Солнечная война / The Solar War (роман)

Перевод в процессе: 12/22 Перевод произведения не окончен. В данный момент переведены 12 частей из 22.

WARPFROG Гильдия Переводчиков Warhammer Солнечная война / The Solar War (роман)
Автор	Джон Френч / John French
Переводчик	Хелбрехт
Издательство	Black Library
Серия книг	Ересь Гора: Осада Терры / Horus Heresy: Siege of Terra
Следующая книга	Потерянные и проклятые / The Lost and the Damned
Год издания	2019
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Скачать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

Действующие лица

Император – Повелитель Человечества, Последний и Первый Владыка Империума

Гор – магистр войны, примарх XVI легиона, Возвеличенный Сосуд Хаоса

Примархи

Пертурабо – Повелитель Железа, примарх IV легиона

Джагатай Хан – Боевой Ястреб, примарх V легиона

Рогал Дорн – Преторианец Терры, примарх VII легиона

Сангвиний – Архангел Ваала, примарх IX легиона

IV легион, Железные Воины

Форрикс – Разрушитель, первый капитан, триарх

Фулл Бронн – Камнерождённый, 45-й гранд-батальон.

V легион, Белые Шрамы

Джубал-хан – Повелитель Зарницы, магистр охоты.

Чанши – хранитель клинка Джубал-хана.

VII легион, Имперские Кулаки

Сигизмунд – лорд-кастелян Первой сферы, первый капитан, маршал Храмовников

Хелбракт – лорд-кастелян Второй сферы, магистр флота

Эффрид – лорд-кастелян Третьей сферы, сенешаль

Камба-Диас – лорд-кастелян Четвёртой сферы, магистр осады

Фафнир Ранн – лорд-сенешаль, капитан первой штурмовой группы

Борей – первый лейтенант Храмовников, первая рота

Массак – библиарий

Архам – магистр хускарлов

XVI легион, Сыны Гора

Эзекиль Абаддон – первый капитан

Гор Аксиманд – Маленький Гор, капитан, пятая рота

Фальк Кибре – Головорез, капитан, юстаэринская когорта

Садуран – воин 201-го штурмового батальона

Икрек – воин 201-го штурмового батальона

Тонас – юстаэринец

Гедефрон – юстаэринец

Тибар – юстаэринец

Ралкор – юстаэринец

Сикар – юстаэринец

Урскар – юстаэринец

XV легион, Тысяча Сынов

Ариман – главный библиарий

Игнис – магистр ордена Разрухи

Менкаура – слепой апостол Корвидов

XVII легион, Несущие Слово

Зарду Лайак, Багряный Апостол, магистр Безмолвных

Кулнар – раб клинка Анакатис

Хебек – раб клинка Анакатис

Апостол

Избранный Малкадора

Локен – Странствующий Рыцарь

Механикум

Кассым-Алеф-1 – магос-эмиссар

Чи-32-Бета – технопровидец

Тёмные Механикум

Сота-Нул – эмиссар Кельбор-Хала

Нерождённые

Самус – Конец и Смерть

Имперская армия

Ниора Су-Кассен – Солнечный командный штаб, бывший адмирал флотов Юпитера

Имперские действующие лица

Малкадор – регент Империума

Армина Фел – старший астропат

Гелиоса-78 – культ-матриарх Селенара

Андромеда-17 – воплощённый потомок Селенара

Мерсади Олитон – заключённая Безымянной крепости, бывший летописец

Эуфратия Киилер – святая, бывший летописец

Нил Йешар – навигатор

Кадм Век – звёздный шахтёрский магнат

Цадия Кёльн – младшая госпожа системного грузового корабля “Антей”

Аксинья – телохранитель Кадма Века

Ты – мой приют, дарованный судьбой.

Я уходил и приходил обратно

Таким, как был.

– приписывают драматургу Шекспиру (прим. 2М)

ПЕРВАЯ ЧАСТЬ

ВОЗВРАЩЕНИЕ ИЗ НОЧИ

ВАРП

∞

– Отец…

Он ждал. Он всегда ждал. В этом месте не было ни времени, ни истины, если только силы в его течениях не вызвали их в бытие своим снами. Здесь истиной была вечность.

– Отец…

Медленно, устало и неохотно, Он сформировал образы глаз, рта, рук и ног, и трона под Собой. Вдали виднелся ещё один трон, и нить мысли и воли связывала Его с местом металла, камня и времени.

– Отец…

Он открыл глаза.

Перед Ним, простираясь во всех направлениях, раскинулась тьма. Тьма и только Он один. В этот момент он почувствовал родство с каждым человеком, который когда-либо просыпался возле тлеющего костра, чтобы увидеть, как подкрадывается ночь и гаснут языки пламени.

Тьма стала чёрным зеркалом. Он посмотрел на Своё отражение: мужчина на каменном троне, старый, с запавшими щеками и смуглой кожей. Железо и снег прочертили полосы в Его бороде. Тонкие плечи, руки и ноги под простыми чёрными одеждами. Голые подошвы Его ног покрывала пыль. Его глаза были ясны, и в них не было ни доброты, ни жалости.

Трон и человек располагались на узкой каменной платформе. Позади Него пылала стена огня, изгибавшаяся вверх и вдаль, сияя и вспыхивая, словно поверхность звезды.

Отражение изменилось. На мгновение с хромового трона на Него смотрела железная фигура с подобными печным горнилам глазами. Затем она исчезла, и отражение превратилось в размытое пятно сменявших друг друга изображений: золотой воин с обнажённым мечом перед вратами исполинской крепости; фигура пред зевом горной пещеры; мальчик с палкой и страхом в глазах; королева с копьём на вершине утёса; орёл с десятью крыльями, вздымавшимися в расколотых громом небесах – дальше и дальше, изображения падали друг на друга, как падают рубашкой вверх подброшенные в воздух карты.

– В тебе есть что-нибудь истинное? – спросил голос из темноты.

Изображения исчезли, и тьма снова нависла перед Ним. Она падала в бездну подобно водопаду обсидианового песка.

– В основе твоей лжи есть что-нибудь истинное, отец?

Темнота стала лесом, тёмные стволы тянулись к недостижимым небесам, корни выползали и падали в разверзшуюся внизу бездну. Человек на троне сидел на заснеженной земле, перед Ним горел огонь. Тень вышла из мрака между деревьями.

Огромная, с соболиным мехом и серебряными глазами. Приближаясь, она тянула за собой свою собственную тень. Она остановилась на краю света.

– Ты утверждаешь, что являешься человеком, – произнёс волк, – но это ложь, ясная любому, кто видит тебя здесь. Ты отрицаешь, что желаешь божественности, но создаёшь империю, превозносящую Тебя. Ты называешь себя Повелителем Человечества, и, возможно, это единственная правда, которую ты когда-либо говорил – что хочешь сделать своих детей рабами.

Волк наклонил голову и на секунду стал не волком, а раздувшейся тенью, пронизанной прожилками-молниями и с глазными отверстиями в виде красных печей.

– Но этот сын, – прорычал волк, его мышцы напряглись под чёрным мехом, а губы изогнулись над зубами, – этот сын вернулся к твоей колыбели лжи.

Волк прыгнул. Лес мгновенно поменял цвет на густой болезненно-чёрный. Человеческая тень протянула сквозь тьму похожие на когти руки. Огненной стеной взревело пламя и когти разорвали его. От тени остались только пепел и зола.

Волк с воем отскочил. Молния пронзила тёмный лес. Волк начал бегать вдоль границы отбрасываемого огнём света. Позади него новые глаза засверкали в глубоких тенях между деревьями, яркие и холодные, как свет жестоких звёзд.

Человек повернул голову. Он смотрел не на волка, а на мрак за ним.

– Я отвергаю вас, – произнёс Он, и в этом месте более реальном, чем жизнь, но столь же нереальном, как сон, Его слова сотрясли тьму подобно грому.

– Ты даже не будешь разговаривать со мной, отец? Теперь, когда твоей империи лжи приходит конец, ты так и не расскажешь мне правду?

– Вы – тени, – произнёс человек, – и ничего больше. Ваши предложения – ничто. Вы – ничто. Вы пришли с ребёнком-марионеткой, но не сказали ему, зачем он вам нужен. Он вам нужен, потому что у вас нет ничего истинного: нет меча, который не был бы обманом, нет силы, которая не была бы ложью. Он нужен вам, потому что вы слабы. Он нужен вам. Вы боитесь его. И он проиграет.

Смех наполнил ночь подобно бьющимся крыльям, звеня предсмертными хрипами, снова и снова закручиваясь в хихикающие петли. Тьма хлынула вперёд, растягиваясь, окутывая и сжимая. Мужчина на каменном кресле вздрогнул. Пламя подалось назад и уменьшилось. Изображение мужчины также замерцало, и секунду Он выглядел, как труп на троне, от боли кости Его рук впились в подлокотники.

Он закрыл глаза.

Изображение стало расплываться, словно подул пыльный ветер. Смех становился всё громче и громче.

Так происходило всегда: снова и снова, в бесконечных формах и метафорах, смерть и тьма носили бесчисленные лица. Не останавливаясь, повторяясь и набираясь сил по мере наступления прожорливой Ночи. И так же, как и тогда, так и сейчас, был только один ответ на это.

Убийство.

Кровь и конец.

Самопожертвование и смерть.

– Я вернусь, – донёсся голос волка из темноты.

– Я отвергаю вас, – произнёс мужчина, и изображение потускнело, сменившись обрывками сна и не прекращавшимся смехом.

ОДИН

Час “Ч”

Память о волках

Натиск

Терра

Первого примуса сигналы тревоги зазвучали по всей Терре.

На бесчисленных мирах, покорённых и управляемых Империумом Человека, год состоял из отрезков, время рассекали на тысячу равных частей. Первый отрезок, второй отрезок, третий и так далее без изменений или отличий, пока числа не достигнут тысячи, и один год не сменится следующим. На мирах бесконечной ночи или ослепительных дней год был одинаковым. Во всегалактической империи любое иное не имело бы смысла.

Уцелевшие записи отмечали 0000014.M31 как первое мгновение того дня, отражённое и скорректированное с учётом временной точности, стандартизированное и лишённое всякого смысла. Но здесь в мире, ночь, день и сезоны которого дали человечеству само понятие времени, старый счёт ещё кое-что значил, как и момент, когда один год умирал, а другой рождался: Праздник Двух Лиц, День Нового Света, Возрождение и множество других имён. Но дольше, чем могли вспомнить – это был первый примус, первенец последующих трёхсот шестидесяти пяти дней, день надежды и нового начала.

Отсчёт этой войны начался со снега на северных укреплениях Императорского Дворца, где три брата-полубога смотрели в небеса. Он начался, когда утренний свет и ледяной холод добрались до комнаты на вершине башни и пошевелили рисованные карты человека, возраст которого не знал никто. Он начался с воя сирен, сначала одной, высоко в шпилях Дворца, затем её крик подхватили другие, всё дальше и дальше по поворачивающемуся земному шару. Звук эхом отозвался в космических портах размером с горы и прохрипел из вокс-горнов в глубоких слоях Атлантических ульев.

Дальше и дальше он прокатился, останавливая руки людей, которые ели и работали. В подземных пещерах, под сводами ульев и под пеленой смога они посмотрели вверх. Некоторые из видевших небо считали, что различают новые звёзды на небосводе, и замирали от каждого проблеска света: обещавшего огонь, пепел и эпоху потери. И со звуком сирен распространялся страх, и пусть не произносили имя, но и не молчали.

– Он здесь, – говорили они.

Тюремный корабль “Эак”, высокая орбита Урана

– Как я понимаю, у тебя имеется история, – сказала она. Перед нею стоял волк, мех на его спине серебрился под лунным светом. – История, которая представляет особый интерес. Я бы хотела ее запомнить и передать следующим поколениям.

Волк повернулся, на его губах появилась грустная улыбка.

– Какая история?

– О Горе, убившем Императора.

Мерсади Олитон проснулась от сна-памяти, по её лицу тёк пот. Она вздохнула и подняла сползшее на пол одеяло. Воздух в камере был сырым и прохладным, с резким ароматом, характерным для воздуха, который слишком часто вдыхали и выдыхали. Она на секунду зажмурилась. Что-то изменилось. Она вытянула руку и коснулась металлической стены. Влажность цеплялась за заклёпки и тонкий слой ржавчины. Гул корабельных двигателей исчез. Где бы они ни были, они стояли неподвижно в вакууме.

Она опустила руку и выдохнула. Обрывки сна-памяти всё ещё цеплялись за её веки. Она сосредоточилась, пытаясь удержать скользившие во мрак нити сна.

– Я должна вспомнить… – сказала она.

– Заключённая, встать лицом к стене. – Раздался голос из громкоговорителей над дверью камеры.

Она инстинктивно встала. На ней был серый комбинезон, поношенный и выцветший. Она положила руки на стену, вытянув пальцы. Дверь с лязгом открылась, и послышались шаги по решётчатому полу. Охранник ничем не отличался от остальных: в тёмно-красной униформе и серебристой маске, человеческие нотки в голосе скрывались вокс-искажением. Все надзиратели выглядели одинаковыми, столь же неизменными, как тикавшие часы, которые никогда не пробивали время.

Ограниченное пространство, запертые двери, вопросы и подозрения – таким был мир в течение последних семи лет с тех пор, как она вернулась в Солнечную систему. Такой была цена за то, что она увидела и запомнила. Она была летописцем, одной из тысяч художников, писателей и учёных, отправленных стать свидетелями Великого крестового похода, который нёс свет разума воссоединённому человечеству. Это было её целью: видеть и запоминать. Как и многие ясные цели и блестящие варианты будущего, они не осуществились.

Она слышала, как шаги остановились позади неё, и поняла, что охранник ставит на пол миску воды и постиранный комбинезон.

– Где мы? – спросила она, услышав вопрос прежде, чем успела себя остановить.

Тишина.

Она ждала. Не последует никакого наказания за её вопросы: ни избиений, ни ограничения в еде или унижений, которые были обычным делом в заключении, но только не в её случае. Наказанием была тишина. Она не сомневалась, что для других заключённых применяли более грубые методы – она слышала крики. Но для неё была только тишина. Семь лет тишины. В конце концов, им и не нужно было задавать ей вопросы. Они достали катушки памяти из её черепа, и эти записи показали им всё, что им было нужно, и даже больше.

– Мы всё ещё в космосе, не так ли? – сказала она, продолжая стоять лицом к стене. – Вы же видите, что дрожь двигателей исчезла. Такое невозможно пропустить, если всё время проводишь на кораблях… Я жила на военном корабле. Невозможно забыть это ощущение. – Она замолчала, ожидая ответа, даже если им станет только звук удалявшихся шагов и захлопнутой двери.

Снова тишина.

Это было странно. Раньше, в первые годы, она пыталась разговаривать с охранниками, и их реакцией было только молчание. Через некоторое время это стало хуже, чем если ответом был бы удар плетью по спине. Впрочем, они никогда не били её и никогда не дотрагивались. Даже когда они вскрывали череп, чтобы удалить катушки памяти, они сначала усыпили её, словно это сделало последующее надругательство более приемлемым.

Она полагала, что такое небольшое милосердие было связано с Крузом или Локеном. Бывшие Лунные Волки присматривали за ней, как могли. Но она всё равно оставалась заключённой величайшей и темнейшей тюрьмы Империума. Локен сказал, что освободит её, но она отказалась. Хотя это и причиняло ей боль, она понимала, почему должна оставаться под стражей. Разве могло быть по-другому? В конце концов, разве она не видела истинное лицо врага? Четыре года на “Духе мщения” среди Сынов Гора, в тени их отца, который поджёг галактику в гражданской войне. Каким ещё могло быть вознаграждение за воспоминания о тех днях? Галактика сжалась к тишине и пласталевым стенам, где только сны и воспоминания разговаривали с ней.

Спустя несколько месяцев ей начали сниться воспоминания: сны о её доме на Терре; о солнечном свете, преломлявшимся на краю орбитальной платформы Арка; о матери, которая смеялась и звала её, когда она бежала по гидросадам. И ей снилось время среди Лунных Волков и Сынов Гора, среди людей, которые давно уже умерли. Она просила пергамент и перо, но ничего не добилась. Она вернулась к старым играм, которым научила её мысленная кормилица, чтобы прятать воспоминания, когда она просыпалась, чтобы помнить прошлое, которое убегало прочь. В тишине она поняла, что воспоминания и сны были всем, что у неё есть, и всем, чем она являлась.

– Мы всё ещё в Солнечной системе? – спросила она и дёрнула шеей, чтобы оглянуться. Почему она ещё говорила? Но почему охранник не ушёл? – Не похоже, что корабль готовится к прыжку. Где мы?

Они пришли в её камеру в Безымянной крепости три ночи назад. Они погрузили её в контейнер, в котором едва можно было стоять. Она чувствовала, как контейнер сильно дрожал и покачивался, когда машины поднимали его. Они поместили её в эту камеру, и она узнала дрожь активного космического корабля. Сначала это успокаивало, но потом пришли сны, а тишина этого момента с каждой секундой становилась всё более странной.

– Почему меня забрали из крепости? – спросила она. – Куда я направляюсь?

– Куда мы все хотели бы попасть, госпожа Олитон, – произнёс Гарвель Локен. Она повернулась, и часть её камеры исчезла, и волк поднялся из пруда с тёмной водой под луной. Его глаза были чёрными сферами, а оскаленные зубы широко улыбались, когда он заговорил:

– Вы направляетесь домой.

В темноте камеры Мерсади Олитон проснулась в тишине и неподвижно лежала, ожидая пока развеется сон или она снова заснёт.

Ударный фрегат “Лакримая”, Трансплутонский залив

Первый атакующий корабль погиб, как только прорвался сквозь завесу реальности. Потоки плазмы протянулись с орудийных платформ. Белое пламя врезалось в его нос. Молнии и светящаяся эктоплазма разлились позади его корпуса. Макроснаряды взорвались среди прорезавших броню расплавленных ран. Турели и шпили сорвали с его спины. Он продолжал двигаться, даже когда его носовую секцию разорвали на части. Горящие обломки врезались в первую из рассеянных в темноте космоса мин. Вокруг раздались взрывы. Передняя часть корабля оторвалась от задней. Нос и орудийные палубы повисли. Атмосфера вырвалась из открытых внутренностей. Пылающие обломки разлетелись во все стороны, но пожары на них мгновенно потухли, как только огонь поглотил остатки воздуха.

– Корабль уничтожен, – доложил адепт обнаружения на мостике “Лакримаи”.

Сигизмунд наблюдал за смертью нарушителя по экранам над командным возвышением. Он был облачён в броню, а прикованный цепью к запястью меч покоился в ногах острием вниз. Он не моргал и не двигался, пока смотрел на умирающий корабль. В тихих глубинах разума он слышал слова, которые привели его в это место и в это время:

– Вы должны выбрать своё место. Выполнить приказ или стоять рядом с отцом до конца.

Команда вокруг него молчала. Взгляды были прикованы к приборам и экранам. Они все знали, что это было началом, концом годов ожидания. Некоторые, возможно, думали или надеялись, что этот момент никогда не наступит. Но он наступил и был отмечен огнём.

“Я выбрал, Киилер”, – подумал он, и в разуме услышал слова, которые Дорн произнёс, осуждая этот выбор.

– Ты продолжишь служить в том же звании и в той же должности и никогда и ни с кем не заговоришь о произошедшем. Ни легион, ни Империум никогда не узнают о моём приговоре. Твоим долгом станет не допустить своей слабости передаться воинам, у которых больше сил и чести, чем у тебя.

– Как пожелаешь, отец.

– Я тебе не отец! – взревел Дорн, его гнев внезапно наполнил воздух, а лицо поглотили сумрачные тени. – Ты мне не сын, – спокойно продолжал он. – И что бы ты ни совершил в будущем – тебе им не бывать.

– Я выбрал, – прошептал он себе, – и стою здесь до конца.

Пожары погибшего военного корабля заполнили все экраны.

– Если они продолжат в таком духе, то мы даже не вспотеем от резни, – проворчал Фафнир Ранн.

– Они не предоставят нам такой роскоши, – ответил Борей с дальней стороны платформы. Сигизмунд не стал смотреть на гололитические проекции штурмового капитана или лейтенанта, которые стояли за его плечами. Каждый из них находился на командной палубе одного из однотипных кораблей “Лакримаи”.

Ранн носил модифицированную для вакуума броню третьей модели, усиленную шипами на голенях и левом плече. Под свежим жёлтым лаком проступали царапины после боёв на краю системы. Высокий абордажный щит висел на правой руке, а двойные топоры были примагничены к обратной стороне щита, отражая геральдику на его поверхности. Сигизмунд представил, что увидел кривую усмешку на лице Ранна, когда тот повернулся к Борею и пожал плечами.

Гололитическое изображение первого лейтенанта Храмовников не двигалось. Он стоял без шлема, по лицу протянулся неровный шрам, и если и была какая-нибудь эмоция в его глазах кроме холодной ярости, то Сигизмунд не увидел её. Меч, положенный Борею по званию и почти не уступавший ему в высоте, стоял рядом, гарде придали форму креста Храмовников, а клинок покрывали выгравированные имена убитых.

– Всем кораблям, приготовиться, – спокойно произнёс Сигизмунд и слушал как передавали приказы.

Дрожь палубы возросла. Поселившаяся несколько часов назад в черепе тупая боль усилилась. Он заметил, как одна из женщин палубной команды вздрогнула и вытерла рукой каплю крови из носа.

– Следуйте нашим клятвам и силе нашей цели, – произнёс он.

Гулкие шёпоты раздались на краю мыслей, словно острые бритвы, царапавшие по металлу. Им пришлось погрузить в сон каждого астропата во флоте два часа назад, когда из-за волны психического давления они стали бормотать и кричать. Она становилась мощнее с каждой секундой и предвещала только одно: это была головная волна воистину огромной армады, которая двигалась сквозь варп и приближалась к Солнечной системе подобно штормовому фронту. Гор и предатели были близко.

– Зарегистрирован эфирный выброс! – воскликнул офицер обнаружения.

– Началось, – сказал Ранн и прижал кулак к груди. – Честь и смерть.

– За примарха и Терру, – произнёс Борей.

– За наши клятвы, – сказал Сигизмунд. Изображения братьев исчезли.

Он снял шлем с пояса и надел.

– Пусть моя сила не уступит этому моменту, – сказал он сам себе, когда экран шлема вспыхнул перед глазами. Данные о боевой сфере наложились на зрение.

Плутонский залив сверкал оружейными платформами, отмелями торпед и течениями мин. Вместе они образовывали огромную паутину глубиной в десятки тысяч километров, простираясь от самого края ночи до непосредственно орбит Плутона. Корабли мерцали среди оборонительных сооружений: быстрые орудийные шлюпы и корабли-мониторы, которые представляли собой немногим больше, чем двигатели и вооружение. Их построили на орбитальных кузницах Луны, Юпитера и Урана и отбуксировали на границу солнечного света. Вместе с ними находился флот Первой сферы: сотни постоянно двигавшихся военных кораблей. И за военными кораблями ждали спутники Плутона. Ощетинившиеся оружием и испещрённые туннелями, каждый из них являлся крепостью, способной в одиночку противостоять флоту.

Звёздную полосу пронзила молния. Разрывы открылись в вакуум. Хлынули отвратительные цвета и великолепный свет, пока корабль за кораблём выпрыгивали в реальность из небытия. Десятки, а затем сотни. Сервиторы обнаружения “Лакримаи” задёргались и забормотали, потому что цели прибывали быстрее, чем они успевали озвучить изменения.

Мины детонировали, цепочки взрывов протянулись в темноте. Орудийные платформы открыли огонь. Макроснаряды, ракеты и плазма ударили в металл и камень, вгрызаясь и взрываясь. Корабли гибли, едва успевая вкусить реальность, огонь сдирал броню, внутренности вываливались во мрак. За первые десять секунд более ста судов превратились в пылающие обломки. Большинство являлись бывшими военными кораблями Имперской армии с экипажами из людей, которые присягнули Гору и были вознаграждены честью стать первыми, кто обнажит клинки в этом бою. Они умирали за эту честь, сгорая в остовах разорванных в клочья кораблей.

Но они продолжали прибывать.

Корабль за кораблём разрывали реальность подобно флагам, которыми размахивали перед орудийной линией. Из варпа появился первый военный корабль Легионес Астартес.

Он назывался “Эринии” и это был бомбардировочный галеон IV легиона: пятикилометровый корпус, обёрнутый вокруг трёх стволов пушек “Нова”. Он выпустил все три заряда, как только вакуум поцеловал его корпус. Каждый снаряд “Новы” был размером с боевого титана, ядро наполняла нестабильная плазма. Они ни во что не целились, но им этого и не требовалось. Они вонзились прямо в центр оборонительных сооружений и взорвались с силой и светом рождавшейся новой звезды. Орудийные платформы исчезли. Мины вспыхнули в сферах красного пламени. Огонь изливался от защитников, пока всё больше кораблей таранили обломки погибших сородичей.

Свет пламени хлынул на экраны и сквозь обзорные иллюминаторы “Лакримаи”. Дисплей шлема Сигизмунда потускнел.

– Атаковать, – приказал он, и “Лакримая” рванулась вперёд. Двадцать ударных крейсеров и быстроходных эсминцев следовали сомкнутым строем. Залпы лансов вырывались из них, разрезая вражеские корабли, пока они прорывались сквозь фронт вражеского флота. Шлейфы призрачного света и эктоплазмы словно руки протянулись сквозь темноту, пока всё больше кораблей выпрыгивали из варпа.

Отголосок эфирной молнии задел крейсер Имперских Кулаков “Солнечный сын”. Он начал вращаться, его корпус потрескался и смялся, когда перестали действовать законы реальности. “Лакримая” и её Сёстры не остановились, а продолжили рваться вперёд. В этот момент у них была всего одна цель: уничтожить как можно больше врагов, пока те цеплялись из варпа за берег реальности. Сейчас добыча Имперских Кулаков была уязвима и флот Первой сферы стал хищниками.

Орудия “Лакримаи” прицелились в корпус орудийной баржи “Орлиная клятва” прежде чем та успела поднять пустотные щиты. Макроснаряды пробили артиллерийские палубы и взорвались. Боеприпасы на подъёмниках детонировали. Обшивка “Орлиной клятвы” раздулась и затем взорвалась. Куски корпуса размером с дом превратились в шрапнель и зацепили борт линейного крейсера, который только что вышел из варпа, и сорвали командный замок с его спины. Варп-разрыв, из которого он появился, запульсировал и проглотил обломки.

– Держитесь, – произнёс Сигизмунд, его голос разошёлся по кораблям по потрескивавшей командной вокс-связи. – Держитесь верно за наши клятвы.

“Лакримая” продолжала расчленять вражеский боевой порядок, пока смертная команда фрегата кричала из-за хлынувших перед их взорами призраков и кошмаров. От реальности в боевой сфере осталось немногим больше, чем мчавшиеся в ночи по воле ветра изодранные клочья. “Лакримая” не останавливалась, её орудия выцеливали одного врага за другим. Но на каждого уничтоженного из варпа выходили ещё три.

Установленные в космосе торпеды-ловушки активировались и понеслись вперёд. Остовы кораблей разламывались и горели. Спутники-крепости Плутона обнаружили в радиусе досягаемости первого захватчика и заговорили. Только что активированные пустотные щиты вспыхивали и разрушались. Ответом стали залпы. Резервные флоты, державшиеся поближе к спутникам, выдвинулись вперёд и начали убивать и умирать. Свет сражения разгорался, расплываясь в сиянии тысяч выходов из варпа до тех пор, пока та сторона, которая стреляла, и та, которая горела, не потерялись в пульсирующем пламени шириной в десятки тысяч километров. Несколько часов спустя свет этого пламени замерцал над укреплениями Императорского Дворца, когда зазвучали сирены и зазвенели сигналы тревоги, извещая, что Гор, наконец, принёс войну в родную систему человечества.

ДВА

Тень тишины

Пепел и железо

Выхваченные кинжалы

Бастион Бхаб, Императорский Дворец, Терра

Тишина распространялась по Терре над звуками сирен. Она опустилась на водные рынки Альбии, когда стихли крики продавцов и покупателей, сменившись взглядами между незнакомцами. Она вползла в комнату, где крики родившегося несколько часов назад ребёнка отражались эхом, и успокаивающие слова замерли во рту отца. Она следовала за дымом, переносившим запах сжигаемых отходов из мусорных карьеров. На наблюдательных башнях над магистралями, которые вели к подножию космопорта Дамокл, солдаты остановились и посмотрели в ночные небеса. В пещерных убежищах миллиарды призывников уставились на скальные потолки, прежде чем вернули взгляды к оружию в своих руках. Они сидели отдельными группами – семьи, соседи по жилым блокам, смены мануфакторий – и молчали.

Ожидание.

В административных слоях регистрационных ульев писцы перемещались между барабанами пергамента и автоперьями, следуя заведённому порядку, словно это могло отменить сигналы тревоги. На стенах Императорского Дворца воины наблюдали за восходом солнца над укреплениями восточной стены и слышали только шум ветра и пронзительные предупреждения. Терра была миром, который ожидал первого удара. И на последнем дюйме ожидания паника переросла в тишину и неподвижность.

В самом центре стратегиума Великое Сияние бастиона Бхаб внутри Императорского Дворца адмирал Су-Кассен чувствовала ползущую тишину прямо в те секунды, пока она изучала гололитические проекции прокручивавшихся данных. Отсюда осуществлялось главное командование всей системой и казалось словно бог смотрит с высоты на царство, застывшее в свете мерцавших экранов. Основные места сосредоточения флотов выделялись зелёными рунами, каждая из которых представляла собой боевую группу в десятки тысяч военных кораблей, мониторов и других всевозможных судов, которые поставили в строй.

– Обновить изображение – готовность основного флота, – произнесла она. Она повторяла эту команду через каждые пятнадцать минут в течение уже шести часов.

– Выполняю, – прогудел сервитор и изображение уменьшилось до нескольких обозначений, окружённых зелёными данными. Самые большие флоты стояли у Плутона, Урана, Юпитера, Марса и Терры. Это были пять командных сфер. Сигналам требовалось несколько часов, чтобы преодолеть расстояние от Тронного Мира до границы системы, слишком долго для непосредственного управления битвой. Каждым уровнем обороны командовал лорд-кастелян Имперских Кулаков: Сигизмунд, Хелбракт, Эффрид, Камба-Диас. Рогал Дорн командовал последней, пятой сферой, ближайшей к Терре. Другие боевые группы подчинялись лорду ближайшей сферы. Места сосредоточения войск отмечались цветными точками. Численность подразделений и их сила мерцали вокруг них кратким кодом. Несколько подразделений легиона за пределами Терры светились словно раскалённые угли, другие были холодными пятнышками огня. Янтарные точки обозначали неподвижные оборонительные сооружения, располагавшиеся вокруг планет или зависшие в заливах между ними. Здесь было всё от пустотных крепостей до отмелей орудийных платформ и космических станций.

Скопления крошечных синих точек собирались в промежутках между более крупными оборонительными сооружениями, указывая на обширные облака мин, торпед-ловушек и дистанционных дронов, которые бросили среди тьмы, словно смахнули пыль с руки. Когда сражение закончится, то пока не умрёт сама звезда в подходах к внутренней системе останется след смерти.

Адмирал Ниора Су-Кассен

Когда сражение закончится... словно останется что-то кроме пепла.

Су-Кассен собралась с мыслями. Разум являлся первой стеной любой крепости, и сомнения могли сжечь её изнутри даже раньше, чем враг поднял бы клинок.

Она снова просмотрела данные. Конечно, ничего не изменилось. Там в небесах огни сражения уже горели, но здесь реальности той правды ещё только предстояло прийти.

– Отчёт обновлён, – произнёс офицер связи из-за ряда машин.

– Покажите, – сказала она.

– Слушаюсь, – ответил офицер, и она поняла по его голосу, что он старается сохранить самообладание.

Машины застучали и заскулили, нарушив установившуюся тишину. Гололитический экран затуманился, замерцал, а затем обрёл чёткость. Она посмотрела на изображение и моргнула. Край экрана испещряли тёмно-красные пятна. Разум начал анализировать руны-обозначения и абстракции данных. Стратегическая логическая обусловленность отодвинула в сторону мысли, пока она впитывала обновлённые данные об обороне. Это было странное ощущение, к которому она так и не привыкла за все десятилетия жизни и службы. Время от времени её мысли и понимание подскакивали, как игла на инфоцилиндре, и она обнаруживала, что понимает что-то, что не знала мгновение назад.

Постепенно скопление рун и символов обретало смысл.

“Хтонические врата… – подумала она. – Итак это началось, как мы предполагали и боялись”.

Космические корабли должны выходить из варпа на краю системы, за точкой Мандевиля, таинственной и невидимой линией, которая отмечала границу между безопасностью и самоубийством. Если попадёшь внутрь этой точки, то конкурирующие силы реальности и парадокса разорвут корабль на части. “Возрождённая смерть”, так называли это навигаторы. В большинстве освоенных систем располагались навигационные бакены и имелись проторённые маршруты, где было безопаснее всего выходить из варпа в реальность. Вернувшись в холодные объятия вакуума, судам приходилось перемещаться по системе с помощью материальных космических двигателей. Даже у самых быстроходных космических кораблей уходило несколько дней на путешествие от границы системы до планет ядра.

И всё же Солнечная система была старейшей из всех колонизированных человечеством. Здесь зародились звёздные путешествия и варп-навигация, и за десятки тысяч лет в её пределах создали и утратили больше тайн, чудес и ужасов, чем во всей галактике. Двумя такими реликвиями прошлого были Двойные врата: стабильные точки в космосе и варпе, где корабли могли безопасно перемещаться. Оба следовали за орбитами планет, вращаясь вокруг солнца. Хтонические врата располагались у Плутона, а Элизийские врата – рядом с Ураном. Последние являли собой ещё один слой парадокса, поскольку предоставляли кораблям возможность возвращаться глубже в систему, за пределами той линии, где при обычных обстоятельствах они погибли, если пошли бы на такой риск.

Любой, кто планирует напасть на Терру значительными силами, захочет захватить Двойные врата, чтобы быстро переместить флот в Солнечную систему. Не вызывало сомнений, что Гор бросит на них всё.

– Это не может быть верным… – прохрипел Кассым-Алеф-1, нависавший над её плечом. Магоса-эмиссара прикомандировали в штаб только неделю назад и Су-Кассен всё ещё пыталась понять его. Он казался логичным и настойчивым, но также и сомневающимся – комбинация, которую она не ожидала встретить в человеке, в котором было настолько больше машины, чем плоти. Его череп жужжал, шестерёнки вращались в протянувшихся по всей голове пазах, пока проекция и экраны выводили обновлённую информацию. – Это – ошибка. Судя по этим данным с помощью Хтонического пути из варпа в реальность выходит более тысячи кораблей…

– Больше, – спокойно сказала она. – Намного больше.

– Это невозможно. Это – ошибка. Соколиный флот способен достигнуть Плутона через пять часов. Они могут…

– Нет, – сказала она, понизив голос под гул машин. – Все остальные силы должны оставаться на своих позициях, магос-эмиссар.

Даже произнося эти слова, она чувствовала, что они противоречат её интуиции.

– Адмирал, – произнёс магос, – мои вычисления показывают, что защиты Плутона смогут устоять, если получат подкрепления. Если враги направили основные силы на захват Плутона в качестве плацдарма и нам удастся сдержать их…

– Их не сдержать, – произнёс голос через весь зал. – Не той ценой, которую мы можем позволить заплатить.

Противовзрывные двери ушли в стены. Вошли воины в жёлтой броне и чёрных плащах. Свет падал на края готового к бою оружия и отражался от доспехов. От них исходила угроза, более острая, чем их клинки, и ревущая в тишине.

И затем появился тот, кто говорил. Холодный свет играл на полированном золоте доспехов Рогала Дорна и вспыхивал на драгоценных камнях в орлиных когтях. Контроль исходил от него, дрожа в воздухе и свете, словно зарождавшаяся молния на краю шторма. Для живших на Терре миллиардов он был стеной, о которую разобьётся прибывший враг, воплощением сопротивления и силы. Но сам он не был идеей, за которую цеплялись страшившиеся грядущего и отчаявшиеся; он был силой природы, которая двигалась и говорила, разрядом молнии, которую сорвали с небес и приковали к плоти, чтобы сражаться, пока вселенная не сломит его.

Стоявшие на страже вдоль стен зала Имперские Кулаки прижали сжатые руки к груди, но Су-Кассен только склонила голову перед приближавшимся Преторианцем. Офицеры и адепты, служившие в бастионе Бхаб, в основном были людьми. Они представляли собой самый лучший военные штаб из всех виденных Су-Кассен, набранный из старой Солнечной военной элиты. Военные саванты Сатурнийских ордосов; воины Юпитерских космических кланов, как и она; тактики из военных дворов Терры: каждый человек в зале знал своё ремесло достаточно хорошо, чтобы соперничать даже с командными умениями легионов и все они знали, что, когда Рогал Дорн, примарх VII легиона и Преторианец Терры, входил, они были должны продолжать выполнять свои обязанности, а не кланяться. Это стало первым приказом Дорна, когда он создавал командный штаб. Су-Кассен приветствовала его за всех.

Но когда противовзрывные двери снова закрылись, и она узнала троих, пришедших с Дорном, это стало испытанием для её послушания.

Джагатай, Великий Хан Белых Шрамов, шёл слева от Дорна, в его внимательных глазах плясали огоньки от света вращавшихся гололитических экранов. С другой стороны Дорна шёл облачённый в золотую броню ангел, сложивший белые крылья за спиной. Сангвиний, примарх IX легиона, посмотрел поверх людей на посты, а затем на Су-Кассен. Он улыбнулся. Последним шёл старик в серой мантии Администратума, опираясь на посох с навершием в форме орла. Морщинистая кожа свисала с его лица, но глаза оставались холодными и яркими. Малкадор Сигиллит казался постаревшим и ослабевшим с тех пор, как Су-Кассен видела его в последний раз, но он, как и три примарха, заставил её склонить голову. Тишина в зале усилилась, казалось, она стала ещё плотнее, когда верные сыновья Императора и Его регент остановились под вращавшимся гололитическим экраном.

– Силы Первой сферы не смогут удержаться, – произнёс Дорн, взгляд его тёмных глаз зафиксировался на Кассыме-Алефе-1. – И они не получат подкрепления.

Магос-эмиссар оставался неподвижным, выступавшие из его черепа шестерёнки медленно вращались. На секунду Су-Кассен подумала, что он собирается возразить. На секунду она понадеялась, что так и будет.

– Лорд Дорн, есть варианты… – начала Су-Кассен прежде, чем успела остановиться.

– Нет, – ответил Дорн, и его слово и взгляд упали на неё подобно удару.

– Как пожелаете, Лорд-Преторианец, – наконец сказал Кассым-Алеф-1.

Краем глаза Су-Кассен заметила, как Хан бросил взгляд на Сангвиния. Лицо Ангела осталось безразличным.

Рогал Дорн шагнул вперёд, переводя взгляд с магоса на Су-Кассен:

– Первоначальные данные о битве показывают, что ваши прогнозы оказались ошибочными, адмирал.

Она кивнула и собралась ответить.

– Они оказались неточными по меньше мере на тридцать процентов, – вмешался Кассым-Алеф-1, – возможно больше. Мы ещё не можем утверждать точно, конечно, но если основные данные верны, то враг привёл из имматериума армию во много тысяч кораблей.

– Спасибо за ваше разъяснение, магос-эмиссар, – произнёс Дорн. Су-Кассен едва не вздрогнула ото льда в его словах. Кассым-Алеф-1, похоже, не заметил этого.

– Генерал-фабрикатор поручил мне не только представлять точку зрения Марса, но и помогать вашему командованию. Я… – он замолчал, пока шестерёнки поворачивались и жужжали, – рад, что моя деятельность полезна для вас, Лорд-Преторианец.

Су-Кассен показалось, что она услышала, как Малкадор подавил кашель, который, возможно, был смехом. В течение легкомысленного мгновения она почти ожидала, что сама улыбнётся, но пресекла это чувство. Напряжение и правда того, что происходит, искало возможность выйти наружу и нарушить молчание. Она на миг задумалась, есть ли где-то там за гудевшим покровом сирен люди, которые смеялись, чувствуя, что секунды утекают и будущее всё ближе.

Первым нарушил молчание Сангвиний, он шагнул вперёд и поднял руку, чтобы поместить пальцы во вращавшуюся сферу света.

– Следующим станет Уран, – сказал он. – И если он ещё не под полномасштабной атакой, то скоро будет.

Су-Кассен выдохнула, не осознавая, что задержала дыхание. Она почувствовала, как штабисты вокруг расслабились и заново сосредоточились. “Он специально так сделал”, – подумала она. Всего несколькими словами Ангел направил их в выбранном им направлении.

– Ретрансляторы к внешним сферам всё ещё свободно передают сигналы, повелитель, – сказала Су-Кассен, – но пока нет никаких сообщений от лорда Хелбракта с Урана.

– Ты всё ещё уверен в этом варианте? – спросил Хан. Он держался сзади, ближе к дверям, и, если не считать взгляда на Сангвиния, оставался совершенно неподвижным. В этой неподвижности было что-то похожее на вспышку молнии, застывшую в глазу. – Есть и другие варианты, Гор может рассеять свои силы в глубинах вовне системы, а затем окружить нас со всех сторон, чтобы одновременно и душить, и вырезать нас.

Дорн посмотрел на Хана.

– Это – Гор. Ты всё ещё думаешь, что он не будет самим собой?

– Он уже другой, – сказал Сангвиний, не поворачиваясь от игравшего на его руке гололитического света. Су-Кассен почувствовала, как в зал вернулось напряжение. Она чувствовала себя так, словно она и остальной штаб вмешались в разговор, который полубоги принесли с собой. – Ты не видел его, Рогал, – продолжил Сангвиний. – Не видел лицо того, что забрало нашего брата.

– Он мог измениться, – проворчал Дорн, теперь такой же неподвижный, как Хан, тусклое освещение экранов прочертило на его лице холодные линии и ночные пустоты. – Но ограничения, с которыми он столкнётся, – нет. Время. У него нет времени. Жиллиман дышит ему в спину. Гор должен прийти к нам со всем, что у него есть и как можно быстрее, или у него ничего не получится. – Дорн покачал головой, призрачная улыбка мелькнула на его лице. – Кроме того, это не его путь.

Снова наступила тишина.

– И поэтому мы позволим ему захватить врата? – тихим, но резким голосом спросил Хан. – Мы обнесём себя стеной и будем ждать и надеяться, что стены окажутся достаточно прочными?

Дорн не ответил, он не сводил взгляда с братьев.

– Мы удержим каждую стену и заставим их заплатить временем и кровью за каждый шаг.

– Именно так, – сказал Сангвиний, он опустил руку, отвёл взгляд от гололитического экрана и повернулся посмотреть на родственников. – И особенно кровью.

Малкадор стукнул посохом по полу. Удар не был сильным, но Су-Кассен ощутила, как воздух покинул лёгкие.

– Ну вот, – произнёс он, оглядываясь по сторонам, его глаза были яркими и жёсткими. Все в зале, примархи и люди, посмотрели на него. Су-Кассен заметила, как грустная улыбка появилась на его лице. – Видите? Мир между нами возможен пусть и на мгновение.

Хан рассмеялся, и ледяное напряжение покинуло зал.

– Вот именно, вот именно. Мы забыли своё место и компанию. – Примарх V легиона вышел из неподвижности и шагнул вперёд, его движения были плавными и расслабленными. Он обошёл вокруг экрана, внимательно изучив его. – Прекрасная работа, – он посмотрел на Су-Кассен и кивнул. – Ваш штаб заслуживает похвалы. – Она склонила голову. На секунду ей показалось, что Хан видит её насквозь.

Стоявший рядом с ней и явно не обращавший внимания на происходящее Кассым-Алеф-1 отвёл взгляд от экрана, на котором просматривал необработанные потоки данных.

– Обычная астропатическая связь по всей системе отсутствует, – сказал он. Его глазные линзы вращались, что придавало его лицу хмурое выражение. – В настоящее время, учитывая задержки других сигналов, в том числе и связанные с расстоянием, было бы наиболее целесообразным использовать телепатические методы связи. Кроме того, способность астропатов чувствовать смещение варпа станет значительным преимуществом. – Он замолчал и посмотрел на примархов и штабистов, словно впервые увидел их. – Разве вы не согласны?

– Не будет никаких астропатических сообщений изнутри или снаружи системы, магос-эмиссар, – сказал Малкадор, его голос звучал низко и устало. – Как и никаких предупреждений о новых кораблях или флотах, выходящих из имматериума.

– Почему? – спросил магос.

Малкадор закрыл глаза, и Су-Кассен увидела, как он опёрся о посох.

– Потому что повсюду вокруг нас воет варп.

Боевая баржа “Монарх огня”, Трансуранский залив

Облака пыли заполняли Элизийские врата. Открытый объём пространства шириной в три тысячи километров сверкал кольцами мелких частиц. Сотни, возможно, тысячи лет космические корабли уходили в варп в этом месте, и они засеяли его волнами мягкого серого вещества, которое формировалось после закрытия разрывов. Юпитерские кланы и дома навигаторов придумали для него название. Они называли его “Пепел Сирены”. Они рассказывали истории о старателях, которые пытались собрать пыль и не могли больше ничего желать, прикоснувшись к ней. Истинные или нет, но пыль оставалась, медленно клубясь в пространстве Элизийских врат, словно пойманный в стеклянном шаре дым.

Ворота всегда охранялись. Существа выходили из них в течение Долгой Ночи, существа, которых в хабитатах Урана помнили по рассказам о железных людях и звёздных вампирах. Они построили первые крепости вокруг ворот, наблюдая за ними с орудиями и воинами. Эти станции назвали “Глазами старого бога”, и они несли неусыпную стражу, пока остальная Солнечная система погружалась в глубины эры Раздора.

Затем со Старой Земли пришёл Великий крестовый поход и включил хабитаты и спутники Урана в зарождавшийся Империум. Наблюдательные станции росли, поколения воинов кланов усилили Марсианским вооружением. Корабли начали проходить сквозь врата в имматериум, и другие возвращаться. Дома Навигаторов восстановили владения на двадцати семи спутниках Урана, и пространство между газовым гигантом и Элизийскими вратами превратилось в вечно сверкавший поток света, когда корабли выходили из варпа к россыпи хабитатов и пустотных станций.

Война Гора изменила это. Поток судов стал пересыхавшим ручейком, а станции, которые несли долгую вахту, раздулись от новой брони и ощетинились оружием. Каждый плацдарм человечества в космосе, на который можно было установить макропушку или разместить эскадрилью истребителей, переделали в крепость. Среди них, лицом ко тьме Элизийских врат, неподвижно висели корабли Второй сферы, зубчатые и вооружённые, наблюдая за сверкающей бездной.

Пыль в воротах переместилась. Медленный вихрь собрался и свернулся в клубок. Облака в сотни километров шириной поплыли и закружились. Пыль начала сверкать. Крошечные черви молний замелькали между серыми пылинками. Облака засветились, сначала зелёным, затем болезненно-фиолетовым, потом цветом окровавленной слоновой кости.

Двигатели ожидавших флотов вспыхнули. В их святилищах зарыдали астропаты. На хабитатах и станциях низкий вой тревожных сирен пробудил миллионы ото снов о поглотивших солнце тенях. На мостике “Монарха огня” лорд-кастелян Хелбракт, командующий Второй сферой защиты Сол, наблюдал как перед глазами расплываются поступавшие в шлем терминаторских доспехов отчёты.

– Трансляция на весь флот и защитные сооружения, – произнёс он с сильным акцентом Нордафриканских конклавов. Он видел на экране шлема, как тысячи подразделений под его командованием пришли в состояние боевой готовности. Шепчущее эхо подтверждений и приветствий сотни военных кораблей раздалось в воксе. Он выдохнул и заговорил:

– Мы стоим за свет Сол и землю Терры. Мы стоим за принесённые клятвы. Мы стоим за кровь в наших венах.

И затем он услышал, всё громче и громче в воздухе за пределами его доспехов, как сотни членов экипажа на мостике “Монарха огня” подхватили его слова.

– Мы стоим за камни, положенные нашими предками.

И теперь слова отзывались эхом по воксу, перекрываясь из тысяч ртов.

– Мы стоим за прошедшие дни, и за те дни, что грядут.

Вихрь пыли в сфере ворот ускорился, свет становился всё ярче.

– Мы стоим за живых и за честь мёртвых.

Очертания сформировались в ярком свете, мигая перед глазами, словно отброшенные вспышкой молнии тени. Внутреннее кольцо орудийных платформ вокруг ворот открыло огонь. Сотни снарядов засверкали в сияющей пыли. Некоторые взорвались, некоторые исчезли. Разноцветный вихрь сжался. Орудийные платформы продолжали стрелять. Затем пыль и свет хлынули вовне.

Щель открылась в центре врат, чернее ночи. Через залив вакуума люди на ближайших орудийных платформах вздрогнули, когда воющий крик ворвался в их уши. Тёмная дыра изогнулась, её края расширились, подобно разрывам на порванной ткани.

Огонь орудийных платформ превратился в настоящий шквал. Снаряды падали в увеличивавшуюся брешь. Начинённые взрывчаткой разлетались словно брызги воды, касаясь варпа. Три силуэта появились в темноте. Раздутые и чудовищные, они ворвались в реальность.

Когда-то они были макротранспортами, созданными перевозить произведённую планетами продукцию по всей галактике. Каждый был больше даже самых огромных военных кораблей. К их бортам приварили плиты из необработанного железа, скопления генераторов пустотных щитов покрывали их кожу подобно волдырям. В прежних тяжёлых жизнях они носили другие имена, но волей Пертурабо их переделали и даровали новые названия. “Алекто”, “Мегера” и “Тисифона” стали их новыми именами, и они родились заново, чтобы умереть в первые секунды нападения.

Второй пояс обороны открыл огонь. Дальнобойные турболазеры прожигали каналы в сто метров шириной сквозь сверкавшую пыль врат. “Алекто”, “Мегера” и “Тисифона” продвигались вперёд, с их носов стекал расплавленный метал. Они активировали пустотные щиты. Новые штормы молний засверкали в облаках пыли, когда заряженный эфиром Пепел Сирены коснулся формировавшейся энергетической оболочки. Шквал огня начал находить свою цель, когда три огромных корабля рванули вперёд.

