Мрачнозлоба / Gloomspite (роман)

Сторонний перевод Этот перевод был выполнен за пределами Гильдии.

WARPFROG Гильдия Переводчиков Warhammer Мрачнозлоба / Gloomspite (роман)
Автор	Энди Кларк / Andy Clark
Переводчик	Mikael Loken, StacyLR
Издательство	Black Library
Год издания	2020
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Скачать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

Из вихря расколовшегося мира родилось Восемь Владений. Бесформенность и божественность ворвались в жизнь.

Странные новые миры возникли в поднебесье, миры, изобилующие духами, богами и людьми. Лучшим из богов был Зигмар. Несчетное число лет он озарял Владения, которые купались в свете и величии его правления. Силой его служила сила грома. Мудрость его была бесконечна. Смертные и бессмертные равно преклоняли колени пред его гордым троном. Выросли великие империи, предательство — до поры до времени — удалось искоренить. Земля и небеса принадлежали Зигмару, и правил он ими в славную эру легенд.

Но жестокость упорна. Как и было предсказано, великий альянс богов и людей развалился, раздираемый изнутри. Мифы и легенды канули в Хаос. Владения затопила Тьма. На место былой славы пришли пытки, рабство и страх. Зигмар с отвращением отвернулся от смертных королевств, обратив свой взгляд на остатки давно потерянного мира, — задумчиво изучая его обугленную оболочку, бог безустанно искал малейшую искру надежды. И вот наконец в сознании обуреваемого черным жарким гневом бога забрезжила великая идея. Он представил себе оружие, рожденное небесами. Маяк, достаточно мощный, чтобы пронзить бесконечную ночь. Армию, высеченную из всего, что он утратил.

Зигмар обратился к своим мастерам. Долгие века трудились они, стараясь обуздать энергию звезд. Когда же грандиозная работа приблизилась к завершению, Зигмар вновь повернулся к Владениям — и увидел, что владычество Хаоса стало почти полным. Час мщения пробил. И вот, со сверкающей во лбу молнией, бог шагнул вперед, выпуская свои творения на волю.

Эра Зигмара началась.

Пролог. Пепел

Хендрика Сола окружил вихрь лиц мирных жителей, которые из–за страха, гнева и ненависти превратились в искаженных гаргулий. Они наседали на него со всех сторон под темным и затянутым облаками небом, а за их спинами возвышались мертвенно-бледные стены Каменной Святыни.

— Варлен! — он услышал возглас Ромиллы Айден. — Варлен, остановись! Прошу, ты должен остановить это!

Ей ответил нечеловеческий вопль, звук, будто вырванный одновременно из нескольких глоток, не все из которых принадлежали людям. Он пронзил освещенную факелом тьму и отразился от высоких стен древних руин.

— Оно несет смерть! — прокричало ужасное сплетение голосов слова столь искаженные, что их с трудом можно было различить.

— Прочь с дороги! — взревел на окружающую его толпу Хендрик, и на мгновение ему захотелось направить в нее свой тяжелый молот Расплату. Его яростный нрав разгорелся, подпитывая пламя страхом перед самим собой.

Страхом перед тем, что происходило с его братом.

Страхом перед тем, чем стал Варлен.

Огромным усилием он сдержался, напомнив себе, что это были хорошие люди, которые не просили свалившегося на них ужаса. Держа свой боевой молот двумя руками как посох, воин расталкивал горожан вместо того, чтобы атаковать их тяжелым оголовьем оружия, при этом игнорируя сельскохозяйственный инвентарь и ржавые кинжалы в их руках, а также гневные крики боли и яростные требования прекратить сражаться с ними.

— Что вы принесли в наш дом? — воскликнул деревенский староста. Хендрик уже забыл его имя. Посреди этого кошмара он забыл все, кроме своего брата.

— Варлен! — закричал он, пропихиваясь через толчею злых горожан. — Варлен, ты должен остановить это! Ты должен бороться с этим!

Хендрика окружил кавардак. Тьма ночи наполнилась паникующими людьми, которые сталкивались и терлись друг о друга, будто в сотрясающем кости замешательстве бегства с поля боя. Сверкающие факелы отбрасывали жесткий, бешено пляшущий свет. В одну секунду кричащие лица вспыхивали адскими тонами, а в следующую становились лишь темными силуэтами, расчерченными огнем.

— Это чудовище было твоим братом, — завопила старая женщина, тараща глаза и брызжа слюной ему в лицо. — Ради Зигмара, убей его!

— Энвин… — пробормотала другая, по ее лицу текли слезы. — Оно оторвало… оно оторвало ему голову.

Хендрик споткнулся о распластавшиеся тела и упал на мостовую, где заскользил по крови.

«Варлен сделал это», — бесконтрольно подумал он. Его брат, его болтливый, добродушный, отважный брат, командир Мечей Зигмара. Он превратился в… нечто. Какое–то чудовищное отродье вырвалось из плоти Варлена Сола, когда корона на его голове запульсировала древней силой. Оно пробилось сквозь наемников команды Варлена, отбросив в сторону Бартимана Котрина ударом опухшей массы плоти, которая была его правой рукой, и расцаравав тело Ромиллы Айден гущей когтей на левой руке.

Оно бесчинствовало в разрушенных коридорах и гулких чертогах и, сталкиваясь с кучками потрясенных горожан, налетало на них подобно урагану лезвий. Все это время его плоть изменялась подобно воску. Все это время эта ужасная проклятая корона на его голове пульсировала нечистым светом.

Хендрик с остальными преследовали Варлена, а точнее — существо, которым Варлен стал. То, что их командир сделал с людьми, давшими им приют, потрясло их и привело в ужас. Они выгнали его на широкое, покрытое травой место для собраний перед руинами, в которых находилась Каменная Святыня — но то же сделали и горожане.

Толпа, исполненная религиозного страха перед бродящим по их чертогам ужасом, следовала за Варленом. Группа Хендрика попыталась вмешаться, сдержать буйство их проклятого командира и усмирить его до того, как это сможет сделать люд. Бартиман наложил на Варлена энтропическое проклятье, от которого чудище запнулось, но не замедлилось. Ромилла приказала его порче сгинуть именем Зигмара, но хоть от слов жрицы и полыхнуло белое пламя, любые используемые ею силы не могли превзойти тех, что сочились из проклятой короны.

В отчаянии Элеанора ВанГейст ранила Варлена в ногу, видимо надеясь замедлить или остановить его. На свою беду, она была отброшена мутирующим скоплением его придатков и едва избежала жестокого свежевания. Хендрик даже несколько раз ударил брата, и это наконец замедлило монстра, пусть воин и ощущал это так, будто каждый удар он наносил сам себе.

Жители Каменной Святыни вынудили Варлена встать на колени и охомутали его длинными силками, которыми они контролировали своих гелн-гончих, хоть в процессе этого и погибло больше двух дюжин людей.

Мечи Зигмара попытались вмешаться, возразить, что это не вина Варлена, и объяснить, что во всем виновата проклятая корона, которую он, ничего не ведая, надел на голову.

Народу Каменной Святыни было плевать.

Теперь Хендрик зажмурился от внезапной вспышки света впереди. По его коже хлестнул жар, а воздух наполнился громким воем.

«Костер», — понял он, и обнажил зубы в отчаянном рыке.

— Тень Луны несет смерть! — закричал его брат какофонией еще более чудовищных голосов. — Тень Луны несет смерть Дракониуму.

— Не смейте! — рявкнул Хендрик, когда нахлынул люд, и он увидел, как толпа выглядящих напуганными до смерти крестьян тащит его мутировавшего брата к огню. При виде Варлена у Хендрика перехватило дыхание. Добротную одежду его брата разодрало на лоскуты выросшими из покореженного торса грудами корчащихся мускулов, хитина и колышущегося жира. Он тащился на корявой гуще мерзких конечностей, будто бы оторванных от разных существ, которых Хендрик даже не мог назвать. Но именно лицо Варлена вселяло в него ужас, лишивший его рассудка и заставивший выть от боли. Оно было чудовищным и обезображенным, а темный металл короны необратимо спекся с оплавленной плотью лба. Однако на Хендрика по-прежнему смотрели глаза Варлена. Он видел во взгляде брата страх и отчаяние, его истинное «я» отчаянно барахталось, чтобы остаться на поверхности волны омерзительного безумия, в которой он тонул.

Варлен.

Они собирались сжечь Варлена.

— Нет, нет, — закричал Хендрик, и теперь он приподнял Расплату. Он сотрет в порошок этих суеверных дураков. Он пробьет себе кровавый путь через них, чтобы добраться до своего брата, и как–нибудь, как угодно, он сорвет эту чертову корону с его головы и …

Тут рядом с ним оказалась Ромилла, появившись из толпы, чтобы положить кисть на его руку. Она с яростной настойчивостью посмотрела на него, впившись взглядом в его глаза.

— Хендрик, ты не можешь. Это люди Зигмара. Они напуганы, а Варлен… Варлен убил стольких из них. Посмотри на него, Хендрик. Посмотри на него и пойми, что это больше не твой брат.

— Это Варлен, Ромилла, — зарычал Хендрик, сбрасывая ее руку. Он обошел жрицу, но она все равно встала у него на пути и вновь положила кисть ему на руку.

— Нет. Варлен исчез, поддался проклятию, и эти люди сжигают то, что уничтожило его. Я сожалею, Хендрик, но они вершат волю Зигмара так же, как и мы.

Он уставился на нее сверху вниз, в висках стучала кровь, крики толпы колотились о него, как штормовые волны. Он, наконец, увидел ужас на лице Ромиллы, слезы, грозящие политься, в уголках ее глаз, и силы покинули его.

Хендрик упал на колени посреди взволнованной толпы. Расплата выскользнула у него из рук и глухо упала в мокрую от крови траву. Ромилла шагнула ближе и положила руку ему на плечо.

— Мне очень жаль, Хендрик, — сказала она.

Затем пришли другие звуки: лающей толпы и горящего чудовища; нечеловеческие завывания того, что некогда было человеком, пока оно злопыхало и бредило о луне, опасности и смерти.

Хендрик не слышал ничего и в то же время все. Когда все закончилось, он точно знал, что, хотя он все еще может ходить, дышать и видеть, он мертв точно так же, как брат, которого потерял.

Хендрик сидел на краю своей каменной кровати-плиты и смотрел, как рассвет вползает обратно в мир. Розовые лучи света ласкали каменную кладку монастыря, разливались сквозь древние сводчатые проходы, а затем рассыпались по шелковым занавескам в покоях Хендрика. Они расписали ширму в нежно-золотой цвет и будто окружили ореолом изображения Зигмара, на колыхающейся поверхности которых разыгрывались его великие свершения из мифов. Это было красивое зрелище, особенно сопровождаемое легким дыханием ветерка через старую каменную кладку и слабым запахом ладана, который крестьяне жгли, чтобы отогнать зло.

Хендрик знал, что оно должно расшевелить что–то внутри него. Но он чувствовал лишь пустоту.

«Нет», — осознал он. Кроме пустоты он чувствовал возмущение. Как может свет Хиша возвращаться после того, что случилось предыдущей ночью? Как может он показываться в небесах, увидев такие ужасы? Как он смеет? Как мир может продолжаться таким нежным и красивым рассветом, когда его брат мертв?

Первый рассвет без Варлена.

Он должен был быть угрюмым и серым, как волосы мертвой старухи. Темным, как проклятье. Но нет, свет наполнял небеса так же, как все тридцать семь лет жизни Хендрика, и отсутствие старшего брата его совершенно не останавливало.

За ширмой пошевелился силуэт. Рука Хендрика дернулась к Расплате. Он обнаружил в себе надежду, что горожане нарушили их соглашение, что теперь они пришли убить его. Крестьяне позволили им остаться на ночлег, прежде чем вышвырнуть наемников, лишь потому, что под конец Мечи Зигмара, по-видимому, отказались от своего командира. А еще страх в их глазах показывал, на что, по их мнению, могут быть способны Мечи в крайнем случае.

Он расслабился, когда Аелин скользнула между ширмами и остановилась, уставившись на него. Аэльф стояла молча и неестественно неподвижно. Она рассматривала его черными с янтарем глазами, которые большинство людей находили волнующими, но Хендрик уже давно к ним привык. Двое смотрели друг на друга в тишине достаточно долго, чтобы Хендрик глубоко вдохнул и выдохнул.

— Ты спал? — спросила Аелин.

— А ты? — с вызовом бросил он. На ее правой щеке дернулся мускул, мелочь, означавшая — как знал Хендрик — ее недовольство.

— Ты сидел здесь всю ночь, м?

— И что, если так? — он слышал свою агрессивность, знал, что она неверно направлена на нее, его самого давнего друга. Он также знал, что она не примет это на свой счет.

— Ты будешь неповоротливым, уставшим, вялым, — ответила она деловым тоном. — Если они обернутся против нас, от тебя не будет никакого толка.

— Они не собираются этого делать, — сказал он, увидев в ее словах правду, когда повернул шею и поморщился от боли, угнездившейся в ней. — Нас слишком много, и, да поможет мне Зигмар, прошлой ночью они видели, на что мы способны. Кроме того, у нас есть Ромилла.

Аелин слегка наклонила голову в жесте молчаливого согласия.

— Мы не должны задерживаться, — произнесла она. — Раз ты не спишь — поднимайся с этой плиты. Нам нужно принять решение.

Хендрик прижал костяшки к воспаленным глазам, получив лишь приступ тупой боли позади глазниц. Он моргнул и еще раз вздохнул вопреки тяжелому грузу, который ощущал на груди. Он провел рукой по лысой голове, чувствуя, как по огрубелой ладони скребет щетина.

— Аелин… — начал он, но она повела кистью, перебивая его. На мгновение он увидел призрак чего–то вроде симпатии, скользнувший по ее острым чертам. Удивление от этого чуть не лишило его мужества.

— Я знаю, Хендрик, — сказала она. — Это было ужасно. Мы все потеряли его, но ты — больше всех. Ты будешь скорбеть. Все мы будем. Но факт остается фактом — нам нужно принять решение.

— И раз Варлен мертв… — он осекся. Первый раз он произнес это вслух, первый раз сделал это реальным.

— Теперь ты один командуешь нашей бандой наемников. Ты один командуешь Мечами Зигмара, — закончила она за него. — Так что. Командуй.

Хендрик закрыл глаза и привел мысли в порядок. Он крепко схватил поводок своего нрава, того же нрава, что изначально подтолкнул его и Варлена к такой жизни. Он не даст ему полыхнуть сейчас, не тогда, когда это может подвергнуть опасности его друзей.

