Врата Хельвинтер / The Helwinter Gate (роман)

Перевод в процессе: 23/35 Перевод произведения не окончен. В данный момент переведены 23 части из 35.

WARPFROG Гильдия Переводчиков Warhammer Врата Хельвинтер / The Helwinter Gate (роман)
Автор	Крис Райт / Chris Wraight
Переводчик	Translationmaker
Издательство	Black Library
Серия книг	Кровь Асахейма / Blood of Asaheim
Год издания	2020
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Скачать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

Сюжетные связи
Входит в цикл	Кровь Асахейма / Blood of Asaheim
Предыдущая книга	Зовущий Бурю / Stormcaller
Следующая книга	Сага о Храни / Hrani's Saga

Более сотни веков Император неподвижно восседает на Золотом Троне Земли. Он властелин человечества волей богов и господин миллионов миров благодаря силе своих неисчерпаемых армий. Он — гниющий труп, незримо корчащийся с помощью силы из Тёмной эпохи технологий. Он — Бог-Труп Империума, которому ежедневно приносят в жертву тысячу душ, чтобы он никогда не умер на самом деле.

Но даже в лишённом смерти состоянии Император продолжает своё вечное бдение. Грозные боевые флоты бороздят заражённые демонами миазмы варпа, единственный путь между далёких звёзд. Им освещает дорогу Астрономикон, психическое проявление воли Императора. Во имя его на бессчётных мирах сражаются громадные армии. Величайшими из Его солдат являются Адептус Астартес, космические десантники, биологически сконструированные сверхвоины. Имя их соратникам легион: Имперская Гвардия и бесчисленные силы планетарной обороны, постоянно бдительная Инквизиция и техножрецы Адептус Механикус — лишь немногие из них. Но при всей многочисленности их едва хватает для сдерживания непрекращающейся угрозы со стороны чужих, еретиков, мутантов — и куда худшего.

Быть человеком в такое время значит быть одним из бессчётных миллиардов. Жить при самом жестоком и кровавом режиме, какой только можно вообразить. Существуют истории о тех временах. Забудьте о силе технологии и науки, ибо столь многое было забыто и никогда не будет выучено вновь. Забудьте об обещаниях прогресса и понимания, ибо во мраке далёкого будущего есть лишь война...

Пролог

Это был ведьмовской мир.

Да, несомненно. Даже издалека, из пустоты, можно было увидеть очевидное разложение — кипучий, невообразимый, с грохочущими дьявольскими морями, ни один смертный не смог бы жить в подобном мире, не заключив какой-нибудь запретной сделки. Даже самый бахвальный воин в конце концов мог не выдержать непрерывного внимания смерти, лишившего всякой надежды на спасение и обернуть разговоры о чести в ложь.

Он смотрел в обзорные экраны, непрерывно наблюдая за вращением планеты, вглядываясь в её ненавистное бело сияние на фоне темноты. Если бы он только мог протянуть руку сквозь корпус космического корабля в пустоту, обхватить этот шарик пальцами и раздавить его, то он бы так и поступил. В бытность свою ребёнком, во времена обучение у благочестивых наставников, которые учили его вечным истинам, он воображал, что вера дарует ему такую силу. Он считал, что достаточно сильная вера могла увеличить физическое тело и оно будет расти, становясь всё больше, всё выше, уходя за пределы шпилей, и вот, ты уже можешь протянуть руку к самим звёздам, собрав их, словно горстку пыли. Он вспомнил, как смотрел в зелёные глаза сестры Лукбы и торжественно заявлял ей, что обретёт великую силу.

Она не стала возражать. Дети, должно быть, постоянно говорили ей нечто подобное — набожные дети, те, кто принимал всё близко к сердцу. Лукба не обращала внимания на эти слова. Или, быть может она тоже в них поверила.

Он продолжал держаться за эту уверенность, даже когда повзрослел и позабыл большинство прочих фантазий детства. Это было правдой — можно дотянуться до звёзд и собрать их, пусть и при помощью пустотных кораблей и линейных крейсеров. Вы могли бы сокрушать целые миры, будь у вас достаточно оружия и бронетехники. Это вещь, которые давала вера — железо и адамантий, лазерный огонь и взрыв бомб, и ими нельзя было пренебрегать, потому что это Его инструменты.

Но не все миры были созданы одинаковыми. Какие-то были святыми, другие же — нечестивыми. Одни были слабыми, другие — сильными. А некоторые, как этот, были совершенно уникальны. Ведьмовской мир.

— Повелитель, — сказала капитан корабля Бута Авелина, встревоженно глядя на него.

Он знал, что собирается сказать женщина. Но не понимал, почему она продолжает озвучивать эту информацию вслух, будто он не имел доступа к тем же узлами и не видел те же диспозиции, передвижения и разрушения.

Он прищурился, вцепившись в подлокотники железного командного трона. Чувствуя, что слился с ним воедино, пропитанная потом мантия прилипла к металлу. От высокой обзорной арки невозможно было оторвать глаз, из-за многочисленных попаданий бронестекло треснуло, теперь напоминая серебристую паутину. Он ощутил, как палуба под сапогами снова содрогнулась. Увидел, как с крыши мостика летят обломки, с лязгом падая в отсеки сервиторов и сенсорные галереи.

— Повелитель, — повторила Авелина, на этот раз более настойчиво.

Ей нужно было лишь одно — уверенность. Он мог бы приказать женщине отправиться прямиком в Око Ужаса, и она бы выполнила этот приказ без колебаний, главное, чтобы голос и взгляд повелителя оставались несгибаемыми. Бута была невероятно молода для человека, на которого возложили столько тяжёлую ответственность. С другой стороны, Авелина, как и он, полагалась на силу веры. А вера проявлялась в уверенности. Если допустить сомнение, хотя бы на мгновение, то нельзя будет положиться вообще ни на что.

Однако именно тогда, впервые в жизни, он ощущал лишь пустоту. Он смотрел на далёкий ледяной мир, упиваясь его злобой, и понимал, что никогда не ступит на его землю. Он никогда не вдохнёт испорченный воздух этой планеты и не увидит гор, о которых так много писали, гор, которые, как говорят, вырезал сам Император, превратив их в твердыни, не знающие себе равных, а ныне же осквернённых выродками, зависшими в непреступных залах.

Однако отступать сейчас, после того как было принесено столько жертв… что ж, это никогда не было в его характере.

— Продолжать наступление, — мягко сказал он. — Удерживать занятые позиции, оказывать давление. Задействовать резервы.

На протяжении всего этого времени Авелина не сводила с него глаз, раскачиваясь на собственном троне от града ударов. — Если мы развернём...

— Задействовать резервы, — настойчиво повторил он, не сердясь, просто повторив приказ решительнее.

Капитан поступила, как было велено. Она передала приказ старшим офицерам связи, которые разослали его по защищённой сети капитанам других кораблей, командирам эскадр и трём канониссам. Даже несмотря на все разрушения и помехи, команды сохраняли абсолютную преданность. Выжившие оперативники продолжали выполнять свой долг, обрабатывая приказы и обновляя тактические сводки, пока троны под ними рушились, а экраны шипели и гасли.

Он наблюдал за результатами.

Крейсер «Его пристальный взор» отдалился от левого борта, боковые секции осветили струи выброшенного кислорода, и торпедные отсеки выпустили свой груз в ослепительных вспышках света.

Тяжёлый штурмовой носитель «Грех компромисса» продолжал удерживать позицию над боевой сферой, всё ещё загруженный примерно на половину, теперь корабль окружал ореол из оборонительного лазерного огня. Стаи пустотных истребителей кружились и пикировали, сражаясь между гигантами в клубах взрывов и пламени. Флагман ордена Раненого Сердца «Наследие чистоты» самозабвенно продвигался вперёд, киль корабля почернел, башни были разрушены, но орудия продолжали вести огонь. Орден Белой Розы занял левый фланг, и их сгруппированные корабли несли серьёзные потери. У расположенной на правом фланге эскадрильи ордена Пламенной Слезы дела обстояли лучше, но чем дольше всё это тянулось, тем больше страданий приносило.

Были задействованы резервы. Три крейсера в фиолетово-золотых цветах его собственной епархии, несущие изображение чаши под шестиконечной короной. Их сопровождали девять «Фурий» и небольшое количество «Громовых ястребов» Сороритас, а также двенадцать более медлительных канонерок с непознаваемой серовато-коричневой отделкой.

А следом шло его собственное судно, главная достопримечательность флота, великолепный барк, словно вырезанный из черноты экстравагантными золотыми и малиновыми штрихами, нос корабля украшали ангелы с завязанными глазами, а на киле была установлена тяжёлая артиллерийская батарея, которая стала бы гордостью любого линейного крейсера военного флота. Барк назывался «Праведный цеп», и под его бомбардировками сгорали целые миры.

Но только не этот. Несмотря на внушительность и ярость, на все усердие матросов и Сестёр Битвы, эта планета — вместилище дьявольщины, безумия и звероподобных людей, это пятно на людской совести никак не хотело вымарываться. Защитники ледяного мира с воем и грохотом обрушились из пустоты. Они управляли своими тяжёлыми космическими кораблями как сумасшедшие, совершая безрассудные манёвры, которые, если и не приводили к катастрофическому самоуничтожению, то сеяли хаос среди более ортодоксальных формирований Экклезиархии. Они посылали абордажные снаряды, врезаясь в днище крупных кораблей, пробиваясь сквозь перекрещивающиеся лазерные огни, прежде чем с хрустом вгрызаясь глубоко внутрь палуб. Оказавшись внутри, абордажные команды пробивались к двигателям, генераторам щитов, реакторам, и этих абордажников почти невозможно было остановить, их трудно было даже обнаружить. «Доблестный клинок» уже искалечили подобным образом, свирепствуют внутри корабля фанатики вырвали его сердце и колоссальный корпус, разваливаясь накренился. Другие суда находились в процессе уничтожения. Рано или поздно эти твари доберутся и до «Праведного цепа».

У защитников было слишком много кораблей, слишком много для нормального ордена, они вылетели из-под солнца, что в очередной раз доказала ненормальность этих существ. В этом богатстве присутствовало что-то безумное. Другие еретики сражались с рвением, но эти… он даже не знал, как их теперь называть. Эти дикари придумали себе сотни имён, каждое из которых было более гордым, чем предыдущее, и он знал их все, но больше не смог подобрать собственных слов, чтобы их как-то обозвать. Возможно, это извращение сделали их безумцами — энергия развращённых душ, отчаянно стремящихся избежать разоблачения. Или, может это просто берсерки, ведь все легенды говорили о более глубоком коварстве, скрывающемся под шкурами и подвесками из клыков. Всего лишь проклявшие себя чудовища.

Это не могло продолжаться вечно. Он непрерывно наблюдал за ледяным миром, бело-голубым кругом на фоне черноты, даже когда его флот рассыпался в прах. Трёх орденов было недостаточно. Возможно, не хватит и десяти. Быть может, в лобовом противостоянии, в открытом бою, с оружием в руках, этого противника не сможет одолеть никакая сила.

— Повелитель, — сказала Авелина, видя подсчёты подтверждённых смертей, голос капитан был таким же, как и всегда, и она повернулась, чтобы посмотреть на своего начальника.

Он переключил личный канал связи на зонд-катер, который отправил в тени «Наследия чистоты». Вот уже много часов это судёнышко было самым важным во всём флоте, слишком маленькое, чтобы привлекать к себе внимание, тёмное и напичканное авгурами, чёрное пятнышко на фоне бушующего в пустоте пламени.

— Вы закончили? — спросил он.

Ответ пришёл вместе с волнами искажений. Может на катере и не было меток, но его всё равно задело штормом, в который его отправил.

— Сканирование завершено, повелитель. Можем начать анализ по вашей команде.

— Вы получили всё? Уверены?

— Всё. Кажется, что они не… осторожничают.

Это имело смысл. Дикари хотели, чтобы их имена были общеизвестны. Для них это было вопросом престижа — этот противник был убит мной; я сделал это.

— Очень хорошо. Немедленно отступайте. Не позволяйте себя обнаружить. Я буду прикрывать вас в течение следующего стандартного часа. Связь прервалась. Он немедленно повернулся на троне и обратил своё внимание на Авелину. То, что должно было произойти дальше, причиняло ему боль, само собой, причиняло, но могло быть гораздо хуже. Битва может длиться мгновения, а может и десятилетия, вот в чём заключался урок.

— Аннометка, — сказал он.

Капитан моргнула. — Аннометка?

— Вы меня слышали. Задокументируйте всё поподробнее, пожалуйста.

Сбитая с толку Бута всё-же послушно выполнила приказ и быстро сверилась с системами,

—  8-76-02 по местной системе. М41.886 по имперскому стандарту летоисчисления.

— Благодарю. — Затем он встал. Подобрал мантию и снова надел митру. Он переключил вокс-излучатель на широкий спектр связь, обращаясь не только к тысячам членов экипажа «Праведного цепа», но и к сотням тысяч человек по всему флоту. — Братья и сестры, запомните эту дату!

— Вы последовали моему призыву явиться сюда, невзирая на опасности. Вы сражались с верой и яростью, как того требует Император. Мы подвергли их суровому испытанию, вынудили отступить и теперь награда лежит у нас перед глазами. Многие говорили, что мы никогда не зайдём так далеко. Они ошибались. И ваша вера это доказала.

Палуба продолжала дрожать и прогибаться. Высокие балюстрады покрылись новыми трещинами.

— И я знаю, что если бы я отдал приказ, то вы бы сражались до самого конца, — сказал он. — Но растрачивать священные ресурсы на безрезультатные поиски — это ложная преданность. Мы уже потратили три недели тяжёлого труда, проливая свою, и их кровь, но всё ещё не приблизились к высадке на планету. Они не видят доводов — они не понимают компромисса. Форсирование событий сейчас привело бы к опустошению, лишив Империум слуг, у которых есть обязанности в других местах.

Он сглотнул. Было непросто произнести эти слова. Одно лишь примирение с этой мыслью давалось с трудом.

— Итак, приказываю начать отступление. Повторяю ещё раз, приказываю начать отступление. Всем кораблям основной линии занять позиции для отхода с боем, вспомогательные суда немедленно направляются в доки или непосредственно на сбор за пределы системы.

Это был правильный поступок. Единственное, что можно было сделать. Но от этого решение не стало менее горьким. Он ощущал тяжесть промокшего облачения и мантии, одежда, придававшая ему авторитет, и сейчас её тяжесть бала как обвинение, как знак его высокомерия.

— Но запомните, — сказал он, не отрывая глаз от ярко-белой сферы. — Имена записаны. Его месть неверным не знает предела и изнеможения. Я клянусь в этом здесь и сейчас — это освящённое проклятие, которое невозможно снять, оно не ослабнет и не будет отменено. По крайней мере это они должны понимать.

Это всё равно был провал. Никаким речам этого не скрыть. Лишь будущее могло спасти это предприятие, его репутацию и святость его великой миссии. Конечно, ему придётся проявить доверие, но также придётся и жертвовать. Предстоящая дорога, как и полагалось, была усеяна шипами. — Мы вернёмся, — сказал он, не сводя глаз с мира, который он пришёл наказать. — Какова бы ни была Его воля, Несмертный Трон свидетель сих слов, суд свершится.

I — «Наксианский клинок»

Глава первая

«Наксианский клинок» мчал сквозь пустоту. Это был хороший корабль, один из лучших, на которых Гере Сотеке доводилось служить, и в подобные времена за это стоило держаться. Всё остальное, казалось, шло прахом, теряясь в неразберихе из противоречивых астропатических криков. Сотека практически воочию наблюдала за разрывом цепочек командования. Это было чертовски странным ощущением, которое не давало уснуть жаркой ночью. Она обсуждала этот вопрос со священником. «Это пройдёт», — сказал ей духовник. Звучало не очень убедительно. Да и сам служитель церкви, казалось не очень-то верил в собственные слова.

Однако в конце концов на корабль поступило несколько серьёзных приказов. Наконец-то кто-то взял себя в руки, и принял решение мобилизовать ресурсы. «Наксианский клинок» был в числе этих военных активов и теперь мчался к горизонту Мандевилля в системе Клаат, готовый отправится на сборы адмирала Фрира проходящие у Коронис Агатона.

Лёгкий крейсер класса «Защитник» стал бы, пусть и небольшим, но полезным дополнением тог, что обещало стать серьёзным крейсерским соединением, состоящим из линейных крейсеров, и даже нескольких линкоров, которые, как говорят, выдернули из каждой формации субсектора.

Что-то случилось. Но никто не знал, что именно. Вероятно, даже сам Авило — капитан «Клинка», ничего не знал. Было сказано, что все приказы будут отданы у Коронис Агатон и только тогда, по крайней мере немногие, смогут узнать чуть больше.

Сотека поспешила по длинному коридору, стуча каблуками по только что вычищенному покрытию. Как старший офицер связи, она должна была находиться на командном мостике, но за несколько часов до попытки варп-перехода возникло слишком много дел, и за решением большей их части Сотека предпочла бы наблюдать лично. Она и так провела слишком много времени  в глубинах авгуровых катушек, пытаясь разобраться с лексмеханикой, чтобы быть уверенной в том, когда к ним хлынет поток данных, машинные духи будут настроены и готовы. А из-за каких-то аномалий на сканерах дальнего действия её задержал техножрец по имени Мно-8, он считал, что эти аномалии являлись свидетельством неисправности сенсора, но Сотека сочла это обычной марсианской суетливостью.

Тем не менее, она подготовила отчёт и отправила его координаторам на мостике.

Затем офицер направилась в обратном направлении по центральному транзитному маршруту, села на маглев в кормовой части корабля и вышла в четвёртом грузовом отсеке.

Ей всё ещё предстоял долгий путь по ряду высоких, сводчатых коридоров, каждый из которых был практичным и сверкал от чистоты, все смены чернорабочих и сервиторов тщательно каждую поверхность. На корабле царила строгая дисциплина, но данной секции уделялось особое внимание. Прежде чем добраться до конечного пункта назначения, Сотеке пришлось пройти три отдельных контрольно-пропускных пункта, каждый из которых охранялся отрядами корабельных пехотинцев с лазкарабинами и осадными щитами. По мере продвижения температура падала на несколько градусов. К тому времени, как она добралась до последнего ряда противовзрывных дверей, испещрённых древними отметинами, женщина ощутила, что холод пробирает её до костей.

На пороге Сотеку ждала охрана иной породы — четыре угрюмые личности в тёмных балахонах и с электропосохами в руках. На их лбах виднелся знак Адептус Астра Телепатика в виде глаза внутри буквы «I», полупрозрачная кожа охранников имела сероватый оттенок, что свидетельствовало о жизни, прожитой  в закрытых камерах, где не было естественного освещения.

— Его милостью, лейтенант-коммандер, — сухим шёпотом произнесла ближайшая из охранников, казалось, что все они обладали таким голосом.Она была худой, как жердь с тонкими губами и тёмными кругами вокруг глаз. — Хотите посоветоваться перед переходом?

— Была бы признательна, — ответила Сотека.

Женщина охранница склонила голову, отступила в сторону и набрала код на панели замка. Тяжёлые двери с треском распахнулись, выпустив наружу странно пахнущий воздух, в запахе которого чувствовалось что-то обуглившееся или, возможно, протухшего.

Дальнее помещение когда то было складом, способным принимать стандартные торговые модули или прицепные транспортные средства на погрузочных платформах. Ширина главной палубы составляла шестьсот ярдов, а высота — девяносто футов. В обычное время здесь разносился бы звон гусеничных подъёмников, запах машинного масла и яркий свет дуговых ламп. Теперь же помещение напоминало другой мир — окутанное туманом и отгороженное тканью эхо прекрасных апартаментов терранского принца. Здесь установили замысловатые железные перегородки, каждую из которых украшали глифы и трудноразличимые узоры.

Сама палуба гудела, но не от приглушённого грохота плазменных двигателей, а от более тонких гармоник, ритмов, которые мало кому из смертных удавалось переносить. Холод становился гнетущим.

Сотека пробиралась сквозь переплетение кабелей, которые иногда не уступали женщине в размерах, все они были покрыты инеем. Лабиринт дверных проёмов расходился во многих направлениях, и каждое окутывала тонкая дымка. Взад-вперёд сновали слуги в одинаковых чёрных накидка, перенося свитки, капсулы с данными, медные сифоны. Воздух сотряс тихий звук — бормотание, будто тысячи спящих говорили что-то неразборчивое во сне.

Этот комплекс построили четыре года назад, когда «Наксианский клинок» проходил плановый ремонт на верфях Мхоло. С тех пор комплекс совершенствовали, затем расширяли, пока он не стал такой же неотъемлемой частью крейсера, как двигатели, силовые установки или орудийные палубы. По правде говоря, это сооружение стало главной причиной, по которой всех, включая адмирала Фрира, заботило благополучие «Наксианского клинка».

Сотека прошла дальше и оказалась в помещении с крутым потолком, облицованным базальтом, а на стенах красовались резные надписи на высоком готике. Палуба была выслана каменными плитами, а в металлических подсвечниках мерцали свечи. Хору нравились эти маленькие штрихи, добавляющие домашнего уюта.

Талек ждал её, привязанный к трону, высохшее лицо смотрело на женщину из-под тяжёлого тёмного капюшона. На нем была такая же чёрная мантия, как и на обслуге, хотя из-под рукавов и выходили полупрозрачные трубки, которые, змеясь, тянулись к широкой дуге приборов, растянувшейся за Талеком. Экраны работали, освещая темноту бледно-зелёным светом. Автоперья царапали по толстым пачкам пергамента, подаваемые медленным, лязгающим механизмом. А посередине сидел Талек, привязанный к этому механизму, питающий его.

— Лейтенант-коммандер, — сказал Лервио Талек, начальник корабельного узла астропатической связи. — Добро пожаловать.

— Прошу прощения за беспокойство, — ответил Сотека. — Я знаю, что вы заняты.

— В извинениях нет необходимости. Вы хотите проверить наши успехи, прежде чем мы пересечем завесу.

— Было не просто.

Талек кисло усмехнулся.

— По-другому и не сказать. — Он поёрзал на троне, и паутина трубок зазвенела. — Четыре часа назад мы потеряли ещё одного члена хора. Многообещающая астропатка. Перегорела, выгорела дотла. Какая утрата. Я лично заканчивал её обучение.

Сотека могла бы рассказать о похожих историях из опыта собственной команды — рядовые теряли сознание от усталости, а офицеры открывали люки и спокойно выходили в воздушные шлюзы. Хотя, возможно, те, кто работал в этом странном месте, действительно страдали сильнее остальных. Она с трудом могла представить, что они видели своими пустыми глазницами, выстроившись плотными рядами, закованные в железные оковы, вынужденные час за часом видеть безумные сны.

— Бури случались и раньше, — сказала Сотека. — Но мне нужно знать…

— Станет ли хуже? Если это ненастье иного порядка. Да, я уверенна, что так оно и будет.

Талек шмыгнул носом, и на мгновение Сотека мельком увидела бледно-серую щеку в тени капюшона. — Мы видим лишь фрагменты, не более, и все они говорят об одном и том же. Понимаете, варп, он как гобелен. Если он идёт волнами, то узор сминается. Если же волнение становится слишком сильным, то ничего кроме волн и не увидеть.

— А что сейчас?

— Я вижу вещи, которым инструкторы с Терры меня никогда не учили. Быть может подобного никогда прежде и не бывало. Так что вы правы, я считаю, что грядёт какое-то великое событие. Возможно, изменения затронут лишь этот сектор. А может и все разом. В этом, конечно же, и заключается проблема — мы не можем заглядывать далеко вперёд. Мы посылаем сообщения, а в ответ получаем лишь слабое эхо. Иногда я задаюсь вопросом, не являемся ли мы единственным оставшимся кораблём. Единственными людьми, оставшимися во всём мироздании. Одними во тьме.

У Сотеки не было времени на подобные разговоры. — При всём уважении, это...

— Чепуха. Знаю. Но я старый человек. У которого разыгралось воображение.

— Так куда же мы направляемся?

— Стена пламени. По другую сторону от неё я не вижу ничего. А по эту сторону я вижу, как собираются толпы, напоминающие стаи ворон, предвещающих бурю. Меня удивляет, что мы можем выполнять приказы или вообще их слышать. Многим этого не удастся. Структура варпа станет более жёсткой. Массированные перемещения станут чрезвычайно опасными.

— Значит, вы знаете, что находится за пределами сбора.

— Не знаю.

— Но что на счёт сплетен?

Талек рассмеялся, звук напоминал кваканье амфибии. — Сплетен? Мы не студенты схолы, коммандер. Мы — связанные душами провидцы эфира. Когда мы совещаемся, это значит, что у нас есть тема для…

Он внезапно замолчал. Затем склонил голову набок, будто бы прислушиваясь.

После этого, за воротником Сотеки запульсировал сигнал тревоги. Красный, ей придётся присутствовать на мостике.

— Мы ещё побеседуем, — сказала лейтенант-коммандер. — Но сейчас мне бы хотелось подчеркнуть. Ретранслятор — ваш ретранслятор, был установлен на этом корабле именно потому, что стационарные планетарные узлы становились ненадёжными. Поэтому у на не может быть уверенности в том, что сообщения из вашего архива были получены кем-либо ещё, и это вызывает у меня беспокойство. Эти данные могут оказаться ценнее, чем мы думаем.

Талек посмотрел на неё. Или, по крайней мере, ей так показалось — никогда нельзя было сказать наверняка, что происходит под этим тяжёлым тканевым капюшоном.

— Я прекрасно это понимаю, коммандер, — сказал он. — Но вы нужны в другом месте. Думаю, что нас настигла опасность.

Мно-8 был в ярости. Мало что могло вывести его из себя. Большая часть эмоциональной жизни жреца была уничтожена, когда в его черепной коробке впервые покопались, заменив складки плоти на более надёжные, пластинчатые банки данных. После этого он научился приспосабливаться к тихой жизни старшего техножреца, приближенного к Омниссии, человека логики и холодного расчёта.

Но кое-что всё ещё осталось. Когда им пренебрегали, когда с ним разговаривали свысока, это всё ещё вызывало злость. Мало кто осмеливался на проявление подобного неуважения. На каком-то уровне он осознавал, что Сотека тоже этого не желала. Женщина была напряжена, её мысли метались и она не хотела тратить своё драгоценное время на то, чтобы сидеть с ним среди мерцающих банков авгуров. Тем не менее, Сотека была резка. И по какой-то неизвестной причине, несмотря на то, что Мно-8 мог игнорировать целый ряд других человеческих недостатков, именно грубость подстёгивала его эмоциональные стимулы.

Жрец с грохотом понёсся по коридору, размахивая механодендритами, его красный плащ цеплялся за металлические решётки. Корабль мчался, скрипя, грохоча, летя вперёд, словно подхваченный порывом ветра из реального мира. Капитан Авило явно отчаянно стремился попасть в варп, и всё же, всё же никто не прислушивался к сигналам о реальной угрозе. В иной день спешки было бы гораздо меньше, но это безумие было заразительным и оно затрагивало не улучшенных людей сильнее, чем его подчинённых. Корпехов пришлось вытаскивать из гарнизонных частей и тренировочных залов и отправлять на пересечения палуб. Это должно было произойти сейчас.

Мно-8 ворвался в каюту, протиснув непомерно большое тело через входной люк, словно паук, выбирающийся из норы.

Команда удивлённо подняла глаза. Их было двадцать человек, все в тёмно-синей форме военного флота, люди были наполовину закрыты аналоговыми экранами когитаторных узлов. Одна женщина поднялась с места, это была старший оператор Калья Юи, всего на пару рангов ниже Сотеки в загадочной иерархии верхних палуб.

— Милорд техножрец, — начала она. — Могу я чем-то по…

Мно-8 предупреждающе поднял механодендрит, затем вставил три силовых когтя во входные гнёзда, расположенные в стойке над линией авгурных станций. Один из кортексных пучков жреца вёл переговоры со стайкой машинных духов, которые обитали в сети когитаторов, в то же время другая часть управлял проектором гололита.

— Слушай, — прохрипел жрец, используя вокс-излучатель, прикрепленный прямо под ключицей, поскольку челюсти у него давно не было. — Наблюдай.

Призрачная схема ожила и закружилась, зловеще мерцая в полумраке комнаты связи. Юи сделала, как ей было велено, и стала смотреть на гололит. Большой сгусток света прочертил тонкую дугу между двумя точками. Одним из них был мир-улей Клаат, неприметная стоянка, на которой они только что провели три месяца, набирая новую команду, заполняя напоминающие пещеры прометиевые бункеры, сталкиваясь с бесконечной процессией высокопоставленных лиц и чиновников, пытающихся выяснить, что происходит с их эскортом и охранением на торговых маршрутах. Вторым был мандевилльский ограничитель, уникальный горизонт, отмеченный очень древними рунами — люди давали этому явлению одни и те же названия с момента их открытия, задолго до начала Имперской эры. Дуга тянулась от одной руны к другой, удаляясь от Клаата и почти пересекаясь с первой руной.

— Да? — спросила Юи. — Все когитаторы в этой комнате показывают тоже самое.

— Наблюдай, — повторил Мно-8, постукивая турбоударником по змеевидному дендриту. — Изменение плазменного следа на 25-6-4. Наблюдай.

Для предоставления необходимых операторам данных авгуры реального времени использовали целый ряд средств. Большая часть реальных знаний, лежащих в основе конструкции этих устройств хранились в настолько древних СШК, что мало кто по-настоящему понимал принцип их работы, но некоторые моменты эксплуатации были хорошо изучены — например, плазменные двигатели, работающие на полную мощность, создавали искажающие поля, которые требовали компенсации, чтобы оболочка линзы принимаемого сигнала не перегружалась и не выдавала статических помех. Развернувшийся между ними гололит отображал все характерные признаки подобной компенсации — линии блочной коррекции изображения, мерцающие, как неисправные люмены во время шторма.

К её чести, Юи действительно постаралась. Она смотрела в нужных местах. — Я ничего не вижу…

— На отметке 25-6-4. Хроноотметка минус четыре. Мы ускоряемся. Наблюдайте.

Женщина прищурилась. Сотека делала также самое, но не долго. Её заместительница задержался чуть дольше.

— Это всего лишь сенсорный артефакт, — наконец сказала Юи.

— Отрицательно.

— Мы видим этот сигнал на протяжении всего времени. Объект точно отслеживает нашу скорость и курс.

Мно-8 подлетел к женщине, выпрямившись во весь рост, отчего его золотой череп чуть было не задел потолок.

— До отметки «минус два», — прорычал техножрец. — Когда сигнал исчезает.

— Чего и следовало ожидать. Мы находимся на стадии предперехода — начался каскад отключений.

— Стандартная флотская процедура. Хорошо всем известная. Противник, обладающий передовыми технологиями сканирования и невероятной скоростью, мог бы воспользоваться этими знаниями. Использовать их, чтобы подобраться поближе.

— То, что следует по этой траектории, должно быть крошечным. И в любом случае, ни один пилот не смог бы пройти по такому курсу.

— Ни один человеческий пилот. — Плащ Мно-8 задрожал, когда множество конечностей перестроились под одеждой. — Нам известно, что заклятый враг находится повсюду. Подтверждения тому видны в каждом подсекторе. Почему никто не замечаете опасности? Один из моих падших собратьев, с помощью неизвестного нам археотеха, вероятно, мог бы…

Техножрец замолчал. Юи подняла глаза. Корпус корабля только что загудел, как будто ударился обо что-то твёрдое. Никаких сигналов тревоги не последовало. «Наксианский клинок» просто дрожал, продолжая безостановочное движение.

— Что это было? — спросила Юи, внезапно забеспокоившись.

— Может быть и ничего, — мрачно сказал Мно-8. — Или, быть может, твой «артефакт» сенсоров неожиданно воплотился в твёрдой форме.

Глава вторая

За два часа до перехода.

Сержант  Кастер уже бежал, его отделение следовало за командиром по пятам, некоторые корпехи успели надеть только половину обмундирования. Сирены завыл как раз в тот момент, когда сержант хотел подготовить снаряжение для перехода через завесу. Отделение как раз закончило дежурство, и Кастер с нетерпением ждал возможности прилечь на койку, чтобы провести несколько часов вниз головой и облегчить худшие проявления варп-болезни, чтобы не мучатся от тошноты на протяжении нескольких недель.

Но сработала проклятая тревога, вой сирен пронёсся по жилым блокам, встревожив тех, кто уже убрал доспехи в шкафчики, оставил лазерные пистолеты в оружейной и был на полпути к блаженному забытью.

Кастер мгновенно вернулся к командирским привычкам, начав кричать после первого же сигнала сирен, тело сержанта отреагировало незамедлительно, он схватил ботинки, тунику, куртку, шлем и ключей доступа к оружейному складу.

И сейчас он бежал, продолжая возиться с застёжками на груди, ощущая, как повешенный на плечо лазган звенит, ударяясь о нагрудник. В голове всё плыло, и Кастер сосредоточил все силы, чтобы попытаться вывести на дисплей шлема данные от распределителя приказов. Всё было в дыму, который вырывался из вентиляционных отверстий, забивая проходы.

— Инженариум! — крикнул сержант, передавая то немногое, что ему удалось разобрать. — Сорок шестая палуба, шестой отсек! Что-то движется к инженариуму!

Чем дольше Кастер бежал, тем быстрее работал мозг. За всё время службы «Наксианский клинок» трижды подвергался абордажным атакам. И последнее проникновение было самым отвратительным — фрегата заклятого врага отправил в них какой-то сброд из гвардейцев ренегатов, которых оказалось довольно непросто уничтожить. Кастер так и не узнал, как те предатели себя называли, но сержант до сих пор помнил, что они творили со своими лицами, как кричали, когда умирали, и разящую от них вонь. Ему бы хотелось забыть ту часть своей жизни, но иногда воспоминания об этих лицах снова возвращалась, и чаще всего во время перехода через варп.

Тридцать два корпеха позади изо всех сил старались не отставать. По всему участку, на каждой палубе, сотни других пехотинец спешили на место, пытаясь разобраться, где и что от них хотят начальники гарнизонов, ища, во что им нужно стрелять.

— Чёрт побери, — проворчала Ксаста, мундир капрала был наполовину расстегнут, и под ним виднелся бронежилет, массивные ботинки стучали по палубе. — Два часа. С минуты на минуту начнут закрывать ставни.

— Не начнут, если ситуация серьёзная, — выдохнул Кастер. — А они мобилизовали все силы. Так что думаю, что ситуация серьёзная.

Служба пехотинца на лёгком крейсера часто была тяжёлой. Ты стоишь на посту, несёшь вахты, приходится сталкиваться с дебоширам из рядового состава, когда те добираются до запасов алкоголя. Согласно эдикту, военнослужащим флота запрещено принимать участие в крупных планетарных высадках, но эта старая традиция не всегда соблюдалась должным образом, хотя они всё равно очень редко покидали корабль вместе со своими коллегами из Астра Милитарум. Сражения корпехов всегда начинались внезапно и проходили недалеко от дома: восстания в трюмах, вражеский рейд на место вашей стоянки, абордаж. А затем всё перетекало в сражения среди тесных коридоров и отсеков, с лазерными вспышками и грохотом окружающего тебя пространства космического корабля.

Из-за сирены у Кастера начало звенеть в ушах.

— Вперёда, к переборки участка! — крикнул сержант. — Отделение «Вердиан» со мной, отделение «Болакс» — перекрыть коридоры.

Отделение Ксасты повернуло направо, заняв позиции вдоль двух отдельных транспортных путей, изрезанных рельсам и переплетением висящих над головой люмен-лент, которые едва пробивались сквозь дым и мрак. Пехотинцы заняли все возможные укрытия — два огромных буфера, две подъёмные платформы для поездов, и траншеи для обслуживания, проходящее поперек рельсов. Отделение Кастера продолжило движение, пробежав мимо железнодорожной станции и оказавшись в более просторном помещении, укреплённом тяжёлыми адамантиевыми балками, в дальнем конце располагалась высокая стена, покрытая взрывозащитными панелями и предупреждающими знаками. Над головой мерцали янтарно-красные маяки. Складывалось впечатление, что каждая открытая поверхность сейчас дрожит.

По другую сторону стены, за ещё большим количеством слоёв стали и камнебетонного балласта, находился один из многих подходов к инженариуму — обширной массе камер и залов, напоминающие пещеры, заполненные железными монстрами, которые истекали плазмой и гремели прометиевыми выхлопами. Комплекс работал на полную мощность, из-за чего всё вокруг дрожало, испуская сгустки пар.

Переборка была цела — тяжёлая раздвижная дверь, отлитая из цельного куска адамантия, запертая на шесть больших засовов и покрытая мерцающей сеткой преобразовательного поля. Кастер едва успел юркнуть в узкую нишу в левой стене, как в наушнике послышались ещё более отчаянные крики. Сигналы тревоги, казалось, поступали со всего палубного отсека, из двадцати разных точек одновременно, но это, должно быть, было ошибкой — ничто не могло двигаться так быстро, особенно когда для отражения вторжения мобилизовали целый гарнизон.

— Оружие наизготовку! — приказал Кастер, направляя лазвинтовку туда, откуда они пришли, чтобы прикрыть подход к переборке. — Ждать моей команды!

Коридор тянулся вдаль, пустой и вибрирующий. Кастер слышал, как слева, там, где начиналась железнодорожная ветка, люди Ксасты начали готовить оружие. Лёгкие болели, сердце бешено колотилось. В коридоре становилось всё больше дыма. Люмены мигали, палуба гудела, а в наушнике раздавалось неразборчивое бормотание.

Он проверил вокс-канал связи с Ксастой, прижал приклад лазвинтовки к плечу и положил палец на спусковой крючок. В закрытом шлеме слышались собственное дыхание, горячее и учащённое.

И тут люмены взорвались.

Все разом, в мгновение ослепительного света, похожего на стоп-кадр, каскад битого стекла разлетелся в разные стороны и коридор заполнила темнота. А секундой позже визор шлема Кастера адаптироваться к новым условиям и сержант открыл огонь. Все члены отделения сделали то же самое, стреляя навскидку, прочёсывая раскинувшуюся перед ними черноту резкими неоновыми линиями, освещая темноту перекрывающимися вспышками.

Дыхание стало прерывистым — что-то вызывало желание бежать прочь, но пока что Кастер ничего не видел, его окружала лишь сплошная темнота, череда лазерных разрядов, рёв двигателей, клубы смога, и хриплый грохот плазмы, несущейся по питающим линиям.

Затем, из темноты раздался иной рёв, звериный, издаваемый чем-то, что неслось им навстречу, чем-то огромным, ужасающе быстрым, окутанным клубами дыма и кровоточащей чернотой. Кастер стрелял без остановки, зажав спусковой крючок вспотевшим пальцем, но так ни в кого и не попал, он видел лишь подпрыгивающий, неровный контур, движущийся от потолка к полу, приближающийся всё ближе, прежде чем обрушиться на них. 

Кастера ударило в боковую часть шлема, да так, что искры из глаз посыпались, сержанта швырнуло к стене. Он отскочил от стальной пластины, вращаемых чёрными шестернями и рухнул на палубу. Кровь забрызгала внутреннюю часть забрала, Кастер стёр её и увидел, как один из его людей взмыл в воздух, размахивая руками и ногами.

Он попытался встать, но руки не слушались. Казалось, что комната вокруг начала ходить ходуном, пока в её центре бушевал этот чёрный сгусток, от размытых движений которого голова шла кругом. Кастер видел, как внутри переборки разверзлась огненная пасть, извергая пламя и ярость на дверь, окутывая всё вокруг вспышками света и шума, затем преграда исчезла, лязгнув срезанными засовами, и растворившись в клубах дыма, окаймлённого красными краями. Невнятная масса прыгнула в образовавшуюся брешь, устремившись внутрь, к двигателям.

Ксаста что-то кричала. Был ещё чей-то крик. Люмены по-прежнему оставались выключенными. Кастер мог лишь смутно различить очертания своих людей, лежащих среди смога.

— Инженариум прорван! — выпалил он по открытой связи. — Сорок шестая палуба, шестой отсек! Переборки вскрыты, в камере один вражеский объект!

Сержант снова попытался встать и но ничего опять не вышло. Он почувствовал боль в руках, затем увидел, что локтевой сустав повернут в другую сторону, и его внезапно затошнило.

Ксаста наклонилась рядом с командиром. Капрал тяжело дышала. — Что во имя...

— Инженариум прорван! — хрипло закричал разочарованный Кастер. Он был в ужасе. Почему он так напуган? — В камере вражеский объект!

— Что это было за существо?

— Понятия не имею. Ни малейшего.

Казалось, что капрал была единственной, кто всё ещё стоял на ногах, хотя расстёгнутая куртка и потемнела от крови. Женщина сглотнула, подняла лазерный пистолет и направилась за тенью.

— Не дури! — прошипел Кастер. — Нам нужна поддержка.

— Император защищает, — ответила Ксаста, прежде чем скрыться в темноте.

Они все кричали.

Капитан Авило позволил команде выпустить пар. Он продолжал сидеть на командирском троне, сложив руки перед собой, и холодно наблюдал за тактическими гололитами. Оставалось полтора часа до того, как корабль достигнет точки перехода. Всё это было очень не вовремя.

— Два сообщения о прорыве инженариума! — прокричал офицер связи секундус, неврастеник по имени Файгар Холт. — Нет, три! Три сообщения о прорыве инженариума!

«Было бы здорово, если бы сейчас здесь присутствовала Сотека», — подумал Авило. Она хорошо себя показывала в критических ситуациях. Да, возможно, Гера была немного нервной, склонной к излишним раздумьях, но когда приходится идти вслепую, а работают только авгуры, то ей нет равных.

— Ещё сигнал! — крикнула Иви Герта, ещё одна подчинённая Сотеки, затерявшаяся среди сенсорных отсеках вместе с парой сервиторов с молочными глазами и несколькими перепуганными слугами. — Задний сектор киля, похоже, что он движется вниз, отсеки с пятьдесят шестого по пятьдесят седьмой, движется очень быстро.

Авило ничего не ответил. Паникующие корпехи, отправленные практически в кромешную темноту, затопили когитаторы донесениями. Капитан, будь на то его воля, тоже мог бы поддастся панике, и начать выкрикивать приказы о уходе с курса и отмене варп-прыжка. По крайней мере, так бы мог поступить неопытный капитан. В былые времена и сам Авило вполне мог бы так сделать, но к своему веку он уже узнал кое-что о пустотной войне и её многочисленных ловушках.

Что-то проникло на борт. Что-то быстрое, что-то, способное проскользнуть через расположенные на корпусе корабля датчики, что-то, что, как казалось, без особого труда прокладывало себе путь к двум различным целям — инженерному залу и генераторам поля Геллера. Это указывало на то, что враг, кем бы он ни был, хотел помешать совершить прыжок. А это, в свою очередь, делало Авило крайне не склонным останавливать обратный отсчёт. Никогда не давайте врагу желаемого, только если того не диктует необходимость.

Стрелка хронометра продолжала бежать.

— У нас появились видеозапись? — спокойно спросил капитан.

— Нет, — сообщила одна из подчинённых Холта, молодая женщина, чьё запястье было подключено к целому ряду авгур-каналов. — Они отключают источники питания, вырубают люмены, а затем поражают свои цели. Я слышу лишь крики корпехов в коммуникаторах, и больше ничего.

— Чем дальше они продвигаются, — сказал Авило, — Тем меньше у них остаётся укрытий. У нас ещё есть незадействованные силы?

— Никак нет, капитан, — ответила Каи Зорт, командир гарнизона, она стояла всего в нескольких футах от командного трона в полном вооружении и выглядела так, словно сама хотела принять участие в сражении. — Все наши силы сейчас стягиваются к предполагаемому месту дислокации противника. Мы знаем, откуда они пришли, мы знаем, куда они направляются. Они отрезаны.

Авило холодно улыбнулся. — На данный момент не похоже, что у вас получается их остановить, не так ли? Задействуйте так же и резервы, если они ещё остались. Капитан повернулся к Холту. — Как они это сделали?

— Не знаю.

— Поделись своими предположениями, буль добр.

Холт выглядит измученным, он почесал подбородок.

— На авгурах по-прежнему ничего нет. Но затем начались отключения. Пустотные щиты всё ещё стоят, так что никаких телепортов.

Он озадаченно покачал головой. — Может быть что-то маленькое? Возможно, теперь оно прикреплено к корпусу и находится в пределах досягаемости сенсоров?

— Почему этот объект не заметили?

— Должны были.

— Да, я знаю, что должны. И поэтому спросил, почему ничего не заметили.

— Подготовка к прыжку это... трудно. Возможно, мы что-то упустили.

Авило бросил на мужчину испепеляющий взгляд. «Наксианский клинок» являлся кораблём имперского флота. Его экипаж проходил подготовку, а затем закалялся в тяжёлых условиях службы. Каждые несколько месяцев они совершали значительные варп-прыжки. Если что-то действительно было упущено, то наказание будет суровым.

Время ещё остановилось. Все авгуры дальнего действия показывали, что корабль приближается к точке Мандевилля. В этих расчётах были допущения, серые области. Они могли осуществить ранний переход, покинув материум до запланированного момента. Это было сопряжено с риском, но если бы к корпусу фрегата было прикреплено что-то чужеродное, внезапный прыжок разнёс бы этот аппарат вдребезги, оставив абордажников в ловушке.

Авило откинулся на спинку трона, сцепив пальцы. На мостике царила суматоха, но он, как всегда, сохранял спокойствие. Капитан обязан сохранять спокойствие.

— Сохраняйте курс, — приказал он. — Увеличьте скорость до ста десяти процентов от безопасного максимума. Начинайте закрывать ставни и задействуйте протокола активации поля Геллера. Он посмотрел на передние обзорные экраны. — Так или иначе, мы входим в варп. И если наши гости решат последовать вместе с нами, то мы разберёмся с ними там.

Глава третья

Сотека бежала так быстро, как только могла, но ориентироваться в переполненных кабелями коридорах без света было совсем не просто. Что бы ни проникло через эту секцию, оно неслось по коридорам, будто таврокс, вырывая панели обшивки  и обнажая металлический каркас фрегата. В коммуникаторах слышались приглушённые крики, доносящиеся спереди и с нижних палуб. Из повреждённых систем фильтрации воздуха снова повалил дым, заволакивая палубу, и уходя в вентиляционные решётки.

Мно-8 оставил дюжину сообщений, каждое из которых было грубее предыдущего. Слова техножреца не представляли какой либо пользы, и содержали лишь мстительные замечания, поэтому Сотека сосредоточила внимание на докладах вахтенных офицеров.

Она вытащила лазерный пистолет, но надобности в нём пока что не возникало. Гера пробегала мимо членов экипажа, которые либо съёжились от ужаса, либо валялись на полу в окровавленной униформе, никто не мог сказать, что причинило такой ущерб или куда это существо делось, поэтому она просто пошла по следам разрушений.

Без сомнения, ей следовало дождаться подкрепления — позвать на помощь одно из отделений Зорт, прикинуть, где можно занять выгодную позицию, получить какие-то указания от Авило. Пытаться в одиночку разобраться в происходящем казалось одновременно и глупостью и необходимостью. Глупо это было, потому, что независимо от причины бедствий, женщина с лазпистолетом вряд ли сможет причинить противнику какой-то ощутимый вред. А необходимо это было из-за того, что сейчас корабль находился на пороге входа в варп и отделаться от мысли о том, что возникшая ситуация была в том числе и на её совести, было непросто. Гере следовало прислушаться к техножрецу. Конечно, он раздражал Сотеку и был тем ещё болтуном, но ей всё равно следовало бы к нему прислушаться.

Дышать становилось всё труднее, даже с учётом установленной в шлеме системы фильтрации. Коридор впереди завалило и освещался он лишь несколькими полосами оборванных проводов. Через самые крупные завалы приходилось притискиваться на вдохе, крепко стиснув зубы. За долгие годы службы на «Наксианском клинке», корабль шесть раз подвергался абордажу. И последний был просто отвратителен — их штурмовал запрещённый культ под названием «Осколки Пустоты», их истинная природа и происхождение скрывались от рядового состава. Выбивание этих предателей было кровавой работой, и Сотека тоже сыграла свою роль. Но сейчас — сейчас, Трон Терры, происходящее поражало, дыхание стало быстрым и неглубоким, кожа взмокла. Это был истинный ужас. Трудно было сказать, что его вызвало, какая-то грязная магия? Сотека знала, что враг пользовался подобными искусствами. Священники всегда предупреждали об этом. Или, может быть, страх был вызван очевидными наблюдениями — масштабные разрушения, игривое взламывание сооружений, рассчитанных на то, чтобы выдержать полномасштабные столкновения в пустотной войне.

Она продолжала бежать, сворачивая за крутой угол и направляясь к внешней обшивке отсека поля Геллера, даже в обычное время тамошний воздух всегда был насыщен статическими разрядами. Авило не изменил курс, и стрелка хронометра опасно приблизилась к точке невозврата. Сотеке показалось, что она услышала откуда-то с высоты перезвон, возвещающий о запуске варп-двигателей.

Безумие. О чем думал капитан? Если они не смогли выбить абордажников сейчас, то как они собирались это сделать, когда окажутся вне реального пространства? Неужели Авило настолько хотел успеть на сборы? Но почему?

Гера проверила своё местоположение на мерцающем тактическом сканере шлема. Мигающая точка говорила о том, что впереди что-то было, то появляясь, то исчезая, как будто датчики пытались это удержать. Тяжело дыша, женщина бросилась к своей цели, вскарабкалась по трапу на следующую палубу, а затем помчалась вниз по трубе, провонявшей разлитым маслом.

Она надеялась, что к этому времени встретит несколько отрядов корпехов, которые можно было бы собрать в один и взять с собой, но те немногие, кого она встречала, либо лежали окровавленными кучами, либо валялись как мякина в молотилке. «Но они всё ещё живы», — подумала Сотека. Их избили, разбросали в стороны, кто-то даже потерял сознание, но, на сколько могла судить Гера, пехотинцев не расстреливали и не рубили на части. Будто по коридорам, каким-то образом, пронёсся огромный кулак, который не обращал внимания ни на что, кроме цели и потому просто бездумно прокладывал себе путь. Несмотря на пот и страх, женщина всё ещё могла размышлять о жуткой странности происходящего — ни стрельбы, ни взрывов, только дым, разрушения, грохот плазменных двигателей и следы насилия, тянущиеся за ней в темноте.

Сейчас она находилась в глубине геллерного отсека. Стены потрескивали от смещающей энергии, атмосфера напряглась от статики. При обычных обстоятельствах сюда спускались очень немногие члены экипажа. В отсеке работали свои технопровидцы, особая каста техножрецов, которым помогали отдельные слуги в зелёных одеждах и отделанных медью респираторах. Все знали, насколько важен это отсек — попытаться совершить варп-прыжок, с неработающими генераторами, это всё равно, что совершить самоубийство.

Затем датчик снова показал сигнал, на этот раз статичный — точка прямо перед ней, на границе самого ядра, который был защищён слоями адамантиевой обшивки и гасящими эфирные колебания спиралями. Туннель доступа вёл прямо к нему — если Суака продолжит двигаться по текущей траектории, то у неё появится шанс найти то, что она искала.

Гера, согнувшись в три погибели, пробежала по очень узкому проходу, от чего рёбра и бёдра стали гореть. Конец тоннеля был закрыт шаткой на вид решёткой, и она отодвинула её в сторону плечом, затем присела на корточки, подняла пистолет и скользнула  в следующее помещение.

Всё вокруг звенело. Воздух гудел, поверхности отражали звуки, из разбитых механизмов вылетали искры. Перед Суакой стоял по-прежнему зарешеченный и запертый портал, ведущий в само ядро, на проходе виднелись предупреждающие руны, а в стенах были установлены лазерные пушки, которые теперь выдрали из своих гнёзд. Сама камера оказалась пустой, хотя три других люка не были заперты и их проходы зияли в темноте.

Мгновение Суака пребывала в недоумении  — сигнал вёл сюда, прямо в одну из ключевых точек доступа к генератору Геллера, идеальному месту,из которого можно было проникнуть в святилище за его пределами. Гера осторожно встала, медленно ведя пистолет и вздрагивая при каждом движении теней, густо весящих на стенах камеры.

Внутри пахло как-то странно. За всеми этими обычными для корабля запахами пряталось что-то ещё, что-то, что подпитывало страх, и заставляло бежать проч.

Именно тогда Гера подняла голову и увидела, что в камере отсутствовала крыша. Там, где должна была быть масса распорок и трубопроводов, зияла фонтанирующая искрами и жидкостями дыра, уходящая всё выше и выше, пока шлему удавалось пробиваться сквозь тьму. Как будто через камеру прорезали вертикальный проход, уходящий вверх, словно стрела, лаз был пропитан этим странном запахом.

Что бы это ни было, оно не достигло цели. Оно проложило путь прямо к ядру Геллера, сметая любое сопротивление, а затем в последний момент свернуло в сторону и устремилось вверх, чтобы…

От внезапного осознания желудок Суаки будто бы сжался.

— Глупцы, — сказала Гера под нос, проклиная саму себя за то, что не поняла всё раньше. Захватчики устраивали невероятные беспорядки, устраняя всё, что попадалось на пути, крича о своём присутствии и пугая до полусмерти целый гарнизон. Но корпехи были обездвижены, а не убиты. Поле Геллера осталось нетронутым. Плазменные двигатели все ещё горели.

Суака развернулась на каблуках и направилась обратно к центру корабля, туда, где, как она надеялась, всё ещё работали скоростные транспортные пути. На бегу, огибая всё новые и новые развороченные плиты палубы и разбросанные ящики с оборудованием, она передала срочную вокс-передачу на канал Авило.

— Прекратите переход! — крикнула она. — Повторяю — прекратите переход! Они здесь не из-за корабля!

Раньше Ксасте редко случалось испытывать страх на службе. Она выросла в трущобах Феникса IX и потому умела за себя постоять. Женщине доводилось бывать как в роли охотника, так и в роли жертвы, задолго до того, как её заарканил флот, выдал оружие, форму и более чётко направил её природные наклонности. Ксаста всегда знала, что рождена для этой работы, и была уверена, что однажды обгонит Кастера в командной иерархии. Возможно, травмы, которые получил сержант, окажутся серьёзными. Возможно она получит повышение раньше, чем рассчитывала.

И всё же сейчас она была напугана. Что-то витало в воздухе, этот запах было трудно опознать и даже просто уловить, но он проникал в ноздри будто феромон и руки начинали дрожать, даже когда Ксаста держала в них лазвинтовку. Капрал осознала, что на протяжении пути сквозь темноту бормочет про себя молитвы, слова которых едва помнила. И от этого становилось легче. В любом случае, Ксаста никогда не была религиозным человеком, и сейчас явно был не самый подходящий момент для начала религиозного пути.

Вокруг стучали и гудели внешние помещения инженариума. Стен здесь практически не было, только гигантские скопления труб, в которых ревели охладители или шипел пар. Пол был сделан из металлической сетки, под которой виднелась огромная пропасть, уровень за уровнем уходящая вниз, между рядами оборудования. Воздух был горячим, как и всё вокруг. Большинство поверхностей покрывала древняя копоть, всё, кроме клапанов и регуляторов, которые сияли так же ярко, как в первый день, когда они покинули производственные цеха на том мире-кузнице, где был создан «Наксианский клинок».

Здесь следов повреждений было меньше — то, что прогрызло наружные слои корабля, стало действовать более осторожно. Или, может быть, конструкции были настолько прочными, что смогли гораздо достойнее выдержать налетевший на них шторм, капрал не была уверена.

Существо было где-то впереди. Она ещё не могла разглядеть его сквозь завесу горячего смога, и не могла уловить тепловой след цели среди бурлящих энергетических потоков, но она знала, что оно было там, просто бежало в темноте, за пределами видимости.

Ксаста устала, женщина остановилась, пытаясь справиться с учащённым дыханием. Она посмотрела вверх, вниз, в ту сторону, откуда пришла, обводя каждый дюйм запутанного оборудования дулом лазвинтовки. Здесь была тысяча мест, где можно спрятаться. Но зачем ему прятаться? Ничто во всем этом не имело особого смысла, кроме страха, неприкрытого страха, сочащегося из каждого угла и с каждой плиты палубы.

В этот момент она чуть было не повернула назад. Не потому, что паника стала слишком сильной, такого никогда не было, а потому, что она подумала, что, должно быть, свернула не туда и заблудилась в лабиринте трубок и перерабатывающих машин. Возможно, она бы нашла свою цель, если бы поднялась на один-два уровня выше и попыталась спуститься в одну из ям.

И тут капрал оцепенела. Прямо перед ней двигалось что-то, наполовину скрытое среди клубов дыма. Она смотрела на стену из электрических схем, латунных клапанов и железных головок поршней — передняя часть какого-то мощного сквозного трубопровода, который гудел от перекачки топлива. Стена начала двигаться, разрушатся, готовая развалится на части и похоронить капрала под своей громадой.

