251
правка
Изменения
м
{{В процессе
|Всего=42
|Сейчас=40
}}
Нет описания правки
{{Книга
|Обложка =Rebirth-Kyme.jpg
На сей раз говорить пришлось второму легионеру, тому, что положил длинноствольную пушку «Жнец» себе на колено и оставил шлем надетым. Впрочем, на самом деле, тот давно уже стал частью его тела и не мог быть снят даже при желании – а из-за мерцающих нефритом угольков его глазниц складывалось ощущение, что под шлемом лицо воина было объято пламенем. Насколько могли судить его братья, возможно, так дело и обстояло. С самого момента своего «изменения» Кайд всегда оставался странноватым. В отличие от некоторых, он радостно принял предложенные ему дары, и умолял богов благословлять его вновь и вновь. Он искал славы, и с готовностью преклонил колено, присоединяясь к остальным Детям Страданий, когда Воитель сделал им заманчивое предложение.
Здесь, в этих пыльных катакомбах, заполненных грудами черепов и прочих останков, он вновь встал на колено, но уже по другой причине. Мечтой Кайда были слава и завоевания, шанс сражаться во главе Черного Крестового походаПохода, но здесь, в грязном склепе, бок о бок с позабытыми мертвецами, он ощущал, что находится как нельзя дальше от обещанного ему. Как боги могли увидеть его, если он ползал среди развалин, погребенных на самом дне глубокой ямы?
– Арван и Гелукс мертвы. Сокреда мы потеряли в реке – только Око знает, где он сейчас. – произнес он, не сумев скрыть желчи в своем голосе. Несмотря на шлем, амбициозность Кайда была очевидна.
– Драор.
==Глава сороковая==
'''Гелетина, под Солистом'''
Ангерер очнулась, но по пробуждении ее ждала лишь боль и тревожное онемение большей части тела. Веки канониссы словно налились свинцом, так что когда она все же пыталась открывать глаза, окружающая действительность представала перед ней лишь урывками.
«Мрачное подземелье, освещаемое лишь светом факелов...»
«Зловещее присутствие моего ужасающего пленителя – громадного, отвратительного, и не отрывающего от меня взгляд...»
«Облаченные в силовую броню воины – те же предатели, с которыми мы боролись в Солисте...»
«Хрупкая и изможденная фигура, закутанная в грубую робу, стоит передо мной на коленях...»
«Она сгорблена и дрожит, но ни на секунду не перестает бормотать свои молитвы...»
«В конце концов, она поднимает глаза на меня, и я вспоминаю...»
«Это Ревина. Моя сестра. И она молится за меня...»
– Воссоединена со своей сестрой... – произнесло чудище своим громоподобным голосом. – Как долго вы не виделись?
Ангерер глянула в его сторону, но лишь мельком. Сделать нечто большее означало пригласить скверну в свою душу. Вместо этого, она попыталась сфокусироваться на Ревине, своей сестре, и несмотря на годы внушаемого ей отвращения к ведьмам и еретикам, когда канонисса нашла в себе силы ответить, в ее глазах стояли слезы.
– Годы... – сказала она. – Прошли годы с тех пор, как я видела ее в последний раз.
– Я прощаю тебя. – ответила Ревина. Как оказалось, слабый хрип, которым она приветствовала Ангерер в пустыне, все же уступил место ее настоящему голосу.
Ангерер не знала, что и сказать. Она разрывалась между сочувствием к родной душе и требованиями заветов Экклезиархии.
«Не дозволяй еретику и ведьме жить!»
Эти самые слова были вытатуированы Высоким готиком на частично обритой голове настоятельницы, чуть выше шеи.
– Я прощаю тебя, Мэлисия.
Никто не называл Ангерер этим именем с тех пор, как она вступила в ряды Адепта Сороритас.
– И мне очень жаль... – закончила Ревина, снова склонив голову.
– О чем ты? – спросила канонисса, обнаружив, что ее голос стал чуточку сильней, а затем осознала, что прикована к алтарю из кованого железа. Он смердел застарелой кровью и разложением, и в то же время разглядеть его как следует ей не удавалось.
