6268
правок
Изменения
Нет описания правки
{{В процессе
|Сейчас =45
|Всего =8
}}
— Я могу попробовать, — сказал он.
=== Глава четвёртая ===
''В жизни каждого верующего человека настаёт момент, когда ему предстоит решить, как далеко он готов зайти во имя праведной цели. Ответ может быть только один. Так далеко, как только получится, и ещё дальше, до самой погибели.''
::::::::::Отец Балтан Евгенинов, «Кеприанское отмщение»
Ударная группировка не станет здесь засиживаться. Ряды еретиков сильно поредели после атаки Испивающих Души, но космодесантники понятия не имели, какие подкрепления могли подтянуть сектанты. Они могли обороняться сколь угодно долго, однако это никак не поможет им обезглавить культ. Испивающим Души нужно было добить дом Яте, и убираться как можно скорее.
Воины собрались в лаборатории, чтобы окончательно зачистить разрушенный зал от жертв экспериментов, снести сюда погибших и заняться ранеными. Брат Менедух лежал на полу секционной комнаты со снятым шлемом и закрывавшей глаз медике-повязкой. Останки брата Питамена сложили вместе для дальнейшей переноски. Их здесь не бросят.
Сильно досталось и Фраату, и хотя сержант мог ходить, болтер он держал с большим трудом. Его раны обработали настолько хорошо, насколько это было возможно без апотекария, и лидер отделения наблюдал за приготовлениями с хмурой миной, словно злясь на своё тело за то, что оно оказалось на пути у пальцевого оружия Наивысшей Длани.
— Держите его, — произнёс Кивон.
— Я уже делал такое раньше, брат, — ответил Сасан. — Припоминаешь?
Тело с плиты лежало на полу — не самое лучшее место для процедуры, однако секционный стол уничтожило взрывом, а искать что-то получше у них не было времени. Сасан крепко сжал голову мертвеца, и Кивон с помощью миниатюрной циркулярной пилы сделал длинный надрез вдоль лба. Это устройство он носил именно для подобных целей. Пила разрезала кость, и Кивон осторожно провёл её через висок, после чего Сасан приподнял голову, так, чтобы он смог пройтись по затылку.
Кивон потянул крышку черепа на себя. Кость отделилась с влажным всасывающим звуком, обнажив багровое мозговое вещество.
Мозг выглядел здоровым. Кивон повидал на своём веку достаточно, чтобы распознать признаки ранений или начала гниения. В отсутствие ручных медицинских инструментов он взял боевой нож, и мономолекулярным острием срезал кусочек коры.
— Момент истины, брат, — отозвался Сасан. — Будем надеяться, что этот мёртвый глупец что-то видел.
Омофагия являла собой орган в спинном мозгу космодесантника, который соединялся с желудком посредством имплантированного пучка нервных окончаний. С помощью некоей алхимии, ныне давно переставшей поддаваться человеческому осмыслению, она могла поглощать генетический материал и отфильтровывать информацию из недавних изменений в ДНК. Чтобы работать, ей требовался только свежий образец центральной нервной системы. В некоторых капитулах Адептус Астартес омофагия больше не выполняла своей прямой функции, а во многих других могла предоставить лишь смутные и самые поверхностные сведенья. Другие ордены отказывались прибегать к помощи этого органа, считая его использование непотребным или слишком ненадёжным. Впрочем, иногда тот или иной десантник мог обладать необычно активной омофагией, и в таком случае капитул не пренебрегал ею. Брат Кивон был именно из таких. Геносемя Сангпримус Портум — реликвия примархов и их потрясающей мощи — содержало в себе генетический отголосок, который отозвался в Кивоне. Для него результаты работы омофагии были не просто туманными обрывками эмоций или мыслей недавно умерших. Для него они были реальностью.
Воин положил кусочек мозга на язык, а затем проглотил его.
Он почувствовал, как в сознание погружаются щупальца воспоминаний другого существа.