Но это была не стена, а нечто, вздымающееся тёмно-серое нечто, укрывшееся внутри машины, существо, засевшее в глупее этой структуры, зарывшись там, будто пустотный зверь, нашедший идеальное укрытие среди перекрывающих друг друга трубах и корпусах.

Ксаста быстро заморгала, пытаясь прояснить зрение, нацелила лазвинтовку и напрягла палец на спусковом крючке. Она почти выстрелила. Скорее всего, это не сыграло бы существенной роли, даже если бы корпех выстрелила, но в самый последний момент она все же отступила.

После этого Ксаста просто замерла. Делать было больше нечего. В голове пронеслись сотни вопросов и не на один из них не было готового ответа.

Возникшее перед ней существо по форме напоминало человека, только огромного и в тяжёлых доспехах. Профиль напоминал религиозные изображения, над которыми ей приходилось корпеть после вербовки, изображения, на которых рисовались воины в красных и синих доспехах с эмблемами древних орденов на изогнутых наплечниках. Эти пикты делались на блестящих цветных пластинках, главные герои всегда были в героических позах, победоносно стоящие на фоне грандиозных планетарных сражений. Она всё ещё помнила некоторые надписи на высоком готике, сопровождавшие эти фотографии: «Ат глориум Империум Тера Адептус Астартес», «Ангелус Мортис», «Хуманитас Супербус, белатррес этернис».

Но это существо отличалась от героев с тех пиктов. Грязное, в покрытой пятнами броне. Возможно, когда-то она выглядела пёстро и ярко, но сейчас сильно потемнела от ожогов. Вместо имперских изображений толстые бронепластины покрывали грубые рисунки, напоминающие детские каракули. Выйдя на открытое пространство существо застыло в наклоне, будто бы готовясь на неё наброситься. В огромной латной перчатке покоился обоюдоострый топор. На магнитном замке пояса висела кожаная кобура с болт-пистолетом. Из наклонной вокс-решётки донёсся странный, едва слышный звук, похожий на дыхание сквозь густой мех, или на скрипучий металлический смех. Казалось, существо заполнило собой всё пространство, разрастаясь, поглощая каждый дюйм.

Ксаста знала, что существо могло убить её, без раздумий. Могло уничтожить всё, что находится в этом зале и даже за его пределами. Чтобы уничтожить его, могло потребоваться больше сотни корпехов.

Выслеживать его было глупостью, как и предостерегал Кастер. Но получилось, как получилось, сердце билось сильнее, чем когда-либо.

Это был настоящий боец.

—  Ну, иди сюда! — прорычала Ксаста, целясь существу в горло и стараясь не выдать паники.

— Хочешь убить меня? Тогда подходи. Но, клянусь Вечным Троном, я сделаю всё возможное, чтобы тебя прикончить.

И теперь сомнений быть не могло — существо засмеялось. Но не презрительно, а скорее с весельем, скрытым за слоями брони и фокс-фильтров.

— Хорошо! — сказало оно. — Очень хорошо. Назови своё имя.

Голос звучал как-то по особому. Грубее, чем у обычного смертного, он был глубже, будто исходил из окружающих её двигателей. Ксаста почти слышала, как под шлемом щёлкают клыки , как красный язык прищёлкивает при произнесении слов.

— Капрал корабельной пехоты Ксаста Дельбача, часть боевого экипажа Его пустотного корабля «Наксианский клинок».

— Это имя запомнится надолго. А теперь отойди в сторону, мы стоим на пороге в варп. Вы мне нравитесь, но завесу придётся пересекать без меня.

— Я не позволю причинить вред кораблю.

— Мы здесь не из-за корабля.

Трудно были находиться рядом с этим... существом. В глубине души ей хотелось только одного — с криком убежать прочь. Дельбача была обучена хитростям заклятого врага, а также колдовству, которое, как говорили, использовали его слуги. Теперь она почувствовала это по-настоящему, отчего у неё побежали мурашки по коже и заболела челюсть. Но это ощущение было совсем не похоже на то, что было с теми отбросами, которых они убирали во время последней высадки, с теми, кто срезал себе веки и визжал от удовольствия, даже когда их срезали. Ощущения были совсем не такие. Возможно, отвратительные. Ужасающий. Но не так, как сейчас.

— Тогда почему ты здесь?

Существо приблизилось к ней, возвышаясь над смертной, от брони исходили струйки дыма. В полумраке тускло светились линзы шлема. Вблизи можно было разглядеть повреждения на броне — следы от ударов, царапины от когтей.

— Я? Всего лишь один ложный след.

— Значит, вы... предатели?

Снова смех, на этот раз более резкий. — Не совсем. Тогда он отвернулся от неё и уставился на переплетение кабелей, где тряслись и стучали провода двигателей. — Просто баловни судьбы. Как и все мы, да?

Существо снова двинулось, намереваясь протиснуться мимо корпеха и умчаться туда, куда куда его ведёт это странное задание. Она ничего не могла сделать, чтобы его остановить. Как ни странно, лазвинтовка всё ещё была направлена прямо ему в грудь. Не то чтобы пришелец обращал на это внимание.

— У тебя есть имя, — сказала она в последней попытке хоть что-то предпринять. — Если ты не враг, у тебя будет имя. То, что я буду знать.

Когда огромный шлем с дикими раскосыми глазами посмотрел на смертную сверху вниз, у Ксасты возникло отчётливое впечатление, что под забралом что-то улыбается, что-то дикое и опасное, что-то брошенное на произвол судьбы, жестокое, хитрое, но живое, не похожее ни на что другое, с чем она когда-либо сталкивалась.

— Хафлои, из Волков Фенриса, — сказало существо. — Скажи своим дочерям, что ты встретил меня здесь, и что ты устоял, а не обратилась в бегство, передай им частичку своего мужества. Я буду спать спокойнее, зная, что ваш род охраняет флот Всеотца.

Затем он исчез, пронёсся мимо, растворился в дыму, исчезнув быстро и бесшумно. Ксаста в последний раз ощутила этот вызывающий страх аромат, похожий на мускус в ночи, а затем ничего.

После этого женщине потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя. Она просто стояла, дрожа в жаркой темноте. Капрал продолжала крепко сжимать лазвинтовку обеими рубками, направляя её в тоже самое место, в котором теперь ничего не было.

Прошло несколько секунд, прежде чем она отправила команду на вокс.

— Командование отсека, — ошеломленно произнесла женщина. — Замечен противник.

— Подтверждаю, капрал. Продолжайте наблюдение — поддержка приближается к вашему местоположению.

— Нет смысла. Его... нет, он вернулся тем же путём, каким пришёл.

Тишина.

— Э-э-э. Повторите?

Но к тому времени она уже снова убрала оружие в кобуру. Она пошла дальше. — Он вернулся тем же путём, что и пришёл. Целью были не двигатели. Я думаю, нас разыграли.

Затем она начала ухмыляться. Женщина может прожить тысячу лет и не увидеть того, что только что пережила. Она была права, что продолжала идти.

— Удивительно, правда? — сказала она. — Рекомендую… просто позволяю им уйти. Нет смысла ломать ещё больше костей.

Глава четвёртая

Пятнадцать минут до перехода.

Были задействованы все протоколы, ставни с лязгом опустились, плазменные двигатели погасли, а варп-двигатели раскалились, как поверхность солнца. Вот оно.

Но экипаж продолжал кричать кричать, не переставая советуя свернуть с намеченного маршрута. Авило не был уверен, насколько это было возможно на данном этапе, но даже если отмена прыжка и представлялась возможной, то это ничего не меняло. Капитан принял решение ещё два часа назад.

Авило сжал кулаки и наклонился вперёд. Скоро наступит перелом, рывок за пределы физического мира, после которого ты ощущаешь, будто каждый орган в теле повернулся вокруг своей оси, а потом вернули назад.

— Ещё цели! — крикнула Герта, — Я с трудом успеваю за потоком сообщений. Они направляются к корпусу!

— Успокойтесь! — строго скомандовал Авило. — Пожалуйста, предоставьте тактический обзор или не сотрясайте воздух понапрасну.

Уязвлённая Герта уставилась на капитана, но затем повернулась к экранам. — Целостность двигателя девяносто пять процентов, поле Геллера работает на максимуме. Команды по локализации повреждений распределены по повреждённым палубам.

— Так, а где же наши гости?

Герте потребовалось некоторое время, чтобы ответить. — Похоже, что… они ушли.

— Ушели?

— Да, повелитель. Как я и сказала, они уши.

Капитан чуть было не рассмеялся вслух. Неужели это и впрямь было какой-то злой шуткой, разыгранной бригадами, работающими у сканеров? Но ведь Авило сам слышал доносящиеся из коммуникаторов панические крики, видел отрывистые видеозаписи окровавленных солдат, хромающих с места боя.

Хронометр продолжал замедляться. Скорость «Наксианского клинка» была намного выше, положенной.

— Итак, кто-нибудь может объяснить произошедшее? — требовательно спросил капитан. — Или вы хотите прорвать завесу реальности в состоянии исступления?

Холту, как штабному офицеру, пришлось предоставить капитану хоть какой-то доклад. — Анализ наблюдений указывает на два направления атаки, противники продвигались быстро, двигаясь к двигателям и генераторам поля Геллера, — сказал он быстро и твёрдо. — Обе атаки оказались успешными, всё средства защиты были нейтрализованы, включая резервы, задействованные после того, как мы выяснили траектории движения противника.

— Тем не менее, корабль всё ещё на ходу, — отметил Авило. — Поле Геллера по-прежнему остаётся без каких-либо повреждений.

Файгар посмотрела на капитана с отсутствующим выражением лица. — Похоже, они просто отступили. Возвращаются тем же путём, каким пришли. Больше сообщений о повреждениях не поступало.

Авило нечего было сказать. Это не имело смысла. Подняться на борт корабля, преодолевая защиту, а затем просто уйти, какой в этом смысл? Разве что…

— Капитан! — раздался по коммуникатору взволнованный голос Сотеки. — Цель — не корабль! Повторяю, цель — не корабль! Рекомендую вам остановить переход и возобновить сканирование, до дальнейшего обнаружения противника.

Авило взглянул на показатели авгура. Это было бы непросто сделать. Варп-двигатели уже достигли сильного нагрева.

— Нет, лейтенант, — ответил Авило по воксу. — Курс задан, и мы продолжим его придерживаться.

— Со всем уважением, капитан, настаиваю на пересмотре решения! Какой бы корабль ни использовали нападавшие, он должен быть крошечным. Мы сможем устранить его в пуст…

Авило прервал связь. Как он часто замечал, постоянно испытываемый Сотекой стресс делал женщину склонной к вспышкам гнева. И в этот раз доказательство её вспыльчивости услышали и другие члены экипажа. Придётся придумать для Геры подходящее наказание. Возможно, это будет понижение в звании.

Капитан откинулся на спинку трона. В обзорных экранах больше не виднелись звёзды, лишь массивные свинцовые прутья варп-ставней. Колокола уже прозвенели, возвещая экипаж о пересечении завесы. Священники молились. Рядовые нижних палуб пристегнулись ремнями ремнями безопасности и, без сомнения, бормотали свои собственные молитвы.

— Зорт, как только мы окажемся на другой стороне, проконтролируй завершение оставшихся работ, — как всегда спокойно приказал Авило. — Если на корабле остался кто-то из незваных гостей, ты знаешь, что делать.

Сам же Авило будет присутствовать на сборе. От этого зависела его репутация. Капитан дал снизошедшему до личного общения Фриру слово. Ему сказали, что каждая макропушка имеет значение. Это была крупная атака, которую предсказывали годами. Коронис Агатон был лишь началом. И Авило знал, где они окажутся в конце концов.

Хронометр отсчитывал время до приближения к точке перехода. Осталось всего несколько секунд.

— По воле Его мы пересекаем пустоту! — как всегда крикнул Авило, соблюдая небольшое суеверие. Отвлекающий манёвр от опасного эпизода, который, к счастью, закончился. С последствиями можно было разобраться позднее. Сейчас самым главным было сдержать обещание.

Палуба задрожала, бой колоколов достиг кульминации. Вспыхнули новые предупреждающие огни, и руны, выгравированные на медных арках над головой, внезапно вспыхнули красным.

И с этими словами «Наксианский клинок» прекратил своё существование в физическом мире и, вращаясь, умчался в вечный эфир.

Сотеке потребовалось много времени, чтобы снова добраться до ретрансляционного узла. Освещение по-прежнему оставалось приглушённым, и казалось, что каждый коридор по колено завален обломками. Тут и там оставались отряды корпехов, окровавленных и контуженных, хотя их было немного — Зорт перенаправил почти всех в инженариум и к генераторам поля Геллера. Теперь, когда плазменные двигатели были отключены, палубы тряслись не так сильно, но у варп-двигателей был свой собственный резонанс, который посылал более тонкие гармоники, циркулирующие по всей конструкции корабля.

Никому не нравилось находиться в варпе. Человечеству не место в этом измерении, независимо от того, существовало поле Геллера или нет, и этот факт только всё усложнял. У Сотеки уже начинала раскалываться голова, горячая кровь застилала глаза, и, как она знала, это ощущение никуда не денется, пока фрегат не достигнет Коронис Агатона.

И всё же Гера находилась в гораздо лучшей форме, чем Талек. Когда лейтенант наконец-то пробралась через разрушенные порталы, перешагивая через изломанные тела стражников, и увидела полусидящего астропата, прислонившегося к своим когитаторам, Талек улыбнулся ей окровавленным беззубым ртом. Капюшон был откинут назад, открывая тощую бело-серую макушку, обрамленную редкой тонзурой. Одна рука лежала на приподнятом колене, другая, похоже, была сломана. Несколько кабелей все ещё торчали из своих гнёзд, хотя большинство было вырвано.

— Я пытался их остановить, — печально сказал старый астропат. — Возможно, это было ошибкой.

Сотека присела перед ним на корточки. — Что они забрали?

— Всё. Талек снова закашлялся кровью. Он был очень старым человеком, и захватчики с ним не нянчились. — Я имею в виду записи. Они оставили провидцев. Уже что-то.

— Свитки уже были расшифрованы?

— Некоторые. Какие-то оказались сложнее. Остальные ожидали нашего решения. Однако они забрали их все, полные или нет.

— Значит, они могут…

— Да, думаю да. Передвижения флота, диспозиции, приказы. У них будет всё.

— В зашифрованном виде, насколько я понимаю.

Талек сохранил достаточно самообладания, чтобы изобразить оскорблённость. — Разумеется. Стандартный тройной шифр военного флота.

—  Значит, для них эти свитки будут бесполезны, — сказала Сотека. — Если только они не знают, как их расшифровать.

Талек попытался приподняться, и Гера ему помогла, подхватив астропата под руки. Он весил совсем немного. — Я знаю, кто это был, — сказал Талек, вытирая разбитую губу рукавом. — Они выключили свет, но все мы здесь и так слепы. Я услышал достаточно шёпотов из внутренних комм-бусин их доспехов. Это была не готик. Это был ювик. Этот диалект используется лишь в одном ордене Империума.

— Выходит, это были не враги?

— Брось. Будь они врагами, смерть стала бы для нас самым лучшим из исходов. А они лишь шумели, создавая неразбериху, чтобы облегчить путь к цели.

Сотека повернулась и устало прислонилась к стене. — Всё это сбивает с толку, мастер. Каждая деталь в этом деле выглядит очень странно. Будь захватчики из Адептус Астартес, они бы и так имели доступ к этим материалам.

— Именно так ты и подумала, неправда ли? Очень странно. Но космодесантники были не в настроении объясняться, а времени было в обрез. Они напали как раз в тот момент, когда все взгляды были прикованы к переходу.

Сотека поморщилась. — Я пыталась остановить переход. Капитан будет недоволен.

— Да, Авило хладнокровен. Но ты была права, лейтенант, мы могли бы их достать, если бы задержались в реальном пространстве достаточно долго, чтобы разрядить орудия.

— Не думаю, что капитана это волнует. Как по мне, он беспокоится лишь о том, как бы выслужится перед адмиралом Фриром.

Талек кисло рассмеялся. — Вот в какой галактике мы сейчас находимся. Стены рушатся. Я уже говорил об этом, но ты наверняка и сама догадывалась.

— И всё же, когда я спросила о том, что происходит, ты ничего мне не ответил.

Талек перестал улыбаться и сложил то, что осталось от его рук, на коленях. — Возможно, дело в том, что я и сам не хочу в это верить, — ответил астропат. — Я снова и снова вижу один единственный мир, основу всех человеческих надежд. И если мы направляемся к нему в таком внушительном количестве, то мне больше не остаётся ничего, кроме как поверить в то, что это предвестие разрушений, причём такого масштаба, какого Империум ещё не видел прежде.

Сотека ничего не ответила. Ей нужно было вернуться на мостик, доложить Авило, но что-то в тоне Талека заставило женщину задержаться.

— Название этого мира мне знакомо, не так ли? — спросила она.

— Все его знают.

— И вы в этом уверены?

— Я чувствую это в эфире. Это не совсем то же, что и уверенность.

— Тем не менее, кто-то явно доверяет вашим наблюдениям. Сотека поднялась и оглядывая обломки. Несколько ошеломлённых слуг начали возвращаться в помещение, нервно вздрагивая, будто незваные гости всё ещё поджидали их раздвижной дверью. Потребуется много времени, чтобы привести корабль в порядок и снова подготовить фрегат к бою.

— Не обращай внимания на техножреца, ладно? — сказал напоследок Талек. — Сомневаюсь, что их что-то могло остановить, даже если бы мы заранее знали о приближении противника.

— О, я и не думала принимать их близко к сердцу, — ответила Сотека, мрачно направляясь к выходу. — В скором времени  ему придётся беспокоиться не только о сенсорных протоколах. Если ваши ведения верну и мы направляемся туда, куда вы сказали, у нас всех прибавится забот.

II — «Аметистовый сюзерен»

Глава пятая

Торек Бъяргборн шёл по коридору корабля, кожаные ботинки мягко ступали по стальной палубе. Со всех сторон капитана окружал привычный шум машин, мириады звуков, которые ежечасно проникали в каждую часть судна, никогда не прекращаясь и редко меняя интенсивность: скрежет пустотных двигателей, жужжание люмен-батарей, вибрация атмосферных фильтров. Некоторые опытные пустотники со временем учились их заглушать. Но он никогда этого не делал. Во время ночных переходов, лёжа на койке, он слышал каждый звук. В них было что-то успокаивающее. Старый капитан провёл в пустоте так много времени, что начинал скучать по звукам корабля, когда их не оказывалось рядом. Они окутывали Торека, словно ребёнка  в утробе матери, определяя его жизнь, этапы дежурств, и самоощущение.

В последний раз Бъяргборн покидал космический корабль больше года назад, во время миссии на Рас Шакех. В то время он занимал почётное звание капитана корабля и командовал военным фрегатом, облачённым в серо-стальные цвета Волков Фенриса. При помощи тяжёлых тренировок, длившихся десятилетиями, Торек управлял тысячами членов экипажа, и был настоящим хозяином глубокой тьмы. Он знал, как в ближнем бою выжать из плазменных двигателей чуть больше обычного. Как разрешать споры между вооружёнными людьми на конкурирующих палубах, споры, которые легко могли  перерасти в кровопролитие, если их не пресечь. Торек знал, как разговаривать с самым простым грузчиком, и как держаться среди повелителей, священных воинов с окутанной бурями Горы, величайшими из диких созданий Фенриса. Это было его жизнью, его даром, его долгом.

И на Рас Шакех Бъяргборн разом утратил всё, что так любил. Его корабль был уничтожен, капитан добрался до спасательных капсул лишь в самый последний момент, всю дорогу спасаясь от стен пламени. Капсула вылетела из шахты, со свистом пронеслась сквозь постепенно раскаляющуюся атмосферу рухнула на раскалённые пески отвратительно пыльной и засушливой воронки. Трек ко сих пор помнил шок, который испытал, когда вышел из спасательной капсулы, туника была покрыта кровью, яркое солнце слепило слезящиеся глаза. Он сделал глубокий вдох и ощутил пыль на обожжённом горле, казалось, что смерть наступит спустя один удар сердца.

Но Бъяргборн ошибался. Рас Шакех не стал для него концом, чего нельзя было сказать о многих членах его экипажа, которые либо погибли среди обломков фрегата, когда тот развалилось на части, либо были выброшены на просторы этого сурового мира, вдали от помощи и убежища. Каким-то образом капитан продолжал влачить своё существование, изо дня в день, от часа к часу, отдыхая в дневную жару и двигаясь в ночной прохладе. Он пробирался в разрушенные города, прежде чем узнал, что именно их разрушило, а затем отступал обратно в удушающую пустыню, собирая скудные припасы везде, где только мог, постоянно испытывая жажду и голод. В конце концов, Торек нашёл других выживших фенрисцев, таких же бедолаг, как и он сам, у некоторых кэрлов было при себе оружие, другие же имели на себе лишь лохмотья. Снова сгруппировавшись пустотники наконец-то снова смогли думать о выживании. Кэрлы из раза в раз повторяли себе кто они такие, кто их обучал и чего от них требовала подготовка.

«Лёд и железо», — говорили фенрисцы, маршируя под холодными звёздами. «Народ Русса».

Даже тогда Бъяргборну казалось, что они всего лишь отстрочили неизбежное. Планету заполонили те же силы, что и уничтожили его корабль. Они превратили жителей Рас Шакех в насмешку над мёртвыми, поражая бедолаг болезнями, которые заставляли их вставать на ноги и после кончины, даже когда сухожилия истлевали до состояния нитей, а мышцы слезали с костей. Кэрлам пришлось сражаться, беречь скудные запасы боеприпасов и энергоячеек, следить за тем, чтобы их не укусили и не оплевали, держаться вместе и каждую секунду, непрерывно быть на страже, в ожидании того, что на на них снова могут набросится порченные мертвецы.

Продовольствие можно было найти лишь в городах, но спасение было только в пустошах. Поэтому кэрлы упорно продолжали борьбу, шагая по лезвию бритвы, делая всё, что было в их силах, чтобы прожить ещё один день, ещё один час.

Но рано или поздно смерть всё равно настигла бы фенрисцев, ведь к тому времени планета была практически полностью захвачена врагом и глубоко погрязла в заразе, уже практически став игрушкой для отвратительных сил. Но кэрлы продолжали сражаться, больше ничего не оставалось, отчаянье не было выходом, и с таким низменным врагом бесполезно вести переговоры. Никто из команды не жаловался, даже Аэрольд, потому что так их учили с детства, что таков удел жестокой галактики, что смерть в бою — это достойнейшая участь для народа Русса, что единственная истинная победа — это проявление храбрости, а единственное истинное поражение — трусость.

Но до смерти в бою не дошло, по крайне мере Бъяргборна эта участь обошла стороной. Оказалось, что смертный экипаж фрегата был не единственными выжившими. Было ещё семеро, члены несмертного племени, сыновьями примарха, облачённые в доспехи, выкованные в расплавленных недрах Горы, и вооружённые клинками, отмеченным вечными рунами. Когда воин по имени Гирфалькон нашёл Бъяргборна, это положило конец самому страшному ужасу. После этого народ Русса снова смог сражаться по-настоящему, победа была не за горами, и у Торека появилась надежда на нечто большее, чем просто благородная кончина. Так они и сражались, следуя всем обетам, оставаясь на стороне своих освободителей, связанные как старыми узами долга, так и новой, более рьяной преданностью.

Теперь Торек Бъяргборн снова находился на корабле, в окружении ритмичными звуками окованного железом чрева. Его восстановили в звании капитана и передали в подчинение сотни людей, вручив в руки власть над жизнью и смертью экипажа, Торек подчинил их своей воле и воле хозяев, которым служил.

Разница была лишь в том, что это не был серый военный корабль Фенриса, стройный и поджарый, управляемый исключительно отпрысками льда. Это судно называлось «Аметистовый сюзерен» бронзово-алый галеон, обладающий богатым багажом собственных историй. Судьба сложилась забавно. После последующих сражений с порчей все они вновь стали беглецами, одновременно и охотниками и преступниками, брошенными на произвол судьбы в другой пустыне, гораздо более обширной и холодной, чем чумной мир Рас Шакех. Бъяргборн никогда, даже в глубине души, не сомневался в решениях повелителей, которые привели команду к этой точке. У них были свои цели, и Торек им доверял. Даже если бы капитан не был обязан Волкам жизнью, он всё равно подчинился бы их приказам, так что теперь все он были отступниками, все до единого, не подчиняющиеся никому, кроме собственных приказов и руководствующиеся лишь одной целью, местью.

Однако, в конечном итоге, всё наладится. Всеотец по-прежнему присматривает за своими слугами. Рука Русса по-прежнему защищала свой народ. Лишь детали этого провидения оставались неясны.

Бъяргборн добрался до места назначения — тяжёлой, отделанной бронзой стальной двери. Старая команда корабля, которая, несмотря на то, что была сборищем негодяев и преступников, по-прежнему гордилась своими обычаями, тщательно полируя её блеска. Торек восхищался этим и не видел причин, чтобы им мешать. Он даже начал находить некоторые аспекты интерьера галеона привлекательными в своей безвкусице.

Капитан нажал на рычаг доступа, и замки со щелчком открылись. На дальней стороне, за защитным шлюзом, открывался вид на один из больших внутренних ангаров. В большинстве других ангаров находились ветхие субварповые корабли, многие из которых пребывали не в том состоянии, чтобы бороздить пустоту. Но в этом помещении находилось только две единицы техники. Почерневший от многократных попаданий «Громовой ястреб», который всё ещё казался исправным, хоть и имел несколько устрашающих шрамов на бортах. Под кабиной, серебряными рунами было нацарапано название шаттла «Вуоко». Вторым аппаратом был внутрисистемный катер, изящный охотник-убийца, более чем в шесть раз превосходящий «Громовой ястреб» по размерам и обладающий ограниченными возможностями по варп-перелётам. Катер носил название «Хлаупнир».

Он стоял тихо, двигатели были холодны, бронестекла накрывали чехлы, а воздухозаборники были закрыты защитой. «Вуоко», напротив, всё ещё дымился после недавнего возвращения из боя. Панели брони были распахнуты, обнажая каки, к которым уже подключили тубы. Будто машину раскрыли для какого-то грандиозного медицинского осмотра, заправки и переоснащения перед повторного запуска. Под корпусом шаттла копошились сервиторы, работники ангара открывали замки на панелях корпуса и подключали  удалённые авгуры. Это был отработанный процесс, который все проделывали сотни раз, но требовательный эксперт всё равно не сводил с экипажа глаз.

Бъяргборн встал рядом с этим наблюдателем, которого его боевые братья-космодесантники называли Старым Псом, сам Торек никогда бы не стал его так называть. При рождении воина звали Ёрундур Эрак, и это имя он носил вместе с титулом «Кэрлорождённый». Почти все кандидаты в Космические Волки происходили из отпрысков племён с открытых льдов, которые сражались за выживание под враждебным небом, хотя время от времени, в силу сложных обстоятельств, некоторые из кандидатов могли появится среди смертных жителей Горы.

Возможно, этим и объяснялся необычный характер космодесантника, более мрачным, чем у его братьев. Возможно, происхождение объясняло его внешний вид, с более жёлтым оттенком кожи, и глубокими чёрными кругами под глазами. Возможно этим можно было объяснить пристрастие к механическим инструментам своего ремесла, особенно к священным машинам ордена, за которыми воин ухаживал с заботой, которая граничила с одержимостью. Или, быть может, всё это просто было заложено Всеотцом и происхождение не играло никакой роли.

Ёрундур внимательно наблюдал за происходящим, держа закованные в латные перчатки руки на длинной рукояти топора, длинные седые волосы свисали на потёртый от временем нагрудник. Крючковатый нос выдавался вперёд, как и угловатый безбородый подбородок. Золотистые радужки глаз сверкали, не упуская ничего.

— Удачная охота, — предположил Бъяргборн, скрестив руки на груди и изучая повреждённый корпус «Громового ястреба».

Ёрундур хмыкнул. — У меня сложилось чувство, что я держу эту чёртову штуку в воздухе с тех пор, как мы покинули Фенрис. По крайней мере, на этот раз шаттл особо не пострадал — мы успели побывать там прежде, чем они узнали об этом.

— Это, должно быть, доставляет удовольствие.

— Скорее беспокойство, капитан. Космодесантник обратил свой пронзительный взгляд на Бъяргборна. — Я чертовски хороший пилот. У меня нет иллюзий на этот счёт. Но есть и другие прекрасные пилоты, и если мы можем провернуть подобное с военным кораблём, будь уверен, что и враг сможет. И это меня беспокоит. Империум стал таким же дряблым, как мешок с костями старого готи.

Бъяргборну это замечание показалось несправедливым. Ёрундур был не просто отличным пилотом Серый Охотник был лучшим из тех, с кем ему доводилось служить. Кроме того, в предыдущих рейдах стая получила подробную информацию о точных гармониках сканеров «Наксианского клинка», эти сведения были добыты с огромным трудом и предоставляли им ощутимое преимущество. В любом случае, манёвр, который совершил Ёрундур — проследил точную траекторию ожидаемых авгур-резонансов, а затем бросился на корпус как раз перед тем, как предпрыжковые каскады отключений обесточили датчики ближнего действия, это более чем удачный полёт. Это было практически невозможно. Возможно, имперской команде следовало бы действовать лучше, но Бъяргборн, зная, что они делают, был склонен немного их поблажить.

— Должно быть, их мысли были заняты другим.

Ёрундур отвёл взгляд, печально кивнул и больше ничего не сказал. С этим было трудно поспорить. За месяцы, прошедшие с тех пор, как стая покинула пределы ордена, дела заметно ухудшились. Теперь ни один уголок космоса не был свободен от раздоров, как из-за всё более масштабных вторжений банд заклятого врага, так и из-за старых бедствий Империума — ксеносов-корсаров и людей, объявленных вне закона. Ни у кого не могло быть сомнений в том, что это было не просто постепенное ухудшение ситуации — это была подготовка к чему-то решающему. Это были грозовые птицы, летевшие впереди молнии большими стаями, каких никто никогда раньше не видел.

— Я пришёл спросить, не нужно ли вам чего-нибудь от меня, повелитель, — сказал Бъяргборн, меняя тему.

Ёрундур кисло улыбнулся. — Ещё слуг? Я бы не отказался, если бы они у тебя были. Сказав это космодесантник покачал головой и продолжил наблюдать за заправкой «Громового ястреба». — Нет, но я благодарен тебе, капитан. Я совершенно не представляю, куда мы направляемся дальше, и что запланировал для нас наш уважаемый боевой командир, поэтому пока не могу придумать, что мне может понадобиться от тебя. Когда что-то изменится, я дам знать.

Бъяргборн поклонился. — Тогда, рука Русса, — сказал капитан. — Я остаюсь к вашим услугам.

Он удалился, возвращаясь тем же путём, что и пришёл. Снова углубившись в сеть коридоров, Торек позволил себе слегка улыбнуться. Это странный корабль, полный архаичных устройств и помещений, которые он практически не исследовал, даже не смотря на то, что был капитаном этого галеона больше года. Стая тоже была странной — ватага разношёрстных воинов, собранных вместе вопреки обычаям ордена, сборище полукровок, которым каким-то образом удалось превратиться в нечто, способное охотиться со смертоносной эффективностью.

Но на кого охотился? Это было главным вопросом, на который, несмотря на все рейды и пустотные атаки, у него так и не появилось стоящего ответа. Повелители не раскрывали Бъяргборну всех своих секретов, и потому капитан часто понятия не имел, куда направляется «Аметистовый сюзерен», пока ему не приказывали включить варп-двигатели и немедленно лечь на заданный курс.

И это было прекрасно. Торек Бъяргборн во всех смыслах был мертвецом, застрявшим на планете палящей жары и нескончаемой пандемии, пока не вмешалась судьба. С его точки зрения, всё, что было после, являлось подарком, предложенном из протянутой руки самого примарха. В своё время клубок судьбы размотается. Так было всегда.

Выше, ближе к верхней части командного мостика, располагалась ещё одна наглухо задраенная каюта. Единственный вход был зарешечен тяжёлыми балками, на которые накладывались поля детекторов движения, подключённые к автоматическим лаз-установками.

Внутри каюта выглядела таким же противоречиво, как и всё на этом пёстром корабле. Возможно кого-то здесь было что-то наподобие камеры картолитов или возможно, архива. Пространства внутри было много, ширина помещения достигала более тридцати ярдов в длину и двенадцати в ширину, с белыми мраморными полами и стенами, вдоль которых, метр за метром тянулись полки. Подвесы с бронзовыми болтами отбрасывали тёплый свет на пыльные письменные столы. На канделябрах в виде черепов мерцали свечи, костяные крепления покрывали подтёки воска.

Среди всего этого пышного убранства теперь можно было разглядеть и более суровые черты Фенриса. В дальнем конце длинного зала висели изодранные в клочья боевые штандарты, чью кожаную поверхность окаймило пламенем и пробило выстрелами. На толстых цепях висело церемониальное оружие — топоры, короткие клинки, копья с кремниевыми наконечниками. Рядом с вентиляционными фильтрами установили железные жаровни, в которых теперь мягко тлели побелевшие угли.

Ингвар Орм Эверссон, которого все звали Гирфалькон, опёрся всем весом о край одного из нескольких огромных столов с картами и прищурил серые глаза. Даже без доспехов от прикосновения Космического Волка столешницы заскрипели. Перед космодесантником лежали стопки пергамента, перебранного и отсортированного, на некоторых из них всё ещё были нанесены печати безопасности Адептус Астра Телепатика. Почерк, везде без исключения, был паутинистым и сжатым, строка за строкой повторялись рукописные наблюдения и интерпретации.

Ингвар обладал завидной способностью к концентрации и удержанию информации, но даже для него многочасовое изучение подобного материала являлось утомительным занятием. Записи звездоведов не предназначались для чтения лицами, не входящими в их тайный орден. Астропатический контакт не был похож на коммуникационную связь — чисто механическую передачу звуков и изображений. Это больше походило на процесс гадания, квалифицированного толкования снов. Только псайкер с привязанной душой мог выполнять такую работу в относительной безопасности, поскольку он проникал в глубины самого варпа, места, где неосмотрительный разум поджидали кошмары. Всякий раз, когда эти учёные прерывали свои медитации, их души оказывались в синяках, а пустые глазницы пульсировали, они диктовали свои выводы, которые затем проверялись, интерпретировались, подвергались эзотерическим ритуалам очищения и сопоставлялись с другими свидетельствами из того же варп-канала. В конечном итоге, получался документ, написанный на языке, понятном даже смертному, совет, пригодный для ушей капитанов космических кораблей и армейских генералов.

Материал же, который читал Ингвар, был иным. Эти листы украли из архивов астропатического ретрансляционного узла, а в некоторых случаях прямо из-под носа у работающих над ними переписчиков. Текст в них был сырым, нефильтрованным, похожим на наполовину застывший камнебетон. В пергаментных листках было много правды, может быть, даже больше, чем когда-либо окажется в финальных версиях, но до этой правды было непросто добраться, и чем больше ты изучал крошечные завитки чёрных чернил, тем больше казалось, что ты смотришь в некое остаточное эхо самого эфира, утягивающее за собой здравомыслие и отравляющее разум.

Ингвар вздохнул и снова вернулся к чтению, но его прервал лязг открывающий снаружи замков. Когда дверь открылась, космодесантник обернулся и увидел, что вовнутрь, наклоняясь, заходит вожак Ярнхамара.

У Гуннлаугура, которого звали Раскалыватель Черепов, были проблемы со многими проходами на пустотном корабле. Галеон был построен и укомплектован для смертных экипажей, и в сравнении с военным кораблём у него было мало преимуществ перед более крупными защитниками Империума. Гуннлаугур тоже был без доспехов, но ему всё равно пришлось напрячь плечи, чтобы протиснуться в дверной проём. Выше волчьего гвардейца был только Ольгейр Тяжёлая Рука, и весь корабль уже давно привык слышать, как этот гигант яростно ругается, задевая очередную переборку.

Гуннлаугур не был таким экспансивным — он срывался только в бою, а до того момента голос космодесантника звучал как гортанный рык, будто плотина, сдерживающая поток. Его густая седая борода, заплетённая в косички, ниспадала на бочкообразную грудь, а покрытое шрамами лицо и лысина поблескивали в свете люменов.

—  Как идут дела, брат? — спросил Гуннлаугур.

Ингвар отодвинул пергамент и выпрямился. Серый Охотник расправил плечи, разминая мышцы, предназначенные для того, непрерывной работы, а не прозябания в архивах. — Здесь что-то есть. Я улавливаю проблески, не до конца понятные мне проблески. Но здесь определённо что-то есть.

Гуннлаугур подошёл, чтобы взглянуть на собранные записи. На других столах лежали беспорядочные кучи того, что осталось от предыдущих рейдов на имперские аванпосты, военные конвои и даже несколько вражеских отрядов. В комнате стоял затхлый запах, будто в тюрьме. Он согнул правую руку, проверяя рану, которую получил на «Наксианском клинке». Рану нанёс не защитник корабля, просто варанги пробил стальной защитный люк, который оказался толще, чем ожидалось.

— Ёрундур был в ярости, — сказал Гуннлаугур.

— Удивительно. Из-за чего на этот раз?

— Из-за того, что всё оказалось настолько просто. Сектор разваливается, и теперь мы можем спокойно вскрыть космический корабль, подобный этому. Старый Пёс думает, что враг поступит так же.

Ингвар пожал плечами. — У нас имелись схемы корабля. И экипаж был отвлечён. Ёрундур летает будто демон. Когда дело дойдёт до настоящего пустотного боя, они справятся.

Ингвар усмехнулся. — А команда?

— Они привыкнут. Многие уже привыкли.

Так оно и было. «Аметистовый сюзерен» принадлежал человеку по имени Расму Коллаква, корсару высокого мастерства и экстравагантной жестокости, который наводил ужас на целый пояс миров, простиравшийся на половину субсектора. В обычное время его деятельность была бы жёстко пресечена морскими патрулями, но они были перегружены ещё до недавних вторжений, и поэтому грабежам Коллаквы практически никто не препятствовал. Расму стал неприлично богатым, затем обрёл могущество, а затем и спесь. К его несчастью, и к счастью всего субсектора, он обнаружил глубоко в космосе одинокий внутрисистемный катер, который полагался на короткие варп-прыжки и экипаж которого явно находился в отчаянии. Перед казнью Гуннлаугур напомнил Коллакве, что никто не заставлял его нападать на корабль Космических Волков. Если бы его познания о символике орденов не были столь скудными, он, возможно, был бы сейчас жив, распространяя своё особое несчастье и дальше, а «Хлаупнир», возможно, всё ещё продолжал бы поиски подходящее судно для захвата.

С момента захвата галеона, большая часть старой команды смирилась со сменой руководства. Да, сейчас на них давили сильнее, чем прежде и на все руководящие посты были назначены кэрлы Бъяргборна, но теперь пайки поступали вовремя, и старая шайка неприкасаемых головорезов Коллаквы была ликвидирована. За месяцы, прошедшие с момента захвата, «Аметистовый сюзерен» стал немного больше похож на обычный корабль Адептус Астартес — суровое место, всё ещё изобилующее долей лишений и насилия, но эффективное, ухоженное и бдительное. У него были приличные артиллерийские расчёты и инженерный центр, который функционировал достаточно хорошо. Он не продержался бы слишком долго против настоящего линкора, но на какое-то время сохранил бы жизнь всему экипажу. Гуннлаугур был не одинок — большинству из них, даже Ёрундуру, это начало нравиться.

Ингвар отодвинул стопку пергамента в сторону. — Значит, ты ещё не жалеешь об этом? — спросил он.

Гуннлаугур хмыкнул. — Я сожалею о многом. Но вызволить брата из камеры? Ха, нет. Они бы его убили, что бы там не нашлось. Если бегство было ценой за сохранение стаи, то оно того стоило.

Это было не только ради Бальдра.

Это тоже было правдой. Было две причины, по которым стая, всё ещё называющая себя Ярнхамар, несмотря на всё произошедшее, сбежала из Ордена. Первой из них было присутствие среди них воина по имени Бальдр Фъольнир, Серого Охотника, который начал проявлять признаки психических способностей на Рас Шакех. В результате нападения вражеского колдуна он на короткое время превратился в сосуд со зловещей энергией, которая едва не поглотила его полностью. После его выздоровления Ньяль Зовущий Бурю, величайший из рунических жрецов ордена, надел на него нуль-ошейник, чтобы ослабить эти силы, намереваясь вернуть Бальдра на Фенрис для полного обследования. Полагая, что это приведёт к неминуемой смерти члена стаи, Гуннлаугур и Ингвар вытащили Бальдра из камеры на борту корабля Зовущего Бурю и умчались прочь на «Хлаупнире», устремившись в глубокую пустоту, невзирая на преследовали огромных орудий «Хеймдалля».

Однако, если это послужило главным толчком к массовому исходу, то был и другой. Рас Шакех не только укрывал павших воинов древнего врага. Это был мир-святыня, пропитанный институтами священной Экклезиархии. Ярнхамар сражалась бок о бок с Сёстрами Битвы, и все они сопротивлялись разрушению своих священных мест с присущей каждому яростью. И всё же это сопротивление не сводилось исключительно к проявлению упрямства. В этом акте также присутствовал и обман, сокрытие секретов, которые ни в коем случае не должны были оказаться забытыми в песках. То ли по воле судьбы, то ли случайно, но именно Ингвар наткнулся на эту тайну — список имён всех воинов Космических Волков, помеченных к уничтожению. Среди этих имён был Хьортур Кровавый Клык, Волчий Гвардеец, который когда-то сражался в стае и пользовался большим расположением как Берека Громового Кулака, так и нынешнего повелителя великой роты, самого Рагнара Чёрной Гривы.

Многое оставалось неизвестным. Сестра, которая доверилась Ингвару, к тому времени была мертва. Все материальные документы были уничтожены в ходе боевых действий. Объем списка был неизвестен, и его физической копии не сохранилось. Если бы Ярнхамар был уничтожен на Рас Шакех, как это не раз представлялось вероятным, то о существовании документа вообще никогда бы не стало известно.

Но стая не была уничтожена. Она продолжала жить, продолжала охотится и теперь жаждала мести. Зная об опасности разоблачения, на Рас Шакех высадились дополнительные силы Экклезиархии, полные решимости собрать всё, что могло привести к их обвинению. В последовавшем сражении Ингвар захватил в плен человека по имени Клэйв, исповедника кардинала и слугу высших эшелонов Церкви. С тех пор этот самый Клэйв был пленником Космических Волков, единственной ниточкой, связывавшей их с тайной организацией, которая несла ответственность за смерть Хьортура, и их единственной надеждой выяснить обстоятельства его гибели.

Клэйв, однако, знал не так уж много. Умы, стоящие за этим списком, кем бы они ни были, были осторожны, тщательно скрывая информацию на самых высоких уровнях. Даже те, кто действовал от их имени, почти ничего не знали о тех, кому они отправляли свои отчёты, лишь то, что их владыки вполне могли применить дисциплинарное взыскание, если что-то пойдёт не так.

И вот охота растянулась во времени и пространстве, череда рейдов на украденном корсарском галеоне, медленно накапливающиеся намёки и перешёптывания, которые только Клэйв мог подтвердить или опровергнуть, были актуальны, пока постепенно не начала вырисовываться детальная картина, которая должна была стать реальностью, привести Волков к архитекторам этого заговора, если бы только можно было добраться до них до того, как очередная волна разрушения сметёт всё на своём пути.

Эту охоту можно было счесть выборочной, когда целые сектора вокруг «Аметистового сюзерена» превращались в руины, то это мало что значило для стаи, которая оставалась воинами своего неумолимого родного мира, где клятва была обетом на всю жизнь, а стремление отомстить за совершенное зло могло длиться вечно. Сами звезды могут погаснуть, последние крепости могут превратиться в руины, но этот огонь всё равно будет гореть, подгоняя Космических Волков, пока они либо не обретут отпущение грехов, либо не умрут, пытаясь его обрести.

— Тогда скажи, — сказал Гуннлаугур. — Что ты нашёл

Ингвар глубоко вздохнул: отчасти от усталости, отчасти от осознания того, что это может оказаться, как это часто бывало раньше, чем-то большим, или ничем, или просто ещё одним звеном в бесконечной цепи. — Кусочек, который нужно отнести крысе, — ответил Гирфалькон. — Я собирался поговорить с ним, когда закончу здесь. Хочешь пойти со мной?

Гуннлаугур мрачно улыбнулся, и в этом жесте было больше угрозы, чем веселья.

— Покажи, что ты там нашёл, — сказал он. — Пойдём к крысе вместе.

Глава шестая

Ольгейр, которого называли Тяжёлая Рука, поплёлся обратно к покоям в задней части корабля. Вскоре после захвата судна Космические Волки присвоили их себе, и большая часть старых украшений Коллаквы была снята со стен и брошена в печи, где им было самое место. Теперь поверхности снова выглядели гладкими, хотя кое-где виднелись следы Фенриса — резьба и руны, выгравированные несущими службу кэрлами. «Дай им время, — подумал Ольгейр, — и они превратят эту скрипучую развалюху в настоящий военный корабль».

Он до сих пор не снял броню. Во время налёта на имперский крейсер Ольгейр остался с Ёрундуром охранять место, где их «Громовой ястреб», «Вуоко» пристыковался к корпусу корабля. Как только шаттл Космических Волков проскользнул под пустотными щитами, именно его опыт работы с мелтами помог проникнуть внутрь космического корабля. После этого Ольгейр удерживал созданную им из балок и оплавленных стоек «кошачью колыбелью», на случай, если у экипажа выйдет точно запеленговать их местоположение и толпа вооружённых пехотинцев-пустотников осмелится попытается их выбить.

Этого не произошло. Как и было задумано, стремительные вылазки, направленные в разные точки корабля, заставили корпехов насторожиться. Гуннлаугур продвигался к генераторам поля Геллера, Бальдр и Хафлои — к главным двигателям, предоставив Ингвару возможность незаметно пробраться к главной цели — узлу астропатической ретрансляции. Единственными смертными, которые хоть как-то приблизились к Ольгейру, были наполовину ошарашенные отбросы из трюма, которые, прихрамывая, вышли из окаймлённых пламенем теней, чтобы посмотреть, что же потрясло основание их скрытого королевства. Как только они увидели его, неподвижно стоящего на страже в темноте с поднятым тяжёлым болтером, то довольно быстро разбежались.

Всё прошло быстро. Благодаря навыкам Ёрундура и присущей стае скорости и мощи удар был нанесён молниеносно. И всё же, у Ольгейра было достаточно времени, чтобы, находясь среди отдалённого грохота и сигналов тревоги, поразмыслить о том, сколько раз они уже проделывали подобное, от том, сколько на их веку было крепостей и звездолётов. Временами сражения проходили ещё проще. А иногда столкновения были намного ожесточённее. Однажды нападение на безобидный с виду фрегат раскрыло банду астартес-еретиков из легиона Детей Императора, и, чтобы выбраться оттуда живыми, потребовались всё их способности и вся удача, которыми они обладали.

Всё это было имперским пространством, номинально контролируемым и находящимся под защитой безграничных силами Всеотца, и всё же казалось, что под каждым камнем скрывается ловушка. Это сжатие, сужение, очевидное стягивание в одну точку — великая борьба за контроль.

И всё же они были здесь — не на Фенрисе, где лорды Клыка сказали, куда их отправят, а бродили на угнанном судне, которое всё ещё воняло своими прошлыми преступлениями, вынюхивая отбросы, вырванные из архивов других бродяг и олигархов. Ольгейр понятия не имел, как обстоят дела с Фенрисом. Никто из стаи не знал. Возможно, Верховный король уже отправил свои Великие роты, руководствуясь видениями рунных жрецов, на какой-то великий военный подвиг, который ещё только предстоит совершить. Возможно, мир смерти сам подвергся нападению.

Но клятва есть клятва. Ольгейр поклялся, как и все остальные. Нельзя отдавать судьбу брата по стае в чужие руки. И если, исходя из слов Гирфалькона, была причина для долга крови, то с этим нужно было разобраться. Ольгейр знал это. Он был с этим согласен.

И всё же Бальдр был далёк от выздоровления. Никто из стаи не знал, что могло бы помочь брату. С тех пор как они оставили корабли Зовущего бурю позади, они сталкивались лишь с войной, разрушенными мирами и Империумом, внутри которого нарастала паника и назревал коллапс. Если бы заболел кто-то не из стаи, то никто не стал бы его забирать, он, как и многие тысячи верных имперских солдат остался бы умирать в одиночестве, чтобы не допустить заражение тех, чьи тела ещё были чисты.

И даже тогда, после первого происшествия, Ольгейр был единственным из братьев, кто возражал против подобного решения, он не хотел, чтобы порча распространялась, чтобы малефикарум проник в закрытый круг братства. Ему пришлось нелегко. Наблюдать за тем, что случилось с Бальдром на Рас Шакех, было ужасно, видение разложения до сих пор преследовало  Ольгейра во снах. Серый Охотник был изменён почти до неузнаваемости, изрешечен и покрыт язвами, переполненный безумной смесью штормовой магии и прогрессирующей малигнизации. Бальдр убивал бездумно, уничтожая всё, что попадалось на пути, он изрыгал сырой эфир, глядя на мир незрячими глазами, которые не могли видеть ничего реального. В суматохе и шуме финальной атаки Бальдр разил как врага, так и товарища по стае, ударом молнии с чёрными краями отбросив Ольгейра в сторону и оставившей шрамы, которые до сих пор не зажили, прежде чем умчаться в ревущую ночь, походя больше на зверя варпа, чем на смертного.

Именно Ингвар вырвал Бальдра из пучины безумия. Именно он самым решительным образом настаивал на возвращении брата, отстаивая свою правоту Раскалывателю Черепов, и убеждая остальных членов стаи до тех пор, пока в сомнениях, как и прежде, не остался лишь Ольгейр. Так был нарушен закон ордена, из-за чего все они отправились в изгнание, рискуя навлечь на себя вечные муки. Всё, что сейчас могли сделать Волки  — это разобраться в вопросе, надеясь, что решение Гуннлаугура окажется верным.

Все эти мысли повергли Ольгейра в уныние, что было ему не свойственно. Тяжёлая рука выбросил всё это из головы. Лучше сосредоточиться на том, что им удалось сохранить, а сохранили они немало. Напряжённость между Ингваром и Гуннлаугуром, некогда соперничавшими не только по оружию, но и по духу, спала. Вернулось закалённое в боях единство, то, что имело значение для этой группы разрозненных личностей, собранных со всего ордена вопреки условностям, — ещё один признак того, насколько отчаянными стали времена. Это был путь, который они выбрали, и оставался только один выход — довести дело до конца.

Ольгейр добрался до помещения, которое они превратили во временный арсенал. Вместо стеллажей с лазерным оружием, которыми пользовались корсары «Коллаквы», теперь здесь были хранилища для бережно хранимых болтеров, силовых клинков и боевых ножей. Стая смогла взять только то, что смогла захватить в кратчайшие сроки, поэтому во время других рейдов из других мест было вывезено больше снаряжения. Некоторые выжившие с «Ундрайдера» служили в корабельной кузнице, и поэтому пробелы в их ресурсной базе постепенно устранялись, то, повреждённое латалось, а то, что осталось, поддерживалось в рабочем состоянии. Несмотря на это, они должны были сохранять осторожность. Запасы боеприпасов, гранат и блоков питания необходимо было использовать с умом.

Ольгейр повернул шлем, нарушая герметичность брони и впуская внутрь воздух «Аметистового сюзерена». Он взял шлем обеими руками, повернув его лицевой стороной к себе, и посмотрел на него. Шлем был старым, металл покрывало множество отметин, собранных за множество смертных жизней проведённых в боях. Местами синевато-серая краска была соскоблена, под ней виднелся стальной керамит. Руны, которые Ольгейр когда-то выгравировал на шлеме, теперь выцвели и во многих местах стали неразборчивыми. Он протянул руку, проводя пальцем по линзам, вспоминая, что почувствовал, когда Железный жрец впервые подарил ему броню, какими нетронутыми тогда были фрагменты доспеха, как они сверкали в свете жаровен, предвещая разрушения, которые он позже посеет.

Тяжёлая рука опустил шлем, провёл пальцами по покрытым лаком волосам и бороде, рассыпав седые пряди по воротнику горжета. — Ни царапины, — проворчал он. — А у тебя?

Хафлои, которому ещё предстояло получить закрепившееся в стае прозвище, топал по оружейной палубе, держа под мышкой собственный выбеленный шлем, в то время как остальная часть его боевого доспеха была заляпана машинным маслом. Кровавый Коготь выглядел чуть менее потрепанным, чем когда он впервые вступил в стаю на Фенрисе. Возможно, Ольгейру всего лишь показалось, но копна рыжих волос немного поблёкла, а клыки удлинились.

Да, вероятно, это всё его воображение. Ольгейр не так уж долго сражался с Кровавым Когтем.

—  Тоже. Они были чертовски медлительны. Хафлои бросил шлем на длинную скамью и начал готовиться к снятию остальной брони. Один меня всё же догнал. Корпех. Кровавый Коготь усмехнулся. — Она просто направила на меня свой лазган, провоцируя броситься на неё. Я мог бы сбить её с ног прямо на топливозаборники, а она просто стояла там. Моркаи, но в её венах был мьод. Я внесу её имя в летопись, как и обещал. Она просто стоял там.

Кровавый Коготь, казалось, был в хорошем расположении духа. Он чаще всего был таким, иногда Ольгейру приходилось напоминать себе, насколько  неопытным был Хафлои, насколько «зелёным», только закончившим обучение новобранцем. Кровавый Коготь жаждал лишь одного — сражаться, выплеснуть накопившуюся в нем агрессию, достичь в сражениях большего совершенства и умения. Ольгейр видел, как Хафлои изучал остальных, когда они были в бою, и знал, что после каждого рейда Кровавый Коготь спускался в тренировочное помещение, чтобы закрепить полученные уроки. Это тоже давало свои плоды — Хафлои всегда был опасен, но разрыв между его возможностями, и тем, на что были способны остальные, теперь сокращался.

— Тебе это никогда не надоедает? — лениво спросил Ольгейр, обнажая узлы брони, в которые должны были входить порты.

— Рейды? Я бы хотел добычу получше. Что-нибудь, что я действительно мог бы убить. Но это лучше, чем боевые сервиторы.

— Иногда я просто удивляюсь. Ты ни о чем таком не просил.

— Хья, ты что, теперь моя нянька?

— Просто долго не был в ордене, вот и всё.

— Хорошо. — Хафлои ухмыльнулся. — Мне нравится. Это — настоящая охота. Я до сих пор помню охоту на льду. Ты слишком стар для этого, но я всё ещё помню. — Хафлои снял с наплечников связку сильно потрепанных шкур, которые больше походили на потёртую кожу, чем на мех. — Ты мог идти куда угодно, помнишь это? Просто посмотреть вверх, на белое облако и белый снег, пока ветер овевал кожу, можно было видеть все горизонты. Всё, что тебе было нужно, — это запах, а потом ты просто бежал.

— Да, я помню. Как и терзающий тебя изнутри голод.

— Это держит тебя в тонусе.

— Да, так и было.

Хафлои пожал плечами. — Сейчас всё тоже самое. Для меня не важны причины. Я просто люблю открытое небо.

— Справедливо.

Затем прибыла команда кэрлов, сопровождаемая отрядом бронированных сервиторов. Они несли с собой тяжёлое снаряжение — дрели, храповики, флаконы со священными маслами и смазочными материалами. Снятие доспеха должным образом могло занять некоторое время и сопровождалось квазимистическими обрядами, которые происходили как с Фенриса, так и с Марса. Ольгейр вытянул руки, активировал разблокировку стыков брони и направился во внутреннюю камеру, где пластины снимались одна за другой, а затем отправлялись на кузнечную палубу для проверки и ремонта.

— Только не будь таким расхлябаным, — сказал Ольгейр, направляясь в каюту. — Ты всё ещё сырой, как сам Хель. Тяжёлая рука ушёл под звуки смеха, такого же гулкого, как и у него, это хохот как бы говорил: «Пока что, седобородый.»

Трое сервиторов, четверо помощников-кэрлов и лексмеханик ждали Серого Охотника внутри, все они смотрели вверх, держа инструменты наготове, и ожидая. Это должно было стать главным событием их рабочей смены, возможностью проявить себя с наилучшей стороны. Для Ольгейр же это ознаменовало окончание очередного краткого всплеска активности, ещё одного движения тела, предназначенного лишь для убийств.

— Начинайте, — сказал Ольгейр, позволяя разуму отвлечься.

Бальдр Фъольнир снял доспехи, как только высадился на «Вуоко», и теперь был одет в серую мантию из плотной ткани, с откинутым на плечи тяжёлым плащом.