Ярость заглушила боль, когда Ангерер обратилась за помощью к воспоминаниям о своем обучении. Все эти бессчетные часы суровых наставлений и покаяния превратили ее в нечто намного большее, – и вместе с тем, намного меньшее, – чем обычный человек.
– Освободи меня! – сорвались дерзкие слова с ее растрескавшихся губ.
– У меня тоже есть родичи, с которыми я желаю воссоединиться. – ответило чудовище, выходя на свет.
Как оказалось, оно было облачено во внушительный силовой доспех – правда, в его случае, он не был идеально подогнан к сверхчеловеческому телу, а выглядел растянутым и деформировавшимся, словно кусок нагретого воска. Под блестящей черной краской кое-где проглядывались пятна тусклой слоновой кости, обрамленные зеленым цвета морской волны – своеобразные окна в другой мир.
Лицо же чудовища выглядело ненастоящим, лишь подобием облика настоящего ангела Императора, вышедшим из-под руки подмастерья, не сумевшего вдохнуть в свое творение жизнь.
– В отличие от тебя... – начало чудище, подходя к Ангерер так близко, что та почуяла исходящий от него трупный запах и ощутила, как ее кожу защипало от неестественной ауры древнего существа. – Я не отрекался от них. Они всего лишь потерялись. А твоя сестра... – чудовище указало на Ревину. – Она поможет мне найти их.
Глаза легионера на какой-то миг перестали быть двумя сферами чистой тьмы и вернули себе нормальный вид – с белками, радужкой и зрачками. Возможно, Ангерер уже начала бредить, но ей в голову пришли мысли о волках.
– Когда-то я действительно был Волком. – призналось чудовище, давая понять, что от него не укрыть даже самых потаенных мыслей. – Одним из Лунных... Но теперь уже нет.
– Сестра... – настоятельница заплакала, переполненная в равной степени гневом и отчаяньем. – Что ты натворила?
– Я сделала то, что должна была. – спокойно ответила Ревина, хотя в глазах ее плескалась горечь. – То, ради чего я была рождена. Если бы ты не хотела, чтобы я видела, тебе стоило отнять у меня зрение.
– Если б я только могла, дорогая сестра...
Легионер сжал мясистую ладонь на подбородке Ангерер, обращая ее внимание на себя.
– Странно, не так ли? Только когда мы теряем что-то, – или кого-то, – только тогда мы понимаем истинную ценность утраченного. – демонопоклонник не скрывал своего презрения. Канонисса подозревала, что он ненавидел ее за то, что она сделала с Ревиной.
– У твоей сестры есть дар. – продолжило чудовище, не ослабляя своей хватки, отчего у Ангерер уже начинала ныть челюсть. – Я позабочусь о том, чтобы он был использован по назначению, и воссоединюсь с братьями. Они там... Где-то там, и благословенная Ревина заглянет своим ведьмовским взором за завесу, чтобы узнать, где именно мне нужно сделать разрез в ткани плотского мира.
Ревина была провидцем, своего рода авгуром.
Ее латентный дар раскрылся еще в детстве, выражая себя в необычной способности знать о вещах, которые еще не произошли. Первой из них стала смерть их матери. Смертельная болезнь выедала бедную женщину изнутри, пока дети могли лишь с ужасом наблюдать за ее медленным увяданием.
Ревина плакала – сперва в одиночестве, уже зная, что ее мать умрет, а затем и вместе с сестрами, оплакивая как смерть родителя, так и их дальнейшую участь, сиротскую жизнь под опекой Сестринства. Она предвидела все.
Хотя она была лишь ребенком, сквозь пелену горя, провидица увидела и аббата, который однажды постучит в дверь их жилища.
Многим позже, когда три сестры уже стали неофитами Ордена Эбеновой Чаши, Ревина потеряла чашу для богослужений, из-за чего была бы подвергнута жестокому избиению – но ее слезы раскрыли местоположение утерянной вещи. Девочка избежала побоев, но увы, этим же она обрекла себя на куда более серьезное наказание. Ангерер обнаружила таящуюся внутри ее сестры «скверну», и незамедлительно довела этот факт до внимания их старой канониссы.
