Честь Кадии / Cadian Honour (роман)
 | Перевод в процессе: 9/57 Перевод произведения не окончен. В данный момент переведены 9 частей из 57. |
Гильдия Переводчиков Warhammer Честь Кадии / Cadian Honour (роман) | |
|---|---|
 | |
| Автор | Джастин Хилл / Justin D. Hill |
| Переводчик | Летающий Свин |
| Издательство | Black Library |
| Предыдущая книга | Битва за улей Маркграаф / The Battle for Hive Markgraaf (рассказ) |
| Следующая книга | Скала предателей / Traitor Rock (роман) |
| Год издания | 2018 |
| Подписаться на обновления | Telegram-канал |
| Обсудить | Telegram-чат |
| Скачать | EPUB, FB2, MOBI |
| Поддержать проект
| |
На протяжении ста веков Кадия стояла бастионом против демонов, рвущихся из пучин Ока Ужаса. Однако ныне мир-крепость лежит в руинах, а его армии были практически истреблены Абаддоном Разорителем в ходе Тринадцатого Чёрного крестового похода. Выжившие, хоть и терзаются потерей любимой родины, тем не менее остаются стойкими и несгибаемыми, и продолжают неумолимо сражаться во имя Императора.
Среди них — несокрушимая сержант Минка Леск. Отправленная в столичный мир Потенс, Леск вместе с ротой 101-го Кадийского вскоре обнаруживает, что в самом сердце, на первый взгляд, мирной планеты пустила корни гниль. Минка понимает, что должна вырезать скверну Хаоса, поскольку на кону не только жизни её товарищей, но и честь самой Кадии.
Содержание
Пролог
«Имперское сердце», звёздный форт типа «Рамилис», было оружием размером с луну, левиафаном из керамита и пластали. Шесть месяцев назад пыхтящие буксировщики сняли его с древней орбиты над Святой Террой и потащили по запруженным кораблями космическим путям, мимо портальных погрузчиков, стапелей и рудных барж Марса, и дальше, к точке Мандевилля 4НА. Переход стоил жизней двум навигаторам. Оставшиеся пять продолжали трудиться без перерывов и отдыха, пока вокруг форта натужно потрескивала прозрачная синяя скорлупа поля Геллера. В то время как один навигатор занимался пилотированием, остальные высматривали коварные варп-рифы и воронки, которые могли утянуть «Имперское сердце» вместе со всеми военачальниками, полками и вспомогательным персоналом на его борту в безумие.
Варп буйствовал, словно разъярённое штормовое море. Храбрые люди сходили с ума. Заражённые подразделения уничтожались. Многим в течение многомесячного странствия оставалось уповать на одну лишь веру.
Когда «Имперское сердце» закончило подготовку к возвращению, имматериум вспучился, натянулся, и, наконец, с воплем психического отчаяния разорвался. Воля Императора возобладала. Звёздный форт выпал обратно в реальное пространство, окружённый сгустком грязного света. Переборки лопнули, циркуляционные трубы исторгли обжигающий пар, а из целых секций вышёл весь воздух, когда от резкого восстановления законов тяготения по огромному кораблю прокатились яростные ударные волны.
Как только системы удалось привести в порядок, плазменные генераторы заработали на полную мощность, и в центральной базилике «Имперского сердца» с треском зажглись дуговые лампы. Если кто-то рассчитывал на торжественную встречу, их ждало разочарование. Их никто не встретил. Тем более не было никаких торжеств.
Гальванические маяки форта озарили сцену бойни.
Имперские линкоры и крейсеры безжизненно дрейфовали в пустоте, их замёрзшие внутренности парили вокруг разбитых остовов сверкающими облачками. «Сердце» двинулось вглубь системы, и расчёты дальнескопов смогли различить отдельные детали. Среди спиралевидных завитков кислородного льда болтались комья плазменной слизи, анкерки для воды, неспешно вращающиеся исполинские гильзы с неразорвавшимися боеприпасами, а ещё тысячи трупов, некоторые с широко раскинутыми руками и ногами, другие — застывшие в позе эмбриона, и все они поблёскивали в отражённом свете.
От царившей вокруг неподвижности кровь стыла в жилах.
Чтобы продолжить путь, форту пришлось пройти сквозь эту стену смерти.
Колоссальные глыбы льда и камня, тысячи лет пребывавшие в полнейшем равновесии, кубарём полетели во внешнюю пустоту, либо начали затяжное падение к местному светилу. Буксировщики самого «Имперского сердца» аккуратно распихнули более крупные обломки у него с пути, тогда как меньшие по размерам сорвало с устоявшихся орбит притяжением корабля-гиганта, отчего они отправились в смертельное путешествие к внутренней системе.
По мере продвижения процессии в звёздную систему на проекционных экранах авгуров дальнего действия постепенно стала возникать планета, к которой послали «Имперское сердце». Империум вернулся к миру Эль’Фанор.
Некогда служивший перевалочным пунктом на варп-путях между Террой и Вратами Кадии в годы после Ереси Гора, Эль’Фанор являлся бастионным миром, громоотводом для системы Кадии. Планета стояла непокорной, гордой и неприступной для всех, кроме самых могучих воинств, под властью свирепых кромархов, которые превратили мир в сплошную безликую зону поражения, отмеченную лишь траншеями, скалобетонными бастионами и вентиляционными трубами подземных городов-казарм. Они отражали нападения, способные поставить на колени звездные системы, и обращали в паническое бегство полчища Хаоса — до тех пор, пока не прибыли самые могучие воинства.
Предатели Абаддона, известные Империуму как Чёрный Легион.
Чёрный Легион подошёл к уничтожению Эль’Фанора с безжалостной эффективностью. Боевые корабли последовательно отсекли мир-бастион от орбитальных оборонительных сетей и мониторов, словно орёл, отрывающий лапы крабу. Каждый раз, как очередной бастион выдавал себя, туда телепортировались терминаторы, неся мгновенное воздаяние. Спустя неделю защитники уже не могли сделать ничего, кроме как наблюдать за тем, как меркнут последние звёзды.
Флот Чёрного Легиона сомкнулся вокруг планеты подобно скорлупе ненависти. Ветераны магистра войны лично возглавили штурм преобразованных равнин Эль’Фанора, сплошь усеянных рукотворными препятствиями, скалобетонными редутами и окопами. Впереди них шёл Абаддон, который пронзил сердце губернатора наземной обороны, после чего со своими армиями взял в осаду несокрушимый Феодос. Ему потребовалось две недели на то, чтобы прорвать внешний периметр, а затем предатели оказались внутри, начав ломиться в Великую цитадель кромарха Паратекона. Впрочем, дальше никто не сумел пройти до тех пор, пока Абаддон не разбил её пластальные врата, и первым преодолел барбакан, за которым еретиков-астартес встретили слаженные, походившие на сверкающие звёздные сполохи, залпы лазерного огня.
Гарнизон крепости насчитывал два миллиона солдат-ветеранов. Они оказались детьми по сравнению с исполненными ненависти Чёрными Легионерами. Абаддон и его спутники с боем проложили путь сквозь цитадель. Двенадцать сыновей Паратекона погибли, защищая родного отца, а когда умер и он, настал черёд обитателей Эль’Фанора, после чего на планете последовательно уничтожили всю жизнь, экосистему и атмосферу. К этой планете и направили «Имперское сердце», словно невесту на свадьбу с покойником.
Когда звёздный форт подошёл на расстояние работы воксов, экипаж мостика выслал требуемые сигналы со всеми положенными протоколами. Форма имела значение. Никто не ответил. Планета была холодной как стол в мертвецкой. Облако из обломков погибших кораблей и оборонительных платформ было непроницаемым, будто заросли железных шипов. Планета казалась белой от костей сотен миллионов защитников.
«Имперское сердце» вышло на орбиту и начало плести паутину из платформ, конструкционных стапелей, подъёмников и мачтовых кранов Механикус. Вокруг «Рамилиса» плотно, едва не сталкиваясь между собой, засновало десять тысяч космических кораблей, работавших, однако, с единой целью.
Эксплораторские бриги, тихоходные шлюпы и транспортные баржи опустились на безжизненный мир. Священники в ротационно соединённых скафандрах для работы в экстремальных условиях очистили его от порчи Хаоса, свергли еретические иконы, вознесли тела имперских святых и вернули планете духовную чистоту. Археоисследователи вместе с отрядами сервиторов-землекопов прочесали поверхность в поисках древних образцов технологий, и когда всё было готово, мониторы-буксировщики и катера-толкачи стащили стиснутые кулаки комет с родных орбит.
Грязные снежные комья рухнули с небес на бесплодный мир, наполнив его водой и паром, аммиаком и метаном. Когда вихрь обломков наконец улёгся, пластальные стручки выпустили облака водорослевых спор и специально отобранные бактерии в зарождающуюся атмосферу планеты.
Мгновение ничего не происходило.
Люди не сводили с экранов мониторов глаз. Ровная линия безжизненности встрепенулась, затем подскочила. Казалось, словно руку истлевшего трупа внезапно свело судорогой.
Эль’Фанор зашёлся в удушливом кашле. Потребовалось меньше минуты, прежде чем планета сделала новый вдох.
Пульс вернулся.
Словно раненый солдат, твёрдо намеренный драться дальше, Эль’Фанор возвращался обратно в строй.
Часть первая
Узрите! На голове у него был медный шлем, и он был одет в медную чешуйчатую кольчугу.
На ногах у него были медные наголенники, а за плечами медный дротик.
Древко его копья было из железа, а наконечник его весил шесть фунтов.
Книга Саммаила
Глава первая
От потолка и до пола обеденного зала «Махариус», расположенного в Верхнем квадранте Д «Имперского сердца», по стенам вереницами тянулись портреты в позолоченных рамах. На них, тщательно написанные маслом и кистью, были изображены генералы Астра Милитарум в наутюженных мундирах, с золотыми позументами и рядами украшенных ленточками медалей. Многие картины растрескались от старости, или покрылись толстым жёлтым налётом от веков послеобеденного курения. Одну стену сплошь занимали кадийские полководцы, и факт этот неимоверно раздражал преторийского генерала, Сера Реджинальда Монстеллу де Барку.