Палубы и трюмы трёх бывших макротранспортов заполняли плазменные реакторы сотен полумёртвых машин. Они запускались один за другим. Энергия хлынула в двигатели и щиты. Залпы макроснарядов обрушились на “Алекту”, “Мегеру” и “Тисифону”, когда они разошлись в разные стороны. Плазменные трубопроводы в их внутренностях начали разрываться. Внешняя защита реакторов отказывала и тысячи сервиторов экипажа погибли, когда запеклась их плоть. Снаряды и лазерный огонь сминали щиты и впивались в железную кожу. Огонь поглощал их, как дождь кубы соли.

И всё же это не имело значения. Они не были созданы, чтобы жить. В другую эпоху, когда на Терре были океаны, такие корабли называли брандерами: грубые механизмы ужаса и разрушения во времена примитивных взрывчатых веществ и деревянных судов.

На защитных платформах артиллерийские офицеры поняли, что произойдёт, когда три корабля приблизятся к первой линии обороны. Они делали всё, что могли, чтобы предотвратить это.

Огонь макропушек яростно вгрызся в пластины брони на носу “Тисифоны”, когда рухнули её щиты. Кусок расплавленного железа величиной с жилой блок отвалился и закувыркался прочь, и затем огонь лансов ударил внутрь первой раны и прожог кости огромного корабля.

“Тисифона” извергла пламя и свет. Взрывная волна откатилась до варп-ворот, окрасив оранжевое облако пыли. Двадцать орудийных платформ исчезли, гибель сопровождалась вспышками света – это взрывались их арсеналы.

Только когда ауспики и системы наведения защитников потемнели, стал ясен истинный злой умысел бронированных судов. Заработали находившиеся в центре “Тисифоны” и её сестёр машины, собранные с мёртвых миров-кузниц. Наполовину разрушенные, чьи духи были осквернены и восстановлены жрецами Новых Механикум, эти машины когда-то являли собой чудеса утраченных искусств коммуникации. Теперь они стали инструментами неблагозвучия. Волны дикого электромагнитного искажения, скрап-кода и беспорядочной радиации вырвались вместе со смертельным пламенем “Тисифоны”. Волна помех вгрызалась в системы, ослепляя приёмники сигналов и заставляя артиллерийских сервиторов дёргаться в конвульсиях обратной связи.

Пустотные крепости и орудийные платформы стреляли всем, что у них было. Наполовину ослеплённые, они вырывали горящие отверстия в корпусах оставшихся сестёр.

Этого было недостаточно.

“Алекто” взорвалась, когда прорвала внутренние линии обороны вокруг ворот. “Мегера” взорвалась несколько минут спустя. Оружейные платформы размером с мануфакторию превратились в разлетевшиеся во тьму осколки. Ослепительный туман огня и необычной радиации поглотил врата, окутав их ярким сиянием.

Хелбракт сдерживал свои корабли, но теперь выдвинул первые боевые группы. Это были корабли-мониторы, грубые конструкции несдерживаемой огневой мощи и брони. Экипажи из людей набрали из Солнечных каперных кланов, и они знали, как убивать. Они шли по фарватеру между крепостями и платформами. Орудийные батареи замолчали, когда ауспики затуманились. Торпеды выпускали вслепую в окутанный пламенем центр ворот. На мгновение тысячи нитей света пронзили темноту.

Под прикрытием окружавших ворота огня и радиации, в реальность вышли восемь готовых открыть огонь линейных кораблей основных сил. Каждый был выбран за массу, броню и дисциплинированность экипажей. Все эти корабли были верны Железным Воинам и укомплектованы офицерами, которые прежде подвели IV легион. Эти неудачи даровали им честь первыми выпрыгнуть из разрыва, выживших ждало прощение, а тех, кто окажется слаб – освобождение через смерть.

Орудия восьми кораблей разрядились, едва они покинули варп. На спинах четырёх размещались “Новы”, ведя огонь вслепую. Эскадры мониторов ответили изо всех орудий, которые могли навести на цель. Новаснаряды попали первыми. Каждый был больше пятидесяти метров в диаметре и длиннее некоторых меньших кораблей в боевой сфере. Разогнанный почти до скорости света, каждый нёс полезный груз, способный уничтожить целый корабль. Сферы экзотической энергии и первобытного разрушения распустились в реальности.

Некоторые задели орудийные платформы и пустотные станции и сорвали с них броню и щиты. Следом по защитам ударили гравитонные и электромагнитные торпеды, ориентируясь на массу и сигналы реакторов. Системы сенсоров закоротило. Сокрушительные гравитационные поля смещали и наклоняли пустотные бастионы и взламывали корпуса кораблей-мониторов.

Выпущенные защитниками торпеды врезались в боевую сферу. Группа из двадцати поразила один из восьми авангардных кораблей и поглотила его борт и спину в языках пламени. Умирающий корабль накренился и клюнул носом. Из его ран вырывались гигантские потоки пылающей атмосферы.

На мостике “Монарха огня” Хелбракт наблюдал за развитием событий. Битва будет долгой, но первые минуты имели важнейшее значение. Враг будет изо всех сил стараться закрепиться в реальности, переломный момент наступит, когда количество их кораблей превысит скорость, с которой защитники успевали их уничтожать. До сих пор шансы на успех находились в идеальном равновесии.

– Лорд Хелбракт, приближается что-то большое, – произнёс один из офицеров обнаружения. – Оно отбрасывает тень даже сквозь искажение.

Силуэт пробился сквозь объятую пламенем пыль и туман. Сначала он напоминал изрытый астероид или обломки корабля. Затем громада позади его носа прорвалась сквозь вихрь. Он состоял из погибших за тысячелетия войн среди звёзд: искорёженных корпусов космических кораблей, астероидов, башен и разбитых звёздных крепостей, всё сжатое в единое целое имматериумом. Это было макроскопление обломков и мёртвых вещей, унесённых волнами шторма, жемчужина горя, космический скиталец. Новые Механикум вытащили его из потоков варпа и переделали. В его теле вырезали пусковые палубы, в его сердце пылали реакторы, а поверхность усеивали генераторы щитов. Для перемещения и буксировки его через варп потребовалась дюжина кораблей и выпрыгнув в реальность он уже никогда не сможет двигаться снова. Впрочем, это и не было его целью. Он не уступал в размерах спутникам Урана и должен был стать редутом осаждающих у ворот великой крепости. Имя его было “Дочь горя”.

Успевшие выйти из варпа корабли отходили в сторону, пока скиталец всё рос и рос. Теперь его громадная туша со всех сторон ворот выступала сквозь облака. По краям огромного и расширявшегося разрыва, созданного им в космосе, корчились стокилометровые дуги варп-молний.

Пыль Элизийских врат стекала по его носу, словно вода, падавшая с левиафана, который вырывался из глубин тёмного моря. Обломки подбитых кораблей врезались в его поверхность. Торпеды и батарейный огонь обрушились на него. От него отлетали куски камня и металла. И он продолжал расти. Штурмовые корабли стартовали в его облаках. Небольшие фрегаты, совершившие путешествие прильнув к его корпусу, разрывали привязи и скользили в пустоту вакуума.

Лорд-кастелян Хелбракт наблюдал за освещённой огнём колец обороны “Дочерью горя”. Такого не ожидали, но это мало что меняло. Его приказы и клятвы оставались прежними. Единственный вопрос состоял в том, как много они заставят заплатить врага и какую цену заплатят за это сами.

– Запустите орудия, – произнёс он, и “Монарх огня” задрожал от его приказа.

Боевая баржа “Военная клятва”, Супрасолнечный залив

Корабль-герольд вынырнул из ночи. Его очертания постепенно росли, таран в форме копья и усеянные оружием борта проступали из тёмного океана. Вокруг корпуса, подобно упавшим в воду чёрным чернилам клубились тени. Солнце светило за его бронированными носами. Он родился в свете этого солнца, но не видел его больше века. Император лично назвал его “Военной клятвой”, и он продолжал носить это имя, но время изменило его, как и владевший им сейчас легион. Призрачный свет цеплялся за турели и скапливался в покрывавших борта шрамах. Символы Имперских Кулаков давно удалили и полученные в сражении при Фолле повреждения отремонтировали, но следы бывших хозяев всё ещё жили в его костях.

Эзекиль Абаддон смотрел на свет вакуума сквозь бронестекло купола обсерватории “Военной клятвы”. Она располагалась на вершине тонкой башни командного замка и её цель состояла в наблюдении за звёздами и их картографировании. С потолка купола свисало множество медного оборудования, линзы, диски и зеркала покрывала пыль. Абаддон сомневался, что кто-то когда-нибудь пользовался этими инструментами: зачем нужны такие поэтические изыски на оснащённом сенсорами и ауспиками дальнего действия военном корабле? Нерождённый зашипел в его ушах, растворяясь на структуре корабля. Призрак с глазами-шарами и улыбкой острых как иглы зубов провёл кончиком когтя по куполу обсерватории. Существо усмехнулось. Абаддон встретил его взгляд и смотрел, пока оно не исчезло в небытие. Яркий далёкий драгоценный камень Сол сиял сквозь исчезавшую тень рта Нерождённого. Краем глаза Абаддон уловил блеск и увидел отражение солнца в восьмиугольном серебряном зеркале, которое располагалось в центре на полу зала. Он замер, не сводя взгляда с круга света, парившего под поверхностью пыльного серебра.

– Боги благословляют нас и ведут к свету истины, – произнёс стоявший на коленях на каменном полу Зарду Лайак. Вокруг него радужным пламенем горели свечи из человеческого жира. Несущего Слова окружали восемь кучек пепла и почерневших костей. Они были выбраны среди смертной паствы Лайака и сгорели прямо там же, где и опустились на колени, пока “Военная клятва” выходила из варпа в реальность. Никто из них не издал ни звука, когда они горели. От этого молчания у Абаддона свело челюсть. Он даже подумывал позвать стоявших по краям зала юстаэринцев-терминаторов и приказать им открыть огонь по Несущему Слово и его грязному жертвоприношению, превратив их в мясной фарш и разорванную броню.

Колдовской мороз затрещал на доспехах Лайака, когда тот поднялся. Охранявшие его два воина в красной броне склонили головы. Лайак вытянул руку и посох прилетел ему в ладонь.

Абаддон посмотрел на ряды светившихся глаз, протянувшиеся по щекам рогатой маски Лайка.

– Готово? – спросил он. Лайак кивнул.

– Согласно воле Четырёх и Восьмиконечной звезды.

Абаддон почувствовал, как скривились его губы.

– Ты не веришь в богов?

– Я верю в магистра войны, – проворчал Абаддон и открыл вокс-частоту с группой управления корабля. – Доложите о состоянии готовности.

Раздались подёрнутые помехами ответы. Он слушал их, мысленно помещая каждый отчёт на точную карту текущих сил и возможностей корабля. Вполне удовлетворительно. В случае необходимости они уже могут сражаться и убивать. Если всё прошло как надо это окажется маловероятным, но всегда стоит обнажать клинок, прежде чем шагать в темноту. Пальцы правой руки дёрнулись и на мгновение сжались, прежде чем он восстановил контроль. На секунду, когда сжались пальцы он почувствовал, как призрак ножа ложного отца вонзился ему в предплечье.

– Ты глупец, мальчишка! – Он видел глаза над окровавленными зубами, чувствовал, как его пальцы впивались в шею под ними. – Это… ускользнёт… из… твоих пальцев…

– Ты ведь не родился под этим светом, не так ли? – спросил Лайак. Абаддон моргнул. Несущий Слово подошёл и встал перед ним, посмотрев на солнце. – Но в каком-то смысле, полагаю, все мы были тут рождены. Это – наша колыбель, не так ли, брат?

Генетический мастер Луны выпрямился, хромированный и холодный, шесть заканчивавшихся лезвиями конечностей раскрылись над обнажённой плотью, подобно паучьим объятиям.

– Ты родишься снова… – прошептал он, и начал резать. – Сотворённый Луной и окровавленный.

– Ты мне не брат, жрец, – сказал Абаддон, и прозвучавшей в его словах угрозы оказалось достаточно, чтобы телохранители Лайака шагнули вперёд с обнажёнными клинками и протянувшимся по доспехам огненным трещинам.

Абаддон посмотрел на них, его глаза блестели над холодной усмешкой.

Лайак успокоил их лёгким движением головы. Пара остановилась, кивнула и отступила.

На секунду вокс заполнило бормотание данных. Абаддон выслушал сообщение, а потом отключил связь:

– Корабль Тысячи Сынов вышел успешно.

+ Так и есть, и мы здесь, + произнёс прозвучавший в черепе Абаддона голос. Он стиснул зубы, отбрасывая телепатическую связь.

В воздухе появилось изображение, полупрозрачное и мерцающее: тёмно-красные доспехи, окаймлённые цветом слоновой кости. Глаза на гладком лице сияли холодным синим светом. Айзек Ариман кивнул Абаддону и подошёл ближе, за его призрачным изображением в воздухе тянулся свет и иней.

Телохранители Лайака снова начали доставать оружие. Изображение Аримана повернулось и посмотрело на них. Они встретили его взгляд. Свет их глазных линз вспыхнул красным и жёлтые угольки показались из трещин, которые открылись в доспехах. Ариман наклонил голову набок. Лёд побежал по полу.

+ Скажи колдуну надеть намордники на своих псов, + произнёс он, не шевеля губами.

Глаза маски Лайака засверкали и кровь засочилась с металлических клыков. Запах серы и жжённого сахара смешался с озоном. Абаддон посмотрел на стоявших в углу зала четверых юстаэринцев. Он остановил их взглядом.

– Прекратите, – прорычал Абаддон. Лайак секунду смотрел на изображение Аримана и затем отвернулся. Оба телохранителя убрали клинки в ножны. Трещины в доспехах закрылись. Свет в глазах потускнел.

Ариман повернулся и плавно заскользил к обзорному иллюминатору. Инстинкт отшатнуться от призрачной фигуры заставил мышцы Абаддона напрячься. Он остался на месте, не сводя взгляда с библиария Тысячи Сынов, который смотрел на Терру за острым как кинжал носом корабля.

+ Дом, + рот Аримана не двигался, но тени на его лбу нахмурились. + Что мы за существа, если приходим ночью к родному очагу и дому, и находим только незнакомцев на пороге? +

Лайак издал звук, который возможно был шипящим смехом.

– Келик из Норополиса, – произнёс Абаддон. – Из “Песни прохождения”. И что за странные звери видят глаза отцов, которые после долгих лет стоят у открытых дверей и ждут…

Ариман повернулся и посмотрел на него. Свет звёзд мерцал сквозь прозрачное изображение его хмурого лица. Он выгнул бровь.

– Мы – воины, а не варвары, – сказал Абаддон. Затем он кивнул на далёкое солнце. – Где остальная часть армады?

+ Смотри, + отправил Ариман.

Снаружи в ночи появились полосы сияющего света, они текли и кружились сквозь мрак. Свет солнца и звёзд помутнел, проходя сквозь разноцветную пелену, пока не стало казаться, что сами небеса изменили положение. В складках света сформировались тени, зазубренные силуэты, похожие на обломки сломанных копий.

Миллионы умерли, чтобы это стало возможным. Десятки тысяч истекли кровью в жертвенные чаны или были выброшены с ангарных палуб в варп. Большинство умерли с мольбами о пощаде на губах. Некоторые возносили благодарственные молитвы богам. Захваченные на завоёванных мирах рабы, илоты с самых нижних палуб кораблей, даже некоторые избранные среди солдат, поклявшихся в верности Гору; все умерли, их кровь и души излились в ничто, чтобы сделать невозможное возможным. Силы, которые Гор привлёк на свою сторону, провели его корабли через варп и теперь выводили их назад далеко за границами точки Мандевиля Солнечной системы – невидимого барьера, созданного гравитацией звезды, за пределами которого было небезопасно выходить из варпа и обратно. Конечно у этого были цена, цена и ограничения. Цену заплатили кровью, а ограничения состояли в том, что пусть Нерождённые и могли нарушить правила, переместив корабли глубоко в Солнечную сферу, они не могли полностью проигнорировать их. Они не могли вывести корабли магистра войны прямо на орбиту Терры. Пока. Но купленное смертями и кровью некоторые всё равно назвали бы чудом.

Зубчатые тени в клубящемся свете мгновенно исчезли. Раздвоенная зелёная молния пронзила пустоту, разветвляясь на тысячи километров. Свет на мгновение замер. Мурашки пробежали по коже Абаддона под доспехами. Он не мог оторвать взгляда от происходящего за стеклом. Он чувствовал каждый удар двойных сердец.

Застывшая вспышка молнии взорвалась. Он моргнул. Корабли заполнили космос вокруг “Военной клятвы”, окутанные бледным дымом десятки тысяч огромных тёмных металлических силуэтов. Звёзды закружились и сияющий свет сворачивался снова и снова, лаская их корпуса, пока тысячи кораблей дрожали, появляясь в реальности. Сыны Гора, Несущие Слово и Новые Механикум, достаточно для завоеваний целых звёздных скоплений, нависли над солнцем, подобно кинжалам.

Абаддон смотрел, как корабли успокаивались и призрачный свет исчезал с корпусов. Позади него исчезло и изображение Аримана. Мгновение спустя он услышал, как открылась дверь, и Лайак и его телохранители вышли. Абаддон повернулся, когда двери снова закрылись. Он вздохнул, собираясь с мыслями. Он ненавидел путь, которым они попали сюда. Ещё сильнее он ненавидел слабость своего легиона, которому пришлось принять которому пришлось принять помощь Тысячи Сынов и Несущих Слово, чтобы сделать невозможное реальностью. Но здесь и сейчас его ненависть не имела значения. Значение имело только то оружие, которое его отец, магистр войны, вложил ему в руку. Он вспомнил клятву – не ту, что принёс, когда опустился на колени у трона Гора, но данную давным-давно под светом солнца, что ждало его в конце этого пути.

– Ты станешь служить мне, Абаддон? – спросил Гор держа монету в протянутой ладони.

– Стану, – ответил он и взял монету.

– Всем кораблям, – произнёс он, слыша, как его голос отзывается эхом в пустоте по воксу. – Моим словом и словом магистра войны. Клинки упали.

Один за другим корабли включили двигатели и заскользили вниз к ожидавшему солнцу.

ТРИ

Пробуждение и воспоминание

Сын Гора

Кровь и удача

Тюремный корабль “Эак”, высокая орбита Урана

Сон пришёл к Мерсади подобно вору, украв свет, закрыв веки и затянув в темноту. Она пыталась не заснуть. Даже понимая, что не сможет окончательно убежать от него, она смотрела на лампу в металлической сетке на потолке камеры, а когда чувствовала, что глаза дрожали и начинали закрываться, вставала и ходила по крошечному кругу между стенами.

Она очень не хотела засыпать. Воспоминания обо сне накануне ночью вызывали нервную дрожь. Локен, “Дух мщения”… Это казалось таким… живым, и она понимала, что не стоило отмахиваться от произошедшего во сне, только потому что это не было реальным. Она провела годы, переживая свои воспоминания снова и снова, пытаясь вспомнить и удержать каждую деталь, которую только могла. Это оставалось единственным, что она могла делать, чтобы не чувствовать запах крови и не слышать крики. Поэтому она сопротивлялась сну и пыталась осмыслить происходящее, пока ходила по ограниченным метрам своей камеры и смотрела на свет.

Она попыталась сосредоточиться на насущных вопросах, почему из тюрьмы на орбите Титана её перевели на корабль? Это сделал Локен? Или была другая причина?

Она покачала головой, почувствовав желание остановиться и сесть. В этом металлическом ящике не было ночи, но в часах прошёл почти целый день с тех пор, как она спала в последний раз. Она не должна заснуть.

Она находилась на корабле и под охраной. Она одна или есть кто-то ещё из заключённых? Инстинкт говорил ей и о других узниках на корабле, но она не была уверена. Если другие и были, то куда они направляются? Не имело смысла перемещать заключённых, которые представляли угрозу для Империума. Если…

Она моргнула, глядя на покачивавшуюся лампу в металлической сетке. Она не должна заснуть. Она должна…

Если не…

Она подняла голову с подушки и посмотрела на потолок. Нарисованные птицы парили в нарисованном небе среди облаков и солнечного света. Она села. Окно было открыто, и снаружи дул тёплый ветер. Она почувствовала запах цитрусовых. Деревья в гидрокуполе находились в последнем периоде цветения, воздух был насыщен ароматами, пыльцой и обещанием фруктов. Она какое-то время осматривалась, заметив тумбочку, книжные полки из катульского дерева и наполовину пустой стакан воды на подоконнике.

– Нет, – произнесла она вслух, проверяя есть ли у неё голос. – Это – сон.

Ворвавшийся в окно ветерок ослабел, и она услышала отдалённый приглушённый щелчок, словно кто-то положил камешек на лист пластали.

Она встала и подошла к двери. Коридоры особняка открывались перед нею, пока она следовала к источнику звука. Она не смотрела по сторонам. Она не сомневалась, что в этом сне даже детали будут такими же идеальными, как и её память.

Наконец она сошла с широкой лестницы в Восходную галерею. Она находилась в самом высоком месте особняка; отсюда открывался вид на всю горную гряду Аска и далёкие башни экваториальных ульев Терры. Высокие стрельчатые окна распахнулись навстречу свежему воздуху и полупрозрачные занавески колыхались на ветру, который принёс запах дождя, высыхавшего в первые жаркие часы нового дня. Она видела, как солнечный свет отражался на защищавшем сады огромном куполе из хрома и стекла. Сдерживаемые им верхние загрязнённые слои атмосферы Терры окрашивали воздух в розовато-лиловые цвета. На полу в центре комнаты спиной к Мерсади сидела женщина.

– Привет, – сказала женщина, наполовину повернув голову. Мерсади почувствовала порыв мимолётного узнавания, но не сумела его удержать. – Ты не против, если я спрошу, что это за место?

– Дом… – произнесла Мерсади, остановившись, чтобы коснуться стоявшего на полке тома в кожаном переплёте. – Мой дом на Терре, пока я не уехала. – Она открыла книгу. От руки на титульном листе было написано: “Предел просвещения”, автор Соломон Фосс.

– Он тебе уже давно не снился, не так ли? – произнесла сидевшая в центре комнаты женщина.

– Он не из тех мест, что наполнены счастливыми воспоминаниями, – ответила Мерсади и закрыла книгу.

– Ты так никогда и не вернулась.

– Не вернулась, – сказала Мерсади. – Дом не из тех мест, куда я хотела бы вернуться.

– И ты последовала за своим талантом, и он привёл тебя к звёздам и в компанию волков.

– Именно так, – согласилась Мерсади. Она повернулась к центру комнаты. Женщина по-прежнему сидела спиной к ней, но Мерсади видела, что она занималась чем-то, что лежало перед ней на низком столике. – Кто ты? – спросила Мерсади. – Я тебя не помню.

– Тогда почему же я тебе снюсь?

Женщина рассмеялась, звук был коротким и ясным.

– Ты меня не узнаёшь?

Мерсади моргнула, затем шагнула ближе.

– Эуфратия?

Женщина на полу повернулась, посмотрела на неё и улыбнулась:

– Рада тебя видеть.

Мерсади остановилась. Даже в этом сне Эуфратия Киилер выглядела не такой, какой она её запомнила. Улыбка казалась грустной, лицо исхудало и осунулось, волосы были коротко подстрижены и подёрнуты сединой. Красивая летописец, разделившая время с Мерсади среди Лунных Волков и их падения во тьму, исчезла, сменившись кем-то жёстким и целеустремлённым.

Мерсади снова огляделась, а затем повернулась к Киилер.

– Это ведь не сон, так? Это как в тот раз, когда ты говорила со мной о Локене. – Тот сон приснился несколько лет назад, но Мерсади могла легко его вспомнить. Происходящее же сейчас было более реальным, чем сама реальность, связью, ставшей возможной благодаря чему-то, что Мерсади не могла объяснить, не используя такое слово, как “чудо”. – Ты же на самом деле здесь, в моём сне?

Киилер не отвечала в течение секунды, затем кивнула:

– Я должна сказать тебе, что-то, а затем, боюсь, кое о чём попросить.

– Что?

– Сначала ты должна понять, – сказала Киилер и оглянулась на то, что лежало на полу перед ней. Мерсади шагнула в сторону, чтобы лучше видеть. Она остановилась и нахмурилась. На полированном дереве лежал медный диск. Он был шириной с обеденную тарелку и разделён на кольца. Круги из полированного камня и металла лежали в углублениях в древесине, и Мерсади увидела ещё несколько дисков в левой руке Киилер.

– Это символы планет и спутников из…

– Из времён до Долгой Ночи, да, – ответила Киилер, вставляя новые диски в углубления каждого из колец. – Планета Войны, Дева Грёз, Вестник Радости. И рядом с ними небесные фазы, символы, используемые гадателями Суунда – Пылающий Тигр, Кровавый Стрелец, Весовщик Душ, Корона Океанов и другие.

– Я их знаю, – сказала Мерсади. – Я читала халдейские рукописи в башнях Консерватории Европы.

– Кажется странным, что часть человечества держалась за такие вещи даже после того, как отправилась на небеса, которые они символизировали, не так ли? – спросила Киилер с грустной улыбкой. – Реликвии ошибочной философии, но, как и во всех вещах, за которые человечество цеплялось эпохами, в них больше правды, чем мы готовы признать. Грубое и в своём роде лживое, но вполне подходит для описания происходящего.

Мерсади нахмурилась. В словах Киллер было что-то, от чего у неё по коже побежали мурашки. За её спиной зашевелились занавески, когда порыв ветра подул в открытое окно.

– Эуфратия, что случилось? Ты никогда не говорила, как…

– Ты должна понять, Мерсади, – Киилер посмотрела на неё, её взгляд стал жёстким, а голос напоминал падение железного клинка. – Ты должна понять или всё будет потеряно. – И повернула диск. Каменные и металлические символы размылись, когда каждое кольцо диска стало вращаться с разной скоростью – размылись и всё же Мерсади каким-то образом продолжала видеть все мелькавшие по кругу символы.

– Как вверху, так и внизу. Как на небесах, так и на Земле. Как в имматериуме, так и в материальном.

Мерсади поняла, что не может отвести взгляда от нечётких символов.

– Гор идёт захватить трон человечества и убить Императора. С ним идут силы варпа. Никогда такая сила не шла, ведомая единственной целью. В материальном, в мире плоти, сражение представляет собой кровь и огонь, но пока бушует это сражение, другая битва происходит вовне, за её пределами. Как Терра находится в центре мироздания в верованиях умерших звездочётов и предсказателей, так и Император, и Терра находятся в центре объединившихся сил имматериума.

Вращавшиеся кольца с символами стали замедляться. Мерсади почувствовала за спиной холодный порыв воздуха. Она почти повернулась, но Киилер заговорила снова, её голос звучал громче усилившегося ветра.

– Император сдерживает их силой воли и искусства. Он сдерживает их, и они не могут сломить Его в царстве вовне. Поэтому они послали своего чемпиона, Гора, чтобы сделать кровавой рукой то, что они не могут сделать в духовном плане. Если защиты в материальном мире выстоят, Он сможет сдержать и не подпустить силы варпа. Но если они проиграют… – Последнее кольцо диска остановилось. Ветер теперь дул по всей комнате. Книга упала со стола, страницы перелистывались. – Защиты сильны и Рогал Дорн готов, но он не видит всей картины сражения. Оно идёт не в трёх измерениях или даже не в четырёх. Эта битва разделена между царствами, и действия в одном сказываются на другом, а совершённые смертными поступки могут отозваться эхом вовне.

Мерсади изучала символы на медном диске. Она сопоставила их расположение и в разуме всплыло содержание старых пергаментов, которые после прочтения она посчитала не более чем любопытными нелепицами. Она отметила положение планет и значение каждого соответствующего им символа. Затем посмотрела на Киилер.

– Это не просто метафора, не так ли? Эти символы не основаны на планетах, они – и есть планеты. Это – эскиз. Ритуальное выравнивание. – Она замолчала. В оконных рамах задрожали стёкла. Тёплый рассветный свет потемнел.

– Отмеченный кровью и резнёй. Как вверху, так и внизу, – сказала Киилер. – Рогал Дорн не видит это измерение. Если Гор сможет осуществить задуманное, то защиты Преторианца не будут иметь никакого смысла. Ты должна попасть к нему. Ты должна рассказать ему, пока не стало слишком поздно.

– Запомни! – внезапно закричала она. – Запомни, что ты видела!

И круги символов поднялись перед Мерсади, больше не каменные и металлические, а горящие в воздухе. Она почувствовала, как они давят на разум, превращаясь в умозаключения и смыслы, которые она не могла понять, даже когда они вливались в неё.

– Почему я? – воскликнула Мерсади посреди воя, который больше не звучал, как завывание ветра. Свет уходил из её сна. – Почему ты просишь меня сделать это?

– Потому что я не могу, – ответила Киилер. – И потому что Рогал Дорн уже поверил тебе один раз и поверит ещё. Ты рассказала ему правду о том, что Гор обратился против Императора. Он поверит тебе.

– Я нахожусь в камере, как я могу попасть к нему?

– Путь откроется, – сказала Киилер, её голос перекрывал усиливавшееся завывание ветра. – Но тебе придётся пройти по нему. – Пол комнаты задрожал. Небо снаружи стало фиолетовым и железным. – Они попытаются остановить тебя, – произнесло лицо Киилер во сне. – И старые друзья и враги. Они придут за тобой.

Со столика у стены упала ваза. Белые цветы и вода разлились по полу.

– Сколько осталось времени до прихода Гора? – крикнула она.

– Он уже здесь.

Стекло в окне разбилось. Штормовой ветер ворвался внутрь. Мерсади почувствовала запах пепла и огня.

И её глаза открылись миру, заполненному воем сирен.

Пустотная крепость 693, Трансплутонский залив

– Три минуты до столкновения.

Голос проревел в темноте. Садуран не стал открывать глаза, мысли остались спокойными, сердцебиения участились. Двойной ритм всё ещё чужеродно ощущался в крови.

– Кровь на звёздах зовёт, – произнёс Икрек, и эхо проревело в ответ изо ртов двадцати воинов в штурмовом таране. Садуран прокричал слова, но позади глаз его душа оставалась тиха. Он услышал звон зеркальных монет и талисманов убийств о доспехи и оружие.

– До самой тьмы мы держим монеты их жизней, – прорычал Тарго на хтонийском с резким акцентом. Остальные выкрикнули искажённые ответы. Слова, как и вырезанные на броне клановые руны и звеневшие о боевое снаряжение бандитские талисманы, являлись своего рода ритуалом. Никто из этих воинов никогда даже не видел Хтонию, и тем более не получил шрамы в её лабиринтах. Они были молодыми полукровками, которых вытащили из тёмных уголков десятка миров: Норана, Вортиса, Манхансу, Нео-геддона и других мест, забытых прежде, чем о них даже узнали. Киллеры банд, клановые воины, подонки из культов убийств. Они обладали только одной общей чертой: они смогли пережить то, что с ними сделали.

Апотекарии и биоадепты работали над партиями в десятки тысяч. Сначала применялись наркотики и генные активаторы. Тысячи умерли в первые же минуты, их тела стаскивали со стоек и тащили к перерабатывающим чанам. Процесс продолжался без остановки. Их резали, в них имплантировали и делали инъекции, гипнотическое оборудование внедряло информацию в мозги. И после каждого этапа новая партия мяса занимала их место. Многие умерли. Остальные выжили, выросли, и были вырублены в подобия космических десантников.

Когда всё закончилось, когда они стали связаны с доспехами и присягнули легиону, они оказались Сынами Гора, воинами на войне, начало которой они не видели и которая, вероятно, закончится после их смерти.

Многие новые Сыны Гора приняли традиции созданных до предательства Императора воинов, и окружили себя их символикой, словно дети, подражавшие взрослым в надежде стать одними из них. Хтонийский стал языком, олицетворявшим эту принадлежность, эмблемы банд планеты – знаками статуса. В рядах новорождённых распространились воинские культы: Сыны Ока, Творцы Трупов, Братья Седьмого Ворона и многие другие, все пронизанные ритуалами и искажённые традициями миров, давшими легиону свежую кровь.

Садуран произносил слова и носил символы, как и остальные, но не нуждался в комфорте принадлежности. Он видел эту вселенную и это время такими, какими они были – эпохой жестокости и убийств, и ему не требовался никакой знак, чтобы знать своё место в ней.

– Тридцать секунд, приготовиться, – раздался голос пилота.

Садуран открыл глаза. Красный и синий цвета экрана шлема заполнили зрение. Напротив сидел Икрек, прижимавший болтер к ремню безопасности, его покрытый заклёпками шлем украшал красный плюмаж. Сержант ударил кулаком по груди, когда активировались ускорители штурмового тарана:

– За магистра войны!

Вой донёсся сквозь дрожавшую обшивку, когда заработала магнамелта.

Удар тарана встряхнул Садурана с ломающей кости силой. На секунду кровь отлилась от глаз из-за перегрузки, и он ослеп. Затем магнитный ремень безопасности отстегнулся, и он помчался вперёд, палуба лязгала под его ногами.

Зрение восстановилось как раз в тот момент, когда голова Икрека исчезла. Керамит и осколки костей зазвенели о доспехи Садурана.

Пыхтящий грохот тяжёлых пушек. Двойной глухой удар усилившегося сердцебиения.

Снаряд врезался в упавший труп Икрека.

Садуран нырнул влево. В руке он сжимал болтер.

Снаряд попал в легионера позади него. Воин ахнул и рухнул.

Прицельные руны вспыхнули красным перед глазами Садурана. Он выстрелил.

Они находились в сводчатом перекрёстке между тремя широкими коридорами. Воздух вырывался из бреши, проделанной штурмовым тараном во внешней стене. Противовзрывные двери уже опускались, перекрывая входы в коридоры. Автоматическая пушка выдвинулась из люка на потолке. Управляемая машиной и защищённая керамитовыми пластинами, она непрерывно поливала сверху огнём Садурана и его отделение.

– Пробейте двери! – крикнул Садуран, снова стреляя в пушку. Взрывы вспыхнули на пластинах её брони. Отлетали осколки. Микроскопические обломки отскакивали от шлема Садурана подобно граду. Ствол орудия повернулся в его сторону.

Четверо его напарников по отделению побежали к закрывавшимся дверям. Ствол орудия отвернулся от Садурана и проделал широкие дыры в двух из них. Садуран заметил блеск прицельных линз, расположенных рядом со стволом. Он выпустил туда три болта. Орудие завращалось, стреляя вслепую, вбивая снаряды в палубу и стены.

Ещё не было никаких солдат, но они придут. Это был один из звёздных фортов, охранявших подходы к Плутону и пространство вокруг Хтонических врат. Как и все остальные он был размером с линейный крейсер, чудовищем из камня и металла в три километра шириной, которое ощетинилось батареями и генераторами пустотных щитов. Для уничтожения каждого требовалась боевая группа, и при этом терялись корабли. Но кораблей были ещё сотни, а в случае захвата этот звёздный форт перестанет защищать коридор к крепостям-спутникам Плутона. Корабли смогут хлынуть в эту брешь. Поэтому батальон новорождённых Сыновей Гора направили захватить звёздный форт клинками и кровью. Это было похоже на вбивание клина в каменную сферу – если продвинуться достаточно глубоко, то сфера расколется, а затем разрушится.

Двое братьев из отделения Садурана добежали до противовзрывной двери. Они сняли мелтазаряды со спин, швырнули в неуклонно сужавшийся просвет в нижней части дверного проёма и прыгнули в сторону. Заряды сработали за секунду перед тем, как их коснулась опускавшаяся дверь. С визгом распустились сферы ослепительного света. Нижняя часть двери обрушилась в потоке расплавленного металла. Садуран уже бежал в пролом.

Волна давления едва не сбила его с ног, когда второй штурмовой таран пробился сквозь корпус крепости. Он продолжил двигаться вперёд.

Лазерный огонь хлестнул по коридору ему навстречу. Он увидел баррикаду поперёк прохода, над плитой пластали выступали стволы оружия. Сразу несколько выстрелов попали в его левый наплечник и предплечье. Куски керамита потрескались и отлетели. Он услышал крики, когда отделение проникало в брешь позади него. Мимо пролетели болты и врезались в баррикаду. Военные крики Хтонии с сильным акцентом перекрыли звуки выстрелов.

Не было никакого смысла останавливаться и вести ответный огонь, это прикончит его. Он должен приблизиться настолько, чтобы они не смогли стрелять прицельно, и баррикада уже не смогла защитить их. Доктрина удара копьём, так многие из новорождённых называли её, пожалуй, даже с лёгким почтением и гордостью в словах. Садуран видел сходство, но для него происходившее сейчас не имело ничего общего со старым легионом или с подражанием его традициям. Это просто был лучший способ победить.

Лазерный разряд прожёг незащищённый бронёй кабель на левом бедре. Перед глазами замигала предупреждающая руна. Он почувствовал, как запнулись сервомоторы левой ноги. До баррикады оставалось десять шагов. Всё больше воинов отделения следовало за ним. Он преодолел несколько последних шагов и прыгнул. Он увидел, как солдат в герметичном шлеме подался назад, поднимая оружие. Глаза позади смотровой щели расширились.

Садуран почувствовал, как время заполнило мгновение, стало жидкостью, стало обещанием того, что должно произойти. Он мысленно вернулся на несколько лет назад на химические скалы родного мира, по которым он бежал, к вою преследовавших его охотников, голоду в животе и страху в груди. Именно этого не понимали остальные его новые родственники. Гребни банд и символы убийств, военные слова Хтонии и титулы – всё это было ложной кожей поверх полученного ими истинного дара.

Он врезался в вершину баррикады и перемахнул на противоположную сторону. Ближайший солдат повернулся, собираясь выстрелить в него. Садуран выстрелил первым. Болтер дёрнулся в его руке. Солдат взорвался в брызгах крови и разлетевшейся брони. Садуран атаковал вдоль баррикады, выпуская перед собой болты. Более храбрый чем остальные солдат сделал выпад цепным штыком. Садуран перехватил ствол ружья позади вращавшегося лезвия и дёрнул вниз. Руки солдата треснули, он закричал, но вопль оборвался, когда Садуран швырнул его на стену баррикады. Кровь залила палубу, в дыму пульсировали выстрелы. Садуран чувствовал биения сердец и рёв крови в ушах, внутри зарождался раскат грома.

Вот где они действительно возродились, где отслоилась кожа их прошлого. Не под лезвиями хирурга и не во время генетических изменений в их плоти, а здесь – в жаре и зловонии битвы. Здесь их переделали.

Из дыма навстречу ему шагнула офицер со светящимся силовым мечом в руке. Садуран понял, что улыбается, когда молния окутала клинок смертной. Это было радостью, славой и балансирующей на лезвии бритвы жизнью. Офицер сделала выпад. Он повернулся в сторону и изменил захват болтера, чтобы выстрелить в упор ей в живот. Болтер щёлкнул, боеприпасы закончились. Клинок пронзил воздух в том месте, где он только что был. Она оказалась быстрой – очень быстрой – и удивительно плавной.

Садуран ударил кулаком, но меч офицера порхнул в сторону. Клинок хлестнул по его предплечью. Керамит разошёлся. Хлынула кровь, вспыхивая и испаряясь, встретив синюю дымку вокруг лезвия. Садуран почувствовал, как в кровь хлынули стимуляторы, пока физиология подавляла боль. Он бросился всем весом вперёд. Офицер шагнула в сторону и нанесла рубящий удар, целясь в пластину под его рукой…

Новая боль. Резкий запах горелого мяса внутри брони.

Вот что было пропастью между старым и новым. Большую часть жизни он был убийцей, но воином легиона – всего несколько месяцев. Он был сверхчеловечески силён и обладал всеми навыками, которые могли дать шесть месяцев боевого гипноза. Но он, как и его новорождённые родственники, испытывал недостаток в изяществе, отточенном мастерстве, которые соответствовали бы их свирепости и силе. Эта женщина была просто женщиной, и легионеры не должны истекать кровью от порезов смертных. Он был быстрее и сильнее, но в каком-то смысле всё ещё оставался юношей с желанием убивать, который оказался в чём-то большем, чем человек, но меньшем, чем бог.

Он опустил болтер и вытащил из-за пояса боевой клинок. Смертная офицер ловко отступила, вращая клинком и целясь в уязвимое сочленение на обратной стороне его ноги. Он потянулся к ней левой рукой, растопырив пальцы, чтобы схватить её конечность, клинок двигался в правой руке, собираясь вонзиться ей в живот. Не быстро и не особо изящно, но всё же выпотрошит её внутренности на палубу.

Он не замечал воина в жёлтом, пока не стало слишком поздно. Он уловил размытое отражение в полированном шлеме офицера и отскочил. Это спасло ему жизнь. Цепной меч выбил искры из наплечника. Он повернулся и мельком увидел воина в жёлтых доспехах и шлеме с лицевой панелью в форме плуга. Он успел в последний момент поднять боевой нож и остановить вращавшиеся зубья цепного меча, пока они не вгрызлись в его живот. С металлическим скрежетом клинок вырвало у него из руки. Адамантиевые зубья полетели во все стороны, пока разматывалась цепь. Воин в жёлтом не обратил на это никакого внимания и впечатал кулак в лицевую панель Садурана. Садуран пошатнулся, ударился спиной о стену баррикады и рванулся вперёд, опустив плечо, собираясь врезаться в жёлтого воина, но его противник не принадлежал к новому поколению. Это был ветеран, сын Дорна, закалённый и в войне, и в убийстве бывших братьев. Воин молниеносно отступил, поднял пистолет и выстрелил.

Садуран упал, всё его тело пронзила боль. Второй болт взорвался в кратере, оставленном первым. Кровь, чёрные кости и разрушенная броня брызнули фонтаном. Он лежал на спине, задыхался, боль захлестнула нервы, и кровь залила горло, мешая дышать. Воин в жёлтом выбрал другие цели и стал стрелять в добежавших до баррикады братьев Садурана. Женщина-офицер направилась к Садурану, по-прежнему держа наготове клинок. Потрёпанная группа солдат за её спиной продолжала вести огонь. Никто из них не смотрел на Садурана. Он был мертвецом, мешком мяса в облачении легионера, отброшенный в сторону потоком войны. Его мир превратился в размытое красное пятно.

Офицер подошла к нему, поставила ногу на разбитую грудную клетку и приставила острие меча к его шее. Он сделал кровавый вдох, когда она напряглась, чтобы вогнать клинок ему под подбородок. Его рука устремилась вперёд. Она попыталась нанести короткий колющий удар, но он уже схватил её за запястье, сжимая и сокрушая. Кости разрушились, и он сбил её с ног. Он вывернул клинок из руки женщины, ломая пальцы, как ветки, и рассёк им её шею. Он поднялся и взревел, бросая вызов желавшей свалить его на пол боли. Кровь и осколки взорванных доспехов посыпались с него. Имперский Кулак повернулся, но слишком медленно и слишком поздно. Садуран вонзил силовой клинок женщины-офицера ему в живот.

Он услышал крики и пронзительный грохот мелтазаряда, пробившего брешь в баррикаде, но его мир стал красным и пахнул железом, и звук бьющихся в груди сердец заглушал всё остальное.

Тюремный корабль “Эак”, высокая орбита Урана

Мерсади проснулась и вскочила на ноги, когда камера наполнилась красным светом. Выли сирены. Дрожал пол. Дрожало всё. Выстрелы и рикошеты эхом отзывались за дверью камеры. Она отшатнулась.

Дверь с лязгом распахнулась внутрь. У неё была секунда, чтобы увидеть охранника в красной броне и серебристой маске с оружием в руках. Отверстия в чёрном стволе казались огромными, пока она смотрела на них. Палуба накренилась. Мерсади врезалась в стену, когда камера перевернулась. Охранник открыл огонь. Выстрел и звук заполнили воздух. Она врезалась в стену и почувствовала, как из лёгких выбило воздух. Стоявший в проходе охранник упал внутрь, размахивая руками и оружием. Помещение снова завращалось. Мерсади оттолкнулась от стены и поплыла, цепляясь за воздух. Охранник ударился об стену и отскочил. Красные жемчужины крови брызнули из-под основания его маски. Она врезалась в него. Оружие снова выстрелило, и сжимавшая его рука охранника дёрнулась, раздался треск кости. Выстрел открикошетил от пола и стен. Мерсади вскрикнула, когда что-то врезалось ей в спину. Охранник обмяк, его руки и ноги безвольно повисли, из него сочились шарики крови. Мерсади переворачивалась снова и снова, мимо проносились открытая дверь, потолок и стены.

Гравитация вернулась и потянула её вниз. Охранник упал сверху, запутавшись в собственных руках и ногах. Она задохнулась. Сирены продолжали выть, мир стал красным. Она попыталась оттолкнуть охранника. Мышцы, ослабевшие за семь лет заключения в небольших пространствах, протестующе взвыли. Охранник дёрнулся. Влажное бульканье вырвалось из-под треснувшей серебристой маски. Мерсади толкнула со всей силы и сбросила его на пол. Она отползла в сторону. Охранник забился в конвульсиях, его вырвало. Она посмотрела на дверь и мигавший снаружи красный свет. Она слышали вопли и крики, заглушаемые сигналами тревоги.

– Ты должна попасть к нему, – прошептал голос Киилер в её мыслях. Она поднялась и шагнула к двери.

– По… – прохрипел охранник. Мерсади поколебалась, а затем повернулась.

– Пожалуйста… – произнёс он. Она слышала боль в его голосе. Она увидела часть его лица сквозь треснувшую маску: молодое, с губ стекает кровь, и серые глаза, которые смотрят на неё. Она шагнула к нему. Его глаз не сводил с неё взгляда. Оружие поднялось. Это был пистолет, дуло которого чёрным кругом уставилось на неё. У неё осталась застывшая секунда, чтобы понять, что охранник, видимо, вытащил запасное оружие, после того, как она отпихнула его. Она видела, как его лицо исказилось от напряжения, когда он начал нажимать на спусковой крючок. Она нырнула в дверной проём. Пуля попала в раму. Она повернулась и поползла назад, когда другая пуля врезалась в стену чуть выше её. Она схватилась за ручку двери и дёрнула, захлопнув её. Затем она выпрямилась и побежала, босые ноги стучали по решётчатому полу, пока пули врезались в пласталь за её спиной.

Она пробегала мимо множества камер. Некоторые были открыты. Внутри на полу лежали влажные и мокрые тела. Она слышала грохот кулаков и приглушённые крики. Пол снова накренился. Она увидела дальше по коридору закрытую дверь с жёлтыми и чёрными полосами. Она была в тридцати шагах от неё. Её бег замедлился.

Жёлто-чёрная дверь с лязгом открылась. Мерсади застыла. Охранники в красно-чёрных доспехах с серебряными масками бежали в её сторону, сигнальные огни вспыхивали на их визорах. Воздух заполнили крики. Она увидела более широкое пространство за дверью, металл, мигающий свет, заполнявший широкий сводчатый перекрёсток.

– Помогите! – раздался крик рядом с ней. Первый вошедший в дверь охранник сжимал в руках счетверённую пушку. У Мерсади была секунда, чтобы увидеть своё отражение в маске охранника. Бежать и идти было некуда.

Пространство за жёлто-чёрной дверью исчезло. Визг раздираемого металла разнёсся в воздухе. Охранник со счетверённой пушкой вылетел назад в дверной проём, словно его дёрнули за верёвку. Мерсади бросилась в открытую камеру слева от себя. По коридору пронёсся воющий ветер. Рука вцепилась в край двери, когда палуба в очередной раз накренилась. Она закричала, когда вес всего тела начал выворачивать руку. Мимо полетели обломки. Там, где раньше находился конец коридора, теперь сияли звезды и пламя. Секунду она смотрела на них, не в силах отвести взгляд.

Она видела бледно-синий шар планеты на фоне звёзд. Силуэты мерцали в темноте, свет отражался на корпусах и носах кораблей и башнях пустотных станций. Это была красивая, безмятежная и ужасающая картина. Повсюду проносился огонь. Расцветали взрывы. Космос пронзали полосы пламени и энергии. Повсюду кружились куски обломков, закрывая вид на планету и звёзды. Пыль рассеивалась в вакуум с искорёженного металла.

“Нет, – мелькнула мысль в голове Мерсади. – Не пыль. Люди”.

Аварийная противовзрывная дверь с лязгом закрылась, перекрывая пробоину. Вой выходящего воздуха стих. Красные тревожные лампы по-прежнему мигали в сбивчивом ритме. Сирены смолкли. Пепел неторопливо парил мимо тяжело дышавшей Мерсади, из открытых дверей камеры дальше и выше по коридору капала кровь и стучала по стене внизу подобно дождю. Мерсади внезапно услышала своё тяжёлое дыхание. Гравитация снова изменилась и коридор вернулся к прежнему почти нормальному положению. Она чуть было не упала на пол, но сумела выпрямиться.

Внезапная тишина каким-то образом оказалась хуже шума, который заменила, – словно Мерсади погрузилась в воду и ждала, когда закончится воздух в лёгких.

– Помогите! – снова раздался крик, на этот раз громче, отзываясь эхом от металлических поверхностей. Она огляделась вокруг. – Сюда! Ко мне!

Тогда она увидела его – глаз, прижатый к открытому смотровому отверстию закрытой двери камеры.

– Выпустите меня! – позвал голос.

Она посмотрела в другой конец коридора. Она лихорадочно думала.

– Послушайте, вы должны выпустить меня, – произнёс голос с явными нотками паники. – Этот корабль разваливается на куски. Скоро нам в любом случае не хватит воздуха.

Мерсади посмотрела на дверь камеры. Это была изъеденная ржавчиной металлическая плита. Размещавшийся рядом механизм управления замком представлял собой шестерёнку с несколькими разъёмами.

– Найдите одного из охранников, – позвал голос, словно заметил её колебания. – Где-то должен быть труп одного из этих ублюдков. У них на шее ключи-медальоны.

Мерсади не двигалась.

– Кто вы? – спросила она, встретившись взглядом с глазом в смотровом отверстии.

– Кто я? – переспросил голос. – Я такой же, как и вы – тот, кто уже давно взаперти и не хочет умирать.

Мерсади продолжала смотреть. Не важно, как она сюда попала, в ставшей её новой тюрьмой Безымянной крепости содержались люди, которых по каким-то причинам считали слишком опасными для освобождения.

По палубе пробежала дрожь. Заскрипел металл. Мерсади осмотрелась, когда звук побежал вверх и вниз по проходу.

– Этому кораблю недолго осталось, – продолжал голос. – Взрывная декомпрессия означает, что он уже получил тяжёлый удар или был разорван пополам. Оставшееся скоро разлетится на куски. – Мерсади направилась прочь от двери. – Я могу вывести нас обоих.