Он покинул верхние палубы, где кэрлы общались с командой, поднялся по охраняемым шахтам лифтов и оказался в другом мире приглушённого освещения и незнакомых ароматов. В отличие от остальной части корабля, эти покои были украшены со вкусом и шиком, на них не было ни эмблем корсарского капитана, ни боевой команды Адептус Астартес. Металлические полы были устланы мягкими коврами, а стены из прессованных панелей увешаны прекрасными гобеленами.

В медных чашах тлели ароматические палочки, отчего воздух в проходах казался туманным. Отдалённый гул двигателей всё ещё был слышен, под ногами чувствовалась дрожь, но в большинстве своём складывалось впечатление, будто ты покинул космический корабль и каким-то образом очутился в личных апартаментах терранской знати

И в каком-то смысле так оно и было, потому что эти помещения находились в ведении мамзель Джудит ван Клиис, постоянного навигатора «Аметистового сюзерена». Она служила Коллакве и после его казни продолжала управлять кораблём, как прежде. Оказалось, что её отношения с предыдущим нанимателем трудно было назвать сердечными, так как они были основаны на неуточненных угрозах шантажа, связанного с каким-то малоизвестным преступлением, совершенным либо самой Джудит, либо родственной ветвью её младшего дома.

Когда ван Клиис сообщили о смерти Коллаквы, то из глаз навигатора не капнуло и слезинки, вместо этого она выразила абсолютную готовность служить своим новым хозяевам, что всех устраивало. Правда, конечно же, могла состоять в том, что ни один другой корабль не принял бы мамзель на свой борт, но поскольку «Хлаупнир» не имел собственного навигатора и был слишком мал для совершения чего-то, кроме самых коротких и медленных варп-прыжков, Гуннлаугур не стал привередничать. С тех пор ван Клиис хорошо себя зарекомендовала. Навигаторы на кораблях имперского флота испытывали невероятное истощение из-за требований своих экипажей из-за чего быстро и часто перегорали. Оказалось, что навигаторам принцев-корсаров приходилось немного легче. Мамзель ван Клиис определённо казалась в прекрасном расположении духа.

На галеоне не было никого, обладающего хотя-бы чем-то отдалённо напоминающим чувствительность к варпу. На борту не было астропатов и смертных псайкеров. Лишь Джудит, пусть в своей непонятной и раздражительной манере, но всё же имела какое-либо отношение к царству сновидений. Так и вышло что она и Бальдр, по этой и иным причинам, часто общались друг с другом. Со своей стороны, Бальдр чувствовал потребность в этих разговорах — желание найти другую душу, единственным инстинктом которой было бы не мгновенно отпрянуть от любых упоминаний о малефикаруме, псайкерстве или колдовстве. Что же из этих разговоров извлекала сама Джудит, оставалось загадкой. Вполне вероятно, подумал Бальдр, что ей просто одиноко, запертой в своей изолированной цитадели на вершине горбатого хребта галеона, и её единственной компанией являются скорбного вида слуги и зловещий взгляд самого живого эфира.

Поэтому, когда появился Бальдр, открыв тёмную деревянную дверь в железной раме и наклонившись, чтобы войти, она подняла взгляд от своего письменного стола, отложила перо, положила руки на колени и улыбнулась.

— А, — сказала ван Клиис. — Значит, ты снова вернулся?

Бальдр пересел на длинную кушетку, стоявшую рядом с столом. Даже в доспехах он передвигался тише, чем его братья; без них Бальдр походил на серого призрака. Он был стройнее, чем остальные. И сейчас стал ещё более худым. Теперь на его шее висел нуль-ошейник, второй из тех, что дал ему Зовущий Бурю — костяной обруч на шее, увенчанный челюстями железного дракона. Он выглядит хрупким, как вещь, которую

космодесантник мог разложить двумя пальцами и всё же эта вещица обладала связью с жизнью и смертью Бальдр, связью столь же мощный, как гравитация солнца удерживающая планету. Убрать нуль-ошейник означало покончить с носителем. А сохранить — означало бы искалечить его.

Космический Волк тяжело опустился на кушетку. — Они почти убежали, — сказал Бальдр. — Но ты подвела нас достаточно близко, как раз перед тем, как они приступили к переходу. Гуннлаугур передаёт свою благодарность.

Ван Клиис рассмеялась. Она встала и подошла, чтобы сесть рядом с космическим десантником. Их разница в размерах выглядела комично. Даже рядом с не улучшенным человеком Мамзель показалась бы крошечной, тоненькой, как палочка, с туго натянутой и морщинистой от старости кожей, на которую нанесли много румян. На ван Клиис было множество украшений, некоторые из которых были прикреплены к кости, и шелковое платье с узором в виде малинового дракона. При ходьбе она прихрамывала, и от неё сильно пахло как обычными благовониями, так и экзотическим алкоголем. Лоб навигатора  надёжно перевязывала кружевная повязка из золотого дамасского шелка.

— Едва ли тот ворчун знает, что я здесь, наверху, — сказала Джудит, ласково похлопывая Бальдра по колену. — Приходишь только ты. Это хорошо. Я бы скучала по нашим встречам, если бы ты перестал приходить. Ну, как сейчас?

Бальдр сложил ладони вместе. Кожа была мозолистой и ещё более серой, чем должна была быть. — Тяжесть растёт. С каждым нашим путешествием я чувствую, как нарастает давление. Бальдр перевёл дыхание. — Перед моими глазами словно грозовой фронт.

Ван Клиис недовольно фыркнула. — Твой рунный волшебник поставил дамбу. Но ты — река. Кто окажется сильнее? Вот в чем вопрос, а? Ты никогда не пытался его снять?

Бальдр криво усмехнулся. — Много раз. В последний я очнулся лишь на следующей день, половина моей каюты была залита кровью. Не думал, что во мне её так много осталось, — космодесантник пожал плечами. — Он надел это на меня. Насколько я знаю, только он может это снять.

— Твои братья, они никогда об этом не думали.

— Нет, они всё обдумали. Оценили риски — верная смерть или неопределённое будущее. Я в долгу перед ними за предоставленный шанс. Теперь я должен найти способ сделать так, чтобы это чего-то стоило.

— Нелегко.

— Нет, даже если бы я знал, что ищу.

Ван Клиис фыркнула. — Ты понимаешь, что только всё усложняешь? Я вижу это с тех пор, как ты попал на корабль. Ты всё время говоришь о своём пути, собственном пути. Ты притворяешься, будто другой, и поэтому для того, чтобы излечится тебе нужно что-то другое. Но ты ничем не отличаешься от остальных. Только не для меня. Навигатор наклонилась к Бальдру. — Мутанты. Вот кем мы оба являемся. Я — санкционированный. Ты? Я не знаю. Ты не знаешь. Но признание это первый шаг. Следом пойдут остальные.

Бальдр опустил взгляд на свои руки. — Враг сказал мне то же самое. Все говорят одно и то же. Он снова улыбнулся той же сухой улыбкой. — Они говорят то то, что считают правдой и хотят, чтобы мы тоже в это поверили. Что  только сыны Русса лгут самим себе.

— Ах, теперь ты жалеешь себя.

— Нет, просто констатирую факт. Со стороны это выглядит просто. Но изнутри... — Бальдр с трудом подбирал слова. — Я чувствовал то, что делает Ньяль. И характер его действий. Это отличалось и от того, что делает враг, и от того, что могу сотворить я.

— Когда твой ошейник сломан.

— Да.

— Тогда ты — нечто новое.

— Мне тоже это говорили. Кто знает?

— Это твоя проблема.

— Так и есть. — Бальдр сжал руку в кулак. — Но я не позволю этому ослабить стаю. Я должен сражаться, сейчас, вместе с ними, на этой охоте, независимо от того, удастся ли раскрыть секрет.

— Или пока эта штука не убьёт тебя. — Джудит внимательно изучала космодесантника. — Она убивает тебя прямо сейчас, я ясно это вижу. Если бы я прямо сейчас открыла Видящее Око, то увидела бы это ещё острее. В глубине твоей души что-то кипит. Оно пытается вырваться наружу, но не может. Ты замкнуты в своей болезни.

Бальдр погрузился в размышления. — Если бы у меня было оружие, любое другое оружие, я бы знал, как им пользоваться. Топор, клинок, болтер. С ними я никогда не сомневаюсь, ни на секунду. Но это — даже если бы я смог его открыть, должен ли я это делать?

— Ты говорил об этом с братьями?

Бальдр усмехнулся. — Да, мы говорили. Они все видели, как я преобразился. Они знают об опасности.

— Что они говорят?

— То же, что и ты. То же, что и я. Мы все в неведении.

Ван Клиис продолжала смотреть на него. Взгляд женщины был странно непоколебим, как у маленького ребёнка. Возможно, они все были такими, эти звездочёты — такими их сделало ремесло.

— Ладно. Если они не дадут тебе полезного совета, посоветуйся со мной. Ты узнаешь. Ты узнаешь, когда настанет момент, потому что буря в твоей душе не может быть случайностью. Она нашла тебя по какому-то замыслу. По чьему замыслу? Возможно, вражескому. А может, и нет, потому что они не контролируют всё. Но вот в чём дело — вы не найдёте эту вещь, если будете её искать. Вы разглядите правду лишь краем глаза. Вот, что мы делаем. Мы прозреваем то, что находится на грани, и довольны тем, что не можем сосредоточить всё своё внимание. Будьте такими, как мы. Не будьте таким охотником.

Бальдр внимательно слушал. Он научился этому благодаря Джудит. — Всё, чем я когда-либо был, — сказал он. — Всё, чем я когда-либо хотел стать. Это держать добычу в поле зрения. Загонять её. Убить её, ради себя, ради безопасности моего народа.

Ван Клиис рассмеялась и снова похлопал его по колену. — Я знаю! Может быть, ты способен измениться. А может, и нет. Но я говорю тебе правду. Соглашайся или не соглашайся, выбор за тобой.

Затем улыбка исчезла с лица ван Клиис.

— Но это скоро убьёт тебя, — строго сказала навигатор. — Очень скоро. Так что сделай свой выбор, каким бы он ни был, и твёрдо придерживайся его.

Глава седьмая

Ещё одно помещение, подальше, терялось между гигантскими корпусами инженериума. Здесь всегда было жарко — достаточно, чтобы заставить обитателя вспотеть, но, по-видимому, не настолько, чтобы причинить ему серьёзный ущерб. Железные стены без всяких украшений, напольная облицовка в трещинах. В центре потолка висел одинокий люмен. Внутри стоял непрекращающийся шум и скрежет механизмов друг о друга, усиливающийся всякий раз, когда «Аметистовый сюзерен« оказывался в пустоте.

Это помещение вот уже несколько месяцев занимал один-единственный человек. До этого его держали на гауптвахте «Хлаупнира», где он влачил ещё более стеснённое существование. Ещё раньше пленник был исповедником кардинала Делво, поднаторев в интригах при его дворе. Он питался лучшими яствами, пил лучшую выпивку, почивал на роскошных матрасах в раззолоченных комнатах. Что ж, ныне всё изменилось.

В прошлой жизни его побаивались. Делво был безжалостным командиром, обладавшим внушительной военной мощью, — из тех, что без особых раздумий уничтожали целые миры, если это способствовало продвижению по служебной лестнице. Аушрах Клэйв всё это время был рядом с ним, давая советы, мягко продвигая политические действия; возвысившись над другими, он наблюдал за допросами в тёмных глубинах многочисленных цитаделей кардинала.

Так было раньше. Теперь же Клэйв исхудал. Бывший дознаватель лишился изысканной одежды и кутался в такую же грязную рубаху, как и все остальные обитатели трюмов. Кожа, которая и раньше была бледной, стала белой, словно кость, с сероватым оттенком в морщинах, под глазами, вокруг тонких губ. На обнажённых лодыжках висели тяжёлые кандалы, соединяясь длинной цепью, прикреплённой к кольцу на стене. В камере находился стол, единственный стул, жёсткая койка и поднос для еды и питья. Когда Клэйв заболевал, его лечили. Время от времени его даже выводили на прогулку по нижним палубам, не снимая оков, — просто чтобы мышцы не атрофировались. В остальном же эта каюта представляла для него целый мир: размером три на три ярда, далеко в пустоте, окружённый со всех сторон теми, кто желал ему смерти.

Могло быть и хуже. Исповедник мог попасть в плен к ордену дикарей.

Ингвар и Гуннлаугур один за другим протиснулись внутрь помещения, разжав могучие длинные ручищи. Клэйв отпрянул.

— Ну, здравствуй, крыса, — весело поприветствовал его Гуннлаугур.

Клэйв нахмурился, но смолчал.

Ингвар подошёл к койке и уселся на неё, отчего та прогнулась. Гуннлаугур дотянулся до цепи и дёрнул её.

— Ты случаем не повредил свои путы?

Клэйв фыркнул:

— Чем бы?

— Он довольно находчив, — сказал Ингвар вожаку. — Может, нам бы стоило вырвать ему ногти?

Гуннлаугур от души расхохотался:

— Не искушай меня, брат.

У Клэйва не осталось сил, чтобы изобразить отвращение. В начале заключения бывший дознаватель поносил своих тюремщиков, обзывая их еретиками, демонопоклонниками и генетическими уродами. Космические Волки дали пленнику возможность орать, пока не охрипнет: ничего подобного они раньше не слышали, и постепенно боевой дух Клэйва сошёл на нет.

Скорее всего, его былое бахвальство являлось лишь бравадой, продиктованной желанием подготовиться к мучениям, которые, как он был уверен, ему обязательно должны причинить. На службе у Делво Клэйв был палачом и, подобно всем, кто с энтузиазмом доставлял боль, полагал, что остальные проявят такое же рвение при любом удобном случае. Но истязаний так и не последовало. Раны, которые Клэйв получил во время захвата, обработали, хотя и довольно грубо; кроме того, ему дали пару недель на восстановление.

Когда Клэйву задавали вопросы, то делали это настойчиво, но с перерывами, и никто не понимал на него руки.

Возможно, всё изменилось бы, если бы Клэйв не выдал то, что знал. Он не упорствовал, зная, что выхода нет: ему не спастись от своих похитителей, пока те не получат, что хотят. Клэйв был набожен и всегда верил в святость вечной Церкви, а ещё он хотел жить. По правде говоря, его участие в работе Фалкрама никогда не было таким уж основательным: это была всего лишь одна из многих инициатив, в которых задействовали Клэйва, поэтому рассказать Космическим Волкам о том, что он знал, не составило труда. Всего несколько имевшихся у него сообщений, несколько увиденных им документов… и так далее.

— Так, что на этот раз? — угрюмо спросил Клэйв. Ингвар подался вперёд, сложив огромные ладони вместе и сцепив пальцы. Несмотря ни на что, Клэйв так и не привык иметь дело с этими гигантскими версиями людей — с их нелепой мускулатурой, с их постоянным запашком насилия.

— Мы уже совсем близко, — сказал космодесантник. — Прямо у него на хвосте.

— Рад за вас.

— Это всё твоя заслуга, крыса, — добавил Гуннлаугур, прислоняясь спиной к стене. — Давай-ка проверим, правильно ли я всё запомнил. Коды Экклезиархии, которые ты нам дал, привели к рейду на Ксерес IX, что позволило нам получить подробную информацию о передвижениях флота в секторе. Что, в свою очередь, дало возможность подобраться к «Неизменному тирану», благодаря чему мы впервые узнали о местонахождении Фалкрама. Мы могли ошибиться, или ситуация — измениться, но мы всё равно нанесли ощутимый ущерб. Помнишь?

Клэйв уставился на свои мозолистые руки.

— Я даже не уверен, что Фалкрам — это один человек, — пробормотал он. — Я же уже говорил.

— Мы знаем, что это человек, — сказал Ингвар. — Об этом говорят все перехваченные сведения.

— Именно так в вашей организации всё и устроено, — добавил Гуннлаугур. — Каждый по отдельности знает лишь малую часть, и всё замыкается на одном-единственном человеке. Это слабость.

Клэйв одарил космодесантника кислой, безрадостной улыбкой:

— А Волки Фенриса знают об организации всё.

— С тех пор мы стали ближе к этому, разве нет? — сказал Гуннлаугур. — Мы знаем, что так и есть. Ты тоже это знаешь. Должно быть, тебя греет радость от понимания, что мы так близко к гуще событий.

Клэйв покачал головой.

— Всё это бессмысленно, — пробормотал он. — Ты тратишь свои силы на то, что больше не имеет значения.

— На Рас Шакех это имело для тебя значение, — сказал Ингвар. — Иначе зачем было уничтожать записи?

— Приказы.

— От Фалкрама?

— От моего связного. Кем бы он ни был.

Гуннлаугур внимательно наблюдал за Клэйвом.

— Кто-то пришёл к выводу, что на Рас Шакех следует отправить тебя и Делво. Несмотря на обстановку в секторе, они решили отправить вас во главе армии. И у них были для этого все возможности.

— Мы выследили флот Архиврага. Мы знали о «Фестераксе».

— Вы ничего о нём не знали, пока мы всё не разведали, — ответил Гуннлаугур.

— Ты выполнял приказ Делво до самого конца, — сказал Ингвар. — Ты бы уничтожил целый мир, даже после того, как скиталец был бы уничтожен, а угроза миновала. Я никогда этого не понимал.

— Этот мир заслуживал смерти! — парировал Клэйв. — Так же, как и ты. Все, кто не готов к самопожертвованию, когда оно необходимо, — заслуживают смерти. Делво был благочестивым человеком. Порядочным. Он увидел угрозу для сектора и решил покончить с ней.

Гуннлаугур прорычал вполголоса:

— Делво был чудовищем. И ты мог его остановить.

— Ты сильно переоцениваешь мои возможности. В любом случае, у меня не было подобного желания. Я стремился всего лишь исполнить долг.

— Ты использовал его, — холодно сказал Ингвар. — Делво возвысился, а ты — за ним, вот только подобрался слишком близко к солнцу и обжёгся.

— Итак, мы подошли к твоей нынешней ситуации, — сказал Гуннлаугур. — Ты предоставил нам достаточно информации — немного того, немного сего. Остальное мы сделали сами. «Наксианский клинок» был хорошей целью. У нас есть фрагменты астропатических показаний со всего субсектора. Хочешь знать, что в них, крыса?

Клэйв снова вперил взгляд в костяшки пальцев.

— Это риторический вопрос?

— Кое-что ты уже знаешь, — сказал Ингвар. — Везде, куда ни посмотри, видно масштабное наращивание флота. Ты просто опередил события. Сороритас собирают все свои монастыри отсюда и до Офелии.

— Как и Милитарум, — сказал Гуннлаугур. — Как и Имперский Флот.

— Как и Адептус Астартес, — съязвил Клэйв. — Во всяком случае, те, кто ещё не забыл о своём долге.

— Все эти силы движутся в одном направлении, — продолжал Ингвар. — Коронис Агатон. Талландер. Мортиджия. Лопакс. Это миры на подступах к Кадианским Вратам и их системе снабжения, — цепочка цитаделей, окружающая границы самого Ока. Мы сами видели это на Кефе — стены рушатся. И теперь Империум на это реагирует.

— Мы просмотрели позывные флотов и получили представление о том, куда они направляются, — сказал Гуннлаугур. — И теперь знаем о целом ряде маршрутов. При помощи шифров, которые ты нам дал, мы можем прочесть многое, крыса.

— Но не всё, — сказал Ингвар. — Некоторые коды обновились. Есть один мир, который уже несколько месяцев взывает о помощи. Никто не откликается на его сигналы бедствия. Последнее, что мы смогли разобрать, так это то, что он помечен как заброшенный. И это не единичный случай. Имперским силам приходится выбирать, на защиту чего они могут тратить свои силы, а чего — нет.

— Все, кроме одной эскадры, — сказал Гуннлаугур. — Она использует идентификатор Экклезиархии и должна направляться на сборы в Мортиджию. Но флот не идёт по этому курсу. Он направляется на тот мир. Мир, который все остальные уже списали со счетов.

Клэйв потянулся и поскрёб в затылке.

— Значит, это стоящая цель для вашей охоты, — устало сказал дознаватель.

— Определённо, — сказал Ингвар. — Мы получили доступ к этой информации при помощи тех кодов, что ты использовал для отправки своих старых сообщений, так что кто-то из этой эскадры собирает то, что раньше собирал ты.

— Передайте им мои наилучшие пожелания, когда встретите.

— О, именно так мы и поступим, — сказал Ингвар. — Но вначале нам нужно кое-что от тебя.

— У нас есть всё, кроме названия, — сказал Гуннлаугур. — У этого мира нет стандартного пустотного локатора — только последовательность, встроенная в код Экклезиархии. Мы знаем, что он не располагается на переднем крае предстоящего похода, из-за чего остаётся много пробелов, которые нужно заполнить. Где бы ни находился тот мир, он не настолько важен, чтобы его зарегистрировали где-либо ещё.

— За исключением одной-единственный эскадры, — сказал Ингвар, — Которая идёт на существенный риск, чтобы туда попасть.

Клэйв покачал головой.

— Мы уже это проходили, — пробормотал он. — Какая-то зацепка, какой-то шепоток. Ты всё изучаешь, затем уничтожаешь то, что нашёл, а мы всё торчим и торчим здесь, гоняясь за тенями.

Ингвар взглянул на Гуннлаугура и рассмеялся:

— Он думает, что это случайность.

— Так оно и есть, — сказал волчий гвардеец, скривив губы от удовольствия. — С другой стороны, по-моему, отсюда ему не видно многое из того, что мы делаем.

— С каждым новым нападением, — сказал Ингвар, поворачиваясь к Клэйву, — с каждым рейдом, с каждым захваченным кораблём мы узнавали немного больше.

— Ёрундур любит анализировать закономерности, — сказал Гуннлаугур. — У него странная душа, но это он умеет. Видишь ли, для всех нас в этом нет ничего нового: мы всегда действовали так, когда чуяли в воздухе разносимый ветром запах добычи. Ты перекрываешь все пути и ходишь по кругу. И вскоре мест для побега становится совсем немного.

— Они используют твои коды, крыса, — сказал Ингвар. — Они идут прямиком в шторм, от которого остальные бегут прочь.

— Нутром чую, что это он, — сказал Гуннлаугур. — Буря застала его врасплох. Это подарок судьбы нам. Вот только судьба — коварная старая карга: одной лапой она даёт, а другой забирает.

— Скоро этот мир обратится в пепел, — сказал Ингвар. — Поэтому нужно поторапливаться. Ты знаешь старую картографическую кодировку и можешь сделать для нас кое-что ещё.

— Нам просто нужно название.

— И тогда всё это закончится.

Больше они ничего не сказали. Космические Волки ожидали.

Клэйв уставился в пол. Несмотря на свои же слова, дознаватель чувствовал, что космодесантники правы. Фалкрам, кем бы он ни был на самом деле, не мог прятаться вечно, раз уж поиски стали настолько упорными. Они надеялись сохранить всё в абсолютной тайне, чтобы их мишени никогда ни о чём даже не заподозрили. Именно ради этого Клэйву приказали отправиться на тот адский пустынный мир: чтобы пресечь любую возможность обнаружения, учитывая находившиеся там средства коммуникаций, которые должны были быть уничтожены давным-давно.

Было от чего выйти из себя. Если бы не эта оплошность, то Клэйв, без сомнения, сохранил бы своё место при Делво и, возможно, руководил бы епархиальными силами в набирающем обороты походе, со всеми его возможностями для продвижения по карьерной лестнице. С другой стороны, воля Императора проявлялась необычным образом. До сих пор ему удавалось сохранить себя. Пока он жив, пока он дышит, ещё может быть путь к спасению.

Он пережил Делво. Он пережил атаку на чумной скиталец, в то время как многие другие, в том числе часть Волков, не пережили. Значит, это ещё не конец. Чем ближе к финалу, тем больше шансов на то, что судьба изменится. В конце концов, у него были некоторые основания надеяться на это.

И он поднял глаза.

— Мне нужно посмотреть, что вы нашли, — сказал он. — Тогда я расскажу вам, что смогу.

К тому времени, когда Бъяргборн добрался до командного мостика «Аметистового сюзерена«, обстановка стала гораздо менее напряжённой, чем несколько часов назад. В то время как «Вуоко» шёл на штурм, операторы авгуров припали к своим рабочим местам, высматривая, нет ли признаков того, что «Наксианский клинок» сможет собрать достаточно сил, чтобы отразить нападение, готовые дать залп по отступающему линкору. Шансов было немного, но экипаж оставался в готовности, чтобы включить плазменные двигатели и подойти на расстояние выстрела. Никто этого не хотел — галеон, вероятно, сильно пострадал бы при перестрелке, — поэтому, когда в зоне действия сенсоров появился целый и невредимый «Громовой ястреб», да ещё и с полным набором незваных гостей на борту, это стало для всех приятной новостью.

Командирский трон пустовал. Лишь Ёрундур или иногда Гуннлаугур занимали это место на возвышении из мрамора и оуслита. Все сенсорные посты были заняты — в основном офицерами из прежней команды Бъяргборна. Они носили приличное подобие их старых серых туник, заплатанных лоскутами других тканей, которые им довелось прихватить с тех пор, как они вышли из-под защиты Зовущего Бурю.

Пространство мостика сполна отражало это ощущение разнородности. Тщательно продуманные металлические конструкции — многоуровневые резные галереи и латунные балюстрады, украшенные яркими скульптурами. Те члены первоначальной команды, что остались работать на мостике, одевались в свою старую униформу — куртки с малиновым поясом и начищенные кожаные ботинки, а в нишах все ещё висело несколько старых, присвоенных Коллаквой картин. Когда варп-ставни поднимались, взору открывался вид на всю протяжённость броского смотрового бронестекла, нависающего над командой, будто коллекция окаймлённых золотом хрустальных пузырьков. Одно это приспособление, должно быть, изрядно опустошило сокровищницу старого пирата.

Бъяргборн занял место на капитанском троне, расположенном по рангу чуть ниже командирского кресла, и просмотрел ожидавшие его сводки. Большинство из них были составлены в хорошо знакомом формате — краткие информационные сообщения, написанные в фенрисском стиле.

На правом подлокотнике трона стоял голопроигрыватель, и Бъяргборн активировал его, включив проекцию последнего отчёта о состоянии батарей макропушек, который он запрашивал. Это было самое лучшее оружие «Аметистового сюзерена»; вне сомнения, Коллаква выложил за него астрономическую сумму, к тому же макропушки были единственным элементом наступательных возможностей «Аметистового сюзерена», сопоставимым с военным кораблём приличных размеров. Изначально они были оснащены разрывными снарядами — идеальный вариант для командира, который хотел вывести свою жертву из строя при абордаже, а не уничтожить её. В случаях, когда хотелось всё же наделать дыр в вражеской броне, это уже меньше подходило, поэтому местные технические кадры были заняты переделкой как можно бóльшего количества снарядов с адамантиевым сердечником. Работы по переоборудованию были трудоёмкими, и Бъяргборн внимательно следил за ними. Если бы у него было достаточно времени и сил, он бы превратил этот галеон в настоящий военный корабль.

— Я надеюсь, вы довольны тем, чего мы достигли, — раздался голос за плечом.

Бъяргборн поднял глаза: рядом стояла Эджика Суака. Как начальник оперативного отдела на мостике, она экипировалась в подобие фенрисской униформы, но так казалось только на первый взгляд. Суака была темнокожей, с чёрными блестящими волосами, собранными в пучок. На её левой щеке всё ещё виднелась татуировка, символизирующая преданность корсару, а на пальцах красовались золотые кольца, оставшиеся от её прежней профессии.

— Четыре установки готовы к пробному залпу, — сказал Бъяргборн, снова взглянув на голографический отчёт. — Ещё восемь проходят переоборудование. Это значительный прогресс.

Суака поклонилась:

— Я лично контролировала работу.

— Моё начальство только порадуется, когда увидит результаты.

— Только скажите, и мы начнём испытания. Надеюсь, что это порадует ваших командиров ещё больше.

Суака была исполнительным офицером. Потому-то она и сохранила жизнь и место на службе. Галеон был большим и старым кораблём со множеством закоулков и особенностей, в которых по неосторожности можно было и запутаться, и не раз её опыт оказывался незаменимым.

Бъяргборн поднял на неё глаза.

— Вам по душе ваша работа, лейтенант, я прав?

— Почему вы спрашиваете, сударь?

— Мы были... требовательны.

Суака пожала плечами.

— В своё время я служила многим хозяевам. До этого я работала на имперском торговом судне, вы в курсе? «UV-56-A», большое грузовое судно, курсирующее в Проливах Горгона. А до него — на судне обеспечения схолы-майорис. Разница не так уж велика.

— Но раньше тебе жилось свободнее.

— Свободнее, но не безопаснее. — Взгляд Суаки метнулся к бункерам, где усердно трудились смешанные команды. — Это был страшный корабль, — сказала она, понизив голос. — Кто-то любил Коллакву, но большинство его ненавидело. Приятно, когда в руки падает чеканная монета, но это не искупало побои... В целом, большинство радуется, что его не стало.

— В том числе и ты.

— Я всегда была верующей, сударь. Мне никогда не нравилось то, что мы делали. Впрочем, это и не должно было нравиться, не так ли? «Просто не поднимай головы».

Бъяргборн хмыкнул. Вероятно, так оно и было. Но Суака, без сомнения, пошла на это, чтобы спасти свою шкуру. И он не мог этого одобрить, даже понимая.

— Я жду новых распоряжений, — сказал ей Бъяргборн. — Последнее, что я слышал, — начальство собирается на конклав, а это значит, что они могут прибыть в любой момент. Но знай: куда бы мы ни направлялись, этот корабль должен быть в состоянии нанести удар посильнее. Это означает, что нужно ускорить развёртывание макро-батарей и подачу плазмы. Мы больше не охотимся на слабаков и увальней, лейтенант.

— Поняла вас, господин.

— Итак, мы планируем провести испытания пушек через час по терранскому стандарту. Экипажи справятся с этим?

— Я прослежу, чтобы справились.

— Начинайте немедленно.

Суака сотворила аквилу, поклонилась и отправилась приступать к процессу. Она ушла, а Бъяргборн уселся на свой трон и просмотрел остальные отчёты. Дела продвигались более или менее так, как он надеялся: даже Ёрундур был бы доволен, что работы по вооружению идут по графику. Но если бы боевые действия станут чаще, чем нынешние — от случая к случаю, им придётся нелегко. Даже «Ундрайдер», этот всеми нелюбимый обломок фрегата Ордена, вынес больше поражений, чем позволял его запас прочности, а это судно было укомплектовано командой с опытом космических сражений.

Гололитические отчёты один за другим мелькали у него перед глазами.

— Мы будем готовы, когда поступит приказ, — пробормотал он под нос, скорее для уверенности, чем будучи действительно убеждённым. — Клянусь Руссом, мы должны быть готовы.

Глава восьмая

Стая как могла попыталась воспроизвести зал Аннулюса. Висевшие здесь прежде украшения сорвали, люмены вырваны из креплений, от каюты остался лишь голый настил. Из ангаров корабля вытащили каменные плиты с «Хлаупнира», их уложили, скрепив раствором, теперь пол освещало пламя. На круглом столе в центре комнаты была выгравирована эмблема ордена — оскаленная волчья голова, а в тени висел боевое знамя стаи Ярнхамар. За каждым из тронов стояло по шесть длинных копий, их древки были прикреплены к каменным колоннам полосками кожи, а в гнёздах для лезвий красовались охотничьи тотемы древнего льда.

По крайней мере, в комнате пахло правильно — горящими углями, старым камнем, мускусным запахом давно изношенных шкур. Если бы огонь в каминах горел ярче, если бы к смеси ароматов добавились запахи сырого мяса и мьода, то это место можно было бы принять за один из многочисленных подземных залов Горы, за место, где рота могла бы собраться, чтобы обсудить прошлые победы или спланировать будущие рейды.

На этом собрании присутствовали только Волки, никаких слуг. Гуннлаугур сидел на почётном месте, лицом к единственному входу напротив стола. По правую руку от вожака, сидел Ингвар, а по левую — Ёрундур. Оставшиеся места заняли Ольгейр, Хафлои и Бальдр. В мерцающем свете жаровни черты их лиц были такими же разными, как и их натуры: Кровавый Коготь — бледный и живой, Старый Пёс — тёмный, как дальние закоулки зала.

В центре стола стоял излучающих тёмно-красное сияние голопроигрыватель. На уровне глаз мерцала схема системы, каждый узел которой был отмечен рунами.

— Крыса знал именно то, что нам нужно, — сказал Гуннлаугур, положив покрытые шрамами руки перед собой на стол. — Расшифровав коды, которые не смогли разгадать мы, он дал нам имя. Вожак Ярнхамара указал на самую большую из полупрозрачных сфер.

— Ояда VII. Густонаселённый шахтёрский мир, который колонизировали какое-то время назад в М36, очень богатый ресурсами.

— Как далеко? — спросил Ольгейр.

— Несколько дней, если напрячь варп-двигатели, — ответил Гуннлаугур.

— И на этот мир уже кто-то напал? — спросил Ёрундур.

— В этом подсекторе каждый мир находится под нападением. И, насколько нам известно ситуация лучше не становится. 

Ёрундур задумчиво поджал губы. — Это большой мир. Богатый ресурсами. Черт возьми, насколько же паршиво идут дела, если они оставили его на произвол?

— Возможно, они считают, что этот мир выстоит, — сказал Ингвар.

Хафлои рассмеялся. — Долго он не продержаться. Вы же видел, что там собирается.

— Значит, ты думаешь, что наша добыча находится на том мире? — спросил Ольгейр, глядя прямо на Гуннлаугура.

Волчий гвардеец кивнул. — Всё, что мы раскопали, всё, что мы выяснили с тех пор, как покинули Кефу, указывает на это направление. Крыса подвёл нас очень близко, а то, что мы узнали из астропатического послания, помогло в остальном. Гуннлаугур поднял руки вверх, скользя локтями по столешнице. — Мы знали, что это не будет мир-святыня. Раздобытые нами  на «Неизменном тиране» фрагменты говорят, что если Фалкрам кого-то и использовала планету Экклезиархии, то она давным-давно ушла в тень.

— Но это шахтёрский мир, — заметил Хафлои.

— Хорошее прикрытие, — сказал Ингвар. — Этот мир достаточно большой, чтобы спрятать крупное предприятие. Здесь есть постоянно действующие космические маршруты с интенсивным движением, и эти корабли чище всего держат курс на миры-кузницы или миры-ульи. На таких мирах есть города, соборы, большое количество технологий, доступ к космическим кораблям. При этом кто решит отправиться на шахтёрский мир за чем-то кроме руды?

— Враги, — сказал Ольгейр.

— Ха, они сжигают всё, отсюда и до Лопакса, — сказал Гуннлаугур. — И из-за этого наше дело не может ждать, если мы будем мешкать, они раскроют тайну.

— Если её уже не раскрыли, — сказал Ёрундур.

— Да, возможно, его уже там нет, — сказал Гуннлаугур. — Но мы знаем, скольких движущихся фронта застигли врасплох, отрезав пути к отступлению и заставив ждать собственного уничтожения. Всё выглядит так, будто движущаяся к миру эскадра была вызвана для эвакуации.

— Всё как всегда туманно, — сказал Ингвар. — Но это лучше, что у нас сейчас есть, — рассмеялся Ольгейр. — И лучше уже не будет.

Хафлои ухмыльнулся в ответ. — Ты в этом уверен? Скопление Иделион находится на расстоянии вытянутой руки, и там можно найти много чего интересного.

На протяжении всего разговора Бальдр не проронил ни слова. Он уставился в стол, полностью игнорируя гололит. — Итак, каков план? — тихо спросил космодесантник.

— Мы попытаемся догнать эскадру, — сказал Гуннлаугур. — Если у нас получится взять корабль на абордаж, то мы сможем выяснить задачи этого соединения. Хотя, если предположить, что мы не ошиблись по поводу их местоположения, нам повезёт если мы настигнем эскадру раньше, чем они доберутся до Ояды. В этом случае нам остаётся лишь импровизировать.

Ёрундур криво усмехнулся. — План точен, как и всегда.

— Сейчас на счёту каждая минута, — сказал Гуннлаугур. — Если мы действуем, то действуем немедленно. Именно поэтому я хочу узнать, не хочет ли кто-нибудь из вас высказаться против этого плана.

Никто ничего не сказал. Бальдр не отрывал взгляда от стола.

— Да будет так, — сказал Гуннлаугур, разводя руки в стороны и сжимая кулаки. — Мы запускаем двигатели. Да направит нас Рука Русса к врагу.

После совета все пошло быстро. Бъяргборн получил приказы, и начался обратный отсчёт до варп-перехода. Раздались сигналы тревоги, члены команды поспешили к своим постам, и ставни на всех иллюминаторах захлопнулись. Ёрундур направился на командный мостик, чтобы принять командование кораблём сразу после того как будет отдан приказ пересечь завесу, в то время как остальная часть стаи направилась в оружейную. Космические Волки облачаться в боевые доспехи сразу после того, как те будут восстановлены и над ними проведут все необходимые ритуалы, так быстро, как возможно. Варп — это место, в котором всегда нужно быть наготове.

Ингвар ожидал у выхода из зала Аннулюса пока наружу не вышел Бальдр, Гирфалькон последовал за братом по коридору.

— Брат! — позвал он.

Бальдр остановился, повернулся и стал ждать.

— Ты был немногословен там, в зале, — сказал Ингвар.

— А что тут было говорить? — ответил Бальдр, криво улыбнувшись. — Он просто хотел поставить точку.

— Может быть. Но если у тебя есть сомнения...

— Их нет. — Бальдр похлопал Ингвара по плечу. — Это то, за чем мы охотились с тех пор, как остались одни.

— Это путь обратно в орден. Это то, что нам нужно, чтобы вернуть нашу честь и наше место.

— Я это понимаю.

— Мы вырвем эту порчу с корнем, выдавим отраву наружу. Остальные будут вынуждены нам поверить. Мы принесём его, и тогда они…

— Оставят меня в живых. — Бальдр рассмеялся. — Может быть. Я всё ещё не уверен в том, что братья примут обратно колдуна, даже если ты лично спасёшь шею Гримнара.

— Ты не колдун.

— И ты в этом уверен, не так ли?

Ингвар серьёзно посмотрел на брата. — Если бы я усомнился хотя-бы на мгновение, то лично приставил бы клинок к твоей шее.

— У меня нет такой уверенности. Бальдр снова зашагал по коридору, направляясь прямиком в свои покои, к оружейникам. — Ты переживаешь, что всё это отвлекло нас от поиска лекарства. Не стоит. Мы никогда не знали, где его искать, и надеялись лишь на то, что время и свобода каким-то образом нам в этом помогут. Но теперешняя цель — она прямо перед нами, в поле нашего зрения. Мы должны её взять.

Ингвар продолжал идти с братом. — Я не теряю надежды что-то отыскать.

— Я знаю.

— И я верю, что они связаны. Ничто не случается иначе, как по воле судьбы. Пустынный мир — чуманосцы, Сестры. Мы появились там для того, чтобы отыскать всё это.

— Ты так думаешь, брат? — Бальдр покачал головой. — Из тебя бы получился отличный готи, лучше чем из меня. Но не все предопределено судьбой.

— Не в этом случае. На нас лежит проклятие, зловещая тень висит за нашими спинами. И я бы хотел, снять это проклятье.

Бальдр остановился. — В тот момент, когда я увидел название этого мира, прочитал его в рунах над столом, я понял, что это то самое место. Я знал это. О чем это тебе говорит? О том, что я могу истолковать твоё проклятие, или о том, что оно действует через меня? В любом случае, нам пора идти.

Бальдр снова холодно улыбнулся. — Если эти предатели существуют, то я буду рад убить их вместе с вами. Но не надейтесь, что это поможет избавиться от болезни. Это слишком древняя история, и мы всего лишь её часть.

— Это судьба.

— Если хочешь, то можешь верить в это.

— Я верю.

После этих слов Бальдр снова продолжил свой путь. Но Ингвар за ним не последовал. Он смотрел на брата, наблюдал, как движутся кости под накидкой, как отчётливо видны их очертания, несмотря на то, что они должны были быть скрыты под толстыми слоями мышц. Теперь болезнь было не скрыть.

— В конце концов ты тоже в это поверишь, брат, — крикнул ему вслед Ингвар. — Если клятва когда-либо стоила того, чтобы её давать, я обещаю тебе это.

III — Пламя над водой

Глава девятая

Прыжок занял больше пары дней. Варп боролся с ними, казалось, что в последнее время эмпиреи сопротивлялись похожим образом — имматериум отталкивал их, искривлялся, образовывал бездонные провалы, а затем вздымался шипастыми скоплениями, которые, казалось, норовят разворотить нос корабля.

«Аметистовый сюзерен» не была создан для настолько трудных переходов. Ван Клиис отдали точные приказы и она следовала им неукоснительно, придерживаясь траектории, максимально приближенной к оптимальной. И галеон быстро за это поплатился, поле Геллера перегрузилось, а вся конструкция корабля начала визжать, стонать и трещать. Фенрисский экипаж, привыкший к тяжёлым полётам через эфир, воспринял всё происходящее как должное, кэрлы лишь посмеивались над звуками скрежещущих по наружной обшивки когтей. Остальные члены экипажа переносили полёт гораздо тяжелее, они многократно молились их часто одолевала варп-болезнь, людей мучали приступы тошноты, моряки цеплялись за перила и больше всего на свете хотели, чтобы это наконец закончилась.

Гуннлаугур всё это время поддерживал непрерывную связь с ван Клиис, внимательно прислушиваясь к потокам информации, которые она передавала, изучая каждый фрагмент аналитических данных, поступающих в на экраны.

— Я почти не вижу Маяка, — в какой-то момент сообщила астропат, и эти слова вызвали гораздо больше поводов для тревоги, чем обычно. — Словно... нет, этого не может быть. Ах, видите. Вот оно снова. Долгое молчание. — Трон. Но посмотрите на... что это? За ним? Нет. Но я не…

После этого ван Клиис замолчала и так и не объяснила, что имела в виду. Впоследствии связь стала прерывистой, а когда сообщения всё-таки поступали, то голос навигатора часто звучал напряжённо, как будто она задыхалась.

— Неужели нам придётся отступить? — мрачно спросил Ёрундур Гуннлаугура на седьмой день.

Волчий гвардеец неподвижно сидел на троне, глядя на дрожащие варп-заслонки. — Нет, — ответил он. — Не сейчас.

Однако долго так продолжатся не могло. Число раненых росло, особенно на нижних палубах, и вскоре за травмами последовали смерти. Спустя четыре дня полёта Бъяргборн организовал патрули, затем усилил их, впоследствии за помощь в поддержании порядка пришлось обратиться к самим Волкам. Эфир обладал способностью проникать в сосуды, особенно в такие дырявые и древние, как «Аметистовый сюзерен». Поле Геллера предотвращало худшие проявления, но не останавливало сны, видения или более прозаические последствия недосыпания и постоянного напряжения.

Бальдру доставалось сильнее остальных. И без того ощутимое давление на глаза продолжало нарастать. Зная о том, что заснуть было невозможно и желая, чтобы тело продолжало двигаться, а разум был сосредоточен на чём-то кроме кошмаров наяву, Бальдр вызывался участвовать в как можно большем количестве патрулей. Временами, оставаясь наедине в мерцающей тьме нижних уровней, он протягивал руку к изгибу внутренней части корпуса и, касаясь пальцем адамантиевым рёбер, ощущал раздающийся снаружи отдалённый гул. Если пробыть там достаточно долго и оставаться недвижимым, то может показать, что ты слышишь повторяемые снова и снова слова, обращённые именно к тебе и ни к кому другому.

Но это не могло продолжаться вечно. Варп-двигатели не переставали грохотать, продвигая корабль сквозь волны и водовороты, толкая его изодранный нос всё дальше и дальше, словно одной лишь силой воли. Вскоре показания хронометров начали выравниваться, а из покоев навигатора снова стали поступать отчёты.

На восьмой день давление ослабло, и был отдан приказ готовиться к выходу в реальный космос. Стая собралась и заняла боевые посты. Оружейные склады были открыты, и воины Бъяргборна начали экипироваться. Затем наступили последние несколько часов перед выходом из варпа, корабль затрясся сильнее, чем когда-либо, это было самое тяжёлое ожидание, до выхода в реальное пространство оставались считанные секунды.

По такому случаю Ёрундур занял своё место на командном троне, взяв на себя управление курсом и скоростью галеона. Полностью облачённые в доспехи Гуннлаугур и остальные члены стаи собрались на возвышении вокруг него. Бъяргборн, Суака и остальная команда мостика заняли свои посты на нижних уровнях, работая с авгурами и оружейными системами. Внизу, в ангарах, «Вуоко», и «Хлаупнир» были полностью подготовлены к вылету, их баки заполнили, а двигатели прогрели. Орудийные расчёты были приведены в состояние повышенной готовности, у «Аметистового сюзерена» не было оружия сравнимого с лэнсами, но теперь его макробатареи оказывали достаточное поражающее воздействие при

приемлемой скорости перезарядки, а пустотные щиты находились в полном порядке.

— Спокойно... — пробормотал Гуннлаугур, наблюдая, как бегут стрелки хронометра.

— Все системы докладывают о готовности к возвращению в реальное пространство, — спокойно произнёс Бъяргборн, не отрывая взгляда от скопления экранов вокруг себя. — Плазменные двигатели готовы к активации. Приготовьтесь к отключению варп-двигателя.

— Можешь доложить мне о чём-то новом перед выходом? — обратился Гуннлаугур по воксу к ван Клиис, уединившейся в своём убежище высоко на гребне галеона.

— Всё туманно, — ответила навигатор. — По ту сторону видны лишь тени и ничего кроме них. Но мы будем не одни.

Ёрундур выругался себе под нос и положил руки на подлокотники трона, скользнув пальцами по разъёмам, позволяющим мгновенно задать векторы коррекции курса. — Прекрасно.

— Плазменные двигатели заработали, — доложил Бъяргборн.

— Выходим по моему сигналу.

— Начинаем... — прорычал Гуннлаугур, сжимая рукоять громового молота.

Включились шаблонные сигналы тревоги, предупреждение о переходе в реальное пространство, в галереях над мостиком пронёсся пронзительный хор криков. Корабль тряхнуло, будто он налетел на огромную волну из твёрдого материала, судно развернулось вокруг своей оси, от чего гравкомпенсаторы взвизгнули. Всё вокруг загудело, палубы завибрировали, двигатели заревели от натуги.

А затем отключились. Ход корабля изменился мгновенно — движение в реальном пространстве совершенно не похоже на путешествия по варпу, это возвращению к объяснимому состоянию,  когда законы природы вновь заявляют о себе.

— Поднять заслонки! — скомандовал Гуннлаугур, напрягаясь, чтобы сохранить равновесие. — Пустотные щиты на полную мощность, перенаправить энергию с орудий.

— Выведите мне авгуры ближнего действия, — приказал Ёрундур Суаке, которая уже вовсю занималась вычисление траектории.

Когитаторы ожили, заполнив экраны каскадами рун и схем. Варп-заслонки распахнулись, и на палубные галереи пролился красный свет солнца. Глубоко внизу корабля ритмичный стук варп-двигателей сменился треском плазменных. Отвратительное ощущение нереальности покинуло душу каждого члены экипажа, что было так же приятно, как дождь после длительный засухи. Устройства для работы в реальном пространстве ожили, показывая увеличенные изображения пространственных объёмов вокруг корабля, и перед глазами предстала реальность предсказаний ван Клиис.

Пустота впереди была переполнена. Захлёбывалась от избытка движения и огня. Всё вертелось, закручивалось по спирали, будто после какого-то колоссального взрыва. На галеон посыпались обломки, часть из них представляли из себя облака из микрофрагментов, некоторые были размером с жилой блок.

— Вниз, ложись, ложь! — приказал Ёрундур, отправляя «Аметистового сюзерена» в крутое пике, после чего Старый пёс сделал такой крутой разворот, что корабль накренило в противоположную сторону.

Обломки со всей силы влетели в щиты, разломавшись на более мелкие куски, пустотный барьер прогнулся под давлением. Что-то очень массивное, возможно, остов космического корабля, прокатилось у них над головой, едва не снеся самые верхние шпили галеона. Ёрундур выполнил несколько сложных манёвров, просачиваясь сквозь облака обломков, затем он увеличил мощность двигателей и направил «Аметистового сюзерена» точно вперёд.

— Здесь есть не только обломки, — объявил Бъяргборн, старательно фильтруя поток буйствующих сигналов, несмотря на то, что корабль нырял и кренился, избегая столкновения. — К нам приближаются неповреждённые корабли, орудия приведены в боевую готовность, они отслеживают наше местоположение.

Гуннлаугур ничего не ответил. Он видел те же данные с авгура и мог обрабатывать их гораздо быстрее смертного. Более трёх сотен кораблей с трудом прокладывали себе путь сквозь воцарившуюся неразбериху. Целая гамма сигналов о разных типах перемещения. Большая часть судов была малыми транспортниками, не особо отличающимися от «Хлаупнира», кораблями ближнего радиуса действия с варп-двигателям минимальной мощности.

Другие были настоящими левиафанами — огромные транспортёры, десантные корабли, хартийские тягачи и даже нечто, напоминающее корабли древних колонистов. Все они были устремлены к вратам Мандевилля — точкам безопасного входа в варп, но при такой концентрации кораблей и с таким количеством крупных гравитационных колодцев, расположенных в относительной близости друг от друга, это была настоящая бойня.

— Прочь, с дороги, — бормотал Ёрундур, резко разворачивая галеон правым бортом, чтобы уйти от приближающегося десантного корабля. Несколько леденящих душу мгновений они шли почти что вровень с огромным кораблём от бортов которого их отдельно всего каких-то несколько сотен ярдов, «Аметистовый сюзерен» скользил так близко от крутящего корпуса, что можно

было разглядеть эмблемы полка на входных порталах.

— Обнаружен орудийный залп, — доложила Суака, перекрикивая нарастающий на мостике гул. — Целились не в нас, расстояние шестьсот миль, пеленг два-сорок пять…

— Они давят друг друга, — проворчал Ёрундур, сосредотачивая все свои силы на том, чтобы вывести галеон на крутой подъём до того, как в них влетит очередной буксир. Количество кораблей уменьшалось, но это происходило медленно. Три внутрисистемных посыльных корабля промчались мимо, повернувшись вокруг своей оси, прежде чем броситься в сужающиеся окна свободного пространства. Ёрундур напрягся ещё сильнее, вытаскивая «Аметистового сюзерена» из самого серьёзного затора. Как только галеон вырвался из толчки и оказался на самом краю скопления кораблей, на экранах сенсоров появились быстро движущиеся точки.

— Дайте мне картинку, — приказал Гуннлаугур.

— Пустотные истребители, — ответил Бъяргборн. — Я распознал девятнадцать «Быстрых смертей», тридцать перехватчиков «Фурия», различные идентификационные сигналы, быстро приближаются к передней части правого борта.

— Регистрирую идентификаторы ударных звеньев имперского флота из всех эскадрилий, — добавила Суака.

— Это не флот, — сказал Ингвар, взглянув на поступающие данные. — Что-бы не говорили сигналы.

— Да, подтверждаю присутствие Архиврага, — крикнул Бьяргборн. — Они направляются к авианосцам.

— Идем на перехват, — сказал Ёрундур.

— Отставить, — рявкнул Гуннлаугур. — Мы здесь не за этим, оставайтесь на прежнем курсе.

Всё двигалось быстро, словно на балетном представлении орбитального масштаба, где между неуклюжими пустотными гигантами шныряли более мелкие рыбки. 

С точки зрения команды «Аметистового сюзерена», всё выглядело бесцельно и хаотично, пока Ёрундуру не удалось вывести галеон за горизонт Мандевилля, тогда-то и стали проглядываться закономерности.

Почти все они пытались спастись бегством. Авианосцы были переполнены людьми, гражданскими и военными. Самые крупные из них обладали серьёзным вооружением и сопротивлялись шаттлам и истребительным звеньям, но подавляющее большинства других кораблей было вооружено слабо и не имея какой-либо поддержки не могли за себя постоять. Ничтожная горстка шаттлов, казалось, предприняла попытку восстановить ордер, но их разбили не оставив никакого шанса. Хищники учуяли кровь и стали сближаться, обстреливая и пронзая границы огромных скоплений кораблей. Каждые несколько мгновений от строя отделялся большой тягач и направлялся к горизонту Мандевилля, тщательно рассчитывая своё местоположение, чтобы избежать проксимальных искажений. Те, кто всё рассчитал правильно, смогли вырваться в эфир, под аккомпанемент потрескивающих энергий варпа. Те же, кто ошибётся, обрекут свой корабли на гибель, их судно разорвёт на части, а членов экипажа размажет по не до конца сформированному скоплению измученной реальности.

«Аметистовый сюзерен» был одним из очень немногих кораблей, которые пытались идти в противоположном направлении, пробиваясь сквозь скопление отчаявшихся судов и добраться до самой планеты. Остальные, что не пытались сбежать, были либо ослеплены и находились в дрейфе, либо были захвачены врагом, который становился сильнее с каждым новым подкреплением.

— Приближаются новые вражеские цели, — продолжал Бъяргборн. — Судя по сигналам, из варпа вот-вот выйдет линейный крейсер.

— Ты слышал, что сказал вожак стаи, — сказал Ёрундур. — Полный вперёд, строго по курсу.

— Можете найти среди всего этого нужную нам эскадрилью? — спросил Ингвар. — Есть какие-нибудь опознавательные знаки Экклезиархии?

— Никак нет, господин, — ответила Суака, усердно работая на своём посту. — Если корабли Экклезиархии всё ещё не уничтожены, то они должны быть, далеко впереди нас.

— Значит продолжаем погоню, — мрачно приказал Гуннлаугур. — Сражаться будем, когда доберёмся до Ояды.

Они вышли из боя не сделав ни единого залпа и это опустошало. После того, как Ёрундур обуздал потрясение после выхода в реальное пространство, покинуть зону боевых действий было не сложно, но наблюдать в реальном времени за тем, как количество сражающихся кораблей продолжает уменьшаются, зная, что лишь часть из них доберётся до своих точек перехода, было неприятно.

За время боя Ольгейр не проронил ни слова и когда Ёрундур вышел из схватки, разогнав галеон до предельной скорости Тяжёлая Рука продолжал хранить молчание. Он наблюдал за перестрелкой издалека, вместе с остальными подавляющее в себе желание запрыгнуть в шаттл и начать уничтожать вражеские пустотные истребители.

На Кефе-Примарис с Ольгейром случилось то же самое, вместо того, чтобы помочь с защитой планеты, он был вынужден отдать приказ об эвакуации. С тех пор каждое сражение, которое мог припомнить Тяжёлая Рука, походило на подобные упражнения по ограничению ущерба — уходить до того, как у врага появляется возможность нанести ответный удар, идти на компромиссы, а не пускать в ход когти. По крайней мере Ояда обещала им настоящее сражение, хотя и с противником, который слишком долго оставался неуловимым.

Ольгейр поднял свой тяжёлый болтер, держа его двумя руками. Как и всё снаряжение стаи, болтер обгорел в боях, на корпусе появились потёртости и сколы.

Ольгейр разбирал его после каждого сражения, очищал священные компоненты оружия и произносил над ними слова защиты, как учили его железные жрецы. У этого болтера был свой собственный дух, и Тяжёлая Рука уважал его, признавал и заботился. Оружию хотелось петь не меньше чем его хозяин жаждал битвы. Болтер хотел стрекотать для врага, который достоин его славы.

Он звался Сигруном. И это имя принадлежало оружию дольше, чем Ольгейр им владел, хотя космодесантник держал это болтер так давно, что считал его своей собственностью. Многие члены ордена получали своё оружия в наследство, клинок Ингвара был самым древним из всех, которые знал Тяжёлая Рука, и всё братья понимали, что после смерти оно перейдёт к следующему владельцу. Волки Фенриса были держателями многих нитей истории, которые уходили к заре Империума. Некоторые представляли из себя саги, которые скьяльды заучивали наизусть и читали в залитых светом очагов залах. Некоторые были дредноутами, в том числе и самыми почтенными, что покоились в недрах Горы, среди вечных льдов и теней. Среди этих нитей были клинки, болтеры и громовые щиты, каждый из которых был обагрён кровью тысяч врагов человечества, их снова и снова доставали из арсеналов, и потеря любого из этих артефактов ощущалась так же болезненно, как и потеря их владельца.

— Уже скоро, — прошептал он одними губами, обращаясь не столько к духу оружия, сколько к самому себе.

Путь к Ояде было недолгим. Сенсоры галеона зафиксировали ещё десятки судов, покидающих систему, все они направлялись к ближайшей точке Мандевилля. Некоторые, проносясь мимо, попадали в поле зрения увеличительных приборов — ряды тёмно-зелёных транспортников с потускневшей краской, нечто, напоминающее артиллерийский катер в цветах Арбитрес. Авгуры дальнего действия также обнаружили множество безжизненных и обесточенных остовов с разорванными бортами, которые дрейфовали в космосе. Обломки были повсюду, слои космического мусора неуклонно увеличившись в размерах, усеивая подходы к планете.

