Открыть главное меню

Изменения

Нет описания правки
{{В процессе
|Сейчас = 611
|Всего = 66
}}
Оппозиция оказалась куда менее компетентной, чем он полагал вначале. Конечно, они не были совсем уж дураками. Обманщики, эксплуататоры, да, манипуляторы и иллюзионисты, кукловоды и игроки высочайшего пошиба. Но в борьбе с ними он обнаруживал и собственные таланты, и, - по крайней мере, до сих пор, - оказывался куда более одаренным.
Однако такого он не предполагал. Именно [i]''такого[/i]''. Члены ордоса играли в самые опасные игры. Полевые агенты пропадали – многих замучили и убили, некоторые просто сгинули навсегда, вместе с ответами на многочисленные вопросы. Но в этот раз его собственный агент, один из лучших, из самых талантливых, самых высокопоставленных…
Аватар Омикрона наклонился вперед, вглядываясь из-под капюшона в абсолютно идентичную фигуру в таком же балахоне, сидящую напротив.
И так началась операция «Разрушитель теней».
 
 
=== VII ===
Время, как и потоки Черной Реки, течет лишь в одну сторону. Но также, как и эти эфемерные струи, уносящие души в посмертие, время течет неравномерно. Есть в нем и пороги, и могучие водопады, и мягкие, тихие заводи.
 
Моменты радости и триумфа пролетают в мгновение ока.
 
Моменты боли и страданий кажутся вечностью.
 
Каррас больше не чувствовал этих потоков. Течение стало для него необъятным. Не существовало ничего, чем можно было бы измерить эти потоки.
 
Он существовал. По крайней мере, это он знал точно. Он мог думать. Он мог удивляться. Его сознание функционировало. Но ему никак не удавалось всплыть из черной бездны реальный мир. Он больше не ощущал никакого физического тела. Ничто не могло подсказать, есть ли у него все еще пальцы, или глаза, или какое-нибудь из двух сердец.
 
Все, что ему оставалось – думать, и поначалу его восприятие болталось в пустоте посреди совершеннейшего ничего, ожидая.
 
Потерянное.
 
В конце концов, вокруг начали проявляться цвета и картины воспоминаний. Он увидел череп и косы – символику его ордена, выгравированную на дверях тысяч мавзолеев. Он увидел, как подрагивают огоньки ритуальных свечей в теплом сумраке, в углу реклюзиама. Он увидел могучие фигуры, склонившиеся в молитвах перед алтарем, на котором лежали орудия войны, окруженные ореолом легенд.
 
Были и другие воспоминания, вещи, которые он силился узнать или соотнести с самим собой, фрагменты другой жизни. Воспоминания, которые его разум космического десантника давно подавил, но так и не стер до конца.
Лес, наполненный шумом битвы.
 
Такой реальный…
 
Выстрелы, грохочущие среди черных пней. Женщина, выкрикивающая его имя, умолявшая его убегать.
 
Его мать.
 
Он бежал, но его ноги были короткими, легкие – маленькими, они принадлежали ребенку, которым он был. Колючие ветки и морозный воздух кусали его, пока он петлял среди деревьев.
 
Над головой раздался рев, откуда-то слева. Что-то большое и черное проскользнуло по небу так низко, что вокруг него посыпались сухие ветки.
 
Раздался гул, от которого земля содрогнулась под ногами. Впереди перед Каррасом взметнулась стена пламени. Он бросился вправо и побежал еще быстрее, работая руками и ногами изо всех оставшихся сил. Он не оглядывался. Он чувствовал, как его икры и затылок обдает жаром. Огонь жаждал поглотить его, окутать языками и жадно пожрать его плоть.
 
Позади него с треском обрушились пылающие деревья. От их падения языки пламени взметнулись выше, как сияющие драконы, поднявшие могучие головы, как живое воплощение ярости и кровавой жажды.
 
Но они не сумели бы поймать Лиандро Карраса.
 
Он был сыном старшего охотника, и ни у кого из детей Окоши не было ног быстрее и жил крепче. Простому огню не догнать его, пока он держится на ногах.
 
Впереди между деревьями показался просвет, и Каррас бросился туда.
 
Однако, сосредоточившись на том, что творилось позади, он совершенно не обращал внимания на то, что было вокруг. В любой другой день он сообразил бы, что бежит по восточному краю леса, и что впереди – обрыв, за которым раскинулась бездонная пропасть. Ее называли Судьбой Талана, хотя на ее дне нашел погибель не только мифический Талан, но и множество других людей. Но сейчас, охваченный страхом, паникой и растерянностью, Каррас не успел задуматься о том, куда бежит. Он лишь знал, что не должен останавливаться.
 
Он выскочил из-за деревьев на полной скорости, и остановиться не сумел бы никак. Его глаза испуганно распахнулись, когда он понял, что случилось. Время замедлилось, потянулось, как смола. Он увидел, как его правая нога ушла в пустоту.
 
Инерция потащила его через край. Впереди распахнулась темнота, а в ней ждала гибель. Каррас смотрел прямо в черную бездну, которая собиралась отнять у него жизнь. Значит, он не погибнет от огня. Он не погибнет от ревущих клинков уродливых красных гигантов, напавших на его деревню.
 
Гравитация.
 
Его убьет гравитация.
 
Что ж, по крайней мере, это будет быстро.
 
И в тот момент, когда его желудок подскочил к горлу, когда его тело начало падать вниз, сбоку что-то промелькнуло – что-то очень темно синее, ледяное и твердое, как камень.
 
Оно ударило Карраса под дых и обвило его грудь.
 
Его падение резко, безжалостно остановилось, и он судорожно выдохнул, зависнув в воздухе, глядя в черную, жадно распахнутую пасть бездны. Его сердце бешено колотилось, норовя выпрыгнуть из груди.
 
Штука, поймавшая его, утащила его обратно, на край разлома. Он увидел, как смертоносная тьма уходит прочь, сменяется благословленной коричневой землей, хвоей и пятнами нерастаявшего снега.
 
Он тяжело дышал, его легкие, легкие девятилетнего ребенка, все еще пылали после долгого бега и адреналина, разлившегося в его крови от осознания скорой смерти. Он ощутил, как что-то сжало его руку. Его легко подняли, словно он ничего не весил, и развернули – и Каррас оказался лицом к чудовищному лицу со своим спасителем.
 
Он отлично запомнил тот момент. Храбрейший, отчаяннейший в своем племени мальчик замер, как перепуганный зверек. Он никогда не видел такого лица – с кожей белой, как выгоревшая на солнце кость, с такими же белыми бровями и бородой. Глаза на этом лице казались озерами свежей крови. В них не было белков. Это было лицо прямиком из страшилок, которые рассказывал старый Шеддак в свете очага.
 
''Хадит.''
 
Слово прогрохотало в его голове – старое слово из языка, которого он никогда не слышал, но все же для Карраса, когда он взглянул в это мудрое, страшное лицо, значение этого слова стало ясным, как летнее небо.
 
Вместе с пониманием пришли видения. Видения мрачных мест, где тела изменяла боль и древние знания, темных залов, где творились и изучались невероятные вещи.
 
- Мы должны забрать тебя отсюда, - проговорил гигант, и голос у него оказался таким низким, что Каррас ощутил, как у него вибрирует в груди. – Мы должны забрать тебя, пока они отвлеклись.
 
Когда Каррас вспомнил об этом, пережил эти минуты заново, он сообразил, что никогда не спрашивал, кем были эти «они». Космические десантники, конечно же, теперь он это понял. Еретики из одного из трижды проклятых Легионов-предателей. Но за все прошедшие годы – а их была почти сотня – его огромный спаситель никогда не заговаривал о том дне. А очень скоро условия отбора в космический десант и психообработка и вовсе приучили Карраса не спрашивать и не беспокоиться об этом.
 
Так почему же сейчас, пока он висел в необъятной пустоте, это все снова всплывало в его памяти?
 
''«Воспоминания о детстве уходят вглубь. Их подавляют, да, но никогда не стирают до конца. Это все происходило со мной? Тогда почему сейчас оно вернулось? Где я?»''
 
Он позволил воспоминаниям течь своим чередом.
 
По-прежнему держа в руках ребенка, только что пойманного в воздухе, гигант-альбинос склонил голову и что-то заговорил в передатчик в вороте доспеха. Это был поток резких слов, которые Каррас не понял, хотя тон у них был совершенно точно приказной.
 
Спустя пару мгновений в небе разлился грохот, эхом отдаваясь от стен каньона, а затем показался огромный угольно-черный корабль. Его рампа уже была опущена. Он завис в воздухе над Судьбой Талана, и его двигатели ревели, извергая пламя.
 
Гигант перекинул Карраса через массивное, закованное в доспех плечо, и прыгнул.
 
Каррас увидел, как земля остается внизу, как чудовищная пасть провала снова раскрывается под ногами, и его вновь охватил леденящий ужас. Сапоги его спасителя с гулким лязгом коснулись откинутой рампы. Корабль от удара просел на дюйм вниз, затем повернулся влево и направился куда-то вперед. Ухватившись рукой за край фюзеляжа, гигант подтянулся, забираясь вместе с Каррасом внутрь. По-прежнему держа мальчишку на плече, он прошел дальше в отсек. Рампа за его спиной начала подниматься. Сквозь закрывающийся проем перед Каррасом виднелся пейзаж, который ему доводилось видеть только со склонов ближайших гор.
 
Внизу был лес, древний и могучий, служивший племени домом, даривший все, что им было нужно, все, что Каррас знал. Корабль направлялся к югу, и вскоре Каррас разглядел клубы черного дыма и пламя пожаров - они неудержимо бушевали там, где с незапамятных времен жил его народ.
 
Рампа уже поднялась до середины. Это был последний раз, когда Каррас видел планету, на которой родился. За секунду до того, как рампа захлопнулась окончательно, в последней полоске неба, Каррас разглядел движение на юго-западе – три тонких, изящных корабля, похожие на наконечники копий, уносились куда-то прочь.
 
А затем проем закрылся. Лязгнули заблокировавшиеся крепления.
 
Белолицый гигант осторожно опустил Карраса на сидение, слишком большое для него, а затем, не произнося ни единого слова, они начали беседу.
 
Это был первый раз, когда кто-то общался с Каррасом разумом к разуму.
 
В тот момент он узнал об Империуме и Императоре Терры.
 
В тот день он получил цель.
 
Какими бы яркими не были воспоминания о том дне – детали, образы, ощущения – они растворились, как дымок от дула болтера. Каррас снова очутился в необъятной пустоте, снова стал крохотной искоркой самосознания.
 
''«Это не смерть. Это не может быть смертью. Я помню Кьяро. Я помню все. Фосс и остальные… Они меня вытащили.»''
 
Его захлестнул липкий ужас. Память подсказала нечестивое имя, а следом за ним нахлынули эмоции. Каррас попытался избавиться от этих воспоминаний, но они всплывали снова и снова, против его желания, пока, наконец, он не вспомнил каждую деталь своей встречи с демоном в эфемерных водах Черной Реки.
 
''Гепаксаммон. Князь Печалей.''
 
Присутствие этой сущности загрязняло реку, и бушующие воды начали вонять затхлостью и гниением. Она разорвала узы собственного мира, чтобы прийти и поставить перед Каррасом мрачный ультиматум – передать Экзорцисту Дарриону Рауту послание или заслужить ужасную кару.
 
Каррас почти умер в тот день. Его доспех раскололся на части, его тело было сломано и раздавлено острыми, тяжелыми камнями. Но все же он не умер. «Святая Неварра» вернулась за ним. И Гепаксаммон требовал платы за ее возвращение.
«Но уста любого демона очернены ложью», - подумалось Каррасу.
 
Психический конструкт, размещенный на основной временной линии Афионом Кордатом, помог Каррасу сбежать, вытащил его из цепких когтей демона и вод Черной Реки.
 
''«Вы знали об этом, хадит мой. И все-таки… Как же вы не подготовили меня к этому?»''
 
От этих мыслей стало горько и стыдно. Если бы Афион Кордат знал об этом заранее, он наверняка подготовил бы своего протеже. Либрариум Призраков Смерти, должно быть, прозрел вторжение демона уже после того, как Каррас покинул планету-крипту Окклюдус, родной мир ордена.
 
А это они тоже видели? Вот это… а собственно, что «это»?
 
Где он был? Почему он оказался здесь, в виде бестелесной сущности?
 
Ответов по-прежнему не было. Абсолютное отсутствие времени и пространства сводило его с ума. Не за что ухватиться. Негде остановиться. Все, что у него было – воспоминания о прошлом, да и те приходили против его желания. Его заставляли переживать то, что не имело для него смысла.
 