– Как?

– Я разбираюсь в кораблях. Это – транспорт типа “Промитор”. Мы в двух палубах от ангарного отсека. Я могу довести нас туда. – Очередные скрежет и дрожь прокатились по коридору – Вы хотите жить или нет? – Мерсади не двигалась ещё секунду, а затем пошла по наклонному коридору, осматривая открытые камеры.

– Быстрее, быстрее! – торопил голос за спиной.

В каждой камере лежали трупы и куски трупов: конечности и тела свалились в кучи в нижних углах пологого пола. Она нашла тело охранника, застрявшее в дверном проёме камеры. Тяжёлый люк с лязгом закрылся, подобно рту, когда восстановилась сила тяжести, раздавив охранника о дверную раму. Она широко открыла дверь и стала искать медальон от замка на шее трупа. В оставшемся воздухе стоял резкий запах сырого мяса. Мерсади почувствовала привкус желчи, когда во рту появилась слюна, и подавила подступившую рвоту. На стенах камеры виднелись следы от выстрелов в упор из крупнокалиберного дробовика, а рядом лежало тело другого заключённого.

Она остановилась, факты сложились в уме. Охранники ходили по камерам, убивая заключённых, когда в корабль попали. Они проверяли, чтобы никто не вышел, чтобы никто не попал… во вражеские руки.

– Сколько осталось времени до прихода Гора?

– Он уже здесь.

– Ну же, ну же! – донёсся голос из коридора. Стены скрипели. Под решёткой пола лопнула труба. В коридор хлынул пар. Она наощупь нашла медальон на пласталевой цепочке, сорвала его и побежала к запертой двери камеры. Медальон был скользким от крови, с зубчатыми краями, как у шестерёнки. – Давай, давай! – Она вставила медальон в замок. Он повернулся. Дверь открылась со стуком задвижек и поршней. – Да-да-да!

Дверь широко распахнулась и наружу шагнула фигура. Это был высокий мужчина, очень высокий, и тонкий как кочерга, серо-белая кожа туго обтягивала кости, комбинезон сидел на нём, словно мешок. Мерсади посмотрела на его лицо и застыла. Голову окружала приклёпанная к черепу полоса металла, удерживая на лбу массивный железный диск.

– Вы – навигатор… – выдохнула она.

– Какая наблюдательность, – произнёс он, осматриваясь, когда палуба снова задрожала. Навигатор прошипел ругательство и побежал длинными размашистыми шагами. Мерсади не отставала.

Коридор накренился и изогнулся, бросив их в стену, когда они достигли запечатанного люка, который перегородил путь.

– Системы гравитации выходят из строя, – произнёс навигатор. Мерсади встала и помогла ему подняться. Его рука оказалась почти хрупкой в её пальцах. – Скоро начнётся разрушение конструкции.

– Сколько осталось до ангара? – спросила Мерсади. У неё кружилась голова.

– Около десяти минут, – ответил навигатор, и снова побежал. – Если он вообще там.

– Вы сказали…

– Я сказал, что разбираюсь в кораблях. Если у этого корыта смерти стандартная планировка и если палубы под нами не охвачены огнём или не превратились в шлак, то за несколькими поворотами за этой дверью должна находиться шахта подъёмника.

Мерсади поместила ключ-медальон в замок люка и понадеялась, что не исчерпала свой запас удачи и та улыбнётся и снова.

Лампочки на панели замка замигали тускло-зелёным светом и люк слегка приоткрылся, затем зелёный свет погас. Мерсади толкнула и почувствовала, как поддались обесточенные сервоприводы. Открылась узкая щель. Она протиснулась, за ней навигатор.

Впереди лежал широкий проход, едва освещаемый жёлтыми аварийными лампами. Мерсади почувствовала запах дыма и горелого пластека. Она направилась вперёд, подстраиваясь под бегущего вприпрыжку навигатора.

– И понятное дело, я исхожу и того, что здесь нет ничего, что попытается нас убить на пути туда, – произнёс он.

Из темноты ударили выстрелы. Мерсади прижалась к стене и напряглась, когда увидела силуэт на хромированных паучьих лапах и оружием на спине. Существо приближалось, на ходу выпуская очереди лазерного огня. Навигатор сжался у стены коридора, прижав руки к ушам.

– Подъёмник там? – крикнула Мерсади. Она видела отмеченную полосами нишу в широком проёме в пятнадцати шагах дальше по коридору между ними и механическим пауком.

– Он на месте, но…

Она побежала, низко пригибаясь и направляясь к двери на платформу подъёмника. За её спиной в палубу врезались лазерные разряды. Она достигла проёма и бросилась внутрь. Подъёмная платформа покачнулась под её весом.

– Давай! – крикнула она навигатору. Механический паук остановился и стал целиться из пушки, чтобы выстрелить без помех. Навигатор осмотрелся и помчался к ней, продолжая сжимать уши руками.

Паук наконец прицелился и выстрелил. Лазерные разряды оставили на стенах светящиеся вспышки. Мерсади воткнула ключ-медальон в систему управления дверью подъёмника, надеясь, что осталось ещё достаточно энергии и она функционирует. Пол под ногами покачнулся и начал скользить вниз. Навигатор закричал, выпрямился и рванул изо всех к проёму. Следом за ним понеслись шипящие лазерные лучи, это механический паук бросился в погоню, беспорядочно стреляя. Навигатор спрыгнул на опускавшуюся платформу рядом с Мерсади и завопил от боли, когда приземлился.

Механический паук добрался до края проёма в тот момент, когда опускалась крыша подъёмника. Он повернул орудие вниз, собираясь выстрелить, и мгновение спустя край крыши вдавил его в пол. Что-то в его теле взорвалось. На Мерсади посыпались куски металла и резины.

– Какая бы удача вам не улыбалась, она ещё держится, – рассмеялся навигатор.

– Если шаттл на месте, вы сможете управлять им? – спросила Мерсади, хватая ртом воздух.

– Да, – ответил навигатор, – смогу.

Мерсади закашлялась и судорожно вздохнула, пока подъёмник с грохотом опускался в темноту. Время от времени она падала, когда шахта тряслась и стонала, реагируя на перегрузки металла корабля. Достигнув места назначения, они обнаружили, что шаттл на месте. Точнее три красно-чёрных шаттла, с крыльями обратной стреловидности, спокойно остававшиеся в подвесных клетях над ангарной палубой. Зато всё остальное представляло собой кровавую бойню. Палубу усеивали искалеченные сервиторы, раздавленные упавшим оборудованием, которое теперь лежало разбитыми кучами. Вонь топлива перебивала запах крови, и ноги Мерсади плескались в лужах прометия, пока они бежали к оставшемуся кораблю.

– Нет… – прошипел навигатор, посмотрев на первый шаттл, и затем направившись дальше, – нет…

Он дошёл до последнего, фыркнул, включил руну на подвесной клети и поднялся по пандусу. Мерсади последовала за ним. Он уже пристёгивался к креслу пилота, бормотал и нажимал на кнопки на приборной панели.

– Мне потребуется ваша помощь, – произнёс он, оторвав взгляд от пульта, когда Мерсади пристёгивала себя ко второму креслу.

– Что я должна делать?

– Возьмитесь за штурвал и держите его ровно, – сказал он, его пальцы порхали над кнопками и дисками, как у пианиста.

Шаттл покачнулся и загудел. Шум двигателя становился всё громче.

– Не знаю, как далеко мы доберёмся на нём, – сказал он, – но пока удача была на нашей стороне… Теперь держитесь.

Она не ответила. Усталость обрушилась на неё подобно удару молота. Голова раскалывалась от боли.

– Нил, – сказал он.

Она подняла голову.

– Меня зовут Нил, – повторил он и улыбнулся. – Нил из дома Йешар.

Он нажал на кнопку. Внешние противовзрывные двери задрожали, пока наполовину обесточенные системы пытались их открыть. Появилась трещина, стала расширяться и остановилась. Подвешенный шаттл закачался, когда воздух вырвался из ангара.

– Мерсади, – сказала она, не сводя взгляда с дверей. – Мерсади Олитон.

Нил усмехнулся:

– Ну, Мерсади Олитон, не могу сказать, что эта штуковина сможет проскочить в такой просвет, поэтому, возможно, я начал знакомство преждевременно.

Затем двигатели шаттла взревели и разлитое на ангарной палубе топливо вспыхнуло в оставшемся воздухе. Пламя пронеслось мимо шаттла в приоткрытые двери. Мерсади поняла, что крепко вцепилась в штурвал.

Стыковочная клеть расцепилась и шаттл рванулся вперёд в просвет, едва не задев края стабилизаторами. Позади них в облаке собственных обломков кружился помятый нос служившего их тюрьмой корабля.

Перегрузка пронзила Мерсади насквозь, кровь отхлынула от глаз и дыхание покинуло лёгкие. Она увидела краткие изображения размытых звёзд и вспышки белого огня. Нил оставался спокойным, сжимая руками с длинными пальцами штурвал.

– Сладкая кровь предков… – выдохнул он. Затем мир почернел, и она почувствовала, как пылающая пустота потянулась, приветствуя их.

ЧЕТЫРЕ

Пылающие небеса

Заключённые

Сокол и клетка

Пустотный хабитат Корделия, высокая орбита Урана

Поток плазмы промелькнул в куполообразном иллюминаторе, задел стыковочный причал рядом с “Антеем” и в бесшумном огненном взрыве отрезал его от хабитата. Километровая балка из камня и металла сначала отломилась от станции, а затем начала падать, разбрасывая расплавленные обломки. Пристыкованные к отвалившемуся причалу корабли падали вместе с ним. Одно судно в отчаянной попытке освободиться запустило двигатели, и разорвало обшивку корпуса. Оно полетело в пустоту, вращаясь и рассеивая внутренности на фоне света планеты. Секунду спустя взрывная волна микрообломков поразила “Антей”. Корпус грузового судна зазвенел, словно оловянная крыша во время града.

Кадм Век видел, как под дождём осколков по куполу протянулись трещины. Корабль задрожал в захватах дока.

– Отчаливаем! – закричал он.

– Мы должны дождаться капитана, – ответила младшая госпожа Кёльн. – Она в главном коридоре дока.

– Теперь ты – наш капитан, выводи нас!

– Но…

– Немедленно!

Кёльн колебалась. Её покрытое морщинами лицо побледнело, а глаза расширились от растущей паники. Некоторые члены экипажа вокруг неё остановились, некоторые даже, похоже, собирались направиться к дверям мостика.

– Нет. Я не могу, – начала Кёльн. – Капитан…

Век вытащил из одежды пистолет. Он был небольшим, но казался тяжёлым и странным в его руке, когда Кёльн посмотрела на направленное на неё оружие. От изумления она широко открыла рот.

– Отстыковываемся, – сказал он. Он видел, как от гнева покраснело её лицо.

Что-то огромное взорвалось сине-белой звёздной вспышкой за куполом над Кёльн, она вздрогнула и кивнула.

– Всем постам приготовиться к отстыковке. Начинайте отсчёт.

– Остались люди, которые идут по причалам дока, – сказал один из младших офицеров.

– Запустите предупреждение о расстыковке, – сказала Кёльн, – им придётся бежать, если они хотят выжить.

Век видел, что гнев укоренялся в Кёльн, пока она отдавала приказы. Она никогда не простит его за то, что ей пришлось сделать. Если она наберётся достаточно храбрости, то может однажды попытаться убить его. Если они не погибнут в ближайшие пять минут, то он вполне сможет жить с этим.

– Мощность реактора: шестьдесят процентов, – произнесла Чи-32-Бета. В отличие ото всей остальной команды, технопровидец казалась наименее обеспокоенной происходящим вокруг. Сутулая и в грязной залатанной красной мантии она перемещалась между системами мостика, словно никуда не спешила. Остальные члены экипажа пробирались к своим постам, выкрикивая приказы или вопросы.

– Всем системам подтвердить готовность к отстыковке, – сказала Кёльн. Послышалась череда громких ответов, всеобщее напряжение нашло выход в шуме.

– Двигатели, готовы!

– Штурвал, готов!

– Ауспик, готов!

И так без остановки. Корпус задрожал, когда холодные машины проснулись в его внутренностях. “Антей” был небольшим кораблём, едва ли больше трети километра от кормы до носа. Большинство частей его структуры и обшивки собрали из дрейфующих обломков других судов и переделали при помощи уже давно умерших и позабытых умелых рук. Его нельзя было назвать ни быстрым, ни медленным, но он веками безотказно перевозил наёмных рабочих и руду между спутниками Урана и поясами астероидов. Он противостоял пиратам и пережил завоевание, которое позже переименовали в “согласие”. Теперь Веку оставалось надеяться, что корабль выживет и в этот раз.

Кёльн повернулась:

– Ещё остались люди, которые бегут по причалу к кораблю. Мы не можем отстыковаться.

– Отдавай приказ, – рявкнул Век. “И, если Вы действительно слышите, Владыка и Повелитель Человечества, – мысленно произнёс он, – помилуйте меня грешного”.

Капельки пота выступили на впалых щеках Кёльн и повисли на подбородке.

– Закрыть все люки и двери, – произнесла она. Лампочки вспыхнули на консолях. Тишина воцарилась на мостике с внезапностью опустившегося топора. Младший офицер посмотрел на Кёльн и кивнул. – Сняться с якоря, отойти от причала.

Кёльн оглянулась на Века, огонь снова вспыхнул в её глазах. Губы разжались, чтобы выплюнуть то, что она собиралась сказать.

Мерцание привлекло внимание Века. Он посмотрел на купол в потолке мостика. Что-то огромное двигалось в бледном круге света Урана.

Вспышка.

Он открыл рот, чтобы закричать…

Белый свет…

Такой яркий, что поглотил ощущения и звуки…

Слепота…

Удушье…

Металлическая палуба под руками и коленями.

Затем рёв и крики заполнили уши, когда он поднялся, неоновые следы плавали перед глазами.

– Всю энергию на двигатели! – закричала Кёльн. Она вцепилась в командный пульт управления, её лицо побледнело ещё сильнее. Что-то врезалось в корабль, и палуба накренилась. За обзорным иллюминатором пламя поглотило вакуум.

Хабитат Корделия перестал существовать. Кучи обломков разлетелись безмолвной волной разрушения, вращаясь, словно осколки разбитой скалы. Он видел очертания жилых скоплений и длинные зубцы причалов со всё ещё пришвартованными кораблями, из пробитых корпусов которых вытекало топливо и воздух. “Антей” покачнулся, вид изменился, и он увидел полосы света среди звёзд, вспыхивающие цветами драгоценных камней: раскалённых топазов, пламенных рубинов, холодных сапфиров. Теперь он видел перемещавшиеся корабли, они были или такие огромные, или находили настолько близко, что он различал их неровные очертания невооружённым глазом.

Их были сотни…

Тысячи…

Это было почти красиво…

Корабль рванулся вперёд. Помятые металлические пластины начали закрывать обзор. Кёльн выкрикивала приказы:

– Резко стартуем, затем отключаем энергию.

– Если мы это сделаем, то лишимся манёвренности, – ответил один из офицеров. – Мы не сможем добраться…

– Ты хочешь выглядеть угрозой для того, что просто изжарило целый хабитат? – воскликнула Кёльн. – Выполняй приказы или можешь пойти и присоединиться к тем, кого мы оставили.

Тем, кого мы оставили…

Век понял, что продолжает сжимать пистолет. Он посмотрел на оружие. Его трясло.

– Сэр. – Голос специально приглушили, чтобы привлечь только его внимание. Он оглянулся. Прямо за его плечом стояла Аксинья. Он почувствовал волну облегчения при виде телохранительницы.

Она служила ещё его матери, а до этого – его бабушке. Высокая, с гибкой стройностью человека, рождённого в космосе, она выглядела так, словно могла сломаться от малейшего прикосновения, впечатление усиливал её возраст. Пепельно-белая с тёмными печёночными пятнами кожа цеплялась за скелетные конечности. Голову украшал гребень искусственных волос из углеродных нитей, и она держалась прямо и напряжённо. Серо-чёрная плетёная ткань длинного пальто и белые кружева на манжетах и горле дополняли впечатление воспитателя дворянина или вдовствующего матриарха, впечатление, которое было абсолютно ложным. Она была старой, это в целом являлось правдой, но он видел, как она двигалась настолько быстро, что можно было моргнуть и не заметить, и она могла сломать пласталь ударом ладони.

Он увидел своё отражение в её внедрённых оптических линзах: толстеющий человек, закутанный в тяжёлое облачение из парчи и шёлка, тёмная кожа блестит от пота, в руке пистолет, которым он не умел пользоваться. В этот момент контраст между ним и охранявшей его семью женщиной был настолько разительным, что он едва не рассмеялся.

– Они в безопасности? – спросил он.

– В покоях капитана с Никаль и Кобой на страже. Нам слишком повезло, если бы они заснули, но по крайней мере они ведут себя тихо, – Аксинья улыбнулась, и морщинистая кожа на её лице сморщилась под чёрными глазными линзами. – О, если бы у всех нас была сила молодости.

– Спасибо, Аксинья, – сказал он, и услышал, как дрогнул его голос. – За всё.

Аксинья слегка покачала головой, продолжая улыбаться:

– Это моя жизнь и моя служба, сэр.

Он кивнул, не зная, что ещё сказать. Его сын и дочь были живы только благодаря ей. Это она отследила сигналы тревоги по командным частотам хабитата до того, как активировались аварийные сирены. Это дало им время предупредить “Антей” и добежать до доков. Едва.

– Сколько… – начал он, снова посмотрев на оружие в руке.

– Около тысячи поднялись на корабль, – ответила она на вопрос, оставшийся у него на языке. – Большинство сейчас в грузовых трюмах. Я взяла на себя смелость убедиться, что переборки в остальные части корабля задраены. Сейчас эти люди в шоке, но такое состояние не продлится долго, и шок и горе могут смениться гневом, когда они осознают произошедшее.

Он кивнул. Ведомые животным ужасом люди бросились к докам, когда взвыли сирены. Он помнил, что также было и несколько лет назад, когда пришли новости о восстании магистра войны против Императора. Вспыхнули беспорядки. Пришлось использовать миротворцев-силовиков. Не обошлось без смертельных случаев и арестов. Затем на всех опустилась твёрдая рука Преторианца и больше не отпускала. Настало время сурового порядка и неумолимого управления – сначала было неудобно, но потом привыкли. Век пережил конфискацию некоторых своих активов: запасы металлической руды изъяли в соответствии с указом, а два принадлежавших его семье грузовых судна поставили в строй в качестве войсковых транспортов. Другие пострадали не меньше, но дискомфорт не был убытками.

Время шло, и страх, что война придёт в Солнечную систему, превратился в обещание, которому никогда не суждено исполниться. Не обходилось и без происшествий: прекратилась добыча полезных ископаемых на Ариэле, иногда звучали сигналы тревоги и вводилась строгая изоляция, прокатывались волны задержаний – но сказанной для объяснения лжи хватало для возвращения людей к утешительному чувству, что конфликт далеко. Такое состояние, как и военные корабли на орбите, контроль за передвижением и неусыпное око власти стало неотъемлемым образом жизни. Всё шло своим чередом.

Когда Аксинья разбудила его несколько часов назад и сказала, что он и его семья немедленно должны добраться до корабля, он захотел, чтобы это было ложью.

– И сколько… сколько осталось в доке, когда мы отстыковались? – спросил он.

Аксинья покачала головой:

– Я не знаю… сэр. – Она замолчала. – Это не самый мудрый вопрос, который стоит задавать.

Он посмотрел на неё и собрался ответить.

Корабль накренился.

Лампочки вспыхнули на консолях мостика, зазвучали предупреждения.

Век осмотрелся.

– Ударная волна, – не глядя по сторонам сказала Кёльн. – станция Калис только что взорвалась. – Её голос звучал холодно и сдержанно. – Там отмечается множество сигнатур большой энергии и массы. Очень много.

– Военные корабли? – спросил Век.

Кёльн пожала плечами, но так и не повернулась к нему:

– У нас только самые простые навигационные сенсоры, откуда я могу знать?

– Входящий сигнал! – воскликнул один из палубных офицеров.

– Источник? – отозвалась Кёльн.

– Небольшое судно. Оно близко. Возможно, шаттл. Сообщение передаётся открытым текстом, – ответил офицер связи. – Сигнал бедствия. Используется солнечный космический жаргон.

– Отключите его, – сказала Кёльн. – Мы не можем…

– Нет, – произнёс Век. Звук его голоса удивил его самого. Кёльн посмотрела на него, и он увидел, как гнев поднимается по её шее, заливая румянцем лицо.

– Они могут быть кем угодно, – сказала Кёльн. – Это – военный корабль. Подберёте его – и сделаете нас мишенью.

– Мы все здесь мишень, – огрызнулся Век.

– Вы приказали бросить тысячи людей, а теперь хотите, чтобы мы…

– Мы погибли бы вместе с ними, – воскликнул Век. Теперь и он поддался гневу. – А этих мы можем спасти. – Он покачал головой, усталость подавила гнев также быстро, как тот вспыхнул. Кёльн смотрела на него с явным замешательством.

– А этих мы можем спасти, – повторил он, повернулся и опустился в пустое кресло возле приборной панели.

Кёльн долго смотрела на него, а затем кивнула.

– Ответить на сигнал бедствия, – сказала она.

Задний люк шаттла с шипением открылся. Мерсади отстегнула ремень безопасности, а затем замерла. Нил уже встал и двигался к люку. Он оглянулся на неё.

– Идёмте, – сказал он. Она не пошевелилась. – Что, во имя звёзд, держит вас здесь?

Мерсади покачала головой. Внезапное чувство затопило её, заглушив облегчение, которое она испытала, когда корабль откликнулся на их сигнал бедствия. Она пришла в себя, когда шаттл мчался к обещанному убежищу, кружась сквозь заполненную вспышками взрывов пустоту. Теперь же внезапная тишина ангара, после того как закрылись внешние двери и скрыли объятый пламенем вакуум, почему-то казалась более угрожающей, чем свет сражения и вспышки погибавших кораблей.

Нил нахмурился, морщины смялись вокруг металлической пластины на лбу.

– Что? – спросил он.

Опускавшийся люк коснулся палубы снаружи.

– Выходите! – раздался резкий приказ. – Если мы увидим в ваших руках оружие, то будем стрелять. Если не подчинитесь – будем стрелять.

Мерсади глубоко вздохнула, подняла руки и вышла на свет.

Ангар снаружи оказался небольшим, прямоугольником из поведавшего виды металла, в котором едва хватило места для шаттла и нескольких ожидавших их людей. Их было пятеро: два нервных солдата в сине-серебряных мундирах, которые выглядели слишком чистым для частого использования; очень высокая женщина в чёрных и серых одеждах; ещё одна женщина в синей и окаймлённой золотом униформе, которую Мерсади не узнала; и наконец крупный мужчина с кожей цвета полированного ореха. Опалы усеивали его лоб, глаза смотрели настороженно. Один из солдат поудобнее взял дробовик.

– Кто вы? – грубо произнесла женщина в синей униформе с золотой тесьмой.

– Вы – капитан этого корабля? – спросила Мерсади.

– С каждой секундой это пахнет всё хуже и хуже, – проворчала женщина без униформы грузному мужчине.

– Пожалуйста, – сказала Мерсади. – Мне нужно поговорить с вашим капитаном.

Очень высокая женщина подняла руку. Она почти не шевелилась с тех пор, как Мерсади вышла из шаттла. Её лицо было старым, но во взгляде присутствовала сила и острота, напомнившие Мерсади лезвие меча.

– Это – шаттл типа “Корона”, – тщательно выговаривая слова произнесла высокая женщина, не сводя с них взгляда. – Содержится в хорошем состоянии и вооружённый, но без опознавательных знаков. Военный или военизированный, но посмотрите на её одежду. – Женщина показала на Мерсади длинным пальцем. – Поношенная, практичная, ничего металлического даже на застёжках, буквенно-цифровой идентификатор на воротнике и манжетах – тюремная одежда. – Высокая женщина повернулась и посмотрела на мужчину с опалами на лбу. – Сэр, вы хозяин этого корабля, что вы хотите сделать?

Мужчина шагнул вперёд. “Он выглядит опустошённым, – подумала Мерсади, – словно вселенная опустила на его плечи больше, чем он когда-либо думал, что сможет вынести”.

– Кто вы? – спросил он, глядя только на Мерсади.

– Меня зовут Мерсади Олитон, – ответила она.

– Почему вы стали заключённой, Мерсади Олитон?

Она посмотрела на него, думая о том к чему сейчас может привести правда, и затем дала единственный ответ, который пришёл ей в голову:

– Я не могу сказать.

– Тогда вы останетесь заключённой и на этом корабле, – сказал он и кивнул высокой женщине. Солдаты шагнули вперёд.

– Пожалуйста, – сказала Мерсади, внезапно поддавшись панике, когда её схватили за руки. – Мне нужно попасть на Терру, мне нужно встретиться с Преторианцем.

Офицер в синем мундире с золотым шитьём рассмеялась, а затем отвернулась, когда солдаты поставили Мерсади на колени и связали руки за спиной.

Бастион Бхаб, Императорский Дворец, Терра

Су-Кассен услышала, как за спиной щёлкнул замок и закрыла глаза. Она перевела дыхание и поняла, что запах в покоях усилился. На мгновение она почувствовала облегчение, когда тишина сменила сигналы тревоги снаружи Дворца. Она оставалась неподвижной, позволяя моменту длиться, и задержала знакомые запахи в носу: аромат халкарского дыма, холодного камня и старой ткани.

Как старшему офицеру Солнечного защитного командования ей полагался особняк среди лабиринта башен и залов Императорского Дворца. Она избежала необходимости отказываться от такого предложения, попросив жилое помещение непосредственно в самом бастионе Бхаб. Рогал Дорн лично спросил почему.

“Я изучала своё ремесло на военных кораблях, – ответила она. – Я отдыхаю там же, где и сражаюсь”.

Он сухо кивнул, но час спустя её запрос был удовлетворён.

Бастион Бхаб надменно выступал из громады Императорского Дворца подобно пню срубленного дерева. В половину километра шириной в основании он представлял собой глыбу необработанного камня с отвесными стенами. Его возвели, когда здесь были одни только пустоши. Десятилетиями он оставался нетронутым, пока вокруг рос Дворец, заменяя охраняемую им пустыню куполами, колоннадами и увенчанными статуями шпилями. Ходили слухи, что он не поддавался многочисленным попыткам сравнять его с землёй при помощи всё большего апокалиптического количества взрывчатки, пока Сигиллит лично не приказал армиям каменщиков оставить его в покое. Теперь же, с орудийными точками на крышах Дворца и искрившими над бронированными башнями пустотными щитами, демонстративное неповиновение бастиона Бхаб казалось уже не напоминанием безобразного прошлого, а скорее предупреждением о будущем. Когда Рогал Дорн начал укреплять Дворец после предательства Гора, он сделал бастион Бхаб своим штабом. И вот уже половину десятилетия помещение из трёх небольших комнат на трети пути к северной стороне служило Су-Кассен домом.

Сон. Во имя всех штормов Юпитера она должна поспать.

Статическое электричество пробежало по её коже и запах горелой пыли и штормового разряда заменил привкус дыма. Это снова запустили проверку третичных пустотных щитов бастиона.

Она открыла глаза, и её встретил мрак главной комнаты. Она моргнула и не глядя повесила форменную шинель на железный крючок на стене. Пара круглых глаз вспыхнула на другом конце комнаты, это проснулся Келик. Тишину нарушил щёлкающий клёкот. Она улыбнулась и подошла к нему, взяв с низкого столика соколиную перчатку.

– Тише, – сказала она. – Ещё день, тебе пока рано охотиться.

Гироястреб издал новый недовольный крик, когда Су-Кассен открыла клетку. Келик секунду смотрел на неё и затем прыгнул на руку, проигнорировал перчатку и взобрался на плечо. Когти впились в баллистическую ткань, и она вздрогнула. Он медленно моргнул, всем своим видом демонстрируя неуважение. Су-Кассен рассмеялась и шагнула включить воду. Вода начала пузыриться, пока она двигалась по комнате.

В центре комнаты между двумя потёртыми напольными подушками стоял низкий столик из древнего кедра. На стене висела сатурнианская силовая сабля, под ней располагалась шкатулка в медной оправе, в которой лежал один из двух крупнокалиберных пистолетов, которые она давным-давно захватила у кочующего пиратского капитана в своём первом абордаже.

Ей нужно поспать. Уже через два часа нужно вернуться на пост, но она знала, что не сможет уснуть, и, кроме того, она больше отдыхала в окружении простой домашней обстановки, чем в снах, которые приходили к ней, если она засыпала.

Она наливала чашку пряного чая, когда Келик на плече вздрогнул, резко поднял голову, открыл глаза и уставился на дверь. Через секунду раздался стук. На мгновение она замерла.

Кто мог к ней прийти? На случай тревоги или внештатной ситуации существовали процедуры и сигналы, но вокс на стене комнаты молчал. Она достала пистолет из шкатулки, отработанными плавными движениями зарядила и взвела курок. По всему бастиону размещалась охрана, экраны безопасности и воины-хускарлы из свиты Дорна. Но по спине пробежали мурашки, и она несколько раз избежала смерти, потому что научилась не игнорировать это предупреждение.

– Назовите себя, – приказала она и направила пистолет на закрытую дверь.

– Тот, кому нужен ваш совет, – последовал ответ и Су-Кассен изумлённо выдохнула. Затем встряхнулась и открыла дверной замок.

– Извиняюсь, что помешал вашему отдыху, адмирал, – произнёс Джагатай Хан.

– Милорд… – начала она, склонив голову.

– Пожалуйста, – сказал он, улыбнулся и сам склонил голову. – Невежливость нежданного гостя отменяет все потребности в соблюдении формальностей.

– Что случилось? – спросила она, собираясь с мыслями.

– Ничего, – ответил Хан. – По крайней мере, ничего, что требовало бы вашего непосредственного участия.

Его глаза напоминали отражавшие солнечный свет осколки льда. Его присутствие было похоже на прикосновение горного ветра. Устроившийся на плече Келик тихо крикнул и переместился на своём импровизированном насесте. Она пришла в себя и шагнула в сторону.

– Пожалуйста, – сказала она, вытаскивая из памяти слова чогориского гостеприимства, и внезапно поняла, что всё ещё сжимает крупнокалиберный пистолет. – Входите, как друг.

Хан улыбнулся ещё шире.

– Я посрамлён. Моя удача проистекает из вашего великодушия.

Он наклонил голову, прежде чем шагнуть вперёд и войти в дверь. Она заметила, что движение было медленным и неторопливым, как шаги ступавшего по леднику снежного барса. Вся эта нечеловеческая ослепительная скорость исчезла, сменившись идеальным равновесием. Он был без брони, только в облачении из мягкой чёрной кожи, отороченном белым мехом поверх слоёв шёлка. На поясе поблёскивали украшенные драгоценными камнями рукояти ножей, серебряные кольца с соколами и змеями обвивали пальцы. Волосы блестели от масла и звенели бусинками меди, ляписа и лунного камня. “Он выглядит, – подумала она, – именно тем, кем и является: военачальник, неприручённый ни временем, ни пространством”.

Она показала на подушки на полу, и включила прикосновением ещё несколько сияющих сфер. Хан окинул комнату внимательным взглядом, и она не сомневалась, что от его глаз не ускользнула ни одна деталь. Взгляд остановился, когда она разрядила пистолет и положила его в шкатулку возле пустого места, оставленного второй половиной двойного оружия.

– Трофей битвы без близнеца, – заметил он, садясь на одну из подушек. Облачённый в полудоспехи и шелка, он каким-то образом выглядел совсем непринуждённым в небольшом помещении несмотря на свой размер.

– Я отдала второй, – сказала она, предложив ему чашку пряного чая.

– Другому воину? – спросил он, приняв чашку и сделав глоток.

– Моей дочери.

– Конечно… Где она служит?

– Думаю, что вы знаете, милорд.

Она секунду смотрела ему в глаза. Его улыбка потускнела, и он кивнул.

– Капитан Кхалия Су-Кассен Хон II, последняя запись о дислокации – старший офицер “Раската грома”, прикомандированного к Шестьдесят третьему экспедиционному флоту под командованием Шестнадцатого легиона, Сыны Гора.

Она кивнула и выдержала его взгляд. Её мысли двигались очень медленно.

– Да, милорд.

– До предательства, конечно, – добавил он.

– Чем я могу вам помочь, лорд? – спросила она, садясь напротив него.

Он посмотрел на неё, а затем обвёл взглядом маленькую комнату.

– Вы сомневаетесь в том, как мой брат ведёт эту войну.

– Я помогала разрабатывать боевые планы, лорд. У меня нет сомнений. – Она замолчала.

Хан улыбнулся, но посмотрел на Келика, который всё ещё сидел на её плече. Гироястреб издал тихий клёкот, расправил крылья и скользнул на запястье Хана. Примарх усмехнулся, его глаза заблестели, когда он встретил взгляд птицы.

– Юпитерский космический офицер, которая говорит на чогориском, держит гироястреба и подаёт терранский пряный чай на столике из кедра. В вашем кругу такие как вы редко встречаются, адмирал.

– Возможно, но так ли это странно, милорд? Я выросла на кораблях, в хабитатах на орбитальных отмелях, в коридорах и металлических пространствах, где не было неба, а деревья жили только в сказках.

– Клетка, – сказал Хан, погладив пальцем хохолок Келика. – Вы жили в клетке идей. Вы сломали её прутья и теперь находите успокоение в напоминаниях о том, что жизнь – это больше, чем железо и камень, и смерть в темноте.

– Мне нравятся вещи, которые отличаются от того, что я знала, – сказала она и пожала плечами.

– Но когда время закончится, когда вы отдохнёте, то вернётесь в клетку. Вы откладываете идеи и клятвы и становитесь воином, которым вас создали. Вы возвращаетесь к небольшим пространствам, от которых убежали.

Су-Кассен поняла, что нахмурилась. За считанные секунды нить разговора текла и поворачивала так, что за неё было сложно уследить. Казалось, что слова Хана обволакивали, но не прикасались, имели какую-то цель, которую она не могла увидеть.

– Первые сообщения с Урана поступили сразу после того, как вы покинули командный зал, – сказал он и посмотрел на неё, а затем снова на гироястреба Келика, который расправил крылья и открыл клюв. У Су-Кассен неожиданно сложилось впечатление, что птица улыбается.

– Красивое создание. Слишком красивое, чтобы жить в клетке. Не пускайте его в небеса – и он сойдёт с ума. Насколько я вижу, вы хотя бы позволяете ему охотиться.

– Когда появляется свободное время, я отношу его на парапеты и отпускаю полетать.

– И он всегда возвращается?

– Да!

Хан улыбнулся, затем его лицо потемнело, словно облако заслонило солнце.

– Звуки сирен снаружи всё не смолкают. Час назад в улье Актин десять тысяч человек покончили с собой, запечатав квартал улья и перекрыв поступавший воздух. В их последнем сообщении говорилось, что они слышали волчий вой как во сне, так и наяву. Это не единичный случай, остальные менее масштабные, но их количество растёт с каждым часом. Марс молчит. Огонь и страх растут и ширятся. Прямо перед тем, как я постучал в вашу дверь, мне сообщили, что поступили запросы о помощи с Тритона и колоний-спутников Нептуна. Они видят свет сражения за Плутон. Они просят вернуть корабли, которые забрали с их орбит. Они хотят помощи. Они хотят, чтобы Преторианец Терры спас их.

Наступила тишина.

– Уран держится? – наконец спросила она. Она подумала о кораблях, сотнях кораблей, которые передислоцировали от других планет, чтобы усилить защиту Элизийских врат. Она подумала о ресурсах Нептуна для укрепления обороны Урана. Она подумала о стоимости, заплаченной каждым оставшимся беззащитным анклавом, чтобы предатели сражались и истекали кровью за контроль над Ураном и охраняемыми им вратами.

– Меня называют Боевым Ястребом, – сказал Хан, – но, возможно, только потому что я получил небеса для полёта. Мой брат Дорн всегда знал только клетки: долг, честь, сила. И с каждым прутом каждой клетки, поставленным кем-то вокруг него, он делал эти прутья ещё крепче. Он делал свои клетки всё меньше и крепче, и теперь если он расправит свои крылья – это разорвёт его на части.

Хан поднял руку, и Келик расправил крылья и спланировал назад на плечо Су-Кассен.

– Вы правы, задавая вопросы о том, как ведётся это сражение, адмирал, – продолжил он. – Вы правы, что позволяете своему сердцу сомневаться, и вы правы, что говорите об этих сомнениях моему брату. Он прислушивается к вам. Он доверяет вам. И то, как он решил вести это сражение, возможно, является последней клеткой, которую он создал для себя.

– Вы думаете, что он ошибается?

– Нет, я думаю, что он прав, вот только то, что моему брату приходится делать, ломает его. Но он должен услышать голос, который скажет ему о цене и поможет решить сделать то, что он должен сделать. Ему нужно позволить момент полёта, прежде чем он вернётся в клетку необходимости.

Хан встал и склонил голову. Су-Кассен также встала, но он поднял руку, останавливая её.

– Благодарю, адмирал, за ваше гостеприимство и за разрешение сказать то, что я хотел.

Она склонила голову, не зная, что ответить.

Хан подошёл к двери, открыл её и затем повернулся, снова посмотрев на Су-Кассен.

– Враг большими силами прошёл по Элизийскому пути к Урану. Орбиты его спутников в огне. Но Уран держится.

Он мрачно улыбнулся:

– Уран держится.

ВТОРАЯ ЧАСТЬ

СКВОЗЬ ЭХО ТЬМЫ

ПЯТЬ

Повелитель Зарницы

Огненный ад на краю света

Братство

Линкор “Копьё небес”, Супрасолнечный залив

Соколиные флоты вращались в бездне на краю солнечного света. Группы по четыре и три серо-белых корабля плыли в одиночестве во тьме, под ними раскинулась орбитальная плоскость Солнечной системы и свет родной звезды человечества казался пылающей точкой. Это были корабли V легиона, все без исключения – изящные и быстрые убийцы. Прибыв на Терру, Хан разбил свои флоты на осколки и бросил их выше и ниже плоскости орбиты Солнечной системы. Там они и кружили в лучах звезды, подобно ястребам вокруг сокольничего.

Некоторые командующие предлагали отправить их к силам флота вокруг Луны и Терры или послать на укрепление блокады Марса, как поступили с военными кораблями, приведёнными Сангвинием. Хан сказал “нет”. Его воины останутся на земле Терры, но его корабли не были псами на привязи, удел которых наблюдать за очагом. Их сила заключалась в стремительности, движении и полёте. Рогал Дорн согласился, и это положило конец спору. Корабли Белых Шрамов рассредоточили выше и ниже круга планет, где они свободно парили и наблюдали за тьмой.

Внутренний предел, на котором корабли могли выходить из варпа, в большинстве случаев представлял собой сферу, с центром на солнце. Корабли, не воспользовавшиеся навигационными воротами у Урана или Плутона, могут перемещаться в любой точке невидимой оболочки этой сферы. И то, что Элизийские и Хтонические врата являлись основными плацдармами, не отменяло возможность, что предатели появятся выше или ниже орбитального диска системы. На самом деле, в некотором смысле, это казалось несомненным. Итак, соколы V парили вдали от солнечного света, наблюдали и ждали.

На мостике “Копья небес” облачённый в броню Джубал-хан опустился на колени и погрузился в размышления. Гуаньдао лежал на палубе перед ним. Из двух чаш, стоявших по обе стороны от Джубал-хана, поднимался дым благовоний. На “Копье небес” не было командного трона, его заменяло простое возвышение из чёрного дерева и пожелтевшей кости. Вокруг него двигалась команда, почти безмолвная, за исключением тех случаев, когда отдавались приказы.

Размеренно дыша, Джубал слушал возвышение и падение движений и гул машин. Такие моменты перед битвой всегда напоминали затишье перед бурей, когда перед вспышкой и громом наступала тишина и давление. И буря приближалась. Сообщения о смертях в пустоте поступили от Плутона и Урана, и датчики корабля видели пылающий свет сражений. Здесь, глядя сверху на диск системы, эти огни могли показаться далёкими и мимолётными, но Джубал знал насколько ложной являлась такая оценка. Грядёт битва за окончание всех битв; циклон, который охватит всё и не оставит после себя ничего нетронутым. Он слушал приближение шторма в тишине.

Воспоминания о прошлом падали в его мысли, подобно каплям дождя. Он вспомнил поединки из гордости, и войны за идеалы, которые теперь казались рассказанной детям ложью. Он вспомнил лица всех, кто был близок: Сигизмунда, душа которого была прикована к клятве и мечу; Боэция, как тот хмурился, пока пытался научиться обращаться с гуаньдао под взглядами Белых Шрамов, которые смеялись, поддразнивая и радуясь; Абаддона, склонившегося закрыть глаза мёртвого брата в красной пыли. Он понял, что не может улыбнуться осколкам прошлого.

Что ждёт их?

Что станет с ними всеми в этом шторме, который стремится стереть с лица земли истины прошлого?

Он услышал, что ритм командной палубы изменился и открыл глаза.

– Что обнаружено? – спросил он.

Сенсоры “Копья небес” засекли корабль, затем ещё один и ещё, корабли спускались один за другим подобно рою стрел. Чтецы ауспика столкнулись с парадоксом, когда попытались идентифицировать отдельные корабли. Данные затопили разумы сенсорных сервиторов. Приблизительный подсчёт вражеских сил менялся каждые несколько секунд: десять, двадцать пять, сто шесть, сотни, тысячи…

В темноте на расстоянии столь обширном, что огни двигателей терялись на фоне дуги звёзд, к “Копью небес” и трём сопровождавшим его военным кораблям приближалась армада. Корабли армады начали ускорение вскоре после того как материализовались в пустоте, и теперь летели вперёд плотной массой.

– Они обнаружили нас, – предупредил офицер.

Джубал-хан заметил потрясение в людях раньше, чем увидел данные. Приказы, покинувшие его губы, были отданы без колебаний.

– К ветру, – произнёс он.

Двигатели “Копья небес” вспыхнули синим пламенем, и огромный корабль устремился вверх навстречу спускавшейся армаде. Три сопровождавших его корабля стремительно последовали за ним. Вдоль их корпусов активировались манёвровые двигатели активировались, направляя четыре корабля Белых Шрамов по спиральным траекториям.

Сигналы помчались назад к родственным флотам, кружившим вокруг солнца, и дальше к Терре.

– Вражеские сенсоры фиксируют множество положений для открытия огня, – разнеслось сообщение по мостику “Копья небес”. – Приближаемся к максимальной расчётной дальности стрельбы.

– Выберете и отметьте цель, – сказал Джубал, его голос был ровным и спокойным. Секунду спустя в конусе гололитического света замерцало и появилось изображение одного корабля впереди армады. Это был крейсер, большой, но не один из тех чудовищных кораблей, которые летели рядом.

Таков был их воинский путь, так их примарх и их предки сражались на Чогорисе – вступая в бой, выбирали вражеского воина в первом ряду. Не полководца, потому что сильный враг никогда не позволил бы стрелам попасть в цель, но всё же и не низкого ранга. Первое убийство должно хорошо запомниться и внушить страх остальным.

Джубал наблюдал, как отмеченный и выбранный корабль увеличивался, пока ауспик и когитаторы анализировали его класс и тип. Это был “Четырёхкратный волк”, корабль легиона, взятый в качестве трофея XVI, когда они ещё были Лунными Волками.

Хороший выбор. Достойное убийство.

Джубал встал, сжимая гуаньдао одной рукой. Он чувствовал дрожь корабля под ногами, когда дух двигателей взывал в огне. Он видел на командных экранах, как вражеская армада приближалась, простираясь во все стороны насколько хватало взгляда. Туча. Надвигавшийся из-за тёмного горизонта шторм. Он понял, что улыбается.

– Выстрел, – произнёс он.

Торпеды вырвались из каждого корабля Белых Шрамов, уверенно направляясь прямо к “Четырёхкратному волку”.

– Мы в зоне их действия! – воскликнул офицер.

– Поворот, – произнёс Джубал. “Копьё небес” и корабли сопровождения на мгновение заглушили двигатели, активировали манёвровые ускорители и повернулись на сто восемьдесят градусов. Главные двигатели вспыхнули снова и засияли, пока забирали энергию всех остальных систем. Лампы на мостике “Копья небес” потускнели. Джубал слушал ритм голоса и машины, когда “Четырёхкратный волк” понял, что должно произойти и попытался отклониться от сближавшихся с ним торпед. Он запустил манёвровые двигатели, но всё происходило слишком быстро. Торпеды прошли сквозь его щиты, словно железные стрелы сквозь ткань. Вспыхнуло и разгорелось красное пламя. Какое-то время он ещё двигался, инерция несла крейсер вперёд, даже когда взрывы заставили его вращаться. Летевшие рядом с ним корабли попытались отвернуть в сторону. Затем его внутренности открылись вакууму, расцветая красным и оранжевым цветком света.

– Первый порез, – сказал Джубал сам себе, продолжая улыбаться.

Ударный фрегат “Лакримая”, Трансплутонский залив

Огонь окутал Плутон. Когда враги пришли к вратам Терры в прошлый раз, они скрывались под покровом лжи. Альфа-Легион хитростью заставил орбиты Плутона истекать кровью, пока его не отбросили. На этот раз защитные системы были готовы, а те, кто хотел сокрушить их, пришли открыто и с подавляющей мощью.

Тысячи военных кораблей кружили в вакууме вокруг Плутона. Сотни кораблей сходились в битвах, сближаясь в огне, а затем снова растворяясь во мраке. Хтонические врата уступили захватчикам несколько дней назад. В конце концов, это был просто вопрос чисел. Нападавшие теряли корабли, но на замену каждого превращённого в расплавленные обломки корпуса приходило ещё больше новых врагов.

Волны вражеских кораблей всё чаще несли на себе печать варпа и раны старых сражений. Огромные войсковые транспорты и орудийные галеры, чьи корпуса кровоточили от прикосновений демонов, а из вокс-передатчиков доносилось гудение ложных слов. Шаг за шагом они окружили орбиты планеты. Защитники Первой сферы Сигизмунда сражались в плотном кольце, космос со всех сторон кишел врагами. Но защитники держались. Уцелевшие корабли Имперских Кулаков непрерывно перемещались и сражались, по мере того как пространство, которое они прорезали, становилось все меньше и меньше.

Враг занял Никс и Харон, и с тех пор спутники-крепости стреляли друг в друга, вращаясь вокруг родительской планеты. Сражения, большие и малые, жарко кипели, освещая защитные сооружения огнём. Захватившие спутники войска Гора обнаружили заполненные ловушками лабиринты проходов. Ключевые системы выходили из строя. На Никсе плазменные трубопроводы, снабжавшие четверть поверхностных батарей, расплавились и разорвались. На Хароне когорта сервиторов-убийц хлынула в коридоры из потайных альковов в стенах и в полу. Но и сами предатели посеяли семена измены до своего появления. И на спутниках и станциях, всё ещё удерживаемых защитниками, эти семена взошли. На ощетинившемся орудиями Кербере старший офицер Солнечной ауксилии вошёл в пункт управления связью и выстрелил из пальцевого плазменного оружия в главный прицельный когитаторный кластер, а затем застрелился. На Гидре резервуары с вирусными и нервнопаралитическими веществами, установленные в системах очистки воздуха во время атаки Альфа-Легиона несколько месяцев назад, отравили воздух в нижних хранилищах, обрекая на смерть всех, кто там находился.

А во тьме не прекращался постоянно менявшийся танец огня. Лучи лансов в десятки тысяч километров длиной мелькали между кораблями и укреплёнными спутниками Плутона. Миллионы тонн боеприпасов изливались из орудий Кербера. Взрывы распускались в темноте, разрастаясь, угасая и расцветая снова.

Корабли Первой сферы перемещались между спутниками-крепостями от схватки к схватке, сдерживали врага ещё несколько часов и затем двигались дальше. У них также была своя цель. Постепенно они забирали боеприпасы и войска. Это было давно запланировано, и детали держали в секрете, но среди защитников Плутона находились глаза, наблюдавшие для магистра войны, и скоро враг узнает, что все космические десантники и основные строевые подразделения покинули крепость.

Единственная надежда заключалась в том, что они не смогут понять, что это значит.

На мостике “Лакримаи” Сигизмунд крепко сжимал обеими руками рукоять обнажённого меча. Сажа, кровь и боевые шрамы покрывали его броню. С наплечников свисали десятки клятвенных бумаг. Некоторые наполовину сгорели, другие были новыми, слова на пергаменте недавно вывели чернилами.

В исполнении долга я буду непоколебим.

В деяниях, что я должен свершить, я буду решителен.

Пусть я иду во тьме, но я не дрогну и не сверну с пути…

Подходящие слова. Он сам написал их несколько лет назад, смешав чернила с могильным пеплом павших. Они были уже принесёнными клятвами, которым он следовал до этого момента и продолжит следовать.

На его глазах цепочка нова-снарядов поразила Кербер, заикаясь и завывая, разрывая пустотные щиты и срывая полукилометровый слой с поверхности крепости-спутника.

– Сила флота на уровне шестидесяти пяти процентов и сохраняется, – сказал Борей. Гололитическое изображение первого лейтенанта оставалось неподвижным рядом с Сигизмундом последние несколько часов, пока “Лакримая” маневрировала и выходила в эту точку. Каждому кораблю флота надлежало находиться в точном месте и на правильном векторе, и цель этих приготовлений должна была оставаться скрытой от врага. Это требовало не меньшего усилия воли, чем мастерства. Под рукой любого другого легиона, кроме VII, это было бы почти невозможно.

– Время близится, – произнёс Борей.

После долгой паузы Сигизмунд покачал головой.

– Вот оно, – сказал он. – Наступил переломный момент. Ещё немного и от нас ничего не останется.

Сигизмунд на мгновение закрыл глаза, рука в перчатке ещё крепче сжала меч.

– У нас ещё есть время отправить сигнал на Терру для подтверждения приказа, милорд.

– Это воля Преторианца, нашего… – Он замолчал, снова услышав вой ветра в Инвестиарии, когда Рогал Дорн смотрел на него.

– Я тебе не отец! – взревел примарх. – Ты мне не сын, – спокойно продолжал он. – И что бы ты ни совершил в будущем – тебе им не бывать.

…– отца, – продолжил Сигизмунд. – Она будет исполнена.

Борей склонил голову.