Боль. Тело Кивона непроизвольно напряглось. Это были первые впечатления из последних воспоминаний мертвеца. Боль и паника. Он ощутил красную полосу агонии вдоль лица, пока скальпель разрезал его лоб, нос и челюсть. Он почувствовал призрачные оковы на запястьях и лодыжках. Он заставил себя сделать глубокий, медленный вдох и взял себя в руки. Воспоминания принадлежали не ему, сказал себе Кивон. Он не был этим человеком. Боль была не его…
''Он лежал на плите в секционной комнате. Над ним лязгал и жужжал автохирург. Скальпели машины были влажными и красными от его крови. Он был не космодесантником, а всего лишь простым человеком. Он чувствовал вокруг себя оковы, так, словно его удерживали в цепях. Он попытался пошевелиться, и понял, что даже столь хлипкие конечности не подчинялись его воле. Он был парализован.''
''Перед глазами всё плыло от препаратов для разжижения крови и лишения его дееспособности, и ему пришлось приложить усилие, чтобы заставить глаза сфокусироваться. Голова упала набок, и он увидел женщину.''
''Она была привлекательной, но не красавицей. Заостренное, злое лицо обрамляла густая грива заплетённых светлых волос. Она носила одежду, напоминавшую богатую солдатскую униформу с аксельбантами и эполетами, и также россыпью медалей на груди.''
''— Яте, — раздался голос из другого конца комнаты. — Результатов всё не видать.''
''Лицо женщины исказилось от смеси страха и гнева.''
''— Я не чудотворец, — резко сказала она. В её голосе чувствовалась надменность урождённой аристократки. — Я — не ты.''
''— Так и есть, — донёсся ответ. В голосе ощущалось нечто странное. Он был мужским, но в его звучании отсутствовало что-либо человеческое.''
''В поле зрения возникла фигура. Она была значительно выше женщины, с удлинёнными, нечеловеческими пропорциями тела. На существе был комплект доспехов из соединённых между собой гнутых пластин, раскрашенных в белые и нефритово-зелёные цвета, а также покрытых сложным выгравированным узором из вьющихся и переплетающихся шипастых лоз. В центре нагрудника сверкал большой багровый камень. Лицо существа вселяло ужас. Оно казалось вытянутым и искажённым, как будто Кивон смотрел на него через выпуклую линзу. Глаза его были огромными и чёрными, нос и рот — небольшими, что словно кричало о высокомерии и жестокости, чёрные волосы зачёсаны назад. В руке создание сжимало длинный посох, увенчанный символом полумесяца.''
''Оно было не одно. Второй чужак был облачён в насыщённо-зелёную броню и глухой шлем с треугольными глазными линзами и парой похожих на жвала лазеров, встроенных в личину. Задняя часть шлема задиралась вверх, формируя широкий белый гребень. Благодаря латам существо выглядело весьма крупным, и поэтому меч с цепными зубьями в поясных ножнах казался ему вполне под стать.''
''Ксеносы. Альдари.''
''— Я знаю, где она, — сказала Яте. — Экклезиархия зовёт её Лирой Иннокенса.''
''— У тебя её нет, — заявил предводитель альдари.''
''— Она под охраной, — ответила аристократка.''
''— Нам говорили, что тебе по силам захватить власть над миром, — произнёс чужак. — Ты не можешь лгать нам, Яте. Существа получше тебя уже пытались.''
''— Я могу занять города, — произнесла Яте, стараясь выглядеть невозмутимой перед лицом абсолютной неправильности стоявших перед ней альдари. — Культ уже на месте. Меня называют пророчицей. — Она махнула на лежавшее на плите тело — то самое, чьими глазами Кивон наблюдал за происходящим. — У меня таких целая армия. Я могу покорить города, когда захочу. Те, кто не присоединятся ко мне, сбегут либо умрут. Но Лира не в городах. Она — реликвия церкви, и она хранится в одном из святилищ, а ими правит Экклезиархия, священники и исповедники, и поколебать их веру я не сумею. Мне придётся захватить их силой, но на это уйдёт не один день.''
''— Они страдают, — промолвил альдари. Он шагнул к Яте, нависнув над ней. — Я слышу их голоса в паутине. Они молят об освобождении. Они умоляют, чтобы их избавили от мучений. За каждую секунду проволочки ты будешь терять их одного за другим.''
