легионов из былых времен – этих несчастных, вырванных из естественного хода времени и обезумевших от нападок демонов, – однако еще не становился свидетелем такого ее проявления... Так или иначе, он ответил воину с тем же презрением, какое ощущал к любому другому предателю.
– Смерть рабам гибельных сил! – выкрикнул он, и принял боевую стойку, немного наклонившись вперед, чтобы приготовиться к отрывистому залпу своих турбин. Внезапная атака вполне могла склонить чашу весов в его пользу.
Ухмылка сползла с лица воина.
– Твоя же будет медленной и мучительной, сын Вулкана. – с уверенностью и злобой в голосе произнес он. Было заметно, что готик давался ему с трудом.
Ва'лин резко сорвался с места, подгоняемый вырвавшимся из его прыжкового ранца пламенем. Его трансчеловеческий разум уже изучил предателя, и понял, что слабыми местами чемпиона, скорее всего, окажутся голова и шея. Отвлекая еретика выстрелом в грудь, Саламандра метил именно в них, намереваясь прикончить противника одним-единственным ударом гладия.
Но хотя острый клинок и должен был пронзить его яремную и сонную артерии, он рассек лишь воздух. Воин с легкостью ускользнул от Ва'лина, двигаясь даже быстрее, чем штурмовой десантник во время прыжка.
Внезапный удар сбоку, разбивший наплечник скорийца, волной пронесся по всему его телу. Левая турбина ранца штурмовика взорвалась, во все стороны разлетелись осколки ее защитного кожуха. Некоторые из них вонзились в лицевую пластину его шлема, отчего дисплей левой линзы, фигурально выражаясь, сошел с ума, сводя на нет пространственное зрение Ва'лина.
Второй удар пришелся на ребра Саламандры, отчего в его нагруднике образовалась внушительная вмятина, а крепление системы быстрого сброса лопнуло. Вспышки острой боли в плече и груди Ва'лина, борясь друг с другом за первенство, ошеломили штурмовика.
Он рухнул на одно колено еще до того, как успел вскинуть свой меч.
Булава Воршкара, напитанная колдовской силой, была не просто смертоносным оружием, но и наделяла своего владельца неестественной прытью. Такому преимуществу Ва'лин ничего противопоставить не мог – каждое его движение в сравнении с атаками Воршкара казалось таким медленным, словно Саламандра очутился в условиях низкой гравитации.
Третий удар разбил наколенник Ва'лина, отчего тот опрокинулся наземь. Пытаясь хотя бы обнаружить противника, он окинул взглядом окрестности, но обе линзы его шлема – и целую, и треснувшую, сошедшую с ума, – забили уведомления о повреждениях.
В конце концов, молодой воин ощутил, как ему на грудь опустилась нога предателя, и поднял голову, встречаясь с ним взглядом. Легионер смотрел на него с весельем в глазах, и его бледное лицо скривилось в улыбке.
– Я солгал, когда обещал тебе медленную и мучительную смерть. – признался он. – Сейчас я убью твою плоть, сын Вулкана. Что же до твоей души... Ее судьбу решат нерожденные.
– Не... Нерожденные? – непонимающе прохрипел Ва'лин, когда его сознание начало ускользать во тьму.
Воршкар злобно прищурился.
– Позволь мне показать те... – его прервала ослепительная вспышка, перегрузившая оптические сенсоры Ва'лина. Когда зрение обессиленного Саламандры прояснилось, он увидел, как Воршкар откинулся назад, исторгая из своей глотки полный боли вопль.
Это было последним, что услышал Ва'лин, перед тем, как лишиться сознания, вновь возвращаясь в каньоны Ноктюрна.
– Отдыхай... – произнесла фигура из его снов.
«Никто не может вернуться...» – так говорил Занто, вторя учению о Круге Огня.
«Никто не возвращается.»
==Глава тридцать восьмая==
'''Гелетина, Кантикус, в низине'''
Элизий тащил тело Дракгаарда по полю боя, пока Гер'ус и Вервий прикрывали их отступление. Они были последними из своего рода – все остальные члены «Серпентии» погибли, и даже их тела оказались безвозвратно утеряны. Сражение окончилось, имперцы проиграли. Слепая отвага встретила достойного противника в лице прагматичной ноктюрнской психологии, и наконец-то сдалась.
Продолжи они бороться, их истребили бы до последнего воина, но отступив и перегруппировавшись, Саламандры могли, по крайней мере, консолидировать свои активы и подготовить хоть какой-то ответный удар.
Когда Дракгаард лишился сознания, командные полномочия перешли к Элизию, и капеллан не испытывал ни малейших угрызений совести, отдавая приказ отступать, тем более, что большинство из тех, кто не был облачен в чешуйчатую броню, и так уже бежали. Впрочем, лишь единицы из числа кадийцев вообще могли устыдиться своей трусости – так мало их уцелело.
С востока наконец-то прибыла бронетехника – потрепанное сборище танков космического десанта под командованием сержанта Занто, едва сумевшее пробиться через городские руины. Элизий не знал, сколько единиц техники потерял Занто, и какой урон понесли уцелевшие, что в данный момент бомбили еретиков, не давая им броситься в погоню за отступающими, но готов был поклясться, что ужаснется, услышав доклад сержанта.
– Мы миновали третий вектор, брат-сержант... – передал капеллан, волоча капитана за собой. К счастью, его бионическая рука и силовой кулак делали эту задачу куда проще.
