Арногаур / Arnogaur (рассказ): различия между версиями
Brenner (обсуждение | вклад) |
|||
Строка 21: | Строка 21: | ||
− | Экипаж ''«Стрыгоры»'' напал на Эрека, когда тот мочился. Завтра стало бы уже слишком поздно – потому что завтра начиналось сражение, – и они хотели успеть до зари. Всё нужно было сделать сегодня ночью, и незаметно. | + | Экипаж ''«Стрыгоры»'' напал на Эрека, когда тот мочился. Завтра стало бы уже слишком поздно – потому что завтра начиналось сражение, – и они хотели успеть до зари. Всё нужно было сделать сегодня ночью, и незаметно. |
− | Добраться до него в самом сердце лагеря оказалось непросто. Членов экипажей распинали за междоусобные убийства, поэтому они не могли просто перерезать Эреку глотку и надеяться, что тело не найдут. Если бы имелась возможность прикончить его на поле боя, всё закончилось бы уже год назад. Кроме того, если бы они взяли и у всех на виду прошли за будущей жертвой по лагерю из колючей проволоки и прессплит, это наверняка вызвало бы подозрения. К месту убийства надлежало пробраться, не привлекая внимания, и точно так же уйти оттуда, закончив дело. | + | Добраться до него в самом сердце лагеря оказалось непросто. Членов экипажей распинали за междоусобные убийства, поэтому они не могли просто перерезать Эреку глотку и надеяться, что тело не найдут. Если бы имелась возможность прикончить его на поле боя, всё закончилось бы уже год назад. Кроме того, если бы они взяли и у всех на виду прошли за будущей жертвой по лагерю из колючей проволоки и прессплит, это наверняка вызвало бы подозрения. К месту убийства надлежало пробраться, не привлекая внимания, и точно так же уйти оттуда, закончив дело. |
− | Повсюду торчали часовые – стражники с прижатыми к груди грязными лазганами и внимательными, недоверчивыми взглядами. Стражники, которые становились твоими братьями лишь на поле битвы, сейчас с радостью вздернули бы тебя и оставили висеть, если бы поймали на нарушении законов Договора. | + | Повсюду торчали часовые – стражники с прижатыми к груди грязными лазганами и внимательными, недоверчивыми взглядами. Стражники, которые становились твоими братьями лишь на поле битвы, сейчас с радостью вздернули бы тебя и оставили висеть, если бы поймали на нарушении законов Договора. |
Чтобы добраться до Эрека, члены экипажа ''«Стрыгоры»'' воспользовались долгим и ''хлюпающим'' путем по сточным канавам у западного края лагеря, до колена промочив штаны в мерзкой жиже. В руках, отмеченных священными шрамами, они держали ритуальные ножи, а лица скрывали под гротескными, искаженными медными масками. Подготовившись таким образом к деянию, они отправились за добычей через застоявшиеся полужидкие отходы нескольких тысяч мужчин, женщин и чудовищ. | Чтобы добраться до Эрека, члены экипажа ''«Стрыгоры»'' воспользовались долгим и ''хлюпающим'' путем по сточным канавам у западного края лагеря, до колена промочив штаны в мерзкой жиже. В руках, отмеченных священными шрамами, они держали ритуальные ножи, а лица скрывали под гротескными, искаженными медными масками. Подготовившись таким образом к деянию, они отправились за добычей через застоявшиеся полужидкие отходы нескольких тысяч мужчин, женщин и чудовищ. |
Версия 01:01, 9 октября 2019
Гильдия Переводчиков Warhammer Арногаур / Arnogaur (рассказ) | |
---|---|
Автор | Аарон Дембски-Боуден / Aaron Dembski-Bowden |
Переводчик | Str0chan |
Издательство | Black Library |
Серия книг | Призраки Гаунта / Gaunt`s Ghosts |
Входит в сборник | Крестовый поход Миров Саббат / Sabbat Crusade |
Год издания | 2014 |
Подписаться на обновления | Telegram-канал |
Обсудить | Telegram-чат |
Скачать | EPUB, FB2, MOBI |
Поддержать проект
|
Планета Урдеш, южный континент, Сереханский выступ,
город-кузница Ксавек, 782.М41
(27-й год Крестового похода Миров Саббат)
I
Экипаж «Стрыгоры» напал на Эрека, когда тот мочился. Завтра стало бы уже слишком поздно – потому что завтра начиналось сражение, – и они хотели успеть до зари. Всё нужно было сделать сегодня ночью, и незаметно.
