Фаланга / Phalanx (роман)

WARPFROG Гильдия Переводчиков Warhammer Фаланга / Phalanx (роман)
Автор	Бен Каунтер / Ben Counter
Переводчик	Zyriel
Издательство	Black Library
Серия книг	Испивающие Души / Soul Drinkers
Год издания	2012
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Скачать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

Сюжетные связи
Входит в цикл	Испивающие Души
Предыдущая книга	Дениятос / Daenyathos

1

Такого никогда не строили прежде, и никогда больше не построят. Тайны его сотворения пришли из времен до основания Империума Человека. Эта золотая громада создавалась инженерами, умершими задолго до того, как Император впервые объединил Святую Терру.

Многокилометровый, треугольного сечения корпус судна был усеян различным вооружением и куполами сенсориумов. Расположенные на паре распростертых крыльев направляющие пластины напоминали длинные позолоченные перья. Каждую плоскость покрывал прочный бронелист, а на каждом сочленении размещалось больше торпедных аппаратов и лэнс-излучателей, чем нес на себе любой из имперских линкоров. Вокруг сновало бесчисленное множество малых кораблей, ремонтных ботов и беспилотных разведчиков, а колоссальные двигатели, казалось, искажали само пространство мощью плазменного огня.

Украшающая носовую часть эмблема в виде сжатой руки, своими размерами превосходящая большую часть судов имперского флота, гордо заявляла, что судно принадлежит Имперским Кулакам — одному из самых прославленных орденов космодесанта за всю историю Империума. Бледный свет звезды Кравамеш и мягкое свечение клубящейся туманности Сокрытой области играли на тысячах почетных знаков и эмблемах рот, размещенных на похожем на клюв носу корабля. Это судно принимало на борт Имперских Кулаков со времен Ереси Гора, и его похожая на силуэт орла тень падала на сотни миров, которые впоследствии содрогались под тяжестью мощного натиска космодесантников ордена.

Это была «Фаланга». Перед этой мобильной боевой станцией размером с город карликами казались не только корабли Имперского Флота, но и самые мощные боевые баржи любого из орденов Космодесанта. Она была, возможно, сильнейшим орудием разрушения во всем Империуме. Олицетворением права человечества на жизнь меж звездами. И самым мощным оружием его был чистый ужас, внушаемый золотым орлом, расправляющим крылья в ночном небе над мятежным миром.

Сейчас «Фаланга» направлялась не на войну, но ожидавший ее конфликт был не менее суровым. В предстоящем ей испытании будет оценен сам дух ордена. Пятно на чести Имперских Кулаков будет смыто, а их возмездие будет таким же неотвратимым, как град огня из орудий «Фаланги».

Никто из Имперских Кулаков не сомневался, что их миссия столь же важна для Империума, как любой из крестовых походов. В дело вступила «Фаланга», а значит, Испивающие Души, без сомнения, погибнут.

— Ты пожалеешь о том, — произнес кастелян Имперских Кулаков, — что больше не можешь звать нас братьями.

Казалось, что кастелян занимает собой всю камеру, хотя она и была спроектирована с учетом габаритов космодесантников. Стены, покрытые позолотой и инкрустированные расположенными в форме созвездий бриллиантами и рубинами, символизировали путь «Фаланги» в бесчисленных крестовых походах. Выбитые в полу желоба сплетались в сложный орнамент. Даже устройство для отведения телесных жидкостей было выполнено в форме открытой руки. Его внешний вид перекликался с встречающимися повсеместно изображениями кулака.

Кастелян кивнул одному из служащих ордена через маленькое смотровое окно. Служитель, непримечательный бритоголовый человек в темно-желтой униформе, активировал несколько переключателей, и Перчатка Боли начала подрагивать от вливающейся в нее энергии.

В Перчатке Боли висел брат Кайон. Без брони и с торчащими из входных разъемов черного панциря пучками кабелей, уходящих в потолок. Внешним видом Перчатка Боли напоминала некоего странного моллюска, шероховатую, слизистую мембрану, покрывающую Кайона от шеи до лодыжек. Она подрагивала над кожей, словно пытаясь на ощупь определить форму тела пленника.

— Он, — произнес кастелян, обращаясь уже не к брату Кайону, — один из паствы. Его разум был сломан еще до того, как его доставили сюда. Я полагаю, мой лорд, что он либо расскажет нам все, либо окончательно лишится рассудка.

— Ты выполняешь поставленную задачу с рвением, благородный кастелян, — раздался голос из установленного в комнате вокс-передатчика. Голос зрелого, умудренного опытом человека, почти окончательно уставшего от многих знаний.

— Такая готовность взять в руки палаческий инструмент была бы греховной для любого человека, кроме того, кто облечен ответственностью, подобной твоей. Кастелян улыбнулся.

— Для меня, господин мой магистр ордена, это лучшая похвала, на какую я мог рассчитывать.

Воротник и края наплечников доспеха кастеляна были украшены зубцами ,похожими на зубцы крепостной стены, а выпускные клапаны напоминали высокие стрельчатые окна или бойницы. Он был похож на передвижную крепость, даже поножи походили на пару башен. Лицо скрывало забрало из перекрещивающихся полос металла — опускная решетка, перекрывающая вход в олицетворяемую кастеляном твердыню.

Лицо Кайона покрывали шрамы. Казалось, что космодесантник лишился сознания, но на самом деле он лишь до предела сконцентрировался на собственноручно вырезанных на коже изображениях чаши. На покрасневшей коже головы белели и бугрились шрамы. Хотя остальная часть тела скрывалась в Перчатке Боли, кастелян знал, что на ней можно увидеть то же самое. Кайон был Испивающим Души. И запечатлел этот факт на собственной плоти.

— Я знаю, — обратился к Кайону кастелян, — что ты в сознании. Ты меня слышишь, Кайон. Так знай же, что какое бы ничтожное сопротивление ты здесь ни оказал, ты ничего не добьешься. Даже удовлетворения от того, что замедлил исполнение моих планов или лишил удовольствия сломить тебя. Для меня это ничего не значит. Могущественнейшая из крепостей падет, даже если нам придется откалывать от ее стен по одной песчинке. Результат будет тем же. У твоего ордена есть тайны. У паствы Иктиноса есть тайны. И я их разузнаю. Эта истина столь же незыблема, как твоя смертность.

Кайон не ответил. Кастелян подошел и встал с ним лицом к лицу.

Глаз Испивающего Души были чуть приоткрыты. Он наблюдал за кастеляном, и даже в крошечной щели между полуприкрытыми веками кастелян видел ненависть.

— Что, — спросил по воксу магистр ордена, — если этот не заговорит?

— Есть и другие, — ответил кастелян. — Более двадцати выживших Испивающих Души входят в число «паствы». Держу пари, хоть один из двадцати сломается, и ты получишь ответы.

— Надеюсь, дело не дойдет до самого капеллана Иктиноса, — ответил магистр ордена. — Я хочу, чтобы перед судом он предстал в здравом уме. Правосудие превращается в фарс, если подсудимый уже лишился рассудка.

— Само собой, мой лорд, — сказал кастелян, — настолько далеко я не зайду.

— Хорошо, — произнес магистр ордена, — в таком случае продолжай, брат-кастелян.

Вокс отключился. Магистр ордена, как это было заведено, не обязан был видеть самую грубую часть работы кастеляна. Имперский Кулак сделал жест в сторону пульта управления, и наблюдательное окно закрыла скользнувшая сверху металлическая плита.

— Даю тебе, — сказал кастелян, обойдя вокруг Кайона, — последний шанс.

Ненависть в глазах осталась прежней.

— Сам понимаешь, я был обязан предложить. Мы оба Астартес, и оба понимаем, что предложение бессмысленно. Но есть традиции, которым необходимо следовать.

Кастелян щелкнул несколькими переключателями на настенной контрольной панели, провода от которой тянулись к разъемам на теле пленника. Перчатка Боли содрогнулась, словно испытывая возбуждение.

Перчатка Боли устроена довольно сложно. Управлять множеством переменных величин сродни дирижированию оркестром. Требуется большое мастерство, чтобы удерживать каждый параметр на должном уровне, создавая своеобразную гармонию. Одного упоминания о Перчатке Боли бывало достаточно, чтобы сломить обычного человека. Космическому десантнику требуется нечто более изощренное — ослабленная модификация Перчатки даже использовалась в ордене в качестве инструмента подготовки новобранцев.

Кастелян владел этим устройством мастерски. Мембрана выделила химикаты, оголившие все нервные окончания на каждом миллиметре кожи. А их чувствительность до предела усилили пробегающие по кабелям энергетические импульсы.

И тогда брат Кайон на собственном опыте выяснил, где находится предел, за которым космодесантник начинает кричать.

«Что останется от нас в памяти вселенной?» — записал Сарпедон.

«Что проку в деяниях и принципах, если значение имеет лишь память рода человеческого? Когда мы исчезнем, наше будущее будет определяться не нашими поступками, а памятью о них, ложью о нас самих и истиной о наших делах».

Сарпедон отложил перо. Имперские Кулаки отобрали доспехи и все оружие, даже бионическое, заменявшее одну из восьми паучьих лап. Но оставили письменные принадлежности. То, что в камере, пусть тесной и лишенной окон, пусть не позволявшей общаться с братьями-Испивающими, были стол, перо и чернильница, имело огромное значение. Ему предстояло защищаться перед судом равных. Он должен был, по крайней мере, иметь возможность подготовиться к защите. Ему даже оставили копию «Военного катехизиса» — написанного легендарным философом-солдатом Дениятосом собрания принципов и тактик Испивающих Души.

На несколько долгих минут Сарпедон задумался. Предполагалось, что на лежащих перед ним пергаментных листах он изложит все аргументы в оправдание своих действий. Вместо этого он изливал на них все свои мысли, надеясь, что, по крайней мере, сможет разобраться в самом себе.

«Галактика не вспомнит нас добрым словом, — написал он. — Мы — предатели и еретики. Мы — мутанты. Если истина ценна сама по себе, то плохи наши дела, ибо это и есть истина. Мои мутации столь гротескны, что я задаюсь вопросом, вспомнят ли обо мне вообще, найдется ли в крохотной человеческой памяти место хоть для чего-нибудь, кроме этой чудовищной формы».

«Имеет ли значение, что о нас вспомнит Галактика, когда нас не станет? Это — единственное, что имеет значение. Поскольку мы, несомненно, погибнем здесь. Наши братья могут вынести нам только один приговор — смерть. Я должен найти утешение в том, что остается после нас, но в истории, которую Империум расскажет об Испивающих Души, никакого утешения не будет. Те, кто найдет в себе силы забыть — забудут. Те, кто не найдет — станут ненавидеть. Даже в этой ситуации я силюсь найти хоть какую-то победу для себя и своих братьев. И не нахожу».

«Возможно, кто-нибудь из моих братьев сможет извлечь из этой ситуации что-то помимо поражения. Я не могу. Я заглядываю в свое сердце глубже, чем когда бы то ни было, и вижу там лишь поражение и опустошенность».

Сарпедон перечитал написанное. И почувствовал отвращение. Скомкал пергамент и бросил его в угол камеры. Космический десантник не поддавался чувству жалости к самому себе, независимо от того, сколь неизбежным оказывался провал. И даже солгал бы себе, ощутив, что поддался.

В дверь ударила облаченная в перчатку рука. Сарпедон оглянулся и увидел, что в открывшемся окошке показалось лицо, которое он в последний раз видел на поверхности Селааки перед тем, как потерять сознание. Это было лицо капитана Дарната Лисандра из первой роты Имперских Кулаков, легенды ордена. Человека, который одержал верх над Сарпедоном, чтобы взять Испивающих Души под стражу.

— Надеюсь, — произнес Сарпедон, — твой пленник настолько несчастен, насколько тебе этого хочется.

— Ожесточенность не к лицу Астартес, — ответил Лисандр. — Я не нахожу удовольствия в падении других космодесантников. Я явился не злорадствовать, если ты обвиняешь меня в подобной низости. Я пришел, чтобы дать тебе шанс во всем признаться.

— Признаться? — переспросил Сарпедон. — Без тисков на пальцах? Без свежевания заживо?

— Хватит играть, — отрезал Лисандр. — Мы взяли тех, кого вы зовете паствой, тех, кто идет за капелланом Иктиносом. Их разумы были исковерканы еще до того, как мы ими занялись. Не знаю, как именно ваш капеллан на них влиял, но это влияние их изменило. Один из них сломался в Перчатке Боли и все нам рассказал. Его зовут брат Кайон. Он принял лорда-кастеляна за самого Рогала Дорна и выдал ему все секреты вашего ордена, считая, что об этом его просит сам примарх.

— Мне доводилось слышать о вашей Перчатке Боли, — сказал Сарпедон.

— Тогда ты знаешь, что она — часть инициации каждого Имперского Кулака. Я сам прошел через это. Перчатка смогла лишь вывести брата Кайона из состояния фуги, в которое впала вся паства с момента пленения. Он лишился рассудка, Сарпедон. Он говорил, превозмогая не боль, а безумие, и это безумие вызвали не мы.

— Раз он безумен, то мог и солгать, — парировал Сарпедон.

— Мог, — согласился Лисандр, — в данный момент орден устанавливает правдивость его слов. Именно поэтому я сюда и пришел. Если ты признаешься, признание будет истинным и совпадет с тем, что нам поведал Кайон, то вам, может быть, окажут некоторое снисхождение.

— Снисхождение? — Сарпедон приподнялся на ноги. Изначально их было восемь, и росли они из талии, как у паука. Одну оторвал чемпион Темных богов в сражении на какой-то безымянной планете. Вторую повредил лорд некронов на мертвом мире Селаака. Но шесть ног все же осталось, и когда Сарпедон встал в полный рост, он оказался даже выше Лисандра. — Ты говоришь мне о снисхождении? Ни один Имперский Кулак не вынесет нам никакого другого приговора, кроме смертного! Решение о нашей казни было принято в тот момент, когда мы сдались в плен!

— У нашего ордена есть понятие чести! — выкрикнул Лисандр. — Суд над вами — не просто формальность. Мы намерены провести все процедуры в соответствии с традициями, чтобы никто не посмел утверждать, что вам не было предоставлено шанса на оправдание. Да, вы умрете, не буду лгать. Но умереть можно по-разному, смерть тоже может быть очень почетной. Если ты и твои боевые братья заслуживаете хорошей смерти, вы ее получите. И ты можешь заслужить такую смерть, если расскажешь все, что мы и так вскоре выясним. Но попытка обмана не принесет ничего, кроме страданий.

Сарпедон снова опустился на своих паучьих ногах. Он не представлял, что Кайон мог рассказать дознавателям Имперских Кулаков. Кулаки знали, что Испивающие Души были мутантами — одного взгляда на Сарпедона было достаточно, чтобы подтвердить это. Кулаки собирали свидетельства деяний восставших против Империума Испивающих Души, включая те, которые доказывали действия против имперских войск. Ничего более разрушительного в голову не приходило.

Но что случилось с паствой? То были Испивающие Души, чьи офицеры постепенно гибли, ослабляя мощь ордена. Космодесантники, которых возглавил капеллан Иктинос. Под его началом они стали целеустремленными и вдохновенными, но превратились ли они в безумцев? Сарпедон не знал, что и думать.

— Я не знаю, что вам сказал Кайон, — ответил он Лисандру, — желаю удачи в проверке его слов. Что бы вы ни выяснили, я сомневаюсь, что это сможет сделать нашу участь еще хуже, чем сейчас.

— Да будет так, Сарпедон, — произнес Лисандр, — процесс скоро начнется. Судьба твоего ордена ни в малейшей степени не зависит от того, какое решение ты примешь. Предлагаю подумать над тем, заслуживают ли твои братья иной смерти, нежели обычные еретики.

— Мне нечего сказать — сказал Сарпедон, — по крайней мере, ничего такого, что может изменить мою, уже уготовленную вами, участь.

— Я мог казнить тебя на Селааке, — проговорил Лисандр, — имей в виду, в следующий раз твоя судьба будет более плачевной.

Окно захлопнулось. Лисандр был прав. На Селааке он победил Сарпедона в честном бою, и немногие слуги Империума на его месте испытали бы хоть какие-то угрызения совести или сомнения, прежде чем нанести последний удар.

Сарпедон снова повернулся к столу и взялся за перо.

«Я видел, — написал он, — что наше настоящее и будущее, и сам след, который мы оставим в Галактике, зависит от желания одного ошибочно благородного человека казнить нас в соответствии с законом».

«Осудить нас от имени чужой добродетели — это ли не шутка самой Галактики? Думаю, так и есть. Я мог проклясть всю вселенную и воспротивиться судьбе. Но я лучше буду считать, что сам Император даровал нам отсрочку казни — несколько секунд, в течение которых мы можем высказаться перед братьями. Это дар тем, кто служил Ему вместо того, чтобы служить Империуму».

«Какой можно сделать вывод? Какое зерно победы можно разглядеть среди плевел поражения? Астартес свойственно искать победы при малейшем шансе. Я буду искать ее и теперь. Братья мои, мне жаль, что я не смог поговорить с вами и предложить сделать то же самое, ведь я от вас изолирован. Надеюсь, вы тоже видите хоть что-то кроме отчаяния, даже если это лишь обращенная к долгу и надежде мысль, промелькнувшая перед самой смертью».

«Ищите победы, братья мои. Я молюсь о том, чтобы, по крайней мере, в ваших сердцах Испивающие Души не знали поражений».

— Живой Трон! — выдохнул скаут Орфос, — какая ужасная смерть. Работа проклятых ксеносов.

Под «Громовым ястребом» проносилась поверхность Селааки. С опущенной задней аппарели был виден серый ландшафт с лежащими в руинах городами и грудами покрытого копотью металла. Обсидиановые колонны, возвышающиеся в долинах, словно задыхались от грязи, а волны черного, мертвого моря бились в усеянные развалинами зданий берега.

От человеческого присутствия на Селааке осталась одна лишь видимость, истерзанная оболочка давно мертвого органа. Некроны соорудили на планете огромные, покрытые металлом равнины, пирамиды, погребальные комплексы и ряды обелисков. Казалось, цель этих конструкций состоит лишь в том, чтобы заявить свое право собственности на Селааку.

— Не думай о ксеносах, — сказал скаут-сержант Боракис, единственный старый и седой космодесантник среди молодых скаутов. Старая рана на горле делала его голос похожим на грохот пересыпаемого гравия. Только его доспех был украшен трофеями и боевыми знаками — остальным скаутам под его командованием делать отметки на броне еще не дозволялось. Боракис посмотрел вниз, ухватившись за расположенную над головой ручку. — Не ваше дело — стремиться понять врага. Вам достаточно знать, что он должен быть убит!

— Конечно, скаут-сержант, — произнес Орфос, отойдя от аппарели.

«Громовой ястреб» летел над горным хребтом, усеянным обелисками и колоннами, похожими на металлические усики, которые пробились сквозь землю, чтобы преодолеть силу притяжения Селааки. По вершинам гор и долинам тянулись серебристого цвета полосы, похожие на металлические дороги, а между некоторыми колоннами до сих пор пробегали искры.

— Приближаемся к отметке один, — донесся из кабины голос пилота. Экипаж составляли два человека из многотысячного проживающего на «Фаланге» штата служителей ордена, обширной сети персонала, обслуживающего кампании Имперских Кулаков. По составленным Адептус Механикус звездным картам ударный крейсер «Мантия гнева» проник в Сокрытую область глубже, чем любой из кораблей космодесанта до него. Целью крейсера было дополнить информацию, полученную кастеляном во время допроса пленных Испивающих Души.

Поверхность содрогнулась под весом приземлившегося «Громового ястреба». Едва опоры коснулись развороченной взрывами земли, Боракис повел отделение наружу. Сержант и четверо скаутов двигались с выработанными годами тренировок скоростью и плавностью. Они перемещались таким образом, чтобы постоянно держать в секторе обстрела как можно большую площадь. Боракис одной рукой сжимал дробовик, столь же старый и потрепанный, как сам сержант, а во второй руке держал ауспик, в который были загружены добытые кастеляном координаты.

— Лаокан! На позицию! Орфос, прикрой. Каллиакс и Кай со мной. — Боракис указал направление, в котором ауспик предлагал им продвигаться по мертвой земле.

Когда-то на этих холмах росли деревья. Теперь от них остались лишь пни и вывороченные из земли корни. Вблизи колонны были похожи на сделанные из металла позвоночники, почерневшие от стоящего повсюду грязного тумана. Материал обелисков же был таким черным, что, казалось, поглощает свет. Над землей разносился слабый гул, создаваемый спрятанной глубоко под землей машинерией.

— Чужаки все еще здесь, — тихо произнес Орфос, — мир мертв, но эти ксеносы вообще никогда не были живыми.

— Это зловещий мир, — согласился скаут Кай, — надеюсь, мы управимся быстро.

— Надежда, — серьезно сказал Боракис, — это ядовитый дар, приносимый слабостью. Не следуй за надеждой. Следуй за долгом. Если твой долг состоит в том, чтобы сражаться на этом мире тысячу лет, скаут-послушник, возблагодари за это Императора. Вперед.

По склону холма отделение спустилось в узкую долину. Поднимающийся над истерзанной землей туман завихрялся вокруг лодыжек и цеплялся за горные склоны. На ауспике вспыхнула линия, указывающая на груду камней, которая была бы абсолютно непримечательной, если бы ее местоположение не совпадало с координатами, которые выдал под пытками брат Кайон. При ближнем осмотре выяснилось, что камни образуют своего рода колонны с лежащей сверху «балкой», импровизированный дверной проем в скалистой стене. Проход перекрывала груда упавших сверху камней.

— Взрывчатку, — приказал Боракис.

Брат Каллиакс присел у груды камней, устанавливая подрывные заряды. Изображение шестерни на его правом наплечнике указывало на то, что он проходит обучение в качестве технодесантника Имперских Кулаков.

— Что у тебя, Орфос? — спросил Боракис.

— Ни малейшего движения, сержант, — ответил Орфос, осматривая долину в поисках противника.

Разведданные относительно присутствия на Селааке противника были довольно краткими. Имперским Кулакам уже приходилось сражаться с некронами, но из-за нечеловеческого разума этих ксеносов невозможно было подвергнуть допросу, а об их истинных целях можно было только догадываться. Согласно показаниям Испивающих Души, некроны Селааки были малочисленны и лишены лидера. Без сомнения, некроны все еще находились на этой планете, но неизвестно, насколько все могло измениться с момента противостояния двух орденов космодесанта.

— Готово, — сказал Каллиакс.

Скауты отступили от входа, и Каллиакс подорвал заряды, заставив завал разлететься дождем грязи и камней. Эхо взрыва прокатилось по долине, сотрясая скалы и вызвав несколько небольших камнепадов.

— Входим, — сказал Боракис.

Лаокан двинулся сквозь завесу оседающей пыли, направив болт-пистолет в образовавшийся проем. Из темноты проступили украшенные резьбой камни.

На стенах прохода были высечены многочисленные изображения чаш, орлов и черепов. Отделение двинулось вслед за Лаоканом, как только он сделал первый шаг по туннелю.

Внезапно пол под ногами Лаокана немного сдвинулся вниз. Космодесантник инстинктивно присел на одно колено. По нему пробежал зеленый луч, а под потолком блеснула, фокусируясь, линза камеры наблюдения.

— Пролейте кровь, — произнес искусственный голос.

Лаокан медленно сделал шаг назад. Камера продолжала следить за ним.

— Пролейте кровь, — повторил голос.

— Подвинься, скаут — сказал Боракис. Затем прошел мимо Лаокана и достал боевой нож. Клинок длиной с предплечье был испещрен строками из имперских священных писаний. Боракис отсоединил от своей скаутской брони элемент, защищающий запястье. Провел по руке ножом, и по коже тут же заструилась ярко-алая кровь.

Сержант махнул окровавленной рукой в сторону камеры. Капли крови оросили пол и стены.

— Обнаружен гемотип Астартес, — снова раздался голос. На сей раз, линза была направлена на сержанта.

Вдоль уходящего вглубь склона туннеля загорелся свет.

— Мы пришли по адресу, — сказал Боракис, — следуйте за мной.

Скауты во главе с сержантом двинулись вперед, беря на мушку каждую подозрительную тень.

На Селааке у «Мантии гнева» было две задачи. Первая — доставить отделение скаутов, чтобы те могли провести разведку для кастеляна. Вторая — приступить к уничтожению Испивающих Души.

Мантия была одним из самых хорошо вооруженных кораблей флота Имперских Кулаков, но на время выполнения этого задания торпеды были заменены зарядами повышенной мощности, обычно используемыми для орбитальных бомбардировок. На орбите Мантии не пришлось долго ждать момента, когда цель появится в поле видимости, закрывая своим массивным корпусом свет солнца Селааки.

Чтобы удостовериться в том, что Испивающие Души подверглись порче, большинству Имперских Кулаков хватило бы одного взгляда на «Сломанный хребет». Кулаки неоднократно сражались на космических скитальцах — проклятых кораблях, затерянных в варпе и извергнутых обратно в реальное пространство, кишащих ксеносами или даже кем-нибудь похуже. «Сломанный хребет», столь же огромный и уродливый, как любой из виденных ими скитальцев, состоял из множества более мелких кораблей, энергиями варпа сплавленных в единую неуклюжую массу. Имперские боевые суда, чей возраст насчитывал десятки тысяч лет, соседствовали с кораблями ксеносов, огромными транспортниками и грудами изуродованного металла, не похожими ни на что из того, что когда-либо пересекало космос.

К тому моменту, как «Мантия» заняла позицию, ее многотысячная команда подготовила к пуску торпедные аппараты. Смены ремонтников направились на свои посты, поскольку, хотя на «Сломанном хребте» отсутствовал экипаж, нельзя было с уверенностью сказать, что скиталец не имеет автоматических защитных систем. Когда ударный крейсер вышел на дистанцию выстрела, офицеры Кулаков и неаугметизированные члены команды ждали, что скиталец оживет и извергнет на «Мантию Гнева» разрушительный град орудийного огня боевых кораблей.

Орудия скитальца молчали. В космической пустоте сверкнули отраженным светом корпуса выпущенных с «Мантии» торпед, за которыми тянулся серебристый пламенный след. Оборонительные турели, предназначенные для того, чтобы расстреливать торпеды на подлете, так и не пришли в движение, когда первая волна врезалась в центральные корабли скитальца.

В пустоте расцвели яркие взрывы — вспышки энергии, мгновение спустя поглощаемые вакуумом. Куски обшивки отлетали в облаках обломков, оставляя на металлическом теле «Сломанного хребта» открытые раны.

Космический скиталец был слишком большим, чтобы его можно было уничтожить одним залпом даже высокомощных зарядов. «Мантия гнева» посылала торпеды волну за волной. После одного из залпов от скитальца отделился имперский боевой корабль. Он начал дрейфовать прочь, оставляя за собой завихрения горячей плазмы и обнажив стальные соты деформированных переборок. Из открывшихся в корпусе скитальца пробоин выплывали в пространство разбитые орбитальные яхты и ксеносские истребители.

Постепенно весь «Сломанный хребет» развалился на части. Под действием силы притяжения обломки начали двигаться в сторону планеты, а сам скиталец начал поворачиваться. Очередной залп нащупал в его глубине слабое место, оторвав огромный кусок, который тут же начал падать на серую поверхность Селааки.

«Сломанный хребет» не мог больше выдерживать атаку с орбиты. После взрыва плазменных реакторов и отказа силовых линий окончательно перестали работать двигатели, и без того включавшиеся лишь для удержания скитальца на орбите. В течение следующих нескольких часов задняя часть скитальца бороздила верхние слои атмосферы, пока не оторвалась и не упала на планету, сопровождаемая миллионами обломков. Подобно умирающему киту «Сломанный хребет» провернулся вокруг оси и рухнул в гравитационный колодец Селааки, постепенно набирая скорость. Нихние поверхности скитальца от трения об атмосферу постепенно меняли цвет, становясь сначала вишново-красными, затем белыми.

«Сломанный хребет» исчез под затянувшими небо Селааки облаками. Авгуры «Мантии» предсказали, что большая его часть погрузится в один из неподвижных океанов планеты, а остатки рассеются по береговой линии.

«Мантия гнева» выполнила одну из своих задач. Космического скитальца «Сломанный хребет» больше не существует, и ни один отступник не сможет использовать его, чтобы возродить ересь Испивающих Души.

Единственным, что удерживало корабль на орбите Селааки, было отделение скаутов, находящееся на задании. Скоро они вернутся, и «Мантия» навсегда оставит это покинутое место.

Первым умер брат Кай.

Стены вывернулись наизнанку и обнажили множество зубьев, сделав проход похожим на широкую колючую глотку . Кай среагировал позднее всех. Все отделение бросилось в идущие вдоль стен туннеля ниши, в которых стояли изваяния космодесантников в броне Испивающих Души, украшенной искусно выполненными изображениями чаши. Один из шипов пронзил ногу Кая, и поволок космодесантника в глубь подрагивающей и сжимающейся глотки. Звук рвущихся мышц и ломающихся костей почти заглушал скрежет камней.

Кай не закричал. Может быть, не хотел показывать слабость в последние секунды жизни. А может быть, просто не успел. Когда коридор снова преобразился, от Кая не осталось и следа, кроме текущей по высеченным на стене изображениям ярко-алой крови.

Боракис огорченно вздохнул, когда на ретинальном дисплее моргнул и погас символ признаков жизни Кая.

— Кай! — закричал Орфос, — Брат! Скажи что-нибудь!

— Его больше нет, скаут, — сказал сержант.

Каллиакс держал болт-пистолет у лица, почти касаясь губами казенной части. Он сидел в нише напротив Боракиса.

— За каждую каплю крови, да воздастся, — с каменным лицом сказал скаут.

— Сначала долг, — произнес Боракис, — а уже потом мысли об отмщении.

— Там была ловушка, — ответил Каллиакс, — я должен был ее заметить. Во имя рук Дорна, почему я ее не заметил? Какой-то механизм, что-то необычное, для меня ведь это должно быть очевидным!

— Если ты думаешь, что это ты убил нашего брата, — сказал Боракис серьезно, — тогда возьми пистолет и отомсти самому себе. В противном случае сосредоточься на своем долге. Там была ловушка, но она установлена здесь не просто так. Она что-то охраняет. И мы должны выяснить, что именно.

Из ниши, в которой прятался брат Лаокан, донесся звук ломающегося камня. Наружу вывалились обломки статуи.

— Говори, послушник! — приказал Боракис.

–Сюда, — ответил Лаокан, — этот туннель — фальшивка. За стеной есть другой путь.

Боракис уперся руками в стены и сильно ударил ногами по статуе. Стена подалась, и изваяние рухнуло в пустоту, открыв взгляду широкое помещение с низким потолком, освещаемое желтоватыми светосферами, вмонтированными в стены.

— За мной, братья! — сказал сержант.

Каллиакс и Орфос пробились через фальшивую стену и вслед за сержантом вышли в тайное помещение. Они еще не прошли весь путь от человека до космодесантника, но их силы уже находились далеко за пределами человеческих.

Боракис стоял лицом к расположенной в дальнем конце помещения часовне с алтарем. С низкого потолка свисали сталактиты, образовавшиеся из просачивающейся сверху воды. Алтарь представлял собой прямоугольный серый камень, над которым висел триптих, изображающий Рогала Дорна в гуще сражения.

На сей раз Боракис сам пошел вперед. Теперь он знал, что здесь опасно, и собирался встретить опасность первым, поскольку в его обязанности входило благополучно вернуть своих подопечных в расположение ордена.

На алтаре стояла вырезанная из черного камня чаша, инкрустированная изумрудами. Боракис приблизился к алтарю, держа его на прицеле. Скауты шли сзади.

На иконе над алтарем Рогал Дорн был выполнен в золоте, а вместо глаз поблескивали бриллианты. Примарх был вдвое выше сражающихся рядом Астартес, также золотых. Противниками были чужаки, или, возможно, мутанты, гуманоиды с когтями и жабрами. Дорн повергал их к своим ногам. Работа была посредственной. В часовнях и храмах «Фаланги» можно было найти десятки икон более высокого качества.

— Сержант, — сказал Орфос, — какие будут указания?

Боракис подошел к алтарю и склонился над ним. Чаша была не пуста. Что-то в ней мрачно поблескивало. Из-за тусклого освещения нельзя было сказать точно, но жидкость походила на кровь.

Кровь определенно свернулась бы за то время, что часовня была запечатана. Боракис очень хорошо знал запах крови. Он поднес к чаше лицо и принюхался, зная, что чувства Астартес распознают истинную природу жидкости.

От дыхания сержанта полированный камень подернулся влажной пленкой. И тут космодесантник заметил тонкие серебристые провода, оплетающие чашу паутиной электрических цепей.

От тепла и влаги дыхания нити пришли в движение. Они начали удлиняться, замыкая цепь, которая через дно чаши соединялась с устройством за иконой.

Бриллиантовые глаза Рогала Дорна полыхнули красным. Помещение пронзил луч толщиной с карандаш.

Сержант Боракис упал. В его черепе зияло сквозное отверстие от лазерного луча.

— Назад! — закричал Лаокан, — отходим!

Каллиакс рванулся вперед, ухватил тело Боракиса за воротник доспеха и потащил прочь от алтаря. Элементы триптиха скользнули в разные стороны, являя взору иссохшую плоть сервиторов-стрелков, вооруженных двуствольными автоганами. Скаута, пытающегося отползти вместе с трупом сержанта, осветили зеленые и красные огни.

Ожили автоганы, накрыв помещение плотным огнем. Каллиакс почти сумел добраться до ведущего в туннель отверстия. Его броня почти смогла продержаться ту секунду, которая требовалась скауту. Когда пули попали в цель, из спины Каллиакса начали вырываться обломки керамита, а затем кровь и плоть. Космодесантник рухнул наземь, когда пуля пробила бедро, обнажив влажную окровавленную мышцу и пробив кость. Скаут уронил тело Боракиса и ответил огнем болт-пистолета. Его лицо и верхняя часть груди исчезли в кровавом облаке.

Лаокан и Орфос успели нырнуть обратно в туннель, стены которого были еще влажными от крови Кая. Орфос видел, как погиб Каллиакс, и ощутил то же самое желание, которое, должно быть, охватило погибшего — забрать тело павшего боевого брата, вернуть его в орден и с честью предать земле рядом с остальными почитаемыми погибшими. Но скаут отбросил эту мысль. Именно из-за нее погиб Каллиакс. Орфосу придется оставить его здесь. Так надо.

Дальняя стена начала рушиться, засыпая алтарь обломками. Сервиторы-стрелки выбрались из укрытия и направились к выжившим скаутам. Рука одного из них безвольно висела, поврежденная огнем болт-пистолета Каллиакса.

— Не оглядывайся! — закричал Лаокан, перекрывая грохот выстрелов, и толкнул Орфоса в извилистый коридор.

Стены снова начали сдвигаться. Орфос принял решение со скоростью, выработанной годами боевых тренировок и гипнодоктринации. Он мог направиться в сторону выхода, чтобы убежать обратно в долину. Но где-то там погиб Кай — Орфос точно знал, что там ловушка. Относительно другого направления, ведущего вглубь строения внутри горы, такой уверенности не было. Рассуждение не очень логичное, но другого попросту не было.

Орфос рванулся во тьму тоннеля. Лаокан побежал сразу следом за ним, и в рев выстрелов вплелся звук крошащегося камня. Туннель снова сжимался, скрип передвигающихся панелей словно подгонял скаутов. Вскоре показались останки Кая, перекатываемые движущимися камнями. Оторванная рука, поврежденная, лишенная лица голова, измятый болт-пистолет.

Орфос был быстр. По результатам всех проверок после каждой хирургической процедуры. Сержанты Десятой роты предполагали, что благодаря скорости и решительности скаут лучше всего подходит для обучения штурмовым доктринам.

Лаокан же был не столь быстр. Он был снайпером. Его руку зацепили зубья сдвигающихся панелей, космодесантник не сумел удержать равновесия и упал. Орфос услышал крик шока и боли, ухватил Лаокана за ботинок и вытащил брата-скаута из жующей глотки.

Лаокан лишился руки, кость и сухожилия, выглядели словно перегрызенными. Лаокан врезался в Орфоса и попытался откатиться дальше вперед, выигрывая время для них обоих. Орфос ухватил Лаокана за уцелевшую руку и бегом потащил за собой.

Вдруг Лаокана словно что-то схватило. Орфос уперся и потянул сильнее, напрягая каждый нерв, чтобы уберечь боевого брата от постигшей Кая судьбы.

Вокруг царила тьма. Даже усиленным зрением скаута, почти таким же, как у полноценного космодесантника, можно было видеть лишь густую тень.

Пол под ногами Орфоса провалился. Каменный край провала ударил его по голове, сломав несколько зубов. Краем сознания скаут чувствовал удары о неровную стену ямы, в которую они с Лаоканом провалились.

Орфос очнулся и понял, что на некоторое время терял сознание. Выругался на самого себя. Нужно всеми силами стараться не терять бдительности, ни на секунду. Болт-пистолета в руке тоже не было. Он выронил оружие. За такую промашку Боракис назначил бы ему полевое наказание. Но сержант, с горечью вспомнил скаут, уже погиб.

Орфос ничего не видел. Он немного повозился с наплечным тактическим фонариком. Вспыхнувший свет выхватил из темноты каменного космодесантника, намного более крупного, чем в нишах туннеля — в два раза выше настоящего роста. В правой руке статуи был цепной меч, а в левой грозовой щит, на котором Орфус увидел надпись: «Аполлоний». На оружии скаут увидел знаки различия капеллана, а доспех определенно принадлежал капитану роты штурмовиков. Рядом со статуей стояло еще одно изваяние, изображавшее, по всей видимости, капеллана. Надпись на нем гласила: «Акиар».

— Брат, — позвал Орфос, — брат, что это за место? Что мы нашли?

Лаокан не отвечал. Орфос начал искать брата, вероятно, также оглушенного падением.

Лаокан лежал неподалеку, рядом с болт-пистолетом Орфоса. От тела осталась только верхняя половина, рядом с которой кровавыми завитками лежали внутренности. Скаут лежал лицом вниз, уткнувшись носом в пыль.

Орфос встал рядом с трупом на колени.

— Прости меня, брат, — сказал он. Слова казались бессмысленными, они словно умирали меж стен пещеры, — я могу помолиться за тебя позже. Я помолюсь, брат. Обещаю.

Орфос подобрал болт-пистолет и обвел пещеру лучом фонарика. Еще одна статуя была установлена над большими стальными противовзрывными воротами. Она тоже изображала капеллана космодесанта и носила имя «Фемискон». Орфос заметил на наплечнике статуи изображение чаши, которое видел на статуях в туннеле. Это был символ Испивающих Души.

На совесть Испивающих легло еще одно преступление — эта смертельная ловушка, созданная на погибель верным Имперским Кулакам. Орфос сплюнул на пол. Насколько бы святым ни считали это место Испивающие, Орфосу хотелось его осквернить. Что бы оно для них ни значило, он хотел уничтожить это значение.

Скаут поднял голову. Высоко вверх уходили стены. Глубины покрывающей камень резьбы, возможно, и достаточно, чтобы вскарабкаться наверх, но это будет нелегко. А повторное падение может повредить ногу или руку и лишить космодесантника возможности уйти этим путем. Он посмотрел на ворота.

Холодный металл ворот словно вытягивал тепло из рук и лица Орфоса даже на приличном расстоянии. В каменной стене виднелась панель управления. Орфос не настолько спешил, чтобы нажимать кнопки наугад. Скаут положил руку на металл — он был ледяным, а дыхание вырывалось наружу туманными облачками.

Ворота начали открываться. Орфос отпрыгнул ,вскидывая болт-пистолет. За воротами была темнота — свет фонарика отражался ото льда и переливался в вырывающемся из щели между створками морозном тумане.

Скаут медленно отошел от ворот.

— Кто бы ты ни был, — воскликнул он, — и какую бы участь ни уготовил мне, знай: я буду сражаться! Я — Имперский Кулак! Я могу погибнуть здесь, но погибну как Кулак!

Двери открылись. Внутри находилась усеянная сосульками глыба льда, соединенная со стенами с помощью толстых кабелей. Глыба содрогнулась. Источник тепла внутри нее заставил поверхность светиться. Начали отваливаться куски льда. Взгляду Орфоса открылся керамит, окрашенный в темно-фиолетовый цвет.

Наконец, лед полностью отпал, явив знакомую Орфосу форму. Массивное угловатое тело на двуногом шасси, непропорциональные цилиндрические ноги, оканчивающиеся опорами из шарнирно соединенных кусков металла. Вместо рук на массивных плечах крепилось оружие — на одном ракетная установка, на другом похожий на бочку силовой кулак с плоскими стальными пальцами.

Это был дредноут — шагающая боевая машина. Все дредноуты Имперских Кулаков управлялись изувеченными в сражении космодесантниками, подключенными к системам жизнеобеспечения. Им даровали возможность продолжить выполнять свой долг солдат Императора даже после того, как их тела пришли в негодность. Саркофаг дредноута был покрыт печатями чистоты, а на передней бронепластине красовалась эмблема в виде золотой чаши.

Болт-пистолет Орфоса был бессилен против бронированной туши дредноута. Силовой кулак мог раздавить Орфоса с такой легкостью, что пилот, если он там, конечно, был, едва ли ощутил бы сопротивление доспеха и костей скаута.

Это была бы быстрая смерть. Астартес не испытывали страха перед болью, но Орфос не видел нужды стремиться к ней, как поступали некоторые Имперские Кулаки. Он делал все возможное. Не бежал, он всеми силами старался защитить боевых братьев. Его совесть была чиста. Он сказал себе, что может умереть. И попытался заставить себя поверить в это.

Дредноут повернулся на могучих ногах и сжал пальцы силового кулака, с которого посыпалась ледяная крошка. Кабели отцепились и упали, роняя на пол все новые куски льда. Мерцали огни: силовая установка выходила на номинальную мощность, наполняя помещение мерным гулом.

— Снова разговоры о смерти, — раздался синтезированный вокс-устройствами на корпусе дредноута рокочущий бас. — Какой ужас. Не хочу тебя расстраивать, послушник, но ты не умрешь здесь.

Орфос сглотнул.

— Что ты такое? — спросил он. — Почему ты покоишься здесь, в этом созданном для убийств месте?

— Из тебя еще не выбили тупость, — снова раздался голос. Орфос поискал взглядом какую-нибудь смотровую щель, через которую смог бы взглянуть на пилота, но ничего не увидел.

— Моя усыпальница построена таким образом, чтобы зайти так далеко не смог никто, кроме Астартес. Жаль, что Имперские Кулаки решили доверить скаутам дело, которое под силу лишь полноценным боевым братьям. Но ты сумел добраться, и я не хочу, чтобы ты повторил судьбу несчастного брата, который лежит за твоей спиной.

— Ты ответил на один вопрос, — сказал Орфос, — а я задал два.

— В таком случае представлюсь, — произнес дредноут, — я — Дениятос из Испивающих Души.

2

— Приветствую, Великий, — произнес главный паломник, склонив голову. За его спиной протянулась цепочка пилигримов, одетых в рубища и звенящих символическими цепями на запястьях.

— Я — лорд-кастелян Левкронт с «Фаланги», — ответил кастелян. Просторные доки «Фаланги» были его владениями наравне с тюремными камерами и пыточной. И точно так же, несмотря на высокие потолки и большие размеры доков, казалось, что капеллан занимает помещение целиком, — зачем вы сюда явились? Вас сюда не звали, к тому же о вашем прибытии не сообщили заранее. Должен предупредить, что вашему судну любезно разрешили пристыковаться только потому, что на нем нет оружия. И этой любезности я в любой момент могу вас лишить.

Голова паломника, казалось, склонилась еще ниже, словно его позвоночник навсегда согнулся в молитве.

— Я бы принес вам извинения, Великий, — сказал он надтреснутым, измученным годами произнесения пламенных проповедей голосом, — но не мне извиняться от имени Императора. Ибо мы прибыли, чтобы выполнять Его волю.

Кастелян Левкронт оценивающе оглядел выходящих из шлюза паломников. Их корабль, когда-то являвшийся торговым судном, был довольно крепким и древним, что имело довольно большое значение для тех, кто пытается без предупреждения прилететь на «Фалангу». Однако подходить так близко к Сокрытой области, со всеми ее пиратами и ксеносами, да еще и на безоружном судне, было весьма рискованно. На своем пути паломники определенно готовы были встретиться лицом к лицу со смертью. Еще более рискованным их путешествие делало то, что Имперские Кулаки легко могли запретить паломникам пристыковываться, оставив их корабль дрейфовать в космосе.

— Значит, вы представляете церковь Имперского Кредо? — спросил Левкронт. — Эта досточтимая конгрегация не имеет здесь власти. Этот корабль подчиняется ордену Имперских Кулаков.

Главный паломник откинул назад капюшон. Лицо его едва можно было назвать лицом — не потому, что оно было нечеловеческим или изуродованным, а из-за полностью скрывающей черты татуировки в виде весов. Это было не обычное изображение, а электу. Линии татуировки светились, а в чашах весов полыхало искусно изображенное пламя.

— Мы пришли не оспаривать вашу власть, лорд-кастелян, — произнес паломник, — а всего лишь наблюдать. Братья, будьте любезны развернуть знамена.

Из толпы закованных в знак покаяния в цепи паломников, в сумме насчитывающей примерно три сотни людей, вышло несколько человек. Они развернули знамена и подняли их над головами. На полотнищах можно было увидеть символы правосудия: весы, слепой глаз и человека с мечом, проходящего испытание битвой. Некоторые паломники в толпе были похожи на ходячие библиотеки: они сгибались почти вдвое под тяжестью связок книг. Некоторые носили в сумке на груди свиток пергамента, чтобы всегда иметь возможность что-то записать. Кое-кто даже записывал разговор своего лидера с кастеляном, перья проворно бегали по пергаментным листам.

— Наша цель, — сказал лидер паломников, — состоит в том, чтобы следовать за правосудием. Сам Император создал учреждения, вершащие суд над Его подданными и Его врагами. Мы — «Слепое Воздаяние», и всякий раз, когда вершится правосудие, мы за этим наблюдаем. До сведения «Воздаяния» дошло, что в мятеже и ереси обвиняется целый орден Астартес. И вот мы здесь, чтобы пронаблюдать за процессом и сделать записи обо всех судебных нюансах. Такова воля Императора, ибо Его правосудие самое мудрое, и к Его совершенству мы стремимся.

Кастелян ненадолго задумался.

— Это правда, — сказал он, — на «Фаланге» действительно состоится суд над отступниками. Однако ваше право присутствовать на нем должен подтвердить магистр ордена. Я позволяю войти, но только он может разрешить остаться, и если он отменит мое решение, вы будете изгнаны.

— Мы понимаем, — проговорил лидер «Слепого Воздаяния», — и повинуемся. Будет ли нам позволено попросить указать место, где можно разместиться?

— Я прикажу команде выделить вам место, — ответил кастелян. — Однако не рассчитывайте на что-то большее, нежели пустующий трюм. «Фаланга» велика, но от нехватки населения не страдает.

— Мы не смеем просить о большем, — сказал лидер. — Наш путь — бедность и аскеза. Потворство своим слабостям притупляет острый клинок правосудия, а роскошь туманит взор. А теперь, лорд-кастелян, позвольте нам откланяться. Прежде, чем взглянуть на правосудие Императора, мы должны помолиться и совершить некоторые обряды.

Левкронт смотрел, как паломники сходят с борта корабля. Они достали из одежд четки и забормотали молитвы, благодаря Императора за то, что испытал их смирение.

Паломники были наименьшей из проблем. С ними могли разобраться и офицеры, ежедневно выполнявшие на «Фаланге» рутинную работу, пока Имперские Кулаки занимались связанными с войной вопросами. Прежде, чем снова уделить внимание паломникам, Левкронт должен был сделать еще много дел. Скоро в док прибудут Испивающие Души, и за результатами будут пристально наблюдать намного более влиятельные люди, чем «Слепое Воздаяние».

Первым, что увидел Сарпедон на новом месте, были руки, закрепляющие на его лице маску.

Даже едва придя в сознание, той части его разума, которая принадлежала солдату, сразу же захотелось узнать, каким образом его схватили. Накачали в камеру нервно-паралитического газа? Устроили молниеносный штурм? Вкололи наркотик скрытой иглой или дротиком? Он был зол. Ему хотелось знать. Память о последних нескольких часах скрывалась в черном тумане.

Сарпедон рванулся. Руки, закрепляющие маску, отдернулись. Это не были перчатки Астартес — Испивающий Души находился под стражей работников Имперских Кулаков, неаугментированных мужчин и женщин, которые служили Кулакам в качестве экипажа корабля и технического персонала. «Фаланга» ими просто кишела. То, что за Сарпедоном присматривали не космодесантники, было сильнейшим оскорблением.

Сарпедон попробовал вырваться. Но привязали его столь крепко, что он переломал бы себе все конечности раньше, чем сумел бы выбраться. Раздался нестройный хор испуганных голосов, затем несколько отрывистых фраз на медицинском жаргоне апотекариона «Фаланги». Тело словно окатило холодной волной, когда по венам побежало успокоительное.

Сарпедона положили лицом вверх и куда-то повезли по коридору, чей потолок был похож на внутреннюю часть гигантского позвоночника. Стенами служило переплетение костей.

Успокоительное начало действовать в полную силу. Мышцы отказывались повиноваться и безвольно висели на связках. Но глаза все еще двигались — Испивающий Души посмотрел вниз и увидел металлические фиксаторы, прижимающие конечности к металлической плите. Должно быть, команда «Фаланги» сделала их специально под его шесть ног.

Сарпедон ощущал, как нечто сжимает его голову. Это, без сомнения, было устройство, подавляющее психические силы. Камера также была приспособлена для содержания псайкеров — конструкция и использованные материалы полностью заглушали способности магистра Испивающих Души, не давая ему даже ощутить психический резонанс окружения. Сжимающее голову устройство работало примерно так же, делая библиария абсолютно беспомощным в психическом плане. Хотя, если бы ему удалось освободиться, то для того, чтобы перебить везущих его по апотекариону членов команды, психические силы ему бы не понадобились.

Это обычные люди, напомнил себе Сарпедон. И точно так же, как и он сам, верят в то, что их работа угодна Императору. Возможно, они правы.

Сарпедона ввезли в зал, вдоль неровных стен которого до самого потолка возвышались емкости с вязкой питательной средой, в которой выращивались органы. На потолке были установлены позолоченные автохирурги.

Следующим нависшим над библиарием лицом было лицо Астартес. Коротко подстриженные волосы, впалые щеки, острые подбородок и нос, похожий на небольшой микроскоп имплантат на одном глазу. Бровь космодесантника выгнулась.

— Узрите же врага, — произнес он. Судя по эмблеме на наплечнике, это был Имперский Кулак, а по нескольки белым пластинам доспеха — апотекарий.

— Какую тварь Галактика бросила на мой операционный стол на этот раз? Я повидал много мерзости, иногда она даже напоминала внешним видом человека. Но это! О, это будет сложно и почетно. Проектор!

Над Сарпедоном появилось изысканно украшенное устройство, состоящее из покрытых надписями панелей. Сарпедон хотел сказать апотекарию, что он не враг, а точно такой же космодесантник. Но язык не слушался, как и остальные части тела. Остались лишь ощущения.

В глазах замелькали вспышки сканирующих тело лазеров. На одной из стен развернулся экран, на котором возник нарисованный красными светящимися линиями скелет Сарпедона и сложный рисунок органов космодесантника.

— Вооружение Астартес начинается с внутренних изменений, — сказал апотекарий, — все они в наличии. Можно заметить следы обширных повреждений и внутреннего исцеления, что характерно для ветерана Астартес. Недавние переломы ребер и костей черепа. Обратите внимание на неправильную форму омофагии, типичную для генного семени этого ордена.

Члены команды, санитары апотекариона «Фаланги», записывали слова апотекариона автоматическими перьями.

— Он в сознании, — продолжил апотекарий, заметив движение глаз Сарпедона. — У нас есть слушатель! Как вам нравится, лорд Сарпедон, гостеприимство «Фаланги»?

Проектор переместился вдоль тела Сарпедона. Для этого санитарам пришлось провести его через скованные ноги библиария.

— Мутации, — сказал апотекарий, — большей частью неявные. Скелетно-мышечная сила объекта на высшем доступном Астартес уровне. Сомневаюсь, что даже среди Космических Волков можно найти здоровяка, который был бы столь же развит. Видимые мутации начинаются с утолщенного поясничного отдела позвоночника и таза.

Тут апотекарий вновь обратился к Сарпедону.

— И какого таза! Все ученые Марса не смогли бы сделать устройство, похожее на этот кусок кости! Не сомневаюсь, что прочностные характеристики сделают его своего рода классикой. Думаю, что подвергну его консервации, покрою позолотой и включу в коллекцию самых ценных образцов. Возможно, корабельные мастера Механикус на его основе смогут разработать новый вид стыковочного зажима. Само собой, я не позволю сжечь ваш таз вместе с остальным телом.

Проектор опустился ниже. Теперь экран показывал экзоскелет и мышцы ног Сарпедона.

— Ноги объекта, числом шесть, — произнес апотекарий, — самые значительные видимые мутации. Первоначально их было восемь; обратите внимание на остатки бионического сустава слева от центра и следы недавно заживления тканей в правой части сзади. Строение ног предположительно арахноидное, но прямого аналога не имеет. Налицо уродство мутации. Ноги меня не интересуют. После казни их можно сжечь.

Проектор исчез из поля зрения. Сарпедон ощутил боль во всем теле, когда за него взялись санитары. Они опутывали его сетью проводов и трубок, крепя их иголками к животу и тем участкам тела, где не было черного панциря. Одна из иголок скользнула в вену на шее, другая вонзилась в запястье.

— Начинайте, — приказал апотекарий.

Сарпедон купался в боли. Чистой, ничем не замутненной боли. Она не походила на ощущение рассекающего кожу лезвия или ожога кипятком, или любой другой боли, которую библиарию доводилось испытать. Она была совершенной.

Сознание Сарпедона гасло. Ничто не отвлекало его от чистой, белой равнины боли. Время ничего не значило. Он больше не чувствовал оков и не злился на надменного апотекария, режущего его на части точно так же, как любой другой образец. Сарпедон не ощущал ничего, кроме боли, из которой, казалось, полностью состоял.

Внезапно пришло ощущение рвущихся связок. Оно пробилось через спадающую боль, которая постепенно заменялась обычными ощущениями. Ноги напряглись в фиксаторах. Мышцы шеи почти сумели вытащить голову из психоподавителя, а легкие словно горели в груди под пластиной сросшихся ребер. Сарпедон задыхался, не в силах контролировать реакции истязаемого тела.

— Отметьте реакцию на боль, — снова раздался голос апотекария, — она находится в допустимых пределах. Таким образом, мы видим, что в нем осталось ядро Астартес, хотя и сильно тронутое порчей. Объект, несомненно, по большинству признаков можно считать космодесантником и испытывать как такового.

Одна из ног Сарпедона болела сильнее остальных. Она имела больше свободы движения в бедренном сочленении. Крепление, держащее ее около когтя, чуть ослабло.

Библиарий мог двигаться. Немного, но мог. Действие успокоительного прекращалось. Доза была недостаточной. Из-за мутировавших ног Сарпедон имел большую массу тела, нежели обычные Астартес, а некоторые менее очевидные мутации изменили метаболизм. К нему возвращалась способность двигаться.

Сарпедон боролся. Апотекарий диктовал санитарам результаты анализов крови и других тканей. Библиарий игнорировал их. Крепление ослабевало все больше. Получив большую свободу движений, Сарпедон сумел действовать конечностями как рычагами, и постепенно все больше и больше сдавали свои позиции все новые крепления.

Испивающий Души сделал вдох, приподнял грудь вверх и, вонзив когти в плиту, на которой лежал, попробовал встать.

Металлический звон привлек внимание апотекария, который тут же замолк на полуслове.

Болты лопнули. Металлические полосы сломались. Нижняя часть тела Сарпедона освободилась. Еще через несколько секунд удалось освободить руку. При виде хлещущих рядом с ними нижних конечностей пленника санитары начали пятиться назад.

Сарпедон дотянулся до головного фиксатора и сорвал его с креплений. Затем скатился с плиты и рухнул на пол. Наркотиков в крови еще хватало, чтобы серьезно нарушить координацию, поэтому заставить ноги двигаться в одном направлении не получалось. В тот самый момент, когда библиарий вырвал из зажима вторую руку, апотекарий вытащил плазменный пистолет

— Кто ты такой? — заплетающимся языком спросил Сарпедон. Он схватился за все еще сжимающий виски подавитель. — Кто ты такой, чтобы судить меня? Я не кусок ксеноса под микроскопом! Я — Астартес!

— Ты — предатель, — сказал апотекарий, направив ствол плазменного пистолета в голову Сарпедона, — мы оказываем тебе честь, давая возможность быть испытанным честными и верными космодесантниками. Но ты ее явно не заслуживаешь.

— Зачем вы собираетесь меня испытывать? — потребовал ответа Сарпедон. Он потерял равновесие и врезался в один из резервуаров с образцами. Стекло лопнуло, и густая холодная питательная субстанция пролилась на библиария и под ноги прижавшимся к дальней стене санитарам.

— Сколько врагов человечества было повержено Испивающими Души? Сколько бед мы предотвратили?

— А сколько вы повергли космодесантников? — парировал апотекарий. — Это могут подтвердить наши братья из Багровых Кулаков и Воющих Грифонов. Если бы какой-нибудь враг уничтожил столько твоих соратников, сколько людей погибло от рук твоего ордена, ты бы определенно начал желать его смерти!

Сарпедон пробовал встать, прислонившись спиной к стене и отталкиваясь от нее руками. Поискал взглядом среди валяющихся вокруг осколков что-то похожее на оружие, например, осколок стекла или какой-нибудь медицинский инструмент, но голова кружилась, и сфокусировать зрение не удалось.

— Если бы ты видел, — сказал он, — то, что видели мы, ты пересек бы всю Галактику, чтобы присоединиться к нам, даже если бы на пути стоял твой собственный легион.

— Будь моя воля, предатель, — ответил апотекарий, — тебя казнили бы в то самое мгновение, когда Лисандр принес тебя. Из милосердия к человеческому роду тебя вырезали бы, как раковую опухоль, которой ты и являешься. Но магистр ордена сказал, что ты должен предстать перед судом. Он милосерднее, чем я или любой из известных мне боевых братьев. Тебе надлежит плакать от чувства благодарности к нам. Впрочем, хватит.

Апотекарий нажал несколько кнопок на висящем у пояса устройстве. Сжимающий виски подавитель вызвал у Сарпедона тупую боль. Затем он почувствовал, что падает, и сознание покинуло тело. Перед глазами помутилось, все стало белым, а ощущение падения не прекращалось до тех пор, пока не исчезли вообще все чувства.

Первыми из явившихся на суд над Испивающими Души были Воющие Грифоны. На борту ударного крейсера «Пламенное мщение» прибыла вся вторая рота, сопровождающая на «Фалангу» своего представителя. Воющие Грифоны, братский орден Имперских Кулаков, каковым некогда были и Испивающие Души, потребовал на суде особого положения, поскольку больше всех пострадал от рук отступников.

Магистр ордена Имперских Кулаков Владимир покинул свое обычное место среди тактических трактатов и фортификационных схем Либрариума Дорна, чтобы приветствовать на «Фаланге» капитана Борганора. Борганор в сопровождении почетного караула из девятой роты спускался по аппарели челнока. Капитан слегка хромал из-за заменяющего правую ногу бионического протеза. Желто-красный доспех покрывал темно-синий плащ с вышитым золотыми и черными нитями личным гербом капитана — Воющим Грифоном, смиренно склонившим голову и сложившим передние лапы в молитвенном жесте. Борганор был столь же резким и грубым, как его покрытое шрамами лицо. На приветствие Владимира он ответил ударом руки по золоченому нагруднику своего доспеха.

— Магистр ордена, это честь для меня, — сказал Борганор, — жаль, что приходится встречаться с вами по столь неприятному поводу и в то время, когда на моем ордене лежит позорное пятно неудачи.

Владимир Пух из Имперских Кулаков понимающе кивнул. Он был, прежде всего, мастером тактики, серьезным степенным человеком, привыкшим решать проблемы так же хладнокровно, как обычно оценивал потенциальных послушников. Искусно изготовленная золотая броня была отполирована до зеркального блеска, а красные изображения сжатого кулака на наплечниках и нагруднике, казалось, выложены рубинами. На лице под коротко подстриженными волосами читалась разумность, что позволяло предположить ,что этот человек не простой солдат.

— Я долго оплакивал гибель лорда Меркаэно от рук отступников, — произнес Владимир, — но они, безусловно, заплатят за это горе, когда свершится правосудие.

По лицу Борганора пробежала тень. Библиарий Меркаэно был величайшим героем Воющих Грифонов этого века, убийцей демона Периклитора, человеком, отомстившим за смерть магистра ордена Фуриозо. Меркаэно пал в битве с Сарпедоном, и тысяча братьев поклялись, что Сарпедон умрет прежде, чем начнет стихать боль потери. Борганор, принявший командование над понесшей большие потери ротой, нес ответственность за то, что Меркаэно погиб, а Испивающим Души удалось бежать.

— Несомненно, — сказал Борганор, — однако прежде, чем мы начнем, я хотел бы попросить об одолжении.

— О каком же, брат-капитан? — спросил магистр ордена.

— Перед тем, как Сарпедона казнят, позволь мне вырвать ему конечности и оставить его с одной ногой, как он оставил меня, — взгляд Борганора на мгновение устремился на бионический протез, — смерть Меркаэно оплакивают все сыны Гиллимана, все космодесантники, поэтому отмщение должно также принадлежать всем. Но то, что я был искалечен — вина Сарпедона, и я хочу вернуть ему этот долг.

— Мы здесь не для того, чтобы вершить твою личную месть, капитан, — ответил Владимир. — Нам предстоит осуществить более важное возмездие. Если будет решено, что предатель Сарпедон должен жестоко страдать перед смертью, возможно, ты сможешь принять участие в определении того способа, которым его заставят страдать. Но пока такого решения нет, наша единственная цель — правосудие.

Борганор поклонился Владимиру.

— Простите меня, — сказал он, — мое сердце пылает ненавистью ко всем, кто способен осквернить имя Рогала Дорна.

— Ненависть тоже имеет право слова, — сказал Владимир, — именно поэтому ты будешь присутствовать на процессе.

Борганор повел семьдесят космодесантников из девятой роты Воющих Грифонов в док «Фаланги». На борту уже размещались три роты Имперских Кулаков, что составляло более трехсот космодесантников. Воющие Грифоны будут здесь вторым по величине контингентом. Но не только они прибыли на «Фалангу», чтобы принять участие в процессе. Сарпедон и Испивающие Души враждовали со многими слугами Империума, и каждый из них хотел, чтобы его голос был услышан.

На золотой орбитальной яхте, запущенной со сторожевого корабля Инквизиции «Могила предателя», на «Фалангу» прибыл лорд-инквизитор Колго. Перед ним шла труппа акробатов и музыкантов, обыгрывающих пантомимами и воспевающих в песне величайшие успехи своего господина, которых он добился за свою долгую карьеру, охотясь на врагов Императора. Самого Колго, с гордостью несущего букву «I» на нагруднике угольно-черного терминаторского доспеха, сопровождали несколько Сестер Битвы Адепта Сороритас. Возглавляла их старшая сестра Эскарион, попросившая доверить ей обязанности по сопровождению Колго, чтобы лично присутствовать на суде над отступниками, свидетелем деяний которых она была. Прежде сестре доводилось состоять в свите инквизитора Фаддея, и она не сомневалась, что за его смерть в ответе Испивающие Души, поскольку исчез он, собирая информацию об их действиях.

От лица Адептус Механикус, у которых причин презирать Испивающих Души было больше, чем у многих других, явился архимагос Воар. Он способствовал захвату Испивающих, преследуя при этом собственные цели. За Сарпедоном и его отступниками числился вековой давности долг перед Механикус. Воара сопровождала церемониальная свита сервиторов-стрелков, шагающих удивительно синхронно. Ноги архимагос потерял на Селааке, поэтому к машинным отделениям «Фаланги», где ему выделили место, он двинулся на простых гусеницах, которые соорудил себе, чтобы иметь возможность передвигаться, пока не найдется более подходящей замены. Воар не испытывал ненависти, выставляемой напоказ остальными присутствующими, поскольку являлся рациональным существом, для которого эмоции были лишними.

Весть разнеслась и среди тех, кто не сталкивался с отступниками-Испивающими лично. «Смертоносная тень» ордена Обреченных Орлов и «Кара Гарадана» Железных Рыцарей вышли из варпа неподалеку от Кравамеша и потребовали, чтобы их, как лояльные ордена космодесанта, также допустили на процесс. Вскоре к ним примкнули представители Сангвиновых Ангелов и Серебряных Черепов. Эти ордена прослышали о поимке Испивающих Души, и обнаружили, что у них есть офицеры, находящиеся достаточно близко к Кравамешу, чтобы успеть на суд.

Магистр ордена Владимир выслушал их просьбы. От него зависело, примут ли представителей этих орденов. Он признал, что существование космодесантников-отступников является оскорблением для всех Адептус Астартес, а преступление любого изменнического ордена — преступление против них всех, поскольку оно очерняет имя космодесантников, их примархов и даже самого Императора. Владимир отдал приказ, чтобы представителей приняли на борту «Фаланги» и разместили в пустующих кельях тех Имперских Кулаков, кто в данный момент выполняли свой долг в других уголках Галактики.

При виде столь многих орденов, объявляющих о своем присутствии и доставляющих на борт своих офицеров и почетную стражу, о существовании группы оборванных паломников в передних трюмах почти все забыли.

В запыленном, давно пустующем трюме, отец Гиранар опустился на колени и начал молиться. Несколько десятков лет назад это место ломилось от боеприпасов, провизии и запчастей, но сейчас о нем вспомнили лишь несколько членов экипажа из тех, кого спрашивали, не найдется ли места, где можно разместить паломников Слепого Воздаяния. А эти паломники сейчас становились на колени на своих ковриках или погружались в чтение священных книг, готовя души к священной обязанности лицезреть великий судебный процесс. Никто и не подумал о том, чтобы сказать им, когда должен начаться суд, но паломников это не волновало. Они были готовы всегда.

Отец Гиранар, тот самый человек, который говорил с кастеляном Левкронтом, был самым старым среди паломников, да и немногие из них могли похвастаться молодостью. Старик настолько хорошо знал молитвы, что ему приходилось прерываться и задумываться над словами, останавливая их скольжение по накатанным дорожкам разума. Пробормотав, что воля Императора является его собственной волей, Гиранар заставил себя сделать паузу и задуматься над смыслом фразы. У него нет собственной воли, он является вместилищем для высшей силы, его собственные желания и стремления давно умерли и были заменены намерениями Императора.

У старика был при себе молитвенник, но он не открывал его уже тридцать семь лет. Потому что знал наизусть.

Закончив вечернюю молитву, Гиранар встал.

— Поднимите знамена, — сказал он.

Этого остальные паломники не ожидали. В обычную процедуру это не входило. Спустя несколько наполненных суматохой мгновений знамена Слепого Воздаяния были развернуты и подняты.

— Теперь это место священно, — сказал Гиранар. Голос его был ломким и слабым, но все слушали настолько внимательно, что даже с громкоговорителем его нельзя было бы услышать лучше, — настало время исповеди.

— Исповеди, отец? — переспросил брат Акулсан. Он был дьяконом Слепого Воздаяния, присматривающим за немногими постоянными храмами, которые они установили на мирах, где проводили некоторое время. В паломничестве типа этого он становился вторым лидером, гарантией авторитета Гиранара.

— Точно, — ответил Гиранар, — самой важной исповеди. Во всех нас гнездится грех. Нам предстоит столь важное дело, что сегодня каждый выскажется вслух.

— Я много раз принимал исповеди, — сказал Акулсан, — и испытывал от этого такую гордость, что со временем она сама стала греховной, снова и снова требовала исповедей. Я чувствую, что какая-то часть меня опасна и глубоко сокрыта, хотя сама мысль об этом может быть полна гордыни.

— Сестра Солейс? — сказал Гиранар.

— Каждую ночь я молю о прощении за свои неудачи, — ответила сестра Солейс охрипшим от бесконечных молитв голосом. Люди, незнакомые со Слепым Воздаянием, иногда удивлялись тому, что Солейс женщина, поскольку ее голос был бесцветным, как у старика, а под одеждой невозможно было определить пол. Большинство людей вообще не подозревали, что в Слепом Воздаянии есть женщины.

— Я очень хочу от них освободиться. Что я могу рассказать такого, в чем не исповедаюсь каждую секунду?

— Вы знаете, — сказал Гиранар, — о чем я говорю, — прежде он стоял на коленях, но теперь поднялся. Старик никогда не был высок, а теперь годы и вовсе согнули и иссушили его. Но, тем не менее, паломники смотрели себе под ноги или отводили взгляд, словно находясь в присутствии Астартес.

— Хотя большая часть вашей души может отрицать это. И вы молите Императора о том, чтобы это не было правдой. И вы заставили себя забыть все, кроме его тени, все же все вы знаете, о чем я говорю.

Паломники молчали. Тишину нарушал только далекий гул двигателей «Фаланги» и пульсирование устройства для регенерации воздуха.

— Тогда я начну, — сказал Гиранар, — о, Император, я повествую Тебе о своих темных делах и бедности недостойного служить Тебе духа. Моя исповедь идет из тех далеких времен, когда я впервые облачился в рясу Слепцов. Когда я спал, ко мне в келью явилась сокрытая мраком фигура. Я уверен, что это был другой брат ордена, хотя и не знаю его имени. Возможно, это был тот же самый отец, который наставлял меня на наш путь. Он ничего не сказал, лишь поставил чашу на плиту, на которой я спал. Скажите, братья, не рвется ли из вас наружу признание, похожее на мое? Не звучит ли в вас хоть эхо узнавания, хоть память уже и исчезла?

Паломники молчали. Они были столь увлечены словами Гиранара, что даже имперские святые, сойди они в тот момент с небес, и то не смогли бы нарушить их концентрацию.

— Тогда я продолжу, — сказал старик. — Жидкость в чаше была темной и холодной. Фигура жестом предложила мне отпить. Я так и сделал, потому что испугался. И тут в мой разум хлынул ужасный водопад знания. Я видел разрушение и страдание! Но видел и пользу, которая из этого выйдет, видел, как очищаются грешники, и сгорает мертвая плоть этого вздутого Империума. Видел, как Ангелы Смерти, личные воины Императора, предстают перед судом, и видел роль, которую нам предстоит сыграть. Грех, который я признаю, состоит в том, что я с той самой ночи знал, что это время придет, и что Слепое Воздаяние должно не только проследить за тем, как вершится правосудие, но и сотворить по воле Императора жестокое и ужасное деяние. Эта тайна хранилась в моей душе. Знание, что придет день, когда все эти видения обратятся в явь. Это моя исповедь. Кто вслед за мной расскажет о своем грехе? Кто?

В течение нескольких секунд царила тишина. Затем поднял руку один из паломников, брат Сеннон, один из молодых братьев, присоединившихся к Слепому Воздаянию несколько лет назад.

— Я пил из чаши, — сказал он дрожащим голосом, — Я видел… я видел «Фалангу». Я думал, что это золотой орел, символ присутствия Императора, но… когда увидел этот корабль, сразу понял: что бы с нами ни случилось, оно случится здесь. И это будет кошмарно. Я видел пламя, кровь и истерзанные тела. Астартес бьются друг против друга. Этой жестокостью, возможно, удастся предотвратить великую несправедливость. И… Отец Гиранар, я уверен, что должен погибнуть.

— Брат Сеннон, — сказал Гиранар, — ты проявляешь храбрость не по годам и не по уму. Признаться в этом здесь, перед своими братьями — акт великого мужества. Кто еще может проявить подобную доблесть? Сеннон определенно не единственный, кому есть в чем признаваться.

— Я тоже, — произнесла сестра Солейс, — видела то, что должна сделать. Это действительно ужасно. Но это явилось мне во время молитвы. Ощущение жгучей боли в висках, а затем, когда чувства пришли в норму, начались видения. Я видела «Фалангу» и все то, о чем вы говорили. Я скрывала это так долго потому, что боялась. Думала, что одна такая. Считала, что, если обо всем рассказать, меня обвинят в порче, поэтому держала все в глубинах души. И только сейчас признаюсь в этом.

Звучали все новые голоса. Многие выпили из предложенной чаши. Некоторые имели внезапные видения во время болезни или молитвы. Кому-то снились вещие сны. Все скрывали увиденное, и все видели одно и то же. «Фаланга». Огонь и война. Разрушение. И каждый был абсолютно уверен, что видел волю Императора. Все паломники выкрикивали свои признания, наконец, освобождаясь о темных мыслей, сидевших внутри с самых дней послушничества.

Гиранар поднял руку, призывая к молчанию.

— Исповедь окончена, — сказал он, — кто-нибудь из вас сомневается в том, что он должен сделать? Нет ли таких, кто не может понять собственную задачу в нашем последнем акте поклонения?

И снова ответом была тишина.

— Хорошо, — сказал Гиранар, — значит, воля Императора должна быть исполнена, какой бы ужасной она ни казалась. Также правда то, что многие из вас умрут, хотя, я вижу, что страх смерти вас не посетил.

— Лучше умереть, — ответил брат Акулсан, — чем жить с невыполненным долгом.

— Хорошо, — повторил Гиранар. — Значит, мы с вами думаем одинаково. А теперь, давайте помолимся.

Если бы архимагос Воар умел по-настоящему восхищаться, он пришел бы в восторг от Горна Веков. Сложные углы сооружения, построенного из железа и бронзы, переходили в большой сегментированный купол. Конструкция озарялась светом расплавленного металла, текущего по каналам между четырьмя огромными наковальнями, на которых одетые в костюмы повышенной защиты люди прогревали оружие и доспехи. Звон стали о сталь раздавался с такой частотой, что, казалось, идет металлический дождь. За работой наблюдали технодесантники четвертой, седьмой и восьмой рот Имперских Кулаков. Рот, собравшихся на «Фаланге» на время процесса. Технодесантники проверяли на недостатки каждую деталь обмундирования после охлаждения в огромном чане воды в центре купола. То, что не проходило проверку, они бросали обратно в потоки расплавленного металла.

