Путь изгоя / Path of the Outсast (роман)

WARPFROG Гильдия Переводчиков Warhammer Путь изгоя / Path of the Outсast (роман)
Автор	Гэв Торп / Gav Thorpe
Переводчик	Str0chan, Чебурах, Tengu
Издательство	Black Library
Серия книг	Путь эльдар
Предыдущая книга	Путь провидца / Path of the Seer
Год издания	2012
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Скачать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

«Наша жизнь подобна лабиринту Линниан, в котором блуждал Ультанеш. С равной вероятностью в конце загадочных коридоров могут открываться прекраснейшие виды или поджидать чудовища. Каждый должен пройти лабиринт в одиночку, порой следуя по стопам предшественников, а иной раз прокладывая новый маршрут.

В прошлом нас привлекали самые мрачные секреты – мы метались по лабиринту, словно ополоумевшие, стремясь испытать все, что только возможно. Так сбились с пути отдельные личности и вся цивилизация. Мы сами предопределили свою погибель: необузданное желание новых ощущений привело нас во тьму, к падению.

Погрузившись в пустоту, мы нашли новую дорогу – наш Путь. Мудрость избранного Пути позволяет постигать тайны мироздания, помогает осмысленно продвигаться по лабиринту, дает ориентиры, чтобы путник не заплутал. На Пути мы испытываем всю силу любви и ненависти, радости и скорби, похоти и целомудрия. Каждый может реализовать свои способности, не поддавшись соблазну темных мыслей, что таятся в закоулках нашего сознания.

Любое путешествие неповторимо. Так и Путь для каждого свой. Одни надолго останавливаются в выбранной точке, другие преодолевают большие расстояния, посещают множество мест, но нигде не задерживаются надолго, чтобы как следует осмотреться. Некоторые сбиваются с дороги и сходят с Пути на время или же навсегда. Бывают и те, кто забредает в такие тупики, из которых уже не выбраться» .

– Кайсадурас Анахорет, предисловие к труду "Самопознание на пути к совершенству"

Пролог

В небесах разыгрывалось представление смерти и возрождения, звезды оборачивались горнилами творениями и пылающими преисподними разрушения. Раскинувшись во всех направлениях, они завивались спиралью вокруг галактического ядра, вечные с виду, но всё же преходящие, как и любое создание. Бесконечно повторялись циклы рождения и гибели, возвышавшие жизнь и цивилизации, а затем столь же быстро уничтожавшие их. Стабильность была иллюзорна, неизменности не существовало – только вечно длящийся танец стихий, до конца которого не доживет ни один разум, способный его осознать.

Открыв глаза, Арадриан медленно выплыл из грез, ощутил кожей тяжесть воздуха и давление темноты. Он по-прежнему неподвижно лежал на тонком матрасе, и тишина пропитывала каждую клеточку его существа. В комнате царил непроглядный мрак, ни один, даже самый ничтожный проблеск света не мог помешать размышлениям эльдар.

Пригрезившиеся звезды продолжали неторопливо вращаться по спирали перед глазами Арадриана, идущего от бессознательности к пробуждению. Отзываясь на изменения в состоянии хозяина, помещение окутало его почти незаметным светом, который постепенно становился ярче, выводя сновидца из психического погружения. Онемевшие конечности Арадриана начало покалывать, и он зашевелил пальцами на руках и ногах, выполняя первое из нескольких упражнений, необходимых для возвращения сознания обратно в физическое тело.

Сев, эльдар задышал быстрее и не так глубоко, его тело реагировало на внезапное появление слабых внешних раздражителей. Оставаясь в полусне, не выпуская из разума основную суть грезы, Арадриан медленно поднялся. Он оделся, действуя совершенно бессознательно, и выбрал длинное одеяние синих и пурпурных оттенков. Сунув изящные ноги в пару высоких сапог до колена, сновидец покинул комнату грез и вышел в зал. Здесь свет горел ярче, хотя и на малой доли нормальной мощности, и Арадриан несколько мгновений щурился, пока глаза не привыкли.

Образы видения ещё не угасли, и эльдар чувствовал себя маленьким, никчемным. В грезах он увидел безбрежность вселенной, и на её фоне оказался ничем – крохотным скоплением клеток и мыслей, которым суждено сгинуть.

Комната показалась удушливо тесной, и Арадриан поскорее вышел, всем сердцем желая испытать нечто, способное вернуть ему ощущение головокружительного величия Галактики. Всё так же бездумно он добрался до небесного ялика, положил ладонь на активационную гемму и позволил своему желанию скользнуть в матрицу машины. Та, в свою очередь, напиталась энергией из сети бесконечности, психического комплекса мира-корабля Алайток.

Небесный ялик, как мог, интерпретировал волю пассажира и, быстро поднявшись с похожей на балкон посадочной площадки, заскользил над полями белой травы, которые покрывали основание купола Поспешных Устремлений. Догадавшись, что аппарат направляется к доковым башням на краю мира-корабля, Арадриан усмехнулся себе под нос. Полуразумное устройство, ощутив стремление сновидца к огромной галактике, несло его к якорным стоянкам звездных кораблей.

Вдруг тихий смех Арадриана оборвался. Возможно, небесный ялик оказался разумнее его самого? Эльдар видел уже много грез, но ни одна из них не оставляла столь яркого впечатления, как та, от которой он только что проснулся. Отчасти Арадриан радовался этому; Путь Грез позволял черпать силы из бессознательного и подсознательного, выводить на свет страхи и желания, глубоко скрытые во время бодрствования. Почти два периода он грезил вместе с другом по имени Корландрил, и эльдар испытали немало особенных моментов грусти и наслаждения. Сновидческие узы сковали их крепче обычной дружбы.

Стала ли последняя греза Моментом Осознания? Было ли видение головокружительных просторов Галактики кульминацией поисков жизненной цели?

Такие мысли, лишь частично сформированные из-за полубессознательного состояния Арадриана, занимали его всю дорогу. Наконец, небесный ялик прибыл к пункту назначения и, сложив рулевой парус, скользнул на причальную стоянку в башне Извилистой Судьбы. Выйдя из аппарата, эльдар зашагал по коридору, который вел на верхние уровни докового шпиля. Немногочисленные встречные мгновенно распознавали в нем наполовину бодрствующего Сновидца и проворно давали дорогу, позволяя Арадриану беспрепятственно следовать внутренним порывам. В конце концов, он оказался на широкой площадке вдоль одной из основных причальных линий.

Тяжело было отстраниться от сновидений, но Арадриан осознавал, что его окружает множество других эльдар. У причала стоял огромный космолет, возвышавшийся над зрителями; его звездный парус до сих пор возносился над корпусом, протягиваясь к мерцающему силовому куполу, который сдерживал опустошительный вакуум.

Арадриан поднял взгляд и увидел звезды, разбросанные по небосводу, словно бриллианты на черном бархате – обворожительные и манящие.

Кто-то толкнул его, стряхнув последние обрывки сна. Осмотревшись, немного растерянный Арадриан обнаружил, что стоит в большой толпе, заполнившей док. По рампам, выходящим из открытых люков корабля, тоже спускались эльдар.

Сновидец осознавал печальный настрой собравшихся; он почувствовал это ещё до того, как услышал первые всхлипы и заметил ярко блестящие слезы в глазах окружающих. На причале ощущалась какая-то пустота, и, ещё раз посмотрев на эльдар, выходящих из космолета, Арадриан понял её причину.

Первыми спускались аспектные воины, всё ещё в броне и с оружием. Когда помазанные воины Кхаина шагнули со сходней, молодого эльдар окатила волна мрачного гнева и глубокой ненависти. Жалящие Скорпионы в тяжелых желто-зеленых доспехах несли с собой троих павших, уложив трупы на парящие дроги, которые направлялись руками живых. За ними следовали Темные Жнецы в черном и красном, также сопровождающие своих мертвецов. После явились Зловещие Мстители, столь яркие в сине-бело-золотой броне, но столь жуткие в безликих масках.

Арадриан хотел отступить, но толпа не пустила. В его дремлющем разуме аспектные воины казались призраками погибели, каждый из них был воплощением той части Кхаина, которую представлял. Воющие Баньши заполонили сознание Сновидца кричащими образами мелькающей смерти; Огненные Драконы подожгли его мысли в пылающем аду разрушений.

Для слабого сейчас Арадриана это оказалось почти невыносимым, но он не уходил, поддавшись нездоровому любопытству. Из образов, замеченных в сети бесконечности, и услышанных обрывков фраз ему представилась картина синего и желтого солнц, сияющих над безмятежным озером. Белое здание человеческой постройки пылало в объятиях смерти. Аспектные воины в яркой броне врывались сквозь двери и окна, безжалостно вырезая людей.

Следом за помазанниками Кхаина спустились другие пассажиры корабля: стражники и провидцы. Эти эльдар не были мрачноликими бойцами аспектных храмов, и их печаль пропитала толпу вокруг. Чувство горестной скорби становилось всё сильнее по мере того, как на причал выносили новых мертвых и раненых алайтокцев. Всё больше оборванных или искалеченных жизней.

Арадриан уставился на покрытую потеками крови желто-синюю броню стражника. Он не знал, кому принадлежит жизненная влага: самим эльдар или их врагам, но в каждой поблескивающей капле, в каждом ярко-красном пятнышке пребывала какая-то недоступная тайна смертности.

Греза и то, что окружало его сейчас, слились в сознании Арадриана, став единым целым. Даже звезды умирают, подумалось ему.

И всё же, павшие эльдар были не совсем мертвы. На груди каждого из них светился путеводный камень, хранивший суть сраженного воина. Впоследствии эти вместилища заберут в глубины Алайтока и установят в узлах сети бесконечности. Их души выплывут из камней, смешаются с потоками психической энергии былых поколений, станут одновременно кровеносной и нервной системой мира-корабля.

Эта мысль внезапно ужаснула Арадриана. Оказаться навечно запертым внутри Алайтока, лишиться тела и голоса... его дремлющему разуму подобное показалось хуже смерти.

Он тут же оборвал себя, поскольку каждого из эльдар действительно поджидало нечто худшее, чем сама смерть: Та-что-жаждет. Порождение развращенного прошлого их расы алкало душ своих создателей и пожирало их, если представлялась возможность. Путеводные камни и неприкосновенные убежища сети бесконечности были единственной защитой от кошмара, единственной крепостью, способной уберечь дух эльдар от вечной пытки, мысли о которой ужасали каждого из них.

Но даже этот страх не сумел пробиться сквозь ощущение скованности, охватившее Арадриана. Остекленевшими глазами он смотрел на проплывающие мимо трупы, тело за телом, тело за телом. В голове Сновидца теснились вопросы: кем были убитые? Как они умерли? Было ли им больно? Они прожили счастливые, полноценные жизни, или смерть забрала их, не дав удовлетворить амбиции, исполнить пожелания? Будут ли они вечно терзаться в сети бесконечности, сожалея об упущенных возможностях, лишенные не только их, но и абсолютного безмолвия истинной смерти?

– Спасите меня... – прошептал Арадриан, упав на колени. Алайток представился ему тюрьмой, за стенами которой лежала жизнь среди звезд. Хуже того, понял Сновидец: мир-корабль принадлежал мертвецам, его подпитывали духи ушедших, и гигантский космолет поглощал их жизненную силу с такой же ненасытной алчностью, как и Великий Враг.

Вскочив на ноги, Арадриан схватил за плечи ближайшего к себе эльдар, девушку немного старше его самого, с золотисто-каштановыми волосами до колен и фиалковыми глазами. Она носила одеяния целителя, и на ткани белого цвета смерти отпечатались пятерни засохшей крови.

– Их нельзя здесь оставлять! – рявкнул Сновидец. – Мест уже нет. Мертвых так много, что мы не можем их больше принимать!

– Ты пребываешь в грезах, – ответила целительница, осторожно высвобождаясь из рук Арадриана. – Оставь меня.

Молодой эльдар, пошатываясь, зашагал прочь, но, куда бы он ни обращал взгляд, видел только новых мертвецов. Каждый из них был незначительным пятнышком, стертым из существования; эта мысль угрожала столкнуть Арадриана из пограничного состояния в темнейшие глубины безумия.

Кто-то опустил руку на плечо Сновидца, разворачивая его к себе. Арадриан увидел пару мудрых серых глаз и услышал тихий голос.

– Что случилось? – спросил другой эльдар с озабоченным лицом.

– Я не хочу умирать здесь, – просто ответил юноша. – Звезды зовут меня, и я не хочу умирать, не повидав их.

– Тогда вперед, – улыбнулся незнакомец и провел ладонью по руке Арадриана, передавая ему ощущение спокойствия и устойчивости. – Этот корабль называется «Лаконтиран», он снова уходит через четыре цикла, почему бы тебе не подняться на борт со мной?

– На борт? – повернувшись, Сновидец осмотрел звездолет. Несмотря на всю кровь и уродство смерти, окружающие его, элегантный и устремленный вперед корабль был прекрасен.

– Мое имя Наирнит, я рулевой, – представился эльдар. – Кажется, ты уже проспал достаточно. Если хочешь увидеть звезды, я доставлю тебя к ним.

– Да... увидеть звезды, – произнес Арадриан, от паники которого остались только воспоминания.

Часть первая: Рулевой

Глава 1. Дружба

Бесконечная Долина.

Есть место на внешнем краю Галактики, где межзвездная тьма простирается дальше всего. За ней лежит межгалактическая бездна, холодная чернота, словно бы уходящая в вечность. Там, в Бесконечной Долине, обрывается Паутина и тускнеет звездный свет. Там хранится множество тайн, принадлежащих эльдар и иным, более низменным созданиям. Но в Бесконечной Долине нет ничего, кроме реликвий и призраков далекого прошлого.

Мерцающий золотом ореол окутал «Лаконтиран», выходивший из портала Паутины. На спектральном дисплее, который висел в воздухе перед Арадрианом, возник массивный, усеянный шпилями объект с изогнутыми очертаниями – Алайток. Рулевой испытывал смешанные чувства. Он никак не мог поверить, что покинул родину двадцать периодов назад, но за всё длительное странствие ни разу не тосковал по дому. При виде Алайтока Арадриан ощутил не только теплоту возвращения в знакомое место, но и тревогу.

Сидя в озаренной радужным сиянием кабине рулевых, с виду напоминающей кокон, он слегка пробежался пальцами по украшенному геммами пульту управления и изменил наклон кормового паруса так, чтобы тот лучше улавливал тускнеющий свет Мирианатир. Именно вокруг этой темно-оранжевой звезды медленно обращался Алайток, впитывая лучи огромного небесного тела. И Мирианатир, и мир-корабль отображались на голопроекции, которая окружала рулевых, из-за чего казалось, что эльдар подвешены в пространстве. Бесконечный небесный свод простирался за ними и под ними, а Алайток всё вырастал над пологой панелью управления. Перед каждым из эльдар располагались маленькие дополнительные экраны; координаты «Лаконтирана» проецировались на них в виде поблескивающей руны среди постоянно меняющихся переплетений четырехмерной телеметрии. Наирнит и Фаэтрунин, сидевшие рядом с Арадрианом, вносили поправки в курс звездолета. Все трое рулевых работали слаженно, не произнося при этом ни слова: их разумы изящно соединялись через психический костяк корабля.

Они провели «Лаконтирана» вдоль края Алайтока, грациозно проходя между арочными мостами и над искрящимися куполами силовых полей, за которыми виднелись обширные равнины и гряды холмов, искусственные моря и сумрачные лесные полянки. Рои маленьких судов разлетались от космолета, скользящего вниз, к доковому шпилю башни Нескончаемого Гостеприимства. Вспомнив название, Арадриан улыбнулся, и его беспокойство немного развеялось; о прибытии корабля было сообщено заранее, и рулевой уже получил весточку от Тирианны. В ней говорилось, что девушка придет встретить его.

Встреча с Тирианной и Корландрилом, бывшим товарищем по грезам, поможет ослабить боль, глубоко засевшую в сердце. Отчасти Арадриану по-прежнему казалось, что он возвращается в тюрьму, но ужас, испытанный перед отбытием, развеялся в путешествии. С этим ему помогли Фаэтрунин и Наирнит.

Пройдя через радужное поле, окружавшее док, «Лаконтиран» проскользнул вдоль изогнутого причала и без видимых усилий остановился по команде Арадриана сотоварищи. Звездные паруса начали сворачиваться, и на борту закипела деятельность: несколько членов экипажа руководили сходящими пассажирами, направляя своих подопечных к стыковочным шлюзам.

– Вот и вернулись, – произнес Наирнит, старший рулевой, ветеран более чем пары десятков путешествий.

Арадриан встретился взглядом с пожилым эльдар, и они разделили испытываемые чувства, мысленно соединившись через мембрану «Лаконтирана». В сознании рулевых мелькнули воспоминания о том, что они повидали, и о тех, кого повстречали. Ощущалось и иное присутствие: обладающая огромной психической мощью сеть бесконечности Алайтока сливалась с духом звездолета, познавала испытанное им в пути и передавала полусознательной сути корабля сообщения о том, что произошло за время странствия.

Не обращая внимания на приток информации, Арадриан повернулся к Фаэтрунину. Другой рулевой протянул руку, и эльдар слегка соприкоснулись пальцами в жесте прощания. Почти тут же бывший Сновидец ощутил чувство потери; убирая ладонь, он уже знал, что будет скучать по тонкому сарказму Фаэтрунина и его простым ободряющим речам.

Не желая более затягивать прощание, Арадриан встал и вышел из рубки. Он уже собрал сумку, положив туда кое-какую одежду и сувениры в память о путешествии, но истинные богатства хранились в его разуме: образы закрученных туманностей и зрелища рождающихся звезд. Рулевой увидел всё, о чем мечтал, и даже больше. Вливаясь в толпу, которая вытекала из дюжины люков «Лаконтирана», он осознавал, что ничем не сможет заменить великолепие и грандиозность Галактики.

Озаренный радужным светом, струившимся из корабля, Арадриан спустился по сходням, и на него тут же нахлынула волна жизни: причал заполнили сотни эльдар, явившихся встретить звездолет. У кого-то были друзья или любимые на борту, кто-то просто хотел поприветствовать вернувшихся путешественников. В толчее рулевой мельком заметил Корландрила, хотя друг не узнал его с первого взгляда. Рядом с бывшим товарищем по грезам стояла на цыпочках Тирианна, выглядывая из-за плеч окружающих.

Увидев этих двоих вместе, Арадриан на мгновение помедлил, и внутри него вспыхнули противоречивые чувства: радость встречи и ревность к их, вроде как, близким отношениям. Когда он покидал Алайток, Тирианна, бывшая Зловещим Мстителем, следовала по Пути Воина. Хотя девушка никогда не уклонялась от веселых разговоров или прогулок, в ней присутствовала холодность; но из-за этой холодности моменты теплого общения делались более душевными и особенными. Перенеся внимание на Корландрила, Арадриан увидел, что от покинутого им Сновидца ничего не осталось. Не было и намека на отстраненный взгляд унесенного грезами: напротив, зрачки друга постоянно перемещались, вбирая каждую деталь и движение окружающего мира.

Рулевой сообразил, что, должно быть, выглядит странно или даже неузнаваемо. Теперь он коротко, почти налысо, стригся слева, а по правой стороне волосы свисали неаккуратными прядями, неубранные и без единого намека на стиль. Из-за подведенных темными тенями век казалось, что у Арадриана ввалились глазницы. Одевался он в темно-синее и черное, подвязываясь лентами цвета сумерек. Ярко-желтый путеводный камень, закрепленный как брошь, почти скрывался в складках ткани.

Встретив взгляд Тирианны, рулевой улыбнулся, и радость встречи с другом, вспыхнувшая на лице девушки, мгновенно изгнала все его сомнения по поводу возвращения домой. Махнув в знак приветствия, Арадриан легко пробрался сквозь толпу и остановился перед двумя встречающими.

– Счастливое возвращение! – объявил Корландрил, раскрывая объятия и наклоняя ладони к лицу рулевого. – И радостное воссоединение.

Тирианна не сказала ни слова, только быстро провела тыльной стороной ладони по щеке Арадриана, кожа которого вспыхнула от её легкого прикосновения. Затем девушка положила изящные пальцы ему на плечо: это был очень интимный жест, которым, как правило, приветствовали только членов семьи. Немного опешив от душевного поведения Тирианны, столь непохожей на себя прежнюю, рулевой ответил таким же движением.

Момент миновал, и Арадриан, отступив от Тирианны, накрыл ладони Корландрила своими, криво улыбнувшись при этом.

– Рад видеть вас, благодарю, что пришли встретить меня, – произнес он.

Затем рулевой посмотрел на Корландрила, который держал его руки в своих дольше необходимого, как будто пытаясь сделать жест более значимым за счет продолжительности. Взглянув другу в глаза, Арадриан понял, что его изучают – доброжелательно, но открыто, почти невежливо. Слегка улыбнувшись, чтобы скрыть неловкость, он высвободил ладони и сложил их за спиной, после чего вопросительно приподнял брови.

– Расскажите, мои дорогие друзья, которых я так счастлив видеть, что я пропустил?

Ощущение нереальности происходящего не покидало Арадриана, пока он удалялся от доков в компании Тирианны и Корландрила. Жизнь рулевого на борту звездолета была настолько иной, что сейчас он словно шагал по собственным воспоминаниям. Последние циклы перед отлетом Арадриан провел в почти постоянных грезах, и неудивительно, что сейчас мир-корабль казался ему, в некотором роде, наполовину воображаемым. Корландрил предложил вызвать ялик и отвезти всех троих в жилые купола, но рулевой отказался: он долго странствовал в межзвездной бездне и не мог поверить, что по-настоящему вернулся на Алайток. Для этого нужно было почувствовать мир-корабль под ногами, пройтись по его бульварам и площадям.

Поэтому друзья неспешной походкой зашагали по проспекту Грез, серебристой улице, тянущейся под тысячью хрустальных арок в самое сердце Алайтока. Крыша купола над ними улавливала тусклый свет Мирианатир, удерживала его и излучала через хитроумно ограненные кристаллы на пешеходов, озаряя их нежными оттенками оранжевого и розового.

Необычайно разговорившийся Корландрил много рассказывал о своих работах и достижениях. Он ничего не мог с собой поделать: в сознании Художника нет места осмотрительности и самоконтролю, их вытесняют чувственность и экспрессия. Арадриан несколько раз замечал, что Тирианна смотрит на него, и встречался взглядом с девушкой, разделяя её спокойное удивление болтливостью товарища. Корландрил тем временем продолжал расхваливать достоинства своих скульптур.

Рулевого же больше занимала перемена, случившаяся с Тирианной, чем многословные и запутанные излияния Корландрила по художественным вопросам.

– Я вижу, что ты больше не пребываешь под сенью Кхаина, – сказал Арадриан, одобрительно кивнув девушке.

– Верно, Путь Воина окончен для меня, – ответила она, и на мгновение как будто отвлеклась. Рулевой заметил проблеск какой-то эмоции, болезненный миг сомнения, омрачившего её спокойные черты. – Аспект Зловещего Мстителя сполна утолил мою злобу так, что хватит и на сотню жизней. Теперь я пишу стихи, вдохновляясь поэтической школой Уриатиллина. Я нахожу в ней трудности, стимулирующие в равной степени мой разум и чувства.

– Хотелось бы познакомиться с Тирианной-поэтессой. Возможно, о ней расскажут твои произведения, – произнес Арадриан. Превращение Корландрила из Сновидца в Художника не было неожиданным, но девушка отличалась от прежней подруги, как теплый звездный восход от холодных сумерек. – Я с превеликим удовольствием послушал бы, как ты декламируешь.

– И я тоже! – засмеялся Корландрил. – Но Тирианна отказывается посвящать меня в свои работы, хотя я не раз предлагал ей совместное творчество, в котором объединились бы её стихи и мои скульптуры.

– Моя поэзия лишь для меня одной, она не предназначена ни для декламации на публике, ни для посторонних глаз, – тихо ответила девушка, и Арадриан заметил, что она раздраженно взглянула на скульптора. Похоже, это предложение делалось уже не впервые, и на него всегда следовал отказ. – Некоторые создают произведения, чтобы заявить о себе миру, мои же стихи – это мои секреты, их понимаю лишь я одна, в них только мои страхи и мои мечты.

Пристыженный Корландрил ненадолго умолк, и рулевой ощутил приступ жалости к Художнику, который по природе своей вынужден был распространяться о каждой мимолетной мысли. Такова была природа избранного им Пути; скульптор существовал в настоящем, как вечно пребывающий в движении созерцатель и творец. Он никогда не смотрел вперед и не оглядывался назад.

– Ты вернулся на Алайток, чтобы здесь остаться? – спросил Корландрил, к которому быстро вернулся энтузиазм. – Ты достаточно побыл рулевым или вернешься на «Лаконтиран»?

Такой вопрос оказался непростым для Арадриана, и он не хотел – или не мог – отвечать на него сразу же после прибытия. Желая скрыть неловкость, рулевой решил отплатить на неделикатность добродушной насмешкой.

– Я только что прибыл, неужели ты так хочешь, чтобы я опять убрался?

Шокированное и испуганное выражение лица Корландрила окупило риск нарваться на оскорбление. Сообразив, что друг изящно посмеялся над ним, признав, что заслужил такое отношение, скульптор склонил голову и принял шутку. В этот момент Арадриан почти забыл о кошмарных мгновениях, едва не стоивших ему рассудка; рулевой вернулся в старые времена, когда они с Корландрилом не заботились ни о чем во всем мире-корабле, только грезили, веселились и наслаждались жизнью.

– Пока еще не знаю, – продолжил Арадриан с задумчивым выражением на лице. – Я научился всему, что может знать рулевой, и чувствую, что достиг совершенства. Исчезла сумятица в мыслях. Водить корабль по бурным волнам туманности или по головокружительным каналам Паутины – для развития самообладания и сосредоточенности лучшего не найти. В межзвездном пространстве мне довелось повидать много великого, много поразительного, но я чувствую, что там осталось гораздо больше еще ненайденного, нетронутого, неслыханного и неиспытанного. Я могу вернуться на звездные корабли, могу и не возвращаться. И, разумеется, мне бы хотелось провести немного времени со своими друзьями и семьей, вновь познать жизнь Алайтока, понять, желаю ли я опять отправиться в странствие или смогу удовлетвориться жизнью здесь.

Тирианна понимающе кивнула, а Корландрил отреагировал на слова друга, впав в непривычное безмолвие и задумчивость. Прежде, чем молчание стало неловким, Художник заговорил снова.

– Твое возвращение как нельзя кстати, Арадриан, – сказал он. – Моя последняя скульптура близка к завершению. Всего через несколько циклов состоится церемония открытия. Я рад пригласить вас обоих, если вы окажете мне честь своим присутствием.

– А я бы пришла, даже если б ты меня не пригласил! – засмеялась Тирианна. – Я частенько слышу, как о тебе говорят с восхищением. От тебя ждут настоящего шедевра. Разве тот, кто претендует хоть на каплю хорошего вкуса, позволит себе пропустить такое событие?

Услышав приглашение Корландрила, Арадриан тревожно вздрогнул, но тут же скрыл беспокойство. Между рулевыми на «Лаконтиране» почти не было тайн, но каждый из них научился мастерски блокировать эмоции, поскольку беспокойная мысль могла сбить товарищей во время непростого маневра. Именно эту технику он применил сейчас, не позволив друзьям ощутить его мимолетный страх. Арадриану стало неуютно при мысли о посещении такого собрания: эльдар не сомневался, что там окажется кто-нибудь, запомнивший его почти-обморок столько периодов назад.

Радушие Корландрила казалось искренним, и Тирианна явно хотела, чтобы рулевой составил ей компанию. Девушка всем телом развернулась к Арадриану, глядя на него широко раскрытыми глазами, в которых читалось ожидание и надежда.

– Да, я тоже с радостью приду, – наконец сказал он, стараясь, чтобы слова прозвучали естественно. – Боюсь, мой художественный вкус за время полета сильно отстал от вашего, но мне не терпится увидеть, что же изваял Корландрил-скульптор в мое отсутствие.

Вновь познакомившись со старыми друзьями, Арадриан оставил их и направился в дом, где до странствия на «Лаконтиране» жила его семья. Казалось странным, что никто из родственников не пришел встретить рулевого в башне Нескончаемого Гостеприимства – само название которой из-за этого показалось ироничным – но всё прояснилось, когда эльдар добрался до шпиля Желаний. Многочисленная семья Арадриана целиком собралась со всех концов Алайтока поприветствовать скитальца, включая нескольких сводных сестер и двоюродных братьев, незнакомых ему прежде. Оказалось, однако, что отец рулевого умер во время его отсутствия, а мать отправилась на мир-корабль Име-Лок, повидать старую любовь – тамошнего автарха.

Празднество вышло теплым, и семья радовалась встрече с блудным родичем, но на Арадриана разом навалилось слишком многое. Новость о смерти отца ошеломила его, хотя они и не были особенно близки. То, что мать покинула Алайток – и, наверное, это было к лучшему – встревожило рулевого сильнее, чем он ожидал. Арадриан всегда больше думал о том, как вернется к друзьям, а не к родственникам, но только потому, – это он понял только сейчас, – что считал семью чем-то самим собой разумеющимся. По сути, потеряв родителей, которые казались прочной основой его жизни, удобной и незаметной, рулевой внезапно завис над пустотой.

За время странствия Арадриан привык к спокойной, распланированной жизни на звездолете, поэтому неожиданное всеобщее внимание и суета действовали ему на нервы и утомляли. Вытерпев на торжестве, сколько смог, рулевой с извинениями отбыл и бежал из шпиля Желаний, ища уединения в одном из парковых куполов.

С каким-то сумбуром в голове Арадриан бродил среди деревьев и речек купола Ненавязчивых Поощрений. Там постоянно занималась искусственная заря, и в утреннем свете листья и вода сверкали огнем и золотом. Но даже эта красота – насмешка над истинным великолепием природы, подумалось рулевому. Он наблюдал, как звезды восходят над девственно чистыми мирами, из лазурных океанов которых ещё не вышла жизнь. Он видел, как вспышка сверхновой поглощает планеты, и слышал биение пульсаров, умолкших ещё до того, как сами эльдар обрели разум. Испытав подобное, Арадриан просто не мог смотреть на обычное миниатюрное солнце, подвешенное в стазис-поле; оно казалось трюком дешевого фокусника.

В конце концов, ноги сами привели рулевого на площадку у основания моста Томительных Скорбей. Могучая, укутанная силовыми полями арка высоко возносилась над Алайтоком, и в мысли Арадриана, смотревшего на серебряные башенки у вершины дуги, хлынули воспоминания. Это было одно из любимых местечек Сновидцев, которые приходили в прозрачные жилотсеки на высшей точке моста и убеждали себя, что грезят, паря среди звезд. Арадриан провел здесь немало циклов, и что-то в этой иллюзии свободы, неважно, насколько лживой она была в реальности, снова манило его наверх.

Рулевой вызвал подъемник с открытым верхом, который почти беззвучно скользнул из ангара по монорельсу. Шагнув внутрь, Арадриан хмыкнул при виде простейшего пульта с тремя сенсорными геммами, включая активатор автонавигации. На борту «Лаконтирана» он освоил панель с почти семью сотнями различных элементов управления. Коснувшись пальцем геммы автоводителя, эльдар откинулся в кресле и попытался расслабиться.

Подъемник, быстро набрав скорость, обволок его смягчающим полем, которое сдерживало усиливающийся ветер. Теперь рулевому казалось, что волос и лица касается тихий бриз, хотя за пределами пузыря несся ураганный воздушный поток. С нескольких других площадок к вершине арки тоже тянулись рельсы, сходившиеся подобно внешним нитям паутинки. Они образовывали замысловатое, многослойное сплетение на нижнем уровне башенки, венчавшей мост.

Возле станции подъемника бродили несколько наполовину погруженных в грезы эльдар с характерными отсутствующими взглядами. Само появление здесь пробудило в рулевом прежние желания и воспоминания. Изучая пределы воображения, он провел в башенке много циклов, потерянный в великолепии собственного подсознания. Руководствуясь инстинктом, Арадриан пересек платформу и поднялся по эскалатору на следующий уровень.

Там располагались открытые спереди помещения, в которых Сновидцы могли приобрести любые стимуляторы и транквилизаторы, необходимые для изменений настроения и грез. Мало что изменилось с тех пор, как Арадриан последний раз приходил сюда, хотя, шагая под арочными проходами, он не встречал знакомых лиц. Такова была суть Пути: эльдар на некоторое время погружались в какую-то часть себя, но затем двигались дальше, набравшись жизненного опыта и научившись контролировать неистовые эмоции.

Входя в одну из отдельных комнат (память подсказала рулевому, что здесь разносили опьяняющие напитки, которые вызывали поверхностную дрему, позволяющую сплести грезы с реальностью), Арадриан внезапно ощутил некое страстное влечение. Это была не телесная нужда в чем-то, поскольку эльдар часто попадали в ловушки, не связанные с физиологической зависимостью. Просто в его сердце всколыхнулось старое желание оставить в стороне повседневные горести и заботы.

Арадриан пытался не уступить порыву. Когда-то грезы привели его к пониманию реальности, от которого невозможно было укрыться. Откровение, полученное среди мертвых и умирающих алайтокцев, до сих пор тяжким грузом лежало на плечах рулевого, и никакие расслабляющие курения или напитки не могли помочь с этим.

Здесь ему нечего было делать, но, уже поворачиваясь к выходу на центральный бульвар, Арадриан вдруг заметил знакомое лицо. В свете синей лампы на низком кресле раскинулся один из Сновидцев, губы которого чуть раздвинулись, словно для нежного поцелуя.

– Ридатрин? – спросил рулевой, подходя к дремлющему эльдар. Веки того дернулись, затем распахнулись, и Сновидец некоторое время смотрел на гостя рассеянным взглядом, после чего медленно улыбнулся.

– Это же Арадриан, верно? – произнес Ридатрин и медленно моргнул, выплывая из полусна. – Да, это он. Думал, ты уже никогда не вернешься.

– Я странствовал на корабле, – объяснил рулевой, усаживаясь в кресло напротив. Сновидец попытался сесть, и Арадриан положил ладонь ему на руку, зная, что друг сейчас находится в помраченном сознании, трансе, из которого непросто выйти. – Прошло много времени, но я вернулся.

– Звезды... – отозвался Ридатрин. – Звезды зовут всех нас, не так ли? Я тоже уходил к солнцам. Танцевал в их коронах, плавал в их сердцах.

– Да, я помню, – сказал Арадриан. – Но это было всего лишь видение. Мы вместе грезили об этом, и много раз.

– Они сожгли меня, и тебя тоже. Я это точно помню. Мы стали пеплом, развеянным звездными ветрами.

Содрогнувшись, Арадриан вспомнил то видение со смесью ужаса и восторга. Это было умиротворенное, но и пугающее ощущение – оказаться растерзанным собственным подсознанием. Пылающий жар воображаемых звезд стал метафорой саморазоблачения.

– Меня долго не было, друг, и все же ты здесь, – неожиданно встревожившись, заметил рулевой. – Неужели всё это время ты грезил?

– Конечно, нет, – возразил Ридатрин, а затем захихикал и повалился набок. – Ну, скорее всего, да. Мне сложно вспомнить. Сложно помнить, что происходило. Сложно... А разве ты не отправился к звездам?

– Да, я же только что тебе сказал.

С этим Арадриан поднялся, тихо покачивая головой. Прежде он уже видел подобное: эльдар настолько углублялся в грезы, что его связь с реальностью ослабевала и чуть ли не рвалась. Время теряло значение, цикл мог длиться эпоху или мгновение; исчезал разум, способный отделить прошлое от будущего.

Помочь тут было нечем, и на глазах рулевого Ридатрин снова скользнул в полусон, кратко подняв руку в знак прощания.

Быстрыми шагами Арадриан вышел наружу. Здесь он не мог получить ответов, и, придя в башенку, только напомнил себе об отвергнутых когда-то искусах. Словно экзархи на Пути Воина, или костопевы с ясновидцами, вечноспящие попали в ловушку. Почему никто больше не видел, насколько опасен Путь Грез? Сам рулевой четко осознавал угрозу. Любой Путь был всего лишь бесконечной чередой жизненных искушений, каждое из которых манило по-своему, и эльдар оказывался в той или иной темнице до конца дней своих. В точно такой же тюрьме, как и сеть бесконечности, ожидавшая каждого из них. Показные тенета дисциплины, послушания и сосредоточенности были кандалами, изобретенными, чтобы удерживать эльдар от превращения в самих себя.

Взбудораженный Арадриан покинул мост Томительных Скорбей и бежал под защиту доков башни Нескончаемого Гостеприимства.

На Алайтоке он оставаться не мог.

Глава 2. Неурядицы

Кладезь Гармонии

Всё имеет начало, и Паутина начинается у Кладезя Гармонии. Некоторые легенды утверждают, что именно в том мире Эльданеш впервые возглавил народ эльдар, и там же Кхаин метнул в землю кровавое копье, начав Войну в Небесах. Кое-кто из философов заявляет, что Кладезь Гармонии никогда не существовал, разве что в качестве метафоры, поскольку всё вокруг циклично, нигде не начинается и нигде не заканчивается. Возможно, истина так и останется неизвестной, независимо от того, возникла ли цивилизация эльдар в каком-то определенном месте или нет. Рожденная в трагедии, она перерождается снова и снова в каждом последующем поколении.

Происходившее на нижних уровнях башни Нескончаемого Гостеприимства придавало её названию второй смысл. В этих неярко освещенных коридорах эльдар мира-корабля вступали в новые, как правило, временные взаимоотношения. Экипажи звездолетов смешивались здесь с ищущими наслаждений алайтокцами; наивная молодежь, отыскав единомышленников, перебиралась из питейных заведений в закусочные, а затем и уединялась в отдельных номерах.

Раньше это место никогда не привлекало Арадриана, мысли которого занимали более экзистенциальные наслаждения в Комнатах Грез. Сейчас он надеялся отыскать здесь кого-нибудь из знакомых с «Лаконтирана». Впрочем, рулевому не было так уж неприятно ходить по извилистым коридорчикам и балконам, освещенным жаровнями. Арадриан оказался всего лишь одним из множества незнакомых друг другу эльдар; он стал так же чужд Алайтоку, как и встречающиеся по пути торговцы или космолетчики с Ультве, Сайм-Ханна и Бьел-Тана.

Проходя мимо открытых дверей, ведущих в те или иные части башни, рулевой ощущал смешение различных настроений. Он слышал песни и стихи, смех, – как вежливый, так и громогласный, – напевы музыки и игру тишины, которые сопровождались запахами еды и отличного алкоголя, духов и благовоний. Если где-то на Алайтоке и можно было почувствовать себя свободным от Пути, то только здесь. И всё же, присутствие его ощущалось и в башне: официанты, ступавшие по Пути Служения, перемещались от одного клиента к другому с подносами вин и сладостей, а те, кто шел по Пути Купца, потакали своей жадности и материализму, настойчиво торгуясь и двурушничая.

За очень малый промежуток времени Арадриан увидел десятки различных покроев и одеяний, частью старомодных, частью новых, только что прибывших с других миров-кораблей. Головокружительные радужные ткани сражались с мрачными одноцветными нарядами, среди множества ярко накрашенных лиц мелькали бледные образы. Задним фоном к непрерывным беседам мурлыкали, подвывали и тявкали всевозможные экзотические питомцы: похожие на кошек гиринксы, извивающиеся серебрянки, двуногие голованы и многие, многие другие.

В отличие от удушающей толпы родственников, масса эльдар в башне Нескончаемого Гостеприимства не раздражала рулевого. Анонимность нравилась Арадриану, и, расхрабрившись от этой мысли, он направился в питейный зал. Внутри заведение освещали яркие неоновые лампы синего и розового цветов, а по краям фонтанчиков, обставленных неровными кругами низких диванчиков, стояли бокалы, которые постоянно заполнялись чем-то новым.

Заметив просвет на одном из сидений, рулевой направился туда через весь зал. Поинтересовавшись у эльдар на диванчике, не ждут ли они кого-то, Арадриан убедился, что место действительно свободно, после чего робко присел, стыдясь своей неопытности в подобных вещах.

Посмотрев на бокалы, до которых можно было легко дотянуться, рулевой увидел, что они имеют форму перевернутого колокола и стоят на движущейся ленте, медленно, но безостановочно перемещающейся от одного диванчика к другому. Серебристая жидкость из центрального фонтана выплескивалась в каждый сосуд, разбавляя налитую на донышко настойку. Понемногу бокалы наполнялись голубыми, красными и оранжевыми жидкостями. Арадриан неуверенно поднял сосуд с напитком янтарного цвета и поднес к носу. Запах, напомнивший жженый мед, оказался не совсем приятным.

– Я бы на твоем месте воздержалась, – произнес кто-то справа от рулевого.

Повернувшись, Арадриан увидел женщину, сидевшую рядом на диванчике. Волосы у неё были черными, как ночь, кроме золотой прядки, заправленной за ухо. Золотыми же тенями она подводила веки над пронзительными фиалковыми глазами, а губы красила в очень темный оттенок. В отличие от большинства эльдар, встреченных рулевым в башне, женщина не меняла цвет щек, оставляя почти белую кожу нетронутой. На ней было длинное платье с высоким воротником; ткань плотно обтянула изгибы тела незнакомки, когда она подалась вперед и забрала бокал из подрагивающих пальцев Арадриана. Взамен женщина протянула ему сосуд с яркой, красно-оранжевой жидкостью, которая пахла ягодами каи и тонкорнем.

– Мой любимый коктейль, – тепло улыбнувшись темными губами, сказала незнакомка. – Попробуй.

Послушавшись, рулевой пригубил из бокала. Напиток оказался сладким, но не до тошноты, и жидкость, согретая дыханием Арадриана, быстро испарялась во рту, оставляя смешение вкусов на языке. Глаза рулевого расширились в приятном удивлении, и соседка тихо рассмеялась.

– Меня зовут Афиленниль, – представилась она, коснувшись пальцами тыльной стороны ладони Арадриана. – Хорошая вещь, но не пей всё, тут есть другие наслаждения, которые стоит попробовать.

– Не знаю, стоит ли мне напиваться, – ответил рулевой, испытывая неловкость. Женщина снова улыбнулась.

– Здесь этого не нужно бояться, – объяснила Афиленниль. – В напитках нет ничего, кроме вкуса и ощущений. Можешь пить, пока не заплачешь или не успокоишь сердце, смотря что тебе больше по нраву.

– С чего бы мне плакать? – резко спросил Арадриан.

– Мне неизвестно, незнакомец, – подчеркнула соседка. – Если мы хотим узнать друг друга, возможно, ты расскажешь сам?

– Прошу прощения, я вел себя очень грубо. Меня зовут Арадриан, недавно прибыл на «Лаконтиране».

– Рулевой, да?

– Верно, а как ты догадалась?

Афиленниль жестом указала на прическу и общий невеселый облик Арадриана.

– Это занятие всегда привлекает мрачные натуры. Оно дает ощущение контроля над ситуацией, позволяет увидеть несказанные чудеса.

– Ты так говоришь, словно тебе это известно по опыту.

– Рулевой я не была, а вот навигатором – да, и немало периодов.

– А сейчас?

– Сейчас? Сейчас я Изгой, – ответила женщина и улыбнулась вновь, заметив, как ошеломлен собеседник. – Вообще я с Бьел-Тана, но уже давно не ступала на родные палубы. Не поражайся так, Арадриан с «Лаконтирана». Мне думается, каждый третий здесь изгой, в том или ином смысле. Как будто все они стихийно хлынули на Алайток в последние циклы.

– Раз ты Изгой, значит, не ступаешь по Пути, – с вернувшейся уверенностью произнес рулевой, – но это не объясняет, чем же ты занимаешься на самом деле, когда не предлагаешь незнакомцам выпить.

– Ну вот! Ты можешь быть просто обворожительным, если захочешь. По большей части, друг мой, я странница. Последние три периода провела в мирах экзодитов у Нисходящих Ступеней, изучая их обычаи.

– Странный они народ, это точно, – заметил Арадриан. – Сам я бывал только в Бесконечной Долине, поэтому не встречал «ушедших», но сужу по всему, что о них говорят.

– Алайтокцы – тоже странный народ, – Афиленниль вроде бы не обиделась на его слова. – Если смотреть на них издалека, я имею в виду.

– Когда-то я возразил бы, но уже многое повидал в странствиях и знаю, что ты права, – с этим рулевой взял бледно-голубой напиток и предложил его женщине, а затем прихватил себе коктейль рубинового цвета. Арадриан поднес край бокала к губам, приветствуя Афиленниль, после чего поднял сосуд выше и поглядел на соседку через полупрозрачную влагу. Её бледная кожа окрасилась алым, а глаза стали темно-пурпурными. – Судят нас по различиям, узнают по общему наследию.

– Неплохая мысль, – женщина удивленно воздела бровь. – Хотя мне кажется, что принадлежит она кому-то другому.

– Должен признаться, что это слова древнего философа, Кайсадураса Анахорета. Возможно, ты о нем слышала.

– Надо сказать, его несколько недолюбливают у меня на родине, – сказала Афиленниль. – В своем «Самопознании на пути к совершенству» Кайсадурас довольно пренебрежительно отзывается о роли Азурмена в создании концепции Пути. Среди жителей Бьель-Тана много аспектных воинов, которым не по душе такое отношение.

– Ты была Воином? – спросил рулевой и пригубил из бокала, когда женщина кивнула. Напиток оказался чуточку пряным, с теплым послевкусием, которое медленно просачивалось в губы и горло Арадриана. – Одна моя подруга тоже испытала на себе ярость Кхаина. Теперь она двинулась дальше, но, возможно, мне стоит обсудить с ней войну, как ты думаешь?

– Не советую, – помрачнев, ответила Афиленниль. – Мы надеваем боевые маски не просто так. Неразумно пытаться заглянуть под них.

Они ещё немного помолчали, обдумывая эту неуютную истину, а затем женщина обратилась к более веселой теме. Вскоре оба смеялись над давешними успехами и передрягами, в которых находили что-то общее. У собеседницы имелось множество историй со всех концов известной Галактики, и в этих рассказах присутствовала глубина, интригующая Арадриана. Ему хотелось побольше узнать о жизни Изгоев, но навигатор устала от разговоров. К удивлению рулевого, Афиленниль пригласила его подняться к ней.

К ещё большему своему удивлению, Арадриан согласился.

Стоял поздний вечер цикла, на следующий за которым Корландрил назначил грандиозный прием с демонстрацией своего последнего шедевра, когда рулевой вдруг понял, что с момента прибытия больше не видел ни друзей, ни родственников – последние, правда, волновали его меньше. Последние несколько циклов Арадриан отвлекался от забот в приятной компании Афиленниль. Эльдар часто делили ложе, но также старались лучше узнать друг друга, посещая различные заведения в башне Нескончаемого Гостеприимства и немногочисленные любимые местечки алайтокца, где он проводил романтические встречи до отбытия на «Лаконтиране».

О приеме у скульптора Арадриан вспомнил, выходя из жилища Афиленниль, и ощутил внезапный прилив вины. Во-первых, ему стоило бы рассказать женщине о представлении. Как понимал рулевой, их ждало значительное светское событие в артистических кругах Алайтока, и дружеские отношения с мастером уровня Корландрила дорогого стоили. Учитывая, сколько всего навигатор объяснила ему за прошлые циклы касательно подвальчиков башни Нескончаемого Гостеприимства, она точно заслужила ответного приглашения на столь выдающееся празднество.

Во-вторых, Арадриан чувствовал вину, поскольку знал, что никогда не пригласит Афиленниль, а составит компанию поэтессе. Женщина-изгой отличалась обаянием и жизнерадостностью, но за время общения с ней рулевой не раз спрашивал себя, каково было бы испытать то же самое с Тирианной. Как Воительница, девушка интриговала Арадрина; как Поэтесса, она привлекала его. Циклы, разделенные с Афиленниль, пробудили в нем желание душевной близости: не гармоничной дружбы с товарищами-рулевыми, но чего-то менее долговечного, вроде связи с родственной душой. Арадриану было хорошо рядом с бьел-танийкой, но Тирианна вызывала в нем давно позабытое сердечное волнение.

Итак, рулевой покинул жилище Афиленниль, когда Алайток создал искусственные сумерки для своих обитателей. Неподалеку располагался узел сети бесконечности, которые повсюду встречались на мире-корабле. После возвращения Арадриан ещё не соединялся с психической системой Алайтока, и, вспомнив краткий контакт в момент причаливания «Лаконтирана», рулевой подошел к терминалу с небольшим трепетом.

Он положил ладонь на мягко пульсирующую гемму, и в тот же миг узел пробудился: сияющая энергия заполнила кристаллические схемы, покрывающие высокий и узкий пьедестал. Арадриан немедленно соединился со всем миром-кораблем, ощутив вокруг его безбрежные просторы. Закрывшись от потока сигналов – болтовни бессчетных эльдар, обменивавшихся сообщениями, – рулевой устроился в сети, всё ещё опасаясь утонуть в волнах информации.

Сконцентрировавшись, он сосредоточился на Тирианне. Сеть бесконечности отреагировала, и мысли Арадриана понеслись по кристаллической матрице. Не более чем пару ударов сердца спустя рулевой почувствовал единение с поэтессой, хотя это был всего лишь слабый отголосок её духа, отпечатавшийся в психической системе жилища девушки. По-прежнему осторожный в обращении с сетью Арадриан побоялся искать Тирианну дальше и оставил в матрице оттиск пожелания о встрече с ней.

Убрав руку, он разорвал соединение. Затем рулевой отступил от терминала, думая, что делать дальше. До выступления Корландрила ещё оставался почти целый цикл, и Арадриан не знал, чем именно ему хочется заняться. Идея вернуться в объятия Афиленниль была завлекательной, но рулевой подавил порыв. Вместо этого он поднялся на вершину башни Нескончаемого Гостеприимства и, устроившись на смотровой галерее, наблюдал за вереницей кораблей, уходящих и появляющихся из вихревых врат Паутины. Глядя на портал, расположенный за кормой Алайтока, Арадриан гадал, откуда пришли эти звездолеты и куда направляются.

Незадолго до середины цикла рулевой пришел в купол Утраченной Тишины. Никогда прежде он не бывал в этом месте, одном из небольших сводов Алайтока, расположенном вдали от основных жилых куполов и транспортных магистралей. Здесь Арадриан должен был увидеться с Тирианной, которая ответила на его сообщение названием места встречи, моста Дрожащих Вздохов.

Большую часть купола занимали холмы, поросшие золотистой травой, а искусственное небо светилось бледным рассветом. Медлительные аэротиры скользили на потоках теплого воздуха из невидимых клапанов. Каждое из существ держало четыре крыла совершенно неподвижно, выгибало длинную шею налево-направо и щелкало вытянутым клювом, охотясь за высоко летающими насекомыми.

Купол рассекала надвое широкая река с крутыми берегами, густо поросшими папоротником. Шагая к журчащему потоку, Арадриан замечал повсюду в искусственной глуши одинокие фигуры: поэтов, сидевших или бесцельно бродивших в глубоких раздумьях. Они искали вдохновения в дуновениях ветра и трепещущих тенях, что проносились над вздымающимися холмами.

В центре парка находилась серебряная дуга, перекинутая над лентой белопенной воды, что струилась каскадами через купол Утраченной Тишины. Изогнутый мостик высоко возносился над рекой. Сине-зеленые трескокрылы и краснохохлые чайки, издавая трели и резкий клекот, то и дело ныряли под него и проносились вдоль берегов, над самой водой.

Тирианна ещё не пришла, поблизости вообще никого не было, и поэтому Арадриан решил пройтись по мосту Дрожащих Вздохов, в полотне которого отражались рассветные облака. По бокам не имелось ни стенок, ни поручней, но ловко ступающие эльдар в такой страховке и не нуждались. Добравшись до верхней точки, рулевой глубоко вздохнул, вбирая в себя тонкий аромат зимнетравья далеко внизу.

Арадриан встал на краю моста, опираясь на полотно только пятками. Опустив взгляд, он увидел между ступней бурлящие воды далеко внизу. Бирюзово-лазурная река, вспениваясь, неслась среди острых порогов, и под поверхностью воды блестели чешуей серебристые и золотистые рыбки.

Всего-то и нужно – шагнуть вперед.

Рулевой усмехнулся нелепой мысли. Это не было решением его проблем, да и Алайток чисто физически не позволил бы Арадриану разбиться о камни, покрытые хлопьями пены. Вмешавшись, мир-корабль спас бы его жизнь: уменьшил искусственную гравитацию или, возможно, создал тормозящее поле, смягчив падение.

В любом случае, прыгать с моста было совершенно бессмысленно. Каким бы способом не умер эльдар, судьба его оказалась бы той же. Путеводный камень на груди впитал бы дух Арадриана, который затем оказался бы в сети бесконечности, вечной темнице и забвении не-смерти.

– Арадриан!

Услышав голос Тирианны, он обернулся через плечо. Девушка, целеустремленно шагавшая к мосту, была уже неподалеку, и её обворожительная улыбка мгновенно развеяла мрачные мысли рулевого. Хотя ничего не указывало, что поэтесса догадалась о самоубийственных намерениях друга, он почувствовал себя ребенком, пойманным на каком-то недозволенном занятии. Скрывая чувство вины, стиснувшее грудь, Арадриан улыбнулся в ответ и помахал Тирианне.

Этот жест напомнил рулевому о моменте отбытия с Алайтока. Тогда Корландрил не мог принять, что друг покидает его, поэтому на «Лаконтиран» Арадриана провожала Тирианна; когда он поднимался на борт звездолета, девушка махала на прощание, радуясь за товарища, но в глазах её читалось беспокойство. Теперь же поэтесса смотрела на него вопросительно.

– Какое приятное место, – сказал Арадриан, отходя от края и поворачиваясь к Тирианне. – Не припомню, чтобы я бывал здесь раньше.

– Мы ни разу не приходили сюда, – ответила девушка. – Это секретное место поэтов Алайтока, и надеюсь, что ты сохранишь его в тайне.

– Разумеется, – пообещал рулевой. Он снова заглянул за край, и мысль, что можно просто шагнуть с моста, тут же вернулась. – Оно чем-то напоминает мне космические просторы. Бездонные глубины, пропасти, в которые можно падать бесконечно.

– Я бы предпочла, чтобы ты не падал, – Тирианна положила руку на плечо Арадриана и тихонько сжала, отводя его от края. – Ты только приехал, и нам о многом еще надо поговорить.

– В самом деле? – рулевого обрадовался услышанному. – Может, ты все-таки прочтешь мне одно из своих стихотворений, пока мы одни и Корландрил не перебивает нас своей болтовней.

– Как сказал тебе Корландрил, я не читаю вслух своих произведений, – убрав ладонь с руки Арадриана, поэтесса устремила взгляд куда-то вдаль. Рулевой не знал, на что смотрит девушка, но губы её чуть приоткрылись. Лицо Тирианны в профиль было замечательно красивым, словно выписанным рукой художника.

– Мне подумалось, что ты просто тщательно выбираешь слушателей, – произнес Арадриан. – Должно быть, великий дар – распознавать свои мысли, улавливать их и составлять из них стихи.

– Я пишу только для себя, – произнесла девушка, по-прежнему не встречаясь с ним взглядом, – ни для кого другого.

– Мы же никогда ничего друг от друга не скрывали, – возразил рулевой, – ты можешь по-прежнему доверять мне.

– Я самой себе не доверяю. Если я допущу хоть мысль, что мои строки увидит кто-то, кроме меня, то замкнусь в себе и не смогу писать. До смерти боюсь, что мои тайные помыслы узнает кто-то посторонний.

– Так вот кто я для тебя? – спросил Арадриан, уязвленный словами поэтессы. Как она могла не доверять ему? Эльдар напомнил себе, что Тирианна помнила его как Сновидца, и ничего не знала о глубокой связи и взаимном доверии, которых он достиг с товарищами-рулевыми. Арадриан взял девушку за руку и развернул лицом к себе. – Посторонний?

– Я не имела в виду конкретно тебя, или Корландрила, или кого бы то ни было еще, – объяснила Тирианна. – Просто я делюсь только тем, чем хочу делиться. Все остальное лишь мое и ничье более. Пожалуйста, пойми это.

– На борту звездолета так не поступают, – ответил рулевой. – Там каждый – часть команды и полностью доверяет остальным. В одиночку такой корабль пилотировать невозможно, нам приходится полагаться друг на друга. Я понял, что важна не только дружба. Сотрудничество и взаимодействие во имя общего блага – вот ключ к пониманию нашего места во Вселенной.

– Грандиозный вывод! – засмеялась Тирианна. – Пожалуй, в тебе тоже что-то есть от поэта!

Арадриан понял, что его слова были несколько высокопарными. Выпустив руку поэтессы, пристыженный эльдар отвел взгляд; девушка вела себя не так, как он надеялся, и, судя по всему, между ними не было ничего серьезнее дружбы. Теперь рулевому казалось очевидным, что Корландрил заметил отстраненность Тирианны раньше него. Пытаясь не думать об этом, Арадриан снова посмотрел на подругу, скрывая свои чувства.

– Бенефис Корландрила только на закате цикла, – произнес он, – раз ты не желаешь осчастливить меня своими стихами, давай придумаем, как убить время до церемонии открытия статуи.

Не ответив, девушка внимательно посмотрела на рулевого, пытаясь понять, что скрывается за надетой им маской спокойствия. Подергивания в уголках рта и слегка прищуренные глаза указывали на какое-то внутреннее беспокойство, но оно вскоре прошло. Натянуто улыбнувшись, Тирианна накрыла ладонью руку Арадриана.

– Сегодня днем будет фестиваль Девятки, – произнесла она, имея в виду карнавал, проводящийся на палубах небесных барж, которые совершали тур по девяти великим куполам центрального Алайтока. Излюбленное зрелище подростков и туристов. – Я сто периодов там не была.

– Ностальгия замучила? – Арадриан удивленно приподнял бровь, улыбаясь воспоминаниям о параде.

– Хочу вернуться, – ответила она, – вернуться в знакомое нам обоим место.

Рулевой некоторое время раздумывал над приглашением, не зная, разумно ли придавать новую жизнь старым воспоминаниям. Если отказаться, то, конечно, можно пойти развлечься с Афиленниль, но это будет нечестно по отношению к Тирианне. Не вина девушки, что она желала только дружбы. Самое меньшее, что мог сделать для неё Арадриан – приятно провести время вместе.

– Ладно, давай вспомним молодость, – решил он. – Вернемся в старые добрые времена.

– Истинно говорят, что со временем у нас становится все больше забот и все меньше радостей, – произнесла девушка.

Вместе они начали спускаться на берег, лежащий ближе к центру Алайтока. Фраза Тирианны казалась скорее общим замечанием, чем шпилькой в адрес рулевого, но Арадриан всё равно почувствовал себя уязвленным. Нельзя, чтобы его уныние помешало веселью подруги.

– Не обязательно, – произнес эльдар. – Вселенная может обрушивать на нас сотни бед и горестей, но лишь нам самим под силу обрести радость.

Девушка посмотрела на него, собираясь ответить, но промолчала и только слегка нахмурилась, обдумывая слова друга. Оба в молчании прошли ещё немного, близко друг к другу, но не слишком.

– Знаешь, ты прав, – произнесла Тирианна с искренне счастливой улыбкой, – давай вспомним все хорошее, что было с нами, и сами будем ковать свое счастье.

Скульптуру окутывало золотистое сияние с закатными отблесками багряного и пурпурного света умирающей звезды. Иша была воплощена в абстрактно-импрессионистской манере: тело ее как будто вытекало из ствола лиандеринового дерева, волнистые локоны переплетались с желтоватой листвой тянущихся к небу ветвей. Опущенное лицо скрывалось в тени прядей и листьев. Из неразличимых в сумраке глаз вытекали серебристые слезы, которые ниспадали в золотую чашу, подставленную древним воином Эльданешем. Свет, льющийся из сосуда, давал многочисленные отблески на его алебастровой коже. Роль брони играло стилизованное, геометрически правильное сплетение ветвей. Лицо было почти плоским, за исключением тонкого носа и едва заметных углублений в глазницах. У ног воина росла черная роза; извиваясь по бедрам Иши, она соединяла обе фигуры в объятиях шипастого стебля.

– Она – сама безмятежность, – проговорила Тирианна, – воплощение красоты и спокойствия.

Арадриан, который в статуе ничего подобного не видел, беспокойно щелкнул пальцами. Творение Корландрила было таким же претенциозным, как и его создатель. Имя скульптуре он выбрал столь же показное: «Дары любящей Иши». Глядя на превосходно выполненную работу, рулевой не испытывал никаких чувств: сплетения органического с неорганическим выглядели интригующе, линии были приятны глазу, но ничто не будоражило сердце.

– Она лишь отражает автора, – объяснил Арадриан, переводя взгляд со статуи на Тирианну. – Безусловно, работа выполнена мастерски и безупречно, и все же я нахожу ее немного… пресной. Она ничего не добавляет к моему представлению о мифе, просто воссоздает его в камне. Это лишь метафора. Красивая, но отражающая только личность создателя, и ничего более.

Рулевому с трудом удалось передать свое мнение о статуе. Нужные формулировки никак не приходили в голову; уловив выражение лица девушки, Арадриан понял, что Тирианна сочла такое отношение презрительным. Она сделала глубокий вдох, явно подбирая слова для ответа.

– Но разве не в этом и состоит цель искусства: воплощать задумку автора, его мысли, воспоминания, эмоции в форме произведения?

– Возможно, я несправедлив, – искренне ответил Арадриан, который уловил движение в толпе за спиной поэтессы и краем глаза заметил шагающего к ним Корландрила. Судя по гримасе гнева на лице скульптора, он услышал критику друга и принял её очень близко к сердцу. Пока творец стремительно приближался к паре, рулевой решил смягчить отзыв. – Там, меж звезд, я видел такие шедевры мироздания, что теперь работы смертных мастеров мне кажутся ничтожными, даже если они воссоздают величайшие моменты прошлого, такие как этот.

– Пресная? – выпалил Корландрил, останавливаясь рядом с Тирианной. Девушка повернулась к скульптору, и шокированное выражение её лица быстро сменилось виноватым, как если бы она поддерживала критиканство Арадриана. – Отражает лишь автора?

Смущенный незрелым поведением Корландрила, рулевой всё же не мог взять свои слова обратно, как не мог и унять душевную боль оскорбившегося Художника. Вместо этого Арадриан попробовал объясниться.

– Я не хотел никого обидеть, Корландрил, – ответил он, поднимая руку в знак примирения. – Это лишь мнение весьма необразованного путешественника. Возможно, ты сочтешь мою сентиментальность грубой и неотесанной.

Засомневавшийся скульптор моргнул и на мгновение неловко отвел глаза. Это продолжалось кратчайший удар сердца, а затем гнев Корландрила вернулся.

– Ты прав: твое мнение некомпетентно, – произнес скульптор. – Пока ты, наивный, смотрел на звезды и туманности, я изучал работы Аэтирила и Ильдринтарира, постигал искусство выделки призрачного камня, сочетания живого и недвижного. Если тебе не хватает ума разглядеть истинный смысл творения, которое я сегодня представил, тогда стоит аккуратнее выбирать слова.

Обвинения Корландрила были неуместны, и Арадриана задело, что друг набросился на него за недостаточное восхищение заурядной работой. Скрестив руки на груди, рулевой заметил, как Тирианна отступает на шаг, и встретил гневный взор Художника собственным пристальным взглядом.

– Если тебе не хватает мастерства, чтобы раскрыть смысл своего произведения, то, возможно, тебе стоить продолжить обучение! – огрызнулся Арадриан. – Искусство следует постигать не по стопам великих мастеров, а лишь глядя на звезды и следуя зову сердца. Да, твоя техника безупречна, но творение лишено глубокого смысла. Сколько статуй Иши воздвигнуто по всему Алайтоку? Десяток? Или больше? А на других мирах-кораблях? Ты ничему не научился на своем Пути, разве что самодовольству. Ты не узнал ничего нового о себе, о внутренней борьбе света и тьмы. В твоей работе лишь разум, но не чувства. Возможно, тебе стоит немного расширить кругозор.

Они когда-то вдвоем шли по Пути Грез, и это общение, более глубокое, чем обычная дружба, оставило на их личностях неизгладимый отпечаток. Однако Корландрил изменился до неузнаваемости, его высокомерие не знало границ, а самомнение было просто колоссальным. Из-за их общего прошлого ядовитые слова скульптора показались Арадриану низким предательством.

– Что ты хочешь этим сказать? – Корландрил злобно выплевывал каждый слог.

– Улетай отсюда, с Алайтока, – ответил Арадриан, пытаясь сохранять терпение и помнить, что друг не виноват в происходящем – он забыл о самоанализе, став на Путь Художника. Чувствуя испытующий взгляд Тирианны, рулевой сделал вид, что ищет согласия с Корландрилом. Ему не хотелось казаться зачинщиком ссоры в глазах девушки, с которой всё ещё могло сложиться. – Зачем ограничивать свое искусство, черпая вдохновение среди куполов и залов, которые ты видишь с детства? Может, вместо того, чтобы пытаться смотреть на старое свежим взглядом, стоит обратить взор на неизведанное?

Чуть приоткрыв рот, скульптор тут же плотно сжал губы. Свирепо посмотрев на Арадриана, он отвернулся и бросился прочь по голубой траве, расталкивая гостей.

Рулевой поднял руки в извиняющемся жесте и обернулся к Тирианне, надеясь, что поэтесса не станет винить его за детскую истерику Корландрила.

– Прости, я... – начал Арадриан, но осекся, заметил хмурый взгляд девушки.

– Тебе не передо мной надо извиняться, – резко ответила Тирианна, каждое слово которой вонзалось в сердце рулевого уколом вины. – Может, на звездолетах и принято так себя вести, но ты сейчас на Алайтоке. И да, ты стал неотесанным.

С этим она оставила Арадриана и удалилась, не обращая внимания на призывы друга. Глядя, как поэтесса уходит, рулевой понял, что допустил серьезную ошибку. Двое ближайших друзей отвернулись от него, и Алайток стал ещё менее родным, чем несколько мгновений назад.

Глава 3. Судьба

Пустыни Сен-Шелай

Блеклые и гнетущие, черные пески Сен-Шелай расстилаются до самого горизонта. В центре их находится одинокий холм, и в этом холме есть проход в маленькую пещеру. Внутри горит маленький костер. Идущий от него дым пеленой разносится по пустыне, сливаясь с огнями. Дым рассказывает истории о грядущем, и потом одноглазая карга Мораи-хег смотрит в пламя. Наблюдая за происходящим, Старуха прядет сплетение судьбы, выбирая длину нити для каждого смертного, соединяя их судьбы в великом узоре существования. Порой над черной пустыней проносится могучая песчаная буря, ослепляя Мораи-хег. Тогда старуха бросают свою пряжу в огонь, оставляя несчастные души на произвол судьбы до тех пор, пока буря не стихнет, и Мораи-хег вновь сможет видеть.

Арадриан нашел Афиленниль в одном из насыщенных испарениями залов башни Нескончаемого Гостеприимства. После спора с Корландрилем ему не хотелось расслабляться, вдыхая наркотические и гипнотические благовония и воскурения. Обратив внимание на возбужденное состояние своего друга, женщина проводила гостей, после чего вместе с Арадрианом вернулась в свою квартиру. Желая сбросить напряжение, рулевой взял подругу за руку и шагнул по направлению к спальне, но нахмурившаяся Афиленниль вывернулась и указала на низкий диванчик, стоявший вдоль изогнутой стены.

- Ты злоупотребляешь нашими отношениями, - сказала она. - Я существую не только для того, чтобы успокаивать твои тревожные мысли. Взаимность должна быть одинаково приятной для нас обоих.

- Прошу прощения, - ответил Арадриан, беря ладонь Афиленниль в руку и кланяясь в знак извинения. - Я не хотел тебя обидеть, любимая.

- «Любимая»? – смех женщины обрамляла горечь. – То, что происходит между нами, не имеет отношения к любви. Не пытайся завоевать мое расположение лживыми словами.

Это признание застало Арадриана врасплох, он понял, что говорил небрежно, даже не задумываясь, что именно произносит. Афиленниль была права, укоряя его.

- Я смущен и встревожен, - признался рулевой. – У меня случилось печальное расставание с друзьями.

- Не печальное, - ответила Афиленниль. Она взяла алайтокца за руку и подвела к диванчику.

Из ниши в стене женщина достала хрустальную бутылку и два стакана, которые наполнила напитком цвета лаванды. - Ты сейчас испытываешь не печаль, а нечто большее.

Понимая, что события званого вечера будут тяготить его, пока он не расскажет о случившемся, Арадриан поведал печальную историю, признавшись, что теперь жалеет о нежелании брать Афиленниль в спутницы.

- С Корландрилом мы поругались на прощание, также я боюсь, что потерял Тирианну, - закончил он.

- Ах, дражайшая Тирианна, - произнесла Афиленниль. Она подняла руку, останавливая рулевого, который собирался высказать все, что думает по поводу легкой насмешки в её голосе. - Не пытайся отрицать, что испытываешь чувства к ней. Говорю это не из ревности, а из дружеских побуждений. Если захочешь уйти к Тирианне, не стану возражать: в любом случае, я покидаю Алайток через два цикла, так что это уже неважно.

- Два цикла? - рулевой знал, что Афиленниль когда-нибудь улетит, но не думал, что так скоро.

- Я буду путешествовать на «Ирдирисе», - ответила она, садясь рядом.

- Куда ты направляешься? - спросил Арадриан. – Вернешься ли?

- У меня нет ответа ни на один из вопросов, да меня это и не волнует.

Глядя собеседнику прямо в глаза, Афиленниль положила руку на спинку дивана и выгнула собственную спину.

- Такова суть жизни изгоя - не иметь никаких обязательств, ничем не ограничиваться в странствиях.

- Я полечу с тобой, - заявил Арадриан.

- Соизволишь? - спросила женщина, принимая позу насмешливого подобострастия. Раздраженная, она смахнула волосы с лица. - А что, если я не захочу, чтобы ты отправился со мной?

Алайтокец об этом не думал, и теперь безвольно осел на диванчике. Почувствовав руку подруги на колене, он посмотрел вверх и увидел, что Афиленниль улыбается ему.

- У тебя такой потерянный вид, Арадриан.

Она погладила ногу рулевого и прикоснулась пальцами к его щеке.

- Не делай трагедии из обстоятельств. Я рада, если ты решишь лететь со мной, но имей в виду, что нам не нужен рулевой. Мы изгои, а не наставники, и, отбыв на «Ирдирисе», ты тоже выберешь этот Путь.

- Я не уверен…

Решение Арадриана изменялось с каждым ударом сердца. Он хотел увидеть Галактику и проводить время с Афиленниль, в то же время он желал остаться с Тирианной. Очевидно, женщина ясно видела происходящую внутри него борьбу.

- Я не обижусь, если ты захочешь четче определиться, что к чему, - произнесла она, убирая руку. - Поговори с Тирианной. Пошли запросы на другие звездолеты, если хочешь быть рулевым.

- Нет никаких причин связываться с Тирианной, давать ей возможность для новых выпадов, - произнес Арадриан, вставая. - Ты не видела презрение на её лице, презрение, которое я заслужил.

- Заслужил, если настолько низко ценишь друзей, что решил, будто они строго осудят тебя из-за одного случая.

- Ты думаешь, она станет говорить со мной?

Aфиленниль пренебрежительно махнула рукой и отвернулась.

- Важно не то, что я думаю. Если ты боишься дальнейших упреков, не разговаривай с ней. Если в тебе есть хоть немного мужества, ты отбросишь свой страх и будешь добиваться её.

- Если ты так считаешь, будь по-твоему, - cказал Арадриан, подходя к двери.

Он замедлил шаг, но Афиленниль не ответила. Уязвленный её словами, алайтокец направился к узлу сети бесконечности, намереваясь связаться с Тирианной. Как и раньше, найти её было непросто, и рулевой оставил послание, добавив к нему желание примирения.

Зная, что столь быстрое возвращение к Афиленниль породит новые насмешки, Арадриан углубился в Алайток, уходя от башен дока, причальных шпилей. Слова изгоя следовали за ним,

Предложение покинуть мир-корабль – окончательно, как полагается изгою – скреблось о его разум, пока эльдар ехал на копьемобиле от купола Спокойных Бесед к бульвару Расколотых Лун. Оно наполняло Арадриана по большей части страхом, но в то же время он испытывал восторг при мыслях об острых ощущениях, которые сулил Путь изгоя. Ведь рулевого изводила безопасность, которой он пресытился, безопасность, изнеживавшая его. И поэтому, возможно, стоит окончательно порвать с нею, не делая себе поблажек. Если Путь действительно был ловушкой, как представлял Арадриан, только превращение в Изгоя давало шанс избежать её, полностью отказавшись от учения Пути. Даже если бы рулевой всю оставшуюся жизнь странствовал вдали от Алайтока, но на его звездолетах, это мало что изменило бы: они были продолжениями мира-корабля, вытянутыми, но все же конечностями одного тела.

Арадриан бродил вдоль прилавков, расставленных рядами по бульвару Расколотых Лун, получившему такое название за форму пассажа, напоминавшую два полумесяца, соприкасающихся выпуклыми сторонами. Там продавались различные небольшие безделушки, украшения из драгоценных камней и полированных алмазов, которые преломляли падающий на них свет, рассыпая ослепительные радуги. Здешние продавцы были скорее не меркантильными торговцами, а ремесленниками, и раздавали свой товар, чтобы освободить место для будущих проектов. Когда живешь столь долго, как эльдар, со временем накапливается множество вещей, от которых периодически надо избавляться.

На некоторых прилавках лежали древние артефакты, передающиеся от поколения к поколению, часть из них прошли уже через сотни рук. Сама по себе антикварность, старина вещей мало что значили для эльдар, но определенные эстетические или композиционные моменты имели ценность, сохраняющуюся на протяжении веков. Также там была одежда, старых, но модных стилей. Последнее время Арадриан почти не обновлял гардероб, и сколько-то простоял у костюмов, изучая покрой и ткань широких мантий, плотных жакетов, лосин с заклепками и рубашек с поясами. Его собственное одеяние вызвало несколько как странных, так и восхищенных взглядов. Рулевой носил темно-синюю, широкую в плечах куртку, расклешенную на бедрах и скрепленную линиями крошечных застежек от пояса до шеи, и от запястий до локтей. Громоздкий килт зеленого и синего цветов, изящно смешанных между собой, прикрывал верхнюю часть ног, обутых в высокие и узкие сапоги, усыпанные золотыми пуговицами. Стиль, уже не слишком популярный, когда эльдар покинул Алайток, теперь был неуместен. Размышляя о том, как долго он пропутешествовал на борту «Лаконтирана», Арадриан подумал, что, возможно, после отбытия никогда не вернется домой.

Никогда.

Рулевой попытался загрустить при мысли об этом. Арадриан попробовал представить, какого это, навечно покинуть родину, но, посмотрев на торговцев мелочевкой и их безделушки, понял, что не испытывает восхищения по отношению к месту своего рождения. В этот момент в его мысли явился образ Тирианны.