Очистив себя от всех подозрений и доказав чистоту своих собственных генов, она сделала первый шаг на пути к высшим эшелонам Сестринства. Лэвения последовала за ней, а Ревина, запертая в темнице, стала грязным секретом Ордена, известным лишь нескольким избранным, от которых в конце концов осталось лишь двое, когда старая настоятельница умерла, завещав свой пост Ангерер.
Неизвестно, сказывалось ли тут присутствие чудовищного воина, или же дело ограничивалось лишь давно подавляемыми эмоциями, но воспоминания о событиях многолетней давности ожили в памяти женщины, мучая ее ничуть не хуже свежих ран. Тем не менее, отвращение к сестре-мутанту и воодушевляющее чувство собственной правоты придали ей сил.
– Ведьмачка! – выкрикнула Ангерер, пока по ее лицу струились слезы. – Мне и Лэвении стоило придушить тебя еще в детстве!
Но Ревина уже ушла, ее увели подчиненные чудищу легионеры. Канониссе ничего не оставалось, как переключить свое внимание на него – и вскоре его безупречное, и в то же время фальшивое лицо замарал комок мокроты.
– Мерзость!
– Я не всегда ей был. – ответил Фауст, сжав кулак так сильно, что челюсть Сестры треснула. Теперь он был не Геклионом Фаустом, но Граластиксом, демоническим владыкой Ока.
Люфурион лишь вполглаза наблюдал за истязанием Сестры. Затаившись в тенях, вне поля зрения Граластикса, он собрал вокруг себя тех, кому еще доверял, делая вид, что обсуждает с ними стратегические вопросы.
Эту троицу оказалось весьма трудно разыскать. Среди Детей Страданий и остатков его собственного Багрового Воинства скрывалась целая орда предателей, но с этими избранными он сражался, истекал кровью и приносил клятвы. Люфурион не считал их братьями – он давным-давно позабыл о самой идее столь прочных уз, – но они заслужили толику уважения с его стороны.
– К нам поступают доклады. – приглушенным голосом произнес Клерик. – Воршкар повел свою армию против имперцев, и одержал победу.
– Насколько я знаю, он был ранен в битве. – шепотом добавил Джуадек.
– Тебе необязательно корчить из себя заговорщика, идиот. – отрезал Клерик, оглядываясь на воинов Черного Легиона, стоящих по стойке «смирно» в ожидании дальнейших приказов.
– Все уже оговорено. – сказал Люфурион. – Мы возвращаем демону его сородичей, а он отдает нам ведьму, после чего мы расходимся.
Жреец приподнял голову.
– Он знает, Жреец. – добавил чемпион.
– Но можем ли мы ему доверять?
– Нет, конечно. Его разум больше не принадлежит ему одному, он попал в рабство сущности, которой стал. Тем не менее, им управляет сентиментальность и старомодное чувство чести.
– Истинный сын Хтонии... – рассмеялся Джуадек.
– За которого он себя и выдает, да. – добавил Люфурион.
– А нам точно нужна ведьма? – спросил Клерик. – После триумфа Воршкара мы просто могли бы вернуться на свои корабли и бежать.
Люфурион вновь взглянул на своего колдуна.
– Жреец говорит, что нужна.
Багровые уставились на него, ожидая пояснений.
– Все, кого мы отправили на Штурндранг, мертвы.
Джуадек с мрачной миной склонился к колдуну.
– Ты уверен?
– Я говорил со служителем Ока. – ответил тот так, словно подобное деяние было для него пустяком, а не сложным и смертельно опасным ритуалом.
– Значит, их забрал варп? А я-то ломал голову над тем, что сталось с Риосом и остальными.
Жреец покачал головой.
– Они вернулись лишь несколько лет назад.
– Временное смещение... – произнес Клерик. – Значит, волны варпа не были к ним благосклонны.