Он снова увидел те три смерти, что служили частью ритуалов вознесения.
 
Он вспоминал резню, которую приносил вместе со своими братьями на дюжину захваченных ксеносами планет в Вурдалачьих Звездах, видел, как гибнут одни его хорошие друзья, а другие зарабатывают себе великую славу. Он заново переживал и праздничные церемонии в честь блистательных побед, и другие, более скорбные, когда чтились героические жертвы братьев, погибших в отчаянной схватке.
 
А затем, после всего этого, перед его глазами снова встал его побег сквозь заснеженный лес на родной планете.
 
Но в этот раз этот эпизод выглядел по-другому.
 
Воспоминание началось привычно – крики за спиной, грохот выстрелов, рев голодного пламени и колкий морозный воздух в легких Карраса-ребенка. Но в этот раз, когда он устремился к восточной окраине леса, все вокруг него замерло. Как будто он находился в сенсориуме, и запись неожиданно встала на паузу.
 
Он успел пробежать еще несколько шагов, но вокруг все так резко потемнело и замолкло, что он остановился и завертел головой, оглядываясь. Единственным звуком в тишине было его собственное судорожное дыхание. Оно постепенно становилось тише. Он замер, совершенно растерянный.
 
Деревья освещались пламенем, но это не пламя не шевелилось. Ничто не шевелилось. Огонь был только образом, но не грел и не пытался никого поглотить.
 
А затем послышался голос, мягкий, со странным акцентом. Женский.
 
- Мы знали, что они придут за тобой.
 
Каррас обернулся, высматривая, откуда раздается голос.
 
Но там никого не было.
 
- Это мы задерживали их, пока твои братья-воины вытаскивали тебя оттуда. Невежественные, как всегда, вы, мон-кеи, даже не заметили нас.
 
Голос раздался так близко, что у Карраса по рукам и загривку пробежали мурашки.
 
- Я сама отдала приказ, - продолжил голос. – Мы не могли позволить тебе угодить в руки Великого Врага. Если бы тебе было суждено уничтожить звезды, став таким же Порченым, ты натворил бы страшных дел. Ты стал бы чудовищной мерзостью.
 
Каррас снова развернулся. На его лице застыла гримаса ярости.
 
Он наконец-то оказался лицом к лицу с той, что говорила с ним. Это оказалась девочка, почти одного с ним возраста. Бледная, худенькая, с длинными светлыми волосами, изящная и хрупкая, одетая в роскошные одежды из переливающегося белого шелка.
 
«Это уже не воспоминание», - понял он. – «Это вторжение!»
 
Девочка смотрела на него без всякой улыбки. По ее лицу нельзя было ничего прочесть.
 
Каррас заговорил – и к собственному удивлению обнаружил, что из его детского рта раздается его взрослый голос, голос космического десантника.
 
- Кто ты? – требовательно спросил он.
 
- Араньи, - ответила девочка. – Это сокращение, но его достаточно.
 
Она отвернулась и отошла к дереву, рассматривая кору, затем провела по нему тонкой ручкой.
 
- У тебя очень детальные воспоминания. У тебя острый ум, даже до имплантации и тренировок. Я не ошиблась ни насчет твоего потенциала, ни насчет угрозы, которую ты представлял, - она оглянулась на него через плечо. – И все еще можешь представлять. – Она снова отвернулась к дереву. – Может быть, я и пожалею о своей роли в твоем путешествии. Скоро узнаем.
 
- В каком еще путешествии? – прорычал Каррас.
 
Совершенный ротик девочки на миг изогнулся в улыбке. Она смерила Карраса взглядом.
 
- Я вижу девятилетнего мальчика, спасающего свою жизнь, пока за его спиной умирает его собственное племя. ''Умирает из-за него.'' Впрочем, пусть вина не терзает тебя – их жизни не представляли ценности. Сказать по правде, ты был чем-то вроде залога – так вы, мон-кеи, это называете.
 
Араньи продолжила рассматривать узор коры, явно очарованная всеми складками, крохотными трещинками и неровностями, тем, каким шершавым ствол выглядит в одних местах, и гладким в других.
 
Каррасу безумно хотелось выругаться на нее, возразить ей, но он не мог. В словах этой девочки не было лжи. В глубине души он и сам всегда это знал: его народ убили – всех до единого – и именно он был причиной их гибели. Те чудовищные алые гиганты пришли именно за ним.
 
- Как же…
 
Девочка не дала ему договорить.
 
- За множеством племен на множестве планет наблюдают. Ты знаешь об этом. Тех, в ком виден наибольший потенциал, всегда отмечают и испытывают. И самые злостные, самые омерзительные враги вашего раздутого, заживо гниющего Империума постоянно стараются сократить ваши ряды и пополнить свои.
 
- Ты говоришь о Легионах-предателях.
 
Девочка обернулась и ее взгляд неожиданно заледенел.
 
- По какому же узкому пути ты шагаешь, Призрак Смерти. Какие же бури бушуют вокруг. Бездна со всех сторон, а тропинка такая узкая… Скажи спасибо, что тебя никогда не обучали предвидению. Если бы ты мог видеть будущее, ты, возможно, и не осмелился бы шагнуть в него.
 
Каррас шагнул к ней, сжимая кулаки.
 
- Да что ты такое? Ты ведь пришла в мой разум не для того, чтобы меня запугивать!
 
- Я пришла, чтобы помочь тебе подготовиться, - ответила Араньи, и, подняв руку, убрала пряди за ухо. – К тому же, ты уже и сам понял, что я такое.
 
Каррас отреагировал немедленно и бурно. Он увидел ее ухо – заостренное ухо. И оно стало последней деталью, окончательно выдавшей природу этой девочки.
 
- Ксенос! – зарычал он. – Проклятая эльдарка!
 
Он бросился было вперед, но его тело перестало подчиняться. Детские мышцы сковали невидимые оковы.
 
Он зарычал, забился, отчаянно пытаясь вырваться.
 
Девочка, по-прежнему совершенно спокойная, подошла к нему. Когда между ними оставалось не больше шага, она положила прохладную ладонь ему на висок и сказала:
 
- Тебе пришла пора самому это увидеть, космический десантник. Пребывание в твоем разуме обходится мне дорого. Помни о моих предупреждениях, чтобы не привести к гибели все, что тебе небезразлично.
 
А затем лес пропал, и девочка пропала вместе с ним.
 
И снова вокруг была тьма, и снова Каррас падал в бездну.
 
Голос Араньи снова зазвучал в его голове, и теперь он был другим. Он стал старше, старше на целые века, а может быть, и на тысячелетия.
 
- Я буду присматривать за тобой, - сказала она. – Будь внимательнее в будущем. Поступай правильно – или я сделаю то, что должна, чтобы остановить тебя.
 
Тьма начала рассеиваться. Перед глазами замерцал красный свет. Каррас все еще падал, но теперь ощущения изменились. Теперь он снова был в своем взрослом теле, и гравитация давила его мышцы и суставы. Он стал тяжелее, он вырос гораздо крупнее любого смертного человека. Он ощущал приятную тяжесть и тепло силового доспеха, давившего могучие, генетически усовершенствованные мускулы. Он попытался пошевелиться, но обнаружил, что связан. А затем перед глазами вспыхнули огоньки.
 
Руны предупреждений на тактическом дисплее.
 
Он был в десантной капсуле. Та неслась сквозь атмосферу планеты и внутри становилось все жарче. Это была штурмовая высадка. Все вокруг было понятным и привычным. Каррас слышал рев, чувствовал, как вибрирует бронированная капсула, преодолевая звуковой барьер.
 
Спустя считанные секунды падение прервалось, и у Карраса сдавило желудок. От резкого изменения гравитации у него внутри все содрогнулось. Подключились реверсивные двигатели. Капсула с оглушительным треском приземлилась, люки разблокировались и, как пять огромных титановых лепестков, раскрылись.
 
Каррас посмотрел на черный горный хребет, покрытый хрустящим белым снегом. Над головой раскинулось хмурое, графитово-серое небо.
 
Страховочная рама, удерживавшая его на месте, отстегнулась, и Каррас выбрался из капсулы.
 
Он знал это место очень хорошо. Но здесь никогда не случалось боевой высадки.
 
Он мог назвать все высокие горы, видневшиеся впереди. Вон та, самая высокая, самая острая – это Коготь Йуриена. Здесь Каррас, будучи неофитом, проходил испытания – ему пришлось искать путь сквозь заснеженные скалы с одним ножом в руке, спасаясь от преследования горных леопардов. В скалы отправили шестерых мальчишек. Четверо из них погибли.
 
''Почему Окклюдус? Что это за игры?''
 
Все выглядело таким реальным, таким осязаемым. Даже колючий морозный воздух, покусывающий Карраса за кончик носа, щиплющий ему глаза. Посмотрев себе под ноги, Каррас шагнул вперед, и снег захрустел под керамитом и пласталью.
 
''Дом.''
 
Он повернулся, уже зная, что увидит, и потому не был удивлен. Там, позади, на вершине горного склона, возвышались Западные ворота Логополя, крепости-монастыря ордена. Они были такими же восхитительными, как и всегда – покрытые затейливой резьбой, отделанные золотом, ослепительно-белые на фоне темно-серого неба. И поначалу сердце Карраса зашлось радостью от этого зрелища, но та скоро прошла. На огромных сторожевых башнях не было ни души. В небе не сновало ни одного десантно-штурмового «Громового ястреба», ни одного истребителя-«Штормового когтя». Каррас огляделся, но и десантных капсул, кроме собственной, тоже не увидел.
 
- Это все ложь, - пробормотал он.
 
''Но, тьма раздери, какая же она реальная!''
 
Какие бы силы не использовала эльдарская ведьма, чтобы соткать эту картину, та вышла безупречной, убедительной в каждой детали – как любой психический конструкт или запись сенсориума, когда-либо встречавшиеся Каррасу. Такой же убедительной, как сама реальность.
 
Но все это не было реальностью.
 
Разозлившись, Каррас поднял к небу алые глаза и закричал:
 
- Что ты от меня хочешь, ксеноведьма?! Какой в этом всем смысл?!
 
Ответа не последовало. Только эхо его собственных слов, разлетевшихся среди черных скал.
 
Какие бы прихоти ни двигали эльдарами, но они притащили его сюда не просто так. Но одно Каррас знал наверняка – среди этих белых заледеневших скал он ответов не найдет.
 
Поняв, что другого выбора нет, Каррас начал карабкаться наверх, к Западным воротам.
 
 
=== VIII ===
 
Арназ изо всех сил старался не спешить, но в этот вечер ему потребовалась вся сила воли, чтобы не ускорить шаг. Что-то постоянно маячило на краю видимости, и, пока Арназ шел по переулкам, его постоянно подмывало оглянуться. Впрочем, толку все равно бы не вышло: те, кто участвовал в Войне Терпения, - местные племена называли ее «Каваш Гарай», - знали, что т’ау могут становиться совершенно невидимыми, когда захотят.
 
Арназ полностью замел все следы, как и всегда. Никаких утечек информации. Ни одной ниточки, за которую можно было бы ухватиться. Но его все равно не оставляло дурное предчувствие, что он где-то что-то упустил.
 
Он ошибался. В темно-синих одеждах с соответствующей символикой Арназ ничем не отличался от любого другого члена городской администрации, работника среднего звена, торопившегося домой после целого дня трудов во имя Высшего Блага.
Он годами выстраивал свою легенду. Она была безупречной.
 
А если его шаги и выдают небольшую спешку, легкую тревогу, то… А кто из столичных сейчас не тревожится? Ситуация на Тихонисе изменялась быстро. После покушения на Ледяную Волну т’ау расправлялись со всеми возможными преступниками и теми, кто им сочувствовал, повсюду – от столицы до крохотных поселков на границе Затопленных Земель.
 
Огненная каста лютовала, еще хлеще зверствовало ИВБ, как будто отчаянно пытаясь убедить всех в своей преданности аун – террорист-смертник тоже оказался человеком.
 
Непростые времена требуют осторожных мер. Тем более, что Арназ и те, с кем он собирался встретиться, были именно теми людьми, кого искали синекожие.
 
Однако Арназ не был простым бунтовщиком. Его отправил сюда кое-кто куда более могущественный, чем Голос Песков. И игра, в которую играл Арназ, была куда обширнее и опаснее, чем простое планетарное восстание.
 
