Основы войны / The Sinew of War (рассказ)

WARPFROG Гильдия Переводчиков Warhammer Основы войны / The Sinew of War (рассказ)
Автор	Дариус Хинкс / Darius Hinks
Переводчик	Harrowmaster
Издательство	Black Library
Серия книг	Ересь Гора: Примархи / Horus Heresy: The Primarchs
Входит в сборник	Отпрыски Императора / Scions of the Emperor
Год издания	2019
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Скачать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

Я наблюдал, как Макрагг-Сити пылает, не забывая выслушивать панические рапорты, приходящие с Магистрали Ниитум.

«Семь когорт. Люди, верные Либану, Галлану и Палатину. Они убивают и жгут. Капитан Мелот говорит, что их подкупили. Подкупили, лорд Гиллиман. Убивать за монету. До чего мы докатились? Они разнесли Гробницу Мегарика. Они устроили пожары вдоль всей Арки Проана. Они дерутся снаружи Сенаторума и Дома Консулов».

Убивать за монету. Каждый раз когда я слышал гротескную, варварскую фразу вроде этой, она напоминала мне о том, насколько я отличаюсь. Я думал не так как остальные. Я был другого рода. Там, где остальные видели кусочки паззла, я видел картину целиком. Будь это военная стратегия, теология или философия, мой разум, похоже, работал на другом уровне, нежели у моих сверстников. Иногда я находил эту мысль обнадеживающей, в иные дни она тревожила меня. Почему я должен быть таким непохожим? Убийство, просто ради финансовой выгоды, озадачивало меня. Это был поступок потерявшегося во тьме; ослепленного невежеством и примитивными, животными потребностями.

Магистраль была наводнена людьми, спасающимися от насилия, и моим когортам приходилось двигаться удручающе медленно, чтобы не прибить кого-нибудь. Несколько раз наши бронированные транспорты со скрежетом тормозили, пока паникующая толпа пыталась расступиться. Впрочем, никто не желал оказаться у нас на пути. Мы производили устрашающий вид, всё еще грязные после битвы, и те, кто был в состоянии, проталкивались как можно дальше от наших запятнанных знамён. Я продолжал отдавать приказы, пока мы приближались к городу, обрабатывая информацию, которую, как я знал, никто другой не мог распознать, но фраза «убийство за монету» пробудила воспоминания.

Мне было пять, когда отец взял меня на охоту. Я знал зачем. Даже тогда я мог читать людей с той же лёгкостью, с которой читал военные трактаты. Мой отец видел, как я смотрю на его генералов и чиновников. Он видел, как я их презирал. Величайшие государственные деятели величайшего города были идиотами, не видящими самого важного ресурса на планете – их собственного напрасно угнетённого народа. Они были идиотами и тиранами, и даже в свои пять лет я хотел разрушить всю эту изжившую себя систему. Мой отец чувствовал то же самое, я знал это. Но моё место на Макрагге было ненадёжным, и он был слишком умён, чтобы рисковать моей жизнью из принципа. Поэтому он забрал меня в то место, которое нравилось нам обоим – холодные прекрасные предгорья Гор Короны, где мы могли дышать свежим воздухом и давать волю своему гневу, карабкаясь по камням. Вдали от Сената мой отец прекращал притворятся, будто я был нормальным ребёнком, и мы охотились вместе как равные. Он смеялся, как всегда, видя мою необузданную силу, гордясь своим странным маленьким сыном. Но затем, когда я увидел, как он упал, скривившись от пореза на руке, меня осенила ужасная правда.

Мы не были равными. Никогда не могли быть. Мой отец не был похож на меня. Человеку, который научил меня жизни, было суждено умереть. От алого пятна на его тунике у меня перехватило дыхание. Однажды Конор Гиллиман умрёт. Он оставит меня. Оставит меня с идиотами и тиранами. И в это мгновение я стал ребёнком, которым я всегда лишь притворялся. У меня на глаза навернулись слёзы, я положил руку на его рану, желая, чтобы она исчезла. Он засмеялся, покачав головой – он не смеялся надо мной, а наоборот подбадривал. Он вынул монету и передал её мне. Его лицо было отчеканено на одной стороне, а консула Галлана – на другой. Он сложил мои пальцы в кулак, крепко сжимая монету.

– Почувствуй её силу, – сказал он. Каким бы сильным я ни был, я не мог сломать металл. – Монета – это Макрагг, – сказал он. – Прекрасный и нерушимый. Сотворённый, чтобы пережить нас всех. И пока есть Макрагг, я буду с тобой, Робаут. Мои достоинства – это достоинства Макрагга. Моя сила – это сила Макрагга. Это не просто мой дом, Робаут, это моя душа и моя семья. И твоя семья тоже. Макрагг выстоит. Макрагг должен выстоять. И пока он стоит, ты никогда не будешь одинок.