Воару ничего не нравилось в традиционном, человеческом смысле, с тех самых пор, как он лишился большей части центра эмоций в процессе очередной аугментации. Но ему по-своему нравилось это место. Вместилище промышленности и мудрости. Требовательностью технодесантников можно было лишь восхищаться, как и почтению, с которым члены экипажа относились к приказам своих повелителей из Имперских Кулаков. Горн Веков выглядел так, словно был взят прямиком с мира-кузницы Адептус Механикус. В устах магоса Механикус это был наивысший комплимент.

Архимагоса Воара сюда позвали. Обычно никто не смел куда-то вызывать архимагоса, но на «Фаланге» он был гостем, и на его инфоносителе было достаточно данных об этикете, чтобы понять, что приглашение в Горн Веков стоит принять.

В центре Горна стоял Астартес, не являющийся технодесантником. Желтые керамитовые пластины его терминаторской брони отсвечивали красным и оранжевым в испускаемом раскаленными потоками свете. Он проверял вес и баланс нескольких недавно выкованных и оставленных охлаждаться молотов. В длину каждый из молотов примерно равнялся росту человека, но Имперский Кулак размахивал ими так, как будто они не весили ничего. Он по очереди взмахнул каждым молотом несколько раз, выполнив несколько стандартных приемов, затем нахмурился и положил их все обратно в кучу. Казалось, ни один из них не понравился ему. И ни один не мог сравниться с громовым молотом, прикрепленным к его броне за спиной.

— Демен! — перекрикивая шум ,воскликнул Имперский Кулак.

К нему повернулся один из технодесантников.

— Капитан Лисандр?

— Какой материал вы используете для изготовления ударной части молотов? Такое ощущение, что эти штуковины можно сломать об руку ребенка! А рукояти кажутся хрупкими, как солома!

Технодесантник Демен склонил голову.

— Многие из моих кузнецов — новички, капитан, — ответил он, — им еще только предстоит познать искусство ремесла. Это оружие — показатель того, что они на данный момент умеют. Полагаю, его можно использовать как учебное.

— Если ты хочешь научить наших послушников бояться того, что их снаряжение сломается, то это оружие подойдет просто превосходно, — парировал Лисандр. Затем достал из кучи меч, сделал несколько взмахов и выпадов.

— Уже лучше, — сказал он, — несколько черепов выдержит.

— Его я сделал сам, — сказал Демен.

— Тогда тебе стоит научиться балансировать рукоять. Хотя, в целом, работа хорошая, — Лисандр заметил Воара, катящегося к нему между наковален. — Архимагос! Рад, что вы смогли прийти. Думаю, это место должно быть вам более по вкусу, чем вся остальная «Фаланга».

— У меня нет вкусов, — ответил Воар, — магос-металлургикус, без сомнения, мог бы извлечь огромную пользу, изучая вашу кузницу, но моя специальность лежит в сфере обратной инженерии и теоретической механики.

— Ладно, вам виднее, — сказал Лисандр, — но я просил вас прийти не из-за самого Горна. Вот, — Лисандр достал из контейнера на доспехе цилиндр из черного металла, размером с предплечье обычного человека. Благодаря ребристой поверхности цилиндр плотно лежал в руке, а на одном из его концов находилась небольшая панель сканера отпечатков пальцев.

— Возможно, вы узнаете это?

Воар подъехал к Лисандру и взял цилиндр. Устройство плохо ложилось в бионическую конечность — оно было предназначено для руки космодесантника.

— Это — копье Души, — равнодушно произнес архимагос.

— В том же самом виде, в каком было захвачено на звездном форте Лакония, — сказал Лисандр, — яблоко раздора между духовенством Марса и Испивающими Души. Мы изъяли его со «Сломанного хребта» прежде, чем он был уничтожен. Я так понимаю, оно должно вернуться к вам в руки, поскольку было украдено Испивающими. Будучи еретиками, они не имеют на него никаких прав. Поэтому право владения переходит к Адептус Механикус. Конкретно, к вам.

Воар покрутил оружие в искусственной руке.

— Признаюсь, все эмоции я давно оставил позади, — сказал он, — но, тем не менее, у меня складывается впечатление, некое остаточное чувство, если позволите, что вам не нравится складывающаяся ситуация.

— Копье Души — реликвия нашего примарха, — ответил Лисандр, — его нашел и воссоздал сам Рогал Дорн. По справедливости оно должно принадлежать преемникам легиона Дорна — Имперским Кулакам или одному из братских орденов. Я не стыжусь этих мыслей. Любой сын Дорна сказал бы то же самое. Но магистр моего ордена не желает видеть еще одной причины для ссоры между Адептус Астартес и Механикус, и мне приходится подчиниться его решению. Забирайте.

Лисандр коснулся одной из сканирующих поверхностей, и крошечный лазерный пульс пробил микроскопическое отверстие в керамитовом сочленении пальца перчатки. Из обоих концов цилиндра выстрелили клинки, казалось, состоящие из чистой черноты. Застонал разваливаемый на части пустотой лезвий воздух.

— Вортекс-лезвия, — сказал Лисандр, — вортекс-поле, удерживаемое в узде Трон знает какими технологиями из доимперских времен. Активация осуществляется генетической сигнатурой Рогала Дорна. Это копье держали руки самого примарха, архимагос. Человек, равным которому не может быть никакой генерал-фабрикатор. Спасший самого Императора в разгаре Ереси. Величайший солдат, которого когда-либо знала Галактика, и я утверждаю, что величайший человек. Помни об этом, что бы ты ни собирался сделать с этой реликвией. Не окажи творению самого Дорна должного почтения — и Имперские Кулаки могут захотеть снова разорвать отношения с вами.

— Понятно, — сказал Воар, — ваша информация была зафиксирована. К ней будет предоставлен доступ всем, кому окажут честь исследования данного устройства.

— Взамен, — сказал Лисандр с очевидным презрением к манерам Воара, — магистр ордена ожидает, что Адептус Механикус будет вести себя на суде со всем достоинством, которого требует статус гостя. Это не место для того, чтобы устраивать свару между Адептус Механикус и Испивающими Души. И не место для мести.

— Не все ваши боевые братья придерживаются такого же мнения, — сказал Воар, — логика подсказывает, что с этой позицией не согласятся и многие присутствующие Адептус Астартес. На «Фаланге» многие жаждут мести, и большая часть их принадлежит отнюдь не Адептус Механикус.

— Магистр ордена Владимир Пух уже высказался по этому поводу, — произнес Лисандр. — И среди прочих поставленных задач приказал следить за тем, чтобы его слово соблюдалось наравне с законом.

— Значит, оно будет соблюдаться, — сказал Воар, склонив голову. Казалось, архимагос не способен на большее проявление уважения, — мы заинтересованы в правосудии.

— Если бы вас интересовала справедливость, архимагос, вы вернули бы копье Души нам.

— А если бы вас интересовала справедливость, брат-капитан, Сарпедон погиб бы на Селааке, — архимагос Воар развернулся и покинул кузницу, сжимая копье Души бионической рукой.

3

Тюремный блок был построен для содержания некоторых Имперских Кулаков. Когда боевой брат полагал, что на нем лежит вина за какую-то неудачу, он приходил сюда, в Залы Искупления. Входил в одну из сырых холодных камер, расположенных по обе стороны каменных коридоров, становился на колени и молился об искуплении грехов. Молил о ниспослании очистительного страдания и использовал многочисленные орудия истязания, встроенные в потолки и полы пересечений коридоров. Нейроперчатки и стойки для бичевания были сконструированы в большинстве своем таким образом, чтобы жертва сама могла быть собственным палачом, чтобы болью изгнать слабость, из-за которой космодесантник потерпел неудачу.

Изначально на камерах отсутствовали замки, поскольку все, кто туда попадал, делали это добровольно. Теперь же в Залах Искупления замки были. Нынешние заключенные сидели там не по своей воле.

— Салк! — выдохнул капитан Люко. Он был прикован к стене камеры цепью, длины которой хватало лишь на то, чтобы капитан мог сидеть или стоять. Как и остальных Испивающих Души, заключенных в Залах Искупления, его лишили доспеха, все снаряжение теперь хранилось где-то на «Фаланге» как вещественное доказательство для суда.

— Капитан? — раздался в ответ голос сержанта Салка. Офицеров Испивающих Души старались держать подальше друг от друга, но Залы Искупления не были рассчитаны на то, чтобы содержать одновременно сотню пленных Астартес, поэтому кто-то из них неизбежно оказался бы на дистанции слышимости от другого.

— Я что-то слышу, — сказал Люко, — Они ведут еще кого-то.

— Больше никого не осталось, — ответил Салк. — На Селааке взяли нас всех. — Хотя Люко не видел лица Салка, голос выдавал его отчаяние вперемешку с гневом.

— Наверное, они пришли, чтобы провести допрос. Интересно, когда они доберутся до нас с тобой.

— Я так не думаю, брат, — сказал Люко, — прислушайся.

Сквозь вездесущий гул двигателей «Фаланги» послышался звук шагов. Несколько космодесантников и... что-то еще. Машина? Сервитор? Нечто большое и тяжелое, под чьими шагами трещали плиты коридора.

Люко, насколько мог, подался вперед на цепях, чтобы видеть как можно большую часть коридора. В поле зрения вошли два Имперских Кулака, пятящиеся, направив болтеры на нечто еще более высокое, чем они сами.

— Трон Терры, — прошептал Люко, увидев конвоируемого.

Это был дредноут. Темно-фиолетовая броня, некоторые элементы которой были цвета кости, говорила о принадлежности к ордену Испивающих Души, но Люко служил ордену сравнительно недолго, поэтому не помнил дредноутов. Он вообще полагал, что у ордена их попросту нет.

Годы не пощадили дредноут. Его бронепластины были изъедены коррозией, оружие отсутствовало, остались лишь крепления и устройства боепитания. Но полдюжины конвоирующих его Имперских Кулаков все равно держали его под прицелом. Один даже готов был поразить дредноут с ближней дистанции из ракетной установки.

Остановившись перед камерой Люко, дредноут развернул корпус и заглянул внутрь. Капитан увидел, что саркофаг частично вскрыт, и бросил взгляд на бледную плоть находящегося внутри тела. В темноте внутри боевой машины сверкнули большие, будто подернутые пленкой глаза. Люко на мгновение поймал их взгляд.

— Брат, — мягко прошептал Испивающий Души в дредноуте. — Разнеси весть. Я вернулся.

— Молчать! — крикнул стоящий перед дредноутом Имперский Кулак. — Придержи язык! — Космодесантник повернулся к Люко. — Ты! Смотри в другую сторону!

— Если ты хочешь, чтобы я ничего не видел, — парировал Люко, — тогда тебе придется вырвать мне глаза.

У Люко был талант добиваться грубоватого солдатского уважения к себе у других бойцов. Имперский Кулак нахмурился, но не стал наводить на Люко ствол оружия.

— Может быть, позже, — сказал он.

— Дениятос вернулся! — произнес дредноут.

Люко рванулся в цепях.

— Дениятос! — эхом отозвался он, — неужели это правда?

— Дениятос! — один за другим восклицали голоса. Через несколько секунд это имя повторяли все Испивающие Души. Имперские Кулаки кричали, требуя тишины, но их голосов попросту не было слышно. Не утихомирили пленников даже выстрелы из болтеров в потолок.

Люко не знал, как назвать испытываемое им сейчас чувство. Радость? Здесь, среди обреченных на казнь и позор, не могло быть радости. Чистое ликование, всплеск эмоций. Испивающие Души сдерживали чувства в себе с того момента, как Сарпедон пал в поединке с Лисандром, а теперь имели возможность их излить.

Дениятос жив! В глубине души Люко всегда точно знал, что он не погиб. Казалось, что обещание вернуться легендарный философ-солдат вплел во все, что оставил своему ордену. Словно сам Военный Катехизис превратился в пророчество, гласящее, что его автор снова будет ступать среди своих братьев. Удивительно, непостижимо, но то, что Дениятос должен прийти, когда орден окажется на грани исчезновения, казалось самой естественной в Галактике вещью.

Лишь один голос не кричал от радости. Голос Палласа, апотекария.

— Что ты наделал? — закричал Паллас, и Люко умолк. Даже его два сердца возбужденно колотились от силы обуревающих космодесантника чувств.

— Что ты натворил, Дениятос? — снова закричал Паллас, и еще несколько Испивающих Души затихли, услышав эти слова. — Как ты попался в их лапы наравне с нами? Ты пришел, чтобы предстать перед судом? Дениятос, воин-философ, скажи нам правду!

— Скажи нам! — крикнул кто-то еще. Вскоре половина Испивающих Души выкрикивала эти слова, требуя ответа, а другая половина скандировала имя своего возвратившегося героя.

Дениятос не отвечал. Возможно, даже если бы он ответил, его попросту не услышали бы. Имперские Кулаки открыли несколько противовзрывных дверей, перекрывающих вход в помещение, где когда-то хранили летучие химикаты, необходимые для некоторых пыточных устройств. Усиленные керамитом стены были достаточно прочными, чтобы удержать безоружного дредноута. Имперские Кулаки закрыли за дредноутом двери и то, что звало себя Дениятосом, погрузилось в тишину и темноту.

Прошло еще много времени, прежде чем в Залах Искупления стихли голоса, выкрикивающие его имя.

Более трехсот Астартес собрались на обзорной площадке «Величие Дорна». Такого скопления космодесантников никогда не встречалось даже на большинстве полей боя, но эти Астартес не собирались сражаться. Они пришли, чтобы увидеть, как вершится правосудие.

Площадка была одним из многих причудливых мест «Фаланги». Оно было построено в качестве тронного зала для предыдущих магистров ордена. Прозрачный купол открывал впечатляющий вид на космос, что могло слегка испугать тех, кто прибыл о чем-то попросить лордов Имперских Кулаков. Владимир, не нуждающийся в таком откровенном запугивании, на много лет закрыл площадку.

Это место было одним из немногих, достаточно просторных для того, чтобы вместить всех желающих присутствовать на суде над Испивающими Души. Экипаж соорудил галереи сидений вдоль стен и скамью подсудимых в центре — бронированную клетку с оковами достаточно прочными, чтобы удержать обвиняемых Астартес. Трон Лорда Правосудия находился на галерее Имперских Кулаков на той же высоте, что и скамья подсудимых.

Зал суда был залит светом из прозрачного купола. Сокрытая область представляла собой большую бурлящую туманность, обволакивающую звезды светящимися облаками и заполняющую большое пространство потоками наполовину сформировавшегося звездного вещества. Фиолетовая горячая Кравамеш устремляла в зал суда свои жестокие лучи.

Первой явилась свита лорда-инквизитора Колго. Сестры Битвы, десяток Сороритас во главе с сестрой Эскарион. Они опустились на колени и вознесли молитву, чтобы освятить место, а Эскарион воззвала к Императору, прося его обратить на «Фалангу» свой взор, дабы увидеть вершащийся Его именем суд.

Заняла свои места сотня космодесантников четвертой роты Имперских Кулаков, выполняющая обязанности почетного караула магистра ордена. Затем прибыли Воющие Грифоны. Борганор осмотрел обзорную площадку и нахмурился, словно даже такая ничтожная ее связь с Испивающими Души давала капитану повод для ненависти.

Затем явились другие капитаны. Командующий Гефсемар из Сангвинарных Ангелов пришел в сопровождении дюжины сангвинарных гвардейцев. Их прыжковые ранцы, снабженные стабилизаторами, напоминали белые ангельские крылья, а на шлемах блестели золотые маски, похожие на посмертную маску их примарха, Сангвиния. На поясе доспеха самого Гефсимара висели несколько масок, каждая со своим выражением лица. Та, которую он закрепил на шлеме, кривилась в горькой печали, а под одним из глаз сверкали сделанные из изумрудов слезинки. Осадный капитан Давикс из Серебряных Черепов носил усиленный доспех опустошителей, сконструированный таким образом, чтобы иметь возможность носить тяжелое вооружение, а среди свиты находился чемпион роты, вооруженный обсидиановым мечом и щитом. Благодаря зеркальной поверхности щитом можно было в бою отражать лазерные заряды.

Железных Рыцарей представлял капитан-штурмовик Н'Кало, чья броня была украшена множеством наград, начиная от лаврового венца и множества висящих на парчовой ленте почетных знаков, заканчивая регалиями терминатора на наплечнике. Капитан привел три отделения Железных Рыцарей, блистающих гребнями шлемов и личными гербами на нагрудниках. Пришедшее одновременно с ними отделение Обреченных Орлов возглавлял библиарий Варника. Там, куда ступал псайкер, пузырился и деформировался камень — психическая сила библиария, даже сдерживаемая высоким воротником брони образца «Эгида» была столь велика, что реальный мир выдерживал ее с трудом.

Наконец, вошел сопровождаемый капитаном Лисандром магистр ордена. Владимир занял место на троне — как Лорд Правосудия этого суда, он обладал высшей властью, лишь по его разрешению могли начинать говорить защитники, свидетели и просители. Лисандр не пошел на галерею, поскольку сегодня выполнял обязанности Длани Суда, помощника судьи, претворяющего в жизнь решения магистра ордена, касающиеся присутствующих. Лисандр, ходящий вокруг скамьи подсудимых, выглядел весьма уверенным в себе, а его пугающая репутация строгого командира и воина являлась отличным средством устрашения. Горячий нрав какого-нибудь космодесантника мог заставить его покинуть галерею и попытаться сорвать слушание, даже с помощью насилия — Лисандр был одним из немногих людей, способных заставить такого Астартес подумать дважды.

В зале определенно царила напряженная атмосфера. Когда прибыл и присоединился к Сестрам Битвы сам лорд-инквизитор Колго, на него начали бросать косые взгляды, а бормотание в зале усилилось. Все космодесантники были солдатами Императора, но многие ордена не поддерживали регулярных контактов с другими, и за тысячу лет могли вступить в серьезные конфликты. Имперским Кулакам удалось как сохранить символику родительского легиона, так и добиться на службе Империуму наибольших среди остальных орденов почестей. Многие другие ордены завидовали Имперским Кулакам, и нельзя сказать, что следа этой зависти не было в зале суда.

К счастью, ничто не может сгладить такие неровности в отношениях лучше, чем общий враг.

Несколько членов экипажа во главе с апотекарием Асклепином ввели Сарпедона, чьи мутировавшие ноги были скованы. Асклепин зачитал отчет об изучении мутаций Сарпедона — действительно, результаты исследований можно было представить суду в качестве доказательств.

Сарпедона загнали на скамью подсудимых и привязали его оковы к специальным креплениям внутри клетки. Магистр Испивающих Души все еще выглядел достаточно внушительно, чтобы при его появлении в зале воцарилась тишина. В оковах, без доспеха, который, безусловно являлся визитной карточкой любого космодесантника, даже если забыть о мутациях, Сарпедон все равно вызывал своего рода уважение из-за шрамов, осанки ветерана и укоренившегося на лице вызывающего выражения. Закрепленный на черепе психоподавитель заставлял его выглядеть еще более опасным. Одна из основных обязанностей Лисандра состояла в том, чтобы пристально наблюдать за Сарпедоном и обездвижить или даже казнить его при первом признаке использования психических сил.

Сарпедон прошелся взглядом по лицам собравшихся космодесантников. Он увидел Боргенора, Лисандра и Владимира, которых знал не понаслышке. С Колго он никогда не встречался, но символика Инквизиции говорила сама за себя. Несколько раз дороги и клинки Испивающих Души пересекались с инквизиторскими. Святой Ордос послал сюда представителя, чтобы урвать свой кусок мяса.

И тут Сарпедон встретился взглядами с Рейнезом.

Брат Рейнез из Багровых Кулаков пришел один, безо всякой свиты. Его помятую темно-синюю броню покрывали пятна ржавчины, а красный символ ордена Багровых Кулаков был намалеван довольно грубо. В просторном холщовом капюшоне виднелось грязное, измазанное пеплом лицо. С каждого элемента доспеха свисали полосы пергамента, исписанные молитвами.

Повисла тишина. Все взгляды были устремлены на Сарпедона, поэтому появления Рейнеза никто не заметил.

— Ты, — хрипло прорычал Рейнез, указывая на магистра Испивающих, — ты забрал мое знамя.

Рейнез командовал второй ротой Багровых Кулаков во время сражений с ксеносами-эльдар на Энтимионе IV. Испивающие Души в бою захватили знамя роты. Рейнез более не был капитаном. Он облачился в одежды кающегося, и отправился искать искупления вне ордена.

— Суд, — произнес Владимир, — подтверждает присутствие Багровых Кулаков. Пусть писцы внесут это в архивы, чтобы…

— Ты, — повторил Рейнез, указывая на Сарпедона. — Ты забрал мое знамя. Объединился с ксеносами. Усеял улицы Гравенхольда телами моих павших братьев.

— Я сражался с ксеносами, — серьезно ответил Сарпедон, — наш с тобой конфликт вызван твоей ненавистью, а не желанием моих братьев перебить твоих.

— Ты лжешь! — взревел Рейнез. — Жизнь главаря ксеносов я забрал собственными руками! Но этого было недостаточно. Ничего этого не было достаточно. Знамя Второй забрали еретики. Я странствовал по Галактике в поисках врага, который смог бы меня убить, чтобы я, наконец, погиб за свой позор на Энтимионе IV. И не нашел. Я оставил позади орден и искал смерти за грехи, но Галактика мне ее не даровала. Но однажды я услышал, что Испивающих Души захватили и готовятся судить на «Фаланге». И я понял, что не должен умирать, если есть возможность отомстить.

— Брат Рейнез, — сказал Владимир, — был назначен обвинителем в слушании дела Испивающих Души. Имперские Кулаки должны наблюдать и содействовать правосудию, а не судить. Эта задача стоит перед братом Рейнезом.

Сарпедон смотрел только на Рейнеза и не мог себе представить, что где-то в Империуме может быть человек, ненавидящий другого человека сильнее, чем сейчас Рейнез ненавидит его самого. События на Энтимионе IV сломали капитана — Сарпедон это видел. Рейнез был побежден и унижен космодесантниками, которых Багровые Кулаки считали еретиками. Но теперь этот сломанный человек получил шанс, на который уже и не надеялся. Если и было на свете что-то, что могло вернуть космодесантника, готовящегося ступить за грань, то это была возможность отомстить.

— Я выдвигаю обвинения, — сказал Рейнез, — в подлом убийстве слуг Императора, восстании против света Императора и в ереси — помощи врагам Империума Человека, — было видно, что Багровый Кулак сдерживается от произнесения более резких слов, чтобы соответствовать нравственным нормам суда.

— В качестве наказания я требую смертной казни, при которой обвиняемые будут видеть и ощущать собственную смерть. Клянусь именами Императора и Дорна, что предъявляемые обвинения истинны и заслуживают отмщения.

— Суд, — официально ответил Владимир, — принимает законность обвинений и вправе выяснить степень вины обвиняемых.

— Магистр ордена, — сказал Сарпедон, — этим человеком движут ненависть и жажда мести. Нет места правосудию там, где…

— Молчать! — взорвался Рейнез. — Твои еретические слова не осквернят этого места! — Он вытащил из-за спины силовой молот, и все космодесантники напряглись, когда вокруг боевой части замерцало силовое поле.

— Обвиняемый тоже имеет право голоса, — жестко сказал Владимир.

— Я не вижу обвиняемого! — парировал Рейнез. Он перепрыгнул через ряд сидений и направился к клетке, где сидел Сарпедон — я вижу паразита! Пятно на чести всех Астартес! Я заберу голову этого недочеловека! Пролью его кровь, чтобы не заставлять Императора ждать свершения Его правосудия!

На пути Рейнеза встал Лисандр, также с молотом в руках.

— Мою кровь ты тоже прольешь, брат? — спросил Лисандр.

Космодесантники стояли лицом к лицу, Рейнез тяжело дышал сквозь зубы.

— Я горько сожалею, что дожил до того дня, — прорычал он, — когда сын Дорна встал между Багровым Кулаком и его врагом.

— Брат Рейнез! — крикнул Владимир, вставая. — Твоя роль состоит в том, чтобы обвинять, а не приводить приговор в исполнение. Тебя допустили на «Фалангу» лишь в качестве обвинителя, невзирая на позор, которым ты покрыл себя в глазах собственного ордена. Мы выслушаем всех, а потом вынесем вердикт. Пусть твое отмщение воплотится таким образом. По моему приказу на этом процессе кровь не прольется. Капитан Лисандр выполняет мою волю. Воспротивиться моей воле значит встать против капитана. Немногие оплачут твою смерть, если ты решишь погибнуть таким образом.

Рейнез так долго смотрел прямо в глаза Лисандру, что мало у кого в зале не возникло дурных предчувствий. Наконец, обвинитель отступил и убрал молот обратно за спину.

— Последнее слово останется за Императором, — сказал он. — Он будет говорить за моих мертвых братьев.

— Сейчас суд заслушает заявителей из числа присутствующих, — сказал Владимир, — именем Императора, да свершится правосудие.

Архивисты «Фаланги» были странными даже по меркам пустотников. Большинство родилось на корабле — кроме тех, кого в детском возрасте взяли на службу в качестве учеников для служителей ордена. Работа архивистов состояла в том, чтобы поддерживать в надлежащем состоянии огромные пергаментные свитки, на которых записывались деяния и история Имперских Кулаков. Эти массивные свитки, размерами втрое выше и вдвое шире человека, висели на валах, во множестве торчащих из стен цилиндрического помещения архива. Это делало здание похожим изнутри на пчелиный улей с выпуклыми белыми сотами.

Смысл жизни архивиста заключался в том, чтобы записывать деяния тех, кто стоит выше него. Это даже не человек, а человекообразная тень, которой дозволяют существовать только тогда, когда требуются ее услуги. У архивистов не было имен, а обращались к ним по должности. Они были полностью взаимозаменяемыми. И обучали своих учеников забывать собственную личность.

Некоторые архивисты делали записи на чистых, недавно установленных свитках, своими ловкими пальцами превращая передаваемые из зала суда данные в строчки изящных букв. Другие обводили рамки и заглавные буквы. Гиранар взглянул на этих странных, пыльных, тощих людей с тонкими костлявыми пальцами, чьи глаза скрывались за очками. Каждый вдох в этом помещении причинял страдания, но для паломника Незрячего Ока боль была лишь доказательством того, что Император по-прежнему посылает ему испытания.

— За мной, — сказал архивист, которому приказали провести Гиранара через похожие на пещеры комнаты. Это существо казалось скорее высохшей оболочкой человека. Оно поскрипывало при ходьбе, заполненные жидкостью линзы очков увеличивали глаза, кажущиеся от этого толстыми белесыми пузырями. Гиранар затруднялся определить пол архивиста и сомневался, что это имеет какое-либо значение для него самого.

Человек провел Гиранара через сводчатый проход в другую секцию архивов. Здесь, на стойках для брони, располагалась сотня комплектов силовых доспехов, каждый из которых освещался бьющим сверху лучом прожектора. Помимо окрашенных в пурпур и цвет кости доспехов, можно было увидеть несколько офицерских комплектов брони, отделанных золотом. Рядом с каждой стойкой лежало другое снаряжение: болтганы и цепные мечи, пара молниевых когтей, великолепный психосиловой топор с лезвием, чья искусная гравировка повторяла его психические цепи. Броня была до сих пор покрыта пятнами и следами битвы, а в вонь гниющего пергамента вплетались запахи смазки и пороховой гари.

— Это — зал вещественных доказательств, — сказал архивариус, — здесь хранятся вещи, которые будут представлены суду.

— Оружие Испивающих Души, — сказал Гирэнэр. Он снял капюшон, и электу на лице отразила бледный свет. Весы слегка качнулись, словно олицетворяя мысли самого Гиранара, колеблющегося в выборе между вариантами действий.

— Совершенно верно. Те, кто захочет изучить их, могут испросить разрешения у Лорда Правосудия. Наша задача состоит в том, чтобы сделать их доступными для следствия.

— А потом?

Архивист склонил его голову, на осунувшемся лице мелькнула слабая тень любопытства.

— От них избавятся, — сказало существо, — выбросят в космос или используют в качестве сырья для кузниц. Решение еще не принято.

— Если Испивающих Души признают невиновными, — сказал Гиранар, — оружие и снаряжение, по всей видимости, вернут им.

— Невиновными? — отозвался архивист. Слабая смесь заинтересованности, недоумения и удивления была, видимо, самой сильной его эмоцией. — Как это, невиновными?

— Прошу прощения, — ответил Гиранар, склонив голову, — мимолетная мысль. Могу я остаться здесь и рассмотреть вещественные доказательства получше?

— Разрешение дано, — сказал архивист, после чего развернулся и удалился, чтобы вновь вернуться к выполнению своих обязанностей.

Отец Гиранар провел пальцем по лезвию психосилового топора. Это был топор Меркаэно, убитого Сарпедоном библиария Воющих Грифонов. Сарпедон взял топор взамен собственного оружия, утраченного в сражении. Так сказали суду представители Воющих Грифонов. В этой ситуации можно было увидеть некое восхищение, которое испытывал Сарпедон по отношению к Меркаэно. Ведь, скорее всего, в арсеналах Испивающих Души на «Сломанном хребте» нашлось оружие, которое подошло бы магистру, но Сарпедон предпочел топор, столь тесно связанный с убитым им космодесантником.

Это было хорошее оружие. Им был повержен демон Периклитор. Гиранар убрал палец от лезвия и увидел на нем тонкую красную полоску. Топор Меркаэно до сих пор не утратил остроты.

В противоположном конце зала лежало оружие, слишком большое, чтобы его использовали Астартес. Оно было снабжено креплениями, позволявшими устанавливать его на броню техники. Гиранар знал, что это оружие — ракетная установка и силовой кулак цветов ордена Испивающих Души — принадлежало дредноуту. Пока что все предсказания Незрячего Ока сбывались. Гиранар был винтиком в машине, которая находилась в движении уже несколько тысяч лет, и присутствовать при том моменте, когда она исполнит свое предназначение, было величайшей честью.

Паломник преклонил колени в молитве. Заученными наизусть словами призвал на головы грешников и предателей пламенное кровавое правосудие Императора. Но думал он совсем о другом.

Архивы. Купол, используемый в качестве зала суда. Залы Искупления. Обрывки карты, которую паломник рисовал у себя в голове, начинали соединяться. Скоро он прочитает свою последнюю проповедь, содержание которой уже сформировалось в мозгу.

— Все дело, — произнес лорд-инквизитор Колго, — во власти.

Во время своего монолога он расхаживал, описывая полуокружность вдоль галереи сидений. Сопровождавшие его Сестры Битвы внимательно за ним следили. Терминаторская броня была громоздкой и древней, а использованные при ее создании тайные знания сделали ее достаточно гибкой, чтобы в ней можно было указывать пальцем, бить кулаком по открытой ладони другой руки, ходить и жестикулировать подобно любому другому оратору. Инквизитору это удавалось. Он уже делал это раньше.

— Подумайте над этим, — сказал он, — в этой комнате несколько сотен Астартес. Хотя я по меркам неаугментированных людей считаюсь неплохим бойцом, у большинства из вас есть все шансы меня одолеть. И я безоружен. Мое оружие осталось на челноке, а у многих из вас при себе болтеры или цепные мечи, которыми вы столь искусно орудуете в сражениях. Я вижу в ваших руках, братья из Сангвинарных Ангелов, силовые глефы, судя по которым, вы относитесь к элите своего ордена. А вы, библиарий Варника? Силовой коготь на вашем кулаке — явно не просто украшение. Это — орудие убийства. Таким образом, если бы вы захотели меня убить, я бы мало что смог вам противопоставить.

Колго выдержал паузу. Упомянутые им космодесантники, похоже, не ценили такого внимания. Инквизитор развел в стороны руки, словно пытаясь охватить весь зал суда.

— Сколько людей хотело бы меня прикончить? Многие из вас пережили несколько неприятных моментов, вина за которые лежит на святых ордосах. Я представляю Инквизицию, и сокрушить меня — значит восстать против каждого инквизитора, в чью юрисдикцию входят Адептус Астартес. Лично я, суя нос в ваши дела, заработал некоторую репутацию и, вне всякого сомнения, множество кровных врагов. Возможно, один из находящихся здесь, преклонив колени перед портретом примарха, поклялся увидеть, как я умру. Не вы первые.

Колго поднял вверх палец, как будто призывая к молчанию кого-то, кто пытался его перебить.

— И все же, я жив.

Колго осмотрел зал суда. Лицо магистра ордена Владимира было непроницаемой маской. Другие космические десантники выглядели разозленными и недовольными. Они не понимали, что пытается сказать Колго, но чувствовали, что им это не понравится.

— А почему? — спросил Колго, — почему я не мертв? Я рад, что от моего убийства вас удерживает не страх. Космодесантник не знает страха, и в любом случае, исполнение кровавой клятвы перевешивает перспективу скрываться от собственных братьев или даже быть ими казненным. Как я уже говорил, я сам едва ли смог бы устоять против одного из вас. Так почему же я еще жив? Какая странная сила не дает вам поднять руки? Ответ — власть. У меня есть власть, и эту силу невозможно преодолеть, ей невозможно сопротивляться, даже космодесантникам иногда приходится уступать ей дорогу. Спешу заметить, что говорю я это не для того, чтобы побудить вас к действию, а для того, чтобы наглядно продемонстрировать вам, что большая часть принимаемых нами решений являются вопросами власти.

— В ходе этого процесса мы говорим о власти. О тех, кто ей обладает, тех, кто перед ней преклоняется, и о естественном положении дел в Империуме, поскольку оно основывается на отношениях власти. Я говорю вам, что главное преступление Испивающих Души — презрение к естественному порядку власти. Вы воздержались от насилия надо мной из-за места, которое я в этом порядке занимаю. Сарпедон и его братья воздерживаться бы не стали. Они действуют вне этого порядка. Их действия порочат его и вредят ему. Но именно этот порядок поддерживает и укрепляет Империум и сохраняет жизнь человечеству. Без него все рухнет в хаос. Я обвиняю Испивающих Души в этом преступлении и требую вынести им приговор, который не только сотрет их с лица вселенной, но и сделает их ужасную смерть примером того, что ждет всех, кто восстанет против установленного самим Императором порядка.

Колго словно поставил точку, ударив бронированными кулаками по спинкам стоящих перед ним сидений. Он повернулся, встретился взглядом с Лордом Правосудия и склонил голову ровно настолько, насколько мог поклониться лорд-инквизитор.

— Вы закончили? — спросил Владимир.

— Моя речь завершена, — ответил Колго.

— Пфф, — раздался голос со стороны галереи, — если ему позволить, он произнесет еще тысячу речей. Желание лорда-инквизитора слушать собственные слова почти возмутительно! — голос принадлежал осадному капитану Давиксу из Серебряных Черепов. Сидящие рядом космодесантники его ордена кивнули и начали вполголоса переговариваться, выражая свое согласие.

— Вам есть что возразить, осадный капитан? — спросил Владимир.

— Хватит рассуждать! — отрезал Давикс. — Существо на скамье подсудимых не заслуживает суда. Это — мутант! До чего докатился Империум Человека, если мутанту дозволено купаться в этом потоке бессмысленных слов? Рейнез прав. Никогда не слышал о том, что таких тварей судят. Слышал только, что их казнят!

Некоторые Астартес согласно загомонили. Владимир поднял руку, требуя тишины, но шум нарастал.

— Убейте это существо вместе с теми, которые сидят в камерах, и покончим с этим! — кричал Давикс.

— К порядку! — взревел Владимир. Магистр не часто повышал голос, поэтому, когда он поднялся со своего места, призывы к насилию затихли, — апотекарий Асклепин засвидетельствовал, что Сарпедона нужно судить как Астартес. И точка. Вы получите свою казнь, капитан Давикс, но имейте терпение. Здесь будет вершиться правосудие.

— Лучшего подтверждения своим словам о власти я бы и сам не смог придумать, — добавил Колго.

— Вы уже окончили свою речь, — сказал Владимир, — кто желает высказаться?

— Мы еще не заслушали обвиняемого, — ответил капитан Н'Кало из Железных Рыцарей, — если это суд, то он должен высказаться в свою защиту.

Недавнее выступление Владимира свело раздавшиеся после слов Н'Кало возражения до минимума.

— Я буду говорить в свою защиту, — сказал Сарпедон, — и пусть меня услышат все. Я отвернулся от Империума не по какой-то извращенной прихоти. Всему, что я сделал, есть причина. Слова лорда Колго лишь усилили мою уверенность в том, что каждое мое действие было оправдано.

— Ты будешь говорить, — сказал Владимир, — независимо от того, понравится ли твоя речь слушателям. Но пока что умолкни, поскольку против тебя есть и иные обвинения.

— Озвучьте их, — сказал Сарпедон.

— Благодаря твоим махинациям, — сказал Рейнез, — четыре Имперских Кулака погибли на планете Селаака, три скаута и один сержант десятой роты. Они отдали души под защиту Императора и не посрамили своими деяниями доблесть самого Дорна. Их гибель добавлена к списку преступлений, в которых ты обвиняешься, — Рейнез говорил, словно читая с листа, но стоящая за его словами ярость была намного более красноречивой. Он испытал особенное удовольствие, обвиняя Сарпедона в преступлении, направленном на Имперских Кулаков, от нейтрального отношения которых сейчас зависел Испивающий Души.

Имперские Кулаки рядом с Владимиром сложили руки в молитвенном жесте. Другие космодесантники, очевидно, не были в курсе дела, по залу поползли шепотки.

— Я ничего об этом не знаю! — парировал Сарпедон. — От рук Испивающих Души на Селааке не погиб ни один Имперский Кулак. Мои братья сдались Лисандру без боя. Это может подтвердить сам капитан!

— Это преступление было совершено не во время ващего захвата, — сказал Владимир, — скаут Орф?

Имперские Кулаки расступились, пропуская вперед скаута. В большинстве орденов, в том числе и у Имперских Кулаков, новобранец служил скаутом до тех пор, пока не подходили к концу его обучение и аугментация. Из-за того, что он еще не мог носить полную силовую броню космодесанта, и из-за того, что эта броня мало годилась для совершения требующих скрытности действий, новобранцу поручались операции проникновения и разведки. На скауте Орфе была легкая по меркам Астартес панцирная броня и хамелеолиновая накидка скаута. Юный и не столь испещренный шрамами по сравнению с остальными собравшимися космодесантниками скаут двигался с уверенностью опытного солдата, а на его остром лице блестели внимательные глаза.

— Скаут, — обратился к послушнику Владимир, — расскажи суду, что ты видел на Селааке.

— Мое отделение под командованием сержанта Боракиса послали обследовать место по координатам, предоставленным кастеляном, — начал Орф, — в подземной усыпальнице мы нашли созданное Испивающими Души строение.

Сарпедон слушал, но рассудок его бунтовал. Он никогда не слышал, что кто-то из Испивающих Души прилетал на Селааку до того, как магистр сам направился туда на битву с некронами. В архивах ордена упоминаний об этой планете не было. Не могло быть совпадением то, среди миллионов планет Империума ему повезло наткнуться на ту, где тысячи лет назад несколько забытых братьев соорудили гробницу. Гробницу, по словам Орфа, построенную таким образом, чтобы заставить держаться подальше всех, кроме самых решительно настроенных Астартес.

Описание смерти скаутов вызвало у Сарпедона душевные муки. Орф хорошо держал себя в руках, не допуская в свою речь проявления эмоций, но по лицу и голосу было видно, каких усилий это ему стоило. Орфа учили ненавидеть, гипнодоктринации и боевой опыт заставили его осознать ценность презрения к врагу. И сейчас эта ненависть была обращена на Сарпедона. Впервые за все время, что шел суд, Испивающий души действительно ощутил себя обвиняемым. Почувствовал вину за гибель Имперских Кулаков, хотя это преступление из всех вменяемых ему в вину было единственным, которого он не совершал.

— Это был дредноут, — говорил Орф, — гробница служила его усыпальницей. Ее заморозили, чтобы сохранить того ,кто в ней находился…

— Лорд Правосудия, — сказал Сарпедон, — у моего ордена нет дредноутов. Последний был утрачен во время разрушения «Сверкающей смерти» шесть тысяч лет назад. Это четко записано в архивах…

— Обвиняемый, молчать! — отрезал Владимир. — Или тебя заставят замолчать, — взгляд на Лисандра дал понять, как именно Владимир собирался это сделать, — скаут Орф, продолжай.

— Дредноут пробудился, — сказал Орф, — и я вызвал по воксу подкрепление. Команда сервиторов и технодесантников зачистила гробницу и разоружила дредноут.

— Он говорил с тобой? — спросил Владимир.

— Да, — ответил Орф, — он сдался под стражу и назвал свое имя.

— И это имя…

— Дениятос.

Сарпедон рухнул на скамью подсудимых.

Дениятос был мертв. Еретик Круавас Асцениан убил его шесть тысяч лет назад.

Мысли путались. Столь невозможное событие ошеломляло.

Из всех, кого можно было назвать предателем, Дениятос был последним. Этот космодесантник записал все тактики Испивающих Души, и даже отвергнув пути прежнего ордена, Сарпедон находил в его трудах бесконечную мудрость. Каждый Испивающий читал Военный Катехизис. Сарпедон вел войны в соответствии с его словами. Он давал силу. Дениятос был символом того, каким мог стать Империум — мудрым и сильным, дисциплинированным и любящим знания. А теперь имя философа-солдата пытались приплести к этому отвратительному делу.

И если он выжил... если Дениятос действительно был до сих пор жив, насколько это возможно для космодесантника в дредноуте…

— Клянусь… — сказал Сарпедон, — Если он жив... Клянусь, я не знал...

— И чем ты можешь клясться? — прорычал с галереи капитан Борганор, — честью предателя? Могилами убитых тобой моих братьев? Это доказывает, что Испивающие Души не просто отступники! Я утверждаю, что они подвергались порче в течение многих тысяч лет под руководством Дениятоса, присягнувшего силам Врага. Их целью было привести в действие задуманный в варпе подлый заговор!

Раздался согласный гул. Мысли Сарпедона метались слишком быстро, чтобы он обращал внимание на голоса. Если Дениятос жив, что это означает? Испивающие Души направились на Селааку, чтобы спасти невинный мир от вторжения некронов, а там уже находился Дениятос. Сарпедон прокрутил в памяти события прошлых недель. Пленение, нападение на гробницу повелителя некронов, сражение на Ревении, столкновение с флотом Механикус, а перед этим...

Иктинос. Это он предложил переместить «Сломанный хребет» в Сокрытую область. Аргументы капелланы имели смысл — в Сокрытой области было легко спрятаться. И все же он привел Испивающих Души прямо к могиле Дениятоса. Похоже, Иктинос знал, что он находится там. И все же капеллан был одним из самых доверенных друзей Сарпедона, духовным центром ордена...

— Он здесь? — спросил Сарпедон, пытаясь перекричать шум. — Дениятос. Он здесь, на «Фаланге»?

— Через некоторое время он займет твое место перед судом, — ответил Владимир.

— Я должен с ним поговорить!

— Этого не будет, — резко ответил Владимир, — вам не дадут возможности плести свой заговор дальше! Когда окончится этот суд, настанет очередь Дениятоса. И это — все, что тебе нужно знать! — Владимир ударил кулаком по латной перчатке второй руки. — К порядку, именем Дорна! Лисандр, утихомирь их!

— Тишина в зале! — взревел Лисандр, направившись в сторону галерей. — Лорд Правосудия требует тишины! Здесь нет космодесантника, чей статус слишком высок, чтобы я познакомил его лицо со своим щитом! Тишина!

— Довольно фарса! — закричал Борганор. — Насколько глубоко таилась порча! Насколько грязны Испивающие Души! А теперь мы видим, что такими они были всегда! Сжечь их, сокрушить, вышвырнуть в космос и уничтожить заразу!

Лисандр перепрыгнул через перила галереи и пробился к Борганору. Воющие Грифоны не успели его задержать, и не было никакой уверенности в том, что им бы это вообще удалось. Лисандр встал лицом к лицу с Борганором и толкнул грозовым щитом в грудь, заставив сесть на место. Молот в другой руке Лисандра служил сигналом другим Воющим Грифонам не вмешиваться.

— Я сказал, тишина, — прорычал Лисандр.

— Благодарю, капитан, — сказал Владимир, — можете вернуться на свое место.

Лисандр отступил от Борганора. И, вернувшись в центр зала суда, обменялся с ним тяжелыми взглядами.

— Больше призывов к порядку не будет, — произнес Владимир. — Вы здесь по моей воле. Когда мое терпение иссякнет, вы вернетесь на свои корабли и улетите. Право препроводить вас предоставится капитану Лисандру. Скаут Орф, можешь идти.

Орф отсалютовал и покинул галерею. Имперские Кулаки, мимо которых он проходил, склоняли головы в знак уважения к нему и его погибшим братьям.

Рейнез наблюдал за царящей суматохой с улыбкой. Вероятно, ничто не понравилось бы обвинителю больше, чем страдания Сарпедона, кроме, возможно, его отрезанной головы.

— Кто желает высказаться? — спросил Владимир. — Кто может пролить свет на преступления обвиняемого?

Поднялся Варника из Обреченных Орлов.

— Я скажу, — произнес он, — суд должен знать то, что известно мне, поскольку это непосредственно касается природы преступлений Испивающих Души. Я не буду изрекать пустую болтовню или изливать желчь. Я поведаю правду, которую видел собственными глазами.

— Так говори же, библиарий, — сказал Владимир.

В зале наступила тишина, и Варника начал говорить.

4

Береника Алтис была по-своему красива, как некое никем не понятое произведение искусства. Два луча этой огромной пятиконечной звезды упирались в искусственные островки земли посреди моря. Каждый луч символизировал одну из пяти легендарных гильдий, которые возвели этот город и финансировали его. Форма звезды служила напоминанием о первоначальном предназначении города — служить пристанищем тем, кто заслужил нечто большее, чем жизнь в мрачных застойных городах Прибежища Тетлана. В центре звезды располагался Санктум Нова Пекуниа, дворец, некогда лишь украшавший собой Береника Алтис, а ныне служащий местом пребывания правительства Прибежища Тетлана.

Пятнадцать дней назад пропала связь с Береника Алтис. Исчезли восемь миллионов человек. Планетарные власти, а точнее, та их часть, что не исчезла вместе с остальными членами правительства, отреагировала так же, как реагирует любой добропорядочный имперский гражданин, когда сталкивается с неизвестным. Город опечатали, изолировали, и решили притвориться, что его никогда не существовало.

Обреченным Орлам это решение не понравилось.

— Хрупкая красота, — сказал библиарий Варника. «Громовой ястреб» пролетал над северной опорой Береника Алтис. Отцепив крепления гравиложемента, Варника подошел к открытой аппарели, ухватился за направляющую над головой и склонился над проемом, чтобы лучше рассмотреть цель с воздуха.

— Я вижу только глупость, — отозвался сержант Новас. Гул двигателей боевого корабля заглушал его голос. Благодаря вокс-линку сказанное сержантом попадало прямиком во внутреннее ухо библиария, — Небольшой сдвиг на дне — и две пятых этого города окажутся под водой.

— Возможно, — сказал Варника, — как раз в этом и суть. Ничто так не свидетельствует о богатстве, как трата больших средств на то, что может в любой момент исчезнуть.

— Похоже, они добились, чего хотели, — сказал Новас. — в конечном счете. Хотя и не от моря, а от чего-то другого.

— Весьма любопытно знать, — сказал Варника — что за шкатулку с секретом они для нас приготовили.

Когда «Громовой ястреб» сбросил высоту, стали видны улицы. Каждый луч звезды был посвящен одной из гильдий, и, хотя с течением веков происходили различные изменения, первоначальная задумка сохранялась. В квартале Бальзамировщиков здания, похожие на изящные склепы, стояли аккуратными рядами. Квартал Ювелиров улицы пересекали под разными углами, создавая многогранники, напоминающие ограненные бриллианты. Квартал Снабженцев представлял собой мрачное скопление складов и длинных низких административных зданий. Индустриальный стиль квартала Сталеплавильщиков со всеми его ржавыми трубами и крошащейся кладкой был лишь ширмой, за которой скрывались салоны и пиршественные залы, в которых влиятельные люди Береника Алтис праздновали свое превосходство. Квартал Флагеллянтов, построенный на деньги тех, кто заплатил за то, чтобы из них с помощью плетей изгнали грех, отражал безумство самих флагеллянтов. Стоящие на кривых улицах асимметричные здания, казалось, готовы были рухнуть набок или рассыпаться на части. Санктум Нова Пекуниа соединял воедино эти несравнимо разные кварталы, словно прикрепляя их к поверхности Прибежища Тетлана, чтобы они не расползлись в разные стороны.

Стали хорошо различимы улицы и здания, объединенные в жилые блоки. Казалось, что улицы покрыты бессмысленной мозаикой из черных и красных пятен. Тот же самый рисунок можно было увидеть в каждом переулке.

«Мозаика» была выложена из трупов.

Их вонь подтвердила данные полученных Обреченными Орлами докладов. Запах гниющих тел. Он был знаком каждому космодесантнику, каждому слуге Императора, чьей сферой деятельности была смерть.

Варника заворожено смотрел вниз. Он видел множество бедствий. Обреченных Орлов, если они не были заняты каким-нибудь значительным сражением, влекли катастрофы. Некоторые ордены искали древние тайны, другие — потерянных товарищей, третьи рыскали по опаснейшим секторам Галактики, чтобы проверить свое военное мастерство. Роковые Орлы искали катастрофы. Ими двигала не столько политика командования ордена, сколько импульсивное желание, мрачное обаяние, столь же мощное, как приказы магистра ордена.

Здесь воистину произошла катастрофа. Не побочный эффект войны или кровавого восстания. Это было выходящее из ряда вон бедствие, невиданных доселе на Прибежище Тетлана масштабов. Количество мертвецов ужасало. На улицах валялись миллионы разлагающихся трупов. И все же какая-то часть Варники наслаждалась. Не только загадочность произошедшего ужаса, но и его масштабы делали ситуацию достойной того, чтобы за нее взяться.

«Громовой ястреб» достиг места посадки — круглой площади в квартале Бальзамировщиков. Как и любую другую пригодную для посадки площадку, ее усеивали тела. «Громовой ястреб» пролетел через целое облако жирных мух, которые тут же заполнили пассажирское отделение и начали биться о силовой доспех и линзы шлема Варники. Библиарий снял его, когда «Громовой ястреб» пошел на посадку.

Раздался тяжелый хруст ломаемых опорами корабля костей. Тот же звук Варника услышал, когда полностью опустилась аппарель. Варника сошел на землю Береника Алтис, ногами отодвигая в сторону тела, чтобы не приходилось стоять на трупах.

— Периметр! — рявкнул сержант Новас. Бойцы тактического отделения спрыгнули вслед за ним и рассредоточились по площади. На ножные доспехи тут же налипли влажно поблескивающие в лучах вечернего солнца кусочки почерневшей гнилой плоти. Фильтры в легких Варники позаботились о витающих в воздухе токсинах и болезнях, но любой человек, не обладающий подобной аугметикой, попросту задохнулся бы либо испытывал постоянные рвотные позывы.

Последним из «Громового ястреба» вышел технодесантник Хамилка в сопровождении четырех сервиторов, которые следовали за ним всюду, как верные псы.

— Какие соображения, технодесантник? — спросил Варника.

Хамилка осмотрелся. На склепах квартала Бальзамировщиков не было следов попаданий или иных разрушений, на небе сияло солнце. Если не смотреть вниз, взору предстанут лишь красивый город и приятная погода. Казалось, тела чужды этому месту, хотя принадлежали они, несомненно, жителям этого города.

— Прекрасный день, — ответил Хамилка и развернулся к сервиторам, чтобы отрегулировать их сенсоры.

— Однажды, — сказал Новас, — в твою голову вернут мозг, жестянка.

Хамилка не ответил. Варника опустился на колени, чтобы осмотреть тела под ногами.

Среди остатков одежды можно было увидеть как комбинезоны чернорабочих, так и шелка элиты. Раны на телах наносились, по всей видимости, пальцами, зубами и подручными средствами, валяющимися тут же. Резцы и гаечные ключи. Прогулочные трости. Несколько кухонных ножей, куски каменной кладки, шляпные булавки. Шею одного тучного мужчины обвивал, подобно гарроте, женский шелковый шарф. Его прошлым владельцем, скорее всего, была стройная женщина, чей труп со сломанной шеей лежал рядом. Люди убивали всем, что попадалось под руку. Следовательно, между нормальным ходом дел и убийствами прошло всего несколько минут.

— Это была Багряная Ночь, — сказал Варника.

— Ты уверен? — спросил Хамилка.

— Я восхищаюсь твоим желанием собрать доказательства, — ответил Варника, — но мне хватает того, что я вижу. Это говорит мне моя душа. Мы встречали немало подобных мест, и в стенах этого города я слышу их отголоски. Здесь побывала Багряная Ночь. Я это знаю.

— Тогда зачем мы здесь? — спросил Новас. Космодесантники его отделения заняли позиции по краям площади и держали под прицелом болтеров отходящие от нее ряды склепов. Подопечные Новаса были хорошо обучены, а в самом сержанте сочетались желание выполнять долг и благословенный недостаток воображения. Именно из-за этих качеств Варника выбрал в качестве сопровождающих отделение Новаса. Они гарантированно старались бы выполнить свой долг, оставив размышления библиарию.

— В прошлый раз, когда мы прибыли на место, где поработала Багряная Ночь, то не нашли абсолютно ничего, хотя и перевернули там все вверх дном. Почему здесь будет иначе?

— Просто принюхайся, — сказал Варника.

Новас что-то недовольно проворчал..

— Не пренебрегай советом, сержант! — Варника театрально сделал глубокий вдох. — Ах, какой букет! Разорванные внутренности! Превращающиеся в жижу мускулы! Свежие! По сравнению с прошлыми случаями, эти тела в прекрасном состоянии! Мы прилетели раньше, чем прилетали прежде, Новас. На трупах все еще есть плоть. Мы не копаемся в груде костей, а погружаемся в самую трясину разложения. Что бы ни вызвало здесь Багряную Ночь, есть неплохой шанс, что оно все еще здесь, в Береника Алтис.

— Здесь мы его не найдем, — сказал Хамилка. Он просматривал данные на встроенном в грудь одного из сервиторов экране. Другой сервитор, бродя по усеянной трупами улице, делал пикты с помощью заменяющих глаза линз, — по крайней мере, не на этих улицах.

Варника поднял гниющий труп тучного мужчины. Конечности тела безвольно повисли. Голова болталась на сломанной шее.

— Уверен, что он не расскажет нам ничего нового, — библиарий посмотрел в сторону центра Береника Алтис. Над кварталом Бальзамировщиков возвышался Санктум Нова Пекуниа, пронзающий небеса золотыми шпилями, — давайте расспросим тех, кто принимает решения.

Багряная Ночь.

Волна всеобщего безумия. Или болезнь, вызывающая сильные галлюцинации. Или ментальная атака хитроумных ксеносов. Или естественная реакция на подавление человеческой природы имперским обществом. А может быть, влияние варпа, просачивающегося в реальный мир.

Багряная Ночь заставила каждого жителя пораженного города пытаться разорвать на части всех, кого видит. Желание убивать возникало мгновенно. Большинство таких беспорядков приводило к возникновению большого числа беженцев, стремящихся оказаться подальше от резни и безумия, которое охватывало какой-либо слой населения. Однако Багряная Ночь действовала молниеносно. Из города не поступало никаких сведений, поэтому никто и не думал вмешиваться. Но со временем удивленные отсутствием связи люди начинали расследование, и поступали первые страшные сообщения о масштабах гибели.

Обреченные Орлы знали о пяти подобных случаях. Четыре раза, прилетев в пораженный город, космодесантники обнаруживали лишь давно сгнившие тела, чья плоть превратилась в черную желеобразную массу, а кости уже начали белеть. Но в четвертый раз Варника скорее интуицией, чем разумом, почувствовал, что есть некая спиральная линия, соединяющая места появления Багряной Ночи, и спланировал маршрут, который через две недели привел его группу к Прибежищу Тетлана. Когда астропаты «Смертоносной Тени» перехватили шепот Багряной Ночи, ударный крейсер под командованием Варники вышел из варпа достаточно близко к Прибежищу Тетлана, чтобы планету можно было видеть с мостика.

Со временем, Багряная Ночь превратилась бы в полноценную легенду. Каждый рожденный в пустоте знал бы кого-то, чей знакомый потерял из-за нее друга. Рассказы о ней заполнили бы дешевые книжонки. Писались бы мелодрамы и трагедии. Сумасшедшие на углах улиц неистовствовали бы, предвещая, что Багряная Ночь придет на следующий же день, или на следующей неделе, или через год, и примет в свои кровавые объятия всех грешников.

Этого Варника допустить не мог. Он раскроет тайну Багряной Ночи прежде, чем любая надежда на выявление истины исчезнет среди легенд. Слишком часто из-за действий Империума правда скрывалась, заменяясь страхом и безумием. Помимо всего прочего, долг Варники перед Императором состоял в том, чтобы вытащить из голодной пасти истории как можно больше истины. Каждый раз, когда Багряная Ночь наносила удар, он скорее чувствовал, нежели понимал, что становится немного ближе к истине, словно крики умирающих в его воображении становились сильнее с каждым разом, когда библиарий видел с небес эти ужасные вымершие улицы.

Истина находилась в Береника Алтис. Варника знал это, как мог знать лишь библиарий. Только внутренний глаз псайкера мог столь точно что-то почувствовать. Варника раскроет тайну Багряной Ночи, или останется в этом городе навечно. Он никогда прежде не был настолько уверен в чем-либо.

Санктум Нова Пекуниа устилали тела. Ситуация напоминала сцену из трагической пьесы, режиссер которой заставил актеров играть среди причудливых декораций. Устремляющиеся ввысь колонны и мрамор, изломанные мертвые тела с застывшим на лицах страданием, каждая скрюченная рука и впалая глазница вплетают в сюжет драмы новую историю.

Первый этаж дворца представлял собой довольно просторное помещение с колоннами и алтарями. По широким сводчатым проходам можно было даже пройти от одной наружной стены дворца до другой, не наткнувшись на перегородку. На первый взгляд помещение могло показаться пустым, словно создающим некую метафору прозрачности или отсутствия правительства. Однако крыша сложной конструкции была выполнена из множества наползающих друг на друга лепестков и куполов, где и велись дела. «Это тоже метафора, — подумал Варника, пытаясь почувствовать окружение наполовину как солдат, наполовину как ценитель искусства, — действительно важные люди в Береника Алтис возвышаются над всеми, словно возносясь на небеса, отделенные от остального мира фризами и росписью потолка».

Обреченные Орлы прошли через сводчатый проход, слова высокого готика над которым гласили, что эта часть Санктум Нова Пекуниа построена гильдией Сталеплавильщиков. В похожих на святилища альковах, представляющих наглядный пример ценностей гильдии, стояли изваяния великих мастеров прошлого. В руках они держали огромные пневматические молоты и многоцелевой инструмент, а по лицам мастеров казалось, что они сами были отлиты из стали.

— Здешние мертвецы были не простыми горожанами, — сказал Хамилка. Его медицинский сервитор шевелил датчиками над грудой трупов у основания ближайшей колонны, — на них эмблемы знати. Взгляни, вот знак гильдии Флагеллянтов. А на этом одежда из золотой парчи и горностая.

— Похоже, правительство заседало, — произнес Варника, — может быть, время было выбрано не случайно?

Новас сплюнул на пол. Сержант был суеверен, и для него ужас этого места был более вещественным, чем лежащие снаружи тела. Плевком он продемонстрировал презрение к тьме, царящей по ту сторону Завесы.

Около стоящей неподалеку колонны скопилась особенно плотная куча тел. Трупы лежали в три яруса, как будто карабкались друг по другу, пытаясь добраться до основания. В продольных выемках колонны виднелись следы окровавленных пальцев. Варника направился в сторону кучи, обходя лежащих на его пути ремесленников и членов совета.

— Сюда, — сказал библиарий, — здесь можно подняться, — он потянул за один из похожих на клинки каменных выступов, и колонна раскрылась, являя взору узкую винтовую лестницу, ведущую вверх.

С лестницы свалилось тело. Его лицо было настолько истерзано, что не было никакой возможности отличить лицевую часть черепа от затылочной. Следом упали две оторванных руки, явно не принадлежащих телу. Варника взглянул наверх и увидел, что на первом же изгибе проход завален трупами.

Верхушка Береника Алтис считала насущные дела правительства достаточно вульгарными, чтобы скрыть их в великолепном Санктуме. Эти люди пытались попасть в потайные кабинеты правительства, даже разрывая друг друга на части. Что заставляло их бежать в единственное место, где дворянин мог чувствовать себя в безопасности? Животный инстинкт? Или какая-то часть самого безумия вынуждала их стремиться наверх?

Варника ничего не сказал. Он просто втиснул свое закованное в броню тело в проход и начал стаскивать вниз преграждающие путь трупы.

В извлечении трупов очень помогли сервиторы Хамилки. Прежде, чем библиарий смог добраться до верха, возле колонны лежало уже три десятка тел, изломанных так, как будто их кто-то жевал, а затем выплюнул. Боевые братья Новаса последовали за сержантом по лестнице, пригибаясь в узком проходе.

Варника очутился в помещении, стены которого были увешаны картами и портретами. Оно служило своего рода вестибюлем перед залами для дебатов и кабинетами членов правительства. Висящие в нижнем ряду портреты еще более суровых Сталеплавильщиков, богато одетых Бальзамировщиков и Ювелиров в кожаных фартуках были забрызганы кровью. Помещенные в рамки схемы изображали прежний вид Береника Алтис и изменения в расстановке политических сил Прибежища Тетлана. На разных схемах одни и те же области имели разный размер, что отражало их относительную значимость. Варника помнил, что в истории каждой планеты Империума были подобные этапы. Тысячелетние периоды перемен, расцвета и увядания. Империум нисколько не волновало то, что творилось на планете, если только не случалось нечто такое, что окончательно прерывало ее историю.

Здесь тела скопились около одной из дверей. Хамилка начал их исследовать, а отделение Новаса следило за выходами.

Библиарий присмотрелся к одному из портретов, который висел достаточно высоко, чтобы кровь не залила его слишком сильно. На портрете была изображена женщина, член гильдии Флагеллянтов. Тучная, скорее от хорошего питания, чем от врожденной склонности к полноте. Довольно крупная грудь, заключенная в украшенную вышивкой пародию на холщовые одеяния кающихся. Пятна красной косметики символизировали нанесенные самобичеванием раны, а волосы были собраны в великолепную конструкцию, поддерживаемую зазубренными иглами, которые смотрелись бы более уместно в камере пыток. В руке женщина держала, словно королевский скипетр, плеть с тремя шипастыми цепями — орудие ее гильдии.

В нижнем углу портрета виднелся отпечаток окровавленной ладони. Он выглядел слишком четким, чтобы быть следом случайного взмаха руки. Кто-то опирался на эту стену, пытаясь сохранить равновесие. Кто-то раненый.

Варника пошел по следам через царящий на этаже кровавый беспорядок.

— Они кого-то преследовали, — сказал библиарий, осторожно приблизившись к залитой кровью двери, — он был ранен и хромал, но не несся бездумно вперед, подобно животному, как это делали остальные. Они шли за ним. Багряная Ночь послала их за одним единственным человеком

Следы вели к двери, на которой сервиторы Хамилки обнаружили множество различных повреждений.

— Они разбились насмерть об эту дверь, — сказал технодесантник, — на ней есть следы от рук и зубов. Они уничтожили сами себя, пытаясь попасть внутрь.

Дверь была обшита деревом, чтобы ничем не выделяться среди остальных, но под разломанной древесиной обнаружился металл. Эта дверь повышенной безопасности создавалась как раз для того, чтобы противостоять подобным сумасшедшим атакам.

Варника вздохнул. Он не любил использовать весь спектр доступных ему сил. Библиарий всегда считал, что псайкеру подобает действовать тонко, использовать свой разум для чтения мыслей или манипулирования сознанием. Или для создания астральных проекций, что делало бы его превосходным шпионом. А его таланты приняли форму, которую он считал крайне уродливой. Однако долг есть долг, и лишь библиарий мог пройти сквозь дверь, не повредив находящиеся по ту ее сторону улики.

Варника сжал правую руку в кулак и подумал о гневе. Казалось, линии пространства искажаются вокруг кулака, словно на них смотрят сквозь линзу. Реальному миру не нравилось, когда библиарий это делал, и с ним приходилось бороться.

Вокруг перчатки возникли черно-фиолетовые сполохи. На защищающих пальцы элементах брони вспыхнули искры. Область аномальной гравитации, которую усилием воли создал библиарий, колебалась и бурлила. Варника потянул на себя кулак, не подчинявшийся теперь законам силы и энергии.

Ударом руки библиарий начисто сорвал дверь с петель. От мощи высвобожденной псайкером энергии, казалось, дрожала и искривлялась сама комната. Металлическая дверь с грохотом рухнула на пол.

Библиариум Обреченных Орлов классифицировал психические силы своих членов по направленности и мощи. По этой классификации силы Варники носили название «рука-молот», грубое, но эффективное орудие, обычно используемое для усиления библиария в ближнем бою. Варнике не понравились результаты испытания в библиариуме, но он признал, что в его руках мощное оружие, которое станет еще более мощным, если тренировать свой разум.

Библиарий встряхнул рукой, и накопленная энергия рассеялась.

Новас улыбнулся.

— Нет запертых дверей для того, в чьих руках Ключ Императора, — сказал он.

— Точно, — ответил Варника. Ключ Императора. Это определенно звучало изящнее, чем «рука-молот».

Открывшееся перед космодесантниками помещение служило архивом. До самого потолка возвышались картотечные шкафы, а пожелтевшие бухгалтерские книги и свитки источали запах старой бумаги, который почти пересиливал вонь разложения.

В комнате был всего один труп. Тело, одетое в богатые, указывающие на высокое положение одеяния, лежало на столе, предназначенном для чтения. Мертвец сжимал в руке кинжал, скорее церемониальный, чем боевой. Лезвием кинжала к столу была пришпилена стопка бумаг. Судя по открытым ящикам стола и разбросанным вокруг бумагам, человек рылся здесь второпях, и перед тем, как умереть, удостоверился, что, кто бы его ни обнаружил, нашел бы и эти документы.

Судя по всему, мужчина свободной рукой разодрал себе горло. Он лежал в черном пятне собственной крови. Тело уже разлагалось, и одежды успели пропитаться застарелой кровью и гнилью.

Варника выдернул кинжал и осмотрел документы, к которым человек так старался привлечь внимание даже тогда, когда его пыталась взять под контроль Багряная Ночь.

Это были схемы и отчеты о проделанной примерно сорок-семьдесят лет назад в канализации под кварталом Ювелиров работе. Варника бегло их пролистал. Документы представляли собой лишь осколки государственной службы, которая всегда любила помнить свои дела.

— Что он пытался сказать? — спросил Хамилка.

— Он сказал, — ответил библиарий, — что нам нужно посмотреть вниз.

Лицо первой твари походило на переплетение сухожилий и багровой плоти, источающей разъедающую металл слизь. В жилистых руках существо сжимало дымящийся черный клинок. Оно словно соткалось из черной массы свернувшейся крови, которая дождем лилась сверху. На лице твари, разрывая кожу, распахнулась пасть, и она пронзительно завопила. Хлестнул похожий на плеть язык

И еще больше таких существ приближалось. Их были десятки.

Канализация. Кто-то называл ее величайшим достижением Береника Алтис. Каждая скрытая от остального мира секция канализации походила на неф собора, памятник самой себе. Тусклое мерцание светосфер освещало мраморные и гипсовые фрески. В большинстве городов Империума такое место служило бы чем-то вроде храма для богослужений. Но Флагеллянты и Ювелиры Береника Алтис объединили усилия и создали это место для слива городских нечистот.

Именно сюда стекала кровь. Именно сюда пришли Обреченные Орлы, идя по знакам, которые им оставил безымянный дворянин, погибший в Санктуме. Именно здесь они поняли, что приблизились вплотную к разгадке тайны Багряной Ночи.

— Демоны! — закричал Новас, — сомкнуть строй! Беглый огонь!

Из покрывающей пол коллектора крови поднимались все новые демоны. Они бросались на Обреченных Орлов с поднятыми мечами и ненавистью в глазах.

Отделение Новаса собралось вокруг Варники и Хамилки. Десять Адептус Астартес извергли на противника град болтерного огня. Трех или четырех демонов сразу же разорвало на части, сгустки похожей на расплавленный металл крови зашипели на мраморных стенах. Но Варника насчитал еще около двадцати идущих в атаку тварей. Болтерный огонь проредит их ряды, но заканчивать дело придется вручную.

Варника сунул правую руку в сложную кобуру на бедре. Вокруг перчатки тут же сомкнулись крепления психосилового когтя. Когда библиарий вытащил кулак из кобуры, он был снабжен двумя способными раздвигаться, наподобие ножниц, острыми лезвиями, которые покрывали замысловатые психоактивные контуры.

Псайкер направил в кулаки свою психическую мощь. Как бы неприятно это ни звучало, именно для таких столкновений он наращивал свои «ментальные мускулы». Воздух начал завихряться вокруг кулаков, а психосиловой коготь замерцал бело-голубым светом.

Демоны были уже близко. Новас снял еще одного, выстрелом снеся с плеч завывающую голову. Варника протиснулся между двумя стоящими на его пути Обреченными Орлами и ринулся в бой.

Психосиловой коготь врезался в одного из демонов и рассек его надвое. Керамит брони зашипел в тех местах, где его коснулась раскаленная кровь. Второй кулак библиария оставил небольшую воронку в плитке пола, разминувшись с очередным демоном. Псайкер развернулся, всаживая локоть в одну тварь и одновременно нанося другому противнику удар достаточно сильный, чтобы начисто выбить челюсть.

Он представил, что его кулаки превратились в метеоры, раскаленные каменные громадины, прикреплённые к рукам цепями, и везде, куда бы он ими ни взмахнул, что-то рушилось. В этом и состоял секрет большинства психического оружия — воображение, способность псайкера мысленно превратить его в то, что ему было необходимо в данный момент. Сейчас Варника хотел, чтобы оно стало стальными ядрами, способными пробиться сквозь беснующихся кругом отвратительных тварей. Их тела были стенами, которые предстояло разрушить. Они были дверьми, которые следовало отпереть Ключом Императора.

Вокруг раздавался рев выстрелов. Сервиторы Хамилки были не просто научными инструментами — в их туловищах открылись полости с установленными в них роторными пулеметами. Сервиторы открыли ураганный огонь по указываемым технодесантником целям, а сам Хамилка выстрелом из плазменного пистолета оторвал руку одному из демонов прежде, чем тот успел полностью проявиться в реальности.

Варника подставил наплечник под удар одного из клинков и пропустил над головой второй. Затем выпрямился, пронзая демона и поднимая его над головой, и раздвинул клинки, отчего противник развалился на две половины. Библиарий прижал ногой к полу меч первого демона и, пока тот пытался освободить оружие и снова атаковать, ударил его локтем в лицо и кулаком в грудь. Кулак, окруженный фиолетово-черным мерцанием гравитационного колодца, переломал твари ребра и вышел из спины.

Внезапно чьи-то руки схватили Варнику за воротник и ранец доспеха, пригибая псайкера к полу. Он попытался сопротивляться, но сила и внезапность нападения застали его врасплох.

Он увидел лицо Новаса. Это его руки тянули библиария вниз. Еще один Обреченный Орел стрелял прямо поверх головы Варники. Болтерные заряды проделывали рваные отверстия в плоти демона, который едва не обезглавил библиария, подобравшись сзади.

— Мне в каждом бою с тобой нянчиться? — прорычал Новас.

Обреченные Орлы сформировали строй, похожий на расстрельную шеренгу, и обрушивали на оставшихся демонов огонь болтеров. Варника подавил натиск тварей, и теперь они пытались перегруппироваться или атаковать парами. Таких противников с легкостью уничтожали. Последние несколько болтерных очередей повергли оставшихся демонов, отрывая им конечности и разрывая туловища. Останки растворились в кровавом месиве, покрывающем пол коллектора.

Новас помог Варнике встать.

Библиарий хлопнул сержанта по плечу.

— Видишь, брат? — сказал он. — Мы уже близко. Благословен враг, который сам объявляет о своем присутствии!

— Благословен твой брат, не дающий тебе умереть, — ответил Новас.

— Мы знаем, — сказал Хамилка, настраивая программу сервитора-стрелка, — что враг боится нашего приближения. По всей видимости, мы находимся неподалеку от какого-то важного для него места. По документам из Санктума можно предположить некую значимость главного пересечения в трехстах метрах к западу.

— Дело в крови, — сказал Варника, — пролитая в городе кровь стекает сюда, в канализацию. Враг приходит туда, где она скапливается, а затем... использует ее? Что-то ей питает?

— Скорее, купается в ней, — сказал Новас.

Варника проверил снаряжение. Кровь демонов покрыла доспех оспинами ожогов. Ничего важного не пострадало. Один из бойцов отделения Новаса получил глубокую рану в руку, а другой отделался разбитым шлемом. Варника узнал в нем брата Солика, ветерана отделения. Солик не обращал внимания на кровь, стекающую на лицо из небольшой раны на лбу.

«Повреждения небольшие», — подумал Варника.

— Пошли, — сказал он и первым двинулся на запад.

Позже, вспоминая о Багряной Ночи в Береника Алтис, библиарий сразу видел перед глазами лицо Гюнтера Кефила. Удивленное выражение лица, с которым он посмотрел на входящих в его владения Обреченных Орлов, сменилось ужасной улыбкой, словно космодесантники были гостями, которых он ждал все это время.

