Последний летописец / The Last Remembrancer (рассказ)

WARPFROG Гильдия Переводчиков Warhammer Последний летописец / The Last Remembrancer (рассказ)
Автор	Джон Френч / John French
Переводчик	Летающий Свин
Издательство	Black Library
Серия книг	Ересь Гора / Horus Heresy (серия)
Входит в сборник	Эпоха Тьмы / Age of Darkness
Год издания	2011
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Скачать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

«В эру тьмы правда должна умереть».

Слова неизвестного ученого древней Терры

Они убили корабль-нарушитель на границе Солнечной системы. Он летел в космосе, километровой длины шип из зубчатого металла, оставляя за собой след сгорающих предсмертных газов, словно обрывки савана. Подобно львам, бросающимся на раненого зверя, два золотобортных корабля зажали гибнущее судно. Каждый из них походил на монолит сверкающей брони, несущийся сквозь пустоту на конусах раскаленного, будто звездное ядро, пламени. Они несли оружие, которое могло сровнять с землей целые города, а на их борту находилось несколько рот величайших воинов. Их задачей было уничтожить любого противника, который посмеет вторгнуться на охраняемую ими территорию.

Эта звездная система являлась престолом Императора человечества, сердцем Империума, преданного ярчайшим из его сыновей. Здесь не место пощаде. Корабль появился без предупреждения и соответствующих позывных сигналов. Ему предстояло погибнуть пред ликом солнца, освещавшего зарождение человечества.

На корпусе корабля-нарушителя расцвели взрывы, его обшивка пошла рваными ранами, из которых в космос полетели умирающие члены команды и расплавленный металл. Охотники прекратили вести огонь и запустили абордажные торпеды. Первая бронированная стрела вонзилась в палубы управления корабля, ее бронированная рампа направленным взрывом пробила брешь и распахнулась, и сквозь рев пламени по ней спустились воины, закованные в янтарно-желтые доспехи.

В каждой абордажной торпеде сидело по двадцать легионеров-астартес из Имперских Кулаков, генетически улучшенных воинов, облаченных в силовые доспехи и не ведающих ни страха, ни жалости. Их враги носили символы верности Гору, сыну Императора, который отвернулся от своего отца и втянул Империум в гражданскую войну. Корпус корабля и плоть членов команды были покрыты красными глазами со змеиными зрачками, оскалившимися звериными мордами и иззубренными восьмиконечными звездами. Воздух был затхлым, стоявший смрад проникал даже внутрь герметичных доспехов Имперских Кулаков, которые проникли вглубь корабля. С янтарно-желтых доспехов капала кровь, на цепных мечах висели ошметки плоти. Команда корабля состояла из тысяч человек — матросов, сервиторов, офицеров, техников и силовиков. Им противостояла лишь сотня Имперских Кулаков, но исход сражения был уже предрешен. Астартес никого не оставят в живых.

Спустя двадцать две минуты после начала абордажа Имперские Кулаки нашли запертые двери. Они были втрое выше человеческого роста и шириной не уступали танку. Воины не знали, что находится внутри, но это не имело значения. То, что хранится под такой защитой, наверняка представляет огромную ценность для врага. После взрывов четырех мелта-зарядов в двухметровой толще металла образовалась пылающая дыра. Сквозь все еще мерцавшую вишневым цветом брешь прошел первый Имперский Кулак с болт-пистолетом наготове.

За дверями находилась пустое помещение, достаточно высокое и широкое, чтобы в нем уместилось четыре «Ленд рейдера» в ряд. Воздух внутри был чистым, словно комната была изолирована, его не коснулась прогорклая вонь, наполнявшая остальной корабль. Пол не украшали зазубренные звезды, со стен не взирали красные глаза. Поначалу она казалась пустой, а затем воины заметили в центре комнаты человека. Имперские Кулаки осторожно пошли вперед, красные руны наведения на дисплеях шлемов замерцали на сгорбленном мужчине в неброской серой одежке. Он сидел на полу, вокруг него валялись остатки пищи и скомканный пергамент. Его исхудалые ноги были прикованы толстыми цепями к палубе. В одной руке он сжимал ворох пожелтевшего пергамента, в другой же находилось самодельное перо из куска металла, его кончик был черным.

Сержант абордажного отделения приблизился к человеку на длину клинка. Остальные воины с оружием наготове обступили их со всех сторон.

— Кто ты? — прорычал сержант сквозь решетку шлема.

— Я — последний летописец, — ответил человек.

Безымянная крепость скрывалась от солнца на ночной стороне Титана, словно не желая показывать свой лик свету. Диск из камня и брони шириной в километр висел в космосе над желтым спутником. Свет, отраженный от гигантской сферы Сатурна, падал на верхушки орудийных башен, отбрасывая резкие тени. Это была оборонительная станция, часть сети, защищавшей подступы к Терре. Теперь же после предательства Гора у нее появилось еще одно предназначение. В одиночных камерах выпытывали секреты из подозреваемых изменников и предателей. Тысячи тюремщиков не давали своим узникам умереть, пока в них не отпадет надобность и с ними не закончат работать дознаватели. Существовало множество вопросов, на которые требовалось получить ответы, поэтому камеры никогда не пустовали.

Рогалу Дорну предстояло стать первым примархом, который ступит на территорию безымянной крепости. Подобная честь была едва ли ему по душе.