Сначала Арадриан решил, что это не так уж и странно, раз он думает над тем, чтобы покинуть мир-корабль, но через мгновение эльдар понял, что её появление было вовсе не игрой его воображения - девушка касалась его разума через сеть бесконечности. Cперва рулевой был насторожен, хотя сердечно поприветствовал подругу, но, затем получил в ответ прилив теплоты, в котором ощущалось желание загладить вину и найти успокоение. Это пришлось по душе рулевому, Тирианна ощутила его отклик, и Арадриан понял, что она придет. Нужно только подождать девушку здесь.

Соединение рассеялось, оставив эльдар на мгновение слегка оторванным от реальности. Он пришел в себя, затяжные эффекты психической связи схлынули.

Арадриану не пришлось долго ждать. Тирианна нашла его, когда рулевой осматривал пару простых золотых сережек. Когда алайтокец повернулся на звук голоса подруги, то был ошеломлен её внешним видом. Поэтесса надела обтягивающий комбинезон, сверкающий фиолетовым и серебряным. На предплечьях висело множество браслетов-торков с драгоценными камнями, руки обтягивали белоснежные перчатки по локоть. Сапоги были сделаны из того же материала, а тонкую шею покрывал легкий шарф, свисавший до широкого пояса, усыпанного ярко-голубыми геммами. Светло-нефритовые волосы и глаза сочетались по цвету с небольшой сумочкой, висевшей на бедре. Арадриан широко улыбнулся, когда Тирианна подошла к нему, и поднял с прилавка две сережки, отдаленно напоминающие двух выпрыгивающих из воды рыбок.

– Они не в моем вкусе, – сказала девушка, касаясь друга рукой в знак приветствия.

– Не для тебя, для меня, – сконфуженно произнес странник.

– Да, я догадалась, – рассмеялась Тирианна. Девушка взяла одну из сережек и поднесла к лицу собеседника. Форма украшения выигрышно подчеркивала его черты и девушка кивнула.

– Да, они тебе очень идут.

– Тогда решено, – ответил рулевой, окончательно успокоившись, и подал знак торговцу. Тот закивал, одобряя выбор Арадриана, и помахал обоим на прощание. Пара продолжила прогулку.

Друзья говорили мало. Прохаживаясь меж прилавков и витрин, они разглядывали драгоценности, шарфы, платья и заколки. Молчание Тирианны нервировало рулевого. Арадриан заполнял тишину несущественными репликами, но чем больше он рассуждал об изделиях на лотках, тем сильнее, казалось, отдалялась подруга. Рулевой попытался увлечь её, комментируя последнюю моду, которая, по его мнению была обычной, скучной и мелочной, но Тирианна не стала участвовать в беседе.

Точно так же девушка молчала, когда Арадриан попытался объяснить свое недовольство жизнью на мире-корабле. Он услышал не один её вздох девушки, и, чем дольше пытался объяснить, насколько далеким чувствует себя от повседневности Алайтока, тем сильнее раздражалась поэтеса. В конце концов рулевой переполнил чашу терпения Тирианны.

- Почему тебя все раздражает? Отчего ты видишь во всем лишь недостатки? – выпалила Тирианна, беря его за руку и отводя в небольшою арку между магазинов, подальше от ушей других прохожих.

– Мне очень жаль, что мой круг интересов стал шире, чем подборка никчемных безделушек, – ответил Арадриан. Он собирался сказать еще про мелочность духа эльдар Алайтока, раз они хвалят безделушки, наполняющие рынок, но потом сдержался, понимая, что тем самым принизит и Тирианну. Он помолчал и заставил себя успокоиться.

– Нет, правда, извини. Ты говоришь, что меня все здесь раздражает. Так и есть. Мне тут тесно, я словно скован кандалами, связан веревкой, которая натирает мне руки и ноги. На Алайтоке безопасно, здесь все схвачено – я тут задыхаюсь. Комфорт и зависимость – это не то, к чему я теперь стремлюсь.

– Тогда зачем ты вернулся? – спросила Тирианна, выказывая искреннюю заботу, – была же на то какая-то причина.

Причиной была дружба. Но его друзья исчезли, и когда Арадриан вернулся, то нашел на их месте Скульптора и Поэтессу. Любовь, гораздо глубже той, которую он испытывал по отношению к друзьям, взросла в его сердце, когда он встретил Тирианну-поэтессу, но как сказать ей о этом? Она дала понять, что не чувствует подобного, и говорить ей об этом эгоистично и бессмысленно. Это лишь наполнит их болью, не дав ничего взамен. Эльдар подавил эмоции, бушевавшие в его груди, заставляя себя выглядеть невозмутимым, хотя мысли были в беспорядке.

– Мои воспоминания об Алайтоке оказались намного теплее, чем реальность, – произнес странник. – Или же реальность стала мне не так мила, как прежде.

– Ты о Корландриле? – спросила Тирианна. Упоминание этого имени вызвало проблеск раздражения, который перешел в стыд, когда Арадриан признал, что разозлил скульптора.

– И о тебе, – ответил рулевой, вздохнул и, прислонившись спиной к стене, скрестил руки на груди. Хотя всё о себе он рассказать не мог, кое-какими мыслями способен был поделиться. Рассказать девушке что-нибудь, что она должна знать, если он собирается улететь.

– Я больше не нахожу себе места здесь.

– Со временем ты снова привыкнешь к Алайтоку. Тебя начнет радовать каждое мгновение, проведенное здесь. Ты будешь восхищаться вещами, которые сейчас кажутся пустяшными, – заверила его Тирианна. – Алайток – это твой дом, Арадриан.

– В самом деле? – ответил он. – Я почти перестал общаться с родными, а друзья уже не те, что прежде. Зачем оставаться здесь, когда предо мной открыта вся Галактика?

– Мне будет грустно, если ты вновь улетишь, но разве я смогу отговорить тебя, – произнесла Тирианна, и её согласие ещё сильнее расстроило рулевого.

– Назови мне хоть один повод остаться, – попросил он, на этот раз не скрывая свои мысли, направив на Тирианну взгляд, наполненный тоской и желанием. Потрясенная этим поэтесса ответила не сразу.

– Я могу предложить тебе только свою дружбу, – сказала Тирианна.

На лице Арадриана мгновенно появилось разочарование. Он на миг нахмурился, приоткрыл рот, но затем вновь придал лицу бесстрастное выражение.

– Когда-то мне было достаточно твоей дружбы, но не сейчас, – произнес Арадриан ровным, спокойным голосом. Затем рулевой коротко кивнул девушке, опустив веки в знак уважения. Отказ уязвил его, но не стал неожиданностью: встречаться с Тирианной было глупой идеей. Возможно, Афиленниль давно знала это и поэтому заставила его подтвердить собственные опасения, а не питать бессмысленные надежды. – А с Корландрилом, похоже, не возможна даже дружба. Он стал таким самодовольным, ему больше ни до кого нет дела. Тирианна, спасибо за откровенность. Надеюсь, я не слишком расстроил или смутил тебя.

Объятый растущим стыдом, Арадриан бежал от неё и вышел из арки, растворившись в толпе эльдар, гуляющих по бульвару Расколотых лун. Он направлялся к транспорту, на котором вернется к башне Нескончаемого Гостеприимства.

Подойдя к платформе проезжей части, Арадриан улыбнулся, почувствовав себя свободным от ноши, которая была на его плечах с тех пор, как он увидел Тирианну и Корландрила, стоящих рядом с «Лаконтираном». Oн ничего им не должен. Друзья не ждали его, но продолжали жить дальше, на что имели полное право. Теперь и он двинется вперед.

"Тирианна не исключительна", - сказал себе Арадриан.

Если проводить больше времени с Афиленниль, то рано или поздно они сблизятся сильнее. Сбросив оковы Пути, эльдар станет более подходящим партнером для нее. Лучше покинуть Алайток – действительно, здесь его ничего не ждет.

«Ирдирис» оказался небольшим яликом, с одним звездным парусом. Корпус его был пятнистым, черно-зеленым: это Арадриан увидел, подходя к докам. Шла погрузка припасов, и неподалеку от стройного носа был спущен выгнутый трап. По меркам звездолетов «Ирдирис» был маленьким, но все же требовалось некоторое время, чтобы прошагать вдоль него. Золотистый парус высоко возносился между балками причальной стенки на внешней стороне Бухты Печальных Прощаний. Название ничего не значило для Арадриана, идущего по причалу вместе с Афиленниль. Она была одета в облегающий костюм желтого и синего цветов, волосы, выкрашенные в черное и белое отдельными прядями, сплетались в замысловатую коcу, спадавшую на спину. Поглаживая взглядом изгибы её талии и бедер, рулевой наслаждался зрелищем.

- У тебя гостья, - пробормотала Афиленниль.

Секундой позже Арадриан услышал знакомый голос, зовущий его по имени.

- Увидимся внутри, - добавила женщина-изгой.

Она ушла, пока алайтокец смотрел вперед, на Тирианну, быстро идущую вдоль доков. Его сердце забилось быстрее, но он ощущал не надежду, а страх. Арадриан был так близок к отправлению, и не мог повернуть назад.

Oн остановился, положив руки на пояс. Эльдар услышал, как Афиленниль насмешливо фыркнула за мгновение до того, как Тирианна достигла его, а затем повернулась к трапу.

- Это безумие! – первым делом крикнула поэтесса.

Она протянула руку к плечу Арадриана, но он отступил на шаг назад, избегая ее прикосновения.

– Это свобода, – ответил рулевой, оглядываясь на открытый люк-диафрагму звездолета. Оглянувшись на Тирианну, молодой алайтокец понял, что нет необходимости для столь суровых прощальных слов.

- Я не хотел расставаться вот так, прощаться всегда больно.

– Нам не нужно расставаться, – произнесла девушка, – не улетай.

– Ты хочешь, чтобы я остался? – спросил Арадриан, поднимая брови. – Ради чего мне оставаться на Алайтоке?

По тому, как она держалась, по тону её голоса, рулевой не мог сказать, что на Тирианну внезапно нахлынули чувства к нему. Он заинтересовался, что за аргумент собирается выдвинуть поэтесса.

– Проблема ведь не только в твоем желании быть со мной, – произнесла она. – За что ты так ненавидишь Алайток, ведь ты здесь родился и вырос?

– Дело не в ненависти, – ответил Арадриан. – Мне здесь скучно. Возможно, со временем моя жажда новых впечатлений утихнет, и я вернусь.

Мысль сформировалась лишь на половину, но Арадриан говорил без колебаний.

- Ты бы полетела со мной?

– Береги себя, – сказала она, – и возвращайся, когда насмотришься на звезды.

– Я вернусь, Тирианна, – ответил рулевой. Он подошел к девушке и положил обе руки ей на плечи. – Позаботься о Корландриле за меня. Мне кажется, ему нужен добрый друг, который спасет его от самого себя.

– А кто спасет тебя? – спросила Тирианна сквозь льющиеся по щекам слезы.

– Никто, – ответил он.

"Мне никто не нужен", - сказал себе Арадриан. Рулевой отпустил девушку и отошел, зная, что у него только один шанс улететь. Если бы сейчас эльдар обнял Тирианну, успокоил её, то не смог бы совладать с собой и остался, чтобы смягчить чувство вины, уже шевелящееся в его сердце.

К счастью, Тирианна не посмотрела на него своими прекрасными глазами, и он развернулся, быстро шагая к посадочному трапу. Арадриан не оглянулся, когда дверь с шипением закрылась.

Как и все звездолеты эльдар, «Ирдирис» был скорее выращен, чем построен. Судну даровали жизнь усилия певцов кости и их хоров. Cначала они создали шпангоуты из призрачной кости, затем плавно оплели их психопластиком, сформировавшим корпус, переборки и стены, которые плавно сливались с полом и потолком, образуя непрерывные перемычки, мерцавшие мягким желтым и зеленым. Через равные промежутки стены вздувались вокруг шпангоутов, создававших скелет корабля из призрачной кости. Свет, исходящий от стен, давал возможность эльдар видеть, заливая судно мягким, постоянным сиянием приглушенных цветов. Палуба была слегка мягкой, она немного прогибалась под шагами Арадриана; в коридорах, ограниченных дверями-диафрагмами, располагались выступы и вздутия закрытых контейнеров, как маленьких, так и более крупных, чем сам рулевой.

Повсюду размещались скопления кристаллов, встроенные в стены: интерфейсы, для подключения к пси-матрице корабля. Пульсация энергетической сети ощущалась душой больше, чем слухом или иными чувствами. Арадриан почувствовал характерное ускорение волны, прошедшей от ядра корабля вдоль корпуса, когда двигатели выработали достаточно энергии, чтобы скользнуть в сторону от искусственного гравитационного поля Алайтока. Снаружи, по всей длине «Ирдириса», зажглись огни, окунув док в теплое, красно-оранжевое свечение. С едва заметным звуком и ветерком, взъерошившим волосы Тирианны, "блуждающий-в-пустоте" поднялся с платформы и наклонился в сторону от пристани. Силовое поле, защищающее док, замерцало серебряным светом, когда корабль прошел сквозь него. Звездолет быстро разогнался, направляясь к серебристой кромке врат Паутины на корме Алайтока. Он начал переливаться на фоне звезд, когда активировались голополя, а затем исчез.

Часть вторая: Странник

Глава 4. Свобода

Миры экзодитов

Первыми, кто спасся от Грехопадения, были экзодиты, «ушедшие». Увидев тень, павшую на сердца сородичей, они взошли на корабли и бежали из империи эльдар. Экзодиты отправились к самым юным мирам, заселенным всего несколько поколений назад, первобытным и суровым. Они приручили обитающих там рептильных тварей, назвав их «драконами» в честь великих змиев древности. С собой ушедшие забрали тайну создания кристаллических пси-сетей и внедрили «мировой дух» в кору планет, которые стали их новым домом. Благодаря этому, когда обрушилось Грехопадение и пробудилась к жизни Та-что-жаждет, души экзодитов, запертые внутри кристаллических лабиринтов, не были поглощены. Но при этом «мировые духи», что поддерживают поселения ушедших, обладают собственным голодом: в них должна уходить эссенция каждого поколения, жившего за счет их энергии.

Хотя «Ирдирис» оказался не таким большим, как «Лаконтиран», Арадриан быстро понял, что ему знакомо внутреннее устройство звездолета. Как и все корабли эльдар, он был выращен костопевами на стержневом каркасе из призрачной кости, который напоминал хребет и грудную клетку какого-то огромного чудовища, только зеркально отраженные. Вдоль всего космолета проходил верхнефюзеляжный коридор, по обеим сторонам которого располагались довольно вместительные помещения. Пастельно-голубые стены из психопластика были покрыты изящными узорами зеленых крапинок. Каюты разделялись изогнутыми переборками, которые выступали из толстых, похожих на ребра поперечин, казавшихся изнутри небольшими вздутиями в корпусе.

Каркас одновременно являлся и силовой установкой звездолета. Для перехода через Паутину его наполнили пси-энергией из сети бесконечности Алайтока, звездный парус пока что свернули, а мачту убрали внутрь фюзеляжа. Арадриан ощутил присутствие этой энергетической матрицы, когда «Ирдирис» двинулся прочь от мира-корабля; тихую дрожь, прокатывающуюся по всему космолету, зафиксировал скорее его разум, чем органы чувств.

Афиллениль ждала рулевого неподалеку от длинного и тонкого носа звездолета, в маленьком арочном вестибюле, расположенном в конце коридора, который вел от входного люка. Хотя женщина молчала, по лицу её было видно, что она немного удивлена решением Арадриана присоединиться к ним.

– На Алайтоке меня ничего не держит, – сказал рулевой, подходя к Афиленниль.

– Он навсегда останется твоим домом, что бы ни случилось, – возразила Изгой. – Я побывала на многих мирах, но часть меня вечно будет принадлежать Бьел-Тану. От этого никак не скрыться.

Арадриан безразлично пожал плечами, и Афиленниль правильно поняла, что он не желает продолжать разговор на эту тему.

– Места здесь полно, «Ирдирис» рассчитан, самое меньшее, на двадцать эльдар, а нас на борту только пятеро, – произнесла женщина. – Можешь выбрать любую свободную каюту, какая приглянется. Пойдем, покажу тебе остальной корабль.

Повернувшись к корме, она повела рулевого через центральный коридор, в стенах которого через каждую дюжину шагов попадались арочные проходы. Некоторые были открыты, за ними начинались изогнутые рампы, ведущие к складским помещениям в трюме звездолета. Остальные закрывались длинными узкими пластинами; остановившись перед одной из них, Афиленниль подала мысленную команду, и дверь скользнула в сторону. Войдя внутрь, пара оказалась в общей столовой.

Большую часть помещения занимал овальный стол на широкой опоре, выраставшей из пола. Цветом мебель напоминала мрамор, пронизанный зелеными жилками. На дальней стене висели шкафчики с хрустальными дверками, заполненные тарелками и прочей утварью, большая часть которой была незнакома Арадриану.

– На корабле мы сами себя обихаживаем, – пояснила женщина, заметив его озадаченный взгляд. – Идущих по Пути Служения тут нет.

Рулевой понимающе кивнул. Раньше это как-то не приходило ему в голову, и столь малая деталь внезапно заставила Арадриана осознать, насколько изменится его жизнь. Даже на борту «Лаконтирана» он чувствовал себя почти так же, как на Алайтоке. Изгой же должен быть мастером на все руки: пилотом, коком, воином, навигатором, посланником-связистом.

– Вон там посевные лотки, – перебила его мысли Афиленниль, указав на дверь справа. – Четыре отсека у нас отведены под выращивание еды, ещё в одном организован пруд с питьевой водой. Каждый трудится там, ради себя и других.

– Разумеется, – согласился Арадриан и слабо улыбнулся. – Тебе придется научить меня, что делать.

– И лучше бы тебе оказаться понятливым учеником, дружок. Нас ведь только пятеро, и работы для всех полно, даже учитывая запасы в биостазисном хранилище.

Продолжив экскурсию, женщина показала ему несколько общих кают, почти пустых за исключением столов и низких диванчиков. Четвертая по счету была украшена лучше: на одной из стен висел ковер с абстрактным узором, радужные нити которого плавно шевелились от дуновений искусственного ветерка, создавая постоянно движущиеся волны зеленых и серых оттенков. В стенных нишах обнаружилось несколько сувениров и трофеев – вазы, небольшие статуэтки, хрустальные графины с различными поблескивающими напитками и детская анимокукла. Когда Арадриан вошел в помещение, она повернулась к рулевому и внимательно изучила его безглазым, одутловатым лицом с плохо прорисованными чертами.

На одном из диванчиков сидел незнакомый эльдар в коротком балахоне из черного драпа и алых шароварах свободного покроя, заправленных в невысокие ботинки из кожи ящерицы. С любопытством поглядев на Арадриана, он поднялся, и рулевой решил, что Изгой старше его на поколение.

– Джаир Эссинадит, – представился незнакомец, приветственно поднимая ладонь. Он так и не отвел от новичка взгляда серых глаз, спокойно встреченный алайтокцем.

– Арадриан.

– О, разумеется. Афиленниль рассказывала нам о тебе.

– Надеюсь, только хорошее, – заметил он, поглядев на подругу.

– Не совсем, дорогой мой возможный-скиталец, – ответил Джаир. Тон его не был открыто враждебным, но Арадриан не сомневался, что на «Ирдирисе» сплоченный коллектив и его появление может внести разлад.

– А откуда вы, где родились? – попытался проявить вежливость бывший рулевой. Для Арадриана начиналась новая жизнь, и, чтобы всё прошло гладко, стоило подружиться с товарищами по странствию.

– На Алайтоке, как и ты. Правда, покинул его много периодов назад. На родине меня когда-то обучал Наэритин Алаймана. Сам я создал водопады в куполе Ненамеренных Наслаждений, может, ты видел их?

– Настоящее чудо современного искусства, – ответил Арадриан. – Я грезил там три цикла, на обзорной галерее.

– У вас, я уверена, будет полно времени для старых историй, – сказала Афиленниль, касаясь его руки. – Познакомься сначала со всеми остальными.

Кивнув Эссинадиту на прощание и получив ответный кивок, Арадриан позволил вежливо вывести себя из каюты. Когда они оказались в главном коридоре, женщина взяла алайтокца под руку и придвинулась к нему.

– Думаю, что Джаир скоро уйдет от нас, – тихо произнесла Афиленниль, пока они шли на корму. – Он всё чаще заговаривает о прежних достижениях, после каждого путешествия всё сильнее тоскует о покое Алайтока. Уже повторяется в своих воспоминаниях, поэтому обрадуется новичку, которому ещё незнакомы его истории.

– Не хочу я слышать об Алайтоке, – возразил Арадриан. – Я присоединился к вам именно для того, чтобы оставить родину позади. Боюсь, постоянные напоминания о нем будут только раздражать меня.

– Значит, тебе нужно научиться терпению. На мире-корабле мы можем игнорировать других, всю жизнь напролет, если захотим, ускользая от мелочных обид и неприятных встреч. Но, если ты хочешь остаться на «Ирдирисе», будь любезен принимать нас такими, какие мы есть.

– Я не бестактен, – заспорил бывший рулевой. – На «Лаконтиране» я находился в близком соседстве со многими эльдар, но сумел завести друзей и всегда оставался вежливым.

На это женщина ничего не ответила, и в тишине Арадриан услышал звуки музыки. Характерные веселые звуки летней флейты выплывали в коридор из-под открытой арки впереди.

– Это Лехтенниан, – объяснила Афиленниль, улыбаясь и постукивая пальцами по руке друга в ритм бойкого мотива. – Играет на любых инструментах, сам пишет песни. Большую часть времени проводит здесь, в одиночестве, музицирует для себя или создает новые мелодии.

Прислушавшись, Арадриан разобрал замысловатые гармоники в звуках, наполнивших коридор. Напев задел его за живое так, как немногому удавалось за последние циклы, поднял настроение обещаниями чего-то, волнительного и умиротворяющего в равной мере.

– Наверное, не стоит его беспокоить, – заметил алайтокец. – Мне не хочется мешать.

– Лехтенниан не обидится, – успокоила подруга. – Если бы мы не прерывали его игру, то никогда не могли бы поговорить с ним. Он, кстати, намного старше всех остальных. На протяжении периодов «Ирдирис» сменил множество экипажей, но, насколько мы можем судить, Лехтенниан провел здесь не меньше двух арок.

– Да он, верно, почти так же стар, как и сам корабль! – довольно громко заявил Арадриан и тут же заметил, что они уже подошли к арке, а музыка смолкла.

– И близко не так, – ответил из каюты тихий, уверенный голос.

Войдя внутрь, двое эльдар обнаружили, что Лехтенниан убирает летнюю флейту длиной с руку в предназначенную для нее стенную нишу. На полках, в альковах и на подставках располагались другие инструменты. Некоторые из них были известны Арадриану: четырнадцатиструнная полулира, рядом с ней – вздымающаяся дугой голоарфа, дальше – красные, белые и черные клавиши звонкоргана и набор из полудюжины набедренных барабанов. Названий остальных он не знал, видел только, что это струнные, духовые или ударные приспособления.

Музыкант стоял босиком, в свободных брюках и обтягивающей белой блузе, которая поблескивала узорами серебряного шитья. Подобный выбор удивил алайтокца, поскольку белизна символизировала траур, и, как правило, трезвомыслящие эльдар так не одевались. Лехтенниан действительно был стар, на это указывали малозаметные, но характерные черты: слегка прореженные волосы, чуть истончившаяся кожа, морщинки в уголках глаз, покрасневшие ноздри и сгладившиеся кончики ушей. Впрочем, ничто во внешности Изгоя так не указывало на его возраст, как тяжелый взгляд, которым он в одно мгновение изучил Арадриана.

– «Ирдирис» почти такой же древний, как Алайток, – произнес Лехтенниан, снова усаживаясь на стул возле стены. Лицом к нему, слева от входа, были расставлены полукругом такие же простые сиденья. – Первый раз отправился в странствие всего через половину арки после Грехопадения.

– Не хотел вас обидеть, – быстро вставил Арадриан.

– С чего же мне обижаться, я старик, как ты и сказал, – отозвался музыкант. Жестом пригласив обоих сесть, он достал из кармана блузы тонкий инструмент, похожий на свисток. Несколько секунд Лехтенниан извлекал из него негромкие чирикающие звуки, и мелодия напомнила алайтокцу колыбельную из собственного детства. Затем пожилой эльдар жестко посмотрел на Арадриана, медленно покручивая свисток между пальцев. – Бегство – не то, чем ты его представляешь.

– Я... я не совсем понял, о чем вы.

– Не нужно стесняться, – ответил Лехтенниан. – Теперь ты Изгой, и это не причина для стыда, так же, как и мой возраст. Ты хочешь убраться подальше от Алайтока, и в этом нет ничего плохого. Но будь осторожен: когда бежишь, сломя голову, от одной проблемы, рискуешь врезаться в другую.

– Нет у меня проблем, – возразил бывший рулевой. – Не знаю, что Афиленниль рассказывала вам обо мне, но я ступил на борт свободным от темных мыслей.

– Мы оба понимаем, что это не так, Арадриан, – сказал пожилой эльдар с суровым выражением лица. – Я знаю только то, что прочел в твоих глазах, и вижу – с тобой явилась тьма, но не обязательно беспросветная и гибельная.

Он ещё подул в свисток, подражая кваканью ведьмотравной лягушки, а затем улыбнулся.

– У тебя есть хорошая компания, быстрый корабль и мечта повидать Галактику. Бывают судьбы и похуже.

– Вы превосходный музыкант, – сделал комплимент Арадриан, радуясь возможности сменить тему.

– Нет, я не музыкант. Как ты, наверное, знаешь, музыкант стремится к совершенству в исполнительском мастерстве и создании композиций. У меня же просто имелось много свободного времени, и я, как обычный любитель, научился кое-каким вещам.

– Но, если вы не музыкант, то кто же? – спросил алайтокец. Тут же Афиленниль крепче сжала руку Арадриана, как будто он сказал что-то не то, но Лехтенниан по-прежнему улыбался.

– Я путешественник, вот и всё, – ответил старик. – И добро пожаловать на «Ирдирис».

Последний член экипажа, Каолин, пилотировал звездолет, и какое-то время был занят навигацией в Паутине, посреди плотного трафика судов, прибывающих на Алайток и убывающих с него. Бывший рулевой познакомился с ним, когда «Ирдирис» отдалился от мира-корабля. Каолин, моложе даже самого Арадриана, носил черно-золотые волосы до пояса, сплетая их в три косы, перевязанные серебряной тесьмой, и облачался в бледно-серый пилотажный комбинезон с небольшими геммами синего и пурпурного цветов. Когда Арадриан и Афиленниль, сидя в общей каюте, пили горький чай из белого ореха и обсуждали вопросы о камбузе, юноша со вздохом плюхнулся на диванчик напротив.

– Как я рад, что это закончилось! – объявил пилот. Протянув руку, он налил себе чашечку чая из дымящегося кувшина. – В открытую Паутину, навстречу звездам!

– В направлении Кха-алиенни, как мы обсуждали? – подозрительно прищурившись, уточнила женщина.

– Вроде того, – осторожно ответил Каолин.

– Джаир ведь тебя уже предупреждал! – резко бросила Афиленниль, вставая. Она повернулась к двери, и Арадриан замер, не зная, следует идти за подругой или нет.

– Расслабься! – поднял руку пилот. – Будь уверена, мы направляемся к Кха-алиенни. Просто я подумал, что будет неплохо заглянуть по пути на Каскады Лучника, вот и всё.

Женщина остановилась в дверях и повернулась к нему.

– Правда? Нам не нужен ещё один твой безумный крюк на маршруте, Каолин.

– Правда. У нас ведь на борту новенький, и, могу поспорить, он никогда не видел Каскады Лучника.

Арадриан согласно кивнул.

– Да, я не думаю, что «Лаконтиран» проходил этим путем.

Затем Каолин пригласил бывшего рулевого составить ему компанию в кабине пилота, небольшом куполе прямо перед мачтой. Хотя приборная панель оказалась не очень большой, всего на двух эльдар, Арадриану она показалась схожей с той, что использовалась на «Лаконтиране». В каком-то смысле проще – у «Ирдирис» имелся только один звездный парус, сам звездолет меньше размером. С другой стороны, нагрузка возрастала, поскольку инструменты управления положением судна и наклоном паруса были совмещены, а не распределены между пилотами. Сейчас полет контролировали духовные матрицы «Ирдириса», направляя его по прямому, широкому простору Паутины. Дисплей овального кристаллического экрана над консолью демонстрировал белую трубу, тянущуюся спереди и сзади; это было искусственное изображенное, созданное на основе данных пси-соединения корабля с путеводным лабиринтом.

– Когда в следующий раз будем маневрировать, дам тебе попрактиковаться, – пообещал Каолин.

Проведя ладонью по краю черной панели и ощутив тихую дрожь корабля, Арадриан понял, что очень сильно ждет этого момента. Звездолет, управляемый руками одного эльдар, способный отправиться в любую точку Галактики... Он посмотрел на широко ухмыляющегося пилота и понял, что улыбается сам.

– Добро пожаловать в свободу, Арадриан.

На несколько циклов алайтокец с головой ушел в новую для него повседневную жизнь корабля. Он собирал фрукты и срезал колосья в биокаютах, изучал, как пользоваться приспособлениями для готовки на камбузе. Провел цикл, ухаживая за системой очистки воды, с восхищением наблюдая за крохотными рыбками, которые жили в фильтрующем пруду и ручьях, поедая отходы.

В конце каждого цикла Изгой возвращался к себе, – или шел в каюту Афиленниль, – и к нему всегда быстро приходил сон, рожденный глубоким внутренним спокойствием. Нечто лечебное содержалось в том, чтобы самому заботиться о себе или даже быть самим собой: не Сновидцем, Поэтом или Художником, а просто Арадрианом.

Со временем алайтокец почувствовал, что гармоничная жизнь на звездолете смягчила его беспокойство по поводу смертности. Ничто здесь не давило на Арадриана, не требовало как-то проявить себя, и он освободился от чрезмерного контроля сети бесконечности. На Алайтоке были сильны традиции Пути, и ему с самого рождения читали лекции о важности этой идеологии и постоянного саморазвития. В подростковом возрасте Арадриана направили на Путь Гармонии, где он помогал окружающим в их занятиях. Юноше это быстро наскучило, и он поддался Пути Сновидца, а затем, внезапно свернув, без обдумываний и переживаний ушел на Путь Рулевого.

Теперь Арадриан не шагал ни по одному Пути. Он мог делать, что пожелает, испытывать любые чувства, какие захочет, уделять время любой мимолетной прихоти.

В середине одного из циклов, обедая в компании Афиленниль и Каолина, алайтокец почувствовал, что готов открыто признаться в своем восхищении жизнью изгоя. Пока Арадриан не очень плотно познакомился с товарищами, но в каком-то смысле это и не имело значения – все они когда-то испытывали такое же откровение и могли понять, что чувствует новичок.

Покончив с едой, он хотел было заговорить, но осекся. Какая-то дрожь пробежала по телу Арадриана, слабо ощутимая, но очень неприятная вибрация. Раньше алайтокец не чувствовал ничего подобного, и обернулся с вопросом к Афиленниль, но увидел, что женщина уже шагает к терминалу из призрачной кости.

– Со временем привыкнешь, – заметил пилот, увидев растерянность Арадриана, после чего объяснил подробнее. – На таком большом звездолете, как «Лаконтиран», ты не мог ощущать пульс самой Паутины, но здесь мы близко к сердцевине корабля. Благодаря этому я наслаждаюсь полетом, моментами перехода из одного путеводного туннеля в другой, чувствую энергетические потоки вокруг себя. Впрочем, сейчас Паутину что-то тревожит, происходит нечто серьезное.

– И скверное, – добавила Афиленниль, убирая ладонь с терминала. – Идите, сами ощутите.

Каолин жестом предложил Арадриану подойти первым. Коснувшись пальцами молочно-белого, переливающегося психического узла, алайтокец протянулся сознанием к пси-ядру «Ирдириса». Как и предупреждал пилот, звездолет оказался намного меньше и компактнее всего, прежде известного изгою. Сеть на борту «Лаконтирана» в любой момент одновременно взаимодействовала с сотнями душ, блокируя фоновое соединение с Паутиной. Здесь же психические схемы космолета оказались неосновательными, почти капризными по своему характеру, верткими и назойливо любопытными.

Арадриан почувствовал, где проходит размытая граница между варпом и реальностью. Там, за рунными вратами и обережными стенами Паутины, два мира перетекали друг в друга, создавая туннели, по которым путешествовали эльдар. Системы корабля тянулись в бездну, психически подпитываясь из материи путеводного лабиринта: как птица расправляет крылья, чтобы поймать ветер, так «Ирдирис» ловил имматериальную пульсацию Паутины в свою энергетическую матрицу.

Путеводный лабиринт дрожал, резко отстраняясь от эмоций, испытываемых где-то не очень далеко. Эмоций, наполнивших Арадриана глубинным ужасом.

Всё это изгой осознал в один миг. Не успев отсоединиться, эльдар почувствовал, что его уносит вдоль Паутины, туда, где рождались эмоции, вызвавшие дрожь в психических схемах звездолета.

Он ощутил боль и чувство потери, конвульсивно содрогнувшись от их мощи. Тысячи, сотни тысяч душ подвергались мучениям, их отчаяние и страдание расходились по Паутине, словно ударная волна. На мгновение агония умирающих охватила Арадриана, открыв ему причину происходящего.

Зеленокожие твари растерзали его тело и убили его семью. Они ползали по нему, словно паразиты, вгрызались в его плоть, оставляя за собой раны и рубцы. Башни его городов рухнули и обратились в руины, тела мертвецов лежали, раздавленные белыми камнями, или разрубленные на части, или сожженные на огромных кострах, дым которых душил небеса.

Он умирал.

Хватая воздух, Арадриан вырвался и отступил от узла. Пальцы его дрожали, в голове царила неразбериха.

– Что это... Это были орки? – вырвалось из пересохшего горла. Облизнув губы, изгой посмотрел на Афиленниль. – Так что это было?

– Крик мирового духа планеты экзодитов, – ответила женщина, в глазу которой блестела слеза. – Хорошо известной мне. Это Эйленилиеш, и её атакуют.

– До неё всего несколько циклов пути, – заметил Каолин. – Семь, самое большее.

– Нужно сообщить остальным... – начала Афиленниль.

– Мы уже почувствовали, – сказал Лехтенниан, стоявший в дверях. Пожилой эльдар шагнул внутрь, за ним последовал Джаир Эссинадит.

– Нам нужно помочь им, верно? – спросил Арадриан. – Я имею в виду, мы должны, так ведь? Раз мы всего в семи циклах пути?

– Всё не так просто, – указал Джаир. – Нас всего пятеро, армию орков нам не остановить. Это послание, крик о помощи, предназначалось Алайтоку. Мир-корабль ответит.

– А что тогда делать нам? – бывший рулевой переводил взгляд с одного спутника на другого. – Просто не обращать внимания?

– Нет, – возразил Каолин, – но нам нужно сначала встретиться с остальными, объединиться с экипажами других звездолетов.

– Что за «другие звездолеты»?

– Корабли изгоев, которые тоже услышат зов Эйленилиеш, дрейфуя по Паутине, и ответят на него, – пояснил Эссинадит. – Мы соберем силы, составим наилучший план действий. Боюсь, что для тебя это означает слишком раннее возвращение...

– Возвращение куда? – сначала не понял Арадриан, но тут же сообразил, о чем речь. – Сбор пройдет на Алайтоке?

– Да, – сказала Афиленниль, положив ладонь на руку друга.

– Я не могу вернуться, только не так сразу, – запротестовал алайтокец. – Выставлю себя глупцом... То есть, я не это имел в виду!

В голове Арадриана снова возникло послание мира «ушедших».

– Страдания от того, что я выставлю себя дураком, ничто по сравнению с болью, ощутимой в этой мольбе о спасении. Вы должны вернуться и помочь, если даже мне это не под силу. Наверное, я просто останусь на «Ирдирисе».

– Хорошо, если ты так хочешь, – ответил Лехтенниан.

– Мы присоединимся к отряду странников, – сказала Афиленниль, шагнув от Арадриана к Джаиру. – Если желаешь помочь народу Эйленилиеш, иди с нами.

– Вместе со странниками? – рассмеялся бывший рулевой. – Но я ничего не знаю о войне или искусстве разведки.

– Просто предложила.

В позах спутников читалось недовольство решением Арадриана, и он знал, что ведет себя не слишком достойно, но не понимал, чем может помочь. Затем, вспомнив слова подруги о том, что каждый должен трудиться ради общего блага, изгой вздохнул и улыбнулся.

– Ну что ж, назад на Алайток, да? – он посмотрел сначала на Джаира, потом на Афиленниль. – И как же это, быть странником?

Позади кабины пилота располагалась лестница, ведущая в хранилище на нижних уровнях «Ирдириса». Подруга Арадриана шла впереди, а Эссинадит рассказывал молодому соотечественнику о принципах, по которым действовали странники.

– Именно мы наблюдаем за возможными угрозами мирам-кораблям и планетам экзодитов, – говорил Джаир. – Речь не идет о долге, клятвах или присяге, но мы решили, что не будем совершенно отрываться от других эльдар. Нынешняя атака, вторжение орков на Эйленилиеш, станет призывом к оружию.

Мысль о войне ужаснула Арадриана, и, похоже, это отразилось у него на лице.

– Я забыл, что ты никогда не ступал по Пути Воина. Мог бы сказать тебе: «не нужно бояться», но это неверно. Страх – отличный мотиватор, который поможет тебе остаться в живых. Не все странники вступают в прямой контакт с врагом, ты можешь избежать боя, если пожелаешь. Мы прислушаемся к советам провидцев и автархов Алайтока, чтобы скоординировать усилия с флотом и аспектными воинами. Что нам выпадет в итоге, не знаю, но могу уверить тебя: если будешь держаться рядом со мной, останешься цел и невредим.

Арадриан не совсем понимал, как Эссинадит обеспечит его безопасность, но немного успокоился после слов странника.

– Если я решу сражаться, – тихо сказал молодой эльдар, – как всё это будет? Где мы возьмем оружие?

Словно отвечая ему, Афиленниль остановилась перед одним из входов отсека-хранилища. Дверь с тихим шорохом отъехала в сторону, повинуясь её касанию.

За ней обнаружился склад полукруглой формы. На изогнутых стенах висели плащи и костюмы странного покроя, с неповторяющимся узором серых и белых пятен, которые совпадали по цвету с комнатой. Возле каждого одеяния находилась винтовка, длиной почти в рост Арадриана, с изящным прикладом и замысловатым прицельным комплексом. Кроме того, в помещении имелись сюрикеновые пистолеты, длинные ножи и узкие мечи; убранные в кобуры или ножны, они висели среди плащей. Там, где пол переходил в стену, располагались складские ящики, на крышках которых лежали высокие сапоги, свернутые обтягивающие комбинезоны серого и черного цветов, а также охряные вещмешки. Сверху свисали дыхательные маски и увеличительные монокуляры; тонкие веревки и тросы с крючьями; оборудование для подводного плавания, напоминающее искусственные плавники, и свернутые аэрокрылья из почти прозрачного материала.

На потолке оказалось резное изображение Курноуса-Охотника, одного из богов эльдар. Некогда враг Кхаина, он был пожран Той-что-жаждет вместе с остальным древним пантеоном. Арадриан счел небольшим суеверием то, что на складе оказалась картина, посвященная мертвому божеству, но ничего не сказал.

– Вот снаряжение странников, – заявил Джаир, указывая рукой на содержимое отсека. – Всё, что поможет тебе выжить, куда бы мы ни отправились, чем бы нам ни пришлось заниматься.

– Я никогда не стрелял из пистолета и не брал в руки меч, – сказал Арадриан. Шагнув внутрь, он провел рукой по одному из костюмов. Тот замерцал, и ткань в месте прикосновения чуть порозовела, в тон коже алайтокца. – А это, значит, хамелеолин?

– Да, – подтвердила Афиленниль. – Не беспокойся о своем боевом опыте или его отсутствии. Это не имеет значения, ведь задача странника состоит в том, чтобы сражаться на расстоянии. Мы обнаруживаем врага и наводим истинных воинов на цель. Удлиненная винтовка – наше оружие выбора. Не забывай, что любые наши враги, будь то орки, люди или кто угодно, очень сильно уступают эльдар в развитии. После небольшого обучения ты станешь на один уровень с их лучшими стрелками, а костюм и плащ скроют тебя от возмездия.

– А я сказал, что позабочусь о тебе, так всё и будет, – добавил Эссинадит.

– Я боюсь потерять не жизнь, а рассудок, – объяснил молодой эльдар. – И я никогда раньше не убивал, что, если просто не смогу этого сделать?

– Станешь ты странником или нет, всё равно научишься убивать, – сказал Джаир. – Мы будем охотиться, и тебе придется сражать добычу, если захочешь отведать мяса. Отсеки-фермы могут снабжать нас бесконечно долго, но рано или поздно такая еда наскучит. Тогда-то ты сильнее всего насладишься вкусом свежеубитой дичи! Жизнь лишь часть круговорота, смерть – всего лишь его конец. Ты и сам уже понял это.

Молча кивнув, Арадриан согласился с услышанным, после чего перенес ладонь с костюма на висевшую рядом винтовку. Обхватив ствол, изгой снял оружие с крюка; оно оказалось удивительно легким, эльдар без труда держал его одной рукой. Оранжевые и красные геммы, установленные в выпуклости над курком, засветились от его прикосновения. Прозвучало тихое урчание, сообщившее об активации энергоячейки, и Арадриан повернулся к Афиленниль.

– Покажи мне, как она работает, – попросил он.

«Ирдирис» оказался одним из первых звездолетов странников, достигших Алайтока. Как-никак, они получили сигнал тревоги с Эйленилиеш, находясь не слишком далеко от мира-корабля. Джаир и Афиленниль отправились на встречу с правящим советом ясновидцев и автархов, которые, несомненно, уже знали о сильном волнении в Паутине. Арадриан, которому неуютно было появляться на Алайтоке, остался на борту вместе с Лехтеннианом и Каолином.

И именно пилот убедил его снова ступить на палубу мира-корабля. В тот момент они сидели на диванчиках в общей каюте и потягивали ледяной сок.

– Ты дважды покидал родину с болью в душе, – заметил Каолин.

– И зачем мне снова идти к источнику этой боли?

– Чтобы лишить его власти над тобой. Тебе представилась редкая возможность, Арадриан: когда ты оставлял Алайток в прошлый раз, то вернулся только через двадцать периодов, и твои друзья сильно изменились. Сейчас у тебя есть шанс увидеть их, и, зная, что впереди – возможно – счастливая жизнь, убедить обоих, что с тобой всё в порядке.

– А, что если они не пожелают меня видеть? – спросил алайтокец, ставя бокал на низкий столик у ног. – Тогда рана откроется вновь.

– Рана может загнить, если её не обработать, – указал пилот. – Худшее, что может произойти – ты вернешься на «Ирдирис» ни с чем. Тебе больше не придется встречаться с бывшими друзьями, а на борту никто не подумает плохого об этой попытке.

Вот так, нехотя позволив убедить себя, Арадриан снова оказался на Алайтоке, намного раньше, чем рассчитывал. Он не доверял сети бесконечности, да и не очень хотел сообщать бывшим друзьям о своем прибытии, поэтому направился прямо домой к Тирианне. Там его встретила молодая семья, от которой изгой узнал, что девушка переехала поближе к куполу Кристаллических Провидцев в центре мира-корабля.

Задав несколько ненавязчивых вопросов, Арадриан выяснил адрес нового обиталища Тирианны и отправился туда на небесном челноке. Некоторое время изгой стоял у входа, собираясь с духом; когда он, наконец, решился войти, хотя так и не знал, что говорить, дверь уловила намерение гостя и сообщила о его присутствии длинным звонком.

За беззвучно скользнувшей в стену пластиной оказалась главная комната. На середине её стояла Тирианна, что-то убиравшая в мешочек на поясе.

– Арадриан! – воскликнула она, поворачиваясь к гостю. – Вот так сюрприз.

Уже не в первый раз изгой почувствовал, что выглядит как-то несообразно окружению. Хотя он не надел плащ или маскировочный костюм, хватало и комбинезона странника, на котором постоянно менялись голоузоры зеленых и синих оттенков – хамелеолин подстраивался к фону неба и парка, видневшихся с балкончика за дверью.

– Привет, Тирианна, – сказал Арадриан, заходя внутрь. Он улыбнулся и протянул ладонь. Тирианна на миг коснулась его руки, явно обескураженная этим неожиданным визитом. – Прости, я не успел предупредить тебя о своем возвращении.

– Я не ожидала вновь увидеть тебя так скоро, – сказала Тирианна, усаживаясь на одну из подушек. Она предложила гостю присесть рядом, но Арадриан отказался, быстро качнув головой.

– Мне нельзя задерживаться надолго, – объяснил он. По правде, встреча с девушкой всколыхнула в изгое противоречивые чувства. Арадриан уже начинал думать, что Каолин ошибся и вся эта идея – глупость. – Похоже, моя попытка выбраться с Алайтока была обречена. «Ирдирис» перехватил сигнал с Эйленилиш. Этот мир «ушедших» подвергся атаке орков. Мы посчитали разумным вернуться на Алайток, чтобы сообщить эту новость.

– Экспедиция уже готовится к отправке, – сказала Тирианна. – Ясновидец Латейрин предвидел нападение несколько циклов назад.

– Ох, уж эти ясновидцы со своими странностями, – пожал плечами, изгой рассмеялся. – Да ты и сама готовишься стать провидцем! Пожалуй, мне теперь следует осторожнее подбирать слова?

– Я не обижаюсь, – ответила девушка. – Они весьма загадочный народ, это уж точно. Я общаюсь с ними уже довольно давно, но сама еще не разобралась в их «странностях».

Не зная, что ещё сказать, Арадриан переступил с ноги на ногу и обратно. Ему не хотелось болтать о пустяках, а к разговору на более серьезную тему он был не вполне готов.

– Как ты? – спросила она

Арадриан вновь пожал плечами:

– Рассказывать особо нечего, – ответил он и показал на свой наряд. – Как видишь, я решил стать странником, но еще ни разу и не покидал «Ирдирис» до самого возвращения на Алайток. На Эйленилиш мы дадим бой оркам.

– Это очень неразумно, – произнесла Тирианна. – Ты никогда не шел Путем Воина. У тебя нет боевой маски.

– А это неважно, – отмахнулся изгой, – у меня есть винтовка, она не даст меня в обиду. Похоже, у меня проявился прирожденный талант к стрельбе.

– Я волнуюсь не о физической безопасности, – сказала Тирианна, вставая и подходя к Арадриану. – Война развращает. Зов Кхаина может стать для тебя непреодолимым.

– В мире существует множество соблазнов, но для меня кровопролитие не входит в их число, – молодой эльдар насупил брови. – Я только сейчас понял, насколько узко ты порой смотришь на мир. В твоем понимании Путь – это начало и конец существования. Но это не так.

– Это так, – возразила девушка. – Когда ты не ограничиваешь свой разум, то подвергаешь опасности не только себя, но и окружающих. Тебе следует сдерживаться. Корландрил... уже ощутил прикосновение Кхаина. Его гнев переполнил чашу.

– Он стал аспектным воином? – удивился новости Арадриан. Ему показалось весьма ироничным, что внутренняя свирепость скульптора прорвалась после создания работы, восхваляющей миролюбивую Ишу. Изгой даже не смог удержаться от смешка. – Вот уж никогда б не подумал, что моя критическая оценка его творений настолько расстроит Корландрила.

Тирианна раздраженно поправила волосы, закинув выбившийся локон за ухо. Сообразив, что девушка досадует на него, Арадриан посерьезнел.

– Зачем ты пришел? – спросила Тирианна. – Что тебе от меня нужно?

– Ничего, – ответил изгой. Этот вопрос показался Арадриану довольно эгоистичным: он явился уверить девушку, что с ним всё в порядке, но новоиспеченная провидица явно заботилась о рунной магии больше, чем о друге. – Ты вполне ясно дала понять, что мне от тебя ждать нечего. Я зашел из вежливости и только. Если ты мне не рада, я сейчас же уйду.

Раздумывая над ответом, Тирианна несколько мгновений молчала и холодно смотрела на изгоя. Затем её лицо посуровело.

– Да, пожалуй, тебе лучше уйти, – произнесла девушка.

Молодой эльдар ощутил укол разочарования, даже гнева, но согласно кивнул. Взгляд Тирианны стал чуть мягче.

– Береги себя, Арадриан. Я рада была повидаться с тобой.

Изгой шагнул к двери, не собираясь больше задерживаться, но прощальные слова девушки засели у него в голове: всё же она переживала за друга. Каолин говорил, что Арадриану представился второй шанс расстаться с близкими по-доброму, но, похоже, он умудрился упустить и эту возможность. Нужно ли извиниться перед Тирианной? Надо ли сказать, что он скучал по ней?

– Прощай, – сказал изгой, придерживая рукой открытую дверь. – Не думаю, что мы еще когда-нибудь увидимся.

Молодой эльдар говорил то, что было у него на уме. Арадриану хотелось, чтобы девушка поняла – она, скорее всего, видит его в последний раз. Сделавшись странником, изгой может отправиться очень далеко, совершенно не желая возвращаться. Если он погибнет, потерянный и забытый, на каком-нибудь далеком мире, то будет рад такой судьбе.

– Прощай, – ответила Тирианна.– Счастливого пути. Желаю тебе найти радость в жизни.

Вздохнув, Арадриан повернулся и вышел прочь. Дверь задвинулась с шелестящим свистом, а изгой быстро зашагал по балкону, досадуя на самого себя за то, что послушался Каолина и позволил девушке оставить за собой последнее слово.

Когда молодой эльдар собирался повернуть на лестницу, то услышал, что Тирианна зовет его по имени. На мгновение сердце Арадриана заколотилось, но он с невозмутимым видом оглянулся через плечо.

– Пожалуйста, проведай Корландрила! – выкрикнула девушка ему вслед. Кивнув, изгой поднял руку в знак согласия. Значит, её больше заботит Корландрил, чем Арадриан.

Ну и пусть, подумал он.

Возможно, изгой сразу не вернулся на «Ирдирис» из чистого эгоизма: ему была неприятна мысль, что придется рассказывать Каолину о неудаче. Встреча с Тирианной, хотя и вышла не совсем уж провальной, оставила немного неприятный осадок. Арадриан чувствовал, что не сможет ответить на расспросы пилота, если не достигнет хоть какого-то понимания с бывшими друзьями. Тем более, он молча согласился повидать Корландрила.

В итоге Арадриан направился к дому бывшего скульптора.

Дверь открылась перед ним как раз в тот момент, когда Корландрил выходил в какую-то боковую комнатку. Изгой немного подождал, но не услышал ни слов приветствия, ни требований убираться.

– Всё опять изменилось, – произнес Арадриан первое, что пришло в голову, поскольку ничего лучше придумать не смог. Корландрил шагнул обратно в главную комнатку с глазами, расширенными от потрясения.

– Всё опять изменилось, – согласился он и какое-то время смотрел на изгоя, прежде чем предложить гостю сесть. Слегка качнув головой, странник отказался.

– Я пришел из уважения к дружбе, которая была некогда между нами, – произнес Арадриан. – Подумал, что было бы неправильно не повидать тебя, вернувшись на Алайток.

– Я рад, что ты пришел, – сказал Корландрил. – Я должен перед тобой извиниться за свое поведение в последнюю нашу встречу.

Изгоя ошеломило это прямое признание. Он считал, что намного хуже обошелся с Корландрилом, чем с Тирианной, но именно бывший партнер по грезам, казалось, действительно скорбел о размолвке.

– Никогда мы не причиняли друг другу зла умышленно, – ответил Арадриан, чувствуя, что должен ответить честностью на честность, – и оба испытываем друг к другу только уважение.

– Надеюсь, твои путешествия оказались плодотворными?

Арадриан, улыбнувшись, кивнул – и солгал.

– Не смогу описать того, что я повидал, того духа приключений, который наполнил мои жилы. Передо мной предстала Галактика, и я испытал лишь малую толику тех наслаждений и мрака, которые она может предложить.

– Я тоже был в путешествии, – сказал Корландрил, вытирая руки ветошью.

– Слышал об этом, – заметил Арадриан. Посмотрев на него, Корландрил вопросительно поднял брови. Изгой был не совсем уверен, что думает насчет перемены Пути друга, поэтому осторожно выбирал слова. – Тирианна. Сначала я встретился с ней, и она сказала, что ты теперь аспектный воин.

– Жалящий Скорпион храма Смертельной Тени, – дополнил Корландрил. Он аккуратно ополоснул руки и теперь сушил их под струей теплого воздуха над раковиной. – Я не злюсь, что ты сначала встретился с Тирианной. Мое расставание с ней – событие прошлого, и я с этим полностью примирился.

Арадриан обвел комнату взглядом, примечая расставленные кругом статуи Иши. У каждой из богинь оказалось лицо Тирианны, или, по крайней мере, очень похожее. Улыбнувшись, изгой с сомнением взглянул на Корландрила.

– Ну, может быть, не полностью, – признал со смешком воин. – Но я в самом деле не испытываю к тебе никакой неприязни из-за твоей роли во всем этом – ведь ты действовал непреднамеренно, если учесть все тогдашние обстоятельства.

– Ты виделся с ней в последнее время?

Корландрил покачал головой.

– Это бесполезно. Если я увижу ее случайно, это будет нормально, но не по мне сейчас искать с ней встречи. Мы с ней идем к разным целям, и у каждого из нас – свое путешествие.

– Встречаешься с кем-то еще? – предположил Арадриан.

Воин как будто засомневался на мгновение, а потом чуть приоткрыл рот, внутренне осознав что-то.

– Ага! – рассмеялся Арадриан.

– Да всё не так, – поспешно заявил Корландрил. – Она – мой товарищ, воин из этого же храма, для нас было бы совершенно неуместным вступать в какие-то более глубокие отношения.

Как знал изгой, среди аспектных воинов не существовало подобных запретов, и он промолчал, позволив другу догадаться о его сомнениях по лицу. Оба постояли в молчании, если и не приятном, то вполне уютном, а затем Арадриан сообразил, что Корландрил-Жалящий Скорпион тоже отправится на Эйленилиеш.

– Я также пришел, чтобы заранее предупредить, что тебя скоро призовут в твой храм.

– Как ты можешь об этом знать? — спросил Корландриль, резко нахмурившись. — Ты говорил с Кенайнатом?

– Я бы не ступил в аспектный храм! А твой экзарх не стал бы выходить наружу. Нет, я знаю об этом из первых уст. Я только что вернулся с Эйленилиеш. Это мир экзодитов, «ушедших», недалеко отсюда. Туда пришли орки, и жители планеты взывают к Алайтоку о помощи. Я вернулся как их посланец. Прямо сейчас автархи и ясновидцы обсуждают наилучший образ действий, и у меня нет сомнений, что они призовут к войне.

– И я буду готов ответить на этот призыв, — заявил Корландриль. При упоминании войны он весь переменился: глаза стали твердыми, словно кварц, челюсти сжались. Это обеспокоило Арадриана, который последний раз видел друга таким во время скандала на представлении статуи. Странник решил перейти к более безопасной теме, чтобы не разрушить кое-как налаженные отношения с другом каким-нибудь неловким замечанием или расхождением во взглядах.

– Мне и самому нужно подготовиться, – заявил он, делая шаг к двери. — Другие странники собираются здесь, поделиться своими знаниями о враге. Я должен присоединиться к ним.

Корландрилл кивнул в знак понимания. Гость уже подошел к двери, прежде чем хозяин вновь заговорил.

– Я рад, что ты жив и у тебя все в порядке, мой друг, – в каждом его слове звучала искренность.

– Так же и я за тебя, Корландрил, – машинально ответил Арадриан, но тут же понял, что это действительно так. Связь с партнером по грезам была очень тесной, теснее обычной дружбы, и Корландрил когда-то многое значил для изгоя. – Не знаю, увижу ли тебя на Эйленилиеш или до того, как мы покинем Алайток. Если нет, то желаю тебе удачи и процветания до следующей нашей встречи.

– Удачи и процветания, — эхом отозвался Корландрил.

Выходя из комнаты, Арадриан чувствовал, что с его плеч свалилась тяжкая ноша. Когда за странником закрылась дверь-диафрагма, он глубоко вздохнул: теперь Алайток ушел в прошлое. Свое будущее изгою предстояло узнать на Эйленилиеш.

Глава 5. Открытие

Лабиринт Линниан

В древние дни, ещё до того, как случилась рознь между Ультанешем и Эльданешем, а Кхаин, неся кровавое возмездие, развязал Войну в Небесах, Эльданеш искал способы защитить свой народ, тогда как Ультанеш обращал взоры к внешнему миру. Увлекшись, он покинул семейный очаг, чтобы вдоль и поперек исходить дикие пустоши. Это отняло немало времени, поскольку ветра там были сильны, а земли – негостеприимны.

Однажды перед наступлением ночи, ища укрытия на склонах горы Линниан, Ультанеш обнаружил золотые врата, за которыми начиналась пещера. Испуганный, он выбежал прочь, несмотря на холодные сумерки снаружи. На следующую ночь Ультанеш нашел другие золотые врата, скрытые за водопадом удивительной красоты, но снова побоялся войти. В третий же раз, увидев сияющий проход на вершине далекого холма, он набрался решимости и поклялся себе одолеть страх. Пройдя через врата, Ультанеш обнаружил себя в ином месте: лабиринте Линниан, который простирался по всему миру, над ним и под ним, полнился многочисленными изгибами и тупиками, что выводили путника из себя. Внутри также ждали потайные каморы с чудовищами и другими опасностями; великие дела совершил Ультанеш, чтобы победить врагов и одолеть все преграды.

Но оно стоило того, ведь лабиринт Линниан провел путника через чудесные горные страны с плодородными холмами, по радужным мостам, что соединяли звезды, и искрящимся глубинам, что лежали под миром эльдар. Прошло время, Ультанеш вернулся в родной дом и собрал последователей. Теперь, зная о существовании врат, он везде видел их золотой блеск и исследовал тайны лабиринта вместе с сыновьями и внуками.

Первобытный лес исходил клубами пара под лучами жаркой звезды. Это было настоящее солнце, и его настоящее тепло коснулось кожи Арадриана, когда тот спускался по десантной рампе на землю настоящего мира. Первая планета, на которую эльдар ступил за свою долгую жизнь: воспитанный на рукотворном Алайтоке, он и во время путешествий на «Лаконтиране» никогда не сходил со звездолета. Когда сапог изгоя немного погрузился во влажную почву, он удивился прежней нерешительности.

Ветер трепал маскировочный костюм, который менял цвета на коричневый и зеленый, в тон окружению. Арадриан вдруг осознал, что эти дуновения создавались не какой-то скрытой системой вентиляции или генераторами искусственного климата, а невероятно сложным взаимодействием давлений и температур в разных частях атмосферы Эйленилиеш. Далеко слева на горизонте виднелось темное пятно, которое могло быть клубами дыма или же грозовыми тучами.

Прикрыв глаза от яркого солнца (и решив, что для пущего удобства звезду всё-таки стоило бы немного затемнить), Арадриан подумал о небе. Никакой купол не сохранял его на месте, планета удерживала атмосферу силой гравитации, рожденной из её собственной массы. Здесь не требовалось никаких силовых щитов. Пораженный этой мыслью, изгой прислушался к пронзительным крикам птиц – настоящих, действительно диких птиц – и пришел в трепет.

– Ох уж эти бывшие Сновидцы, – пробормотал Джаир, опережая Арадриана. – Вечно витают в облаках.

Изгой повернулся было с гневной отповедью, но осекся, увидев улыбку другого странника.

– Однажды я буквально витал в облаках, – сказал молодой эльдар, удобнее поправляя винтовку на плече. – На небесном мосту над ущельем Глубоких Сожалений.

– Замечательно, – отозвался Эссинадит и указал на высокую изящную башенку недалеко впереди. Строение экзодитов возносилось над пологом леса, окружавшего полянку, на которую Каолин посадил «Ирдирис». С виду оно напоминало светло-серое копье, устремленное в небо цвета индиго, к вершине расширялось в дисковидную платформу, усеянную арочными окнами, а затем снова резко сужалось. Темно-синие листья трепетали на ветру у основания башенки; Арадриан видел их серебристую изнанку и слышал тихий, нежный шорох.

– Там мы должны встретиться с остальными? – спросил он.

– Старейшины «ушедших» будут говорить со всеми странниками из первой волны.

– А когда появятся Афиленниль и все прочие?

Оба уже шагали вперед, под сень огромных деревьев. Подруга Арадриана раньше бывала на Эйленилиеш, и поэтому присоединилась к изгоям, которым предстояло сопровождать армию мира-корабля, указывая путь аспектным воинам и провидцам. Алайтокец уже начинал скучать по ней, хотя Джаир оказался остроумным спутником и рассказал немало поучительных историй.

– Сегодня вечером, я думаю, – ответил Эссинадит. – Линкоры Алайтока движутся не так быстро, как звездолеты странников, да и автархи решили, что ночная атака – наилучший вариант действий.

– Я по-прежнему не до конца уверен в себе, – признался Арадриан. Под ногами у него слегка расползались опавшие, чуть подгнившие листья, и эльдар окружало странное, но не отталкивающее амбре. Здесь стояла осень, вызванная положением планеты на орбите и определенным наклоном её оси. На Алайтоке, с его управляемым климатом, времена периода менялись по мимолетному порыву или в соответствии с общим замыслом: например, в куполе могли устроить чудесный зимний снегопад, а затем, когда зрелище надоест жителям, тут же перейти к чему-то иному.

– Мы должны найти орков и определить, выдвигаются ли они куда-нибудь, – напомнил Джаир.

– Как они вообще справляются? – спросил Арадриан. – Экзодиты, я имею в виду.

– С чем справляются?

– С беспорядочностью своего мира, – объяснил молодой изгой. – Буря может погубить их посевы, землетрясение – обрушить башни и поглотить города. Как они выдерживают в такой непредсказуемой обстановке?

– Некоторые сказали бы «из упрямства», – ответил Эссинадит. – Но я считаю, причина намного глубже. Когда-то, до Грехопадения, наш народ управлял звездами, изменял планеты по собственной прихоти. Тогда всё находилось у нас под контролем, как сейчас на Алайтоке. Поддавшись лени, мы прислушались к шепоту губительной силы, позволили распространиться моральному распаду, который и привел к Грехопадению. Напротив, экзодиты удержались от соблазна стать повелителями окружающей природы. Её капризы, неприрученные погодные явления, тектонические содрогания и извержения вулканов смиряют «ушедших», не дают им сидеть без дела и, соответственно, возвращаться к порочной жизни.

– Звучит так, словно все они немного мазохисты, – заметил Арадриан. Тем временем эльдар вышли на другую полянку, к возносящейся в небо одинокой башне; высокие двери в её основании были распахнуты. – Почему бы просто не прибегнуть к идеологии Пути, как на мирах-кораблях?

– И это спрашивает изгой Алайтока! – рассмеялся Джаир, не веря своим ушам. – Экзодиты считают Путь ловушкой, иллюзией контроля, под которой скрывается внутренняя тьма. Они считают, что в их тяжелой жизни есть чистота, и только постоянное отвержение собственных эмоций в конце концов позволит спастись от порчи... Ну, ты понимаешь.

– Великого Врага? Той-что-жаждет? Принца Наслаждений? Мы оба знаем, на что ты намекаешь, так зачем же нужны недомолвки?

– Даже иносказательные имена лучше не произносить, Арадриан, – остановившись, Эссинадит взял его за руку. – Сейчас ты не за обережными стенами Алайтока, не защищен пауками варпа и барьером сети бесконечности. Неразумно привлекать взгляд этой силы, особенно в насмешку.

Услышав искреннее предостережение Джаира, молодой изгой внезапно испугался. Он высвободил руку и отступил на шаг; в какой-то момент Арадриану показалось, что его путеводный камень в золотой оправе засветился чуть ярче, а груди на секунду коснулось тепло. Наверное, это была игра воображения, но алайтокец всё равно огляделся по сторонам, встревоженный странным ощущением.

– Деревья сияют! – тут же вскрикнул он, мгновенно забыв о Великом Враге при виде такой картины.

Возможно, Арадриан преувеличивал, но деревья вокруг здания действительно светились. Ярче всего ореол был у корней, где слабо поблескивали складки коры; тусклое сияние брезжило по зубчатым краям листьев. Теперь, приглядевшись внимательнее, изгой заметил, что отовсюду сочится неяркий свет такого же серебристого оттенка, как и отблески на верхних этажах башенки. Подойдя к одному из деревьев, алайтокец опустился на колено и рассмотрел корни: оказалось, что в древесину вплетены тончайшие кристаллические жилки.

– Осторожнее, это и есть мировой дух, – предупредил Джаир, заметив, чем занят его спутник. – Видимо, башня – какая-то узловая точка, и кристаллическая матрица здесь близко к поверхности.

– Но она уходит глубоко под землю, верно?

– Рядом с мировым духом сеть бесконечности Алайтока покажется маленькой, – присев на корточки, Эссинадит поворошил землю рукой. – Он охватывает всю планету, просачивается в трещины между камней, словно корешки растения.

Сосредоточившись, Арадриан попытался ощутить присутствие мирового духа, как делал это с корабельными пси-схемами сети бесконечности. Но он ничего не почувствовал, разве что какое-то присутствие на самом краю подсознания. Закрыв глаза, изгой попробовал сконцентрироваться на духе, открыть ему свой разум – но не услышал ничего, кроме дыхания ветра. Он вспомнил момент единения, произошедший на борту «Ирдириса», однако и это общее переживание не помогло найти связь с Эйленилиеш.

– Матрица такого размера, способная отправлять послания через Паутину, должна быть очень мощной, но я вообще ничего не чувствую, – сказал Арадриан, открывая глаза.

– Да, мировой дух огромен, но силы его чрезвычайно рассредоточены, – пояснил Эссинадит и указал жестом, что надо дальше идти к башне через полянку. – Изначально на этой планете жили не более тысячи экзодитов. Даже по прошествии стольких поколений, запасы энергии, сохраненные из их умирающих душ, крайне малы по сравнению с резервами Алайтока, содержащими эссенцию миллионов мертвецов. Как и все творения «ушедших», эта матрица – примитивная, неразвитая система. Она выполняет свою функцию безопасного убежища для душ, расстающихся с телами, но не более того.

Под дверной аркой впереди появилась женщина-эльдар, облаченная в красно-белые одеяния. Волосы её, спускавшиеся до колен, были сплетены в тугие косы и перевиты простой тесьмой. Пояс из шкуры рептилии охватывал талию «ушедшей», а в правой руке она держала посох из кривого, узловатого дерева, с зеленым кристаллом неправильной формы в качестве навершия.

– Добрая встреча, гости, – произнесла незнакомка, поднимая открытую ладонь в знак приветствия.

– Добрая встреча, хозяйка, – ответил Джаир, отдавая формальный поклон. Арадриан повторил движение спутника, не сводя глаз с женщины. – Ты – Сариенгит?

– Я – Рияллис Сариенгит Наиад, пандита* Гирит-Реслайна. Пожалуйста, входите и присоединяйтесь к остальным.

Потратив немного времени, Сариенгит рассказала о случившемся на планете семнадцати странникам, прибывшим впереди основных сил алайтокского флота. Орки вторглись на девственный мир тридцать циклов назад (Арадриану пришла в голову странная мысль: неужели здесь не только времена периода, но и циклы всегда одинаковы по продолжительности?) и, пока мир-корабль вместе с изгоями готовил ответный удар, зеленокожие захватили поселение Гирит-Реслайн.

Немногочисленные экзодиты Эйленилиеш не были готовы к противостоянию. Оружия, которыми располагали «ушедшие», и бойцов, способных сражаться им, хватало для отражения атак карнозавров и остродонов, угрожавших стадам, но орки обрушились на планету с мотоциклами и багги, пушками и танками. Явилась целая орда жаждущих битвы тварей, созданных для войны в давно минувшую эпоху.

Атака на Гирит-Реслайн началась четыре цикла назад. Хотя Сариенгит вместе с другими старейшинами вывела жителей из городка до нападения яростных зеленокожих, многие эльдар, входившие в секты воинов, упрямо отказались отступить. В итоге они погибли, защищая родной очаг, хотя могли бы уйти и дождаться подмоги из других поселений, а также оказавшегося поблизости Алайтока. Судя по немногочисленным сведениям, собранным разведчиками экзодитов, орки сейчас развлекались грабежом и разрушением древних зданий; кое-кто осторожно намекал, что нескольких рыцарей-«ушедших» взяли живьем. Впрочем, за последний цикл в Гирит-Реслайн не направляли отрядов, поэтому никто не мог сказать, остались чужаки в городке или, устав от нынешнего разгула, снова выступили в лес. Углубившись в измученный мировой дух, эльдар смогли узнать только, что в поселении находятся зеленокожие, но, сколько их точно и разделились ли они, определить не удалось.

Гирит-Реслайн был сдвоенным городком, расположенным на берегах широкой реки; его половины, Реш и Силайн, соединялись мостом. После совещания с пандитой и её разведчиками, продлившегося четверть цикла, странники согласились, что водная артерия – наилучший способ добраться до захваченного поселения. Их убедили, что до заката ещё осталось достаточно времени, и, разбившись на три отряда, бойцы отправились в путь. Они должны были успеть вернуться засветло.

Почти не тратя сил, Арадриан сотоварищи бегом преодолели расстояние до цели, двигаясь вдоль реки. Хотя алайтокцу понравилась эта разминка для ног под открытым, бескрайним небом, пеший марш показался ему немного бессмысленным.

– Почему бы просто не взять «Ирдирис» и не полететь в Гирит-Реслайн? – спросил он у Наомилит, странницы, которая бежала чуть правее. – Ну, или какой-нибудь другой корабль?

– Лучше, чтобы враги не догадывались о нашем присутствии, – ответила женщина. – Чужаки, верно, прибыли сюда на звездолете, поэтому, если мы хотим уничтожить их, то не должны давать повода вернуться на борт.

– А сколько ты уже пробыла странницей? – поинтересовался Арадриан и взглянул на Наомилит, любуясь игрой света и тени на её изящном лице – эльдар бежали под лиственными деревьями.

– Достаточно долго, чтобы научиться молчать, когда нужно, – с холодной улыбкой ответила она.

Прикусив язык после этой колкости, Арадриан продолжил бежать. Вскоре оказалось, что пятно на горизонте, принятое им за грозовую тучу, оказалось столбом дыма, а точнее, несколькими небольшими столбами, которые соединились в облако, зависшее над пылающим лесом. Странники приближались с подветренной стороны, поэтому не ощущали запаха гари, но сама картина вызвала у алайтокца мрачные предчувствия. Очевидно, захватчики подожгли городок, и изгой не был уверен, как поведет себя при виде подобных разрушений. Что, если он увидит тела? Что, если впадет в ступор, как тогда, давным-давно, в башне Извилистой Судьбы?

Опасения Арадриана усилились, когда отряд приблизился к городку. По реву грубых двигателей на ископаемом топливе, шумным воплям и смеху стало ясно, что орки остались в Гирит-Реслайне.

– Вот мы и получили ответ, – заметил он Наомилит. – Ну как, возвращаемся для доклада?

Арадриан шутил лишь отчасти, но уничтожающий взгляд женщины снова заставил его отказаться от дальнейших замечаний. Свист с другого берега привлек внимание странников; повернувшись налево, изгой заметил вторую группу под прикрытием деревьев. Он приветственно поднял руку, и тут же задрожала серьга-коммуникатор в правом ухе.

– Гахиан с третьей группой обходят Гирит-Реслайн слева по дуге, чтобы зайти с противоположной стороны, – сообщил Кханнихаин, самый опытный странник в группе на другом берегу. – Предлагаю вам отдалиться от реки и обследовать развалины Силайна, в то время как мы войдем в Реш.

Все вокруг слышали то же, что и Арадриан. Странники обменялись взглядами, приходя к единому решению.

– По-моему, разумный план, – высказался Джаир.

– Я согласен, – сказал Литалиан, стоявший прямо за спиной Арадриана.

– Возражения есть? – спросила Наомилит, поочередно смотря на каждого из бойцов. Все качали головой, пока очередь не дошла до молодого алайтокца.

– Откуда мне знать, хороший это план или нет? – произнес он, тихо усмехнувшись собственной неуверенности.

– При всей неопытности, у тебя такое же право голоса, как и у остальных, – возразила женщина.

– А если я скажу, что против предложения? – уточнил Арадриан, озадаченный происходящим.

– Если у тебя есть возражения, выкладывай, – нетерпеливо вмешался Эссинадит. – Если нет, то можешь идти с нами или выбрать собственный маршрут.

– Это звучит неразумно, думаю, я последую за вами.

– Значит, ты согласен с планом Кханнихаина? – сказала Наомилит. – Идешь с отрядом в Силайн?

– Если Джаир или Кханнихаин говорят, что мы должны поступить так, то да.

Что-то кратко прошипев, женщина раздраженно покачала головой. Затем она отвернулась от Арадриана и зашагала прочь, успев по дороге прошептать Эссинадиту пару слов. Старший алайтокец подошел к молодому сородичу и, положив ему руку на плечо, отвел чуть в сторону.

– Надеюсь, что ты просто не разобрался в ситуации, в выборе, который тебе предложили, – мягко произнес Джаир. – Наомилит хочет быть уверена, что ты действуешь по собственной воле.

– Так я действительно могу взять и уйти? Сделать всё, что пожелаю?

– Мы надеемся, что ты не совершишь поступков, которые поставят остальных под угрозу, – ответил Эссинадит, нахмурившись от раздумий. Арадриан беспомощно смотрел на него, не в силах понять, почему его согласие так важно для других странников. – Позволь, я попробую объяснить. Стать Изгоем – это выбор, но ты должен постоянно выбирать и дальше, без направляющего или сдерживающего участия Пути. Каждый из нас свободен, свободен настолько, что ты, возможно, ещё не до конца осознал это. Мы свободны от всего – любой иерархии, любой власти, кроме той, которой решаем подчиниться сами, любых приказов или доктрин. Каждая живая душа равна среди изгоев, и здесь нет места принуждению или подавлению.

– Из-за чего такая задержка? Что вы там обсуждаете? – спросил Кханнихаин по коммуникатору.

– Я сожалею об этом недоразумении, – ответил Арадриан сородичу, после чего коснулся серьги, переходя на отправку. – Мы в согласии с тобой, Кханнихаин. Обследуй Реш, а мы посмотрим, что происходит в Силайне.

– Очень хорошо, и рекомендую собраться в этом же месте на закате, – передал старший эльдар.

Остальные странники хором подтвердили согласие, и молодой алайтокец присоединился к ним.

– Приготовь оружие, – сказал ему Джаир, отворачиваясь. – Мы окажемся поблизости от орков.

