827
правок
Изменения
Нет описания правки
— Убирайся из моего города.
== Глава девятнадцатая ==
''Судьба''
Безмолвный гигант возвышался над верующими.
Его шкура и кости были собраны из разбившихся и трофейных судов, каждая колонна, шестерня, пилон, балка и пластина брони, которые применялись при постройке, были украдены. И пускай гигант не был живым — живые существа заменяли ему кровь и внутренние органы. Они карабкались внутри защищённого бронёй тела бога, висели на металлических костях, двигались подобно кровяным клеткам в застоявшихся артериях.
Больше месяца две тысячи рабочих трудились над исполином. И наконец, он пробудился три дня назад у стен улья Стигия под огромный хвалебный рёв преданных верующих.
И затем в первые же часы жизни он стёр город-улей с лица планеты. Стигия был небольшим промышленным городом, который защищали Стальной легион и местное ополчение при незначительной поддержке астартес и Механикус. Со времени пробуждения гиганта до момента, когда пали последние организованные очаги сопротивления, в общей сложности прошло пять часов тридцать две минуты.
И теперь исполин стоял безмолвно и неподвижно, готовясь к путешествию на юг.
Его физиономия выглядела свиноподобной, с широко распахнутыми глазами, зубастой пастью и красными металлическими клыками. За разбитыми окнами, которые заменяли глаза, в зверином подражании команде имперского титана сгорбившиеся члены экипажа почти бегом прислуживали гиганту.
Именем исполина, которое намалевали грубыми инопланетными письменами на уродливом корпусе с жирным животом, было ”''Сокрушитель Богов”.''
Медленно, сотрясая землю, ”''Сокрушитель Богов”'' направился к побережью на юг.
К Хельсричу.
Если бы он мог двигаться без остановок и поломок, что было весьма трудно, учитывая мастерство его создателей, гигант достиг бы прибрежного улья к рассвету следующего дня.
Символично, что к Хельсричу приближался единственный кто мог противостоять ”''Сокрушителю Богов”'' — другая могучая военная машина. Это путешествие длилось гораздо дольше, а кортеж был жалким подобием того, что могло бы быть в лучшие времена.
Волны пепельной почвы поднимались позади транспортёра — антигравитационное поле взаимодействовало с землёй под грохочущим змееподобным ординатусом. Юрисиан ощущал сопротивление при каждом прикосновении к системам управления. Дух-машина пробуждался от дремоты, ощущая себя оскорблённым и находясь на грани нападения на ответственное за всё это живое существо.
— Реклюзиарх, — снова произнёс магистр кузни в вокс, и снова не получил ответ.
”''Оберон''” в разуме технодесантника был подобен одинокому зверю в чаще. Юрисиан мог сдерживать его, пока был сосредоточен на присутствии духа-машины, также как путешественник отпугивал волка в глуши, если наблюдал за хищником и защищался зажжённым факелом. Это была борьба концентраций, и, не смотря на усталость, технодесантник обладал ей в изобилии. Он был ответственным и терпеливым человеком, внимательным к каждой мелочи, словно охотник, крадущийся за добычей. Подобное поведение и верность вместе с квалификацией и героическими деяниями привели к повышению в нынешнее звание девятнадцать лет назад на борту ”''Вечного Крестоносца”.''
Юрисиан присутствовал при вступлении Гримальда во Внутренний круг, и хотя он теперь стыдился признаться — даже молча, только самому себе и затаившемуся духу военной машины — тогда он выступил против капеллана, который должен был занять место реклюзиарха Мордреда.
— Он не готов, — сказал Юрисиан, соглашаясь с чемпионом Баярдом. — Он хорош в небольших стычках и воин лучше рыцаря. Но он не лидер ордена.
— Магистр кузни говорит верно, верховный маршал, — добавил Баярд. — Неуверенность — вот недостаток Гримальда. Он постоянно медлит, и нет тайны почему. Он оценивает себя по уровню своего повелителя. Сомнения вцепились в него и сделали неясным его место в ордене.
— Он потрясён смертью Мордреда, — продолжил настаивать Юрисиан. — Он ищет своё место в Вечном крестовом походе.
Хелбрехт сидел на троне и размышлял, от его ледяного взгляда в зале стало холоднее:
— В грядущей войне я позволю Гримальду найти это место.
Юрисиан не стал спорить и склонил голову в поклоне. Чемпион Императора был не столь смиренным и выдвинул свои рекомендации воинам, которые, как и Гримальд, могли стать приемниками Мордреда.