— Ужасно, — сказал Рогал Дорн, наблюдая, как на обзорном экране в пустоте вырастает крепость. Он сидел на металлической скамье, положив подбородок на сжатую в кулак бронированную перчатку. В отсеке штурмового корабля «Грозовая птица» царил сумрак, обзорный экран отбрасывал на лицо примарха мертвенно-холодный свет. Темные глаза над заостренными скулами, линия носа, в профиль продолжавшая линию лба, рот с опущенными уголками, волевая челюсть. Это было совершенное лицо, разгневанное и будто высеченное из камня.

— Это неприятно, но необходимо, мой лорд, — раздался голос из мрака позади Дорна. Это был низкий, глубокий голос, в котором ощущалась тяжесть прожитых лет. Примарх не обернулся к говорившему, серой тени, стоявшей на границе света. Кроме них в отсеке никого не было. Рогал Дорн командовал обороной Терры и миллионами солдат, но прибыл сюда лишь с одним соратником.

— «Необходимо», в последнее время я часто слышу это слово, — проворчал Дорн, не отрывая взгляда от ожидающей крепости.

Закутанная в тени фигура позади Дорна сместилась вперед. Холодный электрический свет упал на испещренное морщинами и шрамами лицо. Как и примарх, человек был облачен в доспехи, от их граней отражался свет, но цвет оставался невидимым.

— Враги среди нас, мой лорд. Они не только сражаются с нами на поле брани, но скрываются среди нас, — произнес старый воин.

— Значит, на этой войне никому нельзя доверять, капитан? — спросил Дорн, его голос походил на далекий раскат грома.

— Я говорю правду так, как ее понимаю, — ответил воин.

— Скажи, если бы его не захватили мои Имперские Кулаки, я бы узнал, что здесь заключен Соломон Восс? — Дорн отвернулся от экрана и взглянул на старого воина. Глаза примарха скрылись в тенях. — Что бы с ним стало?

Мерцающий синий свет от обзорного экрана озарил старого воина. Серые доспехи без каких-либо отличительных знаков, видневшаяся за плечами рукоять двуручного меча. На миг свет выхватил призрачный символ на сером наплечнике.

— То же, что должно произойти и сейчас: следует узнать правду, а после этого сделать то, чего потребует эта правда, — произнес старый воин. Он чувствовал исходящие от примарха эмоции, ожесточённость, заключенную за каменным фасадом.

— Я видел, как мои братья сжигают миры, которые мы создали рука об руку, посылал своих сынов против сынов братьев. Я разрушил сердце отцовой империи и заковал его в железо. Думаешь, я желаю избежать реальности?

Старый воин подождал мгновение, прежде чем ответить.

— И все же вы прилетели сюда, мой лорд. Вы прибыли, чтобы встретиться с человеком, которого, скорее всего, совратил Гор и стоящие за ним силы.

Рогал Дорн не шевелился, но в этой неподвижности старый воин чувствовал опасность, примарх походил на льва, изготовившегося для убийства.

— Осторожнее, — шепот Дорна походил на звук, с которым меч выходит из ножен.

— Доверие — слабость в нашей броне, лорд, — произнес воин, глядя прямо на примарха. Дорн сделал шаг вперед, пристально разглядывая серую поверхность доспехов, на которой следовало находиться символам легиона.

— Странно слышать подобные слова от тебя, Йактон Круз, — сказал Дорн.

Старый воин медленно кивнул, вспомнив об идеалах и нарушенных клятвах, которые в конечном итоге и привели его сюда. Когда-то он был капитаном легиона Лунных Волков, легиона Гора. Он был едва ли не последним из своего рода, у него не осталось ничего, кроме обета служить Императору и лишь ему одному.

— Я увидел цену слепого доверия, мой лорд. Его следует оправдать.

— И поэтому мы должны бросить идеалы Империума в пламя? — спросил Дорн, наклонившись к Крузу. От подобного движения большинство смертных рухнуло бы на колени. Круз решительно встретил взгляд примарха. Он понимал свою нынешнюю роль. Он дал обет момента следить за решениями Рогала Дорна. Ему вменялось в обязанность анализировать любое его решение.

— Вы вмешались, а потому решение относительно этого человека следует принять вам. Его жизнь в ваших руках, — произнес Круз.

— Что если он невиновен? — отрезал Дорн. Круз устало улыбнулся.

— Это ничего не доказывает, мой лорд. Если он представляет угрозу, его следует устранить.

— Так ты для этого здесь? — сказал Дорн, кивнув на рукоять меча за спиной Круза. — Дабы быть судьей, присяжным и палачом?

— Я здесь ради того, чтобы помочь вам в принятии решений. Я делаю это для Сигиллита. Это его владения, и я действую здесь от его имени.

Когда Дорн отвернулся от Круза, на его лице промелькнуло нечто, напоминающее неприязнь.

Обзорный экран заполнила стена безымянной крепости, в которой, подобно пасти, распахнулась пара зубчатых створок. Круз увидел огромную посадочную палубу, освещенную ярким светом. На ней рядами стояли сотни солдат в матово-красной броне и шлемах с серебряными визорами. Это были тюремщики безымянной крепости. Они никогда не открывали своих лиц и не имели имен, каждый обозначался только порядковым номером. Среди них отдельными группами стояли сгорбленные дознаватели, лица которых были скрыты под капюшонами, а из рукавов красных одеяний торчали иглы и лезвия.