Арадриан, у которого при этих словах немного задрожали пальцы, снял винтовку с плеча и сжал обеими руками. Ветер менял направление, и эльдар ощутил на языке вкус пепла, напомнивший о резне, уже устроенной врагами. Облизнув губы, заметно пересохшие за пару секунд, он огляделся по сторонам и последовал за товарищами – изгои, облаченные в голокостюмы, быстро исчезли в кустах впереди.

Река в этом месте резко изгибалась, и, обогнув излучину, странники тут же увидели поселение Гирит-Реслайн. Половины городка, расширявшегося по обоим берегам, соединял длинный мост. На дальней стороне виднелся Реш: скопление башен, которые росли прямо среди деревьев, соединенные между собой высотными галереями. Силайн лежал на более открытом месте, и здания в нем, как правило, ограничивались несколькими этажами.

Даже с такого расстояния был четко виден разгром, учиненный орками. На некоторых белых строениях остались пятна сажи и следы огня, а разбитых окнах отражались низкие языки пламени. В поселении ещё не погасли пожары, и небо заволакивал дым.

Услышав плеск, Арадриан обернулся к реке. Что-то длинное и серое, вроде гигантского плавникового угря, скользило под поверхностью воды. В реке обнаружилось и ещё кое-что: трупы. Мертвецы Гирит-Реслайна плыли среди камышей, слегка покачиваясь на волнах.

Изгой хотел отвести взгляд, но не мог. Охваченный нездоровым любопытством, он смотрел, как речная тварь всплывает на поверхность, открыв пасть, заполненную рядами маленьких, пильчатых зубов. Схватив руку мертвеца, «угорь» развернулся и погрузился в мутные глубины вместе с добычей.

С шипением выдыхая через сжатые зубы, Арадриан посмотрел вдоль реки в направлении моста. Странник не знал, сколько в воде убитых эльдар, но видел, что немало. Некоторые тела застряли в пенных бурунах у опор; они вращались и переворачивались, тревожимые потоком.

Внутри алайтокца росло отвращение с примесью гнева. Он впервые в жизни испытывал столь глубинное отторжение, не к мертвецам, но к их убийцам. Чужаки всё ещё оставались в городке, их хриплые вопли и гортанный хохот отчетливо доносил легкий ветерок.

– Сдерживайся, – Джаир положил ладонь на запястье сородича.

Арадриан понял, что просунул палец в спусковую скобу и крепко сжал винтовку. Заметив тревогу в глазах Эссинадита, он ослабил хватку, после чего кивнул.

– Позже, – произнес старший алайтокец. – Позже орки понесут наказание за то, что сотворили.

Группа двинулась дальше, перебравшись с берега в лес, окружающий Силайн. Там эльдар наткнулись на какую-то пристройку, с целыми окнами и крышей из красной черепицы, но выломанными деревянными дверями. Проникнув внутрь, странники обнаружили, что здание разграблено подчистую, не осталось ничего, кроме нескольких обломков мебели и разбросанных осколков посуды.

Арадриан заинтересовался конструкцией дома. Проведя рукой по стене, он ощутил слегка неровные стыки между крупными блоками.

– Из чего он построен? – спросил молодой алайтокец.

– Из камня, – Джаир удивился, что сородич сам этого не видит.

– Да, но какого именно? Призрачного камня? Огненного камня? Вод...

– Камня, добытого из земли, – резко перебила Наомилит. – Блоки высекают, обтесывают, составляют вместе. Экзодиты возводят все свои поселения традиционными способами.

– Не проще ли выращивать здания, как мы делаем на мирах-кораблях?

– Вспомни наш прежний разговор, – ответил Эссинадит. – «Ушедшие» отвергают легкие пути, особенно в ситуациях, где мы воспользовались бы психическими способностями. Они работают физически, тяжелый труд занимает их время, отвлекает от искушений плоти и духа.

– Мы теряем время, – вмешалась Кэлот, примерно ровесница Арадриана, но странница уже на протяжении двух периодов. От ноздри к правому уху девушки шел длинный шрам; этот неприятный рубец легко могли убрать в палатах исцеления любого мира-корабля. – Нужно углубиться в Силайн, чтобы определить, насколько силен враг.

Эта идея показалась Арадриану довольно опасной, но он промолчал, опасаясь новой выволочки от Наомилит, которая совершенно не стеснялась выказывать неприязнь к молодому страннику.

Добраться до границы поселения оказалось легко, поскольку захватчики не озаботились патрулями или часовыми. Чужаков не волновало, что за ними могут наблюдать; фактически, зеленокожих как будто совершенно не беспокоило возможное нападение. Арадриан решил, что враги считают эльдар разбитыми или слишком трусливыми, думают, что им не хватит духу вернуться в разграбленный городок. Если так, то грядущей ночью орки большой кровью заплатят за свою ошибку.

– Нужно разбиться на пары, – предложил Эссинадит. – Я пойду с Арадрианом, в направлении реки.

Остальные выразили согласие, и шестеро странников, разделившись, отправились по разным направлениям изучать положение в Силайне. Молодой алайтокец обрадовался, что будет в компании Джаира, который хоть с каким-то терпением относился к его вопросам и неопытности.

– Я помню, что говорил насчет отсутствия лидеров и иерархии, но, пожалуйста, выполняй мои приказы, – сказал Эссинадит, когда они пробирались через лес к башне на краю расчищенной территории. – Мне не хочется, чтобы нас обнаружили.

– Не бойся, я буду идти по твоим следам и делать именно то, что ты скажешь, – отозвался Арадриан.

До заката ещё оставалось какое-то время, но тени уже удлинились. Двое странников, выскользнув из-за деревьев, перебежали под арку у входа в башенку. Арадриан попробовал открыть дверь, но оказалось, что её чем-то приперли изнутри. Дальше вдоль стены обнаружилось разбитое окно, которым и воспользовались изгои.

Внутри всё было разгромлено, как и в первом здании. Быстро поднявшись на вершину башни, алайтокцы оказались в спальне; стены комнаты покрывали размазанные следы крови, а на голых досках пола скопились липкие лужицы.

Не обращая внимания на запах, Арадриан вслед за Джаиром перебрался через разбитые окна на балкон. Присев за перилами, они выглянули наружу, но мало что смогли рассмотреть за окружающими башенками. Судя по шуму, производимому орками, – хриплым крикам и рычанию двигателей внутреннего сгорания, – основные силы чужаков собрались где-то в центре поселения.

Покинув башню, странники осторожно двинулись по улицам в направлении реки, время от времени обыскивая здания. Тел они не находили, и сначала это обеспокоило Арадриана, а потом ему пришла в голову новая мысль.

– Как ты считаешь, орки брали пленных? – спросил он. – Если мы найдем экзодитов, то нужно ли пытаться освободить их?

– Я думаю, пленников здесь нет, – с мрачным видом ответил Эссинадит.

– Откуда ты знаешь?

– Криков не слышно.

Содрогнувшись, Арадриан поспешил за Джаиром, который двигался быстрее него. Улочки сузились, верхние этажи зданий по обеим сторонам теперь соединялись небесными мостиками и переходами. Раз или два Эссинадит замирал на месте, и его молодой товарищ делал то же самое. Прижимаясь к гладким стенам, странники ждали, пока крупные, сгорбленные создания, бродящие поодиночке или парами, не пройдут по галерее над ними.

Во время очередной остановки Арадриан, несмотря на усилившийся шум толпы оккупантов, услышал далекое журчание реки. Джаир жестом подозвал его к месту, где высокая стена делала резкий поворот на углу сада. Присоединившись к сородичу, молодой алайтокец увидел участок открытого пространства в центре городка: площадь, расширявшуюся от края моста.

– Надо подняться, – сказал Джаир, указывая пальцем вверх.

Удивив товарища, старший изгой прыгнул и подтянулся на стену. Бросив взгляд на Арадриана, он боком пробрался поверху к зданию, соединенному с оградой. Снова прыгнув и подтянувшись, Эссинадит взобрался на крышу маленькой башенки, выступающей из стены. Сообразив, что должен последовать за ним, Арадриан поправил винтовку на плече и повторил путь Джаира. Взбираться было проще, чем ему казалось со стороны.

С крыши башенки они перескочили на пустой балкон дома по другой стороне аллеи. Убедившись, что в комнате за ним никого нет, странники отыскали винтовую лестницу, ведущую на вершину башни с террасой. Посреди садика обнаружился небольшой пруд, а в нем, между кувшинок, плавала оторванная рука, которую пощипывали черно-белые рыбки. Спрятав это зрелище поглубже, к остальным неприятным картинам, Арадриан поспешил к окруженному стенкой краю террасы. Преграда оказалась не очень высокой, поэтому эльдар пришлось залечь и по-змеиному ползти к ней.

Взглядам алайтокцев открылась площадь с огромным скоплением костров в центре. На здоровенных треножниках и вертелах жарились трещащие куски мегазавров – гигантских пресмыкающихся, стада которых разводили «ушедшие». Экзодиты либо сами ели этих существ, либо поставляли мясо мирам-кораблям в обмен на товары и устройства, недоступные для производства им самим. Из обрывков чешуйчатых шкур орки сделали тенты для нескольких своих машин, а также отгородили какой-то вольер в углу площади.

Возле огней собирались орки, среди которых попадались исключительно крупные, раза в полтора раза выше эльдар. Меньшие по размеру зеленокожие располагались дальше от центра. И тех, и других обслуживали многочисленные небольшие создания с острыми лицами, большими ушами и визгливыми голосами. Чужаки-слуги таскали ящики и мешки, подносили еду, чистили оружие и сапоги. Хозяева беспрерывно награждали их рычанием, криками и тычками, но мелкие твари и сами проводили половину времени в стычках друг с другом.

Усилившееся отвращение Арадриана перебороло в нем страх, который странник испытывал с первых минут в поселении. С детства ему рассказывали о зеленокожих варварах, представителях самой скверной из низших рас. Лично увидев их суть, изгой понял: орки оскорбляют цивилизацию эльдар одним своим существованием. Слушая грубые выкрики, ворчание и рев, он чувствовал, что такой язык не способен описывать высокие философские материи; наречие чужаков подходило только для приказов или повелений, но ни для чего более. То, что зеленокожие разрушали всё, что их не интересовало, – а кроме войны, их почти ничего не интересовало, – указывало на недоразвитость этих существ.

Арадриан почти мгновенно разобрался в самих орках и в их «общественном строе». Крупные создания за счет грубой силы командовали меньшими по размеру, а они точно так же командовали ещё меньшими. Всего лишь раз оглядев площадь, странник увидел с десяток примеров «социального взаимодействия», насаждения собственной воли при помощи обычной жестокости. Из старых легенд изгой знал, что зеленокожие обладают хитростью, но не умом; то, что орки ходили на двух ногах, собирали машины и оружие, не мешало им быть зверями до мозга костей.

Возмущенный тем, что эти бездумные твари сотворили с поселением экзодитов, Арадриан снял винтовку с плеча. Никогда раньше ему не хотелось убивать, ни в гневе, ни для развлечения, но в глубине души эльдар понимал, что с орками невозможно вести переговоры. Точно так же нельзя просто выждать, пока они уйдут, и начать восстанавливать разрушенное. В отличие от других природных катаклизмов, остановить нашествие чужаков можно было только одним способом: ответить на насилие более мощным и точно направленным насилием. Изгой знал, что не должен испытывать наслаждение при отстреле зверья, – не большее, чем испытывает садовник при виде огнечайки, поедающей песчаных червей, – но чувствовал необходимость покончить с этой несправедливостью.

И захватчиков ждало возмездие. Недостаточно было просто перебить орков: по горькому опыту прошлого эльдар знали, что главная угроза вторжения заключалась не в воинах зеленокожих. Живые и мертвые, чужаки рассеивали споры, которыми размножались, и, как только эти «семена» прорастали, – особенно на юной и быстро развивающейся планете вроде Эйленилиеш, – их почти невозможно было искоренить. Единственный способ избавиться от зеленых тварей состоял в незамедлительном и абсолютном их уничтожении.

Именно поэтому Алайток собрал все имеющиеся силы, и даже Аватар пробудился ото сна, чтобы принести войну в Гирит-Реслайн. Если хоть одному чужаку удастся сбежать в леса, всего через несколько кратких оборотов вокруг солнца Эйленилиеш будет захвачена новой зеленой ордой и потеряна навсегда. Автархи и ясновидцы прибыли не сражаться с орками, поскольку для орков сражения были всё равно что вода и пища для других созданий; нет, алайтокцы явились уничтожить их.

– Посмотри туда, – сказал Джаир, который снял прицельный комплекс с винтовки и использовал его как телескоп. Послушавшись, Арадриан взглянул над площадью в указанном направлении.

Здания, расположенные дальше от реки, в сторону восхода, были разрушены намного сильнее остальных. Многие полностью обвалились, но от обстрелов или тщательно рассчитанного подрыва, эльдар не знал. Некоторые улицы были полностью перекрыты завалами, городок усыпали осколки черепицы, обломки балюстрад и целые куски стен. Впрочем, Джаир обратил внимание не на это.

В садах на одной из башен захватчики разместили несколько примитивных с виду пушек, скрытых в тени под крышей галереи. Орудия обслуживали мелкие зеленокожие под бдительным надзором орка с жутким шипастым кнутом; сейчас они как раз складывали возле стены снаряды. Очень много снарядов.

Арадриан вспомнил, что пришел сюда не исследовать жизнь чужаков. Глядя через прицел, странник изучил окружающие улицы и здания, отмечая, где сооружены баррикады и оборудованы огневые точки. На дальней стороне площади располагалось нечто вроде транспортного подразделения орков, так что алайтокец пересчитал багги, грузовики с открытым верхом, вместительные баивые фуры и полугусеничные мотоциклы.

Следуя указаниям Эссинадита, молодой эльдар изучил, как организована оборона моста. На это он потратил немного времени, поскольку таковая отсутствовала. Затем Арадрин осмотрел берега реки, но и здесь оказалось, что орки совершенно не обеспокоились защитой от нападения по водному пути.

Когда они разведали всё, что могли увидеть с этой точки, Джаир жестом показал Арадриану возглавить спуск на нижние уровни. На этот раз изгои воспользовались одним из небесных мостиков и добежали до башни на другой стороне улицы, прячась в тенях колонн.

Они спустились на поверхность, но, не пройдя и нескольких шагов от двери, Эссинадит внезапно отшатнулся и прижался к стене. Солнце уже касалось горизонта, и в конце аллеи появились длинные тени группы мелких зеленокожих.

Хотя существа были тщедушными и ростом не выше пояса Арадриану, при мысли о бое странника охватила внезапная паника. Пусть они маленькие, подумалось ему, но с ужасными когтями и клыками, да ещё и привычны к дракам. Джаир выхватил висевший на поясе нож и вытащил из кобуры сюрикеновый пистолет; заметив это, молодой изгой понял, что забыл о своем оружии.

Инстинкт, требовавший бежать, пытался одолеть рациональное мышление странника, пока его тело реагировало на очевидную угрозу и дыхание становилось учащенным, поверхностным. Видимо, Эссинадит заметил испуг товарища, так как повернулся с озабоченным лицом и поднес палец к губам.

Пытаясь сохранять спокойствие, Арадриан притиснулся к стене, а тени подползали всё ближе, и всё громче становилась визгливая болтовня чужаков.

Не в силах пошевелиться, изгой слушал, как шлепают босые ноги по брусчатке, подбираясь к нему, а разум алайтокца тем временем кричал, требуя развернуться и удирать, пока не поздно. Застыв в равновесии инстинктов «бежать-или-сражаться», странник заскрипел зубами и сжал кулаки, держа руки у бедер.

Он уже ощущал запах чужаков, нечистый и едкий. От них воняло кровью, дымом и гниющим мясом; Арадриан уже представлял, как грязные когти зеленокожих царапают его кожу, а неровные зубы вгрызаются в плоть. При этой мысли у изгоя внезапно и болезненно закрутило в животе, но он не издал ни звука.

За тенями появились четверо зеленокожих с красными глазами-бусинами, их обтрепанные уши и широкие торчащие носы были усеяны кольцами и штифтами. На двоих не было ничего, кроме грязных набедренных повязок, двое других, чуть крупнее, носили жилеты и сапоги из необработанной звериной кожи, отчего смердели ещё сильнее. Один из чужаков заткнул за веревку, служившую ему поясом, нечто вроде револьвера, а остальные были вооружены «кинжалами» – заостренными металлическими шипами.

Невозможно было понять, о чем они говорят, как и определить их настрой по этому носовому скулению. Зеленокожие толкались, огрызались друг на друга и не обращали внимания на то, что происходило вокруг. Посмотрев налево, Арадриан увидел, что Джаир надвинул капюшон на лицо и плотнее завернулся в плащ. Молодой изгой с осторожностью повторил действия товарища, укутавшись в хамелеолин.

Мелкие, похожие на гоблинов твари прошли почти на расстоянии руки от странников, не заметив их. Арадриан пытался не дышать, чтобы его не услышали, хотя орочьи патрульные (если это были патрульные) своей болтовней заглушили бы любой подобный звук.

А затем зеленокожие скрылись из виду, повернув на улицу, ведущую к площади. Арадриан чуть не рухнул от облегчения.

– Пошли, – прошипел Джаир, указывая ножом. – Возвращаемся вдоль реки.

Но молодой алайтокец вдруг понял, что не может идти. По-прежнему опираясь о стену, он опустился на корточки и сделал несколько глубоких вдохов с закрытыми глазами.

Арадриан почти не верил, что всё ещё жив. Откуда-то из глубины его существа прозвучал невольный смешок; облегчение оказалось настолько сильным, что эльдар должен был выпустить его с хохотом.

Нахмурившийся Эссинадит склонился над товарищем. Схватив Арадриана за одежду, старший изгой поднял его на ноги и зажал рукой рот, поскольку из глотки алайтокца уже собирался вырваться новый громкий смех.

– Контролируй себя, – прошептал он. – Вспомни, где мы.

Молодой странник ничего не мог поделать – он трясся всем телом, а думал только о том, как хорошо оставаться в живых.

– Я брошу тебя здесь, если не успокоишься, – предупредил Джаир, отступая на шаг.

Представив, как остается один в городке, кишащем орками, Арадриан мгновенно пришел в себя. Он открыл было рот, собираясь попросить прощения, но Эссинадит оборвал товарища взмахом руки.

– Отложим извинения, – Джаир указывал в небо, которое закатное солнце расчертило красными и фиолетовыми полосами. – Нужно соединиться с остальными.

После наступления темноты лес ощущался уже по-другому. С верхушек деревьев кричали летучие создания, которые пикировали на добычу и хватали её длинными зубастыми клювами. Спокойствие ночи нарушал рев хищных карнозавов, а дуновения ветра в листве казались ждавшему во мраке Арадриану шепотом мертвых богов.

Небо, словно матовая сталь, поблескивало в просветах колыхавшегося лесного полога, звезды скрывались за облаками и смогом горящего Гирит-Реслайна. В свете лун, две из которых медленно поднимались над горизонтом, всё приобретало голубоватый оттенок.

Остальные странники вернулись в поселение, чтобы установить маяки Паутины, обеспечив тем самым наведение для ожидающего флота. На фрегатах и линкорах, зависших в космосе, провидцы путей ощутят эти скрытые вехи и создадут временные туннели прямо в сердце городка, позволив части воинов Алайтока атаковать орков с тыла.

Эссинадит должен был подать сигнал Арадриану, что ему тоже пора выдвинуться в Гирит-Реслайн и поддержать атаку c удлиненной винтовкой. Одиноко выжидая в маленькой ложбине, из которой река казалась серебряной тесемкой среди деревьев, изгой обдумывал свою неадекватную реакцию на врага.

Сейчас алайтокец стыдился такого поведения, но тогда он был настолько уверен, что орки вот-вот обнаружат и перережут их, что спасение показалось истинный чудом. Конечно, задним умом Арадриан понимал, как глупо вел себя. Даже если бы патрульные зеленокожих заметили странников, они с Джаиром без особого труда сумели бы сбежать, а возможно, и перебить чужаков. Мелкие твари никак не смогли бы угнаться за быстроногими эльдар, только кричали бы далеко позади, призывая ловить неприятелей.

Но Арадриан поддался ужасу, истинному, глубинному чувству, какого никогда не испытывал прежде. На причале во время давнего прибытия «Лаконтирана» он ощутил разумный страх, экзистенциальный ужас бытия. То, что странник чувствовал при мыслях о смерти, или, хуже того, пленении, было варварской, инстинктивной эмоцией, первобытной, как мир вокруг него.

Изгой надеялся, что, однажды пройдя через подобное, он будет лучше готов к следующему разу – если «следующий раз» вообще случится. Если повезет, Арадриан никогда больше не испытает мгновенного отчаяния и мерзкого бессилия, парализовавших его тогда. Странник был уверен, что сохранит контроль над собой и совладает с этими чувствами, если они придут вновь. Никто из товарищей по отряду не произносил этого вслух, но у глубочайшего страха имелось другое название: трусость.

Раздумья Арадриана прервал голос Эссинадита у него в ухе.

– Со мной Ассинтахиль, Лоэкхи, Наомилит и Эстреллиан, мы в здании, с которого следили за орками на площади. Дорогу помнишь?

Джаир ещё не закончил говорить, а молодой алайтокец уже вскочил на ноги и устремился к Гирит-Реслайну. На бегу он порылся в памяти, уклоняясь от травмирующих образов встречи с патрулем, и понял, что путь к башенке лежит напрямую. Одним из преимуществ Пути Грез была приобретаемая способность доступа к неосознанным воспоминаниям, необходимая для сохранения образов из снов. Благодаря этому Сновидцы могли воспроизводить видения прошлого – неважно, реальные или воображаемые – с абсолютной точностью. Мало того, эти картины оказывались даже более четкими и многоплановыми, чем в реальности. Такие «мемосны» сильнее всего манили на Путь Грез, ведь с их помощью эльдар мог бесконечно возвращаться к прежним моментам славы, любви и счастья, ничего не забывая и не испытывая ностальгической грусти.

Фактически, случай на причале «Лаконтирана» столкнул Арадриана с потенциально опасной дороги, которая вела к воображаемой, обманчивой самореализации.

– Да, я знаю дорогу, – отозвался он, сообразив, что уже какое-то время бежит среди деревьев на грани полусна, перебирая воспоминания. – Подам сигнал, когда окажусь у основания башни. Только, пожалуйста, не застрелите меня по ошибке.

– Поспеши, если хочешь увидеть кое-что действительно стоящее, – поторопил его Эссинадит.

Арадриан уже привык к шуму, издаваемому орками, но теперь вдруг понял, что слышит новые звуки, а рык зеленокожих и рев их машин изменились в тональности. Услышав грохот выстрела, изгой осознал, что алайтокцы уже начали атаку!

Припустив через лес, странник быстро добрался до окраины городка. Не останавливаясь, он понесся по улицам, напрягая глаза и уши в поисках врагов, которые, возможно, скрывались в тенях зданий. Огонь пожаров подсвечивал небо, покрывая ярко-красными пятнами облака жирного дыма, изрыгаемые орочьими машинами.

– Почти добрался, – передал остальным Арадриан, запрыгивая на стену, с которой мог перебраться на боковую башенку и оттуда – в наблюдательный пункт изгоев. Странник в развевающемся плаще и трепещущем костюме ловко перепрыгивал с карниза на карниз, благодаря мышечной памяти инстинктивно повторяя восхождение, проделанное ранее.

Не заходя внутрь башни, алайтокец продолжил лезть по стене, находя зацепы для рук и опоры для ног на подоконниках и перилах балкончиков. Свалившись с такой высоты, Арадриан разбился бы в кровавую лепешку, но двигался эльдар с полной уверенностью. Этот страх он мог побороть, и, когда по-паучьи доползал до самого верха, а затем переваливался через парапет террасы на крыше, то испытывал только приятное возбуждение.

– Вон там! – выпрямившись, Лоэкхи указал на что-то у противоположного края площади. У странника было тонкое лицо со впалыми щеками и запавшими глазами, черные волосы свисали из-под капюшона непокорными локонами. В остальном эльдар оставался невидимым, хамелеолиновый костюм принял серо-синюю окраску, скрывая его на фоне неба. С улицы странника никто бы не заметил.

Окинув взглядом Силайн, изгой понял причину беспокойства орков: словно кинжальные осы из потревоженного гнезда, они собирались для отражения атаки эльдар. На дальнем берегу уже шел жестокий бой, небо рассекали лазерные лучи и следы пролетавших ракет. На площади под странниками чужаки сосредотачивались вокруг своего военачальника, самой крупной из тварей. Существо, облаченное в толстые пластины тяжелой брони, держало в одной руке громадный клинок вроде секача, а в другой – огнестрельное оружие, которое, должно быть, весило не меньше Арадриана.

К толпе здоровяков-зеленокожих подтягивались лязгающие транспортники, которые изрыгали удушливые выхлопные газы. Чужаки забрались в кузова, и бронированные грузовики понеслись к мосту в облаке пыли и жирного дыма.

Но Лоэкхи указывал не на это.

В узком переулке на дальнем краю главной площади бледные стены озарились блеском золота и сини. Арадриан мгновенно понял, что происходит, так как много раз видел порталы Паутины во время странствий на «Лаконтиране». Несколько мгновений спустя отделение из десяти Зловещих Мстителей уже направлялось в руины низкого здания в орочьем тылу. На древке, укрепленном за спиной их экзарха, развевалась лазурно-золотая хоругвь.

– Я заметила кое-что намного смертоноснее, – прошептала Наомилит. – Посмотри под мост, только воспользуйся телеприцелом.

Заинтригованный Арадриан поднес окуляр к глазу. Устройство автоматически улучшило обзор, усилив тусклый свет лун так, что изгой видел всё отчетливо, будто в полдень. Обратив взгляд к мосту, поначалу странник ничего не обнаружил, но затем, увеличив изображение и привыкнув к завихрениям реки у опор, отыскал неподвижных созданий, полусидящих на мелководье. Почти невидимые, словно затвердевшие тени, они замерли подобно статуям, держа над водой пистолеты и цепные мечи. Аспектные воины, ждущие в засаде; Жалящие Скорпионы.

– Интересно, нет ли там Корландрила, – сказал Арадриан и пожал плечами, поскольку не мог рассмотреть знаков различия аспектного храма, да и не помнил, к какому именно принадлежит его друг.

Снова переведя взгляд на улицы, ведущие к площади внизу, странник увидел, что там собираются другие аспектные воины – ещё больше Зловещих Мстителей ждали во мраке, а на крышах напротив он засек Темных Жнецов, выдвигающихся на позиции.

– Устрани орудийные расчеты, – прошептал Эссинадит. – Тех, кого мы видели сегодня вечером.

Кивнув, Арадриан нашел сад, в котором они обнаружили первую батарею пушек. Через развалины проездной башни вражеские орудия могли бы стрелять на ту сторону моста, по площади на дальнем берегу.

Странник поднял винтовку и поудобнее упер приклад в плечо, пытаясь не напрягаться, хотя сердце уже колотилось быстрее. Изгой вспомнил, чему Джаир и Афиленниль учили его по возвращении на Алайток, и как он сотни раз практиковался в стрельбе по пути с мира-корабля на Эйленилиеш, пока не достиг автоматизма.

Естественными, непринужденными движениями Арадриан со щелчком примагнитил прицел на место и склонил голову, заглядывая в окуляр. Ровно дыша, он перемещал оружие, пока не увидел в красноватом поле обзора мелких чужаков, возившихся около пушек. Они загружали снаряды в казенники, и, видимо, получалось не очень, так как орк-надсмотрщик то и дело щелкал кнутом. Тщедушные создания роняли и поднимали боеприпасы, с размаху прищемляли пальцы стопорами затворов.

Два выделенных прицелом создания рухнули, и миг спустя алайтокец понял, что их подстрелили другие странники. Охваченные паникой зеленокожие засуетились ещё нервознее, но Арадриан уже нацелился на одного из них: чужак, опустившийся на колени за ближайшим орудием, сжимал в кулаке спусковой шнур. Псевдоцвета режима ночного видения не позволяли рассмотреть его лицо, изгой видел только общие очертания, да тонкую яркую полоску рта, когда мелкий неприятель выдыхал в холодном воздухе.

Коснувшись указательным пальцем спуска удлиненной винтовки, Арадриан подумал, что никого не убивал прежде. Ранее, увидев, как Джаир готовит нож и пистолет, странник ужаснулся мыслям о схватке. Но сейчас всё было совсем по-другому, требовалось только чуть сильнее надавить на спуск, чтобы создание по центру прицела перестало жить.

Послышалось тихое шипение и деликатный свист батареи питания. Над площадью пронесся невидимый лазерный луч, от которого лишь на волосок отстал кристаллический заряд толщиной с иголку, насыщенный токсинами, способными в мгновение ока убить большинство живых существ.

Изгой понял, что выстрелил, только когда чужак в его прицеле внезапно отшатнулся, зажимая плечо ладонью. Зеленокожий крутнулся на месте, размахивая руками (немного театрально, как показалось Арадриану), после чего свалился, будто гротескная марионетка с перерезанными ниточками.

Эльдар снова вздохнул, улыбаясь легкости попадания. Он решился на чуть более сложный выстрел, выбрав тщедушную тварь, ползущую между двух ящиков.

Игла в голову мгновенно убила зеленокожего.

Арадриан стрелял снова и снова, и вокруг раздавался характерный свист винтовок других странников, с которым оружие плевалось смертью над площадью. Орк, управлявший мелкими сородичами, грузно метался туда-сюда, безуспешно пытаясь навести порядок среди гибнущих подопечных. Выстрелив по нему, изгой промахнулся из-за легчайшего содрогания в руке; снова сконцентрировавшись, алайтокец повторил попытку, но зеленокожий не собирался падать.

– Ну, точно же попал, – пробормотал Арадриан.

– По орку? – спросила Наомилит. – Это крепкие твари, ты мог даже кожу не пробить. На следующий раз целься в глаза.

– В глаза?

– Вот так.

Молодой странник даже не был уверен, где у орка глаза, пока не увидел крохотный фонтанчик капель из-под тяжелого лба. Мгновением позже здоровяк рухнул навзничь, прямо на штабель снарядов. Взрывоопасные боеприпасы раскатились по саду, и, за миг до того, как отвести взгляд, Арадриан заметил вспышку воспламенения.

Несколько детонаций подряд сотрясли орочью батарею, садовая ограда разлетелась на куски, и на воздух взлетели каменные блоки. Передняя стена здания, уже поврежденная предыдущими обстрелами, сорвалась с поддерживающих балок и повалилась набок в облаке пыли и щебня, погребая тела и пушки под грудой бесформенных обломков.

Увлеченный зрелищем обвала, Арадриан рассмеялся. Клубы дыма и пыли поползли над площадью; во тьме он разглядел, как аспектные воины продвигаются вперед, готовясь с тыла ударить по оркам, перемещавшимся к реке.

Повернувшись в ту сторону, изгой мало что разглядел, кроме проблесков ракет, дульных вспышек орочьего оружия и яркого сияния лазерных лучей. Неясно было, хорошо или плохо для эльдар идет битва, но Арадриан ничем не мог помочь сражающимся на дальней стороне моста.

Снова обратившись к врагам поблизости, странник опять поднял винтовку и выбрал одного орка среди большой группы чужаков, бегущих в сторону площади за транспортниками военачальника. С первой попытки Арадриан угодил ему в плечо. Споткнувшись, здоровяк упал на одно колено, но затем поднялся, мотая башкой, пока нейротоксины всасывались в его кровь. Второй выстрел изгоя прошел мимо, так как зеленокожий наклонился за оброненным пистолетом. На третий раз алайтокец попал орку в ногу прямо над коленом, и яд сработал мгновенно, заставив того ничком рухнуть на землю.

На площади закипел яростный бой: Темные Жнецы и Зловещие Мстители разом открыли огонь, прореживая толпы зеленокожих залпами ракет и шквалами очередей из сюрикеновых катапульт. Дюжину орков тут же разорвало в клочья, столько же тварей лишились конечностей или получили страшные раны, которые свалили бы менее стойких созданий.

Однорукий орк, пошатываясь, вышел из толпы и привалился к горящим обломкам полугусеничного транспорта. Заметив его голову сквозь дыру в искореженном металле, Арадриан прицелился и выстрелил. Луч и игла попали чужаку ниже уха, и он повалился, пропав из виду.

– Здесь мы закончили, – сказал Эссинадит.

Проигнорировав его, молодой изгой навелся на другого орка, который хромал мимо тела сородича, только что убитого алайтокцем. Он мягко нажал на спуск, и зеленокожий рухнул, крутнувшись на месте и ударившись головой о траки машины.

– У нас есть новое задание, – более настойчиво произнес Джаир, положив ладонь на руку Арадриана и отводя винтовку в сторону.

– Здесь ещё много целей, – возразил тот, вырывая руку.

– С ними разберутся остальные, – Эссинадит говорил спокойно, но в его глазах, отражавших мерцающее пламя сражения, читалась тревога. – Нужно выдвинуться ближе к реке, прибывают экзодиты, мы должны очистить им путь.

С некоторым усилием Арадриан оторвался от бушующей внизу битвы. В голове у молодого странника немного прояснилось, он кивнул. Джаир с остальными направились к винтовой лестнице, и алайтокец нехотя последовал за ними.

– Ты знаешь, почему аспектные воины призывают боевую маску? – спросил Эссинадит, когда они быстро спускались на нижние этажи.

– Чтобы горечь и напряжение битвы не поглотили их, – ответил Арадриан. – Не беспокойся обо мне, смерть этих тварей для меня ничто. Отстрел зверья, не более того.

– Ты ошибаешься, – остановившись на лестничной площадке, Джаир внимательно посмотрел на сородича. – Боевая маска позволяет им проливать кровь врагов во имя Кхаина, но, снимая воинское облачение, аспектники забывают о волнующем наслаждении смертоубийством. Тот душевный подъем, который ты сейчас испытываешь, суть прикосновение Кроваворукого бога. Будь осторожен, не попадись в его хватку. Чувство власти над жизнью и смертью других сильно кружит голову, к нему легко привыкнуть.

На это Арадриан ничего не сказал, но, следуя за Эссинадитом на улицу, понял, что старший изгой говорил правду. На алайтокца отрезвляюще подействовало воспоминание о том, с какой радостью он встречал гибель каждого орка. То, что он чувствовал теперь, когда отряд пробирался по улицам, освещенным лунами и пожарами, не походило на облегчение, испытанное после спасения от патруля. Эльдар хладнокровно оценивал совершенные им убийства, и это само по себе усиливало его ощущение превосходства над орками.

Предупреждающий крик Наомилит заставил пятерых странников схватиться за оружие. Из-за угла впереди показались трое ковыляющих чужаков, несомненно, бежавших от резни, устроенной аспектными воинами. В отличие от прошлого раза, Арадриан не застыл на месте. Сюрикеновый пистолет оказался в руке изгоя быстрее, чем он подумал об этом.

Зеленокожие только поднимали свои примитивные пушки, когда странники открыли огонь. Свистящие сюрикены рассекли воздух, врезаясь в трио чужаков, и среди них были заряды, выпущенные Арадрианом. При виде того, как мономолекулярные диски вонзаются в ближайшего орка, разрывая в клочья кожаный жилет и полосуя зеленую плоть, у алайтокца вновь заколотилось сердце.

Одна из тварей тут же рухнула с глоткой, изодранной десятками разрезов, а другая отшатнулась, взревев от боли. Третий орк выпустил ураган пуль; в узкой улочке грохот его оружия показался раскатами грома, а дульные вспышки почти ослепили эльдар. Эстреллиан отлетел назад, безвольно взмахнув руками, невидимыми под маскирующим плащом. Кровь сраженного изгоя хлестала фонтаном. Пули раскололи стену справа от Арадриана, но он снова выстрелил из пистолета, стиснув зубы.

Убийца Эстреллиана покачнулся и рухнул, обливаясь густой кровью из ран на лице и теле. Оружие выпало из его спазматически подергивающихся пальцев. Второй раненый орк пришел было в себя, но только на мгновение: новый шквал сюрикенов Джаира и Наомилит свалил тварь. Несколько секунд подергавшись на земле, орк замер.

Склонившись над Эстреллианом, Лоэкхи покачал головой. Арадриан почувствовал, что к груди у него поднимается какое-то шоковое онемение, но, глубоко вздохнув, подошел к мертвому страннику. При виде забрызганного кровью лица изгоя он понял, что ошибался, считая битву почти завершенной.

– На его месте мог быть любой из нас, – прошептал алайтокец и судорожно сглотнул, борясь со страхом.

– Оставайся настороже, – посоветовал Джаир.

– Нельзя оставлять его здесь, – произнес Арадриан, который, не отрываясь, смотрел на путеводный камень, едва различимый под костюмом Эстреллиана. Вместилище души сияло теплым голубым светом. Четверо выживших эльдар обменялись взглядами, и самообладание товарищей успокоило молодого алайтокца. Убрав пистолеты, Лоэкхи и Наомилит подняли труп, до сих пор замаскированный хамелеолином. Из-за этого показалось, что странники несут участок искаженного воздуха, а между ними парят в пустоте бестелесное лицо и кисть руки.

– Нам двоим нужно встретить экзодитов, – сказал Эссинадит, когда пара изгоев исчезла во тьме, унося тело павшего товарища. – Орки ещё не разбиты.

Сариенгит, почти неузнаваемая в боевом облачении, встретила Арадриана и Джаира в назначенном месте, на полянке неподалеку от окраины Гирит-Реслайна. На женщине была броня из чешуйчатой шкуры, а также шлем, сработанный из черепа какой-то гигантской рептилии Эйленилиеш. В правой руке пандита держала лазерное копье, в левой – щит с серебряным наличником. И старейшина восседала на драконе, крылатом создании с красно-пурпурной чешуей, в длину которого пять раз укладывался рост эльдар, причем с запасом. Хвост существа оканчивался ромбовидной булавой, а длинные кожистые крылья были пока что прижаты к бокам – благодаря этому изгой рассмотрел широкие привязные ремни трона-седла из темного дерева, на котором расположилась повелительница «ушедших».

Сариенгит прибыла не одна, с ней явилось больше дюжины драконьих всадников; их звери купались в лунном свете, собравшись в центре поляны. Поблизости ждали несколько десятков экзодитов, восседавших на двуногих рептилиях с упряжью, украшенной полосками драгоценных металлов и поблескивающих камней. Как и пандита, они вооружились лазерными копьями и щитами, хотя у некоторых оказались винтовки того же типа, что у странников.

Иные создания ждали во мраке леса. Это были мегазавры, несущие на огромных спинах паланкины, аналогичные по форме башенкам Гирит-Реслайна. Гиганты, каждым из которых управляли десятки «ушедших», были защищены спереди и по бокам свисающими бронепластинами. На галереях, окружающих паланкины, располагались несколько больших лазерных пушек с расчетами по двое эльдар. Артиллеристы были облачены в характерные чешуйчатые доспехи экзодитов. Всего на поляне было меньше двух сотен бойцов, выживших после вторжения орков.

Раньше Арадриан встречал мегазавров только в виде аккуратно разрезанного бифштекса, а с драконами вообще никогда не сталкивался. Над поляной стоял густой запах навоза и промасленной упряжи, резкий, но не совсем неприятный. Звери издавали всевозможные урчащие, ворчащие, щелкающие, воющие и визжащие звуки, иногда приглушенные, иногда разносящиеся по лесу, будто брошенный вызов. У некоторых тварей были длинные шеи, чтобы доставать листья на верхушках деревьев, и ноги толщиной со стволы. Попадались существа с ороговелыми гребнями или костяными воротами для защиты головы и шеи, с витыми или изогнутыми рогами, растущими на носу и лбу. Всё создания были крупнее любой орочьей машины.

Молодой изгой, стоявший рядом с Сариенгит, чувствовал себя несколько неуютно. Рептилия всадницы искоса поглядывала на него черным глазом, а с выступающих клыков размером в кинжал странника тянулись потоки слюны, толстые, как веревки. Лунный свет блестел на желто-зеленой чешуе дракона, а его когти, забранные в серебристый металл, на котором виднелись острые осколки красных и черных драгоценных камней, напоминали зазубренные и богато украшенные разделочные ножи. Одного размера твари хватало, чтобы смутить Арадриана, который если и видел облачных китов в газовых куполах Алайтока, то только со значительного отдаления. Но сейчас на расстоянии вытянутой руки от него находилось существо, состоявшее из одних только мышц и сухожилий, прикрытых чешуей. При этом свирепое чудище сдерживали только цепи-вожжи в перчатках пандиты.

Сама Сариенгит надела под капюшон полумаску, прикрывающую глаза и переносицу. Линзы боевой личины, выкрашенной в красный и черный цвета, казались пылающими очами демона. Через спину дракона, сразу за троном старейшины, была перекинуты седельные сумки, и пандита могла легко дотянуться до удлиненной винтовки. Также среди багажа имелся фузионный пистолет с вытянутым стволом. Глядя на вьюки, Арадриан понял, что в них хранится всё имущество женщины – остальное, включая дом, она потеряла при вторжении орков в Гирит-Реслайн.

Для обитателей мира-корабля личные вещи не представляли никакой ценности, разве что были дороги как память. Потерянное или сломанное имущество легко заменялось, а веления моды сменялись быстрее, чем времена периода на Эйленилиеш. Сариенгит же придется потратить немало времени и сил, чтобы изготовить или купить замену всему, что было уничтожено или похищено.

– Как идет сражение? – спросила пандита.

– Силайн почти очищен от врагов, их мертвецы грудами валяются на улицах, – ответил Джаир, поскольку молодой изгой не хотел участвовать в разговоре. Обратный переход через лес – после того, как странники наскоро прочесали улицы возле реки и убедились, что сбежать удалось немногим оркам, а то и вообще никому – они проделали в молчании. Эссинадит явно не собирался возвращаться к случившемуся с Эстреллианом, и Арадриан считал, что не стоит вскрывать эту тему.

Гибель странника вызвала в алайтокце смешанные чувства. Грустно было наблюдать за смертью другого эльдар, особенно от рук жестоких орков, и всё же изгой не чувствовал себя так потрясенно и скверно, как ожидал. Сам факт того, что он выжил, перевешивал скорбь. Пробираясь среди деревьев, бездумно следуя за Джаиром, Арадриан несколько раз переживал в мыслях момент убийства Эстреллиана. В память странника врезался свирепый и злобный взгляд орка, а также яркость крови, хлынувшей из-под трепещущего хамелеолинового плаща. Пули тогда простучали по стене на расстоянии руки от него самого. Если бы Арадриан не остановился поговорить с Эссинадитом на лестнице, то мог бы оказаться на месте застреленного изгоя. Если бы орк, сразивший Эстреллиана, оказался ближе всего к отряду, странники уложили бы его первым, и огонь открыла бы тварь, стоявшая прямо перед алайтокцем.

В подобных ситуациях разница между жизнью и смертью была чрезвычайно мала, и всё решали случайнейшие повороты судьбы. Эта мысль, осознание близости гибели, должна была ужаснуть Арадриана, но на деле он чувствовал нечто обратное. Лес вокруг изгоя полнился звуками, запахами, видами, бурлил жизнью, всё ещё струившейся по венам алайтокца. Первая встреча с врагом сковала странника, последняя – освободила его.

Арадриан снова уплывал в мемосон, когда понял, что Джаир обращается к нему.

– Экзодиты выступают немедленно, чтобы развить успех, – говорил Эссинадит.

Оглядевшись, молодой странник увидел, что воинство Гирит-Реслайна выдвигается с поляны. Земля содрогалась под ногами мегазавров, после каждого шага великанов трепетала листва.

– Можем вернуться на «Ирдирис», если пожелаешь, – добавил Джаир, наблюдая за отбытием «ушедших».

– Ещё рано, давай посмотрим, как закончится битва.

– Уверен?

– Абсолютно, – Арадриан хотел вернуться в поселение, убедиться в уничтожении чужаков. В этом городке у него пелена спала с глаз, и изгой должен был узнать, как всё закончится. Больше того, ему требовалось принять участие в эндшпиле, внести свой вклад в победу над зеленокожими. Устранившись сейчас, алайтокец никогда бы не прочувствовал смысла вещей, увиденных и испытанных им. – Там ещё остались неубитые орки.

Вдвоем они последовали за экзодитами по дороге, а драконьи всадники поднялись в ночное небо. Нужно было прибыть на место вовремя, чтобы не нарушить планы, составленные провидцами и автархами. Алайтокцы и странники, прибывшие на их кораблях, вырезали врагов в Силайне и окружали тех, кто остался в Реше. При помощи точных маневров, зеленокожих удалось оттеснить на один из главных проспектов поселения, откуда вел только один очевидный путь к бегству. Именно «ушедшие» должны были замкнуть кольцо, предрешив судьбу уцелевших орков. Если воины Гирит-Реслайна прибудут слишком рано, захватчики увидят угрозу и попытаются прорваться в другие части городка; если экзодиты запоздают, неприятели успеют скрыться в лесу.

Арадриан дивился странным спутникам и их ездовым рептилиям. Экзодиты выглядели так же, как остальные эльдар, возможно, чуть ниже и шире в плечах, чем алайтокцы, но такие же стройные, с острыми ушами и скошенными глазами. Отличались они более всего одеждой и манерой поведения. Молодой странник видел, как аккуратно пошито их облачение, и точно так же, вручную, были сработаны щиты и отполированные чешуйчатые доспехи. Помимо винтовок и лазерных копий, «ушедшие» были вооружены обычными мечами и дротиками – заточенными, покрытыми рунной резьбой, но без намека на энергоисточники для силового поля или вращающихся цепных зубьев.

Носили экзодиты длинные, до локтей, перчатки из обработанных шкур рептилий, усиленные вставками из темно-серого металла на костяшках и кончиках пальцев, обувались в высокие сапоги со шнуровкой до колена, пошитые из того же материала. Некоторые были облачены в длинные балахоны, перехваченные широкими поясами и усеянные металлическими кольцами. Шлемы «ушедших», высокие и заостренные, напоминали каски стражников миров-кораблей, только с открытым лицом. Многие повязывали себе и своим зверям длинные, искусно вышитые шарфы.

На подходе к городку Арадриана пробудили от полузабытья картины и звуки сражения. Он ещё не мог видеть подробностей битвы, но дульные вспышки и пуски ракет подсвечивали силуэты зданий впереди, а ветер доносил рявканье пушек и свист сюрикенов.

Один из экзодитов в авангарде колонны поднялся на стременах, выпрямившись с лазерным копьем наперевес. Повернувшись, он обратился к идущим позади воинам.

– Враг загнан в угол, его ждет погибель! – крикнул «ушедший». – Нам пора атаковать. Приготовьте оружие, скрепите сердца! Сражайте тех, кого должно сразить, но не ищите в этом наслаждения. Остерегайтесь жажды, внушаемой Кхаином, ибо она – всего лишь ложь Той-что-жаждет, произнесенная железным голосом! Все страсти есть ловушки, поэтому убивайте без радости, истребляйте паразитов, осквернивших наши дома. Мы победим и мы отстроимся!

– Гирит-Реслайн! – с этим экзодиты подняли оружие, салютуя рыцарю.

Как только «ушедший» замолчал, ночной воздух раскололся от оглушительного визга. Чудовищные крылатые создания вырвались из облаков, резко очерченные на фоне заходящих лун. Разноцветные лазерные лучи вонзились в орков, знаменуя начало атаки драконьих наездников.

Издавая хриплые вопли и рев, сотрясающий землю, боевые звери экзодитов вступили в сражение. Топая по главной дороге, мегазавры и литодоны врезались в чужаков, отступающих под ударами алайтокцев. Зеленокожие ничем не могли ответить на новую угрозу, хотя некоторые обратили примитивное оружие против могучих сил природы, что обрушились на них.

Джаир и Арадриан со всех ног бежали следом, порой останавливаясь для выстрелов по оркам, которые пытались ускользнуть в руины, или указывая экипажу ближайшего мегазавра цели для орудий в виде групп чужаков, скапливающихся в разрушенных зданиях. Паланкины на гигантских зверях вспыхивали огнем лазпушек, пучковых лазеров и фузионных копий, словно разрядами молний из облаков гнева.

Очистив первым ударом улицу и прилегающие здания, экзодиты продолжили наступление, тесня зеленокожих на клинки и стволы атакующих аспектных воинов. Орудуя лазерными копьями и фузионными пиками, «ушедшие» наседали на захватчиков, стремясь отомстить за разрушение родного города и убийства сородичей.

Автархи и ясновидцы поступили верно, предоставив воинам Гирит-Реслайна возможность нанести смертельный удар оккупантам их поселения. Экзодиты вершили кровавое возмездие с мрачными лицами и бесстрастными взглядами.

Вспышки белого огня и сжигающие лазерные лучи с мерцанием вонзились в орков, скосив одним залпом пару десятков тварей. Драконы пронеслись над домами, позволив всадникам обрушить на неприятелей лазогонь и плазменные гранаты. Чужаки, открытые ярости «ушедших», прожили недолго; их перебили без промедления, а раненых растоптали наступающие великаны.

Восход солнца застал Джаира и Арадриана среди руин, где они, вместе с другими странниками и отделениями аспектных воинов, искали раненых эльдар и выживших орков. Они встретили Афиленниль, и молодой алайтокец обрадовался при виде неё, хотя и почувствовал себя немного виноватым: он ведь ни разу не подумал о подруге во время боя. Впрочем, то, что Арадриан не беспокоился о её благополучии, было только к лучшему. Неизвестно, как бы ему удалось справиться с опасениями не только за собственную жизнь, но и за жизнь Афиленниль.

То и дело они находили раненых с обеих сторон; эльдар относили к целителям, а чужаков добивали точными выстрелами.

– Ты знаешь, Тирианна сражалась здесь, – сказала женщина, когда они с Арадрианом спускались по разрушенной стене с разгромленного чердака, где никого не оказалось.

– Надеюсь, она в порядке.

– И это всё?

Алайтокец спрыгнул на мостовую рядом с распростертым трупом орка, у которого не хватало руки, а на теле виднелись следы клыков и когтей.

– А о чем ещё я мог подумать? Мы с Тирианной вообще-то друзья.

– Значит, у тебя нет желания вернуться с ней на Алайток? – Афиленниль скривила губы, заметив дохлого орка. – Уверен, что тебе нравится такая жизнь?

Арадриан огляделся по сторонам. Всюду валялись трупы чужаков, дым поднимался над дюжиной пожаров. Городок пропах гарью и орками, и с небес смотрело жестокое солнце Эйленилиеш. Смерть висела над Гирит-Реслайном, будто саван, но изгой думал не о ней.

– Страх смерти привел меня на борт «Лаконтирана», – сказал он, сжимая ладонь подруги. – Я не могу позволить этому страху управлять моей жизнью. Здесь мне стало понятно, что смерть придет ко всем нам, поэтому в жизни мы должны следовать за своими мечтами, прокладывать собственные пути. И я не вернусь на Алайток, ни ради Тирианны, ни ради чего-либо ещё. Там нет жизни. Ведь там, где нет риска гибели, жизнь не имеет смысла.

– Но тут смерть гораздо ближе, – возразила Афиленниль. Подняв свободную руку, она надавила пальцем в перчатке на камень души Арадриана. – Всё, что составляет тебя, может разом сгинуть, вдали от дома и друзей.

– Если я умру, то только здесь, – ответил изгой. – Здесь, среди звезд, где и должен быть.

Глава 5. Начала

Черная Библиотека Хаоса

Глубоко в переплетениях и складках паутины пребывает мир-корабль, непохожий на другие. Именно туда Цегорах, Смеющийся Бог, первым делом отправился после того, как избежал когтей Той-что-Жаждет. Ученые, обитавшие там, с удивлением и восхищением встретили появившееся среди них божество, но Цегорах, успокоив их, поведал о случившемся с ним и остальным пантеоном. Закончив рассказ, Смеющийся Бог исчез, поручив ученым и их защитникам помнить об услышанном. Так была основана Черная Библиотека и рождены первые арлекины. Последователи Цегораха далеко заходили в своих путешествиях, отыскивая знания о силах Хаоса и повадках Темных богов Иного Моря. На этот мир-корабль привозят артефакты Хаоса, чтобы изучить их, а затем уничтожить; в тысячах гримуаров, фолиантов и трактатов собраны беспрецедентные записи о варпе и его обитателях.

– Это безумие! – произнес Арадриан. Он переводил взгляд с одного спутника на другого, не в силах поверить своим ушам.

Странники находились почти в десяти циклах пути от Эйлинеш, где все еще продолжалась охота на орков в диких пустошах. Из всех мест, в которые алайтокец пожелал бы отправиться, Бездна Желаний стояла в самом конце списка. Его ужасала одна мысль об этом. Еще мгновение назад Арадриан размышлял о безграничных перспективах, открывающихся в его новой жизни, и тут товарищи сообщили, что собираются лететь в самое сердце владений Великого Врага.

– Это не безумие, – ответил Каолин. – Другие корабли изгоев уже бывали там.

– Откуда, ты думаешь, берутся эти штуки? – добавил Джаир, показывая пальцем на брошь из путеводного камня на груди. – Слезы Иши выпадают только на старых мирах.

– Но почему сейчас? – спросил Арадриан. – А как же зимнепады? Почему не полететь на Мозаику Кадиона? Или, возможно, другой мир экзодитов? Есть другие странники, готовые расстаться с жизнью ради Слез Иши, зачем нам заниматься тем же самым?

– Мы даже не знаем, получится ли у нас, – сказала Афиленниль. – Пока это всего лишь идея, ничего больше.

– Caмоубийственный каприз, вот что это такое! - Арадриан демонстративно скрестил руки на груди. – То место не просто так называют Колодцем Грехов, заливом Абсолютной Тьмы и Бездной Вечного Проклятия.

– Но, несмотря на все эти титулы, величайшие странники уже отправлялись туда прежде и возвращались со Слезами Иши, чтобы спасти будущие поколения от голода Той-что-Жаждет. Ты хотел приключений, Арадриан. Где их будет больше, чем в путешествии к окраинным мирам?

– Считаю, что мне стоит метить немного пониже – я слишком мало прожил изгоем и ещё не готов к подобной экспедиции.

Он повернулся к Лехтенианну, который не произнес ни слова с тех пор, как Каолин выразил желание рискнуть и отправиться в Око Ужаса.

– А ты что думаешь об этом безумии?

Старый эльдар рассеянно бренчал на набедренной арфе. Услышав, что к нему обращаются, он поднял взгляд и покачал головой.

– Я всего лишь путешествую на корабле, – ответил Лехтенниан. – Я не выбираю его курс.

– Ты не заботишься о том, куда идешь? – спросил Арадриан, нахмурившись – ему совершенно не понравился ответ. – Нам предлагают отправиться к величайшему варп-шторму Галактики, физическому воплощению бедствий нашего народа, и у тебя нет своего мнения?

Выстукивая пальцами беспечный рефрен из четырех нот, старик покачал головой.

– Мы еще не приняли окончательное решение, – вставил Джаир, протянув руку к Арадриану в успокаивающем жесте. – Путешествие может оказаться невозможным, или, как ты говорил, слишком сложным. Мы не узнаем, пока не достигнем Кхай-дазаара. Когда окажемся там, ты сможешь выбрать, как поступить.

– Кхай-дазаар? Никогда раньше не слышал о нем. Что я должен буду там решить?

Афиленниль села рядом с алайтокцем, но он отстранился, разочарованный тем, что подруга спорила с ним.

– Кхай-дазаар – внутренняя территория в Паутине, где мы можем найти тех, кто поведет нас к старым мирам. Если у нас получится, ты сможешь остаться там, или, скажем, улететь на другом корабле.

– Улететь? Даже так?

– Если мы решим отправиться в Око Ужаса, то нам не понадобится твое согласие, – ответил Джаир. – Будут и другие, которые захотят отправиться с нами, так что твое присутствие не обязательно. Твоя судьба теперь не связана с этим судном больше, чем с каким-нибудь другим. «Ирдирис» – это просто корабль, его экипажи приходят и уходят, согласно своим желаниям. В этом нет ничего особенного, так же, как в тебе или в нас. Ты теперь изгой, вот и наслаждайся открывшейся тебе свободой выбора.

– Отправиться с девственного мира к старым мирам, – пробормотал Арадриан. – Или оказаться брошенным в одиночестве. Безумие.

Сидя за панелью управления рядом с Каолином, Арадриан держал руки на полукруглом скоплении приборов управления, напоминавших драгоценные камни. Он уже не первый раз управлял «Ирдирисом» после того, как оказался на его борту, но всё равно испытывал дрожь, касаясь направляющих гемм. На мгновение алайтокец соединился с энергией психической сети корабля: бесформенным разумом, сотворенным из душ умерших эльдар. Он позволил себе расслабиться, ощущая ритмы и биения пульса небольшого судна. Шарообразный экран перед ним демонстрировал туннель Паутины, который, плавно изгибаясь вправо и вниз, уходил к светящейся золотом и серебром сфере эфирного коридора. «Ирдирис» вполне мог самостоятельно ориентироваться в пустоте, и Арадриан откинулся на спинку стула, ощущая, как рулевые лопасти направляют корабль в извивах потока.

– Уже недалеко, – произнес Каолин. – Ты уверен, что готов?

– Возможно, другого шанса не представится, – ответил рулевой. – Если уж вы твердо намерены оставить меня здесь.

Впереди Паутина развертывалась в межпространственную территорию Кхай-дазаар. Десятки туннелей соединялись в сферовидную конгломерацию, втрое большую, чем крупнейшие купола Алайтока. Выросшее внутри поселение напоминало перевернутый город, шпили которого возвышались над стенами удерживающего поля, что связывало всю структуру Кхай-дазаара, и указывали в сторону искусственного солнца. Moсты и проходы пересекали город, образуя лабиринт из причалов и аллей; они вздымались дугами и окружали петлями башенки и цитадели, возвышавшиеся подобно гигантским сталактитам. В узких окнах сияли огоньки всевозможных цветов и оттенков. Направляющие фонари мигали красным и синим, высвечивая радужные пути между лабиринтами строений. У мира-корабля имелись посадочные протоколы, и система управления его круга бесконечности направляла прибывающие корабли точно к назначенным причалам.

Кхай-дазаар был свободной гаванью для всех судов, которые следовали рядом друг с другом, казалось, случайными курсами. Небольшие ялики летели возле величественных лайнеров, в то время как небесные баржи с серебряными корпусами безмятежно плыли среди башен.

Арадриан глубоко вздохнул, пытаясь отыскать маршрут в корабельном траффике и лабиринте арок.

– Мы должны направиться к шпилю Неудовлетворенного Блаженства, – подсказал Каолин.

Алайтокец почувствовал, как второй пилот слился с ним в управляющей матрице: их души на мгновение соединились, когда другой странник подсветил путь к месту назначения. На экране перед ними возникла сверкающая серебристая лента, которая уходила вниз под широким мостиком, а затем опускалась по спирали к одному из нижних доков, примерно треть дороги проходя рядом с границей межпространственной зоны.

Слегка подталкивая «Ирдирис» на проложенную траекторию, Арадриан наслаждался ощущением полета и видом на город. Как это часто бывало в Паутине, он не ощущал скорости движения, но, когда мимо начали мелькать яркие окна, а сверху – проноситься магистрали, рулевой почувствовал, что они стремительно несутся через Кхай-дазаар. Фактически, они летели быстрее, чем требовалось, и, осознав это, алайтокец замедлил судно, что потребовало еще одной корректировки курса.

Тщательно сосредоточившись, Арадриан вскоре с головой погрузился в свою задачу: безопасно доставить корабль к месту назначения. Рядом с ним постоянно находился Каолин, готовый взять управление на себя, если рулевой совершит ошибку. Делая всё, чтобы не опозориться, алайтокец смотрел на темно-синие габаритные огни купола Очаровательных Объяснений, изящно направляя «Ирдирис» вниз, в глубины города. Судно пролетело через тень боевого корабля, расцвеченного вертикальными полосками черного и пурпурного цветов.

– Комморриты? – удивленно спросил Арадриан, про себя признав, что ему нравится облик похожих на клинки сенсорных конструкций и рулевых плоскостей.

– Каких только эльдар здесь нет, – отозвался Каолин. – Странники, корсары, темные сородичи, торговцы с миров-кораблей. А также, разумеется, арлекины, белые провидцы и прочие.

Постепенно переводя корабль на умеренную глиссаду, рулевой сделал последнюю поправку курса. «Ирдирис» по широкой дуге направился в доковый портал, подсвеченный на экране. На белом камне шлюза были вырезано черными рунами:

«Из всех судеб, что сплела Мораи-хег, ни одна не была проклята так, как жизнь Нарай-тетор».

Эльдар не понял отсылки к мифу, которого никогда не слышал. Алайтокец посмотрел на Каолина, и тот через пилотский интерфейс ощутил его желание понять написанное.

– Понятия не имею, – рассмеялся другой странник, одновременно пожав плечами. – Я думаю, это сделали выходцы с Сейм-Ханна или, может, Телт-адриса. Город построили эльдар со всех миров-кораблей и других мест, каждый оставил свой след в истории.

Навигационный маяк, соединившись с «Ирдирисом», пробудился и засверкал, как только они влетели в открытый док. Арадриан, поймав эту волну пси-энергии, позволил кораблю медленно скользнуть вбок, направляющие лопасти быстро развернулись, гася остатки инерции. Единственным признаком посадки оказалась легкая дрожь судна; затем оно выпустило посадочные опоры и остановилось на платформе, между двумя прогулочными яхтами с голубовато-серыми парусами.

– Стильно, – с улыбкой похвалил Каолин, откинувшись от панели управления.

Арадриан отключил питание и направил мысли в пси-матрицу, сообщая остальным, что они на месте. Тут же он ощутил заразительный трепет возбуждения, исходящий от остальной команды. Обзорный шар увеличился, показывая окружение в истинных цветах. На широкой площадке рулевой не видел других эльдар, но матрица «Ирдириса» гудела в такт с жизнью города.

– Вот он какой, Кхай-дазаар, – произнес Арадриан, думая лишь об открывающихся возможностях.

Этот карманный мир в Паутине запутывал с самого начала. Все улицы были населены продавцами с лукавыми взглядами, которые торговали буквально всем, начиная с плащей и мантий, а заканчивая древними текстами и артефактами, предположительно принадлежавшими древней империи эльдар. В отличие от вежливых купцов на бульваре Расколотых Лун, эти спорили и препирались, боролись за внимание и покровительство покупателей и друг друга. Казалось, что торговцы заключали между собой столько же сделок, сколько и с эльдар, которые медленно прохаживались между прилавков.

При виде здешнего ассортимента устыдился бы любой продавец с мира-корабля. Замечательные произведения искусства, некоторые из которых были действительно древними, продавались рядом с готовым снаряжением и запчастями для кораблей. Экзотические животные – млекопитающие, рептилии, птицы и другие, не поддающиеся определению – лаяли в клетках, одних держали на поводке, у других были завязаны глаза. Все это сборище выло, вопило, рявкало и ухало, в то время как некоторые существа бесстрастно наблюдали умными глазами за чередой потенциальных покупателей. На витринах были представлены ткани любого шитья, цвета и фасона; ювелирные изделия из драгоценных металлов и призрачных камней, пепельной глины и обработанных минералов; геммы и полудрагоценные камни любых оттенков и форм, как натуральные, так и отделанные; статуэтки и бюсты, керамические изразцы и штампованная металлическая посуда. Арадриан видел философские трактаты, лежавшие рядом c популярными сборниками стихов и политическими памфлетами; художников, рисовавших излишне лестные портреты и не настолько лестные карикатуры; растения и травы, бутоны и лепестки с сотен планет и миров-кораблей; шкуры и шерсть животных, обработанный мех и законсервированные рога, размолотые кости и полированные черепа.

Открытые заведения за торговыми рядами сильнее всего напоминали о мосте Томительных Скорбей. Держась поближе к Афиленниль, которая, кажется, направлялась в какое-то определенное место, Арадриан проходил мимо наркопритонов и кабаков, залов для дебатов и лирических декламаций, помещений татуировщиков и художников боди-арта, сновидцев и певцов, скульпторов призрачной кости и ваятелей плоти. Последние были влиятельными лицами в Коморре, а в качестве платы за услуги они принимали саму возможность превратить живого эльдар в произведение искусства. Рулевой видел, как одна старая эльдар, носившая шарф с руной Бьел-Тана, сидела в кресле, пока худой ваятель плоти заменял ее волосы ярко-голубыми перьями, образовывавшими роскошный гребень. За ними сидел молодой эльдар, скорее всего – её сын, и вместо кожи на его обнаженные руки уже поместили пеструю чешую змеи.

– Не стоит, – произнесла Афиленниль, оттаскивая Арадриана за руку. – Если ты чем-то заинтересовался, я знаю гораздо более совершенного ваятеля в Багровых Галереях.

– Я вообще не хочу, – ответил рулевой, отворачиваясь от причудливого зрелища. Он сморщил нос в гримасе отвращения.

– Нет ничего плохого в самовыражении через небольшую модификацию своего тела.

Она махнула свободной рукой перед лицом алайтокца. – Я носила когти в течение нескольких циклов, если ты можешь в это поверить.

– Зачем? – подобная идея скорее пугала, чем забавляла Арадриана. – Это, наверное, не слишком удобно?

– Я сделала это просто потому, что могла, а не ради какой-то конкретной цели. К тому же, моему тогдашнему партнеру нравилось, когда я немного его царапала во время любовных ласк.

– Честно говоря, я прожил бы и без этих новостей, – осмотревшись, Арадриан почувствовал укол беспокойства. Кхай-дазаар и Эйленилиеш разительно отличались. С точки зрения экзодитов, поведение, подобное здешнему, как раз могло привести к одержимости и разврату.

– Не будь ханжой, – предупредила Афиленниль, перепутав его тревогу с отвращением. – Ты не вправе судить других за то, как они поступают со своей жизнью.

– Это просто потрясение, вот и все, – ответил рулевой, вынужденно улыбнувшись. Он подтянул Афеленниль поближе к себе. – Я до сих пор не могу привыкнуть к жизни вне Пути. Подобное не беспокоит тебя? Как ты поддерживаешь самоконтроль и объективное восприятие?

Они продолжали идти дальше по улице, под безвкусным полотном, натянутым между балконами верхних этажей. Арадриан увернулся от двух горячо споривших эльдар, чьи мелодраматические жестикуляции представляли опасность для тех, кто пытался пройти мимо. Из-за неожиданной смены направления Афиленниль вынуждена была пригнуться под низко висящей гирляндой из пурпурных и белых цветов.

– Несомненно, над контролем тебе ещё необходимо поработать, – женщина рассмеялась и толкнула рулевого в отместку за его неуклюжесть. Затем она остановилась, уже не улыбаясь.

– Путь вводит нас в заблуждение, утверждая, что мы должны обуздать нашу природную страсть, ослепляет наши чувства и приглушает наше восприятие реального мира. Стать изгоем, уйти от Пути – значит принять самого себя и освободиться от тирании самосовершенствования. Основателям эта концепция представлялась идеалом, но Путь стал не просто целью, к которой надо стремиться – он превратился в оковы для наших душ.

– Истории о Грехопадении, пришествии Великого Врага – это не какая-то пропаганда, – ответил Арадриан, более страстно, чем сам ожидал. Хотя перспектива оказаться после смерти в сети бесконечности угнетала алайтокца, мысль о том, что бессмертная душа будет пожрана Той-что-Жаждет, ввергала его в истинный ужас. Недавний прилив яростных эмоций, случившийся в сражении за Гирит-Рислайн, оказался для изгоя своевременным предупреждением. – Мы были одержимы собственными страстями, и это привело к уничтожению нашей цивилизации. Можем ли мы быть уверены, что избежим повторения прошлого?

– Воздержание – ложная философия, ничем не лучше пуританских верований экзодитов, – возразила Афиленниль.

Алайтокец кивнул, и они продолжили путь бок о бок, но не касаясь друг друга.

– С каждым новым поколением мы все дальше заходим в ловушку, – продолжала женщина. – Население миров-кораблей выживает лишь благодаря тем, кто застревает на своем Пути. Провидцам, экзархам, Хранителям дорог – всем им нужно распространять уроки, которые они сами не смогли выучить. Когда же самоограничение обернулось одержимостью? Нам что, ждать того момента, когда останутся только учителя, без учеников, прежде чем поймем, что Путь приводит к стагнации? Он лишает нас будущего.

Рулевого поразила страстность её аргументов. Он никогда не интересовался, почему подруга стала изгоем, а Афиленниль никогда не говорила об этом. Он почувствовал, что сейчас не время для расспросов; женщина показала, что нужно свернуть вправо, на дорожку, освещенную висящими на веревках бумажными фонариками голубого и зеленого цветов. Какой-то небольшой белый примат незнакомого Арадриану вида быстро проскакал перед ними, затем вскочил на один из тросов и унесся на нем прочь. Мгновение спустя появился бегущий следом ребенок-эльдар, который выкрикивал проклятия.

Пригнувшись под веревкой с фонарями, странник очутился у входа в огороженный двор: вокруг центрального фонтана в нем находились раскаленные угольные жаровни и стулья из плетеного тростника. Зона отдыха пустовала, но в дверном проеме стояли двое эльдар, с ног до головы укутанных в неуклюжие алые мантии и покрывавшие головы и шеи шарфами того же цвета. Ярко-алый свет пробивался через небольшое окно на двери между парой незнакомцев, но за исключением этого стена была выкрашена в ровный белый цвет.

– Переулок Тайных Страхов, – объявила Афеленниль. – Не будем сразу заходить внутрь.

Она откинулась на спинку одного из стульев возле фонтана. Арадриан, усевшись рядом, пришел к выводу, что легкие капли, попадающие на него, приятно сочетаются с теплом от жаровен. Угли тлели, источая сладкий аромат ладана, на его губы брызгала соленая вода. Рулевой закрыл глаза, попытавшись расслабиться. На нем был обтягивающий комбинезон странника, который алайтокец считал более удобным, чем любую одежду, носимую им раньше. Ткань на руках и ногах натянулась, отвечая на желание хозяина ощутить кожей тепло и влагу.

– Ошибочность Пути заключается в том, что он позволяет слишком долго зацикливаться на одном аспекте себя, – произнесла Афиленниль. Её тихий голос был плохо слышен на фоне шума воды в фонтане и Арадриан понял, что сползает в полусон. Открыв глаза, он испытал мгновенное головокружение, когда посмотрел на искусственное солнце, окруженное короной неровных верхушек зданий и извилистых небесных путепроводов.

– Что помешает тому же самому произойти с изгоем? – спросил алайтокец, облокотившись на руку.

– Сама Галактика, – ответила Афиллениль. – Пребывание вдали от безопасности и незыблемости искусственных миров, в опасных, испытывающих тебя местах. Там нельзя потакать своим слабостям, нужно держать глаза и уши открытыми.

– Ты ошибаешься, – ответил Арадриан. – Я могу впасть в мемосон, провести остаток жизни в фантазиях и иллюзиях. Что остановит меня?

– Прежде всего, жажда и голод. Ты думаешь, тебе бы стали просто так давать еду и питье? Здесь нет идущих по Пути Творца, нет последователей Пути Служения, готовых принести тебе еду прямо на колени. Зато хватает сомнительных типов. Если хочешь грезить здесь, то лучше делать это с кем-нибудь, кто будет охранять тебя, иначе можешь проснуться в яме плоти или на боевой арене Комморры, а то и где-нибудь похуже.

– Кажется, я понимаю, кого ты имеешь в виду… – произнес рулевой, показав глазами в сторону двух эльдар, которые стояли у двери, будто часовые.

– Их? – Афеленниль засмеялась, склонив голову и рассматривая безмолвных стражей. – Они никогда не причинят нам вреда.

– Но зачем они здесь? – спросил Арадриан. – Кто это?

– Мы здесь, чтобы увидеть Эстратаина Унаира и узнать, нет ли сейчас в Кхай-дазааре труппы арлекинов. А это привратники, они встречают гостей и спрашивают о цели их появления.

– Ты уже сообщила?

– Это необязательно, – ответила Афиленниль. – Эстратаин узнал о моих намерениях, как только мы прибыли.

– Действительно, узнал.

Арадриан резко сел, когда из дверного проема вышли трое эльдар, закутанные в ту же одежду, что и стражи. Незнакомцы говорили одновременно, и, когда они направились к фонтану, рулевой заметил, что они шагают точно в ногу.

– Я Эстратаин Унаир, посредник Кхай-дазаара.

Они остановились, подойдя почти вплотную к алайтокцу, и подняли правые руки, сложив ладони в знаке приветствия. То, что они говорили в унисон, сбивало с толку, их голоса звучали совершенно одинаково.

– Ты, должно быть, сильно смущен, Арадриан. Пожалуйста, заходи внутрь, перекуси и позволь мне все объяснить.

– Конечно, как скажешь, – ответил рулевой.

Посмотрев на алых эльдар, он заметил в их глазах нечто

раздражающее. Cтранник увидел себя, отраженного в черных шарах, и понял, что это камни, а не живые зрительные органы.

– Пожалуйста, не беспокойся из-за моих ками, они не причинят вам вреда, – произнес Эстратаин.

Трое созданий расступились, указывая странникам на открытый теперь арочный проход. За ровной стеной находился небольшой коридор, ведущий к другому свободному пространству, почти такому же, что и снаружи; отличия, пожалуй, были только в том, что благовония оказались более нежными и с фруктовым оттенком, а вода, бьющая из фонтана – слегка розовой. Также там обнаружились семь совершенно одинаковых арочных проходов, ведущих со двора, и еще двое ками в алых мантиях. Одна из дверей открылась и в поле зрения появилась третья аналогичная фигура. Этот ками держал в руках поднос, на котором находился кувшин с темно-зеленой жидкостью и два бокала. Рядом с ними на небольшой тарелочке лежало множество кондитерских изделий.

– Добро пожаловать в Кхай-дазаар, мой дом.

Говорил только один из ками. Существо село и жестом предложило странникам сделать то же самое.

– Ты настоящий Эстратаин? – спросил Арадриан. Он тщательно рассмотрел лицо, скрытое шарфом, и обнаружил все те же мерцающие линзы.

– Мы все «настоящий» Эстратаин, – ответили конструкты в унисон. Тот, что сидел, продолжил в одиночку.

– Только один из нас будет говорить, чтобы избежать путаницы в дальнейшем. Как уже было сказано, я являюсь посредником Кхай-дазаар, и знаю о ваших намерениях выведать секреты старых миров.

– Ты правитель Кхай-дазаара? – спросил Арадриан и взял бокал с подноса, который держал неподвижный ками. – Мы должны спросить твоего разрешения, или, может, заплатить?

– Ты путаешь меня с повелителем Комморрага, Арадриан, – ответил Эстратаин. – Я не архонт, можешь быть уверен. Как я вижу, Афиленниль не рассказала тебе о природе моего существования, и с её разрешения я немного отвлекусь от сути вашего дела, чтобы просветить тебя.

Все шесть ками посмотрели на женщину, которая рассмеялась и кивнула.

– Конечно, расскажи Арадриану свою историю, – сказала она. – Я забыла, насколько ты вежлив.