Он несколько лет не получал вестей от своего господина, находящегося где-то вне планеты. От Арназа требовалось обустроиться, обзавестись крепкими связями, наладить каналы информации и ждать. По правде сказать, ему уже начало казаться, что о нем забыли, и что его ложная жизнь уже давно стала настоящей. Он гадал, в какой момент он перестал быть «кротом» Инквизиции и превратился в обычного тихонита. Когда закончилось притворство и началась настоящая жизнь?
 
А затем, несколько месяцев назад, по психическому каналу пришли вести. Арназа вводили в игру. Империум наконец-то обратил свой взор на этот захолустный мирок.
 
Арназу пришлось усилить меры предосторожности. И его жизнь перестала быть размеренной.
 
Он завернул за последний угол и увидел прямо перед собой домишко из песчаника, который, собственно, и искал. В маленьком окне стояла зеленая бутылка с горящей свечой внутри – именно такой условный знак ему назвал Гунжир.
 
Арназ остановился у невысокой стены и сделал вид, что подтягивает шнурки на правом ботинке. Так он сумел достаточно незаметно оглянуться через плечо и проверить, нет ли за ним слежки.
 
Ничего. Ничего, что мог бы заметить глаз. Ничего, что уловило бы чутье.
 
Арназ выпрямился, затянул потуже пояс, пригладил одежды и обошел домик – у задней стены обнаружилась лестница, ведущая под землю. Арназ спустился по ней и остановился у двери, огромной, тяжелой, из лакированного цикадийского дуба. Арназ постучался условным стуком.
 
Что-то едва уловимо скрипнуло наверху, и Арназ, подняв голову, увидел в косяке из песчаника вмонтированный пикт-глазок. Тот уставился на лицо пришедшего и замер. Пару секунд ничего не происходило, линза просто таращилась на Арназа.
А затем послышался лязг отодвигаемых засовов и дверь со скрежетом открылась. Перед Арназом возник человек – его морщинистое лицо, желтовато-коричневое, было типичным для жителя столицы. Человек прищурил светло-фиолетовые глаза, глядя на гостя.
 
- Вечер приветствует, собрат мой, - проговорил Арназ.
 
- А рассвет благословляет, - откликнулся тот.
 
- День был сухим. Я видел ястреба над рынком – он летел на юг.
 
- Ястреб видит многое. Может быть, он видел и тебя.
 
- Он не видел меня, собрат мой. Его взгляд был устремлен к горизонту.
 
- Как и глаза всех Икцер-Макан.
 
''Икцер-Макан. Глядящие вдаль.''
 
Это имя никогда не упоминали всуе, и, услышав его, Арназ понял, что все сказал правильно. Мужчина посторонился, позволяя ему пройти. За дверью обнаружился короткий коридор, оканчивавшийся аркой, закрытой темно-красной занавесью, богато расшитой золотой нитью.
 
Старик отвел занавесь в сторону и жестом велел Арназу зайти. Тот шагнул внутрь и оказался в маленькой комнате с низким потолком, полной мужчин, рассевшихся на подушках. Резкая смесь запахов – пота, свежего рекаффа, хлеба со специями, - ударила Арназу в лицо, как горячий ветер.
 
Он увидел Гунжира, сидевшего в дальнем углу – тот обернулся, услышав, как кто-то вошел.
 
Разглядев Арназа, Гунжир встал и улыбнулся, сверкнув теми восьмью золотыми зубами, которыми он так гордился. Он жестом пригласил Арназа сесть слева от него, на свободное место. Остальные мужчины смотрели на Арназа с опаской. Он знал их всех из сводок, но никогда не встречался лично ни с одним из них.
 
«Их доверие не так-то просто завоевать», - отметил Арназ про себя. – «Это хорошо».
 
Он поклонился им всем и уселся на свободной подушке, скрестив ноги. Старик, проводивший его сюда, сел прямо напротив него и начал представлять собравшихся. Он называл их только по личным именам, и каждое было настолько распространенным, что крикни любое в базарной толчее, и к тебе обернется добрая сотня людей.
 
Арназ уважительно поприветствовал всех по очереди. Среди собравшихся мужчин дураков не было – каждый из них возглавлял несколько значимых ячеек. И то, что они собрались здесь все вместе, красноречиво говорило о сложившейся ситуации. Война Терпения была деликатным делом, а такие дела делались за десятилетия, а то и за века. Поскольку противник значительно превосходил Кашту и Ишту в силе и вооружении, требовалось долгосрочное планирование. Редко встречались мужчины, готовые отдать жизнь на войне, которая не кончится в ближайшее время. Но собравшиеся здесь были другими. Их не беспокоило то, что мало кому из них доведется увидеть плоды их трудов и результаты жертв. Имела значение только их вера – вера в то, что все известные миры в этой вселенной по праву принадлежат Империуму.
 
Их единственным богом был Бог-Император Человечества.
 
И учения Святого Сатры и его последователя, Святого Исары, не могли толковаться иначе.
 
Хозяином дома, где они собрались, был тот старик, открывший Арназу дверь. Его звали Диунар. Он что-то негромко сказал своему соседу справа, самому молодому из присутствующих, и указал глазами на Арназа. Вскоре перед гостем появилась чашка рекаффа и маленькое твердое печенье из жареного риса и побегов урикса. Печенье было сладким и острым, и отлично дополняло горячий рекафф. Арназ уже давно научился наслаждаться яркими вкусами, столь любимыми тихонитами, хотя свои первые дни на этой планете он провел в основном около уничтожителя биоотходов, поворачиваясь к нему то задом, то передом.
 
Это были сложные дни. Первые дни на любой новой планете всегда такими были. Арназ тогда быстро и сильно потерял в весе, но для прикрытия это было даже хорошо. Мускулистее обычных граждан здесь были только те, кто служил в Интегрированных войсках безопасности – синекожие называли их Гуэ’а’Ша. Подобным правилам тау уделяли достаточно внимания. Телосложение человека должно было соответствовать его роли в обществе.
 
Эти правила внедрялись в каждую человеческую культуру, оказавшуюся под властью тау. И потому солдаты на Тихонисе по умолчанию были крупнее и сильнее, чем торговцы и люди иных профессий.
 
Пока Арназ потягивал рекафф из чашки, Диунар взял на себя роль хозяина собрания.
 
- Раз встреча проходит в моем доме, Мелшала''(2)'' благослови его, Сантра сохрани его, - начал Диунар, - я буду говорить первым. Некоторые из вас меня знают, некоторые – нет. Все, кто сегодня собрался здесь – кровь от крови настоящих людей. У всех нас одна цель. И пусть душа любого, кто предаст эту цель, навеки отправится в бесконечную тьму. Все вы сегодня слышали по общим каналам, что Аун приказали отменить комендантский час с десятого дня Салбадо. Официальное заявление будет сделано завтра. Городская стража продолжит патрулирование, у нее остаются полномочия на обыски без предупреждения, но по улицам наконец-то снова можно будет ходить в любое время дня и ночи.
 
- Это хорошо, - сказал коротышка с кривым носом, представившийся Садивом. – Давно пора вернуть людям право свободно передвигаться по городу.
 
- В самом деле? – спросил третий, которого звали Равой. Арназ взглянул на него, и увидел в его глазах глубокую и неизбывную печаль. Этот человек познал огромную потерю. Арназ вспомнил его досье. Рава потерял единственного сына – его пристрелили воины из касты огня во время рейда на склад оружия. Чтобы не выдать себя, Рава не смог присутствовать на похоронах сына и не имел возможности посещать его могилу.
 
- Я не уверен в этом, собрат мой, - продолжил Рава. – На заполненных улицах будет больше глаз, и кто-то может увидеть, как мы делаем свое дело. Предатели из нашей расы – куда более серьезная угроза для нас, чем проклятые варпом поги. Мы не сможем определить на глаз, кто займет нашу сторону, а кто – нет. Это у погов по цвету кожи понятно, кому они сочувствуют. Комендантский час хотя бы обеспечивал нам пустые улицы.
 
- Лаха, - откликнулся Садив. Это было старое слово из языка Кашту, означавшее «согласен, но не до конца». – Но каждый раз, когда мы нарушаем комендантский час, мы слишком сильно рискуем. Если кого-то из нас захватят живым…
Гунжир не дал ему закончить. Он был самым старым из собравшихся, и когда он поднял руку, все немедленно замолкли.
 
- Какое праведное освобождение, собратья мои, не требует подобного риска? Диктатор знает, что мы действуем здесь, в столице, и в каждом городе и поселке по всему украденному им миру. Если он все-таки распорядился отменить комендантский час, но лишь для того, чтобы поддержать и порадовать синих языков''(3)'', а не потому, что он решил, что угроза его правлению миновала. Торговые гильдии уже несколько недель ходатайствовали об отмене комендантского часа. Простые граждане были недовольны, напряжение росло. Конечно же, Аун’дзи не захочет, чтобы наше дело получило поддержку. А комендантский час озлобил многих.
 
- Лаха, лаха, - наконец присоединился к разговору Арназ, - но мы не должны забывать о том, что это может быть уловка, чтобы выманить нас, ослабив нашу бдительность.
 
Гунжир кивнул.
- Что бы ни заставило Диктатора отменить указ, я буду держать ухо востро и советую делать то же самое всем, кто ценит свою жизнь. Аун знают, что нам придется действовать и дальше, чтобы увеличивать и закреплять поддержку, которой мы добились в городах и селах за прошедшие недели. Они ожидают, что мы начнем работать активнее. Мы не можем позволить людям вернуться к спокойствию и расслабленности. Поги это понимают. И они будут ждать нашего следующего шага.
 
Дородный мужчина с белой прядью в темно-рыжей бороде прокашлялся и прижал правую руку к сердцу, показывая, что хочет высказаться следующим. Этого мужчину звали Уркисом.
 
- Ледяная Волна недавно вернулся в город, он собирает побольше заключенных, чтобы пойти на юг. Что говорит об этом Голос Песков? Мы ударим еще раз, пока Ледяная Волна отсутствует? И почему ему постоянно нужно переводить заключенных из интегрированных городских кварталов? Наши братья-хаддайины не докладывали, что те переполнены.
 
Гунжир покачал головой.
 
- До меня не доходило вестей о том, что Ледяная Волна готовит наступление, собрат мой, но Арназ получает вести с севера куда чаще, чем я. Голос Песков полагает, что путь к нашему праведному будущему связан с прибытием чужачки, той женщины в черных перьях. Арназ?
 
- Расскажу все, что знаю, - откликнулся тот. Именно для этого он и пришел сюда. Он в самом деле получал зашифрованные сообщения от Голоса Песков. Из всех собравшихся здесь мужчин лишь он один знал истинное лицо предводителя восстания. А Голос, в свою очередь, был единственным, кто знал, кто такой Арназ на самом деле – не тихонит, но шпион, присланный издалека.
 
- Правда, я никогда не видел эту женщину, - продолжил он, - только на этих пиктах.
 
Он вытащил из складок одежды несколько квадратных листочков глянцевой бумаги и передал часть налево, часть направо. И каждый из собравшихся, кто брал их в руки, изумленно охал.
 
- Я и сам удивлен не меньше вашего, собратья мои. Когда я увидел двоих ее сопровождающих, я не поверил собственным глазам.
 
- Реш’ва''(4)''! – благоговейно прошептал Рава.
 
- Космические десантники! – выдохнул Садив. – Космические десантники пришли!
 
 
=== IX ===
 
Логополь…
 
Это был огромный, запутанный лабиринт, от крипт и подземелий и самых верхних башен хорошо укрепленной крепости. Здесь повсюду изображались смерть и запределье – в гравировке на стенах и дверях, в изящных статуях, в витражах и мозаиках, потрясающих искусностью, но в то же время леденящих кровь. Город-крипту называла домом целая тысяча действующих космических десантников, пусть они и никогда не собирались здесь все сразу, даже на День основания. Некоторые из обитателей крепости ушли, чтобы никогда не вернуться. Некоторые никогда не покидали ее. Последними в основном были сервы ордена, исчислявшиеся десятками тысяч, посвящавшие всю жизнь служению своим хозяевам-воинам.
 
Город существовал их кровью и потом, позволяя их владыкам сосредоточиться на собственной роли в бесконечной войне по всей галактике.
 
Каррас вошел в огромные титановые ворота, покрытые лазерной гравировкой, но не увидел не души. Ни сервов. Ни братьев. Никого.
 
Никто не следил за ним ни со стен крепости, ни с черных балконов Великого Донжона. Если бы там был хоть кто-нибудь, пусть и скрытый от глаз, Каррас бы все равно почуял их присутствие. Но все же какой-то след здесь имелся.
 