«Грозовая птица» опустилась с урчанием антигравитационного поля. Теплый воздух встретился с холодным после пребывания в вакууме металлом, и обтекаемый корпус и крылья машины покрылись влагой. Под носом «Грозовой птицы» с шипением гидравлики опустилась рампа, и Рогал Дорн шагнул в резкое освещение. Примарх сиял, свет отражался от его блистающих золотых доспехов и горел в рубинах, которые сжимали когти серебряных орлов. С его плеч ниспадала черная с красными полосами и блекло-желтыми краями мантия. Люди на посадочной палубе как один преклонили колени, палуба зазвенела от ударов тысячи ног. Рогал Дорн прошествовал мимо рядов склонившихся тюремщиков, не одарив их и взглядом. Вслед за ним, словно тень за солнцем, шел Йактон Круз в призрачно-серых доспехах.

В конце строя алых стражей примарха ожидали трое стоящих на коленях людей. Они были облачены в такие же матово-красные доспехи, что и тюремщики, их склоненные лица были скрыты под тусклыми серебряными масками. Это были ключники безымянной крепости. Круз был одним из немногих, кто видел их лица.

— Аве Преторианец, — грохочущим механическим голосом произнесла одна из фигур. Люди в зале хором повторили приветствие.

— Отведите меня к летописцу Соломону Воссу, — в унисон с затихающим эхом сказал примарх.

Когда дверь камеры открылась, человек писал. Свет люмисферы у него над головой создавал грязно-желтый круг света, вокруг которого все, кроме простого стола и сидевшего за ним человека, утопало в тенях. Узкие плечи сгорбились над куском пергамента, перо в худой руке выводит черные слова. Он не поднял глаз.

Рогал Дорн вошел в камеру. Перед этим он снял доспехи и теперь был в черном табарде, перепоясанном поясом с золотым плетением. Даже без силовых доспехов он словно заставлял темные металлические стены камеры раздвигаться от одного своего присутствия. Следом за ним появился Круз, так и оставшийся в доспехах.

— Соломон Восс, — мягко произнес Дорн.

Человек посмотрел на них. У него было плоское, привлекательное лицо, гладкая кожа, покрытая морщинами в уголках глаз. Седые, цвета стали, волосы были стянуты в хвост, опускавшийся до грубой одежды. В присутствии примарха многие люди не могли выдавить и слова. Человек кивнул и устало улыбнулся.

— Привет, старый друг, — произнес Восс. — Я знал, что кто-то да придет.

Его взгляд упал на Круза.

— Но, как погляжу, ты не один, — Круз почувствовал неприязнь в словах человека, но на лице старого воина не дрогнул ни единый мускул. — Мне откуда-то знакомо твое лицо.

Круз ничего не ответил. Конечно, он знал этого человека. Соломон Восс, автор «Грани Просвещения», свидетель первых завоеваний Великого крестового похода, как говорили многие, лучший сказитель эпохи. Когда-то давным-давно, в иные времена, Круз встречался с Воссом. С тех пор старый воин многое пережил, поэтому воина удивило то, что его лицо смогло пробудить в летописце хотя бы слабое воспоминание.

Восс кивнул на серые доспехи Круза.

— Цвета и символика легиона всегда являлись предметом гордости. Что же означает неприметный серый цвет? Не стыд ли?

Круз ничем не выразил своих эмоций. Когда-то такие слова разозлили бы его. Теперь же в нем не осталось ложной гордости, которую можно было бы уязвить. Он давно оставил позади свою прошлую жизнь в качестве Сына Гора или Лунного Волка.

Дорн взглянул на Круза, его лицо было непроницаемым, но голос оставался уверенным.

— Он здесь, чтобы наблюдать, вот и все.

— Безмолвная длань правосудия, — Восс кивнул и вернулся обратно к пергаменту. Перо вновь заскрипело. Дорн подтянул металлический стул к столу и сел на него, отчего тот жалобно заскрипел.

— Я — твой судья, летописец, — тихо произнес Дорн. В голосе примарха появилась нотка, которую Круз, как не силился, распознать не мог.

Восс не отвечал, пока заканчивал строчку. Он тихо присвистнул, подбирая нужное слово. Крузу показалось, будто он видит играющие на лице летописца чувства, смесь вызова и понимания. Затем одним росчерком Восс завершил строчку и отложил перо. Он кивнул высыхающим словам и улыбнулся.

— Готово. Честно говоря, думаю, это моя лучшая работа. Готов поклясться, вы не найдете ей равных даже среди творений древних, — он обернулся, чтобы посмотреть на Дорна. — Конечно, ее никто не прочтет.

Дорн слабо улыбнулся, будто не слышал последних слов и кивнул на груду пергамента, покоящуюся на столе.

— Так они дали тебе пергамент и перо?

— Да, — вздохнул Восс. — Хотелось бы думать, что это был жест доброй воли с их стороны, но, полагаю, они сделали это лишь для того, чтобы позже выведать секреты. Понимаешь, они не могут поверить, что я говорю им правду, но в то же время не могут перестать надеяться, что это действительно так. Информация о твоем брате, видишь ли. Я буквально чувствую их голод.

Круз заметил, как при упоминании брата лицо Дорна слегка напряглось.

— Тебя уже допрашивали? — спросил Дорн.

— Да. Но ничего серьезного они не использовали. Пока, — Восс невесело рассмеялся. — Чувствую, ждать этого осталось недолго. Пока они перестали задавать вопросы и просто оставили меня здесь.

Восс вопросительно приподнял бровь.

— Твоя работа?

— Я бы не допустил, чтобы великий Соломон Восс сгинул в камере для допроса, — сказал Дорн.

— Я польщен, но здесь сидит множество других заключенных, тысячи, должно быть, — Восс оглянулся на металлические стены, словно мог видеть сквозь них. — Иногда я слышу крики. Наверное, они считают, что так нас будет легче допрашивать.

Восс умолк.

«Этот человек сломлен», — подумал Круз, — «внутри Восса что-то умерло, от него осталась одна лишь оболочка».