Затем в памяти всплывали надписи на стенах. Кефил, позднее опознанный как ересиарх, успешно избегавший попыток схватить и казнить его на дюжине миров, выбрал в качестве своего штаба цистерну в канализации под Береника Алтис. Этот огромный резервуар, предназначенный для слива сточных вод со всей канализации, был полностью осушен, а когда произошла Багряная Ночь, наполнился кровью. Крыша представляла собой огромный купол, на одной половине которого были изображены Ювелиры со множеством камней и драгоценностей, а на другой — Флагеллянты, хлещущие кнутами молящихся людей. И купол, и каждая видимая поверхность стен и колонн были покрыты письменами. Сначала буквы показались черными, но на самом деле цвет был красновато-коричневым. Каждое слово было написано кровью.

Варнику, как и каждого космодесантника, учили, что в первые секунды боя решающую роль играет скорость принятия решений. Даже прежде, чем лицо Гюнтера Кефила исказила безумная ухмылка, библиарий решил, что Новас накроет еретика огнем, а сам Варника двинется вперед по настилам и наспех сколоченным деревянным плотам, связанным друг с другом веревками. Кефил сидел на острове, образованном в центре кровавого озера упавшими колоннами. Вокруг его импровизированной кафедры лежали и плавали в крови сотни книг и изодранных бумаг. Варника мог за несколько секунд добраться до острова, взобраться по обломкам колонн и расправиться с еретиком. Ему нужно было лишь несколько секунд, и дело было бы сделано.

Библиарий несколькими жестами отдал приказ отделению Новаса. Космодесантники немедленно начали рассредотачиваться по идущему вдоль стены резервуара парапету, чтобы иметь возможность вести огонь с разных направлений.

Варника уже понял, почему Кефил обрадовался, увидев их. Вторгшиеся в его владения означали новую кровь, в которую можно обмакнуть зажатое в скрюченной руке перо. Подбежав поближе, библиарий рассмотрел похожие на мантию ученого одежды, спутанные белые волосы и искривленное лицо с острыми чертами. Большие белые глаза еретика, казалось, превратились в жидкость и стекли сероватыми слезами по его щекам.

Кефил поднял перо и начертал в воздухе какой-то символ, который тут же появился на груди брата Кораса из отделения Новаса. Линии глубоко прорезали доспех, а также грудь и живот космодесантника. Корас рухнул на одно колено и повалился в кровь. Один из бойцов отделения подбежал к нему, чтобы вытащить обратно на парапет. Просияв от радости, Кефил начертал еще один символ на лице второго Астартес. Лицевая пластина шлема распалась на части, обнажив влажную красноту исполосованной плоти. Второй космодесантник умер еще до того, как упал в кровь рядом с первым.

Раздались выстрелы. Болтерные заряды замолотили по обломкам колонн. Кефил нарисовал в воздухе довольно сложный символ, тут же вспыхнувший красным цветом. Заряды бессильно рикошетили от этого щита.

Варника перепрыгнул на очередную платформу, почти провалившуюся под его весом. Прыжком преодолев последние несколько метров, библиарий грудью ударился об обломок колонны. Пальцы царапали камень в поисках опоры. Еще несколько секунд. Ему нужно еще несколько секунд, а затем все закончится, и он наконец узнает тайну Багряной Ночи.

Сформировав вокруг пальцев психическое поле, библиарий начал деформировать камень, создавая выступы, за которые можно было уцепиться.

Кефил хохотал и вскрикивал, испещряя воздух полными энергии символами. Отделение Новаса рассыпалось, прячась за любыми доступными укрытиями, а раскаленные буквы глубоко погружались в залитый кровью камень. Алфавит был незнаком библиарию, но символы так или иначе имели ужасный смысл. То было торжественное прославление той огромной мощи, что вышла из варпа и лишила еретика остатков рассудка. Беловолосый псих там, наверху, сделал все это лишь для того, чтобы возвестить о преимуществах ереси.

Новас упал в тот момент, когда Варника добрался до еретика. Надпись на нечестивом языке пересекла его лицо, грудь и левое плечо. Она гласила, что это более не враг, но дар, благодарное подношение Темным Богам. Варника разглядел влажные пульсирующие легкие Новаса и блестящие изгибы внутренностей.

Варника взревел. Ненависть обратилась во вспыхнувшее вокруг рук белое пламя, почти выходящее из-под контроля. Библиарий вскарабкался на последний обломок и оказался лицом к лицу с безумцем.

Мужчина, которого библиарий позже опознает как Гюнтера Кефила, казалось, был рад его видеть. Еретик простер в стороны руки, и псайкер увидел начертанные на его груди письмена.

— Добро пожаловать, — произнес Кефил.

Силы, с которой Варника ударил еретика в лицо кулаком, хватило бы, чтобы свалить стену. Лицо Кефила не разъехалось под ударом, как обычная человеческая плоть. Вокруг еретика нестерпимо ярко вспыхнуло множество символов, поглощающих энергию. Однако, достаточная ее часть пробилась сквозь барьер, бросив Кефила на колени. Он поднял руку в просительном жесте.

— Нет, — судорожно выдохнул еретик, — ты не понимаешь. Посмотри вокруг! Ты не понимаешь.

Варника наклонился и обхватил руками обломок колонны. Психические потоки вокруг рук заставили камень светиться. Библиарий поднял его над головой и ощутил острое удовлетворение, когда тень камня нависла над еретиком.

Варника обрушил обломок вниз. Еретик был начисто раздавлен, поскольку вся его колдовская защита пала еще под первым натиском псайкера.

Варника услышал хруст костей и влажное хлюпанье разорванной плоти. На всякий случай он поднял камень и снова обрушил его вниз

Внезапно ставший несколько мертвенным воздух возвестил о том, что еретик испустил свой последний вздох.

«Их боги всегда покидают их, — подумал Варника, — в итоге».

Гюнтер Кефил создал Багряную Ночь для того, чтобы обеспечить себе запас пролитой в гневе крови, которой он записывал то, что ему диктовали его боги. К такому заключению пришел библиариум Обреченных Орлов, когда ордену предоставили все доказательства, включая надписи, переписанные со стен сервиторами Хамилки.

Утром Варника похоронил сержанта Новаса. Сержанта и трех погибших от руки Кефила Обреченных Орлов положили на каменные плиты, закрыли медицинским ладаном следы извлечения генного семени и опустили в погребальные ямы, в которых орден хоронил своих погибших. Вместе с Новасом похоронили болтер, его личную копию «Принципов уничтожения врагов Императора в составе отделения» и болтерный заряд, которым его ранили в начале службы и который сержант хранил как напоминание о неизбежности смерти. Варника молился у могилы и задавался вопросом, как же так получилось, что Адептус Астартес, чья душа закалена всеми ужасами Галактики, способен на такое человеческое чувство, как горе.

Варника сидел в архиве библиариума ордена, окруженный свежими томами богохульных записей Гюнтера Кефила. Некоторые ордены уничтожили бы письмена на стенах и заставили бы любого видевшего их космодесантника очиститься огнем или аскезой, чтобы изгнать порчу. Но Обреченные Орлы не были похожи на другие ордены. Они хотели понять.

Сервитор-писец библиариума все еще переводил сложный шифр на Высокий Готик и быстро заполнял книгу за книгой. Одна из таких полных непотребства книг лежала перед Варникой. Кефил был пророком, по крайней мере, частично. Перед глазами Варники вставали бесчисленные вереницы образов, чудес и предзнаменований. Он видел, как гаснут звезды, и Галактика пылает от центра до окраин.

— Библиарий, — раздался знакомый голос.

Варника поднял взгляд и увидел, как сквозь скопление что-то записывающих и скрежещущих сервиторов к нему пробирается технодесантник Хамилка.

— Мне сказали, что я смогу найти тебя здесь.

— Где же еще искать библиария, — ответил Варника, — если не в библиотеке?

Хамилка улыбнулся.

— Нет нужды скрываться за щитом легкомысленности, библиарий. Здесь этого никто не увидит, кроме нас двоих. Потеря Новаса тронула тебя сильнее, чем может признать Адептус Астартес.

Очередное испытание на нашем пути, брат. Очередное испытание.

— А что хотел сказать сам Кефил?

Варника закрыл том, который только что закончил просматривать.

— По последним данным, технодесантник, семнадцать миллионов человек умерли для того, чтобы он мог поведать нам, что огромная крылатая змея собирается проглотить солнце. И что туча тараканов сожрет целую империю. Но никаких деталей касательно того, какое именно солнце и какую именно империю.

— Возможно, — сказал Хамилка, — эту загадку лучше решать сообща?

— Боюсь, что когда дело касается таких вещей, одна голова лучше чем две. Я считаю чтение бредней Кефила своего рода епитимьей за потерю хороших Обреченных Орлов под моим командованием.

— Да будет так, библиарий. Я и мои сервиторы всегда к твоим услугам, — Хамилка чуть отрегулировал сервиторов-писцов, и гул автоперьев немного сменил тональность, — а пока что, брат, я тебя оставлю.

— Постой, — сказал Варника. Хамилка замер, не успев развернуться. Библиарий открыл еще один том записей еретика, — здесь. И здесь. Одно и то же имя. Князь демонов. Это запись его деяний.

— Покровитель Кефила? — спросил Хамилка.

— Возможно. Один из самых могущественных, приспешник Бога Перемен. Живой Трон, я боюсь, что после чтения этих книг мне нужны будут услуги гильдии Флагеллянтов, чтобы очиститься от скверны. Это... несравненный интриган. Манипулятор. «Нет ни одной непорочной души, которую он не смог бы низвергнуть в пропасть. Даже святые становились добычей этого обманщика».

— Этот князь демонов, — сказал Хамилка, садясь напротив Варники и беря другую книгу, — он до сих пор жив? Багряная Ночь была жертвоприношением для него?

— Возможно. Тут еще кое-что. Запись его действий. Он осквернил генофонд трех миров, чтобы они превратились в варваров и начали воевать друг с другом. А вот богохульная история о святой Войнаре, которая перед смертью сдалась, отчаялась и призвала этого князя демонов, чтобы он даровал ей избавление. И его шедевр, венец его славы... клянусь Террой, какая мерзость предстала моему взору!

Хамилка подался вперед.

— Библиарий? Что такое? Что ты увидел?

— Он захватил орден Космодесанта, — прочитал Варника, — и нашел в них фатальный недостаток. Это была их гордость. Тот тот же самый грех, которому подвержены мы все, брат. Наша гордость, наша слабость. И демон превратил орден в инструмент своей воли, обманом заставив выполнять свои прихоти. Хотя сами они думали, что выполняют свой долг перед Императором.

— Что это был за орден? — спросил технодесантник. — Много их сбилось с истинного пути или исчезло. Здесь говорится о падении Медных Когтей или Громовых Баронов?

— Нет, — ответил библиарий, — имя этого князя демонов — Абраксес. А орден под его командованием — Испивающие Души.

5

— Больно не будет, брат, — сказала сестра Солейс брату Сеннону. В тесном помещении, некогда служившем каютой инженера, обслуживающего сложную машинерию «Фаланги», горели слабым желтоватым светом несколько свечей. В руках Солейс держала толстую полую иглу, присоединенную к медицинскому насосу и пустому пакету для внутривенных вливаний.

— Я не боюсь боли, — ответил лежащий на матраце голый по пояс Сеннон. Несмотря на эти слова, его лицо было покрыто бисеринками пота, а голос звучал сдавленно. Он никогда не выглядел моложе. В полумраке он казался ребенком, бросающим вызов собственной боязливости.

— Нам уже не нужно стремиться к страданиям, — произнесла Солейс, — их время прошло. Пусть тебя успокоит милость Императора, а я постараюсь обеспечить максимум удобства.

Сеннон сглотнул и вздрогнул, когда кончик иглы коснулся кожи над локтевой веной. Игла скользнула под кожу и начал работать насос. Когда пакет наполнился, Солейс заменила его другим, полным голубоватой жидкости.

— Поговори со мной, брат, — сказала она, когда взгляд Сеннона расфокусировался, — что ты видишь?

— Вижу тебя, сестра моя, — отозвался Сеннон. Дыхание его было сдавленным и затрудненным. Солейс сжала его руку, — я вижу… что этого места больше нет. Пропали стены. «Фаланга» исчезла.

— Что еще? Что ты видишь?

— Я вижу… поле битвы, — тело Сеннона расслабилось, а глаза, казалось, смотрели куда-то далеко, за пределы каюты со всеми ее напоминающими о жизни среди механизмов «Фаланги» мелочами. На полке под картиной с изображением кулака лежала груда шестеренок и вентилей. В стенной нише висело несколько комплектов потрепанной защитной одежды и стояли три пары поношенных ботинок со стальными носами. В тумбочке около матраца, на котором лежал Сеннон, находилось небольшое собрание книг с религиозными стихами и детскими сказками, а на потолке предыдущий жилец нарисовал звезды и полумесяцы. Ничего этого Сеннон не видел. На мгновение сестре Солейс показалось, что в расширенных, похожих на черные озера зрачках юноши можно было увидеть отражения бесконечных равнин и гор.

— Сражение длится целую вечность, — сказал Сеннон. Его дыхание снова стало спокойным, — они все там. Все, кто умер во имя Императора. Они пришли туда, чтобы присоединиться к Нему в сражении в конце времен.

— Расскажи мне, — сказала сестра Солейс. Она изменила настройку насоса, который тут же зажужжал громче, увеличивая скорость течения жидкости по венам Сеннона. Индикаторы на боку насоса показывали разные давления, и она старалась держать их на одном уровне. Чуть быстрее или чуть медленнее — и юноша умрет.

— Я вижу миллиарды людей в униформе Имперской Гвардии, — сказал Сеннон, — миллион полков, готовых идти в штыковую атаку, занимает целый мир. И другие, огромная толпа обычных мужчин и женщин. Все когда-либо умершие набожные души. А на передовой — Адептус Астартес, Ангелы Смерти!

Солейс подняла взгляд и увидела вытекающую из носа Сеннона струйку крови.

— Так же, как нам рассказывал Гиранар? — спросила она.

— Да! Ох, сестра, они прекрасны! Их доспехи сияют, а за спинами золотые крылья, на которых они могут летать! — на лице Сеннона появилась восторженная улыбка, а струйка крови добралась до уголка рта, — Их глаза пылают! В руках сверкают могучие клинки. Но… но Враг тоже здесь. Враг рода человеческого. Нечистые языки варпа вызвали к жизни еще большую армию!

Тело Сеннона начало дрожать. Солейс проверила пульс на запястье: сердце юноши бешено колотилось. Лицо исказил страх.

— Расскажи мне о них, брат, — сказала Солейс, — не нужно бояться. Они не смогут причинить тебе вред. Поговори со мной.

— Бесформенные чудовища. Охваченная огнем жидкая плоть. Легионы ненавистных отродий варпа выстроились, как полки на плацу. Живые воплощения порчи, покрытые тяжелыми облаками мух, бурлящие скопления мерзости! Горы гнили, изрыгающие на поле битвы свои отродья! И еще худшие… сестра, еще худшие твари, столь греховные и похотливые на вид, что я не могу оторвать глаз! Сестра, отведи от них мой взгляд, пока они не заразили мою душу!

— Не бойся, брат. Я с тобой. Император с тобой. С тобой не случится ничего плохого, потому что ты находишься под Его защитой. Верь в Него, верь, брат!

— Это еще не все, — продолжал Сеннон, его речь настолько ускорилась, что стала почти неразборчивой, — генералы и владыки Врага. Они огромны! Их тень погружает в темноту целые континенты! Могучие рогатые существа с охваченными пламенем клинками! Я вижу зверя, чьи сто голов увенчаны переплетенными телами. Я вижу… я вижу огромное существо с красной кожей, чьи крылья застилают солнце, а топор в руке сочится кровью! На его перекошенном лице вся ненависть Галактики. Но оно не сможет мне навредить. Хотя его взгляд упал на меня, оно не сможет мне навредить!

— Нет, — сказала Солейс, — не сможет, — ей не хватало оборудования, чтобы должным образом контролировать жизненные показатели Сеннона, поэтому ей приходилось действовать на глаз, довольствуясь лишь пульсом, расширением зрачков, сокращением пальцев на руках и ногах, и тонусом конечностей. В апотекарионе и лазаретах «Фаланги» имелись одни из лучших в Империуме медицинские приборы, но Солейс должна была делать свое дело вдали от глаз Имперских Кулаков и членов команды. Так было нужно.

Если Сеннон умрет, его место займут другие. Если придется, Солейс одного за другим положит на этот матрац всех членов Слепого Воздаяния. Если это не поможет, она ляжет на него сама.

— Я вижу богов варпа! — выдохнул Сеннон. — Святые, оградите мой взор! Благочестивые руки, лишите меня чувств! Я вижу такое, чего попросту не может существовать! Коготь и полный ненависти глаз, крыло и перо, океан гниющей плоти и кошмарное переплетение конечностей Вечного Танцора! И все же… и все же они находятся в тени, которую отбрасывает что-то еще большее…

Солейс проверила индикаторы. Большая часть крови Сеннона уже вытекла. По венам бежала заменяющая ее жидкость, но ее скорости могло не хватать. Наступил самый опасный момент, когда тело балансировало между смертью от кровопотери и началом действия искусственной крови.

— Примархи готовы принять командование войсками. Ангел Сангвиний наносит на лицо изображения миллиона слез, по одной за каждого стоящего с ним в одном строю брата. Русс и Лев стоят рядом, отринув ненависть друг к другу, Волки Фенриса и Темные Ангелы полны гордости. Гиллиман с войском, размерами превосходящим все, когда либо собиравшиеся. Хан, Железнорукий, и Вулкан наставляют братьев перед сражением! И Дорн, святой Дорн, благословенный Дорн, величайший из них. Я вижу в его руках знамя, сверкающее светом всех солнц во владениях Императора! Он — Чемпион Императора, первый воин, острие Его копья, молния, которая ударит во врага! Он сияет подобно золоту, ослепляя своим светом врага, который корчится в муках от одного присутствия этой святости!

Сеннон вздохнул, глаза его закатились. Солейс схватила его за руку и крепко сжала

— Брат! Продолжай говорить, брат! Скажи мне, что ты видишь! Сеннон, скажи мне, что ты видишь!

Сеннон в ответ снова вздохнул, забрызгав кровью подбородок.

Солейс порылась в рассыпанном по полу вокруг нее небогатом наборе медицинских инструментов, нашла шприц и сорвала с него упаковку. К стальному корпусу уже была присоединена толстая игла длиной в палец. Солейс направила шприц перпендикулярно груди Сеннона, пробормотала молитву и погрузила иглу в тело.

Игла прошла между ребрами. Жидкое содержимое шприца попало в сердце, тело юноши задрожало, словно от удара тока. Сестре Солейс пришлось навалиться на него всей своей массой, чтобы игла не сломалась и не оставила в сердце рваную рану. Сеннон задыхался, выплевывая кровь, частично забрызгав лицо Солейс. Его тело изогнулось и напряглось, заскрипели суставы.

Внезапно он снова обмяк. Хрипло выдохнул пересохшим горлом.

— Я вижу Императора, — пробормотал юноша, — Он говорит, чтобы я не боялся. Он велит сражаться.

Солейс снова бросила взгляд на индикаторы. Они находились в равновесии. Обмен завершился.

Она вытащила из руки Сеннона иглу и перевязала рану. Затем вытерла лицо парня влажным куском ткани.

— Ты будешь сражаться, брат мой, — прошептала она, — обещаю.

Перекрикивая поднявшийся после рассказа библиария Варники шум, магистр ордена Владимир объявил перерыв в заседании. Сарпедона отвели обратно в камеру. Имперские Кулаки отклоняли все его просьбы организовать встречу с Дениятосом. Возможность присутствия философа-солдата заставляла мысли путаться. Тревога, которая посетила Испивающего Души в тот момент, когда суду стало известно о существовании Абраксеса, лишь усилила смятение. Все, в чем был уверен Сарпедон, постепенно разваливалось на части.

Он был благодарен за то, что его отвели в камеру, хотя прежде ему бы и в голову не пришло ,что когда-нибудь он начнет так думать. Насколько бы угнетающе ни действовали теснота и психоподавители, это было лучше ненависти, которая окружала его в зале суда. Сарпедон уселся у стены и несколько минут смотрел на кучу изорванных бумаг — все, что осталось от его попыток придумать последнее обращение к боевым братьям.

Что он мог сказать? Как мог хоть что-то изменить? Сарпедон думал, что предстанет перед судом с достоинством и мужеством, возможно, даже заставит приводящих приговор в исполнение делать свое дело с тяжелым сердцем. Но теперь даже эта маленькая победа казалась недостижимой.

— Я не опущусь на колени, — сказал он себе, — и не впаду в отчаяние. Я — Адептус Астартес. Я не поддамся отчаянию.

— Боюсь, что в твоем положении, магистр ордена, нет возможности решать, поддаваться ли отчаянию.

Сарпедон бросил взгляд на открывшееся в двери камеры окошко. Голос не принадлежал космодесантнику — он был женским. Причем звучал довольно знакомо.

Сарпедон быстро подошел к двери. За ней, между двумя Имперскими Кулаками, держащими наготове болтеры, стояла сестра Эскарион из Адепта Сороритас. Как и космодесантники, на суде она присутствовала в полном силовом доспехе. И к Сарпедону она также явилась в сверкающей черной керамитовой броне, украшенной символикой Церкви Императора. Силовой топор, служащий ей оружием, находился не в руках, а был прикреплен к прыжковому ранцу за спиной. Сестра Битвы была на голову ниже космодесантников, поскольку не подвергалась соответствующей аугментации. Грубое угловатое лицо, тем не менее, было довольно приятным, а каштанового цвета волосы собирались на затылке в хвост.

— Я видел тебя на Стратикс Люминэ, — сказал Сарпедон.

— Предпочитаю не вспоминать о том сражении, — ответила Эскарион.

— Никого не радует вид врага, покидающего поле боя живым.

— А ты — до сих пор мой враг, — сказала Сестра Битвы, — в этом отношении ничего не изменилось. Ты — предатель.

— И все же, — произнес Сарпедон, — ты охотно со мной беседуешь. Похоже, некоторые мужчины правы, называя женщин странными существами.

— Еще более странным выглядит обреченный на смерть пленник, который пытается найти в своем положении положительные стороны, — парировала Эскарион, хлестнув Испивающего Души взглядом, который, без сомнения, был худшим наказанием для Сороритас, которых она обучала.

— Полагаю, ты пришла не для того, чтобы обменяться со мной оскорблениями, сестра, — сказал Сарпедон.

Эскарион посмотрела на стоящих рядом Имперских Кулаков.

— Если вы позволите, — сказала она им, — мне нужно всего несколько минут.

— Оставайтесь на виду, — предупредил один из Имперских Кулаков. Космодесантники вышли из камеры и сделали несколько шагов по коридору, чтобы оказаться вне пределов слышимости.

— У них строгий корабль, у этих сыновей Дорна, — сказал Сарпедон, — такой же пуританский, как они сами. Должно быть, довольно удобно находиться рядом с космодесантниками, готовыми сорваться с места по первому требованию Терры.

— Я не ощущаю удобства, пока живы мои враги, — отрезала Эскарион, — но по отношению к Имперским Кулакам испытываю только восхищение. Они частично восстанавливают мою веру в человечество.

— Я тоже верю в человечество, Сестра. У меня были проблемы не с гражданами Империума, а с его структурами, которые поддерживают его существование кровью и жестокостью. Я видел их много раз. И ты видела, Сестра Эскарион. Миры, приговоренные к страданию или смерти. Свобода, приравниваемая к мятежу. Огромные партии пленников, перевозимые на Терру, где…

— Хватит! Не говори так.

— А представь, что их никогда не было, — Сарпедон поднялся и поднес лицо к самому окошку.

— Нет! Принять их как нечто необходимое для выживания человеческой расы и обратить разум на триумф выживания! Именно этому учат Сороритас.

— Думаешь, это — выживание? — Сарпедон обвел широким жестом камеру, подразумевая не только то, что в ней находилось, но и все, лежащее за ее пределами. — Род человеческий уже бьется в агонии! Стремясь защитить своих людей от врагов, он причиняет им страдания, которые, в свою очередь, создают новых врагов! Почему так много отчаявшихся людей отворачивается от света Императора и заключает договоры с Темными силами? Почему они молят об избавлении и идут в руки ксеносов? Империум страдает от собственной руки. Это — не что иное, как медленная смерть человечества.

— Чтобы смутить разум Сестры Битвы, Сарпедон, нужен более искусный оратор, чем ты, — раздраженно бросила Эскарион, — я пришла не для того, чтобы ты оттачивал на мне свои оправдательные речи. Я здесь ради моего прежнего господина, инквизитора Фаддея. Тебе знакомо это имя?

Сарпедон снова опустился на бедра.

— Да. Я знал его.

— Насколько хорошо?

— Не очень.

— У Фаддея был шанс достать тебя на Стратикс Люминэ. Возможно, даже убить. Но он им не воспользовался. Я был тогда с ним, и не поняла его решения. До сих пор не понимаю. Я хочу знать, почему инквизитор Фаддей, слуга Императора и заклятый враг всех ненавидящих человечество, позволил тебе уйти.

В памяти Сарпедона инквизитор Фаддей остался как человек, на первый взгляд кажущийся сидящим не на своем месте. Он был похож на функционера Администратума, некое относящееся к среднему классу пустое место. Некоторые инквизиторы заявляли о своем положении, обвешиваясь самым бросающимся в глаза и ужасающим вооружением, которое только могли найти, окружали себя пышными свитами воинов и ученых, даже собирали личные флоты и армии. Но Фаддей шел по пути своего долга налегке.

— После Стратикс Люминэ он продолжал искать наши следы, даже после того, как Инквизиция приказала вымарать нас из истории Империума, — сказал Сарпедон, — и обнаружил их на Ванквалисе, где тщательно проверял каждый слух об Испивающих Души. Он выяснил, что… легенды о нас можно встретить даже там, где, по моему стойкому убеждению, орден никогда не бывал. В одном месте — истории о Черной Чаше. В другом — о Пепельном Граале. Тогда я об этом особо не задумывался, но теперь боюсь, что Испивающие Души, сами того не ведая, помогали плести некую паутину лжи. Фаддей пытался ее распутать.

— Но потерпел неудачу, — закончила Эскарион.

— Да. Думаю, он погиб. В тот раз дорогу нам перешли Воющие Грифоны. Возможно, капитан Борганор сможет рассказать тебе больше, как только прекратит жаловаться на то, что я отрубил ему ногу.

— Но ведь на Стратикс Люминэ Фаддей всего этого еще не знал. Почему же он не убил тебя при первой же возможности? — настаивала Эскарион.

— Может быть, потому, — ответил Сарпедон, — что он знал, что мы были правы?

Сестра Битвы на секунду утратила контроль над собой. Она с силой впечатала ладонь в металл двери.

— Как ты смеешь! — прошипела она, — он никогда бы не связался с таким, как ты. Фаддей был хорошим человеком. Лучшим из людей.

— Но о том, что его не коснулась порча, ты хочешь услышать от меня. С трудом верится, что ты была в нем настолько уверена.

— Ты просто играешь со мной, Сарпедон. Я не собираюсь дальше развлекать тебя. Тебе неизвестны мотивы Фаддея — такой я сделаю вывод. — Эскарион развернулась, собираясь вернуться к своим сопровождающим из Имперских Кулаков и покинуть это место.

— Он пытался нас предупредить, — сказал Сарпедон, — говорил, что и Пепельный грааль, и Черная чаша, и все остальные его находки на что-то указывают. Не думаю, что он сам понимал, что именно обнаружил, но его предчувствия были достаточно сильными, чтобы он начал разыскивать нас, даже вопреки приказу Инквизиции.

— Значит, он готовил вам западню, — сказала Эскарион.

— Тебя тоже посещают такие предчувствия. Иначе ты бы не пришла сюда. Сколько ударов плетью назначают сестре Сороритас за разговор с заведомым еретиком? И все же ты явилась в мою камеру в поисках ответов. Ты тоже это видишь, как видел и Фаддей. Что-то в этом суде неправильно, и ты это знаешь. То, что Дениятос появился именно здесь, отнюдь не является совпадением.

— Это не совпадение. Вы прилетели в Сокрытую область, чтобы найти его. И ты и он — марионетки того существа, Абраксеса, о котором говорил Варника.

— Что ж, сестра, если ты уже все для себя решила, вряд ли есть необходимость вообще меня о чем-то спрашивать.

Эскарион тряхнула головой.

— Часть меня желает знать, через что должен пройти Адептус Астартес, чтобы отвернуться от света Императора. Но я боюсь, что само это знание может развратить. Не нужно было позволять тебе говорить, предатель. Надеюсь, суд завершится прежде, чем ты сможешь причинить еще какой-то ущерб.

— В таком случае я сомневаюсь, что нам есть, что сказать друг другу.

Эскарион, не утруждая себя ответом, резко развернулась на бронированной пятке и пропала из виду, удалившись по тюремному коридору. Один из Имперских Кулаков закрыл окошко в двери, и Сарпедон снова остался в одиночестве.

Когда кто-то просил аудиенции у магистра ордена Владимира на «Фаланге», он чаще всего принимал просителей в Лесу Сигизмарка. Он находился на одной из верхних палуб в верхней части корабля, где растения освещались искусственным солнцем, которое делало полный оборот за двадцать четыре часа. По лесу текла река, вода для которой поступала из питьевых запасов команды. Все это создавало иллюзию, что лес — лишь часть больших мирных земель, где, даже находясь на борту огромного орудия войны, можно найти место для раздумий.

— Итак, — сказал Владимир, присаживаясь на ствол поваленного дерева на речном берегу, где он обычно принимал просителей, — говорите.

На поляне перед Владимиром стоял Рейнез, а за его спиной — офицеры Адептус Астартес, присутствовавшие на суде. Там был и Варника, чьи показания заставили пересмотреть ход процесса. Никто из капитанов и библиариев не взял с собой свиту, поскольку здесь не было нужды демонстрировать свою мощь.

— Прошу Лорда Правосудия, — начал Рейнез, — признать обвиняемого Сарпедона духовной угрозой. Сведения библиария Варники доказывают сотрудничество подсудимого с силами варпа. Необходимо прекратить слушание и незамедлительно начать казни, — Рейнез говорил с грубоватой упрямостью, свидетельствующей о том, что именно это он с самого начала и задумывал.

— Понимаю, — сказал Владимир, — действительно, выступление Варники усложнило процесс. И все же я должен проследить за тем, чтобы не только свершилось правосудие, но и чтобы ни у одного человека не возникло причины усомниться в законности приговора. Для обвинения в варповстве недостаточно показаний единственного Адептус Астартес. При всем моем к тебе уважении, библиарий Варника, ты только один.

— Не могу отрицать, мой лорд, — ответил Варника, — но я знаю, что видел. Над всем этим делом висит смрад варпа.

— К тому же, с каких пор простых подозрений стало недостаточно для вынесения приговора по делам, касающимся духовной угрозы? — добавил Рейнез.

— Я знаю, что ты давно мечтаешь увидеть смерть Сарпедона, Рейнез, — ответил Владимир, намеренно называя Багрового Кулака только по имени. Когда Рейнез стал кающимся, вместе с орденом он оставил за спиной все свои звания, — но этот суд вершится не для того, чтобы ты имел возможность отомстить. Если хочешь остаться обвинителем, наберись терпения.

— Терпения? Я должен терпеть речи говорящего в свою защиту еретика? Откуда же мне взять столько терпения, Лорд Правосудия, чтобы сидеть неподвижно и выслушивать всю ложь Испивающих Души? Дениятос тоже будет иметь право слова? Люко, Салк и остальные Испивающие Души также получат шанс извергнуть свою порчу?'

— Если именно этого мне не будет хватать для вынесения справедливого решения, — сказал Владимир, — тогда да.

— Слово будет предоставлено не только Испивающим Души, — раздался голос, пока еще не звучавший в дискуссии. Это был голос капитана Н'Кало из Железных Рыцарей. Железные Рыцари, как и Испивающие Души, произошли от Имперских Кулаков, и пятно на чести Дорна казалось достаточной причиной для того, чтобы делегация Железных Рыцарей прибыла на «Фалангу». Однако, внезапно присутствующие Адептус Астартес усомнились в том, что Н'Кало прибыл лишь потому, что был должен.

— Ты видел нечто такое, что позволяет объявить Испивающих Души духовной угрозой? — спросил Рейнез.

— Нет, — спокойно ответил Н'Кало, — я буду говорить в их защиту. — Лицо Н'Кало было скрыто, поэтому о выражении его лица можно было только догадываться. Даже в присутствии магистра ордена капитан не снял шлем, формой визоров напоминающий часть пластинчатого доспеха с какого-то феодального мира. Броня Н'Кало была увешана знаками роты, лавровыми ветвями и печатями чистоты настолько густо, что сталь доспеха едва проглядывала сквозь множество наград.

— В их защиту? — прорычал Рейнез.

— Н'Кало, брат, что ты такое говоришь? — спросил осадный капитан Давикс.

— Я говорю только то, что говорю, — ответил Н'Кало. — Я желаю говорить в защиту Сарпедона и Испивающих Души. Вы будете отрицать мое на то право?'

— Я буду! — рявкнул Рейнез, — Как обвинитель, я именем Императора запрещаю тебе вмешиваться в наказание этого еретика! — Рейнез чуть не ткнул Н'Кало пальцем в лицо, но Железный Рыцарь не вздрогнул.

— Рейнез! — крикнул Владимир. — Ты не можешь принимать такое решение.

— Клянусь Троном, могу! Даю слово чести Адептус Астартес, тебе придется переступить через меня, чтобы произнести хоть одно слово, которое не осуждает предателей!

— Если мне будет позволено вмешаться, — вставил замечание командующий Гефсемар из Сангвинарных Ангелов, — замечу, что уже был прецедент, позволяющий обвинителю поступить именно так, — Гефсемар, как и Н'Кало, был немногословен, а голос его звучал мягко и приятно, что довольно сильно контрастировало с репутацией его ордена.

— Ты этого хочешь, Рейнез? — спросил Владимир, — поединка чести с капитаном Н'Кало?

— Если другого пути нет, — ответил Рейнез, все еще стоящий лицом к лицу с Н'Кало, — если Император направит мою руку — Н'Кало промолчит и Испивающих Души осудят вне зависимости от его желаний.

— А если я одержу верх, — сказал Н'Кало, — то выскажусь.

— Неважно, что ты сделаешь, — сказал Рейнез, — я разрывал глотки варп-бестиям, находясь в миллионе миль от ближайшего боевого брата. Я бился за выживание с армиями проклятых на умирающих мирах. По сравнению со мной ты — ребенок. Ты не можешь одержать верх. Преклони колено прямо сейчас, признай меня победителем, и не будет нужды в поединке. Я приму твою сдачу, и тебе не нужно будет страдать от моей руки.

— Я не могу лишить тебя удовольствия переломать мне кости, — все так же спокойно сказал Н'Кало.

— Где состоится поединок? — спросил Гефсемар.

— Здесь, — ответил Рейнез, — именно сюда приходил Сигизмунд, первый Храмовник, чтобы обдумать свой долг, не так ли?

— Так, — ответил Владимир.

— Тогда, возможно, Капитан Н'Кало тоже сможет поразмыслить о долге, лежа на земле под моим ботинком.

— Довольно разговоров, Рейнез, — сказал Владимир, — Гефсемар, поскольку поединок — твоя идея, тебе его и судить. Братья, соберите своих Адептус Астартес, чтобы все засвидетельствовали результат. Н'Кало, Рейнез, выберите оружие и приготовьтесь. Больше этот вопрос подниматься не будет. Поединок чести поставит точку в его обсуждении. Это — правосудие Императора, и каждый человек на борту будет поступать согласно Его слову.

— Да будет так, — сказал Рейнез с улыбкой.

Гефсемар наслаждался ролью распорядителя церемонии. Он надел новую маску, строгого коричневого цвета с опущенными вниз уголками рта, рубиновыми глазами и стилизованным шрамом на щеке. Рядом с капитаном, обнажив глефы, стоял почетный караул из сангвинарных гвардейцев, стабилизаторами прыжковых ранцев напоминающих ангелов. На их позолоченную броню было почти больно смотреть, поскольку искусственное солнце добралось до зенита и заливало поляну ярким светом. Лисандр встал чуть позади, зная, что, хотя он и должен вместе с Сангвинарными Ангелами следить за выполнением воли Владимира, не было никакой нужды мешать Гефсемару удовлетворять свою любовь к публичным выступлениям

Вдоль края поляны расположились присутствовавшие на суде космодесантники. Для всех Воющих Грифонов места не хватило, поэтому Борганор удовольствовался лишь своим почетным караулом. Владимира сопровождало всего одно отделение Имперских Кулаков. Колго тоже явился, вместе со своей свитой из Сестер Битвы. Железные Рыцари, сопровождающие Н'Кало, стояли немного обособленно, возможно, зная, что, если их командующий потерпит поражение, им придется очень быстро покинуть «Фалангу».

Для поединка Рейнез выбрал свой громовой молот. Адамантиевая ударная часть этого видавшего виды оружия сокрушила немало противников в сотнях сражений. Рейнез, разминаясь, сделал несколько взмахов. Молот с гудением рассекал воздух, словно урча от предвкушения грядущей битвы.

Н'Кало выбрал в арсеналах «Фаланги» двуручный меч, которым обычно вооружался Имперский Кулак, избранный на время военной кампании чемпионом Императора. Будучи Железным Рыцарем, который, как и Имперские Кулаки, звал Рогала Дорна своим примархом, Н'Кало имел право поднять этот меч. Это был компромисс — его собственный силовой меч, находящийся ныне в руках одного из Железных Рыцарей, был одноручным, и мог сломаться или вылететь из руки при попытке парировать молот Рейнеза. Клинок чемпиона не сломается, но двигаться будет медленнее.

— Пред лицом Рогала Дорна, — провозгласил Гефсемар, под эгидой благословенного Сангвиния и Императора Человечества наши боевые братья ищут справедливости, скрещивая священное оружие. Да наделит Император силой руки правого! Начинайте!

В течение долгой секунды ни один из космодесантников не шевелился — противники оценивали стойки друг друга и выбирали направление движения. Рейнез низко присел, занеся молот за спину, чтобы иметь возможность в любой момент нанести удар. Острие меча приготовившегося обороняться Н'Кало находилось на уровне глаз Рейнеза.

Рейнез начал двигаться первым. Едва успевший отреагировать Н'Кало опустил клинок и блокировал нацеленный в ноги удар. Затем крутнулся и нанес удар локтем, без особого результата лязгнув по нагруднику Багрового Кулака. Реинез подцепил ногу Н'Кало молотом и дернул, отчего Железный Рыцарь упал и распростерся на траве.

Молот Реинеза по дуге полетел вниз. Н'Кало откатился в сторону, а ударная часть оружия врезалась в землю, вызвав целый фонтан земли и оставив в темной почве кратер. Н'Кало сделал широкий взмах, отчего в воздухе, казалось, образовался широкий стальной полумесяц. Рейнез с легкостью увернулся и нанес в бок Н'Кало столь мощный пинок, что Железный Рыцарь снова упал на землю.

— Я готов принять капитуляцию в любой момент, — выдохнул Рейнез, — в этом нет позора. В любой момент.

Н'Кало, поднимаясь, ответил обратным ударом. Острие меча из-за спины Железного Рыцаря устремилось к горлу Рейнеза. Багровый Кулак отбил взмах рукоятью молота и обрушил ударную часть на голову Н'Кало. Н'Кало покачнулся, Рейнез сократил дистанцию и врезался плечом в живот противника, отрывая его от земли.

Рейнез поднял Н'Кало в воздух и отшвырнул. Железный Рыцарь упал прямиком в русло реки. Из-за сильного течения вода вокруг забурлила. Рейнез прыгнул следом и рывком поднял Н'Кало на ноги. Вода доходила до нагрудников. Рейнез ударил Н'Кало головой, проминая керамит лицевой пластины шлема противника.

Н'Кало ударил коленом по внутренней части бедра Рейнеза. Багровый Кулак отшатнулся, оскальзываясь на камнях и грязи на дне русла. Железный Рыцарь ударил Рейнеза локтем по затылку, поднял со дна меч и принялся наносить удары в горизонтальной плоскости. Некоторые из них Рейнез парировал молотом, некоторые — принимал на наплечники.

Разорвав дистанцию до той, которая ему требовалась, Н'Кало остановился и переставил ноги, чтобы тверже стоять на слое грязи и камней. За его спиной потоки воды перекатывались через несколько крупных булыжников, образовывая небольшой водопад. Ветви нависающих над рекой ив почти касались ее поверхности. Если бы не два Адептус Астартес, изо всех сил пытающихся пролить кровь друг друга, место было бы красивым и спокойным.

Н'Кало тяжело дышал. Рейнез же, похоже, едва запыхался. Н'Кало еще не удалось нанести Багровому Кулаку никаких повреждений.

— Ты думаешь, после поединка все закончится? — сказал Рейнез, пытаясь пробиться сквозь толщу воды и прижать Н'Кало к, водопаду. — Если даже Галактика перевернется вверх тормашками, и ты сумеешь одержать верх, как ты думаешь, долго ли будешь праздновать победу? Ты думаешь, у тебя здесь останутся братья? Они повернутся к тебе спиной.

— Озлобленность не поглотила их так сильно, как тебя, Рейнез, — ответил Н'Кало. — Из-за неудач они не перестали быть Адептус Астартес.

Лицо Рейнеза потемнело. Он издал бессловесный вскрик ярости и рванулся — не к Н'Кало, а к ближайшему цепляющемуся за берег реки дереву. Багровый Кулак вывернул дерево с корнем, обрушив в воду град камней и земли.

Гнев Рейнеза придал ему сил. Н'Кало успел только поднять меч, когда в него врезался ствол дерева, бросая космодесантника назад в воду. Силы удара оказалось достаточно, чтобы лишить Н’кало сознания и швырнуть его тяжелое бронированное тело на отмель.

Рейнез прыгнул в воду, обрушив колено в солнечное сплетение Н'Кало. Затем поднял противника над головой и бросил на один из валунов водопада. От удара камень раскололся, Железный Рыцарь неподвижно распростерся в пенящихся потоках воды.

Реинез уперся ногой в живот Н'Кало. Закрепив молот за спиной, он обеими руками ухватился за шлем Железного Рыцаря и, повернув его на пол-оборота, сорвал с головы.

Извергая целые снопы искр, шлем слетел с креплений. Рейнезу открылось жестоко обожженное лицо, каждый ожог был багрового цвета и сочился жидкостью, словно появился только что. В почерневшей коже бледными линиями выделялись губы, а глаза оставались открытыми только благодаря плоским кусочкам матового стекла, из-за которых космодесантник казался слепым. Сквозь рваные раны в щеках проглядывали зубы и челюстные кости, а между остатками кожи головы поблескивали, как будто отполированные, кости черепа.

— Когда я с тобой закончу, — сплюнул Рейнез, — ты будешь вспоминать, каким раньше был красавчиком.

Рейнез толкнул Н'Кало вниз с водопада. Почти потерявший сознание Железный Рыцарь погрузился в образованное падающей водой углубление. Стоящий наверху Рейнез поднял со дна еще один камень. Он бросил его в Н'Кало, которому удалось выбросить вверх руку, избегая наихудших последствий удара. Однако камень всей своей массой прижал космодесантника ко дну.

Рейнез спрыгнул на скалу, удерживающую Н'Кало на месте. Железный Рыцарь не полностью находился под водой, но над поверхностью поднималось только его истерзанное лицо. Рейнез выпрямился, достал из-за спины молот, ухватил его обеими руками и направил потрепанную боевую часть в лицо Н'Кало.

Молот начал двигаться вниз. Н'Кало наконец выдернул из-под камня меч и отбил молот в сторону. Рейнез, ожидавший, что удар достигнет цели, лишился равновесия и упал, оказавшись лицом к лицу с Н'Кало.

Остальные Адептус Астартес к тому моменту уже собрались на отмели, наблюдая за борющимися в воде космодесантниками. Рейнез стремился полностью погрузить голову Н'Кало в воду, а Железный Рыцарь пытался выползти из-под камня и поднять клинок. Громовой молот лежал в воде, Рейнез боролся голыми руками.

Наблюдающие космодесантники расступились, когда к ним присоединился Владимир. Магистр ордена с ничего не выражающим лицом встал на один из камней на перекате.

Н'Кало сбросил с себя камень. Багровому Кулаку пришлось отпрыгнуть, чтобы валун не прижал уже его ноги. Железный Рыцарь ударил противника эфесом меча в бок и бросился на него, стараясь прижать к каменной стене водопада. Рейнез крутнулся, взял руку с мечом в захват и вырвал из нее оружие. Затем отбросил меч в сторону, и он исчез под пенящейся водой.

Теперь кровь шла у обоих космодесантников. Броня Н'Кало была до такой степени измята ударами, что служила скорее помехой движениям, чем защитой. Нос Рейнеза, похоже, был сломан, судя по заливающей нагрудник крови, кажущейся на темно-синем фоне нагрудника черной.

Когда противники сошлись в борцовском клинче, каждый из наблюдающих космодесантников понял: сейчас все закончится. Н'Кало был прекрасным бойцом, но его конечности ослабели от ран, гораздо более серьезных внутри, чем снаружи. Рейнез же в течение нескольких прошлых лет сражался без поддержки боевых братьев, учась выживать с помощью ума, кулаков и, если понадобится, зубов. Багровый Кулак сумел вынудить Н'Кало упасть на одно колено, вывернул руку противника из сустава, а затем рванулся вперед, врезавшись в Железного Рыцаря плечом и бросив его в воду.

Н'Кало не мог защищаться свободной рукой. Рейнез обрушил на его лицо кулак.

— Они тебя изгонят! — рычал Рейнез, снова и снова нанося удары, — заставят тебя уйти! Ты познаешь мою боль!

Рейнез все бил и бил. Сверхпрочные кости Адептус Астартес треснули. Сначала вмялась внутрь скула Н'Кало, затем челюсть. Одна из глазниц заплыла, наполовину закрыв глаз. На суставах пальцев Рейнеза налипла окровавленная кожа.

— Изгой! Пария! У тебя не останется братьев!

— Хватит, — сказал Владимир.

Рейнез не останавливался. Последовало еще полдюжины ударов. Сломанные зубы покрылись кровью, медленно сочащейся из разбитого рта Н'Кало.

Врезавшийся в лицо Рейнеза ботинок принадлежал капитану Лисандру, который по сигналу Владимира вышел из толпы наблюдающих. Удар застал Рейнеза врасплох, он отлетел от Н'Кало и распластался в воде.

— Я сказал, хватит, — повторил Владимир.

Рейнез поднялся на ноги, тыльной стороной перчатки частично стер с лица кровь Н'Кало.

— Видите? — выдохнул он. — Император дал мне сил. Дорн сказал свое слово. Поединок окончен.

— Окончен, — сказал Владимир, — братья мои, пусть находящиеся здесь апотекарии окажут помощь капитану Н'Кало, пока не прибыл медперсонал «Фаланги». Для того, чтобы давать показания в суде, он должен быть в сознании.

— Лорд Владимир! — протестующе вскрикнул Рейнез — он был побежден! Я выиграл поединок! По праву победителя я требую молчания Н'Кало!

— Поединок выигран, Реинез, — ответил Владимир, — но ты не можешь считаться победителем. Мы не на войне, а капитан Н'Кало тебе не враг. Добиваясь победы, ты проявил такую звериную жестокость, что забыл о благородстве. В поединке чести это приравнивается к поражению. Ты проиграл, а капитан Н'Кало объявляется победителем.

Рейнез молча стоял в быстрой реке, пока космодесантники на отмели поднимали победителя и несли его в апотекарион.

Первым, на кого обратил внимание Сарпедон, когда его снова привели в зал суда, был Железный Рыцарь без шлема. Испивающий Души уже сталкивался с этим орденом, но прежде не было никакой возможности сказать, является ли командующий Железных Рыцарей тем же самым Адептус Астартес, с которым Сарпедон разговаривал на Моликоре. Теперь, когда на нем не было шлема, ошибки быть не могло. Это был тот же самый человек.

Половина лица Н'Кало все еще была не видна, на сей раз из-за закрывающих свежие раны медицинских повязок. Однако из-под ткани виднелись знакомые ожоги, а из единственной открытой глазницы смотрел знакомый стеклянный протез.

Сарпедон попытался встретиться с Н'Кало взглядом, но сопровождающие Испивающего Души Имперские Кулаки толкнули его в клетку подсудимого, и он обнаружил, что смотрит прямо на лорда Владимира.

— Лорд Правосудия, — сказал Сарпедон прежде, чем кто-либо успел открыть рот, — я хотел бы узнать о состоянии своих братьев.

— Они живы и здоровы, — сказал Владимир.

— А Дениятос?

— Как и твои братья, под стражей. И, как и твоим братьям, ему не причинили никакого вреда.

— Я знаю, что погибну здесь, лорд Владимир. Перед тем, как это случится, я хотел бы поговорить с братьями. И я должен получить разрешение поговорить с Дениятосом, хотя бы лишь для того ,чтобы установить, действительно ли в плененном вами дредноуте находится именно он. Мой орден считал его погибшим несколько тысяч лет назад. Я должен, по крайней мере, лично убедиться, что он жив.

— Ты просишь о роскоши, которая не может быть предоставлена подсудимому, — ответил Владимир, — характер твоих преступлений означает, что тебе нельзя давать шанс и дальше плести заговоры с такими же обвиняемыми. В исполнении таких просьб тебе будет отказано.

Сарпедон не спорил. Через это необходимо было пройти. Нужно показать, что он еще не сдался окончательно. Среди множества воинов этот жест выглядел слабым, но он был сделан.

— Братья, — начал Владимир, — во время перерыва был решен вопрос защиты Испивающих Души. Командующий Н'Кало?

Сарпедон вдруг понял, что не видит среди собравшихся космодесантников Рейнеза.

Н'Кало вышел вперед.

— Братья, — сказал он, и Сарпедон узнал скрипучие звуки импровизированного вокс-модуля. Прикрепленное к вдавленному нагруднику Н'Кало устройство усиливало голос, еле слышный из-за переломанной челюсти, — я должен рассказать вам о мире под названием Моликор.

6

Бескрайние просторы Моликора, изрезанные дельтами рек и усеянные островками болотной травы и можжевельника, были хорошим местом для того, чтобы спрятаться. Там, среди гнилых стволов, переплетенных корней и обкатанных водой камней скрывался целый народ. Его твердыни стояли в прибрежных мангровых болотах, где кровососущего гнуса было настолько много, что насекомые могли оторвать человека от земли, а вода кишела тысячей видов зубастых тварей. Этот народ, называющий себя эшкинами, был такой же частью пейзажа, как угрюмые сырые слоистые облака и возможность провалиться одетой в силовой ботинок ногой в мягкую землю. Этот народ открыто выразил неповиновение. Этот народ должен был погибнуть.

Командующий Н'Кало убрал магнокуляры от визоров шлема. Усиленного зрения хватало, чтобы понять, что противник не собирается афишировать своего присутствия, а более близкий взгляд лишь подтвердил это. За спиной Н'Кало почти сорок Железных Рыцарей образовали периметр, чтобы враг не зашел с неожиданной стороны. Стволы болтеров отделений Салика, К'джина и Швайо шарили по горизонту в поисках целей. Опустошители сержанта Борази вместо противотанкового оружия взяли с собой дополнительный боезапас для тяжелых болтеров, которые прекрасно выкашивали окружающую растительность и легко бронированных противников. Хотя в поле зрения Железных Рыцарей никого не было, и дельта казалась покинутой, опустошители несли заряженное оружие на плечах, готовясь в любой момент развернуть огневую точку.

— Они обеспечили нам хорошую охоту, — сказал стоящий за спиной Н'Кало сержант Борази, — я разочаровываюсь, когда враг показывается слишком рано.

— Лучше бы это была просто охота, — ответил Н'Кало. — Эшкины восстали против власти Империума. Их акции насилия против имперских городов уже записаны в книги злодеяний. Если падет Моликор, не удастся удержать и остальное пограничье.

— Тем не менее, капитан, это место напоминает мне о лучших охотничьих угодьях Сехериса. Чуть ниже экватора, где великие реки Замбенара впадают в океан. Я даже потерял счет собранным клыкам подстреленных из болтера пастей-жнецов.

— Тогда охота будет хорошей, брат, — сказал Н'Кало, убирая магнокуляры в поясную сумку, — если то, что здесь происходит, можно назвать охотой.

На Сехерисе, родном мире ордена Железных Рыцарей, беспощадные пустыни и равнины породили тысячу народностей, разделенных на племена, которые считали землю противником, которого необходимо победить. Именно из них набирали новобранцев Железные Рыцари, и они принимали вызов окружающего мира так же охотно, как вступали в бой с врагом. Они гордились тем фактом, что сражались на полях битвы, смертоносных вне зависимости от наличия там противника — радиоактивных скалистых пустынях, плотоядных джунглях, островах в кишащих хищниками морях и любых других забытых Императором местах, которые только может себе вообразить человеческий разум. Когда парламент Моликора попросил помощи против врага, который пытался избавить мир от присутствия Империума, Железные Рыцари увидели в этом не только задачу по сохранению пограничья Вурдалачьих звезд, но и шанс испытать самих себя против опасностей планеты.

Слишком часто, подумал Н'Кало, его братья-космодесантники относятся к войне как к спорту. То, что ему пришла в голову такая мысль, говорила о его потенциале командира. Именно поэтому его послали на Моликор контролировать своих нетерпеливых боевых братьев, вырезающих на планете эшкинов.

Миля за милей эшкины заманивали Железных Рыцарей в свои владения.

Было очевидно, что именно в этом и состоит их тактика. Уже идя по проложенным в извилистой дельте тропам, Н'Кало понял, что враг на Моликоре готовит западню, чтобы отрезать, окружить и уничтожить любые посланные Империумом в бой силы. Как и любой из Железных Рыцарей, он читал ландшафт как открытую книгу, за каждой запрудой и каждым поваленным стволом видя чей-то замысел.

Самый легкий путь в леса и болота дельты, где, безусловно, поджидали эшкины, проходил через два высоких леса, разделенных болотистой полосой, где вода поднималась над топкой почвой. Солнце скрывали облака, размытые тени делали воду черной, а дно казалось ненадежным. Обходные пути были слишком глубокими и трудными. Магнокуляры Н'Кало зафиксировали на расположенном вдали возвышении дамбу из бревен, с помощью которой и затопили эту местность, вынуждая атакующих пройти между лесами именно здесь.

Ударная группа Н'Кало ступила под отбрасываемую самыми высокими деревьями тень. Плотный густой лес представлял собой неухоженное переплетение сломанных ветвей и поврежденных стволов, сгрудившихся на выступающих из поверхности болота каменистых холмах, где было достаточно почвы, чтобы там могли расти деревья. Н'Кало не видел признаков присутствия эшкинов, но знал, что они там есть, столь же уверенно, как если бы они стояли прямо перед ним.

— Космодесантника невозможно заманить в западню, — сказал сержант Борази по вокс-сети ударной группы, — можно запереться с ним в одном помещении, но в ловушке при этом окажется совсем не он.

Н'Кало остановил группу у края леса. Перед ними простиралась открытая болотистая местность, края которой казались очень удобным местом для того, чтобы разбить лагерь и лишить врага возможности устроить засаду. Н'Кало подумал о назначенных парламентом командующих, которые купились на эту уловку прежде, чем Моликор запросил помощи у Империума. Они, должно быть, решили, что будет резонно рискнуть попасть в засаду один раз, но обеспечить себе прямой выход на противника. Скольких из них Эшкины убили, превратив местность в своего союзника? Сколько всадников в панике метались по точно такой же тропе под ливнем из тысячи стрел, а затем и под пулями из трофейного оружия в руках врага, который прятался так хорошо, что, казалось, убивать начал сам лес?

— Салик и Швайо, держите фронт, — скомандовал по воксу Н'Кало, — К'Джинн, прикрываешь тыл. Борази, со мной.

Ударная группа заняла позицию у входа в ловушку. Опустошители Борази опустились на одно колено, водя по дуге стволами тяжелых болтеров.

Наблюдателю, незнакомому с космодесантниками, могло показаться, что Железные Рыцари замерли в нерешительности, думая, стоит ли идти по лежащему перед ними узкому пути.

— Огонь! — приказал Н'Кало.

Тяжелые болтеры издали ужасный рев, их огонь начал кромсать стоящий по правую руку лес, размалывая на части стволы и взметая в воздух целые облака щепок.

— Вперед! — прокричал Н'Кало. Его голос был едва слышен на фоне шума. — Огонь в движении!

Пока опустошители перезаряжали оружие, три тактических отделения выдвинулись в сторону леса, ведя на бегу непрерывный огонь из болтеров. В одной руке Н'Кало сжимал силовой меч, в другой — плазменный пистолет. Когда на землю упали последние щепки, он впервые увидел противника.

Эшкины были украшены множеством шрамов, а их одежда представляла собой обернутые вокруг тела полоски ткани и кожи, защищающие их в лесу от шипов и колючек. Бугры покрывающих лица и тела шрамов выступали наружу достаточно далеко для того, чтобы их можно было проткнуть костями и колючками, а под кожу лишенных волос голов были внедрены шипы. Эшкины словно олицетворяли представления о жителях преисподней, бытующие на некоторых отсталых мирах. Возможно, они выбрали себе образ согласно мифам Моликора, чтобы вселить в сердца войск парламента страх перед проклятием.

Эшкины по мере сил огрызались огнем, оттаскивая раненых и убитых от того места, где раньше стояли деревья. Выстрелы направленных на Железных Рыцарей автоганов и лазганов с шипением вгрызались во влажную землю или со звоном рикошетили от керамита. Космодесантники, не снижая скорости, устремились на врага.

План засады состоял в том, что космодесантники останутся на открытом месте, полагая, что не смогут пробиться через лес. К несчастью для эшкинов, этот план, великолепно сработавший бы против армий парламента, не удался против бронированных космодесантников, чьи масса и сила позволяли им двигаться через лес стой же скоростью, что и по открытой местности. Бойцы отделения Салика первыми добежали до деревьев и, нисколько не замедлившись, начали прорываться между стволами. Под их весом трещала гнилая древесина. Железные Рыцари оказались среди издающих боевые кличи эшкинов. Очереди болтеров скрещивались в воздухе и разрывали врагов пополам.

Н'Кало внезапно ощутил легкое разочарование. В пределах досягаемости силового меча не было ни одного Эшкина. В быстро редеющий лес вошло отделение Швайо. Люди умирали среди узловатых корней и рухнувших стволов. Сегодня у Н'Кало не будет трофеев.

Наконец, Н'Кало добрался до деревьев. Среди упавших на землю ветвей лежали скрюченные, истерзанные тела. Один из противников был все еще жив. Он со стоном пытался подняться, похоже, не понимая, что одна из его рук оторвана у самого локтя. В валяющихся телах зияли огромные рваные раны, оставленные болтерным огнем. Одна из голов была разбита задником болтера. Н'Кало перешагивал через трупы, осматриваясь вокруг в поисках целей. За спиной шли Борази и К'Джинн.

Внезапно, Н'Кало перестал слышать тяжелые шаги и огонь болтеров своих идущих сзади боевых братьев. Он оглянулся, не желая замедляться, но никого не увидел.

— Доклад по отделениям! — сказал Н'Кало в вокс. Ответом ему было лишь потрескивание статики. — Доклад! — повторил он, но ответа не последовало.

Лес бурлил. Он был живым. Эшкинов теперь едва ли можно было назвать людьми: они проскальзывали внутрь древесных стволов, а их плоть сливалась с замшелой древесиной. Они стелились по земле подобно змеям, их конечности подвижностью напоминали жидкость, и они стекали в землю прежде, чем Н'Кало успевал прицелиться. Их силуэты мелькали над головой, как птицы.

— Что это за колдовство? — воскликнул Н'Кало. С гудением ожил силовой меч, командующий принялся размахивать им, сметая на своем пути деревья. — Космодесантник не боится козней нечисти! Он не знает страха!

Лес вокруг искажался. Деревья изгибались, перекрывая путь, а из земли высовывались руки, пытающиеся поймать космодесантника за щиколотки. Н'Кало выстрелил на ходу, плазменный пистолет послал сквозь листву мерцающий оранжевым светом поток, но не было никакой уверенности в том, что он хоть куда-то попал. Командующий налево и направо размахивал мечом, пробивая себе путь. Он попытался вызвать своих боевых братьев, но снова не получил ответа. На поверхности деревьев теперь проявились лица, а из земли выступила кровь. Небо, на которое Н’Кало бросил взгляд сквозь скрюченные ветви, казалось покрытым волдырями и ожогами, словно в нем накапливалась некая зловещая, готовая низринуться на космодесантника сила.

Н’Кало врезался в препятствие, которое не поддалось под его весом. Он отступил на шаг назад и увидел еще один кошмар. Выше пояса космодесантник, ниже пояса чудовище с паучьими конечностями. Несколько лап с ужасными когтями были подняты с явным намерением пронзить тело Н'Кало. Броня космодесантника принадлежала не Железным Рыцарям — она была фиолетовой, на одном из ее наплечников красовалось изображение золотой чаши. Судя по высокому воротнику, это был доспех образца «эгида», какой обычно носили библиарии.

Н'Кало ударил по появившейся фигуре мечом. Мутант отразил удар рукоятью изящно украшенного топора. Молниеносным, незаметным глазу движением существо оказалось над командующим, придавило его своим весом, вынудив опуститься на одно колено. Одна из конечностей схватила Н'Кало за держащую меч руку, а другая отшвырнула в сторону плазменный пистолет.

Лес снова изменялся, на сей раз возвращаясь в нормальное состояние. Н'Кало услышал заполняющие вокс-сеть голоса боевых братьев.

— Отходим! — раздался голос К'Джинна. — Перегруппировка на дальней стороне!

— У меня потери! — прокричал Салик. — Занимаем оборону! — в воксе раздался звук разрывающих деревья болтерных очередей.

Мутант пинком отбросил в сторону меч Н'Кало.

— Что ты такое? — выдохнул командующий. Он изо всех сил пытался освободиться, но мутант был сильнее даже космодесантника.

— Я — истина, — ответил Сарпедон.

Крепости эшкинов были замаскированы столь хорошо, что заметить их с воздуха не представлялось возможным. Даже лучшим имперским мастерам осады, возможно, не удалось бы столь искусно расположить на подходах к густым прибрежным лесам укрепления из деревянных кольев и ям-ловушек. Нападающий в пешем строю противник понес бы потери задолго до того, как подобрался бы на дистанцию выстрела из лука со стен крепости. Сами же крепости располагались в два уровня. Первым служили скрытые траншеи и смертельные ямы в земле, а вторым — галереи с бойницами в кронах наверху. Листва была достаточно густой, чтобы их скрыть, а промежутки между ними эшкины сделали непроходимыми с помощью переплетений колючей лозы, тонкого слоя сухой земли поверх ям с вязкой грязью, и даже гнезд лесных хищников. Настолько глубоко на территорию эшкинов удалось зайти двум отрядам солдат парламента. Никто больше не видел ни одного из них, если не считать нескольких посыльных, которых оставили в живых для того, чтобы они могли рассказать, что эшкинов не впечатлили сверкающие доспехами кавалеристы и пышные знамена армий парламента.

Крепости располагались на некотором отдалении от моря, хотя было трудно сказать, где оно начиналось. Сплетенные кроны мангровых деревьев образовали полог над темными водами, в которых добывали пищу рыбаки эшкинов, довольно быстро обнаружившие, что их гарпуны столь же хорошо, как рыбу из воды, могут выдергивать солдат из пробирающихся к берегу лодок. Отмелей и подводных камней здесь было достаточно, чтобы отбить желание высаживаться у всех, кроме самых жадных до славы адмиралов. К несчастью Парламентариев, у них когда-то был такой адмирал. Его корабли теперь сидели на мели в нескольких сотнях метров от берега. Их заманили в ловушку, и за несколько месяцев голод и снайперы эшкинов перебили всех членов команд до последнего человека.

Но сколь бы мощными ни были эти рубежи, они не смогли бы остановить космодесантников, несущих эшкинам правосудие. Однако Железным Рыцарям не дали шанса опробовать их на прочность.

Первым, что Н'Кало увидел в крепости эшкинов, был потолок из деревянных досок и переплетений лозы. Космодесантник попробовал пошевелиться и обнаружил, что не связан. Он лежал в построенном вокруг кривого древесного ствола на довольно большой высоте сооружении. Во влажном воздухе витал слабый запах сгнивших до состояния водянистой массы веток, смешивающийся с запахом морской соли. Повсюду можно было видеть часовых-эшкинов, пугающе-неподвижных, держащих подходы на прицеле луков и ручного огнестрельного оружия. Н'Кало впервые увидел их женщин и детей. Некоторые из часовых были женщинами, а из дверного проема за командующим со смесью восхищения и страха наблюдала стайка детей. Они были худощавыми, крепкими и жилистыми, какими могут вырасти лишь вдали от цивилизации, а рисунки на коже повторяли узоры шрамов на взрослых.

Н'Кало сел. Дети завизжали и разбежались. Судя по множеству пустых кроватей, командующий находился в чем-то вроде казармы или общинного дома. Оружия не наблюдалось, но броню космодесантнику оставили.

Шлема на Н'Кало не было. Он дотронулся перчаткой до лица. Неудивительно, что дети сбежали. Давние ожоги, которые он скрывал под рыцарским шлемом командующего, должно быть, заставляли его казаться еще большим чудовищем, чем любого другого космодесантника.

— Командующий Н'Кало, — сказал уже знакомый голос. Н'Кало вскочил, когда в помещение вошел мутант из леса.

— Где я? Что с моими братьями? — требовательно воскликнул Н'Кало.

— Они в безопасности. Я пока не могу отпустить их. Но скоро они выйдут на свободу, как и ты.

Космодесантник-мутант был вооружен силовым топором и болт-пистолетом, а Н'Кало не смог справиться с ним, даже имея при себе силовой меч. Будучи безоружным, он не имел против мутанта никаких шансов. В данной ситуации лучше было завязать разговор и ждать, чем отдать свою жизнь, сражаясь без шансов на победу.

— Ты так и не ответил на мой вопрос. Что ты такое?

Мутант пожал плечами. Для такого гротескного существа этот жест выглядел слишком по-человечески.

— Я космодесантник, как и ты. Ну, хорошо, не совсем как ты.

— Ты колдун.

— Да, если ты предпочитаешь этот термин. Я — библиарий и магистр ордена Испивающих Души, Сарпедон. И мы с тобой схожи не только тем, что носим вооружение Адептус Астартес. Мы оба, командующий Н'Кало, адепты не только войны, но и правосудия.

— Правосудия? Мои братья пали от твоей руки!

— Пали, но не погибли. За ними присматривает мой апотекарий. Двое ранены из болтера, один — цепным мечом. Хотя они и не смогут сражаться некоторое время, все трое будут жить. Они находятся на первом уровне, внизу, под присмотром моих боевых братьев. Сержант Борази создал нам довольно большие проблемы. Его стоит наградить за стойкость духа, хотя и неуместную в данной ситуации. Он будет должен нам несколько сломанных костей.

Н'Кало слышал об Испивающих Души. Как и Железные Рыцари, они были преемниками Имперских Кулаков, и считали Рогала Дорна своим примархом. Командующий никогда не встречал никого из Испивающих Души, но вспомнил, что они прославились своим мастерством абордажа и получили знаки почета во время битвы за дворец экклезиарха во время войн Отступничества. Н'Кало и Сарпедон должны были относиться друг к другу как братья, не только как космодесантники, но как сыны Дорна.

— Почему ты выступаешь против нас? — спросил Н'Кало. — Мы выполняем волю Императора!

— Волю Империума, — поправил Сарпедон, — не Императора.

— Полагаю, ты, мутант, поднявший руку на моих братьев, выполняешь волю Императора?

— Если посмотреть на это с твоей стороны, — ответил Сарпедон, — можно понять твои сомнения. Не думаю, однако, что тебе известна вся история происходящего на Моликоре.

— А ты, значит, собираешься мне ее рассказать? — сплюнул Н'Кало.

— Нет. Я собираюсь тебе ее показать.

Н'Кало увиделся с братьями, которых охраняло кольцо Испивающих Души. Железные Рыцари были безоружны, но, как и сказал Сарпедон, немногие из них были ранены. Апотекарий Испивающих Души проводил операцию на ноге одного из Железных Рыцарей, находящегося под действием снотворного. Остальные были в сознании и, увидев командующего, разразились гулом одобрительных возгласов в адрес Н'Кало и оскорблений в адрес Сарпедона. Некоторые из Испивающих Души также мутировали, хотя и не столь уродливо, как Сарпедон. У одного из них, например, была огромная мутировавшая рука, и Н'Кало задался вопросом, какие же еще изменения скрываются под доспехами.

Идя за магистром Испивающих Души по лесу эшкинов, командующий испытывал странное чувство. Он был не совсем пленником, но в то же время и не совсем гостем. Воинский ум Н'Кало оценивал каждую возможность напасть на Сарпедона, сбросить вниз или ударить в спину любым оружием, выхваченным у ближайшего эшкина, но у Сарпедона тоже были боевые инстинкты, и любая возможность исчезала даже прежде, чем появлялась. Если бы у него было оружие, подумал Н'Кало, он мог бы убить Сарпедона и, если не выполнить задание, то хотя бы избавить Империум от этого врага. Но даже с болтером или силовым мечом, смог бы он одолеть Сарпедона, если уже однажды потерпел от него поражение?

Эшкины с любопытством смотрели на идущего сквозь их владения Н'Кало. Они перемещались почти скрытыми растительностью тропами, избегая ловушек и тупиков, в изобилии усеивающих лес. Кое-где Н'Кало видел между корнями внизу морскую воду и эшкинов рядом с ней, ловящих рыбу или внимательно наблюдающих за подходами к берегу. В некоторых местах, где земля была твердой, в ней виднелись туннели и бункеры. Сами эшкины носили бронежилеты и обрывки трофейной униформы, причем самые яркие ее элементы можно было увидеть на тех, кто выглядел наиболее опытным и смертоносным. Очевидно, право на то, чтобы взять в качестве трофея одежду поверженного врага, являлось привилегией, которую нужно было заслужить.

Сердцем цитадели служило укрепление из камня, а не из дерева, как все остальное. Оно состояло из расположенных концентрическими окружностями выщербленных стен, окружающих огромную яму в центре. Сарпедон провел Н'Кало извилистым путем меж стен, хотя мог, вероятно, легко перелезть через них на своих паучьих лапах. Здесь не было деревьев, над головой простирался искусственный навес из переплетения лозы и веревок с привязанными к ним листьями. Меж стен не было ни одного эшкина, но множество их собралось между деревьев вокруг прогалины и наблюдало за спускающимися в яму космодесантниками.

— Как и вы, — сказал Сарпедон, — мы получили от парламента Моликора просьбу о помощи. Но мы уже давно научились осмотрительности. Возможно, даже некоторой подозрительности по отношению к нашим богобоязненным гражданам. Мы прибыли сюда, не сообщив об этом парламенту. Вместо этого мы поговорили с эшкинами. Полагаю, если узнать лишь одну часть истории, неизбежно пропустишь все самое интересное.

Яма представляла собой вертикально уходящий вниз колодец, вдоль стен которого, извиваясь, уходил в темноту фриз из покрытых резьбой камней. Резьба изображала бесконечную вереницу израненных и изломанных человеческих тел, лишенных конечностей или ослепленных, с застывшим на лицах страданием. Бесчисленное множество поколений назад скульпторы эшкинов использовали технику стилизации, лишив человеческие тела деталей и оставив лишь боль. В глубину колодца вела извилистая деревянная лестница.

— Когда имперские поселенцы прибыли на Моликор, — объяснял Сарпедон, пока они с Н'Кало спускались в глубину ямы, — они послали исследователей, чтобы те окультурили болото и проложили путь к океану. Люди надеялись построить на этом побережье порт и расселиться по остальным континентам планеты. Но им это не удалось, главным образом из-за того, что земля оказалась слишком болотистой, а эшкины — довольно недружелюбными. Но один из них нашел это место.

Н'Кало воспринимал слова Сарпедона лишь половиной своего разума. Другая половина была занята тем, что рассматривала возможность одолеть магистра Испивающих Души. Космодесантники оказались наедине, и братья Сарпедона уже не могли прийти ему на помощь. Если бы Н'Калo сумел зайти за спину библиария и действовал достаточно быстро, ему бы удалось сбросить Сарпедона с лестницы. Но не было никакой гарантии того, что падение убьет его — командующий уже мог разглядеть дно колодца, усыпанное листьями и сломанными ветвями. Падение с такой высоты доставит космодесантнику лишь легкое неудобство. Можно было попытаться взять шею Сарпедона в удушающий захват, но воротник доспеха образца «Эгида» делал это действие весьма затруднительным, к тому же, космодесантник мог продержаться довольно долго, прежде чем откажут все три легких. К тому моменту Сарпедон уже, скорее всего, выбрался бы вместе с Н'Кало из колодца и с помощью остальных Испивающих Души свершил над ним возмездие.

Вероятно, еще более важным фактором было то, что Н'Кало почувствовал в словах Сарпедона правду. Железный Рыцарь хотел узнать, что же такое сокрыто здесь, что могло заставить космодесантника, пусть и отступника, сражаться против собственных братьев. Поэтому командующий сдерживался и шел за Сарпедоном, через некоторое время достигнув дна колодца и углубившись в обнаружившийся в стене туннель.

Стены туннеля также покрывала резьба. Изображения глаз и рук, символы наблюдения и защиты. Дуновение горячего влажного ветра с другой стороны туннеля донесло до Н'Кало пронзительные крики людей. Они кричали, и сотни голосов переплетались, подобно нитям гобелена.

Взгляду открылась пещера, чьи мрачные камни подсвечивались изнутри кроваво-красным светом. Крики стали громче. Н'Кало напрягся, не уверенный в том, что его ждет впереди, частью разума все еще ожидая момента, когда библиарий ослабит бдительность.

— У Моликора, — сказал Сарпедон, — довольно любопытные отношения с покойниками.

Туннель внезапно оборвался. Перед космодесантниками лежала огромная, как океан, пещера, почти до уровня входа заполненная извивающимися телами.