Он с мрачным видом слушал застольную беседу, посвящённую грядущему крестовому походу.
— Кто должен идти первым? — прозвучал вопрос из дальнего конца стола.
— Кадийцы, — раздался грубоватый голос катачанца. — Когда-то это была их территория. Им и отвоёвывать.
Послышалось одобрительное бормотание выходцев с десятка миров. Мордианцев. Акварийцев. Сатурнийцев.
Терпение Сера Реджинальда иссякло. Он хлопнул рукой по столу, слегка сильнее, чем следовало бы.
— Нет, кадийцы не должны идти первыми, — твёрдо заявил он. — Эта задача не для них. Не теперь. Только не после разгрома у Врат Кадии. Мордианцы ничем не хуже кадийцев. Как и любая из ваших армий. Да хоть бы и мои собственные преторийцы!
Остальные генералы, древние даже по меркам Астра Милитарум, удивлённо обернулись к его концу стола.
Это придало Серу Реджинальду уверенности. Он с чувством взмахнул рукой.
— Сколько себя помним, мы давали кадийцам всё, что они хотели. Лучшее оружие. Лучшее снаряжение. Самые тяжёлые задания. Но глядите! Тюремщиков застали врасплох. Их поражение породило в Империуме сомнения!
— Где кадийцы сейчас? Смотрите, ни одного из них здесь нет. Они не осмеливаются показаться на глаза!
Пока он говорил, по отполированному паркету из орехового дерева со скрипом отодвинулся старый, богато орнаментированный резной стул. Присутствующие потрясённо ахнули, когда из-за стола встал человек и выпрямился в полный рост. У него было такое же худощавое телосложение, как у многих полководцев на портретах, такая же тускло-коричневая униформа, а также черневшая на белом фоне эмблема Врат Кадии. Его бледно-фиолетовые глаза вперились в преторийца.
— Если позволите, генерал, вы понятия не имеете, о чём говорите.
Щёки лорда-генерала Реджинальда де Барки зарделись, однако он демонстративно плеснул себе в рот остатки кларета.
— Обращайтесь ко мне должным образом. Я — лорд-генерал. И я точно знаю, о чём говорю.
Слуга в сюртуке заметил опасность и шагнул вперёд с бутылкой амасека. Кадиец поднял руку.
— Нет, благодарю. — Его челюсть напряглась, к лицу прилила кровь. — Может вы и лорд-генерал, — продолжил офицер, — но это не мешает вам быть чёртовым болваном.
В зале повисла гробовая тишина. Даже сервиторы-официанты остановились в приоткрытых дверях и непонимающе уставились друг на друга, бездумно держа в руках лодочки со сливками и красным сорбетом.
— Я требую, чтобы вы забрали свои слова, — громко произнёс кадиец.
Сер Реджинальд на мгновение замер, затем отодвинул собственное кресло и поднялся во все шесть с половиной футов роста.
— Назовите своё имя, сэр.
— Бендикт.
— Что ж, генерал Бендикт. Вы ничего не вправе от меня требовать. Те дни в прошлом. Кадийцы — вымирающее племя. Вас душит удавка неудачи. Ваше поражение — словно клеймо, выжженное на щеке разбойника. Что касается вашего сегодняшнего поведения, я жду официального извинения от вас и вашего командира.
Бендикт в два шага пересёк разделявшее их расстояние.
— Вот моё извинение! — прошипел он.
Его кулак врезался лорду-генералу в подбородок. Раздался резкий треск стукнувшихся друг о друга передних зубов, тихий болезненный стон, а затем Бендикт оказался верхом на здоровяке и уже тянулся к его горлу.
Чтобы стащить его, потребовалось целых два младших генерала. Наконец, им удалось поймать его за руки, и Бендикт выпрямился, растрёпанный, запыхавшийся, разъярённый будто невольник из ям.
Сер Реджинальд поднялся на ноги.
Он потрогал губу. На ней была кровь.
К ним подошёл генерал Сатурнийских Драгун. На его белом сюртуке остались брызги крови и вина. С суровым видом он обвёл парочку взглядом.
— Успокойтесь, люди. Так не годится. Совсем не годится. Мы — боевые офицеры. Все мы служим Богу-Императору. Пожмите руки, и забудем о случившемся.
— Я скорее умру, — выплюнул генерал Бендикт.
Сер Реджинальд опустил руку на тусклое навершие дуэльной сабли.
— Это можно устроить, — произнёс он.
Глава вторая
— Не записывать разговор, — сказал лорд-милитант Вармунд своему писцу, прежде чем войти в приватные покои Бендикта. Они находились на срединных уровнях квадранта В, а Вармунд был предводителем кадийцев на борту «Имперского сердца».
Он был настоящей скалой — твёрдый, безжалостный, непоколебимо преданный всему, за что стоял его родной мир. За ним тянулась свита из слуг, мудрецов, писцов, а также двойка парящих в воздухе сервочерепов. Внезапная толкотня в покоях застигла Бендикта врасплох.
— Бендикт, — произнёс Вармунд, заходя внутрь. — Мне пришлось взять лихтер с квадранта А, и всё равно, чтобы добраться сюда, ушло полтора часа. Ты доставил мне много хлопот.
Исайя вскочил на ноги.
— Простите, сэр, — быстро отдал он честь.
Вармунд махнул ему, позволяя сесть обратно.
— Я сказал не записывать, — повторил он, и лысый мудрец в ответ кивнул. Стило в его металлическом когте оторвалось от пергаментного свитка. В движении этом не ощущалось совершенно ничего человеческого.
Голос Вармунда был специально усилен для лучшей слышимости на поле боя, но сейчас лорд-милитант старался говорить тихо, из-за чего тот напоминал урчание огромной кошки. От низкого рокота деревянные стенные панели мелко дрожали.
— Бендикт. Мне сообщили, что ты поднял руку на лорда-генерала Реджинальда Монстеллу де Барку. Это правда?
Бендикт побледнел. Откашлялся. И всё равно в последний момент голос его подвёл.
— Да, сэр.
— Молодец! — Лицо Вармунда расплылось в широкой ухмылке. — Мы все рады, что ты отделал этого напыщенного придурка. Он с самого первого дня оспаривал наше лидерство! — Лорд-милитант поймал Исайю за руку и сжал её с силой, которой ему прежде не доводилось на себе испытывать. Рука Вармунда была улучшена, понял Бендикт, и когда старший офицер обхватил его ладонь, отчего у генерала болезненно захрустели кости и хрящи, он ощутил в рукопожатии невысказанную угрозу.
Затем Вармунд отпустил его и принялся расхаживать по комнате, сложив руки за спиной и вытянув вперёд толстую бычью шею. Он вёл себя дерзко и собранно, в манере, показавшейся Бендикту смутно знакомой, хоть они двое раньше никогда не встречались. Наверное, решил Исайя, это была общая черта всех кадийцев. — Мы по достоинству оценили твой удар, генерал Бендикт, но я не буду ходить вокруг да около. Ты пойдёшь к этому чертовому болвану-преторийцу и извинишься.
Бендикт кивнул. Он понимал.
— Тебе не нужно делать это публично, — продолжил Вармунд. — Я могу устроить частную встречу. Не нужно даже быть особо многословным. Простите меня если, вы знаете…
Бендикт попытался что-то сказать, но Вармунд словно его не слышал.
— Мы объединились с Сатурнийскими Драгунами, и вместе подали прошение влиятельным людям. Навигаторский дом Бенетек тоже с нами. Мне сказали, что будет следующая линия фронта. Новые Врата Кадии! Судя по всему, Эль’Фанор находится на кратчайшем пути от Цикатрикс Маледиктум до Святой Терры. Дело отправилось на самый верх. К верховным лордам.
Бендикт откашлялся, прочищая горло.
— Боюсь, я не могу этого сделать, сэр.
— Сделать что?
— Извиниться. Положа руку на сердце.
Долгое мгновение лорд-милитант не сводил с него взгляда.
— Меня не волнует, куда ты там кладёшь свою чёртову руку. Позиция кадийцев стала весьма шаткой. Над нами кружат стервятники, и они носят двуглавую аквилу Империума Человека. Де Барка, возможно, самый чванливый, но он не один. Есть другие лорды-милитанты и лорды-генералы, считающие, что командовать должны они. Наши представители сражаются без продыху, убеждая остальных, что кадийские генералы сохраняют контроль над фронтом. Это — шанс, который так нам нужен, шанс реабилитироваться после потери Кадии. Шанс вернуть нашу славу!
Наконец, Вармунд закончил речь, и Бендикт кивнул.
— Да, сэр, я понимаю, но, боюсь, сделать как вы хотите не могу.
Лорд-милитант перестал ходить и вперился в него аугментическим глазом.
— Не можешь или не хочешь? — Теперь в голосе Вармунда появились опасные нотки, отчего стакан с водой на прикроватной тумбочке Бендикта жалобно задребезжал. — Меня не заботит твоя гордость, Бендикт. Я приказываю тебе извиниться.
— Мне очень жаль, сэр, — несравненно более тихим голосом ответил генерал. — Я не могу.
— Бендикт…
Исайя оборвал его на полуслове.
— Извините, сэр. Прошу прощения, но кто-то должен постоять за нас. Вопрос здесь не в том, кто будет командовать фронтом. На кону стоит честь и гордость каждого кадийца, который ещё дышит.
Вармунд зашёлся смехом.
— Бендикт. Будь серьёзным. Ты солдат, а не священник.
— Я кадиец, — ответил Исайя. — И, со всем уважением, это не вам решать.
Лорд-милитант повернулся к Бендикту всем телом.
— Что ты хочешь этим сказать? — низким и глубоким голосом, от которого задрожала вся комната, спросил он.
Бендикт ощутил вибрацию всем своим естеством.
— Кадийцам нечего стыдиться. Мы удерживали Врата Кадии с… незапамятных времён.
— Да. Но Врата пали.
— Не по вине кадийцев.
Военачальник лишь отмахнулся.
— Не будь таким идеалистом. Мы потеряли целые секторы имперского космоса. Посмотри на факты. Может, де Барка в чём-то прав.
Бендикт почувствовал, как в нём закипела кровь.
— Лорд-милитант, вы были на Кадии?
— Нет. Ты знаешь, что не был.