Верховный маршал не высказывал своё мнение, но голоса окружающих его возвышение Братьев меча звучали насмешливо, подобно грохочущим о щиты кулакам. Гримальд был выбран Мордредом Мстителем, и его мастерство в рукопашном бою не подлежало сомнению. Два века бесстрашия и славы; двести лет неослабевающей храбрости и толпы мёртвых врагов на множестве миров; и ещё он стал самым молодым Братом меча в истории ордена — ничто не могло оспорить эти истины.
Юрисиан и Баярд уступили. Следующей ночью они наблюдали, как Гримальд принял мантию Мордреда.
”''Оберон''” накренился, когда поднимался на пепельную дюну, антигравитационное поле взвыло от напряжения.
На горизонте над пылающим городом поднимался чёрный дым.
— Реклюзиарх, — снова произнёс Храмовник в вокс, пытаясь связаться с воином, который не заслуживал звания, что сейчас носил.
Покинуть титан оказалось меньшим испытанием, чем опасался Асаван.
Он сделал это два дня назад и с тех пор находился на улицах города. Всё что пришлось предпринять — медленно спуститься вниз через палубы, но Асаван чувствовал себя так, словно прошёл по восьми миллионам винтовых лестниц, каждая из которых была выполнена из твёрдой бронзы и крепко приклёпана к стенам.
Ладно. Скорее четыре лестницы. Но к тому времени, как Асаван достиг уровня земли, он смаргивал пот с глаз и проклинал плохую физическую форму. На нижних палубах титана были красное освещение, узкие коридоры и спёртый воздух, наполненный запахом священного ладана для Бога-Машины, а также последователи, которые распевали благословения Его имени. Их преданность придавала ”''Вестнику Бури”'' силы. Слава Ему.
— Стоять, — рявкнул механический голос, и Асаван сделал именно то, что от него потребовали. Он даже поднял руки вверх, пародируя ненужную сдачу в плен.
— Что вы здесь делаете? — требовательно спросил голос.
''Здесь'' — он находился в нижней части тела титана, в одном из самых близких к земле залов, куда был открыт доступ, помещение освещал мерцающий жёлтый свет тревожного сигнала. Шестеро аугметированных скитариев стояли вокруг переборки в полу. Сама комната покачивалась назад и вперёд, наклоняясь от поступи ''”Вестника Бури”.''
— Я покидаю титан, — ответил священник.
Скитарии переглянулись заменявшими глаза фокусирующими линзами. Воздух загудел от закрытых переговоров по воксу. Они пребывали в смущении. Это… это было бессмысленно.
— Вы покидаете титан, — произнёс один из них, по всей видимости, главный. Его линзы вращались, сканируя неаугметированного человека.
— Да.
Снова переговоры по воксу. Лидер, на его лице было больше бионики, чем у остальных, быстро говорил на машинном коде. Асаван уловил в них команду: ошибка/отказать, и услышал следующее.
''— ”Вестник Бури”'' движется.
Тортелий знал это. В конце концов, вся комната тоже двигалась:
— Титан шагает. Я в курсе. И всё же я хочу уйти. Эта вспомогательная лестница приведёт меня вниз к опоре левой ноги и к укреплениям на голени, так ведь?
— Так, — согласился командир скитариев.
— Тогда, пожалуйста, извините меня. Я должен идти дальше.
— Стоять.
Асаван вновь подчинился, но ему это уже начало надоедать.
— Вы хотите покинуть титан, — повторил скитарий. — Но… почему?
Окружающая обстановка мало располагала к дебатам о кризисе веры и для внезапного признания в желании идти к жителям города и помогать им собственноручно.
Он дотронулся до медальона на шее, который показывал, что Асаван Тортелий почтенный член Экклезеархии Терры и священник, имеющий право проповедовать слово Императора в его воплощении Бога-Машины Марса.
Скитарий смотрел на символ в течение нескольких секунд — на двуглавого орла и разделённый череп на заднем плане — и опустил оружие.
— Благодарю, — произнёс вспотевший Асаван. — Теперь, если вас не затруднит, вы не могли бы открыть эту переборку для меня?
В животе замутило при взгляде в открытый люк. В двадцати пяти метрах ниже проносился разрушенный камнебетон Магистрали Хель. Пухлые руки ухватились за вспомогательную лестницу из тёмно-серого чугуна, что крепилась к бедру титана, и Асаван начал двигаться ступенька за ступенькой обдуваемый ветром. Переборка над ним звучно и бесповоротно захлопнулась.
Да будет так. Он спускается.
За коленом бога-машины ещё одна переборка преградила путь в массивную нижнюю секцию. Асаван услышал сервомоторы турелей, которые находились под ним на голени титана и двигались из стороны в сторону, выискивая цели.