– Принято, брат-капеллан. – мгновением позже последовал ответ Занто.
Прошла еще пара секунд – и на участок низины, который только что прошел Элизий с остатками своих сил, обрушился град разрывных снарядов.
Сестры Эбеновой Чаши на противоположной стороне поля боя занимались тем же, что и Саламандры – отступали, ведя прикрывающий огонь. Из всего громадного воинства Экклезиархии, только эти Серафимы ответили на призывы. И хотя сейчас у него не было времени на поиски ответов, Элизий намеревался в конце концов докопаться до истины – если ему удастся выжить. Предатели, кем бы они ни были, будут наказаны.
Добравшись, наконец-то, до вершины склона, капеллан обнаружил там «Носорог», окруженный Огнерожденными, стрелявшими поверх его головы, чтобы отогнать любых возможных преследователей. Элизий затащил Дракгаарда внутрь транспортника, оставив с ним Гер'уса. «Громовой ястреб» – один из последних, пригодных к полетам, – уже ждал их, готовый вернуться в Эскадан.
Элизий же остался позади, вместе с Вервием, чтобы проследить за ходом отступления. При виде столь сокрушительного поражения, он непроизвольно стиснул зубы.
– Капеллан... – произнес Вервий.
Тот повернулся к товарищу.
– У вас кровь идет, сэр.
Элизий опустил взгляд, наконец-то обращая внимание на множество пробоин в своем нагруднике. По правде говоря, она находилась в отвратительном состоянии и остро нуждалась в заботе технодесантника.
– Ничего страшного, брат. – ответил духовник, вновь переключая свое внимание на низину. – Подними знамя, Вервий. – добавил он, когда последние из выживших оказались в безопасности. – Пусть враг знает, что даже побежденные, мы не сдались.
Серафимы уже возвращались в свои собственные транспортники. Эти немногочисленные храбрецы нарушили приказ, что обрек имперцев на поражение – и капеллан был готов пролить кровь, даже прибегнуть к пыткам, чтобы узнать, кто отдал его.
==Глава тридцать девятая==
'''Фрегат типа «Нова», «Кузнечный молот»'''
Силы Зарко неумолимо иссякали. Он увидел, как его кайн-щит вспыхнул в последний раз, а затем исчез. Один, истощенный едва ли не до потери сознания, он стоял напротив четверых Черных Драконов, проникших на корабль лишь с мыслями о мести в их умах.
Даже самое незначительное движение вызывало у него приступ нестерпимой, всеобъемлющей боли, но Зарко все равно достал из ножен свой меч, по ионизированному лезвию которого тут же забегали потрескивающие разряды. Впрочем, псайкер серьезно сомневался, что его сил хватило бы на что-то большее.
– Не заставляй меня убивать вас. – предупредил он.
Сержант в истерзанной бесконечными войнами черной броне рассмеялся, распознав бесхитростный блеф библиария.
– С моей стороны таких любезностей не жди, Саламандра. – ответил он, оскалив острые клыки. – Вы все подписали себе смертный приговор, когда прикончили нашего капитана!
Зарко нахмурился.
– Прикончили? Ты ошибаешься. На этом корабле до вашего прибытия не проливалась кровь...
– Ты лжешь! – прорычал воин с наростами на уродливом темени. Стоявший рядом с ним мутант ощерился, то сжимая, то разжимая кулаки, из-за которых выдавались костяные лезвия. Четвертый же Дракон, на доспех которого была нанесена Первичная спираль апотекариона, стоял смирно, но его единственный здоровый глаз изучал библиария с такой злобой, что тот ощутил, будто в него вонзился осколок льда.
– Кто вы? Что вы забыли на этом судне? – спросил Зарко, пытаясь выиграть для себя еще немного времени.
Заставив зверей в своей свите замолкнуть, сержант сделал шаг вперед.
– Мы – гнев... – объявил он с угрожающими нотками в голосе. – Мы здесь для того, чтобы свершилась месть...
Черный Дракон уже занес костяной клинок для удара, но из противоположного конца коридора раздался новый голос.
– Не беспокойтесь на его счет. – произнес Адракс Агатон, выйдя на свет с направленным на сержанта болтером. – Теперь у вас есть проблемы посерьезней.
Капитан вернулся на борт во главе небольшой, но внушительной группы – с ним были сержанты Лок и Кловий, а также пять других воинов с оружием наготове. Один из них, впрочем, тут же встал на пути Агатона, распознав снаряжение лазутчиков.
– Братья... – выдохнул Зартат, не веря своим глазам. – Кто отправил вас сюда?
Гнев сержанта Черных Драконов тут же угас, и устрашающий воин рухнул на одно колено. Этот жест без малейшей заминки повторили и все его товарищи.
– Вы нас не знаете? – спросил сержант, очевидно, смущенный экипировкой Зартата, и тем фактом, что тот не узнал его. – Я – Ургареш, а это Скарх и Хаакем.
Апотекарий представился сам.
– Тораст, повелитель.
Зартат непонимающе усмехнулся.
– Повелитель? Я никем не повелеваю.
Ургареш поднялся на ноги. Его глаза недоверчиво сузились.
– Мы – ваш гнев. Наши поиски были долгими и трудными...
– И что же вы искали, воин? – перебил Ургареша Агатон, напоминая Черному Дракону, что тот находится под прицелом нескольких болтеров.