– Благодарю, – произнес Эстрататин, и внимание ками опять вернулось к Арадриану. – Я не властвую над Кхай-дазааром. Ни одно лицо или группа лиц здесь не властвует, и, пока я существую, никто и не будет. Видишь ли, я основал это место для объединения наших разрозненных родичей. Арлекины и народы миров-кораблей, жители Коморрага и экзодиты... Разумеется, последние так и не явились, хотя я приглашал их.

Ками откинулся назад и шарф соскользнул, открыв cеровато-белое лицо из психопластика. Когда Эстратаин продолжил, Арадриан понял, что ранее привлекло его внимание к неестественной природе этих существ: их рты и глаза не шевелились во время разговора. В действительности это были маски, приближенно напоминавшие эльдар, но недвижимые.

– Я не был певцом кости, поэтому, когда мое владение соразмерности и покоя только создавалось, в нем не было пси-матрицы, ничего похожего на сеть бесконечности. При этом я обладал значительными психическими способностями, отточенными во время долгого следования по Пути Провидца, до того, как я избавил Ультвэ от своей персоны. Образно говоря, я стал хребтом, нервной системой Кхай-дазаара, поставив себе на службу всех, кто желал общаться, создавать и исследовать.

– Так ты находишься где-то еще, откуда управляешь манекенами? – спросил Арадриан. – Хороший способ скрываться от тех, кто хотел бы оказывать на тебя влияние. Кажется, ты здесь весьма важная персона, так что я не осуждаю твою паранойю.

– Это забавно, – произнес Эстратаин. – Если бы ками могли изменить выражение лица, я бы рассмеялся. Увы, на это они не способны. Ты должен кое-что уяснить о нашей природе. Те, кто побывал провидцем, различают разум, мысль и форму. Обычно они представляют собой единое целое, но это не всегда так.

Ками подался вперед и указал пальцем в алой перчатке на грудь Арадриана, где висел камень души.

– Когда тело умирает, разум и мысли сохраняются, – объяснял Эстратаин. – Вскоре мысли рассеиваются, поскольку нуждаются в физической форме, чтобы существовать. Остается только сознание, чистый разум, сущность каждого из нас – душа, если ты предпочитаешь такой термин. Разум остается в одиночестве, его переносят в сеть бесконечности мира-корабля. Если ему снова придать форму, он сможет вновь порождать мысли, хотя они часто ограничены и носят временный характер.

– Разумеется, – ответил Арадриан. – Этой формой могут послужить звездный корабль, летательный аппарат или призрачный конструкт. Значит, ты умер? Именно поэтому у тебя несколько форм?

– Я не умер, я был в расцвете сил, когда стал ками.

Кукла положила ноги на диван и откинулась назад, сложив руки на затылке. Движение казалось естественным, но бесчувственные глаза и неподвижные черты лица превратили его из обыденного в нечто более тревожащее. Остальные ками удалились – у них, видимо, были другие обязанности, решил Арадриан. Все кроме одного, который стоял возле рулевого и держал поднос с напитками.

– Кхай-дазаар начался с единственного корабля, пришвартованного в этом внутреннем пространстве Паутины, – продолжал Эстратаин. – Я связывался с проходящими мимо судами. Некоторые из них остались, увидев ценность существования на этом межзвездном перекрестке. Появились торговцы, и я стал посредником в сделках между экипажами кораблей, будучи инициатором и доверенным лицом. Кхай-дазаар рос, корабли становились башнями, а соединительные туннели – причалами. Я не мог находиться в нескольких местах одновременно, а спрос на мои услуги увеличивался слишком быстро. Так получилось, что мне пришла в голову идея ками.

– Понимаю, – ответил алайтокец, поднимая бокал, чтобы его наполнили. – Это полуавтономные создания позволяют тебе находиться в нескольких местах одновременно.

– Не совсем так. Они полностью разумны и автономны.

Один из ками, тот, что находился на диване, приподнялся и оттянул часть мантии, обнажив гладкую искусственную кожу. В центре груди светился камень духа, мерцая звездным светом, указывающим на сущность эльдар внутри.

– Приходили авантюристы, готовые обменять Слезы Иши на информацию, контакты и место у причала. На протяжении многих циклов я собрал немало путеводных камней. С помощью ваятелей плоти, собственных психических сил и певца кости, бежавшего с одного из миров-кораблей, я стал ками. Каждый из них является мною. Мы – Эстратаин.

Арадриан рассмеялся, не уверенный, что в силах осознать услышанное. Он посмотрел на ками с подносом, внимательно изучая его. Тот слегка наклонил голову и кивнул. Когда Эстратаин заговорил вновь, он использовал именно этот конструкт.

– Каждый из них это я, и я во всех. Теперь нас много по всему Кхай-дазаару.

– И ответ на то, что вы ищете, можно найти в каналах Сейм-Кхат, – добавил лежащий ками.

– Там мы отыщем труппу арлекинов? – взволнованно спросила Афиленниль и бросила взгляд на Арадриана. – Никто, кроме них, не может провести нас к старым мирам.

– Ты знаешь мою цену, – одновременно ответили ками.

– Три Слезы Иши, когда мы вернемся, – произнесла Афиленниль, кивнув в знак благодарности. – Хорошо, договорились.

– Ты берешь плату камнями души? – удивился алайтокец. – Но ты же сказал, что здесь нет сети бесконечности.

– Ками частично состоят из органики и не бессмертны, к тому же количество моих конструктов должно расти вслед за спросом на мои услуги.

– Сколько вас здесь? – спросил рулевой. Поднявшись, он поставил бокал на поднос и взял фруктовое пирожное.

– Не знаем, какое-то время мы не считали, – ответил ками на диване. – По крайней мере, несколько десятков.

– Если арлекины удолетворят вашу просьбу, я отправлюсь с вами, – сказал тот, который держал поднос.

– Ты можешь улететь с Кхай-дазаара? – теперь пришла очередь Афиленниль удивляться. – Я первый раз об этом слышу.

– Мы достаточно автономны, – продолжил говорить тот же конструкт. – И никак не ограничены пределами этого места. Мы никогда не путешествовали к старым мирам и заинтригованы.

– Ты ведь понимаешь, что это опасно, – сказал Арадриан. – Ты можешь не вернуться.

– Мы сможем перенести эту потерю, – ответил Эстратаин. – Это преимущество множественного воплощения.

– Но как отдельная личность, ты должен бояться смерти, – произнес изгой, положив руку на толстый рукав только что вошедшего ками. – Если вы все автономны, то Эстратаин, которого я касаюсь, рискует прекратить существование.

– Это верно, – ответил конструкт, положив свою руку на рулевого, как бы желая его успокоить. – Все умрут, и я хочу увидеть Бездну Теней до того, как это вместилище станет бесполезным. Мало кому из эльдар представлялась такая возможность.

– Я же говорила! – сказала Афиленниль, смотря на Арадриана. – Ты многое потеряешь, если не отправишься с нами.

– Я почувствовал твою нерешительность, когда вы прибыли, но ты знаешь, что страху не одолеть твоего любопытства, – заявил сидящий ками.

– Да, это так, – согласился странник. – Чем больше я думал о этом, тем больше воображаемые опасности прельщали меня. Возможно, это просто гордыня, но более сильная часть меня хочет повидать старые миры, вернуть оттуда живым и рассказать об этом.

– Ты хочешь похвастаться перед другими, – усмехнулась женщина. – Именно поэтому ты полетишь?

– Если хвастаться чем-то, то оно должно быть стоящим, – сердито ответил изгой. – И потом, мы забегаем вперед. Арлекины ещё не согласились отвезти нас туда.

– Кроме того мы должны найти других, которые присоединятся к нам, – произнес Эстратаин.

Оба странника посмотрели на заговорившего ками с напитками.

– Других? – не понял Арадриан. – Кого?

– Мы направляемся на старые миры, – ответил тот. – Труппы арлекинов и пяти изгоев недостаточно для такой экспедиции. Там множество опасностей и врагов, с которыми предстоит сразиться. Идите в Каналы и найдите Финдельсита, Великого арлекина. Если он даст свое согласие, отыщите Маэнсит Дракар Алкхаску, изгнанницу Комморры. У неё есть корабль и достаточно воинов для путешествия.

– Кажется, ты точно знаешь, что нам нужно, – произнес Арадриан, у которого возникли подозрения относительно мотивов посредника.

– Я помогаю Кхай-дазаару, – объяснил Эстратаин. – Прямо сейчас несколько моих двойников осуществляют посредничество в похожих сделках, сводя продавцов с покупателями, поставщиков с рынками, экипажи с кораблями, последователей с лидерами. Это наше призвание – знать подобные вещи и собирать вместе заинтересованные стороны, заключая взаимовыгодные соглашения. Маэнсит нужен хорошо оплачиваемый контракт, и путешествие к старым мирам не испугает её. Вы хотите направиться к старым мирам, и здесь вы сходитесь. Последователи Смеющегося бога пока остаются неизвестным фактором: Финдельсит и его арлекины непредсказуемы, и, хотя они здесь, я ничего не знаю о их намерениях.

– Понятно, что нам делать дальше, – произнесла Афиленниль. – Мы должны направиться к Каналам. Ты не мог бы сказать остальному экипажу, что мы встретим их там?

– Как пожелаешь, я передам им, – одновременно ответили три конструкта. – Один из ками присоединится к вам в месте встречи, чтобы свести с Финдельситом.

– Значит, решено, – Арадриан резко, нервно рассмеялся.

Он уже привык к мысли об экспедиции, в немалой степени благодаря тому, что слабо верил в её осуществимость. Теперь казалось, что шансы возросли.

Странник успокаивал себя тем, что авантюра опирается на взаимодействие с несколькими арлекинами, а те, как известно, непостоянны в своей верности и непредсказуемы. Эта мысль поселилась в нем, когда он вслед за Афиленниль выходил из покоев Эстратаина. Вполне возможно, арлекины отвергнут их просьбу.

В конце концов, у них, наверное, имеются дела поважнее, кроме как лезть в ужасающее сердце владений Той-что-Жаждет.

Зрители с тихим возбуждением ждали спектакля, стоя небольшими группками перед сценой. Представление должно было состояться в одном из концертных залов Кхай-дазаара, где певцы и музыканты развлекали городских эльдар в обмен на подарки, разрешение прохода или просто крышу над головой. Черные шторы закрывали окна, блокируя проникающий всюду свет искусственной звезды, Арадриан и остальной экипаж стояли в тусклых лучах красных ламп. Как и во всем городе, здесь собрались множество разных эльдар, в числе прочих явился один из ками Эстратаина.

Свет померк почти до абсолютной темноты, и на сцене появилась одинокая фигура. Женщина размеренно шагала, её обтягивающие штаны с ромбовидным узором и длиную куртку с капюшоном было сложно разглядеть во мраке. Лицо полностью скрывалось под капюшоном, виднелась только серебряная маска, которая отражала красный свет ламп и походила на какую-то далекую туманность. C широкого пояса струились длинные ленты, лениво подрагивающие за арлекином, остановившейся возле центра сцены. На спине она носила замысловатое устройство, от которого отходили две изящных трубки, покрытые драгоценными камнями и поднимающиеся над плечами.

По залу прокатился шепот, эльдар произносили единственное слово: «теневидица».

Быстро передвигая ногами и сохраняя при этом равновесие, арлекин поклонилась. В этот же момент из её наспинного устройства вырвались сверкающие струи красного и зеленого дыма, которые быстро расползлись среди публики. Искрящийся туман проплыл над Арадрианом, и в глазах у него затанцевали крошечные звезды, а легкий ветерок принес аромат живых цветов, наполнив рулевого чувством умиротворенности.

Новые ощущения отвлекли алайтокца, и он не заметил, как на сцене появился ещё десяток фигур. Они носили ярко окрашенные облегающие костюмы, усеянные ромбовидными и косоугольными узорами, полосками и завитками всех цветов радуги. Сейчас арлекины неподвижно стояли на сцене, держа в руках различные приспособления.

Теневидица испустила больше света, и сцену залило золотистое сияние, окунувшее актеров в свою теплую ауру. Каждый из них носил комическую маску или полумаску, усыпанную ярким бисером, с преувеличенными выражениями лиц, слезами, похожими на драгоценные камни, и накрашенными губами; их шарфы, а также покрытые драгоценностями браслеты и головные ленты качались, звенели и кружились. Головы арлекинов были увенчаны колоритными разноцветными гребнями, которые принялись слегка подрагивать после начала танца. Когда золото окутало каждого танцора, арлекины задвигались, потянули за струны, ударили в барабаны, начали медленно поворачиваться и крутиться, легкими шагами перемещаясь рядом друг с другом. Из-за сцены донесся мягкий и причудливый звук труб и флейт, побуждая Арадриана и дальше оставаться в расслабленном состоянии.

Он представлял себе Былой Мир, эльдар до Грехопадения, живущих в гармонии с миром и друг с другом. Какое-то время музыка продолжала играть, дыша скромным удовольствием, звезды и туманности кружились над сценой и зрителями, становясь больше и ярче.

Ещё несколько арлекинов вошли быстрыми шагами: они всей группой с легкостью двигались между музыкантами, прыгали и мелькали вокруг других актеров в водовороте цвета, рассыпая красные искры c пальцев. Мелодия ускорялась, пульс Арадриана возрастал вместе с темпом. Музыканты разделились, кружась вдали друг от друга, оставив одну женщину в центре. Она перебирала струны полулиры затянутой в перчатку рукой, в то время как остальные арлекины наблюдали за ней, оценивая.

Затем, с фальшивым скрежещущим звуком, издаваемым воздушной арфой, актер театральным жестом оттолкнул лирницу. Низложенная актриса изящно упала на сцену, воздев руку в печали. Новый исполнитель подхватил мелодию, пальцы его двигались все быстрее; барабанная дробь становилась громче. Танцоры вернулись, интенсивнее осыпая актеров красными искрами. Теперь уже самого арфиста вытолкнули прочь, и он, перевернувшись через голову, остался лежать на дальнем конце сцены. Пара, вытеснившая его, начала исполнять дуэт, арлекины неразличимо быстрыми движениями дергали и били по струнам все быстрее и быстрее, cтремясь превзойти один другого.

Остальные музыканты вновь подняли свои инструменты, когда облако теневидицы превратилось в более темный туман, который тяжело вздымался над сценой и зрителями, окутывая их серебряной и золотой пылью. Арадриан посмотрел на женщину-арлекина и был шокирован: из-под капюшона на алайтокца уставилось его собственное лицо, с губами, искривленными в жестокой улыбке, расширенными и наполненными жестокостью глазами. Это была пугающая картина, и, оглядев соседей, рулевой понял по их реакции, что каждый видит себя, словно в зеркале, в маске теневидицы.

Опустилась полная тьма, и Арадриана охватила внезапная слабость. Мрачное предчувствие наполнило изгоя, когда он посмотрел на кружащих вокруг друг друга музыкантов, каждый из которых играл собственную мелодию. Там где раньше царила гармония, сейчас правил диссонансный шум. Мотивы визжали друг на друга, трубы начали заунывный траурный марш, еще сильнее испортив настроение страннику. Он почувствовал себя беспомощным, как в первом столкновении с врагом в Гирит-Рислайне, и застыл как вкопанный, пока актеры состязались между собой. Музыка резко усилилась, став громкой и грубой, а танцоры всё скакали, вертелись и кружились, демонстрируя свои акробатические умения в экстравагантном стиле.

Незаметно появились ещё двое актеров в плащах и капюшонах нежно-розового и пастельно-синего цветов. Их лица, скрытые масками, были замотаны в шелковые фиолетовые шарфы. Посреди сталкивающихся мелодий и кружащихся танцоров, они двигались от арлекина к арлекину, мрачные и скрытные, останавливаясь, чтобы прошептать что-то в уши другим актерам. Те, в свою очередь, некоторое время стояли неподвижно, а затем возвращались к танцу, двигаясь еще более энергично. Мимы в плащах очень ярко выказывали свое веселье и удовольствие от собственного вмешательства: беззвучно смеялись и показывали пальцами на бесноватых арлекинов, которые громко играли, или кружились и плясали один вокруг другого, так быстро, что изгою было сложно их отследить. Представление превратилось в мешанину из света и тьмы, цвета и звука без образов и смысла.

Aрадриан был одурманен, но и восхищен столь необычным представлением, настолько увлечен им, что не замечал ничего другого в помещении. Он понял, что слишком сильно качается в одном ритме с музыкой: движения становились несколько резкими при переходе от одной мелодии к другой, конечности подергивались в ритме разных танцоров.

Внезапный грохот барабанов и кромешная темнота заставили сердце странника бешено заколотиться. Раскатистые звуки унеслись прочь, но эхо звучало в зале дольше, чем следовало в небольшом помещении. Из провидца теней вырвалось белое сияние, почти ослепившее Арадриана. Щурясь от яркого света, изгой увидел черный силуэт, поднимающийся на середину сцены, в то время как невидимые трубы играли зловещую низкую мелодию, стучавшую, словно пульс какого-то огромного зверя.

Силуэт оказался Шутом Смерти, маска которого представляла собой костлявое лицо, а костюм был усеян серебряными черепами. В руках она крутила и проворачивала небольшую косу, острое лезвие клинка сверкало в лучах света, исходившего от теневидицы. Арадриан испытал острое желание закричать, зная о том, что будет дальше. Его охватил страх, когда лезвие косы заблистало возле других арлекинов, проходя на волосок от их тел, в то время как Шут Смерти тайком пробирался по сцене, выбирая первую жертву. Предупреждение застряло в глотке странника, вокруг раздались испуганные, бессловесные вздохи зрителей, которые он едва слышал.

В конце концов, алайтокец закричал, когда клинок Шута Смерти полоснул по горлу музыканта, игравшего на лунной арфе. Как только багровые капли запятнали белый свет и убитый арлекин рухнул на пол, а его инструмент с грохотом покатился по сцене, в зале раздались и другие панические вопли. Шут Смерти триумфально поднял руки и развернулся на пятках, коса вновь сверкнула, рассекая грудь оборачивающегося танцора. Еще больше красного пролилось в белизну из жил смертельно раненого актера.

Шут Смерти ударял вновь и вновь, пока сцена не стала алой, музыканты и танцоры падали друг на друга, сплетаясь в последних судорогах, дергаясь и плача. Слезы текли по лицу Арадриана, губы раскрылись в ужасе. Странник, оказавшийся свидетелем резни, трясся всем телом, в то время как мимы в плащах танцевали, ликуя, подхватывали тела умирающих и утаскивали их со сцены по одному.

Все вновь провалилось в темноту и тишину, желудок рулевого скрутило, в ушах у него зазвенело, на губах появился соленый вкус слёз.

Опять зажегся мягкий серебряный свет, снова озарив теневидицу, стоящую в одиночестве на сцене. Странник не слышал ни реплик, ни шагов уходящих актеров, всё пространство вокруг Арадриана заполняли звуки плача. Oн понял, что Афиленниль крепко сжала ему руку, до боли вцепившись в неё пальцами.

Раскинув руки в стороны, арлекин низко поклонилась, позволив рулевому последний раз посмотреть на собственное ухмыляющееся лицо, которое подмигнуло ему, когда капюшон упал.

Странник не знал, что делать – аплодировать или кричать, смеяться или плакать. Он чувствовал, как всё тело содрогается после такого расхода энергии, и испытывал невероятную усталось, будто сам только что выступал. Все мышцы были напряжены, нервы болезненно ныли.

Тихо шагая, теневидица ушла, и зажегся свет, озарив застывшую толпу. Почти тут же завязались разговоры, частью разгоряченные, частью приглушенные; внезапное оживление и энергичность зрителей сделали представление арлекинов ещё более бесплотным и нереальным, словно полузабытый сон.

Финдельсит вышел к ним, будучи одетым в полный сценический костюм, хотя и не участвовал в спектакле – его роль Смеющегося Бога не требовалась. Одежда Великого арлекина оказалась даже более пестрой и экстравагантной, чем у актеров его труппы. В гребне, высоко вздымавшемся над облегающей шапочкой и каскадом спадавшем до пояса, присутствовали все цвета видимой части спектра. В ткань облегающего комбинезона были вшиты драгоценные камни, а поверх него Великий арлекин носил куртку, на рукавах и воротнике которой сверкали геммы. Лицо его закрывала маска, нижняя половина которой была выкрашена в синий, а верхняя в абсолютно черный, не считая крестообразных глазных линз, за которыми виднелись глубокие, красные, наполненные злорадством глаза Финдельсита. Нос личины был заострен, словно кинжал, а подбородок изгибался вверх, напоминая полумесяц. Губы и брови, окрашенные алым, завершали черты маски.

Ками стоял рядом с ними. Эстратаин подготовил встречу, нашел Финдельсита за кулисами, привел к странникам и теперь оставался рядом, готовый помочь, если возникнет необходимость. Джаир, которого выбрали говорить от имени экипажа, поприветствовал Великого арлекина.

– Спасибо за спектакль, – произнес он. – Для некоторых из нас это стало первой возможностью увидеть представление подобного масштаба.

– Присутствие ваше радует труппу, – ответил Финдельсит глубоким и звучным голосом, так, словно декламировал в соответствии с поэтическим размером, – и счастлив выслушать я вас. Эстратаин поведал нам о ваших смелых планах, и я скажу сейчас, что мы вам не поможем.

– Что? – выпалил Арадриан, тут же нарушив запрет, согласно которому говорить от лица всех надлежало Джаиру. – Как ты можешь ответить так быстро, когда мы еще не рассказали о наших намерениях?

– Намеренья всегда одни и те же, я считаю, и почему о вас я должен думать по-другому? Всё дело в камнях духа, каждый раз одних и тех же; как же это скучно. И что за представленье сможем мы сыграть по этой теме, коль не то, что уж играли сотню раз?

– Мы наскучили тебе? – набычившись, Каолин шагнул вперед. Великий арлекин не двигался, только медленно повернул голову и уставился на странника из-под маски с полуухмылкой.

– Не играй в его игры, – произнес Арадриан, кладя руку на плечо товарища.

– Он – клоун, ему надлежит развлекать нас, поэтому не потворствуй его шуткам.

Финдельсит указал на алайтокца рукой в перчатке, хотя по-прежнему смотрел на Каолина.

– Вот ты мне нравишься, ведь есть в тебе что-то такое, но даже и тебе я отвечаю «нет».

– Никогда не думал, что увижу цикл, когда арлекин испугается Великого Врага, – произнес Лехтенниан. Остальные изгои отошли, пропустив старого путешественника.

– Скука и повторения – слабая отговорка, когда у тебя есть шанс стать единым со Смеющимся Богом. Разве быть арлекином – не значит натягивать нос Той-что-Жаждет? Влезать в Её логово, смеяться Ему в лицо?

Удивленно склонив голову, Финдельсит внезапно замер. Он посмотрел на изгоев, задерживая взгляд на каждом не дольше одного удара сердца, а затем остановился на Лехтенниане; лицо арлекина, как и всегда, оставалось непроницаемым.

– Рискованный ты бросил вызов духу моему, и обвинение твое я не могу легко отвергнуть, – произнес Великий арлекин, отворачиваясь с изящным взмахом руки. – Ты, друг мой, с доводами лучшими пришел, и, говорю я, выдвигай их смело, хоть и зря.

– Задержись лишь на мгновение, выслушай мои аргументы, и мы с тобою придем к согласию, обещаю тебе, – произнес Лехтенниан, быстро шагая вслед уходящему Финдельситу.

Великий арлекин помедлил, позволив изгою догнать его. После этого Лехтенниан говорил тихо, и Арадриан не слышал их беседы, как не видел губ товарища и выражения его лица. Посмотрев на других странников, алайтокец понял по их заинтригованным лицам, что они пребывают в таком же недоумении.

Последовал довольно короткий спор, во время которого Лехтенниан несколько раз делал просящие жесты, прижимая локти к ребрам, разводя ладони и слегка кланяясь.

Aрадриан уже хотел подойти и попросить старого путешественника не унижаться, но, не успев сделать первый шаг, увидел, как Финдельсит чуть отступил и кивнул в знак согласия. Лехтенниан слегка улыбнулся, еще раз поклонился и пошел к изгоям, чтобы сообщить хорошие новости.

– Он казался таким непреклонным, – произнес Джаир.

– Как ты переубедил его? – спросил Каолин. – Он всё-таки согласился? Мы правильно поняли?

– Всё, что от меня потребовалось – это немного польстить ему и сделать предложение, от которого невозможно было отказаться, – пожилой музыкант кивнул в сторону двери. – В какой-то мере за это можно поблагодарить Эстратаина: Финдельсит более всего заинтригован идеей путешествия с ками.

– И чем ещё? – спросил Арадриан, поскольку рассказ Лехтенниана явно был расплывчат и неубедителен. – Ты не слишком хороший лжец, всем очевидно, что ты недоговариваешь.

– Признаюсь, мне не хотелось бы отвечать. Как видишь, благодаря мне Великий арлекин рискнет, и теперь, когда всё решено, я боюсь, что, возможно, переступил черту.

– Чем рискнет? – Арадриана сердито уставился на товарища.

– Я бросил ему вызов, предложил привести нас туда, где он никогда не бывал, к миру, который даже у него вызывает опасения, – ответил Лехтенниан. – Если бы он признал, что устрашен, то больше не смог бы служить аватаром Смеющегося Бога, ведь Цегорах презирает смерть и опасность. Чтобы доказать себе, что он действительно не боится, Финдельсит должен привести нас туда, где кроются его глубочайшие страхи, или сложить полномочия Великого арлекина.

– Мы отправляемся в путешествие на планету, расположенную в глубине владений Той-что-Жаждет, в самом сердце Бездны Отчаяния, в место настолько cкверное, что Великий арлекин Смеющегося Бога боится идти туда? – спросил Арадриан, медленно выговаривая слова и не веря своим ушам. – Прекрасно. Просто прекрасно.

Глава 7. Авантюра

Старые миры

Когда наша древняя империя простиралась среди звезд, сердце цивилизации находилось на Колесе Предназначения, первом из миров, у оси которого был рожден Эльданеш. Именно с Колеса Предназначения Мораи-хег пряла судьбу расы эльдар, и вокруг него вращалось всё сущее, к добру или к худу. Густо были населены миры Колеса, а искусства и ремесла его обитателей считались величайшими в государстве. И, как со всеми иными вещами, именно там сплелись первые нити Великого Врага. Там были созданы первые секты и культы, и с Колеса Предназначения отрава расползлась по всей империи. Когда пришло Грехопадение и родился Великий Враг, первой была поглощена Мораи-хег, а затем Та-что-Жаждет вобрала в свое тело и Колесо. С тех пор эти планеты, бывшие сердцем цивилизации, а ставшие сердцем Ока Ужаса, принадлежат Ей и зовутся старыми мирами.

Предоставив организацию экспедиции другим членам экипажа «Ирдириса», более опытным в таких делах, Арадриан проводил время в разнообразных торговых пассажах и притонах Кхай-дазаара. Когда подготовка завершилась, алайтокец встретился с Афиленниль, Джаиром и остальными на причале, где находился звездолет. Оттуда Каолин направил корабль к большому крейсеру, который странники миновали во время прибытия; назывался он «Фаэ Таэрут».

Арлекины поднялись на борт раньше, их ярко разрисованный паутинный скиммер стоял во внушительном стыковочном отсеке боевого космолета. Прибывших изгоев встретила капитан Маэнсит, изгнанница Комморры. Оказалось, что женщина выглядит совершенно иначе, чем предполагал Арадриан: по рассказам о темных сородичах алайтокец представлял их жестокими, насмешливыми пытателями с кнутами. Хотя эта репутация была заслуженной, на первый взгляд Маэнсит казалась интеллигентным, вежливым командиром корабля.

Да, она, как и все члены экипажа, одевалась в черное, багряное и темно-синее, но без доспехов комморриты ничем не отличались от прочих звездолетчиков в Кхай-дазааре. Белые волосы женщина откидывала назад, скрепляя металлической лентой с изумрудными вставками под цвет глаз.

Сильнее всего Арадриана поразило отсутствие у неё путеводного камня. Осознав это, изгой испытал смесь ужаса и восхищения, а затем инстинктивно коснулся броши на груди, желая убедиться, что его вместилище души на месте. Сама мысль о жизни, беззащитной перед хищническими устремлениями Той-что-Жаждет, устрашила алайтокца, и он постарался не смотреть на Маэнсит.

Женщина, возможно, заметила это и быстро взглянула Арадриану в глаза. В капитане чувствовалась жесткость, говорящая о тяжелой судьбе, но при этом она легко и заразительно улыбалась, представляя ключевых офицеров из экипажа в двести эльдар.

Эстратаин советовал алайтокцу воздержаться от излишних расспросов о прошлом Маэнсит, поэтому Арадриан держал язык за зубами и сдерживал любопытство, пока женщина объясняла им внутреннее устройство звездолета. Единственным существенным отличием «Фаэ Таэрут» от «Лаконтирана» оказались боевые отсеки и купола. Батареи орудий, идущие почти по всей длине корабля на средних палубах, включали в себя несколько десятков высокоэнергетических лазерных турелей при поддержке ракетных комплексов ближнего боя для противостояния абордажам. Пока шла экскурсия, начавшаяся сразу после того, как крейсер снялся с якоря и направился в Паутину, встреченные космолетчики почтительно кланялись капитану и её гостям. Изгой раньше не видел ничего подобного, ни на Алайтоке, ни за его пределами.

– Весь ваш экипаж состоит из комморритов? – спросил Арадриан, немного нервничая в такой компании. Странники вернулись за вещами в посадочный отсек; им отвели каюты рядом с капитанским мостиком, вместе с офицерами отряда наемников.

– Их всего горстка, – ответила Маэнсит. – По большей части, здесь такие же изгои, как и вы, которые ищут смысла и азарта в жизни. Неразумно держать в экипаже слишком много кабалитов, если ты больше не служишь архонту.

– Кабалитов? – алайтокец впервые услышал это слово.

– Если пожелаете, я могу рассказать вам о кабалах Комморры, о культах ведьм и инкубах Темного Города, но чуть позже. Мне и моим пилотам нужно поговорить с Финдельситом касательно нашего путешествия.

– Это ваша первая вылазка в Темную Пропасть? – поинтересовался Джаир.

– Да, хотя в прошлом я близко подходила к её внешним границам, – Маэнсит успокаивающе коснулась руки Арадриана, заметив, как встревожился он при этих словах. – Я могла бы сказать, что не нужно бояться, но это стало бы ложью. Мы отправляемся в опасное место, не стану отрицать. Впрочем, я и мой экипаж прошли через множество боев и переделок, поэтому вы в надежных руках.

Кивнув на прощание, женщина зашагала прочь. Остановившись под арочным проходом с лётной палубы, она обернулась к изгоям.

– Мы все неплохо разбогатеем на этой экспедиции, помяните мое слово!

Когда капитан ушла, странники поднялись на борт «Ирдириса» забрать свое имущество. Оказавшись в главном коридоре, Афиленниль схватила Арадриана за руку.

– Не верь красивым глазкам и дружелюбной улыбке, – предупредила она. Алайтокцу показалось, что этот выпад частично вызван ревностью, хотя раньше женщина отвергала единоличные романтические притязания на Арадриана или кого-либо ещё.

– Я сужу по делам, – ответил изгой, накрывая ладонь Афиленниль своей собственной. – Приятно видеть, что ты всё ещё заботишься о моем благополучии.

– Вспомни это, когда мы окажемся в сердце Великого Врага. Чтобы вернуться оттуда, нужно сохранять единство.

Арадриан кивнул, вспомнив, каким курсом они идут, и какой адский у них пункт назначения.

Придерживаясь основных магистралей Паутины, «Фаэ Таэрут» быстро приближался к Оку Ужаса. Во время странствия разномастные участники экспедиции почти не пересекались, так что изгой редко видел арлекинов или наемников. Когда Арадриан выбирался из общей с Афиленниль каюты, то всегда поражался одной вещи: все члены экипажа несли вахту с оружием. У каждого наемника или наемницы, которые попадались ему, на поясе висели пистолет и клинок.

Позже, когда пассажиров пригласили отужинать с Маэнсит, изгой поделился наблюдением с капитаном. Джаир, Каолин и Афиленниль тоже присоединились к комморритке и нескольким её лейтенантам в столовой, которая больше напоминала бальный зал на Алайтоке, чем кают-компанию боевого корабля. На потолке сияли кристаллы, озаряя гостей красным, золотым и багряным светом, а под ногами у них лежал толстый ковер с рисунком из черных роз на зеленовато-голубом фоне; нефритовые стебли цветов переплетались, образуя гипнотические узоры.

Меню тоже оказалось намного лучше, чем на «Ирдирисе» или «Лаконтиране». Было подано мясо, приправленное изысканными специями, свежие фрукты и галеты, слегка поджаренные сладкие хлебцы и чаши с ароматным овощным супом. Ужин проходил за овальным столом, где хватило бы мест для вдвое большего количества гостей, кушанья лежали на золотых и серебряных блюдах, поднимался парок над изящными керамическими тарелками, и эльдар то и дело передавали друг другу графины с вином и соками.

– Это необходимая предосторожность в нашем положении, – объяснила Маэнсит. – Полезно привыкнуть к весу меча на бедре и, на всякий случай, всегда держать оружие под рукой. Паутина, что бы ты ни думал о ней в прошлом, небезопасна, и направляемся мы далеко не в тихую гавань.

– Думаешь, и нам стоит вооружиться? – спросил Арадриан и пригубил ярко-лазурного вина из хрустального бокала с ажурной каемкой из белого золота. Только сев за стол, странник понял, что многое из обстановки и подаваемых кушаний, несомненно, было добыто пиратством, или, в лучшем случае, приобретено на доходы от не очень чистых делишек. Впрочем, это не повлияло на аппетит изгоя, раздразненный гулянками в Кхай-дазааре.

– Удлиненная винтовка в сражении на борту мало пригодится, – усмехнулась капитан. – Но я уверена, что никто не оскорбится, если вы решите ходить с пистолетами.

– Если так, не думаю, что от меня в случае чего будет много пользы, – покачал головой Арадриан. – С винтовкой я хорошо справляюсь, а вот в ближнем бою мне похвастаться нечем.

– Чепуха! – заявил Эссинадит, уже добравшийся до второго графина с вином. – Когда мы наткнулись на тех орков по дороге к экзодитам, ты не медлил.

– Боюсь, что я задержался, хоть и на мгновение, – возразил молодой странник и содрогнулся, вспомнив красноглазых чужаков и потоки крови из смертельных ран товарища. – Возможно, это краткое промедление стоило жизни Эстреллиану.

– Сожаления столь же вредны, как и страх, – резко произнесла Маэнсит, и Арадриан впервые ощутил жесткость в её голосе. – Цепляясь за прошлое, начинаешь сомневаться, а сомнения ослабляют дух.

– Но ведь можно учиться на ошибках прошлого? – вмешался Каолин. Вопрос показался довольно невинным, но что-то в словах пилота выдавало обвинительный подтекст. Арадриан, сидевший по правую руку от капитана, почувствовал, что она немного напряглась. Молодой изгой почти забыл о происхождении комморритки, настолько приятным и веселым вышел ужин. Почему Каолин решил так поддеть их радушную хозяйку, было непонятно.

– Прошлое нельзя изменить, – ответила женщина ровным тоном, но чуть прищурив глаза. – Настолько же опасно заглядывать слишком далеко вперед, желать чего-то, что может никогда не прийти, и упускать возможности настоящего.

– Жить настоящим, и ничего более? – вздернув брови, переспросил Каолин.

– Именно так, – побарабанив по столу пальцами, Маэнсит вытянула руку и схватила за ножку золотой кубок. Чуть приподняв сосуд, капитан слегка наклонила его в сторону пилота, а затем воздела выше, приветствуя всех собравшихся.

– Желаю всем плодотворной экспедиции без лишних сложностей, – произнесла она. – Кто не рискует, тот не побеждает!

Последнюю фразу хором повторили офицеры Маэнсит, и Арадриан запоздало пробормотал то же самое. Наступило неловкое молчание, прерванное шипением двери и появлением ками Эстратаина. Искусственное создание, как всегда, было облачено в алые одеяния и шарфы; оно вошло в пиршественный зал быстрыми шагами.

– Простите за вторжение, мой капитан, но я пришел прямо из покоев Финдельсита, – объявил ками. – Мы почти преодолели это ответвление Паутины, и нужно готовиться к переходу в материальный мир. Арлекин должен переговорить с вами по поводу следующего этапа нашего путешествия.

– Разумеется, – поднявшись, Маэнсит поставила кубок и поочередно слегка кивнула каждому из присутствующих. В конце женщина задержала на молодом страннике взгляд, значение которого он разгадать не сумел, и добавила почти шепотом, обращаясь только к нему: – Приходи ко мне, Арадриан, и я научу тебя основным приемам фехтования. Эти уроки прибавят тебе уверенности.

С этим она ушла, забрав с собой Эстратиана. Один за другим, лейтенанты наемников с извинениями покидали кают-компанию, ссылаясь на служебные дела, пока не остались только члены экипажа «Ирдириса». Заметив, что одного из странников с ними нет, Арадриан удивился, почему раньше не обратил на это внимания.

– А что с Лехтеннианом? – спросил алайтокец.

– Не знаю я, где он, – ответила Афиленниль. – Думаю, Лехтенниан тщательнее выбирает себе компанию.

Арадриан понял, что легкий укор в этих словах предназначен ему.

Несмотря на опасения подруги, в следующем цикле молодой изгой встретился с Маэнсит. Он договорился о встрече в пустом грузовом трюме на одной из нижних палуб, и решил ничего не рассказывать Афиленниль во избежание новых упреков.

Капитан ждала Арадриана, облаченная в полный доспех. Поверх черного обтягивающего комбинезона она надела формованный нагрудник из посеребренного керамического материала, который так же плотно облегал тело. На плечах и бедрах комморритка закрепила айлеты и налядвенники аналогичной работы, но с острыми скошенными краями. Пластинчатая юбка багряного цвета была разрезана спереди, что давало Маэнсит полную свободу движений. На внешней стороне ладоней и предплечий длинных перчаток виднелись зазубренные клинки, а пальцы прикрывали сегментированные накладки. Кроме того, женщина покрыла голову шлемом с щитками для скул и чешуйчатой бармицей. Броня сверкала, словно панцирь жука, или как намазанная маслом: радужные пятна мелькали на её изогнутых поверхностях в белом свете люминесцентных ламп грузового отсека.

На правом бедре Маэнсит висел пистолет, на левом – кривой меч в длинных ножнах. В руке она держала точно такой же клинок, который и протянула вошедшему Арадриану, не говоря ни слова. Взяв убранное в ножны оружие, изгой с одобрением отметил его увесистость. Жесткое вместилище меча было простецки украшено четырьмя красными геммами в ряд, а нижняя часть перемотана витками белого шнура.

– Носится вот так, – сказав это, капитан зашла за спину страннику и забрала у него оружие, после чего размотала два оборота обвязки. Арадриан чувствовал Маэнсит рядом с собой, осознавал, что клинки доспеха всего на ладонь отстоят от его кожи. Присев, женщина обернула перевязь вокруг талии изгоя, пропустила концы через кольца на ножнах и затянула тугой, но декоративный узел. После этого она чуть передвинула меч на бедре алайтокца, чтобы тот удобнее лежал на боку. – Теперь вытаскивай.

Арадриан потянулся правой рукой наискосок, а капитан, встав перед ним, перенесла вес на одну ногу и приложила палец к щеке, критически оценивая результат. Взявшись за рукоять, странник чуть вытащил клинок. Пока он вынимал оружие до конца, рука ощущалась неловко, и локоть торчал под странным углом.

– Неправильно, – заметила Маэнсит, шагая вперед с целеустремленным видом. Снова встав позади изгоя, она положила ему на запястье ладонь с чуть раздвинутыми пальцами. – Вот так, не сжимай рукоять в кулаке. Пусть клинок станет продолжением твоей руки.

Молодой алайтокец сделал, как было сказано, очень четко ощущая дыхание женщины на шее. Комморритка производила особенное впечатление, одновременно внушала тревогу и восхищение. Арадриан чувствовал в ней дикость, скрытую под налетом цивилизованности.

Что до меча, то после перемены хвата он явно лежал в руке более естественно.

– Немного ниже, ближе к навершию, чтобы удобнее было балансировать, – продолжала Маэнсит. Встав рядом с изгоем, она вытащила собственный клинок и показала правильный хват. – Это рубящее оружие, больше подходит для режущих, а не колющих ударов. Хотя, если деваться будет некуда, просто тычь во врагов острым концом – может, и сработает.

Нотка бессердечия в её смешке заставила Арадриана помедлить. Повернувшись, он взглянул женщине в лицо.

– Зачем ты учишь меня? – поинтересовался странник.

– Обстоятельства свели нас, друг мой, – ответила комморритка, несколько раз взмахнув мечом и ловко переступив с ноги на ногу. – Возможно, нам придется сражаться бок о бок. Тогда я бы предпочла, чтобы ты наносил больший урон нашим врагам, нежели мне.

– Не сомневаюсь, что в такой ситуации лучше дать мне самому позаботиться о себе, – рассмеялся Арадриан собственным словам. Маэнсит не присоединилась к веселью, но пытливо посмотрела на изгоя.

– Ты так быстро оставишь меня? – тихо промурлыкала женщина. – А я думала, мы пришли к пониманию.

– Нет-нет, меня так легко не обдурить, – странник шутливо погрозил ей пальцем. – Я знаю, кто такие комморриты, и как непостоянна бывает их верность.

Увидев искреннюю обиду на лице Маэнсит, он тут же пожалел об этих словах. Капитан убрала меч в ножны и отвернулась с напряженной спиной.

– Если ты видишь во мне грязную комморритку и ничего более, то, наверное, мне не стоит спасать тебя от смерти, – бросила женщина, направляясь к широкой двери отсека. – Одним бестолковым, путающимся под ногами алайтокцем станет меньше.

– Ты говорила «никаких сожалений»! – крикнул ей вслед Арадриан, и по пустому трюму разнеслось тихое эхо. – Но можно ли мне извиниться?

Маэнсит остановилась, но не стала оборачиваться или оглядываться.

– Можешь признать, что совершил ошибку, если хочешь, – расслабившись, произнесла она.

– Я не вижу в тебе вонючую комморритку, – произнес изгой. – Пожалуйста, ты нужна мне, научи меня хотя бы самозащите. Кто знает, если я проживу чуть дольше, у тебя будет немного времени, чтобы спастись.

Развернувшись с полуулыбкой, капитан некоторое время изучала его, рассматривая с головы до пят. Видимо, Маэнсит понравилось увиденное, и она вернулась к Арадриану с мечом в руке.

– Есть четыре основных приема для парирования...

И так начались их уроки.

Ещё шестьдесят восемь циклов «Фаэ Таэрут» прорывался через Галактику, иногда перескакивая по реальному космосу от одного портала Паутины к другому, держа курс на Око Ужаса. Тем временем Арадриан обучался фехтованию у Маэнсит, проводя целые циклы на нижних палубах; он практиковался в парировании и ударах, уворотах и контратаках. Женщина оказалась умелой наставницей, хотя любила посмеиваться над изгоем во время спаррингов. Сама комморритка оттачивала владение клинком на протяжении долгой жизни, а странник был зеленым новичком. Часто случалось, что в конце занятия он хватал ртом воздух, а капитан словно и не уставала.

В какой-то момент Афиленниль, которой не нравилась растущая привязанность Арадриана к изгнаннице Комморры, нашла себе отдельную каюту, так что алайтокец спал один. Порой он проводил время с другими странниками, играя в азартные игры с офицерами наемников. Дважды изгои устраивали вечер рассказов, обмениваясь анекдотами и историями своих похождений с новыми друзьями из экипажа крейсера; комморритов среди них не было. Арадриан видел, что товарищи не доверяют любым родичам из Темного Города, основываясь только на их репутации, но не собирался оспаривать этот предрассудок. В целом, темные эльдар действительно были порочными и омерзительными кузенами экзодитов и обитателей миров-кораблей. Возможно, собственное стремление к переменам в жизни сблизило молодого странника с Маэнсит, выдворенной из родного дома и приспособившейся к жизни вне комморритского общества.

Лехтенниана странник видел мало, арлекинов – и того меньше. Порой Арадриан слышал трель губной флейты или бренчание траурной арфы в недрах звездолета, раз-другой замечал пожилого изгоя вне его каюты, где тот насвистывал или мурлыкал себе под нос, сидя в коридоре. Казалось, Лехтенниана совершенно не волнует их нынешнее странствие, хотя по мере приближения к Пасти Вечности все прочие начали выказывать признаки растущей нервозности.

Помимо занятий с Маэнсит, алайтокец проводил большую часть времени с ками Эстратаина. Казалось, что полуживущее создание унаследовало непропорционально много любопытства от своего создателя: оно бесконечно задавало вопросы об Алайтоке и «Лаконтиране», на которые Арадриан отвечал с радостью. Всё, что знал ками, он слышал из вторых уст, но удостаивал молодого изгоя и остальных историями тех, кто бывал на Кхай-дазааре на протяжении его жизни. Иногда Эстратаин даже делился слухами и непристойными рассказами, услышанными на более веселых и затейливых диспутах, куда его приглашали для посредничества. То, что их участникам была обещана конфиденциальность, ками не останавливало.

На шестьдесят восьмой цикл, когда освещение приглушили для сна, Арадриана вызвал из каюты Таэлисьет, один из лейтенантов Маэнсит. Все странники, включая Лехтенниана, пришли в навигационную рубку вместе с капитаном и её старшими офицерами; на месте их приветствовали Финдельсит и его теневидица, Роинитиэль. Зал как будто парил в космосе: стены, пол и потолок были отведены под психограммическое изображение текущей позиции корабля и окружающих звездных систем. Напротив входа пульсировала и извивалась багряно-пурпурная рана Ока Ужаса.

– Пришли мы к рубцу, к искажению миров, – начал Финдельсит, когда остальные эльдар окружили двоих арлекинов. Тут же картина изменилась, и поверх звезд пролегли завитки туннелей Паутины. Арадриан понял, что иллюзию создавала Роинитиэль, сочетая способности тенивидицы с проекциями навигационной системы «Фаэ Таэрут». – В Лоно Разрушения мы войдем, если сердца и умы наши склонны к этому пути. Паутина распадается, обращается в ничто, остается беспримесное истечение варпа. Это Великий Враг перед нами, не просто легенда, но форма, сделанная реальной. Цель наша лежит внутри круговорота горя, в сердце Князя Наслаждений. Говорите сейчас и будьте разумны в своих желаниях, ибо даже здесь Та-что-Жаждет может познать вас.

Показалось странным, как Великий арлекин произнес заключительную фразу, указывая, что в данном случае отделяет себя и свою труппу от спутников. Молодому изгою стало интересно, почему Финдельсит так уверен, что его собственный разум защищен от Рока эльдар. Отбросив эту мысль, Арадриан сосредоточился на текущем моменте. До сих пор он пытался не думать о вхождении в Око Ужаса, в каком-то смысле оно ушло на задний план событий во время путешествия. Страннику не приходило в голову, что они могут зайти так далеко и всё же наткнуться в последний момент на непреодолимую преграду, поэтому он согласился на миссию с некоторой опаской. Высказавшись однажды и не убедив остальных, сейчас алайтокец не хотел бездумно повторять старые доводы. Пусть уж лучше другие выскажут сомнения, если таковые имеются, и тогда Арадриан их поддержит.

Но обсуждение продлилось недолго, так как среди странников и наемников не оказалось никого, решившего повернуть назад. Что касается изгоев, то Джаир прямо спросил Арадриана, хочет ли тот продолжать. Если бы молодой алайтокец отказался, Эссинадит отдал бы ему «Ирдирис» для обратного перелета на Кхай-дазаар или в любое другое место по его желанию.

Предложение обрести космолет и свободу летать среди звезд по собственной прихоти оказалось манящим, так что странник почти согласился. Остановила его мысль о том, что несколько уроков фехтования и одна битва с удлиненной винтовкой – прискорбно недостаточная подготовка к самостоятельной жизни изгоя. Возможно, Арадриану удалось бы добраться до Кхай-дазаара, но, отступив сейчас, он бы не только бросил товарищей, но и упустил возможность, которая могла никогда больше не представиться.

Укрепившись в своем решении, алайтокец отказался от командования «Ирдирисом» и подтвердил участие в походе за Слезами Иши. Финдельсит встретил новость с приятным удивлением, которое показалось Арадриану неуместным.

– Значит, теперь окончательно решено, кто отправится в странствие, чтобы добыть Слезы Иши и заслужить тем самым высокую награду. Молчите и слушайте мое предостережение, ведь произнесено оно будет лишь раз. Когда мы проникнем под завесу, всем нужно будет хранить осторожность и никогда не оставаться в одиночестве. Моя труппа будет наблюдать за вами в это время, следить, чтобы никого не коснулась порча. Многочисленны уловки величайшей погибели, не внимайте шепотам страстей, ибо они уничтожат вас, и своим падением, быть может, вы обречете нас всех.

Произошло так, как и обещал Великий арлекин: актеры его труппы рассредоточились среди экипажа «Фаэ Таэрут», когда звездолет покинул Паутину и углубился в бурный вихрь, воплощение Той-что-Жаждет. В первые мгновения Арадриан ощутил что-то вроде панического приступа, хотя в этом таилось нечто большее, чем страх, вызванный окружающим миром. Изгой быстро решил, что недостаточно силен для противостояния искушениям и ловушкам, несомненно, уготованным для него Великим Врагом. Предупреждение Финдельсита громко звенело в ушах, отдаваясь внутри головы.

Как и остальные странники, он сидел на диване в одной из общих зон крейсера, над орудийными батареями правого борта. С ними был Таэнемет, один из трех Шутов Смерти маски арлекинов, облаченный в костюм, выложенный костями, и в череполиком шлеме. Это воплощение гибели не произнесло ни слова с момента появления, и его присутствие скорее беспокоило, чем успокаивало. То, что среди его спутников оказалась смерть, ещё заметнее ослабило уверенность Арадриана в себе.

Он слаб, эгоистичен и труслив, ему нет места в подобной компании. Изгой погубит их всех; его случайный поступок или неосторожное слово откроют путь для Той-что-Жаждет, и она пожрет всех на борту «Фаэ Таэрут».

Все эти мысли толпились в разуме странника, громко требуя внимания к себе. Алайтокец вообразил зловещие шепоты демонических слуг Великого Врага и задумался, сумеет ли распознать их на деле. Снова и снова Арадриан вскидывал руку к путеводному камню, ища в нем успокоения, хотя поверхность вместилища казалась ледяной на ощупь. Тут изгоя охватил новый страх: что, если внутренние опасения были не его собственными, а уже нашептанными демонами?

Закольцованные ужасы кружились вокруг него, усиливая неистовое желание оказаться подальше отсюда. Отчаявшийся Арадриан встал, собираясь уединиться, чтобы никому не причинить вреда.

– Могу убить тебя прямо сейчас, если это поможет, – произнес над ухом насмешливый голос. – Возможно, это радикальное лечение, но коль пожелаешь – устрою тебе отличное погребение.

Резко повернувшись, странник оказался лицом к лицу с маской смерти Таэнемета. Шут Смерти чуть склонил голову, ожидая ответа.

– Оставь меня одного, – пробормотал Арадриан, шагая в сторону, чтобы пройти мимо арлекина. Тот преградил ему путь, качая головой и грозя пальцем.

– Жаль будет, если от тебя останется призрак, – возразил Таэнемет, – такое деревце прорастет из посаженного тобою семени. Но не бойся этой судьбы – не я, так ты сам навеки избавишь себя от жизненного бремени.

Слова Шута Смерти граничили с бредом, но изгой сердцем чувствовал в них ядро истины: безопаснее всего ему будет в компании. Не имело смысла бежать отсюда, нужно было выдерживать любые мучения, насланные на его разум: оставшись наедине с этими темными страстями, он совершил бы убийство или покончил с собой.

Отступив вбок, Таэнемет позволил Арадриану сесть рядом с Лехтеннианом. Заметив, как взволнован товарищ, музыкант подмигнул ему и вытащил из кармана пальцевый свисток. Молодой алайтокец взял протянутый инструмент, как ядовитую змею.

– Просто обхвати губами узкий конец и дуй, – посоветовал Лехтенниан. – Это отвлечет тебя от всяческих забот. Если захочешь поэкспериментировать, то сзади у свистка три отверстия: затыкай их пальцем, чтобы извлекать разные ноты.

Изгой рассмеялся нелепости происходящего и колкости музыканта, приправившей мрачные шутки Таэнемета. Подняв свисток, Арадриан выдул неуверенную трель, которая быстро прожурчала и умолкла. Окружающие смотрели на алайтокца, но он не испытывал стыда; только не сейчас. Странник понимал, насколько абсурдна ситуация, и как сильно он рисковал пасть жертвой собственных страхов.

Тихо просвистев ещё несколько раз, Арадриан вновь рассмеялся, глядя в череполикую маску Шута Смерти. Он как будто начинал понимать, пусть и самую капельку, что чувствует арлекин и каково это – испытать прикосновение Смеющегося Бога. Сейчас эльдар никак не мог повлиять на свою судьбу, поэтому, если придется умирать, это можно сделать не только с нахмуренными бровями, но и выводя трели губами.

Итак, «Фаэ Таэрут» пробивался в шторм, бывший воплощением Той-что-Жаждет. Арадриан больше не испытывал приступов, как во время прохода завесы, но крайне четко ощущал всё происходящее. Казалось, что его жизнь вдруг сфокусировалась, и любое слово, произнесенное товарищами, любая мысль, возникшая в голове, были наполнены смыслом, как очевидным, так и скрытым. Обострились все чувства: касание простыни во сне превращалось в ласку любовницы, тишайшее содрогание двигателей звездолета становилось раскатами грома. Проходя мимо членов экипажа, изгой ощущал на себе их взгляды; каждый эльдар на борту как будто поддался неопределенной паранойе. Странник чувствовал, что становится раздражительным, нервозным, но, стоило ему оказаться на грани срыва, как рядом возникал арлекин. Острота, короткий стишок или импровизированный танец всегда охлаждали кипящее раздражение алайтокца.

В ночной части цикла Арадриану являлись красочные сны, уносившие его в памятные или воображаемые места, – часто в их сочетания, – и странник резко пробуждался, не зная, испытывал он что-то на самом деле или всё это было бессознательной фантазией. Изгой ждал прихода кошмаров, вторжения образов Великого Врага, но происходило нечто обратное. Грезы алайтокца наполнялись любовью и романтикой, в них сквозило счастье и ощущение причастности к чему-то хорошему.

Иногда Арадриан во сне превращался в птицу и взлетал на высочайшую точку башни, устремленной в фиолетовое небо. Без всякого страха изгой соскакивал с парапета, и мечты, словно крылья, несли его ввысь, к пурпурным облакам. Порой он становился рыбкой, плывущей вместе с косяком, одним поблескивающим тельцем среди многих, и наслаждался стремительным течением, привлеченный пятнышками света на поверхности бурной реки.

Приходили и более интимные сновидения, с участием Тирианны, и Маэнсит, и Афиленниль, и прежних подруг Арадриана, а также женщин, созданных его воображением. Иногда свидания в грезах оказывались нежными, иногда – распущенными и бесшабашными.

После пробуждения странник всегда испытывал легкую меланхолию, чуточку приятную тоску. Он надолго оставался в каюте, пытаясь восстановить увиденное, но, несмотря на опыт, оказывался не в силах воспроизвести грезы: их копии никогда не оказывались столь же приятными, как оригиналы. Ощущение нереальности пробралось в часы бодрствования; вкупе с повышенной чувствительностью это приводило к тому, что порой во время еды, разговора или тренировок с мечом и пистолетом Арадриан как бы «выпадал» из себя. Затем он с резкой встряской возвращался в тусклую реальность, испытывая краткую, но проникновенную грусть.

В эти циклы изгой не встречал Маэнсит, и предполагал, что она занята пилотированием и прокладыванием курса звездолета. Трижды Арадриан справлялся о ней, забываясь из-за укрепившихся в памяти образов яркого сна, пытаясь освободиться от нежной пытки пригрезившихся обещаний. Но капитан была недоступна для связи, и алайтокец возвращался в свои покои с неутоленной страстью.

Однажды, и только однажды, Арадриан заставил себя подняться на обзорную галерею верхней палубы, чтобы собственными глазами увидеть Лоно Разрушения. В длинном помещении под куполом не было никого, за исключением Финдельсита, который сидел на стуле возле арочных окон и смотрел в бездну. Арлекин не надел маску, и странник увидел его лицо – более молодое, чем ожидал. Глаза тоже изменились, бесследно исчезли веселые искорки, прыгавшие под изукрашенной личиной. У Финдельсита был усталый взгляд, полный скорби; облик Великого арлекина завершала вытатуированная на щеке алая слеза, в центре которой поблескивал мельчайший из рубинов.

Он не обратил внимания на Арадриана, так что изгой пересек узкую галерею и посмотрел наружу с другой стороны. У него тут же вырвался придушенный хрип.

Странник ожидал увидеть что-то вроде звездного неба, но узрел слияние реальной вселенной и энергии варпа. Всё вокруг переливалось, звезды пылали всевозможными цветами, некоторые из них выглядели настолько близкими, что их зеленые, оранжевые и синие протуберанцы, несомненно, должны были испепелить корабль. Казалось, Арадриан смотрит через прицел удлиненной винтовки: любой объект, замеченный им, тут же резко выделялся и будто бы приближался на расстояние руки.

Он видел планеты, обращающиеся вокруг пылающих солнц, словно пятна теней, пересекающие свет. Какие-то из миров представлялись нормальными, твердыми шарами или газовыми гигантами, порой с кольцами или системами естественных спутников. Многие были удивительно странными: треугольные пирамиды или правильные кубы, или сдвоенные и строенные планеты, которые безумно вращались одна вокруг другой, пока грозовые облака в их небесах сливались в оскаленные лица. С поверхности мира справа от Арадриана взмыли десятки огненных копий, устремившихся в межзвездную дымку.

Космос казался невероятно сжатым, словно детское представление о Галактике, воспроизведенное в голограмме, которую можно было поворачивать и изменять. Странник сумел заглянуть дальше солнц, увидеть вихревые туманности, что извивались в картинах шокирующего совокупления или уносились прочь, будто стайки звездных птиц, мечущиеся по небосводу.

Испытывая головокружение и тошноту, Арадриан отшатнулся и отвел взгляд, уставившись на носки сапог, как на опорную точку реальности и стабильности. Это не помогло, и изгой, потеряв равновесие, начал заваливаться набок, а палуба словно сминалась и шла волнами.

– Таращиться в бездну не слишком приятно, немногим в ней что-то бывает понятно.

Подняв глаза, упавший на четвереньки изгой увидел, что к нему подходит Финдельсит с протянутой рукой. Снова надевший маску арлекин помог Арадриану подняться.

– Тяжко смертным смотреть туда, где кончается природа и начинается варпа свобода, – прибавил он. – Где росли наши башни и города сверкали, темные сны безумного бога себе власть забрали.

Судорожно сглатывая и опираясь на Финдельсита, странник выпрямился. Он старался не поворачиваться к окнам, сосредоточившись на личине Великого арлекина. Благодарно кивнув, Арадриан неловко зашагал к двери, не в силах говорить об увиденном.

Узрев безумие владений Хаоса, изгой пребывал в смятении, когда Эстратаин сообщил ему о скорой высадке. Экспедиция добралась до пункта назначения, старого мира Миарисиллион, расположенного где-то в глубинах Ока Ужаса. Странствие не обошлось без треволнений, поскольку Лоно Разрушения служило домом не только имматериальным врагам, но и недругам из плоти и крови – например, легионам космодесантников, когда-то предавших человеческого Императора. Порой за счет скорости, порой благодаря осторожности, «Фаэ Таэрут» избегал этих угроз по пути к цели, но экипаж всегда был готов развернуть звездолет и бежать, если бы новая опасность или преграда оказались непреодолимыми.

Шар Миарисиллиона почти заполнил навигационный дисплей, на который в естественных цветах выводилось изображение космоса впереди по курсу. Между серыми клочьями облаков Арадриан замечал синие моря и белые земли; похоже, это была замерзшая планета, с материками, скованными льдом. Он уточнил у Каолина, но пилот, знавший не больше товарища, только пожал плечами.

Войдя в верхние слои атмосферы, «Ирдирис» устремился следом за кораблем арлекинов, покрытым красно-зеленым ромбовидным узором. Чуть позже они нырнули в облачную завесу, и Арадриан переключил устройство сферической визуализации на дополненное отображение внешнего мира. Судно Финдельсита обозначалось в нем пульсирующей руной чуть впереди звездолета изгоев.

Вырвавшись из облаков на сверхзвуковой скорости, корабли поравнялись и перешли на маршевый полет над бурным океаном, усеянным белыми верхушками сталкивающихся волн. На воде мелькали отблески солнечного света, хотя алайтокец не видел в небе звезды, посылающей лучи. Несмотря на это, с большой высоты можно было разглядеть вдали линию терминатора; ночь отступала к горизонту.

Каолин начал снижать «Ирдирис» по глиссаде с торможением, и какое-то время спустя Арадриан заметил землю. На краю поля зрения возвышался утес из темного камня, различимый с такого расстояния только благодаря огромным пенящимся волнам, разбивающимся о его скалистое основание. Когда они подлетели ближе, молодой странник рассмотрел на вершине откоса руины здания. Из океана выступали колонны и груды каменной кладки, рухнувшие с утеса на протяжении эпохи выветривания.

Полуразрушенное здание тянулось в обе стороны по вершине скалы. Оно представляло собой необыкновенное переплетение многоэтажных башен, лестничных клеток и подвалов. Уровни, разделенные полами, соединялись пандусами или шахтами. Иногда весь этаж занимали лабиринты маленьких комнат, порой – широкие коридоры и переходы.

Строение расширялось дальше, уходя от берега; куда бы ни посмотрел Арадриан, он видел только нескончаемое море белого камня, которое показалось ему с орбиты вечной мерзлотой. Каждый клочок земли до самого горизонта покрывали купола и мосты, башни и чертоги. По цельным пилястрам, устремленным в небо, вились длинные лестницы без перил, поднимаясь к круглым балкончикам на вершине. Извилистые мостовые, описывая сложные петли и геометрически точные завитки, разделяли широкие площади, уставленные колоннами, и плазы, заполненные статуями.

Всё это, за исключением обвалившегося участка на прибрежном утесе, выглядело поразительно целым. Алайтокец ожидал увидеть развалины, сокрушенные великими потрясениями Грехопадения, но город казался таким неповрежденным, нетронутым, словно его обитатели мирно отбыли куда-то всего несколько циклов назад.

Ветер трепал серые и зеленые вымпелы на высоких флагштоках.

– Посмотри-ка туда, – указал Каолин.

Оказалось, что Арадриан немного ошибся. Гигантская постройка не занимала каждый кусочек поверхности: справа от «Ирдириса» находился лес, синий лиственный полог которого нарушал волнистую белизну черепичных крыш и облицованных плиткой террас. Деревья тоже оказались неподвластны течению времени, и узор из круглых лужаек, завивающихся к единому центру и постепенно уменьшающихся, был прекрасно виден среди широкого кольца стволов.

В городе имелись и другие сады, на крышах домов и в напоминающих ущелья проходах между возносящимися к облакам чертогами. Целые стекла до сих пор поблескивали в тысячах арочных окон, узкие и широкие двери вели с шестиугольных двориков в темные недра зданий. Озерца и пруды вторгались в монотонную белизну; казалось, что к некоторым из них можно добраться только по воздуху. Сохранились целые скульптурные парки, но творения в них были слишком малы и неразличимы даже при увеличении в устройстве визуализации. На улицах обнаружились куда более крупные статуи, наивно интерпретирующие мифы о богах эльдар.

– Наверное, в лучшие времена это был густонаселенный город, – заметил Арадриан.

– Отнюдь нет, – возразил Лехтенниан. Алайтокец был так поглощен наблюдениями, что не заметил, как пожилой путешественник зашел в кабину пилотов. За спиной у того стоял ками Эстратаина, который медленно поворачивал головой налево-направо, изучая великолепную картину глазами-геммами. – Здесь жили всего четыре тысячи эльдар, и это был не город, а дворец.

– Меньше, чем в любой из жилых башен Алайтока? – нахмурившись, отозвался молодой изгой. – А что с другими поселениями? Сколько эльдар жили вне дворца?

– Здесь нет ничего, кроме этих чертогов, – опершись о спинку кресла Арадриана, музыкант смотрел на сферический экран вверху. – Весь Миарисиллион – дворец, каждый континент и островок были перестроены по желанию единственного эльдар.

– Поразительно, тогда у нас было столько планет, что такая гордыня могла найти воплощение, – произнес ками. – Подобное богатство и изобилие привели к праздности и катастрофе.

– Мир-дворец необычен, даже среди излишеств империи на вершине могущества, – ответил Лехтенниан с полузакрытыми глазами, словно вспоминая что-то. – Были те, кто строил миры в Паутине, но гордый создатель Миарисиллиона мог удовлетвориться только властью над настоящей планетой.

– Откуда ты знаешь? – извернувшись в кресле, Каолин посмотрел на старика. – Где ты услышал эту историю?

Лехтенниан не ответил сразу, а взглянул на пилота с полуулыбкой. Затем он пожал плечами, будто решив, что не стоит таиться.

– А где арлекины узнали про Миарисиллион? В Черной Библиотеке, хранилище всех наших знаний о древней империи и Грехопадении, месте, где во множестве имеются звездные карты и атласы, а также дневники, написанные и снятые ещё до пришествия Той-что-Жаждет.

Когда музыкант упомянул имя погибели эльдар, Арадриан содрогнулся. Он не знал, простая ли это реакция на эпитет, или же темный бог, уничтоживший древнюю империю, способен ощутить свое имя, произнесенное внутри него – даже в виде эвфемизма. Все в рубке притихли, и изгой понял, что не он один испытал это чувство.

– Ты был в Черной Библиотеке? – наконец прервал молчание Эстратиан, поворачивая лепное лицо к пожилому спутнику. – Весьма выдающееся достижение, таких эльдар даже меньше, чем тех, кто побывал на старых мирах.

– Это было давно, и я уж точно не помню дороги, – сказал Лехтенниан всё с той же хитрой полуулыбкой. – Если переживем эту авантюру, может, сумеешь убедить Финдельсита провести тебя туда.

– Похоже, нам пора приземляться, – сообщил Арадриан, который заметил, что судно арлекинов описывает нисходящую спираль над дворцом, сбрасывая скорость перед касанием.

Каолин снова приник к панели управления, направляя космолет вдоль петель инверсионного следа, оставленных ведущим кораблем. После длительного снижения изгои, наконец, заметили арлекинов: те совершили посадку в широком дворе, усаженном деревьями с серебристой корой и ярко-красными листьями. Неподалеку располагался огромный купол, почти не уступавший по размеру алайтокским, но созданный из камня, а не энергетического поля. Что находилось под ним, оставалось неизвестным.

Во дворе оставалось много свободного места, так что «Ирдирис» опустился рядом с космолетом арлекинов. Арадриан перевел двигатели в режим ожидания, Каолин открыл входной люк и спустил десантную рампу. Перед выходом алайтокец в последний раз глянул на обзорный экран и отметил, что снаружи, несмотря на умеренный климат и температуру, нет ни птиц, ни насекомых.

– Думаю, мы единственные создания на этой планете, – произнес он, выбираясь из наклоненного кресла.

– Будем надеяться, чтобы так оно и осталось, – отозвался Каолин.

Глава 8. Опасность

Лоно Уничтожения

Когда Та-что-Жаждет осознала себя, пробужденная ото сна разложением нашей прежней цивилизации, тело бога обрело форму в самой населенной части древней империи. Родовой крик Великого Врага оказался столь могучим, что разорвал реальность, сплавил воедино имматериум и материальную вселенную, а также создал варп-шторм, бушующий и по сей день. У этого разлома много имен, ведь он – важнейшая область Галактики. Сначала его назвали Лоном Уничтожения, поскольку в глубинах этой кровоточащей раны зародилась погибель эльдар. Кто-то говорит о бреши, как о Бездне Магии, указывая, что там Владения Хаоса приобретают физическое обличие, становясь кладезем психических сил. Есть и ещё одно имя; необычное для нас заимствование, перевод с языка мон-кей, оно, тем не менее, точно передает ощущение отчаяния, которое мы испытываем при мыслях о варп-разрыве, откуда Темный Принц и поныне ревниво наблюдает за эльдар.

Око Ужаса.

Члены экспедиции собрались под сенью деревьев. Арадриан взял с собой удлиненную винтовку, пистолет и меч, подарок Маэнсит, и не удивился, увидев, что наемники снарядились более основательно. У них были винтовки, сюрикенные пушки, «светлые копья» и другое оружие, которое странник распознать не сумел. С арлекинами всё оказалось чуть понятнее: они щеголяли всевозможными клинками и пистолетами. Финдельсит повесил за спину топор с длинным изящным лезвием, а на запястья надел утыканные ножами браслеты, тускло мерцающие силовыми полями.

Шуты Смерти несли пушки-визгуны, раскрашенные в черное и чем-то похожие на сюрикенные орудия в отряде Маэнсит. Несколько членов труппы вооружились трубчатыми, надеваемыми как перчатка «Поцелуями арлекина», о которых Арадриан слышал от Джаира. Старший алайтокец утверждал, что при ударе «Поцелуй» выпускает в тело врага длинную проволоку молекулярной толщины, рассекая его изнутри. Если так, это было весьма мрачное оружие для столь ярко размалеванных воинов.

Вход во дворец образовывали два хвойных дерева на краю внутреннего дворика, их ветви соединялись в застекленный арочный проход. Отряд возглавил Финдельсит, теневидица Роинитиэль шла рядом с ним, кадр арлекинов немного позади. Следом шагала Маэнсит, вплотную к ней – Арадриан и другие изгои, прикрытые с флангов наемниками. Оставшаяся часть труппы образовывала арьергард. Эльдар вошли под застекленную арку, и звуки их шагов нарушили тишину, стоявшую со времен Грехопадения.

Оказавшись в коридоре, который, судя по всему, далеко тянулся в обе стороны, члены экспедиции разбились на две группы, с изгоями и арлекинами в каждой. Молодой странник и его товарищи попали в отряд к Финдельситу, командование остальными приняла Маэнсит. Прежде чем эльдар разделились, Великий арлекин произнес предостерегающую речь.

– Множество здесь сокровищ и побрякушек, что привлекают глаз и манят их забрать. Сопротивляйтесь этим грабительским порывам, здесь не к месту подобные страсти. Не берите ничего, кроме Слез, которых вы не приносили с собой, и не оставляйте тут ничего, что с собой принесли. Не испытывайте страстного томления и похоти друг к другу, ибо через них вы откроетесь для Великого Врага. Он может чувствовать нас, но видеть нас не может – не медлите, не давайте ей задержать на вас взгляд.

Арадриан снова задрожал. Несмотря на относительную нормальность окружения, – хотя насколько «нормальным» мог быть всепланетный дворец, возведенный для прославления единственного правителя? – они всё же находились на старом мире, который пронизывала энергия варпа и поддерживала психическая сила Той-что-Жаждет, питавшейся душами эльдар с момента своего рождения, Грехопадения.

Молодому изгою показалось, что он слышит шепот, но, наверное, это ветерок гулял в окнах наверху. Тут же алайтокцу померещилось, что за ним наблюдают, но, скорее всего, причиной тому были висевшие на стенах гобелены. На этих портретах крупнее оригинала был изображен эльдар аристократического облика, с узким носом, высоким лбом и заплетенными в косы белыми волосами, ниспадающими на плечи. При внимательном рассмотрении оказалось, что на шее он носил узкую бархотку, усыпанную бриллиантами в форме крошечных черепов. Арадриан вызывающе усмехнулся гобелену, словно обвиняя его в подглядывании.

Развернувшись, странник понял, что узнает в лицо бюстик, увиденный на пьедестале у стены, напротив выхода в коридор из арочного вестибюля. Изучив портреты по обеим сторонам от себя, алайтокец убедился в своей догадке: все они изображали одну и ту же персону. Хотя прическа, одежда и фон разнились, надменное лицо оставалось тем же.

– Памятник эгоизму и самовосхвалению, – заметил Лехтенниан. – Целый мир, посвященный высокомерию одного эльдар, обрекшего семью и друзей на существование в этой клетке гордыни, где он сам запер себя.

Продвинувшись дальше, авантюристы отыскали несколько спален и столовых по обеим сторонам коридора. Внутри дворец оказался таким же безукоризненно чистым, как и снаружи: ни единой пылинки, царапинки или пятнышка. Предметы обстановки, включавшей в себя портреты, скульптуры, бюстики, гобелены и всё прочее, изображавшие одно и то же вездесущее лицо, оставались целыми и невредимыми. Ни одна нитка или петелька не торчала из ковров и кресел, столы из темного дерева и каминная облицовка сверкали, отполированные до блеска.

Невозможно было обследовать расширяющийся лабиринт комнат единым отрядом, и со временем эльдар начали по одному или двое отделяться от группы. Не понимая, что именно он ищет, и ищет ли что-нибудь вообще, Арадриан оставил Лехтенниана за созерцанием изысканного камина с полочкой и бордюром из зеленого мрамора, украшенного резными изображениями животных и созданий, вроде как вооруженных луками и копьями. При этом алайтокец не сумел понять, представляет барельеф сцену охоты или чего-то намного менее пристойного – слишком уж переплетены были участники процесса. Поскорее отвернувшись, молодой изгой предоставил музыканту самостоятельно искать ответ на вопрос.

Покинув товарища, Арадриан преодолел несколько боковых коридоров, коротких лестниц и дверных проемов, сохраняя в памяти проделанный путь, чтобы при необходимости сразу же вернуться к остальным. Задача усложнялась из-за множества зеркал, встречавшихся по дороге; казалось, что в любой комнате есть одно, и по несколько в каждом коридоре. Некоторые были настолько велики, что сначала изгой принимал отражения за ответвления переходов или дополнительные комнаты. По крайней мере, исчезли портреты, но и это новое воплощение тщеславия не давало страннику расслабиться. Неприятно было каждые несколько шагов видеть самого себя или замечать какие-то движения уголком глаза.

Изгой не сомневался, что зеркальные двойники, когда он не смотрел прямо на них, меняли выражения лиц. Силуэты возникали там, где не должны были – наверное, просто отражения отражений. В общем, Арадриан чувствовал себя совершенно не в своей тарелке, но вынужденно двигался дальше, в надежде отыскать что-нибудь стоящее внимания.

Ещё и шепот словно бы стал громче, но алайтокец уже успел к нему попривыкнуть. Звук сместился на задний план, к стуку шагов по паркету или кафелю, к шороху ножен, которыми странник порой задевал на ходу об угол стола или полки.