Дорн наклонился к Воссу.

— Ты был не простым летописцем, — произнес примарх. — Помнишь?

— Когда-то был, — кивнул Соломон, все еще глядя во тьму. — Когда-то. Еще до Улланора, когда летописцев не было, когда они были лишь идеей.

Восс покачал головой и посмотрел на пергамент перед собой.

— Хорошей идеей.

Дорн кивнул, и Круз заметил, как по обычно мрачному лицу примарха промелькнула тень улыбки.

— Твоей идеей, Соломон. Отправить тысячи творцов запечатлеть правду о Великом крестовом походе. Идея, достойная Империума.

Восс слабо улыбнулся.

— И вновь я польщен, Рогал Дорн. Но это была не только моя идея, как ты помнишь, — Дорн кивнул, и Круз уловил страстную нотку в голосе Восса. — Я был всего лишь сказителем, которого сильные мира сего терпели лишь потому, что я мог облечь их деяния в слова, ширившиеся подобно огню.

Глаза Восса заблестели, словно отражая свет ярких воспоминаний.

— Не так, как слова итераторов, не так, как слова Зиндермана и его манипуляторов. Имперская правда не нуждается в манипуляциях. Она должна отражаться в Империуме словами, изображениями и звуками.

Он замолчал и взглянул на темные чернильные пятна, покрывавшие его тонкие пальцы.

— По крайней мере я тогда так считал.

— Ты был прав, — произнес Дорн, и старый воин услышал в словах примарха убежденность. — Я помню манускрипты, которые ты предоставил Императору в Цюритзе. Написанные твоей рукой и оформленные Аскарид Ша. Они были прекрасны и правдивы.

Дорн медленно кивнул, словно пытаясь добиться ответа от Восса, который все еще разглядывал свои руки.

— Прошение о создании ордена творцов для «засвидетельствования, сохранения и отражения света правды, которую несет Великий крестовый поход». Орден, который заложит фундамент воспоминаний для будущих поколений Империума — вот что, по твоим словам, требовалось создать. И ты был прав.

Восс медленно кивнул, а затем поднял взгляд. В его глазах сквозила пустота. «Это взгляд человека, который утратил все», — подумал Круз. Он знал. У него самого был подобный взгляд в темные часы минувших лет.

— Да, то были хорошие времена, — согласился Восс. — Когда Совет Терры утвердил создание Ордена летописцев, на миг мне показалось, будто я понимаю, что чувствовали ты и твои братья, видя, как ваши сыны несут в галактику просвещение.

Он отстраненно хмыкнул.

— Но ты здесь не потому, чтобы льстить мне, Рогал Дорн. Ты здесь, чтобы судить.

— Ты исчез, — произнес Дорн тем же мягким голосом, которым начинал разговор. — Сразу после предательства ты исчез. Где ты был?

Какое-то мгновение Восс молчал.

— Я говорил правду с тех самых пор, как твои сыны забрали меня с корабля, — сказал он и взглянул на Круза. — Уверен, об этом упоминается в их докладах.

Круз оставался безмолвным. Он знал, что сказал Восс нашедшим его Имперским Кулакам, а также дознавателям. Круз знал, знал и примарх, но Дорн молчал. Молчание длилось до тех пор, пока Восс не посмотрел на Дорна и не сказал то, чего примарх ждал все это время.

— Я был с Магистром Войны.

Йактон Круз стоял в стороне, пока примарх смотрел на далекие звезды. Они находились в куполе-обсерватории, пузыре из кристаллического стекла на самом верху безымянной крепости. Над ними висел Сатурн, кольца мутных цветов напоминали Крузу прослойки жира в мясе. Дорн прервал дознание Соломона Восса, пообещав вскоре вернуться. Примарх сказал Крузу, что ему нужно подумать. Поэтому они пришли сюда, дабы размышлять под сенью звезд и ока Сатурна. Крузу казалось, будто Дорн надеялся на то, что летописец откажется от своих ранних слов, и он найдет способ освободить его.

— Он остался таким же, каким я его помнил, — вдруг сказал Дорн, глядя на рассыпанные по небосклону звезды. — Постарел, выглядит усталым, но он не изменился. На мой взгляд, ни единого признака порчи.

«Я должен исполнить свой долг», — подумал Круз, — «даже если это означает вонзить меч в незажившую рану». Он сделал глубокий вдох, прежде чем заговорить.

— Да, мой лорд. Но, возможно, вы видите то, что хотите видеть, — примарх не пошевелился, но Круз ощутил, как в стылом воздухе повисла опасность.

— Ты слишком много предполагаешь, Йактон Круз, — тихо прорычал примарх.

Круз осторожно приблизился к Дорну.

— Я ничего не предполагаю, — спокойно ответил старый воин. — У меня не осталось ничего, кроме нерушимого обета. Согласно этого обета я должен говорить подобное.

Примарх обернулся и выпрямился так, что Круз смотрел теперь ему в глаза.

— Даже вам, лорд.

— Ты хочешь сказать что-то еще? — проворчал Дорн.

— Да. Должен напомнить, что враг хитер, и у него в арсенале достаточно оружия. Мы можем защититься, лишь подозревая всех вокруг нас. Возможно, Соломон Восс остался таким же, каким вы его помните. Возможно, он все тот же человек. Возможно, — слово повисло в воздухе. — Но одного «возможно» недостаточно.

— Ты веришь ему? Что все это время он был с Гором?