— Получены первые важные сигналы, — доложила Суака, как раз в тот момент, когда сенсоры зафиксировали массу планеты, и Ёрундур скорректировал внутреннюю траекторию движения. — Несколько тысяч движущихся объектов — сейчас идёт переброска.

Вскоре авгуры сфокусировали на планете и увеличили её изображение. Ольгейр вместе с статей посмотрел на новые данные.

Это был красный мир, бушующий, планету окружали полосы тёмных облаков, казалось, что она была охвачена пламенем. Оптические приборы увеличивали кратность, выделяя скопления военных кораблей на высокой орбите — крошечные чёрные точки на фоне раскалённой атмосферы внизу. По всей площади виднелись вспышки света, напоминающее булавочные уколы — выстрелы лэнсов или воспламеняющиеся остовы кораблей. Вокруг измученной планеты вращались столбы обломков, образовывая орбитальные кольца.

— Повсеместные пожары на поверхности, — доложил Бъяргборн, склонившись над экраном сенсора с максимальным радиусом действия. — Планета, по-видимому, является океаническим миром, но трубопроводы с прометием были повреждены, и топливные пятна растут.

Ольгейр внимательно изучал записи. — Эти города, они… плавающие?

— Похоже на то, господин, — сказала Суака, анализируя новые видеопотоки. — Или, может быть, они стоят на буровых установках.

— Я уже видел подобное раньше, — сказал Ёрундур, сосредоточенно наморщив лоб и подводя галеон ближе. — Нефтеперерабатывающие города-заводы, построенные над водой, как на Атрее Аяксе. Однако, если моря поглотит пламя, то это станет настоящим испытанием.

— Дайте мне больше информации о том, что находится на орбите, — приказал Гуннлаугур.

Команда сенсоров зарылась в данные, вычленяя полезную информацию из мешанины сигналов.

— Оборонительные платформы получили тяжёлые повреждения, — доложила Суака. — Несколько разрушены, шесть всё ещё стоят. Из-за обломков трудно определить точное количество судов, но ведётся интенсивный обстрел. Сражение всё ещё далеко от развязки.

— Есть сигналы техники Экклезиархии? — спросил Ингвар.

— Сигналов много, но пока что нет ничего, что соответствовало бы нужным обозначениям, — сказал Бъяргборн.

— Может быть эскадрилью уже уничтожили? — спросил Гуннлаугур.

— Нет, они здесь, — тихо ответил Бальдр.

Ольгейр резко повернулся, чтобы посмотреть на боевого брата, и увидел на его лице лишь уверенность. На мгновение он подумал, что Бальдр каким-то образом снял этот проклятый ошейник и полностью раскрыл свой загадочный потенциал, но вот он, притаился между нагрудником и уплотнителем шлема, железные наконечники поблескивали в просветах моста.

Поняв, что ошейник на месте все так… расслабились, будто только что исчезла потенциальная угроза. Все это видели, все видели кем стал Бальдр. Даже сейчас, на пороге битвы, Ольгейра не покидали сомнения, терзающие его ещё с первой вспышки на Рас Шакех.

Однако сейчас нет времени озвучивать их.

— Подведите нас поближе, — приказал Гуннлаугур. — Если они на орбите, то там мы их и достанем. Сосредоточьте все сенсоры на сигнатуре цели — я хочу, чтобы её обнаружили.

— Если нам не очень повезёт, — сказал Ольгейр, — То они уже приземлятся.

— До сих пор нам не очень везло, — сказал Ингвар.

— Просто покажите его, — сказал Гуннлаугур. «Хлаупнир» готов, если понадобится, то мы высадимся на планету.

«Аметистовый сюзерен» устремился вперёд, врезаясь в сгущающиеся скопления обломков, держа курс на далёкую светящуюся точку, которая превратилась в сияющий диск, ставший восходящей дугой мира, бьющегося в предсмертной агонии.

Суака постоянно комментировала приближение. По мере того, как расстояние сокращалось, команда могла в реальном времени наблюдать увеличивающееся качество изображения, демонстрирующее картину массового разрушения, развернувшегося по всей планете. Когда они достигли зоны прямой видимости, в поле зрения появились три осаждённые орбитальные платформы, чьи сердца горели, реакторы протекали, а изрытые отметинами корпуса вспучились и треснули. Вокруг платформ сновали мчащиеся эскорты, неуклюжие линейные крейсера, стремительные тендеры и целая плеяда неклассифицированных малых боевых кораблей с сверкающими лазерными пушками. Примерно на трети кораблей были нанесены эмблемы защитников Ояды, среди них было несколько загадочных ковчегов механикус, но преобладающее большинство выглядело как корабли предателей — разграбленные авианосцы Милитарума, похожие на «Аметистовый сюзерен» галеоны ренегатов, захваченные военные корабли с наспех намалёванными на них символами запрещённых фракций, и большая часть этого сборище была полностью уничтожена. Самым впечатляющим зрелищем был остроконечный профиль настоящего боевого корабля Хаоса, ощетинившегося окаймлёнными медными пастями пушками жерла которых извергали в атмосферу зловещие энергетические лучи.

Атмосфера пылала. Приблизившись Ольгейр увидел огромные клубы гонимого раскалёнными ветрами дыма, окутывающего полушарие планеты в пронзаемый вспышками молний саван.

Сквозь рваные просветы в завесе можно было разглядеть подсвечиваемую красными пожарами поверхность планеты, шипящую от пара и смога, огни огромных городов всё ещё сияли, но были едва различимы среди клубов дыма.

— Повелитель, на нас навелись, — предупредил Бъяргборн, когда галеон подошёл ближе. На нескольких экранах авгуров замигали датчики облучения.

— Оставь это пустотным щитам, — приказал Гуннлаугур. — Предупредите меня, если мы привлечём внимание чего-то по настоящему серьёзного. Где наша чёртова цель?

— Мы фильтруем сигналы, господин, — ответила Суака. — Каналы перегружены, работаем над этим.

— Фильтруйте быстрее, — прорычал Ёрундур, переводя галеон на более крутой курс. — Скоро это станет затруднительным.

Все доступные пути перед ними были забиты мусором. Теперь навстречу кораблю летели фрагменты разрушенного полушария Ояды, заполняя нижнюю полусферу обзора, при этом изгиб горизонта становился всё ровнее. Боевые корабли, рвущие ещё не остывшее тело мира обрели более чёткие очертания — мчащиеся звенья пустотных истребителей, бело-голубые вспышки от их двигателей; ряды фрегатов и эсминцев, борта которых освещались слаженным огнём лазерных батарей; одинокие тени крупных линкоров, освещённые яркой вспышкой лэнсов или скрытых за рябью бортовых залпов макропушек. Развернувшаяся сцена ошеломляла своей яркостью, на фоне чёрной пустоты сверкали вспышки и взрывы.

— Мы привлекли чье-то внимание, — подтвердил Бъяргборн, разворачиваясь на троне, чтобы показать приближающийся военный корабль.

Ольгейр взглянул на экран. Корабль, который они засекли, был большим, уродливым и напоминал выкованный из железа скелет цвета ночи с ярким, выступающим серебряным позвоночником. Передняя часть корабля когда-то могла напоминать плугообразный нос, характерного для имперского судна, но теперь его выковали в виде огромной мёртвой головы, в глазницах которой горело голубое пламя, вырывавшееся в пустоту, после каждого поворота. Стройные борта напоминали ребра истощённого пса, перетянутые тяжёлыми цепями и усеянные пушками с оскаленными пастями. Разверзшиеся двигатели оставляли за собой чернильные, паутинообразные пятна, подсвеченные искрами какого-то отвратительного разряда, созданного его адскими двигателями. Точную принадлежность корабля определить было невозможно, на нём отсутствовал какие либо отличительные знаки и даже эмблемы древних павших легионов, это была просто груда искорёженного металла, превращённого в пародию на смертную кость.

— Мы можем это уничтожить? — спросил Ингвар.

— Он выглядит медлительным, — сказал Ёрундур, увеличивая мощность двигателей на максиму, чтобы удерживать дистанцию.

— Наводимся на цель.

— Если убийства это всё, что им нужно, то он найдёт себе более лёгкую цель, — сказал Гуннлаугур. — Не останавливайся. Зубы Хель, где наша цель?

— Теперь я что-то засекла, господин, — сообщила Суака. — Девятьсот миль, азимут двадцать четыре-четыре...

— Выводи, — прорычал Гуннлаугур. — Выведи нас на расстояние залпа.

«Аметистовый сюзерен» прибавил ходу, резко накренившись на левый борт, прежде чем резко увеличить скорость. Позади них, на всё ещё большом расстоянии, корабль с мёртвой головой устремился в погоню. Остальные тоже начали пеленговать местоположение галеона, хотя из-за огромной интенсивности огня вокруг них мало кто был в состоянии что-либо предпринять.

— Повелитель, теперь у нас есть точные визуальные данные, — объявил Бъяргборн, не переставая работать с индикаторами.

Палуба покачнулась, когда что-то ударило по галеону. На индикаторах пустотного щита загорелись жёлтые сигналы тревоги.

— Сохраняйте нынешней курс, — приказал Гуннлаугур. — Покажи, что у тебя есть. Пара экранов, смонтированных высоко над первым ярусом, ожила и на них появился увеличенный фрагмент орбитального сражения. Несмотря на усердную работу когитаторов по улучшению изображения, картинка была зернистой и тусклой, не более чем набор качающихся и размытых пятен.

Затем изображения немного прояснились.

— Вот и всё, — сказал Ингвар, сжимая кулаки.

Этот корабль несомненно принадлежал Экклезиархии. Ни одна другая организация не украшала свои военные корабли таким аляповатым образом — золотом и багряными полосами. Это было помпезное сооружение с стабилизаторами и реями, внушительный линкор, оснащённый как противокорабельным лэнс-вооружением, так и вычурными батареями ближнего радиуса. Линкор вторгся в зону боевых действий в сопровождении целого соединения кораблей сопровождения, и все они были заняты тем, что обстреливали поверхность планеты яростным лазерным огнём. Прямо на глазах у Ольгейра эскадра неуклонно продвигалась на север по поверхности Ояды, вызывая на себя шквальный огонь десятков вражеских кораблей, находившихся в радиусе досягаемости.

— Позывные подтверждены, — прокричала Суака. — Описание совпадает с тем, что дал заключенный. Главный корабль — «Непорочное предназначение». Опознаны также вспомогательные корабли сопровождения: «Праведность действий», «Обсидиановая митра» и «Заслуженное правосудие», скоро опознаем остальные корабли.

«Аметистовый сюзерен» снова покачнулся, он получил удар в брюхо, похожие, что это был торпедный залп. На экранах наблюдения в реальном времени виделся разлёт разлетаются волны лазерного огня, а на полях авгуров среднего радиуса действия появилось больше сигналов от датчиков.

— Как только войдём в зону досягаемости открывайте огонь по всем орудиям, — сказал Гуннлаугур. — Сосредоточьтесь на верхней части корпуса. Мы можем игнорировать Эскорт, у них хватает своих забот.

Ольгейр с сомнением посмотрел на экраны. До эскадры было ещё далеко, но увиденная им картина говорила о том, что «Непорочное предназначение» на голову превосходит их по огневой мощи. Даже при лучших раскладах подобраться к линкору было бы непростой задачей, а бушевавшая вокруг полномасштабная орбитальная война всё многократно усложняла.

Тяжёлая Рука собирался было заговорить, чтобы предложить другой подход, как вдруг изображение изменилось. «Непорочное предназначение» на миг скрылся за огромной вспышкой света, затем последовал стремительный столб энергии, обрушившийся на мир внизу. Всё, что попадало в этот столб огня, разлеталось на части в каскадах взрывов, расчищая пространство вплоть до поверхности Ояды.

Спустя долю секунды стыковочные люки в нижней части корабля распахнулись, и оттуда появилась группа тяжело бронированных посадочных аппаратов, которые начали быстрое снижение.

— Мы уже можем прицелиться? — спросил Гуннлаугур.

— Всего несколько секунд... — проворчал Ёрундур, изо всех сил продолжая работать, несмотря на то, что новые попадания отбрасывали видоискатели галеона. — Зубы Русса, всего несколько секунд…

Посадочные модули рухнули вниз, падая сквозь вращающиеся в пустоте обломки словно камни их нижняя часть начала быстро краснеть, пока они не стали походить скорее на метеориты, чем на пилотируемые корабли.

Гуннлаугур громко выругался, подошёл к экрану авгура и повернул его, чтобы лучше всё рассмотреть. — Отметьте их местоположение! Получите чёткое изображение!

— Да, господин, — подтвердила Суака, склонившись над своим пультом, её пальцы двигались так быстро, что выглядели размытыми.

— Мы не сможем захватить этот корабль, Раскалыватель Черепов, — сказал Ольгейр, увидев свой шанс. — Будет не легко. Но мы можем последовать за ними.

Гуннлаугур оглянулся на брата, и его лохматый рот растянулся в широкой ухмылке. — Да, Тяжёлая рука, это мы можем. Так что начинайте действовать — я хочу, чтобы Сигрун тоже был со мной.

Глава десятая

Четверо членов стаи побежали с командного мостика к ангарам — Гуннлаугур, Ингвар, Ольгейр и Бальдр. К тому времени, как они спустились на нижний уровень, кэрлы уже все приготовили. От «Хлаупнира» отсоединили топливопроводы, двери ангара отворялись в пустоту, ревели сирены, а с палубы убрали весь персонал.

Ингвар промчался по настилу, его клинок болтался на поясе. Хафлои не нравилось, что он остался на корабле вместе с Старым Псом, но щенок научился прикусывать язык, когда ему приказывают. В любом случае, вряд ли на борту обойдётся без проблем, тяжёлые снаряды не прекращали бить по пустотным щитам, напор лишь усиливался. Как только внутрисистемный катер покинет галеон, Ёрундуру придётся пробивать себе дорогу, и ни один член экипажа не останется без дела.

Ингвар добрался до шаттла, залетел в открытый люк для экипажа, схватился за поручень и прыгнул в шлюз. Гуннлаугур опережал брата на несколько шагов, он уже поднимался по трапу и направлялся на мостик. Первые несколько недель охоты на «Хлаупнире» было до нелепого тесно, но теперь численность экипажа стала меньше — всего две дюжины солдат Бъяргборна, несколько сервиторов и четыре Космических Волка. Это делало корабль более сбалансированным, эффективным, увеличивало скорость реакции и при этом не отнимало возможность наносить мощные удары.

Вряд ли вам захочется совершать варп-прыжок с такой конфигурацией, но жаркая и тяжёлая высадка на планету, это совсем другое дело.

Бальдр был последним, кто вошёл внутрь. Люк за ними захлопнулся, а шлюзы плотно задраились. Палубы загудели, затем, когда маневровые двигатели активировались, настил задрожал. К тому времени, когда Ингвар добрался до мостика, «Хлаупнир» уже оторвался от площадки ангара и разворачивался, готовясь улететь в пустоту.

Мостик шаттла сам по себе был небольшим, мест, скорее всего, хватило бы человек на двадцать, если их туда плотно набить. Гуннлаугур сел на высеченный из камня командирский трон; остальные посты заняли пристёгнутые и облачённые в броню кэрлы. Над головой простирался наклонный купол из обшитого железом бронестекла и на нём уже поблескивали тактические индикаторы от гололита. Мостик был голым, безликим и практичным, как и полагалось фенрисскому кораблю.

Ольгейр влез в напольный люк как раз в тот момент, когда двигатели шаттла заработали на полную мощность, и космодесантника чуть было не отбросило к задним переборкам.

— Осторожнее, брат, — по доброму посоветовал Бальдр, подходя к нему сзади. Чудовищное ускорение и команду отбросило от «Аметистового сюзерена» в глубь орбитального апокалипсиса. Гуннлаугур опустил носовую часть шаттла, и передние наблюдательные приборы заполнила пылающая атмосфера Ояды. Ингвар в последний раз окинул взглядом удаляющийся галеон, пустотные щиты «Аметистового сюзерена» шли рябью от бьющих по ним энергетических разрядов, затем всё превратилось в череду всплесков лазерных и плазменных ударов.

«Хлаупнир» сильно накренило, Ингвару пришлось ухватиться за поручни, чтобы пошатываясь, добрался до Гуннлаугура. — Ты всё ещё не захватил цель? — спросил он.

Гуннлаугур кивнул, вожак стаи был облачен в полный доспех и его лицо скрывал шлем.

— Сильные помехи, — прорычал Раскалыватель Черепов. — Но им не уйти.

«Хлаупнир» на полном ходу рванулся вперёд, устремившись к планете словно колеблющееся копьё, позади оставалось целое скопище других шаттлов, которые уже начали проявлять к пришельцу интерес.

Корабль Космических Волков устремился прямо вниз, носом вперёд, с трудом преодолевая удары лазерных лучей. Ингвар, наконец, добрался до своего трона и плюхнулся на него, закрепля страховочные ремни, чтобы его не швырнуло обратно на палубу.

Перед носом шаттла всё заполыхало, сначала появились струйки пламени, затем они превратились в ленты а затем всё заволокло ревущей огненной завесой, облизывающей бронестекло. Корабль подпрыгивал и трясся, прорываясь сквозь сгущающиеся атмосферу, рвущую его пустотные щиты. Удары не прекращались, хотя было невозможно сказать, были ли это обломки или последние отчаянные выстрелы с орбиты.

— Чёрт! Сигнал пропал, — выплюнул Гуннлаугур, пытаясь справиться с управлением. — Но у меня есть примерное местоположение, подойдём ближе.

Пока он говорил, «Хлаупнир» вышел из пике, переключился на турбины и вошёл в нижние слои атмосферы. Сильное атмосферное притяжение, борющееся с колоссальной энергией двигателя накренило шаттл, отчего каждая заклёпка и узел на мостике задребезжали на своих местах.

— Зубы Моркаи, — выдохнул Ольгейр, глядя в обзорный иллюминатор, когда картина прояснилась. — Они устроили настоящую неразбериху.

Языки пламени до сих пор продолжали прерывисто гореть на бронестекле, но теперь сквозь них можно было разглядеть первые фрагменты окружающего мира. Над экипажем расцвела ярко-оранжевая атмосфера, испещрённая толстыми полосами маслянистых облаков.

Планетарный ландшафт представлял собой бурлящую турбулентность — свинцово-тёмные океаны, вскипающие столбами пара, молниевые столпы, сверкающие в этом водовороте будто танцующие звёздные поля. Со всех сторон их окружали города-буровые вышки, уходящие к затянутому дымом горизонту — башни из почерневшего железа, отмеченные множеством люменов и габаритных огней, колоссальные искусственные горы, которые изрыгали и плевались промышленными отходами.

Покрытая толстым слоем прометия вода мерцала, словно магма. На боках всех буровых установок были огромные выбоины, обнажавшие их невероятно сложное устройство. Многие секции полностью обрушились, соскальзывая в маслянистую воду и разваливаясь на части, вызывая приливные волны, которые обрушивались на соседнюю буровую установку во вспышках искрящихся брызг.

Плотные звенья атмосферных кораблей проносились сквозь этот хаос стреляя, вращаясь вокруг своей оси и выпуская шквал ракет во все неповреждённые крепостные стены. На некоторых была нанесена имперская символика сил планетарной обороны Ояды, из множества разных отрядов, но неестественные корабли захватчиков во много раз превосходили защитников числом. Они походили на изрыгающие копоть обломки со свалки, на которые наварили наложенные друг на друга ржавые пластины, украшенные кричащими изображениями формирований еретиков и увенчанные сломанными рогами, шипами и крюками. Ещё выше, среди разрушенных вершин могучих буровых установок, с орбиты, под прикрытием короны лазерного огня спускались более тяжёлые посадочные модули, их раздутые животы полнились воинами, и они были готовы извергнуться в гущу кипящего терзания.

— Этот мир уже мёртв, — сказал Бальдр.

— Не совсем, — ответил Ингвар, внимательно изучая показания сканеров. — Он всё ещё жив настолько, чтобы кто-то мог отправиться на охоту.

Чувства Ольгейра вновь ожили, кожу покалывало. Выход из варпа и возвращение в мир воздуха и пламени всегда приводили к этому, пробуждая инстинкты, с которыми фенрисец был рождён. Тяжёлая рука уже чувствовал их — агентов Экклезиархии, затерявшихся где-то там, среди огня и смога, но, тем не менее, пришедших спасти что-то из-под обломков, как уже было на Рас Шакех. Космический Волк почти ощущал их присутствие в воздухе, точно так же, как когда-то ощущал присутствие зверей на льду, на расстоянии броска копья, удара меча, на расстоянии вытянутой руки.

— Цель прямо по курсу, — объявил Гуннлаугур, опуская «Хлаупнир» до отметки в триста футов над кипящим морем. — Вот где я их потерял.

Внутрисистемный катер нёсся на полной скорости, оставляя за собой глубокую борозду в воде и вздымая стену брызг. Истребители пытались вести преследование, но, развернувшись для атаки, они безнадёжно отстали. Впереди стояла огромная буровая вышка, напоминающая окутанный дымом и истекающий кровью улей, вышка уходила высоко в атмосферу, будто какой-то жертвенный вулкан. На гигантские опоры накатывали штормовое волны, наполовину закрывая их текучим потоком пены и огненных брызг. Нижние уровни вышки засыпало пеплом. Огромные куски более высоких секций словно были вырезаны зазубренным ножом, открывая ошеломляющий вид из искорёженной арматуры и сломанных строительных лесов. Гигантские заводы всё ещё продолжали работать, всасывая топливо из подводных недр и направляя его по трубопроводам на переработку, даже когда весь мир вокруг них превратился в руины.

Гуннлаугур не сбавлял скорости до самого последнего момента. «Хлаупнир» устремился к обнажённым бортам буровой установки и, наконец, остановился как раз в тот момент, когда казалось, что шаттл  вот-вот врежется в обшивку. Двигатели взвыли, мир повернулся вокруг своей оси, и на секунду все уставились прямо на уходящий в небеса борт, устремив взгляд высоко в оранжевое небо.

Затем Раскалыватель Черепов убрал тягу и активировал маневровые двигатели, развернув «Хлаупнир» и резко подался назад, опустившись к краю платформы. Огромная опорная балка пролетела над их головами, затем ещё одна, и вот шаттл оказался внутри, в темноте, быстро снижая скорость по мере того, как погружался в структуру города. Включилась обратная тяга, и Гуннлаугур нацелился на посадочную платформу. Дымящийся и обожжённый «Хлаупнир» на мгновение завис в воздухе с скрежещущим звуком замедляя ход, затем пилот, с воем турбин, обрушил машину на место посадки, взметнув вверх столбы пыли.

Гуннлаугур вскочил с трона, уже держа молот в руке. Ингвар и остальные сделали то же самое — сбросили страховочные ремни, достали оружие, запихнули в него магазины с патронами и активировали дезинтеграционные поля.

— За мной, — сказал им вожак Ярнхамара, и в его рычащем голосе зазвучало удовольствие. — Да начнётся смертоубийство.

«Мёртвая голова» продолжал приближаться.

— Скитья, — выплюнул Ёрундур, стараясь вывести галеон из зоны досягаемости пушек. — Теперь он вцепился в нас челюстями.

Это был далеко не единственный их преследователь, на «Аметистового сюзерена» наводилась сотня кораблей поменьше, выпуская ракеты и плюясь лазерными залпами, в попытках оторвать от них кусочек в пустоту, но череполикий крейсер, безусловно, представлял наибольшую опасность. Артиллеристы Бъяргборна уже начали вести серьёзный ответный огонь, обстреливая всех, кто приближался слишком близко. Орудийная команда была хороша, и Бъяргборн усердно их тренировал. Но, тем не менее, число целей неуклонно росло и через какое-то время напор стал слишком сильным, чтобы с ним можно было справиться.

Ёрундуру нравились полёты. Ему нравилось летать на «Громовом ястребе», и ему нравилось летать на линкоре. Принципы  различались, техника — различалась ещё сильнее, но это в любом случае доставляло одинаковое удовольствие. Однако это, этот тяжёлый, раздутый и неуклюжий шмат металла не имел с удовольствием абсолютно ничего общего. Просто заставить его двигаться в нужном тебе направлении было пыткой, словно движение сквозь зыбучие пески. Этот корабль сделали для лёгкой наживы за счёт тех, кто слабее, чтобы пожирать отбросы межсистемной торговли. Конечно, корабль был большим, и его корпус был таким же толстым, как шкура грокса, но в тот момент Старый пёс был готов променять всё это на более мощные двигатели, немного манёвренности и хотя-бы капельку компактности.

— Полный разворот, лево-надир! — приказал Бъяргборн, обращаясь непосредственно к командиру артиллерии, находившемуся на нижних палубах. — Расчистите нам там немного места, а затем возвращайтесь к ближнему радиуса.

Палуба сотрясалась и грохотом, и каждый на мостике перекрикивал друг друга передавая приказы по линиям связи, глаза экипажа были прикованы к рядами экранов, отображающих работу сенсоров и показатели корабля, а руки танцевали на панелях ввода.

И несмотря на всё это, «мёртвая голова» продолжал приближаться.

— Припаси мне что-нибудь для этого монстра, — сказал Старый Пёс Бъяргборну, изо всех сил пытаясь повернуть «Аметистовый сюзерен» туда, куда ему было нужно. Казалось, что случайное попадание каким-то образом повредило двигатели, хотя большая часть пустотных щитов всё ещё держалась. — Нам нужно увеличить расстояние и выиграть немного времени.

— Эскадрилья Экклезиархии продолжает удерживать свои позиции, — сказал Хафлои, стоя рядом с троном Ёрундура. — Её огневая мощь уже развёрнута.

— Так оно и есть, — задумчиво произнёс Ёрундур. Он предполагал, что линкор Экклезиархии отступит, как только посадочные модули приземляться на планету, но вместо этого корабль оставался на месте, паря над посадочными площадками, словно огромный золотой стервятник, вокруг которого сновали корабли охранения. «Непорочное предназначение» был самым крупным кораблём в относительной близости космического пространства, и когда он открыл огонь, то выбросил впечатляющее количество плазмы. Корабль больше не запускал ни одного орбитального залпа, но обычная огневая мощь его бортов была достаточно мощна, чтобы перегрузить камеры, когда те включались, от чего объективы белели, а экраны заполняла статика.

— Держись подальше от этой штуки, — приказал он Суаке, подавая ещё немного энергии на плазменные двигатели, чтобы промчаться по орбитальной зоне.

— Считайте этот корабль очередным противником — отслеживайте активность его макроорудий и сообщайте, если обнаружите, что они их наводят.

«Мёртвая голова» в это же время продолжал приближаться. Он прорывался сквозь скопления кораблей, переламывая своим носом дрейфующий на пути корвет, не обращая никакого внимания на повреждения, которые наносили фрагменты распадающегося на части корабля меньших размеров. На фоне развернувшейся вокруг бойни крейсер выглядел иссохшим, как покойник с натянутой кожей, профиль корабля очерчивал трупный свет, а костлявые бока усеивали обломки. Орудийные палубы были открыты и вели огонь, зияя серебристыми пастями пушек, извергающих в пустоту всё больше этой, напоминающее чернила мерзости.

— Анализ, капитан, — сказал Ёрундур, сохраняя прежний курс, но готовясь к манёвру.

— Паттерн корабля неизвестен, повелитель, — ответил Бъяргборн. — Но я полагаю, и это только моё предложение, что перед нами крейсер еретиков Астартес.

Ёрундур кивнул. — Значит, внутри нас тоже ждёт боль. Старый пёс отправил серию команд в машинариум и вывел на экран гололит, отображающий пространство, расположенное непосредственно под ним.

— Если мы позволим, он запустит абордажников. По моей команде приготовьтесь к резкому снижению до отметки пять-шесть, затем дайте полный залп с кормы.

Суака резко подняла голову. — Господин, это…

— Курс взят, повелитель, — доложил Бъяргборн, бросив на Суаку суровый взгляд. — К резкому снижению готовы.

«Мёртвая голова» набрал скорость, не обращая внимания на града снарядов, выпущенных с полуразрушенного оборонительного фрегата Ояды, прежде чем выйти на дистанцию прямой видимости. Теперь крейсер вёл беглый огонь из передних орудий, прокладывая путь через груду болтающихся обломков, и готовился нанести удар.

— Засекли пуски! — закричала Суака. — Приближаются абордажные торпеды, восемь сигналов, скорость пролома корпуса.

— Восемь, — сухо пробормотал Хафлои, поднимая топор. — Похоже мы им приглянулись.

— Пытаюсь навестить на цель… — доложил Бъяргборн. — Хель. Они движутся слишком быстро.

— Не беспокойся — они обгоняют авгуры слежения, — сказал Ёрундур. — Просто будь наготове.

Ещё несколько секунд «Аметистовый сюзерен» мчался почти что на предельной скорости, плазменные двигатели горели на полную мощность, заставляя корабль скользить по тропосфере Ояды. Преследующие галеон абордажные торпеды быстро приближались, продираясь сквозь огненные всплески. Отправив свой смертоносный груз вражеский крейсер описал полукруг, развернулся вокруг своей оси и приподнялся верх, чтобы задействовать пушечные батареи. Крейсер мог открыть огонь в любой момент, разрушив пустотные щиты «Аметистового сюзерена» и расчистив путь для приближающихся абордажных групп. Торпеды продолжали сближение, они были всё ближе, ближе, ближе…

— Давай! — крикнул Ёрундур.

Бъяргборн ударила по рычагам управления, и питание корабля внезапно отключилась. Активировался обратный ход, и галеон резко остановился, как будто его оглушили. Корабль дёрнулся носом вниз, а затем, словно брошенная наковальня, рухнул прямиком в гравитационный колодец планеты.

Ёрундура швырнуло вперёд на его троне, Хафлои чуть не улетел в ямы для сервиторов. Оборвавшийся кабель, с снопом искр перекинулся через верхние галереи, и снёс с креплений целый ряд когитаторов, они с хрустом рассыпались по палубе, оставляя за собой каскад вмятин в металле.

Галеон вошёл в крутое пике, основные двигатели были выключены и корабль потерял энергию движения. Управляемые машинными духами торпеды нырнули следом, целясь в кувыркающиеся нечто. Секунду спустя «Аметистовый сюзерен» достиг верхних слоёв атмосферы, разрывая её будто глубоко вонзившийся в промёрзшую землю плуг. Из нижней части корпуса вырвался огненный столб, разгораясь по портам и устремляясь в полу пустоту. Абордажные торпеды активировали аварийные протоколы и попытались вытянутся в горизонт, отчаянно борясь с внезапно нахлынувшим гравитационным притяжением.

— Кормовые торпеды! — взревел Ёрундур, изо всех сил стараясь удержаться на командном троне, в то время как весь мостик ходил ходором. — Полный залп, максимальная дальность стрельбы, корма, живо!

Когда на пост поступил приказ, Бъяргборна на нём не было, фенрисца выбросило из командного трона, но он уже пробирался назад по качающейся палубе и бросился на рычаг управления, подавая на его энергию. Последовательность приказов добралась до пусковых отсеков, и заранее просчитанный залп со свистом вырвался из задних установок.

Торпеды воспламенились, как только столкнулись со стеной огня, поднявшейся за падающим галеоном. Когда их боеголовки взорвались, поток пламени превратился в гигантское плазменное поле, бушующий ад, который распылял всё в пределах своих быстро расширяющихся границ. Преследовавшие их абордажные снаряды пробили поле и разлетелись на куски, когда от сильного жара их корпуса разлетелись на части.

— А теперь вытаскивай нас! — крикнул Ёрундур. — Врубай полную мощность, и вытаскивай нас!

Двигатели взвыли, сотрясая галеон, заклёпки затрещали, а распорные балки завибрировали. На мгновение возникло чувство, что они зашли слишком далеко, что планета поглотит их и разбросает по своим измученным горизонтам, но толстый корпус старого корабля проявил себя, защитив их от трения и жара, поддерживая работу двигателей достаточно долго, чтобы выиграть время для старых силовых установок, выталкивающих их вверх, в настоящую пустоту, подальше от опасности.

Возникший позади плазменный взрыв исчез также быстро, как и возник, мощный поражающий эффект, который поджарил заднюю часть галеона вспышкой раскалённого солнца так же сильно, как и абордажные торпеды, для которых и был спланировать этот взрыв.

— Статус, — потребовал Ёрундур, усаживаясь поудобнее.

— Все десантные модули уничтожены, — прокричала Суака, ухватившись за вибрирующий пост. — Килевые секции и двигательные установки получили серьёзные повреждения. В трёх секторах сгорели пустотные генераторы, пытаемся это компенсировать.

Не вышло. Сквозь дымку из лазеров и плазмы за ними устремился он, быстро пикируя и не сводя с цели ряды своих орудий. Возможно, дело было в игре мерцающего света, но теперь крейсер выглядел ещё более разъяренным, доведённым до высшей степени ярости потерей своих драгоценных воинов.

— Огонь по твоему усмотрению, капитан, — приказал Ёрундур, наблюдая за быстрым приближением «мёртвой головы».

— Посмотрим, сможем ли мы согнать ухмылку с его костлявой морды.

Бъяргборн передал приказ, и бортовые батареи «Аметистового сюзерена» дали залп, от которого по галеону прошла волна от отдачи, а в пустоту устремился широкий веер снарядов. Большинство снарядов лягли далеко или высоко, но некоторые попадали в цель, окутывая крейсер калейдоскопическими завесами нагруженных пустотных полей.

— Засекли подготовку ответного залпа, — предупредил Бъяргборн.

— Приготовиться! — крикнул Ёрундур.

Последовавший ответный удар, был ужасающим. Крейсер обладал гораздо более серьёзным арсеналом — снаряды с адамантиевыми колпачками, плотно упакованные, точно нацеленные и доставляемые. Сенсоры на мгновение зафиксировали масштаб грядущей боли, а затем прогремели залпы, кучно обрушившиеся на кормовые пустотные щиты последовательность сокрушительных ударов.

Люмены погасли, погрузив корабль во тьму, затем вновь активизировались резервные устройства. Мостик невероятно сильно накренился, его бросало из стороны в сторону, когда вся конструкция завалилась на бок. Раздались предупредительные сирены, сигнализирующие о сбоях в системах на целом ряде палуб, и половина экранов погасла.

— Критический сбой в работе авгуров, — выкрикнула Суака. — Теряется весь спектр, как ближний, так и дальний.

— Подтверждаю, повелитель, — сказал Бъяргборн, голос его звучал неуверенно, как будто он сам получил удар. — Через несколько мгновений мы будем действовать вслепую.

— Можешь исправить? — требовательно спросил Ёрундур.

— Не отсюда, — ответила Суака, отстёгиваясь от трона и вставая. — Разрешите принять командование сенсориумом, я могла бы кое-что сделать оттуда.

— Иди. — Ёрундур взглянул на экран наблюдения в реальном времени, всё ещё заполненные кораблями и взрывами, которые заменила надвигающаяся огненная атмосфера Ояда.

Тактические дисплеи темнели один за другим, лишая Старого пса возможности производить необходимые пространственные расчёты. — На данный момент я открыт для предложений.

— Линкор, — сказал Хафлои, указывая в обзорный экран на огромный силуэт корабля Экклезиархии, который всё ещё был очень близко, но на данный момент сам был охвачен яростной перестрелкой. Вражеские корабли устремлялись к нему, как крысы из канализации, но «Непорочное предназначение» отбивался изо всех сил, освещая пустоту яростными контрударами.

— Оно само нас уничтожит, — пробормотал Ёрундур, — Скорее всего, а может и нет.

— Есть идеи получше? — возразил Хафлои.

Момент нерешительности длился всего долю секунды. Ёрундуру этого было достаточно, он оценил направления, шансы и вероятности. И как только Старый Пёс закончил, раздался второй залп, будто бы подгоняющий мысль, удар пришёлся по подфюзеляжным лонжеронам галеона, во второй раз поджарив люмены и погрузив мостик в аварийное освещение.

— Ложитесь на курс перехвата, — мрачно выплюнул Ёрундур. — Посмотрим, что за ублюдки сидят на том корабле.

Глава одиннадцатая

Воздух пропах нефтью, металлические палубы пропахли нефтью, от людей воняло нефтью. Те, кто пережил нападение, теперь толпились на мостках и трапах, направляясь к ожидавшим их шаттлам, одежды и накидка людей были перепачканы грязью, кожу покрывала затвердевшая корка, а пальцы перепачканы в масле.

Едкий запах переработки был для городов-вышек обыденностью, но сейчас, когда горел сам океан, а небеса заволокло смогом укрыться от этой вони и вовсе не представлялось возможным. Маслянистый дым обжигал горло и глаза, а кожа покрывалась волдырями. Из треснувших трубопроводов продолжало сочится горючее, образовывая новые топливные пятна и пылающие потоки, они просачивались сквозь решётки доступа, падали прямо на жилые уровни, затем растекаясь по измученным океанам.

Стае потребовалось всего несколько мгновений, чтобы узнать название участка, на котором они находились — буровая станция U56 «Аугедес», часть крупной сети перерабатывающих предприятий, расположенных вдоль глубокого подводного желоба внизу. Строение было гигантским и многоуровневым, уходящим вверх в беспорядочной путанице металлических конструкций и стальных решёток, всё это закручивалось спиралью вокруг огромного центрального машинного ядра. Как и у остальных станций, у неё была единственная функция — высасывать прометий из земной коры, закачивать его в гигантские змеевики нефтеперерабатывающего завода, расщеплять сырьё, а затем отправлять вспененные сорта топлива в приёмные резервуары, готовые к отправке на ожидающие погрузчики для транспортировки в другие миры. Необходимые для жизни людей пристройки: жилые блоки, трапезные, часовни, морги — были строго второстепенными по сравнению с основным оборудованием, они цеплялись за края огромной машины, словно морские раковины, головокружительные террасы были нанизаны на раскинувшиеся вокруг вышки леса и выступы, вздымаясь над кипучими морями, под аккомпанемент хрипящих насосов и бурлящих химических станций.

Оказавшись внутри, Бальдр ощутил на себе человеческое отчаяние, оно окутало разум космодесантника словно туман. С момента приземления стая двигалась быстро, вырвавшись с места посадки они устремились вглубь и вверх. Помимо рёва прибоя и пламени, присутствовал ещё один доминирующий звук и этими звуками были вопли, доносившиеся сверху, снизу, и вообще со всех сторон. Каждый обитатель буровой вышки пытался выбраться наружу. Большинство крупных транспортников уже отбыли, оставшимся либо не повезло, либо они сохранили верность долгу и оставались на своих станциях добровольно, а может просто были слишком медлительны или им просто не доставало дальновидности, чтобы разглядеть приближение апокалипсиса.

Стая рассеялась по узкой площади, окружённой крутыми ярусами продолжающих работу производственных помещений, с них можно было разглядеть всё, что происходит над ними и под ними. Внизу, головокружительно далеко внизу, находилось бурлящее море, пары и дым которого заполняли собой пространство между уровнями. Вверху виднелись высокие башни оборонительных сооружений и посадочные площадки, которые теперь постоянно подвергались обстрелу. Бальдр наблюдал, как взлетающий бочкообразный транспортник  разорвало на его глазах. Пассажиры разлетелись по горячему воздуху будто солома, падая в далёкие волны.

Расположившиеся вокруг главных командных башен остатки оборонительных периметров оставались нетронутыми, но было очевидно, что без подкреплений их захватят в течении нескольких часов. Но сейчас на посадку заходили только корабли противника, жаждущего обещанной резни. Стае оставалось только одно — очистить разум от всего кроме их цели и мчать сквозь происходящее в поисках посадочной станции, достаточно большой, чтобы принять десантные корабли, за которыми они следили с орбиты.

Однако слышать все эти вопли, эхом резонирующие по открытым шахтам и колодцам, было невыносимо. Оставить защитников без поддержки было невыносимо трудно, хотелось задержатся с ними, нарушить приказ хотя-бы на один час, как в точке Мандевилля. Ощущение постоянного избегания боя разъедало душу, а время сражаться в полный рост могло наступить ещё очень не скоро.

Гуннлаугур мчался по лязгающим платформам, размахивая молотом, вожак задавал темп всей стае, ведя братьев вперёд.

— Выше, — сообщил варанги по воксу, вламываясь в полуразрушенную дверь и с грохотом поднимаясь по крутой лестнице. — На авгуре видны большие скопления целей, примерно через двенадцать палуб, возможно это они.

Стая бежала как единое целое, держась вплотную друг к другу. Окружающие пространства навевали клаустрофобию, это был лабиринт из труб, клапанов и толстых балок, где каждый узел работал на пределе, шипя и угрожая развалиться от каждого тяжёлого шага. Настил представлял из себя металлическую сетку, потолок был сделан из того же металла, так что в какой-то момент начинало складывается впечатление, что ты погребён под необъятной громадой города из тёмного железа, но в следующее мгновение ты уже оказываешься под натиском неудержимых, ревущих сил природы, балансируя на краю отвесной пропасти, и между тобой и забвение нет ничего, кроме прогибающейся стальной пластины.

— Впереди видны тепловые следы, — доложил Ингвар, бежавший сразу за Гуннлаугуром.

— Тепловые следы, здесь? — скептически переспросил Ольгейр, неуклюже шагая сзади с Сигрун наготове.

— Подтверждаю, — прохрипел Гуннлаугур, подходя к потрескавшейся готической арке ведущей в длинный коридор. — Наша первая охота на то, что здесь осталось.

Космические Волки вышли на длинную открытую галерею, расположенную высоко на восточной стороне платформы. Вдоль левой стороны тянулся крутой барьер из перекрещивающихся стальных пластин, значительная их часть была разорвана, обнажая внутренности дымящихся машин.

По центру тянулась пустая палуба, зияющая дырами и усеянная обломками техники и станций управления нефтепереработкой. Правый борт навис над океаном, накренившись на триста ярдов вниз, и постепенно превращаясь в груду искорёженной арматуры и щебня.

Поперёк центральной палубы установили шестифутовые баррикады, сделанные из изрешеченных пулями камнебетонных блоков, сожжённых танков и груды обгоревшего металла, укрытия возвышались над приземистыми корпусами трёх орудийных башен. Среди обломков прятались около двух сотен солдат Сил Планетарной Обороны Ояды, прижимаясь спинами к сколоченной ими стене. Грязные оборванцы в изодранной серо-оранжевой форме и мятых шлемах. У орудийных башен кучковались несколько «Химер». Миномётчики выгружали боеприпасы, складывалось впечатление, что они были готовы отразить лишь ещё одно, возможно последнее, наступление врага, настолько  измученными выглядели бойцы.

Четверо Космических Волков прорвались через баррикады, вызвав тревожные крики и лязг торопливо вскинутых лазвинтовок.

— Не дурите, — рявкнул Гуннлаугур на ближайшего к ним солдата — женщину, которая запаниковала так сильно, что, казалось, уже была готова выстрелить ему в грудь.  

— Позови командира.

Женщина моргнула, но после секундного замешательства сделала, как было велено.

Командиром оказался невысокий коренастый мужчина в испачканной кровью униформе, и пятидневной щетиной на угловатом подбородке. Он называл себя младшим полковником Джете Нефортом и был слишком утомлён, чтобы выказать нечто большее, чем символическую удивление при виде четырёх святых Ангелов Императора, возникших в его подразделении в разгар сражения.

— Я не знал... — начал было он.

— Тебе и не нужно, — сказал Гуннлаугур, нависая над младшим полковником, его перчатки всё ещё украшали филигранные узоры урчащего дезинтеграционного поля Скулбротсйора. — Какова ваша задача?

Нефорт устало провёл перчаткой по густым волосам. — Нам приказано удерживать посадочные площадки на самом верху вышки, вон там. Мы продержались три дня, этого времени хватило, чтобы вывести большую часть грузовых транспортников, но затем случился мощный прорыв вражеских сил и нас отбросили назад. Мы закрепились здесь, ожидая подмогу. Он сухо улыбнулся. — Не думаю, что она придёт.

— И что теперь?

— Ничего. Связи нет со вчерашнего вечера. Но мы будем выходить в эфир до тех пор пока у нас остаётся ещё хоть немного энергии. Нам больше некуда отходить, разве только в море.

Пока Гуннлаугур разговаривал с младшим полковником, Бальдр и Ингвар подошли к баррикаде и сквозь широкую брешь посмотрели на вершину вышки. Длинная, изуродованная кратерами центральная площадка, уходила вдаль. Когда-то посередине, в пятидесяти ярдах от него, начинался ряд зданий Администратума, но теперь от них остались лишь «коробки» без крыш. За ними виднелись другие обломки, ещё больше разрушенных зданий, разорванный трубопровод, ещё одна сгоревшая орудийная башня, и всё это было скрыто в тени высокого единообразного строения на левом фланге. Бальдр увеличил изображение, осматривая обломки в поисках целей. И в конце концов он нашёл вражеских солдат, сгруппировавшихся за собственными оборонительными рубежами в восьми ярдах от него, там было несколько пехотных отрядов в неустановленной форме, по меньшей мере четыре боевых танка со стёртыми опознавательными знаками Милитарума, пара бронетранспортёров на холостом ходу, несколько загружающихся гусеничных артиллерийских орудия. Группировку окутывал дым от выхлопов, но они явно готовились к продвижению по центральной платформе.

— Можем взять их на себя, — сказал Ингвар по внутреннему воксу стаи.

— Есть кое-что ещё, — сказал Бальдр, сам того не желая.

Ингвар пристально посмотрел на брата. — Что же, брат?

Бальдр не знал. Он даже не знал, зачем это сказал. Боль в голове и шее ощущалась всё острее и только продолжала усиливаться.

— Ничего, — ответил Бальдр, поднимая болтер и отступая от баррикады. — Забудь. Это правильный путь.

Ингвар, казалось, хотел спросить

что-то ещё, но к ним подошёл Гуннлаугур,

таща за собой Нефорта, Раскалыватель черепов жаждал продолжить путь.

— Что находится в конце этой палубы? — спросил вожак стаи. — Ваши посадочные площадки?

— Так точно, — ответил Нефорт. — Раньше там находился пункт эвакуации нашего, но сейчас его занял противник.

— Может ли этот пункт обслуживать орбитальные подъёмники?

— Сомневаюсь. Но тремя уровнями выше, за пунктом эвакуации, находится главная стыковочная площадка всего комплекса. Если её ещё не разрушили.

Гуннлаугур кивнул. — Собирай людей, грузите всё снаряжение, которое сможете унести. Космодесантник жестом указал на Ольгейра и остальных братьев. — Мы проведём вас обратно наверх и если там ещё остался неповреждённый транспорт, то посадим на него и вас.

— Так точно, повелитель! — выпалил Нефорт, и усталое лицо смертного озарилось внезапной появившейся надеждой.

— Мне нужны схемы, тактические данные, картолиты — во общем всё, что у вас есть для следующих пяти уровней.

— Вы собираетесь идти дальше?

Гуннлаугур рассмеялся. — Просто покажи мне всё, что у тебя есть. А потом мы займёмся этими отбросами.

Аушрах Клэйв лежал на койке, скрестив руки на груди, и беззвучно повторял слова из катехизических поучений. Конечно же, он знал их все, но по-настоящему верить начал лишь недавно. Вы можете пройти долгий церковный путь не имея подлинной веры, нужно лишь знать правильные ответы на нужные вопросы и всегда выглядели соответствующим образом.

Однако теперь исповедник был вынужден снова и снова сталкиваться со собственной смертностью. У него появилось время подумать о своих деяния, о том, сколько тел он попрал, скольких он замуровал. Даже сейчас он практически ни о чем не жалел, разве что о некоторых из последних принятых им решений, например остаться на стороне Делво, когда было принято решение преподать урок на Кефе примарис, недооценив при этом, как далеко могут зайти Волки, чтобы отомстить за кажущуюся несправедливость.

Однако, прошлого уже не изменить. Космодесантники сохранили Клэйву жизнь, и он использовал дарования время с пользой, вспоминая всё то, чему его учили в семинариях, раскладывая эти знания по полочкам разума, пытаясь придать мыслям новый смысл. И спустя какое-то количество времени это стало приносить свои плоды. 

Впервые за всё время он начал понимать, чем доктрины веры прельщают слабых. Клэйв всегда презирал фанатичных обывателей, их отчаянье, привязанность к реликвиям и слухам о чудесах была исповеднику противна, но оказавшись на какое-то время в шкуре черни, Клэйв стал немного лучше понимать ход их мыслей.

Конечно же, Клэйв всегда верил в Императора и считал, что выполняет работу, порученную Троном. Только теперь он мог думать об этом как о чем-то более личном, не столько о мрачных расчётах с погубленными мирами и выжившими секторами, сколько о Его божественном вмешательстве в жизни своих слуг.

Теперь когда «Аметистовый сюзерен» проходил через своеобразное чистилище, окружающий исповедника мирок сотрясался, а по металлическим панелям камеры скользили хлопья ржавчины. За время заточения корабль множество раз подвергался нападениям. В определённые моменты Клэйв был уверен, что смерть точно пришла за ним и все произносимые им благословения были взяты из «Руководств по подготовке к вознесению». Но на этот раз всё было иначе, неотвратимее, окончательнее. Удары были настолько частыми и такими близкими, что казалось, будто всё точно закончится через час, самое большое два.

В таком случае, этот мир, скорее всего, положит конец его злоключениям. А ведь Аушрах сам привёл сюда своих похитителей, так что в этой истории присутствовала толика мрачной иронии. Было ли в его жизни место искуплению? Если и было, то вот оно. Клэйв погубил так много душ и был замешан в таком количестве «добродетельных» процедур, но, возможно, этот поступок и вправду был его жалким искуплением, искуплением, которое исповедник заслуживал.

И, конечно же, смерть всех Волков тоже казалась весьма вероятной. Так что данная ситуация была приятна вдвойне.

Затем дверь камеры внезапно лязгнула. Исповедник поднял голову — звук удара не был похож на звуки боя, доносившиеся из корпуса, скорее, как будто что-то происходило прямо снаружи.

Клэйв сел, осторожно опуская покрасневшие лодыжки на палубу. Если бы у него было оружие, то он бы уже потянулся за ним.

Ещё один лязг, затем пронзительный вой, затем вспышка света под дверным косяком. Из панели замка, куска железа размером с человеческую голову, вылетело облачко дыма и замок открылся. Дверь заскрипела на своих петлях, открывая взору узника женщину в одежде старой корсарской команды Коллаквы.

— Что тебе нужно? — спросил Клэйв, прислоняясь спиной к стене, он уже догадался, что женщину послал Волки, чтобы убедиться, что он отдаст душу Императору раньше, чем корабль.

— Слуга Божественного Императора, — сказала женщина, поспешно входя внутрь и закрывая за собой дверь. Затем она с религиозным рвением изобразила аквилу и поклонилась. — Я долго ждала. С тех самых пор, как узнала, кого именно они привели с собой на борт.

Аушрах напрягся. Если женщина собиралась его убить, то он бы предпочёл, чтобы она не мешкала.

— М?

— Мне было так тяжело работать на того пиратского пса, — с чувством выплюнула пришелица. — Но выполнять приказы этих напыщенных существ и того хуже. Раньше я работала на схоластов понимаете? Это было почётной работой. Я всегда мечтала выбраться отсюда и снова вернутся на прежнее место. Чтобы всё исправить.

— Простите меня, мамзель. Не думаю, что я…

— Я Эджика Суака, — понизив голос выпалила женщина. — Послушайте. У нас не так много времени. Я отключила авгуры, но скоро они снова заработают. На семьдесят восьмой палубе находится подготовленная спасательная капсула. Вот пистолет. Ох, ваши путы. У меня есть решение этой проблемы.

Суака порылась в рюкзаке вытащив оттуда автопистолет и отмычку. Исповедник быстро избавился от пут и вскоре уже растирал лодыжки, пытаясь разогнать кровь.

— Они бы не смогли осознать, какое богохульство совершили. Я всегда вздрагивала, когда Волки говорили о вас, но они этого не замечали. Мне очень жаль. За всё.

Происходящее было не просто осмыслить. Всё это стало огромной неожиданностью. Клэйв уже несколько месяцев как перестал даже молится о подобном.

— Молодец, дитя моё, — сказал исповедник, чувствуя, что приходится действовать вслепую. Кем она его считала? Каким-то святым? — Я абсолютно уверен, что ты была сотворена именно для этого.

Суака быстро улыбнулась и протянула пакет с едой, комбинезон и аптечку. — Я не испытываю к ним ненависти. Они просто невежды, вот и всё. Но у меня был шанс, и я должна была им воспользоваться.

Аушрах встал, натянул комбинезон, проверил пистолет. — Я чувствовал, что ты придёшь за мной. Видел это во снах. Даже в самые тяжёлые моменты мы никогда не остаёмся одни. Это благословенное, добродетельное деяние, но я бы хотел прояснить некоторые детали. Прямо сейчас корабль находится в боя, так? Что ты намеревалась делать дальше?

— В правом секторе стоит ордер Экклезиархии. Из-за безвыходности

Волкам пришлось немедленно направился к ним. Отправитесь сейчас и спасательная капсула сможет доставить вас к своим. Прежде чем Волки что-то заметят, капсула будет уже далеко. Вы будете в безопасности.

Святой Трон. Она всё продумала. Конечно, Клэйва могло разнести на атомы при перелёте или уничтожить дружественным огнём Экклезиархии прежде, чем он доберётся до своей цели, но попробовать определённо стоило. Это всяко лучше, чем гнить в этой ржавеющей куче дерьма, пока Космические Волки высокомерно наблюдают, как всё рвётся на части.

Исповедник потянулся к Суаке и сжал её руку.

— Прекрасно, — с теплотой сказал он. — Но разве ты не волнуешься, сестра? Тебя не волнует, что они могут сделать, когда узнают что ты здесь натворила?

Женщина впервые, за всё время, выглядела озадаченной. — С чего бы? — спросила она. — Ведь я иду с вами.

Сердце упало в пятки. Ну почему простофилям, слабакам и нищим всегда так нужно было за него цепляться? Почему они просто не могли сослужить свою службу и уйти? Что он сделал, чтобы заслужить себе эту надоедливую компанию дураков?

Клэйв широко улыбнулся и снова сжал руку женщины.

— Именно это я и надеялся услышать, — сказал ей Аушрах. — Пойдём же, через мгновение они наверняка начнут нас преследовать.

Глава двенадцатая

Гуннлаугуру нравился этот мир. Этот запах, жестокая стихия. Было бы бы здорово здесь задержатся, дать противнику бой и расколоть несколько черепов, пока вокруг сверкают молнии и ревут пожары. Скоро это место несомненно падёт, его учась уже предрешена, но Космическим Волкам всегда нравились судьбоносные битвы, о которых затем слагают саги. Ведь важно не то, как ты жил, а то, как ты умер — хороша ли была твоя смерть? Стоял ли ты до самого конца, бросая вызов всему миру? Лежали ли у твоих ног груды вражеских тел? Именно так Гуннлаугур и намеревался окончить свою жизнь, глядя врагам в глаза, провоцируя напасть вновь, чтобы в последний раз испытать настоль прочны их когти простив его молота.

И лишится такой возможности было судьбой, которую действительно стоило опасаются. Вот почему эта охота так много значила. Если Ингвар прав, а Гуннлаугур в этом не сомневался, то многие его братья по ордену погибли напрасно, их нити были оборваны врагом, который так и не показал своего лица. За подобное необходимо было отомстить, даже если это будет стоить стае всего. Фенрис можно ненавидеть, его можно презирать, но глумиться над ним — никогда.

Раскалыватель Черепов перепрыгнул через баррикаду, грузно приземлившись на палубу, и немедленно перешёл на бег, чтобы скорее добраться до врага. Бальдр следовал за ним по пятам, он бежал изо всех сил, на мгновение сбросив с себя пораженческий дух. Оба космодесантника находились на правом фланге длинной палубы, огибая край вытянутого, уходящего в пустоту, обрыва, мчась по изломанному ландшафту из разрушенных зубчатых стен и настила.

В это же время Ингвар и Ольгейр заходили в левый фланг противника, укрывшись в глубокой тени, отбрасываемой громадной буровой установкой. Никто из Космических Волков не активировал разрушительных полей силового оружия и все они двигались бесшумно, согнувшись, расстилаясь по земле словно окружающие их клубы дыма.

Нефорт вырвался из укрытия гораздо раньше, и его войска всё ещё продвигались к центру палубы, пробиваясь сквозь проход в плотных баррикадах, закрепляясь, а затем перегруппировываясь, чтобы вскоре снова начать прорыв. И хотя люди Нефорта двигались достаточно тихо, противники практически сразу обнаружили их приближение. Ренегаты отреагировали молниеносно, они подтянули  бронетехнику и двинулись вперёд, каждая огневая платформа была окружена взводом бегущих пехотинцев. Танки быстро вышли на расстояние ведения огня и начали уничтожение уцелевших зданий, оказавшихся на их пути, они склонился орудия и начали превращать палубу в водоворот разлетающейся каменной кладки.