Н'Кало был почти ошеломлен тем, что увидел. Из-за ужаса и невозможности открывшейся картины разум отказывался верить глазам и ушам. Нагие тела принадлежали мужчинам и женщинам всех возрастов, размеров и увета кожи. Их глаза и кровоточащие раны на теле испускали свет. На большинстве виднелись шрамы эшкинов, но можно было увидеть и множество людей других культур.

— Кто они? — спросил Н'Кало.

— Все, кто когда-либо умер на Моликоре, — ответил Сарпедон, — никто не знает, насколько далеко уходит эта пещера. Когда на Моликоре кто-то умирает, его тело разлагается и поглощается землей. А затем восстанавливается здесь, планета словно отрыгивает его наружу. Все они здесь, все, кого забрал этот мир с самой эры Раздора.

— Почему… почему ты мне это показываешь? — произнес Н'Кало.

Сарпедон достал болт-пистолет. На мгновение Н'Кало подумал, что Испивающий Души собирается напасть, но вместо этого библиарий протянул его командующему рукоятью вперед.

— Потому, что не могу ожидать, что ты поверишь мне на слово, — ответил Сарпедон, — кроме того, я ничего еще не показал.

Тела взметнулись вверх, словно прибойная волна. Н'Кало успел лишь сомкнуть пальцы на рукояти пистолета, когда его окружила ужасная масса переплетенных конечностей. Железный Рыцарь видел, что это не трупы, но и не живые люди, а нечто иное. Они словно родились заново в том же состоянии, в котором находились в момент смерти, и испытывали те же самые эмоции — страх, гнев, одиночество. Их крики были бессловесным потоком боли. Один из них обхватил Н'Кало руками, пытаясь заставить его согнуться — Железный Рыцарь разорвал его на части выстрелом в верхнюю часть груди. Существо осело, искажаясь во вспышке кроваво-красного света.

Сарпедон схватил Н'Кало за запястье свободной руки.

— За мной, — громко сказал он, перекрикивая несмолкаемый рев, и потащил командующего в пещеру, прочь от края.

Космодесантникам потребовалось много времени, чтобы пробиться через мертвецов Моликора. Оказалось, что паучьи ноги Сарпедона неплохо прокладывают среди извивающихся тел путь, освещаемый красными отсветами энергии, что наделила жизнью эти отголоски погибших людей. Крик звучал глухо, как рокот далекого океана, но иногда раздавались и резкие вопли. Н'Кало следовал за Сарпедоном, прокладывающим путь вниз. Командующий рассмотрел шанс выстрелить в библиария из его же болт-пистолета, но понял, что окажется в ловушке в этом океане тел, и неизвестно, сможет ли выбраться. Кроме того, он хотел знать, что Сарпедон собирается показать. Такое любопытство скорее было свойственно человеку, нежели космодесантнику, однако, оно безраздельно завладело командующим.

Сарпедон отодвинул в сторону несколько тел, и космодесантники оказались в некой похожей на абсцесс полости. В ее центре находился каменный стержень, сталагмит, к которому было приковано еще одно тело.

С первого взгляда Н'Кало понял, что это имперский гражданин мужского пола. На месте одного из глаз, там, где некогда находился бионический имплантат, зияла рваная рана, а на плече была вытатуирована аквила. Из увиденных Н'Кало мертвецов Моликора только этот был ограничен в свободе перемещения.

— Это, — сказал Сарпедон, — Мантер Филл. Парламентарии Моликора послали его исследовать болота дельты. Он нашел эшкинов и выторговал себе разрешение спуститься в яму, чтобы увидеть то, что они так решительно охраняют. Они полагали, что, когда он увидит это место, то начнет считать его защиту священным долгом, как и сами эшкины. Но они ошибались.

Сарпедон снял с пояса доспеха инфопланшет. Н'Кало не заметил его прежде, поскольку все его внимание было сосредоточено на отвратительных мутациях Сарпедона и обходило стороной детали.

— Это отчет, который Филл отослал парламентариям, — сказал Сарпедон.

Изображение было довольно скверным, но на нем можно было узнать лицо человека, прикованного сейчас цепью к скале. При жизни Мантер Филл сочетал в себе жесткие черты исследователя и светский лоск, его обветренное лицо соседствовало с напудренным завитым париком.

— Эшкины охраняли их в течение нескольких поколений, мои лорды. И, хотя на первый взгляд они выглядят кошмарно, после тщательного исследования и бесед с принявшими меня эшкинами я пришел к выводу, что они — главное сокровище этой планеты. Видите ли, это не живые существа, но и не мертвецы. Они не стареют, они не испытывают усталости. Они просто существуют. Только подумайте, мои лорды! Подумайте, каким они могут стать ресурсом! Бесконечный источник грубой рабочей силы! Если они поддаются обучению — тогда все хорошо, если не поддаются — для того, чтобы сделать их полезными, будет достаточно несложной электроники и интерфейсов. Я считаю, что мертвецы Моликора — богатейший природный ресурс всей этой…

Сарпедон поставил запись на паузу. Н'Кало в течение нескольких секунд молча смотрел на изображение Филла, затем на лицо прикованного к камню человека.

— Он вернулся, чтобы заключить с эшкинами еще одну сделку. Чтобы ему снова предоставили доступ к яме, — сказал Сарпедон, — но к тому моменту они уже знали о его намерениях. И убили его.

— Это они приковали тело? — спросил Н'Кало.

— Нет. Это сделал я, чтобы иметь возможность показать его кому-то вроде тебя. Филл и парламентарии не понимают того, что эшкинам известно уже тысячи лет. Силу, подобную этой, нельзя использовать без последствий. Граница между реальным миром и варпом здесь очень тонка. Эмоции умирающих обретают плоть в варпе и выбрасываются в эту яму. Предки племен Моликора знали об этом и послали лучших воинов охранять это место. Со временем они стали эшкинами. Когда на Моликор прибыли поселенцы из Империума и парламентарии узнали о яме, они решили, что хотят заполучить ее, не имея ни малейшего представления о ее истинной природе.

Сарпедон снова начал продираться сквозь массу тел, расчищая путь на поверхность. Н'Кало мог лишь следовать за ним, командующего обуревали противоречивые чувства. Масштабность сказанного библиарием, сам факт существования мира, который извергает мертвецов в виде бессмысленно существующих созданий, факт, что парламентарии выступили в роли агрессоров и то, что лишь эшкины стоят между Моликором и проклятием — все это давило на Железного Рыцаря и плохо укладывалось в его голове. Все, что Н'Кало знал о Моликоре, все, что принимал на веру, оказалось неправильным.

Свод потолка Верховного парламента Моликора, Имперского зала, купели Величия, возвышался над собравшимися членами совета подобно вторым небесам. Купол Верховного Парламента цветом напоминал небо, величественные облака, подсвеченные золотым солнечным светом, повторяющим причудливые изображения великолепия Терры. Члены Верховного парламента, собранного из малых парламентов городов Моликора, блистали униформой множества полков планеты и одеяниями собственных торговых домов. В знак верности Империуму они несли на себе знаки аквилы.

Под куполом собрались три тысячи мужчин и женщин, а наиболее почетное место занимал лорд-спикер Ваннариан Ранн. Будучи официальным представителем парламента, Ранн считался имперским губернатором Моликора. С широких плеч этого низкорослого крепкого человека свисала отделанная горностаем накидка. Приличествующая его статусу массивная золотая цепь поблескивала там, где находилась бы шея, если бы ее можно было обнаружить между бочкообразной грудью и бритой головой с выражением недовольства на лице. На цепи висела инкрустированная бриллиантами и рубинами серебряная аквила. На коротких пальцах сверкали большими драгоценными камнями массивные перстни.

— Мужчины и женщины Верховного парламента! — воскликнул Ранн, — сыновья и дочери имперской воли! Поприветствуем командующего Н'Кало из Железных Рыцарей!

Н'Кало прошел к центру зала. Каждый из присутствующих неотрывно смотрел на него. Привычным для них зрелищем были вся роскошь и украшения, которые только мог предоставить им Моликор, поэтому вид космодесантника был для них в новинку. Ближайшие к Н'Кало люди испуганно вздрагивали, когда он проходил мимо. Даже в рыцарском доспехе со всеми его венками и гребнями Железный Рыцарь определенно выглядел, как созданная убивать машина.

— Досточтимые члены совета Моликора, — начал Н'Кало, приблизившись к Ранну, — благодарю вас за то, что допустили меня в сердце вашего правительства. Железные Рыцари, как и вы, применяют оружие по воле Императора, в этом мы с вами — братья пред лицом Его.

— Вы здесь желанный гость, командующий Н'Кало, и вашим братьям-космодесантникам окажут любые почести, которые только под силу парламенту. Воистину в наших глазах вы — спасители наших людей. Вы охраняете наших граждан от угроз, которые над ними нависли, — слова Ранна были встречены вежливыми аплодисментами членов Верховного парламента, — вы пришли, чтобы сказать нам, что восстание подавлено? — продолжил Ранн, — что ненавистные эшкины больше не будут осквернять наши земли своей дикостью, и что Моликор останется под властью Императора?

Н'Кало снял шлем. Несмотря на необходимость соблюдать приличия, многие члены совета при виде обожженного лица командующего и местами отсутствующей, местами почерневшей и оплавившейся, подобно нагретому и снова охлажденному воску, кожи, поморщились, а кое-кто даже отвернулся.

— Нет, лорд-спикер, — сказал он, — я пришел не за этим.

Его слова были встречены тишиной. Те члены совета, кто не смотрел с брезгливым интересом на лицо Н'Кало, начали тревожно переглядываться.

— Командующий? — сказал Ранн. — Умоляю, объяснитесь.

— Я видел яму, — сказал Н'Кало, — я слышал слова Мантера Филла. Когда мои Железные Рыцари ответили на призыв парламента, они ничего не обдумывали, не изучали историю этого мира и не вдавались в истинную суть местных конфликтов. Наш путь — действие, а не раздумья. Но нас вынудили изучить Моликор союзники эшкинов, которые также откликнулись на ваш призыв, с той лишь разницей, что они хотели узнать истину, а не просто уничтожить эшкинов по вашему желанию.

— О какой яме вы говорите? — спросил Ранн. — А этот Мантер Филл? Нам о нем ничего не…

— Не лгите мне! — рявкнул Н'Кало. Ближайшие к нему члены совета начали пытаться отодвинуться как можно дальше, некоторые даже умудрились залезть на колени своим соседям.

— Я попытался разобраться сам. Я направился в исторические архивы Молик Терциам. Да, в то место, которое вы считали надежно скрытым от посторонних глаз! Мои боевые братья взяли штурмом имение маршала кавалерии Конигена, героя вашей истории, и потребовали, чтобы он рассказал, почему сначала повел войска в дельту! Мы знаем правду, мои братья и я. Война на Моликоре началась не из-за восстания эшкинов. Все дело в вашем желании эксплуатировать мертвецов Моликора как рабочую силу для шахт и верфей! В богатстве, которое они могут принести вам! В вашей готовности использовать силы, сочащиеся из варпа, и готовности эшкинов препятствовать тому, чтобы вы совершили этот грех!

— А что нам оставалось делать? — воскликнул Ранн. — Пограничье висит на волоске! Без военных ресурсов, которые можно производить с использованием такого труда, мы никогда не удержим Вурдалачьи звезды! Сейчас люди едва выживают здесь! Вы предлагаете самим загнать себя в рабство? Предлагаете работать так, чтобы руки стирались до костей?

— Нет, — спокойн ответил Н'Кало, — я предлагаю вам покинуть это место.

«Кара Гарадана» несла на себе намного меньше украшений и почетных знаков, чем большинство ударных крейсеров Адептус Астартес. Каждый его дюйм, каждая четкая, жесткая линия, говорили о том, что это боевой корабль. Казалось, он с негодованием смотрит с орбиты на затянутую облаками планету. Над носом корабля находилось украшение в виде львиной гривы. Этот элемент, похожий на плюмаж на шлеме рыцаря-феодала, был единственной уступкой в пользу эстетичности.

Внутри «Кара» было почти такой же, и мало что говорило о славной истории Железных Рыцарей. Большинство текущих корабельных дел Н'Кало вел из своей кельи, где он тренировался и медитировал, когда в нем не нуждался флаг-капитан. Установленный на одной из стен пикт-экран, показывал крупный план неба над космопортом Моликора. Командующий смотрел на скопление выходящих из облачного покрова дождем серебристых искр торговых и грузовых судов. На этих кораблях находилось имперское население Моликора, вместе с лидерами-парламентариями. Эти лидеры менее трех дней назад получили футляры слоновой кости, в которых содержался приказ эвакуировать планету под страхом уничтожения. Приказ был подписан литерой «I», наделявшей их в Империуме властью, выше которой было только слово самого Бога-Императора.

Также в чехле лежали молитвенные четки. Это было традиционное сообщение. «Если ты дерзнешь проигнорировать приказ, используй эти четки, ибо молитва — твоя единственная надежда на избавление».

В космосе, благодаря огромным расстояниям, события развивались медленно. Пикт-экран со щелчком переключился с изображения покидающих планету кораблей парламента на изображение одинокого корабля золотого и черного цветов, покидающего свое укрытие за одной из лун Моликора. Этот корабль, чьего названия Н'Кало не знал, добрался до Моликора столь быстро, что, по всей видимости, был оснащен археотехническими или даже ксеносскими двигателями, позволяющими перемещаться в варпе с большой скоростью.

Это было судно Инквизиции. Командующий был уверен в этом, даже не выходя на связь. Тем не менее флаг-капитан отправил сигнал приветствия, но, чего и следовало ожидать, не получил ответа. Адептус Астартес сделали свою работу на Моликоре. Теперь за дело взялась Инквизиция, которая не держала ответа ни перед кем.

Н'Кало уже доводилось видеть выполнение приказа на карантин. Он надеялся, что все успели покинуть Моликор. Хотя командующий не испытывал особой любви к парламентариям, от главных заговорщиков уже избавились, остались более-менее невинные имперские граждане. Инквизиция изолирует мир, уничтожит космопорт и провозгласит мир запретным из-за аномального возмущения варпа под поверхностью, которое заставило планету превращать мертвецов в безмозглые куклы. Парламентариев, собиравшихся использовать яму, будут судить, допрашивать, и, скорее всего, казнят за столь охотное занятие связанными с варпом вопросами. Н'Кало не особенно волновала их судьба. По всему Империуму гораздо более плохие вещи происходили с гораздо более хорошими людьми. Думать об этом было пустым занятием. Дальнейшие события виделись довольно мрачными, но командующий верил, что все идет так, как и должно.

У Испивающих Души веры не было, по крайней мере, веры в Империум. Вероятно, их можно понять, подумал Н'Кало. Он видел все то же самое, что и они, ту же самую жестокость и бесполезную хаотичность распределения ресурсов Империума. Железный Рыцарь не отклонился от принятой в Империуме линии поведения — в конце концов, он сообщил Инквизиции об угрозе на Моликоре. Но, анализируя произошедшее в своей келье, он поневоле задался вопросом, сколько еще ему нужно увидеть несправедливости, чтобы превратиться в отступника, подобно Испивающим Души?

— Командующий Н'Кало, — раздался из вокса голос флаг-капитана, — мы получаем входящий сигнал, адресованный вам.

— Откройте канал связи, — сказал Н'Кало.

— Приветствую, командующий, — произнес голос, который совсем недавно, будучи еще незнакомым, достиг ушей Н'Кало сквозь звуки стрельбы и треск веток на лесной прогалине.

— Сарпедон, — сказал Н'Кало, — не думал, что ты все еще где-то рядом. Тебе стоило бы знать, что Инквизиция с удовольствием подслушивает переговоры.

— На моем корабле есть устройства связи, которые даже Инквизиция раскусит не сразу, — ответил Сарпедон. Его голос передавался в режиме реального времени. Это означало, что корабль Испивающих Души находится неподалеку, — я хотел поблагодарить тебя за правильный поступок по отношению к Моликору и эшкинам. Ты мог поступить по-имперски, но ты этого не сделал. Для этого нужно необычайное мужество.

— Я выступил против парламента Моликора не ради благодарности, — ответил Н'Кало, — я сделал это потому, что это было необходимо. Духовную угрозу на этом мире нельзя было оставлять без внимания. Но я рад, что не стал орудием несправедливости, поэтому благодарю тебя за то, что указал мне все возможные пути.

— И все же я подозреваю, что твоя благодарность не помешает тебе атаковать такого отступника и мутанта, как я, — сказал Сарпедон, — поэтому мне придется откланяться.

— Соглашусь, Сарпедон. Это будет мудро. Прежде, чем ты уйдешь, я хотел бы задать один вопрос.

— Задавай.

— Что стало с эшкинами?

Н'Кало показалось, что он услышал короткий смешок.

— Не волнуйся за них, — сказал Сарпедон, — у моего ордена хватит сил перевезти их куда-нибудь, где они смогут начать все с начала, и где Империум еще очень долгое время их не найдет.

— Ясно. Для меня будет лучше, чтобы я больше ничего не знал. Прощай, Сарпедон, я буду молиться о том, чтобы наши пути не пересеклись, поскольку я чувствую, что если это случится, мне придется сражаться с тобой.

— Я буду молиться о том же, командующий Н'Кало. Да направит тебя Император.

Связь оборвалась.

Через несколько часов сканеры «Кары Гарадана» обнаружили возможную сигнатуру судна, совершающего варп-прыжок от отдаленных миров системы Моликор. Судя по сигнатуре, судно было очень крупным, превосходило размерами любой имперский корабль, однако же, казалось, что оно скрывается в тени, словно снабжено некой системой маскировки, превосходящей известные Империуму технологии. Н’Кало не стал разубеждать флаг-капитана, когда этот сигнал был зарегистрирован и принят за сбой в работе сенсора, и Испивающие Души исчезли со страниц истории ордена Железных Рыцарей.

7

— И чему же, — спросил капитан Борганор из Воющих Грифонов, — это служит оправданием?

После выступления Н'Кало в суде царил не такой шум, как после речи Варники. Вместо этого раздался приглушенный гул. Воющие Грифоны бормотали клятвы и плевали на пол. Имперские Кулаки пытались остаться беспристрастными, но когда Н'Кало закончил давать показания, на их лицах появилось выражение презрения. Мрачный Рейнез изо всех сил старался хранить молчание, закрыв глаза и опустив голову.

— Скольких моих боевых братьев эта история вернет из могил? — продолжал Борганор, — Испивающие Души вмешались в грызню каких-то болотников. Что это говорит о них? Они боролись с божественным имперским правом. Чтобы потешить чувство справедливости командующего Н'Кало, они лишь увезли банду дикарей навстречу Трон знает какой участи. И мы должны оправдать Сарпедона по обвинению в гибели моих братьев? Кто-нибудь выскажется за Воющих Грифонов?

— Или за Багровых Кулаков? — вмешался Рейнез. — Что такого сделали эшкины, чтобы заслужить право голоса на этом процессе? Каждый из моих погибших братьев стоит тысячи язычников, спасенных Испивающими Души!

— Если мне будет позволено, — вмешался Гефсемар из Сангвинарных Ангелов, — я чувствую, что смогу пролить немного света на касающиеся судьбы Испивающих Души вопросы.

— Да что ты можешь сказать, раззолоченный павлин? — сплюнул Рейнез.

— Рейнез, ты уже высказался! — воскликнул магистр ордена Владимир.

— А как его орден пострадал от рук Сарпедона? — парировал Рейнез. — Он явился сюда лишь для того, чтобы поглазеть на мутанта! Для него это развлечение! Он считает священную землю «Фаланги» декорациями!

— Твои возражения, — холодно произнес Владимир, — приняты во внимание. Командующий Гефсемар, прошу высказаться.

Гефсемар помедлил, словно дожидаясь, пока на него будет обращено внимание всех присутствующих. На маске, которую он надел, не было слез, а на лбу и щеках виднелись надписи на высоком готике.

— Воистину, то, что я хочу сказать, более уместно, чем любое заявление капитана Рейнеза, — сказал он, — и я чувствую, что немногие смогут найти слова, более подобающие ситуации, чем те, что нашел я.

— Ближе к делу, щеголь, — пробормотал Рейнез.

— Сангвинарные жрецы моего ордена, — продолжил Гефсемар, — долгое время ведут исследования связи между генным семенем, которое несет в себе каждый космодесантник, и благословенной плотью наших примархов, по образу и подобию которой создавалось генное семя изначальных восемнадцати легионов. Воистину, нам открылось многое о святом Сангвинии, отце нашего ордена, и эти открытия закаляют наши души перед грядущей битвой. Так получилось, что некто передал Сангвинарным Ангелам образец генного семени ордена Испивающих Души в надежде, что мы смогли бы установить, лежит ли причина их мятежа в изъяне генного семени.

— Где вы его взяли? — сказал Сарпедон. — Кто из моих братьев вам его передал?

— Боюсь, что это был не твой брат, — ответил Гефсемар — генное семя передал нам Испивающий Души, недовольный тем, что ты узурпировал пост магистра ордена. Через свои связи в Инквизиции он искал способ отомстить.

— Михайрас, — мрачно произнес Сарпедон, — я думал, что убил его во время второй высадки на Стратикс Люминэ. Я недооценил своего старого новобранца. Он все еще пытается отомстить, даже после смерти.

— И ему это удалось, — продолжил Гефсемар, — космодесантники, лорд-судья, сангвинарные жрецы в ходе своего исследования ожидали обнаружить в основе генного семени Испивающих Души следы плоти самого Рогала Дорна. Но не обнаружили.

— Что ты хочешь сказать? — спросил Сарпедон.

— Я хочу сказать, что Рогал Дорн не является вашим примархом, — сказал Гефсемар, — и не могу сказать, кто является. Сангвинарные жрецы еще не закончили исследования. Но генное семя Дорна — одно из самых стабильных и узнаваемых среди Адептус Астартес, и можно с уверенностью заявить, что у Испивающих Души его нет. Именно для того, чтобы рассказать эту новость, я и прибыл на «Фалангу». Именно поэтому Сангвинарные Ангелы просили права присутствовать на суде.

Сарпедон забился в путах, почти вывалившись из своей клетки.

— Нет! — закричал он. — Вы отняли у нас все! Нашу свободу! Нашу войну! Вы не можете отнять Рогала Дорна!

— Подсудимый, молчать! — воскликнул Владимир, перекрикивая звук десятков извлекаемых болт-пистолетов. Каждый ствол был направлен на Сарпедона, чтобы открыть огонь, если он разорвет оковы и нападет на Гефсемара. Лисандр стоял между Сарпедоном и Гефсемаром, готовый повергнуть Испивающего Души при малейшем признаке того, что он вырывается на свободу.

Рейнез не двигался. Он уже увидел весь урон, который только можно было нанести Сарпедону. Впервые с момента прибытия на «Фалангу» на его лице появилась ухмылка.

Брат Сеннон хромал по Залам Искупления, едва в силах вынести взгляды Испивающих Души. Космодесантники сидели в камерах, прикованные цепями к стенам, и ожидали решения, которое будет принято в Обсерватории Величия Дорна. Новости о том, что Дениятос жив, вызвали у них замешательство пополам с ликованием. Присутствие философа-солдата было недолгим, всего несколько секунд, а затем дредноут заключили в камеру, и сейчас ни один из Испивающих Души не мог быть абсолютно уверен, что вообще его видел. Когда в коридоре появился одинокий паломник, они были заняты обдумыванием произошедшего.

За человеком шли два Имперских Кулака, но казалось, что гораздо большую опасность для Сеннона представляют не Испивающие Души, а собственное состояние здоровья. Синеватая, влажная от пота кожа, красные круги вокруг глаз, опустившиеся, словно под гнетом собственного веса, плечи. Дыхание было похоже на болезненный хрип.

Он прошел мимо камеры сержанта Салка. Сержант был истощен, его руки покрывали раны — он продолжал пытаться разорвать оковы даже после того, как стало очевидно, что освободиться ему не удастся. Остальные Испивающие Души молились или просто отдыхали, отключив половину мозга и оставив вторую половину бодрствовать. Такую способность космодесантникам давал каталептический узел, внедренный между полушарий мозга. Сервиторы регулярно приносили Испивающим Души пищу, но это было единственной уступкой в пользу комфорта. Так как место заточения Дениятоса находилось довольно далеко, пленники вели себя тихо, каждый из них обдумывал собственное положение и ждал новостей о Сарпедоне и судебном процессе. Но никто ни о чем не спрашивал тюремщиков из Имперских Кулаков.

В одной из камер находился капеллан Иктинос. Камера была запечатана так, чтобы ни один из Испивающих Души не мог увидеть или услышать капеллана. Риторику Иктиноса сочли одной из самых больших угроз для нормального содержания пленников, поэтому к прутьям решетки приварили стальные листы. Тех Испивающих Души, кто, лишившись офицеров, примкнул к его пастве, распределили по Залам Искупления таким образом, чтобы максимально ограничить их возможность общаться между собой. Проходя мимо запечатанной камеры, Сеннон коснулся ее двумя пальцами, пробормотав молитву о душе Иктиноса.

Человек остановился у камеры капитана Люко и опустился на колени.

— Осторожней, — сказал Люко, — по тебе не скажешь, что тебе удастся снова подняться.

— Я пришел помолиться за вас, — сказал Сеннон.

— Помолись за себя, — ответил Люко, — все молитвы, которые могли бы нам помочь, уже прозвучали на Селааке.

— Вы не безнадежны, — сказал Сеннон, не обращая внимания на смесь жалости и презрения, с которой капитан на него посмотрел. Скованный цепями Люко по сравнению с Сенноном был гигантом, и мощи, свойственной каждому космодесантнику, его не лишали ни оковы, удерживающие капитана у стены, ни прутья, стоящие между ним и человеком.

— Невозможно подойти к пропасти настолько близко, чтобы милость Императора не могла вернуть тебя с ее края.

— А что насчет тех, кто уже рухнул вниз? Что? Молиться за них — грех, не так ли?

— Не думаю, что ты из таких, капитан Люко.

— Ты знаешь мое имя, — сказал Люко.

— Я читал об Испивающих Души, — сказал Сеннон, — Имперские Кулаки открыли нашему культу большую часть информации о них, чтобы мы могли наилучшим образом наблюдать за свершением правосудия. Мы, может, и называемся Незрячим Оком, но не выполняем свой долг вслепую, имея доступ к знаниям.

— Инквизиция, знаешь ли, приказала вычеркнуть нас отовсюду, — сказал Люко, — они, скорее всего, повесят тебя просто за то, что ты знаешь о нашем существовании.

— Власть здесь принадлежит Имперским Кулакам, — ответил Сеннон. — Инквизиция, конечно, может взять свое, когда мы покинем «Фалангу», но это — приемлемая цена за возможность увидеть торжество правосудия в столь сложном деле.

— Должно быть, легко жить, видя Галактику такой простой, — с презрением в голосе произнес Люко, — думая, что знаешь, что правильно, а что неправильно. Слепо веря, что один из путей хорош, а другой плох, и никогда не задумываясь об этом. Я тебе очень завидую, паломник.

— Значит, ты сомневаешься, что идешь правильным путем? Сомнение — грех, капитан Люко.

Люко улыбнулся одними губами.

— Спасибо. Я добавлю его к списку своих грехов.

— Я буду молиться о тебе.

— Не будешь. Обо мне не будут молиться

— Ты в цепях. Не тебе решать, будут ли о тебе молиться.

С этим Люко поспорить не мог. Сеннон, стоящий на коленях у камеры капитана, склонил голову и закрыл глаза. Его дыхание стало тише, и Люко даже показалось, что молодой паломник умирает прямо перед решеткой.

— Я тебе очень завидую, — повторил Люко слишком тихо для того, чтобы его кто-нибудь услышал.

Сарпедон едва заметил, как Имперские Кулаки отвели его из обсерватории Величия Дорна обратно в камеру. В первые два раза он оценивал своих охранников и маршрут, которым они следовали, чтобы выбрать наилучшее время для того, чтобы попытаться спастись. Руки были скованы, но он все еще мог пользоваться ногами, которых у него осталось шесть. К тому же Сарпедон был быстрее и сильнее любого из четырех охраняющих его Имперских Кулаков.

Но со всеми четырьмя он бы не справился. В отличие от Сарпедона, они были вооружены и бронированы. Подавляющий ошейник не давал использовать «пекло», которое могло бы создать достаточный беспорядок, чтобы появилась возможность сбежать. Из известных библиарию планов «Фаланги» он сделал вывод, что будет сложно уйти достаточно далеко от полного враждебно настроенных космодесантников купола прежде, чем поднимется тревога. Идея о побеге была почти забыта и отложена в ту часть разума космодесантника, где хранятся отвергнутые планы сражений в ожидании, когда с них снова смахнут пыль.

На пересечении коридоров, где заканчивались научные лаборатории и хранилища карт и начинались отделанные камнем Залы Искупления, Сарпедона с конвоирами встретил капитан Борганор.

— Остановитесь, братья, — сказал Борганор. — Я хотел бы поговорить с заключенным.

— На каком основании? — спросил старший Имперский Кулак.

— На основании братских уз, — ответил Воющий Грифон, — у меня нет разрешения лорда Владимира, если именно это ты имеешь в виду. Я просто хочу задать подсудимому вопрос, ответ на который желает знать каждый космодесантник на этом корабле. Я не задержу вас надолго. Прошу об этом, как твой брат.

— Все слышали о непотребствах, которые Испивающие Души вершили над Воющими Грифонами, — сказал Имперский Кулак, — спрашивай, что хочешь, только быстро.

— Благодарю, — сказал Борганор. Имперские Кулаки немного отошли от Испивающего Души, чтобы создать некое подобие приватности беседы Борганора и Сарпедона.

Сарпедон снова подумал о побеге. Или, по крайней мере, о борьбе. Ему уже приходилось побеждать Борганора, о чем свидетельствовала бионическая нога последнего. Но нападение на Воющего Грифона не сделало бы Испивающего Души свободным. И, самое главное, ни к чему бы не привело. Сарпедон не испытывал по отношению к Борганору особой ненависти. Воющий Грифон был в своем роде жертвой злобы Империума. Сарпедон мысленно отступил и решил, что здесь сражаться не станет.

— Что ты хочешь знать? — спросил он.

Борганор приблизился вплотную. Он был настроен столь же агрессивно, как и все присутствовавшие в зале суда, но, казалось, немного успокоился с того момента. Возможно, его пыл охладила уверенность в том, что конец уже близок, что Владимир и другие космодесантники уже решают, как именно следует казнить Сарпедона.

— А ты как думаешь? — сказал Борганор, — я хочу знать причину.

— Причину?

— Причину, которая вынудила тебя восстать против Империума. Среди всех этих дебатов и споров, никто еще не понял, почему ты сделал Испивающих Души отступниками. Дело в Абраксесе? Ваше восстание началось с порчи? Скажи правду, Сарпедон, ведь лгать теперь бесполезно.

— Мы увидели, — ответил Сарпедон, — истинную суть Империума. Полагаю, мы всегда о ней знали, но понимание было задавлено весом традиций и истории. Империум — злое место, капитан. Сколько его граждан не испытывает страха и страдания? Сомневаюсь, что найдется хоть один. Империум стоит на злобе и жестокости. И, наказывая собственных людей, творя необходимое, по его словам, зло по отношению к ним, он становится питомником всего того зла, с которым, как он утверждает, борется. Армии Хаоса не возникают на пустом месте. Они состоят из тех, кто раньше были гражданами того же самого Империума, но первоначально подверглись порче под действием его ужасов. Именно это делает их восприимчивыми к шепоту темных богов. Если бы Император по-прежнему ходил среди нас, Он с ужасом посмотрел бы на творение рук человеческих и постарался бы его уничтожить. Империум — не последний оплот против врага. Он и есть враг.

— Ты утверждаешь, что Варника сказал неправду? Что Абраксес никогда не использовал вас в собственных целях?

— Абраксес использовал нас, это правда, — признал Сарпедон, — Он использовал наш гнев по отношению к Империуму, чтобы манипулировать нами и обратить против собственных врагов. Но мы испытывали этот гнев еще до того, как он запустил в нас свои когти, и мы убили Абраксеса за то, что он сделал. Я не горжусь тем, насколько слепыми он нас сделал. Именно его прикосновение дало мне эти мутации, и я не понимал, что это такое, пока он не ушел. Но не он научил нас презирать Империум. С этим мы справились самостоятельно.

Борганор покачал головой.

— Твои заблуждения настолько глубоки, что ты считаешь их единственной истиной, — сказал он.

— Могу сказать то же самое о тебе, капитан.

— Я просил Владимира даровать мне право убить тебя лично, — продолжил Борганор, — чтобы отплатить за всех убитых тобой моих боевых братьев. За библиария Меркаэно, который был намного лучше, чем любой из твоих братьев.

— И он дал тебе это право?

— Нет.

— Ты мог бы сделать это сейчас, — спокойно сказал Сарпедон, — эти Имперские Кулаки не обратят против тебя оружие. Ты смог бы прикончить меня прежде, чем они сумели бы тебя остановить, в этом я не сомневаюсь.

— Нет, Сарпедон. Я хотел сделать это медленно, — лицо Борганора теперь находилось почти вплотную к лицу Сарпедона, — оторвать тебе ноги, как ребенок отрывает их у мухи.

— Потому, что я лишил тебя ноги?

— Потому, что ты лишил меня ноги. Но перед этим я хотел понять, что могло довести космодесантника вроде тебя до такого конца.

— И ты понял?

Борганор сделал шаг назад.

— Я понял, что Абраксес исказил ваши разумы и вложил в вас веру в то, что восстание было вашей собственной идеей. Должно быть, в ваших душах изначально было нечто темное и еретическое, благодаря чему вы поддались влиянию демона. А ты был слабейшим из всего ордена, поэтому в качестве своего инструмента он выбрал именно тебя. Ты проклят, и даровать тебе смерть будет слишком милосердно, однако, ты ее получишь. Вот во что я верю.

— Должно быть, довольно удобно, капитан Борганор, иметь возможность винить Темных богов во всем, что ты боишься понять.

— Братья! — разнесся по коридору крик. К ним бежал скаут Имперских Кулаков. Он остановился, чтобы поприветствовать Борганора, — капитан! Лорд Владимир требует, чтобы вы вернулись в Обсерваторию. Вердикт вынесен.

— Уже? — сказал Сарпедон.

— Обсуждать там было почти нечего, — произнес Борганор с мрачной улыбкой, — хорошо.

— Следуйте за мной, — сказал скаут, — подсудимый также должен присутствовать. Каким бы ни был приговор, он будет приведен в исполнение немедленно.

— О, не думаю, что все произойдет так быстро, — сказал Борганор, — помнишь, Сарпедон? Как ребенок отрывает ноги мухе.

Имперские Кулаки снова окружили Сарпедона, и повели его обратно в Обсерваторию Величия Дорна. Испивающий Души оглянулся на идущего сзади Борганора. Лицо капитана выражало лишь одно намерение — медленно разорвать Сарпедона на части вне зависимости от решения Владимира.

Но он принял бы решение о казни, какую бы форму она ни приняла. В этом не было никаких сомнений с того самого момента, когда Сарпедон на Селааке сошелся в бою с Лисандром. Магистр ордена Испивающих Души прибыл на «Фалангу» лишь для того, чтобы умереть. Он утешал себя тем, что его орден будет казнен пред лицом Рогала Дорна, который, по крайней мере, знал бы, что Испивающие Души не были предателями, которыми их считал Империум… Но теперь, после открытия Гефсемара, даже это вызывало сомнения.

Сарпедон умрет в одиночестве. Галактика слишком жестока, подумал он, чтобы ожидать чего-либо еще.

— Я закончил, — сказал брат Сеннон. Пошатываясь, он поднялся на ноги. Колени затекли во время долгой молитвы.

— И о чем ты Его попросил? — сказал Люко. В его голосе присутствовал сарказм, но Сеннон, казалось, этого не понял.

— Я попросил Его о том, что Он обещает всем. Если в твоем сердце осталось хоть какое-то благочестие, Он дает тебе второй шанс. Если ты чист сердцем в тот момент, когда Он оценивает твою душу, тебе будет даровано искупление.

— Пора уходить, — сказал один из сопровождающих Сеннона Имперских Кулаков, — время нахождения рядом с еретиками ограничено. Они представляют собой духовную угрозу.

— Моя душа закалена против таких вещей, — отозвался Сеннон. — Я выгляжу слабым снаружи, но нет никого более сильного внутри, чем последователь Незрячего Ока.

— Даже если это и так, — сказал космодесантник, — у нас приказ.

— Конечно, — брат Сеннон посмотрел в одну сторону коридора Залов Искупления, затем в другую. В одном его конце стояло сложное устройство, с помощью которого Имперские Кулаки в прошлом умерщвляли свою плоть во искупление каких-либо отклонений от путей ордена. В другом конце находилась пара закрытых противовзрывных дверей.

— Это здесь держат дредноут? — спросил Сеннон, идя к дверям.

— Здесь, — ответил Имперский Кулак, — нам там делать нечего. С Дениятосом, если это действительно он, будут разбираться отдельно, когда закончится текущий процесс.

— Если вдуматься, — произнес Сеннон, — ему, должно быть, шесть тысяч лет. Он сражался на Терре, ну, вы знаете, во время войн Отступничества. Для нас — время легенд, для него — обычные воспоминания.

— Заслуги прошлого ничего не значат, когда в настоящем царит порча, — ответил Имперский Кулак, — брат Сеннон, мы должны уйти.

Сеннон уже стоял рядом с противовзрывными дверями. Он положил на них руку, словно нащупывая пульс.

— Еще одно мгновение, — сказал он, — всего лишь мгновение.

Человек повернулся к Имперским Кулакам, на его лице играла улыбка, как у изображенного на витраже святого. Казалось, он собирается что-то сказать. А затем брат Сеннон взорвался.

Зал суда был забит до отказа явившимися заслушать приговор космодесантниками. После Сарпедона будет вынесен приговор остальным Испивающим Души, но главное значение имел все же магистр ордена. В глазах тех, кто хотел отомстить Испивающим Души, Сарпедон был их олицетворением, и его участь распространялась на них всех.

Рейнез стоял, сложив руки на груди, ожидая оглашения приговора с таким видом, словно выполнял обязанности палача. Скорее всего, эта роль была уготована капитану Лисандру, который стоял за клеткой подсудимого с молотом в руке. Командующий Гефсемар снова надел плачущую маску, возможно ,чтобы почтить память погибших от рук Испивающего души космодесантников. Дважды истерзанное лицо Н'Кало снова скрывал шлем — по всей видимости, его вернули в прежнее состояние в кузницах «Фаланги». Магистр ордена Владимир стоял среди Имперских Кулаков, готовый огласить свое решение.

— Подсудимый, займи свое место, — сказал Владимир.

Сарпедон подчинился. Если и было время для сопротивления, кроме той неудачной атаки в апотекарионе, то оно давно прошло. Сопротивление, к тому же, ни к чему бы не привело. Сарпедон не испытывал ненависти к космодесантникам, собравшимся посмотреть на его смерть. Некогда он был таким же, кроме, возможно, немного большей гордыни и высокомерия. Он не испытывал ненависти даже по отношению к Рейнезу. Возможно, секундную жалость, но не ненависть.

— Сарпедон из Испивающих Души, — начал Владимир, — здесь звучали обвинительные и оправдательные речи. Собранные доказательства были исследованы с тщанием и рвением. Я уверен, что ни одно из действий этого суда не противоречило чести и традициям, и что выводы, к которым мы пришли, правильны и справедливы пред лицом Дорна и самого Всевышнего Императора.

— Прошу слова, — сказал Сарпедон.

— Говори, если желаешь, — ответил Владимир, — но решение уже принято, его осталось только огласить. Твои слова ничего не изменят.

— Благодарю, лорд-судья, — сказал Сарпедон, — космодесантники, я зову вас братьями, хотя и знаю, что вы меня братом не считаете. Когда я одолел магистра Горголеона и принял командование орденом, я сделал это лишь потому, что видел в нас ужасную порчу. Не порчу варпа, не тьму ксеносов, а испорченность самой человеческой души. Мы полагали, что стоим выше, что мы пастыри человеческого рода, поскольку были назначены духовенством Терры на роль сторожевых псов и палачей. Но на самом деле истинными врагами были само духовенство и Империум, которым оно управляет. На каждого человека, убитого или замученного тварями из варпа или ксеносами, приходится миллиард тех, кого обрек на это сам Империум. Император сейчас — пустой символ, ширма для творимых Империумом зверств, а когда Он ступал среди нас, Он сражался за безопасность и процветание каждого мужчины и каждой женщины. Вы хотели, чтобы я унижался и молил о прощении за то, что призвал свой орден выполнять волю Императора, когда она пошла вразрез с преступными намерениями Империума? Смерть каждого космодесантника давит на меня. Гибель Воющих Грифонов и Багровых Кулаков, я чувствую так же остро, как смерти собственных братьев. Но я не буду говорить, что сожалею. Я все сделал правильно. И если история Испивающих Души заставит кого-либо из вас усомниться в праве Империума угнетать и убивать верующих в Императора, то наша смерть будет не напрасной.

Рейнез встретил слова Сарпедона саркастическими аплодисментами. Медленные хлопки его ладоней эхом разнеслись по Обсерватории Величия Дорна. Остальные космодесантники не издали ни звука.

— Тогда я объявляю тебе смертный приговор, — сказал Владимир, который будет приведен в исполнение Имперскими Кулаками незамедлительно, как это и приличествует смерти космодесантника. Имена Сарпедона и всех Испивающих Души будут стерты из всех клятв и знаков почестей. Во исполнение приговора назначаю капитана Лисандра палачом, а апотекария асклефина наблюдателем. Сарпедон, ты отправишься в часовню Мучеников, где будешь казнен, твое тело сожжено, а прах выброшен в космос. Та же участь постигнет твоих братьев. Таково решение этого суда.

Сарпедон склонил голову. Такой исход был лучшим из тех, на которые он рассчитывал.

Ход его мыслей прервало внезапно возникшее в рядах собравшихся волнение. Некоторые из них смотрели вверх, сквозь купол. Мутные огни Сокрытой области заслонил быстро приближающийся силуэт космического корабля, размерами намного меньше, чем «Фаланга». Его двигатели работали на полную мощность.

По кораблю был тут же открыт огонь. Автоматические турели «Фаланги» были активированы вовремя, и силуэт взорвался в короткой вспышке пламени, долю секунды спустя поглощенной вакуумом. Но судно не испарилось, а просто было уничтожено, и часть его корпуса по инерции двигалась прежним курсом к куполу.

— Судно паломников, — определил Лисандр, — закрыть купол!

Купол был защищен бронеплатинами, которые начали закрываться подобно векам огромного круглого глаза, но каждый космодесантник понимал, что сомкнуться они не успеют.

— Всем наружу! — закричал Владимир. — Нас предали! У врага подкрепление! Братья, покинуть это место!

— Приговоренный пытается отомстить! — выкрикнул Рейнез, заглушая гул, который подняли двинувшиеся к выходам космодесантники. Пылающий силуэт корабля паломников, приближаясь, казалось, становился все больше. — Его союзники хотят, чтобы мы погибли вместе с ним! Я не побегу, пока предатель жив!

— Проклятие, Рейнез! — воскликнул Лисандр. — Убира…

Остатки корпуса врезались в купол. В этот момент бронещиты закрылись лишь наполовину. Купол разрушился, осколки толстого усиленного стекла рухнули вниз подобно ножам. Воздух улетучился наружу и наступила ужасная тишина, нарушаемая лишь скрежетом металла и приглушенным, словно доносящимся из-под земли, гулом пламени.

Улучшенные легкие Сарпедона перекрыли трахеи, чтобы сохранить остатки воздуха. Катастрофа разворачивалась для него словно в замедленном действии. Космодесантники прыгали в укрытия, спасаясь от обломков раскаленного металла. Словно в ирреальном замедленном повторе один из Имперских Кулаков лишился ноги ниже колена, в которое угодил обломок купола. Другой, вместе с одним из Воющих Грифонов, исчез в потоке огня и обломков стали. Почетный караул Владимира пытался довести его до дверей, расшвыривая в стороны космодесантников. Сангвинарные Ангелы Гефсемара прямо с мест вылетели через двери, сопровождаемые струями пламени прыжковых ранцев.

Воцарился хаос. Большая часть корпуса судна паломников влетела внутрь ослепленной глазницы купола, и пошла вдоль пластин обшивки трещинами, из которых извергались потоки раскаленных обломков. Сарпедон не видел Рейнеза или Лисандра, которые во время процесса находились ближе всего, и его тело инстинктивно пыталось разорвать оковы.

Часть разума кричала, что ему не хватит воздуха, что даже три легких космодесантника не смогут долгое время продержаться в полном вакууме. Другая часть искала возможность спастись. Сарпедон ранее не испытывал клетку на прочность в полную силу, поскольку не было никакого шанса уйти от такого количества космодесантников. Но теперь он начал пытаться вырваться из оков всеми силами, в наличии которых уже был не уверен.

Клетка уступала под его напором. Древесина и сталь начали ломаться. Сарпедон сорвал наручники и принялся за удерживающие ноги кандалы. Они также уступили силе, и Сарпедон оказался на свободе, хотя за ним и волочились обрывки цепей.

Библиарий побежал к ближайшему выходу. И едва успел остановиться, чтобы не быть разрубленным пополам рухнувшим сверху подобно лезвию гильотины гигантским листом стали, который некогда был частью палубы корабля паломников. Испивающий Души перебрался через него почти столь же ловко, как если бы бежал по горизонтальной поверхности, и увидел перед собой закрывающиеся противовзрывные двери. Взревывала сирена, звук передавался через пол и отдавался в конечностях, вместе с глухим стуком взрывов. Весь зал содрогался от толчков рвущегося металла. Сарпедон увидел умирающего Воющего Грифона. Одна сторона его грудной клетки была вскрыта, сквозь зияющий в доспехе разрыв виднелись органы. Глаза космодесантника закатились, он бился в конвульсиях. Испивающий Души ничем не мог ему помочь.

Сарпедон прыжком проскочил между створками противовзрывных дверей. Обломки мешали им закрыться полностью. Он выдернул мешающие дверям куски металла, и створки захлопнулись. Воздух с шумом заполнял коридор, восстанавливая давление.

Сарпедон сделал вдох. Он был похож на первый вдох в жизни. Воздух, казалось, обдирал горло. Разум, до этого казавшийся замутненным, словно обретал былую силу с возвращением кислорода.

Испивающий Души осмотрелся. Он находился в технической лаборатории — вдоль стен стояли стеллажи с вериспик-оборудованием и инфомедиумами. Именно здесь технодесантники и их ассистенты проводили эксперименты с образцами трофейной технологии и создавали тонкие механизмы сделанных на заказ доспехов и оружия. Стены украшал бронзовый геометрический орнамент, а у одной из них находился когитатор. Полусгоревшие свечи на медном корпусе делали его похожим на алтарь. Пол усеивали обломки оборудования и необработанных заготовок, разбросанные потоком уходящего воздуха.

Сарпедон помедлил. Он не знал планов «Фаланги». Довольно неплохо сохранился в памяти путь в камеру, но библиарий сомневался, что есть смысл туда возвращаться.

А какой смысл был делать хоть что-то? Ему, конечно, не удастся покинуть «Фалангу». Имперские Кулаки пустятся в погоню, как только пересчитают своих мертвецов. Сарпедон был свободен, но какое это имело значение?

Все же какой-то смысл в этом был. Он боролся с фатализмом, который давил на него с самого момента пленения. Пока Сарпедон был жив, он мог сражаться, мог наполнить свою жизнь хоть каким-то смыслом…

— Сарпедон! — прокричал голос, который библиарий с неудовольствием узнал.

Паломнические лохмотья Рейнеза выглядели еще более изодранными, а лицо покрывали ожоги. Хромая, капитан вышел из дверного проема. Его броня была покрыта подпалинами, но хватка рук на громовом молоте, который казался частью его тела, ничуть не ослабла.

— Капитан Рейнез, — сказал Сарпедон, — я смотрю, нас обоих не так-то просто убить.

— Ты не свободен, предатель! — рявкнул Рейнез. — Пока я за тобой наблюдаю, для тебя не существует свободы! Я ждал твоей казни, и сегодня она свершится!

Сарпедон был безоружен и лишен брони. Ему не приходилось сражаться, по его меркам, уже долгое время, легкие и мышцы все еще горели. Но тем не менее, он был космодесантником, и никогда не наступит тот момент, когда космодесантник не будет готов к битве.

Рейнез взревел и рванулся вперед, подняв молот над головой. Это был порыв чистого гнева, опрометчивый, легкомысленный. Неправильный. Сарпедон, цепляясь когтями за выпуклости орнамента, вскарабкался на стену, и молот Рейнеза врезался в стену за его спиной. Образовалась глубокая вмятина с торчащими из нее обрывками проводов и источающими хладагент трубками.

Сарпедон уцепился за покрывающую потолок паутину люмен-лент и проводов. Рейнез озлобленно взревел и взмахнул молотом, но библиарий спрыгнул на лабораторный стол и ударом ноги метнул в незащищенное лицо Рейнеза сложное устройство, похожее на микроскоп. Десятки линз и острых медных деталей разлетелись на части и Рейнез отшатнулся, на мгновение ослепленный.

Сарпедон бросился на него, передними конечностями пытаясь сбить с ног, а задними — обхватить. Рейнез вместе с повисшим на нем Испивающим Души сделал несколько шагов назад, пытаясь освободить свое единственное оружие — молот. Сарпедон вырвал его из рук капитана и отбросил в сторону. Силовое поле разрядилось как вырвавшаяся из заточения молния, когда оружие ударилось в противоположную стену помещения.

Рейнез попытался ударить кулаком. Сарпедон отвел удар в сторону и ударил сам, угодив в челюсть. Будь на нем доспех, перчатка раздробила бы кость — но сейчас Рейнез просто оказался ошеломлен на мгновение, которого Сарпедону хватило, чтобы поднять противника над головой, развернуть и головой вперед отправить в сторону когитатора.

Сверкнула вспышка. В разбитом устройстве зажужжали механизмы, защелкали клапаны, разлетелись в сторону со скоростью пуль шестерни. Рейнез выбрался наружу, по его лицу и покрытому копотью нагруднику струилась кровь.

— Ты не палач! — крикнул Сарпедон. — Ты потерпел неудачу! Ты превратился в неразумное, ослепленное ненавистью существо, потому что не смог признать, что потерпел неудачу! Если бы ты убил меня, твоя неудача никуда бы не делась, и твоя жизнь не стоила бы ровным счетом ничего! Ты должен быть благодарен, что я не предоставил тебе такого шанса!

Рейнез выплюнул сгусток крови. Он стоял на ногах, хотя и покачивался, словно его ноги собирались подогнуться.

— Еретик, — произнес он нечленораздельно, — паразит. Ты никогда не был мне братом. Варп уже давно поглотил тебя. Весь твой орден. Запятнанный… порченный… до самого генного семени… Даже кровь Дорна отвергает тебя!

Рука Рейнеза метнулась к поясу, схватилась за болт-пистолет. Капитан молниеносно направил ствол на библиария.

Движение Рейнеза было быстрым. Но Сарпедон оказался быстрее. Он пригнулся, скрывшись за одним из лабораторных столов. Болт-пистолет рявкнул, заряд угодил в стол, выбив из него облачко щепок и бронзовой крошки. Еще несколько выстрелов — и стол развалился бы на части.

Сарпедон поддел стол плечом и надавил. Ножки вырвались из креплений, библиарий рванулся в сторону Рейнеза. Стол хрустнул, впечатав капитана в стену и зажав руку с оружием.

Испивающий Души протянул руку и выхватил у Рейнеза пистолет. Так же быстро, как капитан выхватил оружие, Сарпедон приставил его к виску самого капитана.

— Я оставлю тебе жизнь, — сказал Сарпедон, — запомни это, брат.

Задником болт-пистолета библиарий ударил Рейнеза в переносицу. Хрустнул хрящ, капитан снова оказался ошеломлен. Голова Багрового Кулака безвольно повисла. Сарпедон отпустил стол и Рейнез рухнул на пол. Испивающий Души оставил его лежать и покинул техническую лабораторию, готовый ступить на любой путь, который откроет перед ним «Фаланга».

Жидкая взрывчатка, которой брат Сеннон заменил свою кровь, воспламенилась и мгновенно испепелила его тело. Дверь в камеру Дениятоса сорвало с петель. Сопровождавших Сеннона Имперских Кулаков сбило с ног и отбросило в коридор Залов Искупления, где они всей своей бронированной массой врезались в стоящее на пересечении проходов устройство.

Ударная волна лишила Люко сознания. Когда к нему вернулись чувства, в глазах двоилось, а в ушах стоял звон. Капитан не слышал шагов выходящего из дымящейся дыры дредноута, но видел, как содрогается засыпанный каменной крошкой пол. Испивающие Души выбирались из камер — стены Залов Искупления искорежило взрывом, и двери камер открылись. Одному или двум космодесантникам удалось сбить оковы камнями, и теперь они помогали братьям в соседних камерах сделать то же самое. Двое Испивающих Души набросились на Имперских Кулаков, все еще ошеломленных и неспособных сопротивляться, и завладели их болтерами, боевыми ножами и гранатами.

Люко ударил ногой по двери своей камеры. Она по-прежнему держалась крепко. На капитана упала тень. Возникший в мутном свете силуэт принадлежал Дениятосу. Корпус дредноута, даже лишенного оружия, выглядел мощным и устрашающим. Люко, все еще оглушенный, молчал. Дредноут посмотрел на него, сфокусировав мертвые глаза механической головы, затем пошел дальше, вскоре исчезнув в завихрениях пыли и дыма.

Сразу после его исчезновения появился сержант Салк. В руках он держал пару лезвий, способных перерубить цепь или кость. Скорее всего, он взял их с одного из орудий пытки, используемых прежними поколениями Имперских Кулаков для очищения. Салк что-то кричал, но Люко не мог разобрать слов, затем сержант принялся за прутья двери, и вскоре вырвал ее.

Салк перерезал цепи, удерживающие Люко у стены, и помог ему подняться. Капитан уже мог разобрать слова сержанта, хотя в голове по-прежнему звенело.

— …надо уходить! Кулаки с минуты на минуту будут здесь!

— Кто… кто погиб? — спросил Люко. Казалось, что собственный голос доносится откуда-то издалека.

— Думаю, четверо или пятеро наших. Возможно, мертвы, возможно, ранены. Нет времени выяснять. В дальнем конце залов есть выход к архивам.

Люко разглядел апотекария Палласа, выходящего из облака пыли с несколькими Испивающими Души. Еще двое вырвали дверь одной из камер, и Люко увидел, что в ней находится библиарий Тирендиан. Его шею обхватывал ошейник подавителя, не дающего использовать психические силы.

— Что с Дениятосом? — спросил Люко.

— Его нет в камере.

— Это я видел. Куда он направился?

— Не знаю, брат. Капеллана Иктиноса я тоже не видел. Нам нужно собраться и найти место, где мы сможем держать оборону, брат. Мы свободны, но это ненадолго, если мы не сможем где-нибудь укрепиться.

— Да. Да, брат, я согласен. Нужно идти.

— А правосудие? — сказал Паллас. Апотекарий стоял прямо у выхода из камеры, окруженный Испивающими Души. Его руки покрывала кровь — он, должно быть, пытался спасти раненных взрывом космодесантников

— Правосудие? — переспросил Люко.

— Мы — отступники. Нас доставили сюда, чтобы судить. Будет ли правильным бежать от правосудия? Что мы будем делать потом? Сражаться со всеми космодесантниками «Фаланги»? Нас менее роты. На этом корабле три роты Имперских Кулаков и Трон знает, сколько бойцов из других орденов. Какой прок еще от одной битвы, если в результате будет то же самое? Ни один из нас не покинет этот корабль, капитан. И ты это знаешь.

— Тогда оставайся, апотекарий, — сказал Люко, — пока у нас остается хоть шанс обрести свободу, я буду цепляться за него. Шансов у нас, может, и немного, но я думаю, что умереть свободным стоит того, чтобы сражаться. Пойдемте, братья! Нам нужно покинуть это место. За мной!

Люко и Салк вышли из камеры. Люко увидел остатки ордена Испивающих Души — безоружных окровавленных космодесантников, несущих на себе следы наручников и кандалов. Но все они были его братьями, и теперь они в последний раз будут сражаться плечом к плечу. Одному Императору известно, почему Сеннон ценой собственной жизни купил им свободу — время задаваться такими вопросами еще не пришло. Хватало уже того, что у них появился шанс.

Люко привык использовать подворачивающиеся ему возможности. Он взял болтер, который ему протянул один из Испивающих Души, и первым пошел через Залы Искупления навстречу своим последним мгновениям свободы.

8

Люко пинком распахнул двери архива. Заплесневелый влажный воздух смешивался с гарью кордита и каменной пылью, окружавшими Испивающих Души. Архив представлял собой высокое, словно пропахшее пылью веков помещение с закрепленными на стенах в несколько ярусов пергаментными свитками и огромными деревянными столами для чтения. Согнувшиеся над столами архивисты с удивлением смотрели на шесть десятков космодесантников, ворвавшихся в их владения.

— Неплохое место, чтобы держать оборону, — сказал Салк, оглядев архив, — много укрытий, мало входов.

— По крайней мере, нам будет, что почитать во время ожидания, — отозвался Люко.

Архивисты бросились врассыпную. Никто из Испивающих Души не собирался их преследовать. Они могли сообщить Имперским Кулакам, где скрываются беглецы, но Имперские Кулаки рано или поздно все равно узнали бы об этом, а смертей уже и так случилось слишком много.

— Рассредоточиться! — приказал Люко Испивающим Души. Так как Сарпедона и Иктиноса с ними не было, командование естественным образом переходило к нему, — найдите что-нибудь, что мы сможем использовать! Оружие, транспорт! Конечно, глупо надеяться найти челнок, который унесет нас с этой консервной банки, но это не значит, что не стоит его искать.

— И дайте мне что-нибудь, чем я смогу снять эту чертову штуковину! — библиарий Тирендиан все еще пытался сорвать с шеи психоподавитель, — она опускает мой интеллект до вашего уровня.

Люко заметил движение, и вгляделся в полумрак архива. Из теней вышел старый согбенный человек, одетый в такие же одежды и несущий на себе те же самые символы, что и тот, кто освободил Испивающих Души из Залов Искупления. Все архивисты сбежали, но этот человек, кажущийся еще более ветхим, не проявлял страха.

— Приветствую! — сказал старик. Люко заметил у него молитвенные четки и аквилу паломника, а также вышитое на одежде изображение слепого глаза, — братья Чаши! Мое сердце радуется от того, что я вижу вас на свободе!

— Кто ты? — требовательно спросил Люко, — один из твоих паломников умер, чтобы освободить нас, хотя мы не просили его об этом. Что вам от нас нужно?

— Я лишь хочу, чтобы свершилось предначертанное судьбой, — ответил паломник, — моя жизнь сложилась так, что меня называют отцом Гиранаром. Я и мои братья — Слепое Воздаяние, ищущие правосудия, орудия судьбы, Незрячее Око. Еще до того, как я родился, судьба начала готовить нас к роли, которую мы должны сыграть в том, что уготовано Испивающим Души. — Гиранар доковылял до Люко и сжал его огромную лапу своими крошечными сухими ладонями.

— Я рад, что дожил до этого момента! Когда я испил из священного сосуда, то не осмеливался даже попросить судьбу о том, чтобы встретить тот день, когда чаша переполнится!

— Объяснись, — сказал Люко.

— Мы принадлежим к длинной череде тех, кто всеми силами старался, чтобы этот день настал, — продолжил Гиранар, — Черная чаша, Серебряный грааль и бесчисленное множество других шли тем же путем, который гарантированно пересекся бы с путем Испивающих Души и позволил воплотить судьбу. Ты должен выбраться на свободу, капитан Люко, ты и все твои боевые братья! Ты должен сражаться здесь и увидеть, как происходит то ,что должно произойти! Я разбил твои оковы, но лишь ты можешь наносить удары!

— Какую судьбу? — спросил Люко. — Если мы здесь для того, чтобы что-то сделать, то для меня это новость. Нас доставили на «Фалангу» против нашей воли, и, сколь бы неблагодарно это ни звучало, о свободе мы тоже не просили.

— А теперь сразитесь в последней битве! — сказал Гиранар. Глаза старика горели, как будто он смотрел сквозь Люко и видел какое-то религиозное откровение. — Вместо мрачной казни вы умрете в бою, а ваша жертва изменит Империум к лучшему! Этот момент изменит ход истории человечества, капитан!

Люко притянул Гиранара ближе. Ростом старик едва достигал солнечного сплетения капитана.

— Тот, кто жаждет последнего сражения, — сказал Люко мрачно, — никогда не участвовал в настоящем бою.

— Для судьбы не имеет значения, что ее орудия не знают о своей роли, — сказал Гиранар, — я благословлен знанием грядущего. Вы, капитан, не менее благословлены тем, что оно откроется вам в момент славы.

Люко отпустил Гиранара. Паломник не боялся. Космический десантник не знал страха потому, что взял его под контроль, переломил и отказался от него как от чего-то ненужного. Гиранар же не боялся изначально, словно даже нависший над ним разъяренный космодесантник был деталью много раз просмотренной пьесы.

— Ты напоминаешь мне одного знакомого, — сказал Люко, — его звали Изер и, подобно тебе, он был верующим. Пешкой силы намного более могучей и темной, чем мог себе представить. Она его впоследствии и убила. Среди Испивающих Души ты не найдешь много новых друзей, отец Гиранар.

— Как я уже сказал, — ответил старик, — были и другие. Мне просто повезло больше всех.

— Капитан! — донесся из глубины архива, из отбрасываемых сводчатыми проходами теней, голос Тирендиана. — Я нашел кое-что, на что ты захочешь взглянуть.

Люко пошел на голос. Библиарий стоял в сводчатом проходе, ведущем в другое помещение, неярко освещенное несколькими прожекторами, лучи которых падали на сотни предметов, расположенных так, словно являлись экспонатами музея.

Около ста комплектов силовой брони были расположены на стойках таким образом, что, казалось, рядами выстроились сами космодесантники. Доспехи Испивающих Души, все еще заляпанные грязью и пеплом Селааки, с отметинами, оставленными зарядами оружия некронов и когтями духов, которые чуть не погубили столь многих. Разбитая в схватке с верховным лордом некронов броня Сарпедона находилась там же. Как и броня Люко с небрежно нанесенными символами отступника поверх темно-фиолетового цвета ордена.

Рядом с броней лежало оружие. Болтганы были уложены, словно в арсенале. Топор Меркаэно, личное оружие Сарпедона. Силовой топор сержанта Грева и молниевые когти Люко. Краска на огромных бронированных перчатках почернела и местами отвалилась от постоянного воздействия силового поля когтей.

— Зал хранения улик, — с улыбкой произнес Тирендиан.

— Вооружаемся! — взревел Люко. — Тирендиан, пошарь в округе и найди боеприпасы и элементы питания.

— Похоже, нам все-таки удастся здесь закрепиться, — произнес Салк, увидев оружие. Несколько Испивающих Души уже шли к своим доспехам, а сержант Грев направился прямиком к силовому топору. Взяв его в свою мутировавшую руку, он внезапно начал выглядеть больше как Испивающий Души, как воин, чем как тот, кого держали в плену.

Люко вложил руку в одну из перчаток с молниевыми когтями. Вес показался огромным, и не только потому, что Люко еще не надел силовой доспех, компенсировавший бы размеры перчатки.

— А я надеялся, — обратился он к Салку, — что все это окончится мирно. По крайней мере, я говорил себе, казнь — не сражение. А теперь нам предстоит последняя битва. Кто бы мог подумать, что я когда-нибудь буду полагать, что всегда есть последняя битва.

— Капитан? — сказал Солк.

— Я их ненавижу, — ответил Люко, — сражения. Кровопролитие. Я начал их ненавидеть. Я уже давно лгал об этом, сержант Салк, но сейчас в этом вряд ли есть смысл.

— Не могу поверить своим ушам, капитан.

— Знаю. Иногда я сам себе отвратителен.

— Нет, капитан, — сказал Салк, — ты не понял. Ты ненавидишь войну, но сражаешься, потому что знаешь, что должен. В этом нет ничего отвратительного. Иногда я горжусь этим, даже наслаждаюсь, и это помогает мне пережить самое худшее. Но я не знаю, как мог бы сражаться без таких мыслей. Ты храбрее меня, капитан Люко.

— Хорошо, — ответил Люко, — можно взглянуть и с этой стороны.

— Давай сделаем нашу казнь немного более интересной, брат, — сказал Салк.

Люко закрепил на левой ноге понож.

— Да будет так, брат.

Командующие собрались в Горне Веков, вдали от разгерметизированных зон Обсерватории. В малиновом свете кузниц они сначала пересчитали выживших братьев, отдали офицерам приказ составить списки павших, а затем вернулись к задаче по поимке Испивающих Души.

Вне всякого сомнения, отступникам помогли сбежать сообщники из числа паломников, которым позволили явиться на «Фалангу», чтобы наблюдать за судом. Когда командующие обсуждали свои потери и состояние «Фаланги», кастелян Левкронт молчал, поскольку было лишь вопросом времени, когда дело дойдет до рассмотрения того факта, что именно он дал паломникам разрешение взойти на борт корабля.

Среди Сангвинарных Ангелов потерь не было, вдобавок к этому, командующего Гефсемара и его сангвинарную гвардию произошедшая резня не коснулась вовсе. Погибли воющие Грифоны. Имперские Кулаки, коих здесь было большинство, соответственно, понесли наибольшие потери. Не хватало одного Серебряного Черепа и двух Обреченных Орлов, предположительно, погибших и выброшенных в космос взрывной декомпрессией. Члены экипажа, надев скафандры, уже делали первые попытки войти в купол Обсерватории, чтобы найти павших среди обломков. Но не было почти никакой надежды, что удастся найти выживших.

— Братья! — раздался крик от входа в Горн Веков. Показался окровавленный и сильно помятый Рейнез. За собой он тащил безоружного и лишенного доспехов космодесантника. Броня Рейнеза, которая в момент прибытия на «Фалангу» и без того находилась в плохом состоянии, теперь была настолько залита кровью и покрыта подпалинами, что едва можно было различить цвета Воющих Грифонов, — вы ищете ответов? Или, может быть, объяснений? Я сделал то, что вам не удастся сделать, препираясь между собой. Я кое-что для вас нашел!

Рейнез втолкнул пленника в центр помещения. Не оказывающий сопротивления космодесантник упал на колени.

— Хорошо, что ты жив, Рейнез, — сказал магистр ордена Владимир. Осадный капитан Давикс вышел вперед и поднял склоненную голову космодесантника.

— Он — Испивающий Души, — сказал Давикс, указав на символ чаши в центре переплетения хирургических шрамов на груди космодесантника, — как тебя зовут?

— Апотекарий Паллас, — ответил Испивающий Души.

— Один из обвиняемых, — сказал Владимир, — тебя ожидала казнь. Почему ты не сбежал с остальными осужденными?

— Потому, что мы не свободны, — сказал Паллас, — я не знаю, почему мы были освобождены, и кто за это ответственен, но мы не искали свободы. Мной уже манипулировали прежде. Это сделал Абраксес, когда наш орден отвернулся от Империума, и я больше не позволю себя использовать. Если мне предстоит быть казненным здесь — да будет так. Это меня не волнует. Но я не стану пешкой в чужой игре.

— Тогда кто это сделал? — надавил Давикс. — Кто совершил подобную дерзость? Мои боевые братья погибли, потому что кто-то выпустил Испивающих Души. Отвечай!

— Я не знаю! — огрызнулся Паллас. — Кто-то, кому выгодна битва на «Фаланге». Кто-то, кто хочет услышать последний смех Испивающих Души прежде, чем мы исчезнем. Как и ты, я могу только гадать.

— Они оставили его, чтобы посеять неразбериху, — сказал Давикс остальным космодесантникам, — вспомните стратегии трусости, описанные в Кодексе Астартес!

— Расколы в рядах Испивающих Души уже случались, — сказал Владимир, — они выступали друг против друга на Неверморне. Полагаю, Рейнез, ты видел это своими глазами. То, что этот апотекарий принял решение не уклоняться от правосудия вместе со своими братьями, вполне возможно.

— Как бы то ни было, — сказал Рейнез, — мы должны выжать из него все, что ему известно, — Багровый Кулак достал из ближайшего горна клещи. Их металлические зубья были раскалены докрасна, — предлагаю не терять зря времени.

— В этом нет нужды, — сказал Владимир, — если его задача — дезинформировать нас, то он готов к тому, чтобы лгать и под принуждением. Если нет, то в причинении страданий нет смысла.

— И что с ним тогда делать? — насмешливо спросил Рейнез. — Наградить?

— Он — апотекарий. И может помочь раненым, — ответил Владимир, — апотекарий Асклефин, ты будешь за ним присматривать. Но сначала он ответит на один вопрос.

— Спрашивай, — сказал Паллас.

— Где Сарпедон?

Паллас поднял глаза.

— Последний раз, когда я о нем слышал, он был в зале суда. Вам лучше знать, где он сейчас находится.

— При его побеге погибли космодесантники, — сказал Владимир, — пойми, что рано или поздно правосудие настигнет его, и то, как умрешь ты сам, зависит от того, насколько нас удовлетворит твое в этом участие.

— Меня мало волнует, останусь ли я жив, магистр ордена, — ответил Паллас, — я не знаю, где он. Решайте сами, говорю ли я правду, но я знаю, что не лгу.

— Есть еще один вопрос, с ответом на который наш друг-Испивающий, возможно, также не сможет нам помочь, — мягко сказал Гефсемар, — где капитан Н'Кало?

Офицеры-космодесантники непроизвольно огляделись по сторонам. Все были на месте, за исключением Н'Кало. Железные Рыцари были здесь, но их командующего не было.

— Он успел выбраться из-под купола, — сказал Давикс, — я его видел.

— Но сюда не добрался, — ответил Гефсемар.

— В таком случае, определение его местонахождения имеет высокий приоритет, — сказал Владимир, — но не настолько высокий, как поиски Сарпедона и Испивающих Души, которые сбежали из тюремного блока. Если у них есть план, они, скорее всего, будут держаться вместе. Если мы хотим одолеть их с минимальными потерями, это нужно делать быстро, пока они не окопались. Лисандр!

— Магистр? — отсалютовал Лисандр.

— Ты возглавишь охоту. В твоем распоряжении три наших роты. Офицеры, от своего имени прошу позволить Лисандру командовать вашими космодесантниками так, как он посчитает нужным. Нет нужды напоминать мне о протоколах, которые будут нарушены, если вы станете подчиняться приказам офицера другого ордена, сейчас не время заниматься такими пустяками.

— Сарпедона прикончу я, — сказал Рейнез.

— Ты не подвергнешь угрозе жизни моих боевых братьев, — сказал Владимир, — если подвернется возможность, кто-нибудь другой убьет Сарпедона, не дожидаясь твоего позволения.

— Моя клятва мести важнее жизни, — Рейнез оттолкнул Палласа в сторону и сделал несколько шагов к Владимиру, — даже жизни брата.

— А свершение правосудия Дорна над Испивающими Души еще более важно, — сказал Лисандр, положив руку на наплечник Рейнеза. Багровый Кулак сердито дернул плечом, сбрасывая ее.

— Для того, кто презирает потраченное впустую за разговорами время, — произнес Гефсемар, — брат Рейнез слишком уж явно наслаждается собственными небольшими речами.

Рейнез Одарил Гефсемара взглядом, который, наверное, мог бы погасить звезду. Офицеры отдали своим космодесантникам приказ начать охоту.

Капитан Н'Кало отбросил в сторону придавившую его плиту. В ушах звенело, в глазах плавали красные и черные сполохи. Он находился в одной из галерей славы «Фаланги» — палубы, разделенной на отсеки, где хранились произведения искусства, знамена и трофейное вооружение, имеющие значение для истории Имперских Кулаков.

Когда капитан покидал купол, на него обрушился потолок. Галерея обвалилась за ним прежде, чем разгерметизировалась, но ударная волна от взрыва корабля паломников нанесла существенные повреждения. Н'Кало увидел прямо над собой чучело похожего на паука существа, покрытое слоем прозрачного лака. Чучело было закреплено на потолке таким образом, чтобы посетителям казалось ,что существо хочет напасть сверху. На теле десятиногой твари четырех или пяти метров длиной можно было увидеть обугленные отметины от попадания сразивших ее болтерных зарядов. Это было свидетельство сражения, происходившего в миллионах миль отсюда, и, возможно, несколько тысяч лет назад.

Сбоку Н'Кал увидел фреску, изображавшую Имперских Кулаков, которые истребляли врагов среди смоляных ям какого-то первобытного мира с вулканами и джунглями. Синевато-серая кожа и плоские лица выдавали в противниках тау — ксеносов, которые пытались расширить свои владения за счет имперских территорий и остановились в Дамокловом заливе. Напротив фрески лежали бронепластины, оторванные от транспорта зеленокожих. В нанесенных на них изображениях снарядов и черепов была какая-то жестокая величественность и дикарская простота. На нижнем ребре бульдозерного отвала виднелась засохшая кровь.

Н'Кало попытался сориентироваться. Он не знал, один ли он здесь. Командующий осмотрелся и прислушался, пытаясь разглядеть среди картин и скульптур космодесантников или членов экипажа.

Внезапно его слух уловил скрип нервных волокон и звук соприкасающихся керамитовых пластин.

— Брат? — позвал Н'Кало. — Ты ранен? Ответь мне!

Ответа не последовало.

Н’Кало напрягся. Возможно, Сарпедону удалось пережить атаку и освободиться. Может быть, уйти удалось и другим Испивающим Души. «Фалангу» больше нельзя было считать безопасным местом. Командующий теперь точно знал, что это враждебная территория.

Н'Кало достал болт-пистолет. Пожалел об отсутствии силового меча, который он оставил в предоставленной отделению каюте, сменив на время поединка на двуручный клинок.

На стене рядом с бронепластинами висело оружие, похожее на гипертрофированный тесак для разделки мяса, к лезвию которого были приварены зубцы и обломки металла. Оружие зеленокожих. Н'Кало с отвращением снял тесак со стены и взвесил в руках. Оружие ксеносов, которое не должен был использовать ни один Железный Рыцарь. Но обстоятельства были чрезвычайными.