— Я верю фактам. Восс был среди врагов, по собственному ли желанию или в качестве пленника. Он находился на корабле Гора, отмеченном символами наших врагов. Остальное же…

— История, — мрачно кивнул Дорн. — Он был величайшим сказителем из всех, кого мне приходилось встречать. Миллиарды жителей Империума знают о наших деяниях только благодаря его словам. Думаешь, он сейчас создает новое повествование?

Круз покачал головой.

— Не знаю, лорд. Я здесь не для того, чтобы судить, а чтобы задавать вопросы.

— Тогда исполняй свой долг и спрашивай.

Круз сделал глубокий вдох и принялся перечислять все по пунктам, поочередно поднимая пальцы.

— Почему он отправился к Гору, если не был предателем? Гор уничтожил остальных летописцев во время чистки легионов. Зачем ему был нужен один из них живым?

Дорн не прерывал Круза, поэтому тот продолжал.

— И вражеский корабль с единственным важным человеком на борту не мог попасть в Солнечную систему просто так.

На миг он остановился, обдумывая то, что волновало его сильнее всего. Дорн все еще смотрел на Круза, молча внимая его словам.

— Это была не случайность. Его нам вернули.

Дорн кивнул, обращая тревогу Круза в вопрос.

— А если так, то зачем?

— Почему ты отправился к Гору? — спросил Рогал Дорн.

Они вернулись обратно в камеру. Примарх сидел за столом напротив Соломона Восса, Круз стоял у двери. Восс отхлебнул ароматный чай из помятой металлической кружки. Он попросил его, и Дорн не смог ему отказать. Летописец с наслаждением проглотил напиток и облизал губы, прежде чем начать.

— Я был на Гаттусе с 817-м флотом, когда услышал о восстании Гора против Императора. Поначалу я не мог в это поверить. Пытался понять причины, вплести это в некий контекст, докопаться до сути. Мне не удалось. Но когда я понял, что не улавливаю смысл, то догадался, что следует предпринять. Нужно было узреть правду воочию. Я бы стал ее свидетелем и понял смысл увиденного, а затем бы облек это в слова так, чтобы и другие смогли разделить мое знание.

Дорн нахмурился.

— Ты сомневался в предательстве Гора?

— Нет. Но я был летописцем, величайшим летописцем. Моим долгом было запечатлевать великие исторические события. Я знал, что другие станут сомневаться или не верить в то, что величайший сын Империума восстал против него. Если это было правдой, то я хотел, чтобы она кричала из работ каждого летописца.

Круз заметил, как в глазах Восса мелькнула вспышка вдохновения и огня. На мгновение усталость испарилась, и ее место заняла убежденность.

— Ты слишком много на себя взял. Ты хотел понять смысл бессмысленного, — сказал Дорн.

— Летописцы превратили события Великого крестового похода в реальность. Если бы не мы, кто бы о них вспомнил?

Дорн покачал головой.

— В войне легионов нет места творцам.

— А другие войны, которые мы запечатлевали, разве они были более подходящими? Когда все построенное тобой, нами оказалось под угрозой, где еще мне следовало быть? Я был летописцем, и моим долгом было стать свидетелем этой войны.

Восс поставил кружку на стол.

— Я принялся составлять план, как, используя контакты и знакомства, добраться до Исствана-5, — Восс скривился, словно пережевывая горькие слова. — А затем появился «Эдикт о роспуске». По приказу Совета Терры летописцев более не стало. Нас предстояло интегрировать в обычное общество. Те, кто в это время находились в составе флотов, лишились права запечатлевать события.

Круз чувствовал горечь его слов. После известий о предательстве Гора в Империуме многое изменилось. Одним из таких изменений была отмена официального статуса летописцев. Одним росчерком пера их более не стало.

«Лучше уж это, чем то, что могло с ними случиться», — подумал Круз. Перед его глазами возник образ мужчин и женщин, гибнущих под болтерным огнем бывших братьев. Это случилось давно, но кажется, будто только вчера. Круз моргнул и вновь оказался в застенках тюрьмы.

— Но ты не подчинился, — произнес Дорн.

— Я был зол, — выплюнул Восс. — Я был отцом Ордена летописцев. Я был свидетелем Великого крестового похода с момента его начала на Терре. Я видел полубогов и кровопролитие среди звезд, ознаменовавшее рождение Империума.

Он поднял руку, словно указывая на звезды и планеты у себя над головой.

— Я сделал эти события реальными для тех, кому не суждено их увидеть. Я облек их в слова так, чтобы эти войны эхом отдавались в будущем. В последующие тысячелетия появятся дети, которые будут слушать, читать об этом и чувствовать в моих словах значимость тех времен.

Он фыркнул.

— Мы, летописцы, служим просвещению и правде, а не прихотям совета чинуш.

Восс покачал головой, на миг скривился, а затем моргнул.

— Аскарид была со мной, — тихо произнес он. — По ее словам, это была невыполнимая затея, опасная и ведомая моим эго. Паломничество гордыни, как она сказала.

Летописец улыбнулся и закрыл глаза, вспоминая былое счастье.

Круз знал, что Аскарид Ша была просветителем и каллиграфом. Она заносила творения Восса в свитки и тома, столь же прекрасные, как и его слова.

— Твоя помощница? — вопрос сам сорвался с уст Круза. Дорн бросил на него суровый взгляд.

— Да, она была моей помощницей во всех смыслах, — вздохнул Восс и посмотрел на плескавшиеся в кружке остатки чая.

— Мы спорили не один день, — тихо добавил он. — Мы спорили до тех пор, пока не стало ясно, что я не изменю своего решения. Я знал, что смогу добраться до Исствана-5. У меня были свои люди во многих флотах, по обе стороны фронта. Я знал, что смогу сделать это.