Загадка шепотов раскрылась в следующей комнате, очередной спальне размером со стадион, где сама кровать почти затерялась в океане красных ковров и багряных портьер. Выглянув в огромное окно, Арадриан увидел покрытый черным песком берег моря, на расстоянии броска камня от дворца. Волны казались почти пурпурными, и изгой с удивлением понял, что надвигаются сумерки; далекий горизонт темнел у него на глазах. Услышав плеск моря и шелест прибоя, алайтокец расслабился. Это был успокаивающий шепот, а не заговорщицкий.

Чувства странника притупились от гипнотического шуршания волн, ему захотелось присесть, хоть ненадолго. Он столько времени провел в поисках, и, немного отдохнув, набрался бы новых сил для исследования дворца. Оглядев просторную спальню, Арадриан не нашел ни кресел, ни стульев, ни рундуков, только большую кровать, стоявшую в центре.

Не осознавая, что делает, изгой подошел к постели и провел рукой по, вроде бы, шелковым простыням.

«Мне не хочется спать», – сказал себе алайтокец, поворачиваясь и опускаясь на край кровати. Можно просто посидеть здесь немного, восстановить силы. Понятно, почему спальню расположили именно так: с кровати казалось, что море плещется у самого окна, бессловесно призывая закрыть глаза и расслабиться...

Арадриан совершенно точно не спал. Он не закрывал глаза и всё так же сидел на краю постели, глядя на инопланетное море. Но, будучи уверенным в своем бодрствовании, странник заметил, что мир вокруг определенно начинает меняться по законам сна. Прежде всего, путеводный камень засиял золотом, а когда изгой коснулся вместилища, оно оказалось горячим. Кроме того, алайтокец уже был на кровати не один. Повернуться он не решался, но чувствовал чье-то присутствие за спиной и дополнительный вес на матрацах.

Вдали зазвенела изящная мелодия, тихая и успокаивающая. Её отголоски разносились по пустым коридорам, звучали в заброшенных комнатах – вот только коридоры и комнаты уже не были пустыми и заброшенными. По дворцу ходили эльдар, и несколько из них, остановившись у окна перед Арадрианом, держались за руки и смотрели на море в опускающейся темноте. Это была семья: две маленькие девочки, их отец и мать. Некто за спиной странника выкрикнул подряд несколько имен, и все четверо повернулись с улыбками, а дети вырвали руки и бегом кинулись к постели. Одна из девочек прыгнула на матрацы прямо сквозь изгоя.

Резко вскочив, алайтокец развернулся и уставился на призраков. На кровати лежал эльдар с портретов, уже глубокий старик, судя по морщинкам у глаз. Из-под съехавших одеял виднелись тонкие плечи и впалая грудь.

Музыка оборвалась, и маленькая девочка, запрыгнувшая на постель, больше не улыбалась. Её крошечные руки сомкнулись на шее старого аристократа, а по дворцу разнеслись крики и звон металла. Сводились былые счеты, разросшиеся семьи раскалывались на группировки, и между ними вспыхивали междоусобные стычки, победитель которых должен был унаследовать роскошное всепланетное поместье.

– Иди с нами.

Обернувшись, Арадриан увидел прекрасную женщину-эльдар в элегантном голубом платье. В разрезе одеяния мелькала белизна её бедра, на обнаженных руках она носила многочисленные кольца и ожерелья-торки. Черные волосы, собранные в высокую прическу, были закреплены россыпью булавок с драгоценными камнями. Незнакомка слегка взмахнула ресницами, послав изгою воздушный поцелуй. Странник ощутил легкое касание её дыхания на щеке и почувствовал запах духов.

– У нас так давно не было гостей, – добавила она, протягивая ладонь к руке Арадриана. Хотя алайтокец не мог ощутить тепло через ткань костюма, пальцы женщины, как настоящие, коснулись его предплечья. За спиной аристократической незнакомки девочка уже закончила душить старика и стаскивала с его пальцев тяжелые кольца. Присоединившаяся к ней сестренка обрезала ножом косицы убитого и вытаскивала из распущенных волос драгоценные камни.

Странник знал, что перед ним призраки, но не мог отделаться от мысли о некой завлекательности их приглашения. В глубине души Арадриан понимал, что ему будет хорошо здесь. Вечно жить у моря, в угасающем свете солнца – не такая уж скверная судьба. Здесь ощущался мир, не было ничего похожего на анархию, воцарившуюся в остальном дворце, когда престарелый правитель испустил последний вздох. Возможно, то, что первый крик Великого Врага растерзал Галактику через несколько мгновений после смерти самопровозглашенного регента, оказалось совпадением, но фантомам нравилось думать иначе. Они считали свое бессмертие наградой за деяния, приведшие к рождению Той-что-Жаждет.

– Мы позаботимся, чтобы тебе было уютно здесь, – сказала женщина, поглаживая Арадриана по руке. – Ты никогда больше не почувствуешь голода или жажды, не устанешь и не заскучаешь в одиночестве. Дети вечно будут играть в свои игры, а ты никогда не постареешь. Останься с нами. Останься в нашем доме у моря.

Визгливый шум ворвался в мысли изгоя. Оскалившись, призраки упорхнули прочь, сперва обратившись в дымку, а после – в ничто. Странник, по-прежнему сидевший на кровати, обернулся к источнику звука и увидел Лехтенниана, который стоял в дверях и держал палец на струне полулиры.

Крики умирающих эльдар, принесенные отголосками резкой ноты, эхом отозвались в мыслях Арадриана. Тогда погибли не только обитатели дворца – миллиарды сородичей изгоя сгинули, поглощенные богом варпа, рожденным из их жажды наслаждений. Алайтокец ощутил лишь мельчайшую долю этих предсмертных страданий, но содрогнулся всем телом, чувствуя, как вселенная схлопывается вокруг и Та-что-Жаждет обретает бытие. Телом её стал варп-шторм шириной в тысячи световых лет, пожравший сердце древней империи эльдар.

– Сейчас не время болтать с привидениями, Арадриан, – сказал музыкант, вешая инструмент на пояс. – Скверная судьба – провести вечность в ловушке между мирами, застыв на грани жизни и смерти.

– Что они такое? – спросил молодой изгой. Пока алайтокец шел к двери, теневые фигуры снова начали уплотняться вокруг него. Призраки снова шептали на грани слышимости, тихо произнося заклинающие и умоляющие слова.

– Злополучные создания, застывшие в своем проклятии. Здесь остались их души, которых дразнят жизнью, более для них недоступной, их мучения доставляют удовольствие Той-что-Жаждет, – Лехтенниан поманил товарища в коридор. – Идем, близится Колдовской Час, времени у нас немного. Остальные ждут в саду под куполом.

Арадриан понятия не имел, о чем говорит странствующий музыкант, но поспешил за ним через комнаты и залы. Их обтекали остаточные, призрачные образы проклятых эльдар, мужчин и женщин, молодых и старых. Странник улавливал обрывки призывов и угроз, но теперь в бестелесных голосах не было меланхолии, только злобное шипение и брюзгливые упреки.

Двое изгоев присоединились к Маэнсит и остальным членам экспедиции возле громадной проездной башни, соединявшей жилое крыло здания с огромным куполом, который Арадриан заметил ещё сверху. Призраки тоже присутствовали в заметном числе и казались не полупрозрачными, а довольно-таки телесными. Возбужденно переговариваясь, они целыми десятками плыли в направлении купола.

– Где же Слезы Иши? – спросила комморритка, державшая в руке меч. Многие из её воинов тоже стояли с оружием наготове, встревоженные видом фантомов, скользивших над аккуратно подстриженными синими лужайками, которые покрывали участок под куполом. От вестибюля к дальней стороне садов уходила дорога, обсаженная по краям деревьями.

Осмотревшись, алайтокец увидел семьи, сидящие под разлапистыми ветвями, и влюбленных, рука об руку смотревших на свои отражения в прудах и озерцах. Маленькие дети, пронзительно смеясь, играли в догонялки среди деревьев и прятались за кустами и живыми изгородями. Этот шум не радовал странника, только действовал ему на нервы.

– Приближается он, Колдовской Час, – объявил Финдельсит, указывая на вершину купола. – Мы должны спешить, падают Слезы Иши.

Высоко над ними, в искусственных облаках купола, замерцал золотой свет. Он заструился подобно дождю, и в ореоле этого сияния призраки обреченных эльдар стали ярче, превратившись в золотоносные силуэты. Остановившись, фантомы посмотрели вверх и умоляюще протянули руки, а свет продолжал падать на них.

У дальней стороны купола начались крики, отстраненные и абсурдные, но при этом ужасающие. Нездешние вопли привидений зазвучали повсюду, вынудив Арадриана стиснуть зубы; лица мертвецов искажались от мучительной боли и отчаяния, как будто сияние сжигало их. Вопли упавшей на колени призрачной толпы достигли оглушающего крещендо, бестелесные мольбы о пощаде эхом отражались от деревьев и стен купола. Отголоски стонов вибрировали в черепе изгоя с такой силой, что всё его тело, по ощущениям, словно бы распадалось на молекулы.

Первым упал на садовую дорожку фантом чуть слева от Арадриана. Скрючившись в позе эмбриона, призрак стенал и подрагивал. Увиденное потрясло странника до глубины души, и в тот же миг рухнули остальные проклятые души, будто манекены, поваленные резким порывом ветра. Извиваясь и дергая конечностями, прижимая нематериальные ладони к таким же лицам, обреченные эльдар вновь переживали момент экстатической пытки – момент Грехопадения.

Золотой свет теперь пылал ярко, почти как солнце, поэтому изгой видел немногое из произошедшего следом. Каждый из призраков, колыхнувшись, начал сжиматься, терять форму и плотность. Фантомы становились всё меньше и меньше, пока не превратились в мерцающие золотые звезды. А потом сияние угасло, и под куполом остались лежать десятки гладких камней с перламутровым блеском.

– Теперь ступайте быстро и уверенно, забирайте свои трофеи! – воскликнул Великий арлекин, взмахом руки указывая на сад. Бросившись к ближайшей Слезе, на месте которой несколько мгновений назад стояла девушка в длинном одеянии, Арадриан увидел, что камни начинают мерцать, становясь такими же нематериальными, какими были призраки.

На ощупь Слеза Иши оказалась теплой, изгой почувствовал это сквозь ткань перчаток. Алайтокец поднял вместилище души, и на мгновение ему показалось, что в переменчивых узорах на поверхности мелькнуло лицо мертвой девушки-эльдар, из которой был создан камень. Казалось неправильным забирать такую вещь, но, ощутив сильную пульсацию собственного путеводного камня на груди, Арадриан понял, что это необходимо для защиты душ грядущих поколений. Слезы, подаренные младенцам, будут хранить эльдар с самого рождения, настроятся на эссенцию обладателей и, когда хозяева уйдут из бренной жизни, спасут их от поглощения Той-что-жаждет.

До сих пор странник не знал, что путеводные камни образуются из душ его сородичей, погибших в момент Грехопадения, и теперь понимал, почему истину держат в тайне. Сердце стонало при мысли о злополучных эльдар, сгинувших здесь; от осознания того, что они снова и снова переживают тот ненавистный миг ради увеселения Великого Врага, Арадриана душили слезы. Он освобождал проклятых, забирая их из этого места.

Поверхность камня, остывавшего в руке изгоя, затвердевала, и он все больше напоминал вместилище души, которым и станет впоследствии. Алайтокец опустил Слезу в мешочек на бедре и огляделся в поисках новой. Заметив блеск в густой траве возле пруда, странник наклонился за добычей. Камушек почти исчез, но тоже отвердел после прикосновения и отправился вслед за первым.

Слезы Иши превратились в ничто всего через двадцать ударов сердца. Кое-кто из авантюристов разочарованно вскрикнул: им удалось собрать всего четверть материализовавшихся камней. Возникло предложение остаться здесь до следующего Колдовского Часа и пополнить запас Слез, но Финдельсит покачал головой и указал на проход, ведущий из сада.

– Рискнули мы войти в логово врага, но рано или поздно она протрет глаза, – предупредил Великий арлекин. – Чистота Слез защищает, и всё же долго здесь оставаться нельзя. Око Той-что-Жаждет повернется сюда, неся возмездие того, кого мы обокрали.

Эльдар прислушались к этому своевременному предостережению. Быстро собрав своих воинов, Маэнсит разбила их на две группы и отправила в последний раз прочесать ближайшие ложбинки и рощицы, но больше камней не нашлось. Финдельсит и его труппа уже выдвигались обратно к вестибюлю, и Арадриан не отставал от них.

– Поразительно, – заметил Эстратиан, поравнявшись с изгоем. – Мое тело не способно проливать слезы, но в ином случае, боюсь, я утонул бы в них.

Молодой странник промолчал, не в силах выразить чувства, которые вызвало у него созерцание подобных страданий.

После того, что произошло в куполе, члены экспедиции проделали обратный путь до внутреннего дворика в молчании. Звуки шагов наемников, обутых в сапоги, гулко разносились по коридорам, собственные мысли казались Арадриану громкими. Исчез беспокоящий шепот на заднем фоне, но сменившая его абсолютная тишина оказалась настолько же тревожной. Поистине, это были владения мертвых, и живые не имели права вторгаться сюда.

Арлекины вели остальных обратно к кораблям, безошибочно находя дорогу через, казалось бы, совершенно одинаковые комнаты и переходы. Изгой оказался ближе к арьергарду группы, рядом с Эстратаином; ками смотрел прямо вперед, не обращая внимания на предметы обстановки и произведения искусства. Арадриан же снова убедил себя, что замечает мимолетные движения в зеркалах, оконных стеклах и серебряных элементах декора. И эти движения не были отражениями идущих эльдар, но обладали собственной жизнью.

На кратчайшую долю мгновения алайтокец услышал какое-то царапанье и, остановившись, посмотрел назад. Чуть подрагивала драпировка арочного прохода, который только что миновал отряд. Странник списал бы это на сквозняк, но воздух был неподвижен. Через окна, высоко врезанные в стены коридора, виднелось небо; наступали сумерки, впервые явившиеся Арадриану в спальне у моря. День или ночь – всё едино, но на планете без солнца приближение заката могло предвещать нечто гораздо более жуткое.

Ругая себя за паранойю, изгой в несколько быстрых шагов догнал Эстратаина. Пристроившись к ками, алайтокец глянул налево, и у него перехватило дыхание. Арадриану примерещилась пара угольно-черных глаз, вперившихся в него из тени алькова, где стояла серебряная статуя с поднятыми руками. Присмотревшись, странник понял, что за скульптурой никого нет, но так и не смог избавиться от ощущения чьего-то взгляда.

Авантюристы уже были недалеко от вестибюля, за которым начинался внутренний дворик; изгой понял это, узнав часть настенных гобеленов. С облегчением он заметил блеск застекленного перехода чуть впереди, и позволил себе улыбнуться – они почти дошли до кораблей.

Тогда-то Арадриан снова услышал царапанье, а затем характерный щелчок, напоминающий хруст ветки. Несколько шедших перед ним наемников повернулись на звук, и странник осознал, что ему не показалось. Заметив их беспокойство, Маэнсит зашагала назад.

– Чего встали? – требовательно спросила она, свирепо глядя на своих воинов. – Нужно поскорее убираться отсюда!

Прежде, чем кто-то успел ответить, вновь раздался царапающий, быстро передвигающийся шум, как будто нечто бежало по стенам и потолку. Алайтокец мельком заметил, как нечто бледно-розовое мелькнуло под дверной аркой впереди. Вскрикнув, он указал туда, но, когда остальные повернулись, проем уже опустел.

– Просто призраки возвращаются, – отрезала комморритка, взмахом пистолета командуя двигаться дальше.

Тем временем Финдельсит с несколькими арлекинами вернулся выяснить причину задержки. Напряженный Великий арлекин держал топор в руке, постоянно оглядывая коридоры и арочные проходы; скрытое под маской лицо поворачивалось налево-направо. Арадриан взвизгнул, почувствовав, как что-то коснулось его спины. Крутнувшись на пятках, изгой выхватил меч и задом чуть отступил к остальным, выписывая перед собой круги острием клинка.

– Не всё осталось тем же, каким было, – неожиданно развернувшись, Финдельсит уставился на Тиарсиона, одного из офицеров Маэнсит. Протянув руку, Великий арлекин постучал по усыпанной сапфирами подвеске на шее наемника. – Эта безделушка раньше не украшала твое горло. Неужели ты не прислушался к моему предостережению?

– Где ты это взял? – прорычала женщина, срывая украшение с шеи Тиарсиона. Серебряная цепочка разлетелась блестящими искрами звеньев.

– Оно впустую лежало в комоде, никому не нужное, – ответил офицер и потянулся за ожерельем, но Маэнсит отдернула руку.

– Кто ещё нарушил запрет на воровство? – грозно спросила она, высоко держа похищенную драгоценность. Ещё несколько наемников пробормотали признания, и на свет явились разнообразные драгоценные камни и произведения искусства, засунутые ими в карманы, сумки или поясные мешочки.

– Никто их не хватится, здесь нет никого, – заявил один из нарушителей.

– О, глупцы, похитившие богатства этого места! – воскликнул Финдельсит, быстро шагая среди воинов к говорившему. – Ваша жадность подобна маяку ярко пылающему, неужто вы не слышали моих слов о лютой опасности? Они придут за своим златом, здешние клады не для смертных грабителей, это сокровищница Князя Наслаждений!

Посыпались гневные отповеди и заявления, а арлекины тем временем начали двигаться через толпу, требуя от похитителей вернуть драгоценности. Арадриан с ужасом увидел, как некоторые наемники поднимают клинки и пистолеты, желая защитить нечестно полученные трофеи. В поднявшемся шуме изгой услышал голос стоявшего рядом Лехтенниана, но не смог разобрать слов.

Пронзительный визг полулиры заставил спорящих умолкнуть.

– Бежим, – спокойным и холодным голосом произнес музыкант, указывая на окна впереди по коридору. – Нас обнаружили.

Алайтокец посмотрел туда, и кровь застыла у него в жилах, а по телу побежали мурашки от абсолютного, леденящего ужаса. В арочных окнах виднелись десятки – уже сотни – бледнокожих созданий. У них были андрогинные лица и тела с одной женской грудью, а глаза, напоминавшие глянцевитый уголь, с голодным восторгом смотрели на эльдар. Раздвоенные змеиные языки в предвкушении метались среди игольчатых зубов. Одежды на существах почти не было, за исключением браслетов и связок бус, на голове у каждого рос гребень пурпурных, красных или темно-синих волос, живописно ниспадающих на скальпы. Вместо рук у них имелись вытянутые клешни, словно у каких-нибудь чудовищных ракообразных. Этими конечностями твари постукивали в оконные стекла, а их узкие лица щерились, ухмылялись и глядели с вожделением.

Путеводный камень Арадриана запылал на груди и как будто превратился в раскаленный гвоздь, загоняемый ему в сердце. В голове изгоя зазвучал хор прекрасных и ужасных голосов, манящих и одновременно наполняющих его отвращением. Хотя алайтокец никогда раньше не видел подобных существ, он ещё в раннем детстве слышал рассказы о них. Внутри себя, в самой темной глубине души, странник осознавал природу явившихся потусторонних созданий: это были служанки Великого Врага, демоницы ужасной Слаанеш.

С трескучим грохотом орда ворвалась во дворец, твари смеялись и верещали, стучали когтистыми ногами по кафельному полу и щелкали клешнями. Услышав предупреждающий крик, странник обернулся и заметил ещё одну группу демониц, выбегавших из арочных проемов позади. Чудища неслись по коридору, пучки волос безумно мотались у них над головами.

Вспомнив призыв Лехтенниана, изгой хотел было бежать, но враг уже преградил дорогу к звездолетам. Маэнсит и её воины открыли огонь, выпуская шквалы лазразрядов и сюрикенов; коридор заполнили поблескивающие диски и актинические вспышки. Шумную какофонию усилил свист сюрикеновых пушек и треск фузионных пистолетов.

– Подвинься, – Эстратаин вежливо отстранил Арадриана, проходя мимо него. Ками вытянул руку в сторону демониц, быстро приближающихся с тыла. – Давно не сражался, но немного сил у меня осталось.

Пучок белого света, вырвавшийся из ладони Эстратаина, расширился в пылающий конус, который с пронзительным визгом пронесся через атакующих тварей. Демоницы, испытавшие прикосновение пламени, обращались в кристаллы и разлетались осколками, сражавшими других чудищ. Ками, отброшенный силой вспышки, врезался в Лехтенниана, после чего удивленно посмотрел на собственную руку. Почерневшие клочки красной ткани сыпались с обугленных остатков перчатки, над керамическими пальцами струился дымок. Выжженные завитки обесцветили искусственную плоть.

– Мы в сердце Бездны Магии, – пояснил музыкант, помогая Эстратаину выпрямиться. – Неразумно тебе будет снова открывать разум.

– Я ошибся в расчетах, но не беда, – возразил ками. Он сорвал шарф, скинул длинное одеяние и перчатки, под которыми оказалось белое тело, похожее на текучий камень. Когда Эстратиан вновь шагнул вперед, его плоть вздрогнула и пошла рябью. На искусственной коже ками светились сотни крохотных серебряных узоров, потрескивающих пси-энергией. – Так долго прослужив духовной сетью Кхай-дазаара, я не мог не озаботиться некоторыми предосторожностями.

Демоницы, хоть и отброшенные первой атакой Эстратаина, снова собрались в коридоре – их даже стало больше – и опять устремились к эльдар. Жестокое наслаждение и жадность в их взглядах сменились глубочайшей ненавистью.

Ветвистые молнии, сорвавшиеся с пальцем ками, запрыгали от одной твари к другой, превращая их в фонтаны эбеново-черных искр. Впрочем, психическая буря не могла удержать врагов, и демоницы быстро приближались к жертвам, возбужденно пощелкивая клешнями.

Решив проверить, не очистился ли проход к кораблям, изгой обернулся через плечо и увидел, что у остальных всё складывается немногим лучше. Маэнсит и её воины сумели сформировать три группы и сдерживали большинство чудищ выстрелами из винтовок и пистолетов. Среди них продолжали сражаться Джаир, Каолин и Афиленниль, но Арадриан с беспокойством заметил струйку крови, вытекающую из пореза на лице его бывшей любовницы.

Демоницы, пережившие огонь наемников и изгоев, попадали под удары арлекинов, ошеломляюще искусных в бою. Как и во время представления в Кхай-дазааре, их мастерство мгновенно зачаровало странника. Кувыркаясь, ходя колесом и совершая пируэты, воины труппы плясали вокруг тварей, скачками и нырками уходя от смыкающихся клешней, отсекая конечности и срубая головы молниеносными взмахами цепных клинков и силовых мечей. То, что подобную резню устраивали исполнители в ярких костюмах, скрывающие лица за улыбчивыми или скалящимися масками, добавляло происходящему сюрреализма. Череполикие Шуты Смерти орудовали пушками-визгунами, размахивая ими, как дубинами; силовые штыки на стволах и у дульных срезов рассекали противниц на части, и арлекины выпускали вихри сюрикенов в появившиеся просветы.

В центре труппы стояли Финдельсит и его теневидица, певучими голосами выкрикивая команды, будто пара дирижеров смертоносного оркестра. То и дело Великий арлекин разряжал пистолет в лица бросающихся на него демониц.

Представление было захватывающим, но Арадриан заставил себя отвернуться, решив, что о прорыве наружу пока речи нет. Странник посмотрел на тварей, бегущих по коридору; мимо него проносились сюрикены и лазразряды, выпускаемые несколькими воинами Маэнсит, но враги уже почти добрались до алайтокца и ками. Изгой помнил, что прямо у него за спиной стоит, кажется, совершенно безоружный Лехтенниан. Музыкант не мог защитить себя, разве что попробовать изгнать демониц быстрым перебором на полулире.

Эстратаин, кулаки которого пылали пси-энергией, бросился вперед, встречая чудищ лицом к лицу. Защитные обереги вспыхнули и пробудились к жизни, когда клешни высекли искры из его искусственного тела. Из рук ками вырвались молнии, но страннику стало не до него – через несколько мгновений враги должны были наброситься на самого Арадриана.

Он пытался сохранять спокойствие, как будто находился в трюме «Фаэ Таэрут», на спарринге с комморриткой. Сделав неглубокий вдох, алайтокец поднял клинок, готовый к первой атаке. Но при первом же внимательном взгляде на демониц меч задрожал в руке ошеломленного изгоя: в их бледных лицах он увидел черты любимых женщин. Хотя у всех тварей были одинаково свирепые черные глаза, скулы и наклон головы создания справа напомнили страннику о Тирианне; существо, заносившее клешню для удара, показалось схожим с Маэнсит; здесь и там мелькали образы бывших подруг Арадриана, включая Афиленниль.

А потом он увидел лицо своей матери.

Взревев от ярости, алайтокец рубанул клинком по горлу чудища, посмевшего принять её облик. Как только нематериальное тело рассеялось мерцающим облаком нежно-голубой дымки, Арадриан шагнул вперед, поймал на лезвие меча клешню второй твари и отвел выпад в сторону. Тут же странник наотмашь полоснул по туловищу демоницы острием клинка, и из раны на единственную грудь потекла серебристая кровь. Яростно шипя, противница отскочила, что позволило изгою прыгнуть между клешней её товарки и ударом снизу вверх рассечь бледно-розовую ногу.

Кто-то схватил Арадриана за руку, заставив сделать шаг назад. Обернувшись через плечо, странник увидел, что Лехтенниан вытаскивает его из боя. Позади музыканта виднелся ненадолго очистившийся проход наружу и наемники, которые, не дожидаясь бойцов из арьергарда, направлялись во внутренний дворик.

– А как же Эстратаин? – спросил молодой изгой, но оказалось, что он беспокоился напрасно. Белая завеса огня рванулась во все стороны от ками, отбрасывая окруживших его тварей.

– Беги! – крикнул Лехтенниан, толкая алайтокца вслед за товарищами.

Не дожидаясь повторного приглашения, Арадриан широкими скачками помчался по коридору, и Эстратаин недалеко отставал от него. Врагов впереди перебили не до конца: поглядывая в разбитые окна, странник видел всё новых и новых демониц, которые выбегали из других флигелей и устремлялись к звездолетам во дворе. Среди них виднелись и другие существа – так, чудовища с шестью конечностями и мечущимися языками шагали к двоим эльдар, собираясь преградить им путь к остаткам входа.

– Срезаем, – бросил Арадриан, выпрыгивая через подоконник в клумбу с кустами. Ками последовал за ним, и оба побежали через лужайку внутреннего дворика, напрямую к «Ирдирису».

Они были на полпути к звездолетам и догоняли наемников, несущихся по траве и каменным плитам, когда нечто вырвалось из дворца по левую руку от изгоя. Каменная кладка и стекло взлетели над лужайкой, и во двор шагнул гигантский демон.

Странник покачнулся, его путеводный камень вспыхнул белым сиянием, тело и разум словно закружились в вихре, лишенные опоры. Подобное происходило не с ним одним: наемники спотыкались и падали, некоторые кричали от боли, вызванной появлением чудовища. Те, кто устоял на ногах, сжимали в ладонях головы и вместилища душ, издавая стоны и сдавленное рычание. Незатронутыми оказались только арлекины, которые уже выстраивались кольцом вокруг ошеломленных воинов и изгоев.

Две из рук создания, возвышавшегося над эльдар, оканчивались увеличенными версиями клешней демониц, ещё две – ладонями с изящными пальцами, и в них тварь держала скимитары, длина которых равнялась росту Арадриана. Неестественную плоть существа усеивали кольца, а также золотые и серебряные цепочки, увешанные рунами и брелками, что излучали гипнотическое сияние. В имматериальной плоти демона утопали многие десятки гемм всевозможных цветов, и странник с ужасом узнал в них путеводные камни мертвых эльдар. Похищенные вместилища мерцали темным светом, превратившись в ловушки для эссенции погибших.

У гигантского существа были бритвенно-острые зубы и вытянутое лицо, странно напоминающее морду быка во всем, за исключением глаз – фасетчатых черных шаров, которые отражали лицо изгоя дюжинами различных вариантов. Изо лба твари загибались назад извилистые рога, по два над каждым глазом, и ещё два, огибая заостренные уши, выступали над затылком.

Создание окружал золотистый ореол, схожий со светом, что выпал дождем в Колдовской Час, но плотнее и насыщеннее. Сам воздух рядом с великим демоном дрожал от его мощи, а земля под ногами великана трескалась и искрила хаотической магией. Арадриан вновь и вновь слышал собственное имя, порой произносимое насмешливым голосом, порой соблазнительным.

– Невеста Разврата, – прошипел Эстратаин, хотя страннику не нужно было подсказывать прозвание чудовища, которое неслось к кораблям, сверкая клинками. Великие демоны, кошмарные воплощения силы Князя Наслаждений, получили много имен в легендах миров-кораблей: Тюремщики Душ, Короли Сердец, Порочные Владыки и прочая, и прочая. – Беги к звездолету!

Прежде, чем странник успел схватить ками, догадавшись о его намерениях и зная, как глупо вступать в бой с таким врагом, тот бегом устремился в сторону Порочного Владыки. Тело псайкера, несущегося через дворик, вспыхнуло психическим огнем, с пальцев посыпались искры. Услышав вызывающий крик Эстратаина, великий демон повернулся и поднял парные скимитары, изготовившись к атаке.

Вокруг ками, вытянувшего руку в направлении чудовища, появился сияющий серебряный щит. Его противник расхохотался, и этот пронзительный, леденящий звук парализовал Арадриана; бежать он не мог, несмотря на приказ Эстратаина. Обрушились демонические мечи, заставив щит псайкера рассыпаться грудой осколков, подобно разбитому зеркалу. Клинки продолжили движение, врубились в тело ками возле шеи и вышли у талии, четвертовав его. Хлынула серебряная жидкость, похожая на кровь, куски искусственной плоти разлетелись в стороны.

Щелкая клешнями и выписывая мечами замысловатые фигуры, Порочный Владыка двинулся на остальных эльдар. Его бледная кожа поблескивала серебристыми пятнами жизненной влаги Эстратаина, и, остановившись на мгновение, великий демон длинным раздвоенным языком облизал клинки, пробуя на вкус эссенцию убитого ками. Зашипев от отвращения, чудовище протянуло верхнюю конечность к арлекинам, собиравшимся вокруг Финдельсита с оружием наготове. Вновь рассмеявшись, великан поманил их клешней.

– Делай, что тебе сказано, спутник упрямый мой, – произнес Лехтенниан прямо за спиной у Арадриана. Голос музыканта остался прежним, но говорил он скорее стихами, чем прозой. – Дай рассказать легенду из старины седой.

– Думал, тебя схватили, – обернулся молодой странник. Потом он уже ничего не говорил, онемев при виде нового облика Лехтенниана.

На старике был, в некотором роде, наряд арлекина. Его голову и плечи покрывал куколь с чересполосицей красных и черных квадратов. Пожилой эльдар сбросил длинные одеяния, и под ними оказался пурпурно-желто-белый комбинезон, покрытый узорами из полосок, точек и колец. Лицо Лехтенниана скрывала простая маска, совершенно неукрашенная и полностью черная, за исключением единственной красной руны на щеке: символа Цегораха, Смеющегося Бога.

– Да, друг мой, меня поймали, но уже давно, – без рифмы, но с легкой насмешкой ответил старик. – Но я извивался, пока не вырвался, и до сих пор здесь. Одинокий путник без единого друга; беспощадный страж Черной библиотеки; скиталец Паутины, лишенный души, с жизнью в закладе у Великого Врага. Я – солитер.

По дворику разнесся гневный рык, долгий и ужасный. Порочный Владыка ощутил присутствие солитера и развернулся к нему, вызывающе ударяя одним мечом о другой.

– Приди же ко мне, миленький плясун, – глубоким и насыщенным голосом воззвал великий демон на языке древних эльдар, наречии, что звучало до Грехопадения. – Приди ко мне, спляши танец вечности. Дух твой уже в нашем владении.

В руках Лехтенниана, прошедшего мимо алайтокца, словно из ниоткуда возникли два позолоченных кинжала, и он ринулся навстречу чудовищу.

– Мы покрутимся, попляшем, поглядим, кто лучше всех, – отозвался солитер, исполняя кувырок над высаженными в ряд кустами. – У тебя в груди нечистой сердца нет, один лишь грех.

Огромная тварь сломя голову бросилась в атаку, топая по мощеным дорожкам и прорываясь через живые изгороди, её рев, полный старинной ненависти, эхом отражался от разрушенных стен дворца. Осознав, что Порочного Владыку интересует только Лехтенниан, молодой изгой пришел в себя и бросился бежать, делая круг через сады к остальным членам экспедиции, которых арлекины заводили на «Ирдирис» и звездолет труппы.

Спасаясь, Арадриан оглядывался на чудовище и солитера. Ему казалось, что, несмотря легенды об этих арлекинах, одинокий эльдар может лишь несколько секунд продержаться в бою с великим демоном Той-что-жаждет; это подтверждала и ошеломляюще быстрая гибель Эстратаина.

Порочный Владыка остановился, по инерции проехав вперед, из-под когтистой лапы разлетелись каменные осколки. Лехтенниан пригнулся, уходя от выпада мечом в правой руке, колдовской клинок буквально на палец разминулся с ним. Бросившись вбок, солитер отскочил от клешни, нацеленной ему в живот и, закрутившись колесом, уклонился от второго клинка, которым великан взмахнул с разворота.

Добравшись до арлекинов, изгой остановился рядом с Маэнсит и Финдельситом. Невозможно было понять, что думает о схватке Великий арлекин, но комморритка следила за поединком глазами, широко распахнутыми от восхищения.

– Мы должны помочь Лехтенниану, – заявил алайтокец, указывая мечом на чудовище. В тот же миг солитер выполнил сальто над когтистой ступней, метившей ему в голову. Блеснули кинжалы, оставив тонкую полоску на правой руке-клешне.

– Нам не следует вмешиваться, происходит то, чего он хотел, – ответил Финдельсит, убирая пистолет в кобуру. – Это танец исполняется уже очень, очень давно, и солитер всегда пляшет в одиночку, ведь его забирает Та-что-Жаждет. Смеющийся Бог присмотрит за нашим другом, посмотри и ты – убедись, что я прав.

Арадриан и прочие эльдар оказались не единственными зрителями напряженной схватки. Меньшие демоны и чудища собирались поодаль, наблюдая за поединком солитера и Порочного Владыки. Явились сотни демониц, извергов и тварей Слаанеш, но они не вмешивались, как и арлекины. Предположив, что после гибели Тюремщика Душ или Лехтенниана нематериальное воинство обрушится на выживших эльдар, странник начал осторожно отступать к «Ирдирису», не сводя глаз с бойцов.

Порочный Владыка и Лехтенниан двигались плавно и грациозно, словно обвиваясь один вокруг другого, иногда так быстро, что их выпады превращались в размытые пятна. Бой напоминал танец с замысловато выстроенной хореографией, выступление Шутов Смерти, когда клинки проносились совсем рядом с актерами, но не касались их. Великий демон, самое меньшее, вчетверо превосходил солитера в росте и обладал куда большим размахом рук, но более ловкий эльдар проворно отпрыгивал, пригибался и отскакивал от его атак, при этом оставаясь достаточно близко с кинжалами наготове. Однако и чудовище то и дело заставляло Лехтенниана уходить кувырком или колесом, не позволяя нанести точный удар. Четыре руки Тюремщика Душ постоянно двигались, он взмахивал клешнями, делал выпады мечами и щелкал змеиным языком, словно кнутом.

Молодой изгой с замиранием сердца наблюдал за гипнотизирующим действом двух актеров. Когда схватка перемещалась с лужайки на террасу и затем на дорожку, ноги великого демона взрыхляли землю, а сзади тянулся хвост золотого ореола. Совершая акробатические пируэты, солитер оставлял извилистые следы в туманной ауре чудовища.

Пока дуэлянты двигались туда-сюда, Арадриан осознал, что у Лехтенниана есть план. Медленно, незаметно, арлекин заманивал Порочного Владыку к небольшой рощице. Оказавшись под разлапистыми серебристыми ветками, великий демон попадет в затруднительное положение.

Схватка развивалась, как и предположил странник, солитер постепенно отступал под прикрытие деревьев. Наконец, он развернулся и бегом преодолел короткий участок до ближайшего ствола с низко растущими ветвями. Прыгая между синих листьев, Лехтенниан забирался всё выше. Последовавший за ним Тюремщик Душ размахивал обоими мечами, вздымая облака щепок и листвы.

Хотя деревья предоставляли арлекину некоторое прикрытие, он уже поднялся так высоко, что великий демон мог атаковать рогами. Когда Лехтенниан проскакивал мимо плеча неприятеля, Порочный Владыка мотнул головой и зацепил ногу солитера. Арадриан вскрикнул от ужаса, увидев, как его товарищ теряет равновесие и падает. Извернувшись в последний момент, эльдар неловко приземлился на ноги.

Издав победный рев, Тюремщик Душ сделал прямой выпад мечом в правой руке, намереваясь пронзить Лехтенниана. Солитер ответил на рычание смехом, поскольку его ловушка сработала. Отпрыгнув с пути клинка, арлекин на волосок разминулся со смертью, а острие вонзилось в ствол дерева у него за спиной и на мгновение застряло там.

Лехтенниану хватило этой задержки. Используя вытянутую руку Порочного Владыки в качестве приступки, солитер перескочил с земли на плечо великого демона, уклонившись по пути от щелкнувшей клешни. Подпрыгнув и изогнувшись в полете, арлекин обхватил ногой один из рогов противника и крутнулся к его лицу.

Блеснули позолоченные клинки, вонзаясь в глаза Тюремщика Душ. Демон взвыл от боли и выпустил меч, пытаясь поймать солитера рукой, но тот вновь отпрыгнул на верхушку дерева, уходя от возмездия.

Молодой изгой развернулся и вновь бросился бежать, оставляя позади безумные вопли Порочного Владыки и его слуг, разносившиеся по дворику. Не рискуя оглядываться, он присоединился к толпе наемников, спешивших вверх по десантной рампе «Ирдириса». Она была не слишком широкой, поэтому Арадриану пришлось подождать на земле, пока остальные зайдут внутрь. Каолин уже поднялся на борт и, судя по протяжному вою двигателей, готовился к отлету; в этот момент алайтокец бросил последний взгляд на воинство Слаанеш.

Лехтенниан со всех ног несся к кораблям, а ещё подергивающееся тело громадного чудовища лежало в рощице за его спиной. Демоническая орда преследовала ускользающего солитера, доведенная его смехом до разъяренных криков и воплей.

– Шевелись! – пробегая мимо, Маэнсит схватила Арадриана за рукав и втащила на «Ирдирис». Поскольку Лехтенниан направлялся к звездолету арлекинов, изгой оказался последним из поднявшихся на борт. Он направил кораблю мысленный приказ закрыть входной люк, и, заглянув туда, увидел, что земля уже уходит вниз. Её покрывали волны розовой, красной и пурпурной плоти, раскинувшиеся над лужайками и мощеными тропинками. Подпрыгнув, одна из демониц попыталась зацепиться клешней за улетающий корабль, но рампа втягивалась слишком быстро и тварь рухнула в толпу. Взгляду алайтокца предстало море лиц, среди которых встречались дьявольские подобия его друзей и членов семьи.

А потом дверь-диафрагма сомкнулась, перекрывая обзор, и «Ирдирис» устремился прочь от Миарисиллиона, старого мира, планеты Дворца Наслаждений.

Глава 9. Пристрастия

Комморра

Когда Грехопадение поглотило эльдар, и вся древняя империя исчезла в Вихре Страданий, те, кто не бежал с экзодитами или на мирах-кораблях, вынуждены были спасаться в Паутине. До этого она расширялась на протяжении многих поколений, и в туннелях между измерениями строились величественные дворцы, прекрасные поместья и целые поселения. Эти внутренние пространства и «карманные» миры оказались в руках самых коварных и порочных созданий среди переживших Грехопадение. Со временем извращенный род темных эльдар воздвиг там город, достойный их гордости и злобы – Комморру.

В ней продолжаются худшие бесчинства и самые безнравственные деяния былых дней, а секты, некогда разорвавшие на куски цивилизацию эльдар, превратились в могучие кабалы, что правят Темным Городом при помощи запугивания и непрекращающегося насилия.

Возвращение из Ока Ужаса, как ни странно, прошло более спокойно, чем путешествие в него, хотя Арадриан думал, что теперь, когда эльдар раскрыли себя, Великий Враг будет преследовать их и мучить кошмарами. Но вместо этого на корабле установилась тихая созерцательная атмосфера. Возможно, Та-что-Жаждет пыталась как можно сильнее навредить жертвам, оставив их наедине с самими собой – размышлять о собственных судьбах и желаниях, растущих из зерна, посеянного эоны назад.

Первые несколько циклов после возвращения на «Фаэ Таэрут» Арадриан провел в одиночестве, не выходя из каюты, испытывая в равной мере облегчение и опустошение. Чего бы он ни ожидал от экспедиции, чего бы ни испытывал прежде – ничто не могло подготовить изгоя к случившемуся на старом мире, и леденящее душу столкновение с демоницами и Порочным Владыкой преследовало его в обрывочных снах.

Но, несмотря на страх и отчаяние, сковывавшие странника в такие моменты, приключение воодушевило Арадриана. Как и битва с орками, травма, нанесенная ему Миарисиллионом, заставила ярче наслаждаться свободой и жизнью. Впрочем, скоты-зеленокожие, вторгшиеся в Гирит-Рислейн, казались просто смешными в сравнении с опаснейшими врагами со старых миров. Изгой словно бы вышел из огня неопаленным, причем последнее горнило оказалось самым жарким – но он и здесь не получил телесных ран.

С чисто материальной точки зрения экспедиция имела ограниченный успех. Они собрали почти две сотни путеводных камней, но Маэнсит лишилась шестнадцати воинов, убитых демонами. Эльдар пытались вернуть их вместилища души, но четыре геммы были утрачены во время последнего рывка к кораблям, и погибшим, несомненно, предстояли мучения в когтях Великого Врага. Один из павших был комморритом и не носил путеводного камня; его дух, скорее всего, уже претерпевал непроизносимые пытки от рук демониц.

Также сгинули два арлекина, в том числе Шут Смерти Таэнемет, и по какой-то причине гибель воинов-акробатов печалила Арадриана сильнее всего: они радовали и веселили его своими выступлениями, но больше никогда уже не станцуют. Финдельсит не переживал о потерях и уверял изгоя, что душам убитых ничего не угрожает. Их утащил из-под носа Той-что-Жаждет Смеющийся Бог, которому актеры служили при жизни, воплощая его в своих постановках.

Ещё одной утратой был Эстратаин, разорванный на части великим демоном. В каком-то смысле ками являлся лишь одной гранью личности посредника, продолжавшего жить, но всё испытанное на старом мире, память об этом – то, о чем мечтал эльдар с разделенной душой – ушло вместе с ним. Поэтому, хотя другие ками уцелели, потеря умалила их.

Мысли о погибших странно вдохновляли алайтокца. Они укрепляли его веру в то, что смерть не имеет значения, что важна только жизнь, прошедшая перед ней – не для других, но для самого живущего. В конечном счете, даже самые великие и памятные свершения однажды забудутся. Обдумав слова Маэнсит насчет сожалений, он понял, что, несмотря на ужас, гибель спутников и сомнения перед отлетом, не сожалеет об авантюре. Изгой уцелел, полученный опыт обогатил его жизнь; а если бы Арадриан погиб, это ничего бы не изменило, так как он уже не смог бы осознать утрату.

После прорыва обратно в Паутину арлекины покинули «Фаэ Таэрут». Лехтенниан решил присоединиться к ним, поэтому изгои с «Ирдириса» собрались на пусковой палубе, чтобы попрощаться с товарищем. Старый музыкант нарядился в привычную одежду путешественника, вновь спрятав костюм и маску солитера среди вещей. Он выглядел счастливым, а от расспросов о схватке с Порочным Владыкой отделывался пожатием плеч и шутками.

– Ты можешь остаться с нами, – предложила Афиленниль, приложив руку к груди Лехтенниана в знак глубокой дружбы. – «Ирдирис» – твой дом.

– Не в природе солитера обзаводиться домом, – ответил тот, похлопав странницу по плечу. – Мне нужно подольше побыть с труппой Финдельсита, возможно, отправиться на Ультве и показать там Танец-без-Конца – ведь это первый и, быть может, последний раз, когда в их маске имеется солитер.

У Арадриана побежали мурашки при мысли о возможности увидеть такое представление. До этого он только слышал и читал о Бесконечном Танце, поскольку ни разу при жизни изгоя на Алайток не прибывал солитер, готовый исполнить его. По крайней мере, странник не слышал о них; теперь, узнав о том, что Лехтенниан скрывал свою истинную природу, он начал подозревать, что уже встречал замаскированных солитеров. Постановка в Кхай-дазааре, какой бы ошеломительной и тревожащей она ни была, являлась всего лишь увертюрой, прологом к Танцу-без-Конца, в котором Великий арлекин играл роль Смеющегося Бога, а солитер исполнял партию Той-что-Жаждет.

– Мы можем снова встретиться в Кхай-дазааре, – предложил Каолин. – «Ирдирис» без Лехтенниана будет уже не тот.

– Когда я сойду с этого корабля, Лехтенниана больше не будет, – возразил солитер. – Я – Смеющийся Бог, и я – Великий Враг, и отправляюсь, куда пожелают судьбы. Моя истинная личность должна оставаться неизвестной, иначе я стану магнитом для соблазнов и окружающие, притянутые ко мне, разделят мою мрачную долю. «Ирдирис» ждет новая жизнь.

Арадриан не так долго знал музыканта, как остальные, поэтому меньше огорчался расставанию, хотя и понимал, что отбытие Лехтенниана в каком-то смысле означало конец эпохи для их корабля.

– Спасибо тебе за твою мудрость и защиту, – произнес изгой, подняв руку в знак благодарности. Солитер кивнул в ответ, но не улыбнулся. Придвинувшись ближе, он прошептал так, чтобы разобрал только алайтокец:

– Все мы слышим музыку, зовущую в пляс – звучит она в надеждах и страхах без прикрас. Кто-то слывет развязным, кто-то скованным, где один покажет силу, другой покажется слабовольным. Но станешь ты драться, иль бросишься бежать, Та-что-Жаждет будет ритм для тебя задавать.

Проговорив эту непонятную загадку, Лехтенниан отступил на шаг, поклонился, широко взмахнув рукой, и рысцой взбежал по винтовому трапу ко входу в звездолет арлекинов. В последний момент он обернулся, и в воздухе закружилось что-то серебряное, вылетевшее из руки солитера. Изгой инстинктивно поймал падающую вещицу – пальцевый свисток. Когда он поднял голову, желая поблагодарить старика, тот уже скрылся из виду, а входной люк быстро закрывался.

Маэнсит пришла к Арадриану через несколько дней после того, как «Фаэ Таэрут» окончательно вернулась в Паутину. Женщина вновь стала прежней, расслабленной и игривой, что резко контрастировало с её поведением во время перехода к старым мирам. Хотя речи комморритки остались такими же дразнящими, действовала она более прямолинейно, чем до экспедиции, и уже через пару циклов изгой оказался в её покоях. После одного из этих интимных визитов алайтокец столкнулся с Афиленниль, которая презрительно взглянула на него, но воздержалась от прямых обвинений. Легко было увидеть в действиях странницы ревность, но её настроение, видимо, заметно ухудшилось после отбытия Лехтенниана, так что Арадриан проигнорировал оскорбление и ушел, оставив бывшую любовницу в коридоре, ведущем от офицерских кают к корме.

В десяти циклах пути от Кхай-дазаара капитан вывела «Фаэ Таэрут» из Паутины в реальный космос через овальный портал, мерцающий белизной. Крейсер вошел в звездную систему Ассаин-алей-Немеш, расположенную на краю вихревой туманности, которую Маэнсит называла Озером Печалей. Когда на смотровую палубу вошли Джаир и Афиленниль, разыскивавшие командира корабля, то рядом с наемницей они увидели Арадриана.

– Зачем мы прилетели сюда? – спросил Эссинадит, бросив неодобрительный взгляд на алайтокца. – Нам нужно вернуться в Кхай-дазаар с путеводными камнями.

– Что мы делаем здесь? – посмотрев в идущие чередой широкие иллюминаторы, Афиленниль увидела несколько газовых гигантов, вращавшихся вокруг бледно-голубой звезды. – С виду это мертвая система.

– Если вы думаете, что я зря вас тут задерживаю, то можете улетать, когда пожелаете, – отозвалась Маэнсит. – Мы здесь, чтобы немного затариться добычей для продажи на рынках Кхай-дазаара. Если вы наслаждаетесь компанией изгоев, готовых поровну делить тяготы корабельной жизни, то мой экипаж требует достойной оплаты за труды и смертельный риск. Собранных путеводных камней – нашей доли – недостаточно, чтобы возместить уже истраченные ресурсы.

– Так ты пират? – Арадриан сразу же заподозрил это, взойдя на борт «Фаэ Таэрут», но не обсуждал с коммориткой подобные темы. Женщина рассмеялась, услышав потрясение в голосе алайтокца.

– А откуда, по-твоему, берутся всё эти прелестные вещички? – спросила она, взмахом руки обведя изысканные кресла и диваны, низкие столики и шкафчики, которые украшали обзорную палубу.

– Я не так наивен, как ты думаешь, – сказал изгой, нахмурившись от легкомысленного ответа. – Меня просто удивило, что ты уже привела нас сюда, хотя ещё совсем недавно рисковала жизнью на старом мире. Разве не лучше восстановить силы перед тем, как вновь отправляться в бой?

– Такая роскошь нам недоступна, дорогой мой Арадриан, – возразила Маэнсит. – Когда мы оплатим причал в Кхай-дазааре и скомпенсируем Эстратаину потерю его ками, наша прибыль серьезно уменьшиться. Кроме того, по сравнению с нашими недавними знакомыми горстка хаугри-алимов вряд ли представляет какую-то опасность.

– Хаугри-алимы? – Джаир опередил изгоя с вопросом. – Чужая раса? Это их ты надеешься здесь отыскать?

– Не просто надеюсь, а отыщу. Собственно, нам и ждать не придется, – ответила комморритка. Коснувшись пластины под одним из иллюминаторов, она увеличила изображение. Скользящий дисплей сфокусировался на звездолете, подобных которому алайтокец прежде не видел (тут Арадриан осознал, что «видеть нечто в первый раз» становится неким лейтмотивом его жизни в качестве изгоя).

Название «хаугри-алим» показалось страннику каламбуром с «хаугрилим», существами из древнейших мифов, которые обитали на дне морском и, будучи обмануты Эльданешем, выдали ему секрет дыхания под водой. Космолет чужаков имел форму простого цилиндра, а двигатели его располагались на внешнем кольце, поддерживавшемся длинными стойками. Хотя даже на увеличенном изображении корабль оставался довольно небольшим, изгой разглядел ряды массивных объектов, окружавшие центральный корпус, и решил, что это какое-то оружие.

– Почти все их маршруты проходят через эту систему, – объяснила Маэнсит. – Хаугри-алимы живут в газовых средах, и в облаках мира внизу у них есть священное место. Это что-то вроде паломничества, или повинности, или чего-то такого. Я сама не совсем понимаю, но из-за него чужаки становятся невероятно предсказуемыми и уязвимыми.

– Мы принимаем твое предложение улетать, – сказал Джаир. Афиленниль согласно кивнула, и оба странника выжидающе посмотрели на Арадриана. – Изгою совсем не обязательно становиться корсаром.

– Да, но это делает жизнь намного приятнее, – заметила капитан. Она тоже обратила взгляд на алайтокца, вопросительно подняв бровь.

– Такая жизнь тебе не понравится, – печально покачал головой Эссинадит.

– Эта комморритка восхищает тебя, но если ты отправишься с нами, то увидишь и испытаешь вещи невероятной красоты и мощи, – добавила Афиленниль. – Не становись пиратом, Арадриан, они ведут бесцельное и монотонное существование.

Изгой недолго поразмыслил над этим. На борту «Ирдириса» он, скорее всего, будет в большей безопасности; несмотря на последние разногласия, ему нравились Джаир и Каолин, а нежные чувства к Афиленниль ещё не угасли. Также Арадриан не полностью доверял Маэнсит – честно говоря, он вообще ей не доверял. Его новыми спутниками стали бы корсары и комморриты, далеко не самые верные создания. Алайтокца ждала бы жизнь, полная угроз, раздоров и сражений, причем пираты, скорее всего, погибали быстрее странников. Оставшись таковым, он сможет посетить миры экзодитов и далекие миры-корабли, исследовать планеты чужаков и познать нечто новое.

Но стоит ли оно того? Почувствует ли он вновь удовлетворение, возникшее после успешного побега со старого мира? Вероятно, жизнь на борту «Фаэ Таэрут» окажется более волнующей, а близость смерти сделает её намного ярче. Изгой не был особенно кровожадным, но, с другой стороны, именно битва сильнее всего щекотала ему нервы. Ничто иное, испытанное во снах или странствиях, даже близко не наполняло жилы Арадриана столь хмельным коктейлем из восхищения и страха.

– Не думаю, что вы будете так рады мне, как говорите, – с извиняющимся выражением лица сказал он странникам. – И чувствую, что вам станет лучше без меня. Но я останусь, только если этого захочет Маэнсит.

– Я более чем рада пригласить тебя в экипаж «Фаэ Таэрут», – ответила капитан. – Предлагаю тебе такие же условия, как и всем остальным на борту. Оставайся хоть на цикл, хоть на тысячу, как сердце подскажет – никакой ответственности на тебя не налагается, никакая клятва не привязывает тебя к кораблю. Сражайся за меня, и получишь равную долю. Защищай своих товарищей, и они защитят тебя. Я не стану требовать от тебя ничего, что не стала бы делать сама, а если возникнут жалобы, ты сможешь открыто высказать их мне. Я провела полжизни в кабале, ожидая кинжала между лопаток от каждого союзника, топча ногами оказавшихся ниже меня и хватаясь одной рукой за лодыжки тех, кто забрался выше. И я не желаю, чтобы так было на борту «Фаэ Таэрут».

– Я останусь здесь, на цикл или на тысячу, – произнес Арадриан. Повернувшись к Афиленниль и Джаиру, он увидел на их лицах печаль, глубокую и искреннюю. Изгой улыбнулся, чтобы скрасить расставание. – Вы как будто оплакиваете меня, но я же ещё не умер. Обещаю, что мы увидимся снова, и на мне лежит долг перед вами, который не так легко отдать. Афиленниль, ты забрала меня с Алайтока и показала, что возможно в этой жизни. Джаир, ты приглядывал за мной, когда я делал первые шаги, и уводил от ограничений Пути во вселенную, полную перспектив. Я не могу в достаточной мере отблагодарить вас за содеянное, но надеюсь, что вы не сочтете предательством с моей стороны поиски будущего, в котором мне удастся ещё шире расправить крылья.

– Береги себя, – произнесла странница. Затем, застав изгоя врасплох, она выступила вперед и обняла его, крепко прижав к себе. Обхватив Афиленниль рукой за плечи, Арадриан ответил на объятие. Отойдя на шаг, его бывшая подруга враждебно уставилась на новую. – Если ты причинишь ему вред, я найду тебя и отомщу, комморритка.

Капитан коротко и резко усмехнулась, но ничего не ответила. Выйдя из комнаты, она оставила алайтокца наедине с прежними спутниками.

– Счастливой судьбы и благополучия, – пожелал Арадриан странникам и ушел следом за Маэнсит.

Незаметно маневрируя под вуалью голополей, «Фаэ Таэрут» подобралась к судну хаугри-алимов с кормы, пока чужаки поворачивали в гравитационный колодец планеты назначения. В свою бытность офицером кабала Маэнсит захватила несколько таких целей, совершая вылазки из Комморры, так что сейчас она управляла крейсером со спокойной эффективностью.

Когда хаугри-алимов вспугнул какой-то случайный блик на сканере или подозрительные данные сенсоров, двигатели их судна яростно запылали на полную – чужаки пытались спастись в верхних слоях атмосферы газового гиганта. Заложив вираж за убегающим звездолетом, «Фаэ Таэрут» поймала в звездные паруса всю мощь солнечных ветров системы и устремилась в погоню за добычей. Эльдар быстро приближались к цели, двигаясь заметно быстрее неуклюжей жертвы.

Командная палуба боевого корабля заметно отличалась от мостика «Лаконтирана». Торговый космолет располагал лишь небольшим пультом управления огнем, и его сканирующий комплекс был намного менее совершенным. Там Арадриан и другие пилоты сидели в изолированном отсеке наверху судна и общались через психическую сеть, а на «Фаэ Таэрут» экипаж занимал большое общее пространство, разделенное на сектора-лепестки, которые окружали центральную командную капсулу. Двигатели, пилотирование, навигация, вооружение, сенсоры, борьба за живучесть корабля – каждый пост находился в зоне видимости остальных, чтобы Маэнсит и её офицеры могли отслеживать ситуацию не только через внутреннюю матрицу, но и при помощи зрения и слуха.

Как и у преследуемого ими космолета, большая часть оружейных систем крейсера находились по левому и правому борту, а на носу была смонтирована единственная высокоэнергетическая дальнобойная лазерная установка. Изгой с восхищением смотрел, как комморритка вызывает перед собой плавающий дисплей, созданный мерцающими проекторами, которые находились на полу возле командной капсулы. Левая рука капитана покоилась на сияющем сетевом интерфейсе, тогда как пальцы правой танцевали по рунам световой голопанели. Главный голографический экран был центрирован по судну чужаков – темному объекту на фоне оранжевых и красных извивов атмосферы газового гиганта. Руны прыгали по изображению, подсвечивая различные системы удирающего звездолета, обнаруженные группой сканирования. Маэнсит разместила прицельные метки, и светящиеся алые ромбы вспыхнули, когда эльдар за пультами управления огнем рассчитали дистанции и траектории выстрелов. Затем капитан прокомментировала положение для Арадриана.

– Космолет такого размера перевозит больше тысячи хаугри-алимов, – объяснила она. – Учитывая также плотную атмосферу и высокую гравитацию их искусственной среды обитания, получается, что успешный абордаж практически невозможен. Этот бой нужно выиграть на расстоянии.

– А почему они не разворачиваются и не атакуют? – спросил алайтокец.

– Из-за инстинктов, я думаю, – Маэнсит пожала плечами и настроила изображение перед собой, увеличив область с двигателями судна. Вспыхнуло ещё больше прицельных рун. – Кто-то из нас хищник, кто-то жертва. Хаугри-алимы относятся к последним.

Комморритка ненадолго замолчала, общаясь с другими офицерами по пси-сети. Несколько секунд спустя из носовой установки с ошеломительной внезапностью вырвались сверкающие белые лучи, мгновенно преодолевшие разрыв между космолетами. Места попаданий вспыхнули красным – энергетические щиты. Капитан зашипела с досады.

– Большинство торговцев снимают генераторы щитов, чтобы увеличить объем трюмов, – сказала она.

– Это проблема?

– Не та, о которой ты думаешь, – отозвалась Маэнсит. Она внесла некоторые поправки в прицельную матрицу, сосредоточив метки на выступающем фрагменте корпуса сверху-спереди от двигателей. Лазерный лэнс выстрелил снова; на этот раз красная вспышка щитов была не такой яркой, и несколько лучей ворвались внутрь, прожигая вражеское судно в точке попадания. Заискрились облака расплавленного металла, и следующий залп, не встретив сопротивления, пробил щитовую мачту и корпус вокруг неё. Женщина обернулась с ироничной улыбкой: – Нам просто достанется меньше груза.

Потеряв щиты, звездолет хаугри-алимов наконец начал разворачиваться, пытаясь навести на преследователя орудийные батареи. «Фаэ Таэрут», слишком проворная, чтобы так легко попасться на прицел, скользнула на левый борт, когда противник повернулся вправо, и осталась в выхлопе двигателей жертвы. Вновь вспыхнувшие лазерные лучи рассекли силовую установку отчаянно маневрировавшей жертвы, что вызвало череду плазменных взрывов по всей круговой секции. Поврежденное цилиндрическое судно завращалось, а прерывистые выбросы газа заставляли его рыскать в разные стороны. За грузовозом потянулся хаотичный спиральный след из обломков.

Зная, что добыча искалечена, Маэнсит и её экипаж подвели крейсер ближе, изо всех сил стараясь удержаться рядом с непредсказуемо движущимся торговцем и одновременно наводя бортовые батареи. Потоки лазерного и плазменного огня хлынули с орудийных палуб, сходясь в трех точках вдоль верхней части цилиндра, прорываясь через броню и укрепленные переборки.

– Из хаугри-алимов такие же конструкторы, как и бойцы, – заметила Маэнсит, пока Арадриан смотрел, как новые облака светящегося шлака вылетают из пробоин в металлическом фюзеляже подбитого космолета. – Ещё парочка залпов, и мы...

В этот момент вражеское судно начало раскалываться: в космос устремились вращающиеся обломки, а с одной стороны корпуса возникли глубокие продольные трещины. Казалось, что в вакуум выбрасывается какая-то пыль или дымка, но затем комморритка ещё увеличила изображение, и алайтокец увидел многоруких, похожих на моллюсков созданий, уносящихся наружу вместе с искусственной атмосферой. Из-за расстояния и масштабов кораблей они представлялись маленькими, как парящие пылинки. Чужаки были облачены в серебристые скафандры с перетяжками, в которых могли свободно двигать десятками своих дергающихся щупалец. Их туловища покрывали защитные купола из значительно усиленного прозрачного материала, дающие обзор по всем направлениям.

– Каждый из них втрое выше тебя или меня, – пояснила Маэнсит, качая головой. – Предпочитают микроволновое оружие – весьма неприятное на малом расстоянии. Впрочем, теперь они для нас уже не опасны. Не будем торопиться перед абордажем, убедимся, что весь экипаж был выброшен наружу или задохнулся. Ещё не хватало нарваться на горстку выживших. Когда всё закончится, мы сможем войти и забрать то, что захотим.

– А чего именно мы хотим из того, что у них есть? – спросил изгой. – Они кажутся такими примитивными, не могу поверить, что кому-то понравится вещь, сделанная этими созданиями.

– Хаугри-алимы имеют доступ ко многим ценным рудам и элементам, которые сложно добыть иными способами, – ответила комморритка. Выйдя из командной капсулы, она жестом приказала одному из своих лейтенантов принять управление, поскольку врагу уже был нанесен смертельный удар. – И ты удивишься, узнав, что пользуется спросом на рынках вроде Кхай-дазаара. У этих чужаков очень крепкая шкура, и кое-кто в Комморре может поклясться, что не существует более плотного и вместе с тем гибкого материала, который идеально подходит для поддоспешников и сочленений брони. Некоторые из их органов пищеварения также богаты определенными редкими минералами. Очень жаль, что мы потеряли столько тел.

Арадриан молчал, глядя, как трупы хаугри-алимов разлетаются в пустоте, а изодранные скафандры и треснувшие защитные купола мерцают в свете далекой звезды. Он не был уверен в своих чувствах относительно этих смертей. На таком расстоянии легко было пренебречь столь непринужденной резней. Победа оказалась почти смехотворно легкой, и алайтокец спросил себя, правильный ли он сделал выбор. Изгой остался с Маэнсит, рассчитывая на волнующие, смертельно опасные битвы, но пока что увидел только холодную, расчетливую бойню.

Возможно, сказал себе Арадриан, так будет не каждый раз. Наверное, нужно следовать примеру всех остальных на борту «Фаэ Таэрут» и относиться к выплывающим из космолета телам хаугри-алимов, как к упущенной выгоде.

Часть третья: Пират

Глава 10. Союзы

Зимний залив

Были времена, когда земли Эльданеша и Ультанеша не соединялись между собою. Стремительный поток, широкий, словно океан, разделял Дома Великих основателей, и потому им никак не удавалось встретиться. Однако же, видя, что её дети могут навсегда остаться разлученными, богиня Иша возблагодарила могучего Азуриана Всевидящего и попросила его заставить стремнину расступиться, чтобы народ Эльданеша и народ Ультанеша сумели повидаться. Но Великий Столп Небес не сделал этого, поскольку считал, что Ультанеш и Эльданеш должны встретиться, приложив к тому собственные усилия. Правда, Азуриан всё же охладил свою пылкую решимость собственным дыханием и усмирил тем самым на время воды Зимнего залива. Стремнина замерзла, и народы обоих Домов смогли перейти на противоположные берега.

Порой воды оттаивали и разобщали эльдар и их цели; порой отвердевали, и Зимний залив служил не только преградой, но и перемычкой для союза Эльданеша и Ультанеша.

Атака на хаугри-алимов оказалась лишь первой из нескольких нападений, совершенных «Фаэ Таэрут». Обменяв в Кхай-дазааре добычу на припасы, Маэнсит направила корабль в скопление звездных систем, вытянутое вдоль рукава туманности под названием Зимний залив. В нескольких столкновениях победа досталась пиратам в дистанционном бою, как и с хаугри-алимами, но в двух случаях Арадриану довелось поучаствовать в абордаже. После каждой схватки изгой становился всё увереннее в себе: люди оказались легкой добычей, они были медленными и неуклюжими, а их оружие – таким же примитивным, как и его хозяева. После немыслимо кошмарного противостояния с демонами такие стычки казались алайтокцу всего лишь дополнительной тренировкой в стрельбе и владении мечом.

Пусть необученные противники представляли незначительную угрозу, но мясорубка смертельного боя по-прежнему опьяняла Арадриана. Он постепенно привык к волнительному ожиданию боя, возникающему, когда «Фаэ Таэрут» приближалась к поврежденной добыче, с победным криком посылая через бездну абордажные суда и готовясь добить выживших точными залпами орудийных батарей. После каждого рейда изгой возвращался на звездолет, в ласковые объятия Маэнсит, на время удовлетворенный схваткой, но уже вскоре начинал томиться в ожидании новых развлечений.

Став любимчиком капитана, он приобрел много недругов среди корабельных офицеров, каждый из которых уже довольно давно служил на «Фаэ Таэрут». Пусть связанные совместными битвами, пираты имели склонность к скрытым угрозам и оскорблениям, поэтому на борту крейсера царила совсем иная атмосфера, нежели на «Лаконтиране» и «Ирдирисе». Понимая, что нельзя во всем полагаться на Маэнсит с её переменчивым характером, Арадриан собрал вокруг себя группу эльдар со схожими интересами, с которыми щедро делился собственной долей награбленного, чтобы гарантировать их верность. Среди обычных наемников такое великодушие встретило теплый прием, и, когда некоторые офицеры заметили растущую популярность алайтокца, то мудро решили примкнуть к многообещающему молодому корсару. Изгой никогда ни на кого не держал зла и не помнил плохого, поэтому легко заключал подобные союзы, приобретая, благодаря своему великодушию, всё большее влияние. Эти меры предосторожности пока хранили Арадриана от необходимости обнажать клинок для поединка с соперниками, и он надеялся, что такое положение продлится ещё долго. Алайтокец без сомнений вступал в схватку с несколькими людьми одновременно, но в экипаже «Фаэ Таэрут» имелись эльдар, намного превосходившие его в искусстве фехтования и боевом опыте.

Совершив несколько успешных рейдов, пираты быстро исцелились от внутренних дрязг, и Маэнсит твердо решила сделать изгоя своим лейтенантом. Её, комморритку по происхождению, другие корсары боялись и уважали, но редко любили; не помогала даже покладистость капитана. Находчивый Арадриан помогал ей удерживать конкурирующие группы подопечных от слишком частых конфликтов, и в отряде наемников считали, что теперь их ждут хорошие, доходные времена.

С таким оптимистично настроенным экипажем «Фаэ Таэрут» отправилась на очередную вылазку в человеческий космос. Паутина давала эльдар преимущество над врагами, поскольку люди были вынуждены преодолевать астрономические межзвездные расстояния через опасный, неукротимый варп. Пиратам легко удавалось выследить и настичь их торговые корабли, способные только к прыжкам на относительно небольшие – в световых годах – дистанции.

Когда крейсер двигался по Паутине, готовя нападение на конвой в системе под названием Наим-неилит, корсары наткнулись на необычное собрание космолетов. Маэнсит вызывала Арадриана в обзорную галерею, и там, на нескольких голо-экранах, демонстрирующих изображение огромного пространства в месте слияния двух магистральных туннелей, изгой увидел собирающийся флот.

Он насчитал восемь звездолетов, три из которых не уступали в размере «Фаэ Таэрут», а остальные оказались менее крупными фрегатами и эсминцами. Два крейсера, выкрашенные в зловеще-черный и полуночно-синий цвета, несли четко различимые обозначения Коморры, и капитан быстро определила, что оба корабля принадлежат одному кабалу – Возносящемуся Копью. Корпуса остальных космолетов покрывали различные узоры, яркие и многоцветные, а также синие, белые и оранжевые полосы или пятна. Матрица Паутины гудела от многочисленных сообщений, и звездолет Маэнсит вызвали на связь сразу же после его появления.

По команде комморритки изображение собеседника вывели на один из голо-экранов. Самый крупный пиратский корабль исчез с дисплея, сменившись изображением высокого эльдар, облаченного в длинный, мерцающий золотом плащ поверх пурпурно-белого комбинезона. Волосы, черные как вороново крыло, он собирал в высокий хвост, каскадом ниспадающий на плечи. Из-за шрама на верхней губе казалось, что незнакомец всё время презрительно усмехается, и точно такое же выражение читалось в его глазах.

– Похоже, у нас тут незваные гости, – произнес эльдар. – Должно быть, учуяли запах объедков с нашего стола?

– Я – Маэнсит с «Фаэ Таэрут», – капитан сохраняла спокойствие, несмотря на оскорбление. – Пожалуйста, будьте любезны представиться.

– Саидар Иритаин, принц-командор Лазурного Пламени, – насмешливо поклонился собеседник. – Корабль мой называется «Сатаисун». Уверен, вы слышали обо мне.

– Только теперь услышала, – произнесла комморритка. – Я уже дюжину периодов совершаю рейды в Зимнем заливе, но не припоминаю флота Лазурного Пламени.

Прежде чем Иритаин успел съязвить в ответ, перед ними с мерцанием возникла ещё одна голофигура. При виде этого эльдар, облаченного в броню, Арадриану мгновенно вспомнилась Маэнсит в полном боевом облачении: поверх золоченой кольчуги незнакомец носил черный доспех с клинками на пластинах, а его руки с длинными пальцами скрывались в сегментированных латных перчатках. Лицо вновь прибывшего было бледным и осунувшимся, взгляд темных глаз – пронзительным, а на почти полностью лысой голове виднелся одинокий чуб, перевитый ниткой бус в форме серебряных черепов.

– Мне знакомо имя Маэнсит из Багрового Когтя, – произнес комморрит.

– А для меня не нуждается в представлениях Кхиадис, иерарх Возносящегося Копья, – отозвалась женщина, касаясь пальцами правой руки левого плеча и быстро кланяясь собеседнику. Хотя лицо капитана осталось невозмутимым, и она спокойно сложила ладони за спиной, изгой заметил странную нервозность в поведении подруги. – Но я уже давно никоим образом не отношу себя к Багровому Когтю.

– В любом случае, твое добровольное изгнание уже мало что значит, – заметил Кхиадис. – Ты была в числе самых многообещающих драконтов, но порой у Коморры до жестокого короткая память.

– Возвышение в кабале приносит новые опасности, иерарх... Но я не ждала встретить столь высокого лорда Коморры так далеко от Темного города. Надеюсь, что встреча окажется счастливой, ведь поиск новых территорий для рейдов принесет мне множество неудобств.

Коротко и резко усмехнувшись, Кхиадис сделал успокаивающий жест.

– Понимаю, что тебя беспокоит. У меня нет причин рассказывать о нашей встрече твоим бывшим соратникам по кабалу, так что совершенно не переживай по этому поводу. Если кто-либо из Багрового Когтя пожелает узнать о твоем нынешнем местонахождении, то ничего не услышит от меня.

– Благодарю вас, – Маэнсит снова склонила голову, но не расслабилась.

– Возможно, вам двоим стоит предаться совместным воспоминаниям после того, как мы закончим с нынешним делом? – вмешался Саидар, голопроекция которого развернулась к женщине. – Ты прибыла в неудачное время, и, если собираешься предпринимать какие-то действия в Наим-неилит, то измени свои планы.

– Чепуха, Иритаин, – возразил иерарх. – Ещё один корабль, такой, как «Фаэ Таэрут», которым, не сомневаюсь, более чем умело командует Маэнсит, мог бы значительно усилить нашу огневую мощь.

Принц-командор сердито взглянул на кабалита, но спорить не стал. Арадриан молча наблюдал за переговорами, неуверенный, кто из двух флотоводцев обладает большей властью и что замышляет каждый из них. Казалось, что Кхиадис выступал с позиции силы, хотя у него было меньше кораблей, чем у корсаров. Возможно, появление «Фаэ Таэрут» сместило равновесие внутри лоскутного флота в сторону комморритов, но им с подругой всё равно не стоило злить ни Иритаина, ни иерарха.

– Если так, нужно изменить стратегию под новые условия, – заявил принц-командор. – Маэнсит, подготовь, пожалуйста, свой звездолет к пси-единению с «Сатаисуном», чтобы мы смогли подобрать вам подходящую роль в операции.

– Разумеется, Иритаин. Но ради чего все собрались здесь? Приближается торговый конвой?

– Всё намного веселее, – ответил Кхиадис. – Я проделал такой путь не ради нескольких кораблей, мы совершим налет на саму Наим-неилит.

– Атака планеты? – помимо воли вырвалось у пораженного Арадриана. Собеседники не заметили несдержанности изгоя, так как его тело оставалось вне голопроекции с «Фаэ Таэрут», но Маэнсит наградила друга хмурым взглядом. Затем капитан с хитрой улыбкой повернулась к флотоводцам.

– И в самом деле, счастливая вышла встреча, – произнесла она. – Скоро буду готова к пси-единению.

Кивнув на прощание, силуэты флотоводцев моргнули и исчезли. Коморритка посмотрела на алайтокца; её недовольство быстро улетучивалось.

– Тебе, любовничек, предстоит испытать самые острые ощущения в жизни, – сказала Маэнсит.

Лазерные импульсы пронеслись сквозь эфир, оставляя багровые, окутанные обломками и пламенем раны на броне боевой орбитальной станции людей. Ракеты, вылетавшие из её оборонительных установок, проносились мимо пустотного катера под управлением Арадриана – их целью были большие корабли эльдар за флотилией абордажных судов. Изгой, как мог, пытался сосредоточиться на управлении небольшим космолетом с единственным парусом, но не мог полностью отключиться от безумия, творившегося вокруг.

В его поле зрения, изрыгая струи газа и языки пламени, проплывали оборонительные мониторы системы, которых утягивало в гравитационный колодец планеты «внизу». Периферия сражения скрывалась за корпусом фрегата эльдар, окутанного голополями, лазерные батареи звездолета обстреливали рой бомбардировщиков, выпущенных из дока в верхней части станции. Трассы лучей и вспышки разрывов озаряли массивную орбитальную платформу и подсвечивали широкий проход, который и был целью атакующих пиратов.