– Нашего капитана... – ответил закованный в черное десантник, и взгляды всех присутствующих обратились к Зартату.
Немногим позже, переместившись в полумрак апотекариона «Кузнечного молота», Адракс с Иссаком взирали на бессознательное тело Экзора, уложенное на меди-плиту перед ними. Состояние технодесантника было стабильным, но рана, нанесенная ему клинком предателя в глубинах Молиора, оказалась весьма серьезной. Так или иначе, принимая в расчет все прочие его травмы и объем полученных им улучшений, Агатон задумался, что, быть может, им стоило позвать сюда техножреца вместо корабельного медика.
– Вы верите им?
Агатон повернулся к Иссаку.
– Они проникли на мое судно и убили нескольких членов его команды. Нет, я им не верю...
– Как вы с ними поступите? – поинтересовался медикус.
Агатон, ничего не ответив, опустил взгляд. В данный момент, Черные Драконы были заперты в карцере, куда отправились добровольно – отчасти благодаря появлению Зартата, отчасти при виде заряженных болтеров, следивших за каждым их движением.
Зартат ничем не давал понять, что знает этих воинов, но сейчас не сводил с них глаз, находясь в камере для наблюдений. Агатон намеревался навестить товарища, после того, как убедится, что с Экзором все будет в порядке.
– Зачем ты пошел с нами? – произнес капитан, отвечая вопросом на вопрос.
– Потому что вы позволили мне пойти с вами.
Агатон поднял голову, окинув ноктюрнца изучающим взглядом.
– Нет, все не может быть настолько просто. Не говори, что всего-то хотел выбраться из подулья.
– Хорошо, не скажу... Но я испытал что-то там, внизу, как будто бы я уже бывал в том архиве. И в конце концов, это ощущение привело меня к имени.
Адракс вопросительно вскинул бровь, и Иссак продолжил.
– Оно открылось мне в развалинах архива, на верхнем его этаже, прямо перед тем, как мы забрались в подъемник. Я не знаю, почему оно привлекло мое внимание, но так и случилось. Я думаю, я знаю, что искал ваш беглец и его товарищ.
– И что же?
– Драор.
==Глава сороковая==
'''Гелетина, под Солистом'''
Ангерер очнулась, но по пробуждении ее ждала лишь боль и тревожное онемение большей части тела. Веки канониссы словно налились свинцом, так что когда она все же пыталась открывать глаза, окружающая действительность представала перед ней лишь урывками.
«Мрачное подземелье, освещаемое лишь светом факелов...»
«Зловещее присутствие моего ужасающего пленителя – громадного, отвратительного, и не отрывающего от меня взгляд...»
«Облаченные в силовую броню воины – те же предатели, с которыми мы боролись в Солисте...»
«Хрупкая и изможденная фигура, закутанная в грубую робу, стоит передо мной на коленях...»
«Она сгорблена и дрожит, но ни на секунду не перестает бормотать свои молитвы...»
«В конце концов, она поднимает глаза на меня, и я вспоминаю...»
«Это Ревина. Моя сестра. И она молится за меня...»
– Воссоединена со своей сестрой... – произнесло чудище своим громоподобным голосом. – Как долго вы не виделись?
Ангерер глянула в его сторону, но лишь мельком. Сделать нечто большее означало пригласить скверну в свою душу. Вместо этого, она попыталась сфокусироваться на Ревине, своей сестре, и несмотря на годы внушаемого ей отвращения к ведьмам и еретикам, когда канонисса нашла в себе силы ответить, в ее глазах стояли слезы.
– Годы... – сказала она. – Прошли годы с тех пор, как я видела ее в последний раз.
– Я прощаю тебя. – ответила Ревина. Как оказалось, слабый хрип, которым она приветствовала Ангерер в пустыне, все же уступил место ее настоящему голосу.
Ангерер не знала, что и сказать. Она разрывалась между сочувствием к родной душе и требованиями заветов Экклезиархии.
«Не дозволяй еретику и ведьме жить!»
Эти самые слова были вытатуированы Высоким готиком на частично обритой голове настоятельницы, чуть выше шеи.
– Я прощаю тебя, Мэлисия.
Никто не называл Ангерер этим именем с тех пор, как она вступила в ряды Адепта Сороритас.
– И мне очень жаль... – закончила Ревина, снова склонив голову.
– О чем ты? – спросила канонисса, обнаружив, что ее голос стал чуточку сильней, а затем осознала, что прикована к алтарю из кованого железа. Он смердел застарелой кровью и разложением, и в то же время разглядеть его как следует ей не удавалось.
Ярость заглушила боль, когда Ангерер обратилась за помощью к воспоминаниям о своем обучении. Все эти бессчетные часы суровых наставлений и покаяния превратили ее в нечто намного большее, – и вместе с тем, намного меньшее, – чем обычный человек.
– Освободи меня! – сорвались дерзкие слова с ее растрескавшихся губ.
– У меня тоже есть родичи, с которыми я желаю воссоединиться. – ответило чудовище, выходя на свет.
Как оказалось, оно было облачено во внушительный силовой доспех – правда, в его случае, он не был идеально подогнан к сверхчеловеческому телу, а выглядел растянутым и деформировавшимся, словно кусок нагретого воска. Под блестящей черной краской кое-где проглядывались пятна тусклой слоновой кости, обрамленные зеленым цвета морской волны – своеобразные окна в другой мир.