– Конечно. Но есть и другие варианты. Мы можем…

– Нас создали не для того, чтобы сомневаться, брат, – сказал Сигизмунд, и услышал в своём голосе резкость, эхо слов, отсекавших его от всего, что он когда-либо ценил и знал. Он выдохнул, и его голос, когда он продолжил, стал тише. – Наш долг сейчас состоит в том, чтобы повиноваться, чтобы быть верными до конца. Не важно какой ценой, не важно какие дела будут совершены нашими руками.

– Понимаю, – сказал Борей.

Сигизмунд кивнул. Он снова посмотрел туда, где клин вражеский кораблей пробивался к Керберу. Поверхность спутника всё ещё корчилась в свете взрывавшихся нов. Из-за горизонта Плутона появился Никс. Вспышки протянулись по поверхности захваченного спутника, когда он начал стрелять в своего брата.

Сигизмунд отвернулся.

– Как только Кербер падёт, отправляйте сигнал. Полное отступление, все корабли на максимальной скорости отходят к системному ядру. – Он почувствовал горечь слов, которые предстояло сказать. – Передайте на Терру. Плутон пал.

Боевая баржа “Военная клятва”, Супрасолнечный залив

– Возьми его, мальчик.

По лицу мужчины скользили отблески пламени и тени. Рубцовая ткань поглотила его левый глаз, а когда он наклонился ближе, изо рта ударил резкий запах мяса и алкоголя.

– Возьми его, – снова прошипел он, протягивая нож с костяной рукоятью. Свет огней, горевших в помятых жаровнях по периметру пещеры, окрашивал полированный клинок в оранжевый и красный цвета. Старик придвинулся ещё ближе. Его волосы были тёмно-красными и собранными в высокий пучок, который ниспадал между плеч. Плечи бугрились мышцами, не такими большими, как в юности, но всё ещё внушительными и заполнявшими тело. Обожжённая огнём броня прикрывала грудь, на пальцах темнели железные кольца убийств и когда он двигался, раздавался звон зеркальных монет. Дальше за ним у стены пещеры стояла толпа воинов, которые называли этого человека повелителем, они молчали и наблюдали.

Мальчик посмотрел мимо старика на четыре фигуры, поставленные на колени на полу. За каждой стоял воин, держа обмотанные вокруг шей пленников цепи. Плечи Гюль вздымались, когда она пыталась не поддаться эмоциям. Её руки дрожали и вплетённые в волосы почерневшие зеркальные монеты звенели. Любой, кто не знал её, мог сказать, что она боялась. Это было не так. На самом деле она пыталась сдержать гнев. Рядом с ней, прижав длинные руки к телу неподвижно стоял на коленях Карс, растрёпанные светлые волосы свисали на его лицо. Он поднял взгляд, яркие голубые глаза на мгновение вспыхнули, прежде чем охранник толкнул его голову снова вниз. Опустивший большую голову на грудь Даск казался спящим. Грайдон дёргался, его пальцы сжимались, пока он нащупывал свои ножи.

– Возьми его, Абаддон, – сказал старик, который был его господином и отцом, затем наклонился снова и прошептал. – Не подведи меня, мальчик. Ты должен стать королём. Это – цена корон и тронов. – Он взял руку Абаддона и положил на клинок. – Пришла пора научиться платить её.

Отец отступил. Абаддон посмотрел на четверых, с которыми провёл годы своего детства. Они спасли ему жизнь, а он – им. Он знал их смех и голоса, как свои. Гюль научила его доверять, а Грайдон – лгать. Связанные узами товарищи, родня по кровным клятвам, они выросли вместе с ним, сформировали его, они были такой же его частью, как сжимавшая сейчас нож рука.

– Слушайте и смотрите, – произнесла Секридалла, старуха, стоявшая позади его отца. Сажа покрывала её лысую голову и руку. Ржавая пудра окружала глаза. Белый пепел окрашивал ладони, которые она протянула к затенённому потолку. – Здесь и сейчас, пред взорами всех, по крови и по праву, сын Железного Шнура вступает во взрослую жизнь. Он возвращается из времени, предшествующему рождению, из тёмных омутов, и кровавой рукой занимает своё место среди нас. Смотрите, как он приближается. Следите, как поднимается его красная рука.

Абаддон посмотрел на четверых стоявших на коленях на полу пещеры. Его рука сжала костяную рукоять ножа. Он шагнул вперёд, поравнявшись с отцом. Глаза старика были тёмными, радужные дуги отражали свет жаровен. Абаддон почувствовал растущее напряжение. Он медленно повернул голову и посмотрел на отца.

– Я не хочу быть королём, – произнёс он и вонзил нож в живот старика.

Он открыл глаза.

– Огонь, – приказал он.

“Военная клятва” взревела, когда пепельно-белые корабли двинулись ей навстречу. Носовые батареи выстрелили. Пульсирующее копьё плазмы поразило фрегат и взорвало его корпус мгновение спустя после того, как разрушились щиты. Взрывы энергии преследовали другие корабли Белых Шрамов, даже когда они повернули и помчались назад в ночь.

– Зачем они делают это? – спросил Зарду Лайак. – Они – насекомые, которые пытаются съесть левиафана. Что за глупая надежда горит в их сердцах, раз они приходят снова и снова?

Абаддон не ответил, но повернулся к техноадепту, который отвечал за системы связи корабля. Существо было подключено к смазанной маслом металлической колонне. Кабели обматывали то, что осталось от его лица, а вокс заменил рот. От него исходил резкий запах статики и испорченного мяса.

– Сигнал остальной части флота сохранять курс и скорость.

Обмотанное кабелями существо начало щёлкать подтверждение, но Абаддон уже направился к дверям мостика. Позади него орудия по-прежнему обстреливали корабль Белых Шрамов на гололитических дисплеях и прицельных экранах.

Он услышал шаги Лайака и телохранителей, которые последовали за ним, и почувствовал растущий гнев. Он покинул гудящий мостик, и шагнул во мрак и тишину смежного атриума. Купол из бронестекла и железа венчал открытое пространство над головой – типичная отметка его создателей, Имперских Кулаков. В звёздном пространстве снаружи мелькнула вспышка военного оружия “Военной клятвы”.

– Ты не следишь за сражением, – заявил не отстававший Лайак. Абаддон не ответил, продолжая идти. Перед разделением армады состоится совет, и ему следует быть готовым к нему. Всем деталям всех кораблей во всех флотах нашлось место в его голове. Было легко поверить, что всё пройдёт так, как должно, но войны так не ведут. Насколько победа жила во взмахе меча и смерти врагов, настолько же она жила в подготовке войск, использовании и подчинении лидеров, и тщательной проверке планов. Выбранный среди братьев для этой задачи Абаддон не был ни мясником, ни ведомым меланхоличным фатализмом. Он был верховным командующим среди командующих, и эта репутация опиралась на его полководческое умение не меньше, чем на лезвие меча.

Он услышал, как Лайак и оба телохранителя остановились позади него. Он продолжил идти к дальней двери атриума.

– Ты всегда без охраны, – сказал Лайак.

Слова заставили Абаддона нахмуриться, и он замедлил шаг, а затем остановился и повернулся, медленно переводя взгляд с Лайака на повсюду следовавших за ним двух Несущих Слово. Они никогда не снимали шлемы и никогда не говорили. Оба носили на поясе мечи в ножнах. Рабы клинков, как называли их некоторые. Как и со всеми Несущими Слово вонь варпа висела над ними, подобно зловонию над протухшим мясом. Лайак наклонил голову. В умирающем звёздном свете красные глаза, протянувшиеся по щекам его маски, казались пылающими углями.

– Ты всегда без личной охраны, – сказал Лайак, словно просто возобновлял прерванный разговор, хотя тот никогда не был начат. – Даже у магистра войны есть юстаэринцы, но ты, его рука с мечом, ходишь один.

Абаддон долгое мгновение смотрел на Лайака, затем неторопливо перевёл взгляд на каждого из рабов клинка. Один из них медленно наклонил голову, подражая хозяину.

– Я не один, – ответил Абаддон и повернулся, чтобы снова уйти. – Я никогда не бываю один.

– Тебе не нравится моё присутствие и мои вопросы, – сказал Лайак.

– Ты нашёл истину, жрец, – прорычал Абаддон.

– Я тебе очень не нравлюсь, не так ли? – наконец сказал он.

Абаддон холодно улыбнулся:

– В этом мы согласны.

– Я – слуга тех же целей и хозяев, которым все мы служим. В этом мы братья.

Абаддон не сводил с него взгляда, оставаясь совершенно неподвижным.

– Нет, – сказал он. – Ты – пёс, которого влечёт запах мяса, добытого теми, кто лучше тебя. Падальщик не называет волка братом.

– Кто волк, а кто падальщик? – спросил Лайак. Абаддону показалось, что железные клыки маски Лайака изогнулись, словно дышал сам металл. Он почувствовал, как нарастает гнев, как он растапливает лёд его воли. Один из рабов клинка шагнул вперёд.

“Нет, – подумал он, – этому не бывать”.

Он сделал вид, что отворачивается, но затем рванулся назад, за счёт мышц доспехов преодолев расстояние до трёх Несущих Слово в мгновение ока. Он был в обычной боевой броне, а не в угольно-чёрных терминаторских доспехах юстаэринской элиты. Его единственным оружием был висевший на поясе гладий с коротким клинком. Он выхватил оружие и атаковал. Силовое поле осветилось вспышкой молнии. Лайак попятился, вращая посохом, защищаясь.

Рабы клинка были быстрее. Намного быстрее. Оба выхватили мечи. Трещины протянулись по их рукам. Огонь и пепел посыпались из отверстий в броне, когда тела расширились. Мечи вытянулись в пальцах, став единым целым с державшими их руками, притягивая свет и тень, когда рассекали воздух.

Абаддон видел первый удар, поднырнул под него и устремил клинок к тому месту, где меч соединялся с предплечьем. Хлынула кровь, на лету чернея и превращаясь в пепел. Меч закричал и изогнулся, собираясь ударить, словно змея, но Абаддон уже повернулся, встречая рассекающую атаку в голову его близнеца.

Другие, кто сражался с ним, называли его быстрым, даже за пределами скорости, характерной для трансчеловека. Впрочем, это не совсем соответствовало истине. Среди великих воинов встречались и те, кто был быстрее его: Джубал-хан, Сигизмунд, Люций, Севатар, даже глупец Локен. Дело было не в быстроте Абаддона, дело было в том, что он не думал о скорости, о парировании и ответном ударе, о нападении и защите. Жизнь или смерть не имели значения. Кровопролитие не имело значения. Его существование не имело значения. Значение имела только победа. Вот что делало его более быстрым и умелым. Вот что делало его смертью.

Он врезался во второго раба клинка прежде, чем меч Несущего Слово попал в цель. Резкий запах горящей плоти и раскалённого железа заполнил рот. Он схватил раба клинка за шею под челюстью шлема. Он почувствовал, как обожгло погружавшиеся в наполненную варпом плоть пальцы. Он выпрямился и развернулся, текущие в нём инерция и сила швырнули раба клинка в его близнеца. Посыпались пепел и оранжевые искры. Второй раб клинка уклонился и бросился вперёд, но Абаддон уже был рядом с Лайаком. Он прочитал защитный удар посоха Несущего Слово и принял его на наплечник. Лайак пошатнулся. Призрачный свет окутал посох. Маска жреца зарычала, железные клыки жевали воздух. Абаддон обхватил Лайака руками, изменил захват гладия и приставил острие меча к боку жреца.

Лайак мгновенно застыл. Оба раба клинка замерли на месте.

Со стороны могло показаться, что они обнимаются, но здесь и речи не шло о подобном проявлении доброты. Малейшее движение – и Абаддон погрузит клинок в грудь Лайака, пронзив каждое ребро, сердце и лёгкое одним ударом. На Хтонии это называли приветствием убийцы. Они были теперь так близко, что Абаддон чувствовал резкий запах ладана жреца Несущих Слово.

– Братство не в том, что случайным образом вложили в нас, когда создавали, – прошипел Абаддон. – Оно в выборе, который мы делаем. – Он медленно повернул голову и посмотрел на застывших словно статуи рабов клинка. – Я смотрю на тебя и вижу тварь, которая превратила тех, кто был его братьями, в этих существ. И в этом я вижу всё, что должен о тебе знать.

Абаддон на секунду напрягся и позволил окутанному энергией острию гладия обжечь нагрудник Лайака. Затем он отпустил и отступил. Рабы клинка метнулись вперёд, но Лайак поднял руку, когда выпрямился.

– А я вижу в тебе всё, что говорили боги, – произнёс он. – Спасибо.

– За что? – прорычал Абаддон.

– За просвещение и дарование мне жизни, Эзекиль Абаддон. Такой поступок устанавливает связь между душами, а связь – это дар. – Он коротко склонил голову, повернулся и пошёл прочь, постукивая посохом по полу. Два раба клинка уменьшились до обычных размеров и убрали оружие в ножны. Абаддон смотрел, как они шли к одной из дверей атриума.

– Боги видят тебя, Абаддон. Они видят, что ты идёшь один даже среди тех, кого решил называть братьями.

ШЕСТЬ

Эскалация разрушения

Каскад

Отправьте сообщение

Линкор “Железная кровь”, Трансуранский залив

Огонь сражения простёрся от Элизийских врат до орбит Урана, подобно украшенной драгоценными камнями руке бога. “Дочь горя” нависала над вратами, новый и уродливый искусственный спутник среди истинных детей планеты. Защитные системы Урана не смолкали ни на секунду. Взрывы расцветали на поверхности космического скитальца. Его куски отлетали в пустоту вакуума, подобно пыли под каплями дождя. У “Дочери горя” не было оружия, чтобы стрелять в ответ по мучителям, но вместо неё отвечали корабли на её орбите. Они выпускали один огневой вал ракет и макроснарядов за другим. И позади неё, защищённые громадной тушей скитальца, всё больше кораблей проходили сквозь разрыв в реальности. За три дня, которые прошли с тех пор, как первый корабль выпрыгнул в Элизийских вратах, сражение за Уран распространилось на его орбиту. Внешние кольца защитных систем планеты пали в течение восемнадцати часов после первых выстрелов, но с тех пор атака замедлилась. Теперь бои развернулись среди сотен станций, спутников и хабитатов: от аванпоста Механикум Тау-16-1, который висел чёрной иглой на низкой орбите, до древней станции “Кадам”, чья геодезическая сфера была изрыта тысячелетиями ударов пыли. Каждый из семи спутников планеты окружали маленькие облака собственных пустотных станций, и бесчисленные миллиарды людей жили на этих рассеянных островах жизни и воздуха.

Штурмовые группы пробивались сквозь огонь, прорубая и выжигая путь к станциям и хабитатам. Торпеды и снаряды выпускали на орбиту, отправляя в занимавшие несколько часов путешествия к целям. Защитники пока сохраняли превосходство, но силы нападающих росли день ото дня. Станции уничтожались или захватывались, и сфера Урана непрерывно исторгала пламя. Защитники контратаковали, отбивая станции, на которых ещё не погасли пожары после первого поражения. Огромная бронзово-пласталевая звезда династического анклава Синдерфелл трижды переходила из рук в руки за эти дни.

Спутник Умбриэль перешёл через обращённый к солнцу край Урана, знаменуя начало четвёртого дня сражения. Его кратеры усеивали бронированные жилые купола, а в безвоздушных небесах висели привязанные орудийные бастионы. Четыре штурмовых корабля отделились от “Дочери горя” и направились к восходящему спутнику. Их покрытые слоями брони и пустотными щитами корпуса раздулись от переброшенных из внутренностей скитальца войск. Их сопровождала пара линейных крейсеров и следовавший в авангарде ударный крейсер IV легиона “Эскулюс”.

Им на встречу устремилась группа из шести военных кораблей. Они были меньше крейсеров предателей и штурмовых транспортов, корабли легиона: четыре Имперских Кулаков и два Кровавых Ангелов. Их войска отправили в гарнизоны Терры, но их командующие всё ещё оставались одними из самых лучших космических воинов в Империуме, а экипажи обучались и тренировались по стандартам легиона.

Приблизившись к нападавшим, они открыли огонь, маневрируя и вращаясь. Нападавшие ответили залпом из носовых торпедных аппаратов. Корабли защитников выпустили эскадрильи перехватчиков, чтобы вырвать боеголовки из пустоты вакуума. Лучи лансов затанцевали по щитам атакующей группы.

Шесть лоялистских кораблей ускорили ход, выбрав в качестве цели штурмовой барк. Корабль накренился, из его подбрюшья вырывалось пламя, шлейфы маслянистой энергии запульсировали вокруг корпуса, когда погасли щиты. В его трюмах плазма вырвалась из треснувших трубопроводов и сто тысяч солдат с Серых Миров Каюкского пояса превратились в пепел.

Огонь пронзил пустоту, когда оборонительные турели Умбриэли прицелились в приближавшиеся торпеды. Взрывы окутали маленький спутник. Затем в него врезался нова-снаряд. Выпущенный с бомбардировочного крейсера далеко за пределами сферы битвы он попал в цель именно тогда, когда это требовалось. Усиленный электромагнитным генератором и тысячами передатчиков скрап-сигналов он взорвался на поверхности Умбриэли. Облака искажающей энергии и ложных сигналов ауспика затуманили сенсоры защитников как раз в тот момент, когда они захватили приближавшиеся торпеды. Гравитонные и электромагнитные боеголовки поразили Умбриэль несколько секунд спустя. Сокрушительные гравитационные поля вывели привязанные бастионы спутника из равновесия и раскололи оболочки поверхностных хабитатов.

Удар не был решающим, но заставил защиты Умбриэли моргнуть – и этого оказалось достаточно. Заикание в потоке огня из орудий, пауза в долю секунды, и штурмовые корабли начали сбрасывать десантные капсулы, подобно созревшим зёрнам кукурузы. Их охранение из военных кораблей повернулось, чтобы встретить шестерых защитников лицом к лицу.

Десантно-штурмовые корабли пронзали вакуум вокруг растущего грозового фронта горящего газа. Их целями являлись привязанные к спутнику платформы. Справившиеся с задачей корабли высаживали войска внутрь бастионов спутника. Коридоры осветились жаркими перестрелками. Один бастион подорвал боеприпасы, и в усыпанной огнями ночи ненадолго расцвела новая звезда.

Форрикс ещё секунду наблюдал за поступавшими данными о штурме Умбриэли, а затем позволил им раствориться в потоке символов и цифр, которые каскадом прокручивались перед его глазами. Во всей сфере битвы Умбриэль была всего лишь одним из нескольких десятков штурмов, среди сотен сражений, где считать потери обеих сторон в чём-то меньшем, чем тысячи было просто бессмысленно. Как первый капитан и главный специалист по тыловому обеспечению Железных Воинов, он проживал каждую секунду этой операции, пока симуляции накапливались в когитаторах “Железной крови”. От реальности, даже видимой в холодном потоке символов и цифр, захватывало дух.

Почти четыре тысячи военных кораблей главных классов уже вышли из варпа в Элизийских вратах, хлынув в Трансуранский залив. Они платили за каждый километр, но они могли позволить себе такую цену и в кораблях и в огневой мощи. Атакующие продвигались и продвигались вперёд, окружая и наступая на защитников не пламенным натиском, а медленно и неумолимо, как лёд разрушает горы. И, как и горы неизбежно становились пылью, так и неминуемой являлась и эта победа. Это было одной из причин, которые делали её красивой.

Текущая роль Форрикса заключалась в контроле и управлении теми силами, которые ещё только выходили из варпа. Одно это уже само по себе представляло собой монументальную задачу. При всей той мощи, которую они уже бросили в битву, в два раза больше кораблей ждало в имматериуме. При обычных обстоятельствах к этому времени многие из них унесло бы эфирными течениями или на них напали бы нерождённые существа. Но хотя варп бурлил от штормов, они обходили корабли, которым предстояло сражаться под светом солнца. Боги и их демоны – даже Форрикс стал их так называть – сдерживали голод и злобу, сторонясь воинов магистра войны.

Форрикс услышал тихий щелчок пневматики и посмотрел на стоявшего в центре стратегиума Пертурабо, примарха Железных Воинов. Поршни и многослойные доспехи гудели, пока он перемещал внимательный взгляд между разными каскадами гололитических символов.

– Обновление о ходе штурма Плутона запаздывает, – произнёс примарх.

– Анализ боевого света с его орбит указывает на более ожесточённое сражение, чем мы предполагали, – сказал Форрикс.

– Чем предполагал Аксиманд, – поправил Пертурабо.

– У него ещё достаточно главных сил для развёртывания, чтобы захватить господство в течение отведённого времени. – Когда Пертурабо не ответил, Форрикс спросил. – Вас что-то беспокоит, милорд?

Примарх посмотрел на него.

– До сих пор все стратегические прогнозы оправдываются. Разведданные Двадцатого легиона оказались точными, а где тактическая действительность отличается, это было ожидаемым – перемещение главных сил флота от Нептуна к Урану, снабжение Плутонского залива дополнительными боеприпасами. Всё в рамках узкой полосы осторожности. Мы наступаем, как и планировалось, а они отвечают, как и предполагалось. Всё идёт, как и предполагалось.

– Вы хотите сказать, что раз план выполняется, как и было задумано, то значит, что-то идёт не так?

Пертурабо надолго замолчал. Над планом нападения на Солнечную систему работали многие, но в основном он являлся детищем Гора и Пертурабо, связанных с полутелесным призрачным изображением Магнуса Красного. Это была работа нечеловеческого гения, план сражения, который существовал не только в четырёх измерениях времени и пространства, но и в царстве варпа. И Пертурабо был архитектором первых ходов. Даже абстрактное обращение с силами такого масштаба потребовало от Форрикса немалых усилий, но Повелитель Железа сплавил силу, время и пространство в стратегию, которая через несколько дней приведёт к захвату Хтонических и Элизийских врат. Она была прямой, поступательной и неодолимой: война, как кровавое искусство. Но теперь, глядя на гладкое соответствие между реальностью и теорией, Форрикс увидел изъян.

– Это не должно быть настолько идеальным, – сказал он. – Защитники упорно сопротивляются и заставляют нас платить, но они не делают ничего, что мы не ожидали бы.

– Мой брат, – тихо сказал Пертурабо, продолжая наблюдать за потоком данных, – обладает многими качествами и его недостатки всегда скрывались за похвалами, которые сыпались на него. Назовите его стойким – и это будет всего лишь лакировкой тупой неразумности. Его верность – просто потребность принадлежать. Благородство – позолота на фундаменте гордости…

Форрикс затаил дыхание. Он несколько лет не слышал, как Пертурабо говорил напрямую о Рогале Дорне.

– Но одного качества у моего брата нет – он не является дураком.

Пертурабо замолчал. Форрикс не знал, что сказать.

Повелитель Железа продолжал хранить молчание, пока данные сражения отражались в чёрных зрачках его глаз.

– Продолжай следовать плану, – наконец сказал он. – Проводи потерянных сыновей через врата.

Грузовое судно “Антей”, высокая орбита Урана

– Передайте ещё раз, – сказал Век. – Прямо укажите, что это для главного смотрителя.

– Нет никакого ответа, сэр, – сказала офицер связи. Женщина посмотрела на Века, а затем снова на приборы.

– Попробуйте ещё раз! – рявкнул Век, затем опомнился и успокаивающе поднял руку. – Попробуйте ещё раз, – сказал он и отвернулся, проведя ладонью по лицу. Он на секунду закрыл глаза и видел, как вспыхнули разноцветные точки. Рука дрожала. Он должен поспать, но, ради всего святого, как он сможет…

Рука скользнула к маленькому кулону, который уже несколько лет висел на его шее, скрытый от посторонних глаз. Она остановилась и опустилась. Кулона не было. Видимо во время панического бегства с Корделии он оторвался и упал на пол. Так и было? В десятый раз за последние дни он протянулся к маленькой золотой аквиле. Он поймал себя на том, что пробовал молиться словами, которым научила его жена. Она являлась причиной, почему он сохранил кулон, как и причиной, почему он присоединился к тихой вере Lectitio Divinitatus. Она была причиной многих его поступков.

– Передаю на всех доступных частотах, – сказала офицер связи. Век кивнул, но не стал смотреть. Он должен пойти и поспать… Когда он спал в последний раз? День назад? Два? Больше? Потребовалось немало времени, чтобы обогнуть дугу Урана и выйти на обращённую к солнцу сторону. Кёльн отчаянно маневрировала по извилистому пути, пока битва разгоралась тихими вспышками позади них. Разрушение ещё не добралось до орбит над этим полушарием планеты. Но хаос бежал впереди сражения. Корабли толпились вокруг каждого спутника и хабитата, требуя убежища, помощи – всего, что, по их мнению, могло защитить и спасти их.

“Антей” направился к Оберону и его поясу заводов по переработке и обогащению руды. Сюда бежало меньше кораблей, потому что он располагался далеко, а его трубы и промышленные платформы представляли собой менее очевидное убежище по сравнению с городами-муравейниками Титании и поясами оборонительных станций. Но его подходы всё равно кишели судами, которые пытались приблизиться, состыковаться и привлечь внимание правителей спутника. “Антею” приходилось ежеминутно корректировать курс, чтобы не столкнуться с другим кораблём. У Века были связи на Обероне, хорошие связи, которые сохранились даже в тяжёлые времена. Сейчас же казалось, что эти прошлые союзы мало что значат, когда пылали сами небеса.

– По-прежнему не отвечают, сэр, – сказала офицер связи. – Не могу даже сказать, что они…

Она замолчала. На её консолях замигали лампочки и из преобразователя данных начал раскручиваться пергамент.

– В чём дело? – спросил Век.

– Вахтенный офицер! – позвала она. Заместитель младшей госпожи, которого Кёльн назначила ответственным, подался вперёд, но Век резко повторил вопрос:

– В чём дело?

Офицер посмотрела на него, моргая. Взгляд её наполовину закрытых глаз казался затуманенным. “Пакт Терры, она еле держится на ногах от истощения”, – понял Век.

– Нас вызывают, господин Век, – ответила офицер. Её руки дрожали, пока она всматривалась в зелёные экраны.

– Из правительства Оберона? – спросил Век.

– Нет, это – военная частота, с боевого корабля… – Её голос дрогнул.

Век замер.

– Что им… – начал он.

– Они просят нас подтвердить, что мы подобрали дрейфующую в космосе заключённую… Они хотят, чтобы мы подтвердили, что она жива.

– Где этот корабль? – спросил Век, опережая вопрос дежурного офицера.

– Не знаю. Полагаю, что близко, чтобы выделить нас.

Век вытер ладонями лоб. Это могло быть шансом… Они должны состыковаться с Обероном и выгрузить сотни человек в трюмах. Возможно, он даже сможет получить транспорт для себя и детей к Сатурну или во внутреннюю систему.

– Подтвердите и ответьте, что мы передадим заключённую в доке Оберона. Попросите следовать за нами.

Офицер связи моргнула и посмотрела на него, затем на вахтенного офицера, который похоже испытал облегчение от того, что не ему пришлось принимать решение. Сигнальщик начала нажимать на клавиши.

– Остановитесь, – раздался требовательный голос от дверей мостика. Век повернулся, когда Аксинья устремилась вверх по лестнице к рулевой платформе. Лицо телохранительницы раскраснелось, глаза были широко открыты. – Не отправляйте!

– Что… – начал Век.

– Не отправляйте сигнал! – крикнула Аксинья, шагая вперёд, но офицер связи нажимала клавиши с вызванной усталостью сосредоточенностью. Аксинья прыгнула к ней, но дистанция была слишком большой, и офицер потянула рычаг передачи за долю секунды перед тем, как Аксинья одёрнула её руку. Офицер взвизгнула от боли. Аксинья секунду смотрела на неё, тяжело дыша, затем повернулась к Веку и сжала его предплечье. – Сэр, вы немедленно должны пойти со мной, – прошипела она, понизив голос, чтобы услышал только он. Команда мостика озиралась по сторонам, на их лицах застыло выражение замешательства и истощения.

– Зачем? – спросил он, пытаясь вырвать руку, пока Аксинья тянула его к главному выходу с мостика.

– Зачем им было нужно подтверждение, что заключённая жива? Зачем посреди всего происходящего искать нас, чтобы убедиться в этом?

Век почувствовал, как похолодела кровь в руках и ногах. Сквозь бронированный иллюминатор он видел громадную тушу другого грузового судна, оно находилось так близко, что казалось, можно было перепрыгнуть с одного на другое.

Он открыл рот.

Макроснаряды врезались в корабль за иллюминатором и разорвали его на куски металла и обрывки пламени.

– Выслушайте меня! – закричала Мерсади сквозь дверь. – Я должна поговорить с вашим хозяином. Он должен поговорить со мной! – Дверь оставалась закрытой.

– Они не станут слушать, – сказал Нил. – Подумайте об этом. У них для этого нет никаких причин, зато есть все основания считать разговор с беглой заключённой плохой идеей.

Она не ответила, но посмотрела на дверь. Нил покинул угол, в котором сидел, и потрогал пальцем единственную миску бульона, которую принёс охранник.

– Должен быть способ заставить их выслушать.

– Выслушать что? – Нил поднял взгляд от миски. – Что вы хотите им сказать? Вы даже мне не сказали, зачем вам встречаться с Рогалом Дорном, хотя нас связывают общие страдания, а теперь ещё и эта импровизированная камера.

Она посмотрела на навигатора, но он продолжил с подозрением помешивать бульон. Когда она проснулась, то увидела Нила свернувшимся в углу камеры. На первый взгляд это не было настоящей гауптвахтой, скорее небольшой кладовой. Экипаж грузового судна сорвал внутренний механизм замка и закрыл их с миской бульона и пластековым кувшином воды с привкусом металла и пыли. Она заснула неожиданно для самой себя, усталость поборола страх и неуверенность. К счастью, обошлось без сновидений. Она и Нил впервые говорили с тех пор, как попали на “Антей”. Учитывая вытряхивающий душу побег с тюремного корабля, она поняла, что это вообще был первый раз, когда они разговаривали.

– Всё в порядке, – сказал он. – Вы можете хранить свои тайны. Уверен, что у вас их немало. – Он замолчал и посмотрел на неё, взгляд был цепким и оценивающим. – Вы – летописец, не так ли?

Мерсади напряглась и насторожилась.

– Я была летописцем, – ответила она секунду спустя, затем сложила ноги и села на пол. – Одной из многих.

– Но я вспомнил ваше имя. Вы были известны, даже немного знамениты, да? Вы и… как её звали? Имажистка.

– Киилер, – сказала она, произнести имя оказалось неожиданно трудно. – Эуфратия Киилер.

– Точно. Вы обе были очень даже ничего, не так ли?

– Это было нашей работой, – сказала она, и пожала плечами. – Увидеть Великий крестовый поход для людей, которые никогда не смогут увидеть его.

Он улыбнулся, от чего его губы скривились.

– Но я помню разговор – вы были в самом центре событий. Очень близко. Всего в одном шаге от магистра войны.

Она моргнула и…

…грохот распахнутой двери тренировочного зала и последующий лязг металла по металлу оборвал речь итератора. Мерсади поняла, что это космический десантник даже прежде чем на неё упала огромная тень. Обернувшись, она увидела позади сутулую фигуру Малогарста, одетого в светлую тунику, отделанную шнуром цвета морской волны. За Малогарстом, советником магистра войны, закрепилось прозвище Кривой, как из-за ужасных ранений, деформировавших его тело, так и из-за способности решать самые запутанные проблемы.

– Локен, – заговорил он. – Здесь гражданские лица?

– Я могу за них поручиться, – ответил Локен.

Малогарст посмотрел на неё…

Она задрожала. Нил наблюдал за ней маслянисто-чёрными глазами без белков, которые блестели над кривой улыбкой.

– Как вы попали в Безымянную крепость? – спросила она.

– Так они называли это место? – фыркнул он. – Методы угнетения всегда такие предсказуемые. – Он покачал головой и проглотил ещё одну ложку бульона. – Где она находилась?

– Думаю, что у Титана, – ответила она.

– Но мы где-то рядом с Ураном и надеемся, что это ржавое корыто не поймает снаряд в одном из величайших космических сражений в истории.

– Они куда-то нас перевезли, – сказала Мерсади. – Какой бы ни была на это причина. Когда началось вторжение, они, видимо, решили…

– Убить нас всех, а не позволить такой опасной компании заключённых вернуться в руки врага. – Он рассмеялся. – Они очень высокого мнения обо всех нас.

Он покачал головой и ткнул ложкой в поверхность серого бульона.

– Почему вы стали заключённым, Нил? – спросила Мерсади секунду спустя.

– Почему мы все ими стали? Почему мы живы, здесь и сейчас? Неправильное место и неправильное время. – Он снова рассмеялся, звук был глухим и высоким. – Вы и в самом деле хотите знать?

Она кивнула.

– Я был навигатором на борту военного корабля, – ответил он и пожал плечами. – Даже не главным навигатором, но корабль назывался “Аконтия” и был…

– Частью Шестьдесят третьего экспедиционного флота¸ – договорила она.

Он кивнул.

– Именно так. Одним из судов Имперской армии, которые удостоились чести сопровождать магистра войны… Чести, которая не принесла ничего хорошего экипажу или навигаторам, когда они попали в руки верных слуг Императора! – Он процедил последние слова сквозь зубы.

– Вы… Корабль сбежал в Солнечную систему?

– Не совсем, – сказал он. Офицеры взбунтовались после Исствана. Половина военных командиров и подразделений на борту являлись твёрдолобыми сторонниками Гора. Но капитан и вторая половина не хотели иметь с этим ничего общего. Они пришли к нам, навигаторам, и сказали, что нуждаются в нашей помощи, чтобы выйти из трудного положения… и мы согласились. Моему дому не по душе эта война, как ни одна из её частей или сторон. Поэтому, когда мы можем отстраниться, мы уходим.

Он замолчал и вздрогнул. Мерсади поняла, что задумалась о том, что могло испугать такое существо, как он, умевшее смотреть в варп.

– При следующем прыжке в варп, мы отклонили корабль с курса, – наконец сказал Нил. – Предполагалось, что после этого удастся договориться с твёрдолобыми, но… они соответствовали своему названию. Корабль стал полем битвы. Близились штормы и… что-то ещё. К этому моменту мы потерялись в накатывающих волнах шторма. Поэтому мы… я… выбросил нас назад в реальность. И здесь мы оказались в пределах досягаемости сиявшего с Терры света. Они, те, кто нашёл нас, думаю убили остальную часть экипажа. Полная зачистка, огонь и крики.

– Но они оставили вас в живых, – сказала Мерсади.

– Да, – ответил он, глядя на неё полуночными глазами. – Не спрашивайте меня почему. – Уголок его рта дёрнулся в улыбке. От этого выражения она почему-то почувствовала холод.

– А вы, Мерсади Олитон, летописец и друг Сынов Гора, что случилось с вами и почему вы решили, что вам нужно поговорить с Преторианцем Терры?

Она вздрогнула. Мысленно она увидела, как волк поднимался из чёрной воды под серпом луны.

– Я… – начала она.

– Вы сказали хозяевам корабля, что должны попасть на Терру. Простите меня за любопытство, но почему вы хотите поговорить с Рогалом…

Нил замолчал и дёрнул головой, взгляд заметался по углам помещения. Бульон пролился на пол, когда он вскочил на ноги.

– Что-то происходит, – произнёс он, тяжело дыша. – Что-то…

И свет погас, когда всё вокруг задрожало.

Век открыл глаза. Свет и звук заполнили мостик. За иллюминаторами вспыхивали взрывы. Оторванные от одного корабля куски металла задели и попали в обтекатели другого судна, которое проходило рядом. Они разорвались словно пергамент от выстрела крупнокалиберного дробовика. Корабль повело в пустоте. “Антей” покачнулся. В иллюминаторах появились трещины, когда волна микрообломков со звоном ударила по ним.

– Повреждение! – крикнул кто-то.

– Где? – крикнул в ответ Век.

– Я… Я не знаю. Правый…

– Узнайте.

Век начал вставать. Палуба накренилась, и он ударился о металл. Он почувствовал во рту привкус крови. Тонкая рука с силой машины сжала его предплечье и подняла. Он посмотрел на Аксинью.

– Сэр, вы должны пойти со мной.

– Что происходит? – воскликнула Кёльн, поднимаясь по лестнице на рулевую платформу. Новоиспечённая капитан была бледной, глаза широко раскрыты, на грани паники.

– Я… – запнулся вахтенный офицер. За иллюминаторами корабль с искромсанными двигателями врезался в нос меньшего судна. Новая вспышка света затмила ночь.

– Полный назад! – крикнула Кёльн. – Дифферент на нос тридцать градусов! Выполнять.

“Антей” сильно задрожал, когда основные и манёвровые двигатели направили его назад и вниз, подальше от расширяющегося облака разрушения. Век покачал головой. Его мысли метались, соединяя кусочки, которые он не сразу увидел:

– Они стреляли в нас, не так ли? Эти снаряды предназначались нам.

– Они промахнулись, – сказала Аксинья, пытаясь увести его. – Но стрелявший военный корабль всё ещё там и маловероятно, что он повторит ошибку.

– Заключённая… – произнёс он. – Они проверили, что заключённая ещё жива, прежде чем открыли огонь.

Он стряхнул руку Аксиньи.

– Отведите детей к шаттлу, – сказал он. – Будьте готовы к запуску, если в нас попадут.

– Сэр, вам нужно…

– Я собираюсь поговорить с ней прямо сейчас. Если нас собираются убить свои же, я хочу знать почему.

Мерсади снова барабанила по двери камеры. На костяшках пальцев была кровь.

– Выслушайте меня! – кричала она. – Вы должны меня выслушать!

Она взревела, внутри неё пробудилась бездна гнева. Она давно смирилась с судьбой. Она видела последствия лет, проведённых с XVI легионом, и не могла винить суждение Империума. Это была цена за правду о том, что произошло с Гором, что произошло со всеми ними. Вот только сейчас появилось что-то более важное, также, как и все те годы назад, когда она и другие оставшиеся в живых на “Эйзенштейне” доставили Дорну новости о предательстве магистра войны. Чувство было почти таким же. Только в этот раз она была единственным посланником.

– Отголоски взрывной волны, – произнёс Нил. Он сидел на корточках в углу помещения, поджав ноги. Голова была поднята, взгляд метался по стенам, пока лязг раздавался то в одном месте, то в другом. Он тяжело дышал и вспотел. – У таких судов нет щитов. Если кто-то решит проделать в нём дыру – мы долго не протянем.

Мерсади подняла руку, чтобы снова ударить по двери.

Замки с лязгом открылись, и дверь распахнулась. Снаружи стоял полный мужчина с гладкой кожей и украшенным опалами лбом. Рядом с ним стоял охранник, нервно сжимая лазган.

– Во что вы нас втянули? – спросил мужчина. В его глазах был страх, но в голосе – гнев. Гулкая дрожь пробежала по металлическим стенам и полу. Охранник вздрогнул.

– Что происходит? – спросила Мерсади.

– Кто-то пытается убить нас, чтобы добраться до вас.

Мерсади уставилась на него.

– Я была заключённой, – начала она.

– Люди не уничтожают корабли ради убийства одной заключённой, – прорычал он, проглотив следующие слова. – Что вы сделали?

– Я… – сказала она и замолчала, спокойствие сменило растерянность. Она уверенно посмотрела на него. – Дело не в том, что я сделала, а в том, кем была и кого знала.

– Ваше имя… – пробормотал он и шагнул назад, посмотрев на неё со светом понимания в глазах. – Олитон. Великий крестовый поход перед войной… Я слышал ваше имя. Репортажи с фронта. Вы… летописец.

– Летописец Сынов Гора, – просто сказала она. – В армиях Гора.

– Ради милости Трона… – прошептал мужчина, отшатнувшись и широко раскрыв глаза. Новый грохот встряхнул корпус. – Они не только вас пытаются убить. Они пытаются убить нас. Они пытаются убить нас, потому что мы разговаривали с вами.

Слушавший охранник поднял оружие, его палец напрягся на спусковом крючке. Дородный мужчина ударил по стволу сверху за мгновение перед выстрелом. Охранник сопротивлялся, но он вырвал у него оружие и оттолкнул.

– Она – смерть, – выдохнул охранник. – Она убила нас всех.

– Я могу помочь, – сказала Мерсади, когда мужчина повернулся к ней. – Я думаю, что могу спасти вас, спасти нас. Но мне нужно уйти отсюда, мне нужно…

– Встретиться с Преторианцем, – сказал мужчина. – Откуда у вас вообще могла появиться причина для этого?

– Потому что я должна сказать ему что-то, способное спасти всё то, за что он сражается.

Мужчина смотрел на неё, охранник поднялся на ноги.

“У него нет причин верить мне, – подумала она, и затем в её памяти всплыла сказанная им фраза, ясная и яркая. – Милости Трона”…

– Как…

– Потому что я несу послание от святой, – сказала она. – От друга. От той, кого зовут Эуфратия Киилер.

Мужчина смотрел на неё наполовину открыв рот и не моргая.

– И вы можете помочь? – спросил он, и она увидела надежду, поднимавшуюся позади страха. – Вы можете защитить нас?

– Возможно, – ответила она. – Если мы сейчас не погибнем.

В сухой поэзии рождённых в космосе такие катастрофы называли огненным каскадом. Один корабль взрывался и обломки разлетались во все стороны, подобно шрапнели. Они врезались в ближайшее судно, которое также взрывалось, и затем уже его обломки врезались в следующее и следующее; катастрофа распространялась от одной жертвы к многим, к бесчисленным множествам всего за несколько прыжков. Такое случалось редко благодаря огромным пространствам, необходимым для маневрирования в космосе. Но корабли, кружившие по подходным фарватерам вокруг Оберона, спутника Урана, располагались очень близко друг к другу. Так близко, что нескольких аварий удалось избежать только в самый последний момент. Когда взорвался первый корабль, огненный каскад распространился за считанные секунды.

Обломки разлетались вместе с бесшумными волнами пылающего газа. Куски разорванного металла размером с танк врезались в незащищённые щитами корпуса и пробивали их насквозь. Рвались топливопроводы. Прометиум встретился с плазмой и взревел, вырываясь и пылая.

Погибли сотни – задохнулись, когда огненные волны поглотили воздух там, где они спали, или стояли, или свернулись на руках тех, кого любили, превратились в пыль и пепел в перегретом аду или были выброшены в вакуум. Каскад же не останавливался, и сеял один взрыв за другим.

Погибли тысячи – разрубленные на куски разорванным металлом, пробитые осколками, прошившими корпуса их судов зарядами импровизированной картечи в сто метров шириной.

Погибли сотни тысяч – обречённые вечно кружиться в изуродованных остовах своих кораблей.

Ударные волны накатились на “Антей”, пока тот поворачивался и пытался сбежать к краю растущего облака смерти. Его двигатели вспыхнули, отключились, а затем толкнули его вперёд, и мгновение спустя обломок корпуса размером с титана пронёсся сквозь пространство, которое они только что освободили.

Сигналы тревоги ревели на мостике “Антея”. Члены экипажа кричали, некоторые просили приказов, другие просто вопили. Корпус стонал. В подпалубном пространстве звенели тревожные гонги. Россыпи багровых и янтарных лампочек мигали на каждой машине.

Век схватился за перила ведущей на рулевую платформу лестницы и стал подниматься. Мерсади шла впереди. Каким-то образом она оставалась спокойной, почти безмятежной, словно уже видела подобное прежде и успела привыкнуть. Век повернулся, когда они поднялись наверх. Младшая госпожа Кёльн увидела Мерсади и потянулась за личным оружием, лежавшим рядом с рулевой консолью.

– Нет! – рявкнул Век, встав между ней и Мерсади.

– Мы должны пристрелить её и выбросить в космос, – прорычала Кёльн. Её глаза налились кровью, а ствол оружия дрожал в руке.

Мерсади остановилась, её глаза расширились, заметив пульсирующее пламя за иллюминаторами.

– Она может помочь нам выжить, – сказал Век. Ещё один огненный цветок расцвёл в ближайшем космосе.

– Она причина всего этого! – взревела Кёльн.

– Если есть шанс, что она может помочь нам выжить, тогда я воспользуюсь им.

– Они хотят видеть её мёртвой, так давайте просто дадим им то, чего они хотят.

– Они в любом случае убьют нас, – сказал Век.

– Я – капитан этого корабля. Я не стану…

– Моего корабля, – голос Века внезапно стал низким и опасным. Он увидел, как Кёльн бросила взгляд на лазган охранника, который он всё ещё держал в руках.

– Моего корабля, – повторил он. Пистолет ещё сильнее задрожал в её руке. Он видел гнев и страх, двигавшиеся под кожей её лица. Он понял, что какофония на мостике стихла, и большинство членов экипажа наблюдает за тем, что происходит.

Кёльн опустила оружие.

– Что бы вы не могли сейчас сделать – делайте, – сказал он Мерсади.

Она покачала головой.

– Я не могу это остановить, – ответила она, продолжая смотреть в иллюминатор. – Надо бежать. Вытаскивайте нас и направляйтесь в ведущий к солнцу залив.

– Вы сказали, что можете помочь, – прорычал Век.

– Вы думаете, что они на этом остановятся? – спросила Мерсади, посмотрев на него, и что-то в её голосе заставило его замолчать. – Если мы и сможем сейчас сбежать – они станут преследовать нас. Пытаясь убить нас, они не задумываясь открыли огонь по скоплению гражданских судов. Они станут выслеживать нас даже посреди этой войны.

– Безумие.

– Не для людей, которые сделали меня заключённой. Для них это битва, и у них достаточно воли и желания довести её до конца. Невиновность для них ничего не значит.

– Тогда мы покойники, – выдохнул Век.

– Нет, – сказала Мерсади. – Не совсем.

Век посмотрел на неё и моргнул, и изображение всплыло в его памяти перед мысленным взором: старая деревянная лодка в открытом море, под затянутыми чёрными тучами небесами и трезубцами молний. Это была иллюстрация в книге, которую он читал, когда был маленьким – настоящей бумажной книги, которая для рождённого в пустотных хабитатах Урана мальчика пахнула странными земными ароматами и стала дверью в чужие королевства. Она пришла с далёкого мира с его матерью, и картинки на её страницах показали ему вещи, которые он ощущал более истинными, чем пикты и голограммы: леса деревьев с оранжевыми листьями; восходящее над снежными горами солнце и лодка в море во время шторма...

Он возвращался к той картине с лодкой снова и снова, разглядывая её, пока наконец не спросил у мамы, что она означает.

Она улыбнулась.

– Это мы, – ответила его мама. – Наши жизни и всё, что мы делаем, – это лодка, а море – вселенная. Иногда она спокойная и кажется нашим другом, дающим нам радость или спокойствие. А иногда… иногда она – шторм, который может перевернуть лодку и оборвать наши жизни, сломать и поглотить нас. Это означает, что иногда мы маленькие и течения, по которым мы путешествуем, не могут быть изменены или подчинены нашей волей. Иногда мы можем только держаться и надеяться на милость шторма.

– Что вам нужно? – спросил он Мерсади.

– Мне нужно отправить сообщение, – сказала она. – Вы говорили, что уже посылали сообщение обо мне, на военных частотах?

– Да, – ответил Век и нахмурился.

– Теперь пошлите другое сообщение. Пошлите его на той же частоте, что и последнее.

Корабль вздрогнул, пока двигатели толкали его сквозь объятый огнями космос. Обломок врезался в “Антей” сверху, и палуба накренилась.

– Что будет в этом сообщении? – спросил Век, поднявшись на ноги.

– Только моё имя и ещё одно слово.

– Какое? – спросил Век, глядя в носовые иллюминаторы, когда корабль нырнул в облако газа, освещённое вспышками множества взрывов.

– Локен, – ответила Мерсади. – Всего лишь “Локен”.

СЕМЬ

Стена внутри

Кербер

Пустота

Боевая баржа “Трон преисподней”, Трансплутонский залив

Волки сомкнули челюсти на Плутоне после того, как сыновья Дорна побежали. Имперские Кулаки готовились к отступлению заранее, это было абсолютно очевидно. Вот сотни кораблей кружатся в танце и обмениваются ударами. И затем каждая оружейная станция и оставшиеся в руках защитников спутники-крепости открыли огонь. Залп за залпом волны снарядов и оснащённых замедленными взрывателями торпед сотрясали космос и освещали тьму кипящими мелководьями пламени. Попытавшиеся отфильтровать внезапный шквал энергетических всплесков сенсорные системы атакующих кораблей зашипели от перегрузки.

И залпы не смолкали, накатываясь один за другим, подобно нарастающему барабанному бою. Корабли лоялистов одновременно развернулись, тысячи судов собрались вместе и отправились во внутреннюю систему.

Свет двигателей убегающих врагов мерцал в глаза Гора Аксиманда, пока “Трон преисподней” прорезал орбиту Плутона. Это была боевая баржа, не равная великим кораблям типа “Глориана”, но всё равно по праву называемая монархом разрушения. Две роты Сынов Гора ждали в полной готовности в его трюмах, тысяча лучших убийц легиона, а установленные на нём орудия могли сокрушить любую цель. Острие наконечника копья направленных на Кербер сил, собранных для главного удара и захвата основных батарей спутника-крепости. Сейчас этот удар оставили другим. Пусть новорождённые и IV легион возьмут цели и заплатят цену. И цена была. Даже лишившись прикрытия отступившего флота, спутники-крепости всё равно оставались убийцами кораблей. Десятки тысяч погибнут, чтобы захватить их. Это не имело значения. Значение имело только то, что эти врата в Солнечную систему в их руках.

Аксиманд видел каждый из следующих шагов, которые должен был сделать, все последовательности победы и как воплотить их в жизнь. Для него это было также просто, как дышать. Он понимал войну не только разумом, но и душой. Именно за это качество он занимал такое высокое положение в легионе – благодаря своему истинному тактическому гению. Существовали и другие, кто превосходил его и в этом и в мастерстве убивать – хотя их было немного – но Аксиманд умел просчитывать войну, взвешивать возможности и принимать решения, которые выигрывали сражения. Его называли “Маленький Гор”, потому что его лицо напоминало лицо примарха, но более глубокое сходство лежало в той лёгкости, которую он испытывал в горниле войны. Лицо, давшее ему наполовину насмешливое прозвище, исчезло вместе с кожей, но душа командующего осталась. Наблюдая за изменением боевой сферы Плутона, он уже знал причину и что нужно делать.

– Боевые флоты “Улланор” и “Осколок копья”, атакуйте отступающие вражеские корабли. Преследуйте их. Ударные группы Четвёртого легиона, измените курс и начинайте атаку на Кербер, Харон и Гидру.

