Конкордат / Concordat (рассказ)
Гильдия Переводчиков Warhammer Конкордат / Concordat (рассказ) | |
---|---|
Автор | Дэвид Аннандейл / David Annandale |
Переводчик | MBean |
Издательство | Black Library |
Год издания | 2014 |
Подписаться на обновления | Telegram-канал |
Обсудить | Telegram-чат |
Скачать | EPUB, FB2, MOBI |
Поддержать проект
|
— Мне было интересно, увидим ли мы вас здесь, комиссар Яррик.
Голос был знакомым. Не сказать, что он звучал приветливо, но я не стал сразу реагировать с подозрением. Было время, когда я мог позволить себе такую роскошь.
Обернувшись, я увидел инквизитора Гектора Краусса из Ордо Еретикус, идущего ко мне по коридору. Внешне он почти не изменился с нашей первой встречи на Мистрале. Та же железная официальность и элегантность, обернутые в темный плащ, жилет и брюки. Та же забота, граничащая с тщеславием, то же сознательное патрицианское благородство, женатое на осуждающем взгляде. Однако он пережил войну на Мистрале, он пережил многое из того, что пережил я, и произошедшая в нем перемена не была незаметной. Он стал более осторожным. Может быть у него даже появилась способность сомневаться в собственной непогрешимости.
Я надеялся на это, хотя и не был готов рисковать такой возможностью.
Мы находились в лабиринте дворца Департаменто Муниторум на Айе Мортис. Комплекс являлся уродливым строением, дворцом только по названию и соответствовал подавляющему большинству архитектурных сооружений на планете. Коридоры выложены серым скалобетоном и выглядели сырыми, даже если это не соответствовало действительности. Своды были сборными и грубыми, почти полностью лишенными украшений, если не считать равнодушно выполненных аквил. Стены изъедены, а углы осыпались. Фасады многих зданий планеты были настолько разрушены загрязненной атмосферой, что выглядели словно окаменевшая губка. Айе Мортис был миром-ульем, экономическая ценность которого постепенно снижалась. Сотни миллиардов людей жили в долг, и счастливчиками будут те, кто умрет еще до наступления коллапса.
Однако на данный момент от этого мира ещё можно было получить пользу. Его 77-й пехотный и 110-й бронетанковый полки были разгромлены на Мистрале. Было бы не так уж далеко от истины утверждать, что они все еще существовали лишь потому, что так сказал полковник Георг Гранах. Он сохранил за собой командование после Мистраля и отказался позволить ветеранам того конфликта испытать позор, увидев, как их полки расформировываются и вливаются в другие. Их знамя продолжало развеваться, и победа на Мистрале была увековечена в записях. Это все еще была победа, как бы тяжело ни было любому из нас думать об этом в таких терминах.
Краусс догнал меня, когда функционеры Муниторума пронеслись мимо нас.
— Вы встречаетесь с полковником Гранахом? — спросил он.
Я кивнул.
— Мое прикомандирование к 252-му Армагеддонскому полку закончилось. Лорд-комиссар Расп попросил меня вернуться к нему на службу, пока он все еще работает с мортисианами.
— Итак, вы помогаете с вербовкой, — сказал инквизитор, подтверждая свою гипотезу. — Вы уже встречались с лордом-комиссаром?
Вопрос был задан не просто так, я не верю, что Краусс был способен на непринужденную беседу.
— Вскользь.
— Как же вам удалось его найти?
Я заколебался, не желая говорить Крауссу ничего сверх необходимого минимума. Мое доверие к нему находилось в четко очерченных пределах. Он обладал честью и благородством, но также видел лишь то, что хотел видеть, и за это приходилось платить объектам его суждений.
— Он восстановил большую часть своих сил, — сказал я.
— Да, выглядит он живо.
— Я так понимаю, вы видели его чаще меня.
Краусс проигнорировал уловку.
— Вам не показалось, что он совсем не похож на того офицера, которого вы знали раньше?
— Все мы изменились на Мистрале, — заметил я. — Его предали и пытали. Было бы странно, если бы он остался таким же.
Я задавался вопросом, не имел ли в виду Краусс какие-то другие изменения, но знал, что лучше не ожидать, что он сам предоставит информацию такого рода. Я попытался вытянуть из него еще что-то.