Лицо же чудовища выглядело ненастоящим, лишь подобием облика настоящего ангела Императора, вышедшим из-под руки подмастерья, не сумевшего вдохнуть в свое творение жизнь.
– В отличие от тебя... – начало чудище, подходя к Ангерер так близко, что та почуяла исходящий от него трупный запах и ощутила, как ее кожу защипало от неестественной ауры древнего существа. – Я не отрекался от них. Они всего лишь потерялись. А твоя сестра... – чудовище указало на Ревину. – Она поможет мне найти их.
Глаза легионера на какой-то миг перестали быть двумя сферами чистой тьмы и вернули себе нормальный вид – с белками, радужкой и зрачками. Возможно, Ангерер уже начала бредить, но ей в голову пришли мысли о волках.
– Когда-то я действительно был Волком. – призналось чудовище, давая понять, что от него не укрыть даже самых потаенных мыслей. – Одним из Лунных... Но теперь уже нет.
– Сестра... – настоятельница заплакала, переполненная в равной степени гневом и отчаяньем. – Что ты натворила?
– Я сделала то, что должна была. – спокойно ответила Ревина, хотя в глазах ее плескалась горечь. – То, ради чего я была рождена. Если бы ты не хотела, чтобы я видела, тебе стоило отнять у меня зрение.
– Если б я только могла, дорогая сестра...
Легионер сжал мясистую ладонь на подбородке Ангерер, обращая ее внимание на себя.
– Странно, не так ли? Только когда мы теряем что-то, – или кого-то, – только тогда мы понимаем истинную ценность утраченного. – демонопоклонник не скрывал своего презрения. Канонисса подозревала, что он ненавидел ее за то, что она сделала с Ревиной.
– У твоей сестры есть дар. – продолжило чудовище, не ослабляя своей хватки, отчего у Ангерер уже начинала ныть челюсть. – Я позабочусь о том, чтобы он был использован по назначению, и воссоединюсь с братьями. Они там... Где-то там, и благословенная Ревина заглянет своим ведьмовским взором за завесу, чтобы узнать, где именно мне нужно сделать разрез в ткани плотского мира.
Ревина была провидцем, своего рода авгуром.
Ее латентный дар раскрылся еще в детстве, выражая себя в необычной способности знать о вещах, которые еще не произошли. Первой из них стала смерть их матери. Смертельная болезнь выедала бедную женщину изнутри, пока дети могли лишь с ужасом наблюдать за ее медленным увяданием.
Ревина плакала – сперва в одиночестве, уже зная, что ее мать умрет, а затем и вместе с сестрами, оплакивая как смерть родителя, так и их дальнейшую участь, сиротскую жизнь под опекой Сестринства. Она предвидела все.
Хотя она была лишь ребенком, сквозь пелену горя, провидица увидела и аббата, который однажды постучит в дверь их жилища.
Многим позже, когда три сестры уже стали неофитами Ордена Эбеновой Чаши, Ревина потеряла чашу для богослужений, из-за чего была бы подвергнута жестокому избиению – но ее слезы раскрыли местоположение утерянной вещи. Девочка избежала побоев, но увы, этим же она обрекла себя на куда более серьезное наказание. Ангерер обнаружила таящуюся внутри ее сестры «скверну», и незамедлительно довела этот факт до внимания их старой канониссы.
Очистив себя от всех подозрений и доказав чистоту своих собственных генов, она сделала первый шаг на пути к высшим эшелонам Сестринства. Лэвения последовала за ней, а Ревина, запертая в темнице, стала грязным секретом Ордена, известным лишь нескольким избранным, от которых в конце концов осталось лишь двое, когда старая настоятельница умерла, завещав свой пост Ангерер.
Неизвестно, сказывалось ли тут присутствие чудовищного воина, или же дело ограничивалось лишь давно подавляемыми эмоциями, но воспоминания о событиях многолетней давности ожили в памяти женщины, мучая ее ничуть не хуже свежих ран. Тем не менее, отвращение к сестре-мутанту и воодушевляющее чувство собственной правоты придали ей сил.
– Ведьмачка! – выкрикнула Ангерер, пока по ее лицу струились слезы. – Мне и Лэвении стоило придушить тебя еще в детстве!
Но Ревина уже ушла, ее увели подчиненные чудищу легионеры. Канониссе ничего не оставалось, как переключить свое внимание на него – и вскоре его безупречное, и в то же время фальшивое лицо замарал комок мокроты.
– Мерзость!
– Я не всегда ей был. – ответил Фауст, сжав кулак так сильно, что челюсть Сестры треснула. Теперь он был не Геклионом Фаустом, но Граластиксом, демоническим владыкой Ока.
Люфурион лишь вполглаза наблюдал за истязанием Сестры. Затаившись в тенях, вне поля зрения Граластикса, он собрал вокруг себя тех, кому еще доверял, делая вид, что обсуждает с ними стратегические вопросы.
Эту троицу оказалось весьма трудно разыскать. Среди Детей Страданий и остатков его собственного Багрового Воинства скрывалась целая орда предателей, но с этими избранными он сражался, истекал кровью и приносил клятвы. Люфурион не считал их братьями – он давным-давно позабыл о самой идее столь прочных уз, – но они заслужили толику уважения с его стороны.
– К нам поступают доклады. – приглушенным голосом произнес Клерик. – Воршкар повел свою армию против имперцев, и одержал победу.
– Насколько я знаю, он был ранен в битве. – шепотом добавил Джуадек.