– Их убило что-то иное. – продолжил Жреец. – Даже сейчас их души вопят от боли.
– Так или иначе, я не желаю к ним присоединяться. – заключил Люфурион, кивая в сторону Граластикса, который наконец-то позволил телу своей пленницы обмякнуть. Она не умрет – демон все еще мог ее использовать.
Собравшиеся Багровые не стали тратить времени на долгие прощания. Жреецу и его смертному червю – тому, что еще жил, – нужно было «помочь» ведьме в ее трудах. Когда колдуна призвал один из воинов Черного Легиона, Клерик наклонился к уху Люфуриона.
– Мы оба преклонили колени перед Воителем. Мы принесли клятвы перед Деврамом Кордой. Если они узнают, что мы планируем предать их, этот демон будет наименьшей из наших проблем.
Люфурион улыбнулся, отчего лоскутное одеяло его лица натянулось.
– Мы всегда знали, что могло дойти и до этого. Либо Риос с остальными добрались бы до архива на том мире-улье, либо мы заполучили бы ведьму. Раз Риос мертв, других вариантов у нас нет. Но я видел ее за работой – она даст нам то, что мы ищем.
– Он существует? – прищурившись, спросил Клерик.
– Десять тысяч лет назад он существовал, да.
– Но способен ли он на то, что обещает нам Жреец?
Люфурион скептически поморщился, выдавая свою неуверенность.
– Что-то настолько старое... Настолько значимое... Возможно. Но сперва нам нужно его отыскать.
– Они будут охотиться за нами. Змии, остатки Железного Десятого... Абаддон.
На лице Люфуриона расцвела тонкая, ядовитая улыбка.
– Ты как будто испугался, Клерик. Выходит, я зря тебе доверился?
Клерик не ответил на слабо замаскированную угрозу – он знал, что чемпион просто испытывает его.
– Я всего лишь перечисляю тех, кто станет нам врагами, если наше дельце удастся провернуть.
– Если мы его все же провернем... Буря, которую мы породим, сделает все это неважным. Они будут слишком заняты... Барахтаньем в собственной крови.
== Эпилог ==
'''Грядущая истина...'''
Кайнбад ударил по запальнику лампы и вскоре тьму рассеяло яркое пламя. Его глазам предстала старая каменная кладка, покрытая толстым слоем пыли.
Палата, в которую он попал, была выстроена в форме шестигранника, и представляла из себя серию постепенно сужающихся колец. На данный момент, Кайнбад и его компаньон прошли уже шесть таких колец. Он надеялся, что шестое станет последним.
Лампа зашипела и пламя в ней вспыхнуло на секунду, но затем успокоилось и мягко запульсировало, наполняя воздух едкой вонью.
– Эта штука смердит... – произнес низкий, грубый голос, обладатель которого стоял позади Кайнбада.
Тот не ответил, и вместо этого пригнулся, чтобы пройти секцию зала, где потолок, из-за которого вяло сыпались струйки пыли, порожденные осевшими слоями горной породы, частично обрушился. Впрочем, насколько мог понять искатель, не похоже было, что он собирался в ближайшее время обвалиться окончательно, поэтому он спокойно двинулся вперед.
– Это фосфор. – наконец-то произнес он, и обернулся.
Подняв лампу повыше, он обнаружил перед собой высокого, широкоплечего воина в серой панцирной броне. На пластинах сделанного по мерке доспеха пеплом было выведено множество рун, а плетеный бронекостюм под ним плотно облегал мускулистое тело, явно не принадлежавшее обычному человеку. Капюшон комбинезона был натянут на голову воина, но даже так, он не мог скрыть его глаз – ярко-красных, сияющих как горячие угли.
– Увы, я в нем все же нуждаюсь. – продолжил Кайнбад. – Несмотря на мои многочисленные таланты, я не наделен физиологией, подобной твоей. – с этими словами, искатель отвел лампу подальше от своего защитника.