Добраться до него в самом сердце лагеря оказалось непросто. Членов экипажей распинали за междоусобные убийства, поэтому они не могли просто перерезать Эреку глотку и надеяться, что тело не найдут. Если бы имелась возможность прикончить его на поле боя, всё закончилось бы уже год назад. Кроме того, если бы они взяли и у всех на виду прошли за будущей жертвой по лагерю из колючей проволоки и прессплит, это наверняка вызвало бы подозрения. К месту убийства надлежало пробраться, не привлекая внимания, и точно так же уйти оттуда, закончив дело.
Повсюду торчали часовые – стражники с прижатыми к груди грязными лазганами и внимательными, недоверчивыми взглядами. Стражники, которые становились твоими братьями лишь на поле битвы, сейчас с радостью вздернули бы тебя и оставили висеть, если бы поймали на нарушении законов Договора.
Чтобы добраться до Эрека, члены экипажа «Стрыгоры» воспользовались долгим и хлюпающим путем по сточным канавам у западного края лагеря, до колена промочив штаны в мерзкой жиже. В руках, отмеченных священными шрамами, они держали ритуальные ножи, а лица скрывали под гротескными, искаженными медными масками. Подготовившись таким образом к деянию, они отправились за добычей через застоявшиеся полужидкие отходы нескольких тысяч мужчин, женщин и чудовищ.
Убийцы выросли из темноты, выбрав момент, когда Эрек был сильнее всего занят делом, и, чтобы обошлось без криков, накинули ему на шею удавку – мокрый ботиночный шнурок. Кожаная бечевка туго стянула глотку жертвы ниже ощерившейся маски, лишая права на последние слова. Поросячьи глазки под бронзовой личиной панически расширились, и тени принялись кромсать добычу.
Первый нож вошел в спину Эреку, мгновенно разрезав позвоночник; это ощущалось не поцелуем острой боли, а тошнотворным, ледяным давлением на хребет. Второй клинок вонзился в живот под неудачным углом, и смертельного удара не вышло – ворочая ножом, убийца лишь криво рассек желудок жертвы. Первый клинок парализовал Эрека, второй выпотрошил; нападающие одновременно душили и резали его.
Добыча осела в хватких руках нападавших, скользкие мотки кишок вывалились мокрой грудой на ноги людям, явившимся прикончить её.
Ножи не прикончили Эрека, и экипаж «Стрыгоры» удерживал его в губительных объятьях. Из кривозубых ртов убийц вырывался шипящий смех; тихими, убаюкивающими голосами шепча в скрытое под маской лицо, они даровали жертве смерть от удушения.
Как только добыча затихла, прекратив бессмысленные попытки вырваться, убийцы приготовились безвозвратно погубить её плоть. Они так спешили, что не могли ждать разложения – мясо следовало опоганить сейчас же. Мертвецы, в самом деле, открывали свои тайны, и яркая фраза, утверждающая обратное, воплощала одно из величайших заблуждений в Галактике.
Поэтому они прошлись ножами по безжизненным глазам Эрека, и лишь затем сбросили оскверненный труп в сточную канаву.
Убедившись, что хотя бы этот мертвец не откроет тайн, члены экипажа «Стрыгоры» снова залезли в грязь и, крадучись, отправились обратно той же дорогой.
II
Последнее странствие Эрека оказалось неторопливым и степенным. Он почти полчаса дрейфовал лицом вниз по мерзкой, неглубокой реке, пока его тело наконец не вытащили из вонючей жижи неуклюжие руки и скрипучие клешни двух опоганенных сервиторов. Киборгизированные рабы выволокли труп на сухой участок и, разглядев рудиментарным зрением шрамы на ладонях мертвеца, немедленно отправили призывные сигналы. Пустые, едва наделенные разумом мозги сервиторов отреагировали на единственный распознаваемый ими грех: в Кровавом Договоре убили своего!