Потребовалась почти минута, чтобы он сумел повернуть запирающее колесо на двери, но близость к цели придавала сил. Снова священник спускался по освещенным красным светом винтообразным коридорам, избегая залов с выстроившимися рядами скитариев, которые стояли в могильной тишине.
Движение титана стало теперь почти непереносимым — Асавана ударило о стену, и несколько раз он чуть не упал. Здесь внизу от гравитационных стабилизаторов было мало толку против резких и неумолимых движений ног ''”Вестника Бури”.'' Всё вокруг каждые одиннадцать секунд противно и неистово начинало греметь, когда нога исполина опускалась на дорогу. Священника вырвало на стену, и он попытался не рассмеяться. Тортелий старался сохранять равновесие, двигаясь сквозь стальные кости в лодыжке шагающего бога-машины. Возможно, в конце концов, идея покинуть титан была не такой замечательной.
И теперь наступила самая тяжёлая часть пути.
Последняя переборка вела на расположенные ступенями когти на пальцах стопы исполина, они служили трапом, по которому батальоны скитариев из укреплений на ноге могли спускаться и подниматься, когда ”''Вестник Бури”'' находился в покое.
Высадка с титана во время движения обещала стать… захватывающей.
Асаван потянул дверь — петли переборки визжали поворачиваясь — схватился за перила и в ужасе изумлённо уставился на землю, ожидая пока нога выровняется опустившись на поверхность. Это произошло в сотрясшем все кости громоподобном грохоте, и толстый священник, пыхтя и сопя, побежал вниз по ступенькам лестницы.
Вторая нога исполина опустилась, встряхнув землю, от чего Асаван оступился на последних шагах и упал кучей толстой плоти и испачканных одежд на грязную поверхность шоссе.
А всего в метре лестница поднялась снова — грандиозная военная машина вознесла ногу, совершая следующий шаг. Визжа и не понимая, что делает, Асаван Тортелий, тряся всеми подбородками, бросился наутёк, подальше от поднимающейся ноги и её неизбежного спуска. Последние метры он преодолел в прыжке, тяжело приземлившись.
Пока титан продолжал идти, сотрясая землю огромными ногами, священник отлёживался, с трудом дыша.
Таким образом закончилась наименее достойная высадка из титана ”Император” в истории Империума.
Это случилось два дня назад.
С тех пор ситуация мало изменилась в лучшую сторону, но Трон, он служил Императору. И это было ещё только начало.
Путешествие вдоль магистрали Хель (которое он решительно назвал ”паломничеством”) началось весьма обыденно. Передвигаясь на трясущихся ногах и найдя обувь, которую потерял, когда падал, Асаван пошёл по широкой дороге, сжимая сумку с обезвоженной пищей и пакетами с жидким электролитом.
Вдали от титана, ”''Вестника Бури”'', который бился сейчас вдалеке от него, он понял, насколько тихим может быть мёртвый город. Грохот оружия и военных машин доносился приглушённым обманчиво далёким шёпотом. Непосредственное окружение священника было безмолвным до жути.
Асаван покинул шоссе и с трудом пробирался сквозь заброшенный коммерческий район, который сильно пострадал за предшествующие недели. Центральная рыночная площадь изобиловала подбитыми танками, как Империума, так и ксеносов, и каждый возвышался над грудами тел, что валялись рядом. Красные мухи — раздувшиеся и большие тропические паразиты, которые плодились как чума в джунглях на западе — летали здесь целыми роями, покрывали мёртвых и питались ими.
Аколит оказался не готов к запаху воюющего города. На спине титана, который шагал по полю битвы подобно колоссу, священник был далёк от того, что принцепс, пусть она будет благословлена, называла ”мерзким биологическим побоищем”.
Запах был где-то посередине между неочищенными сточными водами и протухшей едой. Когда он дошёл до середины площади, Асавана снова стошнило, он исторгнул тягучую рвоту, что накопилась за зубами. Пакеты с жидкостью и обезвоженная пища не слишком хорошо переваривались.
Той ночью он расположился на ночлег в разбитом корпусе ”Леман Русса”. Танк был наполовину погребён упавшей стеной, которую очевидно он же и протаранил. Независимо от того, что случилось с экипажем — священник не собирался расследовать эту тайну. Его вполне устраивало, что их не было внутри, сгорбленных и гниющих на своих местах, как множество других.
Когда он, наконец, смог уснуть, ему приснилось всё, что он наблюдал за прошедший день. После трёх часов сновидений, в течение которых он увидел, как каждый труп, мимо которого он прошёл, уставился на него, Асаван оставил попытки отдохнуть и вместо этого ещё быстрее направился вглубь города.
На второй день он впервые встретился с выжившими. Его внимание привлекло движение на первом этаже обрушившегося жилого дома.
