Неравный бой / Outgunned (роман)

Перевод коллектива "Дети 41-го тысячелетия" Этот перевод был выполнен коллективом переводчиков "Дети 41-го тысячелетия". Их группа ВК находится здесь.

WARPFROG Гильдия Переводчиков Warhammer Неравный бой / Outgunned (роман)
Автор	Дэнни Флауэрс / Denny Flowers
Переводчик	Brenner
Редактор	Григорий Аквинский, Татьяна Суслова, Larda Cheshko
Издательство	Black Library
Год издания	2022
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Скачать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

Сюжетные связи
Входит в цикл	Люсиль фон Шард
Предыдущая книга	Суд над Люсиль фон Шард / The Trial of Lucille von Shard
Следующая книга	Звездопад / Starstruck

Всем, кто мечтает о свободе, но исполняет свой долг.

Аннотация

Аэронавтика Империалис властвует в небе 41-го тысячелетия, ведя войну в стремительных воздушных боях, где лишь мастерство отделяет победу от смерти. Командир звена Люсиль фон Шард — ас, живой образец того, что значит летать во имя Императора… ну, или так говорят пропагандисту Кайлу Симлексу.

Задача Симлекса — бросив вызов зловонным водам Бахуса и неистовым ордам зеленокожих, создать кинопикт, изображающий Шард в роли героя Империума. Однако вскоре после прибытия на планету он обнаруживает, что военная кампания разваливается: чрезмерно растянутые силы Империума отступают по всему фронту, местный планетарный губернатор на каждом шагу всеми силами преуменьшает серьёзность конфликта, а Шард — надменный мизантроп и избегает наказания лишь благодаря своим исключительным умениям.

Однако эти умения могут оказаться единственной надеждой на выживание, ведь в облаках таится нечто огромное и ужасное. Надвигается Зелёный Шторм.

ПРОЛОГ

В первую очередь имперские пропагандисты имеют обязательства перед истиной.

Выражаясь точнее, они имеют обязательства перед имперской истиной, священным кредо, которое проповедует, что воплощённое предназначение человечества в том, чтобы править Галактикой. Утверждая это кредо, мы не оставляем в живых еретиков, ведьм и ксеносов. Уничтожая их, мы исполняем волю Бога-Императора и Имперского Трона.

Имперские хроники утверждают, что победа на планете Бахус была куплена кровью отважных пилотов Аэронавтики Империалис. Если более конкретно, то воздушное наступление орков затруднили потрёпанные остатки 2208-го экспедиционного авиакрыла, возглавляемые досточтимым командиром звена Люсиль фон Шард.

Если бы кто-то стал спорить с данной оценкой и каким-то образом избежал допроса и казни, его могли бы отослать непосредственно к популярному пикту «Славное мученичество 2208-го». Этот разрешённый военный материал ведёт хронику неустанного священного похода 2208-го против угрозы зеленокожих и содержит реальные кадры боёв на линии фронта.

Мне ли не знать. Это я его снял.

Однако этот пикт — ложь. Он не сходится с моими воспоминаниями о конфликте и с изначальными инфофайлами, из которых был склеен, и имеет слабое сходство с истиной.

Отсюда и это свидетельство.

Я записываю его не ради личной пользы. Моя память о войне безупречно сохранена во множестве инфофайлов. При желании я мог бы вызвать любой момент, заново пережить любой разговор. Пишу я его и не в знак признательности пилотам и бригадам наземного обслуживания, отдавшим свои жизни за Империум. Честно говоря, разрешённый материал изображает большинство из них в куда более положительном свете, чем они того заслуживают.

И уж точно я пишу это не для командира звена Шард, неоднократно демонстрировавшей, как мало ей дела до истины, приличий или идеалов Империума. Её легенда основана на фальсификациях и обмане, её образ создан вручную, как любой низкопробный пикт. Сейчас я представляю её такой же, какой видел в последний раз. Её самолёт, тёмный и безмолвный, висит в холодной пустоте космоса. Один. В покое.

Я пишу это, поскольку я имперский пропагандист, и притом честный. Причёсанный военный материал приносит мне мало утешения. В сущности, я задаюсь вопросом, действительно ли мы служим Трону, увековечивая подобную ложь и подделки, сколько бы лести и почтения в них ни было.

Разве наш долг перед Богом-Императором не в том, чтобы говорить истину?

Пусть даже порой она не вяжется с имперской истиной?

ГЛАВА 1

Не могу сказать вам, когда на Бахусе началась война.

Я мог бы предоставить данные, что имперские силы были направлены на некогда процветающий агромир для сражения с возрастающей орочьей угрозой. Но зеленокожие появились из болот несколькими годами ранее, и местные силы почти десять лет подавляли их полчища, прежде чем внезапно запросили помощь. Ещё до того, как конфликт вообще стартовал по заявлению официальных записей, многие уже лишились своих любимых или же конечностей. Их война началась рано.

Моя война началась в грязноватой каюте, размещённой глубоко в недрах орбитальной станции Салус, гигантского космического поста, зависшего над Бахусом. Я ожидал разрешения отбыть на планету, и это длилось уже больше дня. То ли наличествовали атмосферные неоднородности, то ли в этом районе действовали вражеские силы — в зависимости от того, веришь ты официальному заявлению или же подслушанным в коридорах перешёптываниям.

Поскольку мои скудные пожитки и многочисленное оборудование уже были уложены, мне оставалось только ждать. Время я занимал, поглядывая утомительный ролик о наборе на службу, хотя уже успел пересмотреть его раз десять, а то и больше. В конце концов, именно из-за него я находился там. Голодисплей проецировал зернистое изображение орочьего воина. Жилистый и облачённый только в рваную набедренную повязку, зеленокожий всё же выглядел внушительно, щеря клыки в оскале и решительно потрясая примитивным копьём. Он принюхался, словно ищейка, а затем взревел и рванулся вперёд, нацелившись на свою добычу.

— В агромире Бахус мерзостные чудовища-ксеносы угрожают верным гражданам Империума!

Когда раздался трескучий голос рассказчика, панорамная съёмка показала бегущую имперскую гражданку, тянущую за собой ребёнка. Их одежда выглядела неуместно на Бахусе, так как картинку вырезали из старого пикта и грубо вставили в более свежий материал. Сработано было неуклюже — то ли любителем, то ли человеком, которого мало заботила тема и собственная репутация.

Женщина споткнулась и упала, и ровно в этот момент позади неё возник орк, занёсший копьё для смертельного удара. Она попыталась закрыть своим телом дитя, а мальчик тем временем неотрывно глядел на орка с неприкрытой ненавистью.

Я поставил воспроизведение на паузу, и изображение застыло.

Фильм представлял ряд классических архетипов: мать воплощала собой благородную жертву, а её ребёнок — гнев и непокорство, несмотря на угрозу ксеносов, умело представленную орком. Я видел замысел. Однако стыки между нарезками были до боли очевидными, заметными даже для самого тугодумного чернорабочего. Насколько я мог судить, съёмка орка являлась подлинной: то, как его ноги погружались в желтовато-красное болото, было бы сложно сфальсифицировать. Женщину же, напротив, расположили на удобном скальном участке в грубой попытке замаскировать пикт-склейку. Она обладала сдержанной красотой, и я был уверен, что видел её в каком-то ролике раньше. Возможно, в «Остерегайтесь нечистых мутантов!» или во «Все еретики падут».

— Возобновить воспроизведение, — пробормотал я.

Орк поднял копьё, готовясь пронзить мать вместе с ребёнком.

— Но Бог-Император защищает праведных! Взгляните на небо!

Непреходящая оптимистичность рассказчика раздражала. Однако при его словах все три фигуры как по команде подняли головы и посмотрели вверх. Под намекающий рёв двигателя пикт увеличил изображение далёкой крупинки, несущейся в небесах.

Орк едва успел вскинуть своё вытесанное вручную оружие, прежде чем ему срезало голову лазерным зарядом. Он секунду постоял, невзирая на отсутствие черепа, а затем завалился вперёд. Фокус переместился на мать и дитя. Оба горделиво стояли, скрестив руки в знамении аквилы. Сын отдал такой чёткий салют, что остался бы удовлетворён даже самый требовательный комиссар.

— Как бы ни был страшен ксенос или мерзок еретик, нам не нужно бояться. Отважные пилоты Аэронавтики Империалис — наш непробиваемый щит!

Наверху прогудел самолёт, и кадр перескочил на пилота, который отвечал на приветствие мальчика, пока его истребитель «Гром» мчался над топями. Предельная скорость истребителя превышает тысячу миль в час, и пилот едва ли увидел бы ребёнка, и уж точно не смог бы всадить лазерный импульс, пробивающий танк, орку между глаз. И тем не менее тут он находил время любезничать с гражданскими, пролетая мимо.

Это было возмутительно.

Разумеется, мои коллеги пожали бы плечами и спросили — что с того? Задача этих роликов — ободрять массы и вдохновлять свежих рекрутов записываться в армию. Неважно, точны ли они, поскольку, вероятнее всего, ни одному из чернорабочих, вступивших в Имперский флот, никогда не представится возможности летать: это прерогатива знати. Важно лишь то, чтобы аудитория уходила с фильма достаточно убеждённой и желающей служить, а также чтобы достаточное количество поступало на службу выполнять роли наземной обслуги, законтрактованных рабочих и механиков.

Однако я придерживался мнения, что столь убого сделанный ролик может вызвать лишь насмешки. И цифры по наборам указывали на мою правоту.

Самолёт уже мчался над болотом, кося орочью орду из болт-пушек «Мститель» — оружия, которого не должно быть у стандартной модели истребителя, показанной ранее. Любители.

В ответ орки бросались копьями и оскорблениями, а рассказчик тем временем продолжал расписывать неизбежность победы человечества и неполноценность зеленокожих. Похоже, программа набора концентрировалась на том, чтобы изображать войну волнующим приключением, которое может в любой момент завершиться, и торопила граждан записываться на службу, пока не стало слишком поздно и бои не кончились. Оценка была довольно точной, если послушать некоторые шепотки в коридорах, но не по тем причинам, что предлагались в пикте.

Клянусь Троном, это было утомительно. Однако я продолжил, поскольку дальше шла единственная сцена фильма, которая чего-то стоила.

В поле зрения рывком появилась вторая машина, болтавшаяся над болотом практически со скоростью пешехода. Она была сделана из дерева, хотя установленный на корме двигатель выглядел собранным из металлолома. Машина изрыгала густые чёрные облака, и голодисплею было нелегко показать дым чем-то большим, чем помехи. Пилотировал её изнурённого вида орк, у которого, кажется, не хватало глаза и немалого числа клыков. Когда наверху пролетел истребитель «Гром», орк попытался открыть огонь из примитивной пушки, приделанной под его машиной, но из-за отдачи та потеряла равновесие, а затем упала в топь. Последовал весьма впечатляющий взрыв, но я поймал себя на том, что отматываю материал назад, пока снова не показался орочий самолёт.

Поначалу я подумал, что это фальшивка и деревянный аппарат вставили, чтобы оживить пикт и высмеять зеленокожих. Однако стыки отсутствовали. Он был настоящим, хотя точный возраст фильма не поддавался определению.

Я нахмурился. Я не техножрец, однако казалось невозможным, чтобы подобная машина могла летать. Мне доводилось пользоваться полевыми уборными, имевшими более аэродинамическую форму. И всё же орки как-то нашли способ. В их изобретательности было нечто, вызывавшее практически восхищение.

Восхищение и тревогу.

Внезапно с визгом ожил вокс. Отключив воспроизведение, я открыл канал.

— Пропагандист Симлекс? — произнёс голос.

— Да?

— Мы готовы отправляться, сэр.

— Благодарю вас. Скоро буду, — ответил я, закрывая вокс-канал и поднимаясь на ноги. Мне следовало бы ощущать подъём, ведь моей работе наконец-то предстояло начаться. Но оказалось, что я размышляю о том примитивном орочьем самолёте. Человечество покорило небеса тысячи лет назад, и с тех пор наши истребители и бомбардировщики мало изменились: одни и те же священные конструкции изображались в пиктах и на фресках, которым были сотни лет.

Орки на Бахусе начали наспех делать самолёты из мусора несколько десятилетий назад. Однако недавние отчёты указывали: теперь у них было что-то вроде настоящей авиации.

Отправляясь, я обнаружил, что гадаю, закончились ли на этом устремления орков.

В конце коридора стоял старший сержант, негнущийся, словно сабля. Его причёску будто приварили к голове, на форме не было ни пятен, ни морщин. Образцовый солдат Империума, если не считать лица. Каким-то образом, даже пытаясь выглядеть сурово и строго, он казался готовым расплыться в улыбке. Когда я торопливо приблизился, он так ревностно отсалютовал, что рисковал повредить себе голову.

— Пропагандист Симлекс? — спросил он.

Я кивнул.

— Старший сержант Плайнт, сэр! — сказал он. — Ну, исполняющий обязанности старшего сержанта Плайнт. Повышение в боевой обстановке, сэр, хотя я не уверен, что бумаги заполнили.

Звучало практически так, будто он извиняется.

— Рад познакомиться, исполняющий обязанности старшего сержанта, — произнёс я, склонив голову. — Как я понимаю, мы готовы отправляться?

— Да, сэр. Я проследил, чтобы ваши чемоданы закрепили и уложили на борту лихтера «Арвус». Просто ждём финальное разрешение.

Я кивнул, но мой взгляд уже привлёк иллюминатор позади Плайнта. Оттуда виднелся ковёр мерцающих звёзд, каждая из которых была бесценным самоцветом в Империуме Бога-Императора. Масштабы ужасали, но также и странно успокаивали. Солнца пылали, а планеты шли предначертанными путями, безразличные к людским глупостям. С подобной наблюдательной точки всё выглядело таким упорядоченным, словно Галактика пребывала в шаге от умиротворённости. Внизу еле просматривался край планеты Бахус, обрамлённый ореолом фиолетового света.

— Сэр?

Я оглянулся, почти успев позабыть о старшем сержанте Плайнте.

— Меня только что проинформировали, что у нас есть окно, сэр. Нужно отправляться. — Он сделал жест в направлении посадочного ангара.

Кивнув, я последовал за ним к кораблю. Мне никогда не приходилось ездить на лихтерах «Арвус» и даже видеть их прежде. Это был тупоносый грузовой челнок, без вооружения и непримечательный на вид. Плайнт открыл задние двери, и показался отсек, наспех переоборудованный для перевозки живого груза. К полу были прикручены три лётных кресла. Рядом с ними лежали мои чемоданы, зафиксированные магнитными зажимами.

— Прошу вас, сэр, садитесь. Скоро отправимся, — с улыбкой сказал Плайнт и задвинул за мной дверь.

Я бросил взгляд на три одинаковых кресла, а затем, после пары фальстартов, выбрал левое, ближайшее к чемоданам. Лётная обвязка была незнакомой и, похоже, намеревалась распороть мне плечо. В вокс-канале затрещал голос Плайнта:

— Всё в порядке, сэр?

— Да, исполняющий обязанности старшего сержанта, — ответил я. — Готов, насколько это вообще возможно.

— Нервничаете, сэр?

— Слегка. Но больше взволнован. Никогда не высаживался на планету на подобном корабле.

— Могу понять, сэр. Однако должен предупредить, что переход между гравитационными полями дезориентирует. Некоторых тошнит.

— Постараюсь не запачкать ваш корабль, — произнёс я, улыбнувшись. — Полагаю, для такого пилота, как вы, вход в атмосферу — обычное дело?

— Так мне следует говорить, — отозвался Плайнт. — Но, между нами, никак к этому не привыкну. Магия, сэр. Грандиозно. За исключением тошноты.

— Жаль, я не вижу того же, что и вы.

— Могу это устроить, сэр. Вы не первый пассажир, кто высказывает такое пожелание.

Передо мной, прямо над дверью кабины, зажёгся тусклый пикт-экран. Я выгнул шею, проклиная себя за то, что выбрал не то кресло. Наградой стал вид на уже знакомые звёзды. На пикт-экране они выглядели меньше, не столь значительно.

— У корабля есть внешние камеры? — спросил я. — Это стандарт?

— Нет, сэр, но до войны этот корабль регулярно перевозил высокопоставленных лиц. Некоторым из них нравился вид.

— Благодарю вас, исполняющий обязанности старшего сержанта.

— Рад помочь, сэр. Ожидайте старта.

Мои ногти впились в подлокотники. Я велел себе расслабиться, сделал глубокий медленный вдох, пытаясь разобраться в своих опасениях. Конечно, у меня имелись сомнения относительно этого путешествия, но причина беспокойства заключалась не в этом. Нервозность была мне хорошо знакома. Перед прибытием на мир-святилище Сакристия меня прямо-таки мутило. Однако созданный мною пикт, биографическая лента о жизни Бранника Трижды Увечного, был принят как лучшая моя работа. Нашумевшая сцена, в которой святой забивает насмерть три сотни грешников, будучи вооружён лишь собственной отсечённой ногой, до сих пор считается шедевром кинопиктографии.

Но теперь всё было по-другому. На сей раз мне предстояло находиться на передовой, проводя съёмку реального конфликта и параллельно уравновешивая интересы как минимум двух господ. Моему беспокойству в равной мере способствовали как политические опасности, окружавшие работу, так и вполне вероятная перспектива смерти на поверхности планеты.

Корабль затрясся, вырываясь из притяжения гравитации орбитальной станции Салус. Звёзды заслонила громадная тень, и в поле зрения проступил Бахус. Умеренно процветающий агромир славился качеством своего вина — и больше ничем. При обзоре из челнока его поверхность имела грязно-оранжевый цвет, не слишком указывающий на обитаемость или географическое разнообразие. Случайный наблюдатель мог бы предположить, что внизу пролегают пустыни, лишённые жизни пески.

Он бы ужасно ошибся.

Рывок. Он был едва заметным, так как мы находились между гравитациями. Однако я почувствовал, как спина вдавливается в лётное кресло, а оранжевая сфера разрослась, заполнив собой экран.

— Готовьтесь, сэр. Сейчас станет немного неуютно.

Челнок вернулся в плотные слои, и экран полыхнул белизной. По его краям заплескалось пламя, которое словно пожирало планету. Оно было лиловым, с пурпурной примесью на кончиках — по всей видимости, побочный продукт атмосферы. Вечный пропагандист во мне гадал, как это может повлиять на проект и нужно ли подстроить объективы для минимизации рассеивания света или же по полной использовать эти условия, чтобы сделать мой пикт визуально выделяющимся.

Но в основном я был сосредоточен на том, как бы удержать внутри завтрак, — с переменным успехом.

— Наслаждаетесь полётом, сэр?

— Непередаваемые ощущения, — отозвался я, утирая рот тыльной стороной ладони. Рука казалась необычно тяжёлой: системы машины не могли в полной мере компенсировать ускорение. — Хотя признаюсь, что привык к кораблям побольше, где, подозреваю, движение плавнее.

— Вы правы, сэр. Но из большого корабля получается более крупная цель. Наше возвращение в атмосферу орки заметят с меньшей вероятностью.

В его интонации было нечто особенное. Серьёзность. Но я предположил, что он просто сконцентрирован на своих обязанностях. Несмотря на свежие сообщения, орки всё ещё представлялись мне дикарями, которые машут копьями и летают на хрупких деревянных самолётах. Я не мог вообразить, чтобы они представляли угрозу для корабля, пригодного к работе в пустоте.

Мне предстояло узнать, что это не так.

ГЛАВА 2

После острых ощущений от прошивания атмосферы Бахуса сама планета смотрелась довольно заурядно. Местность представляла собой огромное болото, однообразие которого нарушалось лишь тёмной листвой. По моим данным, остальная планета была такой же, за вычетом непригодных для обитания полюсов. Кроме того, это был самый бедный мир субсектора, не обладавший суровой красотой Гедона или богатыми запасами полезных ископаемых Плутуса. Хотя он и подходил для жизни, его население было небольшим и скопилось на тех немногочисленных ошмётках земли, что не требовали осушения. В сущности, поглоти Бахус варп-шторм, субсектор Йоссариан вряд ли стал бы по нему скучать, по крайней мере до тех пор, пока один из аристократов Гедона не заметил бы, что винная бочка опустела.

Мы уже достаточно снизились, чтобы я кое-как мог разглядеть свилевые лианы, тянувшиеся через лагуны. Их перегнанные плоды являлись спасительным благословением этого мира, становым хребтом его экономики и единственным, что не давало ему стать всего лишь вассалом более преуспевающих соседей.

Когда мы выровнялись, я с удивлением увидел, что под нами кружит трио истребителей.

— Плайнт? — произнёс я, и мой голос поднялся на октаву выше. — Что это?

— Наш эскорт, сэр. Эскадрилья «Анизоптера». Они ждали на планете. Наш лихтер «Арвус» не вооружён, поэтому нас сопровождают три «Молнии».

— Ожидаются проблемы? Я думал, мы за линией фронта.

— Это мера предосторожности. Мы далеко от горячих точек, но боюсь, что в воздушном бою нет строгих линий фронта. Как бы то ни было, до шато планетарного губернатора Долос всего несколько лиг. Не беспокойтесь, сэр, я доставлю вас туда в целости.

— Я полностью вам доверяю, — сказал я, радуясь, что голос звучит ровно.

— Желаете показ, сэр? Группа с удовольствием продемонстрирует свои умения.

— Благодарю, но в этом нет необходимости.

— Вы уверены? Наши сопровождающие были бы счастливы появиться в пикте.

— Всё моё записывающее оборудование упаковано, — ответил я, бросив взгляд на свои чемоданы. — Возможно, мы что-нибудь организуем, когда я обустроюсь.

— Ясно, сэр.

Интонация Плайнта не изменилась, но я задумался, не обидел ли его. Возможно, эти пилоты надеялись стать центром пикта или хотя бы значимыми героями. Однако я полагал, что полёт пройдёт без происшествий, а пока чемоданы были зафиксированы магнитами, я никак не мог записать путешествие.

Окружённые кораблями сопровождения, мы парили над бескрайней лагуной, летя ниже, чем можно было ожидать. Я распаковал свой инфопланшет и, готовясь к прибытию, стал изучать фрагменты съёмки и собрание файлов, выданных мне на тему Бахуса и его обычаев. Но корабль неожиданно накренился вправо, из-за чего я едва не выронил устройство. На пикт-экране я заметил, что один из самолётов выдвигается на позицию перед нами.

— Плайнт? — спросил я. — Что происходит?

— Мы перехватили небольшой вокс-обмен, указывающий, что в наше воздушное пространство могло проскользнуть несколько врагов. Мы меняем строй, но даём им много места. Нет смысла вступать в бой и подвергать вас риску, сэр.

— Орки, как я понимаю?

— Да, сэр.

Я нахмурился, вспоминая примитивный деревянный самолёт. Несмотря на рапорты о технологическом развитии орков, казалось невероятным, чтобы эти животные использовали настоящую авиацию. Идея, что подобные дикие создания способны пилотировать боевые машины, не говоря уж об их производстве, представлялась абсурдной.

— Насколько многочисленны эти силы? — поинтересовался я.

— Неизвестно, сэр. Прошу прощения, мне нужно связаться с командованием. Подождите.

Я кивнул. Бесполезный жест, поскольку он меня не видел. Стоит признать, невидимость — плюс в моём ремесле. Я не высок и не импозантен, у меня тёмные волосы и непримечательное лицо, единственная заметная черта — хирургический шрам, прячущийся вдоль линии роста волос. Анонимность вполне мне подходит, и меня устраивает сливаться с фоном, пока другие пыжатся на сцене. Однако я привык наблюдать за представлением. Сидение взаперти внутри металлической коробки над незнакомой планетой обескураживало, причём вдвойне — из-за приближения врагов. Поскольку моё снаряжение было убрано, я мог смотреть лишь на пикт-экран.

Который вдруг погас.

Корабль снова дёрнулся вправо, лётная обвязка врезалась в плечи. Я услышал звук, слегка похожий на дождь, если считать, что облако — это молот. Он простучал по корпусу. Сперва сверху, затем слева от меня. Но за исключением грозовых туч, собиравшихся далеко на западе, я не видел во время спуска никаких облаков.

Я ткнул пальцем в вокс-коммуникатор.

— Старший сержант Плайнт, что происходит?

— Простите, сэр. Небольшое затруднение. Я отрываюсь. На подходе ещё одна наша группа. Не будет никаких…

Он отключился, и корабль качнулся влево. У меня внутри всё перевернулось: мы ушли в штопор. Я не мог отличить верх от низа и при пустом экране совершенно не представлял мира за пределами грузового отсека, который начинал больше напоминать саркофаг на реактивной тяге.

— Старший сержант Плайнт, вы можете восстановить обзор?

— Да, сэр, но вам не…

— Выполняйте, сержант. Это приказ.

Это была моя первая команда: включить пикт-экран. Не самый вдохновляющий первый приказ, который когда-либо отдавал офицер, однако я не был офицером, и полномочиями, хоть и скудными, меня наделил планетарный губернатор Цанвих, самый могущественный человек в субсекторе Йоссариан и мой покровитель. Тем не менее он не являлся военным командующим, и, строго говоря, лётчики Аэронавтики Империалис не были обязаны следовать его или моим распоряжениям.

Плайнт отреагировал не сразу, вместо этого бросив лихтер в очередной неожиданный поворот. Но совсем скоро пикт-экран вспыхнул, показав величественное изображение истребителя «Молния». Тот устремился навстречу нашему врагу, раскинув крылья вперёд, словно имперский орёл. Моё сердце замерло, когда автопушки грянули гневом Бога-Императора, а установленные на крыльях лазпушки полыхнули Его восхитительным светом.

А потом истребитель взорвался.

Мгновение я не мог понять, в чём причина. Не было никакой заметной ракеты или энергетического разряда. Однако затем виновник взмыл в поле зрения, затмив своей тенью пылающие останки. В его полёте отсутствовало изящество, машина напоминала кулак с ракетным двигателем, по бокам которого были приварены грубые крылья. Множество выхлопных труб извергали чёрный дым, пятнавший небо, а натыканные вдоль крыльев орудия изрыгали поток пуль. Я вспомнил услышанную ранее дождевую дробь по корпусу. Теперь я знал её источник.

Ракурс резко сместился с покрытого обломками неба на быстро приближавшуюся трясину: Плайнт ушёл в пике, и наш воздушный корабль понёсся к поверхности. Размытые рыжие и бурые пятна вскоре сгустились в воду ржавого цвета и перекрученные лианы. Пули стучали по задней части корпуса, а земля становилась всё больше. Всё ближе.

— Плайнт! Какого чёрта вы делаете?

— Простите, сэр. Ситуация ухудшилась. Подождите.

До болота оставались считаные секунды. Я хотел помолиться, но все молитвы оставили меня. Я продолжал думать о своём великом труде, заветном пикте, который бы поместил меня в ряды знаменитых пропагандистов вроде Пинмота и Ивазара. Теперь он не завершится, идея будет похоронена глубоко в болотах этого захолустного мира, да и я вместе с ней.

Однако в последний момент Плайнт рванул наш нос вверх, и машина каким-то образом выправилась, проскользила над болотной водой и заложила резкий вираж, цепляясь корпусом за шипастые лианы. Я ощутил позади ударную волну, а затем раздался грохот взрыва. Наш преследователь среагировал не так быстро. Несмотря на скорость, его машине недоставало манёвренности.

— Хорошая работа, Плайнт, — выдавил я, вновь обретя дар речи.

— Это не конец, сэр. Ещё трое на подходе.

Он был прав. Когда мы выровнялись, я увидел три приближающихся шлейфа чёрного дыма. Они находились на некотором отдалении, но набирали скорость.

— Где наши сопровождающие? — спросил я, когда противники приблизились.

— Они исполнили свой долг, сэр. Теперь они с Богом Императором.

Что на это можно было сказать? Я молча наблюдал, как атакующие снижаются к нам. Плайнт направлялся прямо на них, примирившись с неотвратимостью нашей участи. Мысленно я молил его спасаться, вести нас ближе к земле. Однако перспектива давать старшему сержанту, пусть даже исполняющему обязанности, советы по воздушной стратегии казалась глупой. Я молчал: лучше умереть, чем выставить себя дураком перед практически незнакомым человеком.

Но в этот миг надвигающиеся истребители резко вильнули, словно отчаянно пытались сменить позицию.

Было слишком поздно. Жгучий луч света возвестил, что мы спасены. Он рассёк передовой самолёт орков, пробившись до запасов топлива. Истребитель взорвался адским огнём, разбрызгивая повсюду пылающий металл. Его союзники дёрнулись в сторону от взрыва, но это не имело значения. Второй лазерный заряд резанул по ближайшей машине, едва зацепив кабину, но при этом обезглавив зеленокожего пилота. Пока тот беззвучно кувыркался в небе, последний орк всё ещё пытался атаковать новую угрозу. Хотя истребители зеленокожих были быстрыми и беспощадными, им недоставало проворства для оперативной перегруппировки.

С шипением ожил вокс-канал:

— Плайнт? Во имя Трона, кто тебя подпустил к самолёту? Я думала, ты сидишь в обслуге.

Голос звучал отрывисто, но при его звуке у меня вдруг пересохло во рту. Это была она. Наверняка.

— У нас на земле некоторая нехватка рабочих рук, сэр, — отозвался Плайнт. — Весьма достойно с вашей стороны оказать помощь.

— Не льсти себе, Плайнт. Мне было скучно и хотелось подраться. Хотя я надеялась на противников посложнее. На Пламеносца или, может, Зелёного Шторма. Не на парочку только что приученных к крови зеленокожих, трепыхающихся в небе.

— Ещё один остался, сэр.

Уцелевший орочий самолёт менял курс, поднимаясь на перехват. Я до сих пор не видел нашу спасительницу.

— Плайнт, хочешь взять этого себе? Хоть раз по-настоящему внести вклад в сражение?

— Очень любезное предложение, сэр. Но как вам, подозреваю, известно, мой корабль не вооружён.

— Что ж, это ты хреново спланировал. Подожди.

По небу пронеслась пара десятков лазерных импульсов. Каждый из них лишь мельком коснулся вражеской машины. Один едва не снёс ей нос, но настоящих попаданий не было.

— Вот так, — произнесла она. — Вы на равных. Хотя должна сказать, зелёному парню это, похоже, не нравится.

Мне потребовалась секунда, чтобы понять, что она сделала. Силуэт истребителя преобразился, и теперь на нём не было выступов, которые до этого украшали нос и крыло. Она вырвала ему клыки, снеся вооружение, но не уничтожив машину.

— Он и впрямь выглядит взволнованным, — ответил Плайнт. Кабина орка резко открылась, как могло бы произойти с имперским самолётом при катапультировании пилота. Вместо этого там мелькнуло движение, которое было сложно разглядеть с такого расстояния.

— Хмм… Плайнт, ты говоришь по-орочьи?

— Не могу такого сказать, сэр.

— Я понимаю кое-что из слов по верхам. Ну, это я говорю «слов», там скорее вой, подчёркиваемый похабными жестами. Этот хочет пообщаться.

— Он однозначно что-то показывает, сэр.

— Именно. А теперь он вытащил свой пистолет.

— Не могу поверить, что вы его оставили, сэр. Выглядит как небрежность.

— Ненавижу с тобой соглашаться, Плайнт, но, возможно, ты прав. И всё же, может статься, он усвоил урок. Мне кажется, если мы позволим ему вернуться домой, он проведёт переговоры от нашего лица, и удастся положить конец этой ужасной войне. Погоди… я ошиблась. Он намеревается нас протаранить.

Орочья машина уплывала из виду. Плайнт подкорректировал курс, следуя за ней. На пикт-экране вспыхнуло солнце, заставившее меня прикрыть глаза. Стало быть, наша спасительница атаковала сверху, находясь спиной к свету. Безупречный выбор позиции.

— Поразительно неспортивно с его стороны, сэр.

— Знаю. Я-то думала, мы установили настоящий контакт. Честные противники, приговорённые к своим ролям славной войной, их соперничество — форма товарищества, их поединки легендарны…

Невозможно было усомниться в насмешливости тона, равно как и в издёвке, сочившейся из каждого слова. И всё же это шокировало меня. Предположение о любой форме товарищества с зеленокожим, пусть и в шутку, было не тем, что я ожидал услышать от офицера Аэронавтики Империалис. Я отвлёкся на пикт-экран, где орочья машина с грохотом неслась к формации из трёх имперских истребителей, видимо ставя целью взаимное уничтожение. На моих глазах две машины по бокам сместились подальше.

— Он уже весьма близко, сэр, — произнёс Плайнт, в голос которого закрался намёк на трепет.

— Знаю, — отозвалась она. — Я спорила, смогу ли снести твари голову своей саблей. Уверена, она где-то тут, я никогда без неё не летаю.

Орк рванулся вперёд. Его самолёт сейчас казался зазубренной ракетой, нацеленной прямо в нашу спасительницу.

— Сэр?

— Момент, Плайнт, проклятые ножны застряли.

До столкновения оставались секунды.

— Сэр? Командир звена Шард!

Сказать, что она набрала высоту в последнюю секунду, значило бы очернить её мастерство. Это заняло меньше секунды, какую-то микроединицу времени, ведомую только агентам Ордо Хронос. Её истребитель сделал пируэт, уходя от налетающего орка, и выпустил поток тепловых ловушек. Те полыхнули вокруг орочьего самолёта, а несколько приземлилось в открытую кабину. К пламени вскоре добавился дым, и машина ксеносов рухнула с неба, штопором падая навстречу болотам.

— Плайнт, ты что-то говорил?

— Нет, сэр. Иначе я бы выглядел глупо.

— И впрямь. Что ж, у меня кончились доступные цели. Возвращаюсь в шато слегка подкрепиться. Тебе лучше упасть на хвост.

— Благодарю вас, сэр. Я потерял свой эскорт.

— Удручающе. Хотя и не так удручающе, как то, что кто-то доверил тебе самолёт. Должно быть, наш дефицит опытных пилотов хуже, чем я думала.

— Не знаю, сэр.

— Ты хотя бы забрал свою посылку?

— Забрал, сэр. Он в безопасности на борту. Возможно, вы желаете с ним поговорить?

Я услышал, как она фыркнула в вокс-канал.

— Ты всегда знаешь, как меня рассмешить.

Она отключила вокс. Тот мгновение помолчал, а затем с треском снова ожил.

— Сэр? — спросил старший сержант. — Вы там в порядке?

— Вполне неплохо, Плайнт, пусть и слегка потрясён.

— Можно понять, сэр. Было несколько неуютнее, чем я надеялся. К счастью, Бог-Император присматривал за нами, ведь нас спас один из лучших офицеров Аэронавтики Империалис, командир звена Шард.

— Да, я слышал ваш разговор. Должно быть, она вела передачу по всем каналам.

Молчание.

— Да, сэр, — произнёс он через некоторое время. — Приношу извинения, сэр, от волнения я не заметил. Надеюсь, вы не сочли наши слова слишком шокирующими. Солдаты порой могут быть немного грубы. Шутливая беседа снимает напряжение, сэр.

— Не стоит беспокоиться, Плайнт. Это было любопытно. Кроме того, именно за этим я здесь. Хочу снять подлинную суть конфликта, а не освящённые пикты, какие мы обычно производим.

— Значит, вы не оскорбились, сэр?

— Я был благодарен, что мельком увидел командира звена Шард в действии. Очень жаль, что не смог ничего записать, но, уверен, мне ещё представится возможность.

— Не сомневаюсь, сэр. Командир звена Шард — наш самый умелый ас-истребитель.

— Я в курсе, — сказал я. — Командир звена Люсиль фон Шард, лётный номер шестьсот шестнадцать, имеет чрезвычайно впечатляющий послужной список, что едва ли удивительно с учётом её родословной. Её отец, полковник Горота Шард, командовал Сто пятым Верлайским полком, а мать, Тазиния, была танковым командиром в Сто двенадцатом Наутицийском. Оба герои и также мученики.

— Похоже, вы провели изыскания, сэр.

— Я изучал записи обо всех асах-истребителях, в настоящее время активных на этом театре военных действий. Шард, Градеолус, даже юный Ноктер. Но у Шард они особенно интересны, как и у всей её семьи. Было несколько сносных биопиктов о Гороте и Тазинии, но почти ничего нет об их семерых детях, хотя все они выдающиеся служители Империума. Я имел честь работать с комиссаром Тобией фон Шардом в ходе Палатинского крестового похода, а также мельком встречался с исповедником Мариком фон Шардом после Гигерийской чистки. Комиссар даже был так любезен, что предоставил рекомендательное письмо.

— Как скажете, сэр.

С его интонацией что-то было не так. Я всё ещё не знал этого человека хорошо, однако он не обладал мастерством скрывать свои чувства.

— Я сказал что-то неуместное, Плайнт?

— Нет, — ответил он. — Впечатляет, что у вас столь объёмные познания об истории командира звена Шард.

— Это мой долг. Меня направили создать пикт, превозносящий мощь Аэронавтики Империалис. Истории требуется фокусная точка, та линза, через которую зритель может понять ваш мир. Из командира звена Шард получится превосходная героиня моего пикта. В сущности, мне было бы интересно однажды курировать полный биопикт о ней. Когда она в конечном итоге выйдет в отставку, разумеется.

— Или её собьют, сэр.

Вот опять, та нотка в его голосе. Но это была не злость и не нарушение субординации. Больше походило на отрешённость, словно он пытался дистанцироваться от моих суждений, не отвергая их полностью.

— Вы считаете это вероятным?

— Она лучшая, кто у нас есть, сэр. Но даже лучшие могут ошибиться в расчётах или потерпеть неудачу в критический момент.

— У вас довольно мрачный настрой.

— Я немного потрясён, сэр. Это было ближе, чем хотелось бы.

Тогда я понял свою глупость. Я видел на пикт-экране лишь проблески столкновения, и их хватило, чтобы напугать меня. Как же быстро я позабыл о своих страхах, как только появилась командир звена Шард. Казалось, всё предопределено, словно зеленокожих дикарей заманили в идеальную ловушку. Но наши сопровождающие погибли. И мне не суждено было узнать, насколько близко мы подошли к тому, чтобы присоединиться к ним.

— Старший сержант Плайнт, я хочу вас поблагодарить, — произнёс я. — Я не эксперт по воздушному бою, но подозреваю, что, будь у штурвала менее умелый пилот, я бы не выжил. Я обязан вам жизнью.

— Спасибо, сэр. Но это был просто мой долг.

— И тем не менее я как минимум могу увековечить вас в пикте.

Его смех был дружелюбным и искренним.

— Благодарю, сэр. Правда. Помогу всем, чем могу, но лучше я буду смотреть фильмы, а не появляться в них.

— Они вам нравятся?

— Некоторые, сэр. Я люблю парады, особенно музыку. Приятно видеть Империум во всей красе и получать напоминание, что же мы защищаем.

— По-вашему, я не увижу его во всей красе здесь?

— Ну… это трудно, сэр. Мы служим так хорошо, как только можем, и славим Бога-Императора. Но тут трясина, и всё мерзкое и осквернённое. Фильмы всегда кажутся такими светлыми и чистыми.

— А, — сказал я и ухмыльнулся. — Но это будет пикт иного рода. Я хочу показать настоящих героев, тех солдат, что пробираются через грязь, чтобы выполнить свою работу.

— Вроде командира звена Шард, сэр?

— Это вы мне скажите, — произнёс я. — Вы считаете её героем?

— Я не питаю к командиру звена Шард ничего, кроме уважения, — ответил Плайнт. — Она герой, но, не сочтите за дерзость, сэр, возможно, не самый подходящий для пикта.

— Посмотрим, — сказал я. — Бьюсь об заклад, что это не так. Она станет самым знаменитым членом семьи фон Шард.

— Как скажете, сэр, — отозвался Плайнт. — Могу ли я дать вам совет?

— Конечно.

— Воздержитесь от упоминаний об её семье.

ГЛАВА 3

К тому времени, как мы добрались до шато планетарного губернатора Долос, наползла темнота.

Технически солнце Бахуса всё ещё висело в небе, однако зловонные газы, пузыри которых поднимались из болотной воды, образовали туман, поглотивший последний дневной свет. Сумерки придавали огромному сооружению определённую внушительность. Неясный силуэт шато соперничал по размерам с самым высоким жилым блоком, и его тень накрывала прилегающую территорию. Болота и лагуны Бахуса препятствовали традиционному строительству, поскольку все сооружения, обладавшие каким-либо значимым весом, проглатывала трясина. В сущности, единственным сколь-либо крупным видом местной растительности являлись гигантские мандаковые деревья, да и то лишь в силу того, насколько глубоко растение внедрялось в скальное основание. Верхние ветви полностью выросшего экземпляра тянулись почти на милю, а корни уходили куда дальше, простираясь на несколько лиг под земной корой.

Губернатор Долос решила забрать одно из громадных деревьев под свою резиденцию. Колоссальный ствол выдолбили, и во множестве окон, прорезанных в коре, перемигивались огни. Растение выглядело вполне живым, хотя листва на окутанных туманом верхних ветвях была пореже. Из основания дерева выдавалось фойе, которое освещали лампы, заполненные пляшущими светлячками, а через арочные двери практически непрерывно двигалась вереница офицеров и бригад наземного обслуживания. Они перемежались слугами в ливреях с гербом Долос, изображавшим крылатое насекомое на радужном фоне. Мимо торопливо прошло отделение Имперской Гвардии. Их ботинки месили землю и давили последнее отчаянное сопротивление того, что когда-то могло быть цветочной клумбой.

— Вот мы и на месте, сэр. Личное шато планетарного губернатора Долос.

Я глянул на старшего сержанта Плайнта, боровшегося с весом моих чемоданов, самый большой из которых он едва сумел оторвать от пола.

— Личное? — спросил я, кивая в сторону нескончаемого шествия в дверном проёме.

— Оно было личным до войны, — прокряхтел он, ставя чемоданы возле меня. — Шато вытягивает болотную воду, что делает особняк одним из немногих мест в радиусе нескольких лиг, где способен сесть самолёт. Учитывая нужды армии, губернатор Долос милостиво отдала его для помощи военным действиям.

Он кивнул на пару скалобетонных взлётно-посадочных полос, врезанных в бывший газон губернатора. Дёрн настойчиво цеплялся к их кромкам, некоторые предприимчивые побеги даже пытались пронзить сам скалобетон, но с малым успехом. Это сильно отличалось от пиктов особняка, которые я видел до прибытия. Они показывали скрупулёзно подстриженную растительность с пламенно-красными листьями и яркими, как солнце, цветами, а также головокружительные гидросооружения, использовавшие антигравитационные генераторы для создания водопадов, текущих к небу. Там были стаи рыб, которые с царственным изяществом плыли по течению пузырящейся хрустально-прозрачной воды сквозь искусно ухоженный полог.

Но так, должно быть, было до войны, или по крайней мере до заселения военных. Если не считать самого шато, территория представляла собой просто грязное поле, вытоптанное тысячей ботинок. По обе стороны от шато были установлены зенитные батареи «Гидр», выжидающе устремившие в небо длинноствольные автопушки. В сотне ярдов слева от нас горизонт портили силуэты двух имперских бункеров. Несмотря на заверения Плайнта, было похоже, что шато не справляется с осушением местности, так как укрепления казались скособоченными, словно понемногу тонули в зловонной почве.

Я бросил на него взгляд.

— Наверняка губернатор Долос в восторге от такого количества гостей.

— Она… понимает необходимость военных действий, сэр, — ответил Плайнт. — Однако, когда зеленокожие будут раздавлены, она с радостью нас выпроводит.

— Полагаете, это произойдёт скоро?

— Сложно сказать, сэр. Местные парни не помнят времён до появления орков, но раньше с ними удавалось справляться. Только недавно они стали достаточно опасны, чтобы губернатор Долос запросила дополнительную поддержку. Но теперь постоянно прибывают подкрепления. Это должно означать, что мы тесним их назад.

— Уверен, их поражение неизбежно, — кивнул я, и мой взгляд переместился на сервитора, неуклюже выходившего из шато. Его механические компоненты, примечательно хорошо обслуживаемые, блестели, словно серебро, но, когда он приблизился, стало очевидно, что подобная забота относилась сугубо к аугметике. У него была самая серая плоть, какую мне доводилось видеть у сервиторов, а кожа вокруг имплантатов покрылась волдырями и выглядела нездорово.

Он остановился перед нами, вперив в меня свой единственный оставшийся органический глаз. Рот открылся, чтобы заговорить, но губы не шевельнулись. Вместо них звук исходил из вокс-динамика на туловище:

— Добро пожаловать, достопочтенный гость. Подтвердите личность и пункт назначения.

— Пропагандист Кайл Симлекс. Гостевые комнаты, — отозвался Плайнт в торс машины, а затем повернулся ко мне. — Вот вы и прибыли, сэр. Гэрри возьмёт ваш багаж и сопроводит вас в комнату.

— Гэрри?

— Я… я иногда даю им имена, — сказал Плайнт, пока машина тяжеловесно направилась к моим чемоданам. — Не знаю зачем. Глупость на самом деле.

— В этом нет ничего плохого, — произнёс я и пожал плечами. Мой взгляд перескочил на взлётные полосы. — Скажите, командир звена Шард зайдёт на посадку?

— Нет, сэр, она сделает ещё один облёт. Если те орки проскользнули через наш периметр, могут быть и другие.

— А. — Я кивнул. — Конечно. Однако жаль. Я бы с удовольствием выразил благодарность за наше спасение.

— У вас будет такая возможность, сэр.

— Что ж, спасибо вам ещё раз, старший сержант. Видимо, у вас есть и другие обязанности?

— Действительно, сэр. Благодарю вас за понимание. — Он с улыбкой покачал головой. — Я вернусь в техчасть. Нам нужно подлатать пару истребителей.

— Вы помогаете техножрецам?

— В каком-то смысле, сэр, — ответил он, переведя взгляд на свои ноги. — В полках нехватка машиновидцев.

— Ясно. И вам разрешили проводить ремонты в их отсутствие?

— Именно так мне и говорят, сэр.

Это был не совсем ответ, но я не стал углубляться в тему.

— Ну, хорошего вам дня, Плайнт. Надеюсь, скоро мы встретимся снова.

— Был рад, сэр.

Он кивнул, чётко отсалютовал, а затем крутанулся на каблуке и зашагал по территории.

Я повернулся и обнаружил, что сервитор с моими пожитками пропал. В испуге я огляделся по сторонам и заметил, что он входит в вестибюль шато, волоча за собой чемоданы. Я устремился в погоню, проталкиваясь сквозь давку тел и силясь не отставать. Мельком увидел, что сервитор поднимается над толпой, взбираясь по роскошной лестнице. Он держался необычно уравновешенно и размеренно переставлял ноги, пока я впопыхах оступался и спотыкался. Несмотря на золочёный внешний лоск, ступени были довольно неровными: древесина покоробилась и местами растрескалась.

Казалось, будто мы поднимаемся целую вечность, и я начал паниковать. Хотя сервитор и не был энергичен, но он не уставал, невзирая на нагрузку, так что опережал меня всё сильнее. Я боялся, что в любой момент потеряю его из виду.

— Помедленнее! — задыхаясь, выговорил я.

Однако машина не отреагировала. К счастью, на следующем этаже она прекратила восхождение и свернула в самый левый коридор. После ещё двух поворотов сервитор остановился перед дверью. Пока он занимался замком, я прислонился к соседней стене, судорожно переводя дух. Дверь состояла из той же древесины, что и остальное здание, но я поймал себя на том, что гадаю, как работают её механизмы. Раму, должно быть, прорезали, но она выглядела практически так, словно дерево уговорили принять нынешнюю форму. Проём казался органичным продолжением коридора, не осквернённым пилой или лезвием.

Сервитор всё ещё боролся с замком. Он вставил ключ, но не мог повернуть его. Я осторожно протянул руку, опасаясь, что кибернетический слуга в процессе выполнения своей функции может ненамеренно сломать мне пальцы. Однако он явно был запрограммирован ставить на первое место безопасность человека и разжал хватку, и я взялся за ключ, двигая им вперёд-назад, пока в конце концов что-то не щёлкнуло и дверь не распахнулась. Сервитор вошёл внутрь, сжимая в своей сервоклешне мой багаж, а я осмотрел ключ. Тот тоже был деревянным, хотя и твёрдым как камень. Тем не менее он наверняка был старинным, и ход времени сточил зубцы.

Сервитор поставил моё оборудование, после чего развернулся и прошмыгнул мимо меня, исполнив свои обязанности. Когда он исчез в глубине коридора, я зашёл в свою комнату и закрыл за собой дверь, впервые с момента прибытия оставшись в одиночестве.

Не считая моих чемоданов. Тот, что поменьше, был ничем не примечательным и содержал мои скромные предметы первой необходимости. Но более крупный доходил по высоте мне до плеч, а шириной превосходил их по меньшей мере вдвое. Он был отлит из обсидиана, тёмный материал украшала бронзовая отделка и имперская аквила из полированного золота. Внутри лежали мои глаза и уши, голос и память, те инструменты, при помощи которых я творил своё искусство.

Я положил руку на чемодан, а затем обвёл взглядом комнату, ища разъём, чтобы запитать устройство.

Там была только кора. Даже кровать и мебель вырезали из дерева, а свет давали мигающие канделябры.

Последовали поиски, пока в итоге я не обнаружил потайную панель с латунными петлями, выкрашенными для схожести с цветом дерева. За ней находился старинный переносной энергетический модуль, который, к счастью, кому-то хватило дальновидности зарядить. Пока я подключал его, мой взгляд задержался на лазе за панелью. Древесина там неприятно блестела и слегка пахла плесенью. Я поковырял её ногтем и был вознаграждён куском размером с ладонь, оставшимся у меня в руке. Дерево под ним прогнило, а ему на смену пришли усикоподобные корни с крошечными розовыми луковицами, которые трепетали, несмотря на отсутствие ветра.

Я аккуратно закрыл панель. Чемодан позади меня с гудением ожил.

Я встал, подошёл к устройству и провёл пальцем по генетическому замку, рисуя узор. Оно открылось с отчётливым шипением, и меня встретили зловещие улыбки трёх сервочерепов. Они глядели на меня из своих гнёзд когда-то пустыми глазницами, заменёнными на оптические сенсоры и пикт-камеры. В каждом из черепов размещался продвинутый когитатор, способный обрабатывать огромные потоки данных, равно как и взаимодействовать с моим собственным церебральным имплантатом. Кроме того, все они обладали генераторами антигравитационного поля на месте позвоночника, а также несколькими тонкими конечностями и диковинными приспособлениями, которые, признаюсь, я понимал не до конца.

Я опустился перед ними на колени, шепча литанию активации. В процессе я смотрел на имена, написанные под каждым из них.

Мизар Бесстрашная.

Киказар Терпеливый.

И конечно же, прославленный Ивазар, Кустарь.

Все они когда-то были знаменитыми пропагандистами, столь преданными своему делу, что продолжили служение даже в смерти. Черепа-наблюдатели, записывавшие мои встречи и преобразовывавшие воспоминания в изображение и звук. Большинство пропагандистов снаряжалось хотя бы одним подобным устройством, но мне выпала редкая честь пользоваться тремя. Я был на подъёме и настаивал, что мне нужны такие ресурсы, чтобы записать истину, а не подделывать её на основе ошмётков информации. Мне оказали доверие, но его ещё нужно было оправдать.

Я поочерёдно осмотрел каждого, убеждаясь, что они перенесли путешествие в целости.

— Киказар — начать экстракцию данных.

Череп задрожал, и его оптический сенсор вспыхнул красным. Он медленно поднялся и устроился возле моего правого плеча, откуда оглядел комнату. Машинный дух выискивал знакомое или опасное. Похоже, обилие коры сбило его с толку.

— Киказар, экстракция данных, — повторил я, продолжая неотрывно смотреть вперёд.

Его холодные металлические конечности коснулись моего плеча в поисках соединения. Мой разум синхронизировался с когитатором машины. Ощущение было неприятным, словно тебе по стволу мозга скребут стилетом: сервочереп начал переписывать мои воспоминания за последние несколько часов, сводя субъективные переживания к точным данным. Самовольно всплывали образы: встреча со старшим сержантом Плайнтом на орбитальной станции, полёт на Бахус и атака зеленокожих. Я повторно испытал ужас и замешательство, а также облегчение, когда появилась наша избавительница. Снова увидел, как в поле зрения влетела «Молния» командира звена Шард.

— Киказар, остановить загрузку.

Машина вздрогнула, и я почувствовал укол боли. Но она была там — картинка, скопированная из моего воображения. Теперь я мог увидеть самолёт со всей чёткостью. Его фюзеляж имел песочно-бежевую окраску, видимо под цвет болот, а крылья украшал рисунок в виде чёрного грифона на красном поле — символ, позаимствованный с фамильного герба фон Шардов.

— Приблизить и увеличить, координаты шестнадцать на двадцать четыре.

Изображение сгустилось в крупный план кабины. Пилот был едва различим. Неудивительно: машина двигалась слишком быстро, чтобы зафиксировать верный образ. А если бы это и удалось, моя память была чересчур подвержена ошибкам для сохранения такого кадра.

— Ивазар, доступ к файлам, помеченным «Шард». Спроецировать полдюжины из собрания, случайная выборка.

Второй сервочереп радостно выпрыгнул из модуля хранения, разминая суставы и пощёлкивая крошечными ручками. Проектор в его левом глазу загорелся, и вокруг меня материализовались призрачные картинки. Качество существенно различалось. Вот зернистый снимок хмурого ребёнка, источник неизвестен. Рядом с ним официальный голопортрет, на котором пристально глядела в пикт-устройство девушка с бледной кожей и огненно-рыжими волосами. Тогда она только поступила в Схолу Прогениум после гибели родителей. Несомненно, она ещё скорбела об их утрате, но в её глазах было мало горя, только холодная ярость. На губе в ту пору ещё отсутствовал шрам, ранение она получила в ходе обучения.

Я повернулся к самому свежему изображению, снятому несколько месяцев назад. Должно быть, его сделали после боя, когда группа праздновала победу. Кадр обрезали так, что осталась только она, в полной парадной форме: одна рука лежала на эфесе сабли, в другой был бокал. Шард наверняка знала, что делают пикт, но улыбки не было, хотя шрам кривил губы в нечто среднее между ухмылкой и насмешливой гримасой.

Теперь, услышав, как она говорит, я задался вопросом, не было ли это выражение лица отражением её характера, а не травмы.

— Попытка вклейки данных.

Череп-наблюдатель согласно качнулся и, застрекотав внутренними механизмами, стал ассимилировать разные файлы. Размытый пикт кабины постепенно превратился в нечто более отчётливое, когда череп наложил на пилота черты Шард. Её взгляд был холодным и расчётливым, так как она делала выстрел, но рот широко растянулся в боевом кличе от упоения дикой радостью боя.

Однако это выглядело неправильным. Выражение лица было не то. Хотя технология впечатляла, а финальный продукт выглядел убедительно, это был обман, имитация, спряденная из света и воспоминаний. Я не знал, правда ли она запечатлевала тот момент или же являлась факсимиле, родившимся из обрывков данных и моих собственных предварительных суждений.

— Стереть вклейку.

Изображение исчезло, но жаль, что подобного нельзя было сказать о соблазне. Вклейка сторонних изображений для фабрикации разрешённого нарратива являлась сущностью работы пропагандиста и признаком его мастерства. До своего погребения и новой жизни в качестве моего наблюдательного черепа пропагандист Фивель Ивазар славился способностью объединять картинку и аудиоряд с талантом творца и точностью хирурга, создавая из обрывков данных поразительные работы. Он умел смешивать разрозненные изображения и звук до тех пор, пока даже самому талантливому пропагандисту не становилось сложно отделить его подделку от необработанного материала.

Я уважал гениальность этого человека. Однако его методы представлялись мне бесчестными, ведь при помощи подобных уловок любую ложь можно подать как правду. А я верю в Империум и благоволение Бога-Императора. Это была Его Галактика, и моя задача состояла в том, чтобы просвещать сомневающихся демонстрацией Его истины, а не измышлять свою собственную. Я исполню поручение и создам голопикт, показывающий превосходство Империума над беснующимися орками. Но это будет не рукотворная история, подходящая под нарратив. Каждый кадр, эпизод и встреча будут реальны, насколько это только возможно. Я использую её настоящее лицо, а не поддельную копию.

— Сэр?

Голос доносился с другой стороны двери. Я не узнавал его, но он звучал почтительно, если не вкрадчиво.

— Закрыть всё, — шепнул я, и изображения вокруг меня свернулись. — Да?

— Прошу прощения, сэр, могу ли я войти?

— Да.

Ручка повернулась, но дверь не открылась. Я услышал бормотание, и пол задрожал, когда по дереву приложились плечом. Я не запирался, но дверь, похоже, не помещалась в раму.

Ещё один рывок, но на сей раз дверь резко распахнулась, опрокинув слугу на пол. Невзирая на пожилой возраст, он быстро поднялся, отряхивая лацканы, приглаживая остатки седеющих волос и маскируя свой стыд отработанным пренебрежительным взглядом.

— Гм, — произнёс он, прочищая горло. — Простите за вторжение, пропагандист Симлекс. Я Стайли, личный мажордом губернатора Долос. Предполагалось, что мы встретимся снаружи шато.

В его тоне слышался упрёк, граничивший с дерзостью. Однако Стайли держался достаточно услужливо и поклонился так глубоко, что я испугался, не ударится ли он лицом об пол.

— Мои извинения, — сказал я. — Мне не терпелось обустроиться.

— Понимаю, господин, но это старый дом, и он хранит старые тайны, — отозвался он, и его взгляд переместился на кабель питания, тянувшийся от док-станции наблюдательных черепов к фальшпанели. — Кто подключил ваш прибор?

— Я сам.

— Я бы просил вас воздержаться от подобного, — произнёс он. — С внедрением технологий в это сооружение есть… сложности, и такие вопросы лучше оставлять слугам.

— Ясно. В следующий раз буду знать.

— Несомненно, — сказал он, и его взор упал на мои руки, сложенные на коленях. — Вы не… порезались?

— Нет. А должен был?

— Конечно нет, сэр, — скованно ответил он. — Я лишь хотел удостовериться в вашей безопасности.

— Что ж, я в полном порядке, — с улыбкой произнёс я. — Я могу вам ещё с чем-то помочь?

Он посмотрел на меня как на идиота. Полагаю, это был странный вопрос. Я был почтенным посетителем, наделённым властью, которая выходила далеко за пределы моего скромного чина. Для слуги мои слова наверняка казались нелогичными.

— Я бы хотел сопроводить вас в покои губернатора Долос на ужин, — сказал он, оглядывая меня сверху донизу. — Приношу извинения, что прервал вас в процессе одевания.

— Я не одевался.

— Вы собираетесь ужинать с губернатором в такой одежде?

Я бросил взгляд вниз. Моё облачение было простым и без прикрас, чтобы не привлекать неуместного внимания. Однако при ближайшем осмотре пришлось согласиться, что его покрывала корка пыли, а подол одеяния испачкался от хождения по болоту.

— Возможно, мне следует переодеться, — произнёс я, снова озираясь по комнате. — Тут есть умывальная?

Стайли издал почти неуловимый вздох, поднял руку и дважды щёлкнул пальцами. Внутрь вошли два мускулистых лакея, которые встали по бокам от меня. Оба носили губернаторскую ливрею, их лица были суровы, а глаза — холодны. Будь кто-то из них при оружии, я принял бы их за охранников или силовиков.

— Помогите пропагандисту умыться и одеться, да побыстрее, — рявкнул Стайли, и эти двое взяли меня за руки и повели из комнаты. — Губернатор не потерпит излишней задержки.

По его тону до меня дошло, что терпимость не входит в число добродетелей губернатора Долос.

ГЛАВА 4

— Пропагандист Кайл Симлекс.

Голос Стайли обладал неожиданной глубиной. Делая объявление, он простёр руку, направляя меня через дверной проём в обеденный зал. Я сделал шаг вперёд, стараясь держаться с толикой напускного аристократизма. Однако моё плохо сидящее одеяние зацепилось за каблук, и я избежал падения лицом вниз, лишь сорвавшись на полубег и неуклюже протрусив в центр комнаты. У моего плеча парил Киказар.

Зал впечатлял. Стол, как и прочая мебель, был выращен органическим путём, стены украшали портреты и пейзажи, изображавшие Бахус и его правящую династию. Пол и стены также были безупречны, дерево драили до тех пор, пока оно не засверкало, как шлифованная бронза. Я чувствовал цветочные нотки полировального состава, но присутствовало и кое-что ещё: неудачно замаскированный намек на плесень.

Если не считать двух лакеев, зал пустовал.

Я обернулся, но Стайли уже закрывал за собой дверь, оставляя меня в качестве единственного гостя. Похоже, принимающая сторона была недовольна. Рядом возник слуга и налил мне бокал вина цвета меди. Я принял его с благодарным кивком. Мужчина поклонился и отступил, не желая разговаривать. Это вполне меня устраивало: светские беседы давались мне с трудом. Было бы дурным тоном сидеть до появления хозяйки, поэтому я предпочёл встать у окна, наблюдая за работой наземных бригад. От меня не укрылось, что моя поза копирует слуг. Тем не менее они были способны лишь подавать вино, а я хотя бы мог его пить.

Я сделал глоток. Вино было хорошим, что едва ли удивляло. Бахус славился на весь субсектор качеством своих алкогольных напитков, и я уже не в первый раз наслаждался бокалом. Однако было едва заметное послевкусие. Как и запах плесени, оно таилось под тонкими нотками мёда и сладких ягод. Но я не мог игнорировать слабую, но ощутимую горечь. Хотя сперва она была почти неосязаема, теперь я чувствовал только её.

— Её светлость планетарный губернатор Ариани Долос.

Я и не заметил, как Стайли появился снова. Возможно, раньше по профессии он был вором-карманником или наёмным убийцей. Как бы там ни было, он отступил в сторону, и я впервые узрел губернатора во всём её великолепии. Она была высокой. Выше меня, и эффект подчёркивался заострёнными каблуками и позолоченным головным убором с полумаской, прикрывавшей глаза. Это изделие высилось на фут над её головой и наверняка было бы тяжёлым для шеи даже самого могучего солдата. Я всё время ожидал, что губернатор завалится вбок, однако она заскользила ко мне с примечательным изяществом. Её аметистовое одеяние, как и моё, было смехотворно большим. Обилие складок, призванное демонстрировать богатство и престиж, являлось традицией местного стиля.

Она подошла уже на расстояние вытянутой руки, прежде чем я вспомнил правила этикета и поклонился так глубоко, как только мог в проклятом наряде, сбивавшемся в кучу у меня на поясе.

— Прошу вас, встаньте, пропагандист Симлекс, — произнесла она, и её накрашенные губы сложились в отработанную улыбку. — Мне так жаль, что заставила вас ждать.

— Ничего страшного, губернатор. Я понимаю, как вы, должно быть, заняты.

— Всегда, — вздохнула она, принимая бокал от одного из слуг. — Но я была полна решимости выкроить время для человека вашего положения. У нас редко бывают посетители с Гедона. Я удивилась, обнаружив, что вы направляетесь к нам.

— Приношу извинения за нарушение планов.

— Как оригинально. Пока что вы единственный из моих гостей, кто так сделал, — сказала она, изучая через окно бригаду наземного обслуживания. — И всё же, как я могу отказать, когда просьба поступает из личного кабинета губернатора Цанвиха?

Долос глотнула вина, совсем чуть-чуть застыв, когда оно коснулось её губ, а затем бросила взгляд на меня.

— Скажите, наше вино ещё любят на Гедоне?

— Да, ваша светлость, — вполне правдиво отозвался я. — Оно продолжает вызывать огромный интерес и, если позволите, заоблачные цены.

Она улыбнулась. Теперь это выглядело более искренне.

— Да, за лучшее всегда будут платить.

— Несомненно. — Я кивнул и взял свой бокал. — Особенно с учётом нынешних перебоев.

Говоря, я не смотрел на неё, устремив взгляд на одного из слуг, похожих на мебель. Но по тому, как тот напрягся, стало очевидно, что это были неверные слова. Я повернулся обратно, готовясь принести самые подобострастные извинения, но Долос ничего не сказала, лишь улыбнулась и подняла свой бокал. Если она и оскорбилась, то превосходно это скрывала.

Я уклонился от её взгляда и нервно отхлебнул своего всё более сомнительного вина, горечь которого сильно ощущалась на нёбе. Она относилась к тем аристократам, кто предпочитает выражать своё неудовольствие в уединении? Возможно, в каком-нибудь тёмном и тайном месте, где легко оттереть кровь?

— Да, мы сократили производство, — произнесла она, посмотрев в окно. — Увы, мы должны обслуживать нужды армий Бога-Императора. Но приятно знать, что это лишь делает нашу продукцию более желанной.

— Именно так, — кивнул я, хотя если бы аристократ с Гедона попробовал конкретно это вино, то вышвырнул бы бутылку в ближайшее окно. — Должно быть, трудно содержать особняк в присутствии армии.

Она кивнула.

— Действительно. Конечно, я рада предложить силам Империума любую помощь, которую в состоянии предоставить. Но, признаюсь, меня удивляет, как много времени требуется, чтобы разрешить тривиальный конфликт вроде нашего. Честно говоря, будь я командиром, просто направила бы отряд в болота и оттеснила этих грязных зеленокожих. Уверена, вы видели, как недружелюбна эта местность. Сколько их, в самом деле, может там перебиваться?

— Как долго они вам досаждают?

— Понятия не имею, — ответила она, выставляя своё невежество как щит. — Сколько я помню, ходили истории о горстке орков, живущих на окраине топей, однако вам решать, в какой мере доверять подобным байкам. Что мне известно, так это то, что кучка ксеносов с копьями должна представлять мало затруднений для мощи Империума.

— Похоже, они экипированы чуть лучше. Во время прибытия моё сопровождение сбили, а мне повезло спастись.

— Несчастливый, но одиночный случай, — произнесла она. — Эти гнусные твари захватили несколько машин, потерянных наиболее беспечными из наших пилотов. Это талантливые воры, завидующие нашему превосходящему вооружению, пусть даже они украшают его примитивными глифами. Но горстка орочьих истребителей — незначимый фактор. Чтобы их победить, нам просто нужно меньше самолётов, которые можно украсть, и больше солдат на земле.

В её голос закралась желчность, и направлена она была не только на зеленокожих. Однако Долос взяла себя в руки и прикрыла свои обиды отточенной улыбкой.

— Но я отклоняюсь от главного, — сказала она. — На самом деле мы собрались здесь, чтобы поговорить о вас! Пропагандист Симлекс. Человек с такими замыслами, что пользуется покровительством нашего родственника, планетарного губернатора Цанвиха. Для нас честь дать вам пристанище, хотя я несколько озадачена, для чего вы здесь. При всей очаровательности Бахуса, никогда бы не подумала, что он настолько интересен остальному Империуму. Кроме как нашими винами, само собой!

Она издала резкий смешок, напоминавший грокса в период гона. Я улыбнулся и сделал глоток, скрывая свою неловкость и молясь, чтобы вопрос был риторическим. Однако то, как она пристально глядела на меня, указывало на необходимость ответить.

И меня тревожило, что неправильная реакция может повлечь за собой неприятные последствия.

— Мой департамент ранее уже производил пикты, прославляющие Аэронавтику Империалис, — произнёс я. — Но они не лучшая из наших работ. Я здесь, чтобы изменить это.

— Похвально, — заметила она, кивнув. — Однако это не ответ на вопрос, который я задала. Почему здесь? Должно быть, по всей Галактике идёт миллион подобных конфликтов. Что привело вас в субсектор Йоссариан? Почему вы на моей планете?

Её слова были безупречно вежливы, а манера держаться не подразумевала ничего сверх мимолётного любопытства. Однако она переоценивала свою хитрость — ошибка, распространённая среди наших аристократов. Они проводят жизнь в окружении людей, которые соглашаются с любой их прихотью и смеются над самыми жалкими шутками, и потому им нелегко точно оценивать собственные таланты. В результате получаются индивиды с изумительной самоуверенностью, но ограниченными способностями к самоанализу.

Но это была её планета, и оскорблять губернатора было бы неразумно.

— Могу ли я говорить искренне? — спросил я.

Она кивнула, словно давая особое соизволение.

— Я здесь, так как особо заинтересован в проекте. Однако этот мир был выбран потому, что губернатора Гедона, как и вас, беспокоит то, насколько затянулся конфликт. А набор новобранцев уменьшается.

— Наверняка как раз для этого существует призыв?

— Он имеет место, — произнёс я. — Но может быть затратен по ресурсам. Зачем полагаться на призыв, если вместо этого мы можем вдохновить лояльные массы кинуться в схватку? И когда дело касается флота, нам нужны умелые рабочие, а не просто численная мощь.

— Стало быть, вы стремитесь заманить побольше рабочих?

— Отчасти, — сказал я, кивая. — Однако также губернатор Цанвих хочет увидеть пикт, демонстрирующий, что наши силы берут верх над орками и сектор не должен тревожиться насчёт эскалации конфликта.

— Что ж, тут мы сходимся, — отозвалась она. — Хотя, возможно, наиболее целесообразным решением было бы поставить в руководство кого-то нового. Не сомневаюсь, командир авиакрыла Просферус — способный солдат, но подозреваю, что он недостаточно компетентен.

— Я не могу давать оценку. Но даже если бы уволить его было во власти губернатора Цанвиха, не уверен, что губернатор поддержал бы назначение нового командующего. Это могло бы стать сигналом, что война… идёт не так хорошо, как ранее предполагалось.

— А-а-а, — произнесла она, бросив взгляд в окно. — И губернатор Цанвих опасается, что это может повлиять на казну Гедона?

Я кивнул. Гедон представлял собой мир-сад, скрупулёзно терраформированный рай. Он был прибежищем элиты Империума — идиллическим местом, где они могли купаться в хрустально-чистых водоёмах, любоваться прекрасными пейзажами и наслаждаться самой изысканной трапезой и компанией. Если бы стало известно, что Гедон соседствует с планетой, быстро деградирующей до зоны военных действий, это могло отпугнуть клиентуру.

— Значит, вы здесь, чтобы показать нашу неизбежную победу? — поинтересовалась она.

— Мне это изложили не совсем так. Однако подозреваю, что моя роль отчасти в том, чтобы продемонстрировать неизбежность победы.

— Понятно, — проговорила она, продолжая сосредоточенно смотреть в окно. Я проследил за её взглядом. Похоже, там творилась суматоха, хотя с высоты это больше напоминало не солдат, а трудящихся насекомых.

— А почему вы? — спросила она. — Почему именно вам поручили создать пикт?

Я улыбнулся.

— Я оказался достаточно удачлив, чтобы получить рекомендацию от влиятельного комиссара. Надеюсь, что смогу оправдать его ожидания.

— Но вы не с Гедона?

— Нет, хотя мне говорили, что я как-то связан с планетой по семейной линии.

Её голова наклонилась, словно улавливая звук, недоступный моему слуху.

— Симлекс, — пробормотала она. — Незнакомая мне семья.

— Связь отдалённая. Моя нога не ступала на Гедон до прошлого месяца.

— Что ж, вы должны мне рассказать, что видели там, — сказала она, вдруг оживившись. — Давайте же сядем и поедим. Моды, которые нравятся их знати, меняются как времена года, а я очень не люблю отставать.

Она отступила от окна, но при этом стали видны люмен-прожекторы, теперь освещавшие небо. Похоже, они работали из бункеров, а ещё раздался отдалённый вой — шум, с каждой секундой становившийся всё громче.

— Губернатор, что это? — спросил я. Однако она не ответила, а лишь указала на самолёты, которые выводили из левого бункера. Вокруг собралась толпа, но было слишком темно, чтобы рассмотреть отчётливо. Зарево прожекторов лишь слепило меня ещё сильнее.

Но я заметил фигуру, шагавшую к ведущей машине.

— Мизар, наведение по моему зрению, — прошептал я.

Последовала резкая боль в виске — устанавливалось соединение между нашими когитаторами. Череп-наблюдатель отделился от своего гнезда, замерцали его оживающие сенсоры. Он обвёл мою комнату механическими глазами, и его взгляд упал на окно, которое я, увы, не удосужился открыть. Стекло раскололось от удара, и Мизар понеслась к взлётной полосе, без труда пронзая мрак своими датчиками. На полосе стояло три истребителя «Молния», самолёты завоевания воздушного превосходства, известные манёвренностью и норовистыми машинными духами. Они ожидали старта. Но даже через глаза Мизар пилотов было не видно. Возможно, обозначения на крыльях окажутся отчётливее. Если один из них украшен грифоном, значит…

— Пропагандист Симлекс?