– Они сражаются у Врат Тирса! – Голос капитана Мелота звучал почти истерично, когда мы подошли к городу, и я предупреждающе взглянул на него. Мы только что сокрушили мятеж, угрожавший всей Иллирии, но видеть войну в своём собственном доме — дело совсем другое. И снова, мой разум прыгнул вперёд, и я увидел, что оба конфликта на самом деле были частью единого целого. Бунтовщики в Иллирии планировали свергнуть сенат путем ввержения Макрагга в хаос, и теперь мы вернулись домой, обнаружив восстание на улицах столицы. Кто бы ни стоял за первым бунтом, без сомнений, стоял и за вторым. Отрывистыми командами я распределил своих людей, но мой разум всё еще был далеко отсюда. Дом Консулов был атакован. Был ли там мой отец? Он был уже не тем человеком, который охотился со мной в тот день в Горах Короны, но не менее впечатляющим. Я питал жалость к любому, кто попытался бы отобрать у него Дом Консулов.

Я отрядил пять когорт к арке Проана и пять к Сенаторуму. Оставшихся я забрал с собой к Дому Консулов. Светало. Лучи кораллового света сверкали на куполах и амфитеатрах. Создавалось впечатление, что весь город пылает.

Мы вошли в декоративные сады и я помедлил, стараясь скрыть своё негодование. Даже тогда, едва войдя в подростковые годы, я сражался в нескольких кампаниях, оправдывая доверие моего отца с каждой победой, но я никогда не видел, чтобы столько лаз-карабинов стреляло в столице. Теперь её фризы были залиты кровью, а колоннады закоптились от дыма. Я прибегнул к занятиям с моей сенешалем, Тарашей, и процитировал её литании, успокаивая дыхание и прочищая голову.

Подход к дому представлял собой паутину петляющих троп, отображающих вращение небесных тел: Макрагг, Ардиум, Лафис, Тулиум, Мортендар и Нова Тулиум, имена легенд, высеченных из мрамора, установленных в фонтаны и окруженные изгибающимися тисовыми стенами такой высоты, что они образовывали лабиринт.

В полутьме раздавался треск автокарабинов. Взмахом руки я отправил когорту к одной стороне лабиринта, а вторую — к другой. Затем, просигналив последней когорте следовать за мной, я рванул вниз по центральной тропинке, следуя по орбите Новы Туллиум.

Я был на полпути к дому, когда мне навстречу выскочил солдат. Он сорвал с формы знаки различия и шатался, явно пьяный. Он, покачиваясь, побрёл ко мне, оружие небрежно лежало у него в руках, а в волосах застряли листья. За ним последовало ещё трое солдат, столь же неряшливые и нетвердо стоящие на ногах.

Первый из них был натуральным огром, столь широким и мощно сложенным, что оружие в его мясистых кулаках выглядело смехотворно. Он засмеялся, ринувшись на меня, вскинув автокарабин. Затем, приблизившись достаточно, чтобы четко разглядеть меня, он запнулся и спал с лица.

– Лорд Гиллиман, – пробормотал он, ухмылка сползла с его физиономии. Вдалеке лежали тела. Стража моего отца. Человек опозорил себя. Он предал своих людей и свою форму. Он стал убийцей. Этот имбецил был настолько сбит с толку моим появлением, что попытался отдать мне воинское приветствие.

Я резко подошел к нему, выхватил палаш и обезглавил его.

Пьяницы позади него сначала были слишком шокированы, чтобы отреагировать. Затем они спохватились, их руки метнулись к оружию.

Я выхватил пистолет и уложил их одним плавным движением. Они рухнули на тропинку, между глаз вился дымок.

Я простоял там ещё пару секунд с пистолетом на изготовку, ожидая, пока не утихнут их спазмы, ожидая прибытия других солдат. Никто не явился, так что я кивнул своим людям, и мы двинулись по трупам по направлению к дому.

На ступенях велась отчаянная перестрелка. Группа оборванных солдат, вроде тех четверых, что я убил, сгорбились на вершине лестницы, неистово паля во вторую, притаившуюся за перевернутым граунд-мобилем. Его дверцы были вырваны, из двигателя валил дым, скрывая стреляющие из остова фигуры.

От стены отрикошетила шрапнель, из лабиринта появилась третья группа с плюющимися огнем стволами.

Я поднял руку, приказывая подчиненным не открывать огня пока я не оценю обстановку.

Люди на ступенях, защищавшие двери, выкрикивали пьяные ругательства, так что я сходу определил их как предателей. Сыны Макрагга никогда бы не повели себя столь ничтожно. Солдаты у грузовика были совсем другим делом — из-за скрывающего их дыма я не мог удостовериться, предатели ли они или подчиняются моему отцу.

Вопрос стал спорным, когда через сады с визгом пронеслась ракета, выпущенная со стороны лабиринта, превратившая граунд-мобиль в ослепительный столб пламени.

В меня полетела шрапнель с искрами. Мои солдаты пригнулись, но я остался недвижим, вглядываясь во вспышку. В мире было очень мало вещей, способных навредить мне. Я понял это к десяти годам и держал большую часть правды при себе. Даже мой отец был бы шокирован, знай он настоящий предел моей силы. В том редком случае, когда нечто нарушало мой кожный покров, рана исцелялась за секунды, затягиваясь прямо на глазах. Я был чудом или же проклятьем; лишь время покажет, чем именно.