— Привет? — дрожащим голосом произнёс он, прежде чем понял, что может обращаться к одному из захватчиков. Звук убегающих шагов придал уверенности. Ксенотвари не стали бы убегать от оклика одного человека.
— Я пришёл, чтобы помочь, — позвал Асаван.
Единственным ответом была тишина.
— У меня есть еда, — священник попробовал другой подход.
Над грудой щебня появилось испачканное лицо. Прищуренные глаза не отводили взгляд — умные и быстрые, как у падальщика.
— У меня есть еда, — снова повторил Асаван, на этот раз уже тише. Он медленно снял сумку со спины и достал серебристую упаковку с сухой пищей. — Обезвоженная порция. Но всё равно это еда.
Лицо принадлежало человеку — женщине средних лет, которая покинула укрытие и подошла ближе к нему. Измождённая и с диким взглядом она двигалась осторожно, находясь в постоянном страхе. Женщина смогла заговорить только с третьей попытки. Прежде чем издать неуклюжий шёпот ей пришлось несколько раз откашляться.
— Вы жрец? — спросила она, по-прежнему не приближаясь на расстояние вытянутой руки. Женщина показала на его белые и фиолетовые одежды — жест был слабым и неловким.
— Да. Бог-Император направил меня к тебе.
В этот момент она заплакала, а потом они вместе немного поели в её разрушенной квартире. Асаван спрашивал женщину о её жизни и пережитых утратах. Прежде чем он час спустя её покинул, Асаван благословил несчастную от имени Бога-Императора и удостоверился, что оставил достаточно запасов еды и воды на несколько дней. Было необычно помогать по настоящему нуждающемуся и полностью состоящему из плоти. Большинство его проповедей были обращены к собратьям священникам и изменённым в сторону машин скитариям, потому плачущая и восхваляющая Императора женщина была новым переживанием.
Это было необычно, но приятно. И достойно.
Первая встреча Асавана Тортелия с выжившей закончилась хорошо. Он продолжил путь, и подобные встречи повторялись следующим днём и ночью. С проблемами он столкнулся только потом.
Небольшая группа оборванцев столпилась вокруг горящего мусора и грела руки — ночь застала их на очередном кладбище танков посреди Магистрали Хель. Асаван откашлялся, приближаясь, и поднял руку в приветствии.
Оборванцы засуетились и схватились за лазганы. Некоторые из них были в рабочих комбинезонах, забрызганных кровью и почерневших от грязи. На одном была форма Имперской гвардии и громоздкий энергетический ранец на спине — он направил окутанный кабелем лазган в лицо Асавану.
— Пожалуйста, больше никаких сюрпризов, да? — Солдат сплюнул на землю, его худое лицо светилось подозрением. — Я устал, и я замёрз, и мне надоело стрелять грабителям прямо в голову.
— Я не грабитель.
— Я не удивлён таким ответом, ведь я только что сказал, как поступаю с грабителями.
— Я — жрец.
— Посмотри на его мантию, — тихо рассмеялся один из рабочих. — Я думаю, он говорит правду, Андрей.
— Жрец, — повторил штурмовик.
— Жрец, — кивнул Асаван.
Штурмовик опустил лазерное ружьё:
— Вот это точно сюрприз. Я — Андрей из Стального легиона. Это мои друзья, им не повезло родиться в Хельсриче, а не в более защищённом городе.
Докеры рассмеялись.
— Я — Асаван Тортелий из ''”Вестника Бури”.''
— Из бога-машины? — расхохотался солдат. — Ты далеко от твоего шагающего трона, толстый жрец. Ты свалился и не смог его догнать?
Асаван подошёл к огню, и рабочие освободили для него место.
— Томаз Магерн, — протянул для рукопожатия руку один из докеров. — Не обижайтесь на Андрея, сэр. Он не в себе.
— Я весь там, где и должен быть. — Покачал головой штурмовик, в его тёмных пронырливых глазах отражалось пламя. — Трон, мне ещё никогда не было так холодно. Нам всем повезло, что наши шары ещё не замёрзли и не раскололись на части.
— Рад видеть вас, — обратился один из мужчин к Асавану.
— Да, — кивнул ещё один, голос был искренним, даже не смотря на то, что докер не посмотрел в глаза вновь прибывшему. Асавана тронула их почти стеснительная благодарность за то, что они увидели жреца посреди всего этого.
— Грабители? — спросил он. — Я правильно расслышал?
— Правильно, — Магерн подышал на руки, прежде чем приблизить их к огню. — Докеры. Дезертиры из ополчения и Имперской гвардии. Это омерзительно. Они ходят по квартирам, воруют кредиты и вообще всё, что смогут найти.