— Что же привело вас на Айе Мортис, инквизитор?
Я мог бы поверить в некоторую долю случайности нашей встречи, но только до определенной степени. Айе Мортис являлся миром второстепенной важности и на данный момент политически стабильным. Ордо Еретикус мало что могло волновать. Много десятилетий спустя Губительные силы станут очень близки к тому, чтобы разорвать этот мир в клочья, но до этого надо еще дожить.
Краусс ответил не сразу. Несколько мгновений он наблюдал за бесконечным шествием администраторов. Вербовка привела к резкому росту активности планетарного отделения Департаменто Муниторум. То, что происходило в настоящее время, сильно отличалось от ежегодного набора. С административной точки зрения пополнение полков было событием, требующим огромных ресурсов.
Через минуту Краусс удивил меня своей откровенностью. Не сказать, что он любил меня больше, чем я его, но, похоже, мы доверяли друг другу. Война установила между нами некое подобие согласия.
— Я завершаю работу, начатую на Мистрале, — сказал инквизитор.
— Не вижу связи. — Ересь, с которой мы столкнулись, осталась на этом мире.
— Заражение, — произнес он. — События никогда не бывают совершенно изолированными. Многие солдаты стали свидетелями вещей, о существовании которых простому гражданину Империума никогда не следовало бы знать. Солдаты рассказывают байки и распространяют слухи. Слухи распространяют слабость и кое-что похуже.
— Удалось сделать какие-нибудь выводы?
Я приложил все усилия, чтобы мой голос не звучал раздражительно. Вступать в конфронтацию с инквизитором здесь и сейчас не принесло бы никакой пользы, однако солдаты, которые так много отдали на Мистрале, заслуживали лучшего.
Безусловно, ересь, которую мы там обнаружили, была особенно коварной. Это долгое время скрывалось за масками дружбы и доверия. Мы все были обмануты в той или иной степени, особенно лорд-комиссар Расп, но в рядах мортисиан не было никакого предательства. Краусс напрасно навлек пытки Инквизиции на гвардейцев, которые ничего не сделали, кроме как преданно сражались за Императора. Я вмешался тогда и сделал бы это снова, если бы пришлось. У Имперской Гвардии свой собственный механизм поддержания морального духа и искоренения непригодных, и я являюсь частью этой системы. У Инквизиции же более эффективные способы применения своих сил.
— Думаю, что скоро смогу уехать отсюда, — ответил Краусс.
Я никогда не видел, чтобы в его улыбке отсутствовали расчетливость или превосходство. Сейчас она была не такой, но в его позе чувствовалась едва заметная осанка. Он был близок к тому, чтобы позволить себе роскошь облегчения.
— Рад это слышать.
Я был таким же, может быть последствия тех событий действительно исчерпали себя. Хотя в тот момент мне было это неизвестно. Было что-то еще, и я впервые заметил это только после того, как покинул Краусса. Я все еще находился в нескольких темных коридорах и однообразных лестничных пролетах от места встречи с Гранахом и только собрался ступить на лестничную клетку, как волосы на затылке встали дыбом. За мной наблюдают. Я резко обернулся. Бюрократия войны текла мимо, но я мельком увидел одного чиновника в дверном проеме в нескольких метрах позади. Она стояла неподвижно, а затем вошла в дверь и скрылась из виду. Я не смог ее разглядеть, даже не был уверен, что наблюдение велось за моей персоной, но она мне показалась крайне знакомой. Не было никаких причин, по которым она должна находиться здесь, я никогда раньше не был на Айе Мортис. От этого впечатления мне стало не по себе, если я и видел эту женщину раньше, то она точно не была одета в одеяние дрона Муниторума.
Я вернулся по коридору к тому месту, где видел женщину, и попробовал отпереть дверь. Она была открыта и вела в картотеку с тремя другими выходами. Двое скучающих мужчин взглянули на меня, затем вернулись к своей работе по каталогизации. Моего наблюдателя нигде не было видно.
Я направился на встречу с Гранахом, жалея, что не разглядел получше ее лицо.