Бойцы откатывались от пылающего грузовика, окутанные пламенем. Я не обратил на них внимания и двинулся к ступеням, вскинув пистолет.

Пьяницы были так заняты, потешаясь над горящими людьми, что им понадобилось время, чтобы заметить меня, а когда заметили, растерялись, как и те что в лабиринте. Половина Макрагга ненавидела меня, половина обращалась как со святым, но никто в столице не смотрел мне в глаза хоть с каплей уверенности.

Пропойцы всё еще решали, как отреагировать на моё присутствие, когда я продырявил им черепа. Они повалились на верхние ступени, их оружие лязгнуло о скалобетон.

Я жестами отдал приказ своим людям перехватить группу, атакующую из лабиринта. Они уже были готовы открыть огонь, когда сквозь дым до меня донесся знакомый голос.

– Робаут! Не стреляй!

– Галлан! – крикнул я, кивком головы показывая своим солдатам опустить оружие.

Мы обнялись, затем он отодвинулся на расстояние вытянутой руки и покачал головой, его глаза сияли.

– Как я рад, что ты вернулся!

Галлан занимал должность одного из двух консулов Макрагга. Вместе с моим отцом он был лордом-тетрархом сената и старшим магистратом законодательного собрания Макрагга. Он был внушительной фигурой, доставал мне почти до груди и обладал могучей физической наружностью, которая не померкла с годами. Он носил свою золотую церемониальную кирасу и шлем с уверенностью человека, рожденного быть лидером. Большинство жителей Макрагга склонились бы в его присутствии и потеряли дар речи. Я лишь мотнул головой в сторону бойни.

– Кто совершил это?

Он поморщился, глядя на тела и тлеющую автомашину.

– Те самые люди, по которым это ударит сильнее всего. Люди, которым должны были помочь реформы твоего отца. Идиоты взяли дело в собственные руки.

Мои солдаты вздрогнули, когда через Дом Консулов пронеслась цепочка взрывов, от которых содрогнулась земля.

Мы развернулись к стене пламени, пожирающей колонны и окна, раскалывающей каменную кладку в садах. Я просигналил своим людям развернуться веером и навести оружие на огонь.

– Мой отец там?

Галлан кивнул. – Он часами сдерживал толпу, но тридцать минут назад всё стихло. Я как можно скорее поспешил сюда.

– Я пытался связаться с ним по воксу с тех пор, как достиг города, — сказал я. – Ответа нет.

– Тогда нам следует поспешить, – ответил он, направляясь к ступеням и изготовив оружие к бою.

Вокс в воротнике с треском ожил, донося вести от моих когорт. Они столкнулись с сопротивлением по обеим сторонам здания, и на данный момент были прижаты превосходящим огнём противника.

– Удерживайте позиции, – ответил я. – Я с этим разберусь. Позаботьтесь о том, чтобы никто не покинул участок.

Вход был похож на скотобойню. Статуи бывших консулов завалены телами, а пол потемнел от крови. Мы с Галланом застыли, потрясённые зрелищем.

– Как они могли? – пробормотал Галлан. – Из всех мест — здесь?

Я покачал головой, силясь подавить нарастающую ярость.

Мы рванулись вперёд, нацелив стволы на тени, приближаясь к широкой, раздвоенной лестнице, ведущей к верхним покоям. Галлан взял на себя один пролёт, я ринулся по второму, мои бойцы следовали за нами.

Мы прошли половину пути наверх, когда солдаты у верхних дверей открыли по нам огонь. На них была форма Консульской гвардии, но, как и те что снаружи, они сорвали со своих мундиров знаки различия. Под моими пальцами взорвался поручень и я отшатнулся в сторону, врезавшись в стену и стреляя в ответ, разрывая полумрак залпом лазерных зарядов.

Галлан побежал к двери, перепрыгивая две ступени за раз, паля в темноту. Мои воины последовали его примеру, создав ад из шума и света, наполняя воздух осколками алебастра.

Крики, глухие удары — и атака захлебнулась.

Я выпрямился и рванул вверх по лестнице, войдя в помещение сразу за Галланом.

Это была длинная, увешанная гобеленами галерея, и повсюду лежали тела.

Я увернулся от выстрела дробовика, ударившего в дверной косяк, затем уложил атакующего выстрелом в голову. Галлан зашагал сквозь чад, быстрыми выстрелами сшибая врагов, в то время как я запрыгнул на стол, тянущийся по центру комнаты, добивая тех немногих, что он пропустил.

– Лорд Гиллиман! – крикнул один из моих солдат.

Я обернулся и увидел десятки мятежников, несущихся вверх по ступеням, с грохочущими стволами наперевес.

Я бросился вниз с мраморного стола, опрокинул его и пнул через всю комнату. Он врезался в стену, заблокировав проход. Затем я подал знак бойцам занять позиции за ним.

– Никого не пропускать! – крикнул я, перед тем как вместе с Галланом направиться в следующие покои.