Он уже достаточно потерял в этом проклятом поселении.

— Ты готов? — спросила Аелин. Хендрик открыл глаза, посмотрел на нее и кивнул. Она ответила тем же, затем повернулась и скользнула сквозь ширму; ее облачение следопыта в приглушенных коричневых и зеленых цветах исчезло за золотом и серебром занавески.

Хендрик твердо взял Расплату и встал.

— Я готов, — пробормотал он, сжимая руки на кожаной рукояти молота, пока та не скрипнула. — Лишь молю, Зигмар — не позволь им дать мне повода.

С этими словами он последовал за своим заместителем сквозь шелковую ширму наружу, в поселение Каменной Святыни.

Хендрик следовал за Аелин вдоль коридора, альковы которого превратились в небольшие пустые обиталища-лачужки. Она свернула под каменную арку, окрашенную в кричащие огненные цвета, затем в круглую шахту, в которой некогда располагалась винтовая лестница. Ее раскрошившиеся руины заменило наспех сколоченное сооружение из деревянных и металлических лесов, куда должны были взобраться двое наемников, подтягиваясь через собранные складками занавески из красного и оранжевого шелка.

Они вышли через другую арку в большую комнату, которая, возможно, когда–то была часовней. Половина ее потолка обрушилась, но мусор расчистили, а неровную дыру завесили шелковыми навесами. Деревянные и шелковые постройки заполнили бока чертога — небольшая деревня, достойная мелких убежищ, скрытых в тенях разрушенного монастыря. Хендрик отметил, что вся Каменная Святыня была спрятана в такой манере. Именно так люди оставались в безопасности во время Эры Хаоса, укрытые за фасадом пустых руин и устоявшейся святой энергии, пропитавшей камни монастыря.

Именно поэтому они с таким ужасом отреагировали на Варлена.

Это крыло монастыря было заброшено, его жители поспешили убраться куда–нибудь, пока чужаки оставались здесь. У них достаточно места для работы, подумал Хендрик; огромный монастырь, таинственные руины, оставшиеся от Эры Мифов. Как еще можно спрятать целый город в его глубинах?

Здесь их ждали трое.

Элеанора ВанГейст сидела, опершись на обломок старой каменной колонны, рядом с кучей рюкзаков и мешков, в которых находилось их снаряжение. Она была одета в свой неизменный комбинезон инженера. Ее волосы были взъерошены, и на один из глаз была опущена линза-монокль. Она возилась с устройством из шестеренок и тонких металлических рычажков и едва взглянула на Хендрика и Аелин, когда те подошли.

Борик Йоргенссон и Ромилла Айден встали при приближении Хендрика. Первый был коренастым верзилой из Харадронских дуардинов. Его шлем был пристегнут к поясу, и в белесом свете утренней зари каждая морщинка на его обветренном лице отбрасывала собственную жесткую тень. Он окинул Хендрика оценивающим холодным взглядом, но ничего не сказал. Спустя секунду дуардин-наемник вернулся к чистке солидной громады шестиствольной роторной пушки, которую он таскал за собой.

Ромилла встретила Хендрика на полпути. Она носила бело-голубые одежды, все еще заляпанные сажей с прошлой ночи, а ее татуированная голова была выбрита, как и у Хендрика.

— Благослови тебя Зигмар, — твердо сказала она, потянувшись, чтобы положить покрытую шрамами руку на плечо Хендрика. — Я всю ночь молилась за душу твоего брата. Если милость была возможна, я обещаю тебе, что она была получена.

Хендрик благодарно кивнул Ромилле, затем показательно посмотрел мимо нее.

— Бартиман все еще спит, — произнесла Аелин.

— Лишь Зигмар знает, как старый колдун отдыхал после всего, что случилось, — добавила Ромилла с явной неприязнью.

— Олт спал за стенами, — продолжила Аелин.

— Не его боги, не его проблемы? — спросил Хендрик.

— Он не настолько черствый, — с упреком ответила Ромилла. — Варлен для всех нас был другом, и для Олта не меньше, чем для других.

Хендрик поморщился.

— Прости, ты права. Я выдохся и… не в своей тарелке.

Ромилла вздохнула.

— Это мягко сказано. Ты видел, как твой брат пал за грань проклятия, а затем прошел через очищающее пламя. Я не могу представить, как ты чувствуешь себя сегодня. Я лишь хочу напомнить, что твои друзья и союзники остаются таковыми. После того, что случилось, Олт выбрал уединение из опасения, что испуганные местные следом обратятся против него.

— Итак, не его боги, но в бóльшей степени его проблемы, — мрачно исправился Хендрик. — Если бы они его хоть пальцем тронули…

— Они бы за это поплатились, — сказала Аелин. — Он в безопасности. Он найдет нас, когда мы отправимся. Всегда находит.

Хендрик почувствовал, что Борик вновь взглянул в его сторону при слове «отправимся». Дуардин на мгновение задержал взгляд, затем прочистил горло и вернулся к своему оружию.

— Давай, нарушь свой пост, — сказала Ромилла, потащив Хендрика туда, где ждали остальные. Она усадила его на сломанную секцию колонны, затем вытащила сушеное мясо, флягу с водой и слегка жухлый яшбин.

— Я потерял аппетит вместе с братом, — сказал Хендрик, немедленно пожалев о том, как мелодраматично это прозвучало вслух. Тем не менее Ромилла всучила ему еду.

— Как и мы, — сказала она. — Но у Владыки Зигмара есть еще работа для нас, и мы не можем выполнять ее истощенными и полуголодными. Съешь, что сможешь, Хендрик.

Он надкусил сушеное мясо и прожевал, почувствовав лишь пепел. Хендрик проглотил кусок с сухим цоканьем и сполоснул рот солоноватой водой. Он откусил еще раз, и еще, набрасываясь на скудную трапезу, как на жалкого противника, пока она не закончилась. Хендрик рассеянно задумался, насладится ли он когда–либо вновь едой и питьем.

Ромилла разделила с ним пищу. Аелин стояли и смотрела вдаль, повернув голову, будто прислушиваясь к чему–то. Помимо звуков вялого жевания и глотания, было слышно лишь щелканье и тиканье от манипуляций Элеаноры и медленный скрип, когда Борик чистил дуло очередного ствола пушки.

— Эл, дорогая, ты не будешь есть? — спросила Ромилла. Ей пришлось повторить вопрос, прежде чем Элеанора подняла на нее взгляд.

— Нет, — ответила инженер. — Я почти доделала. Третий маховик все еще заедает, и шестерни не будут правильно сцепляться, пока я не пойму, почему. — После этого она вернулась к работе с энергией, рассчитанной на то, чтобы отстраниться от всего остального.

— Она почти доделала, — раздраженно повторила Ромилла. Хендрик проигнорировал ее и с усилием проглотил остатки яшбина.

Хендрик глухо рыгнул. Его мысли находились далеко отсюда, наполненные тьмой предыдущей ночи. Он вновь слышал крики горожан и рев своего брата, хруст и треск, когда Варлен разделывал их превратившимися в когти руками. Он ощутил жуткую встряску в руках, когда Расплата коснулась груди его брата, и чувство было столь настоящим, что костяшки Хендрика дернулись. Он услышал крики его спутников, когда они пытались усмирить чудовище, некогда бывшее их командиром и другом, и чувствовал запах дыма, когда селяне зажгли свой огромный костер. Он вздрогнул, почувствовав, как ему на плечо ложится ладонь, и отчасти испугался, что, подняв взгляд, он увидит искаженный облик и плавящиеся зрачки брата.

Вместо этого он увидел присевшую перед ним Ромиллу.

— Не стоит зацикливаться, Хендрик, — суровым, но не злым тоном произнесла она. — Случившееся слишком ужасно, чтобы продолжать переживать его вновь.

— Что именно случилось? — спросила Элин. — Мы уверены, что знаем?

— Все эта чертова корона, — ответил Хендрик. — Я говорил ему оставить ее там, где лежит.

— Ты знаешь Варлена, — сказала Ромилла, затем поморщилась из–за огреха. — Знал. Прости. Мы пробивали свой путь через Зигмар знает что, чтобы добраться до сердца этой Хватки Ужаса. Если за все эти усилия была награда, он собирался ее забрать. И когда она оказалась на его голове…

— Она не слезала, — зарычал Хендрик. — Мы все видели, как он пытался сорвать чертову штуковину с головы. Мы все видели, что она с ним сделала! — Он вздохнул, понизил голос. — Нет смысла вдаваться в если бы да кабы. Варлен надел корону, его терзали видения, и они привели его сюда, к смерти.

— Тень Луны несет смерть, — сказала Аелин. — Он кричал это в конце, когда… горел. «Тень Луны несет смерть Дракониуму». Как думаете, что это значит?

— Варлен был под влиянием пагубного артефакта, — произнесла Ромилла. — Это не значило ничего.

— Нет, значило, — проговорил Хендрик, и даже сам удивился железу в своем голосе. Несколько секунд все молчали, и он почувствовал, как его спутники неловко переглядываются между собой. Инструменты Элеаноры упорно щелкали — сухие и раздражающие обрывки звука в могильной тишине чертога.

Он вдохнул, собираясь крикнуть на нее, чтобы она оставила чертов механизм в покое. Но до этого заговорила Аелин.

— Мы должны решить, что делать.

— Горожане определенно готовятся к чему–то даже сейчас, — сказала Ромилла. — Прошлой ночью они потеряли любимых жутким образом, и именно мы принесли этот ужас в их дом. Им плевать, что это было ненамеренно, и они не всегда будут слишком напуганы, чтобы действовать.

Аелин с нажимом смотрела на Хендрика. Он почувствовал, как их тяжелые взгляды поворачиваются к нему, как беззащитно горбятся его плечи и хмурятся его тяжелые брови. Ради Зигмара, он только что потерял брата, неужели они не могут дать ему время на скорбь?

Но нет, подумал он; они правы, и прятаться от своих обязанностей за мрачным молчанием — роскошь, которую он больше не может себе позволить. Варлен всегда был харизматичным, душой компании, всегда готовый к бойкой колкости и легкой улыбке, чтобы расслабить народ. Хендрик в большей степени был молчаливым напарником, угрозой, которая поддерживала очарование и решительную целеустремленность его брата.

Цель. Это было слово, в которое могло вцепиться его сознание, звезда, на которую он мог держать курс. Смерть Варлена должна была иметь цель, и Аелин показала ее.

— Мы отправляемся в Дракониум, — сказал он. Его спутники неловко зашевелились вокруг него. Борик вновь прочистил горло.

— Хендрик, где вообще Дракониум? — спросила Ромилла. — Я слышала это название, но…

— Дракониум — большой укрепленный приграничный город, находящийся в двухстах восьмидесяти двух милях к северу от Хаммерхола Акша и в сорока милях севернее от того, где мы находимся сейчас, — произнесла Элеанора, все еще не поднимая глаз от своей работы. — Он возвышается над проходом, известным как Челюсти Дракона, в вулканической Красноспинной Гряде. Его термальные источники формируют истоки канала, который переносит торговые баржи и солдатские барки через переосвященные земли севернее Хаммерхола.

— Спасибо, Эл, — сказала Ромилла. — Но даже если мы знаем, где он находится, какой смысл нам идти туда?

Хендрик посмотрел на жрицу, будто на тугодумную.

— Слова Варлена, в конце, когда они… когда он… горел. Мы знаем, что они были пророческим предупреждением, и он умер, чтобы передать его. Мы удостоверимся, что оно дойдет до нужных ушей.

— Хендрик, мы не знаем ничего подобного! — воскликнула Ромилла. — Молот Зигмара, он превращался в что–то нечистое, лопоча, как лунатик! Вполне возможно, что его слова были каким–то дьявольским заявлением, призванным привести нас к адским мукам вместе с ним!

— Я в это не верю, — сказал Хендрик, чувствуя, как знакомый жгучий гнев пытается закипеть и одолеть его благоразумие. — Он видел нечто, знал, как только надел корону. На месяцы раньше… Нечто, чего не мог знать. Он предсказал атаку Гор-кинов на Пепельные Холмы, не так ли? Он видел ту игольную ловушку и не дал тебе войти в нее, не так ли, Ромилла? Варлен все еще был Варленом. Оно не побороло его, даже в конце, и он все еще пытался помочь нам, даже в смерти.

— Мы должны принести оставшиеся сокровища на встречу на Высокой Скале, — сказал Борик. Он не поднимал взгляда, пока говорил, продолжая оборачивать промасленную ткань вокруг оружия. — Пропустим встречу — не получим плату, и, возможно, клан Олмори придет искать свои родовые ценности.

— Клан Олмори достаточно труслив, чтобы сперва отправить наемников возвращать эти сокровища, — произнес Хендрик. — Они могут подождать несколько дней, пока мы доставляем это сообщение.

Борик бросил на Хендрика мимолетный взгляд из–под тяжелых бровей, но не ответил.

— Слушай, если Варлен сохранял рассудок, если у него все еще были видения… что, если это было предупреждение от Зигмара? Что, если мы проигнорируем его и усугубим провал неверием? Все, что нам нужно сделать — добраться до города и удостовериться, что кто–то, обладающий властью, услышит наше предостережение. Вот и все, дело сделано. Кто знает, может, они даже дадут денежное вознаграждение за наши труды.

— Мы наемники. Денежное вознаграждение — единственное, что нас волнует, — сказал дуардин.

— Мы — нечто большее, — пылко произнес Хендрик. — Варлен всегда следил за тем, чтобы мы сначала вершили работу Зигмара, а потом уже думали о выгоде.

— Прошу прощения, я знаю, что тебе не хочется этого слышать, но как я говорила тебе прошлой ночью, Варлен мог больше не быть Варленом, — промолвила Ромилла, поднявшись на ноги и оглядевшись в поисках поддержки. — Естественно, мы не собираемся нарушать контракт с нашими нанимателями просто потому, что какое–то сверхъестественное существо вселилось в нашего друга и использовало его лицо, чтобы играть на наших глубочайших чувствах?

Хендрик почувствовал неодобрение, волнами исходящее от Борика. Инструменты Элеаноры клацали с панической скоростью, и он ощутил поднимающуюся в груди отчаянную ярость.

— Слушай, — продолжила Ромилла более примирительным тоном. — Может, нам стоит…

— Нет, не стоит, — сказала Аелин. Все, кроме Хендрика, уставились на аэльфа. Она была такой тихой, спокойной, что можно было забыть о ее присутствии, пока Аелин не заговорит, но когда она это делала, ее голос был резким и чистым, как резаный хрусталь.