Был призван Наутака-арногаур.
III
Наутака присягнул Кровавому Договору за четыре года до того, как ступил на этот отравленный, пропащий мир. Как и все элитные воины Урлока Гаура, он стал частью Договора, проведя ладонью по шипам на броне архонта, разрезав кожу и оставив кровавый след, служивший и обещанием, и подношением.
Но, в отличие от большинства клянущихся, арногаур в тот момент смотрел повелителю в глаза. Больше того, он взирал на архонта сверху вниз. Несмотря на многочисленные дары и благословления свыше, Урлок Гаур, Владыка Кровавого Договора, оставался человеком. Наутака – нет.
Сейчас, закрывая глаза, он представлял вязкую полосу своей крови, пересекавшую нагрудник архонта. Наутака знал, что никогда не забудет, как она блестела на кованом бронзовом символе, укрепленном на доспехе Владыки. Помнил арногаур и о песнопениях стоявших рядом Красных Жрецов. Облаченные в стихари, по виду напоминающие фартуки мясников, они стенали на божественных языках, лишенных смысла для смертных умов. Некоторые фразы заставляли вспомнить о награкали, наречии бывших братьев Наутаки, но и он улавливал значение лишь одного слова из десяти. Если этот язык и был родственной ветвью награкали, то прогнившей у основания и упавшей далеко от своих корней.
Арногаур мог даже возродить в памяти аромат той ночи – жилистую, вязкую сладость свежей смерти и жизни, принесенной в жертву. Так пахла улыбка бога.
Наутаке суждено было стать арногауром – тем, кто поклялся стать частью Договора, но остаться в стороне от дисциплинированных человеческих легионов. Подобный удел обрадовал его, и радовал до сих пор.
"Кровь для Кровавого бога!" – вот что Наутака посулил тогда архонту.
IV
Арногаур смотрел на труп, не обращая внимания на смрад, поднимающийся от иссеченных останков Эрека. Другие солдаты Кровавого Договора, настоящие поклявшиеся люди, стояли вокруг великана и тела, изучаемого им. Наутака приказал им расходиться, кратко махнув рукой в латной перчатке, и сочленения силового доспеха издали хриплое механическое урчание. Как и остальные воины Договора, арногаур носил тусклую, тёмно-красную броню, окрашенную как привычным способом, так и в кровопролитных битвах, а также инкрустированную медными рунами, которые символизировали бдительный взгляд Кровавого бога. Но, если доспехи людей представляли собой металл, закрепленный на ткани, некую имитацию бронежилетов Имперской Гвардии, то Наутака с головы до ног был облачен в керамит, откованный во времена юности Империума.
На его наплечнике красовался новый символ: храмовый мир Хагия, выполненный в освященной бронзе и зажатый в смыкающихся челюстях цвета слоновой кости.
Вид мертвого офицера указывал на досадный факт: люди, даже ставшие частью Кровавого Договора, остаются зажатыми в тисках суеверий. Впрочем, вымачивание в отхожей канаве действительно испортило его кровь, а глаза были удалены полностью. Поводом для обоих деяний стали племенные поверья Сангвинарных Миров, где, вслед за великими предзнаменованиями и мрачными, кровавыми пророчествами, зародился Договор. В крови человека хранилась правда его жизни от колыбели до могилы, а в глазах застывало последнее, увиденное им перед смертью. Подобные суеверия встречались в Кровавом Договоре даже сейчас, десятилетия спустя.
Наутака не собирался разубеждать солдат в их притягательно старомодных заблуждениях. Не желая приниматься за работу в окружении многочисленных любопытных свидетелей, он поднял труп за свалявшиеся волосы и перекинул через плечо. Мерзкие вялые струйки потекли по доспеху арногаура, но тот не обратил на это никакого внимания, сосредоточившись на деле.
Кровь и глаза могли оказаться бесполезными, даже если бы убийцы оставили их для аккуратного исследования на острие ножа. Оставшись с телом один на один, Наутака собирался вытащить гладий, закрепленный на наголеннике, и оскальпировать несчастного придурка.
Всё, что было нужно арногауру – мозг жертвы.