Я застыл. Губернатор Долос сидела за столом. Рядом с ней успел появиться лакей с дымящимся подносом в руках. Пахло… приятно? Сложно сказать наверняка, поскольку моё восприятие было разделено между блюдом и Мизар. Я продолжал чувствовать прометиевые испарения.

— Вас что-то беспокоит? — спросила Долос, на этот раз не пытаясь скрывать свой тон.

— Нет, губернатор, прошу простить меня за неучтивость, — сказал я и занял место напротив, а официант тем временем налил новый бокал горького вина.

Оком Мизар я видел, как зажглись дюзы и самолёт слегка приподнялся над поверхностью земли, а затем начал набирать ускорение, уходя в ночь. Череп-наблюдатель попытался последовать за ним, напрягая свои антигравитационные двигатели до предела и силясь удержать машину в поле зрения своего телескопического объектива. Но это было бесполезно.

Форсажные камеры «Молнии» полыхнули и, вспыхнув напоследок, затерялись в темноте.

ГЛАВА 5

Истребители вернулись как раз к тому времени, как подали десерт.

Я был первым, чьи глаза их увидели. Ну то есть глаза Мизар. Я убедил череп-наблюдатель прекратить погоню, что было нелегко, принимая во внимание его вздорный машинный дух. Он остался висеть высоко над шато, прочёсывая сенсорами небо в поисках любых признаков «Молний». С этой смотровой точки он видел удивительную активность, хотя и совершенно не относящуюся к авиации. Над далёкими болотами роились насекомые, чьи переливчатые панцири мерцали сиреневым в позаимствованном свете двойной луны. На таком расстоянии было сложно судить об их габаритах, однако по моим прикидкам они были размером по меньшей мере с ладонь, без учёта трёх крыльев, росших из их спин.

Особняк уже не был тихим. Наземные бригады торопились по своим делам, передавая сообщения и расчищая взлётно-посадочные полосы, слуги Долос между тем выполняли свои функции, а сервиторы таскали оборудование. Я заметил, что три таких машины направляются к задней стороне шато, а лунный свет блестит на лезвиях их конечностей. Я опасался, что нападение неминуемо, пока они не остановились и не приступили к работе у восточного крыла шато, накинувшись на группу корней-усиков, пробивавшихся из трещин в коре.

В иных обстоятельствах балансирование между разведкой и ужином могло бы оказаться сложным делом. К счастью, губернатор Долос с удовольствием вела разговор, потчуя меня историями о своём блистательном семействе, а также о бремени и радости, которые она находит в продолжении наследия своих предков. Она долго говорила о грядущем Банкете урожая, явном украшении календаря Бахуса, и подчёркнуто обильно извинялась, что не может выдать мне приглашение.

Когда подали наше главное блюдо — жареных личинок, спрыснутых соком, который добыли из яда их прародителя, она начала обсуждать присутствие военных. Или, как она стала его называть, оккупацию. Я гонял еду по тарелке, кивая и время от времени издавая восклицания, когда это казалось уместным. Сомнительное вино продолжало литься, хотя преимущественно в её бокал. Я уже вытерпел всю горечь, какую только мог перенести.

Она была примерно на полпути к тому, чтобы свалиться от опьянения, когда вошёл Стайли, возвестивший о прибытии тележки с десертом так, словно это был знаменитый важный гость. Пока лакей толкал её к нашему столу, губернатор Долос подалась вперёд и со второй попытки взяла свой бокал, расплескав вино себе на пальцы.

— Я хочу произнести тост, — произнесла она, чрезмерно чеканя каждый слог. — За успех вашего проекта и за конец этой жалкой войнушки.

Когда я поднял бокал с донным осадком, на задворках моего разума чирикнула Мизар. Пока не было никакого визуального контакта, однако она заметила повышение активности среди наземных бригад. Также она зарегистрировала атмосферные возмущения от их приближения. Истребители были на подходе.

Я бросил взгляд на Стайли. Тот держал отточенный нож и был готов врезаться им в пирог с подозрительно переливавшейся глазурью. Сиреневый цвет слишком уж напоминал о местных насекомых, особенно с учётом декоративных перепонок, а то, как пирог колыхался, весьма нервировало.

Губернатор осушила бокал и подала одному из безмолвных лакеев знак наполнить его заново.

Я не желал рисковать нанести обиду оправданиями, но мне отчаянно хотелось поприветствовать возвращавшихся пилотов и наконец-то встретиться с командиром звена Шард. Разрываясь между страхом и чувством долга, я ощущал себя парализованным и мог лишь неотрывно глядеть, как нож погружался в пирог.

Что-то выскочило из разреза и исчезло под столом. Это всё и решило.

— Губернатор Долос, мне не хватит слов, чтобы поблагодарить вас за эту восхитительную трапезу, — произнёс я, склоняя голову. — Но я только что получил известия, что наши пилоты вернулись.

— Да, они постоянно так делают, — невнятно выговорила она, махнув рукой с бокалом и брызнув вином на прислуживавшего лакея. К его чести, он никак не отреагировал, устремив взгляд вперёд, пока жидкость капала с его подбородка.

— Приходится спросить зачем, конечно, — продолжила она, поправляя съехавший набок головной убор. — Столько движений туда-сюда. Перевооружаются и дозаправляются. Травят мой особняк и мешают производству на моей планете лишь для того, чтобы вылететь и повторить всё снова. Зачем? Просто отправьте туда гвардейцев. Орки рано или поздно закончатся, они же не из земли прорастают.

— Совершенно верно, — кивнул я. — Тем не менее мой служебный долг — вести хронику конфликта. Как бы мне ни хотелось остаться здесь, но я должен почтительно попросить разрешения удалиться.

Я снова поклонился. Это было неудобно делать сидя, но лучше, чем поддерживать зрительный контакт. Когда я распрямился, она всё ещё пристально глядела на меня, хотя из-за перекосившейся маски было сложно определить выражение её лица.

— Вы уходите? — спросила она. — Посреди ужина?

— Поверьте, я бы предпочёл ваше общество братанию с солдатнёй, — сказал я, позаботившись о том, чтобы в голос закралась нотка презрения. — И ни за что бы не попытался уйти без вашего соизволения. Но перед тем как покинуть Гедон, я дал губернатору Цанвиху обещание посвятить каждое свободное мгновение этому проекту, и…

— Вы говорили с губернатором Цанвихом? — Она нахмурилась, и из её речи вдруг пропала неразборчивость. — Во имя Бога-Императора, почему вам дали аудиенцию? Этот человек практически затворник. Я не видела его много лет.

— Она была короткой и обусловлена сугубо нашей родственной связью. — Я пожал плечами. — И всё же это была великая честь.

Она не ответила, но я заметил, что Стайли положил нож, а его глаза мечутся между нами.

— Вы в родстве с губернатором Цанвихом? — недоверчиво спросила Долос.

— Исключительно по брачной линии, да и то еле-еле. Кажется, мы тринадцатиюродные братья? Или он может быть моим многоюродным дядей. Или же племянником — признаюсь, детали мне не даются. Я узнал об этом уже после того, как согласился на задание.

Никакой реакции. За исключением пустого взгляда. Я заёрзал от смущения. Даже лакей-статуя выглядел так, словно ему неловко.

— Губернатор Долос? — спросил я в конце концов.

— Гмм? — Она моргнула.

— Могу ли я вас покинуть?

— О… ну, конечно, — тепло отозвалась она. — Как я уже говорила, я всецело поддерживаю ваш проект, как, похоже, и губернатор Цанвих. Это меня не удивляет, я всегда считала, что мы с ним мыслим сходно.

— Благодарю вас, — произнёс я, поднимаясь.

— Возьмите десерт с собой, — потребовала Долос. — Стайли, заверни ему кусок.

— Очень любезно, губернатор. — Я поклонился. — Однако я вполне насытился.

— Тогда вина, — сказала она. — Наполни ему бокал.

Стайли скривился.

— Простите меня, губернатор Долос, но эти бокалы часть ограниченного набора, хранившегося в вашей семье сотни лет. Я беспокоюсь, что кто-нибудь из солдат может попытаться стащить один из них, если мы…

— Значит, бутылку, — бросила она, свирепо глядя на него. — И не перебивай!

Мне в руки сунули бутыль. Лучше было не спорить.

— С нетерпением жду нашей новой встречи вскоре, — произнесла губернатор Долос из своего кресла. Похоже, она не намерена была вставать. Не знаю, потому ли, что это соответствовало её статусу, или же из нежелания испытывать своё чувство равновесия.

Я поклонился уже как будто в сотый раз, сосредоточившись на Мизар. Через её глаз я наблюдал, как снижаются самолёты. Их посадочные двигатели пылали, будто падающие звёзды, а фюзеляжи были повреждены оружием наших врагов. Чтобы поприветствовать вернувшихся героев, успела собраться толпа. Я заторопился присоединиться к ней.

Пока за мной закрывалась дверь, я услышал, как губернатор Долос велит слугам сходить за генеалогическими томами.

— Он выходил прямо позади меня, а мои лазпушки не могли пробить этот проклятый корпус. Но потом, как раз когда поганый зеленокожий собирался запустить зажигательные ракеты, я переключилась. Стала вместо этого целить в его боезапас. Не уверена, что там орки используют вместо прометия, но хватило, чтобы уничтожить не только его машину, но и большую часть эскадрильи. И вот так, друзья мои, зеленокожий выскочка, в просторечии известный как Пламеносец, встретил свой конец, поглощённый огнём, который сам же и создал. И если вы думали, что орки и так плохо пахнут, то попробуйте-ка нюхнуть поджаренного.

Все прочие звуки потонули в рёве хохота. Я ощутил, как Мизар заново калибрует свои аудиосенсоры, а сам тем временем приблизился к постоянно растущему столпотворению, продолжая держать неохотно отданную мне бутылку. Я уже обдумывал, не избавиться ли от неё по пути, но не хотелось идти на риск, что на неё наткнутся слуги Долос.

Стена тел ненадолго разошлась, и я увидел лётчицу, разлёгшуюся на носу самолёта и лениво общавшуюся с поклонниками. Затем толпа сместилась, перекрыв мне обзор. Кто-то выкрикнул вопрос, которого я не расслышал.

— Скольких я убила? — переспросила она. Несмотря на гвалт, её голос был ясно различим. — Хикиц, ты думаешь, я слежу? Вот ты считаешь заклёпки, которые затягиваешь каждый день? Вообще, плохое сравнение: ты-то наверняка считаешь.

Смех уже окружал меня, так как я оказался в толпе. Я всё ещё не видел лётчицу, равно как не мог и пройти сквозь давку, чтобы подобраться поближе, а любые мои возгласы поглощала толчея. Я хотел увидеть её собственными глазами, однако был вынужден переключить внимание на Мизар, парившую высоко наверху.

Шард сидела верхом на одной из двух оставшихся машин, пока сервиторы буксировали остальные в направлении их ангара. На ней до сих пор оставался надет шлем, скрывавший лицо, но лётный комбинезон был расстёгнут и стянут до пояса, так что стали видны голые руки и плечи, бледные, как свет луны. Как и я, она держала в руке бутылку, хотя содержимого там было только на донышке.

— Как думаете, в этот раз добрались до Зелёного Шторма? — спросил кто-то, чей голос различили сенсоры Мизара.

— Кого? — Она нахмурилась и в притворном замешательстве глянула на говорившего. Толпа громко взревела, хотя отсылка от меня ускользала. Шард ещё мгновение смотрела на собеседника, а потом хлопнула себя по лбу, внезапно вспомнив. Это движение сбило с её головы шлем, и показалась коротко подстриженная копна волос настолько насыщенного рыжего оттенка, что я поначалу подумал, будто сенсорам Мизара требуется перекалибровка.

— А, того Зелёного Шторма, — произнесла она. — Кто знает? Для меня все зеленокожие одинаковые. Зелёные.

Она прикончила свою выпивку, а толпа снова взвыла, словно на грани истерики. Мне редко доводилось видеть сражения на передовой, да и то лишь издалека. Однако этот феномен не был для меня внове. После победы страх отступает, и легко рассмеяться. Даже самый взыскательный комиссар может закрыть на такое глаза. Временно.

Шард отняла бутылку от губ и швырнула её себе за плечо — та разбилась о соседнюю машину, окатив стеклом сервиторов, которые пытались открыть кабину. Я мельком заметил внутри движение, а Шард с насмешливым изумлением прижала руку ко рту.

— Мои искренние извинения, командир звена Градеолус, — сказала она, обращаясь к запертому самолёту. — Я на самом деле не целилась, попала чисто случайно. Ну, вы понимаете. У вас разве не такая же тактика воздушного боя?

Пока толпа гоготала, сенсоры Мизар пытались пронизать фонарь. Я получил изображение крупного мужчины, большую часть лица которого занимали жёсткие усы. Его глаза пылали, а рот был растянут в настолько злобном оскале, что даже орк мог бы взять это на заметку. Однако кабина предоставляла образцовую звукоизоляцию, и потому, хотя его рот резко открывался и закрывался, а кулак бил в бронестекло, я не мог разобрать слов. Похоже, он был не согласен с комментариями Шард, но мало что мог поделать, будучи заперт в кабине. Старший сержант Плайнт, стараясь помочь, давал паре сервиторов указания взломать фонарь, но дело у них шло тяжело.

Шард приставила ладонь к уху, словно ей было трудно расслышать.

— Что, простите? — произнесла она, нахмурившись. — Вы желаете в конце концов признать, что я величайший ас-истребитель всех времён? Что ж, командир звена Градеолус, весьма великодушно. Все остальные поняли это давным-давно, но отрадно, что вы наконец-то их догнали. Жаль, вы не можете делать того же самого во время наших полётов.

С этим завершающим замечанием она спрыгнула с истребителя и легко приземлилась рядом с самолётом. Толпа расступилась, и я увидел, что Шард направляется к шато, а путь ведёт её прямиком ко мне. Я моргнул, отключаясь от Мизар и возвращаясь в собственное тело. Она была в нескольких шагах от меня, болтала с кем-то в толпе.

Я сделал глубокий вдох и выступил вперёд.

— Командир звена Шард? — произнёс я. — Я пропагандист Симлекс, и я бы хотел…

— Извините, я ничего не подписываю, — сказала она, едва посмотрев на меня. Однако, когда она отворачивалась, ей на глаза попалась бутылка, которую я до сих пор сжимал в руке. Она остановилась, затем взяла её, оценивая этикетку. — Хмм… Не идеал, но лучше, чем ничего, — признала она, встретившись со мной взглядом. — Ладно, я распишусь. Где перо?

— Перо? Нет, мне не нужно ничего подписывать. Я бы хотел…

— О. Тогда благодарю за вашу поддержку.

Она кивнула, приподняла бутылку, после чего отвернулась. Размахивая запечатанным свитком, я закричал вдогонку:

— Подождите! У меня рекомендательное письмо от вашего брата!

Она застыла и оглянулась на меня. Её улыбка скрылась.

— Прошу прощения?

— Вашего брата, комиссара Тобии фон Шарда, — продолжил я сбивающимся голосом. — Я служил с ним на…

Она приблизилась, выхватила свиток у меня из руки и сорвала печать большим пальцем.

— Хмм, — проговорила она, практически не взглянув на страницу. — Жаль. Похоже, не прочитать, огонь всё испортил.

— Что? Но я хранил…

Свиток внезапно поглотило пламя. Я не увидел, откуда возникла зажигалка, но, когда Шард засунула её в карман, толпа одобрительно заревела, пускай люди и не знали, что конкретно произошло. Затем Шард протолкнулась мимо меня, а поклонники хлынули за ней, заглушая мои протесты. Подойдя к шато, она напоследок обернулась и подняла бутылку.

— Мои дорогие друзья. И я сейчас о вас обоих, — произнесла она, вызвав смех в толпе. — Юный Плайнт говорит, что моей «Молнии» понадобится обширный ремонт, поэтому я намереваюсь удалиться и продолжить праздник в своей комнате. Пригласила бы нескольких из вас с собой, но вы уже начали меня утомлять.

Последовал каскад неодобрительных воплей и свиста. В ответ она отвесила низкий поклон, а затем ушла. Толпа потянулась за ней. Я услышал, как позади меня сервиторы наконец взломали кабину. Изнутри вырвался командир звена Градеолус, изрыгающий вслед Шард ругательства.

— Трижды дрянная шавка! — плевался он, бешено жестикулируя. — Вернись сюда и скажи это мне в лицо! Кишка тонка!

Но её уже давно не было, а прочие солдаты возвращались к своим обязанностям, пока он продолжал проклинать её.

Знакомство вышло не самым многообещающим.

ГЛАВА 6

Спал я плохо и проснулся рано. Разбитое стекло покрылось инеем. Хотя я поплотнее завернулся в одеяла, сон в ту ночь не шёл.

Всё разваливалось, не успев даже начаться. Мне совершенно не удалось установить контакт с Шард или с кем-либо из асов. У меня не было никакого стоящего материала, и, что ещё хуже, я не мог придумать, как его получить, раз пилоты отказываются со мной разговаривать. Даже сложные сенсоры Мизар были не в силах сколь-либо надёжно отслеживать летящий самолёт. Как я должен фиксировать воздушные бои без помощи лётчиков?

Возможно, мой предшественник был прав. Возможно, лучше склеивать изображения вместе, создавать нелепые сценарии, где лазерные пушки снайперски отстреливают орков, а асы салютуют детям. Уж лучше так, чем пытаться торговаться с заносчивыми пилотами, считающими себя выше меня.

Я перевернулся на бок, спиной к окну. Чувствовался сквозняк, холод каким-то образом проникал через горы ткани.

Я не мог перестать представлять лицо Шард. Это пренебрежительное выражение, изуродованные губы, кривящиеся в насмешливой улыбке. Сперва она посмотрела сквозь меня, а потом оглядела с презрением. Отказ уязвлял, поскольку раньше я представлял наше знакомство в иной обстановке — на каком-нибудь празднике или другом мероприятии. Воображал, будто её взволнует будущий пикт, польстит тот факт, что я выбрал её главной героиней. Каким же глупцом я был. Вся эта затея — абсурд. Она была солдатом, и её послужной список говорил сам за себя. Её семья верно служила Империуму на протяжении поколений. Она не была безродным гражданским, которого вдохновил записаться в армию трогательный пикт. Скорее всего, Шард никогда обо мне не слышала, а коль скоро она с такой брезгливостью посмотрела на письмо от своего брата, так с чего мне было ожидать иного отношения?

Я уселся, сдвинув перепутанное постельное бельё. Всё ещё стоял мороз, хотя, взглянув на разбитое окно, я понял, что близится рассвет. Однако злость закалила меня от холода. А я был зол: слегка на неё, но в основном на самого себя. Подпитываемый тщеславием и жаждой признания, я как будто смонтировал собственный пикт ещё до прибытия. Требовалось выйти за эти рамки, разбираться с ситуацией в её нынешнем виде.

Именно тогда я и услышал вой сирены. Он был едва различим и, вероятно, ускользнул бы от меня, будь окно застеклено. Я посмотрел на разбитую панель и ничего не увидел, однако черепа-наблюдатели зашевелились в своих зарядных капсулах, чувствуя нечто, незримое для меня.

Через секунду всё стало ясно. Далёкий шлейф дыма, обрамлённый утренним светом.

— Мизар, — шепнул я. Не нуждаясь в дальнейших понуканиях, череп-наблюдатель отделился от собратьев и помчался прочь из комнаты. Посредством его глаза я увидел самолёт, закладывавший вираж в нашем направлении. Он летел неестественно, левое крыло кренилось к болоту. Это была «Валькирия» — машина, в первую очередь используемая для высадки пехоты и поддержки наземных войск. У неё отказал один из двигателей, но пилот проделывал впечатляющую работу, удерживая самолёт в воздухе. Тот еле-еле миновал шато, зацепив заваливающимся крылом крышу, и попытался сесть позади строения. Единственный оставшийся турбовентилятор с трудом сохранял его лётную способность.

Посадка оказалась неудачной. Подобные машины могут снижаться вертикально, но пилот, должно быть, посчитал это невозможным всего на одном двигателе. А может статься, попросту потерял управление. Как бы то ни было, «Валькирия» рухнула в грязь. На промышленном мире при ударе не выжил бы никто. Однако истоптанное месиво позволило приземлиться помягче, и самолёт пропахал борозду в приставучей грязи. Когда его развернуло набок, левое крыло полностью оторвалось, а правое теперь указывало в небо. К нему уже стягивались члены наземной бригады, их ранцевые огнетушители боролись с вырывающимся пламенем. Пилота вытащили наружу, но по его свёрнутой голове было очевидно, что он не выжил.

Затем вскрыли грузовой трюм. Я не сразу узнал форму, надетую на человеке, который появился из машины. Его одежда была в крови, а броня изодрана. Шлем отсутствовал, так что был виден алый порез, рассекавший половину лица, а правая рука обрывалась окровавленной культёй, но ни одна из этих травм не мешала ему орать на своих спасителей. Аудиосенсоры Мизар были недостаточно продвинутыми, чтобы зафиксировать разговор, но вскоре один из членов наземной бригады побежал к шато, а остальные удвоили усилия. Из недр корабля освободили ещё шестерых солдат, и в совокупности на них хватало потрёпанных элементов защиты, чтобы распознать, кто они такие.

Это были Отпрыски Темпестус. Самые элитные из людей-солдат Империума. Бесстрашные, верные и экипированные лучшими доспехами и оружием, какие только могли создать Адептус Механикус. Мне уже доводилось видеть их прежде, но обычно лишь в качестве парадных частей или сопровождения чиновника высокого ранга. Однако даже тогда, несмотря на блеск брони и свеженакрахмаленные кители, по одному лишь взгляду в их глаза становилось понятно, что это не какая-то там церемониальная свита. Смертоносные воины встречали и одолевали худшее, что была способна выставить Галактика.

В этих солдатах ещё отчасти сохранялся тот дух, но мало кто из них мог идти без посторонней помощи, так тяжелы были их раны. Большинство пострадало не при крушении, поскольку они уже были забинтованы и перевязаны. Пробоины на их нагрудниках указывали на клинковое оружие, мощи которого хватало, чтобы расколоть панцирную броню.

Орки.

— Господин Симлекс?

Я чуть не подскочил от неожиданности. Моё сознание было настолько связано с Мизар, что я позабыл о собственном теле. Оно продолжало лежать на кровати, но, посмотрев своими глазами, я осознал, что уже не один. Мажордом губернатора Долос, Стайли, успел наполовину приоткрыть дверь, хотя и жался за ней, словно пытаясь заслониться от моего гнева.

— Пожалуйста, входите, — отозвался я, садясь. Толика моего разума оставалась с Мизар, но сейчас там было мало примечательного. Вместо этого я сосредоточился на слуге.

Тот низко поклонился. Я только через секунду осознал, что он, похоже, не намерен выпрямляться и явно ожидает распоряжения.

— Прошу, чувствуйте себя свободно, — произнёс я. Стайли благодарственно присел, а затем поднял голову. Не могу сказать, что выражение его лица было заметно более дружелюбным, чем вечером накануне: глаза всё так же выдавали нечто между недоумением и отвращением. Однако он не мог бы держаться учтивее.

— Простите за вторжение, мой господин, — сказал он. — Губернатор Долос велела, чтобы я периодически к вам наведывался, и мне хотелось удостовериться, что ваш отдых не нарушило… Бог-Император, окно!

— Ах да, — произнёс я, когда он кинулся к стеклу. — Прискорбная случайность. Я должен извиниться.

— Вы не виноваты, господин, — ответил Стайли, сердито глядя в разбитое окно на восходящее солнце. — Это всё те трижды проклятые пилоты. Летают слишком низко и слишком быстро, не заботясь о наносимом ущербе. Этот особняк не такой, как привычные им трущобы. Мы не можем просто вставить фабричное стекло в живое здание. Дерево необходимо убедить принять его. Даже будь у нас полный комплект персонала, потребовалось бы несколько дней работы.

Я уже не был уверен, обращается ли Стайли ко мне — бормотание скатилось в негодующую мантру. Я ощутил укол вины за то, что не сознался в своём проступке, но он бы всё равно не стал слушать. Кроме того, у него уже имелись предубеждения против пилотов. Не мне было их опровергать.

— Всё в полном порядке, — сказал я, пока он суетился возле рамы. — Как-никак мы на войне. Все должны чем-то жертвовать.

— Простите, господин, но это неприемлемо, — сказал мажордом, поворачиваясь ко мне. — Прямой потомок планетарного губернатора Цанвиха не должен терпеть такого убожества.

— Я не прямой потомок… — начал было я, но слишком поздно. Повиновавшиеся незримому зову лакеи уже вошли внутрь и принялись сдирать постельное бельё, невзирая на то обстоятельство, что я до сих пор удобно располагался на нём. Сильные руки взяли меня за плечи, поднимая на ноги, а сервитор тем временем попытался забрать мой чемодан, хотя его, похоже, и озадачило, как же закрыть крышку.

— Стайли? Что это значит? Куда меня?.. — запротестовал я.

— Губернатор постановила, чтобы вам предоставили жильё, более подобающее вашему статусу, — ответил он, склоняя голову. — Вы будете переведены на предпоследний этаж и получите честь спать прямо под ней.

Губернатор Долос завтракала, когда меня привели в её покои — всё ещё с одеялом, накинутым на плечи в качестве импровизированной тоги. Она была без маски, в одном шёлковом синем халате, и я впервые увидел её лицо.

Долос выглядела молодой: гладкая кожа, полные губы. Но это мало что значило. Омолаживающие процедуры были способны продлевать юность и жизнь на сотни лет. И хотя разрушительное воздействие времени не проявлялось на коже, некоторые намёки на него присутствовали в глазах. Она могла быть старше моей бабушки, да сохранит её душу Бог-Император.

Когда я вошёл, Долос вскинула глаза, изображая изумление.

— Кайл, — произнесла она. — Пожалуйста, присаживайтесь.

Обращение по имени удивило меня. Тем не менее это был приказ. Я опустился на стул напротив и заспанными глазами поражённо осмотрел декор. В цветовой палитре комнаты преобладали сочно-красные тона и полированное золото, включая золочёные рамы, в которых размещалось множество картин. Однако у меня было мало времени задерживаться на них, поскольку я не сумел оторвать взгляда от растения, занимавшего почётное место на сервированном к завтраку столе.

Оно было высоким и таким широким, что почти заслоняло от меня Долос. Насыщенно-зелёные листья покрывали янтарные крапинки, а соцветия были розовыми и сморщенными, похожими на крошечные рты. В каждом находились десятки спелых ягод. Пахли они довольно маняще, их кожура была гладкой и лиловой, а мякоть имела соблазнительно-голубой оттенок.

Именно ими и завтракала Долос, хотя я был слишком сбит с толку, чтобы испытывать особый аппетит. Она же не питала подобных сомнений и поедала плоды, пачкая подбородок соком. Рядом с ней стоял лакей, державший в руке тряпку и мастерски перехватывавший все капли, которые бы запятнали её наряд, а также отщипывавший новые ягоды. Я отметил, что он был в кольчужных перчатках — видимо, для защиты от невидимых шипов растения.

— М-м-м, — воскликнула она, а лакей тем временем промокнул ей подбородок. — Не голодны, Кайл?

— Пока нет, я только что проснулся.

— Жаль, это редкий деликатес, — сказала Долос, поднимая ягоду. — Вдохновляют и дарят яркие сны.

— Приятные сны?

— По большей части, — отозвалась она. — От образов определённо дух захватывает. Что такое вообще на вас надето?

— У меня не было времени одеться как следует, — ответил я, и мой взгляд метнулся на спасительную дверь.

— Простите меня, губернатор. Я удалюсь и не вернусь, пока не буду облачён надлежащим образом.

— Ерунда, — произнесла она. — Человек вашего положения может носить всё что захочет.

— Положения? — Я нахмурился, и один из лакеев налил мне благословенную чашку рекафа.

— Именно. — Она улыбнулась. — Знаете, прошлой ночью вы были довольно неучтивы.

— Извините, я не…

— Вообразить только, вы скрыли, что являетесь прямым потомком губернатора Цанвиха, — продолжила она и вскинула руку, прежде чем я успел запротестовать. — Знаю, вы держались скромно, и это похвально. Но подумайте о стыде, который я ощутила, узнав, что кровного родственника губернатора определили на тридцать седьмой этаж. Приговорили к жилью, более подходящему для офицера или слуги высокого уровня. Право же, я бы не смогла показать лицо на публике.

— Кровный родственник? — Я нахмурился. — Сомневаюсь, что это верно.

— Это совершенно верно, — настаивала она, и её голос вдруг стал резким. — Мы ведём скрупулёзные записи. Стоит признать, в них не содержится подробностей о вашем семействе, однако, связавшись с Адептус Администратум, я подтвердила, что вы действительно находитесь в череде преемников губернатора Цанвиха, когда он в конце концов перейдёт в объятия Бога-Императора.

— В самом деле? Я понятия не имел.

— Абсолютно. При условии, что тридцать четыре его ныне живущих ребёнка, всевозможные их отпрыски, а также множество кузенов, племянников, сводных родственников и их семей скончаются раньше, вы следующий в очереди. Четыре тысячи трёхсотый, согласно нашим расчётам.

— Ясно, — произнёс я, опустив взгляд на дымящийся рекаф. Её слова являлись бы одновременно шокирующим откровением и пустяком, поверь я им. Однако я сомневался в своей связи с семьёй Цанвиха ещё задолго до того, как ступил на Бахус. Это казалось немного чересчур удобным, а я по опыту знал, что моё начальство легко подделывает записи при необходимости. Тем не менее я не стал пытаться поправить Долос. Как-никак эта ошибка вряд ли усложнила бы мне жизнь.

— О вас будут много говорить на Банкете урожая, — продолжила она, но я уже не обращал особого внимания. Мизар покалывала границу моего сознания, машинный дух черепа-наблюдателя засёк нечто такое, что счёл интересным.

Я проигнорировал его и сосредоточился на губернаторе. Видимо, завершив трапезу, она встала, и камеристка накинула ей на плечи одеяние.

— Итак, не считая этого вечера, каковы ваши планы на день? — поинтересовалась Долос. — Вам требуется обустроить студию пикт-записи? Я ведь могла бы освободить конюшни, лошади всё равно поголовно погибли.

— Нет, черепа-наблюдатели — это всё, что мне нужно, — сказал я и пожал плечами. — Однако я не знаю, как записать воздушный бой. Предпочитаю быть очевидцем разворачивающихся событий, но мне не поспеть за их машинами.

— Ну, летать медленнее они откажутся, уж поверьте, — отозвалась она, скользнув за раскладную ширму с изображением победы Бога-Императора над Архизмеем, нарисованным в виде рептилии, которая корчилась под золотым сапогом, злобно распахнув единственный глаз. За губернатором последовали три служанки, нёсшие лиф и корсет.

— Мне необходимо быть наверху с ними, — произнёс я, не отрывая глаз от рекафа.

— Вы умеете летать?

— Нет.

— Что ж, если бы и умели, я сомневаюсь, что они позволят гражданскому действовать в их воздушном пространстве. Они даже пытаются ограничивать мои экскурсии. Можете себе представить?

Я мог, но не сказал об этом.

— Почему бы не попросить их взять вас с собой? — продолжила Долос.

— Я не знаю, как вообще подойти к чему-то подобному.

— Поговорите с командиром авиакрыла Просферусом, — отозвалась она из-за ширмы. — Как-никак помогать вам — его работа.

— Подозреваю, он смотрит на это иначе.

— Несущественно. Это не его планета, а моя, и я считаю вашу работу приоритетной. Честно говоря, командующий и люди вроде него уже слишком долго злоупотребляли моим гостеприимством. Я отчасти подозреваю, что они затягивают эту войну, чтобы пользоваться моими винными погребами. Пора им оказать ответную услугу.

Она облачилась в пышный наряд. Колышущееся одеяние поддерживали помощницы. Её новая маска и головной убор были созданы в подражание грозовым тучам, щёки окантовывали молнии.

— Мы переговорим с Просферусом и проинформируем его о ваших потребностях.

— Вы уверены, что он примет нас?

— Он примет нас, когда я скажу, — сурово ответила она. — А теперь одевайтесь. Время напомнить командиру авиакрыла, кто на самом деле руководит.

Командир авиакрыла Просферус пристально смотрел на меня с противоположного края своего стола.

Приятного было мало. Я бы описал его взгляд как хищный, вот только это бы передавало ощущение голода или жажды, а я не видел признаков подобного. Его глаза скорее напоминали клинки: холодные, острые и смертоносные в своём безразличии. Мне помогало то, что губернатор Долос также присутствовала, поскольку это вынуждало его дробить внимание и пронзать нас взглядом поочерёдно. Губернатор казалась невосприимчивой к этому: несомненно, в своё время она переживала куда худшее. Однако меня кто-либо влиятельный не рассматривал со столь плохо скрытым презрением уже много лет. С самого ученичества, хотя я надеялся, что, в отличие от моего бывшего наставника, командир авиакрыла Просферус воздержится от того, чтобы бить меня по голове.

Я прочистил горло.

— Сэр, если бы я мог…

Он вскинул руку. Этот жест заставил меня умолкнуть так же быстро, как пуля в висок.

— Пропагандист Симлекс, — произнёс он. — Полагаю, вы простите мне, что я не встретился с вами раньше. Но сейчас идёт война. Настоящая война, а не постановочный конфликт для пикт-экранов, растрачивающий ценные ресурсы. Это реальность, борьба не на жизнь, а на смерть.

— Да, сэр. Я понимаю.

— Хорошо. Тогда позвольте мне выражаться прозрачно. Мы — единственный аэродром на много лиг и в данный момент поддерживаем два наступления, на каждом из которых наблюдается повышенная активность. Мне только что сообщили, что в нашем направлении движется несезонный грозовой фронт, а я всё ещё ожидаю пополнения запасов ракетных контейнеров. Вдобавок две моих машины сейчас затребованы для обеспечения логистической поддержки банкета губернатора Долос.

Он на миг яростно глянул на неё, а затем продолжил:

— И всё это было до сегодняшнего утра, когда «Валькирия» едва не снесла крышу губернаторского шато.

При этих словах Долос застыла. Ей явно ещё не доложили о происшествии. Заметив её беспокойство, Просферус не смог полностью спрятать улыбку.

— Я видел, — сказал я. — Как ваши солдаты?

— Это не мои солдаты, — ответил Просферус. — Отпрыски Темпестус входят в Милитарум Темпестус. Тем не менее сейчас они назначены сюда и формально находятся под моим командованием. А что, надеетесь раздобыть кадры их ранений, чтобы гражданские поглазели?

— Нет, сэр.

— Хорошо, — произнёс он. — Потому что эти люди рисковали своими жизнями, и, если бы они не… ладно, эта информация не для вас. В нынешнем положении я вынужден наспех собирать пилотов и машины для ответа.

Он действительно этим занимался. Мизар продолжала парить над шато. Посредством её ока я видел, что по всему лагерю, словно насекомые, роятся наземные бригады, снаряжавшие «Громы» и истребители «Молния».

— Понимаю, сэр.

— Тогда вы должны понимать, что я мало что могу для вас сделать. Не стесняйтесь делать пикты взлетающих самолётов, а если сумеете разыскать офицера не на службе и снабдить его достаточным количеством алкоголя, то он, уверен, поделится парой анекдотов. Разумеется, я затребую финальное одобрение всего, что вы создадите. Разойтись.

Его тон не располагал к спорам. Я уже вставал, когда рука губернатора ткнула меня в грудь, пихнув обратно на стул. Долос сверкнула глазами на Просферуса изпод своего грозового убранства.

— Нужно ли мне напоминать вам, командир авиакрыла, что мы не ваши солдаты? Это мой дом. Более того, это мой мир. Вы не можете меня прогонять.

Просферус яростно уставился на неё.

— Я в полной мере это сознаю, — выговорил он сквозь сжатые зубы. — Я отпускал Симлекса.

— Не вам его отпускать.

Они неотрывно глядели друг на друга: два гладиатора, оценивающих противника, практически позабыв о внешнем мире. Я надеялся, что они так же легко позабудут и обо мне, поскольку стремился оказаться где-нибудь в другом месте. Синхронизовавшись с Мизар, я осматривал небо на случай, если ещё одна «Валькирия» врежется в шато и принесёт мне избавление, но видел только группы отправляющихся «Молний» и «Громов». Разбившуюся «Валькирию» забрали, а её замену готовили к старту. Наземный персонал заряжал тяжёлые болтеры и дозаправлял баки с прометием.

Губернатор подалась вперёд, положив локти на стол.

— Командир авиакрыла, пропагандист Симлекс находится тут по распоряжению самого губернатора Цанвиха. Ему приказано создать пикт об Аэронавтике Империалис.

— В самом деле? — отозвался Просферус, приподняв бровь.

— Мои источники подтвердили это, а вы знаете, как тщательно я вникаю в подобные вопросы. Он здесь с благословения губернатора. Более того, он здесь от его лица.

Просферус скользнул по нам взглядом, откинулся на стуле и со вздохом провёл рукой по редеющим волосам.

— Чудесно, — пробормотал он.

— Пропагандист Симлекс нуждается в нашей поддержке, — сказала Долос. — Я заверила его, что предоставлю все необходимые для успешной съёмки ресурсы. Что ж, если понадобится, всю территорию можно расчистить от того, что не служит этой цели. И пусть я и не командую вашими войсками, мой голос имеет вес по всему сектору, у бессчётного множества как аристократов, так и чиновников Администратума, а также у неисчислимых офицеров в Астра Милитарум. Интересно, как они отреагируют, узнав, что вы противодействуете проекту губернатора Цанвиха?

Это была мягкая, но серьёзная угроза. Не могу делать вид, будто полностью понимаю разделение власти в Империуме, однако мне известно, что любая значимая операция требует сотрудничества между различными его департаментами. Один адепт Администратума, получив соответствующие указания, мог бы не туда положить документы, необходимые для пополнения запасов на передовой, и обречь кампанию на провал.

Небрежная реплика Долос граничила с ересью. По крайней мере, это можно было выставить в таком свете. Но, с другой стороны, она являлась планетарным губернатором, которого назначили именем самого Бога-Императора. Она могла править Бахусом как полагала уместным. Просферус же был просто солдатом, гостем в её доме и на её планете. Теоретически, начни она мешать военным действиям, он мог бы арестовать её как предательницу. Но ровно с той же вероятностью она могла сбить его наступление и обезоружить его машины одним лишь словом в нужное ухо.

Продолжая молиться, я бросил взгляд в окно. Однако там не было никаких признаков того, что передышка на подходе. В сущности, в воздух уже поднялись и остальные истребители, только «Валькирию» всё ещё готовили. Через Мизар я изучил трио приближавшихся лётчиков, одетых в знакомые комбинезоны и возглавляемых командиром звена Градеолусом. Хотя он уже не был заточён в кабине, выражение лица указывало, что его настроение не сильно улучшилось.

— Симлекс?

Упоминание моего имени резко вернуло меня обратно в комнату, где на меня свирепо смотрел командир авиакрыла Просферус.

— Да, сэр?

— Похоже, губернатор Цанвих весьма привержен этому проекту. Необычно.

— Да, сэр, — сказал я. — Могу ли я говорить откровенно?

Он пожал плечами. Я счёл это согласием.

— Определённые стороны на Гедоне обеспокоены продвижением военных действий, — произнёс я. — Им кажется, что это плохо отражается на субсекторе. Пикт был отчасти заказан для того, чтобы унять эти опасения и продемонстрировать, что имперская военная машина восторжествует.

Долос пнула меня под столом. Я вздрогнул, но Просферус, похоже, не обратил внимания. Он откинулся на стуле, вперив глаза в потолок. С его губ сорвался странный звук, как будто что-то застряло у него в горле. Мне потребовалась секунда, чтобы осознать, что он хихикает или пытается сделать нечто подобное.

— Ну конечно, — кивнул Просферус. — Когда планета в осаде, лучший подход — это заказать пикт, преуменьшающий опасность. Не тратить время на дополнительные ресурсы или живую силу, или даже обращение за помощью к Адептус Астартес.

Казалось, он углубился в раздумья. Я кинул взгляд на губернатора Долос, но та была совершенно неподвижна. Будучи аристократкой, она привыкла к дипломатии и знала, когда делу лучше способствуют дерзкие слова, а когда — подчёркнутое молчание.

— Чего конкретно вы просите? — пробормотал Просферус. — Быстрый парад? Кадры проносящихся мимо самолётов? Я могу дать вам краткое интервью, но отказываюсь обсуждать с гражданским зону активных боевых действий.

— Это весьма щедро, сэр, — сказал я. — Но я не хочу беспокоить вас или мешать военной операции. Мне поручено зафиксировать правду о конфликте, а не срежиссированный спектакль.

— Правду? — отозвался он. — Вы видели подлинное лицо войны?

— Я бывал на полях сражений, сэр.

— В ходе конфликта?

Я помедлил.

— Около того, сэр.

— И губернатору нужен именно такой пикт — точное изображение войны?

— Поэтому меня и выбрали.

— Хмм, — произнёс Просферус, не вполне поверив мне. Это было справедливо, так как губернатор Цанвих не предоставил подробностей в отношении своих кинематографических предпочтений. В ходе нашего краткого обсуждения он посвятил первые несколько минут гневному разглагольствованию о том, что проклятые пораженцы ослабляют торговлю в секторе и ему нужен пикт, чтобы заставить их умолкнуть. Оставшееся время он потратил на выговор слугам за то, что те позволили солнцу сесть так рано, и требования перепланировать резиденцию и снести соседние здания, чтобы его балкону достался ещё час вечернего света.

Тем не менее он действительно одобрил проект и уполномочил меня от своего имени. Я мог доказать это его наспех накарябанной подписью на документах о задании.

— Я читал ваше досье, Симлекс, — сказал Просферус, доставая из стола инфопланшет.

— Сэр?

— У вас есть некоторая репутация. Признаюсь, я смотрел пару ваших пиктов, и один из них, в сущности, использовался при обучении в качестве примера. Но судя по тому, что я видел, вы прибываете, когда бой закончен. Вы видите результаты.

— Это правда, сэр.

— Реальная война идёт не по сценарию. В ней есть хаос, неожиданные повороты событий и возможности. Даже в наземной войне вы не смогли бы впитать весь масштаб сражения. Как вы рассчитываете записать битву, ведущуюся в тысячах футов у вас над головой на скоростях, которых вы не в состоянии осмыслить?

— Согласен, это нелегко. Но я худощав и уверен, что смогу втиснуться…

— Думаете, в наших самолётах просто так есть запас места? — спросил он. — Каждая унция — это бремя, снижающее скорость и дальность действия. Собираетесь приткнуться в уголке? А что будет, если машина попадёт в бой? От вас останется только размазанное пятно на внутренней стороне корпуса, при условии, что ваше переломанное тело не попадёт в действующего пилота. Это не обсуждается.

— Что насчёт «Валькирии»?

Просферус свирепо глянул на меня.

— А что насчёт неё?

— Я так понимаю, у неё значительная транспортная вместимость? Насколько я вижу, загружающееся отделение неполное. Может быть, там найдётся место ещё для одного человека?

Он уставился на меня. Выражение его лица изменилось. Возможно, это было уважение? Скорее подозрительность.

— И откуда же вы это знаете? — поинтересовался он.

— У меня есть глаза снаружи, — ответил я, поскольку Мизар пристально наблюдала за вскоре отправляющимся самолётом. Наземная команда проводила финальные проверки вооружения, а рядом с машиной несгибаемо стоял командир звена Градеолус, сцепивший руки за спиной. Он отдал салют — рука взметнулась быстро и чётко, как клинок мечника. Его спина была обращена к самолёту, и я не видел, кому он салютует. Возможно, Градеолус отрабатывал формальности, поскольку он повторил жест с небольшими изменениями.

— Вы хоть представляете, куда отправляются эти солдаты? — спросил Просферус. — С чем они столкнутся? С какой вероятностью вернутся назад?

— Нет, — ответил я. — И мне это не нужно. Я лишь хочу увидеть этих верных служителей Империума в деле. Я с радостью отдам материал вам на просмотр, сотрите всё, что сочтёте вредящим военным действиям. Всё, чего я желаю, — возможности показать отвагу и мастерство ваших солдат.

— Вы понятия не имеете, с какими опасностями это связано.

— Верно, сэр, — сказал я. — Но если это так ужасно, как вы говорите, то, вероятно, отобьёт у меня охоту чего-либо просить от вас впредь. А если я умру, вам больше не понадобится удовлетворять мои прихоти.

— В самом деле? — поинтересовался он с лёгкой улыбкой. — Ведь если губернатор Цанвих узнает, что я был ответственен за…

— Я подпишу обязательство, подтверждая, что воспользовался его полномочиями для получения этого направления, и приму полную ответственность за любые последствия. Включая мою безвременную смерть, но не ограничиваясь ею.

Пока я говорил, губернатор Долос подалась вперёд.

— Нам нужно это обдумать, — произнесла она. — Работа господина Симлекса очень важна, но вряд ли губернатор Цанвих захотел бы рисковать его жизнью.

Командир авиакрыла Просферус не ответил. Его лоб был наморщен, и, похоже, он взвешивал варианты.

— Вы примете полную ответственность, если произойдёт что-либо нежелательное?

— Да, сэр.

— И какой бы материал вы ни сняли, я смогу его просмотреть и отцензурировать как сочту уместным?

— Это так, сэр.

— А если вы умрёте, этому всему конец?

— Да, сэр, — кивнул я. — Хотя я и доверяю навыкам командира звена Градеолуса.

— Даже если так, это не… — Просферус сбился, и выражение его лица стало ещё более хмурым. — Вы сказали, командира звена Градеолуса? — переспросил он.

— Да, сэр. Он снаружи. Полагаю, он пилотирует самолёт?

— Градеолус! — взревел командир авиакрыла, встав и с грохотом направляясь к окну.

Глядя глазом Мизар, я увидел, как командир звена застыл на середине салюта. Он обернулся к окну и повторил жест, когда из шато высунулась голова Просферуса. Мы находились на пятидесятом этаже или даже выше, однако крик того без труда долетал.

— Градеолус, какого чёрта вы там делаете?

— Сэр! Я готовился к отправлению, сэр.

— Вы не летаете на «Валькириях», Градеолус. Нам хватило прошлого раза.

— Сэр! Это была не моя вина! Посадочную полосу повредили. Несомненно, чтобы замарать моё честное имя. Я не несу ответственности за ущерб…

— Не желаю этого слушать. Разойтись.

Мизар наблюдала, как Градеолус отдал не столь чёткий салют и побрёл прочь. Как и все хорошие пропагандисты, я избегаю сопереживать участникам событий, чтобы не скомпрометировать свою работу, однако невольно посочувствовал этому человеку.

Командир авиакрыла Просферус втянул голову обратно в комнату и захлопнул окно. Я ощутил, как губернатор Долос рядом со мной напряглась от этого звука, но стекло выдержало.

— Сохрани нас Император, — пробормотал Просферус, а затем яростно посмотрел на меня. — «Валькирия» отправляется через тридцать минут, при условии, что я смогу найти пилота. Я хочу, чтобы ваше подписанное обязательство оказалось у меня в руках до того, как вы взойдёте на борт машины, а когда она поднимется в воздух, вы будете выполнять приказы без вопросов. Ясно?

— Да, сэр.

— Хорошо. А теперь прошу меня простить, но мне нужно выяснить, кто разрешил Градеолусу лететь.

Мы встали, а он взял со стола вокс-гарнитуру.

— Пусть администратор набросает Свидетельство Жертвы: на этом задании будет кое-какой дополнительный вес. И кто-нибудь, разбудите командира звена Шард. Скажите ей, что её отдых отменяется, сегодня она летит на «Валькирии».

ГЛАВА 7

Я торопливо подписал Свидетельство Жертвы, едва глянув на текст. Немыслимый поступок для всякого, кто хоть немного понимает махинации Администратума. Но я боялся, что любую задержку сочту т поводом отбыть без меня. Чернила ещё не высохли, а я уже мчался по особняку, ощущая на себе взгляды наземного персонала. Грязь цеплялась за ботинки, позади подскакивала Мизар, почти что радостно гудевшая своим антигравитационным демпфером. Я мельком заметил старшего сержанта Плайнта, руководившего уборочной бригадой. Он помахал рукой, но я смог лишь кое-как кивнуть в ответ, сконцентрировавшись на «Валькирии».

Отпрыски Темпестус уже грузились на борт. Их было четверо; пятеро, считая руководившего ими темпестора. Я предположил, что это свежее отделение, которому поручено отомстить за павших товарищей. Затем у темпестора с плеча съехала шинель, и показалась культя на месте правой руки. Это были те же самые солдаты, чей самолёт разбился несколько часов назад, всё ещё облачённые в потрёпанную броню.

Темпестор наблюдал, как я суетливо приближаюсь, спотыкаясь от усталости.

— Пропагандист Симлекс? — спросил он.

Его тон удивил меня. Мне казалось, что он должен быть раздражён моим присутствием. Возможно, так и было, но ни единого намёка на это не прослеживалось в голосе, и глаза ничего не выдавали. Я кивнул, не решаясь говорить. Дыхание до сих пор было судорожным.

— Я темпестор Татон. Буду руководить этой миссией. На её протяжении вы будете исполнять мои приказы.

Это была не просьба.

Я снова кивнул, хрипло выдавив: «Да, сэр».

Он согласно наклонил голову и поманил меня в транспортный отсек «Валькирии». Внутри располагалось двенадцать кресел, но даже при половинном заполнении было тесно. Воздух лоснился от пота, вонь немытых тел смешивалась с вонью болота. Отпрыски сидели молча, хотя я отметил, что у одного из них подёргивались губы, словно он беззвучно читал псалом. В его руке были зажаты молитвенные чётки.

Я прошёл мимо, задевая в тесноте их ноги. Мизар, покачиваясь, следовала позади. Я направился в дальний конец отсека, поближе к кабине. Пока я застёгивал лётную обвязку, у меня дрожали пальцы. Мизар было никак не зафиксировать, поэтому я пристроил череп на коленях, обвив его руками, будто заботливая мать. Торчащие механические придатки впивались в бедро.

Понемногу стук в груди успокоился, а дыхание почти вернулось в норму. Ожидая гула турбовентиляторов машины, я почувствовал, как на губах невольно появляется улыбка. Вот он. Момент, который я буду вспоминать. Мой первый полёт.

Шли минуты. Десять. Может быть, двадцать. Я ощутил, что улыбка медленно угасла, а моя нога постукивала по полу, пока один из Отпрысков не посмотрел на неё, заставив замереть. Это был не совсем яростный взгляд, но достаточно близко к нему, чтобы донести мысль.

Сохраняя неподвижность, мы ждали. Прочие пассажиры не выглядели обеспокоенными, их устраивало нести безмолвное бдение. Взгляды Отпрысков вызывали у меня тревогу, и мой собственный переместился на заднюю аппарель машины, которая продолжала висеть в открытом положении, давая обзор на территорию.

Сквозь отступающий туман я заметил командира звена Шард. Она направлялась к самолёту. Или пыталась. Её путь в целом пролегал к «Валькирии», но временами она сбивалась с курса, словно её ногами управляли разные люди, имевшие между собой лишь ограниченную связь. Едва не споткнувшись о ножны своей сабли, она влетела в группу болтавшегося наземного персонала. Пока ей помогали подняться, она выдернула у ближайшего техника палочку лхо и затянулась, а затем выхватила у другого дымящуюся чашку рекафа. Сделала долгий глоток и выплеснула остатки себе в лицо. Я вздрогнул, но она была невозмутимой. До тех пор, пока не попробовала сделать ещё одну затяжку из палочки лхо и не обнаружила, что та погасла. Последовавшую брань было слышно даже изнутри «Валькирии».

Один из членов наземной бригады заговорил с ней. Я не услышал вопроса, но её ответ ошеломил его. Он отступил назад, нахмурив лоб, но Шард поманила его к себе обеими руками, и её рот скривился в усмешке.

Он дал ей пощечину.

Из-за сработавшего инстинкта, а также галантности, о наличии которой у себя я не знал, я вскочил, или попытался это сделать, но лётная обвязка прижала меня к креслу, едва не придушив стропом в процессе. Шард же тем временем пошатнулась от удара, но восстановила равновесие и свирепо глянула на нападавшего.

Она что-то сказала. Техник покачал головой и протестующе вскинул руки, но лётчица настаивала, подставляя щёку и постукивая по лацкану с обозначением её звания.

Он вздохнул и снова ударил её. На сей раз сильнее, едва не сбив с ног. Шард бы упала, если бы не ухватилась за его форму и не вздёрнула себя в вертикальное положение, пока они не оказались лицом к лицу.

Шард кивнула и благодарно похлопала его по плечу, а затем развернулась и шаткой походкой двинулась к машине. Шла она чуть прямее, на бледной коже осталось красное пятно от пощёчины и дымящегося рекафа. Она выпала из поля зрения, но мгновение спустя я услышал звук открывающейся кабины, который сопровождался непрерывным потоком ругательств и угроз, пока штурману не хватило здравого смысла отключить вокс-канал.

Рампа поднялась, и я глянул на Отпрыска напротив себя. Всего на миг его стоическая маска спала, и в глазах мелькнуло что-то между неверием и смирением. Когда он поймал мой взгляд, это выражение исчезло, сменившись стальной решимостью, как у его товарищей.

И всё же, когда самолёт задрожал и неуклюже поднялся в небо, я не мог не обратить внимания, что набожный Отпрыск сжал свои чётки ещё крепче.

Не знаю, как долго мы летели. В отсеке не было окон, оповещений или разговоров — никаких способов отмечать ход времени. Тем не менее, невзирая на мои опасения, Шард казалась способной вести «Валькирию». Определённо, она управлялась с машиной лучше, чем с собственными ногами. Наше путешествие шло плавно, при иных обстоятельствах оно могло бы быть усыпляющим. Однако лётная обвязка врезалась мне в грудь, а Мизар продолжала возиться, скребя по моим ногам своими конечностями.

Я поймал себя на том, что рассматриваю других пассажиров, хотя это слабо меня успокаивало. Я постоянно кидал взгляды на их повреждённую броню и перевязанные раны. С момента крушения прошло всего несколько часов, но отделение направлялось обратно, несмотря на серьёзные травмы. Что там могло быть такого важного?

А главное, почему нельзя было отправить никого другого?

Последнее выводилось несложно: это задание не могли доверить обычным солдатам. Но почему же тогда мне разрешили их сопровождать? До отбытия я не задавался этим вопросом, но теперь представлялись два варианта. В первом, с какими бы тайнами ни была сопряжена миссия, они настолько выходили за пределы моего понимания, что я не создавал угрозы их раскрытия. Или же, во втором, я точно должен был умереть, тем самым устранив проблемку командира авиакрыла Просферуса.

Я сдвинулся, пытаясь дать передышку ноющим ягодицам, и обнаружил, что встретился взглядом с холодными, жёсткими глазами одного из Отпрысков. Вдруг возник третий вариант. Выполнив задание, группа попросту избавится от меня и оставит мой труп падальщикам. Как-никак я ведь подписал Свидетельство Жертвы.

Я задумался, сделают ли короткий пикт, воспевающий мой труд. У пропагандистов было весьма обычным делом чтить коллег подобным образом, хотя с учётом моего нынешнего везения это, вероятно, поручили бы пропагандисту Капсуле — человеку, печально известному тем, что он описал славную геральдическую расцветку Адептус Астартес как «слишком аляповатую для пикт-экрана».

С треском ожил вокс:

— …ещё этого проклятого Богом-Императором вина, — услышал я кислое бормотание Шард, а затем она заговорила с чуть более позитивной интонацией: — Приветствую всех. Мы в паре миль от пункта назначения и будем там через несколько минут. Могу ли я осведомиться, чего ожидать по прибытии?

Тишина.

— Эй, кто-нибудь? — окликнула она. — Если нам предстоит встреча с эскадрильей орочьих самолётов, было бы мило знать об этом заранее.

Снова тишина, хотя пара Отпрысков переглянулась. Впрочем, учитывая их кажущуюся неспособность к человеческой мимике, я не уверен, что этим подразумевалось.

— Я ещё жду, — упорствовала Шард. — Я даже не должна была лететь этим утром. До тех пор, пока тот идиот не решил дать себя сбить. Как его звали? Пекард? Пекари? О, вспомнила — похрен.

Один из Отпрысков бросил взгляд на темпестора Татона.

— Сэр? — произнёс он. Это было первое слово, сказанное ими с момента моей посадки на борт.

Татон свирепо посмотрел в направлении кабины.

— Приём. Там вообще кто-то есть? Если это какая-то шутка и я катаю пустой грузовой трюм, то буду очень недовольна.

— Эвакуационная миссия, — отрывисто и резко отозвался Татон. — Забрать один груз. Второстепенная цель: спасти наших оперативников, но при необходимости они расходный материал, как и мы. А теперь замолчите и доставьте нас туда, пока я не пристрелил вас за нарушение субординации.

В воксе протрещал её смешок.

— Расслабьтесь. Мы прибыли.

Задняя рампа внезапно откинулась, слепя дневным светом. Я заслонил глаза, но Отпрыски невозмутимо расстёгивали обвязки и закрепляли шлемы. Я едва слышал их за рёвом турбовентиляторов «Валькирии», а от крепкого смрада болотной воды меня чуть не вывернуло наизнанку.

На коленях задёргалась Мизар. Прошептав команду, я освободил череп-наблюдатель. Он скользнул мимо Отпрысков, заняв позицию у кормовой рампы, и его немигающим оком я наконец-то узрел пункт нашего назначения. Передо мной пролегала знакомая желтовато-красная топь, бесконечно тянувшаяся по всему Бахусу. Впрочем, она была далеко не безжизненной: трясину пронизывали шипастые свилевые лианы, посаженные на одинаковом расстоянии друг от друга. Однако теперь растительность распространялась бесконтрольно, поражая своими лозами окрестное болото, словно злокачественная опухоль. Насекомые, часть из которых была длиной с мою руку, сновали между шипов, волоча по зловонной воде хоботки и прихлёбывая грязь.

Внутри машины темпестор Татон выкрикивал приказы. Слова были мне непонятны: какой-то боевой код, известный его солдатам. Однако двое из них без колебаний спрыгнули в воду. Та была глубже, чем я ожидал, и доходила им почти до груди, вынуждая держать оружие повыше. Пара с отработанной точностью двинулась вперёд, сканируя болото мультиспектральными оккулюмами, установленными рядом со шлемами.

Я услышал, как один из них что-то воскликнул, и сразу же вслед за этим из глубины вытянулось щупальце, которое прижало его руки к бокам и утянуло солдата вниз. Из самолёта уже успел выскочить третий Отпрыск с обнажённым ножом. Он нырнул в трясину под прикрытием своего неподвижного сослуживца, втыкая клинок в щупальце. Из воды появилось двое бойцов — один убирал оружие в ножны, второй возобновил дозор, словно ничего и не произошло, хотя его нагрудник теперь украшали следы от присосок. Между ними я увидел аморфную тень, которая покачивалась в воде, окрашивая её своей кровью в чернильно-чёрный цвет.

В тот момент я поклялся, что никогда по своей воле не ступлю в болото.

Трое Отпрысков разошлись, четвёртый спрыгнул позади них, чтобы прикрыть тыл. Внутри «Валькирии» остался только Татон, сосредоточенно глядевший на свой ауспик. Он что-то искал.

Сенсоры Мизар охватывали большую часть электромагнитного спектра. Однако ни от тепловых датчиков, ни от структурной съёмки не было особого толку в болоте. Вода то ли кишела жизнью, то ли содержала такой объём мёртвых остатков, что воспринималась как органика. Как бы то ни было, эта среда с трудом поддавалась анализу, и, видимо, ауспик Татона интерпретировал окружающую обстановку как одну огромную, неопределённую жизненную форму.

Я синхронизовался с Мизар, силясь понять невообразимые варианты обзора, отображённые пиктограммами. До меня дошло, что раньше я пользовался от силы половиной из них — казалось, что от них нет особого проку, поскольку мне был нужен материал, видимый человеческим глазом. Я двигался через разнообразные спектры, открывая для себя поразительные цвета, которые отдавали медью и полузабытыми грёзами. Но ни в чём из этого не было никакого смысла, и я переключал их, пока кое-что не привлекло мой взгляд.

В воде в дюжине футов от нас было свечение. Пузырь, выделенный синим цветом — где-то четыре фута в диаметре и полностью погружённый в воду.

Внутри него что-то мерцало злым зелёным светом. Я отключился от черепа-наблюдателя. Татон передо мной до сих пор был сосредоточен на своих сканах.

— Я… Там в воде что-то есть.

Он не обращал на меня внимания.

— Это сложно увидеть, — продолжил я, а Мизар проплыла над как будто произвольной точкой болота, где фиксировалась активность. — Не могу сказать, есть ли признаки жизни. Но там пузырь, и что-то внутри него. Может быть, источник энергии, но… не знаю. Не могу разобраться…

Я умолк. Я не жрец Адептус Механикус и обладаю лишь поверхностными познаниями в их тайной науке. Однако я достаточно часто смотрел глазами Мизар, чтобы узнавать форму и структуру имперских технологий. Зелёный свет выглядел неправильно. Он был грубым и первобытным, хоть и не менее мощным от этого. Энергия вела себя нестабильно, напоминая скорее не очаг, а пожар.

Я думал, что Татон меня не слышит, пока он не рявкнул команду, и двое членов отделения сошлись к тому месту, где задержалась Мизар, и погрузились глубже в воду. Ведущий, плечи которого уже еле-еле возвышались над болотом, передал другому своё оружие, а затем достал нож и нырнул в трясину. Казалось, он пробыл под водой целую вечность, дыша лишь благодаря шлему. Остальное отделение стояло неподвижно, начеку.

Затрещал оживший вокс. Голос Шард, но без сардонических ноток.

— У нас гости. В паре миль. Но приближаются.

— Самолёты? — проворчал Татон.

— Нет. Наземные. Ну, если эта выгребная яма считается землёй.

— Нам нужно больше времени.

— Никаких проблем. Я просто включу наше хронополе и создам для вас больше времени. Хотите пару минут или забредём на несколько тысячелетий назад и посмотрим на Объединение Терры?

Темпестор не ответил. Отпрыски погрузились в болото поглубже, так что на виду остались только головы и оружие, а их нырнувший товарищ тем временем продолжал трудиться. Посредством Мизар я видел, как он рубит синий пузырь, но клинку не удавалось пробиться насквозь.

Внутри что-то шевельнулось.

— Они ускоряются. Ещё две минуты, и они на нас навалятся.

Я заставил Мизар подняться выше, осматривая болото вокруг. К узловатой растительности цеплялся гнетущий слой тумана, и линзы сервочерепа не могли преодолеть его, пока тот не оказался над отвратительным пологом, откуда открывался горизонт.

Я увидел дым. Он накатывался из тумана огромными извергающимися облаками, маравшими небо. Я задействовал телескопические объективы Мизар и заметил очертания примитивных аэроботов, которые приводились в движение массивными турбовентиляторами, отчасти схожими с теми, что стояли на «Валькирии». Единство конструкции отсутствовало: каждый из них выглядел собранным из переработанного металлолома, однако в их скорости сомневаться не приходилось. Из-за брызг и дыма было сложно опознать пассажиров. Они сильно превосходили человека в ширину, и я заметил проблески зелёной кожи.

— Орки, — прошептал я.

Я не думал, что меня кто-нибудь слушает. Однако вокс с треском ожил:

— Ещё раз?

— Орки, — повторил я, желая, чтобы голос звучал ровно. — Они летят на какой-то разновидности аэроботов. Четыре корабля, может пять. Не могу быть уверен, слишком много дыма.

— Кто это?

— Пропагандист Симлекс, — пробормотал я, а машины тем временем устремились вперёд. — Мы встречались вчера, пусть и мельком.

— Какого чёрта вы там делаете? Сели не на тот самолёт?

— И впрямь похоже на то.

Они были уже ближе, и шлейфы дыма стали видны Татону. Тот бросил на меня взгляд через плечо.

— Они движутся к нам?

— Думаю, да.

— Какого цвета дым?

— Чёрный. Нет, есть зёленый оттенок.

— Чудесно, сигнал. Вы понимаете, что мы тут на виду? Если эскадрилья орочьих истребителей нас заметит, мы покойники.

Татон проигнорировал её и обратился ко мне:

— Прочешите периметр. Есть ещё на подходе?

Я синхронизировался с Мизар, и её сенсоры прошлись по болоту.

— Да, — произнёс я. — Другие аэроботы, приближаются… оттуда. С востока. Не могу сказать, идут ли с запада: из-за грозовых туч трудно увидеть дым.

Я ощущал странное спокойствие, словно опасность была не вполне реальной. Это чувство посещало меня уже не в первый раз. Подозреваю, это побочный эффект от восприятия мира через немигающее око Мизар: холодная рациональность черепа уравновешивала мою человеческую эмоциональность. Но когда орки приблизились, я услышал шум их двигателей, который походил на визг циркулярных пил, режущих камень. Ещё хуже был их боевой клич: множество гортанных голосов сливалось в кровожадной радости.

Именно тогда я почувствовал страх. Во рту пересохло, мочевой пузырь наполнился.

Татон убрал ауспик и вытащил меч. Клинок потрескивал, едва заметно светясь силовым полем.

— Командир звена Шард, — сказал он. — Забрать груз приоритетно. Как только он будет в безопасности на борту, немедленно отправляйтесь.

Он спрыгнул с рампы. Глядя через Мизар, я проследил, как Татон приземлился и начал прокладывать себе дорогу к своим солдатам. Нырнувший Отпрыск до сих пор не мог справиться с синим пузырём. Татон выкрикнул приказ, и Отпрыски рассредоточились, направив оружие на далёких орков. Темпестор занёс силовой меч и всадил его в зловонную воду, которая забурлила и пошла пузырями на пути клинка. Я совершил манёвр, чтобы посмотреть поближе, но Мизар воспротивилась, так как орки находились уже в радиусе видимости.

Это были не косолапые дикари из плохо склеенного пикта. Несмотря на сутулые плечи, их рост превышал семь футов, а ширина составляла больше половины от этой цифры. Лица, если их можно было так назвать, состояли из костистых лбов, толщины которых хватало, чтобы отразить выстрелы из лёгкого оружия, и плитообразных челюстей, а рты были заполнены клыками-бивнями. Каждый имел при себе баллистическое оружие с толстым стволом. Все пушки отличались друг от друга, но были такими большими, что человеку потребовался бы лафет, чтобы пережить их отдачу. Орки успели заметить Отпрысков и уже открыли огонь. Хотя они и находились вне пределов досягаемости, их орудия создавали резонанс яростного артобстрела.

— Они слишком близко. Этим идиотам не выбраться.

«Валькирия» дёрнулась, но мои органы чувств были переплетены с Мизар, и я не знал точно, что происходит. По моему настоянию череп-наблюдатель переместился обратно к Отпрыскам, и как раз в этот момент Татон пронзил пузырь.

Не знаю, появления чего я ожидал. Но не ещё одного Отпрыска.

Убедиться в этом мешали грязь и тина, но силуэт был таким же, как у Татона. Шлем солдата оставался крепко зафиксирован на месте, позволяя ему дышать при погружении. Однако двигался он в ужасно сгорбленном положении, словно ему сдавило позвоночник. Солдат прижимал что-то к груди, но вода заслоняла это от моих глаз. Татон помог ему здоровой рукой, и они вдвоём изо всех сил стали пробиваться сквозь болотную воду к «Валькирии».

Которая шевельнулась, а потом начала набирать скорость, удаляясь от места высадки.

— Что вы делаете? — завопил я. Понятия не имею, услышала ли меня Шард или просто не подумала, что я заслуживал ответа. Как бы то ни было, признаюсь, что испытывал смешанные чувства при отходе машины. Меня успокаивало бегство от надвигавшихся орков, но я ощущал и стыд от того, что бросил наших товарищей, а также был ошеломлён подобной чёрствостью Шард по отношению к их жизням и заданию.

Внезапно «Валькирия» заложила крутой вираж, с ускорением огибая приближавшуюся орду. Замедлила ход и резко остановилась, крутанув нос вправо. Из-за инерции моя лётная обвязка туго натянулась.

Впереди зеленокожим оставались до Отпрысков считаные секунды.

«Валькирия» устремилась вперёд, прямо во фланг оркам. Она находилась на расстоянии дюжины ярдов, когда Шард выстрелила из ракетных блоков, и поток осколочных снарядов исчез под водой, а затем командир звена рванула нос назад. Турбовентиляторы протестующе завизжали, подняв бурю, которая едва не опрокинула передний аэробот.

А потом боеголовки сдетонировали.

Болото взорвалось лавиной грязи и осколков. Орков вышвырнуло с их транспортных средств, передняя лодка перевернулась. Ещё одна попыталась повернуть к нам, но аэробот не имел средств торможения. В исступлении орочий рулевой выскочил на дороге у замыкающих кораблей, и вызванный этим взрыв отправил остальных в болото.

На мгновение воцарилась благословенная тишина, пока из трясины медленно не поднялся первый орк, продолжавший потрясать своим оружием. Он заревел, и вокруг него возник ещё десяток. У нескольких были раны, ожоги, но они бросились в направлении Отпрысков, никак не выказывая потери быстроты.

«Валькирия» развернулась, пустив в ход тяжёлые болтеры. Реактивные снаряды разорвали на части орка вместе с аэроботом, а Отпрыски для ровного счёта добавили град лазерных зарядов.

Однако твари не собирались легко падать. Хотя они были одеты всего лишь в шкуры и лохмотья, но шли под обстрелом, опалённые десятком попаданий лазеров. Один лишился головы из-за болтерного заряда и всё равно сумел сделать десяток шагов, прежде чем его тело наконец-то смирилось со смертью. Будь здесь открытая местность, они бы порвали Отпрысков на куски, но болото спасало нас, забивая орочье оружие и замедляя их так, что они почти ползли.

Мизар запечатлевала каждое мгновение: «Валькирия» создавала огневое прикрытие, а Шард тем временем вывела её позади отряда, откинув кормовую рампу. Пока Татон помогал раненому товарищу залезть в машину, Отпрыски отстреливали отбившихся зеленокожих.

— Хотите, чтобы я уходила сейчас же, или мне подождать остальных?

Татон что-то пробурчал в ответ, но меня вызывала Мизар. Её глазами я увидел в отдалении дымные следы, которые приближались. Каждый возвещал о новом полчище орков.

— На подходе ещё, — сказал я, пока последний Отпрыск взбирался по рампе. — С обеих сторон.

— Вперёд! — взревел Татон, и «Валькирия» рванулась вверх, крутанулась на месте, а затем понеслась прочь.

— Подождите! — закричал я. — А как же Мизар?

— Кто?

— Мой череп-наблюдатель. Вы не можете уйти без него!

— Однозначно могу. В сущности, я вполне уверена, что как раз это сделала.

Я не ответил: теперь это было уже невозможно. Моё сознание оставалось синхронизировано с Мизар, и посредством неё я видел поднимающуюся «Валькирию» и всё новых лезущих орков, которых в равной мере привлекали как зеленоватый дым, так и стрельба со взрывами. Когда «Валькирия» ускорилась, Мизар попыталась последовать за ней: машинный дух стремился поддержать нашу угасающую связь. Однако антигравитационный движитель черепа не мог поспеть за турбовентиляторами самолёта. По мере того как расстояние между нами увеличивалось, соединение стало сбиваться, картинка замерцала, будто испорченный фильм. У меня в затылке что-то щёлкнуло, когитатор тщетно пробовал восстановить потерянный сигнал.

Зрение поплыло, и я чуть не потерял сознание.

Когда я сумел открыть глаза, то увидел лишь транспортный отсек.

Мизар была утрачена для меня.

ГЛАВА 8

Поначалу я не мог говорить, настолько силён был шок.

Отпрыски тоже молчали, но Шард пребывала в хорошем настроении и решила попотчевать нас историями о своих славных победах и лихом мастерстве. Когда Татон отключил вокс-канал, я испытал облегчение, хотя всё ещё смутно слышал её голос, разносившийся через корпус.

Пока мы неслись к дому, мой взгляд задержался на раненом солдате, которого вытащили из болота. Он был в жалком состоянии и не мог даже застегнуть свою лётную обвязку без посторонней помощи — пальцам не хватало силы для пряжек. Для него мало что можно было сделать. Он старался так же стоически терпеть боль, как и остальные, стискивая зубы, когда нас хлестал попутный ветер. Однако ему не удавалось успокоить своё скрежещущее дыхание, равно как и скрывать жалобные всхлипы при особенно жестокой турбулентности. Прочие Отпрыски отводили глаза — они то ли стыдились краткой слабости товарища, то ли избавляли его от дополнительного позора, делая вид, будто не слышат этого.

