Честь Кадии / Cadian Honour (роман)

Перевод коллектива "Дети 41-го тысячелетия" Этот перевод был выполнен коллективом переводчиков "Дети 41-го тысячелетия". Их группа ВК находится здесь.

WARPFROG Гильдия Переводчиков Warhammer Честь Кадии / Cadian Honour (роман)
Автор	Джастин Хилл / Justin D. Hill
Переводчик	Летающий Свин
Редактор	Larda Cheshko, Нафисет Тхаркахова, Татьяна Суслова
Издательство	Black Library
Предыдущая книга	Битва за улей Маркграаф / The Battle for Markgraaf Hive
Следующая книга	Скала Предателя / Traitor Rock
Год издания	2018
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Скачать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

Бет и Алексу. Только что разложил императорское таро, и всё выглядит хорошо

ПРОЛОГ

«Имперское сердце», звёздный форт типа «Рамилис», представляло собой оружие размером с луну. Шесть месяцев назад пыхтящие буксировщики сняли этого левиафана из керамита и пластали с древней орбиты над Святой Террой и потащили по запруженным кораблями космическим путям, мимо портальных погрузчиков, стапелей и рудных барж Марса и дальше, к точке Мандевиля 4НА. Переход стоил жизней двум навигаторам. Оставшиеся пять продолжали трудиться без перерывов и отдыха, пока вокруг форта натужно потрескивала прозрачная синяя скорлупа поля Геллера. В то время как один навигатор вёл корабль, остальные высматривали коварные варп-рифы и воронки, которые могли утянуть «Имперское сердце» вместе со всеми военачальниками, полками и вспомогательным персоналом на борту в безумие.

Варп буйствовал, словно разъярённое штормовое море. Храбрые люди сходили с ума. Заражённые подразделения уничтожались. Многим в течение многомесячного странствия оставалось уповать на одну лишь веру.

Когда «Имперское сердце» закончило подготовку к возвращению, имматериум вспучился, натянулся и, наконец, с воплем психического отчаяния разорвался. Воля Императора возобладала. Звёздный форт выпал обратно в реальное пространство, окружённый сгустком грязного света. Переборки лопнули, циркуляционные трубы исторгли обжигающий пар, целые секции лишились воздуха, когда от резкого восстановления законов тяготения по огромному кораблю прокатились яростные ударные волны.

Как только системы удалось привести в порядок, плазменные генераторы заработали на полную мощность и в центральной базилике «Имперского сердца» с треском зажглись дуговые лампы. Если кто-то и рассчитывал на торжественную встречу, то его ждало разочарование: не было ни встречающих, ни торжеств.

Гальванические маяки форта озарили сцену бойни.

Имперские линкоры и крейсеры безжизненно дрейфовали в пустоте, их замёрзшие внутренности парили вокруг разбитых остовов сверкающими облачками. «Сердце» двинулось вглубь системы, и расчёты дальноскопов смогли различить отдельные детали. Среди спиралевидных завитков кислородного льда болтались комья плазменной слизи, анкерки для воды, неспешно вращающиеся исполинские гильзы с неразорвавшимися боеприпасами, а ещё тысячи трупов, некоторые с широко раскинутыми руками и ногами, другие — застывшие в позе эмбриона, и все они поблёскивали в отражённом свете.

От царившей вокруг неподвижности кровь стыла в жилах. Чтобы продолжить путь, форту пришлось пройти сквозь эту стену смерти.

Колоссальные глыбы льда и камня, тысячи лет пребывавшие в полнейшем равновесии, кубарем полетели во внешнюю пустоту либо начали затяжное падение к местному светилу. Наиболее крупные из них аккуратно растащили буксировщики «Имперского сердца», а мелкие отправились в смертельное путешествие к внутренней системе, сорванные со своих орбит притяжением корабля-гиганта.

По мере продвижения процессии в звёздную систему на проекционных экранах авгуров дальнего действия постепенно стала возникать планета, к которой послали «Имперское сердце». Империум вернулся к миру Эль’Фанор.

Когда-то, в годы после Ереси Хоруса, Эль’Фанор служил опорным пунктом на варп-путях между Террой и Вратами Кадии, но затем стал бастионным миром, громоотводом для системы Кадии. Планета стояла непокорной, гордой и неприступной для всех, кроме самых могучих воинств, под властью свирепых кромархов, которые превратили мир в сплошную безликую зону поражения, отмеченную лишь траншеями, скалобетонными бастионами и вентиляционными трубами подземных городов-казарм. Они отражали нападения, способные поставить на колени звёздные системы, и обращали в паническое бегство полчища Хаоса — до тех пор, пока не прибыли самые могучие воинства.

Предатели Абаддона, известные Империуму как Чёрный Легион.

Чёрный Легион подошёл к уничтожению Эль’Фанора с безжалостной эффективностью. Боевые корабли последовательно отсекли мир-бастион от орбитальных оборонительных сетей и мониторов, словно орёл, отрывающий лапы крабу. Каждый раз, когда очередной бастион выдавал себя, туда телепортировались терминаторы, неся мгновенное возмездие. Спустя неделю защитникам оставалось только наблюдать за тем, как меркнут последние звёзды.

Флот Чёрного Легиона сомкнулся вокруг планеты подобно скорлупе ненависти. Ветераны магистра войны лично возглавили штурм преобразованных равнин Эль’Фанора, сплошь усеянных рукотворными препятствиями, скалобетонными редутами и окопами. Впереди них шёл Абаддон, который пронзил сердце губернатора наземной обороны, после чего со своими армиями взял в осаду несокрушимый Феодос. Ему потребовалось две недели на то, чтобы прорвать внешний периметр, а затем предатели оказались внутри и начали пробиваться в Великую цитадель кромарха Паратекона. Но никто не сумел пройти дальше до тех пор, пока Абаддон не разбил её пластальные врата и первым преодолел барбакан, за которым еретиков-астартес встретили слаженные, походившие на сверкающие звёздные сполохи залпы лазерного огня.

Гарнизон крепости насчитывал два миллиона солдат-ветеранов. Они оказались детьми по сравнению с исполненными ненависти Чёрными Легионерами. Абаддон и его спутники с боем проложили путь сквозь цитадель. Двенадцать сыновей Паратекона погибли, защищая родного отца, а когда умер и он, настал черёд обитателей Эль’Фанора, после чего на планете последовательно уничтожили всю жизнь, экосистему и атмосферу. К этой планете и направили «Имперское сердце», словно невесту на свадьбу с покойником.

Когда звёздный форт подошёл на расстояние работы воксов, экипаж мостика выслал требуемые сигналы со всеми положенными протоколами. Форма имела значение. Никто не ответил. Планета была холодной, как стол в мертвецкой. Облако из обломков погибших кораблей и оборонительных платформ было непроницаемым, будто заросли железных шипов. Планета казалась белой от костей сотен миллионов защитников.

«Имперское сердце» вышло на орбиту и начало плести паутину из платформ, конструкционных стапелей, подъёмников и мачтовых кранов Механикус. Вокруг «Рамилиса» плотно, едва не сталкиваясь между собой, засновало десять тысяч космических кораблей, работавших, однако, с единой целью.

Эксплораторские бриги, тихоходные шлюпы и транспортные баржи опустились на безжизненную планету. Священники в скафандрах с ротационными соединениями для работы в экстремальных условиях очистили её от порчи Хаоса, свергли еретические иконы, вознесли тела имперских святых и вернули планете духовную чистоту. Архео-исследователи вместе с отрядами сервиторов-землекопов прочесали поверхность в поисках древних образцов технологий, и когда всё было готово, мониторы-буксировщики и катера-толкачи стащили стиснутые кулаки комет с родных орбит.

Грязные снежные комья рухнули с небес на бесплодный мир, наполнив его водой и паром, аммиаком и метаном. Когда вихрь обломков наконец улёгся, пластальные семенные капсулы выпустили облака водорослевых спор и специально отобранные бактерии в зарождающуюся атмосферу планеты.

Мгновение ничего не происходило.

Люди не сводили глаз с экранов мониторов. Ровная линия безжизненности встрепенулась, затем подскочила. Казалось, словно руку истлевшего трупа внезапно свело судорогой.

Эль’Фанор зашёлся в удушливом кашле. Прошло меньше минуты, прежде чем планета сделала новый вдох.

Пульс вернулся.

Словно раненый солдат, твёрдо намеренный драться дальше, Эль’Фанор возвращался обратно в строй.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Узрите! Бронзовый шлем он носил и одет был в кольчугу из бронзы.

Бронзовые поножи на ногах его, а за плечами бронзовый дротик.

Древко копья из железа, а лезвие весит шесть фунтов.

Книга Самуила

ГЛАВА ПЕРВАЯ

От потолка и до пола обеденного зала «Махариус», расположенного в верхнем квадранте Д «Имперского сердца», по стенам вереницами тянулись портреты в позолоченных рамах. На них, тщательно написанные маслом и кистью, изображались генералы Астра Милитарум в отутюженных мундирах, с золотыми позументами и рядами украшенных ленточками медалей. Многие картины растрескались от старости или покрылись толстым жёлтым налётом от веков послеобеденного курения. Одну стену сплошь занимали кадианские полководцы, и факт этот неимоверно раздражал преторийского генерала, Сера Реджинальда Монстеллу де Барку.

Он с мрачным видом слушал застольную беседу, посвящённую грядущему крестовому походу.

— Кто должен идти первым? — прозвучал вопрос с дальнего конца стола.

— Кадианцы, — раздался грубоватый голос катачанца. — Когда-то это была их территория. Им и отвоёвывать.

Послышалось одобрительное бормотание выходцев с десятка миров. Мордианцев. Акварийцев. Сатурнианцев.

Терпение Сера Реджинальда иссякло. Он хлопнул рукой по столу, слегка сильнее, чем следовало бы.

— Нет, кадианцы не должны идти первыми, — твёрдо заявил он. — Эта задача не для них. Не теперь. Только не после разгрома у Врат Кадии. Мордианцы ничем не хуже кадианцев. Как и любая из ваших армий. Да хоть бы и мои собственные преторийцы!

Остальные генералы, древние даже по меркам Астра Милитарум, удивлённо обернулись к его концу стола.

Это придало Серу Реджинальду уверенности. Он с чувством взмахнул рукой.

— Сколько себя помним, мы давали кадианцам всё, что они хотели. Лучшее оружие. Лучшее снаряжение. Самые тяжёлые задания. Но глядите! Тюремщиков застали врасплох. Их поражение породило в Империуме сомнения!

— Где кадианцы сейчас? Смотрите, ни одного из них здесь нет. Они не осмеливаются показаться на глаза!

Пока он говорил, по отполированному паркету из орехового дерева со скрипом отодвинулся старый, богато орнаментированный резной стул. Присутствующие потрясённо ахнули, когда из-за стола встал человек и выпрямился в полный рост. Он имел такое же худощавое телосложение, как и многие полководцы на портретах, носил такую же тускло-коричневую униформу с черневшей на белом фоне эмблемой Врат Кадии. Его бледно-фиолетовые глаза вперились в преторийца.

— Если позволите, генерал, вы понятия не имеете, о чём говорите.

Щёки лорда-генерала Реджинальда де Барки вспыхнули, однако он демонстративно плеснул себе в рот остатки кларета.

— Обращайтесь ко мне должным образом. Я — лорд-генерал. И я точно знаю, о чём говорю.

Слуга в сюртуке заметил опасность и шагнул вперёд с бутылкой амасека. Кадианец поднял руку.

— Нет, благодарю. — Его челюсть напряглась, к лицу прилила кровь. — Может, вы и лорд-генерал, — продолжил офицер, — но это не мешает вам быть чёртовым болваном.

В зале повисла гробовая тишина. Даже сервиторы-официанты остановились в приоткрытых дверях и непонимающе уставились друг на друга, бездумно держа в руках лодочки со сливками и красным сорбетом.

— Я требую, чтобы вы забрали свои слова, — громко произнёс кадианец.

Сер Реджинальд на мгновение замер, затем отодвинул собственное кресло и поднялся во все шесть с половиной футов роста.

— Назовите своё имя, сэр.

— Бендикт.

— Что ж, генерал Бендикт. Вы ничего не вправе от меня требовать. Те дни в прошлом. Кадианцы — вымирающее племя. Вас душит удавка неудачи. Ваше поражение — словно клеймо, выжженное на щеке разбойника. Что касается вашего сегодняшнего поведения, я жду официального извинения от вас и вашего командира.

Кадианец в два шага пересёк разделявшее их расстояние.

— Вот моё извинение! — прошипел он.

Его кулак врезался лорду-генералу в подбородок. Раздался резкий треск стукнувшихся друг о друга передних зубов, тихий болезненный стон, а затем Бендикт оказался верхом на здоровяке и уже тянулся к его горлу.

Чтобы стащить его, потребовалось целых два младших генерала. Наконец им удалось поймать его за руки, и Бендикт выпрямился, растрёпанный, запыхавшийся, разъярённый, будто невольник из ям.

Сер Реджинальд поднялся на ноги.

Он потрогал губу. На ней была кровь.

К ним подошёл генерал Сатурнианских драгун. На его белом сюртуке остались брызги крови и вина. Он кинул на офицеров суровый взгляд.

— Успокойтесь, люди. Так не годится. Совсем не годится. Мы — боевые офицеры. Все мы служим Богу-Императору. Пожмите руки, и забудем о случившемся.

— Я скорее умру, — выплюнул генерал Бендикт.

Де Барка опустил руку на тусклое навершие дуэльной сабли.

— Это можно устроить, — произнёс он.

ГЛАВА ВТОРАЯ

— Не записывать разговор, — сказал лорд-милитант Вармунд своему писцу, прежде чем войти в личные покои Бендикта, что находились на срединных уровнях квадранта В. Вармунд был предводителем кадианцев на борту «Имперского сердца».

Он походил на скалу — твёрдый, безжалостный, непоколебимо преданный всему, за что стоял его родной мир. За ним тянулась свита из слуг, мудрецов, писцов, а также двойка парящих в воздухе сервочерепов. Внезапная толкотня в покоях застигла Бендикта врасплох.

— Бендикт, — произнёс Вармунд, заходя внутрь. — Мне пришлось взять лихтер с квадранта А, и всё равно, чтобы добраться сюда, ушло полтора часа. Ты доставил мне много хлопот.

Исайя вскочил на ноги.

— Простите, сэр, — быстро отдал он честь.

Лорд-милитант махнул ему, позволяя сесть обратно.

— Я сказал не записывать, — повторил он, и лысый мудрец в ответ кивнул. Стило в его металлическом когте оторвалось от пергаментного свитка. В движении этом не ощущалось совершенно ничего человеческого.

Голос Вармунда был специально усилен для лучшей слышимости на поле боя, но сейчас напоминал урчание огромной кошки: лорд-милитант старался говорить тихо. От низкого рокота деревянные стенные панели мелко дрожали.

— Бендикт. Мне сообщили, что ты поднял руку на лорда-генерала Реджинальда Монстеллу де Барку. Это правда?

Бендикт побледнел. Откашлялся. И всё равно в последний момент голос его подвёл.

— Да, сэр.

— Молодец! — Лицо Вармунда расплылось в широкой ухмылке. — Мы все рады, что ты отделал этого напыщенного придурка. Он с самого первого дня оспаривал наше лидерство! — Лорд-милитант поймал Исайю за руку и сжал её с силой, которой ему прежде не доводилось на себе испытывать. Рука Вармунда была улучшена, понял Бендикт, и когда старший офицер обхватил его ладонь — отчего у генерала болезненно захрустели кости и хрящи, — он ощутил в рукопожатии невысказанную угрозу.

Затем Вармунд отпустил его и принялся расхаживать по комнате, сложив руки за спиной и вытянув вперёд толстую бычью шею. Он вёл себя дерзко и собранно, в манере, показавшейся Бендикту смутно знакомой, хоть они раньше никогда не встречались. Наверное, решил Исайя, это была общая черта всех кадианцев.

— Мы по достоинству оценили твой удар, генерал Бендикт, но я не буду ходить вокруг да около. Ты пойдёшь к этому чёртовому болвану-преторийцу и извинишься.

Бендикт кивнул. Он понимал.

— Тебе не нужно делать это публично, — продолжил лорд-милитант. — Я могу устроить частную встречу. Не нужно даже быть особо многословным. Простите меня, если вы знаете...

Генерал попытался что-то сказать, но Вармунд словно его не слышал.

— Мы объединились с Сатурнианскими драгунами и вместе подали прошение влиятельным людям. Навигаторский дом Бенетек тоже с нами. Мне сказали, что будет следующая линия фронта. Новые Врата Кадии! Судя по всему, Эль’Фанор находится на кратчайшем пути от Цикатрикс Маледиктум до Святой Терры. Дело отправилось на самый верх. К Верховным лордам.

Исайя откашлялся, прочищая горло.

— Боюсь, я не могу этого сделать, сэр.

— Сделать что?

— Извиниться. Положа руку на сердце.

Одно долгое мгновение лорд-милитант не сводил с него взгляда.

— Меня не волнует, куда ты там кладёшь свою чёртову руку. Положение кадианцев стало весьма шатким. Над нами кружат стервятники, и они носят двуглавую аквилу Империума Человека. Де Барка, возможно, самый чванливый, но он не один. Есть другие лорды-милитанты и лорды-генералы, считающие, что командовать должны они. Наши представители сражаются без продыху, убеждая остальных, что кадианские генералы сохраняют контроль над фронтом. Это — шанс, который нам так нужен, шанс реабилитироваться после потери Кадии. Шанс вернуть нашу славу!

Наконец, Вармунд закончил речь, и Бендикт кивнул.

— Да, сэр, я понимаю, но, боюсь, сделать, как вы хотите, не могу.

Лорд-милитант перестал ходить и вперился в него аугметическим глазом.

— Не можешь или не хочешь? — Теперь в голосе Вармунда появились опасные нотки, отчего стакан с водой на прикроватной тумбочке жалобно задребезжал. — Меня не заботит твоя гордость, Бендикт. Я приказываю тебе извиниться.

— Мне очень жаль, сэр, — несравненно более тихим голосом ответил генерал. — Я не могу.

— Бендикт...

Исайя оборвал его на полуслове.

— Извините, сэр. Прошу прощения, но кто-то должен постоять за нас. Вопрос здесь не в том, кто будет командовать фронтом. На кону стоит честь и гордость каждого кадианца, который ещё дышит.

Вармунд зашёлся смехом.

— Бендикт. Будь серьёзным. Ты солдат, а не священник.

— Я кадианец, — ответил генерал. — И, со всем уважением, это не вам решать.

Лорд-милитант повернулся к Бендикту всем телом.

— Что ты хочешь этим сказать? — низким и глубоким голосом, от которого задрожала вся комната, спросил он.

Бендикт ощутил вибрацию всем своим естеством.

— Кадианцам нечего стыдиться. Мы удерживали Врата Кадии с незапамятных времён.

— Да. Но Врата пали.

— Не по вине кадианцев.

Военачальник лишь отмахнулся.

— Не будь таким идеалистом. Мы потеряли целые секторы имперского космоса. Посмотри на факты. Может, де Барка в чём-то прав.

Бендикт почувствовал, как в нём закипела кровь.

— Лорд-милитант, вы были на Кадии?

— Нет. Ты знаешь, что не был.

— Тогда ладно. Со всем уважением, сэр, вы не можете говорить, что кадианцы проиграли. Де Барка неправ. Вы тоже ошибаетесь. Я там был. Я знаю. Мы побеждали. Крид побеждал.

Крид — имя, которое раньше упоминалось постоянно, а теперь начинало стираться из памяти. Однако оно придало Бендикту сил.

Вармунд зло рассмеялся.

— Если вы побеждали, то как мы проиграли?

Исайя уже едва себя сдерживал.

— Нас подвёл имперский флот. Нас подвёл Империум. Трон подери! Нас подвёл каждый кадианец, которого там не было. Лорд-милитант Вармунд, если вас там не было, то вы тоже нас подвели!

Бендикт понял, что кричит вышестоящему офицеру в лицо.

Лорд-милитант с угрожающим видом шагнул вперёд. Исайя сглотнул, но не отступил. Он был сыт по горло правилами приличия. Он был солдатом, бойцом, и будет стоять до конца.

— Как ты смеешь винить меня, Бендикт. Если кто и подвёл всех, то это ты, Крид и остальные защитники. Кадия пала в вашу вахту, не в мою!

Вармунд тоже сорвался на крик. От мощных вибраций, вызвавших у Исайи тошноту, треснул прикроватный люмен. Он сглотнул, чтобы немного унять головную боль, и уставился на военачальника в ответ. Бендикт вспомнил слова Крида о замшелых свадебных генералах, руководивших силами кадианцев, о том, какие они закоснелые, и о том, что их фронты пролегали на Святой Терре, а войной их были адские политические игрища Администратума.

Он начал было говорить, но Вармунд, подняв руку, оборвал его на полуслове.

— Я веду войну за выживание наших полков. Вот почему ты должен пойти и извиниться. Сегодня.

Бендикт сделал глубокий вдох и несколько секунд молчал.

— Боюсь, я не могу, сэр.

Всё обаяние Вармунда слетело с него в мгновение ока. Он вспыхнул от гнева.

— Я отдаю тебе приказ, Бендикт.

Исайя оглянулся: в комнате находился комиссар. Вармунд знал, что до этого дойдёт. Лорд-милитант загнал его в угол. Генерал глубоко вдохнул. Теперь это был вопрос жизни и смерти.

Он тщательно взвесил следующие свои слова.

— Я понимаю вас, сэр. И всё же я не могу допустить, чтобы имя кадианцев мешали с грязью.

— Это приказ.

Краем глаза Бендикт заметил, как комиссар опустил руку на болт-пистолет. Он кивнул.

— Я понимаю. Если это означает, что я умру, значит, так тому и быть.

Он увидел, как болт-пистолет покинул чёрную кожаную кобуру, после чего отвёл взгляд.

Комиссар шагнул вперёд. Исайя втянул в себя воздух. Кожи коснулся холодный ствол оружия.

Вармунд уставился на него почти с нетерпением.

— Давай, — прошипел Бендикт и повторил слова старой песни. — Плачь по тем, кто верой слаб. Я радуюсь, ибо вера моя бездонна.

Он услышал щелчок взведённого бойка. Закрыл глаза. В комнате повисло молчание. Затем лорд-милитант повернулся к мудрецу.

— Каким подразделением командовал генерал Бендикт?

— Сто Первый кадианский, танковый полк, — немедленно ответил мудрец.

— И где оно сейчас находится?

— Скопление Висельников.

— Бендикт. Считай себя под домашним арестом. Я оставлю тебя под надзором своих людей. Даю тебе три часа, чтобы ты извинился перед лордом-генералом Реджинальдом.

— А иначе?

— А иначе тебя сошлют в штрафную колонию, а твоё имя вымарают со всех имперских монументов. Твой полк будет распущен. Их стяги отправятся в полковой храм на Офелии IV, а роты вольются в состав других, более надёжных соединений. Название, гордое наследие, сам Сто Первый кадианский — всё это исчезнет навсегда. Весь полк сгинет вместе с тобой.

Под левым глазом Бендикта дёрнулся мускул. Раз, второй, третий. Он почувствовал, как к горлу подкатил ком. В уголках глаз стали собираться слёзы, но усилием воли Исайя взял себя в руки. Он не смел моргнуть. Нельзя выдавать слабость.

Внезапно его наполнило взявшееся словно из ниоткуда спокойствие. Он закрыл глаза и сделал глубокий вдох.

— Я попрошу прощения, — наконец сказал он, — когда де Барка сделает то же самое.

— Этого не случится.

— Тогда я вверяю судьбу Сто первого в ваши руки, сэр. Есть лишь один способ уладить этот вопрос по чести. Пускай Император решит, кто из нас прав.

— Не думай, что я разбрасываюсь пустыми угрозами, Бендикт.

Генерал открыл глаза.

— К сожалению, я не думаю.

Лорд-милитант вздохнул. Он попробовал добиться своего и угрозами, и блефом, но всё оказалось насмарку. Теперь он попытался зайти с другой стороны.

— Ты понимаешь, что он тебя убьёт?

— Это неточно.

— Ты видел его в бою?

— Нет, сэр.

— Что ж, в чём в чём, а в этом преторийцы хороши. А де Барка — лучший дуэлянт в этом квадранте.

Исайя кивнул. Он чувствовал странную безмятежность.

— Император решит.

Бендикт стоял в дверях, провожая лорда-милитанта и его свиту.

Вармунд кратко пожал ему руку.

— Ты упрямый болван, Бендикт. Будет жаль терять тебя.

Исайя кивнул, но ничего не сказал. Он не доверял своему голосу, и не хотел, чтобы тот его выдал.

Лорд-милитант быстро кивнул.

— Тогда прощай, генерал Бендикт. Не думаю, что мы ещё встретимся.

Бендикт кивнул в ответ и запер дверь, закрыл глаза и попытался сглотнуть вставший в горле ком.

Однако ничто не могло избавить его от боли и унижения.

Он был кадианцем. Император поручил его людям священную обязанность — защищать Империум от врагов человечества. Для этого они получили лучшее вооружение, лучшее обучение, а также миры-кузницы, снабжавшие их всем необходимым.

А они всё равно потерпели неудачу.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Время и место для дуэли было определено посредниками.

Рассвет. Стрелковый полигон Альфа-2, на втором подуровне квадранта Г.

— Это тихое место, — сказал Мере, адъютант Бендикта. — На неиспользуемой палубе «Имперского сердца». Меня заверили, что вам никто не помешает.

— Когда?

— Завтра утром.

Бендикт кивнул, приняв новости со спокойной отстранённостью. Дуэли, хоть и официально запрещались протоколом Администратума, уходили корнями в седую древность многих воинских культур бессчётных полков Астра Милитарум и отличались весьма несложным набором правил. Никакой брони, лазерного оружия, третьих лиц, чемпионов и психических трюков. Просто поединок один на один, клинок к клинку.

Они решат всё между собой. Никто не вмешается и не остановит их бой. Присутствовать будут только Реджинальд, Бендикт и назначенные секунданты.

И да поможет Император правому.

В три часа на следующее утро в апартаментах Бендикта зажёгся свет. Он лежал с закрытыми глазами, но сон всё не шёл. Исайя провёл ночь, вспоминая свою жизнь. Детство, кадетские годы, затем долгий период службы — время, которое он считал самым страшным и значимым.

Он услышал, как Мере в прихожей стал собирать вещи, и рывком поднялся с кровати. Он так и не привык к размерам «Рамилиса». Они словно находились на планете. Каждый квадрант имел собственные суточные циклы, так что, когда люди в одной части форта отправлялись спать, в другой ещё только просыпались. Единственными звуками были далёкий низкий гул плазменного генератора, стон надстройки, борющейся с притяжением планеты, отголоски из других квадрантов, где день был в самом разгаре, а также гулкое лязганье крейсеров, швартующихся возле «Имперского сердца».

Бендикт как раз застёгивал рубашку, когда в комнату вошёл Мере.

— Прости, что втянул тебя в передрягу.

— Для меня это честь, — заявил адъютант. Участие в дуэли ляжет пятном на его безукоризненном послужном списке.

— Ты можешь не идти.

— Я хочу быть там. Честно.

Мере молча смотрел, как Бендикт застегнул полевую куртку, каждая тиснёная латунная пуговица которой была отполирована до парадного блеска. Исайя безрадостно хохотнул. В поединке с пистолетами или в состязании на воинскую смекалку он бы разделал преторийца под орех. Однако на дуэлях требовалось сражаться клинками, а Бендикт уступал ростом и массой сопернику, который к тому же был выходцем с планеты и из сословия, где только тем и развлекались.

Мере внимательно наблюдал за Бендиктом. Он не слишком высоко оценивал шансы Исайи, а поскольку судьба была злой сукой, адъютант отдавал себе отчёт, что видит командира живым в последний раз, и поэтому едва не пожирал его взглядом, словно человек, жадно глотающий воду, прежде чем отправиться в пустыню. Мере вспомнил время на Кадии: долгое бдение на наблюдательном пункте 9983; прибытие Крида; чудеса укрытий «Спасение» в недрах планеты; наконец, давно ожидаемую контратаку и ужасный момент, когда Кадия начала разламываться на куски...

— Мой меч, — сказал Бендикт, и Мере протянул ему портупею. Генерал крепко затянул её на поясе, после чего застегнул пряжку. Клинок представлял собой тяжёлый палаш, идеальный для разрубания бронежилетов и шлемов еретиков, но далеко не лучший выбор для изящного фехтования.

Мере знал, чем закончится бой. Он глянул на хронометр. Время приближалось к четырём утра, а до места дуэли ещё требовалось преодолеть немалый путь.

— Вы готовы, сэр?

Исайя кивнул.

— Тогда пошли.

Охранниками у дверей покоев оказались кадианцы.

Офицер — худощавый человек с рассечённой шрамом губой — шагнул к Бендикту.

— Можно пожать вам руку, сэр? Все мы слышали, что сказал тот ублюдок.

Он отдал честь.

— Удачи, сэр.

— Спасибо, — отозвался Бендикт, а затем Мере дёрнул его за рукав.

— Он здесь, — сообщил адъютант.

Бендикт обернулся. В конце коридора в парадной форме стоял тот самый нейтральный офицер из Сатурнианских драгун. Мужчина отсалютовал.

— Лифт ждёт, сэр.

Генерал поочерёдно пожал руку каждому охраннику, после чего последовал за адъютантом к лифту.

Двери закрылись у них за спинами. Бендикт почувствовал поднимающийся снизу прохладный ветерок. Затем лифт начал долгий спуск.

Одна палуба сменялась другой. По их запаху можно было определить, для чего они использовались: человеческая вонь казарм; сухой, бумажный запах административно-хозяйственных отсеков; аромат антисептиков больничных палат; пыльный неподвижный воздух нежилых палуб — кухонь, столовых, складов, уровней, в далёком прошлом закрытых на карантин и с тех пор больше не отпиравшихся; и, наконец, фицелиновый смрад арсеналов, тёмных, безмолвных и заброшенных. Температура сначала подскочила, когда лифт приблизился к плазменным генераторам, а затем постепенно стала падать по мере дальнейшего спуска в недра квадранта Г.

Гул гравитационных приводов становился громче. Наконец лифт замедлился и остановился, когда пол сравнялся с чёрно-жёлтой сигнальной разметкой.

За всё время поездки драгун не проронил ни слова, но сейчас достал лист пергамента и сверился с координатами.

— Мы на месте, — объявил он, после чего разблокировал двери и оттянул их в сторону.

Они вышли, и офицер закрыл решётчатую дверь обратно.

— Вызовешь лифт этой цепочкой, — сказал драгун. Он обратился к Мере, не к Бендикту. — Придётся немного подождать.

Мере кивнул.

— Мы запомним.

Щёки драгуна порозовели. Он кинул быстрый взгляд на Бендикта, затем кивнул.

— Сюда.

Офицер свернул налево и торопливо зашагал по широкому безмолвному коридору, так что кадианцам пришлось прибавить шаг, чтобы не отстать.

Люминополосы поочерёдно зажигались и гасли снова у них за спинами. Вдоль стены на уровне плеча, словно корабельные канаты, тянулись пучки кабелей, латунные трубы с белыми бирками, сипящие воздуховоды, а из-под палубы доносился низкий гул генераторов. В какой-то момент Мере понял, что у него вспотели ладони. Он вытер их о штанины и постарался сосредоточиться. Гравипластины здесь не настраивались уже долгое время: кое-где они работали слишком сильно, отчего для ходьбы ему приходилось прилагать удивительно много усилий, так, словно он брёл по воде, а ближе к концу коридора их мощность упала ниже нормы, и Мере начал чувствовать, будто после каждого шага слегка поднимается в воздух.

Спускаясь по ступеням, Бендикту и Мере пришлось поднять руки, чтобы не приложиться головой о низкий потолок. Во мраке они ощущали раскинувшиеся по обе стороны от прохода пустые пространства. От одних веяло прохладой, в то время как другие обдували их горячим воздухом с отличительным запахом озона из перегревавшихся каналов системы охлаждения. кадианцы миновали нечто, по запаху напоминавшее станцию очистки стоков. Сальная вонь оружейных складов. Дверь, перекрытая лентой «Вход запрещён», на которой, несмотря на скопившуюся за годы пыль, ещё поблёскивали полосы предупреждения об опасности.

Наконец они вышли в длинный, пустой, присыпанный песком зал для стрельб. К стене прислонялась стопка старых картонных мишеней. Они скрывались в тенях, однако Мере различил стандартные муниторумские фигурки людей и представителей наиболее распространённых ксеносов: зеленокожих, альдари, генокрадов.

Галактика кишела кошмарными недругами, но главную опасность для человечества представляла вовсе не враждебная вселенная или пришельцы, а оно само.

Бендикт провёл большую часть службы, стреляя в еретиков. Они выглядели как обычные люди. Как правило, ничего странного или чужеродного. Не хватало им разве что рассудка.

Сатурнианский драгун остановился перед открытыми двойными дверями.

— Дальше я пойти не могу.

Мере заглянул в проём.

— Значит, нам сюда?

— Да. В дальний конец зала. Пол помечен черепом.

— Как мило, — отозвался кадианец. Драгун не улыбнулся. Он быстро пожал кадианцам руки, отсалютовал и обернулся, после чего, загрохотав сапогами по металлическому настилу, отправился назад в жилые районы.

Когда он исчез из виду, Мере переступил порог и огляделся. Помещение было тихим, пустым и необычайно огромным. Оно подавляло размерами. В дальнем слабоосвещённом конце виднелись ещё одни двери.

Они зашагали дальше. Между ними повисло долгое многозначительное молчание.

— Прямо как в наблюдательном пункте 9983, — произнёс адъютант.

Бендикт кивнул. Воспоминания о том месте были связаны у него с чувством, будто он попал в западню и бессилен что-либо сделать. Не самый благоприятный знак.

До обозначенного стрелкового полигона долго идти не пришлось. Как и всё остальное на корабле, зал был огромным и исчезал вдалеке, озаряемый люменами, что мерцали в такт с работой плазменных реакторов.

Внутри никого не оказалось.

— Ты уверен, что это то самое место? — поинтересовался Бендикт.

— Да, сэр, — ответил Мере. — Глядите.

Исайя увидел выведенный мелом крест под грубым знаком черепа. Он сделал глубокий вдох. Дверь была незапертой. Ручка чистая. Он толкнул створку.

И вновь перед ними раскинулось открытое пространство. Воздух оказался слегка теплее, а сквозь низкий гул гравипластин кадианцы различили более слабый звук работающих систем технического обслуживания.

Они прошли внутрь.

— Когда я был белощитником, то не думал, что закончу вот так, — ни с того ни с сего сказал Бендикт, — хотя я и не думал, что стану генералом. Спасибо за то Криду, конечно.

Мере бросил на него взгляд. Он явно пытался вести себя легко и непринуждённо, несмотря на обстоятельства.

— Он был хорошим человеком.

— «Был», да? — генерал остановился и сделал глубокий вдох. — До чего странно говорить о нём в прошедшем времени.

— Да, — отозвался адъютант, выдавив из себя улыбку. — Кадия стоит!

Эту фразу Крид повторял на протяжении всех ста дней войны на Кадии. Раньше она несла надежду, но сейчас показалась едва ли не издёвкой.

Бендикт отвернулся.

— Если задуматься, это весьма иронично.

— Что?

— Что здесь мы именно это и решаем, — сказал Исайя. — Стоит ли Кадия до сих пор или уже нет?

Мере встретился с ним взглядом. Кивнул.

Повисла пауза. Бендикт посмотрел на хронометр.

— Ты уверен, что мы в нужном месте?

— Простите, сэр. Да. Я подгадал время так, чтобы мы пришли на десять минут раньше Сера Реджинальда. Подумал, что вы захотите оглядеться. Подумал, вам бы это понравилось.

— Правильно подумал, — произнёс Исайя. Мере был прав: одна из его командирских привычек — не просто полагаться на доклады и мнения других людей, но спускаться на землю самому. Чтобы осмотреть, понюхать и ощутить место лично.

Бендикт отвернулся и пошёл вперёд, взглядом изучая пустое помещение. Дуэльный круг был вычерчен мелом посреди полигона. Пятнадцать шагов в диаметре. Стандартная форма.

— Хорошая зона поражения, — заявил он. Гравипластины, похоже, были немного смещены к одному краю дуэльного круга. Генерал понял это по тому, как его утягивало в ту сторону. Он прочувствовал местность. Пластины тянулись вдоль ряда заклёпок в металлическом настиле. Исайя сохранил этот факт в памяти. Может пригодиться, решил генерал.

Кто его знает.

Он шумно выдохнул. Ждать вряд ли осталось долго. Ему и впрямь следовало бы начать готовиться. Он пришёл сюда, напомнил себе Исайя, сражаться за честь каждого кадианца. Их род стремительно вымирал. Это делало его задачу даже более важной, поскольку через десять, двадцать или пятьдесят лет кадианцев могло не остаться вовсе.

И уже никто не сможет поведать, какими отличными солдатами они когда-то были.

На его плечи опустился груз прожитых лет. Бендикт заставил себя выпрямиться. Если его час пробил, он встретит смерть с гордо поднятой головой.

Внезапно в другом конце зала открылась дверь, и после секундной паузы внутрь вошли две фигуры. Отсюда они казались не крупнее его большого пальца, такими далёкими, что щёлканье их начищенных сапог донеслось до генерала с секундной задержкой.

— Они здесь, — сказал Мере.

Бендикт кивнул.

«Да, — подумал он, делая глубокий вдох, — они здесь».

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Преторийцы пришли в полной парадной форме: остроконечные тропические шлемы, красные бархатные мундиры, штаны с лампасами и снежно-белые обмотки. Бендикт отметил, что Сер Реджинальд оказался выше, чем помнилось, и со щемящим чувством взглянул на его длинные руки, широкие плечи и плавную уверенную походку.

«Всё это плохо кончится», — подумал он, ощутив подкатывающее к горлу тепло.

Мере заметил его взгляд.

— Я знаю, о чём ты думаешь, — сказал генерал.

— Вы ещё можете извиниться, — с неловким видом отозвался адъютант.

Исайя втянул в лёгкие воздух, чтобы успокоиться.

— Думаю, смерть станет лучшей эпитафией, чем бесчестье.

Мере кивнул.

— Пойду их поприветствую.

Секундант Сера Реджинальда был одет точно как его командир.

Мужчина имел аугметический монокль с красной линзой, двуствольный пробивной лазпистолет в истёршейся кожаной кобуре, длинные навощённые усы и гладко, до красноты выбритое лицо.

— Адъютант Мере, — представился Мере и протянул руку. Пожатие было кратким и формальным.

— Лейтенант Хезекия Монстелла де Барка, — отозвался тот.

Мужчина явно догадался, о чём подумал кадианец.

— Да. Я племянник Сера Реджинальда.

Мере кивнул. В обычных обстоятельствах они бы побеседовали между собой, но он не имел желания вести разговор. Они кратко прошлись по пунктам поединка. Всё происходило сжато и по-деловому. Наконец лейтенант Хезекия сказал:

— До назначенного времени пять минут. Но, поскольку мы все здесь, может, начнём через три?

Дуэлянты согласно кивнули. Адъютанты сверились с хронометрами.

— Согласен, — произнёс Мере.

Секунданты снова обменялись рукопожатием и повернулись к своим поединщикам.

Сер Реджинальд уже разогревался. Мере секунду понаблюдал за ним. У него была фехтовальная рапира с чашевидной гардой, а также весьма длинные руки. Ногами он работал очень уж быстро для человека своих размеров.

В его движениях ощущалась жестокая красота. Преториец выглядел одновременно гибким и сосредоточенным. Мере с трудом заставил себя отвести взгляд.

Бендикт по сравнению с ним казался неуклюжим, когда вынул палаш, расстегнул портупею и бросил её вместе с ножнами за спину. Он повёл плечами и несколько раз быстро взмахнул клинком, чтобы размять кисть.

Исайя прошёлся туда-сюда, отрабатывая движения. Мере был слишком напряжён, чтобы следить за ним. Он продолжал поглядывать на хронометр. Когда осталось двадцать секунд, адъютант поднял голову:

— Почти пора.

Генерал кивнул и подошёл к нему.

Спустя пару секунд раздался звонок — одиночный пронзительный писк. Бендикт изящно повернулся к секунданту и отсалютовал, давая сигнал к началу дуэли.

Затем он направился к кругу.

— Кадия стоит! — прошептал про себя Мере так, будто его слова были молитвой. Бендикту же он крикнул: — Убейте ублюдка!

ГЛАВА ПЯТАЯ

Бендикт держался достойно, но спустя некоторое время стало ясно, что преториец с ним просто играет.

Поначалу Исайя старался экономить силы, но постепенно его дыхание становилось более и более неровным, работа ногами — всё более неуклюжей. Он отпрыгнул в сторону, когда клинок преторийца просвистел там, где находилось его лицо, но, едва он отступил назад, следующий удар рассёк ему левую руку.

Кадианец зарычал от боли и гнева, когда острое как бритва лезвие распороло мундир и оставило глубокий порез на коже.

Следующая минута поединка доставила Мере сплошное страдание. Бендикт истекал кровью из десятка ран. Левую руку он прижимал к груди, пол стал скользким от багрянца, а лицо генерала исказилось от мучения.

«Просто убей его и покончи с этим», — думал Мере, но преториец решил причинить ему как можно больше унижения, прежде чем нанести удар милосердия.

Наконец, раздался тихий стон, когда клинок Де Барки отсёк Исайе кисть. Меч, по-прежнему сжатый в руке, с лязгом упал на металлическую палубу. Бендикт жалко взмахнул культёй, прежде чем понять, что лишился и конечности, и оружия, а затем рапира пронзила ему верхнюю часть бедра, и генерал, словно кающийся, рухнул на колени, прижимая к себе обрубок руки, из которой на пол толчками била жизненная влага.

Мере стало тошно. «Просто закончи это», — подумал он.

Бендикт зажал обрубок, пытаясь остановить кровотечение. Де Барка встал над ним, свежий, нетронутый, безжалостный. Он поднял дуэльный клинок и указал им на Бендикта.

— Если извинишься, я тебя пощажу.

Лицо Исайи побледнело. Он умирал от кровопотери. Мере уже собирался шагнуть к нему, когда Бендикт ответил.

— Никогда, — выплюнул он в лицо преторийцу.

Тот небрежно взмахнул рапирой, оставив на его щеке жуткий порез.

— Умоляй, кадианский пёс!

— Никогда! — Бендикт выдавил то же слово, несмотря на заполнившую рот кровавую пену.

Последовало ещё три удара. Исайя бросился в сторону, схватил левой рукой палаш и вскинул его в слабой попытке защититься.

— Ты повержен, — заявил де Барка. — Святой Император дал знать, что правда за мной. Кадианцы опозорены, недостойны. Вы — вымирающий вид, и чем скорее мы избавимся от пятна вашего поражения, тем лучше для всех.

Мере сложил аквилу. Сер Реджинальд приготовился добить изувеченного противника любимым приёмом — уколом в сердце.

Но едва преториец шагнул вперёд, Бендикт извернулся и с болезненным натужным криком бросился вверх.

Удар был некрасивым, но своё дело он сделал. Остриё клинка вошло преторийцу в живот, и аристократ рухнул на спину, рассыпая по пути внутренности.

Бендикт рывком поднялся на ноги. Перед глазами всё плыло. Несмотря на текущую изо рта и щеки кровь, он заговорил чётко и разборчиво, попутно отводя руку для удара.

— Сер Реджинальд де Барка. Святой Император дал знать, что правда за мной. Вы — вымирающий вид, и чем скорее мы избавимся от пятна вашего поражения, тем лучше для всех.

Палаш резко рассёк воздух, и оба тела повалились на пол.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Слуги мои, праведники наследуют земли.

Псалом наставления

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Минка немногим отличалась от мертвеца, когда её нашли у подножья улья Маркграаф: с поднятыми над головой руками она походила на остывающий труп, ждущий, чтобы его извлекли из земли.

С тех пор каждую ночь она возвращалась туда во снах и снова тряслась от холода в луже токсичной слизи.

Каждую ночь она чувствовала, как тёплые руки достают её из грязи. И каждую ночь она пробуждалась в холодном поту, чтобы обнаружить себя сидящей в койке с широко распахнутыми глазами и трепещущим в груди сердцем, подобным пойманной в клетку птичке.

Девушка перекинула ноги с койки и мягко приземлилась на нагретый металлический пол казармы. Война на Маркизе обернулась настоящим проклятым пеклом, и в настолько жутких условиях кадианцам редко когда доводилось сражаться раньше. Тот мир представлял собой токсичную выгребную яму, кишащую паразитами и помойными личинками, способными одним махом откусить человеку голову. Они провели под землёй несколько недель, погибая от огня снайперов, засад, налётов вражеских отрядов, а также страдая от нехватки сна и отдыха. За несколько дней подготовленные новые подразделения превратились в кучки голодных, грязных и потрясённых выживших. Теперь эти уцелевшие солдаты называли себя Прошедшими Ад. Впрочем, чиновники Муниторума знали их как 101-й Кадианский.

Тысяча выживших некогда гордого Сто первого теперь спали на трёхъярусных койках с кормовой стороны казарменного зала IX на борту «Казачьей сабли», крейсера типа «Лунный».

Акры пустых коек тянулись вдаль, исчезая в глубине помещения. Незанятые кровати красноречивее всяких слов свидетельствовали о страшных потерях, которые понёс полк.

Минка пошла через битком набитую часть комнаты к выходу, по дороге касаясь пальцами спинок коек. У неё пересохло во рту. Сердце бешено колотилось. За месяц, проведённый в подулье, девушка научилась различать многие типы тьмы. Теперь она знала её оттенки и разновидности и могла почувствовать угрозу задолго до её появления. Прямо сейчас кадианка ощущала опасность, идя мимо кроватей к главным воротам, где в пятне потрескивающего электрического света стояло навытяжку несколько караульных.

Этой ночью дежурил сержант Вальдез. Они знали друг друга, и всё же он окликнул Минку, когда та вышла босиком из теней.

— Кто тут бродит по ночам? — резко спросил он.

— Минка Леск, — отозвалась девушка, одетая лишь в хлопковые панталоны и топ камуфляжной расцветки.

— Не спится?

— Нет, — сказала она. — Я что-то почувствовала. Что-то странное.

Вальдез побледнел, затем нахмурился.

— Мы вышли в реальное пространство. Полчаса назад.

Кадианка склонила голову, словно к чему-то прислушиваясь. Ритмичная пульсация давящего на корабль варпа исчезла, сменившись низким рокотом плазменных двигателей, треском конструкционных балок, вновь приспосабливающихся к гравитации, и тихим стоном металла, под аккомпанемент которого их транспортник ложился на новый курс.

— Мы прибыли?

Сержант кивнул.

— Прямо сейчас идём к планете. Потенс, столичный мир скопления Висельников.

— И это не передовая, правильно?

— Надеюсь на то, — хохотнув, отозвался Вальдез. — Если нет, значит, с последнего сеанса связи пала половина сектора. — Он кивком указал на коробку с пергаментными свитками, стоявшую рядом с караульным постом. Красные восковые печати всё ещё были тёплыми. — Всё там. Все новости с Галактики.

Минка кивнула. Неким неведомым ей образом Кадия держала Око Ужаса в узде, и после её падения через Империум Человека пролёг огромный разлом. Ударные цунами той катастрофы до сих пор прокатывались через варп, делая корабли слепыми и глухими во время перелётов, неспособными ни передавать, ни получать сообщения. Теперь, после возвращения в реальность, астропатические связи восстановились, и к ним начали поступать все не дошедшие ранее депеши и приказы. Леск ничего не сказала, но новости показались ей обнадёживающими. Возможно, им повезёт, подумала она и выдавила улыбку.

Правда в том, что ей требовался перерыв. Немного времени, чтобы собраться с мыслями. Отдых, чтобы перевести дух. Возможность сбежать от кошмаров, что преследовали её по ночам.

Сержант достал бумаги. Это была кипа информационных плакатов, только-только сошедших с трафаретных печатных барабанов. Вальдез вынул один лист из середины, после чего показал ей. Наборный текст смазался.

«Подкрепления», — гласил заголовок.

— Похоже, у нас появятся новые друзья.

Минка пробежалась по листу взглядом.

— Значит, нас не распустят? — Она попыталась взять плакат из рук сержанта, но тот быстро убрал его.

— Пока нет. Они скоро прибудут.

На завтрак подали как обычно: ломоть жареного мяса и восстановленное яйцо. В очереди и за столами стоял гул. Солдаты заметили, что плазменные двигатели снова заработали. Всем не терпелось поскорее спуститься на планету.

— Слыхала новости? — спросил стоявший за Минкой боец по имени Прассан.

Девушка с отсутствующим видом смотрела вдаль, когда тот заговорил. Прассану пришлось повторить вопрос, прежде чем она наконец его услышала. Парень был приблизительно одного с ней возраста. Тоже находился на Кадии, когда настал конец. Она его не расспрашивала на этот счёт. Не хотела знать.

— Мы высаживаемся?

— Нет, — произнёс Прассан. — Не это.

— А что тогда?

— Нас пополнят.

— Ага. Слышала.

— Знаешь кем? — Он не стал дожидаться её ответа. — Тремя полками: Чёрные Драконы, кадианский Девятьсот Шестьдесят Шестой, Стрелки, и Двухтысячный, Красные Черепа.

Названия ничего ей не сказали.

— Знаешь что-нибудь о них?

Парень покачал головой.

— Они были там?

— На Кадии? Нет. На Восточной окраине, — отозвался Прассан. — О том, где сражались Красные Черепа, записей нет. После отзыва Чёрные Драконы и Стрелки находились на северной границе Цикатрикс Маледиктум.

Минка достигла головы очереди, где люминополосы поддерживали еду в тёплом состоянии.

— Повезло им, — сказала она.

— Не то чтобы очень.

Она усмехнулась, наполняя свою миску. Да, болтаться на корабле месяцами или даже годами — хуже и не придумаешь.

Прассан пошёл следом за ней к столу и сел напротив.

Какое-то время они молча ели.

— Как ты? — наконец, спросил боец.

— Хорошо, — ответила Минка. — А ты?

— О, — произнёс Прассан, — неплохо. Просто, после Маркизы... ты знаешь.

— Что?

— Ну. Дурнота?

— А, это. Я в норме. «Ничего, что не поправила бы пара-тройка уколов», — процитировала она слова медике Бантинга, хотя слова показались слишком беззаботными даже ей самой. Прассан также заметил напускное веселье в голосе девушки.

— Да? Надеюсь на то.

Минка потупилась и собрала ложкой остатки яйца, после чего засунула их в рот и встала, забирая с собой миску.

— Мне пора. Высадка завтра в это же время.

— Верно, — отозвался Прассан и тоже начал подниматься из-за стола.

— Нет, сиди. Доедай. Я в порядке. Честно.

Он посмотрел на мясо. Теперь оно выглядело не таким аппетитным.

— Уверена?

— На все сто.

Прассан помолчал.

— Ладно, если тебе нужна какая-то помощь...

Минка резко подняла глаза и с вызовом встретила его взгляд. У неё появилось кошмарное чувство, будто тот её жалеет.

— К примеру какая?

— О, — замялся парень. — Я не знаю.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Попытки Минки сопоставить фрагменты воспоминаний походили на складывание черепков от разных кувшинов: они не подходили друг другу. Из всего её взвода живыми выбрались только она и Грогар, пройдя сквозь ад сточных труб и выгребных ям. Когда их в самом конце нашли спасательные отряды, они находились на последнем издыхании, их ботинки проело насквозь, а полковые эмблемы стали практически нечитаемыми.

Они тряслись так сильно, что вряд ли смогли бы выпотрошить еретика. После этого они месяц провели в лазарете, где парочку накачивали стиммами, от которых их затем мучила горячка, лихорадочный бред и ночные приливы потливости. В какой-то момент к ним пришёл исповедник Керемм, чтобы дать Благословение Императора. Минка попыталась оттолкнуть священнослужителя, но не смогла внятно произнести ни слова и была слишком слаба, чтобы остановить его.

— Токсический шок, — сказал Бантинг, седой медике, после того как, шмыгая носом, пролистал её историю болезни. Обращался он не к ней, а к стоявшему с другой стороны кровати санитару. — Типично для солдат, слишком долго находившихся в подулье.

Бантинг пробежался взглядом ещё по паре листов и повернулся к выходу. Большего от него было не добиться.

— Ничего, что не поправила бы пара-тройка уколов.

Стой Минка на ногах, хорошенько бы врезала кретину, однако девушка с трудом могла даже поднять руку.

Когда те направились к двери, кадианка нашла в себе силы заговорить. Она была бойцом, Трон их подери. Одной из Прошедших Ад.

— Десять минут — уже слишком долго для той фрекковой дыры, — прохрипела Леск, и медике, оглянувшись на неё, выдавил короткую улыбку, прежде чем повесить её историю обратно на изножье кровати.

— Не сомневаюсь, — отозвался он.

На следующее утро Минка отправилась в кабинет медике.

По дороге девушка прошла мимо Грогара. Тот заметил её взгляд и кивнул.

Она не могла заставить себя смотреть на него дольше секунды и полагала, что тот чувствовал то же. Вина выжившего или нечто вроде того. Они вместе прошли сквозь пекло. Она бы умерла за него, если бы пришлось, но до тех пор не хотела его ни видеть, ни слышать.

Сейчас была как раз смена Бантинга. Он велел ей лечь на кушетку, после чего измерил пульс, давление и посветил фонариком в глаза.

— Продолжительные симптомы есть?

— Нет.

Медике взял планшет и достал из-за уха стило. Затем сделал пару пометок в формуляре.

— Никаких снов, тремора и прочего?

— Сплю как младенец, — заявила она.

— Молишься перед сном?

— Каждую ночь, — произнесла Минка.

— Хорошо.

Он подписал формуляр и передал ей.

— Можешь возвращаться на службу.

Девушка взяла бумаги и отдала ему честь.

— Спасибо, сэр.

Суточный цикл «Казачьей сабли» не совпадал с планетарным. В день швартовки на орбите корабельные системы просто переключились на планетарное время, и люмены заработали на три часа позднее обычного.

Эти три часа стали настоящей пыткой. Минка лежала с широко открытыми глазами и взмокшим лбом, молясь, чтобы тьма наконец ушла.

В какой-то момент она не выдержала. Девушка бросилась в уборную и резко включила свет, после чего заперлась в тесной пластальной кабинке и, усевшись на крышку унитаза, обхватила голову руками, пытаясь успокоиться. Она хотела кричать. Хотела, чтобы её стошнило. Хотела поскорее убраться с этого проклятого корабля.

Полковой штаб располагался в одном из отсеков по левому борту казарменного зала.

Когда тот открылся, Минка уже ждала перед дверью. Флаг-сержант Даал явно только-только подстригся: причёска кадианца выглядела ровной и аккуратной, как дворцовая лужайка.

Девушка мгновенно ощутила себя неряхой. Подобное чувство испытывало большинство людей в присутствии Даала. Настолько скрупулёзного человека ей не приходилось встречать в жизни. Он посмотрел на неё из-за стола, крепко поджав челюсть.

— Готова к несению службы, — выпалила она, положив перед ним бумагу от медике.

Даал взял листок двумя пальцами, пробежался по нему взглядом и кивнул.

— Вещи упакованы?

— Да, сэр.

— Хорошо. Тогда иди за тряпкой и приступай к уборке. Там грязновато.

Она развернулась к выходу, но в этот момент Даал окликнул её, и, обернувшись, девушка увидела протянутую руку.

Ей потребовалась секунда, чтобы прийти в себя, но затем она взяла его ладонь и стиснула в рукопожатии. Крепком и уверенном.

Он не улыбнулся. Даал никогда не улыбался.

— Добро пожаловать назад, Леск, — сказал он, не сводя с неё холодных синих глаз.

— Правда ли... — Она замялась. — Что нас ждёт небольшой отпуск?

Выражение его лица не изменилось.

— На Потенсе царит мир. Так что да. У нас будет перерыв.

— Спасибо, сэр. Я рада, сэр. И я счастлива вернуться в строй.

Минка и её отряд всё ещё занимались уборкой, когда плазменные двигатели стихли до едва различимого гула. Даал пришёл как раз перед сдачей помещения, чтобы убедиться, что всё приведено в надлежащий вид.

Он снял высокую фуражку, которая тем не менее не потревожила на его голове ни волоска, и, сложив руки за спиной, зашагал к ним. Стрелки на его штанах казались острыми, будто лезвие наточенного ножа.

В нём не чувствовалось ни намёка на мягкость. Война выбила из него всю доброту.

Он шёл, вздёрнув подбородок, и убирал руки из-за спины лишь для того, чтобы посветить люменом под кровати или в тёмные углы.

— Неплохо, — сказал он, проведя пальцем по спинке койки, а затем оглядев его на наличие грязи. Он заглядывал под кровати, проверял, нет ли на металлических стенах надписей, и даже переворачивал матрасы. — Очень неплохо, — наконец огласил он, и Минка с отрядом позволили себе облегчённо выдохнуть. — Хорошая работа, — похвалил он их, после чего к ним подошёл Брандт, капитан пятого взвода.

— Сюда спускаются синие мундиры, — произнёс он.

Даал расправил плечи и повернулся к дверям лифта, из которых вышло шестеро рядовых Флота в тёмно-синих защитных костюмах и с убранными в поясную кобуру помповыми ружьями. Возглавлял их смуглый коренастый инспектор с лазпистолетом, абордажным топориком и планшетом. Мужчина стянул с головы шлем и ответил на жёсткий взгляд флаг-сержанта приятной улыбкой, сверкнув стальными коронками.

— Всё готово? — устало спросил проверяющий, словно неимоверно утомлённый всеми этими формальностями.

— Да, всё на месте и исправно, — отозвался Даал, крепко стиснув руки за спиной, чуть расставив ноги и выпятив грудь колесом.

— Не против, если я осмотрюсь?

Вопрос заставил флаг-сержанта напрячься, однако затем он кивнул и отступил назад.

— После вас.

В напряжённой атмосфере Даал двинулся меж рядов коек за флотским офицером, который шёл, бряцая какими-то медалями. Минка попыталась их разглядеть, но тот шагал слишком быстро, и к тому же освещение в казарме было слабым.

— Сломанная кровать, — заявил инспектор, указав на повреждённую мебель.

Даал кивнул, однако его щёки вспыхнули. В конце офицер протянул флаг-сержанту формуляр.

— Подпишитесь, пожалуйста, вот здесь.

Минка проследила взглядом за тем, как Даал вывел своё имя внизу листа, после чего передал обратно.

— На планете всё хорошо? — поинтересовался он.

— Да. Все стандартные протоколы завершены.

— Когда мы высаживаемся?

— Сразу после выгрузки ополчения.

— Кого?

— Вы разве не слышали?

— Нет.

Представитель флота покачал головой.

— Начинается крестовый поход. Официально их назвали орденом Сынов Императора. Но они зовут себя Братством. Нас попросили высадить их первыми. Особый запрос от кардинала.

Даал ничего не ответил, но ему и не требовалось. Каждый из присутствующих сам всё понял. Молчание казалось осязаемым.

«Мы же кадианцы, — подумала Минка. — Первыми всегда идём мы».

Бойцы старались занять себя делом, однако атмосфера в ангаре Сто первого всё равно оставалась угрюмой.

Даал заставил их вычищать ангарный отсек. Минка попала в состав отделения, посланного проверить, не забыли ли они какое-либо ценное полковое имущество.

— Просто убедитесь, — велел им Даал.

— Убедились, — сказала она ему пару минут спустя. Казарма была совершенно пустой.

— Хорошо, — произнёс флаг-сержант, после чего стал думать, что бы ещё им поручить. Его кадианская гордость была серьёзно уязвлена.

Спустя шесть часов зазвучала сирена.

— Это нам, — сказал Даал. Он повернулся к ним. Его губы тронула крошечная, едва уловимая улыбка. — Так. Давайте выбираться с этой чёртовой лохани.

В задней части ангара грузовые «Часовые» складывали тяжёлое оснащение полка на широкие поддоны. Машины на курьих ножках, пилотируемые вспомогательным персоналом кадианцев, поднимали деревянные ящики с сухпайками, медикаментами, боеукладкой, коробки со снарядами и огромные контейнеры с запчастями для полковой техники и транспортников, готовясь перенести их на тяжёлые лихтеры.

Даал, казалось, был повсюду, отдавая приказы с привычными нотками усталой раздражённости в голосе.

— Хорошо. А теперь рюкзаки в зубы и бегом в ангарный отсек девять. Штаб решил, что мы спустимся по-боевому.

— Я думал, планета мирная, — отозвался Прассан.

— Так и есть, — подтвердил флаг-сержант. — Но нужно держать марку, знаете ли. Мы должны впечатлить местных чинуш.

— А то, что Братство спускается впереди нас, здесь ни при чём?

Глаза Даала опасно сузились.

— Шагай, боец, — резко сказал он.

Час спустя гвардейцы 101-го кадианского достигли открытого шлюза в ангарный отсек 48. Минка шла в десятом ряду от начала колонны. Едва она переступила порог, от необъятности пространства у неё пошла кругом голова. Потолок терялся в высоте, бесконечные полосы люменов тянулись по нему, словно шоссе, а всё на протяжении двух миль перед ними занимали десантные челноки, которых было больше, чем она могла сосчитать.

Девушка проглотила подкатившую к горлу желчь и попыталась взять себя в руки.

Воспоминание. Впервые она увидела эти громадные корабли в детстве, на Кадии. Их было десять, летевших строем высоко в бледно-синем зимнем небе, а следом за ними тянулись белые инверсионные следы. С земли их длинные корпуса и короткие крылья казались прилизанными и красивыми, и чем-то они напомнили Минке перелётных гусей.

А затем их вытеснило другое воспоминание. Челнок, вывезший её с Маркизы. Она, лежащая в углу, свернувшись калачиком в луже собственной рвоты, и склонившийся над нею медике, который старался не дать ей впасть в кому.

— Ты в порядке? — спросил Бреве. Он был в комбинезоне кадианской расцветки, какие носили танковые экипажи, а звёздочки определяли его как мехвода. Он относился к тому типу людей, которые как будто не замечали того, что вокруг них происходит.

Минка с трудом могла говорить. Ей потребовалась вся сила воли, чтобы выдавить хотя бы слово.

— В порядке.

— Да?

Она кивнула.

Десантные корабли казались громоздкими и неуклюжими, словно морские птицы на суше, с огромными клювами из усиленного керамита. Под ними собралась вся техника, что осталась в распоряжении Прошедших Ад, и выглядела она так, словно о ней хорошо позаботились. По передним трапам на нижние палубы заезжали «Химеры» и танки, направляемые офицерами, которым приходилось кричать и свистеть, чтобы их услышали сквозь рёв двигателей.

Они всё ещё находились в сотне ярдов от своего корабля, когда их накрыла тень от его крыльев. Внутри исполина наверняка уместился бы целый собор.

Бреве шмыгнул носом.

— А как мир-то называется?

Лоб Минки покрылся холодной испариной.

— Потенс.

— Города-ульи, о каких нам стоит знать?

— Нет, — отозвалась она.

— Хвала Трону. — Танкист хмыкнул. — А почему мы спускаемся по-боевому?

Девушка закрыла глаза. Она почувствовала, как к горлу подступает тошнота.

— В штабе захотели, чтобы мы показали кадианскую удаль.

— Ну и хорошо. Я-то решил, что мы снова идём в адское пламя.

Он начал её раздражать.

— Ты почему такой нервный? Танкисты ведь не заходили в Маркграаф.

— Нет, — согласился он. — Но мы вас вытягивали оттуда.

От накатившей головной боли её чуть не вырвало. Минке пришлось отвернуться и закрыть глаза. Бреве ничего не заметил, продолжая себе болтать.

— Худо там было, это точно.

Девушка моргнула и открыла глаза. От мысли, что она покидает безопасность «Казачьей сабли», у неё скрутило живот. Она посмотрела на водителя, но не поняла, говорил он обо всём полке или о ней в частности.

— Кому было?

— Всем. Ты в норме?

— Да, — выдавила Минка.

— Выглядишь бледной.

Боль начала возвращаться обратно.

— Мы были в варпе, — сказала она. — Здоровее в нём не станешь.

— Нет, серьёзно. Ты какая-то зелёная. Точно всё в порядке?

— Точно. У меня и справка от доктора есть.

— По виду не скажешь.

Офицер впереди строя рявкнул приказ, и колонна Минки перешла на бег, по двое в ряд, направившись к первому челноку. Все десантные корабли были практически на одно лицо, несмотря на разные модели и миры-кузницы постройки. Они существовали с единственной целью — доставить бойцов и бронетехнику в самую опасную зону военных действий как можно скорее. А затем, если будет на то воля Трона, так же быстро убраться оттуда прочь.

Тот, к которому они бежали, имел длинный корпус-ангар с кабиной, оборонительными турелями, короткими угловатыми крыльями и расположенной сзади штурмовой аппарелью. На фюзеляже было по трафарету выведено огромное обозначение эскадрильи — «А-987». Белая краска местами облупилась, обнажив пятнистый сине-чёрный камуфляжный узор.

Здесь всем заправлял Даал.

— Примкнуть штыки! — крикнул он, когда они промчались мимо.

Кадианцы отреагировали мгновенно, включая саму Минку. Её руки непроизвольно затряслись, когда она вставила лезвие в конец ружья. Это была мирная высадка.

На Потенсе нет врагов, напомнила она себе.

Заняв место в десантном отделении, Минка вновь начала покрываться потом. Она не поведёт себя как какой-то белощитник и не сложится пополам у всех на виду. Девушка усилием воли удержала завтрак в животе, пока бойцы 101-го поднимались по трапу и усаживались в кресла, складывая рюкзаки рядами на полу.

В потолке на равных промежутках располагались вентиляторы. Тот, что был над ней, вращался медленно, и каждый раз, когда гонимый воздух попадал на Минку, она чувствовала, как испарина холодит ей лоб. Она оглянулась на соседей. Рядом с ней сидела пара близнецов-блондинов из роты А, кучка солдат, которых она знала лишь с виду, а также несколько бойцов роты Ё. Вот практически и все, кто пережил Маркграаф.

С нижних палуб донеслись заключительные переклички и рокот последних закрепляемых танков.

Раздался свист, и трап начал отъезжать назад. Челнок запустил двигатели. Рёв быстро стал оглушительным, и весь транспортник заходил ходуном.

Минка закрыла глаза. Она ощутила толчок, с которым десантный корабль оторвался от палубы, а затем всё внутри неё перевернулось, когда они вышли в открытый космос. Всегда одно и то же.

Температура резко упала. Она увидела перед собой облачко пара. Конденсат на внутренних панелях замёрз, а затем покрылся белой изморозью, после чего сидевших рядами кадианцев начало болтать из стороны в сторону, словно подхваченные морским течением водоросли.

При входе в верхние слои атмосферы корабль угрожающе задребезжал, и меньше чем за минуту лёд расплавился. Внутри стало жарко, как в сауне, а затем температура стабилизировалась, когда челнок начал затяжной пологий спуск к посадочному полю.

Ранец Минки стоял у неё между ногами. Она вцепилась в него мёртвой хваткой. В нём находились все её пожитки: униформа, оружие, пара талисманов на удачу, а также кусок камня, взятый из касра Мирака.

Совсем немного. Ничтожно мало, если начистоту. Но ей так нравилось. Когда её не станет, это будет всем, что она после себя оставит.

Это, а также вереница мёртвых еретиков.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Бреве спускал «Химеру» по штурмовой аппарели. Минку, сидевшую в тесном отсеке, мутило, но по крайней мере она перестала потеть. Примостившийся напротив Прассан смотрел на неё сочувствующим взглядом. Девушке хотелось хорошенько вмазать ему.

Она отвела глаза и сжала зубы. Рядом с ней расположилась сержант Дайдо — крепкая приземистая женщина, состоявшая, казалось, сплошь из мышц и острых углов. Она относилась к тому типу солдат, что излучали спокойствие. Минку её присутствие приободряло.

— Пахнет неплохо, — заметила Дайдо.

И это действительно было так. Воздух на Потенсе не имел никакого привкуса. Ни затхлого маслянистого аромата рециркулированной корабельной атмосферы, ни плотного сажевого смога Маркизы.

Леск вдохнула полной грудью.

Он пах чистотой.

Она словно дышала высокогорным кадианским воздухом.

Девушка привстала и откинула половинку потолочного люка в сторону. Дайдо дотянулась до второй половины и открыла её также. Затем вытянула голову и присвистнула.

Остальные принялись толкаться и пихаться, чтобы посмотреть тоже. Минка просто стала ждать своей очереди. Когда все расселись обратно по местам, она поднялась на ноги и втянула воздух снова. Маркиза была отравленным адским миром, с пепельными пустошами и ядовитой охряной атмосферой. Воздух там казался настолько густым от токсичных примесей, что его практически можно было жевать. Но сейчас, высунувшись из верхнего люка, она различила над собой синее небо с редкими облаками, а дальше, на горизонте, гряду увенчанных снежными шапками вершин.

— Ещё раз, как называется планета? — спросила Дайдо.

— Потенс, — отозвалась Минка. Теперь, когда она увидела мир, его название зазвучало по-новому.

Звёздный порт располагался посреди огромной плоской равнины, на которой тут и там вращались оросительные разбрызгиватели. Меж сухих бурых кустарников зеленели округлой формы поля, контрастируя с низкими белыми жилищами фермеров в тенистых рощах. Вдалеке равнина резко переходила в холмы, где темнели сосняки, а ещё дальше — в высокие утёсы с ярко блестящим на них снегом.

— Это Супрамонт, — пояснил Прассан.

— А есть что-то, чего ты не знаешь?

Парень смутился.

— Вы разве не читали планетарные сводки?

— Нет, — призналась Дайдо. — Для этого есть такие фреккеры, как ты.

На другом краю равнины раскинулся большой палаточный город, а за ним — одинокий скальный выступ. По крутым склонам скалы тянулись белокаменные сооружения с крышами из тяжёлой терракотовой черепицы, окружённые высокой стеной. Над поселением, подобно старинному замку, нависала огромная крепость с куртиной, внутри которой, в центре акрополя, возвышалось величественное золотоверхое здание. Красота открывшейся картины потрясала воображение. Ничего, подумала Минка, не могло отличаться сильнее от ульевых пустошей Маркизы.

Прассан определённо изучил все доклады. Он присоединился к ней в распахнутом люке.

— Это тронный мир скопления Висельников. Единственный крупный город. Дом семейства Ричстаров.

Минка предположила, что парень смущён.

— Но Ричстары были на Маркизе.

— Ричстары правят по всему скоплению. Все они — потомки одного колонизатора. Запамятовал его имя.

— Большая у них семейка, — заметила Леск.

— Заправляли здесь с самого Согласия.

— Какого ещё Согласия?

Прассан нахмурился, оглядев лица сидящих напротив людей. Все они знали это слово, родом откуда-то из седой древности.

— Думаю, быть частью Империума.

— И как называется это место?

— Вечноград, — сказал парень.

— А почему? — продолжала допытываться девушка.

— Не знаю, — Прассан пожал плечами. — Может, потому, что он будет стоять вечно.

— Надеюсь на то, — произнесла Минка.

Повисло молчание. Говорить тут не требовалось. Постепенно они стали различать крутые ярусы домов, а на самой вершине — золотой собор. Прассан подался вперёд. Он хотел разглядеть всё до малейших деталей.

— Ранний Империум, — заявил он.

Ранний Империум значил для Минки ровно то же, что и Согласие.

— Похоже на крепость. Здесь живут Ричстары?

— Не знаю, — смутился Прассан.

— Что ж, хвала за это Трону, — вмешалась Дайдо. — Будешь знать слишком много, и из тебя сделают саванта.

Прассан скорчил гримасу, дав понять сержанту, куда бы ей сходить, однако свежий воздух и солнечный свет после долгого времени, проведённого в искусственной затхлой среде «Казачьей сабли», подействовали на них лучше любых стиммов.

Вечноград по мере приближения становился лишь ещё более красивым. Кадианцы разглядели лепные фасады, решётчатые балконы, скульптуры и горгулий из обтёсанного известняка, а также золотые купола многочисленных часовен. Даже стены притягивали к себе взгляд: скалобетонные фасы украшали прожилки из чёрного и белого мрамора, а бойницы — мозаичные обрамления.

Минка встала, когда они подъехали к воротам города. От ветра её волосы захлестали по лицу.

— Осторожней, — сказал Прассан и попытался затянуть её вниз, но Минка отказалась садиться. Вместо этого она стала осматривать укрепления. Здесь ведь безопасно, повторила себе девушка. Никаких снайперов. Ничего, что не позволило бы ей наслаждаться видами.

Ровную поверхность скалобетонной дороги не портила ни одна трещинка. Первые машины уже скрылись во тьме ворот.

Минку на миг подкинуло в воздух, когда транспортник съехал с гладкой дороги на перекинутый через сухой ров брусчатый мост.

Дайдо захлопнула верхний люк. Бойцы поднялись и прильнули к амбразурам, когда машина покатилась по извилистым улочкам. Тут и там девушка мельком замечала узорные пьедесталы, подножия мраморных статуй и фризы на панелях вдоль ограждений мостов, богато украшенные каменные арки, высокие белёные дома и румянощёких людей. В отсеке висела восхищённая тишина, пока внезапно машины конвоя не ударили по тормозам.

— В чём дело? — спросила Дайдо.

Ей никто не ответил. Она стукнула по дверке водительского отсека.

— Простите, ребята, — раздался из вокс-передатчика напряжённый голос Бреве. — Что-то непонятное.

Минка вдруг стала абсолютно спокойной. По коже побежали мурашки. Девушка почувствовала, как её сердце забилось быстрее. Ладони потеплели. Она снова начала потеть.

Дайдо поднялась на ноги и высунула голову из люка.

— Нужно ехать! — сказала она Бреве, однако затем что-то заметила. Минка не поняла, что именно увидела сержант, однако в следующее мгновение Дайдо ощутимо напряглась, и её голос обрёл командирскую властность.

— Оружие к бою! — приказала она.

Кадианцы пришли в движение как один. Аппарель с грохотом откинулась на землю. Бойцы отреагировали практически мгновенно и, загрохотав ботинками по трапу, высыпались из кормового выхода «Химеры».

Внезапный свет ослепил Минку. Она успела мимоходом различить гудящую улицу, высокие дома и глубокие непроглядные тени. Кадианка бросилась в укрытие, попутно перевернув стол, так что со стоявших на нём жестяных кружек на стену выплеснулся рекаф, и заняла позицию для стрельбы.

На улице находился старик с тростью. Женщина с чёрной шалью, что-то кричащая с балкона. Кучка ребят с открытыми в ужасе ртами. Мужчина с тростью указывал на другой конец дороги, откуда к ним брела процессия девочек в чёрных одеждах. Они были в чёрных ботинках и платьях и с коротко подстриженными волосами. Дети держали друг друга за руки, создавая запутанный узор из конечностей, однако девочки в первом ряду шли с вытянутыми перед собой ладонями, так, словно ступали на ощупь.

Минка вскинула карабин. Оружия у них она не заметила, поэтому посмотрела на Дайдо. Сержант направилась вперёд.

Внезапно из двери выскочил толстяк с заброшенным на плечо коротким полотенцем.

— Прочь! — закричал он девочкам, принявшись махать на них рушником. — Назад!

Дети подняли руки и побрели к нему, жадно вытягивая пальцы.

— Назад! — снова крикнул мужчина, но стал пятиться от них сам, отчего случайно перевернул круглый столик.

Руки одной из девочек вцепились в край стола, и её пальцы задвигались подобно паучьим лапкам. Ребёнок нащупал тарелку какого-то посетителя и нашёл на ней ломтик хлеба, после чего резко схватил его и затолкал себе в рот.

— Они ничего не видят! — крикнула Дайдо.

Тут Минка всё поняла. Слепые и голодные, они брели по городу наподобие морского существа с многочисленными щупальцами, слепо ползущего по дну.

Мужчина ударил одну из девочек, и та зашлась пронзительным плачем. Внезапно в другом конце улицы появилась темноволосая женщина.

— Назад! — заорала она. — Прочь!

Дайдо подняла руку. Открыла рот, собираясь что-то сказать. Её губы пришли в движение, однако Минка не разобрала ни слова, поскольку здание напротив внезапно исчезло во взрыве. Улица мгновенно наполнилась пылью и обломками, и девушка ощутила, как её накрыла мощная волна смещённого воздуха, а она оказалась на земле. Она ничего не слышала. Небо над ней сияло белизной. Тишина вокруг была абсолютной — тяжёлой, давящей, оглушительной.

Минка поднялась на ноги. Ей в глаза попала грязь, каньон между жилыми блоками заполнила белёсая дымка пыли. Она поняла, что находится в шоковом состоянии.

Весь мир стал белым. К ней, пошатываясь, брели призраки с бесцветными волосами и лицами. Единственными людьми, продолжавшими двигаться вперёд, были кадианцы. Улицу перед ними усеяли обломки. Девушка чувствовала под ногами битые кирпичи и куски лепнины.

Ей потребовалась секунда, чтобы сложить картину произошедшего.

Жилой блок обвалился. Здание рухнуло на улицу. Обломки засыпали валяющиеся повсюду тела женщин, детей и мужчин. Толпа, которая считаные мгновения назад была такой напуганной и злой, стояла в полнейшем смятении, с белыми от пыли лицами, руками и одеждой, напоминая статуи.

Затем внезапно, словно кто-то щёлкнул переключатель, звук вернулся, и все разом завопили. К Минке брёл мальчик. Его рот был открыт, словно он хотел кричать, однако не мог выдавить из себя ни слова.

— Сюда! — крикнула ему Леск, но тот её не услышал. Девушка схватила ребёнка и утащила в укрытие дверного проёма. Он был такой же белый, как все остальные.

— Что случилось? — проорала она, всё ещё почти ничего не слыша. Придётся читать по губам. Мальчик в её руках словно оцепенел. Она повторила вопрос, но тот лишь потрясённо озирался по сторонам с широко открытым ртом, по-прежнему не издавая ни звука.

— Контузия, — раздался голос. Он принадлежал Дайдо, как раз проходившей мимо. — Фицелин, — добавила она.

Внезапно Дайдо оказалась рядом с ней.

— Если бы мы не остановились... — прокричала сержант ей в лицо.

Минка кивнула. Если бы они не остановились, конвой оказался бы в зоне поражения.

Она кивнула. На её руке была кровь. Не её. Мальчика. Кадианка перевернула ребёнка, высматривая ранение, но не увидела ничего, кроме пыли. Мгновение никто не двигался и не говорил, а затем внезапно мальчика начало рвать кровью.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Силовики подоспели десять минут спустя, когда кадианцы вытащили головные «Химеры» из-под обломков. Один из бронетранспортёров получил серьёзную пробоину. Они выволокли наружу членов экипажа, живых и мёртвых, после чего вызвали медике.

Бантинг трусцой прибежал на место происшествия.

— Я здесь, — сказал он, с чувством собственной важности отмахнувшись от помощи бойцов.

Стабилизировать пришлось троих.

— Они вне опасности, — спустя минуту объявил врач. — Отойдите и не мешайте мне работать.

В этот момент из боковой улицы подъехал небольшой автомобиль с открытым верхом, чёрным каркасом безопасности и колёсами двойной ширины.

Машина со скрежетом остановилась, и из неё выбралась пара офицеров в чёрной униформе. Оба были в нательной броне и очках. Один курил палочку лхо. Из поясных кобур торчали приклады оружия, а силовик, оставшийся в машине, держал на коленях дробовик.

— Вы кто? — грозно спросил один из них.

К нему подошла Дайдо.

— Сержант Дайдо, Сто первый кадианский.

— Удостоверение, — сказал офицер, протянув ладонь в чёрной перчатке.

Дайдо замерла, затем похлопала себя по плечу, где находилась нашивка 101-го полка.

— Вот, — произнесла она.

Офицер смерил её долгим тяжёлым взглядом. Судя по значку на униформе, его звали Палек.

Подсчитав количество собравшихся кадианцев, силовик решил не нагнетать обстановку.

— Что здесь случилось?

— Произошёл взрыв, — пояснила Дайдо.

Палек снял очки и принюхался. Затем протолкнулся мимо кадианцев и поворошил несколько обломков.

— Ладно. Возвращайтесь к своим делам, — сказал он, направившись обратно к машине.

— И это всё? — окликнула его кадианка.

— А что я должен сделать?

— Здесь взорвалась бомба. Мы были целями.

Силовик хохотнул и кинул окурок в грязь.

— Никакая это не бомба. Перегрев. Такое здесь случается. В район заселяются иномиряне и врезаются в прометиевые трубы. Давление постепенно растёт, а затем — бабах!

— Ты чувствуешь фицелин?

— Нет, — заявил силовик. — Чую прометий.

Он снова отвернулся, однако сержант схватила его за плечо и резко обернула к себе.

— Ты уходишь?

— Да.

— И это всё? Что насчёт людей? — Она указала на раненых гражданских.

Силовик пошарил под бронёй и достал из внутреннего нагрудного кармана новую палочку лхо, развернулся на каблуках и забрался в переднее кресло.

— Я за них помолюсь.

— Ты не можешь просто их бросить.

— Нет? — сказал он, прежде чем, подмигнув ей, с рёвом дать по газам.

В ходе двухчасового путешествия через город конвою приходилось медленно плестись по древним узким улочкам. Настроение внутри «Химеры» ощутимо упало. Бойцы были запылёнными и уставшими, пальцы болели от разгребания завалов.