– Тебе необязательно корчить из себя заговорщика, идиот. – отрезал Клерик, оглядываясь на воинов Черного Легиона, стоящих по стойке «смирно» в ожидании дальнейших приказов.
– Все уже оговорено. – сказал Люфурион. – Мы возвращаем демону его сородичей, а он отдает нам ведьму, после чего мы расходимся.
Жреец приподнял голову.
– Он знает, Жреец. – добавил чемпион.
– Но можем ли мы ему доверять?
– Нет, конечно. Его разум больше не принадлежит ему одному, он попал в рабство сущности, которой стал. Тем не менее, им управляет сентиментальность и старомодное чувство чести.
– Истинный сын Хтонии... – рассмеялся Джуадек.
– За которого он себя и выдает, да. – добавил Люфурион.
– А нам точно нужна ведьма? – спросил Клерик. – После триумфа Воршкара мы просто могли бы вернуться на свои корабли и бежать.
Люфурион вновь взглянул на своего колдуна.
– Жреец говорит, что нужна.
Багровые уставились на него, ожидая пояснений.
– Все, кого мы отправили на Штурндранг, мертвы.
Джуадек с мрачной миной склонился к колдуну.
– Ты уверен?
– Я говорил со служителем Ока. – ответил тот так, словно подобное деяние было для него пустяком, а не сложным и смертельно опасным ритуалом.
– Значит, их забрал варп? А я-то ломал голову над тем, что сталось с Риосом и остальными.
Жреец покачал головой.
– Они вернулись лишь несколько лет назад.
– Временное смещение... – произнес Клерик. – Значит, волны варпа не были к ним благосклонны.
– Их убило что-то иное. – продолжил Жреец. – Даже сейчас их души вопят от боли.
– Так или иначе, я не желаю к ним присоединяться. – заключил Люфурион, кивая в сторону Граластикса, который наконец-то позволил телу своей пленницы обмякнуть. Она не умрет – демон все еще мог ее использовать.
Собравшиеся Багровые не стали тратить времени на долгие прощания. Жреецу и его смертному червю – тому, что еще жил, – нужно было «помочь» ведьме в ее трудах. Когда колдуна призвал один из воинов Черного Легиона, Клерик наклонился к уху Люфуриона.
– Мы оба преклонили колени перед Воителем. Мы принесли клятвы перед Деврамом Кордой. Если они узнают, что мы планируем предать их, этот демон будет наименьшей из наших проблем.
Люфурион улыбнулся, отчего лоскутное одеяло его лица натянулось.
– Мы всегда знали, что могло дойти и до этого. Либо Риос с остальными добрались бы до архива на том мире-улье, либо мы заполучили бы ведьму. Раз Риос мертв, других вариантов у нас нет. Но я видел ее за работой – она даст нам то, что мы ищем.
– Он существует? – прищурившись, спросил Клерик.
– Десять тысяч лет назад он существовал, да.
– Но способен ли он на то, что обещает нам Жреец?
Люфурион скептически поморщился, выдавая свою неуверенность.
– Что-то настолько старое... Настолько значимое... Возможно. Но сперва нам нужно его отыскать.
– Они будут охотиться за нами. Змии, остатки Железного Десятого... Абаддон.
На лице Люфуриона расцвела тонкая, ядовитая улыбка.
– Ты как будто испугался, Клерик. Выходит, я зря тебе доверился?
Клерик не ответил на слабо замаскированную угрозу – он знал, что чемпион просто испытывает его.
– Я всего лишь перечисляю тех, кто станет нам врагами, если наше дельце удастся провернуть.
– Если мы его все же провернем... Буря, которую мы породим, сделает все это неважным. Они будут слишком заняты... Барахтаньем в собственной крови.
== Эпилог ==
'''Грядущая истина...'''
Кайнбад ударил по запальнику лампы и вскоре тьму рассеяло яркое пламя. Его глазам предстала старая каменная кладка, покрытая толстым слоем пыли.
Палата, в которую он попал, была выстроена в форме шестигранника, и представляла из себя серию постепенно сужающихся колец. На данный момент, Кайнбад и его компаньон прошли уже шесть таких колец. Он надеялся, что шестое станет последним.
Лампа зашипела и пламя в ней вспыхнуло на секунду, но затем успокоилось и мягко запульсировало, наполняя воздух едкой вонью.
– Эта штука смердит... – произнес низкий, грубый голос, обладатель которого стоял позади Кайнбада.
Тот не ответил, и вместо этого пригнулся, чтобы пройти секцию зала, где потолок, из-за которого вяло сыпались струйки пыли, порожденные осевшими слоями горной породы, частично обрушился. Впрочем, насколько мог понять искатель, не похоже было, что он собирался в ближайшее время обвалиться окончательно, поэтому он спокойно двинулся вперед.
– Это фосфор. – наконец-то произнес он, и обернулся.
Подняв лампу повыше, он обнаружил перед собой высокого, широкоплечего воина в серой панцирной броне. На пластинах сделанного по мерке доспеха пеплом было выведено множество рун, а плетеный бронекостюм под ним плотно облегал мускулистое тело, явно не принадлежавшее обычному человеку. Капюшон комбинезона был натянут на голову воина, но даже так, он не мог скрыть его глаз – ярко-красных, сияющих как горячие угли.
– Увы, я в нем все же нуждаюсь. – продолжил Кайнбад. – Несмотря на мои многочисленные таланты, я не наделен физиологией, подобной твоей. – с этими словами, искатель отвел лампу подальше от своего защитника.