Мелькающая в полумраке между трофеями и мемориалами тень соткалась в облаченную в силовой доспех фигуру. Н'Кало скрылся за барельефом, изображающим победу Имперских Кулаков над тау.

— Я говорил в твою защиту, — сказал Железный Рыцарь, — больше этого не сделал никто. Я говорил в защиту твоего ордена! Сделай то, чего не сделал суд — выслушай меня.

Что-то металлическое лязгнуло об пол. Раздался стук керамитовых ботинок по плиткам.

— Сдайся, брат, — продолжил Н'Кало, — если ты не сдашься, если вступишь в сражение с нами, твоя участь станет только хуже.

— Тебе стоит заботиться, — донесся до командующего ответ, — отнюдь не о моей участи.

Голос был незнакомым. В нем слышались ученость, уверенность в себе, спокойствие и непонятно как уживающаяся с ними склонность к насилию.

— Назовись, — сказал Н'Кало.

— Ты узнаешь мое имя довольно скоро, — ответил космодесантник.

Н'Кало рискнул выглянуть из-за барельефа. На него смотрело дуло болт-пистолета. Командующий успел отпрянуть, и заряд выбил фонтан щепок из деревянной стены.

Железный Рыцарь выпрыгнул с другой стороны барельефа, перекатился. Рванулся прямо сквозь стойку с взятыми в бою знаменами, запрыгнул на постамент, чтобы сократить дистанцию.

Болт-пистолет рявкнул еще раз. Н'Кало встретил выстрел грудью, чувствуя, как керамит врезается в ребра. Не слишком глубоко. Не слишком плохо. Ему удастся сойтись с врагом лицом к лицу.

Н’Кало выставил вперед плечо и врезался в противника. Он увидел не фиолетовую броню Испивающего Души, а украшенный черепом черный доспех капеллана. Тем не менее, изображение чаши на наплечнике говорило, что он принадлежал именно к этому ордену.

Иктинос. Капеллан Испивающих Души. Человек, до появления Дениятоса считавшийся самой серьезной духовной угрозой из всех пленников. Второй после Сарпедона в очереди на казнь. Вооруженный, бронированный и свободный.

Н'Кало снизу вверх ударил тесаком зеленокожих по руке Иктиноса. Капеллан взмахнул собственным оружием, отбивая лезвие вверх, и заставив командующего отшатнуться. Н'Кало с тревогой понял, что Иктинос вооружен крозиусом арканум, похожим на булаву силовым оружием, которое служило символом статуса капеллана.

Испивающий Души ударил болт-пистолетом в височную часть шлема Н'Кало. Железный Рыцарь покачнулся, шлем раскололся вдоль оставленных ударами Рейнеза трещин.

— На колени, — сказал Иктинос, направив дуло болт-пистолета в лицо Н'Кало, — Встань на колени, и все случится быстро. Разве не это предложили Испивающим Души? Покорность и быструю смерть? Тогда именно это я предлагаю тебе, капитан Н'Кало из Железных Рыцарей.

Н'Кало упал на одно колено и схватил один из упавших на пол штандартов. Это было железное копье с прикрепленным к нему рваным знаменем какого-то мятежного полка Имперской Гвардии.

Следующий выстрел угодил командующему в голову. Шлем сорвался с креплений, Железный Рыцарь ослеп на один глаз. Вложив все силы в удар, он взмахнул древком штандарта. Выбитый из руки Иктиноса болт-пистолет улетел в тень.

Н'Кало снова опустился на одно колено. Сорвал с головы искореженный шлем. Он чувствовал, что по лицу течет горячая кровь, а пальцы ощутили влажное месиво на месте одного из глаз. В ушах звенело, и казалось, что череп уменьшился на несколько размеров.

Значит, череп пробит. Это Н'Кало уже испытывал. Не самый худший вариант. Можно продолжать сражаться.

Иктинос шагнул вперед, сжимая крозиус в неповрежденной руке. Он обрушил оружие на Н'Кало, отбившего удар орочьим тесаком, который успел подхватить с пола в последний момент. Клинок разлетелся на части как стеклянный, а от силы удара командующий упал на спину и перекатился. Уцелевший глаз никак не мог сфокусировать зрение, и Иктинос виделся просто как черное пятно.

— Иктинос! — крикнул Сарпедон. На мгновение Н'Кало показалось, что именно Сарпедон напал на него, что командующий со своими боевыми братьями снова оказался в лесах эшкинов. Что все, что случилось с тех пор, было просто сном, а на самом деле он никогда не покидал болот.

Но нет. Врагом был Иктинос. Сарпедон находился где-то рядом. Капеллан рывком поднял Н'Кало на ноги, обхватил сзади рукой за шею, дотащил до угла и поднял с пола болт-пистолет. Затем приставил ствол к виску Железного Рыцаря.

Сарпедон стоял в центре галереи, без брони, как и в зале суда.

— Иктинос! — воскликнул Сарпедон. Он не мог поверить, что первый же встреченный им после освобождения Испивающий Души сражался с космодесантником, который поддержал орден на суде. Еще более странным был то, что это был Иктинос, и что он уже нашел свои доспехи и оружие.

Н’Кало выглядел почти мертвым. Его лицо едва походило на человеческое. В одной из глазниц зияла кровавая рана. Иктинос разоружил его, а теперь использовал в качестве живого щита, приставив к виску ствол.

— Капеллан, — сказал Сарпедон, — что ты делаешь?

— Пытаюсь выжить, — отозвался Иктинос.

— Н'Кало — мой друг. Отпусти его.

— У Испивающих Души нет друзей. Он пойдет со мной.

— От того, что ты возьмешь заложника, нам станет только хуже! И ты это знаешь!

— Тогда хорошо, что заложника взял я, а не ты. Не ходи за мной, Сарпедон. На этом пути есть лишь скорбь. Иди к своим братьям. Они сейчас вооружаются в архивах.

— О чем ты говоришь, капеллан? Какая бы судьба ни ждала нас здесь, разве ты ее не разделишь?

Иктинос поволок Н'Кало к двойным дверям в дальнем конце зала.

— Сражайся, Сарпедон! Сражайся! Твоя судьба состоит лишь в этом. Встань плечом к плечу с братьями и умри достойно!

— Я знаю, что кто-то завел нас сюда так, что я этого даже не понял. Кто-то использовал меня точно так же, как Абраксес. Это был ты, Иктинос?

— Прощай, Сарпедон. Хорошей тебе смерти, брат!

— Или Дениятос?

Иктинос протащил командующего через двери, створки которых тут же за ним захлопнулись. Сарпедон рванулся вперед, пытаясь добраться до дверей прежде, чем Иктинос повернет за угол и исчезнет из виду.

Библиарий услышал из-за двери негромкий звук, какой издает упавшая на пол граната. Благодаря своим сверхъестественным рефлексам библиарий успел вскинуть руки за долю секунды до того, как граната взорвалась. Створки сорвались с петель и ударили Сарпедона, отбросив его в противоположный конец зала, прямо через стойки с трофейным оружием и памятники различным победам.

Сарпедона проволокло спиной по полу. Когда он остановился и прочистил глаза от пыли и осколков, то увидел, что дымящийся дверной проем завален обломками камня. Преследовать Иктиноса было невозможно.

Дениятос. Рогал Дорн. Самоубийственная атака корабля паломников. А теперь еще и Иктинос, с какими-то своими планами. Все, что Сарпедон знал о Галактике, разваливалось на части, и он не знал, чем это все может закончиться, кроме гибели его самого и всех его боевых братьев.

Из того, что сказал Иктинос, кое-что было не лишено смысла. Сарпедон должен был сражаться. Он должен был добиться достойной смерти и помочь братьям сделать то же самое. Это было его долгом по отношению к самому себе. Не самая достойная цель из тех, за которые стоило сражаться, но в тот момент эта цель была единственной возможной.

Сарпедон схватил из упавшей стойки меч и направился в архивы.

Иногда на «Фаланге» дул холодный ветер. Возможно, это был результат действия хитрых настроек атмосферных систем корабля, а возможно, воздушные потоки, спонтанно возникающие из-за разницы температур труб хладагента и перегретых реакторов в двигательных отсеках. Сейчас ветер завывал в усыпанных обломками крушения научных лабораториях и триумфальных галереях вокруг Обсерватории. Он поднимал с пола мусор и бросал его в знамена Имперских Кулаков, стоящие вдоль стен коридора, по которому магистр ордена Владимир прежде входил в ныне разрушенную обсерваторию Величия Дорна.

Ветер взметал пыль в Залах Искупления, свистел между каркасами разбитых пыточных устройств и прутьями пустых камер. В некоторых из них лежали космодесантники — Испивающие Души, оказавшиеся ближе всех к эпицентру взрыва и убитые им. Их боевые братья забрали с собой несколько тел, но некоторые остались лежать там, где упали. Их истерзанные тела до сих пор были прикованы к стенам камер.

Ветер переворачивал страницы книг, которые лежали на столах в архивах. Читальный зал удерживала лишь горстка Испивающих Души, среди которых был библиарий Скамандер, пирокинетик, еще недавно служивший скаутом. Он сидел в тени, которую отбрасывал огромный свиток пергамента, с Испивающим Души, которому выпало нести с библиарием вахту, и ждал. Когда явится враг — а теперь этих космодесантников следовало называть врагами, независимо от того, кем они были прежде — то попытается пройти здесь, всеми силами.

А враг в это время собирался в корабельной кают-компании, которую капитан Лисандр назначил опорным пунктом для атаки на Испивающих Души. Большую часть сил составляли Имперские Кулаки и Воющие Грифоны, и Лисандру уже пришлось столкнуться со спорами о том, кто атакует изменников первым. «Фаланга» была территорией Имперских Кулаков, и они считали, что именно им должна выпасть наибольшая честь в грядущем сражении, но капитан Борганор потребовал, чтобы его Воющим Грифонам позволили первыми ворваться в архив и пролить кровь Испивающих Души. Лисандр согласился, поскольку в качестве врага ему хватало отступников, и он не хотел, чтобы против него обратились еще и Воющие Грифоны.

Командующий Гефсемар собрал ладонью горсть каменной пыли, в которую превратилась разрушенная взрывом в Залах Искупления стена. Он пустил пыль по ветру, словно это было неким ритуалом, и по завихрениям ветра он мог прочитать ход грядущего кровопролития. Боевой маской Сангвинарного Ангела была посмертная маска Сангвиния, снятая с лица божественного примарха десять тысяч лет назад, когда тот умирал от ран, нанесенных архипредателем Гором. Сангвиний был невыразимо красив, и даже отделанная золотом и драгоценными камнями посмертная маска испускала ауру сверхъестественной величественности, которую сангвинарная гвардия считала одним из самых смертоносных своих оружий.

— Что ты видишь? — спросил библиарий Варника из Обреченных Орлов.

Гефсемар повернулся к Варнике, но его глаза скрывались за рубиновыми пластинами, вставленными в глазницы маски, и по ним ничего нельзя было прочитать.

— Линии судьбы, которые переплелись здесь, брат мой, вне понимания любого из нас, — ответил Гефсемар, — наши мудрецы долго пытались их распутать. И постоянно терпели неудачу. Даже сейчас они бьются над этим, зная, что будущее сокрыто от них навеки, но считая, что участие в решении столь сложной задачи — само по себе награда. Наша нынешняя цель отнюдь не является недостижимой, но боюсь, она лишь положит начало процессу, который никогда не закончится.

— Объясни, — попросил Варника, — как объяснил бы дилетанту.

— Подумай вот о чем, брат, — сказал Гефсемар, — космодесантники сражаются с космодесантниками. Это не ново. Но будет ли этот раз последним?

— Думаю, нет, — ответил Варника.

— Значит, ты начинаешь меня понимать. Что такое космодесантник? Это человек, да, но все же нечто намного большее. Ему говорят об этом с самого момента принятия в орден, когда он чуть больше, чем обычный ребенок. После обучения он может даже не помнить ничего из прежней жизни. В его разуме может не остаться воспоминаний о временах, когда он еще не превосходил любого из людей. Каким может стать разум, измененный таким образом?

— Лишенным сомнений и страха, — ответил Варника, — такое изменение человеческого разума необходимо, чтобы создать воина, в котором нуждается Империум. Я считаю это жертвой, которую мы приносим. Мы отвергаем людей, которыми могли бы стать, чтобы вместо этого служить в качестве Адептус Астартес. Если ты полагаешь, что это — ошибка, командующий, я вынужден с тобой не согласиться.

— Вот, в том-то и дело! Видишь, библиарий Варника? Действительно, то, что мы делаем с собственным разумом во время превращения в космодесантников, необходимо для того, чтобы научиться стрелять. Но какой грех закрадывается в нас посредством такого обучения?

— Жестокость? — предположил Варника, — космодесантники неоднократно заходили слишком далеко в наказании врагов Императора, и в результате страдали обычные мужчины и женщины.

— Жестокость — это необходимость, — сказал Гефсемар, — несколько тысяч покойников тут и там ничего не значат по сравнению с миллионами тех, кто останется в живых благодаря тому, что враги испугаются нашей жестокости. Нет, я имею в виду намного более тяжкий грех, от которого недалеко и до порчи.

— Порча — это тяжелое обвинение, — сказал Варника, сложив руки на груди и напрягшись. В голосе его промелькнула угроза, — и что же это?

— Гордость, — ответил Гефсемар, — космодесантник думает не только о том, что превосходит обычных людей Империума. Неважно, осознает он это или нет, но он считает, что превосходит и остальных космодесантников. Каждый из нас действует по-своему, не так ли? Каждый из нас будет сопротивляться попыткам изменить его, даже если единственным способом будет насилие. В нас столько гордыни, что космодесантники никогда не перестанут убивать космодесантников. На каждую Ересь Гора или Бадабскую войну приходится тысяча кровавых дуэлей и судов чести, вызванных нашей неспособностью идти на уступки. Именно с этим врагом мы здесь столкнулись. Именно гордость исторгла Испивающих Души из Империума. Именно гордость побуждает нас уничтожить их, хотя мы твердим о правосудии. Наш враг — гордость. Она нас и погубит.

Варника поразмыслил над этим.

— Видит Трон, у каждого из нас есть особенности, — сказал он, — но разум космодесантника — сложная штука. Разве может ключом к ней быть столь простая вещь, как гордость? Из твоих слов, командующий, могу ли я сделать вывод, что тебе известно решение?

— О, нет, — ответил Гефсемар, — сыны Сангвиния осознают, что мы обречены. Лишь разрушительная гордость космодесантника способна заставить нас сражаться, и лишь мы способны удержать Империум от падения за грань. Нет, наш путь состоит в том, чтобы сражаться до самой смерти, и только перед самым концом осознать собственную природу.

Варника мрачно улыбнулся.

— При всех твоих нарядах и позолоте, Сангвинарный Ангел, ты — пессимист. Обреченные Орлы стремятся обнаружить худшие из творимых в Галактике злодеяний, потому что хотят исправить положение. Ни один из нас до этого не доживет, но это произойдет, и добьются этого именно космодесантники, которые сделают его. И неважно, чрезмерна ли наша гордость. Зачем сражаться, если ты веришь в то, что все потеряно, что бы ты ни делал?

Гефсемар разжал кулак, и пыль полетела по ветру.

— Потому, что это — наш долг, — ответил он.

Мимо прошел Лисандр с молотом в руке.

— Давикс и кастеллан на позиции, — сказал он. — Готовьтесь. У вас две минуты.

Гефсемар и Варника разошлись и присоединились к своим отделениям. Главные ударные силы, собравшиеся в кают-компании, состояли из бойцов девятой и седьмой рот Имперских Кулаков и второй роты Воющих Грифонов. Отделения Варники и Гефсемара должны были следовать за Грифонами и, если верить Борганору, собирать истерзанные останки Испивающих Души, которые, без сомнения, будут в изобилии оставаться за Воющими Грифонами. Лисандр ходил вдоль строя, осматривая Имперских Кулаков, шеренгами стоящих вдоль всего помещения. Кают-компания предназначалась для обычных членов экипажа, и космодесантники едва не задевали головами потолок.

Целые планеты падали под натиском менее чем двух сотен космодесантников, отправленных в эту битву Имперскими Кулаками. Нетерпеливые Воющие Грифоны разбились на отделения, которые по очереди инструктировал Борганор. Лорд-инквизитор Колго тоже присутствовал. Вместе со своими телохранителями-сестрами битвы он стоял в дальней части помещения и, несмотря на терминаторскую броню, походил скорее на наблюдателя, чем на активного участника боевых действий.

Варника вернулся к своему отделению. Сержант Бейренгар, повышенный до командира отделения после смерти Новаса, уже произвел над снаряжением положенные предбоевые обряды и прочитал надлежащие молитвы. Варнике оставалось сделать немногое.

— Вот где находится ключ к этой шкатулке с секретом, — сказал он, — мы, сами того не зная, преследовали Испивающих Души с того момента, как еретик Кефил совершил ошибку и привлек к себе наше внимание. Здесь мы закончим то, что начали там. Мы знаем, кем являются Испивающие Души, и, что еще более важно, мы знаем, кем они не являются. Они нам не братья. Столкнувшись одним из них в дыму выстрелов, не смотрите на него, как на брата. Смотрите на него, как на очередной симптом порчи, и уничтожьте его, как раковую опухоль человечества.

— Борганор! — донесся крик Лисандра из строя Имперских Кулаков. — Эту честь я предоставлю тебе!

— Принимаю с радостью! — крикнул Борганор в ответ, — Воющие Грифоны! Робаут Гиллиман смотрит на нас! Покажем ему сражение, которое он не забудет!

Палуба «Фаланги» вздрогнула, когда Воющие Грифоны двинулись вперед.

Скамандер собирался уже поднять тревогу, но понял, что входящая в зал фигура передвигается на множестве ног. Он встал и отсалютовал.

— Командир! — сказал он, — мы не знали, удалось ли тебе выжить.

— Мне подвернулось множество шансов умереть, — ответил Сарпедон, — но воспользоваться ни одним из них я не смог, — он пожал руку Скамандера, — сколько у нас времени?

— Немного, — ответил Скамандер, — Имперские Кулаки в данный момент собирают силы для атаки. Они знают, что мы здесь.

— Каков план?

— Удерживать библиотеку. Не умирать. Обстоятельства требуют, чтобы наша тактика была простой.

— Ясно.

— У нас твой доспех и топор Меркаэно.

— Значит я, по крайней мере, не умру голым! Это было бы слишком унизительно.

Скамандер улыбнулся. Несмотря на все пройденные им битвы и смертоносность его психической силы, он был все еще юнцом. По меркам Испивающих Души и вовсе мальчишкой.

Сквозь читальный зал Сарпедон направился в указанный Скамандером сводчатый проход. Он привел в лабиринт книжных шкафов и столов, стопки объемистых томов уходили под самый потолок. Повсюду лежал тонкий слой пыли, местами нарушаемый следами бронированных ботинок Испивающих Души. Сарпедон посмотрел на книги — история деяний Имперских Кулаков, философия битвы, описания жизни и дел некоторых космодесантников ордена. Сарпедон вспомнил напомнили о песнях, которые когда-то сочиняли Испивающие Души, эпических поэмах, восславляющих орден. Сарпедон забросил сочинение собственной песни, когда выбросил Михайраса, своего летописца, через воздушный шлюз во время первой Войны ордена. От этих воспоминаний во рту появился неприятный вкус.

Испивающие Души приветствовали его, когда он проходил мимо. Он видел боевых братьев, плечом к плечу с которыми сражался долгие годы. Некоторые из них спорили с ним, некоторые во всем его поддерживали, но все последовали за ним в Сокрытую область. Все они без боя сдались капитану Лисандру и его Имперским кулакам, потому что так приказал Сарпедон. И все они умрут здесь, потому что он так приказал.

— Командир, — сказал сержант Грев, когда Сарпедон прошел мимо. Сарпедон ответил на приветствие и заметил штурмовое отделение, которое Грев набрал из выживших бойцов ордена. Он выбрал ветеранов, жестоких космодесантников, которые без сомнения будут отдавать каждый сантиметр своих позиций лишь в обмен на ведра крови, пролитой их цепными мечами. Сержант Салк, инструктирующий свое отделение, прервался, чтобы кивком поприветствовать Сарпедона. Библиарий пробрался по импровизированным баррикадам перевернутых столов и протиснулся через узкие проходы между полками. В центре лабиринта из книг он обнаружил капитана Люко, стоящего за столом для чтения.

Люко обхватил Сарпедона за плечи.

— Рад видеть тебя, брат, — сказал он, — я уж думал, что веселиться придется без тебя.

— Я не пропустил бы такое веселье за все блага Галактики, — ответил Сарпедон, — сколько наших братьев пришло на праздник?

— Чуть меньше шестидесяти, — сказал Люко, — кого-то мы потеряли во время побега. Паллас остался. Остальные пропали без вести. Полагаю, это вполне ожидаемо, но вот, что странно…

— Паства Иктиноса, — сказал Сарпедон.

Люко сделал шаг назад.

— Откуда ты знаешь?

— Иктинос не с нами, — объяснил Сарпедон, — его паства, должно быть, последовала за ним.

— Не с нами? Что ты имеешь в виду?

— Иктинос привел нас сюда. Он много лет манипулировал нами, направляя в это место и в этот момент. Почему? Я не знаю. Скорее всего, по воле Дениятоса. Как бы то ни было, у него свои цели, а у нас свои, и они не совпадают.

— Капеллан нас предал.

— Да, — сказал Сарпедон, — предал.

Обычная веселость Люко исчезла.

— Я убью его.

— С этим придется подождать, — сказал Сарпедон, — пока что стоит озаботиться выживанием. Ты выбрал хорошее место для нашего последнего рубежа, брат. Я бы дважды подумал, прежде чем его атаковать.

— У нас твой доспех и твой топор, — произнес Люко, — вон за тем шкафом. Но Копья Души мы среди улик не обнаружили.

— Значит обойдусь без него. Мне хватит и топора Меркаэно.

— Знаешь, Воющие Грифоны хотели бы его вернуть.

— Значит, Борганор сможет вытащить его из моей мертвой руки, — отозвался Сарпедон, — не сомневаюсь, что он попытается использовать этот шанс. Здесь закончится множество историй, капитан. История обо мне и Борганоре — лишь одна из них. Если мы сможем закончить эти истории столь же достойно, что и те, которые хранятся в этом зале, значит будем считать, что победили.

По воксу Люко раздался голос Скамандера:

— Капитан! Воющие Грифоны приближаются! Я отступаю к позиции Грева!

Его слова сопровождались тяжелым ревом выстрелов. Сарпедон услышал звуки попаданий болтерных зарядов в стены библиотеки.

— Значит, решено, — сказал Сарпедон, — я вооружусь. До конца, капитан Люко.

— До конца, магистр ордена, — ответил Люко, — решительно и твердо.

Сарпедон отсалютовал:

— Решительно и твердо, Испивающий Души.

9

О временах после Ереси Гора уже никто не помнил, хотя они стали для Империума настоящим апокалипсисом. О самой Ереси ходили легенды — о предателе Горе, упивающемся своей завистью к Императору, его измене Человечеству и смерти от рук самого Императора. Очищение же, последовавший за смертью Гора и восхождением Императора на Золотой Трон период преобразований, упоминалось лишь вскользь, в примечаниях к одобренным Имперской церковью историям. Но правда, известная лишь нескольким историкам, исследования которых отдавали ересью, состояла в том, что Империум родился именно во время Очищения, и рождение сопровождалось ужасными потоками крови.

То было время отмщения. Все, кто был запятнан деяниями Гора, все, кто их окружал, и даже склонившиеся перед Гором под угрозой уничтожения миры, были обречены на страдания. Оставшиеся верными примархи провели кровавую завоевательную кампанию, в ходе которой были казнены миллиарды коллаборационистов. Полные беженцев планеты подвергались чисткам, чтобы гарантированно не осталось в живых никого из военных преступников. После Ереси вспыхнули тысячи гражданских войн. Имперская Армия не вмешивалась в боевые действия до тех пор, пока оставшиеся в живых не ослабевали достаточно, чтобы их можно было завоевать, привести к покорности и перевоспитать.

То было время реформ. Легионы космодесанта были разделены на ордена, что также послужило причиной множества теневых войн и чуть не привело к катастрофе, поскольку космодесантники почти открыто конфликтовали друг с другом за право сохранить за собой символику родительского легиона. Имперская Армия разбилась на миллионы осколков, миниатюрных феодов, лишенных централизованного командования. Среди разрывавших человечество после вознесения Императора религиозных катастроф родилось Имперское Кредо, и для того, чтобы сплотить разрозненные массы людей, были созданы имперские Адептус. Рожденное среди отчаяния духовенство Терры и его Адепта стали основоположниками принципов страха и подозрений, которые на протяжении последующих десяти тысяч лет определяли каждое их действие. Император хотел, чтобы основой будущего человечества стала надежда, но, каким бы ни видел Он это будущее, из его осколков Очищение собрало нечто порченное, нечто полуживое и ужасное.

То было время Хаоса. Силы варпа вели свою игру за власть над родом человеческим, и, хотя жертва Императора им помешала, они прочно зацепились за реальный мир тысячами щупалец. Потребовались десятилетия, чтобы выследить и истребить легионы демонов, освобожденные в битве на Терре. Кровавые Ангелы и их новоиспеченные сыновние ордена охотились на демонов, чтобы отомстить за смерть Сангвиния. Последователи Гора в последние дни Ереси открыли порталы в варп, стремясь посеять в еще неоперившемся Империуме семена тайн, которые со временем будут открыты и принесут страдания последующим поколениям.

Никто не знал, сколько таких порталов открыли преданные Гору чернокнижники и безумцы. На забытых мирах огромные врата терпеливо ждали исследователей или беженцев, которые неосторожно произнесли бы нужные слова или переступили определенную черту. В фундаментах домов в отстроенных во время Ереси городах таились руны, в глубинах сточных коллекторов и катакомб скрывались ужасные храмы. Некоторые порталы принимали довольно странные формы — пророчества, рассказываемые в подвергшейся порче общине, история, чуть больше приоткрывающая врата с каждым повторением или напеваемая духами пустыни песня, которая, будучи записанной, становится проходом в варп.

Одним из порталов служил глаз, вырванный у какого-то огромного, способного перемещаться в варпе хищника. Служители Темных сил, собравшись на корабле, который завис на орбите одной из звезд, переправили глаз в реальный мир. Подобно некой живой планете глаз начал обращаться вокруг звезды. Он взирал в пустоту и там, куда падал его взгляд, начиналась демоническая пляска. Призвавшие глаз служители были разорваны на части демонами, а их последние мысли были исполнены благодарности к богам, которые позволили им стать частью столь великолепного действа.

Глаз Хищника упоминался во множестве предсказаний по всему Империуму. И тогда Рогал Дорн поклялся закрыть его. Почитавшие Дорна ордена послали ему на помощь своих чемпионов, и на орбите погибшей звезды разразились самые ужасные и кровопролитные сражения Очищения. Рогал Дорн лично спустился на Глаз Хищника, минуя биологические ужасы, поднимающиеся из его студенистой поверхности, и демонов, старающихся его остановить. Вокруг Дорна один за другим падали боевые братья, но он не колебался. Он был примархом, и в нем текла кровь Императора. Он погрузил кулак в зрачок Глаза Хищника, и тот, ослепленный, закрылся от боли.

Среди выживших боевых братьев Рогала Дорна было много библиариев, и в течение следующих трех дней они проводили ритуал, чтобы навсегда закрыть Глаз. Дорн направлял их в молитве, и, наконец, из его отважного духа соткалась печать, которая клеймом легла на закрытый глаз и запечатала его.

У Дорна осталось слишком мало боевых братьев, чтобы уничтожить Глаз Хищника полностью. Его библиарии были истощены, многие из них не пережили ритуал. Примарх знал, что однажды ему придется вернуться и закончить дело. Прежде, чем уничтожить Глаз, его необходимо было открыть, поэтому Дорн создавал охранный символ таким образом, чтобы снять его могла только кровь самого примарха. Он окружил местоположение Глаза мифами и легендами, чтобы ни один орден не знал, где находится и для чего служит это место. Дорн поклялся, что однажды, когда исчезнут другие бесчисленные угрозы, он соберет способных выдержать ужасный взгляд Глаза Хищника библиариев и чемпионов, и портал в варп будет, наконец, уничтожен.

Но окружавшие Империум угрозы не ослабевали. На каждого истребленного демона приходилось новое восстание или бесчинство ксеносов, возникала новая опасность, угрожающая Империуму забвением. В течение многих столетий Глаз Хищника скрывался от взгляда смертных, ослепленный, но исполненный животного чувства злобы и отчаяния, питаемого ненавистью самого варпа. Со временем, Рогал Дорн умер, чтобы присоединиться к Императору в сражении в конце времен.

Забытый Глаз Хищника по-прежнему обращался вокруг своей звезды.

Та звезда носила имя Кравамеш.

Скамандр встретил первый шквал пронесшегося по архиву огня. Заряды болтеров Воющих Грифонов летели плотным потоком, поднимая в воздух облака обгоревших обрывков пергамента. Один из болтов угодил Скамандру в грудь и заставил его отступить на шаг. Другой пробил насквозь стол и взорвался около бедра, осыпав его дождем осколков.

— Вы не заставите нас встать на колени! — воскликнул библиарий и запрокинул голову. Его горло пылало алым. Языки пламени сорвались с ладоней, огонь поднялся по наплечникам к лицу. Пол вокруг стола и сам стол покрылись коркой льда, когда тепловая энергия хлынула в библиария, чтобы быть переработанной и использованной в психическом реакторе, в который превратился его разум.

Объятое пламенем лицо Скамандра обратилось на Воющих Грифонов. Они очертя голову бежали к нему, соперничая за право пролить первую кровь. Среди них был и извергающий потоки болтерного огня капитан Борганор.

Скамандр выдохнул огромный язык пламени, которое охватил первых Воющих Грифонов. Некоторые из них были сбиты с ног волной перегретого воздуха. Остальные в полной мере ощутили мощь взрыва, когда от сверхъестественного жара начал плавиться керамит и лопаться бронепластины. Трое или четверо упали, лишенные возможности двигаться, когда сгорели нервные волокна брони и сплавились воедино сочленения.

Борганор прыгнул сквозь огонь и врезался в стол, уже почти обратившийся в пепел под натиском Скамандра. Капитан прицелился в движении и всадил болтерный заряд точно в живот библиария, заставив его опуститься на одно колено.

Остальные Испивающие Души открыли огонь сразу после атаки Скамандра, и охваченные пламенем Воющие Грифоны пытались занять укрытие и выбить из него противника. Борганор проигнорировал общее сражение и, оттолкнувшись бионической ногой, проскользнул под столом, который Скамандр использовал в качестве укрытия.

Капитан оказался лицом к лицу с библиарием, сжимавшим в руке болт-пистолет. Космодесантники начали бороться, пытаясь направить друг на друга стволы оружия. Скамандр наполовину пылал, наполовину был покрыт льдом, но Борганору удалось отвести от себя ствол болт-пистолета. Болтер капитана был слишком громоздким, чтобы использовать его на столь близкой дистанции, поэтому Воющий Грифон выпустил его из рук и выхватил боевой нож.

Внезапно Скамандр загорелся, словно окружив себя огненным коконом. Борганор вскрикнул и отпрянул. Библиарий поднялся и рванулся на капитана, пытающегося отстраниться и зажимающего свободной рукой рану на животе.

Борганор перекатился сквозь пламя, по его наплечникам и ранцу защелкали выстрелы. Зал архива пронизывали болтерные очереди, сверху огненным дождем падали обрывки пергамента, горячий воздух был наполнен частицами пепла, а стены облизывали языки пламени. Огромные рулоны пергамента пылали, опадая вниз подобно огненным водопадам и освещая перебегающих из укрытия в укрытие, ведущих непрерывный огонь Воющих Грифонов.

Скамандр поднял свободную руку, черную от обугленной крови из раны. С его пальцев стекало пламя, и Борганор ухватился за ножку стола, чтобы взрыв не сбил его с ног. Он полагался на керамит своей брони и обряды благословения, которые провел над своим снаряжением. Борганор призывал дух Робаута Гиллимана войти в его сердце и сделать капитана чем-то большим, чем человек или космодесантник. Он верил в силу мести и щит презрения, который мог выковать из своей железной души и поддерживать достаточно долго, чтобы казнить предателя, с которым столкнулся.

Борганор заставил себя сделать шаг вперед и выставил перед собой нож. Скамандр снова поднял пистолет, но Борганор отбил ствол в сторону.

— Предатель, — прошипел Борганор, — колдун.

В ответ Скамандр выпустил пламя столь плотной струей, что она была похожа на луч лазерного резака. Борганор уклонился и ударил ножом в лицо библиария. Клинок угодил в челюсть, сломав несколько зубов и пробив язык. Изо рта Скамандра хлынула кровь, пламя начало гаснуть.

Капитан прыгнул вперед, ударив коленом в раненый живот библиария. Скамандр врезался в дальнюю стену архива, где его осыпало горящими обрывками тысячелетних записей. Борганор схватил Скамандра за голову и запрокинул ее, обнажая горло Испивающего Души.

Глаза Скамандра были полны ненависти. Борганор усмехнулся, увидев в самом уголке глаза искорку страха.

— Все, за что ты умираешь — ложь, — сказал капитан и перерезал библиарию горло.

Воющему Грифону пришлось оттолкнуть тело Испивающего Души к стене, чтобы вырвавшийся из раны язык огня ударил вверх, а не в лицо капитану. Огненный фонтан взметнулся вверх и растекся по потолку подобно разливающейся жидкости. Затем пламя опало, словно иссякло то, что его питало, и Скамандр обмяк. Огонь последний раз сверкнул в уголках его глаз, во рту и ушах, а из сочленений доспеха начал струиться дым.

Борганор отбросил тело в сторону и огляделся. Усилиями космодесантников обоих сражающихся сторон пылающий зал погрузился в хаос. Многие Воющие Грифоны погибли от рук библиария, но теперь Испивающие Души гибли под огнем превосходящих сил атакующих.

Сражаясь со Скамандром, Борганор покинул укрытие, и теперь лишь дым и огонь скрывали его от глаз Испивающих Души.

— Братья! Фокусник мертв! Пусть вашей правдой будет болтерный огонь! — прокричал Борганор, гордо выпрямившись, даже когда рядом с ним начали разрываться болтерные заряды. Он подхватил с пола свой болтер и наконец вступил в битву как должно, посылая очередь за очередью в проглядывающие из дыма силуэты в фиолетовой броне.

— Вперед! Вперед! Это лишь приветствие, братья мои! Праздник еще впереди!

Сарпедон слышал выстрелы и ощущал запах идущего из читального зала дыма. В сердце лабиринта библиотеки, рядом с капитаном Люко, он ждал, когда волна нападающих разобьется об оборону Испивающих Души

— Скамандр пал, — сказал Люко.

— Значит, у нас появился повод для мести, — спокойно ответил Сарпедон.

— Я обещал себе, что больше не погибнет ни один космодесантник под моим командованием, — сказал Люко, — я много раз давал себе такие обещания, но с их выполнением у меня проблемы.

— Ты обещал себе покой, капитан, — сказал Сарпедон, — и ты его обретешь. Но не сейчас. Ради своих боевых братьев продержись еще несколько мгновений.

В библиотеке раздались первые резкие и острые звуки болтерного огня. Воющие Грифоны одолели передовой отряд Скамандра и прорвались внутрь, прямо в подготовленную Испивающими Души западню.

— Наконец-то все закончится, — сказал Люко, — и мне больше не нужно будет лгать. Спасибо Императору, все закончится здесь.

— И как именно закончится, решать нам, — добавил Сарпедон, — многим ли удавалось такое сказать?

Люко не ответил. Вокруг его молниевых когтей вспыхнуло силовое поле, электрический разряд разметал лежащие на полках бумаги.

Рев выстрелов достиг крещендо, а вокс-каналы превратились в бедлам.

— Плечом к плечу, братья! — воскликнул Грев, рванувшись вперед по узкому коридору библиотеки. Вокруг него дождем падали опаленные книги. Тысячи слов мелькали на превращающихся в пепел страницах.

Грев повернул за угол и врезался в Воющего Грифона, держащего двуручный цепной меч, как топор палача. Лезвие с ревом устремилось вниз, и Грев со всей своей нечеловеческой силой отвел удар силовым топором, направив в стоящий рядом шкаф. Меч вгрызся в древнюю древесину, и Воющий Грифон вынужден был потратить мгновение на то, чтобы его выдернуть. Этого мгновения Греву хватило, чтобы погрузить топор в грудь противника, пробив керамит, ребра и органы. Воющий Грифон был все еще жив, когда падал, но жизнь в нем удерживала лишь ярость. Обнажились легкие, кровь хлынула на пыльный пол из разрубленной надвое грудной клетки как вода из переполненного фонтана.

Противники врывались внутрь. Для Воющих Грифонов это место было почетным — острие атаки. Первые проникшие в библиотеку больше всех рисковали собственными жизнями, но получали наибольшие почести после битвы, вне зависимости от того, остались ли в живых.

Рядом с Гревом должен был бы сражаться Скамандр. Но библиарий был мертв. Поэтому сержанту приходилось убивать за них обоих.

Все больше и больше Воющих Грифонов пробивалось в узкие коридоры библиотеки. Прямо сквозь шкаф рядом с Гревом проломилась объятая пламенем бронированная фигура. Воющий Грифон пылал с головы до пят, а сквозь завесу дыма и огня виднелся силуэт вооруженного огнеметом Испивающего Души. Сержант обезглавил Воющего Грифона одним взмахом силового топора, по инерции крутнулся на месте и нанес удар в сторону, выведя из строя цепной клинок в руках появившегося из-за угла противника.

Испивающие Души за спиной Грева перескакивали через тела Воющих Грифонов, чтобы схватиться с врагом. В библиотеке не было помещений, подходящих для массовой битвы. Бой превратился в множество поединков, жестоких схваток один на один. Места не хватало даже для того, чтобы провести обманный маневр. В этой войне роль играло не умение, а сила и ярость. И того, и другого у Грева было в избытке.

Рядом с ним Испивающий Души рухнул с обугленной сквозной дырой от попадания из плазменного пистолета. Сержант врезался в его убийцу, отшвырнув его на шкаф, нанес удар обухом топора в лицо. Ошеломленный Воющий Грифон упал на одно колено, сержант отрубил ему одну из рук, а обратным взмахом снес полчерепа.

Другой Испивающий Души умер, истерзанный болтерным огнем. По лежащему впереди длинному коридору проносились очереди тяжелого болтера стоящего в дальнем конце Воющего Грифона. Книжные шкафы разваливались на части, и Грев видел братьев, которых Воющий Грифон успел повергнуть сквозь проломы в стенах. У его ног лежали кучи горящих книг, на пол валились выпотрошенные переплеты, а страницы взмывали под потолок в потоках раскаленного воздуха.

Грев рванулся прямо сквозь книжный шкаф, развалившийся на части под его натиском. Вокруг разрывались заряды тяжелого болтера, наполняя воздух тысячей взрывов. Грев положился на свою инерцию, преодолел поток выстрелов и врезался в воина Воющих Грифонов, нанося и блокируя удары. Космодесантников охватило пламя.

Сержант позволил жажде сражения овладеть собой. Он редко позволял себе полностью перестать думать, отбросить все, что делало космодесантника дисциплинированным орудием войны, и позволить взять контроль над своим телом прирожденному воину, упивающемуся резней.

Мутировавшая рука Грева отбросила топор в пылающие обломки и схватила Воющего Грифона за голову. Сержант дергал и крутил шлем, пока не удалось сорвать его с креплений.

Воющий Грифон был похож на самого Грева — покрытый шрамами суровый ветеран, человек, которому можно доверить удерживать любой рубеж и выполнять любой приказ. Огонь утих.

Это наши братья, подумал Грев.

Они такие же, как мы.

Жажду битвы нарушила мысль. Сержант попытался подавить ее, но безуспешно.

Грев отступил на несколько шагов. Тяжелый болтер лежал в груде обломков вне пределов досягаемости Воющего Грифона, отползающего от Испивающего Души. Грев, не спуская глаз с противника, поднял топор.

— Отходим! — крикнул он, — Отходим! На позиции! Отходим!

Через мгновение после того, как сержант отдал приказ, библиотека перед ним взорвалась пламенем и пеплом. На фоне общего шума раздался грохот тяжелого вооружения. Воющие Грифоны пустили в ход большие пушки.

Целью первой атаки было втянуть Испивающих Души в битву, навязать им рукопашную схватку. Вторая должна была разрушить все укрытия в библиотеке, усеять позиции отступников горящими обломками и создать достаточно открытого пространства, чтобы Воющие Грифоны могли в полной мере использовать свое численное преимущество.

У обычных солдат, возможно, ничего бы не получилось. Бойцы первой линии сильно рисковали попасть под огонь тяжелого оружия из задних рядов. Но Воющие Грифоны не были обычными солдатами; те из них, кто ворвался внутрь первыми, всецело доверяли точности прицела своих боевых братьев.

Библиотека была разворочена. Грев пробился сквозь пламя, пинками отбрасывая с пути обломки шкафов и рукой закрывая лицо от тысяч горящих книг, которые падали сверху как огненная буря. Хаос пронзали лучи лазерной пушки, мерцающие темно-красным светом и пробивающие все, во что попадали. Из дыма вылетали плотные, раскаленные добела сгустки плазмы.

Сержант увидел под ногами упавшего Испивающего Души. Он схватил поверженного брата за наплечник и бегом потащил за собой. Обороняющиеся укрепились в узких проходах и организовали там огневые точки. Грев увидел впереди одного из них, охраняющего широкий коридор, в котором поваленные книжные шкафы и кучи сломанной мебели образовывали импровизированные баррикады. Испивающие Души за завалом — Грев увидел среди них сержанта Салка — помогли ему перебраться на свою сторону и укрыться за баррикадой.

Боевого брата, которого сержант притащил с собой, зацепило в бедро лучом лазерной пушки. Нога держалась исключительно на лохмотьях изорванного керамита, в которые превратилась защищающая конечность броня. Грев не мог с уверенностью сказать, жив ли еще Испивающий Души. Пара космодесантников оттащили его в безопасное место.

— Они собираются нас выжечь! — воскликнул Грев, обращаясь к Салку, — большие пушки и огнеметы!

— Значит будем держать оборону здесь! — так же громко отозвался Салк, — мы готовы! — он вручил Греву болтер, без сомнения, взятый у раненого или мертвого Испивающего Души, который больше не нуждался в оружии. Грев кивнул, проверил ход затвора и занял позицию, опустившись на одно колено возле баррикады. На спусковой крючок Грев жал пальцем левой руки, поскольку мутировавшая правая была слишком большой, и указательный палец на ней не проходил в скобу.

В дыму показались Воющие Грифоны. Дым был столь густым и плотным, что невозможно было определить, что в библиотеке уцелело, что было подожжено, а что был ополностью разрушено. Воздух был слишком тяжел и ядовит для человека; лишь усиленные легкие космодесантников не давали противникам задохнуться. Видимость была значительно меньше дальности выстрела из болтера.

Грев разглядел красно-желтые доспехи Грифонов, перемазанные сажей и копотью до такой степени, что можно было различить лишь темные и светлые детали разделенных геральдическими цветами на четыре части доспехов. Полдюжины атакующих вышли на дистанцию ведения огня.

— Огонь! — крикнул Салк. Засевшие у баррикады Испивающие Души, которых вместе с Гревом было шесть или семь, открыли огонь. Каждый из них выпустил по половине магазина в приближающиеся бронированные фигуры.

Кто-то рухнул замертво. Кто-то покачнулся, живой, но раненый. Все, кто остался в живых, ответили огнем, и баррикада задрожала, пережевываемая болтерными зарядами, укрытие с каждой секундой становилось тоньше. Разрывные заряды выбросили облачка осколков и Грев сжал зубы под обрушившимся на лицо колючим дождем.

Салк сменил обойму. Рядом с ним опустился на пол Испивающий Души.

— Неплохо, — сказал космодесантник. Салк хлопнул раненого Испивающего по плечу, затем повернулся и выпустил еще одну очередь.

Грев напрягал глаза, пытаясь рассмотреть в дыму хоть что-нибудь. Раненых унесли. На баррикаду повалили еще один шкаф. Воющие Грифоны перегруппировывались. Испивающие Души были готовы открыть огонь на любое движение, но Воющие Грифоны не станут нападать по одному и по двое. Они начнут наступление все вместе, как один.

— Это не сражение, — сказал Грев, — и не война. Это просто…

— Истребление, — закончил за него Салк, — мы убили Меркаэно. Они все дали клятву отомстить за него. Они готовы положить несколько своих братьев, чтобы только добраться до нас первыми и прикончить. У них больше народу, чем у нас. Вот к чему все сводится.

— Негоже космодесантнику сражаться таким образом, — проворчал Грев, — клянусь Троном, они могли просто заморить нас голодом, если бы захотели. Им нет нужды гибнуть.

Салк с сомнением посмотрел на Грева.

— Им нет нужды гибнуть! — повторил Грев, — наши ордена — братья! На Неверморне была другая ситуация, но здесь нет никакой потребности сражаться! Какая им разница, как мы умрем? Никто из нас не покинет «Фалангу» живым, эта битва — бессмысленная бойня!

— Они дали клятву, — сказал Салк, — логика с этим поспорить не может.

— Пусть никто не оплакивает потери, — сказал Гефсемар, — пусть горе не омрачит радость победы. Несите радость, братья мои, точно так же, как несете смерть.

Сангвинарные Ангелы собрались для молитвы в полумраке зала хористов. Вдоль стен зала располагались сервиторы-певцы — трупы одаренных исполнителей, превращенные в машины, которые были способны петь целыми днями, не нуждаясь в обслуживании. На «Фаланге» их использовали в ритуалах размышления, в ходе которых качества и достижения каждого Имперского Кулака сравнивали с деяниями Рогала Дорна. Сейчас сервиторы молчали, их лысые головы лежали на металлических плечах, а легкие бездействовали.

Боевая маска Гефсемара мелькала между сангвинарными гвардейцами, словно с каждым из братьев он возносил тихую молитву. Затем Гефсемар достал глефу — двуручное силовое оружие с отливающим голубым цветом лезвием.

— Мы готовы, — сказал он.

— Слава Гиллиману, — ответил осадный капитан Давикс.

Серебряные Черепа Давикса и Сангвинарные Ангелы собрались в зале хористов потому, что он примыкал к библиотеке. Воины Давикса, искусные осадные инженеры, уже установили на одной из стен подрывные заряды. Раздались приглушенные звуки выстрелов, когда Воющие Грифоны начали продвигаться сквозь горящие руины библиотеки, сея хаос огнем тяжелого оружия.

— Вы не видите в войне искусства, — сказал Гефсемар, — а поскольку жизнь космодесантника состоит лишь из войны и подготовки к ней, в ваших жизнях вообще нет места искусству. Очень жаль, брат мой. Очень жаль.

— Мы это переживем, — отозвался Давикс.

— Это Борганор! — раздался голос из вокса, — Мы атаковали! Пора!

— Отлично, — ответил Давикс, — мы входим.

Осадный капитан жестом дал сигнал держащему детонатор Серебряному Черепу. Космодесантники отошли и присели, отвернувшись от стены. Раздался взрыв. Заряды были расположены особым образом, поэтому вся мощь взрыва ушла в стену, которая разлетелась на части, оставив огромную черную дыру от пола до потолка. Ударная волна и обломки поразили многих сервиторов-хористов, разрывая некогда живую плоть.

Сангвинарные Ангелы Гефсемара ворвались в брешь еще до того, как обломки закончили барабанить по полу. Вокруг них клубился дым, а грохот стрельбы стал громче, как и крики боли гибнущих космодесантников.

Давикс последовал за Гефсемаром. Его отделение относилось к осадно-инженерным, и было вооружено болтерами и подрывными зарядами, а Сангвинарные Ангелы были штурмовиками. Активировав прыжковый ранец, Гефсемар полетел по узкому проходу между рядами книжных шкафов. Сангвинарные гвардейцы последовали его примеру, искусно управляясь с прыжковыми ранцами, с помощью коротких импульсов облетая углы и едва касаясь ногами пола. Гефсемар с ревом пронесся мимо наблюдавшего за задней частью библиотеки Испивающего Души, взмахом глефы отрубив ему руку, а мгновением позже сангвинарный гвардеец закончил начатое, почти разрубив часового надвое.

На внезапное открытие второго фронта в библиотеке начали реагировать первые Испивающие Души. Давикс обменялся несколькими выстрелами с отступниками, которые выбежали из-за угла прямо перед ним. Очереди болтеров его отделения разрывали на части стоящие в шкафах книги. Двое Испивающих Души упали, и Давикс задержался, чтобы вогнать им в головы по болтерному заряду. Серебряный Череп никогда до конца не верил в смерть врага и предпочитал подстраховаться.

Из-за угла впереди вылетел Гефсемар. Его облаченное в золотой доспех тело врезалось в книжный шкаф за спиной осадного капитана.

— Гефсемар! — крикнул Давикс в вокс, — что случилось?

Следом за Гефсемаром из-за угла вывернула тварь, вызвавшая у Давикса едва переносимое отвращение. Она имела гуманоидную форму, но была словно слеплена из визжащих голов, а ее бугристые плечи задевали потолок библиотеки. Издаваемая существом ужасная какофония едва не ошеломила Давикса, наполнив его разум кошмарными звуками боли и чистого отчаяния. На верхних конечностях твари вместо пальцев располагались иссохшие, изломанные человеческие руки, а вместо головы зияла пасть, окаймленная окровавленными челюстными костями. В глотке виднелись тысячи глаз. Тварь сделала шаг в направлении Гефсемара, волоча за собой спутанные внутренности и конечности.

Отделение Давикса открыло огонь, прикрывая отползающего от существа Гефсемара. Огонь болтеров поразил сотни голов, но тварь даже не вздрогнула. Она развернулась к Давиксу, распахнула пасть и взревела, отчего вокруг Серебряных Черепов началось форменное безумие.

От книжных шкафов протягивались окровавленные руки. Прямо в полу открывались скрежещущие зубами рты, стремящиеся ухватить кого-нибудь из космодесантников за ногу. Сангвинарные Ангелы пробивались через царящий в помещении хаос, поражая глефами каждую проступающую в дыму тень.

— Удерживать позицию! — крикнул Давикс. — Вперед, братья, победа будет за нами! Хотя большинство врагов убьют Грифоны, голову архипредателя возьмем мы! Сарпедон здесь! Вперед, за его головой!

Осадный капитан почувствовал вспышку гордости. Давиксу было несвойственно в бою стремиться к славе, но он позволил неожиданно возникшему чувству направить себя сквозь творящиеся вокруг ужасы. Он знал, что Сарпедон недалеко.

Он знал это, потому что шел прямиком в преисподнюю.

— Ты знаешь, где находишься? — раздался резкий металлический голос Дениятоса.

Н'Кало рванулся. Он был прикован цепью. От боли его сознание балансировало на грани, но оковы ощущались отчетливо. Командующий попробовал разорвать их, но они выдержали.

Железного Рыцаря избили до потери сознания. Он помнил, Иктиноса, носящего череполикий шлем капеллана Испивающих Души, и то, как он снова и снова равнодушно опускал на голову Н'Кало крозиус. Чувство пространства и времени все еще не восстановилось. Командующий определенно был пленником, над ним возвышался носящий фиолетовый цвет дредноут, который мог быть только легендарным Дениятосом.

Н'Кало промолчал.

— Ты там, откуда уже никогда не уйдешь, — сказал Дениятос.

Н'Кало понял, его держат в помещении невероятных размеров. Бросив взгляд за дредноут, он увидел, что находится в грузовом трюме, который был столь большим, что мог вмещать в себя целые легионы танков и БТР «Носорог». Сейчас трюм пустовал, если не считать места в самом его центре, где был прикован Н'Кало. Вокруг него на полу был выжжен сложный рисунок в форме круга, на линиях которого кое-где лежали кости и лепестки цветов, драгоценные камни и связки трав, вырванные из книг страницы, человеческие зубы, пули и обломки камней с чужих миров. Вокруг символа стояли на коленях паломники, которые прибыли на «Фалангу», по их словам, чтобы наблюдать за судом над Испивающими Души. Каждый из них держал высоко поднятый штандарт Незрячего Ока. Облаченные в балахоны с капюшонами паломники создавали низкий гул, повторяя ужасные бессвязные слоги.

Н'Кало внезапно осознал, что до сих пор облачен в доспех, а на голову ему снова надели измятый шлем. Пленившие командующего допустили оплошность, не сняв с него доспех. Даже безоружный, космодесантник в броне намного опаснее, чем без брони. Это могло стать для Н'Кало неплохим подспорьем, когда он вырвался бы, а в том, что он вырвется, Железный Рыцарь не сомневался. Вне зависимости от того, что замыслил Дениятос, и от того, являются ли Испивающие Души еретиками, Дениятос и Иктинос определенно представляли духовную угрозу, и Н'Кало просто обязан был вырваться и свершить правосудие.

— Твои мысли читаются столь же отчетливо, как если бы они были написаны на твоем доспехе, — сказал Дениятос, — ты хочешь сбежать. Это нормально. Космический десантник не создан для жизни в клетке. Еще ты жаждешь мести. Ты назвал бы это долгом или правосудием, но в конечном счете ты желаешь, чтобы я умер за то, что организовал твое поражение и пленение. Это, опять же, нормально. Космодесантник — мстительное существо. Но видишь ли ты сейчас, будучи беспомощным, каким жалким животным на самом деле являешься? Свобода и месть — что они значат в сравнении с проблемами галактического масштаба? Насколько важно твое существование?

Н'Кало снова рванулся. Цепи крепились к полу. Вероятно, они были предназначены для того, чтобы во время полета удерживать на месте танки. Одному космодесантнику было не под силу разорвать их.

— Мой долг внутри меня, — сказал Н'Кало. Он знал, что должен хранить молчание, но что-то в словах Дениятоса, в том, что, несмотря на искусственный голос, речь дредноута звучала эмоционально, заставило его ответить, — Даже если Галактика запылает, а человечество исчезнет, я должен выполнить свой долг. Поэтому я могу звать себя космодесантником.

— Ответ слабого разумом, — сказал Дениятос. Корпус дредноута развернулся к чему-то, что лежало вне поля зрения Н'Кало, — ты предпочитаешь игнорировать вопросы, которые затрагивают Галактику, зацикливаешься лишь на череде битв, веренице мелких побед над ксеносами или отступниками, и говоришь себе, что для этого и предназначены все твои способности. Я же решил отбросить ограничивающий меня долг и, возвысившись, стать одной из тех сил, что меняют Галактику по собственному желанию. Это — мой выбор. Твой разум слишком мал, чтобы поступить так же. Испивающие Души были похожи на тебя, и мне пришлось сделать этот выбор за них. Если им хватит мудрости понять, они будут меня благодарить.

Массивный, похожий на танк корпус дредноута снова повернулся к Н'Кало. Одну из его рук заменяла ракетная установка, а вторая оканчивалась огромным силовым кулаком. Сейчас на этом кулаке было надето нечто вроде перчатки, из которой торчали несколько менее громоздких приспособлений: манипуляторы, лезвия, иглы — инструмент для более тонкой работы, нежели та, которую можно выполнить силовым кулаком дредноута.

— В чем дело? — спросил Н'Кало. — Зачем ты меня сюда притащил?

— На этот вопрос я и собираюсь ответить, — сказал Дениятос, — но не словами.

Из набора инструментов выдвинулась вперед циркулярная пила. Н'Кало напрягся, всеми силами пытаясь разорвать путы. Он чувствовал, как вытягиваются суставы и трещат кости, ощущал вспышки боли от того, что мышцы развивали усилие, которое не способен был вынести скелет.

Цепи не поддавались. Возможно, Н’Кало мог бы ломать и скручивать конечности до тех пор, пока попросту не вытащил бы их из оков. Возможно, он мог бы уползти и украсть оружие одного из культистов.

Лезвие пилы коснулось нагрудника. Полетели искры, яркими сполохами отражаясь в линзах на бронированной голове дредноута.

Дениятос работал быстро и с большой аккуратностью. Вскоре нагрудник был разделен на части, и небольшие манипуляторы послойно убирали керамит, пока Н'Кало не ощутил на своей коже прохладу рециркулированного воздуха.

Пение перешло в ужасную каденцию, что означало скорое завершение мелодии. Н'Кало почувствовал, как в воздухе накапливается напряжение, и увидел наверху свечение, словно исходящее от большого источника тепла под потолком грузового трюма. Вспышки энергии пробежали по стенам, и ушли в пол рядом с могучими ногами дредноута.

Командующий ощутил боль. Неожиданно для самого себя он задохнулся, когда невозможно холодное лезвие оставило кровавую полосу вдоль грудины.

Потолок грузового трюма начал подниматься, листы металла вывернулись наружу и дрожали в безвоздушном пространстве подобно мертвым листьям на ветру. Целостность корпуса нарушилась, и воздух улетучился. Паломники со спокойствием и радостью на лицах посмотрели на разрыв в борту «Фаланги», а затем их глаза взорвались, превратив глазницы в кровоточащие провалы. Сквозь боль Н'Кало видел, как поток воздуха отбросил с головы одной женщины капюшон, открыв ее восторженное лицо и вспенивающуюся на губах кровь. Тело другого паломника, невероятно дряхлого старика, который, похоже, был среди них главным, казалось, окончательно иссохло, когда он поднял морщинистое лицо к источнику падающего на него света.

То был свет Кравамеш, звезды, вокруг которой обращалась «Фаланга». Пламенно-оранжевый свет пробивался сквозь кружащиеся возле пробоины в корпусе обломки. Корпус разошелся еще сильнее ,как открывающийся глаз, и последние потоки воздуха выплеснулись наружу.

Паломники умирали, один за другим теряя сознание. Н'Кало понял, что ему специально оставили броню для того, чтобы он мог дышать, когда развалится грузовой трюм.

Пила отодвинулась. Теперь, когда воздуха не было, звуки могли передаваться лишь в виде вибраций через пол. Слабый шум сервомоторов выпрямляющегося манипулятора. Шумный вдох Н'Кало через системы подачи воздуха в доспехе, когда холод коснулся открытой раны в груди.

— Ты знаешь, — произнес Дениятос, и звук его голоса прошел колебаниями по его ногам, — чем тебе предстоит стать?

Н'Кало сжал зубы. Он видел над собой полыхающую Кравамеш, и свет ее, хотя и падал прямо на командующего, казался ужасно холодным.

— Ключом, — продолжил Дениятос. Манипуляторы ухватили Железного Рыцаря за ребра. Н'Кало закричал, но крик не распространился дальше пределов его доспеха, — кровь самого Дорна — единственный ключ, который подходит к замку, на который заперта Кравамеш. У Испивающих Души этой крови нет, хотя мне было удобно, чтобы они продолжали полагать обратное. У тебя она есть, Железный Рыцарь. В твоих жилах течет кровь Дорна.

Манипуляторы потянули за края сросшейся грудины Н'Кало. Хрустнула кость. Командующий напряг каждую мышцу в его теле, борясь как с болью, так и с оковами.

Внезапно он увидел Рогала Дорна, облаченного в золотой доспех, преклонившего колени перед телом павшего Императора. Узрел открытое Око Ужаса и пылающие укрепления Терры. В последние мгновения жизни в разум командующего проникли древние воспоминания, которые содержались в том генном материале, которым был изменен Н'Кало.

Железный Рыцарь ощутил невероятную гордость и ярость Рогала Дорна. Он переполнился ими до краев, ибо эти чувства были слишком сильны, чтобы их мог выдержать человек, и даже космодесантник. Примарх был невероятным существом, превосходящим человека по всем параметрам.

Н'Кало видел Рогала Дорна в Железной Клетке — огромной сети укреплений, наводненной солдатами Хаоса. Словно тень целого ордена Имперских Кулаков упала на нее, когда Дорн возглавил штурм.

Затем видение сменилось на открывающийся чудовищный глаз Кравамеш и огромные, безобразные фигуры, появляющиеся из ее пламени.

Дениятос ударил Н'Кало силовым кулаком в грудь, сминая ребра. Дредноут вырвал кулак из груди. Вывалившиеся на палубу органы Железного Рыцаря напоминали окровавленные крылья. В холоде вакуума кровь тут же замерзала.

Массивная туша Дениятоса отступила от Н'Кало. Выплавленный в палубе рисунок пылал красным, словно пил пролитую кровь. Его сиянию словно вторил льющийся сверху свет. Дредноут развернул корпус к пролому. Огни Кравамеш внезапно показались очень близкими.

Из космоса это выглядело, как огненный мост, протянувшийся от огромной Кравамеш к кажущейся крохотной «Фаланге». Вдоль моста колебались образы замученных лиц, перекрученных конечностей и воющих призраков, разбивающиеся на части и перетекающие один в другой, словно были сотканы из жидкого огня.

Вахтенные команды увидели это сразу же. Об этом завопил каждый датчик на крепости-корабле Имперских Кулаков. Но «Фаланга» была втянута в боевые действия, команда занималась творящимся в архивах хаосом, а поскольку не каждый член экипажа находился на своем посту, огромное и сложное судно не могло среагировать вовремя.

Огненное щупальце коснулось корпуса. Дениятос стоял в бушующем вихре пламени, который уничтожил останки Н'Кало и паломников. В огне начали мелькать силуэты — скачущие, бормочущие твари, конечности и глаза которых были обращены друг на друга в бесконечной насмешке над эволюцией. Они безумно плясали вокруг Дениятоса, словно он был хозяином праздника, на который их пригласили. Реальность задрожала и разорвалась на части, когда среди безумия в центре грузового трюма возникли огромные круглые врата — огненная кайма вокруг матово-черного провала, ведущего сквозь ткань мироздания в некое намного более мрачное место.

Дениятос стоял перед порталом в варп. Огни варпа охватывали его ноги, что-то бормотали крадущиеся в пламени демоны. Но Дениятос не колебался. Он видел это мгновение уже миллионы раз. Оно являлось ему в полусне в глубинах Селааки

Во тьме за порталом пришли в движение массы мерзости и ненависти. Шипастые щупальца их незамутненной злобы поползли по грузовому трюму, и от их прикосновения пузырился металл. В стенах открылись плачущие кровью глаза. Вереница демонов вопила все громче и громче, по мере того, как к вратам двинулась, на ходу формируясь, какая-то фигура.

Приблизившись, она окончательно обрела форму и превратилась в нечто одновременно прекрасное и кошмарное. Крупный человек с идеальными чертами и поблескивающей бледной кожей, облаченный в одеяния из струящегося белого шелка и окруженный ореолом чистой магии. Следом за ним тянулись истерзанные души, брошенные варпом в пучины безумия. Когтистая рука ухватилась за край портала и выдернула существо в реальный мир.

Первой появилась невыносимо совершенная голова. Черты лица были словно высечены из идеального мрамора, а глаза сработаны из нефрита. Его появление сопровождала мелодия варпа, издаваемая тысячами лишенных тел хоров.

— Время пришло, — сказал Дениятос. — Нити судьбы сплелись здесь.

— Свободен! — проревел князь демонов тысячей голосов. — Изгнание, муки, все в прошлом! Месть… месть течет, как кровь из раны! Раны, которую я нанесу вселенной… ненависть поднимется подобно потопу. О, непорочные души, о, недремлющие умы, вы будете уничтожены! Абраксес вернулся!

10

Окруженный свитой из сервиторов архимагос Воар торопливо продвигался к доку спасательных капсул через отведенные гостям отсеки. Он знал, что, миновав роскошные комнаты, сможет найти челнок, обычно используемый в дипломатических целях, но вполне пригодный для того, чтобы улететь с «Фаланги» на один из ближайших кораблей. Например, на «Могилу Предателя», на которой прибыл лорд-инквизитор Колго, или на судно космодесанта вроде «Кары Гарадана».

Воар предал Испивающих Души на Селааке. Ни одна из его логических цепей не расценивала этот поступок как неправильный, ни с логической точки зрения, ни с нравственной. Но это не меняло того факта, что Испивающие Души, освободившись, захотели бы увидеть, например, того же Воара, мертвым. На «Фаланге» он был в опасности.

Двигательные устройства Воара, поврежденные на Селааке, были восстановлены в достаточной степени, чтобы он мог с приличной скоростью двигаться через уютные вестибюли и анфилады комнат, обходить старинную мебель и произведения искусства, чья бессмысленность подчеркивала ощущение окружающей роскоши. Имперские Кулаки прагматично относились к контактам с внешним Империумом, и стремились окружить дипломатов из различных Адепта обстановкой, приличествующей положению социальной элиты Империума. Сервиторы, которых Воар взял из хранилищ «Фаланги», лавировали между столов, стульев и небольших изваяний с гораздо меньшей легкостью, нежели сам архимагос.

Воар остановился, заметив вспыхнувший перед глазами инфракрасный след. Глаза архимагоса, как и большая часть органов, были в значительной степени изменены, чтобы избавить его от слабой плоти и приблизить к совершенству машины. Тепловой след проходил по одному из сводчатых проходов прямиком в зал для аудиенций. Перед богато и изысканно украшенным троном стояли ложа и столы с золотой отделкой, сделанные ремесленниками какого-то далекого мира. Под люстрами и выступами, на которых размещались сервиторы-кадильщики, что-то двигалось. И оно явно старалось как можно дольше оставаться незамеченным.

Воар достал инферно-пистолет, который также раздобыл на складах «Фаланги». Сервиторы, повинуясь сигналу встроенного в череп Воара блока мыслеуправления, окружили его еще более плотным кольцом. Стволы их автоганов, напрямую связанных с прицельными устройствами в глазницах, были направлены туда же, куда и взгляд Воара, который сейчас пытался подобрать наиболее удобный спектр восприятия. Он увидел на полу тепловые следы и остаточный электрический заряд.

Капеллан Иктинос знал, что его обнаружили. Бесполезно прятаться, будучи два с половиной метра ростом и нося полный доспех. Он вышел из-за трона, сжимая в руке крозиус арканум.

— Ты потерпел неудачу, Испивающий Души, — сказал Воар. В его голосе не было страха, и не только потому, что голос был искусственным. Операция по подавлению эмоций удалила из биологического мозга такие незначительные вещи, как страх, — с точки зрения логики твой побег с «Фаланги» невозможен. А отомстив мне, ты ничего не добьешься.

— Логика — это ложь, — раздался ответ, — темница для слабых разумом. Я здесь не для мести.

Воар не стал дожидаться продолжения. Переговоры ни к чему бы не привели. Он отступил за сделанное из черного дерева огромное ложе с балдахином, одновременно посылая сервиторам приказ открыть огонь.

Восемь автоганов извергли плотный поток выстрелов. Иктинос рванулся вперед, выставив вперед плечо и тем самым закрыв наплечником лицо. Броня начала истончаться, словно ее разъедала ржавчина. Изображение черепа на наплечнике исчезло, уступив место сначала слоям керамита, а затем переплетениям управляющих кабелей и нервных волокон.

Иктинос врезался в сервиторов. Один из них был сокрушен силой удара, его усиленный позвоночник сломался, а вывернутое из креплений оружие беспомощно поливало потоками пуль украшенный фресками потолок. Еще двоих поразил крозиус, разнесший на части их лишенные брони тела и оросивший стены дождем из капель влаги и обломков металла.

Воар выглянул из-за укрытия в тот момент, когда Иктинос свободной рукой обезглавил последнего сервитора. Архимагос прицелился и выстрелил. Раскаленное энергетическое копье вырвало кусок плоти из сжимающей крозиус руки капеллана.

Логические цепи Воара обрабатывали различные варианты действий намного быстрее, чем неулучшенный разум. Ему следовало держать дистанцию, поскольку подпустить Иктиноса вплотную означало умереть. Единственным оружием Воара, которым он мог надеяться поразить космодесантника, был инферно-пистолет. Встроенные в глаза системы прицеливания гарантировали, что и второй выстрел достигнет цели. Архимагос успеет сделать всего один верный выстрел, после чего падший капеллан его убьет. План окончательно сформировался, высветившись перед глазами в виде светящихся бело-голубых векторов и линий движения.

Воар рванулся из укрытия обратно к сводчатому проходу, который вел в искусно отделанную камнем купальню с глубоким кальдарием, бассейном с холодной водой и массажным столом, способным выдержать вес космодесантника. Вдоль украшенных мозаикой с изображениями героев Империума стен стояли сервиторы-лакеи. Воар держал инферно-пистолет перед собой, готовый выстрелить в любой момент.

Иктиноса в поле зрения не было. Логические цепи архимагоса обрабатывали новые варианты действий. Вместо того, чтобы впасть в панику, измененный разум генерировал массу бесполезной информации, спутанный клубок вариантов захвата цели, которой внезапно не оказалось там, где она должна была быть.

Бронированная фигура Иктиноса выскользнула из-под огромного массажного стола, врезавшись в нижнюю половину тела архимагоса. Воар отлетел в сторону сводчатого прохода. Он выстрелил, но Иктинос двигался слишком быстро, и выстрел снова прошел вскользь, проплавив борозду на боковой части шлема. Иктинос попытался нанести удар заряженной на полную мощность силовой булавой. Архимагос быстро пригнулся, крозиус пролетел мимо и врезался в камни арки.

Свободной рукой Иктинос схватил Воара за запястье, рывком развернул к себе спиной, затем впечатал в стену и придавил предплечьем.

— Я не собирался тебя убивать, — сказал Иктинос, — твоя жизнь не имеет для меня никакого значения. Отдай мне Копье Души.

— Возьми, — ответил Воар. Из его воротника показался небольшой манипулятор, сжимающий рифленый металлический цилиндр — древко копья Души.

Иктинос взял Копье и покрутил в руке, продолжая прижимать архимагоса к стене.

— Если задуматься, — сказал он, — то это такая мелочь. Даже сейчас я задаюсь вопросом, не она ли привела нас на этот путь. За нее умерло множество твоих техножрецов, архимагос. И множество моих братьев. Будет справедливо, если она попадет в руки Дениятоса.

— Ты получил то, за чем пришел, — сказал Воар, — отпусти меня.

— Я не давал обещания, что ты останешься в живых, — сказал Иктинос.

Лицо Воара омрачили эмоции, которые не появлялись на нем уже много десятилетий.

— Да возьмет твою душу Омниссия! — злобно выдохнул архимагос. — Чтоб ей гореть в Его горне! Чтоб ей оказаться на Его наковальне!

Иктинос поднял Воара в воздух и с силой опустил на свое колено. Металлический позвоночник лопнул, из одежд архимагоса дождем посыпались детали. Капеллан погрузил в грудь Воара крозиус, разрывая силовым полем металл и кости.

Занимающих высокое положение техножрецов чрезвычайно сложно убить. Многие из них способны пережить даже обезглавливание, благодаря аугметике, поддерживающей жизнь в полуорганическом мозгу до тех пор, пока их останки не будут восстановлены. У некоторых особенно высокопоставленных, архимагосов ультима, способных управлять целыми кластерами миров-кузниц, имелись даже археотехнические резервные копии мозга, где как раз на случай физического уничтожения хранились их личности и воспоминания. У Воара такой аугметики не было, но Иктиносу все равно следовало действовать наверняка.

Капеллан рывком вскрыл тело архимагоса, вытряхнул наружу внутренности и начал уничтожать орган за органом, деталь за деталью, на тот случай, если вдруг окажется, что там находится мозг. Уничтожив позвоночник, космодесантник принялся за голову. Он обрушил на череп ботинок, впечатывая пяткой в пол логические цепи и бионику глаз. Скорее всего, именно в этот момент Воар умер, получив последний сигнал с сенсорных датчиков, а по разбитым схемам пробежала последняя мысль.

Закончив уничтожать тело Воара, Иктинос подобрал копье Души. Это была реликвия Великого крестового похода, созданная самим Рогалом Дорном в те времена, когда Император завоевывал Галактику во имя человечества. Примарх отдал копье Испивающим Души в знак того, что они являются его детьми наравне с Имперскими Кулаками.

Разумеется, это было сказкой. На самом деле происхождение копья Души, как, впрочем, и вся остальная история Испивающих Души, было покрыто таким же мраком, какой застилает любые из имперских анналов. Копье Души активировалось генами и подчинялось лишь тем, кто обладал генокодом Испивающих Души, поэтому кто бы ни создал или нашел этот артефакт, это был точно не Рогал Дорн. Копье Души, как и остальная часть вселенной, было ложью.

Но это не означало, что Копье бесполезно. Дениятос это понял. Как и весь Империум, копье Души основывалось на лжи, но, тем не менее, могло стать частью плана.

Задуманное Дениятосом преобразование Империума было процессом не из приятных. Как и любое дело, которое стоило того, чтобы за него приниматься. Но, несмотря на кровь, страдания и смерть, когда все закончится, вселенная поблагодарит Дениятоса.

От разбросанных по полу дипломатических кают останков Воара Иктинос направился к Глазу Хищника, чтобы стать свидетелем того, как зарождается будущее Империума.

Гефсемар и Давикс начали штурм сердца похожей на лабиринт библиотеки одновременно и с двух сторон, чтобы застать Сарпедона врасплох.

Но Сарпедона невозможно было застать врасплох. Освещаемый пламенем, охватившим книжные шкафы за его спиной, библиарий повернулся к Сангвинарным Ангелам и Серебряным Черепам, словно ожидал их появления.

Давикс открыл огонь. Реакция Сарпедона была столь молниеносной, что болтерные заряды взрывались, попадая в лезвие топора Меркаэно, который мутант подставлял под выстрелы.

Испустив струю пламени из прыжкового ранца, Гефсемар рванулся к магистру Испивающих Души. Движением расположенных слева ног Сарпедон бросил в сторону космодесантника тяжелый деревянный стол. Врезавшись в препятствие, Сангвинарный Ангел отлетел в сторону и угодил в книжный шкаф, похоронивший его под грудой горящих книг.

Среди пламени и резни разворачивающееся дальше сражение выглядело почти поэтично. Давикс парировал болтером удар топора Меркаэно, но рухнул на пол от взмаха конечности Сарпедона. Гефсемар вскочил на ноги и сделал выпад глефой, Сарпедон с невероятной ловкостью ускользнул от удара и ударил обухом топора в живот Сангвинарного Ангела, чтобы лишить его равновесия.