На Айе Мортис было не так уж много места для надежды. Все его ульи на протяжении веков сливались в один, вся поверхность планеты была застроена жилыми домами и ныне в основном недействующими мануфакторумами. Его граждане питали мало иллюзий относительно своего мира, хотя выживание требовало, чтобы они крепко держались за некоторые из них. У них также была вера в Императора, и именно эту веру подчеркивали призывные митинги, укрепляя ее для граждан, которые не собирались вступать в Астра Милитарум, и напоминая рекрутам об обязанностях службы. Этот мир также произвел изрядную порцию бойцов. Одной из моих обязанностей было разъяснять новобранцам моральные императивы их новой жизни.
— Тебе нужно будет выступить на митинге, — сказал мне Гранах, когда я встретился с ним. — Я видел, что ты сделал на Мистрале, Яррик. Нам понадобятся твои навыки.
Гранах будет сопровождать меня, но не будет выступать вместе со мной. Он не был вдохновляющим оратором, и мы оба это прекрасно знали. Он был эффективным офицером и понимал свои собственные слабости. Так что я в одиночестве буду выступать на холме Конкордат.
Это место являлось одним из немногих сохранившихся отличительных черт Айе Мортис, конусообразный холм был увенчан самым большим мануфакторным собором, который я когда-либо видел, — Конкордатом, давшим холму название. Много лет спустя это место станет местом решающей битвы за душу мира. Битвы, которую возглавят Черные Драконы, орден, с которым я позже познакомлюсь на Армагеддоне. Мы с Гранахом взобрались по строительным лесам на одну из нижних террас массивного приземистого зиккурата. Вокс-передатчики передавали призывы к молитве и труду. На холме толпились новобранцы и еще тысячи горожан, которые присоединятся к ним в ближайшие дни.
Но была и другая толпа, массивные двери у основания Конкордата были открыты для бесконечной очереди просителей, самых отчаянных из отчаявшихся людей. Очередь змеилась вниз по одной из главных аллей холма, простираясь далеко за пределы моего поля зрения. Эти люди пришли, чтобы ответить на призыв, исходящий из собора. Очередь медленно и неуклонно продвигалась к зданию. На восточном фланге комплекса протекала грязная река промышленных сточных вод, и я обнаружил, что устанавливаю связь между рабочими, входящими внутрь, и мусором, который выходит наружу.
Судя по выражение лица Гранаха, его голову посетила та же мысль.
— Сегодня мы предлагаем им лучший выбор, — сказал я, и он ответил мне кивком.
Жизнь в Имперской Гвардии была жестокой и зачастую очень короткой. Мириады безвестных солдат, которых мы завербовали в этот день, пройдут через мясорубку войны и закончат жизнь в луже собственной крови. Но их борьба, их конец будут славными. Это было лучше, чем то, что ждало внутри Конкордата.
Мы приблизились к нашим местам на западном фланге мануфакторума. Я посмотрел вниз на собравшиеся массы, стекающиеся с улиц, которые шли к большому открытому пространству. Молитвы со стороны Конкордата продолжались безостановочно.
— Мы собираемся их перекричать?
— Система выключится, как только начнется выступление, — ответил Гранах.
Прямо перед нами находилась платформа с портативным вокс-устройством, установленным специально для этой цели. Я проверил свой хронометр.
— Сейчас?
— Сейчас, — подтвердил Гранах.
Я подошел к трибуне и поднял трубку. Гранах стоял рядом со мной, широко расставив ноги, сцепив руки за спиной — воплощение молчаливого, уверенного в себе командира. Позади нас внушительная громада Конкордата символизировала мощь Империума. Над нами возвышались террасы комплекса, дымоходы тянулись ввысь из углов каждого этажа, но крыша, которая одновременно служила посадочной площадкой, была пустой, за исключением огромного шпиля. По форме напоминающий крозиус, он был самой высокой точкой на сотни километров вокруг и одной из немногих настоящих достопримечательностей Айе Мортис. Это был символ Императора, символ того, ради кого они будут сражаться.
Я наблюдал за толпой, ожидая, когда прекратятся транслируемые молитвы. Передние ряды хорошо просматривались, поскольку я находился менее чем в десяти метрах над землей.
Динамики Конкордата замолчали, уступив место фоновому пыхтению, грохоту и лязгу внутренних механизмов мануфакторума. Я уже собрался начать говорить, как снова увидел это лицо. Женщина стояла в первых рядах толпы, она находилась в нескольких десятках метров от меня, но я мог видеть ее достаточно ясно.