— Какого чёрта там произошло? — спросил Прассан, когда кадианская колонна наконец начала подниматься из города к обнажённому основанию высокого скального акрополя, запетляв по узким, проделанным взрывами серпантинам. На нижнем склоне утёса стоял дворцовый комплекс, а на самой вершине, в конце длинной крутой лестницы высился круг тяжёлых скалобетонных стен, из-за которых виднелись золотые купола собора.

Колонна «Химер», полугусеничных тягачей, «Леманов Руссов» и вспомогательных машин растянулись цепью. Они преодолели половину пути по западному склону горы, когда передние машины остановились.

Дайдо сняла со стены «Химеры» вокс-комм.

— Бреве. В чём дело?

— Силовики. Думаю, они проверяют бумаги. Похоже, въезд на территорию собора закрыт.

— Не очень-то гостеприимно. В смысле, наши души тоже ведь требуют спасения.

Бреве хохотнул.

— Говорите за себя. Нет. Мы направляемся к Приёмным казармам. Они за дворцовым комплексом. Здесь просто проверка маршрута.

Дайдо отключилась. Все в отсеке слышали разговор. кадианцы были напряжены, и их нервы начинали понемногу сдавать.

— Не может всё быть так сложно, — заявила Минка. — В смысле, здесь только две дороги. Или к собору, или к дворцу.

— Это ты так думаешь, — сказала сержант.

Спустя несколько минут колонна снова пришла в движение.

— Почти на месте, — провоксировал Бреве.

Все хранили молчание. Минка не могла выбросить из головы мысли о бредущих к ним девочках в чёрном и мальчике с широко открытым ртом. Девушка посмотрела на руки. Она стёрла с них грязь, но на краях ладоней и под ногтями по-прежнему виднелись следы крови и земли.

Дайдо передала по кругу бутылку с водой. Едва Минка сделала глоток, «Химера» опять встала.

— Похоже, мы на месте, — сообщил Бреве. — Теперь остались формальности.

В амбразуру Минка разглядела бойцов местных сил обороны, которые здесь назывались калибинирами, в приталенных тёмно-синих шинелях, а затем мельком увидела парящий над землёй сервочереп с волочащимися пучками проводов.

Через минуту они миновали пропускной пункт с тяжёлыми металлическими воротами. Гусеницы «Химеры» задребезжали по брусчатке. Они проехали через широкий плац, а затем резко спустились вниз. С одной стороны ввысь возносилась гора, тогда как с другой оказался один только воздух.

Бронетранспортёр остановился.

— Приехали, — провоксировал им Бреве. — Приёмные казармы.

Замки аппарели открылись, и гвардейцы выбрели на квадратный дворик, примыкавший к утёсу.

Раненых кадианцев понесли на носилках к медицинскому блоку. Бантинг придерживал одной рукой капельницу, пока к ним спешили местные санитары в чёрной кожаной форме. Медике с привычной оживлённостью принялся рявкать приказы. Минка сочла это хорошим знаком. Если бы жизням раненых что-то угрожало, то сейчас бы он ругался на чём свет стоит.

Колонна постепенно въезжала на казарменный плац, каждая машина поочерёдно выпускала наружу солдат, прежде чем свернуть на юг, где за широкими воротами, отмеченными жёлто-чёрными шевронами, располагались укреплённые зоны хранения и арсенал. С каждой стороны дворика возвышались приземистые постройки, увенчанные низкими стрелковыми ступеньками с парапетами, а в крутых склонах из белого гранита, поднимавшихся над южной оконечностью, были вырыты залы-пещеры.

Минка глубоко вдохнула. Ей не терпелось взглянуть на Потенс. Она прислонила ранец к стене казармы и последовала за остальными кадианцами на верхние парапеты. Выбравшись на крышу, девушка почувствовала себя так, словно воспарила в небо.

Приёмные казармы находились на полпути к вершине. Дворцовый комплекс располагался на низком скальном возвышении под ними, тогда как собор венчал собой весь акрополь. Площадка, на которой стояли казармы, была на одном уровне со скалобетонными подпорами и платформами, а также квадратной ограждённой территорией на выступе. Там из каменной кладки выступали стальные трубы генераториума, а в каждом из четырёх углов возвышались пилоны пустотных щитов, рядом с которыми несли боевое дежурство «Гидры», укрытые под навесами камуфляжной расцветки.

Дневная жара немного ослабла. Было уже за полдень, и солнце золотило лучами город, что раскинулся на нижних склонах, плавно переходящих в равнины. С такой высоты казалось, будто она разглядывает древнюю карту, где в совершеннейших деталях изображён каждый сад, каждая башенка, каждый дом, купол и площадь со статуями. Впрочем, вместо восхищения кадианцы не чувствовали ничего, кроме усталости, а ещё необоримого желания помыться, чтобы смыть с себя грязь.

— Это Базилика, — раздался голос Прассана. Парень смотрел туда, где низкие скалобетонные стены обрамляли верхние склоны акрополя, над которым, подобно древнему замку, вырастали характерные купола собора Экклезиархии. Сооружение с массивными подпорами и узкими, напоминавшими бойницы окнами в толстых каменных стенах доминировало над Вечноградом, подобно быку-чемпиону.

— Там резиденция кардинала скопления Висельников. Жаль, что нас туда не пустят. Очевидно, это настоящее архитектурное чудо времён раннего заселения, — сказал он.

Минка кинула на него взгляд. Он говорил так, словно проводил предбоевой инструктаж. А она с лихвой наслушалась такого дерьма.

Прассан продолжил трепаться о планете и семействе, что ею правило, но девушка перестала слушать. Она уставилась на его лицо, до сих пор детское, с кое-где пробивающейся щетиной, а также красной натёртостью на коже от подбородочного ремешка. Она была уставшей и раздражённой. А он всё не унимался. Наконец её терпение кончилось.

— Послушай, Прассан, — сказала Минка. — Я знаю лишь то, что после Большой суматохи это захолустье теперь прифронтовая система и что нам нужно остановить врага здесь, иначе путь к Святой Терре будет открыт. Сейчас меня волнует только это.

Челюсть Прассана на секунду отвисла, но затем он остановился и закрыл рот.

— Просто... Я думал, тебе это интересно.

— Нет, не интересно. И для справки. Ты мне тоже не интересен. Просто подумала, что должна это сказать. Все эти любовные истории... я был там-то, делал то-то... Это не моё.

Глаза парня на миг расширились, а потом к его щекам прилила кровь.

— Ладно, — сказал он, — я только.

Тогда ей стало дурно.

— Слушай, я и за собой едва могу присмотреть.

Он опустил глаза на ботинки, затем сделал глубокий вдох и выдавил улыбку.

— Всё хорошо, — сказал он.

Минка чувствовала себя ужасно, пока спускалась по широким каменным ступеням обратно на плац. Внизу она схватила ранец и пошла в женский казарменный зал. Проходя под парапетом, она услышала хохот друзей Прассана. Она глубоко втянула воздух и протяжно выдохнула, выпуская всё накопившееся напряжение. Ей это не доставило удовольствия, и, наверное, следовало обойтись с ним помягче. Но так или иначе этот вопрос следовало уладить.

С ней кто-то поравнялся.

Минка остановилась.

— Слушай. — начала она, собираясь дать Прассану взбучку, но это оказалась Дайдо.

— Ты как? — спросила она.

— Неважно, — ответила девушка.

— Ты старалась.

— Да, старалась.

— Все мы рано или поздно умираем.

— Умираем, — отозвалась Минка. Мальчик, которого она подобрала на улице, умер. Ей было нечего сказать. Она замерла и посмотрела в ясное синее небо. Её голос чуть смягчился.

— Мой брат был его возраста.

Дайдо хмыкнула. Она также уставилась куда-то вдаль. Казалось, обе пытались заглянуть назад, в прошлое.

— Умер?

Минка пожала плечами.

— Думаю, что да. Последний раз я видела его в день начала войны.

Дайдо не стала уточнять, какой именно. Все они знали, о какой войне шла речь. За Кадию.

Их родину.

Которую они потеряли.

Минка перевела взгляд на руки. Их края всё ещё бурели от пыли и подсохшей человеческой крови.

— Взрыв не был случайным, — заявила она. — Неважно, что тот болван-силовик говорил. Кто-то целился в нас.

Дайдо и Минка обменялись взглядами. Девушка по-прежнему чувствовала на руках тяжесть мальчика. Видела его широко открытый рот. Стук алых капель по запылённой брусчатке. «Продолжай дышать», — сказала она мальчику, когда отыскала наконец рану и заткнула её пальцами. Однако она не знала, слышал ли тот её, и спустя пару мгновений тело ребёнка обмякло.

Минка на секунду закрыла глаза и оставила эту смерть, как и множество других, позади. Она была гвардейкой. Какой смысл скорбеть об утрате? Это лишь очередной жизненный факт, вроде завтрака или ужина.

Дайдо опустила руку на плечо Минки.

— Мне жаль, — сказала она. — Пошли внутрь.

Девушка кивнула. Такова жизнь.

Смерть в Гвардии была обычным делом.

Они нашли свои комнаты и закинули ранцы на кровати, какие сами себе выбрали. Затем им пришлось возвращаться, когда подъехали последние восьмиколёсные грузовики с полковым имуществом и свисток оповестил о сборе личного состава роты К.

Менее чем через пять минут они выстроились повзводно у южной стены, в тени акрополя.

Вышедший вперёд Даал отдал приказы, и каждый взводный сержант направился к назначенному ему грузовику. Прассан сел в один из погрузочных «Часовых». На шагателе были отметки калибиниров, теперь облупившиеся и покрытые потёками ржавчины, так что различимым оставался лишь герб Ричстаров, а также номер «47». Парню потребовалась секунда, чтобы запустить батарею, а когда машина завелась, оказалось, что она подволакивает левую ногу. Прассан взял поддоны с открытого кузова восьмиколёсника и поковылял в открытые двери арсенала, где последовательно стал выкладывать их на пол.

— Водишь как пьяный, — посмеялась над ним Дайдо, ножом разрезав сетку на грузе, после чего бойцы принялись по цепочке передавать ящики, которые затем проверили представители квартирмейстера. Внутри находились запасные батареи, пайки, прицелы, комплекты брони, ботинки, пылезащитные очки, дымовые гранаты.

— Так садись сама, — ругнулся Прассан, борясь со штурвалом.

Они потратили час на выгрузку ящиков. Когда Прассан опустил последний поддон, ему потребовалось три попытки, чтобы провести шагоход в дверной проём, прежде чем он припарковал машину у входа.

— Не привыкли к упражнениям? — спросил он Дайдо, когда та утёрла пот со лба.

— Уже не такая свежая, как ты, это точно.

Минка, работавшая, закатав рукава, во взмокшей по самую поясницу рубашке, передала последний ящик завскладу квартирмейстера.

Полковым квартирмейстером был сержант по имени Руфин — высокий сухощавый мужчина с измождённым лицом и длинным крючковатым носом. Он заглянул внутрь ящика, сверяя содержимое с прикреплёнными к планшету бумагами.

Он последовательно вычеркнул все предметы, после чего поднял глаза и как будто лишь теперь заметил Минку.

— Леск, слыхала новости?

— Нет, — призналась та. — Какие?

Руфин почесал карандашом нос.

— Только вывесили на полковую доску объявлений. Выдают нашивки.

Минка встала и потянулась. К чему он завёл этот разговор?

Квартирмейстер проверил ещё одну коробку, опустившуюся на складской стол.

— Увидел твоё имя.

— Иди к фрекку... — присвистнула она, хотя так общаться с офицерами не следовало. — Сэр. Вы сейчас шутите?

— Какие тут шутки? — сказал Руфин. Он обернулся, обведя рукой окружавшие их горы ящиков. — Гляди. Думаешь, у меня есть время шутить?

Дайдо, потягиваясь, вышла из дверей арсенала. Тяжёлые бронированные створки были откачены в ниши, так что из стен выступали лишь их зубья. Прохладный вечерний воздух пах чистотой. Пах свежестью.

Она остановилась и вдохнула полной грудью.

Когда к ней подошла Минка, она заметила на лице девушки странное выражение.

— В чём дело? — спросила Дайдо.

Минка нахмурилась.

— Руфин не шутил, да?

— У него обидные шутки.

— Он только что сказал, что мне дали нашивки. Так написано на полковой доске объявлений. Меня сделали сержантом.

— Самое время.

— Я не верю.

— Давай сходим и взглянем сами.

Они пересекли учебный плац к северной стене блока, где уже собралась небольшая толпа. Дайдо потянула её за локоть и вытолкнула вперёд.

— Смотри! — сказала она.

Вот оно. Чёрным по белому. Арминка Леск. Сержант, шестое отделение, четвёртый взвод. Рота К.

Под именем каждого сержанта перечислялись имена бойцов. Минка пробежалась взглядом по своим. Большинство имён принадлежали новым рекрутам — Чёрным Драконам, 966-му, Стрелкам, и 2000-му, Красным Черепам.

— Новобранцы уже прибыли? — спросила Минка.

Её вопрос ненароком услышал один из стоявших позади мужчин — Хеск, вокс-офицер. Он кивнул на запад, где у ряда припаркованных полуприцепов бродили какие-то ударники.

— Они вон там.

Слова Хеска прозвучали несколько зловеще, однако Дайдо это не остановило.

— Идём, — заявила она.

Они направились в сторону главного штаба, где висело полковое знамя 101-го — чёрный крест на красном фоне, с вышитой эмблемой Врат Кадии и мрачно взирающим черепом.

Приблизившись к входу в казармы, кадианки увидели новоприбывших, стоявших, сутулившихся и сидевших у стены с валявшимися под ногами ранцами и надвинутыми на глаза касками. Минке они не понравились с первого взгляда.

Ноги девушки будто налились свинцом, когда она остановились в двадцати ярдах от них.

— Они не могут быть кадианцами, — ахнула она. — Взгляни на них!

Дайдо не ответила, и две девушки с ужасом уставились на рекрутов.

Новые бойцы носили обычную кадианскую форму, на которой, однако, темнели пятна там, где с них сорвали старые эмблемы, и с виду они больше напоминали отребье из местной гвардии. Но когда девушки обернулись, чтобы уйти, один из бойцов поднял глаза и вынул недокуренную палочку лхо, что торчала меж грязных зубов.

— Э, мы такие же фрекковы кадианцы, — с отличительным тайрокским акцентом произнёс он.

— Что с вами не так? — спросила Минка.

— Вы наш последний шанс, — заявил говоривший.

— Трон, — ругнулась Минка, снова отворачиваясь.

— Э, ты куда, крошка? Мы проторчали взаперти слишком долго. Иди сюда! Заработаешь пару кредитов, если мы скинемся.

Толпа рекрутов загоготала, заставив Дайдо резко развернуться.

— Скажи это ещё раз, и я тебе язык вырву! — рявкнула она.

Мужчина резко поднялся с земли под ободряющие возгласы товарищей.

— Э, я не с тобой говорил. Я говорил с милашкой.

Минка отпихнула Дайдо в сторону и решительно двинулась вперёд. Судя по бирке, мужчину звали Арктур. В его дыхании ощущалась неестественная сладость, и не только от травки.

— Вот она я. Давай, рискни.

Она толкнула его в грудь, и тот пихнул девушку в ответ. Он был крупнее её, однако Минка была быстрее и злее, и ярость придала ей дополнительных сил. В одну секунду она прижала обидчика к стене и вцепилась ему в шею, так что он зашёлся натужным кашлем.

— Возьми себя в руки, — выплюнула Минка. — Ты фрекков кадианец!

— Верно, а значит, посмешище для всего Империума, — просипел мужчина.

Минка врезала ему коленом в пах, и тот со стоном упал на землю.

— Ты только что ударила офицера! — выругался он, замахав перед ней рукой. На рукаве его куртки она разглядела тёмные пятна, где раньше были нашивки. — Это тяжкое преступление по уголовному уставу А-248!

— Пошёл к фрекку! — сказала она и пнула его ещё раз.

ГЛАВА ПЯТАЯ

С Маркизы на «Казачьей сабле» отбыли не только кадианцы и Братство. На балластных палубах внутри многомильного остова нашли прибежище тысячи душ, которых за прошедшие полгода сорвали с насиженных мест силы ереси и тайком пустили на борт беспринципные младшие лейтенанты и энсины со срединных уровней. Ульевики, торговцы, аристократы со своими бастардами покупали места на корабле за то, что смогли продать или украсть, и экипаж «Казачьей сабли» сказочно разбогател, торгуя койками в трюмах корабля.

Одну из таких коек занимал юноша по имени Каркал Струфф. Он заплатил баснословную сумму за перелёт и, когда его доставили на борт на грузовом буксире и дальше через люк для подачи прометия, предположил, что теперь-то оказался в безопасности.

Впоследствии он узнал, что предположения частенько развеивались как дым на ветру.

Полгода назад Каркал трудился подмастерьем художника, смешивавшим краски в студии своего мастера, портретиста Густава Ринккенти, в мире-улье Гуардия-Рекс. Он считал, что впереди его ждёт хорошая жизнь. Все говорили, что он поднимется по лестнице к богатству и славе. Так заявила его гувернантка, Агата, в день начала ученичества. Она похлопала его по плечу и сказала: «Это хорошая работа. Особенно для сына обычного мастера. И особенно удачный шанс для сироты».

«Да уж, — сардонически думал Каркал. — Для сироты я прямо настоящий везунчик».

Отец Каркала до своей смерти единолично представлял ветвь торгового семейства со средних уровней, что имело связи со всеми крупными поселениями на Гуардии-Рекс. Их собственный улей, Решон, процветал с тех пор, как последний член правящего дома умер бездетным и власть в свои руки взяла олигархия главных торговых кланов. Весь улей как будто наполнился новыми силами, когда те очистили и отремонтировали световые шахты, и жители средних уровней впервые увидели лучи солнца, отчего продуктивность нижних факторий резко пошла вверх.

Все эти заботы обошли Каркала стороной. Когда ульем стали править олигархи, он был ещё ребёнком, однако они принесли богатство его семье, которая занималась очисткой сточных вод от токсинов и перепродажей стерильной воды наверх.

Впрочем, подобная торговля имела свои опасности. Если стерильная вода была одним продуктом процесса очистки, то вторым являлись концентрированные токсины, которые вызывали у рабочих высыпания на коже и злокачественные новообразования. И чем больше развивала свою деятельность фактория, тем больше ядохимикатов она порождала.

Рак съел его мать, когда он был ещё ребёнком. Единственное, что он помнил, это худую измождённую женщину в окружении подушек, тяжело сипевшую через заляпанный кровью носовой платок. Каркал оцепенело стоял у её кровати. Все вокруг него говорили шёпотом, и в какой-то момент он понял, что его мать вот-вот умрёт.

Это было странное время. Тогда он не понимал, что такое смерть. Тогда ему было около шести или семи, и Агата, их домоправительница, прижимала его к своей пышной груди, делясь теплотой и уютом, которых ему никогда не могли дать родители.

Он не помнил, как умирала мать, но помнил её гроб, прежде чем его перепродали. Лишь жители верхнего улья могли позволить себе такую роскошь, как настоящее погребение. Города-ульи представляли собой многолюдные термитники, и, подобно термитам, пожирающим мёртвых сородичей, трупы продавали на переработку в чанах. Мать, вне всяких сомнений, разрезали на куски, которые затем внесли свой вклад в экономику подулья. Тогда это совершенно не показалось ему странным. Тогда он, как и остальные, был термитом.

Отца Каркал припоминал и того хуже. Он казался одновременно отстранённой и снисходительной фигурой и последовал за женой в ямы переработки, когда Каркалу исполнилось двенадцать. Он помнил путешествие к нижним воротам за гробом, где их ждала группка подульевиков в длинных чёрных пальто, широкополых шляпах того же цвета и кожаных полуперчатках.

— Приветствую, верхневик, — сказал предводитель отряда, приложив руку к шляпе. Он был низкорослым, худосочным мужчиной с тонким носом и длинными пальцами.

Он принял гроб и оценил тело, затем взвесил его и в конце отсчитал кредиты.

Мужчина имел шесть пальцев — это Каркал помнил отчётливо, — козлиную бородку и обвисшую кожу с покраснением под глазами.

— Удачи тебе, верхневик, — сказал он и вновь коснулся шляпы. — Однажды мы свидимся снова, не сомневаюсь. Не лично, уверен в этом. К тому времени я тоже буду булькать в супе.

Он хохотнул собственной шутке, которую Каркал поначалу не понял.

— Что он имел в виду, сказав, что мы свидимся снова? — спросил он Агату, на что та поджала губы и поначалу не отвечала.

— Что ж, — наконец отозвалась она. — Думаю, он хотел сказать, что все мы однажды так или иначе станем подульевиками.

Каркал не закончил дни в подулье. Это, по крайней мере, казалось маленькой, но победой.

Его долю в перерабатывающем бизнесе взяли на себя оставшиеся дяди, и, когда те уплатили отцовские долги, выяснилось, что тот не умел обращаться с деньгами: инвестиции в новый торговый флот не окупились, а бурно развивающаяся экономика Решона открыла широкие возможности для разного рода обманщиков. Вскоре стало ясно, что в родовом доме Каркал оставаться больше не мог. Церемониальные одеяния матери и драгоценности отца пустили с молотка, и прибывшие на следующий день приставы с шоковыми жезлами и автоматами вышвырнули Каркала из апартаментов площадью в сто квадратных футов у реакторной стороны, которые он называл домом.

К счастью для него, Агата имела связи с портретистом с небесной стороны по имени Ринккенти, который владел студией на семьдесят пятом уровне и зарабатывал на небедную жизнь, запечатлевая незаконнорождённых отпрысков Ричстаров, мелких аристократок и их несметных животинок.

— Он тебя обучит, — заверила она Каркала и не соврала.

Каркал, как юноша начитанный и родовитый, занял место между семейством художника и прислугой. Он имел хорошее по тем временам образование и знал наизусть философские изложения Трезна и поэзию Делады. Его учёность позабавила Ринккенти, и, когда Каркал освоил свои обязанности, мастер начал учить его азам рисования угольным карандашом.

Густав Ринккенти имел длинные усы и вытатуированную под прищуренным глазом аквилу.

— Может, ты тоже станешь художником, — задумчиво протянул он и кивнул сам себе. — Продолжай усердно трудиться, парень.

— Я буду, мастер. Обещаю!

На это Ринккенти кивнул и улыбнулся.

— Хорошо, парень. Хорошо.

Каркал трудился усердно и показывал такие результаты, что, закончив обучение за два года, стал изготовителем красок.

— Это почётная работа, — сказал ему Густав, и Каркал научился смешивать толчёные драгоценные камни с маслами и редкой зантовой смолой, доставлявшейся аж из столицы сектора, Региса-Прайм. Ему даже позволили сидеть во время написания портрета женщины по имени Эзмерельда Флауэрс, которая говорила с резким верхнеулейным акцентом и носила широкий раф с расшитой золотой листвой шалью, удерживавшейся в воздухе парой одинаковых сервочерепов с серебряными пластинами.

Раньше Каркал не встречал никого, кто проходил через омолаживающие процедуры. В её натянутой коже, полных губах и напряжённой улыбке ощущалось нечто нечеловеческое, и, когда Каркал сел и, склонившись над столом, принялся толочь крупицы золота в альбумин, он не сводил с неё зачарованного взгляда. Ему стало любопытно, сколько жизней по меркам среднего улья она прожила. Наверное, ей уже перевалило за сотню лет. А может, за все две.

— Ей триста лет, — сказала ему дочь художника, Элоп, в ту ночь, когда они сидели в чулане под семейным баком с водой — редкой роскошью, подсоединённой к шпилевым водостокам, — и мечтали о том, чем займутся, когда станут достаточно взрослыми, чтобы покинуть высокопарно названную «небесную сторону» и, возможно, отправиться на верхние уровни.

— На сколько уровней мы поднимемся? — задалась вопросом Элоп.

Каркал надул щёки. Он даже представить себе не мог.

— На три, — заявил он. Цифра казалась невероятной, поэтому она прижалась к его руке так, словно он пообещал взять её на самую вершину улья, что находилась в миле у них над головами.

«Три уровня, — подумал он про себя. — Какие чудеса там скрыты?»

Элоп была юной прелестницей — черноволосой, смуглой и темноглазой. Каркал пообещал нарисовать её, когда вырастет.

— Твой портрет будет замечательным, — сказал он ей, и та, смущённо опустив голову, глянула на него из-под густых кудрей.

— Ты так думаешь?

— Да, — произнёс он. — Очень даже. Куда лучше, чем у мадам Эзмерельды.

Девушка рассмеялась, и тогда Каркал вспомнил родную мать и то, какой молодой она умерла.

— Это неправильно, — твёрдо сказал он. — Мир, в котором мы живём.

— Нет? — спросила девочка.

— Нет, — ответил он. — В смысле... Мы должны пожениться.

При этом слове она побелела и с дрожью в голосе велела ему говорить тише.

— Не знаю, доживём ли мы до окончания моей учёбы, — сказал он. — Моя мать умерла, когда ей было всего двадцать семь. Если станем ждать, то к тому времени оба можем уже умереть.

Каркал начал заигрывать с радикалами нижнего улья приблизительно в то же время, как в его родной мир прибыли силы Покаранных.

Эти еретики захватили улей Анненн спустя три месяца осады. Их предводителя звали Дракул-зар. Каркал понятия не имел, как он выглядел, однако представлял его чёрной тенью, объятой ревущим пламенем, и с мерцающими красными глазами — бесстрашным, неудержимым и ненасытным.

Казалось, никто не удивился, когда воины Дракул-зара заняли Анненн.

Дни улья Анненн неуклонно клонились к закату с тех пор, как его рудные залежи стали пролегать слишком глубоко для выгодной их разработки. Правящие ветви главного дома враждовали поколениями, и, по последним новостям, они окопались в своих башнях, тогда как центральный шпиль превратился в руины. Именно такие поселения становились жертвами еретиков.

Но прибытие Покаранных дало остальным правителям ульев шанс на время забыть о торговых разногласиях и тарифной монополии и действовать сообща. Их попытки, однако, с треском провалились. Улей Афос пал в считаные недели, а за ним быстро последовали процветающие Лидбург и Арарат.

Никто не мог взять в толк, как небольшое войско еретиков могло прорывать оборону городов с такой скоростью. В учтивых беседах жители средних уровней тщательно старались избегать слова «еретики». Произносили его разве что испуганным шёпотом, и только за закрытыми дверями. Но теперь многие начали искать способы сбежать с планеты, пока их собственный улей не пал перед неудержимым наступлением Покаранных.

Идеализм Каркала подталкивал его встать на бой, но он отбросил эти мысли после того, как Ринккенти, воспользовавшись связями с семейством Ричстаров, добыл им пропуск в центральный ульевый космопорт планеты, Стеллату.

Они отправились в путь ночью, как поступало большинство ульевиков, когда им приходилось выбираться во внешний мир.

Едва густой коричневый смог на мгновение рассеялся, вид неба потряс их всех.

Каркал вцепился в сюртук мастера Ринккенти, стараясь не лишиться рассудка от открывшегося зрелища. Они передвигались от фактории к шахтёрскому куполу, а затем от планеты к планете, в то время как Покаранные сметали всё на своём пути.

Но с каждым перелётом места становились всё дороже и дороже, пока, наконец, в храмовом мире Игнац даже связей Ринккенти с Ричстарами оказалось недостаточно.

— Прости, Каркал, — сказал Ринккенти на ступенях храма Бога-Императора в Спиралеграде Игнаца. — Но на этот раз я не могу взять тебя с собой. Мне хватит кредитов лишь на жену и дочерей.

— Что со мной будет? — спросил Каркал, и старый художник похлопал его по голове.

— Я не знаю. Но ты смекалистый парень, — сказал он. — Ты что-нибудь придумаешь.

Той ночью Каркал отправился попрощаться с Элоп. Она плакала, и юноша тешил себя мыслью, что девочка лила слёзы из-за него.

— Я пришёл проститься, — сказал он, и она посмотрела на него, шмыгнула носом и кивнула. Однако она ничего ему не подарила. Ни улыбки, ни безделушки, ни хотя бы доброго слова.

— Тебе лучше уйти, — сказала мать Элоп и, опустив руки ему на плечи, мягко подтолкнула к выходу из жилища. Она всегда казалась ему жёсткой женщиной, но перед уходом она дала ему кошель с монетами и запас еды на неделю, после чего отправила в Спиралеград с напутствием: «Пусть Император защитит тебя», прежде чем закрыть дверь.

Император защитил: в Спиралеграде Каркал прекрасно устроился. Благодаря образованию, обаянию и подвешенному языку юноша сошёлся с торговцем зерном, который запасался продовольствием. Украв у него нужное количество кредитов, Струфф обманом и деньгами добывал себе места на кораблях от Рампо до Квенса, от Ардсли до Вахты Брея, всё время оставаясь впереди волны ереси.

Впрочем, Каркал отдавал себе отчёт, что не мог постоянно бежать на шаг впереди врага. Ему нужно было попасть вглубь имперской территории. В Пряном Мазааре до него дошёл слух, будто Имперский Флот выставил пикеты перед внутренними мирами, начертив линию, за которую Покаранные пройти не смогут.

— Что ж, до сих пор им еретиков не удавалось остановить, — услышал он слова одного человека другому.

Его собеседник кивнул.

— Если бы я куда и отправился, то только на Потенс. Ричстары не допустят падения дома своих предков.

Потенс.

Название отложилось в памяти Каркала и стало ассоциироваться с безопасностью, отдыхом и местом, где ему ничто бы не угрожало. Так что теперь он нацелился на Потенс.

Ему удалось пробраться на лихтер, перевозивший семьи чиновников Муниторума на оборонительный монитор под названием «Прекрасная эпоха». Затем их доставили на прометиевые установки над Покоем Телкена, где они пересели на огромный топливовоз — самый большой корабль, который доселе приходилось видеть Каркалу, — для быстрого перелёта к торговому миру Малори. Там они пришвартовались у Орбитального Града, оборону которого спешно усилили парой крейсеров типа «Бесстрашный» в поблёкших цветах линейного флота Кадии. Каркал успел мельком заметить их плавные силуэты на фоне ближайшего солнца. Когда его везли на войсковой транспортник, дела, казалось, были в полном порядке, но затем всё пошло наперекосяк, и к тому времени, как безбилетников доставили на «Казачью саблю», у них не оказалось ни кредитов, ни связей, чтобы добыть у матросов места на нижних палубах. Люди кричали и пререкались, однако выбора у них не было. Корабельные законы были суровыми. Они либо подчинятся, либо их вышвырнут в открытый космос.

Беженцы стали союзниками поневоле, когда их направили в кромешную тьму балластных палуб — многомильных помещений, наполненных грязной трюмной водой и токсичным хладагентом, что капал с огромных латунных труб у них над головами.

Поначалу матросы с нижних палуб делились с ними едой. Однако беженцы были слишком многочисленны, слишком голодны, и после того как они избили одного из рабочих за то, что тот принёс слишком мало пищи, люки вниз перестали открываться. Без нормального пропитания дружбе и союзам пришёл конец.

Теперь все были против всех, и семьи против одиночек. Выживут только самые жестокие.

Каркал одним из первых понял, что за ними никто не придёт.

Некоторые безбилетники принесли с собой запасы риса, муки и вяленого мяса. Они прятали их как только можно, тайком собираясь группками для быстрых перекусов в уединённых закутках. Секретность была их главной защитой, но также ключевой слабостью.

Поскольку одиночка с едой становился целью.

Первой жертвой Каркала стал Оуэн — юноша с дрожащим голосом и широкими голубыми глазами. Он был ровесником Каркала и утверждал, будто он торговец шелками со Станбола. Струфф не раз с ним разговаривал до перелёта на «Казачью саблю». Они даже играли вместе в регицид.

Но теперь всё изменилось. Каркал лежал на узкой полке, дожидаясь, пока Оуэн вернётся с обычной прогулки к водопроводному крану. Юноша прошлёпал под трубами с охладителем, двигаясь украдкой, словно вор, затем остановился, и в тишине послышался до боли знакомый звук поглощения еды. Раскусывания, пережёвывания и проглатывания пищи.

Струфф так изголодался, что поначалу решил, будто Оуэн предал его.

В ярости его пальцы сжались на ржавом железном пруте, который он держал при себе для защиты от других хищников.

Оуэн ел, с ненавистью подумал Каркал. Ел и не делился.

Охваченный безумием, он подался вперёд и уставился вниз. Оуэн склонился над кожаной сумкой, держа её у самого рта.

Звук прута, врезающегося в человеческую голову, удивил Каркала. Он походил на тихий, приглушённый хлопок, а следом за ним раздался плеск, с которым тело юноши рухнуло в воду.

А затем всё закончилось.

Вот так просто.

Каркал скользнул вниз, опустившись по колено в трюмные стоки. Мышцы Оуэна свело спазмом, но парень не поднялся и вскоре застыл уже навсегда.

Каркал нашёл сумку с едой плавающей в паре футов от трупа. Твёрдая корабельная галета вся промокла, но его это не волновало. Он добыл еду.

Он махом проглотил её, однако заурчавший живот потребовал ещё, а больше у него ничего не было. Ему нужно было разыскать больше еды.

Той ночью внутренности юноши исторгли из себя пищу, ради которой он пошёл на убийство, словно её вытащила чья-то рука.

Когда нашли тело Оуэна, поднялась шумиха. Каркал присоединился к толпе. Он заливался слезами и мысленно дал клятву, что больше никогда не убьёт снова. Но спустя два дня голод пересилил в нём чувство вины.

В следующий раз он повёл себя менее осторожно.

— Дай сюда еду! — прошипел он, встав перед низкорослым лысеющим мужчиной, забившимся в тёмный угол сточных цистерн. Его звал Фруст или как-то так. Каркал уже точно не помнил. Раньше Фруст работал переводчиком в Орбитальном Граде и в правильный момент обналичил все свои сбережения.

Мужчина, которому повезло, как и самому Каркалу. Вот только, к несчастью, его удача иссякла, когда юноша решил прикончить его.

— Я всё сделаю быстро, — пообещал Струфф, однако Фруст обернулся и бросился наутёк, разбрызгивая воду, и парень кинулся за ним. Не переставая бежать под трубами, через отстойники и по туннелю, где Каркалу пришлось согнуться вдвое, Фруст в отчаянии вопил о помощи.

Погоня закончилась, когда мужчина оступился и упал.

Раздался громкий всплеск, и Каркал оказался на нём прежде, чем тот успел встать.

— Прошу! — вскрикнул Фруст, и его голос эхом разнёсся среди бесконечных труб. Но помощь так и не пришла.

— Заткнись! — прошипел Каркал. Переводчик вскинул руку, чтобы прикрыть голову, и прут сломал ему руку. Лучевая кость треснула в трёх местах, и рука мужчины безжизненно упала.

Каркал не прикончил его сразу. Он был зол и напуган, и страх побудил его к нападению. Изо рта Фруста брызнула кровь, но парень уже накинулся на еду.

Захлёбываясь кровью, Фруст что-то неразборчиво пробормотал.

— Заткнись! — повторил Каркал, присев у головы Фруста.

Мужчина закрыл глаза. Затем прозвучало слабое слово.

— Ты сказал «Мама»? — резко спросил Каркал.

Слово послышалось снова.

Оно разозлило юношу.

— Все мы хотим к своим мамам, — сказал ему Струфф, слизывая крошки с пальцев. Но теперь он почувствовал себя виноватым, поэтому взял голову Фруста и опустил её под воду.

Поднялось несколько пузырьков. Каркал не хотел знать, какие слова звучали под водой. Ему было ненавистно существо, в которое он превратился. Парень держал голову Фруста под водой до тех пор, пока пузырьки не исчезли, а затем проклял всех матерей.

Особенно свою, за то, что умерла так рано.

Каркал стал призраком.

Привидением.

Охотником.

Из человека он превратился в зверя и в последующие недели убил ещё многих. Слабых, старых, невезучих.

После этого его неизменно терзало чувство вины. Он не гордился собой. Но по-другому было никак. Ему требовалось выжить до тех пор, пока корабль не прибудет к Потенсу, а затем они откроют сточный шлюз и выпустят их наружу, и тогда он окажется в безопасности. Возможно, он снова займётся смешиванием красок и даже начнёт рисовать. Он часто вспоминал Элоп. Думал, как судьба вновь сведёт их вместе. Как она окажется в беде, из которой он её спасёт. Что в конце всё будет хорошо.

Конец фантазии был ярким и насыщенным. Каркал верил в грёзу с истовостью фанатика. Его ждёт лучшее будущее.

Дни — если такое понятие вообще существовало в безумии варпа — слились воедино. Но в какой-то момент путешествия он услышал, как вой двигателя Геллера стихает, а затем различил глухой рёв пробуждающихся плазменных приводов. Осознание походило на приход весны после долгой зимы.

Он услышал бульканье хладагента в трубах над головой.

Тепло вернулось, и трюмные палубы наполнились удушливым паром, превратившись в смрадную сауну. Затем опустели трубы с водой, пока отряды рабочих проверяли их на протечки, так что ему пришлось слизывать конденсат со стен, из-за чего язык покрылся хлопьями ржавчины и машинным маслом.

После периода тьмы, который мог длиться несколько дней или недель, сверху донеслись новые звуки. Грохот и лязг заработавших подъёмников. Тогда у него пошла кругом голова.

Он представлял себе Элоп и клялся её душой, что больше никогда не убьёт ради пищи. Он продолжал цепляться за её образ, пока день за днём звуки деятельности проникали всё глубже и глубже в недра корабля. Наконец, топот многочисленных ног по металлической лестнице у него над головой. Он приложил руку к низкому потолку и почувствовал вибрации. На палубе, прямо над тем местом, где он стоял, были люди. Он ощутил их шаги и услышал приглушённую ругань, когда они попытались отпереть шлюз.

Человек внутри него начал возвращаться. Он снова заговорил, и, когда матросы привели недолюдей, чтобы вскрыть перекосившиеся от жара люки, Каркал ощутил дрожь от их тяжёлой поступи, услышал ворчание, а также глухое лязганье подбитых гвоздями сапог.

— Я здесь! — закричал юноша. — Я здесь!

Тонкий голосок Струффа покатился по длинным помещениям, эхом отдаваясь от окружавших его стен.

— Выпустите меня! — крикнул он, и слова вернулись обратно, словно произнесённые сотней голосов, и тогда он зашёлся плачем и закричал.

Когда наконец появился свет, он резанул его по глазам подобно стилету.

Он взвыл от боли и вскинул руки, будто защищаясь от удара.

Он рухнул на палубу, и по его щекам покатились слёзы.

— Я здесь, — прохрипел он, а затем почувствовал, как его взяли за руку.

— На выход, — раздался голос, после чего его поволокли прочь из тьмы.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Минка никак не могла свыкнуться со своим повышением.

— И что дальше? — спросила она у Дайдо в Приёмных казармах.

— Ты должна явиться в полковой штаб. Спаркер захочет с тобой поговорить. Дать тебе небольшое напутствие. Убедиться, что из тебя выйдет хороший командир и тому подобное.

Штаб всё ещё обустраивался на северной стороне плаца. Майор Кастелек торопливо вошёл внутрь здания во главе вереницы суетливых адъютантов и служащих. Следом потянулось обычное сборище раненых гвардейцев, вахтенных и бойцов, неуверенно сжимающих разные формуляры, которые требовалось заполнить и поставить на них правильные штампы.

Минка поднялась по ступеням. Наверху, вытянувшись в струнку, стояла пара громил из роты А. Девушка отдала им честь и шагнула в дверь, где тут же расправила плечи, заметив полковника Байтова. Он был широким, угловатым мужчиной с волевой челюстью и взглядом человека, готового послать бойцов в мясорубку, если это позволит ему добиться быстрой победы. Впрочем, солдаты его любили, поскольку он не расходовал их жизни без нужды.

Прямо сейчас он шагал по коридору к своему кабинету. Его присутствие лишь усугубило атмосферу нервной суеты. Голос полковника эхом отражался от стен. В нём явно ощущался стресс и растущее раздражение.

— Мы первые имперские силы на Потенсе... — говорил он. — Значит, мы руководим обороной всей системы и одновременно с этим реорганизуем полк. Хоть кто-нибудь пытался продумать всё это?

Если ему и ответили, то Минка не услышала слов.

Но затем голос Байтова раздался снова.

— Что ж. Хвала Трону и за это!

Возглас полковника, осознала Минка, не принёс ей особого облегчения.

Во времена войны жители планет ожидали, что кадианцы принесут твёрдость и дисциплину. Одно их появление помогало успокоить нервничающих губернаторов и местных ауксилариев. Но если 101-й возглавлял оборону всей зоны военных действий, это означало, что через них пойдут дополнительные административные документы: отчёты с разведданными, оценка лояльности населения, анализ группировок, доклады о силах обороны, способностях местного командования и войск. Три года назад 101-й легко справился бы с таким вызовом. Но сейчас... после тяжёлых потерь, понесённых в беспрерывных боях, это станет серьёзным испытанием даже для кадианцев.

Внезапно она поняла, почему её повысили в звании. Голосок в голове сказал, что дело вовсе не в её умениях и опыте. Причина заключалась в том, что все остальные были мертвы и командование начало отбирать кандидатов на самом дне.

Девушка сжала зубы и попыталась прогнать страх, однако тот крепко засел у неё в мыслях. Минка принялась искать штаб своей роты, но никто не знал, где тот находился. Повсюду царила полнейшая неразбериха. Сто первый доводили до штатной численности из остатков четырёх разных полков. Клерки и администраторы искали места, где поставить столы, пока начальство понемногу начинало разгребать опасно шатающиеся кипы досье в коричневых обложках. Практически все находившиеся здесь офицеры были либо повышены в звании, либо исполняли обязанности покойников. Новоиспечённые капитаны и лейтенанты знакомились с помощниками и пытались разобраться в новых обязанностях.

Наконец Минка разыскала конторку роты К. Та находилась в дальнем конце коридора за узорным медным самоваром, на кранике которого висела пожелтевшая бумажка с надписью: «Нужен ремонт».

Конторка представляла собой обычный лагерный стол с двумя парами ножек и исцарапанной деревянной поверхностью. Сидевший за ним сержант Тайсон как раз общался с Путбеном. Минка встретила Путбена в лазарете. Он сломал руку на Маркизе, и та всё ещё висела на перевязи. Он тоже стал сержантом, и назначение, по всей видимости, ему не понравилось. Боец стоял с опущенными плечами, однодневной щетиной и нашивками своего подразделения в руке.

Минка встала за Путбеном, поэтому невзначай услышала ответ Тайсона.

— Послушай. Мы все по уши в дерьме. И ты ничем не лучше других. Так что давай-ка двигай к полковнику Спаркеру.

Сержант Тайсон — низкорослый мускулистый мужчина с бритой головой и выступающим волевым подбородком — сидел в кресле, сложив мясистые кулаки на обитом кожей столе. Его окаймлённые длинными ресницами фиолетовые глаза имели холодную яркую радужку с поразительно тёмными краями. Минка встала перед столом и отсалютовала. Смерив её резким взглядом, он потянулся к файлам на столе.

— Значит, ты слышала, — без капли теплоты в голосе сказал сержант, принявшись искать нужный лист.

Наконец он отыскал его и протянул Минке. Список имён и коричневый бумажный пакет с нашивками 101го полка.

— Вот твои бойцы. Пусть пришьют их себе. Сегодня. Нам прислали отборную босоту. Глянь, что с ними можно сделать, а то комиссары уже нервничают. Мне в роте К трупы ни к чему. Ясно? — Тайсон кинул на Минку быстрый тяжёлый взгляд, и его бледные глаза словно обожгли её холодом. Она всё прекрасно поняла. Тайсон кивнул на кабинет взвода.

— Войдёшь, как закончит Путбен.

Когда Путбен вышел, его лицо стало ещё краснее.

— Фреккова задница, — пробормотал он. Минка шагнула вперёд, быстро постучала в дверь и дождалась разрешения войти.

Когда она переступила порог, полковник Спаркер сидел за столом и с раздражённым видом рылся в выдвижном ящике. Казалось, он что-то потерял.

— Входи! — махнул он ей, поднимаясь на ноги. — А ты...

— Арминка Леск, сэр. Только что переведена в роту К.

Он пожал ей руку, скорее для формальности, после чего жестом велел присаживаться.

— Прошу, — сказал он. — Итак. Как ты знаешь, мы доводим полк до полного численного состава. Офицеры из Сто первого — бойцы по большей части из реорганизованных полков. У нас солдаты из трёх разных полков. Думаю, в твоём отделении одиннадцать бойцов. Хотя нет, двенадцать. — Полковник поднёс к глазам листок и пробежался взглядом по именам.

— Это ненормально, сэр.

Он вздохнул.

— Сейчас ненормальное время, Леск.

Девушка кивнула.

— Я уже видела новобранцев.

По выражению её лица тот сразу всё понял.

— Хм. Да. К счастью, у нас есть время привести их в форму. Вот чего я от тебя хочу. Когда Император позовёт, они нужны мне в боевой готовности. Ты была на Кадии, так ведь?

Лицо Минки невольно покраснело.

— Да, сэр. — На минуту в кабинете повисло молчание. — Все немного паникуют. Сколько у нас времени, прежде чем прибудут силы ереси? В смысле, нам говорили, это мирное место.

— Да. — Спаркер глубоко вздохнул. — К несчастью, у нас оказалось меньше времени, чем мы думали. Намного меньше. Пока мы были в пути, еретики добились беспрецедентных успехов. Конечно, прямо сейчас беспокоиться не о чем. Имперский Флот прислал эскадру крейсеров, которые выставили пикет вдоль Деллакской Лакуны, а линкор «Адмирал Песакид» ведёт эскадру линейного флота Терры им на усиление.

— Линейный флот Терры. Это нормально?

— Как я и сказал, сейчас ненормальное время. — Полковник помолчал. — Считай это знаком того, насколько важным сейчас стало скопление Висельников. За месяц или около того сюда прибудут сотни полков. Мы должны организовать здесь всё до их прихода, так, чтобы они смогли сразу взяться за дело. От тебя требуется привести своё отделение в боевую готовность. Понятно?

— Да, сэр.

— Хорошо. — Он привстал из кресла, протянул ей руку и весело добавил: — Отлично. Тогда принимай командование и напомни им, что значит быть кадианцами.

Минка отсалютовала и вышла. Она вернулась в казармы, где взяла листок и прошлась по списку имён нового отделения. Капрал Арктур, рядовые Белус, Дрено, Эмерсан, Яромир, Ясон, Ласмонн, Донсон, Рустем, Сайлас, Фаддей и Виктор.

Она просмотрела их личные файлы. Двое были выходцами из Чёрных Драконов, шестеро из 966-го, Стрелков, и трое из Красных Черепов. Виктор был единственным рядовым из 101-го. Раньше он служил в первом взводе. Он показался ей достаточно надёжным бойцом.

Девушка сложила бумажку и спрятала обратно в нагрудный карман.

Пока что это были всего лишь имена в списке, однако она уже чувствовала себя в ответе за них. Неожиданно для себя Минка стала гадать, каким бы отрядом ей хотелось командовать. Они должны стать самыми крепкими. Умными. Умелыми. Кадианка остановила себя и сделала глубокий вдох. Они должны стать самыми свирепыми фреккерами в сегментуме по эту сторону Цикатрикс Маледиктум.

В 21:00 состоялась короткая церемония.

Минка стояла в строю ещё с десятью новоиспечёнными офицерами под светом фонаря у входа в штаб. Они расслабленно ждали возле флагштока, на котором в неподвижном тёплом воздухе висело знамя 101-го полка.

Зазвонили колокола собора, и сержанту Тайсону пришлось повысить голос, чтобы его могли услышать. Все вытянулись в струнку, когда к ним вышел Спаркер. Он прошёлся вдоль строя. Леск сжала зубы, когда тот остановился перед ней. Тайсон встал рядом с полковником, когда тот приколол три лычки к её левой руке. Внутри девушки взбурлили чувства, и ей пришлось прикусить щёку, прежде чем отсалютовать полковнику в ответ.

Когда Спаркер направился к последним новоназначенным офицерам, Минка посмотрела на три шеврона, и их вид наполнил девушку ужасным чувством ответственности. Казалось, словно перед ней стоит сам Император. Судя её. И решая, что она недостойна.

Под конец прибыл исповедник Керемм, чтобы дать им благословление Императора.

Керемм был приземистым бородатым мужчиной с широко расставленными карими глазами. Он родился в Толукане, главном улье Махарии, и его руки покрывали татуировки, описывавшие путь от подневольного рабочего до силовика первого класса на борту «Вигиланти Этернас», крейсере типа «Мщение» линейного флота Кадии. Впрочем, он ни разу так толком и не объяснил, как из силовика затесался в исповедники.

Он прошёлся перед строем с поднятыми пальцами, быстро шепча молитву. Пробормотав пару слов на высоком готике, он сказал:

— Итак, ты получила лычки, сержант Леск.

Минка кивнула.

— Ты не выглядишь довольной.

— Я довольна, — отозвалась та.

— Но?

— Что ж. Мне дали новобранцев.

— И что здесь плохого?

— Некоторые из них. Вы их разве не видели?

— Нет. Пока нет. Они весь день были на курсе политинформации.

— С крыланами? — Такое прозвище кадианцы дали представителям Комиссариата. Задача этих политических офицеров заключалась в укреплении верности Императору и поддержании железной дисциплины. — Кого-то из них застрелили?

— Я о таком не слышал.

— Жаль. Вчера встретила фреккера под травкой.

Исповедник скорчил гримасу.

— О Трон. Завтра у меня с ними основы писания.

— «Император мой щит, мой меч и мой штык». Вот это всё?

— Да, — он задумчиво кивнул, после чего изрёк: — Что ж, удачи!

На следующее утро полк ждал общий смотр. Им предстояло прохождение в парадном строю. Время роты К было назначено ближе к полудню. После завтрака Минка разыскала своих бойцов.

— Добро пожаловать в Сто первый, — сказала она, пожав каждому из них руку, после чего выдала нашивки. — Я хочу, чтобы на параде они были на вас. Понятно?

Все кивнули. Некоторые выглядели довольными, однако от большинства сквозило апатией, что девушка восприняла для себя как вызов.

Она изучила их послужные списки.

Фаддей, Сайлас, Донсон, Рустем, Дрено и Белус были из Стрелков. Первые четыре выглядели достаточно надёжными. Рустем была единственной другой женщиной в отделении. Наверное, когда-то, до многолетней службы, она обладала телосложением, которое можно было описать как мальчишеское. Теперь рыжеволосая, с проседью, женщина стала худой, как хворостинка, и покрытой сплошной сеткой шрамов. У неё на груди красовался ветеранский значок.

Дрено и Белус были из последнего набора, покинувшего Кадию. Минке они не понравились с первого взгляда. Она уже встречала подобных им прежде. Им не хотелось служить под началом женщины, и своим поведением они напомнили ей гиен. Они будут постоянно путаться у неё под ногами, дожидаясь, пока она упадёт, а затем вцепятся ей в глотку.

Двое солдат-блондинов — Яромир и Ясон — ранее служили в Чёрных Драконах. На руках гвардейцев виднелись свежие татуировки змиев, символа старого полка, набитые с казарменной простотой. Яромир своим видом внушал трепет, отличаясь высоким ростом и крупным телосложением тяжелоатлета. Его медицинское заключение, однако, не показалось Леск особо обнадёживающим. В другое время Яромира списали бы в запас. Пять лет назад его голову зацепил разрыв болт-снаряда. «Косоглазие и сниженные речевые функции. Годен», — говорилось в отчёте медике. Минка пообещала себе, что убережёт его. Ясон, по крайней мере, рвался в бой.

Виктор Блак — единственный боец 101-го в её отделении — был худым тихим мужчиной с оставшимся в память о Маркизе осколочным ранением. Она ожидала, что тот будет расстроен тем, что не его назначили сержантом, но, пока они строились, мужчина разыскал её и пожал руку. Его рукопожатие было крепким и дружеским.

— Поздравляю.

— Спасибо.

— Хорошо, что выбрали тебя, а не меня. Для меня честь служить под твоим началом.

Поначалу Минка решила, что он шутит, но его лицо было совершенно искренним, поэтому она улыбнулась и поблагодарила его.

— Что ж, спасибо, — сказала она. — Для меня это важно.

Остальные были из Красных Черепов. Они болтались позади строя. Ласмонн и Эмерсан. Она пожала им руки, и, наконец, к ней шагнул последний член отряда — Арктур. Дохромав до Минки, он одарил её неприязненной улыбкой. Его лицо показалось девушке знакомым. С минуту она пристально его разглядывала, пытаясь взять в толк, откуда его знала, а затем осознание обрушилось на неё подобно выплеснутому ушату холодной воды.

Её капралом оказался тот вчерашний фреккер.

Он побрился и помылся, но это точно был он.

— Как яйца? — поинтересовалась Минка. — До сих пор считаешь себя посмешищем для Империума?

— Да.

— Я изменю твоё мнение.

— Как, пнув ещё раз?

— Да, — сказала Леск. — Если придётся.

Он не стал жать ей руку, а вместо этого насмешливо отсалютовал и, развернувшись, последовал за остальными в казармы.

К тому времени, как Минка вернулась в спальню, зазвучал свисток-оповещение для роты К. Выругавшись, девушка затолкала в ранец одеяло и дождевик, после чего закрыла его и бросилась на плац.

Она прибыла не последней, с облегчением поняла Минка. За последнее время столько всего произошло, что все казались несколько обескураженными. По крайней мере, её отделение явилось вовремя. Девушка окинула их взглядом. Двенадцать бойцов с вещами.

Она быстро прошла вдоль строя. Работы было слишком много, а вот времени — наоборот.

Раздался приказ встать смирно.

— Подберитесь, — велела она им, прежде чем поспешить на своё место в хвосте.

Минка отдавала себе отчёт, что они представляли собой то ещё зрелище, однако они хотя бы попытались приложить усилие.

Тайсон провёл быстрый осмотр. Он старался быть помягче к новобранцам. От девушки не укрылось, как сержант перекинулся взглядом с медике Бантингом, когда настал черёд второго отделения. К счастью, отряд Минки оказался ещё не самым худшим. В нём числился Арктур, но, помимо этого, лишь Дрено получил взбучку за грязь на ботинках, а Яромир держал оружие не так, как следовало.

— Простите, сэр. Не привык к карабину, — извинился он. — Я из пехотного полка. Там были лазвинтовки.

Тайсон помог ему взять оружие правильно, после чего кивнул и пошёл дальше. По пути он смахнул с куртки Виктора пыль. К бойцам 101-го требования были повыше.

Минка напряглась, когда тот приблизился к ней. Она отвела плечи назад, так что её лопатки едва не коснулись друг друга. Нашивка на руке ещё не успела растянуться, собрав на рукаве морщины. Тайсон окинул её взглядом с ног до головы.

— Всё хорошо, сержант? — спросил он в конце.

— Да, сэр, — кратко ответила Леск.

— Подтяни их, — сказал он ей.

Девушка кивнула.

В этот момент раздался глухой рокот. В одно мгновение кадианцы напряглись, словно свора охотничьих псов, учуявших добычу. Минка осталась стоять навытяжку, смотря прямо перед собой.

Тайсон обернулся к охранникам на парапете. В чистое синее небо над Вечноградом поднимался столб дыма. Вероятно, ещё одна бомба.

— Узнайте кто-нибудь, какого чёрта там творится, — велел сержант, после чего повернулся обратно к роте и дал приказ разойтись.

— Ты не поверишь, кто в моём отделении, — сказала Минка.

Дайдо даже не стала пытаться угадать.

— Тот вчерашний фреккер, — выпалила девушка.

— Тот, которого ты пнула?

— Он самый.

— Поговори с Тайсоном. Пусть его переведёт. Трон. Давай я его возьму.

Минка помолчала.

— Не могу. В смысле, что подумают люди, если я подёргаю за ниточки? Я прижму его к ногтю. Сделаю из него человека.

Дайдо поморщилась. На минуту обе затихли.

— И что ты думаешь?

— Насчёт чего?

— Насчёт взрыва. Слышала, что сказал Тайсон?

— Ага. Прометиевые испарения?

Они закинули ранцы на кровати, после чего принялись стягивать с себя униформу.

Дайдо повесила куртку на спинку койки. Краешек её рта приподнялся в подобии улыбки.

— То же вчера говорили силовики.

Минка не ответила. Она не хотела становиться источником непроверенных слухов, но Дайдо была её подругой и таким же сержантом, а, зная Астра Милитарум, то, что знал один, скоро будут знать все.

— Слушай, — зашептала она. — Спаркер сказал мне, что Покаранные наступают быстрее, чем ожидалось. Намного быстрее. Флот выставил пикеты в Деллакской Лакуне.

— Что ж. Вспомни последний раз, когда мы положились на Флот. — Она имела в виду битву за Кадию. Дайдо достала из прикроватного комода полевую куртку. — Неудивительно, что вокруг такая паника. Лучше поскорее приведи отделение в форму. Сдаётся мне, что Покаранные могут быть уже здесь.

— На Потенсе?

— Либо так, либо на планете серьёзные проблемы с прометием.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

В столовую можно было попасть по двойной лестнице в юго-западном углу казарм. Из латунных дымоходов валил горячий воздух, неся с собой ароматы баланды, которую готовили повара.

Минка задержалась перед доской объявлений у входа.

Её отделение выходило на патрулирование после полудня. Она обошла длинные, установленные на козлах столы, чтобы убедиться, что подчинённые об этом знают.

— Через полчаса на построение, — сказала она им.

— Мы ведь уже были, — отозвался Арктур.

Ей захотелось врезать ему, но вместо этого девушка любезно улыбнулась.

— Верно. Но на этот раз по-боевому.

Следовало сделать это раньше, поняла Минка. Но она лишь недавно стала сержантом и пока только училась. Впрочем, лучше сейчас, чем никогда. Нужно показать им, кто тут главный. Поэтому, когда дюжина бойцов под её началом собралась перед ней, она откашлялась и начала речь, которую до этого проговорила у себя в голове.

— Я встречалась с вами по отдельности, но теперь, когда мы вместе, я хочу представиться официально. Для тех, кто не знает, меня зовут Арминка Леск. Ветеран Кадии. Три года службы в Сто первом полку. Это моя первая командирская должность, и я горжусь тем, что возглавляю вас. Говорю вам здесь и сейчас, что ожидаю от себя самого лучшего. И ожидаю самого лучшего от своего отделения. Меня не волнует, что было до этого: я знаю, какими отличными бойцами вы все можете быть. Я хочу, чтобы вы первыми шли в бой и последними из него выходили. Я хочу, чтобы перед нашим строем лежали горы мертвецов. Я хочу, чтобы враги жаждали уничтожить нас любой ценой, и чтобы, когда начинался артобстрел, мы уже двигались вперёд, готовясь сойтись с ними в бою. Я хочу, чтобы ваши штыки были красными от крови еретиков!

Она наделялась, что речь воодушевит их, но отделение ответило невнятным бормотанием.

Леск взялась осматривать их снаряжение. Яромир всё ещё учился обращаться с карабином. Рукоять штыка Рустем была испачкана грязью, а разгрузка Белуса болталась слишком свободно. Арктур и вовсе походил на бродягу. Она встала перед бойцом и с отвращением окинула его взглядом.

Девушка не знала, с чего и начать.

— Иона Арктур. Ты — капрал кадианских ударников. Посмотри на себя. Имей к себе хоть какое-то уважение!

— Я знаю об уважении всё.

— Так соответствуй же! Сегодня мы идём в патруль. Мы с тобой командиры этого отделения. Ты и я. Мы должны работать вместе.

— Верно, — сказал он, хотя тон его свидетельствовал об обратном.

Минка высказала всё, что могла, чтобы не потерять при этом самообладание. Она двинулась дальше, теперь, однако, едва обращая на остальных внимание.

Наконец девушка отступила назад и сосчитала от десяти до нуля, прежде чем сделать объявление.

— Мы отправляемся на патрулирование в семнадцать часов ровно. После вчерашнего и сегодняшнего взрывов, думаю, стоит ожидать неприятностей. Я хочу, чтобы вы подмечали всё необычное. Полная боевая выкладка. Запасные батареи. Сбор в шестнадцать часов. На этом всё.

Гвардейцы отсалютовали и разошлись.

Отделение собралось в назначенное время и с подходящей экипировкой. Минка проинспектировала «Химеру» вместе с Бреве. Она мало смыслила в машинах и поняла, что Бреве пытался определить, известны ли ей штучки и методы, которыми пользовались мехводы.

— Послушай, — сказала девушка. — Я ничего не знаю о «Химерах», кроме того, что они возят меня в бой и защищают моё отделение от смерти. Будь ты сержантом, на что ты обратил бы внимание?

Мехвод быстро показал ей, на что нужно смотреть в первую очередь.

— Сюда заливается масло. Перельёшь, и лопнут уплотнители. Простая ошибка.

Орудийная установка была ей знакома уже лучше.

— Убедись, чтобы она была смазана и снаряжена. У тебя в экипаже есть новобранцы?

— Стрелок. Джинкан.

— Какой он?

— Кажется надёжным.

— Отлично. Тогда слушай. Мы должны заехать в палаточный город. Навести там порядок и понять, могут ли там прятаться еретики. Сможешь нас туда доставить?

Бреве хохотнул.

— А то. Мимо такого не проедешь.

После осмотра отделение загрузилось в бронемашину. Минка забралась последней и помогла поднять заднюю аппарель.

Бойцов в отсеке мотало из стороны в сторону, пока «Химера» спускалась по узким серпантинам акрополя к верхним ярусам Вечнограда.

Минка несколько раз пыталась завести разговор, но каждая попытка заканчивалась неловким молчанием. Рустем сидела с закрытыми глазами, шевеля губами в безмолвной молитве. Фаддей держал перед глазами штык, проверяя остроту кромки. Клинок был недавно наточен и смазан. Он вытер рукавом излишек масла, после чего вернул оружие в ножны. У Ясона через плечо был переброшен патронташ с гранатами, и он проверял магазинную подачу установки. Яромир смотрел прямо перед собой. Уголок одного его глаза подёргивался, но он словно этого не замечал. Из-за тика шрамы на виске бойца как будто шевелились. Девушка отвела взгляд.

В последнюю очередь она посмотрела на Арктура. Капрал сидел с закрытыми глазами, приоткрыв рот, и выглядел так, словно вот-вот захрапит.

— Арктур! — рявкнула она. — Не спать!

Боец лениво открыл глаза, после чего приложил палец к голове, шутливо отдавая ей честь, и щёки Минки вспыхнули.

Краем глаза она заметила, как Дрено с Белусом насмешливо фыркнули.

«Фреккеры», — подумала она и инстинктивно взглянула в сторону Виктора. Тот осматривал свой карабин, недавно вычищенный и отполированный. Боец, сидевший в другом конце бронированного отсека, почувствовал на себе взгляд девушки и посмотрел на неё в ответ. Он ничего не сказал, не сделал ни единого движения, но Минка поняла, что тот на её стороне.

Она протяжно выдохнула. Бронемашина въезжала на верхние уровни Вечнограда. Минка напряглась. Сделала глубокий вдох. У неё ныли плечи.

Машина плелась по улицам города около часа. Леск мимолётно замечала ступени, ведущие к некогда величественным домам, лепные фасады, ныне выгоревшие от яркого солнца, облупившиеся от проезжающих машин либо истёршиеся от постоянных прикосновений множества рук. Она увидела старуху, которая лущила бобы в оцинкованную миску; трёх детей, сидящих, уткнувшись подбородками в подставленные ладони, и провожающих взглядом «Химеру»; затем ещё одну женщину с ребёнком, сидящую у обочины с выставленной перед собой фетровой шляпой, очевидно прося милостыню.

Ничего не происходило. Никаких бомб. Ничего. Обычные военные будни, из тех скучных эпизодов жизни, что успели порядком набить оскомину. Наконец «Химера» покатилась по широким площадям Мануфакторумного квартала. На каждом углу здесь сидели попрошайки, воздух был бурым от прометиевых испарений, а за колючей проволокой виднелись толпы подневольных рабочих в выцветших синих спецовках, спешащих в свои бараки.

— Покидаем город, — провоксировал Бреве.

Они достигли окраины. Сквозь толстое стекло перископа Минка различила сухой ров, усеянный старой бумагой вперемешку с разломанной мебелью, на дне которого виднелось несколько луж с нечистотами. До них донеслось жужжание мух, а также запах гнили и разложения.

— Направляемся к палаточному городу.

Арктур снова закрыл глаза. Минка то и дело поглядывала на него на случай, если тот вдруг заснёт. Она чувствовала на себе взгляды Дрено и Белуса. Спустя двадцать минут Бреве связался с ней снова.

— Палаточный город слева.

— Отлично, — сказала Минка.

«Химера», поднимая густую пыль, понеслась по равнине.

— Справа. Вижу какой-то блокпост.

Она включила вокс-бусину.

— Кто это?

— Не уверен. Но они вооружены и перекрыли дорогу грузовиком.

— Приготовиться, — скомандовала Минка.

В отсеке воцарилась напряжённая атмосфера, когда бронемашина начала сбрасывать скорость. Бойцы взяли в руки карабины, вставили в них батареи, после чего сняли с предохранителя. Минка повторила всё за ними, последовательно проверив разгрузку, фраг-гранаты, батареи, штык.

— Остановка через десять секунд, — предупредил Бреве. Кадианцы поднялись на ноги, крепко сжимая оружие. В этот момент Минка вспомнила слова Тайсона. «Доберись до палаточного города. Установи на планете какой-никакой порядок». Тогда она поняла, что понятия не имела, что именно тот имел в виду и как ей это сделать. Всё, что у неё было, — это одна «Химера» и отделение кадианцев против сотен тысяч, если не миллиона, беженцев.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Лицо Каркала озаряли вспышки света, пока гидравлический лифт неспешно поднимал его из недр «Казачьей сабли». Вой работающих механизмов едва не оглушал.

Беженцы из восточных пределов скопления Висельников сбились в кучу, однако никто из безбилетников старался не приближаться к Струффу. Казалось, они знали, что он натворил там, внизу. Знали, что он такое.

Они проезжали мимо складов, укреплённых арсенальных галерей, затем — обитаемых палуб, где во тьме трудились отряды невольников. Беженцы мельком заметили кочегаров-недолюдей, освещаемых сиянием котлов, а потом они оказались в цивилизованных районах, где царили порядок и дисциплина.

Когда свет стал достаточно ярким, Каркал оглядел свою сгнившую одежду и кожаные сапоги. Если на них и была кровь жертв, то те пятна давно исчезли под разводами масла и нечистот. Он почесал лицо, успевшее за долгие месяцы обрасти сальной косматой бородой, полной грязи и вшей. Юноша сбежал из дома, чтобы спастись, но теперь понял, что его старая личность погибла так же безвозвратно, как если бы он решил остаться тогда на Гуардии-Рекс.

Впрочем, это была не столько смерть, сколько преображение. Раньше он был ручным пёсиком. Теперь он стал шакалом.

Платформа внезапно замедлилась, после чего лифт постепенно начал тормозить, пока не остановился в полудюйме над металлическим перекрытием палубы. Когда двери скользнули назад, Каркал обнаружил себя в первом ряду толпы. Отведя взгляд от чёрно-жёлтой разметки, он увидел строй глядящих на него матросов, выставивших перед собой абордажные щиты.

К ним вышел офицер в полной боевой экипировке: нательная броня, усиленные стальными вставками ботинки, а также глухой шлем с узорными нащёчниками и чёрным визором, из-под которого виднелся лишь заросший щетиной подбородок. В одной руке он сжимал штурмовой дробовик, в другой — натянутый поводок с парой кибермастифов.

У мастифов на головах виднелись проплешины в тех местах, где их черепа укрепили керамитовыми пластинами. Из шей существ тянулись трубки, извивающиеся, словно змеи, от текущих по ним боевых стимуляторов. Опустив головы и угрожающе зарычав, псы дёрнулись к безбилетникам, отчего офицер невольно сделал шаг вперёд.

— Выход в той стороне, — крикнул он сквозь стоящий гам, указав на широкий металлический коридор с низким потолком. — Живей!

Кто-то из женщин вскрикнул, когда кибермастифы до предела натянули поводки, снова потащив офицера по металлическому настилу. Из их пастей разило смесью дешёвой смазки, стимуляторов и протухшего мяса.

Толпа начала толкать Каркала вперёд.

Он выругался. Дыхание мастифа обдало его жаром. Из широко распахнутого рта зверя ему в лицо полетела слюна, и, закашлявшись, он попытался вжаться в неподатливую массу тел.

Люди волной накатили на стену абордажных щитов, следом раздался электрический треск шоковой булавы и истошный вопль жертвы, чьи мышцы свело судорогой. Громыхнул выстрел из дробовика. Толпа закричала вся одновременно. Кто-то снова разрядил оружие. Струфф ощутил, как ему чем-то обожгло щёку.

Его прижимали опасно близко к яростным животным. Парень скользнул в сторону и пихнул мужчину, который толкал его. Человек оступился и упал, и в тот же миг мастифы оказались на нём верхом.

Каркал не почувствовал сожалений, услышав вопль мужчины. Он протолкнулся мимо пикета и, мимолётно оглянувшись, увидел, что тот исчез под клубком вцепившихся в него кибермастифов.

Юноша кинулся вперёд, по широкому коридору с мерцающими над головой тусклыми люмен-сферами. Они пробежали около сотни ярдов, а затем раздались новые крики, когда они наткнулись на следующий ряд матросов с дробовиками наготове и очередных кибермастифов, рычащих и алчно клацающих гигантскими челюстями.

— Двигайтесь к лихтеру! — скомандовал голос из громкоговорителя. Слова отразились от каждой поверхности: стен, низкого потолка, решётчатого металлического пола. Толпа понесла его дальше. Наконец впереди показался планетарный челнок с откинутыми трапами. Замигали жёлтые люмены. Раздались новые приказы. Он увидел новые стены из абордажных щитов и скрытые за визорами лица флотских.

Грянул ещё один выстрел из дробовика, и его эхо гулко прокатилось по всему холодному ангару. Беженцы запаниковали. Каркал, пихаясь, полез вперёд. Толпа давила на него со всех сторон. Он почувствовал, как пол вдруг поднялся, и, опустив глаза, увидел под ногами истёршиеся чёрно-жёлтые полосы грузовой аппарели. Вооружённые матросы загоняли их в транспортник, будто овец. Внутрь челнока набивалось всё больше людей. Струфф продолжал работать локтями. Мужчины, женщины и дети обступили его сплошной стеной. Все выглядели бледными и потрясёнными. Члены семей держались друг за друга мёртвой хваткой.

Каркал отыскал место среди других одиноких юношей. Неожиданно он затрясся от облегчения. Он выжил. До нового дома оставалось каких-то пару часов. Волна эмоций захлестнула его с головой, и он всхлипнул, словно младенец.

— Двигайтесь вперёд! — продолжали доноситься распоряжения из громкоговорителя. — Двигайтесь вперёд!

Люди понесли парня дальше, сдавив так сильно, что у него перехватило дыхание. Внутрь заталкивали всё больше и больше беженцев. Семьи, банды, случайных попутчиков. Из лёгких Каркала выдавило весь воздух. От давки заныло всё тело. Люди начали кричать и ругаться. Юноша принялся работать кулаками и коленями, чтобы расчистить вокруг себя немного пространства и сделать хотя бы вдох, а затем наконец трап закрылся.

Тьма вернулась, однако звуки теперь изменились. Отовсюду слышались молитвы, плач и тихий стон людей, медленно оседающих на палубу и умирающих под ногами других пассажиров среди тряски снижающегося челнока.

Спуск занял почти час. Когда корабль наконец зашёл на посадку, тысячи набившихся внутрь людей нервно забормотали. Они добрались до древней столицы скопления Висельников. До престола Ричстаров. На Потенсе они по крайней мере будут в безопасности. Некоторые зарыдали. Другие принялись громко славить Императора и святого Игнацио.

Каркал закрыл глаза, думая о еде и тепле, о том, чтобы помыться и начать всё с чистого листа. Здесь безопасно, твердил он себе. Это знание согревало его лучше тёплой ванны. Тут его не достанут еретики, из-за которых он лишился дома.

Челнок с рёвом приземлился, а затем, после долгой паузы, открылись замки и заработали гидравлические приводы трапа.

Створки распахнулись, и юноша впервые увидел свою новую родину. Поначалу его ослепил солнечный свет. В отсек ворвался свежий чистый воздух. Он глубоко вдохнул его и, пошатываясь, побрёл вперёд. Люди хлынули наружу. Раздались крики и плач, когда несколько людей упали под ноги другим. Каркал не собирался оказаться в их числе. Только не сейчас. Не здесь, у самой цели.

От яркого дневного света у Каркала заслезились глаза. Наконец он различил белые облака, резко выделявшиеся на фоне бархатного неба, и учуял сырой запах плодородной земли, а откуда-то издалека до него донёсся грохот стрельбы.

Внешний мир не переставал его удивлять. Всевозможные причуды природы. Ветер. Свет. Растительность. Линия горизонта. Дышать настолько чистым воздухом могли позволить себе лишь жители верхних уровней. На мгновение Каркал ощутил себя богачом, дыша полной грудью, а затем ступил на аппарель и, оглянувшись, увидел бескрайнюю равнину, а ещё белый город на высоком утёсе с золотыми куполами на самой вершине. Впереди него шли женщины, дети и их отцы, каждая семья не выпускала из рук те жалкие пожитки, которые им удалось спасти с родных миров. На корабле их многочисленность служила им лучшей защитой. Здесь же, понял вдруг Каркал, она станет для них приговором.

Он глядел на них почти что с жалостью. Он был молод, силён и ухватист. Такие времена, как сейчас, предоставляли молодёжи шанс.

Затем выстрелы раздались снова, теперь уже гораздо ближе, и женщина перед ним внезапно закричала.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Нервы Минки были натянуты до предела, когда «Химера» подъехала к палаточному городу.

Из вокса раздался голос Бреве, сообщив ей в общих чертах о бандитах на пункте пропуска.

— Их двенадцать. Семеро слева. Остальные справа.

Наконец бронемашина остановилась.

— На выход! — приказала Минка и первой двинулась вперёд. Главное правило командира.

Перед ней стояли двое громил. Их лица украшали узорные татуировки, на шеях были повязаны красные платки, а ещё они носили старые гвардейские бронежилеты. Щёки мужчин вздулись от постоянного употребления травки. Один из них, державший под мышкой гранатомёт, ухмыльнулся ей, обнажив зубы с противным тёмно-коричневым налётом. Бандит приставил палец к виску, отдавая Минке честь, хотя в жесте сквозила угроза.

Второй был низкорослым и толстым. Половина его головы была обрита наголо, а вторую скрывала копна зелёных волос. На шее у него болтался патронташ с силовыми батареями, а на поясе висело широкое мачете.

Минка направила на него карабин.

— Кто вы такие?

Преступник одарил её не самой приятной улыбкой.

— Мы Картеллы, — представился он. — Мы охраняем палаточный город. А вы кто?

— Уберите свой блокпост. Я сержант Леск из Сто первого кадианского полка Астра Милитарум святого Императора Человечества. Во имя Его, пропустите нас.

— А если я скажу нет?

— Тогда мы снесём его сами.

После этих слов тут же начало подтягиваться больше преступников. Их предводитель поднял руку и потёр большим пальцем указательный.

— Скажу тебе то же, что силовикам. У нас платный вход.

Минка навела дуло точно на его лоб.

— Сложить оружие!

Один за другим бандиты побросали оружие на землю. Все, за исключением командира.

— Считаю до трёх... — крикнула девушка.

Бандюган успокаивающе воздел руки.

— Позволь мне связаться с боссом.

Он обернулся и нырнул в палатку. Там позади стола виднелась вокс-установка. Минка выругалась. Она только что позволила бандиту взять инициативу в свои руки.

Девушка оглянулась. Её отделение держало бандюганов на прицеле. Даже Бреве развернул башню в их сторону. Тяжёлый огнемёт с шипением зажёгся. Она перевела карабин обратно на предводителя банды.

— Двигайся медленно, иначе я выстрелю, — предупредила кадианка.

Толстяк протянул руку к воксу. Снял трубку. Руки Минки начали потеть. Секунды проходили одна за другой — совсем немного, но текли они слишком медленно. Девушка не сводила прицел с левого виска бандюгана. Если потребуется, она могла стоять так часами.

Мужчина в палатке положил трубку. Она кинула на него быстрый взгляд, когда тот снова повернулся к ним.

— Так, — громко произнёс бандит. — Боссу нужны гарантии.

— Скажи ему. — начала Минка, однако в этот момент кто-то выстрелил. Краем глаза она заметила сполох лазерного импульса. Луч попал главарю бандитов в бедро. Тот зарычал от боли и схватился за пистолет.

Бандюги как один кинулись за своим оружием, и в следующий миг завязался бой. Леск всадила два луча в главаря, отбросив его на стенку палатки. Остальные кадианцы начали срезать бандитов очередями. Огнемёт выпустил струю пламени. Кто-то из бойцов закричал. Тяжёлый пулемёт на грузовом восьмиколёснике с лязгом открыл огонь.

Минка бросилась вперёд, и по тому месту, где она только что стояла, забили твердотельные снаряды. Фаддей упал от очереди из автопистолета. Сайлас с руганью выпустил оружие, получив ранения в руку и плечо.

Сержант выкрикивала приказы, но в таком хаосе восстановить порядок было невозможно. Схватки на ближних дистанциях отличались смертоносностью. Остаться в живых отделению могли помочь только дисциплина и выучка. Леск с хирургической точностью сделала несколько выстрелов, свалив трёх кинувшихся к ней бандюганов. Первый выронил топор, а следующие двое взвыли, когда лазерные импульсы прожгли их незащищённые животы.

— Серж! — крикнул Виктор, указав перед собой.

Трое головорезов пытались зарядить и навести на них ракетную установку. Минка последовательно всадила в каждого из них по два выстрела. Первый — чтобы убить, второй — контрольный.

Когда она пригнулась, появилось ещё двое бандюганов. У одного через грудь были крест-накрест переброшены ленты с боеприпасами, тогда как второй — настоящая гора мышц — сжимал в руках роторную пушку. Минка начала целиться, но поняла, что выстрелить уже не успеет.

Громила опустил ствол и открыл огонь, и в то же мгновение воздух наполнился шквалом твердотельных снарядов и вихрящимися облаками пыли.

Кадианка кинулась за бочку с песком и почувствовала, как ёмкость затряслась от попаданий.

Раздалась громкая ругань.

— Трое ранены! — крикнул кто-то из её отделения.

Первый же бой, которым руководила Минка, грозил превратиться в бойню. Она не знала, сколько её бойцов оставалось в живых. Девушка перекатилась в сторону.

Ей на спину запрыгнул бандюган. Сержант согнулась и швырнула его через плечо, после чего опустила ботинок на шею и впечатала с достаточной силой, чтобы перебить ему трахею.

— Бреве! — крикнула кадианка, не зная, жив ли ещё мехвод. — Чем ты, фрекк, занимаешься?

В этот момент тяжёлый огнемёт «Химеры» с рёвом ожил. Пронёсшаяся над головой струя горящего прометия опалила ей лицо. Командирская палатка бандитов утонула в потоке огня. Внутри бушующего ада она различила корчащиеся на последнем издыхании фигурки.

Пушка снова открыла огонь. Снаряды забарабанили по «Химере» со звоном тысяч гремящих вразнобой колоколов.

— Кто-то должен его остановить, — прошипела Минка, прежде чем понять, что этим кем-то была она сама.

Она поползла вперёд и вгляделась в просвет среди пыли. Двое головорезов приближались, стреляя на ходу. Девушка прицелилась, но пыль вновь сомкнулась непроницаемой стеной. Она тихо выругалась и дождалась, пока над головой не пронесётся следующая очередь.

— Приближается грузовик, — предупредил Виктор. — Новые враги.

Минка посмотрела на восток. С юга к ним мчалась машина с развевающимся красным флагом.

— Я уберу этого фреккера. Затем все заскакивайте внутрь. Бреве! Прикрой нас!

Картеллы дали ещё одну ураганную очередь. С таким темпом стрельбы где-то сейчас им придётся вставить новую ленту.

У блокпоста ненадолго воцарилась тишина, и Леск сменила позицию, скользнув за край горящей палатки.

Возле неё рухнул бандит. Его кожа полностью обгорела, отчего лицо мужчины превратилось в гримасу из влажных мышц и зубов. Девушка поморщилась, а затем внезапно двое бандюганов, паливших из роторной пушки, оказались прямо перед ней. Похоже, они также решили обойти противника с фланга.

Первый мужчина развернул громоздкое оружие в её сторону. Из стволов пушки поднимались завитки дыма. Времени целиться не было. Минка выстрелила, одновременно закатившись в горящую палатку, и в следующий миг земля вокруг неё взорвалась.

Грузовик Картеллов подлетел к ним на огромной скорости и резко затормозил. На его платформе возвышалась самодельная установка с автопушкой, которая немедленно открыла шквальный огонь по Виктору и остальным.

— Нужно сваливать отсюда к чёрту! — крикнул Бреве.

Кадианцы пробрались обратно к «Химере». Яромир выглядел совершенно обескураженным. Он глядел на своё оружие, словно пытаясь вспомнить, как из него стрелять.

Виктор толкнул его вперёд.

— Заведи его внутрь! — приказал он Ясону.

Двое Чёрных Драконов нырнули в люк, после чего Ясон прикрыл огнём Виктора, пока тот затаскивал в бронемашину Фаддея. У бывшего бойца 966-го обгорела почти вся правая сторона тела. Сайлас получил пулю в предплечье.

— Где Леск? — резко спросил Блак.

Никто не знал.

Виктор выглянул наружу. В воздухе висела густая пыль и дым от пороховых газов.

— Минка! — заорал он.

Бреве уже закрывал аппарель и переключал «Химеру» на задний ход.