''— Я не могу просто взять и забрать её, — сказала Яте. Её трясло от гнева. Даже просматривая заключительные воспоминания мертвеца, Кивон видел, что женщину что-то терзает. — Экклезиархия мобилизует все свои силы. У неё тысячи ополченцев. Мне придётся атаковать все храмы одновременно, чтобы не позволить им перебросить подкрепления и ударить в ответ. Если им представится шанс, они вывезут Лиру с планеты. Мне нужно будет взять их в осаду и заморить голодом. Это… это может занять месяцы, годы.''
''— Тогда приступай, — сказал альдари. — В отличие от тебя, время для нас несущественно. Единственное, что имеет значение — это… Лира. Однако ради твоего — и их — блага, поторопись.''
''Яте сглотнула и сжала кулаки. Кивон видел, что она была не из тех, кто привык о чём-то просить других. Она привыкла говорить с позиции силы, а здесь её у Яте не было.''
''— Я отдала вам весь свой мир, — сказала женщина. — Я сделала всё, о чем вы просили. Когда осада…''
''— Ты не сделала ничего, о чём мы просили, — осёк её на полуслове ксенос. — Лиры Иннокенса у нас до сих пор нет.''
''— Вы не понимаете, чего требуете.''
''— Примитивность твоего языка режет мне слух, — заявил альдари. — Говорить больше не о чём. Я ухожу.''
''Он бросил презрительный взгляд на тело на плите, после чего повернулся к альдари в тяжёлом доспехе. Второй ксенос активировал устройство на запястье, и откуда-то вне поля зрения Кивона засиял мерцающий свет. Чужаки шагнули в яркие лучи и исчезли. Световые врата гулко закрылись, и в помещении повисла давящая, предвещающая бурю, тишина.''
''Яте напряжённо выдохнула, а затем достала из кобуры лазпистолет и разрядила его в один из экранов когитаторов. Монитор взорвался, рассыпав фонтан искр. Женщина выстрелила ещё дважды, но ярости её это нисколько не поубавило.''
''— Ты тоже станешь меня судить? — резко сказала она трупу на столе. — Я пожертвовала большим, чем ты. Всё, что ты потерял, это свою жизнь! — Она выстрелила ему в грудь, и видение посерело.''
''Последнее, что увидел Кивон, стал меркнущий образ отворачивающейся от него Яте, вложившей лазпистолет обратно в кобуру и вышедшей из комнаты, пока он истекал кровью на столе…''
— Альдари, — сказал он, едва вернулся назад в настоящее. Сверкающие стены и ряды когитаторов сменились разрушением, оставленным взрывом осколочной гранаты.
— Молюсь, что не расслышал тебя, брат, — отозвался Сасан.
— Я должен связаться с капитаном Кьюхьей, — ответил Кивон.
Он покинул секционную комнату и прошёл через лабораторию, заваленную множеством мутировавших тел. Теперь десантник понял, что они были жертвами экспериментов, потребовавшихся для того, чтобы отточить процесс создания Тройственных. Весь этот кошмар делался даже не во имя такого, в конечном итоге, понятного зла, как человеческая алчность. Его сотворили ради существ, которые даже не могли назвать себя людьми.
Поместье Яте наверху превратилось в зону боевых действий. Остальные отделения Испивающих Души ударили по культистам всей своей мощью, и Кивон не заметил поблизости ни одного живого еретика. На земле валялись трупы в рясах и грязных рабочих спецовках. Другие лежали на крышах, там, где их подстрелили. Стеклянные стены оранжереи были разбиты, а в главном здании бушевал пожар.
Выжившие лоялисты из Полой Горы занимались своими ранеными или потрясённо сидели на земле. Из всех имперцев, атаковавших стены, в поместье пробрались считанные единицы. Кивон увидел ходившего среди них инквизитора Стено, сыпавшего словами ободрения и заверениями в том, что Император ими гордится. Отец Евгенинов также выжил, и теперь тихо молился над теми, кто получил самые тяжёлые ранения, дабы успокоить их души в последние мгновения жизни. Брешь в стене имения была забита телами верных кеприссцев.
— Брат Кивон! — окликнул его эпистолярий Оксиат. Кивон задался вопросом, не его ли ментальная молния подожгла дом. — Стоила ли того пролитая нами кровь?