Восс замолчал, уставившись в пространство, словно оттуда на него смотрел кто-то из далекого прошлого. Дорн безмолвно ждал. Пару секунд спустя Восс продолжил.

— Аскарид отправилась со мной, хотя и опасалась того, чем все может закончиться.

— И чем все завершилось? — спросил Дорн. Восс посмотрел на примарха, его зрачки все еще были расширенными от нахлынувших воспоминаний.

— А разве это не тебе решать, Рогал Дорн?

— Он был прав насчет «Эдикта о роспуске», — произнес Дорн. Восс сказал, что хочет спать, поэтому примарх оставил его. Они вернулись в кристаллический купол под пологом звезд. Круз чувствовал мрачное настроение примарха, пока тот наблюдал за космосом.

— Конец летописания? — произнес Круз, вопросительно подняв бровь. — Думаете, им следовало разрешить наблюдать за ходом войны? Сохранить память о нашем позоре в картинах и песнях?

В куполе повисло молчание. Круз ожидал очередной приступа гнева, но Дорн ничем не выдал своих чувств, кроме медленного сопения.

— У меня были сомнения насчет необходимости этого эдикта, — ответил Дорн. — Но, как показало время, Совет поступил совершенно логично. Мы воюем сами с собой и не знаем, как глубоко пустило корни предательство моего брата. Сейчас не время для того, чтобы кучка творцов свободно бродила по легионам. Это не та война, о которой нужно говорить в поэзии. Я понимаю, что…

— Но если не затрагивать логику, то вы испытываете сомнения, — заметил Круз. Внезапно ему стало казаться, будто он понял, почему Рогал Дорн, Преторианец Терры, прилетел увидеться со старым летописцем в тюремной камере.

— Не сомнения, но грусть, — Дорн обернулся, указывая на звезды по ту сторону кристаллического стекла. — Мы завоевывали галактику во имя просвещения, взяли с собой лучшим творцов, дабы они отражали в своих работах ту правду. Теперь же наши сражения останутся позабытыми и невоспетыми. И о чем это нам говорит?

Дорн опустил руку.

— Это реальность, с которой мы столкнулись. Существование правды, за которую мы боремся, требует своих жертв, — ответил Круз.

— Жертв, скрытых тенями и молчанием? Деяния, которые нельзя вспоминать и судить? — Дорн отошел от стекла, его шаги вздымали с пола клубы пыли.

— Выживание или забвение — вот как история будет судить нас, — сказал серый воин.

Дорн оглянулся на Круза, на его лице промелькнула тень ярости.

— И единственный путь для Империума — это превратиться в безжалостную машину из железа и крови? — грозным шепотом спросил примарх.

— У будущего есть своя цена, — сказал Круз, не отходя от обзорного окна. Дорн молчал. На мгновение Крузу показалось, будто он заметил отчаяние в глазах примарха. Позади него сверкали планеты Солнечной системы, холодные точечки света за башнями безымянной крепости.

— В кого мы превратимся, Йактон Круз? В кого нас обратит будущее? — спросил Дорн и, не оглядываясь, ушел.

— Когда мы добрались до Исствана-5, резня уже закончилась, — продолжал Восс. — Мне так и не представилась возможность попасть на поверхность, но космос вокруг планеты был заполнен различными обломками. Они пролетали мимо иллюминатора моей каюты, еще остывающие фрагменты, огни, питающиеся кислородом, который оставался в обломках кораблей.

Дорн кивнул, его лицо было непроницаемым, пока он слушал летописца. После возвращения с палубы-обсерватории в примархе что-то изменилось. Казалось, он начал ограждать стеной нечто внутри себя. Это напомнило Крузу врата крепости, которые со скрежетом закрываются перед лицом приближающегося врага. Если Восс также это заметил, он ничего не сказал.

— Сыны Гора пришли за нами. И только увидев их, я начал понимать, что неверно воспринял сущность этой гражданской войны, — Восс взглянул на Круза, и у старого воина внутри похолодело. — Металл, море зеленого металла, окаймленного бронзой, покрытого красными глазами. Их доспехи были заляпаны высохшей кровью. На цепях висели головы. От воинов разило железом и кровью. Они приказали идти с ними. Одна женщина осмелилась спросить зачем. Мне хотелось бы узнать ее имя, но в тот момент я желал лишь, чтобы она замолчала. В ответ один из воинов оторвал ей руки, и она еще долго вопила на полу. После этого мы пошли с ними.

Восс замолчал и уставился в пространство, будто вновь увидел ту женщину, умирающую в луже собственной крови. Руки Круза непроизвольно сжались в кулаки, у него один за другим вспыхивали гневные вопросы. Кто именно это был? Кто из его бывших боевых братьев сделал это? Знал ли он его? Нравился ли он ему когда-то? Он вспомнил миг, когда понял правду о тех, кого называл боевыми братьями. «Прошлое все еще может причинить нам боль», — подумал Круз. Старый воин тихо вздохнул, отпуская боль. Он должен слушать. Сейчас от него требуется только это.

— С тобой было много летописцев? — спросил Дорн.

— Да, — вздрогнув, ответил Восс. — Мне удалось уговорить некоторых пойти со мной. Согласившиеся летописцы также хотели познать правду эры заката. Со мной отправились двадцать один человек. Были и другие, покинувшие корабли легионов, которые перешли на сторону предателей.

Восс облизал губы, его взор блуждал.

— Что с ними произошло? — спросил Дорн.