Теперь я вспомнил, бритая голова, тяжелые и вечно нахмуренные брови принадлежали Шенк. Она была частью группы инквизиторов, с которой я скрестил мечи на Молоссусе. Они намеренно развязали Чуму зомби, Чуму Неверия, в одном из ульев этой планеты с обманчивой целью научиться контролировать проклятие. Я убил Асконаса, лидера заговорщиков. Шенк и остальные — Бранд, Эррар и Майнхардт — были помещены в карантин, но заражен был только Асконас. Как Инквизиция, они были недосягаемы для планетарных властей, и видимо их недолго продержали под стражей.
— Граждане Айе Мортис! — сказал я. — Вы все верные слуги Императора. Но сегодня вы становитесь героями Империума!
Говоря это, я оглядывал толпу в поисках соратников Шенк. Брэнда было бы легко заметить, находясь он там. Его сходство с Шенк поражало, я был уверен в том, что они брат и сестра. Что касается Майнхардта и Эррара, то они были не братом и сестрой, а близнецами по опасной самоуверенности. Я не видел никого из них, кроме Шенк. Она не пошевелилась и уставилась на меня с открытой враждебностью. На Молоссусе она и другие с совершенным фанатизмом верили в свой проект. Я разрушил эксперимент и убил их хозяина. У Шенк были веские причины презирать меня, и я ответил ей тем же.
— Ваши полки выиграли великую войну на Мистрале. Они прославили имя Айе Мортис. Теперь они взывают к вам, чтобы приумножить эту славу и разделить ее.
Во время речи я оценивал свою ситуацию. У четырех инквизиторов были все основания желать мне зла, и у них были средства для достижения этого. Я загнал их в угол на Молоссусе, но не нейтрализовал. Учитывая молчаливую угрозу, которую Шенк посылала в мой адрес, я знал, что они пришли на Айе Мортис, чтобы свершить возмездие.
Этот факт вселил в меня некоторую надежду. Личная вендетта, значит, а не официальное дело Инквизиции.
Еще один обнадеживающий признак: я пока жив. Я стоял на виду. Убить меня во время моего выступления было бы самым простым решением, но это также привлекло бы очень много внимания. Они планировали расправиться со мной по-тихому.
— Я знаю, что вы ответите на призыв. Я знаю, что вы почтите память своих героев, маршируя рядом с ними.
Нужно обдумать варианты, я мог бы избежать одиночества, находясь на Айе Мортис, но я отверг эту возможность, как только она пришла мне в голову. Оборонительная позиция была трусостью и не давала ничего кроме отсрочки. У меня не было намерения пережить этот день только для того, чтобы быть застигнутым врасплох потом. Пытаться убить их первыми тоже было неосуществимо. Даже если бы они все находились здесь, и я смог бы преодолеть трудности, тогда я развязал бы очень короткую войну с Инквизицией.
— Этот памятник веры и трудолюбия — проявление вашей силы. Теперь наберитесь сил еще больше и выплесните ярость во врагов Императора!
Я недоумевал, почему Шенк позволила мне ее заметить. Возможно, она допустила ошибку во дворце Муниторума и решила быть более прямой, поставив меня в известность. Я не видел ее союзников и это меня беспокоило.
В конце концов, мой непосредственный выбор был прост: дождаться удара или выманить противника из тени. Но что делать после этого?
Меня озарила мысль; «А что если добавить новые переменные?»
Я закончил говорить и отступил с трибуны, переключив внимание толпы на Гранаха. Он был сыном Айе Мортис, пусть они увидят полковника-ветерана и узнают, каких высот можно достичь. Пока люди аплодировали, я смотрел вдоль фасада Конкордата. На полпути между нашими местами и спуском с эшафота была служебная дверь.
Выступление подошло к концу, и теперь толпа могла направиться к вербовочным пунктам, которые были установлены на вершине холма Конкордат. Дикторы возобновили свою литургию.
— Полковник, я не смогу вас сопровождать. Есть кое-какие дела, которыми я должен здесь заняться, — сказал я Гранаху.
Он приподнял бровь, но возражать не стал. Мы хорошо сработались на Мистрале, и он доверял моим суждениям.