V
Несколько часов спустя весь Ксавек уже горел. С трупа города-мануфакторума высоко в небо поднимался дым, превращая день в ночь на километры за его окраинами. Каждый глоток воздуха отдавал расплавленным металлом и жженой пылью. Носы и языки всех солдат, сражавшихся в пределах Ксавека, покрылись частичками сажи, а кожа и сталь потемнели от жирного, липкого смога, изрыгаемого пылающими установками по переработке прометия.
Когда опустилась ночь, неотличимая от задушенного дня, урдешские бронетанковые роты по-прежнему сражались с танковыми батальонами Кровавого Договора на заваленных щебнем улицах города. Мелкокалиберные заряды с треском отскакивали от неуязвимых для них корпусов, гранаты, лязгнув о металл, безрезультатно взрывались на броне. Шакальи стаи отчаянных бойцов Договора наваливались на вражеские машины и, вытаскивая танкистов, потрошили их под открытым небом. В ответ на это техножрецы из рушащихся кузней-шпилей направляли отряды лоботомированных прислужников на пересечения проспектов, испепеляя бронетехнику Гаура залпами древних богохульных орудий Марса.
Наутака уделял всему этому чрезвычайно мало внимания. Падение критически важного города-кузни Механикус и одна из самых кровопролитных битв на поверхности Урдеша весьма отдаленно заботили арногаура, сдвинутые куда-то на второй план. Он в одиночестве пробирался через развалины, выслеживая «Стрыгору» с топором в одной руке и болтером в другой.
На левой линзе шлема отображались биоданные, по правой бежали строчки необработанной информации с ауспика. В обоих дисплеях бездумно метались прицельные метки, пытавшиеся навестись на что-нибудь в бесконечных облаках мелкого сора. На самом краю поля зрения бесполезно дрожал квадратик помех: там должна была отображаться карта Ксавека, обновляемая по данным воздушной разведки, но канал связи заблокировали пылевые бури, вздымавшиеся над улицами, словно призрак города.
Арногаура атаковали несколько созданий – действительно храбрых созданий, – направив на него штыки, с которыми лазвинтовки без боекомплекта превратились в примитивные копья. Они бежали, кололи и выкрикивали что-то про Императора, который сохранит. Наутака доказал ошибочность подобных утверждений: его топор опустился семь раз, и потоки крови семи имперских гвардейцев влились в алые реки, бегущие у подножия Трона Черепов.
Последний из них оказался самым храбрым: верная Терре душа, он пополз по мощеной мостовой, невзирая на разрубленное в поясе тело. С молитвой на покрытых пылью губах, гвардеец потянулся к упавшему пистолету.
«Какой бессмысленный героизм», – подумал арногаур и ударом сабатона превратил голову солдата в груду влажных осколков.
Там, где на улицах было тесно от грохочущих, содрогающихся танков, обменивавшихся орудийными выстрелами, Наутака пробирался между их рычащими телами и залезал на корпуса, походя вырезая имперских командиров, высунувшихся из люков в поисках лучшего обзора. Он израсходовал весь запас гранат, закидывая их в открытые люки или прикрепляя к уязвимым местам бронемашин.
Не останавливаясь ни на мгновение, арногаур продолжал охоту, прислушиваясь к неразборчивой болтовне в воксе.
Каналы связи Кровавого Договора не забивала лихорадочная имперская пропаганда, которую скармливали трусливым стадам гвардейцев. Голоса, переговаривающиеся на закрытых частотах, казались почти механическими в своей холодной эффективности. Передавались и подтверждались приказы; сообщались и уточнялись координаты; время от времени объявлялись цифры потерь, после чего всегда следовали скорбные молитвы и псаломные песнопения. Наутака одновременно слушал несколько каналов, используя хор голосов, чтобы вычислить свое положение относительно остальных сил архонта и сложить общую картину сражения.