Позади нас загрохотали взрывы и боевые кличи — мои воины поспешили повиноваться.

Мы вошли в ещё одну длинную галерею, уставленную колоссальными книжными полками, взмывавшими к далёкому сводчатому потолку, где фрески херувимов окружали изображение Старой Земли. Мы с Галланом остановились у порога. Люменосферы не горели и Галлан прищурился, глядя во тьму. Для меня, тьма едва ли отличалась от света. У меня ушли годы на то, чтобы понять страсть к освещению наших улиц и дворцов.

– Там! – сказал я, кивком указывая на одну из четырёх дверей, ведущих из помещения.

Галлан кивнул и мы ринулись в том направлении, выискивая движение в тенях. Впереди раздались выстрелы и я услышал, как Галлан выругался, перекатившись за постамент статуи.

– Галлан? – окликнул я, обернувшись.

– Я в порядке! – крикнул он. – Не останавливайся.

Я прошагал в центр помещения, не обращая внимания на воющие вокруг меня выстрелы. Странная штука эта сила. Чем больше у тебя есть, тем меньше тебе нужно. Моя слава неубиваемого сбивала прицел даже самых умелых стрелков. Пока я спокойно шёл к сгрудившейся толпе в дальнем конце комнаты, выстрелы разрывали бюсты и архитравы, поднимая тучи гипсовой пыли.

Повстанцы собрались под аркой, ведущей в следующую комнату. Их было несколько дюжин, каждый сжимал пистолет или меч. Если бы они остались невозмутимы, у меня могли бы возникнуть проблемы. Но я знал, что этого не случится. Я взглянул на них, позволяя своему гневу пылать в глазах, позволяя тому, чем бы я ни был, сиять сквозь кожу.

Они запаниковали, некоторые поползли в укрытие, другие бросились на меня, открыв огонь. Я уклонился от пары неловких выпадов и увернулся от шквала лазерного огня, с легкостью разрубая  нескольких нападавших небрежными взмахами меча.

Остальные попятились, беспорядочно стреляя поверх моего плеча.

– Во имя консулов, – крикнул я, – подчинитесь!

Они застыли, смутившись, полагая, что я даю им шанс сдаться.

Я кивнул, признавая их послушание, а затем стер смущение с их лиц градом выстрелов. Я не чувствовал жалости, когда они грохнулись на пол, от их лиц шёл дым а конечности подергивались в конвульсиях. Они обратились против сената. Они предали Макрагг. Не могло быть оправдания массовым казням.

– Галлан? – прокричал я, обернувшись.

Он подошел ко мне, сжимая бицепс ведущей руки. – Я в порядке, – сказал он, кивком указав на следующую комнату.

Когда мы приблизились к покоям отца, битва начала стихать. Мои бойцы докладывали лишь о минимальном сопротивлении. Мы с Галланом разобрались с зачинщиками. Кабинет моего отца был великолепен — произведение искусства, выполненное в золоте и слоновой кости — но роскошные ковры были пропитаны кровью и завалены трупами гвардейцев, некоторых из них я знал всю свою жизнь. Я вновь процитировал литании Тараши.

Стояла жуткая тишина, мы подошли к личным покоям моего отца. Здесь были ещё десятки трупов, а по висящему на стене гобелену расползалось пламя.

Галан ринулся к гобелену и сорвал его, ругаясь и топча его ногами, пытаясь сбить огонь. Вокруг него остались угли.

– Бесценно, – прорычал он, – и уничтожено варварами, которые даже неспособны его прочесть.

Я любил Галлана, но он был столь же странным, как и все высокородные Макрагга. Он только что прошел мимо всех этих мертвых людей, но в ярость его привел испорченный гобелен.

Я ощутил в воздухе странный запах, химический и горький. Он показался тревожно знакомым и я стал перерывать свою память, пытаясь вспомнить, где я чувствовал его раньше.

Затем я увидел движение на полу возле Галлана, рядом с горящим гобеленом.

– Берегись! – рявкнул я.

Он отскочил назад, и мы оба вскинули пистолеты.

Я охнул, увидев человека, согнувшегося на полу словно кусок сломанной мебели.

– Отец! – взвыл я, замотав головой. – Нет!

Мы рванулись к нему, но он предупреждающе вскинул руку и мы остановились в паре шагов от него, шепча ругательства. Его разукрашенная кираса была похожа на решето, а одежды пропитаны кровью. Нога была подогнута под болезненным углом, а кожа обуглилась и покрылась волдырями. Но хуже всего была темная линия у него на горле. Она выглядела как второй рот, широкий, щерящийся, сочащийся багровыми струйками. Он охнул, пытаясь вдохнуть, его лицо покинула краска.

Я рухнул на колени, потянулся к нему. И снова, он отмахнулся от меня, в его глазах было отчаянное предупреждение. Он попытался заговорить, но вышло лишь отвратительное булькание.