— Где Леск? — крикнул ему Виктор.

Мехвод его не услышал: он орал переднему стрелку разобраться с грузовиком. Тяжёлый болтер выплюнул в сторону врага поток снарядов размером с кулак. Внутри крупнокалиберных болтов воспламенились внутренние боезаряды, после чего они с рёвом унеслись вперёд, волоча за собой переплетающиеся следы чёрного дыма.

Очередь продлилась каких-то пару секунд, но, когда дым рассеялся, кадианцам предстали разбитые обломки машины.

— Леск! — рявкнул Бреве. «Химера» задребезжала под градом попаданий. С севера и юга к ним приближалось больше грузовиков. — У нас тут фрекков съезд, — выругался он. — Слушай, нам нужно выбираться отсюда!

— Просто жди, чёрт тебя подери. — Виктор нырнул в укрытие. Когда он кинулся к баррикадам, кто-то схватил его за ногу. Это оказался бандюган, притворявшийся трупом. Блак свалился на землю и, извернувшись, пнул бандита другой ногой, но тот не отпустил его, и гвардеец выругался. На него упала тень, и на голове силуэта кадианец безошибочно узнал бандюганскую причёску со стоящими торчком волосами.

Дело было дрянь, и кадианец потянулся за ножом, но тот куда-то запропастился во время схватки.

— В сторону, Виктор.

Он удивлённо моргнул, когда над ним на мгновение сверкнул лазерный разряд, и головорез, державший его за ногу, разжал хватку.

Это была Минка. Лицо её покрывали пепел, грязь и брызги крови, а на куртке виднелись подпалины, но в остальном с ней всё было в порядке. На плече она тащила главаря банды.

— Пошли, Виктор! Вставай и помоги мне с этим толстяком.

— Хорошо, Леск! — сказал он, но тут же исправился: — В смысле, так точно, сержант!

Кадианцы затащили потерявшего сознание мужчину вверх по аппарели. Едва они сбросили его на усиленный пластальный пол, дверь позади них тут же закрылась.

Взревел тяжёлый болтер, и по бортам «Химеры» снова застучали снаряды, однако Минка не обратила на обстрел внимания. Она хотела выгадать хоть что-то из этого фиаско.

Девушка разорвала на бандите верхнюю одежду, сорвала с пояса аптечку и затолкала в раны бинты.

— Останови ему кровотечение, — велела она Виктору. — Затем свяжи руки.

Кадианка поднялась на ноги.

— Итак. Какой фрекк открыл огонь без моего разрешения? — рявкнула она.

Никто не ответил, однако все они знали правду.

Леск повернулась к Арктуру. Дрожа от ярости и притока адреналина, она схватила его за воротник и подтащила к себе.

— Выкинешь такое снова, и я пришью тебя лично, усёк?

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Каркал проталкивался сквозь человеческие толпы, наводнившие переходы между белыми палатками. Первые часы после спасения с корабля он словно витал в облаках, но постепенно, однако, окунулся в холодные пучины страха, узнав от придорожных священников и прохожих, что неделю назад оборвалась связь с Орбитальным Градом.

Хотя никаких официальных заявлений не делали, судя по уличным пересудам, путевая станция на варп-маршруте пала под натиском Покаранных.

— Это невозможно, — говорил он людям. — Я был там месяц назад. Там был флот. Я видел. Два крейсера.

Впрочем, его никто не слушал.

— До сих пор их ничто не останавливало. С чего бы это изменилось? На нас всем плевать.

— Император видит, Он знает, и Ему не плевать, — заявил Струфф, но затем умолк, внезапно осознав сказанное. Если Император был всевидящим, значит, Он знал о совершённых Каркалом убийствах. Он видел, как низко тот пал.

Первым делом инстинкт подсказал ему снова пуститься в бегство, но куда он отправится дальше? И как попадёт обратно на борт транспортника?

Этот вариант отпадал.

— И когда они доберутся сюда? — спросил он.

Мужчина пожал плечами.

— Кто знает? Может, через пару дней. Или неделю.

От такой перспективы юношу зазнобило, и, отвернувшись, он поплёлся назад на многолюдные улицы палаточного города, который больше не казался ему таким уж безопасным. Теперь он выглядел мрачным и безысходным.

Каркал чувствовал себя загнанным, обманутым, брошенным. Куда бы он ни бежал, Дракул-зар, предводитель еретиков, шёл за ним. В лагере царила атмосфера обречённости. Везде, куда Струфф бросал взгляд, он видел страх, голод, отчаяние. Священники читали проповеди, перечисляя сотни разновидностей ереси. Улицы заполонили примитивные идолы, вокруг которых распевали гимны толпы: процессии кающихся, которые хлестали себя по груди набитыми иглами шариками, пока не брызгала кровь, а также вереницы обнажённых покаянников в чёрных капюшонах и с привязанными к балкам руками. Позади них двигались стайки бритоголовых женщин, раздающих дешёвые тканевые значки. И на каждом перекрёстке стояли бандюганы, наблюдая за происходящим с платформ своих броневиков и тягачей.

Ходили слухи об иконах, что вещали пророчества и истекали кровью. Волнующиеся, восторженные толпы надеялись стать свидетелями чудесных явлений, молясь в ожидании конца своего мира. Собиравшиеся в круг женщины заводили исступлённые ритуальные пляски, дабы изгнать хвори, тут и там судачили о мироточивых ликах святых, разговаривающих с истинно верующими. Повсюду ощущалось нервное перевозбуждение. И сквозь это всё брёл Каркал.

Он никого не знал и ничего не понимал. Его толкали, проклинали, гнали и искушали. И он не на шутку испугался, когда трое бандитов выволокли на перепутье дорог юношу. Он был одного с Каркалом возраста. Такой же, как он.

Каркал Струфф в ужасе наблюдал, как бандюганы сбили парня на землю и позволили немного отползти прочь, прежде чем наступить ему на ноги.

— Эта помойная крыса — вор, — огласил главарь бандитов, ударив его дубинкой по ладони. Затем он опустил ногу парню на поясницу, придавив его к земле. — Я объявляю тебя виновным, помойная крыса. И вот наказание от Бога-Императора Человечества.

Дубинка поднялась и резко опустилась, и на этом всё кончилось. У Каркала пересохло во рту. Он и сам убивал точно так же, но не при свете дня и не на глазах у свидетелей.

— Так умрёт всякий вор! — крикнул бандюган, и Каркал почувствовал, что тот будто посмотрел прямо на него. Он отвернулся и заспешил прочь.

Между территориями банд располагались санитарные пункты, где проходящих мимо людей останавливали волонтёры-медике.

Каркал стоял в очереди. Он был едва не благодарен за простое человеческое участие, когда грубые руки санитара нагнули голову юноши вниз и сыпанули ему на затылок и плечи белый антисептический порошок.

— Сними верхнюю одежду, — велел мужчина. — Подними руки.

Струфф подчинился, и его толкнули за баррикады.

Там стояла женщина с ведром в руках.

— Кредиты на пищу, — сказала она, сунув ему в руки продуктовую карточку.

Каркал хотел поблагодарить её, но люди позади напирали, заставив его двинуться дальше.

Он попытался вернуться, но охранники замахали на него электрострекалами.

— Иди отсюда. Тебе уже выдали кредиты.

Юноша сделал как велено. Он решил попытать удачи на другом перекрёстке, однако его выдал антисептический порошок, и на этот раз его огрели по спине длинной тростью.

В карточке говорилось, что за неё полагалась еда. Каркал точно не знал, что с ней делать, и лавочники спроваживали его прочь.

— Не здесь, — говорили они.

Наконец он заметил мужчину, отдавшего свою карточку за кружку грога.

Палатка называлась «Дом Маттео». Место выглядело совершенно захудалым. В углу стояла L-образная стойка, за которой ждал заказов худой, усталого вида мужчина в грязном переднике и с короткой тёмной бородой. Судя по написанному на доске меню, на выбор предлагалось два блюда: плитка или похлёбка.

Сжимая в руках карточку, юноша шагнул вперёд. За тентом, опустив руку на кулак, сидел ещё один человек и поглядывал на улицу. Под стойкой лежал автомат. Каркал разглядел приклад — стандартное оружие Муниторума с выведенным по трафарету белым серийным номером.

— У меня есть это, — сказал Каркал и протянул свой талон.

— Плитка или похлёбка, — не поднимая глаз, произнёс Маттео.

— Сколько за отвар?

— Шесть кредитов.

Порция похлёбки выглядела больше, так что Каркал выбрал её, и ещё кружку отвара. Когда худой мужчина принялся наполнять картонную коробочку, он протянул карточку и шесть кредитов сверху, после чего быстро сосчитал, сколько у него осталось.

С такими ценами денег ему хватит до конца недели.

— Откуда ты? — спросил Струфф.

— Отсюда, — отозвался мужчина, приняв деньги и протянув миску.

— В смысле, раньше.

— Раньше. Какая разница.

— Я тоже иномирянин, — произнёс Каркал.

— Ты и все остальные фреккеры из этой адской дыры. Слушай. Мне платят за выдачу пайков. Разговоры за дополнительную плату.

Парень взял миску и кружку. Он двинулся внутрь, однако путь ему преградил мужчина с оружием.

— Вход внутрь — ещё кредит.

Каркал увидел направленный на него ствол автомата. Он покраснел и сделал шаг назад.

— Всё в порядке, — брякнул он.

Юноша присел на грязной улице.

Похлёбка хотя бы была тёплой, а вот отвар оказался прогорклым. Он быстро слопал всю еду до последней крошки и почувствовал, как она обволакивает его желудок изнутри. Мужчина рядом с ним носил значок с Золотым Троном. Он выхлебал свой жидкий суп, после чего выскреб миску дочиста. У него было длинное лицо, неправильный прикус и всклокоченные седые волосы.

— Сколько ты здесь? — спросил незнакомец.

— Приземлился вчера, — ответил Каркал.

— Откуда прибыл?

— Гуардия-Рекс. Летел через Игнац, затем Брееву Вахту, — сказал парень.

Мужчина фыркнул и смерил его взглядом. Раньше он не слышал этих названий.

— Ты из Ричстаровых?

Струфф кивнул.

— Фреккеры, — заявил тот. — Все они. Глянь-ка. — Он повернулся и кивнул на Вечноград. Из-за расстояния он казался крошечным, но белая каменная кладка в лучах закатного солнца выглядела особо прекрасной. — Не пускают нас внутрь. Даже помолиться.

Мужчина всё говорил и говорил, но Каркалу быстро стало неинтересно. Он захотел попасть туда, в Вечноград, где семействам с кредитами могли потребоваться редкие услуги художника. Незнакомец переключился на религию, что Каркала интересовало даже ещё меньше.

— И Ричстары, они Храмовники, — произнёс мужчина так, словно Каркал знал, что это значит.

— Что за Храмовники?

— Еретики, — бросил человек.

Каркал видел плакаты. Еретики были спятившими чудовищами. Бешеными животными в человеческом обличье. Они ненавидели жизнь и порядок, и ещё они ненавидели искусство. От этого слова юношу пробрал озноб.

— В смысле, как Покаранные?

— Нет. Но тоже еретики.

Струфф вспомнил Ричстаров из своего детства. Никто из них, по его мнению, не попадал под описание еретиков. Он выскреб из коробки остатки еды, после чего вернул её Маттео за свой депозит. Мужчина с оружием неохотно вернул карточку.

Каркал опустил её в кошель. Теперь, набив живот, он почувствовал себя лучше. Парень поднялся, раздумывая, куда податься дальше, когда увидел приближающуюся по дороге процессию мужчин в чёрных рясах. Перед ними шла группка покаянниц. Одна из них направилась к Каркалу. Женщина была старой и согбенной, с покрытой болячками и клочками седой щетины головой, однако её глаза лучились добротой.

— Император любит тебя, — произнесла она, после чего обняла Струффа.

Момент человеческой доброты и тепла оказался таким коротким и неожиданным, что юноша не стал сопротивляться, когда старуха прижала его к опавшей груди. Каркал на секунду закрыл глаза, и ему показалось, словно он снова рядом с Агатой. На него нахлынуло давно забытое чувство любви, заботы и безопасности.

— Император любит тебя, — повторила она. — Сознайся в грехах и выдержи наказание, и тогда ты переродишься. — Она взяла его за руки и посмотрела в глаза. — Ты грешил, дитя моё?

Каркал пришёл в замешательство, не понимая, пыталась ли старуха его в чём-то уличить, и судорожно принялся искать ответ.

— Я... я... я... — залепетал он, не зная, что сказать.

— Когда будешь готов, найди нас. Вот, — сказала она и приколола ему к груди жёлтый кусочек ткани, на котором был изображён Дворец Императора на Святой Терре с встающим за ним солнцем. — Объявлен крестовый поход. Вступай в Братство и покайся в своих грехах.

Каркал вспомнил звук убийства первого человека на борту «Казачьей сабли» — глухой удар стального прута, ломающего череп, плеск воды от упавшего тела.

— Я каюсь! — выкрикнул он, но слова прозвучали фальшиво, а женщина уже отпустила его и пошла дальше, обняв следующего человека в толпе и сказав ему: «Император любит тебя».

Час спустя юноша остановился возле столовой и сунул руку в карман, только чтобы обнаружить, что его кредиты пропали. Он проверил каждый карман, но денег нигде не оказалось. Ни кредита. Единственной, на кого он мог подумать, была старуха. Покаянница!

Он двинулся обратно, в отчаянии пытаясь вернуться по собственным следам сквозь толпу, отрезавшую его от процессии.

— Вы видели Братство? — спрашивал он, и люди указывали ему на север, юг, восток и запад. Струфф услышал одну процессию — удары плетью по обнажённой плоти, звяканье колокольцев и аромат горящих курений — и схватил первую подвернувшуюся старуху с клочковатой седой щетиной. Однако она оказалась косоглазой, а следующая была слишком высокой, другая — слишком худой.

Он был вне себя от ярости. Его надули и предали. Он рывком развернул к себе очередную покаянницу.

— Прочь! — крикнул подскочивший мужчина и оттолкнул Каркала от старухи. — Ты — враг истинно верующих! Покайся!

Юноша попытался встать, но в следующий миг на него градом посыпались удары. Он прикрыл голову руками, защищая её от ударов до тех пор, пока мимо не прошёл последний из Братства. Каркал поднялся на ноги лишь после того, как толпа людей потянулась следом за крестоносцами. Он снова остался в одиночестве.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Как только отделение Минки вернулось в казармы, бандюгана понесли в лазарет.

Из штаба полка вышел старший комиссар Шанд. Он заметил носилки, остановился, затем направился к ней.

Девушка сделала вид, что не заметила его, и заговорила с Бреве.

— Сержант! — окликнул её Шанд. — Подойдите.

Она обернулась. Шанд был высоким сухощавым мужчиной, чьё поведение и немногословность пробирали до дрожи. Его аугметический глаз горел красным светом, а кожа на лице казалась натянутой из-за сплошной сетки шрамов.

— Вы приняли бой?

Минка на миг запнулась, пытаясь собраться с мыслями.

— Ну... — протянула кадианка. — Мы отправились в палаточный город. Там всем заправляют банды. Я обсуждала пропуск внутрь с их главарём, когда.

— Как показало себя пополнение?

— Что ж, сэр, мы ликвидировали двадцать бандитов и захватили их предводителя. Я доставила его для допроса.

— Вы подвергли отделение ненужному риску?

— Нет, сэр! Кто-то открыл огонь.

Шанд подошёл к ней вплотную.

— Кто открыл? Сержант, дисциплина в полку — моя ответственность. Помните, бойцы должны выполнять все ваши приказы. О любых случаях неподчинения необходимо докладывать мне. Сокрытие подобных проблем от комиссара — серьёзный проступок.

Если раньше вопросами её дисциплины заведовали офицеры, то теперь она сама стала офицером, а значит, её деятельность подпадала под прямую юрисдикцию Комиссариата. Взгляд политофицера словно высасывал из неё все нужные ему сведения. Ей нужно было как-то прикрыть Арктура.

— Ну, у капрала Арктура вышло из строя оружие... — промямлила она. — Он решил, что мы в опасности.

— Капрал! — чистым и властным голосом крикнул Шанд. Арктур был уже на полпути к казарме. — Я хочу с вами поговорить.

Все разом обернулись к ним.

Арктур остановился. Он съёжился, от командного тона комиссара почувствовав себя пойманной на крючок рыбой.

— Капрал. Рассказывайте, что случилось на патрулировании?

Иона встретился с Минкой взглядом.

— Моё оружие дало осечку, — сказал он. — Я не привык к карабину.

Впрочем, его странное поведение заставило Шанда присмотреться к бойцу получше.

— Смирно! — рявкнул он, и Арктур вытянулся в струнку.

Леск попыталась его предупредить, однако капрал и впрямь вёл себя необычно. Его движения казались медленными и заторможенными, и от Шанда это явно не укрылось.

— Я заключаю вас под стражу, капрал Арктур.

— За что, сэр? — брякнул боец, однако комиссар, не ответив, повёл его за собой.

Спустя несколько минут к казармам подтянулось несколько комиссаров в чёрных пальто. Внезапный всплеск активности Комиссариата не сулил ничего хорошего.

Яромир повернулся к Минке.

— Ты доложила о нём?

— Нет! Я ничего не говорила. — Впрочем, девушка сама поняла, что дала маху. — Я ничего не говорила. Послушай. Мне нужно в лазарет, но после этого я поговорю с крыланами за Арктура. Остальные, хорошенько отдохните. Завтра утром строевая подготовка. Сбор в пять ноль-ноль. Всем ясно?

Бойцы кивнули. Минка позволила им разойтись. Вымотанная до предела, она двинулась в сторону казарм.

По пути её кто-то догнал.

— Всё прошло плохо? — Это был Прассан.

— Ага, — отозвалась кадианка.

— Мне жаль.

— Бывало и хуже, — вмиг ощетинившись, бросила она.

В процессе реабилитации Минка провела в обществе медике Бантинга больше времени, чем ей бы того хотелось. Он чётко дал понять, причём не единожды, как мало его волнует проявленная в бою некомпетентность. Медике не испытывал к Минке сочувствия, а лишь недовольство оттого, как плохие командиры вроде неё тратили его время и силы.

Он бросил на Минку испепеляющий взгляд, когда та вошла в палату.

— Сержант Леск. Слышал я о вашем маленьком приключении.

Он уже успел вычистить рану Сайласа, присыпать её розовым антисептическим порошком и перевязать.

— Как оно? — спросила Минка.

— Слишком туго, — сказал Сайлас, сгибая руку.

— Растянется, — заявил Бантинг.

Боец взял палочку лхо и прикурил её одной рукой. Медике раздражённо зыркнул на него.

— Курить на улице, — произнёс он и двинулся дальше.

Помощник медике занимался стабилизацией Фаддея. Юноша лежал в кровати, содрогаясь в жестоких конвульсиях. Минка с отделением сделали внутри «Химеры» всё возможное, но теперь, когда с бойца срезали куртку, она увидела красную обугленную кожу. Там, где с тела Фаддея содрали волдыри, проступала опалённая багровая плоть, а по его спине сочились прозрачные выделения.

Бантинг осмотрел ожог и приказал ввести дополнительную дозу снотворного.

— Не думай, что сможешь уйти. Ты в ответе за этих людей, так что вымой руки и будешь помогать.

Он дал ей держать марлю, пока занимался обработкой ожогов Фаддея. Стоя над своим бойцом, кадианка наблюдала за тем, как медике обработал его раны, а затем перебинтовал их. Наконец снотворное подействовало, и юноша закрыл глаза. Его губы шевелились. Минке не хотелось знать, о чём он говорил.

На всё про всё ушёл почти час.

Бантинг отправился вымыть руки. Медсестра выбросила разорванную куртку Фаддея в мешок с биркой «Сжечь».

К тому времени эффект препарата начал сходить на нет.

— Может, тебе что-то принести?

Фаддей покачал головой.

— Уверен?

Он кивнул.

Девушка не нашлась со словами. Она заметила, что потолок палаты украшали старинные фрески с изображением Императора.

— Что ж, в таком красивом месте не грех и полежать.

Фаддей засмеялся, а затем поморщился от боли, осторожно перевернувшись на бок.

— Ага, серж. По крайней мере, будет на что поглядеть.

Она помогла ему устроиться поудобней.

— Думаю, ты побудешь здесь какое-то время, — сказала она. — Уверен, что ничего не нужно?

Он помолчал, раздумывая.

— Ну. Разве что-нибудь почитать.

Девушка похлопала себя по карманам. Там ничего не нашлось, за исключением «Руководства». Книга была одним из немногого, что она спасла с Кадии.

«Потеряете, и вас расстреляют», — сказали им наставники, когда ей было десять. Белощитники крайне серьёзно относились к вопросам, касающихся «Руководства». Это была традиционная шутка, которую говорили всем новобранцам. Минка взвесила книгу в руке, а затем протянула парню.

— Потеряешь, и тебя расстреляют, — сказала она, на что Фаддей снова хохотнул. — Она не даст тебе скучать, пока я не найду что-то другое. До тех пор можешь подучить раздел «Правила и предписания».

— Спасибо, — поблагодарил её Фаддей.

На выходе её подозвал к себе Бантинг.

— Я узнал, что ты привезла бандита, так что мне пришлось подлатать и его заодно.

— Прости.

— Не нужно извиняться. Тебя обучали делать в людях дырки.

— Стараюсь как могу.

— И не поспоришь. Что ж, похоже, сегодня было не самое удачное начало. Уверена, что справишься?

— Да, — сказала она.

— Точно?

— Да.

Минка поняла, к чему клонил медике: она наворотила фрекковых дел.

— Судя по тому, что я слышал, вам повезло. Всё могло быть гораздо хуже.

— Всегда может быть хуже, — отозвалась девушка.

Когда она вышла из палаты, её уже ждал комиссар-кадет Нолл. Он помахал ей бланком.

— Сержант. Комиссар Шанд нашёл среди вещей капрала Арктура большое количество обскуры. Вы знали об этом?

— Нет, — поспешно ответила Минка.

— Вы уверены?

— Да, — утвердительно сказала девушка. — В смысле, я подозревала травку.

Нолл сделал в бланке пометку, и она поставила на нём подпись.

— Если вы или кто-то ещё причастен к этому... — предупредил её Нолл, оставив вторую часть предложения недосказанной. Судя по его поведению, он был взволнован из-за находки, взволнован потому, что Арктура теперь расстреляют. Без сомнения, Ноллу хотелось всадить в кого-нибудь пулю лично.

— Я понимаю, — отозвалась Леск.

К тому времени, как она добралась до столовой, обед уже заканчивался.

Минка взяла одну из тарелок, оставленных для опоздавших. В ней оказались какие-то обрезки и кусочки мясной плитки.

Поев, она отправилась в казарму, чтобы найти Дайдо, однако её койка оказалась пустой, а вместо неё в помещении была лишь пара солдат, склонившихся над картой Потенса.

Полуденные тени начинали удлиняться.

Минке захотелось побыть немного в тишине. Она отправилась на казарменный плац, а оттуда по истоптанной каменной лестнице поднялась на стрелковый парапет. Наверху оказалось достаточно прохладно для куртки. С такой высоты открывался отличный вид на южную часть Вечнограда.

Девушка замерла и сделала глубокий вдох.

Золотой свет напомнил ей лучшие дни. Какое-то время она задумчиво стояла, облокотившись на парапет и глядя вниз с высоты казарменного помещения. Солнце здесь садилось весьма быстро. Кадианка оставалась наверху до тех пор, пока небо не начало темнеть, а затем, ведя пальцами по каменной стене, перебралась на восточную сторону.

Там она обнаружила человека, стоявшего, упёршись руками в скалобетонное укрепление. Шанд. Он возник неожиданно, так, словно хотел застичь её врасплох.

— Сержант, — сказал комиссар, и Минка поняла, что скрыться от него не успеет.

Она отсалютовала и подошла ближе. Из Вечнограда доносились звуки стрельбы. Девушка почувствовала, что должна что-то сказать.

— Внизу, похоже, не очень мирно.

— Мира нет нигде, — отозвался Шанд.

В выражении его лица сквозила какая-то непреходящая боль. Оно выглядело холодным, жёстким и отчуждённым. Его посечённые костяшки пальцев побелели. Напряжённость комиссара не на шутку встревожила девушку. А затем внезапно он повернулся и смерил её взглядом.

— Ты знаешь, что мы нашли в пожитках Арктура обскуру?

— Да, сэр.

— И тебе известно наказание?

— Да, сэр. — Ей не требовалось уточнять. Иону Арктура застрелят.

— Нет. Я имею в виду наказание за недонесение важной информации комиссару.

— Да, сэр. Но клянусь, я ничего об этом не знала.

— Нет?

Щёки девушки залились густым румянцем.

— Нет, сэр. Конечно, я знала, что он распущен, что все эти новобранцы кажутся распущенными. Я думала, немного дисциплины вправит ему мозги. Имей я подозрения об обскуре, то немедленно донесла бы это до вашего внимания.

Шанд какое-то время молчал.

— Ты была на Маркизе, — наконец произнёс он. Его слова прозвучали не как вопрос, а скорее как утверждение.

— Да, сэр.

— Я просмотрел твои отчёты, Леск. На Маркизе ты была рядовой в роте Г.

Кадианка напряглась.

— Да, сэр. Мы шли в первой волне. В «Адских бурах».

— Рота Г понесла... — он помолчал, подбирая гвардейский эвфемизм, — большие потери.

— Да, сэр. Оттуда выбрались лишь двое. Я и Грогар.

— Лишь двое из ста тридцати семи бойцов.

— Это так, сэр, — осторожно ответила Леск.

Комиссар сделал глубокий вдох, словно пытаясь унять боль.

— Повезло вам, не думаешь? — поинтересовался он.

— В чём, сэр? — держась настороже, спросила она.

— Ты мне скажи. — Шанд обратил на неё зловещий красный глаз.

Комиссар сражался и расстреливал солдат так долго, что теперь всё его тело словно излучало угрозу. Минке не хватило решимости встретиться с ним взглядом.

— В своём отчёте ты упомянула о часовне среди руин города.

— В самом деле?

— Да, — недвусмысленным тоном произнёс он. — В самом деле. Опиши её.

На лбу кадианки выступила испарина.

— Если честно, я смутно всё помню, сэр. Медике сказал, у меня был токсический шок.

— Опиши её мне.

Минка застыла как статуя. Она описала часовню настолько подробно, насколько смогла вспомнить. Наконец девушка подняла на него глаза. Политофицер отвернулся и теперь смотрел на чернеющее небо. Над городом как раз пролетало звено из трёх истребителей. Отсюда они напоминали «Громы», а ещё дальше к звёздному порту торопливо снижался какой-то челнок. Он выглядел слишком большим, тяжёлым и медленным для того, чтобы держаться в воздухе.

Шанд задумчиво кивнул.

— И ты написала, что видела еретика.

— Там было много еретиков.

— Ты поняла, кого я имею в виду.

Леск сглотнула.

— Да, — наконец сказала она. Она поняла, что тот имел в виду. Девушка откашлялась.

— Ты знаешь, как они себя называют?

Она покачала головой. Ей не хотелось знать.

— Они зовут себя Пожирающими Миры.

Минка промолчала.

— Они — враги, которым мы должны смотреть в лицо. Должны сокрушать. Должны уничтожать без всякой жалости. Святой Император даёт нам сил, дабы очищать нечестивцев.

Ей стало дурно.

— Да, сэр.

Комиссар снова повернулся к ней.

— А ты достаточно сильна, чтобы сокрушать их?

— Я... — пролепетала девушка. На мгновение она словно вернулась в подулей, когда на неё нёсся космодесантник-еретик. Восемь футов ярости. Полтонны ненависти. Каждый отряд гвардейцев, вместе с которыми она там находилась, поочерёдно кидался на него, а он перебил их всех до единого. — Его ничто не останавливало.

— Тогда как ты выжила?

— Я не знаю. Не могу вспомнить.

— Не можешь или не хочешь?

Наконец она взяла себя в руки.

— Меня всесторонне проверил исповедник Керемм. Процедура была не из приятных. Но меня сочли пригодной нести службу, не только физически, но и духовно.

Она перевела взгляд с его настоящего глаза на аугметическое око, затем обратно. Судя по виду комиссара, он ей не очень-то поверил.

— Мы не бежим от врагов, сержант Леск. Это делает их сильнее. Мы умираем, отвергая и их, и их кредо. Таков долг каждого гвардейца. Погибая, мы становимся мучениками. В смерти мы побеждаем. Таков девиз Сто первого. Ты понимаешь, что он означает?

Она кивнула, осознав, что больше не может смотреть ему в лицо.

— Да, сэр, — тонким голоском отозвалась девушка. — Я знаю, сэр. Я живу по его завету.

Какое-то время они просто стояли, разглядывая город, пока в нём не зажглись люмены, осветив главные дорожные артерии.

Грянул колокол. Через десять минут скомандуют отбой. Именно в этот момент раздался характерный звук выстрела, эхом донёсшийся с казарменного плаца.

— Ага, — произнёс Шанд. — Похоже, душа Ионы Арктура отлетела к Императору. Будьте осторожны, сержант Леск, иначе отправитесь за ним следом.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Той первой ночью на Потенсе Каркал нашёл себе для сна мусорную кучу в тихом районе палаточного города. Он глядел на далёкие огни Вечнограда. «Нужно выбираться из этого пекла», — твердил себе юноша. Он попытался отдохнуть, но ночью палаточный город наполнился грохотом выстрелов и криками, а затем погрузился в мёртвую тишину, когда пальба прекратилась.

Струфф проснулся перед рассветом, захлёбываясь слюной от голода. Пустой желудок жалобно заурчал, когда юноша учуял аромат пекущегося хлеба. Через полчаса, идя на запах, он нашёл искомое место. В такую рань бодрствовали лишь отчаянные и бездомные люди.

Фургон-пекарня стоял меж пустующей парой блоков, где не стали разбивать никаких палаток, а земля поросла сорняками и кустами. В задней части фургона разместили печи. Под выгоревшим полотняным навесом трудились работники, отправляя выпекаться лотки с расстоявшимися заготовками, которые затем переносили внутрь небольшого тента в красно-бело-синюю полоску, где ели другие люди.

Запах был настолько сильный, что у Каркала неудержимо потекли слюни. Он уже собирался выйти на открытое пространство, когда вдруг услышал скрежет затачивающихся ножей. Парень подкрался ближе. Заглянув за откинутый полог навеса, он увидел рабочих, высыпающих мешки с молотой фасолью в муку, месящих и режущих тесто, и ещё несколько фигур возле огромных чанов. Внутри них оказались гигантские кучи теста, дожидающегося своей очереди на превращение в заготовки. И там же, на полках, лежали длинные белые буханки, присыпанные мукой. Каркал придвинулся ещё ближе.

К пекарне подъехала машина, и он спрятался, когда работники принялись загружать в неё корзины со свежеиспечённым хрустящим хлебом, складывая их на открытую платформу.

Струфф едва мог поверить в свою удачу. Он дождался, пока грузчики не уйдут. Водители травили байки между собой. Юноша прокрался в тень фургона. Он услышал с другой стороны машины голос и, заглянув под шасси, увидел пару ног, которые какое-то время стояли на месте, а затем развернулись и исчезли из виду.

Он услышал «Зарпал», затем слово «приказы». Судя по тому, как произнесли его имя, этот Зарпал был важной птицей. Впрочем, запах хлеба манил его слишком сильно. Отчаяние придало Каркалу уверенности. Всего одна буханка. Ну или две.

Металл оказался слишком скользким и твёрдым, чтобы за него ухватиться. Оттолкнувшись от земли и подтянувшись на руках, Каркал выкарабкался на платформу и заглянул в корзины с хлебом. Схватил буханку. Ещё одну. И ещё.

Хлеб был ещё тёплым. Струфф зубами оторвал кусок. Ломающаяся корочка наполнила нос ароматом, о котором он почти забыл за долгие месяцы на борту корабля. Внезапно парня захлестнул поток воспоминаний о другой жизни, в которой он был смешивателем красок. Охваченный ужасом и упоением, он сунул три буханки себе за пазуху, схватил четвёртую, после чего спрыгнул на землю и кинулся бежать туда, откуда пришёл, но в спешке споткнулся и плашмя рухнул на землю, успев, однако, вскинуть руку с хлебом, чтобы не испачкать его в грязи.

Выругавшись, Каркал оглянулся посмотреть, за что зацепилась его нога. На него уставилось сверху безобразное лицо толстого, лысого, крупного мужчины со стальными зубами и носом, который разбивали больше раз, чем иной фарфоровый кувшин. На его шее был вытатуирован прыгающий леопард. Струфф начал было извиняться, но здоровяк поднял ногу и наступил ему на руку. Юноша вскрикнул от боли.

— Ты мелкое вороватое дерьмо. — Глубокий рокочущий голос мужчины напоминал сходящий оползень. — Я вырву тебе глаза, если ещё раз встречу на своей территории. Усёк?

Каркал воспользовался шансом, чтобы вставить несколько слов.

— Простите, сэр. Я прибыл лишь вчера. Я художник, — быстро затараторил он. — Я писал Ричстаров. Могу послужить и вам.

— Ричстары, — прорычал громила. — Слышать не хочу о Ричстарах.

Он нагнулся и взял его за лицо. Судя по силе хватки, мужчина явно подвергся генетическому улучшению. Здоровяк вздёрнул парня на ноги, а затем оторвал от земли.

— Как тебя зовут? — спросил мужчина с железными зубами.

— Каркал, — ответил тот.

— Что ж, Каркал, меня уже тошнит от таких бродяг, как ты. Вы только и делаете, что воруете. Крадёте. Грабите. Усёк?

— Меня прислал мастер Зарпал, — как можно более уверенным тоном заявил юноша.

Имя сработало словно оберег. Мужчина тут же опустил его на землю и смахнул грязь с груди.

— О, прости. Мастер Зарпал. Тебе следовало сказать.

— Да. Ничего страшного. Я понимаю, на что это похоже. Все голодают.

— Именно, — сказал громила, кивнув в сторону звёздного порта. — Они лишь свозят новых и новых воров. Каждый день. И кто за ними присматривает? Да никто. Они оставили их нам. В этом мире каждый за себя.

— Знаю, — сказал Каркал, лихорадочно думая, как бы поскорее отсюда убраться. — Зарпал шлёт тебе привет.

— Привет? — переспросил здоровяк. — Мне?

— Как тебя зовут?

— Хамма, — отозвался тот.

— Тогда да. Тебе.

Хамма улыбнулся, так что от его стальных зубов отразился свет люменов.

— Какая щедрость с его стороны.

Каркал стряхнул грязь с одежды и развернулся, собираясь уйти. Он едва мог поверить в своё везение.

— Постой, — сказал Хамма, и Струфф обернулся.

Он успел заметить уродливое лицо здоровяка, прежде чем тот врезал ему лбом прямо в нос. Затем всё исчезло за пеленой боли.

Бандит нагнулся и подобрал его с земли, как тряпичную куклу.

— Итак, Каркал. Расскажи-ка мне, как это Зарпал мог с тобой говорить, если только вчера я раскроил его от шеи до пупа. Он что, восстал из мёртвых?

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Бандюган, которого доставила Минка из палаточного города, отказывался говорить до тех пор, пока не стало ясно, что особого выбора у него нет. Предоставленную им информацию присовокупили к файлам, составленным кадианскими офицерами разведки. Затем собранные сведения передали полковнику Байтову.

Майор Кастелек вызвал к себе флаг-сержанта Даала.

— Здесь творится чёрт знает что, — сказал майор, швырнув файл на стол.

— Да, — отозвался Даал. — Простите, сэр. Это моя вина. Думал, всё пройдёт гладко. Я не знал, что силовики покинули лагерь. Судя по тому, что я слышал, Леск хорошо себя показала, не потеряв всё отделение. Она молодая, но крепкая.

Майора Кастелека его слова, похоже, не убедили.

— Байтова такое не впечатлит.

Даал и сам это прекрасно понимал.

— Итак, — продолжил майор. — Что дальше?

— Покажем, кто тут главный. Уличные банды понимают лишь один язык. Мы должны вбить бандюганам в головы, что мы теперь здесь и не позволим им рвать лагерь на куски.

— Верно. Пусть этим займётся четвёртый взвод. Дай им всё, что нужно. Предлагаю взять танки и вынести... Как они себя там зовут?.. Картеллов к чертям собачьим. Затем я предоставлю Байтову окончательный рапорт.

Даал улыбнулся.

— Да, сэр.

Час спустя три эскадрона «Леманов Руссов» отправились в путь вместе с четвёртым взводом на пяти «Химерах».

На этот раз, приблизившись к территории Картеллов, кадианцы не стали тратить время на разговоры. Завидев бронетехнику, бандюганы попытались убраться куда подальше, но, едва они запрыгнули в самодельные боевые машины, головной «Леман Русс» открыл огонь.

Расстояние составляло больше восьмисот ярдов. Предельная дальность выстрела для движущегося на полной скорости танка.

Осколочно-фугасный снаряд попал точно в ближайший грузовик. Взрыв разнёс машину на части, расшвыряв тела бандитов, словно тряпичных кукол, после чего грянул уже полновесный залп, который обрушился на вражеский пункт пропуска.

Осколки с одинаковой лёгкостью раздирали и плоть, и сталь, однако ударные волны убили гораздо больше людей, и выжившие бандюганы в панике кинулись наутёк, бросив горящие обломки своих машин.

Они всё ещё пылали, когда колонна гвардейцев смела их в сторону.

Кадианцы расстреливали всех бандитов, которые встречались по пути, и сжигали их базы, а когда по ним открывали огонь, то отвечали с удвоенной мощью.

Через три часа они вернулись на базу, превратив район палаточного города площадью в квадратную милю в пепелище.

Взводом командовал Тайсон. Он пребывал в скверном расположении духа, когда вошёл в штаб полковника. Спаркер сидел, закинув ноги на стол, и курил палочку лхо, на коленях у него лежала раскрытая стопка наполовину прочитанных пергаментных отчетов.

Когда Тайсон переступил порог, он убрал ноги и сел как полагалось.

— Итак, — сказал он. — Выкладывай.

Сержант пододвинул к себе кресло и сел напротив полковника. Спаркер протянул ему через стол палочку лхо. Тайсон взял её и подался вперёд, чтобы прикурить.

Он затянулся, затем выдохнул тонкую струйку сизого дыма.

— Что ж, Картеллов мы зачистили. Но бандюганы там повсюду. В основном ульевые бандиты. Они бьются за территории.

— Силовики там есть?

— Ни одного. Они вышли оттуда полностью. Теперь там всем заправляют бандюганы. Они продают гуманитарку. И точно замешаны в торговле оружием. У Картеллов было тяжёлое оснащение. «Голиафы». Парочка полугусеничных машин.

— Они лояльны?

— Трон его знает. Но следов ереси нет.

Спаркер покачал головой.

— Отчаянные времена требуют отчаянных мер. Думаешь, мы сможем перетянуть их на свою сторону?

— Мы настолько отчаялись?

Полковник утвердительно кивнул.

— Очевидно, да. Орбитальный Град пал десять дней назад. Похоже, Флот снова облажался.

— Калибиниры дают о себе знать?

— Ни слуху ни духу, по крайней мере пока, — отозвался Спаркер. — Думаю, они испугались. Или окапываются. Такими темпами Покаранные будут здесь за считаные недели. Или дни. Возможно, нам потребуется, чтобы банды сражались на нашей стороне.

Тайсон промолчал.

Полковник вздохнул.

— И ещё вот это. — Он толкнул сержанту личное дело. Документ был помечен штампом Комиссариата. Красное слово — «Казнён».

— Капрал Арктур. Отделение Леск. Его застрелили.

Сержант протяжно выдохнул. Затем взял файл и открыл его. Он не видел этого штампа уже очень долгое время.

— Комиссары нашли у него достаточно обскуры, чтобы обдолбать половину полка.

— Фрекк, — протянул сержант.

Спаркер согласился.

— И это в моей роте! Через два часа ко мне зайдёт комиссар Шанд. Он принял всё это очень близко к сердцу. Если кто-нибудь переступит черту...

Тайсон не стал ждать окончания фразы.

— Мы можем зарегистрировать казни на Красных Черепов?

Полковник поджал губы.

— Я попытаюсь. Официально, конечно, они уже наши бойцы. Но...

— Но в Сто первом не было ни одного расстрела за последние три года. Будь я проклят, если эти новобранцы потянут нас вниз.

Спаркер ничего не сказал. Судя по выражению его лица, он думал так же, только не мог сказать этого вслух.

— Я поговорю с Шандом. Нужно подыскать Леск нового капрала.

— Виктора?

— Нет. Пусть будет кто-то из новобранцев. Для сплочения роты и всё такое прочее.

— Я займусь этим вопросом.

Полковник Спаркер кивнул и глубоко затянулся палочкой лхо. Затем взял один из докладов.

— Командование звёздной системы очень напугано. Очевидно, Потенс не может пасть. Это место имеет громадное символическое значение для всего сектора. Что-то связанное с местным святым. Он — основатель здешней династии. К нам отправили имперского генерала, который возглавит оборону.

— Чудесно. Ещё один Ричстар?

Спаркер улыбнулся.

— На самом деле нет. Похоже, он кадианец.

Тайсон хохотнул.

— Значит, надежда ещё есть.

Полковник процитировал старую поговорку, которую заучивали наизусть все кадианцы на третий год обучения в схоламе.

— Не верь в надежду. — начал он.

Сержант поднял руку.

— Знаю, знаю. Надежда — первый шаг на пути к разочарованию.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

По всему Потенсу калибиниры наконец начали занимать оборонительные рубежи, одновременно с этим объявив всеобщую мобилизацию резервистов. Тогда же был отдан приказ о полной эвакуации удалённых ферм, рудников и водозаборов, которую следовало завершить за неделю, после чего на них останется лишь минимальное количество работников.

Между тем развернулась подготовка к защите Вечнограда. С помощью бульдозерных отвалов, закреплённых на восьмиколёсных грузовиках, резервисты возводили танковые позиции и земляные валы для отражения вероятных атак. Стены города усилили колючей проволокой и мешками с песком, а подступы к главным воротам окружили полями ржавых противотанковых ежей.

Следующее утро кадианцы провели, роя окопы вокруг акрополя.

Представители Экклезиархии настояли на том, чтобы они не входили в сам собор, однако солдаты всё равно обустроили позиции на основных путях к акрополю, установив тяжёлые огневые платформы над крутыми дорогами, а танки и самоходные артустановки с помощью бульдозерных отвалов соорудили себе насыпи для защиты от атак снизу. Там, где скалистая земля не позволяла использовать танки, за дело брались кадианцы, подкатывая на место бочки с водой либо укладывая мешки с песком вдоль низких стенок.

Новость о казни Арктура бросила тень на них всех. Мало кто винил Арктура. Некоторые винили крыланов. Большинство винило Минку. Всеобщее неодобрение витало вокруг неё подобно дурному запаху. Даже сержант Даал налетел на неё, когда она ссыпала в мешки песок.

Даал взял её за затылок и повернул вплотную к своему лицу.

— Леск! Почему ты не сообщила мне? Если кто-то натворил фрекковщину, ты идёшь ко мне, понятно? Мы улаживаем всё внутри полка. Ясно?

Она почувствовала себя глупой. Казалось, ей приходится извиняться уже в сотый раз.

— Да, сэр. Но я не знала.

Он сдавил ей загривок и хорошенько тряхнул.

— Первая казнь за три года, фрекка ради!

— Я доложила о том, что случилось в палаточном городе. Вот и всё. Небольшое взыскание. Если бы у него не нашли обскуру...

Но Даал уже разошёлся.

— Молчать! Ты знаешь, что происходит, когда один комиссар добывает себе скальп? Ты знаешь, о чём начинают думать остальные? А я тебе отвечу. Они начинают думать: «А где мой трофей?» Ты видела глаза Нолла? Ему не терпится кого-нибудь пристрелить. В них начинает просыпаться дух соперничества. «Скольких фреккеров ты пришил на этой неделе?» Вот о чём они начинают думать. Крыланы говорят себе, что были с нами слишком мягкими и теперь пора взяться за нас всерьёз.

Минка устала от того, что все обвинительно тыкают в неё пальцами.

— Хотите сказать, что вина за следующего казнённого будет на мне?

Даал разошёлся не на шутку.

— Да! — рявкнул он. — Именно это я и хочу сказать.

Когда они вернулись в казармы, уже издали информационный бюллетень. В нём подтвердили то, что все и так знали: контакт с Орбитальным Градом был утерян. Помимо того, что Покаранные находились на расстоянии короткого варп-прыжка от Потенса, началась всепланетная эвакуация меньших населённых пунктов, а пикетная линия флота оттянулась к путевой станции близ Намарры.

Неподалёку от стенда по случайному совпадению оказался капитан Фирвууд. Ещё неделю назад он был сержантом и теперь свыкался с должностью командира второго взвода. Собравшиеся повернулись к нему.

— Как думаете, когда здесь появятся Покаранные?

— Когда? Думаю, это всё ещё если. Но, исходя из того, как быстро они продвинулись от Вахты Брея, я бы сказал, что через неделю.

При этих словах атмосфера в казарме резко поменялась. Некоторые уставились на доску с объявлениями, другие задумчиво побрели прочь.

Минка старалась никому лишний раз не показываться на глаза. Дайдо нашла её, сидящую скрестив ноги на койке с разложенным на одеяле карабином.

— Привет, — сказала подруга.

Леск не отозвалась.

— Эй, — повторила Дайдо, теперь уже громче.

Девушка загнала внутрь ствола протирку, после чего вытащила хлопковую ткань обратно.

— Я облажалась, — сказала она.

Дайдо неопределённо кивнула.

— Ну, вроде как да. Но это не твоя вина.

— Он выстрелил без предупреждения. Мы все чуть не погибли. Я не знала, что он приторговывал обскурой. Но, хвала Трону, крыланы нашли её. Он заслуживал расстрела. А теперь все бросают на меня эти взгляды.

— Какие ещё взгляды?

— Взгляды типа «ты нас подвела».

Дайдо выдавила улыбку.

— Ты говорила с отделением?

— Нет. — Минка замолчала, держа в руках ствол и приклад карабина. Поза девушки говорила сама за себя.

Дайдо ободряюще ей улыбнулась.

— Они поймут. Они же знают, что случилось. — Слова сержанта прозвучали не слишком уверенно. Раздался тихий щелчок, когда Леск вкрутила ствол карабина на место. Девушка подняла оружие перед собой и оглядела со всех сторон.

— Хотела бы я остаться простой рядовой. Выполнять приказы. Делать свою работу. Шанд рылся в моём деле. Начал расспрашивать о Маркизе. О том, как мы с Грогаром выжили.

— Как вы выжили?

— Я не знаю, — ответила Минка. На мгновение у неё на глазах выступили слёзы. — Я вижу сны. Но я помню лишь то, что нас вытащили из грязи. Остальное — сплошная каша.

С минуту Дайдо молчала.

— Что ж, — наконец сказала она. — Император позвал тебя.

— Думаешь, это был Он?

— Конечно. Иначе ты бы не уцелела.

— Думаешь, это работает именно так?

— О чём ты?

— О том, что ты впрямь считаешь, будто Императора заботят наши дела? Мы обычные солдаты. Нас таких миллионы. Миллиарды. Ты всерьёз думаешь, что Его волнует, чем мы заняты, или как сражаемся, или как умираем?

— Конечно, Его волнует, — сказала Дайдо. — Мы же кадианцы.

— Да. Но серьёзно. Думаешь ли ты, Дайдо Фреврен, что Его волнуешь ты? Что Он присматривает за тобой?

Дайдо состроила гримасу.

— Не знаю. — Она помолчала. — Никогда не думала об этом в таком ключе.

— Не думала?

Подруга покачала головой. В комнате повисло молчание, пока Минка продолжала собирать карабин обратно.

— А я думаю всё время, — наконец призналась она.

— И у тебя есть ответ?

Леск покачала головой.

— Нет, — произнесла она. — В смысле, я надеюсь, что Он наблюдает за нами. Я говорю себе, что Он присматривает за нами. Я прихожу в ужас, вспоминая Его жертву. Его боль. И Его великий дар всем нам. И я представляю себе, как Он стоит позади меня, и иногда это придаёт мне сил. — Она хотела продолжить, но остановилась. Следующие слова казались табу. Тем, что не следовало говорить вслух. Минка сделала глубокий вдох. — Но иногда меня посещают чёрные мысли, и тогда я перестаю верить, что Он присматривает за нами. Перестаю верить, что мы Его волнуем. И тогда всё это начинает казаться мне бессмысленным.

— Так говорят еретики, — понизив голос, сказала Дайдо.

Леск замолчала. Дайдо была права. Ей не следовало позволять себе даже думать о подобном. Она снова глубоко вдохнула и кивнула.

— Знаю. Прости. Я прочту молитвы.

— Хорошо. Никогда больше так не говори, Минка. — Обе кадианки замолчали. Дайдо выдавила улыбку и заговорила лёгким тоном, так, словно ничего не случилось: — Слышала об Орбитальном Граде?

Девушка кивнула. Некогда думать о плохом, когда близится час битвы.

— Тебе следует сплотить отделение, — продолжала болтать Дайдо. — Знаешь, как делали в Белых Щитах. Бег в полной боевой выкладке, шесть миль, тридцать восемь минут. Или пробегают все, или начинаем по новой.

Ей показалось глупостью возвращаться к тренировкам белощитников, но Дайдо говорила уверенным тоном.

— Я сама так делаю. Сплачиваю всех вместе.

— Звучит слишком просто.

— Командовать несложно. Ты ведёшь людей за собой и даёшь на любой вопрос конкретный ответ. Не имеет значения, права ты или нет. Пусть над этим ломают головы полковые историки. Просто принимай решения. И помни — новобранцы такие же кадианцы. Наверное, с ними стряслось нечто и впрямь фрекковски плохое.

— Хуже Маркграафа?

— Наверное.

— Почему-то я не верю. — Минка протяжно вздохнула. — Но попробую.

— Хорошо, — сказала Дайдо. — И насчёт другого дерьма. Про Императора. Сходи к Керемму, если нужно. Но больше не говори такого никогда.

Минка накинула куртку и зашла в казарменный зал, чтобы лично отдать распоряжение. Её бойцы, разбившись на небольшие группки, играли в карты либо лежали в своих койках.

— Бег в полной выкладке, завтра, в пять утра.

Некоторые заворчали, другие застонали, а прочие сделали вид, будто не услышали её вовсе.

У неё не было на это времени.

— Услышали меня?

— Да, — отозвались солдаты.

Когда она обернулась к выходу, перед ней встал человек. Она попыталась обойти его, но тот снова преградил ей дорогу. Минка уже собиралась пихнуть его плечом, когда незнакомец наконец заговорил.

— Меня зовут Лаптев. Я ваш новый капрал.

Она смерила его взглядом. Судя по шрамам, он схлопотал пару пуль во имя Императора. Но сейчас он стоял, заложив руки в карманы, куртка была не застёгнута, а ремень свободно болтался на поясе. Он был из тех бойцов, чья улыбка сулила опасность. Из тех головорезов, с которыми лучше не связываться.

— Лаптев. Хорошо. Добро пожаловать. — Она протянула руку, но тот её не пожал. Минка продолжала держать ладонь перед собой. Мужчина остался неподвижным.

— Я ваш капрал, а не дружок, — произнёс он.

— Верно, — ответила девушка, убирая руку. — Бег в полной выкладке, завтра, в пять утра.

Минке потребовалось время, чтобы успокоиться и наконец уснуть.

Она не прочла вечерние молитвы, вместо этого делая отжимания до тех пор, пока у неё по лицу не потёк пот, плечи не стало жечь огнём, и в какой-то момент она не смогла оторваться от пола. Упражнение помогло. Она легла в кровать и, уставившись в потолок, сосредоточилась на дыхании.

Затем она, по-видимому, уснула, забывшись в беспокойной дрёме, время от времени перемежаемой сновидениями.

В одном сне ей снова было тринадцать. На фоне ночной тьмы горел лагерный костёр. Она находилась на Кадукадских островах, и слабое пламя колебал морской бриз. Её лицо и ботинки были тёплыми. Остальное тело ныло от холода, а вокруг свистел ветер, задувающий с поросшего вереском болота.

В другой грёзе она снова была ребёнком, идущим вместе с братом по жилой зоне касра Мирака в пекарню, где им дали плотную буханку чёрного гречневого хлеба. «Порезать? — спросил пекарь. Он был ветераном. Имел лишь одну руку, которой и опустил буханку в машину для нарезания, а та подала готовые ломти в коричневый бумажный пакет. — Держи». Она протянула ему рационный талон, а тот положил его в корзину.

Затем она вместе с братом отправилась обратно.

С братом.

Во снах он казался таким реальным. Живым. Она могла обернуться и заговорить с ним, и он бы ответил ей, как живой человек.

— Давай я понесу, — сказала девочка из сна, на что он протянул ей пакет, и она ощутила в руке шершавую бумагу.

«Как его звали?» — подумала она и попыталась обернуться, чтобы спросить, однако не смогла. Ей было восемь или девять, и она возвращалась домой вместе с братом, неся выданный на сутки паёк хлеба.

Это было хорошее место, чтобы остановиться и предаться воспоминаниям. Однако дремлющий рассудок Минки замешкался, и её настигли волки памяти. Повернувшись к брату, она обнаружила себя уже не на тёмных улицах касра Мирака, а под землёй, где с потолка свисали липкие сталактиты. Она стояла по колено в слизи. Девушка поняла, что слишком задержалась в прошлом, и попыталась проснуться, но волки держали её крепко, не желая отпускать. Минка услышала его голос, напоминавший рёв великана, затем увидела красную вспышку и мигающий залп лазерных импульсов. Восемь футов ужаса в силовой броне. Она нырнула вниз и успела мельком заметить навершие топора с вращающимися цепными зубьями, и на мгновение её ноги стали как желе, а потом кровь попала ей в нос. И в кричащий рот. И не только кровь, но и клочья человеческих волос и плоти, осколки костей и бронежилета.

Минка резко поднялась.

Вокруг царила кромешная тьма. Её руки инстинктивно вскинули карабин, чтобы открыть огонь, однако великан исчез. В руках у неё ничего не оказалось. На лбу и спине девушки выступил обильный пот.

Её брат.

Она сосредоточилась на этом моменте, чтобы успокоить бешено колотящееся сердце.

Его звали Тарли. Она пообещала матери, что присмотрит за ним. Она старалась как могла. Сейчас ему должно было исполниться шестнадцать. Белощитник. Может, он ещё до сих пор где-то жив. Может, Императору всё же было до них дело.

Минка сделала глубокий вдох. Ей нужно собраться с мыслями. Нужно подумать. Она была сержантом, и Император присматривал за ней, и, во имя Трона, завтра утром она приведёт своё отделение в форму.

Утром Минка приняла холодный душ. Оделась и начистила до блеска ботинки. Без пяти минут пять она стояла на плацу перед выстроенными здоровыми членами отделения.

Она выглядела уставшей. Присутствовали все, за исключением новичка, этого Лаптева.

— Кто-нибудь его видел? — рявкнула она.

Яромир шагнул вперёд.

— Он сказал, у него есть дела поинтереснее, — уставившись на неё, медленно проговорил здоровяк.

Сержант заставила его повторить.

— Я правильно поняла?

— Да, — сказал Яромир. Его глаз снова начал дёргаться. Девушка поняла, что ей сложно на него смотреть. — Я сказал ему, но он ответил вот так.

Минка почувствовала на себе взгляды всего отделения. Почувствовала, как Дрено с Белусом дожидаются очередной её промашки, и вспыхнула от гнева.

— Виктор! Прикажи капралу Лаптеву явиться сюда. Немедленно!

Она словно ощутила мысли присутствующих: «А иначе что? Натравишь на него крыланов?»

Виктор отсалютовал, развернулся и загрохотал ботинками по брусчатке плаца. Она мысленно проследила за ним до дверей казармы, затем вниз по широким каменным плитам винтовой лестницы до спален, что тянулись по обе стороны от неё.

Через какое-то время появился Лаптев.

— Капрал. Я распорядилась, чтобы отделение собралось в пять ноль-ноль для тренировки.

Лаптев посмотрел на отряд.

— И они здесь.

— Кроме тебя.

— Вы хотели, чтобы я тоже пришёл?

Минка услышала, как Дрено с Белусом мерзко хихикнули. Её руки задрожали. Она уже потеряла Арктура, а теперь отделение заставляло её выглядеть — и чувствовать себя — зелёным новичком. Она убрала руки за спину, чтобы их никто не видел, и сжала кулаки.

— Я полагала, — не моргая, сказала она, — это было ясно.

— Нет, — отозвался Лаптев. — Не было.

Минка к тому времени прочла его досье. Прослужил шесть лет. Получил несколько поощрений за храбрость. Повышение. Специалист в рукопашном бою. Какое-то время даже был сержантом, хотя она так и не поняла, почему его понизили обратно. Исходя из доклада, она ожидала, что Лаптев будет типичным кадианцем — свирепым, надёжным, не прочь выпить вне службы. Достаточно импульсивным, чтобы решать споры кулаками. Чего она не ожидала, так это настолько откровенной враждебности.

— Я служил вместе с Арктуром шесть лет, — неожиданно сказал Лаптев. — Однажды он вытащил меня из нейтральной зоны. Я перед ним в долгу.

— Слушай. Мне действительно жаль насчёт случившегося, — заговорила она. — Не торгуй он обскурой...

— Офицеры вроде тебя долго не живут, — произнёс капрал.

— Ты мне угрожаешь?

— Нет, — недобро прищурился он. — Я говорю тебе правду.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

День на Потенсе начинался рано. В шесть часов солнце взошло над горизонтом и начало безжалостно палить с ясного синего неба.

Родин и Стрек, бойцы отделения Джанки, сидели на улице перед казармой и чистили оружие всего отряда. В руках у них была промасленная ветошь, а на коленях лежали разобранные карабины кантраэльской модели. К ним вышел Грогар, обнажённый по пояс. На груди у него красовалась татуировка Врат Кадии и полковой номер — «101-й». Он остановился и посмотрел туда, где солнце отбрасывало тени на стены собора, когда отделение Минки закончило утреннюю пробежку.

По раскрасневшимся, взмокшим лицам бойцов всё было понятно лучше всяких слов. Они бежали из последних сил, и грохот их ботинок по железным плитам плаца напоминал нестройную пальбу. Напоминал местное ополчение или белощитников.

Несчастные фреккеры вышли на пробежку в солнцепёк. Минка метнула в него взгляд, словно решила, будто тот её осуждает.

— В такт! — скомандовала она, и следовавшие за ней гвардейцы, приложив усилия, загремели по металлическому настилу нога в ногу.

Наконец он увидел, как Леск достигла кадки с водой и остановилась. Бойцы один за другим затормозили рядом с ней, натужно глотая воздух.

Трон, они выглядели измотанными.

Сержант взглянула на хронометр.

— Хорошая работа! — крикнула она. Грогар подумал, что девушке стоило бы добавить ещё что-нибудь, но Минка пока не успела свыкнуться с новым званием. Опытные командиры интуитивно понимали, когда следовало сказать нечто ёмкое, или забавное, или вдохновляющее. Понимали, каким воспользоваться инструментом, чтобы задеть нужные струны.

Двое новобранцев швырнули ранцы на землю. Капающий с кончиков их носов пот блестел на солнце. Рубашки прилипли к спинам. Подмышки потемнели. Они стянули ремешки касок и откинули головы, после чего сложенными лодочкой ладонями зачерпнули воду из орнаментированного бронзового фонтанчика. Ещё один утёр лоб, затем набрал воду в шлем, и, поднеся ко рту, принялся жадно пить, позволяя влаге стекать по щекам.

Грогар направился было к Минке, но та жестом велела ему подождать.

Выдержав долгую паузу, девушка крикнула:

— Разойтись! Стрелковое учение в десять ноль-ноль!

Бойцы кивнули. Никто ничего не сказал. У них просто не осталось сил.

Когда они отправились внутрь, Минка осталась стоять у кадки. Солнечный свет становился всё ярче. Скоро начнётся настоящая жара. Она наполнила флягу и жадно, отчаянно осушила её до дна, после чего набрала ещё.

Грогар продолжал наблюдать за ней. Он собирал уже начищенные карабины отделения. Сложив вместе детали одного оружия, кадианец тянулся за следующим. Он свинчивал и защёлкивал каждый составной элемент с ловкостью, с которой иные люди завязывали шнурки.

— Хорошо побегали? — спросил Грогар.

— Недурно.

— Лычки не жмут?

— А тебе?

Он посмотрел на свою руку.

— Одна терпимо. Две — в пять раз больше хлопот. Три... даже не говори.

— Я пока учусь. — Она провела рукой по голове. Щетина всё ещё кололась. — Они не в форме.

— Точно, — согласился Грогар. Повисла пауза. — Слышал о твоём капрале.

— Я не доносила на него, — сказала Минка. — Когда Шанд заговорил с ним, стало ясно, что что-то намечается.

Грогар не ответил.

— Слышал, ему на замену дали Лаптева.

— Да.

Боец быстрым взглядом окинул готовый лазкарабин и поставил его на стойку, прислонив к стене.

— Я с ним в одной казарме. Злобный фреккер. Будь начеку.

— Да. Я заметила. В другое время я бы привлекла его за неподчинение. Он трудный.

— Первое правило командира — не отдавай приказ, на который тебе могут ответить отказом.

— Спасибо, Грогар, — сказала девушка. — Здесь я облажалась.

Грогар выставил следующий карабин.

— Что ж, ты могла бы швырнуть в него уставом.

— После Арктура? — Минка невесело посмеялась. — Нет. Я должна справиться сама.

— Если хочешь, я могу с ним потолковать.

— В смысле, пока двое держат за руки, двое обрабатывают? Нет. Спасибо. Я разберусь.

— Уверена? — уточнил он, ставя очередное лазружьё на стойку к остальным.

— Уверена, — сказала девушка. Он бросил на неё вопрошающий взгляд. — Всё будет в порядке, — добавила Минка, скорее пытаясь убедить себя саму. — Честное слово.

Тем утром пришла новость, что на орбиту прибыл военный транспортник, «Праведный труд». Появление корабля, считавшегося потерянным, встретили радостными возгласами, и ему предоставили приоритетный допуск к орбитальным комплексам и зонам высадки на поверхности.

К полудню началась выгрузка первых войск.

Дайдо вошла в состав почётного караула, посланного поприветствовать новый полк, но когда она вернулась в казармы, едва переставляя ноги после долгого подъёма к акрополю, то не выглядела впечатлённой.

— Похоже, это эвакуационное судно медике. Никакой не военный транспортник. Он вёз кучу больных и умирающих и одно фрекково подразделение горных стрелков. Они застрельщики, не лёгкая пехота. В лучшем случае две тысячи человек. Насчёт бронетехники вообще промолчу.

Полковник Спаркер только что услышал те же новости и сейчас переваривал их в своём кабинете за кружкой утреннего рекафа.

От вкуса напитка он на мгновение замер.

— Тайсон. Кто у нас сегодня готовил рекаф?

Сержант поднял брови.

— Вам нравится, сэр? — уклончиво спросил он.

— Он восхитительный.

Тайсон шагнул к нему и заглянул в кружку.

— Торговец рекафом появился этим утром у казарменных ворот. С собственной тележкой. Мы впустили его, и я подумал, что вы тоже не откажетесь. Конечно, сначала я попробовал его сам, чтобы убедиться, что он хорош.

Спаркер сделал ещё глоток. Напиток был густой и тёмный, как патока, и крепкий, как удар грокса.

— Что ж. Пригласи его ещё раз. Это лучший рекаф, который мне приходилось пробовать!

Сержант состроил обиженную гримасу.

— Хотите сказать, обычный вам не нравится?

— Твой рекаф очень хорош, сержант. Но он, должно быть, посвятил всю жизнь этому искусству. Если мы выдадим ему лазружьё и попросим сражаться, боюсь, он совершенно не оправдает твоих ожиданий.

Тайсон кивнул, принимая аргумент.

Полковник поднёс кружку к губам и выпил весь рекаф до последней капли.

— Прекрасно. Так, ладно. Сколько теперь людей защищает планету?

— Шесть тысяч кадианцев, двадцать тысяч калибиниров неизвестной выучки и эти егеря. Здесь их родная земля. Они уроженцы Супрамонта.

— А это ещё где?

— Это плато к западу от Вечнограда. Ничего примечательного, если не считать астропатической башни. Ну и лесных жителей, полагаю.

— Сведения об их выучке?

— Нет, сэр.

— Есть мысли насчёт численности Покаранных?

— Без понятия. Согласно подсчётам, их может быть от сотни тысяч до нескольких миллионов. Я склоняюсь ко второму. С меньшим количеством они бы не захватили так много планет за такое короткое время.

Спаркер помолчал. Не лучшее соотношение сил, даже для кадианцев.

— Возможно, нам стоит поговорить с бандюганами, — сказал он. — Может, получим ещё с пять тысяч бойцов. Пообещай им помилование. Поставь на довольствие. Так уже делали прежде.

— Да, сэр.

Пока Тайсон и Спаркер сидели в кабинете, торговец рекафом — тощий лысеющий мужчина с тёмными волосами и лёгкой сутулостью — вёл оживлённый бизнес перед входом в казармы.

Даже старший комиссар Шанд вышел узнать, в чём дело.

— Кто-то пробовал его рекаф? — спросил он. — Этот человек может одним махом отравить половину полка.

Прассан держал в руке бумажный стаканчик.

— Нет, сэр. Но он очень хорош. Держите.

Шанд взял напиток и понюхал его. Сделал глоток. Затем ещё.

— И впрямь весьма неплох. Если не против, я заберу его с собой на проверку.

— Да, сэр, — сказал Прассан, с унылым видом наблюдая за тем, как комиссар уходит прочь, по пути отхлебнув ещё.

— Вот и попил, — усмехнулась Дайдо.

По дороге к кабинету Комиссариата Шанд встретил похоронную команду с носилками, на которых лежал чёрный мешок для трупа. Внутри находилось тело Арктура.

— Куда вы его несёте? — резко спросил он.

— Полковник Спаркер велел сбросить его с парапета.

Комиссар одобрительно кивнул. Люди вроде Арктура предавали память о Кадии, а изменники не заслуживали достойного погребения.

Он как раз собирался войти внутрь, когда в раскинувшемся внизу Вечнограде зазвонили колокола. Офицер замер и прислушался к тому, как грянул первый, затем второй, и больше, и больше, а потом сверху донёсся низкий удар, когда в соборе заговорил великий звон.

Шанд уже решил было отправиться узнать, в чём дело, когда заметил Грогара, нёсшего в оружейную охапку карабинов. Комиссар на мгновение заколебался, прежде чем окликнуть кадианца.

— Грогар! Когда закончишь, зайди ко мне, будь добр.

Грогар отсалютовал, и Шанд сделал ещё глоток рекафа, после чего вошёл в кабинет и передал стаканчик Ноллу.

— Что это за чёртов звон? — поинтересовался комиссар.

— Сам пытаюсь узнать.

— Хорошо, дай знать, как выяснишь. О, ещё одно, Нолл. Проверь вот это.

— Что это?

На лице старшего комиссара Шанда не дрогнул ни единый мускул, когда он сказал:

— Лучший рекаф, который я пробовал в жизни.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Бандюганы сбросили избитого Каркала в сточную канаву, истекающего кровью, стонущего, с заплывшим глазом. Юноша всё ещё чувствовал во рту вкус хлеба, хотя и понимал, что скоро умрёт. Понимал, что ему конец.

Он пытался пошевелиться, но тело болело слишком сильно, поэтому он просто лежал под палящим солнцем. Впрочем, теперь ему не могло помочь даже тёплое касание лучей.

Внезапно ветер донёс до Струффа странный звук, поначалу слабый, но постепенно становящийся сильнее и увереннее. Его издавали тысячи колоколов, звонящих в часовнях по всему Вечнограду.

Они выводили радостную и ободряющую мелодию. Его наполнило желание подняться и идти на звук, но он не мог встать, не мог идти и, скорее всего, больше никогда не сможет ходить снова.

Однако колокола пробудили людей в палаточном городе. Каркал услышал сливающиеся в молитве голоса, а затем, в паре блоков от себя, различил женский плач и хлопанье в ладоши.

Парень начал молиться, так, как его когда-то учила Агата. Произнести своё кредо, что он верил в Святого Императора Человечества, который восседает на Золотом Троне и ниспосылает свой свет всему человечеству.

Ему хватало сил лишь на едва различимый шёпот, но, валяясь в канаве и слабо шевеля губами, он почувствовал, как на него упала чья-то тень.

Он продолжал молиться, размышляя, оборвётся ли сейчас его жизнь.

Однако удара не последовало. В него не вонзили нож. И не выстрелили.

Рядом с ним опустилась на колени фигура.

— Ты молишься, — раздался мужской голос. — Как тебя зовут, сын мой?

Каркал попытался заговорить, но из-за распухшего рта не смог произнести ни слова.

Незнакомец осторожно поднял голову юноши. Это был мужчина, однако его объятия оказались мягкими.

— Ты слышишь колокола? Был явлен знак.

— Какой знак? — хотел спросить Струфф, но в последний миг голос его подвёл.

— Посмотри на себя, сын мой. Ты несчастен и слаб, но Император Человечества любит тебя. Ты веришь в это?

Юноша попробовал заговорить, но закашлялся и почувствовал во рту кровь. Он сплюнул её и попытался открыть глаза, однако из-за засохшей корки крови у него ничего не вышло. Его отделали слишком сильно. Всё, что у него получилось, — это слабо кивнуть.

Наконец он разлепил глаза и увидел худого бородатого попрошайку с пришитой к коричневому шерстяному пальто четырёхконечной звездой Ричстаров. Каркал не мог взять в толк, почему ещё жив. Он попытался что-то сказать, но у него оказалась сломана челюсть, а губы так распухли, что он не мог чётко выговорить ни слова.

— Был явлен знак. Солнце померкло. Это значит, что час праздника святого Игнацио уже близок.

Струфф кивнул. В детские годы он изучал житие святого Игнацио. Он привёл людей в скопление Висельников и изгнал отсюда ксеносов. Однако Каркал никогда не слышал ни о каком праздничном дне или колоколах и понятия не имел, о чём шла речь.

Фигура провела рукой ему по глазам, и юноша закрыл их. Лучше так, чем сопротивляться.

— Спокойно. Ты жив, дитя моё, — произнёс голос. — Спокойно. Мы сделаем и тебя сильным. Хочешь к нам присоединиться?

Слова прозвучали мягко, однако руки нищего показались ему крепкими. Парень попытался привстать. Он упал, но фигура на коленях подхватила его.

— Вы еретики? — спросил Каркал. Он подумал, что страдание, которое в итоге его убьёт, было расплатой за грехи. — Я не могу присоединиться к Покаранным.

Мужчина рассмеялся.

— Нет. Мы не Архивраг. Мы — Братство. Латница Императора Человечества. Мы — истинно верующие. Если поверишь, станешь сильным. Ты веришь?

Он не смог ничего сказать.

— Император любит тебя. Ты чувствуешь его любовь?

Каркал снова закашлялся. Он чувствовал боль, но притом очень хотел, чтобы его любили.

— Император любит тебя, сын мой. Ты чувствуешь его любовь, тот огонь, что горит у тебя в венах?

От пронзившей рёбра боли Каркал поморщился. Он умирал. Юноша почувствовал, как судорожно затрепетало сердце, а затем мужчина опустил на него руки, и на мгновение Струфф ощутил в животе тепло, которое затем перетекло в руки и ноги, и его сердцебиение вернулось в норму.

— Ты чувствуешь это? — спросил мужчина.

Долгое время Каркал не отвечал, чувствуя, как любовь Императора распространяется по телу.

— Да, — наконец сказал он. — Я чувствую.

— Хорошо. Сосредоточься на Его силе, и Он спасёт тебя.

Юноша вновь зашёлся кашлем, и мужчина помог ему сесть. У него закружилась голова, и он подумал, что сейчас потеряет сознание, но незнакомец крепко держал его и не отпускал.

— Я чувствую, — сказал Струфф. — Император любит меня.

— Хорошо, — отозвался попрошайка. Он опустил ладони парню на грудь и с силой прижал их. Давление было настолько большим, что Каркал перестал дышать. Он попытался оттолкнуть от себя руки, но мужчина оказался слишком сильным, а давление — слишком мощным.

Мгновение Каркал боролся, но давление становилось сильнее и сильнее, а затем он закашлялся, и на этот раз пришла не боль, а лишь ощущение тепла, растекающегося от тела к конечностям. Он втянул воздух, и тот прошёл сквозь него подобно электрическому разряду. Его глаза резко открылись. В них стояли слёзы, и он быстро их сморгнул. Юноша ощутил, как к нему снова возвращаются жизненные силы.

Лицо, смотревшее на него сверху, было старым и сморщенным, с вытатуированной под глазом аквилой и номером «86-й». Человек не сводил с него пристального взгляда.

— Дыши глубоко, — велел он. — Вот так!

Взор мужчины, казалось, проникал в самое естество Каркала.

— Вот так. Хорошо. Ты устал быть слабым? Ты хочешь стать сильным?

— Да, хочу, — ответил парень, и незнакомец помог ему встать. — Кто ты такой?

— Я — несущий вести, — произнёс мужчина. — Ты готов услышать Слово?

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Император уничтожит тех, кто ненавидит Его.

Его гнев обратится пылающим огнём.

Песнь Вандира

ГЛАВА ПЕРВАЯ

По «Адмиралу Систине», крейсеру типа «Бесстрашный», прокатилась дрожь, когда он начал замедляться для выхода на геостационарную орбиту Потенса. Сопровождавшие его тупоносые защитные мониторы сверили коды безопасности. Получив разрешение на стыковку, корабль выпустил из левого борта и кормы колоссальные якорные цепи, и те, прикрепившись к причалу на высокой орбите, помогли ему затормозить.

Сброс скорости разбудил генерала Бендикта. Он обнаружил себя лежащим в апартаментах на выложенном мрамором квартердеке, пытаясь вырваться из сна настолько глубокого, что какое-то время Исайя не мог взять в толк, кто он и где находится.

Отделанная дубовыми панелями каюта сначала показалась ему незнакомой, однако на стойке обнаружился его китель, а также перевязь с мечом и болт-пистолетом системы Вон-Нейддера, перекинутая через спинку кровати.

Он поднялся. Слегка нетвёрдо.

Затем попытался почесать нос, но что-то было не так. У него не оказалось правой руки. Бендикт опустил глаза, увидел перевязанную культю и тогда сразу всё вспомнил.

Не только бой, конечно, но саму причину того, почему он случился. Падение Кадии — самого охраняемого уголка Империума, ныне сокрушённого и разгромленного.

По сравнению с этим дуэль показалась ему сущим пустяком. Воспоминание о родном мире обрушилось на него подобно выверенному удару. Исайя вытянул руку, чтобы удержаться на ногах, и стиснул зубы так сильно, что те заскрипели, после чего на миг пошатнулся, а затем с его губ сорвался тихий сдавленный стон.

Бендикт прижался культёй к стене и всхлипнул.

Так он просыпался практически каждый день после Большой суматохи. Хуже всего было то, что в глубине души Исайя понимал: всё сказанное тем проклятым болваном де Баркой было правдой. На кадианцев возложили священную обязанность, а они не оправдали оказанное им доверие.

Под звук сигналов швартовки в дверь постучал Мере.

— Входи, — разрешил Бендикт, и адъютант занёс внутрь поднос с завтраком и поставил его на стол.

Исайя встал. К тому времени он уже оделся, а также аккуратно свернул и приколол булавкой правый рукав.

— Есть новости от капитана? — спросил он.

— Да. Боюсь, недобрые. После возвращения в нормальный космос мы получили множество обновлённых данных. Некоторые ещё расшифровываются. Наверняка известно, что утерян контакт с Кипрой.

— Кипра! — воскликнул Бендикт и подтянул к себе звёздную карту. Кипра находилась в месячном варп-перелёте от передовой. Противник обошёл спешно выставленный пикет у Намарры и теперь находился в одном коротком прыжке от Потенса. Дерзость такого хода вызывала уважение. И страх. Скорость наступления как нельзя лучше свидетельствовала о размерах и дисциплинированности сил под началом лидера Покаранных, Дракул-зара.

— Враг выставил имперскую оборону на посмешище, — сказал генерал. — Должно быть, у него есть ещё и способный на варп-перелёты флот. Он расколол систему напополам, и как только захватит Потенс, то сможет двинуться прямиком на Святую Терру!

Мере кивнул. Покаранные разрезали скопление Висельников надвое в считаные месяцы.

— Этот ублюдок Вармунд всё знал. Он отправил меня сюда на смерть, — заявил Исайя. — Послал сюда проиграть.

— Так докажите, что он неправ. Когда высадимся на планету, вы сможете оценить обстановку. С нами ведь будет Сто первый, не забывайте об этом.

Бендикт кивнул, хотя, если начистоту, воссоединение со старым полком теперь вызывало в нём скорее страх.

— Надеюсь, время пощадило их больше, чем меня, — сказал генерал. Время, прошедшее с падения Кадии, надломило его. Он лишился гордости, репутации, спокойствия, а теперь ещё и руки.

— Имейте веру, — отозвался Мере.

Исайя кивнул. Когда-то он верил, но сейчас... Мере бросил на него предупреждающий взгляд. О некоторых вещах лучше не говорить вслух.

— Я помолюсь за вас, — сказал он.

Они приступили к завтраку.

Мере порезал корабельную плитку на небольшие кусочки, и Бендикт, используя левую руку, насаживал их на вилку и отправлял себе в рот. Судя по секретным докладам, после Кадии Сто первый прошёл через мясорубку. Сражение за мир-улей Маркиза стало одним из самых кровавых побоищ, что происходили в том секторе за всё время. Это была одна из тех безнадёжных битв, которых Исайя на своём веку успел навидаться, — зияющая дыра в линии фронта, куда отчаянно закидывали миллионы тел. Отличные полки, считавшиеся лучшими в Империуме, пошли на смерть, чтобы сдержать поток, который остановить было уже невозможно. И потеря планеты открыла путь для неудержимого наступления Покаранных.

Мере налил генералу кружку рекафа.

Бендикт потёр виски, дожидаясь, пока напиток остынет. Он сделал глоток. Рекаф оказался слабым и горьким и пах переработанной водой.

— Какой вкусный, — с деланой беззаботностью произнёс он.

Пока они изучали последние, самые засекреченные отчёты, Бендикт понял, что повёл себя грубовато.

Адъютант ничего не сказал, что лишь усилило чувство вины.

— Извини, Мере, — наконец произнёс он. — Если честно, я немного нервничаю. Однажды где-то окажется табличка или статуя, и сын спросит у матери: «Что такое Кадия? Кто такие ударники?», а она ничего не сможет ему ответить. Мы — гибнущее войско. Отмирающая традиция. Когда-нибудь от кадианских ударников останется лишь воспоминание.

Выражение лица Мере сказало, о чём он думает, лучше любых слов.

— Прошу прощения, сэр. Но это решительно невозможно.

Бендикт провёл рукой по волосам. Как генерал кадианских ударников, он имел доступ к зашифрованным посланиям Муниторума.

— Боюсь, очень даже возможно. Больше того, это случится. Я видел цифры. Мы теряем кадианцев с пугающей скоростью. И вскоре их некем станет заменять. С таким высоким уровнем потерь нас не останется уже через десять лет. А откуда нам брать новых людей?

Какое-то время адъютант молчал.

— Если нас не станет, — наконец заговорил он, — то останется ли у Империума хоть какой-то шанс?

Бендикт хохотнул.

— Говоришь как настоящий кадианец! Как Империум выживет без нас!

— И каким будет ответ?

Исайя вспомнил последние дни на Кадии. Как он молился. Лихорадочно. Страстно. Он попытался что-то сказать, но в последний момент голос его подвёл. Генералу пришлось сделать глубокий вдох, чтобы совладать с охватившим его чувством.

— Я привык быть уверенным в определённых вещах. Но сейчас, когда невозможное происходит постоянно, моя уверенность исчезла. Я потерял все ориентиры, словно корабль, плывущий по космосу без цели и курса. В эти дни я мало что знаю. Всё, что у меня осталось, — это гордость, которую нам завещали отцы и матери. Гордость за то, что ты кадианец. И если мы вымирающее племя, то мы должны умереть красиво, так, чтобы хронисты запомнили нас навсегда.

Якорные цепи всё ещё разматывались, когда вдоль трёхмильного корпуса «Адмирала Систины» запустились векторные двигатели, и пилоты-сервиторы принялись гасить инерционное ускорение, чтобы уравнять его со скоростью вращения планеты.

Потребовалось около двух часов, чтобы корабль смог безопасно войти в экваториальный стыковочный отсек над Потенсом, и, когда они встали на нужную позицию, сквозь судно с дрожью прокатился характерный лязг магнитных замков, после чего внутри надстройки воцарилась тишина, которая могла означать лишь выключение двигателей.

Теперь высадка могла начаться в любой момент.

В дверь Бендикта постучали. В проёме показалась голова матроса. Вошедший носил униформу Ричстаров: синяя бархатная куртка, белые бриджи, а также синий боннет с позолотой. На его груди красовалась четырёхконечная звезда.

Он говорил с сильным акцентом, и Бендикт поначалу не смог разобрать его готик. Генералу пришлось попросить человека повторить, прежде чем он смог понять смысл сообщения.

— От капитана, сэр. Главные челноки не вылетят до завтрашнего утра, но его частный скиф отбудет через сидерический час. Он доставит вниз Ричстаров.

— Не знал, что на борту есть Ричстары.

— Они попросили о приватности, сэр. Некоторые из них убиты горем. Полагаю, многие из них лишились своих планет.