— Тогда ладно. Со всем уважением, сэр, вы не можете говорить, что кадийцы проиграли. Де Барка неправ. Вы тоже ошибаетесь. Я там был. Я знаю. Мы побеждали. Крид побеждал.
Крид — слово, которое раньше упоминалось постоянно. Теперь его имя начинало стираться из памяти. Однако оно придало Бендикту сил.
Вармунд зло рассмеялся.
— Если вы побеждали, то как мы проиграли?
Исайя уже едва себя сдерживал.
— Нас подвёл имперский флот. Нас подвёл Империум. Трон подери! Нас подвёл каждый кадиец, которого там не было. Лорд-милитант Вармунд, если вас там не было, то вы тоже нас подвели!
Бендикт понял, что кричит вышестоящему офицеру в лицо.
Вармунд с угрожающим видом шагнул вперёд. Исайя сглотнул, но не отступил. Он был сыт по горло правилами приличия. Он был солдатом, бойцом, и будет стоять до конца.
— Как ты смеешь винить меня, Бендикт. Если кто и подвёл всех, то это ты, Крид, и остальные защитники. Кадия пала в вашу вахту, не в мою!
Вармунд тоже сорвался на крик. От мощных вибраций, вызвавших у Исайи тошноту, треснул прикроватный люмен. Он сглотнул, чтобы немного унять головную боль, и уставился на лорда-милитанта в ответ. Бендикт вспомнил слова Крида о замшелых свадебных генералах, руководивших силами кадийцев, о том, какие они заскорузлые, что их фронты пролегали на Святой Терре, а войной их были адские политические игрища Администратума.
Он начал было говорить, но Вармунд поднял руку, оборвав его на полуслове.
— Я веду войну за выживание наших полков. Вот почему ты должен пойти и извиниться. Сегодня.
Бендикт сделал глубокой вдох и несколько секунд молчал.
— Боюсь, я не могу, сэр.
Всё обаяние Вармунда слетело с него в мгновение ока. Он вспыхнул от гнева.
— Я отдаю тебе приказ, Бендикт.
Исайя оглянулся, высматривая, был в комнате комиссар. Он был. Вармунд знал, что до этого дойдёт. Лорд-милитант загнал его в угол. Генерал глубоко вдохнул. Теперь это был вопрос жизни и смерти.
Он тщательно взвесил следующие свои слова.
— Я понимаю вас, сэр. И всё же, я не могу допустить, чтобы имя кадийцев мешали с грязью.
— Это приказ.
Краем глаза Бендикт заметил, как комиссар опустил руку на болт-пистолет. Он кивнул.
— Я понимаю. Если это означает, что я умру, значит, так тому и быть.
Он увидел, как болт-пистолет покинул чёрную кожаную кобуру, после чего отвёл взгляд.
Комиссар шагнул вперёд. Бендикт втянул в себя воздух. Кожи коснулся холодный ствол оружия.
Вармунд уставился на него почти что с нетерпением.
— Давай, — прошипел Бендикт, и повторил слова старой песни. — Плачь по тем, кто верой слаб. Я радуюсь, ибо вера моя бездонна.
Он услышал щелчок взведённого бойка. Бендикт закрыл глаза. В комнате повисло молчание. Затем лорд-милитант повернулся к мудрецу.
— Каким подразделением командовал генерал Бендикт?
— Сто Первый кадийский, танковый полк, — даже не задумавшись, ответил мудрец.
— И где оно сейчас находится?
— Скопление Висельников.
— Бендикт. Считай себя под домашним арестом. Я оставлю тебя под надзором своих людей. Даю тебе три часа, чтобы ты извинился перед лордом-генералом Реджинальдом.
— А иначе?
— А иначе тебя сошлют в штрафную колонию, а твоё имя вымарают со всех имперских монументов. Твой полк будет распущен. Их стяги отправятся в полковой храм на Офелии IV, а роты вольются в состав других, более надёжных соединений. Название, гордое наследие, сам Сто Первый кадийский — всё это исчезнет навсегда. Весь полк сгинет вместе с тобой.
Под левым глазом Бендикта дёрнулся мускул. Раз, второй, третий. Он почувствовал, как к горлу подкатил ком. В уголках глазах стали собираться слёзы, но усилием воли Исайя взял себя в руки. Он не смел моргнуть. Нельзя выдавать слабость.
Внезапно его наполнило взявшееся словно из ниоткуда спокойствие. Он закрыл глаза и сделал глубокий вдох.
— Я попрошу прощения, — наконец сказал он, — когда де Барка сделает то же самое.
— Этого не случится.
— Тогда я вверяю судьбу Сто Первого в ваши руки, сэр. Есть лишь один способ уладить этот вопрос по чести. Пускай Император решит, кто из нас прав.
— Не думай, что я разбрасываюсь пустыми угрозами, Бендикт.
Генерал открыл глаза.
— К сожалению, я не думаю.
Лорд-милитант вздохнул. Он попробовал добиться своего и угрозами, и блефом, но всё оказалось насмарку. Теперь он попытался зайти с другой стороны.
— Ты понимаешь, что он тебя убьёт?
— Это неточно.
— Ты видел его в бою?
— Нет, сэр.
— Что ж, в чём, в чём, а в этом преторийцы хороши. А де Барка — лучший дуэлянт в этом квадранте.
Бендикт кивнул. Он чувствовал странную безмятёжность.
— Император решит.
Бендикт стоял в дверях, провожая лорда-милитанта и его свиту.
Вармунд кратко пожал ему руку.
— Ты упрямый болван, Бендикт. Будет жаль терять тебя.
Исайя кивнул, но ничего не сказал. Он не доверял своему голосу, и не хотел, чтобы тот его выдал.
Лорд-милитант быстро кивнул.
— Тогда прощай, генерал Бендикт. Не думаю, что мы ещё встретимся.
Бендикт кивнул в ответ и запер дверь, закрыл глаза и попытался сглотнуть вставший в горле ком.
Однако ничто не могло избавить его от боли и унижения.
Он был кадийцем. Император поручил его людям священную обязанность: защищать Империум от врагов человечества. Для этого они получили лучшее вооружение, лучшее обучение, а также миры-кузницы, снабжавшие их всем необходимым.
А они всё равно потерпели неудачу.
Глава третья
Время и место для дуэли было определено посредниками.
Рассвет. Стрелковый полигон Альфа-2, на втором подуровне квадранта Г.
— Это тихое место, — сказал Мере, адъютант Бендикта. — На неиспользуемой палубе «Имперского сердца». Меня заверили, что вам никто не помешает.
— Когда?
— Завтра утром.
Бендикт кивнул, приняв новости со спокойной отстранённостью. Дуэли хоть и официально запрещались протоколом Администратума, уходили корнями в седую древность многих воинских культур бессчётных полков Астра Милитарум, и отличались весьма несложным набором правил. Никакой брони, лазерного оружия, третьих лиц, чемпионов и психических трюков. Просто поединок один на один, клинок к клинку.
Они решат всё между собой. Никто не вмешается и не остановит их бой. Присутствовать будут только Реджинальд, Бендикт и назначенные секунданты.
И да поможет Император правому.
В три часа на следующее утро в апартаментах Бендикта зажёгся свет. Он лежал с закрытыми глазами, но сон всё не шёл. Исайя провёл ночь, вспоминая свою жизнь. Детство, кадетские годы, затем долгий период службы, время, которое он считал самым страшным и значимым.
Он услышал, как Мере в прихожей стал собирать вещи, и рывком поднялся с кровати. Он так и не привык к размерам «Рамилиса». Они словно находились на планете. Каждый квадрант имел собственные суточные циклы, так что когда люди в одной части форта отправлялись спать, в другой они просыпались. Единственными звуками были далёкий низкий гул плазменного генератора, стон надстройки, борющейся с притяжением планеты, отголоски из других квадрантов, где день был в самом разгаре, а также гулкое лязганье крейсеров, швартующихся возле «Имперского сердца».
Бендикт как раз застёгивал рубашку, когда в комнату вошёл Мере.
— Прости, что втянул тебя в передрягу.
— Для меня это честь, — заявил адъютант. Участие в дуэли ляжет пятном на его безукоризненном послужном списке.
— Ты можешь не идти.
— Я хочу быть там. Честно.
Мере молча смотрел, как Бендикт застегнул полевую куртку, каждая тиснённая медная пуговица которой была отполирована до парадного блеска. Исайя безрадостно хохотнул. В поединке с пистолетами или в состязании на воинскую смекалку он бы разделал преторийца под орех. Однако на дуэлях требовалось сражаться клинками, а Бендикт уступал ростом и массой сопернику, который к тому же был выходцем из планеты и сословия, где основной формой времяпровождения являлись именно такого рода сражения.
Мере внимательно наблюдал за Бендиктом. Он не слишком высоко оценивал шансы Исайи, а, поскольку судьба была злой сукой, адъютант отдавал себе отчёт, что видит командира живым в последний раз, и поэтому едва не пожирал его взглядом, словно человек, жадно глотающий воду, прежде чем отправиться в пустыню. Мере вспомнил время на Кадии — долгое бдение на наблюдательном пункте 9983, прибытие Крида; чудеса укрытий «Спасение» в недрах планеты; и, наконец, давно ожидаемую контратаку и ужасный момент, когда Кадия начала разламываться на куски…
— Мой меч, — сказал Бендикт, и Мере протянул ему портупею. Генерал крепко затянул её на поясе, после чего застегнул пряжку. Клинок представлял собой тяжёлый палаш, идеальный для разрубания бронежилетов и шлемов еретиков, но далеко не лучший выбор для изящного фехтования.
Мере знал, чем закончится бой. Он глянул на хронометр. Время приближалось к четырём утра, а до места дуэли ещё требовалось преодолеть немалый путь.
— Вы готовы, сэр?
Исайя кивнул.
— Тогда пошли.
Охранниками у дверей покоев оказались кадийцы.
Офицер — худощавый человек с рассечённой шрамом губой, — шагнул к Бендикту.
— Можно пожать вам руку, сэр? Все мы слышали, что сказал тот ублюдок.
Он отдал честь.
— Удачи, сэр.
— Спасибо, — отозвался Бендикт, а затем Мере дёрнул его за рукав.
— Он здесь, — сообщил он.