Не то, чтобы ему вообще требовался защитник – Кайнбад был превосходно обучен множеству стилей ведения боя, как рукопашного, так и с применением оружия, и к тому же отправился сюда не с пустыми руками. В защитном чехле у него за спиной покоилась сложенная длинноствольная винтовка, а в кобуре на левом бедре – тупоносый авто-пистолет, «Устрашающий». С правого же бока искателя свисал мономолекулярный кайсен – реликвия древней династии, перешедшая к нему по наследству.
В сравнении с воином, что ограничился одним лишь тяжелым огнестрелом, Кайнбад самому себе казался ходячим арсеналом, однако все предложения оснастить его защитника получше были встречены отказом. Все до единого.
Свет лампы Кайнбада выхватывал из тьмы все новые детали окружения. По большей части, помещение было сработано из гранита, но кое-где виднелся и мрамор, и оуслит, и даже обсидиан, хотя вулканическое стекло и потускнело от времени. Здешний воздух делал свет лампы зернистым и при этом был холодным, что резко контрастировало с духотой наверху, в нескольких сотнях метров над ними, на поверхности Драора, омываемой серным дождем.
Кайнбад искал этот мир, а потом и эту палату – или, скорее, целый комплекс из оных, – на протяжении почти пяти лет. Используя власть и влияние, даруемые ему розеттой, скрытой под бронированной туникой, он разыскивал малоизвестные легенды, забытые всеми пергаменты и знания, защищенные эдиктами Священных Ордосов Терры. Обычный искатель археотеха ни за что не подобрался бы к цели так близко – скорее всего, он бы просто исчез вскоре после начала поисков. И тем не менее, невзирая на все сложности, сейчас Кайнбад стоял на пороге восхитительного в своей значимости открытия. Пускай он и был мастером Сегу, в его груди, разгоняя по членам живительную влагу, билось сердце ученого и богослова.
– Что это за место, ведьмак? – спросил воин, оглядывая каменные стены, на которых проглядывались загадочные письмена.
Кайнбад, тем временем, миновал шестое кольцо и перешел на седьмое, отделенное от остальных двумя колоннами, промеж которых располагался единственный проход внутрь. На гладкой поверхности столпов виднелись обесцвеченные фрески, смысл которых был стерт безжалостным ходом времени.
– Мне бы хотелось, чтобы ты меня так не называл. – Кайнбад медленно шел вперед, светя себе под ноги, чтобы не споткнуться об усеивавший пол мусор.
– А разве это будет неправдой?
Искатель развернулся к своему компаньону. Монокль, за которым скрывался его правый глаз, щелкнул и тихонько зажужжал, пока его линзы фокусировались на воине.
– Это, в первую очередь, оскорбительно...
– Я не думаю, что ты взял меня с собой из-за моих манер.
– Тем не менее, то, как ты себя ведешь, намекает на благородное происхождение, Ведомый-Шрамами.
– А ты произносишь эти слова так, будто они не являются моим именем.
– Я знаю, что это всего лишь кличка. Рабское прозвище, под которым ты стал известен на Штурндранге. Но разве ты все еще раб?
– Во всяком случае, не твой... Ведьмак.
Кайнбад рассмеялся.
– Тебе повезло, что ты мне нужен.
Ведомый-Шрамами шагнул вперед. В свете лампы он, казалось, стал еще больше. Тени, скрывавшие часть его лица, такого же темного, как украшавший залу обсидиан, стали еще глубже.
– Да? Я нужен тебе, инквизитор?
На какое-то мгновение Кайнбад ощутил практически неудержимое желание потянуться к оружию. Но он знал, что это было бы ошибкой, даже несмотря на внушительный арсенал и несравненную подготовку инструкторов Сегу.
Ведомый-Шрамами снова проверял границы дозволенного. В нем явно таилась пылкая злоба, порожденная несправедливостью и природной горячностью – качество, которое Кайнбад порой находил полезным, но столь же часто должен был усмирять.
Не отреагировав на наживку, он развернулся и вернулся к работе.
Перед инквизитором простирался просторный круглый зал, окруженный серией колонн. И кое-что еще...
– Там! – прошипел Кайнбад, указывая на луч света.
Отверстие в сводчатом потолке вело, судя по всему, прямиком на поверхность в трехстах метрах над ними. Сквозь него сюда проникали тонкие струйки серного дождя, и с шипением ударялись о поверхность мраморного обелиска в три метра высотой. На каждой из шести его граней располагалось по каменной плите определенного цвета, а вершину монумента венчали две статуи – громадный воин, похожий своим сложением на Ведомого-Шрамами, и еще один, поменьше, что преклонил перед ним колено. Своим облачением и вооружением они напоминали рыцарей из былых времен.
Судя по виду пробоины в потолке, она была свежей, и при этом лишь подчеркивала важность находки Кайнбада, едкими струями счищая грязь с плит вокруг обелиска. У основания каждой из них уже начинали проступать письмена, оказавшиеся при ближайшем рассмотрении старой, архаичной формой готика, более не используемой в Империуме.
Будучи прилежным историком, Кайнбад освоил множество мертвых наречий и существующих диалектов – и поэтому он понял, что на самом деле вполне способен прочесть то, что было начертано на плитах.