Космических Волков это вполне устраивало. Поднявшаяся завеса пыли скрыла их продвижение. Они обошли Нефорта с флангов, держась на значительном удалении от своих позиций, прежде чем устремиться навстречу приближающемуся врагу.

Как только космодесантники дошли до нужного места, у предателей не осталось ни единого шанса. Они были полностью поглощены атакой на защитников Ояды, которые наступали с фронта и сомкнувшиеся из смога «клещи» застали ренегатов врасплох. Гуннлаугур атаковал первым, он активировал Скулбротсйор и молот вспыхнул, когда космодесантник появился из серых облаков, взметнув пыль, материализовавшимся силовым полем. Рядом бежал Бальдр, держа за плечом рунный меч. Никто из них не стал бы без необходимости тратить болты на подобного противника. Ингвар и Ольгейр выскочили с противоположной стороны, синхронно размахивая клинками. Получив сигнал, отделения Нефорта отбросили осторожность и двинулись в лобовое наступление, пробираясь сквозь обломки, чтобы сосредоточить лазерный огонь на центре вражеского наступления.

Гуннлаугур взмахнул молотом слева направо, сбив трёх перепуганных отступника и отшвырнув их, изломанные тела, за край платформы. В месте с этим вожак стаи разинул рот и издал рык полный ненависти и вызова, отчего валяющиеся под ногами обломки задрожали.

Бальдр бросился вперёд, нанося клинком яростные рубящие удары, но они лишь выглядели таковыми и на самом деле были нанесены под нужным углом и с оптимальной точностью. Он прорвался сквозь группу культистов, быстро их убив и проложив себе путь к ближайшему танку.

Враги были одеты в имперскую форму, причём самых разных видов: некоторые образцы, возможно когда-то принадлежали Астра Милитарум, другие были рабочей одеждой или формой бронетанковых экипажей, одежда была пёстрой и рваной, с нечестивыми нашивками их покровителей на рукавах. Лица солдат, там где их можно было разглядеть, покрывали язвы или опухоли, они были иссечены шрамами, изуродованы пирсингом или даже изрезаны до самых костей. Предсмертные вопли предателей напоминали крики птиц или животных со скотобойни, а их зловонием было пропитано даже разлитое машинное масло.

Гуннлаугур нанёс следующий удар, убив ещё одного культиста, затем ещё один и ещё, наслаждаясь каждым разрезанием атрофированной плоти. Скулбротсйор свободно парил вокруг своего хозяина, описывая широкие дуги и оставляя за собой кровавые следы, которые сгорали в потрескивающих вспышках разрушающего поля.

Раскалыватель Чернево и Бальдром добрались до первого танка одновременно, они не переговаривались, а просто делали так, как привыкли, следовали инстинкту, выстраиваясь кругами друг за другом, клинки космодесантников размывались от скорости и силы ударов.

Танкист внутри высокой орудийной башни попытался нацелить пулемёт на Бальдра, космодесантник поставил ногу на корпус, выдернул ствол из крепления и отбросил его в сторону. Гуннлаугур ударил громовым молотом по ближайшим гусеницам, утопив их в корпус, а затем свободной рукой вытащил трак, из-за чего машину развернуло вокруг своей оси.

Им даже не пришлось использовать гранаты. Бальдр вскарабкался на крышу танка, и вскрыл корпус, чтобы добраться до экипажа внизу. Гуннлаугур пробился к топливным бакам при помощи громового молота, поджигая резервуары с прометием. К тому времени, как космодесантники разобрались с первой целью и бросились к следующей, танк разлетелся на части, разбросав тяжёлые металлические детали по воздуху.

Противникам было некуда деваться. Палубу усеивали груды обвалившейся каменной кладки, которая затрудняла отступление. В любом случае, ренегаты не могли двигаться достаточно быстро, а если пытались, то падали и соскальзывали обратно, ломая шеи и позвоночники. Лазерный обстрел Нефорта блокировал передвижение, в то время как Волки творили настоящее истребление, неистовствуя в первых рядах с голодом, порождённым долгим пребыванием в пустоте. Вскоре руины окрасились в алый цвет, артиллерийские орудия превратились в лом, транспортные средства разобрали на части, а путь к посадочным площадкам был расчищен.

Стая собралась лишь в конце схватки, объединившись на дальней стороне площадки, их доспехи блестели, а оружие раскалилось.

—  Хья! — воскликнул Ольгейр, разминая мощные руки, широко разводя их в стороны и дико хохоча. — Клянусь своими костями, это была настоящая схватка.

— Да, ты выглядел так, будто наслаждался происходящим, — весело заметил Ингвар, опуская клинок.

Люди Нефорта догнали космодесантников, осторожно продвигаясь по территории, которую они недавно потеряли, солдаты выглядели потрясёнными о того, что эта точка всё ещё существует. Посадочные площадки казались относительно целыми, хотя с установленных по периметру ограждений свисали трупы солдат сил обороны Ояды, с них сняли форму, а на телах виднелись воспаление следы истязаний.

Несколько атмосферных транспортов всё ещё стояли на дальнем краю площадки, и этого было достаточно, чтобы увести с платформы то, что осталось от отряда Нефорта.

— А теперь убирайтесь отсюда, полковник, — сказал Гуннлаугур, как только Нефорт оказался среди космодесантников. — Убирайтесь, бегите с планеты, если сможете.

Нефорт заколебался, он будто бы пытался понять не было ли это какой-то уловкой, проверкой на преданность, чем-то, что мог бы провернуть, например, комиссар. Но достаточно было посмотреть вверх, туда, где гремели остальные сгоревшие шпили, а толпы людей с криками бежали по рушащимся виадукам и переходам, чтобы увидеть, что город-вышка над ними уже захвачен.

Нефорт сглотнул, насколько мог выпрямился и сотворил аквилу. — Да хранит вас Трон, повелитель.

Затем гвардейцы побежали, а кто-то и заковылял, к оставшимся транспортам, волоча за собой раненых и ящики с продовольствием.

— Им повезёт, если получится отойти на пять миль, — сказал Ольгейр, глядя вслед гвардейцам.

— Возможно, — сказал Бальдр. — Но один раз им уже повезло.

Гуннлаугур прошёлся по настилу, направляясь к внутреннему периметру, где выступающие посадочные площадки ответвлялись от основания буровой вышки. Он посмотрел на площадки главного шпиля, поднимающиеся всё выше и выше, и все они извергали дым. Виадуки вели вглубь, вверх, и вниз, соединяясь с находящими друг на друга площадками и платформами внутри. Из-за тумана войны было трудно разглядеть детали, но масштаб разрушений был очевиден. Прямо на их глазах большой узел управления на дальней стороне высокого шпиля взорвался, его внутренние палубы обрушились, и вся конструкция соскользнула в море в бушующем пламени и поднятой пыли,

— Главные терминалы должны быть впереди, — сказал Гуннлаугур, пробегаясь линзами по смогу и увеличивая изображение. — Пять уровней, северный сектор, за той процессорной колонной.

Трудно было представить, что на такой высоте уцелело хотя-бы что-то, но Экклезиархия прислала сюда несколько тяжёлых транспортов, и их огневой мощи, возможно, хватит, для того, чтобы ещё несколько часов сдерживать орды предателей.

— Времени в обрез, — сказал Ингвар. — У тебя есть чёткий путь?

И у Гуннлаугура он был — картолиты Нефорта обеспечили быстрый подъём, который привёл стаю прямо к сердцу орбитальных приёмных платформ. Но вожак смотрел не на это — он смотрел на Бальдра, который, ощетинившись, прокрался за периметр.

— Что ты увидел? — спросил Гуннлаугур.

Какое-то мгновение Бальдр молчал. Космический Волк стоял неподвижно, словно упиваясь видом открывшихся перед ним руинами, он будто бы впитывал их безумие. Гуннлаугур был практически уверен в том, что Бальдр снова двинется вперёд, как какой-нибудь призрак, спотыкающийся во сне. Раскалыватель Черепов почти потянулся за оружием, как это уже сделал Ольгейр.

Но затем Бальдр заговорил — чётко, ровно, он точно был собой.

— Квадрат пять-шесть-три, — сказал он. — Чуть не пропустил.

Гуннлаугур посмотрел в указанный квадрат и увеличил изображение, системы брони отфильтровали всё, что перекрывало поле зрения. И даже после этого было непросто что-либо разглядеть в зернистой мешанине наслаивающихся картинок.

Но потом Гуннлаугур увидел то, о чём говорил Бальдр, увидел, куда направляется это существо и что оно делает. Через несколько мгновений оно окажется между космодесантниками и их целью, прокладывая путь наверх. Возможно, это первый из очень многих, которые должны были сюда прибыть. Раскалыватель Черепов ненавидел эту мерзость так же, как ненавидел всякое дышащее и ходячее воплощение всего, к чему его приучили испытывать отвращение. От одного лишь взгляда на эти движения, блестящую броню, тяжёлую поступь, сияние сапфировых линз, у Гуннлаугура зачесались клыки. — Думаешь, он здесь не один? — спросил Ингвар низким рычащим голосом. — Он идёт по нашему пути.

Это всё усложняло. Чем дольше стая оставалась на месте, тем сложнее становилась ситуация.

— Тяжёлая рука, Фъольнир, займитесь им, — приказал Гуннлаугур. — Гирфалькон, пойдём. Покончим с этим.

Бъяргборн трудился так усердно, как никогда в жизни. Ёрундур безжалостно давил на команду, но того требовала необходимость — эта пустотная битва превратилась в ужасающее и изматывающее шоу ужасов, с какой стороны не посмотри. Каждое мгновение всё новые корабли уничтожались или выводились из строя и большая их часть принадлежала Империуму. Единственная причина, по которой «Аметистовый сюзерен» всё ещё оставался в строю заключалась в том, что он прибыл на эту бойню гораздо позже и это не самое лучше преимущество быстро сходило на нет.

Ёрундур выкрикивал приказы со своего трона, в то время как мостик вокруг него гремел и трясся. Бронестекло вспыхивало от раздающихся в пустоте взрывов, отбрасывая тени, бешено метавшиеся по потрескавшимся палубам. Сервиторы, как всегда, продолжали работать в тишине, но людские члены экипажа начали терять самообладание, они кричали в переговорные трубы или в отчаянии колотили кулаками по пультам управления.

Впереди, ещё более чем прежде, возвышалась эскадра Экклезиархии, островок стабильности в бушующем море разрушений. Линкоры превосходно держали строй, выпуская огромное количество оборонительных лазерных залпов. У их капитана, должно быть, были стальные нервы, раз он остался стоять на якоре посреди безумия этой зоны боевых действий, но у них определённо имелось оружие, которое позволило бы им удерживать свои позиции, по крайней мере пока.

Бъяргборн уже выполнил основные приказы Ёрундура, сделав всё необходимое, обеспечив кораблю возможность уверенно мчать в тени эскадры. Плазменные двигатели «Аметистового сюзерена» всё ещё работали, хотя и беспорядочно, но полученная в ходе тропосферного манёвра энергия позволила галеону мчатся вперёд с огромной скоростью, достаточной для того, чтобы не дать заградительному огню «мёртвой головы» разорвать их ослабленную карму. Теперь капитан неистово работал с группами авгуров, пытаясь увеличить охват сенсоров дальше минимального радиуса.

И только тогда Бъяргборн всё понял. Попадания были реальными, как и повреждения пустотных щитов, но сбоя в работе сенсоров не было, и Торек был в этом уверен.

— Лейтенант? — срочно вызвал Бъяргборн по воксу.

Ответа не последовало. И дело было не в помехах. Она выключила свою комм-бусину.

Бъяргборн быстро провёл поиск по локатору, но это ничего не дало. Затем он отменил поставленные Суакой предупреждения о неисправностях и авгуры галеона вновь начали мигать, группа за группой.

— Слава Всеотцу, — проворчал Ёрундур, когда экраны вокруг него снова засветились. — Отслеживай приближающиеся крупные снаряды, но продолжайте увеличивать скорость.

Но Бъяргборн ничего не мог сделать. Он почувствовал, как в животе нарастает неприятное ощущение холода. Он должен был найти Эджику. Торек проверял каждую палубу на предмет аномалий, одну за другой.

— Капитан! — окликнул его Ёрундур.

— Подтверди приказ и действуй.

Бъяргборн встал и повернулся, чтобы смотреть прямо на трон. — Суака забрала его, господин. Они направляются на палубу с спасательными капсулами.

Это было всё, что нужно было сказать. Хафлои сорвался на бег ещё до того, как фраза была закончена, и от тяжёлых шагов космодесантника задрожала палуба. Ёрундур бросил на капитана возмущённый взгляд, из-за ярости голос старого космодесантника звучал хрипло. — Зубы Хель! Тогда закрой стартовые палубы! Все до одной!

Конечно же, Бъяргборн не мог этого сделать, по крайней мере, сейчас. Суака знала о системах корабля больше, чем кто либо другой, именно по этой причине её и оставили в команде, все контрольные линии мостика были отключены.

Поэтому капитан сам бросился бежать, догоняя Хафлои он едва не потеряв равновесие, когда палуба накренилась, и бросился к задней арке, где находились магнитные лифты, уходящие вниз, на служебные уровни. Сердце уже билось учащенно. Должен ли он был её заподозрить? Суака никогда не демонстрировала и намёка на предательство, ведь так?

«Впрочем, это и не должно было нравиться, не так ли? — говорила она. — Просто не поднимай головы».

Но зачем она это делает? Зачем предпринимать хоть что-то ради спасения этой крысы? Зачем рисковать жизнью ради кого-то настолько гнусного, насколько не имеющего отношения к ней или её обязанностям, при том, что к ней хорошо обращались и Суака сама в этом признавалась?

Вопросы роились в голове, пока Бъяргборн бежал по палубам, забирался в лифт и отправил его вниз. Все коридоры были переполнены людьми, которые перебегали от одной станции к другой, отдавая приказы, перетаскивая боеприпасы или оборудование с места на место. Из-за колебаний напряжения люмены продолжали перегорать, складывалось впечатление, что вся конструкция корпуса на волосок от того, чтобы развалиться на части. Удары продолжались — мощные раскаты, которые разносились по всему кораблю, свидетельствовали о продолжающемся снаружи обстреле. Перед тем, как покинуть пост Бъяргборн успел рассмотреть состояние уцелевших пустотных щитов, и потому боялся даже подумать о том, сколько ещё они продержатся. Либо Ёрундур вскоре сможет доставить корабль в какое-то безопасное место, либо единственным из них, кто сможет удачно покинуть корабль, окажется крыса.

Лифт с лязгом остановился, двери распахнулись, и Бъяргборн снова побежал, по узкому трапу, скользнув в более широкий коридор, по левую сторону которого были два ряда светящихся люков, лестницы с поручнями и рычагами управления. Уже сработало предупреждение о проникновении в атмосферу, что вызывало новый приступ паники.

Торек добрался до перекрёстка и обогнул его как раз вовремя, чтобы увидеть, как Хафлои в отчаянии бьёт бронированным кулаком по переборке. На палубе лежало тело женщины, остатки её головы разметало по металлическим конструкциям. Бъяргборну не нужно было узнавать черты лица, чтобы понять, кто это.

Ты дура, Суака.

Одной из спасательных капсул не оказалось на месте, а входной люк в её отсек был запечатан, но внутри всё ещё слышался свист выходящего в вакуум воздуха.

Хафлои повернулся к Бъяргборну. — Слишком поздно, — прорычал Кровавый Коготь.

Торек схватил с настенной панели диагностический датчик и нажал на кнопку считывания. — Запущена одна спасательная капсула. Координаты установлены отсюда. Капсула запрограммирована на следование к «Непорочному предназначению».

Хафлои повесил топор на пояс, ударил ладонью по выпускному клапану и направился к следующему отсеку. — Ты же можешь повторить эту программу, да?

Бъяргборн уставилась на космодесантника. — Повторить программу… То есть, да. Да, я могу, повелитель.

— Сделай это. — Хафлои рывком открыл люк в спасательный отсек и раздались новые сигналы тревоги.

— Повелитель, нет никакой гарантии, что... — Капитан замолчал. К чему эти слова? Повелитель знал о рисках больше, чем он сам, единственной функцией Бъяргборна было служение. — Как пожелаете.

— Что за чертовщина, щенок? — услышал он язвительный голос Ёрундура по коммуникатору.

— Я иду за ним, — холодно ответил Хафлои, забираясь в спасательную капсулу, прежде чем прервать связь. Последнее, что увидела Бъяргборн перед тем, как люк захлопнулся, был бледный, покрытый пылью штурвал и очертания рун, виднеющихся в свете внутренних люков капсулы, отсчитывающей время до старта.

Торек вернулся к пульту управления, чтобы убедившись, что капсула будет двигаться по той же траектории и с теми же задачами, что и капсула крысы. Вводя команды, он размышлял о том, что несколько секунд назад Суака, скорее всего, делала то же самое, и это стало последним, что она когда-либо сделает.

Он нажал на последнюю клавишу, закрыл клапаны и нажал руну включения. Трубчатый корпус капсулы дико зашипел, воздух с огромной скоростью выходил из пускового отсека и вот, на задней стороне запертого люка зажглись огни. Раздался глухой стук разжавшихся зажимов и освободившаяся капсула с грохотом пронеслась по отсеку в буйстве вспыхнули двигателей и вылетела из корпуса корабля.

Бъяргборн глубоко вздохнула. — Да хранит тебя рука Русса, — пробормотал он.

Глава тринадцатая

Две фигуры мигом метнулись с транспортной платформы, Ингвар и Гуннлаугур взбежали вверх и направились в недра буровой установки, которые представляли из себя запутанный лабиринт. Космодесантникам не пришлось долго искать ещё одну, более крупную, группу одинаково экипированных ренегатов, предатели были заняты либо мародёрством, либо резней. Космические Волки убивали каждого, попавшегося им на пути захватчика, не задерживаясь и продолжали движение. Уровни сменяли друг друга один за другим — ряды открытых стихие, выгоревших жилых блоков прислонились к камнебетонным опорным колоннам, заброшенные насосные станции, уставленные рядами хронометров и клапанов высокого давления, продуваемые ветром наблюдательные платформы, окружённые толстыми трубами, и бурлящие бункеры-смесители. Космические Волки мчались по скрипучим металлическим лестницам рука об руку, поднимаясь всё выше, уходя всё глубже и глубже, солёный штормовой ветер стал их постоянным спутником, соперничающими с горячими порывами от внутренних пожаров. 

В конце концов Ингвар с Гуннлаугуром оказались высоко на северной окраине города-вышки. Перед ними развернулась широкая панорама, открытый вид на горящий океан и ряды плохо различимых буровых платформ — каждая из которых скрывалась за окружавшими их столбами пара и дыма. По мере рассеивания обороняющихся сил, интенсивность воздушных боёв постепенно стихала. Пара истребителей Сил планетарной обороны Ояды рухнули в воду на глазах космодесантников, машины взорвались при ударе, а их обломки разлетелись по горящей поверхности океана. Одна за другой буровые вышки превращались в погребальные костры.

Прямо перед Космическими Волкам располагался ещё более серьёзный комплекс посадочных платформ — восьмиугольники из необработанного камнебетона более трёх сотен ярдов в ширину, над ним возвышались укреплённые диспетчерские вышки, окружённые высокими защитным заслонами с колючей проволокой. Шесть тяжёлых десантных транспортника стояли на открытой местности, машины всё ещё дымились после своего орбитального приключения, они были обязаны кабелями и находились под охраной нескольких десятков солдат с высокими шлемами и в багровых доспехах с позолотой. Охрана выглядела хорошо вооружённой, у них было что-то похожее на лазерные пистолеты военного образца. У некоторых были огнемёты, а у кого-то даже гранатомёты.

Ещё около пятидесяти солдат заняли самый дальний край комплекса. За этими длинными стенами, сквозь рёв двигателей и завывания ветра слышались вопли наступающих предателей. С левой стороны вид на небо загораживала самая большая из вышек — многоярусный, массивный бункер с окнами-бойницами, увенчанный множеством сенсорных датчиков и спаренных лазпушек.

Ингвар пригнул голову и скользнул в укрытие, всем телом прижимаясь к толстой стойке окружающих периметр ограждений. Гуннлаугур сделал то же самое, укрывшись за другой стойкой, осматриваясь сквозь щели.

— Фратерис Милиция? — спросил Гуннлаугур. — Или корпехи с линейного крейсера?

Ингвар приблизил изображение на шлеме, переходя от одного солдата к другому. — Слишком хорошо вооружены для ополченцев. Хотя, может быть церковники совсем совесть потеряли.

— На периферии за ними никто не следит.

Гуннлаугур украдкой взглянул налево, на главную вышку. Единственным очевидным входом были широкие ворота, увешанные оружием, люменами безопасности, окружённая парящими сервомеханизмами и ещё большим количеством охранников в багровых доспехах. Под арку с грохотом въехали несколько бронетранспортёров, раскрашенных в те же красно-золотые цвета, караульные у ворот помахала им, пропуская внутрь. За наклонными стенами неуклюже вышагивали оружейные сервиторы, их установленные на плечах пушки беззвучно отслеживали цели.

— Чтобы разобраться со всем этим, потребуется время, — сказал Ингвар, его большой палец скользнул на активатор энергетического поля клинка.

— Я не вижу другого выхода.

— Согласен. Итак, как ты планируешь это провернуть?

Прежде чем Гуннлаугур успел ответить, северный край лагеря сотряс мощный взрыв. Вопли беснующихся ренегатов усилился, и за дальними орудийными башнями прогремели новые взрывы. Ингвар вытянул шею, чтобы посмотреть что происходит, и увидел, как спаренные лазерные пушки поворачиваются, чтобы открыть огонь в направлении севера. Когда неоновые лучи исчезли, раздались приказы, и бронетранспортёры развернулись, с грохотом направляясь прямо к источнику беспорядков. Несколько отрядов пехотинцев, включая тот, что стоял в тени ворот, свернули со своих патрульных маршрутов и помчались на север.

— Думаю, что нам следует принять этот подарок судьбы, — сказал Гуннлаугур, большим пальцем активируя громовой молот и вскакивая на ноги.

Ингвар последовал за ним, сняв с пояса две осколочные гранаты и швырнув их за периметр. Гранаты пролетели мимо десантных катеров и взорвались на некотором удалении от них, сотрясая палубу и разбрасывая по камнебетону огненные шары. Это отвлекло внимание и без того поредевшей охраны комплекса, вызвав новые громкие приказы и поспешную передислокацию, к тому времени Гуннлаугур уже пробивал себе дорогу через ограждение. Скулбротсйор, сверкая тяжёлым бойком, быстро справился с защитными ограждениями. Как только крепления были сломаны, Раскалыватель Черепов протиснулся через разрушений заслон и выбрался на противоположную сторону под градом щебня и металлических осколков.

Два космодесантника быстро преодолели расстояние до ворот. Сервочерепа обнаружили нарушителей в тот момент, когда они пересекли периметр, и в их направлении разразился шквал лазерного огня, бьющего по палубе. Космические Волки лавировали между лучами, пытаясь уклониться от худшего, прежде чем добраться до первого из защитников ворот. Ингвар крутанулся вокруг медлительного оружейного сервитора, резко сменив направление движения, прежде чем прыгнуть назад и врезать бронированной перчаткой прямо по его безучастному лицу. Гуннлаугур налетел сразу на двух солдат, ломая им ноги низким ударом «громового молота», а затем обрушил оружие вниз, пробив оба нагрудника.

Оставшиеся солдаты отступили, подавая сигнал тревоги и вызывая подкрепление. Космические Волки не могли уклониться от всех выстрелов, но паническая пальба защитников была слишком медленной и беспорядочной, лазерные выстрелы опаляли броню, но не замедляла её владельца. Ингвар и Гуннлаугур сражались бок о бок на протяжении десятилетий, братья настолько точно знали движения друг друга, что почти что стали для врага единой целью — единым целым, движущимся в ослепительном сиянии плазмы и вращающихся клинков. Именно в этот момент они сражались так, как делали это в годы, предшествовавшие их долгой разлуке — не помышляя ни о чем, кроме убийства.

Когда члены Ярнхамара достигли ворот, караульные попытались опустить противовзрывные створки. Ингвар расчистил путь короткими очередями из болтера, в то время как Гуннлаугур вывел из строя человека за пультом управления. Затем космодесантники оказались внутри и помчались сквозь тьму в помещение с низким потолком, где, как и всюду на этой платформе, в равной степени пахло кровью и нефтью.

Вскоре они увидели тела. Солдаты в багровых доспехах, такие же, как те, с которыми продолжали сражаться космодесантники. Те, кто ещё мог стоять на ногах, сопротивлялись, как могли, но свирепствующие во тьме Волки никому не давали пощады. Среди тел ополченцев были разбросаны и другие трупы, трудноразличимые в полумраке, они были одетые во что-то напоминающее чёрный, плотно облегающий боевой панцирь.

— И что это было? Спросил Гуннлаугур, нанося хлёсткий удар молотом по отряду отступающих солдат, прежде чем ринуться за ними по длинному коридору. — Заклятый враг? Уже внутри?

Ингвар вернулся к работе клинком, его меч сверкал в темноте. Он украдкой бросил несколько взглядов на освещённые вспышками трупы, лежащие на палубе. Облачённые в чёрное воинов было гораздо меньше, и их форма была странной — высокотехнологичный пластинчатый доспех с тонкой серебряной окантовкой, следы необычного оружия на перчатках. Их было немного. Сражались ли они бок о бок с солдатами Экклезиархии? Или же против них? Они совсем не походили на толпу предателей, с которой Волки сталкивались до сих пор, но никогда нельзя было быть уверенным наверняка — у врага были воины из тысячи миров и тысячи банд.

— Что-то здесь не чисто, — это всё, что он сказал, продолжая двигаться вперёд, сосредоточившись на смертоносном перемещении своего клинка, и сохранении инерции движения.

— Да, так и есть, — проворчал Гуннлаугур, врываясь в зону сбора — сводчатое помещение, испещрённое следами лазерных выстрелов и разрушенными опорными балками и устремляясь вперёд к крутой, залитой кровью лестнице. С верхнего уровня струился свет, слышались звуки движения, крики и отчаянные залпы орудий. На картолитах Нефорта было указано, что на верхнем уровне находится командный центр, сердце комплекса. — Осталось немного. Прибавим шагу.

Несмотря на всё, про себя Ингвар улыбнулся. Они уже прорывались сквозь сопротивление с поистине головокружительной скоростью, устремляясь к месту, ради которого сожгли целую планету. Если учесть учинённую Волками резню, то нетерпение Гуннлаугура, желающего поскорее со всем этим покончить, казалось почти навязчивым.

Но вскоре Ингвар сам разделил эту одержимость. Он был первым, кто поддался ей среди жарких песков другого обречённого мира, и именно благодаря ему вся стая теперь разделяла это рвение. Теперь Гирфалькон наконец-то, он мог осмелиться надеяться на то, что Ярнхамар приближается к истоку, к первоисточнику всего происходящего, к месту, где эта тайна зародилась и где она же будет уничтожена.

Поэтому всё, что он сказал, было: «Да, варанги», — произнесённое с застрявшей в горле ноткой нетерпения, после чего количество убийств, как и полагалось, возросло.

Ольгейр бросился вниз по трапу, сабатоны гулко стучали по нагруженному металлу, наплечники скрипели, задавая нависший над ним потолок. Бальдр бежал чуть позади, стараясь не отставать.

Никто не произнёс ни слова. Оба десантника были вооружены болтерами. Волки не обращали никакого внимания на тех, кто попадался им на пути, будь то неистовствующий культист или убегающий гражданский. Их внимание было сосредоточено лишь на одной живой душе.

На какое-то время возможность вступить в бой стало чем-то вроде момента радости. Воспользоваться оружием, убивать врагов Всеотца — вот для чего они были созданы. Космическим Волкам нужно было размять мускулы, подержать их в тонусе, разжечь боевой дух, спрятанный глубоко в их крови и душах. И зачистка пункта эвакуации от ренегатов была не более чем той самой разминкой, которая позволила поработать конечностями и подвигать суставами.

Но в этот раз всё было по-другому. Теперь каждое движение делалось максимально обдумано. Сердца-близнецы бились учащённо, наполняя организм гиперадреналином. Когда настанет момент, радость исчезнет, оставив место лишь для жгучей ненависти и абсолютной сосредоточенности.

Ольгейр добежать до основания трапа и свернул за угол, помчав по другому крытому коридору. Несколько смертных, пытавшихся пройти в противоположном направлении отбросило в сторону, людей будто бы сбил зашедший в занос автомобиль и они отлетели к стенам.

— Я засёк его местоположение — передал Бальдр по воксу.

— Я тоже, — ответил Ольгейр сдавленным рычанием. — Существо достигло моста.

К тому времени Волки уже забрались так высоко, что конструкция буровой установки стала напоминать сомкнувшийся вокруг космодесантников терновый венец — переплетённые острия коммуникационных шпилей и жилых башен, соединённых между собой сетью подвесных мостов и рельс маглевов. Некоторые трассы были хлипкими, рассчитанными только на передвижение привязанных цепями сервиторов, вокруг которых завывал ветер, но другие представляли собой виадуки с массивными арками, в обычное время их дороги были забиты машинами, а пешеходные дорожки переполнены толпами шаркающих рабочих. Один из виадуков и стал точкой перехвата, маршрут, ведущий из заполненных пламенем внутренних секций к орбитальным посадочным платформам — многополосный, многоярусный, окутанный густым, едким смогом виадук, над которым возвышались высокие башни.

Теперь же мост был заброшен, изрыт воронками, а разбитое асфальтовое покрытие напоминало неспокойные волны. Палубу усеивала обгоревшая техника, часть была гражданской, часть — пустые бронетранспортёры. Где-то внизу виадука подбитый танк застрял в камнебетоне, балансируя над крутым обрывом, его моторный отсек до сих пор продолжал гореть. Воины неистовствовали по всему виадуку, разрозненные группы людей перебегали от одного укрытия к другому, все они были одеты в рваную форму ренегатов. Культисты ничего не стоили, они были отбросами, одноразовым мясом, посланным вниз лишь с одной целью — сокрушить оборону смертных защитников.

Но среди этого отребья возникла совершенно иная проблема. Существо превосходило размерами даже Волков, из-за длительного воздействия отвратительное энергии оно раздуло во все стороны. Его броня была древней, потрескавшейся и изменённой, но на ней всё ещё сохранились цвета, символизирующие его давнюю преданность — слегка выцветшая бирюза, похожая на старинный шеллак. На толстом наплечнике всё ещё виднелась гидра, выведенный выцветшими белыми чернилами. В одной руке существо держало неплохой болт-пистолет, украшенный тесниной из слоновой кости, пистолет светится от нагрева. В другой руке был силовой топор с коротким лезвием, потрескивающим от мощности разрушительного поля. Отродье тяжело ступало вперёд, оставляя своими раздвоенными копытами вмятины на асфальте.

Смертные воины избегали его, те культисты, что были впереди, бежали быстрее, а те, что шли сзади, держались от него поодаль. Сам воздух, окружающий десантника хаоса, казалось, был чем-то перегружен, будто бы насыщен радиацией или загустел от спор. Иногда движения существа становились размытыми, но не из-за скорости, а из-за какой-то сверхъестественной ауры, возможно, дело было в частичном погружении в царство теней, в царство раздвинутых возможностей.

Ольгейр, не теряя ни секунды, бросился прямо на врага. Бальдр свернул влево, продолжая бежать с прежней скоростью. Космодесантники открыли огонь из болтеров, осыпая противника барабанной дробью попаданий и окружая его броню беспорядочными брызгами искр.

Хаосит мгновенно открыл ответный огонь, сделав несколько выстрелов, вынудивших Космических Волков пригнутся. Даже находясь под градом масс реактивных снарядов, предатель каким-то образом продолжал вести огонь, не предпринимая никаких попыток уклониться, он просто продолжал шагать вперёд. Ольгейр видел, как с брони недруга слетела краска, оставляя на ней серые полосы керамита, но облачённое в искажающую пространство мантию существо всё равно пробиралось вперёд. Казалось, что враг был окутан какой-то пеленой, то исчезая, то появляясь. В один момент он замирал, затем резко менял позу, дёргался вперёд, назад, наклонялся или разгибался.

— Клинки, — сказал Бальдр, прокладывая себе путь сквозь яростный дождь болт снарядов.

— Да, пустим ему кровь, — согласился Ольгейр, прикрепляя Сигрун к магнитному замку и доставая топор с короткой рукоятью.

Расстояние между противниками сократилось до нуля. Существо убрало болт-пистолет и подняло свой мастерски сделанный топор, оставляющий за собой мерцающее тепловое пятно в воздухе. Три лезвия столкнулись, образовав пирамиду ударной энергии, выбросив взрывную волну, от которой пепел разлетелся на двадцать ярдов во все стороны.

Ольгейр замахнулся, держа топор двумя тяжёлыми, как свинцовые прутья руками и вкладывая в удар всю свою мощь, метя в шейное сочленение. Бальдр сделал выпад снизу, целясь в кабели под нагрудником. Невероятно, но врагу удалось заблокировать обе атаки, очертания его руки мелькали, будто на неисправном видеопроигрывателе, космодесантник хаоса отбросил Волков и снова перешёл в наступление.

Удары существа были идеально точными, быстрыми и не уступали по силе тем, что наносили сыны Русса, атаки предателя тоже окутывала корона искажающей энергии, что усложняло парирование и блокирование. Ольгейр и Бальдр махали клинками, нанося рубящие удары и парируя, отступая, пригибаясь, припадая на колено, чтобы снова вскочить и броситься в атаку. Три сверхчеловека создали замкнутый вихрь из стремительных, словно мысль, движений, превращая окружающую действительность в что-то неуместное, тягучее. Это был настоящий бой Астартес — бескомпромиссная, целеустремлённость, мощь и неугасающая ненависть.

Шквал ударов был титаническим. Мостовое покрытие под ними разлетелась на куски, клубы дыма превратились в крутящиеся нити. Двое из бойцов сражались в физическом мире, но у третьего было нечто иное, что-то эзотерическое, что-то, что делало его координацию странной, а движения каким-то образом выглядели так, будто накладывались друг на друга.

Это наделяло десантника хаоса преимуществом. После яростной перестрелки, в ходе которой выпущенный Ольгейром болт по диагонали пробил броню недруга, но так будто бы переместился в горизонтальном направлении на ширину клинка, а затем, через микросекунду вернулась на место, после чего существо подняло руку и обрушило свой топор вниз.

Лезвие топора угодило в наплечник Ольгейра и от высвободившейся энергии космодесантника отбросило назад. Ольгейр сконцентрировал все силы, чтобы погасить энергию удара, но разрываемое остатками кинетического воздействия покрытие раскололось под ногами Космического Волкам. Какую-то долю секунды Тяжёлой руке удавалось удержать баланс, прежде чем целая секция моста не обрушилась, увлекая космодесантника за собой в клубящемся шлейфе пыли и пламени.

Бальдру пришлось быстро переместится, чтобы его тоже не утащило вниз, при этом он не прекращал сражаться, отбивая вражеские удары и удерживая тварь на расстоянии. Ошейник начал пылать, прожигая броню насквозь, словно она была сделана из шелка, а не из керамита.

Существо не прекращало напирать, нанося удары, кромсая, тесня противника назад, шаг за шагом, толкая его всё ближе и ближе к вырисовывающемуся краю. И тут, впервые, из наклонной вокс-решётки донеслось что-то помимо прерывистого дыхания.

— Сын Русса, — произнесло существо голосом, походившим на причудливую смесь машинного скрежета и невнятного бормотания, возникшего из-за затрудняющей речь густой слюны. — Тебя не должно здесь быть.

Бальдр сопротивлялся. Руки заливало молочной кислотой, сердца стучали громко и часто. Космодесантник чувствовал, что приближается к обрыву, чувствовал, как под ногами прогибаться ослабевающий от ударов настил. Это всё, что Космический Волк мог сделать, чтобы избежать смерти, не говоря уже о том, чтобы перенести бой на более твёрдую поверхность.

— Ты, должно быть, заблудился, — задумчиво сказало существо, не переставая двигаться, рубить, подёргиваться. — Ты, должно быть, блуждаешь уже давно.

Пятки Бальдра упёрлись в бордюр виадука, и космодесантник почувствовал свист ветра у себя за спиной. Ещё один удар и он полетит вниз. Космический Волк пытался сопротивляться давлению, найти выход, переломить ситуацию. И как только он попытался, зрение начало дрожать, расплываясь по краям.

— Но я не заблудился, сын Русса, — сказало существо, не выражая ни радости, ни печали, слова просто перетекали друг в друга словно в каком-то опьянении, будто их крутила неведомая адская машина. — Я был там. В ваших горах. На ваших льдинах. Хочешь увидеть, что мы с ними сделали?

Ошейник раскалился добела, он перекрыл остальные источники света, выбрасывая наружу извивающиеся языки бледного пламени. Бальдру пришлось бороться, чтобы остаться в сознании, не говоря уже о том, чтобы противостоять шквалу ударов топора. Видения начали сгущаться, вытесняя реальный мир, накладываясь друг на друга и повторяясь в безумной последовательности.

— Мы сделали это, сын Русса, — прошипело существо, готовясь нанести последний удар. — Мы сделали это.

Бальдр отбивался, взревев от боли и ярости, вложив все силы в последний, отчаянный рывок. Лезвие меча разбило возникшие видения, пронзив их, будут стекло, и, наконец, глубоко вошло в тело предателя. Потеряв равновесие от внезапного рывка, он бросился вперёд, пытаясь развить преимущество.

— Побереги меч, брат! — взревел Ольгейр, появляясь из завитков разорванных видений, Тяжёлую руку покрывала камнебетонная пыль, наплечник был наполовину оторван. — Я всё ещё с тобой.

У Бальдра не было времени гадать, как и почему Ольгейр вернулся, поэтому он просто продолжал сражаться, направляя острие меча так, чтобы не задеть боевого брата.

Но основной урон нанёс Ольгейр, который с хрустом взмахнул бронированным кулаком и угодил существу прямо в лицо, затем последовала серия ударов топором, которые разорвали выкованную ведьмами броню в клочья. 

Это разрушило чары, утихомирило видения и устранило странные эффекты смещения, позволив Волкам навалиться на врага с новой силой, не давая тому опомниться, они рвали кабели, разрезали соединительные мембраны, выпуская наружу потоки зловонных газов, тухнущих внутри разрушенной оболочки предателя, наступая на него, когда тот пытался подниматься, рубя, обрушиваясь вниз, снова и снова, пока из изуродованной обнажённой плоти не потекла чёрная кровь, и последние судорожные вдохи не прекратились.

Наконец, тяжело дышащие и взмокшие космодесантники поднялись над изуродованным трупом. Ольгейр опустился на одно колено, переводя дыхание.

— Око Моркаи! — усмехнулся он. — Поручень! Это всё, что у меня было. Если бы всё сложилось иначе, то я бы до сих пор падал.

Бальдр не мог смеяться. Ошейник перестал бушевать, но обжигающая кожу боль осталась. Хуже того, он почти ничего не видел. Созданные существом образы всё ещё громоздились в его сознании, такие яркие, как будто они были реальными.

Он опустился на землю, опираясь на руки, и покачал головой, пытаясь привести мысли в порядок.

— Брат, — внезапно посерьёзнев, сказал Ольгейр. — Ты ранен?

Несколько мгновений Фъольнир не мог вымолвить ни слова. Всё, что он мог видеть — это кипящие моря, серебряные молнии в тёмных словно лёд небесах и смех на ледяном ветру.

— Всё пропало, — выдохнул Бальдр, сжимая кулаки, пытаясь прийти в себя, ноздри наполнились зловонием мёртвого предателя, лежащего перед ним. — Всё пропало. Разрушено.

— О чём ты?

Бальдр поднял глаза на брата, чувствуя тошноту от ужаса происходящего, от уверенности, что увиденное им, это правда. — Фенрис. Они разорили Фенрис.

Глава четырнадцатая

Клэйв действительно колебался, когда думал о том, стоит ли её убивать.

Если принять во внимание то, как много она знала о корабле и его системах, вероятно, было бы безопаснее не убивать её перехода. В самом конце, когда Суака закончила с магическими формулами для духа машины и ввела данные о траектории полёта, он остановил  руку, глядя на то, насколько сосредоточена была женщина, как в её глазах сияла уверенность в собственных действиях. Из кратких разговоров по пути к капсуле Клэйв больше узнал о её жизни и характере. Исповедник обнаружил, что Суака на протяжении всего времени сохраняла верность церкви. Находясь наедине с собой, она читала катехизисы, заучивая их наизусть, убеждённая, что однажды найдёт способ применить их на практике. Должно быть, ей нелегко было жить под началом корсарского капитана. Возможно, служить под началом Космических Волков, никогда особо не заботящихся о ортодоксальной преданности, было не легче. Так что всё это было очень впечатляюще. Клэйв не был слеп к подобным аспектам. Исповедник восхищался Суакой. И, судя по всему, был обязан ей жизнью.

Однако, в конце концов, наступает необходимость делать трудный выбор. Когда он доберётся до «Непорочного предназначения», при условии, что у него это получится, будет странно появиться на борту в компании случайного офицера, не принадлежащего к Экклезиархии. Клэйву пришлось бы объяснять, что она тут делает. Возможно, Суака захотела бы объяснится самостоятельно. И это бы всё только усложнило, Клэйв ещё не был уверен, как он собирается объяснить своё присутствие на Ояде, или как это будет воспринято командованием линкора, которые могло принадлежать к любой из сотен различных фракций в запутанной церковной иерархии. Было слишком рискованно оставлять Суаку в живых, просто из-за того, что она могла сказать или сделать какую-нибудь глупость.

В любом случае, девушка умерла за правое дело. Теперь её душа была с Императором, и Клэйв лишь ускорил её вознесение, только и всего. Конечно, это было постыдным поступком, о котором исповедник мог бы немного пожалеть, но, несомненно, от этого его действия не стали менее правильными.

Однако сейчас голову Аушраха занимали другие мысли. Спасательная капсула была маленькой металлической капсулой, едва достигающей шестидесяти футов в длину. Клэйв был накрепко привязан к длинной направляющей, проходящей по центру капсулы, его конечности крепились металлическими застёжками, а под шеей, лежала мягкая подкладка. Несмотря на это, ощущения были ужасающими — когда капсула, штопором, двигалась к своей цель, автоматически избегая взрывов и лазерных залпов воздействие центров единой силы было колоссальными. Клэйву казалось, что его внутренние органы вот-вот вырваться наружу, а зубы разлетятся по всей капсуле, паря в условиях низкой гравитации, костяшки пальцев были ободраны до крови. Месяцы заточения подорвали и без того не самое выдающееся физическое состояние исповедника и он чувствовал, что в любой момент может потерять сознание, или его вырвет, или, быть может всё это случится одновременно.

Клэйв ничего не видел. В капсуле не было обзорных экранов, только несколько крошечных рунических дисплеев, на которых отображались непонятные ему вещи. Он не слышал ничего, кроме рёва двигателей и не чувствовал ничего, кроме толчков и резкого движения капсулы. Это было похоже на то, как если бы его заперли в какой-то ужасной камере сенсорной депривации. По его ощущениям, остальная галактика перестала существовать, осталась лишь эта гулкая, вибрирующая, ревущая адская камера.

Однако, по правде говоря, путь был не таким уж и долгим. Пока хватало топлива, спасательные капсулы могли развивать впечатляющую скорость, чтобы как можно быстрее достигнуть поверхности планеты.

К моменту запуска расстояние между «Аметистовым сюзереном» и «Непорочном предназначением» было невелико. Несмотря на близкие разрывы плазменных залпов, вскоре капсула уже мчалась на контакт с линкором, на протяжении всего времени передавая шифрованные коды, которые Клэйв дал Суаке, они идентифицировали пассажира как высокопоставленного чиновника Экклезиархии, нуждающегося в помощи. Без них спасательная капсула наверняка была бы либо уничтожена в пустоте, либо разбилась бы о пустотные щиты.

Клэйв попытался расслабиться, разжать дребезжащие зубы, расслабить пальцы, чтобы те не впились в поручни. Он ожидал, что в любой момент почувствует жаркий порыв пламени, за которым последует ледяное забытье космоса.

Ни того, ни другого не произошло. Первым замеченным изменением стало изменение в звуке работы двигателей — они резко стал громче, будто работали в узком туннеле. Затем последовало столь же внезапное, пробирающее до костей торможение и остановка, от которой голова исповедника вновь вжалась в обшивку. После этого послышались сигналы тревоги, приглушённые крики, над головой раздался топот сапог, жужжание подъёмных кранов и дрелей. Клэйв почувствовал, как к горлу подступает тошнота, и изо всех сил старался удержаться всё в себе. Он часто моргал, пытаясь сохранить полное сознание, при этом разминая ноющие руки в фиксаторах.

Люк распахнулся, и внутрь забрались два солдата в багровых кирасах. Один из них, одетый в форму капитана, нацелил лазпистолет на голову исповедника, другой осматривал помещение в поисках других пассажиров.

— Кодовая последовательность, — приказал капитан.

Клэйв сказал код, всеми силами стараясь, чтобы голос звучал не как сдавленный писк и надеясь, что правильно запомнил последовательность. Солдат какое-то время молчал, очевидно, отправляя запрос на подтверждение выше по иерархии, затем кивнул.

Они отстегнули фиксаторы, с опаской поглядывая на грязный комбинезон и общее растрёпанное состояние исповедника. Ему дали что-то от тошноты, чашку воды, а затем посадили в маглев, отправляющийся на верхние уровни.

— Точка вылета вашей капсулы не была обозначена, — сказал ему капитан, пока аппарат с грохотом катился по туннелям. — Её чуть было не уничтожили, несмотря на полученные коды. Откуда вы катапультировались?

К тому времени Клэйв начал понемногу приходить в себя. Следующие несколько мгновений были очень важны. Он был исповедником Императорского культа, важной фигурой, советником кардиналов и канонисс. Если он хочет выжить, а затем проложить путь к искуплению, ему придётся вести себя соответствующим образом.

— Я буду говорить только с вашим командиром, — сказал Клэйв, даже не удостоив капитана взглядом. — До тех пор храните молчание.

Капитан заколебался, в какой-то момент показалось, что он собирается настоять. Но в конце концов отвернулся и с каменным лицом стал молча пялится перед собой. После этого маглев, покачиваясь, продолжал ехать дальше в тишине. Привычка проявлять почтение глубоко укоренилась в Экклезиархии.

Клэйва отправили ещё выше и на каждом этапе исповедника сопровождал взвод корпехов. При первой возможности он взглянул на их знаки различия и не узнал их, но это мало что значило. Линкор явно был личным кораблём кардинала, а таких кораблей были тысячи и все они сами по себе обладали могуществом, некоторые командовали огромными флотами и военными активами. Если бы Клэйву пришлось угадывать, то он бы сказал, что они принадлежали Священному синоду Терры, а не подразделениям Офелии, возможно он имел дело с силами, близкими к самому Тронному миру. Клэйв увидел хорошее снаряжение и значительную военную мощь. В отличие от «Аметистового сюзерена», который при каждом ударе звенел, как пустая кадильница, «Непорочное предназначение», казалось, хорошо переносила бурю, и в его напоминающие пещеры внутренности едва ли проникали отголоски творящегося снаружи беспорядочных разрушений.

Всё изменилось, когда они достигли верхнего яруса командного мостика. Помещение было огромным, его заполняли сотни членов корабельной команды, которая работала в тесных шеренгах. Огромный свод из обрешеченного свинцом и хрусталём бронестекла, открывала панорамный вид на развернувшуюся над Оядой бойню. Корабли разворачивались и ныряли перед ними, некоторые из них горели, другие стреляли, и всех их окружали орудийные вспышки и столбы света.

Сама же атакованная планета занимала нижнюю треть обзора, напоминая кроваво-оранжевую дугу, испещрённую чёрными полосами сажи и пепла. Палубы под ногами вздрагивали через равные промежутки времени, когда линейный крейсер открывал огонь, на мгновение заглушая все прочие источники света, выпущенным наружу потенциалом своих орудийные палубы.

Повсюду на мостике стояли облачённые в багрянец и золото пехотинцы. Клэйва провели по широким мраморным ступеням к белокаменному командирскому трону, стоявшему под стеной скульптур из сусального золота. В железных подставках горели свечи, отбрасывая тёплый мерцающий свет на пышное убранство.

С высоких сводчатых рам свисали тяжёлые портьеры, на которых были вышиты сцены из жизни святых и мучеников. Священники благоговейно расхаживали среди экипажа в сопровождении парящих сервочерепов и воскуряющими благовония сервиторов, бормоча на ходу благословения.

Перед троном стояли старшие советники и командиры линейного крейсера — более тридцати мужчин и женщин, облачённых в абсурдно сложные церемониальные доспехи. Сопровождающий провёл исповедника в центр группы и представил тому, кто, очевидно, был за главного.

— Милорд кардинал, — сказал капитан, низко кланяясь. — Человек из спасательной капсулы. Исповедник, это кардинал Аксит Орквемонд.

Мужчина, к которому обращался офицер, был почти на голову выше окружающих. На нем были надеты тяжёлые, искусно сделанные и украшенные доспехи, придающие кардиналу массивности и внушительности, которая лишь немногим уступала космическом десантнику. С широких плеч свисал толстый бархатный плащ, отороченный горностаем, а на поясе висел длинный меч в эбеновых ножнах. Орквемонд был без шлема, мужчина был лыс, и имел жёсткие черты лица, его глаза были зелёного цвета, а кожа имела землисто-коричневый оттенок.

Несомненно, это был воинственный человек; он чувствовал себя как дом, находясь в гуще сражения, а не за монастырскими стенами собора. Многие кардиналы были такими, учитывая времена, в которые они жили. Делво был другим. Когда Орквемонд заговорил, то его голос звучал спокойно, почти по-ученому точно, но самообладание, которое он выдавал, было абсолютным.

— Исповедник, — сказал кардинал, слегка склонив суровую голову. — Хвала трону, что мы смогли вас уберечь.

Клэйв поклонился так же низко, как и капитан. Здесь придётся действовать с осторожностью. — Вы — настоящее орудие Его провидения, милорд кардинал. И я благодарю Императора, за то, что он послал вас.

Орквемонд внимательно посмотрел на Клэйва. Глаза кардинала всё ещё оставались прищуренными, словно он оценивал возможную угрозу. Его украшенная драгоценными камнями перчатка по-прежнему лежала на рукояти огромного меча. — Как вы можете видеть, — сказал он, — Мы полностью погружены в битву. И мне пришлось опустить секцию щитов, чтобы пропустить вас внутрь, а это было нелегко.

— Выражаю вам свою искреннюю благодарность.

— Тогда, может быть, вы расскажете мне, что вы здесь делаете?

— Несомненно, — сказал Клэйв, начиная разыгрывать свой спектакль. — Я был послан сюда по приказу канониссы Алексис де Шателен. Но мой корабль на многие недели потерялся в варпе, лишившись при этом трети экипажа. К моменту нашего прибытия мы не были готовы к тому, что нас ожидало. Мы попытались совершить посадку на планету, но получили серьёзные повреждения. Когда стало ясно, насколько масштабным становится сражение я был среди тех, кто попытался покинуть корабль. Полагаю, что «Великолепная решимость», корабль, на котором я прибыл, был уничтожен, и что большинство спасательных капсул также были утеряны. Милорд, я полагаю, что вы смогли отследить лишь мою спасательную капсулу?

— Мы ненадолго поймали ещё один сигнал, но он быстро пропал.

Поведение кардинала продолжало выдавать настороженность и подозрительного.

— Итак, что у вас здесь было за дело?

Лицо Клэйва на мгновение омрачила печаль. — Как и много лет назад, милорд — война. Канонисса готовилась мобилизовать силы, но у неё катастрофически не хватало припасов. Её запасы прометия практически исчерпались. Меня послали договориться о льготных поставках, используя прерогативы Культа. Мне горько осознавать, что моя миссия с самого начала была обречена на провал.

Орквемонд не сводил с исповедника глаз. — Вы и понятия не имели, что в этот мир пришла война.

— Нет, милорд.

— И всё же вы должны были знать о рисках. Сейчас весь сектор охвачен нестабильностью.

— Риск есть всегда, милорд. Канонисса тоже это знала. Я должен надеяться, что она нашла способ продолжать службу в моё отсутствие. Кажется, что сейчас все миры ввергнуты в суматоху.

— Так и есть. Ни одно поколение человечества не видело ничего подобного.

Клэйв снова бросил взгляд на бронестекла, наблюдая за битвой, бушующей за пустотными щитами — безмолвной чередой орбитальных залпов и уничтоженных кораблей. От ярости и масштаба битвы захватывало дух. Трудно было представить, что «Аметистовый сюзерен» сможет долго продержаться в объятиях этой бури. Возможно, галеон уже уничтожили и его долгий кошмар пребывания в порабощении окончательно прекратился. В любом случае, даже если бы этот корабль каким-то образом продержался немного дольше, вряд ли это могло бы потревожить сей великолепный линейный крейсер.

— Что же, милорд, — осторожно начал Клэйв, — Могу ли я предположить, что ваше присутствие здесь имеет похожую природу? Вы здесь для того, чтобы остановить вторжение?

Губы Орквемонда слегка изогнулись в усмешке, совсем чуть-чуть, едва заметный намёк на присущий ему чёрный юмор. — Вижу, вы не стратег. В данный момент мы боремся за собственное выживание. Если мы не покинем Ояду в течение четырёх часов, то отступление станет невозможным. В данный момент все доступные нам ресурсы направлены на то, чтобы удерживать здесь открытый проход.

Конечно, Клэйв знал это и раньше. Он знал, зачем они сюда прибыли и что собирались делать. Тайной по-прежнему оставались лишь имена и подробности. Он решил попытать счастья и надавить ещё немного.

— Простите меня, милорд. Я не понимаю.

После этих слов кардинал жестом пригласил исповедника подойти поближе к краю мраморного возвышения. Его советники и адъютанты подвинулись, освобождая место, и вскоре Клэйв уже беспрепятственно и в полной сосредоточенности разглядывал открывающийся перед ним вид на планету. На обзорные экраны накладывались гололиты наведения, выделяющее окно конкретное место — город-вышку. Различные пиктеры, установленные по всему возвышению, передавали изображение с уровня земли.

— Быть может, вас действительно привело провидение, исповедник, — сказал Орквемонд. — Один из наших братьев по Церкви находится на том мире, в своей осаждённой цитадели, — Его Святейшество кардинал астра Леон Кираст, некогда он командовал одной из наших лучших боевых групп, но в последнее время посвятил себя собственным начинаниям. Мы пришли за ним, не щадя своих жизней. По правде говоря, когда мы отправлялись в путь, то понятия не имели в каком состоянии будет находится Ояда. Некоторые полагали, что скверна минует этот мир и мы сможем добраться без препятствий. Другие же опасались, и, как оказалось, не без оснований, что прибыв на место, мы обнаружим планету объятую пламенем. Конечно, мы едва успели, отрезав нужную нам часть, но это ещё не всё. Если на то будет воля Трона, мы уйдём отсюда, выполнив нашу миссию.

Леон Кирас. Клэйв знал это имя, хотя и понаслышке. Когда-то он был одним из величайших членов Синода, о нем говорили как о возможном делегате Совета кардиналов на Терре, энергичном человеке с репутацией сторонника решительных военных действий. Десятилетия назад казалось, что у него есть все шансы взойти на вершину церковной политической иерархии, но его пламя внезапно ужасно, будто его потушили невидимый кулак мести.

—  В таком случае я рад присутствовать здесь, наблюдая за вашими действиями, милорд, — сказал Клэйв, и на этот раз ему не пришлось изображать нетерпение. — Слава Трону, вы прибыли, чтобы доставить кардинала в безопасное место.

Услышав это, Орквемонд снова улыбнулся, хотя на этот раз в его улыбке было ещё меньше веселья. Он уставился на гололит и на его лице виднелось не менее суровое выражение лица.

— Доставить в безопасное место? Переспросил он. — Нет, думаю, вы снова меня не поняли, исповедник. Мы здесь не для эвакуации. Кираст — отступник, тот, кто в погоне за собственными грёзами поставил под угрозу столетний кропотливый труд. Я здесь, чтобы наказать его. Даже сейчас мои войска приближаются к цели, готовясь привести его ко мне в цепях. Я хочу посмотреть в глаза Кирастесу, когда буду выносить приговор. Я планирую выяснить полный масштаб нанесённый им вреда, прежде чем прикончу его здесь, на этом самом корабле.

Клэйв не знал, что на это ответить. Он просто стоял как истукан, следя за взглядом кардинала, пока на экранах мелькали новые сведения о идущем бое. Это было неожиданностью. Внезапный поворот делал ситуацию ещё более опасной. Клэйву нужно было подумать, спланировать всё заново и надеяться, что он ещё не выдал себя.