Картина складывалась довольно странная, поскольку выходило, что город обречен на уничтожение, а не захват территории и накопленных припасов. Целые пехотные и бронетанковые подразделения погибали в быстрых, как ветер, наступлениях через самые хорошо защищенные районы Ксавека, вместо того, чтобы привычно и дисциплинированно перемалывать противника. Посадочные площадки космопорта были разрушены, атакующие взорвали их фундаменты и опорные колонны. Никто не направлял отряды сдерживания для локализации и тушения пожаров на топливоочистительных станциях. Больше того, происходило обратное: телами павших с обеих сторон подкармливали растущее пламя. Жилые казармы и шпилевые арсеналы не осаждали и не захватывали, а просто ровняли с землей, не заботясь о гибнущих тайнах Механикус и ценном рабском «мясе».
Да будет так. Если архонт пожелал, чтобы Ксавек горел, он будет гореть. Урдеш – это мир-кузница, и на нем сотня подобных городов. Наутаку-арногаура на его посту отягощали более возвышенные заботы.
VI
– Халь-ур-Ракаш, – принялись распевать трое жрецов, увидев его. – Халь-ур-Ракаш!
«Халь-ур-Ракаш» скверно поддавалось переводу на готик, как и на награкали, но смысл прозвища был довольно ясен даже в речах обезумевших от крови фанатиков – особенно в сочетании с благоговением в их глазах. «Странствующий-в-несчастье», так жрецы называли Наутаку, произнося имя пастырскими голосами, трескучими и охрипшими от пыли.
Все трое, облаченные в лоскутные наряды из бледной человеческой кожи и фартуки мясников, распоряжались придуманным ими гаданием. Десятки слуг и трэллов Кровавого Договора – люди-рабы, изуродованные так, что арногаур не уделил им и взгляда – скидывали раздетые трупы гвардейцев с моста, протянувшегося над долиной тёмного металла и клубящегося дыма. Переправа обладала внушительными размерами: чёрное полотно листового железа уходило на три километра вдаль, пересекая центральное городское ущелье-теплообменник. Груды мертвых тел, сброшенных с края моста, падали в столбы жирного пара, всё ниже, и ниже, и ниже, к охлаждающим турбинам и клапанам сброса пламени подземных заводов.
Кровавые маги Договора наблюдали за вспышками в ревущих огнях, читая будущее по языкам пламени.
Наутаку поразила эта картина и видимые в ней отсылки к стародавним, не менее священным камланиям, в которых племена Сангвинарных Миров скармливали тела своих сраженных воинов демонам, предположительно обитающим в тёмных уголках этих примитивных планет. Арногаур несколько раз лицезрел подобные обряды, но всегда в качестве чужака: его дом находился очень, очень далеко от Сангвинарного скопления. По правде говоря, неблизко от него было и до Миров Саббат.
– Халь-ур-Ракаш, – приветствовали молящиеся на коленях жрецы подошедшего к ним Наутаку. – Халь-ур-Ракаш, останься, умоляем мы. Рядом с тобой само пламя пылает ярче!
Он повернул скрытое под шлемом лицо к этим тонким, как веточки, святым людям, молящимся духам крови и огня. В облаке сажи, поглотившем весь город, два гребня над личиной арногаура казались рогами демона.
– Я исполняю божественное повеление, – ответил Наутака голосом низким и грубым, напоминающим скрежет танковых траков по расколотому камню.
Услышав это, один из жрецов захлебнулся отвратительным смехом, прижимая грязные ладони к покрытому шрамами лицу.
– Тщеславие, ложь и самовосхваление! Бога войны не заботит, кто истекает кровью!
– Может, и так, – допустил арногаур, – но это очень сильно заботит архонта.
С этими словами Наутака покинул мост, оставив диаконство раздетых мертвецов дальше играть с огнем.
VII
«Стрыгора» громыхала по разрушенной дороге, давя траками расколотый скалобетон. В её движениях проглядывало нечто звериное; нечто безжалостное и живое мелькало в том, как боевая машина сносила защищаемые баррикады со своего пути. Редкие выстрелы из лазганов отбивали бесполезный, обжигающий ритм по броне, но ни сама «Стрыгора», ни те, кто направлял её ярость, не обращали на это внимания.