— Могу я спросить, почему вы ещё здесь?
Андрей подошёл к ним и покачал головой:
— Не нужно быть таким подозрительным, святой человек. Мы не скрываемся от долга. Просто мы забытые, потерявшиеся в мёртвом городе, мы идем назад к… ближайшей линии фронта.
— У вас нет связи с остальными подразделениями Имперской гвардии?
— Ха! Мне это нравится. Мне нравится ход твоих мыслей. Ты покинул титан, толстый жрец. У тебя есть вокс-связь, чтобы спросить совет у твоих повелителей Механикус? Нет. Вот именно. Ты не был в доках, жрец. За прошедшую неделю погибла половина города. Гвардия разбита, и вокс сейчас не более чем сотня частот забитых шипением. Если я прав, а я надеюсь, что нет, то, возможно, в половине улья войска не в состояние связаться друг с другом.
— И что вы собираетесь делать?
— Мы движемся на запад. Храмовники движутся на запад, и мы тоже. А вот почему вы здесь?
Асаван пожал плечами. Он не был до конца уверен:
— Я хотел идти по улицам и помогать где смогу. Я не мог никому служить на спине титана.
Некоторые из докеров сотворили знак аквилы и восхищённо зашептались.
— Хотите пойти с нами, толстый жрец? Вам понравится то, что находится на западе, я думаю.
— Что находится на западе? — спросил Асаван.
— Множество пылающих промышленных кварталов, слишком много грабителей для моего невинного сердца, чтобы я думал про них, и конечно, храм Вознесения Императора.
— Что это за храм, о котором вы говорите? Монастырь? Кафедральный собор?
Магерн покачал головой:
— И то и то. И даже больше. Это церковь, построенная первыми колонистами, которые прибыли на Армагеддон.
Асаван так удивился, что едва не отдал приказ сервочерепу начать запись:
— Вы говорите, что самая первая построенная в Хельсриче церковь всё ещё стоит? И пережила Первую войну против армий демонов? И уцелела во время Второй войны, когда Великий враг впервые напал на этот мир?
— Ну… да, — ответил Томаз.
Это было божественное провидение. Вот из-за чего он покинул титан, и вот почему Бог-Император направил его через город к этим людям.
Андрей фыркнул от вопроса Асавана:
— Это не просто первая церковь, построенная в Хельсриче, мой толстый друг. Это самая первая церковь, построенная на планете. Когда первые поселенцы молились Императору, они совершали обряды в храме Вознесения.
Асаван почувствовал, как задрожали руки:
— Как же мы доберёмся туда?
Андрей энергично указал рукой на возвышающуюся в удалении дорогу:
— Мы пойдём по магистрали Хель. Как же ещё?
Артарион стоял в стороне от остальных.
Здание, которое заняли Храмовники, раньше было небольшим храмом и служило религиозным центром промышленного квартала. Теперь это были полуразрушенные руины, больше непригодные для утренних и вечерних молитв живших по близости рабочих. Артарион приостановил нудное изучение обстановки в комнате с алтарём, заметив пятна крови на осыпавшихся камнях, которые усеивали весь пол.
Запах крови был старым, а сами пятна уже засохли и отслаивались. Кто бы ни был погребён ниже — он был мёртв уже несколько дней. Артарион сделал вдох через фильтры шлема. Женщина. Не слишком много крови вытекло, когда её раздавило. Мертва, возможно, уже три дня — в воздухе чувствовался лёгкий аромат разложения.
Он отошёл от остальных, как для того, чтобы провести обряды обслуживания над оружием, так и из-за Приама, который ворчал о Саламандрах.
Когда знаменосец присел на пирамиду камней рядом с мёртвой женщиной, у него на несколько мгновений заклинило коленный сустав брони. Предупреждающие руны замерцали на экране визора. Вместо того чтобы их выключить, Артарион расцепил зажимы шлема, снял его и вдохнул аромат того чем стал Хельсрич — запахи пламени, пепла и кирпичной пыли. Повреждённый сустав вновь заскрипел, вызвав ворчание у сидящего Храмовника.
Для прикованного цепью и зафиксированного на магнитных замках на бедре болтера не хватало боеприпасов. Он ещё не сказал об этом остальным, но понимал, что и они конечно близки к такой же проблеме. Перед кровавой неделей в доках, припасы, доставленные Хельсрическому крестовому походу с ''”Вечного Крестоносца”'', сократились до грузового отсека ”Громового ястреба”, наполовину заполненного болтами и практически пустого ящика с зубьями для цепных мечей.