Бендикт обернулся. В конце коридора в парадной форме стоял тот самый нейтральный офицер из Сатурнийских Драгун. Мужчина отсалютовал.
— Лифт ждёт, сэр.
Генерал поочередно пожал руку каждому охраннику, после чего последовал за адъютантом к лифту.
Двери закрылись у них за спинами. Бендикт почувствовал поднимающийся снизу прохладный ветерок. Затем лифт начал долгий спуск.
Одна палуба сменялась другой. По их запаху можно было определить, для чего они использовались. Человеческая вонь казарм; сухой, бумажный запах административно-хозяйских отсеков; аромат антисептиков больничных палат; пыльный неподвижный воздух нежилых палуб — кухни, столовые, склады, уровни, в далёком прошлом закрытые на карантин, и с тех пор больше не отпиравшиеся; и, наконец, фицелиновый смрад арсеналов, тёмных, безмолвных и заброшенных. Температура сначала подскочила, когда лифт приблизился к плазменным генераторам, а затем постепенно стала падать по мере дальнейшего спуска в недра квадранта Г.
Гул гравитационных приводов становился громче. Наконец, лифт замедлился, и остановился, когда пол сравнялся с чёрно-жёлтыми предупреждающими шевронами.
За всё время поездки драгун не проронил ни слова, но сейчас достал лист пергамента и сверился с координатами.
— Мы на месте, — объявил он, после чего разблокировал двери и оттянул их в сторону.
Они вышли, и офицер закрыл решетчатую дверь обратно.
— Вызовёшь лифт этой цепочкой, — сказал драгун. Он обратился к Мере, не к Бендикту. — Придётся немного подождать.
Мере кивнул.
— Мы запомним.
Щеки драгуна залились румянцем. Он кинул быстрый взгляд на Бендикта, затем кивнул.
— Сюда.
Офицер свернул налево и торопливо зашагал по широкому безмолвному коридору, так что кадийцам пришлось прибавить шаг, чтобы не отстать.
Люмен-полосы поочередно зажигались и гасли снова у них за спинами. Вдоль стены на уровне плеча, словно корабельные канаты, тянулись пучки кабелей, медные трубы с белыми бирками, сипящие воздуховоды, а из-под палубы доносился басовый гул генераторов. В какой-то момент Мере понял, что у него вспотели ладони. Он вытер их о штанины и постарался сосредоточиться. Гравипластины здесь не настраивались уже долгое время: кое-где они работали слишком сильно, отчего для ходьбы ему приходилось прилагать удивительно много усилий, так, словно он брёл по воде, а ближе к концу коридора их мощность упала ниже нормы, и Мере начал чувствовать, будто после каждого шага слегка поднимается в воздух.
Спускаясь по ступеням, Бендикту и Мере пришлось поднять руки, чтобы не приложиться головой о низкий потолок. Во мраке они ощущали раскинувшиеся вокруг пустоты. Откуда-то задували холодные ветры, в прочих местах били потоки горячего воздуха с отличительным запахом озона из перегревавшихся каналов системы охлаждения. Кадийцы миновали нечто, по запаху напоминавшее станцию очистки стоков. Сальная вонь оружейных складов. Дверь, перекрытая лентой «Вход запрещён», на которой, несмотря на скопившуюся за годы пыль, ещё поблёскивали полосы предупреждения об опасности.
Наконец, они вышли в длинный, пустой, присыпанный песком зал для стрельб. К стене были припёрты старые картонные мишени. Они скрывались в тенях, однако Мере различил стандартные муниторумские фигурки людей и представителей распространённых ксенорас: зеленокожих, альдари, генокрадов.
Галактика кишела кошмарными недругами, но главную опасность для человечества представляла вовсе не враждебная вселенная или пришельцы, а оно само.
Бендикт провёл большую часть службы, стреляя в еретиков. Они выглядели как обычные люди. Как правило, ничего странного или чужеродного. Не хватало им разве что рассудка.
Сатурнийский Драгун остановился перед открытыми двойными дверями.
— Дальше я пойти не могу.
Мере заглянул в проём.
— Значит, нам сюда?
— Да. В дальний конец зала. Пол помечен черепом.
— Как мило, — отозвался Мере. Драгун не улыбнулся. Он быстро пожал кадийцам руку, отсалютовал и обернулся, после чего, загрохотав сапогами по металлическому настилу, отправился назад в жилые районы.
Когда он исчез из виду, Мере переступил порог и оглянулся. Помещение было тихим, пустым и необычайно огромным. Оно подавляло размерами. В дальнем, слабоосвещённом конце виднелись ещё одни двери.
Они зашагали дальше. Между ними повисло долгое многозначительное молчание.
— Прямо как в наблюдательном пункте 9983, — произнёс Мере.
Бендикт кивнул. Воспоминания о том месте были связаны у него с чувством, будто он попал в западню и бессилен что-либо сделать. Не самый благоприятный знак.
До обозначенного стрелкового полигона долго идти не пришлось. Как и всё остальное на корабле, зал был огромным и исчезал вдалеке, озаряемый люменами, что мерцали в такт с работой плазменных реакторов.
Внутри никого не оказалось.
— Ты уверен, что это то самое место? — поинтересовался Бендикт.
— Да, сэр, — ответил Мере. — Глядите.
Исайя увидел выведенный мелом крест под грубым знаком черепа. Он сделал глубокий вдох. Дверь была незапертой. Ручка чистая. Он толкнул створку.
И вновь перед ними раскинулось открытое пространство. Воздух оказался слегка теплее, а сквозь низкий гул гравипластин кадийцы различили более слабый звук работающих систем технического обслуживания.
Они прошли внутрь.
— Когда я был белощитником, то не думал, что закончу вот так, — ни с того ни с сего сказал Бендикт, — хотя я и не думал, что стану генералом. Спасибо за то Криду, конечно.
Мере бросил на него взгляд. Он явно пытался вести себя легко и непринуждённо, несмотря на обстоятельства.
— Он был хорошим человеком.
— «Был», да? — Бендикт остановился и сделал глубокий вдох. — До чего странно говорить о нём в прошедшем времени.
— Да, — отозвался адъютант, выдавив из себя улыбку. — Кадия стоит!
Эту фразу Крид повторял на протяжении всех ста дней войны на Кадии. Раньше она несла надежду, но сейчас показалась едва ли не издёвкой.
Бендикт отвернулся.
— Если задуматься, это весьма иронично.
— Что?
— Что здесь мы именно это и решаем, — сказал Бендикт. — Стоит ли Кадия до сих пор, или уже нет?
Мере встретился с ним взглядом. Кивнул.
Повисла пауза. Бендикт посмотрел на хронометр.
— Ты уверен, что мы в нужном месте?
— Простите, сэр. Да. Я подгадал время так, чтобы мы пришли на десять минут раньше Сера Реджинальда. Подумал, что вы захотите оглядеться. Подумал, вам бы это понравилось.
— Правильно подумал, — произнёс Исайя. Мере был прав. Это была одна из его командирских привычек — не просто полагаться на доклады и мнения других людей, но спускаться на землю самому. Чтобы осмотреть, понюхать и ощутить место самому.
Бендикт отвернулся и пошёл вперёд, взглядом изучая пустое помещение. Дуэльный круг был вычерчен мелом посреди полигона. Пятнадцать шагов в диаметре. Стандартная форма.
— Хорошая зона поражения, — заявил он. Гравипластины, похоже, были немного смещены к одному краю дуэльного круга. Бендикт понял это по тому, как его утягивало в ту сторону. Он прочувствовал местность. Пластины тянулись вдоль ряда заклёпок в металлическом настиле. Исайя сохранил этот факт в памяти. Может пригодиться, решил генерал.
Кто его знает.
Он шумно выдохнул. Ждать вряд ли осталось долго. Ему и впрямь следовало бы начать готовиться. Он пришёл сюда, напомнил себе Исайя, сражаться за честь каждого кадийца. Их род стремительно вымирал. Это делало его задачу даже ещё более важной, поскольку через десять, двадцать или пятьдесят лет кадийцев могло не остаться вовсе.
И уже никто не сможет поведать, какими отличными солдатами они когда-то были.
На его плечи опустился груз прожитых лет. Бендикт заставил себя выпрямиться. Если его час пробил, он встретит смерть с гордо поднятой головой.
Внезапно в другом конце зала открылась дверь, и после секундной паузы внутрь вошли две фигуры. Отсюда они казались не крупнее его большого пальца, такими далёкими, что щёлканье их начищенных сапог донеслось до генерала с секундой задержкой.
— Они здесь, — сказал Мере.
Бендикт кивнул.
«Да, — подумал он, делая глубокий вдох, — они здесь».
Глава четвёртая
Преторийцы пришли в полной парадной форме: остроконечные тропические шлемы, красные бархатные мундиры, наутюженные штаны и снежно-белые обмотки. Сер Реджинальд оказался выше, чем помнил Бендикт, и он со щемящим чувством взглянул на его длинные руки, широкие плечи и плавную, уверенную походку.
«Все это плохо кончится», — подумал он, ощутив подкатывающее к горлу тепло.
Мере заметил его взгляд.
— Я знаю, о чём ты думаешь, — сказал Бендикт.
— Вы ещё можете извиниться, — с неловким видом отозвался адъютант.
Исайя втянул в лёгкие воздух, чтобы успокоиться.
— Думаю, смерть станет лучшей эпитафией, чем бесчестье.
Мере кивнул.
— Пойду их поприветствую.
Секундант Сера Реджинальда был одет точно как его командир.
Мужчина имел аугментический монокль с красной линзой, двуствольный «разогретый» лазпистолет в истёршейся кожаной кобуре, длинные навощённые усы и гладко, до красноты, выбритое лицо.
— Адъютант Мере, — представился Мере и протянул руку. Пожатие было кратким и формальным.
— Лейтенант Хезекия Монстелла де Барка, — отозвался тот.
Мужчина явно догадался, о чём подумал кадиец.
— Да. Я племянник Сера Реджинальда.
Мере кивнул. В обычных обстоятельствах они бы побеседовали между собой, но он не имел желания вести разговор. Они кратко прошлись по пунктам поединка. Всё происходило сжато и по-деловому. Наконец, лейтенант Хезекия сказал:
— До назначенного времени пять минут. Но, поскольку мы все здесь, может, начнём через три?