Внешне станция более всего напоминала перевернутый зиккурат из четырех уровней, с единственной командной вышкой, что тянулась далеко вниз под затененной громадиной комплекса. Из контрольного шпиля выступали скопления датчиков и мачты навигационных огней. Поверхность платформы усеивали приземистые оборонительные сооружения, а пространство вокруг неё поблескивало красным из-за перегрузки силовых полей под сосредоточенным огнем эльдар.

Пустотный катер сотрясали энергетические ударные волны, но Арадриан за счет опыта уверенно справлялся с каждым из заметных толчков, проносясь через расширяющиеся облака излучений и сверкающей пыли.

Маэнсит оказалась права: это было одно из самых прекрасных и ужасных деяний в жизни изгоя. Взаимодействие кораблей, паутина лазерных лучей, выпускаемых из турелей и с орудийных палуб, создавали гипнотические узоры на темном круге планеты, в центре которого пылала рубиновым светом орбитальная станция. Как и в Гирит-Рислейне и во время атаки на хаугри-алимов, алайтокец чувствовал отстраненность, заставляя время и пространство восхищаться красочным представлением войны и трепетать пред ним.

Но опасность никуда не исчезла: прежде Арадриан рисковал натолкнуться на орков или попасться демоницам, здесь же изгой находился под угрозой попадания сжигающих лазерных лучей, что проносились на пилотажном экране, или пролетающих неподалеку ракет величиной с его пустотный катер. Самым волнующим для алайтокца всё же было предвкушение ближнего боя.

«Фаэ Таэрут» оказалась в числе звездолетов, получивших задачу вывести из строя оборонительную станцию, чтобы корабли комморритов и крейсер Иритаина смогли занять низкую орбиту и высадить на поверхность рейдовую группу. Но, помимо стратегической ценности, платформа обладала оружейными складами и огромными, доверху набитыми грузовыми трюмами, в которых было чем поживиться. Принц-командор уверил Маэнсит, что у него уже имеются покупатели на эти товары, и после продажи различных вооружений, боеприпасов и продуктов её экипаж получит долю от прибыли.

Суденышко Арадриана, вместе с дюжиной других пустотных катеров и звездоходов, стрелой проносилось между потоков лазерного огня. Когда абордажные группы приблизились к станции, в дело вступили пушки, выбрасывающие разрывные снаряды высокой мощности, и вакуум прочертили вертящиеся осколки. Голополя так же эффективно скрывали космолеты эльдар от примитивных человеческих датчиков, как и от невооруженного глаза, и десантные корабли преодолевали яростные шквалы защитного огня. Пилоты рассчитывали, что скорость позволит им ускользнуть от вражеских прицельных систем.

Проход, в который метил алайтокец, постоянно увеличивался на дисплее. Арадриан сложил звездный парус и убрал выносные опоры, как только флотилия оказалась слишком близко к платформе и стала недосягаема для оборонительных турелей; запаса энергии двигателей хватало для продолжения миссии. Из открытого отсека сиял яркий белый свет – когда защитники планеты заметили врага, оттуда вылетела эскадрилья истребителей. С ними разобралась первая волна пилотов эльдар на «Ночекрылах», очистив путь для абордажного отряда.

Направляя пустотный катер по извилистому маршруту под верхними уровнями комплекса, изгой устремился к точке входа. Как только судно ворвалось в яркий свет причальных прожекторов, он сумел четко разглядеть зону высадки. В отсеке оказалось несколько десятков людей, одетых в длинные синие кителя и белые брюки. Они не носили шлемов, и их бритые головы сверкали в сиянии ламп, но на лице у каждого оказалась дыхательная маска, подсоединенная ребристой трубкой к наспинному резервуару с воздухом.

Таэлисьет, заместитель Арадриана на время миссии, включил спаренные «светлые копья», установленные в носу катера. Другие штурмовые корабли тоже разразились лазерными импульсами, к которым присоединились полыхающие синим плазменные звезды. Объединенные залпы накрыли людей, поджидавших врага в отсеке, одновременно с тем, как сами защитники станции открыли огонь из лазганов и примитивных автоматических винтовок. В человеческой толпе возникли миниатюрные варп-вихри, не шире размаха рук алайтокца: это заработали деформирующие орудия на двух космолетах. Людей, оказавшиеся в зоне действия «карманных» врат в имматериум, разорвало на части сокрушительными силами эфира, а некоторых напрямую затянуло в варп. У изгоя не было времени на раздумья о жуткой судьбе тех, кому не повезло выжить при переходе иное измерение; их муки всё равно продлятся недолго.

Арадриан резко сбросил скорость, жестко останавливая пустотный катер, по-прежнему поливавший отсек лучами синей энергии. Судно опустилось на палубу, тут же открылся главный люк и алайтокец поднялся с кресла. Подхватив меч с панели управления, изгой пристегнул ножны к поясу и со всех ног кинулся по центральному коридору космолета.

Прикрыв рот и нос легкой дыхательной маской, Арадриан вышел наружу и увидел, что никто из защитников дока не пережил залпов десантных кораблей. Справа от него несколько корсаров спускали по рампе звездохода гравиплатформу, на которой была установлена ещё одна деформирующая пушка. Другие абордажные группы направлялись к двум проходам в отсек, чтобы предотвратить возможную контратаку людей.

Следуя указаниям изгоя, пираты провели орудие над палубой и нацелили в левую переборку. Деформирующая пушка выстрелила, и посреди стены, состоящей из металла и вещества, похожего на скалистую породу, возникла вращающаяся сфера, которая поблескивала энергетическими разрядами. Через несколько секунд маленький портал схлопнулся, и на его месте в толстой преграде остался идеально круглый туннель. Он заканчивался во внутреннем коридоре, не соединенном напрямую с посадочным отсеком.

Вытащив меч и пистолет, Арадриан жестом приказал своему отряду из сорока воинов выдвигаться через только что созданный переход. Расчет Д-пушки следом направил гравиплатформу с орудием. Оглянувшись, лейтенант корсаров убедился, что арьергардная группа заняла оборону вокруг звездоходов и пустотных катеров, после чего зашагал сквозь переборку, командуя абордажникам поворачивать направо.

Во время последнего перехода в Паутине изгой выучил наизусть внутреннее устройство станции, – не спрашивая, как Иритаин раздобыл подобную информацию, – и до мельчайшей детали запомнил, что должны делать пираты с его корабля и все остальные. Элемент неожиданности и согласованность действий были ключом к успеху. Тяжелые звездолеты должны были выйти на орбиту точно в определенное время, и к тому моменту следовало вывести из строя основные орудия боевой платформы, иначе весь налет провалился бы. Понимая, что принц-командор уже разозлен появлением «Фаэ Таэрут», а расположение Кхиадиса может быстро улетучиться, Арадриан четко осознавал, какой будет расплата за неудачу.

Прокладывая маршрут через внутренние помещения комплекса, алайтокец поражался грубости и искусственности, на которых основывалось человеческое понимание архитектуры и чувство пространства. В простой схеме станции не было ничего природного, изящного или грациозного, только беспримесная функциональность. Корсары проходили в широкие двери и под низкими арками, часто помеченными красными и желтыми полосками, символами опасности. На стенах рядом с ними виднелись нераспознаваемые надписи, нанесенные через трафарет.

Используя Д-пушку, отряд Арадриана сумел обойти наиболее опасные узкие места и тесные, хорошо защищаемые участки. Эльдар за несколько мгновений меняли направления атак, легко заходя людям во фланг и уничтожая их. Солдаты в масках занимали линию обороны перед наступающими пиратами, охраняя развилку или перекресток коридоров. Лейтенант отправлял нескольких бойцов в лобовую атаку, отвлекая противника на время, необходимое для планирования нового пути. Порой корсары просто выходили из боя, ускользнув во вспомогательный туннель, перебравшись уровнем выше или ниже. Намного чаще, впрочем, изгой вел отряд на врага, нанося удар сбоку или с тыла, пока внимание защитников было обращено на «приманку».

Командная структура и системы связи людей казались прискорбно бесполезными в условиях такого вторжения. Удивляясь, что его тактика продолжает приносить успех, Арадриан рассек клинком глотку человеческому офицеру, который защищал шахту трапа, ведущего на центральные палубы станции. Другой противник взмахнул пистолетом, словно дубинкой, но изгой пригнулся и ударил врага в колено, повалив на пол. Блистающий клинок алайтокца вонзился лежащему в висок, и тот уже больше не сопротивлялся.

Выпустив шквал мономолекулярных дисков в шею следующему неприятелю, изгой переступил через трупы павших и посмотрел вниз по шахте. Похоже, уровнем ниже защитников комплекса не было, но лейтенант не хотел рисковать.

Как только умер последний из людей, издавая булькающие хрипы разорванным сюрикенами горлом, Арадриан взмахами меча подал отряду знак разделиться. Расчет Д-пушки, уловив идею командира, направил орудие на площадку в начале трапа.

По коже алайтокца побежали мурашки, а волосы встали дыбом от статической энергии, когда установка открыла огонь и пробила дыру между реальностью и варпом. Часть площадки обрушилась, на нижний уровень полетели куски камнеподобного материала и искореженные стержни арматуры. Сквозь грохот кувыркающихся обломков донеслись несколько ошеломленных и болезненных криков.

Лейтенант спрыгнул в пролом, не дожидаясь подбегающих корсаров, и приземлился точно на человека, который полз по армированному куску пола. Теряя равновесие, Арадриан качнулся вбок; его пистолет выплюнул очередь дисков, разорвавших безрукавку упавшего. В облако пыли, окружающее изгоя, брызнули капли крови. В полумраке он заметил движущиеся фигуры, слишком медленные и неуклюжие для эльдар. Рубя сбитых с толку солдат, алайтокец быстро сразил, одного за другим, троих неприятелей.

Когда пыль рассеялась, в брешь спрыгнули остальные пираты и Арадриан перевел дух. Последней на нижний уровень вплыла Д-пушка с расчетом на антигравитационной платформе. Мысленно сверяя текущую позицию по сохраненной в памяти карте, лейтенант соотнес развилку впереди с картинкой в голове. Следуя по левому ответвлению, они окажутся там, где и должны быть.

Из-за поворота выбежали люди в спецодежде, несомненно, отреагировавшие на грохот обрушившегося трапа. Они оказались застигнуты врасплох, когда изгой и другие корсары открыли огонь, нашпиговав противников сюрикенами и лазразрядами. Держа меч наготове, алайтокец бросился к развилке в сопровождении Таэлисьета. Пока что в обоих ответвлениях не были ни души, и Арадриан направил заместителя с несколькими наемниками в конец левого коридора, занять позиции у дальнего арочного прохода. Затем алайтокец выслал вторую группу к бронированной двери, запирающей противоположный выход из правого туннеля. Он не знал, могут ли люди снова поднять заслонку, но решил ожидать худшего.

Стены и пол чуть содрогались; источником легкой вибрации были проложенные в них силовые кабели. Этот коридор и помещения вокруг него располагались над энергетической установкой станции, примитивным плазменным реактором, который сдерживал мощь искусственной звезды магнитными полями и керамическими переборками. Резонирующее гудение, слышимое Арадрианом, возникало из безжизненных, механических колебаний, совершенно лишенных могущества сети бесконечности или мирового духа. Это была просто электрическая энергия, полученная на выходе рабочей камеры и передаваемая по металлическим проводами к далеким орудийным установкам и лазерным комплексам. Несмотря на простоту системы, электромагнитное излучение реактора вносило помехи в корабельные сканеры эльдар и делало невозможной точную наводку на него.

Здесь в дело вступали изгой и его команда. Корсары, несшие три маяка, аналогичные тем, что странники использовали в Гирит-Рислейне, выступили вперед и посмотрели на лейтенанта в ожидании распоряжений. Прошагав необходимое расстояние по коридору, алайтокец, как и предполагал, обнаружил слева дверь на петлях. Они тихонько заскрипели, когда Арадриан толкнул от себя столь элементарную преграду.

– Один сюда, – скомандовал он первому из пиратов с маяком, кивая внутрь помещения. – Второй к перекрытому арочному проходу впереди. Несите третий!

Чуть дальше от развилки обнаружилась небольшая съемная панель, которая легко подалась в руках изгоя. За ней начинался круглый кабель-канал, достаточно широкий, чтобы по нему мог пролезть эльдар. Присев, алайтокец заглянул в дыру, где и разглядел металлический хомут, удерживающий вместе пучок проводов. Железка находилась примерно в нужном им месте, так что Арадриан указал на неё корсару с маяком. Абсолютной точности не требовалось, в инструкциях Иритаина допускалась небольшая ошибка.

Подгоняя спутников обратно к развилке, лейтенант услышал какой-то шум со стороны отряда Таэлисьета и увидел, что в дальнем конце коридора вспыхнул бой. Он отправил нескольких бойцов на подмогу своему заместителю, а красные лазразряды тем временем обжигали стены вокруг эльдар; двое пиратов с криками боли отступили за угол. Похоже, что люди узнали о местонахождении захватчиков и готовили слаженное наступление. Враги никак не могли догадаться, что планируют корсары, – эта мысль поразила и развеселила Арадриана, – но момент для контратаки был выбран с непривычной точностью.

Лейтенант удаленно включил маяки, и теперь ему оставалось только ждать и надеяться, что Маэнсит сумеет вывести «Фаэ Таэрут» на позицию. Как и группа, пробравшаяся в сердце боевой станции, пиратский капитан получила опасную, но ключевую роль во главе второй волны наступления. Ей предстояло положиться на быстроту корабля и собственные умения, чтобы уйти от полностью работоспособных орудий орбитальной платформы.

Оказавшись в нужном месте, комморритка должна была, в соответствии с планом Иритаина, совершить нечто необычное. Ей предстояло активировать портальную установку крейсера и создать временное расширение Паутины, цилиндрический туннель в реальном пространстве. Обычно это никак не влияло на материальную вселенную, «коридор» незамеченным проходил сквозь твердое вещество. Но, после небольших изменений в истечении Паутины и наведения по маякам, туннель можно было использовать для изоляции плазменного генератора комплекса. Если бы Арадриан попытался атаковать реактор обычным способом и даже как-то сумел пробиться через многочисленные защитные преграды и сотни солдат, а затем преодолеть с помощью Д-пушки толстые стены рабочей камеры, любая брешь в ней привела бы к катастрофической ответной реакции и расплавлению энергетической установки.

В тот же миг, будто следуя подсказке режиссера, мерцающее полотно рассекло коридор за спиной изгоя. Поток полупрозрачной энергии пронесся под небольшим углом к переборкам. Алайтокец по богатому опыту знал, что так проявляется расширение Паутины, но скорость пульсаций и частичное непостоянство прохода оказались ему внове. Почти тут же возник сам туннель, и в коридоре станции оглушительно взвыли тревожные сирены.

А затем опустилась тьма, и всё умолкло в неподвижности.

Где-то в измерении между реальным пространством и варпом на мгновение вспыхнула и тут же погасла звезда. Поврежденный плазменный реактор за один удар сердца пошел в разнос и, словно свеча, потух в Паутине с её невозможными законами физики.

Арадриан стоял совершенно неподвижно, понимая, что все основные системы платформы вырубились после таинственного переноса силовой установки в параллельный мир. Помимо важнейшего оружейного комплекса, вышел из строя контроль окружающей среды. Скоро начнет застаиваться воздух, а температура уже медленно снижалась – тепло постепенно улетучивалось через корпус орбитальной станции. Уменьшилась сила искусственной гравитации, что и побудило изгоя замереть, всё освещение отключилось.

Боевая платформа была во всех смыслах мертва.

Внезапное отключение энергии прервало схватку между Таэлисьетом и людьми, противники с обеих сторон не понимали, что делать дальше. Трижды быстро моргнув, лейтенант активировал вставные линзы над глазами: устройства уступали по мощности обычному визору, но тепла, испускаемого эльдар и кабелями в стенах, хватало для создания смазанной картинки окружения. Пираты выделялись на этом фоне желтыми силуэтами.

Слегка оттолкнувшись от пола, Арадриан начал медленно переворачиваться, пока не коснулся ногами потолка. Вновь направившись к палубе, алайтокец опять извернулся и раскинул руки, чтобы замедлить падение. Аккуратно коснувшись пола, он сделал ещё шаг вперед и на этот раз четко полетел вдоль коридора в направлении Таэлисьета.

Тишина продержалась лишь несколько ударов сердца, а затем вдали раздались панические крики и короткие выкрики приказов. Быстро пришедший в себя Таэлисьет повел своих воинов в атаку на людей в темноте, стараясь полностью использовать их страх и смятение. Будто призраки, яркие силуэты эльдар заплывали за угол и пропадали из виду.

– Вперед, враг будет наступать, – скомандовал изгой, указывая корсарам в сторону своего заместителя. Оттолкнувшись ногой от стены, Арадриан понесся к развилке.

Там сверкали лучи лазпистолетов и свистели сюрикены, знаменуя сражение между эльдар и людьми. Ускоряясь изо всех сил, алайтокец добрался до Таэлисьета и остальных, когда оно переросло в ближний бой. Используя разгон и выставив перед собой меч, словно копье, лейтенант врезался в человеческую толпу. Острие клинка вскрыло шею солдата, который запутал руки в ремне собственной винтовки и пытался восстановить равновесие. Из раны медленно заструилась кровь, окрасив алым руку Арадриана, пока тот по инерции проплывал мимо умирающего неприятеля.

Изогнувшись, лейтенант ушел от удара прикладом в голову, но вынужденно отлетел к полу. Выбросив руку вниз, изгой развернулся, контролируя падение. Подтянув колени к груди, он сумел оттолкнуться ногами от палубы и взмыть над человеком, заносившим винтовку для новой атаки. Взмахнув мечом, алайтокец разрубил солдату запястье; пока тот отшатывался с лицом, искаженным от боли, Арадриан вытянул ногу и придал себе достаточное ускорение от стены, чтобы кувырком взлететь к потолку головой вниз. По-кошачьи приземлившись на керамическое покрытие, он сверху изучил разворачивающуюся схватку.

Люди оказались совершенно не в силах приспособиться к изменившимся условиям. Они не обладали достаточной реакцией, чтобы избегать столкновений с полом, потолком или стенами, и необходимой гибкостью или ловкостью, чтобы использовать оружие в полете. Эльдар, напоминавшие стаю хищных птиц, порхали среди врагов с пистолетами и клинками, расстреливали и рубили их в свое удовольствие, пока жертвы в ответ лишь беспомощно размахивали руками и ногами. Крики раненых и умирающих солдат создавали басовитую тему, на которую накладывался легкий, мелодичный смех высших существ.

Алайтокец заметил человека, подползавшего вдоль стены к спасительному вентиляционному люку. Развернувшись и оттолкнувшись, лейтенант корсаров приземлился на пол чуть впереди убегающего солдата и вонзил меч ему между лопаток с такой силой, что снова отлетел к потолку. Цепляясь руками и опираясь ногами о крепления ламп, Арадриан поспешил к следующей развилке; там, осмотревшись налево-направо, лейтенант убедился, что новых подкреплений пока не видно.

Повернувшись, изгой обнаружил, что Таэлисьет и его группа связывают нескольких людей тонкими, как паутина, шнурами. Процесс осложнялся тем, что от любого движения вырывающихся пленников эльдары и люди кувыркались в воздухе.

– Что это вы делаете? – требовательно спросил алайтокец, совершив обратное сальто по коридору и оказавшись лицом к лицу с заместителем.

– Приказ Маэнсит, – с ноткой веселья ответил тот. – А ты не в курсе?

– Нет, – произнес Арадриан. – Они нас только замедлят, надо как можно скорее добраться до арсеналов.

– Зачем таскать все эти неудобные штуковины, если можно захватить добычу, которая ходит сама? – возразил Таэлисьет. Опершись ногой о переборку, пират вздернул связанного человека на ноги и толкнул его дальше по коридору. Пленник беспомощно задергался, проплывая над полом, а эльдар двинулся было за ним. Тут же его остановил Арадриан, схватив за руку, и оба корсара медленно развернулись вниз головой.

– И как нам пригодятся узники, когда начнется дележ прибыли от проданной добычи? Мы оба слышали, что говорил Иритаин – он уже договорился о продаже трофеев со складов боевой платформы. Что за игру ведет Маэнсит?

– Спроси у нее, – Таэлисьет пожал плечами, и его развернуло в сторону. – Я думал, что она тебе доверилась. Ты же любимчик капитана, как-никак.

Промолчав, Арадриан оттолкнулся от своего заместителя. Если у комморритки имелся план, то стоило и дальше его придерживаться, а не вносить новые задержки и помехи. На орбитальной станции не было сколько-нибудь важных дублирующих систем – да и зачем, если потеря реактора в обычных условиях означала бы уничтожение комплекса? – но захватчикам по-прежнему противостояли несколько тысяч человек. Очевидно, обратный путь к кораблям выйдет нелегким, хотя отсутствие света и гравитации, разумеется, даст преимущество корсарам.

– Пусть будет так, посмотрим, что можно сделать, – сказал изгой, поднимая палец к штифту-коммуникатору в мочке уха. – Всем, кто ещё не был проинформирован: по возможности берем пленных. Собой ради этого не рисковать, но, если появится шанс взять людей живыми, так и поступайте. Атаки на верхние складские уровни не будет! Все вместе отступаем к десантным судам.

Когда отряд двинулся к цели, волоча за собой полдюжины схваченных людей, алайтокец обдумал приказ Маэнсит и задался вопросом, почему капитан решила не делиться с ним этими распоряжениями и их причиной. Арадриану пришла в голову только одна причина, по которой женщина могла отказаться от плана Иритаина. Он вспомнил только одну фракцию, заинтересованную в живых пленниках.

Комморриты.

С боем пробившись к десантным кораблям, пираты сумели захватить несколько десятков человек, хотя потеряли почти четверть абордажной группы. Теперь у них был товар для тайной сделки, которую Маэнсит заключила с обитателями Коморры. Схватки, происходившие в темноте, при нулевой гравитации, были жестокими и короткими: вспышки лазеров и очереди сюрикенов, рассекающие мечи против штыков, силовых булав и ножей. Эльдар забирали своих мертвецов с собой – корсары вынимали и прятали камни душ, после чего заставляли людей тянуть безжизненные тела.

Коридор за коридором, переход за переходом, Арадриан вел отряд обратно на космолеты. Они уничтожили Д-пушку после того, как антигравитационная платформа оказалась бесполезной в невесомости. Лейтенант не мог допустить, чтобы подобная технология досталась человечеству, поэтому механизм орудия расплавили фузионным зарядом.

Утратив возможность создавать собственные двери и срезать путь, пираты начали испытывать затруднения при обходных маневрах, тем более что защитники станции сумели восстановить некоторый порядок и перегруппироваться после смятения, вызванного уничтожением системы энергоснабжения. Впрочем, снаряжение людей всё равно скверно подходило к новым условиям, и, пусть потери эльдар росли, они не сталкивались с непреодолимым сопротивлением.

На подходе к посадочному отсеку, где остались пустотные катера и звездохода, изгой вышел на связь с группой прикрытия кораблей. Как и ожидал лейтенант, корсары столкнулись с яростными контратаками и вынужденно отступили на звездолеты, используя их орудия для отражения периодических вылазок противника. Ему доложили, что после уничтожения плазменного реактора атак больше не было, но судовые датчики засекли большой отряд солдат, охраняющий подходы к доку. Люди ждали пиратов, возвращающихся на космолеты.

Непростая ситуация, но предусмотренная Арадрианом и Маэнсит. Получив всю возможную информацию о расположении человеческих солдат, алайтокец разработал план атаки. Не было необходимости уничтожать всех защитников станции, корсарам требовалось только пробить брешь в их обороне и отступить под прикрытием корабельных орудий. Как и в самом начале вторжения, люди проявили близорукость и заняли позиции на маршрутах, диктуемых внутренним устройством комплекса, не приняв во внимание, что эльдар могут избрать собственный маршрут.

Выслав дюжину бойцов разведать путь, изгой вновь связался с пиратами на космолетах. После устранения плазменного генератора налетчики сделали круг по станции и вернулись к доку с противоположного направления, оказавшись в идеальной позиции для последнего рывка к спасению. Дорогу им преграждал единственный сторожевой пост. Арадриан приказал экипажам судов навести орудия на две определенные точки в переборке справа от них, напротив дыры, проделанной Д-пушкой. Первая цель находилась в стене позади оборонительного укрепления, охраняющего проход в отсек; вторая – на развилке этого прохода.

Когда вернувшиеся разведчики доложили, что между корсарами и развилкой нет противников, лейтенант отдал команду бойцам. Устремившись вперед, толкая и волоча за собой шеренги людей, связанных вместе полимерными шнурами толщиной с волос, изгой и его воины совершили последний рывок.

Увидев развилку, алайтокец подал эльдар на кораблях сигнал открыть огонь. Залп «светлых копий», пучковых лазеров и Д-пушек врезался в разделительную переборку, создав новый проход в стене. Путь, впрочем, ещё не был очищен, и, достигнув затянутого дымом соединения коридоров, пираты оказались под мощным лазогнем с охранных постов на правой стороне. По туннелю были рассыпаны обломки стены, результат первого залпа, но их не хватало, чтобы надежно укрыться от выстрелов из человеческих лазганов и лазпушек.

Как и надеялся Арадриан, люди проявили излишнюю осторожность и оттянулись к амбразурным заслонам, из которых могли обстреливать коридор. Стрельницы и горизонтальные бойницы усеивали стены, и любого, кто попытался бы добраться до бреши в переборке, уложили бы за считанные мгновения.

– Залп по второй цели! – скомандовал лейтенант, выглянув из-за угла развилки. Его инфрарецепторные линзы уловили телесное тепло нескольких десятков человек, скопившихся в комнатках-бункерах по обеим сторонам коридора. Мгновением позже алайтокец увидел грохочущую, всесокрушающую сферу разряда Д-пушки, которая вырвала кусок переборки и втянула полдюжины людей в жадную пасть варп-вихря. В эту вновь созданную брешь ворвался огненный шквал, рожденный орудиями других космолетов; в первые мгновения полной неразберихи, пока жгучие копья лазеров и шквалы сюрикенов разили человеческих солдат, изгой скомандовал своим бойцам прорываться в дыру, пробитую до этого в стене.

Несколько людей оказались достаточно расторопными, чтобы дать несколько лазвыстрелов из-за укреплений, но целились они скверно и Арадриан долетел до пролома среди лучей, пронесшихся не слишком уж близко. Пригнувшись, он пролез в отсек через брешь и увидел, что часть корсаров покинула корабли. Пристегнутые к судам тонкими нитями фалов, они парили с лазвинтовками и сюрикеновыми катапультами наперевес, готовясь срезать людей, если бы те рискнули ворваться в док.

Не дожидаясь остальных, алайтокец прижался к стене и, резко толкнувшись вперед, устремился по воздуху к своему пустотному катеру. Воздух, поступающий через респиратор, уже приобретал затхлый вкус, его пригодность для дыхания быстро уменьшалась. На мгновение изгой посчитал человеческих пленников редкими везунчиками – их товарищам предстояло задохнуться в течение нескольких часов, разве что у нескольких командующих и старших офицеров оказались бы спасительные запасы кислорода. Впрочем, Арадриан быстро отбросил эту мысль, зная, что даже жуткая, затяжная смерть от удушья, скорее всего, лучше судьбы, которая ждала захваченных солдат в руках комморритов.

Немного не рассчитав, алайтокец промахнулся мимо катера и вынужден был схватиться за руку пирата, стоявшего наверху его десантной рампы. Подтянувшись за запястье соратника, лейтенант влетел внутрь корабля и тут же оказался в зоне действия локального поля искусственной гравитации. Не готовый к возвращению веса эльдар всё же сумел приземлиться на ноги, но из-за неловкого падения выронил меч. К лязгу оружия по палубе присоединился смех корсара, оставшегося в проходе. Игнорируя оскорбление, Арадриан поднял клинок и пробрался в кабину пилотов, где начал подготовку к отлету. Экипажи других космолетов тем временем неслись через посадочный отсек, волоча за собой связки пленников, как извивающиеся змеиные хвосты.

Получив сообщение, что все, кто должен, поднялись на борт катера, изгой загерметизировал входной люк и поднял аппарат над палубой. Как и в момент их прибытия, люди врывались в док с тяжелым оружием, которое плевалось ракетами и лазерными импульсами вслед ускользающим пиратам. Ловко перебирая пальцами, алайтокец бросал судно влево-вправо, делая точное прицеливание по нему невозможным. Одновременно он разворачивал звездный парус и включал мерцающие голополя.

Вылетая из орбитального комплекса, Арадриан развернул обзор смотровой сферы к хвосту, чтобы посмотреть, как «Фаэ Таэрут» и другие звездолеты приближаются к планете под ним. Флот уже занял низкую орбиту, из лэнс-установок в направлении поверхности вылетали пучки лазерного огня. Из комморритских крейсеров вылетали облака крошечных звезд: эскадрильи штурмовых кораблей, пронзавшие атмосферу в погоне за трофеями и пленниками.

Изгой направил пустотный катер из системы, наклоняя парус в попытке уловить максимальный поток звездных ветров и перезаряжая двигатели. Позади него, на фоне солнца, выступающего из-за горизонта планеты, безжизненно висел в пространстве темный силуэт боевой станции.

Как и после предыдущих боев и передряг, Арадриан ощутил невероятное облегчение и удовлетворение. Дерзость атаки, хитроумное и безжалостное исполнение замысла – всё это было сильнее любого наркотика или грезы, вспоминавшихся алайтокцу. Даже открывшаяся во время миссии двойная игра Маэнсит против Иритаина и изменение планов на ходу только добавили драматичности происходящему. Рассмеявшись, изгой откинулся в кресле и закрыл глаза, перебирая моменты близости к смерти: лязг меча о винтовку, блеск лазлуча поперек поля зрения. Да, однажды Мораи-хег перережет его нить и оборвет его судьбу, но это время ещё не пришло. И до той поры эльдар твердо намеревался испытать все наслаждения, которые могла предложить ему жизнь.

В кирпично-красном освещении посадочного отсека пустотный катер выглядел алым. Арадриану, спускавшемуся по десантной рампе, казалось, что он шагает в вечные сумерки. Они с Маэнсит прибыли на флагман Кхиадиса, чтобы принять участие в совете капитанов, созванном по настоянию иерарха комморритов. Повелитель Возносящегося Копья отказался провести встречу в голоформате и не раскрыл тему, которую желал обсудить.

После рейда на боевую станцию корсары «Фаэ Таэрут» совместно с пиратами Лазурного Пламени и комморритами Кхиадиса совершили ещё три налета. Прошли они довольно успешно, но с каждой вылазкой становилось всё более понятно, что целью атак были не корабли, а их экипажи. И, после каждого набега, каббалиты забирали свою долю в живых чужаках, оставляя корсаров грызться над жалкими остатками добычи. Поддержка, оказанная Маэнсит иерарху, заметно сместила баланс сил внутри флота в пользу комморритов, и Арадриан считал её выбор ошибочным, хотя и скрывал от подруги-капитана свою нервозность. При всей своей неблагонадежности и высокомерии, Иритаин всё же происходил с мира-корабля, а обитатели Темного города не были обычными изгоями. Алайтокец ещё раз вздрогнул при мысли о том, что встал на сторону этих свирепых, варварских созданий – пусть даже как подчиненный Маэнсит.

Впрочем, капитан умело извлекала пользу для «Фаэ Таэрут» из своих отношений и с иерархом, и с принцем-командором, поэтому Арадриан понимал, что сейчас не время оставлять пиратский флот и снова охотиться в одиночку. Кроме того, Кхиадис твердо дал понять, что в ближайшее время рассчитывает на поддержку комморритки. Менее ясной, но всё же ощущаемой алайтокцем, была непроизнесенная угроза: если Маэнсит пойдет против иерарха или совершит нечто подобное, в её бывшем кабале вскоре узнают о местонахождении женщины. Хотя капитан корсаров никогда не говорила с другом о тех временах, Арадриан болезненно четко осознавал, что она покинула Комморру при далеко не идеальных обстоятельствах и скрывалась не просто так.

Изгой надеялся, что на предстоящем собрании Кхиадис раскроет свой главный замысел – очевидно, что у него имелся таковой, и все совершаемые ими рейды были частью подготовки к новой серьезной экспедиции. Алайтокцу хотелось верить, что после этого большого налета он сумеет уговорить подругу оставить флот и начать самим ковать свою судьбу; он слишком устал плясать под дудочку бездушного хищника, чтобы страшиться его возмездия, а идея войти в число последователей Иритаина казалась Арадриану настолько же скверной.

– Здесь обязательно должно быть так темно? – спросил он вслух. Как только пара вышла из корабля, к ним пристроились шесть вооруженных и безмолвных комморритов. Впереди зашипела открывающаяся дверь, пропуская безволосого эльдар в длинных одеяниях. Поклонившись, он жестом пригласил Маэнсит и Арадриана подойти.

– Это захваченный свет плененной звезды в сердце Комморры, – ответила женщина, которая шагала широко и внешне беззаботно, но, как и лейтенант, была вооружена пистолетом и мечом у пояса. Глаза капитана постоянно бегали, оглядывая всё вокруг, их белки, как и кожа лица, отсвечивали красным. – Её называют Темным городом не только из-за привычек обитателей.

– Драконт Маэнсит, – снова поклонился темный эльдар у двери, с несколько плотоядной ухмылкой оглядывая хорошо сложенную комморритку. – Я обязан попросить вас сдать мне оружие.

– Никогда! – отрезала капитан. – Не приближайся ко мне, ничтожество из пробирки, и немедленно укажи дорогу к Кхиадису-иерарху. И я больше не драконт, так что не утруждай себя лестью.

Присмиревший служитель поклонился и направился в дверь. Сопровождаемые эскортом в нескольких шагах позади, Арадриан с Маэнсит последовали за ним и добрались до кабины подъемника. Во время краткого перехода изгой заметил, что причины гнетущей атмосферы на космолете крылись не только в освещении. На Алайтоке или других кораблях он привык к постоянной теплоте и активности сети бесконечности; даже в Гирит-Рислейне эльдар испытывал бессознательное прикосновение мировго духа. На крейсере комморритов не было ничего подобного. Бросив взгляд на проводника и воинов за спиной, Арадриан ещё раз убедился, что ни у кого из них нет путеводных камней.

Помимо холодности, вызванной отсутствием психической системы, алайтокца обеспокоило иное чувство, возникшее, как только эльдар вошли в кабину подъемника и бесшумно отправились вверх через палубы корабля. Комморриты целенаправленно создавали вокруг себя обстановку злобной жестокости. Повсюду, на краю восприятия, мелькало некое ощущение страдания, вроде чуть слышного мучительного крика. Весь космолет погряз в пытках и жуткой боли, и их смрад, будто маслянистый пот, сочился из темных эльдар вокруг изгоя. Он чувствовал себя нечистым просто потому, что стоял рядом с ними. Присутствие этих созданий отравляло воздух, и Арадриан начал задыхаться, вдруг ощутив, как привкус страданий и пороков заползает ему в рот, оседает в глотке и наполняет легкие.

Рядом кто-то шевельнулся, и алайтокец расслабился, когда Маэнсит легчайшим движением погладила его по руке.

В ней не было никакой мерзкой грязи, хотя когда-то комморриты признавали эту женщину одним из своих лидеров. Изгой не питал иллюзий о прошлом подруги: несомненно, она принимала участие в насильственных и развратных ритуалах, от которых любого нормального эльдар вывернуло бы наизнанку. И всё же сейчас, увидев Маэнсит среди её бывших сородичей, Арадриан понял, что капитан уже не одна из них. Она говорила правду, утверждая, что оставила позади двурушничество и хищнические нравы родного города. Даже навсегда оставшись пиратом и наемником, женщина каким-то образом сумела очиститься от прежних пороков.

Транспортер беззвучно замедлился, остановился, и за открывшимися дверями обнаружился цветисто украшенный и обставленный зал. Служитель-комморит поклонился и жестом пригласил Маэнсит выйти. Последовав за ней, изгой обернулся и увидел, как закрывающиеся створки в мгновение ока исчезают за бархатной драпировкой.

Шестеро воинов-кабалитов остались в кабине, но Арадриану от этого не стало спокойнее. На позолоченном троне в дальнем конце зала восседал Кхиадис, и с обеих сторон от иерарха стояли по шесть воинов в белых шлемах с рогами, изогнутыми наподобие лиры. Каждый из телохранителей был вооружен двуручным клинком длиной почти в рост эльдар и облачен в тяжелые темные доспехи, расписанные мелкими комморрскими рунами. Хотя алайтокец никогда не видел таких бойцов прежде, он предположил, что перед ним смертоносные инкубы, которых кое-кто считал последователями Архры, Падшего лорда-феникса и основателя храма аспектных воинов Жалящего Скорпиона. Если Кхиадис мог содержать столько этих жутких наемников, то воистину обладал огромным богатством и властью.

Рядом с повелителем кабалитов находились не только инкубы. На стульчике у ног иерарха сидела женщина-эльдар в длинном черном платье, усеянном серебряными кольцами, и шелковых перчатках до локтей. Арадриан заметил блеск частично спрятанных клинков на пальцах куртизанки и в складках одеяния.

– Лхамеянка, – еле слышно прошептала Маэнсит. – Такие, как она – несравненные отравительницы. Не приближайся к ней. И посмотри в тени справа от тебя, там ур-гули из глубин Комморры.

Взглянув, куда указывала подруга, изгой увидел в красноватом полумраке у стены, между огромными, похожими на ребра колоннами до потолка, серокожих созданий неясного вида. Пригнувшиеся в тенях существа повернули безглазые головы в сторону алайтокца, когда он проходил мимо.

Длинный диванчик на приступке перед троном иерараха занимали Саидар Иритаин и двое из его капитанов. Самопровозглашенному принцу-командору Лазурного Пламени было явно не по себе, он то и дело теребил воротник синего одеяния рукой, унизанной кольцами, с серебряным браслетом-торком на запястье. Вожак пиратов то и дело поглядывал на инкубов, стоявших в безмолвном дозоре вокруг их нанимателя.

– Сюда, гости мои, сюда, – позвал Кхиадис, приветственно поднимая руку. Голос иерарха доносился из невидимых динамиков, разбросанных по залу, поэтому ему не приходилось напрягаться, чтобы быть услышанным в большом помещении.

К тронному возвышению вел подиум, протянувшийся на всю длину чертога, и Маэнсит повела Арадриана по устланному коврами пути. По обеим сторонам рампы, чуть ниже, располагались отдельные кабинеты: в некоторых из них, выложенных мягкими подушками и простынями, извивались в страстных объятиях обнаженные эльдар; в других, неприятно влажных и лишенных утвари, хныкали и стонали узники.

Остановившись на мгновение, изгой заглянул в одну из клеток. Снизу вверх на него смотрело округлое лицо человеческой женщины с волосами, перепачканными кровью, и десятками тонких порезов на лбу и скулах. Она раскрыла рот в безмолвной мольбе, показывая неровный корень вырванного языка, и протянула к алайтокцу руки со сломанными пальцами и вырванными ногтями. Несмотря на очевидные муки, глаза женщины были сухими, и Арадриан обратил на это внимание подруги, когда они зашагали дальше по ковровой дорожке.

– Первым делом гемункулы удаляют слёзные канальцы, – пояснила Маэнсит, не отводя взгляда от Кхиадиса и намеренно говоря отстраненным тоном. – Отсутствие увлажнения рано или поздно ослепит женщину, а плакать она уже не может.

Игнорируя происходящее по обеим сторонам мостика, капитан пиратов широко шагала к платформе с троном иерарха, лейтенант следовал за ней, глядя прямо вперед. Но, хоть он и не обязан был смотреть в кабинки, пропускать мимо ушей вездесущие стоны боли и наслаждения никак не удавалось. Хуже того, помимо шума зал пропитался страстью и страданиями, от лоснящихся прикосновений которых по коже изгоя бежали мурашки, тогда как Кхиадис явно наслаждался ими. Комморрит сидел с полузакрытыми глазами и чуть подрагивающими губами, наблюдая за приближающейся парой с «Фаэ Таэрут».

Садясь напротив Иритаина, капитан довольно посмотрела на принца-командора. Взгляды, которыми Арадриан обменялся с офицерами флота Лазурного Пламени, были не столь уверенными. Всё же алайтокец не сомневался, что Маэнсит знает свое дело, и наверняка решила поддерживать иерарха в ущерб Саидару, руководствуясь интересами своего экипажа.

Усаживаясь, изгой мельком увидел, что из задрапированной ниши за троном на него смотрит змееподобное лицо, покрытое ярко-красной чешуей. Существо почти мгновенно скрылось, но лейтенант безошибочно узнал сслита. Кроме того, некоторые звуки, доносящиеся из клеток внизу, определенно издавали не эльдар и не люди; Арадриан лишь с некоторым усилием заставил себя выслушать Кхиадиса.

– Меня радуют прибыли от последних предприятий, – заявил иерарх, после чего поднял руку, в которую вложили небольшую дымящуюся тарелочку. Как только комморрит глубоко вдохнул испарения, у него широко распахнулись глаза, а зрачки превратились в крохотные черные точки посреди двух зеленых омутов. Под бледной кожей Кхиадиса потемнели сосуды, на лице и глотке проступила бледно-голубая сеточка.

– А нам не так уж радостно, – ответил Иритаин, складывая руки на груди и гневно поглядывая на Маэнсит. – Я дал обещания, которые останутся невыполненными.

– Ах да, твоя сделка с командующим Де’ваком, – произнес иерарх. Имя и звание были незнакомы Арадриану, но, к его удивлению, явно принадлежали человеку. – Я бы о нем больше не беспокоился. На самом деле, вы приглашены сюда именно для того, чтобы спланировать атаку на Даэтронин.

– Не обсуждается, – вставая, отрезал принц-командор. Его офицеры последовали за вожаком, хотя выглядели менее уверенными. – Сделка, заключенная мною с Де’ваком, одновременно выгодна и устойчива. Не вижу причин рисковать враждой с имперским командующим, нападая на его родную систему.

– Ты стал его лакеем, Иритаин, – сказал Кхиадис. Эти слова были констатацией факта, в тоне коммориита не слышалось обвинения или злобы. – Де’вак забирает половину твоей добычи, в обмен на что?

– Без информации, предоставляемой командующим, мы не смогли бы добиться последних радостных успехов. Тихая гавань, которую Де’вак выделил нам в Даэтронине, оберегает наши корабли от внимания Имперского Флота, а цели, к которым он направляет нас, всегда оказываются слабо защищенными.

– Да уж, и все мы остаемся целыми, верно? – комморрит взглянул на Маэнсит. – Целыми и невредимыми, милыми и дружелюбными. Эти понятия не в ходу среди моего народа. Мы забираем то, что желаем, не спрашивая позволения других. Ты стал псом, Иритаин, гончей, охотящейся для людей. Де’вак боялся тебя и сумел посадить на цепь всеми этими соглашениями и договорами. Теперь ты загоняешь добычу, на которую укажет командующий, позабыв, что такое вольная охота.

Саидар не спорил, но на его лице боролись различные эмоции: корсар пытался возразить иерарху, но знал, что его обвинения правдивы. В итоге принц-командор обрушился на капитана «Фаэ Таэрут».

– Я посвятил тебя в свои планы, предложил место в игре и часть трофеев, и так ты отплатила мне?

– В рейд меня пригласил Кхиадис-иерарх, – спокойно ответила Маэнсит, встретив упрекающий взгляд Иритаина. – И я совершенно не обязана тебе верностью.

– Но ты поддерживаешь этот полоумный план с атакой на Даэтронин? Собираешься вот так навредить моему союзнику?

– Мне ничего не известно о твоих союзниках или о Даэтронине. Кхиадис-иерарх просто попросил сделать ему одолжение в знак моей благодарности.

– «Одолжение»?! – принц-командор почти выплюнул слово, и Арадриан посочувствовал ему. Одних пленников, которых они передавали повелителю Возносящегося Копья, было достаточно для уплаты любого долга. Впрочем, изгой держал рот на замке, не желая выказывать разногласий с капитаном.

Споры продолжились без видимых результатов, и алайтокцу начали закрадываться в голову иные мысли, не такие приятные, как прежде. Например, о том, правильно ли он поступил, оставшись с комморриткой. Конечно, Арадриан только выиграл от этих отношений, и пиратская вольница лучше подходила ему, чем полурегулярная служба странников. С другой стороны, этой свободой всегда распоряжались другие, будь то Маэнсит или Кхиадис. Изгой никогда не был амбициозен, – особенно если это касалось насаждения собственной воли среди других, – и воспитание, полученное на мире-корабле, избавило его от большинства подобных желаний; Арадриан всегда ставил сотрудничество выше соперничества. Пока что ему везло с благодетельницами вроде Афиленниль или нынешней подруги, но, если алайтокец хотел сам командовать своей жизнью, то ему стоило и в буквальном смысле покомандовать чем-нибудь.

Взглянув на Иритаина, лейтенант задумался, насколько легко будет сместить принца корсаров с этого поста. В конце концов, именно Саидар изначально заключил договор с комморритами, так скверно обернувшийся для Лазурного Пламени.

Изгой не хотел предавать Маэнсит, это было просто не в его характере – но, возможно, они договорятся о каком-нибудь совместном лидерстве? Арадриан и так уже де-факто был сокомандующим «Фаэ Таэрут», поэтому не такой уж это будет и скачок, как могло бы показаться на первый взгляд.

Снова прислушиваясь к продолжающимся дебатам, алайтокец напомнил себе о терпении и необходимости постепенно реализовывать планы. Сейчас не было смысла забивать голову мыслями об Иритаине и тратить на него время, поскольку безотлагательная проблема заключалась в Кхиадисе. Внимая дискуссии, лейтенант понял, что иерарх сумел навязать Саидару план атаки на «Даэтронин», чем бы это ни было. Сейчас три командира пиратов обсуждали конкретные детали вылазки.

– Мне кажется, что полезно будет направить вперед нейтральный отряд, – произнес Арадриан, почувствовав свой шанс. Если удастся ненасильственным путем отделить «Фаэ Таэрут» от остального флота, они с Маэнсит смогут обсудить, что делать дальше. Иерарх вопросительно посмотрел на алайтокца, и тот подавил дрожь, оказавшись целью этого бесстрастного взгляда.

– Принц Иритаин уже имел дело с этим человеком, Де’ваком, – продолжил изгой, одарив командующего Лазурного Пламени извиняющейся улыбкой. – Мне, скромному офицеру с «Фаэ Таэрут», ни в коей мере не пристало сомневаться в честности вышестоящих господ, но я также считаю неблагоразумным, иерарх, позволять Иритаину встречаться с Де’ваком без свидетелей.

– Ты думаешь, я поведу какую-то двойную игру? – губа Саидара задрожала от гнева, вызванного подозрением.

– Я скорее повернусь спиной к своим драконтам, чем оставлю тебя без надзора, – Кхиадис метнул на принца-командора убийственный взгляд, после чего снова внимательно посмотрел на Арадриана. – Почему бы всем нам не отправиться в систему Даэтронин вместе?

– Эта стратегия превосходно подходит для атаки, – ответил лейтенант, поглядывая на остальных. – Однако же, чем дольше и тщательнее нам удастся сохранить в тайне собственное появление, тем лучше для нас. «Фаэ Таэрут» может сыграть роль разведчика и посланника, прибыв в Даэтронин всего за несколько циклов до остального флота. Если мы обнаружим, что силы врага значительно изменились со времени последнего визита Лазурного Пламени, то доложим об этом. Если же люди обнаружат крейсер, мы с полным правом объявим себя эмиссарами принца Иритаина. Фактически, я бы даже желал подобной встречи, чтобы внушить чужакам ложную расслабленность.

– Это может сработать, – признал Кхаидис, потерев нос костистым пальцем. Саидар же, что-то заметив в кратком взгляде изгоя, на мгновение подозрительно прищурил глаза. Арадриан решил, что принц пиратов хочет предупредить комморрита, но вместо этого Иритаин скривил рот в улыбке.

– Да, план намного лучше прежнего, Кхиадис-иерарх, – произнес он. – «Фаэ Таэрут» прибудет первой, выйдет на связь с командующим Де’ваком от моего имени. Люди откроют портовые хранилища для прибывающего груза, тем самым сделав их уязвимыми. Вторым в системе появлюсь я, под предлогом передачи командующему его доли в добыче с последнего рейда. Флот Лазурного Пламени и «Фаэ Таэрут» будут готовы к атаке, когда ваши корабли появятся из Паутины, ознаменовав начало третьего этапа.

Маэнсит безразлично наблюдала за обсуждением, поглядывая то на принца, то на комморрита. Наконец, она посмотрела на алайтокца и быстро облизала губы, собираясь заговорить, но тут женщину перебил Кхиадис.

– Я достиг положения иерарха и сохраняю его так долго, поскольку никогда не позволял заманить себя в ловушку.

У Арадриана сжалось сердце, и он подавил желание взглянуть на инкубов, стоящих на помосте. Если комморрит посчитает, что сейчас ему выгоднее убить своих союзников, то для этого хватит единственной команды наемным рубакам. Ни алайтокец, ни Маэнсит, ни Иритаин не смогут сопротивляться дольше нескольких ударов сердца; именно поэтому им позволили войти в тронный зал даже с оружием.

– Не стоит подозревать нас в этом, – произнесла капитан. – Чтобы убедить вас в нашей порядочности, «Фаэ Таэрут» покинет Даэтронин сразу же после прибытия Лазурного Пламени. Основные силы флота останутся на вашей стороне, иерарх.

Пока Кхиадис обдумывал предложение, изгой пытался дышать спокойно и размеренно. Он ждал, скажет ли комморрит что-нибудь, или просто подаст знак инкубам обрушить яростные удары на своих гостей. Быть может, и жеста не понадобится: возможно, наемники каким-то иным образом узнают о желаниях господина.

– Согласен, – коротко кивнул иерарх. – Придется рискнуть и положиться на честность принца Иритаина.

Саидар неохотно запротестовал, но осталось неясным, действительно ли он оскорбился или просто не желал показаться излишне обрадованным исходом встречи. Вскоре принц-командор отбыл, и следом за ним поднялась Маэнсит, но Кхиадис жестом остановил её.

– Побудь со мной ещё немного, дитя, – сказал он. – Прости мою мнительность, но я бы предпочел, чтобы ты и наш дорогой принц не вступали в переговоры с глазу на глаз. Чтобы унять свои тревоги, я буду следить за сообщениями в голосети. Кроме того, тебе и твоим представителям следует воздержаться от личных встреч с корсарами Лазурного Пламени. Это тебя устраивает?

– Я рада, что у нас появилась возможность обсудить дальнейшие планы в отсутствие Иритаина, – ответила Маэнсит, снова садясь и, почти незаметно, но всё же чуть ближе придвигаясь к иерарху. Прищурившись, она посмотрела вслед Саидару, выходящему из зала. – Похоже, нам представился шанс не только забрать из Даэтронина то, что пожелаем, но и скинуть по пути кое-какой балласт.

Глава 11. Восхождение

Истинные Звезды

Между Оком Ужаса и кольцом миров «ушедших» пролегает огромный участок Галактики, полоса звездных систем, во многих из которых до Грехопадения находились планеты эльдар. Их обитатели сгинули, когда Та-что-жаждет с воплем родилась в реальности, но их города и технологии сохранились до сих пор. Эти системы называют Истинными Звездами, последним уцелевшим напоминанием о Былой Империи. Велики сокровища, спрятанные на тех планетах, и смертоносно оружие, что и поныне защищает их.

Некоторые Истинные Звезды пали жертвой вторжения чужаков, и теперь населены людьми, орками и другими расами. Другие, затерянные в космической глуши, уже никогда не удастся найти. На многих из них спрятаны клады и целые сокровищницы со времен, предшествующих Грехопадению, поэтому странники с миров-кораблей, экспедиции комморритов и чужацкие исследователи часто разыскивают эти древние и чудесные миры.

Перед тем, как переместить «Фаэ Таэрут» из Паутины в реальное пространство, Арадриан прогнал план в голове, тщательно проверяя его на ошибки или упущенные моменты. В теории их с Маэнсит замысел был достаточно прост: предупредить людей об атаке и помочь им в уничтожении комморритов. Избавившись от Кхиадиса и его сородичей, изгой с подругой смогут остаться с Лазурным Пламенем или покинуть флот, в зависимости от пожеланий экипажа крейсера. Сложности начинались в «человеческой» части интриги: эта раса, в лучшем случае, была переменчивой, а в худшем – донельзя упрямой и своенравной. Командующий Де’вак вполне мог попытаться захватить либо убить капитана и её корсаров.

Для предотвращения любых негативных реакций со стороны людей, «Фаэ Таэрут» покинула Паутину далеко за пределами системы Даэтронин. Затем корабль должен был двигаться на крейсерской скорости, с отключенными голополями, посылая сигналы местным обитателям. Маэнсит надеялась, что с обеих сторон обойдется без сюрпризов. Как только люди убедятся в мирных намерениях эльдар, можно будет провести решающие переговоры с имперским губернатором.

Во время совещаний с Иритаином, на которых присутствовал Кхиадис, Арадриан узнал, что командующий Де’вак правил Даэтронином во имя Императора; на человеческом языке система называлась Карасто. При первой встрече с губернатором принц Саидар случайно наткнулся на имперские звездолеты, но сумел заключить сделку с лидером людей. В обмен на безопасную гавань и информацию о проходящих вблизи человеческих конвоях и транспортах, эльдар отдавал губернатору часть трофеев и не трогал флоты либо отдельные суда, прибывающие или отбывающие из Даэтронина. Таким образом, командующий Де’вак возвышался над своими имперскими соседями, а Лазурное Пламя могло безнаказанно атаковать другие звездные системы и купеческие флотилии.

Лейтенант задавался вопросом, не было ли какой-то глубинной причины в желании Кхиадиса напасть на Даэтронин. Эта система, одна из Истинных Звезд, входила в состав великой древней империи эльдар до Грехопадения. Многие коммориты до сих пор вспоминали о тех славных временах, считая себя настоящими наследниками прежнего царства. Можно было предположить, и довольно уверенно, что иерарх жаждал нанести ответный удар людям, построившим свой Империум на руинах цивилизации эльдар.

С такими мыслями Арадриан провел «Фаэ Таэрут» через завесу, отделяющую физическую Галактику от Паутины. Отвлеченный раздумьями об Истинных Звездах и способах сместить Иритаина с поста командующего Лазурным Пламенем, изгой ошеломленно увидел, как на сенсорной панели вспыхивают сигналы обнаружения. Он не сомневался, что крейсер возникнет на значительном расстоянии от главной планеты Даэтронина, но сразу же после появления в реальном космосе комплексы сканирования засекли пять человеческих кораблей в половине цикла пути от «Фаэ Таэрут».

Посылать сообщение Маэнсит не было нужды. Благодаря психическим схемам, раскинувшимся по всей длине и ширине звездолета, она узнала о ситуации одновременно с алайтокцем. Наперекор инстинкту, капитан приказала экипажу оставаться на местах, не включать голополя и не готовить к стрельбе орудийные батареи, чтобы сохранить видимость рейдера Лазурного Пламени, возвращающегося в родной порт. Ради этого управляющая сеть крейсера перекрасила корпус в черно-синюю полоску, и, по распоряжению комморритки, транслировала несколько примитивных человеческих кодов и сигналов вызова, предоставленных Иритаином.

Потребовалось некоторое время, чтобы люди приняли безыскусные послания на радиоволнах и передали ответ; «Фаэ Таэрут» успела остановиться и позволить кораблям людей установить кордон вокруг него. Маневры человеческой флотилии не были поспешными, поэтому изгой разделял уверенность Маэнсит в том, что их звездолет сочли нежданным, но не совсем непрошеным гостем.

Наконец, эльдар получили ответные сообщения людей. Несколько мгновений ушло на прогон искаженного шума через модули перевода, после чего оказалось, что от «Фаэ Таэрут» требуют встретить человеческий флагман в указанных координатах. В послании, подписанном кем-то по имени Дарсон Де’вак, не было и намеков на подозрения. Комморитка объяснила, что совпадение фамилий указывает на генетическое родство между лидером флотилии и имперским губернатором; правда, Иритаин не делился с ней информацией о братьях, родителях или детях Де’вака.

Отправив краткое подтверждение через модули перевода и ретрансляционные системы, Маэнсит приказала направить крейсер новым курсом, чтобы встретиться с людьми через четверть цикла. Заинтригованный Арадриан пребывал в нетерпении: изгою предстояло впервые встретиться с человеком, не пытаясь убить или захватить его. Предвкушение новых переживаний пробудило алайтокца от легкой летаргии, возникшей за последние несколько рейдов.

На корабле людей воняло.

Лейтенант постоянно чувствовал смрад во время налетов и абордажей, но тогда его мысли были заняты более важными вопросами жизни и смерти. Хотя в атмосфере маленького фрегата, на который прибыли Арадриан с Маэнсит и Ириакхином, одним из воинов Кхиадиса, не чувствовалось озонового привкуса лазерного огня или железного аромата пролитой крови, перемешанных отвратительных запахов хватало. К вони человеческого пота добавлялся мерзкий аромат смазочных масел на основе органических ископаемых. Чувствительный нос изгоя атаковали запахи металла и ржавчины в союзе с привкусом людских отходов, грубо и неэффективно замаскированным антибактериальными химикатами и чистящими средствами с поверхностно-активными добавками, которые просто убивали обоняние.

Как будто одной вони не хватало, чтобы у алайтокца закружилась голова, корабль постоянно вибрировал, одновременно сильно и чуть заметно. В каждом коридоре на пути эльдар гудели электрические кабели под напряжением, убранные в стены, и трещали примитивные осветительные приборы. Более глубокую дрожь, сотрясавшую фрегат, создавали плазменные двигатели; этот вездесущий рокот отдавался в желудке Арадриана. В ушах эльдар грохотали удары тяжелых ботинок их эскорта по голой металлической палубе и хриплое дыхание так называемых «ополченцев», встретивших челнок корсаров.

Довершал атаку на органы чувств искусственный свет, мерцавший с болезненно низкой частотой. Изгою и его спутникам, привычным к более продвинутому, ровному биологическому освещению миров-кораблей и звездолетов эльдар, казалось, что они идут под какими-то стробоскопами. На контрасте ослепительного сияния и резких теней неукрашенные переборки, мимо которых проходили пираты, принимали странные, грубые и угловатые формы.

Сейчас, когда лейтенанта не отвлекал бой насмерть, он замечал все эти неприятные моменты и многое другое. Эльдар провели к примитивному механическому подъемнику, который лязгал и стучал цепями при движении вверх по кораблю. Каждый раз, когда кабина преодолевала очередной уровень, звучал глухой металлический удар, и у Арадриана шумело в ушах. Он сосредоточился на людях, одетых в гермокостюмы не по размеру и вооруженных короткоствольными лазерными карабинами с химическими источниками питания; лейтенант понял это по запаху смехотворно неэффективных кислотных соединений, использующихся в зарядных батареях. Ополченцы не носили шлемов или головных уборов, на их бритых черепах виднелись татуировки, напоминающие символы Дома или клана. Что они означали, корсару известно не было.

Солдаты Дарсона Де’вака были, самое меньшее, на голову ниже эльдар, с плоскими лицами и носами, широкими ртами и маленькими свинячьими глазками. На визитеров они смотрели с едва сдерживаемым гневом, строя клоунские гримасы злобных оскалов, но во взглядах людей алайтокец замечал и оттенок страха. Люди ненавидели троих чужаков, потому что боялись их, а боялись потому, что не понимали. Арадриан улыбнулся одному из ополченцев, пытаясь рассеять его беспокойство, но человек неверно интерпретировал мимику изгоя и чуть приподнял оружие, а комически глубокие морщины у него на лбу стали ещё напряженнее.

Неудивительно, что во всем этом смраде и лязге люди с трудом соображают, решил лейтенант. Сам он в таких условиях мог сосредоточиться не более чем на несколько мгновений. Как будто короткая жизнь не была достаточным проклятием для народа Императора... Ничего странного, что они так деградировали, не имея изящной философии и культуры.

В конце концов, подъемник добрался до цели, где-то в сердце имперского фрегата. Не считая формального приветствия, полученного на «Фаэ Таэрут» после прибытия в точку встречи, Дарсон Де’вак не сообщал гостям ничего важного. Враждебный прием, учитывая расположение других человеческих кораблей поблизости, казался маловероятным, и Арадриан надеялся на сердечную, пусть и маловажную встречу.

Корсаров привели в каюту с низким потолком, освещенную горящими восковыми свечами в лампах. Это создавало довольно приятный, несколько доисторический эффект, а недостаток света не был проблемой для эльдар: в полумраке они видели намного лучше, чем их человеческие провожатые. За длинным деревянным столом, поставленным вдоль помещения, сидел Дарсон Де’вак – по крайней мере, так решил изгой. Флотоводец оказался стройным по сравнению с коренастыми ополченцами из сопровождения, и был чуть выше среднего роста, если брать встречавшихся Арадриану людей. В его чертах имелась мягкость, указывающая на куда лучшее питание, чем у подчиненных, и аккуратно подбритые волосы на лице говорили о чуть более высоких стандартах личной гигиены. Чтобы устранить врожденный запах тела, Дарсон использовал какие-то удушливые цветочные духи, а гладкие волосы до плеч лоснились от ароматного масла.

На Де’ваке был голубой сюртук официального вида, с высоким раздельным воротничком, золотым шитьем и галунами. В крыле носа офицера виднелась маленькая человеческая руна из серебра, соединенная тонкой цепочкой из того же металла с колечком в нижней губе. Обнаженные руки Дарсона – на столе перед ним лежала пара черных перчаток – выглядели чистыми и ухоженными, с аккуратно подстриженными холеными ногтями, которые блестели от темно-красного лака. Заметив это, изгой ещё раз присмотрелся к лицу человека и обнаружил следы пудры, сперва ускользнувшие от внимания в полумраке. С помощью косметики флотоводец сглаживал недостатки и прикрывал обесцветившиеся участки кожи.

Ярко-голубые глаза Де’вака оказались удивительно цепкими и подвижными по меркам его расы. Пока их взгляд перескакивал с Арадриана на Ириакхина и Маэнсит, вишневые губы офицера растянулись в преувеличенно радушной улыбке. Человек поднялся, приложил руку к груди – видимо, в знак приветствия – и заговорил. Алайтокец достаточно хорошо знал наречие людей, чтобы понимать слова Дарсона: пусть на просторах Галактики существовало множество вариаций и диалектов, основные его правила и звуки намного легче поддавались изучению, чем весьма комплексный язык эльдар. Тем не менее, лейтенант, как и его спутники, закрепил на плече устройство перевода. Пусть лучше имперцы думают, что их «гости» ничего не разберут без этих приспособлений.

– Приветствую вас на борту «Вдохновляющей славы», мои союзники, – произнес человек, и Арадриан заподозрил, что переводчик допустил ошибку в названии космолета. Оно казалось слишком помпезным для такого маленького корабля. – Я – Дарсон Де’вак, вице-король Карасто, вольный торговец из капитанов-хартистов и наследный имперский командующий этой звездной системы.

Быстро расшифровав значение этих титулов, изгой понял, что перед ним старший сын имперского губернатора Де’вака. Не будучи экспертом в человеческой физиологии, алайтокец всё же предположил, что Дарсон средних лет или чуть старше, и, следовательно, его отец вскоре должен вступить в последний этап жизни – если, конечно, зачал ребенка в обычном для людей возрасте. С этим Арадриан разобрался, но вот концепция «вольного торговца», если переводчик сработал верно, была ему незнакома.

– Мы принимаем ваше приветствие, – произнес лейтенант корсаров. Эльдар заранее решили, что он будет говорить от лица экипажа, чтобы люди приняли его за вожака; тем самым, если дела повернутся скверно, Маэнсит окажется в чуть меньшей опасности. Переводчик выплюнул несколько гортанных звуков, после чего изгой продолжил: – Я – Арадриан с «Фаэ Таэрут», недавно присоединившийся к пиратам Лазурного Пламени, с которыми, насколько мне известно, вы уже знакомы. Приятная неожиданность – встретить вас на краю системы.

Выслушав перевод с приклеившейся идиотской улыбкой, Де’вак кивнул.

– Пожалуйста, садитесь, а я тем временем пошлю за напитками и закусками, – произнес Дарсон, указывая рукой на кресла рядом с собою.

Вскоре принесли полные тарелки и чашки, испускающие совершенно чудовищный запах. Даже прозрачная жидкость в безыскусном хрустальном графине, которая могла на первый взгляд показаться водой, смердела химикатами, и, несмотря на эту противомикробную обработку, была немного мутной. Алайтокец поблагодарил за беспокойство, но не стал есть или пить ничего из предложенного.

Далее последовал растянутый и утомительный разговор, сделавшийся ещё более нудным из-за необходимости ждать перевода. Арадриану приходилось дважды выслушивать каждую бессмысленную банальность и только затем отвечать; Де’вак же честно ждал, пока устройство переложит поэтические фразы лейтенанта на примитивный человеческий язык. Хотя изгой изо всех сил пытался намекнуть, что с союзниками Дарсона кое-что не в порядке, используя обороты речи, мимику и жесты, вылетающая из динамика искаженная чепуха не передавала и оттенка этих неявных предупреждений.

Учитывая, что ко всему сказанному прислушивался Ириакхин, алайтокец не мог выражаться более четко. Необходимо было каким-то образом ненадолго избавиться от прислужника иерарха, и только затем прямо выложить всё Де’ваку – причем так, чтобы впоследствии каббалит ни о чем не догадался.

Когда пытливые вопросы Дарсона о причине появления «Фаэ Таэрут» стали более настойчивыми, Арадриан понял, что растратил запас вежливых, но пустых отговорок. Из-за смены планов во время штурма орбитальной станции, на борту крейсера было немного трофеев, а в систему Даэтронин эльдар обычно заходили передать имперскому командующему его долю добычи.

Отчаяние подсказало изгою, что нужно делать. Подцепив с неубранной тарелки рядом с собой кубик загадочной еды, алайтокец закинул его в рот, стараясь не думать, что собирается съесть. Как и боялся Арадриан, кусочек оказался кошмарно переперченным и почти сырым, поэтому ему почти не пришлось играть, изображая приступ удушья.

Согнувшись в рвотном припадке и хлопая ладонью по столу, лейтенант имитировал асфиксию, задерживая дыхание до головокружения. Вокруг изгоя столпились люди, но вскочившие Маэнсит и Ириакхин никого не подпускали. Инстинктивно схватив протянутую чашку, Арадриан чуть не проглотил почти выдохшуюся воду, в результате чего совершенно неожиданно подавился по-настоящему. Истекая слезами, он заставил себя встать на несколько мгновений, сумел повернуться спиной к каббалиту и поймать взгляд подруги. Как только глаза двоих эльдар встретились, между ними промелькнула искра понимания.

– Что это за пища? – крикнула капитан пиратов через автопереводчик. – Ты пытаешься отравить нас?

Услышав это и решив, что разворачивается какой-то человеческий заговор, Ириакхин обрушился с гневными обвинениями на Де’вака, который, хоть и не вскакивал из-за стола, был явно ошеломлен происходящим. Продолжая выражать недовольство, каббалит разошелся настолько, что вмешавшиеся охранники направили на него оружие.

– Успокойся, нам не нужны инциденты, – сказала ему Маэнсит на языке комморритов, пока Арадриан продолжал содрогаться от фальшивого удушья. – Давай скорее решим, что делать, пока ситуация не вышла из-под контроля.

Присмиревший от её слов Ириакхин позволил оттеснить себя к двери. Когда двое эльдар скрылись за стеной людей, алайтокец перегнулся через стол и, мысленным приказом отключив автопереводчик, прошептал Дарсону прямо в лицо:

– Молчи, за нами следят. Когда прибудет Иритаин, за ним явятся другие, не друзья. Подготовь корабли к атаке. Мы поможем.

Это было сказано достаточно тихо, чтобы не услышал каббалит.

Глаза человека расширились от изумления, хотя было неясно, что его больше поразило – фразы на родном наречии из уст чужака или же их смысл. Де’вак быстро кивнул в знак понимания, и лейтенант рухнул в кресло, продолжая кашлять. Снова включив устройство перевода, он специально для Ириакхина выдавил несколько слов в промежутках между хриплыми вдохами.

– Это не какое-то гнусное покушение, спутники, – сказал изгой, поднимая руку. – Просто людская пища оказалась мне не по вкусу, но ничего страшного. Уверяю вас, со мной уже всё в порядке.

– Уберите здесь, – приказал Дарсон, давая знак слугам, собравшимся вокруг Арадриана. Через несколько мгновений тарелки и бокалы исчезли со стола, осталась только чашка перед вольным торговцем.

– Примите мои глубочайшие извинения, – произнес он. – Пожалуйста, поскорее возвращайтесь на свой корабль, чтобы убедиться в отсутствии вреда вашему здоровью. Благодарю за сообщение о прибытии принца Иритаина, и уверяю вас, что мой отец встретит Лазурное Пламя надлежащим образом.

Выслушав это, алайтокец не понял, было ли услышано его предупреждение. Придется считать, что да.

Кивнув, лейтенант повернулся к двум другим эльдар. Маэнсит выступила вперед и подставила другу плечо, а Ириакхин метнул на него недовольный взгляд, но в нем читалось скорее раздражение, чем подозрение. Арадриан на мгновение почувствовал, что доволен собой: ему удалось сообщить Де’ваку о нападении комморритов и скрыть это от внимания прислужника иерарха.

По возвращении «Фаэ Таэрут» к пиратскому флоту у них хватило времени только на краткое совещание с Иритаином и Кхиадисом. Изгой и Маэнсит подтвердили, что люди ожидают прибытия эльдар, но никак не смогли сообщить принцу-командору, что предупреждение доставлено. Поэтому, когда звездолеты Лазурного Пламени один за другим исчезали в Паутине, Арадриану было немного не по себе.

Ириакхин отправился докладывать иерарху о произошедших событиях, и алайтокец сумел высказать свои сомнения подруге. Их беседа произошла в одной из кают, прилегающих к командному залу; в центре помещения располагался низкий столик, окруженный креслами с подлокотниками, на стенах висели шкафчики с хрустальными дверцами, полные графинов с разнообразными напитками и памятных трофеев, взятых в пиратских набегах. Пока Маэнсит садилась, изгой взял из одного серванта кинжал с коротким клинком и костяной рукояткой; говоря, он поигрывал клинком в пальцах.

– Мы кое-что пропустили, – начал Арадриан. – Были настолько обеспокоены тем, как поступит Кхаидис, так отчаянно старались подавить все возникающие у него подозрения, что забыли обдумать возможные ходы Иритаина.

– Саидар в том же положении, что и мы, – ответила комморритка. – Если он пойдет против Кхиадиса и против нас, то окажется в меньшинстве.

– С союзниками-людьми, уже нет, – тихо произнес лейтенант.

Маэнсит приоткрыла рот, но тут же закрыла, отбросив собственный довод. Затем женщина чуть нахмурила брови и слегка покачала головой.

– Ты думаешь, что Иритаин убедит людей повернуться и против нас?

– Если бы мы оказались на его месте, неужели не увидели бы возможности избавиться от всех конкурентов? Разумно ожидать, что принц подговорит людей атаковать все корабли второй волны, и наш в том числе.

– Но мы не можем предупредить иерарха, что имперцы настороже, не выдав собственную измену. Что нам делать, Арадриан? Это была твоя идея – выдать людям наши планы, и теперь мы оказались между Кхиадисом и Иритаином!

– Не знаю я, что делать! – рявкнул алайтокец, всаживая кинжал в крышку шкафчика из темно-красной древесины. Затем он глубоко вздохнул. – У нас полцикла до того, как остальной флот окажется у Даэтронина. Для людей, с их очень медленными кораблями, это небольшое время на подготовку. Нужно что-то придумать в этом промежутке.

– Или просто надеяться, что Саидар останется верен нашей общей цели, – избавиться от союза с иерархом, – и не предпримет никаких действий против нас.

– Я бы предпочел держать в собственных руках нити наших судеб, чем позволять им болтаться в хватке Иритаина. Не могу поверить, что мы в безвыходном положении и нет третьего варианта.

– Ты прав, – поднявшись, женщина пересекла каюту и коснулась рукой щеки Арадриана. Кожа её была холодна, но мягкость пальцев вызвала в изгое приятную дрожь: после случайной встречи с Лазурным Пламенем и комморритами на капитана слишком многое навалилось, и им редко удавалось уединиться. – Мы с тобой найдем решение, я не сомневаюсь. Возможно, если немного отрешиться от проблем, ответ придет сам собой...

Изгой успел улыбнуться, прежде чем Маэнсит впилась в него губами.

У Даэтронина всё складывалось, как и было обговорено между командирами пиратов. Принц-командор и его флот заняли позицию в тылу конвоя небольших человеческих кораблей, который направлялся за пределы системы, чтобы встретить «Фаэ Таэрут» и комморритов. Несколько эсминцев, в случае чего, не смогли бы долго противостоять объединенной мощи трех крейсеров эльдар, и странствие к главной планете Даэтронина не сулило проблем.

Из увиденного Арадрианом складывалось впечатление, что люди, несмотря на предостережение, не приняли никаких мер для отражения атаки и готовы были попасться в ловушку. Время прибытия комморритов было выбрано так, чтобы зажать человеческие звездолеты между двух волн пиратских кораблей. По плану, когда флотилия окажется над центральным миром, «Фаэ Таэрут» и крейсера иерарха должны открыть огонь, гоня эскорт под залпы Лазурного Пламени.

Путь до главной планеты системы занял бы не менее пяти циклов – скорее больше, учитывая неторопливость имперских эсминцев. Алайтокец без энтузиазма ждал этого перехода, пытаясь понять, когда Кхиадис отдаст приказ об атаке; порой казалось, что люди вообще никак не смогут защитить себя, и битву против каббалитов придется вести Маэнсит и Иритаину. В этом случае силы окажутся опасно равны, именно поэтому корсары и нуждались в поддержке человеческой флотилии. Мало того, «Фаэ Таэрут» находилась в самом опасном положении, между двумя крейсерами темных эльдар. Таким образом, если Лазурное Пламя повернет орудия против комморритов, изгою и его подруге разумнее всего будет встать на сторону иерарха.

Как только вторая волна пиратов выскользнула в реальное пространство, Арадриан покинул кабину пилотов и присоединился к Маэнсит в главном контрольном зале. После кивка капитана алайтокец сменил Таэлисьета у основного пульта управления огнем: для пущей безопасности они не делились планами и сомнениями с экипажем. Действовать же, как бы ни повернулись обстоятельства, придется без промедления.

После обмена стандартными приветствиями объединенный флот людей и эльдар направился к сердцу Даэтронина. Как только «Фаэ Таэрут» развернула звездные паруса и изящно развернулась внутрь системы, изгой заметил, что, по данным сканера, среди человеческих кораблей нет флагмана Де’вака. Фактически, сравнив показания с датчиков и записи в матрице крейсера, Арадриан обнаружил отсутствие полудюжины имперских звездолетов.