Он умирал, и не только из-за травм. Его раны были серьёзными, как и у остальных, но больше тревоги вызывала обнажённая плоть предплечья. Её покрывали фиолетовые язвы, кожа вокруг которых опухла и растрескалась. От всех нас разило болотной водой, однако его сочащиеся нарывы имели тошнотворно-сладковатый запах, забивавший даже это. Такое было мне знакомо, и оно означало только смерть.

Я задаюсь вопросом, следовало ли мне снять его, показать настоящий пример подлинной жертвенности. Но в этом не было смысла: Империум предпочитал, чтобы его мучеников изображали величественными и горделивыми, а не изъеденными болезнью, даже если они пострадали во имя Бога-Императора. Кроме того, я никак не мог ничего снять без Мизар. Она была реликвией, незаменимой, и её потеря плохо отражалась на мне. Череп-наблюдатель имел зачаточную систему наведения, которая указывала ему искать меня, если мы разделялись. Однако при такой удалённости и враждебной местности практически не было шансов, что он случайно попадёт в зону досягаемости сигнала. Я напомнил себе, что у меня оставались другие, но ни один из них не обладал продвинутой оптикой или дерзким машинным духом Мизар. Хуже того, ни у кого из них не было материала о столкновении, свидетелем которого я стал.

Умирающий Отпрыск закашлялся, заметно брызгая слюной. Я замер, глядя, как она разлетается по отсеку, и вдруг осознал, что делю тесное пространство с очень больным человеком. Я повернул голову и накрыл рот рукавом, пытаясь не допустить мерзкие жидкости. Мне казалось, что этот жест незаметен, пока я не поймал яростный взгляд Татона. Однако, когда тот заговорил, интонация была мягкой, почти деликатной:

— Вам не нужно бояться, — произнёс он. — Это не заразно. Во всяком случае, по воздуху.

— Вы знаете, что его мучает?

— Гниль Винтнера, — отозвался темпестор. — Это микологическая инфекция. Рабочие заболевают ей, если проводят слишком много времени в болоте. Грибы здесь быстро растут, что-то с климатом. Или с водой.

— Его можно вылечить?

— Если того пожелает Бог-Император, — сказал он, пожав плечами. — Если же нет, он служил с отвагой и верой. Его будут помнить, и для него найдётся место за столом Бога-Императора. Как и для Харкинса.

Он говорил так, словно повторял пассаж из полевого руководства, поэтому мне потребовалась секунда, чтобы осознать значение его слов. В транспортном отсеке сидело пятеро Отпрысков — как и при отправлении. Но это было до того, как мы взяли дополнительного пассажира.

У нас не хватало одного солдата.

Харкинс. Должно быть, так его звали. Возможно, это он перебирал молитвенные чётки, поскольку сейчас их нигде не было видно. Я не заметил, как он пал, — наверняка шальной выстрел орков нашёл свою цель. Я вдруг почувствовал себя очень глупо, ведь чах по древности, пока эти солдаты скорбели по товарищу. И скоро им предстояло потерять ещё одного.

У меня покраснели щёки. Я отвернулся, и мой взгляд упал на отсутствующую руку Татона, срезанную от плеча. Здоровая рука сжимала то странное устройство, которое нырнувший Отпрыск охранял ценой своей жизни. Словно приличия ради, предмет накрыли тряпицей, но та сползла, и стал виден кусок металлолома, спрессованный в отдалённое подобие сферы. Она была скреплена заклёпками размером с мой большой палец и не выглядела делом человеческих рук. Однако детали странным образом узнавались. Это было так же, как с орочьими аэроботами. Каждый представлял собой примитивное, уродливое изделие, кое-как собранное из мусора и лишь отдалённо напоминавшее другие корабли того же типа. Однако сходство между двигательной системой аэроботов и турбовентиляторами «Валькирии» резко бросалось в глаза.

Откинувшись, я вспоминал битву между зеленокожими и Отпрысками. Это было бы легче сделать при наличии Мизар, но я сумел безупречно представить дикарей. Они были огромными, страшными тварями, совершенно не похожими на тощего зеленокожего, машущего копьём в скверно склеенном пикте. Неужели то кривоногое животное действительно являлось предком орков, с которыми мы столкнулись сегодня? Я не знал, когда выпустили пикт, а изображение орка могли взять из ещё более раннего источника. И всё же, сколько прошло поколений, прежде чем первобытный копейщик эволюционировал во встреченных нами чудовищ? Века? Десятилетия?

Их биологическое развитие уже внушало достаточное беспокойство. Но ведь к тому же они могли видоизменять имперскую технологию. Унижать её и обращать против хозяев.

Это ужасало.

По возвращении нас не ждал пышный приём. Возле места посадки навытяжку стоял новый отряд Отпрысков. Они прибыли слишком поздно для проведения эвакуационной миссии, но их мрачный вид погасил весь энтузиазм, который наземный персонал мог испытывать по поводу нашего возвращения. Обычные солдаты не были осведомлены о сути нашего задания и о противостоявших нам опасностях. Они знали лишь то, что отделение Отпрысков врезалось в их штаб на «Валькирии», затребовало замену и улетело на очередное засекреченное поручение, оставив нижних чинов разгребать оставшийся после них хаос.

Свежее отделение, невзирая на грязь, блистало бронёй без единого пятнышка и стояло неподвижно, как статуи, вопреки неотступной жаре и наползавшей влажности. Я слыхал рассказы, будто Отпрысков создают посредством настолько требовательной выучки, что мало кто из обычных солдат вообще мог бы её пережить. То, как они держались, говорило о присущем им чувстве превосходства. Дело усугублялось тем, что это их мнение было оправдано.

Мне случалось слышать, как более воспитанные солдаты презрительно называли Отпрысков любителями лавров, а те, у кого были языки погрубее, — ещё хуже. Когда-то подобные оскорбления вызвали бы у меня усмешку. Я знавал многих, кто зарабатывал милость при помощи привилегий и звания, избегая грязных, бесславных заданий, которые исполняют прочие из нас, почти не получающие за это благодарности и вознаграждений.

Но не теперь. Только не после того, как я увидел этих окровавленных, сломленных людей, которые, пошатываясь, вышли из «Валькирии», неся повисшего между ними товарища. Мне нравится думать, что он каким-то образом выжил, что хирургеон остановил кровотечение из ран и вылечил болезнь. Однако больше я его не видел.

Темпестор, возглавлявший группу подкрепления, отсалютовал, и Татон ответил тем же оставшейся рукой. Груз забрали и быстро запечатали в контейнер с генетическим замком. Оба отделения молча отбыли, оставив наземную бригаду заниматься «Валькирией».

— Не за что.

Я посмотрел на открытую кабину. Шард развалилась в кресле пилота, глядя вслед уходящим Отпрыскам. Позади неё штурман покидал машину, сдирая с головы шлем.

Она перехватила мой взгляд и нахмурилась, выгнув бровь.

— Вас что-то беспокоит? — поинтересовалась она. — У вас вид как у побитой собаки.

В тот момент я её возненавидел. Это самодовольство. Знала ли она, что я потерял жизненно необходимый материал, а также ценную реликвию? Это не имело значения, так как ей, похоже, в любом случае не было дела. Я развернулся к ней, но отповедь застряла у меня в горле, поскольку я увидел пустые кресла «Валькирии» и вспомнил о солдатах, которые продирались через болото, чтобы забрать умирающего товарища. Никто из них не произнёс ни единого слова жалобы. С чего бы мне?

Однако Шард не собиралась оставлять всё как есть и, когда я отвернулся, окликнула меня:

— Эй? Я задала вам вопрос. Правила хорошего тона предписывают, чтобы вы ответили.

Я застыл, сжав кулаки. У меня не было никакого понятия, что я рассчитываю ими сделать. Последний раз я дрался много лет назад, и я знал, что тренированный солдат без труда со мной разберётся.

Конечно, это понимание лишь разозлило меня ещё сильнее.

— Что меня беспокоит? — произнёс я. — Меня беспокоит то, что я должен делать пикт о славной Аэронавтике Империалис, героях, которые защищают наше небо и от ксеносов, и от еретиков. Я прибыл, чтобы стать свидетелем их испытаний и побед. Прибыл ради подлинной картины войны.

— И как успехи?

— Скверно. Я ограничен в возможностях снимать конфликт, только что лишился одного из самых ценных активов. Мои ботинки промокли, несмотря на то что я на протяжении всей миссии оставался внутри самолёта. И что хуже всего, я намеревался почтить своим пиктом командира звена Люсиль фон Шард, знаменитого аса-истребителя и героиню. Но оказалось, что я летаю с хвастливой пьяницей, которая, насколько я могу судить, не уважает ничего и никого, кроме себя самой.

— Похоже, вы меня раскусили. — Она пожала плечами. — Задание выполнено. Есть ещё что-то?

— Да, — сказал я, пристально посмотрев на неё. — Невзирая на моё предупреждение, вы с радостью бросили посреди болота бесценный артефакт. Этот череп-наблюдатель когда-то принадлежал пропагандистке Таине Мизар. Вам известно, кто это?

— Клянусь Троном! — вздрогнув, прошептала Шард. — Таина Мизар? Я понятия не имела. Какая утрата.

Казалось, она говорит искренне; её глаза заблестели, а взгляд стал серьёзным. Однако из-за шрама поперёк губы выглядело так, словно она издевается.

— Правда? — уточнил я.

— Абсолютная, — кивнула она. — Без Мизар моя жизнь не была бы такой. Это она поднимает мне настроение, когда я даю слабину, она гладит мою форму каждое утро, она приносит мне рекаф, когда…

Она заметила выражение моего лица и нахмурилась.

— Простите, я говорю о Милании, моей камеристке. Которая, к слову, превосходна. Не думаю, что она особо много знает об искусстве пропагандистов, но мои простыни всегда мягкие и чистые. И всё же жаль, что вы потеряли свою игрушку. Если бы только один из Отпрысков смог пожертвовать жизнью, чтобы сберечь её. Как эгоистично с их стороны.

Она улыбнулась. Это совершенно не развеяло насмешливую интонацию.

— Вы считаете себя остроумной? — спросил я.

— Как и все, — отозвалась она. — Так вы планируете раздобыть замену? Или собираетесь пойти дальше? Может, вам поможет грудная клетка на танковых гусеницах?

— Реликвию такого происхождения нельзя просто заменить.

— Занятно, — произнесла Шард, спрыгнув из кабины и отряхиваясь. — Самолёты, солдаты, граждане — все поразительно заменимы. Но упаси Император кто-то потеряет выдолбленный череп с кучей проводов, торчащих из того места, где должен быть мозг. Ну то есть где ж мы вообще найдём ещё один череп пропагандиста?

Она постучала себя по подбородку, как будто потерявшись в раздумьях и продолжая всё так же глумливо улыбаться.

— Таина Мизар — легенда, — сказал я, яростно глядя на неё. — Она бросала вызов самым опасным зонам военных действий, чтобы показать триумфы человечества во враждебной Галактике. Её усилиями миллионы вдохновились записаться на службу Богу-Императору. Говорят, у неё был потенциал стать величайшим пропагандистом всех времён. Не насмехайтесь над ней.

— Так что случилось?

Я нахмурился, не понимая вопроса.

— Что с ней случилось? — не отставала Шард. — Вы сказали, у неё был огромный потенциал, почему же он не реализовался?

— Она… была слегка не в меру усердна. Попыталась сделать крупный план умирающего генокрада, прежде чем тот окончательно испустил дух. И всё же она стала самым юным пропагандистом, которого посмертно почтили переделкой в череп-наблюдатель.

— И о какой же большей чести можно просить? — отозвалась Шард, подцепляя с ворота невидимую пылинку.

— Забудьте! — огрызнулся я. — Забудьте обо всём этом. Я сделаю этот пикт, и он станет успешным. Но там не будет никаких упоминаний вашего имени. Я намеревался сделать вас главной героиней, но с этим покончено. Можно обессмертить ваших товарищей, а вы будете забыты, стёрты из истории.

— Какое разочарование. — Она улыбнулась. — Впрочем, я нахожу толику утешения в том факте, что без моей помощи вы уже дважды были бы мертвы. Так что в каком-то смысле ваш пикт никогда бы не удалось завершить без меня. Но вы подавайте историю, как вам удобнее, потому что мне всё равно. И вот это правда.

Её слова были хорошо подобраны. Я не смог ничего сказать. Вместо этого я со всем достоинством, какое сумел собрать, зашагал прочь, убеждая себя, что приставший ко мне неприятный запах — это просто болотная вода, а не тухлый душок лицемерия.

ГЛАВА 9

Несколько дней я практически не покидал шато.

Всё было бы иначе, попади Мизар на борт «Валькирии». Тогда я бы хоть получил что-то от столкновения. Я занимался каталогизацией того немногого материала, который сохранил до миссии, и старался не думать о возможных последствиях со стороны начальства из-за утраты Мизар. Шард я видел редко, но поставил себе задачу взять интервью у других асов-истребителей, как бы мало мне от того ни было пользы.

Командир звена Талзин Ноктер из эскадрильи «Соколы» явно нервничал, непрерывно оглаживая волосы или подаваясь на стуле вперёд-назад. Он отвечал на мои вопросы, и эти ответы снискали бы одобрение даже самого набожного аббата-инструктора. Однако его голос звучал пусто и неестественно, словно он подыскивал верный ответ на каждый вопрос, а не раскрывал собственные взгляды на войну. Слова были просто очередным эхом множества предшествующих пиктов.

Того же нельзя было сказать о командире звена Ортоксе Градеолусе. Его досье указывало на выдающуюся карьеру — он одерживал победы над некоторыми из величайших врагов Империума, к тому же выглядел вполне презентабельно, несмотря на слегка грубоватую манеру держаться. Но мне не нравилась его улыбка, обрамлённая прекрасно навощёнными усами. Когда он говорил о своих триумфах, в его взгляде появлялся блеск: не презрение к людским жизням, а скорее безразличие. Я с удивлением узнал, что позывной его эскадрильи — «Акулы», поскольку понял отсылку к древнему водному созданию с Терры. Впрочем, осмотрев впоследствии рисунок с бритвенно-острыми зубами и холодными, пустыми глазами, украшавший истребитель, я увидел сходство. Хищник.

Со мной же, напротив, мало кто стремился разговаривать. Первым в мою дверь постучался старший сержант Плайнт, явившийся с чашкой в руке и выразивший соболезнования.

— Сожалею о вашей утрате, сэр, — сказал он. — Могу ли я чем-нибудь помочь?

Будь это кто-либо другой, я бы решил, что надо мной насмехаются, но он выглядел искренне опечаленным.

— Сомневаюсь, — ответил я резче, чем это было оправдано. — Разве что вы в силах разрешить загадку. Как человеку создать пикт, когда самолёты двигаются со сверхзвуковой скоростью в сотнях миль над болотом? Особенно если Мизар, мой череп-наблюдатель с лучшей оптикой, теперь потеряна.

Этому вопросу мне следовало бы уделить больше внимания до высадки на Бахусе. Я предполагал, что в самолётах будут лишние места или же я найду смотровую точку, откуда командующие следят за битвой. Тогда я вёл себя глупо и от злости перенаправил это на Плайнта.

Однако тот не обиделся на мои слова и просто кивнул.

— Я попробую, сэр, — только и сказал он, после чего удалился.

Второй посетитель меня удивил. Не то чтобы он был какой-то важной персоной, просто одним из людей командующего Просферуса. Но он нёс извещение, подписанное лично командиром авиакрыла. Видимо, я произвёл на темпестора Татона положительное впечатление, и Просферус убедился, что я, возможно, в произвольном порядке могу сопровождать командира звена Шард на последующих заданиях.

Я смял записку и бросил её в сторону корзины для мусора. Промахнулся, и пришлось вставать, чтобы её подобрать, — что далось нелегко, ведь мне не хотелось покидать кресло. Как и всё остальное в моих покоях, оно было роскошным, что разительно отличалось от предыдущего жилья. Я получил три комнаты, включая балкон, откуда открывался впечатляющий вид на территорию, если не обращать внимания на обломки и разливы прометия. Постель была достаточно широкой, чтобы устроить вечеринку на четверых. Что ещё важнее, в комнате также имелся скрытый инфоразъём и силовой вывод, из которого не сочились мерзко пахнущие жидкости. Я заряжал оставшиеся черепа-наблюдатели и оценивал их оптические возможности, когда меня посетила мысль пересмотреть старый материал. Я сказал себе, что это мелкий каприз, вызванный чрезмерным употреблением губернаторского вина. Не особо много пью, но в тот день решил это поправить.

— Назовите своё имя.

Я поднял глаза на голос, хотя говорившего не показывали в пикте. В фокусе находилась девушка, глаза которой были холодны, а лицо — бледно, как лунный свет.

— Люсиль фон Шард, — отозвалась она. Ее интонация не выдавала ни страха, ни радости.

Я уже тысячу раз видел эту запись. Это было просто одно из многочисленных собеседований, проведённых с командиром звена Шард за время её обучения в Схоле Прогениум. В период до того, как она вступила в Аэронавтику Империалис и впала в цинизм.

Во всяком случае, так я считал. Но прокручивая материал заново, поймал себя на сомнении. Даже тогда, без шрама, я видел в её взгляде зачатки издёвки.

Интервьюер, вероятно аббат-инструктор или заместитель, сейчас превозносил семейство фон Шард, перечисляя множество их достижений. Она время от времени кивала, устремив глаза на нечто незримое. Я осушил бокал, слегка скривившись от послевкусия.

Это было странно. К счастью, конкретные методы Схолы Прогениум выходили за рамки моего положения и кругозора. Однако я знал результат: из сирот войны, рождённых величайшими героями Империума, ковали его служителей с железной волей, верных лишь Богу-Императору и Золотому Трону. Именно так обучали Отпрысков, а также разнообразных жрецов, администраторов и солдат. Но ещё мне были известны перешёптывания, будто подобную преданность прививали, химическим путем лишая учащихся их личности и оставляя чистые холсты, на которых могли творить своё искусство аббаты-инструкторы.

Я понимал мотивацию, стоявшую за их приёмами, пусть даже мысль о том, чтобы претерпеть такой процесс, заставляла меня содрогаться. Но, похоже, с семьёй Шард дело обстояло иначе. Мне доводилось встречать двух её братьев, исповедника Марика фон Шарда и комиссара Тобию фон Шарда. Оба гордились историей своего семейства и достижениями родни, и оба были образцовыми представителями своих должностей. Я предполагал, что Шард такая же. По крайней мере, до встречи с ней.

Голопикт всё ещё шёл, аббат-инструктор вспоминал славные победы и свершения полковника Гороты Шарда. Я уже видел эти кадры много раз, но обычно концентрировался на Шард, пытаясь вникнуть в ракурсы её лица, в то, как она двигается и как лучше оформить пикт. Но теперь я уже повстречался с ней и увидел девушку на стуле как будто впервые. Она сидела неподвижно, с вызовом, даже когда интервьюер перечислял успехи её семьи.

Вот только слово «интервьюер» не годилось, ведь аббат-инструктор не задавал никаких вопросов, никогда не отступал от сценария. Возвещал о славе её рода, снова и снова. Словно на литургии.

Я что-то упускал. Возможно, послушай я подольше, выяснил бы, что именно. Но в этот момент изображение исчезло. Череп-наблюдатель Ивазар разорвал соединение, заменив его повторяющимися гудками. Поскольку я был пьян, мне понадобилась секунда, чтобы осознать, что это означает. Но когда я это понял, то внезапно протрезвел. Этот разговор был запланирован до высадки, так как зависел от положения орбиты Бахуса относительно соседнего Элиса. Я пригладил волосы и попытался выглядеть представительно, и в это время связь установилась.

Сперва я увидел только палящий свет и вал взрывов. Но гололит замерцал: мой череп-наблюдатель компенсировал яркость. Когда освещение потускнело, тени сгустились во внушительную фигуру имперского комиссара, шинель которого трепетала на ветру, а фуражку украшал крылатый череп. Я мог разглядеть лишь его глаза, но в них была та же самая стальная решимость, какую я наблюдал во время Палатинского крестового похода. Он сурово сжимал челюсти, но в этой манере держаться отсутствовала праведная ярость священника или кающегося. Единственной эмоцией, которую он при мне проявлял, было презрение. Презрение к тем, кто противостоял Империуму, или к тем, кто не мог служить ему в полную меру сил.

Мне не хотелось попасть во вторую категорию.

— Комиссар фон Шард? — произнёс я.

Он пристально глянул на меня. Качество связи оставалось сомнительным, но мне показалось, что я смог различить войска, выходившие на позиции позади него.

— Пропагандист Симлекс, — сказал он. — Полагаю, вы невредимым прибыли на Бахус?

— Да, сэр. Благодарю вас за участие.

— Благодарите только нашего Бога-Императора, — коротко отозвался он. — Сестра видела моё рекомендательное письмо?

— Да, сэр. Я лично его вручил.

— Хорошо. — Он кивнул и бросил взгляд мимо меня на что-то незримое. — Сержант Вильма! Скорректировать артиллерию! Сосредоточиться на их левом фланге!

— Сэр, если сейчас неудачное время, я мог бы…

— Это не имеет значения. — Комиссар пожал плечами. — Более удачное время вряд ли будет. До тех пор, пока мы не сломим этих вероломных псов.

— Да, сэр.

— Работа продвигается нормальными темпами?

— Да, сэр, — ответил я. — Хотя она может вызвать больше затруднений, чем я ожидал.

— Почему?

— Некоторые логистические проблемы. Местная политика, — сказал я, не желая упоминать имя Шард.

— Значит, примите вызов, пропагандист Симлекс, — произнёс комиссар. — Помните, вы получили это задание благодаря моей личной рекомендации. Я не оказываю такого покровительства с лёгкостью. Не разочаруйте меня.

— Да, сэр. Я сделаю всё, что могу.

— Нет, вы сделаете ещё больше, в то время как я…

Его слова перекрыл оглушительный взрыв. Картинка раздробилась, но тут же слилась в комиссара, обнажившего цепной меч и подгонявшего своих людей вперёд.

— За Бога-Императора! — заорал он так, что голос доносился даже поверх рёва клинка. За дальнейшими событиями было сложно уследить, поскольку его сервочереп обдало кровавым дождём, окрасившим линзы в алый цвет. Пока видеотрансляция восстанавливалась, прошло несколько мгновений, на протяжении которых меня угощали леденящими кровь воплями, прерываемыми цепным мечом комиссара фон Шарда.

В поле зрения вдруг проступило его лицо. Фуражка теперь покосилась и была запятнана красным. У него за спиной гвардейцы рвались вперёд, видимо выиграв сражение.

— Мои извинения, Симлекс, — произнёс комиссар, поправляя форму и вытирая щёку. — Благодарю вас, что подтвердили прибытие в целости, и с нетерпением жду возможности оценить ваше итоговое творение.

— Спасибо, сэр. Как вы понимаете, я буду ожидать вашего вердикта с некоторым трепетом.

— Не стану делать вид, будто вам не придётся потрудиться, — сказал он, чистя свой клинок об изорванную рубаху. — Она из несговорчивых.

— Уверен, она покажет себя героем во всех отношениях, сэр.

Комиссар прервал своё занятие и бросил на меня взгляд. Его лицо размывалось из-за слабеющей связи, но на нём было выражение, которого мне прежде не случалось видеть. Удивление. Или, может быть, беспокойство.

— Пропагандист Симлекс, не поймите меня неправильно. Я уважаю вашу работу. Ваши пикты приемлемо служат делу Императора, что гораздо лучше, чем у большинства ваших коллег. Однако я поручился за вас не потому, что думал, будто вы сделаете мою сестру героиней. Это безнадёжное дело.

— Сэр?

— Ваш долг позаботиться, чтобы она не замарала имя своей семьи, — произнёс он, и видеотрансляция стала угасать. — Мне нет дела, каким образом. Сделайте её фоновым персонажем. Перезапишите её речь. Но не позвольте ей утянуть вниз остальных из нас. Её недостатки останутся её собственными.

ГЛАВА 10

Беседа с комиссаром фон Шардом не особо подняла мне настроение. Я попытался сосредоточиться на работе, собирая фоновый материал и погружаясь в дела базы. Объективы Киказара были достаточно остры, чтобы снимать взлёты и посадки самолётов, а прочности соединения хватало для разведки болота вокруг особняка губернатора Долос. Я взял обыкновение каталогизировать эти записи в ангаре, где проводил ремонты Плайнт, которому помогала пара проржавевших служебных сервиторов.

Спроси меня кто-нибудь, я бы ответил, что стремился к обществу старшего сержанта, поскольку его оптимистичная натура служила бальзамом для ожога от недавних неудач. И это было вполне правдиво. Но имелась и ещё одна причина, хотя сейчас она была разобрана на части — демонтированная и разбросанная по мастерской машина.

«Молния» Шард. «Чёрный грифон» — имя, которое пошло от фамильного герба семьи фон Шард, изображённого на крыле.

Во всяком случае, я считал это именем, но, когда произнёс его вслух, Плайнт наморщил лоб и посмотрел на меня.

— Чёрный грифон? — переспросил он.

— Её самолёт? — Я кивнул. — Он знаменит на весь субсектор.

— Никогда не слышал, чтобы она его так называла.

— А как она его называет?

— Не знаю. Что-то на высоком готике. «Мендакс Матертера»? Нечто в этом роде. — Он пожал плечами и вернулся к своим трудам.

Работа Плайнта главным образом состояла в латании дыр и нанесении очищенных масел на деликатные механизмы «Молнии», а сервиторы занимались дозаправкой и перезарядкой. Однако бывали времена, когда я заставал его по плечо залезшим в частично разобранные двигатели или за дуговой сваркой передаточных кабелей и контуров.

Я имел дело с Адептус Механикус. Прежде чем моему попечению вверили хоть один череп-наблюдатель, мне пришлось заучить катехизисы ремонта и провести ритуалы обслуживания. Не знаю, до каких пределов техножрецы доверяли эти ритуалы обычным солдатам, но подозреваю, что работа Плайнта выходила за рамки всего разрешённого и, возможно, граничила с техноересью. Впрочем, я видел, как он за своими хлопотами радостно распевает псалмы жертвования, благодаря Бога-Императора всякий раз, как самолёт покидал ангар. Казалось невозможным, чтобы столь преданный человек мог укрывать в своём сердце ересь. Нет, причина, по которой он работал, являлась простой: больше некому было заканчивать ремонт.

Мы проигрывали войну.

Когда я только прибыл на Бахус, то не осознал этого, предположив, что суматоха говорит о процветающей базе, поддерживающей огромные силы. Однако каждый день я видел одни и те же лица, а спешили и суетились они потому, что работы было слишком много, а выполняло её слишком мало людей.

И не требовался логис, чтобы подсчитать: когда самолёты совершали вылет, не все из них возвращались.

Служащих губернатора Долос также не хватало, хотя я не могу сказать, что их труды вносили особый вклад в кампанию. Непомерное количество времени посвящалось украшению особняка. Бесполезное действие, принимая во внимание конфликт, но они упорствовали. Я видел, как рабочие бригады отскребали стены и пытались залатать секцию крыши, которую повредила сбившаяся с курса «Валькирия». За всем надзирал мажордом Стайли. Насколько я мог судить, он вообще не спал, день и ночь руководя слугами.

Однако его работа приносила плоды, так как однажды утром я проснулся и обнаружил, что верхний уровень шато весь в цвету. Мне это было видно из окна: синие цветки были такими яркими, что казались ненастоящими. Я вышел наружу, чтобы взглянуть поближе, и оказался не один. Уже собралась небольшая толпа — кое-кто из наземной обслуги, прочие из губернаторского персонала. Но всех их объединяло восхищение картиной, а в центре стоял сияющий Стайли.

— Доброго вам утра, господин, — произнёс он, кланяясь так глубоко, как только позволяли дряхлеющие конечности. С того самого момента, когда открылось моё якобы аристократическое происхождение, его манера держаться со мной переменилась. Теперь он проделывал завидную работу, скрывая своё презрение. И у него почти получалось.

— И вам доброго дня, — сказал я, кивнув ему, а Киказар тем временем поднялся выше, осматривая цветки. — Определённо выдающееся зрелище.

— Банкет урожая едва ли состоялся бы без цветения мандака, — ответил он. — Подумать только, некоторые утверждали, будто в этом году он не зацветёт! Но даже эта грязная война не может затмить смены времён года.

— Так происходит каждый год?

— Да, господин.

— Удивительно, — пробормотал я. — Никогда не видел, чтобы цветы распускались так быстро.

— Что ж, я рад, что мы смогли вас просветить, господин, — отозвался Стайли. Его взгляд был прикован к моему черепу-наблюдателю. Тот продолжал изучать дерево, тыча в ветви тонкими конечностями и в процессе сбивая вниз дождь цветов.

Я заметил выражение лица мажордома и приструнил Киказара, однако невольно отметил, что приставшие к его бокам лепестки были сухими, практически обезвоженными, словно зачахли сразу же, как только упали.

— А как идут ваши приготовления, господин? — спросил Стайли.

— Терпимо, — ответил я. — У меня есть фрагменты материала, хотя ещё многое нужно сделать.

Он издал едва слышный вздох.

— Нет, господин. Я имел в виду: как идут ваши приготовления к Банкету урожая?

Сперва я не понял, о чём он говорит. Выражение моего лица явно сообщило об этом.

— Вы не забыли, господин? — спросил он, и в его голосе вдруг послышалась тревога.

— Кажется, я не совсем вас понимаю.

— Банкет, господин!

Я знал о приготовлениях. Было сложно пропустить лакеев, которые полировали стены и полы шато очищенным воском, делая дерево столь гладким, что оно стало опасным для спешащего персонала. Даже Долос была занята. Время от времени я получал записки с извинениями за её отсутствие и перечислением множества хлопот, связанных с проведением роскошного празднества. Я избавлялся от них и более об этом не думал. Однако в какой-то момент после прибытия мой статус изменился с отдалённого зрителя на высоко ценимого участника.

Увы, меня об этом не проинформировали.

— Но мы послали вам одеяние! И полное расписание мероприятий! — запротестовал Стайли.

В его защиту, я получил кипу оранжевой ткани в корзине ручного плетения, но с учётом объёма материала предположил, что это свежее постельное бельё. Вроде бы там ещё было какое-то стихотворение, запутанный сонет о чудесах щедрот Бога-Императора. Я прочёл половину, но, посчитав сочинение неоригинальным, смял его и оставил в мусоре.

Моё замешательство восприняли без благосклонности. Не могу сказать, было ли лицо Стайли белым от страха или же алым от ярости, так как оттенки сменяли друг друга, однако прочие зрители отступили от него на шаг, словно он готовился взорваться.

— Я буду рад присутствовать, — сказал я, но это его не успокоило. Он покачивался, и я вдруг осознал его возраст и болезненность, его привычку к ритмам особняка. Риск возможной оплошности вызывал у него гораздо больше тревоги, чем орды орков, бесчинствующих на окрестных болотах.

— Вы не понимаете, — стенал он. — Это официальное мероприятие! Один из наших самых священных ритуалов! Губернатор внесла поправку в церемониал, чтобы вы могли посетить праздник. Вы будете в ближнем кругу, и там есть шаги, которые вы должны запомнить, и обычаи, которые должны соблюдать. У вас вообще есть сопровождающая? Вы не можете прийти один!

— Почему?

Я узнал голос и обернулся. Это была Шард. Она в какой-то момент присоединилась к толпе, а может, находилась там с самого начала, пряча лицо за широким зонтом, украшенным эмблемой фон Шардов. Со времени моего прибытия дождя не было, поэтому я мог только предположить, что она носила парасоль, чтобы защитить свою бледную кожу от неуступчивого солнца Бахуса. Другая её рука лежала на эфесе сабли.

Казалось, её вопрос на миг ошеломил Стайли.

— Ч-что? — выпалил он.

— Почему гостям требуются сопровождающие? — невинно поинтересовалась она. — Не может же быть, что это… фестиваль плодородия?

Она приподняла бровь.

— Конечно, нет! — возмущённо огрызнулся мажордом. — Это празднование урожая и цикла жизни. Числа должны быть чётными: у каждого достопочтенного гостя должна быть пара, как солнце и луна. Когда наступит полночь, эти немногие избранные встанут по бокам от входа в тронный зал, где…

— То есть это, в принципе, танец. Поняла, — отозвалась Шард, перебив его, а затем повернулась ко мне. — В таком случае в качестве акта благотворительности я разрешу пропагандисту сопровождать меня.

Она улыбнулась. Улыбка не была жестокой, но не была и доброй.

— Вы хотите пойти со мной? — спросил я.

— Это крепко сказано, — произнесла она, наморщив нос, словно учуяла нечто неприятное. — Но моё начальство считает, что мы можем снова работать вместе, поэтому я обязана вам помогать. Я в любом случае собиралась пойти, как и все офицеры, но если мы будем вместе, то я смогу сесть за верхний стол. Слышала, там подают настоящее мясо. Не могу такое пропустить.

Вряд ли Стайли поддерживал этот план, учитывая выражение его лица. Казалось, он разрывается, не зная, какое из зол меньшее: испорченный план рассадки или же Шард, сидящая со знатью.

А я?

Не знаю, что я чувствовал, кроме как удовольствие от неловкости Стайли. Однако в моих наилучших интересах было наладить с Шард рабочие взаимоотношения.

Я пожал плечами.

— Тогда похоже, что проблема решена.

— И опять я спасла ситуацию, — заметила она, чуть улыбнувшись. — А теперь, если позволите, мне нужно уйти с солнца. У меня нежная кожа.

Шард отвернулась, однако её взгляд на миг задержался на синих цветах, украшавших обиталище губернатора.

— Не могу сказать, что впечатлена зрелищем в этом году, — произнесла она. — Проклятые цветы выглядят почти как приклеенные.

В утро Банкета урожая я проснулся с раскалывающей голову мигренью, которая перемежалась раздробленными образами болотной воды и шипастых лиан.

Я надеялся, что это Мизар, передача фрагментов данных с блуждающего черепа-наблюдателя. Однако с тем же успехом это могли быть остаточные явления после вынужденного разрыва. Тем не менее я провёл день, пытаясь триангулировать местонахождение Мизар при помощи двух оставшихся черепов. Это была утомительная и в конечном итоге бесплодная работа.

Согласно моему оттиснутому, пусть и слегка смазавшемуся приглашению, до банкета оставалось несколько часов, поэтому, когда в дверь постучали, я решил не обращать внимания, предположив, что это просто слуга. Однако стук повторялся снова и снова до тех пор, пока я в итоге уже не смог его игнорировать. Я с проклятием встал, распахнул дверь и оказался лицом к лицу с командиром звена Люсиль фон Шард.

Она впечатляюще смотрелась в парадной форме — сочно-синем двубортном мундире, украшенном латунными пуговицами и с эполетами из золотого плетения. Через плечо был наброшен серый полуплащ, рука покоилась на эфесе сабли, а на голове возлежала фуражка с алым султаном. Она бы до последнего дюйма выглядела превосходным имперским офицером, если бы не два изъяна.

Первым была эта насмешливая улыбка. А вторым — мерзко пахнущий канюк, устроившийся на её левом плече. Несмотря на тщедушность и сгорбленность твари, её клюв был длиной с выкидной нож, а жёлтые глаза пристально глядели на меня с хищным голодом.

— Командир звена? — произнёс я, бросив взгляд на настенные часы. — Почему вы?..

Но Шард уже была внутри и изучала убранство комнаты.

— Неплохо, — сказала она, задержавшись глазами на бутылках вина, подаренных губернатором. — И запасы хорошие. Не возражаете?

Я бы сказал, что нет, но она уже схватила бутылку. Предложенный мной бокал был отклонён взмахом руки. Вместо этого она смахнула печать и сделала большой глоток.

— Клянусь, раньше вкус был лучше. — Она нахмурилась и посмотрела на бутылку. — Эта планета действительно катится псу под хвост. Надеюсь, еда сегодня хорошая, я только затем и наряжалась.

— Вы часто посещаете подобные светские мероприятия?

— Бывала на нескольких, — отозвалась Шард. — Когда освобождаешь планету, тебя порой угощают скромной трапезой, а иногда церемониальным постом. Важно обращать внимание на инструктажах.

Она глотнула ещё раз, а затем демонстративно рыгнула. Наверняка она заметила мою гримасу, так как её лицо расплылось в широкой ухмылке. Думаю, тогда я впервые увидел её настоящую улыбку. Возможно, та бы радовала глаз, если бы причиной веселья не была моя неловкость.

— Такое впечатление вы намерены произвести вечером? — поинтересовался я.

Шард закатила глаза.

— Ох, я вас умоляю. Это не первое моё суаре. Я знаю, как играть свою роль.

Её каблуки щёлкнули друг о друга. Она вдруг стала прямой и горделивой, со стальным взглядом и скалобетонной челюстью, в форме без морщинок и пятен. Мгновенно превратилась в безупречного солдата. Это было сверхъестественно. Даже шрам на губе был к месту — сувенир, заработанный в бою.

Исключение, конечно, составляла птица. Её, похоже, устраивало держаться на одном месте, однако с момента её появления мои апартаменты пропитались неприятным запахом. Я не был уверен, пускает ли животное газы или же облегчилось на плечо Шард.

— Необычное создание, — рискнул заметить я. — Это полковой талисман?

— Бог-Император, нет! Это благородный рапто. Семья фон Шард разводила их на протяжении столетий. Согласно обычаю, старшая дочь держит одного для охоты.

— И чтобы брать на официальные мероприятия?

— Именно, — кивнула она. — Я изучила этот вопрос весьма подробно.

— Значит, он дрессированный?

— Нет. Просто дряхлый. Едва может летать, так что вред, который он способен причинить, ограничен. Впрочем, держите некоторую дистанцию: ему нравятся глаза.

— Он вас когда-нибудь ранил? — спросил я, и мой взгляд перескочил на её травмированную губу.

Шард нахмурилась.

— Не могу припомнить. Он верный товарищ. Она наклонила голову, доброжелательно улыбаясь птице. Теперь та балансировала на одной ноге, а свободной конечностью скребла себя по голове, разбрасывая тревожное количество перьев.

— Стало быть, мой брат об этом не говорил? — поинтересовалась Шард.

— Прошу прощения?

— Я слышала, что вы выходили на контакт с моим братом Тобией, — сказала она. — Не от него, само собой, но моя сестра Жозефина держит семью в курсе занятий друг друга. В тех случаях, когда это её развлекает.

— Комиссар фон Шард пожелал связаться со мной по поводу моего проекта.

— Не сомневаюсь, — произнесла Шард. — Полагаю, он мог говорить только недолго? Потому что был посреди какой-то эпической битвы? Вы в курсе, что он это делает специально, чтобы казалось, будто он всегда на войне? Ну то есть насколько сложно запланировать десятиминутный разговор? Большинство командующих настолько его боятся, что выполнят любую просьбу, и никто на фронте не будет по нему скучать.

— Вас не заботит судьба вашего брата?

— С чего бы? Я практически не знаю свою родню. В сущности, не думаю, что мы собирались все вместе со вторых похорон нашей матери.

Должно быть, Шард увидела выражение моего лица.

— Когда тело на самом деле нашли, — пояснила она. — Выкопали его из-под развалин, или дюн, или ещё чего-нибудь. Нас, младших, на день вытащили из Схолы Прогениум, а старшие братья получили временный отгул от своих обязанностей. Просто чтобы мы могли постоять вокруг саркофага с аристократичным и сплочённым видом. Уверена, вы видели пикты?

— Видел. Они фигурируют в некоторых наших материалах.

— Ну, я в тот день едва перемолвилась словом с братом. И с кем-либо из них. Потратила время на разговор с тётей. — Она пожала плечами. — С тех пор наши дела удерживают нас порознь. Нас связывает только Жозефина. Она и фамильное имя, наверное. Так почему вы обратились к Тобии?

— Я не обращался. Он запросил моего присутствия на этом задании и хотел проверить его состояние.

— Вы сказали ему, что я подумала о его письме?

— Нет. Я не желал оскорбить его так, как оскорбил вас.

— Никакого оскорбления не было. Просто мне неинтересно, что он хочет сказать.

Её тон звучал неубедительно, но, прежде чем я успел ответить, взгляд Шард упал на груду оранжевой ткани, сложенную на кровати.

— Вы вот в этом пойдёте?

Я не мог отрицать, что это было смелое творение. Шёлковое одеяние соткали из рыжих нитей, полученных из местных паукообразных, которые плетут свои сети между свилевыми лианами. Оно было громадным, с ниспадающими до пола рукавами, и шло в комплекте с головным убором шире моих плеч и в первую очередь состоявшим из законсервированных частей насекомых.

А ещё там был корсет. Хорошо сработанное изделие: шипованный панцирь, усаженный золотыми штифтами и выложенный нефритом. Однако после краткой примерки я пришёл к выводу, что его основная функция состояла в изменении расположения внутренних органов. Либо это, либо же изначальные обитатели планеты, вдохновившие эту моду, были ростом в восемь футов и не имели рёбер.

— Это мне дали, — ответил я. — Полагаю, вы не одеты схожим образом в силу послаблений для военных?

— Естественно, — отозвалась Шард. — У солдата нет времени прихорашиваться. Но на вашем месте я бы уже начинала.

— Я даже не знаю, с чего начать, — сказал я. — Надеюсь, Стайли будет готов помочь, когда придёт время.

— Время пришло и прошло.

В её интонации было нечто особенное. Казалось, ей весело, но я не уловил никаких ноток неискренности.

— В моём приглашении сказано явиться в восемь, — произнёс я, потянувшись за пергаментом.

— Значит, вы должны быть там к пяти, — заметила она. — Это называется этикетом.

— Как может быть этикетом сообщение неверного времени в приглашении?

— Потому что только представители благородных сословий, понимающие социальные нормы, знают разницу между тем, когда что-то начинается, и тем, когда необходимо прийти.

— Это представляется беспричинной путаницей.

— Это совершенно необходимо. Если нет установленных кодексов поведения, чем аристократам отделять себя от простых граждан? Помимо денег и продолжительности жизни, разумеется.

Она глянула на кучу предоставленных Стайли обносков.

— Ну? Надевайте.

Я помедлил. Шард вздохнула.

— У меня нет никакого интереса смотреть, что у вас под халатом, — сказала она. — Но хорошо, я поберегу вашу скромность.

Она отвернулась, обратив ко мне спину и пятно, которое оставила на её плаще птица.

Одеяние выглядело нелепым, в нём было по меньшей мере шесть пройм для рук и всевозможные завязки. Я возился с ними целую вечность и постоянно ожидал, что Шард повернётся просто для того, чтобы меня спровоцировать. Однако она держала слово, оставаясь статуей даже тогда, когда я затянул последнюю завязку и обнаружил, что мои ноги спутаны вместе, а мне навстречу стремительно несётся пол. Я бы выставил руки для защиты, но они как будто застряли в складках шёлка.

Последующее падение лучше всего было бы описать как головокружительное. Его смягчила только подкладка в виде облачения. К чести Шард, она не отреагировала.

— Можете двигаться? — поинтересовалась она, когда уже стало предельно ясно, что я не могу.

— Нет.

— Вам требуется помощь?

— Похоже на то.

— Вы уверены? — уточнила она. — Есть ненулевой риск того, что я могу мельком увидеть вашу подмышку.

— Думаю, это приемлемый риск. Кроме того, есть вероятность, что я медленно задыхаюсь.

Она повернулась и стала вытягивать путы. Её птица помогала клювом.

— Честно говоря, — произнесла Шард, — пропагандист вроде бы должен лучше понимать важность первого впечатления.

ГЛАВА 11

Я отчасти подозревал, что Шард специально вырядила меня как кретина, пока мы не оказались на вершине главной лестницы, над сборищем прочей знати. Все носили вариации одних и тех же странных одеяний, многочисленные складки которых мешали двигаться, а трепыхающиеся рукава создавали существенную опасность для наиболее хрупких из украшений шато. У всех была пережата талия, и аристократы стоически терпели неудобство. Хоть я и был худощавым, но казалось, будто корсет грозит бедой моей мочевыделительной системе.

Стайли представил меня и при этом не спешил. Мои достижения особо не упоминались, но непомерно много времени было уделено моему происхождению. Часто употреблялись слова «произведённый на свет» и «обручённый». Я поймал себя на том, что покачиваюсь, теряя равновесие из-за разукрашенного головного убора. Наверное, я бы упал, не подпирай меня локоть Шард. Она гораздо увереннее держалась на ногах. Возможно, подобной устойчивостью она обладала по праву рождения, но я подозревал, что даже ей бы пришлось непросто в тех церемониальных туфлях. Обувь была сооружена из мандибул, и это выбивало из колеи: казалось, будто мои ноги вот-вот сожрут. Когда Стайли завершил представление и мы стали спускаться, я постоянно ожидал катастрофы. Я даже не мог смотреть вдаль в съезжавшем на глаза головном уборе, но Шард была моей опорой. Она поддерживала меня, пока мы не добрались до низу, где Шард отвесила короткий поклон.

— Что ж, пропагандист, я удаляюсь.

— Вы что? — переспросил я; в мой голос закралась паника. Из толпы уже приближались какие-то люди.

— Это обычай, — сказала она. — Мы разделяемся и какое-то время вращаемся в свете, а затем снова сходимся позже вечером. Тогда мы исполняем ту часть про солнце и луну.

Возможно, это была правда. Я мог представить подобное правило поведения как средство для аристократических пар насладиться отсутствием общества друг друга. Но равновероятным являлось и то, что она лгала мне, стремясь к переполненным едой банкетным столам в дальнем конце зала, где, как я заметил, уже обосновалась горстка офицеров.

И всё же я был не совсем один. У моего плеча парил Киказар. Я посчитал благоразумным прихватить его в надежде на то, что бурная атмосфера может развязать языки.

— Мой дорогой Симлекс!

Я обернулся и увидел губернатора Долос, которая была великолепна в каштановом одеянии, украшенном сияющими звёздами. Её головной убор представлял собой практически целый экзоскелет, срощенные части тел насекомых тянулись до основания позвоночника. Она протянула руку. Я понятия не имел, как поступать, но губернатор быстро поняла это, прижала кончик своего большого пальца к моему, а оставшимися раскрыла мне ладонь. Далее последовал ещё какой-то поворот запястья, но к этому моменту я уже совершенно запутался, так как слегка перебрал бесплатного вина. Долос, похоже, это не беспокоило.

— Чудесно видеть вас вновь, — с улыбкой произнесла она. — И вы выглядите превосходно, представитель аристократии Бахуса до мозга костей. Ну-ка, позвольте я вас кое с кем познакомлю.

Это была явная ложь, однако таково большинство бесед на подобных мероприятиях. Под музыку оркестра, инструменты которого вытесали из смеси паутины с переработанными панцирями, меня представили всевозможным аристократам и высоким чинам. Сложилось впечатление, что Долос пыталась оградить меня от неприятных ей бесед. Либо так, либо знать Бахуса, как и почитаемые ею насекомые, руководствовалась коллективным разумом. Я поговорил об одном и том же десяток раз. Киказар постоянно находился возле моего плеча, записывая сенсорами каждую беседу.

Исключение составил лорд Помпо. Он загнал меня в угол, когда Долос исчезла, чтобы заняться кем-то из припозднившихся гостей. Это был дородный человек, который держался аристократично, задирая нос к небу, что вынуждало его поочерёдно глядеть на меня уголками обоих глаз. Те были примечательно широко посажены, и я невольно задался вопросом, не было ли в родословной этого господина бычьих генов.

— Итак, вы тот парень, кто избавит нас от этих гнусных зеленокожих, а? — произнёс он.

— Боюсь, это за пределами моих возможностей, милорд, — отозвался я. — Мой долг лишь задокументировать происходящее.

— Чертовски верно, — сказал пожилой мужчина, ощетинившись. — Кому-то надо показать, что эти так называемые солдаты не делают свою работу. — Он на секунду прервался, пока слуга наполнял его бокал. — В этом году урожай провальный. Мы приносим домой едва ли половину от того, что когда-то раньше. А рабочие! Все вдруг оказались слишком заняты нытьём про налёты и призыв, чтобы честно выполнять дневную норму.

У него заплетался язык. Это было объяснимо. Сладкое и нежное вино каким-то образом навевало мысли о мягких закатах и ленивых вечерах. Полностью отсутствовал горький привкус, который чувствовался раньше. Прежде мне казалось, будто я навеселе, однако остекленевшие глаза лорда Помпо сообщили, что я каким-то образом от него отстал. Во всяком случае, в теории. Я подозревал, что даже в трезвом состоянии воинственность и самомнение сделали бы его непрошибаемым собеседником.

— Проклятые ксеносы, — пробормотал он. — Дрянь, все до единого. Вы в курсе, что я служил? Сражался с этими… Как называют синих?

— Т’ау?

— Точно, — произнёс он, кивая. — Вот там я был, моя личная гвардия готовилась высадиться и стереть эти выражения с их омерзительно пресных лиц. Но потом началась дипломатия! Я вас спрашиваю, кто станет говорить с ксеномразью? Следовало истребить всю их породу вместе с теми предательскими размазнями, кто хотел их умиротворить. Половина планет в Империуме размякла, вот в чём проблема.

Я кивнул, пытаясь изящно удалиться, но он надвигался одновременно с моим отступлением, повторяя каждый шаг. Его голос был громким и доносился отчётливо, несмотря на какофонию в зале, а поскольку Киказар синхронизировался с речью Помпо, я слышал эту ахинею в двойном объёме. Поверх его плеча я видел, что Шард и другие офицеры наполняют свои тарелки, а губернатор Долос тем временем как будто спешит в моём направлении.

— Хуже всех те остроухие.

— Альдари? — спросил я.

Он кивнул, осушив бокал.

— До сих пор поверить не могу, что нескольким из них хватило наглости прийти на наш банкет! — продолжил он, и тут налетела Долос, взявшая его за руку. — Утверждали, будто их пригласили!

— Помпо, уже достаточно, — произнесла она, и в её голосе появилась резкость. Он был слишком пьян, чтобы это заметить, но меня удивило поведение Долос. Должно быть, Помпо обладал таким влиянием, что даже планетарному губернатору требовалось прибегать к тактичности.

— Я вам тогда говорил, — произнёс он, оборачиваясь к ней. — Нельзя давать им ни малейшего шанса. Симпатичные хуже всех, потому что могут сбить человека с толку. Ну, как минимум слабого. Зеленокожим и синекожим хотя бы хватает приличия выглядеть отвратительно. А не как те гадкие самки-ксеносы с их холодными глазами и светлыми улыбками.

Тут он сбился, сконцентрировавшись на чём-то мне неведомом, а его лицо при этом воспоминании обмякло ещё сильнее.

Долос воспользовалась удобной возможностью.

— Лорд Помпо, мы только что получили немного амасека, импортированного с Ультрамара. Говорят, будто это любимый напиток лорда-регента.

Это привлекло его внимание, и он радостно позволил одному из слуг увести себя.

— Благослови его Бог-Император, — вздохнула Долос. — Он старый друг и притом верный, но действительно путается.

— Похоже, он считает, что предыдущий банкет посещали альдари?

— Знаю, — отозвалась она. — Бедняга. Возможно, думает о старой кампании.

— Он был солдатом?

— Не совсем, — ответила губернатор. — Его семья надзирает за виноградником на востоке. Небольшая армия задействуется для обеспечения продуктивности работников и противостояния возможным угрозам. Кажется, они периодически участвовали в стычках для защиты его интересов, порой даже за пределами планеты.

— В том числе и с т’ау?

— Это, должно быть, из его молодости, — произнесла она. — Идёмте. Вы должны ещё кое с кем встретиться.

Она протащила меня через вереницу людей, сходивших на этой захолустной планете за знать. Каждый из них менялся при упоминании моего имени, и в их глазах вдруг появлялась насторожённость. Большинство благодарило меня за старания, утверждая, что кому-то требуется продемонстрировать, как армия разбазаривает свои ресурсы, вместо того чтобы дать бой оркам. Несколько гостей развлекли меня рассказами о собственной борьбе с зеленокожими десятью годами ранее, до того, как это сочли военным вопросом. В их изложении противостояние угрозе напоминало охотничью экспедицию. Болотные глиссеры, обычно применяемые для сбора урожая со свилевых лиан, оборудовали тяжёлыми пулемётами и использовали для зачистки орды. Могу лишь предположить, что существа, с которыми они сражались, были ближе к колченогим дикарям, чем к свирепым тварям, ныне терзавшим планету.

Киказар без устали записывал все разговоры, хотя я сомневался, что это стоило усилий. Меня поразила схожесть описаний: дюжина ртов пересказывала одну и ту же историю. По мере того как лилось вино, тирады скатывались в невнятицу и вспышки пронзительного смеха, и мне пришло в голову, что вид этих якобы высокопоставленных лиц не слишком славил Империум.

Я начинал скучать и подcтрекнул сенсоры Киказара рыскать, зацепляясь за беседы, которые интриговали его пытливый машинный дух. Хотя у черепа-наблюдателя и не было сложных объективов Мизар, он обладал продвинутыми аудиодатчиками, равно как и даром перевода и интерпретации. Я случайно стал свидетелем тайных интрижек, но страсти и супружеские неверности аристократов представляли для меня мало интереса. Чуть любопытнее были слуги. Они суетились, словно рабочие насекомые, трудясь с неустанной отчаянностью, чтобы поддерживать видимую расслабленность мероприятия. Я засёк, как Стайли распекал юношу в губернаторской ливрее за огнеопасность клейкого вещества из паутины, использованного при подготовке к торжествам. В тот момент я предположил, что речь об украшениях зала.

Но потом я заметил Шард, которая околачивалась у банкетного стола, обмениваясь любезностями с другими офицерами. Меня удивило, что пришёл командир авиакрыла Просферус, учитывая его внешне враждебные отношения с губернатором Долос. Я предположил, что это протокол: визит являлся для него приоритетным делом как для командующего офицера. Выражение лица Просферуса указывало, что он и сам не получал удовольствия. В сущности, никто из офицеров не выглядел пребывающим в хорошем настроении. Их улыбки были редкими и отдавали фальшью.

А тарелка Шард до сих пор оставалась полной.

Я наблюдал целую минуту, но она ни к чему не притронулась, хотя проклятая птица, сидевшая у неё на плече, сумела сцапать несколько кусочков. Несмотря на предшествующие заявления, Шард, похоже, совершенно не интересовалась едой.

Киказар всё ещё парил позади меня, сосредоточившись на статной аристократке, которая делилась с нашей группой своими взглядами на наилучшие способы наказания праздных слуг.

— Киказар, фокус на объекте Шард.

Получив команду, череп-наблюдатель качнулся, направляя свои слуховые записывающие системы на разговор в дальнем конце зала и заглушая какофонию на пути. При помощи интерфейса я уловил отрывок беседы.

— …нашли наш пропавший самолёт.

— А остальные? — спросил командир звена Ноктер.

— Мы можем только предполагать, что их уничтожили. — Просферус вздохнул. — Хотел бы я, чтобы наши проблемы этим и ограничились. Больше всего меня беспокоит то, где мы их отыскали. Знаете провинцию Уалик?

— Нет.

— Это на другой стороне планеты.

Шард покачала головой.

— Невозможно. Даже при полёте на предельной скорости и дозаправке в воздухе ни один из наших истребителей не может покрыть такое расстояние за несколько часов.

— Скажите это выжившему, хотя я вольно использую это слово. Он сейчас в медблоке. Не уверен, выкарабкается ли. А если и так, то подозреваю, что он мало о чём сможет нам рассказать. Когда его нашли, он был в состоянии лишь бормотать о зелёной молнии и чудовищах, которые украли его душу во мраке.

— Это Зелёный Шторм, — прошептал Ноктер, сотворяя знамение аквилы. Мне уже доводилось слышать это имя прежде. Шард запрокинула голову, делая вид, будто смеётся, а затем подалась вперёд.

— Нам нужно узнать, что прячется в тех грозовых тучах, — сказала она. — Позвольте мне взять эскадрилью и…

Просферус перебил её:

— Нет. Западный грозовой фронт никуда не денется. Пока что держимся на отдалении от него.

— Эти тучи тянутся так широко, что могут скрыть армаду. Надо разведать.

— Мы уже разведывали, вот почему у меня погибло столько пилотов, — прошипел Просферус. — Сейчас у нас приказ избегать этого грозового фронта. Какая бы угроза ни таилась в нём, она не намерена выходить наружу. Есть неплохой шанс, что это природный феномен, который опасен для них так же, как и для нас. Он может даже защитить наш фланг.

— Простите за прямоту, сэр, но от этого разит трусостью.

Я узнал в говорившем командира звена Градеолуса. И невольно отметил, что они с Шард расположились на противоположных концах стола.

— У вас есть предложение получше, Градеолус?

— Да, сэр! — ответил Градеолус, резко отдавая строгий салют.

— Пожалуйста, просветите нас.

— Отправьте всё, что у нас есть, сэр: каждый самолёт, могущий подняться в воздух, и каждого пилота, способного летать. Выдвинемся разом и уничтожим их.

— А остальные наши фронты? — поинтересовался Просферус. — Астра Милитарум не в силах устоять без нашей поддержки с воздуха. Те орочьи бомбардировщики их просто сотрут. Ещё есть транспортные коридоры, которые мы пытаемся поддерживать открытыми. Если они найдут способ перерезать наши линии снабжения, мы проиграли.

Шард вздохнула.

— Было бы проще, не будь мы вынуждены нянчиться с этими тупицами-вырожденцами.

— Вы так считаете, Шард? — отозвался Просферус. — Думаете, я хотел, чтобы треть моей команды работала почётной службой сопровождения, лишь бы эти люди смогли позволить себе бессмысленный ритуал?

— Тогда почему мы этим заняты?

— Потому что у нас есть приказы, и мы им подчиняемся. Ясно?

— Да, сэр.

— Вы уверены? — Просферус нахмурился. — Ведь вы мастер делать вид, будто соблюдаете букву приказа, в то же самое время нарушая его дух.

— Благодарю, сэр.

— Это был не комплимент. На самом деле…

Голоса потонули в визге. Я ахнул и прижал руки к ушам, упав на колени. Обращавшаяся ко мне аристократка наклонилась.

— С вами всё в порядке? — спросила она, явно не испытывая проблем со звуком.

Я кивнул, но не смог ответить: боль слишком обессиливала. Вместо этого я пробормотал какие-то неясные слова извинения, а затем поднялся на ноги и отвернулся. Киказар следовал за мной, словно чрезмерно опекающая нянька. Я думал, что проблема в черепе-наблюдателе, акустические регистраторы которого вошли в петлю резонанса. Но по мере того как я, пошатываясь, удалялся от торжеств, звук становился всё сильнее, пока не показалось, что зубы треснут. Я нашёл нишу и привалился к стене, силясь взять дыхание под контроль.

— Киказар, разорвать связь, — шепнул я.

На секунду наступило благословенное облегчение. Затем боль пришла снова — не в виде звука, а как пульсация по ту сторону глаз. Всякий раз, как я открывал их, внутри головы била молния, сопровождавшаяся раздробленными образами, которые я не мог осмыслить: крики и огонь, абсолютный хаос повсюду вокруг.

Я услышал женский вопль. Сделав предельное усилие, я поднял голову на шум. Дама пристально глядела в окно, указывая на что-то невидимое. Двое слуг покрепче уже приближались к стеклу, однако я обратил внимание, что Шард и офицеры не сдвинулись с места.

Нечто уставилось в окно. Я мельком заметил сверкающий красный глаз и зловещую ухмылку.

А потом стекло разбилось, и в комнату ворвался ужасный призрак. Он превосходил людей ростом, или превосходил бы, будь у него ноги для опоры, ведь тело, отдалённо напоминавшее человеческую фигуру, состояло из спутанных лиан и болотного ила. Настоящим был лишь горящий красный глаз, который озирал помещение, что-то выискивая.

— Мизар? — прошептал я.

Вымазавшийся в трясине череп-наблюдатель вильнул ко мне, волоча за собой сломанные свилевые лианы. Я чувствовал, как его машинный дух скребётся в мои мысли, взбудораженный воссоединением после столь долгой разлуки. Взвизгнув антигравитационными движителями, он подлетел поближе. Киказар кротко уступил собрату и юркнул вбок. Я слишком поздно понял, что происходит, — Мизар отчаянно стремилась синхронизироваться со мной и поделиться всем увиденным.

Этого было слишком много, больше, чем я мог обработать. Часы странствий по топям, преследование мерзкими насекомыми и жуткими тварями, стук выстрелов и рёв взрывов. Всё силой вгонялось в мой разум, воспоминания занимали место моих собственных. Я попытался закричать, но наружу вырвался только хрип. Показался подбегающий Стайли, на лице которого отпечатался ужас — видимо, из-за того, что торжество находилось под угрозой.

— Уберите его отсюда, — зашипел он, но я оттолкнул мажордома в сторону. Мне не удавалось осмыслить всего, но один образ остался выжжен у меня в сознании. Я отыскал Шард, которая улыбалась — несомненно, моему затруднению. Попробовал заговорить, но не мог найти свои голосовые связки. Я видел, что люди уже смеялись, вероятно принимая сцену за часть праздника.

Сконцентрировавшись на ухмылявшейся Шард, я молча стал тыкать пальцем в небо.

— Да. — Она кивнула, словно обращалась к ребёнку. — Окно. Он появился через окно. Вы можете сказать «окно»?

Я затряс головой, всё ещё не в силах говорить. Вместо этого я сделал единственное, что пришло мне в голову, — выпятил челюсть и изобразил пальцами клыки. Когда я беспомощно замычал, весь зал взорвался хохотом.

Кроме Шард. Её улыбка исчезла.

— Орки, — прошептала она и бросила взгляд на командира авиакрыла. Я не расслышал, что она сказала потом, только рёв Просферуса, приказывавшего добраться до ангара. Шард и прочие пилоты сорвались на бег, отталкивая сбитых с толку гостей, а я осел на колени. Машинные воспоминания Мизар всё ещё раздирали моё сознание, но я понял, что увидел: орочья машина набирала ускорение, нацеливаясь на шато.

Когда в глазах стало тускнеть, я услышал, как вдалеке застучали зенитные батареи «Гидр».

ГЛАВА 12

Не знаю точно, когда ко мне вернулось сознание. Помню, как двое членов наземной бригады понесли меня на носилках, но Стай ли стал их отчитывать, настаивая, чтобы меня доставили к губернаторскому врачу. Последовавший спор мог продолжаться ещё долго, если бы не взрыв, озаривший небо. Когда дождём посыпались осколки, было решено, что обсуждение можно перенести — по крайней мере, до тех пор, пока они не окажутся в укрытии. Я бы согласился, если бы мог говорить, однако с трудом мог пошевелиться. Мизар, словно взволнованный ребёнок, стремилась передать каждый клочок информации, накопленной ею в путешествиях. Пока небо освещалось лазерами и пламенем, череп угощал меня фрагментами своего странствия. Я видел удивительную флору и фауну, а также ржавые хижины, расположенные в глубине болота. Когда-то они принадлежали рабочим, но те несчастные сгинули, а их кости висели между свилевыми лианами, возможно отмечая территориальные границы.

В поле зрения проступил растрескавшийся потолок из прессованных противоосколочных плит, из чего следовало, что наземный персонал отыскал убежище. Но теперь глаз Мизар привлекло сражение наверху. Среди вторгшихся орков выписывала пируэты эскадрилья «Громов», ведущий которых каждым всполохом своих лазпушек забирал по истребителю зеленокожих. Я знал, что это Шард, ведь кто ещё обладал такой меткостью? Однако череп был слишком восхищён побоищем и не мог сосредоточиться на одной цели. Его взгляд перескакивал между поединками истребителей. Я попытался как-то повлиять на него, но череп-наблюдатель воспринял это как сигнал возобновить загрузку данных.

Моя голова резко откинулась под натиском образов. Бесконечные лианы с набухшими, но испорченными чёрными отметинами плодами. В болоте томится разбитая машина, вода не может удержать медленно пожирающее её пламя, исступлённый пилот борется с заклинившей лётной обвязкой. Потом появилась платформа: громадное искусственное сооружение из стали и скалобетона. Судя по виду, она была построена Империумом, но её осквернили мерзостными рунами ксеносов и любопытными устройствами неизвестного назначения, собранными из разных кусков. Когда Мизар приблизилась, видимо распознав строение среди хаоса, её акустические сенсоры уловили дикие вопли орков. На вершине платформы вели ритуальный поединок двое зеленокожих, окружённые ещё десятком других улюлюкающих сородичей. Оба были огромными тварями, превосходившими по размерам даже тех созданий, которых я видел на аэроботах. Их выпадам недоставало изящества, но свирепые бойцы обладали примечательной храбростью и неожиданной быстротой. В конце концов победу определило кружащееся лезвие массивного цепного клинка. Оно проскользнуло мимо иссечённого топора, нанеся обезглавливающий удар. Когда тело упало, орки вокруг одобрительно взревели, что, видимо, выполняло роль аплодисментов. Победитель торжествующе поднял кулак.

А затем, среагировав на какой-то невидимый сигнал, орки разом посмотрели вверх, и их гортанные крики слились в радостный вой. Увы, подняв головы, они заметили немигающее око Мизар. Воздух внезапно заполнили пули, но, к счастью, черепу-наблюдателю хватило здравого смысла ретироваться. Пока он удалялся, у меня перед глазами промелькнуло видение. Я не смог его разобрать — оптику черепа временно расстроил слепящий свет.

Однако на миг показалось, будто небо разорвала зелёная молния.

Я пришёл в себя и увидел очередной конфликт, но на сей раз между Стайли и разгневанным хирургеоном в окровавленной одежде. Мой взгляд задержался на скальпеле, зажатом в его правой руке, и том, как он смотрел на горло Стайли. Мажордом, похоже, этого не замечал, горестно выпячивая подбородок и тыча пальцем в грудь хирургеона.

— Губернатор настаивает, чтобы вы отпустили пациента на её попечение.

— Тогда губернатор может спуститься сюда и сказать мне лично, — отозвался хирургеон. — До тех пор это мой пациент. И я не отпущу его на попечение тех мясников, кто занимается вашей рабочей силой. Я видел, у скольких людей недостаёт конечностей.

— Сельскохозяйственный труд не лишён риска. Развитие инфекций нужно пресекать на корню.

— В самом деле? Ведь когда ко мне приходят с ушибленным пальцем, а уходят с одной ногой, я считаю это провалом.

— Единственный провал тут в том, что ваши люди не способны защитить шато губернатора. Если бы этот тупой иномирец не предупредил нас вовремя, мы бы сейчас вообще не вели разговор.

Стайли указал на меня, чтобы подчеркнуть свои слова, и только тогда осознал, что мои глаза открыты. Он отпрянул, его левый глаз задёргался, словно предвещая неизбежный припадок.

— Я… вы очнулись, господин, — проговорил он, не зная, как общаться, когда исполняешь одновременно роли льстеца и противника. Хирургеон не страдал подобной нерешительностью и уже был у моей кровати. Он достал из своего одеяния маленькое устройство и поочерёдно посветил в каждый глаз тусклым зелёным фонарем.

— Как себя чувствуете? — пробормотал он, обращаясь к точке у меня за ухом. — Головная боль? Нечёткое зрение?

— Я… Уже нет, — ответил я, силясь сесть. Особого дискомфорта не было, только изнеможение. В голове до сих пор крутились инфозаписи Мизар, похожие на полузабытые воспоминания с вечернего кутежа.

Я почувствовал, как руки хирургеона переместились с запястья на горло: он проверял мой пульс. Меня это удивило; обычно подобные обследования проводятся при помощи диагностикатора. Однако краткий взгляд на лазарет всё прояснил. Скалобетон, пусть и чистый, был сильно изношен и растрескался в тех местах, где пытались пролезть душащие свилевые лианы. Кровати представляли собой примитивные койки, которые, видимо, когда-то использовались рабочими планеты. Большинство было занято. Некоторые солдаты сидели прямо, переговариваясь на пониженных тонах, пока медик проверял их перевязки. Прочие лежали совсем неподвижно, теряясь под множеством трубок и инъекторов.

— Это всё после нападения? — прошептал я.

Хирургеон покачал головой.

— Нет. Его мы перенесли весьма неплохо. Противовоздушная оборона сдерживала их достаточно долго, чтобы смогли взлететь истребители. Те отбили атаку.

— Потерь было мало?

— Я бы так не сказал, — проворчал он. — Но те, кого сбивают, здесь не оказываются.

— Есть ещё один центр?

— Нет, просто яма. Останки скидывают туда, пока не придёт время их сжечь. На вашем месте я бы её избегал: климат ускоряет разложение, и запах довольно тяжёлый.

Он заметил выражение моего лица и пожал плечами.

— А чего вы ожидали? — сказал он. — В болоте ничего нельзя похоронить.

Прежде чем я успел ответить, он перешёл дальше, сосредоточившись на следующем пациенте.

Стайли прокашлялся. Это звучало крайне неприятно, словно в сморщенных складках его шеи обосновалось какое-то мерзкое существо. Я посмотрел на него. Он одарил меня улыбкой сомнительного характера.

— Мой господин, — произнёс он. — Я должен извиниться за текущую ситуацию. Губернатор Долос непреклонно настаивала, чтобы за вами ухаживал её личный врач. Но эти солдаты? Пф! — Он выплюнул слово так, будто это было протухшее мясо. — Они уволокли вас сюда, прежде чем я смог их остановить.

— Всё в порядке. Я в порядке, — сказал я.

По правде говоря, это было не так, в голове всё ещё царил беспорядок. Даже сидение заставляло меня покачиваться. Но в окружении немощных и умирающих я остро сознавал, что занятая мною кровать может больше пригодиться другому.

— Как губернатор? — спросил я, перекинув ноги вбок и нетвёрдо вставая.

— Невредима, — отозвался Стайли, кладя мою руку себе на плечо. К его коже пристал кислый аромат. Несмытый пот. Раньше такого не замечалось. Как бы ещё я ни очернил Стайли, но он был придирчив к чистоте.

— А её гости? — поинтересовался я, пока он помогал мне.

— Никто не пострадал, — ответил Стайли, но из его интонации следовало иное. Я не стал углубляться в тему.

— До сих пор поверить не могу, что они добрались до шато, — пробормотал он, когда мы подошли к двери. — Банкет урожая — это традиция, уходящая на тысячи лет назад. Сейчас его прервали впервые в письменной истории, и будут последствия. Прошлой ночью губернатор Долос поставила на первое место безопасность своих гостей, но этим утром она потребует объяснений. Не сомневаюсь, полетят головы.

Мы двинулись дальше по едва освещённому коридору. К стенам привалились люди, ожидавшие своей очереди у хирургеона, а Стайли тем временем продолжал свою диатрибу:

— Лорд и леди Помпо были поражены произошедшим. Но знаете, эти двое разнесут слухи по всему сектору. Это плохо сказывается на всех нас, вот чего не понимают те охотники за с лавой. После такого вот фиаско они перемещаются на следующую войнушку, оставляя нас разбираться с резонансом. Всякий раз, когда мы предложим своё гостеприимство, будут шепотки, подлые замечания о том, ждёт ли мероприятие успех. Как будто кто-то из них справился бы лучше.

Он уже весьма оживился, его взгляд был прикован к невидимой точке. Я отвернулся и заметил старшего сержанта Плайнта, сидевшего возле юноши с серым лицом, который судорожно дышал. Он поднял глаза и доброжелательно улыбнулся, не особо убедив этим меня, что всё хорошо.

Мы уже почти дошли до выхода из бункера. Лестница вела к двери, окружённой ореолом. Небо за ней было таким ярким, что мне пришлось заслонять глаза, пока я озирал остатки парка. Раньше он представлял собой грязное поле, но теперь превратился в сплошные воронки, торф был вспорот каскадом разрывных снарядов. Наземные бригады расчищали обломки, но я поймал себя на том, что мой взгляд притягивает шато.

Сооружение осталось примечательно целым, старая древесина мандака показала себя устойчивой к нападению. Однако цветы выгорели, дочерна опалив внешний слой коры. По всей территории были разбросаны синие лепестки, которые, возможно, снесло первым взрывом. Я протянул руку к ближайшей горстке и с удивлением обнаружил, что они пристали к взлётной полосе. Цветы были сухими на ощупь, обезвоженными, словно они лежали здесь уже давно.

Я бросил взгляд на Стайли. Тот стоял совсем неподвижно, его глаза затуманились. Перестав поддерживать меня, он выскользнул из-под моей руки и нетвёрдо сделал шаг в направлении шато. Должно быть, он ушёл в полевой госпиталь ещё до рассвета, и только сейчас узнал о масштабах ущерба. Бедняга. Его скрупулёзно управляемый мир больше не имел смысла.

Но когда он заговорил, в его голосе не было горя, только едва сдерживаемая ярость.