— Нас привели в зал для аудиенций на «Мстительном Духе». Когда-то мне приходилось бывать там, давным-давно, — Восс слабо покачал головой. — Место изменилось. С обзорного экрана все еще можно было увидеть звезды, словно из огромного ока, стены, как и раньше, уходили во тьму наверху. Но на свисавших с потолка цепях раскачивались существа, иссохшие покалеченные существа, на которых мне совершенно не хотелось смотреть. Металлические стены были покрыты изодранными, испачканными темными пятнами знаменами. В зале было жарко, словно в пещере у костра. В воздухе стоял запах раскаленного железа и сырого мяса. Я видел застывших у стен Сынов Гора, неподвижных, ожидающих. А в центре зала стоял Гор.

— Полагаю, тогда я еще думал, что увижу жемчужно-белые доспехи, мантию цвета слоновой кости и лицо друга. Я встретился с его взглядом. Мне захотелось бежать, но я не мог, я боялся даже дышать и мог лишь смотреть на лицо, окаймленное броней цвета морского шторма. Он указал на меня и произнес: «Все, кроме него». Его сыны сделали остальное.

— Три секунды грохота и крови. Когда наступила тишина, я стоял на четвереньках. У моих пальцев собиралась кровь. Вокруг меня была лишь кровь и растерзанная плоть. Тогда я думал только о том, что рядом со мной стояла Аскарид. Она сжала мою руку как раз перед началом стрельбы.

Восс закрыл глаза, заломив руки. Круз понял, что не может отвести взгляд от покрытых чернильными кляксами рук, кожа была морщинистой, пальцы стискивали друг друга, словно ускользающее воспоминание.

— Но он пощадил тебя, — сказал Дорн, его голос был ровным и тяжелым, будто молот, падающий на камень.

Восс поднял глаза и встретился с взглядом примарха.

— О да. Гор пощадил меня. Он приблизился ко мне, и я ощутил его присутствие, заключенную в нем ярость, словно жар плавильной печи. «Посмотри на меня», — сказал он, и я повиновался. Он улыбнулся. «Я помню тебя, Соломон Восс», — продолжил Гор, — «я очистил свои корабли от твоих собратьев, от всех них, кроме тебя. Никто не причинит тебе вреда. Ты увидишь все». Он расхохотался. «Ты будешь летописцем», — добавил он.

— И что ты сделал? — спросил Дорн.

— Единственное, что умел. Я был летописцем. Я видел каждый кровавый миг, слышал слова ненависти, обонял смрад смерти и безумия. Наверное, на какое-то время мой рассудок помутился, — Восс хохотнул. — А затем я понял, что значит правда этой эры. Я нашел ту правду, за которой пришел.

— И какова же она, летописец? — спросил Дорн, и Круз услышал в словах примарха опасность, острую, подобно кромке меча.

Восс усмехнулся, словно от глупого детского вопроса.

— Будущее мертво, Рогал Дорн. Оно прах, утекающий сквозь наши пальцы.

Дорн оказался на ногах прежде, чем Круз успел вздрогнуть. От него исходила ярость, словно жар от огня. Круз отшатнулся от захлестнувших комнату, подобно грозовой туче, эмоций Дорна.

— Ты лжешь! — взревел примарх голосом, способным испугать целые армии.

Круз ожидал удара, после которого от летописца останется лишь кусок окровавленной плоти на полу. Удар так и не последовал. Восс покачал головой. Крузу вдруг стало интересно, что же пришлось повидать летописцу, если ярость примарха казалась ему не более чем легким дуновением ветерка.

— Я видел, во что превратился твой брат, — сказал Восс, тщательно подбирая слова. — Я смотрел твоему врагу прямо в глаза. Я знаю, что должно произойти.

— Гор будет побежден, — выплюнул Дорн.

— Да. Да, возможно, так и будет, но я все еще говорю правду. Будущее Империума уничтожит не Гор. Это сделаешь ты, Рогал Дорн. Ты и твои соратники.

Восс кивнул на Круза.

Дорн наклонился так, чтобы заглянуть летописцу прямо в глаза.

— Когда война окончится, мы отстроим Империум.

— Из чего, Рогал Дорн? Из чего? — осклабился Восс, и Круз заметил, что слова летописца причиняют примарху боль. — Оружие эры тьмы — молчание и тайны. Просвещение имперской правды — вот идеалы, за которые ты сражался. Но теперь в тебе не осталось доверия, а без доверия эти идеалы умрут, старый друг.

— Почему ты это говоришь? — прошипел Дорн.

— Потому что я летописец. Я отражаю правду времен. Но в новой эре правду вряд ли захотят слышать.

— Я не боюсь правды.

— Тогда пусть мои слова, — Восс постучал по пергаменту, — услышат все. Я записал здесь все, что видел, каждый темный и кровавый эпизод.

Круз представил, как слова Соломона Восса разлетаются по Империуму благодаря авторитету своего автора и силой заключенного в них послания. Они будут подобны яду в душах тех, кто сопротивляется Гору.

— Ты лжешь, — осторожно сказал Дорн, словно эти слова служили ему щитом.

— Мы находимся в тайной крепости, возведенной на подозрениях, над моей головой занесен меч, и ты еще говоришь, что я лгу? — Восс безрадостно засмеялся.

Дорн издал тяжелый вздох и отвернулся от летописца.

— Я говорю, что ты обрек себя.

Дорн направился к двери.

Круз собирался было пойти следом, когда Восс опять заговорил.

— Думаю, теперь я понял. Почему твой брат держал меня, а потом дал вернуться к тебе, — Дорн обернулся. Восс смотрел на него со слабой улыбкой. — Он знал, что его брат захочет сохранить меня как память о прошлом. И также он знал, что после всего увиденного меня никогда отсюда не выпустят.