Дуэлянты согласно кивнули. Адъютанты сверились с хронометрами.
— Согласен, — произнёс Мере.
Секунданты снова обменялись рукопожатием и повернулись к своим поединщикам.
Сер Реджинальд уже разогревался. Мере секунду понаблюдал за ним. У него была фехтовальная рапира с чашевидной гардой, а также весьма длинные руки. Ногами он работал очень уж быстро для человека своих размеров.
В его движениях ощущалась жестокая красота. Преториец выглядел одновременно гибким и сосредоточенным. Мере с трудом заставил себя отвести взгляд.
Бендикт по сравнению с ним казался неуклюжим, когда вынул палаш, расстегнул портупею и бросил её вместе с ножнами за спину. Он повёл плечами, и несколько раз быстро взмахнул клинком, чтобы размять кисть.
Исайя прошёлся туда-сюда, отрабатывая движения. Мере был слишком напряжён, чтобы следить за ним. Он продолжал поглядывать на хронометр. Когда осталось двадцать секунд, адъютант поднял голову:
— Почти время.
Исайя кивнул и подошёл к нему.
Спустя пару секунд раздался звонок — одиночный пронзительный писк. Бендикт изящно повернулся к секунданту и отсалютовал, давая сигнал к началу дуэли.
Затем он направился к кругу.
— Кадия стоит! — прошептал про себя Мере, так, будто его слова были молитвой. Бендикту же он крикнул: — Убейте ублюдка!
Глава пятая
Бендикт держался достойно, но спустя некоторое время стало ясно, что преториец с ним просто играется.
Поначалу Исайя старался экономить силы, но постепенно его дыхание становилось более и более неровным, работа ногами — всё неуклюжей. Он отпрыгнул в сторону, когда клинок преторийца просвистел там, где находилось его лицо, но едва он отступил назад, следующий удар рассёк ему левую руку.
Кадиец зарычал от боли и гнева, когда острое как бритва лезвие распороло мундир и оставило глубокий порез на коже.
Наблюдать за ним следующую минуту доставило Мере сплошное страдание. Бендикт истекал кровью из десятка ран. Левую руку он прижимал к груди, пол стал скользким от багрянца, а лицо генерала исказилось от мучения.
«Простой убей его и покончи с этим», — думал Мере, но преториец решил причинить ему как можно больше унижения, прежде чем нанести удар милосердия.
Наконец, раздался тихий стон, когда клинок Де Барки отсёк Исайе кисть. Меч, по-прежнему сжатый в руке, с лязгом упал на металлическую палубу. Бендикт жалко взмахнул культёй, прежде чем понять, что лишился и конечности, и оружия, а затем рапира пронзила ему верхнюю часть бедра, и генерал, словно кающийся, рухнул на колени, прижимая к себе обрубок руки, из которой на пол толчками била жизненная влага.
Мере стало тошно. «Просто закончи это», — подумал он.
Бендикт зажал обрубок, пытаясь остановить кровотечение. Де Барка встал над ним, свежий, нетронутый, безжалостный. Он поднял дуэльный клинок и указал им на Бендикта.
— Если извинишься, я тебя пощажу.
Лицо Исайи побледнело. Он умирал от кровопотери. Мере уже собирался шагнуть к нему, когда Бендикт ответил.
— Никогда, — выплюнул он в лицо преторийцу.
Тот небрежно взмахнул рапирой, оставив на его щеке жуткий порез.
— Умоляй, кадийский пёс!
— Никогда! — Бендикт выдавил то же слово, несмотря на заполнившую рот кровавую пену.
Последовало ещё три удара. Исайя бросился в сторону, схватил левой рукой палаш и вскинул его в слабой попытке защититься.
— Ты повержен, — заявил де Барка. — Святой Император дал знать, что правда за мной. Кадийцы опозорены, недостойны. Вы — вымирающий вид, и чем скорее мы избавимся от пятна вашего поражения, тем лучше для всех.
Мере сложил аквилу. Сер Реджинальд приготовился добить изувеченного противника любимым приёмом: уколом в сердце.
Но едва преториец шагнул вперёд, Бендикт извернулся, и с болезненным натужным криком бросился вверх.
Удар был некрасивым, но своё дело он сделал. Остриё клинка вошло преторийцу в живот, и аристократ рухнул на спину, рассыпая по пути внутренности.
Бендикт рывком поднялся на ноги. Перед глазами всё плыло. Несмотря на текущую изо рта и щеки кровь, он заговорил чётко и разборчиво, попутно отводя руку для удара.
— Сер Реджинальд де Барка. Святой Император дал знать, что правда за мной. Вы — вымирающий вид, и чем скорее мы избавимся от пятна вашего поражения, тем лучше для всех.
Палаш резко рассёк воздух, и оба тела повалились на пол.
Часть вторая
«Слуги мои, праведники наследуют земли».
Псалом наставления
Глава первая
Минка была всё равно что мёртвой, когда её нашли у подножья улья Маркграаф: с поднятыми над головой руками она походила на остывающий труп, ждущий, чтобы его извлекли из земли.
С тех пор каждую ночь она возвращалась туда обратно во снах, и снова тряслась от холода в луже токсичной слизи.
Каждую ночь она чувствовала, как тёплые руки достают её из грязи. И каждую ночь она пробуждалась в холодном поту, чтобы обнаружить себя сидящей в койке с широко распахнутыми глазами и сердцем, трепещущим в груди подобно пойманной в клетку птичке.
Девушка перекинула ноги с койки и мягко приземлилась на нагретый металлический пол казармы. Война на Маркизе была настоящим проклятым пеклом, и в настолько жутких условиях кадийцам редко когда доводилось сражаться раньше. Тот мир представлял собой токсичную выгребную яму, кишащую паразитами и помойными личинками, способными одним махом откусить человеку голову. Они провели под землёй несколько недель, погибая от огня снайперов, засад, налётов вражеских отрядов, а также страдая от нехватки сна и отдыха. За несколько дней подготовленные новые подразделения превратились в кучки голодных, грязных и потрясённых выживших. Теперь эти уцелевшие солдаты называли себя Прошёдшими Ад. Впрочем, чиновники Муниторума знали их как 101-й Кадийский.
Тысяча выживших некогда гордого Сто Первого теперь спали на трехъярусных койках с кормовой стороны казарменного зала IX на борту «Казачьей сабли», крейсера типа «Лунный».
Акры пустых коек тянулись вдаль, исчезая в глубине помещения. Незанятые кровати красноречивее всяких слов свидетельствовали о страшных потерях, которые понёс полк.
Минка пошла через битком набитую часть комнаты к выходу, по дороге касаясь пальцами спинок коек. У неё пересохло во рту. Сердце бешено колотилось. За месяц, проведённый в подулье, девушка научилась различать многие типы тьмы. Теперь она знала её оттенки и разновидности, и могла почувствовать угрозу задолго до её появления. Прямо сейчас Минка ощущала опасность, идя мимо кроватей к главным воротам, где в пятне потрескивающего электрического света стояло навытяжку несколько караульных.
Это ночью сержантом смены был Вальдез. Они знали друг друга, и всё же он окликнул Минку, когда та вышла босиком из теней.
— Кто тут бродит по ночам? — резко спросил Вальдез.
— Минка Леск, — отозвалась девушка, одетая лишь в хлопковые панталоны и топ камуфляжной расцветки.
— Не спится?
— Нет, — сказала она. — Я что-то почувствовала. Что-то странное.
Вальдез побледнел. Затем нахмурился.
— Мы вышли в реальное пространство. Полчаса назад.
Кадийка склонила голову, словно к чему-то прислушиваясь. Ритмичная пульсация давящего на корабль варпа исчезла, сменившись низким рокотом плазменных двигателей, треском конструкционных балок, вновь приспосабливающихся к гравитации, и тихим стоном металла, под аккомпанемент которого их транспортник ложился на новый курс.
— Мы прибыли?
Сержант кивнул.
— Прямо сейчас идём к планете. Потенс, столичный мир Скопления Висельников.
— И это не передовая, правильно?
— Надеюсь на то, — хохотнув, отозвался Вальдез. — Если нет, значит, с последнего сеанса связи пала половина сектора. — Он кивком указал на коробку с пергаментными свитками, стоявшую рядом с караульным постом. Красные восковые печати всё ещё были тёплыми. — Всё там. Все новости с Галактики.
Минка кивнула. Неким неведомым ей образом Кадия держала Око Ужаса в узде, и после её падения через Империум Человека пролёг огромный разлом. Ударные цунами той катастрофы до сих пор прокатывались через варп, делая корабли слепыми и глухими во время перелётов, неспособными ни передавать, ни получать сообщения. Теперь, после возвращения в реальность, астропатические связи восстановились, и к ним начали поступать все не дошедшие ранее депеши и приказы. Минка ничего не сказала, но новости показались ей обнадеживающими. Возможно, им повезёт, подумала она, и выдавила улыбку.
Правда была в том, что ей требовался перерыв. Немного времени, чтобы собраться с мыслями. Отдых, чтобы перевести дух. Возможность сбежать от кошмаров, что преследовали её по ночам.
Сержант достал бумаги. Это была кипа информационных плакатов, только-только сошедших с трафаретных печатных барабанов. Вальдез вынул один лист из середины, после чего показал ей. Наборный текст был смазан.
«Подкрепления», — гласил заголовок.
— Похоже, у нас появятся новые друзья.
Минка пробежалась по листу взглядом.
— Значит, нас не распустят? — Она попыталась взять плакат из рук сержанта, но тот быстро забрал его обратно.
— Пока нет. Они скоро прибудут.
На завтрак подали как обычно: ломоть жареного мяса и воссозданное яйцо. В очереди и за столами стоял гул. Солдаты заметили, что плазменные двигатели снова заработали. Всем не терпелось поскорее спуститься на планету.
— Слыхала новости? — спросил стоявший за Минкой боец по имени Прассан.
Девушка с отсутствующим видом смотрела вдаль, когда тот заговорил. Прассану довелось повторить вопрос, прежде чем она наконец его услышала. Парень был приблизительно одного с ней возраста. Тоже находился на Кадии, когда настал конец. Она его не расспрашивала на этот счёт. Не хотела знать.