Выпрыгнувший из пламени капитан Люко врезался в Давикса прежде, чем осадный капитан снова смог вступить в бой. Два воина Адептус Астартес обменялись ударами столь быстрыми, что человеческий глаз едва мог их заметить, молниевые когти Люко смазались в широкую бело-синюю дугу, отбив в сторону ствол болтера Давикса, чтобы осадный капитан не успел выстрелить.

Гефсемар взвился в воздух и ринулся вниз из языков пламени. Сарпедон вытянул руку, схватил Гефсемара и притянул вплотную к себе, чтобы Сангвинарный Ангел не мог использовать глефу. Космодесантники начали бороться. Сарпедон воспользовался своей физиологией мутанта, чтобы провести неожиданный захват и опустить Сангвинарного Ангела на пол. Затем поднес к его горлу лезвие топора Меркаэно. Гефсемар активировал прыжковый ранец, но Сарпедон оказался сильнее, его снабженные когтями конечности вцепились в пол, сохраняя библиария в вертикальном положении.

— Отходим! — раздалось в вокс-канале Имперских Кулаков. Голос, отдавший приказ Воющим Грифонам, Серебряным Черепам и Сангвинарным Ангелам, принадлежал капитану Лисандру, — всем подразделениям, отступить к местам сбора! Немедленно прекратить атаку!

Вызванного этими словами секундного замешательства хватило Сарпедону, чтобы ударить кулаком в лицевую пластину шлема Гефсемара. Посмертная маска Сангвиния вмялась внутрь, из рельефно очерченного рта хлынула кровь. Драгоценные камни вылетели из золотой оправы, от силы удара все тело Гефсемара содрогнулось.

Давикс видел, что Гефсемар находится в смертельной опасности. Осадный капитан присел, уклоняясь от взмаха когтя Люко, бросился ему в ноги, приподняв в воздух и оттолкнув прочь. Воспользовавшись тем, что Испивающий Души отлетел в сторону, протаранив собой шкаф, Давикс поднял болтер и выпустил в сторону Люко очередь.. Испивающий Души перекатом ушел с линии огня, теперь между ним и Давиксом находились деревянные полки и миллионы горящих страниц. Именно этого и добивался Серебряный Череп.

Давикс побежал к лежащему на полу Гефсемару, над которым уже нависла тень топора Сарпедона. Схватив Сангвинарного Ангела за запястье, Давикс выдернул его из-под удара, и топор оставил лишь глубокую пробоину в палубе.

— Уходим, брат! — выдохнул осадный капитан. — Лисандр приказал отступить!

— Битва не окончена, — ответил Гефсемар. Голос его звучал глухо из-за заливающей лицо крови, — враг еще не побежден.

— Приказы здесь отдает Лисандр! Мы отступаем! Собери своих братьев и возвращайся в зал хористов! Мы вас прикроем!

Космодесантники начали отступать сквозь дым и развалины. Сарпедон смотрел, как они уходят, и не собирался их преследовать, поскольку неподалеку определенно были другие их боевые братья.

Из тлеющих обломков книжного шкафа выбрался Люко.

— Проклятье, я сниму с тебя шкуру! — крикнул он в спину Давиксу.

Сарпедон положил руку на его наплечник.

— Постой, брат, — сказал он, — тут что-то не так.

Грев рискнул высунуться из-за баррикады и осмотреться. На последнюю выпущенную Испивающими Души болтерную очередь ответа не последовало. Сквозь дым сержант увидел фигуры Воющих Грифонов. Некоторые из них стояли на одном колене с оружием наизготовку, но большинство отступало.

Грев поднялся, прицелился и несколько раз выстрелил в мелькающие в дыму фигуры. Рядом с ним уже стоял Салк, также ведущий огонь.

— Они отступают, — сказал Салк, меняя магазин.

— Не так уж сильно мы их и потрепали, — отозвался Грев, — я думал, они нас одолеют.

— Значит, случилось что-то еще, — сказал Салк.

— Не обольщайся. Возможно, они просто собирают силы для второй атаки.

— Нет, — ответил Салк, — Только не тогда, когда им удалось нас прижать. Только не Воющие Грифоны, и только не в такой ситуации. Они напирали бы до тех пор, пока либо мы, либо они, не были бы мертвы все до единого. А здесь… что-то пошло не по их замыслу.

— Возможно, логика все же одержала верх, — сказал Грев.

Когда грохот перестрелки сменился одиночными редкими выстрелами, рев пламени и лязганье доспехов стали восприниматься как некая форма тишины, словно библиотека оказалась в глазу бури. За баррикадой лежали два Испивающих Души, сраженные шрапнелью и болтерным огнем. Один из них был мертв, Грев и Салк видели изорванное тело и кровь, уже свернувшуюся в кристаллическую массу вокруг огромной и глубокой, до самого позвоночника, раны. Второй лежал неподвижно, но ранение в ногу, хотя и было довольно серьезным, в принципе, не должно было стать смертельным.

— Нам нужен Паллас, — произнес Грев.

— Его с нами нет, — ответил Салк. — Испивающие Души! Соберите павших и отступайте на позицию Сарпедона! Брат Маркис, Фессалон! Прикройте нас!

Сквозь дым продвигались пережившие десятки атак Воющих Грифонов Испивающие Души. Они выглядели как призраки солдат давно закончившейся битвы, застрявшие на этой стороне реальности и ночь за ночью снова участвующие в том же самом кровопролитии. Большинство космодесантников выжило, отделавшись незначительными ранениями, но не было никаких сомнений в том, что численность и ярость Воющих Грифонов вскоре помогут им одержать верх. Но сейчас Грифоны отступили, а на их место, несомненно, пришел какой-то неизвестный противник, ни в коей мере не стремящийся облегчить участь Испивающих Души.

— Нет, — сказал Грев, — если задуматься, то логика причиной быть не может.

— Выкладывай все, что знаешь, — сказал магистр ордена Владимир.

— Конечно, — ответил кастелян Левкронт, — нам мало что известно, но могу подтвердить, что мы лишились грузового отсека по правому борту.

Левкронта вызвали в Горн Эпох, который стал штабом Владимира. На полученных с поля боя пиктах мало что можно было увидеть, кроме дыма, а в вокс-канале слышались лишь отрывистые команды и возгласы возмущения, раздавшиеся после внезапного приказа отступать. Несмотря на это, Воющие Грифоны сохраняли порядок и уже приближались к кают-компании. Главная проблема была в другом.

— Лишились? — переспросил Владимир. Он подался вперед на своем стальном троне, с которого технодесантники Имперских Кулаков обычно наблюдали за действиями работников кузницы.

— Его больше нет. Нарушение целостности и разгерметизация. Все члены команды, находившиеся там, без сомнения мертвы.

— Жертвы среди Адептус Астартес?

— Не думаю.

— Какова причина?

— Среагировала психическая защита залов для размышления в либрариуме, — ответил Левкронт, — полученные данные говорят о сверхъестественной природе случившегося.

— Психическая атака? — спросил Владимир.

— Если это атака, мой лорд, то мощная и разрушительная, далеко за пределами способностей псайкеров Адептус Астартес.

— Значит, — сказал Владимир, подперев кулаком подбородок, — духовная угроза? Нападение из варпа?

— Согласно показаниям библиария Варники, у Испивающих Души были демонические союзники, — сказал Левкронт, — и… что-то… происходит с Кравамеш.

— Кравамеш? Звезда? Какое отношение к Испивающим Души имеет звезда, на орбите которой мы находимся? — прежде, чем кастелян успел ответить, Владимир поднял руку, — Нет, кастелян, я не прошу ответа. Просто размышляю над вопросом. Прежде, чем выяснять природу новой угрозы, следует обезопасить «Фалангу». Так как атака на архив прекратилась, можно оттянуть часть сил к трюмам, чтобы обеспечить их изоляцию. Оставшиеся будут удерживать кордоны вокруг архивов. Составьте боевой план и убедитесь, что Лисандр с ним ознакомлен. Никто не должен входить и выходить из архивов или трюма, не попав под ураганный болтерный огонь.

— Слушаюсь, мой лорд. А команда?

— Прикажи им вооружиться. Пусть охраняют ключевые места корабля. Я надеялся, что даже после побега эти события затронут лишь космодесантников. Похоже, ситуация развивается не совсем так, как мы предполагали.

— Будет сделано.

— Держи меня в курсе, и…

Владимира прервал резкий звук сигнала тревоги. Из подлокотника трона выдвинулся тут же замерцавший пикт-экран.

— Похоже, техноадепты восстановили системы безопасности верхней части корабля, — сказал Левкронт.

Экран показал коридор, двери в переборках которого были открыты по всей его длине. Через проемы перекатывался стелющийся по полу туман.

Мелькали очертания. Щупальца, глаза, рты, уродливые конечности, груды извивающихся внутренностей, которые двигались, вызывая невозможное ощущение своей разумности и злобы. Зубы, костяные клинки, потоки мерзости, перемещающиеся в измерениях, которых нет в реальном мире. Кошмар распространялся подобно тому, как растекается пятно краски, волна мерзости и безумия, перемещаясь, сминала саму «Фалангу».

— Это демоны! — прорычал Владимир и посмотрел на Левкронта, — принесите мне Клыки Дорна.

В дымящихся руинах архива собрались Сарпедон и его офицеры. Дым, все еще висящий повсюду, делал их похожими на странников, случайно встретившихся в густом тумане. Они стояли вокруг одного из немногих неповрежденных столов для чтения. Пол был по колено завален обугленными страницами и выпотрошенными обложками книг.

К Люко, Тирендиану и Сарпедону присоединились Грев и Салк.

— Мертвых пересчитали, — сказал Грев.

— Сколько? — спросил Сарпедон.

Вперед вышел Салк.

— Пятнадцать, — ответил он, — осталось сорок семь.

— Неужели нас когда-то была тысяча? — сказал Сарпедон.

— Нет, — отозвался Тирендиан, — тысячу воинов насчитывал прежний орден. Но мы — не он.

— Они погибли, — сказал Сарпедон, — как, несомненно, погибнем и мы. Уже нет смысла ограждать свои души от этой истины. Космодесантнику неоднократно приходится, находясь под угрозой гибели, не пускать в свой разум эту мысль, поскольку, бросив вызов неизбежности, иногда можно вырвать у нее победу. Но не здесь. Думаю, я смирился с тем, что мы здесь умрем, еще на Селааке, когда мы впервые сошлись лицом к лицу с Имперскими Кулаками. Если кто-то из вас не согласен примириться с такой участью, я прошу оставить эти мысли. Примите неизбежность смерти, приветствуйте ее, примиритесь с ней. Это нелегкая задача, но сейчас следует поступить именно так.

— Если мы сражаемся не за выживание, — сказал Люко, — тогда за что же? Может, нам просто сдаться Воющим Грифонам, получить пулю в затылок и покончить со всем этим?

— У нас есть незаконченные дела, которым, благодаря отступлению противника, мы теперь можем уделить внимание, — ответил Сарпедон.

— Ты имеешь в виду Дениятоса, — произнес Салк, — и Иктиноса.

— У нас до сих пор нет представления о том, что они задумали, — сказал Тирендиан. Каким-то образом на нем, как случалось всегда, сражение в архиве не оставило ни малейшего шрама или пятнышка. Возможно, его психические силы не ограничивались швырянием молний, а еще и обеспечивали некоторую неприкосновенность, защиту от уродств войны.

— Если даже предположить, что причиной нынешнего кризиса стал Иктинос, направляемый Дениятосом, нет ничего, что свидетельствовало бы о его намерениях.

— Значит, мы это выясним, — сказал Сарпедон, — вскоре Воющие Грифоны либо снова атакуют, либо поставят кордон, чтобы сдерживать нас. Так или иначе, если кому-то из нас придется начать охоту на Иктиноса и Дениятоса, это нужно делать быстро. Не думаю, что мы сможем быстро пройти через «Фалангу» в полном составе, что наша целая сила может переместиться через «Фалангу» достаточно быстро. На нашем пути встанут все Воющие Грифоны и Имперские Кулаки. Но если главные силы будут отвлекать внимание, а небольшая группа двинется вперед, шансы прорваться и найти Дениятоса сильно вырастут.

— И кто пойдет? — спросил Тирендиан.

— Сержант Салк, — сказал Сарпедон, — прошу набрать отделение и сопровождать меня. Мне не удастся сделать это в одиночку. Капитан Люко, ты примешь командование остатками ордена.

— Ты — магистр ордена, — ответил Люко, — наши боевые братья ждут, что именно ты их возглавишь. Неужели ты откажешь им в этом желании перед последней битвой? Позволь идти одному из нас.

— Нет, капитан, — возразил Сарпедон, — я быстрее любого из космодесантников. Мои мутации, какими бы мерзкими они ни были, служат мне хорошо. Не говоря уж о том, что против Иктиноса или Дениятоса я не отправлю никого, кроме самого себя. И хотя по праву я должен возглавить Испивающих Души, спроси любого из них, с кем он предпочел бы сражаться плечом к плечу. Те, кто ответит честно, назовут имя капитана Люко.

Люко долгое время молчал.

— Если бы этот вопрос задали мне, — спокойно сказал он, — я бы назвал имя магистра ордена Сарпедона. Значит, такова моя участь, что мне откажут в этом желании в последние минуты жизни?

— Да, — сказал Сарпедон, — я обещал тебе покой, капитан. Скоро он наступит. Но я не обещал, что в этот момент буду рядом. Прости, но это мой приказ.

Люко ничего не сказал, в ответ лишь отсалютовав.

— Какова наша задача? — спросил Тирендиан.

— Отвлечь противника, связать его боем. Чем более жестокой будет битва здесь, тем меньше врагов встанет на нашем с Салком пути.

— Я соберу отделение, — сказал Салк, — я знаю, кого взять. Это не займет много времени.

— Значит, пора разделиться, — сказал Сарпедон, — помните, чья бы кровь в нас ни текла, мы — сыны Дорна. Если и жил когда-либо человек, который не признавал капитуляции, то это был Рогал Дорн. Нам дарована битва, которую нельзя проиграть. Думайте о Дорне и забудьте, что такое поражение.

Испивающие Души отсалютовали своему командиру. А затем все они, до последнего человека, склонили головы в молитве.

Как вонзившийся в плоть ядовитый шип, как инфекция, портал в варп заставил пространство вокруг вспухнуть гнилостным нарывом, источающим кровь и страдания. Из стали «Фаланги» портал создал огромный собор цвета крови. Сводчатый потолок испещряли узловатые вены, по которым текла мерзкая жидкость, а стены были сделаны из живой, кровоточащей плоти. Кровь струилась потоками под действием гравитации Кравамеш, подобно перекатывающемуся по стенкам бокала вину, и из нее возникали все мерзости варпа.

Каждая из сил варпа стремилась приложить руку к тому, что творилось на «Фаланге». Столь многие их слуги были изгнаны или уничтожены Имперскими Кулаками и другими присутствующими на судне орденами, что даже взаимная ненависть, возникшая много эпох назад, не мешала им посылать своих приспешников, чтобы те присоединились в силам Абраксеса. Меднокожие солдаты Кровавого Бога ступили из крови на истерзанный металл, держа наготове черные железные мечи. Их мускулистые тела двигались синхронно, словно они маршировали по плацу на параде. Тут и там мелькали змееподобные твари с длинными гибкими языками, быстрые, как вьющиеся над землей насекомые. Периодически они хватали с поверхности крови всплывающие кусочки мяса. Толпа разлагающихся фигур ржавыми цепями тянула из трясины огромную тварь, состоящую из гниющей плоти. На вздутом лице твари появилась довольная улыбка, она вытащила из складок на коже крошечного визжащего демона и проглотила его. Казалось, из кровавых врат появляются все воплощения ненависти варпа, а за порталом собралось великое множество существ, жаждущих наблюдать за вторжением в святая святых Имперских Кулаков.

На единственном оставшемся от причальной палубы островке ржавого металла стоял Дениятос. Он казался единственным неизменным предметом на этой арене из мутировавшей по прихоти Темных богов плоти, словно корпус дредноута удерживал это место в реальном пространстве, не давая рухнуть в варп под весом собственного безумия.

— Я призвал тебя, — закричал Дениятос, до максимума увеличив громкость голоса, — именно по моей воле ты снова вступил в царство реальности. Абраксес Красивый, Абраксес Великолепный, я взываю к тебе. Услышь меня!

Абраксес поднялся с трона из перекрученных и сплавленных воедино тел членов экипажа, чьи разумы разлетелись в клочья от последовавшего за открытием врат психического удара. Красоту князя демонов ничуть не портила впитавшаяся в одежду и стекающая по совершенной алебастровой коже кровь.

— Никто не может призвать Абраксеса, — его слова лились подобно песне, — он не приходит по чужой прихоти.

— И все же, — ответил Дениятос, — ты здесь. Ибо кого же еще мне призвать, чтобы он отомстил Сарпедону из Испивающих Души?

Абраксес подался вперед.

— Сарпедон? А я уж начал думать, что Имперские Кулаки, сколь бы вкусными они ни были, станут здесь единственным лакомством, способным утолить мой голод. А здесь Сарпедон… где же он? Врата открыты настежь, армия демонов готова к выступлению. Его я растопчу первым, а потом уничтожу то, что останется, чтобы отпраздновать свою месть!

— Полагаю, — сказал Дениятос, — он сам придет к тебе. Но устроить обычную резню — слишком мелко для такого, как Абраксес, не правда ли? Учинить бойню на полном космодесантников корабле — деяние, достойное какого-нибудь мелкого князька или восходящего демона, но разве этого достаточно Абраксесу? Несомненно, ты мечтаешь о чем-то более грандиозном?

— Объяснись! — потребовал Абраксес, — я теряю терпение. Смотри! Моей воле повинуются ужасы Тзинча. По моей прихоти они тысячами изливаются из варпа! Я незамедлительно поведу их вперед, если твои слова окажутся правдой.

— Мы находимся на корабле, — начал объяснять Дениятос, — самом огромном и смертоносном из всех созданных Империумом. А теперь это корабль с порталом в варп. Я украл Глаз Хищника со звезды Кравамеш и внедрил его в «Фалангу». Чего может великий Абраксес желать больше, чем прохода в варп, через который хлынут послушные ему легионы, и который он сможет по своему желанию перемещать меж звездами?

Абраксес сжал кулак, его мысли практически читались на лице. Нечеловеческие мысли — они попросту не вместились бы в разум человека.

— Я погашу звезды, — сказал он, — я вплету в свой узор всю Галактику, даже Терру!

— Я могу отвести тебя туда, — продолжил Дениятос. — Всю свою жизнь я изучал путь, которым можно обходить неповоротливые армии Империума и появляться на орбитах самых густонаселенных миров. Это путь, который ведет к Терре, уверяю тебя. Но проходит он через самое сердце Человечества! Вообрази, как мир за миром падают, утопая в безумии, и последнее, что они видят перед тем, как лишиться рассудка — «Фаланга», сияющая над ними подобно ужасной звезде! Тысячи тысяч миров постигнет эта судьба, и, добравшись до Терры, ты нанесешь завершающий удар по пресмыкающемуся перед тобой роду человеческому!

— И с чего бы космодесантнику доставлять мне такую радость? — спросил Абраксес. — Тебе, рожденному по воле Императора. Тебе, неоднократно клявшемуся уничтожать подобных мне. Почему ты хочешь предать свой род столь мучительной смерти?

— Мне не нужны причины, — ответил Дениятос. — Ненависть — сама себе оправдание.

— О, ненависть! — сказал Абраксес, вскакивая на ноги. Кровь доходила ему до лодыжек, в пене извивались лишенные разума хищники. — Дар человека вселенной. Величайшее достижение человечества. Даже ваш Император восхищался ей. С ней не сравнится ничто. Она создает миры и разрушает их. Открытая ненависть — это война, а затаенная — мир. Человеческий род — всего лишь триллион проявлений ненависти! Когда человечество исчезнет, я думаю, что сохраню его ненависть. Из нее я создам то, что считаю достойным подражания, что я считаю целесообразным следовать за ними. Меж звезд будет царствовать одна лишь ненависть.

— Так и будет, — сказал Дениятос, — но сначала нужно завладеть «Фалангой».

— Эта задача, — презрительно сказал Абраксес, — достойна моего внимания лишь потому, что ее частью является смерть Сарпедона. Он — последний из тех, от кого Абраксес может потерпеть поражение. Когда он исчезнет, останется лишь победить. Я вижу, что нити судеб ведут к гибели. Нет пути, которым человечество может прийти к безопасности. Сарпедон умрет. Все они умрут. А затем наступит черед всей вселенной!

Под атональный рев сотни труб армия Абраксеса собралась на кровавом берегу. Генералами многотысячного войска были высшие демоны, исполненные ненависти воплощения воли самого варпа. Кровопускатели Кхорна завывали на своем темном языке, тела их раскалялись по мере того, как росла их жажда резни. Ужасы самого Абраксеса представляли собой колышущийся поток бесформенной плоти, со скоростью мысли то обретающей, то вновь теряющей очертания. Чумоносцы, эмиссары чумного бога Нургла, который когда-то был заклятым врагом Абраксеса, скакали вокруг своего вожака — огромного, пускающего слюни олицетворения разложения.

Абраксес встал во главе своего воинства. В стенке пузыря возникли широкие отверстия, ведущие вглубь «Фаланги». Низшие демоны выбрались наружу, вопя и невнятно вскрикивая от радости предстоящего сражения. Предводители толпы демонов кошмарно взвыли, проревели приказы, и армия двинулась вперед. Тянущиеся за Абраксесом ужасы Тзинча походили на кильватерную струю линкора.

Дениятос видел в движении войска еще одну нить судьбы, близящуюся к завершению. Даже Хаос должен был увидеть неизбежность судьбы. Абраксеса, существо, достигшее совершенства в использовании ни о чем не догадывающихся пешек, таких, как Испивающие Души, постигла та же участь. Он стал частью плана Дениятоса. Через князя демонов Дениятос воплотит свои желания в реальность.

На то, чтобы достичь этого, ушло много времени и сил, но все это было лишь прелюдией. Истинным началом осуществления плана Дениятоса по переустройству Галактики станет кровопролитие на «Фаланге».

Сарпедон мог положиться только на инстинкт. Он мало что знал о Дениятосе, и чуть больше знал о методах Иктиноса, но все равно мимо кордонов Имперских Кулаков его вели лишь догадки. Путь пролегал через огромный тренировочный отсек «Фаланги», оборудованный площадками для спарринга и огневыми рубежами с сотнями сервиторов-мишеней и стойками с экзотическим оружием со всех концов Галактики.

Производственные отсеки «Фаланги», грузовые трюмы и технические палубы в задней части судна были идеальным местом для того, чтобы там мог спрятаться одиночный космодесантник. И даже дредноут. Именно там Сарпедон решил осмотреться в первую очередь, но сначала необходимо было пройти через тренировочный отсек.

— Неплохо бы было опробовать этот полигон, — сказал сержант Салк. Его отделение, набранное из тех, кто выжил в архиве, двигалось развернутым строем, чтобы охватить взглядом как можно большую площадь. Лежащий впереди участок палубы имел вид череды уклонов, возвышений и впадин, каждая из которых приводилась в движение гидравлическим механизмом, что давало возможность изменять ландшафт и моделировать каждый раз новое поле боя. Именно здесь новобранцы Имперских Кулаков проводили учебные битвы продолжительностью в несколько дней. Накатывающиеся волнами сервиторы-мишени и постоянно меняющийся ландшафт были столь же серьезным испытанием как физической, так и моральной стойкости.

— Согласен, — отозвался Сарпедон, — мы бы отлично провели время.

— Если найдем Иктиноса, командир, что будем делать?

Сарпедон поднял бровь.

— Убьем, — сказал он, — что скажешь?

На тренировочной площадке царила тяжелая атмосфера зоны боевых действий. Ее создавали не только отметины от попаданий пуль в бронепластины, которые имитировали леса, разрушенные деревни и чужеродные ландшафты. Казалось, по ней гуляет эхо всех проходивших там выдуманных войн, сражений, впоследствии воплотившихся в реальные кровопролития с участием Имперских Кулаков. Навыки, полученные космодесантниками на этой площадке, хорошо им служили или же подводили их в войнах на забытых Императором чужих мирах. Отголоски тех отчаянных времен висели над искусственными укреплениями, как морозный туман.

— Вижу цели! — раздался голос спереди.

— Сократить дистанцию! — приказал Салк, — занять укрытие и доложить о противнике!

Впереди находилась имитация уничтоженной артобстрелом деревни — часть пола ушла вниз, образовав кратеры, а часть превратилась в безликие полуразрушенные стены, зияющие пустыми глазницами оконных и дверных проемов. В центре деревни возвышалось похожее на часовню здание. На его стенах не было никаких барельефов, а колокольня была словно изначально предназначена для снайперов. Сарпедон скользнул в пустую коробку фальшивого дома. Чтобы пройти через дверной проем, ему пришлось пригнуться. Сарпедон не видел большую часть бойцов отделения Салка, потому что они рассыпались и заняли укрытия, но библиарий точно знал, что они неподалеку.

В дальнем конце имитации деревни на открытое место вышел Рейнез. Доспех Багрового Кулака все еще был покрыт копотью и отметинами попаданий, тихонько позвякивали висящие на ней иконы и печати. Он выглядел так же, как и в тот момент, когда Сарпедон оставил его в лаборатории, избитым и окровавленным, но рвение его отнюдь не угасло.

— Сарпедон! — крикнул Рейнез, — я знаю, что вы здесь, ты и твои предатели. Кажется, в прошлую нашу встречу мы не доделали одно дело!

— Какие будут приказы, командир? — тихо спросил Салк по воксу.

— Ждите, — ответил Сарпедон.

— Мы можем его снять.

— Это приказ. Не стрелять.

Рейнез вышел на лежащую в тени часовни площадь.

— Ну? — крикнул он. Багровый Кулак сжал в руках молот и злобно посмотрел на развалины, в которых мелькали фиолетовые доспехи Испивающих Души, — только не говори, что тебе безразлична судьба Рейнеза! Ты взял мое знамя, ты унизил меня, из-за твоего предательства меня изгнали из ордена! Как ты можешь после всего этого оставить мне жизнь?

Сарпедон вышел на открытое место, стуча когтями по палубе. Рейнез бесстрастно смотрел на него, не говоря ни слова.

Сарпедон взялся за топор Меркаэно.

— В этом нет нужды, — сказал Сарпедон, — мы оба космодесантники. Пролить кровь другого космодесантника — ересь.

— Ты говоришь о ереси? — рявкнул Рейнез. — Ты, убивший столь многих моих братьев? На мой взгляд, пролилось еще недостаточно крови Адептус Астартес. Еще несколько капель — и будет в самый раз.

— Рейнез, с тобой у меня сейчас вражды нет. Я ищу одного из своих, того, кто спланировал все то, против чего ты выступаешь. Именно он заслуживает твоей ненависти, как заслуживает и моей. Если ты действительно хочешь отомстить за то, что произошло с твоими братьями, позволь мне пройти или присоединяйся ко мне, но, пожалуйста, не стой у меня на пути.

— Ты знал, что все это может закончиться лишь смертью одного из нас, — сказал Рейнез, — знал с того самого момента, когда первый Багровый Кулак пал от руки Испивающего Души. Судьба не позволит нам просто разойтись, один из нас уйдет отсюда, только переступив через труп другого.

Сарпедон испустил долгий вздох.

— Значит, так и будет, — сказал он, — ты настаивал на возмездии с тех пор, как прибыл на «Фалангу». Ты получишь его, если именно таково твое желание.

Рейнез немного пригнулся, принимая защитную стойку и поднимая молот параллельно корпусу. Затем присел и немного подпрыгнул, оценивая расстояние и готовясь нанести удар.

Сарпедон знал, что каждый ствол отделения Салка направлен на Рейнеза. Они не будут стрелять. Возможно, они откроют огонь, если Рейнез убьет Сарпедона, но к тому моменту это уже не будет иметь значения.

Рейнез бросился вперед, двигаясь быстрее, чем Сарпедон от него ожидал. Испивающий Души крутанулся вокруг своей оси и взмахнул топором Меркаэно, целясь обухом в голову Багрового Кулака. Библиарий направил в психосиловое лезвие импульс психической энергии, и хотя Рейнез сумел заблокировать удар рукоятью молота, его сбило с ног и отбросило в сторону бронепластины, которая служила стеной фальшивой часовне. От силы столкновения стена прогнулась, но Рейнез перекатом встал на ноги и взмахнул молотом на уровне лодыжек рванувшегося следом Сарпедона.

Сарпедон подпрыгнул и побежал по стене, цепляясь когтями за бронепластины.

Непривычный к сражению со способным бегать по стенам противником Рейнез попытался оценить ситуацию.

— Пора! — закричал он. — Сейчас! Огонь! Огонь!

Со всех сторон загрохотали болтеры. Вспышки выстрелов выдали позиции стрелков в дальнем конце фальшивой деревни. По бронепластинам вокруг Сарпедона защелкали пули, и внезапно одну из его задних ног прорезала вспышка боли. Сарпедон взбежал вверх по стене, перепрыгнул на крышу поливаемой очередями церкви. Он нашел некое подобие укрытия за колокольней, которая уже начала понемногу оседать из-за того, что выстрелы разрывали бронепластины на части.

— Цели повсюду, — сказал Салк по воксу, — это была ловушка. Атакуем!

— Кто они? — спросил Сарпедон.

— Это наши, — потрясенно ответил Салк, — они — Испивающие Души!

Сквозь дым разразившейся в деревне перестрелки Сарпедон увидел мелькающие в развалинах фиолетовые доспехи. Паства Иктиноса, Испивающие Души, которые были верны в первую очередь капеллану, а уже потом Сарпедону. Сарпедон оказался слишком слеп, чтобы усомниться в их преданности.

— Ты слишком благороден, Испивающий Души! — откуда-то снизу прокричал Рейнез. — Весьма опрометчиво было дать заклятому врагу честный бой! Теперь вы все умрете!

Багровый Кулак взобрался по стене и прыгнул на крышу. Сарпедон рванулся к нему, и космодесантники сошлись в бою. Топор и молот мелькали в воздухе, нанося, блокируя и отводя в сторону удары, а вокруг со свистом проносились болтерные заряды. Испивающий Души взмахом топора снес кусок наплечника Рейнеза. В ответ Багровый Кулак придавил к полу раненую ногу Сарпедона, чтобы лишить его подвижности, и нанес удар оголовьем молота в грудь. Сарпедон был быстрее Рейнеза, но Багровый Кулак готовился к этой схватке много лет, и на сей раз имел численное преимущество. Паства Иктиноса насчитывала намного больше воинов, чем отделение Салка, и в ней было достаточно много хороших стрелков, способных попасть в Сарпедона, не зацепив его противника. Болтерный огонь забарабанил по стене за спиной Сарпедона и по броне Испивающего Души, отбросив его назад и лишив равновесия.

Сарпедон рванулся вперед. Это отчаянное движение подходило больше для обычной потасовки, чем для смертельного поединка. Всем весом Испивающий Души обрушился на Рейнеза, обхватив его корпус руками и передними ногами.

— Что ты натворил, Рейнез? — прорычал Сарпедон.

— Иктинос обещал, что мне предоставится возможность тебя убить, — сдавленно ответил пытающийся вырваться Рейнез, — ничего лучше он предложить не мог.

Иктинос — враг! Именно он — источник всех этих страданий.

— Значит, убью его следующим, — огрызнулся Рейнез.

Сарпедон поднял Рейнеза и швырнул вниз, вложив в бросок всю свою силу. Багровый Кулак рухнул с ужасным грохотом, и был тут же отброшен очередью Салка за одно из окружающих часовню разрушенных зданий.

Паства продвигалась по деревне. Бегство из Залов Искупления пережило около двадцати из них, в два раза больше, чем насчитывало отделение Салка. Сарпедон узнал Испивающих Души, которых звал братьями. Они оказались словно потеряны, лишившись офицеров. Их принял Иктинос, и Сарпедон был благодарен капеллану за то, что он готов был дать им духовное наставление. Но Иктинос искажал их, преобразуя чувство потери в нечто иное, в преданность самому себе. Именно поэтому они шли за Иктиносом, а не за Сарпедоном. Магистру ордена приходилось сталкиваться со многими результатами своих ошибок как лидера, но ни один из них не ранил его столь глубоко, как вид Паствы, движущейся по деревне с явным намерением отправить отделение Салка в забытие.

Бойцы Салка терпели поражение. Их окружили превосходящие силы противника. Салк показался из-за укрытия, сразил одного из Паствы, но был сразу же отброшен назад несколькими попаданиями ,вызвавшими целый веер кровавых брызг. Сарпедон почувствовал, как в груди сжимаются оба сердца, а из тела ушло, сменившись мертвенным холодом, все тепло.

Библиарий спрыгнул с церкви в центр деревни. Он приземлился в середине наступающей Паствы. Лица тех, кого он знал множество лет, еще со времен до первой Войны ордена, обратились к нему и видели перед собой лишь врага. Сарпедон более не видел в них ни братства, ни надежды, ни принципов, которые заставили их сойти с пути прежнего ордена. Он был врагом для них, они были врагами для него. Внезапно, все стало выглядеть просто.

Сарпедон узнал в ближайшем Испивающем Души брата Скарфинала, бойца отделения Гивриллиана. Гивриллиан был ближайшим доверенным лицом и лучшим другом Сарпедона, погибшим на безымянной планете от рук князя демонов Ве'Мета. В Скарфинале не осталось больше ничего от отделения Гивриллиана. Его глаза были пустыми, а ствол болтера без колебаний развернулся в сторону Сарпедона.

Одним превратившимся в смазанную сверкающую дугу взмахом Сарпедон снес голову Скарфинала с плеч. Топор Меркаэно прошел сквозь шею космодесантника так легко, что кровь еще не начала течь, когда голова коснулась пола.

В Сарпедоне проснулось что-то темное и исполненное гордости, пережиток прежнего ордена. Любовь к кровопролитию, экстаз битвы. Иногда эти запрятанные в глубинах разума чувства могли быть полезными, и Сарпедон со странным ощущением облегчения позволил жажде крови охватить себя.

Он бессвязно взревел от гнева и с головой ушел в резню.

11

«Фаланга» была построена задолго до наступления Эры Империума, но как бы давно это ни происходило, основной задачей судна было обеспечить выживание. Любой высадившийся на огромный корабль враг обнаруживал, что попал в западню извилистых коридоров меж индустриальных зон и вспомогательных отсеков, расположенных прямо под обшивкой и отделенных от более уязвимых областей корабля сотнями автоматических шлюзов и целых секций внешней палубы, на которых можно было одним щелчком переключателя создать глубокий вакуум.

Врагу, находящемуся на «Фаланге» в данный момент, не пришлось преодолевать все препятствия. Он попал непосредственно вглубь судна, потоком прошел сквозь похожие на пещеры ангары челноков и выплеснулся в жилые отсеки, залив кровью системы погрузки. «Фаланга» ничего не могла противопоставить демоническим захватчикам.

Эта задача ложилась на плечи Адептус Астартес.

Магистр ордена Владимир стоял на пороге Сигизмунда Тактика и осматривал полуторакилометровой ширины поле битвы, охватывающее казарменную палубу. То было уязвимое сердце «Фаланги», область, через которую захватчики могли безнаказанно пройти от потерянных причалов правого борта до двигателей и реакторов. С одной стороны поля битвы находился Горн Веков, за которым лежали лабиринты технических отсеков и линий подачи энергии и хладагентов. С другой стороны располагался мемориал Мира Ринна, кольцо из гранитных плит, на которых были высечены имена Багровых Кулаков, павших в позорном сражении, во время которого был почти разрушен их крепость-монастырь. За мемориалом находились стальные катакомбы, тесные, освещаемые пламенем свечей помещения, где в настенных нишах покоились кости многих поколений членов команды. Кабельные палубы и катакомбы замедлили бы продвижение захватчиков и направили бы их в простирающиеся перед Владимиром открытые области казарм, часовен и посвященных героям алтарей.

— Я их чую, — сказал за спиной Владимира вышедший из Сигизмунда Тактика капитан Лисандр, — враг близко.

— Конечно, чуешь, — отозвался Владимир, — интересно, удастся ли когда-нибудь избавить мой корабль от вони варпа.

— Борганор занял позицию в Горне Веков, — продолжил Лисандр, — Левкронт с девятой будут удерживать мемориал.

— Все остальные возьмут на себя центр, — закончил Владимир. — Его можно удержать?

— Наши третья и пятая смогут удержать что угодно, — ответил Лисандр.

— Ты понимаешь, что ставкой будет твоя жизнь?

— Жизни всех нас, магистр ордена. Если прорвут эту линию, погибнет вся «Фаланга».

— Скажи, капитан. Это плохо, что я мечтал об этом дне? — Владимир вытащил из ножен на поясе Клыки Дорна — парные силовые мечи с широкими лезвиями и рукоятями из поблескивающего черного камня. — Что я опускался на колени у алтарей Дорна и молил о том, чтобы однажды сойтись с таким врагом в сражении, которое решит, будет ли мой орден жить во славе, или обречен на позор и покаяние? Я просил Императора отправить меня в такую битву, лицом к лицу, ни шагу назад, чтобы поставить на карту все что есть. Плохо ли то, что мне даже несколько радостно?

— Каждый из нас видит в битве что-то свое, — ответил Лисандр, — возможно, бой — это зеркало, в котором мы видим свое отражение. Передо мной встает мрачное дело, которое будет сделано, нечто уродливое и грубое, но это зло необходимо для выживания нашего рода. Ты видишь что-то другое.

— Большинство Имперских Кулаков просто сказало бы '«нет»', капитан.

— Что ж, именно поэтому ты сделал меня капитаном.

Среди комплексов казарм и памятников давно павшим героям занимали позиции третья и пятая роты Имперских Кулаков. Приземистые здания под похожим на серое небо потолком превращались в опорные пункты. Боевые братья, чей дом внезапно стал полем битвы, преклоняли колени перед изображениями капитанов и магистров прошлого.

Сама Тактика была одним из самых удобных для обороны строений на палубе. Она представляла собой круглое здание из черного камня, его арочные входы вели к десяткам столов с картами, на которых воссоздавались славные сражения прошлого, в которых участвовали Имперские Кулаки. Здания, за которые сражались и гибли Имперские Кулаки, были вырезаны из костей чужаков и помещены на подставки из полированного обсидиана. В Тактика, названной в честь Сигизмунда, одного из величайших генералов Дорна и основателя ордена Черных Храмовников, офицеры Имперских Кулаков могли рассматривать победы прошлого, анализировать принятые командованием ордена решения и оценивать поступки противостоящих им врагов. Если Имперские Кулаки и другие Адептус Астартес одержат на «Фаланге» верх, возможно, на одной из этих изящных миниатюр появится и сама Тактика.

Лорд-инквизитор Колго расхаживал между столов с картами, бросая взгляды на историю Имперских Кулаков. На нем была темно-красная терминаторская броня, украшенная серебряными символами Инквизиции, что делало его столь же массивным, как космодесантник в силовом доспехе. Свита из Сестер держалась на почтительном расстоянии, сестра Эскарион терпеливо ждала, сжимая в руке силовой топор.

— Полагаю, — сказал Владимир, — вы знаете о силах варпа намного больше, чем можно доверить нашим скромным разумам.

Колго, казалось, не ожидал, что его отвлекут. Он поднял взгляд на входящего в один из высоких сводчатых проходов Тактики Владимира.

— Это бремя, которое мы, инквизиторы, вынуждены нести, магистр ордена, — сказал он.

— Если есть какое-то знание, способное нам помочь, самое время им поделиться.

Колго достал из встроенного в нагрудник серебряного контейнера колоду карт Таро Императора. Затем выложил три карты в ряд на одном из столов, карта на котором изображала вулканическое поле боя, где об Имперских Кулаков разбился натиск тау.

— «Серебряный Океан», — произнес Колго, указав на первую карту, — тот, кого нельзя схватить или постичь, текучий как ртуть. Противник, которого невозможно познать. Вторая карта — «Алтарь», символ величественности и славы. Но он перевернут, а за ним идет «Чума». Враг непостижимый и величественный, но эта величественность ложна, а под красотой таится океан скверны. Это — вместилище порчи в великолепном облике. Я вижу во враге длань Повелителя Перемен, но наш противник — сам по себе живое существо, которым движут еще и собственные желания

— Ты знаешь, что это значит? — спросил Владимир.

— У меня есть некоторые подозрения, которые я не стану озвучивать, пока они не превратятся в уверенность, особенно если дело касается Бога Лжи, — Колго собрал карты и спрятал их, — Битва идет за нечто большее, нежели ваш корабль, магистр ордена. Это — все, что я готов сказать.

— В таком случае, храни молчание, лорд-инквизитор, и сражайся рядом с нами.

Колго улыбнулся:

— Насчет этого не беспокойтесь.

— Магистр ордена, — раздался голос по воксу. На сетчатке глаза Владимира мигнула руна, обозначающая кастеляна Левкронта, — враг обнаружен.

— Какова его численность, кастелян? — спросил Владимир.

— Сотни, — ответил Левкронт, — противник приближается с двух сторон. Удерживаем позицию.

Владимир вышел из Тактика. Его Имперские Кулаки расположились среди алтарей и казарм, среди них магистр разглядел космодесантников в цветах Серебряных Черепов и Сангвинарных Ангелов.

— Лисандр, приказал он, — будь готов контратаковать на фланге кастеляна. Не дай окружить мемориал.

— Да, магистр ордена, — произнес Лисандр, — еще приказы будут?

Владимир не ответил. Вместо этого он посмотрел за позиции Имперских кулаков, на стальной горизонт, испещренный шпилями святилищ и развевающимися над плацами знаменами.

Демоническая армия двигалась вперед. Горизонт словно бурлил, многоцветная масса изливалась из него, будто потоки раскаленного газа. До линий Имперских Кулаков донеслись звуки, ужасная какофония тысячи вопящих голосов. Над толпами возвышались фигуры, крылатые туши, окруженные сонмами демонов-приспешников, карабкающихся друг по другу, словно насекомые в улье.

— Император даровал тебе битву, о которой ты просил, — сказал Лисандр, — пришло время для благодарностей.

— Поблагодарю, когда мы одержим победу, — сказал Владимир. — Колго! Поставь своих сестер битвы в строй! Нас атакуют со всех направлений!

Из орды демонов вышел еще один крылатый монстр, словно купающийся в сиянии, как будто свет Кравамеш ярким лучом падал на его бледную, окруженную ореолом фигуру. За спиной чудовища виднелись оперенные крылья, а его кожа была столь бледна, что, казалось, сверкала, как освещенная изнутри слоновая кость. Даже из Тактика на его лице ощущались красота и власть. Даже Владимир обнаружил, что от демона тяжело оторвать взгляд, словно он был видением, которое возникло в голове и вырвалось наружу.

— Узрите свое будущее! — проревел монстр. Его голос пронесся над полем битвы подобно хлещущему ветру. — Я — конец империй! Я — проклятье людей! Я — Абраксес!

Сарпедон скользнул через залитую кровью поверхность, сжимая в руке мерцающий топор Меркаэно.

Перед ним встал брат Нефаил. Магазин его болтера был пуст, последние заряды он выпустил в собственных братьев, а на перезарядку времени не осталось. Нефаил поднял с пола цепной меч брата Калкиса и взмахнул им. Сарпедон приближался.

Библиарий прокрутился на передней конечности, уходя от удара цепного меча. Затем нанес удар в горизонтальной плоскости. Нефаил не обладал скоростью Сарпедона, и у него не осталось сил. Топор врезался в ногу Нефаила под коленом и уронил его наземь. Сарпедон рванулся вперед и впечатал члена Паствы в пол.

Магистр Испивающих Души перевернул Нефаила лицом кверху и опустился на грудь противника всем весом. Затем вырвал из его руки цепной меч и отбросил в сторону.

Сарпедон сорвал с головы космодесантника шлем. Открывшееся взгляду лицо было более юным, чем у большинства Испивающих Души, волосы коротко подстрижены, вокруг глаз синяки.

— Где Иктинос? — требовательно спросил Сарпедон.

— Он — будущее, — выдохнул в ответ Нефаил.

— Где Иктинос? — крикнул Сарпедон, с каждым словом впечатывая затылок космодесантника в пол.

— Отправляйся на Терру, — ответил Нефаил, — когда наше дело будет сделано. Ты увидишь его коленопреклоненным у Золотого Трона.

Космодесантник вывернул свободную руку и достал боевой нож. Прежде, чем он смог вонзить его в Сарпедона, библиарий отпрянул и погрузил топор Меркаэно в голову Испивающего Души, расколов ее на две половины.

Сарпедон поднялся на ноги. Фальшивая деревня вокруг была усеяна телами и залита кровью. Он убил их всех.

Члены паствы Иктиноса, устроившие засаду, пали от рук отделения Салка или от рук самого Сарпедона. Он метался между ними, космодесантниками, которые когда-то поклялись следовать за ним до самого конца, и рассекал их на части. На бронепластины пола из разбитых черепов изливались черно-красные лужи. Оторванные конечности валялись отдельно от тел, которые, в свою очередь, лежали там, где Сарпедон пронзил их когтями или разрубил топором Меркаэно. Нефаил был последним живым противником, но каждого из них Сарпедон узнал.

Макет часовни и развалин заливала не просто кровь. Это была кровь космодесантников. Кровь братьев.

Сарпедон заставил пульс и дыхание замедлиться. К своему стыду, библиарий ощущал радость от того, что, наконец, схватился с врагом, который привел его орден к гибели. В гуще сражения он чувствовал уверенность, которая появлялась лишь от отчетливого понимания того, что если не убить противника первым ,противник обязательно убьет его самого. Теперь же библиария окружали мертвые братья, и сомнения вернулись. Он подавил их, заставил себя успокоиться.

Рейнез сбежал. Среди развалин Багрового Кулака видно не было. На позиции Салка Сарпедон также не наблюдал никаких движений. Сарпедон подбежал к развалинам, в которых укрывался сержант. Бронеплиты были истерзаны и перемолоты болтерным огнем.

Салк лежал лицом кверху на обломках бронепластины. Болтерные заряды пробили керамит на его груди и животе. Сержант слабо повернул голову и Сарпедон видел, что одна сторона его лица превратилась в кровавое месиво, обломки костей торчали из крови, которая уже успела превратиться в корку.

— Брат, — сказал Сарпедон, — говори со мной. Скажи, что Салк не пал.

— Прости меня, — пробормотал Салк, — неудача — мой грех.

— Нет, Салк. Никто не сопротивлялся упорнее, чем ты. В этом нет неудачи.

— И победы здесь тоже определенно нет. Я не думал, что будет настолько холодно. Мне казалось, что будет некий… героизм.

Сарпедон склонился над Салком, не уверенный, способен ли его вообще разглядеть блуждающий взгляд сержанта.

— Я убью Иктиноса.

— Я знаю, что убьешь. Не за меня, командир. Сделай то, что должно быть сделано. За всех.

Сарпедон попытался поднять Салка, думая, что сможет успеть вернуть его в архивы, где о нем смогут позаботиться другие Испивающие Души. Но магистр почувствовал, что сержант стал легче в его руках, словно жизнь испарилась и оставила пустое тело. Сарпедон видел, как в глазах Салка гаснет свет, происходят какие-то неописуемые, неуловимые изменения, и Испивающий Души, его друг, превращается всего лишь в еще одно мертвое тело.

Долгое время Сарпедон держал Салка на руках. Какое-то примитивное чувство в глубине рассудка молило Императора снова вдохнуть в сержанта жизнь. Салк был лучшим командиром отделения из тех, что когда-либо служили под началом Сарпедона как до, так и после первой Войны ордена. Он заработал свои лавры на Стратикс Люминэ и после этого подтвердил свои качества незаметного, но незаменимого и надежного человека в самые отчаянные моменты истории Испивающих Души.

А теперь его не стало. И людей такого сорта повергали Дениятос и Иктинос в своем стремлении к задуманному ими безумному будущему.

Сарпедон положил Салка на землю и пробормотал старую молитву. В ней он призвал Императора и слуг Его быть павшему пастырями до Конца Времен и проследить за тем, чтобы его оружие ожидало его там, где он встанет в общий строй рядом с Императором в последней битве. Искусственное поле боя — неподходящее место для погребения кого бы то ни было, не говоря уже о космодесантнике, но Салку и братьям его отделения пока придется довольствоваться этим. Возможно, Имперские Кулаки позволят похоронить их должным образом, поскольку они погибли, сражаясь с общим врагом.

Сарпедон огляделся на тела членов Паствы. Тот факт, что их вообще послали, чтобы заманить Испивающих Души в засаду, означал, что Сарпедон уже близко. Паства означала Иктиноса, а Иктинос означал месть.

Месть. Это все, что осталось у Сарпедона из того, за что стоило сражаться. Все, что делал космодесантник, было направлено на месть, и для Сарпедона, поднявшего топор Меркаэно и направившегося к противоположной стороне учебной палубы, этого хватало.

Кастелян Левкронт выпрыгнул из укрытия и возглавил контратаку.

Безумный маневр против надвигающегося на мемориал Мира Ринна безумного врага. Сумасшедшая демонстрация бравады, раскрытие карт перед врагом, потрясти и отбросить которого назад можно было лишь такой бешеной яростью.

За Левкронтом следовали более пятидесяти Имперских Кулаков из девятой роты. Они скользили над покрытыми резьбой каменными плитами со сценами битвы на мире Ринна, пригибались, пробегая мимо табличек с именами павших. Барельефы были расположены подобно рядам каменного амфитеатра, на сцене которого разворачивалась кульминация постановки сражения.

Демоны надвигались. Передние ряды тащили за собой огромное существо из гниющей плоти, чье тело выглядело как огромный раздутый пузырь, вспухающий жгутами порванных вен и изъеденных червями мышц. Тварь хохотала и стонала, словно все происходящее было понятной лишь ей шуткой, на широко ухмыляющемся лице блуждала смесь идиотизма и проницательного ума. Сотни демонов толкали существо сзади, а еще сотня тянула вперед за прикрепленные прямо к плоти ржавые цепи.

— Я не стану ждать, пока враг поступит так, как ему вздумается! — закричал Левкронт на бегу, изготовив к стрельбе штурмовой болтер. — Если он жаждет нашей крови, двинемся вперед и утопим его в ней!

Кастелян открыл огонь. Эхом ему вторили еще пятьдесят болтеров, опустошающих магазины автоматическим огнем. Первые ряды демонов превратились в ошметки грязной истерзанной плоти, их туловища рвались на части как мешки, наполненные кровью и личинками, под ногами лежал сплошной ковер из трупов. Ноги Имперских Кулаков захлестнул поток черной порченой крови, а сверху спустилось густое черное облако мух, словно направляемое алчущим разумом.

Демоны уже были совсем рядом с Левкронтом. Сдвоенный ствол раскалился до голубоватого цвета, штурмовой болтер дергался в руке, пока боек наконец не ударил в пустоту. Кастелян врезался в стену изорванной плоти с боевым ножом в одной руке и болт-пистолетом в другой. Он размахивал ножом и раздавал удары локтями, не забывая всаживать по болтерному заряду в каждую подвернувшуюся одноглазую голову.

Упала на пол ржавая цепь, брошенная демонами, которых ошеломила атака Левкронта. Теперь они пытались окружить кастеляна, и он стал похож на подвижную крепость, противостоящую океану алчущих врагов, отражая стенами своего доспеха удары изъеденных ржавчиной клинков и изогнутых мерзких когтей.

Имперские Кулаки спасли его. Те, кто шли следом, отбросили демонов назад. Некоторые, с цепными мечами и боевыми щитами, бились в невообразимо ужасном сражении, врезаясь глубоко в скопища демонов и доверив свою защиту собственному снаряжению. Другие сформировали нечто вроде кордона, чтобы удержать демонов на расстоянии и отрезать их от Левкронта, который присел, чтобы братья могли вести огонь очередями по плотной массе противников.

Над всем этим нависал высший демон. Его раздутая тень упала на Левкронта. Демоны больше не тянули тварь вперед, и его лица сморщились от расстройства. Он безуспешно потянулся к Имперским Кулакам, хватая вялыми лапами пустоту. Затем выставил вперед толстую короткую ногу, собираясь продвигаться к врагу самостоятельно.

Существо с грохотом сделало шаг. И улыбнулось, жаждая вступить в бой с облаченными в желтую броню фигурами, занятыми рукопашной схваткой там, внизу.

Меж стен амфитеатра и монументальных скульптур появились остальные бойцы девятой. По команде выступающих в роли наводчиков сержантов космодесантники, несущие ротное тяжелое вооружение, начали выбирать цели. Они целились в пускающих слюни тварей в передних рядах, бормочущих демонов, несущих знамена с символами варпа. Но больше всего внимания они уделяли высшему демону, монстру, шаг за шагом подволакивающему свою тушу ближе к кастеляну.

Лазерные пушки и тяжелые болтеры открыли огонь. Серый камень мемориала окрасился малиновыми отблесками лазерных вспышек. Крупнокалиберные заряды врезались в порченую плоть, превращенные в кашу мышцы и внутренности вытекали наружу столь густым потоком, что образовали под ногами сражающихся Адептус Астартес вязкое болото.

От плотного огня высший демон покачнулся. Его кожа треснула и разорвалась, наружу темно-красной массой выскользнули кишки. Из его ран посыпались крошечные, невнятно бормочущие существа, скачущие по полю битвы и радующиеся новообретенной свободе. Губы твари разомкнулись, она взревела, лицо исказилось от боли, крошечные красные глаза сузились еще сильнее. Распахнулась огромная пасть, похожая на влажную красную яму, окаймленную зубами, хлестнул длинный толстый язык, сам по себе напоминающий голодное существо.

— Пора! — прокричал Левкронт. — Вперед! Вперед!

Высший демон подался вперед, в сторону стреляющих. Даже когда плоть с его лица сорвали разрывы зарядов тяжелого болтера, он улыбнулся пробивающейся к нему фигуре, облаченной в желтый доспех. Протянул вниз дряблую руку и попытался схватить кастеляна.

Левкронт видел приближающуюся руку. Он выпустил в нее половину магазина своего болт-пистолета, оторвав большой палец. Рука обрушилась на кастеляна, боевой нож вонзился в сухожилия. Оторванный палец размером с космодесантника упал рядом.

Остатки руки сомкнулись вокруг кастеляна. Левкронт всеми силами пытался разжать пальцы, но высший демон был сильнее, и он был голоден.

Старающегося вырваться Левкронта оторвало от пола. Имперские Кулаки обступили высшего демона, пытаясь подрубить ему лодыжки, чтобы обрушить наземь, или вспороть огромное брюхо, чтобы покалечить. Высший демон, казалось, не замечал их.

— Привет, малыш, — произнес он, подняв Левкронта на уровень своего лица. Голос походил на ужасный грохот, бульканье искаженных порчей легких было низким, как гул землетрясения, — воистину, сегодня благословенный день, внучата! Я нашел новую игрушку!

Ответ кастеляна затерялся в голодном реве, издаваемом широко разинувшим пасть демоном. Тварь забросила Левкронта в глотку и проглотила с ужасным влажным чавкающим звуком, как будто что-то большое выдернули из лужи хлюпающей грязи. Демон расхохотался, от низкого гортанного звука вздрогнули сами камни Мемориала мира Ринна.

Строй Имперских Кулаков прогнулся под новым напором демонов. Цепные мечи снова взлетели и упали, едва повредив окружающему космодесантников переплетению плоти. Орудия вколачивали бесконечный поток болтерных и лазерных зарядов в столь же бесконечный поток врагов. Высший демон протянул руку и раздвинул море демонов, обнажив островок сражающихся спина к спине, покрытых кровью Имперских Кулаков.

Высший демон искоса смотрел на них, сделал короткий вдох и изверг на космодесантников поток тошнотворной грязи. Сверху на них обрушились истерзанные и растворенные останки Левкронта, и полилась похожая на кислоту жидкость, которая, подобно желудочному соку, переваривала их, пока они пытались выбраться из грязной липкой массы.

— Отходим, — поступил приказ одного из сержантов отделений тяжелого вооружения, который принял командование после смерти Левкронта, — нам не удержаться.

Пред лицом столь грозного противника, как высший демон, даже космодесантники мало что могли сделать, кроме того, чтобы отступать, по мере возможности сохраняя порядок и огнем болтеров заставляя демоническую армию платить за каждый шаг по захватываемой земле.

Поступившее магистру ордена Владимиру сообщение было обрывочным и поспешным, но его смысл был ясен. Мемориал Мира Ринна потерян. Первую победу в Битве за «Фалангу» одержал враг.

Эхо сражения пронеслось по судну. Это был не просто звук, хотя грохот тяжелого оружия и громовая поступь демонов сотрясали несколько близлежащих палуб. Это было психическое эхо, какофония крика и хохота, вгрызающаяся в заднюю часть черепа и бьющаяся изнутри в его стенки, словно пытаясь выбраться наружу.

— Абраксес! — раздавался крик. — Я — Абраксес!

Эхо заставило вздрогнуть стены кают-компании, где Имперские Кулаки и выжившие Железные Рыцари организовали кордон, чтобы не дать Испивающим Души покинуть разрушенную библиотеку. Сержанту Прексу из Имперских Кулаков приходилось держать в узде свою жажду сражения, и он знал, что Адептус Астартес под его командованием горят желанием вступить в разворачивающуюся где-то неподалеку битву.

— Сержант, — раздался голос одного из боевых братьев, внимательно наблюдающих за кают-компанией, — я слышу, как за дверью кто-то движется. Думаю, они решили пойти в наступление.

— К оружию, братья, — приказал Прекс. Мгновение спустя Имперские Кулаки и Железные Рыцари уже находились за баррикадами из перевернутой мебели или на позициях у дверных проемов. Стволы болтеров смотрели на укрепленные цепями двойные двери, через которые всего час назад в библиотеку вошли Воющие Грифоны.

Створки содрогнулись, раздался звон цепей. От второго удара одна из створок слетела с петель, и в образовавшийся проем ступил единственный Испивающий Души. На нем не было шлема, на обритой наголо голове осталась лишь одна черная полоса волос, а руки оканчивались молниевыми когтями. Однако силовые поля были неактивны, а Испивающий Души был один.

Прекс поднял руку, чтобы никто не начал стрелять.

— Я — капитан Люко из Испивающих Души, — представился вошедший.

— Мне известно, кто ты, — ответил Прекс, — ты пришел для того, чтобы сдаться?

— Нет, — ответил Люко, — я пришел, чтобы убить Абраксеса.

Пальцы Имперских Кулаков напряглись на спусковых крючках.

— Объяснись, — произнес Прекс.

— Абраксес — предводитель напавшего на вас войска. Ты это знаешь, и я это знаю. Мне уже доводилось встречаться с этой нечистью в сражении за «Сломанный хребет», когда Сарпедон изгнал его в варп. Теперь, когда у нас не осталось сил, он вернулся, чтобы отомстить и вдобавок убить столько Имперских Кулаков, сколько сможет. Мы прослушивали ваш вокс-канал и перехватили передачу пиктов. Мы знаем, что легион демонов на «Фалангу» привел Абраксес, и хотим сражаться против него.

— У меня приказ, — ответил Прекс, — вы никуда не пойдете.

— В таком случае, мы пройдем сквозь вас, — сказал Люко, — я вижу, здесь около сорока космодесантников. У меня немного больше, но вы, несомненно, лучше экипированы, и среди вас нет раненых. Думаете, сможете всех нас здесь перебить? Довольно рискованно, между нами говоря. Мы собираемся погибнуть здесь, либо от рук легиона Абраксеса, либо от ваших болтеров, поэтому терять нам нечего. Ты до сих пор собираешься встать у нас на пути, сержант?

— Нет нужды проливать кровь здесь, — раздался голос из-за спины Прекса. Из укрытия вышел один из Железных Рыцарей.

— Борази! — вспомнил Люко, и на его лице появилась улыбка.

— Капитан, — два Астартес обменялись рукопожатием, — тебе придется поверить мне, что на этот раз я не стану ломать тебе кости.

— Ловлю на слове, сержант, — сказал Люко.

— Ты знаешь этого воина? — спросил Прекс.

— Мы встретились на Моликоре, — объяснил Борази, — обстоятельства сложились так, что прежде чем мы пришли к согласию, нам довелось обменяться парой ударов.

— Я знал, что оставлять тебя в арьергарде — плохое решение, — сказал Прекс, — от тебя нельзя ожидать, что ты будешь относиться к врагу соответственно.

— Думаю, на «Фаланге» присутствует враг, который должен волновать тебя гораздо больше, — сказал Люко.

— Пусть Испивающие Души сразятся с Абраксесом, если хотят, — сказал Борази, — ответственность я возьму на себя. Дай им умереть ,сражаясь с демонами. Это будет точно такая же казнь, как и любая другая.

— Здесь я отдаю приказы! — рявкнул Прекс. — Ты — мой подчиненный, сержант! И здесь ты находишься только по милости…

Внезапно в вокс-канале Имперских Кулаков раздалась фраза достаточно громкая и быстрая, чтобы привлечь внимание Прекса.

Шум вокс-канала прорезал голос магистра ордена Владимира:

— Девятая, отступить к центру! Остальным подразделениям выдвинуться вперед! Мемориал мира Ринна потерян, кастелян Левкронт пал. Отомстим за него!

— Ты слышал, сержант, — сказал Борази, — у тебя приказ.

— Имперские Кулаки откроют по вам огонь, как только увидят, — сказал Прекс, — неважно, собираетесь ли вы вступить в сражение. Они убьют вас, как только увидят, что вы покидаете архивы.

— Могут попробовать, — сказал Люко, — хотя могут и решить, что боеприпасы лучше тратить на другую цель.

— Отходим! — приказал Прекс, — Отделение Макос идет направляющим! Железные Рыцари, центр ваш! Выдвигайся, Борази. Не иди за нами, Люко, или мы посмотрим на исход той рискованной битвы, о которой ты говорил.

Борази отсалютовал Люко, развернулся и направился к остальным Железным Рыцарям. Имперские Кулаки продолжали держать Люко на прицеле болтеров, даже покидая кают-компанию, переговоры в вокс-канале подтверждали разгром сил Левкронта и приближение основной части армии демонов.

Когда путь был свободен, библиарий Тирендиан и сержант Грев вышли из архивов и присоединились к Люко.

— Плохо, — сказал Тирендиан, — я чувствую это. В моем разуме вопит реальный мир. Не сомневаюсь, это Абраксес, изгнание прибавило ему сил, которые он черпает в ненависти.

— Что дальше, капитан? — спросил Грев.

— Придется избегать встреч с Имперскими Кулаками, — ответил Люко, — да и с Воющими Грифонами, если уж на то пошло. Выдвигаемся к мемориалу.

— Мне было интересно, — сказал Иктинос, — сколько тебе потребуется времени. Ты меня разочаровал. Я думал, что все случится задолго до Селааки, что ты поймешь, что я пытаюсь сделать с помощью верных мне капелланов, и что придется сплести еще одну нить судьбы, чтобы привести тебя к Кравамеш. Но ты был как робот, запрограммированный на действия по сделанным Дениятосом шесть тысяч лет назад записям, — он повернулся к противнику. Отметина на череполиком шлеме все еще тлела, — ты как будто следовал его инструкциям так же скрупулезно, как я.

Сарпедон обнаружил Иктиноса в верхних доках истребителей, в трех палубах от тренировочной. Инстинкт космодесантника вел библиария самыми удобными для бегства путями, сквозь множество шлюзов, представлявших множество мест для укрытия и наилучшие углы обстрела. Наконец Сарпедон оказался в этом похожем на пещеру помещении с множеством космических истребителей, и увидел Иктиноса, который пробирался по кажущемуся бесконечным залу.

Когда Испивающие Души увидели друг друга между рядами космических кораблей, между ними было около полусотни метров. Истребители были огромны, размерами каждый из них превосходил десантно-штурмовой «Громовой ястреб» космодесанта. Резкие очертания тупых носов говорили о том, что эти корабли предназначены для полетов в безвоздушном пространстве, поэтому аэродинамика для них не имеет значения. Когда «Фаланга» участвовала в сражении, истребители роились вокруг нее подобно шершням, но когда враг напал изнутри, дела для них не нашлось.

— Я много раз спрашивал себя, как же мы докатились до этого, — сказал Сарпедон. Он с трудом сохранял спокойствие в голосе, — теперь хотелось бы задать этот вопрос тебе.

— Как будто я знаю, — ответил Иктинос, — Дениятос знает. Мы следуем. Нам этого всегда было достаточно.

— Вам? Капелланам?

— Именно. С тех пор, как Дениятос пал на Когте Марса, мы следовали учению, которое он нам тайно передал. Остальной орден, между тем, следовал приказам, которые были столь искусно зашифрованы в Военном Катехизисе, чтобы вы выполняли их, даже не подозревая об их существовании.

— Скажи, зачем мы здесь! — бросил Сарпедон, — В своей голове я слышу имя Абраксеса. Слышу его гордость и жажду мести. Кто привел его на «Фалангу»? Вы?

— Дениятос знал, что его можно призвать из варпа по собственной воле. Получается так, что Абраксес — орудие судьбы. Он, должно быть, скрывался в варпе, жаждая крови Испивающего Души, который его одолел. Абраксес — всего лишь пешка, Сарпедон, как ты или я.

— Уже находились те, кто пытался использовать мой орден в собственных интересах, — сказал Сарпедон. Его пальцы сильнее сжались на топоре Меркаэно, — ты помнишь, капеллан Иктинос, что с ними стало?

Иктинос вытащил из чехла на поясе рукоять Копья Души. Большой палец коснулся щели в изготовленном чужаками металле, сверкнул микролазер, и из керамита перчатки полилась кровь. Генный замок активировался, и из обоих концов рукояти вырвались лезвия идеально черного цвета.

— Отлично помню, Сарпедон. Помню, что они были любителями. Их Дениятос тоже принимал во внимание. Не случилось ничего такого, что он не предвидел бы и не запланировал.

— Включая твою смерть? — спросил Сарпедон. Он немного присел и напряг мышцы на ногах, готовясь к атаке.

— Если я умру, — сказал Иктиносос ровным голосом, — значит это он тоже запланировал.

Сарпедон начал смещаться в сторону, щелкая когтями по палубе. Он прошел под тенью, отбрасываемой носом ближайшего истребителя. Иктинос также начал смещаться, несомненно, оценивая позицию Сарпедона и все, что капеллан знал о скорости и боевых навыках того, кто прежде был для него магистром ордена.

Воздух шипел, его молекулы распадались на части, касаясь лезвия Копья Души. До палубы истребителей донесся отдаленный гул битвы, сама «Фаланга» словно напряглась и задрожала. Бесстрастные глаза кабин истребителей, казалось, смотрели, ожидая первого хода.

Его сделал Иктинос.

Капеллан рванулся вперед, занося Копье Души для удара. Сарпедон нырнул в сторону, Иктинос преодолел разделявшее их расстояние за невозможно малое время и нанес невообразимый круговой удар. Черные клинки мелькнули над Сарпедоном, когда он прогнулся и присел, уходя от атаки. На палубу упал срезанный с наплечника кусок керамита, а задняя конечность лишилась части хитинового покрова.

Сарпедон дернулся и схватил Иктиноса за голень, подцепил его ногу когтем и опрокинул на пол. Иктинос перекатился и вскочил, размахивая в горизонтальной плоскости Копьем Души. Сарпедон, уже готовившийся ударить сверху вниз топором Меркаэно, вынужден был отскочить, чтобы избежать удара.

— Что остается, Сарпедон? — сказал Иктинос, держа копье Души перед собой как преграду. — Что остается, когда каждое действие, которое ты предпринимал, чтобы освободиться, совершалось по чужой воле? Что остается от тебя самого?

— Я не предатель, — сказал Сарпедон, — большего ты сказать и не мог.

— Предательство не имеет смысла, — ответил Иктинос, — нет стороны, которую можно предать. Есть выживание и забвение. Все остальное — ложь.

Сарпедон запрыгнул на стоящий сзади истребитель и бросился на Иктиноса сверху. Капеллан не был готов к такому, и упал на одно колено ,выписывая лезвиями копья Души восьмерки, чтобы отразить атаку. Сарпедон приземлился тяжело, по инерции присел и обошел защиту Иктиноса. Топор Меркаэно врезался в один из наколенников капеллана. Хлынула кровь, но силы удара было недостаточно, чтобы направить через лезвие психическую энергию Сарпедона. Иктинос откатился в сторону, Сарпедон рванулся вперед. Капеллан начал наносить удары, но библиарий оказался слишком быстр, и поразить его не удавалось.

Но топор Меркаэно был слишком громоздким, чтобы пробить защиту Иктиноса. Два лезвия копья Души, каждое из которых были вортекс-полем, удерживаемым некой утерянной в дни Великого крестового похода технологией, разрубят топор с той же легкостью, с которой рассекли бы плоть и кости. Безоружным Сарпедон будет все равно что мертв. Библиарий проводил финты и наносил удары, размахивал и вращал топором, но Иктинос постоянно находился вне досягаемости.

Капеллан знал, что этот день наступит. Он знал, как биться копьем Души — одному Трону известно, сколько раз он прокручивал в голове этот бой.

Противники прошли под корпусом одного из истребителей. Сарпедон взбежал по посадочной опоре судна и уцепился за нижнюю обшивку, чтобы атаковать с неожиданного направления, лишив Иктиноса возможности защищаться. Иктинос перестал атаковать, поводя Копьем Души из стороны в сторону и ожидая удара библиария.

— Судьба уже все за тебя решила, — сказал капеллан. Его голос был безэмоциональным, словно он был управляемой дистанционно машиной, — на случай твоей смерти у Дениятоса есть план. На случай твоего выживания у него тоже есть план. Если бы ты осознал это, Сарпедон, то опустился бы на колени и принял быструю смерть, поскольку она была бы благословением.

— А тебе бы не помешало осознать, что такое — быть Адептус Астартес, — Сарпедон сделал несколько шагов в сторону, Иктинос повторил каждое движение, — Испивающие Души — не инструмент. Нами нельзя владеть и использовать по прихоти Дениятоса или кого бы то ни было еще. Для исполнения своего плана он выбрал не тех марионеток.

— И все же, — спокойно отозвался Иктинос, — вы здесь, в то время и в том месте, которые он выбрал.

— Я сотворю с ним нечто такое, чего он точно не выбрал бы.

Иктинос бросился вперед и нанес удар по посадочной опоре. Копье Души с легкостью прошло сквозь сталь и гидравлические шланги, истребитель осел вниз и начал заваливаться на нос, лишившись опоры. Иктинос выскользнул из-под корпуса, а Сарпедон рванулся в противоположную сторону, бессильно зарычал от досады, перебирая конечностями .чтобы не быть раздавленным тушей судна. Истребитель рухнул на палубу и двинулся в сторону Сарпедона, вынудив его попятиться. Иктинос исчез из поля зрения.

— Чего он хочет? — закричал Сарпедон. — Если его план обречен на успех, то, по крайней мере, расскажи мне о нем. Для чего он поработил нас?

— Во благо Галактике, — раздался ответ сверху. Капеллан стоял на поверженном истребителе, чуть выше кабины, — против чего вы так долго выступали? Против жестокости Галактики? Тирании Империума? Дениятос предвидел это за шесть тысяч лет до того, как это случилось. Он собирается не уничтожить орден, сражаясь. Он хочет исцелить его.

Сарпедон начал подниматься к Иктиносу по почти вертикальной обшивке истребителя.

— И как же? — спросил он.

— А какое еще лекарство исцеляет все болезни человечества? — сказал Иктинос. — Кровь и смерть. Боль и страх. Только с их помощью можно сделать путь человеческой расы прямым.

Теперь Сарпедон находился с Иктиносом на одном уровне, два Испивающих Души сошлись в верхней части упавшего истребителя. С высоты Сарпедон видел, что вдоль палубы располагаются еще десятки таких же кораблей, а между ними стоят цилиндрические емкости с топливом и стойки с ракетами.

— Уже было много страданий, — произнес Сарпедон, — и больше их не будет.

— Только не для тебя, — сказал Иктинос.

На сей раз первым ударил Сарпедон. Топор Меркаэно мелькнул слишком быстро, чтобы капеллан мог его парировать. Хороший удар копья Души разрезал бы топор пополам и сделал его бесполезным, но Сарпедон оказался на долю удара сердца быстрее. Топор врезался не в керамит брони Иктиноса, а в корпус истребителя под его ногами внешняя обшивка уступила натиску лезвия, и нога Иктиноса оказалась в ловушке. Капеллан упал, не имея возможности контролировать падение. Библиарий вырвал топор из обшивки и снова взмахнул им, но Иктинос отдернул голову, и разваливший бы ее надвое удар снова пришелся в корпус истребителя, отчего топор погрузился в металл по самый обух.

Сарпедон прижал руку капеллана одной из ног прежде, чем тот успел поднять Копье Души. Затем наклонился, схватил Иктиноса за оба наплечника, поднял его в воздух и изо всех сил швырнул вниз

Иктинос врезался в емкость с топливом, стоящую рядом с истребителем. От удара стенка емкости вмялась и прорвалась. Густое красноватое топливо хлынуло на палубу.

Ногу, которой Сарпедон прижимал руку Иктиноса, обожгла боль. Библиарий посмотрел вниз и увидел обрубок с таким ровным срезом, который невозможно было бы сделать никаким скальпелем. Сама нога медленно сползала вниз по корпусу истребителя. Похоже, падая, капеллан успел нанести последний удар.

— Ты меня задел, брат мой, — отметил Сарпедон, — но я могу обойтись и без этой ноги. Их у меня осталось пять, и это больше, чем мне понадобится.

Сарпедон спрыгнул на палубу в тот самый момент, когда Иктиносу удалось выбраться из обломков емкости. Капеллан был весь залит топливом.

— Твоя судьба решена, — сказал он, — происходящее здесь не имеет никакого значения. Никакого.

— Ты предал нас, и умрешь за это, — ответил Сарпедон, — для меня это значит достаточно много.

Магистр поднял топор Меркаэно и вонзил его в одну из контрольных панелей истребителя. От удара бритвенно-острого металла полетели искры, упавшие в потеки вылившегося из бака топлива. Горючее вспыхнуло, и пламя начало быстро приближаться к капеллану.