Ромилла вдохнула, чтобы продолжить, но Аелин перебила ее.

— До сего дня Варлен и Хендрик вели Мечи Зигмара. Теперь Варлена нет, Хендрик — наш единственный командир. Мы наемники, а не бродяги. Если наш командир дает нам приказ, мы подчиняемся. Вопрос больше не обсуждается.

Ромилла моргнула и нахмурилась, но успокоилась. Она посмотрела на Хендрика.

— Таков твой приказ, сержант? — спросила она.

Хендрик бросил благодарный взгляд на Аелин, но она его проигнорировала, и он почувствовал упрек в ее взгляде. Он должен был делать все лучше, быть твердым, а не яростным, командиром, а не агрессором. «Он попробует», — сказал он себе, — «ради Варлена». Все это прежде всего будет ради Варлена. Ничто другое не сделает его утрату терпимой.

— Да, — сказал он. — Мы доставим сообщение так быстро, как сможем, и потом вернемся к Олмори, и если они разозлятся, тогда я заплачу такую компенсацию или приму такое наказание, которое они сочтут правильным. Вы от этого не пострадаете, я позабочусь об этом. Но ради Варлена мы должны доставить его последнее предупреждение. Может, тогда из этой чертовой трагедии выйдет что–то хорошее. Может, этого будет достаточно, чтобы спасти жизни.

Борик нечленораздельно заворчал. Ромилла выглядела несколько спокойнее.

— Так и быть, — тяжело произнесла она. — За Варлена.

— А! Поняла! — сказала Элеанора с неожиданным триумфом, а ее инструменты выдали последнюю серию щелчков. Она оглядела их и улыбнулась. — Теперь оно работает, — продолжила она, держа в руках непонятный прибор, который проверяла. — Можем идти.

Хендрик вздохнул, потряс головой и остановился, чтобы подобрать свое снаряжение.

— За Варлена, — повторил он.

Акт 1. Вечер

Слушай, дитятко, внимай,

Бойся мрачной ты угрозы.

Дуй в кровать и не болтай -

Черношапки вдруг услышат.

Закрывай скорее окна,

И глаза скорей закрой!

А не то последним взглядом

Встретишься с Дурной Луной.

— Детская песенка азирцев

Глава первая. Тени

Тобиас Кенч вышел из двери таверны на мощеную улицу. Он стер кровь с костяшек и глубоко вдохнул прохладный вечерний воздух.

— Так–то лучше, — выдохнул он, поведя плечами. «Блудный Король» возвышался за его спиной. Таверна была похожим на брусок архитектурным нагромождением, выглядя так, будто ее наспех выкинули, а не построили. Окна из бутылочного стекла были затянуты паутиной трещин, тяжелый шифер начал разрушаться, а дождевые стоки сползали к фасаду, где небрежно исполнял обязанности хозяин.

Тобиас не пил бы в этой забегаловке, если бы от этого зависела его жизнь. Он не пил бы нигде в Районе Трубников, если подумать. Но в «Блудном Короле» всегда было хорошо сбросить стресс в плохой день. Дошло до того, что завсегдатаи научились замолкать и утыкаться в свои чарки с дешевым пойлом, когда заходил Тобиас, но всегда находился кто–то, кто был не в курсе: матросы с барж, плывущих вверх по реке из Хаммерхола Акши и тратящие деньги до того, как их заработали; местный трубник, который наскреб достаточно мелочи, чтобы запить свои обиды в самой дешевой забегаловке в городе, проклиная вышестоящих за все свои неудачи; ворье, прилагающее все силы, чтобы отметить последнее дельце подальше от любого, кто мог бы их узнать. Порой это были просто неудачники, которым, как Тобиас решил, не доставало почтительности, или те, кто — по его подозрению — отвернулся от света Зигмара.

Тобиас никогда не обращал свои кулаки против добрых, богобоязненных людей. Он бы ужаснулся от такой мысли. Но «Блудный Король» его никогда не подводил.

— Такие безбожники всегда сбиваются с пути, когда сатанинское пойло опьяняет их, — пробормотал он себе, поправив плащ дозорного и выделив немного времени, чтобы зажечь фонарь. Он упрямо не загорался, напоминая Тобиасу, что он собирался отдать его в ремонт и взять со склада новый. Наступал вечер, и по улицам Дракониума, как чернила, растеклись тени вулканических гор, собираясь между высоких зданий с шиферными крышами. — Я просто предвосхищаю их грехи, напоминая, что Зигмар всегда наблюдает.

Позади него, в таверне, было тихо, как и всегда после его ухода. Очень скоро в ней вновь станет шумно. Фонари зажгут, кровь вытрут, и все продолжится так, будто его и не было. Между тем Тобиас продолжит свою дежурство.

Бремя благочестивого человека всегда было таковым.

Высоко над головой сверкнула молния, обратив взор Тобиаса к небу. Здесь наверху, среди зубчатых пиков и рокочущих кратеров Красноспинной Гряды, бури надвигались и затухали с ужасающей скоростью. Ярость грозы была знаком, что Зигмар присматривает за всеми ними, подумал Тобиас, когда изгибающиеся разряды притягивались с небес к металлическим молитвенным жезлам святилищ, усыпавших склоны гор. Он задумался, если ли сейчас там наверху пилигримы, преклонившие колени на узких каменных утесах с экзальтированными лицами, освещаемыми дугами и вспышками одной молнии за другой. Если так, то завтра вниз понесут тела тех, кто перешел в царство мертвых и чьи обугленные смертные останки уже не нужны.

— Не моя задача, — сказал себе Тобиас. — На долгие годы.

Возвращение пилигримов было долгом, возлагаемым на дозорных четвертого ранга, а Тобиас был в данный момент во втором. Он прикоснулся кончиком пальца к серебряной пряжке с вырезанным молотом Зигмара, державшей плащ и обозначавшей должность. Привычка с тех самых пор, когда Йенна оставила eго с любовью к тому, что она называла двумя его госпожами — работе и религии.

Как и всегда, мысли об Йенне ухудшили настроение Тобиаса. Он расправил плечи и направился вдоль улицы. Его обычный маршрут патрулирования вел отсюда через окраины Ангарного Потока, потом поворачивал обратно на запад, ведя к фабрикам и мастерским Кузниц, затем снова вверх через более многолюдные улицы Верхнего Дракона и следом — к блокгаузу дозора на Висельном холме. Впрочем, это будет лишь короткий путь, чтобы добраться до клоповников Низины. Тобиас был уверен, что там, внизу, он найдет еще безбожников для наказания.

Дозорный сделал лишь несколько шагов, прежде чем его внимание привлекло едва различимое движение. Изменились тени на узкой улочке позади «Блудного Короля». Между сломанным ящиком и кучей мешков из грубой ткани что–то шевелилось. Послышался царапающий звук. Тобиас нахмурился, взялся за алебарду и пошел к улочке. Бродяги и наркоманы, сидящие на фенгхе, были постоянной проблемой Дракониума. Жизнь вне небес была тяжелой, Тобиас мог это подтвердить, но он никогда не понимал, насколько нужно отчаяться, чтобы опереться на гнилые костыли наркотиков.

Его сердитость сменилась улыбкой, когда зрение привыкло к темноте, и он увидел мерцающие желтые глаза и длинный, виляющий хвост.

— А, Святой Клаус, старый воришка. Где ты был? Недели прошли, и я подумал: может, Бог-Король забрал тебя на перековку!

Тобиас сел на корточки и вытянул руку. Кот неслышно пробежал через улочку, переводя взгляд с затянутой в перчатку руки на улыбающееся лицо. Он ткнулся головой в его пальцы, настойчивый толчок вызвал у Тобиаса смешок. Он почесал кота за ухом.

— Все еще без хозяина, парень? — спросил Тобиас. Кот замурлыкал, на секунду отстранился от его руки, а затем вновь вильнул под нее, дергая хвостом. — Ох, ну ладно. — Тобиас улыбнулся шире, и полез в мешочек на поясе за полоской сушеной соленой рыбы. Клаус выхватил еду из его руки, и мужчина с удовольствием наблюдал, как кот прожевал и проглотил ее, а затем снова выжидающе посмотрел на него.

— Как–нибудь я отнесу тебя обратно в блокгауз, и мы возьмем тебя талисманом, — Тобиас потянулся за вторым кусочком рыбы, но застыл, когда новый разряд молнии взорвался высоко наверху. В его мерцающей вспышке улочка позади Клауса на мгновение осветилась, и Тобиас заметил нечто странное.

Дозорный опять нахмурился и встал, вновь попытавшись зажечь фонарь. Он вспыхнул и потух, потом еще раз, а затем, наконец, судорожно с шипением ожил. Клаус вопросительно мяукнул, но Тобиас проигнорировал его, сморщив лоб, когда поднял фонарь и направил его луч вдоль улочки. Здесь. На полпути, в самой темной части, где здания поднимались высоко вверх, мужчина увидел темный провал, окруженный бугристым контуром.

— Клаус, старина, думаю, из тебя еще выйдет дозорный, — пробормотал Тобиас. — Клянусь плащом, если это не какой–то тоннель, выкопанный прямо под «Блудным Королем».

Преисполненный мыслями о контрабандистах и ворах, он откинул скобы на рукояти своей алебарды дозорного и прикрепил фонарь под лезвием. Поворот механизма — и скобы с щелчком закрылись, зафиксировав его так, чтобы при опущенной алебарде, направленной навершием вперед, свет освещал бы путь и ослеплял бы потенциальных злоумышленников. Тобиас всегда думал о нем, как о свете Зигмара — неизбежное сияние, ошеломлявшее грешников и помогавшее верным слугам Бога-Короля.

Осторожно шагнув мимо Клауса, Тобиас прошел в закоулок. В небе затрещала молния, выбелив стены и землю, затем погрузив их обратно в тень. Справа от мужчины высился бок «Блудного Короля» — крошащийся камень и парочка небольших грязных окон выше. Слева горбился доходный дом, один из многих построенных для размещения рабочих в доках, и Тобиас заметил, что единственные окна на этой стороне здания давно были выбиты и заколочены. Хорошее место для тайных делишек; сюда совсем никто не посмотрит.

Никто, кроме него и Зигмара.

В луче его фонаря неясные намеки на контуры превратились в нечто понятное и, по мнения Тобиаса, незаконное. Дыра была выкопана здесь, прямо под основанием «Блудного Короля». Она была окружена неровными кучами грунта, грязи и старых разбитых булыжников, сложенных на фут в высоту в переулке.

Никудышная работа — профессионалы убрали бы мусор, чтобы избежать внимания к их стараниям. И уж точно ненужная, недоуменно раздумывал он. Люк, ведущий в пивной погреб таверны, находился позади здания, на улице Погонщиков; он по опыту знал, что замок на нем столько раз ломали и чинили, что хорошего пинка достаточно, чтобы выломать его и получить доступ внутрь. Так зачем утруждать себя выкапыванием лаза?

Он подошел ближе, луч фонаря покачивался в такт его шагам. От тела Тобиаса струилось напряжение. Каждую секунду он был готов, что какой–нибудь бунтарь выскочит из ямы, размахивая дубиной.

Ничто, кроме него, не двигалось.

Молния вновь сверкнула, как раз когда он дошел до края лаза и увидел, что он действительно ведет прямо в подвал таверны. Точнее говоря, понял мужчина при взгляде на яму — ее копали вверх и из подвала. То, как грунт был вытолкнут и навален вокруг, не оставляло у него никаких сомнений в этом. Тобиас еще сильнее нахмурился. Он опустился на корточки, водя лучом фонаря по краям ямы.

— Она была выкопана… когтями? Вырыта чем–то? — он взглянул назад и увидел, что Клаус следовал за ним какое–то время по переулку, но теперь остановился, широко раскрыв глаза и наблюдая за чем–то позади. Хвост кота тревожно дергался. Шерсть вздыбилась.

Что–то здесь было не так, и Тобиас намеревался узнать, что именно. Если какому–то вредителю или зверю позволили обустроить себе логово в подвале «Блудного Короля», тогда следующее его посещение будет не дружеским визитом, а официальной инспекцией, которая однозначно окончится закрытием неосмотрительных дел хозяина. Тобиас на мгновение ощутил приступ сожаления, что его визиты придется прекратить. Но его затмил более сильный всплеск удовлетворения от мысли о выполнении своего долга перед Зигмаром.

— Ничего не поделаешь, парень, — сказал он, направляясь к улице Погонщиков. — Замок снова сломается.

Спустя несколько мгновений и один быстрый пинок Тобиас осторожно затопал в темный подвал «Блудного Короля». Он выставил алебарду перед собой, на которой мигал фонарь, пока мужчина водил им по составленным друг на друга кегам и коробкам с продовольствием.

— Городской дозор, — громко и четко сказал он, проходя дальше. — Если здесь кто–то есть, выйдите на свет немедленно или вам будет хуже.

Он остановился внизу ступенек в ожидании, но ничего не двигалось. Тобиас был почти готов к тому, что какой–нибудь воинственный дуардин-контрабандист или почитатель Темных Богов выскочит и атакует его. Если быть честным с самим собой, он, пожалуй, на это надеялся.

Тут было холодно — слишком бедный район, чтобы пользоваться преимуществом сети труб термального отопления Дракониума. Иронично, подумал он — они тяжело трудились, чтобы создать и поддерживать систему, которая несла вулканическое тепло через котельные и направляла его в более богатые районы города, но сами не заработали права пользоваться ей.

Сверху до Тобиаса доносился приглушенный гвалт шумных разговоров, пение и звон стекла. С половиц над его головой местами сыпались струйки пыли, пролетая в свете фонаря.

— Как, во имя Зигмара, может быть, что в подвале — дыра, а они о ней не знают? — рассуждал он вслух, но секундой позже Тобиас получил ответ на свой вопрос, когда понял, что со своего места не видит лаза. Пройдя через подвал туда, где, как он знал, должна быть дыра, Тобиас вместо нее обнаружил деревянную стену, преграждающую ему путь, и сложенные у нее кучей пустые бочки из–под эля.

Доски были неровно вырезаны из дерева яррен и усыпаны занозами.

— Дешевая, — пробормотал Тобиас. — И сравнительно новая.

Ее явно поставили здесь недавно.