— Кираст защищает то, что осталось от его королевства, — продолжил Орквемонд.

— Несмотря на затраченные ресурсы, операция занимает больше времени, чем я рассчитывал. Тем не менее, на данный момент есть лишь два исхода. Либо мои войска задержат этого отступника в течение текущего стандартного часа, что позволит мне собственноручно свершить правосудие Императора, либо я активирую орбитальные лазеры и уничтожу город прямо с орбиты.

Ёрундур включал двигатели на полную мощность, разворачивая галеон и уводя его в крен крен, чтобы избежать самых сильных ударов, которые попадали по космическому кораблю. С каждой минутой раздавались всё новые гулкие удар, от которого дрожали люмены. Мощность пустотных щитов упала до минимальной, а это означало, что мощный выстрел практически из чего угодно лишит их последней защиты, на которую они могли положиться.

Старый Пёс был так сосредоточен на борьбе за выживание, что едва заметил, как Бъяргборн вернулся на свой пост, проковыляв по палубе и рухнув на свой трон.

— Авгуры ближнего радиуса снова работают! — прокричал командир ривена.

— Значит, этот болван вылетел на спасательной капсуле? Спросил Ёрундур.

— Он верил, что сможет догнать пленника, повелитель, — ответил Бъяргборн, повернулся и установил новый маячок.

— Он ничего этим не добьётся, разве что отправится в царство Моркаи, — вздохнул Ёрундур. — Попытайся отследить капсулу, если сможешь.

«Аметистовый сюзерен» круто спикировал вниз, направляясь к нижней границе сферы битвы, прежде чем выйти из неё и развернуться влево, едва избежав последнего залпа «мёртвой головы». Расстояние между двумя кораблями теперь было очень небольшим — скоро у них не останется места для каких-либо имеющих смысл манёвров.

— Передайте имперские идентификаторы по всем открытым каналам, — приказал Ёрундур связистам, которые не спешили реагировать в отсутствие Суаки. — Я хочу, чтобы этот церковный линкор знал, кто мы такие.

Эскадрилья Экклезиархии теперь была прямо перед ними, корабли содрогнулись от количества попадающих по ним снарядов, соединение окружали концентрические круги огня, но флагман не щадил своих. Чтобы не происходило вокруг, корабли не двигались с места, он просто переживали шторм. Это казалось странным. Даже если линкор прибыл сюда ради эвакуации, он мог подняться выше, не теряя при этом связи, сохраняя себя в целости и ведя подготовку к быстрому выходу из системы. По какой-то причине капитан оставался на том же месте, где находился в момент первого залпа орбитального лазера.

И всё же, по крайней мере, это немного облегчило задачу. Теперь до испытания оставалось на несколько сотен миль меньше.

— Орудийная палуба, мне нужно максимальное рассеивание, всему составу перейти на корму, — передал Ёрундур по воксу. — Что у вас есть?

«Перезаряжаемся, повелитель!» — донёсся отчаянный ответ с нижних палуб. На заднем плане Ёрундур услышал гулкие хлопки закрывающихся затворов. «Цель — произвести залп в течение двадцати секунд!» Это может оказаться слишком долгим ожиданием.

— Сделайте всё за десять. Целевые векторы отправлены.

Ёрундур взглянул на тактический экран авгуров дальнего действия. «Мёртвая голова» продолжает приближался, намереваясь отрезать их от пути отступления. Теперь вражеский крейсер шёл напролом, наращивая обороты, чтобы занять ударную позицию. Впереди и вверху виднелись корпуса кораблей Экклезиархии, над которыми возвышался огромный корпус самого линкора. На фоне далёкой пустоты они казались тёмными силуэтами, подсвеченными бушующей вокруг огненной бурей.

«Старый Пёс!» — в коммуникаторе раздался трескучий голос Хафлои. Кровавого когтя было едва слышно, слова казались шипением статики на фоне грохота помех.

— Ты чёртов идиот! Прогремел Ёрундур. — Где, дьявол побери, тебя носит?  Возвращайся на борт, пока я…

«Слишком поздно», — последовал ответ.  «Удалось… нижние палубы, где-то… расчётов не было, но я пролетел вслепую... щиты опущены, проник внутрь, сейчас… цель — добраться до мостика.»

Прежде чем Ёрундур успел ответить, артиллеристам удалось произвести залп, и пара снарядов полетела с кормы, метя в нос разворачивающейся «мёртвой головы». Цель состояла не в том, чтобы повредить вражеский крейсер, на данный момент они не обладали такими силами, а в том, чтобы показать наблюдателям на «Непорочного предназначения», кому они были преданы.

Снаряды ударили по преследующему галеон неприятелю, на мгновение искривив его пустотные щиты и немного сбив того с курса.

— Ты на корабле Экклезиархии? — требовательно спросил Ёрундур, просматривая отчёты о повреждениях и снова меняя траекторию полёта. «Аметистового сюзерена». Теперь всё зависело от скорости.

«... думаю, это нижние палубы. Запахи… да, это плохо. Двигаюсь... на уровень главного мостика.»

— Все двигатели на максимальную мощность! Ёрундур окликнул Бъяргборна. — Бей по нему всем, что у нас есть, и не обращай внимания эффективность.

«Аметистовый сюзерен» отреагировал мгновенно, подскочив, словно от удара. Галеон устремился к эскадрилье Экклезиархии, не обращая внимания на полученные удары, на манёвры уклонения больше не было времени, они просто неслись к цели, будто все гончие ада гнались за ними по пятам. За время броска все тактические сигналы тревоги стали красными.

— Поступали сообщения о колоссальном наращивании мощности! Крикнул Бъяргборн. — Они получили свой шанс!

— Обгоните его! — прорычал Ёрундур, вцепившись в подлокотники трона. Корабли Экклезиархии были на расстоянии плевка, через секунду «Аметистовый сюзерен» окажется за их строем, прикрытый длинными рядами активных орудий. — Кровь Русса, вперёд!

Затем пустота побелела. И в космос обрушился шквал огня — колоссальная, вращающаяся и обжигающая глаза неоновая стена, затопившая каждый экран и перегрузившая те немногие авгуры, что со скрипом вернулись в строй. На мгновение даже Ёрундур вздрогнул, он закрыл глаза и сжал кулаки. Удар будет ужасающим, даже если им повезёт, с галеона сорвёт последние пустотные щиты, а корпус вдавит внутрь.

Но огненная волна их та и не настигла. Залп был достаточно сильным, но он исходил не от «мёртвой головы» — обстрел вели четыре эскорта Экклезиархии, стрелявшие одновременно. «Аметистовый сюзерен» прорвался под их строем, метнувшись сквозь их изменчивые тени словно брошенный болас.

«Лёд и железо», — неохотно подумал Ёрундур. Это был потрясающий залп, исключительно слаженный.

— Теперь замедляйтесь и поднимайте нас, — приказал Старый Пёс, переключаясь на датчики заднего обзора. — Держите нас на дальней стороне линии огня.

Линейный крейсер предателей был разгромлен, попав под перекрёстный огонь мастерски нацеленных ленс-ударов. Его позвоночник был сломан, а ухмыляющееся лицо-череп раскололось на куски.

По всё длине почерневшего корпуса виднелись рвущиеся в космос газы, за которыми следовали внутренние взрывы.

Корабль терял мощность прямо на глазах Ёрундура, заваливаясь в сторону гравитационного колодца Ояды. Его охота была окончена.

В другой день Старый Пёс, возможно, счёл бы, что это было недостойным убийством, ведь он полагался на огневую мощь сомнительного союзника, вместо того чтобы сразиться с врагом в одиночку. Но с другой стороны, его корабль представлял из себя ржавый остов, игрушку пирата, которая, в лучшем случае, превратилась в эрзац военный корабль, а настоящая цель лежала на планете внизу, так что плохому самочувствию Космического Волка был придел.

На личный экран трона поступило кодированное сообщение, переданное с главной матрицы приёмника корабля.

«Неопознанный приватир», — гласила надпись, помеченная вверху рунами Экклезиархии. «Сохраняйте дистанцию и курс, не мешайте нашему развёртыванию. Подойдите на расстояние удара, и следующий залп будет по вам.»

«Вполне справедливо», — сказал себе Ёрундур, составляя план дальнейших действий. На данный момент всё, чего хотел Старый Пёс, это на мгновение укрыться в тени эскадры, воспользовавшись их численностью и мастерством, чтобы ещё немного продлить свою жизнь.

— Капитан, убедись, что мы сохраняем соответствующее местоположение. Если увидишь ещё один объект наведения — немедленно докладывай мне.

Затем Ёрундур вернулся к Хафлои, пытаясь нацелить локатор в море помех.

— Щенок! — крикнул он по связи, не совсем уверенный, что его услышали. — Не пытайся найти крысу! Слышишь? Оставайся на месте или убирайся с этого проклятого корабля! Их глаза и пушки нужны нам в другом месте. Мне плевать на Клэйва, просто не делай ничего, что может их разозлить!

Было неясно, дошло ли что-нибудь из этого сообщения. Ёрундур взглянул на визор наблюдения в реальном времени, туда, где в пустоте висела огромная тень линкора. Он подумал о ползающем по его дну Хафлои, и содрогнулся. Чёртовы Кровавые Когти — в их головах больше костей, чем мозгов.

— Что там с авгурами? спросил он Бъяргборна.

— Частично восстановлены, повелитель, — последовал ответ. — Несколько систем вышли из строя во время рывка, но я работаю над ними.

— Можешь связаться с варанги?

— Работаю над этим, повелитель.

Ёрундур откинулся на спинку трона, наблюдая, за тем как вокруг них бушует орбитальная битва. На данный момент он сделал то, что должен был — они находились под защитой более могущественных сил, укрытые от самого сильного шторма. Старый Пёс не питал иллюзий по поводу того, что эта передышка была более чем временной, снаружи находилось ещё больше хищников, и количество их было настолько великое, что они могли бы сокрушить даже висящий над ними линкор, но всё, о чем просил Гуннлаугур, это немного времени.

Ёрундур не мог отвести глаз от «Непорочного предназначения». Линейный крейсер по-прежнему не сдвинулась ни на дюйм, даже когда вокруг него бушевала буря. Это беспокоило. И чем дольше он смотрел, тем больше беспокоился.

— Почему же он так неподвижен? — пробормотал он, барабаня пальцами по подлокотнику трона. — Что я упускаю?

Глава пятнадцатая

Гуннлаугур ворвался в командный центр, взлетев по последней лестнице в уже разрушенный дверной проём. Переступив порог, он плавно сменил молот на болтер, и Ингвар молча последовал примеру варанги.

Командный центр представлял из себя большое шестиугольное помещение диаметром более сорока ярдов, оно располагалось почти что на самой вершине смотровой башни, стены от пола и до потолка были сделаны из бронированного стекла. Центральная колонна занимала главное место, её окружали экраны дисплеев и блоки сенсоров. Винтовая лестница вела на ещё более высокий уровень, отгороженный металлическими сетчатыми панелями. Пол был сделан из толстого ферробетона, практичного и взрывостойкого. А вокруг бушевал огненный шторм, от которого конструкция скрипела и давила стекло, будто бы пытаясь прорваться внутрь.

Повсюду валялись мёртвые тела, разбросанные по корпусам когитаторов и застрявшее между стеллажами с оборудованием. На большинстве из них была багровая форма, на некоторых, чёрные панцири. Все поверхности были испещрены лазерными попаданиями, оставившими длинные полосы на стекле и пластали. Теперь сомнений быть не могло — они сражались друг с другом. Солдаты в багровом пытались добраться до подножия лестницы, а солдаты в тяжёлой панцирной броне пытались их остановить. Оборонявшихся было не так много — их осталось лишь четверо, они низко пригнулись на внутренней стороне лестничного пролёта, стоя против более чем тридцати солдат в багровом, которые сбились в кучу под прикрытием перевёрнутых письменных столов, сенсорных станций, и готовых к последнему рывку.

Увидев это, Гуннлаугур заколебался, всего на микросекунду. Он обратил внимание на серебряный узор, нанесённый на каждый панцирь обороняющихся, двойные силовые клинки, которые были у каждого, ничего не выражающие шлемы, которые полностью закрывали лица, и крошечные значки с золотыми херувимами на правой стороне груди.

— Убрать их всех, — прорычал Раскалыватель Черепов, открывая огонь из болтера.

Ингвар присоединился к вожаку, и они вместе стали распылять масс-реактивные снаряды по всему помещению. Ударная волна разрывала корпуса приборов, пробивала бронестекло, разносила бронежилеты солдат, превращая пол в крошево. Космические Волки побежали к лестнице прямо сквозь разрывы, хор прерывистых криков и вторичных детонаций.

Неподготовленные к такому солдаты были перебиты в первой же волне. У открывшихся людей в панцирной броне дела обстояли немногим лучше — троих сбило с ног попаданием снарядов, их отбросило к центральной колонне, прежде чем детонации болтов разорвали тела на части. К тому времени, как Гуннлаугур добрался до винтовой лестницы, в живых остался только один защитник, который, пошатываясь от ударной волны, пытался найти укрытие. Раскалыватель Черепов сделал добивающий выстрел, целясь выжившему в голову.

Но воин в чёрном уклонился от этого выстрела. Каким-то образом он двигался быстрее, чем кто-либо — отпрыгнул в сторону, позволив болту пролететь мимо шлема и врезаться в пласталевую обшивку. Затем он снова вскочил на ноги, сжимая в обеих руках по клинку и бросился на Волчьего Гвардейца. Гуннлаугур сделал мощный замах болтером, намереваясь размозжить противнику голову, но движения воина в чёрном снова оказались слишком быстрыми, он поднырнул под болтер, направив клинки в живот космодесантника.

Гуннлаугур увернулся, уходя с траектории движения одного из мечей, но второй,  вспыхнув энергетическим полем, вонзился ему в броню, погрузившись в керамит на дюйм. Волчий гвардеец развернулся, чтобы ударить человека в лицо, но шлем мечника разнесло в дребезги от пронзившего его на вылет болта Ингвара.

— Тормозишь, варанги? — Удивлённо спросил Ингвар.

Забрызганный кровью и осколками брони Гуннлаугур выругался, отпихивая от себя обезглавленное тело. По правде говоря, он не был медлительным — это мечник был стремительным. Движения воина были чрезвычайно быстрыми, он двигался быстрее, чем могло позволить любое не модифицированное человеческое тело. — Что это? — прорычал варанги, взбегая по лестнице.

— Я уже видел их эмблему раньше, — сказал Ингвар, подбегая ближе. — Когда всё это началось.

Космические Волки взбежали по винтовой лестнице, стуча ботинками по стальным ступеням, и оказались в большом зале с высоким потолком, расположенном на самом верху башни.

Зал не был похож на другие, в помещении было темно, как внутри часовни. Пол был круглым, а окна — узкими щелями. Пол устилал толстый ковёр, на стенах висели портьеры. Сводчатый потолок выстроили в стиле имперской готики, а в тёмных нишах стояли гранитные статуи святых, освещаемые мерцающим светом установленных в ряд свечей. В дальнем конце комнаты возвышался огромный алтарь. Он выглядел редким и дорогим — такую вещь можно было бы найти в самом сердце собора на мире-святилище, а не на промышленной планете, находящейся на грани уничтожения. Вдоль стен стояли книжные шкафы, каждый из которых был заставлен стопками томов в кожаных переплётах. Напротив алтаря, недалеко от того места, где вышли Космические Волки, стояла ещё одна статуя — отлитый из чистого золота идеализированный херувим, держащий в юной руке пучок стрел.

Это было странное место. Внутреннее убранство в массе своей соответствовало ортодоксальному имперскому культу, но перемежалось странными предметами — артефактами ксеносов, археотехом, хранящимся в сверкающих стазисных полях, и гололитами, тихо воспроизводимыми зацикленные записи.

В тёмных нишах висело оружие. Некоторые из образцов выглядело очень древними. Тревожащее количество из них, похоже, было фенрисского происхождения. Действительно, чем пристальнее Гуннлаугур вглядывался, тем больше артефактов Фенриса он видел — фрагменты доспехов, таблички с названиями боевых кораблей Ордена, рунические таблички и животные тотемы, запертые в стеклянных шкафчиках. Это место казалось чем-то вроде логова эзотерического коллекционера, мрачного музея грабежа, и всё перечисленное сочеталось со строгой иконографией Экклезиархии.

Перед алтарём стоял коленопреклонённый мужчина. Он был очень хорошо сложен, и облачён в ниспадающую, отдельную серебром, тёмную мантию. Рядом стояла ещё одна фигура — женщина в таком же чёрно-серебряном одеянии, с длинным церемониальным мечом в руках. Ингвар и Гуннлаугур навели на них болтеры, каждый выбрал свою цель, но ни один из космодесантников не выстрелил. Снизу лишь доносились завывания ветра и приглушённый треск далёких пожаров. Снаружи, на территории лагеря, всё ещё бушевала битва, но на данный момент в помещении были только они четверо.

— Встать, — скомандовал Гуннлаугур.

Женщина посмотрела на космодесантника. Мгновение спустя, мужчина так и не двинулся. Чтобы улучшить обзор Раскалыватель Черепов сдвинулся влево, и увидел, что тот молится, беззвучно шевеля губами. После завершения ритуала стоящий на коленях человек открыл глаза. Он медленно и тяжело дыша поднялся на ноги, опираясь рукой о пол, чтобы не упасть. Мужчина повернулся, поправляя мантию на своей широкой фигуре. Заметив их обоих, на его лице промелькнуло удивление.

— Вы, — пробормотал мужчина, а затем криво ухмыльнулся. — Хотя, быть может, так и должно было быть.

Женщина выглядела старой или, возможно, больной. Чёрная мантия свободно облегала её худощавую фигуру. Длинные волосы были убраны с лица, придавая профилю строгости. Меч, который она держала в руках, играл скорее роль реликвии, чем оружия, в любом случае эта женщина не производила впечатления той, кто способен владеть им не в качестве символа.

Мужчина обладал смуглой кожей оттенка тёмной бронзы, и голубыми глазами. Волосы были подстрижены коротко, открывая старые шрамы на лбу и затылке. На нём были риза и палантин верховного жреца имперского культа, хотя Гуннлаугур и не видел таких цветов прежде.

Все тканевые предметы в этом месте был глянцево-чёрными с серебристой отделкой, и это сочетание цветов странно переливалось в свете свечей.

У духовника было маниакальное выражение лица. Челюсти сжались до предела, а вены на шее вздулись. Казалось, что он почти не моргал, если вообще моргал. Беглый осмотр показал, что при нём не было оружия. Гуннлаугур опустил болтер, прижав его к доспеху. Ингвар продолжал целиться из своего в женщину.

— Твоё имя, — потребовал Гуннлаугур.

— Думал, что вы его знаете.

Мужчина сомкнул дрожащие руки на поясе. — Леон Кираст. Кардинал астра, чего бы это сейчас ни стоило, хотя, полагаю, теперь меня лишили и этого. Так что теперь я просто Леон. Или сир Кираст. Выбирайте сами.

— Что здесь произошло?

Кираст резко пожал плечами. — Они меня настигли. Вы меня настигли. Охотники так долго шли по моему следу, что я уже и забыл, каково это, жить свободно.

Кардинал одарил женщину улыбкой. — Рада, что теперь всё закончилось, правда, Бута? Ты начинаешь что-то делать. Ты полон энергии. Годы идут, и это затягивает тебя в ловушку, но ты должен довести дело до конца, потому что ты дал клятву. Клятвы, клятвы, клятвы. Мы сказали, что что-либо сделаем и это заставляет нас двигаться, заставляет нас работать. Даже у архиврага есть эта болезнь, а? Иначе почему они продолжают нападать на нас век за веком? Я думаю, что некоторым из них это тоже надоело. Однако клятвы. Клятвы.

Гуннлаугур провёл повторное сканирование. Сердцебиение мужчины было прерывистым, а показатели жизнедеятельности — завышенными. Его тело было пронизано аугментикой, хотя большая часть улучшений, похоже, не работала или была неисправной.

— Мы проделали долгий путь, чтобы тебя найти.

— Держу пари, что так оно и было.

— И теперь ты идёшь с нами.

Кирастес решительно покачал головой. — Я никуда не пойду.

— Это была не просьба, — сказал Ингвар.

— А это не было неповиновением, — ответил Кираст. — Через несколько мгновений я умру. Ахероза — сильный яд, и я убедиться, что принял большую дозу. Мне не хотелось, чтобы Аксит вонзил в меня свои грязные ногти. Вы бы тоже не хотели подобного. Здесь я желал лишь одного — завершить Обряды Вознесения в сопровождении Буты. И я даже не мог закончить всё наедине! Вот и вам и служба длиною в жизнь. Я умру через несколько мгновений.

Ингвар разочарованно зарычал. — Мы получим ответы на наши вопросы.

— О, вы можете получить их прямо сейчас, — сказал Кираст, и по его лбу снова потёк пот. — Получите столько ответов, сколько пожелаете, конечно же, если добрый кардинал Орквемонд оставит это место нетронутым ещё хотя бы на несколько мгновений. И если у нас будет время, то я расскажу вам всё, что вы пожелаете. Я хочу всё рассказать. Я сгорал от желания рассказать кому-нибудь. Просто оглянитесь вокруг — вы же видите, что это всегда было связано с вами.

Исповедник придвинулся немного ближе к Ингвару, он заметно прихрамывал, кожа на шее темнела по мере движения.

— И всё потому, что у вас нет души, сын Русса, — сказал Кираст. — Вы дьяволы, фантомы. Ваши знания не имеют значения, потому что вы даже не люди. Вы — насмешка, ошибка, отбросы. Как для меня, исповедника, вы — ничто, но большего у меня не, так что вот и всё. Если хотите остановить моё дело, то вы опоздали. Всё уже сделано. Клятва дана, и я могу идти с миром.

За всё это время выражение лица женщины никак не менялось — оно ничего не выражало. Кираст, напротив, выглядел торжествующим, его взгляд лихорадочно пылал.

— Я победил вас, — сказал исповедник, ткнув пальцем в грудь Ингвара. — И это всё, что сейчас имеет значение, и когда будут написаны анналы, именно это они и расскажут. Что я победил вас.

— Что значит разорили? — требовательно спросил Ольгейр. — Откуда тебе знать?

Виадук всё ещё был полон движущихся тел — мужчины и женщины сновали по руинам в поисках добычи или убежища, но ни один из Волков не обращал на них никакого внимания. Труп предателя лежал поодаль, уже начав разлагаться после исчезновения той тёмной магии, которая так долго удерживала его в целости.

Рука Ольгейра заныла от напряжения, когда он, пусть и на короткое время, перенёс на неё весь свой вес. Ухватившись за поручень на краю провала, космодесантник удержался от падения прямо в горящее сердце буровой установки, но ему всё равно потребовалось применить все свои силы, чтобы выбраться на поверхность. Кровеносные сосуды пульсировали, сердцебиение всё ещё было быстрым и напряжённым.

Ошейник Бальдра был чёрным, как потухший уголь. Как и Ольгейр, он получил урон от этого существа — броня была пробита, а серо-стальная обшивка местами облезла. У него были проблемы с дыханием. Однако Бальдр в конце концов заставил себя подняться на ноги, мотнув головой, чтобы прочистить мысли и тяжело дыша.

— Я... видел это, — мрачно ответил Космический Волк.

— Ты видел то, что это существо тебе показало.

— Это существо показало мне то, что видело прежде.

— Они лгут.

Бальдр повернулся к брату. — Да, они лгут. Они лгут и лгут, но этот... он был там.

— Откуда ты можешь это знать?

Бальдр заколебался. — Ты знаешь, откуда.

— Я думал, что ошейник защищает тебя от...

— Так и есть. Большую часть времени. Бальдр устало потянулся за мечом и начал счищать с него грязь. — Но он становится слабее. И, каким-то образом, сильнее. Он борется со мной, и в конце концов один из нас сломается. Бальдр вложил меч обратно в ножны. — Так что, я знаю, на что мог надеяться Зовущий Бурю, и теперь я знаю, что Фенрис лежит в руинах. Ты слышишь меня, Тяжёлая Рука? В руинах.

Созерцание такого образа расширяло границы возможного. Фенрис был вечен. Один из членов Стаи мог умереть, могла погибнуть вся его Стая могла, даже Гримнар однажды уйдёт в мир иной, но сам мир останется, Гора останется неподвижной точкой, вокруг которой вращается вся Вселенная.

До тех пор, пока не наступит Время Конца. До возвращения примарха, когда всё будет брошено в пламя испытаний.

— Так расскажи мне всё, — попросил Ольгейр.

— Я понял не всё, — запинаясь, произнёс Бальдр. — Думаю, там было множество сил. Я мог различить вонь малефикарума в буре. Должно быть, это были образы архиврага, но они были не одни. Остатки банд, осколки старых легионов, они были там вместе с одноглазым предателем. Моря кипели, пламя охватывают горы. Я видел... может быть, я видел, как Мидгардия врезалась в солнце. Я видел, как это произошло, вергельд для всей системы. А потом, когда всё случилось, я видел чёрные корабли, спускающиеся на планету, они приземлились прямо на лёд и их внутренности раскрылись. Я видел, как племена строем шли в эти корабли.

— Никогда. Ложь.

— Откуда тебе знать, брат? Нас там не было.

— И этого существа тоже.

— Мы были здесь.

Теперь тон Бальдра стал жёстче. — Бежали по этому угасающему следу, не обращая внимания ни на что другое. И ради чего? Вендетта? Какого-нибудь средства от этого проклятого колдовского ошейника? Тебе следовало оставить меня Ньялу, пока была возможность.

Ольгейр фыркнул. — Такой возможности никогда не было. Ты бы уже умер, а мы отскребали бы разделочные доски в Этте, мечтая о том, чтобы снова оказаться за пределами родного мира.

— Выходит, ты даже не сомневался?

— Да, я сомневался.

Ольгейр стряхнул кровь с топора. — Я с самого начала говорил ему, говорил Гуннлаугуру, что ты заразишь нас всех. И, когда я вернулся с Кефы, то повторил то же самое. Меня не отпускали волнения.

Для меня важна чистота. Важно, что мы отличаемся от этого... существа. До падения ещё далеко, брат. Мы все знаем, как далеко.

И тогда он вспомнил невидящие глаза. Молнии с чёрными краями, зелёные свечение вокруг омерзительной плоти, необузданную силу, которая пронизывала жаркую ночь. Старые раны, нанесённый тем самым воином, заныли под доспехами, он стоял перед ним, или, по крайней мере, перед ним стояло существом, взявшее его имя.

Бальдр посмотрел ему прямо в глаза.

— Тогда, возможно, ты был прав.

— Ах, какое это теперь имеет значение? — Ольгейр накинул на плечи шкуру. — Мы все дали клятву, и на этом все закончилось. Боги, кончай ныть, нам всем хватило этого от Гирфалькона, когда тот вернулся, но, по крайней мере, он всё перерос. Решения были приняты. Мы их поддерживаем.

— Фенрис опустошён. Вот где мы должны были быть.

— Ха. — Ольгейр снова примагнитил топор к поясу.

— Мы там, где мы есть. Такова судьба. Иначе и быть не могло. И никогда не верь ни единому слову, услышанному от предателя. Тяжёлая Рука глубоко вздохнул, наполняя лёгкие горячим, пропитанным маслом воздухом. — Достаточно. Нам нужно возвращаться к Гуннлаугуру.

Бальдр посмотрел на труп предателя. — Так что ты ему скажешь?

— Мы сделали, как он просил, — ответил Ольгейр, направляясь к выходу. — Больше и сказать нечего.

Глава шестнадцатая

Битва не прекращалась. С рёвом прибывали всё новые волны атакующих, преодолевая залпы лазерного огня, чтобы прорваться к защитным кордонам. На острие атаки были истребители — в основном «Фурии», отремонтированные и повреждённые, но всё ещё смертоносные.

За ними последовали эскортные корабли-носители, затем более тяжёлые канонерские барки, а за ними, на удалении, но непрерывно приближаясь — огромные звери, те, что могли нанести реальный ущерб.

Ёрундур доводил себя до хрипоты, без перерыва выкрикивая приказы, чтобы убедиться, что команда находится в нужных местах и делает правильные вещи. Требовалось восстановить пустотные щиты во всех секциях корпуса, потушить пожары на трюмных палубах кормы, быстро пополнить запасы орудийных палуб, не мешкая охладить плазменные двигатели, прежде чем снова их запустить. На протяжении всего этого времени лазерные батареи не прекращали работать и постоянная необходимость в манёврах уклонения не теряла своей актуальности.

— Подведи нас поближе к, как его?  — крикнул Ёрундур.

— «Праведность действий», повелитель, — нараспев произнёс Бъяргборн, занятый десятком своих дел.

Фрегат Экклезиархии, мощное судно с высоким носом и более длинными, чем обычно, орудийными палубами, быстро увязал под огромным количеством ударов. Ещё несколько точных попаданий могли привести к серьёзным неприятностям.

— Нацелить все орудия на атакующих фрегат противников, — приказал Ёрундур.

— Я хочу, чтобы они знали, что мы их союзники.

— Ещё один запрос с «Непорочного предназначения», повелитель, — доложил Тьяде, сменивший Суаку на посту главного связиста. — Они по-прежнему хотят знать подробности о нашем составе и регистрации.

— Ничего им не отправляй, — отрезал Ёрундур. — Если понадобится, изобрази сбой в передаче данных и дай мне знать, как только узнаешь о наведения на цель.

Старый Пёс вёл опасную игру. Несмотря на выдающееся мастерство эскадра Экклезиархии сможет удерживать текущие позиции не больше пары часов, после чего урон станет чересчур высоким. Не будь на плечах капитанов столько забот, то они ни бы наверняка задавали куда больше вопросов галеону без опознавательных знаков, который на такой безрассудной скорости ворвался в их строй. Всё, что мог сделать Ёрундур — это помочь эскадре Экклезиархии сконцентрировать внимание на основном противника, не ввязываться в неприятности и сделать себя наименьшей из их многочисленных проблем.

— К огневому прочёсыванию готовы, повелитель! — крикнул офицер связи артиллерии.

— Хорошо, — сказал Ёрундур. — По моей команде, начинайте непрерывный заградительный огонь.

Остатки лазерных орудий «Аметистового сюзерена», обрушили свою мощь на атакующих «Праведность действий», уничтожив крыло «Фурий» и повредив то, что выглядело как сильно модифицированные торпедные барки. После этого линейные орудия продолжали вести огонь, выпуская снаряды, разрушающие один корабль за другим.

Как только план атаки набрала обороты, Ёрундур перешёл к самому неотложному вопросу. — Есть что-нибудь с поверхности? Хоть что-нибудь?

Бъяргборн покачал головой. — Если они передали сообщение, пока наши авгуры были «слепы», то оно потеряно. Я пытался отследить стаю, но все буровые вышки объяты пламенем, повсюду отражающие экраны…

— Мне не нужны оправдания, просто дай мне любые имеющиеся у тебя данные.

— Тогда включаю видеопередачу с шлема варанги, — сказал Бъяргборн. — Всего несколько секунд, зафиксированных автосканерами, прежде чем те отключились.

Ёрундур повернулся к одному из экранов трона, пока на него выводились данные.

Было трудно что-либо разобрать — из-за искажения данных всё выглядело беспорядочно, как люминофор, который вращался и подпрыгивал вместе с резкими движениями Гуннлаугура. Старый Пёс прищурился, анализируя всё, что мог. Он увидел тела, множество тел, на торсах которых виднелись следы от ударов силовых клинков. Некоторые были одеты в форму корпехов Экклезиархии, к которой стая хорошо привыкли за последние несколько месяцев. Даже несмотря на все помехи, Ёрундур видел, что этих солдат убили не Космические Волки — эти удары не походили на те, что наносят Астартес они были более короткими, колющими. Он вообще не видел ни культистов, ни воинов-ренегатов.

Трансляция прервалась. Ёрундур откинулся на спинку трона, погрузившись в напряжённые размышления. Что-то в царившей на планете обстановке было не так.

— Покажите мне линкор поближе, — приказал он.

Бъяргборн подчинился, переместив ряд тактических изображений «Непорочного предназначения» на экраны трона.

— Абсолютная неподвижность, — сказал Ёрундур, обращаясь то ли к самому себе, то ли к Бъяргборну. — Ты бы стал сохранять эту позицию несмотря на происходящее, командир ривена?

— На поверхности находится их войска, — предложил Бъяргборн.

— В их распоряжении есть собственные, очень мощные транспортники. Покажи мне нижнюю часть корабля, как можно ближе.

Бъяргборн сделал как было велено, и вскоре Ёрундур уже смотрел на полые жерла шести тяжёлых орбитальных лазеров, которые использовались для того, чтобы прокладывать путь в зоне боевых действий для спускаемых аппаратов. Конусообразные стволы были гигантскими, они выступали из подкорпусных пластин, словно железные вулканы. И каждый был активен — питающей механизмы горели сигнальными огнями, силовые установки явно были настроены на максимальную мощность.

— Скитья, эта штука наводится на поверхность, — пробормотал Ёрундур. — Командир ривена, ты можешь связаться со стаей? — Никак нет, повелитель. Будем продолжать попытки.

— Скажи им, чтобы убирались. Им всем, сейчас же. Затем Старый Пёс попытался связаться с Хафлои. Трижды он не получил в ответ ничего кроме помех. На четвёртый раз передатчик сообщил о слабом уровне связи. — Щенок, я очень надеюсь, что ты это слышишь. Если ты всё ещё на этой штуке, если ты всё ещё жив, забудь о Клэйве.

Космический Волк глубоко вздохнул. Разговор обещал быть напряжённым.

— Вот что ты должен сделать.

Корабль всё ещё вздрагивал от каждого удара. Тот факт, что «Непорочное предназначение» намного превосходил в размерах старый галеон Космических Волков не играл роли, как и то, что линкор обладал гораздо большими защитными возможностями, исповедник всё равно подпрыгивал, когда палуба под ногами сильно трясло.

Клэйв не являлся воином. И никогда им не был. Конечно, он был функционером при воинах и всегда был рад причинить немного боли, когда того требовала необходимость, но это — погружение в сердце неистовой, трёхмерной пустотной битвы, с хрустящими заклёпками и прогибающимися арками, это действовали на нервы.

Исповедник попытался сосредоточиться. Его окружали опасные люди, и всего несколько мгновений назад Клэйв думал о них как о верных союзниках. Безопасность духовника была под вопросом, пока что никто не догадывался об истинной причине, по которой он находился в этой системе. Всё, что нужно было делать, это притворяться, пока у эскадры не получается выйти из системы, ровно настолько, чтобы снова спрыгнуть с корабля и отправиться туда, где его имя неизвестно, а титул может иметь больший вес.

Но если людям Орквемонда каким-то образом удастся доставить Кираста на борт живым и тот взглянет на Клэйва, узнав лицо, которое видел в рапортах или вспомнит его имя, позывной, это может раскрыть игру Клэйва… что ж, в таком случае всё усложняется. Остаётся надеяться, что Волки сделали за него всю грязную работу, помешали эвакуации кардинала и вынудили Орквемонда воспользоваться заветными орбитальными лазерными установками, чтобы уничтожить все улики, прежде чем мир перейдёт в руки врага.

Клэйв будет стольким обязан своим бывшим тюремщикам, какая ирония.

В другой день, когда кровяное давление было бы немного ниже, он, возможно, улыбнулся бы такому повороту.

— Итак, милорд, — сказал Клэйв, решив завести разговор, чтобы отвлечь Орквемонда. — Вам позволено рассказать мне, что сделал этот человек? Должно быть, что-то серьёзное, раз вы отправились за ним через полсектора.

Орквемонд выглядел раздражённым. — Честно говоря, мне бы не хотелось здесь находиться. Говорят, что миры по всему Империуму опадают, как листья зимой. Орудия этого корабля должны быть нацелены на крепость, которую мы ещё, быть может, сможем удержать.

Кардинал устало покачал головой. — И всё же. Закон есть закон, и я несу ответственность за его соблюдение. Кираст давным-давно утратил рассудок, и на его совести лежит смерть многих верных душ.

Мостик содрогнулся от ещё одного сокрушительного удара, раздавшегося где-то по левому борту. Вспыхнули люмены, и издалека, с крыши мостика, донёсся непонятный грохот. Всё это время Орквемонда оставался практически недвижимым.

— Кираст был ревностен, — сказал кардинал. — Он проявлял слишком много рвения, но не во имя истины, прошу заметить, что было бы похвально, Кираст так и не понял, что преследование ереси, это многолетний кропотливый труд. Поспешно вынесенные приговоры, которые не учитывают, чьи дома будут сожжены, ставит под угрозу сами основы нашего ордена. Он пресекал любой намёк на отклонение от нормы, к чему бы это ни привело, и не прислушивался ни к чьим советам. И, когда Кираст узнал, что на ледяном мире Фенрис якобы практикуются запрещённые обычаи, то начал расследование. Орквемонд вздохнул.

— Он должен был его начать. Кираст ничего не мог с собой поделать, хотя это с самого начала было дурацкой затеей, обречённой на провал. Волки не уступают, не подчиняются и не прощают. Когда он продолжил упорствовать, то потерял свои корабли и агентов. И всё же Кираст не сдавался. Он действительно думал, что сможет их подчинить. Каким-то образом, и это не может меня не впечатлять, он собрал флот, состоящий из трёх отдельных орденов Сороритас, в дополнение к силам, которые собрал под своим именем. Он начал войну.

Орквемонд мрачно усмехнулся.

— Он вступил в войну с орденом первого основания. Если это не определение безумия, то я даже не знаю, чем это может быть.

И в этот момент Клэйв внезапно вспомнил, где он слышал это имя. Инцидент на Фенрисе. В схолах и на конклавах Экклезиархии об этом всё ещё говорили вполголоса. Но это произошло более века назад. Подробные записи, как и следовало ожидать, были тщательно стёрты, а то, что осталось, запечатали в самом секретном хранилище. Что касается его самого, то Клэйв никогда до конца не верил в подлинность этой истории и считал её чем-то наподобие поучающего мифа, который должен был преподать юным послушникам урок о непосильных целях.

— Если бы на этом всё закончилось, — продолжил Орквемонд, — Он потерял бы свою репутацию, не более того. После трёх недель ожесточённых боёв, в ходе которого активам Церкви был нанесён ужасающий ущерб, Кираст бежал. Если верить официальной истории, то после этого он и вовсе покинул Экклезиархию, лишившись положения и привилегий, став более мудрым, но гораздо более слабым человеком.

— Однако, очевидно, что это было ложью.

Орквемонд хитро посмотрел на своего спутника. — Говорят, с тех пор он работает в церковных структурах. Вот почему нам потребовалось так много времени, чтобы его найти. Большинство из тех, кто всё ещё принимал его приказы, никогда не знали его истории. Они видели знак кардинала на пергаменте и делали то, что он им велел. Даже когда мы сами начали расследовать дело Кираста, то на каждом шагу натыкались на препятствия — не имена ни цепи командования не назывались. Оперативники не знали имён или званий тех, кому подчинялись, они знали лишь место назначения для своих материалов. Даже когда дело доходило до использования инструментов, они продолжали настаивать на своём незнании. Никто никогда не говорил, что Кирастес был простаком. Только то, что он был маньяком.

Клэйв почувствовал себя ещё более неуютно. Именно так всё и было. Приказы поступали с самого верха, с использованием всех необходимых кодов доступа и подтверждающих печатей. Никаких имён, никаких подробностей. Вот почему Волки не смогли извлечь из его заточения весомой выгоды, по крайней мере, в начале пребывания исповедника в плену.

— И всё же, ради чего? — спросил Клэйв. — Всё это?

— Ради продолжения своей войны, — сказал Орквемонд. — Он тайно продолжает делать то, что больше не может делать открыто. Это продолжалось на протяжении десятилетий, прямо у нас под носом, у них под носом. Не стоит заблуждаться, если Волки когда-нибудь узнают о том, что произошло, не сомневайся — глотки каждого из нас окажутся под их топорами.

— Но, милорд... Волки. Они, без сомнения... радикалы.

— Может и так. Я и сам не испытываю к космодесантникам тёплых чувств, независимо от их породы. Но они, творения Императора, освящённые святым каноном, и никто из нас не обладает властью, чтобы отменять то, что создал Он. Насколько мне известно, Фенрис может быть пристанищем чудовищ, выходящих за рамки разумного, но пока мы не получим законных указаний от самого Тронного мира, освящённых и проверенных высшей властью, его обитателей трогать нельзя.

— Тогда как вы всё это узнали?

Орквемонд иронично приподнял брови.

— С трудом. Следы были хорошо спрятаны. Несколько статических объектов, которые контролировала его клика, были опустошены, как только мы узнали об их существовании. Поскольку текущая война становилась всё более ожесточённой, он, должно быть, разослал сотни своих людей, чтобы ты прочёсывали всё вокруг, сжигая следы приказов, усердно работая, чтобы в суматохе битвы не обнаружилось то, что Кираст старался сохранить в тайне. Но он командовал целыми армиями, исповедник. Даже в таком огромном Империуме, как наш, даже при таком количестве глаз повсюду, это всегда было трудно скрывать.

Клэйв почувствовал новый приступ беспокойства. Он был одним из этих агентов. И его приказы относительно Рас Шакех были именно такими — уничтожить обнаруженные архивы до того, как они попадут в руки врагов или имперцев. Исповедник даже не знал, что было в этих архивах, он лишь знал, что от них нужно избавиться. В его положении вопросов не задавали — это был самый верный путь к неприятностям. И все же, услышав всё в таком ключе, было трудно не чувствовать себя глупцом. Или даже виновным.

Клэйв собирался испытать удачу по максимуму и задать ещё несколько вопросов, но с мостика стали поступать сообщения от оперативников. Орквемонд поднял руку, призывая исповедника к тишине, и внимательно их выслушал. Когда кардинал закончил, по длинным командным шеренгам раздались приказы, и несколько советников в капюшонах низко поклонились, прежде чем поспешить выполнить новые задания.

— Что происходит? Спросил Клэйв, обращаясь в основном к самому себе, но перед тем как направиться обратно к своему командном трону, Орквемонд в последний раз взглянул на исповедника.

— Боюсь, что время вышло, — ответил кардинал, и в его голосе слышалось разочарование. — Мои войска на поверхности сообщают, что сопротивление оказалось сильнее, чем ожидалось, и что прямо сейчас они подвергаются нападению вражеских частей. Для эвакуации потребуется больше времени или больше высадок, но оба варианта для меня неприемлемы.

Орквемонд поднялся по низким ступеням и уселся на трон, положив руки на расположенные в подлокотниках панели управления.

— Мы сделали всё, что могли, — мрачно сказал кардинал. — Похоже вы упустили шанс лично повстречаться с Кирастом, исповедник, но, по крайней мере, вы станете свидетелем окончательного подавления его восстания, что может принести некоторое удовлетворение.

Раздалось ещё больше звуковых сигналов, на этот раз указывающих не на повреждения, а на подготовку к орбитальному удару, на то, что потребуется колоссальный запас энергии и переброска питания от множество других подсистем.

— Другого выхода нет? — Спросил Клэйв, стараясь, чтобы в его голосе прозвучало больше разочарования, чем облегчения.

— Нет, — ответил Орквемонд, открывая защитный кожух на панели и подготавливая средства контроля огнём. — Всё закончится сейчас.

Глава семнадцатая

Было удручающе странно видеть, как он стоит там, объект столь долго взращиваемой ненависти, на краю гибели, нераскаявшийся, злорадствующий.

Ингвар внимательно изучал Кираста, пока тот говорил, выискивая любой признак обмана, уловок, чего-то, что можно было использовать для оправдания насилия, которое, как всегда предполагал космодесантник, должно проявится в этот момент. Он хотел с ним сразится, причинить кардиналу боль, отомстить за смерти, причиной которых был этот человек. И всё же все они были здесь, запертые в тёмной комнате на вершине обречённого перерабатывающего шпиля, лишённые даже этого скудного удовлетворения, обречённые лишь слушать новые истории.

Это напомнило Ингвару о том упадке сил, который он испытал, когда его долгая служба в Карауле Смерти подошла к концу — он возник не из-за осознания того, что врагов Империума было больше, чем кто-либо мог себе представить, а из-за того, что Империум сам находился в числе этих врагов, подобно змее, пожирающей собственный хвост и своё самое выдающееся потомство ещё до того, как оно сможет появиться на свет. Каждая душа в этой комнате, все четверо, присягнули Всеотцу.

Откровенно говоря, каждый из них и сейчас продолжали придерживаться своих клятв, и всё же, вот они и здесь, с обнажёнными клинками, но всё ещё не пущенными в ход, повторяют зародившиеся более века назад слова ненависти, произнося их на пресном языке дипломатов.

— Расскажи нам всё, — проговорил Гуннлаугур хриплым от сдерживаемой ярости голосом.

И Кираст рассказал. Он этого хотел. Ему не терпелось поделиться подробностями, рассказать обо всём, перечислить причинённые увечья. Ему хотелось похвастаться, будь то перед космодесантниками или перед самим собой. Прислушиваясь, Ингвар заметил ещё одну опасность — в этом месте не было доступа к связи, что изолировало их от Ёрундура и  Ольгейра.

И Космические Волки не могли позволить себе долго оставаться в таком положении, особенно если учесть плачевное состояние города за пределами этих стен. Тем не менее, они проделали ради этого долгий путь и если судьба могла предоставить им лишь знание, то данный факт был немногим лучше, чем ничего.

— Я нож в вашем боку, — прокричал Кираст. — Наказание за ваши многочисленные грехи. Скрытый шип, разрывающий вашу плоть.

— Ты приказал убить Хьортура Кровавого Клыка, — сказал Гуннлаугур.

— Хьортур Агейр Хват, по прозвищу «Кровавый Клык», Волчий Гвардеец. Он умер благодаря мне.

— И другие члены Ордена.

— Да, множество других.

— Почему?

Кираст тихо рассмеялся, и из уголка рта потекла тонкая струйка крови. — Потому что вы все заслуживаете смерти. Понимаете? Все вы. Я знаю, чем вы занимаетесь на этом вашем адском мире. Я знаю, что проповедуют ваши шаманы и какая ересь бродит по вонючей лачуге, которую вы называете Гора. У меня ушла целая жизнь на то, чтобы всё это выяснить. И когда я рассказал об этом остальным, то они были шокированы. Все они говорили одно и то же: «Почему это терпят? Почему мы сжигаем местечковых еретиков из отстойников городов-ульев, когда у всех на виду находится целая планета порока?» И, знаете, я никогда не смогу ответить на их вопрос. В конце концов, когда у вас закончатся оправдания, приходит время действовать. Поэтому, давным-давно я пришёл на ваш мир.

Ингвар вслушивался не только в сами слова, но и в то, что этот человек в них вкладывал. Кираст никак на это не реагировал — он действительно верил, что игра окончена, что он уже победил. Глаза кардинала блестели, слишком ярко. И всё же за этой безумной бравадой скрывались остатки страха, спрятанные в глубине крупицы, что-то, чему ещё предстояло проявиться.

— Вначале, — продолжал Кираст, с трудом выговаривая слова, — У меня был лишь представительский флот, как и предусматривал протокол. Для большинства миров этого вполне достаточно. Я бы высадился на планету вместе со свитой, и мы бы немного осмотрелись. Возможно, в последствии вернувшись назад с чувством удовлетворения. Но вы ведь не могли допустить даже этого, не так ли? Вы так жаждали битвы, так гордились своей ложной святостью, что мои агенты вернулись ко мне в капсулах для трупов. Я понял послание. Что вы выше любой власти, даже той, которая выступает от имени самого имперского культа. Бестактность. Грубость. И глупость. Такого рода вещи могут работать в ваших отсталых, забытых, грязных лужах, но в более цивилизованном мире они не работают. Поэтому нам пришлось прийти снова.

Гуннлаугур посмотрел на Ингвара. — «Вторжение глупцов», — сказал Раскалыватель Черепов.

— Похоже на то.

Ингвар не отрывал взгляда от Кираста.

— Это произошло в 886 году по вашему календарю, не так ли?

— Так вот как вы это называете. Ха. Я удивлён, что вы вообще ведёте записи.

— Мы многое помним, — сказал Гуннлаугур. — Это была мелкая войнушка. Никто не испытал радости от участия в ней.

— Нет, они не помнят, и больше не могут что-либо испытать! — рассмеялся Кираст. — Потому что они все мертвы. После этих слов кардинал зашёлся в кашле. А когда, тяжело дыша, остановился, его подбородок был залит кровью.

— Три недели войны. Три недели мы без толку бились о вашу оборону. Вскоре стало понятно, что победа невозможна. Мы даже не могли вас наказать. Так что же нам оставалось делать? Бежать, поджав хвосты? Нет, у нас всё ещё оставались средства. Мы могли записывать имена. Мы могли прослушивать ваши сообщения и узнавать, кто  был там, кто делал это с нами. Вот как мы использовали это время. Мы истекали кровью, и все ради этого. К тому времени, как я покинул ваш мир, когда мои корабли горели и разваливались на части, я знал, кто сотворил это с нами. Я знал виновных. И это был не конец. Это было лишь начало.

— Сколько? — спросил Ингвар.

— Все, — уточнил Кираст. — Все боевые командиры, все командиры отделений.

— Это невозможно, — возразил Гуннлаугур.

— Неужели? Ты осведомлён о судьбах каждого из своих братьев?

На лице кардинала появилась кровавая улыбка.

— Космодесантники гибнут так часто гибнут. Вот в чём проблема. Вы всегда прибываете в состоянии войны, мчитесь из одного мира в другой. Думаю, что для вас настали тяжёлые времена. Кроме того, вы никогда не отказываетесь от возможности пролить кровью. И это ещё одна слабость.

Кираст вытер подбородок рукавом мантии, оставив на нем тёмное пятно. — Так как, по-твоему, погиб Хьортур? Сражаясь с зеленокожими? Да, всё выглядело именно так, но мы были там, рядом с ним. И поэтому ты никогда не задавался вопросом, сколько сотен твоих сородичей погибли от рук зеленокожих за прошедшие столетия? Можешь их сосчитать?

На мгновение сардоническая нотка исчезла с лица духовника, и он на короткое время погрузился в раздумья. — Обман, это всё что нам оставалось. Идти рядом с вами, сражаться плечом к плечу. Пока не настанет момент отдать настоящий приказ.

Ингвар ощутил тяжесть клинка в своей руке, зудящее желание пустить его в ход было как никогда сильным.

— Не могло же всё это делаться втайне.

— Это было невероятно трудно, — признал Кираст. — Весь аппарат оставался в неведении относительно своей истинной цели. Приказы отдавались без указания источника, записи защищали или уничтожали, целые полки солдат оставались в неведении. Но вы забываете, что единственное, что мы так мастерски умеем делать в нашем Империуме, так это выполнять приказы. Я хорошо усвоил это в своей прошлой жизни, можно приказать священнику отрубить собственную руку и если у тебя есть соответствующие полномочия, то и он выполнит приказ.

Мы делаем вопросы недопустимыми, превращая сомнение в преступление и таким образом подготавливаем почву для подобной скрытой работы.

— Даже если и так, — сказал Гуннлаугур. — Нас нелегко убить.

— Нет! Вас чертовски нелегко убить, каждого из вас! Мне пришлось потратить всё своё состояние, чтобы создать армию, способную на это. Когда-то я мог пересчитывать находящиеся в моем распоряжении планеты, как иные люди пересчитывают продовольственные карточки.

Теперь же их всех не стало, всё потрачено. Возможно, перед тем, как дойти сюда, вы встретили одного из моих охотников. Они хороши, не так ли? Настолько, насколько я мог сделать. Конечно же, они всё равно гибнут. Но даже если уничтожить сотню, хватит всего одного, чтобы подобраться достаточно близко. Именно для этого я и создал свои подразделения, чтобы подобраться достаточно близко.

Сказав это Кираст пошатнулся, и тяжело дыша, припал на одно колено. Женщина, которую он назвал Бута, потянулась, чтобы взять кардинала за руку. Ни один из Космических Волков не пошевелился.

— Это вы напали на нас, — почти с недоверием произнёс Гуннлаугур. — Вы пришли на наш мир.

— Это адский мир.

— Ты никогда не ступал на его поверхность.

— Тогда что же вы скрываете? Зачем держать его в тени?

— Мы не скрываемся, — с тихим презрением произнёс Ингвар. — Где бы ни шла битва, мы всегда рядом. Мы не просим понимания, не говоря уже о расположении, мы лишь просим, чтобы наше царство оставалось в наших руках.

— Есть лишь Его царство! Вот в чём урок! Вы пересказывать друг другу эти истории, превращаете себя в героев собственных скучных саг и никогда не оглядываетесь. Вы никогда не рассматриваете то, во что верите, что делаете. Какой вообще смысл сохранять Империум, если его сердце прогнило? Нет! Вас всех следует вырезать! Если бы у меня были на это силы, я бы сделал это сам!

Брань Кираста оборвалась, и кардинал стал дышать ещё тяжелее. — Как бы то ни было, я нанёс удар. Скромный, по сути, но все же удар. Я победил вас. Я победил.

И для Ингвара это было хуже всего. Узнать, что «Фалкрам», который так долго казался чем-то, что создали могущественные и злобные силы архиврага, на самом деле оказалось проектом озлобленного, травмированного человека, который растратил состояние целой системы лишь ради личной мести, тем самым всё обесценивая.

— И всё же мы выстояли, — сказал Ингвар.

— Ты напрасно потратили своё время, кардинал. Фенрис неизменен. Орден продолжает сражаться.

Кираст приподнял бровь. — Ты вы этом так уверен, не правда ли?

Духовник снова закашлялся кровью, растопырив пальцы на полу. Бута опустилась на колени, подложив руку под грудь.

— Отойди от него, — сказал Гуннлаугур, поднимая болтер.

На мгновение женщина посмотрела на Раскалывателя Черепов, затем перевела взгляд на Ингвара.

— Уходи, Бута, — прохрипел Кираст. — Позволь им сделать то, зачем они пришли. Они понимают только это. Полагаю, я дал им все основания для гнева.

В конце концов, женщина отпустила Кираста, и, прихрамывая, отошла в сторону, спрятавшись рядом с алтарём. Снаружи, из глубины коридора, до лестничного колодца донеслись встревоженные голоса.

— Я догадывался, что однажды кто-нибудь из вас меня найдёт, — сказал Кираст.

— Какое счастье, что это случилось сейчас, когда всё уже…

Гуннлаугур выстрелил, болт прошёл сквозь улыбку кардинала и пробил пол. Обезглавленное тело Кираста тяжело опрокинулось.

Ингвар направил болтер на женщину.

— Стой, — сказал Гуннлаугур, поднимая руку. — Ты приняла тот же яд? Женщина кивнула. — Какую роль ты играла?

Казалось, она пыталась ответить, но слова застряли в горле. Бута посмотрела на Ингвара, затем снова на Гуннлаугура, её руки дрожали.

Ингвар подошёл ближе. — Это была не вся правда, не так ли?

Бута по-прежнему не могла ответить. Глаза женщины расширились, вены на виске запульсировали. Палец Гуннлаугура соскользнул со спускового крючка со слабым керамитовым щелчком.

— Есть что-то ещё, — сказал он. — Забирай её. Мы уходим.

Полёт в спасательной капсуле выдался головокружительным. Во время перелёта Хафлои не пользовался наручными фиксаторами, вместо этого Кровавый Коготь держался за них одной рукой, пока капсула совершала пируэты и закручивалась, плывя сквозь этот круговорот. Сенсорное оснащение капсулы было минимальным — всего лишь один экран, на котором показывали элементарные схемы ближайшей пустоты, и это изображение бешено мигали и прокручивались. И всё же, Бъяргборн проделал хорошую работу, зафиксировав дух машины на траектории движения крысы. После долгого рывка по направляющей трубе спасательная капсула промчалась сквозь лавину взрывающихся со всех сторон звездолетов, с визгом преодолев узкую пропасть между «Аметистовым сюзереном» и «Непорочным предназначением».

Тем не менее, затея с самого начала была рисковой. Возможно, это было просто безрассудством. Если бы Хафлои подумал чуть больше, он, возможно, никогда бы не полез внутрь этой штуки. Во время полёта капсула Клэйва, без сомнения, могла передавать коды доступа Экклезиархии, давая принимающему кораблю всё необходимое для того, чтобы опустить секцию пустотных щитов и безопасно доставить его внутрь. У Хафлои ничего подобного не было — лишь надежда на то, что он сможет быстро проследовать по крысиному следу, оставаясь достаточно близко, чтобы проскользнуть под экранами и каким-то образом проникнуть в корпус, когда настанет момент.