Не то, чтобы ему вообще требовался защитник – Кайнбад был превосходно обучен множеству стилей ведения боя, как рукопашного, так и с применением оружия, и к тому же отправился сюда не с пустыми руками. В защитном чехле у него за спиной покоилась сложенная длинноствольная винтовка, а в кобуре на левом бедре – тупоносый авто-пистолет, «Устрашающий». С правого же бока искателя свисал мономолекулярный кайсен – реликвия древней династии, перешедшая к нему по наследству.
В сравнении с воином, что ограничился одним лишь тяжелым огнестрелом, Кайнбад самому себе казался ходячим арсеналом, однако все предложения оснастить его защитника получше были встречены отказом. Все до единого.
Свет лампы Кайнбада выхватывал из тьмы все новые детали окружения. По большей части, помещение было сработано из гранита, но кое-где виднелся и мрамор, и оуслит, и даже обсидиан, хотя вулканическое стекло и потускнело от времени. Здешний воздух делал свет лампы зернистым и при этом был холодным, что резко контрастировало с духотой наверху, в нескольких сотнях метров над ними, на поверхности Драора, омываемой серным дождем.
Кайнбад искал этот мир, а потом и эту палату – или, скорее, целый комплекс из оных, – на протяжении почти пяти лет. Используя власть и влияние, даруемые ему розеттой, скрытой под бронированной туникой, он разыскивал малоизвестные легенды, забытые всеми пергаменты и знания, защищенные эдиктами Священных Ордосов Терры. Обычный искатель археотеха ни за что не подобрался бы к цели так близко – скорее всего, он бы просто исчез вскоре после начала поисков. И тем не менее, невзирая на все сложности, сейчас Кайнбад стоял на пороге восхитительного в своей значимости открытия. Пускай он и был мастером Сегу, в его груди, разгоняя по членам живительную влагу, билось сердце ученого и богослова.
– Что это за место, ведьмак? – спросил воин, оглядывая каменные стены, на которых проглядывались загадочные письмена.
Кайнбад, тем временем, миновал шестое кольцо и перешел на седьмое, отделенное от остальных двумя колоннами, промеж которых располагался единственный проход внутрь. На гладкой поверхности столпов виднелись обесцвеченные фрески, смысл которых был стерт безжалостным ходом времени.
– Мне бы хотелось, чтобы ты меня так не называл. – Кайнбад медленно шел вперед, светя себе под ноги, чтобы не споткнуться об усеивавший пол мусор.
– А разве это будет неправдой?
Искатель развернулся к своему компаньону. Монокль, за которым скрывался его правый глаз, щелкнул и тихонько зажужжал, пока его линзы фокусировались на воине.
– Это, в первую очередь, оскорбительно...
– Я не думаю, что ты взял меня с собой из-за моих манер.
– Тем не менее, то, как ты себя ведешь, намекает на благородное происхождение, Ведомый-Шрамами.
– А ты произносишь эти слова так, будто они не являются моим именем.
– Я знаю, что это всего лишь кличка. Рабское прозвище, под которым ты стал известен на Штурндранге. Но разве ты все еще раб?
– Во всяком случае, не твой... Ведьмак.
Кайнбад рассмеялся.
– Тебе повезло, что ты мне нужен.
Ведомый-Шрамами шагнул вперед. В свете лампы он, казалось, стал еще больше. Тени, скрывавшие часть его лица, такого же темного, как украшавший залу обсидиан, стали еще глубже.
– Да? Я нужен тебе, инквизитор?
На какое-то мгновение Кайнбад ощутил практически неудержимое желание потянуться к оружию. Но он знал, что это было бы ошибкой, даже несмотря на внушительный арсенал и несравненную подготовку инструкторов Сегу.
Ведомый-Шрамами снова проверял границы дозволенного. В нем явно таилась пылкая злоба, порожденная несправедливостью и природной горячностью – качество, которое Кайнбад порой находил полезным, но столь же часто должен был усмирять.
Не отреагировав на наживку, он развернулся и вернулся к работе.
Перед инквизитором простирался просторный круглый зал, окруженный серией колонн. И кое-что еще...
– Там! – прошипел Кайнбад, указывая на луч света.