Он тут же направил эту информацию Маэнсит по психической сети, но причина такого расхождения мгновенно прояснилась. В зале управления зазвучали тревожные сигналы, сообщающие о многочисленных варп-разрывах. Капитан активировала смотровой экран, и вокруг её командной капсулы медленно завращался шар, полный звезд. Калейдоскопические вихри разрывали ткань пространства-времени, беспримесная энергия варпа истекала в материальную вселенную. Алайтокец насчитал шесть брешей, и каждая из них исторгла пропавший человеческий космолет – прямо в тыл «Фаэ Таэрут» и крейсерам Кхиадиса.

Как только варп-разрывы сомкнулись, над палубой командного отсека возникли голоизображения иерарха и принца-командора. Первым заговорил комморрит.

– Мы окружены, – прорычал Кхиадис, – но людям это мало чем поможет. Их подкрепления ещё вне зоны поражения, уничтожим тех, кто вблизи от нас, потом обратим орудия на новоприбывших. Им не сравниться с нами в скорости и боевой мощи.

– Эти подкрепления просто захлопнут ловушку, – произнес Иритаин, и на вращающейся карте системы корабли Лазурного Пламени резко начали лавировать, поворачиваясь на звездных ветрах в направлении комморритов. Вспышки плазмы сопровождали торможение имперских эсминцев; они тоже приступили к крутым маневрам, хотя двигались куда менее изящно, чем эльдарские космолеты.

– Предатель! – прохрипел иерарх. – Сначала мы уничтожим тебя!

Маэнсит, ничего не говоря, посмотрела через зал на Арадриана. В ответ тот кивнул и активировал обе орудийные батареи, захватив в прицел комморрские крейсера по обоим бортам, пока капитан отдавала приказы о маневрах.

Пальцы изгоя затанцевали по геммам пульта управления, и на звездолеты Кхиадиса обрушился шквал ракет и лазерных импульсов. Кормовой парус его флагмана превратился в золотистые клочья, разлетевшиеся по звездному небосводу, а с орудийных палуб второго корабля взметнулись фонтаны пламени и обломков. У лейтенанта заколотилось сердце в ожидании разрушительного ответного залпа, но его не произошло – настолько неожиданным оказался первый удар корсаров. «Фаэ Таэрут» круто опустила нос и накренилась на правый борт, так что Арадриан успел ещё раз выстрелить по флагману иерарха, прежде чем крейсера оказались вне зоны поражения.

Отвернувшись от пульта управления огнем, изгой пристально вгляделся в обзорный экран, желая посмотреть, что предпримут их новые враги. Пока «Фаэ Таэрут» резко отворачивала от комморритов и от людей одновременно, изображение в сфере быстро вращалось, чтобы звездолеты Кхаидиса оставались в зоне видимости. Корабль Иритаина находился вдали от боя, и оставалось неясным, кого собирается атаковать принц-командор. Если иерарх решит отомстить Маэнсит и Арадриану, шансы их крейсера против двух врагов окажутся невелики. План, которому сейчас следовали алайтокец с подругой, они разработали во время последнего перехода к Даэтронину; окажется он успешным или нет, было ещё совершенно неясно.

Комморриты перекладывали паруса, чтобы пойти наперерез Лазурному Пламени, поэтому атака «Фаэ Таэрут» застигла их в момент смены курса. Флагман Кхиадиса с поврежденным звездным ветрилом по-прежнему двигался в направлении кораблей Иритаина; капитан второго крейсера, прервав маневр на середине, пытался развернуться и сесть на хвост ускользающему космолету Маэнсит.

Послышался разъяренный вой, и голоизображение иерарха погасло. Образ принца-командора остался: Саидар стоял, сложив руки на груди, и выглядел немного взволнованным.

– Хорошо сработано, – сказал вожак Лазурного Пламени с улыбкой скорее насмешливой, чем дружелюбной. – Я предупредил Дарсона Де’вака, что вам, возможно, не стоит доверять, но этот первый удар уберег «Фаэ Таэрут» от наших пушек. Мои похвалы вашему мастерству и отваге.

– И не забудь, что первыми сообщили о нападении мы, – отозвалась Маэнсит. – Уверена, что имперский командующий с сыном примут это во внимание, когда начнутся переговоры.

Арадриан ненадолго вновь повернулся к обзорной сфере. Несмотря на угрозу отомстить, Кхиадис выходил из боя так быстро, как только мог, бросая второй крейсер на произвол судьбы. Тот уже разворачивался в сторону от «Фаэ Таэрут», очевидно, его капитан понял, что звездолет, лишившийся части орудий, не справится с корсарами без помощи флагмана.

Человеческие корабли по мере сил пытались идти наперехват, но почти не было сомнений, что комморриты спасутся из ловушки, если Лазурное Пламя не бросится в погоню. Судя по следующему вопросу Иритаина, он заметил то же самое.

– Ты собираешься дать им сбежать? Мне не хотелось бы заполучить Кхиадиса во враги.

– Он не вернется, – ответила Маэнсит. – Даэтронин вдалеке от Комморры, и нет никаких гарантий, что мы ещё будем здесь, когда закончится ремонт крейсеров. Кроме того, несмотря на всю его досаду, Кхиадис не осмелится признаться в кабале, что стал жертвой настолько простого трюка. Нет, он вернется с историей о том, как чудом спасся от многократно превосходящих сил и продолжит жить в огромном шпиле, замышляя против своего архонта и шагая по головам подчиненных. Большинство иерархов удовлетворяются этим.

– А что там за переговоры ты упомянула мгновение назад? – уточнил Саидар.

– Разве не ясно? Твое соглашение с командующим Де’ваком нарушено. Ты привел врага в его звездную систему, и тебе больше нельзя доверять. Чтобы Лазурное Пламя по-прежнему принимали в Даэтронине, нам придется заключить новый, намного более выгодный для губернатора договор.

– Нет причин предполагать, что командующий решит, будто я был соучастником нападения, – возразил Иритаин.

– Поверь мне, – улыбнулась комморритка, – я постараюсь, чтобы Де’вак пришел именно к такому выводу.

Она отрубила голоканал и заблокировала корабельную сеть, преграждая Саидару путь к выходу на связь с «Фаэ Таэрут» без разрешения.

– Иритаин частично прав, – заметил Арадриан, жестом приглашая Таэлисьета вернуться за пульт управления огнем. Когда офицер занял боевой пост, изгой подошел к Маэнсит и взял её за руку.

– И в чем же он прав? – спросила она.

– Угроза тебе со стороны Кхиадиса ещё существует. Он расскажет твоему прежнему кабалу, где найти тебя, и я боюсь, что это закончится скверно.

– Да, я покинула Багровый Коготь как воровка и дезертир, но не стоит переживать за мое будущее, – ответила капитан. Подняв руку, которую по-прежнему сжимал Арадриан, она поцеловала изгоя в запястье. – Меняем курс, идем на сближение с кораблем Дарсона Де’вака, пока Иритаин снова не опередил нас.

С важным и самодовольным видом алайтокец шагал по застланному ковровой дорожкой проходу в парадной приемной имперского командующего. Располагалась она на борту какой-то прогулочной яхты, которая в сравнении с любым звездолетом эльдар того же класса выглядела как неуклюжий буксир на плазменных движках. Сам корабль находился на орбите главного мира системы Даэтронин, которую люди упорно продолжали называть «Карасто».

Арадриан чувствовал себя совершенно уверенно, несмотря на ряды солдат, стоявших навытяжку слева и справа от него, и небольшой отряд снайперов, замеченный корсаром среди металлических балок, поддерживающих высокий потолочный свод. Изгой ощущал их взгляды через прицелы, словно чьи-то злобные взоры – когда-то он и сам так смотрел вдаль через удлиненную винтовку странника.

Помимо вооруженной охраны, у имперского губернатора Де’вака имелось множество советников, писцов и вестовых, околачивавшихся в зале для аудиенций. Алайтокец прекрасно слышал их перешептывания, будто сам участвовал в разговорах, но, по большей части, эти восклицания и высказывания отличались незамысловатостью. В основном они крутились вокруг Арадриана – как факта его присутствия на борту, так и манеры одеваться.

Последнее действительно заслуживало внимания, поскольку лейтенант основательно подошел к выбору наряда для столь важной встречи. После того, как Иритаин решил отбыть, не рискуя недовольством людей, оставшиеся звездолеты Лазурного Пламени поспешили открыто передать воинам на «Фаэ Таэрут» свои благодарности и заверения в преданности. Вскоре стало ясно, что Саидар не был популярным вожаком, а всё возраставшие требования командующего Де’вака начинали заметно сказываться на доходе и терпении корсаров. Появление комморритов предоставило им общего врага и объединило флот, но, после решения этой проблемы, пираты с радостью присоединились к Маэнсит и Арадриану, получив обещание честного дележа трофеев и права голоса при любом обсуждении.

Изгой предложил подруге сохранить её лидерство в тайне от людей, чтобы защитить женщину от любых махинаций губернатора, и, как и в случае с его сыном, отправился ко двору Де’вака под видом принца корсаров, облачившись в одеяния, достойные такого звания. На алайтокце был плотно обтягивающий пурпурно-золотой комбинезон, поверх него – черный плащ до колен, широко расходящийся у бедер и украшенный на плечах крохотными звездочками белого серебра. На широких лацканах, отделанных по краям тем же металлом, висели цепочки изящной работы, тоже серебряные; они пересекали грудь Арадриана, как утонченная насмешка над безвкусными золотыми галунами и аксельбантами, накрученными на мундире имперского командующего. Завершали облик лейтенанта высокие сапоги из мягкой кожи яркой леопардовой расцветки, черного, красного и желтого цветов, а также многочисленные кольца, браслеты и пирсинг в виде удлиненного черепа у виска. Волосы эльдар собрал в высокую прическу, дополнительно указывая на свое превосходство в росте над недоразвитыми людьми, а на лицо нанес аккуратный макияж, выделяющий его широкие и яркие глаза на фоне запавших шариков собравшихся.

Губернатор Де’вак стоял, облокотившись на кресло с высокой спинкой, и казался таким же крепким, как этот трон из дерева и бархата. Его щеки и верхняя губа скрывались под густыми седеющими волосами, но на выбритом подбородке все могли видеть три тонких шрама. Носил командующий темно-синий парадный мундир и фуражку того же цвета, козырек которой нависал над раскидистыми бровями. Судя по плоскому носу и расплющенным ушам, он был привычен к рукопашным стычкам – скорее всего, тренировочным, решил Арадриан, увидев в шрамах на подбородке следы от какого-то тонкого дуэльного меча. Кроме того, человек крепко сжимал кулаки с грубыми костяшками, а большие пальцы держал за широким поясом, на котором, касаясь бедер, висели пистолет и изогнутый, сужающийся к острию клинок.

Как и командующий, изгой был вооружен пистолетом и мечом, но только для вида: если бы план провалился, и лейтенанту пришлось бы хвататься за оружие, его быстро прикончили бы несколько десятков солдат, державших гостя на прицеле. Хорошо понимая, как эффектно он выглядит для этих неловких, нескладных людей, алайтокец изящно прошагал по черно-золотому ковру к имперскому губернатору, ступая так, чтобы выглядеть одновременно спокойным и целеустремленным.

Зал для аудиенций был уставлен тяжелой деревянной мебелью, покрытой темно-красным лаком. Через каждые двадцать или около того шагов с потолка свисали знамена, расшитые орлами и прочими символами Империума. Пол украшала замысловатая мозаика, хотя Арадриан в данный момент не мог разобрать, абстрактный ли это рисунок или какая-то картина; над тронным помостом располагался балкончик, с которого, наверное, и следовало смотреть на изображение.

Остановившись в десяти шагах от Де’вака, изгой окинул взглядом толпу ярко и безвкусно наряженных человеческих мужчин и женщин справа от себя: придворные, члены семьи и прочие лизоблюды, решил корсар.

– Простите, что вошел без представления, – заявил лейтенант, снова говоря через нагрудную брошь в форме лица; его путеводный камень висел с другой стороны, в оправе, стилизованной под солнечные лучи. – Ваш глашатай, как бы ему не хотелось оказать мне услугу, так и не сумел достаточно точно произнести мое имя. Искаженные звуки, которыми он разродился, вполне могла бы издать испуганная корова или нечто подобное. Таким образом, представлю себя сам. Я – Арадриан Иадхсуан Адиаррин Найо, принц-командор Лазурного Пламени, адмирал Зимнего залива.

– Здесь принято, что просители кланяются в знак уважения к чину имперского командующего.

Это замечание сделал более молодой человек, стоявший прямо за спиной Де’вака. Он был чуть выше губернатора и намного стройнее, так что алайтокец, не заметив семейного сходства между двумя людьми, посчитал говорившего каким-то чиновником. Алайтокец, специально для этой встречи перекрасивший глаза в тревожащий фиолетовый цвет, снова посмотрел на главного имперца.

– Кажется, ваш петушок закукарекал не ко времени, – произнес изгой. – Пожалуйста, утихомирьте его.

– Я – Антуан Нальим, верховный сенешаль Карасто, и ты будешь обращаться ко мне с уважением, подлый пират!

Чуть повернувшись, Арадриан окинул взглядом остальных людей, собравшихся в зале. На лбах и скулах гражданских он заметил странные шрамы, точно такие же, как и у офицеров Де’вака. Увиденное подкрепило догадку алайтокца о том, что дуэли на этой планете считались приемлемым развлечением. Опять развернувшись к губернатору, который всё это время молчал с сердитым видом, корсар слегка улыбнулся.

– Не ошибаюсь ли я, считая, что поединки на клинках здесь являются подходящим способом разрешения споров?

– Да, мы дуэлируем, – ответил имперский командующий, скрещивая руки на груди. – Почему вы решили, что я окажу вам честь, разрешив поединок с моим верховным сенешалем?

– Если в вашей культуре считается уместным устанавливать главенство путем насилия, вы, несомненно, предоставите мне возможность ответить на оскорбление, нанесенное речами вашего подчиненного?

– Я оставлю этому надменному вору шрам, который послужит напоминанием о хороших манерах, – заявил Нальим, расстегивая мундир; оказалось, что он атлетически сложен для человека. Закатав рукава нательной рубашки, Антуан вытащил из ножен на бедре клинок, по виду такой же, как у губернатора.

– Могу я использовать собственное оружие, или мне следует сражаться одним из этих тоненьких вертелов, которые у вас называются мечами? – уточнил Арадриан.

– Можете вооружиться любым клинком, который вам больше подходит, – ответил Де’вак, после чего крепко сжал челюсти. Он, очевидно, не считал поведение своего верховного сенешаля разумным, но при этом держал язык за зубами. Видимо, вмешательство в спор на любой стороне стало бы признаком дурных манер.

– Не стесняйся, пират, скидывай плащ, – посоветовал Нальим, шагая к сопернику по ковру и щелкая каблуками по паркету. – Одежда излишне связывает движения.

– Боюсь, стиль для меня важнее удобства, – сказал изгой, медленно вытаскивая меч. Посмотрев на Де’вака, он попытался выразить мысль понятными людям словами: – Насилию будет предшествовать какой-то официальный ритуал, или мы просто примемся размахивать оружием?

– Поднимите клинок ко лбу, чтобы отсалютовать противнику, и можете начинать, – произнес имперский командующий. Алайтокец заметил, что всё это время Де’вак не сводил с него глаз; для человека он был весьма сосредоточенным и внимательным.

Корсар сделал, как ему сказали, приложив плоскость меча ко лбу точно над переносицей. Нальим поступил точно так же, и дуэлянты на мгновение застыли подобно статуям, следя друг за другом.

Эльдар заметил, как слегка сузились зрачки Антуана в тот миг, когда человек принял решение об ударе. Кожа на его костяшках побледнела чуть сильнее, дернулось сухожилие в запястье. Для Арадриана это было ясным, как день, указанием на то, что противник сейчас атакует.

Опустив меч для прямого выпада, изгой широко шагнул вперед. Его удар оказался настолько быстрым, что Нальим успел отвести саблю от лица только на палец, когда острие клинка корсара вонзилось сенешалю в горло. Алайтокец слегка двинул рукой, чтобы не обколоть меч о позвоночник, и оружие вырвалось из шеи Антуана ниже затылка.

Казалось, что прошла целая эпоха, прежде чем люди вокруг начали кричать. Губернатор бешено орал на своих солдат, запрещая стрелять, а несколько кокоток, увидев алую струю, брызнувшую на ковер и паркет, рухнули наземь с закатившимися глазами.

– Дуэль идет до первой крови! – взревел Де’вак, разворачиваясь к Арадриану со сжатыми кулаками и краснеющим в гневе лицом.

Принц пиратов выпустил меч, и тело Нальима повалилось на пол. Кровь, бегущая из раны, заструилась в трещинках между кусочками мозаики.

– И я определенно её пустил, – заметил изгой, складывая руки на поясе.

– Мне следовало бы убить тебя на месте и стереть твои корабли с лица Галактики! – продолжал повелитель имперцев, но эльдар знал, что это пустые угрозы: зачем же Де’вак останавливал своих бойцов, если хотел покончить с корсаром?

– Неразумно будет даже пробовать, командующий Де’вак, – возразил алайтокец, переступая через дергающийся труп сенешаля. Сделав ещё три шага, он подошел почти вплотную к губернатору, и преимущество эльдар в росте стало ещё более заметным.

– Что тебе нужно? – отступив, имперец осел в кресле. Отделение солдат тем временем подхватило тело Антуана и вынесло его из зала. Их путь отмечала неровная полоска багряных капель. – Такое же соглашение, как с… Ирританом?

Подавив гримасу от такого искажения имени пирата, Арадриан покачал головой.

– Больше никаких соглашений с Лазурным Пламенем, – объявил он, заработав хмурый взгляд Де’вака, но продолжил: – Мой флот больше не будет искать безопасной гавани в Даэтронине, и кораблям, проходящим через эту систему, теперь не гарантирована безопасность. Любые связи между тобой и Иритаином разорваны. Ты позволишь мне и Лазурному Пламени беспрепятственно покинуть Даэтронин. Мы больше не будем твоими ручными гончими, имперский командующий.

– Собираешься снова предать меня? – брыли губернатора затряслись, и он злобно выпалил: – Я прикажу освежевать тебя и выпотрошить, а не отпустить!

– На вашем месте я бы этого не делал, командующий, – произнес изгой. Вытянув правую руку, он включил голопроектор, встроенный в кольцо с рубином на указательном пальце. Между корсаром и губернатором вспыхнуло небольшое изображение в кирпично-красных тонах: Маэнсит и Дарсон, сидящие за одним столом. Капитан и Де’вак-младший пощипывали какие-то длинные конфеты и потягивали слегка пузырящееся вино из хрустальных бокалов. – Понимаете ли, перед отбытием я проявил дружелюбие и пригласил вашего сына на борт моего корабля. Как видите, сейчас за ним присматривают... пока что. Дарсон продолжит наслаждаться нашим гостеприимством, пока мы не будем готовы покинуть систему.

– Дарсон, идиотина! – взревел Де’вак-старший, грозя картинке кулаком. – Что ты творишь?

– Это просто изображение, командующий, здесь нет аудиоканала, – объяснил Арадриан.

– Подделка! Любой дурак может смонтировать движущийся гололит.

– Пожалуйста, отправьте любые запросы, необходимые для подтверждения моего заявления, имперский командующий Де’вак. Офицеры с корабля вашего сына сообщат, что он находится на борту моего звездолета вместе с несколькими телохранителями. Поверьте, от этих стражей будет немного пользы, если Дарсон решит пойти против нас.

– Но почему? Почему ты просто не улетел? Зачем было приходить сюда, встречаться со мной, если всё, чего ты хотел – беспрепятственно улететь?

– Командующий, не в моей природе ускользать, подобно какому-то ночному паразиту, особенно от низших существ, – ответил эльдар. – Хочу проинформировать вас, что только благодаря мне вы до сих пор живы. Если бы не мое вмешательство, извращенные сородичи атаковали бы ваш мир и куда более мучительно отомстили за человеческую оккупацию. Они, видите ли, не слишком ласково относятся к варварским макакам-выскочкам, самовольно занявшим одну из наших планет. Меня не так сильно волнует прошлое, поэтому можете оставаться в системе Даэтронин, сколько пожелаете. Думаю, вы достойно оцените данное мною разрешение.

– Твое... разрешение? – пока Де’вак выдавливал эти два слова сквозь крепко стиснутые зубы, на лбу у него нехорошо подрагивала жилка. Глубоко вздохнув, человек разжал кулаки и заставил себя внешне расслабиться. – Я заставлю тебя заплатить за это отвратительное деяние, пират. Будь уверен, так просто ты не отделаешься.

– А вот и отделаюсь, имперский командующий Де’вак, – широко ухмыльнулся Арадриан. – На самом деле, уже отделался.

Изгой тут же ощутил истинность собственных слов. Он изначально ответил на приглашение губернатора не только с тем, чтобы договориться о прекращении огня, но и с целью доставить себе удовольствие. И вот, алайтокец стоял в сердце владений Де’вака, окруженный солдатами, способными убить его в мгновение ока – но у них были крепко связаны руки. С самого начала принц корсаров знал, что Дарсон окажется слабостью командующего: несмотря на неудержимую плодовитость их расы, влиятельные люди высоко ценили своих наследников, и, если бы губернатор так легко пожертвовал отпрыском, то получил бы серьезный удар по репутации и чести. Таким моментом стоило насладиться, и Арадриан смаковал растерянные и яростные выражения на лицах людей, легкими шагами направляясь к открытым дверям.

Выходя наружу, эльдар расхохотался, и по залу за его спиной разнеслось веселое эхо.

Когда «Фаэ Таэрут» и остальные звездолеты Лазурного Пламени отошли от Даэтронина на безопасное расстояние и подготовили бреши в Паутине, Дарсона Де’вака с телохранителями сопроводили на их челнок. Стоя у пульта управления огнем, изгой наблюдал за маленьким судном, ускоряющимся прочь от крейсера.

– Уверена, что имперский командующий не очень хорошо отнесется к произошедшему, – заметила Маэнсит из командной капсулы в центре помещения.

– Ему стоит лучше понять собственное место в Галактике, – ответил Арадриан. – Может, Де’вак и правит планетой во имя человеческого Императора, но при этом он всего лишь мелкая песчинка – нет, крошечный фрагмент мизерной частицы – в великом замысле Вселенной. Имперскому командующему нужно показать, что в конечном счете он бессилен и бесполезен, и ему не следует недооценивать нас.

Обернувшись через плечо, алайтокец увидел, что его подруга улыбается, жестоко скривив губы. Это было не настолько пугающее зрелище, как полубезумные гримасы Кхиадиса, но оно напомнило изгою о совершенно ином взгляде на Вселенную, выработавшемся у комморритки.

– Ты что-то задумал, дорогой? – спросила капитан «Фаэ Таэрут».

В ответ Арадриан снова повернулся к пульту управления и, активировав одну из батарей лазерных пушек, задал прицельной системе параметры удаляющегося челнока.

– Де’вак, если бы мог, загнал бы нас, как диких зверей, – сказал корсар, вспомнив выражение лица губернатора в миг, когда эльдар зарубил его верховного сенешаля. Имперец хотел контролировать пиратов, ожидая верности с их стороны и одновременно рассматривая Лазурное Пламя как расходный инструмент. Задержав палец над спусковой геммой, изгой повернулся к Маэнсит. – Он знает, что теперь мы для него бесполезны, и отдал бы нас своим союзникам ради собственной выгоды. Подобное предательство не должно оставаться безнаказанным.

Капитан кивнула, и Арадриан открыл огонь. На сферическом экране в центре зала полностью уничтоженный челнок людей взорвался шаром пылающих газов.

– Переход в Паутину, немедленно! – приказала Маэнсит, транслируя сообщение всему флоту. – Волки сорвались с цепи и отправляются на охоту!

Глава 12. Воровство

Кузница Ваула

В сердце галактики лежит Кузница Ваула, где звёзды, планеты и туманности были рождены на наковальне бога-кузнеца. Здесь самые горячие печи старейших звёзд питают пламя Кузницы. Ваул ковал из звёздного металла и солнечной бронзы и могучи были артефакты, что он сотворил. Именно здесь Ваул был прикован Кхейном, чтобы трудом искупить и осводобить Ишу и Кёрноуса, и именно в Кузнице Ваула был сотворён Убийца Богов, Меч Кхейна – самое смертоносное оружие во всех мирах. Когда Кхейн был разорван на части в поединке между Той-Что-Жаждет и Повелителем Войны, то, согласно легендам, Оставляющий Вдов вылетел из его рук и вернулся к месту своего рождения. Клинок лежит там и сейчас, ожидая долгие эоны, пока рука того, кто достоин владеть им, не вытянет меч из наковальни, в которой тот покоится.

После отбытия из Даэтронина Лазурное Пламя, теперь под общим командованием Маэнсит и Арадриана, прекрасно повеселилось и захватило огромную добычу в системах Зимнего залива. Отыгрываясь за путы, сковывающие их во время соглашения с Де’ваком, некоторые капитаны флота с особым наслаждением выцеливали корабли, входящие и выходящие из системы имперского командующего. Пираты давали о себе знать не только вокруг Даэтронина. От Эльдасета до Таэриннина, в радиусе почти трёх тысяч световых лет, Лазурное Пламя нападало на одинокие торговые корабли и изолированные форпосты, не страшась орудий кораблей сопровождения и пушек орбитальных платформ.

Среди корсаров Арадриан заработал себе репутацию смелого, рискового авантюриста. Он сам с трудом мог поверить, что из слабовольного, трусливого странника, который пугался приближения мелких оркоидов, превратился в беззаботного и мужественного принца пиратов. Несмотря на популярность алайтокца среди большей части флота, на борту «Фаэ Таэрут» нашлись и более требовательные корсары. Главным критиком изгоя оказался Таэлисьет, который не упускал случая возразить Арадриану и оспорить при Маэнсит его лидерство, его решения и мотивы. Это противостояние достигло апогея, когда трое эльдар на флагмане обсуждали скорый рейд на точку сбора имперских конвоев.

Они находились в смотровой галерее, окружённые светящейся тканью Паутины, что мерцала за оконными интерфейсами. Арадриан видел изгибающуюся стену фиолетового и синего цветов, поддерживаемую белыми колоннами, на которых подобно тлеющим углям горели руны. «Фаэ Таэрут» много путешествовала по этой части Зимнего залива, и Арадриан окрестил это конкретное переплетение туннелей «Золотыми Воротами» из-за близости к варп-маршрутам, часто используемым человеческим Империумом. Там действительно можно было взять богатую добычу, если, конечно, пойти на риск столкнуться с патрулями Имперского Флота.

– Это слишком безрассудно, а прибыль невелика, – запротестовал Таэлисьет, услышав такое предложение. – Мы уже привлекли к себе слишком много внимания в этой области. Нужно двигаться дальше.

– Но зона сбора конвоя рядом, в Лаэситианане, – ответил изгой. – Прямо-таки ждет нас. Дарсон Де’вак говорил об этом перед отбытием.

– Для тебя чем опаснее, тем лучше! – прорычал Таэлисьет. – Я знаю, что движет тобой, Арадриан. Эта система наверняка хорошо охраняется, и ты хочешь досадить людям тем, что уведёшь их корабли прямо у них из-под носа. Рейд не стоит риска, если его цель – ещё больше возвеличить тебя.

– Возвеличить меня? – рассмеялся алайтокец. Он повернулся к Маэнсит, кладя ладонь ей на руку. – Кто вел атаку на Ниемеш? Это был я! Кто увидел возможность обхитрить командира того крейсера у Каэлосиса? Я! Если бы не мои хитрости, этот флот повидал бы вполовину меньше веселья.

– А «Лаэтрин» и «Наэгли Атун» до сих пор были бы с нами, – возразил Таэлисьет. – Иритаин за всё время не потерял ни одного корабля, а ты лишился двух меньше чем за сотню циклов. Капитаны всё ещё следуют за тобой, потому что воодушевлены, но их терпение скоро иссякнет. Этот конвой, он не перевозит ничего важного – оружие для какой-то человеческой войны далеко отсюда. Без Де’вака, который мог бы их взять, зачем нам такая добыча? Ты найдешь ещё одного коррумпированного имперского губернатора, который согласится купить груз? И чем он заплатит?

– Мы возьмём пленников, – сказал Арадриан, заслужив этой фразой острые взгляды от Маэнсит и Таэлисьета. Он насладился их удивлением, но подавил улыбку. – Это просто идея, но выслушайте меня. Рано или поздно Багровый Коготь захочет отомстить Маэнсит, а теперь ещё и Кхиадис просто обязан сказать им о её местонахождении.

– Ты думаешь, мы сможем откупиться пленниками? – спросила Маэнсит.

– Я уверен, что мы сможем найти посредника в Кхай-дазааре, который проведет переговоры от нашего имени, – ответил изгой. – Я знаю, это, наверное, будет непросто, но вариант стоит рассмотреть.

Судя по лицу Маэнсит, она обдумывала идею. Её выражение неуловимо менялось от сомнения к интересу, от интереса к задумчивости и обратно несколько раз пока комморритка взвешивала шансы. Её взгляд упал на Арадриана, и они встретились глазами, разделив на мгновение общую цель и понимание. Женщина чуть дернула уголками губ в намеке на улыбку.

– А остальная часть флота, что они получат от этого рейда? – уточнил Таэлисьет, разводя руками.

– Ты хочешь сказать – остальная часть команды, – сказал Арадриан, оторвав взгляд от завораживающих глаз Маэнсит и переключив внимание на лейтенанта. Таэлисьет встретил обвинение, не моргнув: эльдар не стыдился своих слов.

– Все получают равную долю, – ответил лейтенант изгою, – таковы правила. И к чему мне эти неуклюжие люди? Если ты хочешь сделать любовный подарочек нашему капитану, то расходуй свою часть, как пожелаешь, но не опустошай наши карманы ради своих целей.

– Я думал, что ты должен относиться к нашему капитану с несколько большим уважением и верностью, учитывая, сколько она для тебя сделала и как долго тащила на себе, – указал изгой.

Таэлисьет вскочил с глазами, расширившимися от гнева.

– Тащила меня? – выпалил лейтенант. – Да это ты висишь камнем у всех нас на шее с момента своего прибытия, Арадриан с Алайтока! Если ты весь из себя такой великолепный, не соизволишь ли повторить представление, устроенное при дворе Де’вака?

Положив руку на меч, Таэлисьет отступил назад и жестом предложил изгою встать. Арадриан, преисполненный негодования, собрался принять вызов, но лейтенант продолжил свою тираду и дал ему время подумать, стоит ли обнажать клинок.

– Одно дело – проткнуть неповоротливый кусок человечины, и совсем другое – сразиться на мечах против своего сородича. Осмелишься на это?

– Мы здесь обсуждаем не мои навыки фехтовальщика, – медленно сказал Арадриан, держа взгляд на ближайшей к мечу руке Таэлисьета. Он готов был отпрыгнуть в сторону, как только пират захочет выхватить оружие. Говорил изгой спокойно, стараясь успокоить раздражённого лейтенанта. – Если на самом деле ты сомневаешься в моём лидерстве, то назови альтернативу.

– Возможно, у тебя есть более выгодное предложение? – спросила Маэнсит. – Лучшее, чем этот конвой?

– Звезды Висельников, рядом с Кебуином, где анасолойские торговцы делают рывок из Бреши Индир, чтобы достичь безопасного скопления Нэирт, – Таэлисьет говорил быстро, словно репетировал эту речь. – Мы будем там через три цикла, а через десять вернёмся с добычей.

– Одинокие анасолойские торговцы? – Арадриан резко и коротко рассмеялся. – Какой же это вызов?

– Это лёгкая добыча, капитан, – настаивал Таэлисьет. Он убрал руку с меча и преклонил колено перед Маэнсит, искренне глядя ей в глаза. – Подумайте, что они могут перевозить – ктелланские сферы, шкуры жвачных медведей или, возможно даже, анасалойских вюрд-дьяволов. Всё это можно очень выгодно продать в Кхай-дазааре. Мы же корсары, а не бойцы на аренах Комморры. Нам не нужны вызовы, чтобы преуспевать или кому-то что-то доказывать.

Маэнсит погладила подбородок и посмотрела в пустоту между Арадрианом и ней. Алайтокец ободряюще сжал её ладонь, но женщина убрала руку и встала.

– Мы должны выяснить, кто является лучшим лидером, но решим это не здесь, а проверим на деле, – сказала капитан. Она разгладила бледными пальцами длинное черное одеяние и тонко улыбнулась. – Арадриан, желанный мой, я оставляю тебе командование «Фаэ Таэрут». Таэлисьет и я перейдём на «Хаэнамор», под его началом. Вы оба можете уговаривать капитанов других кораблей составить вам компанию в ваших начинаниях. Через десять циклов мы встретимся у Колыбели Лун, чтобы увидеть, кто достоин управлять Лазурным Пламенем вместе со мной.

– А что будет с проигравшим? – уточнил Таэлисьет.

– А что ты предлагаешь? – спросила в ответ Маэнсит.

– Победа будет достаточным вознаграждением, – сказал изгой. – Позор Таэлисьета станет ему достаточным наказанием за выступление против меня.

– А я, в свою очередь, уверен, что увижу тебя униженным, – возразил лейтенант. – Если я захвачу большую добычу, то ты больше никогда не ступишь на командную палубу корабля.

– Да будет так, – сказала Маэнсит, выходя из комнаты и оставляя алайтокца наедине с Таэлисьетом. Лейтенант холодно улыбнулся.

– На этот раз ты зашел слишком далеко, Арадриан. – стоя перед изгоем, Таэлисьет снисходительно похлопал его по плечу. – Именно этого я и хотел. Без нас с Маэнсит, смиряющих твои необдуманные порывы, ты обязательно погибнешь. Жаль, что мы можем потерять «Фаэ Таэрут», но, по крайней мере, у тебя будет грандиозная гробница.

– Если я потеряю «Фаэ Таэрут», я с удовольствием уступлю тебе, – произнес алайтокец. Проведя пальцем по щеке Таэлисьета, он подмигнул ему. – Желаю тебе повеселиться, приканчивая анасолойцев ради шкур жвачного медведя. Когда я закончу унижать тебя перед всем флотом, ты хотя бы сможешь укутаться в свои трофеи, чтобы поплакать с комфортом.

Три корабля Лазурного Пламени выскользнули из Паутины недалеко позади скопления человеческих кораблей, собравшихся на высокой орбите над пятой планетой системы. Вместе с Арадрианом и «Фаэ Таэрут» там были «Наэстро», под командованием Кхариаса Эльтирина, и «Каэдэн Дарит» с капитаном Намианисом. Имея в распоряжении три самых мощных звездолета Лазурного Пламени, изгой не сомневался, что без особого труда справится со стайкой торговцев.

Хотя он жаждал показать себя против более серьёзного врага, первичное сканирование обнаружило только один военный корабль, защищающий флотилию; судя по размеру, он уступал эльдарским крейсерам в огневой мощи.

– Я прилетел сюда, ища состязания, но, похоже, здесь нет достойного противника, – сказал Арадриан, с улыбкой повернувшись к своей старшей помощнице, Лаэллин. Она кивнула, но промолчала, сосредоточившись на панели управления орудиями. Изгой позволил фрагменту своего сознания проскользнуть в матрицу «Фаэ Таэрут». Оказавшись в сердце столь многих систем, алайтокец испытал воодушевление – раньше он взаимодействовал только с сетями пилотирования, но теперь имел доступ к любому элементу крейсера. Приветствуя эльдар, работавших за различными постами в командном зале, Арадриан поочередно коснулся мыслей каждого из них.

Когда изгой установил контакт с Аэриссаном у поста сенсорного контроля, ему на мгновение показалось, что он смотрит глазами «Фаэ Таэрут». Это было странное ощущение, мимолетное, но опьяняющее. Аэриссан обратил внимание капитана на показания сканеров. Боевой корабль, который они засекли, был пристыкован к одному из транспортных кораблей, но его плазменный реактор, орудия и щиты отображались пиками на графике выхода энергии, словно были на полной мощности.

Мысленно поблагодарив Аэриссана, изгой скользнул от сенсорных систем к посту связи. Немедленно его голо-образ появился на капитанских мостиках двух других кораблей, в то время как слегка просвечивающие призраки Кхариаса и Намианиса возникли на палубе «Фаэ Таэрут».

– Мораи-Хег сплела нам богатую нить, друзья мои, – объявил Арадриан. – Восемь кораблей ждут разграбления, а защищает их всего один стоящий противник. Мы должны разделиться, чтобы корабль эскорта не смог оборонять конвой от атаки с одного направления. Избегайте контакта с неприятелем: пусть этот сторожевой пёс и невелик, укусы его, я думаю, будут свирепыми. Не нужно спешить, мы ведь сможем поочередно собирать трофеи с каждого судна.

По мере приближения Лазурного Пламени, командиры грузовых космолетов пытались сбежать. В полыхающих плазменных следах транспортников, газовозов, сухогрузов и суперлихтеров, разлетавшихся в суматохе, не было никакого последовательного плана. Они бежали, руководствуясь древним инстинктом выживания стада: хищники не могут поймать нас всех. Боевой корабль людей отстыковался и развернулся прямо на приближающиеся эльдарские корабли, чем вынудил «Наэстро» прервать атаку, но открыл «Фаэ Таэрут» и «Каэдэн Дариту» свободный проход в сердце разбегающейся флотилии.

Когда флагман догнал ближайшее судно, Лаэллин нацелила бортовые лазеры на его кормовые секции, и по корпусам двигателей пронесся шквал попаданий.

– Осторожно, – предупредил Арадриан, фокусируя сферу сканера на атакованном грузовозе. – На кораблях людей нестабильные плазменные установки. Мы ведь не хотим взорвать нашу добычу, не так ли?

Пролетев вперед, «Каэдэн Дарит» захватил поврежденный космолет гравитационными сетями. Изгой не обратил внимания на дерзость Намианиса, первым взявшего приз; его целью было гораздо более крупное судно в центре конвоя. Вражеский боевой корабль держался близко к нему, и ещё три звездолета конвоя решили, что орудия лёгкого крейсера будут лучшей защитой, чем бездна космоса. Они ошиблись, с триумфом сказал себе Арадриан. Один страж не мог защитить их всех, особенно против намного более быстрых неприятелей.

Уже вскоре командир человеческого эскорта принял решение и положил свой корабль на курс между эльдар и судами, пытавшимися бежать из системы. Это был мудрый ход, который вынудил и «Фаэ Таэрут», и «Наэстро» прекратить налёты на убегающие грузовозы. Но это также означало, что группа из четырёх космолетов, раньше собравшихся возле крейсера, теперь уязвима.

Несмотря на желание рвануться вперед для убийства, алайтокец некоторое время сдерживал себя и «Наэстро». Что-то в действиях боевого корабля, внезапно бросившего своих, вызвало у Арадриана подозрения. Кроме того, оставалось неясным, почему он был пристыкован к большому грузовому судну в момент прибытия Лазурного Пламени.

Четыре грузовика, теперь предоставленные сами себе, держались вместе. Они, несомненно, были вооружены, и хотя их орудия мало что могли противопоставить голополям «Фаэ Таэрут», для абордажа и захвата добычи эльдар пришлось бы замедлиться, что увеличивало шанс успешного попадания. Пока что люди оборонялись за счет численного преимущества, и, хотя Арадриан отчаянно желал захватить самый большой космолет, он помнил глумление Таэлисьета. Только глупец нападёт на четыре судна с одним кораблём, и неважно, как плохо вооружены его многочисленные противники. Если бы изгой хотел уничтожить грузовозы, то проблем бы не возникло, но их нужно было взять невредимыми. Помимо этого, алайтокец должен был захватить как можно больше людей, чтобы предложить Кабалу Багрового Когтя достойный выкуп за прощение старых проступков Маэнсит. Арадриан держал свой бурный нрав в узде, решив, что больше не поддастся поспешным решениям.

Вновь обратив внимание на разделившиеся корабли, алайтокец использовал сеть бесконечности для построения необходимых маршрутов перехвата. Учитывая текущую позицию крейсера эскорта, имелась высокая вероятность, что часть конвоя, которая держалась вместе, успеет сбежать вглубь системы до того, как «Фаэ Таэрут» обездвижит рассеявшиеся грузовозы и вернется.

Скривившись от досады, изгой лихорадочно изучал сферу-экран, пытался выбрать между двумя вариантами. А затем Мораи-хег расщедрилась вновь, и алайтокцу ещё раз повезло: крупнейший грузовик внезапно исторг облако плазмы из аварийных выпускных труб вдоль борта. Резко и сильно отклонившись от курса его товарищей, космолет начал отставать, его двигатели прерывисто загорались и потухали, и за кормой тянулись разбросанные цветки расширяющейся плазмы.

– Вот и первая добыча! – триумфально объявил Арадриан.

Продолжая гнаться за убегающими грузовозами ещё некоторое время, алайтокец выманивал легкий крейсер всё дальше и дальше. Когда он убедился, что сможет добраться до терпящего бедствие судна раньше, чем боевой корабль, он приказал «Фаэ Таэрут» разворачиваться. Хотя маршрут обратно к крупнейшему судну был не таким прямым, благодаря огромной скорости эльдарского звездолета у изгоя было бы достаточно времени на атаку. Желая убедиться, что ему и его команде не помешают, он приказал «Наэстро» приблизиться к радиусу обстрела человеческого эскорта, чтобы не дать вражескому капитану развернуться вслед за флагманом Лазурного Пламени.

Скоро стало ясно, что стратегия сработала. Паруса блеснули золотом на солнечном ветру, и «Фаэ Таэрут» ринулась к своему призу.

Двигаясь вдоль правого борта грузовоза, прерывисто работавшего двигателями, флагман растянул гравитационные сети и прицепился к огромному судну. Полдюжины абордажных туннелей закрепились на корпусе добычи, и высокомощные лазрезаки на их концах прожгли внешнюю оболочку, открывая путь для вторжения штурмовых команд.

Обычно Арадриан шел бы на острие атаки, ведя корсаров в смертельную битву. На этот раз он собирался остаться вдали от резни и стрельбы: сейчас алайтокец был лидером, а не воином. Первые группы доложили о минимальном сопротивлении – два десятка людей сметены мощным натиском. Создав плацдармы на нескольких палубах, пираты вызвали подкрепления, и только тогда изгой вместе с ними ступил на человеческое судно.

У них было две главных цели: мостик и грузовые отсеки. Разделив свои силы на три части, Арадриан послал самый большой отряд вперёд, для поисков капитана и офицеров. Другая группа спустилась по лестничным колодцам на нижние палубы, ища грузовые контейнеры. Алайтокец остался на месте с ещё двадцатью пиратами, охраняя путь отхода на «Фаэ Таэрут».

Через коммуникационный штифт в ухе изгой получал данные о продвижении абордажных команд. Они получили инструкцию брать пленников при любой возможности, так что бессознательные или раненые люди непрерывным потоком тянулись на участок погрузки. Нападение шло гладко, хотя капитана судна по-прежнему нигде не могли найти; Арадриан знал, что всё могло бы идти ещё проще, если бы удалось договориться об организованной сдаче.

А потом начались проблемы. Нафилиар, ведущий поиск судовых офицеров, доложил, что его отряд столкнулся с воинами в тяжелых доспехах. Погибая под шквальным огнем, корсары вынужденно начали отступать к плацдарму.

– Воины в доспехах? – переспросил изгой. – Какая у них броня? Какое оружие? Мне нужны подробности!

В ответ он услышал тяжёлое дыхание лейтенанта, прерываемое стонами. Очевидно, он был ранен. Тут же в коммуникаторе алайтокца раздался резкий треск и громоподобные взрывы. Что-то тяжелое застучало по палубе рядом с Нафилиаром.

– Этот ещё жив, – голос был глубоким, искажённым искусственной модуляцией. Арадриан услышал глухое шипение, которое внезапно заглушил ужасающий рёв примитивного двигателя. Нафилиар закричал, но его вопли утонули в хриплом скрежете цепного меча и хрусте раскалываемых костей.

– Славь Императора, ненавидь чужака.

Тон голоса невозможно было спутать ни с чем, как и стихающую в отдалении тяжёлую поступь. Арадриан слышал множество ужасных историй о космических десантниках Императора, но, к счастью, никогда не встречался с физически улучшенными воинами Империума. На борту «Лаконтирана» он разговаривал с воинами, которые видели этих генетически изменённых солдат и сумели выжить. Их присутствие шокировало изгоя и сильно ударило по его желанию доказать превосходство над Таэлисьетом. Сражения на борту звездолетов отлично подходили космодесантникам, и алайтокец внезапно осознал, что корабль эскорта наверняка принадлежит им. Было неизвестно, сколько ещё их может оказаться там; его корсары не были готовы к подобной битве.

Присутствие таких врагов изменило всё, и Арадриан просеивал в голове рассказы о космодесантниках, пытаясь найти что-нибудь, чем можно воспользоваться. Но всё, что он вспоминал, лишь подчёркивало, с каким ужасом пиратам предстоит столкнуться в бою. Космодесантники будут скорее сражаться насмерть, чем позволят им захватить судно, в этом можно было не сомневаться. Через коммуникатор изгой слышал другие доклады о контратаке беспощадных воинов, и понимал, что должен реагировать быстро, если хочет предотвратить катастрофу.

Арадриан быстро рассказал корсарам, с кем они сражаются, и приказал по возможности избегать прямых столкновений. Лучшей тактикой против грузных космических десантников были уклонения от боя и засады: у воинов алайтокца было несколько фузионных пистолетов и силовых клинков, способных пробить вражескую броню, но для истребления элитных бойцов Императора пришлось бы доставить более тяжёлое оружие с «Фаэ Таэрут».

Группы, двигавшиеся к корме через грузовые отсеки, также столкнулись с космодесантниками. Предупрежденные, они смогли быстро отступить от тяжелобронированных противников, не вступая в бой. Как будто дела шли недостаточно скверно для эльдар, команда грузовоза всё ещё носилась по палубам, натыкаясь на отряды корсаров, когда те пытались устроить засаду на громадных воинов или отступить от их контратак.

Ситуация быстро запутывалась, а изгой имел только поверхностную информацию о противнике и структуре космолета. «Фаэ Таэрут» была сцеплена с грузовозом, и на столь близком расстоянии могла вести только самое базовое сканирование судна. Показания датчиков не обнадёживали Арадриана: похоже, космодесантники собирали силы на нижних палубах ближе к носу корабля, скорее всего, чтобы пробиться к зоне высадки корсаров. Алайтокец ничего не смог бы поделать против скоординированной атаки, только отступить на «Фаэ Таэрут». Он ходил взад-вперед по металлическому коридору рядом с входами в абордажные туннели, пытаясь придумать способ перехитрить врагов. Звуки боя – характерный шум болтганов Космического Десанта и взрывы гранат – эхом проносились по лестничным клеткам и палубам. Было сложно сказать, откуда именно они доносятся, но, похоже, шум приближался. Изгой пытался собрать отчёты от его воинов с помощью коммуникатора, но их ответы были обрывочными и поспешными.

– Взгляни на это! – повернувшись, Арадриан увидел Лаэллин, которая спешила по коридору, что-то волоча за собой. Это был один из людей-членов экипажа, с огромной кровавой дырой в груди. Не успел изгой спросить женщину, что такого важного в мёртвом человеке, как с ним связался Аэриссан, оставшийся на «Фаэ Таэрут».

– Мы засекли значительные прорывы варпа у границ системы. Я думаю, это человеческие корабли выходят из варп-пространства. Их почти дюжина.

– Военный эскорт или новые грузовые суда? – уточнил Арадриан, жестом приказав Лаэллин подождать с вопросом. Его старший помощник бросила труп на палубу и нетерпеливо сложила руки на груди.

– Расстояние слишком велико, чтобы говорить с уверенностью, но я предполагаю, боевые корабли, – ответил Аэриссан.

– Да в чем дело? – требовательно спросил изгой, которого отвлекла нервно дергавшаяся рядом Лаэллин.

– Взгляни, – ответила женщина, указывая на грудную клетку мертвеца. Арадриан взглянул в рваную дыру, видя растопыренные наружу рёбра и обращённые в кровавое месиво внутренние органы.

– Ну, мертвый человек, – сказал алайтокец. – Очень мертвый. Если ты начала собирать коллекцию, вокруг ещё куча таких. А теперь извини, у меня есть более важные дела.

– По-твоему, это от лазгана или сюрикена? – выпалила Лаэллин, хватая изгоя за руку и заставляя снова посмотреть на вскрытую грудную клетку. – Его рана вызвана небольшим взрывом внутри.

– Что же могло так ранить его, если не наше оружие?

– Болтер космического десантника, разумеется! – женщина стиснула кулаки от раздражения.

– Зачем... – вопрос замер на губах Арадриана, когда он сам дошёл до ответа. – Проведи меня ближе к этим космодесантникам, я должен их увидеть. Скорее!

Лаэллин развернулась и побежала по коридору, алайтокец последовал за ней. Они миновали небольшую группу корсаров, охраняющих проем в переборке у конца прохода, и шагнули на узкую площадку. Повернув направо, женщина направилась к открытому трапу, шагая так легко, что сетчатые металлические ступени почти не лязгали. Она пролезла сквозь небольшое отверстие в узкий трубопровод, где едва хватало места бегущим эльдар. Там было влажно и жарко, трубы вдоль пола усеивали капли конденсата.

– Думаю, это один из воздухообменников для создания искусственной атмосферы, – объяснила Лаэллин, ныряя под другую трубу, которая шла поперёк коридора на высоте груди. Остановившись над решёткой, помощница Арадриана взглянула вниз. Её губы исказились от внезапного испуга. – Они были здесь. Должно быть, спустились на уровень ниже.

Вытащив лазпистолет, женщина выстрелила в болты, державшие решётку, и та с громким лязгом рухнула на палубу. Алайтокец спрыгнул первым, положив руку на меч в момент приземления. Поблизости раздавался стук сабатонов космодесантников. Легко опустившись рядом с ним, Лаэллин указала в направлении лестничной клетки слева от корсаров.

Двигаясь быстро и тихо, Арадриан подбежал к вершине трапа. Бросив взгляд через перила, он тут же отступил на шаг, увидев массу почерневшей брони у основания ступеней. Даже этого краткого осмотра хватило, чтобы подтвердить подозрения изгоя; он вернулся обратно к лейтенанту, следившей за коридором.

– Отведи всех назад, половину на защиту абордажных туннелей, остальных в какое-нибудь просторное помещение, – сказал ей алайтокец.

– Тремя палубами выше есть общая столовая. Это подойдёт?

– Отлично, – сказал Арадриан – Я иду с тобой.

– Что ты задумал? – спросила Лаэллин после того, как передала необходимую информацию при помощи коммуникатора.

– Космодесантник, увиденный мною, был в чёрной броне, поспешно и плохо окрашенной, – объяснил изгой, когда они бесшумно поднимались по трапу, оставив врагов позади. – На его наплечнике был криво написанный девиз и никаких знаков различия. Думаю, мы имеем дело с отступниками.

– А-а, отступники, – с улыбкой ответила женщина. – Значит, они защищают конвой ради собственной выгоды? И не больше нашего хотят иметь дело с настоящим эскортом.

– Именно, – подтвердил Арадриан.

Им потребовалось какое-то время, чтобы добраться до столовой, о которой упомянула Лаэллин. Более полусотни корсаров уже были там, и ещё несколько входили через дверной проём в противоположном конце длинной комнаты. Столовая оказалась обширной, разделённой длинными столами и скамейками, прибитыми к полу. Люки и двери в камбуз располагались вдоль одной стены, а освещение обеспечивали четыре трубчатые лампы, которые тянулись вдоль всей комнаты, раздражающе мерцая и шипя.

– Пожалуйста, дай мне коммуникатор, – сказал изгой, протягивая руку к Лаэллин.

Она подчинилась, вытянула штифт из уха и передала командиру. Вскрыв тонкий кожух ногтем, он разделил устройство, как горошину. Внутри блеснула миниатюрная отражающая панель. Когда алайтокец сжал устройство между большим и указательным пальцем, оно испустило тихую, но высокую трель и начало сканировать различные частоты в поисках сигнала. Всего через несколько мгновений зашипели помехи, а затем Арадриан услышал грубые голоса.

– Хейнке, включи ауспик.

Следующие слова сопровождались короткими всплесками шипения, которое, как предположил Арадриан, были помехами от какого-то сканирующего устройства.

– Большая часть дошла до верхних палуб, – сказал другой голос. – Слишком много помех от суперструктуры корабля, чтобы можно было точно… Стоп, тут что-то странное.

– Что там?

Арадриан собрал коммуникатор обратно и поднял к переводному устройству в виде лица, прикреплённому к его одежде. Он улыбнулся своим воинам и поднёс палец к губам, чтобы утихомирить их болтовню.

– Я думаю, этот разговор слишком скучный, – заявил алайтокец. – Давайте дадим этим глупцам возможность поговорить о чём-то стоящем.

– Посмотри сам.

– Как думаешь, что они замышляют?

– Командир космических десантников, – проговорил изгой, и в коммуникатор хлынули грубые звуки из переводного устройства, – я нашел частоту, на которой вы разговариваете. Внимай мудрости моих слов. Эта растрата жизней бессмысленна и не принесет пользы ни мне, ни тебе. Я осознал, что мы не должны быть врагами. Я заметил глаза, что видят далеко, и знаю, что вам известно, где я нахожусь. У меня есть знание, и тебе захочется, чтобы я им поделился. Встреться со мной там, где мы сможем посовещаться и обсудить ситуацию, как цивилизованные существа.

– Что это… – произнес третий голос. – Этот ублюдок взломал нашу частоту?

Корсары засмеялись, услышав перевод из устройства Арадриана.

– Но как?

– Забудь про «как», ты слышал, что он сказал? – вмешался ещё один голос. – Он хочет перемирия!

Услышав грохот сабатонов за дальними дверями, Арадриан небрежно облокотился на край стола в ожидании космодесантников. Вокруг него располагалось несколько дюжин эльдар, некоторые держали оружие наготове, большинство просто развалились на столах и скамейках. Изгой поймал собственное отражение в потертой дверце металлического шкафчика.

Он был облачен в длинный плащ из зеленых и красных ромбов, который опускался до голенищ сапог. Из высокого воротника торчал гребень бело-голубых перьев, окружавший узкое, остроскулое лицо тонким, как дымка, ореолом. Кожа его была почти белой, черные волосы собраны в переплетенную блестящей нитью косу. Алайтокец улыбнулся себе, но посерьезнел, когда перед ним с шипением раскрылись двери.

Вошедшие создания были ростом с Арадриана, но вдвое шире в груди и плечах. Оба космодесантника были с шеи до пят облачены в толстую силовую броню, окрашенную в черный цвет, как и у воина, замеченного изгоем до этого. Один из них держал в руке какое-то тяжелое с виду двуствольное оружие, корпус которого покрывали золотые украшения поверх голубой эмали. У второго, не надевшего шлем, было плоское лицо с широким подбородком и тяжелым лбом. Голову его покрывала короткая светлая щетина. В огромной латной перчатке он держал кристаллический меч, в другой руке – пистолет. Нечто в облике космодесантника с обнаженной головой заставило алайтокца занервничать, но он не мог понять, что именно, пока громадные воины шагали по столовой.

Они остановились в десятке метров от Арадриана, не поднимая оружие. Капитан пиратов повел глазами и встретился с взором красных линз первого великана. Тот был чуточку выше второго, держался более прямо и стоял в нескольких шагах ближе, чем его спутник. Изгой решил, что перед ним командир.

– Как зовут того, кто имеет честь обращаться к Арадриану, адмиралу Зимнего Залива? – алайтокец едва шевелил губами, но грубые слова из броши-переводчика разнеслись по всей столовой.

– Гессарт, – ответил космодесантник в шлеме. – Это что, переводчик?

– Я понимаю ваш грубый язык, но не желаю марать свои губы его варварским хрюканьем, – отозвался изгой.

Другой воин подошел к Гессарту, и Арадриан мгновенно понял, что встревожило его раньше. В глазах космодесантника бурлили золотые искорки: он совершенно точно обладал психическими силами. Что-то в этом блеске заставило алайтокца вспомнить о Повелителе Магии, главном интригане среди богов Хаоса. Золотой свет, как и сам Великий Мутатор, постоянно менялся, отбрасывая лазурные и фиолетовые тени. В этом было что-то неестественное, даже более неестественное, чем сами пси-способности. При виде искорок в памяти изгоя пробудился Залив Отчаяния, где он сражался с демоницами. Вот оно, понял Арадриан – второй космодесантник несет в себе демона!

Нахмурившись, алайтокец посмотрел на Гессарта, взволнованный тем, что ему, похоже, придется договариваться с последователями Темных богов. Как ни странно, в командире космодесантников он не заметил подобных следов порчи, но бояться от этого меньше не стал.

– То, что ты якшаешься с подобным созданием, явно говорит: ты более не служишь Императору Человечества, – произнес Арадриан, желая поскорее разделаться со всем этим. История Алайтока началась в глубокой древности, и эльдар помнили, как на заре существования людской империи Хаос совратил половину воинов Императора. – В прошлом мы встречались с другими предателями вроде вас. Мои подозрения подтвердились.

– Закерис – один из нас, – сказал Гессарт, бросив взгляд на псайкера. – Что ты имеешь в виду?

– Разве ты не видишь, что обитает внутри него? – изгой не мог поверить, что воин не подозревает о существе, которое овладело его спутником. Похоже, ситуация была намного сложнее, чем казалось, но корсар не желал ввязываться в дела космодесантников, что бы там у них ни происходило.

– Что тебе нужно? – требовательно спросил Гессарт.

– Чтобы мы оба избежали ненужных потерь, – заявил Арадриан, поднимая ладони в умиротворяющем жесте. – Ты скоро узнаешь, что близятся те, чей долг – охранять эти суда. Если мы вступим в бессмысленное сражение, они атакуют нас обоих. Это не послужит ни моей, ни твоей цели. Предлагаю решить разногласия мирным путем. Я уверен, что мы можем заключить такое соглашение, которое удовлетворит обе стороны.

– Так что, перемирие? Поделим добычу с каравана? – из-за механических ноток, вносимых динамиками шлема, сложно было уловить настроение Гессарта. Алайтокцу хотелось верить, что в вопросе прозвучала надежда, а не недоверие.

– Дух мой возрадовался тому, что ты понял мои намерения. Я весьма опасался встретить в ответ то же слепое невежество, каким зачумлены столь многие представители твоего вида.

– Я недавно подружился с компромиссом, – ответил космодесантник. – И нашел его компанию более приятной, чем компанию его альтернатив. Что за сделку ты предлагаешь?

– Времени достаточно, чтобы мы оба могли забрать то, что хотим, прежде чем в наши дела вмешается вражеское подкрепление. Нас не интересует неуклюжее оружие и товары, которые везут эти суда. Можете забрать, сколько хотите.

– Если вам не нужен груз, то какова тогда ваша доля? – Гессарт посмотрел на собравшихся корсаров, подергивая пальцем на спуске.

– Все остальное, – коварно ухмыльнулся Арадриан.

– Он имеет в виду команды кораблей, – шепнул Закерис.

– Правильно, порченный, – согласился изгой. Эльдар-пират уставился на Гессарта, обрадованный тем, что уловил нотку согласия, хотя космодесантник ещё сомневался, возможно, не доверяя намерениям Арадриана. – Принимаешь ли ты эти требования или же хочешь, чтоб мы истратили еще больше сил, истребляя друг друга в бессмысленной демонстрации гордыни? Если ты выберешь бой, то предупреждаю: я знаю, как мало у тебя воинов.

– Когда придет эскорт? – спросил Гессарт Закериса.

– Вам хватит времени, чтобы отгрузить все, что захотите. Вас не будут трогать мои корабли и воины. Даю слово, что вы останетесь целы, если пообещаете мне то же самое.

Гессарт ещё какое-то время глядел на изгоя, но тот не мог понять, о чем думает чужак, скрытый за шлемом. Сам Арадриан сохранял безразличное выражение лица, ничем не показывая, что внутренне радуется возможности захватить экипажи без ненужных осложнений.

– Согласен на эти условия, – сказал космодесантник. – Я прикажу своим воинам, чтобы они не вступали с вами в бой. Но экипажи имперских кораблей не в моей власти.

– Мы вполне можем справиться с подобными проблемами собственными методами, – ответил алайтокец. И действительно, Маэнсит обучила своих воинов множеству способов подчинения строптивых врагов, которые узнала от лучших укротителей Комморры. – Будь благодарен, что сегодня я чувствую себя щедрее, чем обычно.

Гессарт приподнял оружие и уставился на пирата холодным красным взглядом. Когда он заговорил, изгой увидел свое отражение в линзах шлема: одна рука поднята в выразительном жесте, губы почти презрительно искривлены.

– Не дай мне повода изменить решение.

«Фаэ Таэрут» набирала скорость, разворачиваясь к последнему грузовозу для абордажа. Корабль Гессарта удалялся от этого судна – космодесантники-отступники завершили собственный грабеж. Арадриан наблюдал за ударным крейсером через голошар, легко касаясь мыслями пси-матрицы для отслеживания маневров своего флагмана.

Внезапно корсара охватила паника, хлынувшая в него из крейсера. «Фаэ Таэрут» тревожно взревела, заставив все палубы содрогнуться от психической ударной волны. Алайтокец ощутил, как полуразумное сознание звездолета вторгается в его мысли, и разум эльдар наполнился данными сканеров. Уходящий корабль космических десантников сопровождал флагман лучами повышенной плотности, исходящими из сенсоров на орудийных батареях: его пушки захватили цель!

К страшному потрясению «Фаэ Таэрут» добавился ужас самого Арадриана, который увидел, как по правому борту ударного крейсера открываются бойницы. Не было ни времени активировать голополе, ни места, чтобы сманеврировать и уклониться от большинства выстрелов.

Лазерные лучи, снаряды и плазма, вылетевшие из орудийных батарей крейсера Гессарта, обрушились на борт и мачту флагмана эльдар. Изгой, всё ещё подключенный к матрице бесконечности, ощутил каждый удар, как легкую рану собственного тела. Когда бомбардировка продолжилась, вслед за уничтожением мачты главного звездного паруса вверх по позвоночнику Арадриана поползла ноющая боль. Её вторичные вспышки полыхнули в сознании корсара после того, как взорвались орудийные палубы, а из пробитых трюмов с человеческими пленниками унеслись в пустоту атмосфера и мертвецы.

Пошатываясь и тяжело дыша, алайтокец вывалился из командной капсулы. Свет на мостике погас, так как «Фаэ Таэрут» пыталась перенаправить оставшуюся энергию на поддержание целостности поврежденного корпуса. Тревожные сигналы и голоса звучали, будто непрерывный артобстрел.

Всё потемнело, и корабль погрузился в безмолвие. Откуда-то с нижней палубы до Арадриана донеслись испуганные вопли пленников. Подковыляв обратно к пульту управления, он положил ладонь на тусклые геммы. Ничего не произошло.

– Она мертва, – пробормотал изгой, оцепенев от этой мысли. – «Фаэ Таэрут» мертва.

Глава 13. Бегство

Мир Крови и Слез

Когда настанет Конец Вселенной, развернется великое сражение, исход которого решит судьбу эльдарских душ. В час Рана Дандра мощь нашего народа будет противостоять Великому Врагу, свершится Последняя Битва против Хаоса, и всё сущее сгинет. Фуэган Пылающее Копье, Вестник Погибели, зачинатель Рана Дандра, созовет всех лордов-фениксов, создателей Путей, по которым ступает каждый эльдар, и воины эти объединятся на Хараншемаше, мире Крови и Слез. Там закончится их последний бой, и вселенная вновь познает мир.

Прощальный выпад Гессарта, горькое повторение истории с убийством Дарсона Де’вака, не сразил «Фаэ Таэрут» наповал, чего боялся Арадриан. Системы поддержания жизни функционировали на минимальном уровне, крохотные остатки психической матрицы ещё сохраняли активность. Связь тоже пострадала: когда Кхариас предложил содействие, принц корсаров услышал его голос, но не увидел изображения.

– Согласно устройствам обнаружения, звездолеты имперского эскорта менее чем в цикле пути, – доложил капитан «Наэстро». – Скомандуешь принять на борт твоих выживших?

– Нет, мы справимся, – прорычал в ответ изгой, не желая верить, что с его кораблем покончено. – Ещё есть время для ремонта. Если удастся восстановить генератор скольжения в Паутине, человеческие космолеты не смогут преследовать нас.

– На такой ремонт уйдет много циклов, причем необходима постановка в док, – Кхариас говорил спокойно, но алайтокец знал, что его подчиненный недолго останется на месте с протянутой рукой помощи. Риск оказаться под огнем мстительных имперских кораблей возрастал с каждым мгновением. – Подумай трезво, Арадриан.

Принц корсаров, который по-прежнему ощущал боль от симпатических ран, полученных через психосоматическое соединение со звездолетом в момент атаки, не собирался отступать. Он прекрасно помнил слова Таэлисьета, и возвратиться без «Фаэ Таэрут» означало претерпеть глубочайшее унижение.

– Подойди к нам, чтобы забрать пленников, – резко произнес изгой, после чего обратился к остальным эльдар, сидящим в тусклом свете командного зала: – Мы не покидаем корабль. Ещё есть время на починку генератора скольжения, я в этом уверен.

Несколько офицеров мрачно покачали головами.

– Кхариас прав, – сказала Лаэллин, отходя от своего пульта управления. – Здесь уже нечего спасать, а узники превосходят нас числом, четыре к одному. Если внутренняя переборка какого-нибудь трюмного отсека была пробита, они набросятся на нас. Нельзя тут оставаться.

– Чепуха! – Арадриан огляделся в поисках поддержки от других корсаров, но увидел только грустные лица и качания головами в полумраке. – Я не могу...

Тяжело вздохнув, он сполз на пол командной капсулы, опираясь спиной о главный пульт управления. Тончайшие «усики» энергетических сетей звездолета ласково гладили сознание алайтокца, и глаза его наполнялись слезами – не по себе, а по загубленному им кораблю. «Фаэ Таэрут» выживала на протяжении поколений, а теперь высокомерие изгоя сокрушило её.

Арадриан пытался что-то сказать, но комок в горле не позволил. Тяжело сглатывая и обливаясь слезами, принц корсаров вымолвил почти шепотом:

– Забирай выживших на борт, Кхариас. И приготовь орудийные батареи для уничтожения «Фаэ Таэрут», мы не оставим её в загребущих руках людей.

Наблюдая, как корпус флагмана разваливается под лазерной канонадой, изгой отчасти пожалел, что не остался на крейсере. Ему хотелось поступить так, но в последний момент инстинкт самосохранения оказался сильнее и глубже, чем желание избежать унижения, ждущего по возвращению к Лазурному Пламени, и Арадриан перебежал по абордажному мостику на «Наэстро».

Он не сможет привести обратно не только «Фаэ Таэрут», но и почти тысячу пленников, потерянных вместе с кораблем. На борту двух оставшихся звездолетов не было ни места для размещения людей, ни припасов для поддержания их жизни. Алайтокец оказался не настолько жестоким, чтобы оставить узников в трюме обреченного крейсера: их накачали наркотиками во избежание проблем, перегрузили обратно на имперские суда и оставили дожидаться прибытия союзников из эскорта. Учитывая, что основная масса заключенных содержалась на флагмане, не было смысла держать остатки на «Наэстро», поэтому этих людей тоже лишили сознания и перенесли на их космолеты.

Покинув обзорную галерею, Арадриан направился обратно в свою каюту. Эльдар, мимо которых проходил изгой, бросали на него презрительные или сочувственные взгляды: с презрением смотрели бывшие товарищи по экипажу, с сочувствием – те, кто служил на борту «Наэстро» или «Каэдэн Дарита». Вне зависимости от наказания, которое выберет для него Таэлисьет, на репутации алайтокца был поставлен крест. Да и без этого бывший принц понимал, что потерял всякую ценность не только в глазах Маэнсит, но и своих собственных.

Вернувшись в каюту, изгой пробормотал команду закрытия и опустился на кровать. На полу рядом с ней лежала небольшая заплечная сумка, в которую Арадриан собрал немногочисленные личные вещи с «Фаэ Таэрут». Запустив руку внутрь, алайтокец извлек сложенный пакетик высушенных пурпурных листьев дремолиста. Он не грёзил с тех пор, как поднялся на борт «Ирдириса», поэтому запах наркотика на мгновение показался незнакомым и пугающим. Страх исчез, как только всплыли былые воспоминания о снах и переживаниях, наполненных радостью и ощущением чуда.

Облизнув палец, Арадриан коснулся дремолистов, после чего поднес прилепившийся кусочек ко рту. Изгой снова вдохнул аромат, и на этот раз букет напомнил ему о полетах среди облаков, сотканных из грёз, и созерцании галактик, сияющих ослепительными звездами. Корсару подумалось, что именно сновидчество направило его по нынешнему пути – по дороге, закончившейся крушением надежд и отчаянием. Сняв кончиком языка высохший листок с пальца, Арадриан откинулся на твердом матрасе.

Эссенция дремолиста, как ей и полагалось, заструилась по телу, расслабляя мышцы и обволакивая разум. Закрыв глаза, изгой отключился от внешних раздражителей и начал тихо произносить заученные мантры, чтобы отделить восприятие от остального тела. Казалось, что его обволокли темнота и тишина, но не холодные и пугающие. Это оцепенение, напоминавшее теплые объятия, позволило Арадриану скользнуть в глубокие метагрёзы мемоснов.

Он сидел с Корландрилом на усыпанном цветами холме Эфирного Тора в куполе Великолепных Треволнений, смеясь над воробьями-полуденками, что токовали в кустах.

Он видел смирение на лице прощающейся с ним Тирианны и чувствовал тепло лежащей рядом Афиленниль.

Он ощущал касания Маэнсит в их первую совместную ночь на борту «Фаэ Таэрут». Наслаждение женщины продлилось недолго: из её глаз потекли кровавые слезы, и алайтокец бежал, ища спасения в свободной фантазии.

Вулканическое извержение выбросило блистающее зеленое пламя, вознося Арадриана к небесам, словно горстку пепла на перегретых ветрах. Ураганы ревели вокруг изгоя – крохотной песчинки среди ярящейся бури, и он поднимался всё выше, а внизу расстилались огненные равнины. Алайтокец долго порхал, перелетая с одного порыва на другой, ни разу снижаясь, только взмывая до тех пор, пока не исчезла сама земля, и эльдар не оказался в окружении звезд.

Теперь уже солнечные ветра подхватили нематериальную форму Арадриана, со свистом перебрасывая его по небесному своду, так что бесплотное тело изгоя скользило между облаками туманностей и кольцами сверхновых. Он сам превратился в звездный свет, стал быстрым и легким, как мысль, а затем обратился в ничто – часть эфирной материи, что скрепляла Вселенную.

Воцарились мир и свобода.

Иногда Арадриан ел, иногда пил, хотя почти не замечал этих неравномерных перерывов в сновидениях. Когда его возвращению к метагрёзам угрожало бодрствование – истинное пробуждение, вызванное физическими потребностями, – изгой вновь использовал дремолист, давая отпор реальному миру, чтобы продолжить исследование глубин и высот подсознания.

Там он мог избежать боли, вызванной неудачей. В мире снов над ним не смеялся Таэлисьет. Скрываясь за пеленой бессознательного, Арадриан прятался от ужаса и боли, увиденных им в глазах Маэнсит, когда женщина спросила, что случилось с её кораблем.

Цикл за циклом изгой убегал в тусклые объятия мемоснов. Какая-то добрая душа – возможно, по приказу комморритки, а возможно, и нет – оставляла пищу и напитки у двери его каюты. Арадриан ни разу не включал свет, ел в темноте и тишине, пока предыдущие сны сплетались с будущими видениями, превращая каждую трапезу в воображаемый банкет, каждый стакан воды или сока – в отличное вино.

Так лучше для всех, говорил себе алайтокец в редкие моменты ясности между дозами дремолиста. Он, безнадежно утративший цели в жизни, но безнадежно страшившийся смерти, был бесполезен для окружающих, и, более всего – для самого себя.

Изгой смеялся над своей мрачностью, наслаждался грустью, сжимавшей сердце. В грёзах ему являлись видения сети бесконечности Алайтока, превратившейся в ловушку между жизнью и смертью. На фоне огромного мира-корабля Арадриан был всего лишь искоркой энергии, а рядом с Галактикой казался крохотным проблеском света.

Его насмешки над собственной ничтожностью во вселенной исчезали, отброшенные воплощенной яростью – образом командующего Де’вака, преследующим корсара. Теперь алайтокец понимал, что жизнь не имеет смысла, в ней нет иной цели, кроме простого существования до тех пор, пока она не оборвется. Каждый живущий мимолетно касался судеб других, но не оставлял о себе долгой памяти в оборотах великого колеса Галактики.

Грёзы Арадриана становились всё более экспрессивными и все менее связанными с реальностью. Изгой сознавал, что должен прекратить злоупотребления, что сновидения и дремолист рано или поздно разрушат его психику. Мимо алайтокца проплывали лица из прошлого: он снова пережил последнюю встречу с Ридатрином на мосту Томительных Скорбей, только теперь у друга было лицо самого Арадриана, да и вообще это оказался не Ридатрин, а теневидица Роинитиэль в зеркальной маске. Тогда корсар расхохотался, так громко и неудержимо, что его грудь и живот, казалось, вот-вот разорвутся.

Так оно и случилось, и ребра изгоя разошлись, обнажая бьющееся сердце, но вот самого органа уже не было на месте. Поднявшись во сне, алайтокец прошел по следу из капель крови и обнаружил, что за его сердце дерутся крошечные фигурки: Тирианна и Корландрил, Афиленниль и Маэнсит. Они били и царапали друг друга, и, впиваясь миниатюрными пальчиками в красную плоть, тянули и терзали сердце Арадриана.

С влажным хлопком оно разорвалось на части, окатив изгоя сладким нектаром.

На полу, где только что лежало сердце, возник медленно пульсирующий путеводный камень алайтокца. Корсар попытался поднять его, чтобы затолкать в грудь и заполнить пустоту под ребрами, но рука прошла сквозь вместилище души.

Из теней каюты послышалось детское хихиканье, и слабо различимые андрогинные создания задвигались во тьме, неотрывно глядя на Арадриана черными глазами.

Помещение вдруг расширилось, и изгой понял, что спит на кровати у моря, в том старинном дворце с привидениями. Повсюду висели картины, посвященные событиям из его жизни, образы друзей, родственников, незнакомцев и врагов – каждое лицо, когда-либо виденное алайтокцем. С неожиданной живостью пробежав по громадной комнате, он поднял лежавший на полу портрет в серебряной оправе.

– Я не один, и я един, – произнесло изображение Эстратаина. Тут же невыразительное лицо ками заполонило все картины вокруг тысячами безглазых, безносых образов, которые неотрывно взирали на Арадриана со стен и потолка, бросали обвинительные взгляды с паркетного пола.

Издалека доносились знакомые звуки флейты Лехтенниана и бренчание его же полулиры, но они становились все тише. Солитер удалялся от него, а не шел на помощь.

Грёзы приходили и уходили, реальный мир уже не заботил изгоя.