Когда-то она была боевым танком «Леман Русс Каратель» по имени «Дочь Саббат», а ещё раньше носила серийный номер из сорока восьми цифр, обозначавший родную кузню и дату производства. Со временем от её прежнего вооружения пришлось отказаться, роторную пушку сняли с турели и заменили грубыми, грохочущими автопушками – это случилось из-за того, что экипаж уже не мог добывать достаточно зарядов для старого орудия. Аналогичная судьба постигла и три лазпушки с оскверненными, окончательно разрядившимися энергогенераторами, замену которым так и не смогли найти механисты Кровавого Договора. В итоге «Стрыгора» потеряла в дальнобойности, но не в смертоносности: её оснастили тяжелыми огнемётами, подсоединенными к огромным вонючим бакам, в медном нутре которых плескался прометий.
Одно неудачное пробитие могло утопить весь экипаж в жидком пламени, поэтому танкисты укрепили и без того толстую броню дополнительными листами, снятыми за последние несколько лет с полудюжины других боевых машин Кровавого Договора.
Сейчас они сидели в душном и жарком, будто женское лоно, нутре благословленного богом корпуса «Стрыгоры». Бриллиантовые капельки пота стекали по татуированным лицам членов экипажа, и, словно слёзы, капали с крючконосых, ощерившихся железных масок.
В тесном закутке танковой башни трудились в унисон Керет и Маугр. Первый заряжал тяжелые снаряды руками, отмеченными знаком Договора, второй утопал лицом в орудийном прицеле; стрелок провел в этой позе так много времени, что навсегда ссутулился. Облизывая внутреннюю сторону личины, Маугр вглядывался в испещренный помехами синий экран системы слежения. Решив, что настал подходящий момент, он сжал обе рукояти паршиво закрепленного перископа.
– Товсь! – крикнул стрелок вниз, в отделение экипажа. Сидевший рядом Керет изо всех сил уперся в стенки ладонями в перчатках – заряжающему приходилось вручную фиксировать башню, так как одно из попаданий превратило стабилизаторы в кучу дерьма. Вот так они и воевали уже больше месяца, после битвы за кузню Терия. Долбаные механисты.
Обе хреново сбалансированные автопушки громыхнули разом, заставив «Стрыгору» вздрогнуть всем корпусом, отскочить назад и приподняться передними траками на полметра над дорогой.
– Перезарядка! – скомандовал Маугр. – Яшан, за следующим перекрестком сразу сбрасывай до половинной скорости. Они изображают отступление, заманивают нас в ловушку.
Керет мгновенно принялся за дело, хватая новые снаряды, поднимая их и заряжая в орудия. Сидевший ниже их обоих Яшан навалился на рычаги управления, смаргивая пот, текущий в глаза с редеющих сальных волос. При маневрировании в пыли приходилось одинаково полагаться на глазомер и удачу; машины Кровавого Договора, наступавшие по узким улочкам этого округа, врезались друг в друга так часто, что у танкистов звенело между ушей.
Где-то вверху сотряс небеса вой горна, бесчувственный, словно заводской гудок. Члены экипажа «Стрыгоры» ощутили, как задрожал корпус, и их липкая кожа похолодела.
Титан.
Стянув личину, Маугр закрепил дыхательную маску надо ртом, полным гнилых зубов. Через три секунды после вопля горна он уже высовывался из люка, пытаясь разглядеть что-нибудь в пыли.
Стрелка окружали приземистые ступенчатые пирамиды кузен Ксавека, пустые корпуса подбитых танков и...
...вот оно.
Богомашина вышла из пылевого облака несуразной походкой, держа спину прямо и не обращая внимания на живые души у своих железных ног. От её шагов содрогалась земля, но громче всего звучал протестующий стон нагружаемой стали, крик огромных металлических сочленений, разносящийся по округе. Немногие лучи света, пронзавшие пыль, окончательно померкли, когда титан затмил малокровную луну.
Нырнув обратно, Маугр захлопнул люк.
– Один из наших! – сообщил он экипажу.
Правда ли это, стрелок не знал – все сканеры сдохли, а через толстый слой пыли невозможно было различить какие-то детали, – но тот факт, что огромные пушки «Полководца» не отправили танк в небытие, делал теорию вполне достоверной.
Переступив боевую машину, титан с грохотом раскалывающегося камня опустил ногу на скалобетонный проспект, заставив «Стрыгору» задрожать всем корпусом. Каждый его шаг оставлял в покрытии новую воронку, которую придется преодолевать или объезжать бронетехнике Кровавого Договора.