— Что ж, меня следовало известить. Я хотел бы многое узнать насчёт Покаранных. Этим людям известно о них из первых рук.

— Я передам ваше послание. Между тем капитан желает знать, зарезервировать ли для вас место. По его словам, в качестве знака уважения, сэр.

— Благодарю, — несколько грубовато ответил генерал. — Да. Зарезервировать.

Мере и Бендикт первыми прибыли в небольшой ангар на палубе мостика, спустя всего час после швартовки, когда автоматическая система смены дня и ночи перевела освещение в затемнённый вечерний режим. Пинас капитана корабля недавно покрасили в насыщенный индиго, цвет космической пустоты. В отсеке витал запах рециркулируемого воздуха и свежей краски, но, кроме двух кадианцев, на палубе больше никого не оказалось. У дальней стены стояла пара сервиторов-заправщиков с глупо отвисшими челюстями.

— Что не так с этими Ричстарами?

— Может, они подавлены. Они ведь потеряли свои миры и всё такое прочее.

— Подобное произошло со всеми нами, — ответил Бендикт, хотя это было и не так.

— Тогда... Мы путешествуем налегке, — произнёс Мере.

Бендикт кивнул. Сам он не имел при себе особых пожитков, если не считать пистолета и силового меча, а также замусоленного экземпляра «Кампаний Махариуса». Остальное Мере нёс в двух одинаковых чемоданах из растрескавшейся кожи, которые сейчас стояли на металлической решётке ангарного отсека.

Он кинул на них взгляд. В них находилось всё, что он нажил за свой век. «Как-то не слишком много», — решил он.

В ожидании прошёл час.

Бендикт, ругаясь, мерил шагами палубу. Экипаж корабля показал себя весьма неторопливым во всех отношениях — факт, с которым Исайя решительно не мог смириться. Сам он приходил заблаговременно на любые события и частенько дожидался остальных в обществе обслуживающего персонала, к вящему смятению и неловкости последних от столь пунктуального гостя.

И вот наконец палуба ожила, сервиторы-топливозаправщики пришли в движение, холодный воздух наполнился возгласами приближающихся членов экипажа и низким гулом пустотных замков, которые готовили к открытию.

— Мы должны были вылететь час назад, — обратился Бендикт к старшему бортпроводнику пинаса, одетому в длинную и широкую шёлковую накидку, перепоясанную бархатным кушаком.

— Прошу прощения, сэр генерал. У нас случилась неизбежная задержка, — сообщил он. — Правительница Бьянка приболела. Ей потребовалось время, чтобы позавтракать.

— И поэтому мы все ждали?

— Что ж, она — старейший член семейства Ричстаров на борту. Правила хорошего тона диктуют с уважением отнестись к её трапезе.

Генерал внутренне выругался. За время странствий по Галактике он успел понять, что в действительности Империум держался вовсе не на солдатских штыках, а на колоссальной машине Администратума. И, что ещё хуже, на порочных вельможах вроде Ричстаров, которые ещё и плодили вокруг себя смуту и ересь.

Экипаж забрался внутрь пинаса. Встроенных сервиторов аккуратно привели в чувство, после чего в кабине зажглось освещение. Впрочем, ни один Ричстар так до сих пор и не появился.

— Что не так с этими людьми? — раздражённо бросил Бендикт, но затем раздался звон колокола, и огни вспыхнули по всему пинасу. Силовые кабели доселе бездействующих лётных сервиторов воткнулись в инфопорты, и существа резко выпрямились в своих креслах.

Спустя несколько минут пришли трое пилотов в кожаных куртках и отороченных мехом шапках. Старший из них был угрюмым мужчиной с округлым брюшком и грубыми проводными контактами в гладко выбритом виске. Хмыкнув, он поднялся в кабину и принялся щёлкать переключателями.

Запустились двигатели, и в этот момент на горизонте показались Ричстары.

Первым шёл худощавый бородатый мужчина с седыми, ниспадавшими до самых плеч волосами. Человек кутался в расшитую красными пайетками мантию, подчёркивающую бледность его кожи. Одна рука мужчины была аугметической и сжимала металлическую трость, нижняя часть которой заканчивалась острым лезвием. Его окружала свита телохранителей с мира смерти в боевых нарядах из оленьей кожи, расшитых сценками их величайших свершений, головных уборах с синими, опускавшимися почти до пояса перьями, и с покоящимися на плечах силовыми глефами. Они остановились в двадцати футах и уставились на кадианцев.

Следующего вельможу сопровождала пара совершенно неотличимых на вид жизнехранителей в анатомических бронзовых нагрудниках и киверах со страусиными перьями, стискивавших силовые копья с шёлковыми флажками. Рядом с третьим шагали две гибкие женщины в матовых нательниках и с покрытыми синими татуировками одинаковыми лицами, белыми волосами, смуглой кожей и жёлтыми кошачьими глазами, по взгляду коих сразу становилось ясно, что они последовательницы культа смерти. Приземистые широкоплечие охранники в меховых шапках, вооружённые топорами-трезубцами и широкими саблями, плотным строем окружали четвёртого Ричстара — девочку с высоким золотым рафом и тщательно уложенными светлыми волосами, что восседала на мягко покачивавшемся в дальнем конце ангара гравитроне, а вокруг её головы кружила тройка сервочерепов.

Последнюю представительницу рода сопровождали двое генетически усиленных, увитых бугрящимися мышцами телохранителей в бронзовых шлемах с высокими плюмажами и аугметическими визорами, что пылали красным цветом. Следовавшая за ними женщина носила корсаж из чёрного стекла и шёлковый раф, заставлявший её шею выглядеть болезненно тонкой.

— Леди Бьянка, — огласили жизнехранители. Она была кузиной патридзо, главы семейства Ричстаров, который обитал в самом Вечнограде. Из-за пухлых щёк и полных красных губ издалека ей можно было дать не больше шестнадцати, но, когда Бьянка подошла ближе, стало ясно, что она прошла через столько циклов омоложения, что теперь угадать её точный возраст практически не представлялось возможным. Её лицо выглядело восковым, кожа — слишком натянутой, чтобы на ней появилась хотя бы морщинка.

Бендикт знал, что иногда возраст читался в глазах, однако те также оказались модифицированными: её радужки были неоново-жёлтыми с вертикальными, как у змеи, чёрными зрачками.

При её приближении остальные Ричстары почтительно склонились, и леди Бьянка обвела их полным усталого безразличия взглядом. То, с какой насторожённостью она держалась, сразу выдавало в ней опасную, всегда готовую к схватке убийцу. Наконец взор женщины остановился на кадианцах. Он кратко задержался на Мере, после чего двинулся дальше, и щёки Исайи вспыхнули румянцем.

— Вы — генерал Бендикт, — произнесла она.

Исайя отдал честь.

— Рада, что вы здесь, — продолжила женщина. — Мы возлагаем своё доверие на вас и ваших солдат.

— Мы живём, чтобы служить. Мы умираем, чтобы защитить.

Ричстары обособленными группками поднялись на борт пинаса.

Бендикт и Мере зашли последними. К тому времени трап опустел, зазвучали пустотные сирены, и лица пассажиров озарились отблесками замигавшего жёлтого света.

Но, когда аппарель начала подниматься, на палубе появились ещё два человека. Первый был одет в простой коричневый костюм с короткими клетчатыми штанами, выставлявшими на всеобщее обозрение волосатые лодыжки и босые ступни. За ним следовал исповедник с огромным фолиантом в кожаном переплёте, привязанным к его спине тусклыми серебряными цепями.

Гидравлические поршни с воем опустили трап обратно, и в отсеке воцарилась напряжённая, почтительная атмосфера. Босой человек прошёлся вдоль рядов пассажиров, поочерёдно подавая Ричстарам руку для поцелуя. Даже сама леди Бьянка склонилась при его приближении и, приняв руку мужчины, прижала её ко лбу.

Когда трап с глухим стуком наконец закрылся, новоприбывший заметил Исайю и направился к нему.

— Генерал Бендикт, — громким, сильным и уверенным голосом сказал он.

Бендикт не знал, следует ли ему кланяться или целовать руку, но мужчина протянул ладонь для рукопожатия.

Исайя виновато поднял культю, на что незнакомец улыбнулся и вместо этого пожал ему левую руку.

Его хватка оказалась холодной и крепкой. Внутри него словно бурлила яростная энергия. Он улыбнулся.

— Добро пожаловать на Потенс, — произнёс он. — Меня зовут Шалия Старборн. Я — несущий вести.

ГЛАВА ВТОРАЯ

После полудня Лаптев не явился на стрельбы.

— Привести его? — спросил Яромир.

— Нет. Сама схожу, — сказала Минка, но в этот момент раздался сигнал, и Кранус, инструктор, отпустил предыдущее отделение.

— Я с вами закончил. А теперь вон с моего полигона!

Кранус был ходячей головной болью — язвительный, злой и умевший говорить только в двух тональностях: громко и ещё громче.

— Живей, сержант! — выпятив подбородок, взревел он. — Мне некогда здесь прохлаждаться.

Леск выругалась.

— Так, — сказала она. — На исходную!

— Бегом, бойцы! Мордой в грязь. Моя бабуля шевелится быстрее вас. А она мертва!

Когда они заняли свои места, Минка была такой злой, что с трудом могла держать винтовку ровно.

Кранус принялся расхаживать у них за спинами, хлопая себя по бедру офицерской тростью.

— Вдалеке вы заметите стационарные мишени. Этот бумажный лист хочет вас убить. Он хочет вырвать вам глаза и вырезать на вашей коже знаки. Пришейте этого фреккера. Всадите лазлуч ему в башку.

Под оскорбления инструктора бойцы открыли огонь.

— Движущиеся мишени! — крикнул он, и с тихим щелчком цели начали дёргаться туда-сюда.

Минка стреляла из рук вон плохо. Когда тренировка закончилась, Кранус с отвращением осмотрел её мишени.

— Два промаха. Это незачёт. Имя.

— Арминка Леск.

— Звание.

— Сержант. Четвёртый взвод. Рота К.

— Как ты получила свои лычки, если не умеешь толком стрелять?

Девушка промолчала.

— Разговаривая со мной, нужно шевелить ртом, сержант Леск. Я не псионик.

— Простите, сэр. Я пройду дополнительную стрелковую практику, — угрюмо буркнула Минка.

— Хорошо. Кто не попадает, тот не убивает.

— О, не волнуйтесь. Я убью, — заявила девушка.

— Что ж. Промажешь по мишеням снова, и я о тебе доложу. Кто твой старший офицер?

— Полковник Спаркер.

Кранус заполнил требуемые реквизиты.

— Итак. Где отсутствующие бойцы?

— Фаддей и Сайлас в лазарете. — Она достала из нагрудного кармана медике-формуляры.

Инструктор фыркнул, внося информацию в формы.

— В твоём отделении двенадцать человек.

Он пробежался взглядом по именам. Когда Кранус достиг Арктура, Минке пришлось рассказать ему о случившемся. Инструктор перечеркнул имя Ионы и громко цыкнул, так, словно смерть капрала его расстроила.

— Его заменили?

— Да, сэр, — после паузы ответила она.

— На кого?

— Капрал Лаптев.

Самообладание Крануса таяло на глазах.

— А он где?

— У него понос.

— И?

— Сильный понос. — Она встретила его взгляд, словно подталкивая усомниться в её словах.

— Ты мне не нравишься, Леск, — закричал он. — И твой капрал мне тоже не нравится. Мне без разницы, пусть он срётся хоть у меня на полигоне, лишь бы стрелял в еретиков. Уяснила?

— Да, сэр.

Следующее отделение уже стояло позади них, дожидаясь своей очереди. Они нетерпеливо переминались с ноги на ногу. У Крануса был плотный график. Инструктор выругался и сунул ей лист обратно.

— Бегом, бойцы! Мордой в грязь. Моя бабуля шевелится быстрее вас. А она мертва!

Минка пинком распахнула дверь в казарму.

— Где чёртов Лаптев? — взревела она.

Никто не знал. Боец, спавший вместе с ним на двухъярусной кровати — худой светловолосый парень с вытатуированной на щеке аквилой, — пожал плечами.

— Не видел его.

Она обошла буфет, плац, где бойцы играли падбол, затем клуб-столовую, где за тремя столами, окутанными сизыми облаками дыма лхо, солдаты играли в кости и карты. Девушка внимательно осмотрела лица. Лаптева среди них не оказалось.

Она распахнула дверь уборной, захлопала дверками кабинок, прошлась по душевому блоку.

— Давай, полезай ко мне! — крикнул один из моющихся солдат.

— Здоровья не хватит, — бросила ему кадианка.

Остальные загоготали, когда Минка разгневанно протопала наружу и, встав в коридоре, оглянулась по сторонам. Она почти сдалась, как вдруг заметила его выходящим из бани в мокрых штанах. Лаптев был обнажён по пояс с накинутым на плечи полотенцем, а в руке держал муниторумный сетчатый мешочек с бруском мыла.

Он был больше шести футов ростом, телосложением напоминал скалобетонную стену, и к тому же, припомнила Минка, считался специалистом по рукопашному бою. Впрочем, она не могла напасть на него, перед этим хотя бы не предупредив.

— Эй, Лаптев! — взревела девушка. Капрал развернулся и попытался поднырнуть под удар. Её кулак попал ему в висок. Лаптев отшатнулся, вскинув перед собой руки, но Минка отступила в сторону, пнула его под колено, после чего врезалась в него всем корпусом и откинула назад.

Удар вывел Лаптева из равновесия, однако ему всё же удалось поймать её за руку и рывком потянуть на себя. У него было кислое дыхание. Капрал врезал ей в грудь, отчего у девушки болезненно заныли рёбра. Затем он приложил её снова, и Минке пришлось дважды увернуться, чтобы защитить голову и сблизиться вплотную.

— Ты мне не указ! — прошипел он.

— Ещё какой указ, — выплюнула девушка в ответ.

Они сцепились в рукопашной, пытаясь взять верх друг над другом. Лаптев был сильнее и в считаные секунды оказался у Минки за спиной, взял её шею в замок и принялся сжимать хватку.

— Выкинешь такое снова, и я сломаю тебе шею, — процедил Лаптев. Он резко сдавил ей глотку, чтобы показать серьёзность своих слов.

Он был хорош, но Минка — лучше. Девушка задёргалась, и Лаптев напрягся, а затем она обмякла.

Капрал разжал хватку, и в этот момент Минка стремительно извернулась, сделала ему подсечку и выкрутила державшую руку. Здоровяк рухнул на спину подобно мешку с мукой. Падение вышибло из него весь воздух, и мгновение он просто лежал, непонимающе хлопая глазами.

Минка пнула его в бок. Тот сложился пополам.

— Если кто здесь и ломает шеи, Лаптев, то это я. Понял?

Отлежавшись, он перекатился набок, затем приподнялся на локте.

— Сдашь меня крыланам?

— Если не оставишь мне выбора.

Он встал и отряхнулся от пыли. Девушка не стала разжимать кулаков, однако свою мысль она донесла.

— Я — твой сержант, и ты выполняешь мои приказы. Ты пойдёшь на полигон, когда я тебе скажу, а иначе ты узнаешь, что такое настоящая рукопашная.

Тем вечером в столовой у Минки болели рёбра.

Прассан подмигнул ей, на что она послала его и села в одиночестве, радуясь тому, что никто не попытался подойти и заговорить с ней.

Лишь когда она опустила поднос в моечный аппарат, рядом с ней встал Тайсон.

— Что у тебя с лицом?

— Ничего, — ответила она.

— Красные Черепа? — не отставал сержант.

— Нет, — буркнула она.

— Который из них?

— Никто.

Тайсон всегда казался Минке недалёкого ума здоровяком с большим ртом, годным лишь на то, чтобы рявкать приказы. Но теперь он опустил руку ей на плечо.

— Послушай. Я знаю, что ты надрала задницу Лаптеву.

— Нет.

— У них были нелёгкие времена.

— А у нас разве нет?

Сержант похлопал девушку по плечу.

— Да. Но у него хороший послужной список.

— Ты винишь меня в смерти Арктура? Не я дала ему обскуру!

Тайсон понял, что вывел её из себя. Он примирительно поднял руки.

— Просто постарайся. Нам не нужно, чтобы пристрелили ещё кого-нибудь.

— Я тебя услышала, — сказала Минка. Она была зла, поэтому, чтобы не продолжать разговор, развернулась и зашагала прочь.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Когда они приземлились в звёздном порту, родню патридзо уже ждал его персональный лихтер, а генерала Бендикта — военная «Саламандра».

Ричстары заспешили на борт самолёта. Много, много воды утекло с тех пор, как патридзо скопления Висельников обитал во дворце Базилики на вершине акрополя. Ныне династия Ричстаров жила чуть ниже на длинном отроге, что тянулся на четыре сотни ярдов от пика высокой скалы и находился в двухстах ярдах под Приёмными казармами, в комплексе, известном как Кальверт.

В эту обитель и повезли леди Бьянку вместе с другими, низшими по рангу Ричстарами.

С высоты Кальверт выглядел довольно скромно. Вокруг дворца возвышалась большая стена из красного кирпича, обеспечивавшая скорее приватность, нежели защиту, а среди ухоженных садов и тёмной зелени древних скрюченных сосен виднелись укрытые черепицей вытянутые корпуса и здание контемплаториума.

Как-то раз двести лет назад отец Бьянки привёз её сюда на праздник святого Игнацио, и она смутно припоминала, как шла в двух шагах позади него, петляя по старым туннелям и барочным залам, где располагались различные гардеробы, молельни, ледохранилища, солярии, кладовые и выставки истлевших диковинок.

Она оторвалась от воспоминаний, когда оборудованный векторными двигателями самолёт завис над дворцовым двором, а затем постепенно опустился на землю.

Леди Бьянка вышла первой. Лихтер сел на Нижней террасе — обрамлённом высокой стенкой саду с любовно выстриженными низкорослыми вечнозелёными растениями и аккуратными цветниками, что ярусами поднимались до экранирующей стены контемплаториума. Она сделала глубокий вдох и окинула взглядом известково-белые скалистые утёсы, вздымавшиеся позади дворца, и на краткий миг подивилась размерам собора на вершине.

Впрочем, долго восхищаться видами ей не дали. Им навстречу уже спешил человек. Бьянка отметила, что это был не сам патридзо, а его советник, Шанттал.

— Леди Бьянка, — сказал он, отвесив слишком уж низкий поклон. — Для нас это большая честь.

— Видимо, не настолько большая, раз патридзо не спустился встретить нас лично. Он занят?

— Да, миледи. Он сильно обеспокоен тем, что столь многое из созданного его руками попало в лапы врагов.

— Кощунство.

— Воистину, ваше высочество. — Шанттал собирался добавить что-то ещё, но затем на трап вышел Шалия Старборн и босиком прошлёпал вниз.

— Милорд Старборн, — произнёс советник, опускаясь на колени. — Добро пожаловать. Вас ждали, и всё, что вы запрашивали, уже подготовлено.

— Что происходит? — поинтересовалась леди Бьянка.

— Праздник святого Игнацио. Авгуры объявили его скорое наступление, — ответил Шанттал. Он одарил её тонкой улыбкой. — Идёмте. Следуйте за мной. Мы ждём предзнаменования великих вещей. Обещанные дни вот-вот наступят. Ричстары были избраны, и сегодня всем нам уготован величайший дар.

— Сюда, — сказал Шанттал, проведя Ричстаров к Комнате добродетелей в глубинах скалы.

Леди Бьянка шагнула в обширное ярко освещённое помещение. По выражению её лица советник сразу понял, о чём она хотела спросить.

— Комната освещается с помощью системы зеркал и шахт, по которым солнечный свет достигает подземного уровня. Патридзо занимался здесь рисованием, но сейчас он стал серьёзнее и посвящает своё время исключительно иконографии. Он обнаружил, что его приватная часовня больше подходит для такого рода работы.

Пока гости усердно кивали и восхищались фресками, Шанттал поклонился и скользнул в боковую дверь.

— Я узнаю, готов ли патридзо встретиться с вами.

Почётный титул патридзо давался старшему представителю династии Ричстаров. Текущего звали Урдалиг Ричстар, и он был четвёртым владельцем этого имени и восемьдесят третьим прямым потомком лорда-маршала соляр Игнацио. Он жил тихой, почти затворнической жизнью в созерцательной тишине под стекломозаичными окнами приватной часовни в глубочайших недрах своего дворца.

Сегодня он корпел над миниатюрой для часовни на Галлене V. Его Император имел тёмные волосы, полный боевой доспех, выложенную сусальным золотом кожу и глаза из сверкающих кристаллов. Патридзо работал тончайшей кистью из красного соболиного меха, нанося ею клей для сусали, что трепетала от любого порыва ветра. Фон представлял собой то, как в его воображении выглядела Святая Терра прошлого, когда Император ступал по её полям. Тогда она была зелёной и плодородной, с фонтанами, полными чистой прохладной воды.

Сверху донёсся звоночек, известив его о прибытии гостей. Он стал работать быстрее, прижав золотую сусаль на место. Ему хотелось закончить левую щёку до того, как его прервут. В эти дни было так много вмешательств. Слишком много вмешательств. Слишком много новостей, и ни одна из них не была хорошей.

Он склонился над иконой, почувствовав рокотание открывающихся над ним древних дверей. Их защищал архаичный биоэкран, который пропускал внутрь только членов семейства.

Патридзо на слух мог определить, где и какая дверь закрывалась, а затем он различил цоканье дорогих сапог по плитчатому полу. Он точно знал, сколько у него оставалось времени, прежде чем его потревожат, потому, рассерженно вздохнув, промыл кисть, после чего губами выпрямил сбившиеся ворсинки. Он поднёс её к глазам, проверяя кончик, затем отставил на стойку, сделал глубокий вдох и поднялся.

Жизнь научила его многим вещам, отчасти полезным, отчасти не очень. Тем не менее одно он знал наверняка: если ты над чем-то работаешь, закончить тебе никогда не дадут.

Когда всё было готово, леди Бьянку и остальных повели вниз по узкому коридору к небольшой двери в часовенку.

В конце коридора стояли двое жизнехранителей патридзо. Один из них был четырёхруким бойцом, отзывавшимся на титул мероэ. Вторая — картейская воительница по имени Вирин, чьи волосы цвета платины были заплетены в тугие косички. Она двигалась с чарующим изяществом, характерным для тех, кто изучал искусство Эвл Вира Скрири. Оба охранника учтиво отступили назад, однако из-за размеров генетически созданного тела мероэ леди Бьянке пришлось буквально протискиваться мимо воина, после чего она взошла по трём ступеням наверх.

Сводчатая часовня имела скромные размеры, но на этом её скромность и заканчивалась. Всё помещение без остатка занимали самые разные и причудливые религиозные скульптуры, картины и богато украшенные богословские тексты.

Перед ней на полу раскинулась мозаика в форме водоворота из чёрного и белого мрамора с порфирными вставками, а также украшенные затейливой резьбой мраморные пьедесталы. Стены покрывала серия росписей, посвящённых Тяготам Императора и житию святого Игнацио, а возле них на низких постаментах с серебряной филигранью стояли бюсты древних отпрысков семейства. На потолке, словно терявшемся в выси над головой наблюдателя, были изображены небеса, и космос, и древний боевой крейсер «Арнольфиад», на котором святой Игнацио завоевал систему. Покрытые сусальным золотом барочные свесы напоминали архитектурные элементы настоящего здания, длинные стропила были вырезаны из самой скалы, а выпуклостям на их пересечениях придали вид имперских священников с выпученными глазами, плотно поджатыми губами, откинутыми визорами шлемов и стволами лазвинтовок, вскинутыми перед лицами. Здесь присутствовали надгробные плиты и фрески, катафалки, внутренние алтари, исповедальни и десяток образцов лучших икон за авторством патридзо, безмолвно взиравших со стен. Вся энергетика шести тысячелетий религиозных практик была сконцентрирована в одном уединённом, внушающем благоговение месте.

Наполнявшая часовню красота и дух истории произвели на гостей патридзо положенное впечатление. Даже леди Бьянка застыла и поняла, что её взгляд невольно притягивают к себе восхитительные своды. Усердный труд, которому в последнее время посвящал себя кузен, стал его ответом на падение Кадии.

Патридзо стянул с себя передник, хотя шёлковые тапочки, перепоясанный халат и мягкий бахромчатый колпак всё равно казались не лучшим нарядом для такой встречи.

— Приветствую, — сказал он, поочерёдно поздоровавшись с каждым из них. — Вот мы и собрались в свете Золотого Трона. На наши плечи взвален груз принятия решений. Я рад нашей встрече в сей час невзгод. Не может быть совпадением, что нити судьбы привели вас сюда за считаные дни до праздника святого Игнацио.

— Это не случайность. Я узрел в таро знамения, — отозвался Шалия. — Великие события произойдут здесь, на Потенсе, куда людей впервые привёл наш предок святой Игнацио. И если будет на то его милость, вы решите, настало ли то время, которого мы все ждали.

Родня согласно забормотала. Впрочем, атмосфера в комнате ощутимо сгустилась, враз став серьёзной и напряжённой.

— Да, — продолжил Шалия. — Нам надлежит принять важное решение. Мы веками придерживались исконной веры, пока Экклезиархия проводила чистки и погромы и карала всех, кто следовал старым путям. Многие наши пращуры сильно настрадались. Один путь. Одна дорога. Одна стезя, что ведёт к спасению. Думаю, нам следует поведать о своей дилемме святому.

— Ни в коем случае. — Лицо патридзо исказила тревога, и несущий вести огляделся по сторонам, ища поддержки.

— Разве может быть большая необходимость?

— Но тревожить его покой...

— Если мы не начнём действовать сейчас, всё, что мы строили, достанется Губительным Силам.

Урдалиг заметно побледнел, однако он не обладал достаточной силой воли, чтобы пойти наперекор общему мнению. Он испуганно повернулся к леди Бьянке.

— Младшая кузина. Я не советую так поступать. Это крайне.

Она подняла руку, оборвав его на полуслове.

— Станет ли святой говорить?

— Узнаем, когда встретимся с ним.

Жёлтые глаза Бьянки расширились.

— Встреча со святым. Воистину редкая честь!

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Вниз под алтарь вела лестница.

Они следовали за Шалией, пока тот не остановился перед высокой дверью из пластали, украшенной барельефными плитами.

Леди Бьянка шагнула вперёд, чтобы оглядеть показанные на них сцены.

— Здесь изображены Двенадцать чисток.

Каждый барельеф показывал одну из двенадцати рас ксеносов, которые истребил Игнацио Ричстар, чтобы сделать этот сектор безопасным для людей. Посреди дверей расположился узорный биозамок.

— Он закодирован исключительно на кровь Ричстаров, — огласил Шалия, после чего демонстративно просунул палец в углубление в центре правой плиты. Раздался тихий, едва различимый щелчок, когда ему в палец погрузилась игла, отобрала бусинку крови и с жужжанием биометрических механизмов подтвердила его личность.

Дверь не распахнулась, а вместо этого отъехала в паз внутри стены, в то же время с мерцанием зажглись светосферы, озарив ещё одну длинную широкую лестницу.

Заиграла тихая музыка — хор, распевающий древние гимны.

Шалия указал на проход.

— Ступайте осторожно, братья и сёстры, в зал, где покоится наш предок.

Чёрная мраморная лестница уходила вниз так отвесно, что некоторым пришлось держаться за металлический поручень, чтобы не сорваться. Огни позади них, мигая, гасли, тогда как впереди, наоборот, их зажигалось больше и больше, что создавало ложное ощущение бесконечного спуска.

Где-то спустя минуту стены сменились голым камнем, всё ещё нёсшим на себе закручивающиеся следы адамантиевого бура, который проложил туннель. Воздух стал холоднее. Появился запах сырости. Затем ступени внезапно закончились, и Ричстары оказались в небольшой грубо обтёсанной камере.

Перед ними расходились два туннеля, освещаемые небольшими свечами, расставленными на полу с промежутком в пятьдесят ярдов.

— Добро пожаловать в Юдоль смерти.

— Куда ведёт этот туннель? — спросила леди Бьянка, указав на другой проход.

— К собору, — пояснил патридзо. — Раньше Кальверт назывался Гробницей. Здесь находился мавзолей Игнацио, пока нас не выдворили из собора.

Леди Бьянка покачала головой.

— Всегда было интересно, почему у кардинала такой большой дворец, тогда как наш, уж прости меня, патридзо, гораздо меньше.

— Можешь списать это на причуды судьбы.

— Мы готовы? — спросил Шалия.

Ричстары кивнули.

— Тогда войдём же. — Из почтения к святому месту он заговорил приглушённым тоном. — Мы ступаем в катакомбы, где погребены Ричстары. И в самом конце находится мавзолей Игнацио.

Они прошли по туннелю, вдоль которого тянулись вырезанные в скале ниши.

В воздухе висел пыльный запах веков, на миг навеявший леди Бьянке мысли о разлагающихся останках, истлевших телах, чьи конечности не отпадали от торсов только благодаря истончившемуся слою шелушащейся побуревшей кожи.

Достигнув конца прохода, они застыли в благоговейном молчании. Двустворчатая дверь перед ними была гладкой и древней и отворилась от толчка.

Шалия повёл их по следующему коридору. Запах давно мёртвых тел ощущался тут особенно сильно, витая в воздухе подобно аромату изысканной пряности, а по обе стороны от них чувствовались холодные пустоты ранних катакомб, где почивали самые первые члены семейства Ричстаров.

Мерцание свечей лишь усиливало непроглядную черноту ниш, однако над каждым углублением имелись высеченные в камне имена. По пути леди Бьянка касалась пальцами вырезанных букв — Христофоро Чёрный, Гвинталь Набожный, Бертиналь Старший, Диеди Завоеватель.

— Не могу поверить, — сказала она Шалии, — что мы увидим самого Игнацио.

— Я переполнен радостью, — отозвался несущий вести.

Последние пятьдесят ярдов они прошли в темноте. Туннель пострадал от какого-то старого пожара, после которого его так и не восстановили надлежащим образом. Крипты здесь были пусты, имена — безвозвратно утрачены, а узорная лепнина, украшавшая их поверхности, давным-давно разрушилась. На голом камне виднелся ёлочный рисунок от зубил, которыми сервиторы-каменщики вырезали туннели в толще скалы. В стенах имелось несколько ниш, где раньше стояли свечи, а пол туннеля плавно скашивался к центру, истоптанный за тысячелетия ходившими здесь людьми.

Наконец путь им преградила массивная дверь из серой пластали, на чьей обесцвеченной от огня филигранной поверхности всё ещё оставались следы сусального золота. Шалия вышел вперёд и прижал руку к панели-ключу. Его ладонь опустилась точно в оттиск на камне. На этот раз обошлось без крови. Не раздалось и жужжания шестерней и механизмов, а лишь одиночный резкий удар скрытого колокола, после чего дверь откатилась в сторону.

Леди Бьянка протолкнулась мимо остальных и оказалась прямо позади патридзо.

Вместо запаха разложения внутри густел аромат эпох с едва уловимой ноткой сандалового дерева и амбры.

— Ступайте с миром. — Шалия изрёк слова с торжественностью и достоинством, свидетельствовавшими об их древней ритуальной значимости. — И памятуйте о тех многих, что прошли по этому пути и не сбились с него, несмотря на давившие отовсюду годы тьмы. Несмотря на безбожников и нечестивцев. Несмотря на насаждённую всем нам лжеверу.

Леди Бьянка повторила вместе с остальными положенный ответ.

— Мы не забудем. Мы не собьёмся. Мы ждём возвращения света.

Шалия закрыл глаза, зашевелил губами в безмолвной молитве, затем кивнул и жестом пригласил их внутрь.

Бьянку с порога поразило ощущение пространства. Помещение оказалось огромным и просторным, а практически в самом центре, внутри пузыря мерцающего золотого стазиса, виднелось тело их предка, лорда-маршала соляр Игнацио.

Она шагнула вперёд и, подняв глаза, оглядела раскинувшийся над головой огромный купол. Бьянка различила золото и серебро, а также тусклый блеск драгоценных камней. В центре часовни располагался круглый окулюс, откуда лился мягкий жёлтый свет, озарявший гладкий мраморный пол с выложенным на нём символом разветвлённой молнии и леопардовым гербом Игнацио Ричстара.

Приватная часовня Ричстаров представляла собой настоящее чудо раннего изобразительного искусства. Императорский дворец выглядел здесь как укрытая мерцающей золотой крышей крепость из белого и красного камня, а в центре размещались тексты, за которые всех присутствующих на Офелии обвинили бы в ереси. В округлых стенах на равном расстоянии располагались сервиторные альковы, чьи обитатели давным-давно умерли, а их функции успели позабыться. Впрочем, посетителей интересовало вовсе не это.

Собравшееся семейство воззрилось вниз в потрясённом молчании. Здесь находилось тело не просто их предка, но также святого, основателя, героя и легендарной личности. Человека, вышедшего на первые роли в исторический момент, когда Империум Человека колонизировал заброшенные уголки Галактики. Человека, жившего в эру Бога-Императора.

По мерцающему стазисному полю пробегали извивающиеся синие разряды.

Игнацио Ричстар мог бы сойти за спящего, если бы не абсолютная неподвижность позы. В его венах не текла кровь, грудь не вздымалась в такт с дыханием, изо рта не вырывались облачка пара. Он был безмолвным, застывшим, остановившимся в моменте времени, восходившем на десять тысячелетий назад к великим дням исследования и заселения.

У Игнацио было длинное точёное лицо человека, многое повидавшего и содеявшего в жизни. Это лицо видело, как предавались огню и мечу целые миры.

До прихода людей скопление Висельников обладало богатой флорой и фауной. Некоторые их представители отличались красотой. Некоторые — интеллектом. Многие — смертоносностью. И все они были уничтожены. Этот человек заглядывал в пасти ксеносам и оглашал их эволюционные пути завершёнными, а генофонды — ликвидированными.

Всё это можно было прочесть в его крепко поджатой челюсти, собранных в уголках глаз морщинках, сурово нахмуренном лбу. Леди Бьянка надеялась заметить хоть какую-то семейную схожесть, но таковой не оказалось, если не считать властной ауры, напомнившей ей об отце.

Богатый доспех лорда-маршала украшали узоры из золотых роз с шипами. Под мышкой он сжимал гермошлем, ноги его прикрывали поножи и набедренные пластины. Обтянутые перчатками ладони были сложены в спокойной молитве, а высокий керамитовый воротник был открыт.

Искры и нити света мягко мерцали на поверхности пузыря стазисного поля, чьё голубое сияние озарило лица Ричстаров, опустившихся на колени перед своим предком.

— Подумать только, это лицо видело божественный лик Святого Императора. — Слова принадлежали Шалии. На глаза капеллана навернулись слёзы. Они всё обильнее катились по его щекам, по мере того как тот осознавал величественность момента. Это лицо видело высочайшего Императора живым, движущимся, говорящим.

— Эти глаза, — продолжил несущий вести, — смотрели в глаза самому Императору, пусть никто и не способен выдержать взор столь божественного существа. И вне всяких сомнений, Император с ним говорил.

Одна слезинка сорвалась со щеки Шалии. Она упала на стазисное поле, заставив золотую энергию на миг пойти рябью.

— Осторожно! — предупредил патридзо.

Шалия кивнул и втянул в лёгкие воздух.

— Да. Мы здесь по важному делу. Давайте. Соберитесь в круг. Мы пришли, дабы узреть.

Они встали вокруг одра. Шалия занял место между Урдалигом и леди Бьянкой, после чего открыл висевший на шее шёлковый мешочек. Из него он извлёк колоду старинных тиснёных карт.

— Старборны всегда приходили сюда, в храм святого Игнацио, дабы понять многочисленные нити будущего. В этом священном месте я узнаю волю Императора.

Он взял священную колоду, разделил её на три части и выложил их перед собой на пьедестал. Затем поочерёдно перевернул верхние карты, начиная с левой.

Первой оказался Трон Императора.

Следующей — перевёрнутое Око Хоруса.

Шалия затрепетал, поведя руку дальше.

Третьей было Потерянное Дитя.

Мужчина сложил знак аквилы, собирая три стопки вместе, что символизировало Императора Возрождённого, и снял последнюю карту.

На ней был изображён Бог-Император.

Шалия закрыл глаза и сложил руки в молитве. Остальные перевели взгляды с него на карты, затем назад. Каждый из них ощутил, как по спине пробежал холодок. Наконец несущий вести собрал карты и убрал их обратно в священный мешочек.

— Братья и сёстры. Дабы наша церковь воспряла, нынешний Империум должен пасть. — Он поочерёдно заглянул в лица каждому из них. — Карты это подтвердили. Настал час, о котором все мы молились, момент, которому посвятило себя наше семейство. Смысл предельно ясен. Еретики, разоряющие Святую Терру, будут свергнуты Разорителем. Это наш шанс спасти Империум Человека. Это момент, когда Император-Спаситель переродится и Империум Человека вернёт себе былую славу!

Леди Бьянка обвела собравшихся пристальным взглядом.

— Ты видишь это в картах?

— Да, вижу.

— Тогда что именно ты предлагаешь?

— Убить еретиков на нашей планете и поднять стяг искупления, пока не поздно.

— И кто эти еретики?

— Кардинал. Войска Империума. Любой, кто встанет против нас.

— Ты ведь шутишь сейчас?

— Нет, не шучу, — отозвался Шалия. — Неужели ты думала, что восстановление Истинной Церкви пройдёт бескровно?

— Нет, но я упражнялась с таро и не видела того, что узрел ты.

Патридзо шагнул к ним.

— Леди Бьянка. Мы должны верить Шалии. Он — глава храма.

Леди Бьянка смерила их взглядом.

— Вы меня пугаете. Вы рискуете всем в этой... этой авантюре. Я слышала разговоры мистиков о Конце Дней с самого рождения. Простите старую леди за упоминание о возрасте, но мне триста шестьдесят три года, и за это время я повидала многих вроде вас. Каждое поражение — это знамение, кара за грехи и отсутствие веры. Неужели вы рискнёте всем из-за пары карт?

Она огляделась в поисках поддержки, но Урдалиг заговорил первым.

— Я верю. С тех пор как пали Врата Кадии, мы знали, что Конец Дней близок. Мы либо восстанем, либо падём вместе с порочными самозванцами. Империум слаб. Он — бумажный тигр, скалящий клыки. Хватит лёгкого тычка, чтобы он перевернулся.

— А дальше что?

— Мы отправимся на Терру и освободим её от еретиков, что топчут её землю.

— Я пришла сюда за наставлением, как вернуть свою планету, — произнесла леди Бьянка. — Кто, как не Империум, будет сражаться с еретиками?

Шалия снисходительно улыбнулся.

— У меня есть армия верующих, которая вышвырнет Покаранных обратно в пекло, из коего они выползли.

— Где эта армия?

— Полагаю, недавно высадилась на планету. Сироты сотни миров. Только и ждущие слова.

Она расхохоталась.

— О. Теперь ясно. У тебя есть армия беженцев и трусов. Подульевого отребья. Это тот металл, из которого ты выкуешь свою армию?

— Они — святые воители за святую цель. Сталь внутри них — это вера. Их оружие — религия. Их броня — убеждённость.

Бьянка покачала головой.

— Поверить не могу, что стою здесь и выслушиваю всё это!

— Леди Бьянка. — Несущий вести вздохнул. — Вы видели таро. Это момент, что был нам предсказан. Когда десять тысяч лет подойдут к концу, Разоритель вырвется на свободу. Он лишит Галактику мира. Он заставляет брата идти против брата. Ему вручён могучий меч.

— Слова, — отмахнулась женщина. — Бред давно умершего человека.

— Пророчество! — провозгласил капеллан. — Указание пути к спасению. Неужели ты не видишь? Человечество должно действовать. Оно должно свергнуть деспотичную и порочную церковь и вернуться к старым, истинным путям святого Вандира, Благословленного и Чистого.

Леди Бьянка шагнула вперёд.

— Патридзо. Это безумие. Мы не можем этого допустить.

Патридзо вырвался из оцепенения и обвёл их обоих взглядом, теребя шёлковый колпак в заляпанных краской руках.

— Что я могу сделать? — наконец спросил он.

— Противостоять! — заявила Бьянка. Она оглянулась, ища поддержки, однако вперёд больше не вышел никто. Она выругалась. — Он видит в картах то, что хочет видеть. Если среди вас нет настоящих мужчин, значит, всё придётся сделать мне! — Внезапно у неё в руке из ниоткуда появился клинок. Бьянка пришла в движение с удивительной для женщины её возраста скоростью и вонзила лезвие в грудь Шалии.

Мужчина опустил глаза на место, куда погрузился клинок.

Лезвие прошло сквозь коричневую ткань его халата.

— Леди Бьянка. Вы меня разочаровали. Вы выбрали поражение вместо победы, застой вместо роста.

— Я выбрала здравомыслие, — сказала она, вгоняя нож ещё глубже.

Раздались потрясённые возгласы, однако несущий вести не пошевелился.

— Вера — мой доспех. Не бойтесь, братья и сёстры. Я не ранен. Император защищает тех, кто верит.

Он отступил назад, позволив остальным забрать оружие из руки госпожи, и, открыв халат, показал нетронутую плоть.

— Как ты это сделал? — рявкнула Бьянка. — Что за адское устройство ты носишь?

Шалия грустно покачал головой.

— Император защищает, но ещё Он карает тех, кто слаб. Боюсь, вам придётся остаться здесь, миледи, под охраной. Мы не можем допустить, чтобы вы помешали грядущему освобождению.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Бендикт поехал из космопорта в «Саламандре» и прибыл в Кальверт через три часа после леди Бьянки и остальных Ричстаров. Был уже полдень, но, несмотря на зной, собравшаяся почётная гвардия местных калибиниров стояла в полной красно-синей униформе.

Генерал составил о них мнение с первого же взгляда. Они выглядели слишком нарядными, чтобы быть хорошими солдатами. Когда он вышел из машины, их капитан выкрикнул приказ. Бендикт мимолётно заметил взгляд мужчины, когда отсалютовал ему в ответ. До них явно успели дойти новости о падении Кипры. Они выглядели напряжёнными.

Исайя сложил оставшейся рукой знак аквилы и направился к широким мраморным ступеням. Наверху его уже ждал высокий худощавый человек.

— Генерал Бендикт. Добро пожаловать на Потенс. Я — Шанттал, советник патридзо Урдалига Ричстара. Мы рады видеть человека с такой боевой выслугой перед Святым Троном. Наши воины храбры, но они нуждаются в лидере.

Бендикт с нетерпением дождался конца речи.

— Где патридзо?

— Сэр, — быстро заговорил советник, — мне жаль, но патридзо на совещании. Мы ждём оглашения великого праздничного дня.

— Какого ещё праздника?

— Праздника святого Игнацио, — пояснил Шанттал. — Это главное религиозное событие на планете. Даже во всей системе.

Генерал не понял, почему какое-то празднование окружала такая важность и суета.

— Кажется, я что-то читал о нём. Что ж, пускай, если он не помешает военным приготовлениям.

Шанттал болезненно поморщился.

— Во время фестиваля ничего не делается. Вся планета уходит на отдых.

Эти слова наконец привлекли внимание Бендикта.

— Когда именно происходит ваш фестиваль?

Советник заколебался.

— Точный момент... я пока не могу сказать. Он зависит от яркости местной звезды. Авгуры должны огласить дату с минуты на минуту.

— Уверен, вы знаете о приближении сил ереси, — заметил Исайя.

Шанттал кивнул. Его губы остались плотно сомкнутыми. Кадианец задался вопросом, как много этот советник знал на самом деле.

— Тогда слушай. Патридзо и его силы должны содействовать мне во всех вопросах.

Казалось, мужчину явно что-то обеспокоило.

— Лорд-генерал, патридзо нужно провести много ритуалов. Он прямой наследник святого.

— Мне без разницы, кто он такой. Всё, что меня волнует, — это оборона вашей системы. — Словно подчёркивая его слова, откуда-то донеслась автоматная очередь. Мгновением позже вдалеке заревела сирена.

— Конечно, — затараторил советник. — Я не знаю, знакомы ли вы с местной историей, генерал Бендикт. Ричстары исполняли священный долг перед самим Императором на протяжении всех этих тысячелетий. Они считают Императора более святой персоной, чем кто-либо ещё в Империуме. Могу уверить вас, что народ высоко ценит Ричстаров.

— Послушай, я вернусь, когда патридзо будет свободен.

Шанттал взял Бендикта за целую руку.

— Нет. Прошу. Я настаиваю. Патридзо очень хочет встретиться с вами. Как только он будет готов, вы обязательно увидитесь. Идёмте, я помогу вам интересно скоротать время.

Советник отступил назад, когда Бендикт и Мере обменялись взглядами. Исайя вздохнул. Это было последним, чего он хотел, однако адъютант одарил его многозначительным взглядом. «Не обижайте местных, — сказал он ему раньше. — Встретьтесь с ним, поприветствуйте, а затем мы отправимся дальше по своим делам».

Бендикт повернулся к советнику.

— Сколько нужно ждать патридзо?

— Не более часа.

— Ладно, — вздохнул Исайя. — У вас есть час.

Шанттал повёл двух кадианцев по богато обставленным комнатам, демонстрируя им вереницу росписей, показывавших ключевые моменты истории скопления Висельников.

Первой картиной было «Вручение имперской лицензии», на которой изображался несколько романтизированный Золотой Трон, а также до странного пышущий здоровьем Император — бородатый, состарившийся от забот и возраста, но определённо живой, — передающий фигуре на переднем плане, которая, как предположил Бендикт, была Игнацио Ричстаром, его лицензию.

Далее последовала череда испытаний, с которыми столкнулся Игнацио, умиротворяя регион.

К своему удивлению, Бендикт обнаружил, что увиденное его заинтриговало.

— А это что? — спросил Исайя о росписи, где были показаны какие-то гигантские черви.

— Зуайг, — пояснил Шанттал. — Они были доминирующим видом скопления Висельников.

— Никогда о них не слышал.

— Их больше нет. Живых представителей, по крайней мере. Их истребил Игнацио в ходе третьего крестового похода. Они были некой разновидностью хищных червей. Я немного интересовался ими, когда был моложе. Мальки размерами не превышали роста обычного человека. По всей видимости, имели толстый слой жира. В моём родном мире есть история о том, как первопоселенцам приходилось есть их, чтобы выжить. Не думаю, что они были очень вкусными.

— Значит, вы не отсюда?

— Нет. А вы не поняли это по моему акценту?

— Нет, — признался генерал.

— Ах. Для местных это труда не составляет. Я с Гильгамеша Девять. Там обучают лучших советников.

Бендикту совершенно не хотелось узнавать новых подробностей о каких бы то ни было советниках. Он перевёл взгляд обратно на роспись.

— Если вам интересно, генерал, на Потенсе есть один из оставшихся образцов представителей того вида. Его содержали в стазисе на протяжении пяти последних тысячелетий. Он в частной коллекции патридзо. В контемплаториуме. Я могу попросить его от вашего имени, если желаете взглянуть.

— Благодарю, — отозвался Исайя. — Может, потом. — Он взглянул на хронометр. — Вынужден настоять на встрече с патридзо.

— Он скоро будет готов. Тем временем позвольте мне показать вам «Строительство святого собора».

Терпение Бендикта подошло к концу.

— Послушайте, я здесь, чтобы организовать оборону планеты. А не глазеть на картины!

Его гневная тирада, казалось, обидела Шанттала.

— Но если вы не знаете историю и культуру системы, то, боюсь, вы не сможете успешно...

— Сэр. Со всем почтением, я не человек культуры. И не стремлюсь таковым стать. Я солдат. Я разбираюсь в войне, которая сама по себе довольно сложная наука. В ней нужно понимать потенциал солдат, укреплений, секторов огня, траекторий, цепей снабжения и местности и, что важнее всего, понимать, когда тебе может повезти. Вот в чём я эксперт. Вот для чего я здесь. Мне поручено обустроить защиту системы, которая до этого самого момента была прискорбно недостаточной. Я хочу встретиться с патридзо, а затем хочу встретиться с товарищами-кадианцами, потому что от них зависит будущее системы. Я понятно изъясняюсь?

Советник затрепетал.

— Я вас прекрасно понял.

Исайя тут же почувствовал себя лучше. Теперь его тон смягчился.

— А теперь простите меня за грубость, но, если патридзо не может встретиться со мной сейчас, мне нужны три вещи. Во-первых, я хочу, чтобы меня доставили в расположение Сто первого кадианского. Во-вторых, я хочу, чтобы местные командиры прибыли ко мне в течение часа. И в-третьих, пусть патридзо встретится со мной, как только у него появится время.

Полчаса спустя «Саламандра» проехала через врата Приёмных казарм. Бендикт спрыгнул с подножки и направился прямиком к крылу со знаменем Сто первого. Флаг безжизненно висел на полуденной жаре, и генерал, щурясь от яркого солнца, зашагал к открытым дверям.

На текущий момент Сто первым командовал полковник Байтов. Они с Бендиктом сражались плечом к плечу долгие годы. Полковник вышел сам, чтобы поприветствовать генерала.

Байтов указал на сложенный рукав Бендикта.

— Что с рукой?

— Как-нибудь расскажу. А сейчас нас ждёт работа, — произнёс Исайя, шагая к входу. Тут и там он останавливался, чтобы поздороваться с людьми, которых знал. Он помнил их всех по именам, как и битвы, в которых они бились вместе. Даал. Спаркер. Даже Ривальд. Каждый старый товарищ отнимал у него немного времени, и когда он достиг наконец ступеней в штаб, то остановился и замер.

От нахлынувших чувств у него перехватило горло. Он кивнул.

— Я чертовски рад видеть всех вас.

Десять минут спустя Байтов и Бендикт стояли в командном бункере, просматривая последние астропатические передачи.

Пункт управления располагался в скальном основании акрополя. Внутри, как и в любом подземном помещении, царила прохлада и сырость. От схожести с наблюдательным пунктом 9983 Бендикту вдруг стало немного не по себе. На столе перед ним лежала карта скопления Висельников. С одной её стороны располагалась внутриспиральная тьма, с другой — родные миры сегментума Соляр.

Красные отметки показывали планеты, захваченные Покаранными. Генерал подался вперёд, едва не забыв об отсутствии правой руки, так что ему пришлось опереться на левую.

— В этом нет никакого смысла, — заявил он.

Байтов помолчал и обвёл карту взглядом. Сам он не утруждал себя мыслями о том, был ли в происходящем какой-либо смысл или нет. Он просто старался продумать, как лучше всего обеспечить оборону этого места.

— Почему нет?

— Что ж. Смотри. Защитить скопление не должно было составить труда. У него есть собственные войска, прочные связи между правящим семейством и их родными мирами. Как могли еретики вклиниться в него настолько глубоко и к тому же так быстро?

Полковник покачал головой.

— Превосходящие силы?

— Что мы знаем о Покаранных?

Байтов достал инфопланшет и пролистал содержимое экрана.

— Информация засекречена, но считается, что их ядро составляет полк Имперской Гвардии под названием Тринадцатый сецедский. Тяжёлая пехота, размещённая на Белизаре. Они вырезали старших офицеров и подняли мятеж за два месяца до падения планеты. Считалось, что их истребили перед падением Кадии.

— Сколько бойцов насчитывал Тринадцатый сецедский?

— Десять тысяч.

— Только не говори, что целое скопление захватили десять тысяч гвардейцев-отступников!

— Нет. Но они, похоже, лучше всего умеют побеждать местные силы обороны. На Маркизе нам в основном приходилось сражаться против культистов.

— Значит, у еретиков есть ядро из элиты и орда сектантов?

— Да, сэр.

— Наши есть? — Он имел в виду кадианцев. Вопрос был задан так тихо, что услышать его смог лишь Байтов. Полковник едва заметно кивнул, и Бендикту стало дурно от одной только мысли об этом.

Повисла долгая пауза.

Первым её нарушил генерал.

— Так кто такой этот Дракул-зар?

— По слухам, раньше он был полковником сецедцев. «Дракул» — это их почётный титул. Вместе с суффиксом «зар» его можно перевести как «Маленький отец». Пикт-снимков с его изображением нет.

Исайя не нашёл что сказать. Такое имя свидетельствовало о привязанности. Харизматичный лидер, который мог быстро собрать в одно целое множество разрозненных сил.

Генерал хлопнул рукой по столу.

— Мне нужно знать, как, во имя Трона, они захватывают один мир за другим?

Байтов с ходу выдал несколько догадок.

— Скорость. Террор. Скверна.

— Говоришь, на Маркизе вы дрались против культистов?

— Да, сэр. Судя по докладам, их элитные силы ударили по дворцу губернатора. Обезглавливающий удар. После его падения остальная оборона долго не продержалась.

Бендикт внимательно выслушал информацию.

— Значит, у наших врагов есть опытное ядро, а также способный и харизматичный командир. Ещё у них должен быть флот. Взгляни, как быстро они наступают. Есть сведения о пропаже кораблей флота?

Байтов покачал головой.

— Исходя из имеющихся данных, я бы ожидал удара элитными силами по Вечнограду, нацеленного на убийство патридзо. Убедись, чтобы он находился под надёжной защитой. Есть ещё какое-то место, где мы можем поместить гарнизон?

Полковник мотнул головой.

— Сёстры Эбеновой Чаши имеют на соборном пике дочерний дом. Они ясно дали понять, что не примут гвардейские полки на вершине.

Бендикт закатил глаза.

— А Вечноград — настоящий лабиринт.

— Да, сэр. Думаю, это может сыграть нам на руку. Я определил ключевые трассы к акрополю на случай атаки города. Ни по одной из них прямой штурм провести нельзя. При содействии местных мы сможем сдерживать атакующих на протяжении, скажем, месяцев.

— Хорошо, — отозвался Исайя. — А если враг войдёт в город, мы должны иметь в запасе минимум пару дней. — Он достал карту, на которой был изображён Потенс. Акрополь обозначался аквилой, вокруг которой вились улочки Вечнограда, а дальше тянулись промышленные и сельскохозяйственные районы, а также бледные блоки звёздного порта.

— Палаточный город простирается отсюда и досюда.

Бендикт кивнул.

— Кто охраняет космопорт?

— Калибиниры. Шестьдесят шестой бароланский механизированный. Они отвечают за всю критическую инфраструктуру.

— Они надёжные?

— Они недоукомплектованы. Но, судя по послужным спискам, на них можно положиться.

Бендикт кивнул.

— Гляди сюда. — Он указал на звёздные карты. — К планете Серебряный Храм движется три дивизии Гвардии. Всё, что нужно сделать врагу, — это захватить Домус, и тогда мы потеряем преимущество. Кто командовал имперской обороной?

— По большому счёту патридзо.

Генерал выругался.

— Значит, у нас осталось меньше времени, чем мы думали. Переведи войска в режим боеготовности. — Он заходил туда-сюда, обдумывая контрмеры, оценивая потенциал военных сил под своим началом и их возможности. Наконец Исайя составил целостную картинку.

— Итак. Записывайте приказы. Как называется астропатический комплекс?

Мере понятия не имел. Он повернулся к Байтову.

— Нуллем Апек. В сотне миль отсюда. В Супрамонте, в горах.

— Этот праздник как-то помешает ему?

— Не должен.

— Какого чёрта он так далеко?

— Похоже, Вечноград — самое худшее место для астропатической связи. Мне сказали, что из-за плотности храмов и святых мест здесь слишком высокий уровень псионического загрязнения. Все эти паломники, впадающие в религиозный экстаз. Пси-передатчик достаточно далеко, чтобы его работе ничто не препятствовало.

Бендикт отдал приказы, которые следовало передать командирам во всех близлежащих системах. Постепенно его голос наполнялся уверенностью, пока наконец генерал не указал на одну из соседних систем.

— Мы остановим врага, а затем контратакуем у Чёрной Скалы. Фланги Покаранных будут у нас как на ладони.

Мере стоял над писцом, удостоверяясь, чтобы тот правильно записал распоряжения генерала. Все документы прошли двойную проверку. Наконец он спросил:

— Думаете, сработает?

— Посмотрим, — отозвался Исайя. — Пока что я хочу вселить в командиров ощущение цели. Всё, что я сейчас вижу, — это смятение и необдуманные наступления. Сейчас важно взять себя в руки и дать командирам понять, что им кто-то отдаёт приказы. Как только мы остановим вражеское наступление, начнём думать, как отбросить их назад.

Наконец Бендикт понял, что измотал себя до предела.

— Разошлите их немедленно.

Приказы унесли под охраной. Исайя запоздало увидел стоявшую возле карты кружку рекафа. Напиток остыл, но он всё равно сделал глоток и с удивлением поднял глаза.

— Что ж, хотя бы рекаф хороший.

— У меня тут куча сообщений, — сказал Мере. — Патридзо шлёт свои извинения за отсутствие. Канонисса Мадделена поздравляет вас с назначением... обычные формальности. Кардинал-архиепископ Зереум рад вашему назначению и прибытию Сто первого. После празднования он бы хотел провести мессу в вашу честь. Благословить оружие и всё такое прочее.

— Хорошо. Отвлеки его как-нибудь. Последнее, что мне нужно, это тратить время на чёртового попа. Если будет наседать, то пусть миропомажет танки. Хоть солдат повеселит.

— Да, сэр.

Бендикт обвёл присутствующих взглядом.

— Ладно. Давайте браться за дело, пока не начался праздник.

Командный штаб едва держался на ногах от усталости. Они просидели взаперти в тесном бункере несколько часов кряду. Генерал повёл их обратно к лестнице.

Когда он поднялся, ему навстречу задул свежий ветерок. Исайя вышел наружу и оглянулся.

Солнце уже клонилось к закату.

— Почему звонят колокола?

Мере только что передали уведомление.

— Сэр. Похоже, объявили праздник святого Игнацио.

У нас есть два дня, чтобы привести всё в порядок.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Особенности праздника святого Игнацио объяснили кардиналу-архиепископу Зереуму едва ли не сразу после того, как несколько лет назад он прибыл на Потенс с храмового мира Гратер-Трин и был назначен понтификом скопления Висельников.

Посвятил Зереума в местные традиции его рукополагаемый, Товия Веттор. Он был сухощавым клириком с крючковатым носом и пронзительно-синими глазами, сидевшим в алькове у двери в кардинальскую опочивальню.

— Празднество наступает раз в одиннадцать лет, — пояснил ему Веттор, — когда на местном солнце, именуемом Леопардовой Звездой, в ходе солярного цикла возникают чёрные пятна, которые движутся к его центру и вызывают существенное ослабление света.

— Значит, конкретной даты нет.

— Нет, — подтвердил Товия. — По движению пятен к экваториальным районам солнца определяется схождение — солярное событие, которое увековечивает великую победу Игнацио над ксенорасами Потенса. Лишь после начала их схождения можно более-менее уверенно предсказать дату торжества. Несмотря на то что обычно празднество настаёт раз в одиннадцать лет, бывали случаи, когда оно наступало через семь лет, а иногда и вовсе через шестнадцать.

Дворец кардинала Зереума располагался среди ухоженных соборных садов, на вершине акрополя Вечнограда. В своей жизни он практически не имел предметов роскоши, но одним из них была коллекция орнитоптеров, которую он держал на крыше комплекса.

Базилика намного превосходила размерами любую скромную обитель, которая требовалась Зереуму. Она спускалась по верхним склонам акрополя, напоминая здание, медленно соскальзывающее с вершины в пропасть. Нижние ярусы терялись среди растительности, и находящиеся там помещения определённо знавали лучшие дни. Их зарешёченные окна и ворота были заколочены досками и отданы в безраздельное владение мышам и ящерицам. Генератории, некогда питавшие энергией ледяные камеры, давно остыли, и их вентканалы заложили кирпичами и раствором. А в огромных подвалах находились вымощенные камнем резервуары, склады с гигантскими амфорами, часовни, комнаты для обрядов и пустотные генераторы, которые давным-давно закрыли, оставив постепенно приходить в негодность и запустение.

Кардинал и его свита обитали в верхних центральных залах, которые содержались в чистоте и порядке, хотя многие росписи там уже начинали ветшать, а также страдать от небрежности слуг, проносящихся мимо либо толкавших тележки с едой из кухонь немного быстрее положенного.

Зереум имел большие планы на Базилику. Всем этим неиспользуемым пространством следовало распорядиться по уму. Он намеревался организовать сиротский дом для детей Потенса, приют для паломников, комнаты встреч, молитвенные залы. Все эти замыслы крутились у него в голове, и он собирался приступить к претворению их в жизнь сразу, как только власти восстановят в скоплении Висельников мир.

Кардинал Зереум хотел сделать планету лучше и невольно вспомнил утренний разговор с Веттором, который сообщил ему о семье, найденной мёртвой перед воротами Вечнограда.

— Они умерли с голоду, — сказал ему рукополагаемый.

— Почему их не впустили внутрь?

— Таков приказ патридзо, — пояснил Товия. — Теперь, когда день празднества вот-вот должны огласить...

— Ах да, праздник святого Игнацио. Значит, мы должны сидеть и ждать, пока авгуры примут решение, а люди тем временем будут страдать.

— Патридзо присылает им еду.

— Но какой с неё прок, если она не доходит до голодающих?

Авгуры следили за Леопардовой Звездой на протяжении почти двух месяцев. Каждый из них жаждал стать тем, кто первым заметит знаки, возвещавшие о скором наступлении пиршественного дня святого Игнацио. Несмотря на то что праздник ожидался в любой момент, служителей собора известят о дате лишь после того, как солнечные пятна начнут собираться вместе.

Тем утром, на рассвете, авгуры наконец узрели и подтвердили знамения, и когда все трое пришли к согласию, они, в нервном возбуждении заламывая руки, заявились в опочивальню Зереума.

Кардинал принял известия со стоическим спокойствием. Он выслушал их, произнёс благодарственную молитву и позволил авгурам сделать объявление всему Вечнограду. Зереум мимолётно задумался, сколько уйдёт времени на то, чтобы новость распространилась, после чего велел подать рекаф, а также утренний поссет, состоявший из яйца, молока и сладкого вина.

Когда грянули колокола, он сидел, облокотившись на спинку кровати с балдахином. Какое-то время кардинал слушал расходящийся над городом звон.

Закончив, он окликнул своего рукополагаемого.

— Веттор!

Тот вошёл в комнату и поклонился.

— Да, ваше святейшество?

— Помоги мне слезть, — сказал Зереум и откинул одеяло, высунув бледные волосатые ноги из постели.

Веттор заспешил к нему и, подобрав шлёпанцы, поочерёдно надел их на ступни кардинала, прежде чем те успели коснуться холодного пола.

— Давайте, ваше святейшество, — сказал он и, взяв руку кардинала, помог ему спуститься.

Теперь бой колоколов летел уже по всему городу.

— Значит, авгуры сделали оглашение.

— Похоже, вы не рады, ваше святейшество.

— Разве? Нет, я рад. Я знаю, как важен этот праздник для местных. Надеюсь, они получат знамения, которых так хотят. — Зереум помолчал. — Полагаю, всё дело в том, что они до сих пор не приняли меня как родного.

— Всему своё время, — заверил его рукополагаемый. — Местные жители непривычны к чужакам. До Великой Неурядицы мы были лишь мелкой россыпью точек меж двух рукавов Галактики. Скопление Висельников считалось тем ещё захолустьем. Мы никого не трогали и жили по своим обычаям. Мы всегда сами назначали кардиналов и экклезиархов. Вы — первый кардинал извне за почти тысячу лет.

Товия говорил на чистом готике, без капли акцента. Кардинал выдавил улыбку.

— Иногда я забываю, что ты родился здесь. Ты бы предпочёл кардинала из собственного народа.

Веттор хохотнул.

— Думаете, я мечу на ваше место?

— Мне приходила в голову такая мысль.

Мужчина снова посмеялся.

— Нет, ваше святейшество. Оно ваше и только ваше, клянусь. В этой работе я с вами не сравнюсь.

— Я стараюсь как могу, — со вздохом произнёс кардинал.

— Вы — настоящая редкость в нашей Галактике. Вы хороший человек, — сказал ему рукополагаемый.

Кардинал остановился.

— Спасибо, — произнёс он. — Ты не первый человек, который говорит мне это.

Веттор встретился с ним взглядом.

— Потому что это правда.

В закрытой общине собора кардинал Зереум имел прозвище Сова.

Он был маленьким согбенным мужчиной с коротко подстриженными волосами, тонкими плотно поджатыми губами и широкими вечно удивлёнными глазами, которые и впрямь придавали ему схожесть с совой. Этим утром, после молитв, он зашёл в библиотеку наверху дворца, и механические части сервописца тихо зажужжали, когда тот перешёл из спящего в активный режим.

Веттор проследил взглядом за тем, как кардинал прошёл к освинцованному окну и окинул взглядом соборные сады, где аккуратно подстриженные тисовые изгороди складывались в символ аквилы.

— Я нашёл записи о последней церемонии, — с гордостью заявил Товия и размотал веленевые манускрипты на рабочем столе Зереума, после чего воспользовался бархатными мешочками с песком, чтобы прижать концы свитка к столешнице. Он принялся диктовать текст сервописцу в углу комнаты. Рука-перо заскребла по бумаге, записывая необходимые приготовления. Требовалось достать из хранилища церковные одеяния, вынести из соборных складов тонны благовоний, извлечь из стазисных камер святые книги, купить обувь, а также принять делегации от всех религиозных и гражданских организаций, которые захотят принять участие в процессии. Казалось, уйдут часы лишь на то, чтобы составить план всего, что нужно сделать.

Настал полдень, а колокола всё не стихали. В дверь постучали. Веттор отправился взглянуть, кто к ним пожаловал.

— Делегации на праздник?

— На самом деле нет, — сказал Товия. Он зачитал сообщение вслух: имперский генерал совершил варп-переход и этим утром высадился на планету.

Кардинал сжал руки в благодарственном жесте.

— Хвала Святому Трону. — Он сложил знак аквилы, и когда открыл глаза, то увидел, что Веттор по-прежнему держит пергамент.

— Там что-то ещё?

— Да. Шалия, несущий вести, прибыл этим утром. Он также шлёт приветствия. Больше того, похоже, он ждёт внизу. Он просит о личной встрече.

Шалия выступал личным эмиссаром Ричстаров — странный титул, нечто сродни частного семейного капеллана. И, как их духовник, Шалия имел доступ к мыслям каждого члена правящего семейства в секторе. За несколько лет пребывания на Потенсе Зереум понял, что Шалия, вероятно, обладал даже большей властью, нежели он сам, кардинал-архиепископ.

Такая встреча была весьма важной. Зереум поправил пурпурные одеяния и потянулся за тростью.

— Проведи его наверх.

В любом религиозном обряде имелась доля театральности, и кардинал Зереум прекрасно отдавал себе в этом отчёт. Пурпурное платье сидело на нём безупречно, а ещё он всегда носил с собой короткую трость — не по причине немощи, а скорее в качестве реквизита, как её мог бы использовать шарлатан для довершения образа.

Она представляла собой небольшую палку, изготовленную из макила-древа, которую в его родном мире, Диммамаре, на протяжении нескольких сезонов тщательно вырезали, выпрямляли и благословляли, после чего превратили в предмет, достойный самого кардинала. Она имела затейливо украшенный серебряный ободок, а роль рукояти исполнял крошечный сервочереп из чеканного серебра.

Постукивание посохом по чёрному мраморному полу личных покоев помогло Зереуму собраться с мыслями. В ожидании гостя он разглядывал в библиотечное окно раскинувшиеся внизу сады.

В дверь тихо поскребли. Веттор откашлялся.

— Шалия Старборн, несущий вести.

Шалия стремительно вошёл в библиотеку. Он был босой, заметил Зереум, невольно позавидовав аскетизму его образа жизни и наряда.

— Ваше Высокопреосвященство, — сказал Шалия, отвесив поклон. Он принял вытянутую руку кардинала и поцеловал перстень. — Как полёты?

Щёки Зереума залились лёгким румянцем.

— О. Моё небольшое хобби. Что ж, в последнее время у меня не было возможности ему предаться. Все мы как на иголках из-за празднества.

Несущий вести понимающе улыбнулся.

— Тогда, возможно, после вы смогли бы покатать заодно и меня. Но каков день встречи — сегодня ведь огласили праздник святого Игнацио.

— Воистину так.

Поговорить было о чём, поэтому Веттор подал им сладкое мясо с рекафом, пока они обсуждали последние новости со всего сектора.

— Есть кое-что ещё, — сказал в конце Шалия. — Я взял на себя такую вольность. Мы оба понимаем, насколько слаба оборона скопления Висельников. Из-за этого ко мне подходило множество согнанных со своих мест людей, и они просили у меня разрешения собраться вместе. Создать вооружённую группу святых поборников. Армию Фратерис Милиции, которая хочет своей верой дать отпор еретикам и нечестивцам. Я сказал им, что могу благословить их, но объявлять крестовый поход не вправе.

— Почему нет? Конечно. Если патридзо не имеет ничего против.

— Согласно Особому закону, религиозные дела не являются его компетенцией. Вы — кардинал. Вопросами веры заведуете вы. Крестовый поход может объявить только представитель Экклезиархии. Лишь в вашей власти вооружить фратерис.

Зереум помолчал.

— Значит, в моих силах внести вклад в оборону планеты?

— Не просто внести вклад. Усилить её защиту многократно!

— Сколько людей готовы встать под ружьё?

— По последним подсчётам, больше сотни тысяч душ, — заявил капеллан.

— И у них есть оружие?

— Я принял некоторые пожертвования от правящих членов семейства Ричстаров. Полагаю, у нас сыщется по лазвинтовке на человека.

— Это хорошие новости! — Кардинал широко улыбнулся. — Я молил Императора о помощи, и, полагаю, это Его дар нам. Вы преисполняете меня отвагой. Веттор, подойди сюда. Составь документы о религиозном военном походе, и я поставлю на них свою печать немедленно!

Пока они ждали, Зереум поднялся из кресла и подошёл к окну.

Полуденное солнце золотило закручивающиеся инверсионные следы челноков. Крепкий ветер гнал по небу цепочки редеющих кучевых облаков.

Кардинал вздохнул.

— Челноки месяцами доставляют на планету несчастных. Знаете, как их зовут местные? Приточники. По приказу патридзо их не пускают в Вечноград. Их численность стала для Потенса серьёзной проверкой на прочность. Веттор говорит мне, что караваны с провизией идут туда каждый день.

Рукополагаемый согласно кивнул. Зереум вздохнул.

— Какая жалость, что мы не помогаем им здесь, в Вечнограде.

Они с Веттором вновь начали давно набивший оскомину разговор.

— Патридзо не считает это уместным. Учитывая близость праздника, — произнёс слуга.

— Нельзя же прогонять их с великого торжества.

— Впереди много ритуалов. И вы знаете, как много нежелательных элементов прибыло на планету.

— Я слышал. — Кардинал прижал костяшки пальцев к переносице и нахмурился. — Мы все проходим через испытание, Веттор. Но подумай об Императоре, который страдает на Золотом Троне вот уже десять тысяч лет. Что такое наши тяготы по сравнению с теми, что выдерживает Он ради нас?

Веттор сложил аквилу.

— Вы правы, ваше святейшество.

— Следует ли мне вступиться за них? — спросил кардинал. — Думаете, патридзо послушает меня?

— Я в этом не сомневаюсь, — произнёс Шалия. — Если он поймёт срочность вашего дела.

— Я пойду с вами, — вызвался Веттор.

Несущий вести кивнул и встал, почти беззвучно ступая по паркету библиотеки.

— Кардинал, у вас доброе сердце. Уверен, если вы встретитесь с патридзо и выскажете всё, что у вас на душе, о вашем беспокойстве за людей, он не сможет вам отказать.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Зереум и его рукополагаемый пошли вниз по широкой церемониальной лестнице Базилики, шагая в такт с постукиванием трости кардинала. Над ними простирались высокие потолки, а через некоторые промежутки встречались площадки с приставленной к стенам роскошной золочёной мебелью.

За три года, прошедшие с момента его назначения в систему, Зереум успел проникнуться уважением к своему подчинённому, но узы формальности между ними разрушить так и не смог. Веттор следовал на шаг позади кардинала, почтительно сложив перед собой руки.

По пути им встретились двое мальчиков-хористов, бежавших по ступеням вверх. Заметив кардинала, они остановились и с боязливой почтительностью отступили в сторону. Зереум возложил им на головы руки.

— Бенедиктус. Ступайте с верой в Святого Императора.

Мальчики бросились дальше, а пара продолжила спуск по длинной винтовой лестнице.

— Я пробыл тут три года, но по-прежнему нахожу скопление Висельников весьма странным местом.

— Отчего же, кардинал?

— Раньше я служил примасом в мире-святилище Гратер-Трин. Он находился в недельном варп-прыжке от Святой Терры, и каждое здание, каждое поле, каждый перекрёсток там был храмом какому-то святому либо Императору. То был мир молитв и веры.

— В отличие от Потенса, да?

— Нет, не совсем так, — сказал Зереум, остановившись на третьей площадке.

— Я не понимаю.

Кардинал повернулся к нему.

— Собор Игнацио — крупнейший храм в скоплении Висельников. Чудо. Великий монумент славе Императора! А в нём всегда ни души. Притом часовни и оратории Вечнограда забиты людьми денно и нощно. Неужели восхождение на акрополь — слишком тяжёлое испытание для их веры? Если Император пожертвовал своей жизнью и существованием ради нашей защиты, то не думаешь ли ты, что прихожане не могут подняться по нескольким ступеням, дабы воздать Ему должное?

— Вы несправедливы к ним, ваше святейшество. Они относятся к собору святого с особым благоговением. Они придут.

— Когда?

— После утренней мессы в честь праздника Игнацио. От часовни святого Игнацио до собора двинется большой ход.

Они достигли конца лестницы и направились к вратам Базилики. При приближении двух фигур её створки из усиленной стали бесшумно распахнулись.

Снаружи дворика царила тьма, скрадывая тянувшийся к небу огромный собор.

Перед ними уже ждал гравипаланкин с флажками, мягко развевающимися на лёгком ветерке. Квадратная платформа покачнулась, когда кардинал поднялся по ступенькам и уселся в узорное кресло, после чего поплыла вперёд.

Во главе процессии шли клирики и священники с факелами, а также хор сервиторов, размещённых в храме-микоши. Процессия обогнула опоры на восточной стороне собора Игнацио, и задувший ветер подхватил жёлтое пламя факелов и стал сбивать его в сторону, когда жрецы прошествовали мимо местных калибиниров, которые приветственно замахали руками. Затем их накрыла тень барбакана с бойницами, опускной решёткой и бронированными створками, что ныне служил обителью для тридцати Сестёр ордена Эбеновой Чаши.

Когда они приблизились, из врат выступила фигура.

Это была целестинка Симмона. Женщина носила чёрный силовой доспех, украшенный чашей с черепом её ордена — старейшего из представительств дочерей Императора. Воительница держала шлем на сгибе локтя, а за спиной у неё развевался белый, отороченный красным мехом плащ. Завидев процессию, она сложила знак аквилы и обратилась к Зереуму.

— Уже очень поздно, чтобы выходить наружу, ваше высочество.

— Ты права, — ответил кардинал. — Но меня подвиг к действию дух Святого Императора. Мою душу тяготит положение несчастных.

— Вы хотите встретиться с патридзо?

— Да.

— Он примет вас?

— Не вижу причин, почему нет.

— Он ни разу не встречался с главой нашего ордена.

— Он часто занят работой, — вставил Веттор. — Многие находят его восхитительные картины проявлением истинного благочестия.

— Раз так... Мы — ваша почётная гвардия, кардинал. Если вы идёте, позвольте нам сопровождать вас.

По её команде из арки вышло ещё десять сестёр. Прижимая болтеры к груди, они протолкнулись сквозь хор и выстроились под гравипаланкином, и лишь после этого ворота собора медленно отворились.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

— Встань, дитя, — сказал мужчина. Он протянул руку, и Каркал взял её.

Он не знал, кому та принадлежала. Знал только то, что наверняка другу. Товарищу. Брату.

— Садись в конец. Придёт ещё много других.

Каркал расположился в задней части полугусеничной машины, и кузов стал быстро заполняться такими же, как он, робеющими людьми, которые, однако, становились уверенней от обещания того, что вскоре обретут высшую цель.

Юноша лишь кивал новоприбывшим, всё плотнее набивавшимся в машину вокруг него.

— Все на борту! — крикнул наконец брат, после чего заднюю крышку подняли на цепях и закрепили на месте. — Меня зовут брат Зефан, — продолжил он. — Добро пожаловать!

Мужчина постучал по кузову. Двигатель взревел, и они покатились вперёд.

Грузовик поехал через палаточный город. Теперь, когда Каркал перестал быть один, это место выглядело не таким угрожающим.

— Куда вы нас везёте? — спросил кто-то.

— На испытание, — отозвался брат Зефан.

— Чего?

— Веры, — с непроницаемым видом произнёс мужчина.

Конвой остановился возле блокпоста. Каркал услышал крики бандюганов.

Зефан заговорил с одним из них.

Струфф не сомневался, что бандиты станут выспрашивать насчёт него. «Убийца и вор, — наверняка скажут они. — Такого не нужно брать. Он того не стоит. Всадите ему луч в шею, пока он не предал ваше доверие».

Он постарался не высовывать головы.

Но затем Зефан махнул рукой, и колонна снова тронулась в путь.

Картеллы позволили им проехать прямо через блокпост, и, оказавшись на равнинах, они направились на юг. Машина резко набрала скорость, отчего сидевших внутри начало болтать из стороны в сторону.

Каркал не пытался ни с кем заговаривать. Вместо этого он сосредоточился на своей вере. На сделанных им признаниях. Наконец они остановились. Парень стал молиться, так, как его научили в детстве.

— Вставайте! — крикнул брат Зефан.

От долгого сидения у юноши одеревенели ноги. Он с трудом поднялся и попытался определить, куда их привезли.

Они ехали где-то час. Палаточный город казался тонкой белой линией на горизонте, а позади него, смутно вырисовываясь в пыли, поднималась далёкая скала Вечнограда и золотые купола собора Игнацио.

Колонна остановилась возле чего-то похожего на старый сельскохозяйственный склад. Из скалобетонных плит основания пробивались сорняки. Помещение выглядело заброшенным, с треснувшими окнами и большими дырами в сетчатом заборе.

Каркал слез на землю. Из шести грузовиков на дорожку выбирались сотни молодых людей. Среди толпы витала ощутимая нервозность.

— Сюда! — донёсся голос из громкоговорителя. Струфф поплёлся вместе с остальными к ближайшему сооружению.

Раздвижные двери были широко открыты. Громкоговорители располагались на каждом шаге их пути.

— Сюда! — снова раздалась команда, и Каркал занял место в одной из множества очередей.

Он почуял запах еды.

В начале очереди стоял человек с котлом похлёбки. Он протянул Струффу миску.

Юноша уставился на мужчину, изумлённый такой щедростью.

— Не задерживай других! — велели ему, и он поспешил убраться прочь.

Его кормили до тех пор, пока он больше не смог есть, после чего отвели в комнату и раздели догола. Каркал, дрожа, стоял вместе с пятьюдесятью такими же, как он, людьми, стыдящимися своей наготы. Он ни о чём не думал. Он просто шёл, подчинялся и чувствовал благодарность.

Их направили в низкую комнату со скалобетонными стенами и открытыми трубами.

— Помывка, — скомандовал Зефан, и из труб с бульканьем выплеснулась вода. От неё воняло стерилизаторами. В комнате нашлись бруски мыла и щётки. Вода была едва тёплой. Каркала, впрочем, это совершенно не волновало. Он просто стоял, позволяя ей смывать с себя грязь, а затем, когда та кончилась, последовал за остальными в другую дверь, где каждого из них обсыпали антисептическим порошком.

— Садитесь и молитесь, дети мои. Испытание вот-вот начнётся, — сказали им.

Когда они сели, склонив головы, пришёл сервитор с бритвенной машинкой, чтобы постричь их. Струфф чувствовал, как металл снова и снова проходит по его затылку, наблюдая за тем, как на пол у ног падают клоки влажных спутанных волос. Затем по его скальпу прошлась рука, принеся с собой новые, доселе неведомые ему ощущения. Она убрала последние волоски у него с головы. Рука принадлежала не сервитору.

Он поднял глаза.

— Идём, брат, — сказал Зефан.

Каркал встал. На нём была длинная роба из коричневой шерсти, складками ниспадавшая до колен.

— Пора узнать, чист ли ты.

Каркала, босого, провели в следующую комнату.

На полу темнела кровь. Через левую дверь за ноги уволакивали тело. В центре комнаты стоял мужчина в чёрном облачении и маске. Единственным украшением на нём была стальная аквила, свисавшая с шеи.

Он жестом велел Каркалу подойти ближе.

— На колени, — скомандовал голос позади него.

Парень опустился на пол и склонил голову. Сбоку, в соседней комнате, кто-то говорил. Затем донёсся возглас, крик, а затем тишина.

Казалось, прошла вечность, прежде чем дверь открылась.

— Он готов? — раздался глубокий сильный голос.

— Да, исповедник.

К нему кто-то приблизился.

Юноша увидел гвардейские ботинки, основательно поношенные и ободранные.

— Я — Харкхам Питт, — произнёс голос. — Подними глаза, дитя моё.

Исповедник Харкхам Питт носил военную форму. На поясе мужчины висели три гранаты и подсумки для батарей, а также длинный, с меч, штык в ножнах на боку. За спиной на ремне у него болталась лазвинтовка, а ещё на правой руке имелся знак различия — тройной череп. С плеч исповедника ниспадал стяг Ричстаров, а на бедре в кобуру был вложен лазпистолет. Однако встревожило Каркала вовсе не это, а лицо человека.

Веки Питта были пришиты к надбровным дугам так, что его глаза едва не вываливались из глазниц, налитые кровью и немигающие.