Цистерну охватила огромная волна бело-голубого пламени. Сарпедон нырнул за истребитель, чтобы уйти от волны жара. Он мельком заметил, как исчезает в огне Иктинос, как фигура капеллана словно растворяется в сердце пламени.

Раздался ужасный рев, истребитель начал надвигаться на пригнувшегося за ним Сарпедона. Ударила волна жара, и библиарий почувствовал, как пузырится хитин на оставшихся ногах, закипает краска на доспехе и словно ошпаривается незащищенное лицо.

Шум утих, сменившись потрескиванием пламени. На полу и потолке причальной палубы плясали хаотичные тени — огонь продолжал гореть. Хромая, Сарпедон вышел из-за истребителя. Он с трудом удерживал равновесие, привыкая удерживать баланс без еще одной ноги

Охваченный огнем с ног до головы Иктинос вырвался из горящих обломков. Он врезался в Сарпедона, который был не готов к атаке. Капеллан сбил противника с ног и обрушился сверху . Язык пламени лизнул лицо библиария, взглянувшего на мгновение на череполикую маску капеллана, которая стала в тот момент похожей на выглядывающее из огненного озера лицо одного из многих, проклятых Имперским Кредо.

12

Орда демонов обрушилась на оборонительную линию Имперских Кулаков волной плоти. Она разбилась о баррикады и временные бункеры, сконцентрированный огонь болтеров шинковал демонов едва ли не быстрее, чем они успевали появляться. В других местах она прокатилась, подобно сметающему всё на своём пути наводнению, захлестнув Имперских Кулаков лавиной конечностей и тел. Некоторые укрепления омыл розовый и лазурный огонь, который выплюнули из своих сопл уродливые твари, ползшие среди сверкающих полчищ демонов Абраксеса. На флангах других появились молниеносные существа с пурпурной кожей и болтающимися, словно плети, языками, эти твари обходили огневые позиции, чтобы нанести удар в спину защитникам. Огромный демон с красными крыльями, с топором в одной руке и плетью в другой вышел из рядов своих кровопускателей вперёд и ужасным ударом развалил пополам один из танков, вызванных из ангаров «Фаланги», горящий прометий разлился вокруг его ступней.

Оборона Имперских Кулаков прогнулась под натиском, космодесантники, перепрыгивая барьеры, отходили на новые позиции ближе к Тактике, чтобы избежать опрокидывания. Грохот болтеров соревновался с визгом демонов за преобладание в шуме битвы. Казалось, что под его тяжестью изогнулась целая палуба, атакующая волна приспешников Абраксеса поглотила монашеский кельи и часовни Имперских Кулаков.

В самом центре рядов защитников стоял магистр ордена Владимир, держа наготове Клыки Дорна. Один из новичков либрариума стоял перед ним с огромной книгой в руках, которая обычно была закрыта, оплетена тяжёлыми цепями и опечатана психопечатями. Она содержала молитвы о чистоте и силе разума, о которых следовало помнить командующему, столкнувшемуся с губительными силами Хаоса. Впереди них Лисандр выстроил самую прочную оборону, горстка танков и несколько отделений Имперских Кулаков, Сестры Битвы Колго стояли там же, удерживая позиции перед лицом приближающейся с каждой секундой армадой демонов.

— Какого рода противником является Хаос? — озвучил свои размышления Владимир. Рядом с ним стоял лорд-инквизитор Колго, полный решимости сражаться. На одной его руке был силовой кулак, во второй — ротаторная пушка, на оба оружия были нанесены гравировки молитв и обереги разрушения.

— Люди, получше меня, свихнулись, пытаясь найти ответ на этот вопрос, — ответил Колго. — На вопрос, что есть Хаос невозможно дать ответ.

— И всё же мы должны искать ответ, — сказал Владимир. — Потому что мы должны сражаться с ним. Оставаясь в неведении, мы словно сражаемся в темноте.

— Уж лучше так, чем быть порабощённым тем, что мы видим, — сказал Колго, сжимая механические пальцы своего силового кулака, они хрустнули, и включившееся силовое поле окутало их.

— Я верю в силу своего духа, инквизитор, — произнёс Владимир. На второй линии обороны, расположенной перед ними Имперские Кулаки занимали укрытия, готовясь встретить скачущих и ползущих на них демонов, разноцветное пламя танцевало по всему полю битвы. Бледная, текучая фигура самого Абраксеса была едва видна в задних рядах. Он наблюдал и контролировал битву, используя младших демонов, чьими жизнями готов был в любую секунду купить себе победу.

— Поняв врага, я не стану с ним заодно. Чем больше я узнаю о Хаосе, тем сильнее я его ненавижу, и тем свирепее сражаюсь.

— Переоценивание чьей-то решительности — это гораздо более опасная форма неведения, чем сражение в темноте, — Колго повращал стволы своей ротаторной пушки, инкрустированные камнями ударники постучали по позолоченным патронникам.

— Что ж, переложим теорию на практику, — сказал Владимир.

— Я согласен, — ответил Колго. — Начнём?

— Братья! — прогрохотал голос Владимира по воксу. — Выдвигаемся, братья мои, все со мной! Сквозь преисподнюю к победе, вперёд!

По слову Владимира Имперские Кулаки вырвались из-за укреплений, атакуя врага. Резервные силы, удерживавшие Тактику, выбежали из-за столов с картами и из укрытий в арках. Космодесантники, сидевшие за укрытиями и возносившие свои молитвы, выпрыгнули из-за баррикад с извергающими огонь болтерами и визжащими цепными мечами в руках. Владимир повёл своих бойцов в контратаку прямо навстречу врагу.

Парные мечи Клыки Дорна не были созданы для изящного фехтования. Они не были дуэльным оружием, ими невозможно было делать ложные выпады и обманные маневры. Их создали как раз для такой жестокой и уродливой схватки: столкновение тел, триумф силы и решимости над навыком, в такой битве они могли просто подниматься и обрушиваться вновь, вспарывая животы, или разрывая глотки на обратном ходу.

Владимир уничтожил дюжину демонов в первые секунды, и ужасы, притащенные Абраксесом в реальность пали перед ним. В рядах демонов образовалась брешь. Имперские Кулаки ринулись вперёд, опережая его, они пробивались дальше, не давая бреши захлопнуться.

Колго стоял на верху вала, его ротаторная пушка посылала в демоническую орду очередь за очередью. Сёстры Битвы заняли позиции вокруг него, сестра Эскарион взмахами своего топора управляла их огнём. Пара «Хищников» с грохотом выехали с каждой стороны Тактики, каждый, рёв их автопушек сопровождался вспышкой пламени и фонтанами плоти разорванных на куски демонов из дальних рядов воинства Абраксеса.

Без всякого предупреждения кошмарные твари словно растаяли, растворившись в задних рядах по ментальному приказу Абраксеса. За пару секунд передышки Имперские Кулаки увидели полчища кровопускателей, марширующих на замену первой волны. В центре этой новой напасти шёл высший демон Кровавого бога, вошедший в союз с Абраксесом в обмен на обещанную ему кровавую бойню на борту «Фаланги». Он выступил из рядов кровопускателей, и его громадное раздвоенное копыто врезалось в палубу среди Имперских Кулаков, раздавив своим немыслимым весом боевого брата.

— Вперёд! Вперёд! Варп настолько нас боится, что выставил против нас подобного монстра! — голос Владимира, даже усиленный вокс-динамиками, был едва слышен на фоне омерзительного сотрясшего окрестности рёва демона. Владимир прорубился через первые ряды кровопускателей, чтобы добраться до врага, он запрыгнул на полуобвалившуюся стену часовни, перекатился и ринулся в атаку, взмыв над кипящей вокруг него битвой.

Высший демон повернул свою косматую чудовищную голову в сторону Владимира. Имперские Кулаки пробивали себе дорогу сквозь орды наступающих кровопускателей, чтобы сплотится вокруг магистра ордена, но высший демон мог просто идти над бурлящей рукопашной, и через пару секунд его тень пролетела над Владимиром.

Имперский Кулак стоял, широко разведя в стороны Клыки Дорна, открыто бросая вызов высшему демону, чудовищные размеры которого, похоже, его нисколько не смущали.

— Ты посмел прийти в мои владения и пролить кровь моих братьев? — взревел Владимир. — Кого ты рассчитывал тут встретить? Какую победу ты надеялся одержать? Вся ярость варпа не устоит перед силой духа даже одного хорошего космодесантника!

Высший демон зарычал и замахнулся влажным от крови Адептус Астартес топором. По широкой дуге топор засвистел вниз, Владимир прыгнул в сторону, лезвие рассекло руины часовни. Владимир пронзил Клыками Дорна запястье демона и, разрывая сухожилия и мышцы, выдернул их обратно. Высший демон отдёрнул лапу и злобно заревел, продолжив атаку плетью.

Плеть двигалась слишком быстро, чтобы Владимир мог увернуться от неё. Её крючки обвили его ногу, и демон вскинул его в воздух, после чего бросил его с размаху на палубу в самую гущу кровопускателей.

Копьё Души было всё ещё в руке Иктиноса. Его мерцающее чёрное лезвие было прижато к глотке Сарпедона под самым подбородком, ему явно грозило обезглавливание. Сарпедон удерживал запястье Иктиноса в захвате и сражался с капелланом, но смерть пробудила в Иктиносе какую-то новую силу духа и теперь они сравнялись по силе.

Сарпедон чувствовал, как горит его кожа на лице. Боль для космодесантника не была тем же самым, чем она являлась для обычного человека, но всё-таки это была боль, и Сарпедон боролся с ней, чтобы не отключиться, в не меньшей степени, чем с Иктиносом.

Топор Меркаэно был заблокирован где-то под Иктиносом. Сарпедон пытался высвободить его, но Иктинос не ослаблял натиск. Он пытался перекатиться, чтобы подмять Иктиноса под себя, но капеллан даже не шевельнулся, словно прирос к палубе.

— Ты повинуешься, — прошипел Сарпедон, — а есть лишь один источник повиновения.

Он видел отражение собственного лица в линзах маски Иктиноса, волдыри от ран покрывали его.

— Этот источник — страх.

Сарпедон отпустил топор и приподнялся, обхватив рукой голову Иктиноса. Он нашёл застёжку и сорвал шлем с капеллана.

Обугленное лицо Иктиноса корчилось от жары. Пузырящаяся кожа натянулась на скулах, глаза смотрели из глубин обожжённых провалов, кожа на голове лопнула. Не было даже намёка на этом лице, что ненависть его поутихла. Боль сделала её даже сильнее. Сходства с лицом того, кого знал Сарпедон, почти не осталось, как не осталось спокойствия и решительности капеллана, всё это заменила собой глубокая ненависть.

— Я знаю, чего ты боишься, — сказал Сарпедон. Его рука ухватилась за затылок обгоревшего черепа Иктиноса, и он выпустил в разум предателя всю мощь «пекла».

Боль помогла. Обычно Сарпедон использовал «пекло» против множества врагов, насылая галлюцинации на максимальное количество противников. В этот раз он сосредотачивался на нём до тех пор, пока заклинание не стало обжигающе белым психическим копьём, он вонзил его в разум Иктиноса, как иглу шприца, заполненного всеми страхами капеллана.

Он боялся Дениятоса. Страх, в некой глубинной, почти нераспознаваемой форме, был единственной вещью, способной заставить космодесантника подчиняться с такой необдуманной жестокостью. Всё, что Сарпедон знал о философе-солдате, выгорело и превратилось во что-то отвратительное.

Словно бог самого варпа, силуэт Дениятоса маячил перед мысленным взором Иктиноса. Дениятос выглядел также как на страницах уничтоженного Военного Катехизиса, но только теперь он был огромен и бесконечно более ужасен. Вокруг его ног стремительно нёсся поток искалеченных тел всех тех Испивающих Души, чьи жизни он бросил на алтарь своего чудовищного плана. На броне были начертаны призывы к смерти и истязаниям, слова Военного Катехизиса извивались и смещались. Тысячи невинных были распяты на броне его поножей. Грудь и наплечники были усеяны наполовину погружёнными в саму броню, словно полупереваренными телами, тех, кого когда-то предали. Герои древнего ордена — капитан Каеон, магистр ордена Горголеон и жертвы первой Войны ордена, втянутые в конфликт, чтобы удовлетворить желание Дениятоса отколоть орден от Империума. Погибшие магистры ордена Сарпедона, от Гивриллиана до Скамандера, капитан Каррадин, ближайший друг Сарпедона — технодесантник Лигрис, и все прочие, кто пал. Вокруг воротника брони Дениятоса толпились его союзники по предательству. Жесточайшие инквизиторы, чьими усилиями орден был подвергнут гонениям. Чужаки, убитые Сарпедоном и его братьями, под пристальным взглядом Дениятоса, удовлетворенного тем, что они отыграли свои роли — тварь некронов, почти убившая Сарпедона на Селааке, лорд-отступник эльдар из Гравенхольда, орочий военачальник с Неверморна, все они собрались, ликуя.

Среди них стояли худшие из его союзников. Последователи тёмных богов — Абраксес, Ве’Мет, множество космодесантников-предателей и демонов. Мутант Тетуракт и его легион мертвецов. И, конечно, сам Дениятос, его лицо освещал огонь его собственного гнева, он смеялся вместе с пособниками своего предательства, совершавшими свои злобные поступки под его руководством.

Дениятос посмотрел на Иктиноса, пришпиленного и корчащегося перед ним, как букашка пойманная под микроскопом. Вес его отвращения, смешанный с осознанием ужасающего глумления, ударил по разуму Иктиноса так свирепо, как ни одно оружие из арсенала Сарпедона.

Иктинос завопил. В его разуме вопль затерялся в хохоте Дениятоса, который упивался тем, как его самая мнительная пешка осознаёт своё ничтожество. В реальности звук был настолько не похож на что-либо, что мог бы выговорить воин Адептус Астартес, что Иктинос перестал быть космодесантником в этот миг.

Хватка капеллана ослабла. Сарпедон отбросил его и выкатился из пламени. Он стоял над поверженным Иктиносом.

Разум Иктиноса был полностью разбит. Психочувства Сарпедона не были острыми, но даже он мог почувствовать растущую пустоту, занявшую место души капеллана, в которую кувырком летели обломки его личности.

— Теперь я твой хозяин, — сказал Сарпедон. — Я — единственный, кому ты подчиняешься. Расскажи мне всё.

Лица окружавших демонов корчились, глумясь, вокруг сплошняком лежали отрубленные чёрными лезвиями клинков конечности, тянувшиеся, чтобы прикончить магистра ордена Владимира.

Клыки Дорна были созданы как раз для такого ближнего боя, где они парировали удары и рубили, танцуя в руках Владимира, словно движимые своей собственной волей. Возможно, сам Дорн направлял их в эти моменты со своего места подле Императора, делясь своими собственными навыками, чтобы Владимир мог выжить в этой смертельной схватке.

Этого не было достаточно. Их было слишком много, и каждый стремился добыть череп магистра ордена, чтобы бросить его к подножию трона Кровавого бога. Владимир разрубил грудную клетку демона, одновременно отводя удар от своих сердец, и приготовился умереть. Струя оранжевого пламени промелькнула перед его взором, окутывая огнём корчащуюся морду. Он узнал блестящую чёрную броню, отделанную красным, и лезвие силового топора рубящего направо и налево. Руки ухватили его и потащили наверх из-под массы тел. Владимир глянул вверх и увидел лицо незнакомки с полосками крови и сажи на коже, зубы её были стиснуты.

— Пока мы живы, — прошипела она сквозь зубы, — такого приза они не получат.

Она помогла Владимиру встать на ноги. Он узнал сестру Эскарион — старшую в свите инквизитора Колго. Прыжковый ранец остывал у неё за спиной, выхлопные решётки были тускло красного цвета, путь, который она пробила сквозь толпу, нырнув вслед за Владимиром, закрывался, поскольку новые кровопускатели спешили добраться до магистра ордена.

— Благодарю, сестра, — сказал Владимир, оказавшись вновь на ногах.

— Я выполняю поручения Императора, — ответила она.

Они встали спина к спине, кровопускатели приближались. Наконец-то Владимир мог дать волю Клыкам Дорна в работе, для которой они подходили лучше всего. Он наносил удары так быстро, что каждую секунду вниз падало тело очередного демона с разорванной грудиной или горящими кишками, вываливающимися из рассечённого брюха. Эскарион сражалась с топором в одной руке и пистолетом в другой, быстро опустошив обойму пистолета, она взялась за топор обеими руками.

Сёстры Битвы не могли равняться с космодесантниками по силе и навыкам. Немногие неаугментированные люди могли сражаться на уровне старшей сестры, но даже с учётом этого она была лишь человеком, без дополнительных органов и улучшенной физиологии Адептус Астартес. Недостаток физических сил, она восполняла верой.

То, что Владимир видел в Эскарион, не было похоже на ментальную стойкость космодесантников. Космодесантник — хозяин своего страха, разум его столь силён, что он может противостоять демонам варпа и остаться вменяемым. Эскарион была другой. Та кровожадность, что наполняла её, не была похожа на закалку или силу духа. Это была вера. Она столь полно верила в руку Императора, ведущую её, в то, что у неё есть место в Его замысле, что это было столь же естественно для неё, как и приближающиеся враги, берущие их в кольцо. Она не боялась их, потому как по её мнению, она не была простым человеком, с присущими ему слабостями. Она была пустым кораблём, существовавшим для того, чтобы быть наполненным волей Императора и направленным согласно Его указанию. Страха просто не могло быть, ибо какой бы конец ни наступил, падёт не она, но Император. Владимир прорубал дорогу обратно к рядам Имперских Кулаков, расчищая проход Клыками Дорна, мелькавшими столь быстро, что они походили на зубья гигантского цепного меча. Владимир с усилием переставлял ноги, буквально выдирая их из мешанины крови с кишками. Топор Эскарион давал ей пространство, она шла следом, нанося размашистые дуговые удары, отбивая в сторону клинки и удерживая кровопускателей на дистанции в длину меча.

Толпа распалась, и Сёстры Битвы из отряда Эскарион выбежали им навстречу, прикрывая Владимира с флангов и отбрасывая демонов назад огнём болтеров. Владимир мог видеть Лисандра, стоящего на баррикаде, отбрасывающего прочь одного из демонов своим щитом и указывающим молотом в сторону тяжёлых орудий, установленных вокруг Тактики. Куда бы он ни глянул — везде кипела бойня. Тут Имперские Кулаки перешли в контратаку, там — линия обороны была прорвана, и скачущие твари или несущиеся галопом бесы вливались в брешь, как воздух из корабельной трещины.

Владимир укрылся за алтарём святыни, являвшимся краеугольным камнем всей баррикады, состоявшей из скамей и статуй часовни. Инквизитор Колго стоял внутри часовни, её колоннада обрушилась, а неф был завален телами демонов и космодесантников. Улучив момент для передышки, он повернулся, чтобы помочь втащить следующих за ним Сестер Битвы в укрытие за алтарь. Эскарион взлетела на баррикаду на реактивных струях прыжкового ранца, наручи её силовой брони до самых локтей дымились от крови демонов. Сёстры Битвы и Имперские Кулаки устремились к баррикаде, поливая болтерным огнём кровопускателей, попытавшихся пролезть следом.

— Сработало? — спросил Владимир, переводя дух. — Он пал?

Вместо ответа Колго указал на руины, где ранее развернулся битва Владимира и высшего демона. Крылатого демона отбросило на стену, крылья висели кровавыми лохмотьями, броня изодрана. Ещё один залп тяжёлых снарядов ударил в него, прошивая узловатые красные мышцы. Одно из крыльев было рассечено, обломок его безвольно повис, рваная кожа трепыхалась, как полотнище порванного паруса. Владимир заставил выйти демона на открытое место и надменно стоять над демонической ордой, пока они сражались. Он купил время, необходимое тяжёлым орудиям, чтобы прицелиться и поразить демона сконцентрированным огнём. Высший демон боролся со смертью. Огонь тяжёлых болтеров терзал всё его тело. Он бросил свою плеть и пытался подняться на ноги, опираясь на обломки стены. Выстрел лазпушки пробил ему грудь на вылет, обнажая окровавленные рёбра и пульсирующие органы. Демон заревел, кровь полетела с его губ, падая вниз на орду.

Имперские Кулаки возликовали, когда демон наконец-то издох. Лисандр повёл их вперёд, высоко подняв молот, словно дразня демонов. Ликующий рёв утонул в хохоте, громогласно прокатившемся по «Фаланге». Это был хохот Абраксеса, наблюдавшего за бойней из задних рядов. Объект, который так его рассмешил, неуклюже вывалился на всеобщее обозрение на фланге Имперских Кулаков — высший демон чумного бога, невероятно раздутый кошмар, убивший Левкронта и уничтоживший силы, удерживавшие мемориал Мира Ринна. Хохот демона, выходящего в сопровождении мелких бесов, присоединился к смеху Абраксеса., и он ликующе захлопал в ладоши своих дряблых рук, словно предвкушая забаву с новыми игрушками.

— Сможем прикончить ещё одного, магистр ордена? — прозвучал по воксу голос Колго.

— Это не вопрос — сможем мы или нет, — ответил Владимир. — Мы или прикончим его или погибнем.

— Смотрите на этот лик зла! — крикнула Эскарион своим Сёстрам Битвы. — Засвидетельствуйте порчу, которую он несёт на себе! Перед лицом подобного исчадия да будут наши пули нашими молитвами!

Выражение лица высшего демона изменилось. Его огромный рот распахнулся, он нахмурился, глаза расширились от удивления — карикатура страха и шока. Крошечные взрывы расцвели на его дряблой коже, но не со стороны центра сил Имперских Кулаков, а с обратной.

Владимир запрыгнул на упавший столб для лучшего обзора. Мельком он заметил вспышку силового оружия — силовые когти, разрывающие на куски чумоносцев, отсветы молний упали на пурпурную силовую броню.

— Это — Испивающие Души! — пришло вокс-сообщение от ближайшего подразделения Имперских Кулаков.

Теперь Владимир распознал капитана Люко, за которым следовали остатки ордена Испивающих Души. Заряд молнии ударил из-под потолка, пробив демона, огромные куски плоти обуглились и оторвались — Тирендиан — библиарий Испивающих Души управлял молнией, как дирижёр оркестром, пока из-за его спины выбегали остальные воины Испивающих Души.

Владимир замер на миг. Испивающие Души были врагами Имперских Кулаков, отступниками и предателями. Но демоны, против которых они сейчас вместе сражались, были куда большим злом чем отступники. Легионы варпа были вообще худшим из того, что могло быть.

— Всем подразделениям пятой, — приказал Владимир, — поддержать контратаку Испивающих Души на нашем фланге! Третья и девятая — удерживать центр!

Из бараков, служивших им укрытиями, появились «Хищники» и поползли в сторону громыхающей на фланге битвы. Подразделения Имперских Кулаков покинули свои позиции и последовали за ними. Владимир наблюдал, как пятая рота и Испивающие Души с двух направлений атаковали силы чумного демона.

— Да простит меня Дорн, — сказал Владимир сам себе.

Капитан Люко посмотрел демону в глаза, в них он увидел все страхи людей. Что-то в этих нечестивых глазах истязало сыновей Земли с тех самых времен, как первые существа выбрались из грязи. Люди передавали сказания о нём, видели его в своих ночных кошмарах, пока их вид не закончил эволюционировать. Это была сила, вдохновлявшаяся порчей и гниением слабой плоти, чистейший страх, смерти, боли и непознанного, укрывшегося под безликой и злобной волей.

Чумной бог существовал с тех времен, как появились первые разумы, способные его лицезреть, он совращал слабые умы на путь зла, пользуясь их страхом перед тем, что мог сотворить с их плотью. Но сейчас таких слабых духом не было перед ним, ни зёрнышка сомнений, способных перерасти в отчаяние и капитуляцию. Космодесантники были лишены подобной слабости. Теперь аватару Чумного бога придётся сражаться.

Атака Испивающих Души, без предупреждения набросившихся на них из лабиринта катакомб, застала чумоносцев, сопровождавших высшего демона врасплох. Демоны не бросились в рассыпную, как могли бы сделать обычные войска, но их не было в нужном количестве в нужном месте, и Испивающие Души вырезали целые дюжины врагов за первые несколько секунд. Люко собрал добрый урожай смертей своими когтями, а огнём болтера разделался с остальными. Капитан теперь был один на один с высшим демоном, чьё обожжённое и окровавленное тело дрожало от ярости и боли, и всё чего они достигли к этому моменту, канет в небытие, если он сейчас потерпит поражение.

— Я раньше уже убивал подобных тебе! — взревел Люко, зная, что демон услышит его даже в шуме битвы. — Но, вот ты никогда не убивал подобных мне!

Демон подхватил одну из цепей, которые его приспешники использовали, чтобы тащить его. Он крутнул цепь над головой и резко рубанул ею вниз, словно кнутом, звенья цепи обрушились на палубу. Люко бросился в сторону, пол под ним прогнулся от удара.

Чумоносцы, следовавшие за демоном, волоча ноги, появились с его боку. Дюжина из них тащила на себе огромный меч из сочащейся тьмой стали. Его изъеденное лезвие было уткано кровавыми клыками, которые были, похоже, вырваны из пасти какого-то монстра. Высший демон нагнулся и второй лапой взял меч, ямы в лезвии превратились во рты, которые кричали и выли. Люко видел души, заточенные в клинке, души несчастных, которые или необдуманно или от отчаяния отдали себя демону.

Демон поднял меч над головой, острие целилось в стоящего внизу Люко. Капитан вскочил на ноги и набросился на чумоносцев, пытавшихся взять его в кольцо, в этот миг над ним пронеслась тень меча, и он понял, что уже не может избежать удара.

Луч бело-голубого света ударил в меч, отчего тот весь запылал, разряды энергии пробегали по нему. Демон заревел от боли, плоть обуглившимися лохмотьями слезала с его лапы. Пальцы, обгоревшие до окровавленных костей, разжались, выронив меч, который упал на палубу с ужасающим звоном.

Позади Люко из рядов Испивающих Души выпрыгнул библиарий Тирендиан. Молнии срывались с его пальцев, окутывая капитана и испепеляя чумоносцев вокруг него. Заряд ударил в высшего демона, растекаясь по его шкуре бело-голубыми трещащими зигзагами, оставлявшими за собой безумно искривлённые ожоги. Люко перепрыгнул валяющийся меч и ударил когтями по тыльной стороне обгоревшей руки твари. Демон отдёрнул руку и вновь хлестнул Люко цепью, словно его укусило надоедливое насекомое, и теперь он пытался прихлопнуть его до того, как оно укусит его вновь. Цепь ударила капитана в грудь и отбросила его в толпу чумоносцев. Люко рубил во все стороны, надеясь, что каждый дикий удар заберет жизнь одного из насевших на него гниющих демонов.

— Брат! — крикнул Тирендиан. — Уходи! Мы не можем потерять тебя!

Люко отшвырнул последнего чумоносца и вновь повернулся к высшему демону. Слишком поздно он заметил, что демон сделал мощный рывок вперёд, его огромное брюхо падало на него, словно сплошная стена плоти. Люко развернулся и попытался убежать, но демон двигался быстрее, чем можно было бы подумать, глядя на его тело. Монстр приподнялся на коренастой задней лапе и ринулся вперед на Люко, стремясь обрушить свой вес на Испивающего Души.

Люко рухнул на палубу, нижнюю часть его тела придавило тушей демона. Отвратительная, сочащаяся мешанина мускулов и жира давила на него с такой силой, что Люко чувствовал, как корёжится керамит поножей.

Люко извернулся так сильно, как только мог, выставленные перед собой силовые когти, были лучшей защитой, из всех ему доступных в этот момент. Улыбающаяся морда демона выплыла из-за края его брюха. Люко чувствовал, как демон трясётся от хохота, глядя на пойманную добычу.

— Эй ты! — крикнул Тирендиан. — Эй! Хочешь сожрать кого-нибудь?

Тирендиан сложил руки вместе, словно в молитве, и резко выбросил их вперёд, зигзагообразный разряд молнии ударил высшего демона в плечо. Он пробил слои плоти до самых костей, вниз полетели обугленные куски мяса. Тирендиан шёл вперёд, сопровождая каждый свой шаг ударом молнии в демона. Он зашёл в тень монстра, лицо библиария освещали бело-голубые всполохи света, танцующего на его руках.

— Тирендиан! Нет! — закричал Люко, но Тирендиан не отступал. Когда взгляд демона упал на него, он стоял на месте, бросая новый электрический разряд в морду демона.

Высший демон бросил цепь и потянулся своей огромной дряблой рукой к Тирендиану. Библиарий не шелохнулся. Тирендиан никогда не получал шрамов в битве — никогда, они всегда были кажущимися, даже под налётом грязи и крови, покрывающим каждого солдата. Он всегда выглядел безупречно, более похожим на скульптуру, чем на солдата, идеальный образ космодесантника. В окружении сражающихся чумоносцев, и нападающим на него высшим демоном, не могло быть лучшего символа чистоты, противостоящей ужасающему воплощению порчи.

Лапа демона сомкнулась вокруг Тирендиана. Библиарий стиснул зубы, когда демон оторвал его от палубы, воздух забурлил от собирающейся в его руках силы. Разряды ударяли в палубу и руку чудовища, но оно, казалось, не чувствовало их. Монстр облизал губы, и пасть его широко распахнулась, демонстрируя многочисленные ряды зубов по дороге к наполненному кислотами желудку.

— Нет! — завопил Люко, сила его крика, почти поглотила сами слова. — Тирендиан, брат мой! Не делай этого, не для меня! Брат мой, нет!

Высший демон подбросил в воздух Тирендиана в воздух, и Испивающий Души исчез в его пасти.

Люко кричал от злобы, словно криком мог унять горечь потери.

Демон смеялся. Он настолько радовался убийству, что в первые секунды не заметил голубого свечения, появившегося в центре его брюха.

Люко перевернулся обратно на живот и прикрылся силовыми когтями. Он видел приближающихся чумоносцев, готовых добить его, а может отрезать ему ноги, чтобы скормить верхнюю половину своему повелителю. Никогда ранее он не видел ничего более отвратительного, чем их одноглазые рогатые рожи с гнилыми оскалами, ликующие от свершённого их хозяином убийства и перспективы скормить ему ещё одного Испивающего Души.

Нарастающий гул в брюхе высшего демона, подсказал Люко, что у него осталась пара секунд. Это было как раз то время, которое требовалось чумоносцам, чтобы добраться до него.

— Подходите ближе, — крикнул он им, — Давайте знакомиться, друзья мои. Позвольте вам продемонстрировать гостеприимство Адептус Астартес.

Гул сменился воем. Вот теперь высший демон его заметил. Он охнул и схватился лапами за живот, лицо исказилось от злобы и боли. Он заревел, и этот рёв поглотил крики Люко, осыпавшего чумоносцев отборной бранью.

Брюхо демона внезапно разбухло, словно надуваемый шарик. Глаза демона широко распахнулись от удивления. Это была последняя эмоция на его мерзкой морде — удивление и смятение.

Ужасающий взрыв бело-голубого цвета разорвал брюхо монстра. Силой взрыва Люко вдавило в палубу. Чумоносцев отбросило назад ударной волной. Огромное облако разорванных и горящих кишок обрушилось вниз, накрыв Испивающего Души и демона. Из разорванного тела высшего демона во все стороны били молнии, раздирая на части стоявших вокруг чумоносцев, стегая по потолку и пробивая палубу.

В старом ордене, кое-кто спорил на тему, сколько энергии может сконцентрировать Тирендиан. Члены библиариума предполагали, что если не принимать в расчёт обширные повреждения вокруг и отбросить вопрос о его собственном выживании, то их биоэлектрическое оружие может детонировать с огромной силой, по мощи и разрушениям сопоставимой с артиллерийским ударом. Они никогда в этом не были уверены и не особо стремились проверять, потому что Тирендиан был слишком ценным оружием, чтобы рисковать им только для того, чтобы выяснить пределы его возможностей.

Вот теперь ответ на вопрос был дан. Тирендиан мог накопить в себе достаточно энергии, чтобы уничтожить высшего демона варпа. Он взорвался с такой силой в брюхе демона, что от последнего остался лишь толстый и хрящеватый позвоночник, пошатывавшийся над Люко, на верхушке которого висел изломанный череп высшего демона с лохмотьями плоти. Обломки рёбер и одна лопатка, висящая на рваных сухожилиях — вот всё, что осталось от его грудины. Из затылка разбитого черепа вытекали зелёно-чёрные мозги, остатки же его морды всё ещё сохраняли удивлённое выражение.

Демон опрокинулся назад, верхняя часть его туловища шлёпнулась на палубу. Вес, давивший на Люко, ослаб, капитан вонзил коготь в палубу перед собой, вытягивая своё тело из-под останков демона. Он обернулся и увидел, что уцелела лишь нижняя часть огромного брюха демона, соединённая теперь с ногами лишь лоскутами кожи, на месте кишок и внутренностей был обугленный кратер.

Чумоносцев, стоявших рядом, просто смело с ног. Многих разорвало на куски молниями от взрыва Тирендиана. Палуба вокруг демона изогнулась и обгорела. Броня самого Люко обуглилась и утратила свою форму настолько, что он мог в ней просто брести с места взрыва в сторону рядов Испивающих Души.

В ушах Люко звенело, он едва слышал стрельбу вокруг, из-за заполнившего голову белого шума. Он ошеломлённо озирался по сторонам, стараясь сморгнуть пелену, которая, казалось, висела у него в мозгу. Не было никаких следов Тирендиана. Вполне возможно, что его испарило силой, которой он сам дал волю. Хоронить будет нечего. Сержант Грев выбежал вперёд и схватил Люко, оттаскивая его от перегруппировывающихся чумоносцев и затаскивая в укрытие за упавшую колонну.

Со стороны центра обороны Имперских Кулаков показались закованные в жёлтую броню фигуры. Без руководства высшего демона чумоносцы заметались в смятении, бегая по одиночке и парами, под огнём болтеров Имперских Кулаков, который срезал их, сбивая с ног; на палубе быстро появилось месиво из вязкой крови.

Грев высоко держал топор, выкрикивая приказ, который Люко расслышать не мог из-за звона в собственных ушах. Испивающие Души выпрыгнули из укрытий и перешли в атаку, стреляя из болтеров на ходу. Имперские Кулаки делали тоже самое. Под перекрёстным огнём, лишившись лидера ряды чумоносцев таяли под беспощадным шквалом пуль, словно под кислотным ливнем. Чувства вернулись к Люко, когда рухнул целый фланг армии демонов, слуг Чумного бога изорвало в клочья совместным огнём Испивающих Души и Имперских Кулаков. Два отряда Адептус Астартес встретились, когда последнего чумоносца разорвало на куски. Люко обнаружил, что стоит перед капитаном Лисандром и смотрит ему в лицо.

— Вот мы и встретились как братья, — сказал Лисандр.

— Спасибо Императору за общих врагов, — без доли юмора ответил Люко.

— Владимир приказал нам сражаться вместе. Вы займёте своё место в строю?

— Да, капитан, — сказал Люко, — правда, нас осталось немного, а один из лучших пал, уничтожая это чудовище. Но мы готовы все наши силы бросить против демонов варпа.

Лисандр закинул свой силовой молот на плечо и протянул руку. Люко вытащил свою ладонь из перчатки с силовыми когтями, и они обменялись рукопожатием.

— Они отступают, — сказал Лисандру по воксу Владимир, — но сохраняют боевой порядок. Всем отрядам — отойти к центру и Горну. Удерживать позиции.

— Абраксес не станет уходить от сражения, — сказал Лисандр, — даже учитывая, что фланг его войск уничтожен.

Люко смотрел вслед убегающим через руины казарм и часовен чумоносцам, словно те получили ментальный приказ выйти из боя и отступить. Их сильно выкосил болтерный огонь, снайперы продолжали стрелять им в спины.

— У него есть план, — сказал Люко, — у таких тварей как он, всегда есть.

— Что они делают? — спросил Колго.

Сестра Эскарион припала к земле среди руин линии обороны, она ещё секунду всматривалась в магнокуляры.

— Они что-то строят, — ответила она.

Демоны отступили примерно час назад, но не полностью, они не вернулись в грузовые трюмы. Вместо этого они сформировали свою линию обороны шириной почти во всю палубу примерно в километре от позиций Имперских Кулаков. Они перерезали подачу энергии ко всем локальным системам, до каких смогли добраться, в результате чего освещение стало меркнуть, тьма распространилась над полем боя, словно опустилась ночь. На позициях демонов мигали вспышки огня, подсвечивавшие громоздкие силуэты, о назначении которых можно было только гадать в сгустившемся сумраке.

— Строят что? — спросил Колго.

Эскарион протянул ему магнокуляры.

— Боевые машины, — ответила она, — Но это только догадка. Сказать точно — невозможно.

Колго настроил магнокуляры под себя. Демоны танцевали вокруг огней, рваные знамена, колышущиеся в восходящих потоках, стояли повсюду, отбрасывая трепещущие тени на машины, которые строил противник.

— Из чего они их строят?

— Возможно, они приносят строительные материалы из варпа, — предположила Эскарион.

Имперские Кулаки восстановили оборону, как смогли и вновь закрепились на импровизированной линии обороны. Через определённые интервалы были выставлены наблюдатели, отслеживавшие перемещения противника. Потери среди космодесантников были подсчитаны, и они были тяжёлыми. Команда Левкрона была практически полностью уничтожена, немногие уцелевшие присоединились к защитникам центра. Численность большинства остальных подразделений Имперских Кулаков едва переваливала за половину от штатного состава. Воющие Грифоны Борганора отражали атаки на Горн Эпох со стороны небольших групп противника, пробовавших их на прочность. Они почти не понесли потерь за исключением тех, кого обезглавили или разорвали своими щёлкающими челюстями визжащие летучие твари, налетевшие на них. Удерживавшие линию фронта Имперские Кулаки залегли, подобно Эскарион, наблюдая за позициями врага, в поисках малейших признаков атаки. Над полем боя разносились звуки удара металла по металлу, сопровождаемые заунывными атональными песнопениями.

— Пошли, — сказал Колго, — Владимир созвал военный совет. Мы не можем больше просто сидеть и смотреть.

Эскарион последовала за инквизитором во тьму. Повсюду были израненные космодесантники, которые, невзирая на увечья, вернулись в строй. Многие были с оторванными руками и ногами, либо со снятыми частями брони, на месте которых виднелись зашитые или замотанные раны.

Наиболее тяжело раненные лежали в самой Тактике, на столах или вокруг них. Апотекарии работали над грудными повреждениями и ранениями в голову, здоровые братья были призваны в качестве доноров крови. Как раз когда Эскарион и Колго входили, ещё одного Имперского Кулака сняли со стола два его боевых брата и потащили к арке, ведущей к задней стене помещения, где складывали погибших. Сервитор с кафедрой и скрипящим авто-пером записал космодесантника в список мёртвых в огромной книге.

Офицеры собрались вокруг одного из центральных столов, на котором была представлена панорама каньона и поселения ксеносов из какой-то древней битвы. Вокруг стола стояли Владимир, рядом с ним Лисандр, Борганор с библиарием Варника из Обречённых Орлов. Там же стояли капитан Люко и сержант Грев из Испивающих Души.

Эскарион отошла в сторону, как только Колго присоединился к собравшимся.

— Лорд-инквизитор, — поприветствовал Владмир. — Теперь все в сборе. Я обойдусь без формальностей, поскольку время не на нашей стороне. Мы должны решить, что делать дальше, и должны решить это прямо сейчас.

— Атаковать, — сказал Борганор, — я не могу сказать, почему полчища Абраксеса отступили, поскольку это не похоже на манеру ведения войны, присущую демонам, но совершенно точно, что ещё одной такой передышки мы не получим. Мы должны контратаковать как можно быстрее, прежде чем они закончат свои демонические постройки, чем бы они ни были. Это единственный шанс одолеть их.

— Я согласен, магистр ордена, — сказал Лисандр. — Мы выдержали тяжесть их удара и оказали такое решительное сопротивление, какого Абраксес не ожидал. Они перегруппировываются, и, возможно, получают подкрепления, пока мы тут разговариваем. Атакуем и уничтожим их. Это — единственный путь.

— Они превосходят нас числом, — возразил библиарий Варника, — атака всеми силами обернётся для нас поражением. Все тактические расчёты указывают на это.

— Так чего же ты ждёшь от нас? — сказал Борганор. — Будем ждать, пока сам Дорн не вернётся? Или Робаут Гиллиман вдруг явится к нам?

— Атака даст нам одно из наших неоспоримых преимуществ, — сказал Люко. — Лучше всего мы сражаемся в ближнем бою, сталкиваясь с врагом лицом к лицу.

— Демоны тоже, — скала Грев.

— Верно, — ответил Люко. — Очень даже верно.

— Должны быть другие пути, — сказал Варника. — Мы отступим в меньшие части «Фаланги», заставим атаковать их на узком фронте. Заманим их и перебьём по частям.

— Это даст им контроль над «Фалангой», — ответил Владимир. — Абраксес сможет вытворять с кораблём всё, что пожелает. Его демоны смогут окружить нас и, возможно, сделать целые секции непреодолимыми, заполнив их вакуумом или радиацией. Под руководством Абраксеса они точно это сделают.

— Вопрос в том, — сказал Варника, — насколько гарантированно мы умрём при таком развитии событий, если сравнивать с вылазкой за баррикады и лобовой атакой.

— Итак, — подытожил Владимир, — мы отдаем Абраксесу или мою армию или мой корабль. Есть ещё предложения?

— Есть одно, — раздался новый голос. Офицеры повернулись и посмотрели на апотекария Палласа. Он заботился об одном из раненных неподалёку, прижигая железом раны Имперского Кулака, лишившегося руки.

— Паллас, — сказал Люко, — не ожидал, что ты выживешь. Не думал, что буду говорить с тобой вновь.

— Магистр ордена, — продолжил Паллас, не переставая штопать раненного воина, — как нас должны были казнить?

— У нас нет времени, чтобы слушать этого отступника, — встрял Борганор.

— Расстрел, — ответил Владимир, игнорируя Борганора, — а затем — сжигание.

— Через Путь Потерянных?

Владимир сложил руки и сделал шаг назад, словно какое-то открытие росло в его голове.

— Да, ответил он, — вы должны были пройти Путь.

— Такова традиция, — продолжил Паллас, — осуждённые сыны Дорна должны пройти Путь Потерянных. Он проходит от Милосердного Суда, расположенного в нескольких сотнях метров от этого здания, и идёт по всей ширине «Фаланги» вдоль вентрального корпуса. Он выводит к грузовым трюмам, откуда наши испепелённые останки можно выкинуть в космос. Так ведь?

— Именно так, — ответил Владимир, — ты много знаешь об этой традиции. Столь мало казней было исполнено на «Фаланге», что лишь немногие имеют о ней представление.

— Я изучил пути нашей возможной смерти, когда отказался бежать со своими братьями, — сказал Паллас. — Мне показалось это необходимым, чтобы напутствовать их, когда придёт время казни.

— Так и в чём, — снова встрял Борганор, — твоя идея?

— Моя идея в том, что Абраксес командует не простой армией, — ответил Паллас. Он закончил прижигать рану и теперь заматывал её марлей, говоря одновременно. — Он каким-то образом притащил эту армию на «Фалангу», а теперь тащит сюда запчасти для машин и, без сомнения, подкрепления своим войскам. У него есть варп-врата, проход в Имматериум, и он стабилен и открыт. Только это может объяснить саму возможность его атаки на «Фалангу».

— А Путь Потерянных, — произнёс Люко, — ведёт отсюда к району, в котором расположен варп-портал.

— К кормовым грузовым трюмам, — ответил Паллас, — большой отряд не сможет пройти туда по Пути, во всяком случае, не потревожив Абраксеса, который сразу отправит войска на защиту портала. Основные силы должны остаться здесь и продолжать сражаться. Небольшой, но сильный отряд проберётся по Пути Потерянных и ударит по варп-порталу. Пока Абраксес владеет вратами, любая попытка победить его здесь будет тщетной, он просто будет бросать против нас новые легионы, пока мы вконец не истощимся.

— Безумие, — сказал Борганор.

— Капитан Борганор, — ответил Владимир, — я понимаю, что вы вполне обоснованно ненавидите Испивающих Души, поскольку они причинили много зла вашему ордену. Но то, что говорит Паллас заслуживает внимания. Нет смысла сражаться с армией Абраксеса здесь, если у него остаются в руках средства для призыва ещё одной из варпа. Если мы избавимся от портала, то ухватимся за нить, которая приведёт нас к полной победе.

— Вы же не в серьёз так думаете? — сказал Борганор.

— Я пойду, — произнёс Люко, — Испивающие Души пострадали от действий Абраксеса. Если нам суждено умереть на «Фаланге», то пусть мы погибнем, пытаясь отомстить этой твари.

— И никто, кроме Испивающих Души, ранее не сталкивался с Абраксесом, — добавил Грев.

— Вам понадобится библиарий, — сказал Варника, — а поскольку ныне они в дефиците, мне лучше будет пойти с вами.

— Варника? — воскликнул Борганор, — ты был в первых рядах, готовый осудить Испивающих Души!

— И если твоё недоверие обоснованно, я буду одним из последних, кого они предадут, — ответил Варника. — Но магистр ордена прав. Другого пути нет. Тонкий как нить, ненадёжный как репутация Испивающих Души, но я должен следовать этой нити, потому что она — всё, что у нас есть.

— И я, — вмешалась сестра Эскарион, выступая вперёд, — Инквизиция должна быть представлена в этой миссии. Мой лорд-инквизитор нужен здесь, чтобы возглавлять оборону «Фаланги». Вместо него я предлагаю себя для участия в плане апотекария.

— Я назначу отделение Имперских Кулаков вам в помощь, — произнёс Владимир. — Большего я делать не могу. Остальные мои воины должны остаться здесь и держать оборону.

— Я хотел бы, чтобы апотекарий Паллас присоединился к нам, — сказал Люко.

— Да будет так. Колго, Борганор, Лисандр и я останемся здесь и продолжим обороняться. Таково пожелание магистра ордена, а, следовательно — самого Рогала Дорна. А теперь, братья и сестры, идите — выполняйте приказы. Я буду рад увидеть всех вас после битвы, если выйдет иначе — то все мы встретимся в конце времен, подле Императора, когда наши враги заплатят нам за всё.

Офицеры убыли для организации обороны Тактики и Горна Веков. На той стороне изрытой казарменной палубы вырастали боевые машины демонов.

13

Убийство капеллана Иктиноса было безрадостным деянием. К этому моменту Иктинос, правда, уже больше походил на овощ. Разрушительное воздействие «пекла» настолько основательно повредило его разум, что кроме физической оболочки от капеллана не осталось ничего. Всё чем когда-то был этот человек: образец для подражания своего ордена и тайный предатель, исчезло. Сарпедон нёс Иктиноса к гроздьям спасательных капсул, свисавших неподалёку от палубы с истребителями. В случае неисправности гигантских дверей ангара или несчастного случая на палубе истребителей экипаж мог воспользоваться спасательными капсулами, чтобы покинуть «Фалангу». Входы в капсулы представляли собой круглые шахты, уходящие вниз с наклонной стены, выглядели они как распахнутые пасти стальных червей, готовых проглотить отчаявшихся членов экипажа, спасающихся бегством. Стены и перекрытия были покрыты пятнами масла, а изоляция корпуса не полностью справлялась с холодом вакуума снаружи. Это место не подходило для смерти космодесантника, оно подходило только для случайной, почти примиряющей смерти.

На тот случай, если сами спасательные капсулы будут повреждены, в обшивке был предусмотрен аварийный воздушный люк, вход в который располагался между лазами в капсулы. Член экипажа в скафандре, выбравшийся из такого шлюза, предположительно мог прожить час или два, и, при определённом везении, мог быть подобран спасательным кораблем. Сарпедон опустил на палубу безвольное тело Иктиноса и поворотом запирающего колеса открыл внешние двери шлюза.

— Если тебе есть что добавить, капеллан, — сказал Сарпедон, — то сейчас самое время.

Иктинос не ответил. Сарпедон посмотрел на него, на его обгорелое лицо, опалённую, измятую броню, и пожалел о сказанном. Капеллан едва дышал.

Сарпедон возложил руку на обугленный череп Иктиноса. Сарпедон никогда не обладал особыми талантами по проникновению в чужие разумы. Некоторые библиарии старого ордена специализировались на взломах чужих сознаний и выуживании секретов, о которых сам объект даже не догадывался. Иные читали мысли в другой плоскости, считывая маневры вражеских армий в те секунды, когда они получали приказы. Сарпедон мог только передавать, хотя и на невообразимой телепатической громкости, это называлось «пеклом».

Несмотря на это, он иногда улавливал отголоски очень сильных эмоций, аспект шестого чувства, которым обладали все псайкеры в той или иной мере. Он попытался прочесть что-нибудь в Иктиносе, уловить какую-нибудь последнюю мысль человека, которого он когда-то считал своим ближайшим союзников во всей вселенной.

Ничего. Абсолютно мёртвая пустота, словно Иктинос был неактивным объектом, лишённым разума.

Потом Сарпедон уловил что-то, слабое и прерывающееся, словно сигнал умирающего передатчика, находящегося на расстоянии нескольких световых лет. Это были тоскливые завывания ветра, звук пустоты, более глубокой, чем тишина. Он шептал среди руин разума, пустого, как разбомбленный город, одинокий как мир, в котором никогда не было эволюции. Ощущения были такие, будто там никогда и не было разума, вычищенного и выскребенного с источенных ветром камней чудовищной силой уничтожения.

Сарпедон в одиночку не мог сотворить такое. «Пекло» было неразборчивой и жестокой разрушительной силой, но оно не было ни точным, ни доскональным оружием, способным стереть личность другого человека. Иктинос сам сделал это с собой. Разбитые куски его души смогли соединиться только для того, чтобы самоуничтожиться. Логическая бомба, заложенная учением Дениятоса, способ уничтожить все компрометирующие воспоминания, заключённые в сломленном разуме. Злодеяние вполне в духе убеждений философа-воина, считавшего, что любое его деяние, каким бы омерзительным оно ни было, будет во благо, за исключением интересов низших человеческих существ.

Теперь Сарпедон знал план Дениятоса. Он был не менее ужасным, чем предательство Испивающих Души. Выходило так, что Абраксес, этот мастер предательства и злых замыслов, был всего лишь мелкой сошкой в этой схеме. Уничтожение личности Иктиноса также входило в планы Дениятоса.

Иктинос еще не завершил своего ментального суицида, когда его бессознательная часть, вскрытая «пеклом», ответила на запрос Сарпедона. Иктинос и в самом деле сказал Сарпедону всё, что знал. Сарпедон положил тело капеллана в шлюз. Он захлопнул внутреннюю дверь и повернул колесо, запирая её. Сквозь толстый иллюминатор Сарпедон мог видеть многоцветие Сокрытой области, непостижимой и голодной. Сарпедон даст её молодым и прожорливым звёздам кое-что поесть.

Он подумал над тем, чтобы сказать что-нибудь Иктиносу на прощание, заявление, одновременно осуждающее предателя и выражающее сожаление о том, что капеллан, его старый друг, покинул их. Но смысла в этом не было. Иктинос в его нынешнем состоянии ничего бы не понял, даже если бы услышал Сарпедона сквозь толстые шлюзовые двери. Сарпедон пощёлкал переключателями на панели управления сбоку от двери. Пневматические кабели зашипели, выравнивая давление в шлюзе. Замигал предупреждающий огонёк, затем внешние двери шлюза раскрылись, и остатки воздуха вылетели прочь. Воцарилась тишина, и тело Иктиноса, выбитое со своего последнего пристанища декомпрессией, выплыло из шлюзовой двери, вырвавшись из хватки «Фаланги».

Сооружения размеров «Фаланги» обычно окружены ореолом из мусора и разреженного газа, этот слой может достигать нескольких десятков метров в толщину. Сарпедон видел, как тело Иктиноса выпало из ореола в абсолютную пустоту. В каком-то смысле капеллан наконец-то умер, с другой стороны значения это уже не имело, учитывая его полностью разрушенный разум. Внешняя дверь шлюза закрылась, и тело Иктиноса затерялось в изморози, покрывшей иллюминатор, после того, как шлюз вновь наполнился воздухом. Сарпедон отвернулся.

Иктинос был мёртв. Сарпедон сдержал одно из данных себе обещаний. И хотя убрать Иктиноса было непросто, следующее обещание будет сдержать ещё труднее. Сарпедон знал, где находится Дениятос, и что тот собирается делать, но вот способ устранения философа-воина был ещё пока непонятен.

Хотя неважно. Времена, когда можно было взвешивать риски и вероятности, прошли. Теперь Сарпедону было за что сражаться, а подобные стремления были самым смертельным оружием в руках космодесантника.

— Помоги нам Трон, — прошептал Паллас, когда впервые увидел Путь Потерянных, — присматривай за нами, Император. Присматривай за нами.

Путь Потерянных согласно архивным записям Имперских Кулаков был тёмным местом. В пол были встроены решётки для стока крови, по углам валялось множество ржавых пыточных устройств, свидетельствовавших о переменах в способах казни. Имперский Кулак мог удостоиться чести быть допрошенным в Залах Искупления, или быть брошенным в цепях перед магистром ордена, но посторонние, военнопленные или осуждённые еретики изгонялись на Путь Потерянных. Они должны были принять свои пытки и казни вдали от глаз ордена, в ржавом, мерзком подбрюшье «Фаланги».

Этого было вполне достаточно для самых плохих ощущений.

Ударный отряд продвигалась вперёд, боевые группы прикрывали друг друга, когда они преодолевали порог того, чем ныне стал Путь Потерянных. Ужас вторжения варпа неминуемо проникал на Путь, некая бессознательная злоба притягивала тёмные энергии варпа к пыточным камерам и местам казни.

На стенах и полу мерцали истерзанные лица мертвецов Пути. Выдавленные в перекрученном металле хрупкие лица эльдар, все с распахнутыми в предсмертном крике ртами. Как утопающие, пытающиеся вынырнуть, силуэты гуманоидов появлялись на поверхностях и исчезали вновь, бесконечная пульсирующая масса тел. Призраки мутировавших отступников с рогами или шелушащейся кожей давили на ткань реальности, скрежеща зубами.

— Тут должно быть миллионы грязных секретов, — сказал Люко, оглядывая непрекращающийся парад казнённых и проклятых.

— Ничего, что могло бы тебя касаться, — ответил сержант Прекс. Его отделение было основой ударного отряда, под его командованием было девять Имперских Кулаков.

— А я думаю, ещё, как может касаться, сержант, — ответил Люко. — Все эти тёмные делишки, которые Имперские Кулаки считали спрятанными от вселенной, вполне могут вернуться и доставить нам неприятностей.

— Если вы закончили, — сказала сестра Эскарион, проходя между Имперским Кулаком и Испивающим Души, — то я напомню, что времени в обрез.

Отряд Прекса вступил в кластер, состоящий из нескольких камер для казни, который отмечали собой начало Пути Потерянных. Паллас, Люко и Грев последовали за Имперскими Кулаками внутрь, Варника и сестра Эскарион прикрывали тылы.

Несколько комнат, облицованных плиткой с встроенными в пол стоками крови и старыми отверстиями от пуль на стенах, повидали сотни казней пленников за прошедшие десятилетия и века. Теперь эти стены изогнулись, словно внутри них пролегали вены гигантского сердца, лица и руки давили на поверхность. Пол под ногами колыхался, алчущие руки пытались ухватить Имперских Кулаков за ноги.

— Укрепите ваши души, — сказал сержант Прекс, заняв позицию с цепным мечом наготове, — вспомните притчи о Рогале Дорне. Он пошёл в саму преисподнюю на борту «Мстительного Духа», и, хотя, его атаковали со всех сторон, он не пал. И хотя пал Ангел, сила духа нашего примарха не дала ему уйти тем же путем. И даже когда сам Император был изранен, Рогал Дорн не познал отчаяния. Да будет его сила — вашей силой, братья мои. Да станет его сила — вашей.

— За нами наблюдают, — сказал Варника, он сунул руку в свою перчатку с психосиловым когтем, и та защёлкнулась вокруг его запястья.

Силуэт промелькнул по камерам казни, наполовину видимый в зияющих дверных проемах и дырявых стенах. Имперские Кулаки заняли круговую оборону вокруг Прекса, целясь во все стороны. Паллас стоял подле Прекса с болтером наготове.

— Они завидуют нам, — сказал Варника, — насколько ни была бы мрачной ситуация, в которой мы оказались, её всё равно не сравнить с незавершёнными делами мертвецов.

Ещё несколько серебрено-серых силуэтов показались и исчезли из виду, перепорхнув с электрического стула на стол для инъекций, а оттуда — к виселицам. Чем быстрее и ближе они подходили, тем громче был звук их завываний, пока, наконец, они не слились в некое подобие торнадо с ударным отрядом в эпицентре.

— Держитесь, — крикнул Прекс, — враг показывает свою длань. Присутствие его порчи здесь очевидно. Реальность выгибалась вокруг психосилового когтя Варники, пока он фокусировал психические энергии в «руку-молот». Эскарион припала на одно колено с силовым топором наготове и была смущена видом Грева, занявшего позицию рядом с ней в такой же стойке с собственным силовым топором в мутировавшей руке.

Один из призраков отделился от толпы и ринулся к ним, Варника прыгнул, отведя назад психосиловой коготь. У призрака было пустое лицо и чужеродные глаза эльдар, негуманоидная геометрия его скелета дополняла образ ксеноса. Изорванные лохмотья его тела повторяли изогнутые контуры его когда-то изящной брони, изрезанную в узкие полоски призрачной материи во время его мрачной казни.

Варника ударил духа когтем и развалил того надвое. Стена силы, вызванная применением «руки-молот» разорвала ксено-призрака на куски, с места столкновения разошлась во все стороны сферическая волна энергии.

Варника рухнул на пол. С раздирающими уши воплями мертвецы «Фаланги» устремились на построение Имперцев. Эскарион врезала одному из нападавших, лезвие её силового топора рассекло смутную человеческую фигуру, состоящую из ярко светящейся энергии. Разряжающееся силовое поле превратило призрака в сноп мерцающих искр.

— Открыть огонь! — взревел Прекс, и десять болтеров рявкнули в унисон. Призраки струились вдоль пола, хватая их за ноги, из палубы тянулись к ним призрачные руки. Прекса схватили за лодыжки, но освободился, ударом цепного меча, перерубив призрачные запястья. Апотекарий Паллас воткнул одному из привидений инструменты нартециума прямо в глотку, медицинское оборудование вполне годилось для драки в ближнем бою.

От вихря отделилось извивающийся змеевидный призрак, заканчивающийся корчащейся рожей какого-то нечестивого мутанта, лицо его перетекало в массу щупальцев, развевавшихся позади него. Длинные корявые пальцы оканчивались металлическими лезвиями, осколки костей торчали из его призрачного силуэта.

— Визирь! — крикнул Прекс.

Призрак ухмыльнулся, его морда почти треснула пополам вдоль улыбки, обнажившей торчащие клыки. Он поднырнул, слишком быстро для того чтобы оказавшийся на его пути Имперский Кулак смог увернуться. Визирь нырнул в космодесантника, полностью исчезнув в его нагруднике. Имперский Кулак покрылся бело-голубым свечением, хлынувшим из сочленений брони и светившим из линз шлема, он выронил болтер, когда его неожиданно пробили сильные конвульсии. Варника вытащил одного призрака из бурлящей массы, пронзил его психосиловым когтем и приложил его с размаху о палубу, где привидение распалось на части. Он обернулся в сторону Имперского Кулака бившегося в одержимости. Сломанные кости выпирали из-под пластин брони предплечий и плеч.

Прекс прыгнул на своего одержимого боевого брата, прижимая его к палубе. Варника протолкнулся сквозь ряды Имперских Кулаков к Прексу. Он вынул руку из перчатки с психосиловым когтем и убрал оружие в кобуру сбоку, после чего положил ладонь на лоб одержимого воина.

Эскарион и Грев присоединились к строю Имперских Кулаков, сражаясь с призраками, подлетавшими на близкую дистанцию. Люко бился сам по себе, кружась и нанося удары во всех направлениях, его молниевые когти прекрасно подходили для подобного сражения, в котором он был атакован со всех сторон. Обрывки призрачной плоти летели вниз, словно опадающие листья, лица, разбивающиеся на куски, их отдалённые вопли умирали вместе с ними.

— Во имя Императора и Его могучего духа, защищающего всех нас от врага, — начал Варника, — я изгоняю тебя! Из души этого праведного брата, где тебе не найти изъяна, я изгоняю тебя!

Сила выгнула Имперского Кулака дугой. Одержимое тело вскочило на ноги и отбросило Прекса с силой, недоступной даже космодесантнику. Прекс врезался в кафельную стену камеры казни и сполз вниз на запятнанный старой кровью и усеянный щебнем пол. Варника продолжал удерживать одержимого космодесантника, его рука всё ещё была прижата ко лбу пострадавшего.

Лицевая пластина шлема Имперского Кулака стала жидкой, приняв форму звериной морды с массой щупалец. Раздвоенный язык высунулся из безгубого рта.

— Эта душа хороша на вкус, — прошипела тварь.

— Убирайся прочь, демон! — рявкнул Варника, — Свет Императора да сожжёт тебя. Железо души этого воина скуёт тебя. Прочь, прочь, ослабни и подохни!

— Знаешь ли ты, сколько вообще от него осталось? — протянул Визирь, — В лучшем случае — имя. Остальное я поглотил. Я оставлю его оболочкой с разумом младенца.

— Я сказал — изыди! — крикнул Варника. Силуэт Визиря извивался вокруг Имперского Кулака, растягиваясь и искажаясь, словно какие-то невидимые руки вытаскивали его наружу. Наконец, издав пронзительный вопль, он отделился от тела космодесантника, после чего последний без чувств рухнул на пол.

Эскарион и Грев прыгнули на корчащегося шокированного визиря. Топор Эскарион разрубил лицо твари, силовое поле прожгло призрачную материю. Ударом своего длинного хвоста визирь поверг её на землю, но топор Грева уже летел туда, где должна была находиться шея призрака. Топор перерубил её, отделив голову от тела. Змеевидная тень распалась в воздухе, а голова взорвалась мерцающими искрами, не долетев до земли.

Призраки растворились, убравшись обратно в тени. Имперские Кулаки водили болтерами по сторонам, целясь в темноту, Люко рассматривал ошмётки призрачной плоти, стекающие с лезвий его силовых когтей.

Вновь воцарилась тишина, нарушаемая лишь звяканьем падающих с изрытых болтерным огнем стен плиток.

— Что это было? — спросил Паллас, приподымая голову Имперского Кулака и расстегивая защёлки вокруг шеи раненного.

Прекс поднялся с палубы.

— Визирь, — коротко ответил он, — вожак мутантов. Псайкер. Столетия назад он был захвачен и доставлен на «Фалангу». Он умер в этих катакомбах. Я не помню подробностей истории.

— Уверен, она была далеко не уникальна, — сказал Люко.

Паллас снял шлем с Имперского Кулака. Лицевая пластина сохранила видимость черт обрамленного щупальцами лица Визиря. А под шлемом было окровавленное и избитое лицо воина, с торчащими сквозь щёки и скальп костями. Он тяжело вдохнул и поморщился.

— Брат Долон, — сказал Прекс, встав на колено возле раненного, — можешь ли ты продолжать сражаться?

— Нет, брат мой, — выдохнул в ответ Долон, — Боль… она повсюду. Он изменил меня. Моё тело… больше не моё. Я всё ещё слышу его смех…

Эскарион скользнула взглядом по телу Долона. Обломки костей пробили броню повсеместно. Суставы вырвали бронепластины наплечников, и похожие на ножи выросты торчали из наголенников. Лужа быстро сворачивающейся крови разливалась под Долоном.

— Мы должны оставить его, — сказала Эскарион.

— Он — мой боевой брат, — ответил Прекс.

— Он не может сражаться, а мы не можем взять его с собой. В его разуме побывал враг. Он — моральная угроза. Если он выживет — мы за ним вернёмся, но сейчас мы должны оставить его.

— Я согласен с Сестрой, — произнёс Варника. — Ты не видел, какие разрушения может причинить призрак своей жертве. Демон может внедрить часть себя, которая будет действовать даже после его смерти.

Прекс отступил от Долона.

— Брат. Я не могу принять это решение за тебя.

— Оставь меня, — было видно, что слова причиняют ему боль, — только вложи болтер мне в руку.

Прекс передал Долону оружие. Эскарион опустилась на колени рядом с воином и вынула чётки из мешочка на талии. Она вложила их в свободную руку Долона.

— Молись за нас, брат, — сказала она. — Мы будем молиться за тебя.

Паллас осторожно опустил Долона на палубу.

— Нам надо идти дальше, — сказал Люко, перешагивая через груды щебня в сторону прохода, уводящего дальше в лабиринт камер. Слабый свет пробивался из-за порога следующего блока, состоявшего в этот раз из извилистых коридоров со стальными дверями и висящими на стенах оковами. — Если воздействие Абраксеса пробудило здешних мертвецов, то, возможно, он уже знает, что мы их потревожили. Мы должны добраться до портала прежде, чем он отправит туда своих приспешников.

Прекс молчал, возможно, он просто не мог ничего сказать. Взглянув на Долона последний раз, он повёл свой отряд дальше вглубь Пути.

— Хорошо сражаешься, сестра, — сказал Грев, обращаясь к Эскарион, когда они оба заняли места в центре походного строя.

— Ожидал чего-то другого? — спросила Эскарион.

— Я не имел ввиду…

— Мы — дочери Императора, — сказала она, — также как вы — его сыны. Да, у меня нет второго сердца и третьего лёгкого, но решимости у меня не меньше чем у космодесантника.

— Да, я видел, — ответил Грев, — ты довольно быстро приняла решение предоставить Долона его судьбе.

— Я бы поступила также в отношении своей сестры, — отрезала Эскарион. — Чувство братства имеет свои выгоды, но если с ним переусердствовать, боюсь, оно может стать в той же степенью слабостью, в какой и силой. История Империума — это литания о падениях, вызванных неуместными братствами.

Ответ застрял в глотке Грева. Путь Потерянных сжимался вокруг них, тесные извилистые коридоры отсеков заставляли космодесантников разделяться, для всей остальной Галактики ситуация выглядела так, будто «Фаланга» проглотила их полностью.

В отсветах выстроенных демонами кузниц вырисовывались очертания боевых машин. Одна из них была огромной рогатой махиной, ударный таран с цилиндрическими клетками вместо колёс, куда без сомнения загонят каких-нибудь демонических тварей, чтобы привести конструкцию в движение. Другая была катапультой с защитным щитом, достававшим почти до перекрытий палубы, в качестве боеприпасов видимо предполагалось использовать черепа ксеносов, сваленные в кучу позади машины. На спине третьей, похожей на гигантского механического краба, были смонтированы баки с какого едкой кислотной субстанцией, подключенные к орудию на его закрученном хвосте. Злобные демоны-мастеровые сновали по корпусам боевых машин, легионы кровопускателей стояли на страже, а меняющие формы ужасы Абраксеса роились и извивались в бесконечном танце. Останки чумного высшего демона были затащены за полуразрушенные фортификации, они разлагались в кипящем котле с гнилью, из которого постоянно вылезали всё новые и новые чумоносцы.

Лорд-инквизитор Колго рассматривал отсветы огней, плясавших на корпусах полупостроенных боевых машин демонов. Его свита из Сестёр Битвы следовала за ним тенью на почтительной дистанции, Колго опёрся на кусок рухнувшей стены, за которой укрывшаяся группа Имперских Кулаков охраняла свой участок линии фронта.

— Мы должны атаковать прежде, чем они закончат, — сказал он.

— Я знаю, — ответил магистр ордена Владимир, — поэтому Абраксес и строит их. Он хочет, чтобы мы вылезли из укрытий и пошли прямо на него, отдав преимущество обороняющейся стороны.

— И мы атакуем, — сказал Колго, — мы не можем просто остаться в стороне и сдать им «Фалангу». В судьбе записано, что Абраксес любит изворотливость.

— Похоже, лорд-инквизитор, что вы сумели заглянуть в будущее, — сказал Владимир. Горечь в его голосе была хорошо скрыта. — Абраксес не единственный, кто читает руны.

— Все мы во власти судьбы, магистр ордена. И долг инквизитора — осознавать это.

— И что же, по мнению судьбы, с нами случится?

— Вам в самом деле интересно, магистр ордена? Судьба решила, что Абраксесу удастся его коварная хитрость, в результате чего армия храбрых, но тупоголовых космодесантников потерпит поражение, позволив произойти огромной трагедии.

— Такова судьба?

— Такова судьба.

— В таком случае, лорд-инквизитор, я буду сражаться с судьбой, — Владимир указал на груду щебня, возвышавшуюся на ничейной земле между армиями. То были руины часовни героя, разрушенной в результате атаки демонов.

— Вот там всё ещё стоит статуя капеллана Пазания, — сказал он. — Они не смогли повергнуть его. Видите? Он потерял руку, да и весь он видал и лучшие времена, но всё же он стоит.

— Как мы? — спросил Колго.

— Вы не поняли мою мысль. Пазаний был тёмным семенем. Его привезли на «Фалангу» новичком, рекрутированным как тысячи других. В отличие от большинства этих остальных, он был признан достойным, чтобы стать Имперским Кулаком. Но внутри него была тьма. Гордыня. Он стремился к величайшей славе на поля боя, а боевые братья платили жизнями за его провалы.

— Хорошо известный грех воинов, — прокомментировал Колго.

Владимир проигнорировал инквизитора.

— Слишком поздно мы распознали, чем он был на самом деле, — продолжил он. — И вот, когда его атака на линию укреплений для захвата знамени неприятеля стоила жизни сержанту взвода, он был изгнан в Залы Искупления за изъяны в духе. Судьба решила, что Пазаний будет уроком для нас, лорд-инквизитор. Ему суждено было стать предупредительной притчей для будущих новичков, пример позора космодесантника, заслуживающий сожаления и презрения. Но Пазаний не смирился со своей судьбой. В Залах Искупления он подверг бичеванию свою гордыню. Он возвратился в статусе ниже, чем новичок, ниже, чем наш экипаж. Он работал в двигательных отсеках «Фаланги», пока орден не призвал его обратно и не вернул ему прежний ранг. Он умер капелланом, хранителем духа наших боевых братьев, потому что он боролся с судьбой, столь плотно опутавшей его, и боролся, чтобы жить вне её. Он победил свою судьбу, и здесь его чтят именно за это. Я последую его примеру, если на то будет воля Императора, и посрамлю замыслы этого князя демонов.

— Я вынес из этого рассказа то, что Имперский Кулак не знает, когда стоит сдаться.

— Мы не знаем, лорд-инквизитор, даже значения этого слова.

Из теней, отбрасываемых кострами демонов, к линии Имперских Кулаков выполз скаут. В целях маскировки жёлтая броня и лицо были измазаны пеплом, скрывающим его контуры в царящем повсюду мраке.

— Скаут Орфос, — сказал Владимир, — если старые глаза не подводят меня.

— Вы посрамили меня, магистр ордена, — ответил Орфос, занимая своё место в линии, — я должен был приблизиться к вам на расстояние удара ножа, прежде чем вы бы меня обнаружили.

— И друг, и враг пытались, брат. То, что я всё ещё стою, свидетельствует о том, что, во всяком случае, врагам это не удалось. Какие новости ты принёс из стана врага?

— Они закончат работу над своими боевыми машинами в ближайшие два часа — ответил Орфос. — Они готовят ритуалы, чтобы вселить в них демонов. Сваленные в груды черепа и внутренности, начертанные кровью письмена, я всё это видел. Они привели демонопоклонников, это всё ещё люди, почти, они корчатся и поют псалмы, чтобы привлечь внимание своих тёмных богов. Жуткие обряды плоти, которые я не решаюсь описывать, но чудовища, которые они строят, родятся с хитростью вселённых в них демонов и собственной необузданной мощью.

— Сможем ли мы выжить, если их пошлют в бой против нас? — спросил Владимир.

— Я не уверен, сможет ли сама «Фаланга» пережить подобное, — сказал Орфос. — Мы насчитали шесть монстров. Назначения чудовищного скорпиона, тарана и катапульты нам, примерно, понятны. Стальной червь лежит, свернувшись, и дремлет вне досягаемости наших глаз, ещё есть хитроумная штуковина из меди и черепов, в которую, я подозреваю, поселят дух высшего демона, и монстр из плоти, выглядящий так, словно хищники варпа были расчленены, а их туши разделаны и собраны вместе в одно чудище. Всех, похоже, вот-вот закончат строить.

— Ты и твои братья скауты проделали хорошую работу, — сказал Владимир. Орфос отсалютовал и отправился обратно к баррикадам, где из тьмы появлялись по одному или парами остальные скауты, возвращающиеся с задания.

— Тогда, в ближайшие два часа, — произнёс Колго, — мы атакуем.

— Это как раз та судьба, которой я избегать не буду. Мои Клыки Дорна ещё не напились крови в достаточном количестве.

— Если миссия Люко провалится, то это будет последний раз для всех нас на «Фаланге».

— Вы боитесь, лорд-инквизитор?

Колго ухмыльнулся в ответ и отвернулся в сторону центра оборонительных рубежей Имперских Кулаков, где Сёстры Битвы терпеливо ожидали своего повелителя.

Когда Колго вышел за пределы слышимости, Владимир вновь взглянул на боевые машины демонов, строительство которых завершалось прямо на глазах. Он взял в руки Клыки Дорна, их лезвия были покрыты шрамами от пылавшей на них крови демонов и пробормотал сам себе:

— Не ошибка ли, что я молился об этом?

К тому времени, как ударная группа Имперских Кулаков и Испивающих Души достигла Панпсихиона, отряд Прекса потерял ещё двух бойцов. В лабиринте отсеков и туннелей, где космодесантникам приходилось преодолевать каждую перемычку или узкий проход по двое или по трое, невидимые враги хватали их из тьмы. Клыкастые лица неясно вырисовывались во тьме, скрежеща зубами и плюясь желчью. Стены обрушались, под ногами внезапно разверзались ямы. Хихикающие твари мелькали в коридорах впереди, слишком быстрые, чтобы рассмотреть их или подстрелить. Одного Имперского Кулака затащили в камеру изломанные и окровавленные костлявые руки, к тому времени, как до него добрались боевые братья, в комнате уже было некого спасать, лишь куча искорёженного керамита на полу и кровь на стенах и потолке.

