5617
правок
Изменения
Нет описания правки
{{В процессе
|Сейчас =45
|Всего =22
}}
Закончив своё напутствие, Гилеас почувствовал в глубине души кратковременный укол горя. Не только за недавнюю утрату своего капитана, но и за всех остальных, кого он потерял. Теперь сержант всем своим существом желал стоять в залах Памяти и произносить слова, которые передадут предшественникам память о Кейли Мейоране.
==Глава 5 - Отпущение грехов==
– Я знаю, почему ты здесь, брат. Отрешись от бремени, кое ты несёшь, и душа твоя сможет куда лучше подготовиться к грядущему служению Золотому Трону.
Гилеас преклонил колени пред статуей Бога-Императора, установленной на почётном месте перед обширными Залами Памяти. Он пробыл там несколько часов, читая литании и молитвы. Сержант горячо возблагодарил Абсолютного Отца за Его мудрость и благосклонность, а также принёс несколько обетов отомстить за гибель своего капитана.
Напоминающий пещеру зал был творением изысканной, захватывающей дух красоты. Часовни на борту ударных крейсеров и боевых барж, на которых Гилеас путешествовал в ходе своей многолетней службы, всегда оставались местом великого смирения и благоговения. Однако все они были ничем в сравнении с величием Пакс Аргентия, истинной духовной обители Серебряных Черепов.
Внутри погребальных ниш в стенах сооружения хранились останки магистров орденов – когда те встречали свою судьбу, их бренные кости обретали покой в катакомбах, извивающихся под Залами Памяти. Любой из воинов ордена мог войти в это святое место с тяжёлым сердцем или беспокойной душой, а уйти – с чистой совестью, чистой до тех пор, пока он платил свой долг Императору.
Залы Памяти представляли собой явную аналогию цикла рождения и смерти. То было место, где произошли события, сформировавшие живой, дышащий орден. Само его существование было свидетельством благочестивой натуры Серебряных Черепов, и в то же время Залы Памяти служили жутковатой святыней, посвящённой тому, что некоторые считали самой варварской орденской практикой.
Покрытые серебром черепа, трофеи бесчисленных сражений в тысячах звёздных систем, были установлены на постаментах или же помещены в искусно оформленные ниши внутри стен. Каждая из рас, с которыми когда-либо сталкивались на полях сражений Серебряные Черепа, выставлялась здесь на всеобщее обозрение. Это говорящее само за себя свидетельство воинских талантов ордена являлось в равной степени коллекцией пугающих, причудливых артефактов и изысканных произведений искусства.
Громадный витраж, расположенный за статуей Бога-Императора, отличался простым дизайном и изображал символику ордена Серебряных Черепов. Лучи бледного света, исходившие от двойной звезды Варсавии, проходили сквозь разноцветное стекло и падали на мраморный пол пёстрой радугой.
Никодим стоял немного поодаль от сержанта, потупив взор. Суровая и пробирающая до глубины души красота часовни вызывала у него незнакомые прежде эмоции, характерные для человека, ставшего чем-то большим, чем прежде. Он начинал привыкать к своим обострившимся чувствам; меняющиеся цвета на полу были яркими и живыми, чего он не замечал, пока был простым смертным. Даже запах этого места был полон любопытных оттенков. Он ощущал двух космических десантников поблизости; от одного определённо исходил запах прометия, свидетельствующий о предпочтении к огнемётному вооружению, а от другого пахло чем-то сухим и пыльным, намекавшим на пребывание среди мёртвых.
Каждый из них нёс в себе чистый ледяной аромат Варсавии, и всё-таки присутствовали тонкие различия, способные позволить Никодиму различить их в темноте, даже если бы зрение подвело его. Он безмолвно дивился чудесам, которые сотворили с его телом.
Гилеас поднял склонённую голову и встретился взглядом с человеком, которого хорошо знал, но с которым провёл слишком мало времени за последние годы. Чувство вины захлестнуло всё его естество. Капеллан Акандо нежно провёл рукой по тёмным волосам сержанта.