Он угасал, захлебываясь собственной кровью, хватаясь за горло и пытаясь сесть, а я, со всеми своими странными дарованиями, ничего не мог сделать. Я оторвал кусок своего плаща чтобы обернуть вокруг его шеи, но он с яростью в глазах наставил мне в лицо пистолет.

– Кто сотворил это? – выдохнул я, но он, похоже, не улавливал моих слов.

Когда я оставил попытки дотронуться на него, гнев покинул его взгляд и он потянулся к чему-то, лежащему на полу.

Я поднял предмет. Это была монета. Она, должно быть, выпала из его одежд пока он падал. Я попытался отдать её ему, но он помотал головой, показывая, что я должен сжать её в кулаке.

Я судорожно вздохнул, понимая, что он делал. Он напоминал мне о том дне в горах. Дне, когда он протянул мне монету и пообещал, что я никогда не буду одинок.

– Нет! – взвыл я, но он по прежнему держал меня на прицеле, не позволяя приблизиться.

Галлан положил руку мне на плечо, но я стряхнул её, сжав монету так сильно, что она погнулась.

Около минуты мой отец лежал там, наставив пистолет на мою голову, предупреждая меня не прикасаться к нему. Затем его взгляд застыл, обратившись к чему-то, что могли видеть лишь мертвые.

Когда он упал, упал и я, сползая по стене, рыча словно зверь. Галлан тряс меня за плечи, крича что-то, пока я не осознал, что свалился на обрывки горящего гобелена.

Я поднялся и уставился на труп Конора. Я был наэлектризован бешенством, каждый дюйм моего тела был напряжен до предела. Я не решался пошевелиться, страшась того насилия, что может вылиться наружу. Мой отец не оставил меня. Его забрали у меня.

– Робаут, – произнес Галлан тихим, осторожным голосом. – Мы должны идти.

– Идти? – Я взглянул на него. Даже в отрочестве я был гигантом. Я возвышался над консулом. – Мой отец лежит там, убитый, а ты хочешь, чтобы я ушёл? Хочешь, чтобы я оставил его вот так?

– Подумай, Робаут. Город разрывает сам себя на части. Думаешь, Конор хотел бы, чтобы ты надзирал над его трупом, пока дело всей его жизни разносят в прах? Подумай о своём долге — долге перед Макраггом.

Усилие, которое я приложил, чтобы не ударить Галлана было столь велико, что я некоторое время не мог говорить. Но затем, когда вдалеке раздалось эхо лазерных выстрелов, я увидел правду в его словах. Я подумал о монете в своём кулаке, согнутой но не сломанной, и кивнул.

– Сенаторум.

Он кивнул в ответ. – Будет созвана легислатура. Мы должны рассказать им о том, что произошло здесь. Толпа только что лишила себя своего величайшего чемпиона. – Он покачал головой, глядя на тело Конора. – Но они также рискнули стабильностью целой планеты. Слишком много фракций грызутся за власть. Если сейчас устроить консульские выборы, начнутся волнения. – Он посмотрел на тела, разбросанные по всей комнате. – Это опасный момент.

Я запер свою скорбь в дальнем уголке своего разума и попытался подумать. – Сегодня Макрагг потерял одного из своих консулов, – сказал я, глядя в глаза Галлану. – Я не допущу потери второго.

Я приказал нескольким своим людям охранять тело моего отца, остальные последовали за мной обратно в город. Кровь стучала у меня в ушах, и из каждого угла на меня глядело лицо отца.

Мы пересекали город, из каждого храма и жилищного квартала извергались людские толпы. Я игнорировал бунтовщиков, но не закованных в кольчугу солдат. Эти люди узрели частицу той ярости, что я удерживал в себе.

Я пытался убивать их с тем бесстрастием, к которому меня приучили, но внутри меня что-то надломилось. Я не мог просто стрелять в них. Мне стыдно вспоминать о том, как я давал волю своему гневу, расплющивая их тела о стены, вскрывая кулаками черепа и швыряя живых людей в огонь.

К тому времени как мы достигли лужаек около Сенаторума, Галлан тряс головой, взбешенный сообщениями, трещавшими у него в вокс-бусине.

Он заметил, что я смотрю на него, и скривился. – Они хотят, чтобы я выступил единоличным консулом до тех пор, по ка всё не закончится — пока мы не восстановим порядок.

– Единоличным консулом? – Я вскинул бровь. – Смелая идея.

– Это идёт вразрез со всеми статутами.

– Что, если мы хотим разобраться с этим, необходимо что-то сделать. И сделать быстро. – Я бросил на него выразительный взгляд и двинулся дальше.

Вокруг врат Сенаторума кипела битва. Я уже был готов возглавить атаку, однако Галлан удержал меня.

– Нам необходимо быстро добраться до Зала Согласия. Мы должны поговорить с ассамблеей до того как они примут решение. – Он указал мне на входы для сервиторов и сервов с другой стороны здания.

Я колебался, глядя на свалку у врат. Они швырялись кирпичами и пытались поджечь знамёна. Они были похожи на пьяных или душевнобольных. И снова я обнаружил, насколько тяжело принять мысль о том, что я вообще был одного рода с этими слабоумными существами. Как могли они ополчиться на правительство, которое дало им столь многое?