— Мы высаживаемся?
— Нет, — произнёс Прассан. — Не это.
— А что тогда?
— Нас пополнят.
— Ага. Слышала.
— Знаешь кем? — Он не стал дожидаться её ответа. — Трёмя полками — Чёрные Драконы, кадийские Девятьсот Шестьдесят Шестой, Стрелки, и Двухтысячный, Красные Черепа.
Названия ничего ей не сказали.
— Знаешь что-нибудь о них?
Парень покачал головой.
— Они были там?
— На Кадии? Нет. На Восточной окраине, — отозвался Прассан. — О том, где сражались Красные Черепа, записей нет. После отзыва Чёрные Драконы и Стрелки находились на северной границе Цикатрикс Маледиктум.
Она достигла головы очереди, где люмен-полосы поддерживали еду в тёплом состоянии.
— Повезло им, — сказала она.
— Не то чтобы очень.
Она усмехнулась, наполняя свою миску. Да, болтаться на корабле месяцами или даже годами — хуже и не придумаешь.
Прассан пошёл следом за ней к столу и сел напротив.
Какое-то время они молча ели.
— Как ты? — наконец, спросил боец.
— Хорошо, — ответила Минка. — А ты?
— О, — произнёс Прассан, — неплохо. Просто, после Маркизы… ты знаешь.
— Что?
— Ну… Дурнота?
— А, это. Я в норме. «Ничего, что не поправила бы пара-тройка уколов», — процитировала она слова медике Бантинга, хотя слова показались слишком беззаботными даже ей самой. Прассан также заметил напускное веселье в голосе девушки.
— Да? Надеюсь на то.
Минка потупилась и собрала ложкой остатки яйца, после чего засунула их в рот и встала, забирая с собой миску.
— Мне пора. Высадка завтра в это же время.
— Верно, — отозвался Прассан и тоже начал подниматься из-за стола.
— Нет, сиди. Доедай. Я в порядке. Честно.
Он посмотрел на мясо. Теперь оно выглядело не таким аппетитным.
— Уверена?
— На все сто.
Прассан помолчал.
— Ладно, если тебе нужна какая-то помощь…
Минка резко подняла глаза и с вызовом встретила его взгляд. У неё появилось кошмарное чувство, будто тот её жалеет.
— К примеру какая?
— О, — замялся парень. — Я не знаю.
Глава вторая
Попытки Минки сопоставить фрагменты воспоминаний походили на складывание черепков от разных кувшинов: они не подходили друг другу. Из всего её взвода живыми выбрались только она и Грогар, пройдя сквозь ад сточных труб и выгребных ям. Когда их в самом конце нашли спасательные отряды, они находились на последнем издыхании, их ботинки проело насквозь, а полковые эмблемы стали практически нечитаемыми.
Они тряслись так сильно, что вряд ли смогли бы выпотрошить еретика. После этого они месяц провели в лазарете, где парочку накачивали стиммами, от которых их затем мучила горячка, лихорадочный бред и ночные приливы потливости. В какой-то момент к ним пришёл исповедник Керемм, чтобы дать Благословение Императора. Минка попыталась оттолкнуть священнослужителя, но не смогла внятно произнести ни слова, и была слишком слаба, чтобы остановить его.
— Токсический шок, — сказал Бантинг — седой медике, — после того, как шмыгая носом, пролистал её историю болезни. Обращался он не к ней, а к стоявшему с другой стороны кровати санитару. — Типично для солдат, слишком долго находившихся в подулье.
Бантинг пробежался взглядом ещё по паре листов и повернулся к выходу. Большего от него было не добиться. — Ничего, что не поправила бы пара-тройка уколов.
Стой Минка на ногах, то хорошенько бы врезала кретину, однако девушка с трудом могла даже поднять руку.
Когда те направились к двери, девушка нашла в себе силы заговорить. Она была бойцом, Трон их подери. Одной из Прошедших Ад.
— Десять минут — уже слишком долго для той фрекковой дыры, — прохрипела Минка, и медике, оглянувшись на неё, выдавил короткую улыбку, прежде чем повесить её историю обратно на изножье кровати.
— Не сомневаюсь, — отозвался он.
На следующее утро Минка отправилась в кабинет медике.
По дороге девушка прошла мимо Грогара. Тот заметил её взгляд и кивнул.
Она не могла заставить себя смотреть на него дольше секунды, и полагала, что тот чувствовал то же. Вина выжившего, или нечто вроде. Они вместе прошли сквозь пекло. Она бы умерла за него, если бы пришлось, но до тех пор не хотела его ни видеть, ни слышать.
Сейчас была как раз смена Бантинга. Он велел её лечь на кушетку, после чего измерил пульс, давление и посветил фонариком в глаза.
— Продолжительные симптомы есть?
— Нет.
Бантинг взял планшет и достал из-за уха стило. Затем сделал пару пометок в формуляре.
— Никаких снов, тремора и прочего?
— Сплю как младенец, — заявила она.
— Молишься перед сном?
— Каждую ночь, — произнёсла Минка.
— Хорошо.
Он подписал формуляр и передал ей.
— Можешь возвращаться на службу.
Девушка взяла бумаги и отдала ему честь.
— Спасибо, сэр.
Суточный цикл «Казачьей сабли» не был синхронизирован с планетой.
В день швартовки на орбите корабельные системы просто переключились на планетарное время, и люмены заработали на три часа позднее обычного.
Эти три часа стали настоящей пыткой. Минка лежала с широко отрытыми глазами и взмокшим лбом, молясь, чтобы тьма наконец ушла.
В какой-то момент она не выдержала. Девушка бросилась в уборную и резко включила свет, после чего заперлась в тесной пластальной кабинке и, усевшись на крышку туалета, обхватила голову руками, пытаясь успокоиться. Она хотела кричать. Хотела, чтобы её стошнило. Хотела поскорее убраться с этого проклятого корабля.
Полковой штаб располагался в одном из отсеков по левому борту казарменного зала.
Когда тот открылся, Минка уже ждала перед дверью. Седые волосы флаг-сержанта Даала были только-только подстрижены под «ёжик». Прическа кадийца выглядела ровной и аккуратной, как дворцовая лужайка.
Девушка мгновенно ощутила себя неряхой. Подобное чувство испытывало большинство людей в присутствии Даала. Настолько скрупулёзного человека ей не приходилось встречать в жизни. Он посмотрел на неё из-за стола, крепко поджав челюсть.
— Готова к несению службы, — выпалила она, положив перед ним бумагу от медике.
Даал взял листок между большим и указательным пальцем, пробежался по нему взглядом и кивнул.
— Вещи упакованы?
— Да, сэр.
— Хорошо. Тогда ступай за тряпкой, и приступай к уборке. Там грязновато.
Она развернулась к выходу, но в этот момент Даал окликнул её, и, обернувшись, девушка увидела протянутую руку.
Ей потребовалась секунда, чтобы прийти в себя, но затем она взяла его ладонь и стиснула в рукопожатии. Крепком и уверенном.
Он не улыбнулся. Даал никогда не улыбался.
— Добро пожаловать назад, Леск, — сказал он, не сводя с неё холодных синих глаз.
— Правда ли… — Она замялась. — Что нас ждёт небольшой отпуск?
Выражение его лица не изменилось.
— На Потенсе царит мир. Так что да. У нас будет перерыв.
— Спасибо, сэр. Я рада, сэр. И я счастлива вернуться в строй.
Минка и её отряд всё ещё занимались уборкой, когда плазменные двигатели стихли до едва различимого гула. Даал пришёл как раз перед сдачей помещения, чтобы убедиться, что всё приведено в надлежащий вид.
Он снял высокую фуражку, которая, тем не менее, не потревожила на его голове ни волоска, и, сложив руки за спиной, зашагал к ним. Канты на его штанах казались острыми, будто лезвие наточенного ножа.
В нём не чувствовалось ни намёка на мягкость. Война выбила из него всю доброту.
Он шёл, вздёрнув подбородок, и убирал руки из-за спины лишь для того, чтобы посветить люменом под кровати или в тёмные углы.
— Неплохо, — сказал он, проведя пальцем по спинке койки, а затем оглядев его на наличие грязи. Он заглядывал под кровати, проверял, нет ли на металлических стенах надписей, и даже переворачивал матрасы. — Очень неплохо, — наконец огласил он, и Минка с отрядом позволили себе облегчённо выдохнуть. — Хорошая работа, — похвалил он их, после чего к ним подошёл Брандт, капитан пятого взвода.
— Сюда спускаются синие мундиры, — произнёс он.
Даал расправил плечи и повернулся к дверям лифта, из которых вышло шестеро рядовых Флота в тёмно-синих защитных костюмах и с убранными в поясную кобуру помповыми ружьями. Возглавлял их смуглый коренастый инспектор с лазпистолетом, абордажным топориком и планшетом. Мужчина стянул с головы шлем и ответил на жёсткий взгляд Даала приятной улыбкой, сверкнув белыми стальными зубами.
— Всё готово? — устало спросил проверяющий, словно неимоверно утомлённый всеми этими формальностями.
— Да, всё на месте и исправно, — отозвался Даал, крепко стиснув руки за спиной, чуть расставив ноги и выпятив грудь колесом.
— Не против, если я осмотрюсь?
Вопрос заставил флаг-сержанта напрячься, однако затем он кивнул и отступил назад.
— После вас.
В атмосфере неявственной угрозы Даал двинулся меж рядов коек за флотским офицером, который шёл, бряцая какими-то медалями. Минка попыталась их разглядеть, но тот шагал слишком быстро, и к тому же освещение в казарме было слабым.
— Сломанная кровать, — заявил инспектор, ткнув пальцем на повреждённую мебель.
Даал кивнул, однако его щёки вспыхнули румянцем. В конце офицер протянул флаг-сержанту формуляр.
— Подпишитесь, пожалуйста, вот здесь.
Минка проследила взглядом за тем, как Даал вывел своё имя внизу листа, после чего передал обратно.
— На планете всё хорошо? — поинтересовался он.
— Да. Все стандартные протоколы завершены.
— Когда мы высаживаемся?
— Сразу после выгрузки ополчения.
— Кого?
— Вы разве не слышали?