– Ты должен сохранять спокойствие, Гилеас. В утрате Кейли твоей вины не больше, чем в смерти любого из братьев Восьмой. Это бремя сослужит тебе дурную службу, брат мой. Подобные мысли плохо влияют на твоё суждение. Сейчас ты едва ли можешь позволить себе такую роскошь.
– Трудно освободиться от этого, мой господин. – Такие капелланы, как Акандо, были редкостью в рядах ордена Серебряных Черепов. Не обладавших психическими способностями капелланов, тем не менее, почитали ничуть не меньше, чем могущественных псайкеров прогностикатума. – Капитан Мейоран доверял мне, как своему заместителю, а я не сумел остановить события, что забрали его у нас.
– Он умер именно так, как того и хотел – неся смерть врагам человечества. Его жизнь была отдана на службе Императору. Ты сам знаешь, что подобный конец – лучшее, чего может желать каждый из нас, – мудрые и мягкие слова капеллана были обращены к самому сердцу воина, изо всех сил пытавшегося скрыть свои эмоции; впрочем, чувство вины можно было распознать на лице сержанта невооружённым глазом. – Что ты надеешься обрести в этом месте, Гилеас?
– Я не уверен, господин, – нахмурился Гилеас. – Возможно, какое-то прощение. Спокойствие духа. Отпущение грехов.
– Тогда подумай вот о чём. Мейоран сделал правильный выбор, избрав тебя для этой обязанности, – заверил Гилеаса Акандо. – В тебе есть стойкость духа и сила воли. Император возвысил тебя над смертными людьми, и ты получил вторую жизнь в качестве одного из Ангелов Гнева Его. Ты служишь ордену и Империуму всем сердцем и всею душой. Я слышал, как ты снова и снова повторяешь Катехизис Ненависти. Временами, Гилеас, у тебя даже получается правильно.
Выражение лица капеллана не изменилось, и он продолжил.
– Ты сделал именно то, что должен был сделать. Не больше и не меньше. Я предложил тебе обрести спокойствие. Последуй этому совету, брат мой, ибо здесь нечего прощать.
На губах Гилеаса промелькнула мимолётная улыбка, и он немного расслабился. Брат-капеллан Акандо возвышался над ним в своей гербовой накидке, напоминавшей ту, что носил Гилеас, однако из уважения к роли и предназначению капеллана в рядах ордена гербовая накидка Акандо была окрашена в чёрный. Подобно Восьмой роте, Акандо не так давно отозвали на Варсавию для гарнизонной службы. Впрочем, в отличие от братьев Восьмой, его обязанности практически полностью посвящались Пакс Аргентию, в кругу мёртвых и воспоминаний о них.
– Это непросто, – наконец изрёк Гилеас. – Находиться здесь, среди павших, и не иметь ничего от тела капитана Мейорана, чтобы провести достойное погребение. Я чувствую, что он заслуживает куда большего, чем просто мои слова, – сержант оглянулся через плечо на Никодима, сидевшего в позе мыслителя. Приятно было ощущать благоговение мальчика перед Залами Памяти, запретным для послушников местом. – Но я решил совершить подношение вместо него.
Акандо снова кивнул.
– Подымись на ноги, Гилеас. Между сынами Варсавии не должно быть ничего, кроме равенства. Я не могу говорить с тобой как с равным, пока стою выше тебя.
Гилеас последовал совету капеллана, и они с Акандо ненадолго сжали предплечья друг друга. Приветствие вышло очень похожим на братское. Оба космодесантника были приблизительно одного возраста – Акандо немного старше, и прежде они уже сталкивались со многими врагами вместе. Между ними присутствовали определённые генетические сходства, но таковых было сравнительно немного. Капеллана рекрутировали на другой планете, вдали от родного мира Серебряных Черепов. Он тщательно брил голову, однако Гилеас знал, что если Акандо позволит им отрасти, они будут такого же медного оттенка, как и у Тикайе – одного из бойцов его штурмового отделения.
– Совершить подношение тому, кого уже нельзя вернуть – акт великой самоотверженности, Гилеас Ур’тен. Император благоволит тем, кто совершает подобный жест. И всё же это не необходимость.