– Не дай гневу затуманить свой разум, – сказал Галлан. – Мы можем застрять здесь на целый час.

– Ты прав, – ответил я. – Мне нужно сопроводить тебя к ассамблее, пока не стало слишком поздно. – Я приказал своим людям вступить в бой и оставил их там. Мы ринулись во тьму к задней части здания.

Двери были открыты, и, как только мы вошли в высокие залы Сенаторума, я услышал то, что, как мне было известно, Галлан слышать не мог. Так же хорошо, как заполнившую улицы толпу снаружи, я слышал, как лорды собираются в Зале Согласия. Был созван чрезвычайный совет. Сотни патрициев Макрагга проложили себе путь сквозь мятежную толпу, намеренные убедиться в том, что их голос будет услышан. Даже отсюда я слышал, сколь трусливы были некоторые из них. В их голосах, где должен был царить гнев, слышалось воодушевление. В этом кровопролитии они видели возможности.

На протяжении нескольких минут Галлан яростно шептал в вокс, общаясь с кем-то, кто передавал ему информацию из зала, но, как только мы приблизились к центру здания, он прервал разговор и посмотрел на меня.

– Я хочу, чтобы ты был со мной на подиуме. Твой отец желал бы этого.

Я кивнул, едва улавливая его слова, всё ещё думая о том, что я потерял в тот день.

– Но ты не можешь появиться перед ними в таком виде, – сказал он.

Я нахмурился, смутившись, затем понял, что он говорит о моём боевом облачении.

Я не переодевался с тех пор как вернулся в город. На мне всё ещё были доспехи и кольчуга, грязные, покрытые кровью и пеплом.

Он покачал головой со слабой улыбкой.

– Если ты вступишь в зал Согласия, выглядя столь воинственно, там тоже начнётся бунт. – Он сжал мою руку. – Нам следует быть голосом разума, Робаут. Хватит на сегодня варварства.

Я кивнул. Всю свою жизнь я старался не навлечь позор на имя моего отца. Каким-то образом, на фоне его смерти, это казалось ещё более важным. Я начал расстегивать броню.

– Сюда, – сказал Галлан, куда лучше знакомый со зданием, чем я, и кивком головы указал на дверь. – Позволь сервам переодеть тебя.

Когда я направился к двери, Галлан заколебался.

– Я быстро, – произнёс я. – Иди.

Он взглянул на меня с болью в глазах, затем кивнул и поторопился прочь.

Комната была увешана шерстяными тогами и мантиями, которые надевали патриции законодательной ассамблеи. Я направился к ним, по мере приближения сбрасывая броню — по плиточному полу лязгнул металл.

Я уже наполовину разделся, когда в комнату ворвался серв и поклонился, закрывая за собой дверь. – Милорд, – пробормотал он, поспешив помочь мне расстегнуть доспех.

– Вот это, – рыкнул я, махнув рукой в сторону самого незамысловатого одеяния что только смог найти — простой сине-белой тоги, без тех излишков золотого убранства, покрывавшего остальные.

Он помедлил, затем, видимо, решив получше обдумать то что собирался сказать, пересёк комнату чтобы взять тогу.

Одеваясь, я заметил нечто странное. Я почуял тот же химический запах, который чувствовал в покоях своего отца. Знакомая, невыраженная тревога овладела моими мыслями, желая чтобы я нашёл связь. На сей раз я преследовал мысль до самого конца и моему разуму предстала картина. Кампания в Иллирии была жестокой, но удовлетворительной. На каждого убитого дикаря приходилось десять внявших голосу разума и сложивших оружие. Первый раз в жизни я видел, как дипломатия превосходит силу. Но предводитель мятежа, жилистый коротышка по имени Зуллис не желал преклонить колено. Он дрался словно крыса, загнанная в угол, размахивая таким же изогнутым клинком, что я видел у его ассасинов. Он был покрыт нейротоксинами, как тот заявлял, смеясь и вращая клинок у моего лица. Я преподал Зуллису убедительный урок хороших манер, но запах яда не покинул меня.

Серв с ухмылкой приблизился ко мне, его длинный, изогнутый клинок сверкал в полумраке.

Я уклонился от выпада и схватил его за запястье, медленно выкручивая руку назад, пока не хрустнула кость. Он взвыл от ярости и шока.

– Ты убил моего отца, – сказал я. – Ты отравил его. Вот почему он не позволял мне приблизиться. – мой гнев вышел за пределы того животного бешенства, что я ощущал ранее. В моих венах был лёд. Никогда я не чувствовал себя менее человеком, чем сейчас. Я чувствовал себя оружием.

– Да! – прохрипел ассасин, пытаясь выдернуть руку. Его глаза дико вращались, он рычал и хихикал — я распознал признаки боевых стимуляторов.

– Зачем?

– За деньги! – загоготал он, стиснув зубы и прижимаясь ближе ко мне.

Воздух покинул мои лёгкие — он мощно пнул меня в живот.