Стоявший рядом с Аксимандом Фулл Бронн втянул в себя воздух, прежде чем заговорить. Ветеран и кузнец войны пережил отступление Железных Воинов с Крада, но попадание в последний транспорт оставило в его боку кровавую пещеру.

– Они не разбиты, – прохрипел он. Сжатые поршни в его восстановленном теле зашипели и разжались. – Ключевые значения их численности и силы не упали до критических показателей. Мы должны придерживаться текущего боевого порядка.

– Нет, – сказал Аксиманд. – Они отступают. Они знали, что проиграют эту битву. Они держались столько сколько могли, замедлили нас и заставили истекать кровью настолько, насколько смогли, а теперь побегут к Терре.

– Псы-сыны Дорна не бегут, – сказал Фулл Бронн. – Они держатся за пределами здравого смысла. Это что-то другое.

– У них остались другие линии обороны и защиты, – ответил Аксиманд, – и миллиарды людей, которые могут умереть на стенах. – Он повернулся к Фулл Бронну и усмехнулся оставшимся без кожи лицом. – А вот чего у них нет – так это других кораблей. Они не могут позволить себе терять их. Сила наших врагов в укреплениях и количестве смертных, которые будут за них сражаться. Но крепости не могут перемещаться. Корабли – единственная возможность в их распоряжении для перераспределения сил. Если они потеряют корабли – все их силы окажутся в ловушке. – Он повернулся и направился к дверям, которые вели с мостика к лифту на пусковые палубы. – Поэтому они и бегут, потому что должны сохранить свои корабли. И мы не позволим им убежать.

– Куда ты идёшь? – спросил Фулл Бронн.

– Достать меч и вонзить им в спину, – ответил Аксиманд. – Треть твоих кораблей может присоединиться к преследованию, но за тобой и остальные спутники-крепости. Подтверди свою репутацию – захвати их прямо сейчас. – Он увидел, что его слова зажгли огонь в холодных глазах командующего Железных Воинов. Фулл Бронн понял, что имел в виду Аксиманд – это и не вызывало сомнений – Железные Воины сражались, подобно двигавшемуся по камню леднику. У них не оставалось времени на подобную осторожность. Ультрадесантники приближались, а с ними и все враги, которых они не победили за годы этой войны.

– Как только падут главные защиты, мы должны начать выводить резервы, – сказал Фулл Бронн, и Аксиманд понял, что воину пришлось сделать над собой усилие, чтобы не ответить резкостью на резкость. Хорошо. Две цепи служили уздечкой для Железных Воинов: верность и гордость. Сейчас гордость взяла верх над осторожностью. – Мы должны провести всю остальную часть наших сил через ворота в ускоренном темпе.

– Согласен, – сказал Аксиманд. – Как и приказано.

Императорский Дворец, Терра

– Адмирал.

Су-Кассен посмотрела на лицо хускарла. Чёрный плащ свисал с его плеч и мех снежного барса покрывал их. Он держал шлем с щетинистым гребнем в левой руке, а правая покоилась на рукояти убранного в ножны меча. Лицо было чисто выбритым, глаза жёсткими, но ясными.

– Да, капитан Архам? – сказала она. Имя всё ещё звучало непривычно, когда она обращалась к этому молодому воину, и на мгновение она увидела лицо человека, который носил это имя прежде, своего друга: бородатое, непроницаемое, такое же неподвижное и вечное, как гранитный утёс. Затем она моргнула, и новое лицо кивнуло, словно увидело воспоминания в её глазах.

– Пожалуйста следуйте за мной, адмирал, – сказал он. Она нахмурилась и осмотрелась, изучая стратегиум Великое Сияние. Группы офицеров и техножрецов продолжали работать. Мерцание гололитических проекций и гул машин не останавливались ни на секунду.

– Генерал Кейз, – обратилась она к офицеру с худощавым лицом, который стоял в шаге от её поста. – Смените меня.

Она встала и последовала за Архамом, который вышел из зала. Она не стала спрашивать куда идёт и зачем; само присутствие Архама, означало, что это происходит по воле Преторианца, и она узнает причину достаточно скоро.

Спустя некоторое время они подошли к двери, которую охраняли два воина в массивной янтарно-жёлтой терминаторской броне. Архам на секунду остановился перед ними, затем двери открылись. Он шагнул в сторону и махнул ей заходить.

Помещение оказалось круглым и достаточно широким, ей пришлось бы сделать двадцать шагов, чтобы дойти до противоположной стены. Высокие окна закрывали толстые расшитые шторы. Пыльные светящиеся сферы отбрасывали тени на сводчатый потолок и покрытый коврами пол. Здесь пахло трубочным дымом и временем, которые впитались в богатую ткань. Четыре фигуры за круглым столом посмотрели на неё, когда она вошла. Она немедленно опустилась на колени.

– Встаньте, адмирал, – сказал Рогал Дорн. Она повиновалась. Дверь за её спиной закрылась, и она услышала короткий гул сервомоторов, когда Архам также начал опускаться на колени, а затем остановился. Раздался лязг керамита, когда он отдал честь, прижав кулак к груди. Она мысленно улыбнулась. Как один из хускарлов Архам не опускался на колени, если на это не было воли его повелителя, и он ещё привыкал к этому правилу. Но сейчас был особый случай.

Рядом с Рогалом Дорном стоял Сангвиний, с мрачным выражением на обрамлённом золотистыми локонами лице, а в непосредственной близости от него расположился Константин Вальдор в золотой броне. Главный кустодий поднял взгляд от усыпанного пергаментами стола и коротко кивнул Су-Кассен.

– Адмирал, – произнёс он, в его голосе отразилась та же тяжесть, что и на лице Сангвиния.

Малкадор, единственный из четырёх, сидел. Су-Кассен ещё никогда не видела регента Терры таким старым. Он опустил капюшон мантии, и она видела кожу его головы между белыми прядями волос. Морщины на лбу и щеках стали глубже, а кожа ещё плотнее облегала кости черепа. Она вздрогнула, когда он посмотрел на неё. В глазах регента застыли боль и отстранённость, и она вспомнила глаза своего отца в последние дни его жизни.

– Спасибо, что пришли, адмирал, – сказал Малкадор своим обычным любезным и спокойным тоном. Лёгкая улыбка появилась на уголках его рта. – Извините, что встречаю вас сидя.

– Конечно, лорд-регент, – ответила она.

– О, пожалуйста, мы можем обойтись без этих витиеватых формальностей?

Су-Кассен повернулась на звук голоса. На вершине полированного деревянного шкафчика скрестив ноги сидела женщина с хромированными волосами и в серых одеждах. Она положила подбородок на руки. Её поза казалась скучающей, но глаза сияли и блестели. Су-Кассен сразу же поняла, кто это, хотя они никогда и не встречались. Женщину звали Андромеда-17, и она была последним Селенаром, потомком почти вымерших генетических культов Луны, которые помогли Императору превратить космических десантников из армий в легионы. Она была специалистом по эмпатии и нелинейному мышлению, и являлась частью размытой группы слуг, которые существовали между Дорном и Малкадором. Су-Кассен знала Андромеду-17 по её растущей репутации, и ей не нравилась большая часть из услышанного. И пока ничто из увиденного сейчас не помогало изменить это мнение.

– Всё в порядке, адмирал, – сказала Андромеда. – Презрительное отношение ко мне с первого взгляда характерно для большинства людей.

Архам переместился, и если бы Су-Кассен не знала лучше, то решила бы, что хускарл пытается подавить улыбку.

– Спасибо за попытку поднять настроение, госпожа Андромеда, – произнёс Малкадор, смотря прямо на Су-Кассен. – У нас тут своего рода совещание, адмирал, но не из тех, куда можно пригласить много участников, вы понимаете?

– Честно говоря, нет, милорд. Я полагаю, что осведомлена обо всех аспектах защиты, как и командующие старшего звена, которые также в курсе всех подробностей. Если дело в доверии…

– Не в доверии, – сказал Дорн. – Дело во взглядах и оценках.

Сангвиний секунду смотрел на брата-примарха, и мрачно-серьёзное выражение на его лице сменилось краткой вспышкой неприкрытой эмоции.

– Это не слабость, брат. Наши ограничения – это то, что делает нас такими, какие мы есть.

Су-Кассен показалось, что она в этот момент увидела во взгляде Дорна что-то похожее на блеск молнии на далёком горизонте.

– Они хотят сказать, – произнесла Андромеда, – что столкнулись с некоторыми обстоятельствами, которые не вписываются в нормальные модели войны.

– Какими именно? – спросила Су-Кассен.

– Невидимыми и незавершёнными, – сказал Малкадор, внезапно показавшийся очень усталым. – Тенями на стене…

– Если позволите, адмирал, то перейдём к краткому изложению текущей ситуации, – сказал Вальдор, активируя миниатюрный голографический проектор, который создал в воздухе изображение Солнечной системы.

– Враг продвигается через врата Плутона и Урана, как и планировалось, – сказала Су-Кассен. – Также они при помощи других средств в их распоряжении…

– Колдовства, – добавила Андромеда.

– …вывели большие силы над плоскостью Солнечной системы. Затем флот разделился на две части, и обе на полной скорости направляются во внутреннюю систему, к нам и Марсу.

– Зачем? – спросил Дорн.

Она посмотрела на него:

– С целью разделить наши усилия. Оказать прямое давление на защиты внутренней системы, пока они захватывают врата Плутона и Урана. Они заставят нас оставаться у Тронного Мира, получат подкрепления из внешней системы и сокрушат нас.

– Это сработает? – безразлично спросил Сангвиний.

Су-Кассен ответила не сразу.

– Это может сработать. В конечном счёте, милорд, на их стороне численное превосходство и подвижность. Это просто вопрос времени. – Она замолчала, а затем решила высказать своё подозрение. – Но все вы знаете это не хуже меня. Враги знают, что другие преследуют их по пятам, что у них нет времени. Это сражение должно быть быстрым и наша главная защита состоит в том, чтобы замедлить их и сделать максимально трудным каждый шаг вперёд. Этот… манёвр позволил им проникнуть гораздо глубже в систему, чем мы ожидали. Он исключителен, но его недостаточно. Он не принесёт быстрого результата. – Она подняла голову и встретила внимательный взгляд Рогала Дорна. – И они понимают это. Они понимают, что мы можем победить их со временем, даже если будем проигрывать сражения. Поэтому вопрос заключается в том, что такого они делают, чего мы не видим?

Дорн кивнул.

– Они либо слепы, либо в отчаянии, либо есть другое измерение, которое мы не видим, – сказал Преторианец. – Которого я не вижу.

– Варп, – спокойно произнёс Малкадор, и Су-Кассен не могла не заметить усталость в его голосе. Все посмотрели на регента. Это всегда была война, которая шла на двух фронтах. Одна в материальном мире, мире оружия, пуль и плоти. Другая в царстве за пределами материального, мире тварей, которые грезили себя богами, и где сила имела другие измерения.

– Стена снаружи, – сказал Дорн, – и стена внутри.

– Именно так, – сказал Малкадор, – и вы всегда знали это, Рогал. И сейчас Гор пришёл сюда не только в физической сфере, но и в варпе… – Он замолчал и на секунду закрыл глаза. – Я чувствую и вижу это. Как и все вы, как и каждая душа в круге солнца. Страх и отчаяние крепнут и питают шторм, что идёт за Гором. Это только прелюдия, начало. Шторм пока только формируется и ещё не разразился…

Сангвиний подошёл к старику и положил руку на его худое плечо. Малкадор вздохнул и снова закрыл глаза, когда отчего-то дёрнулись его щёки.

– И всё происходящее здесь, – сказал Ангел, – отзывается эхом в варпе, во вне. На войне можно выпустить ужас, чтобы сломить волю врага или посеять смятение. В этой войне – ужас сам по себе является целью. Всё, что они делают, должно рассматриваться с точки зрения двух целей, одну из которых мы видим, а другую нет.

– Разве вы не можете посмотреть? – спросила Су-Кассен, взглянув на Малкадора. – Простите, но вы, как и горячо любимый Император…

– Я не могу посмотреть. В варпе есть… тьма, она кричит, ослепляет и становится всё глубже. Это постоянное давление и с каждой секундой оно становится всё сильнее… Я не могу посмотреть.

– Император… – начала Су-Кассен.

– Император – наша внутренняя стена. Он и Он один, – сказал Сангвиний. – Он… Он сдерживает это в одиночку.

– И Он сдержит, – произнёс Вальдор. Показалось, что главный кустодий вздрогнул. – Высокой ценой, но Он сдержит и защитит.

– Сдержит? – спросила Су-Кассен. – Не победит?

– Это уже само по себе является победой. При текущем положении дел Гор не может выиграть сражение внутри, – сказал Малкадор, – и поэтому он надеется сломить нас снаружи.

– Тогда они потерпят неудачу, – сказала Су-Кассен. – У них нет времени. Мы направим на перехват основные силы флота и даже при больших потерях они не смогут победить до того, как лорд Жиллиман ударит им в спину. – Она посмотрела на Дорна. – Я подготовила приказы о передислокации флота. Полагаю, вы готовы переместить “Фалангу” в боевые порядки?

На лице Дорна не дрогнул ни один мускул.

– Ещё нет, – спокойно ответил он.

– Милорд…

– Он знает. – И Су-Кассен поняла по тишине вокруг стола, что они подошли к вопросу, на который не могли найти ответа. – Гор знает всё, что мы сказали и видели. Он знает то, что мы знаем об этом сражении на настоящий момент, и он знает то, что мы не видим. И он – Гор. – Дорн посмотрел на Сангвиния и взгляды двух примархов встретились. Маленькая печальная улыбка появилась на губах Дорна и исчезла. – Разве он не был всегда гением? Разве мы можем предположить, что теперь он стал хуже?

– Хороший вопрос, – сказал Вальдор. – Я считаю, что мы должны действовать исходя из того, что видим, а не того, что не видим.

– Согласна, – сказала Су-Кассен. Дорн внимательно посмотрел на неё, но она выдержала его пристальный взгляд. – Мы спланировали эту битву, милорд. Мы заложили её фундамент. Вы лучше меня знаете, что неожиданностей не избежать. Мы не должны позволить ему вести нас. Мы должны сохранять твёрдость в цели.

Она услышала, как сзади одобрительно фыркнула Андромеда-17.

– А если именно этого и добивается от нас Гор, от меня, чтобы я следовал своему характеру, который он очень хорошо знает?

– Не думаю, что у нас есть выбор, – сказала Су-Кассен.

– И это одно из обстоятельств, которые беспокоят меня больше всего, – тихо произнёс Дорн. Он посмотрел далеко и его взгляд сосредоточился на чём-то за пределами покрытых гобеленами стен. Су-Кассен почувствовала, как мурашки пробежали по её спине от значения этих слов. За все годы рядом она никогда не видела ни малейшей тени сомнений в камне его сущности.

“Ему нужно позволить момент полёта, прежде чем он вернётся в клетку необходимости”, – произнесла память голосом Хана.

– При всём уважении, милорды, – начала она. – У нас нет никакого выбора. Мы можем вести только ту войну, которую видим, и именно этим мы и должны заниматься.

– Видите? – спросила сидевшая у стены Андромеда-17. – Я же говорила вам, что она вернёт вас к реальности.

– Что ещё беспокоит тебя, брат? – спросил Сангвиний, нахмурившись.

Дорн снова посмотрел на стол, а затем на Ангела.

– Тот же самый вопрос, что и всех нас, но который мы не произносим вслух, – ответил Дорн. Он посмотрел на голопроекцию и жестом сжал её до размера сферы, которую мог вращать пальцами. – Где Гор?

Ответом была тишина. Дорн обвёл глазами собравшихся, медленно встречая и выдерживая каждый из взглядов.

– Вот именно, – наконец произнёс Дорн. – И нет ответа, который мы можем дать, и нет предположения, которое может нас успокоить. – Он посмотрел на висевшую между ними голографическую сферу и нажал на кнопки на проекторе. Изображение сменилось проекцией Терры, которая вращалась сквозь день и ночь. На всей её поверхности располагались отмеченные цветами радуги места. – Есть и другие вопросы для обсуждения, – сказал он.

Совещание закончилось час спустя, собравшиеся властители Империума разошлись без лишних формальностей.

– Адмирал, – произнёс Малкадор, когда Су-Кассен собралась уходить, – уделите мне немного вашего времени.

За ней шла Андромеда-17. Су-Кассен поймала взгляд генетической ведьмы и заметила мелькнувшую в её глазах грусть, грусть или, возможно, жалость.

Когда дверь закрылась и остались только она и старик, который был регентом Империума, наступил долгий момент молчания. Она обратила внимание, что на столе перед ним лежал тонкий лист пергамента. Это была катушка из автописца, одного из тех, что использовали для архивных отчётов. Несколько слов на лицевой стороне листа были подчёркнуты красным.

– Есть кое-что, что вы должны знать, – сказал он. – Пожалуйста присядьте, адмирал.

Спутник-крепость Кербер, Плутон

– Подрывной заряд, – крикнул Садуран, и один из его братьев бросился вперёд. Садуран вышел из-за угла и открыл огонь по блоку роторных пушек на потолке над противовзрывными дверями. Прицельные руны в шлеме покраснели. Брат с подрывным зарядом пробежал мимо. Садуран продолжал стрелять. Болт-снаряды с глухим звуком вылетали из ствола его оружия. Среди роторных пушек расцвели взрывы.

Остальное отделение присоединилось к нему, стреляя в защитное оружие. Орудия стреляли в ответ. Поток тяжёлых снарядов обрушился на воина справа от Садурана и сбил его с ног. Керамит раскололся. Воин с подрывным зарядом был на полпути к дверям. Десять шагов, секундный рывок. Одна из роторных пушек повернулась. Прицельные лучи пронзили дым. Возле противовзрывных дверей пошевелилась статуя в капюшоне. Раздался шум поршней и скрытые швы в бронзе широко разошлись.

Земля снова задрожала, когда боевой автоматон вышел из-за статуй. Топливные кабели выскочили из пушечных установок и конечностей. Оружие поднялось с мелодичным звуком механизмов и гулом растущей энергии.

У Садурана на мгновение расплылся взгляд, когда его сердца ускорились, а симуляторы хлынули в вены.

Им потребовалось несколько часов, чтобы добраться до сюда. Они находились глубоко в ядре спутника-крепости Кербер. Нерушимое сердце защит Плутона в реальности оказалось вполне разрушимым. Это был просто вопрос цены. После того, как Имперские Кулаки улетели к внутренней системе, падение наземных защит Кербера стало только вопросом времени. Затем бомбардировочные барки Железных Воинов при помощи электромагнитных катапульт вырвали кусок шириной с километр с его поверхности и волны штурмовых кораблей устремились в брешь, даже когда ещё вращавшиеся обломки вылетали из раны. Половина первой волны погибла за считанные секунды. Тех, кто всё же сумел достигнуть вырванного в плоти спутника кратера, встретило оружие боевых сервиторов.

Полмиллиона убитых.

Столько заплатила первая волна. Полмиллиона солдат, набранных из презренных кланов космических пиратов и экипажей агломераций потерпевших крушение кораблей. И всё же они сослужили свою службу.

Когорта терминаторов Железных Воинов телепортировалась на главную батарею возле бреши, которая всё ещё функционировала. Это стоило двух ударных крейсеров, но Железные Воины пожертвовали ими без колебаний. Расчёты колоссальных орудий размером с горы продолжали заряжать и стрелять даже когда терминаторы вырезали их. Огонь с израненной стороны спутника уменьшился и затих. Корабли скользнули вперёд, десантные суда с гулом покидали взлётные палубы.

Роты Сынов Гора и батальоны Железных Воинов вступили в битву сразу после гибели первой волны. Магистры связи анализировали потери и данные о ходе боёв, и выбирали цели для десантно-штурмовых кораблей и торпед прямо в полёте. Где защитники были слабы, где они отступали, где их орудия начинали замолкать, там легионы били подобно ножам, погружаясь в уже открытые раны. В этой второй волне были Садуран и его братья. Почти все являлись новорождёнными, воинами легиона всего несколько лет или месяцев. И всё же прошедшие дни битвы превратили их в ветеранов. Всех, кто выжил.

В туннелях спутника вспыхнули ожесточённые бои. Большинство войск защитников, которые не отступили с Имперскими Кулаками, принадлежало Механикум, вооружённые сервиторы и модифицированные машинные илоты. Индивидуально никто из них не мог сравниться с легионером, но их было много и у них было время, чтобы подготовиться. Бесчисленные огневые точки и ловушки встречали атакующие войска, и сопротивление только возрастало по мере продвижения вглубь. Ни один из защитников не отступил. Следуя программному управлению, или отчаянию или ненависти они сражались до конца.

Пол и стены спутника-крепости тряслись и дрожали без остановки. Уцелевшие орудийные батареи продолжали вести огонь, даже когда нападавшие вгрызались в его сердце. На орбитах Плутона братья и сёстры Кербера уже пали, объятые пламенем и окружённые кораблями, их внутренности горели, когда IV и XVI легионы вгрызались всё дальше коридор за коридором. Плутон принадлежал магистру войны. Осталось только сокрушить последние очаги сопротивления, которые всё ещё цеплялись перед лицом неизбежного.

Глядя на шагавшего защитить сердце Кербера автоматона, Садуран понял, что ему этой победы не увидеть.

Он прыгнул в сторону, когда оружие на плече выстрелило. Синий свет выжег линию на палубе. Он перекатился. Луч поразил двух его братьев. Они превратились в пыль и пепел. Садуран выпрямился и открыл огонь.

– Используй заряд, – крикнул он по воксу, продолжая стрелять. Он видел, как его брат с подрывным зарядом бросился к правой ноге автоматона.

Болты-снаряды застучали по груди автоматона. Его орудийная установка повернулась к Садурану. Энергии вспыхнули в стволе. Взрыв окутал бок автоматона. Садуран пошатнулся, когда взрывная волна прокатилась по воздуху и полу. Автоматон накренился, словно оглушённый боксёр. Дым и пламя окутали его бок. Из трубок под разорванной бронёй хлынуло загоревшееся масло. По корпусу поползли искры. Но он не упал.

Он выпрямился, орудийная установка повернулась, прицеливаясь. Садуран почувствовал, как рычание смеха и гнева сорвалось с его губ. Он поднял болтер, чтобы сделать последний выстрел неповиновения.

Автоматон замер.

Оставшиеся болты Садурана врезались в его тело. Мгновение он не двигался. Затем обмяк со звуком выпущенных поршней и раскручивавшихся механизмов. Садуран уставился на сидевшую на земле и продолжавшую гореть машину.

Роторные пушки на потолке прекратили стрелять, их стволы ещё некоторое время вращались по инерции, пока внезапно не наступила тишина.

– Что… – начал один из выживших воинов отделения, но вопрос исчез посреди прокатившегося хора лязга и глухих стуков. Каждая ведущая в зал дверь с грохотом открылась. Воздух пришёл в волнение, когда изнутри подул ветер. В воксе послышались трескучие голоса. Каждая система спутника-крепости просто отключилась, каждая дверь открылась и все батареи одновременно замолчали.

Лязгающий гул сотряс палубу, когда противовзрывные двери в ядро Кербера стали открываться. Слои металла в метр толщиной отходили один за другим. Садуран понял, что поднялся и шагает вперёд.

– Брат? – позвал его один из братьев, но он проигнорировал его. Пространство впереди заполняла безмолвная тьма. Он остановился на пороге, помедлил и снял шлем. В воздухе стоял запах горелого пластека и горячей проводки. Теперь он заметил небольшие огоньки на рядах машин: синие, красные и зелёные, они мигали в такт пульсирующему оборудованию. Зал был огромным. Он мог чувствовать это в воздухе, хотя взгляд и не мог достигнуть края теней. Он сделал ещё один шаг, держа оружие низко, но наготове. Ничего не двигалось.

Вспышка молнии расколола темноту, протянувшись по краю гигантской металлической сферы в центре зала.

Садуран снова остановился. В воздухе послышалась ещё одна нота, высокая вибрация, от которой заныли зубы. Вокс разрывался от голосов легионеров Сынов Гора и Железных Воинов. Спутник умирал, словно перерезали что-то жизненно важное…

Ещё одна дуга молнии осветила сторону металлической сферы впереди. К боли в зубах добавился пронзительный визг в ушах.

Он сделал ещё один шаг.

Новая вспышка и он увидел повисших на кабельных соединениях сервиторов. Он толкнул одного стволом болтера. Тот слегка покачнулся. Его оружие не пошевелилось. Словно перерезали что-то жизненно важное…

Вспыхнули три молнии, и в ярком белом свете он увидел техножрецов, лежавших на высоко поднятых контрольных платформах, располагавшихся вокруг леса меньших металлических сфер. На пультах управления мигали красные лампочки.

Что-то перерезали… или что-то втянули, как обратная тяга огня или вдох зверя…

Холод пронзил само его естество. Он повернулся и побежал к дверям, которые были открыты по всему спутнику, спутнику, за захват которого они заплатили кровью и временем, который был теперь окружён военными кораблями и забит войсками. Братья по отделению окликали его, но он кричал в вокс, пытаясь пробиться сквозь шум и шипение, которые нарастали в такт гулу в его ушах.

Позади него безостановочно вспыхивали всё новые молнии, освещая реакторную камеру ослепительно белым светом. И он знал, что было слишком поздно, что это были последние растянутые моменты его жизни, и что изменившая его война теперь пришла и за ним.

Вспышка…

Ярче молнии, и звук за пределами слышимости, затопивший на бесконечное мгновение, прежде чем он не превратился в ничто.

Ударный фрегат “Лакримая”, Плутон

Сигизмунд открыл глаза. Клинок меча холодил лоб. Он ждал в тишине, обратившись мыслями вглубь себя. Но теперь он должен вернуться к своей цели. Бормотание клятвенных слов заполнило мостик “Лакримаи”. Он опустил меч, но не стал убирать в ножны. Голопроекции Борея и Ранна встретили его взгляд.

– Время пришло, брат, – произнёс Ранн.

Сигизмунд кивнул, чувствуя, что слова, которые он собирался произнести, набирают вес на языке.

– Поверните флот, – сказал Сигизмунд. – Вырежьте их.

Кербер взорвался.

Уничтожение спутника было непростым делом. Представители генерал-фабрикатора сопротивлялись. Для них подобное действие являлось надругательством, а убийство машин – трагической потерей функций и знания. Рогал Дорн был непреклонен, и всё свершилось согласно его воле. Боеприпасы поступали на спутники Плутона в огромном количестве. Их склады забили макроплазменными ядрами, блоками взрывчатки и баллонами с легковоспламеняющимися веществами. Всё было сделано так, что казалось частью подготовки к приближавшейся войне. Глаза Гора среди защитников видели только поступавшие для подготовки к осаде военные грузы и больше не спрашивали, и не думали об этом.

Техножрецы справились с заданием, распределив растянутые во времени алгоритмы перегрузки на первичные, вторичные и третичные системы управления реакторами. Заряды установили в забитых до отказа хранилищах боеприпасов, синхронизировав с единственной командой, которая превратит их все в составные части одного грандиозного акта разрушения. Инфоджинн, созданный техножрецами для воплощения плана, несколько месяцев формировался в инфомашинах, расположенных в глубоком космосе комплексов, и когда он был закончен, у всех участвовавших в работе удалили воспоминания. Это было создание искусства и гения, гимн пределам знания и машинного ремесла, но никто из его создателей никогда не пожелал бы предъявить права на свою работу. И всё же они дали ему имя, обозначение, которое сплело его предназначение с шёпотом забытого ужаса.

Они назвали его Vanth-Primus-Nul.

Когда Имперские Кулаки отступили, инфоджинн приступил к работе. Заложенный в ядра инфорезервуаров каждой крепости-спутника, он воссоздал себя во всём своём величии. Щупальца кода на дюжине машинных языков протянулись по инфокабелям, фотонным линиям и ноосферным соединениям. Он распространялся от системы к системе. Он переписывал командные коды и перепрограммировал сервиторов. Данные изменялись и циклы разрушения запускались в духе каждой машины, через которую он прошёл. Даже на захваченных спутниках Vanth-Primus-Nul продолжал работу, шаг за шагом, тихий и невидимый. К тому времени, когда Железные Воины и Сыны Гора начали полномасштабное нападение на Кербер, процесс уже прошёл точку невозврата.

Вызванная смертью Кербера взрывная волна уничтожила двести пять кораблей. Пустотные щиты исчезли. Броня расплавилась. Куски обломков размером с горы разрывали корпуса. Статика прокатилась по вокс-частотам. Несколько секунд спустя Харон и Гидра последовали примеру своего брата. Склады с боеприпасами и топливо сотен военных кораблей добавили своё пламя к огненному аду. Детонации распространялись между кораблями, которые маневрировали слишком близко к спутникам. Цепочка взрывов протянулась до самых Хтонических ворот. Корабли на краю взрыва спешно начали отступать. Порядок исчез. Смерть и хаос окружили самую дальнюю планету Солнечной системы, и Плутон задрожал на своей орбите.

За пределами досягаемости направлявшиеся в сторону солнца корабли Имперских Кулаков повернули. Манёвровые двигатели развернули их на середине полёта. Преследовавшие лоялистов корабли Сынов Гора следовали прежним курсом, даже когда осознание произошедшего поразило их. На мостике своего корабля Гор Аксиманд видел спасавшийся бегством флот, но мгновение спустя Имперские Кулаки развернулись и устремились прямо на него. Крики офицеров и сервиторов, находившихся за его спиной, врезались в уши. Позади маски из содранной кожи понимание скользнуло в его разум, холодное и острое.

Орудия кораблей Аксиманда взревели, когда флот Первой сферы сошёлся с ними лицом к лицу.

Бастион Бхаб, Императорский Дворец, Терра

– Адмирал…

– Да? – Су-Кассен моргнула, не глядя на стоявшего прямо у закрытых дверей в её покои Архама. Она почти чувствовала неловкость космического десантника.

– Получен сигнал, – произнёс он.

– Конечно получен. – Она всё ещё смотрела на открытую шкатулку для пистолета на каменной полке. Покрытый множеством отверстий ствол оружия мерцал иссиня-чёрным цветом в тусклом свете единственной люминесцентной сферы, которую она включила.

Зачем она вернулась сюда? Она нужна в штабном бастионе. Были дела, требовавшие её участия. Время не остановится и не замедлится на этот момент. С чего вдруг? Смерть была историей, её поступью и пульсом. Ни одна смерть не свернёт ход вещей с этого пути.

Но она всё же здесь.

Архам сопровождал её с тех пор, как она покинула покои Малкадора. Она просто шла, а Имперский Кулак молча следовал за ней. Она не стала спрашивать почему, но часть её разума, которая казалось принадлежала кому-то другому, раздумывала, не попросил ли его Дорн следовать за ней и присматривать в этот момент. Она не стала об этом долго думать – не осталось места для мыслей, в ушах звучали только слова ближайшего прошлого. Поэтому она позволила хускарлу сопровождать её и не думала почему.

Было тихо. Прошедшие недели лишили город-континент привычных толп и суматохи. Ничто не двигалось в его залах, кроме подёргивавшегося оружия боевых сервиторов, которые наблюдали за всеми и каждом кристаллическими глазами. Пульсирующий свет омывал высокие окна Силезкого монастыря, когда они пересекали Северный округ.

Она поняла, что снаружи ночь. Значение времени утратило свой смысл за прошедшие дни. Какая разница, что солнце вставало, когда ваш разум сосредоточен на планетах на полпути через систему?

И она продолжала идти, не обращая внимания ни на путь, ни на шаги. Места, через которые она проходила, были пустыми. Когда она всё же встречала людей, они двигались группами в окружении солдат. Она узнала зелено-серебристые плащи Кви-Хеликской гвардии, тёмно-красную броню Инфералтийских гусар и серо-охряную униформу Кордешской кавалерии – полки Старой Сотни передислоцировали за стены, возможно, в последние дни Империума, который они помогли основать. Ничто и никто не мог двигаться во Дворце без сопровождения, кроме Заутренней службы. Глаза и уши Малкадора смотрели и слушали из теней, и реагировали на малейший шёпот подобно дуновению холодного ветра.

Во Дворце жили сотни миллионов людей, которые заботились о его функционировании: от занимавших высокие бюрократические должности чиновников до выполнявших самые низкие и неквалифицированные работы сервов. Большинство из них остались, исполняя важнейшие задачи по уходу за средоточием власти Императора, но какое бы утешение эти обязанности не приносили им раньше, теперь они предлагали мало комфорта. Все районы и анклавы были изолированы. Продовольствие, вода и информация нормировались по мере того, как внутрисистемные конвои останавливались, а реальности зачастую отдалённой войны давали о себе знать.

Чёрный рынок возник за считанные дни. Су-Кассен читала отчёты: старший инспектор архивов был пойман, когда пересекал линию безопасности с водой, купленной за драгоценные кольца со своих пальцев; верховный матриарх благородного клана писцов отказалась повернуть назад от изоляционной линии, и со смехом прогуливалась вдоль неё, пока не была застрелена; северный архивный район всё ещё горел после взрыва химической кухонной плиты. И со временем всё будет становиться только хуже, а затем…

– Вы в порядке, адмирал?

Она моргнула и посмотрела на Архама.

Взгляд хускарла мельком скользнул по ней:

– Просто я не вижу смысла в вашей прогулке по Дворцу.

Они пересекали каменный мост, перекинутый через ущелье между двумя внутренними стенами Дворца. Холодный ветер дул ей в лицо. Она моргнула от странности вопроса и двойной странности, если принять в расчёт, кто его задал. Она нахмурилась, не зная, что ответить и стоит ли вообще отвечать.

– Прошу прощения, – мгновение спустя сказал Архам. – Мне не стоило вмешиваться в ход ваших мыслей.

Они снова погрузились в молчание.

Они пошли дальше, минуя настолько узкие проходы, что Архам задевал их стены наплечниками, и такие широкие, что взвод солдат смог бы пройти по ним в одну шеренгу. Большинство были тёмными, освещённые редкими лампами или вообще без света, топливо и энергия, как и всё остальное, теперь являлись ресурсом, который следовало беречь и тратить с осторожностью. Все коридоры и помещения были пустыми и отзывались эхом.

Через полчаса Су-Кассен поняла, что они уже несколько раз проходили этим путём. Некоторое время спустя ей всё же пришлось признать, что она понятия не имеет, где они находятся. Словно отвечая на этот факт, они подошли к винтовой бронзовой лестнице и стали подниматься. Архам не пытался вести её, а просто сопровождал. Наконец она поняла, что ноги привели её к бастиону Бхаб – и сумела осознать, что смотрит на крупнокалиберный пистолет.

– Мы всегда возвращаемся в свои клетки… – сказала она себе. В другом конце комнаты Келик в ответ взъерошил перья.

– Вам что-нибудь нужно? – спросил Архам.

– Ничего, – ответила она так и не повернувшись. – Я уже скоро.

Она смотрела на отметки и царапины на предохранителе пистолета, серебристый металл просвечивал свозь иссиня-чёрный цвет. Сотни рук в перчатках держали костяную рукоять и оставили эти царапины своими пальцами на спусковом крючке. Предохранитель также был большим, подходившим для пальца в пустотной броне. Она задумалась, сколько людей называло это оружие своим? Сколько погибло с ним в руке?

Она посмотрела на пустое место на бархате рядом с пистолетом, пустые очертания его близнеца. Она протянула руку, словно пальцы могли найти там то, что не видели глаза.

– Мне жаль, – произнёс Малкадор. – Видимо мы уже некоторое время располагали этой информацией. Точнее несколько лет, но никто не стал оповещать родственников.

Она не отреагировала на его слова, не в силах отвести взгляд от пергаментного свитка в руках. Он был очень тонким, почти прозрачным, и чёрные машинописные буквы словно парили в воздухе. Такие иллюзорные, такие… нереальные.

– Почему сейчас? – услышала она свой вопрос. Затем подняла взгляд на Малкадора. Регент внимательно смотрел на неё.

– Хан сделал специальный запрос, на самом деле требование, чтобы мы нашли всё, что возможно. Он, похоже, считал важным, что, если ответы всё же есть, чтобы вы получили бы их. Я согласился. Сейчас как никогда мы должны быть уверены в себе.

Она снова посмотрела на пергамент, на аккуратно подчёркнутые красными чернилами слова.

…анализ обломков подтвердил, что военный корабль “Раскат грома”, погиб со всем экипажем, когда пытался сбежать из Исстванской системы. Обнаруженные свидетельства указывают на поднятый сторонниками предателей среди экипажа мятеж, что привело к потери кораблём мощности и последующему уничтожению обстрелом из главных орудий кораблей предателей. Дополнительные свидетельства указывают на то, что капитан приказала кораблю покинуть силы Гора.

– Я… – она начала говорить и почувствовала, как по коже распространяется онемение. – Я должна вернуться к командованию.

– Конечно, – ответил регент и встал, прежде чем она успела возразить. Усилие вызвало гримасу на его лице. Он проводил её до двери, опираясь на посох при каждом шаге.

– Это ошибка, – сказала она, когда они дошли до двери и та открылась. Он остановился и посмотрел на неё. – Это один из тысяч, десятков тысяч фронтовых отчётов о потерях. Будут и другие, лорд-регент. Кто знает сколько миллионов ждут новостей, которые уже затерялись в истории. Это ошибка.

Он кивнул:

– Война превращает простую ошибку в жестокость, адмирал.

– Да, – сказала она, – превращает.

Она вытащила пистолет. Некогда такой знакомый вес казался чужим. Она посмотрела на лежавшее на ладонях оружие.

Капитан Кхалия Су-Кассен Хон II погибла в бою на Исстване. Именно это она прочитала в обновлённом отчёте. Своего рода конец, полагала она.

– Адмирал, уровень сигналов увеличился до Вермильон-Алеф-четыре, – произнёс Архам. – Требуется ваше присутствие и действия.

Она взяла барабан с патронами из шкатулки, открыла затвор и вставила его в пистолет. Одно плавное движение перезарядило оружие и поставило на предохранитель. Одно нажатие на спусковой крючок и вихрь металлических осколков разорвёт в клочья всё в пределах двадцати шагов. Не самый лучший способ умереть. Она взвесила оружие в руке. Мысленно она видела, как Кхалия взяла его близнеца из её руки, и чувствовала, как углубляется неловкая тишина, пока она пыталась придумать, что сказать, а её дочь подобрать слова для ответа.

– Адмирал…

Она осмотрела затянутую тенями комнату, нажала на предохранитель и разрядила оружие.

– Пояс и кобура возле двери. Дайте их мне.

Архам моргнул и сделал, как она просила. Она ощущала вес пистолета на бедре, когда вышла из комнаты и стала подниматься по лестнице, возвращаясь в командный зал бастиона Бхаб.

– Я горжусь тобой, – наконец сказала она. Кхалия посмотрела на оружие, предмет, который провёл больше времени в компании её матери, чем она себя помнила. Су-Кассен показалось, что дочь собиралась что-то сказать. Затем капитан Кхалия Су-Кассен Хон II вытянулась по стойке смирно и склонила голову.

– Для меня это честь, адмирал, – ответила она безупречным формальным тоном.

Она снова активировала личный вокс и канал связи. В ушах зазвенело от сообщений и передач командного уровня. Она отключила их и посмотрела на Архама. Космический десантник должен был отслеживать информационный поток и анализировать происходящее, пока ждал.

– Точное положение дел, – сказала она.

– Флот Первой сферы начал контратаку у Хтонических врат, – произнёс он. – Корона спутников Плутона объята пламенем.

ВОСЕМЬ

Правило резни

Конец долга

Клятва этого момента

Ударный фрегат “Лакримая”, Плутон

Флот Имперских Кулаков снова ворвался на орбиты Плутона, когда те всё ещё были объяты пламенем. Кучи остывающих обломков разлетались от мест смерти пяти спутников планеты. Корабли продолжали выходить из варпа у Хтонических ворот и врезались в стену обломков, которые двигались достаточно быстро, чтобы разорвать их корпуса. Распускались недолговечные звёздные вспышки, когда перегружались реакторы кораблей. Из тысяч, пришедших захватить самую удалённую планету и её врата, остались сотни, цепляясь за космос посреди пылающей тьмы.

В это горнило и вонзились корабли флота Сигизмунда и начали убивать. Они пришли в форме вытянутого ромба. Самые быстрые корабли летели впереди, за ними следовали их более тяжёлые братья. В большинстве сражений такое построение привело бы к гибели, но сейчас они пришли в боевую сферу рассеянной и раненой добычи. Первыми нанесли удар Три Сестры Злобы. На каждой из них находился один из командующих Первой сферы: на “Персефоне” летел Фафнир Ранн и его штурмовая группа, “Офелия” являлась кораблём Борея, Первого Храмовника и заместителя Сигизмунда. “Лакримая” же оставалась верным боевым конём Сигизмунда с тех пор, как он принял командование над внешними защитами системы. Быстрее своих сородичей эти три корабля выбрали в качестве первой цели израненный линейный крейсер “Огненная горгона”. Его двигатели были повреждены, неисправные щиты обрушились под огнём “Офелии” и “Персефоны”, и когда он попытался навести свои батареи на убийц, “Лакримая” выпустила торпеды в упор. “Огненная горгона” превратилась во вспышку света. Три Сестры пронеслись мимо её обломков, уже обстреливая следующую жертву. За ними следовал флот Имперских Кулаков, безостановочно стреляя из всех орудий. Целей было достаточно, и они явились не для сражения, а для жатвы.

На “Лакримае” Сигизмунд чувствовал раскатистый грохот орудий, в унисон с которым бились его сердца. Он не отличался излишней эмоциональностью. Многие смотрели на него со страхом и благоговением, а некоторые считали воинственным, движимым рвением: воином-фанатиком Великого крестового похода. Таким он представал в глазах других. Но он был просто функцией, оказавшейся нужной именно здесь и сейчас. Он появился благодаря воле обстоятельств и времени: мальчик в кочующих лагерях, ловкий и быстрый, получавший удары от других детей, но не позволивший сломить себя, и выживавший годы после того, как его отец умер от вызванной пылью в лёгких лихорадки. Его снова переделали, дали силу и цель, и идеал, которому он будет следовать до конца жизни. И то, во что он был переделан, являлось оружием, инструментом, формировавшим мир своим лезвием. Это стало его предназначением, и он будет следовать ему до конца всего сущего, пока лезвие не притупится, и сила в руке не станет слабее воли. И подобное предназначение не требовало от него чувствовать – только идти вперёд. Это воля, а не огонь двигали его мир: холодный огонь, связанный цепями. Даже в позоре он продолжал следовать этому. Но здесь и сейчас в его душе пел аккорд, который накапливался внутри с каждой горькой защитой и жертвой.

Месть, праведная и чистая, наполняла Сигизмунда, пока он наблюдал, как корабли превращались в пламя и атомы. Она была холодной, обжигая, как прикосновение льда. Он активировал вокс-канал и посмотрел на офицера.

– Сожгите их со звёзд, – произнёс он.

И клинок кораблей последовал его команде. В дрейфующие среди обломков корабли предателей почти вслепую выпускали торпеды. Бомбардировщики стартовали во мрак с боевых барж, ловко маневрируя в облаках измельчённого металла и камней. Они обнаружили флотский авианесущий корабль “Синобарб”, вращавшийся среди обломков своих эскортов. Его нос оторвался от основной части корпуса, но он продолжал попытки запустить двигатели. Бомбардировщики буквально вгрызлись в него, влетев в открытые рёбра надстройки и выпустив полезные грузы глубоко в самый центр корабля. Мелтабомбы разрушили защиту реакторов. Хлынула неконтролируемая плазма, прожигая корпус и выбрасывая языки пламени сквозь пробоины в обшивке.

Некоторые суда предателей сохранили рассудок или силу для сопротивления. Пять быстроударных кораблей в чёрно-жёлтых цветах элиты Храмовников проникли в сферу обломков, оставшихся от Кербера, охотясь за парой фрегатов Железных Воинов. Их поджидал гранд-крейсер “Шип Нострамо”. В течение прошедших после предательства лет он вёл собственную войну, его экипаж и хозяева хранили верность только собственной злобе.

Его реакторную сигнатуру скрывало посмертное эхо спутника, когда “Шип Нострамо” скользнул в саван астероидов и затаился. Он встретил пять ударных судов Имперских Кулаков тучей десантных кораблей. Воины в полуночной броне хлынули на борт кораблей Имперских Кулаков. Два сумели спастись. Остальные умирали дюйм за дюймом, их палубы заполнили крики павших, залы и коридоры темнели один за другим, когда отключалось электричество. Немногочисленные Имперские Кулаки на каждом корабле сражались до конца, пока крики не сменила тишина, и окружавшая их ночь не осветилась красными глазами и насмешливыми голосами.

Две дюжины фрегатов Сатурнийской космической когорты углубились в пространство между Плутоном и Хтоническими вратами. Они начали выпускать залпы торпед, некоторые вслепую, другие прицельно.

И посреди это резни двигались и убивали Три Сестры, разделившись и погружаясь в боевую сферу в поисках добычи. Они не могли задерживаться, но сейчас это было их королевством, и его правилом была резня.

Гор Аксиманд слышал, как корпус “Трона преисподней” застонал, когда корабль начал поворачивать. Пар и жидкость вырывались из труб под потолком, напряжение разрывало сварочные швы и выбивало заклёпки. Пустотные щиты разрушились и снова вспыхнули, активируясь после того как на них обрушился поток обломков от взрыва спутников.

– Выбирайте и координируйте цели, – прорычал он в вокс, пересекая порог телепортационной камеры. – Мы вырвем их из темноты.

“Трон преисподней” и его флот на полной скорости преследовал отступавшие корабли Имперских Кулаков, когда взорвались спутники. Корабли лоялистов развернулись и по дуге направились назад к сфере самой дальней планеты. Некоторые повернулись навстречу кораблям Аксиманда, но их единственная цель состояла в том, чтобы задержать и позволить флоту Сигизмунда ударить в столпотворение вокруг Плутона. Это сработало. Это стоило Имперским Кулакам кораблей, которые они оставили для прикрытия, но это сработало. Плутон стал землёй смерти, а штурм Аксиманда обернулся пеплом и обломками на его орбитах. Но теперь это закончится. Он заставит сыновей Дорна заплатить кровью, и сделает это собственноручно.

– Найдите их командный корабль, – приказал он по воксу. Вокруг него стояла наготове когорта ветеранов его роты, и машины на потолке и полу телепортационной камеры начали испускать дуги света. – Найдите Сигизмунда.

Катящийся шторм огня обрушился на “Лакримаю”, когда она обогнула почти выведенный из строя военный корабль. У её ауспика не было времени обнаружить источник залпа, прежде чем рухнули щиты. Гравитационные снаряды врезались в её борта, сминая и выкручивая броню волнами сдвигающей силы. Импульс плазмы в сто метров диаметром поразил двигатели и превратил половину из них в газ и шлак. Она завращалась, пламя и железо заполнили вакуум вокруг неё размытым пятном. На её мостике Сигизмунд чувствовал, как взрывы сотрясали палубу. Красный свет мигал в воздухе. Экипаж реагировал и выкрикивал приказы, пока стонал корпус.

– Батареи с девятой по пятнадцатую потеряны…

– Сила тяги на уровне тридцать пяти процентов…

– Стабилизация курса потеряна…

– Пустотный генератор отключается!

– Мы без щитов!

– Лорд, – позвал офицер связи. Мужчина вцепился в край пульта управления, лампы аварийной сигнализации окрашивали его лицо красным светом. – Лорд, приближается вражеский корабль, быстро. Тип неизвестен, но он большой. Они запускают штурмовое судно.

– Включить главную тревогу по всему кораблю, – сказал Сигизмунд. – Приготовиться к отражению абордажа.

– Эфирный скачок!

Крик раздался за секунду перед тем, как тонкий луч света закружился в воздухе над командной платформой. Отделение рассредоточенных по мостику Храмовников побежало к платформе. Сигизмунд успел поднять меч, когда свет и тень поменялись местами, а течение времени сбилось. Вспыхнул протянувшийся от палубы до потолка пульсирующий столб молнии. Внутри света стояли фигуры, гигантские фигуры металла и смерти. Затем свет исчез, и во внезапно наступившей темноте раздался грохот выстрелов, когда Сыны Гора открыли огонь.

Сигизмунд уже двигался вперёд, меч сиял, слова старой клятвы звучали на губах. Лезвие клинка рассекло горло первого из Сыновей Гора даже раньше, чем исчезла вспышка телепортации. Он был среди них, рубил и рубил, убивая каждым ударом, пока выстрелы и клинки тянулись к нему.

А тем временем “Лакримая” погибала, истекая кровью в пустоту, пока рой штурмовых таранов и когтей врезался в её борта.

Огонь и шум убийства заполнили мостик “Лакримаи”. Воины в броне цвета морской волны рассредоточились, стреляя на ходу. Измельчённая плоть и кровь взлетали в воздух, когда болты взрывались среди экипажа и сервиторов. Сигизмунд видел, как погибли немногочисленные Храмовники, которые были с ним на борту, расстрелянные поодиночке подавляющими очередями огня и добитые клинками. Такая же судьба ждала и его, если он покорится ей.

Секунды исчезли. Мир свёлся к удару двойных сердец, уменьшился до лезвия, острия и движений меча. Теперь они окружали его со всех сторон, доспехи цвета морской волны, опускавшие клинки и стволы оружия, повернувшиеся и смотревшие на него пустыми глазами потерянного незнакомца. Слишком много. Слишком близко. Слишком быстро.

Затем он увидел Аксиманда, стоявшего за смертоносным вихрем своих воинов, его оскаленный бронзовый шлем с красным гребнем и двуручный меч в ножнах за спиной. На его плече под красным глазом Гора располагался чёрно-серебристый полумесяц.

Тяжесть меча в руке Сигизмунда казалось исчезла. Цепи упали. Всё закончится здесь. Все годы войны закончатся здесь.

Смерть… одинокий и позабытый.

Он видел всё. Цепной топор опускается перерубить его руку с мечом, удар меча, траектории болтов, которые искромсают его ноги, дальше и дальше – вращавшаяся истина клинков, пишущих слова смерти. Он читал всё и видел, что этот клубок невозможно распутать.

Смерть…

Один среди звёзд, а не рядом с отцом.

Киилер ошиблась.

Смерть и неудача...

Он умрёт здесь.

Осознание пронзило его, и, возможно, впервые за всю жизнь он почувствовал покой.