Отверстие в сводчатом потолке вело, судя по всему, прямиком на поверхность в трехстах метрах над ними. Сквозь него сюда проникали тонкие струйки серного дождя, и с шипением ударялись о поверхность мраморного обелиска в три метра высотой. На каждой из шести его граней располагалось по каменной плите определенного цвета, а вершину монумента венчали две статуи – громадный воин, похожий своим сложением на Ведомого-Шрамами, и еще один, поменьше, что преклонил перед ним колено. Своим облачением и вооружением они напоминали рыцарей из былых времен.
Судя по виду пробоины в потолке, она была свежей, и при этом лишь подчеркивала важность находки Кайнбада, едкими струями счищая грязь с плит вокруг обелиска. У основания каждой из них уже начинали проступать письмена, оказавшиеся при ближайшем рассмотрении старой, архаичной формой готика, более не используемой в Империуме.
Будучи прилежным историком, Кайнбад освоил множество мертвых наречий и существующих диалектов – и поэтому он понял, что на самом деле вполне способен прочесть то, что было начертано на плитах.
– Ты спрашивал, что это за место... – произнес инквизитор, встав на одно колено возле ближайшей ко входу плиты. На ней был изображен тот же воин, которому неизвестный скульптор посвятил одну из статуй. Древний рыцарь воздел кулак в воздух в знак триумфа. – Это наша история, Ведомый-Шрамами. Наше наследие, истина о событиях, произошедших десять тысяч лет назад.
– Ты ошибаешься, инквизитор. – произнес его товарищ, вытаскивая из-за спины свое громоздкое оружие.
Кайнбад повернулся, инстинктивно потянувшись за «Устрашающим».
Но он уже опоздал, Ведомый-Шрамами застал его врасплох. Пасть его орудия, казалось, насмехалась над искателем, словно бы понимая, что даже будучи едва ли чем-то большим, чем примитивная фузея, крупнокалиберная пушка с легкостью прошьет и дождевик инквизитора, и его легкий бронежилет.
– Мы же договорились... – произнес он, скорее напоминая, чем угрожая.
– Пригнись. – ответил воин.
Кайнбад тут же подчинился.
Тишину святилища разорвал раскатистый грохот двух выстрелов.
На плащ инквизитора обрушился ливень горячей крови. Не рискуя подниматься с пола, он обернулся, и увидел трупы двух скелов, от которых поднимался пар. Покрытые жесткой шерстью туши блестели в полумраке, а пол вокруг них усеивали ошметки внутренностей. Мускулистые, наделенные прочной шкурой – и, что еще важнее, совершенно бесшумные – эти высшие хищники полностью оправдывали свой статус смертельно опасных ксеносов. Кроме всего прочего, они являлись превалирующей формой жизни на Драоре.
Ведомый-Шрамами подошел к трупам, и раздавил черепа обоих своим бронированным ботинком.
– Мы в их логове. – объявил он, после чего указал на дыру в потолке, пропускающую вниз луч, что освещал вершину зиккурата. – Через час сюда притащатся и остальные. Чем бы ты ни хотел тут заняться, давай побыстрее.
Перед высадкой, Кайнбад изучил все виды местных ксеносов, что уже не раз выручало его по пути сюда. Инквизитор знал, что скелы могли использовать рудиментарные отростки на задней стороне лап, чтобы взбираться даже по отвесным поверхностям и поэтому слыли отменными скалолазами.
Молча кивнув в сторону Ведомого-Шрамами, он невольно вспомнил о множестве причин, по которым воину было предложено место в его свите, но в конце концов повернулся к плите и приступил к чтению.
– В восемнадцатый день Нурега, сияние Стража Терры осенило Драор...
Ведомый-Шрамами уставился на статую, изображавшую великого воина. В дизайне его доспехов проглядывалось что-то архаичное, но при этом знакомое.
– И великое пламя вспыхнуло в небесах, и спустилось к нам семь золотых кораблей...
На второй плите, как обнаружил Кайнбад, как раз было изображено их приземление. На третьей же виднелось коленопреклонное воинство.