– Для меня это она и есть. Меньшее, что я могу сделать. Капитан Мейоран заслуживает большего, чем просто имя на надгробной плите. В конце концов, все мы братья. В наших жилах течёт одна и та же кровь. В чём же польза от этой связи, если мы её не ценим?
– Прекрасные слова. Хорошо, пусть будет так, как ты пожелаешь, брат.
Акандо взял Гилеаса за руку и повернулся к алтарю перед изображением Императора. Он подобрал пару кусков камня, добытого в скальном массиве Аргент Монс, где располагалась их крепость-монастырь. Крошечные прожилки серебряной руды пронизывали тёмно-серую каменную породу.
– Никодим.
Гилеас тихо позвал молодого скаута-стажёра, глаза которого послушно открылись. Он вопросительно посмотрел на сержанта и капеллана.
– Господин?
– Иди сюда, парень. Я хочу, чтобы вы оба стали свидетелями этого памятного действа.
– Как прикажете. – Никодим поднялся и зашагал к старшим по званию. Находясь на ранней стадии своего преображения, молодой воин чувствовал себя до нелепого маленьким по сравнению с Акандо и Гилеасом – достичь нового роста ему предстояло только спустя несколько месяцев. Впрочем, если размеры и заставляли его испытывать дискомфорт, скаут этого не показывал.
– О какой традиции идёт речь, Никодим? – прямо спросил Акандо у юноши и получил буквально хрестоматийный ответ.
– Кровь павших сливается с камнем. Это символическая гармонизация с душой, в ходе которой камень привязывает душу. В соответствии с нашими обычаями тела павших обращаются в пепел, который развеется по ветру нашей родины. Таким образом никто не сможет заявить права на наши черепа, как мы собираем черепа своих врагов. Один камень кладётся в могилу, другой же – бросается в пустоту.
– Свет Императора да направит дух павших в Его сторону, – закончил Гилеас. – Таким образом души мёртвых находят своё законное место в мире, что лежит за пределами понимания. Но павших не всегда удаётся вернуть домой. – Гилеас посмотрел на Акандо с прежней болью в глазах. – Я не могу позволить духу капитана бесцельно блуждать сквозь века.
– Тогда сделай подношение, брат. – Акандо отступил назад, позволяя сержанту подойти к алтарю.
Гилеас кивнул и извлёк боевой нож из висевших на поясе ножен. Клинок был заточен должным образом, и хатири возложил его на алтарь. Он устремил взор на образ Императора и коснулся рукой холодной поверхности Его изваяния.
– Абсолютный Отец всех нас. Великий Прародитель. Я всего лишь один из Твоих верных слуг, едва достойный Твоего внимания. Но, прошу, услышь мою молитву сейчас. – Он ненадолго закрыл глаза и сделал глубокий, очищающий мысли вдох. – Молю Тебя принять дух Кейли Мейорана, капитана ордена Серебряных Черепов. Сим подношением я клянусь связать себя узами клятвы момента. Каждый эльдар, что окажется на моём пути, заплатит своей кровью во имя его. Клянусь в этом древними костями нашего родного мира и кровью, что течёт по моим венам.
Он взял нож и сделал стремительный надрез своей ладони. Действуя быстро, чтобы клетки Ларрамана в его крови не успели начать процедуру свёртывания и заживления, сержант взял сначала один камень, а затем и второй. Яркая, насыщенная кислородом кровь мгновенно окрасила тусклый серый камень.
– Прекрасные слова, брат мой. – В голосе Акандо чувствовалось одобрение. – Этим жестом ты даёшь духу Кейли шанс отыскать путь в пустоте. Он бы тобой гордился.
Гилеас начисто вытер нож о край туники и вложил его обратно в ножны.
– Возможно, – произнёс он. – Но я никогда не узнаю этого. Не сейчас.
Сержант в последний раз коснулся статуи Императора – неповреждённой рукой, после чего развернулся и покинул Залы Памяти. Наблюдавший за происходящим с алчным интересом и исключительной серьёзностью Никодим задержал взгляд на статуе, после чего последовал за Гилеасом. Разум юноши был полон вопросов, но задавать их вслух он не осмелился.