Быстро и тихо мужчина отставил алебарду, закрепив ее так, чтобы свет был направлен на фальшивую стену. Одну за одной он передвинул пустые бочки, составляя их справа от себя, пока не освободил достаточно места, а затем запустил облаченные в перчатки пальцы в щель между двумя досками. Быстрый, точный рывок — и доска, которую он ухватил, превратилась в россыпь щепок и гвоздей.

Тобиас заглянул в образовавшуюся щель. Как и следовало ожидать, за ней было еще несколько футов пространства и тоннель с неровными краями, соединявший подвал и переулок. Он увидел, как Клаус смотрит на него через лаз.

Повторив процедуру выдергивания еще несколько раз, Тобиас проделал достаточно большую дыру, чтобы в нее протиснуться. Он подумал взять алебарду, но оружие было бы слишком громоздким в узком пространстве, и, к тому же, света было достаточно и в текущем ее положении.

Тобиас пробрался в тайную комнату и тут же понял, для чего она. На одном из концов друг на друга были составлены несколько сундуков из дерева и железа, спрятанных за фальшивой стеной.

— Держу пари, полученный преступным путем заработок, — сказал он с довольной улыбкой. — Казна дозора скоро получит щедрое пожертвование.

Затем он увидел еще одно отверстие, зияющее в грязном полу в одном из углов тайника. Эта яма была шире, где–то пять футов в поперечнике, и исчезала далеко внизу в темноте. И вновь она выглядела так, будто была вырыта большими мощными когтями. Из нее поднималась затхлая вонь, заставившая Тобиаса сморщить нос от отвращения. Небольшие блестящие грибы проросли вокруг ее входа, едва различимые в свете его фонаря.

— Что, во имя владений, это сделало? — вслух произнес мужчина. Он нерешительно подошел ближе к провалу, вглядываясь в его глубины. Неожиданно остро он почувствовал нехватку своей алебарды. Он уже собирался повернуться, когда свет фонаря неожиданно померк.

Тобиас выругался от того, что погрузился в чернильную тьму.

— Чертов фонарь, — проворчал он, затем остановился, услышав шорох со стороны основной части погреба. Звук появился вновь: что–то или кто–то пытался незаметно идти по грязному полу. Кто–то приближался.

Тобиас напрягся и подпрыгнул, когда Клаус заорал откуда–то сверху. С колотящимся сердцем мужчина повернулся, пытаясь найти дыру в досках, которая вела обратно в подвал. Лаз наверх в переулок почти не давал света.

Он нащупал на поясе пистолет с зубчатым замком.

— Городской дозор, — рявкнул он, надеясь отогнать панику весом своей власти. — Кто бы здесь ни был, вы вмешиваетесь в официальное расследование. Немедленно зажгите фонарь и отступите, или встретитесь с правосудием Зигмара.

Он услышал звук, который мог быть язвительным смешком или же просто ворчанием животного. Сердце Тобиаса забилось чаще. Этот звук не мог произвести человек. Он напряг зрение, тьма будто душила его. Дозорный вытащил пистолет как раз в тот момент, когда из подвала вновь раздался царапающий звук — так близко, что он невольно отшатнулся.

Тобиас резко отступил и вслепую направил оружие.

— Предупреждаю… — начал он, но что–то ударило его по ногам с чудовищной силой. Тобиас почувствовал, как горячая боль выжигает себе путь вверх от икр, как падает вперед и внезапный с хрустом удар, когда пол бросился навстречу его лицу. Он ощутил вкус крови. У него перехватило дыхание от сдавленного крика боли, пытавшегося сорваться с губ.

Что–то рвало плоть его ног, будто десяток ножей вонзились в его икры и бедра одновременно. Тобиас попытался закричать, позвать на помощь, но шок, по-видимому, запечатал его голос внутри так же надежно, как пробка забивает бутылку. Он слышал хрюканье, чувствовал волну вонючего дыхания, теплую сырость, скольжение чего–то мускулистого и гладкого по коже и сокрушающий вес.

Нет.

Не ножи.

Зубы.

— О, Зигмар, — просипел Тобиас, поворачивая пистолет вниз и направляя оружие на то, что вылезло из дыры и вонзило в него клыки. Затем было яростное тянущее движение, рывок, протащивший Тобиаса по грязному полу и разбивший его подбородок о край ямы. Оружие выпало из его бесчувственных пальцев. Сознание угасало.

Тобиас почувствовал очередной свирепый рывок, чудовищное давление и взрыв невыносимой боли в ногах, а затем еще более глубокая тьма проглотила его целиком.

Глава вторая. Знамения

— И что, во имя владений, мне со всем этим делать? — спросила капитан городского дозора Дракониума Хелена Мортан у своего лейтенанта Тавертона Гранжа, указав на три десятка пергаментных официальных запросов и сердито глядя из–за своего стола из железного дуба.

— Капитан?

За толстыми освинцованными окнами кабинета капитана Мортан кипели звуки города. Скрипели колеса телег. Раздавались то голоса поющих, то возгласы, то выкрики зазывал. Шумели животные, играли инструменты.

Впрочем, в ее кабинете воздух был спертый и неподвижный, резонируя с чувством бессилия капитана.

— Гранж, тут в три раза больше новых донесений, чем обычно. Видит Зигмар, Дракониум — пограничный город и всегда был несколько диким. У нашего города есть дух! Но это? — она с отвращением указала на рапорты и наугад взяла один из них. — Взлом в Гильдии Алхимиков, — прочитала она вслух, быстро пробежавшись глазами по пергаменту в поисках относящихся к делу деталей. — Насильственное вторжение снизу, через погреб для бутылок. Предположительно, некий тоннель, который после этого был обрушен. Денег не взяли, но вынесли перегонные кубы, пробирки, аналитические стаканы…

— Необычная кража, капитан, — сказал Тавертон безразличным тоном. Хелена кивнула, подняв брови, и выхватила другой отчет.

— Нападение дикого животного внутри обычного огороженного пастбища на Западном склоне, — прочитала она. — Пастухи клянутся, что ничто не пересекало изгородей, и все же три рантина были — я цитирую, Гранж, — «разорваны на куски и раскиданы по всему загону, будто до них добрался гаргант».

— Так… стало быть, не конокрады, капитан, — сказал Гранж. Хелена фыркнула, но выражение ее лица помрачнело, когда она продолжила зачитывать донесения.

— Восемнадцать разных стычек только за одну предыдущую ночь, четыре — с применением холодного оружия, две — на улицах самого Верхнего Дракона. Шесть случаев того, что было завуалированно названо «нарушением семейных отношений», и Зигмар знает, о скольких еще не сообщили. Старый Позвер опять извергал предсказания о гибели и адских муках на Площади Фонтанов, да так рьяно, что людям пришлось прогонять его трижды только за прошлый день. Кристенна, чертова Несущая Фонарь, снова проповедовала свое бредовое Предостережение Святилища Судных Дней. Заявляет, мол, «повсюду знамения», или что–то еще из около-еретической чуши. Пьянство и нарушение общественного порядка, в том числе от двоих из наших.

— Не может быть, капитан, — нахмурившись, сказал Гранж.

— О, и постепенно становится хуже, — ответила она. — В Грачином Дозоре похитили преклонных лет дедулю, предположительно вытащив его через открытое окно. Его дочь, по понятным причинам, безутешна и требует что–то сделать.

— Сложно ее винить, — произнес Гранж. Его аристократические черты исказились выражением сдержанной тревоги.

— Конечно, нет, — сказала Хелена. — Но в данный момент высшим приоритетом должны быть вот эти три рапорта, — она помахала кипой пергамента. — Трое наших, Гранж. Двое найдены мертвыми, один не найден вообще. Дозорная второго ранга Улсвелл, вернее, то, что от нее осталось, обнаружили в переулке в Кузнях, как описано, «в почти скелетообразном состоянии». Дозорный третьего ранга Фенсвик лежал лицом вниз в навозной куче позади ряда домов в Ангарном потоке. Его нашли с восемнадцатью различными колотыми ранами на спине, шее и конечностях, без одного уха, а кожу пробили, как сказано, «ростки грибного происхождения».

Гранж с отвращением фыркнул.

— Очевидно, это не обычные нападения, — сказал он, сложив руки в защитном жесте, что, как подумала Хелена, выдало его возраст. — «Скелетообразный», «грибной» — не те слова, которые ожидаешь прочитать в таких донесениях. Это работа какой–то темной магии, капитан?

— Без понятия, Гранж, — произнесла Хелена. Молодого Гранжа навязали ей из политических соображений в обмен на милость семьи Гранж, одной из самых больших торговых династий Дракониума. Какое счастье, подумала Хелена, что большую часть времени он показывал себя эффективным и деловым офицером. Но все же бывали случаи, когда он смотрел на нее, будто ожидая, что ответы просто выпадут из ее рта, и в такие моменты лейтенант сильно раздражал Хелену Мортан.

— Вы упомянули третьего дозорного. Исчезновение? — спросил он.

— Дозорный второго ранга Кенч, пропал вскоре после урегулирования бурной стычки в «Блудном Короле» на улице Ловцов, — прочитала Хелена. — Никто не видел Кенча после того, как он вышел из двери таверны. Как будто он просто, — она щелкнула пальцами, — исчез.

Она наблюдала, как ее лейтенант крепко задумался, прежде чем открыть рот. По крайней мере, эту черту капитан Мортан одобряла.

— Тут нет общих методов и очевидной концентрации инцидентов, — сказал он.

— Нет, — подтвердила Хелена.

— Так, мы трактуем эти проблемы просто как особенно плохую ночь и несвязанные нарушения, или?.. — он не закончил вопрос.

— Если бы так было только прошлой ночью, я была бы склонна так и сделать, — сказала Хелена. — Однако это не так, не правда ли? Давай оба скажем вслух то, что думаем. Произошел заметный всплеск гражданских беспорядков, необъяснимой жестокости и… как бы это назвать, странных инцидентов в течение нескольких недель, не так ли?

— Нужно сделать шаг назад и посмотреть на дело целиком, капитан, но да, я, пожалуй, соглашусь с этой оценкой. Две недели назад — убийства на Путеводном Холме, которые не предотвратила даже угроза Вытравленных. Эти ошпаренные дождем жрецы-Зигмариты вселяют страх божественного воздаяния даже в самых отъявленных негодяев города, и все же… Потом — то дело в доках, с испорченным зерном и рабочими, задыхающимися от того, что дымило из хранилищ. И за последний цикл было больше насилия и волнений, чем за весь мой срок службы.

Оставив при себе мысль, что весь срок службы Тавертона Гранжа едва перевалил за десять месяцев, Хелена вместо этого сказала:

— Рада, что ты согласен. Но что, во имя Зигмара, это значит? Темная магия или преступления? Какая–то криминальная секта или культ? Не дай Азир — проклятье или вообще всплеск Акшанской энергии?

Владения Огня были местом яростей стихии, чье влияние могло подогреть эмоции в разумных существах. Все они слышали сообщения о приграничных фортах и деревнях, поглощенных внезапными вспышками необъяснимой ярости и жестокости. Хелена искренне надеялась, что такого здесь не произойдет. Но нет, подумала она, пазл не складывается. Одержимые яростью стихии не крадут бутылки. А еще были сны, которые, как Хелена начинала убеждаться, были не вполне естественными. Она на секунду почти заговорила о них, но потом передумала.

Хелена ночь за ночью ошарашенно просыпалась от крика, едва помня кошмары, вогнавшие ее в холодный пот. Правда, если бы она озвучила ее, заключалась в том, что она до сих пор чувствовала на коже легкую, как перо, щетку лапок насекомых, и вымоталась от того, что из сна ее гнали болезненно бледный свет и широкие, пристальные глаза.

Гранж ей нравился, она доверяла ему в профессиональном плане, но он все еще был сыном одних из самых отъявленных карьеристов Дракониума. Она бы не открыла свои кошмары перед Гранжем, даже если бы мешки под его глазами, а также раздражительность и бледные лица служивших ей людей дали Хелене повод предположить, что страдает не только она. Семья Гранжей не была бы там, где была, если бы не их готовность использовать слабость.

Ей не хотелось приводить к власти капитана Гранжа так скоро.

Вместо этого Хелена поднялась из–за стола и вытащила свернутый пергамент из ближайшего шкафа. Подобрав донесения и собрав их в неплотную кучу, она развернула карту Дракониума на столе и прижала ее углы свинцовыми грузиками. Хелена взяла деревянный стакан с медными булавками и одну за другой воткнула их в карту.

— Лейтенант, пожалуйста, отправьте посыльного в краткосрочные архивы, пусть поднимут отчеты об особо тяжких. Я хочу добавить их сюда.

— Нужно ли также перетряхнуть долгосрочные архивы?

Хелена задумалась.

— Нет, я думаю, мы оба согласны, что это относительно недавний феномен, так? В долгосрочных архивах нет ничего, чему меньше года. Но было бы хорошо, если бы ты запросил для нас какой–нибудь завтрак.

Гранж отсалютовал и поспешил к двери, приоткрыл ее и заговорил со ждавшим снаружи посыльным.

Хелена игнорировала их, сфокусировав все внимание на карте, куда она втыкала булавки, чтобы отметить каждый инцидент, случившийся предыдущей ночью. Все остальное потухло вокруг нее, пока она хмурилась над картой, проводя линии между булавками, подсчитывая преступление-на-район и яростно пытаясь найти любую схему в том, что казалось бессистемным всплеском жестокости, краж и членовредительства.

Хелена вздрогнула, когда Гранж прочистил горло рядом с ней. Она поняла, что он держит серебряный поднос с пряными булочками для завтрака, ломтиками соленых бочков ранти, двумя хрустальными стаканами с соком яшбина, двумя глазурованными драконьими чашами и чайником дымящейся меты. На одном из широких плеч Гранжа висел тяжелый мешок, из верхушки которого плотными рядами торчали свитки.

— Как много отчетов, — сказала она.

— Капитан, — согласился Гранж, ставя поднос на угол стола и передавая ей кружку меты. Хелена с благодарностью приняла горячий травяной настой и отпила, пожертвовав слега обожженными губами в обмен на бодрящее покалывание, которое он послал по телу.

— Тогда лучше начать, не так ли? — спросила она.

Спустя час Хелена отступила от карты. Она хмуро смотрела на нее, игнорируя кучу отчетов, разбросанных по полу, и усыпанный крошками поднос, который отодвигали в сторону, пока тот не закачался на углу стола.

Она наклонила голову, глубоко вдохнула и выдохнула. Карта была усыпана откровенно тревожащим количеством булавок.