— Надеюсь на то, — ответил воин. — Мы потеряли боевого брата, ещё несколько ранено.
Наверху коммуникатору Кивона удалось подключиться к вокс-каналу командования ударной группировки. Он послал сигнал тревоги, который, как он знал, вспыхнет руной на сетчатке капитана.
''— Кьюхья,'' — раздался ответ, перемежаемый шипением статики, однако вполне разборчивый.
— Говорит брат Кивон.
''— Брат, где сержант Фраат?''
— Увы, ранен. Но мы победили. Имение дома Яте пало, и Наивысшая Длань мёртв. Однако есть другие новости. Мы узнали, кто наш настоящий враг на Кеприсе.
По воксу доносились крики и грохот стрельбы. Где бы ни находились сейчас бойцы Кьюхьи, они явно сражались.
''— Выкладывай скорее, брат.''
— Я узнал о ксеносах, капитан, — произнёс Кивон.— Йецегат и её культ заодно с альдари.
''— Мы знаем,'' — ответил командир космодесантников, и Кивон услышал на фоне его голоса вой двигателей и запинающийся рёв тяжёлого оружия. ''— Они только что объявились.''
После того как поместье Яте пало, и Испивающие Души приготовились к отбытию, отец Евгенинов поведал Кивону истории. Они передавались кеприссцами из поколения в поколение, и старый священник пересказывал их так много раз, что запомнил наизусть.
Святой Иннокенс, пояснял он, блуждал по пустыне, и там же погиб. Император услышал молитву, сорвавшуюся вместе с его последним вздохом, и подарил им жизнь. Иннокенс отправился в путь снова, следуя за всё более чёткими видениями, ниспосылаемыми ему Императором. Скитание святого завершилось, когда он узрел перед собой океан, и там Иннокенс, наконец, упал без сил и умер во второй раз.
По дороге он записывал свои видения, которые впоследствии перешли на страницы священной книги Имперского кредо. Иннокнес видел смерть Галактики сотню раз, и каждая версия конца времён полнилась собственными моралями, аллюзиями и пророчествами, столь многочисленными, что понять их все не представлялось возможным. Впрочем, это не помешало целым поколениям клириков посвятить свои жизни их изучению, пытаясь выбрать крохи знаний из бесконечного множества образов, посещавших голову святого.
На каждой важной точке паломничества Иннокенса вырос храм. Они цепочкой тянулись от северной границы обитаемых районов Кеприса до самого берега экваториального океана. Там, где Иннокенс нашёл свежую воду, возвели стоянку Возвышенного Отдохновения. Многочисленные храмы Покоя были построены там, где, согласно записям Иннокенса, он устраивался на сон. Одними из наикрупнейших святилищ считались церковь Дыхания Возвращённого, где Иннокенс умер и милостью Императора вернулся к жизни, и чертог Великого Откровения, где святой получил видение ужасного разреза во тьме, что разделил Галактику и провозвестил её конец. Саму же могилу Иннокенса, где хранились мощи святого, воздвигли в центре региона, где проходило его паломничество, и она стала перевалочным пунктом для тех пилигримов, что хотели пройти по его стопам.
Храмами Кеприса заведовала Экклезиархия, которая же и обеспечивала их безопасность. Священники набирали из числа верующих рабочие отряды для ремонта святынь, а также ополчение, чтобы защищать паломников, которые путешествовали по маршруту. Но в первую очередь они охраняли тамошние реликвии, ибо связанные со святым вещи считались одними из самых ценных предметов во всём секторе. Записанные рукою Иннокенса видения, святые иконы и розарии, что он носил с собой, дабы те постоянно напоминали ему о присутствии Императора, камень, из-под которого потекла свежая вода — все они были помещены в пустотные саркофаги и ревностно оберегались. Лишь пилигримам, доказавшим свою преданность вере, позволялось войти в ризницы и воочию узреть артефакты святого.
Тем сказаниям насчитывались тысячи лет, но Евгенинов знал и другую, новейшую историю тропы святого Иннокенса, и она была куда менее вдохновляющей. После того как в городах поднял голову культ Йецегат, Гласа Всего, ополченцы устремились на защиту храмов от еретиков. Пока культисты среди кеприсских боевых подразделений поднимали мятежи и грабили оружейные, клирики созвали ополчение и вооружили паломников.