Смену сезонов на Варсавии едва ли следовало замечать. Различий между зимой и весной фактически не существовало, если не считать кратковременного прилива тепла, способного поднять температуру окружающей среды выше нуля. Когда наконец-то наступало лето, оно длилось всего несколько недель, прежде чем лёд вновь сковывался и выпадал свежий снег.
На протяжении четырёх месяцев Гилеас отбывал то, что продолжал считать растянутым во времени покаянием. Ему очень хотелось вернуться на действительную службу, но сержант продолжал хранить молчание. Он направил всю свою кипучую от раздражения энергию на совершенствование боевых навыков; не проходило и дня, чтобы его нельзя было встретить на тренировочных площадках, временами с другими братьями Восьмой, но куда чаще в одиночестве. В других случаях Гилеас пропадал в самом сердце Великой Библиотеки, где с головой погружался в саги ордена, или же в часовне, где пытался найти утешение. Он был почтительным воином до последней капли своего существа, и в соответствии с просьбой Керелана держался подальше от Джула.
Сержант-ветеран вёл себя именно так, как и предсказывал первый капитан. Всякий раз, когда они с Гилеасом пересекались, старший по званию воин неизменно находил повод поддеть своего младшего собрата. Цеплялся к тому, как он двигался. Критиковал его боевые навыки. Всякий раз откровенно ничтожный, совершенно незначительный повод. Гилеас, к его великой чести, с удивительной сдержанностью игнорировал тщательно подобранные колкие комментарии Джула. А вот Рубен, ближайший и самый доверенный друг сержанта Ур’тена, прекрасно осознавал растущую опасность.
– Надо бы тебе с ним поговорить.
Они спарринговали тренировочными клинками, когда Рубен наконец-то озвучил свои мысли. Гилеас опустил оружие и окинул товарища оценивающим взглядом.
– О чём ты толкуешь?
– О Джуле, – ответил Рубен, отступая назад и опуская собственный клинок. – Тебе бы не помешало разобраться с этой проблемой сейчас, пока она не вышла из-под контроля.
– Я и разбираюсь. Игнорируя его.
– Да я не о том, Гил. Ты же понимаешь, что я имею в виду. Каждый раз, когда он обращается к тебе – в канате твоего терпения рвётся очередная нить. Это даёт ему именно то, что он хочет. – Рубен сменил стойку и твёрдо встал на ноги, готовый к очередной схватке. – Я тебя знаю, рано или поздно ты не сумеешь с собой совладать. Тебе следует убрать эту проблему со своего пути. Устранить обиду, которую питает Джул. Вы оба отличные воины. Именем Императора, вы же братья по оружию. В его ненависти к тебе нет никакой логики. И ты можешь объяснить ему это.
– Рубен, он не питает ко мне никакой ненависти, – усмехнулся Гилеас, но веселья в его ухмылке не наблюдалось. – Ничего личного тут нет. Ты что, ещё не понял? Джул ненавидит то, что я собой представляю. То, что я ''есть'', а вовсе не меня ''лично''. Хватит с меня твоих бесконечных нравоучений.
Оба воина вернулись к тренировке. Пускай каждый из них был хорошо подготовлен, Гилеас всегда отличался большей хитростью, чем Рубен, и обезоруживал его за несколько коротких минут.
– У тебя дрянная техника.
Брат Джул возник на тренировочной площадке столь неожиданно, словно его каким-то образом призвали разговоры о нём. Ветеран-сержант наблюдал за тренировочной схваткой со скучающе-безразличным видом. Его комментарий как будто пробудил Гилеаса, вынудив ответить.
– С моей техникой всё в порядке. Я его обезоружил, не так ли?
– Дрянная техника, – пожал плечами брат Джул. – Сражаешься с грацией зеленокожего. В том, что ты делаешь, нет изящества – и, честно говоря, смотреть на это просто противно. Всего лишь наблюдение со стороны, сержант.
– Гил, – Рубен поймал своего сержанта за руку, когда Гилеас развернулся и уставился прямо в лицо ветерана. Слова слетели с губ Гилеаса прежде, чем его мозг успел обработать и смягчить их.