— Как тебя зовут, дитя? — грубым сиплым голосом спросил он.

Каркал назвался, но голос его оказался не испуганным кваканьем, как это было в последний раз, когда он говорил. Он был полон уверенности и силы. Полон твёрдой веры.

— Каркал Струфф.

Юноша услышал кого-то за спиной и почувствовал, как к затылку прижался металл. Он вздрогнул от неожиданного холода, однако не отвёл взгляда от взирающих на него безумных глаз.

— К твоему затылку приставлен пистолет, — сказал исповедник Питт. Он мягко улыбнулся. — Но не бойся, дитя моё. Верующим нечего бояться, даже самой смерти. — Он взял Каркала за руку и спрятал её в свои ладони. — Я задам тебе несколько вопросов. Отвечай на них правдиво. Если соврёшь, я пойму это, и плата за ложь — смерть. Ты понимаешь, дитя моё?

Каркал кивнул и мужчина перед ним улыбнулся.

— Хорошо. А теперь закрой глаза. Вера часто приходит к нам во тьме. Оградись от мира и загляни в своё сердце, дабы узреть один истинный путь.

Парень сделал как велено, после чего начались вопросы.

— Ты веришь в будущее человечества?

— Верю, — торжественно изрёк он.

Пистолет по-прежнему оставался прижатым к основанию его черепа, но теперь металл потеплел, поэтому он перестал дрожать.

— Ты веришь в одного истинного Императора, божественного и торжествующего?

— Верю, — подтвердил Каркал.

Его руки вспотели, сердце громко стучало, но он чувствовал спокойствие. Он не боялся выстрела, что мог в любую секунду оборвать его жизнь. Не боялся ни тьмы, ни света.

Расспросы тем временем продолжились.

— Ты веришь в храм святого Императора, что когда-то стоял на этой планете и будет стоять здесь вновь?

Юноша зажмурился ещё крепче.

— Да.

Вдруг во тьме разума он узрел золотой свет. Лучащийся, чистый, божественный. Его рука похолодела. Ладони мужчины мягко её сжали. Каркал стал говорить с лихорадочностью. С вызовом. Верой. Раскаянием во всех своих ересях и проступках.

— Ты хочешь очистить тех, кто оскверняет наш мир?

— Да.

— Ты хочешь отправиться к звёздам и возвратить Империум на путь истинный?

— Хочу, мой отец.

— Готов ли ты убивать и сжигать тех, кто выступит против нас?

— Только прикажите, — отозвался Струфф. — Я убивал нечестивцев и готов делать это впредь. Я утоплю их в гное. Я сожру их плоть.

— Спасибо, — произнёс исповедник Питт. Последовала долгая пауза. — А теперь поднимись, дитя моё, и предстань передо мной уже как брат.

Юноша открыл глаза и понял, что ствол оружия больше не прижимался к его голове.

Исповедник Питт помог ему встать и заключил в объятия. Всклокоченная седая борода коснулась лица Каркала, когда Харкхам расцеловал его в обе щеки. Он прижал его к своей груди крепко, по-братски.

— Ты переродился. Ты больше не дитя, блуждающее по миру. Ты был инициирован. Отныне ты станешь братом Каркалом в ранге кавалера и узнаешь низшие пароли. Хорошенько их запомни, ибо от них может зависеть твоя жизнь.

Каркал взглянул на правую руку и увидел пришитый к одежде значок с одним черепом.

Мужчина ещё раз его обнял.

— Добро пожаловать в Братство, кавалер Каркал.

— Чем я могу служить вам?

— Ты будешь служить так, как служил человечеству Император. Своей кровью.

— Моя кровь в вашем распоряжении, — отозвался юноша.

— И тело.

— Я сделаю всё, что попросите.

— Тогда идём, брат. Время для жертвы уже близко.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Рудгард Хове нашёл патридзо на нижней террасе Кальвертских садов, где тот как раз ужинал.

— Рудгард, это ты? — спросил патридзо, заслышав приближение Хове.

— Вы ждали меня?

— Нет, — не оборачиваясь, произнёс Урдалиг. — Только ты топаешь так грузно.

— Похоже, вы чем-то недовольны.

— Ты приходишь ко мне лишь сообщить плохие новости. Выкладывай уж. Какая новая беда стряслась?

Хове не ответил, вместо этого с привычной бесцеремонностью сменив тему.

— Сегодня не рисуете?

— Сегодня нет, — ответил патридзо. — Властитель должен уделять внимание как духовному, так и телесному.

— За вторым могу присмотреть я, — отозвался Рудгард.

Перед патридзо на позолоченной фарфоровой тарелке стоял медовый пирог, порезанный на четыре части. Одного кусочка уже не было. Урдалиг отхлебнул рекаф. Казалось, появление незваного гостя здорово его рассердило.

— Надеюсь, это важно.

— Естественно, — произнёс Хове, после чего отодвинул кресло и уселся за стол.

Рудгард Хове был старшим силовиком на Потенсе — несуразным широкоплечим мужчиной, чьи предки прибыли на планету вместе с Адептус Арбитрес шесть поколений назад. Он до сих пор носил чёрный панцирь арбитров, успевший стать семейной реликвией.

— Вы хоть знаете, что происходит снаружи?

— О чём ты?

— За стенами. К югу от космопорта. В комплексе агрообороны. Этот кретин Шалия собрал там армию.

На лице патридзо не дрогнул ни единый мускул.

— Не армию. Это Фратерис Милиция.

— Суть та же, — заявил Хове.

— Нет, на самом деле нет. Но ты чужак, так что вряд ли поймёшь. Согласно декрету «О послушании» ни один муж не может сражаться за Экклезиархию. Мужчины Братства высадились здесь в соответствии с Особым законом. Это дело Экклезиархии, не моё.

— Что ж, это как раз моя проблема. У меня шестьсот силовиков, и их едва хватает для контролирования Вечнограда. А ещё приточники! Каждый новый челнок доставляет на планету тысячу преступников. Я уже перестал их арестовывать. Мы просто расстреливаем их на месте.

— Так не суйся в их лагерь. Они не станут доставлять проблем.

— Я достаточно пробыл силовиком и точно знаю, что люди и оружие в одном месте означают проблемы.

— Старший силовик Хове. Я нанял тебя не для того, чтобы задавать мне вопросы. Все сейчас высаживают на Потенс армии. Эти люди — армия крестоносцев. Братское ополчение. У них есть официальное соизволение от самого кардинала.

Силовик кинул быстрый взгляд на медовый пирог.

— Я беспокоюсь насчёт леди Бьянки.

— Ей нездоровится. Я отправил к ней собственного лекаря.

— Её жизнехранителей нашли мёртвыми.

— О божечки. Надеюсь, они не заразились от неё.

— Их застрелили.

— Какое несчастье.

Хове всё понял без лишних слов.

— Значит, я могу поручить отряду, что вёл за ней наблюдение, другую работу?

— Да. Я дам знать, когда ей станет лучше.

— Где она?

— Не твоё дело.

Рудгард откинулся на спинку. Он не стал осуждать патридзо. Это был единственный способ удержаться на своём месте.

— Если кто из Ричстаров и имеет хребет, то это она.

— Конечно, — сказал Урдалиг, взяв ещё одну четвертинку пирога и полностью засунув её в рот. Минуту он задумчиво жевал. — Впрочем, они всё равно Ричстары, неважно, есть у них хребет или нет.

— Они младшие сыновья младших сыновей, — заметил Рудгард. — Семья должна выпалывать слабых. Мой брат, к примеру...

— Я помню твоего брата. Или то, что от него осталось.

— Этого хотел наш отец. — Хове ухмыльнулся. Зрелище оказалось не из приятных. — Вы забавный, патридзо! Впрочем, то, что некоторые из тех Ричстаров дожили до своих лет, — всё равно чудо. Я бы избавился от них. Они бесполезные. Если у них не вышло защитить собственные планеты, то зачем, во имя Трона, они сдались нам здесь?

Патридзо не ответил. Он сделал ещё глоток рекафа. Судя по выражению его лица, он был согласен с силовиком, пусть ему и не нравился тон, которым тот высказал своё мнение.

— Ричстары всегда держались вместе. Мы впитываем преданность семье с материнским молоком.

— Я бы хотел, чтобы вы рассказали мне о фратерис.

— Полагаю, они называют себя Братством.

— Мне без разницы. Они кучка поехавших фанатиков с оружием.

— Само собой, они вооружены.

— Нет. Я имею в виду, что у них есть тяжёлое оружие и бронетехника.

— Хорошо, — произнёс патридзо. — Надеюсь на это. Нам потребуется любая помощь.

— Я думал, Экклезиархии нельзя иметь вооружённых мужей.

— Это так.

— Значит. — Рудгард Хове многозначительно поднял брови.

Патридзо вздохнул.

— Какой ты тугодум, Рудгард. Кардинал объявил крестовый поход.

— Поэтому кардинал хочет с вами встретиться?

На этот раз удивился уже патридзо.

— В самом деле?

— Да. И в сопровождении Сестёр.

— Отошли его прочь.

— Он будет настаивать.

— Кто правит планетой, я или он?

— Вы, — ответил Хове.

— Значит, — произнёс Урдалиг, — отошли его прочь.

Целестинка Симмона приблизилась к воротам Кальверта.

— Откройте двери. Прибыл его святейшество кардинал-архиепископ Зереум. Не преграждайте ему путь.

Створки бесшумно распахнулись настежь. Калибинир в полной парадной униформе поклонился, когда гравипаланкин кардинала заплыл в дворик Кальверта.

Из высоких стеклянных дверей показалась фигура, после чего быстро спустилась по ступеням.

Это был Шанттал, советник правителя.

— Приветствую, кардинал. Боюсь, патридзо занят. — Он попытался обойти целестинку Симмону, но та оказалась слишком быстрой. Мужчина взвизгнул, когда её заключённый в силовую броню кулак болезненно сжался на его плече.

— Кардинал Зереум — олицетворение Императора в этой системе. Патридзо не может быть слишком занят, чтобы повидаться с ним.

— Я разберусь, — заявил Зереум. Он выбрался из паланкина и поднял руку.

Симмона неохотно отпустила советника.

— Патридзо запретил Сёстрам вход в Кальверт, — продолжил настаивать Шанттал. — Они — дочери Императора. Не думаю, что патридзо сомневается в их вере. Дело в том, что во дворце и контемплаториуме много ценных предметов. Ему просто не нравится, когда внутри находятся вооружённые люди.

Воительница перевела взгляд на кардинала, и Зереум кивнул.

— Благодарю за охрану, целестинка. Уверен, сейчас я в безопасности, и, возможно, патридзо обеспечит мне сопровождение в обратную дорогу.

— Я прослежу за этим лично, ваше святейшество. Позвольте мне доложить о вас патридзо.

— Пойдём вместе, — заявил архиепископ, уже обходя советника.

Шантталу пришлось броситься назад, чтобы попытаться встать перед кардиналом.

— Позвольте мне объявить ваше прибытие, ваше высокопреосвященство.

Но старик уже набрал скорость и не стал обращать внимания на эти просьбы. Короткий чёрный посох кардинала застучал по мраморному полу, и советник не посмел касаться именитого гостя. Однако, когда Зереум стал подниматься по чёрным мраморным ступеням, что вели на нижнюю террасу, из теней неожиданно выступила тёмная фигура и перекрыла ему путь.

Это был старший силовик Хове. Он одарил кардинала самой неприятной своей ухмылкой.

Зереум резко остановился.

— Ах. Вы, — сказал он.

— Добрый вечер, кардинал. Вы готовы к празднику?

Кардинал выдавил улыбку.

— Я всегда готов. Как насчёт вас? Я слышал, в городе были взрывы.

— Ничего, с чем бы мы не справились.

— Вы говорите об этом так расслабленно. От Веттора я только и слышу, что об ужасах в палаточном городе.

— В самом деле? И что он рассказывает?

— О голоде, насилии, убийствах. Он преувеличивает?

— Не знаю. Ни разу там не был.

Зереум моргнул.

— Ни разу?

— Ни единого. У меня полно дел в Вечнограде.

— Но там, на равнинах, сотни тысяч людей. Если вы не принесёте им закон, они станут жертвами преступников. Вам должно быть стыдно.

Хове рассмеялся.

— Мне совсем не стыдно. И для справки, я силовик, а не святая, фрекк её, Арабелла. Моё дело — закон, а не благотворительность. Последнее — ваша забота. А вы сами-то бывали в палаточном городе?

— Нет, — признался архиепископ, — но вопрос не в этом.

Рудгард Хове хохотнул.

— Понятно, не царское это дело.

Зереум всё ещё дулся, когда они нашли патридзо в оранжерее в западном конце Кальверта. Здание представляло собой небольшое сооружение из стекла и пластали на верхней садовой террасе. Внутри всё увивали лозы и ползучие растения с пахучими чёрными цветками лотоса, на чьих огромных ярких тычинках густела пыльца. В воздухе раздавалось тихое жужжание насекомых, хотя ни одного из них кардинал не увидел, и у него возникло странное чувство, будто их здесь не было вовсе.

Патридзо притворился, будто совершенно не ждал гостей.

— Ах. Ваше святейшество, — произнёс он. — Какая приятная неожиданность.

Кардинал, постукивая посохом, вошёл внутрь, а следом за ним Веттор.

— Патридзо. Я встревожен. Этим утром Веттор сообщил мне, что у врат Вечнограда нашли мёртвую семью.

— Судьба жестока.

— Не только она. По словам Веттора, в Вечноград их не пустила стража. Приточникам не позволяют заходить внутрь.

Урдалиг опустил руку на один из цветков.

— Я бы и хотел сделать больше, но вы прекрасно знаете, что день праздника совсем близко. Авгуры сказали своё слово.

— Я это знаю, — возразил Зереум. — Но Империум поручил мне заботу об этом секторе. Если вы отправите еду в палаточный город, это сочтут подарком на праздник святого. Разве найдётся лучший способ почтить его память?

Взгляд патридзо вдруг стал ледяным.

— Что вы знаете о святом Игнацио?

— То, что рассказал мне Веттор.

— И что он рассказал?

— Я знаю, что святой Игнацио радушно бы принял в Вечнограде любого человека.

Правитель на это лишь фыркнул.

— Приточники заполонили планету, — с каменным выражением лица сказал он. — Мы молились, чтобы Империум спас нас от врагов, но, похоже, солдаты Астра Милитарум разучились сражаться.

Кардинал начал было говорить, но в этот момент одна из славноптиц патридзо порхнула вниз и уселась на ветке у него над головой.

Славноптицы представляли собой механических существ с синими эмалированными пёрышками, состоявших из колёсиков и шестерней. Каждая имела на хохолке герб Ричстаров и обитала в Кальверте с незапамятных времён. Зереума эти чудные создания всегда приводили в замешательство, поскольку в клювы у них были встроены вокс-передатчики, и, когда они пели, их голоса странным образом напоминали человеческие.

У этой птицы был латунный клюв и зелёные глаза. Она склонила голову и прощебетала: «Действуй с честью, и не познаешь ты страха».

Патридзо поднёс к ней палец, и та, словно кошка, потёрлась об него клювом. Мужчина слабо улыбнулся.

— Хотел бы я сделать больше.

Зереум сбился с мысли. Отчего-то он был уверен, что в песнях металлических птиц таились скрытые послания.

«Сокрушай неверующих, ибо они пали во тьму».

— Можете отослать её? — попросил кардинал. — Она не даёт мне сосредоточиться.

Урдалиг осторожно взмахнул рукой, и конструкция откинула голову, издала пронзительную трель, после чего расправила крылья и порхнула прочь. Патридзо взял кардинала за локоть.

— Я посмотрю, что можно сделать. Всё будет так, как пожелает Император. Ричстары всегда были верными слугами Золотого Трона. Полагаю, что самыми верными.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Начинало смеркаться, когда Братство собралось на равнинах за палаточным городом. Многочисленные ряды людей в коричневых одеждах умолкли, когда Шалия Старборн, несущий вести, взобрался босиком на корму «Лемана Русса», «Веру наших отцов», и приготовился обратиться к пастве.

Он чувствовал на себе их взгляды. В настрое толпы сквозило ожидание. Ветер подхватил полы его одеяний, и, закрыв глаза, Шалия ощутил, как дух Императора орлом опускается ему на плечо. Он сделал глубокий вдох.

— Братья! Мы страдали на протяжении четырёх тысячелетий. Страдал Империум. Страдало человечество. Сейчас под вопрос поставлена судьба всей нашей расы. Нас тянут вниз преступники и обезьяны, что висят у нас на шее.

Толпа заволновалась. Сердце Старборна забилось быстрей. Все его речи проходили подобным образом, грубоватые и нерешительные поначалу, потом они отыскивали свой путь, как вода находит дорожку по склону горы.

Когда он нащупал почву, громкость и темп речи стали расти и ускоряться. Спустя считаные минуты он уже кричал, и толпа отвечала ему радостными возгласами.

— Нас окружает тьма, братья! К нашему миру подбираются тени. По Святой Терре шествует ужас. Императорский дворец сотрясается до основания. Само скопление Висельников погружается во мрак. В этот момент Бог-Император призывает нас. Он кричит о помощи. Вы поможете Ему?

— Да! — хором завопила сотня тысяч ртов.

— Вы будете сражаться за Него?

— Да! — Слова накрыли его с головой, став ещё громче и истовее. Некоторые вскинули в воздух лазвинтовки.

— Вернёте ли вы Его Святую Церковь на положенное место? Свергнете ли вы нечестивцев?

Братство ответило оглушительным криком. Под конец в уголках рта и на бороде Шалии собрались хлопья пены.

— Вы будете убивать Его врагов?

— Будем! — как один ответила его армия.

Вдалеке, в другом конце долины, он различил акрополь Вечнограда. На вершине скалы стоял древний собор. В лучах заходящего солнца её бронзовая крыша отливала золотом.

Несущий вести указал через плечо.

— Они вас не слышат! — взревел он.

— Будем! — проорала в ответ сотня тысяч глоток. — Будем! Они умрут!

Голоса были подобны грому. Пока Шалия говорил, к отрядам Фратерис стали колоннами подъезжать транспортники.

От голоса толпы заходила ходуном сама земля, и, когда всё было готово, Старборн широко распростёр руки и принял всю их ненависть на себя. Он позволил их голосам слиться в песнь, а затем наконец поднял руки, призывая к тишине.

— Настал час жестокости! — возвестил он. — Братья! Вы готовы умереть за Императора?

Ему ответил очередной рёв.

Отделение за отделением кавалеры роты Питта забрались в свои машины. Между бойцами тут и там вспыхивали потасовки за право попасть внутрь первым. Каркал локтями растолкал остальных, лишь бы оказаться в грузовике исповедника.

Харкхам стоял на металлическом ящике. Его налитые кровью глаза блестели от возбуждения.

— Братья! Император зовёт вас. Сегодня мы прольём кровь во имя Его.

Он был их предводителем в вере и на войне. Их отцом. Их капитаном. Их исповедником. Когда огромная колонна тронулась в путь, он закричал, и кавалеры ответили.

— Император — наш владыка! Наш щит и наш нож!

— Компромиссы для трусов! Изгоним ночь! Уничтожим еретиков!

Каркал запел с остальными. Его согревала сила веры, несмотря на бьющий в лица пылевой ветер.

Возле него сидел низкорослый, старший мужчина с запавшими щеками и седой щетиной. Когда отряд умолк, он поймал Каркала за руку.

— Я слышал тебя. Ты с Гуардии-Рекс.

— Был оттуда, прежде чем переродился.

Кавалер кивнул.

— Я так и понял по твоему акценту. Какой улей?

Юноша ответил, и тот снова кивнул.

— Я — кавалер Башин. Что происходит?

— Приветствую, кавалер Башин. Мы едем убивать еретиков.

Башин закивал. Всё это было ему в новинку.

— Полагаю, мы должны иметь веру.

— Да, — прошипел Струфф. — Император защищает.

— Молчать, братья! — крикнул через плечо Харкхам Питт.

Башин попытался снова заговорить с Каркалом, но юноша на этот раз не стал ему отвечать. Грузовик катился дальше, трясясь на ухабах. Кто-то ахнул, когда они заехали в выбоину и всех подбросило.

— Вам недостаёт веры? — резко спросил Питт, когда они вырвались на главное шоссе к палаточному городу.

— Нет! — закричал Каркал. Закричали все и сразу. — Наша вера сильна! Мы верим в Святого Императора и учения святого Вандира!

Ещё один ухаб, и ещё один болезненный вскрик, когда кто-то из кавалеров в кузове приложился о заднюю дверь. Исповедник повернулся к ним.

— Кто-нибудь из вас не верит?

— Мы верим! — проорали они в ответ.

Духовник обвёл их всех тяжёлым взглядом.

— Если кто-нибудь не верит, я найду его и иссеку, как опухоль из тела.

— Мы верим! — проговорило больше голосов. Среди них был и Каркал. Он верил и, чтобы доказать это, уставился на Питта в ответ.

— Сомнение — слабость! — крикнул исповедник, и они повторили за ним.

— Сомнение — слабость! Я не усомнюсь в Воле Императора! Я сокрушу врагов истинного Императора! Я размажу сапогом лица наших недругов. Они осквернили Тронный мир. Они предали Его Волю.

Юноша вместе с остальными вскинул кулак.

— Испытайте себя! — велел исповедник Питт.

Каждый кавалер нашёл себе партнёра рядом с собой. Каркал не стал выбирать Башина. Им не позволялось сходиться с тем, кого знал.

Его партнёр имел чёрные волосы, густые брови и пронзительные тёмные глаза. Они опустили руки друг другу на плечи.

— Ты веришь? — спросил брат.

Он уже успел узнать, к чему приводил неверный ответ в таких сходках.

— Верю, — сказал ему Каркал.

— Во что ты веришь?

— Я верю в одного истинного Императора. Я верю в Его Святую Церковь и право Фратерис Милиции быть Его сильной десницей.

— Что такое жизнь?

— Жизнь — это шанс убивать наших врагов.

— А что такое смерть?

— Смерть — это кара для врагов Святого Императора.

— Ты боишься смерти?

— Я не боюсь смерти, ибо в смерти я сольюсь со светом Империума.

— Чего ты хочешь в жизни?

— В жизни нет радости, кроме смерти моих недругов.

Кавалер кивнул. Настал черёд Каркала. Он задал те же вопросы, и другой юноша ответил как полагалось.

— Во имя истины, брат, — промолвили они, скрепляя своё единство, после чего пожали друг другу руки. Они не хотели ничего, кроме смерти.

Когда колонна приблизилась к окраинам палаточного города, их встретили автоматными очередями. Первые машины уже ворвались на территорию лагеря и без промедления открыли огонь. Над головами с шипением проносились твердотельные снаряды.

Исповедник Питт словно их не замечал. Ничем не выдавая своего страха, он сошёл с ящика и воскликнул:

— Ко мне, кавалеры! Хватайте оружие. Возрадуйтесь, ибо сегодня вы станете убивать во имя Императора!

Люди вскрыли ящики, после чего принялись передавать из рук в руки лазвинтовки.

На самом дне лежал тяжёлый пулемёт, всё ещё замотанный в факторумную промасленную ткань, а рядом с ним — аккуратно свёрнутые патронные ленты.

— Ты! — крикнул духовник и указал на черноволосого парня. — Бери оружие!

Юноша попытался поднять пулемёт.

Каркал пришёл ему на помощь, расставив треногу в передней части грузовика.

— Стреляй! — велел исповедник, и Струфф отпихнул второго парня в сторону.

— Я стреляю во имя Императора! — прокричал он, после чего прижался плечом к прикладу и что есть сил вжал гашетку.

Мощь отдачи застала его врасплох. Сорвавшийся приклад рассёк ему губу, поэтому на следующий раз Каркал ухватился за оружие крепче и выпустил трассеры в направлении вражеских позиций.

Он дал несколько очередей, прежде чем смог хотя бы прицелиться. Никого, похоже, это не волновало. Люди разбирали остальные пулемёты, а также передавали друг другу патронташи с запасными батареями и гранатами.

Юноша увидел, как слева и справа выстроились остальные машины Братства, быстро приближаясь к позициям бандюганов на расстояние выстрела. От шквального огня ночь превратилась в день. Не имело значения, из чего они стреляли, — лазвинтовок, пулемётов или пистолетов, — пока их руку направляла вера в Императора.

Он хотел убивать. Пока их машина неслась к лагерю, Каркал высматривал цель. Впереди, у пункта пропуска под водонапорной башней, бандиты возвели баррикаду из досок. Он заметил, как те быстро высовывают головы, постреливая из укрытия, а потом огонь начал вестись ещё и с самой вышки.

Каркал почувствовал, как вокруг него засвистели пули, и стал поливать основание башни ответными очередями. К позиции бандитов устремились трассеры, и его пулемёт добавил свой голос к крещендо ненависти.

Парень понятия не имел, попал ли хоть куда-то, но исповедник Питт хлопнул его по спине.

— Отличная работа, сын мой! Верь в Императора!

В соседнем грузовике у кого-то оказалась ракетная установка. Первый выстрел ушёл мимо, но следующий попал в дощатую баррикаду и взорвался внутри, засыпав врагов обжигающими осколками.

Каркал продолжал стрелять во всё, что видит. Окраины города охватил пожар, ткань отрывалась от металлических опор, бечёвки лопались от жара, а целые навесы обрушивались в ревущее пламя.

И вот наконец с раскрасневшимися от тепла и радости лицами они вошли в лагерь.

Потребовалось меньше десяти минут, чтобы Братство заполонило палаточный город.

Каркал не выпускал из рук тяжёлый пулемёт, пока кавалеры выкрикивали религиозные лозунги, вышибали двери продуктовых складов и впускали внутрь толпы. Когда они миновали водонапорную башню, юноша увидел труп бандюгана, валявшийся со скрещенными ногами. Ещё одного бандита рассекло напополам осколком, и он лежал в луже крови и потрохов. Третий повалился на кресло, которое сам же и сломал своим падением.

При виде мёртвых врагов он почувствовал себя могучим. Храбрым. Исполненным веры.

Некоторые бандиты переоделись в гражданскую одежду, пока другие пытались спрятать свои татуировки и пирсинг, однако люди всё равно находили и избивали их, после чего передавали в руки братьев.

Преступников поставили у дороги на колени.

Исповедник Питт спрыгнул с машины и достал пистолет. Он приставил его к голове первого человека и выстрелил, а затем двинулся вдоль строя, убивая бандитов одного за другим.

— Смерть нашим врагам! — крикнул духовник над лежащими в грязи бандюганами, после чего Каркал развешал их тела на балках водонапорных башен и уличных фонарях на перекрёстках.

Возмездие пришло. И имело оно безумное лицо с выпученными глазами исповедника Харкхама Питта.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Архимагос Маркекс был худощавым человеком с гривой кабелей и в длиннополой мантии, скрывавшей то хитроумное устройство, что заменяло ему ноги. Он перемещался слишком плавно, как будто на колёсиках, и, пересёкши комнату, архимагос, словно слепой, вытянул серебряный механодендрит, чтобы коснуться лица Бендикта. Внутри него раздался тихий вой.

— Анализ вашего генетического кода подтверждает, что вы тот, кем назвались, — резким голосом огласил Маркекс. Подключённые в разъёмы устройства двигались независимо друг от друга, чем-то напоминая вёртких гекконов. Одно повернулось к Мере, пока второе продолжило изучать Бендикта. — Вы дефектны. — Инфопроцессоры на секунду зажужжали. — Ваше состояние неудовлетворительное. Воин должен иметь четыре конечности. У вас только три.

— Я потерял руку.

— Её можно заменить.

— И её заменят. Со временем.

— Времени всегда мало, генерал Бендикт.

— Так и есть. Ладно, давайте не тратить время на болтовню о конечностях. Вижу, ваших хватит для всех нас.

Архимагос поднял свои многочисленные механодендриты перед собой, словно в подтверждение сказанного.

— Пальцев, однако, недостаточно.

— Что ж. Расскажите, какая у Вечнограда защита?

— Вечноград — священная земля. Место человеческого паломничества. Мистических изысканий. Он не предназначен для обороны.

— Нет. Но мы должны защитить его.

Инфошестерни техножреца быстро зажужжали, и его глаза завращались в разные стороны. Бендикт встречал многих похожих на Маркекса. Данные и их обработка не составляли для них никаких проблем, в отличие от понимания тех, кто оставался человеком.

— Есть стена вдоль периметра. Вы её видели. В первую очередь она декоративная. Она не выдержит штурм.

— Что насчёт акрополя?

— Механикус не допускаются в акрополь без позволения кардинала.

— Вы получите разрешение от меня.

Оба глаза магоса обратились на Бендикта.

— Благодарю. Между тем мне неизвестно, знаете ли вы, что Приёмные казармы имеют собственные пустотные щиты. Как и Кальверт с Базиликой. Я инспектировал их все десять лет назад, и тогда они были в полностью рабочем состоянии.

— Значит, нужно проверить их снова, — сказал генерал. Мере кивнул. — Что-нибудь ещё?

— Ничего, о чём бы я знал.

— Благодарю, архимагос. Прошу, подготовьте команды для осмотра пустотных генераторов.

Командующим войсками, собранными в скоплении Висельников, был бароланский генерал по имени Камак — темноволосый крупный мужчина с пронзительным голосом. Бендикт отсалютовал ему.

— Вашему подразделению доверена критическая инфраструктура.

— Да, сэр. Мои части расположены в звёздном порту и Нуллем Апеке, а меньшие отряды защищают зерновые элеваторы и главные генератории. Калибиниры охраняют полярные пусковые шахты.

Элеваторы для Бендикта не представляли никакого интереса.

— Ключевой вопрос для меня — безопасность звёздного порта.

Камак кивнул.

— У меня недостаточно людей, чтобы окружить весь комплекс, но мы окопали по периметру тридцать «Леманов Руссов» и эскадрон «Гидр».

— Думаете, сможете отразить орбитальный штурм?

— Нет. Но разве Покаранные способны на него?

— Всё возможно. Боюсь, согласно докладам разведки, в их рядах есть гвардейцы-еретики.

— Святой Трон!

— Да. К сожалению, это так. Покаранные — самые опасные еретики из всех, что мы знаем. За их безумием таится злобный ум — они подобны диким животным, сохранившим человеческую хитрость. Нам следует считать, что даже в своём вырожденном состоянии они по-прежнему могут провести комплексную атаку с орбиты.

Камак сложил знак аквилы. Исайя повернулся к командиру местных сил обороны — крепкой широкобёдрой женщине в облегающей синей куртке. Она слышала весь разговор и теперь стояла белая как мел.

— Не знала, что наше положение настолько плохое.

— Я здесь для того, чтобы удержать планету. Самоуспокоение для нас подобно смерти. Я ожидаю наихудшего сценария.

Она кивнула, после чего взяла себя в руки.

— Простите, сэр. Я не представилась. Я генерал Доминка, командир горных стрелков Потенса.

— Рад познакомиться, — сказал Бендикт. — Я...

— Кадианец, — ответила та. На мгновение заколебавшись, женщина кинула взгляд на Камака, после чего продолжила: — Вы первый кадианский генерал, с которым я встретилась.

— И что думаете?

— Что ж, — произнесла Доминка. — Четыре года назад я была бы впечатлена. А сейчас. Наверное, стоит сказать прямо. Я родилась и выросла на Потенсе. И, генерал, я не хочу лишиться родной планеты.

Исайя кивнул.

— Я понимаю. Поверьте, мы сделаем всё возможное. Но давайте не будем тратить время на разговоры. — Бендикт, хоть и несколько возмущённый такими словами, достал звёздные карты, после чего обратился к Камаку и Доминке: — Вы слышали о Кипре?

Женщина протяжно выдохнула.

— Да. Хотя я не удивлена.

— Почему?

— Кипрой правил Гаррисон Ричстар. Многие говорили, что он сумасшедший. Его охраняли женщины-воительницы. Он называл их Сестринством. Построил себе копию Императорского Дворца. По крайней мере, начал строить. Что-то остановило его.

— Инквизиция?

— Будь оно так, Кипра, возможно, выстояла бы. Гаррисон также взялся руководить местной обороной.

— У него были обученные войска?

— Нет.

Исайя кивнул.

— Что ж, одно преимущество у нас есть. Местной защитой командую я. И на Потенсе мы сломаем хребет Покаранным. У нас есть ваши подразделения и один полнокровный полк кадианцев. Всё верно, Мере?

Его адъютант быстро кивнул.

— Да, сэр. Сто первый довели до штатной численности за счёт подразделений из...

— Не нужно их перечислять. Они кадианцы. Этого достаточно. Кроме того, к нам идёт пятьдесят тысяч солдат на «Святом Матвее». Там смесь из элизабетградских гусар, сереннианских ополченцев, а также войск из систем Кринан, Фригия и Бифрост. Они должны были прибыть неделю назад, но их транспортник столкнулся с астероидом в околозвёздном поясе у Ваксинских ворот. Без серьёзных последствий, если не считать повреждение генератора поля Геллера.

— Боевые корабли?

— Да. — Бендикт перечислил корабли. — И Потенс, полагаю, обладает достойной орбитальной защитой.

— В теории. Да. Хотя ею руководит внучатый племянник патридзо.

— Он тоже сумасшедший? — с кривой улыбкой поинтересовался Исайя.

— Нет. Но не могу сказать, насколько хорошо подготовлены экипажи.

— Ладно, я видел оборонительные мониторы. Сколько их всего?

— Двенадцать, — отозвался Мере. — Я узнаю, все ли в рабочем состоянии.

— Хорошо. И дай полную раскладку. Защитные платформы. Оборонительные лазеры.

Полчаса спустя Бендикт передал в Нуллем Апек очередной набор приказаний — все с красным кодом.

В дверь постучали. Вокс-офицер передал Мере стопку вокс-посланий. Тот быстро их пролистал, после чего отложил папку в сторону.

— Что-нибудь важное?

Адъютант покачал головой.

— Итак, — наконец сказал Бендикт. — Буду руководствоваться чутьём. Я ожидаю атаку на Потенс в самое ближайшее время. Подобный ход вполне в духе Покаранных. Но если они забрались так далеко, их линии снабжения опасно растянуты. Мы можем перерезать их у луны Киноваровой Глупости. Оставим удерживать Вечноград номинальные силы. Можешь сказать, сколько займёт починка «Святого Матвея»?

— Согласно последнему сообщению от капитана, он рассчитывает совершить варп-прыжок за три дня. Это было три дня назад.

— Так, свяжись с ним ещё раз. Узнай, готов ли он к прыжку и когда будет здесь.

После того как все вопросы были улажены, Доминка с Камаком вывели своих штабистов из комнаты. Когда они остались наедине, Бендикт подтянул к себе кресло и уселся в него.

— Мы закончили? — спросил Мере.

Исайя кивнул. Он взял кипу вокс-сообщений и пролистал страницы в поисках чего-то, что могло повлиять на его планы. Мере подошёл к бару с напитками. За хрустальными панелями шкафчика он различил богатую коллекцию алкоголя. Дверца поначалу не открывалась, но, когда он приложил немного силы, стекло с дребезжанием поддалось.

— Что там есть? — поинтересовался Бендикт.

— Всё незнакомое, — отозвался адъютант. Он взял бутылку наугад, вынул пробку и принюхался.

Затем плеснул немного в узкий стакан и попробовал.

— Недурно, — сказал он. — Какое-то «Мирто».

Генерал взял у него стакан и осушил одним махом, после чего протянул за добавкой. Исайя почувствовал, как алкоголь обжёг ему пищевод до самого желудка.

— Ух! — крякнул он. — Хвала Трону, мы снова в поле! Лишь бы меня больше не повышали.

Мере налил ему ещё.

— Думаю, с этим у вас проблем не будет. А теперь почему бы нам не подняться наверх? Бойцы Сто первого ошиваются у командного бункера весь день, надеясь вас увидеть.

Бендикт кивнул. Встреча военных неизменно проходила со смешанными чувствами. В толпе старых друзей ты недосчитывался одних лиц и видел другие, которых не знал и которые не знали тебя.

Исайя допил «Мирто» и встряхнулся.

— Да, — сказал он. — Я не прочь встретиться.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Исповедник Питт руководил зачисткой палаточного города с пистолетом и клинком наголо. Он упивался резнёй, и, когда к нему привели местного магистра, Питт сорвал с головы мужчины чёрную шляпу и напялил поверх своей собственной, придав себе ещё более жуткий и угрожающий вид.

— Мы должны разыскать нечестивцев и безбожников! — крикнул он кавалерам. — Ведите их ко мне, и я испытаю их веру!

Юноши проорали боевой клич, однако Каркал поднял руку.

— А как мы их узнаем?

— Доверься сердцу, — сказал ему духовник, поправляя помятую шляпу. — Император направит тебя!

Струфф повёл свой отряд от блока к блоку, ища нечестивцев. Они хватали людей с татуировками, старух и любого, кто, по их мнению, выглядел подозрительным или испуганным.

Когда они доставили пленников к исповеднику, тот, сдвинув чёрную шляпу набекрень, прошёлся вдоль строя с цепным мечом и лазпистолетом.

— Виновны! — огласил он и поочерёдно расправился с ними всеми ударом меча либо выстрелом в голову.

Достигнув конца линии, духовник резко развернулся.

— Где остальные? — Стежки, удерживавшие веки исповедника открытыми, стали натягиваться от напряжения. Выпученные глаза уставились на Каркала. — И это всё? Больше еретиков нет?

— Больше мы не нашли, — признался юноша.

Исповедник Питт подошёл к нему, в ярости поддавая обороты цепному мечу.

— Ты искал недостаточно усердно! Еретики везде! Приведи их ко мне, и я осужу их!

Они отыскали ещё еретиков. Двух бородачей. Болезненного юношу в рваных шелках. Женщину и старуху, которая назвалась её матерью.

— Схватить их! — приказал Каркал.

Когда они добрались до следующего блока, парень вдруг понял, что это место ему знакомо. Именно здесь он провёл свою первую ночь на Потенсе. Казалось, с тех пор прошла целая вечность. Из слабого испуганного юноши он превратился в нового человека — кавалера Братства, могучего, сосредоточенного, бесстрашного.

Вывеска была на месте, хотя «Дом Маттео» оказался заперт.

— Открывайте, во имя Императора! — крикнул Каркал.

Ему не ответили. Он достал нож и пропорол в стене палатки огромную дыру.

Кавалеры ворвались внутрь. Лица, которые он там увидел, были ему знакомы. Навстречу им шагнул мужчина с оружием.

— Назад! — крикнул человек, но страх, который тот прежде внушал своим присутствием, исчез. Он был один, а людей с Каркалом — много.

Юноша без капли опасения шагнул в палатку и забрал автомат из рук мужчины.

— Император защищает, — сообщил он.

— Что вам нужно? — спросил Маттео. Он по-прежнему был в переднике, но теперь вместо усталости на его лице читался ужас.

— Мне нужны еретики! — выплюнул Каркал.

— Тут таких нет, — запинаясь, пролепетал Маттео. — Только провиант и честные люди, пытающиеся свести концы с концами.

— Честные люди! Как ты смеешь судить о себе сам? Кто сказал, что вы честные? Это нам решать, кто честен, а кто нет! — Парень пинком отправил Маттео на пол. — Ты запер дверь перед Братством и называешь себя честным! Ты закрыл своё сердце от Его истины? В сердцах бесчестных скрывается тьма.

Маттео что-то закричал в ответ, но Каркал пнул его снова.

— Ложь! — выплюнул он. — Ты — гадюка в наших рядах. Отведите его к исповеднику.

Маттео вцепился Каркалу в ноги.

— Я могу объяснить...

Но кавалер лишь отпихнул его прочь.

— Разговоры за дополнительную плату.

Они шли от палатки к палатке, выволакивая всех, кто казался им нечестивцем.

Настало время криков, избиений, воплей, осуждений.

Спустя несколько часов они нашли исповедника Питта стоящим на груде трупов с ревущим цепным мечом. Его руки были багровыми по локоть. Кровь покрывала его шляпу и стекала с лица.

— Виновны! — шипел он, топчась по покойникам, так, будто пытался разгладить сбившийся ковёр. То и дело исповедник пошатывался, когда тела под ногами опрокидывались и переворачивались. — Они все виновны!

Он повернулся и огляделся вокруг. Перед ними лежали сотни сваленных в кучи тел.

— Вы хорошо потрудились, братья.

— Нужно больше? — спросил Каркал.

Пастырь вперился в него безумным взглядом.

— Нет. Мы должны оставить нескольких на суд другим. Император призывает нас выполнить ещё один священный долг.

Колонна транспортников уже ждала их. Бригада исповедника Питта расселась по своим машинам.

— Залезай, брат! — сказал он Каркалу. — Поедешь со мной. У тебя нюх на ересь, а нас ждёт священная миссия!

Юноша встал по правую руку духовника, и конвой двинулся прочь из палаточного города на равнины. Питт так и не снял с головы шляпу магистра.

— Куда мы едем, исповедник?

Харкхам перевёл на него сумасшедший взгляд.

— Вверх! — указал он. — В горы!

— Но почему, исповедник, когда там так много еретиков? — Он ткнул пальцем на Вечноград, однако колонна двигалась в противоположном направлении.

Исповедник осклабился.

— Не бойся. Мы часть куда большей войны, дитя моё. Войны, что готовилась долгие тысячелетия.

— Я не понимаю.

— Это хорошо, кавалер Каркал, — рассмеялся Питт. — Понимание — удел слабых.

Бригада исповедника Питта пересекла равнины, после чего начала взбираться на подножье Супрамонта.

Склон с каждым поворотом становился всё круче, и вскоре скала стала такой отвесной, что дорога пролегала уже в самой её толще. Машины, с трудом преодолевавшие каждую новую петлю, теперь едва ползли. Каркал лишь крепче прижимал лазкарабин к груди, когда их кидало из стороны в сторону, и молился. Постепенно земля исчезла из виду далеко внизу.

Люди, слишком робкие, чтобы обратиться к исповеднику напрямую, стали задавать вопросы Каркалу.

— Какая у нас миссия? — поинтересовался один из отряда.

— Мы едем убивать еретиков, — сказал ему парень.

— Мне не нравится эта дорога, — отозвался тот.

Кавалер взял его за плечо.

— Имей веру. Император защищает.

Больше им ничего не сообщали. После полудня, когда в небе начали собираться тучи, ехавший за ними грузовик слишком широко вошёл в поворот. Раздались возгласы и крики, когда машина соскользнула с дороги. В пропасть посыпались камни, но водитель резко вжал педаль газа, и грузовик удержался.

Гусеницы бешено завращались, открытый отсек наполнился пылью, а затем транспортник заскользил назад. Остальные лишь заворожённо наблюдали за тем, как его борт утянуло за край, а следом за ним сорвался и весь грузовик.

Из кузова раздались крики. Машина полетела сквозь разрежённый горный воздух, рассыпая по пути людей, и трижды ударилась о склоны, прежде чем рухнуть на дорогу далеко внизу.

Каркал отвёл взгляд и посмотрел на исповедника Питта, который наверняка смог бы истолковать такое дурное знамение.

Пошёл снег. В выпученных глазах пастыря он не увидел ни капли жалости.

— Они были слабыми, — объявил он.

За следующим поворотом часть дороги оказалась разрушенной. Эту петлю водитель проехал очень медленно. Питт стоял в передней части машины, когда участок перед ними внезапно рассыпался.

Кто-то испуганно вскрикнул. Исповедник повернулся к ним.

— Кому недостаёт веры?

Первым делом он посмотрел на Каркала. Лицо юноши излучало убеждённость.

— Я верю, — заявил он.

Питт кивнул.

Он поочерёдно оглядел каждого из них, и кавалеры с исполненными твёрдой веры лицами смотрели на него в ответ. Скребя землю гусеницами, транспортник неспешно прополз поворот. Всё это время исповедник не спускал с них глаз. Никто не посмел вновь показать свой страх.

Они взбирались выше и выше, и кавалеры стали ёжиться от секущего ветра. Впрочем, укрыться от холода было негде. Ближе к вечеру небо заволокло окончательно. Дождь превратился в снегопад. Ветер затянул скорбную песнь среди скальных пустот. Он трепал машину с такой силой, что казалось, её вот-вот унесёт со склона, будто грызуна в когтях хищной птицы.

Гусеницы вздымали ледяную крупу, и за дёргающимся брезентовым пологом Каркал различал лица, напоминавшие его собственное: раскрасневшиеся, замёрзшие, решительные. Исповедник Питт вцепился в передние поручни, радуясь непогоде. Под взметаемый порывами полог залетали снежинки. Каркал прежде не видел снега и в жизни не чувствовал такого холода, однако не смел проявить малодушие, не решался жаловаться, поскольку проповеди их лидера с каждой минутой становились всё неистовей.

Казалось, темнеющий над ними шторм лишь распалял в нём ярость.

— Мы — клинок Императора, кувалда для неверующих. Услышьте меня, братья, и закройте сердца от наших врагов. Горе, говорю я вам! Горе недостойным! Горе испорченным! Горе тому, кто льёт елей на воды, кои взбурлил сам Император! Горе тому, кто стремится умилостивить, а не ужаснуть! Горе всем, кто не был избран!

Наконец дорога начала выравниваться, и на смену голой скале пришли безмолвные тёмные ряды сосен.

Раньше Каркал никогда не видел леса. Чаща показалась ему странной и зловещей, проносящиеся мимо деревья напоминали железные столбы, чёрными силуэтами вздымавшиеся на фоне белизны снега, что взметали из-под себя гусеницы. Его не покидало чувство, словно из теней за ними неотрывно кто-то следит. Словно дикие животные не спускали с них глаз.

Исповедник Питт как будто ничего не замечал.

— Отдайте себя огню, — продолжал вещать он. — Вспомните раны Императора. Его горе несёт мудрость. Он — наш владыка! Наш щит и наш нож! Только трусы ищут компромисс!

Юноша принялся повторять за духовником.

К ним присоединились остальные, стуча зубами от холода.

Он крепче сжал лазвинтовку, замёрзшими пальцами вцепившись в деревянный приклад.

— Сомнение — слабость! — произнёс Каркал, эхом вторя каждому слову Харкхама. — Я не усомнюсь в воле нашего владыки! Я сокрушу врагов Императора! Я размажу сапогом лица наших недругов. Они осквернили Тронный мир. Они предали Его волю.

— Испытайте себя, кавалеры! — скомандовал исповедник. — Найдите слабых!

Братья, хоть и продрогли до костей, всё равно поспешили исполнить его распоряжение.

— Во что ты веришь? — спрашивали они, едва ворочая языками от холода.

— Я верю в одного истинного Императора. Я верю в Его Святую Церковь и право Фратерис Милиции быть Его сильной десницей.

— Во имя истины, брат.

— Во имя истины.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Чтобы отпраздновать возвращение генерала Исайи Бендикта, квартирмейстер Прошедших Ад выдал бойцам трёхдневную порцию спиртного. Кадианцы поприветствовали вошедшего в столовую генерала радостными возгласами. Минка осталась стоять сзади, когда толпа обступила Бендикта со всех сторон.

Она огляделась. Несмотря на весь энтузиазм кадианцев, новобранцев среди встречающих не оказалось.

Девушка разыскала Виктора.

— Не знаешь, где остальные?

Тот пожал плечами.

— В казармах?

— Схожу поищу их. Они ведь моё отделение.

Минка захватила с собой бутылку.

Большая часть её отряда сидела снаружи казармы, играя в карты. Не было даже слабого ветерка. В воздухе висел давящий зной. Возле уха жужжал москит.

Донсон с ухмылкой сгребал металлические жетоны, что заменяли им деньги. У остальных был уставший вид. Радостные возгласы из столовой эхом докатывались до плаца, лишь усугубляя атмосферу уныния и обособленности.

Леск попыталась разрядить обстановку.

— Время праздновать! — объявила она. — Давайте сюда кружки!

Они нашли каждому по эмалированной кружке, и Минка пустила бутылку по кругу.

— Спасибо, серж, — отозвался Яромир. Он попробовал напиток и зажмурился. — Ого, недурно. Прямо как дома. Смекаете, о чём я?

— Да, — сказала она и хлопнула здоровяка по руке.

Ясон подмигнул ей. Ласмонн осушил кружку одним махом. Дрено взял бутылку, не глядя на Минку, после чего передал Эмерсону. Следующей она досталась Рустем.

— Вы очень добры, серж. — Женщина была в одной майке, и меж её плоских грудей темнело пятно пота. Бицепс Рустем напрягся, когда она приняла бутылку и плеснула себе с Минкой, после чего они стукнулись кружками.

— Спасибо, что не забыли о нас, серж, — добавила она и опрокинула в себя выпивку.

Леск повторила за ней.

— Кто-нибудь видел Лаптева? — спросила она в конце.

Остальные покачали головами.

— Лучше мне поискать его.

— На вашем месте я бы его не трогала, — отозвалась Рустем.

Теперь Минка почувствовала себя виноватой. Она как-никак несла за него ответ.

— Он тоже часть отделения.

— Я бы не забивала этим голову.

— Схожу поговорю с ним. Всё будет в порядке. Честное слово.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Исповедник Питт скомандовал остановку через час после захода солнца.

Грузовики съехали в глубокий, по колено, снег. Кавалеры принялись протаптывать его, пока машины строились в ряд. Каркал слышал в лесу вой. Он понятия не имел, что за зверь мог издавать подобный звук. И никогда он ещё так не радовался солдатским ботинкам и плотным камуфляжным штанам.

— Еда! — крикнул духовник. Последний грузовик вёз бочки с кашей. Кавалеры растянулись очередью, пока повара выдавали отштампованные металлические миски с горячим густым варевом. Каркал встал в круг вместе с несколькими братьями с подветренной стороны машины. Они жадно проглотили пищу, пока та не остыла, после чего передали миски обратно для других.

— Собраться! — крикнул Питт.

Стежки, державшие его веки открытыми, натянулись ещё сильнее. Щёки исповедника покрывали капли крови, с носа и бороды свисали сосульки. Задувающий из-под машины ветер сёк им ноги. Он поочерёдно обвёл каждого взглядом.

— Империум Человека слишком долго страдал в руках нечестивцев. Колокол звонит по их бессчётным грехам. Даже сейчас враги человечества стучат в двери наших родных миров. Те, кто лишён веры, обращаются к ереси. Открытый разум легко совратить. Наши же умы заперты. Наша вера сильна. Мы отвергаем их лжесвидетельства, ибо нас — мало. Мы — святы. Мы — искра, из коей возгорится пламя.

Дыхание исповедника Питта клубилось перед ним облачком пара.

— Мы, члены Храма Святого Императора, суть Истина Императора. Вы — пехотинцы, что восстановят Его власть над Империумом Человека. Мы свергнем богохульников, что оскверняют Тронный мир. Мы сожжём грешников и неверующих. Ты! — вдруг резко сказал он.

Каркал понял, что пастырь обращался к нему.

— Во что ты веришь?

Юноша испытал одновременно ужас и восторг.

— Я верю в одного истинного Императора! — прокричал он кредо. — Я верю в Его Святую Церковь и право Фратерис Милиции быть Его сильной десницей!

Немигающие глаза исповедника уставились на следующего человека.

— Брат, во что веришь ты?

Мужчина повторил те же слова. Третий оцепенел от холода.

— Я, — стуча зубами, начал он. — Я... Я…

Харкхам растолкал кавалеров в стороны.

— Говори, во что веришь!

Зубы мужчины стучали так громко, что он едва мог говорить.

— В тебе есть вера? — громко спросил Питт. — Покажи нам свою отвагу. Покажи свою веру.

Он попытался снова, но, когда исповедник подступил к нему вплотную, выронил лазвинтовку.

Духовник оглядел его с внезапным отвращением.

— Ты отказываешься сражаться?

— Н-н-нет! — взмолился мужчина и упал на колени, непослушными руками отчаянно силясь подобрать оружие.

Исповедник встал над ним и уставился сверху дёргающимися глазами, стежки над которыми натянулись уже до предела. Затем повернулся к остальному собранию.

— Братья. Один из нас оказался слаб верой.

Каркал посмотрел на человека на земле. То был выходец с Маркизы. Башин.

Башин протянул к нему руку, и парень отступил назад, когда исповедник Питт достал лазпистолет.

— Слабым среди нас не место. Мы — избранные. Мы — будущее. Мы — искра, что распалит Империум. Ты! Накажи его!

Один из братьев — грузный мужчина с покрытым щетиной скальпом и неряшливой чёрной бородой — шагнул вперёд. Он поднял свою лазвинтовку обеими руками и врезал прикладом по спине Башина. Питт стал поочерёдно приказывать каждому из них нанести удар. Второй припечатал обмёрзшую руку мужчины сапогом. Третий с силой наступил каблуком ему на предплечье. Раздался громкий хруст ломающейся кости, и Башин застонал.

— Я верю, — начал он, так, словно боль вернула его замёрзшему мозгу ясность мысли. — Я верю в одного истинного Императора. — Башин с болезненным всхлипом рухнул на живот. — Я... Я... Я верю в Его Святую Церковь. — Обрушился ещё один удар. Когда он заговорил снова, его голос превратился в едва различимый шёпот: — ... И право Фратерис Милиции быть Его сильной десницей.

Каркал уже собирался сказать, что тот произнёс положенные слова, однако братья больше не слушали. Исповедник Питт жаждал крови. Он нашёл предателя в их рядах. На Башина продолжали градом сыпаться удары. Прикладами. Кулаками. Ногами. Коленями.

Кто-то взял его за плечо. Юноша обернулся и увидел побагровевшие глаза исповедника, из уголков которых текли струйки крови.

— Ты один не нанёс удар. Ты боишься убить во имя истины?

Каркал вспомнил, как выдавливал жизнь из других людей в тёмных недрах транспортника. Он покачал головой и снова закричал:

— Я верю в одного истинного Императора! Я верю в Его Святую Церковь и право Фратерис Милиции быть Его сильной десницей!

Исповедник Питт уставился на него неверящим взглядом.

— Почему ты не ударил?

— Я вспоминал свои грехи! — пролепетал Каркал. — До того как вступить в Братство, я не был плохим человеком, но я делал вещи, которых стыжусь. Я грешил.

Духовник опустил руку на лицо юноши. Теперь в его глазах появилось понимание.

— А кто не грешил? Оглянись вокруг. Братья, вы разве безгрешны?

— Нет, — отозвались те.

Питт прижал ладонь к своей груди.

— А я безгрешен?

— Нет, — раздался ответ, ещё громче прежнего.

— Нет. Мы все грешим, — продолжил Харкхам, — потому что мы люди. Мы подводим Святого Императора каждый день. Но есть лишь один способ исправить наши прегрешения. Хочешь узнать какой?

Парень кивнул. У него застучали зубы, и внезапно Каркал испугался того, что следующей жертвой станет он. Всё, чего он хотел, — это жить, есть и снова оказаться в тепле.

— Путь к спасению лежит через кровь неверующих.

Каркал снова кивнул. Это он понимал.

— Вот! — воскликнул Питт, указав на валяющегося в снегу человека. — Вот неверующий. Тот, кто бродит во тьме. Тот, кто не ведает истины.

— Но он же сказал слова... — начал Струфф, однако исповедник лишь покачал головой.

— Ты думаешь, что он сказал слова. Но ты ошибаешься. Он выучил их, но в них не верит. Вера сделала бы его сильным. Вера сделала бы его твёрдым. Но взгляни на него. Он слаб и окровавлен. Он при смерти, и его душа будет скитаться в пустоте, потерянная и одинокая, отторгнутая светом Святого Императора. Этого ты хочешь для себя?

— Нет, — произнёс Каркал.

— Ты не кажешься уверенным.

— Я уверен, — заявил парень.

Левый глаз исповедника Питта задёргался.

— Так докажи мне. Этот еретик виновен. Убей его одним ударом. Ты сможешь. Ты должен, иначе Император откажется от твоей службы, и ты также станешь недостойным.

Каркал взглянул на остальных. Те походили на волков, что окружили умирающее животное и теперь ждали, накинется на них сторожевой пёс или нет. Юноша опустил глаза. Башин стал подниматься на колени. Одну руку мужчина прижимал к телу. У него был сломан нос. Глаз заплыл. Из обеих ноздрей и пореза на голове текла кровь. На льду под ним алели замёрзшие брызги.

— Простите меня, — взмолился мужчина. — Я верю. Я верю... в право Фратерис Милиции быть Его сильной десницей. Я шагаю с истиной.

Голос исповедника Питта раздался у самого уха Каркала.

— Убей его, — прошипел он.

Юноша поднял лазвинтовку.

— Ты еретик! — крикнул он. — И я низвергаю тебя во тьму пустоты, прочь от света Святого Императора.

Каркал закрыл глаза, резко опустил приклад и услышал хруст раскалывающегося черепа.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Внутри казарм было тихо и пусто, в комнатах царил мрак.

Минка окликнула Лаптева по имени. Её голос эхом разнёсся по залам, пока она шла мимо рядов заправленных коек. Она позвала его ещё раз.

Мужские казармы имели характерный запах — пота, смешанного с ароматами кожаных ботинок, сырых носков, навощённых разгрузок, затхлых тряпок. Девушка достигла конца крыла и повернула обратно. Лаптева нигде не было. Она слышала лишь собственные шаги и дыхание. С верхнего этажа донеслось тихое бульканье из труб.

Что-то здесь было не так. Она дождалась, пока бульканье не прекратится, и прислушалась.

В помещении находилось двадцать коек. Ранцы. Ботинки. Разложенная на одеялах полевая форма. Выцветший пейзаж Кадукада. Плакат с Урсаркаром И. Кридом, прибитый высоко на стене. Берет, заполненный кокардами Красных Черепов, по ниткам на которых можно было понять, что их срезали. Минка вдруг задумалась, каково должно было быть бойцам после такого разделения. Они походили на сирот войны, которых разлучили с братьями и сёстрами и передали в новые семьи.

Она прижалась затылком к холодному металлу койки. Затем услышала глухой всхлип и огляделась. Никого.

— Эй? — крикнула она. Тишина неуловимо изменилась, так, словно кто-то затаил дыхание.

Минку пробрал озноб. У неё появилось жуткое чувство, будто она вновь очутилась в тёмных ямах улья Маркграаф.

Раздался звук. Девушка бесшумно двинулась к двери в туалет. Неизвестность всегда пугала сильнее всего, так ей когда-то говорила мать. С тех пор Минка поняла, что та ошибалась, поскольку самые кошмарные зрелища Галактики она наблюдала своими глазами.

И всё равно ей потребовалась вся смелость, чтобы взяться за круглую латунную ручку и отворить дверь. На неё что-то начало падать, и кадианка живо отскочила назад.

Это оказалась ручка метлы.

Девушка тихо выругалась и уже собиралась закрыть дверь, как вдруг заметила ботинки, ноги и согнутые колени.

В помещении витал приторный аромат. Она оттолкнула стеллаж с тряпками и мётлами в сторону.

— Лаптев, это ты?

Раздался неразборчивый ответ.

Голос принадлежал Лаптеву. Капрал валялся на полу, словно покойник, с закатившимися глазами и измазанным соплями и слюной лицом.

Минка опустилась на колени и хлестнула его по щеке.

— Лаптев! Что ты наделал, тупой ублюдок?

В ответ он что-то пробулькал.

Девушка снова ударила его по лицу. Леск знала немало кадианцев, покончивших с жизнью за последние два года. Иногда, в моменты отчаяния, её саму посещали подобные мысли. Она подтянула его к себе, взяла за голову и приподняла с пола.

— Лаптев! — прошипела Минка, после чего опустилась рядом с ним и ещё раз шлёпнула по щеке. — Какого фрекка ты натворил?

Она осмотрела его запястья. Крови не было. Проверила пульс. Оглядела шею. Во рту чисто. Ладони оказались потными. Внезапно её накрыл страх. Что случится, если он умрёт? Она станет сержантом проклятого отделения.

В левой руке бойца обнаружился стеклянный пузырёк, на дне которого осталось несколько капель синего сиропа. Минка понюхала горлышко.

— Ох, фрекк, — ругнулась она и в злости заехала Лаптеву кулаком.

Она знала, что ей следовало сделать. Доложить крыланам.

Но ещё Минка понимала, чем это закончится. Его труп засунут в чёрный мешок и сбросят с утёса. Она снова выругалась, вложила пузырёк обратно ему в руку, поднялась.

Капрал что-то промычал.

Она нагнулась.

— Лаптев? Повтори, что сказал.

Он попытался заговорить. Минка тряхнула его.

— Если я тебя не услышу, то не смогу помочь.

На секунду Лаптев приоткрыл глаза, и девушка решила, что он пришёл в себя.

— Не убивай меня, — пробормотал он.

Она похлопала его по щекам. Капрал схватил её за руки и крепко сжал.

— Это ты? — спросил он.

Его глаза вернулись на положенное место, и Минка увидела тёмные, расширенные зрачки.

Кадианец моргнул.

— Сержант. Это ты?

— О чём это ты?

— Это ты?

— Да. Это я. Сержант Леск. Что ты принял?

Повисла долгая пауза, и Минка уже решила, что потеряла его снова.

— Лекарство, — наконец просипел он.

— Лаптев. Что ты принял?

Его пальцы обхватили руки девушки подобно лозам.

— Красный гигант, — прошипел он. — Кровавый воин! — Минку захлестнула волна ужаса. Она вспомнила момент своего наибольшего ужаса, и у неё перехватило горло. Девушка поняла, что не может выдавить из себя ни слова. — Не дай им застрелить меня, — сказал капрал. — Только не из-за красного гиганта. Мы не можем с ним бороться. Мы не можем сделать ничего.

Минка крепко зажмурилась. Она не могла вернуться в то воспоминание. Оно было слишком страшным. Вместо этого девушка стряхнула с себя его руки.

— Слушай сюда, Лаптев. Этого больше не должно повториться. Понятно? Ты — капрал Сто первого кадианского ударного полка. Это должно для тебя что-то значить.

Его глаза утратили фокус.

— Слушай. Я была на твоём месте. Я была там, и оттуда есть путь. Император прощает. Но Ему нужно, чтобы ты поднялся сам. Мне нужно. Я хочу, чтобы ты взял себя в руки. Пойми. Не нужно больше этой дряни. Понял?

Лаптев вздрогнул, а затем поднял руку, попытавшись отдать ей честь.

Когда она вернулась в столовую, веселье было в самом разгаре. Бойцы сидели и стояли, разбившись на группки. Она натолкнулась на фигуру.

— Леск, — произнёс комиссар Шанд. — Торопишься куда-то?

— Да, — быстро сказала она. — Слабый мочевой пузырь.

— Где твоё отделение?

— На плацу. Не хотели мешать семейному празднику, — произнесла девушка, кивнув туда, где сидел Бендикт, смеявшийся вместе со старейшими бойцами полка. — Я выходила к ним выпить.

— Как Лаптев?

— Не знаю, — отозвалась она.

Из-за освещения в столовой черты лица Шанда скрывались в резких тенях.

— Нет?

— Нет, сэр.

— Уверена?

— Да.

— Я хочу, чтобы ты не спускала с него глаз, Леск. Со всех Красных Черепов. Ты понимаешь?

Минка вежливо кивнула.

— Заметишь что-нибудь странное, дай знать.

Она отсалютовала.

— Да, сэр.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Пока бойцы Сто первого пропускали по последней стопке в казармах Вечнограда, капитан Аштари проводил внеплановый осмотр лагеря Гвардии, что окружал астропатическую башню Нуллем Апек.

База представляла собой участок тороидной формы с казармами, жилыми блоками, административными башнями, сторожевыми вышками, орудийными укреплениями и забором, внутри и снаружи которого был растянут тройной ряд колючей проволоки. В самом центре территории, за сетчатым ограждением, возвышалась астропатическая башня, тёмная и гнетущая. Аштари не имел связи с её обитателями, и его это вполне устраивало.

Бароланский механизированный находился на Потенсе уже полгода, и у Аштари это было второе назначение на Супрамонт. Холод не доставлял особых проблем. У солдат имелись тёплые казармы, наполовину погружённые в промёрзшую землю, немалый запас провианта, а также возможность охотиться в лесах, когда позволяла погода. В последнюю вылазку он добыл трёх горных тигров и аврокса. Само собой, охота находилась под запретом. Весь Супрамонт считался заповедником Ричстаров, которые и заселили его крупными животными для собственного увеселения. Впрочем, как сказали капитану, нынешний патридзо не отличался интересом к охоте, поэтому тигров на Супрамонте развелось в избытке.

Он отправится на охоту снова, сказал себе Аштари, как только прекратится метель.

Нет, подумал капитан, топая по нерасчищенной дорожке к доту на северной линии. Наибольшую проблему представляла сама башня.

Он кинул на неё взгляд. Нуллем Апек представлял собой высокий лишённый окон шпиль из чёрного базальта, возносившийся к облакам и чем-то напоминавший предупредительно воздетый перст. От башни веяло чужеродностью, словно возвели её не человеческие руки, а нечестивыми чарами вырвали из самого скального основания. Однако хуже всего становилось, когда на вершине разгорался ведьмовской огонь, а вокруг начинала собираться мощная псионическая гроза.

Квадрант патрулировали двое бойцов в полностью застёгнутых шинелях и надвинутых по самые уши меховых киверах. Он приветственно махнул им, достигнув ближайшего дота. Металлические ступеньки присыпали песком и солью. Впрочем, Аштари всё равно двигался осторожно. Последнее, что ему сейчас было нужно, это упасть. Ушиб болел вдвое сильней, когда ты получал его на морозе. Он опустил варежку на железную дверную скобу. Замок промёрз, поэтому капитану пришлось хорошенько надавить на него, прежде чем, пригнувшись, войти внутрь.

Жаровня заливала скалобетонный бункер красноватым светом. Отделение внутри устроилось вполне комфортно, сполна пользуясь всеми улучшениями, сделанными предыдущими гвардейцами, которым не посчастливилось коротать здесь зимы до них. Пока один из солдат наблюдал за местностью в амбразуру, остальные играли в карты за лагерным столом. Они увешали стены муниторумными одеялами, а щель прикрыли простой войлочной шторой, чтобы по помещению не гуляли сквозняки. Аштари словно попал в палатку кочевников.

При его появлении солдаты тут же встали.

— Вольно. — Капитан потопал ногами, чтобы сбить с ботинок снег. — Кто побеждает?

— Биджан! — хором ответили те.

Биджан был низкорослым рядовым, всё ещё отращивавшим настоящие бароланские усы.

— Отлично, парень, — похвалил его Аштари. — Продолжай в том же духе!

Они коротали время за болтовнёй, пока в воздухе вдруг не раздался треск электрического разряда.

— Снова начинается, да? — спросил Биджан. — Сколько прошло с последнего раза?

— Целая вахта. Как минимум.

Молния полыхнула снова.

Сержант, Аббас, потёр ладони.

— Когда мы уже вернёмся в космопорт?

— У меня хорошие новости. Нашу смену сократили. Похоже, на планету высадился новый генерал. Он ожидает вторжения. Хочет усилить гарнизон порта.

Новость о близящейся атаке не подняла бойцам настроение.

— Лучше, чем ничего, — пробормотал Аббас.

— Ладно, продолжайте, — сказал Аштари и направился к выходу. Когда он открыл дверь, неожиданно затрещал вокс-передатчик. Аббас взял трубку.

— Капитан у вас? — прозвучал голос. Аштари сразу узнал Карвана. — Ага. Чудесно. Попроси его подойти к воротам. У нас гости. Просто нужно его разрешение.

Капитан нахмурился.

— Гости? — переспросил он, но Карван уже отключился.

Над головой вновь с шипением взорвалась электростатика. Вспышка оказалась достаточно яркой, чтобы на мгновение всё внутри погрузилось в тень. Аштари нырнул наружу и закрыл за собой дверь, кинув на прощание:

— Биджан, задай жару засранцам!

Свет во мраке потрескивал и шипел, напоминая разозлённую змею.

У Каркала разболелась голова. Казалось, низкий гул без остатка заполняет его череп. Он закрыл уши, но звук никуда не делся.

Исповедник Питт как будто ничего не замечал. Он стоял в передней части кузова и смотрел прямо перед собой. Над головами засверкали новые разряды молний. Никто не посмел даже вскрикнуть.

Туман постепенно рассеивался, пока юноша не увидел перед собой высокое, освещённое яркими люмен-сферами ограждение, скалобетонный дот и направленный точно на них прожектор.

Гвардеец с лазвинтовкой жестом велел им притормозить. Они не стали глушить мотор, когда к ним из пункта пропуска вышел офицер в шинели и меховой шапке. Командир, чьё дыхание на морозном высокогорном воздухе вырывалось облачками пара, приблизился к водительской двери головной машины, но, по всей видимости, шофёр сказал ему идти дальше, туда, где в своём грузовике стоял исповедник Питт.

— Мы здесь во имя Бога-Императора. По назначению от патридзо и кардинала-архиепископа скопления Висельников, — крикнул духовник. Он порылся в куртке и достал кипу бумаг.

Офицер имел длинные усы, бледные от наледи брови и богато украшенную саблю за спиной. Он взял документы и, ничего не говоря, пробежался по ним взглядом.

Затем потопал обратно внутрь, оставив колонну ждать в клубах выхлопных прометиевых газов.

Выйдя из северного дота, Аштари через несколько минут добрался до передних ворот.

Охранники встали перед ним навытяжку. На столе сержанта Карвана лежал пергаментный свиток.

— Снаружи толпа бритоголовых, — сказал он. — Говорят, им приказано сменить нас.

— Удачи им, — отозвался капитан. Он взял бумаги и увидел на них официальную печать патридзо. — По мне, так всё в порядке. Пойдём сначала их проверим.

Сердце Каркала колотилось всё быстрее, пока они дожидались в кузове грузовика. Спустя несколько минут к ним вышел ещё один офицер, сжимая в руке бумаги.

— Кто здесь командир?

— Я, — отозвался исповедник Питт с серьёзностью истинного пророка.

— Я капитан Аштари, Бароланская гвардия. Не могли бы вы спуститься?

Струфф ощутил укол гнева. Как мог кто-то усомниться в его исповеднике?

Кавалеры в кузове расступились, пропуская командира. Проходя мимо Каркала, духовник поднял палец и коснулся его груди.

— Пойдёшь со мной, — велел он.

По пути он отобрал ещё десятерых стражей.

Они спрыгнули следом за ним на скалобетонную дорогу и выстроились перед офицером.

— Прошу прощения, — страдальчески поморщившись, сказал тот. — Только вы, исповедник.

— В чём проблема? — грозно спросил Питт.

— Нужно сверить ваши документы.

Выпученные глаза пастыря наполнились решимостью.

— Зачем?

— Такая работа, — отозвался офицер.

— Документы в порядке. Печать подлинная. Мы — воители веры. У нас имперское дозволение.

Каркал крепче сжал лазвинтовку. Ему было невыносимо наблюдать за допросом своего предводителя. Остальных, очевидно, обуревали схожие чувства. В воздухе повеяло ощутимой угрозой.

— Можете поверить, я с превеликой охотой сменюсь с вами.

— Возможно, мы бы зашли внутрь, раз всё равно ждём, — предложил исповедник Питт, хотя в его тоне не было ни намёка на теплоту.

Аштари вздохнул.

— Простите, исповедник. Так не пойдёт. Мне просто нужно связаться с командованием.

Харкхам подобрался.

— Капитан, — властно произнёс он. — Вы препятствуете воле патридзо Потенса, а также кардинала-архиепископа.

В воздухе внезапно грянул гром. Собравшихся людей омыло волнами псионической энергии. Казалось, голос исповедника преисполнился мощью. Терпение Аштари начало иссякать.

— Слушайте. Просто подождите здесь.

— Боюсь, этого мы сделать не можем. — Одним движением исповедник Питт достал лазпистолет и выстрелил. Во вспышке красного света из Аштари вырвалось облачко кровавой дымки, и капитан свалился в снег.

Машины рванули вперёд. Когда они смели дорожные блоки в сторону, двое стоявших рядом гвардейцев припали на колено и открыли огонь.

Человек рядом с Каркалом рухнул в тот же момент. Исповедник Питт получил выстрел в грудь. Парень заорал от ярости, однако духовник словно не заметил попадания и погрузил цепной меч в тело ближайшего солдата.

Струфф кинулся к доту. Солдаты захлопнули дверь, но не успели её запереть. Юноша пинком вышиб створку и открыл огонь.

Лазерные лучи засверкали по всему помещению. Находившиеся там люди сдёрнули занавеску и уже разворачивали автопушку, но он продолжал стрелять до тех пор, пока комнату не заволокло едким дымом и гвардейцы не остались лежать на полу.

Буря приглушала звуки выстрелов. Кавалеры врывались в доты и убивали всех, на кого наталкивались.

Исповедник Питт подошёл к казарменному залу — простому муниторумному помещению, наполовину углублённому в землю. На крыше скопился толстый слой снега, постепенно съезжавший по свесам вниз. Окна были закрыты стёганым войлочным утеплителем. К расположенным ниже двойным дверям вели три ступеньки.

Духовник распахнул одну створку и шагнул внутрь. Слева располагалась спальня, справа — столовая. Ужин закончился час или около того назад. Один боец ходил с тряпкой между столов. С кухни доносились звуки мытья и складывания тарелок, а также перекрикивания людей, ждущих конца своей смены.

Из уборной вышел офицер.

— Ты кто такой? — Он всё ещё застёгивал шинель, направляясь в кабинет.

— Я — твой судья, и ты признан виновным, — огласил исповедник Питт. Он сделал три выстрела.

Кавалеры ворвались внутрь, паля и размахивая клинками. Бароланцы спешно организовали оборону. Они забаррикадировали двери, яростно отстреливались и нанесли противнику серьёзные потери.

Исповедник приказал снести внутренние ворота, и врезавшийся в них грузовик сорвал сетчатые створки с петель. Питт отвернулся от умирающих и кричащих людей и направился к основанию башни. Он будто магнит стягивал к себе кавалеров со всего лагеря, так что вскоре за ним собралась внушительная толпа.

Астропатическая башня возвышалась перед ними безмолвной тёмной громадой. Он взошёл по ступеням. Дверь оказалась запертой. Пастырь потянулся за мелта-бомбой на поясе, убрал пистолет и установил таймер, затем прикрепил взрывчатку к створке.

Отступать было не в характере исповедника Питта, однако он всё же сделал шаг назад, когда заряд с шипением сдетонировал, после чего всё вдруг исчезло в ослепительной вспышке.

Стражи Нуллем Апека носили церемониальную форму, расшитую сценками на духовную тематику, а также увешанную оберегами и печатями чистоты. Они были безупречны в своей вере и равно бесстрашны пред лицом ереси и скверны. Их задача заключалась в обеспечении чистоты астропатического комплекса и охране его от порчи и нечисти варпа. Стражи были вооружены богато украшенными болт-пистолетами, трижды благословлёнными и покрытыми религиозными текстами из чеканного серебра, а на тупоносом кончике каждого болт-снаряда были выгравированы пентаграммы и аквилы.

Они отреагировали на появление незваных гостей, выскочив из верхних помещений вдоль закручивающихся спиралью коридоров, на ходу перекрикиваясь между собой и составляя план обороны башни. Охранники преградили путь первым захватчикам на третьем этаже и открыли огонь. Они были умелыми воинами, и любой из них стоил двух кавалеров. Однако на место каждого убитого поборника вставало четыре других. И экипированы они были для казней, а вовсе не для ожесточённых перестрелок с таким большим количеством противников.

Каркал ринулся в атаку, переключив карабин в автоматический режим. Шквал ослепительных лазимпульсов залил комнату мерцающим светом. Кавалеры не могли толком прицелиться, но это было не важно. Вместе с ним бежало ещё двадцать братьев, каждый из которых палил во все стороны, как и он сам.

Двоих стражей зацепило шальными лучами. Третий кинулся на пол и успел сделать три смертельных выстрела, прежде чем Каркал вогнал штык ему между ключицей и шеей. Он ощутил, как металл скрежетнул по кости, а затем с такой яростью вырвал лезвие обратно, что нечаянно переломил его.

— За Императора! — взревел юноша и погрузил обломок в пах следующему противнику. Мужчина взмахнул церемониальным ножом, полоснув его по лицу. Каркал почувствовал, как по шее вдруг густо потекла тёплая кровь, а затем резко вскинул приклад винтовки и услышал приятный хруст ломающейся челюсти.

— Император защищает, — выплюнул он в лицо умирающему человеку.

Страж его не понял. Глаза человека затянула пелена смятения, и, с сипением втянув в лёгкие воздух, он испустил дух.

Братство смело защитников приливной волной.

Исповедник Питт бесстрашно шёл вверх, с неистовством призывая на себя Защиту Императора. Достигнув вестибюля, поборники веры на мгновение замерли перед бронированными металлическими дверями.

В высоком сводчатом помещении повсюду висели знамёна и гобелены с древними текстами. Под потолком в латунных клетках висели вокс-сервиторы с воткнутыми в глазные разъёмы кабелями для подачи питательных веществ и вокс-решётками на месте ртов, из которых нескончаемым потоком лились псалмы.

По пути кавалеры гнали перед собой временный персонал астропатической башни, но теперь те оказались в ловушке, и у них не осталось иного выбора, кроме как сражаться. Некоторые, вооружившись дубинками и ножами, набросились на захватчиков. Прочие спрятались за гобеленами и порфировыми статуями Бога-Императора и святого Игнацио.

Несколько стражей организовали оборону перед дверьми в астропатический зал, однако они безнадёжно уступали врагу числом. Всё, что могли защитники, — это подороже продать свои жизни.

Не прошло и пяти минут, как все они были мертвы.

Кавалеры оттащили тела в сторону, после чего кинулись к покрытым охранными рунами дверям. Они забарабанили по створкам, принялись палить в запирающий механизм и, наконец, принесли взрывпакеты из казарм бароланцев.

Щёки исповедника Питта задёргались, когда он велел братьям отойти назад.

Заряды взорвались, и, когда дым рассеялся, они увидели, что латунные двери висят на разбитых петлях. Из тьмы донеслись звуки бесконечно повторяемых мантр и несвязное бормотание ошеломлённых людей. Исповедник вытер кинжал об одежду.

— Всем стоять! — приказал он и обвёл собравшихся ножом. — Я пойду один.

Духовник переступил резной порог астропатического зала.

Кавалеры столпились у него за спиной, но ни один не осмелился последовать за ним.

Как только глаза Каркала привыкли к сумраку, увиденное лишило его дара речи. Хор астропатов располагался плотными рядами на украшенных балконах. Мерцающие свечи выхватывали из теней заплесневевшие флажки, измождённых сервиторов в латунных клетках и свитки с неразборчивыми письменами. Юноше потребовалось мгновение, чтобы уловить царившую в помещении тихую суету, которую не нарушило даже вторжение исповедника. Между хором и скрипторием туда-сюда сновали инфосервиторы, прислужники, писцы, потрескивали объятые искрящимся светом шифраторы, и за всем этим следили психостражники с пси-стрекалами и оглушающими пистолетами. Они как будто не замечали происходящего, но, когда Питт вошёл внутрь, один из стражей шагнул ему навстречу и предупреждающе поднял руку.

— Вам сюда нельзя, — заявил он.

Исповедник Питт всадил нож человеку в живот, а затем схватил его, продолжая вгонять лезвие глубже и глубже до тех пор, пока ноги стража не подкосились, и он кулём упал на пол.

Рука и нож духовника оросились багрянцем. Он остановился в центре латунной пентаграммы и окинул взглядом убранство, таинственное ведьмовство и ужасающую природу зала, после чего достал из одежды тонкий пергаментный свиток.

Он вытянул документ перед собой и позволил ему размотаться. На пергаменте стояла официальная печать патридзо. Исповедник указал окровавленным ножом на оставшихся стражей.

— Я Харкхам Питт, представитель кардинала скопления Висельников в этом комплексе. Вот документ, подтверждающий мои полномочия. Неподчинение моим приказам будет караться смертью.

Высоко во тьме закричал астропат.

ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ

Император соберёт изгоев со всех концов мира.

Он вознесёт вас и превратит в Святую Армию.

Он приведёт вас в земли ваших отцов.

И дети Императора вновь будут процветающими

и многочисленней всех ксеносов в Галактике.

Из «Песни Гильдеборга Маркизского»

ГЛАВА ПЕРВАЯ

После заката наступил тихий час, ночь перед праздником святого Игнацио.

Зереум выглядывал в готические окна высоких чертогов Базилики. На плоской крыше под ним три евнуха играли в мяч. Позади них к небу поднимались столбы чёрного дыма. На протяжении всего дня пожар неуклонно подбирался ближе, словно осаждающая армия. Палаточный город горел.

Факт этот огорчал кардинала Зереума.

— На завтра всё готово? — глубоко вздохнув, спросил он.

— Да, — кивнул Веттор. — Думаю, что так.

Кардинал одобрительно кивнул.

— Ты трудился не покладая рук.

— Я просто выполняю свой долг, — отозвался Товия. Он присел на один из стульев в углу комнаты. Рукополагаемый выглядел уставшим, и спустя мгновение он громко зевнул.

— Простите, ваше святейшество.

— Нам всем пора отдохнуть. Иди и выспись. А я пока помолюсь, дабы Император указал мне путь.

За два часа до рассвета Веттор спустился в необитаемые части Базилики, держа в вытянутой руке прикрытый тканью люмен.

Веттор знал много тайных троп через древний дворец, ведущих мимо старых сторожевых постов, казарм, трапезных и оружейных, по заброшенным служебным уровням, где старые котлы, остывшие очаги и забытые пивоварни терялись под густым слоем пыли.