Присутствие. Что-то, что манило Карраса за собой. Он прошел через сады, заросшие черными, лишенными листьев деревьями, через тренировочные площадки, через залы и коридоры, освещенные канделябрами, и чем дальше он уходил, тем четче ощущался след.
 
Что-то влекло его вниз, в огромные катакомбы, где лежали в тишине павшие герои, исполнившие свой благородный долг. Там, в самой глубине, находился древний купол Храма Голоса, где в холодном центральном зале покоился ужасный Стеклянный трон, столь часто упоминавшийся в записях ордена.
 
''Шарьякс.''
 
Как только Каррас вспомнил о нем, он понял, что именно к древнему трону его так отчаянно тянет. Обретя уверенность, Каррас ускорил шаг.
 
Автоматизированные лифты-клетки довозили только до середины пути. Катакомбы были куда древнее самого Логополя. Никто не знал наверняка, насколько именно древнее, но их вырыли за добрую тысячу лет до того, как сам Меррин Корцед, Первый из Первых, ступил на эту землю. От коридора, где оканчивалась шахта лифта, вниз уходила длинная и темная спиральная лестница, освещавшаяся только оранжевым светом неугасающих свечей. Если бы кому-то пришло в голову бросить сверху камень, то он успел бы повторить собственное имя дюжину раз, прежде чем услышал бы, как камень стукнется о дно. Если бы вообще, конечно, услышал. Мало кто спускался сюда, кроме мертвецов, похороненных глубоко в подземных пустотах. Лишь редкие избранные – в первую очередь, хадит Карраса, - призывались сюда лично магистром ордена. Единожды сев на Стеклянный трон, магистры уже никогда больше не видели света окклюдского солнца.
 
Каррас добрался до самого конца лестницы и шел вперед еще добрых полчаса, хотя шаги космического десантника были куда шире и быстрее, чем шаги смертного. Его путь лежал через Залы Славы, где покоились окаменевшие, замершие в сидящей позе тела всех известных магистров ордена Призраков Смерти.
 
Хотя Каррас и знал, что все вокруг – иллюзия, уловка эльдарской ведьмы, он все равно не мог позволить себе пройти мимо тех, кто принес себя в жертву Стеклянному трону, и не отдать честь каждому из них, прижав к сердцу кулак и шепча короткую молитву благодарности и глубокого уважения.
 
Все они медленно каменели по мере того, как Шарьякс высасывал из них жизненные силы.
 
Каррас не имел доступа к информации о том, почему все они добровольно приняли такую судьбу, но причина наверняка была очень важной.
 
Он старался не думать о том, что Афион Кордат, скорее всего, станет следующим Призраком Смерти, окончившим свои дни на Стеклянном троне. Именно это происходило с каждым главой библиариума, когда тот становится магистром ордена.
 
Шарьякс принимал только самых могущественных псайкеров.
 
Нельзя было исключать и того, что Каррас и сам однажды будет вынужден сесть на Стеклянный трон, хотя скромность заставляла его гнать подобные мысли прочь.
 
«Нет», - подумалось ему. – «Из Караула Смерти почти никто не возвращается домой. И меня наверняка ждет то же самое».
 
Коротко помолившись у ног окаменевшего Корцеда, последнего и самого великого из побывавших на троне владык, Каррас прошел в огромную пещеру, где располагался Храм Голоса, тихий, мрачный и непоколебимый. Его колонны тянулись к потолку пещеры, а огромный купол, потемневший от пыли и времени, был по-прежнему крепким.
 
Каррас пересек широкий каменный мост, ведущий ко входу. Внизу, далеко в темноте, текла ледяная подземная река, и ее воды шелестели, как сонм призраков, наблюдавших за гостем, обсуждавших его нежданный визит. Каррас ни за что не спустился бы сюда, не получив приглашающего психического импульса непосредственно от мегира.
 
Но сейчас он был полностью свободен в своих действиях, потому что все вокруг было иллюзией, сотканной из его воспоминаний. Он шагал вперед, зная, что должен сделать. У арочных дверей он остановился, подавив нахлынувший было благоговейный трепет, и толкнул обе створки. Ему потребовалось немало усилий – двери были тяжелыми, но Каррас был достаточно силен, и створки со скрежетом разошлись в стороны, царапая металлический пол. С потолка тут же посыпалась пыль и мелкие камушки – сюда уже много, много лет никто не заходил.
 
Каррас старался не обращать внимание на шевелящиеся в его душе предчувствия, но чем ближе становился конец его пути, тем сильнее становились и они. Пройдя сквозь еще две двери, меньше и легче основных, Каррас оказался в последнем вестибюле перед основным залом.
 
Он подошел к последним дверям и глубоко вдохнул. Воздух оказался сухим, холодным и пах пылью.
 
Это было неправильно. Здесь должно было пахнуть благовониями.
 
Каррас ощутил, как заколотилось его основное сердце.
 
«Не верь тому, что увидишь за этими дверями», - сказал он себе. - «Чужачка пытается тобой манипулировать, только и всего. Она служит только прихотям своего коварного народа. Не поддавайся ни на какие уловки».
 
И с этой мыслью он положил ладони на каменные створки внутренних дверей, глубоко вдохнул и распахнул их, входя в священный зал.
 
В это место, не знавшее света, приходили величайшие и благороднейшие воины ордена, чтобы совершить долгое, медленное и мучительное самопожертвование. Эту жертву приносили в основном в темноте, но те, кому дар позволял уходить далеко за грань и заглядывать далеко за пределы, в освещении не нуждались. Могущественные псайкеры частенько слепли со временем, больше не нуждаясь в глазных нервах – колдовское зрение позволяло им видеть больше.
 
Сам Шарьякс, как сердце, пульсировал тусклым призрачным светом. Он был совсем слабым, но и этого освещения оказалось достаточно для улучшенного зрения Карраса, чтобы тот смог оглядеться по сторонам.
 
Он направился прямо к трону, рассмотрев крупную фигуру, сидящую на нем. Ее сложно было не узнать. Вот силуэты обоих массивных наплечников. Вот фактурный шлем, украшенный знаком отличия в виде лаврового венка из серебра и золота, отделанного драгоценными камнями.
 
Каррас знал этот шлем. Тот принадлежал его хадиту, его наставнику.
 
Значит, здесь, в созданном Араньи Логополе, магистром ордена был Афион Кордат.
 
«Но такое будущее никогда не наступит», - подумал Каррас. – «Или она думает, когда Логополь когда-нибудь останется заброшенным?»
 
К тому же, она ошиблась кое в чем еще: никто не усаживался на трон облаченным в доспехи и шлем. Тот, кто становился Первым Призраком, магистром ордена, передавал броню и оружие тому, кто придет на его место – это всегда был старший библиарий. Так почему же фигура, сидящая перед Каррасом, была в полном доспехе Адептус Астартес? В этом не было никакого смысла.
 
«Если ксеноведьма вытащила все эти образы из моего подсознания, то она должна была знать об этом. Значит, она создала такую иллюзию умышленно. И что она хотела этим сказать?»
 
А затем Каррас уловил еще одно несоответствие – несмотря на то, что трон был занят, от того, кто сидел на нем, не исходило никакого психического излучения. Душа этого воина должна была сиять так ярко, ощущаться так явно, что ее едва ли не на орбите можно было почувствовать. А здесь даже с расстояния в несколько шагов не чувствовалось ничего, даже отголосков самой бессмертной души.
 
Каррас собрался с силами и решительно зашагал вперед. Подчиняясь его мысленному приказу, вокруг него затанцевали блеклые огоньки психического пламени. Дополнительное освещение позволило ему разглядеть сидящего на троне во всех подробностях.
 
Броня явно принадлежала старшему библиарию, но выглядела древней, запорошенной пылью. От жизненной силы и духа Кордата в этом зале не осталось и следа.
 
Как только Каррас оказался у подножия трона, воин шевельнулся. Он опустил голову и взглянул на нежданного гостя. Со шлема посыпалась пыль, а его линзы полыхнули красным светом. Он уставился Каррасу прямо в глаза.
 
А затем фигура безмолвно шевельнулась и бросила что-то тяжелое прямо Каррасу в руки.
 
Он опустил глаза и вскрикнул, рассмотрев пойманный предмет, и выронил его, отступая прочь от трона.
 
И голова его наставника, срезанная с плеч, шлепнулась на пол и откатилась.
 
Когда Каррас снова обрел голос, он закричал, но его крик адресовался не фигуре, сидящей на Шарьяксе. Он закричал в воздух, на все, что окружало его, на ту, что создала это место и заперла его здесь.
 
- Эльдарская ведьма! – орал Каррас. – Проклятая ксенокровка! Покажись, и я тебе самой голову отрежу!
 
А сидящий на троне воин расхохотался от этих слов, и сквозь решетку шлема этот резкий схем казался грохотом и шелестом. Не снимая перчаток, воин разблокировал крепления шлема, а затем медленно, явно рисуясь, стащил его с головы.
 
Каррас поднял взгляд, и в его глазах вспыхнуло бледное пламя психической силы. Но, когда воин обнажил лицо, Каррас снова отшатнулся прочь.
 
Там, на Шарьяксе, насмешливо глядя на него сверху вниз, сидел он сам.
 
Черты лица были теми же самыми, с точностью до каждого шрама, но Каррас никогда не был таким – рот сидящего на троне воина кривился в торжествующей ухмылке, а в глазах полыхало кровожадное безумие.
 
- Да что все это значит?! – воскликнул Каррас, когда его изумление снова сменилось яростью. – Отвечай, мать твою!
 
Ложный Каррас снова рассмеялся и встал на ноги, и Каррас машинально принял боевую стойку. Он чувствовал, как откликается на угрозу его сила, как вскипает внутри так, как всегда вскипала перед лицом опасности. Он начал аккумулировать эту эфирную мощь внутри. Он собирался уничтожить эту тварь, это оскорбление. Он собирался разорвать на части весь этот проклятый кошмар.
 
Стоило ему подумать об этом, как лже-Каррас напряг мышцы под доспехом… и расправил все четыре руки.
 
Каррас не замечал лишние конечности до тех пор, пока они не расправились – длинные, костлявые, покрытые шелестящим хитином, заканчивающиеся тремя когтями, похожими на лезвия.
 
Каррас уже видел такие руки. В таком количестве и так близко.
 
''Генокрад!''
 
За спиной у чудовища, осмелившегося нацепить его личину, Каррас разглядел, как ускорилась пульсация Шарьякса. Тот засиял ярче, словно ощутил приближающееся сражение. Каррас ощутил, как это сияние обжигает его душу, окутывает нестерпимым жаром тело. Четырехрукая тварь направилась вниз по ступеням, и Каррас отступил назад.
 
Спустившись, тварь остановилась, расправила плечи, раскрыла пошире руки, готовая броситься в атаку. Каррас обнаружил, что генокрад выше его ростом, а кожа на лице напоминала воск. И когда тварь снова улыбнулась, в ее пасти оказалось полным-полно тонких и острых зубов.
 
Но когда она заговорила, ее голос был неуместно мягким и мелодичным. Это был голос эльдарской ведьмы.
 
- Ты думаешь, что я играю с тобой, Призрак Смерти? Мне не зачем тратить время и силы впустую. Я делаю это, потому что так надо. Перед тобой открыто множество дорог. Для своих собратьев ты – Кадаш. Вернее, ты можешь им быть. Они возлагают на тебя слишком много надежд и эти надежды могут привести их к гибели. Другие видят твой образ в том будущем, которое пытаются выстроить. Они собираются использовать тебя ради собственных амбиций.
 
Ложный Каррас, порченый Каррас, указал на собственное тело и затем по очереди обвел глазами все свои жуткие раскрытые руки.
 
- А для третьих ты – самый жуткий кошмар, грозящий уничтожить все, чего они добились. Ты даже не представляешь, насколько. Время и Судьба бурлят вокруг тебя. Это безумный водоворот возможностей. Нечитаемый. Так много дорог ведет к ужасу и страданиям. Так мало – к свету. Кем ты станешь? Спасителем? Погибелью? Или еще чем-то более великим – или более ужасным?
 
От отвращения на Карраса накатила тошнота. Слова! Это просто слова!
 
И он не верил ни одному из них.
 
«Чтоб ей провалиться с ее надменностью! Я убью ее!»
 
- Я – солдат, - огрызнулся он. – Ни больше, ни меньше. Моя судьба – сражаться и умереть.
 
