Изменения

– Ни в одном суде, священном или светском, ему не предъявили никаких обвинений, – он изо всех сил старался все объяснить. – Он оказался осужден исключительно благодаря грязным сплетням и тайному порицанию. Я даже слышал, как говорили, что его смерть была проявлением гнева Верены, отложенного на столь долгое время исключительно потому, что Верена – божество спокойное и терпеливое, которое слишком сильно любит своих последователей мудрости. Это было ужасно, по-настоящему ужасно. Увы, бедный Ланфранк имел несчастье стареть не так изящно, как мог бы, и страдал от некоторого обезображивания лица, которое его враги приняли за явное доказательство того, что он баловался запретными знаниями. Конечно, от простых крестьян можно услышать подобную ерунду, но о Жизоре и университете я думал лучше. Если люди, называющие себя самыми мудрыми в мире, могут так легко поддаться таким глупым подозрениям, то какова надежда на будущее разума? Задолго до того, как его отправили в могилу, на которой мы сегодня были, Ланфранк начал приобретать облик мертвеца с побелевшей кожей и запавшими глазами. Я тщетно пытался убедить наших коллег, что это лишь болезнь преклонного возраста, не имеющая никаких опасных последствий, но мои идеи на этот счет всегда считались неортодоксальными, и никто не хотел слушать. Даже друзья были согласны принять его уродство за свидетельство тайного интереса к практике некромантии. «Все болезни идут от богов»богов, – сказали они, – «и и призваны наставлять нас». Ланфранк Шазаль никогда в такое не верил, как и я, ибо повидали мы слишком много больных мужей и женщин на своем веку. Увы, мы единственные остались из тех, кто помнил великую чуму сорокалетней давности и как ужасно она обошлась с тогдашними магистрами. Ныне остался лишь я.

– Это распространенное убеждение, – продолжил молодой человек, – любая магия, кроме самой ничтожной, по своей сути добра или зла. Любая магия, связанная с обращением с мертвецами или нежитью, считается в высшей степени порочной. Магистр Шазаль был готов подвергнуть это сомнению. Его точка зрения заключалась в том, что, хотя любое знание может быть использовано злыми людьми в злых целях, знание как таковое всегда благо. “Невежество«Невежество, – говорил он, – величайшее зло из всех”всех».

– Да, – с грустью сказал Калиспэра, . – Несомненно, именно таким он и хотел быть. Он был и моим другом тоже, но я не нуждался в нем в качестве отца. Когда принял все испытания веры, задаешься вопросом – естественно ли для священников и магистров хранить обет безбрачия, тем самым принимая сыновей других отцов как родных.