Тихой поступью он шёл по древним ступеням, до такой степени истоптанным ногами давно покойных людей, что в некоторых местах лестница больше напоминала ухабистую горку. Ему потребовался час, чтобы добраться до нужного места — Чаши Антонио. Люмен Веттора отбрасывал ровно столько света, чтобы озарить пространство перед ним — огромное квадратное помещение, в котором колоссальный вес дворца держали на себе кирпичные арки и ряды тяжёлых мраморных колонн. В холодной тьме царила сырость. Вдалеке слышался звук падающих капель.

Вода перед ним оставалась неподвижной, словно тёмное зеркало, отразившее Товию, когда он нашёл спрятанную в нише лодочку.

Рукополагаемому потребовалась секунда, чтобы усесться в неустойчивую посудину. Он поплыл через резервуар, гребя до тех пор, пока не отыскал проём в противоположной стене. Там мужчина пришвартовал лодку, после чего проник в грубо вытесанный туннель.

Здесь лестница была ещё более неровной. Казалось, у него ушла вечность, чтобы спуститься по ступеням вниз. Несколько раз Веттор останавливался, проверяя, идёт ли в нужном направлении, пока наконец не нашёл искомое место.

Перед ним находился арочный вход из орнаментированного камня. Бронированная дверь не имела ни ручки, ни других видимых способов её открыть.

Товия приложил ухо к двери, затем тихо поскрёб. Мгновение ничего не происходило. Затем, блеснув, в двери открылся глазок. Веттор затаил дыхание, а затем створка распахнулась изнутри. С другой стороны стоял патридзо. Он был в рабочем переднике и, несмотря на ранний час, совершенно не выглядел уставшим.

— Рукополагаемый, — просто сказал он, тканью оттирая пальцы.

— Приветствую, милорд, — отозвался тот. — Надеюсь, я не оторвал вас от сна.

— Нет. Вовсе нет. Разве можно спать в такую ночь! Ещё когда я был ребёнком, отец заставлял меня бодрствовать всю ночь, ожидая пришествия святого.

Товия неопределённо махнул рукой.

— Мы готовились с большим усердием. Кардинал сейчас молится. Думаю, он боится допустить какую-то ошибку.

— Надеюсь, этого не случится, — сказал Урдалиг.

— Если потребуется, я вмешаюсь.

— Хорошо, — произнёс патридзо. — Прямо гора с плеч. Разве тебе не следует быть с ним?

Веттор кивнул.

— Уверен, вы видели пожар.

— У нас недостаточно силовиков, чтобы следить ещё и за палаточным городом. Шалия зачищает банды.

Веттор снова кивнул.

— Вы доверяете ему?

— Конечно. Он, знаешь ли, тоже Ричстар, пусть и незаконный. Но титул несущего вести всегда носил представитель низшей ветви рода.

— Ублюдок, если точнее?

— Какое грубое выражение, но да. Ублюдок. Впрочем, он полезный ублюдок.

— Орудие?

— Разве не все мы орудия Бога-Императора?

Рукополагаемый задумался над вопросом и тем, что он мог означать.

— Да, — наконец сказал он. — Думаю, что так.

— Я боюсь, — признался вдруг патридзо.

— Хотите, чтобы я выслушал вашу исповедь?

— Нет, не сейчас.

Они присели, и Урдалиг пересказал ему всё, что случилось в Кальверте.

— Кажется, всё в порядке, — наконец решил Веттор.

— Надеюсь на то. Я боюсь, это так. Но ещё я взволнован. Над нашим Империумом вот-вот засияет новый рассвет. И подумать только, что начнётся он здесь, на Потенсе.

Товия сделал глубокий вдох.

— Это поворотный момент. Мне пора возвращаться к кардиналу. Мужайтесь, патридзо. Каждому из нас нужно будет выложиться без остатка. Нас ждут великие дни. Мы возвращаем планету к вере предков.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Наступило утро праздника святого Игнацио. И если в Вечнограде царила праздничная, благоговейная атмосфера, то из палаточного города тянуло войной, страхом и отчаянием.

Рудгард Хове удвоил стражу у городских ворот и отдал строгий приказ не впускать внутрь приточников. Однако правда заключалась в том, что ему не хватало силовиков, чтобы отгонять беженцев и одновременно стеречь смутьянов, которых он держал в исправительном учреждении.

Всё, что ему оставалось, — это поддерживать видимость.

Всё это старший силовик Хове понимал на уровне инстинктов, когда выехал на мотоцикле из базы силовиков, окрещённой «Мышиная нора», и запетлял по нижним ярусам Вечнограда. Он проносился мимо пекарен, тележек с утренним рекафом, харчевен и уличных скульптур, которые в честь праздника увешали цветочными гирляндами и лавровыми венками.

Отчаяние толкало хороших людей на злые поступки. А о зле Рудгард Хове знал как никто другой. Гнусности, на которые шли люди, были его хлебом. Единственное, как успел выяснить он, что заставляло отчаявшихся людей держаться в рамках приличия, — это надежда. А праздник святого Игнацио давал именно её.

Если бы правила устанавливал он, то праздник святого Игнацио не наступил бы никогда, неизменно маяча, однако, на горизонте. Надежда не могла разочаровать. Тот факт, что день празднества всё же пришёл, наполнял его тревогой. Из-за этого он ехал быстрее обычного, мчась опасно близко к толпам, которые собирались для молитв и подготовки местных святых к крестному ходу.

Люди расступались, давая ему дорогу. Они узнавали главного силовика патридзо по приближающемуся рёву мотоцикла, шлему с чёрным визором и широким усиленным колёсам, и ему нравились испуганные взгляды, которые на него бросали. Хове влетал в повороты, после чего резко ускорялся на прямых участках, и сбросил обороты лишь после того, как достиг верхних уровней Вечнограда. Силовики на блокпостах лишь приветственно махали ему, пропуская дальше.

Город начал оживляться, когда он наконец подъехал к воротам Кальверта. Хове замедлился, проехал внутрь и кивнул стоявшему на страже калибиниру.

Шанттал выглядел так, словно не спал всю ночь. Советник заспешил к Рудгарду, когда тот ударил по тормозам, откинул подножку и перекинул ногу через кресло.

— Где он? — спросил Рудгард, не удосужившись даже поздороваться.

— Патридзо?

— Да, фрекков патридзо. Кто ещё?

Шанттал кинул на него ядовитый взгляд, однако повёл старшего силовика внутрь дворца.

Урдалиг находился в контемплаториуме. На мольберте посреди комнаты стояла икона святого Игнацио. На полу возле него лежала палитра с масляными красками. Казалось, он не притрагивался к кисти минимум день. Высохшие краски начали затвердевать и трескаться.

— Чего надо? — резко спросил патридзо.

Рудгард взял из чаши на столе засахаренное дикое яблоко, бросил его в рот и с хрустом разжевал корку, после чего потянулся за следующим.

— Я хочу знать, какого чёрта творит Шалия, — просто сказал силовик.

— Он восстанавливает порядок.

— Я ему не доверяю. — Хове взял ещё одно засахаренное яблочко. Патридзо недовольно наблюдал за тем, как он слопал и его. Затем Рудгард поднял серебряную крышку с графина и понюхал находящееся в нём красное вино. — Вам следовало позволить мне собрать армию. Я бы прижал банды к ногтю ещё давно. — Силовик закинул в открытый рот ещё один фрукт. Его зубы давно заменили заострёнными стальными имплантатами. Им не потребовалось много времени, чтобы расправиться со сладостями. Хове смерил правителя долгим тяжёлым взглядом. — Не думайте, будто я не вижу, что вы, Ричстары, задумали.

— Боюсь, я понятия не имею, о чём ты говоришь.

— Нет? А я вот уверен, что это весьма заинтересует недавно прибывших офицеров Астра Милитарум.

— Это угроза?

Рудгард улыбнулся. Зрелище оказалось не из приятных.

— Я не угрожаю.

Патридзо кивнул. Временами Хове бывал невыносимым, но он отличался безжалостностью и эффективностью. Он был именно тем человеком, который требовался, чтобы держать массы в покорности.

Узорные ставни из железного дерева были откинуты, и галерею с бюстами заливали лучи яркого утреннего солнца.

Урдалиг повернулся к тянущейся из контемплаториума Рассветной галерее. Вдоль стен на мозаичном полу стояли пьедесталы с бюстами его предков. Он замер и кинул взгляд на внешнюю кирпичную стену. В небо над ней поднимался столб чёрного дыма, постепенно рассеиваясь в выси.

— Мой отец редко сюда захаживал. Он не был глубоким мыслителем. Когда я был ребёнком, помещение оставалось запертым. Я помню, как пробирался сюда, когда всё тут было закрыто простынями. Какие здесь гнили сокровища! Тут были иконы, древние одежды, комплекты архаичных доспехов и вот эта коллекция ликов моих предшественников. — Он остановился перед строгим лицом. — Это Фестука. Он был неэффективным и изнеженным. — О бюсте бородатого мужчины с тяжёлым лбом он сказал: — Элиджа был воином, не дождавшимся своей войны. Его сын, Рацения, прождал двести лет, прежде чем занять престол. Он властвовал пятьдесят лет, и его правление примечательно лишь глубинами его порочности.

— Это мой отец, Бутона. Моя мать, Беназа, не была здесь счастлива. Ей нравилась суета своего родного мира. Отец во мне разочаровался. Он не думал, что я стану хорошим лидером. Он считал меня слишком оторванным от жизни. Если честно, я не думаю, что стал хорошим предводителем. Но мне служат правильные люди. Ты. Шанттал. Шалия. Вы все — хорошие люди. Хорошие в своём деле, если точнее.

Патридзо отвернулся от мраморных ликов.

— Я никогда не хотел стать ни одним из них. Я хотел быть подвижником, направляющим людей собственным примером, который показывал бы, что значит быть преданным вере. Иногда я боюсь, что слишком о себе возомнил. Я потратил слишком много времени, возвеличивая Бога-Императора через живопись. Кто бы знал, какие безрадостные дни наступят в моё правление! Империум Человека, сотрясающийся до самого основания. Скопление Висельников, оказавшееся на пути наступающих еретиков. Знай я, что случится подобное, посвятил бы всю жизнь тренировкам. Боям. Созданию армий, способных дать отпор врагу. Превращению наших планет в крепости, в бастионы, о которые Архивраг разбился бы, подобно волнам о мыс.

— Но я упустил свой шанс. Я подвёл всех нас. Всё, чем я занимался, — это картинами и размышлениями. Я не способен вести армии, как мне бы следовало. Шалия показал нам путь. Этого мало, да и слишком уже поздно. Но, по крайней мере, он показал нам, на что способны Ричстары.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Праздник святого отмечали в часовне-гроте Святого Игнацио — древнем сооружении, заглублённом в скальное основание акрополя.

По одной легенде, в этой пещере святой якобы укрылся от устроивших на него засаду ксеносов. Согласно другой версии, сюда его отнесли, когда он был уже при смерти. Как бы то ни было, пещеру выровняли, расширили и углубили, после чего выстроили на утёсе каменный неф и окружили всё пространство стенами часовни.

Сооружение имело классический фасад с узкими освинцованными окнами из витражного стекла. Верующие помощники уже работали, подметая улицу, расставляя стулья плотными рядами, поджигая освящённые восковые свечи. Среди них дежурили егеря генерала Доминки, с нервным видом стоя за баррикадами для сдерживания толпы.

Они ожидали проблем со стороны бандитов и получили строгий приказ не пускать никого с бандюганскими татуировками.

— Тату на лицах, руках и так далее, — указали им офицеры, на что те понимающе кивнули.

Казалось, площадь перед ними никогда не выглядела настолько нарядной. Жилые блоки, возвышавшиеся вокруг неё, были вымыты и покрашены, а также увешаны флажками. По всему городу люди пекли святцевые пироги с мясом, изюмом и иномировыми пряностями. После службы в церкви наступит время большого пира.

Минка проснулась ни свет ни заря. После вчерашних возлияний у неё трещала голова. Девушка поднялась с койки, нашла незанятую раковину и плеснула себе в лицо водой. В Приёмных казармах царила подавленная тишина, типичная после тяжёлых ночек.

Выйдя на плац, она увидела отделение Дайдо. Кадианцы стояли при полном параде, доводя униформу до ослепительного блеска.

— Мы идём в часовню, — сообщила Дайдо, заканчивая начищать правый ботинок. — Будем почётной гвардией генерала Бендикта на празднике. Женщинам нельзя входить в часовню, поэтому Спаркер выбрал меня. Думаю, это он пытался так пошутить.

Минка выдавила улыбку.

— Помолись за меня.

Отделение Дайдо вытянулось в струнку, когда Бендикт вышел на улицу и забрался в ждущую «Саламандру».

Если он и заметил отряд Дайдо, то поначалу ничего не сказал, хотя спустя секунду посмотрел на бойцов снова.

— Ты — сержант... — он замолчал, вспоминая имя. — Дайдо?

— Да, сэр, — отсалютовала она.

— Рад тебя видеть.

— И я вас, сэр. Мы думали, вы займётесь более важными делами.

Исайя натянуто хохотнул.

— Штаб — местечко слишком расхваленное.

— Вижу, вы потеряли руку, сэр.

— Да, — отозвался Бендикт, раздосадованно подняв культю.

— Простите, сэр. Я слышала, вы защищали нашу честь. В смысле, кадианцев. Я просто хочу сказать, что мы все ценим ваш смелый поступок.

Бендикт кивнул, когда Мере махнул водителю, и машина тронулась в путь.

— Спасибо, сержант. Это много для меня значит.

Кардинал Зереум пытался взять себя в руки, разглядывая выложенные перед ним Ровасом предметы: рясу, пару сапог, посох из слоновой кости и золотую посмертную маску святого Игнацио. Тёмные провалы её глаз как будто следили за каждым шагом архиепископа, когда он расхаживал туда-сюда по комнате.

За время служения Экклезиархии его не раз просили осудить богохульную природу разных праздников и практик тех или иных планет, и по сравнению с каннибализмом и детскими жертвоприношениями облачение в посмертную маску казалось сущим пустяком. Впрочем, надевание лица давно мёртвого воителя всё равно вызывало у него смутную тревогу.

Он позвонил в колокольчик, вызывая Роваса, однако его камердинер куда-то запропастился.

Зереум ругнулся. Больше ждать он не мог. Кардинал влез в церемониальные сапоги. Ряса была из того вида одежды, которая застёгивалась сзади, и, чтобы её надеть, требовалась помощь, однако он не видел Веттора с самого утра и уже начинал волноваться. Потенс был не самым приятным для жизни местом, и приточники не делали планету безопасней. Подобным образом его рукополагаемый ещё никогда не пропадал, тем более в то утро, когда Зереум нуждался в нём сильнее всего.

Звуки праздника — радостные возгласы, молитвы, пение, звон многочисленных колоколов — наполняли его не столько религиозным возбуждением, сколько растущим чувством того, что вот-вот должно случиться нечто жуткое.

Кардинал натянул рясу через голову и поправил её в плечах.

В дверь поскребли.

— А! Ровас. Наконец-то. Я уже начал волноваться. Где ты был?

Но вместо Роваса в дверях он увидел Веттора. Молодой человек с невозмутимым видом прошёл к подоконнику.

— Вы готовы, кардинал?

— Нет, — плюнул Зереум. — Совсем не готов! И я не готов принимать посетителей... — Он осёкся, заметив, как Веттор достал что-то из-под рясы. — Что ты делаешь?

Узкое лицо Товии было полно решимости.

— Это пистолет, кардинал. И я объявляю вас еретиком. Более того, вы еретик наихудшего толка — человек, считающий, будто творит добро, хотя на самом деле он служит силам врага.

Кардинал недоумённо захлопал глазами.

— Что ты такое говоришь?

— Вы знаете, о чём я говорю, — произнёс Веттор, шагнув вперёд с поднятым пистолетом.

Зереум зашёл за узорное кресло, опустив руки на бархатную спинку.

— Нет, не знаю, — сказал кардинал. — Ровас! На помощь! — вдруг крикнул он.

Тот не отозвался.

Ни единого звука.

— Ровас мёртв. — Рукополагаемый шагнул в сторону, чтобы лучше прицелиться. — Я убил его. Он тоже был еретиком. Все, кто не веруют, — еретики, и за это они сгорят.

Архиепископ протянул к нему руки, как будто хотел успокоить разгневанную толпу.

— Веттор, я — кардинал Экклезиархии Зереум. Я беспокоюсь за твой рассудок.

Веттор выстрелил.

Отравленный дротик задрожал в спинке кресла.

— О, я в своём уме, — сказал он, вставляя в оружие новую иглу. Её острый конец сочился ядом. — Настал момент, которого мы все ждали, когда скопление Висельников воспрянет и свергнет порочных нечестивцев.

Кардинал Зереум вскинул руку.

— Рукополагаемый Веттор, я приказываю тебе опустить оружие. Убийство члена Экклезиархии — страшный грех. Император не простит тебе такого проступка. Твоя душа сгорит в плазменном пламени позора.

Товия улыбнулся.

— Я — член церкви Храма. Хранителей Веры. Линии, неразрывно восходящей к самым истокам Империума Человека.

— Ты не можешь верить в эту еретическую чушь!

Улыбка Веттора стала шире.

— Но я верю. Как и, скажу вам, большинство жителей планеты.

Снизу послышались топот и крики. Зереум понял, что если задержит Веттора, то, возможно, сможет продержаться до подхода помощи.

— Я знаю богохульное кредо Храмовников. Но подумай! Император показал своё недовольство через шторм Императорского Гнева. Разве сыщется более чёткое проявление Божественной Воли?

Рукополагаемый не опустил оружие, но кардиналу, похоже, удалось его подловить.

— Сколько кораблей исчезает в варпе каждый год?

— Сотни. Тысячи...

— Да, и видим ли мы в их пропаже волю Императора? Шторм Императорского Гнева был случайностью, не более, — сказал Веттор. — Возможностью для Императора испытать нашу веру. Мы, обитатели скопления Висельников, остались верными и чистыми. Мы не забыли.

Зереум укрылся за высоким креслом с крыльями.

— Веттор. Это ересь. Вспомни Гога Вандира и его грехи!

— Никаких грехов не было.

— А убийства? Ересь? Осквернение Святой Терры?

— Ложь, — просто процедил Товия. Он шагнул вперёд. — Обман. Ересь.

— Но. — запнулся кардинал.

Веттор выстрелил ещё раз. На этот раз дротик пролетел над плечом Зереума и вонзился в штукатурку.

Тот, казалось, развлекался.

— Оглянитесь вокруг, кардинал Зереум. Ваш Империум висит на волоске. Мы знаем то, чего не ведают они. Вы правы. Воля Императора ясна. В своей мудрости Он позволил Вратам Кадии пасть, Он позволил Цикатрикс Маледиктум отделить проклятых от тех, кого ещё можно спасти. Ваш Империум — ересь! Из скопления Висельников восстанет новый Империум Человечества. Более твёрдый в вере. Бесстрашный в своих трудах. Несгибаемый перед лицом наших врагов.

Шаги доносились уже из коридора. Зереум упал на пол, когда Товия выстрелил снова. Дротик прошёл прямо у него над головой, и он заполз за стол, когда дверь распахнулась настежь. Внутрь ворвался Шалия Старборн.

Кардинал благодарно поднёс руку к сердцу.

— Шалия! Как я рад вас видеть. Он пытается убить меня! Архиепископ указал на Веттора.

Никто не пошевелился.

— Он спятил, — продолжил Зереум, но несущий вести не сдвинулся с места. Священнослужитель кинул взгляд на пришедших вместе с ним людей. Они оказались не кадианцами, не калибинирами, да и никем, кого бы тот знал. Это были бородатые мужчины в чёрных балахонах и таких же чёрных доспехах, отмеченных символом Золотого Трона.

— Простите, — сказал Шалия, — но мы больше не будем принимать приказов от Экклезиархии.

Слово «Экклезиархия» он произнёс с нескрываемой ненавистью и презрением.

Кардинал перестал что-либо понимать.

Веттор улыбнулся ему.

— Встречайте своих крестоносцев. Новую армию Империума.

— Фратерис Милицию?

— Нет. Фратерис Темплар.

— Веттор! — взмолился кардинал. — Я не заслужил такой участи. Я хороший человек.

Мгновение его рукополагаемый молчал.

— Да, это так. Но доброта не щит, кардинал. Это не проверка на заслуги и добродетели. Это — вопрос веры и божественной истины. И я осуждаю вас, Зереума, как еретика, — будничным тоном изрёк Товия. Затем кивнул мужчинам Братства. — Убейте его.

Воины, от которых разило потом, окружили кардинала. Он поднялся на колени, но те сбили его обратно на пол.

— О Владыка-Император, я твой слуга! — растянувшись на полу, воскликнул Зереум.

Затем на него градом посыпались удары прикладами.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Вёзшая Мере и Бендикта «Саламандра» выехала из казарменных ворот на уводящий вниз серпантин. Отсюда им открылся отличный вид на палаточный город и далёкие горы.

— Защитить не составит труда, — после долгой паузы сказал адъютант.

Исайя отвлечённо кивнул.

— Да. Если архимагос Маркекс разберётся с пустотными щитами.

— От него были вести?

Генерал мотнул головой. Его поведение отбило у помощника желание продолжить расспрос.

Главные улицы, ведущие к основанию акрополя, запрудили толпы людей. Местные войска оттесняли их назад. Между ними образовался узкий коридорчик, извивавшийся подобно змее от напиравших с обеих сторон тел. Казалось, будто проулки Вечнограда обезлюдели. Мужчины, женщины, дети, все в праздничных нарядах, проталкивались вперёд семьями, компаниями и церковными приходами. С собой они несли фамильные иконы и реликвии, образки имперских святых, древние картины Золотого Трона, которые на протяжении года висели в местных часовенках. Женщины бросали монеты к резным ликам, что несли в богато украшенных шёлковых паланкинах. Некоторые распевали псалмы. Их слова полнились радостью, страхом, верой.

Один из калибиниров жестом велел машинам остановиться. Дайдо направилась к нему.

Мужчине пришлось повысить голос, чтобы его услышали в царящем гаме.

— Танки не смогут проехать. Вам придётся идти пешком!

Дайдо вызвала своё отделение.

— Вы уверены, что это безопасно? — спросил её капрал Вельт — настоящий здоровяк.

— Нет, — ответила она ему. — Но для этого мы здесь.

Генерала Бендикта тронула такая страстность толпы.

— Их вера не угасла за одиннадцать лет. — Он замер и оглянулся вокруг. — Последний раз, когда они отмечали этот праздник, Кадия ещё стояла.

Этот факт заставил всех призадуматься. Каждый невольно вспомнил, где был он сам одиннадцать лет назад. Изменилось так много всего, причём в худшую сторону. И кадианцы как никто чувствовали себя ответственными.

Отделение Дайдо окружило Бендикта с Мере, и все вместе они двинулись по брусчатой мостовой. Толпа едва замечала кадианцев, преодолевавших последние несколько сотен ярдов до задней части часовни, где та соединялась с акрополем. Они протолкнулись сквозь давку и поднялись по ступеням в грот.

У входа на страже стояли прислужники Экклезиархии в длинных чёрных рясах с капюшонами, держа перед собой шоковые пики.

— Генерал Бендикт, — объявила Дайдо. — Его ждут.

— Проходите.

Дайдо протянула инфопланшет. Послушник провёл рукой над экраном, и на нём зажглись протокольные записи.

— Будьте благословлены, — промолвил мужчина, возвращая планшет. Послушники расступились в стороны, пропуская кадианцев дальше. Дайдо шла последней, задержавшись на вершине лестницы, чтобы оглянуться на дорогу. Коридор, по которому они добрались сюда, уже исчез под натиском толпы. Чуть дальше сержант различила их танки, медленно ползущие вперёд. Башенные орудия машин поднимались над морем голов среди мелко дрожащих статуй, напоминая подхваченный потоком мусор.

Обернувшись, она увидела скрещенные перед собой шоковые пики.

— Женщинам вход запрещён, — заявил один из послушников.

В Дайдо мгновенно вскипела кровь.

— Я — телохранитель генерала. — Она попыталась оттолкнуть пики, но послушники не дали ей пройти. Дайдо полезла напролом, и между ними на миг завязалась потасовка, прежде чем Бендикт заметил происходящее у него за спиной.

Он опустили руку на плечо помощнику.

— Пропустите её. Она в моей охране.

Аколиты взглянули на своего предводителя.

— Простите, милорд, — отозвался тот. — Такая традиция. Обычным женщинам нельзя заходить внутрь.

Бендикт подался к нему ближе.

— Я представитель Империума Человека на вашей планете. Она — командир моей охраны. Вы пропустите моего сержанта внутрь.

Дайдо воспользовалась мимолётным смятением стражников и откинула пики в стороны.

— Не волнуйтесь, — сказала она. — Я не обычная женщина. Я — кадианка.

Сёстры Битвы Рай и Йосс охраняли ворота собора. Снизу до них долетали слабые отголоски музыки и барабанной дроби. А затем сквозь шум ветра послышался гул машин, натужно взбирающихся по склону. Рёв становился всё громче.

— Я думала, паломники пойдут следом за основной массой, — удивилась неофитка Йосс, худощавая рыжеволосая сестра с крепкой волевой челюстью.

— Так и есть, — со строгим видом кивнула Рай. — Но всегда найдутся те, кому невмоготу ждать.

Сёстры заметили приближающуюся колонну тентованных грузовиков. С каменными, ничего не выражающими лицами они проследили взглядом за тем, как машины, в кузовах которых под тяжёлым брезентом виднелись молодые люди, преодолели последний поворот к входу в собор.

Паломники внутри скандировали имя Императора. Их выкрики становились всё громче. Они звучали почти вызывающе. Разгневанно. Закованная в силовой доспех сестра Рай шагнула им навстречу и подняла руку, веля колонне остановиться. Головная машина затормозила в двадцати ярдах от неё.

— Собор закрыт до тех пор, пока святой не молвит своё слово, — заявила она.

Водитель замахал ей, чтобы та убиралась с дороги.

— Собор за... — повторила она, прежде чем люки грузовиков откинулись на землю, а из-под быстро оттянутых тентов высунулись стволы тяжёлых пулемётов. Блестящих, только-только смазанных орудий войны.

А затем они открыли огонь.

Сёстры Битвы отреагировали мгновенно. Йосс начала кричать, поднимая тревогу. Рай потянулась за болтером, едва паломники выхватили из-под ряс лазпистолеты и принялись стрелять.

Лазерные лучи устремились к ним шквалом обжигающего света.

Рай бесстрашно кинулась вперёд, попутно включая вокс.

— Собор атакован, — спокойно доложила она, после чего прицелилась и открыла огонь. Болтер у неё в руках затрясся, выпуская один снаряд за другим.

Йосс подскочила к ней, и две облачённые в чёрное воительницы встали плечом к плечу.

Атакующие откатились назад, но, после того как к воротам подъехали новые грузовики, из которых высыпалось ещё больше людей, а установленные на крышах пулемёты начали поливать Сестёр свинцовым градом, чаши весов резко качнулись в сторону противника.

— Я прикрою тебя. Отходи! — скомандовала Рай.

Впрочем, обернувшись, она увидела, что вражеские бойцы уже проникли в сад и теперь бежали к ним со стороны Базилики.

— Трон! — прошипела она. — Мы в ловушке!

Бендикта и Мере повели через вестибюли, гардеробы и ризницы, кишащие нервничающими причётниками, чашниками и ладаноносцами, сжимающими в руках пока не зажжённые увесистые кадила. Перед входом в часовню на страже стояли горные стрелки генерала Доминки. Заметив Бендикта, они выпрямились и быстро отсалютовали. Дайдо отступила назад, пропуская командира перед собой.

Генерал пригнулся, чтобы пройти под низкой каменной аркой, снял фуражку и взял её под мышку. Дайдо вошла в священное место последней. Справа находился выдолбленный в скале арочный вход в грот; слева — храм, представлявший собой отделанный мрамором, золотом и драгоценными камнями портик.

После узких коридоров внезапная несдержанность размеров, света и простора производила ошеломляющий эффект. Широкий неф часовни уже заполнялся людьми. Хотя никто не смел повышать голос, по помещению эхом катился гулкий шум, над которым разносилось хоровое пение сервиторов, висевших над собранием в ажурных клетках.

Кадианцы направились в сторону резных деревянных кресел клироса.

Всех входящих проверял ещё один отряд калибиниров.

— Простите, сэр, — прошептал их офицер. — Сюда можно только приглашённым гостям.

Бендикт начал было спорить, однако офицер поднял руку.

— Я понимаю, сэр. Но все места заняты. Взгляните! — Он жестом указал на места для хора. — Вашим телохранителям придётся остаться здесь. Простите, но все хотят провести с собой пару-тройку людей. Каждый Ричстар имеет собственных жизнехранителей, а это святое место. Его возводили не для солдат.

— Но мы защищаем генерала, — быстро вставила Дайдо.

— Предлагаю вам остаться здесь. Со мной. Вы будете в паре ярдов от генерала. Если что-нибудь случится, вы окажетесь возле него за секунду.

Дайдо хотела что-то сказать, но Бендикт опустил ладонь ей на руку.

— Всё в порядке, сержант. Адъютант Мере оберегает меня уже довольно давно и на поле боя, и вне его. Да и я, хоть и с одной рукой, всё же не полностью бесполезный. Уверен, здесь нам ничего не будет угрожать.

Всё это Дайдо совершенно не понравилось, однако с большой неохотой ей пришлось согласиться.

— Хорошо, сэр. Но лишь дайте знать, и мы подскочим в тот же миг.

— Спасибо, — сказал Бендикт. — Буду иметь в виду.

Сестра Битвы Рай кинулась навстречу атакующим. Сжимая болтер одной рукой, другой она вогнала в него новый магазин.

В какой-то момент затылок Йосс зацепила пуля, и та едва удержалась на ногах. Тем не менее тренировки и дисциплина взяли верх, и она дала яростную очередь по бегущим на неё врагам.

— Отходи! — приказала ей Рай, врезав болтером в лицо юноше.

Из раны на голове неофитки хлестала кровь.

— Нет, сестра. Я буду сражаться и умру вместе с тобой! — отозвалась Йосс, свирепо паля по нападающим. Ещё одна пуля задела ей шею. Воительница попыталась устоять, но затем в неё кто-то врезался, отчего она оступилась и упала на землю.

Йосс продолжала отбиваться от сыплющихся сверху ударов ножами и ботинками, пока не исчезла под грудой тел. Атакующих было так много, что они уже устремились к открытым воротам.

Исповедник провёл Бендикта с Мере к их местам, которые находились сразу за алтарём. Каждое располагалось в каменной арочной нише, украшенной узорами в виде аквил.

На задней стене альковов были выгравированы титулы членов семейства Ричстаров. Бендикт оказался в закутке, помеченном как «Маркиза». Мере досталась ниша, зарезервированная для эмира Кинса. На другой стороне клироса сидели двое представителей Адепта Сороритас. Одна была в комплекте силовой брони, покрытой золотой филигранью. Вторая имела тяжёлую сплошную бровь и шипованный кожаный кляп во рту. Обе сестры кивнули кадианцам.

— Значит, внутрь пробилась не только Дайдо, — отметил Бендикт.

Мере кивнул.

— Они из ордена Эбеновой Чаши. Боевая мощь — тридцать сестёр-милитанток. И ещё двадцать других.

— Нужно сходить и поздороваться с ними. — Исайя пробрался через клирос. — Приветствую, леди. Я генерал Бендикт из Сто первого кадианского.

Сестра в узорном силовом доспехе смерила его холодным презрительным взглядом.

— Приветствую во имя Бога-Императора, генерал Бендикт. Меня зовут канонисса Мадделена. Это — сестра Меннель. — Сестра-милитантка с кляпом склонила голову. Канонисса продолжила: — Я слышала, вы прибыли укрепить физическую оборону системы. Мы желаем вам наилучшего, но, знаете ли, истинная защита, она духовная. Никакие пушки и танки не заменят тех, кто чист сердцем.

— Согласен, — произнёс Бендикт.

Канонисса многозначительно повела бровями.

— Уделяй кадианцы больше времени молитвам, возможно, Кадия бы не пала.

От такого оскорбления к лицу Исайи прилила кровь.

— Мы солдаты. Если чьи молитвы и подвели нас, то явно не наши.

Брови Мадделены поднялись ещё выше.

— Есть такая поговорка: плохой стрелок винит своё оружие.

— Я не пытаюсь свалить вину на других. Это пустая трата времени, канонисса. Моя работа — бороться с врагами, которых я вижу перед собой.

— Что ж. Поражение кадианцев означает, что наша система также в опасности.

— Хвала Трону, это мнение я смогу изменить, — заверил её Исайя.

Со всё ещё красными щеками он вернулся на своё место.

— И какая она? — полюбопытствовал Мере.

— Чёртова святоша, — процедил Бендикт.

Целестинка Симмона выключила вокс-бусину на время утренних исповедей.

Выслушав последнее прегрешение, она сложила символ аквилы и поднялась на ноги. Старая рана в спине отзывалась болью после такого долгого стояния на коленях. Боль тем не менее приносила ей наслаждение. Страдание было даром от Императора, ибо делало терпеливого человека мудрее и праведней. И Симмона славилась своей праведностью.

Сёстры Эбеновой Чаши превратили врата собора в свой девичий монастырь. Там было всё, что им требовалось: казармы, часовни, комнаты для религиозных отправлений. Сквозь толстую каменную кладку и скалобетон она слышала, как сёстры занимаются своими ежедневными ритуалами: молитвами, покаяниями, очищением, стрельбами, фехтованием, упражнениями. Она закрыла за собой дверь в исповедальню. Сквозь бойницу на неё дохнул холодный утренний ветерок, принеся с собой эхо выстрелов.

До чего слабая у людей вера, подумала она. Симмона нашла жителей планеты неблагодарными, а ещё подверженными дикарским предрассудкам и порывам. Проходя мимо следующей амбразуры, она вновь услышала пальбу. Целестинка на секунду остановилась и выглянула наружу. Она увидела отблеск стали. Сестра Битвы включила вокс-бусину, и та враз наполнилась голосами. Настойчивыми. Спокойными. Сосредоточенными.

— Кто атакует? — резко спросила она.

Однако сёстры Рай и Йосс не смогли ответить, и Симмона бросилась вниз по ступеням, на ходу доставая болт-пистолет. Шум боя не на шутку её встревожил — похоже, враги преодолели врата.

В часовне святого Игнацио двое кадианцев наблюдали за тем, как постепенно заполняется неф, после чего огромные бронзовые ворота распахнулись настежь, и за ними, в ярком квадрате дневного света, они увидели бескрайнее море голов и мелко дрожащих статуй.

Наконец раздалась барабанная дробь, и Бендикт заметил, как над толпой поплыл паланкин. Затем ещё один, и ещё.

Спустя мгновение он понял, что это была процессия Ричстаров, едущих на узорных позолоченных гравибаржах.

Всего он насчитал их семь. Вокруг барж порхали стаи синих эмалированных славноптиц. Все значимые представители клана Ричстаров один за другим прошли над людьми, а затем попали в часовню и поплыли вверх по нефу.

Люди под ними зашевелились подобно лапкам перевёрнутой гусеницы. Каждый зачарованно тянул руки к баржам, волочащим за собой шёлковые флажки, и когда те достигли клироса, Ричстары спешились и заняли положенные места, а их жизнехранители встали рядом с Дайдо и кадианцами позади них.

Последним на золотой барже прибыл сам патридзо. Вокруг его челна кружил десяток славноптиц, чьи песни эхом отражались от необъятных сводов, округлых арок и блистающих росписями далёких потолков.

Когда он также уселся в своё кресло, все стали ждать кардинала.

Наконец пришёл и он, облачённый в посмертную маску святого Игнацио и золотую рясу, в хвосте длинной процессии жрецов и исповедников, послушников и дьяконов. Неспешность мероприятия начинала не на шутку беспокоить Бендикта. Всё это время он не переставал думать о том, что ещё предстояло сделать для обороны планеты, а также звёздной системы в целом.

— Напомни-ка, что должно произойти? — шепнул Бендикт адъютанту.

— Святой появляется...

— В буквальном смысле?

Мере уже успел навести справки.

— Похоже, каждый раз по-разному. Судя по тому, что я узнал, кардинал может говорить на разные голоса. Могут исцеляться увечные. Иногда в воздухе разгорается священный огонь.

Исайя промолчал. Он считал себя достаточно верующим человеком, на свой манер конечно, но прямо сейчас у него было полно дел и ему не терпелось вернуться к работе.

— Когда мы сможем уйти?

Мере взглянул на хронограф.

— Давайте дождёмся начала действа.

— Ладно. Давай уже, Игнацио, — пробормотал Бендикт. — Тряхни стариной.

Целестинка Симмона достигла выхода. Одна из бастионных дверей была открыта, и на её пороге лежала сестра, а над ней склонился какой-то человек. Недруг.

— Это святая земля! — воскликнула она. — Она посвящена Богу-Императору!

Воин поднял голову. Любые слова, которые он мог бы произнести, застряли у него в глотке, поскольку в следующий миг ему в лоб попал масс-реактивный снаряд, отбросив человека назад. В полёте он заложил изящное сальто, прежде чем врезаться в забрызганную кровью стену и кулём рухнуть на пол.

Симмона тремя широкими шагами преодолела последние ступени. Появилось ещё двое врагов. Она зашагала им навстречу.

— Это священная территория Сестёр Эбеновой Чаши. Неверующим запрещено ступать на её камни. — Первого человека она приложила о стену. Второй сложился пополам, когда болт-снаряд разнёс мягкую плоть его брюха. Снаружи послышались крики. Она встала в дверном проёме и высунулась наружу, чтобы открыть огонь по незваным гостям, каждым выстрелом сшибая с ног очередного противника.

Целестинка ударила левой рукой по блестящей железной кнопке тревоги, одновременно пинком отправив подскочившего к ней мужчину обратно на ступени. Над головой зазвучала сирена. В открытые врата собора сотнями врывались разъярённые люди. Один отряд свернул в её сторону, став взбираться по ступеням. Симмона не сдвинулась с места, продолжая непрерывно вести огонь, и нырнула назад лишь после того, как по порталу забили пушечные снаряды.

Больше ей здесь не продержаться. Целестинка ногами отпихнула мертвецов, навалилась на дверь и заперла её, ударив ладонью по кнопке замка.

Стальные стенные засовы сработали, закрыв проём, а мгновением позже раздался звук, похожий на грохот ливня по дощатой крыше. Прочная металлическая дверь задрожала, приняв полновесный залп снарядов и лазерных лучей. Она начала накаляться добела.

Майор Кастелек сидел в своём кабинете в Приёмных казармах, разбираясь с запущенными полковыми делами, когда зазвучала сирена.

Он вскочил на ноги и, рывком распахнув дверь, потребовал узнать, что происходит.

— Ложная тревога? — предположил молодой помощник, но сирена не умолкала, и чутьё подсказало Кастелеку, что это неспроста.

Он побежал по выложенному мраморной плиткой коридору в поисках ответа. Никто понятия не имел, что творилось. На плацу все носились туда-сюда. Повсюду царила полная неразбериха. Из смежного крыла вынырнул вокс-офицер. Он поспешил на плац, и внезапно рядом с ним взорвался шквал автопушечных снарядов. Кастелек кинулся ничком. Многолетний опыт тотчас подсказал ему, что стреляли сверху... иными словами, с вершины акрополя. А там не было ничего, кроме собора и Базилики.

— Общая тревога! — закричал воксист с другого конца плаца. — Сёстры Эбеновой Чаши атакованы!

Кастелек огляделся по сторонам, однако все смотрели на него. Внезапно майор понял, что сейчас он был за главного. Бендикт и всё военное руководство системы отправились на тот чёртов праздник.

Он хлопнул ладонью по сигнальному звонку. Каким-то образом ему нужно было добраться туда и спасти их.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Толпа снаружи часовни прождала почти час, прежде чем появился человек, носящий посмертную маску Игнацио Ричстара. На собрание опустилась благоговейная тишина.

Люди силились разглядеть фигуру в рясе, которая прошла вперёд и заняла место позади алтаря. Они были преисполнены нетерпения и ожидания, но больше всех — сам человек в маске. Конечно, это должен был быть кардинал Зереум, однако тот лежал забитый до смерти на вершине акрополя.

Вместо него там стоял Шалия Старборн.

Капеллан всю жизнь ждал момента, когда сможет призвать дух святого Игнацио. Сегодня он стал воплощением святого в материуме. Шалия едва мог поверить в то, что находится здесь. Его тело было светом, несмотря на тяжесть одеяния на плечах.

Без конца он проводил многочисленные небольшие ритуалы, как ранее делал это наедине с каждым из Ричстаров.

Люди, затаив дыхание, наблюдали за его безукоризненными действиями и отвечали на молитвы несущего вести положенными словами и полными рвения голосами. С каждой минутой чувство предвкушения становилось всё сильнее.

Очень скоро святой заговорит, и их связь с древним предком скрепится раз и навсегда.

И вот момент откровения настал.

Шалия поклонился алтарю, после чего обернулся и направился к золотой усыпальнице. Сервиторы в клетях запели блаженными голосами. Пара прислужников шагнула вперёд, неся подушку, на которой покоился ключ к гробнице.

Дрожащими руками Шалия взял тяжёлый золотой ключ, вставил его в скважину и протолкнул. Замок с глухим щелчком открылся. Капеллан вынул ключ и отворил дверь.

Внутри царила прохлада и сырость. Воздух пах ветхостью. В гробнице покоился гранёный стеклянный фиал. Шалия взял его в руки, поднял перед собой и опустился на колени.

Неф погрузился в безмолвие, накрывшее, казалось, заодно весь город. Несущий вести услышал далёкий собачий лай. Грохот захлопнувшейся двери. Короткий женский возглас.

Он сделал глубокий вдох и успокоился, затем вынес пузырёк с кровью святого из священной гробницы. Свод часовни над ним покрывали восхитительные росписи, изображавшие мощь Золотого Трона. Песнопения сервиторов захлёстывали Шалию волной надежды и ожидания.

Внутри сосуда находилась кровь святого Игнацио. Жидкость на дне сгустилась в тёмную слизь. Шалия поднял его обеими руками и прокрутил раз. Затем ещё раз. И ещё, пока грани не стали отбрасывать ему на лицо блики света.

Люди начали кричать. Сначала поодиночке, затем целым скопом.

— Игнацио! Явись! Исцели больных! Дай нам благословение!

Похолодевшими руками капеллан продолжал вращать фиал. Скопившаяся внизу кровь святого оставалась сухой и твёрдой. У него заныли плечи. Возгласы толпы слились в напев, снова и снова повторяющий имя святого.

На своём веку Шалия повидал много празднеств. Он видел, как прозревали слепые, как над головами достойнейших разгорался зелёный огонь и как взрослые люди плакали навзрыд. Чем же святой проявит себя на этот раз?

Руки Шалии на миг защипало, словно их окатили тёплой водой, а затем он почувствовал, как его ноги отрываются от земли.

Несущий вести начал подниматься с пола. Он не пытался сопротивляться. Он остановился в десяти футах над алтарём, зависнув в воздухе с вытянутым перед собой фиалом святого Игнацио. Скорость проявления встревожила его. Часовня застыла в неподвижности. Поющие люди затихли. Шалия Старборн радостно засмеялся. Его переполняло облегчение.

Послушник рядом с ним тоже воспарил к потолку. Затем ещё один.

Юноши зарыдали от счастья.

— Игнацио! — вновь зашумела толпа, и с каждым присоединяющимся голосом пение становилось всё сильнее и страстнее.

— Благословенные вознеслись! — воскликнул кто-то.

По лицу Шалии потекли слёзы радости.

Фиал остыл. Стекло сковала изморозь. Он стал таким холодным, что обжёг ему пальцы. Руки пронзила острая боль. Капеллан вскрикнул, моля святого о помощи. Затем попытался убрать ладони, но те примёрзли к стеклу, а затем иней пополз уже по нему самому.

Кардинал завис с воздетыми руками, и фиал вдруг запульсировал светом.

Затем он начал кричать. Замолотив ногами, фигура в маске отлетела назад.

— Какого чёрта происходит? — выругался Бендикт, заметив, как резко упала температура.

У него встали дыбом волосы. В часовне запахло ведьмовством.

Он огляделся вокруг. С лиц помощников и послушников сползло восторженное выражение, сменившись ужасом.

— Спустите его! — крикнул Бендикт.

Изморозь добралась до ниш, из которых на происходящее невозмутимо взирали статуи. Вскочив с места, Исайя двинулся напролом сквозь толпу запаниковавших жрецов. Ему пришлось растолкать их в стороны. Генерал втянул в лёгкие морозный воздух. Дыхание заклубилось перед лицом облачками пара.

— Спустите его! — закричал он снова.

Кто-то прыгнул ему на спину.

— Стой! Это воля святого! — прошипел голос. Бендикт сбросил с себя мужчину.

Он сразу узнал скверну варпа. С чем-то подобным он столкнулся на Кадии, когда границы имматериума начали расходиться и трещать по швам.

— Спустите его! — повторил генерал, когда на него начали наскакивать другие жрецы. Он услышал позади голос Мере и принялся отбиваться руками и ногами. У него на спине по-прежнему кто-то болтался. Он извернулся и вмазал ему культёй, после чего быстро добавил левой.

Затем кто-то завопил.

Зависший в воздухе кардинал превратился в живой факел, суча ногами и извиваясь от боли. Крики усилились, когда парящие фигуры одну за другой охватило пламя.

— Спустите его! — взревел Бендикт, а затем их всех забрызгало каплями горящего жира.

Патридзо кинулся к выходу из грота. Обступившие его жизнехранители двинулись сквозь толпу, убивая всех, кто оказывался у них на пути.

По дороге они разминулись с отделением Дайдо, устремившимся в обратном направлении. Один из жизнехранителей замахнулся на неё силовым клинком. Дайдо поднырнула под удар и побежала дальше, ведя за собой отряд. Они растолкали жрецов и паникующих чиновников в стороны, после чего перепрыгнули узорный деревянный поручень алтаря. Помещение утонуло в хаосе. Тысячи потрясённых гостей часовни уподобились мышце, сведённой неконтролируемым спазмом от прикосновения электро-стрекала. Статуи и иконы стали валиться одна за другой. Некоторые люди в приступе безумия выдирали из клетей сервиторов-хористов и разбивали им черепа. Они срывали со стен гобелены, сбрасывали скульптуры, поджигали святые картины и убивали любого представителя Экклезиархии, который подворачивался им под руку. А зависшие над ними фигуры продолжали корчиться и дёргать ногами, пока во внезапной вспышке их не охватило пламя. Крики наполнились ужасом.

— Убейте их! — прокричал офицер калибиниров своим людям.

Калибиниры открыли огонь поверх голов толпы. Каждый человек-маяк, в которого они попадали, тут же прекращал орать.

Канонисса Мадделена, отличавшаяся могучим телосложением, пошла сквозь море тел, резким голосом выкрикивая молитвы. Она воздела руку, направляя всю силу своей веры на парящего Шалию.

— Nunc laudare debemus auctorem regni caelestis! — прокричала женщина. Истовость её слов походила на бальзам, разлитый над штормовыми водами. Канонисса подступила ближе, и обугленный труп кардинала мелко затрясся, а затем рухнул на алтарь, опрокинув канделябры и чаши. Следом один за другим посыпались вниз и остальные люди-факелы.

На этом истерика толпы могла сойти на нет, но, когда воительница сделала очередной шаг, кто-то в упор выпустил в неё очередь из лазпистолета. Силовой доспех поглотил большую часть урона, однако лучи прожгли в броне дыру, заставив женщину охнуть от боли.

Она крутанулась на месте и выстрелила. Болт попал человеку между глаз, и тот отлетел в фонтане крови. Затем появился ещё один. И ещё один. И четвёртый. Мадделена снимала их одного за другим меткими выстрелами, не переставая идти вперёд. Секунду калибиниры стояли как вкопанные, а затем офицер скомандовал им открыть огонь по нападающим в рясах, и люди панически заметались по залу, когда солдаты принялись без разбору палить в толпу.

Часовня святого Игнацио погрузилась в кромешный ад.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Старший силовик устал до изнеможения. Прошлой ночью он почти не спал. До самого утра к нему продолжали поступать требования от представителей Ричстаров относительно того, какая тем требовалась свита и сопровождение, прежде чем Рудгард просто не отключил вокс.

— Пошли вы к фрекку, — выругался он и передал руководство церемонией своему заместителю, Растану. После этого его утро прошло за обустройством пропускных пунктов на дорогах и улаживанием мелких территориальных споров и привычных уже всплесков бандитской деятельности как внутри, так и за пределами Вечнограда.

Когда он забрался на мотоцикл и поехал обратно в командный центр силовиков, его вызвал офицер Палек.

— Поймал парочку бандюганов, — провоксировал тот. — Торговали стиммами. У них тут целая сумка. Хочешь спуститься и взглянуть?

— Нет, — ответил ему Рудгард. — На сегодня я всё. Разберись с ними и привези стиммы в «Мышиную нору».

Палек случайно оставил вокс-канал открытым. Секундой позже Хове услышал приглушённые крики.

— Чёрт. Выруби бусину, Палек, — крикнул он в вокс шлема, однако Палек его не услышал. Раздался свистящий звук, ещё один вскрик, а затем рёв болтерного выстрела.

Рудгард выругался и выключил собственный вокс. Поддав газу, он помчался по вьющейся до самого низа дороге. Ему совершенно не хотелось это слушать.

Бусина старшего силовика Рудгарда Хове по-прежнему оставалась выключенной, когда он достиг длинного прямого отрезка пути, что вёл к «Мышиной норе». Вокс-молчание остудило его закипающий мозг, пока он, не слыша ничего, кроме рёва двигателя, нёсся по дороге.

Бронированные ворота поднялись, пропуская его на внутреннюю скалобетонную площадку, где он развернул мотоцикл и поехал вниз по аппарели, что вела в подземный гараж. Там Рудгард со скрежетом остановился и сорвал с себя шлем, после чего быстро вошёл в лифт, захлопнул за собой дверь и ткнул пальцем в кнопку верхнего этажа.

Лифт медленно пополз мимо гарнизонных ярусов, арсенала, парковок, тренировочных зон и бюро разведки к командному бункеру на вершине. Он ожидал, что к этому времени всё уже завершится — церемония подойдёт к концу и люди отправятся в паломничество к собору. Уставший и раздражённый, он шагнул в самую гущу криков, паники и смятения. На десятке пикт-экранов наблюдения силовик увидел сцены войны. Вооружённых людей. Горящие дома. Свирепствующие лазерные перестрелки.

Он ошеломлённо переводил взгляд с одного монитора на другой. За каких-то полчаса город, укрощению и контролированию которого он посвятил свою жизнь, взорвался мятежом.

— Скажите мне, что это шутка, — прошипел он.

Никто не засмеялся.

Хове не стал терять ни секунды и поднял общую тревогу: «Всем подразделениям немедленно прибыть в часовню-грот! Огонь по готовности. Слышите? Огонь по готовности!»

В считаные минуты он собрал в участке все доступные силы. У него в распоряжении было сто пятьдесят семь бойцов. Каждый имел штурмовой дробовик, заряженный пулями останавливающего действия. Они носили стандартную броню для подавления беспорядков — бронежилеты с набедренными и налокотными щитками, а головы их прикрывали панцирные шлемы с тёмными визорами.

— Все вы уже наверняка слышали, — обратился к ним Рудгард. — Боюсь, на Потенсе началось восстание. Я рассчитываю на то, что вы его придушите.

Силовики загрузились в танки «Репрессор», выкрашенные в матово-чёрный цвет и с обоих бортов украшенные четырёхконечной звездой. Старший силовик Хове забрался в ведущую машину и, опустив фотовизор, занял место на скамье.

Лица его бойцов были бледными и напряжёнными, челюсти — крепко поджатыми.

— Нас ждёт бойня, — предупредил он их. Рудгард силился вспомнить большее фиаско, но тщетно. Ничего подобного не случалось за все шесть поколений службы его семейства.

Из вокс-бусины бесконечным потоком лились переговоры. Его люди в городе погибали. Он слушал их с растущей тревогой, пока танки неслись по дороге настолько быстро, насколько это было безопасно.

— Фрекков кардинал, — выругался Хове. — Всё, что от него требовалось, — провести ритуал. Это всё явно неспроста. Соедините меня с патридзо.

— Нет ответа, — отозвался связист.

— Тогда дай мне Растана.

— Не отвечает.

— А Приёмные казармы? Калибиниры. Дай хоть кого-то! Нам нужны люди. И как только патридзо выйдет на связь, сообщи мне.

— Так точно, сэр.

Спустя мгновение головной танк замедлился.

— Что за чёрт? — резко спросил старший силовик.

— Бунтовщики, — сказал командир танка.

Хове вытянул бойца из места в башне, после чего откинул верхний люк и выбрался наружу. Ему нравилось смотреть на мир сквозь прозрачный пластэкран шлема. Он ограничивал его обзор, оставляя лишь то, что находилось прямо перед ним. Ничего лишнего. Никакой чепухи. Силовик развернул тяжёлый огнемёт и отодвинул задвижку воспламенителя. Оружие выпустило струю чёрного дымного пламени, пока он усаживался в кресло.

— Я разберусь с толпой, — сказал он и выстрелил. Прометиевое топливо дугой хлынуло к бунтующему отребью, которое либо бросилось врассыпную, либо погибло, что совершенно его не смутило.

— Вперёд! — тихим, но полным властности и угрозы голосом произнёс он.

Колонна снова дала по газам. Ведущий танк вздрогнул, переехав импровизированную баррикаду, но подскакивал ли он на телах, кроватях или мешках с едой, никому узнавать не хотелось. Машины выехали на площадь. Ещё больше бандюганов отступали в боковые улочки.

— Сверни влево, — приказал Хове и выпустил в них ещё одну струю горящего прометия.

Бандиты открыли огонь в ответ, однако он больше не стал тратить на них время.

— Приближаемся к часовне-гроту, — сообщил водитель.

При виде силовиков толпы потрясённых местных кидались кто куда. Чем выше они поднимались, тем напряжённей становилась в Вечнограде атмосфера и тем плотнее сбивались человеческие массы.

Фотовизор Хове фокусировался на отдельных лицах, предоставляя записи о правонарушениях и данные наблюдений. Впрочем, большинство принадлежало чистым перед законом гражданам: испуганные, злые, а многие — перекошенные от боли.

Он видел в их глазах ненависть, однако его это не заботило. На Потенсе он представлял закон. Слева грянул выстрел, с шипением пронёсшись над головой Хове. Силовик рявкнул короткий приказ, и «Репрессор» сбросил скорость.

— Вставай за огнемёт, — велел он командиру, а сам перебрался в заднюю башенку и опустился в подвесное кресло.

Отработанным движением он передёрнул затвор шторм-болтера.

— Кто-нибудь видел, откуда стреляли?

— Кажется, на восемь часов, — отозвался водитель.

Рудгард накрыл толпу шквалом масс-реактивных снарядов. Они раскручивали тела, оставляли в них зияющие дыры, впечатывали взрослых людей в землю. Ещё один выстрел. На этот раз ближе. Пуля отскочила от верхней брони танка. Хове заметил фигуру, быстро нырнувшую за угол дома со встроенным баком для воды.

— Не останавливаться! — крикнул он, открывая ответный огонь. Колонна двинулась следом за ним. Они находились в самом центре главной улицы. В дальнем конце он уже различал склон акрополя, а у его подножья — золотые купола часовни-грота.

Рудгард переключился на автоматический режим и дал длинную очередь. Снаряды застучали по каменным стенам, подняв бурю искр. К тому времени, как он закончил, от кладки осталась только пыль.

Он ударил кулаком по крыше «Репрессора», почувствовав, как загудел воздух от летящих мимо пуль. Танк рванул вперёд, металлическими траками вздымая за собой клубы грязи и пыли. Танки сзади тоже открыли огонь. За спину Рудгарда градом посыпались пустые гильзы. Они с боем проложили путь сквозь толпу.

Гоня перед собой бунтовщиков, силовики свернули на улицу Магделены, обнаружив, что путь перекрыт горящими бочками с машинным маслом, скалобетонными плитами и металлическими балками.

Водитель запаниковал.

— Держи прямо! — закричал Рудгард. — Фрекков ты идиот. Прямо! Напролом! Полный вперёд!

Водитель заорал, вжав педаль газа. Двигатель взревел, и пылающая преграда смялась от удара. Хове швырнуло вперёд. Их понесло в сторону, и на мгновение взревел сигнал о перегреве, прежде чем они оказались на другой стороне.

Второй танк промчался сквозь проделанную ими дыру. Следующая машина с рокотом покатилась за ним.

Когда третий «Репрессор» приблизился к баррикаде, раздался колоссальной мощи взрыв. Рудгард крутанулся в кресле.

Танк подбросило на десяток футов в воздух, прежде чем здания по обе стороны от него сложились как карточные домики, и вся улица исчезла в дыму и обломках.

— Есть новости от патридзо, — раздался голос у него в вокс-бусине. — Он сбежал через туннели. Сейчас он в Кальверте. Хочет, чтобы вы знали, что он в безопасности.

— Прекрасно. А вот мы — нет, — процедил Хове, когда до его машины докатилась ударная волна от взрыва.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Кадианцы 101-го отреагировали на чрезвычайное происшествие в считаные минуты. Сирена тревоги ещё ревела, когда они рекой потекли из казарм к своим бронетранспортёрам. Отделение Минки село в третий танк спереди в колонне из двадцати машин. Едва «Химера», вздрогнув, рванула вперёд, она задвинула дверной засов и заняла своё место на скамейке.

— Проверить оружие, — приказала она и следом за бойцами занялась тем же привычным делом, удостоверяясь, что батареи полностью заряжены, оружие на предохранителе, штыки наточены, а ремешки на броне — затянуты.

Она не могла себя заставить посмотреть на Лаптева. Тот по-прежнему недоумённо моргал.

— Проверь его снаряжение, — сказала она Белусу.

— Я сам могу, — прошипел Лаптев, отпихнув от себя другого кадианца.

Белус кинул на Минку вопросительный взгляд.

Та лишь махнула рукой.

— Итак, — обратилась она к остальным. — Бендикт внизу. Мы вытаскиваем его оттуда и возвращаемся сюда. Больше никакого дерьма. Стрелять только по моей команде. Понятно?

«Химера» поддала газу, и солдаты заскользили по скамье назад, после чего устроились поудобней уже на новых местах, когда бронемашина выехала из ворот казармы на улицу.

— Что-нибудь видишь? — спросила Леск у Бреве.

— Ничего необычного, — отозвался мехвод.

Вдруг машина на что-то наехала, и всех внутри здорово тряхнуло.

— Контакт? — тут же спросила девушка.

— Колдобина, — после долгой паузы произнёс Бреве.

От стремительного спуска в город Минку замутило. Бойцы закончили проверять экипировку, а затем погрузились в молчание, внутренне готовясь к предстоящему бою.

Краем глаза она видела ботинки Лаптева. Тот сидел, заложив одну ногу на другую, словно находился не внутри «Химеры», а в столовке.

— Целая рота, — протянул он.

— Бендикт — один из лучших среди нас, — резко сказала Леск.

— Тогда как он умудрился так встрять?

На верхней губе девушки выступили бисеринки пота. Она почувствовала, как от злости у неё встают волосы на загривке. Снаружи послышались гневные возгласы, а через вытяжку проник запах дыма.

Машина выехала на ровную местность, и тогда заговорила автопушка.

Двигатель взревел с новой силой, когда «Химера» набрала полный ход. Никто не проронил ни слова. Их нещадно кидало из стороны в сторону.

— Становится горяче́е, — заметил Бреве.

Минка переключила вокс-бусину на общий канал. Кадианцы переговаривались коротко и по сути. Доклады о появлении врагов и их численности. О пожарах. О загрузке снарядов. О том, что машинный дух нуждается в ритуале умиротворения.

Она на секунду закрыла глаза и глубоко вдохнула.

Если дорога лёгкая, любил говаривать её отец, значит, конечная цель не стоит того.

От «Репрессора» зарикошетили пули. Старший силовик Хове нырнул внутрь, так что из люка остался торчать лишь его шлем. Он оглядел площадь, ища наилучшие пути для отхода.

— Давай влево! — крикнул он.

— Я пытаюсь! Там ещё одна баррикада! — рявкнул его мехвод и вжал педаль в пол.

Они врезались в преграду со скрежетом ломающихся переборок и скалобетона. Рудгарда кинуло вперёд. Он хотел выкрикнуть ещё один приказ, однако удар выбил из его лёгких весь воздух.

— Мы застряли! — завопил водитель, силясь перекричать вой двигателя.

Танк продолжал упорно ползти вперёд.

— Жми фрекков газ!

— Застряли! — Мехвод попытался переключиться на задний ход, и гусеницы лихорадочно завращались в другую сторону. В считаные секунды внутри керамитового отсека стало горячо, как в духовке. Ступенька под Хове стала липкой от плавящейся резины подошв.

— Сделай что-нибудь! — проорал Рудгард, и внезапно «Репрессор» рванул вперёд.

Из-за пламени и дыма водитель перестал что-либо видеть. Они столкнулись со стеной и, проломив её, покатились дальше. Хове швырнуло на пол.

— Я не вижу! — крикнул мехвод. Старший силовик выругался. Ему снова пришлось распахнуть люк. Он выбрался наружу. Мгновение всё перед ним скрывалось за пылью и дымом. От удара у них сорвало штормболтер. Хове закричал водителю вниз, но от жары у того лопнуло стекло в смотровой щели, пойдя сплошной белой сеткой трещин. Он сбросил с крыши танка кусок деревянной оконной рамы, а затем они оказались на одной из брусчатых площадей. Выставленные на ней столы были перевёрнуты, лотки с рекафом — разбиты вдребезги.

Над головой пронеслась ракета. Танк замедлился, борясь с забившим траки мусором.

Внезапно силовик увидел, как к ним, пригибаясь, бежит воин с взрывпакетом в руках.

— Вправо!

Танк резко вильнул в сторону. Рудгарда бросило на башню так сильно, что у него заныли рёбра. Краем глаза он заметил росчерки лазерных лучей и нырнул вниз. Каким-то образом с него сорвало шлем.

— Они приближаются! — крикнул Хове, попутно заметив ещё один подрывной заряд. Он потянулся за болт-пистолетом на поясе и, вырвав его из кобуры, поднялся из люка.

От дымовых установок в воздухе заклубился сернистый белый туман, обжёгший Рудгарду глотку. Он закрыл ладонью рот. Из глаз потекли слёзы. Он вытер их тыльной частью руки, после чего вскинул болт-пистолет и выстрелил в бегущего бандюгана.

— Подходи, не бойся, — прошипел он, заметив ещё одного бандита с обмотанной вокруг лица тканью. Тот успел сделать три шага, прежде чем получить от Рудгарда очередь пуль останавливающего действия. Своё название те оправдали сполна.

Следующим атакующим оказался высокий поджарый юноша. Хове не промахнулся.

Из ствола повалил густой дым. Происходящее начинало Рудгарду нравиться. Он убрал палец со спускового крючка и принюхался, после чего нырнул назад в отсек. Всё внутри затянуло пороховыми газами.

— Какого чёрта происходит?

Раздался скрежет трансмиссии. Его силовики тихо молились. Слова были ему знакомы.

— Владыка-Император, мы не собьёмся с пути, что Ты указал нам. Оружие наше — праведность, а броня наша — вера...

— Слушайте меня. Отсюда вас вытащит не вера. Берите оружие и стреляйте! — крикнул он.

«Репрессор» понёсся вперёд. Земля содрогнулась от очередного взрыва. Рот Хове наполнился дымом и вонью перегоревшего сцепления. Он закричал в вокс-бусину, и водитель ответил ему тем же. Танк с пронзительным воем завернул в сторону, развернувшись вокруг своей оси, прежде чем резко встать.

Вот теперь они оказались в полной заднице.

— Наружу! — скомандовал Хове, однако не стал дожидаться остальных. Теперь каждый был сам за себя, и будь он проклят, если сегодня умрёт. Он почти успел выбраться, когда боеукладка «Репрессора» внезапно сдетонировала, и всё внутри захлестнуло пламя. Взрыв вытолкнул его из люка машины, словно пробку.

С болезненным шлепком Рудгард упал посреди бушующего ада, и пламя тут же принялось пожирать его доспех.

В часовне-гроте Святого Игнацио вооружённые люди набросились на сестёр Эбеновой Чаши. Они атаковали с бесстрашием и яростью, десятками погибая от ударов и выстрелов канониссы Мадделены.

— Патридзо ушёл в ту сторону! — сказала она своей спутнице с кляпом, сестре Меннель. — Там должен быть выход.

Они стали отступать к задней части храма.

В тенях сгрудились послушники.

— Где патридзо? — резко спросила у них канонисса.

Те указали на низкую дверь в каменной стене. Она опустила на неё руку, но та не поддалась. Тогда Мадделена её пнула, однако бронированная створка осталась неподвижной. Она всадила в неё пару болтов, и даже те не оставили в ней вмятин.

Меннель потянула её за руку.

Атакующие заполонили клирос. Они были в ловушке. Каким бы путём отсюда ни выбрался патридзо, им они воспользоваться не смогут.

Отделение Дайдо обступило со всех сторон Бендикта и Мере, с боем прорываясь в дальний конец часовни. Генерал стрелял из болт-пистолета левой рукой. Попадал он почти так же метко, как если бы пользовался правой, вот только замена магазина доставляла ему неудобство. Бендикт протянул оружие адъютанту.

Мере вернул его уже заряженным.

Дайдо пинком распахнула низкую деревянную дверцу.

В ризнице под столом пряталась парочка мальчиков-хористов. Клирос позади них содрогнулся от взрыва. Кадианцы побежали по коридору, минуя комнаты, заваленные брошенными рясами, книгами и кадилами.

Наконец они достигли двери, через которую вошли в часовню. Транспортников снаружи не оказалось. Площадь заполонили люди, и из толпы тут и там раздавались выстрелы.

Дайдо мысленно выругалась, хотя на лице её не дрогнул ни один мускул.

— Не волнуйтесь, сэр. Мы вас отсюда выведем.

Канонисса Мадделена пробивалась из часовни, оставляя за собой ковёр из мертвецов. К ней устремился шквал лазлучей, но в этот момент она пробила стекломозаичное окно и спрыгнула на брусчатый дворик.

Меннель выскочила за ней следом.

Они загрохотали силовыми сабатонами по мостовой, ища путь на свободу. Канонисса ногой вышибла деревянные ворота. По другую сторону оказалась толпа. Мадделена вышла наружу, принявшись отталкивать людей с пути. Это сразу же вызвало в них ярость. В Сестёр полетело всё, что подворачивалось под руку: камни, обувь, мусор.

— Предатели! — закричала им какая-то женщина, и толпа тут же подхватила за ней следом: — Убийцы Вандира!

Численность вселяла в них храбрость. Численность разжигала их ненависть.

Мадделена попыталась закрыть сестру Меннель, но толпа обступила их плотным кольцом. Самые смелые начали подбегать к ним, отвешивая пинки и тумаки.

Канонисса навела на них болт-пистолет и открыла огонь, каждым выстрелом неся смерть. На неё бросился бородатый мужчина, стискивая в руке нож. Болт Мадделены попал ему точно в лоб. Кровь лишь раззадоривала сборище. Две сестры попали в ловушку, однако всё равно оставались бесстрашными и смертоносными, и ещё опасней оттого, что безнадёжно уступали врагам числом.

— Предатели! Предатели! — с ненавистью орала им толпа.

Транспортник Минки с лязгом катился по верхним ярусам Вечнограда.

— Открываю огонь, — предупредил её Бреве.

Заскрежетала трансмиссия, и «Химера» вошла в поворот. В тот же миг взвыл башенный мультилазер, и рождённые в батарее импульсы яркой энергии вырвались из завращавшихся стволов орудия.

— На позиции! — скомандовала Леск, и бойцы тотчас поднялись на ноги. Над каждым местом висел шнур с закреплённым на нём прочным карабином. Она защёлкнула один из них на своей разгрузке, после чего высунула лазвинтовку в амбразуру. С низким жужжанием над машиной пролетела граната. Девушка только успела подобраться, как в следующий миг ощутила кожей волну жара и выругалась.

— «Химера» минус! Огонь по готовности. Бреве! — крикнула она. — Это калибиниры?

— Без понятия, — провоксировал мехвод. От танка что-то отскочило. Бреве ругнулся. — Если так, они нам не союзники.

Минка выстрелила в ближайшего врага. Лобовая броня приняла на себя ещё удар, звоном прокатившийся по всей «Химере».

— Всё в порядке, — спокойным голосом сообщил им Бреве. — Почти на месте.

Раздался грохот, явно принадлежавший крупному орудию.

— Трон! — выругался мехвод. — У них танки!

Ещё один рокот, на этот раз ближе.

— Мы отъезжаем назад. Выходите, ребята!

Леск рывком отодвинула засов и хлопнула ладонью по кнопке опускания трапа. Аппарель упала на землю, и, едва они выбежали наружу, в нос им ударила вонь озона, мусора и дыма.

«Химера» рядом с ними горела. Кто-то кричал. Медике, Стрек, стоял на коленях над раненым кадианцем. Открывшаяся картина напоминала гражданскую войну. Здания горели, улицы заполнили танки, солдаты и мирные жители смешались в кучу. Отсюда было сложно понять, кто есть кто.

Из высоток слева били лазеры, а затем огонь открыли и со звонницы часовни. От её стен кадианцев отделяло тридцать футов. Жилые блоки, выходившие на площадь перед храмом, горели. Всё пространство запрудили вражеские воины. А ещё у них был танк. Он выстрелил снова, и снаряд прошёл выше, попав в третий этаж барочного блока слева от гвардейцев.

— Вперёд! — крикнула Минка и, пригнувшись, на ходу открыла огонь. Отделение двинулось следом. Девушка ныряла в дверные проёмы, пробиралась через выбитые окна и быстро проходила под свесами. Свои лычки она заработала именно в городских боях. Всё это казалось ей естественным. Будоражащим. Устрашающим. Нормальным.

Внезапно из-за угла выступил бандюган. Опустив копьё, он бросился на неё. Леск разрядила в него два луча, но тот успел сделать ещё три шага, прежде чем у него подкосились ноги и он завалился набок. Из руин жилого блока справа выскочил толстый потный мужчина с густой бородой и примитивной аугметической рукой. Его зубы сияли белизной. На зубчатых краях когтей темнела кровь. Он двигался вприпрыжку, подобно зверю, переворачивая по пути столы и стулья. Она всадила в него пять выстрелов, и лишь после этого человек упал и растянулся на земле.

Внезапно Минка поняла, что её отряд ушёл слишком далеко вперёд и остался без прикрытия. От часовни их отделяло тридцать футов. Площадь ковром устилали мёртвые и умирающие.

— Сержант Леск! — раздался в воксе голос. Она узнала полковника Спаркера. Девушка оглянулась и различила его среди дыма: одной рукой он сжимал болт-пистолет, а другой — размахивал перед собой. Он выглядел невозмутимым и совершенно спокойным, как и подобает настоящему ветерану. — Не стой, иди дальше! Я пришлю тебе подкрепления!

Вокруг двух сестёр Эбеновой Чаши поднялась стена из покойников. Толпа бросала в них оскорбления и мусор — настоящий ливень из камней и палок, кусков скалы, а затем и самодельную бомбу, которая взорвалась у них под ногами и разбрызгала вокруг себя пламя.

Канонисса отбивала хлам в стороны. Силовые доспехи защищали сестёр от всего, кроме самых больших предметов. Но без поддержки они не выстоят.

— Двигаемся! — приказала она, и воительницы стали прокладывать дорогу к утёсам акрополя. Они успели преодолеть половину пути, прежде чем скинутая сверху голова статуи приложила Меннель по затылку. Та упала как подкошенная, истекая кровью из десятка порезов.

Мадделена подхватила соратницу. До утёса оставалось тридцать ярдов. С тем же успехом это могла быть сотня миль.

Грянул выстрел.

Канонисса почувствовала, как мимо уха просвистела пуля. Она пригнулась, услышав ещё один выстрел. Снаряд оцарапала ей висок. Мадделена пошатнулась, и по лицу густо потекла кровь.

Сестра Битвы крутанулась на месте, выставив перед собой меч. Третий выстрел попал ей в щёку. Она выплюнула из разорванного рта кусочки кожи, утёрла кровь с глаз, отгоняя недругов широкими взмахами боевого клинка.

По доспехам застучали новые пули. Кто-то выдернул сестру Меннель у неё из рук.

В лицо канониссе ударил лазерный луч. Несколько секунд силовой доспех продолжал удерживать её на ногах.

— Изменница! — рёв людей обрушился на неё штормовой волной.

Она была невестой Императора. Она была чистой. Она была верной. И она не познала страха, когда её захлестнула толпа.

Минка встала, дожидаясь остального отделения. Последним подбежал Лаптев, но тут позади капрала она увидела тёмную фигуру Шанда, шагавшего к ним в развевающейся шинели.

С мрачным выражением лица тот преодолел последнюю пару ярдов. Девушка кинула взгляд на болт-пистолет в руке комиссара, и у неё вдруг пересохло во рту.

— Леск! — крикнул он. — Вперёд!

Отделение разбилось на две огневые группы.

— Лаптев, прикрой нас! Я иду первой. Остальным приготовить крак-гранаты.

Капрал кивнул. Больше он не собирался выводить её из себя.

— Тяжёлые расчёты на месте, — сообщил ей по воксу Спаркер.

— Идём на четыре!

Она вытянула руку с четырьмя поднятыми пальцами и начала обратный отсчёт. На «один» заговорили тяжёлые болтеры. На «ноль» их раскатистый рокот покатился по улице. Масс-реактивные снаряды ударили по открытому пространству. Враги бросились в укрытия, и в этот момент Минка вскочила на ноги и устремилась по мостовой вперёд. Она неслась зигзагами, бегло паля из винтовки, так что лазерные лучи прошивали пыль и дым, оставляя в них вихрящиеся туннели.

Девушка нырнула в дверной проём.

Эмерсан упал, и на земле вокруг него стала растекаться лужа крови.

Позади неё возник Шанд. Комиссар походил на тень, неотступно следующую за Минкой. В руке он по-прежнему сжимал болт-пистолет. Лицо оставалось всё таким же непреклонным.

— Не стоять, сержант!

Рудгард не знал, как он выжил, но каким-то чудом ему удалось выбраться из огня, и теперь тот отделял его от нападающих.

Удача, впрочем, была капризной дамой. Он предпочёл её не испытывать, а потому стал прорубаться дальше, отчаянно сбивая с доспеха ещё горевшее пламя.

Правая рука обгорела до кости, но он был готов терпеть боль, поскольку остановиться сейчас означало верную смерть.

Из дыма к нему выскочил бандит, и Хове выстрелил в него в упор. Атакующий упал. Ещё один возник сзади. Рудгард уложил и его, на секунду пошатнувшись, хоть и не упал.

Пистолет щёлкнул, израсходовав боезапас. Кожа с правой руки отслаивалась кусками. Плоть под ней была красной и влажной. В рану попала грязь и пепел. Хове потянулся к патронташу, намереваясь перезарядиться, однако боль оказалась слишком сильной.

Силовик укрылся за перевернувшимся шестиколёсным грузовиком. Его подорвали бомбой. Металл был ещё тёплым, и краска на нём выгорела дотла. Наручи Хове всё ещё тлели. Он похлопал по последним очагам пламени. Панцирный нагрудник посекло осколками.

Он зажал пистолет между коленей и здоровой рукой оттянул пружину.

Магазин выпал наружу. У него ушла безумно долгая секунда, чтобы вставить последнюю обойму.

Рудгард поднялся на ноги. Осталось десять патронов. Теперь придётся считать. Последний он прибережёт для себя, ведь что-что, а одно старший силовик Хове знал наверняка: живым врагу он не дастся.

Враги подступали со всех сторон.

— Танк! — прошипел Вельт, и Дайдо прижала Бендикта к стене.

Они ощутили рокот проехавшей мимо машины.

— Здесь не пройти, — заявила сержант и двинулась в обратном направлении.

Вельт повёл их через заднюю часть храма.

— Простите, сэр, — сказала Дайдо, придерживая генерала. — Не хочу, чтобы вы пострадали.

Они торопливо пошли через открытый участок. Вельт шагнул за угол и оказался лицом к лицу с вооружённой толпой. Он мигом припал на колено, и следующий боец, Гакн, выстрелил из огнемёта. Раздались вопли, и враги отхлынули назад. Гакн полил огнём стену часовни, уделив двери несколько дополнительных секунд. Пламя взвилось вверх, вырываясь из клубов густого чёрного дыма.

Дайдо не останавливалась ни на миг. Перед ними по подпорной стенке уводила вверх узкая каменная лестница. У неё не было ни поручней, ни каких-либо иных средств поддержки, но кадианцы всё равно бросились к ступеням, пока Гакн и Вельт остались прикрывать их снизу.

Мере это не понравилось.

— Лестница ведёт на утёс. А туда нам не надо.

— Я без понятия, сэр. Но там нам не выбраться, — сержант указала в ту сторону, откуда они пришли.

Мере уступил. Дайдо взяла Бендикта за руку.

— Сюда, сэр.

В торопливом темпе они поднялись по подпорной стенке на тридцать футов. Отряд успел пройти половину пути, когда в них кто-то начал стрелять. Вниз полетели отбитые кусочки камней.

— Бегом! — крикнула Дайдо.

Вельт задержался, взял на прицел стрелка в окне на втором этаже и выстрелил.

— Быстрей! — повторила она, подгоняя их вперёд.

Дайдо пошла первой. Дорогу наверху преградили железные ворота. Они оказались заперты.

— Отойдите, — велела сержант, после чего приставила ствол карабина к замку и переключила селектор на полуавтоматический огонь. Полыхнули красные лазлучи, и за пару мгновений из замка брызнули капли расплавленного металла.

Она пинком распахнула ворота, после чего кадианцы принялись карабкаться через колючие кустарники по практически отвесному склону.

— Куда он ведёт? — спросил Бендикт.

— Не знаю, — отозвалась Дайдо, помогая ему удерживать равновесие. — Но здесь безопасней, чем внизу.

Они петляли по крутым тропинкам, среди шипастых кустов и нависающих глыб. Впереди показался узкий выступ с крутым обрывом. Дайдо встала на него ногой, чтобы проверить на прочность. Камень под ней рассыпался. Со склона посыпалось крошево.

— Вы в порядке, сэр? — осведомилась она у генерала.

— Да, — ответил Исайя, хотя с одной рукой ему приходилось нелегко. Он преодолел половину выступа, прежде чем оступился, подняв облака каменной пыли и щебёнки, и тем самым выдал их позицию. Вокруг кадианца тут же засверкали лазерные разряды, когда противник различил его фигуру на горном склоне. Укрыться здесь было негде.

Дайдо двинулась обратно к генералу. Взяв его за локоть, она помогла ему пройти остаток пути. Женщина действовала хладнокровно, решительно и бесстрашно, не обращая внимания на шипевшие вокруг них лучи, хоть и старалась не поднимать головы.

Неожиданно раздался резкий грохот пушечного выстрела.

Земля перед ним взорвалась, и Дайдо отбросило назад.

Она услышала крик Эйона, которого ударная волна смела с выступа.

Дайдо заскользила по крутому склону, отчаянно шаря руками в поисках опоры и хватаясь за всё, что попадалось по пути. Куст треснул. Пучок засохшей травы вырвало с корнем. Она погрузила пальцы в щебень, и камни посыпались за ней следом.

Женщина выругалась, почувствовав, как её ноги повисли над краем пропасти.

Минка скользнула в укрытие, но все её движения казались какими-то неуклюжими, так, словно она была в защитном костюме. Она будто снова попала в военный схолам, подумала девушка. Её сердце колотилось в такт проходящим секундам.

— Лаптев! — взревела Минка.

После затянувшейся паузы к ней, пригибаясь, подобрался Виктор, а следом, один за другим, остальные члены отделения. Лаптев подтянулся последним.

Она швырнула фраг-гранату за угол, после чего кинулась вперёд, однако неожиданно один из «мертвецов» вскочил на ноги. Его клинок попал девушке по каске. Леск рыкнула, вонзив штык ему в живот, после чего прокрутила внутри — простой трюк, который она выучила ещё в детстве, когда они отрабатывали движения, раз за разом кромсая привязанные к столбам неподвижные манекены.

Брызги тёплой крови, попавшие на костяшки пальцев, вернули Минку обратно в настоящее. Обмякший труп стал заваливаться на неё. Кадианка отступила в сторону и двинулась дальше. Сквозь дым она различила горящий остов грузового шестиколёсника. На заднем трапе вповалку лежали тела, а борт машины уже облизывало пламя.

Шанд по-прежнему следовал за ней, сжимая в руке дымящийся болт-пистолет.

— Лаптев! — осипшим голосом закричала она. — Какого фрекка он вытворяет?

Комиссар поднял болт-пистолет на изготовку.

— Сержант Леск, в неудаче всегда виноват командир.

Минка потеряла Донсона, прежде чем они добрались до дальнего конца площади.

Вот бы застрелили Шанда, подумала девушка, кинувшись в подъезд и выбив ногой дверь. За ней оказалась кухня либо кладовая.

Она быстро окинула помещение взглядом: лестничный пролёт, по обе стороны от него чуланы, заставленные мешками с рисом и мукой, на каждом из которых выведены надписи муниторумным шрифтом.

В комнате наверху двигались фигуры. Одну из них она подстрелила сквозь разбитый пол, после чего открыла огонь по второму человеку, который кинулся по ступеням вниз. Тот попытался что-то крикнуть, но лазерные лучи Минки откинули его на стену. У него подкосились ноги, и он рухнул на пол, а кадианка уже неслась вверх, за раз перемахивая по две широкие ступеньки.