Тварь расхохоталась – не тонким голоском Араньи, но глухим и утробным. Она повела руками, указывая на что-то слева и справа от Карраса, и тот уловил движение вокруг. По каменному полу застучали бронированные сапоги. Каррас обернулся, с готовностью вскидывая правую руку, собирая сияющее психическое пламя в шар, растущий над его ладонью. Он собирался сжечь все, что шевелилось вокруг.
 
Но прежде, чем сгусток пламени сорвался с его руки, Каррас разглядел тех, кто окружил его – и оба его сердца заледенели.
 
Со всех сторон сотнями наступали его собратья-Призраки Смерти. Они расталкивали друг друга и шипели, как звери, из-под потрескавшихся, покрытых ржавчиной шлемов.
 
И у каждого из них были те же жуткие четыре руки, как и у ложного Карраса – последствия геносемени тиранидов.
 
Каррас снова услышал голос Араньи, но теперь он раздавался как будто со всех сторон, а не из пасти очередной твари.
 
- Выбирай с умом, Лиандро Каррас. Смотри в истинную суть вещей. Первые события в цепочке уже произошли. На Тихонисе решится многое.
 
И как только под сводом купола умолкло эхо последних слов, искривленные, ложные Призраки Смерти бросились вперед, на Карраса, протягивая смертоносные клешни.
 
Каррас стиснул зубы и распахнул врата разума для потока психической силы.
 
- Ложь и уловки ксеносов, - прорычал он, а затем заревел громче:
- Я не верю тебе!
 
Эфирная сила заструилась сквозь него могучей рукой, почти неукротимая. Каррас приготовился выпустить ее вместе боевым кличем, но за мгновение до того, как он успел это сделать, ледяные руки стиснули его виски, и все силы тут же покинули его.
 
Все погрузилось во тьму. Все звуки стихли.
 
Ни купола. Ни Шарьякса. Никакой нечестивой мерзости.
 
Несколько секунд Каррас снова был искрой самосознания – душой, блуждающей в бесконечной пустоте. А затем вокруг него снова вспыхнули цвета и полились звуки. Его снова сдавила гравитация. Он дернулся, приподнялся, открыл глаза и увидел перед собой грязную землю. В пурпурном небе клубились кроваво-красные облака.
 
А над головой ревели ракеты и артиллерийские снаряды.
 
Так близко.
 
Так низко.
 
Оглушительно.
Каррас увидел, как в воздухе носятся истребители и бомбардировщики-«Мародеры» из Имперского флота. Все вокруг него усеивали трупы – мужчины, женщины, дети, разорванные на части, и их кровь превращала землю в багровую кашу.
Где-то справа раздались резкие хлопки выстрелов, а затем – отчаянные крики. Каррас увидел, как яростно сталкиваются друг с другом ряды противников, как сияющий хитин царапает отполированную броню.
 
Перед глазами у него засверкали вспышки лазеров. В нескольких метрах на землю рухнул артиллерийский снаряд и тут же взорвался, и Карраса отбросило назад, прямо на спину. Взметнувшиеся комки грязи посыпались на него дождем, застучали по доспехам, как гравий. Посмотрев вверх, Каррас увидел среди облаков что-то огромное и темное.
 
Поначалу ему показалось, что это корабль, длинный и изящный. Но чем ниже тот опускался сквозь облака, тем четче Каррас видел, что это что-то живое. Это было существо размером с целый город, с огромными щупальцами, тянущимися из его гигантского тела. По всей туше виднелись отверстия. Из них вырвался целый рой летающих тварей, и они все устремились вниз, к бурлящему на поверхности сражению.
 
Каррас перекатился и подскочил на ноги.
 
- Это все не настоящее! – заорал он в небо. – Ты слышишь меня, эльдарка?! Все это – ненастоящее! Это ничего не значит!
 
Ответа не последовало.
 
Каррас зарычал от бессильной ярости. Он опустил глаза, рассматривая собственные руки и ноги. На нем был полный доспех, мощный и тяжелый, совсем как настоящий. Он ''ощущался'', как настоящий. Каррас слышал, как стучит кровь у него в ушах, как колотится в груди основное сердце. На ретинальном дисплее вспыхнули руны – системы шлема сообщили, что у него повышается пульс и содержание адреналина в крови. Каррас сжал кулаки.
 
Что с ним происходит? Что это такое?
Может быть, с ним и вовсе ничего не произошло на Кьяро? Или он теперь заперт в собственном больном разуме?
 
Или это была какая-то уловка демона? Она вообще существовала, эта эльдарка?
 
Каррас чувствовал вонь крови и горящих тел. Он чувствовал, через усиленные датчики доспеха, как дует ветер, как чавкает залитая кровью земля у него под сапогами.
 
«А что, если все это – настоящее?» - подумал Каррас. – «Что, если я просто перенес какой-то психический приступ и отключился, но все это время на самом деле был здесь?»
 
Он ни в чем не мог быть уверен наверняка. Нет, кое-что все-таки было – он не сомневался, что воспоминания о том дне в горящем лесу были просто воспоминаниями. Он был уверен, что заброшенный Логополь и чудовищные монстры в храмы были иллюзией.
 
''Этих событий не было. Не было!''
 
Но… это?
 
Каррас снова опустил глаза на руки в латных перчатках. Одна серебряная, одна черная.
 
''Я служу Караулу Смерти.''
 
Вокруг бушевала битва. Еще один снаряд упал совсем рядом, и земля под ногами содрогнулась, и вверх взметнулись пылающие осколки и комки грязи.
 
Каррас чувствовал реальность происходящего, землю под ногами.
 
Он проверил магнитные крепления и ремни.
 
Оружия не было. Ни болтера, ни пистолета, ни гранат, ничего.
 
Он запустил руку назад, шаря в поисках ножа, обычно висящего на поясе. Но ножа не было. Арквеманн тоже исчез – драгоценный силовой клинок, который его наставник доверил ему, должен был висеть у него за плечом, рядом с силовым ранцем. Но его там не было.
 
Каррас оказался совершенно безоружным посреди схватки. Он был совсем один среди камней, тел и изуродованных взрывами деревьев, а вокруг царили ад и смерть, огромные тиранидские туши опускались с небес, и Имперские войска отчаянно пытались отбиться.
 
Каррас огляделся, пытаясь отыскать хоть что-нибудь, что помогло бы понять, где он находится, хоть какую-то подсказку. Но ничего отыскать не успел – из грязи вокруг полезли какие-то существа, шипя и щелкая, их твердые безжизненные глаза напоминали черные камни.
 
Каррас уже имел дело с этими тварями. Он видел, как умирали его собратья, как их поглощали и разрывали на части.
 
Они бросились на него всем скопом, занося длинные и острые когти для смертельного удара.
 
''Термаганты!''
 
Каррасу отчаянно не хватало Арквеманна. В рукопашной схватке большинство космических десантников могли одолеть около четырех тиранидов, но, если бы у него в руке был силовой меч, служащий аккумулятором его психической энергии, на его стороне был бы куда значительный перевес.
 
Твари хрипло дышали, подходя всю ближе, из их зубастых пастей текла слюна. Впереди ждала добыча!
 
Но если эти твари думали, что Каррас, лишенный видимых средств защиты, абсолютно безоружен, то они очень горько заблуждались.
 
Каррас не собирался проверять, что это – иллюзия или реальность. Он собрал всю свою силу, направляя в один мощный удар. Он вскинул руки, раскрыл ладони и перетек в боевую стойку. Бело-голубые разряды силы заструились по его рукам, как электрические змеи. Он почувствовал, как внутри нарастает давление, как могучая сила бурлит в его разуме. Он укротил ее, подчинил своей воле, и внутренним зрением отметил каждую цель, задавая направление для смертоносного потока.
 
Термаганты подходили все ближе. Они сжали ноги, готовые прыгнуть и разорвать Карраса на части. И в тот момент, когда они взлетели в воздух, Каррас выпустил ослепительные психические молнии.
 
Раздался оглушительный треск, словно множество костей сломалось разом.
 
Перед глазами потемнело. Каррас ощутил, как падает вперед. Его кожа неожиданно взопрела и стало безумно холодно.
 
Он ударился о твердую землю, чувствительно приложившись локтями и лбом о гладкий мрамор. Он едва успел приподняться на руках, и его тут же стошнило плотными комками странной, сладко пахнущей массы. Он попытался открыть глаза, но веки слиплись.
 
Тело болело. Все, целиком. Каррас чувствовал себя отвратительно слабым.
 
Его снова скрутил спазм, и он выплюнул еще комок странной липкой слизи. Теперь в ней чувствовалась горечь, несмотря на сладковатое послевкусие. Он понятия не имел, что это.
 
Он поднял руку и принялся яростно тереть глаза. Всего в нескольких метрах от него раздался хриплый голос:
 
- Нет, брат. Отойди. Пусть придет в себя. Дай ему немного времени. Но будь наготове.
 
Он узнал этот голос. Только космические десантники говорили на готике так низко, что этот звук отдавался в груди.
 
''Марн Лохейн.''
 
Это был голос Штормового Стража, первого библиария Караула на Дамароте.
 
Каррас наконец-то сумел разлепить веки. Он обнаружил перед собой черные мраморные плиты, покрытые густой полупрозрачной слизью. Его зрение было совершенно идеальным и острым, как раньше.
 
''«Я точно помню, что потерял глаз, сражаясь с повелителем выводка. Как так получилось, что я все вижу?»''
 
Он посмотрел на собственные руки, упирающиеся в черный мрамор. На растопыренные пальцы.
 
Что-то еще не так, понял он. Что-то изменилось.
 
Он поднес правую руку к глазам и повертел, рассматривая.
 
И по его спине пополз холодок.
 
Куда делся шрам, который он получил на Калварьяше? Куда пропали ожоги от кислоты, угодившей ему на кожу при штурме Нового Голодайна? И где его обереги, татуировки в виде пентаграмм и гексаграмм, которые он получил вместе со званием боевого брата? Где его защита? Что с ним случилось?
 
Его лицо искривила растерянная гримаса. Каррас с трудом поднялся на ноги, пошатываясь…
 
… и обнаружил перед собой пятерых космических десантников в полном боевом облачении. Трое из них держали Карраса на прицеле болтеров, а четвертый – огнемета.
 
Последним, - и единственным, у кого с собой не было никакого видимого оружия, - был Лохейн.
 
Каррас посмотрел Штормовому Стражу в глаза и весьма удивился тому, каким ледяным и твердым был его взгляд. В нем не было ни следа той взаимной симпатии и уважения, которые возникли между ними за время тренировок Карраса в Карауле Смерти. А на суровом, грубом лице не было и тени приветственной улыбки.
 
- Это все настоящее, Лохейн? – хрипло спросил Каррас. Голоса почти не было, а любое слово откликалось в горле болью. – Трон и Терра, скажи мне, что все настоящее! – выдохнул он.
 
Лохейн пару мгновений сверлил его взглядом, а затем заговорил – и от его слов Каррасу стало холодно.
 
- Кто ты? – резко спросил Штормовой Страж. – Кто ты и кому служишь? Говори – или умрешь!
 
=== X ===
 
- Трон и Терра! – воскликнул Рава.
 
Фигуры на пикте нельзя было спутать ни с чем – это были легендарные воины, воплощение величия Империума.
 
Воля Бога-Императора, обретшая плоть.
 
На мгновение все собравшиеся в подвале мужчины пораженно умолкли, пытаясь осознать то, что видят их глаза.
 
Уркис первым нарушил молчание.
 
- Я не понимаю, собратья. Эти реш’ва… они ходят вместе с погами. Они вооружены. Но не убивают. Во всех сказаниях…
 
- Сказания – это сказания, - оборвал его Гунжир. – Мы не можем знать наверняка, что все это значит, пока не получим больше информации о женщине. Она явно обладает большой властью и влиянием. Пока рано гадать, зачем она появилась здесь. Космические десантники похожи на ее телохранителей – видите, как они ее окружают?
 
- Влиятельная вольная торговка? – предположил Диунар. – Матриарх великого Дома? А может быть, она полномочный посол самого Империума. На ней нет оков. А эти солдаты из касты огня – они ее защищают или конвоируют?
 
- Если бы ее арестовали, мы бы знали, - ответил Арназ.
 
- Каким образом? – спросил Садив, и Арназ обернулся, глядя ему в глаза.
 
- У меня есть связи.
 
- Достаточно и того, что ты принес нам эти снимки, - проговорил Гунжир. – Не нужно подробностей, как именно. Ради нашей же безопасности. Многие храбрые хаддайины каждый день рискуют своей жизнью сильнее, чем мы имеем право требовать – и только ради того, чтобы обеспечить нас информацией. Некоторыми вещами делиться не нужно. Скрывай свои источники, Арназ.
 