— Есть что-нибудь, о чем мне следует знать?
— На данный момент, я полагаю, вы предпочли бы, чтобы вас не информировали. Это незаконченное дело, связанное с моим прикомандированием. Оно не имеет никакого отношения ни к Мистралю, ни к Айе Мортис.
Немного подумав, он спросил.
— Вам не нужна помощь?
— Благодарю вас, полковник. Я ценю ваше предложение, но думаю, будет лучше, если вы вообще не будете в нем участвовать. Однако есть одна вещь, которую вы могли бы сделать для меня. Вы ведь недавно общались с инквизитором Крауссом?
— Так и есть. Он путешествовал с нами из Мистраля.
Конечно он путешествовал. Лучше следить за потрепанными полками на предмет малейших отклонений.
— Вы не могли бы попросить его встретиться со мной здесь, внутри Конкордата?
— Внутри? — Глаза Гранаха расширились. — Трон, да как он тебя найдет?
— Он должен искать меня на этом уровне. Я подозреваю, что события упростят ему задачу.
— Значит, ты ожидаешь каких-то событий.
— Так и есть.
— Понимаю. Удачи, комиссар.
Мы обменялись рукопожатиями, и он ушел. Теперь мне просто нужно было оставаться в живых достаточно долго, чтобы поговорить с Крауссом. Я постоял на месте еще несколько мгновений, чтобы побыть на виду. Затем посмотрел вниз, Шенк все еще была там. Мы обменялись пристальными взглядами, а после я повернулся и направился к служебной двери. Она не смогла увидеть это с земли, но поняла, что я вошел внутрь, поскольку меня не было на спуске с эшафота.
Дверь открывалась на подиум, проходивший по периметру большого центрального зала мануфакторума. Блеклый дневной свет Айе Мортис проникал внутрь через витражи, но большая часть освещения была в виде установленных на канделябрах люмен-шаров. Лучи света, которые они отбрасывали, едва достигали центра зала, где громоздкое оборудование мануфакторума поднималось от пола почти на высоту подиума. Конвейерные ленты перемещались между тысячами рабочих мест, пронося компоненты мимо рабочих и забирая готовые изделия. Некоторые из этих потоков состояли из стрелкового оружия, другие касались предметов, назначение которых было для меня совершенно загадочным. Конкордат был институтом, невосприимчивым ко времени и переменам, так что вполне вероятно, что здесь были устройства, которые вышли из употребления в Империуме и были произведены только для того, чтобы быть в последствии выброшенными.
Вдоль стен тянулись гигантские гобелены, настолько потемневшие от маслянистого воздуха, что невозможно было разобрать, что на них изображено. Они были важны просто потому, что существовали. Это гобелены, а значит, священные. Рабочие не обращали на них внимания, они десятками тысяч сидели на церковных скамьях, прикованные цепями к своему месту, и их работа была непрерывной. Они добровольно заступали на дежурство, но, как только их брали на работу, у них не было возможности передумать. Сервиторы двигались по рядам, раздавая миски с серой жижей, которую рабочие поглощали, не прекращая своего труда.
Запах стоял отвратительный. Дым, прометий, дизельное топливо, пот и человеческие отходы слились в единую волну, от которой слезились глаза. Звук был почти таким же ужасным. Ритмичный стук машин оглушал, но жестяные вокс-передатчики звучали еще громче, передавая бесконечные призывы трудиться на благо Императора. Рабочие были здесь добровольно, хотя я сомневался, что кто-нибудь может покинуть Конкордат живым.
Однако они нашли здесь свою цель.
Потолок был еще в двадцати метрах надо мной, примерно на уровне следующей террасы. Я думал, что найду там еще один молитвенный зал или место для работы.
Стоя в дверном проеме с болт-пистолетом наготове, я ждал. Шенк пришлось бы выбирать между прямым выслеживанием, а значит использованием того же входа, угодив в мою засаду, или попыткой напасть на меня с другого направления, не зная, где я могу находиться в здании. Я пробыл на своем месте почти час. К тому времени стало понятно, что она не собирается упрощать мне жизнь. Настало время покинуть дверной проем, здесь я слишком уязвим. Если бы все четверо присутствовали, мои пути к отступлению стали бы перекрыты.