Остатки отделения следовали за ней. Они выбрались на верхнюю площадку. Леск включила вокс-бусину.

— Лаптев! — крикнула она. Пауза.

Ответа не последовало.

Девушка быстро оглянулась. Пока что следовало держать свою ярость в узде.

— Лаптев! Иди сюда, фреккер!

Кирпичная стена на другой стороне улицы разлетелась на куски от мощных попаданий. Минка подскочила. С верхних этажей глухо застучало тяжёлое орудие. Она проделала себе щель, после чего приказала бойцам разделиться на огневые группы.

По ним кто-то стрелял. Огонь был хаотичным и прерывистым. Кадианцы вжались в стены. Сержант выглянула в окно и выстрелила, затем нырнула обратно, когда противник стал палить в ответ. С потолка посыпалась штукатурка.

— Двигайтесь! — прошипел Шанд.

Виктор и Рустем выбили дыру в следующее здание. Минка перебралась в обеденный зал, принявшись распихивать с пути стулья и стол. Комиссар не отставал ни на шаг. Девушка понятия не имела, куда делся Лаптев.

Следующим двинулся Дрено, затем Фаддей, Сайлас и Виктор, зарядивший в гранатомёт фраг-заряд. На секунду он припал на колено и упёрся в пол, после чего запустил гранату в коридор. Со стуком и шипением сжатого воздуха снаряд покинул ствол. Своим нескладным видом он напоминал летящий кулак. Граната отскочила от стены наверху пролёта. Последовала пауза, а затем фраг-заряд взорвался. С лестницы до них докатился раскатистый грохот, после чего оттуда повалили облака дыма.

Минка взбежала по ступеням. Двое врагов лежали на полу, убитые взрывом наповал. Третьему осколок зацепил лицо. Мужчина сидел, прислонившись к стене и прижимая руки к глазам, словно плакал, однако меж его пальцев текли вовсе не слёзы, а кровь. Она дала прикончить его Фаддею, а сама двинулась вперёд, взяв под контроль пересечение коридоров.

Проход разветвлялся налево и направо. Стены украшали написанные маслом картины. Одна из них была разорвана, и разбитая рама держалась вместе только благодаря ошмёткам пейзажного полотна. Золочёные обои под ней усеивали чёрные точки от шрапнели. Леск оглянулась. В коридоре была всего половина отделения.

— Где этот чёртов Лаптев? — спросила она бойцов. — Он ранен?

— Он идёт, — отозвался Дрено.

Минка выругалась.

— Лаптев! Тащи сюда свою фреккову задницу! — проорала она в коридор, затем включила вокс и заговорила уже совершенно другим тоном: — Полковник Спаркер. Здание захвачено. Продвигаемся вперёд. — Затем Минка выключила бусину. Остальное Тайсону было слушать совершенно необязательно. — Дрено, я рассчитываю на тебя. Я с остальными иду дальше. Прикроешь нас, затем подтянешься. Понятно?

Она заглянула Дрено в глаза. Тот кивнул.

Виктор взял из подсумка на поясе ещё одну фраг-гранату. Затем вложил тяжёлый чёрный снаряд в ствол и посмотрел на сержанта, словно спрашивая, куда стрелять.

Они поднялись на сотню футов по узкой козьей тропе, когда Дайдо оступилась.

Бендикт шёл сразу за ней и первым кинулся на помощь. Он ухватился за щуплый кустарник и опустил ногу.

— Хватайся! — приказал он.

Дайдо вцепилась в ботинок генерала. Её ноги болтались над пропастью. Она чувствовала, как соскальзывает, и отдавала себе отчёт, что в итоге лишь погубит их обоих.

— Держись! — велел ей Бендикт.

— Простите, сэр. Вы слишком важны. Я не могу утащить вас за собой!

— Держись, Дайдо, — выругался Исайя. — Это чёртов приказ!

Мере уже подбирался к ним по краю узкого выступа. Адъютант схватил Бендикта за культю и принял часть веса на себя.

Сержант снова начала скользить.

— Держись, чтоб тебя, — напрягшись всем телом, прошипел Бендикт. — Иначе я найду тебя внизу и пристрелю лично.

Дайдо почувствовала, как её пальцы выпускают ботинок. Она выругалась. Кто бы мог подумать, что она погибнет на службе Золотому Трону, сорвавшись со скалы.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Урдалиг сбежал из охватившего часовню хаоса.

Мероэ с ним не было, однако Вирин вполне могла защитить патридзо сама. Одной рукой она вела его за плечи, а другой держала перед собой картайский силовой меч, которым отражала все направленные на них удары.

Она превосходила своего повелителя ростом на две головы. Он так и не смог свыкнуться с тем фактом, что Вирин была не только гибкой и прелестной, но также смертоносной и грозной.

Они пробрались сквозь паникующую толпу в заднюю часть храма, минуя клириков и хористов, пока не достигли небольшой дверцы между чёрной мраморной усыпальницей одной из супруг патридзо и коленопреклонённым памятником генералу по имени Вильбурт Ричстар из Западных Далей.

Биозамок среагировал на его прикосновение. Вирин встала перед входом, после чего скользнула внутрь за ним, а затем дверь закрылась, оставив остальных на произвол судьбы.

Вирин повела дрожащего патридзо по древним катакомбам.

Поколения назад Ричстары любили заниматься всевозможными делишками под покровом тьмы, и катакомбы из места упокоения превратились в туннели для незаметного передвижения. Большую часть этих проходов давным-давно запечатали и забросили. Впрочем, оставшихся с лихвой хватало для быстрого перемещения между Кальвертом, Базиликой, а также прочими храмами и казармами акрополя.

И в этот кризисный момент Урдалиг больше всего хотел попасть только в одно место.

Им потребовалось чуть более получаса, чтобы добраться до нужной комнаты. Патридзо сложил знак аквилы и приставил руку к биозамку. Когда двери разделились, он шагнул внутрь и прошёл сквозь тускло сияющее стазисное поле, на миг подсветившее его лицо. Вирин осталась за дверью.

Внутри огромного купола лежало тело святого с застывшим на лице неизменным выражением. Всего пару мгновений назад это самое лицо носила корчившаяся от боли фигура в часовне.

Он пробормотал молитву.

— Что случилось? — прошептал патридзо, но если душа святого и услышала его, то никакого знака не подала.

— Неужели ему следовало умереть?

Ответа не последовало, и Урдалиг, не зная, что ещё мог сделать, опустился на колени и стал молиться. Он представил себе дни, предшествовавшие измене Себастьяна Тора. Чистую веру, возникшую в ранние дни Империума Человека. Здесь, у могилы святого Игнацио, старая вера, со всеми её иконами и прочими произведениями искусства, осталась прежней. Богохульной. Еретической, по мнению нынешних экклезиархов.

Ричстары поколениями обретались в чистой вере. Они молились в соборе, когда крепость занимали Фратерис Темплар, а его семья правила из неприступного бастиона Базилики. Всё, чего он хотел, — вернуть всё как было. Ту славу. Ту близость к Богу-Императору.

— Поговори со мной, праотец. Пошли мне знак. Что же я сделал не так? Всё, чего я когда-либо хотел, — это вернуть свой народ к вере предков...

Открылась дверь, и внутрь вошла фигура в тёмном одеянии. Гость поднёс руки к капюшону и медленно откинул его назад.

Это оказался рукополагаемый Веттор.

— Что случилось? — вскочив на ноги, резко спросил правитель.

Рукополагаемый оставался невозмутимым. Он улыбнулся.

— То, что должно было случиться.

Патридзо встряхнул его за плечи.

— Но он умер, — с потрясённым видом произнёс он. — Шалия умер.

— Конечно. Так ему было предсказано.

Патридзо ничего не понял. Он отпихнул Веттора в сторону.

— О чём ты говоришь? Он должен был повести Братство в великий крестовый поход на Святую Терру. И что будет теперь?

— Великий крестовый поход начался. Они уже заняли половину системы.

— Что ты вообще несёшь? Падение Врат Кадии подтвердило все пророчества. Это знак, которого мы ждали. Знак, что правление врагов подошло к концу. Знак, что наступает наш час.

Урдалиг отступил назад. Много воды утекло с тех пор, как ему приходилось защищать себя, однако ни один Ричстар не доживал до совершеннолетия, не научившись хотя бы азам самообороны. У него в руке возник игольный пистолет. Он вскинул оружие, но обнаружил, что Товия сжал его запястье.

— Кто ты такой? — сбивчиво спросил он.

— Стоп, — низким голосом сказал Веттор. Простой слог был наполнен странной властностью.

Патридзо поднял игольник и выстрелил.

Вот только выстрела не последовало.

Он попытался пошевелить рукой, но та его не послушалась.

— Опусти это.

Урдалиг с ужасом увидел, как его пальцы разжались, выронив пистолет из ладони.

— Что ты такое?

— Я — рукополагаемый. Тот, кому полагается. Несущему вести было суждено пойти первым. Расчистить путь для меня.

Патридзо лихорадочно пытался сопоставить это откровение с тайными знаками и пророчествами, на коих его взрастили.

— Так ты, значит, Тот самый, кому предначертано освободить нас?

Веттор приставил палец к губам.

— Ш -ш-ш. Больше вас никто не будет слушать. Кровь Ричстаров стала водой. Вы — слабы, порочны, аморальны. Святой перестал в вас верить. Ваше время, патридзо, закончилось. — Рукополагаемый поднял игольник с пола. Повертел пистолет в руках. Подивился красоте оружия. Затем приставил его к шее правителя.

— Вирин! — вскрикнул Урдалиг, однако Товия покачал головой.

— Она мертва.

Патридзо попытался шевельнуться, но тщетно.

Веттор выстрелил.

Изо рта властителя пошла кровавая пена, когда геморрагический яд разжидил его внутренности. Распадающееся тело патридзо начало стекать на пол. В считаные секунды от него осталась лишь наполненная слизью оболочка, а затем и она лопнула.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

Воззови к Императору, скале нашего спасения,

Что держит в руке недра земные

И горные пики.

Ибо Он — Император, а мы — чистые верой,

и хранители Истины, меч в Его длани.

Псалом 666

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Святой Игнацио сказал своё слово. Кардинал — недостойный. Знамения будущего сулят беду.

Из часовни-грота наружу вырвалось цунами страха и гнева. Толпы утоляли отчаяние, круша, поджигая и грабя, свергая знаки закона и порядка и упиваясь жестокими убийствами. Одними из ключевых целей бунтовщиков стали символы власти и угнетения. И зримым олицетворением их были силовики, которых теперь выслеживали по всему городу и забивали до смерти.

Старший силовик Рудгард Хове понимал, что ещё жив, по тому, как сильно болело всё его тело.

Он едва сумел выбраться, и весь его чёрный панцирный доспех покрывали пузыри и подпалины. Он не осмеливался заглянуть под пластины, чтобы проверить, насколько пострадало тело под ними.

Рудгард ковылял по узким ступеням к нижним городским кварталам. Повсюду валялись обломки, выбитые окна, разломанная мебель, вывороченная брусчатка. Районный участок в конце Святой улицы пылал, а повсюду вокруг него валялись трупы силовиков.

У Хове не оставалось другого выбора. Придётся идти этим путём. Он осторожно приблизился к перекрёстку. Ему бы только добраться до «Мышиной норы»...

Он имел множество недостатков, в которых отдавал себе отчёт. Главным среди них было упрямство. Если бы он снял с себя броню, то смог бы достичь базы, не привлекая к себе внимания. Но он отказался так поступать. Это шло против его природы. Доспех достался ему в наследство от прародителя, и он спасал ему жизнь больше раз, чем Рудгарду хотелось вспоминать.

Хове всё ещё шёл к базе, когда его заметила пара мальчишек.

— Вон ещё один! — закричали те.

На их возглас тут же отозвались остальные. Рудгард достал пистолет, и банда на миг попятилась, дожидаясь, пока не подтянется больше людей. Они толкались и подзадоривали друг друга, постепенно набираясь смелости, чтобы наброситься на него.

Ждать оставалось недолго... Бежать смысла не было. Рудгард Хове вышел на середину перекрёстка и вскинул пистолет на изготовку.

— Первый из вас — труп, — пообещал он. Его низкий голос прозвучал достаточно опасно и угрожающе, чтобы бандиты остались на месте. Они заколебались. Никому не хотелось становиться первым. Хове медленно попятился, достиг угла проспекта Покаяния и бочком добрался до двери. Потянувшись за спину, он нащупал ручку и распахнул дверь.

— Так! — крикнул он. — Я захожу внутрь. Если кто-нибудь пойдёт за мной, я всажу пулю в его тупую башку. А потом я узнаю, кто вы такие, и приду за вашими семьями, и упеку вас всех в «Мышиную нору», и там вы будете молить Бога-Императора, чтобы забыть меня как можно скорее. Вам ясно?

Те не ответили. Они были молодыми и голодными и чуяли раненого зверя. По их глазам Хове понял, что они перестают его бояться. Силовик скользнул за дверь, после чего захлопнул её и закрыл верхнюю задвижку. Он попытался сделать то же с нижним замком, но тот проржавел и не поддался.

Рудгард выругался, бросившись бежать по тёмному коридору в заднюю часть дома. По его подсчётам, дверь подарит ему фору в десять секунд.

Грохот ломающегося дерева подсказал Хове, что времени ему оставили вдвое меньше. Он пронёсся через общую кухню, где всё ещё валялись недоеденные с утра булочки, тарелки с бобами и маслёнки. Перед задней дверью висела простая москитная штора из связанных тесёмок с нанизанными на них дешёвыми пластиковыми бусинами. Он проломился через неё в кухонный садик с аккуратными грядками чеснока, навесом сбоку, а также квадратной деревянной бадьёй возле задней стены.

Он подпрыгнул. Рука подогнулась от боли, и силовик зарычал, услышав за спиной топот бандитов.

С бадьи забраться на кирпичную стену было проще. Он вскарабкался на неё, но затем с руганью отдёрнул руку.

Из извести торчали кусочки стекла. Выбора у него не было, поэтому Хове подскочил ещё раз, но на этот раз его спасли панцирные перчатки, и, закинув ногу, дотянулся до края стены, после чего перелез на другую сторону.

Стена замедлит преследователей, подумал он, спрыгивая на землю.

Он оказался на затенённой улочке с балконами и протянутыми верёвками, на которых сушились перцы чили и висели мешочки с едой, чтобы уберечь их от вездесущих крыс.

Хове не узнал её, но с виду та напоминала один из старых проулков, что тянулись у подножья акрополя. Он кинулся к двери напротив, выбил её ногой и метнулся в проём. Внутри царила прохлада и пахло жареным луком. Рудгард побежал по узкому коридорчику, мимо старика в исподнем и грязной рубашке, как раз выходившего из санузла, а затем через крошечную кухню. «Эй!» — крикнул мужчина ему вслед.

Он взобрался на крышу уличного туалета и спрыгнул в ещё один сад, разбитый десятью футами ниже.

Эту часть города Рудгард знал хуже, но уже более-менее сориентировался и теперь шёл, минуя углы, обходя мусорные кучи, и дальше вверх по заросшим травой проулкам. Где-то заорал кот. Он едва не врезался в ребёнка. Его мать, нёсшая корзину с одеждой, закричала на него, послав вслед поток отборной ругани.

К тому времени как Хове достиг следующей большой улицы, он уже не сомневался, что оторвался от погони. Силовик остановился в тёмной комнате с закрытыми ветхими бархатными занавесками окнами и густым запахом плесени. Из деревянного кресла на него зашипела дряхлая старуха.

— Где я? — бесцеремонно спросил он.

— Я знаю, кто ты такой, — выплюнула женщина.

— А я — кто ты. Бегом говори, что это за улица!

Та покрыла его бранью, и он рассмеялся.

— Прибереги проклятья, бабуля. Моя мать говорила обо мне хуже, и не раз.

Она всё ещё выкрикивала его имя, когда Хове открыл дверь на высокое крыльцо со старыми пальто и небольшим штабелем хвороста у стены. На дорогу вела узкая лестница из тёсаного камня. Он успел спуститься на три ступеньки, прежде чем мимо пронёсся грузовик, заставив его отскочить назад.

Машина была набита мятежниками, орущими имя Императора. За ней быстро последовало два других грузовика, подняв вокруг себя клубы пыли. В задней части кузова последнего транспортника стоял тяжёлый пулемёт.

Рудгард укрылся в тени, дождавшись, пока они не проедут, после чего выбрался обратно на улицу. Он попал на проспект Покаяния. Хове перешёл на затенённую сторону и с оружием наготове поковылял по проспекту Мучеников.

С длинной, уводящей вперёд магистрали ему открывалось всё, что находилось ниже. Проспект Мучеников тянулся на целую милю до самой штаб-квартиры силовиков. Над улицей висело знойное марево и густая пыль. А ещё её заполонили бунтовщики. Хове видел пожары, толпы, а дальше — приземистые скалобетонные сооружения базы силовиков.

Отсюда ему до неё никак не добраться. Только не в чёрной панцирной броне.

Хове поковылял обратно вверх по холму, после чего свернул на извилистые улочки, чтобы попасть в «Мышиную нору» с севера. На улицах царила тишина. Люди спрятались по домам, заперев двери на замок.

Кое-кто кричал старшему силовику вслед. Они называли его «фрекковым бофией» — уличным прозвищем силовиков.

Рудгард продолжал свой путь, торопливо преодолевая те проулки рядом с идущим параллельно и ниже проспектом Мучеников, где он мельком замечал сцены насилия.

Каждый раз он ожидал увидеть, что жестокость толпы ослабевает, надеялся увидеть стену силовиков, теснящих врагов назад. Но вместо этого в какой-то момент Хове понял, что бандиты вооружены их же дробовиками.

Чем ближе он подбирался, тем сильнее ощущал беспокойство. Хове быстро оглядел улицу. Ворота на базу были распахнуты настежь. Тут и там бродили группы людей. Двери в архивы были выломаны, и досье из них швыряли в самодельные испепелители. Инфосервиторов вытаскивали из разъёмов данных, лепечущих савантов с выхолощенными мозгами забивали до смерти дубинками и досками. Но сильнее всего кровь в жилах у него застыла при виде болтающихся на воротах тел. Тел в чёрных доспехах.

Старший силовик Рудгард Хове вырос в штаб-квартире правоохранителей, где его отец занимал ту же должность, которая впоследствии перейдёт к нему. Он провёл среди силовиков всю свою жизнь. Он знал каждого командира и знал отцов многих из них. А теперь в городе свирепствовали мятежники, и он понятия не имел, был ли ещё жив кто-нибудь из его знакомых. Более того, он понятия не имел, дотянет ли до конца дня сам.

На него снизошло жуткое осознание: «Мышиная нора» пала.

Он стал беглецом в собственном городе. И в лицо его тут знала каждая собака. Рудгард рассмеялся от ироничности происходящего. Теперь в бегах оказался он сам.

Он укрылся в дверном проёме и стал думать. Куда дальше?

Нужно попасть в Кальверт. Там он будет в безопасности.

Рудгард снова поплёлся на улицу. Внезапно он услышал рёв мотоцикла и среагировал в то же мгновение, вложив болт-пистолет в кобуру и выхватив вместо него стаб-пистолет.

Байкер походил на размытое пятно, несясь по нижнему отрезку крутой улицы.

Рудгард, не раздумывая, открыл огонь.

Грохот выстрела оглушительно прокатился по узкому каньону зданий.

Мотоцикл продолжал гнать, но спустя секунду раздался визг металла, и тональность двигателя изменилась. Хове поковылял вперёд так быстро, как только мог. Выстрел снёс мотоцикл с байкером в сторону, и те кубарем покатились по дороге. Мотоциклистом оказался бандюган. Он валялся в десяти футах и не шевелился. Сам мотоцикл въехал в скалобетонную баррикаду. Его колёса всё ещё вращались.

Рудгард ускорился. Выстрел наверняка всполошил бунтовщиков, однако те находились слишком далеко.

— Хоть обкричитесь, фреккеры, — прошипел он, поставив мотоцикл на колёса и снова заведя мотор. Он подёргал ручку газа. Стандартная машина Муниторума. Краденая, как пить дать. Передняя фара треснула, подкрылки покрывали царапины и вмятины.

Хове перекинул ботинок через седло и сразу рванул с места. Пригибаясь и крепче сжимая руль, он зигзагами понёсся сквозь толпу, из которой тут и там доносились выстрелы. Некоторые провожали его радостными возгласами, думая, что он переоделся в трофейный доспех.

Впереди замаячил блокпост.

Лидер — вооружённый бородатый мужчина — поднял руку и жестом велел Хове остановиться.

— Ты кто? — спросил бандит.

— Рудгард Хове, старший силовик, — представился он и выстрелил бородачу в голову, после чего дал газу и с визгом покрышек помчался дальше.

К тому времени как Хове достиг Кальверта, Вечноград уже горел вовсю. Въезд перекрыли. Он крикнул охранникам, которые направили на него оружие, и, пронёсшись через богато украшенные врата, затормозил у стены, слез с мотоцикла и поковылял к входу во дворец.

Перед дверью на часах стояла пара безмозглых калибиниров.

Он лишь отмахнулся, протиснувшись мимо.

Внутри Кальверта царила странная атмосфера запустения. Внезапно Хове понял, как он выглядел и пах. От него разило дымом и кордитом.

— Где он? — закричал Рудгард.

Слуги при его виде разбегались прочь.

— Где этот полудурок?

Никто не осмеливался его остановить. Хове вошёл в покои патридзо и обнаружил запертую дверь, а перед ней — двух жизнехранителей в бронзовых латах и шлемах. Не мероэ и не Вирин.

— Вход запрещён, — заявил один из охранников.

Рудгард остановился.

— Я старший силовик Хове, — произнёс он.

— Мне всё равно, кто ты.

Второй жизнехранитель опустил силовое копьё и нажал кнопку активации.

Рудгард ругнулся, после чего примирительно поднял руку.

— Где мероэ? Где патридзо?

— Не твоё дело.

— Я должен защищать это место. Мне нужно с ним поговорить. Вы понимаете?

— Патридзо отправился к праотцу, — сказал второй страж. — Рукополагаемый передаст твоё сообщение.

— Отлично.

— Ты ранен.

— Верно, — выдавил улыбку Хове.

— Я вызову тебе лекаря.

— Ты слишком добр ко мне.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Дайдо отпустила ботинок Бендикта.

Однако она не упала.

Исайя выбросил руку и поймал её за запястье.

— Давай-ка! — пропыхтел он, таща кадианку из пропасти.

— Пустите меня! — закричала Дайдо.

— Не указывай мне, что делать, сержант, — натужно процедил он. — Я генерал Имперской Гвардии.

Она тихо ругнулась и прикусила язык.

Все кадианцы действовали сообща. Построившись живой цепью во главе с одноруким командиром, они потянули Дайдо из-за края. Цепной меч женщины погрузился в кромку земли, едва не выворотив её.

Общее спасение требовало предельного напряжения сил. Однако они были командой.

Дайдо с трудом преодолела последнюю пару футов, после чего отряхнула с себя пыль.

— Вам не следовало, сэр, — сказала она Исайе. — В смысле, рисковать собой.

— Ты — кадианка, — ответил он ей. — Для меня это значит больше всего остального. Однажды нас не останется вообще. Лучше оттянуть это время, насколько возможно. И пока те люди внизу не приблизили его сами, давай-ка убираться с этого бугра.

Рудгард ждал в Жёлтой комнате — небольшом уютном будуаре на средних этажах Кальверта, с жёлтыми атласными диванчиками и расшитым креслом-лежанкой, а также несколькими пейзажными полотнами, которые придавали комнате видимость просторности.

Предыдущий патридзо использовал её для приватных развлечений. Будуар был укромным, комфортабельным и несколько затхлым из-за нечастых посещений. По слухам, последний властитель проводил тут время со своими многочисленными любовницами, и, может, именно поэтому нынешний держатель титула его недолюбливал. Прежде старший силовик бывал здесь лишь однажды.

Хове чувствовал себя неловко. Он был слишком грязным, чтобы сидеть на жёлтом атласе, и его совершенно не интересовали развешанные на стене картины. Тело силовика ныло от боли.

В дверь из мерцедрева постучали.

— Кто там?

— Примус Сканио.

Дверь открылась, и в комнату вошёл Сканио.

Лекарь был небольшим худощавым человеком с аугметическим моноклем, на дюйм выдающимся перед носом, комплектом медике-сервоконечностей за спиной и суетливым, слишком уж опекающим поведением.

— Старший силовик, — произнёс он, шагнув внутрь и окинув Рудгарда взглядом. — Слышал, вас сегодня ранили.

— У меня ожог, — поправил его Хове.

— Да, это я вижу. Ещё какие-нибудь раны?

— Да. Я посёк пальцы.

Рудгард стянул правую перчатку и показал рану. Порез пришелся на сустав, и его жгло от пота.

Медике подошёл ближе.

— Рукополагаемый и патридзо заняты молитвой. Они попросили меня заняться вами.

— Очень милосердно, — кивнул Хове.

— Присядем? — предложил Сканио, указав на небольшой столик возле единственного окна. Его поверхность была выложена из шестиугольных кусочков дерева, создавая иллюзию трёхмерного узора. Силовик выполнил его просьбу, не теряя, однако, бдительности.

Сканио сел напротив. Его суетливость выглядела как попытка скрыть отработанную до автоматизма процедуру.

— Так. Дайте-ка я взгляну на руку.

Рудгард достал из кобуры пистолет и выложил его на стол.

— Никаких инъекций, — предупредил силовик. Он посмотрел медику в настоящий глаз, затем в аугметический. Красная линза монокля расширилась, фокусируясь. Впрочем, по глазам Хове так и не смог определить реакцию мужчины.

Сканио просто кивнул и сказал:

— Покажи руку.

Рудгард ослабил налокотник. Дальше ему предстояло снять панцирь.

— Могу помочь, — произнёс медике.

— Нет, — быстро сказал Хове. — Это дело чести.

Ему потребовалось пять минут, чтобы справиться с защёлками на паховой броне. Пластины свободно повисли. Медике не сводил с силовика глаз, пока тот одной рукой расцеплял пряжки на рёбрах. Сначала он сбросил наплечник, затем нагрудник, который пришлось стягивать через обожжённую руку, стараясь при этом не касаться раны. Под бронёй на нём был чёрный нательник с тактическим поясом, где он прятал нож и запасное оружие. Хове на миг замешкался, прежде чем расстегнуть пряжку и сбросить ремень на пол.

— Неплохое оружие, — заметил Сканио.

— «Гекутор» десятого калибра, — отозвался Рудгард. — Достался мне от флотского офицера. Он для корабельного боя. Но и в городе показывает себя не хуже. Стреляет вот этим.

Одной рукой он выудил из левого подсумка тупоконечную пулю размером с детский кулак и кинул её на коврик.

— Совмещённый с ручкой магазин. На десять останавливающих пуль.

Лекарь человеческой рукой поднял тяжёлый снаряд.

— Разрывная?

— Мягкая головка, — сказал Рудгард, взяв у него пулю и опустив обратно в карман. — Расплющивается при попадании.

— Знаю, — бросил Сканио. — Больше того. Видел я раны, которые они оставляют. Обычно на вскрытии. Крайне эффективные против любых мягких тканей.

— Полагаю, это твоя работа, медик. А моя — не давать людям вроде тебя скучать.

Сканио не уловил шутку — а если понял, то не улыбнулся. Его красное аугметическое око медленно мигнуло, когда Рудгард расстегнул застёжки на нательнике и стянул одежду с плеча. Он медленно оттянул её по локоть.

— Я могу помочь, — повторил лекарь, подавшись к нему ближе.

Хове поднял руку.

— Я же сказал, что справлюсь сам, — резко произнёс он.

— Как хочешь, — уступил Сканио.

Оголившись по пояс, Рудгард опустил обожжённую руку между ними. Силовик поморщился. Рана оказалась хуже, чем он думал. Огонь буквально освежевал конечность. Кожа отслоилась целыми пластами, и теперь розовая плоть под ней сочилась кровью и прозрачными выделениями. Хове пошевелил пальцами, с любопытством наблюдая за тем, как сжимаются волокна мышечной ткани.

— У тебя ожог.

— Это я вижу.

Над плечом медика возник один из аугметических манипуляторов. На его кончике торчал шприц.

— Нет, — отрезал Рудгард. — Никаких шприцов. Уж не обессудь. У меня плохие детские воспоминания.

— Мне нужно прочистить рану.

Хове кивнул.

— Так чисть.

— Будет больно.

— Знаю. — Рудгард стиснул кулак и увидел, как зашевелились в ответ мускулы. От их вида его замутило. Силовик сжал зубы. Он не выдаст своей боли.

Рука со шприцем сложилась обратно за спину, после чего медике подкатил к нему тележку и наконец взял металлический пинцет, чьи кончики сужались до игольной остроты. Рудгард сглотнул. Он поморщился, когда Сканио принялся аккуратно убирать кусочки опалённой одежды и выкладывать их на небольшой металлический поднос. Некоторые выглядели сильно истрёпанными, и все были обуглены. Постепенно из них образовалась маленькая горка, влажная от крови и прозрачной сыворотки.

— Ага, — в какой-то момент сказал медике, подняв пинцетом влажную ткань. — Это похоже на кожу!

От боли у старшего силовика кружилась голова.

— Боюсь, внутри много грязи. — Над плечом лекаря снова возник шприц. — Советую убрать боль.

Хове показал из-под стола левую руку. Аугметическое око врача со щелчком сфокусировалось.

— Ещё одно оружие?

— Да.

— Это игольник.

— Да, он, — подтвердил Рудгард.

— Почему ты целишься в меня?

— Потому что я тебе не доверяю, — сказал Хове. — Если этот шприц приблизится ко мне, я выстрелю. В игле токсины, которые остановят твоё сердце за пару секунд.

— Так дело не пойдёт. Я не работаю под угрозой насилия.

— Мне без разницы. Просто делай, что должен. Прочисти рану и перевяжи меня.

Человеческий глаз медике расширился от изумления.

— Меня же прислал патридзо.

— Это я знаю, — произнёс старший силовик.

— Я лучший.

— В чём?

— В исцелении больных. Лечении раненых.

— Тогда заткнись и начинай чистить, — процедил Хове.

Старший силовик наблюдал за тем, как кончики пинцета раз за разом погружаются в его плоть. Боль была невыносимой. Из дыр пошла кровь. Тёплая жидкость заструилась по руке вниз. Рудгард крепче сжал зубы. Он вспотел. Ему стало дурно. Он ни на миг не смыкал глаз, когда Сканио начал вытягивать из руки инородное тело. Когда фрагмент, наконец, вышел, медике поднял его перед собой. Аугметический зажужжал и защёлкал.

— Шрапнель. Вот тут и тут — следы от взрыва крак-гранаты. — Он уронил осколок на металлический поднос, и тот с лязгом упал в лужицу стекающей с него крови. Сканио подался ближе.

Вдруг завыла сирена. Затем ещё одна. Лекарь вынул из руки Хове следующий осколок, затем поднял глаза.

— Слышал, в Вечнограде беспорядки, — медике произнёс это так, словно проблема была где-то далеко и совершенно их не касалась.

— Думаю, это революция, — отозвался Рудгард.

— Против чего людям восставать?

— Своей судьбы, — сказал Хове, хохотнув собственной шутке. В руке нарастала пульсирующая боль. Но он не мог терять здесь время.

— Все инородные объекты извлечены, — наконец объявил медике. — Теперь я прочищу её. — Он поднял глаза. — Будет больно.

— Боль — признак жизни, — отметил силовик.

Сканио помолчал, переваривая заявление.

— Да, — кивнул он. — Или скорой смерти. Ты хорошо служил Ричстарам. Но, боюсь, твоя служба подошла к концу.

Что-то в тоне лекаря насторожило Рудгарда. Не успел тот договорить, как Хове нырнул вниз и кинулся вправо, попутно услышав, как в спинку кресла, где он сидел секунду назад, вонзился шприц.

Он перевернул стол и отскочил назад, когда Сканио двинулся на него снова. Боль в руке стала невыносимой, но он продержался достаточно долго, чтобы выпустить три острых дротика.

Содержавшихся в них токсинов хватило бы, чтобы остановить стадо гроксов. Но Сканио даже не пошатнулся.

— Если думаешь, что твой яд подействует на меня, старший силовик, то с сожалением должен сообщить, что ты ошибаешься.

Рудгард разрядил в грудь медика весь магазин, одновременно пятясь в угол комнаты.

— Нервно-паралитический токсин, — сказал Сканио, как будто смакуя отраву, что растекалась по его телу. — Да. Будь я уличным бандюганом или калибиниром, был бы уже мёртв. Но всю свою жизнь я посвятил медицине. Искусству жизни и искусству смерти.

Хове кинул взгляд на свой пистолет. Он знал немало трюков, но ни один из них не поможет ему выбраться из этой передряги. Он позволил медику приблизиться вплотную, а затем запустил игольник ему в лицо. Дешёвый бандитский приёмчик. Швырнуть песок. Бросить что угодно.

Силовик ударил врача ногой в грудь. Сканио отлетел назад, но в этот же момент из-за его спины взметнулась игла и погрузилась в двухдюймовую прорезиненную подошву ботинка. Рудгард выдернул обувь, пнул врача и бросился на пол. Боль в раненой руке едва не ослепляла. Он заорал от невыносимой муки, покатившись по ковру.

Медике схватил игольник и взял его на прицел.

— Нервно-паралитические токсины, — улыбнулся он, шагнув вперёд. — Уверен, ты знаешь, как они подействуют на твой организм.

Хове ничего не сказал. Он прекрасно знал, как работал яд. Один дротик вызывал неконтролируемые спазмы, в считаные секунды охватывавшие всё тело. Последний человек, которого он убил подобным образом, содрогался так сильно, что у него сломались практические все кости.

— Прощайте, старший силовик Хове, — произнёс Сканио и нажал спусковой крючок.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Бендикт вёл отделение Дайдо по скальной тропе. Временами путь становился опасным, однако они быстро выбрались из-за пределов слышимости Вечнограда, и постепенно на смену дыму и стрельбе пришли порывы свежего высокогорного воздуха и трескотня сверчков среди колючей травы.

Исайя торопился. Он знал, что враг постарается достать его любой ценой и что силы Империума потрясены и дезорганизованы. Этот момент кризиса мог поставить точку в его карьере и, возможно, жизни. Или нет.

Будь проклят Трон, он — и все остальные кадианцы — не погибнет на Потенсе, по крайней мере без боя.

Спустя полчаса генерал Бендикт, Мере и отделение Дайдо лежали в глубоком противопаводковом жёлобе у дороги, прислушиваясь к рокоту едущих за ними машин.

— Знай я, что помру в канаве, не стал бы так утюжить складки, — прошептал Дайдо Вельд.

Она кинула взгляд на его тёмные парадные штаны. Затем на собственные, изорванные и покрытые пылью.

— А я с радостью получила бы взбучку на следующем смотре, — отозвалась она.

— Я запомню это, — отозвался Вельд.

Кадианцы пригнулись, когда из-за поворота показался первый грузовой шестиколёсник. Из скалобетонной придорожной ливнёвки гвардейцы наблюдали за приближением машины. Она почти миновала их, как вдруг взорвалась граната, и грузовик подбросило над дорогой. Оглушительный грохот эхом отразился от скалы. Грузовик врезался в металлический отбойник и заскользил по склону, прежде чем перевернуться. Изнутри раздались крики пассажиров, когда машина кубарем полетела с горы.

Второй грузовик резко остановился, с шипением стирая покрышки о дорожное покрытие. Водитель яростно крутил руль, пытаясь удержать тормозящую машину под контролем.

Дайдо вскочила первой и метнула гранату. Та ударилась в капот и отскочила влево. Взрыв разорвал шины грузовика в клочья, скрыв его борт за облаком цветного дыма.

Вокруг неё засвистели пули. Сержант даже не стала оглядываться, зная, что остальные поднялись за ней следом. Время как будто замедлилось, когда она, вскинув пистолет, бросилась вперёд. Цепной меч она оставила по пути, о чём теперь невольно пожалела, когда другой рукой достала нож и взяла его обратным хватом.

К ней подскочил первый враг — юноша с жидкой рыжей бородкой. Дайдо открыла огонь. Два выстрела, точно в живот. Она перепрыгнула тело и ворвалась в дым, из которого показалась следующая фигура. Дайдо не успела замедлиться, поэтому выстрелила человеку в лицо и, выставив перед собой плечо, сбила его в сторону.

— Ещё грузовик! — крикнул Вельт.

Чаши весов в который раз покачнулись, хотя теперь не в их пользу. Кадианка нутром ощутила рокочущий грохот тяжёлого оружия. У неё не было времени даже оглянуться, чтобы понять, какого чёрта происходит.

Бендикт выпустил шквальную очередь сверкающих лазерных лучей, прежде чем ощутить рокот выезжающей позади них машины.

Мере оттолкнул его назад и закрыл своим телом.

— Бегите! — закричал он старшему офицеру. — Быстро!

Но было слишком поздно. По склону грохотал какой-то танк, а ещё он различил распевающие псалмы голоса.

— Трон, — ругнулся Исайя. Противники брали их в клещи, приближаясь сверху и снизу холма.

Пение становилось громче, а затем машина выехала из-за поворота. Это был чёрный танк, над которым развевались знамёна, а из кормы поднималась череда золотых труб.

В носовой части размещалась бронированная кабина и штормболтер, за которым Бендикт различил бледное женское лицо.

Генералу показалось, словно оружие нацелилось точно в него, а в следующий миг из черноты стволов вырвалось пламя и дым, и он кинулся ничком.

С оглушительным шумом взорвался топливный бак.

Однако сам Бендикт остался цел и невредим.

Когда поток огня иссяк, он поднял голову. Снаряды разорвали врагов на куски. Там, где раньше стояли люди, осталась лишь куча развороченных и раскиданных по склону ошмётков тел, над которыми висела красная дымка.

Один из воинов был ещё жив. Он полз к ним, цепляясь за землю скрюченными пальцами и волоча за собой мотки вывалившихся внутренностей.

— Верю в Императора, верю в Императора, — снова и снова шипел он.

Дайдо всадила в него лазерный луч.

Спустившийся по холму танк с шипением затормозил. Его борт украшала эмблема чёрной чаши, в которой плескалось пламя.

Из машины вышла женщина в чёрном силовом доспехе и, загромыхав сабатонами по скалобетонной дороге, направилась к ним. Громоздкие латы заставляли миниатюрную сестру казаться неестественно крупной. У неё были коротко подстриженные тёмные волосы, отмеченное татуировкой лицо, а также выгравированная на броне стальная аквила.

В ней не ощущалось ни намёка на хрупкость или слабость. Излучая уверенность и силу, она приблизилась к гвардейцам и протянула руку.

— Приветствую вас. Я — целестинка Симмона. Вы люди с Кадии?

— Да. Я генерал Бендикт.

— Что вы здесь делаете? Почему не со своими воинами?

— Я был на утренней службе... — начал Исайя.

— Я ищу свою канониссу. Святую Мадделену.

— Тогда, боюсь, ваш поиск окончен. Она погибла этим утром. Вместе с кардиналом.

Бендикт кратко описал произошедшее ранее.

Всё это время целестинка Симмона не сводила с него пристального взгляда.

— Не знаю, чью смерть вы видели этим утром, но, уверяю вас, это был не кардинал Зереум, — наконец сказала она.

— В каком смысле?

— Когда мы оттеснили нападавших, то оцепили акрополь, чтобы в него больше никто не смог попасть. Я отправилась в Базилику на поиски. Мы нашли тело кардинала Зереума в его покоях. Архиепископа забили до смерти. Но скажите вот что. Вы видели гибель нашей канониссы?

— Она умерла, сражаясь с теми, кто звал себя Братством. Мы были слишком далеко, чтобы помочь.

Симмона бросила на него сочувствующий взгляд.

— Простите меня, генерал. У вас всего одна рука. Чем вы смогли бы помочь нашей канониссе, которая сражалась на сотне полей битв? — По лицу Симмоны пробежала тень. Она сложила знак аквилы. — Но ответьте, — с чувством продолжила Сестра Битвы, — наша канонисса погибла с честью?

— Она билась как львица. У её ног лежала куча покойников. Она погибла с именем Императора на устах.

Симмона кивнула. Она сглотнула подступивший к горлу ком и сжала челюсть.

— Ваши слова утешили меня. Она пала достойно. Её мученичество укрепит всех нас.

В уголке её глаза выступила слезинка. Бендикт удивился. Судьба редко сводила его с Адепта Сороритас, но он никогда не представлял себе, что те могут быть подвержены таким человеческим чувствам. Впрочем, она не стала выглядеть в его глазах менее сильной. Когда слеза скатилась по щеке женщины, генерал увидел, как она стиснула зубы, и её лицо приняло жестокое выражение.

— Святой акрополь осквернили еретики. Планета предала власть Империума. Впереди нас ждёт великая битва.

— Так и есть, — согласился Бендикт. — Если сможете доставить меня обратно в казармы, я прогоню наших врагов.

Целестинка кивнула.

— Мы постараемся. — Сестра Битвы указала на Дайдо. — Она может сесть внутрь танка, но остальным придётся ехать на крыше.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Отделение Минки находилось в узком трёхэтажном жилом блоке, сдерживая банду молодых бандюганов, когда по воксу на всех каналах поступило громкое и чёткое сообщение.

— Генерал Бендикт с нами.

Комиссар Шанд высунулся в окно и открыл огонь из болт-пистолета. Три быстрых выстрела, от которых с растрескавшегося оштукатуренного потолка посыпалась густая пыль.

Раздался взрыв.

Минке требовалось удостовериться, что расслышала всё правильно.

— Вы уверены? — спросила она.

Последовала долгая пауза, и девушка рискнула на мгновение выглянуть из-за подоконника. Она дала короткую очередь.

— Леск! — на этот раз голос принадлежал Спаркеру. — Подтверждаю. Бендикт в безопасности. Он направляется к казармам.

Шанд тоже услышал новости. Он сделал ещё пару выстрелов.

— Отдавай приказ, сержант. Пора отступать.

Леск загнала в карабин новую батарею.

— Сэр! — крикнула она комиссару. — Лаптев! Назад! Лаптев? — Ответа не последовало.

Враги уже ломились на лестницу внизу. Кадианка услышала звон бьющихся окон. По полу, на котором она стояла, снизу забили пули. От шквального огня половицы разлетелись в щепки, а с потолка стали отваливаться куски штукатурки.

— Командуй отделением, сержант. — Голос Шанда оставался спокойным, но теперь в нём появились нотки настойчивости. — Поддерживай порядок.

Минка швырнула в проделанную дыру гранату и перебежала в следующее здание прежде, чем та взорвалась.

— Они внутри! — крикнула девушка в лестничный колодец. — Виктор! Пусть отряд Лаптева отходит.

В комнату, где она только что укрывалась, ворвался юноша. Леск развернулась и выстрелила ему в грудь.

— Бегом! — крикнула она. Кадианка высунула карабин из-за угла и дала длинную очередь, а затем заскочила в дыру в стене и кинулась вниз по лестнице. По стене вслед за ней забили пули.

Кадианцы стали отходить через пробитые во внутренних перекрытиях дыры. Достигнув конца пролёта, Минка дала короткую очередь в окно на первом этаже. Враг открыл ответный огонь сразу с нескольких высот. Они развернули на неё охоту. Девушка отступила назад сквозь взвихрившуюся вокруг кирпичную пыль. От стены над окном отскочила граната. Леск нырнула за дверной косяк и бросилась по деревянной лестнице вниз. Граната взорвалась у неё за спиной, как раз в той комнате, где она только что была.

На площадке её уже ждал Шанд. Он словил мчащуюся по ступеням девушку за руку, не дав ей упасть.

— Ты готова, сержант?

— Да, сэр!

Теперь она чувствовала от комиссара меньшую угрозу, и его присутствие скорее даже наполняло её уверенностью. Кадианка быстро выглянула из двери. Они преодолели немалый путь. Назад придётся бежать долго.

Тело Донсона лежало точно там, где она видела его в последний раз, — но ещё она заметила, что кадианцы по-прежнему удерживают противоположную часть площади.

— Мы вас прикроем, — провоксировал Спаркер. Он стал отсчитывать с пяти.

На «два» Шанд толкнул её наружу, и Минка припустила вперёд. Едва они с комиссаром покинули укрытие, гвардейцы на другом конце открыли огонь из всех стволов.

Девушка мельком увидела ярко-синий сполох и учуяла озон от пронёсшихся перед лицом лучей. Внезапно она запаниковала, решив, что её подстрелят свои же. Кадианка пригнулась, побежав ещё быстрее, и краем глаза заметила спешащую следом высокую фигуру Шанда. Он нёсся вперёд широким пружинящим шагом.

Она миновала труп Донсона, даже не замедлившись. Оставалось преодолеть каких-то двадцать ярдов, и девушка подумала, что, возможно, у них всё же получится.

Что-то изменилось, поняла она, когда достигла дальней стороны площади и нырнула в укрытие. Минка отдышалась, сосчитала отделение, после чего обернулась и увидела рядом с собой Шанда.

— Ты в порядке? — поинтересовался комиссар.

— Да, сэр.

Он задержал на ней взгляд чуть дольше, чем следовало.

— Хорошо, — наконец сказал он.

Леск дождалась, пока Шанд не исчезнет из поля зрения, после чего подскочила к Лаптеву и толкнула его в грудь.

— Где тебя, фрекк, носило? — разбушевалась она. — Какого чёрта ты там делал?

Капрал попытался защититься, но девушка в ярости была неудержимой и, повалив его на землю, встала над ним. Много времени прошло с тех пор, когда она испытывала такой звериный гнев по отношению к другому кадианцу.

— Я потеряла двоих бойцов. Оба были лучше тебя. Мы — отряд. Ты должен взять себя в руки. Ты понимаешь?

Её отделение собралось вокруг них, закрыв происходящее спинами. Она расценила это как безмолвное проявление поддержки. Минка схватила Лаптева за воротник и хорошенько тряхнула, чтобы выбить из него ответ.

— Да, — наконец сказал он, после чего девушка бросила его на землю и выругалась.

Рота К с боем прорвалась назад к казармам, пока враги из спавших доселе ячеек швыряли в них бомбы и возводили на дорогах баррикады. Впрочем, кадианцы были крепкими ветеранами и к тому же ехали в «Химерах», поэтому вполне могли за себя постоять.

Пока они отступали к Приёмным казармам, бронетехника Братства занимала нижние уровни Вечнограда. Растянувшиеся на целые улицы колонны «Леманов Руссов», «Химер», полугусеничных машин и грузовиков были заполнены воинами в чёрных рясах, размахивающими знамёнами Ричстаров, а также жёлтыми стягами Вандира. Братство взорвалось радостными воплями, когда машины проехали горящий участок силовиков и оказались среди узких улочек и нависающих домов старого города. К полудню жёлтые флаги развевались на всех главных башнях Вечнограда, оглашая возвращение мира к вере, которой его обитатели втайне придерживались последние тысячелетия.

Братья последовательно заняли все городские кварталы, после чего взялись уничтожать так называемые символы идолопоклонничества. Они сорвали и изуродовали картины Себастьяна Тора, а его статую на площади Веры скинули с пьедестала, и её растрескавшаяся побитая голова из мрамора покатилась по мостовой. Скульптуры праведников, святых мужчин и женщин были поруганы и безжалостно разгромлены. С усыпальницами Адепта Сороритас обошлись особенно жестоко. Их мавзолеи разрушили до основания, а затхлые побуревшие мощи сестёр выбросили на улицы.

После обеда Фратерис Милиция направилась к верхним террасам Вечнограда, где колонны «Леманов Руссов» вынужденно замедлились, петляя по узким улицам, что вели к Кальверту, Приёмным казармам и массивной крепости-собору на вершине. Братство ликовало. Они верили, что Бог-Император на их стороне и что Он уже даровал им победу. Всё, что им оставалось, — это занять цитадель, и тогда планета будет у них в руках.

В командном бункере Приёмных казарм Бендикт и целестинка Симмона составляли план по удержанию акрополя.

— Если враги попытаются захватить собор, мы с сёстрами отбросим их, — заверила его Симмона.

— Вы сможете выстоять против танков? — поинтересовался Исайя.

Она посмотрела на него со смесью презрения и жалости.

— Генерал. Недостойным не преодолеть стен веры.

Бендикт хмыкнул.

— Намекаете на то, что кадианцы недостойны?

— Я ни на что не намекаю. Однако Воля Императора ясна. Можете ли вы сказать, что вы и ваши солдаты чисты все до единого?

— Чисты. Что это ещё значит?

Целестинка бросила на него сочувствующий взгляд.

— Сёстры Эбеновой Чаши чисты.

Генерал мысленно выругался.

— Что ж, тогда удачи вам, целестинка. Уверен, чистота вас всех убережёт.

Сестра Битвы сложила знак аквилы, прежде чем обернуться и покинуть бункер.

Мере передавал Исайе новые и новые доклады. Бендикт быстро перечитывал все поступающие сводки. К тому времени, как передовые танки врагов добрались до последних серпантинов, Империум уже собирал ударный кулак для контратаки.

— Соедини меня с генералом Доминкой, — сказал он Мере. Когда та вышла на связь, адъютант передал трубку Бендикту. — Держитесь любой ценой. Понятно?

— Да, сэр, — ответила командир местной обороны. Последовала пауза. — Да, сэр. Я понимаю. Мы будем сражаться до конца.

Тем утром горные стрелки Доминки нарядились в лучшую униформу: синие суконные шубы, подпоясанные широкими красными кушаками. На параде они смотрелись великолепно.

Сейчас же они выглядели нелепо, занимая позиции в передних комнатах, на балконах, перекрёстках и позади наспех возведённых укреплений из грузовиков, тележек, бочек и мешков с провизией.

Когда в конце виа Святой Сабины показались первые машины Братства, Доминка поднесла к глазам магнокль. Первым ехал «Громовержец» — угрожающего вида приземистый танк с широким стволом. На его корме она различила молодых парней, хлопавших в ладоши и распевавших песни так, словно они шли на победном марше.

— Пора испортить им вечеринку, — сказала Доминка, когда «Громовержец» преодолел две третьих пути. — Всем отделениям — огонь!

От рёва ракет на узкой улице заложило уши. Одна отскочила от наклонной брони и, обезглавив поющего воина, срикошетила в верхний этаж жилого блока, который исчез в облаке пыли и обломков.

Остальные попали в лобовую защиту и взорвались, наполнив улицу ревущим облаком фицелина.

— Цель подбита! — ухмыльнулась Доминка, но, когда дым рассеялся, низкий «Громовержец», подобно выплывающей из мутных вод акуле, продолжил неумолимо катиться вперёд, хоть и лишившись всех пассажиров.

Пушка «Разрушитель» принялась искать цели. Затем орудие выстрелило в одно из зданий. Раздался гулкий рёв, когда массивный снаряд покинул ствол и спустя мгновение попал в богато украшенный жилой блок на другом конце виа. Здание содрогнулось до основания, а затем внутри снаряда сдетонировало химическое ядро, и вся постройка словно подлетела в воздух, прежде чем рухнуть обратно и рассыпаться кучей пыли и обломков. Доминка ругнулась, наблюдая за тем, как танк с рокотом покатился дальше.

Если они ничего не предпримут, враги скоро доберутся до собора.

Бендикт как раз устанавливал командный пункт в горном бункере Приёмных казарм, когда к нему поступил доклад о бое.

Он принялся наводить справки, кто же против них сражался.

— Фратерис Милиция, называет себя Братством, — сказал ему Мере.

— А кто их возглавляет?

— Номинально ими командует кардинал.

— Он мёртв. Кто их военный командующий? Выясни это и свяжись с ними по воксу.

— Есть, сэр, — отдал честь Мере.

Последовала пауза, когда в помещение торопливо вошёл майор Кастелек.

— Сто первый готов, сэр. Просто дайте знать, где мы нужны.

— Благодарю, — отозвался Исайя. — Я ещё до конца не понимаю, что тут происходит и какие местные силы остались лояльными. В лучшем случае братское ополчение взбунтовалось. В худшем оно заражено. Подозреваю, тут замешана скверна ереси. Держи войска наготове. Сначала нужно разобраться в происходящем и только потом действовать.

Кастелек кивнул. Бендикт принялся расхаживать по бункеру, выслушивая поступающие донесения. Патридзо не отвечал, но, по крайней мере, большинство начальников калибиниров сообщали о готовности.

— Какие-либо передвижения? — спросил он у генерала Камака, чьи войска охраняли звёздный порт.

— Разрозненные контакты. Я установил закрытую зону. Много техники движется в вашем направлении. Танки. Бронетранспортёры.

Кадианец застыл.

— Спасибо за предупреждение.

Связь оборвалась. Внешне Исайя оставался невозмутимым, однако в бункере воцарилась напряжённая атмосфера.

— Когда в систему прибудут подкрепления?

Мере просмотрел дневную сводку вокс-переговоров.

— Известий от них пока нет.

— Ничего?

— Нет, — помолчав, ответил адъютант.

— Дайте мне связь.

Вокс-офицер Хеск кивнул.

— Я пытаюсь связаться с ними уже три часа. Думаю, из-за праздника...

У Бендикта не было времени это выслушивать.

— Свяжи меня прямо сейчас.

— Да, сэр.

Хеск нажал кнопку вызова.

— Ничего, сэр, — после долгой паузы произнёс он.

Генерал чертыхнулся.

— У меня есть сотня тысяч имперских гвардейцев, а я не могу с ними связаться! Какого чёрта происходит?

Никто не ответил. Они находились на планете лишь несколько дней, а всё уже катилось в тартарары. Вокс-офицер продолжал попытки установить контакт с астропатической башней, но в ответ слышал только треск статики.

Исайя мерил шагами пол, с каждой минутой молчания становясь всё мрачнее и мрачнее.

Наконец Хеск остановился.

— Ничего, сэр.

Бойцы Доминки укрылись в дверных проёмах и передних комнатах, когда подтянувшиеся «Уничтожители» накрыли их огнём. Ещё одно здание с громогласным взрывом рухнуло на землю. Отделения начали отступать.

— Они поднимаются по виа Пиетиста, — сообщил один из её капитанов. Вскоре враги уже двигались по боковым улочкам, грозя охватить их с флангов.

— Всем отрядам — держать позиции, — приказала Доминка.

Когда она направила подкрепления на виа Пиетиста, танк снова с рокотом покатился вперёд. Генерал велела встретить его отделениям с мелтами, но как только машина оказалась в зоне поражения, он внезапно сам взорвался изнутри, и из открытых люков вырвались струи неистового пламени, превратив весь экипаж в пепел.

Они продержались целый час, прежде чем неприятелю удалось их окружить. Доминка чувствовала, что ещё немного, и бойцы дрогнут. Прислушавшись к усиливающимся звукам битвы, она взглянула на свой командный отряд.

— Для меня было радостью служить со всеми вами.

Они пожали друг другу руки, после чего Доминка достала пистолет.

— Сообщите генералу Бендикту, что мы не бросили позиций.

Вокс-офицер кивнул, и Доминка повела воинов наружу.

Завязался свирепый ближний бой. Враг сражался без страха и, что хуже всего, наступал в таких количествах, что постепенно стал теснить их назад.

Доминка закричала солдатам держаться, но те начали отступать уже массово, бросившись бежать по горящей виа Святой Сабины. Едва они покинули укрытия, сквозь стену охваченного пожаром здания проломился «Леман Русс» Братства, с его бронеплит посыпались куски деревянной обрешётки и пылающих обломков. Внезапно танк застрял, и его мотор натужно взвыл, когда водитель попытался сдать назад.

— Огонь по танку! — прокричала Доминка, но её больше никто не слушал, и со зловещей неторопливостью пушка «Каратель» в башне обездвиженной машины начала поворачиваться.

Раздался вой, и орудие открыло огонь. Стволы завращались, из вентканалов с шипением повалил дым, и шквал смертоносных пуль прошил и плоть, и доски, и кирпичную кладку.

Доминка увидела, как срезало её бойцов. Те, кого не задело, впали в панику. Она ощутила, как их боевой дух дрогнул.

— За Императора! — Она выхватила саблю и двинулась на врагов.

Доминка пошла вперёд, убивая всех, кто вставал у неё на пути. Но затем пушка «Каратель» заговорила снова, и она исчезла в облачке розовой дымки.

Бендикт выслушивал новости из Вечнограда со стоическим спокойствием. Силы Доминки разбили наголову. Враг занял город, и держаться продолжали лишь сёстры Эбеновой Чаши. Впрочем, они были окружены и отрезаны и не могли связаться с остальным Империумом.

Он не проиграет, пообещал себе Исайя. Эта история не закончится его смертью.

Он вспомнил отца, который так и не простил себя за то, что не смог покинуть планету. Вспомнил всех белощитников, вместе с которыми вступил в Гвардию, и их гибель на службе Богу-Императору. Вспомнил Крида перед Падением Кадии. Их разговор на мостике «Фиделитас Вектор».

Бендикт сделал глубокий вдох.

— Итак, всё, что у нас осталось, — это полк кадианцев. — Его слова были встречены гробовым молчанием. Генерал задумчиво кивнул. — Что ж, планеты захватывались и меньшими силами.

Раздался стук в дверь, и Мере отправился узнать, в чём дело.

Спустя мгновение он впустил гостя. Тот оказался не кадианцем и даже не солдатом, а мрачного вида мужчиной в чёрном панцирном доспехе. Выглядел он неважно — обожжённый, израненный, и к тому же у брони отсутствовало несколько деталей.

— Генерал Бендикт, — произнёс он. — Я старший силовик Рудгард Хове.

Что-то в этом человеке сразу не понравилось Исайе.

— Ты знаешь, где патридзо? Он выбрался из часовни этим утром... Он не отвечает на наши вызовы.

— И не ответит.

— Почему? Он мёртв?

— Не могу сказать. Но если жив, значит, он на стороне тех, кто захватил Вечноград.

— Хочешь сказать, он желал бы подобного для своей планеты?

— Да, во имя высшего блага.

— Какого такого блага? Ереси?

Рудгард покачал головой.

— Что ж. Да, в какой-то степени. Но не ереси архиобманщика.

— Хватит изъясняться загадками. Говори чётко и ясно.

Хове кивнул.

— Вы когда-нибудь слышали об Идее Храма?

Бендикт хохотнул.

— Последователи Гога Вандира. Это же поехавшие безумцы. Хочешь сказать.

— Да, — отозвался Рудгард. — Хочу. На этой планете пророчества Вандира почитаются как святое писание, и после падения вашей родины эти безумцы преисполнились решимости и уверенности. Других знаков им больше не нужно. Они решили воспользоваться моментом и вернуть власть над Империумом Человека.

— Ты же не всерьёз.

Старший силовик сделал глубокий вдох.

— Боюсь, я совершенно серьёзен.

— И почему ты говоришь мне это сейчас?

Хове поднял руку.

— Потому что я недавно выяснил, что мою службу, равно как и службу шести поколений моих предков, сочли разменной монетой.

— Поясни.

— Патридзо пытался меня убить. Но ему не хватило смелости сделать это самому. Он подослал своего лекаря. И ему почти удалось. У него получилось бы, умей он считать. — Силовик хохотнул. — Он разбирается в ядах, но не знает, когда магазин пуст. Я отрезал ему голову его же пилой. Лишь так я сумел его остановить. После этого мне оставалось только идти сюда, с ещё не остывшей на руках кровью.

Он раскрыл ладони и показал им доказательство, затем поймал брошенный ему кусок ткани и вытер кровь. Ему пришлось потереть сильнее, чтобы убрать её между пальцев.

Генерал наблюдал за ним с плохо скрываемой неприязнью.

— Раз так, то объясни мне, как ты сюда добрался? Дороги ведь перекрыты.

Рудгард кивнул.

— Да. Но поживи на Потенсе с моё, и начнёшь узнавать, что скрывается под его фасадом. Весь этот акрополь пронизан катакомбами, переходами и потайными дверями. Без меня вы окажетесь тут в смертельной западне. Враги заняли город и окружили Сестёр в барбакане собора. Они думают, что победили. Они считают, что Приёмные казармы станут для вас ловушкой. Когда они захватят оставшуюся часть акрополя, то придут за вами. Когда будут готовы. В момент, который выберут сами. Они возьмут вас измором. Либо расстреляют с вершины скалы. Но с моими знаниями вы сможете атаковать врагов, и они не поймут, откуда вы взялись. Если коротко, генерал, то вы нуждаетесь в моей помощи так же, как я в вашей.

— Докажи, что ты тот, за кого себя выдаёшь.

Хове помолчал.

— Я имею доступ к секретным каналам связи Империума. Я знаю, что вы потеряли руку на дуэли, сражаясь против преторийца по имени Реджинальд де Барка, и были сосланы сюда после того, как магистр войны Вармунд угрожал вам роспуском Сто первого полка.

В бункере повисла долгая пауза. Такие подробности убедили Бендикта.

— Ты мне не нравишься. И я тебе не доверяю. Но, думаю, ты говоришь правду.

Улыбка Рудгарда была такой же неприятной, как и остальная его внешность.

— Хорошо. Потому что у меня для вас важные новости. Вы, наверное, заметили отсутствие астропатических сообщений из-за пределов планеты.

— Я заметил.

Хове выглядел неимоверно довольным собой.

— Братство захватило астропатическую башню вчера утром. Местечко не самое гостеприимное. В это время года занесено снегом. Местные войска сторонятся его. Недоукомплектованную охрану застигли врасплох.

Генерал вспыхнул от гнева.

— Ты знал о готовящемся нападении?

— Нет. Иначе сразу отправился бы к вам.

Исайя помолчал.

— Значит, ни одно моё сообщение не дошло?

— Сложно сказать. Скорее всего, нет.

— Силы ереси сделали из нас посмешище. Дракул-зар может быть в паре дней пути. Наша приоритетная задача — отбить башню. — Бендикт повернулся к настенной карте. — Астропатическая станция здесь, правильно?

Рудгард кивнул.

— Плато Супрамонт, в Нуллем Апеке. Но на вашем месте я бы сначала занял собор.

— Не указывай мне, что делать, — ледяным тоном произнёс Исайя. — Я здесь командир, силовик Хове.

Мере быстро встал между ними и повернулся к Рудгарду.

— У нас уйдут недели, чтобы прорваться через город... туда есть тайная дорога?

— Нет.

— Ничего?

— Нет. Она в сотне миль отсюда, на высокогорье. Даже без сопротивления ехать туда двенадцать часов. Но если вы и сможете выбраться из Вечнограда, хватит двадцати человек, чтобы остановить вас на горных дорогах.

Бендикт выругался.

— Кастелек. Хове поведёт твоих бойцов на штурм крепости-собора. Оставь роту для удержания казарм, а остальные пусть будут готовы выдвигаться через двадцать минут. Если в верности Хове появятся сомнения, казни его. Всё понял?

Майор отдал честь.

Исайя повернулся к Рудгарду.

— К собору ведут секретные пути. Ты отведёшь моих воинов туда. Они кадианцы, лучшие бойцы в Имперской Гвардии. И ты приведёшь их куда нужно, иначе умрёшь. Я ясно изъясняюсь?

Силовик понял, что выбора у него не было.

— Предельно ясно.

Кадианцы начали готовиться к штурму собора. Командный бункер наполнился гулом голосов, отдающих и принимающих приказы. Мере проверил батарею лазпистолета. Остальные достали штыки. Бендикт несколько раз попробовал зарядить и разрядить болт-пистолет, проверил запасные магазины. Он задумался, стоит ли взять меч. Он мог стрелять и левой рукой, однако хорошим мечником никогда себя не считал и будет представлять большую опасность для себя самого и своих бойцов, нежели для противника.

— Вот, — сказал он Мере, снимая ремень с мечом. — Возьми это.

— Мне только что пришла в голову мысль, как добраться до Нуллем Апека, — неожиданно сказал Рудгард.

Все повернулись к нему.

— Я знаю, как это сделать. Попасть туда сможет лишь сотня человек. Но, думаю, этого хватит.

— Ты уверен?

— Да! Я всё продумал! Давайте покажу.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Сёстры Эбеновой Чаши ответили на атаку своей обители с яростной праведностью.

Сёстры-милитантки заперли врата крепости-собора, встали за огромные пушки «Испепелитель» на привратных башнях и приготовились сражаться до конца. Трупы членов Братства они сбросили с акрополя, а тела мёртвых сестёр с аккуратностью и почтением перенесли в священные клуатры и возложили в часовне Алисии, у подножья статуи святой Доминики, основательницы их ордена.

Штурм начался через час после полудня, когда рокочущие осадные танки медленно преодолели последний поворот, а затем выстроились на вершине и под крики экипажей заняли позиции.

Много воды утекло с тех пор, как целестинка Симмона летала в последний раз с серафимками, однако тяжёлый прыжковый ранец на спине казался ей старым другом, пока она наблюдала за приближением врагов.

— Они думают, что недосягаемы для нашего оружия, — произнесла старшая сестра Беквит.

— Ярость святости не ведает границ, — ответила ей целестинка.

Танки с грохотом покатились вперёд. «Испепелители» выпустили мелта-струи, на что эскадроны «Уничтожителей» ответили рёвом выстрелов, и барбакан содрогнулся до основания, когда осадные снаряды проделали в скалобетонных бастионах громадные бреши.

В воздух поднялось облако дыма и обломков, и, когда пыль рассеялась, члены Братства, ожидавшие увидеть разрушенные укрепления, вместо этого узрели, как из тумана, словно фениксы, воспарили тёмные фигуры, которые затем устремились прямо к ним.

Целестинка Симмона и серафимки спикировали на врагов подобно ангелам смерти. Зависнув над первым танком, Симмона открыла огонь. Находившиеся под высоким давлением пирум-прометиевые газы воспламенились, и раскалённый мелта-луч прошил верхние плиты брони. В неё дохнуло жаром, и внутреннее пространство танка наполнилось расплавленным шлаком и токсичными испарениями. Прежде чем метнуться к следующей цели, целестинка затянулась взвихрившимся вокруг неё дымом: он имел сладкий, густой аромат мести.

Бой бушевал два часа, когда первые кадианцы наконец выбрались из туннелей под акрополем и оказались в подвале Базилики.

Рудгард повёл их по лабиринту складов и комнат. Сражение перед вратами докатывалось сквозь скалу глухой вибрацией. Чем выше они поднимались, тем громче та становилась и тем сильнее дрожала земля.

Бендикт был в числе первых, кто достиг вершины акрополя. Отряды кадианцев уже занимали позиции, когда над барбаканом повалил густой дым, а воздух наполнился грохотом стрельбы и взрывов. Соборный комплекс подвергался массированному штурму, и горстке Адепта Сороритас пришлось опасно рассредоточиться по палисадам, чтобы прикрыть все подступы.

Он стоял рядом с Кастелеком, отдавая приказы гвардейцам, когда перед ним внезапно приземлилась Симмона.

Щёки целестинки покрывал пепел, её волосы были подпалены, на потрескивающем клинке темнела кровь, и, даже стоя в двух ярдах от Сестры Битвы, Бендикт ощутил исходящий от её мелта-ружья жар. Она пахла огнём и войной. Она излучала угрозу и ярость.

— Генерал. Вы пришли, — просто сказала женщина.

— Мы пришли помочь вам удержать собор.

Она указала оружием на бастионы по обе стороны врат.

— В барбакан вам нельзя. Но ваши воины могут сражаться оттуда.

Рудгард Хове подошёл к Бендикту, пока кадианцы строились на нижних скалобетонных укреплениях вокруг врат.

— Теперь вы мне верите? — спросил он.

— Посмотрим. Ты уверен, что сможешь доставить нас к Супрамонту?

— Да. Кардинал коллекционировал орнитоптеры. Лишь шесть из них достаточно вместительные, чтобы перевозить пассажиров. Но, думаю, в них влезет достаточно людей.

Расчёты с тяжёлым оружием уже выискивали цели среди отрядов ополчения, что с неистовым рёвом и пальбой хлынули вперёд.

— Надеюсь на то, — отозвался Исайя и, достав пистолет, поспешил на стрелковый парапет.

Кадианцы позволили противнику достичь стен, прежде чем открыть огонь. Первый ряд фанатиков выкосило лазерными лучами и очередями из тяжёлых орудий. Следовавшие за ними воины перескочили покатившиеся тела, однако утонули в залпах настенных огнемётов. Ветер раздул ревущее пламя, и в огненной буре загромыхали вторичные взрывы перегревшихся гранат и батарей.

Братство напоминало огромную волну, накатившую на утёс, а затем схлынувшую обратно, оставив после себя усеянный обломками берег. Впрочем, мусором здесь были вовсе не палки, бутылки и куски пластека, а мёртвые и умирающие, плотным ковром устлавшие землю.

Бендикт и майор Кастелек расхаживали туда-сюда, подбадривая бойцов. Они были праведными, дисциплинированными и смертоносными.

Полковник Спаркер, стоявший на одной из плоских крыш в западной части Базилики, смотрел на платформу, где с орнитоптеров стягивали плетёные пластековые чехлы, а машиновидцы 101-го уже приступали к работе, пробуждая машинных духов, проверяя уровень топлива и подготавливая машины к долгому и тяжёлому полёту. У него под ногами вздымалась громада собора. Справа, где располагались врата, густел дым, а перед ним по склонам акрополя круто уходили вниз крыши многочисленных апартаментов Базилики.

Отсюда им открывалась вся роскошь Вечнограда, размеры палаточного города, а также мерцающие холодные пики Супрамонта на далёком горизонте.

От толпы солдат отделился сержант Тайсон и приблизился к полковнику.

— Значит, мы летим туда...

— Да, — отозвался Спаркер.

— И какие у нас задачи?

— Отбить астропатический комплекс.

Такой план Тайсону, очевидно, не слишком понравился.

— Вы знаете, кто нам будет противостоять?

— Те же. Крестоносцы. Фратерис Милиция.

— Которые зовут себя Братством.

— Всё верно, сержант.

Рота К передавала по цепочке пахнущие плесенью защитные костюмы, пайки, батареи, медицинские припасы. Тайсон кинул взгляд на орнитоптеры.

— И мы летим на них?

Полковник втянул сквозь зубы воздух.

— Выглядят не особо надёжными, да?

Сержант помолчал.

— Простите за выражение, сэр, но они выглядят как фрекковы гробы.

Спаркер кивнул.

— Да. Выглядят. Полагаю, твоё описание вполне им подходит.... Думаешь, у Братства есть «Громы»?

— Если да, то мы покойники.

— Тайсон, мы покойники с того дня, как вступили в Гвардию.

— Вы сегодня мрачный, сэр.

Полковник помолчал.

— Да. Так и есть. Думаю, это из-за того, что нам придётся лететь в этих штуковинах.

Внезапно солдаты настороженно встрепенулись. Они быстро оглянулись. К ним шагал Шанд.

— Полковник, — прищурившись, сказал рослый комиссар. — Надеюсь, ваши бойцы понимают важность задачи.

— Да, сэр. Я изложил её крайне чётко.

— Хорошо, — с суровым видом ответил тот. — Учитывая её значение, генерал Бендикт попросил меня принять командование. Полагаю, для вас это приемлемо, полковник?

— Ну, сэр... — начал Спаркер.

Шанд вперился в офицера тяжёлым взглядом, и полковник осёкся.

— Это ни в коем случае не оскорбление вас или ваших людей, — продолжил он. — Но я хочу, чтобы вы понимали, что от сегодняшней миссии зависит судьба всех кадианцев на планете.

— Верно, сэр. Спасибо.

Комиссар кивнул.

— Хорошо, джентльмены. Пора на борт.

Минка пересказала всё, что ей сообщили, попутно наблюдая за тем, как тяжелеют веки Лаптева. И вот, накидав схему Нуллем Апека, девушка увидела, как его глаза наконец закрылись.

— Лаптев! — рявкнула Леск. Тот резко встрепенулся. — Это важно.

Капрал кивнул и заставил себя встать прямо.

Минка закончила обрисовывать операцию. Когда она замолчала, Яромир нахмурился.

— Мы полетим вот в этом?

— Да.

— И сколько человек в них поместится?

— Не могу сказать, — честно призналась кадианка.

Её отделение заметно сникло. Дрено закатил глаза. Белус ухмыльнулся.

— Успехов, серж, — бросил он и подмигнул. — Похоже, они не смогут поднять все птички.

Минка обернулась. Машиновидцам удалось запустить двигатели четырёх орнитоптеров. Что касается оставшихся двух, то на их счёт они, по всей видимости, утратили всякую надежду.

К ним подошёл Даал.

— Итак, — громко сказал он. — На всех нас только четыре орнитоптера. Значит, придётся оставить здесь всю ненужную экипировку. Берём только шинели, оружие, гранаты и батареи.

— Без ранцев? — крикнул Дрено.

— Что я только что сказал? Оружие, гранаты, батареи.

— А вода? Пайки?

Даал повернулся к Дрено.

— Боец, до тебя не доходит? Шинели. Оружие. Гранаты. Батареи. Только это. Без воды. Без пайков.

Дрено повернулся к Белусу и закатил глаза.

— Вы его слышали, — сказала Леск. Она уже стянула ранец и доставала из него запасные батареи. Восемь оставшихся бойцов её отделения неохотно занялись тем же. Даже Виктор.

— Полный фрекк, — пробормотал Дрено, впрочем достаточно громко, чтобы Минка его услышала.

Лаптев не шевелился. С него градом катился пот. Закончив, девушка кинула ранец к стене парапета и подошла к нему. После боя она с ним не разговаривала, однако теперь испытывала к нему смесь из жалости и раздражения.

— Если тебе нездоровится, капрал... — начала она.

Девушка надеялась, что он ответит утвердительно, однако Лаптев покачал головой.

— Нет. Я в порядке.

— Лучше, чтобы так и было, — произнесла кадианка. — Ты сам слышал, что нам поручили. Облажаться мы не имеем права.

— Я в норме. Честно.

— Вынуть всё из карманов!

Капрал сглотнул и вывернул карманы. В них оказалась бечёвка. Видавший виды компас. Бинты. Фонарик. Металлическое шило. Сложенный пикт-снимок и огрызок толстого чёрного карандаша.

— Давай дальше, — велела она.

Мужчина пошарил в куртке и достал вощёный бумажный свёрток. Рука Лаптева задрожала, когда он протянул его сержанту. Минка не хотела его касаться, но всё же с большой неохотой взяла. Внутри оказались истлевшие панцири каких-то летающих насекомых-опылителей с длинными ворсистыми лапками и мягкими, теперь уже сухими и плоскими, тельцами.

От них смердело мускусными крысами. Девушка скривилась от омерзения.

— Ты это принимаешь? Что это ещё за фрекк?

Лаптев уставился на насекомых голодным взглядом. Ему пришлось откашляться, чтобы прочистить горло.

— Это Единение, — произнёс он. — Их принимают жрецы на Фраэле.

Они выглядели мерзко.

— Это жуки. Ты же кадианец, мужик! — Она раздавила их в кулаке. — Я выбрасываю эту хрень. И тебе нужно прекратить принимать всё подряд.

Лаптев кивнул.

— Я уже прекратил. Честно. — Он протяжно выдохнул. — Я берусь за голову.

— Ты мне нужен. Мне нужен хороший капрал. Ты нужен отряду. Я не хочу терять ещё бойцов. На этой планете больше не погибнет ни один кадианец. Ты меня понял?

На лбу Лаптева выступил пот. Он вытер его и приложил руку к груди.

— Я буду в порядке. Клянусь. Честью Кадии.

Минка сама не знала, верит ему или нет.

— Хорошо. Но услышь меня. Это твой последний шанс. Ещё что-нибудь подобное, и я тебя сдам. Ясно?

Лаптев кивнул.

— Я клянусь.

Командиры разыскали людей с лётным опытом. Они собрались группкой, выясняя, как пилотировать машины. Зрелище это не вселило в бойцов уверенности.

Орнитоптеры имели узкие стрекозиные корпуса на треугольных опорах, а также огромные крылья, пока что сложенные назад и опущенные на землю. Машиновидцы последовательно подкатили технику к точкам взлёта, после чего приступили к погрузке.

Первый машинный дух ожил, исторгнув клубы прометиевых испарений. Из двигателя дохнули облака чёрного дыма. Пришли в движение поршни, после чего элегантно и размашисто забили крылья. Самолёт не поднялся ни на дюйм.

— Внутрь! — крикнул Даал, затолкав внутрь половину отделения В. Замахав крыльями, орнитоптер оторвался от земли. Они словно наблюдали за тем, как птенец учится летать. Машина пару раз ударилась о пол, а затем постепенно начала подниматься, медленно набирая высоту, прежде чем устремиться вперёд, когда направление ветра изменилось.

— Ладно. Остальные, снимайте шинели! — скомандовал Даал.

Кадианцы спорить не стали.

— Там сильно холодно? — поинтересовался Виктор.

— До чёртиков, — ответила Минка.

Виктор кивнул. В бытность белощитниками они проходили обучение в арктическом климате. Он повторил то же, что однажды сказал ему инструктор.

— Тогда лучше на месте нам не стоять.

— Звучит как план, — согласилась девушка.

Обернувшись, она увидела стоящего рядом с ней Прассана. Тот протянул руку.

— Удачи, Леск, — сказал он.

Кадианка улыбнулась и крепко её пожала.

— Спасибо. И тебе.

Прассан покраснел, и Леск, возвращаясь к своему отделению, ощутила на себе чей-то взгляд. Она оглянулась и встретилась глазами с комиссаром Шандом, уже забиравшимся во второй орнитоптер.

Минка поднялась последней. Она заняла место в узком отсеке, после чего люк захлопнулся и машина, вздрогнув, начала подниматься с крыши.

Девушка взглянула на Лаптева. У него побелело лицо. По лбу катились бусины пота. Она взяла его руку в свои ладони и сильно сжала.

Капрал украдкой покосился на неё.

— Честью Кадии, — шепнула ему сержант.

Лаптев сглотнул и кивнул.

— Честью Кадии, — повторил он.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Штурм Нуллем Апека оказался весьма незатейливым, решил Каркал.

Состоял он по большому счёту из истребления защитников комплекса. А вот внутри астропатической башни всё оказалось гораздо сложнее. Им не позволялось казнить никого без прямого разрешения исповедника Питта, и среди кавалеров начала расти напряжённость. Они уже привыкли без колебаний расправляться с любым, кто им не нравился. Для них всё было просто: они были неверными, а неверных следовало убивать.

Однако теперь духовник запретил им совершать казни.

— Всех грешников доставляйте ко мне, — велел он. Вены в открытых глазах Питта начали лопаться, так что теперь из-за тёмных кровоизлияний его белки налились багрянцем. — Я стану им судьёй!

Обслуживающий персонал и писцы астропатического хора выяснили, что оскорбить кавалеров легче лёгкого. Их хватали за мелкие промашки: за то, что недостаточно быстро складывали аквилу; не кланялись, когда мимо них проходил исповедник Питт; не спешили появиться по первому требованию кавалера.

Харкхам выслушивал каждое обвинение с немигающим взором, пока из его слёзных каналов не начинала сочиться кровь.

Он не растерял страсти к насилию, но часть из тех, кого к нему доставляли, играли важную роль в работе хора.

Таких людей он не приговаривал к казни, вместо этого позволяя кавалерам просто избить их до крови.

— Довольно, братья, — скомандовал он, после чего встал над жертвой. — В следующий раз мы не будем такими милосердными. В следующий раз я исполню Волю Императора.

Каркал и остальные разместились в казармах, которые сами недавно же и зачистили. Мёртвых калибиниров выволокли наружу и свалили в кучи. На том месте, где их убили, остались пятна крови.

— Кровь недостойных потечёт реками, — процитировали братья слова Питта. — Головы их вознесутся холмами.

Эти кавалеры считались отлично экипированными, элитными фанатиками армии верующих. К дверям прибили графики дежурств. Сеансы борьбы выкорчёвывали нечистые мысли. Стены покрыли лозунгами, и кавалеры с энтузиазмом приступили к исполнению новых обязанностей, собираясь на встречах и вместе распевая изречения своего исповедника.

Кровь — это чернила истории.

Решайся думать. Решайся делать.

Ищи истину в кровопролитии.

Там, где есть гнёт, есть и возможность.

День клонился к вечеру, когда на дежурство заступил Каркал.

Он помогал сложить на улице груду из трупов. Теперь тела смёрзлись в одну огромную насыпь, их лица заиндевели, глаза навеки сковал мороз.

«Мертвецы должны молить у Императора прощение. Их тела — мясо. Они удобрят собою земли Императора».

Каркал был одним из пятидесяти караульных. Они надели на себя шинели калибиниров. Его одежда оказалась слишком большой и доставала ему до лодыжек. Он плотно закутался в неё и засунул руки поглубже в карманы.

Юноша лишь крепче сжимал кулаки, слушая, как вокруг завывает ветер. В карманах оказалась полно безделушек покойника, которому принадлежала шинель. Каркал жалел, что не стянул с него ещё и ботинки с носками. Он давным-давно перестал чувствовать ноги.

Наконец взошло солнце, и внутри зазвонил колокол. Часовых одного за другим стали вызывать на сеансы борьбы.

«Сомнения — это сорняки, которые следует выпалывать и сжигать».

Когда он вошёл внутрь, остальные члены его борцовской группы собрались в круг. На измождённых лицах присутствующих читалось нервное возбуждение.

В центре стоял исповедник Питт. Его покрасневшие глаза едва не выпадали из глазниц.

— Хорошие новости, мои кавалеры. Вечноград пал. Мы загнали еретиков в норы. Они всё ещё сопротивляются. Они отказываются узреть свет. Они бесстыдны в своей ненормальности. Их дни сочтены. Император отвратил от них свой лик.

Каркал встретил его слова радостным криком. Император любил его. Он любил Братство. Он ненавидел всех остальных.