Но я умру не один…

Его меч встретил цепной топор клинком к клинку. Искры и молния пронзительно засвистели в воздухе. Он разрубил лезвие топора, меч задрожал в его пальцах, когда цепные зубья разлетались во все стороны. Он усилил давление и рассёк сверху грудь замахнувшегося топором воина. У предателя не было времени упасть. Сигизмунд навалился всем телом вперёд, опуская меч и разрубая воина до пояса.

Силовой меч пронзил пространство, где Сигизмунд находился мгновение назад. Силовое поле раскололо броню над его рёбрами. Он ответил новому нападавшему ударом локтем в лицо. Болты взрывались на палубе и в воздухе вокруг него, но он уже двигался вперёд, широким взмахом отрубив ноги воину с силовым мечом в тот момент, когда его товарищ рухнул на палубу в потоке кишечной жидкости и крови.

Это не было фехтованием в дуэльных клетках. Это было тем, что Кхарн из XII называл “правдой битвы”. Пронзать, рубить, ломать. Убийство без паузы или остановки, пока кровь окрашивала мир. И всё же здесь присутствовал ритм – ужасная и чистая дробь в столкновении клинков и грохоте оружия, в приливе мышц и крови. Это всё было вокруг него и внутри него, последнее прибежище его души, которое он вырезал сам удар за ударом.

Сыны Гора были хороши, закалённые боями и выбранные за мастерство и ярость. Они были убийцами все до одного. Но они подались назад, построения и шеренги для стрельбы деформировались, когда они пытались направить свои болтеры и клинки на лорда Храмовников. Сигизмунд врубился в их ряды, каждое движение его меча было ударом. Он почти не замечал их массу, взгляд закрепился на Горе Аксиманде посреди толпы воинов. Выпад клинка, расколовший броню; шаги, толкавшие его вперёд мимо рубящих ударов врагов; – всё исчезло, оставив путь только к этому врагу. Он умрёт здесь. Сигизмунд знал это. Единственный выбор оставался в том, как именно.

– Одинокий и позабытый… – раздался призрачный голос Эуфратии Киилер.

Он подставил плечо под вытянутый вниз топор, почувствовал, как наплечник треснул от силы атаки, и ответил рубящим ударом. Новая кровь брызнула в воздух, ещё одно тело упало, ещё один шаг вперёд. Аксиманд теперь двигался к нему, он достал клинок из ножен и активировал силовое поле. Болт взорвался на повреждённом наплечнике. Керамит разрушился. Боль пронзила Сигизмунда и его следующий рассекающий удар не достиг цели. Он прервал неудачную атаку и успел поднять меч, останавливая покачнувшуюся откуда-то из-за пределов зрения булаву. Затем из толпы мелькнул ещё один широкий удар, раскалывая броню на уровне талии. Цепной меч выбил искры, вгрызаясь в руку, кромсая броню от запястья до предплечья.

Кровь. Теперь он её почувствовал.

Аксиманд неторопливо приближался. Меч в его руке был шириной с плечи смертного, клинком палача.

Сигизмунд отвёл очередной удар и рассёк мечом горло под бронзовой лицевой пластиной. Оглушительный грохот и взрыв в боку. Боль. Мир разлетелся на белые осколки. Он больше не продвигался вперёд, и вокруг была только толпа в зелёных доспехах, удары и рёв.

Аксиманд был уже близко, красный плащ ниспадал с его плеч, красные линзы глаз смотрели с гротескной клыкастой лицевой панели, демонический король явился с последним даром к покалеченному врагу.

– Иди ко мне! – выдохнул Сигизмунд.

Столбы света вспыхнули в воздухе посреди палубы. Прокатились взрывные волны. Пойманные в ослепительном сиянии Сыны Гора превратились в тени, прежде чем исчезнуть. На их месте стояли фигуры в жёлтой броне. Сигизмунд увидел очертания сомкнутых в защитные круги абордажных щитов. Болтеры открыли огонь и звуки взрывов сменили исчезающий гром телепортации. Легионеры-предатели падали, сбитые с ног попаданиями. Круги Имперских Кулаков распались и собрались в месте, щиты сцепились в одну стену. Сигизмунд увидел выжженную эмблему двойных топоров, чёрную на жёлтом фоне, и Ранна в центре атакующего строя. Они стреляли, наступая, сквозь амбразуры в высоких щитах. Это было жестокое совершенство, словно разрушающий череп идеальный удар топора. И когда Сигизмунд выпрямился, и его собственный клинок разрубил окружавших его врагов, он услышал, как стена щитов врезалась в Сыновей Гора.

Масса воинов в доспехах цвета морской волны подалась назад, но они не были ни людьми, ни новорождёнными космическими десантниками. Они были XVI легионом, как и раньше, воинами, кровью и смертью заслужившими высокое место, с которого пали. Они перегруппировались, встречая стену щитов Имперских Кулаков. Раздались выстрелы. Потоки плазмы и мелталучей ударили в единственный щит и испарили и сам щит, и державшего его воина. Рассеявшиеся Сыны Гора построились узким клином, чтобы пробить брешь в стене щитов прежде, чем этот промежуток закроется. Над головами Имперских Кулаков проревел приказ, отозвавшись эхом в воксе.

– Открыться! – прокричал Ранн.

Стена разошлась, между щитами появились широкие промежутки. Воины в жёлтом и чёрном цветах атаковали в открывшиеся проходы. Эмалированные лавровые венки венчали их шлемы, а мечи в руках светились синим огнём. Впереди бежал Борей, белый табард первого лейтенанта покрывали кровь и ожоги. Храмовники врезались в Сыновей Гора, когда стена щитов сомкнулась позади них.

Казалось словно молния ударила впереди приближавшегося грозового шторма. Мостик внезапно превратился в толчею тел и оружия, скрежетавших друг о друга, как окровавленные зубы. Силовое оружие рассекало плоть и броню, и палуба стала вихрем из рубящих, режущих и дробящих ударов. Сигизмунд видел, как Борей пронзил мечом воина в доспехе цвета морской волны и выпустил половину обоймы в лицо другого, прежде чем стряхнуть ногой труп с клинка и встретить опускавшийся удар цепной глефы. В следующее мгновение боя челюсти битвы сомкнулись вокруг Борея.

Сигизмунд прорубался сквозь волну, он чувствовал, как раны сворачивались под бронёй. Повсюду вокруг него были воины в зелёном и бронзовом цветах. Ещё одна линия боли прочертила его рёбра, когда удар сзади стегнул по боку. Он поменял захват меча и нанёс выпад под локтем. Он почувствовал, что попал и рванул меч назад, поворачивая и поднимая клинок, разрубив воина перед собой от паха до плеча. Он сделал ещё один шаг и остановился.

Пальцы левой руки не могли сжать рукоять меча.

Что-то было в его боку, что-то застрявшее в рёбрах, что-то посылавшее волны боли в его нервы.

– Лорд! – он услышал крик, совсем рядом, но приглушённый грохотом стрельбы и лязгом сталкивающихся клинков.

Он ощутил привкус железа во рту.

Сражение расступилось перед ним.

Левая рука онемела, силы вытекали на палубу красными каплями.

К нему приближался Гор Аксиманд. Маленький Гор не стал произносить речей или позёрствовать перед убийством, подобные ошибки совершали меньшие воины, полагавшие, что презрение вело к победе. Аксиманд просто атаковал и взмахнул огромным широким мечом в смертельном ударе.

Сигизмунд отступил, но за первым рассекающим ударом Аксиманда последовал второй и третий. Сигизмунд парировал последний одной рукой и почувствовал, как от силы удара порвались мышцы в правом плече. Маленький Гор продолжал наступать, атакуя всё быстрее и быстрее. Сигизмунд контратаковал, но попал только в воздух; Аксиманд был свежим, а Сигизмунд чувствовал, как его мир сужается за границы окружающей битвы. Наступил момент, когда Сыны Гора отошли от своего лорда, оставив ослабевшую добычу зубам альфа-волка.

Сигизмунд прочитал следующую рассекающую атаку Аксиманда и мощно контратаковал обратным ударом в голову. Аксиманд встретил удар и два меча заскрежетали друг об друга. Фонтан искр вырывался из столкнувшихся силовых полей. Маленький Гор толкал клинок вперёд. Сигизмунд отскочил, расцепив клинки, но Аксиманд почувствовал, что давление ослабло и нанёс новый удар. Сигизмунд вскинул меч. Но парирования так и не произошло.

Длинный клинок обрушил меч Маленького Гора вниз.

Борей всем весом врезался в Аксиманда, когда лорд Сынов Гора снова поднял оружие и повернулся встретить нового противника. Борей ударил рукоятью меча по правой глазной линзе шлема Аксиманда. Красный кристалл треснул. Борей бил снова и снова, не давая Аксиманду пространства для удара. Броня смялась. Кровь хлынула из-под разорванного керамита.

Борей отступил на шаг и поднял меч для рубящего удара. Он был отлично рассчитан, являясь результатом опыта, тренировок и уроков десяти тысяч полей битв. И ещё он был ошибкой. Ему было не суждено попасть в цель. Не потому что Борей допустил неточность в технике, а потому что противник, с которым он сражался, был лордом предателей, сыном Гора, обученным магистром войны, как до, так и после падения. Аксиманд изловчился и впечатал лицевую панель в Борея прежде, чем Храмовник успел нанести удар. Сигизмунд видел, как Борей покачнулся, а затем толчея битвы скрыла его из вида.

Сигизмунд рванулся вперёд, но воин с украшенным гребнем шлемом преградил ему путь и замахнулся двуручной булавой. Щит остановил удар. Свет и молния вспыхнули на чёрном щите. Воин с булавой пошатнулся. Ранн толкнул щитом вперёд и погрузил топор в шею воина.

– Как ни крути, а у них есть зубы, – проворчал Ранн, прижимая щит, задрожавший от шквала взрывавшихся на его поверхности болтов. Сигизмунд встал рядом с Ранном, старая боевая слаженность легко вернулась. Теперь их окружали Имперские Кулаки, образовав треугольник из перекрывающихся щитов.

– Пригнись! – крикнул Ранн, когда навершие крючковатого молота зацепилось за верх его щита, чтобы опустить тот вниз. Сигизмунд приготовился, низко держа меч в здоровой руке. Ранн на мгновение замер, а затем бросился вперёд, мышцы, доспехи и отточенные десятилетиями умения перетекли в движение. Щит высоко поднялся, выдернув зацепившийся за край молот. Сигизмунд нанёс выпад под щитом снизу-вверх. Он почувствовал, как клинок прошёл сквозь броню и плоть, и вытащил меч, прежде чем его вырвал бы вес мертвеца.

В открывшемся разрыве он мельком увидел Борея и Аксиманда. Теперь Борея со всех сторон окружали Сыны Гора и доспехи первого лейтенанта покрывала кровь.

– Запущена телепортационная последовательность, – произнёс Ранн. – “Персефона” будет в пределах досягаемости через четыре минуты. Думаешь, мы продержимся до тех пор?

Сигизмунд покачал головой.

– Мы прорвёмся к Борею, – крикнул он Ранну. Штурмовой капитан громко рассмеялся.

– Ты и в самом деле собрался умереть здесь, да? Борей был прав. Мы пришли за тобой, и ты всё равно хочешь умереть от рук этих псов? Корабль кишит ублюдками.

– Наши клятвы посвящены этому моменту, – крикнул Сигизмунд.

– А наш долг – этой войне, – проревел Ранн.

– Мы не бросим его.

Ранн посмотрел на него, по зелёным глазным линзам шлема было невозможно понять о чём он думает.

– Хорошо. Как пожелаешь. – Он упёрся в щит. – Вперёд за мной! – Стена щитов бросилась вперёд, врезавшись в шквал выстрелов и клинков.

Один шаг, два шага, мышцы и сервомоторы ревели, пока поглощали удары, болтеры стреляли на ходу.

– Открыться! – крикнул Ранн, и в стене щитов появилась вторая брешь. Сигизмунд снова увидел Борея. Тот лежал на палубе, его броня и тело превратились в кровавое месиво. Аксиманд победно возвышался над ним, повернув меч острием вниз и опуская в последнем ударе.

Меч Сигизмунда встретил этот удар. Свет вспыхнул на краях клинков. Аксиманд отпрянул назад. Сигизмунд встал над Бореем за стеной щитов.

– Приготовиться к телепортационному извлечению! – прокричал Ранн в вокс, но Сигизмунд не слушал его. Он сделал ещё шаг, глаза читали поднимавшуюся дугу меча Аксиманда, мышцы и клинок выровнялись. Больше ничего не было реальным. Больше ничего не имело значения. Его истина была и всегда будет эхом этого момента, когда удар мечом подобен выдоху, подобен жизни.

Его первый удар пришёлся на руку Аксиманда с мечом и отрубил её у запястья. За первым ударом последовал второй. Ни малейшей паузы. Ни малейшей передышки. Брызнула кровь, когда острие и лезвие меча Сигизмунда прошли сквозь нагрудник. Кровь ярко вспыхнула на зелёной броне, цвета штормового моря.

Аксиманд пошатнулся, истекая кровью.

Воздух вокруг них закричал.

Свет расширился и поглотил зрение.

Сигизмунд поднял меч для смертельного удара.

И мир исчез в ослепительном свете.

Имперские Кулаки оставили “Лакримаю” клинкам врагов. Выжившие корабли устремились в пустоту и к далёкому пятнышку, которое было солнцем. Большинство были повреждены, многие горели и некоторые умрут раньше, чем достигнут ожидавших их битв.

На телепортационной палубе “Персефоны” Сигизмунд опустил меч, который поднял на другом корабле. Гром телепортационного разряда рассеивался и исчезал в воздухе. Вокруг него, испачканные кровью и сажей, стояли пришедшие за ним братья. Позади него на палубе неподвижно лежал Борей. Под ним росла лужа крови

– Апотекарии! – закричал Ранн.

Сигизмунд молчал. Онемение в левой руке сменилось огнём в плоти. Он посмотрел вниз на свой меч, всё ещё прикованный цепью к другому запястью, а затем поднял его и коснулся плашмя своего лба.

Сигизмунд чтит павших.

ДЕВЯТЬ

Убийцы королей

Копьё со множеством клинков

Правда ножей

Боевая баржа “Военная клятва”, Супрасолнечный залив

Гололитические изображения Кибры и Сота-Нула исчезли в статике, а затем в темноте. Психическая проекция Аримана задержалась. Старший библиарий Тысячи Сынов секунду смотрел на Абаддона, а потом озвучил свои мысли.

+ Прощай, + произнёс он, и затем его изображение исчезло, оставив в воздухе призрачную психическую изморозь. + Пусть всё будет сделано, как задумывалось. +

Абаддон не мигая смотрел на освобождённое двумя командующими меньших флотов пространство. Над ним и позади него возвышался зал совета и неподвижный воздух молча окутывал затянутые тенями стены.

– Пусть всё будет сделано, – сказал Абаддон в пустую темноту.

Всё специально спланировали так, чтобы окончательные цели нападения были известны только самым старшим командирам. Из них же только немногие были осведомлены о взаимосвязи конкретных действий. И даже среди оставшихся буквально единицы знали внутренние узелки замысла магистра войны. Никто больше не должен был знать, даже среди самых высокопоставленных офицеров легиона и ближайших союзников. Поэтому последнее собрание избранных командующих, прежде чем они отправились своими путями, прошло в пустой темноте, без помощников и сопровождающих.

Абаддон на секунду остановился в центре зала, его взгляд был устремлён в темноту, но он не видел её.

Вдали танцевал свет факела.

Кровь затуманила его взгляд.

– Это – он? – раздался голос, низкий, но ясный и сильный. Абаддон поднял голову и почувствовал, как цепи натянулись вокруг его шеи. Над ним вырисовывались две тени. Обе держали ярко горевшие факелы. – Похоже, он едва жив.

– Именно поэтому он перед нами. Он прошёл через тридцать банд в глубоких лабиринтах, прежде чем мы нашли его. Причём уже после того, как все остальные его последователи погибли. Он направлялся к туннелю, когда мы догнали его.

– Он выживет с такими ранами?

– Если нет, то зачем он нам нужен?

Послышалось низкое согласное ворчание, и затем одна из маячивших теней шагнула вперёд и присела на корточки. Свет её факела отбрасывал полосы оранжевого и красного цвета на серо-белую броню. Тёмные глаза смотрели на Абаддона с покрытого шрамами и резкими татуировками лица.

– Ты видишь нас, парень, не так ли? – спросило лицо.

Абаддон не ответил.

Он был в глубинах и возглавлял налёт на владения Головорезов в лабиринтах. Они попали в засаду. Их ждали, минимум три клана явились за головой изгнанного принца. Сотни бандитов-убийц хлынули из туннелей, грохотали взрывавшиеся осколочные мины, крупнокалиберные пули гудели в воздухе… Первыми же залпами они убили половину принёсших с ним клятву братьев и сестёр. Это была бойня и трусость, но он вышел из дыма и пыли и нанёс первому атакующему обратный удар, расколов ему голову ровно от челюсти до затылка.

– Ты знаешь, кто мы? – спросило лицо, не отводя взгляда. Абаддон посмотрел в ответ и кивнул.

– Забирающие мёртвых! – произнёс он.

Лицо рассмеялось.

– Так и есть, парень. Так и есть. – Фигура держала монету в бронированных пальцах. Поверхность серебряного кружочка зеркально блестела. – У меня есть монета за твою жизнь.

Абаддон не пошевелился, сохраняя выражение лица и взгляд спокойными. Бок пульсировал от боли. Он чувствовал во рту привкус крови. Он собирался умереть, но не собирался давать этим похожим на людей существам победный трофей. Если они пришли за его жизнью и душой, тогда им придётся вырвать их из него. Забирающие мёртвых всегда были здесь. Они жили в ночи и звёздах, кружившими над небесами Хтонии. Они наблюдали, судили и забирали достойных во тьму, чтобы те стали подобными им. Хотя некоторые считали это всего лишь историями, но в последние годы целые кланы исчезали во время войн банд и их больше никогда не видели. Забирающие были настоящими.

– Мы искали тебя, – сказало лицо, – изгнанного принца, который убил своего отца вместо того, чтобы убить товарищей по клятве и стать мужчиной.

Абаддон продолжал молчать. Вторая фигура, всё ещё наполовину невидимая, переместилась и грубо рассмеялась.

– Ты ничего от него не добьёшься, Сиракул. Посмотри на него. Он не из разговорчивых. Слишком много злости ищет выход. Вот почему он здесь. Вот почему он почти умер в этих туннелях, а все верившие в него – погибли. Может он и убийца, но в нём столько огня, что он сожжёт всё к чему прикоснётся.

Вторая фигура появилась перед размытым взглядом Абаддона. Она была в такой же серо-белой броне, что и первая, и держала под левой рукой украшенный гребнем шлем. Абаддон заметил символ полумесяца на шлеме над правым глазом. Кожа мужчины была чёрной, как полированное трутное дерево. Коротко подстриженные в форме ирокеза волосы протянулись вдоль головы. Широкие серебристо-серые глаза мерцали над улыбкой.

– Верно, не так ли? Ты так и будешь смотреть на нас и не произнесёшь ни слова, даже если мы вонзим в тебя ножи и вырежем твою душу.

Первый мужчина, которого звали Сиракул, встал.

– Мой брат прав, парень? – спросил Сиракул. – Или в твоих венах течёт не только злость, Абаддон?

Он поморщился от звука своего имени и взгляд переместился между двумя смотревшими на него сверху вниз мужчинами.

– Да. Мы знаем твоё имя, – сказал сероглазый. – Мы знаем, кто ты и что сделал. Мы знаем, что ты убил почти всех в родном клане, а выжившие с тех пор вели на тебя охоту. Мы знаем, что ты убил всех, посланных против тебя, а затем нашёл тех, кто их послал, и сделал с ними то, что они не смогли сделать с тобой. Мы знаем всё это. Мы знаем, что ты – убийца и выживший, Абаддон, сын Таркеррадона. А вот чего мы не знаем – есть ли в тебе силы стать кем-то большим.

– Я не… – Абаддон процедил слова сквозь сломанные зубы и боль. В какой-то момент в бою после засады что-то разрушило половину костей его лица. – Я не хочу быть королём.

Снова раздался громкий смех.

– Вот им ты точно никогда не будешь, Абаддон, – сказал воин с серыми глазами. – Ты или умрёшь здесь, или станешь одним из нас. Мы – убийцы королей и ниспровергатели тиранов. Мы братья по войне и крови. Мы живём друг для друга и умираем за будущее, которое сами создаём, и это всё, кем мы когда-либо будем. Хочешь стать таким, Абаддон?

Он посмотрел на них. Боль попыталась затянуть его в свои объятия. Он вдохнул воздух, услышал, как зазвенели цепи. В уме он снова увидел пещеру становления, отец падал от его окровавленной руки, он повернулся быстро, но недостаточно быстро, и один из охранников успел дёрнуть назад голову Карса и рассечь ножом горло его брата по крови.

– Вы говорите правду? – спросил Абаддон, вытаскивая слова из бездны боли. – Вы клянётесь, что это правда?

Сиракул посмотрел на своего товарища и затем кивнул:

– Это правда, парень. Клятвой, которую я даю в этот момент, я говорю, что это правда.

Абаддон попытался подняться, но цепи остановили его.

– Я… – он слышал, как хрипел его голос. – Тогда я ваш.

Они не двигались. Он чувствовал, что они наблюдали за ним и оценивали.

– Разорви цепи, – произнёс сероглазый воин.

Сиракул шагнул вперёд, схватил звенья цепей Абаддона и разорвал их, словно это была гнилая верёвка.

Сиракул и сероглазый воин смотрели на него. Абаддон вздохнул и начал вставать, дюйм за мучительным дюймом, пока полностью не выпрямился, окровавленный и с разбитым лицом. Его сломанное левое предплечье свисало вдоль тела, рука держалась на полосках кожи и сухожилий. Боль сотрясала его.

Сероглазый воин обменялся взглядами с Сиракулом и кивнул.

– Я – Гастур Сейян. Тебя ждёт долгая дорога, Абаддон, и большая её часть будет отмечена такой великой болью и потерями, которых ты ещё не знал. Единственной наградой будет стать одним из нас, братом воинов и волков. Если этого недостаточно, то лучше и не начинать.

Абаддон покачнулся, отказываясь показывать слабость от ран перед этими воинами.

– Этого не будет достаточно, – сказал он. – Это будет всем.

Сиракул рассмеялся:

– Он мне нравится. От него будут проблемы.

Абаддон смотрел, как тьма сменила прошлое, затем повернулся и ушёл.

Грузовое судно “Антей”, Транссатурнский залив

Мерсади проснулась в холодном поту.

– Нет… – с трудом выдохнула она воздух, который вдохнула во сне, когда волк повернулся и улыбнулся ей окровавленными зубами.

Каюты вокруг неё были тихими, низкий гул и дрожь корабля поглощали гобелены и подушки. Она несколько секунд тяжело дышала, изучая тени, отбрасываемые на мебель единственным светящимся шаром, установленном на вращавшейся бронзовой подставке. Подушки её дивана были мокрыми, и одежда прилипла к коже.

– Плохие сны? – спросил Нил. Навигатор сидел в кресле с мягкой обивкой в другом конце комнаты, скрестив под собой длинные ноги, отчего напоминал статую старого мистика, которую она когда-то видела в музее Консерватории. Он раздобыл кое-какую одежду и сменил тюремный комбинезон: свободная чёрно-красная ткань свисала с его тонкого паучьего тела. Он наполовину завернулся в одеяло, но не было похоже, что он спал.

– Телохранительница торговца с кислой физиономией оставила нам кое-какую одежду, – произнёс он, кивнув на аккуратную стопку ткани на столике. – Сомневаюсь, что вы пришлись ей по душе.

Мерсади встала, протирая глаза и выгоняя сон. Во рту появился металлический привкус, что-то вроде меди и железа.

– Где мы? – спросила она.

– Где-то в заливе между Ураном и орбитой Сатурна, – ответил он и пожал плечами. – По крайней мере, я так думаю. Вы спали, но потребуется несколько дней, чтобы добраться до туда, даже если это ведро болтов и ржавчины способно на такой подвиг. Это же всего лишь орбитальное грузовое судно. Сомневаюсь, что оно когда-нибудь совершало полный переход от ядра до системного края. – Он улыбнулся и покачал головой. – Мы всё ещё можем умереть.

Мерсади не ответила, но встала и подошла к стопке одежды.

“Антей” вырвался из каскада вокруг Оберона и на полной скорости устремился к внешним орбитам Урана и заливу за ними. Никто не бросил им вызов и не попытался перехватить, потому что они были всего лишь ещё одним охваченным паникой корабликом среди огромного множества спасавшихся бегством судов. Не пришло никакого ответа и на посылаемый ими сигнал, но она и не ожидала иного. При всей её убеждённости перед Веком, это был акт отчаяния, а не уверенности, камень, брошенный в бассейн в надежде, что кто-то увидит рябь.

Она взяла сложенную одежду: свободную и серо-красную.

– Она сказала, что вернётся за вами, – добавил Нил. – Телохранительница. Похоже она хочет поговорить.

Он встал, выпутывая руки и ноги из одеяла, повёл шеей и затем направился к одному из люков, что вели в другие каюты.

– Оставлю вас одну, – сказал он и ушёл.

Она оделась, чувствуя на коже давно забытое ощущение мягкой и чистой ткани. Главные двери каюты открылись. За ними стояла высокая фигура Аксиньи, телохранителя, омываемая янтарным светом люминесцентных полос. Бледные глаза на секунду встретили взгляд Мерсади. Что-то в холодной интенсивности этого взгляда напомнило ей фрагмент изображения, потерянный в трещинах прошлого. Аксинья дёрнула головой и повернулась в сторону коридора.

– Идёмте, – сказала она. Мерсади послушалась.

Они молча шли долгие минуты, спускаясь по проходам и лестницам, минуя помещения, где пахло маслом и горячим металлом.

– Куда мы идём? – спросила Мерсади. Аксинья не ответила, но набрала код на массивной двери с предупредительными полосами. Дверь открылась с шипением и грохотом пневматики. Хлынул запах человеческого пота и дыхания. Аксинья шагнула в сторону и махнула Мерсади войти.

Освещение внутри было другого оттенка, тусклым, но холодным, как пульсирующий свет при недостатке энергии. Они стояли в углу грузового трюма. Его сводчатый потолок сходился плоской вершиной примерно в десяти метрах над её головой. Отсек был небольшим в сравнении с огромными трюмами макротранспортов или военных кораблей, но в любом случае показался Мерсади ещё меньше, когда она посмотрела на тех, кто в нём находился. Перед ней стояла свободная стена людей, глаза смотрели с опустошённых лиц. Среди этих лиц она увидела представителей всех возрастов: детей, выглядывавших из-за ног родителей; старые и молодые, все смотрели с небольшим любопытством и большим страхом. Они носили одежду всех видов и качества: вулканизированные и испачканные маслом облачения космических докеров; усеянные медными кнопками бархатные жилеты; серые спецовки с трафаретными надписями, все грязные и явно давно не снимаемые.

Ни одно из лиц не двигалось, большинство глаз, казалось, даже не моргали. Она услышала звуки с другой стороны толпы и поняла, что это люди, которых она не видела, заполняли пространство трюма. Полосы дыма от приготовления еды поднимались в воздух. Она закашлялась, когда запахи экскрементов и мочи коснулись внутренней стороны горла.

– Кто вы? – спросил отчётливый голосок почти у самого пола. Мерсади посмотрела вниз и увидела два карих глаза, которые смотрели на неё из-под спутанной массы пепельно-белых локонов. Мерсади перевела взгляд на стоявших рядом с девочкой взрослых, но никто из них не двигался и не говорил. Они и все остальные, кого она видела, смотрели на Аксинью, которая только что вошла и встала позади неё. Она снова посмотрела на девочку и присела, чтобы находиться на одном уровне с большими и внимательными карими глазами.

– Я… – начала Мерсади и остановилась, неуверенная, что сказать. – Меня зовут Мерсади. Я рассказываю истории.

– Какие истории? – спросила девочка.

– Правдивые.

– Мне нравятся истории, которые рассказывает дедушка. Только они неправдивые. Они про призраки и корабли с сокровищами, и королей, и королев солнца и рыцаря луны. Про рыцаря самые лучшие. Знаете, она путешествует среди звёзд, и никогда не говорит, и у неё есть меч, который никто не видит, и она не спит, потому что отдала свои сны на хранение солнцу, пока она путешествует в поисках существ, которые живут ночью.

Мерсади поняла, что улыбается:

– Мне тоже нравятся такие истории.

Девочка кивнула с серьёзным выражением лица:

– Дедушка расскажет мне историю, когда мы вернёмся на Корделию. Там наш дом. Нам пришлось уйти, но мы вернёмся, а до тех пор мне приходится самой рассказывать себе истории.

Чья-то рука сжала плечо девочки и потянула назад. Мерсади посмотрела на лицо мужчины с холодным взглядом и круговой татуировкой договорной службы Урана на щеке.

– Идём, Сиби, – произнёс он и посмотрел на Мерсади:

– Вы принесли сюда какую-нибудь еду с вашими красивыми словами и чистой одеждой?

Мерсади выпрямилась, внезапно поняв, что линия людей незаметно для неё переместилась вперёд. Теперь в их глазах появился гнев.

– Нет… – начала она. – Нет, мне жаль. Я не знала, что…

– Что происходит? – донёсся голос из глубины отсека.

– Я… – начала Мерсади.

– Куда мы направляемся?

Линия превратилась в толпу, которая продвигалась всё ближе, и теперь она почувствовала запах пота, дыхания и статический заряд страха.

– Почему вы здесь? – раздалось рычание, и к ней протянулась рука.

Аксинья шагнула вперёд и ударила по руке сверху. Толпа подалась назад от телохранительницы.

– Идёмте, – сказала Аксинья, толкая Мерсади к двери, через которую они вошли. Толпа не стала следовать за ними, но Мерсади казалось, что она чувствует их взгляды даже когда закрылась дверь с полосами. Она на секунду задержалась в коридоре. Аксинья шагнула мимо неё.

– Я поняла, – сказала она телохранительнице.

– Неужели? – спросила Аксинья, остановившись и посмотрев на Мерсади. – На борту шесть трюмов. Все точно такие же, как этот. Сколько по-вашему еды на таком корабле? На сколько её по-вашему хватит для сотен ртов? Через сколько времени по-вашему им станет неприятно в них находиться? Через сколько времени они попытаются выйти? Что ваше понимание говорит о том, что тогда произойдёт?

– Мне жаль, но это не из-за меня.

– Нет, не из-за вас, но из-за вас ситуация не смогла разрешиться. Если бы мы успели состыковаться, то смогли бы высадить некоторых из этих людей и загрузить припасы. Теперь же за нами охотятся люди, люди ищут вас, люди, которые обстреливают свои же корабли, чтобы добраться до вас. Поэтому всем нам приходится бежать. Та малышка, с которой вы говорили, как вы думаете, что с ней произойдёт, если охотящиеся на вас люди найдут нас? Вы когда-нибудь видели подобное насилие прежде?

– Да, – ответила Мерсади, выдержав холодный внимательный взгляд телохранительницы.

Спустя долгий момент Аксинья кивнула.

– Возможно и в самом деле видели, но это не имеет значения. Я поклялась защищать своего господина и его семью. И это так. Корабль и люди на нём не под моей защитой. По-другому и быть не может. – Она подошла ближе, настолько близко, что теперь Мерсади почувствовала дуновение её дыхания. Пахло металлом. – Но вы… вы притянули судьбы всех людей на этом корабле и сделали их вашими. Я не знаю, и меня не волнует, почему господин верит вам, но я хочу, чтобы вы знали, что бы не случилось с ним и этими людьми это будет не по его вине. Она будет вашей, рассказчица историй. Она будет вашей.

Аксинья повернулась и ушла по тусклому проходу.

– Возвращайтесь в вашу каюту, – не оборачиваясь, произнесла она. – Скоро он снова захочет с вами поговорить.

Мерсади Олитон секунду стояла, а затем сделала, как ей сказали.

Боевая баржа “Военная клятва”, Супрасолнечный залив

Направлявшаяся к солнцу армада разделилась. Боевые группы начали следовать разными курсами: сначала самые маленькие на краю, затем большие корабли, по одному слою строя за раз, распрядаясь, словно узел верёвки на нити.

Кружившие вдали расходившегося флота Белые Шрамы увидели, как формирование вражеских кораблей стало меняться. И тогда они стали убивать, направляясь на перехват меньших фрегатов и канонерок, которые рискнули покинуть безопасность стада. Но преобразование армады продолжалось, один флот превращался во множество флотов без снижения скорости.

Белые Шрамы развернулись и атаковали снова, но в этот момент от разделённой армады отделилась стая из сотен меньших кораблей. Они были самыми быстрыми среди захватчиков и укомплектованы вольными торговцами и каперами-отступниками. Они слетелись на призыв Гора и получили эту задачу в обмен на обещания богатства и власти. Они были воронами войны, которые последовали за Великим крестовым походом до края тьмы, а теперь вернулись пировать на трупах своих хозяев.

Они рассеялись за пределы армады, устремившись по спирали навстречу Соколиным флотам. Сотни маленьких битв вспыхнули в пустоте, кружась следом за главной массой армады.

И форма армады продолжала меняться. Когда оболочка из меньших кораблей исчезла, стали видны главные силы. Многие корабли несли цвета Сынов Гора, окровавленные старики-воины такие, как “Последний свет”, “Клятва момента” и “Копьё волка”. Их легионеры были ветеранами, родившимися до предательства, разорвавшими клятвы Императору и сохранившими верность своему примарху. Рядом с ними следовали суда настолько разных форм и размеров, что казались не флотом, а скорее коллекцией творений, сплавом человеческой изобретательности в создании кораблей и безумия. Галеоны из чёрного металла, чьи корпуса усеивали хромовые пирамиды; гладкие иглы зазубренной бронзы длиной в пять километров; плиты красного камня размером с горные хребты, поднятые в космос и переделанные внутри в города-суда, заполненные всевозможными вращавшимися машинами, – они представляли собой творения сподвижников Кельбор-Хала и его Новых Механикум. Не было двух одинаковых, их размер и формы служили отражением командовавших ими магосов.

Один за другим корабли легиона и Механикум начали расходиться, вытягиваясь в копьё с двумя клинками. Несколько часов эти два формирования продолжали вместе спускаться к диску Солнечной системы, оставив позади кружившие в битве Соколиные флоты и падальщиков-каперов. С каждым часом два флота двигались всё дальше и всё больше отдалялись друг от друга, пока каждый не стал видеть свет двигателей другого всего лишь как единственную точку звёздного света.

Абаддон наблюдал за всем этим по экрану, на который дополнительно выводились данные сканирования, и не двигался уже несколько часов. Работа вокруг него на мостике “Военной клятвы” шла в почти полной тишине. Оставаться неподвижным стало для него проявлением воли, разум отслеживал все детали, пока звук сердцебиений заполнял уши, беспокойный и тревожный. Но он оставался на месте, наблюдая, как проходят время и расстояние. До победы предстоят кровопролитие и сражение, но всё зависело от этих моментов. Отсюда каждая часть армады отправится своим путём к своей цели и своим сражениям. Белые Шрамы видели это первое перестроение и отслеживали оба клинка разделённого копья. Но это ещё не конец. Пока ещё не всё произошло. Оставался ещё один момент уязвимости и тайны, ещё один осколок, которому предстояло отделиться от лезвия этого копья.

Абаддон почувствовал мурашки на спине. Мышцы дёрнулись, доспехи усилили крошечное движение с гулом сервомоторов. Он не отвёл взгляда от экрана, но оскалил зубы.

– Я не звал тебя к себе, жрец, – произнёс он, – и я не нуждаюсь в твоих советах.

Зарду Лайак остановился рядом с ним. Сильный запах ладана демонического жреца заполнил воздух.

– Я иду туда, где нужен, а не туда, куда меня зовут.

– Ты – часть кометной ударной группы. Вот где ты нужен. Корабли Пятнадцатого и твоего легиона уже готовы к отходу.

– Но я не ухожу, – сказал Лайак. Абаддон оглянулся на него, но жрец уже подошёл ближе, он смотрел на экран и постукивал посохом по каменному полу. – Я остаюсь с тобой.

– Ты присоединишься к копью, нацеленному на комету, – сказал Абаддон. – Такова моя воля.

– Но не воля богов.

– Меня это не волнует.

Лайак на секунду замолчал.

– Когда-то эти руки были руками иконоборца, – произнёс он, подняв кулак. – Ты знал это? Воин, который стал мной, сжигал богов и жил, чтобы отправлять набожных и заблудших на костёр.

– Твоё обращение мне не интересно, – сказал Абаддон.

– Я не был обращён, – сказал Лайак. – Человек, лицо которого находится под этой маской, был взят, сломан и переделан. Моя вера священна потому что она – ложь, а вся ложь – музыка в ушах Пантеона. Подобное благочестие ложное и созданное, но зато чистое. Ты живёшь для Гора, для своего легиона, для своих братьев. Это твоя правда. Моя в том, что я – ничто. Сын, покинувший отца. Брат, сделавший этих братьев своими рабами. – Лайак кивнул на рабов клинка, неподвижных и тихих, стоявших в восьми шагах от него. – Я такой же, как и ты, Эзекиль Абаддон.

Бившаяся в крови Абаддона желчь вспыхнула в ярость.

– Я…

– Убитые тобой на Исстване воины не были твоей крови? Разве они не проливали кровь вместе с тобой? Разве они не разделяли хлеб, клятвы и деяния с тобой, а ты с ними?

Абаддон снова увидел развалины, поднимавшийся в небеса дым, порывы пепла на мёртвом ветру.

– Предатель! – воскликнул Локен. Абаддон попробовал на вкус слова своего ответа, всё ещё горькие даже в памяти.

– Предавать было нечего.

Лайак кивнул в сторону рабов клинка:

– Я вложил мечи в руки моих братьев. Ты же вложил свой меч в сердца тех, кто доверял тебе и считал ваши связи нерушимыми.

Абаддон не мог пошевелиться. Перед его мысленным взором снова и снова прокручивались образы прошлого. Совершённые поступки, выигранные войны. Убийство, резня и обман.

– Предавать было нечего, – произнёс он. – Они не были моими братьями.

– Потому что они сделали другой выбор?

– Потому что верность – всё, – и когда он произнёс эти слова, то услышал старую истину, которую носил в себе с детства¸ когда стоял в пещере и смотрел на нож, который убьёт его товарищей и сделает его королём. – Мы были братьями и сыновьями.

– И это значило больше, чем клятвы Империуму, чем долг или правда?

– Нельзя быть верным идее, жрец, что твои родичи выучили на пепле вашей первой веры.

Странный сухой скрежет донёсся из-за зубов маски Лайака. Спустя секунду Абаддон понял, что жрец смеётся.

– Вера – всё, что у меня осталось, а верность идее – причина почему я здесь.

– Хаос, – произнёс Абаддон, обнажив зубы.

– Нет, – ответил Лайак и покачал головой, – истина.

Абаддон почувствовал, как новый вопрос сформировался в его разуме, но оборвал его и снова повернулся к экранам мостика.

Корабли Несущих Слово и Тысячи Сынов внутри флота уже построились, создав собственное формирование в огромной массе армады Абаддона, тонкий клинок, спрятанный среди множества других. В составе этой третьей силы было мало кораблей, всего дюжина, но так и задумывалось, их роль в большем плане требовала, чтобы они оставались незамеченными, пока взгляды защитников Сол устремлены на других. В течение часа основная часть армады Абаддона повернёт и начнёт следующий этап спуска к внутренней системе. Тысяча Сынов и Несущие Слово продолжат свой путь с выключенными двигателями, падая в тишине и темноте всё дальше и дальше в залив между вращавшимися планетами. Только приблизившись к цели, они вновь запустят двигатели. Колдовство окутывало их, отводя глаза и умы, пока задача не будет выполнена.

– Колдуны Просперо и воины моего легиона сделают то, что предначертано, – сказал Лайак, словно отвечая на мысли Абаддона. – Но мой путь находится рядом с тобой, Эзекиль Абаддон, и я пойду по нему. Это – мой выбор и моё место. Убей меня, если нужно, но я останусь.

Абаддон молча наблюдал за танцем пустоты, и когда он оглянулся, жрец уже ушёл.

Военный корабль “Копьё небес”, Супрасолнечный залив

Джубал-хан слушал, как последние призраки голосов исчезают в потрескивающей вокс-связи. Он посмотрел на техножреца, подключённого к сигнальному оборудованию.

– Отправьте подтверждение, – произнёс он. Адепт склонил голову с жужжанием механизмов, и созвездия лампочек на приборе замигали. Потребуется больше двух часов, чтобы ответ достиг Терры, если он вообще её достигнет. Помехи на линиях связи росли с каждым днём, завывая, словно пойманный штормовой ветер. Иногда казалось, что среди них слышны голоса, высокие и измученные, тонувшие в визге белого шума, и прорывавшиеся сквозь гул статики.

“Нет”, – подумал Джубал. Там были голоса, и он знал достаточно, чтобы понимать, что терзавшие астропатов кошмары также были реальными. Оба являлись эхом мёртвых, возвращавшихся на уровень живых, но предупреждали они или лгали – этого он сказать не мог.

Он медленно повернулся от вокс-консоли. Тело отозвалось болью от движения. Словно каждый прожитый год цеплялся за его кости. Ему нужно успокоить свой дух, прежде чем снова шагнуть в огонь. Шторм… шторм приближался. Он мог слышать его. Он мог чувствовать его…

Чанши покорно ждал сзади, наблюдая за своим ханом серыми глазами, в которых мелькало беспокойство. Чанши был ребёнком шторма. Как и остальной символический гарнизон на “Копье небес”, он не был с Чогориса, несмотря на имя. Как и вживлённые органы, это был дар после его возвышения с забытого океанского мира, на котором он родился. Теперь было много таких, как он: создания необходимости, сделанные из и для этих тяжёлых времён, воины, никогда не знавшие радости от войны, ведомой по иной причине, чем выживание. И у имени, и у характера было совсем немного времени утвердиться в его душе, и Джубал не знал, даст ли судьба Чанши время стать тем воином, которым он мог стать.

– Итак? Мы отступаем? – хмуро спросил Чанши.

Джубал посмотрел на него, долго выдерживая взгляд молодого воина, а затем улыбнулся.

– Да. И нет, – ответил он, оторвав полосу пергамента от пояса и протянув Чанши.

– Подготовь сигналы нашим кораблям и проследи, чтобы эти приготовления были выполнены по всему “Копью”.

Молодой воин прочитал надпись на чогориском и нахмурился ещё сильнее.

– Учитель, я не…

– У нас есть долг, который необходимо выполнить, прежде чем следовать нашим приказам. Этот, подобный наконечнику копья, флот почти в центре системы. Мы выследили его и пустили ему кровь, но он всё равно ударит подобно раскату грома. – Джубал на секунду замолчал, взвешивая своё решение в последний раз. – Перед этим мы должны лишить его силы, его сердца.

– Учитель, пять тысяч кораблей… Мы не сможем уничтожить так много даже если будем изматывать их десять тысяч лет…

– Я сказал, что мы должны лишить его сердца, а это – не корабль. Это – человек, воин, как ты и я. Великий и ужасный, слабый и уязвимый, как и все мы… – И затем он рассказал молодому воину, что произойдёт.

В конце концов Чанши склонил голову, но его лицо было мрачным.

– Что тяготит тебя? – спросил Джубал.

– Вы сказали, что у нас есть долг, но как может быть долг, который противоречит приказам?

Джубал рассмеялся и позволил звуку медленно затихнуть.

– Что важнее: повиноваться слову или повиноваться духу?

Чанши продолжал внимательно смотреть на него.

– Когда это слова Великого Хана и примарха Дорна есть разница?

– Всегда, – ответил Джубал. – Слова – слабые дети воли и души. Чтобы увидеть их подлинный смысл, мы должны посмотреть в самую их сущность и спросить, что вложил дух в эти слова.

Он протянул руку к поясу и достал нож, подбросил в воздух, поймал за клинок и бросил Чанши. Молодой воин поймал его. Клинок был длиной с предплечье смертного человека, изогнутый, как луна, и отполированный до зеркального блеска. На рукояти мерцали опалы.

– Вонзи его мне в сердце, – сказал Джубал.

Взгляд Чанши стал острым.

Джубал усмехнулся.

– Или хотя бы попытайся, – сказал он.

Чанши секунду стоял, а затем повернулся и расслабился, изогнутый клинок исчез за его спиной. Взгляд стал отстранённым, рассеянным, но видящим всё. Джубал непринуждённо ждал, опустив руки вдоль тела и продолжая улыбаться. Чанши кивнул сам себе, словно принял решение, затем остановился и открыл рот, собираясь задать вопрос.

Он бросился вперёд.

“Ветер правды, парнишка быстр”, – подумал Джубал. Маскировка удара также была хорошей, сочетая своевременность и искусное отвлечение. Но он был Джубал-ханом, и он встречался и побеждал многих величайших мастеров оружия этой эпохи. Он наполовину повернул туловище, позволил клинку пройти мимо, сжал запястье Чанши и резко отвернувшись, швырнул его. Молодой воин стремительно вскочил на ноги. Джубал стукнул плоской стороной ножа по голове Чанши, пока тот поднимался.

– Недостаточно, – произнёс он.

Чанши закрыл глаза и Джубал почти услышал, как тот тихо обругал себя, сжав зубы.

– Ты знаешь правду о смерти? – спросил Джубал.

Чанши выдохнул и улыбнулся.:

– Обнять её, как брата и рассмеяться ей в лицо.

– Да, – усмехнулся Джубал, – а правду о ноже?

– Быть острым.

Джубал хмыкнул.

– Да… но нет. – Он отошёл, повернулся, повёл плечами. – Вонзить нож в чьё-то сердце – это цель. Это не средство.

Он почти видел вопрос, формировавшийся на губах Чанши, слышал вдох перед словами.

Джубал развернулся и взмахнул ножом. Чанши блокировал первый удар. Быстро, очень быстро. Но Джубал уже перевернул нож, подцепил им руку воина и дёрнул в сторону. Чанши восстановил равновесие, но Джубал перебросил нож в другую руку, ударил ладонью молодого воина в нагрудник, заставив его покачнуться, снова перебросил нож, прежде чем первый порез был заблокирован, а затем закружился назад за пределы досягаемости Чанши. Молодой воин шагнул за ним, но Джубал поднял руку.

– Смотри, – произнёс он, показывая ножом на доспехи Чанши. Молодой воин посмотрел. Длинные порезы покрывали пластины чуть выше обоих запястий и локтей Чанши. – И следующий удар – новый порез... – сказал Джубал, он подошёл ближе и постучал острием клинка по верхней части руки молодого воина и пальцам. – И с каждым порезом ещё немного силы вытекает, ещё немного гнева растёт в сердце, ещё немного слепоты в глазах, пока… – Он постучал ножом по нагруднику выше сердца Чанши.

– Пока удар в сердце не пропустят и не смогу остановить, – договорил Чанши. Джубал кивнул, перевернул нож и протянул его молодому воину рукояткой вперёд.

– Такова правда ножа, жизни, войны… Ты убиваешь последним ударом, но нанесённые перед ним порезы позволяют этому последнему удару попасть в цель. Даже Гор, мастер тактики удара копьём, когда-то знал эту правду. И теперь мы используем её, чтобы убить сына, которого он поставил во главе этой армады, кем бы тот ни был.

Чанши взял нож, посмотрел на него, отражение изогнутого клинка мелькнуло в его глазах. Это было превосходное оружие, изготовленное на Чогорисе, и оснащённое кузнецами легиона генератором силового поля. Джубал получил его от своего отца, когда оставил семью и человечность. Теперь молодой воин с чогориским именем, но никогда не видевший небеса этой планеты, смотрел на него, и понимание появлялось в его глазах.

– Учитель, я не могу взять его…

– Можешь и возьмёшь. Также ты покинешь меня и перейдёшь на “Клинок бесконечного горизонта” перед атакой.

– Но…

– Ты понесёшь этот нож и его правду, пока сражение снижается к горлу солнца, и после. – Он замолчал. – Кто-то должен мчаться за горизонт.

Молодой воин кивнул и Джубал начал отворачиваться.

– Вы сказали, что Гор знает правду о войне ножей… – начал Чанши. Джубал повернулся и посмотрел на молодого воина, чувствуя, что начинает хмуриться. – Тогда может это мы сражаемся с порезами и не видим удар в наше сердце?

Джубал моргнул, а затем улыбнулся.

– Да, – сказал он. – Но мы всё равно будем сражаться.

ДЕСЯТЬ

Искупление

Маленькие жизни

Лорды войны

Ударный фрегат “Персефона”, Внешняя солнечная система

Последние защитники Плутона спешили к свету солнца. Потрёпанные, покрытые шрамами и с до сих пор покрытыми кровью битвы палубами они продолжали свой путь. Там, где раньше были сотни, теперь еле набиралась одна сотня. “Офелия” и “Персефона” кружили вокруг сестёр и кузенов, наблюдая за флотом и ближайшим космосом. Они не видели преследователей, но знали, что они есть. Аксиманд понёс катастрофические потери, но новые корабли по-прежнему выходили из варпа. За ними следовали охотники, быстрые корабли с жестокими намерениями.

Некоторые выжившие погибали даже во время отступления. Двигатели выходили из строя, повреждённые корпуса раскалывались на части, не выдержав перегрузок ускорения. “Сестра меча”, прошедшая сквозь битвы начиная с первых десятилетий Великого крестового похода, превратилась в безмолвный остов, часами продолжавший движение по инерции. “Знак истины” отделился от стаи, когда начали перегружаться повреждённые реакторы. Огни его смерти преследовали его уцелевшую семью.

Они бежали сквозь ночной залив, их корпуса скрипели от повреждений, человеческие экипажи чувствовали, как сотрясается мир, рождённые легионом воины снимали сломанную силовую броню с раненых мышц; мимо уничтоженных кораблей всех захватчиков и узурпаторов, которые пали за долгие тысячелетия с тех пор, как человечество впервые покинуло свою колыбель.

В трюме “Персефоны” Сигизмунд остановился на пороге святилища. Доспехи висели на нём изорванными обломками и скрипели при каждом движении. Кровь засохла на табарде и свернулась под пластинами брони. Он чувствовал холод, горячее биение пульса в венах затихло после рёва сражения.

– Вот что ждёт всех нас в конце, – произнёс стоявший рядом Фафнир Ранн. – Мечом или пулей оно придёт за каждым из нас. – Сигизмунд посмотрел на капитана штурмовой группы. Доспехи Ранна также покрывали кровь и повреждения, а засохшая кровь скрывала половину лица. – Он выбрал, как встретить это. Ни о чём большем никто из нас и не может просить. – Ранн замолчал, выдерживая пристальный взгляд Сигизмунда. – И ты не можешь дать ему ничего больше.