– Ты спрашивал, что это за место... – произнес инквизитор, встав на одно колено возле ближайшей ко входу плиты. На ней был изображен тот же воин, которому неизвестный скульптор посвятил одну из статуй. Древний рыцарь воздел кулак в воздух в знак триумфа. – Это наша история, Ведомый-Шрамами. Наше наследие, истина о событиях, произошедших десять тысяч лет назад.
– Ты ошибаешься, инквизитор. – произнес его товарищ, вытаскивая из-за спины свое громоздкое оружие.
Кайнбад повернулся, инстинктивно потянувшись за «Устрашающим».
Но он уже опоздал, Ведомый-Шрамами застал его врасплох. Пасть его орудия, казалось, насмехалась над искателем, словно бы понимая, что даже будучи едва ли чем-то большим, чем примитивная фузея, крупнокалиберная пушка с легкостью прошьет и дождевик инквизитора, и его легкий бронежилет.
– Мы же договорились... – произнес он, скорее напоминая, чем угрожая.
– Пригнись. – ответил воин.
Кайнбад тут же подчинился.
Тишину святилища разорвал раскатистый грохот двух выстрелов.
На плащ инквизитора обрушился ливень горячей крови. Не рискуя подниматься с пола, он обернулся, и увидел трупы двух скелов, от которых поднимался пар. Покрытые жесткой шерстью туши блестели в полумраке, а пол вокруг них усеивали ошметки внутренностей. Мускулистые, наделенные прочной шкурой – и, что еще важнее, совершенно бесшумные – эти высшие хищники полностью оправдывали свой статус смертельно опасных ксеносов. Кроме всего прочего, они являлись превалирующей формой жизни на Драоре.
Ведомый-Шрамами подошел к трупам, и раздавил черепа обоих своим бронированным ботинком.
– Мы в их логове. – объявил он, после чего указал на дыру в потолке, пропускающую вниз луч, что освещал вершину зиккурата. – Через час сюда притащатся и остальные. Чем бы ты ни хотел тут заняться, давай побыстрее.
Перед высадкой, Кайнбад изучил все виды местных ксеносов, что уже не раз выручало его по пути сюда. Инквизитор знал, что скелы могли использовать рудиментарные отростки на задней стороне лап, чтобы взбираться даже по отвесным поверхностям и поэтому слыли отменными скалолазами.
Молча кивнув в сторону Ведомого-Шрамами, он невольно вспомнил о множестве причин, по которым воину было предложено место в его свите, но в конце концов повернулся к плите и приступил к чтению.
– В восемнадцатый день Нурега, сияние Стража Терры осенило Драор...
Ведомый-Шрамами уставился на статую, изображавшую великого воина. В дизайне его доспехов проглядывалось что-то архаичное, но при этом знакомое.
– И великое пламя вспыхнуло в небесах, и спустилось к нам семь золотых кораблей...
На второй плите, как обнаружил Кайнбад, как раз было изображено их приземление. На третьей же виднелось коленопреклонное воинство.
– И воистину, Мужи Железа склонились пред его волей и волей Мстящего Сына...
С четвертой каменной плиты на инквизитора взирал громадный мужчина, облаченный в робу государственного деятеля, и держащий в одной из своих могучих рук тяжелую книгу. На его голове покоился лавровый венок, а облачение украшала белая фибула в виде буквы «U».
– Он принес им свое слово, и обещания дружбы, но Мужи Железа обратили внимание лишь на дар кости...
Пятая плита была отмечена изображением так называемого «Стража», передававшего одному из Мужей Железа – их лидеру, судя по мечу и знамени, – некий ларец.
– Воссоединенные со своим патриархом, Мужи Железа заключили желанное соглашение, и Империум Человечества объединился вновь.
Череп, в глазницах которого были закреплены тусклые, безжизненные гагаты, занимал практически все свободное место на последней плите. Под ним находилась заключительная часть легенды.
– И да никогда он не будет расколот.
Кайнбада обуяла неконтролируемая дрожь. Он утер со лба капли пота, выступившие даже несмотря на холод.
– Ты знаешь, что это значит?
Ведомый-Шрамами, которому был адресован вопрос, до сих пор не сводил глаз со статуи. Теперь же он уставился на инквизитора.
– Они возвели монумент. Те, кто некогда обитал здесь.
– Да, и это случилось почти десять тысяч лет назад. – Кайнбад покачал головой, едва веря в свое открытие. – Это памятник истинной истории Империи, еще времен Войны.
– У нас было много войн. В нескольких сражался и я.
– Война Ереси, что стала окончанием первого Великого Крестового Похода! – когда Ведомый-Шрамами ничем не выдал заинтересованность в словах Кайнбада, инквизитор разозлился. – Один из самых значимых моментов в истории твоего ордена!
Теперь же разозлился и воин.
– У меня нет ордена. Теперь уже нет. – плечи Ведомого-Шрамами поникли под весом горьких воспоминаний. – Я его недостоин. – добавил он едва слышно.
Кайнбад обошел монумент со всех сторон, делая пикт-снимки каждой плиты с помощью своего монокля, и вскоре его товарищ заговорил вновь.
– Почему я никогда не слышал об этом? Я знаю всю историю своего ордена. Я читал о всех сражениях, в которых принимал участие легион, и изучал их. Но... Но об этом я не знал.
– Даже я не знаю всей правды. История полна тихих заводей, особенно такая древняя. Многое было утрачено – например, народ, что воздвиг этот зиккурат, доверив нерушимому камню истину, предназначенную для потомков. Сейчас мы приподняли завесу над прошлым, и это знание, без сомнения, захотят использовать и наши враги.