Со временем сновидения изменились вновь. Раз за разом Арадриан снова переживал моменты любовной связи с Афиленниль, вот только партнершей его в эти пылкие мгновения была уже не странница, а провидица. Всё прочее – место и настроение, смех и страсть – оставалось тем же самым, но в роли любовницы алайтокца выступала Тирианна, чего никогда не случалось в жизни.

– Они идут убить нас, – прошептала девушка, лежащая рядом с ним. Тепло её тела согрело руки Арадриана, когда Тирианна прижалась ему к груди. – Мы все будем гореть.

– Я не понимаю, – ответил изгой, садясь на постели.

Корсар услышал крики, далекие вопли боли и ужаса, эхом отдающиеся в каюте. Он был уверен, что бодрствует, эффект от последней дозы дремолиста уже прошел. Грёза, однако же, не исчезала, и алайтокца преследовал запах гари.

Посмотрев на опустевший до половины пакет с наркотиком, Арадриан сказал себе, что видение ничего не значит. Большинство снов не имели смысла. Изгой потянулся за новой щепоткой дремолиста, и вскоре его унесло вдаль серебристое облако наслаждений; сидевшая рядом Тирианна весело смеялась.

– Они идут убить нас, – прошептала девушка, лежащая рядом с ним. Тепло её тела согрело руки Арадриана, когда Тирианна прижалась ему к груди. – Мы все будем гореть.

Сев, корсар обнаружил себя на Алайтоке, в куполе Кристальных Провидцев. Вокруг мерцали статуи ясновидцев прошлого, плотские формы которых остекленели в неподвижности. Все создания были на одно лицо и шевелили губами; все превратились в Тирианну и изрекали одно и то же предупреждение:

– Они идут убить нас. Мы все будем гореть.

Трясущейся рукой Арадриан потянулся за дремолистом. Какую бы дозу ни принимал изгой, сколько бы упражнений ни совершал и сколько бы мантр ни произносил, он не мог избавиться от кошмаров. Куда бы корсар ни отправлялся в грёзах, каждый раз ему являлась Тирианна, повторявшая свое послание.

Коснувшись пакетика, алайтокец остановился и снова раскинулся на постели, глядя на пурпурные и красные пятна, что медленно двигались на потолке. Раньше он превращал их в фундамент для любого мира, в который желал отправиться, воплощая плавно изменяющиеся образы в горы и моря, города и леса. Теперь Арадриан видел в них только пламя пожара.

Эльдар с усилием встал на ноги, напряженно пытаясь сосредоточиться. Он грёзил уже долгое время – не знал, сколько именно, но многие циклы – и с трудом возвращался к реальности. Колени его подгибались из-за длительной неподвижности. Опершись рукой о стену, изгой выгнул спину и сделал три глубоких вдоха.

Медленно и болезненно, к нему отчасти вернулась ясность сознания. Глаза болели от света, воздух казался холодным и каким-то шершавым. Алайтокец глубоко впитал это ощущение, чтобы вытеснить остатки сновидений.

Но Арадриан по-прежнему слышал предостережение Тирианны, шепчущей в пустоте вокруг него.

«Они идут убить нас. Мы все будем гореть».

Выбравшись из каюты, изгой медленно зашагал вперед, приспосабливаясь к бодрствованию. У него стучало в висках и болел живот, во рту оставался горький привкус дремолиста, кожа казалась сухой и стянутой. Подняв воспаленные глаза, алайтокец уставился вдоль коридора.

– Постой, – захрипел он, вытягивая руку в сторону нечеткого образа впереди, перепархивающего из одного арочного проема в другой.

– Арадриан? Я думал, ты навсегда затерялся в грёзах.

Голос звучал знакомо, но корсар не мог вспомнить его обладателя. После того, как изгой сделал несколько шагов к нему, размытое пятно превратилось в худощавое лицо Насимиэта, капитана-артиллериста. Эльдар хмурился, скорее удивленно, чем гневно.

– Где Маэнсит? – алайтокец выталкивал слова распухшим языком через онемевшие губы. – Я должен поговорить с ней.

– Не думаю, что она хочет тебя видеть, – ответил артиллерист. Арадриан выпрямился, насколько мог, пытаясь сосредоточиться на лице собеседника.

– Могу найти её через матрицу, – бросил он, проходя мимо Насимиэта.

– Только не в таком состоянии, – подняв руку, пират взял бывшего принца за плечо и остановил его. – Капитан в своих покоях.

Показалось, что артиллерист прошептал нечто иное: «Они идут убить нас. Мы все будем гореть».

Тряхнув головой, изгой неуклюже направился дальше.

Покои Маэнсит состояли из нескольких кают, расположенных над командной палубой и соединенных с обзорной галереей. Пока Арадриан добирался туда через коридоры «Наэстро», нового флагмана Лазурного Пламени, к нему отчасти вернулось хладнокровие и здравый смысл. На звездолете было тихо, и окружающее спокойствие будто просачивалось в измученный разум корсара.

Но это было спокойствие перед битвой.

Дверь в покои комморритки отворилась, когда изгой подошел вплотную, и за ней обнаружилось круглое помещение для собраний, застланное толстым ковром. Сама капитан, Таэлисьет и несколько других лейтенантов сидели на креслах и диванчиках напротив друг друга. Как только Арадриан вошел, все они повернулись к нему; одни смотрели с безразличием, другие – с открытой враждебностью.

– Тебе здесь не место, – заявил Таэлисьет, вставая. – Ползи обратно в свои грёзы, проклятый.

Не обращая внимания на издевку, алайтокец сосредоточился на Маэнсит. Женщина равнодушно смотрела, как он шагает по ковру и останавливается напротив неё.

– Нам нужно поговорить, – произнес изгой. – Наедине.

– Сейчас не время, Арадриан, – тон капитана был скорее суровым, чем жестоким. Она слегка покачала головой. – Ты сейчас не в том состоянии, чтобы вести беседы, а мы готовимся к вылазке.

– Ты похож на мертвеца, – вставил один из офицеров, Сайиан.

Подняв с одного из столиков серебряное блюдо, алайтокец посмотрел на себя. Воспаленные глаза с покрасневшими веками запали, окруженные темными кольцами, вся жизнь покинула их. Стянутая кожа напоминала измятый, потрескавшийся пергамент; когда Арадриан потрогал её, посыпались отмершие чешуйки. Ноготь на поднятом пальце был наполовину обгрызен и покрыт запекшейся кровью, выступающие костяшки алели потертостями. Крашеные белые волосы лежали спутанной копной, и у корней пробивался естественный черный цвет.

Чувствовал себя изгой так же скверно, как и выглядел. Позвоночник ныл, казалось, что кости срослись от столь долгого лежания в неподвижности. Воздух с хрипом входил и выходил из съежившихся легких через саднящую глотку. Висящий на груди путеводный камень превратился в серый овал с почти незаметными проблесками внутри. Когда Арадриан наклонился, чтобы положить блюдо на место, все его суставы вспыхнули болью, и импровизированное зеркало, выпавшее из онемевших пальцев, залязгало по столу.

– Вылазка? Куда? – спросил алайтокец, переводя мутный взгляд на Маэнсит. Его слова показались тихим шорохом, слетевшим с пересохших губ.

– Не твое дело, – ответил Таэлисьет, толкая Арадриана. Бывший принц корсаров, не в силах сопротивляться, неловко отступил на полдюжины шагов. – Тебе здесь не место.

– Я должен вернуться на Алайток, – произнес изгой, неловко увернувшись от следующего выпада; от резкого движения у него запылали мышцы ног и спины. – Пожалуйста, дай мне немного времени на объяснения.

– Когда рейд закончится, – ответила комморритка. – О чем бы ни шла речь, до тех пор с этим можно подождать.

У алайтокца закружилась голова, и, пошатнувшись, он начал заваливаться влево и чуть не столкнулся с Таэлисьетом. Офицер ударил его локтем в грудь, и изгой, рухнув, распластался на диванчике. Арадриан остался лежать там, лишь отчасти понимая, что происходит вокруг, слыша, как Тирианна шепчет предупреждение ему на ухо:

– Они идут убить нас. Мы все будем гореть.

– Оставьте его, пока что, – раздался голос Маэнсит, и нависающая тень Таэлисьета отступила. Не вставая, изгой быстро дышал; разговор продолжался, но все фразы казались ему приглушенными и неразборчивыми.

Среди обсуждений стратегии и маневров он вдруг разобрал название – Натай-атиль. Это была звездная система, расположенная неподалеку от той, где алайтокец потерял «Фаэ Таэрут». Несмотря на помрачение сознания от изможденности, эльдар вспомнил, что эта область безжизненна и не представляет никакого интереса.

– Почему Натай-атиль? – спросил он, с усилием садясь прямо. – Там же ничего нет.

– Это новая точка сбора конвоев, – объяснила капитан, взмахом руки заставляя умолкнуть запротестовавшего Таэлисьета.

Ничего не сказав в ответ, Арадриан, у которого стучало в висках, завалился набок. Совещание в каюте продолжалось, но что-то не отпускало изгоя, пытаясь пробиться через беспрестанный шепот, угрожающий огнем и погибелью. Что-то, относящееся к Натай-атиль, беспокоило его.

– Там ничего нет, – повторил корсар, выпрямившись ещё раз.

– Ты заговариваешься, жалкий кретин, – бросил Таэлисьет. – Пожалуйста, Маэнсит, разреши выкинуть отсюда это ничтожество.

– Подожди немного, – произнес алайтокец, отводя цепкую руку лейтенанта. К Арадриану возвращалась сосредоточенность. – Что навело вас на это место?

– Три цикла назад мы захватили быстроходный грузовоз, идущий из Даэтронина, – ответила комморитка, вновь останавливая Таэлисьета жестом. – В его системах было упоминание о сборе кораблей у Натай-атиль. Семь судов, почти без эскорта.

– Натай-атиль – отвратительный выбор для места встречи, – указал изгой. – Там нет ничего, кроме пылевых и газовых облаков, да астероидных полей. Никаких навигационных маркеров или вешек. Людям непросто будет собраться там.

– Но это идеальный вариант для того, кто хочет надежно спрятаться, – возразила капитан. – Ты не знаешь, но в твое отсутствие мы по-прежнему захватывали огромную добычу. Люди пойдут на что угодно, только бы избежать встречи с нами или поймать нас.

– На что угодно? – переспросил Арадриан. – А грузовозом они ради этого пожертвуют?

– Идеальный вариант, чтобы спрятаться... – пробормотал Таэлисьет, а затем, прищурившись, посмотрел на алайтокца. Агрессивность офицера немного ослабла, её место заняло любопытство. – Ты думаешь, нас заманивают в засаду?

Изгой пожал плечами. Ему всё тяжелее давалось связное мышление из-за нескончаемых отголосков и послеобразов долгих сновидений.

– Мы не можем просто так развернуться, – Маэнсит обвела взглядом своих офицеров. – Если это не ловушка, то мы лишимся прекрасной возможности для атаки.

Никто не ответил, и комморритка, раздраженно покачав головой, гневно взглянула на Арадриана.

– Глупец, одурманенный грёзами и наркотиками, да ещё и параноик, – сказала она. – Вот так прорицатель погибели!

– И всё же действовать стоит с осторожностью, – заметил Таэлисьет. – Направь туда «Каэдэн Дарит», пусть разведает обстановку.

– А если флотилия и эскорт из-за этого узнают об атаке? – презрительно посмотрела на него Маэнсит. – Конвой рассредоточится в облаках и скроется от нас.

– Не нужно разделять флот, – сказал лейтенант. – Просто отправь вперед один корабль, остальные будут ждать наготове, в безопасности Паутины.

Изгой почти не слышал, о чем говорилось дальше. Сновидения манили его, снова утаскивали из реальности, хотя эльдар помнил, зачем пришел сюда, и сопротивлялся искушению грёз. Тело его было почти мертво, измождение тянуло Арадриана в темные, холодные глубины, но он сумел найти в себе силы и предупредить остальных.

– Мне нужно вернуться на Алайток, – произнес изгой. – Они идут убить нас. Мы все будем гореть.

Очнувшись, Арадриан почувствовал себя несколько посвежевшим, хотя глотка и губы оставались сухими, а в затылке пульсировала тупая боль, отдающаяся в позвоночник. Оказалось, что он лежит на диванчике в каюте Маэнсит – том самом, на котором потерял сознание, не без труда вспомнил алайтокец. Мысли путались, в глазах двоилось, и изгой не мог сообразить, что именно с ним произошло. Всё время, будто в полусне, звучала одна и та же фраза:

– Они идут убить нас. Мы все будем гореть.

Сев прямо, корсар с облегчением понял, что головокружение прошло. На полу возле диванчика обнаружился графин с водой и маленький хрустальный стакан. Потянувшись за ними, Арадриан заметил желтые пятна на пальцах и задумался, сколько же дремолиста принял за циклы, прошедшие с момента его унижения перед Таэлисьетом. Неудивительно, что изгой утратил связь с реальностью. Несмотря на небольшое улучшение самочувствия, он по-прежнему испытывал глубочайший стыд из-за недавнего провала; вновь обратившись к Сновиденью, алайтокец точно не восстановил погубленную репутацию.

Он развернулся, чтобы ровно сесть на диване, и подался вперед, держа руки на коленях. Во рту пощипывало; этот зуд рождался тягой к дремолисту, но Арадриан без труда проигнорировал его. Шепот в ушах оказался более упрямым, и изгой мог поклясться, что, прислушавшись, узнает голос Тирианны.

Когда Арадриан вспомнил о сплетении грёз и кошмаров, о появлении в них девушки и жутких пророчествах, принесенных ею, у него снова всё поплыло перед глазами. Плотно сжав колени, эльдар коснулся ступнями пола, пытаясь убедиться, что бодрствует. Разумеется, уверенности тут быть не могло: учитывая долгий сновидческий опыт алайтокца и принятые им дозы дремолиста, любая грёза, в которой он пребывал, становилась неотличимой от реальности. Пока не удастся доказать иное, настоящее было для изгоя мемосном, а вовсе не новым пробуждением. Он напряженно, но безуспешно пытался вспомнить, просыпался ли до этого и возвращался ли затем к сновидениям.

Подобные мысли угрожали направить Арадриана в водоворот безумия. Выпив стакан воды, он насладился тем, как жидкость проскальзывает по распухшему языку и пересохшему горлу.

«Если всё это вымышлено, – подумал изгой, – то воображение у меня поистине завидное».

– Надеюсь, сейчас ты более ясно мыслишь?

Повернувшись к двери, алайтокец увидел, что в каюту вернулась Маэнсит, облаченная в боевую броню и с оружием на поясе. При виде женщины в голове Арадриана вспыхнули разрозненные воспоминания.

– Я... – изгой не знал, как лучше спросить. – Я долго спал?

– Больше тридцати циклов, с крошечными перерывами на еду и питье в каждом из них, – ответила комморритка, глядя на него скорее с жалостью, чем с сочувствием. Это сильно уязвило гордость корсара, он выпрямился и посмотрел капитану прямо в глаза.

– А что я ещё делал?

– Почти ничего. Просил меня вернуться на Алайток – не говорил, почему, но казалось, что это важно для тебя. Кто такая Тирианна?

– Они идут убить нас. Мы все будем гореть, – неожиданно для самого себя выговорил Арадриан. Слова, бившиеся в его сознании, словно бы просто выпорхнули наружу.

– Именно это ты всё время повторял во сне, – теперь лицо Маэнсит выражало искреннюю озабоченность. Присев рядом с изгоем, она спросила: – Что ты видел там?

– Алайток в огне, – ответил эльдар и вздрогнул, когда образы из грёз поплыли перед его внутренним взором: картины смерти, пожаров и страданий. Алайтокцу не удавалось избавиться от ощущения, что он каким-то образом виновен в происходящем. Ужас сдавил сердце Арадриана, и он взглянул на женщину. – Это предупреждение, я уверен.

– Довольно скоро увидим, так ли это, – произнесла она, вставая с диванчика. – Через семь циклов мы будем там.

– О чем ты? – изгой тоже поднялся. – Мы возвращаемся на Алайток?

– Да, возвращаемся, и поэтому мне нужно, чтобы ты выглядел хотя бы относительно вменяемым и чистым. У меня в спальне осталась кое-какая твоя одежда, если хочешь сменить эту.

Маэнсит успела сделать три шага к двери, прежде чем Арадриан позвал её по имени.

– Почему мы летим к Алайтоку? Не из-за меня же, верно?

– Из-за тебя, и по многим причинам, – сказала комморритка. – Даже будучи скованным грёзами, ты указал нам на возможную ловушку в Натай-атиль. Взяв «Каэдэн Дарит», Таэлисьет отправился на разведку и обнаружил больше дюжины имперских кораблей, поджидающих Лазурное Пламя. Похоже, мы уже здорово досадили людям, поэтому я решила покинуть Зимний залив. Учитывая твое бормотание об огне и Тирианне, а также мое желание перегруппироваться в месте чуть более безопасном, чем открытый космос, Алайток показался естественным выбором.

– Я не хочу возвращаться туда, только не сейчас.

– Это не твой выбор, Арадриан. Мораи-хег выплела для тебя запутанную прядь, которая и разворачивается сейчас. Ты уже стоил мне «Фаэ Таэрут», звездолета, украденного мною у собственного кабала ради обретения свободы, и на новом флагмане тебе не рады. Экипаж высказался против тебя, и я обязана прислушаться. Даже страсть, некогда разделенная нами, больше не заставит меня встать на твою сторону. Или ты возвращаешься на Алайток, или я высаживаю тебя на каком-нибудь маленьком спутнике по пути; выбирай сам, но на борту тебе места нет.

У изгоя подкосились ноги, и он рухнул обратно на диванчик. Раздраженно дернув головой, женщина ушла, оставив его наедине с мрачными мыслями.

Арадриан спал, но не видел снов. Падение в абсолютную пустоту бессознательного было предпочтительнее возвращения в кошмары с Тирианной и нашептываемыми ею предостережениями. Изгой спал, пробуждался, засыпал вновь, и к нему понемногу возвращались силы и чувство собственного достоинства, если не гордость.

Проснувшись в очередной раз, корсар ощутил странное напряжение в воздухе. В каюте по-прежнему никого не было, но по всему звездолету гудела какая-то нота, разносящаяся вдоль и поперек «Наэстро», по призрачной кости корпуса и кристаллическим линиям психических схем. В нервной системе Арадриана отдавались пульсации энергии, которая текла через матрицу и разгоняла корабль внутри Паутины.

Выйдя из покоев Маэнсит, изгой побрел в зал управления. Двери открылись перед ним, – хотя показалось, что на них установлен пси-засов, – и алайтокец шагнул внутрь. Капитан сидела в командной капсуле, с лицом, искаженным от максимальной сосредоточенности. Подняв глаза от пульта управления вооружением, Таэлисьет увидел вошедшего и нахмурился, но ничего не сказал. Вместо этого офицер кивнул на обзорную сферу в центре помещения.

Голоэкран демонстрировал Паутину позади «Наэстро». Казалось, что звездолет несется по мерцающему серебристому туннелю вверх, к выходу – черной пространственной решетке из покрытой резными рунами призрачной кости, которая поддерживала стены нематериального прохода. На фоне быстро проносящейся серебряной материи выделялись два темных корабля в пятнистой темно-синей и черной раскраске, носы которых были усыпаны изогнутыми сенсорными лопастями, а из корпусов выступали орудия, похожие на крючья. Комморриты. Встречающиеся местами ярко-белые пятна указывали на недавний ремонт, и узнавание туго скрутило кишки Арадриану.

– Кхиадис, – пробормотал он.

– У Натай-атиля нас ждали не только люди, – пояснил Таэлисьет. – Должно быть, иерарх как-то услышал о готовящейся ловушке. Его звездолеты ждали, когда Лазурное Пламя вернется в Паутину, но мы заметили их два цикла назад и с тех пор уходим от погони.

– А где остальной флот? – спросил алайтокец. – Мы превосходим эти два крейсера по огневой мощи.

– Трусы разбежались, как только появились комморриты! – зарычала Маэнсит из центра зала. Арадриан взглянул на женщину, но та не отрывалась от гемм управления. – Наша единственная надежда – отыскать убежище на Алайтоке. Даже Кхиадис не решится атаковать «Наэстро» там.

– И как скоро мы достигнем Алайтока? – уточнил изгой, направляясь к лестнице, которая вела наверх, к пилотажному модулю. Таэлисьет тут же оставил пульт управления и шагнул ему наперерез.

– Ты не пилот и не офицер, – прищурившись, заявил лейтенант. – И во многом по твоей вине нас сейчас преследуют.

– До Алайтока осталось немного, – ответила в этот момент Маэнсит.

Арадриан беспомощно смотрел, как темные силуэты комморритских крейсеров медленно приближаются к «Наэстро». Из-под скользнувших в сторону рядов заслонок, напоминающих жабры какой-то чудовищной акулы, выдвинулись носовые орудийные установки врагов.

– Просто показывают зубы. Мы вне их зоны досягаемости, – заметил Таэлисьет.

– Держи их на расстоянии, – бросила капитан.

На голоэкране возникли две небольших темно-красных звезды, отделившихся от кормы «Наэстро». Алайтокец понял, что это какое-то оружие, но тип зарядов ему был неизвестен. У преследующей пары крейсеров хватило запаса по времени и пространству для маневра, чтобы уклониться от прямого попадания, но при этом комморритам пришлось немного сбавить ход. Когда передовой космолет – изгою показалось, что это флагман Кхиадиса – поравнялся с одной из звезд, Таэлисьет довольно заворчал и что-то нажал на пульте управления.

Заряд разросся в шар алых молний, протянувшихся по всему радиусу туннеля. Вторая звезда, которую зацепили дуги разрядов, также взорвалась, и цилиндрический участок Паутины заполнила энергетическая буря; её порывы пронеслись вдоль стен и сотрясли корпус вражеского крейсера. Продолжив движение, ударная волна через несколько мгновений догнала «Наэстро».

Арадриан ощутил содрогание Паутины через психические схемы корабля, и миг спустя звездолет тряхнуло в реальности, так, что корсар пошатнулся. Вновь посмотрев на экран, он увидел, что оба крейсера прорываются через псионический шторм, а всполохи энергии стекают с их корпусов, будто вода с маслянистой кожи какого-то морского животного. В голос выругавшись, Таэлисьет повернулся к Джайн Анирит, офицеру обнаружения.

– Какие-то психические щиты, – доложила она из-за пульта управления сенсорами. – Никакого заметного урона не наблюдаю.

Погоня тянулась до бесконечности. Алайтокец стоял, прикованный к палубе, не в силах отвести взгляд от обзорной сферы. Возможно, это была игра его воображения, но казалось, что комморриты понемногу сокращают отставание. Неясно, каким образом крейсеры могли двигаться быстрее «Наэстро», одного из самых проворных звездолетов, на которых летал Арадриан, но им это удавалось. Изгой чувствовал, что неприятели всё приближаются, подбираются к нему, будто медленная смерть. Рано или поздно корабль Маэнсит окажется в зоне досягаемости их носовых орудий, и преследование тут же закончится.

– Предупредите Алайток о нашем приближении! – скомандовала капитан. – Из портала выходим на полной скорости.

– Будем надеяться, что ни одно судно не попадется навстречу, – вставил Арадриан, и комморритка нехорошо посмотрела на него при этом упоминании очевидной опасности.

Алайтокец не справлялся с напряжением – как физическим, так и психическим беспокойством, вызванным течением пси-энергии через «Наэстро». Хотя изгой мучился от бессилия, наблюдая за происходящим, он не мог просто уйти и ждать исхода. Арадриан жил каждым мгновением погони, и силуэты двух черных хищников отпечатывались у него в памяти сильнее, чем что-либо иное.

«Это возмездие, – подумал корсар при виде комморритских звездолетов. – Это расплата за принятые мною решения».

Изгой знал, что рано или поздно рок настигнет его. С самого Гирит-Рислейна алайтокец оставался на один шаг впереди погибели, изо всех сил стараясь перехитрить судьбу, но сейчас от него уже ничего не зависело. Умрет или выживет Арадриан, определят действия Маэнсит и прочих эльдар.

Смотря в прошлое, корсар понимал, что жаждал свободы, но так и не насладился ею. Он всегда оставался под властью кого-то или чего-то иного: сначала это был страх смерти, затем влечение к Афиленниль. Любовь к опасности и страсть, направленная на Маэнсит, создали пьянящую смесь, вызывающую привыкание, и она какое-то время определяла поступки Арадриана. А затем алайтокец оказался в темнице собственного стыда, запертый там не только дремолистом, но и собственными страхами.

– Свобода – это миф, – сказал он в пространство.

Тут же Арадриан вздрогнул, осознав, что крейсеры на голоэкране уменьшаются. Внезапно на их месте возникло оскаленное лицо Кхиадиса.

– Бегите, жалкие черви, бегите! – прорычал иерарх, правый глаз которого дергался от тика, прежде незаметного изгою. – Ты не сможешь вечно оставаться на Алайтоке, вероломная сучка! Или я, или Багровый Коготь отыщем тебя!

Изображение растворилось, превратившись в золотое колесо энергий; врата Паутины сияли так ярко, что изгой часто заморгал и прикрыл глаза рукой. Когда зрение восстановилось, он увидел, как мимо проносятся возносящиеся ввысь башни, отчетливо видимые на фоне медленно вращающегося диска – входного портала мира-корабля. «Наэстро» летел над куполами и мостами, почти касаясь силовых полей и гравитационных сетей, покрывающих Алайток.

Никогда прежде Арадриан не воспринимал мир-корабль вот так, во всем блеске его славы. Раньше корсар был слишком сосредоточен на пилотировании, чтобы оценить величие и грандиозность картины.

– Я вернулся, – прошептал он и понял, что плачет.

Глава 14. Развязка

Алайток

Обитатели Алайтока, одного из крупнейших миров-кораблей, переживших Грехопадение, известны строгим следованием философии Пути. Для некоторых эльдар столь жесткий режим оказывается невыносимым, и они, покинув родину, ведут жизнь Изгоев. Таким образом, алайтокцы составляют внушительную часть странников, корсаров и прочих искателей приключений, разбросанных по Галактике и другим мирам-кораблям. Название же Алайтока происходит из мифа о Кхаине и означает «Меч Небес» .

Совет Алайтока заседал на ступенях Зала Единения, схожего по виду с амфитеатром. Этот купол с колоннадами располагался неподалеку от края мира-корабля, и Арадриан, стоявший в самом центре, чувствовал себя очень маленьким. Изгоя окружало лишь прозрачное полушарие силового поля и звезды Галактики. Присутствовали на собрании провидцы и автархи Алайтока, а также несколько избранных персон, отличающихся мудростью прожитых лет.

Говорить от их имени предоставили ясновидцу Анатхарану Алайтину, но, по правде, роль старейшины совета больше заключалась в ведении допроса, чем оглашении мнений. В коже и глазах древнего псайкера мелькали точки кристалликов, а волосы его были белыми, как снег. Арадриана расспрашивали на протяжении нескольких циклов, с перерывами только для естественных нужд; собравшиеся интересовались всеми деяниями изгоя с момента, когда он покинул мир-корабль. Корсар до сих пор не понимал, почему всех так заботят его поступки, и в начале четвертого круга слушаний дал волю раздражению.

– Что вам нужно от меня? – требовательно спросил Арадриан, поворачиваясь, чтобы окинуть взглядом всех членов совета. – Мне кажется, что я на каком-то суде, где ещё не оглашено обвинение!

– В некотором роде, так и есть, – это произнес эльдар, сидевший на самом нижнем ярусе амфитеатра. Вызвав в памяти долгие представления, с которых начинался допрос, изгой вспомнил его имя: Келамит. – Вольно или невольно, твои действия послужили причиной великого разорения, грозящего Алайтоку. Мы здесь, чтобы прозреть истоки этой угрозы и определить, кто ты – виновник её появления или просто жертва обстоятельств.

– Разорение? – корсар снова огляделся, разведя руки в невинном жесте. – Не вижу никакого разорения. Что же я совершил?

– Люди придут сюда, – ответил Анатхаран. – Боимся, что уже скоро. И они принесут с собой войну.

– И какое отношение это имеет ко мне?

– Тот имперский командующий, Де’вак... Расскажи нам больше о нем, – вновь Келамит. – Мы увидели, что ваши нити туго скручены вместе. В сплетении нам открылось, что кровопролитие исходит от твоей пряди, но сейчас нужно изучать слишком много других судеб. Арадриан, нам нужна твоя помощь, чтобы отвести катастрофу от нашего мира-корабля.

Застигнутый врасплох просящим тоном ясновидца, корсар кивнул. Алайтокец стыдился сотворенного с Де’ваком, понимая теперь, что на противостояние с губернатором его толкнули не здравый смысл или жажда свобода, но гордость и самомнение. Арадриан осторожно разъяснил обстоятельства, при которых столкнулся с имперским командующим, делая основной упор на то, что первым в сношения с людьми вступил Иритаин. Однако же, Алайтин углубился в тему, потребовав рассказать о случившемся в системе Даэтронин. Несколько досадуя, изгой сообщил подробности встречи на яхте Де’вака, и советники зашептали и забормотали с мест. Им показалось, что в истории пирата скрывается нечто, способное помочь им разгадать природу погибели, надвигающейся на Алайток.

– Значит, ты держал его сына в заложниках до тех пор, пока флот не отошел достаточно далеко? – уточнил Анатхаран. – Тогда ты в последний раз видел имперского губернатора?

Арадриан судорожно сглотнул, охваченный мучительными воспоминаниями о том, что случилось дальше. Затем он посмотрел на Алайтина, который сурово изучал изгоя грифельно-серыми глазами.

– Произошло нечто иное, – произнес корсар, отчаянно желая проснуться. Эта греза слишком затянулась, и из утомительной постепенно становилась пугающей.

– Что именно, Арадриан? – вопрос Анатхарана, подобно клинку пронзив плоть, кости и сердце алайтокца, проникнул в глубину его души. Изгой мысленно представил облако плазмы и пылающих газов, ощутил, как Галактика содрогается от оскорбления, нанесенного им Де’ваку. Эльдар сам не верил собственной жестокости; от воспоминаний у него закружилась голова.

– Что ты сделал, Арадриан? – не отступал Алайтин, впиваясь в него взглядом.

– Мы убили их, – тихо ответил корсар, встречаясь глазами с кем-то из собравшихся в зале. Говоря, он видел смятение и отвращение на лицах сородичей. – Я убил их: сына Де’вака и его телохранителей. Я разнес их челнок на куски и развеял их пепел в пустоте. Это была бессмысленная жестокость и худший удар, который я мог нанести имперскому командующему.

Арадриана окутало молчание, более жуткое, чем грозные обвинительные выкрики. Изгой ощущал волны презрения, которые исходили от членов совета и срывали с него последние клочки истрепанной гордости. В голове корсара вновь и вновь звучали отголоски их бессловесного обвинения: «хладнокровный убийца».

– Что ж, теперь мы, возможно, получили ответ на вопрос «почему?», – сказав это, Келамит положил руку на плечо Арадриану и посмотрел на него с тихой печалью. – Благодарю тебя.

– Но ещё нет объяснения «как?», – вмешался высокий, хорошо сложенный эльдар, который сидел напротив ясновидца. На бледном, узком лице советника выделялись раздувающиеся ноздри и ярко-голубые глаза, а облачен он был в голубые и синие одеяния с белым шитьем. Изгой знал его – все жители мира-корабля знали Архатхайна, первого среди автархов. Поднявшись, воин приблизился к Арадриану, не отводя от него взгляда.

– Командующему Де’ваку, как я понимаю, ничего не известно о том, что ты связан с Алайтоком, или о том, где можно найти мир-корабль?

– Именно так, автарх, – ответил корсар, который хотел бежать от этого пронзительного взора, но не мог, прикованный к месту его мощью. – Место моего рождения никогда не упоминалось в разговорах с ним или Дарсоном, и Алайток находится вдалеке от людских глаз. Я не понимаю, как...

Эльдар умолк, задумавшись над вопросом. Сердце у него упало ещё глубже, хотя это и казалось невозможным: даже признание в убийстве сына губернатора меркло на фоне откровения, вспыхнувшего в голове изгоя. Паника охватила корсара, когда он почувствовал на себе бесстрастные, изучающие взгляды десятков членов совета, окружавших Арадриана со всех сторон.

– Комморриты, – он прямо посмотрел в глаза Архатхайну. – Иерарх поджидал в Паутине, когда Лазурное Пламя бежало из засады в Натай-атиле. Мы думали, что он просто воспользовался шансом, но...

Корсар позволил собравшимся сделать вывод, оказавшись не в силах произнести его вслух. Молчание нарушил Келамит, и, когда изгой повернулся в сторону ясновидца, глаза у того пылали энергией.

– Ожесточенный и обозленный, немыслимо разгневанный совершенным против него предательством, Кхиадис-иерарх направит командующего Де’вака к объекту его презрения, – неестественный взор псайкера остановился на изгое. – Имперский губернатор приведет союзников, ибо он обманом убедил их, что Алайток – логово пиратов, в прошлом терзавших звездные системы людей. С ним явится целый флот, и солдаты армии Императора. И, кроме них, придет иной, титан среди людей, повелитель ордена имперских космических десатников. Имя ему – Ахол Надей; рука и слово его принесут погибель Алайтоку.

Услышав пророчество, Арадриан вздрогнул: ему вспомнились грезы, наполненные огнем и предостережениями Тирианны. Корсар почувствовал дрожь, но не собственную, а самого Алайтока. Ему показалось, что в глубинах мира-корабля кто-то ударил в громадный барабан, и отголоски грохота за несколько мгновений донеслись сюда, в купол на краю звездолета. Вслед за этим ощущением у изгоя убыстрился пульс, и в биении колотящегося сердца перед его мысленным взором встал образ из Гирит-Рислейна: яростный пламенный великан, творивший резню везде, где бы ни ступал.

Пробуждался аватар Кхаина, и на Алайток приходила война.

Купол Кристаллических Провидцев окутывал сумрачный свет умирающей звезды, на орбите которой находился мир-корабль. Оранжевые лучи отражались от лиц ясновидцев прошлого, ставших единым целым с сетью бесконечности Алайтока. Сейчас в просторных, чудесных рощицах, среди голубых и серебристых деревьев, стояли десятки кристаллических статуй, некогда бывших телами псайкеров.

Сгибая и разгибая пальцы, Арадриан пытался немного сбросить напряжение, скопившееся в мышцах. Каждый сустав казался окостеневшим, каждый нерв – натянутым. В голове возбужденно гудели мысли о возможном грядущем. Теперь алайтокцу оставалось только ждать.

– Возможно, тебе приятно будет узнать, что Тирианна хорошо справляется, – прознес Алайтин, ждавший вместе с ним. Эльдар сидели на изогнутой лавочке из белого мрамора, спинами к мерцающему черному пруду. Ясновидец был в боевом облачении, рунном доспехе поверх длинных одеяний и закрытом шлеме, украшенном драгоценными камнями. Как и Арадриан, он пришел сюда без оружия, и, хотя уже несколько раз объяснил важность этого, изгой чувствовал себя обнаженным, лишившись меча и пистолета. Кроме того, бывшему страннику не помешала бы удлиненная винтовка. Поймав себя на этой мысли, алайтокец понял, что очень быстро привык к воинской амуниции, хотя сражаться начал далеко не с рождения.

– Осталось немного, – добавил Алайтин и ненадолго отвернулся.

Некоторое время назад Арадриан наблюдал за пламенем и разором космической битвы через силовое поле купола. Вспышки лазерного огня и плазмы метались по небесному своду, корабли, похожие на кафедральные соборы и их противники, напоминающие лебедей, бились среди звезд. Людей не удалось остановить – их невозможно было остановить, и они высадились в доках два цикла назад. С тех пор захватчики постепенно продвигались к сердцу Алайтока, и возглавляли наступление Сыны Орара, космодесантники, ведомые Ахолом Надеем.

– А что с Маэнсит и «Наэстро»? – спросил изгой. – Она сказала мне, что останется помочь алайтокцам в бою с человеческими звездолетами.

– «Наэстро»... пока ещё сражается, – ответил ясновидец. – Корабль серьезно пострадал в поединке с вражеским фрегатом, но и он, и его капитан по-прежнему с нами.

Арадриан облегченно кивнул. Что бы ни случилось с ним – точнее, с Алайтоком – космолеты смогут спастись, и это немного успокаивало.

После этого установилась тишина, но не абсолютная. Корсар слышал далекие отголоски проносящихся снарядов и взрывов; по сети бесконечности то и дело прокатывалась дрожь. Здесь, в куполе Кристаллических Провидцев, эти вибрации усиливались, и казалось, будто древние псайкеры перешептываются между собой, когда их обдували внезапные порывы ветра. Это всего лишь шорох листьев, говорил себе Арадриан, но звук всё так же беспокоил его.

Прислушиваясь к очередному шелестящему «разговору», изгой вдруг разобрал нечто совершенно неожиданное. Вокруг зазвучали веселые, чирикающие нотки, хотя птицы не вили гнезда под куполом. Невольно сунув руку в карман, Арадриан нащупал тонкую серебряную трубочку – маленький свисток, врученный ему Лехтеннианом. Вещица оказалась среди личных вещей, унесенных корсаром с «Фаэ Таэрут», но до сих пор он ни разу не вспоминал о подарке.

Поднеся свисток к губам, изгой выдул несколько неуверенных нот. Справа тут же раздался неожиданный отклик, заставивший Арадриана вскочить и помузицировать ещё немного. На бортике фонтана, неподалеку от себя, корсар заметил создание в одежде диковинных цветов и необычайных узоров, лицо которого скрывалось под невыразительной маской и капюшоном, усыпанным алмазами. В перчатке гостя поблескивало что-то серебряное.

– Лехтенниан! – крикнул изгой, бегом припустившись к солитеру. Озорные глаза арлекина сверкнули из темноты под капюшоном, когда он посмотрел на Арадриана сквозь линзы маски.

– И не только я, мой заплутавший спутник, – произнес солитер, указывая собственным свистком. – Круги от брошенного тобою камня разошлись широко и далеко.

Алайтокец мгновенно узнал пятнистый костюм Финдельсита, с которым явилась вся его труппа. Ловко соскочив с пары небоходов, акробаты изящно приземлились на серую почву и собрались вокруг своего вождя. Театрально указав на Арадриана, Великий арлекин покачал головой. Затем он ткнул пальцем в сторону Лехтенниана и с наигранной безропотностью пожал плечами.

– Ради тебя не пустился бы я в путь через бездны космоса, – с привычной музыкальностью заговорил Финдельсит. – Но сюда привел меня солитер, и тебе послужить я теперь обязан. Когда мы вместе, его долг – мой долг, и нельзя противиться Смеющемуся богу.

– О чем речь? – спросил изгой, взглянув на Лехтенниана. – Ты ничего мне не должен.

– Не зная, кто я, ты прикрыл мне спину в бою с демоницами Той-что-жаждет, – объяснил солитер. – Тогда твой дух куда ярче сиял, прискорбно мне видеть нынешний сумрак.

– С тех пор, как мы расстались, я прошел по многим темным путям, и не могу винить в этом никого, кроме себя, – признался Арадриан.

– За Алайток мы сразимся в битве, – объявил Великий арлекин. – Поведем неловких партнеров-людей в танце Крови и Упорства!

Почувствовав кого-то позади себя, изгой оглянулся и увидел присоединившегося к ним Алайтина.

– Ты знал, что они явятся? – спросил он у ясновидца, но Анатхаран покачал головой. Арлекины тем временем вернулись на небоходы, и Лехтенниан помахал алайтокцу на прощание, садясь в скиммер с открытым верхом. Обе машины поднялись в воздух и просвистели мимо Арадриана, пересекая купол в направлении «к краю» мира-корабля.

– Смеющийся бог легко скачет по сплетению, так что редкий псайкер может проследить его шаги. Появление слуг Цегораха – великое счастье для нас, но поступь их легка и судьбу всего мира-корабля им не изменить, к добру или к худу. Кстати, пришел на помощь и кое-кто ещё, знакомый тебе: «Ирдирис» появился здесь десять циклов назад, и прямо сейчас странники из его экипажа заманивают людей в ловушку посреди купола Полночных Лесов.

– Афиленниль на Алайтоке? Могу я увидеться с ней?

– На это времени нет, – ответил Алайтин и поднял голову, словно глядя на звезды небесные. – Тирианна действительно хорошо справляется. Атака на Полночные Леса остановлена, поэтому следующий и последний удар люди неизбежно нанесут здесь, в куполе Кристаллических Провидцев. Всё происходит в соответствии с предсказаниями.

– А что с моей ролью? – спросил изгой, у которого пересохло во рту при мысли о судьбе, определенной ему ясновидцами.

– Всё свершится так, как мы объясняли тебе, – взяв Арадриана под локоть, псайкер повел его обратно к лавочке, но корсару не сиделось. Слишком взволнованный, чтобы стоять на месте, он принялся мерить шагами замощенную площадку вокруг темного пруда.

– Ты не можешь быть уверен, что нас ждет успех, – заявил изгой.

– Ни в чем нельзя быть уверенным, но избранный нами путь дает наибольшие шансы на успех. Слишком поздно уклоняться от своего долга. С того момента, как ты вернулся на Алайток, события направлялись так, чтобы достичь удовлетворительного исхода. Да, мы не можем гарантировать успех, но и ты, точно так же, не можешь сбежать от судьбы.

– Значит, мне остается только ждать? – спросил Арадриан.

– Да, но долго ждать не придется.

Изгой заставил себя сесть и плотно укутался в плащ, словно в куполе царил холод. Глядя на поколения застывших вокруг провидцев, на их холодные кристаллические тела в отблесках света умирающей звезды, он испытывал абсолютное одиночество. Приятно было повидаться с Лехтеннианом, сохранившим какие-то крупицы уважения к Арадриану, но больше никто из знакомых не уделил бы ему и мимолетной мысли. Его до сих пор не подвергли остракизму только потому, что Алайток нуждался в изгое. Вокруг корсара сплелась эта катастрофа, и только с его помощью можно было предотвратить окончательную погибель.

– Наше положение неустойчиво, – встревоженным тоном объявил Алайтин.

– Что за неустойчивость? – Арадриан посмотрел на сидевшего рядом ясновидца.

– Человеческий псайкер, один из космодесантников, защищал врага от наших вмешательств и скрывал многое в сплетении.

– Ты имеешь в виду, что всё это время мы чего-то не знали? – судорожно сглотнул изгой. – Но менять план уже поздно!

– Не бойся, Тирианна видит угрозу и спешит устранить её. Атаку в куполе Полночных Лесов всё ещё можно остановить, неприятель будет направлен сюда.

– Тирианна? Но, с её неопытностью, как она сумеет превозмочь там, где потерпели неудачу другие?

– Ей помогут любовь к друзьям и чувство долга перед Алайтоком, – ответил ясновидец, снова успокаиваясь.

Время как будто растянулось, и у Арадриана по спине бегали мурашки при мыслях о возможном провале плана автархов и провидцев, разрушенного действиями единственного космодесантника. Но переигрывать что-либо было уже поздно: судьба мира-корабля оказалась в руках изгоя после того, как совет объявил, что ему нужно совершить.

– Тирианна превозмогла, – сообщил Алайтин. Хотя ясновидец ждал исхода так же спокойно, как окружающие эльдар неподвижные статуи, в его голосе прозвучала нотка облегчения.

Арадриан угрюмо смотрел под ноги, на синий мох, пробивающийся из щелей между плитками, и по-прежнему не был уверен, что всё пройдет по плану ясновидцев. Ещё многое могло пойти не так, и тогда изгоя ждала бы мучительная смерть, а сам Алайток – уничтожение.

Он ощутил скачок энергии, сотрясший сеть бесконечности. Статуи ясновидцев снова зашептали, и на этот раз не умолкали несколько мгновений. Арадриану показалось, что он разобрал пару слов среди тихого бормотания.

«Странник возвращается».

«Странник возвращается».

«Странник возвращается».

Вновь и вновь эта фраза эхом отдавалась в мыслях изгоя.

– Тирианна использовала руну, отправила сигнал, – пояснил Алайтин, державший руки на бедрах, в складках мантии. На пальцах ясновидца ярко блестели кольца, покрытые резными символами. Где-то справа от них под куполом раздался взрыв, и Арадриан вздрогнул, услышав грохочущие раскаты. Повернувшись на звук, он увидел клубы черного дыма, поднимающиеся к звездам. Псайкер никак не отреагировал на случившееся.

– Атака людей была остановлена, – продолжил он. – Новое наступление, имеющее целью сердце Алайтока, приведет их сюда. Чувствуя вкус победы, Ахол Надей лично поведет бойцов; приближается наш судьбоносный миг.

Жгучие лазразряды, проносясь над площадью, выбивали куски из всего, что находилось рядом с прудами и фонтанами. Арадриан сидел, будто прирос к скамейке, и сжимал мраморное сиденье так, что побелели пальцы. В какой-то момент перед ним просвистел шквал сюрикенов, жертвой которого оказался человеческий солдат: руку и плечо ему разорвало в клочья, от серого мундира остались одни лоскутки.

Изгой для уверенности постоянно твердил слова, сказанные ему Алайтином за мгновения до того, как первый захватчик взобрался на холм перед двумя эльдар – «они нас не увидят».

Лехтенниан, совершив кульбит над головой другого солдата, ударил «поцелуем арлекина» в спину третьего. Пронзенный человек затрясся, из его рта, ушей и глаз вылетели почти невидимые проволочные нити, окруженные кровавой дымкой. Мгновение спустя они втянулись обратно в оружие солитера.

– Они нас не увидят, – прошептал себе Арадриан, тут же дернувшись от прозвучавшего рядом выстрела из пушки-визгуна Шута Смерти. Раненый солдат упал на одно колено с зияющей раной в ляжке и болезненной гримасой на лице. Тут же это выражение сменилось ужасом; кожа человека покраснела, указывая на продвижение по организму расширяющих токсинов снаряда-визгуна. Сосуды вздулись, глаза полезли из орбит, а лазвинтовка выпала из разбухших пальцев.

Солдат, превращенный биохимией собственного тела в бомбу, взорвался, и осколки костей вонзились в других людей, оказавшихся рядом. Придя в ужас от жутких смертей товарищей, захватчики начали отступать с площади и угодили прямо под шквал сюрикенов – в тыл им уже зашел эскадрон гравициклов.

Сражение шло уже по всему куполу, освещенному пожарами и вспышками лазогня, сиянием плазмы и человеческих осветительных ракет. Арадриан участвовал во множестве налетов и абордажей, но ни один из них не мог сравниться с ужасающим грохотом и ревом наступления людей. Где-то вдали тяжко бухали огромные пушки, ветер приносил вонь танковых двигателей, и происходящее напоминало изгою о его первой встрече с орками в Гирит-Рислейне.

Ясновидец молчал с того момента, как захватчики ворвались в купол. Корсар решил, что Алайтин сосредоточен на маскировке их двоих, а может, просто спит – по внешнему виду псайкера не удавалось определить.

Гудя двигателями, мимо пронеслись три «Виперы», бортстрелки которых вели огонь из пучковых лазеров по роте солдат, наступавших справа от Арадриана. Вскоре послышались новые разрывы снарядов, на склоне холма неподалеку от изгоя распустилась череда пламенных цветков, и ему пришло в голову, что артиллеристы людей могут угодить в любую точку. Невидимость не спасла бы корсара от случайной гибели.

– Они идут, – изрек псайкер.

Сначала Арадриан не понял, о чем говорит ясновидец, но затем услышал приближающийся гул моторов иного тембра. Над площадью замелькали маленькие ракеты, и на гребни окружающих холмов въехали приземистые транспортники с отвесными бортами, раскрашенные по четвертям в красный и белый цвета. На каждом боку у них имелись по две выхлопные трубы, изрыгающие дым. Лязгая, бряцая и скрежеща траками в ужасной какофонии, три неуклюжих боевых машины перевалили через холмы, будто какие-то бронированные киты, решившие выброситься на берег. На крыше каждой из них находилась открытая турель, и за установками стояли космодесантники в доспехах тех же двух цветов: Сыны Орара.

Дальше виднелись новые варианты грубых, угловатых танков, которые взрыхляли лужайки гусеницами и раскалывали кристаллические статуи под тяжестью аляповатых корпусов. Некоторые машины имели орудийные башни со скошенными бронелистами и бортовые спонсоны, на крышах других виднелись многорядные пусковые установки, а две могли похвастаться крупнокалиберной пушкой, выступающей из лобовой части. Если гравитанк «Сокол» получил свое название благодаря грациозной маневренности, мгновенному набору скорости и устремленным вперед очертаниям, то бронетехника Космического Десанта, напоминавшая кирпичи на колесах и гусеницах, безоглядно пробивались вперед, грубой силой снося любые преграды.

Изгой посмотрел на спутника, желая увидеть, как тот отреагировал на приближение врагов, но Алайтин вел себя так безмятежно, словно они с Арадрианом просто наслаждались видами купола. Эльдар отступали перед космодесантниками: арлекины, запрыгнув на небоходы, быстро унеслись прочь, и за ними в лабиринт мостиков и серебряных ручьев устремился поток гравициклов. «Волновые змеи» с отрядами стражников и аспектных воинов оттягивались в тыл, прикрытые мерцающими силовыми щитами.

Боевые машины Сынов Орара, раскалывая под собой каменные плиты, грохотали между прудов, их стрелки поводили орудиями налево-направо, отыскивая цели. Вслед за передовым отрядом появился ещё один танк, даже крупнее предыдущих – он, пожалуй, больше походил на передвижной бункер. Борта гиганта усыпали спонсоны с разнообразным тяжелым вооружением, комплексы датчиков, размещенные на крыше, сверкали линзами искусственных глаз.

Передний люк боевой машины открылся с хрипом гидравлики, и ринувшийся наружу поток воздуха шевельнул волосы Арадриана. Сочившийся изнутри красный свет озарил единственного воина, который зашагал по опускающейся рампе; тем временем верхний бронелист поднимался, образуя проход, превышающий по высоте рост эльдара.

Доспех этого космодесантника оказался даже тяжелее, чем у его собратьев, а к геральдическим символам добавились крупные рубины и свитки, высеченные из белого мрамора. На воине не было шлема, и алайтокец видел его лицо, сильно загорелое, пересеченное бледными шрамами и рубцами. Осмотрев площадь, он устремил взгляд грифельно-серых глаз через купол, к центру Алайтока. Наплечники воина украшали золотые письмена, а в силовой установке на спине было закреплено древко, с которого свисало длинное прямоугольное знамя. На полотнище тоже виднелись человеческие слова, вышитые красным и черным, а по краям шла золоченая тесьма.

Ахол Надей, магистр ордена Сынов Орара, человек, сжимающий в кулаке судьбу Алайтока.

Отделение космодесантников, высадившихся из другого транспортника, собралось вокруг предводителя. Изгой расслышал тихое жужжание включаемых коммуникаторов, но не сумел разобрать слова неприятелей. Затем Сыны Орара разделились на две группы по пять бойцов, одна из которых вернулась к их боевой машине, а другая осталась с магистром ордена.

И тут же Надей, как и его воины, разом повернулись к Арадриану. Космические Десантники взяли оружие наизготовку, а их лидер пораженно смотрел на корсара. В направлении изгоя развернулись турели и спонсоны бронемашин, лучи прицельных модулей засияли у него на груди калейдоскопом разноцветных точек.

– Теперь они меня видят? – уточнил алайтокец.

– Да, – ответил псайкер. – Теперь они тебя видят.

– Мир, мир! – закричал Арадриан на человеческом языке, размахивая руками и падая на колени. – У меня нет оружия!

Через несколько мгновений, наполненных скрежетом тяжелых сабатонов и гудением брони, корсара окружили космодесантники. Оружие воины держали направленным прямо на эльдар, но то, что они не открыли огонь по велению инстинкта, уже было достаточно удивительно.

– Вы понимаете меня? – спросил изгой с ноткой мольбы в голосе. Арадриан знал, что начинается ненавистная ему часть плана, но, как убедительно доказали провидцы, иного выбора не было. Псайкер изучили нить судьбы корсара, и этот вариант, по сравнению с остальными, давал ему и всему Алайтоку наибольшие шансы на выживание. Победа в силовом противостоянии с людьми оказалась недостижимой, поэтому бывшему рулевому оставалось рассчитывать на спасение через унижение. – Пожалуйста... у меня нет оружия!

Снова зажужжали переговорные устройства. Ахол Надей возвышался над изгоем, словно колоссальная статуя на фоне кирпично-красного неба, залитого светом умирающей звезды.

– Говори, ксенос, и побыстрее, – произнес магистр ордена. Арадриан не знал, что такое «ксенос», но, судя по тону, выбранному Сыном Орара, это не было почетным титулом.

– У меня есть важное сообщение и предложение мира, – проговорил алайтокец, справившись с желанием обернуться к ясновидцу. Уголком глаза изгой заметил, что сидящий псайкер, по-прежнему невидимый для космодесантников, внимательно смотрит на него через немигающие хрустальные линзы. Сделав долгий, глубокий вдох, Арадриан продолжил.

– Вы были обмануты, магистр ордена. Ваши враги направили вас именно в то место, которое соответствовало их планам. Я должен лично переговорить с имперским командующим Де’ваком, или все мы погибнем.

Склонившись над алайтокцем, Надей сгреб его за грудки и легко поднял одной рукой.

– Что тебе известно о Де’ваке? – спросил предводитель Сынов Орара.

– Скажите ему, что это Арадриан! Арадриан! Я знаю губернатора, и готов заплатить то, что должен ему!

Задержав дыхание, эльдар изучил лицо космодесантника. На нем были написано неверие и гнев; хватка воина сжалась, и у изгоя затрещали ребра. Решив, что Ахол Надей сейчас убьет его, алайтокец закрыл глаза.

– Пожалуйста, магистр ордена, вы должны сказать Де’ваку, что это Арадриан! – эти лебезящие мольбы в адрес свирепого варвара были самым унизительным поступком на памяти изгоя, но он так сильно хотел жить, что мог пойти на что угодно. – Он знает, кто я. Не убивайте меня, пожалуйста. Не убивайте меня.

– Следи за этой поганью, – произнес Надей, грубым толчком передавая корсара одному из своих воинов. Сдавив руки Арадриана пальцами-тисками, Сын Орара потащил его прочь, но эльдар вздохнул с облегчением – он увидел, как магистр ордена шагает к командному танку.

Битва за купол Кристаллических провидцев бушевала по-прежнему, и корсар боялся, что опоздал, или же ясновидцы допустили просчет. В небе распускались облака дыма, следы воздушных детонаций, и стражников внизу осыпали раскаленные осколки. Луга, засеянные до создания Империума, превращались в грязь под траками танковых колонн. Застывшие тела провидцев, которые указывали Алайтоку безопасный путь на протяжении поколений, разлетались на куски, пораженные лучами лазпушек или разрывными снарядами. Арадриану хотелось плакать, но он сдерживал эмоции. Несмотря на все мольбы и заверения, эльдар мыслил ясно и четко; чтобы выйти живым из этой истории, ему требовался незамутненный разум.

Магистр ордена Надей вернулся, отправив необходимые запросы, и молча стоял перед алайтокцем, словно пытаясь просверлить взглядом дырки у него в черепе. Почти несомненно, в случае чего Ахол убил бы изгоя на месте. Во избежание проблем Арадриан повесил голову и старался как можно реже встречаться глазами с космодесантником.

О прибытии Де’вака корсар догадался, заметив эскадрилью трехвинтовых воздушных судов. В нижней части фюзеляжа каждой из четырех машин находилась шарообразная турель, и двуствольные орудия, то и дело поворачиваясь, выискивали наземные цели. За ними следовал летательный аппарат меньших размеров и с единственным винтом; он метался влево-вправо, уходя от возможного зенитного огня. На носу машины имелся герб синего цвета: летающая рыбка, за которой оставался след из блестящих алмазов. Разглядев её, изгой понял, что видел тот же самый образ в палубной мозаике на яхте губернатора – это была личная или семейная символика.

Пока транспорт Де’вака садился, поднимая сильный ветер и взметая клубы пыли, остальные машины патрулировали вверху, прикрывая его от воздушных атак. Когда имперский командующий успешно коснулся земли, тримоторные аппараты рассредоточились и поднялись ещё выше. Губернатор тяжело зашагал через площадь и почти сразу заметил Арадриана, которого держали двое Сынов Орара.

Выражение лица Де’вака менялось очень быстро: сначала удивление, затем гнев, усиливающийся по мере того, как он приближался к корсару. Затем, вместо хмурой гримасы – чуть подрагивающие губы и намек на победную улыбку.

Изгой по собственной воле рухнул на колени, умоляюще протягивая руки к имперскому командующему.

– Слава звездам, лорд Де’вак, это вы! – закричал эльдар.

– Убейте его! – прорычал губернатор, держа руку на навершии сабли у пояса.

– Я хочу предупредить вас! – в отчаянии изгой почти визжал. – Вас обманули, лорд Де’вак. Да, я жестоко поступил с вами, но, клянусь искуплением и собственной жизнью, вы должны меня выслушать!

– Он – трусливое, вероломное ничтожество, – заявил имперский командующий, обращаясь к Надею. – Не стоит ждать, что пират расскажет нечто ценное.

На плечо Арадриана опустилась рука в латной перчатке, его собирались поднять на ноги. Вывернувшись из хватки до того, как пальцы сомкнулись, алайтокец распростерся на потрескавшихся плитах у ног Де’вака.

– Я немыслимо сожалею о смерти вашего сына! – верещал изгой, не сводя глаз с лица губернатора. Слова эти были правдивы, но эльдар использовал истину для обмана. – Дарсон погиб от моей руки, мне не следовало так поступать!

Глаза имперского командующего расширились, в них читалась погибель. Он оскалил зубы, и, брызгая капельками слюны, потащил саблю из ножен, одновременно шагая вперед.

– Отзови своих бойцов, Надей, я сам прикончу этого выродка.

– Не совершите ошибку, магистр Надей! – Арадриан обратил умоляющий взгляд на повелителя космодесантников. – У меня есть жизненно важная информация.

– Постой, – произнес Ахол, уперев руку в грудь Де’вака. – Я все ещё не понимаю, откуда это создание знает тебя, имперский командующий.

– Он – капитан пиратов, которых мы пришли уничтожить, Надей, – ответил губернатор. – Однажды мне почти удалось поймать его, но мерзавец сбежал.

С этим Де’вак обошел вытянутую руку магистра ордена и занес клинок для смертельного удара.

– К нам идут корабли! – взвизгнул Арадриан, отшатываясь от сабли.

Клинок опустился, но в последний момент Ахол Надей перехватил запястье имперского командующего и спас изгоя. Бывший пират облегченно выдохнул, но передышка длилась недолго: магистр ордена снова воззрился на него.

– Какие корабли? Где?

– Мы почти победили! – Де’вак безуспешно пытался стряхнуть руку космодесантника. – Надо убить это существо и продолжить наступление. Ядро бесконечности недалеко отсюда.

– Какие корабли? – требовательно повторил Надей, вырывая саблю из трясущихся пальцев губернатора. В огромном кулаке Сына Орара тонкий дуэльный клинок напоминал какой-то столовый прибор. – Говори, или я убью тебя здесь и сейчас!

Отвечать Арадриану не пришлось. В ухе магистра ордена затрещала бусина связи, и он наклонил голову, слушая доклад. Мгновение спустя Ахол поднял голову, глядя в звездное небо купола.

– Сколько? – прорычал космодесантник в вокс.

– Просто прикончи его! – рявкнул Де’вак. – Он предал меня! Он убил моего сына!

Имперский командующий дернулся за своей саблей, но Надей отбросил человека в сторону свободной рукой. Острие клинка теперь было в пальце от лица изгоя, неотвратимо направленное ему в правый глаз. Алайтокец сглотнул, прочищая горло.

– Прошу, подождите секунду, магистр ордена.

Арадриан ощутил под собой прилив энергии, несущийся по матрице сети бесконечности. Мир-корабль, содрогнувшись от её мощи, напитал усталое тело изгоя новыми силами.

В куполе Кристаллических Провидцев вспыхнул ослепительный белый свет. Все до единой статуи заблистали психической энергией, и даже пол засверкал вместе с ними. Узоры сети бесконечности проявились в куполе, словно жилки, соединяя и связывая провидцев с Алайтоком.

Быстро привыкнув к свету, Арадриан заметил ещё кое-что: тишину.

Не трещали выстрелы, не раздавались яростные крики, не грохотали снаряды. Во всем куполе установилось безмолвие. Подняв глаза, изгой увидел застывшие в воздухе лазерные лучи и выхлопы ракет. Потоки энергии и трассирующие пули, пересекавшие купол, будто на каком-то световом шоу, превратились в неподвижную радугу насилия.

Арадриан выпрямился; Надей тем временем озирался, не веря своим глазам. Замерло всё сражение – у рощицы слева повисли над землей гравициклы, отделение космодесантников остановилось во время атаки вниз по холму справа, вспышки их болтеров застыли в стазисе. Всё проницал белый свет мощи Алайтока.

– Посмотрите вверх, – произнес кто-то позади изгоя.

Надей инстинктивно поднял глаза, и то же самое сделал Арадриан. На фоне звездного полотна он увидел плазменные выхлопы космолетов, замерших в небесной тверди. Истребители и бомбардировщики, связанные замысловатым танцем, казались неподвижным изображением самих себя.

– Стазис долго не продержится, – сообщил Алайтин, становясь рядом с изгоем. – Мы должны быстро прийти к соглашению, или погибнем все.

– Прикончи их, Надей! – гаркнул Де’вак, рывком поднимаясь на ноги. – Их существование оскорбляет Императора. Исполни свой долг, магистр ордена!

– Из нашего портала Паутины вышли звездолеты десятка миров-кораблей, магистр ордена, – произнес ясновидец. – Сейчас они удерживаются в стазисе, как и ваш флот. Когда я отдерну завесу, время возобновит ход и наши союзники полностью уничтожат ваши корабли.

– Не думай, что Алайток сражается один! – прорычал Арадриан в лицо Де’ваку. – Принося войну на один мир-корабль, ты неизбежно угрожаешь всем остальным. Твоя жалкая армия не покинет эту звездную систему, разве что с нашего разрешения.

– Взаимное уничтожение, – сказал Алайтин.

– Меня это устраивает, – отозвался Надей. – Само избавление вселенной от этого отродья будет мне достаточной наградой.

– Запятнанной наградой, и виной тому – самолюбие одного-единственного человека, – возразил ясновидец, указывая на Де’вака. Имперский командующий в страхе отступил, решив, что сейчас его поразит какой-то психический разряд. – Во всем этом нет ни справедливости, ни чести, магистр ордена.

– Всем известно, что эльдар – лжецы и воры, – произнес Де’вак. – Они пытаются обмануть тебя. Атакуй сейчас, и мы добьемся победы и славы!

– Когда наши корабли закончат уничтожать ваш флот, Алайток покончит с собой, – продолжал Алайтин. – Его портал Паутины схлопнется и поглотит всех нас в единой вспышке, которая ненадолго затмит умирающую звезду над нами.

– Но только после того, как отступят наши уцелевшие космолеты, – добавил изгой, по-прежнему глядя на Де’вака. – Вы знаете, что у нас есть оружие, способное за несколько мгновений выжигать целые миры и гасить звезды. Уничтожьте Алайток – и вся раса эльдар ответит на это. Погибнет сотня человеческих планет.

– Новая ложь, – проворчал имперский командующий. – Пустые угрозы.

– Если вы настолько опасны, почему бы мне не уничтожить вас сейчас, пока есть возможность? – спросил Надей.

– Тогда ты сгинешь понапрасну, ради чужого тщеславия, – ответил Арадриан. – Спроси Де’вака, кто такой Иритаин. Или, быть может, он расскажет тебе о своих делах с Кхиадисом? Давай же, спрашивай.

Сын Орара посмотрел на имперского командующего, который внезапно утратил почти всю напускную храбрость.

– Бессмысленный бред, – сказал Де’вак.

– Имена его тайных подельников, – возразил изгой. – Если тебе нужно больше доказательств, могу назвать координаты и даты нападений, которые не просто были санкционированы этим изменником, но стали возможными только при его содействии. Он преследует меня за убийство его сына, этого я не могу отрицать. Хочешь ли ты быть орудием личной вендетты Де’вака, магистр ордена? Должны ли твои Сыны Орара погибать за оскорбленную гордость слабовольного лицемера?

– Грязный пират! – заорал обвиняемый и попытался выхватить болтер из хватки одного из замерших в стазисе космодесантников, но безуспешно.

– Назад, имперский командующий, – приказал Надей. Магистр ордена достал болт-пистолет и держал его направленным в грудь Де’вака. – Скажи мне, что всё это ложь, и смотри мне в глаза, когда будешь говорить. И объясни, как ты нашел мир-корабль, или откуда этот пират узнал твое имя.

– Им не отвратить тебя от исполнения воли Императора, – произнес командующий, выставляя руки перед собой, словно в попытке защититься от пистолета.

– Сколько тысяч уже погибли? – прошептал Алайтин. – Сколько твоих воинов пало, чтобы смыть кровь с рук этого человека, магистр ордена?

Грохот болт-пистолета заставил Арадриана подпрыгнуть. Голова Де’вака исчезла в облаке крови и костей, и обезглавленный труп повалился на брусчатку.

– Слишком много, – прорычал Ахол Надей. – Отзовите свои корабли, и я остановлю атаку.

Эпилог

Мертвых были тысячи – слишком много для купола Вечной Неподвижности. Павших аспектных воинов унесли в катакомбы их храмов до завершения погребальных церемоний над телами стражников и гражданских. Из духовидцев Алайтока выжили только семеро, и в этих трудах им помогали другие эльдар, идущие по Пути Провидца. Они безмолвно продвигались вдоль длинных рядов погибших, сопровождаемые парящими ларцами, в которые складывали светящиеся камни душ. Не было времени на последние слова и почести: потребовалась бы сотня циклов, чтобы уделить внимание каждому.

Подняв капюшон белого одеяния, Арадриан перешагнул порог купола. Так же, как для переноса мертвецов в сеть бесконечности осталось слишком мало духовидцев, на всех убитых эльдар просто не хватало Плакальщиков.

Когда люди наконец-то ушли, – через четыре цикла после развязки в куполе Кристаллических Провидцев, – изгой оказался лицом к лицу с ужасной реальностью произошедшего. От чувства вины невозможно было избавиться, оно оказалось настолько глубоким, что в нем могли бы утонуть величайшие мыслители и самые невозмутимые философы. Увидев, как с залитых кровью полей уносят первые тела, Арадриан понял, что должен перейти на Путь Скорби. Не было другого способа справиться с ощущением потери и муками, вызванными пониманием того, сколько эльдар погибли из-за его действий.

Плакать было легко. Слёзы нескончаемым потокам катились по его щекам, и с каждой каплей Арадриан поминал утраченную жизнь. Осознавая масштабы содеянного им, бывший изгой никак не мог прийти в себя, и его плач в итоге сменился удушливыми всхлипами. Да, начать было легко, но он ступил на Путь Скорби, чтобы понять, как же всё-таки остановиться.

Почти треть Алайтока лежала в руинах от края до ядра. Прежде чем будет исцелен широкий рубец, оставшийся после атаки имперских солдат, сменятся поколения. Некоторые купола никогда не смогут восстановиться. Их снимут с основания мира-корабля и направят в пылающее сердце Мирианатир, где они переродятся в частицы, что однажды вновь напитают Алайток.

Арадриан подумал о множестве душ, которые будут поглощены сетью бескончености. Когда-то такая мысль ужаснула его, заставила отправиться к звездам в поисках спасения от собственной смертности. Ирония не ускользнула от алайтокца: судьба сделала полный круг, и он снова стоял на палубе, окруженный трупами. На этот раз Арадриан не боялся. Бывший изгой примирился со смертью, и, хотя он не мог покончить с жизнью, не искупив содеянного, но знал, что в конце всего с радостью примет избавление.

– Мы все должны нести тяжкий груз.

Остановившись, Арадриан повернулся и увидел Тирианну, идущую следом между рядами мертвецов. Поверх одеяния провидицы на ней были пояс и перевязь белого цвета, а сзади парил один из ларцов для душ.

– Во вселенной не хватит слёз, чтобы смыть с меня вину за мои поступки, – ответил Арадриан, подавив рыдания. – Дело не только в погибших здесь, я ведь проливал кровь своими руками, и многие были убиты по моему приказу. Мертвые никогда не увидят справедливого воздаяния.

– Справедливости нет, есть только судьба, – произнесла Тирианна, – и я обнаружила, что даже судьба не столь неизменна, как мы могли бы подумать. На мне лежит часть вины за эту катастрофу, ведь я совершила одно из худших преступлений для провидца.

– Не понимаю, – произнес Арадриан. Он указал девушке на скамейку, и оба сели, склонив головы. Эльдар не смотрели друг на друга.

– Хотя события, породившие ненависть командующего Де’вака, были вызваны твоими действиями, именно из-за моих поступков они обернулись несчастьем, обрушившимся на наш дом. Если бы я не вмешалась, Алайток бы не пострадал.

– Я всё ещё не догадываюсь, о чем ты, – бывший изгой достал из кармана внутри рукава квадратный льняной платок, вышитый по углам рунами успокоения, и промокнул глаза. Затем он заправил локон выкрашенных в белый цвет волос обратно под капюшон. – Если ты думаешь, что могла заставить меня остаться на Алайтоке, так это просто глупо. Нельзя винить себя за неудачу – ты не отвечаешь за то, что я совершил потом.

– Я виновна не в этом, хотя спасибо, что напомнил, – тихо усмехнулась Тирианна. – Когда ты связался с Иритаином, возникла реальная возможность противостояния с Де’ваком. Я заметила самый маловероятный вариант будущего, которое могло возникнуть только в итоге сложнейшей последовательности событий. Следовательно, оно почти гарантированно не сбылось бы. Но я, ведомая себялюбием, манипулировала окружающими и судьбой, чтобы удовлетворить свое любопытство и успокоить страхи – а в итоге породила ту самую катастрофу, которую пыталась предотвратить.

– Наверное, тут какая-то провидческая логика, поскольку я не понимаю, что же именно ты сделала.

– Я воздействовала на Корландрила, и через него на Архатхайна, чтобы заставить совет провидцев исследовать мельком замеченную мною гибель Алайтока. С этого момента начала сплетаться последовательность нитей, превратившая отдаленную возможность в самоисполняющееся пророчество. Чем больше мы смотрели, тем более вероятным делали это событие, ведь, обнаружив угрозу и узнав о твоей роли в ней, я отправила тебе предупреждение через космическую бездну по матрице вечности, которая лежит в основании Паутины.

– Мои сны... «Они идут убить нас. Мы все будем гореть». Прежде я не видел подобных кошмаров.

Тирианна смотрела на него, прикрыв рот рукой от ужаса.

– Я хотела предупредить тебя, а не мучить.

– И всё же это не такое страшное преступление, как совершенные мною, – продолжил Арадриан. – Если бы не твое известие, я не вернулся бы на Алайток и не смог бы вмешаться, обличить Де’вака. Без меня наши сородичи не сумели бы остановить людей. Отсюда следует вопрос, на который я ещё не получил четкого ответа: почему мне нельзя было раньше рассказать Надею о предательстве губернатора? Если бы магистр ордена в самом начале узнал, что за продажное создание у него в союзниках, штурм вообще мог не состояться.

– Ты слышал ответ из уст Де’вака: «нашим словам нельзя доверять». Губернатор должен был выдать себя, показать свою виновность Надею, так, чтобы магистр ордена не усомнился в ней. Мы исследовали много нитей, способных привести к нужному исходу, но какие-то шансы на успех имелись только в одной, той, где мы заманивали армию людей, позволяя им прорваться в сердце Алайтока. Лишь в момент кажущейся победы Де’вак лично явился бы на мир-корабль, и лишь поместив его рядом с Надеем и тобой, мы могли добиться столь желаемой развязки.

– Тогда хорошо, что ты послала мне предупреждение, – поднимаясь, сказал Арадриан. Подав руку Тирианне, он помог ей встать. – Многие погибли, но полного уничтожения удалось избежать.

– Если бы я не поместила в твои сны психическое послание, ты не пробудился бы от сковавших тебя Грёз, – прошептала девушка, положив ему голову на плечо. – Только потом я осознала, какие страшные последствия будут у моего поступка. Мне следовало понять, что нельзя вмешиваться в столь деликатный процесс. Если бы ты грезил, когда «Наэстро» отправился к Натай-атиль, то флот попал бы в засаду, устроенную Де’ваком и Кхиадисом.

– Подожди, – Арадриан отступил на шаг от Тирианны. – Ты хочешь сказать, что нас бы там перебили? Но это значит, что я обязан тебе жизнью!

– Не погибнув там, ты, направляемый моим предупреждением из снов, твердо решил вернуться на Алайток. Сделав это, ты привел Кхиадиса к нашему миру-кораблю.

Когда бывший изгой понял логику провидицы и осознал смысл её слов, из живота у него начала подниматься тошнотворная слабость.

– Только Кхиадис знал, что ты на Алайтоке, – продолжала Тирианна, – и он сообщил об этом Де’ваку, после чего собранные для охоты на тебя человеческие воины тоже явились сюда.

– Я стала провидицей, – добавила она, – чтобы знать, что может случиться с моими друзьями, и погубила нас всех. Корландрил поддался своему гневу и был поглощен лордом-фениксом Карандрасом. Ты, возможно, никогда не справишься с горем и чувством вины за содеянное. А я... Да, я спасла тебе жизнь, но чуть ли не ценой разрушения Алайтока...

Арадриан ничем не мог успокоить подругу. И он, и Тирианна, и Корландрил стали жертвами собственной натуры, каждый по-своему. Философия Пути и всё её защитные меры только помогали эльдар, выживать они должны были сами. Куда бы ни привела их судьба, – в Комморру, на девственный мир или на Путь Изгоя, – ни один из них не мог окончательно сбежать от себя. Эльдар были семенем собственной погибели, и так оно и останется до Рана Дандра и конца всего сущего.

Не в силах смотреть на подругу, Арадриан выпрямился. Взглянув на ряды мертвецов, жертв совершенных им ошибок, он зашагал прочь.

Величайшую истину о Пути проще всего произнести, но сложнее всего постичь. В этот момент глубочайшего осознания приходит понимание гениальности Азурий и изъяна в их гениальности.

«Есть лишь один Путь, и он связывает всех нас вместе».

Мы, провидцы, можем разделять пряди сплетения, пока не доберемся до бесконечно малых деталей, но их существование лишь отвлекает от его всеобъемлющего движения. Будь ты Поэтом, или Сновидцем, или Плакальщиком, Воином, или Провидцем, или Изгоем, вся твоя жизнь – лишь нить в шнуре судьбы всех эльдар, точно так же, как события твоей жизни – лишь нити в шнуре твоей судьбы. Все мы ступаем по Пути, как единый народ, и, как коллектив, должны научиться управлять нашими страстями и страхами вместе, а иначе они уничтожат нас.

– Кайсадурас Анахорет, послесловие к труду «Самопознание на пути к совершенству»