— Нет.
Представитель флота покачал головой.
— Начинается крестовый поход. Официально их назвали орденом Сынов Императора. Но они зовут себя Братством. Нас попросили высадить их первыми. Особый запрос от кардинала.
Даал ничего не ответил, но ему и не требовалось. Каждый из присутствующих сам всё понял. Молчание, казалось, было осязаемым.
«Мы же кадийцы, — подумала Минка. — Первыми всегда идём мы».
Бойцы старались занять себя делом, однако атмосфера в ангаре Сто Первого всё равно оставалась угрюмой.
Даал заставил их вычищать ангарный отсек. Минка попала в состав отделения, посланного проверить, не забыли ли они какое-либо ценное полковое имущество.
— Просто убедитесь, — велел им Даал.
— Убедились, — сказала она ему пару минут спустя. Казарма была совершенно пустой.
— Хорошо, — произнёс флаг-сержант, после чего стал думать, что бы ещё им поручить. Его кадийская гордость была серьёзно уязвлена.
Спустя шесть часов зазвучала сирена.
— Это нам, — сказал Даал. Он повернулся к ним. Его губы тронула крошечная, едва уловимая улыбка. — Так. Давайте выбираться с этой чёртовой лохани.
В задней части ангара грузовые «Часовые» складывали тяжёлое оснащение полка на широкие поддоны. Машины на курьих ножках, пилотируемые вспомогательным персоналом кадийцев, поднимали деревянные ящики с сухпайками, медикаментами, боеукладкой, коробки со снарядами и огромные контейнеры с запчастями для полковой техники и транспортников, готовясь перенести их на тяжёлые лихтеры.
Даал, казалось, был повсюду, отдавая приказы с привычными нотками усталой раздражённости в голосе.
— Хорошо. А теперь рюкзаки в зубы и бегом в ангарный отсек девять. Штаб решил, что мы спустимся по-боевому.
— Я думал, планета мирная, — отозвался Прассан.
— Так и есть, — подтвердил флаг-сержант. — Но нужно держать марку, знаете ли. Мы должны впечатлить местных чинуш.
— А то, что Братство спускается впереди нас, здесь ни при чём?
Глаза Даала опасно сузились.
— Шагай, боец, — резко сказал он.
Час спустя гвардейцы 101-го кадийского достигли открытого шлюза в ангарный отсек 48. Минка шла в десятом ряду спереди. Едва она переступила порог, от необъятности пространства у неё пошла кругом голова. Потолок терялся в высоте, бесконечные полосы люменов тянулись по нему словно шоссе, а всё на протяжении двух миль перед ними занимали десантные челноки, которых было больше, чем она могла сосчитать.
Девушка проглотила подкатившую к горлу желчь и попыталась взять себя в руки.
Воспоминание. Впервые она увидела эти громадные корабли в детстве, на Кадии. Их было десять, летевших строем высоко в бледно-синем зимнем небе, а следом за ними тянулись белые инверсионные следы. С земли их длинные корпуса и короткие крылья казались прилизанными и красивыми, и чем-то они напомнили Минке перелётных гусей.
А затем их вытеснило другое воспоминание. Челнок, вывезший её с Маркизы. Она, лежащая в углу, свернувшись калачиком в луже собственной блевоты, и склонившийся над нею медике, который старался не дать ей впасть в кому.
— Нормально? — спросил Бреве. Он был в комбинезоне кадийской расцветки, какие носили танковые экипажи, а звёздочки определяли его как мехвода. Он был из тех людей, которые как будто не замечали того, что вокруг них происходит.
Минка с трудом могла говорить. Ей потребовалось вся сила воли, чтобы выдавить хотя бы слово.
— В порядке.
— Да?
Она кивнула.
Десантные корабли казались громоздкими и неуклюжими, словно морские птицы на суше, со слишком большими кабинами-клювами из бронекерамита. Под ними собралась вся техника, что осталась в распоряжении Прошёдших Ад, и выглядела она так, словно о ней хорошо позаботились. «Химеры» и танки задом заезжали по передним трапам на нижние палубы, направляемые офицерами, которым приходилось кричать и свистеть, чтобы их услышали сквозь рёв двигателей.
Они всё ещё находились в сотне ярдов от своего корабля, когда их накрыла тень от его крыльев. Внутри исполина наверняка уместился бы целый собор.
Бреве шмыгнул носом.
— А как мир-то называется?
Лоб Минки покрылся холодной испариной.
— Потенс.
— Города-ульи, о каких нам стоит знать?
— Нет, — отозвалась она.
— Хвала Трону. — Бреве хмыкнул. — А почему мы спускаемся по-боевому?
Девушка закрыла глаза. Она почувствовала, как к горлу подступает тошнота.
— В штабе захотели, чтобы мы показали кадийскую удаль.
— Ну и хорошо. Я-то решил, что мы снова идём в адское пламя.
Он начал её раздражать.
— Ты почему такой нервный? Танкисты ведь не заходили в Маркграаф.
— Нет, — согласился он. — Но мы вас вытягивали оттуда.
От накатившей головной боли её чуть не вырвало. Минке пришлось отвернуться и закрыть глаза. Бреве ничего не заметил, продолжая себе болтать.
— Худо там было, это точно.
Девушка моргнула и открыла глаза. От мысли, что она покидает безопасность «Казачьей сабли», у неё скрутило живот. Она посмотрела на водителя, но не поняла, говорил он обо всём полке, или о ней в частности.
— Кому было?
— Всем. Ты в норме?
— Да, — выдавила девушка.
— Выглядишь бледной.
Боль начала возвращаться обратно.
— Мы были в варпе, — сказала она. — Здоровее в нём не станешь.
— Нет, серьёзно. Ты какая-то зелёная. Точно всё в порядке?
— Точно. Я меня и справка от доктора есть.
— По виду не скажешь.
Офицер впереди строя рявкнул приказ, и колонна Минки перешла на бег, по двое в ряд, направившись к первому челноку. Все десантные корабли были практически на одно лицо, несмотря на разные модели и миры-кузницы постройки. Они существовали с единственной целью — доставить бойцов и бронетехнику в самую опасную зону военных действий за как можно кратчайшее время. А затем, если будет на то воля Трона, так же быстро убраться оттуда прочь.
Тот, к которому они бежали, имел длинный корпус-ангар с кабиной, оборонительными турелями, короткими угловатыми крыльями и расположенной сзади штурмовой аппарелью. На фюзеляже было по трафарету выведено огромное обозначение эскадрильи — «А-987». Белая краска местами отлупилась, обнажив пятнистый сине-чёрный камуфляжный узор.
Здесь всем заправлял Даал.
— Примкнуть штыки! — крикнул он, когда они промчались мимо.
Кадийцы отреагировали мгновенно, включая саму Минку. Её руки непроизвольно затряслись, когда она вставила лезвие в конец ружья. Это была мирная высадка.
На Потенсе нет врагов, напомнила она себе.
Заняв место в десантном отделении, Минка вновь начала покрываться потом. Она не поведёт себя как какой-то белощитик, и не сложится пополам у всех на виду. Девушка усилием воли удержала завтрак в животе, пока бойцы 101-го поднимались по трапу и усаживались в кресла, складывая рюкзаки рядами на полу.
В потолке на равных промежутках располагались вентиляторы. Тот, что был над ней, вращался медленно, и каждый раз, когда гонимый воздух попадал на Минку, она чувствовала, как испарина холодит ей лоб. Она оглянулась на соседей. Рядом с ней сидела пара близнецов-блондинов из роты А, кучка солдат, которых она знала лишь с виду, а также несколько бойцов роты Ё. Вот практически и все, кто пережил Маркграаф.
С нижних палуб донеслись заключительные переклички и рокот последних закрепляемых танков.
Раздался свист, и аппарель начала отъезжать назад. Челнок запустил двигатели. Рёв быстро стал оглушительным, и весь транспортник заходил ходуном.
Минка закрыла глаза. Она ощутила толчок, с которым десантный корабль оторвался от палубы, а затем всё внутри неё перевернулось, когда они вышли в открытый космос. Всегда одно и то же.
Температура резко упала. Она увидела перед собой облачко пара. Конденсат внутри панелей начал замерзать, а затем покрылся белой изморозью, после чего сидевших рядами кадийцев заболтало из стороны в сторону, словно подхваченные морским течением водоросли.
При входе в верхние слои атмосферы корабль угрожающе задребезжал, и меньше чем за минуту лёд расплавился. Внутри стало жарко как в сауне, а затем температура стабилизировалась, когда челнок начал затяжной пологий спуск к посадочному полю.
Ранец Минки стоял у неё между ногами. Она вцепилась в него мёртвой хваткой. В нём находились все её пожитки — униформа, оружие, пару талисманов на удачу, а также кусок камня, взятый с касра Мирак.
Совсем немного. Ничтожно мало, если начистоту. Но ей так нравилось. Когда её не станет, это будет всем, что она после себя оставит.
Это, а также вереницу мёртвых еретиков.
Глава третья
Бреве спускал «Химеру» по штурмовой аппарели. Минку, сидевшую в тесном отсеке, мутило. По крайней мере, она перестала потеть. Умостившийся напротив Прассан смотрел на неё сочувствующим взглядом. Девушке хотелось хорошенько вмазать ему.
Она отвела глаза и сжала зубы. Рядом с ней расположилась сержант Дайдо — крепкая приземистая женщина, состоявшая, казалось, сплошь из мышц и острых углов. Она была из тех солдат, что излучали спокойствие. Минку её присутствие приободряло.
— Пахнет неплохо, — заметила Дайдо.
И это действительно было так. Воздух на Потенсе не имел никакого привкуса. Ни затхлого маслянистого аромата рециркулированной корабельной атмосферы, ни плотного сажевого смога Маркизы.
Минка вдохнула на полную грудь.
Он пах чистотой.
Она словно дышала высокогорным кадийским воздухом.
Девушка привстала и откинула половинку потолочного люка в сторону. Дайдо дотянулась до второй половины и открыла её также. Затем вытянула голову и присвистнула.