– Я очень рано осознал, что зачастую утончённость – это роскошь, которую следует оставить тем, кто достаточно ленив, чтобы практиковать её.
Впервые с тех пор, как он вернулся на Варсавию, Гилеас обнаружил, что его плохо подобранные слова искренне потрясли Джула.
– Смеешь обвинять меня в праздности, хатири?! – Ветеран сделал акцент на последнем слове, имени родного племени Гилеаса. Эта осознанная интонация многое говорила о его мнении насчёт них.
– Вовсе нет. – В глазах Гилеаса промелькнуло нечто опасное. – Всего лишь наблюдение со стороны, «господин».
Они мучительно долго смотрели друг другу в глаза. В конце концов Джул кивнул.
– Хорошо. Я понял, как всё должно произойти, Ур’тен. Брат Рубен, отдай-ка мне свой клинок и покинь арену. Полагаю, необходимость для наших с тобой совместных тренировок давным-давно назрела, Гилеас. И я докажу тебе, что есть способы сражаться, не полагаясь на одну лишь голую силу.
– Вы оказываете мне ни с чем не сравнимую честь, сэр. – Гилеас поднял учебный клинок в вежливом приветствии. – И я с нетерпением ожидаю возможности увидеть, чему вы можете научить меня.
Его слова звучали правдиво и искренне; противостоять на арене одному из ветеранов ордена было великой честью. Возможно, именно правдивость в тоне хатири породила волну раздражения, исказившую и без того постоянно кислое лицо Джула, заставив его скривиться.
– Твои наигранные воспитанность и манеры не скроют того, кто ты есть, мальчишка. – Джул внимательно осматривал своего соперника. – Мой прежний капитан как-то заметил, что можно нарядить дикаря в доспехи и вручить ему оружие, но он всё равно останется дикарём. Просто станет немножко опаснее.
– Брат мой, прошу тебя, перестань говорить обо мне таким образом. – Гилеас очень медленно опустил тренировочный меч, в его взгляде оставалась твёрдость. – Постоянные намёки на то, что я – не более чем животное, становятся утомительными. Я мог бы указать на ребячество в том, как ты играешь словами, и всё-таки я этого не делаю.
– Ты дикарь, Ур’тен. И это не твоя вина.
– Возможно, – отметил Гилеас и усмехнулся, обнажив зубы. – Посмотрим, какой из меня дикарь, – он поднял клинок, и Джул сделал то же самое. Не теряя ни секунды, два воина сошлись в поединке, их клинки встретились и сомкнулись. Взгляды двух сержантов не отрывались друг от друга.
– Твоя сила похвальна, – заметил Джул в непривычной манере на грани комплимента. – Но ты слишком уж сильно наклоняешься вперёд. Потеряешь равновесие, – в знак демонстрации своей оценки ветеран ударил мечом снизу вверх, заставив Гилеаса отступить, чтобы не споткнуться. Не колеблясь ни секунды, Джул нанёс очередной удар, метя в торс младшего собрата по оружию. Гилеас занял оборонительную позицию и едва успел заблокировать атаку.
Пользуясь неуклюжей защитой Гилеаса, Джул усилил напор. Прежде, чем его противник сумел возобновить попытки парировать вражеский клинок, Джул высвободился, грациозно развернулся и нанёс удар по бедренной кости Гилеаса. Как только сержант повернулся, чтобы ответить, он уже оказался в другой стороне и снова занёс меч. Второй удар угодил в плечо Гилеаса, и звук от столкновения металла и плоти заставил нескольких собравшихся одобрительно крякнуть. Джул своё дело знал. Пускай у тренировочного оружия не было режущей кромки, с учётом своей тяжести оно вполне могло нанести серьёзную травму, если тренирующиеся чересчур разойдутся.