— Кто-то должен предстать перед судом за это кощунство! — бросил он, оборачиваясь ко мне. Я удивился включению в круг его доверия. Но, видимо, при всех прочих моих недостатках я всё же не входил в состав армии.

— Это можно починить? — спросил я.

— Починить! — фыркнул мажордом, свирепо глядя на меня. — Думаете, можно починить…

Тут он, наверное, вспомнил о моём положении, поскольку помедлил, а затем улыбнулся той противной улыбкой.

— Я хочу сказать, господин, что невозможно починить здание такого типа. Это живое существо, и оно не восстановится, пока не войдёт в фазу роста весной. Дерево не расцветёт снова до следующего года.

— Полагаете, к тому времени оно оправится?

— О да. — Он кивнул. — Каждый год, независимо от обстоятельств, на дереве появляются цветы. Я гарантирую это.

В его голосе слышалась гордость, а также возрождённая целеустремлённость.

— Приятно знать об этом, — сказал я. — Но прошу меня простить, я должен вернуться к своим трудам.

— Да, вы должны показать им, — проворчал Стайли. — Показать им всем, что эти ублюдки сделали с домом губернатора!

Уходя, я говорил себе, что он подразумевал зеленокожих.

Перед моей комнатой ждал командир звена Градеолус.

Хотя я взял у этого человека короткое интервью, не могу сказать, что он увлёк меня, и, приближаясь к нему, я замедлил шаг. За пределами самолёта он казался огромным, таким широким, что ему, должно быть, нелегко было втиснуться в кабину своего истребителя. Той ночью он явно побывал в бою: лётный комбинезон был запачкан грязью и чем похуже, а также распространял характерный запах прометия. Однако лицо Градеолуса было дочиста отмыто, волосы зачёсаны назад и приглажены, а усы навощены до угрожающей остроты.

Увидев меня, он выпрямился, сделал шаг вперёд и протянул руку, которая полностью обхватила мою.

— Пропагандист Симлекс, — произнёс он с широкой ухмылкой. — Кажется, не помешает поблагодарить вас. Говорят, это вы подали сигнал, который позволил нам отбить орков.

— Видимо, да. — Я пожал плечами. — Хотя я ничего особенного не сделал, мне просто повезло.

— И всё же вы исполнили свою роль. Это всё, что может сделать любой из нас.

— Вы правы, — сказал я, кивнув. — Однако я задаюсь вопросом, что ещё могу для вас сделать.

— Ха! — Градеолус запрокинул голову, словно моя реплика была пиком остроумия, а потом хлопнул меня по спине свободной рукой. Сила удара толкнула меня вперёд, и я бы упал лицом вниз, если бы он не продолжал сжимать мою ладонь.

— Что вы можете для меня сделать? — усмехнулся командир звена. — Вы, мой миниатюрный друг, уже сделали так много. Не предупреди вы заранее об атаке зеленокожих, кто знает, где бы мы оказались? Мои источники утверждают, что Долос весьма вами очарована.

— Источники? — переспросил я, а Градеолус тем временем разжал хватку и небрежно зашёл в комнату.

— Слуги, — произнёс он. — Честно сказать, жалкое зрелище, как отчаянно они хотят признания. Купи им пару раз выпивку, угости парой историй — и они расскажут тебе что угодно.

Говоря, он оглядывал комнату.

— Мило. Должно быть, у вас большие возможности.

— Я служитель Империума, — ответил я. — Беру то, что он даёт.

Градеолус кивнул.

— Естественно. Но в своей мудрости Бог-Император обычно даёт лучшее тем, кого считает наиболее достойными. Мне ли не знать.

Он снова расхохотался, и грохочущие звуки эхом разнеслись по коридору. Я подождал, пока они стихнут, а мой взгляд метнулся на чемоданы. К счастью, сервочерепа находились на месте, Мизар хватило здравого смысла присоединиться к братьям. Мне ещё предстояло изучить снятый ей материал, поскольку всё, что она загрузила мне в голову, было слишком разобщённым для интерпретации.

Хлопнув себя рукой по колену, Градеолус уселся на край кровати. Другой край тревожно накренился вверх.

— Ха! — в последний раз воскликнул командир звена, утирая рукавом слёзы с глаз. — Но хватит шуток. Я здесь, чтобы спасти вас.

— Спасти меня?

— Да, — произнёс он, кивая. — Не секрет, что вы стремитесь задокументировать величие Аэронавтики Империалис. Похвальная цель, но её не достичь без подходящего объекта.

Градеолус страдальчески улыбнулся, словно сожалея о том, что обстоятельства потребовали от него сообщать эту самоочевидную истину. Его руки были широко раскинуты, а выражение лица подразумевало ожидание какого-то ответа. Я кивнул, надеясь, что этого достаточно. Его улыбка стала шире, продемонстрировав комплект почти что чрезмерно белых зубов. Мне пришло в голову, что орк, исполняющий такой же жест, выказывал бы угрозу.

— Вот почему я тут, — сказал он. — Теперь у вашего пикта есть главный герой.

Я не знал, как реагировать. Его послужной список указывал, что он подходит, и ему явно очень хотелось появиться на пикт-экране. Невзирая на чуть грубоватые манеры, он выглядел вполне представительно.

И всё же мне не нравилась эта улыбка. И эти холодные мёртвые глаза.

— Сейчас я собираю материал из различных источников, но, когда позволит время, я с удовольствием проведу ещё одно интервью…

— Нет, так не пойдёт, — произнёс Градеолус, поднимая руку, чтобы я умолк. — Не нужно скромничать. Я знаю о попытках Шард стать гвоздём программы. Не удивлён, у этой женщины легендарное самомнение, а Просферус, к сожалению, ей благоволит. Вы знали, что это я должен был вести «Валькирию» при вашей первой вылазке в болота? Но она украла моё место. Исключительно безрассудно. Она была навеселе после прошлой ночи, и её опьянение могло поставить под удар миссию.

— Возможно. Но это была не её идея, я…

Он вдруг оказался на ногах и навис надо мной, перекрыв своим огромным телом солнечный свет, струившийся через окно. На моё плечо легла увесистая рука.

— Я знаю, что это сложно, — сказал он. — У всех командующих есть любимчики, а она обладает определённой развязностью, которую некоторые находят… симпатичной. Но после того задания, полагаю, всякая симпатия угасла.

— Может быть. Но ко мне хотя бы изначально какая-то была.

Услышав её голос, мы оба застыли и дружно посмотрели на дверь. Шард стояла, прислонившись к косяку. На ней тоже был грязный лётный костюм, а на щеке — недавно зашитый порез.

— Проклятый фонарь разбился, — сказала она, пожав плечами, в ответ на мой взгляд. — Скучаю по своей «Молнии».

— Шард, — холодно произнёс Градеолус, отпуская моё плечо. — Что вы здесь делаете?

— Исследую, — отозвалась она. — Мне показалось, будто я слышу брачный крик донорийского дьявола. Я поспешила защитить нашего пропагандиста от его гнусных намерений. Конечно, сейчас до меня доходит, что жуткий звук, вероятно, был всего лишь вашим самодовольным хихиканьем, которое, видимо, последовало за необдуманной попыткой пошутить.

Она улыбнулась, не стараясь скрыть своё презрение. Я глянул на Градеолуса, челюсти которого сжимались так плотно, что могли бы перемолоть кости.

— Теперь, когда вы увидели, что никакой опасности нет, вам, возможно, следует пойти своей дорогой, — сказал он. — Наверное, где-нибудь есть бутылка, требующая вашего внимания.

— Если бы, — вздохнула Шард. — Я пришла, чтобы забрать нашего героического пропагандиста.

Я нахмурился.

— Героического?

— Я удивлена так же, как и вы, — ответила она. — Некая аристократка заявила, что единственной причиной, по которой нас не уничтожили прошлой ночью, стало ваше своевременное предостережение. Лично я думаю, что некоторый вклад внесли системы ПВО, равно как и мои собственные несравненные умения. Но всё это выглядит блёкло в сравнении с идиотским бормотанием, а затем падением в позу эмбриона, при этом, несомненно, обделавшись.

— Я не обделался.

— Я не имела намерений проверять. Как-никак кому-то же надо было защищать Империум, — отозвалась Шард. — И на этой ноте вам нужно идти со мной.

— Куда?

— Не знаю. Засекречено, — сказала она. — Ну, либо я не слушала на инструктаже. Но, как бы то ни было, кто-то хочет, чтобы мой самолёт провонял вами. А, и прихватите вашего друга-черепа. Это важно, не так ли?

— Каким образом? Он никогда не поспеет за нами.

— О, поспеет, — вздохнула Шард. — Поверьте мне, наша миссия не будет проводиться на большой скорости.

ГЛАВА 13

В том полёте я многое узнал — по большей части об анатомии разнообразных насекомых, процветавших во влажном климате Бахуса. Они не обращали внимания на наше движение, спокойно размазываясь по кабине. Многие обладали размахом крыльев в фут, а то и больше, и системы очистки самолёта вели постоянную битву, убирая их тела и поддерживая видимость. Это выглядело тщетным занятием: к машине собирались ещё сотни существ, и каждые несколько секунд мы встречались с очередным беспозвоночным, которое как будто хотело покончить с собой, стремясь врезаться в стекло штурмовика «Стервятник».

Мне не доводилось видеть эту машину прежде, хотя её силуэт напоминал «Валькирию», а возможности были схожими. Однако она не обладала способностью к транспортировке, и её экипаж, не считая пилота, состоял из одного стрелка. Я занял его место, но Шард выставила ограничения, чтобы не дать мне доступа к системам вооружения, — это решение я поддержал, поскольку не хотел случайно открыть огонь из спаренных самолётных пушек «Каратель». Это были огромные многоствольные орудия, способные на стремительный темп стрельбы. В сущности, я не мог избавиться от мысли, что их конструкция выглядела почти по-орочьи.

Перед нами пыталась продвигаться по трясине колонна «Химер». Нам следовало сопровождать и поддерживать её, но их успехи были мизерными. Бронетранспортёры являлись наполовину амфибиями и умели пересекать даже водные объекты. Однако болота Бахуса были практически желеобразными, и движение со сколь-либо значительной скоростью приводило к застреванию гусениц и замутнению смотровых окон. Периодически нам приходилось останавливаться, чтобы отделения могли высадиться и убрать спутанные корни или прочистить забитые выхлопные трубы. Хотя «Стервятник» был способен зависать, Шард использовала любую задержку как шанс унестись прочь от наших товарищей на земле, утверждая, будто проводит разведку или преследует неопознанный сигнал на ауспике. Именно в такие моменты, когда ускорение прижимало меня к сиденью, я наконец-то ощутил отдалённое представление о том, каково быть асом-истребителем. Каково быть как Шард.

Озвучить это вслух было ошибкой. Она рассмеялась, качая головой. В этом звуке не было веселья.

— Что? — спросил я.

— Ничего, — сказала она. — Конечно же, вы знаете, каково быть асом. В конце концов, уже пару часов сидите в кресле и смотрите, как жуки совершают массовое самоубийство. Чему тут ещё учиться?

— Я не говорил, что знаю, каково это.

— Говорили.

— Нет, я сказал, что отдалённо представляю, каково быть вами.

— На самом деле нет, — мягко ответила она. — Никто не представляет.

Машина дёрнулась влево, толкнув меня, а затем мы сделали пируэт и стали возвращаться к союзникам.

Я сменил обзор, синхронизировавшись с Мизар, которая сопровождала колонну, с лёгкостью поспевая за ней на своих антигравитационных движителях. Перед выходом я выгрузил память черепа-наблюдателя в хранилище, и он как будто воспрял духом, сбросив это бремя. С его помощью я снял «Стервятник», который реял над продвигавшимися частями, сверкая корпусом на солнце. Эффектный кадр, но не более чем фоновый материал. Здесь не было никакого нарратива, подкрепляющего драму. К тому же требовалось отфильтровать ворчание пехоты неподалёку, которая не оценила воздушного театра и прибегла к некоторым весьма неоправданным выражениям, высмеивая его.

Как раз во время подстройки звука я и услышал крики.

Мизар развернулась, и ровно в этот момент из воды вырвалось многоногое существо. Оно было выше человека, крылья раскинулись почти на десять футов. Жуткие фасеточные глаза окружали остроконечный хоботок, и тварь быстро погрузила это орудие в ближайшего пехотинца, оторвав того от земли. Он тут же усох — внутренние органы разъедало, и чудовище хлебало его жизненные соки.

— На нас напали!

Услышав это, Шард вздрогнула и оглянулась через плечо.

— Не нужно кричать. Кто нападает?

— Вон там! — произнёс я, а существо тем временем отбросило сморщенный труп в сторону и уже прыгало на следующую жертву, пока её товарищи не успели пустить в ход оружие. Была выпущена пара лазерных зарядов, один из которых срикошетил от панциря.

— Это просто жук-знаменщик, — сказала Шард. — Вроде большой плодовой мухи. Должно быть, солдаты потревожили его гнездо. Не повезло, обычно эти твари ведут ночной образ жизни. Не волнуйтесь, они с этим разберутся.

— Разве вы ничего не можете сделать?

— Конечно, могу, — отозвалась она. — Я могу спикировать вниз и начать палить из обоих «Карателей». Это превратит жука в размазанное пятно. К сожалению, то же самое произойдёт со всеми в радиусе примерно десяти футов. Может даже уничтожить «Химеру», если перебьёт топливопровод.

Пока она говорила, умерло ещё двое солдат, от их тел остались иссохшие мешки из кожи с костями. Однако, когда тварь ринулась за новой добычей, ещё один бросился ей на спину. Его нож скользнул по поверхности бронированного панциря, но на отскоке рванул нежные перепонки крыла насекомого. Потеряв равновесие, оно внезапно упало в грязь и выпотрошило атакующего когтистой конечностью. Но отряд уже мобилизовался. Очередной залп лазружей удерживал жука достаточно долго, чтобы успели задействовать огнемёт отделения. Вокс Мизар с трудом разбирал творящуюся какофонию, однако я клянусь, что существо испустило почти человеческий вопль, когда его панцирь треснул от жара. Оно повалилось в болото, и вскоре не осталось ничего, кроме неопрятного пятна на воде.

— Они его достали, — произнёс я.

— Хорошо.

— Но мы потеряли четверых солдат.

— Звучит правдоподобно.

Выжившие нагнулись подобрать павших товарищей, но их остановил выкрикнутый сержантом приказ. Вместо этого с мёртвых сняли экипировку, вознесли краткую молитву, а затем отдали их болотным водам.

— Они бросили тела, — сказал я.

— Жук-знаменщик мог оставить яйца, — ответила Шард. — Будет плохо, если они проклюнутся внутри «Химеры». Жук потому и кормился: они используют нашу кровь для вынашивания потомства, а потом впрыскивают его в высушенные тела.

— Какая мерзость.

— Это только в сезон размножения. Большую часть года они питаются плодами лиан.

— То есть они опасны, лишь когда откладывают яйца?

— О нет, — отозвалась она. — Они иррационально территориальны и крайне агрессивны. Но они не станут вас есть, просто обезглавят. Или вытащат ваши кишки и развесят между лиан. Никто не знает почему, но они могут быть в этом весьма изобретательны.

— Их поэтому называют знаменщиками?

— Я так и не потрудилась спросить.

«Химеры» снова тронулись. За ними тонули мертвецы. Я пробормотал короткую молитву Богу-Императору, чтобы тот сберёг души павших. Шард не присоединилась ко мне, хотя ей хватило приличия хранить молчание, которое так и продолжалось, пока колонна продвигалась по топям. Однообразие мало чем нарушалось. Свилевые лианы росли беспорядочными пучками, время от времени вынуждая менять курс, да ещё несколько насекомых попытались перехватить транспортёры, но обнаружили, что корпуса «Химер» неуязвимы для их атак.

Вот почему я взволновался, когда мы наткнулись на сбитый самолёт.

Он принадлежал Империуму, но сверх этого я не смог распознать его происхождения. Фюзеляж был разодран и испещрён пулевыми отверстиями. Колонна остановилась и после краткого осмотра обломков приняла решение сжечь их. Когда я поинтересовался зачем, Шард пожала плечами.

— Чтобы не достался врагу.

— Но это была рухлядь!

— Возможно, для нас. Но зеленокожие превосходно обрабатывают утиль. Где, по-вашему, они достали тот калибр оружия, который нужен, чтобы сбить такую машину?

— Они собирают даже этот мусор?

— Мы на болоте. Как думаете, откуда они берут оружие, кроме как с набегов на винокуренные платформы? В этом их сила. Наши потери становятся их приобретениями, но даже когда они проигрывают, остаётся металлолом. Следующая волна орков сможет перековать его на новое поколение вооружения.

— Мы за этим здесь? — спросил я. — Тактика выжженной земли?

— Нет, — ответила Шард. — Мы здесь, чтобы отбить утраченную территорию.

— Когда мы доберёмся до этой территории?

Тут она рассмеялась и оглянулась на меня. Её улыбка была тёплой, но не менее суровой.

— Вы мне почти что нравитесь, Симлекс, — произнесла она. — Ваша наивность граничит с очаровательностью. Практически компенсирует вашу слабохарактерность.

— Не понимаю, что смешного.

— Знаю. Это мне тоже нравится, — сказала она и указала на трясину. — Мы уже отвоевали территорию.

Немигающим оком Мизар я оглядел обширные топи.

— Какие мысли? — поинтересовалась Шард.

— Похоже, ценность этой территории невысока.

— Вы имеете в виду, потому, что она не может быть с лёгкостью укреплена и не имеет никаких стратегических достоинств? — спросила она. — Или потому, что мы и так испытываем нехватку ресурсов и не должны идти на риск потерять «Химеру» или «Стервятника» из-за опасностей окружающей среды?

— Я полагаю…

— Или вы думаете о логистике? Что так много времени и так много жизней, не говоря уже о прометии, растранжириваются ради столь ничтожного приобретения?

— Всё вышеперечисленное, наверное.

— Что ж, вы допустили в своём анализе ошибку, — произнесла Шард. — Если бы война была уравнением и оправдывала себя только в том случае, когда ценность результата превышает вложенные средства, в этом конфликте не было бы никакой целесообразности. Однако существуют менее заметные вопросы. Поддержание боевого духа, устрашение, сокращение потерь и обезвреживание возможных угроз. Затратная война сегодня всё ещё дешевле баснословно дорогой войны завтра.

— И дело в этом?

— Нет. Это из-за того, что благородная дама была опозорена на своей вечеринке и хочет выплеснуть гнев.

Я покачал головой.

— Она не может приказать такого. У неё нет военной власти.

— Нет, но на её резиденцию напали. Она может потребовать защиты и обладает достаточным политическим капиталом, чтобы обеспечить её получение. Она хочет, чтобы местность вымели дочиста. И вот мы здесь. Метём.

— Губернатор не может командовать вашими силами, — повторил я, упорствуя, несмотря на текущую обстановку.

— Не больше, чем вы можете командовать мне, куда лететь.

— А я мог бы вами командовать?

— Это интересный вопрос, — задумчиво произнесла она. — С одной стороны, нет, так как я командир звена, а у вас нет воинского звания. Впрочем, вы могли бы наставить на меня пушку, нацелить её мне в затылок. Есть неплохой шанс, что это бы сработало. Или, полагаю, вы могли бы вытащить свиток или письмо поддержки от губернатора Цанвиха, которое подтверждает, что он вас уполномочил. Тогда мы оказались бы в сложной ситуации. Я могла бы вам отказать, но, если бы губернатор обиделся, моя жизнь бы очень быстро пошла под откос.

— У Долос есть свиток или пушка?

— И то и другое, — ответила Шард. — Вы ещё подключены к этому вашему черепу-наблюдателю?

— Да.

— Можете на секунду отсоединиться? Мне нужно удалиться, а я не хочу, чтобы вы бились в припадке и опять испачкали штаны.

— Я их не пачкал.

— Тут нечего стыдиться. У многих свежих новобранцев случается понос, когда они впервые попадают в бой. Такое редко бывает чаще одного раза.

— Потому что они учатся одолевать свой страх?

— Нет. Просто они обычно гибнут в первой волне. Решает проблему.

— Как ободряюще.

— Вы уже освободились от летучего черепа?

— Я отключился, Мизар ведёт разведку.

— Хорошо. Потому что на ауспике снова сигнал.

Мы ускорились, и колонна исчезла позади, остались лишь безликие болота. Солнце ярко пылало, и я, ослеплённый его светом, не сразу заметил быстро приближавшиеся выгоревшие руины. Сохранился только покорёженный металл, почерневший от пламени, но, по словам Шард, когда-то это был завод, занятый переработкой плодов лиан, первым этапом производства вина Бахуса.

— Его уничтожили орки? — спросил я.

— Уничтожили, разобрали на детали. Раньше таких были десятки, по одному на каждые пятьдесят миль или около того. Сейчас мало какая инфраструктура выдерживает, по крайней мере здесь. Всего несколько ещё стоит.

— Я видел один такой, — пробормотал я.

— Сомневаюсь. Единственный вблизи от шато — это личная плантация Долос. Вас к ней и на лигу не подпустят.

— В смысле, в памяти Мизар. Я видел один разрушенный. На нём сражались двое орков.

— Они сохранили его в целости? — произнесла она. — Я удивлена. Впрочем, им же нужно где-то изготавливать свои самолёты и лодки с пропеллерами. Возможно, они потому и ободрали эти платформы: чтобы собрать в глубине болота собственные мануфактории.

Мы сделали круг вокруг остова. Должно быть, когда-то это было изрядное зрелище. Когда-то.

— Об этом не упоминали на Банкете урожая.

— Это потребовало бы от аристократов признать кое-какие неприятные истины. Так они поступить не могут. Лучше закатывать роскошные вечеринки и пить остатки хорошего вина, при этом делая вид, будто всегда будет новое, а всё пройдёт само собой.

— Ситуация настолько плоха?

— Для них? Хуже. Потому что их интересам угрожают не только орки. Что-то не так с плодами. Пусть один из ваших черепов-наблюдателей взглянет на лианы. Это может вас отвратить от тех бутылок, которые оставляют в вашей комнате.

— Вы же их пьёте.

— Я пила и клубневое вино, которое бродило в мешке, — сказала Шард. — Мне кажется, что у вас более нежная конституция.

— Что не так с плодами лиан?

— Болезнь, — отозвалась она. — Не знаю точно, что её вызвало. Возможно, это как-то связано с орками? Или война мешает нормально за ними ухаживать? Так или иначе, свилевые лианы заражены какой-то дрянью, из-за которой гниют плоды. У лордов и леди ещё есть резервные запасы. А когда они кончатся? Эта планета более не имеет ценности. Никому не хочется быть губернатором кишащего орками болота.

— Зачем вы мне это показали? — спросил я, пока мы разворачивались вокруг выгоревших остатков винокурни.

— Вы хотели увидеть правду, — произнесла Шард. — Вот она. Мы сражаемся, чтобы защитить гнилые плоды, обветшалую инфраструктуру, а также гарантировать, что губернатор сохранит привычный для неё образ жизни. Признаю, это не так запоминается, как крики «За Бога-Императора!», но это ведь вы пропагандист, вам виднее.

— И всё?

— Хмм? — Она нахмурилась, словно что-то забыла. — О, ещё я точно уверена, что видела недомерка-наводчика.

— Что?

— Маленький дирижабль, диаметром едва ли в пару футов, — сказала она. — Ими управляют мелкие зеленокожие. Их весьма трудно заметить, и они работают сигнальщиками для орков покрупнее.

— Мы будем преследовать этого наводчика?

— Нет, — ответила Шард. — Он скрылся в том направлении.

Она указала на горизонт. Я не увидел никакого дирижабля, однако шлейфы дыма было ни с чем не спутать.

— Они движутся к колонне.

— Да, — произнесла она. — Учитывая траекторию и оценочные скорости, два отряда должны столкнуться примерно… там.

Она махнула рукой в сторону безобидного участка болота в некотором отдалении.

— Выходит, мы их бросили?

— Возможно. — Шард пожала плечами. — А возможно, я переместила нас к востоку от будущего поля боя, чтобы мы смогли провести фланговый манёвр.

— Как вы сделали с «Валькирией»?

— Тогда потребовалась импровизация, но в широком смысле да. Орки похожи на удар молота. Они атакуют быстро и грубой силой. Но когда они уже пришли в движение, им трудно реагировать на неожиданные изменения в сражении. Их кровожадность берёт верх, и они набрасываются на всех врагов, каких видят, не оценивая противостояние в целом. Скорость и ловкость — наилучший подход.

— Они не выглядят и чересчур умными, — рискнул заметить я.

— Ага, — со вздохом отозвалась Шард. — Какие идиоты станут рисковать жизнями ради уродливого клочка трясины?

Я проследил за её взглядом до свилевых лиан, где на лозах медленно гнили плоды.

Мы ударили во фланг оркам за секунды до того, как они врезались в огневые рубежи «Химер».

Я не принимал в этом участия: системы вооружения были переориентированы на консоль Шард. И всё-таки из меня получился бы приемлемый стрелок, поскольку гатлинг-пушки нельзя было назвать изощрённым оружием. Целиться особо не требовалось, только убедиться, что линия обзора не занята никем из своих.

Когда Шард дала волю орудиям, самолёт содрогнулся. Ближайшие орки испарились в красный туман, а от их аэроботов после шквала пуль остался только металлолом. Как и раньше, орочьим машинам было нелегко вступить в бой с новой угрозой — их натиск сходил на нет, так как они пересекали друг другу путь, отчаянно стремясь сойтись с врагом. Несколько стали целиться из своего примитивного баллистического оружия, но мы были слишком быстрыми и мощно бронированными. Наше вмешательство позволило «Химерам» безнаказанно вести огонь, а бронетранспортёры были хорошо оснащены для этой функции. Тяжёлые болтеры и мультилазеры собирали страшную жатву, выгрузившиеся отделения поддерживали обстрел залпами лазружей.

Ничто из этого не обескуражило орков. Их боевые кличи звучали одновременно радостно и злобно. Никто не отступал, но, впрочем, как бы это было возможно? Инерция аэроботов заставляла их двигаться вперёд. Они обладали быстротой, но не манёвренностью, и огневой мощью без возможности её направить. Глазом Мизар я смотрел, как «Стервятник» взмыл над цепью орков и Шард наклонила крыло, чтобы аккуратно срезать голову зеленокожего с плеч. Череп-наблюдатель отследил её кувыркающийся полёт. Челюсти орка резко раскрывались и смыкались, плитообразный лоб был наморщен в замешательстве.

Объектив повернулся к «Стервятнику», а в это время Шард бросила турбовентиляторы в режим повышенной скорости, и машина исполнила пируэт на месте, разбрызгивая болотную воду во все стороны. Она снова открыла огонь, но сейчас в этом уже едва ли была необходимость. Пылающие обломки от первой волны орков лежали между «Химерами» и свежими нападающими. Те не делали попыток обойти их, техника сбивалась в кучу и сталкивалась, атака скатывалась в фарс. Я заметил два едущих вместе корабля, орки-капитаны которых обменивались оскорблениями, а затем и пулями, но потом в эту пару сзади врезался третий. Шальной выстрел, должно быть, угодил в топливные баки, поскольку всех троих поглотил огненный шар. Сквозь объектив Мизар и удушливый дым я видел, что они били друг друга, даже когда их пожирало пламя.

Мало какие из машин ещё могли двигаться по топи, и последние отставшие наконец-то смирились с тем, что бой складывался не в их пользу. Они начали отходить, но Шард не отступалась, с размеренным стуком орудий перемалывая и болотную воду, и аэроботы. Я снова переключил своё внимание на кабину и с некоторым удовлетворением наблюдал, как Шард превращала уцелевших в пылающие обломки.

Осталось несколько орков, барахтавшихся в трясине, но с ними покончили залпы лазеров. Шард развернула «Стервятник», а отряды из «Химер» вышли наружу, волоча тела орков для уничтожения и прикрепляя крак-гранаты к тем немногочисленным аэроботам, что ещё не затонули. Это казалось расточительством. Орки извлекали пользу из наших военных усилий, большая часть их оборудования была сооружена из присвоенной техники Империума. Но теперь мы не могли забрать её, поскольку она была осквернена ксеносами и эвакуация привела бы к казни за техноересь.

Шард замедлила ход; «Стервятник» повис в двадцати футах над землёй.

— Вы это всё сняли? — спросила она, повернувшись в кресле.

— Я снял достаточно, — сказал я. — Этот пролёт был для меня?

— Подумала, вы оцените кадры.

Её голос звучал ровно, но я не стал об этом раздумывать. Было утешением наконец получить хоть какой-то материал, пусть и немного. Гвардейцы перебили или оттеснили атакующих зеленокожих без единой потери. Подход Шард оказался безупречен, она идеально подгадала атаку для максимальной дестабилизации. Сумятица и междоусобная драка орков являлись в точности тем материалом, в котором я нуждался, поскольку это демонстрировало, как мы можем торжествовать над ними. Впервые с момента прибытия на Бахус мир казался упорядоченным. Да, орки представляли угрозу. Они были сильными и свирепыми, а также куда более одарёнными, чем я поначалу представлял. Однако бесстрашие делало их прямолинейными. Им недоставало тактической смекалки и изящества, слишком уж не терпелось сократить дистанцию и атаковать. Недоставало хитрости.

Моё внимание переместилось на Мизар, которая покачивалась среди бойцов, снимая их облегчение и радость от победы. Послышался даже смех, хотя сержант быстро погасил его укоряющим взглядом. И всё же не думаю, что он сделал это по зову сердца. Солдатам требовалась секунда веселья, хоть иногда. Просто чтобы оставаться людьми.

Мёртвых орков стаскивали в кучу, а огнемётчик отделения готовился их испепелить.

Я посмотрел на Шард.

— Зачем сжигать тела? Почему бы просто не оставить их болоту?

Она пожала плечами.

— Старое суеверие. Если их не сжечь, они вернутся.

— Тела… оживают?

Шард рассмеялась.

— Нет. Это просто россказни. По большей части.

— По большей части?

— Это отдельный разговор. Всё, что вам нужно знать: от орков нельзя избавиться. Даже если истребите их до последнего, они каким-то образом найдут способ вернуться. Я слыхала, как старые солдаты утверждали, будто их убитые просто прорастают назад из земли, словно трава. Вот почему их сжигают.

— Думаете, это что-то меняет?

— Не вижу вреда. Должны же они откуда-то браться.

— А есть ли… самки орков?

— Насколько нам известно, это и есть самки, — отозвалась она с улыбкой. — Крутые, не правда ли?

Почти все тела были уже сожжены на погребальном костре, только один последний орк оставался ничком лежать в болоте. Он был огромным, наверное, самым большим из всех, кого я пока видел, даже несмотря на то что его левую руку отсёк метко попавший заряд из болтера. Трое солдат собрались вокруг него, готовясь оттащить труп к костру. Каждый из них потянулся к конечности.

В воде что-то шевельнулось. Наружу вылетела когтистая рука, которая схватила ближайшего солдата за горло, и орк, рывком выпрямившись, потряс задыхавшимся бойцом, будто дубиной, и снёс остальных в сторону. Прежде чем те успели отреагировать, он уже переломил жертве шею, вытащил иззубренный клинок и с кровожадным рёвом устремился вперёд.

Отряд завозился со своим оружием, но они находились не в боевом порядке, линии стрельбы перекрывали союзники и тлеющие обломки. Орк пронёсся среди них, собирая своим клинком кровавый урожай.

Я бросил взгляд на Шард, но что она могла поделать? Орудия «Стервятника» были неизбирательны и нанесли бы ещё столько же ущерба. Бойцы собирались вместе, залпы лазерных импульсов били в существо. Я всё ждал, когда же оно упадёт. В конце концов смертельный удар нанёс сержант, который в упор выпустил ему в череп болтерный заряд. Когда орк лицом вниз шлёпнулся в воду, я насчитал семь тел, плававших рядом с ним. Восьмому скоро предстояло присоединиться к ним, невзирая на старания медика остановить кровопотерю.

— Должно быть, он был без сознания и очнулся, только когда его тронули.

Я слышал собственный голос, но не верил словам. Потому что видел радость на лице твари и то, как быстро она превратилась из трупа в угрозу. Орк приманил нас, использовал своё тело в качестве наживки, просто чтобы суметь унести ещё несколько имперских жизней перед концом.

Это не должно было ничего значить. Потеряна была лишь горстка людей, чуть больше, чем убили жуки-знаменщики. Но мне было тревожно по одной простой причине. Мы недооценили зверя. Он расставил ловушку и встретил смерть с улыбкой — не только из-за забранных им жизней, но и потому, что переиграл нас.

А если мы не могли превзойти подобных созданий в сообразительности, на что тут было надеяться?

ГЛАВА 14

Старший сержант Плайнт улыбнулся мне с бомбардировщика «Мародёр».

— Почти готово, сэр, — произнёс он, стирая пятно со щеки.

Я благодарно кивнул и вернулся к каскаду изображений, проецируемых Ивазаром. Выставленные на низкое разрешение, пикты были бледными и бесплотными, будто призраки забытой войны. Мне не хотелось отвлекать Плайнта от работы, равно как и слишком рано раскрывать карты. Не то чтобы у меня уже было что-либо, похожее на пикт, — просто костяк проекта.

Было бы проще работать в моей комнате, а не дышать пылью в ангаре, но я стал уставать от того, что за дверью слонялся Стайли с приглашениями и вкрадчивыми просьбами от Долос. Существовало мало мест, где я мог скрыться от её влияния. Шато было крепостью губернатора, и каждый дюйм там подчинялся её прихотям. Однако ангар являлся армейским сооружением и давал мне временную передышку. Плайнт с радостью принимал меня, хотя, как и я, желал скрывать свои труды. Тем не менее его волнение было физически ощутимо.

Я не испытывал такого энтузиазма. Было сложно склеить связный нарратив из беспорядочной смеси образов. Обычно я педантично обращался со своими файлами, но в хаосе войны непреднамеренное отсоединение от Мизар перепутало данные. Только что Шард неслась сквозь набегающую орду, обрушивая смерть, словно праведная буря, и тут картинка дробилась, превращаясь в болота на закате. Чтобы очистить информационное ядро и перенести релевантные файлы, приходилось использовать Киказара в качестве промежуточного звена, и это была кропотливая работа. Но, сосредоточившись на ней, я смог отвлечься от тех сцен, свидетелем которых стал. Хотя бы на какое-то время.

Меня пугали не смерти: они были прискорбны, но необходимы. Однако меня выбивала из колеи мысль о том, что орк выжидал. Я не мог забыть его лица. Несмотря на оскал клыков, не думаю, что он был зол, как минимум в человеческом понимании. Это выражение скорее напоминало мне командира звена Градеолуса. Он как будто улыбался, воспринимая резню и кровопролитие как радостное событие, и не понимал или не тревожился, что может погибнуть в противоборстве.

— Ивазар, — шепнул я, и череп дёрнулся на звук. — Повторный вызов файлов, обозначенных «Шаблон» и «Военачальник».

Череп застрекотал, обрабатывая запрос. Проекция была не совсем безупречной: на мгновение меня угостили грядой облаков, освещённых лунным светом. Но потом образы сгустились в коротышку-копьеносца и окровавленного выжившего в поединке орков.

Я перевёл взгляд с одного на другого. Имелись схожие черты: базовая анатомия, отсутствие волос и массивная челюсть. И ещё кожа, хотя было заметно, что у крупного громилы она более тёмного оттенка. Однако контраст бросался в глаза: поединщик, должно быть, на фут превосходил ростом тщедушного зеленокожего и весил на несколько сотен фунтов больше. Он казался практически иным видом, как Адептус Астартес рядом с солдатами-людьми — генетически выкованный полубог, возвышающийся над смертным бойцом.

Вот только Астартес изначально были созданы рукой самого Бога-Императора при помощи лучших технологий и алхимической науки. В то время как это чудовище непрошеным восстало из болот, сотворённое лишь войной и смертью.

Что, если это был ещё не конец? Что, если они становились только крупнее? И умнее?

— Уродливые твари, сэр!

Я бросил взгляд на Плайнта. Он стоял возле меня, утирая грязь с лица и вперив глаза в изображения.

— Да, они такие, — согласился я, снова поворачиваясь к проекции.

— Вот тот, наверное, самый большой из всех, что я видел. По крайней мере, на этой планете.

Я нахмурился.

— Вам случалось видеть орков больше?

Плайнт кивнул.

— Да, сэр, — сказал он. — Провёл немного времени в секторе Аргон. Уф, с тех пор, должно быть, прошло уже десять лет. Там их были тысячи, и некоторые из тех, что покрупнее, могли разорвать танк пополам.

— Вы серьёзно?

— О да, сэр, — ответил он. — Конечно, они носили броню, полностью закрытые доспехи, так что было малость сложно сказать, сколько там орка, а сколько машины. Но я видел, как один вскрыл «Химеру», будто фрукт, а потом выстрелил внутрь из огнемёта. У бедняг не было ни единого шанса.

— Звучит ужасно.

— Было немного тревожно, эти громилы появились из ниоткуда, — произнёс Плайнт. — И всё же они хотя бы были медленными. Как только мы справились с шоком, то просто отступили и стали поливать их огнём. Эти негодяи не могли нас догнать, не могли двигаться сильно быстрее пешего шага. Разумеется, у них были пушки, но никто особенно хорошо не целился. В конце концов мы их одолели.

— Полагаю, это единственное, из-за чего нам не нужно беспокоиться. Здесь тяжёлая броня была бы обузой.

— Точно, сэр. — Плайнт ухмыльнулся. — В болоте на нас внезапно не нападут никакие бронированные орки.

— Не нападут, — согласился я. — Жаль, что мы не можем сказать того же об их самолётах.

— Верно, сэр, — отозвался Плайнт, и его улыбка померкла. — До сих пор не понимаю, как они пробрались через нашу оборону. Потрепали нас, могу сказать. Я подлатал столько машин, сколько смог, но пока орбитальная станция Салус не доставит подкрепления, у нас будет нехватка состава.

— Когда они проводят пополнение?

— Каждый день, сэр, но большинство грузов для передовой. Нам приходится ждать своей очереди.

— Повезло, что мы рядом с миром-кузницей, — сказал я. — Хотя зависимость подкреплений от единственной орбитальной станции выглядит проблемой.

— Я бы не стал волноваться, сэр, — с ухмылкой произнёс Плайнт. — Никакой истребитель орков не способен преодолеть атмосферу. Она вне их досягаемости.

— То же самое говорили про особняк губернатора, — заметил я. Мой взгляд вернулся к двум оркам, один из которых потрясал грубо сделанным копьём, а второй — кованым цепным клинком.

— Старший сержант Плайнт, — произнёс я.

— Сэр?

— Вы сказали, что сражались с более крупными орками? Тяжелобронированными? — Да, сэр. В секторе Аргон.

— И они появились позади ваших рубежей?

— Это так, сэр.

— Как? — спросил я. — Они залегли в засаде? Или их сбросил какой-то орочий самолёт?

— Вряд ли. Они просто вдруг оказались там. Я толком не задумывался: мы были слишком заняты тем, что паниковали и пытались их уложить. Возможно, они выкопались из-под земли? Или… были как-то замаскированы?

Казалось, будто он не полностью убеждён. Как и я.

— Вы помните что-нибудь необычное?

— Дым. — Он пожал плечами. — И… молнии.

— Была буря?

— Нет. Просто зелёные молнии. Повсюду вокруг нас, яркие до слепоты. Сперва я подумал, будто это какое-то оружие, но оно в нас не ударило. А когда свет рассеялся, они уже были там и атаковали.

Он выглядел задумчивым или близким к тому.

— Вообще я задавался вопросом…

— Да?

— Ну, сэр, технология Бога-Императора позволяет Адептус Астартес появляться из ниоткуда.

— Это правда.

— Я поймал себя на мысли, как бы кощунственно она ни звучала…

— Можете говорить свободно, Плайнт.

— Учитывая, что мы можем таким образом телепортировать свои войска, и учитывая, что орки появились схожим путём…

Он отвёл взгляд, возясь с тряпкой.

— Да, Плайнт?

— Я задумался, не мог ли… один из наших техноадептов по ошибке перенести орков?

Он не желал встречаться со мной глазами, опасаясь, что его слова покажутся изменой.

— Полагаю, такое возможно, — произнёс я. — Ошибки действительно случаются.

Он с облегчением кивнул.

— Да, сэр. Уверен, это была просто разовая ошибка, и ответственный за неё подвергся надлежащему наказанию.

«Наказанию» — это мягко выражаясь. Произойди подобный инцидент, казнь провинившегося задержалась бы ровно настолько, чтобы его вышестоящие изобрели подходяще жестокий и ироничный метод. Впрочем, хотя мне мало что было известно о технологии телепортации, я знал её ограничения. Нельзя просто выдернуть предмет с одного места и перенести в другое, требуется специальная платформа, и практически невозможно переместить что-то, существенно превышающее размерами воина Адептус Астартес в броне. Идея, что наши техники могли случайно высадить отряд орков за вражескими порядками, была абсурдной.

Но я понимал, почему Плайнт уцепился за неё. Ведь альтернатива была ещё хуже, а предположение, будто орки обладали технологией, способной превзойти нашу собственную, являлось ересью.

Я посмотрел на него. Он уже вернулся к своим обязанностям, насвистывая монотонную мелодию.

— Ивазар, проиграть заново файл, обозначенный как «Поединок».

Голокартинка распалась на лучи света и снова собралась в сцену с двумя орками, сражающимися на вершине осквернённой платформы. Почему они дрались? Борьба за главенство? Ссора из-за трофеев? Могло быть и то и другое или же ничто из этого. Возможно, в отсутствие противников они попросту бились друг с другом ради тренировки. Или забавы.

Однако мой интерес подстегнула не их борьба.

Поединок завершился, победитель поднял голову к небу, а его последователи торжествующе взвыли. Что они увидели наверху? Мне не суждено было этого узнать, поскольку через несколько мгновений Мизар стала спасаться бегством. Но пока череп-наблюдатель уворачивался от залпов выстрелов, его объектив щёлкал по темноте.

Вот.

— Стоп-кадр, — прошептал я, вглядываясь в зрелище. Всё ещё стояло низкое разрешение, и картинка была обесцвечена.

За исключением изумрудно-зелёной молнии, разделившей небо.

Командир звена Градеолус поднял глаза от еды. Выражение его лица не было располагающим, и я снова поймал себя на мысли, не ошибка ли это. Но мне требовались ответы от человека, в правдивость которого я верил. Или, если быть более точным, от человека, которому недоставало ума придерживать язык.

— Командир звена Градеолус, — произнёс я, кланяясь. — Простите за вторжение. Не могу ли я переговорить с вами?

Он перевёл взгляд с меня на Киказара, парившего за моим плечом.

— Я думал, вы предпочитаете общаться с командиром Шард, — отозвался он, а я тем временем занял место напротив. В столовой было немало народу, лётные экипажи одним махом проглатывали питательную пасту, что, честно сказать, являлось единственным способом удержать эту дрянь в животе. Однако стол Градеолуса выделялся пустыми стульями.

— Мне не всегда достаётся роскошь выбора собеседников, — ответил я. — Я выполняю приказы.

— Как и все мы, — заметил Градеолус, отрывая ломоть чёрного хлеба. Похоже, его трапеза слегка превышала стандартную пайку. Возможно, привилегия офицера, а возможно, у него имелись связи на кухне.

— Могу ли я провести короткое интервью?

— Здесь? — спросил он, мрачнея. — Пока я ем?

— Да, это придаёт аутентичности. Показывает, что даже такой герой, как вы, всё же ест и говорит, как обычный человек.

— Хорошо, значит, несколько вопросов, — произнёс он, вытирая подбородок. — Но побыстрее. У меня назначен вылет, как только машину дозаправят.

— Как часто вы бываете в бою?

Градеолус пожал плечами.

— Так часто, как только могу. Я бы предпочёл и сейчас там быть, но у нас нехватка истребителей. И пилотов, если подумать. То проклятое нападение орков было серьёзной неудачей.

— Я до сих пор поражён, как они подобрались так близко.

Командир звена цокнул языком.

— Кабы вы знали. — Он достал из внутреннего кармана коробочку, отщёлкнул крышку большим пальцем и извлёк миниатюрную расчёску для усов.

— Я так понимаю, вы не можете мне рассказать?

— Существуют рабочие вопросы вне вашего понимания, — отозвался он, зачёсывая уголки усов на место. — Скажем так, это было близко. Вышло бы ещё ближе, не подними вы тревогу.

— Это было просто везение, — сказал я. — Не хотелось бы на него полагаться.

— Вот уж точно. — Градеолус кивнул и вернул расчёску в футляр. Я думал, что его уход за внешностью завершён, пока он не достал помятую жестянку и не нанёс на усы воск для укладки.

— Вы полагаете, орки становятся агрессивнее? Или многочисленнее?

— Сложно сказать, — ответил он. — В воздухе их становится больше. Но я подозреваю, дело скорее в том, что они переключили внимание. Без Аэронавтики Империалис наземные войска уже давно были бы разгромлены. Мы бомбили орков вдребезги, ничего удивительного, что они стремятся сойтись с нами лицом к лицу — если их жуткие образины можно назвать лицами.

— И насколько опасны их машины?

— Не такие прочные, как наши, но, пожалуй, достаточно злые, — сказал Градеолус. — Фокус в том, чтобы атаковать в лоб, состязаться с ними пуля в пулю. Вот почему я люблю «Мститель». Некоторые думают, будто это штурмовая машина, но для достаточно храброго пилота она может стать грозным истребителем.

— Вы говорите так, словно не боитесь орков.

— Нет, конечно, — фыркнул он. — Нельзя позволять страху определять ход твоих сражений. Меня атаковали с фланга, превосходили числом, и я встречался с самыми ужасными противниками, каких может дать небо. Но я никогда не дёргаюсь, никогда не отступаю. Да меня только за эту кампанию трижды сбивали, но я так и не позволил этому на меня повлиять. Вот почему я лучший пилот из всех, что у нас есть.

— Вы ничего не боитесь? — не отставал я. — Я слышал, как некоторые шепчутся о каком-то Зелёном Шторме.

— Трусы, вся их компания. — Он вздохнул и закатил глаза.

— Вас это не пугает?

— Что не пугает? — отозвался Градеолус. — Не было никаких подтверждённых рапортов, только пара так называемых пилотов, которые встретили ровню себе и не смогли с этим смириться. Они влетели в облако, утверждали, будто повсюду были зелёные молнии, а с неба дождём летели пули. Чушь, или в худшем случае сочетание плохой погоды, неважной навигации и неожиданной атаки. Быстрого рейда хватило бы, чтобы унять подобные безосновательные опасения.

— Ясно, — сказал я, кивая. — И именно это вы бы и предложили? Более агрессивную кампанию?

Он всё ещё занимался своими усами, но выражение его лица стало иным. «Подозрительным» — не совсем верное слово, но я почувствовал, что он заново оценивает меня в свете вопросов. Взгляд Градеолуса переместился на черепа-наблюдателя Киказара, который безмолвно отслеживал нашу беседу.

— Это часть вашего пикта? — спросил он.

— Я просто ищу цитаты и слоганы, — произнёс я. — Я мог бы, к примеру, запустить ваши комментарии о бесстрашии поверх съёмки вашего самолёта, мчащегося в бой. Это поможет задать тон.

Градеолус медленно кивнул, не отрывая глаз от черепа.

— А это устройство надёжно? — поинтересовался он. — Оно выглядит так, словно вот-вот развалится на части.

— О, поверьте, это ценная реликвия. Этот череп когда-то принадлежал пропагандисту Вайту Киказару. Он был известен тем, что давал голос безгласным.

— Вот как? — Градеолус нахмурился, закрыл футляр с принадлежностями для усов и сунул его в карман. — Мне вот кажется, что безгласные неспроста должны таковыми и оставаться.

— Киказар был с этим не согласен, — сказал я. — Он смешивался с отбросами общества в трущобах улья и бедняцких посёлках. Там он внимательно выслушивал любую жалобу или тираду, предоставляя лишь сочувственное ухо и бокал амасека. Он считал, что лишь при таком терпении предатель и еретик утратит бдительность и раскроет себя. Так он и служил, и посредством его неустанных стараний тысячи потенциальных еретиков были сожжены ещё до того, как вообще успели совершить злодеяние.

— Хмм, — отозвался Градеолус, продолжая пристально глядеть на пожелтевший череп и металлические штифты, скреплявшие его коробку. — Похоже, его постиг неприятный конец.

— Киказар совершил ошибку, выслушав ведьминских культистов. Что бы они ему ни сказали, но в итоге его голова взорвалась. Череп пришлось восстанавливать из обломков. И всё же его когитатор бесценен. Он способен регистрировать малейшие нюансы акцента и диалекта, а также переводить почти любой язык.

— Уверен, это полезное приспособление, — произнёс Градеолус, поднимаясь со своего стула. — Но это война, и единственный язык, понятный орку, — это стук очередей или ударная волна от взрыва. Возможно, вам следует обратить своё внимание на них.

— Вы правы, разумеется, — сказал я. — Благодарю, что уделили время.

— Это удовольствие. Для вас, — ответил он. — Но в будущем сосредоточьтесь на моих боевых навыках, господстве в небе. Хорошего дня.

Я проследил, как он шагает прочь. Остатки его еды были разбросаны по столу. Я не мог решить, много или мало узнал от Градеолуса. Мне было никак не проверить его слова, но у меня не сложилось впечатления, что он врал, а краткая консультация с когитатором Киказара подтвердила: тот не зафиксировал никаких признаков лжи в его биоритмах.

Однако это не означало, что командир звена говорил правду, — только то, что он был уверен в своих убеждениях.

ГЛАВА 15

Тот вечер я провёл у окна, растягивая бокал сомнительного вина и вперив взгляд в далёкий небосклон и осевшие на западе грозовые тучи. Я готов был поклясться, что он подползает ближе. Находился ли он там, когда мы только высадились? Я помнил туман — возможно, это его скрывало. Или же он собрался уже после моего прибытия?

Больше мне особо нечем было заняться в ожидании. Ранее я запросил связь по воксу с исповедником Мариком фон Шардом, и его путевой журнал показал, что корабль священника стоит в доке на Гедоне, пополняя припасы. Однако моё обращение дошло только до его подчинённого, и я сомневался, что оно будет передано до отправления звездолёта. Рядом со мной висел Ивазар, готовый выступить в роли приёмника. Я не был уверен, что Марик вообще ответит. Несмотря на всю его общительность, он вряд ли бы вспомнил времена нашей совместной работы.

Пока свет мерк, я попытался напиться, но не сумел прикончить даже один бокал. Долос была вполне щедра в своих дарах — по крайней мере, в плане объёмов. Но я начинал подозревать, что их качество зависело от её текущего настроения. Горькое послевкусие свидетельствовало о том, что в настоящий момент я не пользовался особым фавором. Тем не менее неудобоваримость вина, вероятно, шла на пользу. Я уже побывал навеселе перед одним из братьев Шард и не хотел повторять этот опыт.

Ивазар застыл. Его глаз вспыхнул, завертелся голопроектор, и в оконной раме возникло изображение, заслонившее облака. Я выпрямился, озираясь, куда бы поставить бокал, а трансляция сгустилась в образ человека, облачённого в жреческое одеяние. Его плечи украшала белая сутана, талию перетягивал золотой кушак. На шее висела цепь со скромной аквилой, отлитой из непритязательной меди, а румяное от солнца лицо расплывалось в широкой улыбке, на пухлых щеках играли ямочки. Его нельзя было назвать дородным, но в нём присутствовала мягкость, особенно в сравнении с его сестрой.

За исключением глаз.

— Исповедник фон Шард, — с поклоном произнёс я. — Спасибо, что нашли для меня время.

Он развёл руками.

— Как я мог отказать? Любой человек, заслуживший уважение моего брата Тобии, как минимум стоит моего времени.

— Я благодарен, исповедник. Мы мельком встречались. Вы, наверное, не помните…

— Гигерийскую чистку? — спросил он. — Да, конечно, помню. Ваши пикты помогли поднять имперских граждан против угрозы, которую представляло их так называемое правящее семейство. Бог-Император был доволен вашей работой. Как и я, Его смиренный слуга.

Он склонил голову, при этом удвоив число своих подбородков.

— Спасибо, — сказал я. — Мне жаль, что я прошу вашей помощи сейчас, но я не уверен, что ещё поделать.

— О? — произнёс он. — Вы страшитесь за вашу душу?

— Временами. Но дело не в этом. Здесь складывается непростая ситуация. Я боюсь, что конфликт между правящими силами Бахуса и армией…

— Это духовный конфликт? — поинтересовался исповедник мягким тоном, но его глаза были жёсткими.

— Нет.

— Тогда я не могу вам помочь. Экклезиархия не вмешивается в местную политику. Если только там нет признаков духовной скверны. Или ереси.

Он говорил с такой убеждённостью, что я практически ему верил. Исповедник продолжал улыбаться с почти извиняющимся выражением лица.

Я вздохнул.

— Я не видел признаков ни того, ни другого.

— Прискорбно, — отозвался он. — Если увидите, сообщите мне. Но пока вы не найдёте доказательств скверны, я не в силах вам содействовать. По крайней мере, напрямую.

— Значит, что-то вы можете сделать?

— Конечно, — произнёс исповедник. — Я буду молиться о скором разрешении. Даю вам слово.

— Благодарю. — Я вновь вздохнул, загоняя вглубь разочарование. — Что ж, не стану более занимать ваше время. Мне…

— Ерунда, — сказал он. — Если я не могу предложить свои услуги встревоженному служителю Бога-Императора, что же я тогда за священник? Есть ли что-то, в чём вам нужно исповедаться?

— Не думаю.

Он улыбнулся.

— Вас могло бы удивить, сколько людей придерживалось таких взглядов, пока не оказывались на покаянном кресле. Но я поверю вам на слово. Тогда скажите мне, как вам моя сестрёнка, Люсиль?

— Я… Она хороший воин и…

— Полноте, — произнёс он. — Можете быть честны. Она ведь моя родственница, помните?

— Было несколько сложно, — сказал я. — Она… Я не уверен, как лучше выразиться.

— Своенравна? Упряма? Сквернословит? — предложил исповедник с иронической улыбкой.

— Я бы предпочёл не говорить.

Он рассмеялся. Его голос был густым и сладким, как патока.

— Мне известны её недостатки. Я едва ли стану вас осуждать за их признание.

— Я просто был удивлён тем, насколько она отличается. И от вас, и от комиссара фон Шарда.

— Ну, в семьях так бывает, — ответил он, пожав плечами. — В ней всегда была мятежная искра. Когда-то это меня волновало. Я беспокоился, что она может не окончить Схолу Прогениум.

Его тон звучал небрежно, но у меня не было сомнений, что наказание для тех, кто провалил программу, оказывалось гораздо более суровым, чем выговор.

— Это была тревожная пора, — продолжил он, и его рука невольно двинулась к аквиле. — Помню, как в своё первое служение получил сообщения от прежнего аббата-инструктора: за время моего обучения между нами установилась своего рода связь. Неформальная, разумеется, но он хотел, чтобы я, как старший брат, знал, насколько Люсиль близка к отчислению.

— Я так понимаю, вы с ней поговорили? Наставили на путь истинный?

— О, я хотел, — вздохнул исповедник. — Но у меня было так много обязанностей, и мы нечасто виделись. Мне представилась возможность встретиться с ней лично только на вторых похоронах нашей матери.

— И она вас выслушала?

— Нет. К сожалению, в тот день были другие насущные вопросы, и я не смог найти момента. Большую часть поминок она провела за разговором с тёткой.

— Лордом-капитаном Эльсбефф фон Шард?

Он улыбнулся.

— Вы и вправду дотошны. Да, хотя не могу сказать, что одобрял их беседу. Последнее, чего желаешь для своенравного ребёнка, — наставление от вольного торговца, в чью сферу деятельности входит обирание Галактики, чтобы набить свои карманы.

Пока он говорил, его улыбка пропала. Я понимал почему. Вольные торговцы исследовали космические рубежи, якобы на благо Империума. На самом деле они действовали с беспримерной автономностью, властвуя над своей судьбой. Наверное, не лучшая ролевая модель для юной бунтарки Шард.

— И всё-таки, — произнёс он, — пути Бога-Императора неисповедимы. Не знаю, что сказала в тот день наша тётя, но с тех пор Люсиль стала учиться по-другому. Начала прикладывать старания и усердно трудиться. Аббатам-инструкторам всё ещё не нравилось её отношение, но она хотя бы пыталась его скрыть. Остальное вы знаете: она проявила талант к полётам и со временем превратилась в, возможно, лучшего аса-истребителя, какого когда-либо знал Империум. Это лишь подтверждает, что иногда орудием Его воли могут послужить самые неожиданные средства.

Он улыбнулся мне.

— Скажите, вы считаете, что моя сестра замешана в этом конфликте, о котором вы говорили?

— Я так не думаю. Но он повлиял на нас всех.

— Прискорбно, — сказал он, постукивая по подбородкам. — Тем не менее всё в руках Бога-Императора. Уверен, что Он снабдил вас необходимым, чтобы преодолеть этот вызов. Я буду молиться, дабы Его воля исполнилась через вас.

Не знаю точно, что подстегнуло меня к действию, — Марик или же та миссия с колонной бронетехники. Возможно, я оказываю себе дурную услугу, и стимулом стало желание узнать правду. Как бы то ни было, следующие несколько дней прошли за расспросами пилотов и наземного персонала о конфликте. Когда я спрашивал о Зелёном Шторме, они поспешно отмахивались от этой опасности как от всего лишь очередного орка, делающего себе имя. Как и остальные, он потерпит неудачу против их асов. Никто не говорил, что бывал возле грозового фронта. Или видел зелёные молнии.

Я посетил даже медблок, взяв интервью у тех, кто в наименьшей степени пострадал от столкновения. Многие с гордостью показывали раны и делились историями. Однако хирургеон был менее радушен. Он ограничивал мои встречи с пылкими юными солдатами, стремившимися вернуться к своему долгу, или направлял к седеющим ветеранам, которые с мрачной убеждённостью проговаривали заученные фразы. Мне не разрешалось приближаться к самым дальним медотсекам, где находились самые тяжёлые больные, хотя их всхлипывания и вздохи были слышны чрезвычайно хорошо.

Я не собирался снова беседовать с Плайнтом, так как полагал, что он слишком занят работой в ангаре, обслуживая те немногие машины, которые ещё могли подняться в небо. И был удивлён, когда сержант разыскал меня в столовой, улыбаясь так широко, что я испугался, не опьянел ли он, надышавшись парами прометия. Он настойчиво потащил меня обратно в ангар, но не желал говорить зачем. До тех пор, пока мы не встали перед бесформенной фигурой, накрытой большой тряпкой.

— Готовы, сэр? — спросил он.

— Надеюсь, что да, — с некоторым трепетом отозвался я. Не то чтобы я сомневался в намерениях Плайнта, скорее опасался разочаровать его. Он долго работал над проектом, который по его расчётам должен был мне помочь. Я не представлял, что это такое, — только что оно пахло жжёной проводкой и скрывалось за длинной накидкой.

— Готовы, сэр? — повторил Плайнт, берясь за неё обеими руками.

— По вашей готовности, старший сержант.

Он сдёрнул покров, явив своё творение.

Не знаю точно, какой реакции он ожидал. Жаль, что я не имел ни малейшего представления, что именно узрел. Оно было похоже на орудийный станок самолёта, на котором размещался укреплённый узел размером примерно с человеческую голову.

Я глянул на ожидающего Плайнта и беспомощно пожал плечами.

— Неужели вы не видите, сэр? — произнёс он. — Помните, что вы говорили насчёт невозможности снимать столкновения? Ну, я на скорую руку соорудил гнездо для одного из ваших черепов-наблюдателей. Это с «Гефеста», бомбардировщика «Мародёр». Усиленные точки обычно используются для интеграции систем вооружения, но сейчас она должна вместить череп-наблюдатель. Думаю, что теперь, приноровившись, я смогу переоборудовать любую нашу машину.

Он сиял от гордости. Я мог лишь таращить глаза.

— Но… это разрешённая модификация? — нахмурившись, спросил я. — Техножрец её одобрил?

— А-а-а, — отозвался Плайнт, и улыбка чуть-чуть сползла. — Ну, сэр, не совсем. Но наш машиновидец, Калов-7С, разрешил нам проводить ремонт и необходимые модификации самолётов, подлежащие его инспекции и утверждению.

— И вы считаете, он это утвердит?

— Сомневаюсь, сэр.

— Это вас не тревожит?

— Меня бы больше встревожило, если бы он утвердил. Последний раз я его видел, когда транспортник, где он находился, столкнулся с орочьим истребителем. Взрыв был таким мощным, что миля болота пропеклась досуха.

— То есть… вы завершаете ремонт самостоятельно?

— О, я и ещё несколько других, — ответил Плайнт. — Там в основном замена плит брони и латание дыр. Командир авиакрыла Просферус называет меня доказательством того, что это способен сделать любой кретин.

Похоже, этот факт вызывал у него чрезмерно много гордости.

— Вы не беспокоитесь, что произойдёт, когда к подразделению припишут нового машиновидца?

— Слегка беспокоился, сэр, — произнёс Плайнт. — Но командир авиакрыла Просферус меня обнадёжил.

— В самом деле?

— О да. Он сказал, что к тому времени, как мы увидим ещё одного техножреца, здесь вряд ли останется какой-либо из тех самолётов, над которыми я работал. И меня, вероятно, тоже не будет.

— И вас это обнадёживает?

— Конечно, — ответил он. — Это значит, что мы, должно быть, близки к победе. И по правде говоря, я жду перегруппировки с нетерпением. Не люблю здешний климат, слишком жарко и сыро.

Я не придумал, что сказать, и просто кивнул, а мой взгляд перескочил на панель. Конструкция была знакомой.

Мог ли я доверять его работе? Тайны машинных духов не укладывались у меня в голове. Я прошёл обучение и получил от адепта разрешение эксплуатировать и обслуживать мои черепа-наблюдатели. Здесь действовал тот же принцип, хотя реализация выглядела довольно подозрительно. Плайнт заслуживал доверия и имел исключительно наилучшие побуждения. Однако он совался в устройства, которые выходили за пределы понимания нас обоих.

Но какой выбор у меня оставался? Если я действительно хотел летать, это был единственный способ.

— Я… спасибо вам, Плайнт, — произнёс я. — Командир авиакрыла Просферус это одобрил?

— О да, сэр, — ответил Плайнт, кивая. — Командир авиакрыла сказал, что я должен сделать всё необходимое, чтобы посадить этого… чтобы помочь пропагандисту Симлексу. Честно говоря, я слегка удивился, сэр. Не думал, что ему есть до вас дело, но после той миссии с «Валькирией» он совершенно переменился. Ему действительно хочется поднять вас в воздух.

Это поразило меня и вызвало сомнения. Но я тоже был слишком окрылён, чтобы размышлять о дурных предчувствиях. Ведь у меня наконец-то появилось средство смотреть глазами асов, снимать бои так, словно я их настоящий участник.

От возбуждения я не удосужился как следует подумать, что означает это слово.

ГЛАВА 16

Я никогда не забуду утро того полёта.

Несмотря на влажность воздуха, небо было ясным, и утренняя роса блестела на фюзеляже бомбардировщика «Мародёр» под названием «Гефест». Это был гигантский самолёт, самый крупный из всех, что мне случалось видеть, который требовал экипажа из шести человек и нёс достаточно боевой нагрузки, чтобы уничтожить колонну бронетехники. Я кое-как разглядел Мизар, пристроенную в подбрюшье машины благодаря изобретению Плайнта.

«Гефест» и пара бомбардировщиков того же типа затмевали своими размерами эскадрильи истребителей «Гром», которым предстояло выступать в роли сопровождения. Эта непобедимая мощь была величественным зрелищем, и меня переполняли чувства от того, что я — скромная часть этого. Даже вонь прометия как-то воодушевляла, так как несла в себе сладостный аромат промышленности Империума. Я замедлил шаг, чтобы охватить сцену, но мне в спину ткнулся локоть Шард.

— У нас есть график, — бросила она, протолкнувшись мимо меня.

Я не ответил; выражение её лица к этому не располагало. Обычная насмешливая улыбка в тот день превратилась в оскал, взгляд выискивал недостатки повсюду, куда бы ни упал. Прочие асы и лётные экипажи говорили мало — полагаю, чтобы успокоить её. И всё же выражения их лиц не так ободряли, как вид самолётов. Взгляды пилотов были суровыми и мужественными, но не разделяли свирепой радости наших противников-ксеносов.

Командир авиакрыла Просферус внёс более позитивную ноту. Он и ещё двое старших офицеров надзирали за нашим вылетом. Когда они проходили мимо, солдаты салютовали, и я попытался поступить так же, но он поманил меня поближе.

— Пропагандист Симлекс, — произнёс Просферус, протягивая ладонь. — Я хотел лично пожелать вам удачи. Вы смелый человек, раз летите в зону активных боевых действий.

Я пожал его руку.

— Ваши солдаты каждый день рискуют жизнями ради Империума, — сказал я. — Я не боец, но как я могу рисковать меньшим, исполняя свой долг?

Он улыбнулся.

— Давайте надеяться, что до этого не дойдёт. Вы как-никак летите с самыми лучшими.

Я проследил за его взглядом до Шард, которая забиралась в кабину. С моей позиции не было видно, что её так оскорбило, — я разглядел лишь, что она схватила что-то с консоли, выбранила одного из других пилотов, а затем швырнула предмет в грязь.

— Прибирайся за собой, — прошипела она, пока её сослуживец рылся в трясине: наверное, чтобы найти своё выброшенное имущество. Возможно, это был талисман на удачу или же сувенир от его семьи.

Я глянул на Просферуса.

— Похоже, она не в духе.

— Бомбардировщик не её любимое назначение, — признал Просферус с ироничной улыбкой. — Но пусть это вас не беспокоит. Она остаётся лучшей независимо от машины.

— Не сомневаюсь в этом, — произнёс я. — Командир авиакрыла, хочу вас поблагодарить. Я знаю, что моё присутствие — обуза. Я признателен за ваше снисхождение и поддержку.

— При нашей первой встрече я вёл себя чересчур резко, и обстоятельства были неидеальны, — ответил он. — Но впоследствии я осознал свою ошибку и то, как сильно вы можете нам помочь. Ваша прозорливость жизненно важна для кампании, и спасибо вам за это.

Я кивнул, будучи слишком ошеломлён, чтобы ответить. Просферус снова улыбнулся и жестом пригласил меня на борт.

Когда «Гефест» взмыл в небо, я синхронизировался с черепом-наблюдателем, и, впервые с момента моего приезда, Бахус раскинулся передо мной по-настоящему. Стоит признать, это было довольно невдохновляющее зрелище — желтовато-красный мир, пронизанный чёрными лианами, но тогда я видел только возможности. Как оказалось, больше возможностей, чем задумывал Плайнт, поскольку я быстро обнаружил, что Мизар была напрямую подключена к бомбардировщику. Я видел не только планету в его объективах, но ещё и прицелы каждого из стрелков, хотя без пиктеров не мог снимать реальный материал через экраны целеуказания.

Я решил помалкивать на этот счёт. Ради Плайнта, сказал я себе.

По мере нашего подъёма трясина поблёкла и превратилась в безликую массу — до того колоссальное пространство, что даже сенсоры Мизар не могли зафиксировать ничего, кроме размытого пятна. Впереди светящаяся фиолетовая полоса отделяла атмосферу Бахуса от пустоты. Я переключил обзор на верхнюю турель, наблюдая через линзу её прицела за разраставшимися на виду звёздами.

Однако мы продолжали забираться выше, если можно так выразиться. Я не знаю, на какой отметке заканчивается высота и человек превращается просто в объект, парящий в пустоте. Но знаю, что мы миновали этот барьер, поскольку моё тело потеряло вес. Не удерживай меня лётная обвязка, я бы выплыл из кресла. Ощущение резко контрастировало с моим прибытием на Бахус, когда мы практически прожигали дыру в атмосфере. Это же походило на соскальзывание в воду.

Я переключался между разными точками обзора по всему самолёту. С верхней турели еле-еле удалось разглядеть блеск солнца на орбитальной станции Салус. На таком расстоянии она напоминала три серебристых клинка, которые висели в золотом ореоле, нацелив на планету свои острия. Это были пусковые ангары, откуда экстренно отправлялась свежая эскадрилья. Машины светились, словно тлеющие угли, пронзая небо и спускаясь в собравшийся ниже шторм.

Вид Салуса ободрил меня. Он напомнил, что Империум охватывает бессчётные звёзды, а мир под нами — лишь один из миллиарда, и орочья орда — сугубо наземная угроза. Если бы всё остальное постиг крах, мы всегда могли сбежать, и пускай себе наслаждаются этим мерзким Бахусом.

С треском ожил вокс: стрелки и бомбардир подтверждали готовность и возносили короткие молитвы машинному духу самолёта.

Шард только что-то ворчала в ответ. Она была обращена ко мне спиной, а её лицо скрывал гермошлем. Однако в ней чувствовалась некая отрешённость — что-то, что я не мог сформулировать. Мы плыли практически в тишине, поднимаясь к звёздам.

— Командир звена, — в конце концов позвал я.

Шард обернулась через плечо.

— Что? — раздражённо спросила она.

— Вокс?

— Я наслаждаюсь моментом. Это может подождать.

— Моментом чего?

Она нарочито вздохнула.

— Нужен лишь момент, чтобы обвести взглядом звёзды и поразмыслить о множестве скрытых там возможностей. Поразиться суровой красоте холодной пустоты, сопоставить мелочные усилия человечества с её величием. Но, судя по всему, Бог-Император не даст даже такой передышки. Продолжайте. Уверена, у вас есть назойливый вопрос.

— Так и есть.

— Ну и?

— Как вам кажется, вы бы предпочли жизнь там? В роли пустотного капитана? Или вольного торговца?

Она не откликнулась сразу, и я, не давя на неё, устроился в кресле и стал ждать.

В конце концов Шард отозвалась.

— Возможно, — произнесла она. — Впрочем, обязанности не сильно различаются. И человек не выбирает место службы, сколько бы ни утверждали обратное.

Прежде чем я успел отреагировать, снова затрещал вокс: одна из наших эскадрилий запрашивала уточнения миссии. Ответ Шард был кратким и грубым. Но за этим разговором момент уже прошёл. Она отрывисто раздала распоряжения, и мы отвернули от звёздного полога, заскользив назад к Бахусу. Машина затряслась, преодолевая сопротивление атмосферы. До того момента я не ценил плавности нашего невесомого полёта, пока гравитация снова не нашла, за что зацепиться.

Я переключил обзор на Мизар, но внизу было мало интересного — местность представляла собой всё то же однообразное болото с кустарником. Погодные условия не вдохновляли так же, как и географические особенности планеты, облака выглядели немногим более чем струйками дыма.

Кроме грозового фронта.

Он располагался ниже и западнее нас: бурлящая масса тёмных туч, которая закручивалась, словно ленивое торнадо. Я направил туда Мизар, отчасти ожидая блеска зелёной молнии. Но её не было, и чем дольше я смотрел, тем менее примечательным всё казалось: просто очередная атмосферная аномалия.

— Бури обычны на Бахусе? — спросил я.

— Да. Нет. Какая разница?

— Вас не беспокоит этот растущий грозовой фронт?

— Это совершенно другой вопрос, — отозвалась она. — И в настоящее время нет, поскольку мы удаляемся от него.

— Он вас тревожит?

— Тревожиться не моя работа, если не приказано иного.

— Должно же у вас быть мнение.

— Нет, если я того не хочу. Моя обязанность летать, а не иметь мнения.

— Градеолус считает, что вам следует совершить всеобщую атаку.

— Атаковать грозовой фронт? — Шард рассмеялась. — Он сам-то себя слышит?

— По крайней мере, он решителен. И честен.

— Честность похвальна, если говорящий не кретин. Иначе он просто идиот, который занимается дезинформацией.

— Вы не знаете его аргументов.

— Знаю. Мне просто нет дела.

— Тогда что скажете вы? — поинтересовался я. — Я слышал, как вы пренебрежительно отзывались об этом мифическом пилоте, известном как Зелёный Шторм, когда бравировали перед солдатами.

— А что я, по-вашему, должна была сказать? — огрызнулась она. — Что мы потеряли истребители из-за врага, которого даже не видим? Считаете, это бы их приободрило? Им нужен объект для ненависти. Хотите правды о войне? Правда в том, что мы противостоим бесчисленным зеленокожим. Ради поддержания боевого духа нам нужно обозначать особые цели. Потом мы радостно кричим, что Пламеносец повержен. Победа! Празднуем их гибель, делая вид, будто в небо вскоре не поднимется ещё десяток орочьих истребителей, каждый из которых стремится прославиться ещё больше. Это никогда не кончится, и ни один отдельно взятый пилот в реальности никоим образом ничего не меняет.