— И всё же наша работа не окончена. Мир корчится в борьбе. Ересь повсюду вокруг нас. Хуже всех те, кто клянётся в любви к Императору. Они суть гадюки, что пригрелись у нас на груди. Те, у кого самые сладкие речи, имеют отравленные жала! Мы никогда не должны терять бдительности против их еретических помыслов. Сомнения — это сорняки. Их нужно уничтожать.

Струффу хотелось раздавить своих врагов. Он топнул ногой, когда исповедник достал из нагрудного кармана грязный свёрток с колодой карт. Он развязал узелок и перетасовал их, после чего прошёлся по кругу и выдал каждому кавалеру по карте. Каркал взял свою и прижал её к груди.

— Я чую измену, — вдруг объявил Питт. — Я чувствую, что нас хотят предать. Среди нас пустило корни семя сомнения.

— Нет! — как один заорали они.

Исповедник взревел, требуя тишины.

— Не отрицайте правды, кавалеры. Не отрицайте того, что среди наших товарищей есть предатели. Изменники подобны тараканам! Они прячутся внутри трещин в скалобетоне. Они рыскают в подполе. Я чую их. Я чую ересь!

— Найдём их! — крикнул кто-то. Остальные сложили ладони в молитве и закричали: — Найдём нечестивцев! Разобьём их лица сапогами!

Духовник принялся расхаживать вперёд-назад, подобно зверю в клетке, принюхиваясь и фыркая. Его смятая чёрная шляпа съехала набекрень.

— Мой нюх никогда меня не подводил, и я чую ересь... Один из вас изменник. Один из вас хочет предать остальных. Кто же это?!

Кавалеры стали оглядываться между собой, словно пытаясь понять, кто бы это мог быть.

Исповедник Питт продолжал ходить туда-сюда, печатая шаг по пластековому полу.

— Владыка-Император. Мы — сыновья, что остались верны тебе спустя века. Наши враги стремятся уничтожить нас. Они посылают против нас армии, наполняют наши ряды лжецами и хитрецами. Помоги, Владыка. Покажи нам еретика среди нас. Дай нам увидеть сквозь тьму — свет!

Каркал крепко закрыл глаза.

— Владыка-Император. Я твой преданный слуга. Спаси меня, и я распишу стены во славу Твою. Я не прикоснусь к деньгам. Я не стану носить обувь. Моя душа чиста. Я прошу прощения за все свои грехи. Я — твой избранный инструмент наказания и войны.

Кавалеры пали ниц. Каждый ушёл в себя, выискивая в душе ересь, выискивая то семя, что могло перерасти в сомнение.

— Я вижу твою тень, — возвестил Харкхам. Он протянул руку, словно пытаясь что-то схватить. — Иди ко мне, обманщик! Выйди на свет, дабы я узрел лицо того, кто нас предал. Владыка-Император, укажи на врага. Покажи мне карту, что он держит в руке.

Юноша рухнул на колени, прижав руки к лицу и зажмурившись так сильно, словно этим мог показать всю глубину своей веры.

Исповедник Питт потрясённо втянул в себя воздух. Звук походил на шипение змеи.

— Я тебя вижу! — прошептал он. — Хитрец. Изменник. Выйди вперёд. Яви себя.

В комнате повисла пугающая тишина.

Духовник расхохотался.

— Тот, кто улыбается, но втайне ненавидит нас, держит Расколотый Мир. Покажите свои карты, кавалеры. Пусть виновный сам явит свой позор.

Каркал открыл глаза. Исповедник Питт двинулся по кругу, поочерёдно становясь перед каждым кавалером, который показывал ему карту.

У первого человека оказался Шакал. У второго — Великое Око. Один за другим кавалеры переворачивали свои карты.

Меч, Скват, Звезда, Верховный Жрец.

Затем Питт остановился перед Каркалом. Чёрная шляпа закрыла собою свет. Исповедник превратился в тёмный силуэт. Парень ощутил, как по телу разливается тепло, и понял, что Император защищает его.

Он зажмурился и перевернул карту. Затем опустил глаза.

На ней был изображён раненый лев, а над ним — воин в бронзовом доспехе с пистолетом в руке, готовящийся нанести удар милосердия. Юноша поднял её и показал исповеднику Питту, который бросил на картинку взгляд и кивнул.

— Тебя ждёт великое будущее, дитя моё. Умирающие враги падут к нашим ногам! Ты один из тех, кто избавит их от страданий.

Каркал сложил руки в молитве. Его благословили. Его любили. Он был палачом для умирающих.

Орнитоптерам потребовалось около часа, чтобы пересечь равнины Потенса.

С высоты планета выглядела совершенно мирной. В круглые иллюминаторы они видели поля, в центре которых стояли крошечные фермерские усадьбы. Видели тянущиеся вдаль прямые дороги, по которым не ехало ни одной машины. А затем они увидели подножье холмов, по чьим склонам уже начинали извиваться серпантины.

В этот момент погода резко ухудшилась. Небо потемнело, внезапно мимо них понеслись чёрные штормовые тучи, и по лёгким самолётикам захлестал ливень.

Орнитоптеры заметались из стороны в сторону, борясь с горными ветрами. Неистово содрогаясь от шквальных порывов, они стали сильнее махать крыльями, медленно, тяжело набирая высоту.

Температура упала до опасной отметки. Минка спрятала ладони в подмышки и подтянула колени к подбородку.

— Порядок? — спросила она у Виктора.

Тот кивнул, однако девушка видела, что всем от холода приходилось несладко.

Никто не говорил. Для этого все слишком замёрзли. Они пытались оставаться собранными, пытались отдохнуть, пока не начался бой. Время от времени совсем рядом возникали отвесные скальные утёсы.

В какой-то момент орнитоптер тряхнуло, и Дрено с криком указал в иллюминатор.

— Фрекк! — выругался он. — Они разбились.

Леск выглянула в окно и увидела, как вниз сыплются обломки одного из летательных аппаратов, по пути сталкиваясь с выступами и возвышениями, лишь сильнее ломавшими хрупкую машину, из которой кубарем вылетали крошечные тела. Она отвернулась, не в силах смотреть дальше.

Девушка тяжело сглотнула. На войне эмоциям не место. Время для них настанет позже, когда она останется в одиночестве и список потерь станет окончательным.

— Кто это был? — спросил Белус.

Минка покачала головой. Она не знала и не смогла подобрать слов утешения.

Они ничего не могли поделать, кроме как молиться и надеяться, что пилотам всё же удастся пройти сквозь шторм.

Исповедник Питт шёл по кругу. Напряжение возрастало, становясь невыносимым, пока члены отряда один за другим показывали свои карты.

Скиталец, Арлекин, Магус, Трон, Вместилище.

Последним был мужчина по имени Адум.

Питт встал перед ним, фыркая и принюхиваясь.

— Я тебя учуял, предатель!

Адум замотал головой.

— Я чист верой! — взмолился он.

Все уставились на него.

Брат побледнел. Его щёки запали.

— Нет, — сказал он и, привстав, попытался отползти прочь.

Исповедник толкнул его обратно на пол.

— Покажи свою карту.

Дрожащей рукой Адум перевернул карту. В его глазах читалась решимость. Взгляды присутствующих были прикованы к изображению в руках потрясённого человека.

Расколотый Мир.

— Ты! — прошипел Харкхам.

Кавалер поднялся на колени.

— Нет, — сказал он. — Карты врут! Враг предал вас. Они показали вам неверное изображение. Это не я. Я не изменник. Я люблю Императора!

Но его уже никто не слушал. Раз он виновен, значит, они были чисты.

— Идём, братья! Поможем ему понять свою вину.

Они подчинились. Еретику следовало помочь принять свой позор. Его следовало обратить в веру, прежде чем убить. Следовало избить так, чтобы он смирился.

— Подать орудия убеждения! — крикнул Питт. В углу комнаты лежала горка молотков и гаечных ключей. — Лёгкие признания лживы. Лишь боль способна спасти еретика.

— Но я невиновен! — воскликнул Адум.

Исповедник Питт шагнул к нему. На Адума обрушился первый удар, и мужчина застонал от боли.

— Среди нас нет невиновных, — произнёс духовник. — Заявлять о своей чистоте есть гнуснейшая ересь.

Вид в иллюминатор затянули белые тучи.

Когда упала температура, в жемчужном свечении стали проступать узоры. По оконным стёклам поползли толстые полоски льда.

— Мы выровнялись, — заметил Виктор.

Минка кивнула. Тучи расступились, и она различила внизу белое плато, на котором из снега тут и там пробивались пучки высоких зимних трав. Местечко выглядело не самым приятным.

Отведя глаза от иллюминатора, девушка увидела, как Шанд направился к кабине пилота.

На мгновение дверка отворилась, после чего комиссар вернулся назад, придерживаясь рукой за изгибающийся потолок. Он выглядел собранным и напряжённым.

— Десять минут, — объявил он.

Бойцы кивнули и начали готовиться.

Кавалеры продолжали избиение ещё долгое время после того, как Адум перестал шевелиться.

Удар нанёс каждый из них, после чего исповедник Питт благословил оружие, которое они умастили кровью изменника.

Безжалостная воля Императора преисполнила Каркала ощущением силы и восторга.

— Нам выбросить его останки?

Питт перевёл покрасневшие глаза на Струффа.

— Его душа должна молить Императора о снисхождении. Теперь его тело — это мясо. Отнесите его на кухню. Пусть оно накормит голодающих. Пусть оно укрепит решимость праведников.

Они поволокли труп по коридору в сторону кухни.

Там тоже были кавалеры, помешивавшие варево в огромных квадратных чанах.

— Унесите это вон! — крикнул один из них, завидев окровавленный труп.

— Приказ исповедника Питта. Его тело — это мясо. Пусть оно накормит голодающих. Пусть оно укрепит решимость праведников.

— Я не настолько голоден! — сплюнул повар. — Выбросите его.

Каркала пробрал страх. Перечить исповеднику было ересью. Если он не сообщит об этих словах, то сам станет благодатной почвой для семени неверия.

Они кинули тело в снег, и юноша отправился прямиком к исповеднику и постучал в дверь.

— Войдите!

Питт, в своей неизменной чёрной шляпе, стоял на коленях. Перед ним на полу лежал его цепной меч.

— Я слышал изменническую речь, — прошептал Каркал. — Повар не захотел использовать переданную вами плоть.

Духовник взялся за рукоять цепного меча.

— Повтори, что он сказал.

Юноша пересказал.

Слёзные протоки исповедника забились струпьями из наполовину свернувшейся крови. Его безумные выпученные глаза уставились на Каркала.

— Он не праведник. Возьми молотки. Захвати ножи. Помоги ему понять, что он нечист. И когда закончишь с ним, принеси его голову мне.

Они убили повара и доставили его голову исповеднику Питту.

От побоев она была изуродована до неузнаваемости, один глаз так и вовсе выбили.

— Он сознался? — спросил Харкхам.

— Да, — ответил Каркал. — И тогда мы вырвали ему язык, чтобы он не забрал своё признание обратно.

Питт опустил на плечи юноше руки.

— Ты хорошо справился, брат.

Той ночью Каркал дежурил снова.

От проделанной за день работы юноша испытывал небывалый прилив сил. Он раскрыл ещё трёх еретиков и заставил сознаться каждого, прежде чем отправить к Императору.

Юноша чувствовал себя достойным. Могучим. Успешным. Теперь, когда он отдавал приказы, его слушались, и он взял на себя обязанность обходить посты, удостоверяясь, чтобы каждый отряд кавалеров исполнял свой долг.

Когда Струфф приблизился к главным вратам, то заметил на горизонте пятнышко.

— Видите это? — спросил он охранников. Ближе всех к нему стоял Марчант — пузатый мужчина с жёлтыми зубами и обгрызенными ногтями, потемневшими от палочек лхо. Марчант, прищурившись, уставился вдаль.

— Не вижу ничего, — отозвался он.

— Кто-то приближается.

Мужчина перевёл на него взгляд.

— Нужно сообщить исповеднику...

Идти не решился никто. Каркал сделал глубокий вдох. Остальные в его глазах выглядели жалкими и слабыми.

— Я скажу ему.

Башня казалась тёмной и безмолвной, но, шагая к ней, Струфф понял, что теперь вокруг неё витала ещё и гнетущая аура настороженности. Исповедник Питт работал внутри. Юноша прибавил шаг. Он не был в башне с тех пор, как они захватили её. У сетчатых ворот, за которыми начинались ведущие внутрь ступени, на карауле стояли двое братьев.

— У меня сообщение для исповедника, — сказал Каркал. — Скажите ему, что к нам приближается транспорт.

— Кто это?

— Я не знаю.

Охранники кивком позволили парню войти. В воздухе мерцал зелёный свет.

— Сам ему скажи. Пароль — «Надежда вечна».

Каркал глубоко вдохнул и быстро прошёл мимо них. Стоило ему опустить ногу на ступеньку, высоко вверху раздался металлический лязг, что вполне мог сойти за удар колокола, и над ним с треском зажёгся искрящийся свет. Он поднялся по лестнице и на мгновение замер перед тёмной дверью из резного дерева. Юноша вновь сделал глубокий вдох и нырнул внутрь.

— Кто здесь расхаживает?

Каркал на секунду замер. Он обернулся и заметил слева от себя одного из стражников башни, чьё лицо скрывал визор шлема.

— Я Каркал, — представился он. — Пришёл встретиться с исповедником.

Он повторил слова, которые сказали ему караульные, и страж жестом позволил кавалеру пройти дальше.

Парень стал подниматься дальше. Внутри царила атмосфера неусыпной бдительности. У него появилось странное чувство, будто исповедник Питт следит за каждым его шагом, однако вера придавала ему сил, наполняла убеждённостью, что Император любил его и ненавидел его врагов.

К тому моменту, когда Каркал вышел на первый этаж, он уже мог различить во тьме голоса. Шепчущие, бессвязные, неразборчивые, неосязаемые, безостановочные. Когда юноша поднялся на второй этаж, он уже весь дрожал. Достигнув этажа, где располагался астропатический хор, Струфф медленно, неохотно встал на последнюю ступеньку и с облегчением увидел фигуру пастыря, стоящего в выбитых дверях сводчатого хорового зала.

Каркал поспешил к нему и, упав на колени, вцепился в полу одежды исповедника. Питт обернулся и посмотрел на него. Из его глаз обильно текла кровь, щёки оттянулись вверх. Глаза выпучились ещё сильнее. Кавалер понял, что не может прочесть выражение его лица.

— Повелитель. К нам приближается транспорт.

Харкхам схватил Каркала обеими руками, заставив юношу встрепенуться.

Лицо исповедника видимо напряглось.

— Он прибыл?

Каркал задрожал от испуга.

— Я не знаю.

Исповедник взял парня за плечи.

— Он здесь! Я чувствую это. Время пришло. Ты готов, дитя моё?

— Да, — прошептал юноша, хоть и не понимал к чему. Но, что бы его ни ждало впереди, он будет верным и готовым.

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ

Царство разрушения и смерти невозможно заполнить.

Их голод неутолим.

Вот моё слово Недостойным:

Я обрушу на головы грешникам погибель.

Песнь Сияющего святого

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Три оставшихся орнитоптера заходили с севера, стараясь держаться у самой земли.

Вокруг них бушевала буря. Леск чувствовала, как машина содрогается и замедляется, преодолевая завывающую метель.

Шанд как будто ничего не замечал. Он стоял спереди, держась рукой за корпус и глядя поверх их голов, словно дожидаясь, когда кто-нибудь проявит страх или нерешительность. Дверь в кабину была приоткрыта. В небольшую щель девушка видела спину пилота, а также часть узкого переднего стекла, побелевшего от ярившегося снаружи шторма. Пилот оглянулся и крикнул что-то через плечо. Комиссар передал информацию остальным.

— Начинаем снижаться. Держитесь.

Минка с Виктором обменялись взглядами. Держаться было не за что.

— Мы садимся, — объявила Леск. Глаза Лаптева резко открылись. Побледневшего капрала трясло. — Ты в порядке? — спросила она его.

Тот кивнул, хоть и выглядел так, словно его вот-вот вырвет.

— Уже недолго, — сказала девушка. Она видела, что орнитоптер шёл над самой землёй. Местность была ровной и белой, нарушаемой лишь кочками обмёрзшего мятлика.

Они летели так близко к снегу, что казалось, стоит ей протянуть руку и она сможет его коснуться. Старший комиссар Шанд прижал ладонь к изгибающемуся потолку.

— На три! — крикнул пилот.

Спустя несколько секунд он начал отсчёт.

— Три, — услышала Минка, и внезапно раздался рёв, когда машина столкнулась с землёй. Отсек наполнился тревожными возгласами и болезненными вскриками. Орнитоптер, подскакивая, заскользил по снегу. Посадка продлилась всего пару мгновений, и, когда они наконец остановились, Леск обнаружила себя лежащей вверх ногами, с забившимся под воротник и в рукава снегом и налипшим на лицо льдом. Отовсюду доносились стоны.

Девушка пнула что-то, навалившееся на неё сверху. Орнитоптер лежал на боку, однако сама она по-прежнему находилась внутри. В отсеке было полно обломков. На месте, где сидел Дрено, зияла дыра. Она подобралась к ней и почувствовала, как лицо защипало от мороза. В проём уже залетал снег. Минка отыскала Дрено и помогла ему выбраться. У бойца из носа текла кровь. Багрянец резко выделялся на фоне всеобъемлющей белизны.

— Все на выход! — раздался приказ Шанда. Комиссар шагал по снегу так, словно перебирался вброд через реку. Он распахнул люк настежь, после чего схватил Белуса и вытолкал наружу. — Лезьте! — крикнул он. — Выходим!

Леск попробовала поднять Дрено.

— Я в норме, — продолжал твердить тот.

Она подтянула его к люку.

Комиссар Шанд вытаскивал выживших на снег.

— Ты ранена? — резко спросил он.

— В порядке, — отозвалась кадианка, хотя это было не так. Шок постепенно проходил, и она чувствовала себя так, словно её хорошенько отделали дубинками. Впрочем, сражаться это ей не помешает. — Просто ссадины.

— Хорошо. Я выведу всех наружу. Займись организацией бойцов!

Минка выбралась через люк, пока Шанд вытаскивал кадианцев, которые ещё могли драться. Она огляделась, но других самолётов не увидела. Девушка полезла к передней части машины. Она хотела спросить у пилота, где они, но, добравшись до фонаря орнитоптера, сквозь треснувшее стекло увидела, что тот лежал на пульте управления с вывернутой под неестественным углом шеей.

У них сломалось крыло, и к тому же от фюзеляжа оторвало посадочное шасси. К ней, пошатываясь, приблизилась фигура. Прассан. Он нёс с собой вокс-установку. Боец удивлённо заморгал и встряхнулся.

— Трон, — ругнулся парень. — Что случилось?

— Мы разбились, — сказала она ему.

— Где остальные?

Она оглянулась по сторонам, однако больше никого не увидела.

— Без понятия.

Прассан моргнул. Он приложил руку ко лбу и увидел на пальцах кровь.

— Фрекк. И куда нам идти?

— Сейчас выясним. Попытайся связаться с остальными орнитоптерами.

Исповедник Питт ждал на ступенях астропатической башни, не сводя глаз с приближающихся машин. Мужчина с залитым кровью лицом стоял один, словно жених, встречающий свою невесту, — однако новоприбывшие, подъехавшие колонной из трёх машин, оказались членами Братства.

Первым прибыл полугусеничный тягач, заполненный бойцами с холодными взглядами. В хвосте ехал ещё один такой же грузовик. Между ними катился седан Ричстаров, теперь украшенный стягами Братства.

На толпу опустилась выжидательная тишина, когда окаймлённый позолотой седан остановился, открылась дверца, и после долгой паузы из него выбрался человек. Это был худощавый священнослужитель с крючковатым носом и пронзительными голубыми глазами. Незнакомец огляделся, щурясь от холода, и окинул собравшихся людей мрачным повелительным взором. Когда он взошёл по ступеням, исповедник Питт упал на колени. Кавалеры с трепетом следили за тем, как новоприбывший поднял их предводителя обратно и что-то тихо ему сказал, так, чтобы услышать смог только он один.

Харкхам стал сама смиренность. Подобное зрелище попросту не могло уложиться в голове у кавалеров.

Через пару мгновений исповедник наконец встал. Двое мужчин быстро обнялись.

Миг спустя Питт взял священнослужителя за руку и поднял её вверх.

— Четыре тысячелетия Империум страдал под властью язычников и предателей! Сегодня мы свергли этот змеиный выводок. Мы избавились от их ярма и воздели знамя искупления. Покайтесь, братья. Империум Вандира близок! Перед вами истинный кардинал скопления Висельников, тот, кто не дал погаснуть свету веры. Великий подвижник. Тот, кто был предопределён. Владетель Топора. Тот, кто срубит бесплодные деревья. Братья, представляю вам наисвятейшего кардинала Веттора.

Кавалеры как один рухнули на колени.

Каркал присоединился к остальным, и все начали кричать благодарственные слова и петь молитвы. Он ощутил, как по нему мимолётно скользнул взгляд кардинала. В его глазах он увидел холод, и безжалостность, и голод.

Такими глазами хищник смотрит на добычу, выискивая слабейшую жертву, — и после этого взгляда юноша ощутил себя виновным, голым и беззащитным.

Кардинал Веттор купался в преклонении толпы.

Он глядел на Братство со смесью гордости и презрения. Ополченцы были оружием, на создание которого ушли долгие годы, труды многих верующих, которые речами, беседами и тайными разговорами с ячейками последователей свели века инакомыслия к одному моменту действия, — людей вроде Шалии, что в своём неведении полагали, будто возвращают скопление Висельников к вере предков. И вот все они стояли перед ним, единые, подобно кучке слепцов, ведомых теми, кто шёл впереди.

Он остановился у дверей, чтобы обменяться с исповедником Питтом парой слов.

— Астропатический хор остался чистым? — тихим голосом спросил он.

— Туда никто не входил, — так же негромко ответил духовник. — Я сделал всё, о чём вы просили.

Товия почтительно поднял руки и заговорил достаточно громко, чтобы услышать его смогли все собравшиеся.

— Будь благословлён, дитя моё. А теперь идём.

Кадианцы не имели надлежащей экипировки, и к тому же были как на ладони. У них ушло пятнадцать минут, чтобы отыскать среди снегов два других орнитоптера.

Один из них зарылся носом в землю, убив многих бойцов внутри. Полковник Спаркер оказался в числе тех, кто выбрался наружу. При крушении он сломал руку и теперь здоровой помогал откапывать выживших и оружие. Погибло семеро бойцов, включая сержантов Росана и Вардруну, ещё восемь получили слишком тяжёлые ранения, чтобы вести бой. В целом у них осталось десять отделений.

Медике Хассан вправил полковнику руку. Спаркер сжал зубы, пока тот накладывал шину. Когда сержант Тайсон предложил ему остаться, тот лишь раздражённо отмахнулся.

— Я иду с вами, — твёрдо сказал он.

Согласно портативному ауспику, место назначения находилось в миле к северо-западу.

— Сэр. Мы в получасе пути, — сообщила Минка полковнику.

Шанд взял у неё ауспик, после чего перекинулся парой слов со Спаркером, решая, как быть дальше.

— Так, — наконец крикнул офицер. — Выдвигаемся!

Исповедник Питт повёл кардинала Веттора в астропатическую башню. Кавалеры последовали за ними — нервные, возбуждённые и обеспокоенные. Они медленно поднялись по ступеням, минуя валяющихся мертвецов. Наконец они достигли хоровой комнаты, погружённой во тьму и насторожённую тишину, и едва кардинал переступил порог, казалось, словно разом заговорила сотня взволнованных и встревоженных голосов. Слова донеслись с высоты, оттуда, где во мраке терялись своды зала.

Веттор остановился и окинул взглядом болтающиеся клетки, ряды сервописцов, покачивающиеся стяги и гниющие фолианты.

Он молитвенно сложил перед собой руки.

— Ты ничего не повредил?

Глаза исповедника снова кровоточили, алые капли, будто слёзы, стекали по его щекам и исчезали в бороде.

— Нет, сир.

Стражник лежал точно там же, где Питт его убил. Вокруг него образовалась лужа крови, которая уже начала подсыхать.

— Но этого ты убил.

Харкхам посмотрел на мертвеца.

— Да, повелитель. Он оказал сопротивление.

— Да? Или тебе просто нравится убивать?

— Он сопротивлялся, повелитель. Убийство не доставляет мне радости. Единственная моя радость — это служение Истине.

Шаркающей походкой к ним приблизился ещё один страж.

— Прояви уважение, — обратился к нему Питт. — Перед тобой истинный кардинал скопления Висельников, святейший человек на всей планете.

Стражник поклонился.

— Приветствую, повелитель. Простите нас за скверный приём. Мы всего лишь охранники астропатического хора. Мы служим Императору, и мы подчиняемся.

— Подчиняетесь. Это хорошо, — протянул Товия, смакуя слова. Он двинулся вперёд. Провёл пальцами по латунным трубкам, что пролегали по полу комнаты. В конце располагались стыковочные разъёмы для обслуживающих сервиторов. Существа носили зелёные одеяния Астра Телепатики, а на груди у каждого красовался выжженный знак аквилы. У них отсутствовали глаза и языки, из зашитых ртов торчали только ребристые шланги, а в глазницы тянулись пучки витых кабелей.

Стоило ему подойти ближе, и сервиторы начали дрожать. Трубки ритмично задёргались, а затем три тела яростно затряслись, и из глоток донёсся протяжный глухой стон.

— Простите, повелитель, — отозвался стражник. — Граница между нашим миром и имматериумом тут тонка. Разумы здешних обитателей видят вещи, недоступные обычным людям.

Кардинал Веттор поднял глаза. Из теней раздался крик или возглас, за которым последовало лепетание множества голосов.

— Они чуют пришествие, — произнёс он. Его глаза расширились.

Крик над ними звучал всё громче, становясь диким и невнятным. Клетки начали раскачиваться и дребезжать. Из тени донеслись полные тревоги и гнева голоса стражников. Даже сервиторы закачались из стороны в сторону. Из их заткнутых ртов послышалось тихое стенание.

Раздался выстрел, а затем вниз закапала кровь. На мраморном полу начала собираться лужа. Крик не ослабевал. К нему присоединялись новые и новые голоса. Ещё один выстрел, за ним третий.

Сервиторы забились в судорогах, словно спятившие пациенты лечебницы. Исповедник Питт врезал одному из них кулаком. Стон не прекратился. Он ударил существо ещё раз.

— Стой, — приказал ему кардинал. Его голос был наполнен такой властностью, что духовник подчинился ему без раздумий. Тихий стон продолжался, и сервиторы затряслись теперь ещё быстрее. Каркал старался не прислушиваться к гаму, однако бездумные движения лоботомированных существ вызывали у него странную тошноту.

Голоса сверху слились в несвязное бормотание, становящееся всё сильнее и громче.

— Что происходит? — гневно спросил Харкхам у стража.

— В имматериуме буря, — прошипел охранник. Он поднял глаза, когда наверху грянул четвёртый выстрел. — Пожалуйста. Вы должны уйти. Здесь небезопасно!

Громыхнул пятый выстрел. И шестой.

— Милорд, мне очень жаль! — залепетал страж. — Прошу. Сюда.

Кровь потекла из болтающихся клеток полудюжиной ручьёв, с плеском разбиваясь о пол у их ног. Происходящее, казалось, совершенно не смущало Веттора.

— Исповедник Питт. Дай мне своё оружие.

Мужчина протянул кардиналу пистолет рукоятью вперёд. Товия опустил на оружие глаза, когда ему на шею упала капля тёплой крови.

Кардинал откинул голову и позволил жизненной влаге закапать себе в открытый рот.

Стражник начал пятиться прочь.

— Повелитель... — забормотал он.

Веттор поднял оружие и выстрелил в ближайшего сервитора. Тело свалилось как подкошенное.

Страж в ужасе ахнул.

— Пожалуйста, сэр. Нет! Это же часть гасящей системы! Они не допускают.

Кардинал развернул пистолет и выстрелил стражнику в лицо. Воздух наполнился вонью горелой плоти, и человек замертво рухнул на пол.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Едва орнитоптеры скрылись из виду, на врата накатили волны вражеской пехоты.

Целестинка Симмона кинула взгляд на старшего силовика, стоявшего у основания парапета. Он находился в одиночестве, отвергнутый жителями приёмной планеты и преданный своим же господином.

— Мы можем ему доверять? — спросила она у Бендикта.

Генерал прищурился.

— Не знаю. Но других друзей у него тут нет. И пока что он выполнял всё, что обещал.

Кадианцы и Сёстры Эбеновой Чаши стойко оборонялись, несмотря на то что Братство подтянуло артиллерию, установленную в кузовах гусеничных транспортников. Чернеющие жерла «Медуз» нацелились на стены барбакана, а стволы «Землетрясов» поднялись кверху.

Дайдо была среди кадианцев Сто первого, защищавших укрепления. Её отделение так и не сняло парадной униформы.

— Ты что, новостей не слышала? — рявкнул капитан Фирвууд, расхаживая туда-сюда вместе с командным отделением второго взвода.

— Решила умереть красивой, — ответила ему Дайдо.

Капитан хохотнул.

— Хочешь сказать, мы не красавцы?

— Простите, капитан, но пора вам узнать правду.

Фирвууд снова расхохотался. Впрочем, вскоре он уже запрашивал подкрепления, поскольку ополченцы окружили периметр и кадианцы, оборонявшие куртину по левую сторону, опасно растянулись.

Дайдо заняла своё место возле остальных, стреляя сверху в плотные ряды врагов. Они использовали грузовые восьмиколёсники и пожарные лестницы, чтобы взобраться на стены. Благодаря своей численности противник сумел подобраться достаточно близко для начала штурма верхних укреплений. У кадианцев постепенно заканчивались боеприпасы. Едва первые несколько врагов вылезли на вершину парапета, туда сразу же перебросили резервы. На защитников обрушилась буря лазерных лучей, подобная быстро набирающей силу грозе, и, когда она достигла крещендо разрушения, заговорили тяжёлые орудия Братства.

Генерал Бендикт и его штаб обустроили временный командный пункт под сенью барбакана. Его вокс-офицер поддерживал постоянную связь с генералом Камаком, чей 66-й Бароланский механизированный вёл собственный бой вокруг звёздного порта.

— Вы сможете его удержать? — спросил Бендикт.

— Они потеряли тысячи человек, — раздался глубокий, полный решимости голос бароланца. — Они будто не думали, что мы откроем по ним огонь.

— Они решили, что ваша верность Ричстарам перевесит преданность Императору.

Камак безрадостно хохотнул.

— Тогда мы показали им, что они ошибались.

Спустя полчаса кадианцы попытались установить вокс-связь с орнитоптерами, чтобы узнать, как продвигается операция, однако те не отозвались.

— Атмосферные помехи, — рассудил воксист.

В этот момент над ними с рёвом пролетел снаряд «Землетряса».

— Кто-то явно научил их стрелять, — констатировал Мере, когда снаряды ударили по низким наклонным стенам врат и засыпали соборный дворик за ними. Они упали на плоские крыши Базилики, мощью разрывных зарядов в одночасье обрушив ветхие крылья и наполнив соборные сады шипением осколков.

Один снаряд пронёсся прямо над головами штабистов. Даже флаг-сержант Даал кинулся ничком. Снаряд врезался в купол собора, и вырванные из здания куски каменной кладки рухнули на мощёную площадь во взрыве пыли и скалобетонных обломков. Кадианцы переместились ближе к стене, чтобы укрыться от сыплющихся сверху снарядов. От скалобетонных стен со свистом рикошетили осколки. Затем рядом приземлился ещё один снаряд, и ещё.

Единственным человеком, который даже не вздрогнул, была Симмона.

— Генерал, у вас есть священный долг. Нельзя позволить нечестивым отребьям захватить собор. Его символическое значение для сектора неизмеримо.

— Благодарю, целестинка, — сквозь сжатые зубы процедил Бендикт. — Я прекрасно отдаю себе в этом отчёт. Но пока астропатическая башня не отбита, мы будем глухими и немыми. Империум понятия не имеет о происходящей здесь ереси, и мы не можем вызвать подмогу.

Его слова заглушил рёв очередного снаряда.

Симмоне пришлось кричать, чтобы её услышали.

— Когда ваши войска захватят башню?

Вокруг ложилось всё больше снарядов. Исайя не мог сказать, что его бойцы не давали о себе знать с момента отлёта. Он чувствовал себя беспомощным и бессильным, одноруким калекой, да ещё и без таких нужных ему войск.

— Не могу сказать. Но знаю, что они столкнулись с безжалостными условиями.

Целестинка начала было отвечать, но в этот момент стоявший рядом человек повалился на неё с брызнувшей изо рта кровью. Симмона развернулась, решив, что его зацепило осколком, однако увидела перед собой воинов Братства, уже проникших внутрь собора.

Сотни людей выбегали из ветхих крыльев Базилики.

— Генерал, они поднялись через катакомбы! — крикнула она.

Мере встал перед генералом, и вокруг них тотчас сомкнулись остальные члены командного отделения. Вскинув пистолет, он дал по врагам очередь, однако тех было слишком много, а кадианцев — слишком мало.

— Кадия стоит! — раздался рёв, и затем Мере оттолкнули в сторону, когда генерал Бендикт пронёсся мимо него, стреляя по врагам одной рукой.

Всё, что оставалось адъютанту, это постараться не отставать.

Глубокий мягкий снег сильно замедлял движение.

Прошёл час, прежде чем кадианцы увидели перед собой Нуллем Апек.

Дорога, что, по предположению Минки, вела из Вечнограда, тянулась через плато прямой линией. Сзади она терялась в облаках клубящегося тумана и снега, тогда как впереди обрывалась у тёмной громады астропатической башни, чьи верхние этажи окутывало синее свечение. На засыпанных снегом знаках было написано: «Запретная зона. Разрешён огонь на поражение».

Шанд повёл отряд к дальней части укреплений. Вскоре кадианцы оказались в сотне ярдов от заднего забора. Вместо того чтобы послать кого-то другого, Леск сама взялась перерезать проволоку. В касре Мираке она делала это не раз. Девушка взяла кусачки и поползла вперёд, перерезала мотки колючей проволоки, после чего проделала в заборе отгиб, достаточно широкий, чтобы через него смогли проползти четыре бойца за раз.

Она проскользнула внутрь и двинулась дальше, прежде чем занять позицию с карабином на изготовку.

Остальные подтянулись так быстро, как только могли. Перебравшись через отворот, они поползли по снегу следом за Минкой к крайнему скалобетонному доту.

Кадианцы двигались совершенно бесшумно. Теперь они перешли исключительно на жесты. Тихо. Быстро. Эффективно. За задней дверью укрепления высился небольшой бугорок. Приблизившись, Леск внезапно поняла, что это на самом деле: горка тел, к этому времени наполовину занесённая снегом.

Переждав за ней, девушка повела отделение дальше. Она застыла, когда из следующего дота показались часовые Братства. Те двигались одинаковым маршрутом, через одни и те же промежутки времени, следуя по тем самым протоптанным в снегу тропам. Предсказать их маршрут не составляло совершенно никакого труда.

«Отребья», — подумала кадианка, дождавшись, пока часовые подошли к двери дота, потопали ногами, чтобы сбить снег, а затем вошли внутрь.

Они захлопнули за собой дверь, но Минка продолжала лежать, внимательно слушая. Щелчка закрывшегося замка так и не раздалось. В следующий миг она вскочила на ноги, а следом за ней — Дрено и Белус с ножами наготове. Сержант опустила руку на засов. Тот чуть сдвинулся с места. Она на секунду закрыла глаза, чтобы её не слепил снег, а затем залетела внутрь.

Мёртвые, залитые кровью братья были ещё тёплыми, когда Минка со своими бойцами вытерли ножи и выбрались из скалобетонного бункера наружу.

— Хорошая работа, — похвалил её старший комиссар, добравшись до дота. Остальные отряды уже двигались дальше.

Леск представить не могла, что когда-то услышит от комиссара одобрительное слово. Она залилась румянцем.

— Спасибо, сэр.

— Возьми отделения Росана и Вардруны и иди против часовой стрелки. Начинаем атаку через минуту.

Минка сверилась с хронометром и быстро отдала честь.

Оборонительный лагерь вокруг астропатической башни имел тороидную форму, и заборы с колючей проволокой тянулись по его внешнему и внутреннему периметрам. Сама башня возвышалась в центре, отвесной скалой уходя ввысь, где на её верхушке мерцал потрескивающий ведьмовской свет. В воздухе слышалось шипение электрических разрядов. Гвардейцы заспешили к сооружению, а затем прорезали путь через ограждение. На нейтральной территории снег был глубже, и к тому же нетронутым. Бойцы подобрались к башне, после чего поползли вдоль её основания на противоположную сторону.

Шанд шёл первым. Наконец, завидев впереди вход, он замер. Перед дверью на часах стояло двадцать человек. Братья неотрывно следили за главными воротами, однако они были хорошо вооружены и экипированы, и комиссар сражался на своём веку достаточно, чтобы знать, что воины с верой просто так не дрогнут.

Он взглянул на хронометр.

Оставалось пять секунд.

Шанд знал, что вторая половина подразделения уже зашла с другой стороны. Они выжидали, как и он сам, готовые атаковать. Комиссар подал сигнал остальным, подняв пять пальцев.

Пять, четыре...

На «два» он выскочил из укрытия, возглавив атаку. Шанд увидел, как враги оборачиваются к нему, поднимая оружие. При этом они повернулись спинами к солдатам, зашедшим сзади. Теперь они покойники, понял комиссар и, вскинув болт-пистолет, начал стрелять.

Минка рванула в сторону Братства. Она открыла огонь из карабина от бедра, перепрыгнула упавшего брата, затем убила следующего и следующего.

Комиссар Шанд уже достиг проёма, ведущего внутрь башни.

Девушка взбежала по ступеням, и её отделение с боем ворвалось в холл. Ополченцы отлетали к стенам, изрешечённые неистовым лазерным огнём. Из бокового коридора выбежали новые враги, и Леск бросила им под ноги гранату.

Она перекатилась, выстрелила с пола, всадив два луча в живот изумлённому брату. Они устроили форменную резню, подумала Минка, вскочив обратно на ноги и уложив ещё троих противников, которые скопом вывалились из дверей, пытаясь нащупать пальцами спусковые крючки.

Поливая всё впереди ураганным лазерным огнём, кадианка двинулась вверх по ступеням следом за Шандом. Пистолет комиссара дымился.

— Вперёд! — скомандовал он.

Магазин Бендикта опустел. Перед ним встал худой долговязый мужчина. Его пальцы потянулись к лицу генерала. Исайя приложил его пистолетом. Брат завалился на спину, выплёвывая зубы вперемешку с кровавой слюной, и генерал, подскочив к следующему противнику, ткнул его культёй в лицо.

Руку кадианца тряхнуло от удара, однако ему удалось лишить мужчину равновесия. В следующий миг к нему подскочил Мере и, пыхтя от усилия, врезал в лицо прикладом.

Вокруг царила безжалостная свалка. Исайя смутно слышал разносящиеся по парапетам встревоженные возгласы кадианцев. Такие моменты представляли крайнюю опасность для сражающегося подразделения, когда оно внезапно оказывалось в окружении врага, что нанёс удар с нового и совершенно неожиданного направления.

Бендикт ощутил, как внутри него приливной волной вскипает ярость, так, словно он в одиночку — приложив сверхчеловеческое усилие, — мог бы предотвратить подступающий кризис. И секунду генералу казалось, что у него действительно получится. Он надеялся, что сумеет убить врагов, сможет положить их всех до единого, пока его воины сдерживали остальных на парапетах.

Конечно, подобным надеждам не суждено было оправдаться. Он услышал ругань раненых и умирающих вокруг него кадианцев. Ощутил, как редеют ряды окружавших его офицеров, и даже услышал, как с болезненным стоном упал Мере.

А затем Исайя вдруг понял, что остался совершенно один. Однорукий, с пустым болт-пистолетом, отчаянно отбиваясь от тянущихся к нему рук. Кто-то огрел его по затылку. Он развернулся и ударил кулаком, после чего крикнул «Кадия стоит!», чтобы придать себе новых сил.

Вот только крикнуть он так и не смог. Слова едва сорвались с его окровавленных губ. Бендикт повалился на колени и, видя перед собой лишь ботинки врагов, понял, что жить ему остались считаные секунды.

Отделение Джанки осталось удерживать вход в астробашню, когда из казарменных блоков выскочили уже предупреждённые воины и без промедления ринулись в атаку.

Родин и Стрек стояли на колене у противоположных краёв входа, а между ними залёг Грогар. Трое ветеранов обрушили на врагов настоящую бурю огня. Они стреляли уверенно и метко, убивая наповал каждого члена Братства, которому удавалось подобраться к дверям.

Прассан сидел, пригнувшись, перед лестницей, прикрывая северный фланг башни. Братство наступало со всех направлений. Бойца рядом с ним звали Сартак. Тот вздрогнул, но вовсе не от холода.

— Какого чёрта там происходит? — прошипел он.

Прассан тоже ощутил статику и, несмотря на несущиеся к нему лазерные лучи, кинулся вперёд. Снег начал покрываться коркой льда.

— Становится холоднее, — заметил Прассан.

Он загнал в лазвинтовку свежую батарею, однако через десять выстрелов та начала разряжаться.

— Бракованная партия, — прошипел Сартак и крикнул лежащему неподалёку Грогару: — Есть ещё батареи?

Последовала пауза, когда Грогар попытался встать, однако не смог пошевелиться. С внезапным ужасом кадианец понял, что его куртка примёрзла к земле и что слякоть на лестнице превратилась в скользкий чёрный лёд.

В башню несколько раз быстро ударила молния, и на оружии гвардейцев заплясало синее колдовское пламя.

— Какого чёрта происходит? — прошептал Грогар.

— И знать не желаю, — отозвался Прассан.

Сартак обернулся к нему.

— Никогда от тебя такого не слышал.

— Ну... — начал Прассан, не зная, что и сказать. Батарея почти села, а других у него не осталось. — Я слишком занят выживанием.

От криков астропатического хора у Каркала кровь стыла в жилах. Он был одним из пятнадцати братьев, стоявших перед хоровым залом.

— Не смотрите! — приказал исповедник Питт. Сам он находился у входа, разбитые створки которого сняли с петель и прислонили снаружи с обеих сторон.

С лестницы доносились панические возгласы. Звуки стрельбы. В башню проникли незваные гости. Воителей Храма кто-то предал. Впрочем, за прошедшие столетия подобное случалось так часто, что движение успело с этим свыкнуться. Против них выступала вся мощь власть предержащих — армии, гражданские силовики и боевые подразделения Инквизиции. И все эти войска движимы были порочной верой, прогнившей Экклезиархией, а также низменным корыстолюбием, не имевшим ничего общего с религией, верностью и убеждённостью.

— Держитесь, — приказал Харкхам. — Наши враги хотят задушить Истинную Веру! Они — силы ереси. Отвергайте их Священной Волей Бога-Императора!

Струфф крепко сжал лазвинтовку. Он понимал, что скоро умрёт. Однако он верил в Императора. Он убивал только во имя Повелителя Человечества. В смерти он воссоединится с Богом-Императором и сядет у ног Его на Золотом Троне.

Вопли уцелевших астропатов у него за спиной напоминали теперь крики сумасшедших. Но если раньше псионики говорили на разные лады, то теперь они завыли в унисон. От этих звуков у Каркала из ушей пошла кровь.

— Имейте веру! — закричал Питт. Он затянул псалмы, и остальные присоединились к нему, несмотря на то что их голоса тонули в рвущемся из зала вопле.

Когда крики слились воедино, стало казаться, будто это один голос, направленный в пучины имматериума. Луч сфокусированного света, прорывающийся в самое сердце водоворота.

Боевой клич. Психический вопль боли, который был маяком для тех, кто его ждал.

И для них он служил призывом.

В трёх звёздных системах от Потенса, на разорённых войной равнинах Непаты, ковен авгуров Дракул-зара услышал зов, и облачённый в кольчужный доспех вождь дал сигнал начинать заклинание. По взмаху руки Дракул-зара тысяче отступников вскрыли глотки, а сотне псайкеров выжгли разумы. Пыль взметнулась, и в воздухе над их головами образовался вихрь.

Ткань материальной реальности начала закручиваться, затягивая в себя грязь и сорные травы. Вращение ускорилось. Небо и земля смешались, а затем центр водоворота вспыхнул тлетворным красным светом. Там же, сплотив ряды, ждали армии Покаранных. По команде Дракул-зара первые ряды пошли вперёд, тяжело загромыхав подкованными сталью сапогами.

Маяк зажёгся. Армии были готовы.

И столица скопления Висельников вскоре падёт перед воинствами ереси.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Шанд вёл кадианцев по широкой винтовой лестнице через астропатическую башню. Они находились этажом ниже хорового зала и уже слышали доносящиеся оттуда крики, а также видели потрескивающие в воздухе шары зелёного ведьмовского света.

Комиссар проревел боевой клич и ринулся на отчаянно сопротивлявшихся братьев.

Минка чувствовала те же ярость и неистовство, которые впервые испытала в родном городе, касре Мираке. Ощущение походило на вздымающуюся за спиной бурю, толкающую девушку вперёд. Кадианка мимолётно увидела направленную на неё стену лазвинтовок, а в следующий миг они выстрелили, и всё утонуло в ослепительном сиянии.

Два отряда схлестнулись среди посыпавшихся в разные стороны искр. На камнях заплясали коронные разряды, а сама башня застонала и пошла мелкой дрожью. Внезапно раздался звук, напоминавший скрежет рвущейся стали, и воздух наполнился зелёным колдовским светом и доносящимися сверху воплями.

Казалось, ополченцы не знали, куда им оборачиваться. Послышались панические возгласы, когда гвардейцы ринулись в атаку. Леск упала ничком и перекатилась, после чего открыла огонь с пола. Братство бросилось врассыпную. Шанд убивал всех, кто ещё стоял на ногах, а затем остальные в панике побежали, и кадианцы кинулись за ними. Минка старалась не отставать от политофицера, преодолевавшего по три ступеньки за раз.

Комиссар без всякой жалости расправлялся с отстающими врагами. Бойцам пришлось поработать ножами, чтобы проложить путь наверх, но, достигнув конца лестницы, Братство поняло, что отступать больше некуда. Они решили дать здесь свой последний бой, сформировав живую стену перед разбитыми дверями в зал астрохора. Позади них стоял одинокий воитель в чёрной шляпе, с широкими налитыми кровью глазами, в одной руке сжимавший цепной меч, а в другой — пистолет.

Неукротимый воин яростно взревел и шагнул вперёд. Он встретился с Шандом в центре этажа, и его цепной меч, рассыпая фонтаны искр, сшибся с клинком комиссара. Шанд замедлился, потом остановился, когда враг обрушился на кадианцев с силой и свирепостью берсерка, а затем — на один ужасный момент — сделал шаг назад, и ещё один, и тогда Братство, воодушевлённое и подбодрённое примером лидера, устремилось следом.

Комиссара оттеснили к лестнице. Он покачнулся, цепляясь ногами за край ступеньки в попытке восстановить равновесие. На своём веку старший комиссар повидал достаточно и знал, что этот момент определит будущее целых миров.

Минка тоже это понимала. Когда воин с безумными глазами яростно замахнулся, намереваясь зарубить Шанда, свет внутри астропатического зала замерцал и размылся. Температура быстро начала падать, и девушку внезапно пробрал мороз. Из хоровой комнаты донеслись многочисленные кричащие голоса. Возгласы становились громче и громче, проговаривая неразборчивые, вызывающие тошноту не-слова.

Во тьме комнаты начал образовываться яркий шар. Он представлял собой бурлящую сферу переплетающегося света, что закручивался сам в себя под самыми невероятными углами. Подобное свечение девушка уже видела прежде, в финальные часы родной планеты.

Те солдаты, что сражались на Кадии в тот судьбоносный час, осознали, что вот-вот произойдёт нечто ужасное, когда из астропатического зала полыхнули лучи зелёного света, следом за которыми послышались тихие стенания и дикий хохот. Шанд отчаянно отразил удар, и с острых как бритвы зубьев цепного меча брызнули искры.

— Варп-портал! — крикнул он. — Нужно его уничтожить!

Вот он — момент, когда командир должен взять дело в свои руки. Лаптев находился рядом с ней.

— За мной! — прошипела Леск и со свирепым рыком прыгнула вперёд, подобно клину погрузившись в ряды Братства. Она уложила одного, двух, трёх человек, однако с каждым шагом ощущала, как постепенно замедляется. Кадианка обернулась и поняла, что осталась совершенно одна среди врагов, и в этот миг из комнаты астропатов выплеснулся безумный голосящий вопль. Минка стала усердней прорубаться к дверному проёму со снятыми латунными створками, и на краткий миг различила ослепительную красно-фиолетовую дыру в ткани реальности, сквозь которую сплошным потоком текли вооружённые люди.

Они носили безликие металлические шлемы с носовыми прорезями и выбитыми смотровыми щелями. Их панцирные нагрудники прикрывали грубо выкованные кольчужные рубахи, а также изношенные гвардейские куртки, ныне покрытые молитвенными полосками с плотными строчками текста. От них разило смертью.

Она тотчас поняла, что тут творится нечто жуткое. Эти люди были не бритоголовыми дуболомами из Братства. Они были штурмовиками Архиврага. И они шли прямо к ней.

Целестинка Симмона возглавила контрудар, чтобы спасти генерала Бендикта. Сёстры сформировали плотный клин, всё глубже входя в толпу врагов. Слаженным болтерным огнём они срезали незваных гостей десятками, а затем приблизились на расстояние броска и стали выкашивать Фратерис Милицию подобно пшенице.

Рудгард Хове отправился вместе с ними, отыскал Бендикта и встал над телом генерала, защищая его. Он выстрелил в ополченца. Останавливающая пуля сбила человека с ног.

К телу генерала полз ещё один фратерис. Бритоголовый мужчина поднял руку.

— Спасите меня, — прошептал он.

— От кого? — резко спросила Симмона.

— Спасите меня от ведьм, — прошипел человек. Он потянулся к Хове, и старший силовик отступил в сторону и выстрелил. Выстрел подбросил тело на дюйм над землёй.

Бендикт поднялся на ноги. На груди у него алел глубокий порез, из носа текла кровь.

— Трон! — закашлялся Исайя.

— Они поднялись наверх через Базилику, — сообщил ему Хове.

Бендикт нашёл Мере. Адъютант получил лазерный разряд в грудь, и из его панцирного нагрудника сочилась кровь. Медике Бантинг уже склонился над ним, держа в руке шприц с герметизирующей пастой.

— Он жив, — доложил врач.

— Хорошо, — отозвался Исайя. — Продолжай в том же духе.

Генерал огляделся. Кадианцы всё ещё удерживали парапеты. Кастелек собрал отделение для контратаки.

Майор подлетел к нему.

— Генерал, вы целы?

— Нет, — произнёс Бендикт. — Но жив, хвала Трону. Нам нужно заткнуть брешь, через которую они сюда пробрались. Старший силовик, ты знаешь туннели. Кастелек, мы с тобой будем удерживать парапет. Флаг-сержант Даал, возьми лучшие отделения и вместе со старшим силовиком запечатай ту дыру, из которой они выползают.

Покаранные вырывались из прорехи в реальности. Они выходили молча и, ступая на мраморный пол, тут же устремлялись в атаку, убивая без разбору сервиторов, прислужников, ополчение и кадианцев. Еретики несли мощное оружие и имели тяжёлую броню, защищавшую их от мелкокалиберных пуль и лазерных лучей, и продолжали идти вперёд, ни на миг не переставая стрелять и орудовать клинками.

Поняв, что на самом деле происходит, Братство отступило, чтобы не дать Покаранным вырезать их до последнего человека.

Каркал, сцепившийся с каким-то гвардейцем, откинул его от себя и обернулся.

Раздался характерный звук лазерных лучей, попадающих в плоть. Звук этот, влажный и шипящий и сопровождаемый вонью горелого мяса, было невозможно спутать ни с чем.

— Исповедник Питт! — проорал юноша, заметив, как шквал лазерных импульсов скосил людей рядом с ним. — Нас предали!

Исповедник на мгновение застыл, широкими глазами уставившись на жуткий зелёный свет. Он увидел, как Покаранные с боем прокладывают путь из хорового зала.

— Кардинал? — взревел он, но единственным ответом ему стали вопли страдающих астропатов, боевые кличи еретиков и крики предательства.

Дайдо вошла в состав контратакующего отряда. Она любила туннели даже ещё меньше, чем горы, но будь она проклята, если из-за этого откажется от спецзадания. Сержант прикусила щёку, пока Даал раздавал пистолеты, оружие ближнего боя, патронташи с гранатами и мелта-зарядами, а также вручил каждому бойцу по набору свежих батарей.

— Найди себе каску, — сказал ей флаг-сержант.

Возле палатки медика лежала куча разных шлемов и бронежилетов. Дайдо взяла каску, подтянула ремешки и, возвращаясь к остальным, взяла по пути у одного из мертвецов секач и заткнула себе за пояс. Затем осмотрела себя. У неё был пистолет и патронташ, а также необоримое желание поскорее вернуться в бой.

— Ладно, выдвигаемся, — скомандовал Даал и повёл их тем путём, по которому ранее прошли фратерис. Когда подоспели сёстры, те сбежали обратно через входы в туннели. Враги валялись там же, где упали, и вокруг их безжизненных тел успела скопиться кровь. Взяв след, кадианцы прошли через склад, затем по заброшенному коридору, а потом спустились по пролёту, внизу которого на страже стояли две Сестры Битвы.

Воительницы смерили старшего силовика холодным взглядом, но затем из конца строя подошла Дайдо, и её заметила светловолосая сестра.

— Пусть Император защитит вас, — пожелала женщина.

Дайдо приставила палец ко лбу, кратко отдав честь.

— Он присматривает за мной, — ответила сержант, — и я Его не разочарую.

А затем гвардейцы двинулись вниз по древним истёршимся ступеням, озаряемым лишь тусклыми лучами, что тут и там пробивались сквозь разбитые двери и крыши.

Даал шёл первым, а Хове следовал за ним, советуя, куда идти дальше.

Кадианцы продолжали путь, на каждом ярусе останавливаясь и внимательно прислушиваясь. Чем глубже они спускались, тем тише становилась битва на поверхности и тем более угрожающей казалась тишина, пока им не пришлось брести на ощупь в кромешной тьме по вырытым коридорам, ориентируясь лишь благодаря фонарику под карабином Даала.

Дайдо шла замыкающей. Её не покидало странное чувство, словно на них охотились, и время от времени она оборачивалась, ожидая увидеть у себя за спиной недругов. Впрочем, каждый раз сержанта встречала лишь тьма, тишина и давящий вес горы над нею.

Минка опустилась на колено и выстрелила. Она попала в ближайшего к ней воина, но тот лишь вздрогнул, продолжая идти вперёд и вести смертоносный огонь.

Кадианка прицелилась в другое место. Таких противников следовало поражать в более уязвимые места, где сходились элементы панцирной брони. Горло. Подмышки. Визоры. Впрочем, попасть в подмышку в темноте было непросто.

Ей пришлось сделать шесть выстрелов, прежде чем еретик упал. Из-за его спины показались ещё трое Покаранных.

Каркал нырнул на землю, как только гвардеец открыл по нему огонь. Он врезал винтовкой в грудь Покаранному, почувствовал, как приклад скрежетнул по пластинам брони, и выругался, увидев, что забившие по доспехам воина импульсы оставили в них лишь вмятины.

Ему в поясницу попал луч, и солдат рухнул как подкошенный. Юноша пополз назад, перестав чувствовать ноги. За ним по полу тянулась полоса крови. Боль была невыносимой. Один из еретиков занёс зазубренный топор и с рычанием шагнул к Каркалу. Парень отбил удар стволом винтовки, затем перевернул оружие и выстрелил.

Луч попал еретику в подбородок. Раздалось шипение горящей плоти, и воин повалился вперёд. За ним тут же возникло двое других Покаранных. Они охотились на раненых. Каркал попытался сделать ещё выстрел, хоть и понимал, что отогнать обоих не сможет. Он знал, что жить ему оставалось считаные секунды. Парень приподнялся на руках и ещё слушавшемся колене, отчаянно пытаясь убраться отсюда подальше. Воин наступил ему на спину и резко толкнул на пол. У Каркала выбило из лёгких весь воздух, затем спину обожгло огнём. Он понятия не имел, пронзили его ножом или застрелили из пистолета. Впрочем, это уже не имело значения. Изо рта и носа юноши потекла кровь. Еретик надавил на него всей массой, а затем перешагнул. Повсюду раздавались крики, пыхтение и рычание.

Перед ним возникла кадианка. Девушка поднырнула под удар, врезалась плечом в еретика, что собирался его прикончить, и всадила два луча в живот, точно под нагрудник.

Она бросилась дальше. Каркал стал прикрывать ей спину, стреляя одной рукой.

Дайдо затылком ощутила ветерок от несущегося к ней клинка.

Она обернулась и бросилась ничком и услышала удивлённый хрип, когда лезвие вонзилось во Фрида, который шёл перед ней.

Сержант откатилась в сторону, когда к ней устремился второй нож, и крикнула предупреждение. Фонарик Даала тут же развернулся, и Дайдо успела мимолётно различить приближающегося четырёхрукого воина.

Нож зацепил ей предплечье, и женщина выронила пистолет. По руке потекла кровь.

Дайдо попыталась выхватить из-за пояса секач, попутно постаравшись пнуть врага, однако нож резко опустился вниз и прошёл сквозь её ступню.

Она зарычала от боли, но закончила удар, выбив противника из равновесия, после чего замахнулась увесистым секачом и в следующий миг ощутила, как металл разрубает плоть.

Сжимая цепной меч обеими руками, исповедник Питт бросился на Покаранных.

Первый взмах пришёлся ближайшему врагу в нижнюю часть живота. Человек сложился пополам, когда острые как бритва зубья пережевали панцирную броню, плоть, кости, а затем с рёвом вышли с другой стороны. За ним последовал направленный вниз удар, раскроивший другого противника от плеча до груди. Голова третьего отлетела в фонтане крови. Когда духовник достиг дверей в астропатический зал, он только-только вошёл во вкус.

Вера толкала его вперёд. Убеждённость служила ему бронёй. Верность — щитом.

Подле него сноровисто и уверенно двигался старший комиссар Шанд, чей клинок потемнел от крови еретиков. Действуя сообща, они стали теснить еретиков назад.

Кадианцы открыли огонь поверх головы Дайдо.

Катакомба озарилась сполохами выстрелов, попавших по противнику.

Узкий коридор наполнился шипением горящей плоти.

— Стоп! — скомандовал наконец Даал.

Он протолкнулся мимо остальных и уставился на тело. Воин явно не был членом Братства.

— Это мероэ, — заявил Рудгард. — Жизнехранитель патридзо.

— Что он тут делал?

— Без понятия, — сказал силовик и посмотрел на Даала. — Что насчёт второго?

Они оглянулись по сторонам, в любой миг ожидая нового нападения, однако туннели оставались пустыми, неподвижными и безмолвными. Затем они повернулись назад к воину с четырьмя руками.

Даал посветил фонариком. Перед ним оказалась бронированная дверь, запертая на засовы. Он подошёл ближе и опустил руку на первую задвижку.

— Ладно, глянем, что за ней прячется.

Исповедник Питт и комиссар Шанд отчаянно сражались плечом к плечу, дожидаясь, пока к ним на помощь не подоспеют уцелевшие гвардейцы и кавалеры.

— Уничтожьте портал! — взревел комиссар, с трудом прокладывая себе путь вперёд. Кадианцы отреагировали на приказ в едином порыве. Среди них была и Минка. Ей пришлось увернуться от цепного меча исповедника, с рёвом рассёкшего воздух.

Держась на безопасном расстоянии, она открыла меткий огонь, целясь противникам в визоры. Покаранные падали, хотя и недостаточно быстро. Сдержать их всех лоялистам точно не удастся. Еретики-ударники перешли на трусцу, спеша сойтись с ними в рукопашной. По вооружению они превосходили бойцов Сто первого. Свою панцирную броню Покаранные дополнительно усилили кольчужными рубашками и грубыми латами. И такая защита оправдывала себя. В перестрелке между двумя отрядами, разделёнными считаными футами, они определённо брали верх. И к ним уже бежали подкрепления.

Леск уложила троих еретиков, прежде чем лазерный разряд попал ей в бедро. Девушку крутануло от выстрела, и она с болезненным стоном свалилась на пол. Любой, кто оказывался на земле, мог считать себя трупом. Кадианка попыталась найти взглядом стрелка. Она не увидела, откуда пришёл выстрел. Девушка стала подниматься на ноги, как вдруг на неё упала тень. Она ждала, что сейчас её жизнь оборвёт удар, но вместо этого человек протянул руку и помог ей встать.

— Как нам это остановить? — прошипел голос. Он принадлежал Виктору.

Минка понятия не имела.

— Помолись, — предложила она. — Или кинь гранату.

— Дай мне свою. — Он сорвал гранату с её разгрузки. — Прикрой, — сказал боец и кинулся вперёд. — И помолись.

— Я верю в одного истинного Императора, — заговорила Минка. — Я верю в Его Святую Церковь и право Кадии быть Его сильной десницей. — Она крепко сжала карабин, когда над ней нависла ещё одна фигура. Этого девушка сразу узнала по запаху. От него разило старой кровью и металлической пылью. Но в первую очередь кадианку встревожил обагрённый топор, уже несущийся к её голове.

В самый последний момент она сумела откатиться вбок.

Еретик замахнулся снова, и на этот раз удар пришёлся ближе. Девушка поняла, что в третий раз ей не увернуться. С дальней стороны комнаты донёсся гневный вопль Виктора, упавшего на пол. Она огляделась. Внезапно в комнате больше не осталось других кадианцев. Помещение быстро наполнялось воинами Покаранных, чьи безликие металлические шлемы придавали им зловещий облик. Главный среди них стоял на вершине лестницы, стреляя по людям внизу.

Минка чертыхнулась, поняв, что у неё больше не осталось гранат. Она перехватила карабин, открыла боковую панель, достала изнутри соединитель и выставила ствол перед собой.

Это был старый кадианский приёмчик, которому она научилась в касре Мираке. По комнате прокатилась ударная волна, откинув Покаранного назад.

Виктор упал недалеко от разбитых дверей. Он полз вперёд, продолжая держать в руке гранату, однако сил бросить её бойцу уже не хватало.

— За Императора! — прошипел кадианец, но он находился слишком далеко, чтобы как-то навредить инфернальным варп-вратам.

— Предатель! — взревел исповедник Питт, сойдясь лицом к лицу с человеком, которого он знал как кардинала Веттора.

— Я не предатель. Я всегда оставался верным фактам. Империум Человека обречён. Ему не выжить. Лишь глупец будет оставаться преданным гиблому делу.

— Где твоя вера? — резко спросил Харкхам.

— Мне плевать на веру. Я верю в факты.

А вот исповеднику Питту было плевать на факты. Он считал их капканами для слабовольных и колеблющихся. Факты разделяли людей, вера — объединяла. Он восстал против Ветторовых фактов всем своим естеством. Щёки мужчины натянулись от ярости, когда он бросился на кардинала. Цепной меч бешено заревел, разрубая воздух. Товия отскочил назад, и клинок пронёсся там, где кардинал стоял всего секунду назад.

Покаранные кинулись на защиту Веттора, и исповедник изрубил их всех на куски. Впрочем, в считаные мгновения они окружили его со всех сторон, вынудив духовника уйти в глухую оборону.

В катакомбах под некрополем Даал с лазпистолетом наготове открыл дверь.

Раздался скрип старых тугих петель.

Внутри царила тьма.

Но в сумраке этом ощущалась жизнь, насторожённость, бдительность.

Внутри пахло затхлостью и тленом крипты. Флаг-сержант провёл фонариком по комнате. В стенах находились ниши, наполненные ветхими останками тел, которые за долгие столетия превратились в мумии, а также древними мундирами, нарядами и погребальным инвентарём, что успели побуреть и истлеть от возраста.

Что-то пошевелилось. Луч света дёрнулся на движение и выхватил из темноты стоящую перед кадианцем девушку. У неё были пухлые нарумяненные щёки, полные губы и неоново-жёлтые глаза, а также гладкая, выглядевшая до странности неестественной кожа.

— Я — леди Бьянка Ричстар, — представилась она. — Правительница Токая. Кто вы?

— Флаг-сержант Даал, Сто первый кадианский.

— Значит, он потерпел неудачу?

— Кто?

— Мой кузен, патридзо.

— Да.

— Хорошо, — отозвалась леди Бьянка.

— Хотя не могу сказать, что мы победили. Мы отчаянно пытаемся сдержать Братство. Они восстали против Империума.

— Где кардинал?

— Мёртв.

— Трон. Похоже, эта крипта была самым безопасным местом. Может, мне лучше пересидеть тут?

Она замолчала, наблюдая за реакцией Даала.

— Мы здесь, чтобы не дать врагам проникнуть в Базилику, — наконец сказал флаг-сержант.

— Хватит светить мне в глаза! — рявкнула Бьянка, царственно шагнув вперёд. — Если сказанное вами правда, то, думаю, без моей помощи вам не обойтись.

Старший комиссар Шанд выхватил гранату из руки Виктора и врезался корпусом в Покаранного, отшвырнув еретика в сторону. Следующему бойцу он врезал навершием меча в лицо и, прикрывая глаза от тошнотворного варп-свечения, двинулся к порталу.

Дыра пульсировала, словно живая. Казалось, будто он бредёт сквозь волны нечестивой энергии. В горле появился железный привкус. Из носа и глаз потекла кровь. Комиссар был в десяти футах от портала, когда понял, что больше не сможет сделать ни шага, и с отчаянной мольбой Святому Императору швырнул гранату в открытый зев.

Та с треском исчезла внутри. Все в зале застыли, ожидая взрыва.

Но его не последовало. По крайней мере, здесь.

Минуту ничего не происходило, а затем, внезапно застонав потусторонними голосами, прореха в варпе начала скручиваться обратно. Веттор кинулся в портал, и жрец с кровоточащими глазами, размахивая воющим цепным мечом, воскликнул «За Императора!» и бросился за ним следом.

Когда они исчезли в вихрящемся свете, из него в противоположном направлении выскочили трое последних Покаранных.

Третий еретик успел пройти наполовину, прежде чем, исторгнув из себя воздух, варп-врата захлопнулись, и его рассечённое тело с влажным шлепком упало на землю.

Прореха закрылась. Штурмовикам Покаранных теперь не оставалось ничего, кроме как продать свои жизни как можно дороже.

Бендикт стоял на парапете собора, подбадривая кадианцев, которые отражали очередной приступ Братства.

Хеск разыскал генерала, когда тот пытался перезарядить свой пистолет. В руке воксист сжимал клочок бумаги.

— Сэр! — крикнул он.

Бендикт поднял глаза и увидел приближающуюся девушку. Вместе с ней шли кадианцы. Даал. Дайдо. Но, судя по лицам бойцов, приказы здесь отдавала именно она.

Исайя взглянул на неё снова. Ему показалось, будто он уже встречал её раньше, однако за последние пару дней случилось так много всего, что та встреча стёрлась у него из памяти. Он попытался вспомнить её имя, но девушка представилась быстрее, избавив его от хлопот.

— Я — правительница Бьянка. Старший силовик сообщил мне, что патридзо мёртв.

— Боюсь, что так, — отозвался Бендикт. — Вечноград захвачен войсками Братства.

Он указал на парапет, где ополченцы продолжали волнами накатывать на укрепления. Бьянка подступила к краю стены, и Исайя предостерегающе поднял руку.

— Осторожней! — сказал он, однако та одарила его презрительным взглядом и выглянула наружу.

— Они пали смертью храбрых. Какие отважные воины.

— Они фанатики, — заявил генерал.

Бьянка кивнула.

— Такие и становятся лучшими воинами. Просто подумайте, убеди мы их сражаться за нас, смогли бы применить этот фанатизм по назначению.

— Да, — согласился Бендикт. — Но как это сделать?

— Думаю, у меня есть решение, — сказала правительница Бьянка. Она кивнула на бойцов Даала, стоявших вокруг похоронных гравидрог, на которых покоилось тело в богато украшенном доспехе.

— Что это? — удивился Исайя.

— Тело моего предка, Игнацио Ричстара. Если позволите показать его Фратерис Милиции, то я, как старшая представительница рода, буду иметь право ими командовать.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

С момента закрытия портала прошёл час.

Буря на Супрамонте стихла, и теперь вокруг Нуллем Апека шёл лёгкий снег. Впрочем, из-за него царившая на плато неподвижность и тишина ощущались только острее. Кадианцы грузили своих мертвецов в кузов грузовика. Раненых занесли внутрь, где медике занимались стабилизацией самых тяжёлых и перевязывали тех, кто мог ходить.

Бедро Минки заполнили желеобразной герметизирующей смесью, после чего стянули скобами. Опиаты только-только подействовали, когда она стала подниматься по широкой лестнице к астрохору. Ступени были скользкими от крови. Бедро отзывалось болью, так что ей приходилось опираться на приклад лазвинтовки, чтобы не упасть. Внутри была настоящая бойня.

Покаранные носили украденные гвардейские мундиры, символы на которых содрали и заменили еретическими знаками. Их выволокут наружу и сожгут сразу, как только из Вечнограда пришлют подмогу. Она разыскала убитых ею врагов. Теперь они выглядели не такими огромными.

Белус и Дрено помогали в медицинском пункте. Виктора удалось стабилизировать. Яромир каким-то чудом пережил бой, что удивило её сильнее всего.

— Было тяжко, — медленно произнёс он, когда Леск пожала ему руку.

— Как-нибудь расскажешь. — Она похлопала его по плечу. Девушка видела, с какой яростью он сражался в начале боя, но после этого потеряла его из виду и понятия не имела, как у того обстояли дела. — Отличная работа.

— Спасибо, серж.

Она обнаружила Ясона у стены с зияющей в груди дыркой от выстрела. Ласмонн истёк кровью от раны в ноге. Рустем лежала под двумя ополченцами с торчащим из рёбер штыком.

Единственным, кого ей не удалось найти, был Лаптев.

Кадианцы стояли на карауле у дверей разрушенного хорового зала. Один из них шагнул вперёд, чтобы остановить её, но Минка лишь отмахнулась.

— Я не собираюсь внутрь, — сказала она им. — Я ищу Лаптева.

— Не видел его, — отозвался охранник.

— Я тоже.

Вторую часть предложения Леск оставила недосказанной. Она видела выживших, она была в медпункте и видела умирающих, стабилизированных и приходящих в себя бойцов, а значит, Лаптев либо сбежал, либо погиб.

Оставалось надеяться на последнее.

Она нашла его тело у двери в вестибюль, погребённое под тремя Покаранными. Кривясь от омерзения, Минка стащила с него трупы еретиков. Он погиб достойно.

Глаза Лаптева были открыты, однако грудь кадианца уже не вздымалась. Враги выпотрошили его и перерезали глотку.

— Ты бился храбро, воин, — сказала девушка и, опустившись рядом с ним на колено, положила руку ему на лицо и закрыла веки.

Вид очередного мёртвого кадианца причинял ей боль. В Империуме стало ещё на одного отличного солдата меньше. Тем не менее её переполняло чувство облегчения. Какое-то время она продолжала держать ладонь на его глазах. Всё к лучшему, подумала Минка.

Вдруг чуть дальше, у разрушенных дверей астропатического хора, она уловила движение. Леск поднялась на ноги и побрела туда. Девушка надеялась, что найдёт кого-то из своих, но, подойдя ближе, увидела одного из ополченцев — юношу с обритой головой, кустистыми бровями и длинными тёмными ресницами. Он мог бы сойти за красавца, если бы прямо сейчас не умирал.

Его подстрелили в спину, и изо рта, носа и ушей у него шла кровь. Дыхание парня было натужным и неровным. Увидев Минку, он улыбнулся. От этого зрелища ей подурнело.

— За Императора, — произнёс он окровавленными губами и закашлялся.

Сержант уставилась на него, ничего не отвечая. Еретик внушал ей ужас и даже хуже. Эти фанатики были в ответе за каждого мёртвого кадианца, что лежали повсюду вокруг них.

— За Императора! — сквозь покрасневшие зубы прошипел мальчик.

Минка подняла карабин, затем приставила ствол к его лбу.

— Я не знаю, какому Императору ты служишь, — сказала она и выстрелила.

ЭПИЛОГ

У Нуллем Апека село звено «Валькирий». На их борту прибыли машиновидцы для ремонта укреплений, а также свежие войска, которые встанут здесь гарнизоном, пока из башни выносили покойников и смывали следы отгремевшего боя.

После пережитых ужасов и безумия от астропатического хора осталась жалкая горстка выживших, и вспомогательный персонал усердно пытался очистить место от скверны Хаоса и привести весь механизм в рабочее состояние.

После долгих часов молитв и нанесения освящённых мазей им удалось вернуть хору хоть какое-то подобие порядка. Старший комиссар Шанд, правая рука которого покоилась на перевязи, какое-то время следил за ходом восстановительных работ, после чего спустился по выщербленной лестнице и вышел на мороз.

Первые две «Валькирии» были уже заполнены, и их экипажи как раз закрывали трапы.

Сержант Леск стояла в кормовой части последнего самолёта, наблюдая за тем, как комиссар шагает к ней по снегу. Она дралась хорошо, подумал Шанд.

— Всё в порядке, сэр? — спросила девушка.

— Да, сержант. Как твоё отделение?

— Виктора отправили вчера. За ними всеми прилетел Бантинг. Одарил меня одним из своих «взглядов».

— Каким ещё взглядом?

— Как будто я мясник.

Старший комиссар рассмеялся. Для него это была настоящая редкость.

— Твоя работа — командовать, его — возвращать солдат обратно в строй. Вот и всё, чего ожидает от вас Император.

Они заняли места на скамейках, и трап наконец закрылся. Двигатели «Валькирии» взвыли, и машина оторвалась от земли, а затем они полетели над Супрамонтом.

— Слышала, якобы прибыли подкрепления, — отозвалась Минка.

— Да, хвала Трону.

— И что дальше?

Шанд помолчал, решая, сколько мог рассказать сержанту. Она смотрела на него этим своим особым взглядом. Её несокрушимый дух произвёл на комиссара впечатление.

— Что ж. Думаю, мы узнали, каким образом Покаранным удалось так быстро расползтись по скоплению Висельников. Выискивая слабых через древнюю ересь и пользуясь порталами вроде этого. И теперь, когда генерал Бендикт взял на себя командование, думаю, можно утверждать, что первый ход сделан. Думай об этом как о начальном этапе. Оба военачальника смогли оценить друг друга, и впереди нас ждёт настоящая схватка.

Сержант Леск кивнула и отвернулась.

— Сколько тебе лет? — спустя минуту спросил Шанд.

— Восемнадцать, — отозвалась девушка.

Он надул щёки и протяжно выдохнул.

— Ты хорошо дерёшься для восемнадцатилетней.

Минка ничего не ответила, однако ему показалось, будто её лицо на мгновение смягчилось. Щёки слегка порозовели.

— Спасибо, сэр, — потупившись, сказала она.

После того как высадились подкрепления, битва за Вечноград началась всерьёз. Танковые колонны генерала Камака возглавили наступление на банды бандюганов и Братства, которые к тому моменту ещё не сдались.

Бой был ожесточённым, однако Бендикт руководил железной мощью Империума с безжалостной эффективностью. Правительница Бьянка рьяно выступала против, но она была отпрыском подозреваемого в ереси дома, а его впереди ждала гораздо большая война. Вечноград он рассматривал как помеху, от которой ему требовалось избавиться, чтобы начать всё с чистого листа.

Сражение за Вечноград продлилось неделю. Выжившие жители в перепоясанных бечёвкой штанах и с обмотанными тряпками ногами потрясённо бродили среди руин. Отовсюду валил дым, пока отряды подневольных рабочих расчищали узкие улицы от завалов. В воздухе висел смрад обугленного дерева, пыли и гнили от раздавленных тел, что уже начали разлагаться, а ещё кружили тучи мух, чёрным туманом выползавших из трещин в разбитых жилых блоках.

Развалины Вечнограда представляли собой одновременно восхитительное и ужасное зрелище. Не остался целым даже дворец патридзо: некогда роскошная широкая лестница ныне тянулась к открытому небу, высокие потолки рухнули внутрь золочёных комнат, дорогостоящая мебель превратилась в щепки, а разломанные иконы Императора Пантократора, украшенные сусальным золотом, валялись на полу. На самом верху акрополя раскинулись изрешечённые снарядами остатки крепости-собора, в чьём золотом куполе теперь зияла громадная трещина, придавая ему схожесть с разбитым яйцом.

Палаточный город на равнине превратился в пепелище. Там, где стоял лагерь Братства, земля преобразилась под неистовством орбитальной бомбардировки. Из тектонических разломов до сих пор поднимались столбы дыма, вися в небе на востоке подобно исполинскому пульсирующему мозгу.

Не пострадал только звёздный порт. И именно там сейчас бойцы Сто первого кадианского, Прошедшие Ад, ждали погрузки на корабль.

Мере, передвигавшийся на костылях, сопровождал Бендикта к отдельному входу на челнок.

Он оглянулся, чтобы в последний раз посмотреть на руины Вечнограда.

— Мы спасли их от самих себя, — изрёк адъютант.

— Спасли, — согласился Исайя.

С минуту оба молчали. В голове каждого из них крутились невысказанные мысли. Разрушение выглядело тотальным.

— Вы слышали? — наконец спросил Мере.

— О чём? — раздражённо отозвался Бендикт.

— На борту транспорта полк Преторийской гвардии.

— Да, — ответил генерал.

— Их командира зовут Гуртууд де Барка.

На лице Бендикта не дрогнул ни один мускул.

— Я слышал.

— Может, нам стоит что-нибудь сделать, чтобы загладить вину?

— Да, — произнёс Исайя. — Или мы можем послать их в мясорубку. — Повисла неловкая тишина. Если Бендикт пошутил, то не улыбнулся. — Если тебе интересно, то, пока ты лежал в лазарете, я отправил запрос на аугметическую конечность.

— Хорошо, — сказал Мере. — Больше не придётся перезаряжать вам пистолеты.

— Да. Прости. Это было непрактично. Я не думал, что вернусь на фронт так скоро. Я узнал, что за рука у лорда-милитанта Вармунда и где он её достал. Я запросил точно такую же.

— У него было очень крепкое рукопожатие.

— И впрямь.

Челнок начал прогревать двигатель, и, дождавшись, когда грохот наберёт силу, они направились к трапу. Достигнув основания аппарели, мужчины остановились.

— Вы жалеете? — поинтересовался адъютант.

— О чём?

— Что отказались назначить правительницу Бьянку новым патридзо?

Бендикт состроил оскорблённое лицо.

— Я не отказывал. Я сказал, что подумаю над этим, когда придёт время. Которое пока не настало.

— Значит, вы берёте её с собой?

— Конечно, — произнёс генерал. — Разве найдётся символ лучше, чем мощи святого Игнацио, которые понесут в бой наши войска? И кому ещё, как не самой правительнице Бьянке, подобает нас сопровождать?

Помощник улыбнулся.

— Думаете, Рудгард Хове станет хорошим регентом?

— Он один из самых гнусных людей, с которыми я встречался, и да, думаю, он будет править Потенсом с беспощадной строгостью, в коей планета очень нуждается.

Мере провёл немало времени в обществе медике Хассана и сейчас процитировал его слова.

— Лишь серьёзная операция спасёт пациента.

— Именно так, — согласился Бендикт, отвернувшись от дыма, мух и многих акров сплошных разрушений, и направился внутрь челнока.

В отсеке уже сидел полковник Байтов, держа на коленях пласталевую шкатулку.

— Что там? — поинтересовался Исайя.

— А. — Адъютант остановился и жестом показал Байтову, что ему следует открыть коробку.

Внутри оказалась красная бархатная подушечка. На ней лежал стеклянный сосуд, покрытый пеплом и сажей.

— Что это? — резко спросил Бендикт.

Мере взвесил флакон в руке.

— Здесь, по всей видимости, кровь святого Игнацио.

— Где вы её нашли?

— Генерал Камак отыскал среди руин лагеря Братства.

Бендикт вспомнил охваченного пламенем кардинала, парящего внутри часовни-грота. Он прогнал образ прочь из головы.

— Бьянка знает, что она у нас?

— Нет.

— Хорошо, — сказал он, жестом велев помощнику спрятать сосуд обратно. — Пусть так и останется.

Исайя занял своё место, а Мере подошёл ближе к облупленной металлической двери, остановился в проходе и бросил последний взгляд на планету. Они подавили восстание, отбили атаку Покаранных и, что важнее всего, восстановили честь Кадии. Кто-то мог бы назвать Потенс пустошью. Однако для солдат Астра Милитарум именно такая картина означала мир.

ОБ АВТОРЕ

Джастин Хилл — автор романов Warhammer 40,000 «Кадия стоит», «Шторм в Дамокловом заливе» из серии «Битвы Космодесанта», а также рассказов «Последний шаг назад» (Last Step Backwards), «Потерянная Надежда» (Lost Hope) и «Битва на Тайрокских полях» (The Battle of Tyrok Fields), посвящённых приключениям Урсаркара И. Крида. Кроме того, он написал «Истина — моё оружие» (Truth Is My Weapon), а для вселенной Warhammer — «Месть Голгфага» (Golgfag`s Revenge) и «Битва за Белокамень» (The Battle of Whitestone). Его романы завоевали многочисленные награды, а кроме того, стали книгами года по версии изданий Washington Post и Sunday Times. Он живёт в десяти милях от Йорка, где знакомит своих четырёх детей с каноном 40к.