Записав в память устройства изображение последней плиты, Кайнбад обошел обелиск, и обнаружил, что Ведомый-Шрамами смотрит прямо на него.
– Культ, который мы уничтожили на Штурндранге... На нем же все не закончилось?
– О нет, это всего лишь начало...
– Ты сам-то веришь своим словам?
В голосе Кайнбада прозвучала мрачная решимость.
– Я твердо уверен в том, что мы сделали еще один шаг к нашей цели, и полному уничтожению Багрового Воинства...
В ухе инквизитора затрещала вокс-бусинка, не дав ему продолжить.
– Говори, Скэд.
– К нам приближаются местные жители, пора убираться отсюда. Прямо сейчас. – донесся до него женский голос, фоном которому выступал шум ливня.
Внезапный обрыв связи заставил Кайнбада присесть и надавить на приемник в ухе.
– Скелы?
– Тут сотни этих ублюдков, и какие-то более крупные ксеносы, которых я прежде не видела.
– Отходи немедленно, Скэд. Возвращайся на «Безрассудный» к Хекту как можно скорее.
– Я не нахожусь в непосредственной опасности, инквизитор. И моя позиция все еще защищена, так что я могу вас прикрыть.
– Не стоит. Со мной Ведомый-Шрамами.
– Это-то меня и беспокоит.
– Отступай к «Безрассудному», Уанда!
Женщина ничего не сказала, но передала утвердительный сигнал и оборвала сеанс связи.
Ведомый-Шрамами загнал два невообразимо огромных патрона в приемник своей пушки.
– Так и знал, что я ей не нравлюсь.
– А бывает как-то иначе?
– Нет.
Кайнбад вскинул бровь.
– Не понимаю, почему ты таскаешь с собой это чудовище. У нее отвратительный баланс, точности никакой, и перезарядка занимает целую вечность.
– Зато она убивает все, во что все-таки попадает. – Ведомый-Шрамами ухмыльнулся, но израненная сторона его лица превратила улыбку в ужасающий оскал. – Мы с ней достигли полного взаимопонимания.
– Я так и понял.
Из дыры в потолке раздался дикий вой.
– Нам пора. – произнес инквизитор. Его товарищ кивнул, и побежал вперед.
Ливень снаружи только усиливался. Кислотные слезы бесконечным потоком изливались из облаков, заставляя отражающее поле, проецируемое одним из колец Кайнбада, то и дело мерцать. Ведомому-Шрамами, впрочем, подобная защита не требовалась. Его броня была защищена от воздействия кислоты, а кожа – и вовсе к ней невосприимчива. В отличие от инквизитора, что использовал свой психический дар для поддержания комфортной температуры, не заботила его и жара – он привык к куда более суровому климату.
Из-за завесы бури до них донесся едва слышимый низкий вой скелов.
Вспышка молнии расчертила ночное небо, вырвав из тьмы негостеприимную пустошь, где обитал ныне исчезнувший народ. Сейчас же здесь правили бал скелы, и их глаза сверкали подобно сапфирам, пока они собирались в стаи, намереваясь окружить инквизитора и его телохранителя.
Ведомый-Шрамами насчитал почти три сотни скелов. Более крупные ксеноформы, о которых говорила Скэд, стояли поодаль и их трудно было рассмотреть даже ему, но воину показалось, что в их силуэтах просматривалось что-то от кабанов. Встречаясь с неизвестным, люди всегда инстинктивно пытались проводить параллели с тем, что уже им встречалось, но нельзя было принимать неестественное за само собой разумеющееся, равно как и чуждое – за что-то знакомое. Твари, что ждали их во тьме, не соответствовали заложенным природой шаблонам. Они были монстрами – однако Ведомый-Шрамами знал о монстрах если не все, то очень многое.
– Ты хочешь, чтобы я схватился со всем этим полчищем?
– Я знаю, что ты бы так и поступил. – ответил Кайнбад, извлекая из-под плаща что-то в форме лепешки. – Но у меня на уме было кое-что получше, да и почище.
– Плита упоминала о «дружбе». – перевел тему воин, впервые проявив интерес к открытию Кайнбада, пока инквизитор активировал эфирный маяк. – Это ведь относилось к Гиллиману, не так ли? Это же его зовут Мстящим Сыном, что некогда заставил Дорна принять учение Кодекса.
– Да, я думаю, что так и есть.
Словно бы почуяв, что добыча ускользает от них, скелы завыли и двинулись в сторону людей.
– И что за дар он привез с собой, раз ему удалось поставить «Мужей Железа» на колени?
Дематериализация уже началась. Ведомый-Шрамами и Кайнбад почувствовали, как их тела и бессмертные души медленно проваливаются в варп.
Скелы неслись к ним во весь опор, взрыкивая и блея, когда запах человеческой плоти начал растворяться в воздухе.
Кайнбад, ощутив, как его кожа покрывается мурашками от первого порыва эфирного ветра, тихо помолился.
– Это был череп их примарха... – ответил он чуть позже, когда вой скелов и звук рвущейся ткани реальности слились в одно целое. Его голос начал отдаляться от Ведомого-Шрамами, но тот все же услышал вывод инквизитора. – Голова Ферруса Мануса.
'''ИСТОРИЯ ПРОДОЛЖАЕТСЯ В «ИНФЕРНУСЕ»'''