– Уже теряешь контроль над боем, – заметил Джул, в чьём голосе безошибочно угадывалась насмешка. – Приложи хоть немного усилий для своей защиты, братец. Ты не сможешь бесконечно полагаться на способность атаковать. Рано или поздно... – Джул с лёгкостью увернулся от низко направленного удара Гилеаса, едва ли не танцующим движением оказавшись позади сержанта. Он от души врезал мечом меж лопаток Гилеасу, отчего молодой воин растянулся на полу. – Рано или поздно ты уяснишь, что лучшая атака – это хорошая защита. Разумеется, если предположить, будто твой примитивный разум сумеет усвоить хоть что-нибудь ценное.
Бесчисленные годы тренировок позволили Гилеасу в считанные секунды снова оказаться на ногах. С начала боя он всё ещё не вымолвил ни слова. Но теперь в его глазах сверкала ярость, которую он пытался сдержать многие годы. Прошло немало времени с тех пор, как он в последний раз позволил своему вспыльчивому нраву взять верх над здравым смыслом, однако у всего на свете были границы, и Джул только что их переступил.
– По твоему выражению лица я вижу, что ты отчаянно пытаешься доказать мою правоту. – Насмешки ветерана-сержанта буквально сочились презрением. – Задействуй всё, что, как тебе кажется, ты можешь противопоставить мне, мальчик. У тебя нет ни единого шанса. Как ты вообще надеяться одолеть врага, если не способен овладеть собой? Как ты вообще умудрился дослужиться до сержанта – для меня самая настоящая загадка.
Гилеас прекрасно осознавал, сколько товарищей-Черепов наблюдает за боем, и испытывал невероятный стыд из-за того, что Джул делал всё, что было в его силах, чтобы унизить его. Сержанту не следовало поддаваться на провокации этой травли. Он же пообещал Керелану. Но мерзкая ухмылочка на лице Джула, презрение в его тоне... всё это разожгло тлеющее ядро ярости, которую сержант Гилеас Ур’тен так долго держал под жёстким контролем.
Вспыхнувшая ярость внезапно придала ему сил. Гилеас бросился на сержанта-ветерана, тренировочный клинок буквально ожил в его руке. Меч запел, рассекая воздух, и шлёпнул по внешней стороне бедра противника. Джул ответил тем же, воспользовавшись эмоциями Гилеаса, чтобы пробить его чисто символическую защиту. Оружие Талриктуга заехало Гилеасу в челюсть, раздался оглушительный треск вывихнутой кости, а спустя несколько секунд – ещё один, когда Ур’тен вправил её обратно. Прежде, чем хатири успел продолжить поединок, Джул развернул клинок и что есть силы врезал рукоятью прямо в лицо Гилеаса.
– Мы должны остановить их, – пробормотал Тикайе, присоединившийся к наблюдающему за демонстрацией Рубену. – Это уже не урок, брат. Здесь ничему не учат. Джул прикончит его, если представится возможность.
Рубен кивнул и сделал шаг вперёд. Из виска Гилеаса струилась кровь, густеющая прямо на глазах. Чтобы сбить сержанта с ног, хватило бы одного взгляда, а не удара по черепу. Рубен видел, как Гилеас продолжал сражаться, выдержав куда более сильный натиск, чем любой воин. И всё-таки он не сопротивлялся. Рубен всей душой жаждал, чтобы его друг отомстил своему обидчику, но Гилеас и не собирался давать Джулу удовлетворение от победы.
«Будь ты проклят, Гилеас. – Рубен на мгновение сжал руки в кулаки. – Среди всех возможностей защитить свою гордость ты не мог выбрать более неудачную».
Шанса остановить конфликт ему так и не представилось. Над тренировочным залом прогремел голос, усиленный эфирной мощью, что придавала ему неестественную громкость и тембр.
– Довольно!
Несколько голов повернулись одновременно, в сторону только что прибывшего воина. Вокруг прокатилась волна шёпотов узнавания, когда темноволосый, покрытый множеством боевых шрамов воитель шагнул к сражающейся парочке.
– Джул, Гилеас, прекратите это безумие. Полагаю, ваши зрители уже достаточно насмотрелись на этот цирк. Немедленно покиньте арену.
Гилеас уважительно склонил голову, на его скулах застыла кровь после свирепой атаки Джула. Ветеран сделал то же самое, уронив свой клинок наземь с презрительным лязгом. Затем он посмотрел на пришедшего воина.