- Сохрани и благослови их Мелшала, - добавил Рава, склоняя голову. – Да скроет их Святой Сарта от глаз ненавидящих.
 
Садив не стал настаивать, но сбить с толку его было не так-то просто.
 
- Эти пикты сделаны в одном из космопортов, а корабль явно не погов – это имперское производство.
 
- Она прилетела в Курдизу вместе с двумя «Небесными акулами», - ответил Арназ.
 
- «Небесные акулы» из атмосферы не выходят, - заметил Уркис. – Значит, либо она прилетела сюда на корабле т’ау, либо каким-то своим путем. Но каким?..
 
- Мне сказали, что воины из касты огня уже были на борту ее корабля, когда тот приземлился, - сообщил Арназ. – Я сам не видел, но слышал, что обшивка на правом борту ее корабля была повреждена. Либо захват, либо вынужденная посадка. По пиктам, к сожалению, не видно.
 
- Значит, она – пленница, - заключил Садив.
 
- Сопровождаемая космическим десантом и без кандалов на руках? – нахмурился Рава. – Отметины на обшивке еще не доказывают, что на нее напали. Это могло быть что угодно – микрометеориты, повреждения в предыдущих боях.
 
- Опасно строить так много предположений, почти не имея информации, - проговорил Гунжир. – Пока у нас не будет фактов, положение этой женщины и присутствие реш’ва будет вызывать слишком много вопросов. Если мы хотим действовать дальше, нам нужно больше данных.
 
- Ты получишь ответы сразу же, как только их получу я, собрат, - ответил Арназ.
 
- Куда она отправилась из Курдизы? Нам об этом что-нибудь известно? – спросил Садив. – Может быть, пока мы беседуем, она уже в нашем городе?
 
Раву эта мысль весьма воодушевила.
 
- Мы должны попытаться связаться с ней. Безусловно, раз ее охраняют Адептус Астартес, то она – официальная посланница Империума. Может быть, ее сюда просто на переговоры отправили, но она должна узнать о том, как мы боремся против захватчиков. Если бы мы получили поддержку с других планет…
 
- Возможно, она уже знает, - заметил Диунар. – И именно поэтому и прилетела.
 
- Ее увезли из космопорта на Манте с внушительным сопровождением, - добавил Арназ. – Конвой отправился на восток от Курдизы, но сейчас эта женщина может быть где угодно.
 
- Голосу Песков отправили копии этих снимков? – спросил Диунар.
 
- Зашифрованный инфокристалл был отправлен с курьером сразу же, как только они попали мне в руки.
 
- Мы должны каким-то способом привлечь внимание этой женщины, - не отступил Рава. – Если мы не можем связаться с ней напрямую, то нужно показать ей, на чьей мы стороне в этой войне. Напасть на кого-то высокопоставленного. Даже если она сейчас не в нашем городе, если у нее есть доступ хоть к каким-то новостям, то она услышит об этом нападении. Она сможет передать весточку.
 
- Это безумие, - рявкнул Уркис, сжимая кулаки. – Эта женщина появилась здесь с двумя реш’ва в то же время, когда отменили комендантский час. Я не верю в совпадения. Что собирается делать Аун? Он хочет использовать эту женщину в своих интересах. И если мы не будем действовать осторожно, то сами себя погубим.
 
Рава, не сдержавшись, вскочил на ноги и сплюнул на пол.
 
- Аша! – заревел он. – Беззубый Уркис! Вечно талдычишь про осторожность! Да ты вообще собираешься брать в руки оружие, когда придет время? Или так и будешь осторожничать?
 
Старый Диунар оказался удивительно быстрым для своих лет. Он в мгновение ока оказался в боевой стойке, схватившись за нож, наполовину вытащив его из ножен.
 
- Валах! – крикнул он. – Достаточно! Ты – гость в моем доме, собрат, и Уркис тоже. Оскорбляя его в моих стенах, ты пятнаешь мою честь. Я готов пролить кровь, чтобы отмыть доброе имя Уркиса.
 
Рава заметно побледнел и втянул голову в плечи. В глазах Диунара плескался гнев, и Рава старался не встречаться с ним взглядом.
 
Арназа эта сцена впечатлила. Диунар выглядел весьма внушительно. Неудивительно, что он был главой этого собрания. Он был человеком старой закалки, древней чести, истинным тихонитом, пустынником, рожденным для войны.
 
«Вернее, был», - подумалось Арназу. – «Как жаль, что такого человека перевербовали».
 
Арназ был единственным из собравшихся, кто знал об этом.
 
- Прости меня, собрат, - забормотал Рава, поворачиваясь к Уркису. – Если ты хочешь моей крови за свою обиду, то вот моя рука. Пусть твой клинок вонзится так глубоко, как того требует твой гнев.
 
Уркис вздохнул и покачал головой.
 
- Мой клинок хочет синей крови, а не красной. Он ни в кого здесь не вонзится. Твоим языком говорил гнев, потому что ненависть в тебе бурлит так же сильно, как и во мне. Если я осторожничаю, собрат, то лишь потому, что знаю, какой хрупкой бывает надежда. Спешка погубит нас всех не хуже ружей т’ау. Ксеносы падут, когда придет время, и тогда мы убьем их вместе, ты и я. И наши клинки окрасятся синим, а не красным.
 
Рава поклонился и повернулся к Диунару.
 
- А что насчет тебя, собрат? Исполнит ли твой клинок свой долг?
 
Хозяин покачал головой и уселся обратно на подушки.
 
- Я не могу позволить правоверным говорить в таком тоне друг с другом в моем доме. Но я отзываю свое требование. То, что сказал Уркис, сказал бы и я. Синяя кровь, не красная. Вода в наших чашах чиста и спокойна, собрат мой.
 
Старое выражение. Пустынное. Оно значит – «все хорошо».
 
- Как у вас, так и у меня, - Рава поклонился.
 
Напряжение, повисшее было в комнате, рассеялось, и в разговор снова вступил Гунжир.
 
- Вопрос закрыт, но нам нужно обсудить и многие другие. Ну же, кто выскажется следующим?
 
В течение следующих трех часов шестеро мужчин обсуждали тайные поставки оружия, исчезновения, каналы снабжения т’ау, слухи с рынков и доклады хаддайина, внедрившегося в Гуэ’а’Ша. Уже было поздно, и небо потихоньку начинало светлеть, когда Диунар проводил последнего гостя. Они уходили до восхода солнца, по одному, с интервалом в несколько минут, и растворялись в густых и черных тенях. Гунжир ушел последним, и Диунар с Арназом остались вдвоем. Арназу показалось, что хозяин дома подстроил это умышленно, и, когда они прощались у двери, он поклонился старику и сказал:
 
- Да благословит тебя Сатра за твое гостеприимство и за риск, на который ты идешь, оказывая его.
 
Диунар кивнул, принимая благословление, но прежде, чем открыть дверь и выпустить Арназа, он коснулся его плеча.
 
- Да благословит он и тебя, собрат. И да укроет он тебя от чужацких глаз. Но прежде чем ты уйдешь, я хотел бы попросить тебя рискнуть тоже.
 
- Говори, - откликнулся Арназ. Он чего-то такого и ожидал, но от этого был не менее разочарован.
 
- Твой источник в Курдизе, - начал Диунар, - это слишком ценная информация, чтобы ее знал только один человек. Если с тобой что-то случится…
 
- Я видел, как ты согласно кивнул, собрат мой, когда Гунжир говорил о том, что источники безопаснее скрывать. А теперь просишь об обратном.
 
Диунар виновато склонил голову, но его взгляд по-прежнему был твердым.
 
- Если мы разделим это знание на шестерых, то риск поимки и допроса будет больше. В разы больше. Но если об этом будут знать только двое, только ты и я, и больше никто, то будет больше пользы. Нельзя взваливать слишком многое на плечи одному человеку.
 
- Лаха! Твоя просьба логична, - ответил Арназ. – Но все-таки…
 
Диунара этот ответ явно задел. Он помотал головой.
 
- Ах, Мелшала свидетель, что же я за дурак! Я понимаю, что должен сначала завоевать твое доверие. Именно так и должно быть, собрат мой. Ты мудр. Я постараюсь заслужить его. Я не должен был спрашивать. Моя старость порой делает меня нетерпеливым. Когда я был моложе, мне казалось, что я увижу, как т’ау вышвырнут отсюда. И разочарование мое было горьким. Я прошу у тебя прощения.
 
- Нет, собрат, - ответил Арназ. – Это я должен просить у тебя прощения. Я знаю, что ты расспрашиваешь не ради злого умысла. И ты прав. Если ты принесешь священную клятву перед лицом великих святых, что верен Золотому Трону, я разделю с тобой бремя этого знания. Сказать по правде, я только рад буду это сделать – я тоже беспокоюсь, когда слишком многое зависит от одного человека.
 
Эти слова Арназ долго репетировал, и теперь сумел произнести их с нужной торжественностью.
 
Диунар почти не колебался. Он тут же произнес клятву – и она прозвучала с таким же искренним пылом, как все остальные клятвы, когда-либо слышанные Арназом. Но он знал, что скрывается за ней.
 
''Эх, старик, если бы жизнь повернулась по-другому, какой бы прекрасный из тебя вышел агент под прикрытием…''
 
- Амади, - сообщил Арназ. – Угнил Амади, сержант войск безопасности в космопорту. Он передает мне информацию через свою сестру Ларши – она работает на производстве батарей к югу от въезда в Ру’Кси. Оба Амади выросли в анклаве Думру далеко на юге, перед тем, как его зачистил патруль круутов. Они полностью преданы Голосу Песков. Им можно доверять.
 
Диунар прикрыл глаза и коротко кивнул.
 
- Я сохраню их секрет. И твой тоже. Если с тобой что-то случится, я обещаю, что сделаю все, что смогу, чтобы помочь им добраться до Голоса Песков.
 
Арназ усмехнулся.
 
- Они – воины, и в их сердцах пылает пламя. Они не сбегут к Голосу, а останутся с тобой и будут сражаться в любом бою.
 
- Тогда я приму их, как родных детей, - ответил Диунар. – А теперь, когда ноша разделена, тебе лучше уйти, пока огненное око не озарило небосвод. Да защитит тебя Мелшала.
 
- И тебя, - откликнулся Арназ. – Да благословит он тебя и твой дом.
 
Диунар закрыл за Арназом дверь и защелкнул замки. Арназ услышал, как лязгнули засовы. Усмехнувшись, он покачал головой и поднялся наверх по узкой лестнице.
 
«Если бы меня можно было так легко обмануть, старая ты ящерица, то я бы уже давно был покойником. Таким же, каким станешь и ты, когда т’ау перестанут нуждаться в твоих услугах.»
 
Когда Арназ ушел и дверь за ним закрылась, Диунар ушел в маленькую комнатушку рядом с основным подвалом и устроился за консолью когитатора. Он выбрал несколько кадров из видеозаписи, увеличил их, очистил от помех и нажал на нужную руну. Когитатор распечатал три изображения – детали снимков, полученных Арназом из Курдизы. Женщина в черном и ее телохранители-космические десантники.
 
А следом Диунар распечатал несколько снимков тех, с кем встречался в эту ночь.
 
Его сердце словно налилось свинцом – оно стало таким тяжелым, что почти тянуло его к земле.
 
«Заканчивай с этим», - сказал он себе мысленно, - «а потом напейся до умопомрачения, эгоистичный, слабый, старый ублюдок.»
 
Собирая распечатки, он задержался взглядом на женщине в черном.
 
Кто она? Принесла ли она надежду? По крайней мере, точно не ему. Для него, пожалуй, уже слишком поздно.
 
Сжимая распечатки в усталой руке, Диунар погасил свет и поднялся наверх, в дом. От мыслей о том, в кого он превратился, сводило зубы и ломило кости. А сегодня и вовсе было тяжелее обычного. Он был достаточно осторожен, чтобы ничем не выдать своего беспокойства, но у этого Арназа глаз был наметанный. Он чем-то отличался от остальных.
 
Т’ау не оставили ему ни одной лазейки. Синекожая мразь! Он был полностью связан по рукам и ногам, неспособный избавиться от их контроля. Его слабостью была любовь. Ох, если бы он был хоть чуточку суровее, хоть чуточку жестче сердцем!
 
Преодолев лестницу, Диунар вышел в основную комнату и с тяжелым вздохом опустился за старый стол из плавленого пластека, за которым обычно ужинал. Откинувшись назад, Диунар устало потер лицо руками.
 