— Видите хоть какой–то шаблон, Гранж? — спросила она.

— Ничего такого, капитан. Это… бессистемно, — тяжело сказал он.

— Я боялась, что ты это скажешь, — отозвалась она, сложив руки и мрачно глядя на карту.

— Стоит запросить дополнительные ресурсы у регента-милитанта? — спросил Гранж. — Мы определенно можем говорить об исключительном положении, учитывая доказательства, которые имеем.

Регент-милитант Сельвадор Матенио Аранесис. Этот человек был героем войны, молодым инициатом в крестовом походе Зигмаритов, завоевавшим этот регион долгие годы назад. Он убил в поединке чемпиона Темных Богов, пока защищал павшего архи-жреца, за которым следовал, после чего его возвышение было ослепительно быстрым. Хелена проявляла здоровое уважение к устремлениям регента-милитанта, его вере и убеждениям в текущей борьбе за отвоевание. Однако он теперь был стариком, и Хелена давно подозревала, что, не имея возможности выйти и заполучить собственную славу, Сельвадор стремился опосредованно жить через тех, кем правил. Он воздвиг самые большие и самые восхитительные святилища во имя Зигмара в богатейших районах города и окружил их статуями, имитировавшими великолепие самого Азирхейма. Он проталкивал рекрутские наборы каждый цикл, отряды Зигмаритов тренировались под бдительным взором городского милитанта милиции, а затем отправлялись в пустоши на севере с молотами и цепами в руках.

Хелена хорошо могла представить, как регент-милитант отреагирует, если она запросит отвлечение ресурсов от его великих начинаний. Неужто веры ее дозорных недостаточно, спросит он? Может, ей не по силам выполнение обязанностей, которые она поклялась исполнять? Пробовала ли она увеличить количество молитв для людей под ее командованием, выдать им новые Зигмаритские обереги, или, может, принудить к нанесению новых татуировок веры?

Ничего из этого она, конечно, не сказала Гранжу. Вместо этого Хелена подошла к столу, забрав пистолет с зубчатым замком из шкафчика и клинок в ножнах, прислоненный к боковине стола. Она пристегнула оба оружия к поясу. Снимая капитанский плащ с вешалки и застегивая его рубиновой брошью своей должности, она безрадостно улыбнулась Гранжу.

— Мы не просим помощи с тем, что можем сделать сами, лейтенант. Приведите сюда команду писарей, второго ранга и выше, пусть еще раз пересмотрят все. Пусть ищут шаблоны, связи, общие моменты — все, что мы могли упустить.

— А чем в этом время займемся мы, капитан? — спросил Гранж, выглядевший, по ее мнению, слишком энергично.

— Нашими обязанностями, Гранж, — ответила она.

Проходя по блокгаузу на площадь Висельника, Хелена и Гранж захватили с собой почетный караул из двух дозорных первого ранга. Висельный холм был самым высоким районом Дракониума, раскинувшись на вершине довольно большого холма, а блокгауз Городского Дозора расположился на самой его высокой точке. Вымощенное пространство площади Висельника было безликим, исключая ровный ряд виселиц, выстроившихся на ее северном конце, и, несмотря на высокие и узкие административные здания, облепившие ее, с площади все еще открывался великолепный вид на Дракониум.

Шиферные крыши уходили вниз по склонам холма, и за ними Хелена видела город, в котором жила всю жизнь — и который любила, — раскинувшийся в утренней живописной картине. К северу лежало Святое Сердце, дворец регента-милитанта, сверкая среди набора военных сооружений, святилищ Зигмаритов и домов местной знати, окруженных высокой стеной из мрамора и железа. За ним уходили к северной стене дома и предприятия Грачиного Дозора, чьи старые башни ненадежно нависали над окружающими постройками. К югу она видела Трубников, Ангарный поток, Верхнего Дракона, Кузни и Низины. Между ними расположилась площадь Фонтанов — широкое пространство около полмили в поперечнике, над которым господствовала восхитительная статуя-фонтан Зигмара Триумфатора. В нескольких милях от нее закрывала обзор южная стена, дорога и ворота канала были тяжело укреплены и готовы к бою. Она уловила далекий блеск дневного света на металле там, где ополченцы патрулировали стены, и почувствовала, как волнуется ее сердце при виде знамен Дракониума, которые колыхались на теплых ветрах, скатывающихся с вулканических склонов. На востоке распростерся Путеводный Холм со своими святилищами, которыми правили обожженные кислотой жрецы, известные как Вытравленные. К западу от нее лежали общие пастбища Западного склона, огороженные высокими деревянными укреплениям, впечатляющий вид Сада Статуй и разросшаяся громада района Ярмарочной линии.

Сухая молния сверкнула в бледном небе, вытянувшись, чтобы достать до склонов гор, и тревожно напомнив Хелене прикосновения лапок насекомых в ее кошмарах. Воспоминание омрачило ей момент удовольствия от созерцания города. Расправив плечи, Хелена направилась вниз с холма, перед ее решительной походкой расступались стайки администраторов и писарей.

— Давай–ка доберемся до сути некоторых вопросов, так? — сказала она, в равной степени себе и двум дозорным, маршировавшим следом.

Хелена первой направилась к площади Фонтанов. С первых дней ее службы в должности дозорной четвертого ранга она разбиралась со Старым Позвером, и теперь она собиралась заняться этим вновь.

— Ну же, Гранж, спрашивай, — сказала она на ходу.

— Капитан?

— Задавай свой вопрос, я почти слышу, как ты гадаешь.

— Хорошо, капитан, — произнес Гранж, явно испытывая неудобства, расспрашивая старшего офицера перед двумя дозорными. — Почему мы уделяем первостепенное внимание предрекающему погибель бродяге, а не занимаемся делами об убийствах?

— Позвер порой оказывается весьма полезным источником информации, — сказала Хелена. — Я знаю беднягу с тех самых пор, когда была дозорной четвертого ранга. Большая часть людей думает, что он находит свои предзнаменования на дне бутылки дешевого драконьего дыхания, и это определенно верно, но в то же время не совсем так.

— Полагаю, люди не так осторожны в присутствии бедного старого пьянчуги, — сказал Гранж. — Несомненно, преступники в пределах его слышимости говорят то, чего не должны.

— Верно, и это, кстати, помогло нам вскрыть ту шайку контрабандистов в Кузнях несколько лет назад, но это еще не все. Как бы глупо не звучало, Гранж, но Старый Позвер кое–что знает.

— Капитан?

— Такое случалось всего несколько раз, но в прошлом, когда приближались тяжелые времена, Позвер предвидел их. Ну, конечно, он твердит об очередной гибели каждый цикл, и это по большей части пьяный бред. С другой стороны, он предвидел вторжение орруков из пыльных равнин за три недели до того, как зеленокожие обрушились на наши стены. Он разглагольствовал о Культе Искривленной Руки до того, как его раскрыло официальное расследование, кстати, так шумно, что они выдали себя попыткой заткнуть его! А страннее всего то, что именно Позвер навел меня на след Серого Упыря. Я бы никогда не выследила этого похищавшего детей монстра, если бы не его бессвязные откровения.

— Он слышит, видит и умнее, чем кажется, — согласился Гранж. — Но говорить, что он видит?

— Час назад вы собирались рассуждать о вероятности того, что на Дракониум влияет какая–то темная магия или проклятье, но отвергаете мысль, что старый пьяница действительно может быть провидцем? — спросила Хелена. — Осторожней, Гранж, Ваши предрассудки налицо.

От резкого упрека Гранж стиснул зубы и молча шел за ней сквозь сеть мощеных улиц, вниз, к площади Фонтанов.

Она была огромным местом, где шумели большие ярмарки и собирались армии. Площадь и без этого была оживленной, городской люд отдавал предпочтение лавкам вокруг нее или медленно пересекал ее небольшими группами. Мостовую перебивали несколько поднятых клумб — искусные композиции искроцветов и поднимающихся среди них пепельных сосен. В сердце площади возвышалась необъятная громада Зигмара Триумфатора из мрамора и золота, изображающая бородатого Бога-Короля, потрясающего своим молотом, Гхал Маразом, над сокрушенной тушей чудовищного демона Хаоса. Вода бежала из рогов оплетенных молнией херувимов вокруг постамента фонтана, каскадом струясь через три ступенчатых чаши, прежде чем стечь вниз по глубокому каналу, прорезавшему камни площади. Это был источник Канала Хаммерхола.

Позвер находился рядом, сидя подле фонтана и болтая в воде старыми скрюченными ногами.

Это был маленький человек, морщинистый, покрытый шрамами и ставший весьма лысым из–за дождевых ожогов. Его глаза были опухшими и красными, оба будто подбитые, а беззубый рот — сморщенным. Позвер был одет в мешанину из драной одежды и одержимо баюкал бутыль, несмотря на ранний час. Рядом с ним лежал деревянный плакат, оставаясь в пределах досягаемости, подобно тому, как воин держит под рукой меч.

Позвер посмотрел вверх и вздрогнул, увидев форму дозорных, двигающихся к нему через площадь. Он крепко прижал свою бутылку к груди и зажмурился, прежде чем узнал Хелену и успокоился. Она многозначительно взглянула на дозорную третьего ранга, которая таилась на боковой улице и приглядывала за старым горе-предсказателем. Женщина отсалютовала и покинула пост, вольная продолжать свое медленное патрулирование площади.

— Энвин Позвер, как ты, мой старый друг? — спросила Хелена, перейдя узкий каменный мостик через канал.

— Я в порядке, капитан, и надеюсь, что Вы сегодня здоровы, — сказал Позвер, жуя слова с таким произношением, что Хелене потребовалось некоторое время, чтобы понять их. Позвер с трудом встал на ноги и поставил на землю бутылку с излишней заботой. С важным выражением лица, он глубоко поклонился ей, и, когда он мучительно выпрямился, она заметила, что его глаза метнулись к другим дозорным, сопровождавшим ее.

— Гранж, не могли бы вы все дать мне и мистеру Позверу пару минут для разговора? — спросила Хелена с легким защитным жестом. — Видите ли, мы старые друзья, и нам нужно многое обсудить.

Гранж сухо кивнул и отступил, забрав с собой двух дозорных. Хелена повернулась обратно к старому бродяге, улыбаясь ему с искренней теплотой.

— Как дела? — спросила она.

Позвер пожевал губами и потер ладони друг об друга, переступая с одной голой и мокрой ноги на другую.

— Этим утром все хорошо, учитывая то, что приближается, капитан, — сказал он, быстро заморгав на нее, а затем опустив взгляд на бутылку. Женщина согласно махнула рукой, и он подхватил ее, сделав благодарный глоток.

— А что приближается, мистер Позвер? — спросила Хелена.

Мужчина потряс головой, еще поморгал, перемялся с ноги на ногу.

— Ну же, Энвин, у нас есть донесения, что ты несколько взбудоражен последние дни или около того. Ты видел что–нибудь?

Позвер сморщился, и тревога Хелена усугубилась от взгляда на искреннее отчаяние, которое она увидела на его лице. Тень появилась и исчезла мгновенно, старик вновь потирал руками макушку и моргал. Она решила попробовать другой подход.

— Энвин, что на твоем плакате? Можно посмотреть?

Он взглянул на нее, потом опустил глаза на плакат, и одна его рука сжалась в странном царапающем движении, когда другая вновь подняла бутыль к губам. Он вроде бы пришел к решению, осторожно опустив бутылку на землю и взяв табличку обеими руками. Она лениво размышляла, где он раздобыл дерево для своих плакатов, которыми последние годы размахивал.

— Дозорные его не любят, — произнес он, не глядя на женщину. — Сказали, что разобьют его, если я опять буду им махать.

Хелена почувствовала вспышку раздражения и отметила для себя разузнать имена тех, кто был так строг со стариком. Ночные смены в Низине на цикл напомнили бы им, какие преступления требуют угрозу насилием, а какие стоит разрешать более деликатно.

— Я не позволю им разбить его, Энвин, — сказала она. — Но я хочу посмотреть. Пожалуйста.

Коротко и резко вдохнув и мокро выдохнув через губы, Позвер поднялся и повернулся. Хелена отскочила, встретившись с кошмаром. Плоские деревянные доски плаката были измазаны густой зеленовато-белой краской и размечены пятнами, которые, как она с отвращением догадалась, были раздавленными пауками и прочими насекомыми. И все же сковали ее глаза — большие, жестокие, странно изумленные, таращившиеся, пригвождая ее к месту так же, как во снах.

— Ох, — выдохнула она, отступив назад. Позвер смутился от ее реакции, со стуком уронив табличку. Хелена услышала шарканье шагов и, обернувшись, увидела Гранжа и дозорных, с озлобленными лицами спешивших к ней. Она подняла руку, чтобы остановить их, с удивлением осознав, что ее пальцы сжались на рукояти меча.

Она повернулась обратно, чтобы увидеть, как Старый Позвер съежился над своей бутылкой, одной рукой потирая макушку, а по контурной карте его морщинистого лица текли слезы.

— Прости, — сказал он. — Прости, это приближается, это то, что я видел.

— Все… все хорошо, Энвин, — сказала она, вернув себе самообладание. — Все хорошо, у тебя нет проблем. Но я бы никому больше не показывала этот плакат. Он весьма пугающий.

— Это приближается, это то, что я видел, — повторил он, но женщина не могла сказать, в качестве согласия или отрицания. Хелена вновь оглядела площадь, людей, топчущихся по ней или тащившихся по поручениям или делам. Сколь многие выглядели уставшими, подумалось ей, сколько из них бледны и напряжены? Неудивительно, что Позвер вызвал суматоху. Но что это было?

— Энвин, — мягко сказала она, положив руку на его плечо и испытав печаль из–за того, какие тонкие, птичьи кости почувствовала. — Что приближается? Что ты видел? Если расскажешь мне, может, я смогу помочь.

— Никто не поможет, — сказал Позвер, сбросив ее руку. — Потому я и пью. Знаю, что рано, но и поздно, капитан. Ужасно поздно. Поднимается Дурная Луна.

— Дурная Луна? — спросила Хелена, почувствовав пробежавшую по спине необъяснимую дрожь. Позвер просто таращился на нее, моргая уставшими глазами, затем, не сказав более ни слова, сел обратно на землю и поднес бутыль к губам.

Спустя полчаса Хелена, Гранж и их сопровождающие присоединились к группе дозорных, писцов и апотекариев, стоявших в переулке в Кузнях. Они собрались в тенях, с одной стороны — от сгорбленной фабрики, трубы которой извергали в затянутое молниями небо черный дым, с другой — от ряда коммунальных домов. Начался мелкий дождь, и двое дозорных четвертого класса подняли ожогощит, тяжелый кожаный зонт, чтобы уберечь всех от едких осадков.