Поступил приказ по колонне, сопровождаемый задержками и треском помех из-за неотлаженного вокса: не двигаться с места до прохождения титана. Маугр передал его остальным, снова заорав из башни.
Ребята в экипаже вместе приняли Договор в прошлом году, порезав костяшки правых кулаков о древнюю броню архонта. Все они раньше сражались за Гвардию и стали перебежчиками, как и другие выжившие из 12-го Бараканского бронетанкового полка. В тот день «Дочь Саббат» стала «Стрыгорой», и на её корпусе появились кровавые отпечатки ладоней, пометившие боевую машину как ещё одно верное дитя Урлока Гаура.
Только Эрек был не из Гвардии. Нет, сирдар – назначенный к ним в экипаж, чтобы держать новичков в узде и любивший напоминать, что относится к «чистым» воинам Договора – родился в племенах на краю вселенной, провел детство, сдирая шкуры со зверей, поклоняясь крови, огню, солнцу... и бог войны знает, чему ещё. Эрек, без раздумья ломавший кости или стегавший кожаным кнутом по обнаженным глоткам, когда его «ублюдочный экипаж» недостаточно расторопно выполнял приказы. Эрек, благородный сирдар, покалечивший Ферлманна кувалдой и приказавший хирургически подсоединить его к огнемётному спонсону в отсеке экипажа. Остальные, как могли, помогали парню, но несчастный безногий ублюдок начинал гнить в своей турели; его плоть покрывали жуткие, тошнотворные сыпи и пролежни, в которые со временем все глубже и глубже проникала инфекция. Ладони Ферлманна буквально прирастили к рукояткам огнемёта.
Эрек, бедный мертвый Эрек, плывущий лицом вниз в вонючей жиже, где ему было самое место.
– Ушел! – провозгласил Маугр, посмотрев в истерзанный статикой прицельный экран. – Остальные движутся...
Его сообщение прервал резонирующий лязг металла по металлу, донесшийся с крыши танка и дрожью отозвавшийся во всем корпусе. На какую-то секунду у стрелка кровь застыла в жилах – он решил, что какой-то проходивший мимо меньший титан, вроде «Пса войны», игриво подтолкнул «Стрыгору».
И тут кто-то вежливо постучал в верхний люк.
Вытащив пистолет, Маугр проверил, на месте ли гротескная личина. Только его рука в перчатке коснулась запорного рычага, как люк сорвался с проржавевших креплений, и внутрь танка хлынули пыль и тьма.
Создание в громадном керамитовом доспехе, отмеченном священными бронзовыми символами бога войны, опустило скошенные глазные линзы изумрудного цвета, и, протянув руку, сомкнуло пальцы латной перчатки на горле стрелка.
Дергаясь и суча ногами, придушенный танкист глядел на варварскую, клыкастую лицевую пластину рогатого шлема Наутаки-арногаура.
– В Кровавом Договоре, – прорычал падший космодесантник с ужасно спокойной вежливостью, – не убивают своих.
VIII
Когда Наутака схватил добычу, загудел болевой модулятор, погребенный в задней части мозга. Арногаур чувствовал, как глубоко вонзающиеся гвозди посылают в плоть его разума щупальца ядовитого электричества. Омерзительное наслаждение охватило космодесантника, опытными пальцами дергая за ниточки нервной системы.
Пойманный им человек отбивался и дрыгал ногами, беспомощный, словно ребенок. У Наутаки не было времени на всю эту бессмыслицу.
– Ты слышал меня, – повторил арногаур, с такой же рафинированной вежливостью, как и прежде. Впрочем, на этот раз воин весьма умело не позволил дрожи нейрохимического наслаждения нарушить его речь. – А теперь отвечай на обвинения.
Наутака обходительно ослабил хватку на горле смертного, чтобы ничто не мешало этому заседанию военно-полевого суда.
– Я из Кровавого Договора! – прохрипел солдат. – За архонта! За Гаура!
«Печальная картина, – подумал арногаур. – Многочасовая охота завершается столь скучными и очевидно лживыми клятвами».
– Слова, – ответил он вслух. – Слова из-под маски, которую ты не вправе носить.