Конечно, из этого ничего не вышло. У крысы была слишком большая фора, и, несмотря на то, что Хафлои перегрузил двигатели своей капсулы, чтобы сократить этот разрыв по времени, первый аппарат исчез из захвата за несколько мгновений до того, как был готова врезаться прямо в приближающийся линкор. Из-за потери цели капсула Кровавого Когтя резко отклонилась от курса. Хафлои пришлось приложить немало усилий, чтобы справиться с основными элементами управления, выводя аппарат из самоубийственного пике и возвращаясь его на что-то напоминающее устойчивую траекторию. Высокие борта линкора закружились в крошечном обзорном экране, быстро восстанавливая фокус и отображая ряды активных орудийных жерл.

В течение нескольких неприятных секунд крушение об эти шкафуты казалось неизбежным. Потребовалось огромное усилие, чтобы повернуть нос капсулы под опускающейся пустотный щит, вплотную приблизившись к украшенным позолотой бортам корабля, прежде чем он накопил достаточно энергии, чтобы проскочить между физическим корпусом и сверкающим энергетическим полем, пройдя по периметру борта. Топливный счётчик замер, двигатели начали барахлить, а точек входа всё не появлялось, все ангарные ворота были заперты, а спасательная капсула находилась далеко не в том состоянии, чтобы самостоятельно пробить внешнюю броню корабля. Хафлои подвёл аппарат так близко, как только мог, прочёсывая искусственный ландшафт, словно это была поверхность астероида, всё время притягиваемая к нему непреодолимой силой.

И вот, в последний момент, возможность представилась. Приближающийся лазерный залп ударил по линкору в пятистах ярдах впереди, выстрел пробил повреждённый сектор пустотного щита и глубоко вонзился в корпус за ним. Твёрдые плиты разлетелись в стороны, сорванные со своих креплений внутренними взрывами. Хафлои немедленно бросился в брешь, ныряя в эпицентр взрыва и до упора нажимая рычаги управления. Охваченные огненным штормом обзорные экраны приобрели дикий янтарно красный цвет, пока капсула с треском не остановилась, застряв в крошащихся остатках полуразрушенный секции переборки.

Хафлои немедленно выбрался наружу, он распахнул повреждённый люк капсулы и подтянулся вверх, войдя в мир воющего, визжащего и струящегося пламени. Из-за высокой температуры шлем мгновенно вышел из строя, показывая мешанину прыгающих, пронизанных статикой полуобразов, почти ослепший Кровавый Коготь карабкался по рассыпающемуся клубку плавящихся стоек и распорных балок, двигаясь так быстро, как только мог, пока его доспехи полностью не поглотил поток жидкого пламени. В конце концов Космический Волк вывалился во внутренний коридор, почерневший и дымящийся, чувствующий запах обугленной плоти, пробивающийся сквозь перегруженный вокс-фильтр.

После этого он снова смог бежать, толкая себя подальше от огня и обломков, в конце концов космодесантник добрел до исправной переборки, протиснулся сквозь неё и запер за собой. Дым был повсюду, он вырывался из вентиляционных отверстий, скапливался на палубе. Вспыхнули люмены, и Хафлои услышал рокот тяжёлых орудий, грохочущих на палубе под ним. Вскоре он ушёл далеко вниз, глубоко в уровни трюмов, где всё воняло прометием, ржавчиной и человеческими испражнениями.

Конечно же, первыми обитателями, которых он увидел, были люди самого низкого ранга, их униформа напоминала лохмотья, а бледная кожа была покрыта грязью и жиром. Он оказался в узком проходе, по стенам которого шли трубы с охлаждающей жидкостью, булькающей по всей длине магистрали. Увидев космодесантника людишки закричали и, спотыкаясь друг о друга, побежали к ближайшему трапу.

Хафлои громко взревел, наслаждаясь звуком своего усиленного воксом боевого клича, его голос бешено разнёсся по замкнутому пространству, Кровавый Коготь бросился на команду корабля, широко раскинув руки, на его шкурах всё ещё мерцало пламя, а доспехи представляли собой буйную смесь выбеленного белого и обожжённого чёрного.

Он не собирался ловить их всерьёз, но один из убегающий в спешке уронил навигационный планшет, и космодесантник наклонился, чтобы его подобрать. Хафлои быстро вывел на экран схему верхних и нижних уровней и увидел, что проделал долгий путь вниз. Вероятно, это играло ему на руку, поскольку на этих уровнях не было большого количества хорошо вооружённых солдат, но это также имело свои недостатки, поскольку означало, что ему придётся долго пробираться к крысе. Для этого Хафлои нужно было попасть на командный уровень, туда, куда можно привести почётного гостя.

Космический Волк бросился бежать. Он пробирался вверх, вглубь корабля, усердно работая, разгоняя перед собой смертную команду, прокладывая прямой маршрут. Никто из команды не остановился, чтобы сразиться — они, должно быть, подумали, что разбудили какого-то демона из внешнего ада, хотя Хафлои понимал, что, как только он доберётся до основных оперативных уровней, всё станет сложнее.

И тут он услышал, что поступило сообщение от Ёрундура. Каким-то образом, несмотря на повреждения шлема и неутихающий лазерный шторм, бушующий между кораблями снаружи, Старому Псу удалось выйти на связь. Хафлои уже был готов отклонить вызов, догадываясь, что на него обрушится шквал проклятий и требований вернуться на галеон.

— Скитья, — выдохнул наконец молодой космодесантник и прислушался.

Как только сообщение закончилось, Хафлои развернулся на пятках, и двинулся в обратном направлении, переходя с трусцы на спринт. Кровавый Коготь рванулся назад по мосткам и обходным путям, обожжённые доспехи скрежетали и звенели от тесноты железных конструкций, перед глазами всё плыло от дыма, а сабатоны скользили по промасленной палубе.

Навигационный планшет подсказал нужный маршрут, но несколько тоннелей доступа обрушились или были завалены тяжёлой техникой. Глубинные уровни походили на забытые горные выработки — тёмные, забитые, коварные. Вскоре Хафлои наткнулся на ещё одну команду, некоторые из них были одеты во взрывозащищенные костюмы для экстренных ремонтных работ, некоторые были вооружены и явно искали его. Космодесантник разметал людей в стороны быстро и жёстко, он не стал останавливаться, чтобы их добить, ему просто нужно было успеть пробежать, продолжать движение, прибавить скорости.

Вскоре оба его сердца забились быстрее, кожа раскраснелась. Хафлои снова поскользнулся, врезавшись в скопление трюмных насосов, а затем помчался вниз по крутому склону и завернул за крутой поворот. Воздух вновь стал горячее, и по всем поверхностям прошла рябь. Впереди послышался нарастающий рёв чего-то большого, похожего на теплообменник или силовой преобразователь.

Космический Волк вбежал в помещение, полное техников в капюшонах, и ему пришлось потратить драгоценное время, чтобы ударить двоих о раму люка и вырубив третьего, прежде чем получилось двигаться дальше. Лазерные разряды щёлкали и свистели вслед Кровавому Когтю, нацеленные откуда-то сверху, но у него не было времени на то, чтобы вести ответный огонь, Хафлои просто мчался дальше, всё быстрее и быстрее.

К тому времени, как Космический Волк добрался до места назначения, он уже чувствовал колоссальный прилив энергии, от которого волосы на коже вставали дыбом, а на доспехах вспыхивали разряды статического электричества. Хафлои спустился по длинной грузовой дорожке и оказался прямо перед целой группой вооружённых до зубов корпехов. Космический Волк нанёс удар, чтобы покалечить двоих из них, прежде чем ринуться вперёд, ворвавшись в разрисованное сигнальными полосами помещение с высоким потолком, внутри эхом отражались многочисленные сигналы тревоги. Хафлои выстрелил из болт-пистолета, разбив блокировочную панель дальнего дверного проёма, а затем выбив дверь плечом.

Лазерный огонь обрушился на космодесантника сзади, спереди, и с верхних балконов. По обе стороны были отвесные железные стены, сплошь забитые работающими приборами, инкрустированными Шестерней Механикус, из них, словно слёзы, струился пар. Большие подъёмные платформы несли на себе группы слуг и сервиторов в мантиях, с шипением поднимаясь вверх, при помощи полированных стальных поршней. Над ними возвышалась огромная шахта доступа, проходившая через множество палуб, она мерцала от энергии, заключённой в тугих жгутах кабелей, заключённых в чёрную оправу. Огромное пространство было плотно забито как обычной командой, так и вооружёнными людьми. Кто-то поддавался панике, когда Хафлои прошёл сквозь них; другие сопротивлялись, замедляя его движение.

Палуба впереди оборвалась примерно через пятьдесят ярдов, после чего настил превратился в ничто — открытая пустота, пригодная для дыхания атмосфера удерживалась внутри лишь благодаря использованию стазисных полей. Ствол одного из гигантских орбитальных лазеров  уходил вниз, в колодец, широкий изгиб из чистого адамантия, который больше походил на внешнюю оболочку жилой башни, чем на орудие. Он уже светился, внутренности переливались бело-голубым сиянием, скрытым за тяжёлыми решётками, направляющие лопатки мигали в ожидании неминуемой разрядки.

Главный ствол был слишком огромен, чтобы Хафлои мог вывести его из строя напрямую. Направленный на космодесантника лазерный огонь начал создавать проблемы, он был беззащитен, а в этом напоминающем пещеру пространстве находились сотни вооружённых солдат. Уклоняясь от летящих в него лучей, Кровавый Коготь запрыгнул на одну из платформ, расположенных на уровне пола, очистил её выстрелами из болт-пистолета, а затем нажал на рычаг. Платформа с грохотом поползла вверх, Космический Волк потянулся к висевшим на поясе крак-гранатам. Он взял две и настроил их практически на мгновенную детонацию.

Когда платформа достигла первой ступени шахты доступа, Хафлои прыгнул вверх и в сторону, преодолевая широкую пропасть под градом лазерных разрядов.

Он с размаху врезался прямо в толстые силовые кабели. Космодесантник покачнулся от удара, будто пьяный и сунул гранаты в более толстые основные отверстия трубопровода, затем оттолкнулся от них и тяжело рухнул на палубу примерно в двадцати ярдах ниже. Снаряды сдетонировали ещё до того, как Кровавый Коготь ударился о палубу, взорвавшись с диким треском высвобожденной энергии, оборванные кабели замелькали вокруг Космического Волка, словно хлысты. Из-за поломки немедленно сработали аварийные сирены, и из люков доступа, расположенных высоко в стенах, в камеру хлынуло ещё больше техников. Подача энергии на орбитальные лазеры прервалась, замигала, а затем полностью прекратилась, расплавив длинную цепочку конденсаторов размером с резервуар и они шрапнелью разлетелись по камере.

Теперь Хафлои был полностью окружен. Отряды корпехов осторожно приближались к нему, ведя непрерывный огонь, нанося уколы, проникающие в броню и швыряющие космодесантника из стороны в сторону, будто марионетку, которую пинают ногами. Лексмеханики прикрывали смертных, пуская в ход странное оружие, которое Кровавый Коготь даже не узнал. За ними шли оружейные сервиторы, а в самом конце всей этой компании находились ещё более неприятные создания клеть-шагоходы, вооружённые промышленными лазерами и вращающимися аппаратами для резки металла. Всё это время перерезанные кабели продолжали с глухим стуком падать вниз, а затем хлестнули палубу, взметнув тучи искр.

— Глаза Хель, — проворчал Космический Волк, выпуская широкую россыпь болтов, тем самым вынудив ближайших корпехов поспешно спрятаться в укрытиях. — Слишком много.

Хафлои прокладывал себе путь обратно к относительному укрытию в виде ближайших туннелей доступа, пробиваясь сквозь группы вооружённых людей и принимая на подтрёпанную броню ещё больше выстрелов. Они рассеялись перед лобовой атакой Кровавого Когтя, но затем ополчились на него всей толпой, пытаясь сбить космодесантника с ног при помощи плотных огненных залпов с дальнего расстояния, и большая часть этих выстрелов попала в цель, из-за чего Космический Волк пошатнулся.

Он протиснулся в первый попавшийся люк, затем вскарабкался по узкому проходу. Поднявшись на несколько ярдов, он повернулся и разрядил весь магазин пистолета в ближайших преследователей. Пока люди кричали Кровавый Коготь перезарядился и снова набрал скорость.

Теперь он был под прицелом. Они просто продолжали бы наступать, отделение за отделением, и рано или поздно превосходство в численности дало бы о себе знать. Хафлои нужно было выбираться сейчас же, найти шаттл, абордажную торпеду, что угодно.

— Я выиграл для стаи немного времени, — на бегу сообщил он Ёрундуру по воксу, с некоторым удовлетворением слушая как позади продолжают взрываться линии подачи энергии.

— Но это всё, но на этом всё — скажи им, чтобы убирались оттуда, и убирались немедленно.

Глава восемнадцатая

Видения никогда не покидали его. Они атаковали Бальдра когда тот бежал — иллюзорные виды тающих в голубоватом пламени ледяных покровов, спектральные демоны, сражающиеся с призраками в ночных небесах, наклонившаяся оболочка Мидгардии, которая разорвалась, превратившись в озера магмы. Он яростно заморгал, решив сосредоточиться на абсолютно реальном зрелище развернувшихся вокруг него разрушений, но образы из видения продолжали наплывать, вытесняя собой реальный мир.

Конечно Ольгейр был прав — враг лгал. И всё же, стая уже достаточно долго находится вдали от Ордена. В каждом уголке пустоты они видели немало свидетельств ослабления имперского контроля, словно вспучившийся континент медленно сползал в море, разрушаясь по краям, валун за валуном, пока сама земля не сокрушится под волнами. Возможно, теперь все цитадели были разрушены. Быть может, все миры были объяты пламенем.

Вероятно кто-то из его братьев приветствовали бы это. Устав от нескончаемой изнурительной работы, они бы с рёвом встречали бы наступление Часа Волка, радуясь, что им наконец-то предстоит принять участие в чём-то судьбоносном, что обещало утопить серость реальности в крови храбрецов. Бальдр не разделял подобного энтузиазма. Для него борьба всегда была чем-то большим, нежели просто престиж, она была направлена на сохранение чего-то, на сохранение уникальности. Враг принёс небытие, уничтожение, распад стабильной материи, превратив её в мешанину, вопящий корм для демонов. Подобное будущее стояло на фоне каждого еретического видения, которое когда-либо посещало Бальдра, подкрепляя и одновременно подтачивая Космического Волка. Еретик Астартес, которого он убил бок о бок с Ольгейром, тоже знал это — все они знали эту истину. Любое хвастовство, каждая их насмешка — всё это было пустым в глубине души, потому что их конечная цель никогда не могла быть стёрта или забыта. Они были вестниками пустоты, не просто предателями Империума, но и предателями собственного вида, променявшими временную славу на вечное угасание.

— У меня не получается вызвать Гуннлаугура, — задыхаясь, пробормотал бегущий рядом Ольгейр, перепрыгивая через три ступеньки за раз, чтобы добраться до трапов, ведущих к посадочным площадкам. — Думаю, что у Старого Пса тоже.

Бальдр ничего не ответил, он просто бежал. Впереди виднелись стены орбитальных посадочных площадок, и теперь пламя объяло их полностью.

Один из десантных аппаратов Экклезиархии пытался взлететь под настоящим шквалом лазерного огня, из двигателей машины валил дым, а стабилизаторы уже накренились набок. Каждый уровень вышки был переполнен воинами, практически все они были ренегатами того или иного рода, охотящимися на последних защитников Ояды или просто ищущими чем бы поживится.

Но затем, когда они с Ольгейром добрались до ворот, то увидели Гуннлаугура и Ингвара, которые двигались в другом направлении. На плече Гирфалькона висела женщина, но это не сильно замедлило космодесантника, они оба двигались быстро, перепрыгивая через обломки.

— Варанги! — позвал Ольгейр. — Новость от Ёрундура! Он...

— Знаю, — крикнул в ответ Раскалыватель Черепов. — С нами только что тоже  связались. Кажется, время вышло.

Бальдр повернулся, чтобы последовать за вожаком стаи, и все четверо направились обратно к восточным галереям буровой установки, следуя тем же маршрутом, что и ранее. Сразу после этого, командную рубку над ними сотрясли взрывы, превратив бронестекло в облака крутящихся кристаллов.

Бальдр посмотрел на небо. Испещрённые чёрными и багровыми пятнами облака продолжали скач, закручиваемые огненными бурями и пронизываемые молниями, но теперь в их движениях присутствовало что-то ещё — ускорение, усиление колебаний. Штормовая полоса над самой вершиной буровой вышки темнела и уплотнилась. Что-то влияло на атмосферу сверху.

Он видел подобное в других мирах и знал, чем это вызвано.

Ингвар поравнялся с братьями, он бежал легко, несмотря на дополнительный вес на плече. — Ты прикончил предателя?

Бальдр кивнул. — Тяжёлая Рука прикончил, — проворчал он. — С некоторой помощью.

— Что это существо там делало?

В суматохе задания, среди всех этих сражений Бальдр даже не задумывался на этот счёт. Подавляющее большинство сил, ползающее по буровой вышке, было простыми смертными отбросами, и в один момент встретить настоящего еретика-астартес, это редкостью. Возможно, странно, что из всех возможных платформ для высадки он выбрал именно ту.

— Кто знает? — ответил Бальдр. — Оно больше ничего не сделает.

Ингвар на мгновение уставился на брата, прежде чем снова переключить внимание на бег. Настил под ногами стал более шатким, будто рушился сам фундамент города.

Прямо сейчас Бальдр мог задать свои собственные вопросы. Он мог спросить, нашёл ли Ингвар в той башне ответы, которые искал, кем была женщина, которую он спас после её разрушения, и удалось ли им выяснить, что такое количество солдат Экклезиархии делает среди руин.

Но вместо этого он лишь бросил ещё один мимолётный взгляд на небо, туда, где облака снова потемнели. Воздух стал тяжелее — так бывает перед потопом, это дуновение отступающего прибоя перед цунами.

— У нас ничего не выйдет, не так ли? — пробормотал Бальдр, и эти слова вырвались сами собой.

— Мы справимся, чёрт тебя побери, — прорычал в ответ Ингвар. — Перестань пялится вверх, и беги быстрее.

— Что случилось? — спросил Клэйв, приготовившийся к толчку от активации орбитальных лазеров, за которым должны последовать столбы энергии, пронзающие облака внизу. Вместо этого на командном мостике царил переполох: слуги перекрикивали друг друга, а в транспортных трубах гремели новые контейнеры с приказами.

Но до исповедника никому не было дела. Орквемонд выглядел разъяренным и выкрикнул несколько ругательных команд своим ординарцам, находившимся на нижних ярусах. Высоко над ними вид из мостика нарушился, когда серия лазерных ударов обрушилась на пустотные щиты. Клэйв поспешил к Орквемонду, раздумывая, осмелится ли он прервать кардинала, но в итоге решил, что не стоит. Когда палуба накренилась, исповедник, пошатываясь, вернулся к свободному терминалу и запросил отчёт о состоянии дел. Большая часть выданный информации не имела для него какого-то смысла, но было ясно, что из-за утечки энергии орбитальные батареи только что вышли из строя. Судя по реакции экипажа, это была не простой неисправностью  оборудования, а скорее самый настоящий механический кризис.

Клэйв прошаркал к соседнему терминалу, где с сосредоточенным выражением лица сидела оператор в нашивках капитан-лейтенанта.

— Что происходит? — спросил он.

Женщина бросила на мужчину раздраженный взгляд. — Кто ты, чёрт возьми, такой?

— Исповедник кардиналов, младшая сестра, — холодно ответил Клэйв. — Так что следи за своим языком и выполняй приказ.

Он знал, что выглядел не лучшим образом, но всё же сказал это, и оператору хватило ума, чтобы не перечить. — Что-то нарушило подачу питания на лазеры. Мы меняем маршрут подачи энергии, но это непростая операция.

— Что-то?

— Никто не знает. Просто... что-то.

После этих слов Клэйв внезапно ощутил острую боль в животе. Они не могли последовать за ним. Это было невозможно. Кардинал закрыл проход в пустотном щите, как только спасательная капсула исповедника оказалась в безопасности, запечатав их внутри. И всё же, если бы что-то ещё попало по корпусу…

— Какие корабли находятся недалеко от нас? — спросил Клэйв.

Женщина посмотрела на него с недоумением.

— Я не понимаю, как...

— Ответь на чёртов вопрос. Какие корабли находятся в нашей зоне поражения?

Капитан-лейтенант переключилась на локальное авгурное сканирование, которое показало сотню опознавательных знаков кораблей, вращающихся и покачивающихся друг вокруг друга. Наибольшие размеры были у капитальных кораблей эскадры, а наименьшие у истребителей-перехватчиков. Где-то посередине находилось несколько промежуточных судов, большинство из которых имели опознавательные знаки Ояды, они прятались от апокалипсиса так долго, как только могли. Только у одного судна не было определённого названия, а лишь идентификатор класса и несколько сигналов протокола связи.

— Что это за корабль?

— Неизвестно. Но этот корабль помог в обороне «Праведности действий», поэтому его оставили в покое, я не могу получить больше данных. Оператор пожала плечами. — Похоже на кучу старого корсарского хлама. Они отказываются отвечать на запросы.

Волки. Они рядом, Клэйв предполагал, что фенрисцы скорее всего убегут в другое место, чтобы не рисковать попасть под огонь орудий Экклезиархии. Он отвернулся от офицера и вскарабкался обратно на командный пост, теперь уже не обращая внимания на плохое настроение Орквемонда.

— Повелитель, вы должны навести орудия на этот корабль! — крикнул Клэйв, взбегая по ступенькам. — Галеон, который находится в двух точках от «Праведности действий», вы должны его уничтожить!

Кардинал бросил на Клэйва раздраженный взгляд. — Отойди, исповедник, — предупредил он. — Сейчас не время для...

— Это не союзник! Милостью Трона, наведитесь на него!

Лицо Орквемонда вспыхнуло.

—  Достаточно! — рявкнул кардинал

— Никогда больше не указывай мне, что делать на моем собственном мостике, или я наплюю на звания и прикажу выбросить тебя в шлюз. Орквемонд снова обратил внимание на окружающие его панели управления. — У нас почти не осталось времени. Главный артиллерист, как обстоят дела с основным орудиями?

Мужчина, сидевший за громоздким терминалом с экраном, расположенным прямо под троном, украдкой взглянул на кардинала, лицо главного артиллериста скрывал выпуклый аугметический фильтр, а в руках болтались импульсные кабели.

— Восстановление неизбежна, милорд. Выполняются завершающий переключения соединений, после чего вы можете открывать огонь по своему усмотрению.

— Как только получишь разрешение на ведение огня докладывай мне. Что-нибудь известно о причине отключения подачи энергии?

— Ничего конкретного, повелитель. Сейчас все нижние палубы заполнены корпехами, мы изолируем эту зону.

Клэйв сжал кулаки, бессильно стоя на возвышении среди экранов, по которым лились потоки данных. Ладони вспотели. Это убежище больше не казалось ему безопасным. Стоит ли предпринимать ещё одну попытку побега? Идти больше некуда. Если в ближайшее время кардиналу удастся нанести удар, уничтожив последние остатки Фалкрама на Ояде, а также находящихся на поверхности Волков, то это всё ещё будет его лучшим шансом выпутаться из этой истории. Как только линкор благополучно вернётся в варп, с тем, что последовало на его борт вслед за исповедником без сомнений можно будет разобраться. Конечно. Главное не прекращать игру, запаниковав, Клэйв допустил серьёзную ошибку.

Однако, когда исповедник уже собрался ретироваться, главный артиллерист торжествующе стукнул окутанным кабелями кулаком по пульту.

— Повелитель, у нас получилось! — с облегчением воскликнул мужчина.

— Подача энергии восстановлена на полную мощность, вы можете открыть огонь, когда пожелаете.

Глаза Орквемонда вновь запылали, на сей раз от удовольствия.

— Открыть огонь, сейчас же, — прорычал кардинал. — Расщепите этот город на атомы.

Это можно было почувствовать ещё до того, как получится увидеть — ускорение ветра, повышение его температуры, пятна в облачном покрове. Полный орбитальный удар требовал такой колоссальной затраты энергии, что даже его прицельные лучи создавали хаос в верхних слоях атмосферы. Пока Гуннлаугур мчался вперёд, он практически мог сосчитать истекающие секунды. Суматоха вокруг волчьего гвардейца — вопли и ругань, рушащиеся строения, треск прометиевых огней, отошла на задний план, остались только вещи, которые можно было обойти или перепрыгнуть. Теперь всё зависело от скорости — продолжай бежать, продолжай двигаться, доберись до корабля.

Времени у них было в обрез, но, с другой стороны, эта авантюрная затея с поиском всегда была на грани безумия, сознательный спринт прямиком в топку, с надеждой, что у них всё ещё получится извлечь из пепла тамошние секреты. Но Гуннлаугур не жалел об этом. Пустить болт в того человека, пусть это и было самым заурядным убийством, не требующим никаких особых усилий, по крайней мере, оно замкнуло круг. «Никогда не оставляй убийство неотмщенным» — это правило было старше самого Ордена, оно было священным для племён Фенриса даже в те долгие, пустые годы, когда среди них ещё не появился Всеотец.

Так что, помимо всего прочего, здесь присутствовало и удовлетворение. Задание выполнено, долг погашен. Гуннлаугур забрал из комнаты кое-какие записи, несколько свитков и записных книжек, захваченных перед тем, как Волкам пришлось покинуть вышку, и это, без сомнения, прольёт ещё один луч света на содеянное Кирастом. Конечно, прочесть эти записи можно будет только в том случае, если они уцелеют, а в этом никак нельзя было быть уверенным.

Раскалыватель Черепов и Ингвар вдвоём спрыгнули с заброшенного балкона, с хрустом приземлившись на нижнюю секцию, Варанги украдкой глянул на брата.

Каким-то образом при приземлении ему удалось сохранить женщину от перелома позвоночника, ловкий манёвр на бегу.

— Она очнулась? — спросил Гуннлаугур, и звук его шагов эхом отразился от стен окружающего их туннеля.

— Без сознания, — ответил Ингвар, тяжело и часто дыша. — Но жива.

— Крепкая.

Четыре Космических Волка помчались дальше, узнавая строения, мимо которых проходили ранее, или замечая свежие зияющие дыры в палубах, под которыми рухнули колонны. В конце концов космодесантники добрались до зала, где приземлился «Хлаупнир», помещение всё ещё было переполнено обломками. Несколько банд отчаявшихся мародёров напали на шаттл, пытаясь проникнуть внутрь. Оставленные для охраны кэрлы собрали силы, чтобы отбить атаку и неплохо в этом преуспели ещё до появления своих повелителей. Как только фенрисцы увидел, что к ним приближается стая, то отошли внутрь шаттла и завели двигатели.

Гуннлаугур не стал тратить время на то, чтобы разделаться с мародёрами. Волчий Гвардеец прорвался сквозь толпу стоящих у трапа ренегатов, швырнув одного из них в сторону, и с глухим стуком врезался в корпус. Оттуда он протиснулся через переходную камеру, быстро вскарабкался по небольшой лесенке, выскочил через люк и плюхнулся на командный трон.

— Экстренный взлёт, без задержек, — прорычал Космический Волк, нажимая на рычаг гермозатворов и разворачивая трон.

Как только он это сделал, кэрлы, уже находившиеся на постах, активировали главные двигатели, затопив зал огнём и уничтожив нескольких мародёров, всё ещё пытавшихся пробиться внутрь шаттла. Ольгейр и Бальдр пристегнулись, готовясь к взлёту, а Ингвар, должно быть, спустился вместе с женщиной вниз. Гуннлаугур взял управление на себя, увеличив тягу даже после разворота корабля, направляя машину к неровному выходу во внешнем крыле платформы.

Всё вокруг затряслось. Камнебетон под ними прогнулся, вздымаясь и опускаясь, как обмолоченное зерно. Опорные балки треснули, разлетаясь в стороны и осыпая пылающую пустоту разлетевшимися заклёпками.

— Вот оно... — пробормотал Ольгейр, вцепившись в подлокотники трона.

Воздух замерцал, вначале появилась вспышка, затем резкое ускорение, свет стал ярче и теплее. Стены вокруг засветились красным, затем оранжевым, затем ярко-жёлтым.

Гуннлаугур направил нос «Хлаупнира» в пролом и вдарил по рычагам до отказа. Шаттл рванул вперёд, разгоняясь до максимальной скорости, в то время как стены вокруг раскалились добела. Проход разваливался, плавясь, лопаясь и превращаясь в бурлящий газовый шар, пока Волки мчались наружу.

— Зубы Русса, — спокойно сказал Бальдр. — Посмотри на температуру корпуса.

Гуннлаугур не стал обращать на это внимание. Он продолжал выжимать двигатели на полную, унося их из ада в мир ослепительного, сверкающего, обжигающего сетчатку света. Орбитальный лазерный луч достигал сотен ярдов в диаметре, это был огромный столб разрушения, который окутывал всё вокруг, уничтожая другие источники тепла и энергии и заключая их в свои единственные и ужасные объятия. Передние экраны побелели, экраны авгуров тоже, атмосферные датчики завизжали, двигатели взвыли от перегрузки.

И вот Космические Волки вырвались за горизонт уничтожения, в то время как задняя часть «Хлаупнира» пылала, извергая потоки плазмы, словно комета. Только тогда Гуннлаугур рискнул бросить быстрый взгляд на экран заднего обзора, прежде чем направить корабль в открытое море.

На эпицентр лазерного луча невозможно было смотреть прямо, даже глазами астартес. Края лазерной полосы гремели, уходя прямо в открытый океан, вздымая огромные столбы перегретого пара. Очертания города-вышки едва проглядывались сквозь разрушительный луч, размытые из-за тепловых колебаний, на фоне жидкого неона чистой энергии лэнса они походили на бледно-серую дымку. Город начал прогибаться, разрушатся, он скатывался в руины, плавился, принимая новую форму, в то время как пристройки, настилы и насосы рушились, взрывались и растворялись. На миг силуэт вышки стал нечётким, заколебался, будто призрак, но город всё ещё был огромен, даже в состоянии распада.

Затем активная зона главного генератора сдетонировала. Вспыхнул гигантский огненный шар, подпитываемый лазерным лучом, он раздулся, словно сердце запертого на земле солнца, он вырывался наружу, окружённый лучезарной энергией.

«Хлаупнир» подхватило ударной волной, шаттл швырнуло сквозь тлеющий океан словно игрушку, компенсаторы перегрузились, а атмосферные турбины заработали. Аппарат перевернулся носом через корму, неистово вращаясь. На какой-то ужасный миг нос корабля был направлен прямо в хлёсткие волны прометия.

Гуннлаугур отключил все двигатели, кроме рулевых, вернув ось корабля в прежнее положение, заставляя машину склонится и скользить по волнам, как плоский камень.

Раскалённые, словно из печи, ветры проносились мимо, раздувая океанский пожар, превращая пламя в клубы бесконтрольного кипения.

Волчий гвардеец дёрнул рычаг управления, поднимая носовую часть корабля, как раз в тот момент, когда ураган стих и лазерный луч окончательно исчез из поля зрения. «Хлаупнир» круто повернул, быстро набирая высоту, внешние пластины всё ещё дымились, но корпус был цел. В течение нескольких мгновений открывался вид на развернувшийся внизу ад — вид на море бушующего пламени, отмеченного обугленными остовом города-вышки, теперь представляющего собой лишь скелет из металлических стоек, подбрасываемых бурлящей пеной. Из его эпицентра, вершина которого достигала двухсот ярдов в высоту, вырвалась огромная стена воды, уже обрушившаяся на ближайшие буровые установки и угрожавшая в свою очередь обвалить и их.

Но затем «Хлаупнир» скрылся в облаках смога, и видимые в реальном времени объекты снова скрылись из виду. Шаттл грохотал и сотрясался, продолжая мчаться, не сбавляя высокой скорости и готовясь к запуску пустотных двигателей.

Ольгейр издал долгий, низкий свист, затем от души рассмеялся.

— Отличный полёт, Раскалыватель Черепов, — сказал он.

Гуннлаугур не улыбнулся. Он держал обе руки на рычагах управления, готовый преодолеть облачный покров и вернуться в зону поражения на орбите. Одному Руссу известно, что они там обнаружат.

— Подожди с этим, — прорычал он. — Мы ещё не выбрались.

Глава девятнадцатая

— Ищите внутрисистемный катер! — проревел Ёрундур, набирая на консоли серию дополнительных команд. — Как только удастся его засечь, дайте широкий защитный залп на надир. И хоть кто-нибудь, сообщите местонахождение щенка.

«Аметистовый сюзерен» двигался, тяжело и неуверенно, меняя позицию на переполненной сцене орбитального балета. Корабли Экклезиархии всё ещё находились очень близко, хотя к этому времени их изрядно потрепало и строй начал распадаться. Гигантский «Непорочное предназначение», выполнив свою работу, начал возвращаться к жизни, нос и днище линкора сверкал от лазерных попаданий, мощные плазменные двигатели были готовы вспыхнуть.

Ёрундур всё ещё толком ничего не знал о Хафлои. Насколько ему было известно «Хлаупнир» уничтожило орбитальным лазером, теперь с Ояды доносилось лишь сбоящее завывание помех и даже изображение планет было размытым и дрожащим. Учуяв кровь, корабли заклятого врага устремились в атаку, целясь во всё, что оказалось достаточно упрямый или глупым, чтобы не уйти с орбиты. Галеон нужно было уводить отсюда и делать это нужно как можно быстрее, иначе через короткий промежуток времени от корабля ничего не останется. 

— Замечен «Хлаупнир»! — торжествующе объявил Бъяргборн, меняя вектор сближения. — Перехожу на курс перехвата.

— Очень хорошо, — проворчал Ёрундур, стараясь не выдать испытанного облегчения. — Открыть свободный огонь по всем флангам, перед нашим уходом станет жарче.

Так и произошло. Эскадра Экклезиархии развернулась и начала отходить, корабли сопровождения отклонились в сторону, чтобы изменить векторы для резкого набора скорости. Как раз по завершению манёвра один из малых эсминцев попал под мощный перекрёстный огонь, его щиты перегрузились. Лэнсы угодили под пластины корпуса, пробив их и выведя из строя двигатели. Тяжело повреждённый корабль начал крениться назад к гравитационному колодцу.

— Продолжайте движение, — приказал Ёрундур, наблюдая, как полдюжины кораблей заклятого врага начали выходить на дистанцию удара. Было трудно уследить за ними всеми, на прицелах не оставалось свободного места.

— Как только достанем их, убирайтесь отсюда на полных оборотах.

По галеону стали попадать тяжёлые удары — скоординированные залпы, от которых пустотные щиты завизжали, грозясь пропустить выстрелы по корпусу.

Ёрундур не останавливался, продолжая неуклонное снижение, а потом наклонился кормой вниз. Начался отсчёт секунд и каждая тянулась дольше предыдущей, мучительно и слишком медленно. Старый Пёс ожидал в любом момент услышать как раздастся рокот и по корпусу пройдёт скрежет и треск крупного пролома.

И тут он увидел его — вырвавшийся из атмосферы огненный шлейф, гладкие очертания которого почернели, но двигатели всё ещё продолжали работать.

— Тащите их сюда! — закричал космодесантник.

— Повелитель, мы близко к...

— Я чертовски хорошо знаю, где мы находимся, так что тащите их сюда.

«Аметистовый сюзерен» снова летел в опасной близости от атмосферы планеты, на этот раз его ретро-двигатели яростно пылали. Пара вражеских истребителей, запущенных с ближайшего авианосца, устремилась за галеоном, но тут уж ничего нельзя было поделать. Ёрундур не сводил глаз с авгуров, пытаясь в самый последний момент принять на борт шаттл. Где-то в глубине, почти что за пределами досягаемости сенсоров, Старый Пёс осознавал, что «Непорочное предназначение» с боем вырывается из орбитального сражения, увлекая за собой десятки вражеских кораблей.

— По моей команде, опустить кормовые щиты, — предупредил он, отсчитывая время до нужного момента, и наблюдая за повышением температуры корпуса. — Открыть двери ангара, приёмным бригадам быть наготове…

Вражеские истребители сблизились с галеоном, обстреливая их плотным огнём, отчего весь корабль затрясло. Ёрундур проигнорировал атаку, оставив это на артиллеристов. Хронос загрохотал, авгуры отследили приближающейся «Хлаупнира», счётчики урона ползли вверх,  всё выше и выше…

— Давай! Крикнул Старый Пёс.

Пустотные щиты с треском схлопнулись в пасти ангара, мгновенно подставив корпус под новые удары. «Хлаупнир» устремился к проёму, в последний момент разворачивая корпус, чтобы поравняться с консольными дверными панелями, а затем ворвался внутрь.

— Сваливаем! — взревел Ёрундур. — Поднять щиты, включить плазменные магистрали на полную мощность! Уведите нас из этой проклятой системы!

— Шаттл класса «Арвус» приближается с правого борта носового сектора, — спокойно доложил Бъяргборн, в то время как «Аметистовый сюзерен» начал набирать скорость.

— С Церковного линкора?

— Да, повелитель.

Ёрундур развернулся к экрану дальнего обзора, чтобы рассмотреть шаттл поближе. Он двигался хаотично, будто с повреждённым двигателем, а в кабине пилота зияла трещина, через которую выходил кислород. — Есть какие-нибудь сообщения?

— Похоже система связи не работает. Звука нет, но я улавливаю странную закономерность в освещении. Возможно, это совпадение.

Ёрундур взглянул на это. Огни шаттла мигали как будто бы беспорядочно, словно его системы электропитания полностью вышли из строя.

Вот только порядок был вовсе не случайным, Старый Пёс узнал в нём боевой кант на ювике.

От-крывайте во-рота, ку-ск ски…

— Тащи его внутрь, — приказал Ёрундур, и космического десантника захлестнула волна облегчения. — Последний, и мы уходим.

Галеон снова со скрипом развернулся, взмывая вверх и удаляясь от бушующей тропосферы. Истребители противника летели следом, гоняясь за ними, будто взъерошенные вороны, но артиллерии всё ещё удавалось сбивать их то тут, то там, ограничивая масштабы резни, которую могли учинить эти машины. Корабли Экклезиархии развили максимальную космическую скорость, оставляя в пустоте за собой след из обломков. И теперь не было никакой возможности с ними расплатиться — галеон никак не смог бы догнать эскадру. Крыса сбежал, и, несмотря на все достижения, это сильно задевало.

Через несколько секунд «Аметистовый сюзерен» догнал повреждённый «Арвус», продолжая брать на себя всё больше лазерных и кинетических ударов. Гуннлаугур вызвал Ёрундура из ангара, как только тот оказался в зоне видимости, приказав немедленно выйти из системы, это одновременно вызывало как облегчением, так и раздражением, потому что Ёрундур и так шёл насколько быстро, насколько мог. «Арвус», петляя, вломился внутрь, прикрываемый последним массированным залпом кормовых орудий. К этому времени макропушки почти что исчерпал свой основной боезапас, но они выплюнули что оставалось, продемонстрировав впечатляющую резкость, уничтожив ещё четыре мчащихся истребителя, прежде чем пришлось переключиться на лазерные пушки и тяжёлые болтеры.

— Теперь врубай полный ход! Прогремел Ёрундур, разворачиваясь, чтобы оценить перегруженность пути. Даже когда «Аметистовый сюзерен» набирал скорость по прямой, Старый Пёс продолжал оценивать угрозы, рассчитывать углы, пытаясь проложить путь, который увёл бы их подальше от обмеченного мира. — Все векторы на горизонт Мандевилля, давайте поживём ещё немного, а?

Космодесантник услышал за спиной топот сапог. Прежде чем он повернулся лицом к возвращающейся стае, в коммуникаторе с треском раздался выпал Хафлои.

— А ты не торопился, да? — задыхаясь, сказал раздраженный Кровавый Коготь.

— Удивлён, что ты вообще выбрался, — ответил Ёрундур. — Полагаю, ты не выследил крысу.

— Без шансов.

— Значит, он сбежал. Черт бы всё это побрал.

В коммуникаторе раздалось шипение, похожее на смешок.

— Может быть, и так, а может, и нет. Я не мог уйти, не дав им пищу для размышлений.

Он сделал это. Сбежал.

«Непорочное предназначение» плыл сквозь варп вместе с большей частью эскорта, с которым прибыл на Ояду. Клэйв не знал нынешнего курса линкора. Он также очень мало знал о намерениях Орквемонда, исповедник было известно лишь то, что кардинал был сильно разочарован тем, что Кираста не доставили к нему лично, и считал уничтожение ренегата с расстояния почти что тотальным поражением.

Однако для Клэйва всё сложилось идеально. Застрявшие на своём скрипучем, бесполезном галеоне Волки, не смогли подобраться достаточно близко, чтобы отомстить, хотя они, несомненно, жаждали этого. Правда, один из них, должно быть, каким-то образом всё же проник на борт линкора и атаковал орбитальные лазеры, но было ясно, что нарушитель либо погиб, либо был вынужден спасаться бегством — Клэйв слышал, как что-то бормотали о пропаже резервного шаттла. С тех пор, как корабль прорвал завесу реальности прошло уже много времени и повреждения постепенно устранялись. Наконец-то он смог немного расслабиться. И в кой то веке сосредоточиться на том будущем.

Клэйв должен покинуть «Непорочное предназначение» как можно скорее. Его легенда была придумана под давлением и не выдержит пристальное рассмотрения.

Когда появится возможность исповедник поговорить с Орквемондом и объяснит, что ему нужно вернуться к своим прежним обязанностям. Что шаттла, который доставить его до ближайшего учреждение Экклезиархии, было бы вполне достаточно, а дальше он справиться сам. Вернувшись в лоно Церкви, Клэйв вновь сможет воспользоваться личными счетами и связаться со своей старой сетью партнёров. Некоторые из оставшихся союзников Делво, без сомнения, захотели бы помочь, если он сможет сделать этот акт стоящим усилий.

Было бы лучше, подумал исповедник, вообще забыть о «Фалкраме». Теперь с ним покончено, последняя станция проекта уничтожена, а его идейный вдохновитель мёртв. Волкам больше не на кого охотиться, а Церкви больше нечего было бояться. Клэйву придётся двигаться дальше, искать новых покровителей и новые цели. Как только он покинет Орквемонда, освободившись от всего этого проклятого дела, всё снова станет проще.

Всё уже начинает налаживаться. Команда подыскала ему новую одежду, наняла штат прислуги, чтобы заботиться о его нуждах, и выделила удобные покои на командных уровнях. С тех пор как корабль вошёл в варп, исповедник был предоставлен самому себе. И Клэйв потратил это время с пользой — он отведал изысканные блюда, приготовленные в трапезных для командования, ознакомился с прекрасной коллекцией религиозных книг в личной библиотеке кардинала, начал намечать путь к былому величию.

Прошло семь дней, прежде чем Орквемонд вновь нанёс ему визит. Клэйв только что расправился с очередным пышным ужином в своих личных покоях и подумывал о том, чтобы удалиться на покой. Орквемонд появился без предупреждения, войдя в каюту в сопровождении четырёх корпехов и женщины в чёрной тунике и перчатках.

— По Его бессмертной воле, — сказал кардинал, слегка склонив голову в знак приветствия. — Вижу, вы наслаждаетесь нашим гостеприимством, исповедник.

Клэйв встал, вытирая подбородок. Орквемонд выглядел внушительно даже без брони. Корпехи  держали лазганы наготове. Женщина стояла позади и хранила молчание, но ему совсем не понравился её вид.

— Вы были невероятно великодушны, милорд, — ответил Клэйв. — Надеюсь, что всё в порядке?

— Всё прекрасно. Хотя повреждения на нижних уровнях оказались значительными. Вопреки здравому смыслу, кажется, что на борт поднялся всего один воин. Необычный. Я до сих пор не уверен, как и даже зачем была предпринята та вылазка. У вас нет мыслей на это счёт?

Клэйву стало не по себе. Тон этого человека нельзя было спутать ни с чем — исповедник и сам его часто использовал, но только при допросе подозреваемых.

— Никаких. Хотя слуги заклятого врага могут быть могущественны, их цели трудно постичь.

— Истинно так. Вот почему я приказал провести экспертный осмотр повреждённых участков корабля. Я должен был убедиться, что меня не одурачили.

Орквемонд протянул руку, и корпех дал ему маленький кусочек металла. Клэйву было достаточно одного взгляда, чтобы понять, что это — инфопланшет, способный хранить часы показаний.

— Это всё, что нам удалось найти. Он был оставлен на самом видном месте, как раз там, где мы могли на него наткнуться. Любопытно, не правда ли? Справа от места, на котором стоял угнанный шаттл, среди обломков внешних противопожарных дверей.

Клэйв не мог отвести от кардинала глаз. Во рту появился тошнотворный привкус. Он пытался придумать, что бы такое сказать, но на ум ничего не шло.

— Здесь хранится очень много информации, — сказал Орквемонд. — Не хотите ли прослушать небольшой отрывок? Очень хорошо.

Кардинал щёлкнул переключателем, и включилась потрескивающая аудиозапись.

«Я даже не уверен, что Фалкрам — это один человек. Я же уже говорил.»

Орквемонд выключил запись.

— Здесь есть гораздо больше. Похоже, они записывали каждый ваш разговор. И один из них, без сомнения, был недоволен тем, что вы пытались избавиться от их опеки, он счёл своим долгом оставить копию записей здесь.

Перед глазами у Клайва все поплыло. Его затошнило. Он снова посмотрел на женщину.

— Вся эта ситуация меня разозлила, — сказал Орквемонд. — Испортила мне настроение. И всё же, когда всё вокруг кажется мрачным, у Него есть способы вознаградить верующих. Я хотел узнать правду о «Фалкраме» и посчитал, что в этом праве мне было отказано. Однако теперь я понимаю, что озарение всегда ждало меня, подаваемое, так сказать, на блюдечке.

Тошнота усиливалась. — Милорд, я почти ничего не знаю, — исповедник попытался предпринять слабую попытку возразить.

— Вы поймёте это, если прослушаете, записи с этой штуки. Я бы мог рассказать им очень немногое.

Орквемонд кивнул корпеху, тот закрыл двери и запер их на ключ. Женщина шагнула к исповеднику, вытаскивая из-под туники что-то металлическое и острое.

— Возможно, они недостаточно сильно на вас давили, — сказал Орквемонд. — Мои слуги очень старательны, у них есть способ докопаться до истины, несмотря на... возникающую на пути неразбериху.

Женщина начала раскладывать другие инструменты, ни разу не взглянув Клэйву в глаза. Два корпеха подошли и встали рядом. В руках они держали кандалы.

Клэйву захотелось заплакать. Он был так близко.

— Повелитель, вам не нужно этого делать, — попытался было исповедник. — Я мог бы просто... рассказать.

Орквемонд улыбнулся — настолько холодно и безрадостно, насколько это было возможно представить. — Но вы и так уже нагло солгали мне, исповедник. Мне это не нравится. И, как я уже сказал, из-за этого у меня испортилось настроение.

Клэйв едва заметил, как его усадили обратно на стул, а на запястьях сомкнулись кандалы. Женщина закончила свои приготовления и начала приближать к исповеднику кончик стального шипа.

— Я хотел заполучить Кираста, но сгодишься и ты, — сказал Орквемонд, бросив на Клэйва последний едкий взгляд, прежде чем повернуться к женщине.

— Дознаватель, можете начинать, когда будете готовы.

IV — Гибель Фенриса

Глава двадцатая

Гуннлаугур был прав — женщина оказалась крепкой. Глядя на неё, Ингвар всё больше поражался.

По меркам смертных, она была стара, возможно старше ста лет. Туго натянутая кожа лица свидетельствовала о многократных процедурах по омоложению, хотя сейчас их эффект начал ослабевать.

Женщина выглядела худой, с признаками недоедания, и явно не отличалась крепким здоровьем даже до того, как заключила со своим повелителем самоубийственный пакт. Принятый на Ояде яд быстро распространялся по телу, выводя из строя органы, превращая кровь в желе, закупоривая лёгкие.

Они были вдвоём в отдельном медицинском отсеке «Аметистового сюзерена». Стены, палуба и потолок начисто выдраили перед их прибытие и теперь всё поверхности сияли белизной в свете двух полос люменов. Женщина лежала на жёсткой койке, голову подпирала грубая подушка. Когда Ингвар её принёс, корабельные медики сделали всё, что могли, на мгновение у Космического Волка появилась надежда на то, что она придёт в чувство. Но в итоге, старший офицер, компетентный человек из старой команды Коллаквы, лишь покачал головой.

— Ахероза, — мрачно сказал он. — Ужасная штука.

После этого персонал уложил женщину поудобнее, насколько это было возможно, и оставили их наедине. К её руке подключили капельницу с морфексом и подготовили флаконы с обезболивающие препаратами.

По всем вводным Бута должна была умереть во время перелёта с Ояды. Но что-то поддерживало в ней жизнь, возможно, это была сила воли. Ингвар вспомнил, что Байола была такой же. В наступлении этого, последнего, момента, присутствовало что-то, что действовало на них всех. Они всегда хотели поговорить.

— Он ведь соврал нам, не так ли? — сказал Ингвар.

Гирфалькон хотел задать столько вопросов. Всё, что касалось обнаружения Кираста вызывало разочарование, тот факт, что Волки опоздали и не смогли как следует отомстить, что ещё многого не узнали. Если бы время не поджимало так сильно, то ему бы хотелось вытянуть из кардинала всё до последней крупицы информации — историю «Фалкрама», его систему функционирования, оперативные базы.

Бута едва улыбнулась.

— Он не лгал, — прохрипела женщина. — На самом деле Кираст никогда не лгал. Даже мне.

— Значит, он что-то недоговорил.

Женщина закрыла глаза. — Почему ты думаешь, что мне есть что ещё сказать? Ты дьявол. Я посвятила жизнь тому, чтобы причинять вам боль.

— Он посвятил этому жизнь. Возможно, в начале, и ты тоже. Ингвар внимательно наблюдал за ней на протяжении всего времени. — Но я видел как ты к нему относилась. Думаю, что ты занимаешься этим уже очень давно. Достаточно, чтобы задастся вопросом о том, почему всё твоё существование было потрачено впустую на навязчивые идеи одного человека. Кираст хранил веру до самого конца, потому что был вынужден. Но я не уверен, что эту же веру сохранила и ты.

Женщина улыбнулась, затем снова открыла налитые кровью глаза. 

— Настоящий философ. Я надеялась, что ты разозлишься на меня, варвар.

— Если хочешь. Или ты можешь воспользовался оставшимся временем ради спасения хоть чего-то.

— И дать то, что тебе нужно.

— Только правду. Представь — ты бы могла отправиться к Всеотцу с облегчённой душой.

— Всеотец. Бута покачала головой — пренебрежительное движение, полное боли и презрения. — Богохульство. Всё это богохульство. Вот с чего всё началось.

— Вам никогда не приходило в голову, хотя бы на мгновение, что, причиняя вред нам, вы вредите трудам Императора?

— Труд может быть испорчен. Возможно, давным-давно, когда Он впервые вас создал, вы были чище.

— Мы никогда не менялись. С этим согласны даже наши враги — Космические Волки сражались в Его войнах ещё до появления Церкви.

— Церковь существовала всегда.

— Хочешь поспорить со мной об истории? Сейчас? Ингвар ухватился за край койки, оперившись на её каркас.

— Как тебя зовут?

— Бута Авелина.

— Ты была заместителем кардинала, так? Самым старшим из его командиров?

— В конце концов, да.

— И как же вы всё это провернули?

Выражение лица Авелины изменилось.

Костяшки пальцев побелели, когда женщина вцепилась в одеяло. — Как он и сказал. Мы пытались начать войну и потерпели неудачу. Поэтому мы сделали то, что должны были, тайно.

— Но для этого нужны были целые полки. Вы не могли их спрятать.

— Мы их не прятали. Это были силы Астра Милитарум, флота, СПО. Они действовали у всех на виду, являясь частью обычных цепочек командования. Большая часть тех войск не представляла из себя ничего необычного. Но некоторые, иногда десятки, иногда сотни — были нашими. Теми, кого мы создали и обучили. Их внедрением занимались тщательно, на протяжении десятилетий. Даже сам эти люди мало что знали, до тех пор, пока не получат закреплённый в памяти приказ.

— Последний этого у них было только одна цель. И ради её достижения оперативники были готовы умереть. Такова была схема. В разгар сражения, а это всегда были крупные сражения, и чем крупнее, тем лучше, мы старались разместить вспомогательные силы в нужном месте. Шли рядом с вами. Они разворачивались только тогда, когда мы им говорили, и только тогда, когда цель была открыта. Это была самая сложная часть нашей работы — мониторинг, принятие решения о том, когда активировать схему. Кираст потратил всё своё состояние, чтобы развить эту способность к прогнозированию. Он мог бы стать главой целой епархии. А может, добиться гораздо большего. Однако, в конце концов, смотреть на ваши страдания оказалось важнее.

В голосе женщины послышалась горечь?

Или это просто боль дала о себе знать?

— Пустая трата, — пробормотал Ингвар.

— Пустая ли? Бута слегка пожала плечами. — Как много времени вы потратили на охоту за нами?

— Причинишь нам зло, и мы обязательно за тобой придём.

— По мнению Леона, первоначальное преступление совершили вы.

Голос женщины становился всё слабее. Споры о том, кто начал вендетту и по какой причине, казались ещё более бессмысленными, чем когда-либо. — Итак, работа была завершена, не так ли? Все ваши средства были израсходованы, все ваши войска выведены?

— Да, мы потратили все деньги. Остались ни с чем и в конце концов на нас открыли охоту наши же люди. Я стала задаваться вопросом, кто доберётся до нас первым — они, вы или кто-то ещё. Судьба распорядилась так, что добрались и вы и они.

— Ты так и не ответила. Все ли ваши войска были уничтожены?

Бута заколебалась. Взгляд женщины метался, будто у школьницы, которую застали за каким-нибудь мелким проступком. Ингвар задумался, насколько сильно годы секретности повредили её рассудок. Возможно, когда-то Авелина действительно могла произвести впечатление. Теперь же она была изломана, выгорела дотла, и, по-видимому понимала это.

— Ояда была последней базой, — неохотно сказала Бута. — Последний местом, где располагались подразделения находившиеся под нашим влиянием. Все охотники, которые были в нашем подчинении, располагались там, тренировались, ожидая команды-активатора.

— Почему? Кираст сказал, что в списке больше не осталось имён.

— Так и было. По крайней мере, к тому времени, как вы до нас добрались. Управлять схемой стало сложнее. Раньше мы контролировали целый флот. Огромный флот! И всё оказалось растрачено, уничтожено. Ситуация была непростой — мы полагались на агентов в Администратуме Ояды. Эти полки были предназначены для обороны планеты. Они должны были присутствовать при появлении врага. Потребовалось немало усилий, чтобы отправить их за пределы мира. Думаю, что ты можешь себе представить, почему.

— Вы перевели их? Куда?

— Туда, где должен быть владелец последнего имени. Последний из списка.

Леон был непреклонен, он должен был забрать их всех. Поэтому мы отправили полки на сборы по секторам. Всё завершиться, как только они выполнят свою работу. Они уже отбыли. Возможно, вы даже пролетали мимо наших транспортёров по пути в систему. Ха! Представь. Вы проходите мимо охотников думая, что те эвакуируются.

Женщина быстро бледнела. Взгляд стал рассеянным, а кожа посерела.

— Куда они направлялись? — спросил космодесантник. — Что за имя он им назвал?

— Вы дьяволы, — неразборчиво произнесла Авелина, улыбаясь. — И понесёте заслуженное наказание.

Ингвару захотелось схватить её за плечи и встряхнуть, но это сломало бы женщине позвоночник. Он придвинулся ближе, но не для того, чтобы угрожать ей, а чтобы просто услышать, что она скажет. По мере того как ускользала жизнь этой женщины, исчезал и последний шанс получить нужную информацию.

— Ты видишь меня здесь, перед собой, — сказал Космический Волк. — Ты видишь, что я никакой не дьявол. В глубине души ты знаешь, что совершила ужасную ошибку, которая поглотила всю твою жизнь. И у тебя есть шанс, последний шанс, загладить часть вины находясь нам смертном одре, нужно лишь захотеть.

— Я никогда не нарушала клятвы.

— Всё, что мне нужно, это имя. Последнее, чего хотел Кираст.

Тогда она бросила на Космического Волка странный взгляд. — Думаю, вы с ним похожи. Если бы я родилась на вашем ведьминском мире, то могла бы точно так же служить и вам. Подумай об этом. Последние краски отхлынули от щёк женщины. — Я могла бы погубить себя ради другого бесполезного дела и растратить своё обещание ради другого тирана.

Ингвар не сводил с неё глаз. Авелина ускользала, и любые его слова уже не имели никакого значения.

— Ах, теперь я вижу его, — прошептала женщина. — Я вижу его среди хоров ангелов. Я вижу, как поднимается золотая завеса.

Затем, что самое странное, она подмигнула Гирфалькону — лукавый жест, который указывал на то, что в ней всё ещё есть какая-то искра, какой-то намёк на ту женщину, которой она была давным-давно. — Не совсем. Я больше не хочу его видеть. Я просто хочу отдохнуть. Я хочу, чтобы всё это закончилось. Прошло много времени, оно поглотила меня. А ведь это даже не моя месть. Мы все лишь выполняли приказы.