Они стояли над останками дозорной второго класса Улсвелл. Обрывки формы дозорного все еще цеплялись за ее растерзанное тело. Через красную и серую массу плоти и мускул проступали белые кости. Половина лица дозорной была все еще узнаваема, единственный глаз таращился вверх в безжизненном ужасе.

— И в таком виде ее нашли утром, так? — спросила Хелена. Дозорный третьего ранга Илвик, первый из дозорных, прибывший на место, и выглядевший нездоровым, кивнул.

— Ее нашла банда беспризорников, капитан. Побежали прямо, чтобы найти дозорного. Глаза как блюдца, половина из них рыдали от шока.

— И Вы говорите, что, когда вы сюда добрались, на теле были насекомые?

Илвик пожал плечами и потряс головой в ужасе от воспоминаний.

— Прошу прощения, капитан, но это все равно, что сказать, будто на полуострове Пламенный Шрам произошла случайная стычка. Я добрался сюда и все, что увидел — какое–то… копошение… в темноте, и подумал, ну, может, она не мертва, не может же этого быть, если она еще шевелится, так ведь? Но мальчишки не подходили ни на шаг ближе, потому я поднял свой фонарь и хорошенько присмотрелся — и понял, что это не она шевелится, а… — Илвик на мгновение поднял сжатый кулак ко рту, кашлянул, вздохнул и продолжил. — А насекомые, капитан. Сотни насекомых, некоторые — черные и блестящие, как оникс, другие — бледные и прозрачные, и все — чисто клубки бесчисленных лапок и вьющихся… — он изобразил усики пальцами и беспомощно посмотрел на нее.

— И Вы верите, что эти насекомые, что, съели дозорную второго ранга Улсвелл? — спросила Хелена, стараясь сохранять нотку недоверия в голосе. — Предполагаю, вы имеете в виду, что их привлекло тело после того, как было здесь брошено, так?

Илвик посмотрел на нее с неподдельным испугом.

— Капитан, я буду помнить это до того дня, как войду в свет Зигмара. Когда я сюда пришел, они все еще ели ее и не разбегались от моих шагов, как обычно. Нет, они… — он с цоканьем сглотнул. — Некоторые перестали жевать Улсвелл и начали… бежать ко мне.

Хелена на мгновение застыла, наблюдая за лицом Илвика, чтобы убедиться, что над ней не подшучивают. В его испуганном выражении не было ничего, кроме шокирующей честности.

— Что ж, их больше нет, — сказала она. — Но нам нужно узнать, откуда они появились и что они такое, если это какое–то заражение паразитами, нам нужно…

Гранж внезапно буркнул от отвращения, заставив Хелену подпрыгнуть, когда невольно отступил назад. Она проследила за его взглядом и широко раскрыла глаза, увидев что–то выползающее из пустой грудной клетки Улсвелл. Это была какая–то многоножка, только бледная, как червь, и будто вздутая, с блестящей от крови склизкой кожей. Тварь двигалась на растопыренных, похожих на паучьи, лапках и отбивала бойкую дробь по ребрам дозорной, выбегая на свет.

Насекомое, невероятно длинное и большое, продолжало ползти, вызвав у дозорных вопли ужаса и лихорадочную суету движений. Писаря шумно вырвало. Тем временем многоножка выскользнула из трупа Улсвелл подобно мерзкой хитиновой веревке. Взмахнув похожими на перья усиками, она поднялась на дыбы и повернула свою голову размером с большой палец к собравшимся дозорным. На мгновение Хелена вновь ощутила омерзительные поглаживания лапок насекомых на своей мокрой от пота коже.

Затем раздался громкий хлопок, от которого она вздрогнула. Несколько верхних дюймов чудовищного создания исчезли, расплескав едкие брызги по стене фабрики, а его тело упало, извиваясь и крутясь на искореженном трупе, пока не затихло.

Хелена опустила взгляд на дымящийся пистолет в руке. Она даже не поняла, что выхватила его. С усилием вздохнув, женщина убрала оружие в кобуру.

— Останки никому не трогать, — приказала она. — Мы не будем забирать их для гаданий апотекариев. Мы сожжем их, здесь и сейчас. Вы… — начала она, указав на Илвика, но прежде чем успела продолжить, услышала стук шагов вдоль улицы. Хлюпанье дождевой воды под обутыми в ботинки ногами отражалось от окружающих стен.

Хелена и ее спутники повернулись и увидели бегущую к ним дозорную. Капитан нахмурилась, узнав женщину с площади Фонтанов. Дозорная, в свою очередь, резко остановилась, несомненно изумленная массой испуганных лиц перед собой. Спустя мгновение она собралась и отсалютовала.

— Капитан, Вам лучше побыстрее вернуться на площадь, там случилось происшествие.

— Что еще? — рявкнула Хелена.

— Бродяга, с которым Вы говорили, капитан, Позвер… — дозорная осеклась, и ее глаза расширились, когда она увидела останки Улсвелл и отвратительный труп сверху.

— Дозорная, — гаркнула Хелена. — Что с Позвером? Почему нужна я?

Глаза дозорной вернулись к ней, будто та вдруг вспомнила, где она находится.

— Капитан, где–то через десять минут после вашего разговора с ним, Энвин Позвер купил вторую бутылку драконьего дыхания у того же продавца, что всегда, на Тележной улице. Я следовала за ним, как Вы приказали, и он вернулся на площадь. Я ожидала… он… Капитан, Позвер начал кричать что–то о луне, так громко и яростно, что я направилась успокоить его, поскольку он беспокоил горожан. До того, как я добралась до него, Позвер вылил на себя все содержимое бутылки, а затем поджег его. Я побежала к нему, толкнула его в фонтан, но было поздно. Он мертв, капитан.

Хелена потрясла головой в молчаливом ужасе. Она довольно давно знала Старого Позвера и, хотя он в свое время отпустил несколько впечатляющих монологов, она никогда не видела, чтобы он поднял руку ни на себя, ни на кого–либо еще.

«Что ты видел? — вновь услышала она свой вопрос к нему. — Энвин, что приближается? Что ты видел?..»

Глава третья. Тучи

Олт Шев отбросил завесу ветвей пепельных сосен. Он смотрел сквозь дождь, через полосу дымящихся топей на город, который они пришли спасать.

Или предупредить.

Или обобрать?

Он не совсем понял детали. Олт испытывал трудности с тонкостями Азирских языков, имевших с его собственным диалектом Огнеротого Племени лишь общий древний корень. Впрочем, Хендрик определенно приказал Мечам Зигмара отправиться в Дракониум, Олт убедился в этом, когда вернулся к отряду южнее Каменной Святыни.

Олт был высоким и жилистым, и, если быть честным с самим собой, только из–за всклокоченной коричневой бороды он не выглядел на двенадцать возжений от роду. Его худое тело покрывали племенные татуировки, изображавшие бушующих божеств огня, и знаки тайной защиты; все они перетекали в рисунок кричащего огнечерепа, закрывающего большую часть его лица под коротко стриженными волосами. Он носил шкуры и кожаные доспехи, собранные с десятка мертвецов, и пару топоров с искривленными рукоятями на поясе, которыми можно одинаково легко размахивать и бросаться, а еще покрыл тело мозаикой шрамов и обсидианового пирсинга. В целом, для большей части цивилизованного люда он был пугающим зрелищем; у того, что он решил остаться в родных пустошах, а не бросил вызов маленьким и боязливым умам Каменной Святыни, были причины.

— Это место не обойдешь, однако, — угрюмо пробубнил он. — Голова не позволит мне остаться за стенами в этот раз. Почему эти небесники не могут научиться читать свои собственные карты, я не знаю. Без меня они бы потерялись в серном болоте за день, однако.

— Ты нас недооцениваешь, — раздался голос непосредственно над ним, отчего Олт вздрогнул и схватился за топоры. Он посмотрел вверх, прищурился, и успокоился, разглядев едва различимый силуэт Аелин, притаившейся на высокой ветви. Ее одежда сливалась с подлеском настолько, что это казалось сверхъестественным. Насколько знал Олт, так и было. Он прикоснулся двумя пальцами к защищающему пламени, вытатуированному в яремной ямке, а затем к сердцу-искре, вырезанному на груди.

— Осторожней с подобными жестами там, — сказала аэльф, указав подбородком на город впереди. Олт посмотрел на него — длинную, изгибающуюся стену, построенную из железа и мрамора и вымазанную какой–то маслянистой пропиткой для защиты от кислотных дождей, производимых вулканами, грохочущими высоко наверху. Над стеной выступали крыши, шпили и флаги. Холм поднимался к центру города, где еще больше зданий толпилось на его склонах и цеплялось за верхушку.

— Прежде, чем открылись Небесные Врата, я никогда не видел в одном месте больше десятка или около того зданий, — проворчал он Аелин. — Маленькие племена, высокие стены, острые копья и все друг друга знают. Зачем вообще вам, небесникам, нужно столько построек?

— Олт… — сказала Аелин.

— Я надену плащ, не переживай, — ответил мужчина. — Пойди, скажи голове, что мы нашли его. И прекрати подкрадываться ко мне! — крикнул он вслед Аелин, когда та снова растворилась в растительности.

— Тогда прекрати облегчать это дело… — донесся до него ее голос.

Олт с хмурым видом расположился в подлеске и недоверчиво наблюдал за Дракониумом.

Сверкал металл — шлемы и наконечники копий стражников, которые патрулировали стены.

Кучи стражников, подумал он.

Через тяжелую металлическую опускную решетку в стене города выходила широкая водная артерия, вдоль которой бежал просторный тракт, вместе они прорезали топь и пробивались в лес в нескольких милях справа от Олта. Несколько тяжело груженных барж стояли в русле, будто ожидая прохода в город, но он отметил, что ничего не двигалось.

Грубые склоны вулканических Красноспин уходили на восток и запад, вскоре теряясь в дымке серного дыма и дождя. Впереди собирались плотные и темные облака, грозовые тучи волнами текли с севера и грудились над городом. В их глубинах сверкнула молния. Она вытянула скрюченные пальцы, чтобы ударить в склоны гор.

Пока Олт смотрел на город, в его внутренностях осела гнетущая напряженность. Он бросил взгляд на парные кратеры, нависавшие над Дракониумом, и вознес молчаливую молитву их духам-хранителям.

— Заходим, делаем, что скажет голова, и уходим, — сказал он себе, вновь дотронувшись до защитного пламени. — И делаем это молниеносно.

Хендрик вышел из теней полога леса и нахмурился, когда дождь ужалил его обнаженную голову. Остальные последовали за ним: Ромилла, их жрица; Элеанора, несущая свои инженерные инструменты; Борик со своей пушкой и Аелин, шедшая легко, как шепот, с луком в руке. В конце, тяжело опираясь на искривленный посох и облаченный в черные одежды колдуна смерти, появился старый силуэт Бартимана Котрина.

— Накинь капюшон, голова, — сказал Олт, прячась под своим тяжелым плащом из шкур. — Из–за огненных гор дождь здесь плохой. Импы в нем обожгут тебя, дай им только шанс. — Олт сказал что–то еще на диалекте, которого Хендрик не понял, но все же уловил оттенок ругани. Варвар был недоволен.

Неудивительно, подумал Хендрик. Все они были недовольны. Не из–за смерти его брата. Не из–за его командования.

— Зигмар, прокляни ту дьявольщину, что поработала в этих лесах, — сказала Ромилла из–за его спины. — Могу только предположить, что местные жрецы не смогли должным образом переосвятить землю, поскольку, несомненно, порча самих Темных Богов обитает в этом чертовом месте.

— Никакой порчи, — произнесла Аелин. — С чего бы владениям быть более благосклонными к нашему игу, чем к игу наших врагов?

— Ну, что–то там ненавидело нас, — парировала Ромилла. — Это был непростой переход.

— Укус на моей ноге все еще болит, — сказала Элеанора. — Думаю, меня укусил паук. Я видела его и думаю, что он был размером по крайней мере с мою руку. Он был ужасен, но, во всяком случае, убежал, когда я хлопнула по нему. Уверена, что смогу сделать что–то для отпугивания такого рода мерзких кусачих тварей, может, распылитель или что–нибудь, что производит звук, который им не нравится, но мне потребуется подходящая мастерская и немного времени. Хендрик, как думаешь, у меня найдется время, чтобы получить доступ к подходящей мастерской в Дракониуме?

— Прекратите. Вы все, — сказал Хендрик. Он закрыл глаза, вдохнул и медленно выдохнул. — Накиньте капюшоны и прикройте кожу везде, где сможете. Уберите оружие, я не хочу подходить к воротам под видом банды убийц. Независимо от того, кто мы на самом деле, — добавил он, чтобы предупредить любые едкие комментарии.

Все сделали так, как он сказал.

— Хендрик, мне потребуется только пара дней и…

Ромилла положила кисть на руку Элеаноры и покачала головой с мягкой улыбкой. Та нахмурилась, произвела быстрые считающие движения пальцами обеих рук — сначала правой, потом левой — затем подняла капюшон плаща и тоскливо втянула голову в плечи под дождем.

— Аелин, что думаешь? — тихо спросил Хендрик, когда следопыт встала рядом с ним.

— Груженые баржи стоят без дела перед закрытой опускной решеткой, — ответила она. — Никакого движения на южной дороге. Много стражей. Беда.

Хендрик согласно фыркнул.

— Может, наше предупреждение несколько запоздало, — сказал он.

— Нет, буря все еще собирается, — отозвалась она. — Мы должны действовать быстро. Не нужно знамений, чтобы почуять, что тут что–то очень неправильно.

— Тогда так и сделаем, — сказал он и направился к отдаленным городским стенам.

Пересечь топи оказалось проще, чем ожидал Хендрик. Через них тянулись утоптанные дорожки, некоторые достаточно широкие, чтобы две телеги могли проехать бок о бок, и подлатанные деревянными досками, где необходимо. Меньшие тропки вели к разрозненным избушкам копателей торфа и шалашам пастухов.

— Похоже, часть люда не хочет менять свою независимость на защиту стен города, — заметил Бартиман. Его голос был глубоким и благозвучным для кого–то столь морщинистого и старого. Он сочетался только с его лукаво сверкающими глазами.

— Глупцы. Владения достаточно опасны, чтобы отказываться от даров Зигмара, — сказала Ромилла.