Отшатнувшись, я проклял свою глупость. Он отвлекал меня. И я был намного медленнее, чем должен был. Я не спал на протяжении всей иллирийской кампании, а затем вернулся домой, чтобы обнаружить мятеж. Возможно, был предел и моей выносливости?

Он вновь приблизился, держа в другой руке нож, но на сей раз я был готов. Я увернулся от удара и нанес мощный хук ему в висок.

Он рухнул, издав влажный, захлебывающийся звук.

– Кто тебе заплатил? – заорал я, хватая его за шею.

Химический запах стал сильнее, и он обмяк в моей хватке, на его губах выступила пена.

Я бросил его на пол и стал наблюдать за предсмертными судорогами, не испытывая удовольствия от его боли. Пена запузырилась у него на губах и запах усилился ещё больше. Он раскусил ампулу. Вероятно, тот же токсин, что был на клинке.

Я рванул к двери. В этот момент я увидел нечто, лежащее рядом с моей бронёй — монету, которую мой отец, умирая, умолял меня взять. Я подхватил её и, выбежав в коридор, застыл, заметив в ней нечто странное. Я уставился на неё и, под резким светом круглых ламп, я узрел истину.

– Нет, – выдохнул я, разгибая монету в прежнее положение. Я глядел на неё, не желая верить. Затем я вновь побежал.

Когда я вошел в Зал Согласия, Галлан уже был на подиуме, пытаясь перекричать гул собрания. Аристократы Макрагга ополчились друг на друга почти с той же жестокостью, что и толпа снаружи.

Я появился позади подиума — пока я приближался к Галлану из-за спины, он продолжал кричать:

– И я не имею ввиду лишь Конора, но и его сына тоже! – орал он, впечатывая кулак в кафедру. – Они обрушили разруху на наши головы. Они рисковали всем, что нам дорого! Я видел, как Конор впустил чернь в Дом Консулов. Если бы не храбрость моих людей, те бы спалили всё здание. Он убил десятки верных солдат, прежде чем мы смогли остановить его.

Толпа ошеломленно застыла, перешептываясь.

– А что до его сына, этого высокомерного выскочки Робаута. Разве мало радушия, с которым мы приветствовали его в наших домах? И вот как он отплатил нам! Я видел, как он не более десяти минут назад, в этих самых стенах, пытался силой пробиться в эти палаты. Прорваться вместе с теми предателями, с которыми, как он заявлял, сражался в Иллирии. Чем он на самом деле там занимался? Плёл заговор, чтобы свергнуть нас! Мы остановили его, но ценой огромного риска. Мне пришлось убить его лично.

Я подошёл ближе к Галлану, на меня упал свет и толпа охнула, уставившись на меня, пока Галлан расписывал им мою смерть.

– Я не стыжусь того, что сделал! – кричал Галлан, неверно истолковав выражения их лиц, всё ещё не догадываясь о моём присутствии.

– Он предал Макрагг, и я был не готов позволить ему вступить в этот зал. Я покончил с его изменой единственным надёжным способом, который был возможен.

Я, наконец, открыл рот. – Я был со своим отцом, когда он умер.

Мои слова прозвенели в напряжённой тишине.

Галлан повернулся ко мне, с его лица схлынула краска.

– И я спросил его, кто в ответе за это, – продолжил я, приставив отравленный клинок к горлу Галлана. – Он не мог говорить, но всё же передал мне имя своего убийцы.

Галлан в панике и смятении смотрел, как я вынимаю монету и сую ему в лицо.

– Полагаю, очень редкая, – сказал я, вращая монету пальцами. – Бракованная чеканка. Вместо того чтобы изображать обоих консулов, на двух гранях находится одно и то же лицо. Твоё лицо, Галлан.

Галлан рассмеялся.

– Ты жив! Это прекрасно! Я слышал, тебя убили.

Я зыркнул на него.

– Я слышал тебя. Слышал всё, что ты сейчас говорил.

Его улыбка застыла, и на мгновение он казался растерянным. Затем в его глазах сверкнул гнев.

– Какое право имеешь ты приходить сюда и бросаться угрозами? Тебе здесь не место, мальчик, никогда не было. Откуда ты вообще взялся? Ты хоть знаешь, кто твой настоящий отец? Тебе повезло, что я не убил тебя, когда...

Слова Галлана утонули в гуле разъяренных голосов, наполнивших зал. Некоторые из патрициев язвили и сквернословили. На мгновение я решил, что всё это адресовано мне, но затем понял — их гнев предназначался Галлану. Ну разумеется. Несмотря на политические разногласия, дворяне Макрагга сходились в одном — ложь в Зале Согласия была недостойна даже презрения. А моё присутствие показало им, каким обманщиком был консул.

Я ухватился за миг сомнения и обратился к залу спокойным, непререкаемым тоном, который совершенствовал в разговорах с иллирийцами.