Да что он сделал такого, чтобы навлечь эту чуму на себя и своих домашних. Он всегда был верен Золотому Трону Терры и Имперскому кредо. Он всю свою жизнь сражался за будущее, свободное от угнетателей. А теперь он гробил это будущее собственными руками. Он просыпался по ночам и рыдал от вины и стыда. Смерть стала бы лучшим выбором, но ему не хватало храбрости. Тот, кто лишал себя жизни сам, отправлялся в варп навеки. К тому же, у него еще оставалась робкая надежда. Если т’ау сдержат свое слово, тогда, может быть…
 
Он ничуть не удивился, заметив, как колеблется воздух в дальнем углу. Мерцающее облачко почти мгновенно превратилось в человекоподобную фигуру в изящно сработанной броне.
 
- Докладывай, гуэ’ла, - рявкнула она с резким чужацким акцентом.
 
Диунар указал подбородком на распечатки на столе.
 
Ксенос подошел ближе, и, пока они вместе рассматривали снимки, Диунар сообщил:
 
- Амади. Сержант войск безопасности в Курдизе. У него есть сестра Ларши. Работает в промышленной зоне Ру’Кси, на фабрике батарей. Вместе они снабжают информацией людей Голоса Песков здесь, в столице. Отсюда информация уходит на север с курьером.
 
Инопланетянин продолжал рассматривать пикты.
 
- Гур’дья’ал, - сказал он, и пояснил на низком готике:
 
- Это значит «носящие маску». Шпионы. Мы так и подозревали.
 
- Я знаю, что означает «носящие маску», - огрызнулся Диунар и постучал пальцем по портрету женщины. – Я хочу знать, что означает ''вот это''.
 
Агент т’ау издал утробное бульканье – так у его племени выглядел смех, – и тоже постучал пальцем в перчатке по снимку.
 
- Гуэ’ла, ''никто'' еще не знает, что это означает. Мы зовем ее Куа’шай’да. Это сложно перевести, но примерный смысл – «пернатая змея, обещающая очень многое». Она – не твоя забота.
 
- Как скажете, - ответил Диунар. – Моя забота – это мои жена и дочь. Когда я смогу их увидеть? Я сделал то, что мне сказали. Этого достаточно.
 
- Мы сами решим, когда будет достаточно, пятипалый, - заявил инопланетянин, и направился к дверям, захватив со стола снимки.
 
Охваченный гневом, Диунар вскочил на ноги, сжимая кулаки.
 
- Мне нужны убедительные доказательства, что им не причинили вреда.
 
- Ты скоро воссоединишься с семьей. Командора известят о твоем примерном поведении. Жди дальнейших указаний.
 
А затем что-то хрустнуло и загудело на самом краю слышимости. И инопланетянин снова превратился в едва заметное мерцание в воздухе. Диунар увидел, как дверь распахнулась. Инопланетянин стал невидимым, и, когда он снова заговорил, казалось, что к Диунару обращается зловредный дух:
 
- Запомни, гуэ’ла – мы видим тебя. Мы повсюду. Мы видим все.
 
Дверь закрылась.
 
Диунар подошел к ней и пошарил руками в воздухе, чтобы убедиться, что проклятая тварь действительно ушла.
 
Под пальцами ничего не было. Диунар раздраженно зарычал и запер дверь на засовы. Вернувшись за стол, он тяжело уронил лицо в ладони.
 
- Синекожая мразь, - пробормотал он. – Вы все видите, да? А как Амади делал эти снимки, вы не увидели.
 
Впрочем, от этой мысли ему легче не стало – он только что выдал и Амади, и его сестру. И до того момента, когда их утащат допрашивать, оставались считанные часы, а то и минуты.
 
Двое храбрых хаддайинов… которых он только что обрек на погибель. И ради чего? Увидит ли он снова жену и дочь?
 
«Ты самый жалкий из всех трусов», - сказал он себе, и его рот страдальчески искривился. – «Простите меня, предки. Паршивый я шакал. Ремах, Ширва, если бы я точно знал, что вас убили! Если я точно знал, что волен отомстить за вас!»
А пока он не знает, живы они или нет, он не может стать свободным.
 
На Тихонисе свободных не было.
 
 
С крыши третьего этажа жилище Диунара было отлично видно. Арназ наблюдал и ждал, зная, что рано или поздно уловит движение. Улицы и закоулки были совершенно пусты. Комендантский час еще не истек. Арназ знал расписание и маршруты патрулей. Его бы не поймали, но убедиться в этом лишний раз не помешает.
 
Он прижимал к правому глазу небольшой мультиспектральный ауспик-окуляр, переключаясь с одного режима на другой, осматривая периметр жилища Диунара. И, когда основная дверь открылась и закрылась, Арназ ощутил, как чувство удовлетворения в нем смешивается с сожалением.
 
«Как и когда они тебя перевербовали, соплеменник? И какой ценой?»
 
Вторым глазом, без всякого оборудования, Арназ не увидел никого, кто вышел бы из дверей. Но через окуляр было отлично различимо облачко разноцветных помех, в котором угадывалась фигура, отдаленно напоминающая человеческую. Знакомая фигура.
 
Не отвлекаясь от окуляра, Арназ протянул руку и вытащил из ботинка силовой нож.
 
- Попался… - пробормотал он.
 
 
=== XI ===
 
Воздух реклюзиама Караульной крепости Дамарот холодил кожу Карраса. Но при этом он странным образом чувствовал себя здесь комфортнее, куда комфортнее, чем в реклюзиаме на Окклюдусе. Впрочем, тогда, на родной и любимой планете, у него было куда меньше поводов для беспокойства.
 
После всего, что он видел, после видений, мучительных и ложных, ему очень важно было знать, все вокруг реально, что он может верить собственным глазам. Он сидел на каменной скамье и даже сквозь черную ткань одежды ощущал ее холод. Он перебирал пальцами страницы книги литаний, ощущая шершавость плотной обложки из кожи грокса.
 
Психическое вмешательство, которое он пережил в той зловещей эльдарской исцеляющей машине, было ярким, подробным и очень убедительным, но сейчас холод скамьи и книга в руках ощущались совсем по-другому. Каррас на инстиктивном уровне понимал телом и разумом, что этим ощущениям можно верить.
 
«Это все – ''реальное''», - говорил он себе. – «Помни об этом. И не сомневайся».
 
Огромные каменные колонны, возвышавшиеся по обе стороны нефа, оплетали тени в мягком сиянии тысяч ритуальных свечей. Над двумя рядами лавок висели славные древние знамена, разноцветные, богато расшитые, и на каждом из них были изображены великие битвы и чудовищные катастрофы, предотвращенные самоотверженными героями – истории об их подвигах хранились на самом дне секретных архивов Караула.
 
На одном из знамен виднелся Ультрадесантник на службе Караула – он керамитовым сапогом давил орочий череп.
 
''«Интересно, как там поживает Пророк и остальные? Наверняка они решили, что я не пригоден к дальнейшей службе… Может быть, так оно и есть.»''
 
В дальнем конце реклюзиама, у изящных, подсвеченных витражей, стояли семь статуй легендарных десантников, героев Первого Караула. Они были такими суровыми и гордыми и были вырезаны так умело, что, казалось, вот-вот сойдет с постаментов. Глядя в эти ясные, благородные лица, невозможно было представить, что они могли позволить себе хоть на минуту усомниться в собственных силах.
 
''«Возможно, тогда все было проще».''
 
Реклюзиам был истинной обителью Адептус Астартес. Здесь было куда легче сосредоточиться. Каррас был рад этому. Не считая редких сервиторов, занимавшихся обслуживанием и тщательной уборкой, только Адептус Астартес дозволялось преступать порог этого зала, отделанного темным гранитом, и не имело значения, к какому ордену они принадлежали. Для большинства Император был отцом и кумиром, легендарной фигурой из далекого прошлого, и для каждого Он служил образцом непревзойденной силы и доблести. Для некоторых Император был высшим существом, богом-творцом, прославляемым Министорумом и Имперским кредом, и чей взгляд неотрывно следил за всеми живущими. Для Призраков Смерти, для Карраса Император был одновременно и тем, и другим, и именно Он ниспослал Корцеду его величайшее видение у подножия Золотого Трона. И именно Он одарил Арквеманн душой, именно Он отправил Основателя сквозь звезды, чтобы найти Шарьякс и выстроить новый Орден на Окклюдусе. Может быть, Император не был богом как таковым, но он стоял выше всех остальных.
 
Зачем Императору понадобилось делать все это, оставалось для Карраса за гранью понимания. Может быть, его причины становились известны тем, кто садился на Шарьякс. А может быть, и нет.
 
''Шарьякс. Стеклянный трон.''
 
От воспоминаний о том, ''что'' сидело на троне в видениях, насланных эльдаркой, у Карраса по спине снова пополз холодок. Это было чудовищно – видеть себя самого мутантом, уродом, превратившимся в то, что он сам так отчаянно презирал… видеть мертвые глаза своего хадита, его отрубленную голову, таращившуюся на Карраса с пола…
 
И ухмылку, искривлявшую его собственные губы.
 
Неважно, что эти видения были предупреждением. Важно то, что они оскорбляли его орден, и теперь его не отпускало ощущение, что… что он где-то затронут порчей. Это чувство ворочалось внутри, как клубок ядовитых змей.
Чужацкая машина полностью восстановила его. Она спасла ему жизнь. Благодаря ей он снова жил, снова дышал и снова мог сражаться во имя Императора и ордена. Но какой ценой?
 
''«Будь у меня выбор, позволил бы я им спасать меня таким образом? Если бы я тогда знал то, что знаю теперь?»''
 
Каррас мысленно отругал себя за эти неуместные мысли.
 
У него никогда не было выбора. Что сделано – то сделано. Он выжил. Он будет служить, и теперь даже с большим пылом, потому что теперь его будет пытать отвращение, заново разгоревшаяся ненависть ко всему чужеродному.
 
Глядя на статуи Семи Стражей, Первый Караул, умело вырезанные из черного мрамора и отделанные серебром, Каррас размышлял про Совет Караула. Это они хранили здесь эльдарскую машину. Кто приказал им это сделать, Ордо Ксенос? Знал ли ковен Сигмы о том, что она понадобится? Или это библиариум Марна Лохейна прозрел день нужды через Имперское Таро, прочитал в древних, священных рунах из кости?
 
Было ли все это каким-то образом предсказано заранее?
 
Вокруг Карраса ходило слишком много разговоров о судьбе и великом предназначении. А он просто хотел служить, как все остальные, и умереть в битве с честью.
 
''«Да пошли они все в варп с их разглагольствованиями о будущем! Дайте мне просто служить, как остальным космическим десантникам. Выпустите против врага. Позвольте жить битвами, простыми, кровавыми, жестокими и понятными.»''
 
Каррасу очень хотелось зарычать от злости, но реклюзиам был местом, где полагались тихие размышления. Поэтому от рыка он удержался.
 
Семь Стражей Первого Караула равнодушно смотрели на него, и на их каменных лицах не было осуждения, только мрачная решительность, уверенность в своем предназначении и готовность отдать все силы в борьбе с чужеродными ужасами.
 
Каррас скрестил руки и оперся локтями на спинку скамьи перед собой, отводя взгляд от мраморных лиц. Глядя в пространство, он постарался сосредоточиться на собственном дыхании, чтобы выгнать из головы все лишние мысли и хоть недолго побыть в полном покое.
 
Через несколько минут за его спиной заскрежетали тяжелые бронзовые двери реклюзиама, и от движения воздуха заплясали язычки пламени свечей.
Каррас не стал оборачиваться.
 
Он услышал, как кто-то тяжелыми щагами подошел сзади, как зашуршали полы одежд, когда этот «кто-то» уселся на лавку. В другое время Каррасу даже не пришлось бы прилагать усилия, чтобы его психическое чутье дотянулось до неожиданного визитера, исследовало ауру и позволило его узнать. Но, похоже, эльдарская машина изменила Карраса не только телесно.
 
Его сверхъестественный дар – если от него вообще что-то еще осталось – ослаб настолько, что Каррас почти не чувствовал его. Как будто могучая некогда река обратилась теперь в ручеек. И на этот раз, в отличие от тренировок на Дамароте перед принесением Второй клятвы, дело было не в импланте, отрезающем его от варпа.
 
Спустя мгновение пришедший заговорил – тихим, но ясным и низким голосом:
 
- В архивах библиариума под записи о Семерых отведены целые залы, - сказал он, и Каррас понял, что это Лохейн. – Некоторые из них не разобраны до сих пор. Если ты еще не читал их, постарайся выкроить для них хотя пару минут до того, как вернешься на службу. У них многому можно научиться. Караул не был бы таким, какой он есть сейчас, если бы не их самоотверженность и безграничная решимость.
 