— Где они, однако? — спросил Олт. — Я вижу дома, но не людей или их стада.

Хендрик понял, что их разведчик прав; ни одной струйки дыма, поднимавшейся от какой–нибудь из хаток, ни одного стадного животного, жующего жесткую траву топей.

— Может, все же не такие уж идиоты, — сказал он, наконец осознав истинный размер южной стены Дракониума. Она простиралась от одного скалистого горного склона до другого, ее оконечные башни врезались прямо в грубые утесы. Стена полностью перекрывала путь и возвышалась над окраиной топи подобно грозной тени.

Грязь хлюпала под ногами, когда Хендрик пересекал длинную тень этой стены, над которой нависали дымящиеся вулканы и медленно скапливающиеся выше них необъятные черные грозовые облака. На мгновение он ощутил клаустрофобное чувство паники, будто огромная масса может с грохотом рухнуть вниз, похоронив его заживо.

— Это ради твоего брата, трус, — проворчал он себе. — Просто доведи дело до конца.

Игнорируя взгляд янтарных глаз Аелин, Хендрик вел свою маленькую банду наемников в тень стены, туда, где вдоль ее основания шел широкий и содержащийся в хорошем состоянии тракт. Эта дорога, как он видел, уходила вдоль подножья Красноспин на запад, в то время как на востоке она проходила через внушительные врата, затем прижималась к Каналу Хаммерхола и убегала на юг.

— Если бы мы пришли с другой стороны, переход был бы гораздо проще, — сказала Элеанор, считая пальцы левой, потом правой руки, не замечая раздраженный взгляд Олта. — Когда мы войдем в город, я собираюсь найти карту этого региона и позабочусь о ее покупке, чтобы мы больше не совершали ошибок подобного рода. И собираюсь найти мастерскую, чтобы сделать отпугиватель пауков.

— Если мы войдем в город, — произнес Борик. — Врата закрыты.

Хендрик расправил плечи и продолжил дорогу вдоль основания стены, игнорируя пристальные взгляды любопытных стражей, которые таращились через край стены. Он остановился перед громадой врат и не торопясь изучил ее. Две массивные башни из сцепленного железом мрамора располагались по бокам глубоко посаженной арки с рельефным гербом в виде головы дракона над замковым камнем. Внушительная опускная решетка перекрывала тоннель, ведущий в город с этой стороны, в то время как дальше он видел похожие на плиту внутренние врата, выполнявших задачу со стороны города. Хендрик ощущал взгляды десятков стражей над собой, но продолжал молчать, как и его спутники, собравшиеся вокруг.

— Удачи, друг, — раздался отдаленный возглас, и Хендрик поднял глаза на одного из барочников, прислонившегося на перила своего судна. — Мы ждем снаружи под дождем три чертовых дня. Город закрыт, и они больше рады дать моим товары сгнить, чем открыть чертовы речные ворота на пять минут.

Хендрик повернулся обратно к вратам, сделал вид, что обдумывает слова барочника и отсутствие внимания стражников на укреплениях. Затем он прочистил горло и подошел к решетке.

— Эй, наверху? — крикнул Хендрик. С тех пор, как из–за своего норова он был исключен из рядов Свободной гильдии, прошли годы, но он все еще мог воспроизвести те сержантские зычные выкрики, когда было нужно. Он увидел, как за зубцами задвигались силуэты и закачались наконечники копий. Никакого ответа. — У нас важная информация для правителей вашего города, — попытался он. — У нас есть предупреждение, которое они должны услышать.

Все так же ничего. Хендрик издал раздраженный рык.

— Попробую постучать, — сказал он.

Мужчина вытянул Расплату из наспинной перевязи, поднял тяжелый молот и замахнулся на решетку. Оголовье оружия обрушилось на железные прутья достаточно сильно, чтобы направить в руки Хендрика ошеломительный толчок. Звон от удара разлился подобно ровно звонящему колоколу. За ним последовал удовлетворенный смех барочника.

Откуда–то сверху зашипели тетивы луков, и полдюжины стрел утыкали землю вокруг ног Хендрика.

— Это было предупреждение, — раздался с зубцов грубый голос. — Отвали, лысый. Забирай своих дружков-бандитов с собой.

Хендрик услышал позади себя трескучий щелчок взводимого Бориком механизма его роторной пушки. Мужчина знал, что дуардин направил ее на зубцы, и слишком хорошо осознавал, какой огромный урон она может нанести, если дать Борику повод открыть огонь. И все же он успокаивающе махнул рукой своему спутнику.

— Убери пушку, Йоргенссон, их гораздо больше, чем нас, — сказал он, вызвав неразборчивое бормотание Борика. — Я просто пытался продолжить разговор. Сейчас же, — рявкнул он, вновь обращая внимание на едва различимые силуэты на зубцах. — Понимаю, у вас приказы, но получая для вас это предупреждение, погиб хороший человек, так почему бы вам не быть хорошими мальчиками и девочками, прекратить задерживать нас и позволить нам поговорить с кем–то из старших? Мы просто хотим доставить это сообщение, потом мы пойдем своей дорогой, и вы сможете опять прятаться за своими стенами.

В этот раз Хендрик четко распознал ворчание Борика: что–то про оплату за неприятности, а не выстрелы.

— Город закрыт приказом капитана Городского Дозора Дракониума и Архи-Лектора милитанта милиции, — ответили со стен. — Если у вас есть сообщение, смело прокричите его, и я прослежу, что оно дойдет так высоко, как потребуется.

Хендрик был уверен, что знает, насколько высоко. Он расставил ноги, оперся на рукоять своего молота и сквозь дождь прищурился на зубцы.

— Мы не бандиты, мы наемники, и, готов поспорить, видели крови и распрей за последний цикл больше, чем вы за всю свою службу, — крикнул он. — Потому, когда я говорю, что послание важное, и мы пострадали, чтобы доставить его сюда, я не болтал попусту. Теперь идите и приведите мне одного из своих командиров, чтобы я мог поговорить с кем–то разумным.

— Отойди от ворот и проваливай, или следующие выстрелы попадут в цель, — раздался ответ. Голос со стены теперь очевидно злился.

— Во имя Зигмара, просто послушайте, ладно! — закричал Хендрик, чей нрав зажегся в свою очередь. — Мы пытаемся помочь!

— Последнее предупреждение, — ответил голос. Хендрик едва сдерживался, чтобы не ударить по воротам еще раз, просто от отчаяния, но он знал, что давать солдатам на стене предлог застрелить его — глупо. Вместо этого он, не говоря ни слова, развернулся на месте и вернулся к своим товарищам.

— Мы выйдем из зоны поражения лука и подождем, — сказал он.

— Да ты шутишь, — сказал Бартиман. — Мы попытались, Хендрик, но они не хотят слушать. Все погибло в тот момент, когда мы подошли к городу и обнаружили, что его ворота закрыты, а солдаты готовы стрелять во все, что движется.

— Но что их изначально так напугало? — спросила Ромилла. — Должна быть причина для излишней предосторожности, изоляции. Я верю, что мы все же исполняем здесь волю Зигмара, Хендрик. Не думаю, что мы должны сдаваться так легко.

— У нас есть текущие наниматели, которые ждут, что мы доставим их вещи, — сказал Борик. — Вот что встает на первый план. И не должно было с него уходить, начнем с этого.

— Тень Луны несет смерть Дракониуму, — прокричала Элеанора, заставив их всех подпрыгнуть. Ее голос, обычно тихий и нерешительный, звенел ясно, когда она дословно повторила последние неистовые слова Варлена. — Тень Луны несет смерть Дракониуму. Остерегайтесь извивающихся тварей и глаз, что смотрят в ваши души, верьте знамениям, смотрите не по сторонам, а вниз, ибо восход луны приведет тех, что прячутся, и их гниющее проклятье.

Хендрик почувствовал пробежавшую по спине дрожь. Он не помнил точно последних слов брата, ибо был слишком потерян в неразберихе и ужасе ситуации, чтобы запомнить их. Повторенное Элеанорой вновь затопило его воспоминаниями о той жуткой ночи. Она прорвалась через утешающую вуаль половины цикла медленного забывания и заполнила его мысленный взор образом брата с искореженной плотью, горящим в пламени костра телом, дикими, но ужасающе ясными глазами, когда он выкрикивал слова, которые заставила его произнести корона.

— Мы обязаны передать им предупреждение, — сказала Элеанора, смутившись от его внезапного, яростного взгляда. — Если они не впустят нас, то сообщим им отсюда.

Хендрик глубоко вдохнул, оглядел врата и своих спутников, затем направился к окраине топи.

— Мы подождем, — сказал он тоном, не допускающим никаких возражений. — Олт, Ромилла, поднимите укрытие. Бартиман, горячая пища. Остальные встанут в дозор на случай, если у них появятся какие–то глупые идеи прогнать нас.

— Если они пустят нас внутрь, я смогу воспользоваться их мастерской, — услышал он, отходя, Элеанору, объясняющую Ромилле. Он нахмурился, сожалея, что расстроил юного инженера, но был слишком зол, чтобы сейчас доверить себе разговор. Они подождут под этим едким дождем, он сможет какое–то время сидеть и ненавидеть себя, и, если к завтрашнему рассвету ничего не изменится, то, пообещал себе Хендрик, он что–нибудь придумает. Но он не собирался сдаваться.

Он слишком многим был обязан Варлену.

Прошел час, затем другой. Дождь стучал по плотной ткани укрытия, которые возвели Олт и Ромилла. Вода капала с его краев и попадала внутрь с порывами ветра, подавляя их дух и гася их костер. Ромилла тихо молилась о наставлении. Аелин ушла в топь, сказав, что предпочитает нести дозор там, где может общаться с землей. Бартиман склонился над старой книгой, прикрывая ее подолом плаща и изредка цокая на порывы ветра или дождь. Элеанора вытащила из своего тюка какое–то новое устройство, чтобы с ним поработать, то и дело прерываясь, чтобы с тоской взглянуть на городские ворота, в то время как Олт присел рядом с костром и оселком точил свои топоры над огнем.

Борик провел какое–то время патрулируя под дождем, который без вреда стучал по профильному металлу его харадронского доспеха. Хендрик подумал, что без единого непокрытого участка плоти и с шипением вырывающимся из трубок брони дыханием он выглядит как какой–то голем или автоматон.

В конце концов дуардин доковылял до стоящего под укрытием Хендрика, злобно глядящего на врата из–под капюшона.

— Те парни на барже предложили нам убежище, — сказал Борик, останавливаясь рядом с мужчиной и играясь с одним из датчиков на своей пушке. — На трех баржах у них тридцать наемников. Огнестрельное оружие. Еда.

— Нам и тут неплохо, — произнес Хендрик.

Борик хмыкнул, закончил регулировку оружия и уставился на город.

— Что–то тут неправильно, — сказал он после паузы. — Даже я это признаю. Удивлен, что эти барочники все еще здесь.

— Аелин говорила что–то похожее, — ответил Хендрик.

— Глянь на них, — сказал Борик, понизив голос и указав на их спутников. — У них все на лице написано, Хендрик. Это не нормально.

— Мы потеряли Варлена несколько дней назад… — начал мужчина, но дуардин прервал его.

— Ты и твой брат, Грунгни упокой его душу, наняли меня в качестве телохранителя, не так ли?

— Все так, — ответил Хендрик.

— Так вот, если я говорю тебе, что чую что–то… неправильное… здесь, и, очевидно, что другие чувствуют то же, тебе стоит прислушаться, потому что я делаю все возможное, чтобы выполнить контракт, который заключил с Варленом. Над городом висит чувство угрозы. Те облака собираются так, будто все место задерживает дыхание. У меня нет желания плавать по этим потокам эфира, когда разразится буря, — сказал Борик.

Хендрик пристально посмотрел на дуардина.

— Я циклами не слышал от тебя столько связных слов, — произнес он.

Борик не ответил, просто смотрел в ответ через мутные зеленые линзы шлема.

Хендрик вздохнул и покачал головой.

— Если бы эти идиоты просто нас выслушали… Молот Зигмара, если бы они просто пропустили нас через решетку, чтобы поговорить с кем–нибудь в сторожке, этого было бы достаточно.

— Это не наш город, не наша ответственность, и за это не платят, — сухо сказал Борик. — Я понимаю, командовать должен капитан. Но он должен читать эфир, Хендрик, и понимать свою команду. Когда–то давно я плавал по небесам и видел, как даже лучшие банды каперов становятся бунтующей толпой, когда на них слишком давят. Я не имею в виду нас, ни на секундочку, но…

В этот момент с зубцов стен раздался крик. Через дождь несся женский голос, сильный и чистый.

— Эй вы, там. Наемники.

Хендрик вышел из–под укрытия. Он вгляделся в зубцы. Дневной свет начинал меркнуть, поскольку час был поздний и набухали грозовые облака, но он смог разглядеть высокую фигуру, опирающуюся на зубец. Копна ее рыжих волос ярко выделялась в сумерках.

— Ты в настроении говорить с нами? — ответил он. — Или мне придется сперва еще потанцевать вокруг стрел?

— Первое, — послышался ответ. — У вас пять минут до того, как я открою ворота, затем еще две, прежде чем они закроются, независимо от того, внутри вы, или нет. И если вы замышляете какой–либо вред городу, да поможет Зигмар, я лично продырявлю вас. Ясно?

— Ясно, — крикнул Хендрик в ответ, чувствуя небольшое облегчение в груди. Он игнорировал возмущенные выкрики барочников, пока вместе с товарищами разбирал укрытие и волочился к вратам. Они добились успеха.

Врата примыкали к широкому внутреннему двору, от которого в город проталкивались подобно растопыренным пальцами мощеные улицы. Повсюду высились здания, большие и маленькие, полуразрушенные и недавно построенные, в окнах и дверях которых с наступлением вечера мерцали огни фонарей. С близлежащих улиц поднимались фабричные трубы, из них струился дым, добавляясь к тревоге над городом. Звуки и запахи цивилизации наполняли воздух, хоть и приглушенные завесой постоянно идущего дождя. Свет фонарей танцевал в сумерках на скользких булыжниках.

Пройдя через вторые ворота, Хендрик и его спутники были остановлены гущей лезвий алебард. Люди, стоявшие перед ними, были облачены в черную униформу и плащи, застегнутые значками, отлитыми из различных драгоценных металлов. На поясах у них висели фонари и пистолеты с зубчатым замком.