– Мой отец никогда не лгал вам. Что бы ни происходило сегодня, это не имеет отношения к нему или его реформам. Ничто не значило для него больше, чем этот сенат. Но его истины прошли впустую для людей вроде Галлана. Власть тирана хрупка и недолговечна. Она умирает вместе с ним. Но государство, которое освобождает свой народ, становится сильнее с каждым годом. У каждого последующего поколения больше причин сражаться, чем у предыдущего. Больше причин служить. Мы можем вооружить Макрагг верностью и верой наших подданных. Мы можем сделать его неуязвимым.

Лицо Галлана побагровело от ярости.

– Идиоты! Да, я убил Конора. Думаете, ради кого я это сделал? Кто, по вашему, заплатит за обещанную Конором свободу? Чьи земли толпа жаждет заполучить? Ваши! Вашей власти они желают. Ваших денег. Чем, по-вашему, вы станете, если пройдут реформы Конора? – Он почти вопил. – Вы станете ничем! Ничем не лучше простого сброда! Века традиций будут обращены в прах одним-единственным актом благотворительности!

Я приготовился оборвать его речь, сжимая рукоять ножа и вспоминая боль в глазах умирающего отца.

Затем я понял, что сенат затих, пристально наблюдая за мной, восхищенный неистовым зрелищем, которое разворачивалось на подиуме. В их глазах я увидел будущее. Если я убью Галлана, то докажу его правоту. Я стану диким мятежником, которым он и выставлял меня. Все остальные истины будут пересмотрены в ходе последующего голосования. Разразится буйство взаимных обвинений и заговоров. Они ополчатся друг на друга. Пока город умирает, власть имущие будут браниться, позволяя Макраггу пылать, в то время как они пытаются превознести одного наследника над другим.

Я подумал о дикарях в Иллирии, сложивших оружие ради места в мечте, которую я расписывал перед ними.

Я опустил клинок.

Галлан в недоумении смотрел на меня, отходящего от него.

– Не дело одному человеку вершить правосудие, – сказал я, глядя на собрание. – Это дело сената. Макрагг — это больше чем любой из нас. Галлан убил моего отца, но я скорее позволю ему уйти безнаказанным, чем внесу раздор в этот совет. Если вы хотите этого человека своим консулом, да будет так. Но вы слышали, как он лжёт вам. Он признал это безо всякого стыда. И вы должны принять решение быстро.

Глаза Галлана сверкнули. Он пытался не рассмеяться, уверенный, что никто не будет слушать меня вместо него.

– Предатель! – прозвучал крик из глубины зала. Я посмотрел сквозь ряды патрициев и увидел что один из них указывает дрожащим пальцем на меня. Нет, не на меня — на Галлана. Я узнал его. Адарин. Человек, всегда презиравший меня. Человек, осуждавший реформы моего отца. Но теперь гнев Адарина был направлен на Галлана.

– Предатель! – воскликнул ещё один, затем ещё, пока по всему залу не прокатилась волна обвинений.

Галлан шатался, словно пьяный. – Идиоты! – возопил он, брызжа слюной. – Эти люди обдерут вас как липку. Подумайте о том, что создавали ваши отцы. Вы обречёте...

Его слова обратились в бешеный вой, когда солдаты схватили его за руки и начали стаскивать с подиума. Ярость превратилась в панику. Будучи уличённым в обмане в Зале Согласия, его ждёт смертный приговор.

Я смотрел, как его утаскивают прочь, всё ещё извергающего проклятия, затем спустился вниз и начал проталкиваться через зал обратно к своим воинам.

Адарин пробрался через толпу и с мрачным лицом перегородил мне путь.

Зал затих.

Он глядел на меня с таким убийственным намерением, что я подумал, мне придется с боем прорываться наружу. На подиуме я сказал всё что думал, но не собирался задерживаться, пока мои люди сражаются снаружи. Я не оставлю их умирать.

Адарин совершил нечто неожиданное. Он снял металлический венок со своей головы и бросил его к моим ногам.

По залу прокатился подавленный вздох. Каждый понимал символизм этого поступка. Он клялся мне в верности.

Я подумал, уж не смеётся ли он надо мной, но тот выглядел совершенно честным.

– Я не знаю, откуда ты прибыл. – сказал он, – и для меня это отныне неважно. Я никогда ранее не слышал более истинного сына Макрагга. Твой отец лежит, убитый, не больше чем в километре отсюда, а ты спокойно и ясно говорил в присутствии его убийцы. Ты ставишь нужды сената превыше собственной боли. Ты — пример, Робаут Гиллиман. – Он окинул взглядом зал. – Для всех нас.

Я покачал головой, но прежде чем я смог ответить, человек рядом с ним снял свой венок и бросил его рядом с венком Адарина. Ещё один сделал то же. Один за другим, патриции проталкивались вперёд, чтобы бросить венки к моим ногам, пока я весь не был окружён грудой золотых листьев.

Гордость и изумление пригвоздили меня к полу.

– Макрагг выстоит, – прошептал я, снова думая о пророчестве отца, не намереваясь быть услышанным.

Акустика зала подхватила мои слова и пронесла их над толпой.

– Макрагг выстоит! – ответили пять сотен голосов, и совет начал вставать на колени.