- И что же такое Караул ''сейчас'', - Каррас повернулся в пол-оборота, - если для исцеления бойцов он использует эльдарские машины?
 
Лохейн ненадолго умолк.
 
- Учитывая твое положение брат, это замечание не вполне справедливо. Твое возмущение понять можно. Но не забывай – Сигма вполне мог позволить тебе умереть. И, сказать по правде, будь на твоем месте любой другой член команды, боюсь, он бы так и сделал. Я понимаю, что тебе трудно смириться с тем, каким способом тебя лечили. Но такие решение всем далось нелегко – и ордосу, и Совету Караула. Влияние Инквизиции здесь недооценивать сложно. Мы же не в вакууме работаем.
 
- Это я уже отлично уяснил, - ответил Каррас.
 
Лохейн не стал ничего отвечать, и Каррас, снова посмотрев на свои руки, продолжил:
 
- Сложнее всего принять, что мою жизнь… просто вот так стерли. Пропали все шрамы. А каждый из них был частью меня.
 
- И каждый из них достался тебе болью и кровью, я знаю. Но шрамы лишь рассказывают об опыте. Они – не сам твой опыт. Машина ксеносов не стирает ни навыки, ни знания, а новые шрамы заменят старые очень быстро.
 
- Если ты думаешь, что такой ответ меня удовлетворит…
 
- Меня совершенно не волнует, что тебя удовлетворит, космический десантник, - неожиданно жестко ответил Лохейн. – Есть долг, его нужно исполнять. Клятвы были принесены, и теперь ты связан ими. Подумай об этом.
 
Каррас знал, что так оно и есть – и все же он ясно видел, что Лохейн и сам чем-то обеспокоен. Что-то было такое в его голосе.
 
Тот факт, что проклятая эльдарская машина начала разрушаться и рассыпаться в прах практически сразу же, как только выпустила на пол исцеленное тело Призрака Смерти на пол, сложно было назвать простым совпадением.
 
Эльдарское племя всегда славилось мощными провидцами. И то, что машина начала самоуничтожаться, говорило о том, что ее задача была выполнена. Значит, эльдары каким-то образом предвидели этот день, или, может быть, приложили руку к тому, чтобы он наступил.
 
Это Штормового Стража и беспокоило. Почему эльдар так волновала жизнь одного-единственного космического десантника – да еще ''конкретно этого'' космического десантника?
 
Лохейн отогнал эти мысли. Слишком много неопределенностей. С ними невозможно работать.
 
- В Совете Караула постоянно вспыхивают разногласия, - сказал он. – Мы точно так же разделяемся на группировки, как это происходит в любом другом органе Империума. Учитывая суть нашей работы, нам, пожалуй, даже положено спорить. Среди нас много поборников абсолютной чистоты, считающих, что любой существующий ксенос должен быть уничтожен. Такие поборники даже пальцем не коснутся чего-то, созданного руками ксеносов. Они не станут учить язык врага, даже если подобные знания откроют огромные тактические перспективы. А есть и другие – те, к кому отношусь и я. Наша миссия слишком важна, чтобы мы позволяли фанатизму застилать нам глаза, не умея разглядеть ценные возможности. Знание, примененное должным образом, становится слой. Порой поборники чистоты имеют перевес в Совете Караула, порой – нет. Но разногласия все равно возникают. Как здесь, так и в любой Караульной крепости и на любой станции по всему Империуму.
 
Лохейн ненадолго умолк, затем продолжил:
 
- Мы редко говорим об этом вслух, но ты должен услышать об этом, Каррас. О том, чтобы выполнить пожелание Сигмы и поместить тебя в машину, шел очень долгий спор. Громче всех в пользу этого решения ратовал библиариум. Варианты будущего, окутывающие тебя, очень… запутанные.
 
Каррас прищурился. Опять эти разговоры о судьбе и вероятностях…
 
- Мы все втянуты в сложную и долгую битву, - продолжил Лохейн. – Никогда еще со дня предательства Воителя, за все эти десять тысяч лет, человечеству не приходилось так туго. Мы окружены со всех сторон, и уже не наше господство во вселенной, а само наше выживание висит на волоске. И Совет Караула считает, что мы должны пользоваться любым оружием, любой возможностью. Хорошая осведомленность – ключ к спасению.
 
- Инквизиция, видимо, считает так же, - ответил Каррас. – Судя по тому, что Сигма ничуть не стесняется в средствах и методах. Ты говорил о том, что Караул раскалывается на фракции – а как обстоят дела в ордосе?
 
- Как и в любом другой имперской организации, я полагаю – там наверняка точно так же дерутся за власть и влияние. Но Инквизиция, как никто другой, умеет хранить секреты. Так что пусть проблемы Сигмы с Ордо Ксенос остаются его собственными проблемами. Нам-то какое дело? Мы сражаемся. Мы умираем. Мы стараемся умереть с честью и продать свои жизни подороже. И ты бы уже мог умереть, брат, и твой орден и Караул лишились бы ценного бойца. Чувство, что тебя каким-то образом затронула порча, скоро пройдет. Вскоре твои обязанности не оставят тебе времени для сомнений, равно как и грядущие испытания. Мы клянемся жизнью, что будем служить Золотом Трону. А ты смотришь на свои руки, Каррас, и оплакиваешь пропавшие шрамы, не понимая, как унижаешься. Твои руки снова будут истекать кровью. Совету Караула почти не рассказывали о том, что с тобой случилось. Вряд ли ордос будет делаться деталями, а клятвы не позволят тебе рассказать их самому. Но я видел, как ты выглядел, когда тебя только привезли. И было видно, что ты сражался до последнего. Поверь мне. И это очень хорошо, что тебя спасли – и неважно, каким методом.
 
- Поверить тебе? – переспросил Каррас. – Да я сейчас собственным ощущения не могу поверить, после всего, что пережил в этой машине. Уловки ксеносов. Видения. Психическое вмешательство…
 
- Проверка чистоты докажет тебе, что никакой порчи не было. Ты сам скоро увидишь, хотя эти тесты не так-то просто перенести.
 
Именно для проверки чистоты Карраса в первую очередь отправили в реклюзиам. Верховный капеллан Кесос так же, как и Лохейн, должен был подтвердить, что Каррас может вернуться на службу. И оба они не пропустят и тени порчи. Так что и службу, и саму жизнь Каррасу еще никто не гарантировал.
 
Но больше всего его беспокоила не возможная порча после вмешательства эльдар в его разум. Больше всего его тревожили мысли о Гепаксаммоне.
 
Может быть, эльдары и приложили руку к исцелению тела Карраса, но именно демон якобы помог ему выжить.
 
Он помнил,, какой ультиматум поставило ему чудовище – либо он передает сообщение Дарриону Рауту, либо что-то плохое случится с его орденом.
 
В животе снова начал ворочаться комок ледяных змей.
 
- А если я пройду испытания успешно?
 
- Сигма приказал тебе немедленно возвращаться к остальному «Когтю». Статус «Альфа» по-прежнему в силе.
 
Каррас не ответил. Часть его безумно хотела освободиться от службы инквизитору. Стать частью обычной истребительной команды, не приписанной к этому проклятому Ордо Ксенос. Но другая есть часть так же отчаянно желала знать – зачем он так нужен? Что увидел ковен Сигмы? И как это сходится с чаяниями его ордена? Его хадита?
 
- Я никогда не служил под началом куратора из ордоса, Каррас, - проговорил Лохейн. – Но прекрасно представляю себе, как это раздражает. Поговори с Кулле. Он скоро возвращается к Серебряным Черепам. Он прослужил долго и с отличием, и получит награду за выслугу. Но он несколько лет проходил под началом инквизитора, пока не стал сержантом Караула. Возможно, он сможет подсказать тебе что-то, что не могу подсказать я.
 
Каррас вспомнил лицо Серебряного Черепа, бывшего его инструктором во время тренировок в убойном блоке. Кулле относился к библиариям без предубеждения и с уважением, тогда как другие не скрывали настороженности, а то и презрения. Может быть, и правда стоит поговорить с ним…
 
- Выживают и возвращаются домой те, кто быстрее всего адаптируется, - продолжил Лохейн. – И кто может преодолеть собственные косность и гордыню. Так что не слушай голос своих сомнений. Верь своему оружию, не забывай о чести своего ордена. Помни о своих клятвах. Стремись к достижению целей, выполняй миссии. Так годы твоей службы пройдут быстрее. И очень скоро ты обнаружишь, что уже летишь обратно на Окклюдус. Ты вернешься изменившимся, и станешь куда более мощным оружием для своего ордена. Примером, вдохновляющим собратьев. Источником силы, в которой они нуждаются в темные часы. Вот какова будет награда, Каррас. Не позволяй себе забыть об этом.
 
И в этот момент Каррас окончательно решился. Слова словно сами слетели с языка, быстрее, чем он успел понять, о чем просит.
 
- Я прошу о полном доступе к архивам. Мне нужно побольше узнать о Сигме. Мне нужна вся информация о нем, которой располагает Караул.
 
Он почувствовал, как Лохейн за его спиной напрягся.
 
- Мне кажется, ты плохо представляешь себе, о чем просишь, - ответил старший библиарий, помолчав. – Чем ты готов пожертвовать ради этого уровня доступа?
 
- «Пожертвовать»?
 
- Из всех архивов Дамарота те, в которых упоминается Инквизиция, требует самого высокого уровня доступа. Тебе придется отправить запросы в орден и в Совет Караула, чтобы получить разрешение на постоянную службу. Ты понимаешь? Ты останешься в Карауле до самой смерти, и никогда не вернешься домой также, как и я. Скажу честно, брат – информация, которую ты получишь, может и не стоить такой жертвы. Командование Дамарота с радостью примет тебя в свои ряды, но это точно не твое призвание. Информации в архивах слишком мало, и она вряд ли покажется тебе достаточной.
 
- Значит, мне придется молча терпеть. Даже когда я сомневаюсь во всем, что говорит этот проклятый инквизитор, даже когда каждый мой инстинкт криком кричит, что это все неправильно. Во время миссии мы видели кое-что…
 
- Теоретизировать опасно. Ты и сам это знаешь. Тебя отправили под начало Сигмы не для того, чтобы ты судил его поступки и играл с ним угадайку. Святая Инквизиция неспроста стоит особняком. Уважай ее. Это Око, Что Видит, Ухо, Что Слушает. Если отрезать Караул от ордоса, то мы станем слепы и лишимся источника критически важной информации. И куда тогда мы будем отправлять истребительные команды? Как мы узнаем, где мы нужнее всего, если не будем сотрудничать с ордосом? Примирись с этим, брат. Со всем. Инквизиция действует в интересах человеческой расы. Да простят меня Семь Стражей, но правда в том, что Инквизиция нужна нам так же, как и мы ей. Может быть, так было не всегда, но сейчас это так. Так что лучше вспомни о чести ордена и о клятвах, которые ты принес Караулу, и служи им обоим так, как клялся служить. И больше не нужно страдать о том, что было и прошло. Ты жив. Твоя служба продолжается. Война не закончена. Чего еще, если подумать, может желать космический десантник?
 
- Больше ничего, - ответил Каррас. – Только служить с честью.
 
Это было все, что он мог ответить. Никакие другие слова здесь и не требовались.
 
В этот момент из проема справа от нефа вышел старший капеллан Кесос, закованный в черную броню и облаченный в золотой шлем с забралом в форме черепа. Он беззвучно кивнул, показывая, что разговор пора заканчивать.
 
Лохейн встал, касаясь рукой плеча Карраса.
 
- Проверка чистоты будет серьезной. Не думай ни о прошлом, ни о будущем. Все силы понадобятся тебе здесь и сейчас.
 
Каррас поднялся на ноги.
 
- Идем, - позвал Лохейн. – Закончим с этим поскорее.
=====Авторские примечания:=====
1. Пог (ед. ч) – сокращенное от «погио» - клубневый овощ синего цвета, очень дешевый и очень питательный, основная пища человеческого населения Тихониса. У народа Кашту - презрительное название т’ау.
2. Мелшала (урз.) – тихонитское наименовение Бога-Императора Человечества, дословно – «отец всех людей»
3. Сленговое название, очень оскорбительное, обозначающее людей, следующих философии тау, влившихся в их общество или старающихся заработать от них какие-либо милости.
4. «Святейшие из сынов» (урз.)
 
[[Категория:Империум]]
68

правок