Я двинулся вниз по подиуму, мрак в верхней части зала был настолько густым, что я видел лишь несколько метров своего пути, и больше ничего поблизости от меня не было. Я шел осторожно, вглядываясь в тени в поисках движения, выискивая позицию, которая сработала бы мне на пользу. В центре зала со всех сторон сходились балки и тросы, образуя запутанное металлическое гнездо. Оно поддерживало вокс-систему, а в его центре находилась кафедра, с которой экклезиарх в темном одеянии руководил молитвами. Он был неутомим как слуга, и мне было интересно, сколько часов он продержится, прежде чем его место займет другой.
Не хотелось нарушать нормальное функционирование Конкордата, но это слияние линий обеспечивало лучшее прикрытие в пределах досягаемости и наилучшую перспективу. Там я мог бы увидеть любого, кто приближался бы ко мне. Я двинулся немного быстрее, все еще оглядываясь через плечо и осматривая этаж ниже в поисках каких-либо признаков Шенк.
Перед моим пунктом назначения находились двери. Я замедлил шаг, подходя к каждой из них, мой пистолет был направлен в темноту. Я был готов к засаде, ожидал ее. Как раз перед тем, как достигнуть последней двери перед балками, я поднялся наверх, чтобы добраться до вокс-гнезда, и заметил Шенк. Она стояла на подиуме в противоположной от меня стороне зала. В руке у нее был болт-пистолет.
Я моментально направил свой в ее сторону и попал в ловушку.
Брэнд выскочил из дверного проема, он был размытым пятном в уголке моего зрения, и я вздрогнул, проклиная себя. Инквизитор попытался приставить цепной нож к моему горлу, но я блокировал удар пистолетом. Движение было неуклюжим, я едва поспел вовремя, а его удар был яростным и выбил оружие у меня из руки. Оно перелетело через перила и с грохотом ударилось о каменные плиты далеко внизу.
— Ты не смеешь перечить Инквизиции, — прошипел он.
Я поднырнул под его следующий замах и нанес удар ногой по его левому колену.
— Инквизиции и не перечил, — сказал я, когда мой ботинок попал в цель. Хруст был приятный. Агент вскрикнул и отшатнулся, но устоял на ногах. Я отскочил, выхватывая меч. — Я вмешиваюсь в коварные планы каких-то жалких маленьких заговорщиков.
Прежде чем я успел воспользоваться своим преимуществом, болт-снаряд врезался в подиум прямо передо мной. Будь я немного быстрее, то попал бы под огонь Шенк. Я снова пригнулся и перекатился мимо Брэнда, затем поднялся и побежал к вокс-гнезду. Мне нужно было укрытие, я не мог сражаться с обоими сразу.
Брэнд меня преследовал. В его лязгающих шагах был неровный ритм, он прихрамывал. Хорошо. Я выиграл себе несколько секунд.
Еще два выстрела Шенк изрешетили подиум передо мной. Один из них пробил брешь шириной в метр. Я перепрыгнул через нее и добрался до ближайшей балки, ведущей к кафедре. Я посмотрел вперед, чтобы посмотреть, есть ли пандус с этой стороны зала, но его там не было. Перебравшись через перила и оказавшись в металлической паутине, я заметил движение в дальнем конце. Эррар и Майнхардт выдали себя. Они тоже выстрелили и вырвали несколько тросов, которые лопнули с железным скрежетом и отклонили траекторию снарядов ровно настолько, чтобы спасти мне жизнь. Звуки молитв внутри Конкордата стали еще более резкими, когда некоторые из вокс-передатчиков загудели статическими помехами.
Теперь я карабкался по переплетению металлических опор, и инквизиторы прекратили огонь. Брэнд шел прямо за мной. Все это время экклезиарх ни разу не отступил от своей проповеди. Внизу никто не обратил внимания на конфликт. Их бесконечный, монотонный, изнурительный труд превратил их всего лишь в слуг, которые, тем не менее, были способны молиться и воздавали хвалу Императору каждым мгновением своего сознания. Как только Конкордат завладевал людьми, он уже никогда их не отпускал. У инквизиторов было уединение, которого они хотели для своего убийства. Там присутствовали десятки тысяч душ, но ни одна из них не заметила бы моей смерти.