— Включая вас?

— О нет, это другое дело. Командир звена Люсиль фон Шард способна единолично освободить планету, имея две поисково-ударных ракеты и полбака прометия.

— Ясно. А она всегда отзывается о себе в третьем лице?

— Когда находит настроение, — ответила Шард. — А теперь притихните, мне надо сконцентрироваться на задании.

Продолжать разговор она не собиралась, поэтому я решил сосредоточиться на собственной работе и записывать наш полёт. Однако первоначальное возбуждение угасало. Кроме подъёма и краткой вылазки в космос, мало что стоило снимать. Под нами шли «Громы», но они продолжали держать построение, и хватило одного пикта с ними. Мы находились настолько высоко, что даже сенсорам Мизар земля представлялась дымкой.

Где-то через час я совершил ошибку и поднял этот вопрос.

— Есть ли возможность ненадолго полететь пониже? — сказал я. — С такой высоты мало что можно снять.

Шард застыла. Она щёлкнула по нескольким переключателям, запуская системы автопилота, а потом полностью развернулась в кресле и отстегнула забрало, чтобы смотреть мне прямо в глаза.

— Пониже? — переспросила она.

— Я просто имел в виду…

— Вы понимаете, как работают бомбардировщики? — поинтересовалась Шард. — Основной принцип в том, что ты летишь очень высоко и сбрасываешь бомбы на объекты далеко внизу. Понимаете?

— Разумеется. Я лишь…

— Вы уверены? — не отставала она, подняв кисть на уровень глаз и передвигая её так, словно это был самолёт. — Вот, видите, моя рука? Это мы летим.

Её пальцы закачались туда-сюда, а она тем временем сопровождала это звуковыми эффектами. Мне хватило ума не перебивать и не продлевать свои страдания.

— Бомбы выходят здесь, — сказала она, показав пуск зарядов при помощи другой руки. — Как только мы начинаем их сбрасывать, зеленокожие имеют обыкновение это замечать. Они стреляют в ответ или поднимают собственные машины. Наша лучшая защита состоит в сохранении высоты и надежде на то, что их двигатели встанут, прежде чем они до нас доберутся.

— Но… мы вооружены и бронированы. Наверняка ведь…

— Мы медленные и тяжёлые, — ответила Шард. — Истребители «Гром» выполнят свой долг, но, если орк прорвётся, вам лучше надеяться, что броня выдержит, потому что мы несём около двух тысяч килограммов высокомощной взрывчатки. Если их хотя бы зацепят, нам конец. И вот по этой-то причине мы держимся как можно выше, как минимум пока не заметим цель.

— И что у нас за цель?

— Это засекречено. — Она улыбнулась и отвернулась.

Покачав головой, я синхронизовался с Мизар и стал озирать безликую пустоту внизу. По сравнению с ней холодный вакуум космоса однозначно смотрелся привлекательнее. Там хотя бы можно было наслаждаться звёздами.

Не могу сказать, как долго мы летели, поскольку, боюсь, задремал, убаюканный теплом кабины и гудением двигателей. Это не был полноценный сон, так как он почти невозможен при синхронизации с черепом-наблюдателем, однако резкие разрывы в материале указывают, что я не уделял должного внимания съёмке. Меня продолжали посещать вспышки информации, вытащенной из глубинного хранилища Мизар: пузырящиеся болота и зелёные молнии, образы которых сливались с кабиной и машинами вокруг. Я слышал, как Шард, понизив голос, бормочет в вокс. Всех слов уловить не удавалось — что-то насчёт неконструктивного груза.

Внезапно самолёт накренился вбок, и моя голова ударилась о подголовник. Моргая, я поднял глаза и обнаружил, что Шард смотрит на меня.

— О, как хорошо, что вы проснулись, — насмешливо улыбнулась она. — Приятные сны?

— Я просто каталогизировал кое-какие файлы Мизар.

— Это объясняет храп. Нашли что-то полезное?

— Полезное?

— В вашей черепушке? Она видела что-нибудь интересное?

— Почему вас это заботит?

Она пожала плечами.

— Мне скучно. Просто пытаюсь скоротать время.

— Я думал, вы достаточно заняты подготовкой к заданию.

— Да. — Она вздохнула. — Ну, между нами, когда я говорю «засекречено», то имею в виду, что мы проводим динамическое тактическое противодействие с ограниченными обзорными возможностями.

— Вы летите вслепую и надеетесь найти стоящую цель?

— Я и не знала, что вы так хорошо разбираетесь в военной терминологии. Да, мы летим по вражеской территории в надежде обнаружить что-нибудь, что стоит уничтожить. Кажется, что это легко, но проклятые зеленокожие научились лучше прятаться. Раньше они выскакивали из укрытия, когда мы пролетали наверху, и палили из этих своих маленьких пушек, не заботясь о том, что мы далеко за пределами досягаемости. Так их было просто отстреливать.

— Что изменилось?

— Они построили самолёты. И открыли для себя тактику. А ещё скрытность.

— Вроде убежищ? Признаться, не могу представить орка, затаившегося в кустах.

— Вы не поверите, — произнесла она. — Это не первая моя война против них. Большинство предпочитает прямой подход к ведению боя, но всегда найдётся несколько ценителей хитрого приёма всадить кому-нибудь нож в спину.

— Вы считаете, орки где-то прячутся?

— На ваших черепах классные сенсоры и сканеры. Вы мне и скажите.

Это было не совсем приказом. Но и юмора в её голосе тоже не было.

И в словах Шард присутствовал здравый смысл. Я синхронизовался с Мизар и выяснил, что местность существенно изменилась. Мы всё ещё летели над болотом, хотя теперь оно стало более ржаво-бурым. Однако вода едва просматривалась, обзор заслоняла переплетённая масса свилевых лиан, то увеличивающаяся, то уменьшающаяся. Было невозможно сказать, что могло скрываться под этим пологом, если предположить, будто оно сумело существовать среди колючих лоз.

Пока объективы Мизар пытались преодолеть шипастую преграду, я осознал бесплодность нашего задания. Те драгоценные ресурсы, о которых упоминала Шард: время личного состава, топливо, стратегические запасы, — всё расходовалось на нечто, сводившееся к разведке боем.

— Это безнадёжно, — произнёс я. — Как вы что-то замечаете сквозь эти лианы?

— Иногда мы используем «Гром», чтобы их выманить, — сказала она. — Он резко и низко пикирует, словно ему грозит крушение. Они не могут удержаться и толпой выбегают стрелять наугад. Их пушки кусаются, пускай даже они ни черта не умеют целиться. Тем не менее двенадцатиствольные орудия довольно снисходительны в этом отношении.

— Не могу представить, чтобы это поручение пользовалось популярностью.

— Всё нормально, если ты достаточно шустрый. Фокус в том, чтобы снижаться быстро. Они непривычны к ускорению и продолжают палить туда, где ты был, а не предугадывают, где ты можешь оказаться. Но стоит им открыть огонь, как бомбардировщики получают цель. И всё же это малость похоже на попытку убивать ос молотком. Можно махнуть им через пару кустов и раздавить нескольких. Но порой попадаешь в гнездо, и тогда у тебя возникает проблема.

— Вы поэтому не используете эту стратегию?

— Нет. Она перестала работать, как только орки научились летать.

Шард немного помолчала. Но я снова не стал давить.

— Интересно, не были ли мы их учителями, пусть и ненамеренно, — продолжила она наконец. — У них не было других способов по-настоящему вступить в бой. Если бы этот мир состоял из камня или стали, они могли бы построить танки и наземные транспорты вместо захвата небес. Какое-то время у нас был численный перевес, а также превосходство в технике. Но первое мы уже давно потеряли, а второе теперь спорно. Нам редко удаётся пробиться так далеко, да и то лишь потому, что сейчас другие эскадрильи отвлекают внимание орков где-то в ином месте. Мы уже несколько месяцев их не прореживали. Насколько нам известно, в глубине топей наплодились ещё тысячи. Кто знает, что они затевают?

— Значит, в этом наше настоящее задание?

— Было бы, сумей мы их найти. Но наши ауспики здесь почти бесполезны из-за энергии болота. Полагаю, у вас возникли те же проблемы.

Возникли, конечно. Даже сейчас Мизар напрягалась до предела, пытаясь пронзить полог свилевых лиан, и не могла распознать отдельные жизненные показатели в гнилостных водах. Поддавшись порыву, я прошёлся по электромагнитному спектру. Трясина то искрилась, то делалась тёмной, как гробница.

Что-то сверкнуло.

Это было чуть поодаль сбоку от нас. Нездоровая пульсация энергии, которая мерцала, словно огонёк свечи.

— Там… я что-то вижу, — прошептал я.

— Что это?

— Не знаю точно, — ответил я, щурясь на колеблющийся свет. На него было неприятно смотреть, будто в глазу застряла песчинка.

— Оно под нами?

— Нет. На некотором расстоянии.

— В какую сторону?

— Вон туда, — произнёс я, указывая примерно в нужном направлении. При этом я почувствовал, как бомбардировщик шевельнулся. Шард что-то пробормотала в вокс.

— Теперь оно перед нами?

— Я так полагаю.

— Не полагайте, — ощерилась она. — Вы сидите в кресле штурмана. Работайте лучше, Трона ради.

Я испуганно вздрогнул. Её голос звучал жёстко, с доселе незнакомой мне ноткой. Шард немедленно развернулась к консоли, щёлкая переключателями и проводя подготовку. Я кое-как различал фоновые переговоры по воксу: машины координировали свои позиции.

— Подправьте на пять градусов левее, — сказал я.

Она повиновалась, и посредством Мизар я увидел, что наш эскорт поступил так же. Похоже, построение менялось: «Громы» расходились под нами и набирали скорость.

— Насколько мы далеко от него?

— Я… я не знаю, как оценивать дистанцию с такой высоты.

— Есть что-нибудь на местности?

— Видите тот выступ из лиан? Гору с отростками, похожими на опухоли? — произнёс я, указывая на монитор. — То, что я вижу, находится в её тени, на ближайшей к нам стороне.

— Можете сказать ещё что-нибудь? — спросила Шард. — Видите другие огни?

— Нет.

— Насколько он большой?

— Я… я вообще не могу его описать в таких категориях. Источник может быть размером со свечу, но свет ослепляет.

Я думал, что этот ответ может вызвать у Шард раздражение, но она лишь кивнула, а затем задала последний вопрос:

— Сияние стабильно?

— Нет. Оно мерцает и колеблется, оттуда изливается энергия. Этот самолёт защищён от радиации?

— Да. Насколько это имеет значение, — отозвалась она, устремив взгляд вперёд.

Снова оживлённо заработал вокс. Большая часть диалогов была для меня бессмыслицей. Однако Шард отвечала каждой группе, называя их по именам и желая всем удачи.

Меня это насторожило, равно как и не понравилось то, что командир звена Ноктер прошептал молитву Богу-Императору.

Свет приближался. Я не хотел на него смотреть и перевёл глаза на самолёты вокруг — бомбардировщики «Мародёр» и истребители «Гром». Один отделился и практически упал с неба. Полыхая двигателями, он снижался к прежде далёкому свету. Я не мог придумать зачем, пока не вспомнил рассказ Шард об отправке одиночного «Грома» в качестве приманки для орудий.

В это время свет разгорелся.

— Что-то происходит, — сказал я, но предостережение запоздало. Из подлеска вырвалось множество лучей энергии. Они бешено закачались в воздухе, как будто наугад, пока один не озарил спускавшийся «Гром». В тот же миг машину сдёрнуло с неба, и она камнем рухнула вниз.

Я не увидел, куда она упала, поскольку небо уже заполнилось пулями и взрывами.

ГЛАВА 17

Я уже видел войну прежде. Наблюдал, как имперские колонны сшибались с мерзостными еретиками, и снимал ужасы поля боя между ними. Но даже когда тела падали, во всём присутствовал порядок: строи отступали и надвигались, стремясь к господству. Уловки и фланговые манёвры тоже были проверенными временем тактиками, ещё одной частью великой военной игры.

Уверен, дело обстояло иначе на передовой, где летали пули и росли горы трупов. Но даже это показалось бы скоординированными военными действиями в сравнении с тем безумием, которое развернулось в миле над болотом. Орочьи истребители возникли из ниоткуда и бросались к бомбардировщикам, словно пытаясь их протаранить. «Громы» осуществляли перехват, их автопушки выплёвывали град снарядов и сносили орков с неба.

Но через секунду на нас накидывалась очередная волна.

— Мне нужны глаза! — заорала Шард. — Откуда они берутся?

Бессмыслица. Внизу не было никаких взлётных полос — их не могло быть среди ползучих лиан. Я переключил Мизар на более традиционную оптику, чтобы лучше снимать битву, но от того странного источника энергии всё так же исходило мерцание.

— Что бы это ни было, оно почти под нами, — произнёс я.

Шард выругалась.

— На хрен. Ныряем. Держать строй. Ноктер, вы впереди.

Обзор изменился: «Гефест» стал пикировать вниз. Небо отступило, а смотровой экран заполнили свилевые лианы.

А потом они вдруг пропали. Не стало никаких лоз, или, скорее, оставшиеся были прижаты к краям громадной платформы, возвышавшейся над болотом. Конструкция отдалённо напоминала заводы по переработке плодов лиан, но она имела чудовищные размеры, так как её собрали из трупов десяти платформ поменьше. Сверху соорудили странное изваяние — примитивную орочью морду, сваренную из металлолома. Она была обращена к небу и скалила в ухмылке клыки, а ширины пасти хватило бы, чтобы проглотить «Гефест» целиком. Под ней орки пробирались к своим самолётам, пока странные пушки с расчётами из зеленокожих коротышек выбрасывали световые лучи, которые как будто лишали скорости «Громы», а также изрядное количество орочьих самолётов, угодивших под перекрёстный огонь. Было невозможно сказать, являлась ли причиной присущая орудиям неточность или же карликов-артиллеристов не беспокоили попадания по своим.

Шард включила вокс:

— Звенья «Раптор» и «Стрела», расчистить дорогу. Ноктер, оставайтесь в резерве. Бомбардировщики, прицелиться. Берегите боезапас, пока не окажемся ближе. Ждать моего сигнала.

Нам повезло: зеленокожие до сих пор выруливали свои истребители. В сущности, меня удивило, что такое их количество уже находилось в воздухе. Хотя размеров платформы и хватало, чтобы разместить взлётные полосы, но они были плохо организованы. Орки-пилоты выталкивали свои истребители на позиции, неизбежные столкновения заканчивались сорванными кабинами и обвиняющими воплями посреди дождя взрывов. Несмотря на побоище, я почувствовал проблеск надежды: они никак не могли полностью мобилизоваться до нашего удара.

Мизар тревожно взвизгнула. Она что-то заметила. Пока Шард готовилась выпустить бомбы, я стал переключать энергетические спектры.

Слепящий свет. Он исходил из изваяния орков. Шард выругалась: что бы ни происходило, она теперь тоже это видела. Между металлических клыков монстра заплясали зелёные молнии, которые взорвались бурей злой энергии, из его чрева изверглась эскадрилья орочьих истребителей.

Похоже, они были удивлены почти так же, как и мы. Один влетел прямо в те высасывающие скорость лучи и штопором упал в болото. Два других едва не столкнулись, избежав катастрофы в последнее мгновение. Но остальные шли прямо на нас.

— Ноктер. Вы знаете, что делать.

Эскадрилья «Соколы» рванулась вперёд, на перехват угрозы. Но они поплатились за это, оказавшись в окружении и беззащитными перед пушками орков. Через Мизар я наблюдал, как их машины одну за другой превращали в металлолом перекрывающиеся линии выстрелов или стаскивали с неба те странные орудия. Мне следовало бы скорбеть о пилотах, об отважных солдатах, которые исполняли свой долг, невзирая на очевидный риск. Но единственное, о чём я мог думать, — как наши потери вскоре подпитают орочью военную машину. Их скульптура была удачно подобрана, эти гигантские челюсти олицетворяли не только их свирепость, но ещё и аппетит. Они стремились поглотить планету, переделав все обломки в помощь своему завоеванию.

Между металлическими клыками снова завились искры — таившееся внутри гнусное приспособление набирало мощность, несомненно готовясь выпустить ещё одну стаю истребителей.

Мы двигались прямо на него. Мизар неотрывно глядела в разверстый зев. За бьющимися молниями были видения, которые я не мог расшифровать. Один только взгляд на них вызывал у меня тошноту, и это ощущение усугублялось от быстрого спуска. Инерция прижала меня к креслу, не давая закричать или выбранить Шард за наше суицидальное пике. «Гефест» был на грани разрушения, получая удары от вражеских пушек и мерзостных энергий, исходивших снизу. Шард что-то кричала нашему бомбардиру, но слова терялись из-за давления у меня в ушах. Я как будто застрял глубоко под водой.

Мы никак не могли вовремя успеть набрать высоту. Чудовищное изваяние поглотит нас, как поглотит и эту планету. Я сумел лишь пробормотать короткую молитву Богу-Императору, как бы мало пользы от неё ни было.

Мне следовало бы верить. Верить в Него и в неё.

Шард рванула ручку на себя, таща нос протестующе завизжавшего «Гефеста» вверх. Я ежесекундно ждал, что он переломится пополам, разорванный собственной инерцией, но мы выдержали, и с той ужасной орочьей морды обзор переместился на манящее небо.

Череп скрёбся ко мне, требуя внимания. Я уступил и синхронизировался с ним как раз вовремя, чтобы увидеть, как «Мародёр» сбрасывает все свои высокомощные бомбы в ждущую пасть изваяния.

У нас оставались считаные мгновения до детонации.

Шард опережала меня, уже набирая скорость над пологом свилевых лиан. Она не пыталась подниматься, хотя это было сравнительно безопаснее, а концентрировалась лишь на том, чтобы создать как можно большую дистанцию между «Гефестом» и грядущим взрывом.

Мне хотелось закрыть глаза, но Мизар не позволяла. Через сенсоры кормового стрелка я видел, как база орков исчезла, когда мы покинули пузырь техноколдовства, прятавшего её от глаз.

В ожидании взрыва прошло несколько секунд и целая жизнь.

Сперва был проблеск: общую картину скрыла орочья технология. А затем половина болота просто пропала, уничтоженная жгучим штормом зелёных молний и высокомощной взрывчатки. По воде запрыгали дуги разрядов, за которыми оставались сорванные секции платформы. Некоторые из них материализовались высоко над топью, после чего разлетались на куски и дождём падали вниз. Рядом возникали пучки лиан, а также галлоны болотной воды, спрессованные в бурлящие пузыри, которые лопались, будто волдыри. Два пузыря необъяснимым образом смёрзлись в блоки льда, а третий выкипел в пар, облако которого содрало внешнюю обшивку с преследующего орочьего истребителя.

Ведь они всё ещё не отставали от нас. Взрыв уничтожил орду вместе с их изваянием, но к моменту удара многие истребители уже находились в воздухе, и часть из них избежала последствий. Они нагоняли, и у «Мародёра» не было шансов оторваться даже на предельной скорости.

— Расчистите на шесть часов! — взревела Шард, но её слова поглотил взрыв, который чуть не снёс нам крыло. Однако «Гефест» был крепким, и его фюзеляж выдержал атаку. Мы уже шли вверх. Подъём был тяжёлым, а преследователи не сдавались. Я всё ждал, когда же их перехватят «Громы» сопровождения, но в конце концов осознал, что не осталось ни одного.

Мы были одни.

Я переключил обзор на хвостового бортстрелка, чьи орудия выпускали шквал болтов в кружащуюся кутерьму орочьих истребителей. Это была невыполнимая задача, по крайней мере на мой взгляд — всё равно что пытаться убить мух, кидаясь зубочистками.

В воксе послышался голос Шард:

— Лерик! Убей или отгони, но избавься от них. «Гефест» долго не продержится.

— Император защищает, — только и раздалось в ответ. Голос звучал так близко, что практически казалось, будто это я произнёс слова.

Возможно, вера являлась ответом, поскольку ближайшего преследователя вдруг снесло с неба, и взрыв поглотил нападающих. На мгновение я решил, что он их забрал, пока из дыма не вырвалось ещё пять самолётов. Среди них не было похожих, каждый представлял собой химеру, сотворённую из мусора и злобы, но их объединяла одна цель. Я почти что слышал боевой клич орков.

Надежды не было. Однако мы продолжали подниматься, и первый из преследователей отвалился. Из его двигателя валил дым даже гуще обычного.

Поднимись мы достаточно высоко, они не смогли бы последовать за нами. Но только если «Гефест» сохранил бы структурную целостность. Я слышал свист: несомненно, это воздух просачивался сквозь разлом в фюзеляже.

— Закройте гермокостюм! — крикнула Шард, на миг рывком повернув голову. — Мы входим в пустоту!

Запаниковав, я завозился с замками костюма, не зная точно, ослаблял ли их во время полёта. Мизар продолжала дёргать мой разум, взволнованно желая поделиться бойней, которая происходила у нас за кормой. Уцелело два самолёта, и ближайшему приходилось нелегко. Хотя пилот был экипирован каким-то примитивным дыхательным устройством, двигатель не мог работать в разрежённой атмосфере. Он отсеялся, и остался всего один преследователь. И он тоже замедлялся, его двигатель захлёбывался и отказывал по мере набора высоты.

Мы уже почти вышли из атмосферы. Я еле-еле различал обрамляющий горизонт фиолетовый ореол, заслонённый маслянистым дымом.

Когда последний орк отстал, Шард включила вокс, проверяя состояние экипажа. Я велел Мизар просканировать пустоту, ища выживших, хоть один «Гром» или «Мародёр», который прорвался через вихрь. Но не нашёл никого. Должно быть, тех, кого не забрали пушки зеленокожих, поглотил взрыв или разорвали на части силы, выпущенные на волю орочьим изваянием.

Кто же знал, что орки сумели соорудить подобную машину, чья ужасная пасть изрыгает самолёты как будто из ниоткуда? Да, мы уничтожили её, но не было причин думать, что где-то в болоте не таятся другие. Неожиданные налёты, орочьи истребители, пробирающиеся через нашу оборону, — если они могли возникать из воздуха, всё обретало жуткую логичность.

К этому моменту Шард уже выровняла самолёт, обмякла в кресле и отключила вокс. Она сидела спиной ко мне, и я не видел её лица. Но увидел, как она уронила голову на руки и её плечи задрожали.

Возможно, Шард забыла про меня или в тот момент ей было всё равно. Мне хотелось потянуться к ней, положить руку на колышущееся плечо, но чем я мог её ободрить? Лучшее, что я мог сделать, — притвориться, будто ничего не заметил.

Мизар продолжала донимать меня: её когитатор зарегистрировал что-то интересное. Я проигнорировал череп-наблюдатель, устав потакать его непрестанной потребности во внимании. По возвращении мне предстояло ковыряться в его инфозаписях, заново переживая весь этот кошмарный день. Я хотел немного передохнуть. Хотел вспомнить о погибших, принёсших нам эту пиррову победу.

У меня в ухе раздался писк. Я подумал, будто это Мизар, но вскоре понял, что это вокс, передаваемый через мой пустотный шлем. Шард не реагировала. Может быть, она полностью отключила свой.

Я уже хотел позвать её, когда ударил взрыв, который вывел «Гефест» из равновесия и сбросил обратно в гравитационный колодец планеты. Пока Шард пыталась стабилизировать вошедшую в штопор машину, я синхронизировался с Мизар.

Мы были в пустоте не одни. Нас догнал тот орочий самолёт, который я слишком поспешил списать со счетов. Хотя его моторы отказали, он, должно быть, был оборудован какой-то запасной двигательной системой, так как по фюзеляжу перескакивали зелёные молнии. Энергетическое поле каким-то образом выступало одновременно в роли двигателя и орудия.

— Шард! Там наш преследователь! Вы его видите?

— Я почти ничего не вижу! — заорала она. — Всё сбрендило!

— Это Зелёный Шторм, — произнёс я. — Наверняка. Только посмотрите на это!

Шард что-то проворчала, сосредоточившись на консоли. Я переключил обзор на хвостового стрелка, но обнаружил, что целеуказатель странным образом болтается сбоку. Я решил, что это сбой, пока не услышал, как Шард кричит в вокс, чтобы Лерик вёл ответный огонь.

Никакого отклика. Возможно, атака орка разорвала его гермокостюм или ему сломало шею ударной волной.

Самолёт снова тряхнуло, взвыли сирены. У Шард не было иного выбора, кроме как превратить наше падение в пике, а орк пустился в погоню. Это был неконтролируемый спуск, и я чувствовал, как по мере нашего прорыва сквозь атмосферу температура растёт.

— Лерик, стреляй в ответ! Что ты там делаешь? — прорычала в воксе Шард.

Она не знала.

Я синхронизировался с хвостовым стрелком, молясь, чтобы тот пришёл в чувство. Но прицельная сетка так и продолжала бесполезно висеть с краю.

Мне не хотелось умирать, так что я потянулся через Мизар, которая была сосредоточена на преследующей нас машине. Стиснув зубы, я заставил машинный дух черепа-наблюдателя перейти в сенсор хвостового стрелка. Это было трудно, Мизар непрерывно протестовала. Но я зафиксировал её в консоли стрелка, сделав ставку на то, что одержимость Мизар вынудит его переместить прицел.

Поначалу ничего не произошло. Я забеспокоился, что механизм повреждён, — что нет способов перенаправить орудия. Но затем болтеры качнулись, и Мизар развернула их к нашему преследователю. Мы уже вошли в атмосферу, и я видел, как его фюзеляж лижет пламя. Похоже, оно не достигало машины, защищённой трескучим полем зелёных разрядов. Самолёт был так близко, что я разглядел странные утолщения и маленькие устройства, прикреплённые к его корпусу. На носу располагалось приспособление, напоминавшее клещи, между губок которых был зажат светящийся копейный наконечник.

Устройство выстрелило, и энергия пронеслась по небу, словно плохо приручённая молния. Оружие было неточным, и именно это уберегло нас от немедленной гибели, но даже отголосков хватило, чтобы нарушить работу внутренних систем. И орку требовалось попасть всего один раз.

Я понятия не имел, как стрелять из тяжёлых болтеров и смогу ли я вообще это сделать. Через интерфейс были видны пиктограммы, обозначавшие сенсоры Мизар. Я стал искать что-то незнакомое. Картинки менялись: машинный дух и системы «Гефеста» боролись за главенство. Всё это время Зелёный Шторм заряжал своё оружие. Энергия струилась вдоль его фюзеляжа и собиралась на острие копья. Клянусь, я чувствовал её даже изнутри «Гефеста»: по мере нарастания яркости у меня пощипывало ладони и зудели зубы.

Я игнорировал это, прокручивая символы и сожалея о том, что я не техножрец.

Вот. Мерцающая пиктограмма, которую я едва мог разобрать, словно Мизар была столь же озадачена её значением.

Я активировал её, и тяжёлые болтеры выплюнули град снарядов. Я не мог их направлять, но это не имело значения, поскольку Мизар воспринимала прицельные метки как просто ещё один пиктер и старалась навести их на нашего преследователя. Но болты разрывались рядом, отводимые теми силами, что окутывали машину. Энергия продолжала собираться на копейном наконечнике орудия, образуя пульсирующий шар ослепительного света.

Напрягшись до предела, я добился, чтобы Мизар сфокусировалась ровно на этой точке.

Как раз в тот момент, когда оружие выстрелило.

Произошёл небольшой взрыв, который сопровождался едва заметным мерцанием энергетического поля, словно что-то закоротило. Щит отказал, и орк внезапно остался без защиты от жара при входе в атмосферу. Его корпус засветился красным, потом белым, и он опрокинулся. Через несколько секунд он стал всего лишь облаком расплавленного металла.

Я отсоединился от Мизар и в изнеможении сполз в кресле. У меня тряслись руки, и я не мог найти способа их остановить. Пока мы выравнивались, Шард молчала. Она снизила скорость и стянула с лица респиратор, а затем оглянулась на меня через плечо.

— Это вы? — спросила она.

Я сумел только кивнуть.

— Хорошая работа, — произнесла Шард, но её голос был ровным, без тени самодовольства аса-истребителя.

Она продолжала смотреть на меня, и я задался вопросом, не хочет ли она сказать что-то ещё. Но вместо этого Шард отвернулась обратно к консоли.

«Гефест» в аварийном режиме двигался к шато, и я вздохнул с облегчением. Мы одолели Зелёного Шторма, а я сумел всё снять.

Однако сладость победы не чувствовалась.

Впереди по курсу садилось солнце, но его свет уже заслонял грозовой фронт, который собирался под сиянием орбитальной станции Салус.

ГЛАВА 18

Наш полёт назад проходил почти в полной тишине. Шард и выжившие члены экипажа время от времени выжимали из себя односложные реплики по поводу скорости самолёта или дистанции. По иронии, я занимал кресло штурмана, и само моё присутствие дополнительно усложняло возвращение. Однако они отыскали путь, возможно используя в качестве маяка блеск орбитальной станции Салус.

Несмотря на позаимствованный лётный костюм, я мёрз в кабине. Руки продолжали дрожать, и я стиснул их. Но это ни на что особо не повлияло.

Мне уже случалось чувствовать такое однажды, в ходе Гигерийской чистки, когда отделение, которое я сопровождал, набрело на тела тех, с кем расправились еретики. Убийцы не делали различий между молодыми и старыми, и плоть жертв была осквернена, изрезана мерзкими рунами, от которых жгло глаза. Я не смог долго смотреть на это, к горлу подступила тошнота, и я отвернулся от зрелища. Меня утешило, что даже некоторые из закалённых солдат отреагировали так же.

Из того материала мало что уцелело: моё начальство посчитало его слишком тяжёлым для граждан Империума. Я задумался, какой они сочтут мою последнюю эскападу, которая начиналась с имперских самолётов, величественно вылетающих на бой, и заканчивалась одиноким бомбардировщиком, плетущимся домой.

Нам повезло выжить. Полагаю, нам повезло и наткнуться на орочью базу, хотя в тот момент так не казалось. Даже её уничтожение толком нельзя было праздновать, потому что у меня оставался вопрос, сколько схожих изваяний таится в бескрайних болотах.

Вздохнув, я бросил взгляд в окно кабины. Солнце уже почти село, и его угасающий свет окрашивал небо Бахуса в тёмно-пурпурный оттенок. Так же было, когда мы вылетали, вот только теперь я чувствовал отчаяние, а не надежду. Столько всего изменилось. Тогда меня пугало, что полёт пройдёт без происшествий, что у миссии нет намеченной задачи или цели, что мы можем впустую тратить время и ресурсы.

Я нахмурился, мои пальцы забарабанили по подлокотнику. Шард, сидящая передо мной, была занята управлением, ведя нас в сравнительно безопасное убежище губернаторского шато.

Я снова соединился с Мизар, которая в тот момент зачарованно следила за полётом насекомых, возможно привлечённая их переливчатыми панцирями. При помощи черепа-наблюдателя я пересмотрел материал, хотя и не мог проигрывать никаких звуков. Я знал: Шард говорила мне, что мы ищем подвернувшиеся цели, и такая тактика являлась здравой на традиционной войне, где в число возможных целей входят города и линии снабжения. Но какой в этом был смысл в безликом болоте?

Если только им не было известно, что там что-то есть…

По снятым Мизар изображениям было сложно отметить наш курс, но, похоже, после взлёта мы летели по прямой — по крайней мере, пока не углубились в топи. Ровно перед тем, как обнаружили базу орков.

Как я обнаружил её.

До того момента мне это не приходило в голову, но древние сенсоры Мизар являлись единственным средством выявить аномальные энергии, используемые орками. Так же вышло на болоте, в ходе моего первого задания с Шард и Отпрысками.

Командир авиакрыла Просферус сказал, что моя прозорливость жизненно важна для успеха миссии. Зазнавшись, я посчитал, будто он говорит о моих пиктах.

Нас не встречали как героев. Когда Шард посадила самолёт, полоса была пустой. К тормозящему «Гефесту» собралась горстка наземного персонала, который оценивал повреждения и дыры, нуждающиеся в латании. Я увидел, как Шард отстегнула гермошлем, и её плечи поникли. Но когда фонарь поднялся, она выпрямилась и ловко выскочила из машины, словно занималась утренней гимнастикой.

— Другие за вами? — спросил главный механик, пока я вылезал наружу.

Шард оглянулась через плечо. Её лицо искажала знакомая усмешка.

— О да, — произнесла она. — В нескольких милях позади. Сложно дать точные координаты, когда обломки разбросаны так широко. Впрочем, для вас хорошие новости: чинить надо всего один самолёт.

Она похлопала мужчину по плечу, а её взгляд упал на «Валькирии», которые заруливали в дальний ангар.

— Как охота у всех остальных? — поинтересовалась она. — Не хочу думать, что кто-то побил мой счёт.

— Мы потеряли две эскадрильи на западном фронте. Группы орков появились из ниоткуда.

— Небрежно, но ожидаемо, — проговорила Шард, после чего повернулась ко мне. — А как наш любимый пропагандист? Вы на такую битву надеялись?

— Я надеюсь никогда больше не увидеть чего-либо подобного.

— Значит, вы не так глупы, как кажетесь, — отозвалась она, а затем нахмурилась и тщательно изучила моё лицо. — Впрочем, может, и глупы, тут уже надо по волоску разбирать. Что я, кстати, могу сделать, если лазпушка как следует откалибрована.

— Удачно, что мы наткнулись на то гнездо орков. Или неудачно, в зависимости от того, как посмотреть.

— Весьма.

— И как же повезло, что Мизар смогла его засечь.

— В самом деле? — произнесла Шард. — Я толком не помню. Была слишком занята спасением наших жизней. Не так ли, мой верный экипаж?

Она обернулась, адресуя эту последнюю реплику выгружавшимся стрелкам и бомбардиру. Ближайший — кажется, Филмонт — сдержанно улыбнулся, после чего потихоньку ушёл.

— Верно, идите в офицерскую столовую. И не забудьте, выпивка с вас, — крикнула вслед Шард, но они не пошли к шато, а вместо этого направились к корме самолёта.

Я и забыл про Лерика, их павшего товарища. Шард тоже, или, по меньшей мере, сделала вид. Когда солдаты склонили головы и сотворили знамение аквилы, я задался вопросом, не следует ли мне снять этот момент для потомков. Это казалось омерзительным, но в то же время и важным. Он погиб, защищая нас. Его утрату надлежит оплакивать, его подвиг — помнить.

Но я не представлял, как отсоединить Мизар от «Гефеста». Плайнт управился с монтажом, но не удосужился проинформировать меня, как отцепить череп. Мизар дёргалась в ограничителях, машинный дух был на грани паники. Я заглушил его, отключив устройство, а затем повернулся к наземной бригаде.

— Где старший сержант Плайнт? Мне требуются его познания.

— Э-э-э… Уверен, я могу помочь, сэр, — откликнулся ближайший. — Что вам нужно?

— Мне нужен старший сержант Плайнт. Где он?

Мужчина заколебался. Уголком глаза я заметил, что Шард пристально глядит на него.

— Ну? — произнесла она. — Выкладывай.

Тот вздохнул.

— Наверное, вам следует пойти со мной. Произошёл… инцидент.

— Как это случилось? — услышал я собственный голос, неотрывно глядя на изломанное тело, лежавшее на медицинском столе.

— Они только успели совершить высадку, — ответил хирургеон. — Плайнт и подкрепления с орбитальной станции Салус. Потом их накрыло штормом. Никто из остальных не выжил, но он сумел кое-как довести машину обратно и совершить управляемое крушение. Когда мы до него добрались, он был еле-еле в сознании. С тех пор он в таком состоянии.

Глаза Плайнта были закрыты, дыхание давалось с трудом. Несмотря на повязки и кровоподтёки, его тело пострадало меньше, чем можно было ожидать. Если не обращать внимания на обрубок на месте левой руки.

— Когда он очнётся? — спросила Шард. Она стояла, прислонившись к дверному косяку и устремив взгляд на противоположную стену.

— Когда пожелает Император, — сказал хирургеон, пожав плечами. — Нам пришлось его усыпить, чтобы ампутировать то, что осталось от руки. Я старался как мог, но у нас ограниченные запасы. А условия не санитарные.

Он опять пожал плечами. Такой пренебрежительный жест. Во мне стала подниматься пузырящаяся желчь. Однако он был прав: хибара, которую назначили медицинским отсеком, едва ли являлась гигиеничным местом. Болотные миазмы пропитывали сам воздух.

— Каковы его шансы?

— Не думаю, что его ранения угрожают жизни, — отозвался хирургеон. — Сейчас опасна инфекция, а у меня мало средств от неё.

Я кивнул, ведь слов у меня не было. То, что солдат мог, невзирая на такие увечья, выполнить свою задачу только для того, чтобы сдаться перед ядовитой дрянью Бахуса, казалось возмутительным. Мерзким. Но я вспомнил Отпрыска с моей первой миссии и язвы, поразившие его плоть после всего лишь дневного контакта с болотом. Плайнт хотя бы находился в кабине, и его раны были защищены от гнилостных вод. Это точно имело значение.

— Ещё что-то? — спросил хирургеон отрывистым тоном. Я снова подавил желание сорваться на него. Вместо этого я отвёл глаза, и мой взгляд упал на медицинские столы и койки, где лежали пациенты разной степени немощности. Медик должен делать свою работу, напомнил я себе. Моё присутствие мешало её выполнению, и единственное, чем я мог помочь, — удалиться.

— Благодарю вас, — произнёс я. — Пожалуйста, сообщите мне, если его состояние изменится.

Хирургеон кивнул в ответ, а затем отвернулся, сконцентрировавшись на следующем пациенте.

Мой взгляд задержался на Плайнте. Без его обычной доброжелательной улыбки лицо казалось более старым, изнурённым. Впрочем, вероятно, я выглядел так же. Я посмотрел на дверной проём, не ожидая никого увидеть, но Шард до сих пор оставалась там, как будто поглощённая дальней стеной.

— Думаете, это было намеренно? — спросил я.

— Вы о том, что орки по нему стреляли? — отозвалась она. — Видимо, да, они неприятная компания.

— Я о том, что орки атакуют наши подкрепления, — сказал я. — То же самое произошло, когда я прибыл. Как только мы вошли в атмосферу, они напали на нас.

— Невозможно, — произнесла Шард. — Орки — шайка дикарей с разинутыми ртами, которые еле могут подняться в воздух и неспособны на стратегическое планирование. Есть старшие офицеры, кто чрезвычайно оскорбится от любого иного предположения.

— А вы так считаете?

— Обязанности командира звена Люсиль фон Шард в том, чтобы поддерживать доброе имя и благополучие семьи, а также нести смерть врагам Бога-Императора, — сообщила Шард. — Она не обязана думать. В сущности, вне боевой обстановки это активно порицается.

— Это всё, что вы можете сказать?

— У каждого из нас свой долг, пропагандист, — ответила она. — Мой в том, чтобы царить в небе. Ваш в том, чтобы превозносить мои достоинства. И поскольку часы посещения закончены, предлагаю вам продолжить доставать этот ваш черепок из «Гефеста» и вернуться к изготовлению своих маленьких пиктов.

— Её зовут Мизар. Это череп-наблюдатель, — произнёс я. — Вам наверняка об этом известно. Почему вы упорно делаете вид, будто это не так?

— Я перед вами не отчитываюсь, — сказала она с издёвкой. — Возвращайтесь в ангар. Я пригоню механиков вам в помощь.

— Нет, не думаю, — ответил я. — Мизар отключена и будет в достаточной безопасности. Не могу представить, что «Гефест» в обозримом будущем будет пригоден к службе. Перебьюсь, пока Плайнт не сможет мне помочь.

— Не глупите… — начала было Шард, но я протолкнулся мимо неё и двинулся по коридору.

Она окликнула меня:

— Я знаю, как вы зависите от этих безделушек.

— Возможно, — произнёс я, замедляя шаг. — Но это мои безделушки, и я перед вами тоже не отчитываюсь. Разве что вы хотите сказать мне ещё что-то?

— Конечно, хочу, — ответила она. — Но это включает выражения, неуместные в медицинском учреждении.

— Я говорю о полёте, — отозвался я, продолжая стоять к ней спиной. — О том, почему меня взяли.

— Потому, что таковы были мои приказы. И ваша просьба.

— Я оказался там, поскольку Мизар способна видеть энергии орков, — сказал я. — Бьюсь об заклад, вы отчётливо представляли, что в болотах есть какая-то база. Но не могли её найти. Без Мизар.

— Мда, — ответила Шард. — Такое возможно. Вам придётся переговорить с верховным командованием.

— Я мог погибнуть.

— Вы просились летать.

— Да, и если бы это стоило мне жизни, то пускай. Но вы должны были сказать мне правду, почему я лечу.

Я обернулся, яростно глядя на неё. Она стояла в дверном проёме, всё так же скрестив руки и сосредоточенно глядя куда-то в пространство.

— Ну? — спросил я.

Шард посмотрела на меня. В её глазах появилась искорка, нечто сродни злости. Но потом она улыбнулась, и я смог увидеть лишь презрительную насмешку.

— Вы имеете наглость изображать из себя жертву? — произнесла она. — Потому, что я рискнула вашей жизнью, чтобы исполнить свои обязанности? Это говорит человек, чей смысл существования — наблюдать, как страдают другие, чтобы собирать их последние мгновения и превращать в пикты? Чтобы погреться в отражении их посмертной славы?

Она больше не улыбалась. Её глаза были холодными, как пустота.

— Лицемерие вам идёт, пропагандист Симлекс.

ГЛАВА 19

С того момента я избегал её. Возможно, и она меня избегала. Впрочем, времени для братаний оставалось мало, поскольку у нас были свои обязанности. Она вылетала на задания, пока я правил материал. Несмотря на моё бахвальство, вскоре понадобилось извлечь Мизар из фюзеляжа «Мародёра» — просто чтобы получить доступ к её инфопамяти. Плайнт до сих пор был без сознания, и я, опасаясь нанести ущерб встроенным системам, попросил целиком срезать панель с «Гефеста» и переместить её в мои покои. Я не мог решиться вернуться в ангар Плайнта.

Так я трудился несколько дней, потерявшись в обработке изображений и звуков с обрывочных данных, сплетая рассказ о рейде Аэронавтики Империалис на территорию орков. Результат вышел драматичным и вдохновляющим, с романтизированным самопожертвованием во имя победы. Однако я считал эту работу сомнительным инструментом для набора на службу. Уничтожение орочьего изваяния выглядело кинематографично, но, как бы я его ни склеивал, мало кто нашёл бы попадание в ту кошмарную битву привлекательным.

И всё же я был доволен почти полным затворничеством, уединившись в своём жилище. Я игнорировал все послания от моего начальства, запрашивавшего новостей, и даже именное приглашение от губернатора Долос лежало на комоде невскрытым. В последующие дни поступило ещё два приглашения. Оба остались без внимания.

На третий день, после нескольких минут непрерывного стука, я отпер дверь и увидел мажордома Стайли.

— Мой господин. — Он поклонился и вручил мне оттиснутое письмо, украшенное личной печатью губернатора. — Я бы советовал вам прийти, — предостерёг он перед уходом.

Я прочёл записку. Она приглашала меня во второй половине дня присоединиться к Долос на экскурсии в близлежащую винокурню. Просьба была высказана будничным тоном, но неоднократно упоминалось, как я наслаждался гостеприимством губернатора. Подразумевалось, что отношение ко мне могло быстро измениться.

Так что после полудня я, как и было указано, встретился со Стайли позади шато, сопровождаемый только Киказаром. В приглашении не было ясности насчёт того, разрешён ли череп-наблюдатель, но я рассчитывал, что Долос не захочет вмешиваться в мои обязанности и, вероятно, желает показать нечто важное.

При моём приближении мажордом поклонился, и его коническая шляпа завернулась на лицо. Это был курьёзный предмет одежды, что роднило его с чёрным облачением с длинными рукавами, которое целиком поглотило тщедушную фигуру Стайли. В иной обстановке, например в подземелье, в окружении головешек, он мог бы выглядеть зловеще. Но на яростной жаре дневного солнца наряд выглядел неуместным, на грани фарса.

— Господин Симлекс. Так рад, что вы смогли прийти, — произнёс он тоном, который не вязался со словами. — Личная яхта губернатора ждёт. Я сопровожу вас, просто чтобы убедиться, что вы не потеряетесь.

Я проигнорировал эту последнюю шпильку и последовал за ним по парку. Мой взгляд перескочил на бункер, где в коме лежал Плайнт. Один раз я нарушил свою изоляцию, чтобы поговорить с хирургеоном, но состояние Плайнта не изменилось. Лекарства и наркозные средства, которые применялись в лазарете, перегонялись на Бахусе с использованием традиционных методов, и сила их действия могла существенно различаться.

Во всяком случае, так утверждал хирургеон. С равной вероятностью он ошибся в дозировке. Откуда мне было знать?

Парк позади шато содержал в себе отголосок былого величия особняка. Два садовых сервитора подстригали остатки декоративного лабиринта из живой изгороди. Это было жалкое зрелище: безмозглые киборги тщательно придавали форму растительности, не обращая внимания на то, что половина лабиринта уже выгорела, оставив на своём месте только грязь, чёрные пеньки и довольно очевидный проход в центр.

Но потом мы миновали густую линию деревьев и вышли в другой мир.

Или, возможно, старый мир — тех времён, когда на Бахусе ещё не было войны. Трава была сочно-зелёной, огнелистные деревья вырастили так, чтобы образовалась арка и крытый проход. Их листья давали благословенную тень, защищая от изматывающей жары. Мы прошли по сверкающему мосту из полированного камня, под которым струился поток хрустально-прозрачной воды, где обитали алые рыбы с мерцающей чешуёй. Наверняка его герметично изолировали от окружающего болота, но работа была безупречной, и я не видел никаких стыков.

За мостом располагался простой, но элегантный причал, вырезанный из древесины мандака. На опорах были запечатлены бюсты имперских святых. Однако к коре липнул едва уловимый запах гнили, и, несмотря на ярко-белую окраску, под эмульсией просматривались бледные пятна плесени.

Впрочем, я не стал об этом особо задумываться, поскольку у дальнего конца причала парила одна из самых шикарных прогулочных яхт, какие мне когда-либо доводилось видеть. На первый взгляд она была элегантной до минимализма, однако роскошь крылась в малозаметных деталях: самоцветах, сверкавших вдоль кабины, и шёлковых подушках, на которых пассажиры могли раскинуться в пути. Двигательных систем я не заметил, антигравитационные генераторы были хитроумно скрыты внутри корпуса, и об их присутствии свидетельствовало только нежелание лодки касаться воды, а также лёгкое искажение волн под ней.

Корабль был на ручном управлении: у руля стоял слуга в девственно-белых одеждах, двое других членов экипажа притаились ближе к корме. Однако, что примечательно, подушки пустовали, и, хотя трап был опущен, я заподозрил проверку на знание правил этикета. Предполагалось, что я буду ждать хозяйку, а та воспользуется возможностью, чтобы потянуть время.

Киказар, всё это время покачивавшийся позади меня, приблизился к судну, но в последний момент вильнул в сторону, неуверенно отскочив на своих движителях.

— У вашего фамильяра хорошие инстинкты, — заметил Стайли, и в этот момент к яхте скользнуло небольшое насекомое, не крупнее моей ладони. Ему оставался до корпуса фут, когда оно вдруг полыхнуло огнём. В точке столкновения вспыхнуло синим светом энергетическое поле.

Я сердито уставился на Стайли.

— Был бы признателен за предупреждение. Я мог лишиться черепа-наблюдателя.

— Мои извинения, — произнёс мажордом с едва заметной улыбкой. — Должно быть, вылетело из головы.

Из-за отсутствия дающих тень деревьев на причале припекало. Я почувствовал, как на пояснице и под мышками собирается пот — ощущение, которое неприятно и в лучшие времена, а ещё хуже, когда вот-вот предстоит делить замкнутое пространство с аристократкой. Я и так понимал, что уже утратил расположение Долос, но предпочёл бы не оскорблять её своим запахом. Стайли жара не беспокоила, и я начал по-новому смотреть на его выбор одежды, заподозрив, что та обладала солнцезащитными свойствами. Я велел Киказару расположиться так, чтобы заслонять моё лицо.

Судя по моему хронометру, мы стояли там большую часть часа, пока шквал горнов не возвестил о прибытии губернатора Долос. Мы обернулись и увидели, как она вышагивает по обрамлённой деревьями дороге в сопровождении двух стражей, которые соперничали ростом с Адептус Астартес. Их массивные тела, несомненно, являлись результатом генетических манипуляций. Следом двигалось множество прислужников и знати низкого полёта, но я не обратил на них внимания. Мой взгляд был прикован к знакомой фигуре командира звена Градеолуса позади. Он был одет в парадную форму. Во всяком случае, я посчитал её таковой, поскольку сомневался, что умопомрачительно большой плюмаж, украшавший его фуражку, поместился бы в кабину даже самого просторного самолёта.

Губернатор Долос ещё никогда не выглядела настолько блестяще. Её просвечивающая мантия переливалась, словно зеркальный шёлк, а под ней было надето элегантное платье, которое искрилось звёздным светом. Головной убор сходился в пару крыльев из золотых нитей. Она сияла так ярко, что можно было ослепнуть, глядя на неё. Я поклонился, отводя глаза. Хотелось верить, что это было почтительно; я всё ещё опасался социальных норм Бахуса.

— А, пропагандист Симлекс. Вы решили присоединиться к нам, — произнесла Долос, как будто увидев меня впервые. О её опоздании или целенаправленном приглашении ничего не было сказано. Она обращалась со мной так, словно мы случайно наткнулись друг на друга. Градеолус просто игнорировал моё присутствие, сосредоточенно глядя на небо.

Стайли подтолкнул меня в сторону, чтобы Долос могла подняться по трапу. Я дождался, пока так же не поступит её свита, а затем двинулся за ними. Мажордом следовал за мной. В тот же миг, как я взошёл на борт, жара исчезла — несомненно, её отсекало то же самое поле, которое сжигало насекомых. Прохлада была бы освежающей, не будь складки моего одеяния пропитаны потом.

Долос уселась среди шёлковых подушек, а её придворные и охранники заняли места вокруг. Градеолус, как я отметил, предпочёл стоять, сцепив руки за спиной, раздувая грудь и выпятив подбородок. Его усы торчали, как рога зверя.

Долос посмотрела на меня и улыбнулась, словно мы были старинными друзьями.

— Ну же, — произнесла она, похлопывая по подушкам рядом с собой. — Садитесь, и мы отправляемся.

Я снова поклонился и опустился на предложенное место, продолжая помнить о поте, липнущем к одежде. Я молил Бога-Императора, чтобы запах не чувствовался, но, если он и был, Долос этого не показала.

Киказар устроился у меня на коленях, а руки нашего рулевого скользнули по скрытым системам управления, и без единого звука судно начало свой путь по реке.

Прежде мне не доводилось путешествовать на юг от шато. Эта территория явно принадлежала силам Империума и осталась сравнительно не затронутой конфликтом. Мы плыли между рядов ухоженных лиан. Яхта скользила по болотной воде, её антигравитационные движители позволяли перемещаться куда более плавно, чем весьма буйные самолёты, с которыми я так недавно познакомился.

День был ясным и тёплым, жестокость солнца приглушалась силовым полем судна. Ещё оно защищало нас от голодных насекомых, и, клянусь Богом-Императором, таких хватало. Каждое взрывалось и превращалось в миниатюрный костёр за несколько мгновений до того, как достигало корабля. Непрерывное мерцание напоминало крошечный фейерверк. Я задался вопросом, что будет, если на яхту нападёт один из больших жуков-знаменщиков, но затем решил, что лучше об этом не размышлять.

Мы были не одни на воде. Среди листвы были рассеяны судёнышки поменьше, сделанные из дерева и скреплённые вытянутыми лозами. Их экипажи рубили свилевые лианы, выискивая сладкие плоды, примостившиеся между колючими стеблями. Всё собранное складировалось в средней секции лодки и накрывалось брезентом. Сами команды не имели такой защиты; они носили короткие одеяния, схожие с нарядом Стайли, но те лишь частично оберегали от стай жалящих насекомых.

Я глянул на Долос, однако она не обращала на рабочих никакого внимания. Большую часть пути губернатор молчала, пока её свита заполняла тишину праздными разговорами. Когда Долос не лакомилась теми фиолетовыми ягодами, которые ей так нравились, она подавала голос лишь для того, чтобы потребовать ещё напитков или велеть рулевому внести небольшие поправки в курс. Но её манера держаться была вполне приятной, как минимум для аристократа такого положения.

Мой взгляд невольно переместился на Градеолуса, но тот почти не двигался с момента отплытия, так и держа руки сцепленными на пояснице. Время от времени он посматривал на небо, словно нёс вахту или чего-то ожидал.

Мы добрались до перекрёстка — пересечения с путём, прорезанным поперёк рядов свилевых лиан — и свернули налево, плывя мимо казавшегося бесконечным виноградника. Я мельком замечал работников; их серпы с крючьями приподнимали растения, а те в ответ как будто высовывали свои колючки. Впереди я увидел, как одному мужчине в плечо вонзился шип длиной в фут. Из раны струёй полилась кровь, и человек упал, но ещё не успел удариться о воду, как мы уже пронеслись мимо, едва не протаранив судно, появившееся из канавы. Оно как раз вовремя вильнуло вбок, уронив в воду множество плодов лиан. Корабль был перегружен, и я забеспокоился, что вызванная нашим проходом волна опрокинет его, но мы набрали скорость, и я потерял судно из виду.

— Я тревожусь за вас, Симлекс.

Я обернулся. Губернатор Долос обращалась ко мне, хотя её взгляд был устремлён вперёд.

— Губернатор?

— Вы как будто не в своей тарелке, — продолжила она. — Вас что-то беспокоит. И, если позволите говорить прямо, вы пренебрегали ответами на мои просьбы.

— Мои извинения, губернатор Долос, — ответил я, склоняя голову. — Я был занят работой. Берясь за столь значимый пикт, я замыкаюсь в себе и забываю об окружающем мире. Пожалуйста, простите мою неучтивость. Я не желал обидеть.

— Полноте, в извинениях нет нужды, — произнесла она, отмахнувшись рукой от моего покаяния. — Я тоже балуюсь творчеством и вполне сознаю, как можно забыться в процессе.

— Я и понятия не имел, губернатор. Могу ли я узнать сферу?

— Живопись, — отозвалась Долос. — Масло, кисть, холсты. Понимаю, несколько старомодно, но на Бахусе мы ценим традиционные методы.

Мы оба глядели перед собой, ведя беседу уголком рта. Она наверняка тоже видела пустую лодку, которая покачивалась на воде впереди, а рядом с ней плавало одно брошенное весло. Но не сказала ничего, а вместо этого положила на язык лиловую ягоду.

— С удовольствием взглянул бы на ваши работы, — произнёс я. — Если позволите.

Она беспечно рассмеялась.

— О, я не смогла бы показать её профессионалу вашего калибра. Это всего лишь потакание собственной прихоти или выход досады, в зависимости от дня. Но я понимаю, как может поглощать погоня за искусством, порой вплоть до вреда мастеру. Я ведь слышала, у вас была весьма опасная стычка на болотах. Как я понимаю, уцелел только ваш самолёт?

— Увы, это правда. Мы столкнулись с существенными силами орков, скрытыми в топях.

— Прискорбно. — Она нахмурилась. — Если подумать, подобную угрозу могла бы обнаружить небольшая разведка.

— Полагаю, это мы были разведкой. По крайней мере, в каком-то роде.

— Я слышала то же самое, — сказала Долос.

Градеолус, стоявший позади неё, был неподвижен, словно статуя.

— Вам не следует рисковать собой на линии фронта, — продолжила губернатор, протянув руку, в которой через долю секунды появился бокал. — Вы в очереди наследников. Технически.

— Думаю, этот риск невысок.

Долос пожала плечами.

— Возможно. Но если вы погибнете на войне, это бросит тень на моё гостеприимство. Губернатор Цанвих может больше никогда со мной не заговорить.

— При всём уважении, миледи, губернатор поручил мне довести проект до конца. Это включает в себя определённый риск.

— Но у вас теперь должно быть достаточно материала, — настаивала она. — Вы уже совершили полдюжины вылетов. Этого ведь наверняка хватит?

— Объёма достаточно. Но мне недостаёт линии нарратива. Были битвы, но не развязка. Я не вижу у этой войны скорого окончания.

— К сожалению, я согласна. Не в том виде, как её сейчас ведут.

Мы пронеслись мимо ещё пары мелких яликов, каждый из которых приводился в движение стоящим гребцом и был перегружен плодами лиан. Я невольно отметил, что урожай испещрён отметинами: пожелтевшую мякоть покрывали тёмные пятна. Их цвет напомнил мне румяные ягоды Долос. Малые суда стягивались к далёкому сооружению, которое мне не удавалось до конца опознать. Я уловил блеск металла, очерченного упорным дневным солнцем, но оно находилось позади строения, обрекая его оставаться в тени.

— Могу ли я выдвинуть предложение? — спросила Долос.

— Конечно, губернатор.

— Возможно, вам стоит пересмотреть свой подход? Возможно, никакой финальной битвы и не будет, но вместо неё вы могли бы завершить ваш пикт, показав отважных граждан Империума и то, как земледельцы доблестно делают свою работу, невзирая на трудности. Вот настоящие герои, мои храбрые крепостные.

— Это вариант.

Её мотивация была прозрачной. Долос заботилась не о чествовании её людей, а сугубо о том, чтобы те выглядели усердными и работящими. Но у меня не было ответа лучше. И, несмотря на сказанное мною ранее, я не боялся, что война с орками будет идти без конца. Теперь я боялся, что конец неизбежен, и было бы безопаснее завершить свою работу за пределами планеты. Однако шторм, собравшийся под орбитальной станцией Салус, делал это невозможным.

Долос передала мне конический бокал, до краёв наполненный янтарной жидкостью.

— Представьте: напряжение воздушного боя и отвага солдат Бога-Императора, изображённые на фоне идиллии Бахуса. Вот, даже при угрозе ксеносов, население продолжает изготавливать самые желанные вина субсектора Йоссариан, ферментируя напитки теми же самыми традиционными методами, что применялись на протяжении тысяч лет.

Пока она говорила, металлическое сооружение приближалось. Это была уродливая плита железно-серого цвета с изъеденными коррозией стенами, которая крайне не вязалась с окружающей растительностью. Но я узнал винокуренную платформу — первую из виденных мной, которую не разрушили орки. Лодки попадали внутрь через зияющие двери, оставляли свой груз, а затем выходили с противоположной стороны. Они плотным потоком покачивались на воде, ожидая своей очереди и, возможно, наслаждаясь передышкой от трудов. Однако они были вынуждены уходить с дороги, поскольку наш рулевой не сбавлял хода, и защитное поле яхты опалило не одно весло.

Мы не воспользовались главными воротами, а пришвартовались сзади от винокурни, где из сооружения выдавалась платформа. Долос, Градеолус и я спустились по трапу, за нами суетливо последовал Стайли, а прочая свита осталась на яхте. Киказар парил позади меня, проходясь своими датчиками по всем аспектам окружающей обстановки. Хотя ему не хватало дальности действия и сложности Мизар, он обладал исключительной наблюдательностью к деталям и достаточной чувствительностью, чтобы фиксировать даже небольшие изменения биоритмов.

Нас встречала группа людей. Их облачения напоминали одежду рабочих, но плетение казалось тоньше, и эти наряды не были запятнаны кровью или соком плодов. Они поклонились. Нервозность была очевидна даже без утончённых сенсоров Киказара.

Возглавлявший их человек, предположительно смотритель, выступил вперёд.

— Губернатор Долос, благословенно ваше присутствие. Благодарю вас, Вестница Урожая, за дары, что вы ниспосылаете.

Бросив на меня взгляд, Долос закатила глаза.

— Да, да, — произнесла она, притворно изображая смущение, когда мужчина склонил голову. — Нет нужды придерживаться церемониала. Смотритель Уиллем, могу ли я представить вам пропагандиста Симлекса? Он хотел бы побеседовать с вами о жизни на нашей любимой планете. Можете свободно обращаться к нему, и требуется говорить лишь правду.

Киказар предостерегающе чирикнул — этот звук слышал только я. Но в этом не было необходимости. Мне не требовались биоритмические сенсоры черепа-наблюдателя, чтобы понять, что она лжёт.

Когда мы мчались обратно к шато, губернатор Долос чувствовала себя замечательно, а её свита угодливо восхищалась каждой попыткой сострить. Экскурсия прошла в точности согласно пожеланиям. Работники восхваляли достоинства администрации и своего вина, несмотря на то обстоятельство, что ни один из них его не пробовал.

То, что крепостные превозносили своего планетарного губернатора, едва ли было удивительно. То же самое произошло бы на любой хорошо организованной планете Империума. Однако здесь фарс был более масштабным: мне показывали громадные винокурни, где плоды лиан давили в кашу, и чаны, в которых её ферментировали, превращая в вина и крепкий алкоголь. Я продегустировал предложенный продукт, и плод действительно был мясистым, а его мякоть — крепкой, сочной и вполне чистой. Работники, несмотря на низкое происхождение и бедность, выглядели здоровее, чем можно было ожидать, принимая во внимание сущность их труда.

Однако Киказар чувствовал, что, когда они говорили, их пульс убыстрялся, а быстрый осмотр лодок, ожидавших разгрузки, свидетельствовал об ином. Кожу работников и собранные с лиан плоды портили фиолетовые волдыри и чёрные вздутия.

Губернатор Долос смеялась. Я бегло оглянулся. Хихикая, она резко запрокинула голову, разлив вино на стоявшего рядом слугу. Вот она, правительница умирающего мира. Не осознающая его положения или безразличная к нему.

Я не был на неё в обиде за эту уловку. Все люди стремятся подать себя в как можно более выгодном свете, просто в её распоряжении были средства лучше, чем у большинства. Обман никого не волновал, поскольку значение имело лишь то, что планета верна и платит подати. Конечно, если вино теперь было заражено, уплата податей могла стать проблематичной. Но это была её забота, не моя.

Я посмотрел на свой бокал. Внутри поблёскивала янтарная жидкость без каких-либо следов порчи.

Вот что меня возмущало. Долос, как и Шард, полагала, что лжи достаточно. Она должна была понимать, насколько это всё очевидно, так как ранее отправляла в мою комнату с дюжину испорченных бутылок. Но с чего ей было беспокоиться, ведь никто бы не осмелился спорить с ней. Мой пикт покажет пасторальную картинку: крестьян, трудящихся над лозами и заявляющих, что орки никогда не остановят их работу. Это впечатляло, пускай подача и казалась натянутой.

Теперь нарратив был таким, верил я в него или нет.

Более всего угнетало то, что истории получше у меня не было. По крайней мере, такой, которая бы понравилась моему начальству.

Позади меня грохнул очередной взрыв хохота. Я не потрудился обернуться, продолжив глядеть вперёд. У меня на коленях покоился Киказар. Я уже успел поблагодарить губернатора за информативную прогулку и сообщил, что на обратном пути мне понадобится пересмотреть файлы. Это была маленькая, одиночная ложь, и потому она далась легко. Самое главное, это означало, что я мог сидеть молча и отдельно от лизоблюдов Долос, не вызывая подозрений.

Теперь мы плыли против потока движения, и мелкие лодки отодвигались к краям канала. Плоды в них были такими же больными, как и раньше, но сильнее тревожило изменение цвета корпусов. Болотная вода выбелила древесину до песочно-жёлтого оттенка, но борта были покрыты уродливыми чёрными пятнами. Это навело меня на мысли о губернаторском шато и перемене окраски, которую я обнаружил за потайной панелью. Как будто что-то понемногу отравляло этот мир. Кроме орков, которые, похоже, процветали, несмотря на заразу.

Я почувствовал шаги за спиной, но не стал оборачиваться, продолжая делать вид, будто поглощён работой. Однако возле меня присела на корточки массивная фигура, чьё соседство вынудило меня повернуться. Я поднял взгляд и обнаружил прямо перед собой впечатляющие усы командира звена Градеолуса.

— Не любите светские мероприятия, Симлекс? — поинтересовался он. Вопрос показался странным, учитывая его суровую манеру держаться.

— Калибрую сегодняшние пикт-файлы, — отозвался я, хотя сомневался, что он меня слушает и что мой ответ имеет такое уж значение. Он обратился ко мне, чтобы завязать разговор, и знал, куда тот пойдёт дальше. Уверен, если бы я сказал ему, что был слишком увлечён его лихими усами, чтобы наслаждаться прогулкой, это бы ни в малейшей степени не повлияло на его следующие слова.

— Вам всё ещё нравится летать с Шард?

— «Нравится» — сильно сказано. Я получил полезный материал. Этого достаточно.

Он что-то проворчал в ответ. Казалось, будто он смотрит прямо вперёд, но краем глаза я увидел, как его взгляд перескакивает на пустое небо.

— Похоже, что и вы не балуете себя вместе с остальными.

— Я на службе. Мне не до любезностей, — отозвался Градеолус, отвинтив крышку с побитой набедренной фляги и сделав длинный глоток. — Губернатор затребовала, чтобы я обеспечил защиту этой яхты. У меня нет времени на болтовню.

В поле перед нами врезалось зеленоватое насекомое с размахом крыльев в ширину моих плеч. Было неясно, произошло ли столкновение случайно или же существо стремилось напасть на нас, но в любом случае его тело взорвалось аккуратным снопом пламени.

— Как по мне, мы и так хорошо защищены, — произнёс я.

Градеолус покачал головой.

— От мелких неприятностей? Возможно. Но в небесах таятся опасности серьёзнее.

Я проследил за его взглядом, однако ничего не увидел.

— Простите моё невежество, командир звена, но как вы можете защитить нас отсюда, снизу?

— Потому что я не просто боец, я командир, — ответил он и указал вверх. — Смотрите.

Я проследил за его взглядом, а он тем временем зашептал в вокс. В небе что-то блеснуло.

— Моя эскадрилья, «Акулы», — сказал он. — Они всегда начеку, но вы можете расслабиться. Воздушное пространство чистое и удалено от горячих точек.

— Я не знал, что за нами присматривают.

— Они держатся на большой высоте. Губернатор Долос предпочитает, чтобы её прогулку не портили ревущие над головой самолёты, а некоторые из этих ощипывателей лиан могут плохо отреагировать, увидев военную технику. Это заставляет их думать, будто они в опасности.

Он кивнул в сторону одной из лодок, которая, покачиваясь, двигалась мимо нас.

— И вы координируете их действия отсюда?

— Так же, как командир авиакрыла Просферус руководит нашими общими усилиями. Командующий не обязан находиться на передовой, чтобы управлять битвой.

— Ясно.

Он придвинулся ближе. Его дыхание воняло, и я задался вопросом, что было во фляжке. Неочищенный прометий?

— Я слышал, один из наших механиков нашёл способ перевозить ваши записывающие устройства, прикрепляя их к машинам.

— Да. Увы, сейчас он содержится в медицинском отсеке.

— Прискорбно, но несущественно. Я хочу сказать, что вам не нужно рисковать жизнью и здоровьем, летая с выскочкой вроде Шард. Доверьте ваши устройства мне, и я обеспечу, чтобы впредь у вас были глаза во всех значимых столкновениях. Уверен, губернатор предпочла бы это. Она считает вас слишком ценным, чтобы подвергать опасности.

Градеолус хлопнул меня по плечу своей увесистой рукой. Удар едва не вбил меня в скамью.

— Есть над чем задуматься. Он улыбнулся, и его глаза сверкнули, словно клинки.

ГЛАВА 20

Хирургеон не сообщил мне, что Плайнт очнулся. Может быть, он забыл, занимаясь более срочными случаями. А может, ему не хотелось, чтобы пропагандист крутился в его медблоке. Как-никак у всех нас есть секреты.

Я узнал чисто случайно, так как продолжал трудиться и только что склеил черновую версию готового пикта. Особенно мне нравилась открывающая сцена с агрессорами, для которой я выбрал поединок, увиденный Мизар на разрушенной винокуренной платформе, где двое орков вступили в беспощадный бой за главенство. Это отлично свидетельствовало о свирепости и угрозе, представляемой этими чудовищами, в то же время подчёркивая их бездумную жестокость и саморазрушительные порывы. Не вняв голосу рассудка, я слегка изменил картинку, увеличивая клыки и ширину плеч победителя, пока орк не стал казаться воплощением дикости зеленокожих. Оттуда фокус перемещался на материал с земледельцами, каждый из которых торжественно заявлял о своей преданности и утверждал, что ни один орк не помешает им исполнить свой долг перед Богом-Императором.

К сожалению, на этом моменте нарратив начал распадаться. У меня было достаточно записей того, как самолёты сбивают орков, но лучшие кадры показывали сражения в виде хаотичных свалок, где наши пилоты еле-еле держались. Оставалась Шард, отстреливавшая пехотинцев на своём «Стервятнике», что выглядело не особо эффектно и не подводило итог. Это наводило зрителя на вопрос, почему угроза орков столь существенна, если один пилот способен безнаказанно уничтожать их полчища. Я начинал сочувствовать своему предшественнику, который кое-как соорудил исходный пикт. Возможно, было лучше изобразить наши силы как изначально превосходящие и тем и ограничиться.

Разочарованный, я поставил воспроизведение на паузу и уже приступил к организации заархивированных файлов, якобы для того, чтобы освободить часть инфохранилища, когда наткнулся на пикт с молодой Шард.

Он был снят на вторых похоронах её матери. Шард казалась одной из самых юных, братья возвышались над ней. Старшие в группе были в служебной одежде: более стройный исповедник Марик фон Шард в облачении Экклезиархии, комиссар Тобия фон Шард в шинели и фуражке, префект Жозефина фон Шард в регалиях Администратума, а также аколит Инквизиции Райл фон Шард, который выглядел особенно зловеще в тёмной рясе. Младшие, в том числе Люсиль, ещё носили скромную форму Схолы Прогениум. Их обучение ещё не было завершено, а роли не определены.

Это было любопытное зрелище. Одно семейство, охватывающее множество ветвей Империума, объединённое своей преданностью Богу-Императору и человечеству. Но когда я перевёл взгляд с загорелого лица Марика на практически мертвенно-бледную кожу Люсиль, меня поразило, как мало между ними всеми сходства. Дело было не только в разношёрстной форме. Пусть их и связывало горе, но они не выглядели как семья.

Снаружи началась суматоха. Ну, возможно, суматохой это можно было назвать с натяжкой, но голос Шард имел свойство разноситься далеко — особенно когда она была раздражена.

— …плевать, готов ли дух «Святого Сангвиния», лететь на это проклятое задание всё ещё мне.

Сдавленное возражение не удалось расслышать, но последующие ругательства Шард долетели вполне легко. Я рывком открыл окно, борясь с направляющими, а затем бросил взгляд на Киказара, парившего возле меня.

— Послушай. Но держись незаметно. Череп-наблюдатель согласно щёлкнул, затемнив свои линзы, после чего исчез в вечернем сумраке. Пока я закрывал окно, донеслась финальная реплика Шард:

— Думаете, Плайнту привиделось? У этого мальчишки нет воображения. Я встречала сервиторов с большим даром абстрактного мышления. С чего вы…

Я опустил стекло, и звук приглушился.

Плайнт говорил? Пришёл в себя? Мне требовалось его повидать. Тем более что я был перед ним в долгу. Киказар каталогизировал гневную речь Шард, но в тот момент она не представляла для меня интереса. Я отключил звук разговора, накинул одеяние и вызвал Ивазара, чтобы тот сопровождал меня в медблок.

Он прекратил воспроизведение, и семья фон Шард пропала из виду.

— Здравствуйте, сэр! Так приятно вас видеть. Когда я вошёл, Плайнт просиял и неуклюже приподнялся в сидячее положение при помощи здоровой руки.

— Рад, что вы в хорошем настроении, — сказал я, усаживаясь на край его койки. — Я тревожился, что вы можете не оправиться.

— О, да не волнуйтесь за меня, сэр, — отозвался Плайнт. — Я бы уже сегодня снова самолёты латал, если б позволили. Хирургеон славный парень, но, между нами говоря, слишком беспокоится по пустякам.

Я кивнул, представляя себе мрачного хирургеона, вставшего передо мной у входа в медблок. Сперва он отказал в доступе, и мне пришлось напомнить ему, чьим интересам я служу. Он отступился, но я задумался, сколько ещё раз смогу разыграть эту карту. Если ситуация продолжит ухудшаться, будет ли кому-то дело до того, нахожусь ли я под покровительством далёкого аристократа?

— Как вы себя чувствуете? — поинтересовался я.