Бута посмотрела Ингвару прямо в глаза, и выражение её лица внезапно прояснилось — как в момент перед смертью, когда переход между мирами неизбежен и виден, как обрыв в небытие.

— Чёрная Грива, — сказала она с некоторым удовлетворением. — Громовой Кулак Чёрная Грива . Это последний. Вот кого должен был заполучить Кираст.

— Итак, расскажи мне, как всё было.

Гуннлаугур восседал на троне в своих покоях. Это был тяжёлый кусок камня, вырванный из внутренней части «Хлаупнира» и привинченный к палубе «Аметистового сюзерена». На граните виднелись руны, хотя некоторые из них резались так давно, что стали почти незаметны, но фенрисские узоры всё ещё были видны, змеясь под подлокотниками и поднимаясь к изголовью.

Кроме Раскалывателя Черепов, в комнате находился только Ольгейр. Тяжёлая Рука снял шлем и соскрёб лак с бороды. На его доспехах по-прежнему оставались следы боя в виде почерневших вмятин на наплечнике, скоро броню снимут, чтобы осмотреть в кузне.

— Остатки старых легионов, — сказал Ольгейр. — У того были свои трюки. Но их оказалось недостаточно.

— А Фъольнир?

— Он был очень полезен.

— Он... не дрогнул?

Тяжёлая Рука внимательно посмотрел на вожака стаи. — Он владеет собой с тех пор, как мы вытащили его из-под носа Ньяльа. Ты это знаешь.

— И всё же.

Гуннлаугур поёрзал на холодном камне. Ему пришлось пересилить желание побарабанить пальцами по трону, как то снова пошевелиться. Раскалыватель Черепов был неспокоен. Его терзало нетерпение, желание вновь двинуться в путь, перейти к поиску новой добычи. Теперь, когда они вернулись в варп, все чувства обострились. — То существо было извращено. Близость к этому, ну…

— Ты поэтому отправил его со мной? Чтобы посмотреть, сможет ли Бальдр справиться с этим?

Гуннлаугур поднял бровь, испытал искреннее удивление. — Думаешь, что я бы так поступил? Нет. То существо нужно было убрать, вот и всё.

И это было правдой. По крайней мере, Гуннлаугур говорил себе, что так оно и было. В бою, в круговерти событий и необходимости принимать решения, всё могло быть немного по-другому, после боя не всегда получалось восстановить точную картину.

— Так что же оно там делало?

— У нас было не очень много времени для разговоров, — сыронизировал Ольгейр. — Бальдр может знать больше.

— Тогда я поговорю с ним.

— Они повсюду, варанги. Старые легионы. Как кислотные пауки, выползшие из гнезда. Знаешь, что я думаю? Я думаю, что сейчас они пользуются сложившимся коллапсом и идут туда, куда вздумается. Для этого не нужна причина, то существо просто было здесь, обгладывало мясо на костях.

— Да. Гуннлаугур глубоко вздохнул. — Да, похоже, так оно и есть. Время испытаний. Может быть, он сгорит сам по себе, как и все остальные. А может в этот раз так не произойдёт.

Ольгейр выглядел беспокойным.

— Хочешь сказать мне что-нибудь ещё, Тяжёлая Рука? — спросил Гуннлаугур.

На мгновение показалось, что он ошибся.

— Тебе действительно стоит поговорить с Бальдром, — сказал наконец Ольгейр. — И, то существо... рассказало ему кое-что. О Фенрисе. О идущих там сражениях.

— Сражениях.

— Оно сказало, что наш родной мир разорён.

Гуннлаугур рассмеялся. — И оно видело это собственными глазами, не так ли?

Раскалыватель Черепов покачал головой. — А потом каким-то образом очутилось здесь, выискивая топливо на случайном городе-вышке? Да брось. Они лжецы, брат.

— Именно это я и сказал Бальдру.

— Но тебя самого это не успокоило.

Ещё одна нерешительная пауза. — Нас долго не было. Никаких известий, никаких контактов. Не знаю… Ты сам сказал, что это похоже на разрушение.

Гуннлаугур покачал головой. — Да, но некоторые вещи незыблемы, по крайней мере, до возвращения Русса. Это существо случайно не видело никаких следов Волчьего Короля за время своих странствий?

— Рано или поздно нам придётся вернуться, — сказал Ольгейр.

— Как и планировалось.

— Итак, ты получил достаточно? Убил того, кого хотел, закончил охоту?

Гуннлаугур мрачно улыбнулся. — Мы убили кого хотели. Что касается охоты, я не знаю. Мне нужно изучить то, что мы оттуда забрали. Гирфалькон разговаривает с последней выжившей. Он умеет ладить со смертными, я бы поставил на то, что он найдёт что-нибудь ещё. Варанги подался вперёд, перенёс весь свой вес на каменные подлокотники  и сцепил закованные в броню пальцы. — Я знаю, что ты хочешь вернуться, брат. Я знаю, что это значит для тебя, для всех нас. И мы вернёмся, когда обретём уверенность. Когда я смогу принести что-то с собой, чтобы показать остальным, почему нам пришлось уйти. Если у нас будет что-то меньшее, то у них появится право срубить наши головы, не так ли?

— Но, Варанги, что может нас ждать если мы опоздаем?

Улыбка Гуннлаугура исчезла.

— Я приму решение, — сказал Раскалыватель Черепов. — Когда всё будет сделано, когда всё станет известно. Не раньше.

Если быть откровенным, то Бъяргборн не ожидал снова увидеть Хафлои. Даже для его повелителей, переброска с одного корабля на другой в спасательной капсуле и сквозь космическое сражение, было смелой затеей. После того, как галеон вернулся в варп капитан захотел своими глазами увидеть доказательства возвращения Кровавого Когтя, просто чтобы убедиться, что со всеми ними не сыграли какую-нибудь злую шутку. Он спустился вниз, в главный ангар корабля, напрягаясь, когда двери севшего там шаттла раскрылись, Бъяргборн опасался, что изнутри хлынут мстительные воины Экклезиархии. Однако, в конце концов, на камнебетон спустился только прихрамывающий Хафлои, с его доспехов сорвали шкуры, а сама броня выглядела так, словно её какое-то время обжигали в доменной печи.

Кровавый Коготь снял шлем, тряхнул рыжей головой, и ухмыльнулся.

— Неплохая поездка, — сказал Космический Волк.

На самом деле, он был серьёзно ранен. Один лазган не представлял для космодесантника особой угрозы, но сотни, нацеленные в одну точку и на близком расстоянии, могли нанести серьёзный урон. Когда слуги сняли с повелителя броню, степень повреждений стала очевидной. Большая часть брони была сильно изуродована, сочленения опалены, а кабели управления оборваны. Ещё несколько метких выстрелов, и он бы никогда не вернулся.

Ёрундур был рад возвращению Хафлои и поприветствовал брата чуть более тёплым, чем обычно, ворчанием. Гуннлаугур приказал Кровавому Когтю спуститься в медицинский отсек, чтобы его там подлатали. И только когда тот, едва стоя на ногах, уже начал уходить, волчий гвардеец хлопнул воина по изодранному наплечнику.

— Молодец, — сказал вожак стаи, и его губы изогнулись в ухмылке. — Когда всё закончится, может быть, мы и не станем отправлять тебя обратно.

После встречи Бъяргборн задержался, выполняя обязанности на командном мостике — в основном, устранял беспорядок, который устроила Суака. Ёрундур ничего не сказал по этому поводу. В обязанности Бъяргборна входил не только присмотр за ней, как и за остальными, но именно он замыкал цепочку командования, по крайней мере основного состава человеческого экипажа. Рано или поздно этот вопрос придётся поднять. Может были какие-то признаки, которые он упустил? Сколько ещё людей из старой команды корсара могут сломается под давлением? Можно ли по-прежнему доверять кому-либо из них?

Закончив срочные дела на мостике, Бъяргборна направился вниз, на медицинские уровни. После любого боя нужно было подсчитать потери, распределить оперативные группы, оценить состояние экипажа. Капитан спустился по длинной маглев-магистрали, вышел на медицинском уровне и направился к гермодвери. Оказавшись внутри, он прошёл вдоль рядов коек, проверяя, сколькие смогут выкарабкаться, краем глаза наблюдая за суетящимся медицинским персоналом и подсчитывая, как быстро тот расходуют скудные запасы медикаментов. Всё места уже были заняты ранеными, а тем, кому не повезло попасть сюда позже, пришлось лежать на полу палубы, с приколотыми к стенам капельницами или с перевязанными конечностями, в ожидании замены шины. Внутри, как и в любой медицинский палате в таких условиях, стоял неприятный душок, состоящий из смеси запахов химикатов и отходов жизнедеятельности, плохо отфильтрованных перегруженными вентиляционными установками.

Хафлои мог бы потребовать отдельную палату, и ему бы её предоставили. Вместо этого лишенный доспехов Кровавый Коготь стоял в углу, у каталки с припасами, в окружении коматозных инвалидов и суетливого персонала, самостоятельно латая свои раны. Когда Бъяргборн приблизилась, космодесантник, казалось, уже заканчивал, затягивая последние швы собственноручно зашитых рваных ран и укладывая сверхпрочные иглы обратно в стальные лотки. Космический Волк широко улыбнулся, когда Бъяргборн приблизился к нему.

— Командир ривена! — сказал он. — Рад, что ты пришёл.

Бъяргборн поклонился. — Просто рад видеть вас живым, повелитель.

Хафлои пожал плечами — изумительно неоднозначный жесть. Отсутствие какого-либо страха, малейшей заботы о собственной безопасности, иногда этот всё ещё заставило врасплох. — Так что же произошло? С тем офицером?

— Не знаю. — Бъяргборн тут же почувствовала, как к нему возвращается чувство вины, острое чувство неудачи. — Моя команда обыскивает её каюту, но я не думаю, что они что-то найдут. Если это была моя вина, то…

— Аа, забудь. — Хафлои обработал последнюю рану каким-то антисептиком, затем согнул руку, проверяя швы.

— Они не со льдов. Ты же понимаешь, что я имею в виду? Не такие, как мы. Они слабые. Гуннлаугур это знает. Ты проделал чертовски хорошую работу, придав им форму, и он этого не забудет.

Кровавый Коготь потянулся за бинтом, обмотав им предплечья. — В любом случае, это не продлится вечно. Если нам немного повезёт, то скоро вернёмся на настоящий военный корабль. Ты сможешь гордиться тем, что являешься его командиром. Космодесантник завязал бинты. Синяки на его коже уже выглядели не так зловеще. — Как тебе это нравится, а? Настоящий дреккар, с командой, которая знает, как выполнять приказы.

Звучало и вправду заманчиво. Сейчас Бъяргборн хотел только одного — слезть с этой скрипучей громадины и продолжить службу так, как его учили. Временами, в том числе и сейчас, он жаждал этого так сильно, что от тоски становилось больно. — Когда настанет момент, — сказал командир ривена, как всегда сдерживая эмоции, — Я возблагодарю Всеотца.

Хафлои засмеялся и стал двигаться к выходу, протискиваясь между койками и разминая руки, чтобы стряхнуть онемение.

— Это пройдёт, командир ривена, — сказал Кровавый Коготь. — Я собираюсь поговорить с Раскалывателем Черепов. Если он добился там того, чего хотел, мы отправимся домой раньше, чем ты думаешь. Думаю, что это наша последняя прогулка по этой ржавой посудине.

Бъяргборн смотрел космодесантнику вслед. Затем он огляделся вокруг, на толпу кэрлов и не фенрисцев, столпившихся в безвкусно отдельной палате, в которой было больше украшений, чем полезных медицинских функций.

— Так или иначе, это может оказаться правдой, — сказал он себе, прежде чем пошевелиться и вернуться к работе.

Глава двадцать первая

Они снова собрались в зале Аннулюса, как это бывало прежде. В каминах горел огонь, отчего по стенам расползались тёмно-красные отливы пламени. Помещение полнилось эхом от отдалённых варп-двигателей, а из-за стен доносился приглушённый шум и лязг множества внутренних систем звездолёта.

Гуннлаугур подождал, пока Хафлои, последний из стаи, займёт своё место, затем наклонился вперёд, касаясь локтями гранита.

— Итак, это оказалось не тем, чего мы ожидали, — сказал Варанги. — Да, там был список. Список братьев нашего ордена и все они были отмечены как цели для убийства. Да, наши враги сумели достичь каких-то результатов. Но всё это был плодом безумия, а не чёткого замысла.

Все слушали, Ингвар — особенно внимательно. У него была возможность ознакомиться с некоторыми свитками, найденными на Ояде, но только Гуннлаугур прочёл их все.

— Это продолжалось десятилетиями, — продолжал Гуннлаугур. — Со времён Вторжения глупцов. Помните эту битву из саг? Я до сих пор помню, как остальные смеялись над ней в Зале Огня. Я всегда думал, что это пустой смех. Никто не вышел бы из подобного с честью. Рад, та история произошла до меня.

— С этого всё и началось? С сомнением спросил Ольгейр.

— Да. Всего лишь один униженный нами человек, готовый жертвовать собственными людьми ради мести. Вот кого мы убили на Ояде. Возможно, он производил большее впечатление, когда управлял флотом, но мы нашли лишь замкнутого в собственной горечи демагога. Убить его было всё равно что прикончить больную собаку.

— Кардинал действовал без поддержки Церкви, — добавил Ингвар. — Экклезиархия в этом не участвовала, во всяком случае осознанно. Он действовал в одиночку. Как только Церковь поняла, что Кираст всё ещё в строю, то сама захотела с ним покончить.

— Может, они и ублюдки, — сказал Гуннлаугур, — Но не все церковники сумасшедшие. Тот — был не в себе. 

Хафлои издал низкий циничный смешок.

— Столько неприятностей. Как он это провернул?

— Кираст был кардиналом астра, когда ещё что-то из себя представлял, — ответил Гуннлаугур. — В прошлом он был способен создавать целые армии. На Ояде мы встретили несколько его творений. Выглядели они не очень, но сражались умело. Когда Кираст их создал, то сразу начал комплектовать этими людьми полки Астра Милитарум, отправляя собранные силы в зоны боевых действий, в которых мы принимали активное участие.

Они подбирались так близко, как только могли, шли прямиком в гущу сражения, с одним-единственным именем, отпечатанном в памяти. Затем, когда всё вокруг скрывалось за неразберихой сражения, охотники наносили удар. После этого просто двигались к другому убийству. А Кираст переходили к следующему имени.

Ёрундур нахмурился. — Невозможно, — сказал Старый Пёс. — Убийства бы обнаружили.

— А кто будет этим заниматься? Возразил Гуннлаугур. — Жертвами нападения стали только те, кто был командиром во время Вторжения глупцов, а оно произошло сто четырнадцать лет назад. Как думаешь, сколько воинов из разных стай прожили бы так долго? Чёрт, да мы теряли гораздо больше воинов в одиночных сражениях и никогда не задумывались о том, как все они погибли.

— Это и произошло с Хьортуром, — сказал Ингвар. — Они исполнили всё так, чтобы изобразить работу зеленокожих и мы никогда не сомневались в том, что это были ксеносы, потому что в тот день от рук орков погибли и другие наши братья. Кирасту было всё равно, знаем ли мы, чьих рук это дело, важно было лишь то, что он это сделал.

— Поверить не могу, — сказал Ольгейр. — Как они вообще составили этот список?

Гуннлаугур мрачно улыбнулся. — В поисках ответа я просмотрел все свитки. Похоже список составили за время пребывания на орбите Фенриса, в тот единственный раз, когда они там были. Видимо во время боя людям кардинала удалось перехватить некоторые сообщения и Кираст оставался на месте достаточно долго, чтобы извлечь расшифровки. Думаю, это всё, что у них когда-либо было. Остальные действия проистекали из того, что имелось.

— Сообщения передавались на боевом канте, — сказал Бальдр.

— Их трудно взломать, но не невозможно, — сказал Ингвар. — Особенно, если у тебя есть десятки лет для этого работы.

— Но не всё они понял правильно, — сказал Гуннлаугур. — Некоторые данные были просто догадками. Я нашёл в свитках упоминание о Свенгаре Сломанном Топоре. Согласно записям, убили его тридцать лет назад во время совместной кампании в системе Артаф-Ро. Не знаю, действительно ли его убили там. Но я точно знаю, что Свенгар не мог быть участником Вторжения глупцов — он тогда ещё даже не родился. Так что, возможно, они неправильно перевели какое-то сообщение, или перепутали имя, или кому-то из клерков их Администратума просто нужно было что-то добавить в отчёт. Не знаю. Но не думайте, что мы имеем дело со всемогущими комбинаторами. Это был лишь сломленный человек, разрушивший собственное будущее, лишь для того, чтобы наброситься на врага, который едва знал о его существовании. Сброд. Токсичный, недалёкий сброд.

— Но теперь все кончено, верно? — спросил Хафлои. — Ты убил кардинала, забрал записи? Долг выплачен.

— Почти, — сказал Ингвар. — Ояда была единственной действующей базой. На этой планете находился их последний запас воинов, сохранённый для последнего имени. Если бы мы добрались туда на несколько дней раньше, то застали бы их на месте — военнослужащих гарнизонов системы Милитарум, дислоцированных для защиты буровых установок.

— Кираст отправил их за пределы планеты, — сказал Гуннлаугур. — Только богам известно как, но они все сейчас в варпе. Кардинал лгал нам даже на смертном одре — он ещё не закончил.

— Осталось всего одно имя, — сказал Ингвар. — Чёрная Грива, Грозовой Кулак.

Воцарилось молчание.

— Кто? спросил Хафлои.

— Старый ярл Берек? — спросил Ольгейр.

— Или Рагнар? — спросил Ёрундур.

— Как я и сказал, — взял слово Гуннлаугур с кислой ухмылкой на лице. — Недалёкий сброд.

— Это имя назвала выжившая женщина, — сказал Ингвар. — Она умерла прежде, чем я успел что-то уточнить. Не думаю, что она смогла бы рассказать всю правду, даже если бы осталась жива — Кираст и для своих слуг был мастером недомолвок.

— Берек участвовал в битве в 886 году, — сказал Гуннлаугур. — Я помню, как он рассказывал об этом в Зале Огня, когда я был Кровавым Когтем. Хьортур тоже был там, до того, как стал Волчьим Гвардейцем. Это было частью целого изложения саг, и они не зацикливались на этом сражении, но не могли просто его проигнорировать. Помню, я подумал, что «Громовой кулак», должно быть, каким-то образом сыграл важную роль в обороне. Возможно, это было одной из причин, по которой его сделали Волчьим лордом. Я не знаю. Думаю, он предпочёл бы, чтобы его запомнили за что-то другое.

Ольгейр начал хихикать, из его толстого горла вырвался низкий рокот. — И что же мы теперь должны думать? Что этот человек тоже стоит за смертью Берека?

— Нет, — твёрдо ответил Ингвар. — Тело ярла нашли. И мы знаем, кто его убил — Рагнар слышал хвастовство из уст самого убийцы, и за его смерть отомстили открыто, воин с воином.

— Значит, они охотятся за Рагнаром, — сказал Бальдр. — Снова ошибка — Во время Вторжения Молодой Король ещё не появился на свет.

— Но у них с Громовым Кулаком одно имя, — сказал Гуннлаугур. — Которое звучит как что-то, что могло попасть в переговорные сообщения во время штурма. Это совпадение всегда казалось мне удивительным — что имя, которое Волчий Лорд получил из-за бионики совпадает с родовым именем его преемника. Возможно, это судьба, но что об этом мог знать Кираст? Всё, что у него было, это боевой кант, и ему пришлось примерять эту информацию на Орден в его нынешнем виде. К тому времени, когда в списке появилось имя Громовой Кулак, Берек был уже мёртв на протяжении многих лет, возможно Кираст специально приберёг напоследок имя, которое ненавидел больше всего, имя, которое к тому времени уже принадлежало другому.

— О деяниях Рагнара говорит половина галактики, — сказал Ингвар. — Они знают, что он Волчий лорд, почитаемый среди нас, как и Берек. Ошибаются эти люди или нет, но у них достаточно информации, чтобы найти того, кого они ищут.

Ёрундур откинулся на спинку трона. — Ты можешь быть в этом уверен? Похоже, что у них одна ошибка идёт за другой.

— Полки отправлены, — сказал Гуннлаугур. — Я читал путевые листы — пятьсот тысяч солдат из Неизменных Ояды. Их четырнадцатая наступательная танковая часть включает более пятисот охотников Фалкрама, практически всё, что у них осталось, и все они получили приказ убить Громового Кулака Чёрную Гриву.

Ольгейр шумно выдохнул. — Ха, пять сотен! — фыркнул он. — Моркаи, этого им не хватит. Только не на Рагнара.

— В открытом бою, может быть, — ответил Ингвар. — Но охотники так не действуют. Они будут рядом, сражаться с тобой бок о бок. Вы знаете, как это бывает, когда что-то начинается. Связь прерывается, приказы забываются. Любой воин может оказаться сам по себе и именно в тот момент они и нанесут удар, внезапно, точно в цель, которая к этому не готова.

— Они хороши, — предупредил Гуннлаугур. — Мы уже прочувствовали это на себе. При наличии укрытия и элемента неожиданности охотники представляют опасность. Кираст знал, что его время на исходе и поставил всё, что у него было, на эту миссию, финальную часть своей долгой игры.

— Значит, мы возвращаемся домой, — твердо сказал Хафлои, ища поддержки у братьев. — Возвращаемся, мы получили доказательства. Этого ты и хотел, не так ли? Что-то, что можно показать остальным.

— Рагнара сейчас нет на Фенрисе, — тихо сказал Бальдр.

Все взгляды обратились к Фъольниру.

— И откуда тебе это знать? — спросил Хафлои.

— Оттуда, что эта война поглотила Фенрис.

Лицо Бальдра, как это часто бывало, исказилось от боли. Он не поднимал взгляда, продолжая смотреть в камень.

— Там больше не за что сражаться. Так что Рагнар выдвинулся дальше, туда, где нам всегда было предначертано встретить его снова.

Ольгейр выглядел смущённым, Ёрундур по-прежнему был настроен скептически.

— Даже без полученных данных мы с уверенностью смогли бы предугадать, куда Кираст направил свои полки, — сказал Гуннлаугур. — Мы все видели, как растёт уровень насилия.

— И всё же, даже то существо сказало мне, — продолжил Бальдр — Не то, что с Ояды, а то, что было на чумном Скитальце, несколько месяцев назад. Оно сказало, что это начнётся на Кадии. И с тех пор каждую ночь я наблюдаю, как приближается этот час, чувствуя, как пророчество постепенно воплощается в реальность. Сейчас этот мир призывает каждого.

— Врата Хельвинтер, — сказал Ингвар. — Крепость на краю света.

— Именно туда были отправлены войска, — пояснил Гуннлаугур. — Это самый последний пункт в записях и последняя информация, собранная агентами Кираста перед роспуском «Фалкрама». Мы знаем, как с этого момента всё будет идти — приказы уже отданы, взятки выплачены, а доводы высказаны. Охотники оказываются там, где сражаются Черногривые, и когда настанет момент, будет спущен курок. Кирасту не нужно было присутствовать там лично — ему лишь нужно было расставить все по своим местам.

— Тогда мы отправим это сообщение, — сказал Ольгейр. — Отправимся на охоту, найдём астропата-ретранслятора, как делали все это время. Передадим новости ярлам.

— Ни одно наше сообщение никогда не дойдёт до адресата, — сказал Ингвар. — Кто будет нас слушать? Прилив крови уже начался — каждый корабль, направляющийся к Вратам, вскоре будет уничтожен. И если мы хотим это остановить, то нам нужно следовать за ними.

— Эти корабли нас опережают, — сказал Ёрундур. — Маршруты уже проложены. Ты правда думаешь, что мы сможем их догнать?

— Мы можем поймать всё, что угодно, — сказал Гуннлаугур.

— Варп колеблется, — с сомнением произнёс Хафлои.

— Его всё ещё можно прочитать, — сказал Бальдр. — Ван Клиис хороша.

Хафлои повернулся к Бальдру. — А что тогда делать с тобой? Мы сказали, что не вернёмся, пока не найдём обе наши цели.

— Мы не собираемся возвращаться, — спокойно ответил Бальдр. — Мы продолжаем идти. Это всего лишь ещё один шаг на этом пути.

— Потому у нас нет выбора, — сказал Гуннлаугур. — Если они приземлятся на Кадии, доберутся до места назначения…

— Варанги, ты видел то же, что и мы, — устало сказал Ольгейр. — Независимо от размеров все флоты движутся в одном направлении. Это не драка, подобная той, в которую мы только что попали — это катаклизм, о котором жрецы твердят уже много лет. Если мы пойдём туда, если мы вообще доберёмся туда, мы станем камешком среди оползня. В настоящем сражении наш корабль продержаться несколько мгновений. И за это время мы каким-то образом должны найти полки Кираста, живыми высадится на поверхность и уничтожить скрытых убийц прежде, чем находящиеся в зоне боевых действий имперские силы, во главе с Рагнаром, разорвут нас на части как предателей.

Ингвар улыбнулся. — Да, таков наш план.

Ёрундур покачал головой. — Безумие.

— Согласен, — сказал Гуннлаугур. — Но такова необходимость. Вы все знаете, чего стоит Молодой Король. Вы знаете, как высоко ценят его готи. Кираст действовал в своих интересах, но более могущественный враг не постесняется воспользоваться его несбыточными грёзами. Мы должны попытаться.

— Значит этот совет собрали не для обсуждения, — сказал Ольгейр. — У тебя уже есть решение и ты хочешь, чтобы мы его приняли.

— Можешь высказать своё мнение, Тяжёлая Рука, — сказал Гуннлаугур. — Я его выслушаю.

— Я голосую за то, чтобы двигаться дальше, — настойчиво произнёс Ингвар. — Мы рисковали всем, чтобы напасть на этот след. Мы не можем свернуть в сторону сейчас, как всё только начало прояснятся.

— Верно, — согласился Бальдр. — Судьба вела нас туда с тех пор, как мы покинули Фенрис на «Ундрайдере». Теперь, когда мы знаем правду, мы должны быть там.

Хафлои рассмеялся. — Да, и это будет настоящая битва, достойная того, чтобы нацарапать её на твоей могильной плите. В чем дело, старина? Уклоняешься от настоящего боя?

Ольгейр бросил на брата предупреждающий взгляд, но следующим заговорил Ёрундур. — Если мы это и сделаем, то сделаем быстро, — сказал Старый Пёс с как всегда мрачным лицом, явно прикидывая в голове шансы. — Тяжёлая Рука прав — этот корабль долго не протянет в серьёзной схватке. Нам придётся использовать галеон, чтобы добраться до места высадки, затем вылететь на «Вуоко», положившись на скорость и удачу, которые помогут нам преодолеть орбитальный барьер смерти.

Ингвар кивнул. — «Хлаупнир», возможно, продержится ещё немного. Бъяргборн и верные нам люди заслуживают шанса на то, чтобы спастись, если выйдите им воспользоваться. Остальная команда… что ж, они уже доказали свою сомнительную ценность.

— Всё это можно будет продумать позже, — сказал Гуннлаугур. — А пока, Тяжёлая Рука, говори. Говори открыто.

Ольгейр сильно нахмурился, потирая виски кончиками пальцев. Он посмотрел на Ингвара, затем на Бальдра, словно прикидывая, кого винить больше всего. Затем он откинулся на спинку трона, расправив огромные плечи, и криво улыбнулся.

— Я никогда не отказывался от возможности взять в руки клинок, — сказал Космический Волк. — И готов проломить череп любому, кто скажет обратное, независимо от того, является он частью стаи или нет. Если у меня снова появляется возможность предстать перед Рагнаром в качестве воина его отряда, не знающего стыда, то я ею воспользуюсь. Я готов пересечь Преисподнюю, чтобы оказаться там.

Гуннлаугур кивнул. — Ясно.

— Ты отдаёшь приказы. Мы им следуем. Таков порядок вещей, и я на него не жалуюсь. Но когда всё кончится и если к тому времени кто-то из нас останется в живых, я не стану делать вид, что не хочу всё это закончить.

Говоря это, он ни разу не взглянул на Бальдра. — Мы часть великой роты, если они примут нас обратно. Наше место в этой Стае.

— Всё мы этого хотим, — сказал Гуннлаугур. — И действуя так мы даём себе шанс воплотить это желание в жизнь.

Сказав это Раскалыватель Черепов повернулся к остальным. — Теперь мы знаем, чем всё кончится. Так лучше. Если мы погибнет, то погибнем, являясь частью чего-то важного. А выживем, то будем вечно рассказывать об этом деянии в Зале Огня. Чего ещё мы можем желать?

Гуннлаугур положил ладони на стол и керамит зазвонил на нагреть огнём камне.

— Да будет так, хватит разговоров, — сказал он. — Мы запускаем двигатели и отправляемся к Вратам Хельвинтер.

Позже все разошлась и Гуннлаугур остался с Ингваром наедине.

— Я помню, как ты вернулся в стаю, — сказал Гуннлаугур какое-то время спустя.

Ингвар криво усмехнулся. — Когда я отведал паскудного имперского пива. И подумал, что это сделало меня мудрее Ульрика.

— Нам всем было бы полезно бывать во внешнем мир. Возможно тогда мы бы смогли лучше понять, почему подобное продолжает происходить.

— Пусть ненавидят, лишь бы боялись.

— Одно из высказываний твоего ультрадесантника?

— Каллимах множество раз приводил в пример чьи-то слова. Думаю, что на Макрагге это вдалбливают с молодых когтей.

Гуннлаугур усмехнулся, затем угрюмо посмотрел на импровизированный круглый стол.

— Я не шутил. Это принимает нелепый оборот. Хьортур никогда бы этого не признал, он бы сказал: «Убейте их всех», — Но мы находимся на краю гибели, а Империум продолжение находить способы как навредить Ордену. Однажды кто-нибудь подсчитает, как много структуру мы вывели из себя, и начнёт задаваться вопросом, они ли в этом виноваты. Может быть, дело в нас.

Ингвар пожал плечами. — Тёмный Ангел, с которым я служил, никогда не упускал возможности скачать мне, что однажды нас уничтожат.

— Вы с ним когда-нибудь дрались?

— Несколько раз был близок к этому.

Гуннлаугур выглядел удручённым. — Жаль, что не проломил ему башку.

— Хотя, через какое-то время я начал в это верить, — сказал Ингвар. — Я начал думать, что мы — изгои. Тут ничего с собой не поделаешь, когда тебя постоянно окружает инквизиция, и ты видишь, как они говорят о тебе, как смотрят на тебя. Черт возьми, за нами тоже охотились инквизиторы — более могущественные, чем этот кардинал.

— Что заставило тебя изменить мнение?

— Возвращение. Ингвар улыбнулся. — Инквизитор, это что-то исковерканное. Кардинал — почти то же самое. У них слабая кровь и слабые руки. Мы думаем, что нас ненавидят, потому что считаем, что весь Империум состоит из подобных им существ, но это не так. Они — всего лишь слой отбросов на поверхности. Миллиарды, неисчислимые множества людей, те, кто строит города и управляет космическими кораблями, они другие. Они пьют. Они дерутся. Они восхищаются хорошим оружием и смеются над слабыми и тщеславными. Они такие же, как мы. И мы об этом забываем.

— Может, и так.

— Я серьёзно. Попробуй как-нибудь поговорить со случайным гвардейцем. Скажи ему назвать имена Святых примархов. Гвардейцы должны знать Сангвиния. Если он набожен, то, может быть, сможет перечислить ещё несколько имён. А затем упомяни Русса и увидеть, как он улыбается, будто примарх смотрит на него сверху вниз. И если вы находитесь в окопах, где с неба льётся кровь, спроси гвардейцев, кого бы они хотели видеть рядом с собой там, на высоте — Кровавого Когтя, который умрёт с рёвом, или Тёмного Ангела, который за всё это время не проронит им ни слова.

Гуннлаугур задумался над этим. — Как я и сказал. Нам было бы полезно повторить твой выход во внешний мир. 

— Не завидуй этому, брат. Я многое потерял. И мне пришлось вернуться домой, чтобы об этом вспомнить.

— В то время я не был уверен в том, что об этом думаю.

— Да. И это привело к происходящему сейчас.

— Всё с самого начала к этому шло.

— Звучит, как слова Фъольнира.

При этих словах выражение лица Гуннлаугура омрачилось. — Ещё одна загадка, — сказал Раскалыватель Черепов. — Мы ни на шаг не приблизились к его исцелению. А на что я рассчитывал, что мы мы врежемся в Древо Жизни, которое только и ждёт, когда мы сорвём с него плоды? Серый Охотники покачал покрытой шрамами головой. — Нам нужно решить этот вопрос перед тем, как вернёмся.

Ингвар кивнул. — Но Бальдр хочет идти с нами. Хочет проделать всё это. Возможно, ему нужно пройти этот путь, кроме того, если кто-то из нас и знает правду о происходящем, то только он.

— Каждый раз, когда мы сталкиваемся с врагом, тем, который познал истинный малефикарум, Бальдр меняется. Вот почему мы так долго держались в тени. Но здесь — Кадия, там, как нигде в галактики, будет царить количество Это меня беспокоит.

— Самый сильный яд может стать самым действенным лекарством.

— Ещё одно из твоих макраггских высказываний?

— Нет. Просто слабая надежда.

Гуннлаугур вздохнул. — Да. Возможно, это всё, что нам осталось.

Глава двадцать вторая

Как только курс был задан, «Аметистовый сюзерен» лёг на намеченный варп-маршрут. При первом прыжке команда напряглась, готовая к лязгу корпуса и скрежету заслонов. И всё же, несмотря на то, что поначалу переход вызвал обычную смесь тошноты и дезориентации, впоследствии всё наладилось. Шли часы, но ничего важного не ломалось. Ремонтные бригады работали над устранением повреждений, полученных в результате пустотного сражения и были удивлены, обнаружив, что сварочные швы не лопнули, люмены остались на месте, и никто не бился головой об обшивку корпуса, крича о том, что их всех настигнут когти.

Часы перетекали в дни. Один этап сменялся другим и каждый из них проходил без серьёзных происшествий. Корабельные кузни продолжали работать, ремонтируя оружие и делая все возможное, чтобы подлатать броню Космических Волков. Раненые члены экипажа поправились и возвращались к работе.

Численность экипажа сократилась, но не катастрофически. У команды Бъяргборна даже нашлось время ещё раз осмотреть орудийные галереи, используя полученный на Ояде опыт для дальнейшего совершенствования систем.

Каждый член стаи использовал это время по-своему. Ёрундур строил оперативные планы по проникновению в кадианскую систему, тщательно обдумывая все возможные варианты. Ингвар, на которого переход через варп повлиял почти так же сильно, как на обычного смертного, очистил свой разум, изучая свитки с Ояды. Ольгейр и Гуннлаугур проводили часы в тренировочных отсеках, тренируя друг друга, чтобы поддерживать мышцы в тонусе. К ним часто присоединялся Хафлои, но Кровавый Коготь проводил время и наедине с собой, бродя по почти пустым коридорам трюмных палуб, словно охотясь на невидимых призрачных существ. Это было время ожидания, вынужденное затишье перед бурей, когда все были заперты в узких и скрипучих стенах галеона.

Для Бальдра это время прошло на удивление спокойно. Он ожидал, что при входе в эмпиреи на него нахлынет привычный приступ боли — усиливающееся давление на виски, приглушённый гул голосов, вытеснивший его собственные мысли. Вместо этого вокруг оказались лишь физические объекты, прочные, нетронутые, надёжные. 

«Похоже, тебе стало лучше, брат», — сказал ему Ингвар.

И это было правдой. Хотя и чем-то странным, принимая в расчёт нынешние обстоятельства.

Учитывая спокойствие, царившее во время перехода, даже Ван Клиис иногда покидала своё убежище. Бальдр знал, когда она прервала своё уединение и направлялась в личные покои. В конце концов, он неизбежно направился туда.

Когда Бальдр вошёл в покои астропата, она одарила его своей обычной умной, понимающей улыбкой и указала на диван. Она выглядела лучше, чем обычно, хотя тяготы долгого путешествия по варпу всегда брали своё, высушивая кожу, пока та не начнёт обтягивать кости и ещё сильнее углубляться морщины.

— Хочешь знать, почему переход проходит так спокойно? — спросила женщина, направляясь к буфету, в котором стоял поднос с двумя оловянными бокалами и графином.

Она наполнила один бокал, зная, что гостю не стоит предлагать выпить.

— Может, просто повезло, — сказал Бальдр.

— Ха! Полагаю, это шутка. Ван Клиис вернулась к дивану и села напротив космодесантника. На этот раз на ней было бирюзовое платье, которое висело слишком свободно. Она взболтала содержимое бокала, затем сделала большой глоток.

— Штормы бушевали так долго, что я сомневался, прекратятся ли они когда-нибудь.

— Каждый переход, который мы совершали после Фенриса, был тяжёлым.

— Да, да. И с каждым разом они становились всё хуже, — проворчал ван Клиис. — Видишь ли, Бурлящее море называют океаном. Так оно и есть! В этом океане есть течения, приливы и зыбь. Если Корабль один, то он может утонуть в этих водах. И чем кораблей меньше, тем хуже.  Существа, они собираются в стаи, поднимаются из глубин. Как акулы, почуявшие кровь.

Она сделала ещё глоток.

— Наш переход не лучше. Даже хуже. Но вот смотри. Там тысячи кораблей. Тысячи. Я вижу их на вершине. Будто звезды в пустоте, и все они испещрены следами душевных огней. Их так много, так много. Они разрушают Мир, раскалывают его на части. Провидение не может отследить их все. Следы громоздятся, заходя один на другой — всё становится плоским. Никогда прежде не видела ничего подобного.

Женщина наклонилась вперёд положив тонкие локти на не менее тонкие колени.

— Однажды я была в секторе Сол. Это самый длинный переход, который я когда-либо совершала. Я видел сам Тронный мир, издалека и только в варпе. Он походил на грязную яму. Казалось, что я больше никогда не увижу столько варп-следов всё бурлило, бурлило так что было трудно что-либо оценить. Но это. Ха! Это. Это затмевает собой всё. Они движутся так же быстро, как и мы, разрезая эфир на кусочки.

— Что можешь о них сказать? — спросил Бальдр. — Имперцы?

— Некоторые. Большинство, как мне кажется. Но они находятся по правую сторону ока.

— По другую сторону? Странно.

— Подозреваю, что в огромном количестве. Огромном. Быть может их, больше, чем когда-либо.

Она усмехнулась.

— Раньше мне было скучно. Я думала, что умру здесь, выслеживая торговые караваны. Должна вас поблагодарить. Если бы ты мог это увидеть, то тебе бы понравилось. Тысячи тропинок в бурлящем море, словно ниточки жемчуга, рассыпанные по бархату. Это очень красиво.

Бальдр рассмеялся, и показалось, что усталость немного сошла с его лица.

— Так вот что успокаивает варп. Огромное скопление кораблей, идущих в одном направлении.

Выражение лица ван Клиис посуровело. — Не обманывайся. Это ненадолго. Если поместить все эти души в одно место в одно и то же время, это вызовет раскол в варпе. Враг знает это. Высшие лорды знают это. И если они продолжают идти на этот риск, значит, положение отчаянное. Мы приближаемся к большому шторму.

— Нам это известно.

— И вы хотите ускориться.

— Я мог бы помочь тебе с этим.

Впервые ван Клиис выглядела по-настоящему потрясённой. — Не понимаю, о чём ты.

— Я тоже их вижу. Корабли. Все. Бальдр спокойно сложил руки вместе. — Я вижу окружающую их энергию и вихрь, в который они направляются. Я мог бы тебе помочь.

Ван Клиис ничего не ответила. Она сделала ещё один глоток, затем вопросительно посмотрела на Бальдра.

— Может быть, твои сны просто странность. И вообще, это запрещено. Мне не очень нравятся ортодоксальные правила, но некоторые вещи священны. Она постучала себя по лбу, как раз рядом с тем местом, где её украшенная драгоценными камнями повязка скрывала Всевидящее око. — Только это. Всё остальное — очень опасно.

Бальдр пожал плечами. — Как знаешь. Но не сбавляй темп. Гуннлаугур хочет, чтобы мы были там раньше, чем прибудет какой-либо другой корабль с Ояды.

— На этом галеоне? — кисло усмехнулась ван Клиис. — Хотя я знаю как. Остаётся лишь надеяться на то, что транспортировка войск идёт медленно. Может, этого будет достаточно. А может, и нет. Не могу сказать. Так много огней, так много огней. Она снова посмотрела на Бальдра. — И почему вы так её называете? Как же… Врата Хельвинтер?

Бальдр улыбнулся. — Мы — народ саг. А это место было в них со времён Русса. Улыбка исчезла с лица космодесантника. — Хельвинтер — это конец. Это хватка, которая никогда не ослабевает, это удушение жизни. Врата заперты, и это её удерживает. Если они продолжат стоять, то продолжится и жизнь. Если же они рухнут, остаётся лишь буря. Во всяком случае, так говорят скьяльды.

— И вы хотите отправится туда.

— Да. И если ты доставишь нас туда вовремя, то сослужишь службу, превышающую все мыслимые рамки.

Ван Клиис искоса улыбнулась ему. — Моя последняя работа, да? Прежде чем эта плавучая гробница окончательно развалиться на куски? Думаю, да.

— Может быть. А может и нет. Бальдр наклонился ближе. — Это произойдёт быстро. Возможно, мы все будем уничтожены в первые несколько мгновений, но для эвакуации подготавливают внутрисистемный корабль. Знаешь, где он находится? Как только мы прорвём завесу, спускался в ангар.

— Эвакуироваться на штуке, на которой вы прилетели? Ван Клиис усмехнулся. — И как это поможет?

— Он быстрый и маленький. У командира ривена есть приказ взять с собой фенрисскую команду и ещё нескольких человек, которые ему преданно служили. Больше людей он взять не сможет. У шаттла ограниченные возможности в варп-перелётах, но если повезёт, их окажется достаточно, чтобы вытащить вас за пределы системы.

— Я бы сказала, что это большая удача. Ван Клиис покачала головой, не переставая улыбаться. — Ты был мне хорошим другом, Бальдр с Фенриса. Лучше, чем любой капитан, на которого я работала. Только представь! Возможно, я смогла бы привыкнуть к твоему зловонию и отсутствию вкуса. Возможно, я могла бы не обращать внимания на твоё мнение касательно рунической магии, и просто простить твоё невежество. Возможно, всё это могло бы случиться.

Бальдр пожал плечами. — Для начала тебе придётся выжить.

— Как и тебе.

— Есть достойные целей помимо выживания.

— И другие опасности, кроме смерти.

Бальдр встал. — Начинай готовиться сейчас. Как только мы прибудет, у нас не будет времени — просто выдвигайся, уходи быстро, не собирай никаких вещей.

— Кроме моих платьев. И шкатулки с драгоценностями из Гиперии.

Бальдр рассмеялся. — Предметы первой необходимости.

— Так и есть. Для меня.

Она подняла глаза на Бальдра.

— Я постараюсь провести нас максимально близко. Несмотря на всё это бурение, настолько близко, насколько это возможно. Я сделаю это для тебя, хотя не сделала бы для того старика. Я дам вам все шансы.

— Знаю. Спасибо.

— И да пребудет Его око со всеми нами.

Бальдр серьёзно кивнул и повернулся в сторону выхода.  — Такова необходимость, — сказал Космический Волк.

Дни сменяли друг друга в безжалостной профессии, которую отмечали лишь внутренние хроносы корабля. И чем ближе они подходили, тем больше времени Ёрундур и Гуннлаугур тратили на подготовку ко входу в систему. Они собирались вместе на командном мостике, иногда одни, иногда с другими членами экипажа, и обсуждали последовательность событий.

— Мне бы хотелось, чтобы астропат прочитала это, — сказал Ёрундур в последний раз перед тем, как они прорвут завесу. — Только это. Что-нибудь, что могло бы подсказать нам, с чем мы столкнёмся.

Гуннлаугур проворчал что-то в знак согласия. На мостике внизу продолжалась работа — слышались ровные щелчки и жужжание работающих систем, — но на командном возвышении были только они двое, их лица подсвечивались зелёным светом гололитов.

— Да. Тем не менее, мы можем сделать предположение.

Ёрундур переключил галопроигрыватель трона на изображение Кадианской системы.

— Я поговорил с навигатором. Она сказала, что варп-следы, ведущие на Кадию, всё ещё видны, и ведут к горизонту Мандевилля, а затем последовательно уходят в реальное пространство. Это означает, что Империум всё ещё удерживает точки входа. И мы скорее всего сможем совершить переход невредимыми, как минимум. Я бы удивился, если бы у нас не вышло пройти «перчатку» и добраться до самой планеты — все идут в одном направлении, так что мы не будем главной целью. Всё начнётся на орбите. Вот где у нас возникнут настоящие проблемы.

— Все готовы, — сказал Гуннлаугур. — Я и Гирфалькон возьмём на себя мостик. Фъольнир проведёт авгурное сканирование, чтобы найти нужные нам транспортники. Ольгейр подключится к коммуникационной сети Ордена, если у нас всё ещё остался доступ к ней, чтобы узнать местонахождение отряда Рагнара. Затем, как только появится хотя-бы минимальная связь, мы все вместе сядем на «Вуоко». В это время ты и Щенок будете охранять ангар и убедитесь, что «Хлаупнир» и «Громовые ястребы» подготовлены к эвакуации, и все кэрлы тоже.

— Нам не удастся долго водить за нос остальную часть команды, — сказал Ёрундур.

— Мы всё устроим. Когда вырвемся в пустоту, ты будешь пилотировать «Вуоко». Если повезёт, к тому времени у нас как минимум будет геолокатор, за которым можно будет следовать. Если же этого не будет, придётся полагаться на наши лучшие предположения.

— Что ты знаешь об этой планете?

— Немного. Размером с Терру, атмосфера стандартная, гравитация стандартная. Говорят, это величайшая планета-крепость в галактике.

— Так говорят о многих местах.

— И мы не знаем, в каком состоянии будет Кадия.

Гуннлаугур сжал кулаки, а затем расслабил их, словно готовясь схватился за молот. — Мы не знаем, что напало на это мир, знаем лишь то, что для встречи этого противника были мобилизованы все силы начиная отсюда и до самого Мира-очага. Нам неизвестно, зачем туда отправили Рагнара. Мы не знаем, кто ещё отправился на Кадию. Черт возьми, мы много чего не знаем.

— Нам это и не нужно. Оказавшись в гуще событий всё станет предельно ясным. Как всегда.

Гуннлаугур фыркнул, издав смешок. — Должно быть ты бываешь в разных зонах боевых действий.

— У нас только одна задача. И это всё упрощает.

— Верно. Сосредоточимся на высадке, тогда и увидим, как обстоят дела.

Он посмотрел на закрытые варп-заслонки. Они были тише, чем обычно, будто бушующие за ними силы, каким-то образом ослабли. — Никогда не видел, чтобы было так спокойно. Я не хочу идти куда-то в такой обстановке.

Ёрундур пожал плечами. — Богам нравятся свои игры.

Ульрик говорил об этом десятилетиями. Все жрецы говорили. В какой-то момент начинаешь думать, что они просто помешаны на унынии. Что они, быть может, всегда так говорили. Но теперь мне кажется, что они предвидели происходящее и просто не осмеливались называть это так, как полагается. Выражение лица Гуннлаугура посуровело. — Чёрный крестовый поход? Всегда задавался вопросом, застану ли я его когда-нибудь.

— Это не то, к чему стоит стремиться, Раскалыватель Черепов.

— Но я бы не хотел пропустить подобное. Не хотелось бы, чтобы стало известно, что меня не будет там, когда распахнулись Врата. С тех пор, как мы начали нашу охоту, в моей душе теплилась мрачная надежда на это. Что настал час. Что наш век оказался самым тяжёлым и на долю этого поколения выпали величайшие битвы.

Гуннлаугур рассмеялся тихим, самодовольным смехом. — Вы слушаете саги, и все они говорят вам только о том, что в былые времена всё было гораздо серьёзнее. Примарх ходил среди нас, свет Императора всё ещё сиял. Я хочу думать, что саги ошибаются. Я хочу думать, что никогда прежде не было более грандиозных битв, чем эти, и что мы — мы сталкиваемся с самыми тяжёлыми испытаниями, которые когда-либо выпадали на долю человечества. И когда мои битвы окончатся, и я, наконец, отправлюсь к Всеотцу, я хочу с высоко поднятой головой смотреть в глаза умершим фенрисцам, чувствуя себя к ним причастным.

Ёрундур бросил на варанги сухой взгляд.  — Знаешь, что я думаю, варанги? Я думаю, тебе следует оставить эти речи для скьяльдов. Мы доберёмся туда, убьём этих предателей скитнаедов, затем каким-то образом убедим Гримнара не насаживать наши головы на пики, а потом вернёмся к привычном ритму жизни. Старый Пёс широко раскинул руки. — Я отведаю мёда и мяса в каминных залах. Немного посплю. А потом снова отправлюсь на какую-нибудь другую грязную войну.

Гуннлаугур рассмеялся. — Когда мы туда доберёмся, тебе понравится, — сказал Варанги, вставая с трона. — Когда мы прибудем в систему?

— Через шесть часов.

— Хорошо. Проведу ещё один бой с Тяжёлой Рукой. Не засиживайся за изучением векторов, хочу, чтобы ты хотя бы немного отдохнул, прежде чем всё начнётся.

— Я буду готов.

— Да. Вижу, что будешь.

Он сделал аккуратный разрез, чтобы изготовить последнюю часть доспеха. Корабельные кузни были плохо приспособлены для работы с керамитом, большую часть тяжёлого оборудования доставили с «Хлаупнира». Никому из членов команды Коллаквы никогда не дозволялось прикасаться к нему — только кэрлам, работавшим бок о бок с сервиторами и разрозненной группой лексмехаников, забранных с фенрисского корабля. Они сделали всё, что было в их силах: шлифовали, удаляли с пластин самые сильные загрязнения, выставляли новые панели на место устранённых дефектов. Силовая броня была чем-то сложным и священным, даже величайшие Железные жрецы не обладали полным пониманием её систем, и по этой причине проводить работы таким образом само по себе было своего рода богохульством, вызванным лишениями. Только руны можно было сохранить в том виде, в каком они были на Фенрисе, тщательно отреставрированные и нанесённые руками самих воинов.

В своём давнем прошлом Хафлои не видел в этом особого смысла. До Вознесения в его племени рунические надписи наносили лишь готи, в то время как воины и охотники едва ли утруждали себя изучением основ этого ремесла. Но когда он оказался в Горе, всё изменилось. Трансформация тела сопровождалась трансформацией разума, и каждый Кровавый Коготь узнал о священных знаках и их значении, а также о том, что они могут сделать с оружием, щитом или кораблём. Руны перестали быть абстрактными надписями, сделанными лишь для того, чтобы задобрить богов бури и убийства, и стали тотемами более глубокой магии — корней, которые проникали в саму Изнанку Вселенной и черпали её силу.

Поэтому Хафлои научился делать руны самостоятельно, кое как. Конечно он не достиг успехов настоящего мастера, который годами работал в кузне с молотком и зубилом. И всё же молодой воин совершенствовался с каждой последующей работой, нанося руны на края наплечников, изогнутые панели поножей, вырезая имена тех, кого он убил, или места, где судьба даровала ему удачу. Теперь, когда пластина была вычищена и заново освящена, знаки снова стали видны — ожерелье из угловатых иероглифов, которые петляли и вздымались на штормово-серой поверхности.

Кровавый Коготь разглядывал каждую деталь, пока слуги поднимали, готовую к установке на своё место элемент. Свет огня окаймлял каждый знак кроваво-красным цветом — череда имён и мест, взятых из битв и получивших своего рода бессмертие.

Ингвар стоял рядом, его доспехи тоже устанавливали на место, поверхность брони была ещё больше покрыта повреждениями. Как и на теле, на доспехе со временем появлялись шрамы и дефекты, пластины покрывались вмятинами и становились шероховатыми. Доспехи Серого Охотника были темнее, старше, выветрились, как и их владелец.

— Чувствуешь себя готовым? Спросил Ингвар, и на его лице вспыхнули искры от сверла.

В другой день Хафлои, возможно, возмутил бы этот вопрос. Задал бы он его Тяжёлой Руке? Все по-прежнему видели в Хафлои щенка, свежую кровь, влитую в стаю для увеличения численности, поскольку число смертей посеяло хаос в старых обычаях Ордена.

И всё же, возможно, он имел в виду не это. В последние дни к нему и правда обращались по-другому. Насмешки всё ещё звучали в адрес Кровавого Когтя, но они были сдержаннее и в них слышались оттенки уважения. Так что, возможно, ему не нужно было докучать остальным, агрессивно отстаивая своё право находиться там.

— Не знаю, — ответил Хафлои, чувствуя, как сенсорные расширения скользят в гнезде чёрного панциря.

Ингвар посмотрел на Кровавого Когтя. — Не знаешь?

Хафлои повёл плечом, позволяя слугам опустить висящий на цепях наплечник. — Что ты хотел услышать? Что я могу думать лишь о том, чтобы покрыть себя кровью врагов? Нет. Я не знаю. Я видел множество миров. Но это… Кадия.

Он ухмыльнулся. — Думаешь, что у меня проблемы со зрением. Но я знаю, что всё это значит. Этот мир нельзя терять.

— Это зависит не от нас.

— Зависит, если мы там будем.

— Мы сыграем очень незначительную роль.

— Только если потерпим неудачу.

Затем настала очередь Ингвара получить правый наплечник, который позвякивал на цепях, тяжёлый фрагмент п весу был сравнив с смертным человеком.

— Ты когда-нибудь встречал Чёрную Гриву? — спросил он.

— Нет. Точнее, я видел его в Зале Огня, на собраниях, как и все остальные. Я наблюдал за ним.

— Что думаешь о нём?

Хафлои уже размышлял о Молодом Короле. — Что он пытался стать кем-то. Или не стать. Что он всё время носил это нечто с собой.

Ингвар вытянул руки, надевая перчатки, и позволил слугам вставить провода питания в узлы, расположенные под кожей. — Я разговаривал с Чёрной Гривой перед уходом. Мне показалось, что он выглядел усталым. Может быть, потому, что я сам устал. Однако я видел, как он сражается. Это то, чему стоит быть свидетелем.

Он одобрительно хмыкнул. — Раскалыватель Черепов — самый опасный Волчий Гвардеец, которого я когда-либо знал. Однажды он сам станет ярлом. Но он всегда будет старше, чем был Чёрная Грива, потому что Рагнар — это нечто другое, и этот талант больше не проявится.

— Так говорят о многих воинах.

— Да, возможно. Но Рагнар — это… будущее. Убери его, и что у нас останется? Гнёт наших предков, вечно осуждающий нас.

Он повернул кулак, проверяя соединения, по очереди перебирая пальцами. — Считай, что тебе повезло, Серый Охотник. Ты часть величайшей из Великих Рот, той, которая спасёт нас всех.

Хафлои смотрел, как слуги ритуально приподняли его шлем, а лексмеханик сбрызнул его маслом. — Как ты меня только что назвал?

— Просто назвал тебя тем, кем ты и являешься. Думаю, что теперь можно перестать притворяться.

Шлем опустился на голову Хафлои — полая корона, украшенная прекрасными элементами архиотеха, телесного золотыми и железными нитями. Шлем сел на своё место со слабым шипением и щелчком, мгновенно окутав поле зрения филигранью боевой информации.

— Это так не работает, — сказал Хафлои. — Слишком быстро.

Затем опустился шлем Ингвара, скрыв его лицо за решетчатой броней. — С Рагнаром было также. Мы не подчиняемся Кодексу — что вообще значили для нас правила? Он сошёл с постамента, готовый к закреплению последних деталей и нанесению священных мазей. — Твоё имя, твои деяния. Это одно и то же. Если бы ты этого не заслуживал, тебя бы так не называли.

Хафлои почувствовал лёгкую дрожь, когда энергетические системы брони завершили свои циклы и включились в работу. Это всегда было одно и то же — небольшой выброс эндорфинов, осознание того, что ты можешь сделать сейчас с тем, что тебе дали.

Он чуть не отшатнулся снова. Хафлои всё ещё чувствовал себя молодым. В его волосах появились рыжие пряди. Могли пройти годы, десятилетия, прежде чем его имя изменилось. Это было слишком рано. Слишком рано.

Однако, прежде чем он заговорил, на его только что подключенный ретинальный канал связи поступил сигнал тревоги. Ингвар, который только что взял клинок в новенькую перчатку, очевидно, тоже это понял. Он посмотрел на Хафлои, линзы его шлема вспыхнули.

— Вот и он, — сказал Космический Волк. — Конец мира.