Сам выключенный и безмолвный челнок находился во внутреннем дворе фабричного комплекса, который располагался примерно в двух километрах западнее в квартале всё ещё остававшегося под контролем имперских войск.
Артарион осмотрел закопчённое от стрельбы дуло болтера, поворачивая его в руках, когда читал некогда инкрустированные золотом священные письмена, выгравированные на боках оружия. Убитые враги, выигранные битвы, защищённые миры…
Не произнося ни слова, знаменосец опустил болтер.
— Не за что их уважать, — сплюнул Приам, шагая по молитвенному залу. — Они сражаются, чтобы защищать и сохранять. Все их цели направлены на то, чтобы удерживать уже завоёванное человечеством.
Бастилан придавал остроту боевому клинку, проводя точильным камнем по смертоносным краям гладия. Небольшой зал заполнили хруст ботинок Приама о щебень и ''рсссш, рсссш'' точильного камня.
— Это недостойно, — добавил мечник. — Я не оскорбляю их, как воинов. Но высадиться в десантных капсулах в город только для того, чтобы защитить гражданских? Безумие.
''Рсссш, рсссш.''
— Почему ты не отвечаешь, брат?
— Я мало, что могу ответить, брат. ''Рсссш, рсссш.''
— Ты не согласен с моим мнением? Бастилан, пожалуйста, ты же знаешь, что я прав.
— Я знаю, что ты вступаешь на скользкую дорожку. Не пятнай честь братского ордена. Саламандры пролили столько же крови на той неделе, что и мы.
— Не в этом дело.
''— Рсссш, рсссш.'' В этом ты и я расходимся, брат. Но ты ещё молод. Ты поймёшь.
Приам не стал скрывать раздражительную усмешку в голосе:
— Не опекай меня, старик. Ты понимаешь, о чём я говорю. Прожитые годы смирили тебя и ты слишком скрытен, чтобы произнести эти мысли вслух.
— Я не старый, — рассмеялся сержант. Парень был, конечно, надоедливым, но зато умел вызвать заблуждающимся рвением улыбку, а то и две.
— Не смейся надо мной.
— Тогда прекрати смешить меня. Какие два ордена сражаются за одно и то же? Какие два ордена ведут бои по одним и тем же принципам? Все мы рождаемся в разных мирах, и нас обучают разные наставники. Прими их различия и стой рядом с ними, как с союзниками.
— Но они ''ошибаются'', — Приам недоверчиво уставился на старшего рыцаря. Почему он такой непонятливый? — Они могли приземлиться где угодно в городе. Они могли напасть на одного из командиров ксеносов. Вместо этого они десантируются рядом с нами в доках, чтобы защитить людей.
— Именно для этого они и пришли. Не принимай их сострадание за идиотскую тактику.
— Но это же так, — Приам подавил возрастающее желание выхватить меч. Перед ним не было ничего, что можно было рассечь клинком, и всё же он чувствовал сильное стремление обнажить сталь.— Они охраняют. Они защищают. Мы — Адептус Астартес, а не Имперская гвардия. Мы устремлённое в горло копьё, а не тупая наковальня. Мы всё, что осталось от Великого крестового похода, Бастилан. В течение десяти тысяч лет мы и только мы сражались, чтобы привести миры Императора к согласию. Мы не воюем за население Империума, мы сражаемся за сам Империум. Мы атакуем. Мы ''атакуем''...
''— Рсссш, рсссш''. Не здесь. Не в Хельсриче.
Приам опустил голову не желая соглашаться с сержантом, несмотря на то, что понимал — Бастилан прав. Этот ублюдок всегда побеждал его в спорах. Всего несколько тихих слов и он разбил аргументы, которые пытался привести Приам. Это было более чем досадно.
— Хельсрич… — голос мечника стал тише, менее горьким и почему-то не таким уверенным. — В этой войне уже ничего не будет как должно.
Неровар также отошёл от остальных.
Но, как оказалось не достаточно далеко.
— Брат, — раздался голос. Вернулся Гримальд. Неро приветствовал реклюзиарха кивком и продолжил делать вид, что изучает покрытую пузырями и опалённую фреску на стене храма. На картине был изображён Император, наблюдающий за Хельсричем: сияющий лик золотого бога смотрел на громадную промышленность города. Теперь, когда стена осыпалась от пламени, и произведение искусства обуглилось, картина была похожа на улей сильнее, чем когда либо.
— Как прошла встреча командующих?
— Нудное обсуждение мест последней обороны. В этом смысле собрание не отличалось от предыдущих. Саламандры ушли.
— Тогда, возможно, Приам прекратит возмущаться.
— Сомневаюсь.
Гримальд снял шлем. Апотекарий наблюдал за ним, пока капеллан изучал картины, и увидел появившиеся морщины, когда Храмовник нахмурился.