Второй был убит невидимыми руками прямо на глазах братьев. Когда же они попытались вытащить его из камеры, куда его волокли неведомые враги, голова воина повернулась практически полностью назад и позвоночник хрустнул. Силы, удерживавшие его, мгновенно исчезли, мёртвое тело рухнуло на палубу, и воцарилась тишина.

Так что ударная группа осторожно выходила на открытое пространство, оставив лабиринт за спиной и гадая, с какой стороны теперь ждать атаки.

— Что это за место? — спросил Люко, первым выходя из туннеля.

— Панпсихион, — прозвучал голос Прекса из-за спины, — эксперимент.

— Он был удачным? — спросил Люко.

— Он покоится здесь без использования вот уже двести лет, — отозвался Прекс. — Сойдёт за ответ?

Округлое пространство Панпсихиона было очерчено гладкими стенами, украшенными мозаикой. Линии из ярких цветных камней складывались в названия сотни великих битв из истории Имперских Кулаков, окружённые сложной геральдикой, спиралью завивавшейся в бесконечный узор. Даже имя Терры было среди прочих, напоминая, какую роль сыграли Имперские Кулаки в битве за Дворец Императора десять тысяч лет назад.

В центре Панпсихиона было устройство из стали и кристалла, достигавшее потолка, что-то вроде переплетающихся паутин, в которых были подвешены срезанные плиты и куски кристаллов, похожих на гигантские драгоценные камни. Цветная радуга отражалась от каждой поверхности, создавая сумасшедший клубок форм и света, отрицавший всякую возможность рассмотреть его как нормальный объект в трёх измерениях.

Нога Люко потревожила оковы, лежащие на полу. Они были одними из дюжин, лежавших вокруг устройства.

— Некоторые враги не поддаются обычным техникам допроса, — пояснил Прекс. — В том числе — псайкеры. Панпсихион был построен, чтобы обрушивать их ментальные барьеры.

— Эта машина, — сказала сестра Эскарион, — служила для измельчения человеческих душ? Инквизиция использует подобные устройства, но с переменным успехом. И я никогда не видела ни одного подобного размера.

— Всё это дела прошлого, — ответил Прекс, — мы должны продвигаться. Мы уже рядом с трюмами, но мы не можем позволить себе медлить более.

Дрожь прошла по всей комнате. Из трещин в потолке просыпалась куча пыли, мозаики на стенах потеряли кусочки. Устройство Панпсихиона засветилось и замерцало, когда его кристаллы вздрогнули и со скрежещущим звуком, идущим из-под палубы, начали вращаться.

— Многие здесь умерли? — спросил Люко, припадая к земле, когда комнату встряхнуло ещё сильнее.

— Это зависит от того, — ответил Прекс, — что ты понимаешь под словом «умерли».

Призраки пленных, прикованных к палубе, засверкали в странном свете, исходящем от измельчающего души устройства. Вспышки молний заплясали по стенам.

— Вперёд, — рявкнул Люко, — Бегите напролом. Не дайте ему шанса…

Фраза Люко была прервана взрывом энергии, прокатившимся по Панпсихиону. Космодесантников оторвало от палубы и расшвыряло по стенам, мозаика в местах ударов разлетелась вдребезги. Кандалы из молний удерживали их на местах, противостоя их силам. Мутировавшая рука Грева вырвалась из хватки, преодолев сопротивление, но в остальном его крепко удерживали на месте.

Люко попытался закрыть глаза, но та же сила, что удерживала его на месте, не давала этого сделать. Он с усилием повернулся на бок и стал отталкиваться рукой и ногой, чувствуя, как поддаются оковы.

— Сопротивляйтесь! — взревел он, перекрикивая нарастающий шум, смесь грохота с завываниями, от которых ныли кости, исходивший от уничтожителя душ, превратившегося во множество шарнирных рук, усеянных светящимися кристаллами.

— Сопротивляйтесь ему! Сражайтесь!

Оковы Люко распались. Он сполз на пол, всё ещё отталкиваемый пульсирующей стеной психической энергии, исходящей из центра зала. Он видел, как кричит сестра Эскарион, её неулучшенное тело билось о стену, как игрушка в руках злобного ребёнка.

Преодолевая боль, Люко сделал шаг к центру комнаты. Призраки, прикованные к полу, корчились, немыслимо извиваясь, когда он шагал сквозь них, прокладывая себе путь.

«Всё чего я хочу — упокоение», — раздался голос в его затылке.

— Нет, — сказал Люко. — Нет. Убирайся! Пошёл вон!

Он с усилием сделал ещё один шаг.

Он скользнул взглядом по своим рукам. Перчатки с молниевыми когтями исчезли. Его руки покрылись разрывами и гнилью, разъеденная болезнями мёртвая плоть слезала с костей.

Он заставил себя увидеть перчатки, и они затрещали перед глазами, наваждение исчезло из его разума.

— Не верьте ему! — прокричал он, не зная, слышит ли его хоть кто-нибудь.

— Мы — космодесантники! Мы не ведаем страха!

Сила исчезла. Люко повалился на пол. Но это была не палуба корабля — это была грязь, влажная и глубокая. Рука, выброшенная им вперёд, чтобы удержаться, утонула по локоть в грязи, и он почувствовал на своем лице холод, исходящий от глины.

Что-то свистнуло над головой. Артиллерийский снаряд. Звук перестрелки шёл со всех сторон.

Люко был окружён войной. Грязь и окопы, батальоны, бросающиеся в убийственные атаки, армии, сошедшиеся лицом к лицу в плотных джунглях и руинах городов. Пылающий истребитель, расчертил небо над головой подобно комете. Линкоры опрокидывались, скидывая тысячи в море, покрытое горящей нефтью.

Люко бывал на войнах раньше. Он провёл на них свою жизнь. Но эта отличалась. Она была одновременно каждой из тех, что он видел, о которых слышал или мог вообразить, все они наслаивались друг на друга, в ужасающую мешанину сплошного противостояния и смерти.

Он мог видеть, как гибнут миллиарды. Он мог видеть лицо каждого погибшего мужчины и женщины, невзирая на то, насколько удалённой или случайной была их смерть. Они сражались вдоль заполненных кровью траншей, удерживая кишки внутри себя, огонь лазеров жёг их тела, они молили Императора даровать им смерть. Эти несчастные численностью с целый легион ползали на брюхах, ослепшие от облаков агрессивных газов, выблёвывая кровавыми струями свои внутренности. Они кричали в тишине, звук покидал их голоса, пока они боролись с оползнями и рушащимися зданиями, хоронящими их под своими обломками. Лёгкие кричали в безуспешных попытках сделать вдох, органы и конечности разрывались. Они падали с небес и сходили с ума от слепого ужаса тысяч полей сражений, несущихся им на встречу. Они тонули. Они горели заживо.

Бесконечное поле битвы простиралось во все стороны от Люко, на дистанции, которые он был способен охватить разумом, и какой-то чудовищный трюк в системе измерений подсказывал ему, что длилось оно вечно. Оно было над ним, где объятия пустоты вырывали дыхание и жизнь из экипажа подбитого космического корабля. Оно кипело под ним, в жуткой жаре и смоляной тьме, где армии сражались, словно крысы, не различая друзей и врагов, деградировавшие до ужасных зверей, рвущих друг друга голыми руками и зубами.

Вес всего этого, уверенность в бесконечности этого насилия обрушились на Люко так, что он не мог подняться на ноги. Он был в отвратительной траншее, забитой телами, в плотоядных джунглях, омерзительно воняющих гниющими трупами, в разрушенном городе, где люди умирали в жестоких боях внутри зданий и на перекрёстках улиц, ставших смертельными ловушками, внутри корпуса гибнущего космического корабля, наполненного тьмой и огнём. Он был в сердце каждой войны, уже прошедшей или ещё только грядущей, перед ним чередой проходили все насильственные смерти, которые когда-либо видела Галактика.

Тело его гнило, поскольку он был мёртв, и всё же он не мог умереть. Смерть сама по себе не была выходом. Ему предстоит провести вечность, наблюдая всё это здесь.

Это не было реальностью. Люко знал, что это — иллюзия. Но это не было чем-то спроецированным в его разум — оно шло изнутри него самого.

— Капитан! — раздался чей-то очень далёкий крик с незнакомыми женскими модуляциями. — Капитан, сосредоточьтесь! Отриньте это! Услышьте меня!

Сотни слоев войны были навалены друг на друга. Люко заставил себя смотреть на кровопролитие и страдания, чтобы пройти сквозь все воплощения, пока не наткнулся на одну, отличавшуюся от прочих. Одиночная круглая комната, населенная призраками пыточная на космическом корабле. Он увидел самого себя, лежащим на палубе, бьющимся в конвульсиях во власти уничтожителя душ Панпсихиона. Он заставил себя подняться на колени, тоже самое сделал Люко, на которого он сейчас смотрел. Он огляделся по сторонам и увидел лицо сестры Эскарион призрачно мерцающее над траншеями и горящими крепостями.

Люко, шатаясь, побрел к измельчителю душ. Его молниевые когти рассекли переплетения стоек и проводов. Вниз пролился ливень из кристаллов, разлетавшихся вдребезги при ударе о палубу.

Сестра Эскарион последовала за ним в этом разрушении. Она вонзила силовой топор в ядро машины, лицо её исказила гримаса при попытке вытащить оружие обратно. Люко не мог точно оценивать дистанцию и направление, поэтому неистово крушил всё вокруг себя, разбрасывая куски машины во все стороны.

Тысячи войн расслоились и пропали. Крепости обратились в пыль. Грязь высохла и улетучилась, оставив пустыню без битвы на ней. Панпсихион стал доминирующей реальностью, а потом и вовсе единственной, и Люко смог, наконец, сбросить наваждение со своего разума.

Космодесантники лежали вокруг в разных степенях потери сознания. Варника же был на ногах, как и сам капитан. Имперские Кулаки были разбросаны, стонали и медленно приходили в себя, возвращаясь в собственные реальности.

Один не двигался. Паллас, кривясь от боли в собственной голове, присел рядом с Имперским Кулаком, считывая жизненные показатели с брони павшего воина.

— Он погиб, — сказал Паллас.

— Как его звали? — спросил Грев, с трудом выговаривая слова в перерывах меду приступами кашля. Он стоял на коленях, согнувшись пополам.

— Горван, — отозвался один из Имперских Кулаков.

— Прекс? — позвал Люко. — Сержант?

Эскарион дотронулась до наплечника капитана и указала в сторону стены с выходом из лабиринта отсеков. Прекс сидел у стены с болт-пистолетом в руке, его цепной меч валялся на полу. Голова откинута так, что была видна огромная дыра в затылке. Мозги Прекса были размазаны по стене за его спиной, расплескавшись по мозаикам в узоре, характерном при болтерном ранении.

Никто не сказал вслух, что Прекс застрелился. Это было очевидно.

— Что же он увидел? — спросил Паллас.

— Не думай об этом, — ответил Варника. — Давайте двигаться дальше. Сестра, позаботься об их душах.

Ударный отряд пересек Панпсихион, заполнив помещением хрустом обломков психической машины под подошвами бронированных сапог. Эскарион, склонив голову, последовала за космодесантниками к двойным дверям на дальней стороне комнаты, бормоча молитвы об усопших.

Сарпедон упёрся в палубу своими уцелевшими когтями и приложил все силы, чтобы раздвинуть двери мостика. Взрывостойкие двери, автоматически захлопывавшиеся в случае абордажа «Фаланги» скрипнули и слегка поддались. Гидравлические шланги лопнули, сопротивление уменьшилось, и двери раздвинулись достаточно, чтобы в щель мог протиснуться космодесантник.

— Дениятос! — крикнул Сарпедон, вступая на мостик «Фаланги».

Мостик был дворцом, выстроенным чтобы восславлять когда-то правившего здесь капитана — Рогала Дорна, примарха легиона Имперских Кулаков, первого властелина «Фаланги». Под его командованием этот корабль затмевал небеса самой Терры во времена, когда Гор осаждал дворец Императора. Внушительный, украшенный золотом трон, высотой в три этажа, доминировал на мостике. По краям лестничных пролётов, которые вели к увеличенному в размерах кафедральному трону, располагались изображения захваченных или открытых вооружений врагов во времена Великого крестового похода.

Гигантский смотровой экран, занимавший большую часть изогнутой стены напротив трона, демонстрировал панораму Сокрытой области, с одиноко светящейся звездой Кравамеш на краю. Кравамеш потемнела и тлела, черные тучи неслись по её жжёной оранжевой сфере, словно подпитывание варп-ворот, позволивших Абраксесу прийти в реальный мир, истощило силы звезды. Под экраном находились дюжины рулей, каждый из которых контролировал жизненно-важную систему «Фаланги», даже когда они были не задействованы, вокруг должны были суетиться шумные члены экипажа под надсмотром Имперских Кулаков. Ныне же лишь мёртвые тела нескольких членов экипажа, срубленных огнём, лежали на своих постах.

Одно тело лежало на полу рядом со своим креслом. В кресле у пульта контроля связью сидела сгорбившаяся престарелая фигура, костлявые пальцы бегали по тумблерам. Человек обернулся на голос Сарпедона, демонстрируя старое морщинистое лицо, расколотое улыбкой.

— Лорд Сарпедон, — сказал старик, — так долго я ждал этого. Из всех частей будущего, предначертанного Властелину Дениятосу, вы сверкаете ярче других в его плане. Я — Отец Гиранар, удостоенный чести возглавлять свою паству.

Сарпедон с опаской крался по мостику, пробегая глазами по монументальным скульптурам, находившимся в тенях по краям мостика, полированные комплекты древней брони, мерцали по периметру подножия трона.

— Где Дениятос? — спросил он.

Гиранар поднялся на ноги, правда, учитывая его согнутое тело, он едва ли стал выше от этого. Указывая дрожащим пальцем, он сделал пару шагов в сторону Сарпедона.

— Я благословен тем, что дожил, чтобы увидеть это. Я не смел и надеяться, что это случится при моей жизни, что нити сплетутся, что тот, о ком писал Дениятос, приведет его орден к осуществлению наших мечтаний. Но ты стоишь передо мной, лорд Сарпедон. И все мы стоим в точке пересечения судеб. Сарпедон приподнял топор Меркаэно, стремительно преодолел разделявшее их расстояние, сделав быстрый выпад перед Гиранаром.

— Я задал вопрос — где Дениятос?

— Не стоит угрожать тем, кого просто несут вихри судьбы, которыми мы правим, — раздался синтезированный голос, исходящий откуда-то из-за трона. — Люди, подобные Отцу Гиранару, не ведают своей судьбы и бессильны её изменить. Но ты и я, Сарпедон, мы — другие. Мы — авторы своих судеб. Это значит, что человек подобный тебе прокладывает каналы, по которым потом потечёт будущее. А человек подобный мне — решает, каким это будущее будет.

Силуэт дредноута Космодесанта с грохотом вышел из-за трона. Цвета и геральдика Испивающих Души ярко блестели на нём, словно он только что вышел из кузни старого ордена. Ракетная установка и силовой кулак были смонтированы под его массивными плечами, печати чистоты развевались на его угловатом саркофаге.

— Иктинос всё мне рассказал, — сказал Сарпедон, — я знаю, почему ты здесь. Ты собираешься провести «Фалангу» по всей Галактике, рассеивая по пути полчища Абраксеса.

— Так и есть, — ответил Дениятос, — а он сказал тебе зачем?

— Он пытался, — сказал Сарпедон. — Но я не мог поверить в подобную вещь, сказанную устами космодесантника, даже такого развращённого как Иктинос. Так что я хотел бы услышать это от тебя.

— Всё просто, Сарпедон, — ответил Дениятос. Корпус повернулся таким образом, что голова дредноута, выполненная в форме увеличенного в размерах шлема космодесантника, уставилась на гигантский экран и простирающуюся на нём пустоту. — Галактика испорчена. Люди её прокляты, а правители — жестоки. Совпадает с твоими выводами, правда ведь? Империум тёмное и беспощадное место, просто рассадник отчаяния, дающий силам варпа шанс творить зло в нашей вселенной. Империум должен переродиться через страдание. Великое страдание, в масштабах превосходящих всякое воображение недалёких умов. Благодаря моему плану, который претворяли в жизнь многие, включая тебя, Абраксес и «Фаланга» объединятся, чтобы принести такое страдание, что Империум перекуётся в более сильный и справедливый.

— А ты будешь им править? — уточнил Сарпедон.

— Конечно, — ответил Дениятос, зелёные линзы глаз саркофага вновь сфокусировались на Сарпедоне. — Кто же ещё сможет?

— Ты же понимаешь, — сказал Сарпедон, — что я должен попытаться остановить тебя. Возможно, я погибну, без сомнения это с большой долей вероятности входит в твой план. Но это не важно, если есть хоть малейший шанс на то, что люди Империума смогут избежать подобной судьбы, то я обязан попытаться его использовать.

— Ну конечно, — ответил Дениятос, — ничего другого я не ожидал. Ты верно служил мне, Сарпедон, хотя и исполнял свою роль неосознанно. Необходимость убивать тебя причиняет мне немалую боль. Но ты насмерть будешь сражаться за тот самый Империум, который ты же учил презирать, поэтому я должен убедиться, что ты не помешаешь мне в будущем.

— Я ненавижу Империум. Но не его людей. Люди его невиновны.

— Невиновность — это ложь, придуманная слабыми и испуганными умами, — ответил Дениятос.

— Ну, тогда, я не думаю, что можно что-то ещё к этому добавить.

— Это точно, магистр ордена Сарпедон. Я покончу со всем этим без промедлений.

— Я к твоим услугам, — Сарпедон присел на оставшихся у него пяти ногах, отведя топор Меркаэно вниз, чтобы сразу атаковать.

Ауспик систем прицеливания Дениятоса замигал, регистрируя Сарпедона и пересылая информацию внутренним когитаторам дредноута. Сарпедон с воплем отскочил в сторону от целого шквала ракет, выпущенных Дениятосом, и по мостику «Фаланги» загуляла яростная буря.

14

Скауты принесли вести о том, что демоны грузят в свои боевые машины боеприпасы, груды тлеющих черепов, стрелы для баллисты из заколдованной латуни. Механический скорпион наполнялся кипящим ядом, набухающие биомеханические мешочки с отравой тонули в клубах пара, демоны карабкались по его лакированному панцирю.

Вести достигли рубежей Имперских Кулаков. Магистр ордена Владимир принял решение незамедлительно, хотя, по сути, решать уже было нечего.

Лорд-инквизитор Колго гордо выступил из рядов защитников, его Сёстры Битвы окружали его, отсветы костров демонов плясали на его отполированных терминаторских доспехах. Он смотрел, как толпы демонов зашевелились, обратив на него внимание.

— Холуи варпа! — крикнул Колго, — вот о чём вы молились. Вот почему вас исторгли кишки Имматериума. Чтобы вы встретили нас, подданных Императора, щит человечества, и вы получите то, о чём просили. Веселитесь, когда мы будем резать вас на части. Возносите благодарности, когда мы будем расстреливать вас. Именно этого вы желали. Идите, мы насадим вас на наши клинки!

Демоны выпрыгнули из-за руин, служивших им баррикадами, вопя в ответ. Вестники их богов орали и голосили песни варпа, тьма сгущалась вокруг, как при затмении далёкого солнца.

Имперские Кулаки ринулись прямиком во тьму.

На столах Сигизмунда Тактика были воспроизведены дюжины сражений в миниатюрах из камня, некоторые изображали тщательные точные атаки, проведённые при полном взаимодействии сил Имперских Кулаков, безупречно скоординированные, отряды, прикрывающие друг друга и ловящие противника в смертельный ураган перекрестного огня. Другие демонстрировали битвы на истощение, в которых Имперские Кулаки полагались на выносливость своих улучшенных тел и снаряжение, в то время как противник не выдерживал напряжения сил. И уж совсем немногие показывали стремительные штурмы, лобовые атаки в самое пекло, где лишь у космодесантника была хоть какая-то надежда на выживание. В «Кодексе Астартес» было записано, что нельзя использовать космодесантника подобным образом, что ценность его для Империума слишком велика, чтобы её не учитывать, бросая воина очертя голову в пасть окопавшегося противника. Но «Кодекс Астартес» не мог охватить все возможные битвы. Он не мог предсказать, что однажды враг вторгнется на саму «Фалангу», и вопрос её выживания или разрушения будет решаться в одной последней отчаянной битве на открытом месте лицом к лицу с врагом, а у магистра ордена не останется никаких фокусов в арсенале, чтобы превратить подобное сражение во что-то отличное от дуэли до смерти.

Владимир и Колго возглавляли наступление. Уже действующие орудия боевых машин демонов швыряли в центр наступающих сил Имперских Кулаков пылающие кометы, подбрасывавшие бронированные тела в воздух. Демоны хлынули им навстречу, без всякой организации и порядка, просто поддавшись жажде битвы, распространившейся среди них подобно огню.

Таков был предначертанный им путь. Владимир обнажил Клыки Дорна и нырнул в гущу демонов. Колго последовал за ним, ротаторная пушка грохотала, стволы её раскалились. Все остальные Имперские Кулаки вступили в бой с врагом. Если им суждено умереть, то они сделают это, защищая свой орден. Лишь немногие из них допускали мысль, что смогут пережить эту битву.

Сарпедон проскользнул по палубе мостика под ракетами, с грохотом разрываемого воздуха пролетевшими ему за спину, волна горячего воздуха из сопл обдала его. Звук взрывов позади него был невероятно громким, это даже был не звук, а сплошная стена белого шума, заглушившая всё вокруг, кроме чужеродного эха, катившегося по мостику «Фаланги».

Сарпедон был готов к ударной волне. Основной удар он принял плечом и позволил силе взрыва отшвырнуть его к подножию трона, передние ноги подогнулись под ним, гася силу удара. Отец Гиранар исчез в дыму и пламени. Разбитые части консолей полетели вниз, куски обгорелого металла и проводов. Трещины побежали по смотровому экрану, портя вид Сокрытой области чёрными зазубренными пальцами.

Сарпедон заполз в сомнительное укрытие за ближайшей статуей — апотекарием Имперских Кулаков, выполненном в золоте.

— Неужели ты думал, — раздался искусственный голос Дениятоса со стороны трона, — что я буду не готов к встрече с тобой однажды? Тобой, или кем-то вроде тебя. Почему же ещё на твой взгляд я выбрал тело дредноута?

Сарпедон протащил себя ещё на пару шагов вперёд, скрючившись за статуей чемпиона Императора из какой-то былинной кампании. Было похоже, что его нервная система вышла из строя от взрывов ракет, ноги не координировались, а в ушах звенело.

— Если ты знаешь будущее, — выдавил Сарпедон, пытаясь сфокусироваться на окружающей обстановке, — то ты, должно быть, в курсе, как всё закончится.

Ответом послужил ещё один ракетный залп, три закрученных спиралью инверсионных следа, понеслись в сторону Сарпедона. Космодесантник бросился через ступени, ведущие наверх к трону. Чемпион Императора исчез в шквале золотой шрапнели, две другие ракеты с рёвом пронеслись мимо, поразив смотровой экран. Сарпедон пальцами и когтями вцепился в боковую стену пьедестала трона. Он отметил взрыв боли на половине лица в некой отстранённой, солдатской манере, куски шрапнели ударили в его голову. Один глаз внезапно отключился, поле зрения сузилось вдвое и потеряло глубину, происходящее вокруг стало ещё более потусторонним.

Огромные куски экрана похожие на чёрные стеклянные кинжалы отваливались от стены и разбивались вдребезги при ударе о палубу. Части Сокрытой области, казалось, пропадали бесследно, тьма накрывала Галактику кусок за куском, похожая на разбитую мозаику упадка.

Нервная система Сарпедона включилась, и мучительная боль в бёдрах подсказала ему, что он ранен гораздо серьёзнее, чем думал. Он посмотрел вниз на мягкое месиво фибромускулатуры и разломанный экзоскелет. У него осталось только три ноги, несколькими ступенями ниже валялись части мутировавших конечностей. Не удивительно, что он с трудом контролировал себя. Он пытался отталкиваться ногами, которых у него не было.

Сарпедон прополз вперёд ещё немного, переместившись в тень трона. Дениятос был неясным силуэтом, свет смотрового экрана угасал, и, нависая над Сарпедоном, он не очень был похож на дредноута, скорее на видение, внедрённое Сарпедоном в разум Иктиноса — огромный, чудовищный, невероятно могучий, неуязвимый для обычного человека.

— На твоём месте мог быть любой, — продолжил Дениятос, крышки ракетных шахт закрылись на его руке. — Каеон мог привести орден в заблуждение. Горголеон. Иктинос. Это могло случиться веками раньше или веками позже. Кто бы это ни был, я всегда знал, что однажды столкнусь с одним из вас. Для тебя это — конец. Для меня — просто ещё одно примечание.

Штурмболтер, смонтированный на руке с силовым кулаком Дениятоса, ожил, и Сарпедон обнаружил, что смотрит прямо в его дуло. Дениятос больше не мог стрелять ракетами — Сарпедон был слишком близко, шрапнель слишком опасна. Дениятос не мог рисковать сейчас своим корпусом дредноута.

Сарпедон попытался вновь найти укрытие, но прицел Дениятоса был слишком хорош. Первая очередь болтерного огня изрешетила ступень перед ним, золотые плитки и гранит исчезли из-под его руки. Два выстрела из второй пришлись ему в корпус, болты пробили керамит и вгрызлись в сросшиеся рёбра груди Сарпедона. Он почувствовал, как ломаются кости. Ощущение было отчётливым даже на фоне мощного удара, прокатившегося по нему. На груди образовались два отверстия с рваными краями, воздух коснулся его лёгких и пульсирующей поверхности сердца. Сарпедон рухнул на ступени и, задыхаясь, перекатился на спину.

Он был космодесантником. Он переживёт это. Он может пережить что угодно. Раньше он сомневался. Но сейчас, на краю гибели, был уверен как никогда. Он переживёт это. Он — Сарпедон, магистр ордена Испивающих Души, человек, которого Галактика хотела прикончить, но всё же проживший достаточно долго, чтобы подышать одним воздухом со своим единственным настоящим врагом.

Сарпедон взялся рукой за ступеньку перед собой и перевернулся. Уцелевшие ноги пытались толкнуть его вперёд при помощи когтей. Он посмотрел вверх, кровь бежала по его лицу, мощными толчками она выливалась из ран на груди. Топор Меркаэно был всё ещё в его руке.

— Будущего нет, — сказал он окровавленными губами, — будут ещё похожие на нас. Они разломают клетку Галактики, обойдут всё, что ты создашь, только чтобы остановить тебя. Человеческих существ нельзя сдержать клеткой судьбы. Не всех из них. Кто-то будет помнить нас, и кто-то — последует.

Дениятос тщательно прицелился и выпустил в Сарпедона ещё одну очередь из штурмболтера. Эта попала в запястье и локоть правой руки, в которой он держал топор Меркаэно. Кости предплечья Сарпедона раздробились, и рука стала бесполезной, топор Меркаэно, звякая, полетел вниз по ступеням.

Боль не пришла. Сарпедон не пустил её. Он заставил себя проползти вперёд ещё немного, так что массивные бронированные ноги дредноута Дениятоса оказались буквально в паре метров от его лица.

Силовой кулак Дениятоса опустился вниз и сгрёб Сарпедона с пола, пальцы на шарнирах сомкнулись вокруг его плеч и талии. Голова Сарпедона замоталась как у тряпичной куклы, ноги безвольно свисали, полностью обездвиженный он был подвешен перед Дениятосом.

Сарпедон мог видеть за линзами шлема Дениятоса глаза заключённого внутри человека. Они были полны веселья, словно Сарпедон был животным или ребёнком, изображающим солдата, кем-то достойным сожаления, и кому следует указать его место, над кем стоит поиздеваться.

— Неужели ты и вправду думал, что кто-то вроде тебя, — с насмешкой сказал Дениятос, — сможет убить меня?

— Мне не надо было убивать тебя, — ответил Сарпедон, — а только оказаться рядом с тобой.

Уцелевшая рука Сарпедона дотянулась до патронной сумки на поясе. Дениятос заметил действия Сарпедона, и сервоприводы его силового кулака завыли.

Огромные пальцы кулака сжались. Сарпедон чувствовал натяжение и выгибание керамита вокруг своего тела, чудовищное давление сокрушало его. Секунды растянулись, и он представил во всех деталях, как его органы будут выдавлены из груди, разорванные сердца, вытекающие лохмотьями лёгкие, за ними — кишки, ужасающая неправильность его искаженного тела наполнила его в последние секунды перед смертью.

Казалось, вечность прошла, прежде чем его пальцы сомкнулись на рукояти Копья Души.

Лезвия артефакта выскочили наружу, пойманные вортекс-поля, состоящие из анти-пространства, в котором не могла существовать никакая материя. Давление выбило правую руку Сарпедона из сустава. Лопатка треснула, а сустав раскрошился. Все стадии разрушения регистрировались, словно этапы в научном эксперименте, наблюдаемые спокойно и отстраненно, пока болевые рецепторы не сдались и не наполнили его мозг болью.

Сарпедон взмахнул копьём вверх, одно из лезвий прошло сквозь саркофаг, который был в центре брони дредноута. Запястье Сарпедона щёлкнуло, и второе лезвие, описав дугу, завершило разрез, две тёмных линии формировали плоскость между ними, отделявшую переднюю часть саркофага от тела дредноута.

Давление уменьшилось. Силовой кулак бездействовал, энергия более не бежала по его шарнирам, которые крушили тело Сарпедона. В конце концов, силы покинули Сарпедона. Вес Копья Души, пусть и незначительный по сравнению с болтером или топором Меркаэно, стал слишком большим. Оружие выпало из его пальцев. Лезвия исчезли, и небольшой длины металлическая рукоять поскакала вниз по ступеням к подножию трона.

Передняя часть саркофага Дениятоса полетела следом. Она с грохотом кувыркалась по ступеням, эхо звука летело по мостику, её столкновение с палубой прозвучало как удар колокола.

Сарпедон едва дышал. Боль от утраченного плеча докатилась до него похожая на вспыхнувшее солнце на месте, где когда-то было его плечо. Шар огня окружал порванные мышцы и сломанные кости.

Усилием воли он подавил боль. Он уже страдал ранее. Это ничего не значило. Он смог сфокусироваться, и сейчас он смотрел в лицо Дениятосу. Передняя плита саркофага полностью исчезла, перед ним была камера поддержания жизни, в которой Дениятос провёл последние шесть тысяч лет. Это был биомеханический клубок кабелей и искусственных органов, шлангов и шипящих холодным паром насосов, перемигивающиеся устройства вывода данных были испещрены патиной столетий.

Воин-философ висел среди кабелей, соединённый с системой жизнеобеспечения. Он был бледным и высохшим, конечности атрофировались, кожа на черепе и рёбрах была дряблой и обвисла. Красные распухшие рубцы были в тех местах, где трубки и провода, передававшие ментальные сигналы телу дредноута, были воткнуты в кожу. Глаза его были зажмурены от внезапно нахлынувшего света, зрачков почти не было видно. Сарпедон никогда не видел космодесантника в столь жалком состоянии. Мускулатуры не было вовсе, кожа обтягивала его тело, изголодавшееся по движению за шесть тысяч лет. Дениятос судорожно закашлялся, глотнув чужеродного для него ныне внешнего воздуха.

Хватка силового кулака ослабла. Сарпедон выпал на ступени, ведущие к трону. Дениятос был в шоке, обездвижен, и ещё несколько секунд он будет не способен понять где, да и вообще кто такой Сарпедон.

Сарпедон с безвольно болтающейся вдоль одного бока рукой полез вверх по корпусу дредноута, пока не оказался на одном уровне с Дениятосом. Он вырвал пучок кабелей, провода скользнули по тонким как палки конечностям Дениятоса. Ручейки водянистой крови брызнули на позолоченные ступени. Сарпедон ухватил Дениятоса за шею — рука легко обвила костлявую глотку, и потащил тело Дениятоса из саркофага.

Тело философа-воина легко вышло наружу, Дениятос не мог бороться. Сарпедон перенёс его вниз на палубу мостика, оставшимися когтями расшвыряв тлеющий мусор. Корпус дредноута остался стоять перед троном капитана мостика, без своего владельца, безмолвный и недвижимый.

— Погоди, — выдохнул Дениятос, голос его был едва громче шепота. — Ты — часть всего этого. Ты можешь стать чем-то великим. Представь себе роль, которую ты сможешь сыграть в переделанной мною Галактике. Только вообрази себе это.

— Моё воображение богаче, чем ты думаешь, — ответил Сарпедон, корчась от боли по дороге к противовзрывным дверям, ведущим с мостика. — Я видел всё это, там нет для меня места.

— Куда ты меня тащишь? — прошипел Дениятос, в голосе его слышалось отчаяние, чего раньше не бывало никогда.

Сарпедон не ответил. Возражения Дениятоса перекрыл шум разгорающегося на разрушенном мостике пламени.

— Пробивайтесь! — крикнул Люко, заставляя себя сделать ещё один шаг по хлюпающему кровавому месиву. — Ещё пара шагов! Вперёд, он там, наши молитвы были услышаны. Вперёд!

Демоническая киста среагировала на ударную группу как орган, которому грозит инфицирование. Она наполнилась кровью, стены покрылись щупальцами, которые стремились ухватить незваных гостей и затащить в болото. Демоны-прислужники распрямились, вылезая из грязи, и прыжками устремились в атаку.

Абраксес поднялся со своего трона из перекрученных тел, призрачная картинка битвы на казарменной палубе тускнела, поскольку новая угроза привлекла его.

— Вы не стоите моего внимания, но всё же я должен снизойти до личной расправы над вами, — сказал он, голос его звучал как хоровой бас. — Ваше присутствие оскорбляет меня.

Уцелевшие воины отряда Прекса атаковали ужасов, пробивая себе путь в озере крови. Имперские Кулаки схватились с монстрами, по желанию отращивавшими конечности и клыкастые пасти. Одного космодесантника сбили с ног и затащили в кровь, с полдюжины ужасов прыгнули на него сверху. Бронированная нога упала между ними, охотничий трофей, голову воина отбросили к стене из плоти.

Сестра Эскарион и Грев сражались как единое целое, топор одного парировал удар, в то время как другой бил в ответ. Двое в танцующем вихре прорубались сквозь ряды атакующих демонов, рассекая мутировавшие тела и разбивая рогатые черепа. Люко продвигался за ними следом, молниевые когти обеих его рук без устали вырезали уцелевших демонов, он выдёргивал их из болота и разрывал на куски.

Позади Абраксеса пылал портал. Это был светящийся круг с синим пламенем по краям. За ним просматривалось что-то схожее с пустотой космоса только лишь своей тьмой. Огромные силы, как горы бурлящей энергии маячили в этой тьме, они несли с собой чувство присутствия ужасающего разума. Они смотрели, эти силы варпа, нетерпеливо ожидая, когда падут последние препятствия, и они смогут излить в реальность всю мощь своей хаотичной ненависти.

Взгляд на них мог свести человека с ума. Астартес старательно отводили свои глаза прочь, чтобы созерцание этих небывалых сил не сбило их с избранного пути. Даже взгляд вскользь на варп мог повредить разум. На берегу перед порталом, всё ещё были видны выгравированные на прогнивших останках палубы грузового отсека знаки, открывшие портал, и они пылали кроваво-красным светом от предвосхищения.

Абраксес вступил в кровавое болото. В его руке появился клинок, меч из застывшей злобы, он нанёс им размашистый удар в гущу кипевшей у его ног битвы. Люко почувствовал, как сжались его внутренности, когда увидел, что на пути клинка оказался апотекарий Паллас. Последний попытался выкрикнуть что-то вызывающее, но Абраксес был безжалостен и не дал ему ни малейшего шанса. Лезвие рассекло Паласа от плеча до паха на две половины.

Тело апотекария, распадаясь на лету, плюхнулось в кровь. Демоны налетели на останки, разрывая их на куски. Люко осознал, что кричит, это был крик ужаса и страдания. Паллас был ему другом, в Галактике, в которой друзья — редкость.

Эскарион достигла берега, на котором возвышался трон Абраксеса. Грев был всё ещё по пояс в крови, отражая атаки демонов, пытавшихся затащить их обоих в месиво.

— В чём твоя сила? — крик Эскарион перекрыл хихиканье демонов и гул портала. — В том, что ты рукой можешь одолеть космодесантника? Что это по сравнению с мощью детей Бога-Императора?

Абраксес обернулся, отыскивая взглядом Сестру Битвы.

— Моей силы хватит, чтобы убить тебя, тявкающая девка, — ответил он, стряхивая кровь Палласа с меча.

— Уничтожь моё тело, если желаешь, — прокричала в ответ Эскарион. — Но ты не сломишь мой дух. Князь демонов может собирать головы противостоящих ему врагов, но душу Сестры Битвы он не получит в качестве трофея никогда!

Абраксес вскинул руку, и по его когтям затанцевал пурпурно-чёрный огонь.

— Ты не устоишь перед варпом, дитя! — прошипел он. — Я оставлю твой разум себе в качестве домашнего животного, и ты будешь поклоняться мне.

Пламя стегнуло Эскарион. От обрушившегося удара Сестру Битвы протащило по палубе, огненный ореол закружился вокруг её головы, магия Абраксеса пыталась вскрыть её разум. Сестра Битвы закричала, но не пала.

Люко понял замысел сестры Эскарион. Он отбросил в сторону тело убитого им демона и стал усердно пробивать себе путь в болоте.

Библиарий Варника достиг металлического берега. Портал завывал над ним, ветры варпа обрушивали на него свою ярость, пока он старался удержаться на ногах. Он выкарабкался из крови, пиная чвакающие конечности, пытавшиеся опутать его лодыжки.

Он заставлял себя не смотреть в портал. Он мог чувствовать лежащие за вратами чудовищные разумы, прощупывавшие его собственный мозг, пробуя на прочность ментальный щит, который каждый библиарий выстраивает после нескольких лет психических тренировок. Они шептали ему, обещали власть и все мыслимые удовольствия, или же наоборот — запугивали ужасами, которые разум обычного человека не смог бы вынести.

Варника отстранился от их влияния. Он не мог им позволить обмануть себя, не сейчас, не тогда когда он был так близок, когда средства для закрытия портала лежали прямо перед ним. Он разорвал ментальное очарование портала как раз вовремя, чтобы заметить силовой молот, по дуге опускающийся на него.

Вариника психосиловым когтем отвел удар в сторону. Оголовок молота врезался в палубу, расшвыривая во все стороны куски железа. Варника перекатился назад, шрапнель застучала по его броне. Над ним стоял Рейнез. Вид Багрового Кулака был ужасен — опаленный и измятый, его череп без шлема был немногим больше, чем просто мозаика из ожогов и новых шрамов. Насыщенно-голубой и багровый цвета его брони практически полностью исчезли под грязью битвы. Рейнез молотом указал на Варнику.

— Ты, — сказал он, — ты говорил против них. Теперь же ты сражаешься с ними вместе. Вы сражаетесь, чтобы захватить врата для себя! Ты теперь проклят, как и все они!

— Чтоб тебя, Рейнез! — горячо возразил Варника. — неужели ты настолько ослеп? Варп манипулировал всеми нами: тобой, мной, Испивающими Души, всеми нами, и мы должны положить этому конец!

— Ложь! — завопил Рейнез.

Гнев лишил его осторожности. От размашистого удара молотом Варника увернулся легко, вскидывая коготь, чтобы пустить его в дело. Но на стороне Рейнеза была сила, рожденная отчаянной ненавистью. Если Варника пропустит удар, то однозначно станет покойником. Мускулы Варники напряглись для атаки. Но он словно упёрся в стену, словно что-то невидимое сдерживало его.

Его противником был космодесантник. Варника никогда ранее не поднимал руку против брата из Адептус Астартес. Неправильность происходящего остановило его удар. Он не мог пролить кровь брата. Даже сейчас, когда вокруг него разверзся ад, он не мог этого сделать.

Рейнез сделал выпад вперед, нанося удар обухом молота в диафрагму Варники. Библиарий опрокинулся назад, почти упав в кровавое болото. Варника пнул Рейнеза по ногам, застав Багрового Кулака врасплох, тот оступился и припал на одно колено. Варника откатился с пути своего противника и использовал выигранную секунду, чтобы вскочить на ноги.

— Подумай, Рейнез! — сказал Варника. — Варп использовал твой гнев. Он обратил тебя против твоих братьев! Присоединяйся к нам и помоги покончить со всем этим!

Ответом Рейнеза был свист дикого удара, почти лишившего Варнику головы. Библиарий отвёл глаза от адских видов висящего над головой портала, направил психосилы в коготь и приготовился впервые забрать жизнь космодесантника.

Сестра Эскарион почувствовала, как её разум вырывается из головы и раздавливается когтями Абраксеса.

Она упала на колени. Вопящая агония внутри её головы затмила всё вокруг кроме затенённого силуэта Абраксеса, очерченного всполохами тёмного пламени, на его лице играла ухмылка ненормально бело-костяного цвета.

Она чувствовала миллионы нечестивых рук, тянущихся к её душе и вгрызающихся ей в голову. Она слышала миллионы голосов, гогочущих от того, что они сделают с ней, как только она падёт. Поместят её в тело монстра, буйствующего среди врагов варпа, питающегося её болью. Разорвут её на тысячи кусков, и каждый поместят в отдельный лабиринт мучений. Отправят её визжащую в Имматериум, бесформенным призраком, лишённым рассудка от ужасов варпа. превратят её в одну из них. Превратят её в рабыню и подвергнут миллионам унижений. Крошечный кусочек Эскарион царапался в стенах её черепа в поисках хоть какой-нибудь причины, по которой она могла бы удержаться от падения в ничто. И она нашла эту причину.

Золотая фигура, доспехи, пылающие огнём веры, в руках — меч, созданный из самого правосудия. Он был коронован на властвование над всем человечеством. Император — защитник расы людей. И хотя от самой Эскарион не осталось почти ничего, что не было бы в руках Абраксеса, вера её была с ней. Это было, то чего у князя демонов не могло бы быть никогда. Вот что она противопоставила ему в качестве вызова — свою сущность, место, столь укрепленное и неприкосновенное, что все силы варпа не могли и надеяться взломать его.

Абраксес заревел. Он желал заполучить это. Он хотел повергнуть эту веру. Но не мог. Она отбросила его, и в своей ярости он позабыл обо всем творившемся вокруг него.

Люко карабкался на вершину, с которой Дениятос наблюдал за открывавшимся порталом. Проржавевший металлический шпиль всё ещё гордо возвышался над кровавым месивом, его изъеденная поверхность была в состоянии выдержать вес Люко, взобравшегося, наконец, на вершину. Отсюда он мог видеть всю кисту и ту безнадёжную ситуацию, в которой находился ударный отряд.

Лишь три Имперских Кулака продолжали бой. Грев отражал атаки демонов, пытавшихся добраться до сестры Эскарион. Сама она стояла на коленях и кричала, между ней и Абраксесом протянулся поток чёрного пламени, изливающегося из руки князя демонов. На пороге портала Варника боролся с Реймезом, Багровый Кулак сидел верхом на груди библиария и избивал того бронированными кулаками. Каждый космодесантник был островом в море демонов. Ещё больше тварей появлялось из кровавого озера каждый миг, и через несколько секунд они задавят отряд численностью.

Одна часть Люко говорила ему, что они сделали всё возможное, чтобы дойти сюда, что погибнуть, сойдясь с Абраксесом в бою лицом к лицу, будет наилучшей смертью из тех, что любой бы из них мог понадеяться выцарапать у судьбы.

Но остальная его часть, большая, была одержима лишь яростью. Испивающие Души уже однажды уничтожали Абраксеса и заплатили многими жизнями боевых братьев за ту победу. Теперь он вернулся так, словно имел право расхаживать по одной с Испивающими Души вселенной, так, словно жизни потерянные, чтобы изгнать его, не стоили вообще ничего.

Сарпедон пронзил Абраксеса Копьём Судьбы, эта картина до сих пор пылала в мозгу Люко. То был момент, когда воины ордена приняли решение кем им быть — ни рабами Империума, ни приспешниками варпа. возвращение Абраксеса перечёркивало этот момент. То, что он осмелился вернуться, то, что он пытался сделать существование Испивающих Души лишённым смысла, вызвало клокочущий гнев в Люко, который он не смог бы сдержать, даже если бы хотел.

И он не хотел сдерживаться. Ощущение было приятным. Это было то, о чём говорили воины, разговаривая о славе, атаке, битве. Это было то, чего Люко никогда по настоящему не чувствовал, и теперь он не мог сопротивляться.

Он присел и отвёл молниевые когти себе за спину, зверь, готовый к броску. Всё внимание Абраксеса было направлено на сестру Эскарион, и демон даже не подозревал, что Люко был здесь.

Это будет трудный прыжок. Ничего не было простого и в том, что ему придётся делать, если он допрыгнет. Но растущий в нём гнев проглотил эти бессмысленные размышления и отправил его в полёт с вершины к перекошенному ухмылкой лицу Абраксеса.

Сквозь пелену боли Эскарион видела, как Люко нырнул к лицу Абраксеса. Испивающий Души вонзил молниевые когти в лицо демона.

Когти по самые кулаки погрузились в кожу Абраксеса у его левого глаза. Люко упёрся ногами в верхнюю челюсть демона и с рёвом потянул когти на себя, мышцы на шеи забугрились, как канаты, от приложенных им усилий.

Абраксес не ожидал атаки. Он наслаждался, раздирая разум Эскарион, и шок от нападения Люко на секунду парализовал его. Это всё что нужно было Люко, чтобы выдернуть глаз Абраксеса, молниевые когти чиркнули по воздуху, отправив око вниз на кровавый берег, подобно комете с хвостом из болтающейся плоти.

Абраксес закричал. В его крике были звуки до странности похожие на человеческие, нотки боли и шока. Это был первый знак слабости, проявленный Абраксесом, эхо некой уязвимости, которую мог распознать человек. Он отступил на шаг назад, разбрасывая тела с подножия своего трона, находившегося по дороге к порталу.

Люко тяжело рухнул на палубу рядом с Эскарион. Она всё ещё была на коленях, одной рукой упёршись в пол, волосы слиплись от пота на её лице. Она была бледна, кровь текла из её носа и ушей.

Люко отвернулся от неё. Время, которое он купил, не будет длиться долго. Эскарион придётся позаботиться о себе самой.

Люко ринулся вперёд, перекатившись следом за раздвоенной ступнёй Абраксеса, он вонзил когти демону в щиколотку. Его когти глубоко вошли в плоть демона, перерубая тому сухожилия. Абраксес отшатнулся ещё на шаг, его крики превратились в гневный рёв.

Грев выпрыгнул из болота, присоединяясь к Люко. Его топор обрушился на колено Абраксеса, и нога подкосилась, демон выбросил вниз руку, чтобы удержать равновесие.

Заваливаясь назад, Абраксес наполовину влетел в варп-портал за своей спиной. Его рука опёрлась на серебристый островок силы, соткавшийся в варпе, тёмные разумы имматериума поддержали его. Они отправят его вперёд вновь, изгонят его из рая варпа, чтобы он закончил работу по уничтожению космодесантника стоящего на пути у тёмных богов в их стремлении к вечной бойне. Грев запрыгнул на грудь Абраксеса.

— Мы однажды убили тебя, — прошипел он, замахиваясь топором, — так что сейчас у нас уже есть некий навык.

Грев погрузил топор в грудь князя демонов. Лезвие пробило плоть и кости. Из ужасной раны взметнулся фонтан света, дикая сила, хлеставшая подобно крови из артерии. Она подхватила Грева с груди и швырнула Испивающего Душу на палубу, броня его задымилась.

Абраксес поднялся на одно колено, прицельно замахиваясь мечом. Светящаяся кровь лилась из его глазницы, пока он отмерял удар, прежде чем обрушить клинок на правое бедро Грева, пронзая космодесантнику ногу на вылет и пришпиливая его к палубе.

— Убили меня? — прошипел князь демонов, — Испивающий Души, в тот день вы не сделали ничего кроме, как приблизили собственный конец.

Абраксес провернул лезвие, рассекая ногу Грева, поток хлынувшей крови смешался с месивом на железном берегу перед порталом. Грев закричал, и топор выпал из его мутировавшей руки. Люко бросился на Абраксеса, отбрасывая меч в сторону ударом молниевых когтей обеих рук. Уцелевший глаз Абраксеса сузился, фокусируясь на Люко.

Рейнез пнул Варнику коленом столь сильно, что сумел промять ему броню на животе. Библиарий упал на палубу и Рейнез прыгнул ему на грудь, замахиваясь молотом над головой Варники, приготовившись обрушить его на лицо Обречённого Орла.

Взгляд Рейнеза упал на комок бурлящей гнили, пару секунд назад бывший глазом Абраксеса. Он лежал белёсой массой, растворяясь на металлической палубе грузового отсека, зрачок исчез в истлевающей субстанции.

За оком Люко бился с князем демонов, отражая удары когтей демона собственными молниевыми когтями.

— Мы пытаемся прикончить эту тварь, — сказал Варника, проследив за взглядом Рейнеза. — Это единственный настоящий враг здесь. Неважно, что ты думаешь о нас, Рейнез, убийство Абраксеса стоит выше этого.

Рейнез ничего не ответил. Варника выкатился из-под него, кости по всему его телу были переломаны, а внутренние органы кровоточили. Рейнез был лучшим бойцом, чем Варника. Багровый Кулак прикончит его, если решит, что это необходимо. Как и Рейнез, Варника видел, что Абраксес наполовину погрузился в портал, балансируя в разрыве между варпом и реальностью.

— Мы должны закрыть его, — сказал Варника. Он указал на знаки под ногами обоих воинов. — Кровь Дорна открыла его. Эта же кровь его закроет.

— Ты выступал против них, — выговорил Рейнез, тяжело дыша. — Ты… ты хотел их уничтожить.

— Никто не уйдёт отсюда живым, Рейнез, — ответил Варника, — Испивающие Души умрут. Ты добился своего. Теперь давай прикончим эту нечисть. В моих венах течёт кровь Гиллимана, и только Трон знает, что течёт в венах Испивающих Души. Только кровь Дорна запечатает врата. Только твоя.

Варника не был уверен, что Рейнез его понял. Он вовсе не был уверен, что Багровый Кулак, отступивший назад и отбросивший защиту, приглашал его нанести удар. Возможно, Рейнез перестал защищаться, осознав, что Абраксес был единственной силой, которую действительно надо было уничтожить, что Испивающие Души, «Фаланга», резня вокруг него — всем этим дирижировали Дениятос и князь демонов. А, возможно, он понял, что лишь его кровь могла запечатать врата, также как кровь Н’Кало открыла их. Варника не стал ждать разъяснений.

Варника взревел, и психическая сила хлынула в коготь, «рука-молот», лязгнув лезвием, почти развалила грудь Рейнеза пополам. Органы на секунду осветились красным светом, заполнявшим кисту. Рейнез упал, из его разорванной груди фонтаном била кровь. Кровь Багрового Кулака с геносеменем, взятым из генетического образца Рогала Дорна, омыла светящиеся знаки на палубе.

Варника упёрся ладонью в пол, погрузив её в кровь Рейнеза. Он израсходовал громадное количество своих психических резервов, чтобы убить Рейнеза, а убить его было очень нелегко, и пришлось бить уже наверняка. Варнике придётся пустить в ход всё, что у него осталось, осушить себя полностью, далеко за пределы безопасности и здравомыслия.

Варника охватил своим разумом нереальность портала над ним, вытягивая силу, шедшую из символов на полу, и начал усилием своей воли закрывать портал. Люко перепрыгнул раненого Грева и врезался в Абраксеса. Он вонзил когти в челюсть демона, и боднул головой Абраксеса в нос. Хрящ треснул, и брызнула кровь. Абраксес тряхнул головой и отбросил Люко прочь.

Люко, скользя, полетел по влажной от крови палубе. Грев пытался подняться с пола, одна нога подгибалась под ним, бедро было кровавым месивом из рваного мяса и разбитых костей.

— К чему все эти усилия? — спросил Абраксес. — Зачем наполнять то немногое, что осталось от ваших жизней таким тяжким трудом?

— Подумай-ка о том, как много осталось от твоей жизни, демон, — отрезал Люко. — Мой трудный путь продолжится. Твой — окончится здесь.

— Презренный, — прошипел Абраксес, — кто из вас может противостоять мне и не заплатить за это жизнью? Разве обычный человек может равняться мне, чтобы спорить со мной?

— Мне припоминается, — ответил Люко, — что, во-первых, когда-то обычный человек пронзил тебе грудь и вышвырнул в варп. И люди же привели тебя обратно. Ты должен преклоняться перед нами.

Абраксес яростно зарычал. Он подхватил свой упавший меч и ринулся в атаку. Люко бросился демону навстречу, выставив вперед плечо и пригнувшись. Капитан бросился вниз на палубу и перекатился в тот момент, когда меч Абраксеса свистнул над ним на уровне груди. Едва лезвие прошло над ним, как Люков вскочил и нанёс удар когтями в ногу демона.

Абраксес завопил и резко поднял ногу, когти Люко выскользнули из его плоти. Князь демонов отступил на шаг, ярость ослепила его на время, и он не заметил, что его нога вновь прошла сквозь портал.

Границы портала сжимались. Варника закрывал его метр за метром. Люко побежал вперёд и пригвоздил другую ногу Абраксеса к палубе. Силовое поле разрядилось в стаккато шума и света, энергетические дуги ударили в пол.

Верхний край закрывающихся врат варпа надвигался на Абраксеса, подобно медленно опускающейся гильотине. С опозданием в секунду или две Абраксес понял, что пытался сделать Люко.

Космодесантнику было не по силам в одиночку убить Абраксеса. Сарпедон сумел это сделать, но он был мутантом с силой и скоростью намного превосходившими человеческие, к тому же у него было копьё Души. Люко не мог справиться в одиночку. Но этого и не требовалось.

Край сжимающихся врат достиг плеча Абраксеса. Он разрезал сухожилия и кости, и из раны закапала светящаяся кровь демона. Лицо Абраксеса перекосилось от дикой боли и шока. Он попытался вырваться из портала, но Люко крепко держал его пришпиленным к палубе. Край портал прошёл дальше и впился в верхнюю часть груди демона, и теперь уже кровь хлынула из разрезанных артерий.

Из глубин портала, из бесконечности злобы, бурлившей в нём, вылетела ужасная волна презрения. Прислужники варпа видели, что слуга их пойман и умирает, а вместе с ним увядают все его обещания. Пряди судьбы, которые он плёл, чтобы излить на Галактику целые потоки злобы варпа в виде легионов демонов, рвались. Будущее Галактики, в котором «Фаланга» путешествовала меж звёзд, принося повсюду хаос, этот тёмный гобелен, сотканный Абраксесом и человеком Дениятосом, распадался на части.

Они были разочарованы. Чем бы они на самом деле ни были, какие бы эмоции ни наполняли их богоподобные души, более всего силы варпа были разочарованы провалом Абраксеса.

Демон кричал, но недолго. Его лёгкие и трахея были перерезаны. Тело его изменилось вокруг нанесённой раны, эхом отражая мутации ужасов, которыми он повелевал, но это было не всё. Щупальца полезли из его ран, костяные наросты бугрились во все стороны, но сила была слишком велика.

Люко высвободил свои когти и отступил назад. Портал закрывался, разрезая князя демонов пополам. Абраксеса зажало краями портала, ему некуда было деться, Люко был больше здесь не нужен.

Люко присел рядом с Гревом.

— Идём, брат, — сказал он.

— Куда? — спросил Грев, наблюдая, как край портала, выходя из грудины Абраксеса, начинает резать брюхо демона. — Нам некуда больше идти.

— Есть одно местечко, — ответил Люко. — Пошли.

Капитан Борганор из Воющих Грифонов ворвался в орду демонов, присоединяясь к Имперским Кулакам в дикой рукопашной схватке вокруг демонических военных машин.

Но демонов был легион. Десятки тысяч собрались вместе, и теперь все они участвовали в бушующей резне. Скорпионоподобная махина загрохотала и подняла сегментированное тело на своих восьми бронированных ногах, на спине лежал скрученный хвост.

Сангвинарные Ангелы взлетели на струях огня и бросились на машину демонов. Монстр задрожал и хвостом смёл их со спины. Командующий Гефсемар рухнул на землю и насекомовидная морда машины нависла над ним, с бронзовых мандибул капал жидкий металл.

— Не время, брат! — раздался возглас, и осадный капитан Давикс выскочил из толпы демонов и сгрёб Сангвинарного Ангела за горжет. Он оттащил Гефсемара с пути боевой машины в тот момент, когда поток расплавленного металла хлынул вниз из клыкастой пасти.

Сотни похожих историй происходили повсеместно среди этой мясорубки. Воины погибали, спасая своих братьев, или уничтожали всё вокруг, мстя за павших друзей. Но некому будет вспомнить о них. Армия демонов была слишком большой. Боевые машины будут доделаны, даже если палуба будет покрыта кровью демонов по щиколотку. Имперские Кулаки и Воющие Грифоны и все те души, прибывшие на «Фалангу» на суд над Испивающими Души, сгинут здесь.

Внезапно со всех сторон одновременно раздался ужасный вопль. Он был силён как буря и поколебал саму структуру «Фаланги». Космодесантники пошатнулись, оглушённые силой крика. Но клинки и лапы демонов не воспользовались этим преимуществом, чтобы вырезать мужественных воинов.

Демоны ревели, но не от ярости — их поразили ужасные мучения, некоторые падали на колени, другие просто стояли и кричали. Железные клинки выпали из лап кровопускателей. Ужасы поглощали сами себя, жидкая плоть постоянно взрывалась, словно пытаясь убежать в какое-то место внутри.

Владимир выбросил бедлам из головы. Это был звук одиночества и смерти, предсмертный крик чего-то невероятно сильного, чего-то, что не верило в саму возможность собственной смерти.

— Абраксес пал! — взревел Владимир, едва слыша собственный голос из-за эха в ушах. — Монстру снесли голову! Братья, сёстры, сыны и дочери Императора! Прикончим же теперь то, что осталось!

Клыки Дорна, казалось, вспыхнули в каком-то своем внутреннем согласии, шинкуя толпы демонов вокруг него. Гефсемар и Давикс вскочили на ноги, отбросив назад ужасов, которые нависли над ними, и стали отбиваться бок о бок, пока воины их орденов прорубались к ним через толпы демонов.

Лорд-инквизитор Колго прокладывал себе дорогу в тени демонической машины. Его ротаторная пушка посылала очередь за очередью в бронзовый череп монстра, махина зашаталась, словно бы в шоке, демоны, населявшие её, не могли нанести ответный удар. Сёстры Битвы поддержали инквизитора собственным огнём, тяжелые орудия Имперских Кулаков с дальнего края поля сражения снесли ноги чудища и проделали в его панцире кровоточащие дыры. Шквал лазерного огня срезал его хвост, и орудие упало на землю, не сделав и выстрела. Израненная демоническая машина рыкнула и осела на землю, под аккомпанемент визжащих внутри неё демонов.

Лисандр прокладывал дорогу. Его громовой молот был маяком, на который ориентировались остальные Имперские Кулаки. Он поднимался и обрушивался вниз, оставляя после себя горы искалеченных тел и целые озёра крови демонов. Имперские Кулаки преодолели баррикады и атаковали кузницы демонов, они карабкались по недостроенным боевым машинам, отбрасывая варпово отродье, пытавшееся перегруппироваться и дать им отпор.

Демоны сражались дезорганизовано и без всякого толку. Многие умирали, плоть распадалась по мере того, как исчезало влияние поддерживавшей их в реальности варп-магии. Имперские Кулаки объединялись в стрелковые шеренги, кроша демонов болтерным огнем, либо массово атакуя противника с цепными мечами и глефами наперевес. Осадный капитан Давикс и выжившие Серебряные Черепа направляли огонь тяжёлых орудий на самых сильных демонов — вестников варпа, чтобы не дать тем организовать оборону.

Это была мрачная, кровавая работа. Эта победа не несла радости. Это было жестокое и грязное дело — продираться сквозь остатки армии противника. В конечном итоге, Имперские Кулаки пробились через кузни и начали наступление вглубь грузовых трюмов — в самое сердце заражения.

Варника поднял на руки полубессознательное тело сестры Эскарион и отнёс её подальше от схлопывающегося портала. Абраксес был мёртв, его физическое тело было разрезано сжимающимися вратами практически надвое, а дух вырван прочь и брошен в котёл варпа, где его уже ожидала кара. Люко и Грев стояли на коленях у портала, и Варника проследил их взгляд, когда те глянули на другой конец кисты, где появились передовые отряды Имперских Кулаков.

Лисандр первым добрался до закрывающихся врат, пройдя озеро крови, переполненное телами демонов и Имперских Кулаков из ударного отряда. Капитан окинул взглядом окружающую бойню, чужеродные искажения корабля вокруг него и останки апотекария Палласа, Рейнеза и бойцов отделения Прекса.

— Брат Варника, — произнес Лисандр, — Дело сделано?

— Дело сделано, — ответил Варника, — я, сестра Эскарион и эти двое Испивающих Души — единственные уцелевшие, но дело сделано.

Лисандр ступил на поверхность металлического берега кровавого озера, где возвышался трон Абраксеса. Трон из тел иссыхал и распадался, словно годы разложения обрушились на него в один единственный миг.

— Капитан Люко. И брат Грев, если я не ошибаюсь, — он протянул руку. — Вам больше не за что сражаться. Уверен многие будут ратовать о снисхождении по отношению к вам, но вы всё ещё находитесь под стражей у Имперских Кулаков. Следуйте за мной.

Люко встал на ноги, и поднял Грева, который едва мог стоять. Рядом с ним портал сжался так, что верхняя грань была уже на уровне его головы, тело Абраксеса было разрезано, та часть, что была с этой стороны врат, полностью отделилась.

— Капитан Лисандр, — сказал Люко, — в этой Галактике нет места для Испивающих Души. Ни в камерах «Фаланги», или любого другого места избранного для нас в качестве наказания. Ни даже на свободе. Целая Галактика была против нас так долго, что не осталось мест, куда бы мы могли отправиться, и дел, которые мы могли бы свершить. Так что, нет, мы не отдадим себя в руки вашего правосудия.

— Я готов, — сказал Грев.

— Как и я, брат, — ответил Люко. Он обернулся на Лисандра и Имперских Кулаков, прокладывающих себе путь по кисте. — Пожелайте нам удачи. Не смотря ни на что, вы — наши братья. Я прошу вас всего об одном. Инквизиция пыталась стереть нас из истории. Прошу, позаботьтесь о том, чтобы мы не были забыты.

Люко помог Греву доковылять до портала. Лисандр смотрел, как они уходят, и жестом руки остановил поднимающиеся дула болтеров своих Имперских Кулаков.

Люко и Грев прошли сквозь портал, в варп, чтобы их там ни ждало — они пошли туда.

Портал полностью закрылся, отрезав ужасы варпа от реальности, и киста погрузилась в темноту. Некоторое время спустя, когда Имперские Кулаки и Воющие Грифоны добивали носившихся по кисте демонов, черное лезвие прорезало выросшую на одной из стен плоть. За наростом был проход в соседние грузовые трюма, по направление от мостика «Фаланги». Это было лезвие Копья Души, которое сжимал в своей руке Сарпедон.

Магистр ордена Испивающих Души был при смерти. Изорванные культи ног роняли ихор. Пол лица и один глаз превратились в месиво от попадания шрапнели, всё ещё торчавшей из плоти. В его груди зияли открытые пулевые раны, покрытые запёкшейся кровью, одна рука безвольно свисала, выломанная из сустава в районе плеча. Сарпедон едва мог передвигаться на оставшихся трёх ногах, но перед Имперскими Кулаками был не сдавшийся человек. Израненный, на грани гибели, но не сдавшийся.

Сарпедон убрал рукоять копья Души обратно в карман на поясе и поднял бледное, свернувшееся в клубок тело на ноги — тело, атрофировавшееся от старости, но когда-то бывшее космодесантником.

Имперские Кулаки сгруппировались без приказа и направили на Сарпедона болтеры. Магистр ордена Владимир вышел вперёд, держа в руках Клыки Дорна.

Сарпедон, хромая, пошёл к месту, где всё ещё лежала половина тела Абраксеса, его кровь высыхала на выжженных в палубе символах. Это было всё, что осталось от открытого здесь портала. Имперские Кулаки видели раны Сарпедона, обрубки ног, сломанное плечо и измятую броню. Сарпедон выглядел так, словно прошёл через испытания, которые могли бы дважды убить любого другого космодесантника.

Сарпедон тащил тело, ухватив его рукой за загривок. Оно было живо и таращилось на собравшихся Имперских Кулаков со страхом в глазах.

— Это Дениятос, — сказал Сарпедон, — это он притащил Абраксеса из варпа. Именно он манипулировал моим орденом и вашими, так как верил в то, что человечество должно страдать, чтобы стать сильнее.

Имперские Кулаки взяли на прицел болтеров мутанта.

— Не стрелять, братья, — отдал приказ Владимир

— Но он ошибался, — Сарпедон расслабил руку, продолжая волочить Дениятоса уже по палубе, — Он считал, что человечество не достаточно настрадалось. Но оно страдает слишком много. Люди подобные Дениятосу, как и сами силы варпа, сами по себе уже симптомы страдания людей. Но мы можем справиться с этим.

— Как это сделал ты, Сарпедон? — поинтересовался Владимир. — Ты — последний уцелевший из своего ордена. Даже если твой путь может исправить Империум, как его можно пройти, если ты сам не смог его преодолеть?

— Потому что я был глупцом, — ответил Сарпедон. — Я не видел того, что Дениятос дёргает за верёвочки. Я играл отведённую им мне роль, и я почти отыграл её до конца. Но вы были свидетелями моих ошибок. Вы же знаете принцип ловушек. Когда один падает, те, кто следуют за ним, получают этот опыт. И только мы можем начать. Мы, космодесантники, знаем о свободе больше всех во всём Империуме.

Лисандр выступил вперёд.

— Что ты скажешь, чтобы кто-то из нас поднял этот факел, Сарпедон? — спросил он.

— Ничего, — ответил Сарпедон, — Если вы можете игнорировать свою совесть. Если способны увидеть Империум в новом свете, пролитым на него Испивающими Души, и ничего не делать, чтобы прекратить его страдания, тогда я уверен, что говорить больше не о чем. Если вы можете просто наблюдать за смертными муками человечества. Если вы считаете свою работу выполненной, в то время как Империум пожирает сам себя день за днём. Если вы способны на всё это, то тогда свет погибнет здесь вместе со мной. Но если совесть хоть одного боевого брата, или хоть кого-нибудь, кто просто услышит о нас, воспламенится также как наши, тогда он будет гореть дальше.

— Мы выслушали тебя, Сарпедон, — сказал Владимир. — Мы должны забрать тебя. Твоё дело будет рассмотрено заново. Дениятос должен понести наказание. Отдай Копьё Души и позволь Лисандру препроводить тебя в место заключения. Всё кончено, вообще всё.

Сарпедон посмотрел вниз, на окружавшие его вычерченные в палубе символы.

— Я понимаю, — сказал Сарпедон, — что лишь кровь Рогала Дорна может открыть Око Кравамеш. И чтобы ни текло во мне, это не кровь Дорна, правильно?

Пол под Сарпедоном засветился и затлел. Киста задрожала от грохота сдерживаемой силы.

— Сарпедон, — прохрипел Дениятос, — что ты делаешь?

Свет собрался и затрещал, наполнив кисту случайными тенями.

— Остановись! — крикнул Владимир. — Мы откроем огонь!

— Кровь Дорна, — крикнул Сарпедон, стараясь, чтобы его услышали сквозь растущий гул, — течёт в тех, кто сражается за его дело. Он отправился в Великий крестовый поход, чтобы спасти человечество через объединение, а не для того чтобы, объединив людей, бросить их назад во тьму. Это была цель Императора. Хотя Его путь так и не пройден за десять тысяч лет, вы можете вернуть людей на эту дорогу. Если сделаете выбор. Если отважитесь.

Свет затрещал, вспышка озарила кисту, подобно всполоху пламени звезды. Трещина в реальности вновь открылась, невероятные цвета варпа бурлили в ней.

— Сарпедон! — возопил Дениятос. — Нет! Ты не знаешь, что лежит там, за гранью!

— Зато ты знаешь, — ответил Сарпедон. — И я вижу, как ты этого боишься. Возможно, я тоже испугаюсь. Но я могу сражаться с этим, а ты — нет.

Последние слова Дениятоса перешли в вопль, когда Сарпедон потащил его в портал, перенося философа-воина за пределы реальности.

Врата захлопнулись за ними, его пламя вновь потускнело, оставив лишь эхо своей мощи.

Сестра Эскариона моргала на свету, глаза сражались с бликами. Она спала долгое время, в голове всё ещё шумело. Последнее, что она помнила — нависший над ней Абраксес, чья ухмылка сменилась гримасой разочарования, когда Люко вонзил в него свои когти и вырвал демону глаз. Всё, что было после, покрывала пелена шума и ярости.

Она села и свесила ноги с кровати, в которой проснулась. Она была в апотекарионе «Фаланги». Дюжины Имперских Кулаков лежали в коме в кроватях вокруг неё, их броня висела рядом с ними, приборы жизнеобеспечения мигали и пикали.

Веретенообразный медицинский сервитор катился между ними, считывая показатели и регулируя дозировки.

Эскарион слегка пошатывалась на ногах. Она была одета в безразмерную робу, которую Сёстры Битвы носили, когда не было необходимости находиться в доспехах. Его обмундирование было рядом с кроватью, и, рассматривая шрамы на броне и лезвии силового топора, она удивлялась, что вообще способна сейчас ходить.

Она брела по апотекариону. Вокруг было прохладно и тихо, за раненными ухаживали сервиторы, иные лежали в искусственной коме, вызванной их каталептическими узлами. Выйдя из апотекариона, Эскарион почувствовала своими босыми ногами холод металлической палубы огромного величественного коридора, одного из тех, что были проложены почти во всю длину «Фаланги».

Строительные леса стояли вдоль стен, сервиторы и члены экипажа трудились над тёмным камнем, которым был облицован проход. Статуи и надписи шли вдоль коридора, и огромная панель одноцветного камня просматривалась между лесами. Сервиторы и каменщики трудились над одним из нижних углов резцами и пилами по граниту, каменная крошка сыпалась к подножию плиты.

Подошёл магистр ордена Владимир. Броня его была отчищена и отремонтирована, но на лице были ещё видны шрамы недавней битвы. При его приближении экипаж отсалютовал и склонил головы.

— Сестра, — сказал он, — рад снова видеть тебя в наших рядах. Варника рассказал мне о твоих действиях у портала.

— Не хотела бы повторять их, — ответила Эскрион. — Я должна помедитировать и поразмыслить над ними. Такие вещи надо обдумывать без посторонних.

— Имперский Кулак был бы прославлен как герой, — сказал Владимир.

— Я не Имперский Кулак. Дочь Императора не может быть гордячкой.

— Возможно, тоже самое можно сказать и о космодесантнике, — ответил Владимир. — Хотя даже магистр ордена должен хорошенько думать, с кем можно обсуждать подобное. Мы отправляемся в сегментум Соляр, сестра. Лорд-инквизитор Колго предложил нам отвести «Фалангу» на Сатурн, где его коллеги из Ордо Маллеус помогут нам очистить корабль от демонического смрада. Это займет время, будет много согласований с охотниками за демонами, но «Фаланга» продолжит свой путь в качестве святой земли.

— То, что сейчас мы находимся на ней, говорит о том, что Абраксес потерпел поражение, — сказала Эскарион. — Но чего это нам стоило? Скольких мы потеряли?

— Более половины из числа всех сражавшихся, — ответил Владимир. — Ужасный удар. Но мы восстановимся. Мы уже это делали.

— А Испивающие Души?

— Ни одного не осталось.

— Тогда с этим закончено.

— В некотором смысле, — сказал Владимир. Он продолжил свой путь по коридору в направлении мостика. Эскарион смотрела ему в след, не зная, как понимать его последние слова.

Она повернулась к стене, каменщики вернулись к своей работе. Она шла между ними, ведя рукой по поверхности, грубоватые буквы ждали детальной доработки и полировки.

ТИРЕНДИАН, пробежали под её пальцами буквы.

ЛУКО

ГРЭВ

Следующая колонна содержала имена Имперских Кулаков — сержант Прекс, погибший в Панпсихионе, кастелян Левкронт, все остальные погибшие Имперские Кулаки. И рядом с ними, перечисленные как погибшие братья, шли имена Испивающих Души.

Последнее имя гласило — САРПЕДОН.

В некотором смысле, всё было кончено. Испивающие Души исчезли. Абраксес был уничтожен. Но мысли о них остались. Их имена были в списках погибших, а в Сигизмунда Тактика будет воссоздано сражение в кисте. Новые поколения будут жить в Галактике, где существовала идея Испивающих Души, идея, почти погибшая в камерах казни «Фаланги», и книгосжигательных печах Инквизиции.

Она также будет жить среди Сестёр Битвы. Не Эскарион было судить о правильности или неправильности идеи Сарпедона — но эта мысль не умрет, если она может позволить ей жить. Даже хотя бы в качестве предупреждения, предостерегающее сказание о Дениятосе, дергавшим за ниточки и почти ввергнувшим Империум в новую эпоху тьмы, уж это она будет помнить.

Она отвернулась от надписей и, пошатываясь, побрела обратно к апотекариону. На Сатурне, в доках инквизиции на Япете, она попытается привести свои мысли в порядок и подумать, как сделать так, чтобы история об Испивающих Души осталась неискаженной в потоках будущего. Но были раны, которые следовало исцелить первыми. Она примет решение в другой день.

Когда Эскарион ушла, каменщики продолжили работу, они вырезали историю Испивающих Души в камне в списках погибших.