Сигизмунд еле заметно кивнул и активировал дверной замок.

Помещение было небольшим и тускло освещённым. Облицованные камнем стены поднимались к арочному потолку. Все поверхности покрывали гравированные золотыми буквами имена воинов, всех воинов, которые когда-либо называли корабль домом и погибли в бою. За спиной Сигизмунда закрылась дверь. Тишину заполнял низкий гул оборудования, отбивавшего двойной ритм.

Под лучом тусклого света лежали остатки фигуры. Они пытались извлечь его из доспехов, но броню и плоть невозможно было разделить, не закончив то, что начали Сыны Гора. От рядов оборудования и сосудов с тёмной жидкостью тянулись трубки и капилляры. Неровное дыхание вырывалось из заполненных жидкостью лёгких, которые механически поднимались и опускались в такт пульсу и глухому стуку трубок.

Сигизмунд шагнул вперёд. Его броня зарычала. Что-то в массе липкой плоти и разорванного керамита замерцало и открылось.

– Л… о… – раздался булькающий звук. Секунду спустя Сигизмунд понял, что это было слово, вытягиваемое из фигуры буква за буквой позволявшими дышать машинами. – Л… о… р… д…

Со скрежетом сервомоторов он опустился на колени, взгляд зафиксировался на глазу Борея.

– Нет, – произнёс он. – Я здесь не лорд, брат мой.

– В… ы… – начал Борей. – Вы… жи… вы…

Сигизмунд кивнул:

– Техножрецы…

– Я… знаю… Я… не… хочу… железного сна… – сказал Борей. Сигизмунд покачал головой. Борея не ждёт возрождение внутри дредноута, и полужизнь металла и войны до тех пор, пока он не умрёт во второй раз.

Сигизмунд склонил голову.

– Почему… – Слово заставило его снова взглянуть на Борея. Глаз Борея смотрел на него, яркий и немигающий. – Почему… вы хотели… умереть?

Он увидел вспышку в разуме: клинки и лица Сынов Гора.

Так много… Слишком много.

– Я… – начал Сигизмунд и слова застыли у него на языке. Он закрыл рот. Шипящий стук и бульканье заполнили затянувшуюся паузу.

– Искупление, – наконец ответил он.

– За… что?

– За нарушенную клятву, – сказал Сигизмунд. Борей продолжал внимательно смотреть, пока он говорил, а машины отбивали секунды. И Сигизмунд понял, что начал рассказывать. Он рассказал об Эуфратии Киилер, о днях после того, как первое известие о предательстве Гора достигло Дорна. Он рассказал о видении будущего, которое она показала ему, и выборе, который пришёл с этим видением: быть сейчас здесь, когда тьма явилась поглотить солнце и поднять против неё меч, или исполнить приказ примарха и повести флот против Гора в самые ранние дни войны. Он рассказал о своём выборе и возвращении с Дорном на Терру, и когда флот, которым он должен был командовать, пропал, как он объяснил Дорну причину своего решения и как он опасался того, что означало видение Киилер. И в конце он рассказал о гневе Дорна из-за этой причины.

Ты мне не сын. Слова снова эхом раздавались в его голове, и он замолчал, прежде чем они покинули рот.

– Я потерпел неудачу, – произнёс он, – и поклялся, что никогда не подведу его снова.

– Вы… были… правы.

– Не нам судить об этом.

– Смерть… не… искупление… – сказал Борей. – Даже… сейчас… в конце…

Сигизмунд почувствовал, как что-то холодное сжалось внутри него. Взгляд Борея стал далёким, ритмичный звук насосов усилился. Трубки и колбы булькали и шипели. Жидкость в сосудах потемнела.

– Вы… искупите… прожив… до… до последнего… удара… меча. – Что-то в обломках мяса и искорёженной брони пошевелилось. Возможно, рука попыталась вытянуть и сжать пальцы, или просто дрожь жизни, убегающей от удерживавшей её воли. – До… последнего удара… меча… Поклянитесь мне.

– Я клянусь тебе, – сказал Сигизмунд.

Машины остановились. Высокий вой сменил булькающее шипение и стук.

– И вы… мой… мой брат… – произнёс Борей. Его глаз на мгновение прояснился, взгляд стал таким же твёрдым, как и смотревшего на него Сигизмунда. – Навсегда.

За каменными стенами помещения, за корпусом мчавшегося сквозь вакуум корабля, за следовавшими за ним кораблями флота вращалась Солнечная система, безмолвная и равнодушная.

Грузовое судно “Антей”, Транссатурнский залив

Век остановился перед каютой, его рука лежала на дверной ручке. Вокруг слышался мягкий гул проходившего сквозь космос корабля. Свет во всех отсеках и коридорах потускнел в ночном цикле. Тихие тени цеплялись за края предметов. Даже вахтовая команда на мостике почти не разговаривала. Большинство уже ушли и легли немного поспать. Но только не Век. Тишина не могла успокоить мысли, что преследовали его начиная со столпотворения и хаоса отлёта с Урана.

Он пошёл проверить детей и застал их спящими. Нун лежал на своей койке, широко открыв рот, посапывая, сложив руки под головой, и он нахмурился и перевернулся, когда Век поцеловал его в лоб. Мори не было на её койке. Она собрала одеяла и свернулась калачиком в углу каюты. Книга автописца выпала из её рук на палубу. Век подобрал книгу. Мори вздохнула, словно собиралась закричать, подняла голову, и показалось что она вот-вот проснётся. Век замер, и она опустила голову. Секунду спустя её дыхание вернулось к медленному ритму сна. Он заметил, что она нахмурилась, и на мгновение перед его мысленным взоров промелькнуло то же самое выражение на лице её матери.

Он посмотрел на слова, которые автописец Мори записал на странице книги.

Не знаю, куда мы направляемся, прочитал он. Никто не говорит мне. Возможно, не хотят говорить. Возможно, не знают.

Он долго смотрел на слова, а затем положил книгу около дочери. Он наклонился, легонько поцеловал её и вышел за дверь. В затенённом ночном коридоре он протёр глаза тыльными сторонами рук. Когда он убрал их, перед глазами некоторое время мелькали пятна неонового света.

Не знаю, куда мы направляемся…

Он должен думать, пытаться думать о том, что они станут делать, когда достигнут Юпитера. Неужели война уже добралась и туда? Им хватит еды, чтобы долететь?

Он покачнулся.

Он устал…

Ноги начали перемещаться…

Он должен поспать…

Но он не мог, не мог уснуть. Не сейчас…

Он шёл, а окружавший его корабль дрожал в знакомом ритме, который раньше приносил покой и утешение. Он шёл, и мир, и прошлое, и вопросы вертелись в его голове, пока он не понял, что остановился.

Он моргнул, глядя на двери каюты перед собой. Он не понимал, как попал сюда. Но зато точно знал, почему он здесь…

Он поднял руку и постучал.

– Госпожа Олитон, – произнёс он.

Дверь открылась изнутри, прежде чем он успел постучать второй раз.

В каюте горел свет. Мерсади Олитон смотрела на него. Он не до конца мог понять выражение её лица. Печаль? Смирение?

– У вас есть вопросы, – произнесла она и села в кресло, над которым горел светильник. Он заметил, что она не воспользовалась кроватью. Она взяла чашку с низкого столика и поднесла к губам. Из неё поднимался пар и запах кофеина. Он мельком взглянул на декоративный самовар, который располагался на постаменте в другом конце каюты. Рядом стояла открытая баночка с зёрнами, некоторые просыпались на полированное дерево. Слышались хлопки и бульканье, а из медной вентиляционной трубки поднимались витки пара.

– Я думал, что самовар служит украшением… – произнёс он. – На самом деле я никогда им не пользовался.

– А, – ответила Мерсади, – теперь понятно, почему с ним пришлось так долго повозиться.

Он посмотрел на неё, и ему показалось, что он заметил мелькнувшую улыбку:

– Хотя в кофеине, похоже, недостатка нет.

– Пирог семейного бизнеса, – объяснил он. – Мы владели монополией на перевозку Кадеринского кофеина через орбиты Урана в течение двенадцати десятилетий… – Он замолчал, поняв, что продолжает стоять в открытых дверях.

– Хотите немного? – спросила Мерсади. – Думаю для меня одной — это слишком много.

– Нет, – ответил он, повернулся и закрыл дверь. – Нет, думаю, что всё же хотел бы позже заснуть, но спасибо. Если переборщите с ним, то не сможете заснуть несколько дней.

– На это я и надеюсь… – сказала она.

Они замолчали, когда он сел в одно из кресел. Она сделала ещё один глоток из чашки и стала ждать.

Он открыл рот, неуверенный, что собирается сказать, но она заговорила первой:

– Вы хотите узнать о ней, не так ли? О Киилер.

Он закрыл рот, а затем кивнул.

– Да, – произнёс он.

– Вы верующий, не так ли? Вы – последователь Lectitio Divinitatus.

– Моя жена… – начал он, затем замолчал, закрывая и снова открывая рот. – Нет, не совсем, но…

– Опасно быть частью запрещённой секты – ещё опаснее, если ваша душа не лежит к ней.

– Я… Вы… Вы…

– Верю ли я? – сказала она. Она улыбнулась, сделала ещё один глоток, затем издала короткий смешок. – Я видела такие вещи… Когда вы знаете правду, это оставляет место для веры или становится фактом?

– Но Киилер, – спросил он, и услышал нетерпение в своих словах, когда они покинули рот. – Значит она настоящая, вы её знали?

Мерсади долго смотрела на него, затем поставила чашку на столик.

– Я должна поблагодарить вас, господин Век, поблагодарить и принести извинения, которые вы вольны не принимать. Но я не могу предложить вам уверенность. Я даже не могу предложить вам надежду.

– И всё же вы сказали, что должны встретиться с Преторианцем, что святая… эта Киилер…

– Вы знаете, чему научили меня Великий крестовый поход и Предательство? – Она посмотрела прямо на него, взгляд стал жёстким. – Мы – мелкие вещи, мы люди. Мы значим очень мало. Наши жизни ограниченные и короткие, а наши мечты, пусть и благородные, не сдвинут звёзды в небесах. Не мы движущая сила этой эпохи. Гор и Император. Выбор, надежда и гибель принадлежат им.

Век резко вздохнул. Его руки дёрнулись. Мерсади не двигалась.

– Мне жаль, господин Век, – сказала она. – Вы спросили о Киилер, о том, что я делаю и почему. Я думаю, что вы заслужили услышать ответ.

– Но вы говорите… – Он замолчал. Страх забрал звуки этого имени с языка. – Вы говорите о магистре войны, не о святой.

– Поскольку есть архипредатели и святые, то надежда – это их царство, царство космических перемен, резни и горя. Именно они те, кто определяет завтрашний день и наступит ли этот “завтрашний день” вообще. Мы – люди, господин Век. Наши жизни имеют значение только количеством. Нам остаётся только мечтать, отчаиваться и цепляться за то, что у нас есть, но всё это живёт только в нас. Наша надежда – принадлежит только нам, и если вселенная отвечает, то делает это случайно. Вот почему люди молятся Императору и называют мою давнюю подругу святой. Потому что в глубине души они знают, что никак не могут повлиять на великий ход событий.

– У вас очень безрадостный взгляд для человека, который утверждает, что хочет помочь сохранить последний бастион человечества.

– Я видела Гора, – ответила она. – Я слышала его голос. Однажды все, кто может сказать это, уйдут, и никто не будет помнить. Но я помню и годами пыталась удержать эти воспоминания.

– Что? Почему?

– Потому что это важно. То, что я видела – важно. Гор был более великим, благородным и ужасным, чем способен стать любой из людей. Понимаете, дело не только в армиях. Не только в его сыновьях. Правда в том, что он был кем-то вне нас, кем-то, кто говорил, как мы, и обладал лицом, похожим на наше, но принадлежал к другому уровню бытия. Он существовал в большем смысле. Самые незначительные его поступки и выборы могли вызвать трещины в оболочке жизни. Он был созданием, которое поворачивалось, и половина галактики поворачивалась вместе с ним.

– И горела, – сказал Век, начав вставать. Он чувствовал растущую в уголках глаз головную боль. Он пришёл сюда не за этим, но он совершил ошибку, когда вообще сюда пришёл.

– Я не могу вам лгать, – сказала она. – Вы слишком многое сделали для меня, чтобы не сказать вам, во что я верю, прежде чем вы решите, во что верите вы. Я могу сказать вам, что несу информацию от давней подруги, ставшей святой запрещённой секты, последователи которой поклоняются Императору, как богу, подруги, которая говорила со мной в моих снах. Вы можете выслушать это и поверить, что я несу сообщение от божественного примарху, что я – избранная, что это могу сделать только я, что я исполняю волю Императора и что Он защищает нас. Вы можете поверить, что делаете доброе дело и значит всё закончится хорошо… – Она замолчала, пожав плечами. Он понял, что она выглядит очень уставшей, истощённой не только простым недосыпанием. Она слабо улыбнулась. – Или вы можете решить, что я безумна и опасна. Что решение помочь нам самой большой ошибкой в вашей жизни, и всё закончится очень плохо. Вы можете поверить в это, а не в то. – Она встала, подошла к самовару и снова наполнила чашку. – И всё это может быть правдой одновременно.

– Но вы верите… – сказал он.

– Я знаю, что должна сделать всё, что в моих силах. И да… я верю. Я верю, что мы малы и наши мечты не могут изменить звёзды. Но иногда наши дела могут изменить вселенную, пусть и случайно. Если хотите, можете найти надежду в этом.

Век понял, что улыбается.

– И этого достаточно?

– Это всё, что у нас есть, – сказала она.

Век встал, налил чашку кофеина и поморщился.

– Всегда ненавидел эту гадость, – сказал он и направился к двери.

Его рука была уже на дверной ручке и открывала дверь, когда Мерсади заговорила снова:

– Спасибо, господин Век.

– За что? – спросил он, наполовину повернувшись.

– За то, что верите.

Он постоял ещё секунду, не уверенный, верит ли он, но зная, что уже сделал выбор.

– Вам нужно поспать, – сказал он и закрыл за собой дверь.

Боевая баржа “Военная клятва”, Супрасолнечный залив

– Они идут, – прошептал Абаддон сам себе, пока наблюдал за приближавшимися врагами.

Серо-белые корабли шли не единым флотом, а диким беспорядочным приливом. Впереди в сопровождении группы торпедных фрегатов летел “Клинок бесконечного горизонта”, они следовали спиральным траекториям, казалось наугад выпускали торпеды и приближались так быстро, что создавалось впечатление, что они летят прямо на орудия флота Абаддона. Это было не так. Когда первые залпы дальнобойных батарей устремились к ним, они повернули и рассеялись, подобно каплям воды на раскалённом железе.

В игру вступили однотипные ударные крейсеры “Истина ветра” и “Штормовая душа”. Двигаясь рядом, они спикировали к армаде, а затем свернули на самой границе дальности стрельбы Сынов Гора. Они ушли в сторону, кружились и танцевали, пока взрывы преследовали их.

Наблюдая за происходящим по экрану шлема, Абаддон вспомнил историю, рассказанную Йоденом Вороним Ткачом из VI. Когда корабли встречались на морях Фенриса, воины управляли вёслами в полной броне и с обнажённым оружием, переходя от одного весла к другому, пока море поднималось и опускалось, а враги наблюдали. Даже если одна лодка встречалась с двадцатью вовремя шторма, всё равно один воин управлял вёслами. Абаддон понял почему.

– Показать своё презрение к смерти, – сказал он. – Показать, что даже если их вырежут большим числом, они всё равно будут достойны той жизни, которую вели.

Йоден пожал плечами, и кивнул:

– Разве можно встретить смерть иначе, чем смеясь?

Выпущенные первой волной атакующих торпеды поразили цели. Взрывы расцвели на головных кораблях армады. Огонь и плазма разрывали раны на бронированных корпусах. На десятке военных кораблей тысячи погибли во вспышках размером с булавочные уколы, которые мерцали перед глазами Абаддона.

– Никаких следов “Копья небес”? – спросил он по воксу.

– Никаких, брат, – ответил Крашан. Абаддон оставил командование штурвалом опытному линейному капитану.

– Оно придёт, – произнёс Абаддон. – Сообщи, как только оно появится.

– Как пожелаешь, брат.

Абаддон отключил вокс и направился в телепортационный зал, но оставил в уголке правого глаза трансляцию поступавших от сенсоров данных. Толпа воинов в чёрной броне приветствовала его поднятыми кулаками и оружием. Это были его самые лучшие воины, элита первой роты: юстаэринцы, Риверы и Отмеченные Смертью. Все они сражались плечом к плечу много лет до войны и процветали в сражениях, которые последовали за ней. Там был Сикар, его заместитель и командующий группами, которые нанесут удар по двигателям и кабелепроводам их цели, он ухмылялся Ралкору острыми стальными зубами; Тибар и его отделение прикрепляли пергаменты с клятвами к своим болтерам. Некоторые носили талисманы, которые показывали, что они заключили союзы с кем-то из многоликих сил варпа.

Абаддон двигался среди них, отвечая на приветствия кивком, остановился, чтобы пожать руку и запястье Галтарона, молодого воина, всё ещё поправлявшегося от ран, полученных во время преследования Волков при Бета-Гармоне.

– Мой капитан, – произнёс Галтарон, кратко склонив голову. Абаддон направился дальше, чувствуя, как напряжение перед битвой поднимается и распространяется через силу, подобно грозовому фронту перед бурей. Он улыбнулся в шлеме. Это был его дом. В такие моменты среди братьев и воинов он чувствовал, как вселенная выравнивается, становится ясной, становится такой, какой и должна быть.

Урскар и Гедефрон стояли рядом в окружении сервов, которые прикрепляли последние пластины “Катафрактов”. Патронники пушки “Жнец” Урскара прокручивались, пока загружались тяжёлые снаряды. Его тёмно-красный шлем сверкал серебром шрамов, отражая лицо под ним. Гедефрон включал и выключал силовое поле булавы, разминая пальцы и плечи.

Они не склонили головы, когда подошёл Абаддон и не показали никаких признаков, что заметили его. Это было не нужно. Они сражались рядом с ним дольше всех. Они спасали ему жизнь, а он им. Он был их капитаном, но им не требовались внешние проявления, чтобы отметить узы уважения и крови, что связывали их.

Абаддон собрался обратиться к ним, когда почувствовал, как по залу прокатилась тишина. Гедефрон дёрнул головой, в остальном оставшись неподвижным.

– Псы пепла… – прорычал он. Абаддон повернулся за взглядом брата. По палубе шли Лайак и его рабы клинка. Разговоры и резкие голоса стихли. Все следили за тремя Несущими Слово. Абаддон ждал, чувствуя, как огонь поднимается к языку и обнажает зубы.

– Зачем ты здесь?

Лайак остановился и медленно осмотрелся.

– Встретить врагов рядом с вами, – ответил он.

Помещение оставалось тихим. Достаточно было малейшего жеста, даже слова, и все трое Несущих Слово лежали бы мёртвыми на палубе. И снова вопрос, почему он позволил Лайаку остаться, появился в разуме Абаддона и не нашёл чёткого ответа.

Он молча повернулся к ним спиной, и моргнул, перенаправляя данные сенсоров корабля так, чтобы они выводились перед правым глазом. Вместо братьев появилась вспышка протянувшихся на сотни километров взрывов.

Белые Шрамы снова приближались, они вращались и меняли строй, перемещаясь между эскадрами подобно кружившим на ветру птицам. Это было великолепно. Шестьдесят один корабль во внешней оболочке армады получил серьёзные повреждения. Это и было целью Белых Шрамов – не убивать, пока не представится шанс, а нанести тысячу порезов, чтобы в момент атаки на внутреннюю часть Солнечной системы корабли уже истекали кровью и ослабли. Отделившиеся от армады каперы и корабли всевозможного сброда, сковали часть космических сил Белых Шрамов, но не все. Серо-белые корабли не заглотили приманку, а развернулись, перегруппировались и вернулись к основной массе кораблей Абаддона с обновлённой целеустремлённостью. Это требовало видения и управления, которыми жаждали обладать даже лучшие космические командующие легиона. Абаддон не мог позволить своим силам истечь кровью прежде, чем они достигнут истинной цели. Поэтому они положат этому танцу конец.

Армада Абаддона не останавливалась. Если они отклонятся с пути, то потеряют преимущество, купленное кровью и колдовством, которое позволило появиться внутри сферы Солнечной системы. Поэтому они сражались и двигались вперёд, словно огромный зверь, терзаемый укусами круживших на его пути соколов.

– Вот в чем проблема с той хтонийской прямотой, которую ты так ценишь, – она работает слишком хорошо. – На лице Абаддона промелькнуло лёгкое раздражение. Джубал-хан только рассмеялся и положил руку ему на плечо, словно они знали друг друга несколько десятков лет. – Ты слишком привыкаешь пользоваться ей и забываешь, что есть и другие способы убивать.

Один из кораблей Сыновей Гора во внешних слоях армады начал крениться. Это был “Эол”, тяжёлый крейсер в форме наконечника копья, построенный на Марсе. Множество торпед проскользнули сквозь его щиты и взорвались на бронированных флангах. На палубах и отсеках правого борта вспыхнули пожары. Пустотные щиты мерцали, когда сквозь них проходили шлейфы воздуха. Теперь он начал отклоняться от курса, его двигатели то гасли, то снова вспыхивали. Остальные корабли армады, не останавливаясь, проносились мимо, пока он пытался сохранить направление и скорость. Белые Шрамы кружили поблизости, пока раненый “Эол” отдалялся от братьев. Его двигатели снова вспыхнули, сияя яркой отчаянной звездой, он напоминал раненое животное, отставшее от безопасности стада, которое боролось против неизбежного, пока его убийцы наблюдали и кружили вокруг.

Но он не умирал. Он истекал кровью, но его слабость была притворной.

Белые Шрамы изменили курс и стали по спирали приближаться к своей жертве. Они собрались вместе, и теперь среди них, подобно призраку из тьмы, появился огромный корабль, двигатели которого прочертили яркий серповидный след среди звёзд.

– “Копьё небес”… – выдохнул Абаддон, наблюдая за появившейся боевой баржей. Он подумал о братьях по легиону, которых убил ради этого вида, о братьях, погибавших на “Эоле”, палубы которого объяло пламя, а корпус разрывали взрывы. Он знал, что это он убил этих воинов. Враг держал нож, но они погибли из-за него, ради него, чтобы он мог сейчас стоять и смотреть, как противник выходит навстречу ему из океана ночи. Были раны, которые невозможно избежать, цены, которые можно оплатить только единственной имевшей значение монетой.

“Копьё небес” не стреляло, пока приближалось. “Эол” переворачивался, его двигатели снова отказали, и он завертелся, как выпущенная из сломанного лука стрела.

“Копьё небес” открыло огонь. Лучи плазмы пронзили ночь. Последние пустотные щиты “Эола” исчезли. Кружившие корабли обрушили на него залпы из всех орудий. Пузыри расплавленного металла появлялись и лопались на его корпусе. “Копьё небес” продолжало приближаться. Батареи ближнего радиуса вступили в бой. “Эол” развернулся. Шлейфы обломков протянулись по дуге вдоль его бортов.

Наблюдая за обстрелом, Абаддон почти видел, как Белыми Шрамами движет жажда убийства.

“Копьё небес” подошло ещё ближе, его двигатели работали на полной мощности, поворачивая корабль, чтобы обрушить огонь бортовых батарей на двигатели “Эола” – последний удар перед тем, как оставить побеждённого в пустоте. Это будет слишком глубокий порез.

– Атакуем, – приказал Абаддон.

“Военная клятва” рванулась вперёд. Защищавшие её корабли армады расступились. Энергия пробудилась в её реакторах, и адепты Новых Механикум сдерживали ярость в плазменных камерах, пока они машины не закричали. Освободившись, эта энергия с рёвом вырвалась из двигателей и швырнула корабль к “Копью небес” подобно удару молнии в ночном небе. От жары и радиации на двигательных палубах погибли сотни. Вместе с “Военной клятвой” в атаку бросились три корабля сопровождения, они широко разошлись, собираясь взять добычу в клещи.

Слишком поздно корабль Белых Шрамов прервал атаку и повернулся, чтобы нырнуть назад в ночь. “Военная клятва” успела подойти на достаточное расстояние. В воздухе телепортариума зашипела статика и шаровая молния.

– За магистра войны, – произнёс Абаддон в вокс, и ряды собравшихся вокруг него воинов исчезли во вспышке пульсирующего света.

Военный корабль “Копьё небес”, Супрасолнечный залив

Воины в чёрном появились из вихря зелёных молний в коридорах командного замка “Копья небес”. Абаддон почувствовал, как на мгновение онемели руки и ноги, когда реальность заняла положенное ей место вокруг него. Свет телепортации с воем исчез, и их встретили выстрелы. Прокатились эфирные ударные волны, визжа испуганными человеческими голосами. Сыны Гора открыли ответный огонь, пробиваясь с боем сквозь защитные турели и переборки. В их движениях не было никаких колебаний и сомнений. Они читали окружение, двигались и убивали прежде, чем противостоявшие им люди успевали сделать больше одного выстрела.

– Вперёд, – произнёс Абаддон, стреляя и наступая вместе с братьями. Отделения прикрепили заряды к закрытым переборкам и рассредоточились, когда вспыхнувший металл превратился в осколки и дым. Противостоявшие им люди были обученными и дисциплинированными, рекрутированными и поклявшиеся служить Белым Шрамам с честью и воинским мастерством. Но они оставались смертными. Тела взрывались внутри скафандров, когда защитники врезались в стены. Цепные зубья прогрызались сквозь мясо и кости. Палубы стали скользкими от крови. Болт-снаряды заполнили коридоры осколками и измельчёнными телами.

В течение трёх минут ударные силы прорвались сквозь оборону в ключевых точках командного замка и машинного отделения “Копья небес”. Абаддон приблизился к главным дверям на мостик, когда Ралкор, его магистр связи, пытался справиться с управлявшим замками духом-машиной. Абаддон покачал головой и показал пальцем силового кулака. Два отделения Риверов бросились вперёд, вытаскивая заряды из рюкзаков и снимая с поясов. К тому времени, как Абаддон сделал следующий шаг, заряды уже установили. Его разум был холоден, прогресс нападения казался дуновением мыслей на периферии сознания. Сопротивление было слабым, слишком слабым для линейного корабля такого размера.

Заряды на дверях мостика взорвались. Мелтаволны прожгли раскалённые добела отверстия сквозь плиты брони, а секунду спустя подрывные заряды разорвали искорёженный металл. Первым вошло отделение терминаторов, расшвыряв охлаждавшиеся обломки и стреляя на ходу. Шквал снарядов превратил сервиторов и сервов экипажа в ошмётки мяса. Абаддон шагнул на мостик, экран его шлема показывал россыпь рун угроз, которые исчезали, когда болты и волкитные лучи находили цели. К тому времени, как он дошёл до центра мостика, наступила тишина.

– Где он? – спросил следовавший за ним Лайак, над Несущим Слово кружился призрачный и менявший оттенки свет. Рабы клинка держались справа и слева от него, они обнажили мечи, их тела увеличились, каждый шаг сопровождался падавшими золой и пеплом. – Где хотя бы кто-то из них?

Абаддон повернулся, изучая варианты. Мостик был тих, немногочисленная команда из сервов и сервиторов была нужна только, чтобы сохранять курс “Копья небес”… Нет, сохранять корабль на траектории, которая позволяла “Военной клятве” перехватить его. Висеть перед ними словно приманка в силках…

– Брат! – воскликнул Ралкор. Абаддон успел повернуться и увидеть за иллюминаторами вращавшееся пятнышко света, которое неслось на них. Бронестекло взорвалось в волне огня, когда штурмовые тараны врезались в мостик “Копья небес”. Их было два, долотообразные блоки брони и двигатели, которые несли по пять воинов в каждом зубце раздвоенного корпуса. На каждом было установлено мелтаоружие, достаточно мощное, чтобы пробить обшивку военного корабля. На незащищённом мостике это оружие превратило половину зала в пылающий шлак.

Ударная волна врезалась в Абаддона и заставила его пошатнуться. Куски обломков и капли расплавленного металла забарабанили по доспехам. Основной удар пришёлся на Тибара и его отделение, и от них остались только пламя и пепел. Штурмовые тараны прорвались сквозь мостик, прочертив носами в палубе глубокие борозды. Листы металла разлетелись во все стороны. Передние люки штурмовых таранов распахнулись. Воины в белом спрыгивали на охваченную пожарами палубу. Раздались болтерные и плазменные выстрелы. Сыны Гора упали. Замелькал ответный огонь. Лайак и рабы клинка стояли посреди обломков, их окутывали бледное пламя и тени, измельчавшие пули и осколки в тлеющую пыль. Ещё один штурмовой таран ворвался в оставленный первыми двумя пролом.

Абаддон выпрямился. Борозды и вмятины покрывали его терминаторские доспехи. Чёрный юстаэринский лак сгорел, сменившись красным цветом остывавшего керамита и чёрной сажей. Рядом с ним стояли Урскар и Гедефрон. Мимо в вакуум проносился воздух. Абаддон слышал внутри шлема шум битвы и чувствовал, как она отдаётся дрожью в ногах. В этот момент он увидел своего врага, воина, бегущего среди атаковавших фигур в белой броне: шлем с плюмажем, чогориские охотничьи символы покрывают пластины его доспехов, гуаньдао вращается в руках подобно вспышке молнии, подобно резкому смеху под проливным дождём.

Джубал-хан, воин, который сражался среди звёзд и оставил репутацию, с которой немногие могли надеяться сравниться. Джубал, которого он встретил в шпилях Ниссека, прямо перед контратакой орды Архидракона. Повелитель Зарницы, Смеющаяся Смерть. И он был здесь, лорд войны, оставшийся сражаться в этой бездне почти в одиночестве. Оставшийся сражаться и умереть здесь.

Абаддон побежал ему навстречу.

– Сикар, – прорычал он, сделав первый шаг. – Уничтожь энергетические генераторы.

Он услышал голос заместителя сквозь грохот перестрелки:

– Это не будет чисто, брат.

– Выполняй.

– С удовольствием и повиновением, – сказал Сикар, и Абаддон понял, что брат по легиону улыбается.

Он сделал ещё пять шагов по палубе и Джубал увидел его. Белый Шрам взмахнул клинком, и ещё один Сын Гора упал с разрубленным шлемом и горящей на силовом поле гуаньдао кровью.

– Приготовиться к потере силы тяжести! – крикнул по воксу Урскар, выпуская поток тяжёлых снарядов в Белых Шрамов, продолжавших выпрыгивать из штурмовых таранов.

По палубе пробежала дрожь. Несколько уцелевших ламп отключились. Абаддон почувствовал, как внутри него всё сжалось, когда исчезла сила тяжести. Мгновение спустя сработали магнитные захваты ботинок. Один из помятых штурмовых таранов, всё ещё двигавшийся от импульса удара, поднялся над палубой. Обломки взмыли вверх. Половина Белых Шрамов поднялась в воздух. Болты ударили в них, пока они кружились в исчезавшей атмосфере. Остальные успели примагнитить ноги к палубе. Джубал продолжал движение, его шаги замедлились, но скорость всё равно оставалась ослепительной. Абаддон бросился ему навстречу. Мимо него проносились снаряды. Воинственные крики живых и мёртвых заполнили уши. Он сжимал в руке окутанный молниями меч, доспехи, кровь и мускулы двигались, как единое целое.

Гуаньдао Джубала вспыхнул, протянувшись через пространство между ними. Это было настолько быстро, что могло показаться отражением света в зеркале. Абаддон поднял меч, встречая удар. Но два клинка так и не встретились. Джубал дёрнул гуаньдао назад, словно сталь была верёвкой, и затем снова ударил. Лезвие легко коснулось правой перчатки Абаддона. Силовое поле глубоко укусило. В руке вспыхнула боль. Он взмахнул мечом, отвёл гуаньдао и контратаковал, превратив парирование в удар сверху. Джубал шагнул в сторону. Палуба задрожала, когда магнитные замки на их ботинках отключились и включились снова.

Абаддон продолжал непрерывно атаковать, вкладывая силу каждого удара в следующий, чтобы их мощь росла подобно штормовому морю, накатывавшемуся на сушу. Джубал отступал и возвращался, кружась и парируя. Они сражались на палубе перед обломками штурмового тарана. Свет вспыхивал, когда встречались клинки. Абаддон не замедлялся и не уступал. Последний воздух покидал мостик и шум сражения затихал. Звук сердец заполнил его мир, став пульсацией и шёпотом войны.

Джубал снова быстро вернулся. Абаддон увидел шанс и сделал выпад. Но Джубал остановился на половине пути и взмахнул клинком. Это не был порез, который узнал бы любой мастер школы клинка, но он поразил руку Абаддона с мечом чуть выше локтя. Острое лезвие и силовое поле прорезали более тонкую броню сустава. Вспыхнула боль, и яркая нить красных жемчужин протянулась в вакуум. Она врезалась в его мысли и украла мгновение, прежде чем он понял, что Джубал открылся. Разум и тело отбросили боль, и он нанёс рубящий удар. Джубал каким-то образом сумел остановить убийственную атаку. Сила от столкнувшихся клинков потрясла Абаддона. Джубал разблокировал магнитные замки, удерживавшие его на палубе, и инерция удара отправила его по дуге над головой Абаддона.

Ноги Джубала коснулись палубы и ботинки снова прикрепили его к полу. Приземлившись, он сделал выпад гуаньдао. Длинное древко скользнуло по его правой руке, наконечник метнулся к Абаддону подобно удару молнии.

Это было великолепно. От первого разворота плана Абаддона убить командующего Соколиных флотов до их танца крови и лезвий, это было войной и убийством на уровне, который превышал даже пределы постчеловека. Абаддон будет рубить, а Джубал будет рассекать, и постепенно эти порезы заставят Абаддона истечь кровью, замелят его и вынудят совершать больше ошибок. Они продолжат следовать этому сценарию всё дальше и дальше, порез за порезом, и он никогда не прекратится, только будет перетекать в следующую фазу, как ветер и ливень, разделённые вспышкой молнии.

Вот только не продолжат. Этому не бывать. Он знал Джубала, знал его раньше и знал лучше всего в эти последние моменты.

Абаддон поднял меч, встречая устремившееся к нему гуаньдао. Для человеческого глаза это было слишком быстро, чтобы увидеть, но Джубал заметит и отреагирует. Гуаньдао мелькнул в сторону. Силовые поля соприкоснулись в фонтане искр. Ноги Джубала упёрлись в пол, когда он изменил свой колющий удар, парируя атаку Абаддона.

Абаддон ударил мечом. Он вложил в этот удар всю свою силу и мастерство. Он попал в гуаньдао. Полетели фонтаны искр. Джубал отшатнулся, шквал его атак остановился, когда сила потрясла его оружие и руки. Абаддон активировал поле силового кулака и устремил его открытой ладонью вперёд. Окутанные молнией пальцы сжались на гуаньдао со вспышкой света, Джубал закружился назад, но Абаддон уже прочитал движение. Его меч вонзился Джубалу в живот и рванулся вверх, рассекая броню, плоть и кости.

Брызнула кровь, сверкая и вспыхивая на силовом поле меча, предплечья Джубала поднялись, всё ещё сжимая сломанное оружие. Абаддон шагнул назад, вытаскивая меч и сбрасывая ногой труп с клинка. И Повелитель Зарницы закружился прочь, его руки и ноги резко обмякли, сферы крови хлынули в почти исчезнувший воздух.

Абаддон секунду стоял, слушая своё дыхание в шлеме и наблюдая за убитым им воином.

Затем по палубе прокатился звук, вибрируя сквозь его броню.

Ясность мыслей Абаддона вернулась, острая и яркая. Перед одним из застрявших в палубе штурмовых таранов вспыхнул свет. Разум Абаддона простёрся, мгновенно восприняв зал перед ним, протянувшиеся между выжившими Белыми Шрамами и Сынами Гора болты и лучи энергии. Трупы уже кружились в воздухе. За ними в пустоте вспыхивали взрывы. И свет формировавшегося обжигающего луча, разрывавшего палубу под его ногами, когда штурмовой таран выстрелил из магнамелты. Мельчайшую долю секунды пластины палубы сдерживали жар, раскалившись докрасна, а затем добела. Но мгновение прошло.

Жар и расплавленный металл вырвались наружу. Мелталуч прорезал палубу по направлению к Абаддону. Он почувствовал, как палуба задрожала и начала сминаться, словно пергамент в печи. Он всё ещё двигался, но эти движения были медленными, последними падающими песчинками в песочных часах.

Расплавленный луч врезался в невидимую стену. Мороз взорвался паром, пока он распространялся по разорванной палубе. Звуки кричащих голосов заполнили уши Абаддона, вопя и умоляя. Вокруг закружились тени. Он почувствовал запах горящего пергамента и ладана.

Зарду Лайак встал рядом с Абаддоном. Его рука была поднята. На ладони горело какое-то устройство.

+ Двигайся… + раздался голос Лайака в разуме Абаддона. Лайак стоял ещё секунду, теневая полусфера сдерживала взрыв. Затем Лайак сжал пальцы. Щит теней и мелталуч исчезли. Неподвижность заполнила мгновение. Лайак разжал пальцы, и огонь вырвался наружу, словно пойманный в ловушку в закрытой ставнями лампе свет. Штурмовой таран взорвался. Половина палубы исчезла во вспышке белого жара.

Мгновение спустя выстрелы прекратились.

Абаддон подошёл к Лайаку. Кровь пузырилась из-под маски жреца, тёмная и густая. Голоса из вокса раздались в ушах Абаддона, но он не слушал. Он смотрел на облачённого в серую броню жреца Несущих Слово. Он переключил вокс-частоту на прямую связь с Лайаком.

– Спасение жизни образует связь, Первый Сын Гора, – произнёс Лайак, смотря на него. Глаза его клыкастой и рогатой маски светились. – Всегда помни об этом.

ОДИННАДЦАТЬ

Горькие ангелы наших сердец

Предел доброты

Из-за тебя

Грузовое судно “Антей”, Юпитерский залив

– Обнаружен сигнал. Вычисляю расстояние.

Гулкое бормотание техножрицы разнеслось по мостику.

Задремавший вахтенный офицер резко выпрямился и заморгал. Век расположился в пустом кресле штурмана, пытаясь справиться с атаковавшими попеременно усталостью и нервозностью.

– Что это? – спросил Век.

– Точно не известно, – ответила техножрица. Она покинула машинное отделение и подключилась к штурвалу и сенсорам после того, как они покинули орбиты Урана. Это немного успокоило Века. Техножрица, которую, как он думал, звали Чи-32-Бета, была сухой и бесчувственной, но, похоже, она не нуждалась во сне и не была настолько сильно подвержена панике, как вся остальная человеческая команда мостика. – Это маленький космический корабль, быстрый и со слабой сигнатурой сигнала, – продолжила Чи-32-Бета. – Рискну предположить, что он оборудован противоауспиковыми системами.

– Он скрывается, – сказал Век.

– Неточный вывод. Скорее не скрывается, а мы неспособны увидеть его.

– Военный?

– Почти наверняка, – сказала техножрица.

– Он заметил нас? Он приближается? – спросил Век.

– Что касается первого вопроса – выскажу предположение, что если его священные машины могут затуманить проницательность нашего ауспика, то он точно благословлён способностью обнаружить нас заранее. – Техножрица замолчала. Век видел, как шестерёнки вращались за скульптурными губами её маски из полированной стали. – Относительно того, приближается он или нет, у меня нет данных.

Век прикусил губу. Он собирался вызвать Кёльн, но новоиспечённая капитан “Антея” отстранялась всё дальше и дальше с тех пор, как они бежали с Урана. Когда она говорила, часто казалось, что она не в курсе событий или не понимает, где находится, а когда сосредотачивалась, то кипела едва сдерживаемым гневом. Она всё реже и реже появлялась на мостике, и Век был рад не знать, куда она уходила. Но он не был космическим офицером…

– Идите и найдите младшую госпожу Кёльн, – обратился он к одному из младших палубных офицеров, который выглядел слишком молодым для своего звания. – Немедленно приведите её на мостик.

Офицер кивнул и ушёл.

Век закрыл глаза и потёр их тыльными сторонами ладоней. Головная боль позади глаза росла уже несколько часов. Боль становилась острее по мере того, как отступал адреналин первых дней полёта, и они приближались к Юпитеру и ядру системы за ним. И всё же все они проходили через это. Он слышал, что шептали друг другу члены экипажа о своих снах после тех нескольких часов, что получалось на него выделить.

Всё трещало по швам. Не обходилось без срывов: доходящие до крика споры между начальниками и подчинёнными. Это был гражданский корабль, грузовое судно малой дальности. Экипаж не состоял из военных, и традиции власти и командования едва выживали в этой новой реальности. И беженцы в трюме… До сегодняшнего дня он ежедневно спускался проведать их. В последний раз, когда он зашёл в трюм, они бросились не к нему, а к двери, и в их глазах застыло отчаяние.

Беженцы… Разве не все они теперь были ими?

– Изменение интенсивности сигнала! – произнесла Чи-32-Бета. – Вторичный сигнал возврата отсоединяется от первичного. Вычисляю местоположение и вектор.

– Что происходит? – спросил он.

– Второй сигнал возврата отделился от первого. Он меньше и не глушит сенсоры. Если сказать в более удобных для анализа терминах: обнаруженный корабль выпустил шаттл или космическое судно размером с лихтер. Наш ауспик может видеть его. Я использую это для экстраполирования данных по первому сигналу возврата. – Техножрица на секунду замолчала. Век слышал металлический шум из-за её маски, который заставил его подумать о резком вздохе. – Рекомендую объявить полную готовность и немедленную внутреннюю блокировку!

Апатия офицеров мостика сменилась панической активностью. Замигали и запульсировали тёмно-красные лампы.

Век направился к техножрице, но она уже отвечала:

– Они очень близко – видимо догоняли нас несколько часов, и выпущенный ими меньший корабль приближается прямо к нам и быстро.

– Что это?

– Предположу, что разновидность штурмового судна. – Техножрица повернула голову, чтобы её лицо было полностью обращено к Веку. Её глаза напоминали два круга зернистой матовой стали. – Они собираются взять нас на абордаж.

– Сколько у нас времени? – спросил Век, и словно в ответ из громкоговорителей мостика раздался машинный голос.

– Приготовиться! Десять секунд до столкновения! Приготовиться!

Век повернулся и посмотрел на иллюминатор как раз вовремя, чтобы увидеть, как гладкий силуэт падает на них подобно выпущенной из ночи огненной стреле.

Все эти люди погибли, просто погибли, а Век даже не остановился…

Вытащил пистолет, да, он вытащил пистолет, и какой у тебя тогда был выбор?

Ты могла. Ты бросила капитана. Он убил её. Какой у тебя был выбор?

Никакого.

И всё ради своих избалованных детей. Всё ради спасения жизней двоих богатых избалованных детей.

Сколько погибло?

Он убил их. Да, Век убил их, не ты. Ты отдала приказ отстыковаться, но он застрелил бы тебя.

У тебя не было выбора.

Внизу, в тишине, Цадия Кёльн, некогда младшая госпожа, а теперь внеочередной капитан грузового системного судна “Антей” слушала, как мысли перекатываются и шумят в её голове. Коридор был тёмным. Обеими руками она сжимала пистолет, он всё ещё дымился, затвор был открыт, обойма опустела. Она сидела на полу, вокруг неё валялись латунные гильзы с толстыми стенками. Дальше, наполовину укрытые тенями, лежали тела. Пять или, возможно, больше. Она не была уверена. На секунду она поймала их краем глаза.

У неё не было выбора.

Она шла по палубам. Они появились откуда не возьмись, когда она закрывала переборку, она потянулась за оружием и…

Кёльн посмотрела на закрытую дверь в коридоре. Она спускалась по палубам, чтобы проверить, что все они закрыты…

Нет, это было ложью… Она просто хотела убежать с пропахшего страхом мостика, и Века с его телохранительницей, которые наблюдали за всем, словно не доверяли ей.

Мысль о них снова вызвала гнев, пронзивший её, поглощавший ужас подобно топливу, как огненный шторм затягивает воздух.

Она не просила об этом! Как они смеют сомневаться в ней. Именно она должна отдавать приказы, вести корабль сквозь космос…

Она провела большую часть из своих четырёх десятилетий на этом корабле или одном из однотипных с ним судов. Руда и припасы, назад и вперёд через круги спутников Урана, снова и снова, предсказуемо и неизменно. Ничем не примечательная жизнь, заполненная скукой, но был храм и укромные собрания в тишине доков Миранды. Она была польщена, когда ей предложили присоединиться, затем заинтригована. Дрожь тайны приправила мысль о том, что она впервые в жизни делала что-то запретное. Что-то особенное. И всё же через некоторое время это стало такой же рутиной: все эти люди в рваных капюшонах и бессмысленные слова, произносимые ими, чтобы узнать друг друга. Символы и монеты, и встречи, которые были наполовину ритуалами, наполовину разговорами, которые можно было услышать в любой питейной дыре дока.

Её взгляд остановился на одном из трупов; его ладонь была открыта… Чистые звёзды, похоже, он ещё жив. Что они кричали перед тем, как она начала стрелять? Еда, что-то про еду.

Что же она наделала?

Нет, нет, нет… Это не её вина.

О чём думал Век? Почти тысяча беженцев на корабле с провизией только для экипажа. Век должен был знать… У них ничего не было. Голод начал ощущаться спустя всего несколько дней. Скоро беженцы в трюмах пойдут дальше этого коридора. Они только выбежали из темноты, и она…

Она…

Их не должно было быть здесь…

– Это не твоя вина.

Голос заставил её замереть. Взгляд остановился на мёртвых беженцах. Она слышала, как бьётся её сердце. Затем она рассмеялась, звук отразился эхом и затем сменился слезами. Это был её голос, конечно же. Её. Слова из мыслей превратились в звуки, вырвавшиеся изо рта, а она просто не заметила.

– Это не твоя вина, Цадия Кёльн. – Она услышала свой голос и почувствовала, как слова повисли в воздухе, холодном и сверкающем от мороза.

– Это не твоя вина…

Затем она услышала шаги, медленные и неторопливые, приближавшиеся к ней по палубе.

Она попыталась повернуть голову.

Она не смогла.

Она не могла пошевелиться.

Сердце остановилось. Её морозное дыхание повисло в воздухе блестящей пылью напротив глаз.

– У тебя не было выбора тогда, нет его и теперь…

На периферии зрения появилась фигура, силуэт, напоминавший, тень чего-то, что передвигалось, как человек. Она хотела закрыть глаза, хотела отвернуться. Глаза остались открытыми, когда фигура остановилась рядом с ней.

– Но один выбор у тебя всё же есть…

Она почувствовала запах палёного мяса и ещё чего-то, что напомнило ладан, горевший в храме на Миранде. Храм… храм, который был всего лишь комнатой с несколькими свечами, нацарапанными на полу символами и рядом чаш под потоком воды из сломанной трубы.

– У всех есть выбор, каких ангелов слушать…

Мороз пополз по рукам, ногам и шее.

– Ты можешь слушать те голоса, которые, как ты знаешь, истинны, и которые будут охранять тебя, пусть это даже и означает, что ты станешь просто маленьким пламенем, а не светом вечности...

Кровь… Она почувствовала запах крови и… и воды…

– Или ты можешь слушать всю ненависть, гнев и обиду, которые несёшь, как мать несёт дитя…

Тварь переместилась, и теперь Кёльн увидела её.

– И вы люди всегда делаете один и тот же выбор.

Что-то острое коснулось снизу её подбородка и потянуло вверх. Два жёлтых глаза уставились на неё.

– Вы всегда выбираете слушать горьких ангелов своих сердец…

Она не могла вдохнуть воздух, чтобы закричать.

– И мы слушаем.

– Вы с Терры? – спросил мальчик.

– Да, – ответила Мерсади. – Я родилась там. – Она положила стеклянную фишку в углубление на металлической доске для настольной игры. Мальчик нахмурился от её хода. Его сестра сидела, свернувшись в кресле, смотрела себе под ноги и слушала. Она была старше мальчика минимум на пять лет, возможно, немного больше. Её звали Мори, а его – Нун. Они были детьми Века. Они пробрались в каюту, где она спала два дня назад, и, похоже, заинтересовались ею – она стала для них отвлечением от ситуации, в которой они все оказались. Она рассказала им историю, и мальчик, по крайней мере, вернулся за новой. Век разрешил им, и телохранительница Аксинья пришла вместе с ними – тень с холодными глазами в углу каюты.

Мерсади разговаривала и рассказывала истории, пока “Антей” мчался во тьме залива между Ураном и Юпитером. Похоже, газовые гиганты находились в той части орбитального цикла, которая выводила Юпитер на прямой курс между Ураном и внутренней системой. Больше не было никаких взрывов, спешки и неожиданных событий, просто медленно и натужно тянувшиеся минуты, часы и дни, пока напряжение росло внутри мыслей всех, кто был на борту.

– На что он похож, Тронный Мир? На что? – спросил Нун.

Мерсади пожала плечами и улыбнулась:

– Не знаю на что он похож сейчас. Я уже давно не была там. Но хочешь знать правду? – Она наклонилась над доской с цветными плитками и понизила голос до шёпота. – Всегда считала его уродливым. Небо затянуто дымкой. Раньше там были моря, но уже никто не может вспомнить, когда именно. Теперь там только пыль и вонь. Слишком много высоких зданий. И люди, много людей, больше, чем ты можешь себе представить.

– Куда вы ушли? – спросила Мори через комнату. Мерсади оглянулась на девочку, которая едва пошевелилась, но внимательно смотрела на неё. – Если вы долго находились вдали от Терры, куда вы ушли?

Мерсади выдержала взгляд девочки, обдумывая, как лучше ответить.

– Я ушла посмотреть, как создаётся Империум.

– Что это значит? – спросила девочка.

– Достаточно вопросов, – произнесла из угла Аксинья.

Мерсади посмотрела на телохранительницу, затем снова на цветные плитки на доске, потом на Нуна. – Похоже, ты можешь выиграть, – сказала она ему.

Повсюду вокруг них зазвучали сигналы тревоги.