– И воистину, Мужи Железа склонились пред его волей и волей Мстящего Сына...
С четвертой каменной плиты на инквизитора взирал громадный мужчина, облаченный в робу государственного деятеля, и держащий в одной из своих могучих рук тяжелую книгу. На его голове покоился лавровый венок, а облачение украшала белая фибула в виде буквы «U».
– Он принес им свое слово, и обещания дружбы, но Мужи Железа обратили внимание лишь на дар кости...
Пятая плита была отмечена изображением так называемого «Стража», передававшего одному из Мужей Железа – их лидеру, судя по мечу и знамени, – некий ларец.
– Воссоединенные со своим патриархом, Мужи Железа заключили желанное соглашение, и Империум Человечества объединился вновь.
Череп, в глазницах которого были закреплены тусклые, безжизненные гагаты, занимал практически все свободное место на последней плите. Под ним находилась заключительная часть легенды.
– И да никогда он не будет расколот.
Кайнбада обуяла неконтролируемая дрожь. Он утер со лба капли пота, выступившие даже несмотря на холод.
– Ты знаешь, что это значит?
Ведомый-Шрамами, которому был адресован вопрос, до сих пор не сводил глаз со статуи. Теперь же он уставился на инквизитора.
– Они возвели монумент. Те, кто некогда обитал здесь.
– Да, и это случилось почти десять тысяч лет назад. – Кайнбад покачал головой, едва веря в свое открытие. – Это памятник истинной истории Империи, еще времен Войны.
– У нас было много войн. В нескольких сражался и я.
– Война Ереси, что стала окончанием первого Великого Крестового Похода! – когда Ведомый-Шрамами ничем не выдал заинтересованность в словах Кайнбада, инквизитор разозлился. – Один из самых значимых моментов в истории твоего ордена!
Теперь же разозлился и воин.
– У меня нет ордена. Теперь уже нет. – плечи Ведомого-Шрамами поникли под весом горьких воспоминаний. – Я его недостоин. – добавил он едва слышно.
Кайнбад обошел монумент со всех сторон, делая пикт-снимки каждой плиты с помощью своего монокля, и вскоре его товарищ заговорил вновь.
– Почему я никогда не слышал об этом? Я знаю всю историю своего ордена. Я читал о всех сражениях, в которых принимал участие легион, и изучал их. Но... Но об этом я не знал.
– Даже я не знаю всей правды. История полна тихих заводей, особенно такая древняя. Многое было утрачено – например, народ, что воздвиг этот зиккурат, доверив нерушимому камню истину, предназначенную для потомков. Сейчас мы приподняли завесу над прошлым, и это знание, без сомнения, захотят использовать и наши враги.
Записав в память устройства изображение последней плиты, Кайнбад обошел обелиск, и обнаружил, что Ведомый-Шрамами смотрит прямо на него.
– Культ, который мы уничтожили на Штурндранге... На нем же все не закончилось?
– О нет, это всего лишь начало...
– Ты сам-то веришь своим словам?
В голосе Кайнбада прозвучала мрачная решимость.
– Я твердо уверен в том, что мы сделали еще один шаг к нашей цели, и полному уничтожению Багрового Воинства...
В ухе инквизитора затрещала вокс-бусинка, не дав ему продолжить.
– Говори, Скэд.
– К нам приближаются местные жители, пора убираться отсюда. Прямо сейчас. – донесся до него женский голос, фоном которому выступал шум ливня.
Внезапный обрыв связи заставил Кайнбада присесть и надавить на приемник в ухе.
– Скелы?
– Тут сотни этих ублюдков, и какие-то более крупные ксеносы, которых я прежде не видела.
– Отходи немедленно, Скэд. Возвращайся на «Безрассудный» к Хекту как можно скорее.
– Я не нахожусь в непосредственной опасности, инквизитор. И моя позиция все еще защищена, так что я могу вас прикрыть.
– Не стоит. Со мной Ведомый-Шрамами.
– Это-то меня и беспокоит.