Я вскарабкался наверх по разветвляющимся балкам. Казалось, что опор было гораздо больше, чем требовалось для платформы проповедника. Избыток сыграл мне на руку. Дойдя до середины зала, я увидел под собой одну из причин распространения железа. Кафедра находилась прямо над частью оборудования зала. Там сходились конвейерные ленты с излишками и выброшенным материалом. Массивные зубчатые цилиндры измельчали металл на куски. Это было все равно что смотреть в стальной водоворот. В этой конфигурации не было никакой практической ценности, но символическая была очень сильной. Конкордат был собором в такой же степени, как и производственным комплексом, и проповедник бушевал над вездесущим напоминанием о судьбе, которая ожидала Империум, если его бдительность когда-либо ослабнет.
Брэнд все еще преследовал.
— Вы отказали Империуму в великом оружии против его врагов, — крикнул он. — Разве это преступление не требует казни?
— Я предотвратил намерения жаждущих власти безумцев. И я был слишком милосерден.
Спустившись на несколько метров от платформы, я поставил ноги на широкую балку и, обхватив правой рукой почти вертикальный трос, развернулся к нему лицом. Завершая поворот, я нанес удар мечом. Я правильно рассчитал время: мой клинок был нацелен прямо ему в грудь. Но он был быстр, он остановился как вкопанный и с рычанием двинул цепным ножом вверх. Он блокировал мой удар и перерубил клинок, оставив меня с половиной меча.
У меня все еще был импульс от вращения, балка, на которой мы стояли, шла под уклон вниз, к Брэнду. Я отпустил трос и налетел на него. Мы сцепились, выронив оружие, сражаясь с гравитацией и друг с другом. Его руки сомкнулись на моем горле. Задыхаясь, я протиснулся вперед, и его правая нога соскользнула с балки в пустоту. Левая нога приняла на себя весь его вес, и поврежденное колено отказало. Он начал падать.
Если бы он продолжал сжимать мою шею, мы оба сразу же свалились бы с обрыва. К моему счастью, он запаниковал, отпустил ее и замахал руками, схватил меня за пальто и потянул вниз. Я ударился о балку, сломав ребро и прокусив язык. Внизу болтался Брэнд. Я начал соскальзывать и ударил правым кулаком вниз, сломав ему нос. Его руки соскользнули с моего плаща.
Инквизитор начал падать к перемалывающим цилиндрам. Крик был таким громким, что перекрыл шум Конкордата. Он прекратилось, как только его кости были размолоты в порошок.
Я заставил себя подняться, теперь у меня не было оружия. Мое дыхание было прерывистым. Правая рука, которая постоянно болела после Мистраля, пульсировала от напряжения, вызванного подъемом. Я приготовился к следующей атаке
Однако ее не последовало.
Медленно повернувшись, я вглядывался сквозь балки во мрак Конкордата. Я не мог видеть ни Шенк, ни остальных.
— Комиссар Яррик? — раздался снизу чей-то голос.
Я посмотрел вниз и увидел Гектора Краусса. Даже с такого расстояния я мог видеть замешательство на его лице. Это редкое зрелище почти стоило боли от всех моих ран.
— Скоро присоединюсь к вам, инквизитор, — крикнул я в ответ.
Возвращаясь на подиум и направляясь к лестнице, которая должна была поднять меня на этаж, я репетировал, что скажу Крауссу. Он принадлежал к Ордо Еретикус. Основываясь на характере их проекта на Молоссусе, я решил, что моими врагами являются Ордо Маллеус. Краусс, насколько я мог судить, был монодоминантом. Шенк, Эррар и Майнхардт являлись не только радикалами, но их вендетта навела меня на мысль, что они действовали без ведома своего ордо. Краусс не стремился спровоцировать конфликт между ордосами, но и не смог бы игнорировать чудовищную ересь экспериментов с чумой зомби, унесшую миллионы жизней. Ему придется разобраться в этом деле.
Я пережил нападение и теперь мой ответный ход приведет к столкновениям внутри Инквизиции, столкновениям, которые, как я надеялся, перемололи бы трех других членов этой кабалы так же эффективно, как машина расправилась с Брэндом.
Политика, в конце концов, — это еще одно оружие войны. А я — офицер по политическим вопросам.