Восс кивнул, и улыбка исчезла с его лица.

— Гор хотел, чтобы ты почувствовал, как идеалы прошлого умирают у тебя на руках. Он хотел, чтобы ты смотрел им прямо в глаза, когда будешь убивать. Он хотел, чтобы ты понял, что вы похожи друг на друга, Рогал Дорн.

— Принесите мои доспехи, — приказал примарх, и из мрака выступили закутанные в красные одеяния слуги с частями золотых лат. Некоторые элементы были настолько огромными и тяжелыми, что их приходилось нести сразу нескольким людям.

Дорн и Круз вновь вернулись в купол-обсерваторию. Единственным источником света в широком круглом зале было звездное поле у них над головами. Дорн не обронил ни слова с тех пор, как покинул камеру Восса, а Круз не осмеливался заговорить первым. Слова летописца потрясли Круза. Он не выкрикивал безумные тирады и не восхвалял Гора. Нет, куда хуже. Слова Восса ширились внутри него, словно лед, сковывающий воду. Круз сражался с ними, сдерживал внутри стен собственной воли, но они не шли у него из головы. Что если Восс говорил правду? Ему стало интересно, был ли этот яд достаточно сильным, чтобы выжечь разум примарха.

Дорн всматривался в звезды больше часа, прежде чем потребовать принести доспехи. Обычно Дорна одевали слуги, часть за частью заковывая примарха в пластины брони. В этот раз он предпочел делать все самостоятельно, скрывая плоть под громоздкой адамантиевой кожей, а каменное лицо за золотом — бог войны собственноручно восстанавливает свое тело. Крузу примарх напоминал человека, готовящегося к последнему бою.

— Его совратили, мой лорд, — мягко сказал Круз. Примарх замер, собираясь надеть на руку перчатку, украшенную серебряными орлиными крыльями. — Гор прислал его, чтобы уязвить и ослабить вас. Восс сам это сказал. Он лжет.

— Лжет? — спросил примарх.

Круз глубоко вдохнул и задал вопрос, тревоживший его с тех пор, как они покинули камеру Восса.

— Вы боитесь, что он прав? Что идеалы правды и просвещения мертвы? — спросил Круз с ноткой тревоги в голосе.

Едва сказав это, ему уже не хотелось услышать ответ. Дорн надел перчатку, зажимы щелкнули на его кисти. Он сжал закованную в металл руку и посмотрел на Круза. Холод в его взгляде напомнил старому воину лунный свет, отражающийся в волчьих глазах глубокими зимними ночами.

— Нет, Йактон Круз, — произнес Дорн. — Боюсь, их никогда и не существовало.

Дверь камеры открылась, на полу возникли тени Рогала Дорна и Йактона Круза. Соломон Восс сидел за столом и смотрел на дверь, словно ожидая их прихода, последний манускрипт лежал возле него. Примарх вошел внутрь, тусклый свет блеснул на краях его доспехов. «Он выглядит», — подумал Круз, — «словно ожившая статуя из сверкающего металла». В комнате были слышны лишь неспешные шаги примарха и гудение люмисфер.

Круз прикрыл за собой дверь и отошел в сторону. Потянувшись за плечо, он взялся за рукоять меча. Клинок вышел из ножен с тихим стальным шелестом. Выкованный лучшими военными кузнецами Малкадора Сигиллита, Регента Терры, обоюдоострый меч был размером с обычного человека. На его покрытой серебром поверхности были выгравированы кричащие лица, обвитые змеями и рыдающие кровавыми слезами. Имя меча было Тисифона в память о древней богине мести. Круз опустил оружие острием вниз, его руки сжали рукоять на уровне лица.

Восс взглянул на облаченного в доспехи Рогала Дорна и кивнул.

— Я готов, — сказал он, после чего встал, пригладил одежду на костлявом теле и прошелся рукой по седым волосам. Он посмотрел на Круза. — Ты дождался своего часа, серый страж? Этот меч давно ждет меня.

— Нет, — раздался голос Дорна. — Я буду твоим палачом.

Примарх повернулся к Крузу и протянул руку.

— Меч, Йактон Круз.

Круз вгляделся в лицо примарха. В глазах Дорна читалась боль, непереносимая боль, которая на миг мелькнула сквозь трещину в возведенных Дорном внутри себя стенах из камня и железа.

Круз склонил голову, чтобы не встречаться взглядом с Дорном и протянул ему меч рукоятью вперед. Примарх взял оружие одной рукой, словно оно было невесомым. Рогал Дорн выставил клинок между собой и Соломоном Воссом. Силовое поле меча активировалось с треском заключенных молний. Полыхание лезвия озаряло лица человека и примарха смертельно-белым цветом и скрывало их в тени.

— Удачи, старый друг, — попрощался Соломон Восс и смело встретил удар меча.

Какое-то время Дорн просто стоял, у его ног собиралась кровь, в камере царила тишина. Затем он подошел к столу, где аккуратной стопкой лежал пергамент. Примарх щелкнул переключателем, и поле, окутывающее лезвие, исчезло. Медленно, будто прикасаясь к ядовитой змее, Дорн острием перевернул страницу. Он пробежался взглядом по первой строчке. «Я видел будущее, и оно мертво».

Выронив меч из рук, Дорн пошел к двери камеры. Уже открыв ее, он оглянулся на Круза и указал на пергамент и тело на полу.

— Сжечь, — приказал Рогал Дорн. — Сжечь все.