— Как рана? — спросил Гримальд, без фильтров вокса в шлеме голос звучал глубже и мягче.
— Буду жить.
— Больно?
— Какая разница? Буду жить.
Цепи, которыми оружие было приковано к доспехам, звенели, когда реклюзиарх шёл по залу. Керамитовые сапоги глухо стучали по пыльной мозаике, ломая её. В центре комнаты Гримальд посмотрел на дырявый потолок, где раньше купол из витражного стекла милосердно закрывал вид загрязнённого неба.
— Я был рядом с Кадором, — начал он, смерив взглядом небеса. — Я был с ним до конца.
— Я знаю.
— Тогда ты поверишь мне, если я скажу, что ты не смог бы ничего изменить, если бы оказался рядом? Он умер секунду спустя после удара твари.
— Разве я не видел, что рана смертельная? Вы не сказали мне ничего, что я не знал раньше.
— Тогда почему ты всё ещё скорбишь из-за его гибели? Это была величественная смерть, достойная сводов ”''Крестоносца''”. Он убил девять врагов сломанным мечом и голыми руками, Неро. Кровь Дорна, если бы мы все смогли записать подобные деяния на броне. Человечество уже бы очистило звёзды.
— Он никогда не будет покоиться под тем сводом, и вы знаете почему.
— Не стоит скорбеть по этому поводу. Это горькая правда. Сотни наших героев пали, и их генное семя не извлекли. Ты несёшь истинное наследие Кадора. Разве этого недостаточно? Я хочу помочь тебе брат, но ты не делаешь эту задачу проще.
— Он тренировал меня. Он обучал меня обращаться с клинком и болтером. Он стал мне отцом вместо родителей, у которых меня забрали.
Гримальд по-прежнему не смотрел на молодого рыцаря. Он наблюдал, как в небе проносились имперские истребители, и задался вопросом, был ли среди них Гелий, приемник Барасата и Джензен.
— Таков путь воина, — ответил реклюзиарх, — мы переживаем тех, кто тренирует нас. Мы перенимаем у них опыт и используем его, как оружие против врагов человечества.
Неро хмыкнул.
— Я сказал, что-то смешное, апотекарий?
— Отчасти. Лицемерие всегда смешно, — Храмовник снял шлем. Сделав это, он неожиданно почувствовал неприятный вес генного семени, которое хранилось в герметичных криогенных контейнерах в предплечье.
— Лицемерие? — спросил Гримальд, скорее от любопытства, чем от раздражения.
— Утешение и успокоение это не ваше, реклюзиарх. Простите, что так сказал.
— Почему я должен прощать тебя, когда ты сказал правду?
— Вы говорите так открыто и просто. Ни один из нас не был откровенен с вами с тех пор… как мы прибыли сюда.
Гримальд отвёл взор от мрачного неба. Он устремил взгляд глаз, которые командующая богом-машиной называла добрыми, на Неровара.
— Ты сказал ”как мы прибыли сюда”. Я чувствую, когда лгут.
— Ладно. Ещё раньше. С тех пор, как погиб Мордред стало трудно находиться рядом с вами, реклюзиарх. Вы отстранённый, хотя должны вдохновлять. Вы сдержаны, когда должны быть яростным. Я полагаю, что вы не имеете права поучать меня про смерть Кадора, когда и сами заблудились после гибели Мордреда. Мы видели пламя подо льдом, и мы предупредили васоб этих изменениях. Но впустую.
Гримальд улыбнулся и выдохнул лёгкий смешок.
— Я смотрю на мир его глазами, — сказал он, глядя вниз на серебреную маску-череп в руках. — И я вижу, ночь за ночью, что я не он. Я не заслуживаю этой чести. Я не лидер, и я не умею общаться со смертными. Я не должен носить мантию реклюзиарха, но был уверен, что с началом войны мои сомнения и переживания исчезнут.
— Но они не исчезли.
— Нет, не исчезли. Я умру на этой планете. — Гримальд снова взглянул на апотекария.
— Мой наставник погиб, и всего несколько дней спустя меня отправили на смерть в мир, у которого нет надежды пережить ужасную войну; подальше от братьев и ордена, которому я служил два века. Даже если мы победим, что принесёт эта победа? Мы будем стоять посреди планеты с уничтоженной промышленностью. — Он покачал головой. — И здесь мы умрём. Бесполезная смерть.
— И всё же по-своему это славно. Хельсрический крестовый поход. Наши братья и люди этого мира запомнят нашу жертву навсегда. Вы знаете это, также как и я.