Остальные принялись толкаться и пихаться, чтобы посмотреть тоже. Минка просто стала ждать своей очереди. Когда все расселись обратно по местам, она поднялась на ноги и втянула воздух снова. Маркиза была отравленным адским миром, с пепельными пустошами и ядовитой охряной атмосферой. Воздух там казался настолько густым от токсичных примесей, что его практически можно было жевать. Но сейчас, высунувшись из верхнего люка, она различила над собой синее небо с редкими облаками, а дальше, на горизонте, гряду увенчанных снежными шапками вершин.
— Ещё раз, как называется планета? — спросила Дайдо.
— Потенс, — отозвалась Минка. Теперь, когда она увидела мир, его название зазвучало по-новому.
Звёздный порт располагался посреди огромной плоской равнины, на которой тут и там вращались оросительные разбрызгиватели. Меж сухих бурых кустарников зеленели округлой формы поля, контрастируя с низкими белыми жилищами фермеров в тенистых рощах. Вдалеке равнина резко переходила в холмы, где темнели сосняки, а ещё дальше — в высокие утёсы с ярко блестящим на них снегом.
— Это Супрамонт, — пояснил Прассан.
— А есть что-то, чего ты не знаешь?
Парень зарделся.
— Вы разве не читали планетарные сводки?
— Нет, — призналась Дайдо. — Для этого есть такие фреккеры как ты.
На другом краю равнины раскинулся большой палаточный город, а за ним — одинокий скальный выступ. По крутым склонам скалы, внизу окружённым высокой стеной, тянулись белокаменные сооружения с крышами из тяжёлой терракотовой черепицы. Над поселением подобно старинному замку нависала огромная крепость с куртиной, внутри которой, в центре акрополя, возвышалось величественное золотоверхое здание. Красота открывшейся картины потрясала воображение. Ничего, подумала Минка, не могло отличаться сильнее улейных пустошей Маркизы.
Прассан определённо изучил все доклады. Он присоединился к ней в распахнутом люке.
— Это тронный мир скопления Висельников. Единственный крупный город. Дом семейства Ричстаров.
Минка предположила, что парень смущён.
— Но Ричстары были на Маркизе.
— Ричстары правят по всему скоплению. Все они — потомки одного колонизатора. Запамятовал его имя.
— Большая у них семейка, — заметила Минка.
— Заправляли здесь с самого Согласия.
— Какого ещё Согласия?
Прассан нахмурился, оглядев лица сидящих напротив людей. Все они знали это слово, родом откуда-то из седой древности.
— Думаю, быть частью Империума.
— И как называется это место?
— Называется Вечноград, — сказал парень.
— А почему? — продолжала допытываться девушка.
— Не знаю, — Прассан пожал плечами. — Может потому, что он будет стоять вечно.
— Надеюсь на то, — произнесла Минка.
Повисло молчание. Говорить тут не требовалось. Постепенно они стали различать крутые ярусы домов, а на самой вершине — золотой собор. Прассан подался вперёд. Он хотел разглядеть всё до малейших деталей.
— Ранний Империум, — заявил он.
Ранний Империум значил для Минки ровно то же, что и «Согласие».
— Похоже на крепость. Здесь живут Ричстары?
— Не знаю, — смутился Прассан.
— Что ж, хвала за это Трону, — вмешалась Дайдо. — Будешь знать слишком много, и из тебя сделают саванта.
Прассан скорчил гримасу, дав понять Дайдо, куда бы ей сходить, однако свежий воздух и солнечный свет после долгого времени, проведённого в искусственной затхлой среде «Казачьей сабли» подействовал на них лучше любых стиммов.
Вечноград по мере приближения становился лишь ещё более красивым. Кадийцы углядели лепные фасады, решётчатые балконы, скульптуры и горгулий из обтёсанного известняка, а также золотые купола многочисленных часовен. Даже стены притягивали к себе взгляд: скалобетонные фасы украшали прожилки из чёрного и белого мрамора, а бойницы — мозаичные обрамления.
Минка встала, когда они подъехали к воротам города. От ветра её волосы захлестали по лицу.
— Осторожней, — сказал Прассан, и попытался затянуть её вниз, но Минка отказалась садиться. Вместо этого она стала осматривать укрепления. Никакой опасности ведь не было, повторила себе девушка. Никаких снайперов. Ничего, что не позволило бы ей наслаждаться видами.
Поверхность скалобетонной дороги была плавной и без единой трещинки. Первые машины уже скрылись во тьме ворот.
Минку на миг подкинуло в воздух, когда транспортник съехал с гладкой дороги на перекинутый через сухой ров брусчатый мост.
Дайдо захлопнула верхний люк. Бойцы поднялись и прильнули к амбразурам, когда машина покатилась по извилистым улочкам. Тут и там девушка мельком замечала узорные пьедесталы, подножья мраморных статуй и фризы на панелях вдоль ограждений мостов, богато украшенные каменные арки, высокие белёные дома и румянощёких людей. В отсеке висела восхищённая тишина, пока внезапно машины конвоя не ударили по тормозам.
— В чём дело? — спросила Дайдо.
Ей никто не ответил. Она стукнула по дверке водительского отсека.
— Простите, ребята, — раздался из вокс-передатчика напряжённый голос Бреве. — Что-то непонятное.
Минка вдруг стала абсолютно спокойной. По коже побежали мурашки. Девушка почувствовала, как её сердце забилось быстрее. Ладони потеплели. Она снова начала потеть.
Дайдо поднялась на ноги и высунула голову из люка.
— Нужно ехать! — сказала она Бреве, однако затем что-то заметила. Минка не поняла, что именно увидела сержант, однако в следующее мгновение Дайдо ощутимо напряглась, и её голос обрёл командирскую властность.
— Оружие к бою! — приказала она.
Кадийцы пришли в движение как один. Аппарель с грохотом откинулась на землю. Бойцы отреагировали практически мгновенно, и, загрохотав ботинками по трапу, высыпались из кормового выхода «Химеры».
Внезапный свет ослепил Минку. Она успела мимоходом различить гудящую улицу, высокие дома и глубокие непроглядные тени. Кадийка бросилась в укрытие, попутно перевернув стол, так что со стоявших на нём жестяных кружек на стену выплеснулся рекаф, и заняла позицию для стрельбы.
На улице находился старик с тростью. Женщина с чёрной шалью, что-то кричащая с балкона. Кучка ребят с открытыми в ужасе ртами. Мужчина с тростью указывал на другой конец дороги, откуда к ним брела процессия девочек в чёрных одеждах. Они были в чёрных ботинках и платьях, и с коротко подстриженными волосами. Дети держали друг друга за руки, создавая запутанный узор из конечностей, однако девочки в первом ряду шли с вытянутыми перед собой ладонями, так, словно ступали на ощупь.
Минка вскинула карабин. Оружия у них она не заметила, поэтому посмотрела на Дайдо. Сержант направилась вперёд.
Внезапно из двери выскочил толстяк с заброшенным на плечо коротким полотенцем.
— Прочь! — закричал он девочкам, принявшись махать на них рушником. — Назад!
Дети подняли руки и побрели к нему, жадно вытягивая пальцы.
— Назад! — снова крикнул мужчина, но стал пятиться от них сам, отчего случайно перевернул круглый столик.
Руки одной из девочек вцепились в край стола, и её пальцы задвигались подобно паучьим лапкам. Ребёнок нащупал тарелку какого-то посетителя и нашёл на ней ломтик хлеба, после чего резко схватил его и затолкал себе в рот.
— Они ничего не видят! — крикнула Дайдо.
Тут Минка всё поняла. Они были слепы и голодны, и брели по городу наподобие морского существа с многочисленными щупальцами, слепо ползущего по дну.
Мужчина ударил одну из девочек, а та зашлась пронзительным плачем. Внезапно в другом конце улицы появилась тёмноволосая женщина.
— Назад! — заорала она. — Прочь!
Дайдо подняла руку. Открыла рот, собираясь что-то сказать. Её губы пришли в движение, однако Минка не разобрала ни слова, поскольку здание напротив внезапно исчезло во взрыве. Улица мгновенно наполнилась пылью и обломками, и девушка ощутила, как её накрыла мощная волна смещённого воздуха, а затем она оказалась на земле. Она ничего не слышала. Небо над ней сияло белизной. Тишина вокруг была абсолютной — тяжёлой, давящей, оглушительной.
Минка поднялась на ноги. Ей в глаза попала грязь, каньон между жилыми блоками заполнила белесая дымка пыли. Она поняла, что находится в шоковом состоянии.
Весь мир стал белым. К ней, пошатываясь, брели призраки с бесцветными волосами и лицами. Единственными людьми, продолжавшими двигаться вперёд, были кадийцы. Улицу перед ними усеяли обломки. Девушка чувствовала под ногами битые кирпичи и куски лепнины.
Ей потребовалась секунда, чтобы сложить картину произошедшего.
Жилой блок обвалился. Здание рухнуло на улицу. Обломки засыпали валяющиеся повсюду тела женщин, детей и мужчин. Толпа, которая считанные мгновения назад была такой напуганной и злой, стояла в полнейшем смятении, с белыми от пыли лицами, руками и одеждой напоминая статуи.
Затем внезапно, словно кто-то щёлкнул переключатель, звук вернулся, и все разом завопили. К Минке брёл мальчик. Его рот был открыт, словно он хотел кричать, однако не мог выдавить из себя ни слова.
— Сюда! — крикнула ему Минка, но тот её не услышал. Девушка схватила ребёнка и утащила в укрытие дверного проёма. Он был такой же белый, как все остальные.
— Что случилось? — проорала она, всё ещё почти ничего не слыша. Придётся читать по губам. Мальчик в её руках словно оцепенел. Она повторила вопрос, но тот лишь потрясённо озирался по сторонам с широко открытым ртом, по-прежнему не издавая ни звука.
— Контузия, — раздался голос. Он принадлежал Дайдо, как раз проходившей мимо. — Фицелин, — добавила она.
Внезапно Дайдо оказалась рядом с ней.
— Если бы мы не остановились… — прокричала сержант ей в лицо.
Минка кивнула. Если бы они не остановились, конвой оказался бы в зоне поражения.
Она кивнула. На её руке была кровь. Не её. Мальчика. Кадийка перевернула ребёнка, высматривая ранение, но не увидела ничего кроме пыли. Мгновение никто не двигался и не говорил, а затем внезапно мальчика начало рвать кровью.