– Первый прогностикар Фрикс. Нечасто вас встретишь на наших тренировках. Мы польщены вашим присутствием.
– Не сомневаюсь, – проворчал псайкер. Неприглядные шрамы на его лице сильно портили кожу и придавали прогностикару свирепый вид. Он провёл указательным пальцем по самому длинному из них, который шёл ото лба к подбородку по практически идеальной диагонали. – Но, как мне кажется, ты посягаешь на время, обещанное мне нашим братом, – улыбнулся Фрикс, глядя на Гилеаса. – Похоже, что ты усваиваешь суровые уроки от Джула, парень.
Гилеас тряхнул одним плечом.
– Мне предстоит ещё многому научиться. Я глубоко благодарен брату Джулу за то, что он продемонстрировал мне методы улучшения моей техники.
В его словах присутствовала тщательно продуманная дипломатичность в сочетании с более чем явным намёком на сарказм, что не осталось незамеченным бывалым сержантом-ветераном. Джул смерил молодого воина уничижительным взглядом.
– Так и должно быть, – одобрительно кивнул Фрикс. – И всё же, пускай я всей душой не желаю препятствовать этому уроку, первый капитан Керелан просит тебя незамедлительно явиться к нему, Джул.
– Разумеется, брат. – Джул не стал терять времени, он развернулся на пятках и ушёл, даже не попрощавшись.
Гилеас поднёс ко рту ладонь и вытер продолжавшую капать кровь.
– А что же вы, сержант Ур’тен? – Фрикс с презрением оглядел избитого воина. – Урок усвоен?
– Кое-чему я научился, – с мрачной улыбкой ответил Гилеас. – Впрочем, я не уверен, что это тот самый урок, что Джул намеревался преподать мне.
Фрикс окинул взглядом оставшихся боевых братьев.
– Всё кончено, – гаркнул он. – Возвращайтесь к своим тренировкам.
Толпа моментально рассеялась. Фрикс не особо славился избытком терпения. Спустя несколько коротких секунд остались только первый прогностикар и Гилеас.
– Ты позволил ему спровоцировать себя, Гилеас, – покачал головой Фрикс. – Меня это расстраивает.
– У меня не было выбора, сэр. И ещё, честно говоря, я был уверен, что он взаправду хочет обучить меня своему боевому стилю. Пока дело не приняло скверный оборот.
– Выбор есть всегда. Керелан предупреждал тебя о Джуле и его предрассудках. Мы работаем над этим, но, похоже, твоё присутствие здесь ему не по душе. К счастью, он ненадолго покидает Варсавию с особым заданием. Пока его нет, предлагаю тебе отточить свои навыки в тренировках с другими. А затем, когда произойдёт неизбежное, и он снова бросит тебе вызов... – Улыбка на лице Фрикса стала мрачной.
– Мне очень жаль, что вы разочаровались во мне, сэр.
– Я не то чтобы в тебе разочарован, Гилеас, – вздохнул Фрикс. – Я разочарован ситуацией. Ты, конечно же, понимаешь, что в действительности ненависть Джула направлена вовсе не на тебя, но вызвана целой жизнью, проведённой в недоверии?
– Вот и славно, брат-прогностикар. Я думал, что это личное, но теперь, понимаю – всё вовсе не так.
– Молодчина. Что скажешь теперь, с тебя достаточно тренировок на сегодня – или же настало время для боя, который ты мне обещал несколько месяцев назад? – Фрикс наклонился и поднял брошенное ветераном-сержантом оружие.
Гилеас поднял руку и проверил состояние челюсти. Она удачно вернулась на место, и хотя какое-то время продолжит болеть, вскоре усиленная физиология астартес заглушит эту боль. На мгновение или два сержант задумался о Фриксе. Он твёрдо знал, что псайкер превосходит его во всех отношениях, и что ему, вероятно, придётся столкнуться с ещё одним изнурительным испытанием и очередным серьёзным избиением...
– Я готов, если готов и ты, – отозвался Гилеас, проверяя хватку на своём учебном клинке.
[[Категория:Warhammer 40,000]]
[[Категория:Империум]]