Сорвав гротескную личину с головы Маугра, космодесантник услышал кожистый треск рвущейся плоти – застежка с одной стороны не раскрылась, и Наутака оторвал человеку ухо.
Ну что ж, бывает. Арногаур, по-прежнему стоя на крыше танка, швырнул стрелка на расколотое покрытие скалобетонного проспекта; раздался хруст, и стрелок замер, превратившись в безжизненный мешок сломанных костей.
Затем космодесантник направил болт-пистолет в открытый люк, на вонючих подонков человечества, сжавшихся в тесном, пропотевшем нутре боевой машины. Солоноватый смрад обгаженной одежды и немытой плоти был настолько густым, что напоминал туман.
– Задний ход, – приказал Наутака. – Проезжай по телу своего брата.
– Мой го...
Вздрогнув, болт-пистолет послал заряд в позвоночник водителя, и танкист разлетелся на куски с хлопком, достаточно громким, чтобы разорвать барабанные перепонки остальных. Жизненные соки и клочья человеческого мяса окрасили каждый сантиметр внутреннего пространства танка, закапали с крыши мелким дождем. Всё, что осталось от смертного – выше пояса, почти ничего – тяжко сползло с водительского трона, с влажным шлепком рухнув на пол.
Арногауру показалось, что он смотрит в алое брюхо какого-то огромного зверя.
– Проезжайте по телу своего брата, – повторил Наутака. Сомнительно, что уцелевшие могли слышать приказ – после детонации болт-заряда в таком узком пространстве у них уже текла кровь из ушей, – но космодесантник предполагал, что смысл танкисты уловят.
Спустившись по лесенке, заряжающий с гримасой отвращения разместился на окровавленном водительском троне. Танк издал несколько нездоровых, придушенных звуков, вхолостую скрипя передачами.
– Вы меня утомляете, – предупредил Наутака.
Боевая машина сдвинулась с места, дала задний ход в виде серии судорожных толчков, прокатилась по трупу Маугра и превратила его в красное месиво на левой гусенице.
Четыре уцелевших солдата – как мимолетом и без интереса подметил арногаур, один из них был калекой, приживленным к своей турели – смотрели вверх широко распахнутыми глазами, в которых читался вызов. Они обладали некоторой отвагой, что заслуживало уважения, и никто не оказался глуп настолько, чтобы потянуться за оружием.
– Выберите одного из вас, – приказал космодесантник, убирая болт-пистолет и запуская цепной топор.
То ли заряжающий оказался единственным, кто мог услышать приказ, то ли единственным, достаточно храбрым, чтобы принести себя в жертву ради собратьев. Как бы то ни было, именно он взобрался по лесенке, ведущей к казни.
Протянув руку, Наутака помог солдату подняться. Да, он был весьма заботливым.
– Твой череп я принесу Владыке Гауру, а остальные, по милости Кровавого бога, отправятся в ту или иную загробную жизнь, ожидающую во владениях Кхорна. Затем я оставлю их тела гореть в смердящем танке под нашими ногами – выйдет вполне подходящий погребальный костер. Но ты, за проявленную храбрость, станешь напоминанием о судьбе вашего изменнического экипажа.
Объявив приговор с поистине безграничной учтивостью, Пожиратель Миров добавил:
– Это честь, пусть невеликая и не такая, которой ты мог бы насладиться, но всё равно честь. Постарайся помнить об этом, когда опустится топор.
– Но мы...
– Я отведал серого вещества вашего мертвого сирдара и разглядел фрагменты его жизни в мясе, которое вы пытались осквернить. Что более важно, я увидел, как закончилось его существование. Ты был там, Керет, как и Маугр, и все остальные. Эрек смотрел всем вам в глаза, когда вы убивали его, так что избавь меня от ненужных протестов. Пусть это послужит уроком, человечек – в Кровавом Договоре не убивают своих.
– Ты... Ты тоже из Договора, – произнес Керет. – Ты, я – мы оба из Кровавого Договора.
– Я – исключение, что подтверждает правила архонта, – Наутака улыбнулся, хотя его железные зубы были скрыты за лицевой пластиной. Взвыл цепной топор, напевая истерзанную песню.
– Я – арногаур.