— О, я знаю. От неё никуда не денешься. Но меня не волнует слава. Слава зарабатывается жизнью посвящённой служению Трону. Она не должна быть утешительным призом или чем-то, что стоит жаждать. Я хочу, чтобы моя жизнь имела смысл для моих братьев, и я хочу, чтобы моя смерть послужила Империуму. Разве ты не помнишь последние слова Мордреда обращённые ко мне? Они начертаны золотом на постаменте статуи в его честь.
— Я помню, реклюзиарх. ”''Мы судим об успехе своей жизни по количеству уничтоженного нами зла”''. И нас оценят очень высоко, как и многих павших до нас.
— Наша гибель никого не вдохновит. Она никому не принесёт пользу. Помнишь Призрачных Волков? Когда мы видели, как пал последний из их ордена, я чувствовал, как поёт моё сердце. Никогда прежде я не жаждал вкусить ксенокрови, как тогда. Их смерть имела смысл. Каждый облачённый в серебреную броню воин пал в тот день во славе. А Хельсрич? Кого вдохновят примечания в архивах погибшего города?
Гримальд закрыл глаза. Он не открыл их даже когда услышал, как приблизился Неровар.
Удар кулака в челюсть свалил его на землю, откуда он, наконец, взглянул на апотекария. Реклюзиарх улыбался, хотя говоря по правде, он не ожидал удара.
— Как вы смеете? — спросил сквозь зубы Неро, всё ещё сжимая кулак. — ''Как вы смеете?'' Вы очерняете нашу славу здесь, и при этом утверждаете, что смерть Кадора имела смысл? Она ''ничего'' не значит. Он погиб так, как погибнем все мы: забытый и непреданный земле. Вы мой реклюзиарх, Гримальд. Не лгите мне. Если наша слава ничего не значит, то и смерть Кадора бессмысленна, и я имею полное право скорбеть о нём, как вы скорбите о нас всех.
Капеллан облизал губы, пробуя на вкус обогащённую химикатами кровь. Он молча поднялся. Неро не отступал. Напротив, он стоял прямо, и активировал установленный в наруче контейнер. Пластиковый пузырёк выскользнул из своего безопасного гнезда, и Неровар бросил его Гримальду.
Реклюзиарх поймал его руками, которые грозили затрястись. На нём было написано: НАКЛИДЕС. Генное семя павшего брата.
— Неро…
Неровар извлёк ещё одну колбу и бросил и её реклюзиарху. Тот прочитал: ДАРГРАВИАН. Этот рыцарь погиб первым.
— Неровар…
Апотекарий достал третий пузырёк. Этот он держал в кулаке, стиснув перчаткой так, что едва не раздавил на куски. КАДОР — виднелось между пальцами.
— Ответьте мне, — потребовал апотекарий. — Всё, что мы здесь делаем ничего не значит? В наших жертвах нет ничего достойного гордости?
Гримальд не отвечал несколько секунд. Он рассматривал скромный, разрушенный храм, проблеск мысли появился в его глазах.
— Город падёт, брат. Сегодня Саррен и остальные смирились с этим фактом. Для нас пришло время выбрать место, где мы умрём.
— Тогда сделайте так, чтобы нас запомнили. — Неровар осторожно вручил пузырёк с криогенно замороженными внутренними органами Кадора капеллану. — Сделайте так, чтобы наша гибель имела смысл и породила повествования достойные включения в историю человечества.
Гримальд взглянул на три пузырька, которые покоились на его перчатке.
— Я знаю такое место, — ответил он тихо, опасные огоньки заблестели в глазах, когда он посмотрел на боевого брата. — Оно далеко отсюда. Но на этой планете нет более священного места. Именно там мы выроем себе могилы и сделаем так, чтобы Великий враг навсегда запомнил имя Чёрных Храмовников.
— Скажите мне, почему вы выбрали это место. Я должен знать.
Правда оказалась… неожиданной, но когда я произношу её, то нисколько не сомневаюсь. Именно так мы должны поступить и именно там умереть. Вся наша жизнь жертва, начиная с имплантации генного семени и до его извлечения из наших тел.
— Мы умрём там, где наша смерть будет иметь смысл. Где мы сможем сражаться с врагом до последнего вздоха и вдохновлять воинов этого города.
— Вот теперь, — говорит Неро, — это слова реклюзиарха.
— Я медленно учусь, — отвечаю я. И на губах брата появляется улыбка.
— Мордред мёртв, — тихо произнёс Неро. — Но он считал именно вас своим приемником по одной причине. Он верил, что вы достойны.
Я ничего не ответил.
— Не умирайте, пока не станете таким, как он, Гримальд.
[[Категория:Империум]]
[[Категория:Космический Десант]]