Когда города пали, святилища ещё держались. Колонны сектантов, хлынувшие в пустыню, натолкнулись на тысячи защитников, окопавшихся по всей тропе святого Иннокенса. Не сумев прорваться в храмы, культ решил взять их в осаду, насильно вербуя в свои армии городских жителей. Церковь Пролития Крови пала, и всех её защитников развешали под палящим солнцем, обрёкши на долгую, мучительную смерть. Колонну паломников, направлявшихся к церкви Дыхания Возвращённого, вырезали до последнего человека. Тысячи погибли на баррикадах и у ворот, и ещё многие тысячи умерли от болезней и голода, когда культ начал затягивать петлю.
Еретики что-то искали. Какими бы ни были целы Йецегат, она хотела захватить храмы и ради этого была готова пожертвовать всеми жителями Кеприса. И, со временем, она бы победила.
Тогда-то и прибыли Испивающие Души.
Кивон помог сержанту Фраату подняться в грузовой лихтер. Гусеничная машина оказалась достаточно большой, чтобы вместить шестерых космодесантников, и в Сварочных их отыскалось достаточно, чтобы взять на борт всю ударную группировку. Сержант ничего не сказал, но было ясно, что он зол на то, что нуждался в чьей-либо помощи. Он получил слишком серьёзные ранения, чтобы сражаться дальше, а для такого воина до корней волос как Фраат это было смерти подобно.
— Когда вы вернётесь? — спросил отец Евгенинов. Старик наблюдал за тем, как Испивающие Души грузятся в машины, и в глазах его стояли слёзы.
— Скоро, — ответил Кивон, хоть и понятия не имел, говорил он правду или нет. Он обучился всем аспектам войны за время обработки и тренировки Адептус Астартес, но в их число не входило поднятие боевого духа отчаявшихся защитников Империума. — Император своих узнает, — сказал он, пытаясь подобрать слова, которые смогли бы приободрить лоялистов Полой Горы. — Он защищает.
— Воистину, Он прислал вас к нам, — сказал Евгенинов. — Но вы так быстро уходите…
— Закончить начатое, — произнёс Кивон.
Жрец задумчиво кивнул.
— Да. Да, вот чего Он просит от нас. Он защищает, и Он ожидает в ответ. Нас бросают, ибо в самом конце всем нам предстоит биться в одиночку. Но вы показали нам как, мой лорд! Вы показали нам как…
Кивон не нашёлся с ответом, и лишь испытал облегчение, когда отец Евгенинов отвернулся и направился обратно к своей оставшейся пастве — грязным, истощённым и израненным людям, которые вернулись в Сварочные после штурма стен поместья.
С лоялистами решил не оставаться и Стено. Инквизитор предпочёл присоединиться к ударной группировке, отправлявшейся на соединение с остальными Испивающими Души в пустыне, где Кьюхья руководил атакой на войска культа, осаждавшие святилища Кеприса. Теперь, когда Кивон узнал, чего хотела Йецегат, он понял, как сильно им повезло, что капитан отвёл большую часть Испивающих Души на тропу Иннокенса.
Эпистолярий Оксиат как раз поднимался в грузовик, когда к нему подошёл Стено.
— Библиарий, — окликнул псионика инквизитор. — Весточка от моих контактов в городском архиве. Женщину, которую увидел брат Кивон, зовут Калипса Яте. Младшая дочь дома Яте. Она, похоже, и есть наша Йецегат.
— Что насчёт Лиры? — поинтересовался Оксиат.
— Реликвия святого Иннокенса, — ответил Стено, — хранится в его усыпальнице. Паломники недавно нашли её в руинах среди пустыни, и она стала первой новой реликвией за тысячи лет. Как ни иронично, но её обнаружение сочли довольно многообещающим знаком. Зачем она нужна ксеносам — вопрос открытый.
— Твои контакты могут сказать, откуда она? — спросил псайкер. — На что она способна?
— Сомневаюсь, что они ещё живы, — сказал Стено. — Еретики мстят за смерть Наивысшей Длани, и скоро во всей Полой Горе не останется лоялистов.