Штурмовая капсула врезалась в спину “Антея”. С боков капсулы выскользнули когти, впились в металл и подтянули её ближе к корпусу. Кольца зубастых дрелей начали вращаться. Мелталучи ударили в упор. Поверхность корпуса пузырилась и сочилась оранжевым. Сработали кумулятивные заряды в основании капсулы. Взрыв пробил горячий металл и превратил его в струю раскалённой добела жидкости. Капсула покачнулась, но её снабжённые лезвиями опоры погрузились ещё глубже, втягивая вращавшиеся зубья пасти в светившуюся рану.

Сработал второй комплект зарядов и пробил последние дюймы корпуса корабля. По ближайшим к месту взрыва коридорам прокатилась взрывная волна. Наполовину закрытые люки выбило. Одинокий матрос рядом с точкой удара отлетел в стену и превратился в сломанную куклу из измельчённого мяса и разрушенных костей.

Круглый раздвижной люк между зубами-дрелями капсулы с лязгом открылся. Появились фигуры. Из-за тёмно-красной пустотной брони они казались угловатыми и громоздкими. К куполообразным шлемам от баллонов на спинах тянулись напорные шланги.

В каютах на носу корабля Мерсади поднялась с пола и выпрямилась, пока корпус дрожал от прорывного взрыва.

Аксинья уже двигалась, схватив обоих детей и размытым пятном метнувшись к двери. В одной руке она сжимала длинноствольный пистолет.

– Аксинья, – позвала Мерсади. Что-то было не так, что-то расплывалось на границах сознания, на чём Мерсади не могла сосредоточиться. Кожу на шее и руках покалывало. Перед её мысленным взором появилось изображение из сна: волк, который улыбался острыми окровавленными зубами. – Не уходите. Там что-то…

Телохранительница повернулась, открывая дверь:

– Мне нужно попасть к господину Веку. – Дверь открылась, и она оглянулась на Мерсади, маска самоконтроля на секунду исчезла, сменившись нескрываемым презрением. – Это вы втянули нас во всё это. Пусть они получат вас. – Она отвернулась. Глаза Нуна расширились, когда он оглянулся на Мерсади, удерживаемый Аксиньей.

– Нет, – сказала Мерсади. Она тряслась, дрожь била её изнутри, словно ищущий выхода заряд. В разуме возникло изображение символов, которые она видела во сне с Киилер, планеты и знаки, символы и значения. Они изменились и сместились, пылали жаром и источали дым. И со всей ясностью, как если бы это прокричали ей в ухо, она поняла, что это было предупреждением. – Есть что-то ещё… что-то приближается… Не уходите!

Аксинья выглядела так, словно и не собиралась останавливаться. И всё же она помедлила, вытащила компактный лазерный пистолет из-под одежды и бросила на пол перед Мерсади.

– Считайте это пределом моей доброты.

Затем она ушла, увлекая за собой детей в освещённый мигающими лампами коридор. Мерсади секунду смотрела на оружие, покачиваясь от нахлынувших на неё чувства опасности и угрозы. Потом прошептала ругательство, наклонилась, подобрала оружие и побежала за телохранительницей.

Век уже бежал, когда штурмовая капсула подорвала второй заряд. Палуба задрожала. Крики заглушили сигналы тревоги. Некоторые из членов экипажа мостика потянулись за ручным оружием, которое они достали из оружейного шкафа “Антея”. У Века был лазган. Руки возились с предохранителем, пока он направлялся к двери с мостика. С него градом лился пот. Дыхание натужно вырывалось из лёгких. Его громоздкое тело дрожало под одеждой. Кажется, кто-то окликнул его, но он не услышал и не остановился. Он мог думать только о детях. Дети находились в двух палубах отсюда. Вблизи места прорыва.

– Император защищает. – Так сказала Садия, его жена, когда в первый раз привела его в храм Императора-Спасителя. – Он всегда защищал и всегда будет защищать.

Он спустился с рулевой платформы по спиральной лестнице. Он увидел охранника, но тот повернулся и убежал, когда Век закричал на него.

– Но как это может быть правдой, когда миллиарды умирают? – спросил он. – Как может идти война, если Он защищает?

Жена пожала плечами.

– Если бы не было тьмы и возможности потери, отчего бы Он стал защищать нас?

Палуба снова задрожала. Стены зазвенели, словно ударили в гонг. Он задыхался, пот заливал глаза.

– Он защищает, Он защищает… – задыхался Век, и эхо звучало в его голове. Пожалуйста пусть Он защитит их.

Он добрался до двери мостика. Позади него послышались крики, машинное бормотание техножрицы.

Двери взорвались в брызгах осколков. Века отшвырнуло назад.

Что-то ударило его в живот. Он закружился. Воздух выбило из лёгких, и он полетел, смутно осознавая, что продолжает сжимать лазган. Последовал новый удар, на этот раз по рёбрам, когда он врезался в опору и сполз на пол. Вокруг него и над ним были фигуры. Фигуры в доспехах, хлынувшие в пролом. Красная броня, куполообразные шлемы с чёрными прорезями для глаз, короткое и толстое оружие, шипевшее статикой. Вспыхнули лучи света. Век попытался встать, попытался двинуться вперёд, попытался поднять оружие.

– Ты должен больше доверять, – сказала Садия.

Руки и ноги не двигались. Он их просто не чувствовал.

– Вот в чём корень веры – не просто в вере, но и в доверии…

Фигуры в доспехах двигались дальше, стреляя на каждом шагу, быстро, но уверенно. Веку показалось, что крики стихли, но мир стал мягким, расплывчатым и сочился красным на периферии зрения.

– Есть план, и Он наблюдает за всеми нами…

– Чисто, – донёсся искажённый механический голос откуда-то вне поля зрения.

– Тебе нужно только доверять…

Век мысленно увидел лица Мори и Нуна, более чёткие, чем двигавшиеся рядом красные тени.

– Этот жив, – раздался совсем рядом голос. Век неожиданно понял, как вокруг тихо. Лампы по-прежнему мигали, но не было никаких сигналов тревоги и криков…

– Просто доверять? – спросил он. – Не так уж и много.

– Это всё, – ответила она. – Это – всё, любимый.

– Император… – сумел выдавить он, услышав булькающие звуки и скрежет в своих словах. Ствол оружия заслонил всё остальное. Он смотрел на опалённую внутреннюю часть ствола. – Император за…

Мерсади заметила перестрелку за углом. Она остановилась у стены и низко пригнулась, крепко сжав оружие. Мимо проносились пули, дробинки выбивали искры из труб и решёток. Она тяжело дышала. Горький привкус заполнил рот и нос. Она оглянулась на путь, по которому пришла. Противовзрывные двери позади неё закрылись. Она сможет их открыть? А если сможет, то куда ей идти? И что с Нилом? Где сейчас навигатор?

Она услышала детский крик и резко подняла голову. Ещё один выстрел. Ещё один крик. Мысль о том, чтобы вернуться, исчезла. Мерсади выглянула за угол.

Следующая дверь располагалась всего в двадцати шагах. Она представляла собой небольшой овальный люк. Двое детей укрылись позади предохранительной трубы на полпути между Мерсади и дверью. Мори крепче прижала брата, когда выстрел выбил искры у них над головой. Аксинья стояла около открытой двери с пистолетами в руках, стреляя через люк, пока другое оружие грохотало в ответ из темноты. Она отпрянула, когда новый шквал выстрелов разорвал коридор. Она заметила Мерсади и той показалось, что губы телохранительницы сложились в ругательство. Из-за открытого люка донёсся более глухой грохот и болт-снаряд пронёсся по коридору, взорвавшись на стене в противоположном углу. Мерсади увидела блеск красной брони в дульной вспышке прямо перед тем, как нырнула назад. По другую стороны люка от Аксиньи наступали какие-то фигуры. Телохранительница и дети попали в ловушку.

– Мерсади! – крикнула Аксинья.

– Я слышу вас, – крикнула она в ответ. Ещё один болт пронёсся по коридору. Мерсади услышала стрекочущий грохот пистолетов Аксиньи.

– Ваш шаттл, – крикнула телохранительница. – Он в двух палубах отсюда. Пароль для открытия наружных дверей: “Джуно”.

– Я поняла, – крикнула ей Мерсади. Она действительно поняла.

– Хватайте детей и бегите к шаттлу.

Мерсади кивнула. Все мысли о Ниле, великих предназначениях и конечных целях стали очень далёкими. Высокий звон раздался в голове и ушах. Руки и ноги внезапно задрожали. Аксинья ещё долю секунды смотрела на неё.

– Приготовьтесь! – предупредила она. Мерсади снова кивнула, во рту и горле пересохло. – Пора! – крикнула Аксинья и наполовину встала, стреляя из пистолетов через люк. Мерсади побежала. Она сделала два шага. В люке показался солдат в тяжёлой красной броне. Мерсади уже никогда не узнает или это Аксинья не поняла насколько близко они подошли, или они просто прорвались сквозь её огонь, чтобы добраться до двери. Она нырнула к стене коридора, когда оружие в руках солдата в тёмно-красных доспехах выстрелило. Снаряд вырвал дыру в полу в том месте, где она стояла мгновение назад.

Аксинья не остановилась. Её первый выстрел поразил облачённого в тёмно-красные доспехи солдата в грудь. Второе попадание пришлось в тоже самое место секунду спустя и пробило красную броню. Солдат отшатнулся. Ярко вспыхнула кровь. Аксинья дёрнулась в сторону, когда луч света пронзил дверной проём. Мерсади слышала, как шипел воздух, пока пульсировал луч. Аксинья повернулась, низко вращаясь и используя инерцию своего уклонения, чтобы ударить пяткой в пах следующую шагнувшую в люк фигуру. Аксинья выпрямилась с клинком в руке. Солдат в тёмно-красной броне поднял руку, чтобы заблокировать выпад, но острие клинка скользнуло под подбородок его шлема. Аксинья активировала силовое поле клинка и череп солдата взорвался прямо внутри шлема. Труп начал падать. Аксинья отпустила кинжал, выдернула чеки у гранат, свисавших с патронташа солдата, и ударом ноги отшвырнула труп назад через люк, прежде чем он коснулся палубы. Она бросилась в сторону, одновременно подобрав нож. Лучи света метнулись к ней через дверь.

Мерсади встретила её взгляд. На одежде Аксиньи виднелись следы ожогов и тёмно-красное пятно расползалось по животу. Ярость пылала в её глазах, когда она посмотрела на Мерсади.

– Отведите детей к шаттлу! – крикнула она.

Оранжевая взрывная волна ударила в открытую дверь. На палубу посыпались куски горящей ткани и разбитой брони. Всё заволокло дымом. Мерсади завопила от боли, когда ударная волна докатилась до неё. Лучи осветили завесу дыма, пульсируя в разнобой с мигавшими красными аварийными люменами. Аксинья выстрелила через люк. На секунду в красной вспышке света Мерсади увидела, как телохранительница поморщилась от боли.

– Идите! – крикнула Аксинья и снова выстрелила.

Мерсади оттолкнулась от стены и побежала к детям, которые сжались за трубой. Нун плакал, по его щекам текли слёзы. Мори смотрела на Мерсади широкими глазами и тяжело дышала. Девочка что-то сказала, но в ушах Мерсади звенело, и в голове ещё не прояснилось. Она почувствовала подступающую тошноту.

– Идём со мной, – сказала Мерсади, добежав до Мори. Девочка отшатнулась. – Мы должны идти, Мори. – Девочка помедлила, затем кивнула и встала, протянув одну руку Мерсади, а другой потянув за собой брата. Аксинья стреляла сквозь дверь, пока Мерсади и дети бежали к повороту в коридор, по которому пришла Мерсади. Они свернули за угол. Позади них воздух рассекали энергетические лучи. Мерсади видела противовзрывную дверь в конце коридора. Тридцать шагов. Тридцать шагов и затем…

Лампочки на замке далёкой двери замигали зелёным цветом. Мерсади остановилась. Противовзрывная дверь начала открываться, исчезая в стенах коридора. Она услышала рычание от боли позади себя, где Аксинья сидела на корточках около другой двери коридора. Энергетические лучи врезались в стены. Мори продолжала бежать вперёд, теперь она тянула Мерсади за руку. Впереди, по другую сторону двери, виднелись фигуры в блестящей красной броне.

Мерсади дёрнула Мори за руку, когда первый солдат в тёмно-красных доспехах и с поднятым оружием шагнул вперёд. Мори увидела его и широко открыла рот, собираясь закричать. Солдат выстрелил, когда Мерсади потащила детей за стенную опору. Крупнокалиберная пуля отрикошетила от стен и пола. Больше солдат хлынуло в проход с другого конца коридора. Из их единственного выхода.

Мерсади оглянулась назад, где Аксинья теперь сидела на полу около люка. Тёмные пятна расползались по телу телохранительницы и из её правого бедра вырвало влажный кусок плоти. Она перезаряжала пистолет, выражение её лица было напряжённым и жёстким. Мерсади почувствовала тяжесть пистолета в руке и сделала два выстрела. Из-за отдачи выстрелы ушли слишком высоко. Мир вокруг ревел от выстрелов, сужался и сжимался, словно тиски. Мори дрожала, её брат плакал.

И она могла думать только о луне в воде, острых зубах и паре жёлтых глаз. Произнесённые шёпотом во сне слова ворвались в её мысли:

Мы придём за тобой… Мы знаем… Мы здесь из-за тебя…

Паника пронзила её и наполнила адреналином. Она должна бежать. Она должна уйти.

Она приподнялась. Мори дёрнула её назад.

– Что вы делаете? – воскликнула девочка.

Мерсади попыталась сбросить её руку. Она должна бежать, инстинкт был таким чистым и животным, что опережал любые мысли.

– Они попытаются остановить тебя, – произнесло лицо Киилер во сне. – И старые друзья и враги. Они придут за тобой.

Она снова попыталась подняться из-под прикрытия опорной колонны.

Пара солдат в тёмно-красной броне была в четырёх шагах от неё, держа оружие наготове и сжимая пальцы на спусковых крючках. Время превратилось в застывшее между вдохами мгновение. Мерсади видела всё.

Солдаты в доспехах наступали… Лучи и пули пронизывали мрак… Размытые очертания Аксиньи, пока она пыталась подняться и повернуться лицом к фигурам, проходившим через другой люк…

И затем она увидела тень. Она стояла в открытых противовзрывных дверях, через которые только что вбежало второе отделение солдат. Она стояла спокойно. Выпрямившись. Словно стоп-кадр в пикт-трансляции.

Звон в голове нарастал, и всё, о чём она могла думать, было послание, которое она несла в своей памяти, и запах мокрого меха, крови и мороза.

Солдаты продолжали наступать, их пальцы нажимали на спусковые крючки, пока исчезавшие мгновения мигали в такт аварийным лампам.

Красный, чёрный…

Красный, чёрный…

Красный, чёрный…

Красный.

Тень стояла позади их.

Чёрный.

И теперь тень была рядом с ними, и Мерсади услышала, как мгновенно зазвучал в её голове крик сирены.

Красный.

Брызнула кровь. Солдаты поворачивались, тень была среди них, перемещаясь рывками, как в неисправной пикт-трансляции.

Чёрный.

Аксинья по-прежнему оставалась на полу у люка, пистолет в её руке не двигался. Красный иней поднимался по стенам. Разлетались тела, сломанные и измельчённые.

Красный.

Теперь тень остановилась, омытая кровью, её голова повернулась к Мерсади, и она увидела лицо тени, красные глаза на покрытом чёрными венами черепе младшей госпожи Кёльн.

– Мы здесь из-за тебя, – произнесла тварь, и протянула пальцы, из которых в воздухе вытянулись тени, и Мерсади могла думать только о сне, где она бежала по тёмному лесу, а позади неё всё громче звучал вой. – Мы здесь…

Лазерный разряд снёс боковую часть черепа Кёльн. Окутанное тенью тело дёрнулось назад. Мерсади выстрелила ещё раз, и ещё, и ещё, шагая вперёд, пока тварь шаталась от пронзавших её лазерных лучей. Кёльн упала, истекая кровью и дрожа всем телом.

Мерсади стояла над ней, всё ещё тяжело дыша и сжимая в руке пистолет, индикатор заряда силовой ячейки оружия мигал красным светом. Единственным, что нарушало тишину, был звук капающей с потолка крови.

ВАРП

∞

Снег повалил с чёрных небес, когда старик начал подниматься на гору. Он кутался в обледеневшие меха и чёрные лохмотья. Ветер обрушился на него, и он пошатнулся, едва не упав. Его руки погрузились в снег.

Холод.

Обжигающий холод.

Вне огня и вне воды.

Он задохнулся и на мгновение снег стал не снегом, а каждым мгновением когда-либо испытанной боли: воплем матери около маленького свёртка; последней мыслью человека, умирающего раньше времени; прикосновением ножа. Холодной, острой, обжигающей…

Он заставил себя выпрямиться.

За спиной он услышал вой волков. Он остановился и обернулся. Свет горящего факела в его руке слегка дрожал на ветру. Глаза заметили отблески костра, пока он смотрел на лес на склоне. Деревья росли вверх, голые ветви тянулись к ветру. В ответ на него смотрят глаза: красные, зелёные и болезненно-жёлтые. На расстоянии, всё ещё видимые над и за вершинами деревьев, он замечает огни покинутой ради этого путешествия башни. Порывы ветра и волки следуют за ним и выпрыгивают из темноты и мороза. Он взмахивает факелом. У волков широкие челюсти со сломанными клыками в гнилых дёснах. Расплавленная медь капает с железных зубов, синее пламя срывается с гладких чёрных когтей. Факел задевает первого волка…

Вспышка молнии.

Расколотая ночь.

Горящий снег.

Волки отступают, крики срывают с небес снежную вьюгу.

Старик бежит по склону горы, ноги увязают в сугробах, руки цепляются за обледенелые камни. Вой снова становится громче. Вход в пещеру совсем близко, прямо там, между камнями. Ещё один шаг, ещё одно волевое усилие, и он доберётся до убежища. К нему тянутся когти. Он чувствует их дыхание за спиной. Он поворачивается и высоко подбрасывает горящий факел. Зазубренный разряд молнии ловит его и бьёт вниз. Белый свет прокатывается по склону горы. Тени волков исчезают, но приближается ещё больше. Он прыгает к каменному входу в горе и…

Тишина. Запах камня и земли. Неподвижность.

Перед ним простирается пещера. В полу вырублены грубые ступени. Кристаллические пласты блестят на необработанных стенах. До ушей доносится звук капающей на камень воды. Отблески огня просачиваются на ступеньки, пока он спускается. Внизу ждёт квадратная дверь. Он останавливается на пороге, затем перешагивает через него.

Пещера небольшая, но её расширили сначала каменными топорами, а затем инструментами из бронзы и железа. Источником света служат горящие фитили в жаровнях с очищенным маслом. По сторонам от двери протянулись ряды каменных скамеек. Сидения гладкие, отполированные временем и теми, кто приходил сюда. По полу к глыбе необработанного кристалла протянулись углубления. Её украшают символы: наполовину человек наполовину конь; капающая из кубка вода; фигура с головой быка.

Мужчина в чёрных лохмотьях и мехах остановился.

Другой мужчина, закутанный в золотые одежды, сидел на одной из скамеек. В руке он держал посох, и венок из лавровых листьев и серебряных нитей покоился на его голове. Он выглядел молодым.

Они долго смотрели друг на друга. Затем старик в обледеневших мехах отряхнулся и снял плащ. Чёрная туника под ним была изодрана и покрыта потом. Мышцы на руках выглядели иссохшими верёвками, плечи сгорбились от старости, кожа на голове лишилась волос и покрылась печёночными пятнами. Золотые кольца мерцали на его пальцах: голова барана, сияющее солнце, серый опал.

– Привет, старый друг, – произнёс молодой человек в золоте.

Старик в чёрных лохмотьях кивнул и шагнул вперёд. На мгновение он споткнулся. Глаза закрылись от боли. Камни пещеры заскрипели. Потоки пыли посыпались с потолка. Мужчина в золоте посмотрел вверх, а затем снова на человека в чёрном, когда тот сел на скамью напротив.

– Вот, – произнёс молодой человек, протягивая деревянную миску. – Хлеб, соль и мясо.

Старик кивнул, взял миску и начал есть. Мужчина в золоте поднял свою миску и делал маленькие глотки, не отрывая взгляда от собеседника.

– Мне жаль, что пришлось позвать вас сюда, – сказал человек в золоте, когда в миске старика остались только крошки, – но нам нужно поговорить. – Мужчина в чёрном вытер рот тыльной стороной ладони. Его глаза на обветренной коже лица казались чёрными глубинами. – События всё ускоряются и ускоряются, – продолжил молодой человек. – До сих пор атака идёт так, как мы и ожидали. Но есть что-то ещё, что за пределами этого…

Мужчина в золоте начал раскладывать карты на скамье между мисками. Карты были старыми и изображения на них выцвели: фигура в тёмном плаще и отвернувшимся лицом поднималась к высокой башне; человек с головой волка и связкой мечей, спрятанных под плащом; колесо звёзд, вращавшееся вокруг темнеющей луны… Карта за картой, с каждой новой картина становилась яснее.

– Видите, – сказал человек в золоте. – Она меняется, но центр картины всегда здесь, растущее волнение в варпе, как ноты поднимаются и гармонизируются, или фигуры ставятся на доску, или собираемое по частям оружие… Я не вижу, что это такое, только его тень, но оно там. За ночью и кровопролитием, оно там. – Мужчина в чёрном продолжал смотреть на карты. – Есть и другие вещи. Факторы, которые не вписываются в происходящее. Например, время атаки. Она началась в середине зимы, в нижней точке космического надира. И порядок… Положение планет сейчас особенное. Это редкое совпадение, которого не было с тех пор… скажем так, с прошлой тьмы. Мы всегда предполагали, что выбор времени атаки определяется поспешностью, но что если за этим стоит что-то ещё? Что если что-то…

– Да, – сказал человек в чёрном. Он встал. На секунду отблеск масляного пламени отбросил на стену его тень, и на мгновение это была не тень старика, а фигура на троне, её руки сжимают подлокотники, голова держится прямо. – Оно там под поверхностью, за краем ночи. Я… чувствую, как оно растёт.

– Что это? – спросил молодой человек. – Что они делают?

Мужчина в чёрном на секунду замер, его взгляд стал отстранённым. Ему пришлось дорого заплатить, чтобы отправить часть себя сюда, на эту встречу разумов в одном из последних оставшихся убежищ. Вдалеке, и всего лишь на расстоянии мысли, находилась всесокрушающая тьма, сдерживаемая секунда за секундой, приливная волна, остановленная на краю берега одной только силой воли.

– Я не вижу, – произнёс Император, меха сместились на Его старческой фигуре. – Ни внутри, ни за краем Ночи. Настоящее – тьма, а будущее – горизонт. Есть только борьба.

Малкадор, юный и облачённый в золото, ещё мгновение молчал, а затем кивнул, его лицо стало маской, неспособной скрыть беспокойство.

– Другие знают, – наконец сказал Малкадор. – Хан, Ангел, командующие… особенно Рогал. Действия врага не складываются в единую картину, и они видят, что в их понимании есть пробел, тень.

– Именно для этого они там находятся, – сказал Император, забирая меха, на которых едва оттаяли лёд и мороз. – Быть зубом и когтем, сражаться и не уступить. Остальное на твоё усмотрение – оградить их так, чтобы они были такими какими должны быть.

Император повернулся к двери.

– Мы ещё можем победить? – спросил Малкадор.

– Это не тот вопрос, который ты на самом деле хочешь задать, – сказал Император, поворачивая голову, но всё ещё глядя на него.

Малкадор грустно улыбнулся и согласно кивнул.

– Прощай, – произнёс Император, закутываясь в меховой плащ и шагая к маленькой двери, что вела в ночь и зиму.

Малкадор остался на месте и смотрел на чёрное пространство за грубой каменной аркой. На мгновение, которое на самом деле длилось не больше мысли, он снова посмотрел на комбинацию карт, лежавших рядом с ним на каменной скамье. Затем он наклонился и взял изображение высокой башни, разрушавшейся под ударом молнии.

– Мы можем это пережить? Можем что-нибудь? – спросил он и закрыл глаза.

Идея и изображение пещеры исчезли из бытия и сменились воющими порывами ветра.

ТРЕТЬЯ ЧАСТЬ

НАШИ ВРАТА И КЛЯТВЫ РАЗРУШЕНЫ

ДВЕНАДЦАТЬ

Солатариум

Я здесь

Поле битвы – время

Боевая баржа “Анхтауи”, Супрасолнечный залив

Айзек Ариман, главный библиарий Тысячи Сынов, наблюдал, как в кристаллической сфере проступала кровь. Багровый цвет появился в полированных глубинах, закружился и затем устремился к краю шара. Холодный свет собирался вокруг него, и Ариман слышал, как мелодия в его разуме меняется по мере смещения нот и гармонии. Он ещё секунду наблюдал за сферой, которая вращалась в воздухе над ним.

+ Это находится в пределах необходимого сопряжения? + мысленно спросил Ариман.

+ Находится, + прохрипел Менкаура. Ариман чувствовал исходившую от ответа усталость. Он понимал почему. Находиться в этом зале означало чувствовать и слышать поток Имматериума без перерыва или смягчения. Это был солатариум, похожий на те, которыми когда-то пользовались давно умершие учёные для предсказания движения небесных тел в небесах Терры. В тех устройствах каменные и стеклянные сферы вращались вокруг кристаллического подобия солнца. В этом зале действовал тот же основной принцип, но на этом сходство заканчивалось. Подобно тому, как телескопы древних астрономов концентрировали свет небес, так и этот зал притягивал бесконечный резонанс варпа к точке, где становились видны его узоры.

Созвездие сфер и дисков поворачивалось в пространстве над ним, внешние части устройства раскинулись достаточно широко, чтобы почти касаться изогнутых стен. Всё помещение представляло собой огромную сферу диаметром в восемьдесят один локоть, вырезанную при помощи телекинеза из цельного куска нефрита. Ни одна живая рука никогда не касалась её поверхности или не загрязняла её памятью. Сферы и диски солатариума в её центре перемещались психическими потоками. Большинство из них представляли физическую Солнечную систему, но и другие начала не менее реальные, но всё же неосязаемые, вращались вокруг них: Восхождение Силы, Правосудие Зимы, Полёт Ворона. Меньшие сферы и диски были сделаны из камня, металла и кости, взятых с планет, спутников и космических тел, омываемых светом Сол. Каждая планета представляла собой кристаллическую сферу, сформированную в варпе одной только силой воли и воплощённой в реальность при помощи жертвоприношения. Когда последний компонент установили на место, возникший резонанс перерос в пронзительный вопль, который убил последнего из создавших его восьмидесяти одного психических мастеров. С тех пор звук его вращения болезненно отзывался в разуме Аримана, даже когда он не находился в зале. Это была мерзкая цена, которую пришлось заплатить, но дальше будет ещё хуже. В это он не сомневался.

Ариман и Игнис парили над устройством на серебряных дисках. Они оба уйдут, как только чтение будет завершено. За изогнутыми стенами “Анхтауи” мчался к цели, движимый наполовину утраченной наукой о машинах. Но здесь, пока Море Душ бежало мимо, они оставались неподвижными, наблюдая за растущим ураганом. Только Менкаура останется в солатариуме в течение ритуала. Военный предсказатель сидел на своём диске, который висел вверх ногами относительно Аримана, рядом с золотой сферой солнца. Серебро диска местами потускнело, а Менкаура выглядел потрёпанным и полумёртвым. Лак слез с его брони и доспехи покрывала ржавчина. Голова была голой, а пустые глазницы сияли призрачным светом и слезились гноем.

Тишину нарушил звук царапающего по стеклу кончика алмазного пера. Ариман посмотрел на Игниса, записывавшего вычисления на обсидиановом листе. Магистр ордена Разрухи посмотрел в ответ, геометрические татуировки на его лице сложились в новый узор. Ариман шёпотом отправил мысленный вопрос. В зале солатариума каждая мысль была криком, каждое послание – воплем.

+ Прогресс в целом в пределах расчётов, предоставленных примархом Четвёртого и его кузнецами войны, + ответил Игнис. + Есть ошибки в мелочах, которые необходимо компенсировать при нумерации окончательной формулы. +

+ Так всегда происходит, когда планы сталкиваются с реальностью, + отправил Ариман. + Всё разваливается. +

Игнис моргнул, узор снова изменился на его лице, пока он обдумывал сказанное.

+ В ряде случаев, + ответил он, а затем вернулся к расчётам и снова послышался скрипящий вой алмазного пера. Ариман ещё секунду наблюдал за Игнисом и повернулся к сферам. Взгляд перемещался между ними, отмечая путь и детали каждой. Одновременно в его мысли хлынули эмоции и видения со всех концов космического залива.

Лицо человека, который забился в подпол и пытался стать меньше, когда гиганты в полуночно-синих доспехах проходили мимо, из их вокс-передатчиков доносились крики тех, кого они уже нашли; обесточенное судно дрейфует сквозь мрак, находившиеся внутри люди цеплялись за последние неглубокие вдохи, пока заканчивался воздух; военный корабль непрерывно вращается, пылая словно факел, а убивавшие его пожары подпитывает топливо его же двигателей…

Ариман усилием воли оборвал видения и сосредоточил разум на мысленных схемах девятого перечисления. Он почувствовал, как дыхание на мгновение заморозило внутреннюю часть шлема. Наблюдать за солатариумом означало не только видеть его своими глазами, но и стать его частью – ощущать, как он поворачивается и пытается затянуть тебя в свой водоворот.

+ Тебе не по себе, + заметил Игнис.

Ариман не стал отвечать, а посмотрел на Менкауру и открыл свои мысли, чтобы отправить их ему.

+ Это ещё можно остановить, + сказал Менкаура, послав ответ на вопрос, который собирался задать Ариман. + Баланс резонансов в устройстве такой, что это… не предопределено. Всё – слепота и пыль на ветру. +

Ариман почувствовал, как в разуме формируется новый вопрос и подавил его. С тех пор как Менкаура принял епитимью наблюдения за Конфигурацией, в его мыслях и словах ощущалась склонность к пророчеству, словно его разум и воля стали бумажными змеями, которых штормовые ветра уносили в далёкие земли восприятия. При всех своих умениях предвидения и мастерства оккультизма Ариман осознал, что его беспокоит происходящее с братом.

+ Идём, + послал он Игнису и повернул свой серебряный диск небольшим усилием воли. Он поплыл к одинокому выходу, вырезанному в стене зала. Его взгляд задержался на сине-белой вращавшейся сфере, когда он поворачивался, и он…

Синие и белые камни в его руке, гладкие от воды, их поверхности покрывают узоры цапель и змей…

Огненно-кровавый свет заходящего солнца сквозь дымку загрязнений Терры, запах пыли и статическая вонь зарождающегося шторма…

Щелчок, когда Ормузд положил три камня в углубления старой деревянной доски и улыбнулся ему…

– В чём дело, брат? Не знаешь, какой сделать ход? – спросил его близнец.

Ариман отдёрнул свои чувства и видения исчезли. С противоположной стороны вращавшихся шаров и дисков на него смотрел Менкаура. Слепой провидец склонил голову набок, и Ариман почувствовал, как разум позади пустых глазниц изучает его.

+ Жестокая вещь – вернуться домой и обнаружить, что он изменился, но не так сильно, как изменились мы, + слова Менкауры эхом звучали в черепе Аримана, когда он позволил диску скользнуть в выход в стене зала.

Покинув солатариум Ариман сразу же снял шлем. Вокруг него “Анхтауи” шумел знакомыми звуками работающего корабля: гудением энергии и грохотом далёких двигателей. Это ощущалось успокаивающе реальным. Он вздохнул и потянулся разумом, скользя по мыслям братьев и экипажа. Всё было в порядке. Их маленький флот следовал заданным курсом и оставался необнаруженным. Они оставили огромную армаду Абаддона и флота Механикум далеко позади. Теперь их снова было мало, они оставались одинокими посреди ночи и направлялись к далёкому пятнышку света. Он послал короткую мысль, коснувшись психических связей между собой и сопровождавшими Несущими Слово. Он не стал сохранять контакт и отступил с привкусом пепла на языке.

Он вздрогнул и направил мысли в меньшие перечисления.

– Тебе… это не нравится, – сказал сзади Игнис. Каким-то образом его мысли оказались в таком беспорядке, что он не заметил стоявшего за плечом брата по легиону.

– Нет, – ответил Ариман, всё ещё чувствуя во рту привкус пепла, когда говорил. – Нет, мне это не нравится.

– Я знаю, – сказал Игнис, смотря на него с прежним выражением лица. – Я уже сделал и высказал это наблюдение.

Ариман отвернулся.

– Вопрос, который исходит из этого наблюдения, состоит в том, по какой причине ты воспринимаешь наши обстоятельства именно таким образом? – спросил Игнис.

Ариман выдохнул и оглянулся на магистра ордена Разрухи.

– Мне не нравится то, что мы делаем по всем причинам, – сказал он. – По всем причинам, брат.

Грузовое судно “Антей”, Юпитерский залив

Грохот распахнутой двери.

Во рту Мерсади появился металлический привкус.

Лязг металла по металлу...

“Дух мщения”…

Она была на “Духе мщения”. Там были… тела, сваленные на палубу в кучу. Руки и ноги переплелись. Плоть разорвалась. Кровь собиралась лужами. Что-то стояло над кровью. Лоснящийся мех. Красная морда. Капающая кровью усмешка.

– Мерсади…

Она поняла, что это космический десантник даже прежде чем на неё упала огромная тень.

– Мерсади, очнитесь…

Луна высоко в зимнем небе. Её лик – серебристый изгиб, ставший границей между светом и тьмой.

– Мерсади, очнитесь! Очнитесь немедленно!

Обернувшись, она увидела позади тень.

Малогарст, советник магистра войны…

За Малогарстом закрепилось прозвище Кривой, как из-за ужасных ранений, деформировавших его тело, так и из-за способности решать самые запутанные проблемы.

– Локен, – заговорил он. – Здесь гражданские лица?

– Я могу за них поручиться, – ответил Локен.

Малогарст посмотрел на неё. Рука опустилась на её плечо.

– Очнитесь немедленно!

Рука на плече затрясла её.

Она открыла глаза.

Запах крови и разорванных органов заполнил рот и нос. Она подняла голову и её вырвало. В коридоре мигал красный свет.

Свет. Тьма.

Свет. Тьма.

На мгновение стены и палуба поплыли и деформировались.

“Дух мщения”… Она была на…

Она была на “Антее”.

– Мерсади. – Она посмотрела. Рядом с ней на корточках сидел Нил, его длинные пальцы только что перестали трясти её плечо. Кожа навигатора была белой, тени поглощали красный мигающий свет. Глаза были широко открыты. Он выглядел так, словно и сам боролся с тошнотой. Или собирался сбежать.

– Где… – начала она, но затем вспомнила Кёльн, увидела мелькавшие движения, разорванные в клочья тела солдат в тёмно-красных доспехах, вспышку и отдачу пистолета, и голову Кёльн, разлетавшуюся на куски. Нет, это был сон… сон…

Она вздрогнула, взгляд пробежал по запёкшейся крови на стенах и палубе, кучах мяса и ткани, оружии, которое лежало рядом с ней на палубе. Желчь снова подступила к горлу и брызнула на палубу. Нил отшатнулся.

– Где дети? – выдохнула она, заставляя себя встать.

Нил мотнул головой туда, где у стены лежали две маленькие фигуры. Дальше по коридору у открытого люка лежала Аксинья. Она всё ещё сжимала пистолет. Её одежда почернела от крови. Последнее огнестрельное ранение пробило дыру в её шее. Глаза телохранительницы были открыты, но больше они ничего не увидят.

Мерсади бросилась к детям, и почувствовала, что их руки ещё тёплые.

– Кататония, – произнёс Нил. – Что бы здесь ни произошло…

Но Мерсади трясла девочку и мальчика, не слушая навигатора:

– Мори, Нун! Слушайте меня! Вы должны очнуться!

– Мы должны добраться до шаттла, – сказал Нил, его холодный голос звучал на грани истерики. – Я не встретил никого живого, пока добирался сюда, а двигатели продолжают работу. Думаю, что весь экипаж погиб. Кораблём никто не управляет…

– Мы не идём к шаттлу.

– Если они убили экипаж, это место – гробница.

– Нет! – прорычала Мерсади. Она вскинула голову и посмотрела на навигатора. Тот шагнул назад. – На корабле сотни людей и я не оставлю их умирать, пока буду спасаться бегством.

– Раньше вас это не останавливало.

– Теперь остановило. – Она посмотрела на детей. – И среди этих людей могут оказаться те, кто поможет нам добраться до безопасного места.

– Вы это серьёзно, да?

Она кивнула:

– Если хотите, можете уйти.

Нил выругался, осмотрелся по сторонам и снова выругался.

– Я иду на мостик, – сказал он. – Я немного разбираюсь в кораблях.

Мерсади слышала, как он пошёл по коридору. Она наклонилась к неподвижной девочке.

– Мори… – произнесла она и потрясла её. Голова девочки дёрнулась. – Мори! – Глаза девочки заморгали и открылись, её крик расколол воздух. – Мори, посмотри на меня! Посмотри на меня! – Мерсади крепко держала девочку за руки. Взгляд Мори прояснился. Она тяжело дышала, лицо покрывали красные пятна. – Мори, мне нужно, чтобы ты выслушала меня. Всё будет хорошо, но ты нужна брату. Ты нужна, чтобы с ним всё было в порядке. Ты можешь ему помочь, не так ли?

Девочка кивнула, затем кивнула ещё, на этот раз быстрее, её глаза моргали, но она не сводила взгляда с Мерсади.

– Нун, – прошептала она. – Нун… он?

– Он спит, как спала и ты. Он проснётся, но мы должны уходить отсюда.

– Отец…?

Мерсади моргнула. Она подумала о том, что Нил сказал об убитом экипаже, о солдатах в тёмно-красных доспехах, о теневом существе, которое было младшей госпожой Кёльн.

Демон… старое слово, но всё же верное.

– Отец хотел бы видеть тебя в безопасности, – ответила Мерсади, – этим я сейчас и занимаюсь.

Мори кивнула.

– Хорошо, – сказала Мерсади. – Мне нужно, чтобы ты встала и взяла брата за руку.

Мерсади подняла мальчика, и сестра схватила его за повисшую руку. Он был тяжёлым, и её мышцы заныли, когда она сделала первый шаг к открытому люку. Взгляд Мори остановился на неподвижной фигуре Аксиньи, и она услышала, как девочка задержала дыхание, собираясь закричать. Густая жидкость всё ещё капала с потолка.

– Смотри на брата, – сказала Мерсади. – Всё время смотри на брата. Продолжай идти.

Они подошли к люку.

“Вниз”, – подумала Мерсади. Им нужно спуститься на грузовые палубы. Она считала, что могла вспомнить маршрут, которым Аксинья провела её к беженцам. Изображение сердитых глаз на холодных лицах всплыло из памяти. Она остановилась на половине пути к дверному люку.

– Держи брата, – сказала она Мори. Девочка взяла мальчика, обняв его. Мерсади вернулась назад, наклонилась и взяла пистолет из руки Аксиньи и свежие обоймы с патронташа под плащом телохранительницы. Она старалась не смотреть на лицо женщины.

– Что вы делаете? – спросила Мори.

– Удостоверяюсь, что не подведу её, – ответила Мерсади. Она убрала пистолет и боеприпасы под одежду и шагнула назад, забрав так и не очнувшегося мальчика у Мори. – Помни, держи его за руку.

“Фаланга”, высокая орбита Терры

Брат Массак, бывший библиарий легиона Имперских Кулаков, знал, что ему снится сон. Он провёл последние семь лет в том же зале, где сейчас стоял на коленях. Он и три его брата почти никого не видели за это время. Их единственными заботами оставались доспехи, оружие и безмолвие разумов. Время разделилось на повторяемые бесчисленное число раз отрезки, посвящённые уходу за снаряжением, боевым тренировкам и медитации.

Лязг топора и меча, круг притирочного порошка вокруг жёлто-синего керамита, медленное дыхание…

Снова и снова. Таким стал их долг: ждать дня, который может никогда не наступить, и держать разум закрытым от сил, что были их военным ремеслом.

В других легионах запрет Императора на использование псайкеров привёл к тому, что библиарии занимались своими другими обязанностями, им доверяли, предполагалось, что они воздержатся от использования своих сил. Но так было в других легионах. VII не придерживался одного только духа правил. Поэтому Массак и его братья остались в этом зале “Фаланги”, окутанные тишиной изнутри и снаружи.

Но всё же он видел сны.

Они всегда возвращались, проскальзывая в моменты отдыха. А в последнее время картины сна вторгались в его медитацию, даже когда он бодрствовал.

Он шёл по каменным пещерам и тёмным лесам, которые никогда не видел. Звёзды кружились и вращались. Он видел лица существ, которые не были ни людьми, ни зверями, но одновременно были и теми, и другими. Он видел женщину, идущую по коридорам незнакомого корабля. Он видел, как открылась дверь…

Он открыл глаза. Он вспотел, капельки влаги покрывали кожу под одеждой. Братья открыли глаза секунду спустя и посмотрели на него со всех сторон круга для медитаций. Кад, самый молодой и младший по званию, покачивался на коленях. Его левый зрачок был неестественно расширен, правый казался размером с булавочную головку.

– Волны варпа… становятся сильнее, – произнёс Кад.

– Направьте умы внутрь, братья мои, – сказал Массак. – Происходящее вовне нас не касается. Мы поклялись выдержать и именно это мы и сделаем.

– Ты чувствуешь это? – сказал Соллон. Почтенный кодиций указал рукой на палубу вокруг себя. – “Фаланга” движется.

Массак закрыл глаза.

– Сосредоточьтесь, братья. Наши взоры обращены внутрь. Наши мысли – основа наших сущностей. Наш долг – жизнь, которую мы ведём…

Снова опустилась тишина, и Массак почувствовал, как образы медитативного успокоения уводят его сознание всё ближе и ближе к покою. Он будет ждать. Но часть его – часть, которая ждала и слушала, пока в духовном царстве рос и ширился шторм – знала, что сны придут снова.

Боевая баржа “Монарх огня”, высокая орбита Урана

“Монарх огня” стрелял, даже объятый пламенем. Пятидесятиметровая рана светилась отблесками внутренних взрывов там, где кинетический выстрел пробил его корпус. Попадание разминулось на несколько метров с жизненно важными системами, но оставило после себя охваченные пожарами палубы.

Потоки плазмы хлынули с его спины и батарей левого борта. Коса света рванулась на встречу приближавшимся линкорам Железных Воинов. Их было двенадцать, все относились к главным типам, покрытые металлом и окутанные десятками пустотных щитов. Каждый мог выдержать прямой бортовой залп равного ему корабля. Но “Монарх огня” не был им равен. Он был императором разрушения, а они – простыми лордами.

Пустотные щиты на пяти кораблях Железных Воинов исчезли, разрушаясь один за другим, вспыхивая от перегрузки. Плазма хлынула на их корпуса. Пласталь и камень вспыхивали, испарялись и плавились, рассеиваясь во мраке. Белый пар отделился от “Монарха огня”, пока охлаждающие вещества обволакивали его оружие и обшивку. Оставшиеся противники не дрогнули. Щиты корабля замерцали под ударами их турболазерных лучей.

На мостике “Монарха огня” лорд-кастелян Хелбракт ощутил, как корабль сильно задрожал, словно набирал воздух перед тем, как прореветь снова. Лампы потускнели. Всплеск вокс-траффика оборвался и затих. Тактические экраны заволокло гололитическим снегом. Наступил момент тишины и неподвижности, когда огромный корабль вдохнул энергию из своих систем, чтобы выпустить её во врагов.

Они отступили к пространству вокруг Оберона. Корабли и припасы всё ещё продолжали поступать с последнего спутника, остававшегося в руках лоялистов. Долго это не продлится. Каскад взрывов лишил его большинства защитных систем, но даже если они сохранились бы, судьба Оберона была предопределена. Железные Воины шаг за шагом продвигались сквозь орбиты Урана, захватывая то, что могли, и разрушая то, что не получилось захватить. Встречая сопротивление, они применяли больше силы, приводили больше кораблей из Элизийских врат и заменяли погибших солдат и корабли ещё большим количеством.

В случае со звёздным фортом “Фуран”, не сумев пробить его пустотные щиты, и с войсками, не способными продвинуться дальше уже захваченных плацдармов, они использовали для сокрушения обороны два огромных судна. Пара потеряла имена и стала кодами в инфолумах IV легиона: I-D-I и I-V-II. Оба корабля представляли собой зерновозы, захваченные на имперских линиях снабжения. Их груз конфисковали для прокорма кузниц, работавших на армии магистра войны, а внутренности переделали в казармы размером с город для десятков тысяч бойцов банд, собранных с миров вокруг Улланора. Для успокоения подобного человеческого груза на время перелёта в трюмы закачали кальма-снотворное. Приблизившись к “Фурану”, газовая смесь изменилась, и в трюмы хлынули френзон и слот. Десятки тысяч бандитов пробудились и начали убивать друг друга.

Корабли Хелбракта пытались повредить двух чудовищ на пути к звёздному форту, но были перехвачены военными кораблями Железных Воинов. К тому времени, как пара добралась до “Фурана”, они потеряли десять тысяч своего человеческого груза. Осталось более чем достаточно. I-D-I и I-V-II пристыковались к плацдармам Железных Воинов и открыли внутренние двери. Предназначенные для выгрузки миллиардов тонн зерна проходы стали выходом для более чем ста тысяч накачанных наркотиками убийц. Защищавшие звёздный форт солдаты продержались шесть часов. Когда всё закончилось, Железные Воины открыли станцию и позволили вакууму покончить с бандитами.

Жестокий прагматизм Пертурабо снова и снова всё дальше и дальше оттеснял защитников. Теперь потрёпанный и израненный флот Второй сферы кружил вокруг спутника Оберон. Сто военных кораблей из первоначальных трёхсот противостояли противнику, превосходящему их в двадцать раз, – сражения при таком соотношении сил отзывались в веках. Но битве на последнем рубеже или обретённому в огненной смерти покою не суждено было произойти. Воспламенение спутников Плутона было уловкой, которая могла сработать только один раз. Хелбракт видел, что вражеские силы изменили тактику. У Элизийских врат не было никаких скрытых зарядов или аннигилирующих инфоджиннов, но Пертурабо этого не знал.

Машинные адепты предателей обыскивали захваченные спутники и станции. Уже осторожный враг стал ещё осторожнее. Большие корабельные группировки держались вдали от недавно занятой земли. Всё что не представляло ценности уничтожалось дальней бомбардировкой. Это замедляло их, и в этом смысле оказалось столь же эффективным оружием, как новый линейный флот. В гудящей полутишине, пока “Монарх огня” проходил энергетический цикл, Хелбракт отметил, что на оси времени битва складывалась в пользу лоялистов. Вот только по всем другим подсчётам происходящее вызывало горечь на его языке.

– Начните перераспределять энергию на двигатели и щиты, – спокойно произнёс он. – Подготовьте ещё один орудийный цикл. Отправьте сигнал об отступлении на все остальные корабли.

Команда ответила безмолвной деятельностью. Они все знали, что этот момент наступит. Они не могли больше оставаться здесь. Корабли приближались к ним со всех сторон орбиты и скоро путь к солнечному заливу будет перерезан. Но они не отступят в долгую ночь, не взяв с предателей окончательную цену.

Энергия вернулась на мостик. Изображение на гололитических экранах снова стало чётким. Красные отблески вражеских кораблей засветились на прицельных консолях.

– Огонь, – произнёс Хелбракт, и “Монарх огня” проревел своё слово во тьму. Три военных корабля погибли в мерцающей вспышке разрушения. Плазма пронзила лишившиеся щитов корпуса. В трюмах детонировали реакторы и боеприпасы. Они взорвались, залив всё вокруг сверкающим газом и светом.

Лампы на “Монархе огня” потускнели, но глубоко в его корпусе энергия уже поступала к двигателям. Он покинул потерянную орбиту Оберона, остальная часть флота уже перестраивалась, корабли выходили из боя и поворачивали носы к далёкому свету солнца. Следом за ними с Оберона понеслись сообщения: мольбы, оскорбления и проклятия, неся в себе гнев людей, которые знали, что их судьба предрешена. Хелбракт слушал их все, запоминая горькие слова, пока “Монарх огня” направлялся в холодные глубины космоса. Как и ожидалось, враги не стали их преследовать. Они были осторожными, и, кроме того, они победили.

Сообщения с Оберона прекратились, как только они вышли из зоны действия дальних сенсоров. Хелбракт отключил связь, когда последний шёпот сменился статикой.

– Сообщение на Терру, – произнёс он, сняв шлем. – Уран захвачен врагом.

Окружавшие его офицеры склонили головы при этих словах.

– Мы за пределами зоны вероятного вражеского перехвата, – сказал старший техножрец, наблюдавший за сигнальными системами корабля и ауспиками. – Желаете отправить коды встречи, лорд-кастелян?

Хелбракт кивнул, изучая доклады о повреждениях и потерях остального флота. Для того, чтобы он согласился с этой частью стратегии потребовалось личное сообщение самого Дорна. Она вступила в противоречие с почти каждым его инстинктом. Столкнувшись с врагом, каким бы сильным или многочисленным он ни был, он наступал, или стоял, полагаясь на силу щита, меча и болтера. Ты не уступаешь территорию, которую желал враг.

Но именно это они сейчас и делали, и планировали так сделать ещё до того, как корабли предателей вырвались из врат.

– Теперь, в этот момент, не стены и цитадели наше поле битвы, – произнёс Рогал Дорн, его голос был исполнен силы даже в искажённом помехами сигнале с Терры. – Наше поле битвы – время, и сражения, которые мы ведём, должны врага лишить его. Они жаждут времени, нуждаются в нём и не могут потратить впустую ни секунды. И поэтому мы должны лишить их его. Всё должно оцениваться с этой позиции. Мы не можем остановить их, сын мой, но можем заставить терять время и силы, прежде чем они достигнут стен Дворца. Это стоит больше чем любая крепость или линия, которая не находится на почве Терры.

– Я сделаю всё, что необходимо, – ответил Хелбракт и отослал три сотни кораблей от Урана в ночь, чтобы ждать.

Он склонил голову тогда, сделал он это и сейчас…

Больше трёхсот кораблей висели в лишённом света заливе между Ураном и ядром системы… Больше трёхсот орудий не говорили, чтобы не подпустить врага к “Фурану”, Корделии или Оберону, или…

Это что-то изменило? Это сейчас что-то изменит? Враг не ожидает нового и свежего флота, который встретит его на пути вглубь системы… Возможно. Должно изменить.

– Отправьте коды, – произнёс он, подняв голову. – Курс на встречу с остальным флотом.