— Неплохо, сэр, — ответил Плайнт. — Ну, кроме руки, конечно. Не то, чтобы она болела, просто… зудит. Там, где должны быть пальцы. Странно-то как.

Мгновение он выглядел поникшим, но быстро собрался.

— Мои модификации «Гефеста» сработали?

— Да. Вы превзошли мои ожидания.

— Спасибо, сэр… но вам, наверное, не следует слишком громко рассказывать, что я сделал. Начинаю задаваться вопросом, следует ли мне лезть в священные технологии. Может, я оскорбил Бога-Императора. Это бы объяснило… ну…

Он умолк.

— Что там случилось? — спросил я. — Говорят, вы были единственным выжившим.

— Я не уверен, — произнёс Плайнт. — То, что я видел… Не знаю. В этом толком не было смысла.

— Должно быть, вы побывали в чертовской перестрелке. Я видел повреждения вашей машины. Её пришлось пустить на металлолом. Внешний корпус слишком изрешечён пулями, чтобы его можно было спасти.

— Дождь.

— Простите?

— Пули. Они падали, будто дождь. Я не мог от них уклониться, потому что, кроме них, ничего не было. И ещё тучи и молния. Это всё, что я видел.

Он говорил очень тихо, мне приходилось напрягаться, чтобы слышать его на фоне шипения дыхательных аппаратов и стонов раненых.

— Молния? — переспросил я.

Он кивнул.

— Только… она была зелёная.

— Это из шторма? Как вы в него угодили?

— Я должен был сопроводить новые истребители к шато. Мы только что спустились с орбитальной станции Салус, когда под нами накатился шторм. Он двигался так быстро, а наш разгон был слишком велик, чтобы его избежать. Мы решили пойти на полной мощности, пробиться через него как можно быстрее, чтобы минимизировать риск. Но как только мы оказались внутри, навигация утратила смысл. Всё как будто перегрузилось. У меня волосы встали дыбом. Я чувствовал покалывание в зубах. Я всё ещё думал, что это из-за шторма, но… там что-то было.

— Орочьи истребители?

— Не знаю. Я так ни одного и не увидел. Только выстрелы. И молнию. Она попала в один из «Громов». Разряд просто… Корма машины словно исчезла. В один миг. Никаких обломков. Она… её там больше не было.

Он слабел, его голос стихал прямо по ходу речи. Жизнерадостная интонация, которая когда-то придавала теплоты словам, пропала. Это напоминало разговор с машиной.

Я жестом поманил Ивазара поближе. Череп-наблюдатель качнулся вперёд.

— Проиграть файл, обозначенный как «Поединок», минимальный масштаб, последние тридцать секунд, — шепнул я.

Голопроектор замерцал, после чего показал последние мгновения битвы двух орков на осквернённой платформе. Когда победитель взревел, демонстрируя отсечённую голову противника, картинка уехала вверх — ровно в тот момент, как небо разорвал разряд молнии.

— Стоп-кадр.

Ивазар повиновался.

— Вы вот это видели? — спросил я, оборачиваясь к Плайнту. — У меня есть и другие изображения с недавнего полёта, но я их ещё не каталогизировал.

Он был совершенно неподвижен, вперив глаза в изумрудный свет. Его рука задрожала. Он открыл рот, чтобы заговорить, но раздался только жалобный всхлип, напоминавший скорее не человеческий, а раненого животного.

— Плайнт?

Всхлипывание перешло в плач, а затем в крик. Я едва успел свернуть изображение до того, как появился хирургеон, который вонзил шприц в уже конвульсивно дёргавшееся плечо Плайнта. К счастью, его судороги становились слабее, а глаза резко закрылись.

Хирургеон развернулся ко мне. В его взгляде горела праведная ярость.

— Убирайтесь.

— Я не хотел…

— Убирайтесь немедленно, пока я не нарушил свои клятвы, — зарычал медик. — Он не игрушка для ваших пиктов. Как и любой из них. Паразит.

Последнее слово он выплюнул. Я не мог припомнить, когда в последний раз ко мне кто-либо так обращался. Мои щёки раскраснелись от злости, а ещё от стыда. Мне хотелось обругать его, ведь я пришёл к товарищу, к человеку, которому был обязан жизнью. Но что бы это дало? И действительно ли отменяло сказанное им?

Я скованно отвернулся и зашагал прочь. Ивазар следовал за мной. Выйдя из медблока и двинувшись дальше по коридору, я не мог отогнать образ плачущего Плайнта. Раньше он был непоколебим в своей убеждённости, но теперь сломался так же, как и любой из нас.

Я поднялся ко входу в бункер, пытаясь придумать что-нибудь, что я мог бы сделать. К подразделению должен был быть прикреплён священник, который нашёл бы слова утешения. Но я не видел никаких его признаков — ещё одно свидетельство того, насколько тонко растянулись силы Империума. А теперь ещё и подкрепления оказались отрезаны.

Должно быть, это было совпадение. Как бы сильно мы ни недооценивали зеленокожих, они ведь точно не могли превратить шторм в оружие или использовать его для организации своих атак? Подобная тактика казалась больше в духе коварных альдари или одной из прочих древних рас. Нет, шторм, собиравшийся под орбитальной станцией Салус, наверняка был квазиестественным феноменом, который, возможно, усугубила близость космической станции к планете.

Но разве это не было нашей вечной ошибкой? Сбрасывать их со счетов как тупых зверей, подходящих для высмеивания в наших пиктах и пропаганде? Не признавать угрозу, которую они представляют, пока её клинок не окажется приставлен к нашему горлу?

Дверь бункера распахнулась, и я обнаружил, что с той стороны стоит Шард. Её форма была заляпана Бог-Император знает чем, но запах указывал на какие-то выделения ксеносов. К бедру была пристёгнута сабля, фуражки не было, как не было и Киказара. Хотя я послал череп-наблюдатель незаметно следить за её разговором, его нигде не было видно.

— Навещали немощных? — поинтересовалась она. — Или просто сделали пару пиктов?

— Я не в настроении, — ответил я, пытаясь пробраться мимо. Однако её рука метнулась вперёд и поймала меня за плечо нерушимой хваткой.

— У солдат нет роскоши иметь настроения.

— Я не солдат.

— Возможно. Но и Плайнт им не был. На самом деле. Он был простым человеком, который вдохновился службой Империуму, несмотря на недостаток безжалостности и садизма, необходимых для этой роли. В хорошо организованной вселенной он бы трудился где-нибудь в тихом захолустье, починяя сломанные вещи. Но Империуму требовалось иное, и кто-то вроде вас убедил Плайнта, будто его место здесь.

— Я не обязан держать ответ перед вами.

— Нет, — произнесла она и кивнула в сторону входа в медотсек. — Но обязаны перед ним.

— Я держу ответ перед своим начальством, — отозвался я, вырываясь из её руки. — У меня есть долг, совсем как у вас. Возможно, из-за моей работы кто-то окажется в лазарете или того хуже. Но есть войны, которые необходимо вести. Вся эта планета тому доказательство.

Шард улыбнулась. Как я уже привык это ненавидеть.

— А как ваше начальство? — спросила она. — Думаете, они будут довольны вашей работой? Я слышала, вы на днях наслаждались милой водной прогулкой. Какой же это будет блестящий, вдохновляющий пикт.

— А чего вы от меня хотите? Считаете, умно отклонять приглашение планетарного губернатора?

— Нет. Но неумно и уступать её прихотям. Как бы она ни была обаятельна или как бы притягательно ни смотрелась в этих одеждах, вам, право, не следует ей доверять.

— А ваши прихоти чем-то лучше?

Шард издала звук, который мог быть практически смешком.

— Знаете, чего я хочу? — спросила она.

— Просветите меня.

— Покончить с этим, — произнесла Шард. — Возглавить атаку против чего-то, таящегося в том шторме, и уничтожить его. Этот так называемый Зелёный Шторм забрал жизни столь многих пилотов и чуть не убил Плайнта. Может, тот и идиот, но он здесь единственный, в ком я уверена, что он сохранит меня на лету.

— Как благородно, — насмешливо отозвался я. — Ожидаете, что я вам поверю? Будто вами движет альтруизм? Вы просто хотите ещё один скальп себе в коллекцию.

— А если и так? — Она пожала плечами. — Результат не меняется. Я стану героем, который сокрушил Зелёного Шторма, при этом спас бессчётные жизни и отомстил за своих павших товарищей. А вы могли бы стать тем, кто снял решающую битву. Наверняка это было бы лучшим окончанием вашего маленького фильма? Доблестный командир звена Люсиль фон Шард берёт верх над орочьим пилотом, который в ответе за столько смертей. Выглядит повыразительнее, чем кадры гнилых плодов и изнеженных аристократов.

— Так теперь вы сражаетесь на благо моего пикта?

— Можно иметь больше одной причины, чтобы что-то сделать.

Отвратительно было это признавать, но она говорила здраво. Подобное сражение завершило бы пикт кинематографичнее и привело к более позитивному заключению. Это бы понравилось всем моим повелителям, или хотя бы не возмутило никого из них. Даже комиссар Тобия фон Шард должен был остаться доволен победой своей сестры.

И всё же я ей не доверял.

— Итак, вы хотите, чтобы я вас сопровождал? Снимал ваш дерзкий триумф?

— Это на ваше усмотрение, — ответила Шард. — Либо быть там, когда будет одержана победа, либо оставаться тут и дуться. Что бы вы ни выбрали, я ухожу. Решайте быстро.

Она крутанулась на каблуке и зашагала к ангарам. Я замешкался, терзаемый сомнением. Куда делся Киказар? Она вывела череп-наблюдатель из строя? Я не мог его отыскать. Возможно, он неверно истолковал мои указания и до сих пор парил снаружи какого-нибудь окна, следя за чьей-то скандальной беседой и игнорируя указанную цель. Такое было бы уже не в первый раз: он имел неприятную привычку проявлять инициативу в поле, равно как и отключаться и замолкать, зафиксировав возможную угрозу. Порой проходили часы, прежде чем мне удавалось его почувствовать.

Что существеннее — годился ли Ивазар для этой задачи? Он обладал пикт-рекордерами, но его основной функцией являлась голопроекция. Ему недоставало сложных сенсоров Мизар, однако Мизар по-прежнему была закреплена на панели, срезанной с «Гефеста».

Шард всё ещё шла прочь, но уже замедлилась и украдкой оглянулась через плечо.

— Вы идёте, так ведь? — спросила она. — Иначе это перечёркивает мой драматичный уход.

— Я… Я не…

Она вздохнула и встретилась со мной глазами.

— Порой, пропагандист Симлекс, необходимо идти на риски. Вы не доверяете мне, и я вас за это не виню. Но вы видели мои умения. Доверьтесь им и доверьтесь моей потребности преуспеть вопреки всему. Не в этом ли мы сходимся? Разве вы тоже не стремитесь отличиться в своих обязанностях?

— Да.

— Тогда давайте положим конец этой войне.

ГЛАВА 21

Я же знал: что-то не так. Почему мы крались к ангару, перебегая от тени к тени? Когда мы вошли внутрь, я заметил «Молнию» Шард, висящую на цепях, хотя, по крайней мере, детали её двигателя уже не были разбросаны по полу.

Шард глянула на неё, чуть-чуть замедлив шаг, а затем двинулась дальше — к штурмовику «Мститель» в задней части ангара. Тот выглядел схожим по конструкции с «Молнией», однако турбовентиляторы располагались дальше по крылу, а под носом была подвешена многоствольная болт-пушка «Мститель». И что самое важное, он имел кабину на корме и возможность перевозить двух членов экипажа.

— Это он? — спросил я.

Шард не ответила. Вместо этого она схватила Ивазара. Застигнутый врасплох череп-наблюдатель едва успел тревожно пискнуть, прежде чем она развернула его и воткнула в модифицированный несущий узел под крылом «Мстителя».

— Что вы?.. — начал было я, но Шард шикнула, заставив меня умолкнуть.

— Тихо, — произнесла она. — Не нужно привлекать внимания.

— Почему? И какого чёрта вы только что сделали? Плайнт показал вам, как устанавливать череп?

— Конечно, — отозвалась она практически без колебаний. — А теперь залезайте.

— Я должен быть в хвостовом отсеке?

— Если только вы не в настроении полетать.

С её помощью я неуклюже вскарабкался на самолёт и забрался в кабину, пока Шард занималась дверями ангара. Лётная обвязка была тесной, хотя уже чуть более привычной. Я бросил взгляд на панель управления, не понимая назначения циферблатов. На корме машины был установлен тяжёлый пулемёт — видимо, чтобы отбиваться от вражеских истребителей. Я понадеялся, что Шард не станет полагаться на меня в качестве стрелка.

Я был повёрнут спиной ко входу, однако услышал скрип открывающихся дверей и почувствовал, как сместился центр тяжести, когда Шард запрыгнула в самолёт. Ещё вдалеке слышались крики, но они вскоре потонули в рёве пары турбовентиляторов.

— В чём дело? Что они кричат?

— Не берите в голову, — сказала Шард по внутреннему воксу. — Когда мы обуздаем шторм, это не будет иметь значения.

Я синхронизовался с Ивазаром. Через его глаз я увидел людей, которые размахивали руками, намереваясь преградить нам путь. Шард прибавила оборотов двигателей. «Мститель» помчался вперёд, игнорируя толпу. В последний момент наземный персонал бросился в сторону, и машина вынеслась из ангара, всё это время продолжая набирать ускорение.

— Что вы делаете? — завопил я. Мой голос был едва слышен на фоне турбовентиляторов. — У нас есть разрешение на вылет?

— Нет, конечно. Почему мы, по-вашему, пробирались тайком?

— Но… что они будут делать? Собьют нас?

— Чем? Мы ещё не пополнили запасы после налёта орков. Большинство зенитных батарей «Гидр» и при желании не смогло бы открыть огонь. Кроме того, именно так и поступает независимый ас-истребитель. И на самом деле важны только результаты.

Я попытался ответить, но она отключила вокс. Мы взмыли во тьму, и на моих глазах парк исчез. На миг я задумался, не подключён ли череп-наблюдатель к самолёту таким же образом, как к «Гефесту». Мог ли я ка-кто перехватить управление у Шард, взять машину под контроль?

Но что бы я сделал? Одно дело целиться через систему наведения — задача сродни тому, чтобы сделать пикт быстро движущегося объекта. Но я понятия не имел, как пилотировать штурмовик, а при единственной ошибке в расчётах мы рухнули бы навстречу смерти.

Нет, думать о таком было бессмысленно. Вместо этого я глубоко вдохнул, пытаясь успокоить колотившееся сердце. Мне требовалось поверить в Шард, хотя это было бы легче сделать, не укради она только что самолёт.

Шато губернатора пропало, остался только мерцающий огонёк в сумраке позади. «Мститель» продолжал набирать высоту, пронзая тонкий слой облаков, заслонявший пустоту за ним. Звёзды увеличились в размерах, став похожими на насекомых, которые населяли топь внизу.

Я почувствовал, что машина замедляется. В прошлый раз, когда мы вышли из атмосферы, Шард была как будто поглощена звёздами. Однако, поскольку вокс был выключен, я не представлял, о чём она думает сейчас. В любом случае задержка продлилась всего миг — наша машина заложила вираж влево и ускорилась. При сидении в кабине стрелка это было неприятное ощущение. Обычно скорость вжимала в лётное кресло, но вместо этого меня бросило вперёд, обвязка врезалась в плечи. Сквозь бронестекло я видел лишь звёзды, которые убегали прочь, словно им не терпелось оказаться подальше от нашей неизбежной участи.

Возможно, следовало принять предложение Градеолуса и прочно осесть на земле, подумалось мне. Губернатор предостерегала меня от подобных рисков. Я задался вопросом, смогу ли по возвращении обвинить Шард, но та обладала даром уклоняться от последствий. В сущности, с неё бы сталось возложить вину на меня, заявив, будто я прибег к полномочиям губернатора Цанвиха и затребовал её истребитель, чтобы раздобыть материал.

Это не звучало правдоподобно, однако не звучала так и идея о том, что Шард захотела взять меня в полёт. Кто знает, как она поступит, когда мы вернёмся?

Мы вернёмся. Внутри меня запузырился смех, грубый хохот, который не удавалось сдержать. Вскоре я уже хрипло пытался вдохнуть, а моя грудь тяжело вздымалась при каждом ревущем всхлипе.

— Что с вами? По звуку похоже, будто вы нанюхались галлюциногенных гранат.

Я подскочил от этого звука — или подскочил бы, не будь прижат обвязкой. Тем не менее шок слегка меня отрезвил.

— Я думал, вы отключили вокс, — произнёс я, наконец-то вернув контроль над голосом.

— Выключила, но вас было слышно сквозь эту проклятую стенку. Что с вами?

— Ничего. Мне в голову пришло нечто весёлое.

— Поделитесь, пожалуйста. Не отказалась бы хорошо посмеяться.

— Я сидел тут, размышляя о нашем возвращении и о том, не обвините ли вы меня в этом непродуманном плане.

— Гмм. Наверное, это забавно. Мне сказать, что вы одолели меня своими стальными мускулами? Или очаровали обворожительными взглядами? Во что легче поверить? Или, скорее, во что хоть как-то можно поверить?

— Не в этом дело. До меня просто дошло, что я обрадуюсь возможной казни за предательство, потому что это будет значить, что мы как-то пережили этот самоубийственный вылет.

— Ну, теперь вы меня просто оскорбляете.

— Думаете, что сможете справиться с противником, который одолел три группы подкреплений? В одиночку?

— Разумеется. Вы забываете о двух непреложных фактах. Первый: они были ослеплены и потому не могли защититься. Второй и более важный: командир звена Люсиль фон Шард — величайший ас-истребитель из ныне живущих. Павшие были призывниками, которых еле сочли достаточно компетентными для развёртывания.

— Вы оторваны от реальности.

— Мы оба оторваны, дружище. Иначе с чего бы вы увязались следом?

— Вы сказали, что возглавляете атаку.

— И?

— И я предположил, что может участвовать ещё пара самолётов.

— Нас тут двое, и я командую. По определению это считается главенством.

Я понимал, что она меня дразнит. И хотя я злился, но находил в её словах некоторое утешение, поскольку это значило, что она расслаблена и не обеспокоена грядущей гибелью. Возможно, сказал я себе, это не высокомерие, а уверенность, порождённая мастерством и опытом. Мне ни разу не доводилось видеть, чтобы она дрогнула или выказала страх.

Только в «Гефесте». Там, пусть и всего на миг, её маска соскользнула. Но это произошло только после боя, когда адреналин отступил. В ходе схватки она была ближе к непобедимости, чем все, кого я прежде встречал.

Я синхронизировался с Ивазаром. Его немигающее око воспринимало темноту в приглушённых зелёных тонах, сенсорам было нелегко при слабой освещённости. У Мизар трудностей бы не возникло. Но мне требовалось снять всего малую часть противостояния. При условии, что мы его переживём.

Грозовой фронт, черневший даже на фоне ночного неба, разрастался по мере того, как мы неслись к нему. Я не особо разбираюсь в метеорологии, но его вид с такого близкого расстояния развеивал все мысли, будто гряда облаков являлась природным феноменом. Он как будто закручивался по спирали, нижняя оконечность формировалась в нескольких сотнях футов над болотом. Поднимаясь выше, он ширился, этот вихрь дыма и сумрака, совершенно не отклонявшийся от определённой точки и висевший на месте, несмотря на свои размеры. Я смутно разглядел проступавший наверху свет орбитальной станции Салус. Шторм был её тенью.

Я ждал, что в любую секунду из туч хлынут орочьи истребители.

Зашипел вокс.

— Мы приближаемся. Что видит ваша черепушка?

— Немного. Освещение слишком плохое.

— Уморительно, но не вовремя. Какие там энергетические выбросы? То же самое, что у спрятанной платформы?

— Я не знаю. Не могу сказать.

— Перестаньте дуться и делайте свою работу. Нам нужно выяснить, что там!

— Не могу сказать, — повторил я. — Сенсоры Ивазара и близко не такие сложные, чтобы что-нибудь засечь на такой дистанции.

— Что такое Ивазар, чёрт побери?

— Череп-наблюдатель. Это всё, что осталось от Фивеля Ивазара, создателя пиктов, который специализировался на…

— Плевать, хоть главный трубач Экклезиархии! Мне надо знать, что там.

— Не могу вам сказать. Без Мизар.

Она выругалась.

— Во имя Трона, почему вы об этом не упомянули?

— Вы мне не сказали, что вам нужны показания сенсоров! Вы говорили, будто хотите помочь закончить мой пикт.

— Вы должны были знать, что я вру! Кого вообще волнует ваш пикт? Единственный резон, по которому вы здесь, состоит в том, что вы по какой-то необъяснимой причине обладаете возможностью чувствовать энергетические сигнатуры орков. Думаете, мне хотелось, чтобы вы тут были? Из-за вас я взвалила себе на шею проклятый «Мститель», чтобы обеспечить ещё одно место.

В её голосе слышалась злость, даже горечь предательства. Но я тоже злился, а сидя к ней спиной было проще огрызаться.

— Это всё ваша вина, — загремел я. — Будь вы честны с самого начала, я мог бы вам сказать, что Ивазар не подходит для этой миссии. Вы должны были мне сказать.

— Ваши тупые черепа все выглядят одинаково!

— Ваши самолёты тоже! С чего мне волноваться, какой вы выбираете? Я на это задание не просился. Вы ко мне пришли. Всё это из-за вас!

Молчание. На миг я решил, что она отключила вокс, но всё ещё слышал её дыхание. Этот звук не ободрял.

— Слушайте. Мы должны повернуть назад, — произнёс я. — Можем взять Мизар и ещё несколько машин. Просто скажите им, что это была разведка или…

— Нет.

— Нет?

— Командир звена Люсиль фон Шард не бежит от боя.

— Но мы недостаточно снаряжены, а это не тот тип самолёта, вы сами говорили!

— Это неважно. Фон Шард не отступает. Мы подойдём ближе, чтобы вы смогли получить клятые показания.

— Никто не может пролететь через эту штуку.

— Я могу, потому что я командир звена Люсиль фон Шард. Она лучшая. Я лучшая. Я могу это сделать.

Но когда мы ныряли в вихрь, я не мог не заметить едва уловимую дрожь в её голосе.

ГЛАВА 22

Не знаю, как Шард ориентировалась в шторме, — всё это время «Мститель» трепали неестественные ветры, ограничивавшие бурю. Менее умелый пилот стал бы сражаться с ними и обнаружил, что его самолёт разорвало на части, однако она каким-то образом оседлала вихрь, следуя по циклону вглубь мрака.

Я был слишком напуган, чтобы синхронизироваться с Ивазаром, и мог лишь таращить глаза с кормы машины. Из кабины я видел тени в шторме: обломки металла, зависшие в вихре. Их угловатые очертания были слишком знакомы — разбитые останки имперских самолётов. Мы как будто летели через кладбище пропавших истребителей.

Каждую секунду я ожидал, что «Мститель» развалится. Ничто не могло долго продержаться в этой буре, хотя, по крайней мере, это значило, что против нас не выступит никакой враг. Рассказы Плайнта о злых молниях и ливнях пуль, должно быть, являлись обманом чувств, вызванным кошмарными условиями. Возможно, пули были обломками, которые раздирали его машину, а зелёная молния — просто ионным разрядом. Возможно, всё это было природным явлением, усиленным присутствием орбитальной станции Салус высоко наверху. А может быть, его вызвала наша авиация, пронзающая атмосферу, и совокупность её прилётов с орбиты каким-то образом увеличила вихрь.

Я прошептал молитву Богу-Императору, дабы тот уберёг нас от шторма, но с учётом количества машин, сгинувших в этих ветрах, было сомнительно, что Он обратит на мои слова особое внимание.

Если инфоядро Ивазара уцелеет в буре, закончит ли проект какой-нибудь предприимчивый молодой пропагандист, который заработает себе имя на моих трудах? Если при крушении сохранится достаточная часть моей головы, переделают ли меня в череп-наблюдатель? В силу моих нынешних успехов я сомневался, что начальство сочтёт меня достойным этой чести. Да и в любом случае в тот момент мне не было до этого дела. Но стоило мне смириться с неизбежностью нашей гибели, как обзор вдруг прояснился. Со своего места на корме самолёта я увидел, что мы прорвались сквозь круговерть туч. Турбулентность пропала, сменившись покоем, который после бури казался практически жутковатым. Я не мог поверить, что мы выдержали, миновали бурю и вышли с другого края. Громко вздохнув, я обмяк в кресле.

— Благодарение Императору, — пробормотал я и включил вокс. — Шард, пожалуйста, скажите мне, что не собираетесь снова нырять в этот шторм.

Никакого ответа.

— Шард? — тихо спросил я, щёлкая переключателем. Мне казалось, что я слышу её дыхание, но она молчала.

— Шард? Вы в порядке?

Тишина напрочь задушила хорошее настроение. Я ещё пару раз постучал по воксу, после чего попытался повернуть голову. Без толку, конечно, ведь у меня не было возможности смотреть сквозь кабину. Только чуть погодя я вспомнил про Ивазара, подвешенного под самолётом. Я синхронизировался с черепом-наблюдателем и на миг подумал, будто тот сломался — в оптике застрял какой-то испорченный инфофрагмент.

Потому что увиденное мной было невозможно.

Циклон из облаков всё так же закручивался в спираль на много миль вокруг нас. Мы не пролетели насквозь, а скорее нашли око урагана, где ветры стихли, и даже буря присмирела. И я видел почему.

Ведь металлическое чудовище, висевшее внутри шторма, выходило за пределы всего, что я мог вообразить, — безумное сочетание разбитых самолётов и разделанного оборудования, сваренное в громадный памятник орочьей изобретательности. Центральная башня по меньшей мере вдвое превосходила по высоте губернаторское шато, от неё грубым крестом расходились четыре взлётные полосы, каждая из которых заканчивалась колоссальным турбовентилятором, создававшим подъёмную силу. Всё сооружение стояло на гигантской латунной сфере, гудевшей от энергии. На вершине башни группа выхлопных труб изрыгала чёрный дым. Испарения уплывали к верхним слоям атмосферы, а затем втягивались в закручивающиеся грозовые тучи.

У меня не было никаких сомнений: именно эта небесная крепость породила бурю.

Это был настоящий Зелёный Шторм.

Он далеко не пустовал. Флот истребителей ещё строился, но как минимум половина из них казалась работоспособной, на мой неискушённый взгляд. И даже эта сила была больше, чем всё собранное Империумом на Бахусе, что я видел. Они ещё не нападали. Я мог лишь предположить, что какие-то примитивные сенсоры, имеющиеся в сооружении, направлены вверх с целью отрезать следующую партию подкреплений. Однако мне удалось различить крошечные фигурки, бегущие по взлётным полосам в направлении орочьих реактивных самолётов. Кто-то нас увидел.

— Кровь Императора, — услышал я собственный шёпот. Голос как будто принадлежал кому-то другому, сознание застряло между моим телом и черепом-наблюдателем. Возможно, как раз поэтому я не лишился чувств и не обделался в кабине. И то и другое было бы объяснимо, особенно когда я осознал, что мы движемся курсом наперехват.

— Шард. Нам нужно убираться отсюда! — выговорил я, тыча большим пальцем в вокс-канал. — Шард!

— Нет смысла.

Её ответ звучал бесстрастно, без рисовки и самоуверенности. Это был голос маленькой девочки, которая равнодушно повторяла за аббатом-инструктором, восхвалявшим послужной список её семьи.

— Вы с ума сошли? Они нас убьют! Мы должны отступить, пока…

— Нам не выбраться. Мы еле проникли внутрь. Вы же видите, они уже лезут. Мне не оторваться от всех.

— Я отказываюсь с этим мириться! — закричал я, подавляя свой страх яростью. — Вы командир звена Люсиль фон Шард! Вы величайший ас-истребитель Империума. Императора ради, вы довольно часто этим хвалились! Вы привели нас сюда. Вы должны что-то сделать!

— Сделаю.

Мы стали ускоряться, поворачивая к ближайшему из турбовентиляторов. Оком Ивазара я увидел вспышку света: лазпушки «Мстителя» уничтожили один из орочьих самолётов, стоявших поближе.

— Вы атакуете?

— Конечно, — тихо произнесла она холодным, мёртвым голосом. — Как же ещё командиру звена Люсиль фон Шард встретить свой конец?

Вокс отключился. Я мог лишь наблюдать за тем, как летучая крепость разрастается перед глазом Ивазара. Мы были уже достаточно близко, чтобы различать отдельных орков, которые мчались к своим самолётам, пока более тощие зеленокожие коротышки спешили к зенитным орудиям. Воздух заполнили пули и разряды мерзостной зелёной энергии, а я поймал себя на том, что неотрывно смотрю на краны и сверлильные головки, установленные вдоль мостиков. Это было похоже на некую огромную мастерскую, которая потоком производила эскадрильи из металлолома. Раньше я ломал голову, откуда орки брали свои машины, и с трудом мог вообразить, чтобы эти дикие создания пользовались гаечным ключом и дуговым сварочным аппаратом. Кажется, я получил ответ.

Шард открыла огонь из болт-пушки «Мстителя», выстрелы врезались в карабкавшихся зеленокожих. Признаюсь, у меня подпрыгнуло сердце, когда шквал порвал в клочья орка вместе с истребителем. Однако против орды это было ничто, всё равно что плевать в океан.

Машина содрогнулась: мы получили попадание. Броня выдержала — по крайней мере, в этот раз, поскольку оркам, видимо, было нелегко мобилизоваться против столь мелкой цели. Но всё больше недомерков наводили пушки на наш самолёт, и они выглядели стрелками слегка получше, чем их крупные собратья. Шард не слишком старалась уклоняться от их огня, и пули грохотали по фюзеляжу. Возможно, она считала, что маневрировать под таким обстрелом так же бесполезно, как пытаться увернуться от капель дождя в грозу. А возможно, у неё больше не было цели выжить.

Зрением Ивазара я увидел, как двое тщедушных зеленокожих выталкивают на шаткую платформу странное устройство. Оно имело пушку по центру, окружённую четырьмя стержнями поменьше, на которых пульсировали разряды. Только когда энергия сгустилась, я вспомнил причудливое оружие, применявшееся против нашего бомбардировочного налёта, — те лучи, что стаскивали самолёты с неба.

— Шард? — заорал я, но вокс хранил молчание.

Луч попал в нас, полностью лишив разгона. «Мститель» теперь стал мёртвым грузом. Мы камнем рухнули вниз, кувыркаясь навстречу земле. В процессе падения лучу преградил путь корпус небесной крепости, и питание вдруг восстановилось, хотя мы всё ещё находились в штопоре. Я увидел над нами ряды орудий, но ни одно из них не стреляло — экипаж корабля до сих пор не мог мобилизовать оборону.

— Это наш шанс! — завопил я. — Пикируйте! Может, мы сумеем выскользнуть из-под них!

Она не обратила внимания, ускоряясь по направлению к латунному куполу, распластавшемуся под летучей твердыней. Когда мы приблизились, я разглядел, что сфера не была гладкой и монолитной. Металл нёс на себе следы многочисленных ударов молота, и его пронизывала проволока медного цвета, которая как будто трепетала в предвкушении. Мы были уже так близко, что погрузились в жаркое марево вокруг сооружения. По поверхности купола запрыгали изумрудные искры.

— Оно заряжается, — сказал я. Волоски у меня на руках встали дыбом.

— Я ещё могу вывести его из строя, — послышалось в воксе. — Если попаду в него сейчас, это может вызвать реакцию. Может быть, удастся уничтожить всю эту штуку!

Она в равной мере пыталась убедить и меня, и себя.

Шард выстрелила. Пара лазпушек испустили импульс белого света, похожий на солнечные лучи. Он ударил в купол, но я не смог понять, нанесло ли это какой-либо урон. Заряд был слишком ослепительным и перегрузил сенсоры черепа-наблюдателя.

А затем вдоль луча лазпушки пронёсся разряд зелёной молнии. Полагаю, выброс был ненамеренным, иначе сомневаюсь, что мы бы его пережили. Однако воздушная волна ударила по машине, и я потерял связь с Ивазаром. Череп-наблюдатель тревожно полыхнул голопроектором. В небе выжгло десяток пиктов, вырванных из его инфопамяти. Я увидел, как на фоне облаков вдруг проступило лицо Шард, рот которой был сжат в насмешливой улыбке шириной с «Гибельный клинок». Картинка переключилась на девушку, допрашиваемую аббатом-инструктором, а затем её стёрла щерящаяся морда торжествующего орка.

Впрочем, атака Шард, должно быть, чего-то достигла, поскольку купол теперь разбрасывал во все стороны жгучие дуги молний. На моих глазах такая попала в один из турбовентиляторов, поддерживавших летучую крепость, и при этом как будто испарила часть его. Чудовище резко накренилось вбок, сбросив с взлётной полосы орков и самолёты. На миг я решил, что Шард удалось, что её дерзкое нападение уронит Зелёный Шторм с неба. Но тот удержался, трёх оставшихся турбовентиляторов хватало, чтобы бросать вызов гравитации.

— Я сделаю ещё выстрел! — прорычала Шард, разворачивая нас. «Мститель» протестующе заскрипел. Я почти что чувствовал, как он разваливается на части вокруг меня.

— Вы обезумели?

— Конечно, так меня учили. Почему бы вам не попробовать помочь? Там сзади есть пушка.

В её голос вернулось эхо уверенности. Возможно, она и впрямь считала, что мы способны победить.

Я посмотрел в прицел хвостового тяжёлого пулемёта. Хотя это и было крупнокалиберное орудие, оно казалось крошечным, чуть крупнее вооружения орочьих солдат. Я потянулся к управлению, когда передо мной вдруг вспыхнула зелёная молния. Я ожидал взрыва, однако ничего столь яркого не произошло. Задняя часть машины попросту исчезла, словно её начисто срезало гигантским клинком. Остались только тяжёлый пулемёт и моя кабина.

— Шард? — прошептал я, и тут мы начали падать вниз.

— Что случилось? Что вы сделали?

— Ничего. Молния… убрала часть самолёта.

— Что? В этом нет…

В «Мститель» ударил второй заряд — на сей раз прямое попадание. Его молния на миг окутала нас.

Потом небо пропало. И мир тоже, и мы завертелись в пустоте. Вот только это была не темнота космоса. Это был мрак, созданный из криков и крови. В нём не было ни чувства времени, ни направления, только ужасная уверенность в том, что мои страхи теперь воплотились в жизнь и скоро выползут у меня из ушей и сожрут душу. Я попытался закричать, но звук стремился задушить меня.

Не могу сказать, как долго продолжалось это безумие. Где-то от микросекунды до целой жизни. Но внезапно мы снова стали падать, и в поле зрения скоро возникло болото, которое отделяло от нас менее сотни футов.

Поглощённый кошмаром, я даже не мог шевельнуться, но Шард попыталась нарушить наше падение, задрав нос вверх. Она выровняла нас, однако мы двигались слишком быстро, чтобы избежать нырка.

Меня забрала настоящая тьма. Я был ей рад.

ГЛАВА 23

Не знаю, как долго я пролежал под обломками, — знаю лишь, что зашевелился я на восходе солнца Бахуса. Его свет пронзил благословенное забытьё и принёс с собой многообразие страданий. Хуже всего была влажная пульсация в раз дробленной нижней части ноги, а также колющая боль в груди при каждом моём вздохе. Возможно, я сломал рёбра. Ногу так точно сломал. Что ещё сквернее — лётная обвязка врезалась в грудь, сдавливая ребра ещё сильнее. Я не мог закричать и выдавил из себя только задушенный вопль.

Это было чересчур. Я отдался тьме, ища успокоения в пустоте. Но это было уже не сладкое забвение, поскольку теперь я претерпевал муку тела, к которому был прикован. Я не желал смерти, однако не сомневался, что она вскоре меня заберёт. Но я не мог примириться с мрачной безвыходностью ситуации. Даже если бы я сумел превозмочь обездвиживающую боль и увечья, спастись было невозможно. Лучше покориться небытию, ждать конца и, быть может, спасения от Бога-Императора. Я уже долго служил. Настал мой черёд.

Однако всё, что я мог представить тогда, — как тот ужасный шторм разрушает наш фюзеляж, как неприступная летучая крепость орков испускает злые молнии. Жуткое падение, длившееся вечность, когда мир пропал, а небо скрыл апокалиптический пейзаж. В тот момент я понял, что, как бы долго или мало я ни прожил, мне никогда не забыть этот кошмар. Часть меня навеки останется заперта там, преследуемая внутренними демонами. Смерть была предпочтительнее, чем возвращение в то ужасное место.

Внезапно свет погас: что-то загородило солнце. Обвязка перестала сжимать меня, и я почувствовал облегчение, но вместе с тем и новую вспышку боли, когда кровь прилила к сдавленной груди. Вздрогнув, я всхлипнул, и мне показалось, что раздался ответ, хотя слов было не разобрать.

Потом моё изломанное тело вздёрнули вверх. Инстинкт приказывал мне стоять, но нога представляла собой кровавое месиво и не могла удержать мой вес. Боль увлекла меня вниз и прочь, и я сбежал из своего тела, синхронизировавшись с Ивазаром, который так и оставался закреплён в самолёте. Качество пикта было никудышным, череп-наблюдатель с трудом наводил фокус, но его глазом я обозрел место крушения.

Останки «Мстителя» наполовину погрузились в трясину. Машину изодрало в металлолом, фюзеляж растрескался и лишился крыльев, хвост отсутствовал. С картинкой была какая-то проблема: небо находилось на месте болота. Только чуть погодя я осознал, что череп-наблюдатель перевёрнут, равно как и разбитое крыло, на котором он закреплён.

Над задней кабиной стояла наклонившаяся фигура, пытавшаяся извлечь меня из-под обломков. С учётом качества пикта мне было бы нелегко её опознать, если бы не порванный лётный костюм и пристёгнутая на поясе сабля. Любопытно было наблюдать за тем, как она тащит моё распростёртое тело. Возможно, причина заключалась во влиянии Ивазара, но я обнаружил, что в целом не привязан к этому мешку из кожи с костями. Адепты Механикус пренебрежительно считают плоть слабой, почитая машину как нечто превосходящее. В тот момент я понимал их веру. В гнёздышке нейросети Ивазара меня не тревожили сломанные конечности, а повреждения самого черепа воспринимались всего лишь как неудобство для стандартных операций.

Я задумался, сколько смогу продержаться там. Если моему телу придёт конец, я тоже умру или же останусь существовать в виде какого-то электронного призрака? Это вообще буду я или сотворённое машиной эхо?

Шард уже каким-то образом затащила меня себе на плечи. Она тяжело дышала и берегла левую ногу, но была в состоянии нести моё худощавое тело. Я удивился, что она удосужилась достать меня — особенно в силу того, что идти было некуда. Однако на моих глазах Шард побрела по топи, доходящей ей до талии. Через какое-то время она исчезла из поля зрения. Я попытался развернуться, чтобы проследить за ней, но в подвесе что-то заклинило, и она скрылась с глаз, унося с собой мою связь с миром плоти. Я чувствовал подёргивание в сознании — совсем как когда бросил Мизар на болоте. Только на сей раз меня уже не затянет обратно в эту темницу боли. Я останусь отстранённым наблюдателем, со стоическим смирением ожидая, когда Ивазар исчерпает резервы питания. Потом я в один миг исчезну. Это будет холодное небытие, которого я жаждал. Тогда мои страхи меня не отыщут.

Но отделения так и не произошло. Тело пропагандиста Симлекса цеплялось за жизнь с упорством мухи, которую я никак не мог прихлопнуть. Шард унесла его недостаточно далеко. Это легко выводилось по количеству её возвращений назад. Мне ничего не оставалось, кроме как наблюдать, как она собирает с места катастрофы всё, что ей удавалось спасти.

Должно быть, внутренний хронометр Ивазара был повреждён, поскольку я не мог ощущать ход времени иначе как по перемещению теней. Но приближалась ночь, и прошло уже какое-то время с тех пор, как Шард утащила последнее барахло. Меня потрясло, когда в поле зрения вдруг возникло её лицо — кожа докрасна обгорела под жгучим солнцем, нос облез, а щёки были испачканы грязью и кровью. Глаза были яркими и холодными как лёд, и у меня возникло опасение, что в них блестел налёт безумия.

— Что у нас тут? — прошептала она, глядя прямо в объектив Ивазара. — Ещё работаешь? Похоже, тебя сделали прочным.

В её руке сверкнул клинок. Не уверен, что она им сделала — оружие пропало из виду. Однако я ощутил, как через череп-наблюдатель прошёл разряд, а затем меня рывком выдернули из его крепления и вновь обрекли на темноту.

Я почувствовал запах огня ещё до того, как услышал потрескивание топлива, но не открыл глаза. Не хотел, в сущности. Потому что стоило мне открыть глаза, как пришлось бы встретить свою судьбу. А я не представлял, как там могло оказаться что-то хорошее.

Боль ослабела, мучительная боль в рёбрах, как от клинка, теперь стала просто ломотой, а раздробленная нога — отдалённой неприятностью. Однако покалывание в пальцах и сухость во рту указывали, что этому посодействовало обезболивающее. Это слегка ободряло. Значит, была доступна медицинская помощь. Впрочем, моё ложе было жёстким и со сколами, как камень, а пылавший неподалеку костёр не являлся характерной чертой медблока. Я потянулся на поиски Ивазара, но не сумел отыскать его.

— Добрый вечер, пропагандист Симлекс.

Я достаточно хорошо знал голос Шард. Но в нём присутствовала нотка, которая не была ни знакомой, ни обнадёживающей.

Я рискнул бросить взгляд, прищурив глаза. Свет пламени еле-еле очерчивал контуры нашего обиталища. Оно выглядело почти как пещера, только стены имели органическую текстуру, напоминавшую кору. На самом деле мы угнездились в пустотелых корнях мандака. Костёр был разведён при входе, и большая часть дыма валила на болото снаружи, хотя в воздухе сильно воняло жжёной древесиной.

Рядом сидела Шард — её силуэт ярко выделялся на фоне огня. Она не смотрела на меня, сосредоточившись на мраке за пределами пещеры. Её лётный костюм был изодран, обнажённая кожа покраснела от безжалостного солнца Бахуса. Сабля лежала около неё, но Шард держала в руке нож поменьше и с его помощью обстругивала кусок дерева.

Я попытался заговорить, но вместо этого закашлялся.

— Возле вас вода. Даже не пытайтесь её хлебать. Маленькими глотками.

Я нащупал флягу и трясущимися пальцами открутил крышку. Хотя питьё и было рециркулированным и затхлым, великолепием вкуса оно не уступало лучшим напиткам с винодельни губернатора Долос. Однако моё горло взбунтовалось, едва не отторгнув живительную жидкость. Я задержал её во рту, пропуская по чуть-чуть за раз.

— Лучше? — поинтересовалась Шард.

Я кивнул.

— Хорошо, потому что осталось у нас немного. Я вытащила несколько фильтрующих наборов, но сомневаюсь, что они справятся с болотом, а до сезона дождей ещё пара месяцев.

Её голос снова приобрёл эту мертвенность, как перед атакой. Мои воспоминания были разрознены, проблески перемежались неясными образами ада. Возможно, оружие орков давало некий эффект изменения сознания, вызывая галлюцинации или психоз. Я надеялся, что так оно и было, поскольку это означало, что увиденное мною было нереально, пусть даже моя терзающаяся душа говорила об ином.

Но что это значило для Шард?

— Я… удивлён, что мы выжили, — произнёс я. Слова резали горло, словно клинки.

— Можете поблагодарить болото. Оно поглотило основной удар.

— Вы не претендуете на эту честь?

Она пожала плечами.

— С чего бы мне? Меня никогда не сбивали. Я не имею никакого представления, что предполагается при этом делать.

Говоря, она продолжала строгать, водя клинком по деревяшке.

— Чем вы занимаетесь?

— Делаю шину, — отозвалась она. — А может, кол. Ещё не решила.

— Шину?

— Вам нужно будет двигаться.

— Я не могу ходить.

— Тогда вы умрёте здесь, — ответила Шард. — Возможно, мы оба.

— Думаете, оно нас найдёт?

— Зелёный Шторм? Нет. Мы во многих милях от него.

— Это невозможно. Нас подбили. Мы упали.

— Пока вы спали, я при помощи магнокуляров определила местоположение орбитальной станции Салус. Мы по меньшей мере в сотне миль и от неё, и от шторма.

— А буря не могла сместиться? Может быть, последовать за Салусом?

— Сомневаюсь, что она могла уйти далеко без двигателя. Это мы. Нас перенесло сюда.

— Молния.

— Да. Это какой-то телепортатор. Почти как путешествие через варп. Это могло бы объяснить… то, что мы там видели…

Она умолкла, опустив взгляд под ноги. Её нож замедлил движение.

— Я много раз в жизни пересекал варп, — сказал я. — Знаю, что существуют истории о его опасностях, но мне никогда не доводилось видеть ничего подобного.

— Это потому, что у варповых транспортов есть поля Геллера, — ответила Шард. — Они защищают корабль при переходе. Вы когда-нибудь попадали в варп-шторм?

— Нет.

— Ну, а я попадала, — произнесла она. — Худшего я избежала. Но некоторые из членов экипажа… Давайте просто скажем, что в Галактике бывают ужасы страшнее орков. Нам повезло, что мы выбрались, сохранив души нетронутыми.

Я обдумал её слова. Не ту чушь насчёт варп-путешествия, которая показалась мне побасёнкой с сомнительной достоверностью. Однако орки явно имели возможность производить рейды без предупреждения, а в ходе бомбардировочного налёта я видел, как они возникали словно из ниоткуда. Возможно, у них действительно было подобное устройство и нас отбросило на много миль от небесной крепости.

— Как думаете, вы вывели его из строя? — спросил я.

— Что?

— Орочью летающую крепость! Зелёный Шторм!

— О. Нет, сомневаюсь, — произнесла Шард, поднимаясь на ноги. — Если он сразу не рухнул с неба, то упадёт ещё нескоро. Я повредила его, возможно, замедлила их планы. Но не более того.

— Какие планы?

— Вы же видели. Они строят флот. И отсекают наши подкрепления. В сущности, обломки наших упавших машин, вероятно, подпитывают их мануфактории. Приходится признать эффективность. Я задаюсь вопросом, не следует ли покраситься в зелёный цвет и попробовать переметнуться.

— Не говорите такой ереси, даже в шутку.

Она рассмеялась — высоко, резко и истерично.

— Намерены на меня настучать? — поинтересовалась она. — Может, снова вызвать по воксу Марика? Да, я об этом слышала. Или запишете какой-нибудь свежий материал для своего проектика? Добавите его к обрывкам данных о моём детстве, которые таскали с собой?

Она прожигала меня взглядом, но я не мог оторвать глаз от ножа в её руке.

— Я… Для подобного проекта мне требовалось провести тщательные изыскания…

— Похоже, очень тщательные, — проговорила она, приближаясь. — По крайней мере те эпизоды, которые на моих глазах мелькнули поверх облаков прямо перед тем, как орки нас сбили. Впечатлена, что вы раскопали мою старую школьную запись, но я никогда не была выдающимся учеником. В отличие от родни. Это кто-то из моих братьев снабдил вас необходимым?

— У меня есть свой доступ к таким файлам.

— У них у всех такие тёплые воспоминания о времени, проведённом в Схоле Прогениум, — сказала Шард. — Ну, это я говорю «воспоминания», но сложно быть уверенной. Аббаты-инструкторы копаются у нас в головах, убирая всё неудобное вроде нашего прошлого. Их технологии переделки разума довольно сильные, остаётся только то, что они решают сохранить.

Она присела на корточки рядом со мной, ковыряя клинком грязь под ногтем.

— Для братьев и сестёр порой делают исключение, — произнесла она. — Им нравится, чтобы мы знали о своих родственных связях. Не для того, чтобы мы могли находить в них утешение, а чтобы соревновались между собой, дабы не посрамить семью. Вот почему мне довольно повезло иметь родню, ведь есть те, кто меня затмевает.

В её голосе не было ничего, кроме презрения.

— И всё же с результатами не поспорить, — продолжила она. — Фон Шарды преуспевают во всех сферах. Ну, те, кто выжил. На самом деле звучит как мечта пропагандиста: иметь безупречное семейство, чтобы брать его за образец. Можно даже сказать, если бы такого семейства не существовало, было бы благоразумно его создать, вам не кажется?

Я не стал отвечать и не встречался с ней взглядом. Не хотелось её спровоцировать. Но Шард не собиралась позволить мне молчать.

— Я задала вам вопрос, — сказала она, похлопывая меня по боку плоской стороной клинка. — Вам разве не интересна моя история? Разве не в ней настоящая причина, по которой вы здесь? Ведь я вас так завораживаю.

— Я не знаю, что вы хотите от меня услышать.

— Просто будьте честны, — отозвалась Шард. — Семеро осиротевших детей, родители которых — двое из числа величайших героев Империума. Они воспитаны Схолой Прогениум и становятся лучшими слугами Трона. Каждый крайне отличается от прочих, но исключителен в своём собственном отношении. Харизматичный священник, невозмутимый комиссар и своенравный ас-истребитель. Какая вдохновляющая история. Это она вас сюда привела, да?

— Если я вас оскорбил…

— Меня всё оскорбляет, — выплюнула она, вставая. — Потому что я Люсиль фон Шард, своенравный ас-истребитель, который редко следует правилам, но всегда доводит дело до конца. Именно такой меня решили сделать. И именно потому я оскорблена.

Она снова повернулась к огню, бросив в пламя горсть высохших листьев. Они вспыхнули так, будто были пропитаны прометием, и испустили шлейф дыма, большая часть которого уплыла через вход пещеры.

— Разумно ли это? — спросил я.

— Вы предпочтёте замёрзнуть до смерти?

— А это не привлечёт орков?

— О да, — произнесла Шард. — Как только встанет солнце, они явятся за нами.

— И что потом?

— Очевидно, я их одолею, — ответила она, стоя спиной ко мне. — Их должна быть всего дюжина или около того, не ровня досточтимому командиру звена Люсиль фон Шард.

— Даже без самолёта?

— При мне мой клинок и мои мозги. Вообще, где моя сабля?

— У костра.

— А-а-а. Спасибо! — сказала она, подбирая оружие. — Я уж на секунду забеспокоилась.

— Когда вы ей в последний раз пользовались? — спросил я, пока она закрепляла саблю на бедре.

— Постоянно.

— В самом деле?

— Конечно. Открываю бутылки, убираю выпутавшиеся нитки, вырезаю ругательства на стенах губернаторского особняка.

— Я имел в виду — в бою.

— Нечасто. На лету чертовски сложно подобраться достаточно близко. Но меня учили лучшие наставники по фехтованию в Схоле Прогениум. В каком-то году я даже стала шестой в поединках.

— Шестой?

— Да, хотя тогда гуляла болезнь. Впрочем, уверена, что довольно быстро всё снова вспомню. Её же держат за рукоятку, да?

— Откуда у вас эта сабля? — спросил я, поскольку при свете пламени было видно, что на ножны нанесён герб фон Шардов.

— Она принадлежала моему отцу. Не лучший из его клинков, но баланс терпимый.

Я не мог понять, потешается она надо мной или же произошедшее сломало её. Шард улыбалась, но это выражение было хуже её обычной усмешки. В нём присутствовала холодная обречённость, словно её уже не заботили наши судьбы.

Должно быть, моё лицо смотрелось так же.

— Вы выглядите обеспокоенным, — произнесла Шард. — Я знаю почему.

— Вот как?

— Конечно. Вы боитесь, что не сможете записать мою победу. Что ж, не переживайте. Я нашла вашего дружка.

Она потянулась в сумрак и вытащила перемазанный грязью череп-наблюдатель, держа его за кабели, которые тянулись из позвоночного столба.

— Он был не лучшей компанией, — сказала Шард, изучая болтавшийся череп. — Может, сумеете его подлатать? Так будет казаться, будто вы приносите пользу.

Она бросила Ивазара. Череп приземлился ко мне на колени, от удара вспыхнула острая боль. Затем Шард отвернулась от меня и вперила взгляд в небо.

В ожидании рассвета и смерти, которой предстояло прийти вместе с ним.

ГЛАВА 24

Я не мог заснуть, но мне этого и не хотелось. Ведь если рассвет должен был стать для меня последним, представлялось неразумным размениваться на дремоту. Но как же человеку следует проводить свою последнюю ночь?

Мне понятны доводы в пользу гедонизма и распутства. Однако я был покалечен и заперт внутри гнилого дерева в глубине полной опасностей топи, а компанию мне составляла только женщина, которая не выносила меня ещё до того, как начала терять контроль над своим рассудком. Возможности потакать своим желаниям были ограничены.

Я раздумывал, не помолиться ли, предлагая свою душу Богу-Императору. Но поблизости не было священника, чтобы выслушать мою исповедь, равно как и аббата для отпущения грехов. И мне казалось, что божество должно судить своих слуг по прожитой ими жизни, а не по их попыткам в последние часы сгладить былые проступки.

Поэтому ночь я провёл так же, как и многие другие, — занимаясь черепом-наблюдателем и готовясь снять последний пикт. Ивазар получил впечатляющий объём повреждений, и то, что он уцелел, подтверждало искусность Механикус. Хотя я получил разрешение проводить ремонт и обряды обслуживания, не могу делать вид, будто понимал устройство. Мне никогда и не грезилось, что он способен проецировать на облака такие громадные изображения — феномен, который я мог связать только со скачком энергии, вызванным молнией орков. Похоже, та не нанесла ущерба системе, однако освещение было скудным, а механизмы перемазались в болоте. Я не мог убедиться, не протестировав его, но опасался, что это может разозлить Шард. Её мания отступила, и она, похоже, довольствовалась полудрёмой у костра. Не знаю, спала ли она на самом деле или просто ждала. В любом случае ей не хотелось моего общества.

Когда ночь пошла на спад и эффект от лекарств ослабел, боль усилилась. Я не стал просить у Шард добавки, не желая, чтобы она знала о моих страданиях. Кроме того, в моей боли присутствовала поэтичность. Покойный пропагандист Фивель Ивазар, чей череп я в настоящее время чистил от ила, был знаком с немощью. Его служба на передовой завершилась, когда шальная фраг-граната перебила ему позвоночник. Некоторые бы сдались от такой беды, однако Ивазар, прикованный к летающему креслу, воспринял это как шанс совершенствоваться в своём ремесле. Не имея возможности получать собственный материал, он стал мастером склейки и комбинирования существующих инфофайлов и заново пересказывал истории героев Империума, не ограниченные фактами и событиями.

Раньше меня возмущал его гибкий подход к истине. Однако теперь я склонялся к его взглядам, и не только потому, что сидение в тёплой комнате где-то в цивилизованной части Галактики казалось довольно притягательным. Ведь, наблюдая за дремлющей Шард, я осознал, что зафиксировал лишь отдельные грани её личности. Посредством всего пары манипуляций и вырезки кадров я мог представить любую версию, какую мне бы захотелось. Мог показать героиню, щит Империума от атакующих орков. Или солдата, принявшего все вызовы без страха, возглавившего ответный удар и павшего лишь в безнадёжной ситуации. Женщину, которая единолично почти изменила ход войны и положила свою жизнь ради Империума, отказавшись сдаться и расквасив нос орочьему наступлению.

Но столь же легко было бы изобразить её циничной карьеристкой, заботившейся сугубо о личном продвижении и привилегиях. Достаточно умелой, чтобы вышестоящие офицеры игнорировали нарушения субординации, пьянство и халатность. Однако гонор привёл к тому, что она ослушалась приказов, украла истребитель и бросила его в бушующую бурю, где её тело и сгинуло в трясине.

Я мог возвысить или уничтожить её. Если только не был обречён умереть в безвестности.

Я обдумал, не сделать ли последнюю, мстительную запись и отослать череп-наблюдатель. Может быть, он найдёт дорогу в руки имперцев. Но в чём смысл? Репутация Шард уже и так наверняка поблёкла после несанкционированной атаки против Зелёного Шторма. Я сомневался, что такое послание придётся по вкусу её братьям. Возможно, они предпочтут стереть или хотя бы спрятать от посторонних глаз её послужной список. После этого может остаться шестеро детей фон Шардов. Шестеро героев, без блудной дочери, пятнающей их доброе имя.

Я вздохнул, пытаясь сосредоточиться на своей работе и не обращать внимания на зуд в ноге. Хотелось почесать её, но я не мог заставить себя сдвинуть повязку, которую Шард наложила, пока я спал. Я не желал увидеть на коже те лиловые нарывы, означавшие начало гнили Винтнера. Лучше умереть с иллюзией чистоты.

Я запер панель Ивазара и прошептал литанию активации. Череп-наблюдатель подпрыгнул в воздух, потягивая свои крошечные конечности, словно пробудился от приятного сна. Я неуверенно попробовал синхронизировать с ним моё сознание. Это было нелегко сделать через боль, но мне удалось подключиться.

И как раз вовремя. Мерцающий огонь угасал, но я увидел, как горизонт увенчали первые лучи солнца Бахуса. Будто получив сигнал, Шард зевнула и поднялась на ноги, выгибая спину. Она бросила взгляд на вход в пещеру и наползающий день, после чего кинула в костёр ещё охапку листьев. Пламя жадно проглотило их, испустив столб дыма, который, как я заметил, имел зелёный оттенок.

До того Шард утверждала, что огонь должен был нас согревать. Но я задался вопросом, не состоит ли настоящая цель в том, чтобы приманить орков. Может быть, она предпочла умереть в бою, а не сдаться перед жаждой или болезнью. А может, и впрямь воображала, будто сумеет их победить.

Я шёпотом отдал команду Ивазару. Череп-наблюдатель согласно застрекотал, а затем вылетел через вход пещеры и занял позицию в небе, готовясь запечатлеть её последний бой. Это был мой долг перед ней. Она несколько раз спасала мне жизнь. Мне подобало снять её смерть.

В тот день я на личном опыте узнал, что такое timore tedium — термин, знакомый военным офицерам по всему Империуму. С восходом солнца мой страх возрос, ведь я каждую секунду ждал нападения. Но по мере того, как плыли часы, а светило продолжало свой путь, я начал жаждать этого. Всяко лучше, чем ждать. Мне просто хотелось, чтобы это кончилось.

К полудню солнце набрало такую силу, что Шард пришлось отойти от входа в пещеру, защищая кожу от его яростного сияния.

— Слишком ярко, — сказала она. — Блеск на воде почти так же слепит, как солнечный свет. Ваш череп что-нибудь видит?

— Ничего опасного.

То утро я провёл, используя Ивазара для изучения окружающей обстановки. Мы действительно находились в коре старого мандакового дерева. Думаю, оно было мертво или близко к тому: кора пострадала от той же порчи, которая, казалось, поразила всю планету. По крайней мере, громада прикрывала нам тыл, спиральные ветви и колючие корни образовывали практически незаметную стену. Однако дым от огня, разведённого Шард, явно указывал на вход в расселину.

С этой смотровой позиции я кое-как сумел увидеть останки «Мстителя». Они лежали едва ли в сотне ярдов от нас, наполовину уйдя в трясину. Шард наспех замаскировала их ветками и листьями, но я понимал, что орки найдут самолёт, как только разделаются с нами. Ещё больше металлолома им на добычу. Мне пришло в голову, что со стороны Шард было безответственно оставить его целым.

— На горизонте дыма нет? — спросила она.

Её голос доносился как во сне. Так как я ослабел, приходилось концентрироваться, чтобы не потерять себя в машинном духе черепа-наблюдателя.

— Нет, — прошептал я. — Вас так волнует наша гибель?

Шард не ответила, но судя по тому, что дым стал гуще, она, должно быть, подбросила в огонь ещё листьев. Теперь в зелени окраски сомнений уже не было, однако я не мог понять, зачем она утруждает себя. Хотя твари использовали этот цвет в качестве сигнала, но они ведь наверняка обследовали любой шлейф на предмет трофеев? Возможно, у Шард не оставалось выбора, а цвет не имел особого значения. Больше жечь было особо нечего.

Я велел Ивазару подняться повыше, борясь с притяжением своего тела. Но на невзрачном болоте не было ничего примечательного, кроме солоноватой воды и переплетения свилевых лиан. Солнце уже начало садиться, направляясь к горизонту, и длинные тени придавали перекрученной поросли зловещую кайму. Тем не менее она выглядела единообразнее, чем обычно, и напоминала плантации, которые я видел с яхты губернатора Долос. Однако, несмотря на изобилие, лозы были больны. Я видел признаки гнили, а между ветвями закручивался похожий на щупальца вьюн, выдавливавший жизнь из растений. Его сморщенные розовые цветки показались мне откуда-то знакомыми, но времени размышлять об этом не было, поскольку именно тогда я наткнулся на лодку.

Это было одно из судёнышек, использовавшихся для сбора плодов лиан, которое опрокинулось — видимо, из-за зияющей дыры в корпусе. Однако в болоте было слабое течение, и вряд ли оно приплыло издалека.

Я прошёлся сенсорами Ивазара по просторам, ища признаки человеческого жилья. Если мы находились неподалёку от винокурни, они могли прислать лодку или даже связаться с губернатором и направить группу поддержки. Возможно, Долос прямо сейчас была в резиденции вместе с командиром звена Градеолусом и эскадрильей истребителей. Без продвинутых сенсоров Мизар мой визуальный обзор был ограничен, и я сумел лишь разглядеть на горизонте неопределённые очертания. Это могла быть винокурня, особо монументальное дерево мандака или же ещё одна крепость орков. Но я не мог зайти дальше, так как достиг пределов своего подключения. Смутно послышался голос Шард. Я не смог уловить слов, но она казалась встревоженной.

Именно в тот момент я и заметил дым. Орки. Не их непрочные самолёты, а столь любимые зеленокожими аэроботы. Я насчитал полдюжины, хотя, возможно, их было больше, и силуэты заслонял дым, изрыгаемый двигателями. Они неслись к нашему убежищу. Наш собственный тонкий шлейф дыма выглядел жалко по сравнению с ними.

Я снова услышал голос Шард. Уже ближе, но всё ещё на расстоянии. Я отключился от Ивазара и закашлялся, обосновавшись в своей телесной темнице. К лощине прилипло дымное марево: Шард загасила огонь. Она стояла у входа в пещеру, с клинком в ножнах на боку, и вглядывалась в треснутые магнокуляры.

— Вы ещё со мной? — поинтересовалась она.

— Пока что.

— Видели что-нибудь?

— Они идут. Полагаю, вам об этом известно.

— Да. Но эти линзы ужасны. Я не знаю, сколько их.

— Я насчитал полдюжины лодок.

Шард выругалась.

— Вероятно, не меньше сорока, — прошептала она. — Нехороший расклад.

— Думаете, будь там всего тридцать, вы смогли бы их одолеть?

Она яростно посмотрела на меня.

— Сейчас правда подходящее время быть легкомысленным?

— Вы имеете в виду: перед лицом верной смерти? Наверное, нет. Только бесчувственный садист стал бы говорить в таком тоне.

Она не ответила. Невзирая ни на что, я наслаждался этой тишиной. Минуты шли, а орки подбирались всё ближе.

— Что они сейчас делают? — спросила Шард.

Я синхронизовался с Ивазаром. Череп-наблюдатель уже успел подплыть поближе. Я видел, что орки приближаются, но, поскольку Шард затушила пламя, они замедлили ход: их ориентир пропал. Похоже, им это не нравилось: они обменивались хрюканьем и рычанием, которые я когда-то с пренебрежением счёл бы звериными звуками. Но судя по тому, что Ивазар пытался скомпилировать их, череп-наблюдатель рассматривал это как своего рода язык, хоть и совершенно выходивший за пределы его способностей к переводу.

— Они рядом, — шепнул я. — Кажется, они пререкаются и еле ползут.

— Как далеко они от нас?

— Меньше двухсот ярдов.

— Вы видите «Мститель»?

— Да.

— А они увидели?

— Нет. Но самый большой монстр, похоже, восстанавливает порядок.

Огромный зеленокожий на переднем корабле орал на своих последователей, размахивая тяжёлым тесаком длиной с мою ногу. Человеческому уху звуки показались бы резкими, однако Ивазар обработал их так же отстранённо, как поступил бы с криками умирающих. Казалось, там присутствовали повторяющиеся конструкции, и я задался вопросом, не сумел ли бы более сложный аудиопроцессор расшифровать орочье наречие.

Видимо, между тварями было какое-то разногласие. Орк с соседней лодки вдруг перескочил на ведущее судно, потрясая парой зазубренных клинков, которые выглядели так, словно когда-то могли быть частью турбовентиляторов «Валькирии». Он вызывающе зарычал, и главный орк оскалил клыки в ответ. А может быть, он просто улыбнулся — не уверен, имеет ли значение разница.

— Кажется, они дерутся между собой. Ну, двое из них.

— Жаль, что остальные не склонны присоединиться. Один из них вожак?

— Вероятно. Он крупнее, а к его броне прибито больше черепов.

Двое бойцов кружили, перебрасываясь репликами на своём примитивном языке. Зачинщик вдруг бросился вперёд, выставив клинки, словно когти богомола. Большой орк сделал шаг в сторону, уходя от атаки, и крутанул свой тесак замахом с двух рук, который мог бы пробить боевой танк. Но лодки подпрыгнули на воде, из-за чего его соперник наполовину поднырнул, а наполовину выпал с траектории оружия. Будучи не обременён тяжёлым секачом, он быстро восстановил равновесие и вогнал один из своих ножей в бедро более крупного зеленокожего.

Однако нападение не смутило громилу, который извернулся и выдернул всё ещё воткнутый клинок из руки противника. Тем же движением он обрушил громадный тесак вниз. Попытка парировать оказалась тщетной. Сила удара расколола оставшийся нож и уничтожила державшего его зверя.

Большой орк вытащил из своей ноги тесак, клинок которого теперь был окрашен тёмно-красным. Он облизнул оружие дочиста, мгновение разглядывал его, а затем заткнул себе за пояс.

— Всё кончено, — прошептал я. — Зачинщик проиграл.

— А сейчас что?

— Я не уверен. Их вожак кричит на остальных. Похоже, они делятся на группы. Возможно, он пытается организовать поиск.

— Они увидели «Мститель»?

— Нет.

— Проклятые зеленокожие. Даже орк должен был суметь его заметить. Привлеките их внимание.

— Как?

— Не знаю. Проиграйте им видео или что-нибудь ещё. Но приманите их к «Мстителю».

«Видео», сказала она. Я, прежде развлекавший знать и духовенство, опустился до проигрывания записей перед орками. Моя карьера воистину достигла своего надира. Мне не было известно, работают ли вообще голопроекторы. Они и в лучшие времена вели себя с норовом, и это ещё до нашей встречи с Зелёным Штормом.

Я сосредоточился, приказывая Ивазару запустить проекторы. Я не знал, какой пикт он вызовет, и отчасти ожидал, что возникнет лицо Шард. Однако вместо этого нам предстала щерящаяся морда орка. Проектор явно был повреждён, огромное лицо искажалось и мерцало, но его было сложно пропустить в тусклом свете.

Зеленокожие разом повернулись к нему, вскинув оружие.

Но потом наступила тишина. Такого я не ожидал. Я предполагал, что они либо нападут, либо хотя бы изумятся или придут в ярость. Однако закольцованный пикт ревущего зеленокожего, лицо которого наложилось на лианы, восприняли практически с благоговением. Орочий вожак что-то пробормотал, и остальные последовали его примеру. Это звучало почти как слово.

Горк.

А может быть, Морк. Сложно было определить.

— Они берут наживку?

— Не знаю. Просто таращатся.

— Сдвиньте картинку вглубь лиан. Привлеките их ближе.

Я исполнил распоряжение, но не предвидел реакции орков. Когда изображение отступило, они зарычали, словно их оскорбило то, что оно уменьшилось. Несколько переместились на полшага в его направлении, принюхиваясь, будто собаки, и украдкой поглядывая на подлесок. Возможно, они искали источник обмана.

— Кажется, им это не понравилось, — произнёс я. — Они начинают что-то подозревать.

— Ну, честно говоря, им чертовски следовало бы.

Я услышал щелчок переключателя.

Люмены «Мстителя» ярко вспыхнули, и его системы с рёвом ожили в последний раз. Одному Императору ведомо, каким образом Шард убедила машинный дух пробудиться. Машина так и была искалечена, и я сомневался, что её электрика продержится в едкой болотной воде дольше нескольких секунд. Лазпушки были разбиты, напрочь содраны вместе с крыльями.

Но у неё ещё оставалась болт-пушка.

Орудие с воем заработало, отдача приподняла переднюю часть самолёта из трясины. Пока он бился в предсмертных судорогах, град пуль врубился в орков. Я отводил Ивазара с траектории обстрела, а тем временем ближайшие аэроботы разорвало на части, превратив орочьи экипажи в ошмётки. Странно, но это не обескуражило уцелевших. Напротив, они рванулись вперёд, кинувшись на атакующего. Их отделяло от сбитой машины всего несколько ярдов, но каждый шаг обходился дорого. Подозреваю, ни одна из тварей бы не выжила, если бы в тот момент оружие не заклинило. Его механизмы забились в вездесущем болоте.

Орки окружили самолёт, вбивая в его корпус свои зазубренные ножи в отчаянных попытках отомстить незримому нападавшему.

— Хорошие мальчики, — услышал я шёпот Шард, и тут она щёлкнула вторым переключателем.

На крыле «Мстителя» оставалась установлена одна ракета «Адский удар». Конечно, это крыло больше не было прикреплено к фюзеляжу, а механизм сброса не работал. Вместо этого ракета полыхнула, несколько мучительных секунд рвалась с подвеса, а потом сдетонировала и выпустила десятки зажигательных суббоеприпасов. Не знаю, занялись ли от этого баки с прометием или же топливо из машины уже успело разлиться в болото, но пламя стремительно превратилось во взрыв, который поглотил орду. Даже Ивазар был вынужден отступить. На его сенсорах вспыхнул десяток пиктограмм, предупреждающих об интенсивности пожара.

— Клянусь Троном, — прошептал я. — Вы это сделали. Вы их всех убили.

Но пока я говорил, из воды вырвались фигуры. Их шкуры были опалены и изрешечены осколками, но это, похоже, только разъяряло чудовищ. Их вожак сорвал с себя наплечник, металл которого всё ещё лизало пламя, и вызывающе заревел.

— Вот надо вам было искушать судьбу, — вздохнула Шард.

— Думаете, он нас видит?

— Если и нет, скоро увидит, — отозвалась она, выходя из лощины. Через Ивазара я наблюдал, как она появилась из разлома в мандаке и приняла дуэльную стойку, хотя её клинок оставался в ножнах.

— Я — командир звена Люсиль фон Шард! — выкрикнула она, и её голос разнёсся по болоту. — Кто хочет умереть?

Единственным ответом стал тот же ужасающий рёв. Рычание слилось в боевой клич, который ударил, словно ураган. Он сотрясал Ивазара, черепу-наблюдателю было сложно сфокусироваться на набегающих зеленокожих. Волна чистой ярости оттеснила назад даже Шард, оступившуюся и едва не упавшую.

Нет, не оступившуюся. Она мчалась обратно ко входу в пещеру, вытаскивая на позицию оружие, имевшее знакомый вид. Тяжёлый пулемёт, когда-то установленный на корме самолёта. Он не задумывался как переносной, и Шард с трудом подняла его, уперев между спутанных корней дерева. Орки рвались вперёд, их атаку замедляло болото. Но им оставалась до неё где-то дюжина ярдов.

Даже меньше, когда орудие взревело.

Прицелиться было невозможно, а сила отдачи требовала станка. Однако на такой дистанции также было сложно промахнуться. Снаряды глухо застучали по оркам, замедляя их, но не останавливая. Потом голову одного срезало с плеч, а ещё двое упало с изувеченными обстрелом ногами.

Но главный орк оказался упорным и шёл сквозь пули, словно это был дождь летним вечером. Он подобрался достаточно близко, чтобы схватиться за ствол, одной рукой вырвал оружие из хватки Шард и отшвырнул его в сторону, тем временем поднимая свой тяжёлый тесак.

Я погнал Ивазара к нему, фокусируя голопроектор в максимально узкий луч и направляя тот прямо в глаза-бусины орка. Монстр взвыл от слепящего света и пошатнулся, а его удар врезался в скалоподобный корень в считаных дюймах от плеча Шард. Она уже поднималась, доставая саблю из ножен. На фоне хищного зеленокожего клинок выглядел тонким и хрупким.

До тех пор, пока её большой палец не скользнул по выключателю, и сабля не окуталась ореолом синего света.

Орк бросил застрявший тесак и потянулся к заткнутому за пояс ножу, и ровно в этот момент Шард обеими руками взмахнула своим клинком, метя в бок твари. Несмотря на всю её силу, сомневаюсь, что она пробилась бы дальше, чем на дюйм, если бы не окружавшее клинок силовое поле. А так оружие пронеслось сквозь громадного орка, врезавшись ему глубоко в грудину.