Кивон оглянулся на последних имперцев, слушавших новости старика-жреца о том, что Ангелы Смерти уходят, оставляя их на милость Гласа Всего.
— Их не хватит, чтобы защитить Сварочные, — заявил Кивон. — Как только культ узнает о нашем уходе, все эти люди умрут.
— А ты бы хотел остаться с ними, чтобы выиграть для них несколько лишних секунд жизни? — Бровь инквизитора изумлённо поползла вверх. — Ты считаешь, что именно так лучше всего послужишь Императору?
— Просто наблюдение, инквизитор, — произнёс космодесантник.
— Такая смерть определённо не для Испивающих Души, — добавил Стено. — Скажите, братья, какая участь постигла тех, кто носил ваше имя до вас?
— Мы не знаем, — ответил Оксиат. — Сведений не сохранилось. Теперь наследие Испивающих Души создаём мы сами.
— Как я и подозревал, — многозначительно протянул служитель Ордосов. — Очевидно, мои источники надёжнее ваших. С другой стороны, я могу попасть туда, куда вам путь заказан.
— Что тебе известно? — потребовал Кивон. Предупреждающий взгляд Оксиата слишком поздно подсказал ему не вестись на слова инквизитора.
— Достаточно сказать, — ответил Стено, — что Испивающих Души забыли не без причины.
Кивон заставил себя промолчать. Даже космодесантник не смог бы запугать или заставить говорить инквизитора, поэтому он лишь проводил Стено взглядом, когда тот направился к следующей машине в колонне. На Испивающего Души накатило совершенно чуждое ему чувство беспомощности.
Воин уселся на последнее место в грузовике своего отделения и захлопнул за собой задний люк. Взревев, машина медленно покатилась вперёд. Транспортники уступали в бронировании и скорости «Импульсорам», и к тому же им приходилось ехать по пересечённой местности, однако они были хорошо защищены от суровых условий пустыни, а благодаря внешнему виду колонна сможет, не привлекая к себе лишнего внимания, преодолеть весь путь от промышленного центра Полой Горы до тропы святого Иннокенса. Брату Сасану пришлось сесть за руль, и по тряске очень скоро все на борту поняли, что роль водителя ему совершенно не нравилась.
— Что ему известно? — задался вопросом Кивон, разговаривая скорее сам с собой, чем с кем-то ещё в машине. — И откуда?
— Инквизиция многое знает, — ответил библиарий. — Можно сказать, это её работа.
— Но зачем было бросать нам наживку?
— Ордосы ищут любое преимущество и возможность, — отозвался псайкер. — Может, он просто хотел напомнить о своём старшинстве. Инквизитор должен быть главным везде, где бы ни оказался. Что касается твоего второго вопроса, то в его распоряжении огромные хранилища данных, и, возможно, связь с подчинёнными за пределами планеты.
— Он просто дурманит нам головы фимиамом, — отозвался Сасан с водительского кресла. — Ничего он не знает.
Кивон попытался прогнать лишние вопросы из головы, вытеснив их боевыми обрядами и тактическими проповедями Адептус Астартес, однако те не желали исчезать. Они впивались в его разум подобно осколками шрапнели.
— Что ему известно? — пробормотал он.
— Брат Кивон, — прорычал Фраат, — будь твои вопросы пулями, этот город был бы уже завален трупами. Лучше спрашивай себя о том, как нам победить врага.
— Конечно, брат-сержант.
— Принципы осады и контросады, — сказал Фраат. — Вступление, первые строфы. Начинай, брат Кивон.
— Осада — это способ сломить волю противника, а не его тело, — заговорил Испивающий Души, слова хлынули из глубин его памяти подобно воде сквозь прорванную дамбу, и выученная во снах доктрина без остатка заполонила его мысли. — Её цель — боевой дух врага. Его капитуляция, а не смерть — вот твоя задача. Однако смерть при этом — ключевой инструмент в арсенале того, кто хочет лишить недруга сил посредством осады, и одновременно то, что способно надорвать самих осаждающих…
Кивон повторял по памяти тактическую проповедь всю дорогу от Сварочных до крайних литейных и факторий. Позади колонны, в клубах дыма и грохоте перестрелок, Полая Гора продолжала истекать кровью.