– Отступай к «Безрассудному», Уанда!
Женщина ничего не сказала, но передала утвердительный сигнал и оборвала сеанс связи.
Ведомый-Шрамами загнал два невообразимо огромных патрона в приемник своей пушки.
– Так и знал, что я ей не нравлюсь.
– А бывает как-то иначе?
– Нет.
Кайнбад вскинул бровь.
– Не понимаю, почему ты таскаешь с собой это чудовище. У нее отвратительный баланс, точности никакой, и перезарядка занимает целую вечность.
– Зато она убивает все, во что все-таки попадает. – Ведомый-Шрамами ухмыльнулся, но израненная сторона его лица превратила улыбку в ужасающий оскал. – Мы с ней достигли полного взаимопонимания.
– Я так и понял.
Из дыры в потолке раздался дикий вой.
– Нам пора. – произнес инквизитор. Его товарищ кивнул, и побежал вперед.
Ливень снаружи только усиливался. Кислотные слезы бесконечным потоком изливались из облаков, заставляя отражающее поле, проецируемое одним из колец Кайнбада, то и дело мерцать. Ведомому-Шрамами, впрочем, подобная защита не требовалась. Его броня была защищена от воздействия кислоты, а кожа – и вовсе к ней невосприимчива. В отличие от инквизитора, что использовал свой психический дар для поддержания комфортной температуры, не заботила его и жара – он привык к куда более суровому климату.
Из-за завесы бури до них донесся едва слышимый низкий вой скелов.
Вспышка молнии расчертила ночное небо, вырвав из тьмы негостеприимную пустошь, где обитал ныне исчезнувший народ. Сейчас же здесь правили бал скелы, и их глаза сверкали подобно сапфирам, пока они собирались в стаи, намереваясь окружить инквизитора и его телохранителя.
Ведомый-Шрамами насчитал почти три сотни скелов. Более крупные ксеноформы, о которых говорила Скэд, стояли поодаль и их трудно было рассмотреть даже ему, но воину показалось, что в их силуэтах просматривалось что-то от кабанов. Встречаясь с неизвестным, люди всегда инстинктивно пытались проводить параллели с тем, что уже им встречалось, но нельзя было принимать неестественное за само собой разумеющееся, равно как и чуждое – за что-то знакомое. Твари, что ждали их во тьме, не соответствовали заложенным природой шаблонам. Они были монстрами – однако Ведомый-Шрамами знал о монстрах если не все, то очень многое.
– Ты хочешь, чтобы я схватился со всем этим полчищем?
– Я знаю, что ты бы так и поступил. – ответил Кайнбад, извлекая из-под плаща что-то в форме лепешки. – Но у меня на уме было кое-что получше, да и почище.
– Плита упоминала о «дружбе». – перевел тему воин, впервые проявив интерес к открытию Кайнбада, пока инквизитор активировал эфирный маяк. – Это ведь относилось к Гиллиману, не так ли? Это же его зовут Мстящим Сыном, что некогда заставил Дорна принять учение Кодекса.
– Да, я думаю, что так и есть.
Словно бы почуяв, что добыча ускользает от них, скелы завыли и двинулись в сторону людей.
– И что за дар он привез с собой, раз ему удалось поставить «Мужей Железа» на колени?
Дематериализация уже началась. Ведомый-Шрамами и Кайнбад почувствовали, как их тела и бессмертные души медленно проваливаются в варп.
Скелы неслись к ним во весь опор, взрыкивая и блея, когда запах человеческой плоти начал растворяться в воздухе.
Кайнбад, ощутив, как его кожа покрывается мурашками от первого порыва эфирного ветра, тихо помолился.
– Это был череп их примарха... – ответил он чуть позже, когда вой скелов и звук рвущейся ткани реальности слились в одно целое. Его голос начал отдаляться от Ведомого-Шрамами, но тот все же услышал вывод инквизитора. – Голова Ферруса Мануса.
'''ИСТОРИЯ ПРОДОЛЖАЕТСЯ В «ИНФЕРНУСЕ»'''