Кулак зеленокожего вылетел вперёд, опрокинув Шард в болото. Она исчезла в воде, а существо стало нащупывать засевший в боку клинок. От раны поднимался пар, но габариты монстра не позволяли ему дотянуться до рукоятки.

Он сдался и свирепо уставился на болотную воду, выискивая какие-либо следы Шард. Но солнце уже почти село, и зловонная топь была непрозрачной в сумерках. Ведя поиски, зверь не видел, как Шард тайком пробралась под поверхностью, зайдя ему за спину. Не видел, как она поднялась из трясины — в почерневшей форме, но с горящими глазами. Одна её рука безвольно свисала, возможно вывихнутая ударом орка, но второй она ухватилась за эфес сабли и яростно крутанула её. Орк заревел от боли и бешенства, в ране запузырилась кровь. Он пытался развернуться к Шард, но та повторяла его движения и держалась позади него, при этом дёргая клинок туда-сюда и вспарывая бочину орка. Он резко крутанулся, едва не приподняв её над землёй, но Шард продолжала держаться за оружие, вгоняя его глубже. Должно быть, она уже добралась до лёгких, но чудовище всё ещё отказывалось умирать.

Неожиданно оно бросилось вперёд, вырвав клинок. Шард повалилась назад и кое-как поднялась на ноги, а монстр тем временем повернулся. Его грудь представляла собой кровавое месиво. Он ринулся к Шард, но та вскарабкалась по массивным корням дерева. Её ноги скользили по коре, одна рука всё так же бесполезно висела.

Зверь попытался последовать за ней, но у него тоже оставалась только одна рука — вторую почти начисто снёс клинок. Он попробовал втащить своё тяжёлое тело на корень-ветку, но Шард полоснула его мечом по костяшкам и отсекла два пальца. И всё же орк продолжал скрести похожей на пенёк кистью, не желая сдаваться.

Вдруг его движения замедлились, рёв стих, и он упал на корень. Казалось, что он мёртв, но Шард не стала полагаться на удачу, воткнула в его шкуру остриё клинка и провернула. Монстр не отреагировал, но она продолжала колебаться и подбиралась по чуть-чуть, кромсая его оставшуюся руку и готовясь отпрянуть, если он подаст какие-то признаки жизни. В конце концов она рискнула, прыгнула вперёд и всадила оружие в шею зверя. Тот содрогнулся, когда силовой меч прошёл через позвонки, а затем затих.

Шард отключила саблю, с третьей попытки убрала её в ножны, после чего рухнула на колени. Она дышала с большим трудом, от руки не было толку. Однако она подняла взгляд на Ивазара, который всё ещё наблюдал за происходящим.

— Посмотрите получше, — произнесла она. Каждому слову предшествовал судорожный вдох. — Я же вам говорила. Я — командир звена Люсиль фон Шард, и я не…

Я не сомневаюсь, что это была бы вдохновляющая речь. Но в этот момент она согнулась пополам, и следующие несколько минут были потрачены на опорожнение желудка от гнилостной болотной воды.

ГЛАВА 25

Нам повезло, что один из орочьих аэроботов ещё держался на болоте, несмотря на дыры от пуль, которыми был испещрён его корпус. Мне не хотелось использовать технику ксеносов, не разрешённую Адептус Механикус. Возможно, судно ощущало себя так же, поскольку Шард с трудом запустила двигатель. Однако, как она заметила, для его изготовления использовались похищенные имперские детали, и оно принадлежало нам настолько же, насколько им. Кроме того, так как альтернатива состояла в ожидании смерти, мои принципы уступили прагматизму.

Я указал Шард направление, где, как я надеялся, располагалась винокурня, и мы кое-как двинулись вдоль свилевых лиан, трясясь и перемещаясь практически со скоростью пешехода. Мы с Шард серьёзно пострадали, и с нашим транспортом дело обстояло немногим лучше. Только Ивазар казался относительно целым. Несмотря на всё перенесённое, череп-наблюдатель весело кружился рядом с нами, снимая своими объективами обширные топи.

Я то приходил в себя, то терял сознание и не мог оценивать ход времени или расстояние. Смутно привиделась упавшая на нас тень перерабатывающего завода, но тогда я отключался. Должно быть, мы являли собой то ещё зрелище, когда приблизились к причалам. Лишь впоследствии я узнал, что по нам не открыли огонь с ходу, поскольку наш корабль двигался до того удручающе медленно, что сперва нас по ошибке приняли за одну из рабочих бригад, везущую плоды лиан.

К тому моменту я лишился чувств и знаю о дальнейших событиях только по просмотру инфоядра Ивазара.

Меня вынесли с аэробота рабочие, отчасти похожие на тех, у кого я брал интервью несколькими днями ранее, но Шард оказалась менее удачлива. Её ждали вооружённые стражники, часть охраны губернатора Долос. Сомневаюсь, что им было известно о её прибытии, однако приказы об аресте были разосланы всем крепостным. Кадры Ивазара показали краткий разговор между Шард и охранниками, однако диалог было не расслышать. Я не знаю, почему они ударили её, заставив согнуться и упасть на колени. К чести Шард, она всё равно сумела пробормотать что-то достаточно резкое, чтобы заработать ружейный приклад в затылок. Затем её уволокли прочь.

Я ничего об этом не знал. В то время я мог лишь переключаться между болью и тьмой. Помню жгучую ласку скальпеля, когда с моей ноги срезали плоть. Потом я, должно быть, спал, так как мне виделся роковой полёт через Зелёный Шторм.

Но благодаря Ивазару я постепенно осмысливал окружающую обстановку. Появлялись проблески комнаты, удивлявшей своей роскошью. Стены и пол были сделаны из той же самой прессованной древесины, что и остальной комплекс, но их отскребли до полированной завершённости. Изрядное достижение, учитывая повсеместный слой ила, покрывавшего винокурню. Убранство тоже было изысканным: я узнал прикроватный люмен для чтения, который изготовили на Гедоне, а постельное бельё и простыни обладали мягкостью паутины. Но наиболее бросавшейся в глаза аномалией был живописный триптих, висевший напротив кровати. Эта картина завораживала Ивазара, и его немигающее око влекло к ней всякий раз, когда моя концентрация слабела.

В совокупности работа изображала три фигуры, стоявшие на идиллической поляне, на которой росло нечто отдалённо напоминающее свилевые лианы, заполонявшие болото. Сквозь тронутые солнцем ветви троица казалась застигнутой за мимолётной интрижкой. Сцена не казалась низменной или натуралистичной, особенно в силу того, что каждый из участников был обособлен на отдельном холсте, однако наклон головы и положение рук указывали на близость, которая выходила за пределы запечатлённого на полотне.

Фигуру с левого края было легко узнать: чрезмерно большие одежды и характерный головной убор напоминали многих гостей, посетивших Банкет урожая. Однако двое других носили облачение в неизвестном мне стиле, украшенное рунами, которые не были похожи ни на что из виденного мной. Само по себе это мало что значило — Империум состоит из множества миров, и каждый из них имеет собственный уникальный язык и культуру. Фигуры могли олицетворять какой-то район планеты или же персонажей из мифа или фольклора.

Возможно, это объяснило бы их нечеловеческую внешность. Оба существа были чересчур высокими и худощавыми, хотя под окутывавшими их одеяниями было сложно разобрать очертания. Их лица были угловатыми, с заострёнными ушами и выдающимися скулами. Они выглядели слишком андрогинно, чтобы определить пол, но оба, полагаю, обладали странной, пустой красотой.

Со временем моя лихорадка утихла. Мне всё ещё было больно, но коктейль из стимуляторов приемлемо справлялся с этим. Прошло ещё где-то два дня, прежде чем я обнаружил, что мои глаза открыты, и ощутил, что полностью нахожусь в комнате.

Врач, осматривавший мои перевязки, встревоженно подскочил.

— Вы очнулись, господин, — произнёс он, склоняя голову. — Я не думал… Я не был уверен, что вы придёте в себя. Вы совсем не реагировали. Я опасался худшего.

— Я был близок к смерти, — пробормотал я непослушным языком. — Спасибо за ваше мастерство.

— Пустяки, — ответил доктор, снова кланяясь. Он выглядел нервозным, или, может быть, просто потрясённым. — К счастью, чёрная гниль не успела полноценно развиться, и перелом был чистым. Но… вы должны понимать, у меня ограниченные ресурсы, сэр. Я срезал больную плоть. На ноге останутся шрамы, и я боюсь, что без дальнейшего лечения вам будет трудно ходить без помощи.

— Это неважно.

Он заметно обмяк от облегчения и провёл рукой по лицу. Его пальцы лоснились от пота.

— Рад слышать, сэр, — сказал он. — Признаюсь, я узнал вас с последнего визита её светлости. Я подозреваю, человек вашего положения привык к стандартам ухода выше, чем я в силах оказать.

— Я путешествую в различных кругах. Вы спасли меня, и только это имеет значение.

— Да благословит вас Император, господин.

— Что с командиром звена Шард? — спросил я. — Она оправилась?

Он насупился.

— Кто, господин?

— Командир звена Шард. Она управляла лодкой, которая привезла меня сюда.

— А, — произнёс врач. — Когда я видел её в последний раз, она была вполне здорова. Но у губернаторской стражи были приказы, сэр. Она дезертир, сэр. Мы отправили её обратно в шато губернатора.

— Дезертир?

Мне не следовало удивляться. Предприняв злополучный вылет, Шард нарушила множество правил и норм. Тот факт, что стражники губернатора, даже размещённые далеко за линией фронта, получили распоряжение арестовать Шард, говорил о многом. Я надавил на врача, и тот рассказал мне всё, что сумел, хотя и не хотел этого делать, видимо боясь, как бы его слова не использовали против него. Мне было жаль его, и в конечном итоге я притворился, будто устал, тем самым дав ему повод удалиться, чего он так отчаянно желал. Однако перед уходом медик сообщил: он отошлёт сообщение, что я иду на поправку.

Когда дверь закрылась, я задался вопросом, почему он не сделал этого раньше. Возможно, если бы я скончался, они сбросили бы мой труп в болото и заявили, что я прибыл уже мёртвым. Не требовался следователь уровня Киказара, чтобы понять: врач до ужаса не хотел вызвать недовольство губернатора Долос. Это едва ли было неожиданно, но не выглядело как гипотетический страх перед далёким, неведомым правителем. Скорее казалось, что он знаком с ней — по крайней мере, в какой-то степени.

Мне стало интересно, как часто она посещала это место. Раньше я считал, что наша прошлая экскурсия была проведена для меня — чтобы в весьма сложной обстановке показать Бахус в выгодном свете. Но, возможно, дело было не только в этом. У многих планетарных губернаторов имелись причудливые хобби. Мне доводилось слышать о некоторых, кто любил выходить на арену и обмениваться ударами с закалёнными кибергладиаторами ради возможности понежиться в восторге толпы. Разумеется, подобные состязания были подстроены, знал о том губернатор или нет, но аристократы частенько потакали своим чудачествам, воспринимая труд низовых сословий как приятное отвлечение от дел по управлению планетой. Возможно, Долос нравилось разыгрывать из себя провинциального винодела, приплывать на личной лодке на этот простой, но прихорошенный завод, в течение смены давить плоды лиан, а потом вечером уходить на отдых с бокалом.

Это точно объяснило бы предназначение комнаты. Слишком утончённая для любого рабочего, она могла принадлежать только Долос.

Должно быть, я задремал, поскольку проснулся от суеты снаружи. Ивазар уже был у окна, сфокусировав свои объективы на происходящем. Командир звена Градеолус распекал мужчину, которого я, судя по форме, принял за одного из смотрителей завода. Через стекло я толком не мог разобрать их разговора, но бешенство Градеолуса было физически ощутимо. Он стоял в нескольких дюймах от смотрителя, нависая над ним и вынуждая менее высокого человека выгибать шею, чтобы просто смотреть собеседнику в глаза. Пилот тыкал пальцем в грудь мужчины, и каждый нажим сопровождался очередным яростным восклицанием.

Рядом с ним стоял человек в простом белом одеянии, украшенном двумя змеями — символом Официо Медике. Это был врач, но явно более высокого звания и положения, чем тот бедолага, который занимался моими ранами, и его сопровождал медицинский сервитор, а также двое охранников в цветах губернатора Долос.

Они прибыли за мной.

ГЛАВА 26

К тому моменту, когда меня предъявили губернатору Долос, я уже начал подозревать, что меня выходили сугубо для того, чтобы иметь возможность формально осудить и казнить.

На обратном пути в шато разговаривали мало. По крайней мере, со мной не общались. Врач губернатора осматривал мои раны и перевязки, сканируя их диагностикатором. Я впервые увидел свою искорёженную ногу, плоть которой подвергли вивисекции хирургическим клинком в отчаянном стремлении вычистить порчу. Однако там не было никаких признаков гнили, и я испытал лишь облегчение.

Большую часть путешествия я провёл, наблюдая за командиром звена Градеолусом. Тот выступал в роли капитана, рявкая приказы членам экипажа, и подозреваю, что он пустил бы в ход хлыст, будь таковой у него под рукой. Градеолус практически не подавал вида, что замечает моё присутствие, и, когда он не выговаривал остальным, его глаза были устремлены на небо. Я не смог не отметить, что его усы не были навощены, обвисшая растительность размазалась по губам, а в трепещущем взгляде отсутствовала прежняя самоуверенность.

Хотя никто не разговаривал, я знал, куда мы направляемся. Пока мы мчались по каналам, я напомнил себе, что Долос предоставила своего личного врача и яхту. Со мной наверняка обращались лучше, чем с Шард. Однако я проигнорировал предупреждение и понимал, что будут последствия.

На сей раз губернатор не стала заставлять меня ждать. К моему прибытию было подготовлено летающее кресло. Меня поспешно вытолкали с пристани через берсо в направлении особняка. Когда мы проходили под деревьями, я поразился тому, что с моей предыдущей прогулки листья успели поредеть, а крашеный причал покрылся уродливыми тёмными пятнами.

Меня и парившего рядом со мной Ивазара доставили к заднему входу шато, а потом повели по запутанной паутине галерей и коридоров. Многие из них крайне нуждались в ремонте, кора деформировалась и потрескалась. Там были разбросаны инструменты, и я увидел, что один из лакеев выдолбил долотом пятифутовый участок дерева и теперь при помощи кольчужных перчаток пригоршнями вытаскивал наружу корни-усики.

Мы не замедляли шага, пока не добрались до огромных сверкающих дверей, древесину которых без конца лакировали до зеркального блеска. Там мы остановились, и группа принялась перемещаться вокруг меня, соблюдая неведомый протокол. Двое встали возле дверей, упёрлись в них плечами и со всей силы надавили. Чтобы открыться, тем потребовалось несколько секунд: искривившееся дерево шаркало об пол.

Тем не менее это с избытком дало мне время, чтобы восхититься тронным залом.

Мне и не приходило в голову, что у Долос может быть трон. Несмотря на свой титул, она редко решала преподнести себя в роли монарха — скорее, управляющего планетой и людьми.

Сейчас был уже не тот случай.

Она восседала на, возможно, роскошном троне, но это было сложно сказать наверняка, поскольку лишь малая его часть просматривалась за шёлковыми складками хрустально-голубого одеяния. Они собирались в оборки на плечах и каскадом ниспадали на пол, словно цунами. Её головной убор был ещё сложнее и тяжелее для шеи, чем обычно: его украшали жвалы дюжины жуков-знаменщиков, расположенных словно зубцы короны. Даже маску изготовили из головы этого чудовища. Звериные черты были смягчены для смутного подобия человеческих, что лишь делало их более пугающими. Правая рука Долос сжимала копьё-скипетр, зазубренный наконечник которого предположительно сделали из жала насекомого. Оружие выглядело старинным, но его остриё до сих пор посверкивало нездоровым жёлтым блеском. Я взмолился о том, чтобы оно было чисто церемониальным, однако до меня дошло, что подобные церемонии могли включать в себя приказ о казни.

Она молчала, пока наша группа не вошла в зал и не поклонилась, хотя, будучи прикован к креслу, я смог лишь кивнуть. Я надеялся, что она не сочтёт такое непочтительностью, но сомневался, что это особо изменит мою участь.

— Пропагандист Симлекс, — произнесла Долос. Её голос слегка приглушала маска. — Вы не вняли моим предостережениям.

— Увы, да, миледи, — ответил я. — Мне следовало довериться вашему наставлению.

Она оставила мой неуклюжий комплимент без внимания, катая оружие между большим и указательным пальцами.

— И всё-таки вы выжили.

— Да. Благодаря командиру звена Шард.

— Шард? — прошипела она, подавшись вперёд и положив копьё на колени. — Из-за этой отступницы вас едва не убили. Вы хоть представляете, как скверно бы на мне отразилось то, что я позволила родственнику планетарного губернатора Цанвиха умереть на моей планете? Вы об этом вообще задумывались?

— Нет. Я сожалею.

— Избавьте меня от этого, — велела Долос. — О ней позаботятся. Вы единственная нерешённая проблема в этой ужасной затее.

Я не знал, что сказать. Долос была не в настроении для любезностей или дежурных фраз. Мне неизвестно, что произошло, пока я был в ловушке на болотах, но она сжимала копьё-скипетр так, что костяшки пальцев побелели, и её злость буквально чувствовалась физически. Я молчал, опасаясь, что любые мои слова навлекут кару.

Она подождала ещё мгновение, а затем заговорила снова. Её голос слегка смягчился, но в нём по-прежнему присутствовала злая нотка.

— Бедняга Симлекс, — произнесла она. — Я уверена, Шард давала всевозможные обещания, чтобы убедить вас лететь. Вам повезло, что вы ещё дышите.

— Да, губернатор.

— И я намерена сохранить вас в том же состоянии, — продолжила Долос, сделав жест в направлении своего врача. — Мой медик внёс в ваши покои некоторые усовершенствования. Я убеждена, что под его бдительным присмотром вы оправитесь. Со временем.

— Благодарю вас, губернатор. Мне кажется, я уже немного окреп, и уверен, что несколько дней…

— Это будет решать мой врач, не вы. Даже не сомневайтесь, Симлекс, я больше не допущу ненужного риска для вашей жизни. С этого дня за вами будут постоянно наблюдать, а снаружи ваших покоев выставят охрану, чтобы убедиться, что вас насильно не втянут в ещё один необдуманный полёт.

— Благодарю вас, губернатор Долос, — произнёс я, склоняя голову.

— Стайли?

Мажордом вдруг оказался рядом с ней. Должно быть, его скрывали складки её облачения.

— Отведи пропагандиста в его комнату.

Он низко поклонился, торопливо забежал мне за спину и развернул летающее кресло. Ивазар попытался последовать за нами, но один из стражей схватил череп-наблюдатель за тощие конечности. Тот встревоженно взвизгнул, когда его потащили прочь.

— Подождите! — сказал я. — Вы не можете забрать…

— Ради вашего же собственного блага, молчите! — прошипел Стайли, ускоряя шаг.

— Но мне нужно…

— Губернатор Долос постановила, что устройство будет арестовано до тех пор, пока адепты Механикус не смогут провести необходимый ремонт и чистку данных.

— Чистку данных? Что именно он увидел, по её мнению?

— Неважно, — произнёс мажордом, когда мы вышли из тронного зала. — Это выходит за пределы вашего кругозора и забот. Делайте, что велено, и губернатор позаботится, чтобы у вас было всё необходимое для завершения вашей работы. Сосредоточьтесь на этом и забудьте обо всём остальном, что, как вам кажется, вы видели, если не хотите закончить так же, как ваш друг.

Мои покои подверглись обновлению. Место шёлковых простыней и роскошной постели заняла медицинская койка, которая уместно смотрелась бы в бункере. Столы и стулья тоже забрали, а окна усилили железными прутьями, грубо прибитыми к древесине. Мизар, которая была зажата в панели, срезанной с «Мародёра», оставалась там, однако не было никаких следов Киказара.

По тюремным меркам всё было не так уж и плохо. Меня регулярно посещал врач, накладывавший целебные мази и отслеживавший мои жизненные показатели. Вскоре я вновь встал на ноги, пусть даже при помощи позаимствованной трости и с заметной хромотой. Не то чтобы я особо мог куда-то пойти. Дверь охранялась, и любые мои просьбы покинуть помещение считались противоречащими совету врача.

У меня был вокс-модуль, но попытка связаться с исповедником Мариком фон Шардом не увенчалась успехом, поскольку я не сумел получить доступ к внешнему каналу. Мои переговоры ограничивались поварами и слугами, никто из которых не проявлял особого внимания к моим призывам. Блюда были простыми: чёрный хлеб и жижа, сваренная из корней и наиболее мягких частей насекомых. Строгая диета способствовала моему выздоровлению. Так мне говорили, но подозреваю, что это было ещё одно скрытое наказание. Как и следовало ожидать, моё покаяние включало в себя бутылку вина к вечерним трапезам, но я готов поклясться, что когда подносил её к свету, то видел тонкие чёрные прожилки, пронизывавшие жидкость. Каждый день я демонстративно выливал её через зарешёченное окно.

В сущности, это окно какое-то время служило для меня основным развлечением. Я наблюдал за проносившимися мимо самолётами и вглядывался в горизонт, где над болотом сражались то ли насекомые, то ли летучие машины. Однако в центре моего внимания находился лагерь. Я следил за тем, как наземные бригады чистят взлётные полосы, убирая камни и обломки. Смотрел, как губернаторские слуги ежедневно ведут неравную борьбу за порядок в скрипучем шато. Когда выли сирены, я вскакивал на ноги и пристально смотрел, как пилоты спешили к своим самолётам. Все, кроме командира звена Градеолуса, который как будто не желал перемещаться быстрее, чем на вечернем променаде.

Но я ни разу не видел Шард.

Я задавал вопросы, но слуги не желали разговаривать на эту тему. В отчаянии я попробовал взломать вокс, но сумел только повредить систему. Механика, которому поручили её чинить, сопровождал Стайли, яростно смотревший на меня во время работы.

— Не понимаю, зачем вам заниматься диверсиями с устройствами губернатора, — бормотал он. — Разве вы не должны заканчивать свой пикт?

— Я почувствовал какой-то неприятный запах, — ответил я, наполовину повернувшись в нему спиной и глядя в окно.

— И поэтому вы начали возиться с проводкой?

— Мне показалось, что он исходит изнутри корпуса. Нечто подобное было в первой комнате, которую вы мне дали: чёрная плесень вокруг блока питания. Она пахла похоже.

Уголком глаза я заметил, что он застыл.

— Невозможно, — сказал Стайли. — В шато нет никаких эпидемий. И уж точно не на таком уровне.

— Уверен, мне почудилось.

— Да, вам почудилось, — отозвался Стайли, подойдя к механику и осматривая вокс-систему. Он полностью отодвинул модуль и вперил взгляд в полированную деревянную стену.

— Вот, видите? Никаких следов, — настаивал он. — А теперь перестаньте лезть в дела, которые вас не касаются, и заканчивайте пикт губернатора.

— Хотелось бы. Но у меня нет возможностей.

— У вас есть ваш череп-наблюдатель, — ответил Стайли, кивнув на Мизар, всё ещё встроенную в секцию, которую вырезали из «Гефеста».

— Но я не могу его использовать. Его системы всё ещё интегрированы в крыло.

— Это ваша проблема.

— Действительно, — согласился я. — И я неспособен её решить. Вы же видели, что я сделал с воксом. Если я не получу помощи, пикт для губернатора Цанвиха так никогда и не будет завершён.

Стайли вздрогнул. Бьюсь об заклад, я знал его мысли. Он бы порадовался, потерпи я неудачу, заработав ещё большее недовольство Долос. Но что, если губернатора Цанвиха и впрямь заботил этот проект? Если бы тот впоследствии начал пререкаться с Долос и потребовал расследования, она могла решить свалить мой провал на бездействие Стайли.

Мажордом бросил взгляд на механика.

— Когда закончишь, займись… этим.

Он махнул рукой в направлении секции крыла, установленной в углу комнаты. Механик перевёл глаза с неё на Стайли.

— Я… Это военная технология, сэр. У меня нет разрешения вмешиваться в её работу.

— Просто вытащи проклятый череп!

— Сэр. — Механик поклонился и осторожно приблизился к устройству. Его дуговая горелка слегка подрагивала.

Я дождался, пока ему не остался всего один палец до панели, а затем отправил сигнал Мизар. У меня не было уверенности, что система отреагирует, но её создали лучшие мастера Адептус Механикус. Немигающее око черепа-наблюдателя запульсировало красным. Он снова попытался высвободиться из кожуха, вот только на сей раз тот уже не был прикреплён к бомбардировщику — только к вырезанной части крыла. Антигравитационный блок сверкнул, и машина увлекла себя вверх. Она не сумела удержать груз, и металлический корпус рухнул, едва не разрубив механика надвое, а затем вонзился в половицы.

При виде этого Стайли едва не выпрыгнул из кожи и бросился осматривать повреждённый пол, отпихнув окровавленного механика в сторону.

Однако Мизар ещё не закончила, она билась в своей темнице, и панель всё глубже врезалась в дерево. Стайли резво отполз назад на четвереньках, а я тем временем подскочил и шёпотом провёл обряды деактивации, которые отключили систему.

Я посмотрел на механика.

— Вы в порядке?

Мужчина кивнул. Я повернулся к Стайли.

— Видите, в чём дело? — произнёс я. — Эта технология требует специалиста, имеющего разрешение от Механикус. Без неё я не сумею завершить пикт для губернатора. Разве что вы смогли бы вернуть тот череп, который отняли?

— Не обсуждается!

— Тогда решения нет. — Я вздохнул. — Хотел бы я знать, не следует ли мне просто сообщить губернатору Цанвиху сейчас же. Как думаете, он проявит милосердие, если я объясню обстоятельства?

Стайли переступил с ноги на ногу, неуверенно хмурясь.

— Кто произвёл эту работу изначально? — спросил он.

Я подчёркнуто наморщил лоб, словно силясь припомнить.

— Это был один из механиков Аэронавтики Империалис. Технический специалист. Плайнт? Так, кажется, его звали. Одарённый парень. У него нет руки.

Стайли вскинул руки.

— Хорошо. Я посмотрю, можно ли направить его, чтобы закончить извлечение, — произнёс он. — Но прекратите вмешиваться в наши дела. Помните, вы здесь гость. Отнеситесь к этому с уважением.

Я прихлёбывал чай, когда услышал стук в дверь. Почему-то я понял, что это Плайнт, поскольку звук был одновременно бодрым и извиняющимся, словно меня не хотели потревожить.

Я встал и с помощью трости побрёл к двери. Когда я открыл её, Плайнт улыбнулся, а затем одёрнул себя и вместо этого отсалютовал. Было славно видеть, что он на ногах, пусть даже один из его рукавов был обрезан. Позади сервитор тащил большой ящик, в котором, предположительно, находилось его оборудование, а по бокам от них стояли мои охранники. Они изо всех сил старались относиться к визитёрам с подозрением, но это было нелегко: во вселенной мало столь же располагающих к доверию лиц, как у Плайнта.

— Сэр! — произнёс он. — Я так рад, что вы живы!

— Я разделяю ваши чувства, — с улыбкой ответил я и провёл его в комнату. Сервитор прошёл следом. — И клянусь Троном, так приятно видеть дружелюбное лицо.

— До меня доходили слухи, будто вы вернулись, но никто не знал наверняка. Я… Я так сожалею о вашей ноге, сэр, это поразительное невезение.

Я перевёл взгляд со своей травмы на отсутствующую руку Плайнта.

— Думаю, вам пришлось хуже.

— Наверное, сэр, — произнёс Плайнт, пожав плечами. — Но я завербовался, понимая риски. Не собираюсь начинать жаловаться и теперь. Так Богу-Императору не служат.

— И впрямь нет, — сказал я. — Но разве вы должны быть на посту? С учётом ваших ранений?

— О, я не намерен подводить товарищей, — ответил Плайнт. — У нас каждая рука на счету, простите за каламбур. Там… там нехорошо, сэр.

— Орки?

— Их стало больше, а нас меньше. Я слышал перешёптывания, будто высшее командование считает, что они устроили базу рядом… рядом с местом, где шторм. Мы бы оттянулись назад, но губернатор говорит, что не бросит свой дом.

— Разве она не боится орков?

— Не знаю. Я слышу только то, что говорят слуги, а они, похоже, думают, будто у неё есть могущественные союзники, которые нас всех спасут. Полагаете, это так, сэр? Может быть, она в силах воззвать к Адептус Астартес?

— Сомневаюсь, — вздохнул я. — Но мне известно меньше вашего. Вы, по крайней мере, посвящены в перешёптывания. Без своих черепов-наблюдателей я ощущаю себя практически слепым.

— А, ну так позвольте мне вам с этим помочь, сэр, — улыбнувшись, произнёс Плайнт и переместился к секции крыла.

— Вам нужна помощь? — спросил я, бросив взгляд на сервитора. — Может, я мог бы подержать какие-то инструменты или…

Мне не представилось возможности закончить. Не знаю, что именно сделал Плайнт. Он как будто просто коснулся крепления пальцами, и Мизар внезапно выпала на волю, отскочила от пола и покатилась ко мне.

— Простите, сэр, — сказал Плайнт. — Мне следовало подложить подушку или ещё что-нибудь. Череп не повреждён?

— С ним случалось куда худшее, — ответил я, наклоняясь подобрать череп-наблюдатель. Его глаз ярко вспыхнул, и он медленно поднялся, сканируя окружающую обстановку, а затем устроился возле меня.

— Спасибо вам, Плайнт, — сказал я. — Несмотря ни на что, для меня облегчение, что Мизар освобождена.

— Рад помочь, сэр. Жаль только, что меня не оказалось под рукой раньше. Я был… не в лучшей форме, сэр.

— Как и все мы сейчас, — отозвался я. — У нас с Шард точно были… сложности.

— Да, сэр.

— Плайнт, мне неприятно ставить вас в неловкое положение, но… вы знаете, что с ней случилось?

Плайнт покачал головой.

— Хотел бы, сэр. Я слышал только сплетни. Кое-кто из наземного персонала видел, как её волокли прочь, но офицеры помалкивают. Впрочем, Градеолус выглядит довольным, так что новости, видимо, плохие. Вам следует его остерегаться, сэр, — он не только метит на её место, но ещё и постоянно задаёт вопросы про ваши черепа-наблюдатели. Похоже, ему хочется знать, как они взаимодействуют с самолётом. Я толком не могу ему лгать, сэр. Он старше по званию.

— Я понимаю, Плайнт, — сказал я. — Но что с Шард? Её казнят?

— Не знаю, сэр. Сомневаюсь в этом. Мне кажется, я бы что-нибудь услышал.

— Долос хочет её смерти.

— Возможно. Но Долос не командующий офицер. Впрочем, не знаю, станет ли командир авиакрыла Просферус биться за Шард в этот раз, учитывая, как она сбежала и не подчинилась приказам.

— А обычно он её поддерживает?

— Не уверен. В прошлом году был один инцидент. Подробности мне не слишком известны. Но Просферус оказался в лазарете, и она на время приняла командование. Было слегка рискованно, но мы выпутались.

— И он затаил на неё злобу?

— Вряд ли, сэр. Он потерял память после травмы. Я слышал, это было ранение в голову. Или приступ, или ещё что-то. Как бы то ни было, он не помнит, что возникла проблема, а потом никто о ней особо не упоминал.

— Ну, у меня есть впечатление, что вам нужен каждый имеющийся пилот.

— Да, сэр. Нужен, — произнёс Плайнт. — В сущности, мне следует возвращаться в ангар.

— Тогда благодарю вас за помощь. Хотя похоже, что ваше оборудование не понадобилось.

Я кивнул на сервитора и ящик, который тот держал.

— А, спасибо, что напомнили, сэр, — отозвался Плайнт, разворачиваясь к нему. Он ввёл код на панели управления, и контейнер вдруг раскрылся. Внутри блеснул красный глаз.

— Киказар? — проговорил я.

Череп-наблюдатель осторожно выбрался наружу, озирая комнату, словно оценивал возможные угрозы. Потом он бочком двинулся ко мне, как заблудившийся питомец.

— Я нашёл его в ангаре пару дней назад, — сказал Плайнт, пока я осматривал устройство. — Не уверен, чего он хотел, выглядело почти что так, будто он прячется. Я удивился, что он подпустил меня близко, но решил: нужно его сберечь до вашего возвращения.

— Старина Киказар своенравен, — произнёс я и улыбнулся. — Возможно, ангар был знакомым местом, чемто безопасным. Меня печалила мысль, что череп пропал. — Я посмотрел на сияющего Плайнта. — Спасибо вам ещё раз, старший сержант. Жаль только, что мне нечего предложить вам взамен.

— Нет нужды, сэр. Я просто исполняю свой долг, — ответил он, а сервитор тем временем поднял уже пустой ящик.

— Я найду способы вам отплатить, старший сержант.

— Вы уже это делаете, сэр, — сказал он с улыбкой. — Вы вдохновляете следующее поколение солдат защищать Империум. Так-то без людей вроде вас я вообще мог не завербоваться!

Когда за ним закрылась дверь, я обернулся к черепам-наблюдателям. Мизар, наконец-то освобождённая от оков, парила в ожидании. Однако с Киказаром что-то было не так. Он порхал из стороны в сторону, словно ему крайне хотелось облегчиться.

Я поманил его к себе и нахмурился, увидев, что на нижней части панциря мигает огонёк. Он означал: «Объём данных заполнен». Это удивило меня, поскольку память машины измерялась днями. Я послал череп шпионить за Шард, но он каким-то образом потерял её, или она его. Тем не менее там были целые дни записей.

Что же он услышал?

ГЛАВА 27

Я стал слушать.

— Мне плевать, готов ли дух «Святого Сангвиния», лететь на это проклятое задание всё ещё мне.

Киказар записал эти слова, то есть он, должно быть, отслеживал Шард ещё до того, как я его послал. Видимо, его когитатор посчитал речь лётчицы важной. Качество пикта было скверным, но я проследил, как череп-наблюдатель спустился к ходившей туда-сюда Шард. Только приблизившись, он засёк второго собеседника. Тот говорил тише, но от этого не менее властно.

Это был командир авиакрыла Просферус.

— Это не задание, — прошипел он, оглянувшись через плечо. — И Трона ради, не повышайте голос.

— В шторме что-то есть. Мы не можем продолжать игнорировать его.

— У нас приказ держаться на расстоянии, пока феномен не удастся оценить.

— Думаете, Плайнту привиделось? У этого мальчишки нет воображения. Я встречала сервиторов с большим даром абстрактного мышления. С чего вы…

— Довольно!

Его голос поднялся совсем чуть-чуть, но этого хватило, чтобы заставить её умолкнуть — по крайней мере, на какое-то время.

— Мы не знаем, что видел Плайнт, — произнёс Просферус. — Сейчас нет никаких свидетельств, помимо бреда пострадавшего механика.

— Кроме пуль, засевших в машине.

— Приказы есть приказы. Даже если мы их ослушаемся, что вы предлагаете делать? Отправить наши ослабленные силы в этот ураган, где то ли есть орочьи истребители, то ли их нет? Это самоубийственная операция.

— Альтернатива состоит в том, чтобы дождаться, пока они нападут и уничтожат нас.

— Значит, мы в любом случае умрём, — отозвался Просферус. В отличие от расхаживавшей Шард, он не выглядел раздражённым. В сущности, его голос стал тише: он говорил так спокойно, словно вёл светский разговор о погоде.

— Если нападём сейчас, то сможем застать их врасплох.

— Или влететь прямиком в ловушку. У нас приказы обезопасить летнюю резиденцию губернатора Долос и дожидаться подкреплений.

— Подкреплений? — Шард нахмурилась. — Когда их отправят?

— Не раньше, чем Салус закончит анализировать шторм.

В ответ Шард выругалась, но меня больше разъярило то, что шато было упомянуто как «летняя резиденция» Долос. Слуги говорили о нём с таким почтением, что мне раньше не приходило в голову, что это лишь временное жилище и у губернатора, вероятно, есть гораздо более величественный и безопасный дворец на другой стороне Бахуса. Мы теряли жизни, обороняя это место, лишь для того чтобы у неё оставался доступ к сезонному пристанищу.

— Сэр, половина нашей разведки в кармане у губернатора Долос. При желании она может держать нас тут неопределённо долго. Нам надо, чтобы верховное командование признало угрозу, которую представляет собой шторм.

— Предлагаете, чтобы я отступил от приказов? Сделал как считаю уместным?

— Думаю, иногда необходимо отделять дух приказа от его буквы.

— Ясно, — произнёс командир авиакрыла. — Итак, вам кажется, что в духе наших приказов будет взять вашего пропагандистишку и полететь в вихрь?

Шаги Шард замедлились. Она бросила взгляд на Просферуса.

— А он тут при чём?

— Если вы отправитесь туда, нам нужна запись происходящего. Похоже, он единственный, кто способен засекать технологию зеленокожих, и у него точно есть подходящее оборудование. Если вам хочется найти подтверждение того, что орки что-то прячут, он был бы полезным ресурсом. Гипотетически.

Шард посмотрела на него, хотя с ракурса пикта я не видел её лица.

— Да, сэр, — сказала она через секунду.

— А потом, сумей вы предоставить доказательства угрозы, мы могли бы запросить дополнительные средства.

— Да, сэр.

Просферус кивнул.

— Хорошо, значит, решено. Разумеется, вы не можете так поступить, поскольку это будет изменой. Но, по крайней мере, теперь мы точно понимаем, чего вы не должны делать, верно, командир звена?

— Да, сэр.

— Хорошо. — Он улыбнулся. — На этой ноте: вы сегодня в патруле?

— Да, сэр.

— Поручите его кому-нибудь другому. Я освобождаю вас от обязанностей. Только сегодня.

— Сегодня, сэр?

— Да, — ответил Просферус. — Уверен, вы сможете найти, чем занять своё время.

Я прекратил воспроизведение и положил подбородок на руки, а мой взгляд перескочил на испорченное вино, которым меня снабдила Долос. Оно выглядело бы соблазнительным, если бы меня уже не тошнило от этих изъеденных гнилью плодов.

Что я должен был ощутить в тот момент? Что я стал жертвой предательства, наверное. И манипуляции. Но я чувствовал себя просто дураком. Мне следовало бы разгадать её, разгадать их обоих, ведь Просферус был ничем не лучше. В сущности, ещё хуже, ведь Шард хотя бы рисковала жизнью вместе со мной. Похоже, он предпочёл переложить всю ответственность на якобы беглого пилота.

Но я не мог их винить, поскольку они были правы. Межзвёздная политика каким-то образом взяла верх над связной военной стратегией. Мне было известно, что скрыто внутри грозового фронта — воздушная крепость, намного превосходившая по размеру губернаторское шато с прилегающей территорией. Я ничего об этом не говорил, так как у меня не было ни единого собеседника, а также возможности предоставить какие-либо свидетельства после конфискации Ивазара. И я боялся того, что они сделают, если я заговорю.

Однако Шард не боялась. Должно быть, она что-то сказала. Если ей дали такую возможность.

Я возобновил воспроизведение, наблюдая за тем, как Шард исчезла в тени. Именно тогда стала ясна ошибка Киказара. Я не дал ему указаний подслушивать конкретного человека, только разговор, и когда Шард ушла, он решил последовать не за ней, а за командиром авиакрыла.

Я засомневался, следует ли смотреть дальше. Его личные беседы не предназначались для моих ушей.

Но мне требовалось узнать, что произошло с лётчицей. Поэтому я ускорил запись и отключил звук, велев черепу-наблюдателю восстановить стандартное воспроизведение в том случае, если будет вслух упомянута фамилия Шард. На моих глазах Просферус с карикатурной быстротой понёсся по лагерю, выкрикивая беззвучные приказы, пока череп-наблюдатель следил за ним из сумрака.

Я старался оставаться сосредоточенным, особенно когда воспроизведение замедлялось при упоминании Шард. Однако Просферус отмахивался от любых вопросов насчет неё, пожимая плечами и сообщая другим офицерам, что он дал ей отгул на вечер. Её имя встречалось всё реже и реже, и я обнаружил, что мои глаза подёргиваются пеленой.

Не знаю, когда я уснул, но очнулся я от глухого стука в дверь. Пикт всё ещё проигрывался, однако командир авиакрыла в какой-то момент уже успел удалиться на покой, а Киказар обосновался в тени снаружи его спальни — возможно, из какого-то странного чувства благопристойности.

Долбёжка продолжалась, дверь сотрясалась под градом ударов. Я узнал ревущий голос, которым это сопровождалось, и испугался, что командир звена Градеолус готовится пробить дерево кулаком.

Я отключил воспроизведение. Картинка свернулась, а я поковылял к двери. Та через силу открылась, и показался Градеолус в компании троих вооружённых членов бригады наземного обслуживания. Стража губернатора Долос стояла лицом к дальней стене, необъяснимым образом выбрав этот момент, чтобы поизучать кору.

— Чего вы так долго? — прогремел Градеолус, проталкиваясь мимо меня. — На утро намечена проклятая война, а я из-за вас опаздываю.

Я только проснулся и мог лишь моргать в ответ. Впрочем, это не имело значения: он двинулся дальше, и его палец ткнул в Киказара.

— Дайте мне эту штуку для пиктов.

— Прошу прощения?

Градеолус свирепо уставился на меня, но мой одурманенный сном мозг работал медленно, и я мог думать только о его неухоженных усах. Моё молчание не вызвало у него положительной реакции, глаза сузились. На мгновение мне показалось, что он может ударить меня. Его костяшки, равно как и рукав, уже были в красных пятнах.

— Мои извинения, — произнёс я. — Я поздно лёг, так как работал над пиктом. Я немного сбит с толку.

— Вот почему я здесь, — бросил Градеолус. — Я буду героем произведения, как и договаривались.

— Я не уверен…

— Губернатор Долос настаивает, — перебил он, и его взгляд упал на Киказара. Я не сомневался, что он был способен попросту схватить его, а этого я допустить не мог, ведь мне требовалось просмотреть там целые дни материала.

— Подождите, — сказал я, доставая недавно освобождённую Мизар. — Возьмите этот череп. Он полностью заряжен.

Мне не хотелось отдавать череп. Но я уже успел создать копию памяти Мизар, и нужно было узнать, какие ещё тайны раскрыл Киказар.

Градеолус потянулся к Мизар, но та с шипением вырвалась у него из рук, а сенсоры предостерегающе вспыхнули красным. Потрясённый командир звена подпрыгнул, а затем развернулся ко мне. К его щекам прилила кровь.

— Заставьте устройство подчиняться! — взревел он.

Я подозвал череп-наблюдатель к себе, бормоча ободряющие слова.

— Исполняй свой долг, — произнёс я, после чего прошептал литанию согласия. Мизар успокоилась, свет потускнел, и она послушно заняла место рядом с Градеолусом. Ас-истребитель с подозрением уставился на машину.

— Вам нужна помощь? — спросил я.

От такого предложения он ощетинился.

— Нет, конечно. Монтаж может произвести один из механиков. Просто будьте готовы составить пикт, когда я вернусь.

Пока он выходил из комнаты, я отчего-то понял, что больше не увижу Мизар.

Наверное, это также означало, что я больше не увижу и Градеолуса, однако не могу делать вид, будто это меня беспокоило.

Когда дверь закрылась, я снова бросил взгляд на Киказара.

— Продолжить, — произнёс я, и череп-наблюдатель повиновался, а я тем временем занялся приготовлением рекафа.

В начале материала он продолжал болтаться снаружи покоев командира авиакрыла. Событий было мало. Время от времени он засекал голос, и его продвинутые аудиосенсоры концентрировались на звуке. Однако он так и не услышал ничего важного: просто слуги шли по своим делам.

Пока я слушал, мой взгляд привлекла активность за окном. Предстояло просмотреть ещё несколько дней съёмки, а я не знал, сколько времени у меня осталось. По трясине продирались самолёты, перемалывавшие остатки парка своими шасси. Творился хаос: истребители вытаскивали на пути у бомбардировщиков, ограниченный наземный персонал возлагал тяжёлую работу на сервиторов. Хотя машины и были способны выполнять задачи, они не могли самооорганизоваться. Странным образом этот беспорядок напомнил мне об орках. Вот только те действовали всё более слаженно, а мы между тем опускались до их уровня.

Только когда двое пилотов затеяли драку на взлётной полосе, я осознал степень своей наивности. Ведь так было всегда. Просто наши конфликты обычно решались за закрытыми дверями потаённых залов, где военные нужды сопоставлялись с деньгами знати. Возможно, способ орков был лучше: разногласия урегулировались лицом к лицу, клинками и кровью, и сильнейший властвовал по праву завоевания.

Я увидел, как из шато вышел Градеолус, следом за которым двигалась Мизар. Командир звена заорал на бойцов, и те опустили кулаки, избегая смотреть друг другу в глаза. Но этого явно было недостаточно. Ближайший из двух — возможно, зачинщик или же попросту самая доступная цель — получил оплеуху тыльной стороной ладони. Это был впечатляющий удар, который отбросил его на несколько футов. И это определённо помогло восстановить дисциплину среди враждующих солдат.

— Пошевеливайся, ублюдок!

Этот звук заставил меня напрячься. Я вполне неплохо знал голос Стайли, диапазон которого простирался от подобострастного подхалимства до плохо скрываемого презрения. Но сейчас он казался разъярённым.

Я снова переключил внимание на пикт. Тот всё ещё показывал коридор, но ракурс уже смещался. Киказар тоже распознал голос или, возможно, был привлечён агрессивной интонацией. Так или иначе, он свернул за угол и забрался наверх, поближе к стене.

Там находился Стайли, которого сопровождали двое лакеев. Они сняли кору, покрывавшую дальнюю стену, и скребли её зазубренными крючьями. Даже при приглушённом свете и сомнительном качестве пикта я видел, что древесина поражена плесневой заразой. Лакеи сдирали секции, пытаясь вырезать гниль. Не знаю зачем, ведь было ясно, что дерево уже не спасти. И тем не менее эти двое трудились, снимая прогнившие участки и заменяя их эмульгированной пастой, а Стайли тем временем расхаживал взад-вперёд.

— Быстрее, — бросил он. — Мы должны снять всю эту секцию к утру. Губернатор намерена взять судно и нанести визит в ботанический сад. Она всегда идёт этим маршрутом, когда посещает сады. Всё должно быть безупречно, необходимо убрать любой намёк на гниль.

— Если мы всё вычистим, этих чёртовых стен вообще не останется, — пробормотал один из лакеев. Он не повышал голоса, однако и тихо не говорил.

Стайли развернулся к нему, трясясь от ярости, и на мгновение я решил, что мажордом ударит мужчину. Возможно, он и намеревался так поступить, но лакей был крепким парнем с челюстью, будто сделанной из скалобетона. Вероятно, именно по этой причине Стайли успокоился, или же его гнев могла иссушить усталость. Как бы то ни было, он вздохнул, прислонился спиной к стене и полез в своё одеяние за фляжкой. Сделал глоток, всего секунду помедлил, после чего протянул её остальным.

— Нам просто нужно продержаться, пока она не уедет на зиму, — произнёс Стайли. — Тогда мы сможем очистить его, не прерываясь. К весне оно восстановится, всегда восстанавливается.

— Может быть, — буркнул лакей, отпив из фляжки и вернув её Стайли. — Никогда не видел, чтобы было так скверно.

— Мы всегда ухаживаем за нижними уровнями.

— Ага. Но это упреждающая мера. На самом деле я ни разу не видел, чтобы зараза проникала в кору, не то что добиралась до верхних уровней. А те странные корни-усики? Откуда, во имя Трона, они взялись? — Лакей бросил взгляд на стену и провёл пальцами по коре, словно гладил верного пса. — Думаю, шато мертво, — тихо сказал он.

Стайли, в тот момент отхлёбывавший из своей фляжки, едва не подавился.

— Оно должно было уже расцвести, — продолжил мужчина, пока Стайли отплёвывался.

— Оно и цвело, — огрызнулся мажордом. — Спроси кого угодно.

— Я знаю. Это я на крыше ночью накануне цветы приклеивал, помнишь?

— Всё те проклятые орки, — прошипел Стайли. — Эта болезнь — один из их трюков. Но погодите. Когда времена года сменятся, это старое место оправится. Оно простояло тысячи лет, не падёт и теперь из-за какой-то зеленокожей мрази.

Третий лакей что-то проворчал. Киказар не сумел записать слова, но Стайли повернул голову и яростно уставился на мужчину.

— Что ты сейчас сказал?

Лакей вздохнул, сердито глянул в ответ и подумал, стоит ли повторять свои слова. В конце концов он выхватил флягу из вытянутой руки Стайли, сделал глоток, после чего ответил:

— Я сказал, это не зеленокожие сделали. А те остроухие уроды, перед которыми лебезит Долос. Альдари.

— Следи-ка за тоном! — предостерёг Стайли. — К губернатору так не обращаются.

Мужчина огляделся по сторонам.

— Я её тут не вижу, — произнёс он. — И ты знаешь, что я прав. Орки в каком-то виде здесь были годами. Это, — он кивнул на изрытую оспинами стену, — началось только после того, как она начала подлизываться к тем грязным альдарским ведьмам. Орки хотя бы честные чудовища, чистые и простые. А эти чудные выродки расхаживают так, будто они люди. До сих пор поверить не могу, что она позволила им посетить Банкет урожая. Меня блевать тянуло, вот как.

— Замолчи!

— Скажешь, я неправ? — отозвался лакей, пожимая плечами. — Скажешь, по-твоему, правильно, что они ступили на нашу планету? Вот что к этому привело, их грязная магия.

Стайли просто таращился на него. Лица мажордома не было видно в кадре.

— Работа губернатора сложна, — произнёс он наконец. — Порой дипломатия требует вести дела со сторонами, от которых предпочёл бы держаться подальше, вроде альдари.

— Держаться подальше? — насмешливо переспросил мужчина. — Да брось ты. Я видел те затейливые одежды, что она прячет в глубине гардероба, и то жуткое растение, которое она держит на столе. Подарки от них.

— Подарки! А чего ты ждёшь от планетарного губернатора, когда ему преподносят дары иноземные высокие гости?

— Сжечь их. Не есть их пищу и не наряжаться в вещи альдари, — ответил лакей. — Знаешь, что я думаю? Я думаю, она хочет быть одной из них. Готов поспорить, дальше она себе уши заострит. Проклятая ксенолюбка.

Стайли бросился на него. Без предупреждения, просто во все стороны замолотили кулаки. Второй слуга попытался вмешаться и был вознаграждён за беспокойство ударом в подбородок. В итоге все трое принялись драться на полу, где не было ясно, кто за кого. Должно быть, Киказар определил ситуацию как угрозу, поскольку удалился. Но при этом его сенсоры мельком заметили картину, висящую на дальней стене.

— Прекратить воспроизведение, — шепнул я, подходя к мерцавшему голопикту. У меня имелось подозрение, что я уже мимоходом видел такое. Картина не была достаточно хорошей или плохой, чтобы вдохновлять на особые комментарии. Однако даже при сомнительном качестве пикта я был уверен, что она обладала стилистическим сходством с триптихом, который висел в губернаторской комнате на винокурне. На этом изображении присутствовала всего одна фигура, окружённая зеленью. Судя по головному убору, сделанному из антенн и мандибул, это была губернатор Долос или кто-то того же ранга. Но одеяние выглядело неправильно, ему недоставало складок и слоёв, типичных для этой планеты. Оно сидело по фигуре, и его украшали незнакомые руны, похожие на те, что были на винокурне.

Вот только… они были не совсем незнакомыми. Мне уже однажды доводилось видеть нечто подобное, на задании в сегментуме Пацификус. Тогда мне посоветовали не делать записей пиктограммами из опасения, что они могут содержать нечистую магию. Но я помнил плавные линии и размашистые росчерки — качества, переданные на полотнах.

Руны имели альдарское происхождение.

ГЛАВА 28

Я наблюдал за тем, как Плайнт производит финальные настройки вокса. Мне всё ещё было непонятно, каким образом простой солдат мог демонстрировать такой профессионализм в технической работе. Меня учили, что лишь адептам Механикус можно доверять надзор за священными трудами по производству и обслуживанию. Однако Плайнт точно ставил этот догмат под сомнение.

Я вызвал его под ложным предлогом, заявив, будто мне требуется помощь с черепами-наблюдателями. Но на уме у меня было другое.

— Готово, сэр, — произнёс он. — У вас должно получиться выйти на связь с орбитальной станцией Салус. Один из служащих станции может дать вам доступ к записям Департаменто Муниторум. Но сигнал несильный. Возможно, вам придётся кричать в приёмник, и не получится связаться с кем-либо за пределами планеты.

— Благодарю вас, Плайнт. Вы очень меня выручили тем, что смогли выделить несколько минут.

Он пожал плечами.

— Больше заняться особо нечем, сэр. Все самолёты в воздухе. Мы вынуждены ждать, сколько вернётся назад.

— Все?

— Ну, не совсем. Но у нас кончились пилоты, — сказал Плайнт. — Я вызывался лететь, сэр, пусть хотя бы для того, чтобы отвлечь часть огня. Но не могу, сэр. Не в таком виде.

Его взгляд упал на культю на месте руки.

— Все? — услышал я собственный голос, повторивший фразу так, словно это могло сподвигнуть на какие-то новые откровения.

Плайнт кивнул.

— Это Зелёный Шторм, сэр. Они отправились сразиться с ним.

— Они знают, что им противостоит?

— Не думаю. Я рассказал, что видел, но я не настоящий пилот, и мои слова мало ценятся. Шард выступила, говорила им, что орки построили крепость в небе, но ей не поверили. Заявили, будто она пытается оправдать то, что её сбили.

— Шард говорила? Она ещё жива?

— Я… я не могу сказать, сэр. Так мне приказано. Я не отступаю от приказов, — ответил Плайнт.

— Вам известно, где она?

— У меня приказ, сэр! Приказ!

— Понимаю, — произнёс я, отступая и вскинув руки. — Извините, Плайнт. Просто для меня облегчение, что вы упомянули её имя.

— Сэр.

— Ну, а что губернатор? — продолжил я, сменив тему в надежде успокоить его. — Ей ведь наверняка не хочется, чтобы шато осталось без защиты?

— Я… я не знаю, сэр, — отозвался Плайнт. — Я слышу всякое. Пытаюсь не слушать, так как это меня отвлекает, но порой говорят так громко, что ничего не могу поделать. Знаю, что её слуги ночью паковали вещи. Утром я мало кого из них видел.

— Я и впрямь заметил, что у моей двери всего один охранник. Предположил, что второй ушёл облегчиться, — произнёс я, хмурясь.

Всего один. Мог ли я одолеть его и сбежать? Нет. Он выглядел так, словно мог раздавить нас обоих, даже будь мы здоровыми.

— Спасибо вам ещё раз, Плайнт, — сказал я. — До встречи.

Он кивнул, чётко отсалютовал и отвернулся. Однако у двери задержался и встретился со мной виноватым взглядом.

— Сэр?

— Да?

— Я сожалею насчёт Мизар, сэр. Командир звена Градеолус приказал мне установить череп на его «Гром».

— Вы исполнили свой долг, Плайнт. Уверен, Мизар сделает то же самое.

Он кивнул, после чего удалился. Оставшись в одиночестве, я уселся перед воксом и приступил к утомительной работе по установлению связи с Департаменто Муниторум. Плайнт ещё не в полной мере описал плохое качество передачи. Чтобы поговорить со служащей на орбитальной станции Салус, понадобился час, и я едва мог разобрать её слова. Потратив время на ввод бесконечных ключей шифрования, я в конце концов получил доступ к инфопокрову. Ну, или его тени: мой доступ был ограничен, и меня обременяли задержки подключения.

Я знал, что должен делать. Однако требовалось время, чтобы набраться смелости, поэтому я тянул. Сперва я зашёл в файл Шард, но архивы 2208-го экспедиционного авиакрыла запаздывали на несколько месяцев. Моё собственное включение в подразделение даже ещё не было зарегистрировано. Возможно, это произошло из-за бюрократической некомпетентности или же служило целям некой вышестоящей стороны. Возможности узнать не было.

Затем я обратился к файлу губернатора Долос, но нашёл мало полезного. Впрочем, там мне удалось обнаружить кое-какие записи по поводу гнили Винтнера, также известной как чёрная оспа. Ее классифицировали как грибковую инфекцию, нередко встречавшуюся у рабочих, но обычно это было лёгкое недомогание, требовавшее интермиттирующего лечения. Имелось недавнее дополнение, которое указывало, что количество и тяжесть случаев резко пошли вверх, и рекомендовало доложить в Официо Медике. Я не мог сказать наверняка, было ли это сделано.

Я закрыл файл и сделал глубокий вдох.

Сложная часть. Альдари.

Во вводе самого этого слова не было ничего подозрительного. Как доверенный служитель Империума я имел право знать наших врагов. Файлы описывали альдари как древнюю расу, чьи тела внешне походили на человеческие, однако были осквернены ксенопроисхождением. Они славились своей приверженностью ведьмовству и обману. Я прокрутил изображения их солдат и вооружения, а также инфовыжимки сомнительного качества, в которых предлагались способы заметить их злонамеренное влияние. Пикты явно обрабатывались, но у меня не было времени просматривать, что именно было изменено.

Я попробовал перекрёстные ссылки на активность альдари в субсекторе Йоссариан, однако со своим ограниченным допуском выявил только сильно подвергнутые цензуре отчёты о набегах альдарских пиратов. В этих историях было мало фактуры, хотя бросалось в глаза количество: исторические хроники указывали на дюжину инцидентов в скоплении Гедона. Но за последнюю сотню лет не произошло ни одного.

На этом я мог и закончить. Однако мне требовалось узнать больше. Между всем этим существовала связь — разрозненные фрагменты данных содержали в себе более важную истину, некий ключ, который мог связать их воедино.

Я извлёк из инфофайла Киказара изображение губернаторских картин. К сожалению, я не мог получить доступ к тем, что были на винокурне, так как их записал Ивазар, однако на размещённых в шато присутствовали схожие знаки. Я выцепил наиболее заметные, перерисовывая их в инфопокров и ища дополнительные совпадения. Но мне не было известно, что он и означают, и тут крылась опасность. Возможно, они представляли собой философское понятие или же малозначимый религиозный догмат. Однако, если они считались запрещёнными символами, даже их разыскивание могло иметь серьёзные последствия.

Впрочем, каковы были мои шансы пережить следующую атаку орков? По крайней мере, я мог умереть, зная правду.

Я откинулся в кресле, вытаскивая пробку из бутылки губернаторского вина и дожидаясь результатов поиска. Я понятия не имел, сколько времени это займёт, но момент представлялся идеальным для злоупотреблений. Ведь я, возможно, умру задолго до того, как придётся претерпеть неизбежное похмелье.

Что произойдёт, если я перешёл границы дозволенного? Стал искать знание, которое квалифицируется как запретное? Казалось невероятным, что я получу предостережение: мигающий красный огонь или воющую сирену. Скорее всего, мне предоставят таращиться на экран в ожидании итогов поиска, пока к моему местоположению будут приближаться убийцы.

Поэтому я был застигнут врасплох, когда вдруг обнаружил, что смотрю в лицо молодой женщине, облачённой в одеяние Адептус Администратум.

— Добрый день, пропагандист Симлекс.

Она улыбнулась. Улыбка не затронула её глаз, хотя, стоит признать, левый был механическим устройством, которое сверкало пронзительным красным светом. Он напомнил мне о черепах-наблюдателях.

Я уставился на неё, касаясь бутылкой губ.

— Что ж, я понимаю, эти несколько дней прошли нелегко, — продолжила женщина. — Был шторм, а ещё молнии, не говоря уже о броске через полпланеты. И вот теперь вы сидите здесь, заточённый, покинутый и бессильный, ожидая практически верной смерти.

Она подалась вперёд, пристально глядя мне в глаза.

— Позвольте мне успокоить ваши страхи. Ведь как бы мрачна ни была ваша нынешняя ситуация, поверьте мне: она может стать намного хуже.

Несмотря на жару, я задрожал.

— Этот разговор. — произнесла она. — Прямо сейчас. Это самая большая опасность, в какой вы когда-либо бывали. Вам понятно?

В её голосе не было злобы. Звучало так, словно она почти что сочувствовала мне. Просто исполняла свой долг. Как и прочие из нас. Я услышал взрывы вдали, но они казались не такими угрожающими, как она.

Я открыл было рот, но женщина подняла палец.

— Нет. Ничего не говорите, если я прежде не спрошу. Вы только запутаете происходящее. Просто отвечайте честно. Исходите из того, что мне известно больше, чем вам, ведь так и есть. Вам понятно?

Я молча кивнул. Она улыбнулась.

— Превосходно. Итак, вы знаете, что искали?

— Нет.

— Тогда как же вы на это наткнулись?

— Увидел знаки на картине.

— Ясно, — сказала она. — Извините, я ненадолго.

Киказар вдруг рванулся вверх, и из его мерцающего проектора брызнул шквал изображений, выбранных как будто наобум. Они плеснули на стены, а затем всё резко остановилось, когда картина нашлась.

— Да уж. — Женщина скривилась, а вокруг возникла дюжина кадров. Я увидел проблески сражения Шард с орками, выпрыгивающего из болота жука-знаменщика, Долос при полном параде, председательствующую на Банкете урожая. Потом послышался шум. Сирена? Мой взгляд перескочил на окно, но со своего места я мало что видел. А передвинуться не осмеливался.

Моя допросчица вздохнула.

— Клянусь Троном, плохая систематизация. Как вы закончите свой пикт?

Я пожал плечами.

— Это был не риторический вопрос.

— Я… Было сложно оставаться в курсе новостей, — ответил я. — Возможно, я смогу помочь, если буду знать, что вы ищете?

Женщина пристально посмотрела на меня, а затем уступила.

— Почему бы и нет, — произнесла она. — Так кто нарисовал эту картину? И те, другие?

Перед глазами вспыхнул триптих с винокурни.

— Я… Как вы получили это изображение? — спросил я. — Ивазара забрали. У меня не было времени скопировать…

— Другой ваш череп всё ещё включён. С моим уровнем доступа в сеть элементарно передавать данные с одного узла на другой. Глядите.

Ещё кадры. Небесная крепость в центре бури, болт-пушка «Мститель» Шард рвёт лезущих зеленокожих. Неожиданный шквал взрывов.

— Это достаточно вас удовлетворяет, чтобы ответить на мой вопрос? Кто её нарисовал?

— Подозреваю, что губернатор Долос.

— Подозреваете? — переспросила она. — Опасное слово применительно к планетарному губернатору. У вас есть доказательство?

— Ничего конкретного, но я считаю, что это так.

— Хмм.

Киказар загудел и внезапно переключил проекторы. Меня угостили десятком пиктов губернатора, её свиты, даже её покоев.

— Что это такое?

Я бросил взгляд на показанный пикт. Это был вид на шато, эпизод, выхваченный из одной моей записи.

— Не знаю, — ответил я. — На что нужно смотреть?

Картинка увеличилась в тысячу раз, сфокусировавшись на одном из верхних окон. Оно тоже было слишком размытым, чтобы что-либо толком рассмотреть, но женщина сотворила какую-то визуальную магию, изображение обрезалось, и теперь крупным планом был показан силуэт растения. Я кое-как различил листья с янтарными крапинками и сморщенные розовые цветки. Это вполне легко узнавалось.

— Не знаю. Оно принадлежит губернатору Долос, но этот вид мне незнаком.

— Как выглядят цветы?

— Розовые. Они мелкие и уродливые, похожи на рты. И у него есть ягоды. Губернатор очень их любит.

Женщина выругалась. Её взгляд забегал: она просматривала какой-то файл, невидимый для меня.

— Вы их не ели?

— Нет. А что?

— И как долго оно там? Оно пустило корни?

— Не знаю, — ответил я. — Краем уха слышал, что это подарок. Я так понимаю, растение не местное?

— Нет, — отозвалась она, всё так же не глядя на меня. — Игла Иши не местная, так же как клинок, жестоко всаженный в живот, не является естественной частью человеческого организма. Вам известно, кто преподнёс этот так называемый подарок?

— Только то, что я подслушал от слуг.

— Ладно, неважно. Это вполне очевидно, — произнесла женщина. — Клянусь Троном, эти альдари подлая шайка. Дестабилизировать всю экосистему одним хорошо подобранным даром. Где губернатор сейчас? Она вообще ещё в здравом рассудке? Бог-Император, какие же видения её, должно быть, посещали.

— Я слышал перешёптывания, будто она покинула это место.

— Бегство? Весьма разумно. Давайте я так и запишу.

Откуда-то было выхвачено перо, и она сделала пометку на обрывке свитка, выводя буквы с витиеватостью картографа. Затем триумфально откинулась в кресле, после чего снова подняла взгляд на меня. Она выглядела удивлённой, практически так, словно успела позабыть о моём присутствии.

— А, Симлекс, — вздохнула она. — Не могу сказать, что получила от этого разговора удовольствие, так как знаю, что он приведёт к писанине, которой хватит на целый улей. Однако он был полезен, поэтому мне следует вас за него поблагодарить.

— Что теперь со мной случится?

— С вами?

— Вы сказали, моя жизнь в опасности.

— О, это так. Но не с моей стороны, благодаря вашим ответам.

— А как насчёт Администратума? Другие придут за мной?

— Строго говоря, это не официальное дело Администратума, — произнесла женщина. — Я перехватила ваш запросец, прежде чем он успел вызвать какие-либо тревоги или санкции. Нет, это просто я оказываю своей семье очередную услугу.

— Значит, я свободен?

— О да, — ответила она, кивнув. — По крайней мере, на следующие тридцать секунд или около того. Потом вас арестуют и посадят в военную тюрьму. Но это ради вашей же пользы. И моей, само собой.

Она снова улыбнулась.

Я просто в замешательстве таращился на неё, надеясь, что это какая-то прощальная шутка. Однако выражение её лица говорило об ином.

— Подождите! — сказал я. — Что вы…

— Передайте сестре мои наилучшие пожелания.

Она улыбнулась, и изображение погасло. Через несколько мгновений в дверь начали молотить, и на втором ударе рама подалась.

ГЛАВА 29

Я ожидал солдат в чернёной броне, действующих по приказу какой-то тайной ветви Империума. И был почти разочарован, обнаружив, что нападающие одеты в форму 2208-го экспедиционного авиакрыла. Кажется, я узнал двух из них, но было сложно сказать наверняка, ведь ещё до того, как я успел поднять руки, с моим лицом встретился кулак и уронил меня на пол. Когда я попробовал заговорить, в голову врезался ружейный приклад.

Меня попытались вздёрнуть в вертикальное положение, но я был оглушён и упал, поскольку без опоры нога подогнулась. В голове продолжало звенеть после ударов, однако я услышал бормотание, после чего меня снова схватили, подняли на ноги и закинули мои руки себе на плечи. Меня то ли понесли, то ли поволокли по коридору. Я слышал, что за мной летит Киказар, который, несомненно, записывал все переговоры. Меня тревожило, что в него могут выстрелить, но их, похоже, не заботил череп-наблюдатель. В сущности, их общение было сосредоточено не на мне, а на явно продолжавшемся воздушном сражении. Когда мы добрались до главной лестницы, я покачнулся, едва не потеряв сознание. Во время спуска моя нога ударилась о ступеньки, и её обожгла боль. Я вскрикнул, но они не замедлили шага.

Солнце снаружи было ослепительным: в заточении мои глаза ослабели. Поскольку меня держали за руки, я не мог прикрыть лицо, но также не мог толком ничего рассмотреть. Над головой вроде бы вели поединок тени, но я не понимал, истребители это или же насекомые вдали.

До тех пор, пока в шато не врезался орочий самолёт.

Я мельком уловил, как он пролетел наверху — ровно перед тем, как удар сотряс мир и снёс меня с ног. Уши залил белый шум, и я мало что видел сквозь пыль. Однако, невзирая на пламя и дым, мне удалось кое-как разглядеть остатки истребителя ксеносов, зарывшиеся во входную дверь шато.

Одним зеленокожим в воздухе меньше. Технически это было хорошо.

Затем я распростёрся от ещё одного взрыва. Я не знал, что являлось его источником, — только что земля задрожала, а мне в лицо брызнула, как я надеялся, грязь. Сильные руки стиснули плечи, и тюремщики подняли меня на ноги. Я удивился, поскольку предполагал, что они убежали в укрытие. Но они выполняли свой долг и тащили меня через шторм огня и пуль.

Впереди находились бункеры, всё так же зарывшиеся в губернаторский парк, словно клещи. Пока что они выдерживали обстрел. Ведущий солдат пинком открыл дверь, и меня протолкали вниз по лестнице и по медицинскому отсеку. Хирургеон практически не заметил меня. Не то чтобы я мог его винить: у него явно хватало дел. Вокруг всё было устлано лежащими ранеными, палата переполнилась и смердела кровью и смертью. Пока меня тащили по ней, я заметил командира авиакрыла Просферуса. Он лежал на одной из коек. Его лицо посерело, а глаза были закрыты.

Меня провели мимо него, мимо всех, даже тех, кто находился в самой дальней палате, где лежали мёртвые или умирающие. Передо мной блеснули железные прутья.

Меня швырнули внутрь и практически сразу же захлопнули дверь. Пластбетонный пол был холодным на ощупь. Я секунду полежал на нём, гадая, почему до сих пор жив. Похоже, переместить меня из одной камеры в другую было весьма непросто. Наверное, они хотели, чтобы я остался в живых, хотя было не настолько очевидно, хорошо ли это.

Я уловил гудение за плечом. Киказар. Стражники не заметили череп-наблюдатель или же их это не настолько волновало, чтобы что-либо предпринять. Если только Киказар тоже не был помещён в заключение и ожидал расследования по его инфофайлам.

Я заставил себя подняться на четвереньки, неуклюже перекатился на бок и вытянул ноги. Левая ужасно болела, но вряд ли она снова сломалась. Уже что-то, но в голове звенело — возможно, от ударных волн. В камере было темно. Я смог различить решётки, хотя теперь, при близком рассмотрении, они выглядели как более позднее дополнение к строению. В остальном оно напоминало один из медотсеков, где отсутствовало диагностическое оборудование, но имелись складные кровати.

Я не сразу заметил женщину, которая разлеглась на одной из коек, подложив руки под голову. Мне было не разобрать черт лица, но я всё же узнал её.

— Шард?

Она подняла голову и обвела пространство взглядом, словно впервые увидела меня, несмотря на моё запоминающееся прибытие несколькими секундами ранее. Я еле мог рассмотреть её в полумраке, однако кровоподтёк вокруг глаза и рассечения на щеке были видны вполне отчётливо.

— О, — произнесла она. — Что вы натворили?

— Задавал не те вопросы.

— Это было глупо. Впрочем, раз вы живы, значит, вероятно, кому-то нужны.

— Это должно меня ободрить?

— Наверное. Принимая во внимание альтернативу.

— Вы поэтому живы? — спросил я. — Всё ещё полезны?

— Я существую одновременно в живом и мёртвом состоянии, — отозвалась Шард. Мои глаза уже приспосабливались, и я кое-как рассмотрел её лицо. Его покрывали синяки и порезы, но не было похоже, что ей больно или страшно. Её глаза были холодными и безжизненными, как пустота.

— Вы говорите о какой-то философии? Я мало понимаю в подобных вещах.

— Нет. Я буквально сижу и жду из-за тупика в переговорах между вашей подругой Долос и армейским командованием. Очевидно, моё наказание должно относиться к компетенции вышестоящего офицера, но, когда планетарный губернатор начинает давить своими полномочиями, ситуация усложняется.

— Я так понимаю, она потребовала вашей смерти?

— Да. Сперва я не была уверена почему. Как-никак я ничего у неё не украла. С другой стороны, я ведь увела её ручного пропагандиста.

— Она устала от меня.

— Что ж, вы надоедливы, — согласилась Шард, снова устремив взгляд в потолок.

— Вы ранены?

— Только поверхностно.

— Можете встать?

— Кажется, да. Могла, когда прибыла сюда, и не думаю, что с тех пор многое изменилось. Узнаем, когда появится обед. При условии, что появится. Вы, должно быть, слышите суматоху на кухне.

— Нас бомбят орки.

— Стало быть, вот в чём причина, вероятно, — вздохнула она. — А я их предупреждала, что такое может произойти. Но нет, я наверняка врала, кто на нас напал, потому что не желала признать, что орк взял надо мной верх. Что очевидная ложь, ведь мой отчёт ясно утверждает: меня победил орк. Принимая во внимание, что он управлял летающей крепостью при поддержке воздушной армады. И у меня был ни хрена не тот самолёт. Тем не менее их маловерие утомительно.

— Значит, вы не признаёте никакой вины?

— Я совершила ошибки. Для начала, неверно выбрала второго пилота.

— Вы всё ещё упрекаете меня?

— Вы взяли не тот череп-наблюдатель, — сказала она. — К слову, который этот?

— Киказар.

— Это мне не поможет. Что он делает?

— Слушает.

— То есть ничего?

— Какое это имеет значение? У вас запланирован какой-то дерзкий побег? Зависящий от другого черепа-наблюдателя?

— Нет, — ответила Шард. — Судя по шуму, я лучше побуду в камере. Кроме того, у меня есть приказ.

— Приказ?

— Да, и предполагается, что я буду ему следовать, — произнесла она. — Командир авиакрыла Просферус ясно высказался на этот счёт. Все лётчики стали свидетелями, как он обличал мои ошибки. Это длилось почти час. Он постоянно возвращался к тому, как я стала действовать самовольно, а он никогда и не подозревал, что я совершу нечто столь безрассудное.

Она улыбнулась и продолжила:

— Тем не менее он твёрдо настаивал, что мой приговор следует отложить, так как у нас нехватка пилотов и в небе нужен каждый истребитель. Долос придерживалась иного мнения. Поэтому мне приказали оставаться в этой камере, пока вопрос не разрешится.

Пока она говорила, бункер сотрясла дрожь. Возможно, от разрыва снаряда.

— Командир авиакрыла лежит в медотсеке, — сказал я.

Шард закатила глаза.

— Он такой симулянт.

— Выглядело нехорошо.

— Он будет в порядке, как только уляжется пыль. Может, немного порезов и кровоподтёков, а ещё небольшая избирательная амнезия.

— Не уверен, что кто-то из нас это переживёт.

— Может, и нет. — Она пожала плечами. — И всё же, если предположить, что я смогу добраться до своей «Молнии», у меня есть хороший шанс выбраться за пределы мира.

— Ей хватит дальности, чтобы добраться до соседней планеты?

— Нет.

— То есть вы там умрёте?

— Вероятно. Но это случится не раньше, чем через несколько часов. А до тех пор буду вольна делать что захочу. Есть способы умереть и похуже.

Снова дрожь. С потолка посыпалась грязь: зловонная почва просочилась через трещины в пластбетоне. Мне вдруг привиделся оползень — как болото погребает нас заживо. Смерть, которую предлагала Шард, выглядела предпочтительнее.

— Насколько я помню, в «Молнии» всего одно место?

— Верно.

— Жаль.

— Думаете, я бы вас пригласила? — поинтересовалась Шард. В её улыбке не было никакого намёка на издёвку.

— На самом деле нет. Но с учётом обстоятельств думаю, что я бы попросился.

— Удивлена, — произнесла она. — Я бы подумала, что вы посвятите последние мгновения своим друзьям. Черепам.

— Киказар — это всё, что у меня осталось, — ответил я. — Мизар ушла с истребителями. А Ивазара забрала Долос.

— Мои соболезнования. Я знаю, они были для вас важны.

Я кивнул. Мне было не придумать, что сказать, а пульсирующая голова затрудняла разговор. Боль приходила волнами, и в тот момент одна из них достигла пика. Раньше мне казалось, что это последствие удара по голове. Однако она усиливалась.

Шард что-то говорила, но я этого не слышал. В голове словно нарастало огромное давление. Она посмотрела на меня, и в её взгляде мелькнуло нечто сродни беспокойству. Это было приятно наблюдать, но так продлилось всего миг, ведь следующим, что я увидел, стал рванувшийся мне навстречу пластбетонный пол.

Я лежал там, слушая, как Киказар начал визжать, будто умирающий зверь. Череп-наблюдатель дёрнулся вверх, и я не сомневаюсь: будь у него нижняя челюсть, она бы резко открывалась и закрывалась. А так его тощие конечности дрожали от злобы или боли. Через наше соединение я чувствовал, как его машинный дух предостерегающе верещит, пока его избивают, заменяя неведомой силой. Я боялся, что под давлением он снова расколется, но не мог синхронизоваться с ним — только беспомощно наблюдать, как нечто подчиняет машину своей воле.

Возникла мерцающая пиктограмма: изломанные руны, вырезанные клинком. Они выглядели чужеродными и совсем не походили на символы альдари. Это было что-то куда более дикое.

Вспыхнул голопроектор, испустивший из себя потрескивающее изображение жуткого лица. Оно напоминало зеленокожего коротышку: хлюпающая морда целиком состояла из заострённых ушей и крючковатого носа. Даже подбородок был острым, будто кинжал, а губы растягивались в широкой улыбке, обнажая жёлтые клыки. Существо провизжало какой-то мерзкий звук, однако Киказар милосердно приглушил какофонию. На мерцающей картинке появились и другие недомерки, которые пищали, как взбудораженные крысы, и поочерёдно пялились на меня. Один из них начал кричать, словно подзывая вышестоящего.

Ждали мы недолго. Кто-то схватил проектор и развернул его. Нам на мгновение предстали калейдоскоп металлолома и разбросанные инструменты, после чего в поле зрения появилось щерящееся лицо повелителя коротышек.

Это был орк, но что ещё хуже — он казался наполовину машиной. Его челюсти заменили на зазубренные металлические мандибулы, а правый глаз представлял собой кроваво-красную линзу, впаянную в череп. Он проревел поток гортанных звуков, убедительно демонстрируя свирепость. Казалось невозможным, чтобы такой зверь мог управляться с самым простым устройством или обладать хоть малейшим пониманием техники, встроенной в его голову.

Однако каким-то образом он завладел контролем над моим черепом-наблюдателем и передавал послание. Своего рода.

— Гнусный ксенос! — выплюнул я, хотя такая бравада была возможна лишь потому, что я находился далеко от монстра.

После моих слов тот неожиданно умолк, а его плитообразный лоб сдвинулся вниз в хмурой гримасе. Орк вдруг схватил одного из мелких зеленокожих, заорал на него и ударил тыльной стороной ладони по морде. Коротышка стремглав кинулся прочь и вернулся, волоча кабель. Не уверен, куда его вставили, но я ощутил новый укол боли в виске.

Орк оскалил клыки и изрыгнул очередную порцию брани. Но через вокс Киказара я услышал только монотонный голос:

— Запрос — пригласить/получить Посланника Горка.

Я уставился на подёргивавшийся череп. Прежде он никогда не говорил.

Орк снова заревел.

— Запрос — привести/вызвать Посланника Горка, — повторил череп.

Но именно в тот момент я осознал, что к нам обращается не череп-наблюдатель. Это был орк.

ГЛАВА 30

Я подумал, что сошёл с ума. Вожак зеленокожих — а это, очевидно, был он — продолжал рычать, как животное. Но Киказар механически повторял его слова, по мере своих возможностей перекладывая их на низкий готик.

— Запрос/требование Посланнику Горка участвовать в битве. Отказ служит основанием для санкций/ ликвидации.

Я не знал, что сказать. Шард приподнялась на локтях, но осталась лежать на койке.

К нам ли вообще обращался орк? Возможно, это был контур обратной связи, который заработал, когда зеленокожий взломал устройство.

— Ты не в том положении, чтобы выставлять требования! — произнёс я с наигранной смелостью.

Шард закатила глаза. Реплика была дешёвой, ведь орк находился в идеальном положении, чтобы выставлять любые требования. Впрочем, я не ждал от него реакции. Однако услышал хрюканье и рычание, синтезированное механическим голосом, который звучал практически так, словно имел имперское происхождение.

Орк определённо отреагировал. Из его горла донёсся гортанный рокот. Я решил, что это рассерженный рык, но затем монстр запрокинул голову, и звук достиг крещендо, которое могло бы вызвать у меня кровотечение из ушей, не приглуши Киказар звук.

— Трона ради, что он делает? — прошептал я, бросив взгляд на Шард.

— Смеётся? — предположила та, пожав плечами.

Она была права. Мелкие зеленокожие тоже хихикали, и их вскрики чуть больше походили на человеческие. Один из них прислонялся к плечу своего хозяина для опоры. Продолжая смеяться, орк глянул на коротышку. Эти двое изобразили высокий, писклявый голос, слегка похожий на мой собственный, а потом снова покатились от хохота.

Даже Шард ухмылялась. Я яростно посмотрел на неё.

— Что? — спросила она. — Хорошая пародия. Орк вздохнул и покачал головой, каким-то образом продолжая скалить металлические клыки. Смеющийся недомерок почти что упал на его плечо. Затем рука орка стремительным ударом выбросила зеленокожего карлика из поля зрения. Он ощерился и прохрюкал ругательство, которое Киказар перевёл не сразу.

— Сила лежит/обитает в руках/лапах детей/солдат Горка/Морка. Слабые/мягкие/люди имеют ничто/ ноль/отсутствие. Привести Посланника/Призывателя/Подношение Горка.

Каждая фраза давалась с трудом, череп-наблюдатель пытался переводить понятия, которые были такими же чужеродными, как сам чудовищный ксенос. Но я почувствовал проблеск забрезжившего понимания.

— Горк, — сказал я. — Что такое Горк?

Существо выслушало мой вопрос. Я не сумел бы прочесть выражения его лица, даже не будь оно наполовину заменено механизмами. Казалось, что он то ли потрясён, то ли поставлен в тупик вопросом, и до меня дошло, что перевод на его конце был, вероятно, ещё более сомнительным.

Он зарычал. Через мгновение заговорил Киказар:

— Горк жестокий/хитрый, брат Морка хитрого/жестокого. Горк распространитель/покровитель/разрушитель. Горк божество/бог/архетип.

— Бог, — прошептал я, глянув на Шард. — Горк их бог?

— Видимо.

— Тогда кого же, во имя Бога-Императора, они считают его Посланником?

Я не ожидал, что Киказар переведёт мою речь. Однако орк услышал меня, и, похоже, мои слова привели его в раздражение. Чудовищное создание рывком пропало с глаз, и на миг перед нами мелькнул орочий ангар, после чего изображение заполонили зеленокожие коротышки, которые делали непристойные жесты и размахивали оружием. К счастью, это длилось недолго — орк смахнул их в сторону, сделав жест тяжёлой рукой, и что-то рявкнул в экран.

— Хватит слабых/мелких/недостойных бойцов. Хватит стычек/потасовок/игры.

Он поднял вверх тело павшего. Лицо того представляло собой мешанину лиловых кровоподтёков, глаза таращились пустым и мёртвым взглядом. Возможно, я бы не узнал его, если бы не лишённые воска усы.

Командир звена Градеолус. Или то, что от него осталось. Но его появление частично разрешило загадку. Раз его тело было у них, значит, они, должно быть, сбили его самолёт. Возможно, распознали энергетическую сигнатуру Мизар, и череп-наблюдатель, несомненно, находился у них в руках. Зеленокожие как-то адаптировали устройство, чтобы связаться с нами.

Орк отшвырнул тело в сторону, продолжая урчать в пиктер.

— Этот противник/слабак/не-орк не был Посланником/призывателем, несмотря на такую же сигнатуру/запах/спору. Отправьте Посланника/призывателя.

— Не понимаю, — произнёс я. Но затем подумал о болоте, где отвлёк орков при помощи спроецированного лица ощерившегося зеленокожего.

Горк. Именно так они его и назвали.

— Киказар. Доступ к инфофайлам Ивазара, — шепнул я. — Временная отметка двадцать три семьдесят восемь. Воспроизвести файл.

У меня были сомнения, что это сработает, но, как выяснилось, моя допросчица из Администратума перенесла всю запись. Картинка заняла своё место с шипением: череп-наблюдатель боролся с воздействием вторгшегося орка. Однако пикт был вполне отчётливым: Шард в одиночку воевала против чудовищ на фоне шквала выстрелов. Произошёл скачок напряжения, и изображение погасло, но перед этим орк успел наклониться вперёд, и проекцию заполнила его рычащая морда.

— Подтверждение/радость, — отметил Киказар. — Отправить/привести Небесного Посланника на битву. Его смерть/порабощение начнёт вознесение/миграцию/ войну в пустоте.

Я не вполне осознал смысл сообщения. Однако понимал требования. Зеленокожий хотел сразиться с тем, кто повредил его крепость. Возможно, он жаждал отомстить и компенсировать потерю. Или же считал, что подобный бой был благословлён его мерзким богом, ошибочно приняв за пророческое явление те пикты, которые я невольно размазал по небу.

Я посмотрел на Шард. Она лежала совершенно неподвижно, пристально глядя на мерцающее изображение.

— Что, если я смогу найти тебе этого посланника? — спросил я. — И что ты предлагаешь взамен?

Орк приобрёл озадаченный вид. Неплохое достижение для чудовищного ксеноса с бионическими жвалами. В конце концов он заговорил — медленно, словно обращался к тупому ребёнку.

— Посланник будет повержен/разбит/принесён в жертву во имя Горка/Морка. Затем наступит вознесение/миграция/война в пустоте.

— А если этого пилота невозможно найти?

— Вознесение/миграция/война в пустоте.

Я обернулся к Шард.

— Какого чёрта он имеет в виду? Что конкретно предлагает? Почему он вообще удосужился связаться с нами?

— Вы не говорите на языке воинов, — произнесла она и вздохнула, спуская ноги с койки. Встала и потянулась, прогнув спину и уперев руки в позвоночник. Выпрямившись, она посмотрела на трепещущий образ. — Ты предлагаешь Посланнику Горка шанс сразиться и умереть в бою. Взамен твой бог явит себя и начнётся война в пустоте?

Орк ухмыльнулся. Возможно, он узнал что-то в манере держаться или же вспомнил её по тому пикту, который я случайно спроецировал на небо.

— Да.

— Когда и где?

— Око шторма. Скоро.

— Как скоро?

— Прежде чем небо будет сломано/пробито/подчинено.

— Ясно. Считай, что твоё послание принято. Симлекс, отключите сигнал.

— Я… я тут ничего не контролирую.

— Что ж, это прискорбно. Ведь теперь я выгляжу идиоткой. Вы не можете просто выдернуть какие-нибудь провода или вроде того?

Не знаю, следил ли орк за этим разговором, но он издал ужасный рык, который мог означать веселье. Однако на его фоне послышался ощутимый грохот, и мимо пробежала троица коротышек. Двое из них были как минимум частично охвачены огнём и пререкались, невзирая на пожар и последовавшие за ним небольшие взрывы. Орк проворчал нечто такое, что Киказар, к счастью, не сумел перевести, а затем врезал кулаком по проектору. Картинка отключилась, и Киказар упал наземь. Его линзы были тёмными. Я видел, что из трещин в черепе сочится дым.

— Они и впрямь изобретательные создания, не правда ли? — пробормотала Шард.

— Шард, я… Вы вообще считаете, что у вас есть шанс против этого?

— Наверное, небольшой. Может быть. В смысле, если бы я смогла покинуть эту камеру.

— Должен быть способ, — сказал я, изучая весьма солидные с виду прутья. — Что, если… Мы могли бы как-то прорезать металл? Или отвлечь их? У меня ещё есть один череп-наблюдатель. А вы…

Говоря, я повернулся, предполагая увидеть её рядом со мной. Но она уже успела вернуться на койку и положила голову на подушку, вперив взгляд в потолок.

— Шард? — окликнул я, всё ещё ожидая чего-то.

Она подняла голову и посмотрела на меня.

— Что?

— Что вы делаете?

— Жду обеда, — отозвалась она, снова укладываясь. — Я действительно надеюсь, что в этот раз у них будет какое-нибудь настоящее мясо. Клянусь, вчерашнее рагу по большей части состояло из панцирей и щупалец.

— Но… Мне казалось, вы сказали, что у вас есть шанс против него?

— Да, — произнесла она, хмурясь. — Простите, я не пойму, какая тут связь?

— Вы не намерены сразиться с ним?

— А почему я должна это делать?

Я неверяще уставился на нее.

— Как же честь? — выпалил я.

— У меня есть распоряжение, — ответила Шард. — Мне велели не покидать эту камеру. А ещё мне недавно напомнили, как важно подчиняться приказам в точности.

— Но… вы же не следуете приказам. Вы просто поступаете как вам хочется!

— Как мне хочется? — огрызнулась она и жестом указала на камеру. — Думаете, мне этого хочется?

— Сомневаюсь, что это первая камера, в которой вы…

— Знаете, чего я хотела, когда была ребёнком?

— Нет.

— Вот и я нет. Схола Прогениум вычистила большую часть материала из периода развития. Как я понимаю, более эффективно формировать новобранцев с нуля, а не пытаться строить поверх прошлого опыта.

— Вы ничего не помните?

— Кое-что, хотя не могу сказать, воспоминания это или нечто, внесённое аббатами-инструкторами. А может, мои собственные фантазии. В любом случае Схола Прогениум сделала меня той, кто я есть, сформировала каждую черту моего характера. Как же тогда я вообще могу поступать как мне хочется?

Она яростно глядела на меня, а я на неё. Сложно сказать, сколько бы продержалась патовая ситуация, поскольку в этот момент гнетущей тишины я услышал тихое постукивание по прутьям камеры.

— Прошу прощения. Сэр? И… сэр?

За решёткой стоял Плайнт. Он выглядел серым и худым, а на его голове появилось три новых шрама.

— Плайнт! Рада тебя видеть, — улыбнулась Шард. — Скажи, что сегодня в меню? Вчерашние харчи были почти что приемлемыми.

— Я… Вряд ли что-то будет, сэр. Кажется, кухни уничтожены.

— Ясно. — Шард кивнула. — А винный погреб?

— Похоронен под камнями.

— Не повезло. В таком случае зачем ты пришёл?

— Чтобы выпустить пропагандиста, — ответил он, отцепляя от пояса ключ. — Мне очень жаль, сэр. Не знаю точно, почему вы тут. От высшего командования было направлено сообщение, которое гласило, что жизненно необходимо схватить вас и взять под стражу.

— Кто его послал?

— Трудно сказать, сэр. Его больше нет. Никаких следов, — произнёс Плайнт, вставляя ключ в замок. — Сожалею, что с вами обошлись грубо, сэр.

Я покачал головой.

— Неважно. Без сомнения, это спасло мне жизнь. Война ещё бушует?

— Нет, сэр.

— Мы… победили?

— Нет, сэр.

Он отпер дверь, но не сумел открыть её одной рукой: нижние прутья цеплялись за пол и высекали искры. Я шагнул вперёд, чтобы помочь. Шард осталась на койке.

— Тогда что теперь? — спросил я. — Если победили орки, то почему мы ещё живы?

— Потому что с нами скучно, — отозвалась Шард. — Они сбили наши самолёты и забросали оставшиеся наземные цели зажигательными бомбами. Но двигаться последовательно и охотиться за каждым уцелевшим не в орочьем стиле ведения войны, если только им не нужны рабы. Это племя, похоже, больше занимает следующий бой.

— С кем ещё сражаться, сэр?

— Ну, они могут поискать другую авиабазу, — пожала плечами Шард. — Или, возможно, какие-то наши наземные войска?

— Как скажете, сэр.

Шард села, свирепо глядя на него.

— Вам есть что сказать, старший сержант? Пусть я и в камере, но хочу напомнить, что выше вас по званию. Вас и всех остальных.

— Нет, сэр. Только…

— Только они никуда не ушли, — прошептал я.

Я ощутил на себе их взгляды, но мой собственный был прикован к Киказару. Линзы черепа-наблюдателя дёрнулись, и его проектор выбросил на стену камеры подрагивающий пикт. Было неясно, каким модификациям орочий механик подверг Мизар, но сигнал продолжал передаваться. Я видел самолёты орков, которые роились, будто насекомые. Сложно сказать наверняка, ведь качество было столь убогим, но у меня сложилось впечатление, что мы наблюдали за ними через смотровое окно или, возможно, какой-то экран.

Что было очевидно, так это их количество.

Ведь нам предстала неоспоримая мощь, собранная со всей планеты. Даже будь мы полностью укомплектованы, с каждым асом-истребителем в воздухе, нам было бы никак их не остановить.

ГЛАВА 31

Не знаю, о чём думали остальные, пока мы неотрывно глядели на тот скверно отрисованный голопикт. Глаза Плайнта были раскрыты так широко, как мне ещё не приходилось видеть. Всегда сдержанная Шард, казалось, отстранённо наблюдала за воздушным роем. Но в её взгляде была задумчивость. Она как будто прочерчивала траекторию каждого самолёта, пытаясь разобраться в орде зеленокожих.

— Как… как они вообще будут пополнять запасы? — услышал я собственные слова, словно в тот момент это имело значение. Но я уцепился за них, возможно ища в разворачивавшемся хаосе толику логики. Ведь как они могли дозаправиться? И какой смысл держать такое количество машин в одном месте? Зелёный Шторм, та ужасная летучая крепость, мог в одиночку сровнять с землёй 2208-е экспедиционное авиакрыло и шато вместе с ним. Зачем стягивать в эту точку столько самолётов? Они уже нас победили.

Что же было их целью?

Должно быть, их призвали при помощи молнии, ведь даже та небесная твердыня не могла создать подобную армаду с нуля. Но в таком случае почему они ещё оставались тут?

Их задача ещё не была выполнена. Я видел, как по латунному куполу, установленному под летучей крепостью, струится энергия. По мерцающему пикту было сложно сказать наверняка, но казалось, что она сгущается не с такой поспешностью, как во время нашего прошлого боя.

Либо это, либо же накапливался более мощный заряд.

— Они мигрируют. Как птицы.

Шард говорила тихо, заворожённая зрелищем. Я посмотрел на неё, а потом снова на изображение. В её словах был здравый смысл. Мне случалось видеть и птиц, и насекомых, которые собирались в похожих количествах, готовясь к долгому путешествию.

— Зачем? — спросил я. — Куда они направляются?

Пока я говорил, видеотрансляция озарилась взрывом: два самолёта столкнулись, а может быть, обменивались выстрелами. Ближайшие истребители рассеялись, оттирая друг друга ради позиции, после чего снова вернулись к своему непрерывному петлянию вокруг небесной крепости.

— Вы же слышали орочьего механика, — ответила Шард. — Они ищут битвы, а кроме меня, у них не осталось соперников. По крайней мере, на этой планете.

Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, что она имеет в виду.

— Салус… — прошептал я.

— Да. Я бы предположила, что они намереваются дать бой орбитальной станции Салус.

— Но… это невозможно.

— Ну конечно, — сказала она. — Орки неспособны выполнить такую задачу. Точно так же, как неспособны овладеть переносом материи или построить машину, пригодную для полётов в пустоте. Верно?

Её голос сочился презрением, но я всё ещё не мог этого постичь. Орбитальная станция Салус намного превосходила летучую крепость орков по размеру и имела достаточно вооружения, чтобы стереть её с лица планеты.

И всё же слова Шард содержали в себе ужасную правду. Мы постоянно недооценивали зеленокожих. Хуже того, мы активно принижали их угрозу — это доказывалось самим моим присутствием здесь. Губернатор Долос воспользовалась своим влиянием, чтобы преуменьшить опасность, тревожась лишь об ущербе, который мог нанести её миру полномасштабный имперский поход, или же боясь пристального внимания, которым тот мог сопровождаться. Её нежелание принять реальность вполне могло стоить Империуму целой планеты. Возможно, даже больше при условии, что оркам удалось бы создать опорный пункт в секторе.

— Вы думаете, они в силах это сделать? — спросил я.

Шард пожала плечами.

— Думаю, они попытаются, — произнесла она. — Вопрос лишь в том, сумеют ли они стабилизировать достаточно большой портал. Если нет, то кто знает, какой вред они смогут нанести? Возможно, всё на расстоянии в сотню миль будет запущено в космос. Или Салус окажется стянут вниз и разорван на части гравитацией планеты. Я правда надеюсь, что мы сохраним это соединение — будет забавно выяснить, каким образом окончатся наши жизни.

— Что нам делать, сэр?

Я бросил взгляд на Плайнта, но тот неотрывно смотрел на Шард.

— Кто за главного? — спросила она, не оборачиваясь.

— Не знаю, сэр. Большинство офицеров либо мертвы, либо в медотсеке. Мне удалось поговорить с лейтенантом Квиллтом.

— И он сказал?..

— Не слишком много, сэр. В любом случае ничего такого, что требуется повторять.

— Стало быть, никаких актуальных приказов?

— Не совсем, сэр. Он сказал, что я должен поступать как захочу, ибо нам всем конец и надежды нет.

— И всё?

— Он напивался, сэр. Говорил только между глотками.

— Умный человек этот Квиллт, — кивнула Шард, продолжая сосредоточенно смотреть на рой. Только что столкнулось ещё два самолёта. Неудивительно, с учётом количества орков в этом пространстве.

— Сэр?

— Я освобождена от своих обязанностей, Плайнт. Тебе не нужно называть меня «сэр».

— Пожалуйста, сэр…

Она отвернулась и наклонила голову, сжав пальцами переносицу.

— Чего конкретно ты от меня хочешь, Плайнт?

— Чтобы вы нас спасли?

Шард вздохнула и бросила на меня взгляд, словно общалась с собратом по заговору.

— Видите, с чем я мирюсь? — спросила она. — Спасите положение, Шард. Победите в безнадёжной ситуации, Шард. Повергните невозможного врага, Шард. Как будто это так просто.

— Может, это и не просто. Но, мне кажется, это то, что сделала бы командир звена Шард.

Она яростно посмотрела на меня.

— Симлекс, это жалкая попытка манипуляции?

— Нет, — ответил я. — Ведь неважно, что вы сделаете. Никому и никак не победить эту орду. Даже вам. Мы это уже видели. Зелёный Шторм вам не по плечу.

— В прошлый раз мы были не на равных, — запротестовала Шард. — Не было моего самолёта, я не…

Она умолкла и вздохнула. Злость в её глазах пропала.

— Вы правда считаете, что я на это куплюсь?

— Командира звена Шард? Нет, конечно. Она бы просто доказала ошибочность моих опасений при помощи какой-нибудь хитрой стратегии и дерзкого мастерства.

— Ненавижу, когда другие люди пытаются быть умными, — произнесла она, глянув в небо, а затем повернулась к Плайнту. — Старший сержант, вы вообще удосужились починить мою «Молнию»?

— Я починил, сэр. Простите, что ушло так много времени. Пришлось отрегулировать гнёзда для помощи работе черепов-наблюдателей, а потом…

— Где Просферус?

— В медблоке. Без сознания, сэр.

— Ну хорошо, — сказала Шард, сунула руку в лётный костюм и достала довольно помятый конверт. — Симлекс, я полагаю, вы умеете читать?

Я взял бумагу, сломал печать и вынул письмо, написанное на бланке командира авиакрыла Просферуса.

— «Тем, кого это может касаться, — прочёл я, обращаясь к ним обоим. — Я, командир авиакрыла Просферус, в случае ранения, не дающего возможности командовать, немедленно назначаю командира звена Шард своим заместителем». — Я посмотрел на неё. — Как давно оно у вас?

— Неважно. К слову, верните письмо. Для следующего раза.

— В нём нет даты…

— Полезно быть гибким, — отозвалась она, запихивая письмо под комбинезон. — Плайнт, давай в ангар. Нужно, чтобы ты сделал кое-какие косметические дополнения к моей «Молнии». И, Симлекс?

— Да?

— Это та черепушка, которая летала с нами? Та, что устроила оркам световое шоу, которое их так вдохновило?

— Нет. Это Киказар, а не…

— Мне всё равно. Просто возьмите нужного.

— Его забрала губернатор Долос. Не представляю, где он сейчас. Она могла его уничтожить или взять с собой, когда…

— Мы знаем, что она его не уничтожила, потому что вы показывали орку файлы с него. Идите и обыщите то, что осталось от шато. Смотрите повсюду. Нам нужно, чтобы всё сработало.

— Могу я поинтересоваться, есть ли у вас план?

— Я вас умоляю, — произнесла она, закатывая глаза. — У командира звена Шард всегда есть план.

Мне не хотелось покидать бункер, и, когда впереди замаячил выход, мой шаг замедлился. С внутренней стороны было выставлено двое часовых, хотя оставалось неясным, состояла ли их роль в предотвращении дезертирств или же они попросту посчитали более безопасным охранять бункер изнутри.

Они не стали меня останавливать. Что им было до моей участи?

Пока дверь со скрипом открывалась, я отчасти ожидал обнаружить, что двор переполнен беснующимися орками, однако в парке не осталось ничего живого. Все остатки травы и кустов были уничтожены или поглощены пламенем. Земля была слишком сырой, чтобы поддерживать пожарище, но в воздухе стоял густой дым. Я едва мог видеть и с кашлем, пошатываясь, двигался сквозь смог. Трясина цеплялась за трость, которую я позаимствовал в медблоке.

Я знал, что шато впереди, но сомневался, что оно ещё стоит. Орки ведь наверняка бы превратили сооружение в пепел? Однако стали видны таившиеся в дыму очертания — огромные, пусть и уменьшившиеся в размерах, — и, когда я приблизился, смог рассеялся, и я увидел, что осталось от здания.

Его внешняя сторона была чёрной, выжженной жутким огнём, который выпустили на волю орочьи зажигательные бомбы. Я заметил однорукого сервитора, трогательно скребущего сгоревшую кору, но её было не спасти. Мандаковое дерево погибло. В сущности, оно, вероятно, было мертво задолго до атаки орков. Ведь через расколовшуюся кору я теперь видел червеподобные усики, которыми кишело его нутро. Каким-то образом они оказались устойчивы к огню — внешняя поверхность потемнела, но цветки были всё такими же розовыми и сморщенными. Сейчас они свисали, вытянувшись из оболочки огромного дерева, словно выпавшие внутренности. Заражение уходило и в землю: отростки прорывались из растрескавшихся взлётных полос. Неудивительно, что шато сдалось перед паразитическим растением. К концу то, должно быть, прикрывалось гигантским мандаком, будто панцирем. Кто знал, насколько глубоко оно проникло в планету или как далеко распространилось его влияние?

Однако оно выжило. А это означало, что, возможно, какая-то часть внутреннего пространства уцелела. Если бы я только смог попасть туда. Покои губернатора располагались в центре и, несомненно, были укреплены на случай нападения. Но и вход, и мостики были разрушены и оплетены новой порослью.

Мой взгляд задержался на сервиторе. Я не мог сказать точно, был ли это тот же самый, что первым встретил меня, — тот, которого Плайнт называл Гэрри. Они все выглядели одинаково. Но, возможно, он выполнял такую же функцию.

— Эй ты! — произнёс я, приближаясь к неуклюжему автоматону, который до сих пор жалостно скрёб почерневшую кору. — Отнеси эту сумку в комнату губернатора.

Сервитор проигнорировал меня, если вообще заметил моё присутствие. Он получил повреждения: у него не хватало руки, а серая плоть на груди была пропорота неровными порезами. Возможно, его программа работала с нарушениями.

Я предпринял ещё одну попытку, заставив себя зайти в его поле зрения и сунув ему в руку драный клок материи.

— Отнеси эту сумку в покои губернатора Долос! — велел я.

Он замедлился и посмотрел на меня мёртвыми серыми глазами. Я содрогнулся, поскольку не знал, насколько сильно он был повреждён. Сервитор мог лишиться каких-то механизмов, которые не позволяли ему причинить мне вред. Однако у меня не было выбора.

— Сумка! — произнёс я, протягивая руку.

Он потянулся и схватил клочок ткани. Попытался переложить его в отсутствующую конечность, но вместо этого уронил обрывок на землю, после чего угловато зашагал к задним дверям, ныне обвалившимся под гнётом горелой древесины и раскидистых лиан. Сервитор практически не сбавил хода, его когтистая рука устремилась к бьющимся отросткам и выдрала пригоршню. Он стал прокапывать себе дорогу внутрь, а я последовал за ним, съёжившись и избегая цветов. Ведь под их лепестками я видел ряды шипов, которые щёлкали, словно зубы.

Я всё ещё ходил медленно, опираясь на трость, но поступь машины в той же мере ограничивали развалины. Мы поднялись по лестнице, которая осталась целой только из-за заблаговременных ремонтных работ под надзором Стайли. Теперь, когда кора выгорела, оказалось, что целые секции были заново отлиты из смолы. Судя по тому, что она лежала слоями, а местами состарилась, это, должно быть, продолжалось месяцами, пока агрессивные отростки понемногу выдалбливали мандаковое дерево изнутри.

Мы добрались до тупика, где ступени обрушились. Я отчасти ожидал, что сбоящий сервитор упадёт в бездну. Однако он замедлил шаг, мгновение подёргался, после чего свернул и двинулся по коридору. Что-то в его походке вызывало беспокойство: временами он спотыкался, и я видел на его серой коже любопытные отметины, похожие на крошечные укусы. Плоть вокруг них вздулась и обесцветилась. Хотя сервитор был подвергнут лоботомии и не ощущал боли или дискомфорта, его биологические составляющие всё же поддавались определённым токсинам.

Я следовал за ним с осторожностью, при помощи трости отгоняя усики, которые появлялись из растрескавшихся стен. Их розовые цветки как будто тянулись ко мне, возможно привлечённые теплом моего тела. Здесь было меньше повреждений — по крайней мере, от огня, — но заражение, наоборот, оказалось сильнее. Может быть, жар пламени выступил в качестве катализатора или же гибель мандакового дерева предоставила возможность взрывного роста. Как бы то ни было, клянусь — отростки в янтарную крапинку пытались нас окружить.

Я оглянулся. Туннель успел сузиться? Или это была паранойя? Оба варианта казались равновероятными, поскольку я не узнавал прохода, по которому мы шли. Я боялся, что из-за разрушающегося киборга окажусь в тупике и буду поглощён наползающей порослью, пока он не прорвался через последние корни и не показалась дверь в конце коридора. За ней находилась металлическая лифтовая шахта, которую давно прорезали в древесине, и её грязный металл был не затронут назойливыми усиками. Рядом тянулись трубы, доставлявшие прометий в святая святых. Похоже, это было промышленное сердце провинциального убежища Долос.

Сервитор неуклюже подошёл к замку и со второй попытки применил имплантированный ключ.

Пока мы заходили внутрь, я задался вопросом, осознаёт ли сервитор моё присутствие или же перешёл на удобную подпрограмму. Но когда дверь закрылась и лифт начал подниматься, он как будто обмяк. Возможно, машина берегла энергию, поскольку уже не находилась в движении, однако это создавало дополнительную нагрузку на органическую систему. Сервитор постепенно сползал, превращаясь в груду костей и техники, и его нога подгибалась, пока он не распростёрся навзничь. Когда лифт замедлился и двери со скрежетом открылись, он попытался подняться, но механические компоненты уже не смогли этого добиться. Его уцелевшая рука скребла по полу. Я бы сказал, что он выглядел сбитым с толку, но не уверен, были ли вообще живы его биологические составляющие. Возможно, его лицо исказилось хмурой гримасой из-за токсинов. Предпочитаю думать так. Это лучше, чем гадать, не продолжал ли какой-то отголосок человека цепляться за умирающую машину.

Я был слишком занят отростками, чтобы размышлять о том, что ждало за дверями. Предположил бы обычный служебный коридор, однако на стенах были бирюзово-золотые узоры и странным образом отсутствовали следы паразитических корней. Картины, которые украшали проход, были выполнены в знакомом стиле, но у меня оставалось мало времени на критику, поскольку я ковылял вперёд, сосредоточившись на поисках своего черепа-наблюдателя. Образы, разворачивавшиеся на полотнах, были вдохновлены природой планеты: завораживающие закаты, отражающиеся в неподвижной болотной воде, с повсеместным преобладанием мотива насекомых.

Однако, пока я пробивался дальше, тематика менялась. Не знаю, как располагались изображения — по хронологии или же по жанру, — но по мере моего продвижения на картинах понемногу появились те худощавые существа в причудливых одеяниях. Я поймал себя на том, что замедляю шаг, а мой взгляд задерживается на фигурах чужаков. Альдари, как я предполагал. С их появлением на картинах менялся и стиль: линии становились всё более грубыми, краской практически резали по холсту. Я жалел, что при мне нет черепа-наблюдателя, который мог бы записать увиденное.

Особенно последнее изображение.

На финальном полотне просматривались отголоски Банкета урожая — как в одежде, так и в сочетаниях пар. Но силуэты, которые обрамляло угасающее солнце, напоминали тени, корчащиеся в пламени. Их анатомия была болезненно исковеркана, и я не мог понять, резвятся бражники в распутстве или же предаются убийственным прихотям. В центре празднества над болотами висела мрачная фигура, из-под чёрных одежд которой проглядывала бледная плоть. Её лицо лишь кое-как выписали шквалом росчерков кисти, но в глазах присутствовало нечто навязчивое, а в улыбке — ужасное. Ещё хуже было обилие конечностей: из сгорбленной спины выдавались лишние руки, а болтающиеся ступни не совсем касались земли.

Не знаю, почему Долос нарисовала это чудовище. Я мог бы поверить, что это сон или кошмар, вызванный чрезмерным употреблением её собственного порченого вина. Но мне вспомнился Банкет урожая, где лорд Помпо жаловался, что на прошлых праздниках присутствовали альдари. Могло ли это извращённое создание принадлежать к их расе?

Я оторвал от него взгляд и вышел в фойе. Портрет Долос висел над весело пылавшим камином из панелей цвета слоновой кости, который снабжали горючим прометиевые трубы, проходившие параллельно шахте лифта. Вероятно, это было её святилище, куда имели доступ лишь самые верные или нерассуждающие слуги. Если так, она могла спрятать Ивазара где-нибудь в этом помещении.

Я попробовал синхронизоваться с черепом-наблюдателем. Почувствовал его. Рядом. Но он видел только темноту.

— Воспроизведение, случайный файл, — прошептал я.

Я надеялся заметить мерцание изображения, но ничего не произошло.

И всё-таки послышался тихий звук, просто шелест.

— Воспроизвести файл под названием «Шард», — произнёс я. — Максимальная громкость.

Вот она: монотонная речь аббата-инструктора. Я прошёл на звук через золочёную дверь и оказался в комнате, где мы с Долос однажды завтракали. Теперь она была неопрятной: ящики и буфеты перетряхнули при внезапном отъезде губернатора. На столе всё так же восседало растение. Возле него лежало тело, кожу которого покрывали сморщенные укусы.

Стайли.

Сомневаюсь, что признал бы его без одеяния, поскольку его плоть иссохла и плотно лепилась к костям. Руку до сих пор оплетали усики растения. Он сжимал секатор — видимо, намеревался воспользоваться им против цветка. Может быть, поскользнулся и запутался в отростках. Но к тому моменту я уже был уверен, что растение обладало неким злонамеренным инстинктом. И действительно, с цветков капала смола, словно они исходили слюной от моего присутствия.

Следуя за голосом аббата-инструктора, я осторожно прошёл до спальни Долос.

Кровать подняли, обнажив скрытую под ней панель. В спешке слуги оставили её открытой. По комнате были разбросаны безделушки и сокровища, но я оставил их без внимания, сконцентрировавшись сугубо на сундуке. Должно быть, его оказалось слишком тяжело нести, ведь дерево было толстым, хотя и недостаточно, чтобы заглушить речь аббата-инструктора.

Я отпер щеколду, и Ивазар неуверенно поднялся вверх. Он был в печальном состоянии, обугленный после бури и перемазанный в болоте, но пристроился за мной, когда я двинулся из комнаты.

За время моего отсутствия растение успело раздуться и продолжало набухать прямо у меня на глазах. Оставшиеся фиолетовые ягоды падали со сморщенных цветков, темнея и усыхая на лету. Последние капли их сока окрашивали древесину в чёрный цвет. Отметины напомнили мне об изъеденном оспой теле Отпрыска.

Мой взгляд скользнул на Стайли. Почему он не сбежал вместе с госпожой? Она бросила его и он решил выместить свою досаду на растении? Или же пришёл сюда по приказу — чтобы убить гнусную тварь и, возможно, убрать все следы её существования? Мне уже никогда этого не узнать. И всё же, каким бы нытиком ни был мажордом, он не заслужил такой судьбы.

Действуя аккуратно, я наклонился, подобрал секатор и отступил, чтобы цветки, прихлёбывавшие из запястья Стайли, не смогли дотянуться до меня. Их шипы поблёскивали. Я сделал шаг назад, обдумывая, не следует ли мне атаковать растение — порубить его на куски, пока оно не распространилось ещё дальше. Но его корни уже зарылись глубоко под оболочку шато, а сейчас оно заразило и топь. Мне было его не убить.

Я отвернулся и включил колеблющиеся клинки секатора, молясь Богу-Императору, чтобы этого хватило для прорезания обратного пути.

ГЛАВА 32

Вернувшись, я обнаружил Шард в главном ангаре. Тот выглядел странно, ободранным догола — все самолёты, которые в нём когда-то размещались, уже были принесены в жертву орочьей угрозе.

Все, кроме одного. «Молнии» Шард. «Мендакс Матертеры».

Или, скорее, машины, ранее известной как «Мендакс Матертера», поскольку её горделивый силуэт теперь был обшит металлоломом. Я не мог сказать, с орочьего или имперского самолёта срезали эти заплаты и имело ли это всё ещё какое-либо значение, но их бессистемное расположение определённо придавало ей орочьи очертания.

Когда я вошёл, Шард подняла голову и нахмурилась при виде сока, которым были запачканы мои одеяния и лезвия секатора.

— Успешно? — поинтересовалась она.

Я кивнул головой. Ивазар выскользнул из-за моей спины.

— Повеселились?

— Неважно, — ответил я, задержав взгляд на её машине. — Это задумано как абляционная броня?

— Не совсем, — сказала Шард. — Но нам ещё нужно пристроить вашего любимчика. Плайнт?

Откуда-то из-под фюзеляжа возникла голова. Лицо Плайнта почернело, и у него не хватало одной брови. Но улыбка вернулась.

— Хорошая работа, сэр, — произнёс он, сияя. — Я его мигом установлю.

— Не понимаю цели этого, — пробормотал я. — Ваш самолёт выглядит так, словно едва может подняться в небо, и в нём есть место только для пилота. Какой толк от черепа-наблюдателя?

— Потому что мне нужна поддержка. И это ваша работа. Вам нужно управлять черепом.

— Но в машине нет места.

— Тогда делайте это с земли.

— Не могу. У них недостаточная дальность действия. Она приподняла бровь и кивнула на Киказара.

Тот лежал около самолёта, и в его голопроекторах с перебоями вспыхивали пикты, изображающие летучую крепость изнутри.

— Это какое-то техноколдовство ксеносов.

— Вы говорите, что орки в силах так сделать, а мы нет? — отозвалась она. — Это ведь звучит подозрительно похоже на ересь. Возможно, мне придётся вас застрелить.

— Давайте. Это ничего не меняет. У нас нет средств, чтобы повторить сделанное ими. Поверьте мне, я обучался у адептов Механикус и знаю каждый обет активации.

— Ясно. — Шард наморщила лоб и бросила взгляд на Плайнта. — А вы что думаете, старший сержант?

— Не мне судить, сэр.

Она улыбнулась.

— Сделай одолжение. Это приказ.

— Ну, возможно, если я подключу локационный маяк «Молнии» к передатчику черепа-наблюдателя, это смогло бы существенно увеличить радиус связи. Может возникнуть проблема выгорания, но с учётом того, что он вынес молнию орков, должен сколько-то продержаться. При условии, что у когитаторов одинаковый интерфейс. — Он взволнованно посмотрел на наши невыразительные лица. — Или что-то вроде того.

Я встретился глазами с Шард.

— Вы поняли, что он сказал?

— Понимать это не входит в мои обязанности.

— Но вы уверены, что сумеете это сделать? — спросил я, поворачиваясь к Плайнту.

— На какое-то время, — ответил он, и его улыбка скрылась. — Но Ивазар уже многое перенёс. Не знаю, как долго он протянет. Я не из Механикус. Я не должен возиться с вещами за пределами моего круга знаний.

Его взгляд опустился под ноги, а Шард тем временем посмотрела на небо.

Она вздохнула и потёрла глаза.

— Плайнт, что тебе предписывалось делать в письме командира авиакрыла Просферуса в том случае, если он выведен из строя?

— Следовать вашим приказам, сэр.

— Так ты следуешь приказам?

— Да, сэр.

— Тогда, именем Бога-Императора, приказываю тебе делать всё, что ты только что сказал про свои планы. С увеличением, проводкой и… и так далее.

Он отсалютовал.

— Сэр! Да, сэр!

— Как долго у вас это письмо? — спросил я, когда Плайнт запустил свой дуговой сварочный аппарат.

— А какой сейчас год?

— Неважно.

— Не хотите побыть за старшего? А то мне надо отойти в уборную.

— Нет. — Я вздрогнул, поскольку Плайнт вскрыл корпус Ивазара и начал вытаскивать наружу кабели с проводами. — Вы считаете, он справится? Он же не техножрец.

— Верно. Но готова биться об заклад, что он по меньшей мере так же умён, как орки, а им это удалось.

Потом раздалось громкое шипение пара, за которым последовало приглушённое ругательство, и линзы Ивазара вспыхнули красным. Я отвернулся и проследил за взглядом Шард, которая пристально смотрела на мерцающее изображение небесной крепости. Орочий механик шёл по коридору, волоча череп-наблюдатель с собой. Время от времени я мельком замечал соединявшую их цепь.

— Я так понимаю, вы не можете с ним связаться? — спросила Шард. — Может, устроить так, чтобы он ударил нашего врага по голове? Или самоуничтожился?

— Нет. Если пытаюсь, меня подавляют. Мы можем только смотреть.

На наших глазах картинка сместилась, и череп-наблюдатель подплыл к смотровому окну. Несмотря на порабощение, он всё ещё был одержим круговертью орочьих истребителей, и его сенсоры влекло к этой исступлённой активности. Кромка латунного купола, распластавшегося под крепостью, была едва различима. На ней вспыхивали искры зелёных молний.

— Думаете, они будут ждать Посланника Горка? — поинтересовался я.

— Орки не славятся терпением, — ответила Шард. — Может, они и способны строить всякое, но у них крайне плохо получается сидеть спокойно.

Пока мы наблюдали, небо разорвал ещё один взрыв. На сей раз не столкновение, так как Мизар отследила град пуль, уничтоживший эту машину. Возможно, нападение было вызвано скукой или же орк-пилот решил свести старые счёты. Как бы то ни было, это не осталось безнаказанным. Я услышал зычное хрюканье — видимо, орочий механик требовал возмездия. На наших глазах вокруг латунного купола сгустилась энергия, и разряд молнии хлестнул, словно бич надсмотрщика. Он распорол небо на части, и его силы сбили множество самолётов. Предположительно, в их число попал и виновник, хотя я с трудом понимал, каким образом его могли опознать среди хаоса. Это напомнило мне о худших проявлениях имперского правосудия, когда кара за прегрешение ставится выше установления преступника.

— Как вам кажется, если мы оставим их на достаточное время, они уничтожат друг друга? Дойдут до междоусобной войны? — спросил я.

— Может быть. Но у нас нет времени.

— Но какие у вас шансы? В одиночку против этого?

Она улыбнулась.

— О, я буду сражаться не в одиночку. Со мной полетит Две тысячи двести восьмое экспедиционное авиакрыло.

Мы с Плайнтом наблюдали за поднимавшейся «Мендакс Матертерой».

Пока Шард проводила финальные проверки, я отсалютовал ей. Я всё ещё оставался в этой позе, хотя единственным ответом стало закатывание глаз, за которым последовал непристойный жест. В конце концов Плайнт взял меня за руку и деликатно опустил её.

— Идёмте, сэр, — произнёс он. — Мы сделали всё, что можем. Я сварю рекафа.

Однако он ошибался. Плайнт сделал всё, что мог, подняв «Молнию» в воздух. У меня же ещё оставались свои обязанности. Когда старший сержант направился к микроскопической кухоньке ангара, я бросил взгляд на Киказара. Антигравитационные модули черепа-наблюдателя оставались отключёнными, но мы установили его на запасной подвес, а я улучшил качество пикта, пусть и незначительно. Механик орков обосновался на мостике небесной крепости. Я мимолётно увидел странный внутренний облик судна, где орочьи воины размещались у консолей или пристально глядели на монитор. Казалось нелепым, что эти звероподобные создания могли играть роль навигатора или машиновидца.

Затем я отвёл взгляд, глубоко дыша и стремясь синхронизовать своё сознание с Ивазаром. Мы проверяли соединение с земли, но нельзя было узнать, заработает ли оно, когда Шард окажется в воздухе. Однако я сконцентрировался и потянулся вперёд, игнорируя беспокойное шипение Киказара.

Я не мог сказать, что увидел только темноту, ведь даже темнота — это что-то. Я просто ничего не ощутил, словно моя рука двигалась в пустоте. Но Шард была там, мчалась навстречу шторму. Мне необходимо было дотянуться до неё. Я попробовал представить себе Ивазара, а когда это не принесло успеха, представил её, пилотирующую обшитый мусором самолёт, одну против воздушной армады. Командира звена Шард, величайшего аса-истребителя в Империуме.

Именно тогда я мельком увидел грозовые тучи. Это длилось мгновение, а потом связь разорвалась. Однако теперь я знал, что ищу, эти очертания и ощущения, и было проще отыскать их вновь. На сей раз я удержался и опять взмыл в небеса Бахуса.

Штормовой фронт находился по курсу. Шард не сбавила хода и нырнула в вихрь, небрежно осёдлывая его ветры и по кругу приближаясь к оку бури.

— Шард? — произнёс я вслух. Эхо моего голоса отразилось по всей кабине.

— Самое, на хрен, время, — пробормотала она в ответ. — Я уже начинала волноваться, что связь невозможна и вы всё это время были правы. Жуткая мысль.

— Мне трудно удерживать контроль.

— Мужайтесь. Я знаю, как это, должно быть, непросто. Если вы только позволите мне закончить наперекор всему маневрировать этим штопаным самолётом сквозь ветер со скоростью сто миль в час на пути к почти верной гибели, я сразу же посочувствую вашему ужасному бремени.

— Почти верной гибели? — переспросил я. — Командир звена Шард испытывает сомнение?

Её ответ поглотило шипение помех.

— …никогда особо не было до неё дела. Приём. Симлекс, вы ещё тут?

— Кое-как.

— Хорошо. Потому что мы прибыли.

Она прорвалась. Я помнил тот миг спокойствия, который пережил в прошлый раз, когда мы пересекли эту границу, а я ещё не знал об опасности внутри. Однако теперь всё было совершенно иначе. Мне не удавалось осмыслить суматоху кружащих истребителей, но Шард ворвалась туда, найдя себе место среди зеленокожих. Я ожидал, что те в любой момент нападут на неё, однако они этого не делали. Обшитая металлоломом «Молния» походила на орочий самолёт ничуть не меньше, чем любой другой.

Пока она завершала первый оборот вокруг летучей крепости, я искал порядок в хаосе. Были моменты, когда зеленокожие словно бы действовали как целое и двигались по орбите вместе. Но это нарушалось слишком легко: орочьи истребители пользовались возможностью, чтобы устроить гонку с соперниками, на максимальной скорости петляя среди кружащих машин. Некоторые упорно летели против стаи, вынуждая другие самолёты уклоняться или сталкиваться с ними. На моих глазах множество упало — либо от слишком быстрого полёта, либо от того, что шли на слишком большие риски. Однако ответных ударов со стороны крепости больше не было. Возможно, ей требовалось беречь энергию, поскольку зелёные молнии теперь перескакивали по всей её длине, струясь как вода, и их притоки собирались в одной точке у основания. Даже смотря оком Ивазара, я не мог глядеть прямо на неё. Она горела слишком ярко.

— Вы видите механика орков?

— Он на их мостике, полагаю.

— Есть идеи, где это? Я могла бы попробовать пальнуть в него.

— Нет. Где-то по центру, наверное, но это не точно.

— Жаль. Есть что-то чудесно аккуратное в том, чтобы избавиться от противника одним выстрелом.

— Возможно, уже поздно. Энергия накапливается.

— Знаю. Вы готовы?

— Насколько вообще смогу быть. — Я вздохнул. — Шард, если это не сработает, просто хочу сказать: когда я только прибыл на эту планету, то никогда…

— Знаю. Я превзошла все ваши ожидания.

— На самом деле я хотел сказать, что жалею о том, что вообще вас встретил, и желал бы никогда не попадать в это захолустье.

В аудиоканале затрещал её смех.

— Справедливо, — произнесла она. — А теперь выполняйте свои чёртовы обязанности.

Я закрыл глаза, полностью синхронизовавшись с Ивазаром. Это было трудно: изображения трепетали, похороненные в его памяти пикты были размыты и искажены. Но я знал, что ищу, поскольку склеивал материал перед вылетом.

Жаль, что я не сумел перечислить имена отважных пилотов, которые пожертвовали всем ради Империума. Но я мог делать только это, чтобы оставаться там, удерживать связь.

— Ожидайте подкреплений, — прошептал я.

И вдруг небо оказалось заполнено 2208-м экспедиционным авиакрылом.

ГЛАВА 33

Хотел бы я знать, что пронеслось в головах у орков, когда среди них внезапно возникла дюжина эскадрилий имперских истребителей, сверкающих лазерами и палящих из автопушек. Стоит признать, орудия не издавали никаких звуков, а силуэты самолётов были несколько нечёткими.

Но это определённо спровоцировало ответ.

Орки, чья кровожадность подавлялась уже слишком долго, а дисциплина успела надломиться, набросились на незваных гостей, вырываясь из спиральной схемы полёта и давая волю всей ярости своих пушек. Разумеется, так как орки не славятся меткостью, они обычно компенсируют это плотностью огня. Шквал пуль безвредно прошёл сквозь мерцающие голообразы, ведь там попросту нельзя было ни во что попасть.

Кроме других орков.

Последовавшие взрывы сотрясли и орков, и пикт. Имперские истребители затрещали, дробясь на части от ударных волн и обломков. Однако это не имело значения: орки были слишком разъярены, чтобы выйти из боя. Они гонялись за фантомами, стреляя без разбора.

Шард осталась на периферии хаоса. Её лазпушка время от времени вспыхивала, и каждый выстрел отправлял орочьего пилота на тот свет, но это выглядело ненамеренным, словно она просто хотела скоротать время.

— Симлекс? Вы ещё здесь?

— Едва-едва.

— Не помешали бы последние известия. Как нашему орочьему механику нравится представление?

— Я должен концентрироваться… Плайнт? Что вы видите на корабле орков? И кричите, Императора ради!

Его голос донёсся до меня одновременно в виде вопля и шёпота.

— Почти ничего, сэр. Они спорят. Кажется, наносятся удары. Подождите, мы перемещаемся к монитору. Но я толком не вижу, что творится…

— Шард? Почти ничего. Похоже, они…

— Подождите, — произнёс Плайнт. — Один из больших восстановил порядок. Они проворачивают рычаги и… Клянусь Троном, их машины странные. Они готовят устройство, похожее на мехи. Что-то вот-вот произойдёт.

— Шард? Плайнт говорит, что они, возможно, заряжают…

— Да вижу я! — прорычала она в вокс. Краем зрения Ивазара я увидел, что вдоль латунного купола скачет энергия. Но возвещала она не о вознесении орков в пустоту. Вместо этого небо расколол стремительный удар молнии. Я не мог сказать, была она направлена в призрачные имперские истребители или же в своевольную орду. Однако множество орков снесло с неба проскочившим по ним разрядом. Шард резко заложила вираж, уклоняясь от выброса, и я почувствовал, как у меня внутри всё перевернулось — мимолётное напоминание о моём смертном теле. Во рту появился металлический привкус. Кровь? Или какое-то невральное перекрытие от Киказара? Было трудно отличить одно от другого.

— Разведку, пожалуйста! — пронзил моё расколотое сознание голос Шард.

— Плайнт? — промычал я. Язык казался тяжёлым.

— Я не знаю, сэр, — отозвался он. — Они выглядят разозлёнными, сэр, но, впрочем, как и всегда.

— Плайнт считает, что мы их взбесили.

— О, я намерена сделать куда больше.

Её лазпушка полыхнула, рассекая сумятицу, и один заряд унёс жизни по меньшей мере трёх орочьих самолётов. Она продолжила вести огонь, направляя каждый заряд с точностью скальпеля, отрубая крылья и выводя из строя двигатели. Но их числу не было предела — Шард словно вышла с одним клинком против роя. Я почувствовал, как машина содрогнулась, когда в неё что-то попало, однако броня выдержала.

— Это безнадёжный бой, — проворчала она на фоне стука снарядов. — Я могу их проредить, но сомневаюсь, что хватит боеприпасов, чтобы уничтожить даже треть. А им нужен всего один удачный выстрел.

— Не уверен, сколько смогу удерживать ваши подкрепления.

— Они уже едва заметны, — досадливо бросила она. — Постоянно мерцают, будто призраки. Орки начинают осознавать, что здесь что-то не так.

Я не обладал её военной прозорливостью, однако искажающих небо взрывов стало меньше. Возможно, летучая крепость обладала вокс-системой и приказала им прекратить. А возможно, уже было сведено достаточное число счётов и злость поумерилась. Наш план состоял в том, чтобы создать достаточную сумятицу, из-за которой дикость орков заставит их напасть друг на друга и, может быть, также и на летучую крепость. Но дисциплина, похоже, восстановилась — орки вставали в строй.

— Выглядит так, словно они опять собираются с силами. Есть идеи? А то мне не хочется пережить ещё одну орочью телепортацию.

Я не мог придумать, что сделать. Мои силы угасали, и становилось сложнее сохранять связь.

А потом меня озарила мысль.

У меня не было времени обсуждать её и ещё меньше оставалось на то, чтобы сконцентрироваться и порыться в пикт-файлах Киказара. Там была запись поединка, из которой я создал архетип орка, ошибочно принятый зеленокожими за их бога. Со вторым файлом пришлось повозиться чуть дольше. Он относился к самым ранним. Не моё творение, но по-своему эффективное. Я торопился смонтировать изображения и с трудом видел, что делаю.

— У меня кое-что есть, — прошептал я слабым голосом. — Будьте наготове.

Шард ответила, но я этого не услышал. Шум битвы стихал, в глазах наползала темнота. Но я сосредоточился на том единственном пикте: свирепом олицетворении расы орков, их боге, воплощённом в пиксельных огнях.

И выпустил его. Небо закрыла щерящаяся морда, клыки которой были размером с горы, а челюсти раскрылись так широко, что могли проглотить всю армаду. Я дал ей посверкать несколько мгновений — достаточно, чтобы пикт увидел каждый зеленокожий. А потом он вдруг съёжился, сжавшись в мелкое создание. Всё ещё свирепое, и всё ещё орк, но теперь уже колченогая тощая тварь, чем-то похожая на недомерка. Я отдалённо слышал накладывавшееся поверх повествование, хотя и подозреваю, что был единственным.

— На агромире Бахус мерзостные чудовища-ксеносы угрожают верным гражданам Империума!

Матери с ребёнком не было — только существо, которое потрясало копьём ровно до того момента, как его голову сносил с плеч истребитель Аэронавтики Империалис.

Снова и снова. И каждый раз она лопалась, будто гнилой фрукт.

Я не знал, как отреагируют орки. По крайней мере, до тех пор, пока удар молнии не разорвал небо напополам. Как оказалось — в буквальном смысле, ведь разряд рассекал и истребители, и небосвод. Дождём посыпались куски самолётов, но молния продолжала бичевать армаду, стремясь разодрать кощунственный образ на части. Конечно же, это было невозможно, так как пикт состоял из света, и хотя каждый удар искажал и искривлял его, но не мог стереть. Если только они не попали бы в Шард.

Однако та петляла сквозь орду, проскальзывая между машинами и добиваясь того, чтобы осквернённое изображение их бога оставалось ненарушенным. Молния продолжала хлестать по небу. Кажется, некоторые пытались сбежать, попытав удачи в окружающем шторме. Но их трусость спровоцировала летучую крепость на ещё более беспощадные залпы. Её пушки гремели, по облакам перескакивала энергия.

В небе уже бушевала буря, мощь которой было практически невозможно контролировать. Пусть это и нечестиво, но я пожалел, что не понимаю намерений орочьего механика. Им двигала слепая ярость, как зверем? Или же религиозный пыл, вера в то, что усохшее божество как-то отражает неудачи его последователей? А может быть, он всё разгадал и пытался заглушить источник обмана, игнорируя потери, которые понесёт его собственная армия?

Этого я никогда не узнаю. Ведь в тот момент Шард начала атаку, полетев прямо на изрыгающее молнии чудовище, и обрушилась на крепость, выплёвывая из лазпушки стрелы жгучей энергии.

— Давай! — взревела она в вокс. — Ты видишь меня! Посмотри на меня, тварь!

Более того, так он и поступил. Ударила зелёная молния, но Шард извернулась в воздухе, прижимаясь к верхнему уровню крепости и используя её для защиты от исходящих снизу разрядов. Она постоянно стреляла, пробивая в корпусе дыры, но нанося лишь поверхностные повреждения.

— Шард, у вас компания.

Орочьи истребители отделялись от сумятицы и пускались в погоню.

— Вижу их, — произнесла она. — Но не уверена, что они сумеют не отстать.

Её автопушка вгрызлась в крепость, и самолёт промчался в созданный ею просвет. Я не мог понять картинки изнутри и ежесекундно ожидал, что Шард врежется в какую-нибудь преграду и окажется разорвана на части. Но она каким-то невероятным способом уворачивалась и подныривала, сравниться с манёвренностью «Молнии» могло лишь её мастерство. Выскочив на противоположной стороне, она резко вильнула, пробила в сооружении ксеносов новую дыру и снова унеслась внутрь — как раз вовремя, чтобы уйти от преследующих орков.

Я еле-еле мог наблюдать, но не мог и отвернуться. Разрыв связи, возможно, означал бы, что я уже никогда не сумею её восстановить. И всё же край моего сознания покалывал какой-то образ. Он едва ощущался, но сгорбленные силуэты по бокам пикт-экрана было ни с чем не спутать. Там виднелись схемы — видимо, внутреннее устройство крепости. Пикт выглядел грубым, но отчётливым.

Это была Мизар. Сближение каким-то образом восстановило моё соединение с черепом-наблюдателем. Я мог бы освободить череп: возможно, позволить ему ускользнуть через смотровое окно и уповать на то, что антигравитационный модуль доведёт его до дома. Но времени не оставалось, поскольку, когда Шард снова прорвалась сквозь корпус, я увидел, что она отобразилась на экране, и услышал урчание орочьего механика, который приказывал своему экипажу развернуть орудия. При всей своей быстроте, при всём своём умении, она не могла проделывать это вечно.

И моя роль стала ясна.

Мизар, которая так долго пробыла на привязи, не требовалось особо понукать. Я велел черепу отплыть от пленителя, расправив цепь на максимум длины. А затем погнал его вперёд и по кругу, так что звенья обвились вокруг горла орка и туго натянулись. Орочий механик поперхнулся и схватился за шею, но цепь выковали руки зеленокожих, и её звенья были толщиной с моё запястье. Он завозился, борясь со мной, однако я держал крепко, игнорируя предупреждения Мизар через манифольд. Подчинённые орка вскинули оружие, стремясь то ли освободить своего хозяина, то ли убить его и занять место механика. Воздух разорвали пули и палящие заряды энергии, но Мизар представляла собой маленькую цель, а орки не отличались меткостью.

— Шард, — выдавил я. — Они готовы открыть огонь. Там…

— Я их вижу.

Выстрел зацепил Мизар, и череп свалился вниз. Однако приземлился он лицом к смотровому окну, и его умирающим оком я увидел «Молнию» Шард, с ужасающей скоростью мчавшуюся к мостику. Лазпушки ярко полыхнули. Боль мгновенно прошла, но не чувство потери. Когда Мизар отключилась, я обнаружил, что синхронизуюсь с Ивазаром. Однако всё, что было видно, — молнии, раздиравшие небо на части.

— Шард? — попытался позвать я. Вокс затрещал, но я не сумел её расслышать.

Картинка меркла, но мне удалось развернуть Ивазара. Летучая крепость находилась одновременно позади и ниже нас, поскольку Шард набирала ускорение вдоль башни, отступая к безопасной пустоте. Под ней Зелёный Шторм поглощали его же злобные силы. И там не было орков, которые бы заглушили генераторы.

Пока она неслась дальше, облака закружились быстрее, и между ними запрыгали молнии — шторм начал схлопываться.

— Шард, оно…

Ударил зелёный свет. И я потерял её.

Я поднялся на ноги и, пошатываясь, вышел из ангара, не обращая внимания на больную ногу и кровь во рту. Вдали виднелся рассеивающийся шторм. С неба падали остатки орочьих машин — так далеко, что это выглядело почти как дождь.

Я попробовал отыскать её, дотянуться в последний раз. Уловил едва заметный образ «Молнии», которая висела в пустоте с тёмной кабиной и молчащими двигателями, беззвучно плывя в пространстве, словно сломанная лодка, дрейфующая по болотам Бахуса.

Потом он погас, и у меня осталась лишь пара моих собственных глаз.

ЭПИЛОГ

«Славное мученичество 2208-го», смонтированное из тех файлов, которые извлекли из Киказара, в ускоренном порядке отправилось в производство.

Оно рассказывало историю командира звена Люсиль фон Шард, которая повела последних из 2208-го экспедиционного авиакрыла во всеобщую атаку против орочьей угрозы, скрытой в грозовой туче. Невзирая на ужасные потери, армада была повержена, и принесённая жертва помешала наступлению орков. Пилотов наградили медалями — почти всех посмертно. Командира авиакрыла Просферуса прославляли за тактическую прозорливость, сохранение сил для этого последнего, жизненно важного натиска. Не то чтобы он мог дать свидетельство о том, что именно произошло, поскольку при налёте орков получил травму, пострадав от удара по голове. Он мало что помнил о днях перед финальным сражением.

Это был не тот отчёт, который я представил своему начальству. Это не правда.

Однако правда пришлась им не по сердцу. Никому не хочется размышлять о том, как страдают наши солдаты. Не только от орочьих пушек, ведь это их долг, но также и от ошибок правителей и безразличия бюрократов. Истинный Герой Империума стоек и верен, не задаёт вопросов, следует приказам. Истинные герои побеждают орка клинок к клинку, а не пробираются по грязи и закалывают его со спины. Они не должны обладать острым языком и мрачным чувством юмора. Они не действуют украдкой, не напиваются и не плюют на всех и вся, кроме самих себя.

Я не виню начальников за моё отстранение. Мой пикт не помог бы набору на службу, равно как и не заверил бы сектор, что ситуация с орками под контролем. Впрочем, это уже не имело значения. Опасное происшествие на Бахусе наконец-то подвигло Империум к действию, и роль временного планетарного губернатора Бахуса в отсутствие Долос взял на себя Цанвих. Он, в свою очередь, достал роту солдат с мира смерти Катачан. Их развернули на передовой, и говорят, что они оттесняют орков, хотя правда ли это — совершенно отдельный вопрос.

А что со мной? За неудачу я был подвергнут взысканию и снят с должности, понижен до каталогизирования старых файлов и подчистки плохо смонтированных данных. Мой пикт выхолили в нечто более приятное, авторство отдали другому. Мне это вполне подходит. Меня больше не посылают в фантастические места снимать славу и ужас нашей бесконечной войны. Но, думаю, с моей хромотой это было бы тяжело, и у меня больше нет ни мужества для этого, ни огня в душе. Возможно, остаточный эффект от того жуткого оружия орков или же слабохарактерность, вызванная теми вещами, которые я увидел. В любом случае я уже не тот, что прежде, и мои амбиции уменьшились так же, как статус.

И всё же мой труд нашёл свою аудиторию. Потому что однажды вечером, компилируя дневные файлы, я получил неожиданный вызов по воксу от префекта Жозефины фон Шард. Я думал, что раньше не встречал эту женщину. До тех пор, пока не увидел её лицо, поскольку крепление бионического глаза было крайне характерным.

— Писец Симлекс, — произнесла она. — Надеюсь, что нахожу вас в добром здравии.

— Лучше, чем можно было ожидать.

— Просто хотела известить вас, что семье понравился ваш пикт.

— Тот кинорелиз — не мой пикт.

— Знаю. Но мне удалось раздобыть экземпляр оригинала. Он слегка грубоват, но некоторые из нас весьма увлечены им. Тобия дошёл до того, что назвал его «терпимым», а это действительно высокая похвала.

— Жаль, что не все разделяют такие настроения.

— И впрямь. — Она цокнула языком. — Печально, как для вас всё закончилось.

— Я сделал свой выбор.

— Да. И я бы сказала, что вы воздали нам по справедливости.

— Могу я задать вопрос?

— Думаю, вы это заслужили.

— Фальсифицированные записи, утверждавшие, будто я родственник планетарного губернатора Цанвиха. Это была ваша работа?

Она улыбнулась, и её лицо стало копией Шард. Только без издёвки.

— Вы задали свой вопрос. Я не говорила, что отвечу на него.

— Мне кажется, вы ответили.

— Хотите, задам вам вопрос получше? — поинтересовалась она.

Я кивнул.

— Какого планетарного губернатора недавно схватили при попытке бегства из сектора?

— Долос? — спросил я. — Её арестовали?

— Взята под стражу по запросу инквизитора Ортиса Атенбаха.

— В чём её преступление?

Она пожала плечами.

— Это ещё предстоит решить. Но явно вероятны сговор с ксеносами и импорт контрабандной флоры.

— Вы участвовали в этом?

— Вы уже задали свой вопрос. Кроме того, вам стоит поговорить с агентом, который фактически её перехватил.

— И кто же это?

— Кажется, это был аколит Райл фон Шард, — произнесла она. — И на этом я с вами попрощаюсь.

— Подождите! — выпалил я. — Вы сказали, семье понравилось.

— Большинству.

— А… а она сочла его достойным?

Моя бывшая допросчица вздохнула.

— Вам придётся спросить её самостоятельно.

Пикт-экран погас.

Я откинулся на холодном металлическом стуле, осторожно вытягивая искалеченную ногу. Она ныла, но боль была уже глухой и знакомой. Бросил взгляд на Киказара, который покоился на моём столе. Он тоже больше не мог летать, изувеченный совсем как его хозяин. Мне позволили сохранить его в качестве акта милосердия или, возможно, в виде способа укрыть череп-наблюдатель от техножрецов, которые бы возмутились его жалким состоянием. Теперь он практически не функционировал, повреждение выходило даже за пределы возможностей Плайнта.

Плайнт писал мне, и не раз. Он остался на передовой, приписанным к 183-му истребительному авиакрылу. Снова вернулся к работе в ангарах — отчасти благодаря новой блестящей бионической руке. На присланных пиктах было видно, что Плайнт сияет, и я знаю: он получит огромное удовольствие от возни с ней, если его раньше не арестуют за техноересь. Подобные усовершенствования необычны для солдат низкого ранга. Однако похоже, что его командир настаивала. Она больше никому не доверяла ремонт своей машины и лично заплатила за аугметику, взяв средства из состояния фон Шардов.

Ведь она выжила. Она всегда выживала.

Всё едва обошлось: её самолёт еле-еле обгонял шторм, из-за вызванных им возмущений закоротило внутренние системы, и она осталась безжизненно плыть в космосе. Шард кое-как удалось установить контакт с орбитальной станцией Салус, где офицеры наконец-то осознали творившийся внизу хаос и были уже готовы открыть огонь из орудий, которых бы хватило, чтобы сровнять с землёй весь континент. Наверное, я ещё раз обязан ей жизнью, хотя уже потерял счёт.

Интересно, что она сообщила своему начальству. Сошлось ли это с моими показаниями или было ближе к выдумке кинопикта? Мне никогда не узнать. Как никогда не узнать в точности, что же сказала ей тётка на вторых похоронах её матери. Какие обещания были даны и впоследствии нарушены. Почему она выглядит умиротворённой только среди звёзд.

Но я всё-таки знаю, что оставил на ней свой след. Ведь, по словам Плайнта, в её машину до сих вставлены сломанные останки черепа-наблюдателя Ивазара, несмотря на предложения отсоединить их. Видимо, талисман на удачу.

И всё же временами я ломаю голову. Ведь бывают ночи, когда я уплываю в дрёму и чувствую трепет от ускорения. И как будто снова лечу вместе с ней, моя душа прикована к оболочке черепа-наблюдателя, небу нет конца, а звёзды вечны. Сон наяву? Мало что другое объяснило бы это, так как невозможно, чтобы мы были связаны на таком колоссальном расстоянии.

Однако в эти моменты я лечу с ней и знаю, каково это — быть свободным.

ОБ АВТОРЕ

Дэнни Флауэрс — автор романов «Огонь во плоти» и «Неравный бой», повести «На дне» (Low Lives) и нескольких рассказов. Он живёт в Кенте с женой и сыном и не имеет подтверждённых связей с Домом Делак.