Во главе стояла женщина, обратившаяся к нему со стены. Она была высокой, крепкого телосложения, и ее сопровождал поджарый и довольно аристократичный молодой человек, которого Хендрик принял за ее заместителя. Оба носили более украшенный вариант формы их последователей.

— Добро пожаловать в Дракониум, — сказала рыжая женщина. — Теперь, кто, во имя владений, вы такие и откуда пришли, следуя своему предупреждению?

— Хендрик Сол, сержант отряда наемников Мечи Зигмара. Мои спутники и я… — в горле у него щелкнуло, но он сглотнул и продолжил. — Наш командир недавно был убит проклятьем пагубного артефакта, но перед смертью он получил таинственное откровение о том, что вашему городу грозит опасность.

Хендрик увидел, как губы молодого офицера скривились от его слов, увидел его неприязнь к потасканному виду Мечей. Он поймал взгляд мальчишки и наградил его злой улыбкой. Офицер слегка побледнел.

— Если ты закончил запугивать моего лейтенанта, Хендрик Сол, то следуй за мной. Все вы, повозки ждут.

Она отвернулась прежде, чем Хендрик задал вопрос.

— Кто ты, и куда едут повозки? Мы никуда не пойдем, пока не узнаем хотя бы этого.

— Я капитан дозора Мортан, и я забираю вас в дворец регента-милитанта, — бросила она через плечо.

Хендрик поспешил за капитаном, спутники следовали за ним. Дозорные продолжали держать свои алебарды угрожающе поднятыми, пока гнали Мечей Зигмара через площадь. Хендрик на ходу бросил взгляд на врата и увидел силуэты в голубых с белым табардах, сжимающих копья и враждебно смотрящих на него с внутреннего вала.

Повозки ждали на широкой боковой улице — тяжелые сооружения из темного дерева и меди, которые тащили гибкие звери с чешуйчатыми шкурами и отсутствием видимых Хендрику глаз. Он узнал в них гнарлкидов, одних из самых жутких существ Акши — и все же гораздо более послушных и безопасных, чем можно подумать по их страшному виду. Искровые фонари зажигались вдоль улицы, и в их тусклом свете дождь превращался в серебряные полосы, а тени между зданиями сгущались.

— Я полагаю, на стенах был милитант милиции, — сказала Ромилла, когда они приблизились к повозкам. — Они оказались менее восприимчивы к нашему сообщению, чем Вы, капитан. Почему?

— Мои дозорные заберут у вас оружие, — сказала Мортан, игнорируя вопрос. Она подняла руку, опережая возражения. — Я намереваюсь привести вас прямо пред лицо божественного правителя города, назначенного таковым самим Зигмаром и возлюбленного всеми. Вы либо идете безоружными и так доставляете ваше предупреждение, для чего, как вы говорите, и явились, или наслаждаетесь ночью связанными голышом в ожоговых клетках. Они так называются, потому что дождь попадает в них и фактически заполняет в подобные ночи. Уверяю, к утру кожа на ваших ногах будет приятным и далеким воспоминанием. Теперь, пожалуйста, оружие. Вы получите его обратно, когда мы закончим.

Хендрик невольно хохотнул, затем бросил предупреждающий взгляд на Борика. Дуардин пожал плечами, будто говоря: «С чего бы выделять меня?» — но двоим дозорным пришлось практически выдирать пушку из его рук. Хендрик передал свой молот, пару кинжалов с пояса и один из правого ботинка, затем забрался в ожидающую повозку. При этом он встретился глазами с Аелин.

— Мне это нравится не больше твоего, — пробормотал он ей, когда та последовала в повозку за ним. — Но мы получаем то, зачем пришли, не так ли?

Аелин ничего не сказала, только скользнула на сиденье напротив. Внутри экипаж освещался фонарем и был просторным, а скамьи в нем — обитыми. Хендрик, Аелин, Элеанора и Борик уселись в одну повозку, Ромилла, Бартиман и Олт — в другую. Хендрик обнаружил, что также делит пространство с двумя дозорными, равно как и с капитаном, которая расположилась рядом с Аелин и окинула его оценивающим взглядом. Снаружи повозки раздались удары и скрип, и та сильнее просела; Хендрик предположил, что на подножки забрались еще дозорные.

Он услышал свист удара хлыста, затем они двинулись с места.

Пока повозки мчались глубже в город, улицы и здания проносились мимо в замаранной дождем мути. Хендрик какое–то время вглядывался в сумрак, наблюдая за искровыми фонарями, проплывающими подобно блуждающим огонькам, затем повернулся обратно, обнаружив, что капитан Мортан все еще смотрит на него.

— Где твоя соратница услышала слова, которые прокричала у наших стен? — спросила она.

— Почему ты поверила нам, хотя люди там, наверху, очевидно нет? — парировал он. Капитан взамен перевела внимание на Элеанору.

— Имя?

— Элеанора ВанГейст.

— Где Вы услышали эти слова, мисс ВанГейст? — спросила Мортан. — И почему Вы одеты как Железнокованный инженер? — добавила она, слегка нахмурившись.

— Я услышала их от Варлена, когда он умирал, — ответила Элеанора. — Это были его последние слова, потому я запомнила их, ведь последние слова важны. И я одета как Железнокованный инженер, потому что я являюсь Железнокованным инженером, второго круга-шестерни и… — она осеклась, когда Хендрик поднял руку, чтобы остановить ее.

— Спасибо, Элеанора, но капитану Мортан не нужно слышать все.

Женщина кивнула, быстро считая пальцы, сначала вправо, потом влево.

Мортан моргнула, затем вновь обратила внимание на Хендрика. Повозка перескочила арочный мост, сотрясая их на своих местах.

— Что мне с вами всеми делать? — спросила она мужчину. — Люди, дуардин, аэльф из племени Скитальцев, если не ошибаюсь, женщина-инженер, предположительно… в другую повозку вместе сели колдун и жрица, так? И кем бы ни был тот, кого вы прячете под этим чертовым огромным плащом. И вы, оборванная банда, являетесь, крича о предупреждении, хотя, его суть кажется невнятным пустяком. А затем она — капитан указала пальцем на Элеанору, — говорит об извивающихся тварях, глазах, что смотрят в ваши души, и темных знамениях…

— Ты узнала что–то из этого, не так ли? — с растущим пониманием сказал Хендрик. — Поэтому ты впустила нас вместо того, чтобы сразу проигнорировать.

— Часть меня боится, что вы в этом замешаны, другая — верит, что вы можете быть именно тем, в чем я нуждаюсь, чтобы повлиять на регента-милитанта, — произнесла она. Хендрик видел, как за ее пронизывающими зелеными глазами идет яростное продумывание.

— Мы просто хотим доставить предупреждение и пойти своей дорогой, — сказал он. — Я вижу, что–то заставило ваших ополченцев нервничать, но, честно говоря, капитан, я даже не знаю, в чем, как вы думаете, мы можем быть замешаны.

— Надеюсь, это правда, — отозвалась она, когда повозка начала замедляться. — Потому что я собираюсь привести вас пред лицо правителя города, и если вы таите какие бы то ни было злые намерения, вас быстро разоблачат и утопят в ожоговой воде за свои нарушения.

Хендрик и его спутники вышли из повозок и оказались на краю широкой площади, окруженной потрясающими зданиями, патрулируемой одетыми в табарды ополченцами и освещенной многочисленными узорчатыми фонарями. Мужчина увидел громадную и квадратную постройку с колоннами, вдоль фасада которой выстроились статуи Грозорожденных Вечных, сражающихся с демонами. Еще там стояло большое сооружение из стекла и гнутого металла, подсвеченное изнутри и вмещающее нечто похожее на джунгли в неволе. Высокие здания резиденции заносчиво теснили друг друга на одном конце площади, а за ними сквозь дождь Хендрик разглядел еще одну, более низкую стену, со своими укреплениями, башнями и патрулирующими стражами.

Однако его внимание соскользнуло с этих менее впечатляющих видом на повергающий в трепет монолит, возвышавшийся над всем, что находилось на восточной стороне площади.

— Дворец регента-милитанта, — несколько иронично, как показалось Хендрику, сказала капитан Мортан.

Дворец выглядел больше как замок или укрепленный монастырь, чьи усиленные стены были выложены из черного и белого мрамора и сверкающего золота. Их украшали прекрасно выполненные фрески. По всему зданию горели жаровни, отчего оно светилось подобно принесенной на землю звезде. Хендрик почуял ладан и услышал исходящий изнутри хорал.

Он не мог не заметить прямо над главным входом дворца особенно выделяющуюся фреску крайне мускулистого воина в одеждах инициата-Зигмарита, сносящего голову гротескного чемпиона Хаоса.

— Регент-милитант? — предположил он, показав рукой. Капитан Мортан хмыкнула.

— В молодости он был настоящим героем, — сказала она. — Теперь идем, я послала лейтенанта Гранжа вперед с вестью о вашем прибытии. Нас ждут.

Их, может, и ждали, но это не означало, что их считали важными. После того как их провели через религиозно напыщенные интерьеры дворца, Хендрик со спутниками оказались в богато украшенном вестибюле в ожидании аудиенции. Под присмотром дозорных и облаченных в золото дворцовых стражей, окруженные красивыми хрустальными фонарями, вычурной мебелью и религиозными статуями и картинами, Хендрик лучше чем когда–либо осознал, как выглядит он и его соратники.

Они накапали на толстые багряные ковры дождевой водой и оставили на них следы болотной грязи. Они выглядели ободранными, латаными-перелатаными и испачканными. Исходя из выражений лиц их конвоиров, он почти не сомневался, что всем Мечам Зигмара стоило бы принять ванну, не только Бартиману.

Капитан Мортан исчезла через несколько минут после прибытия, выглядя раздраженной и уставшей. Она до сих пор не вернулась.

— Прошло сколько уже, час? Больше? — спросил Бартиман. — Они могли хотя бы предложить нам угощения, не так ли? Это варварство.

— Думаешь, они похожи на варваров? — проворчал Олт. — Лучше надеяться, что никто в этом милом месте не попросит меня снять плащ. Ваш Бог-Король не любит тех, кто поклоняется соперникам, ведь так?

Ромилла бросила на варвара раздраженный взгляд, но сдержалась. Хендрик почувствовал облегчение. С тех пор, как Олт присоединился к их отряду год назад, их споры о вере с Ромиллой несколько раз чуть не доходили до драк. Для первого Зигмар не был тем самым богом, просто еще одним богом, в то время как вторая не единожды оказывалась на краю гибели за свои верования. Однако здесь, в сердце дворца регента-милитанта, было не то место, чтобы возвращаться к давнему спору.

— В итоге мы отправимся в клетки, — мрачно сказал Борик.

При его словах распахнулась дверь, и из–за нее подала знак капитан Мортан.

— Может, и нет, — произнес Хендрик.

Они последовали за капитаном по длинному коридору, затем в огромный холл, наполненный колоннами, статуями, иконами Зигмара и искусными религиозными изображениями. В его конце, позади скопления дворцовой стражи, расположились арочные витражные двери, ведущие в мягко освещенный чертог, из которого доносилось хоровое пение.

Мортан провела Мечей Зигмара через враждебно настроенных стражей дальше, сквозь стеклянные двери.

Чертог за ними был приблизительно сто футов по площади. Его сводчатый потолок поднимался над их головами и был освещен великолепным, украшенным драгоценностями фризом с изображением Зигмара, сидящего на своем троне в Верхнем Зигмароне и окруженного облаками, звездами, херувимами и Грозорожденными Вечными.

Пение исходило от детского хора, расположенного на кафедре, которая возвышалась до середины одной из стен. Ладановый дым плыл от курильниц, свисавших с четырех каннелированных колонн, удерживающих потолок. За ними поднимались три мраморные ступени, на вершине которых на металлическом троне восседал регент-милитант.

— Это зигмарит! — выпалила Элеанора. Хендрик не мог представить, за какие ниточки пришлось потянуть регенту, чтобы ему создали трон из драгоценнейшего из металлов, и у кого вообще хватило мастерства на это.

Сам регент-милитант был большим человеком во всех смыслах. Высокий, широкоплечий и с массивным корпусом, с гривой белой волос, выбритой в полосу посередине, большим носом и широким, большим ртом, созданным для криков или улыбок. Хендрик видел, что он стар, достаточно стар, чтобы его кожа покрылась пигментными пятнами и изрядным количеством морщин, и все же, когда регент поднялся и широко раскрыл руки в приветствии, оказалось, что он обладает жизненной энергией куда более молодого человека.

Двое воинов в богато украшенной броне стояли по бокам ступеней его трона. Хендрик был удивлен, осознав, что это аэльфы — гибкие силуэты в украшенных гребнями шлемах, золотых доспехах и струящихся белых плащах, которые стояли по стойке «смирно», когда регент сошел с трона, и крались рядом, излучая грациозную угрозу, пока он шел вперед.

— Добро пожаловать в Дракониум, дети мои! — произнес он раскатистым голосом. Хендрик не был уверен, чего ожидал, но точно не этого.

— Мой повелитель регент-милитант, — сказала капитан Мортан, опустившись на одно колено, и указала жестом, чтобы Мечи сделали то же. Все, кроме Борика, подчинились, а Ромилла зашла так далеко, что простерлась ниц с искренним: «Ваша божественная милость».

Регент-милитант рассмеялся, взяв Ромиллу за плечи и подняв на ноги. Он широко улыбнулся ей.

— В формальности нет необходимости, сестра. Вы все должны называть меня Сельвадором, ибо все мы смиренны и равны пред взглядом нашего Бога-Короля, не так ли? Ну же, все вы, вставайте, вставайте.

Хендрик поднялся, чувствуя себя совершенно не в свой тарелке. Лицо Ромиллы было почти комичным в своем изумлении, а Бартиман облегченно улыбался. Несомненно, его выражение говорило, что наконец–то есть человек, который выслушает то, что они должны сказать.

— Хелена, дорогая, как поживают мои храбрые дозорные? — спросил регент-милитант.

— Так хорошо, как можем, мой повелитель, — сказала она, и Хендрик отметил, что капитан не расслабилась, несмотря на добродушную натуру регента. — Проблемы остаются, и продолжают проявляться темные знамения.

— И я ни на секунду не сомневаюсь, что, как и мой дражайший архи-лектор Гессам, ты более чем пригодна к этому трудному времени, — произнес Сельвадор, снисходительно улыбаясь. — Зигмар испытывает нас, не так ли, но мы не провалим проверку! Итак, как я понимаю, эти храбрецы пробили себе путь к нашим вратам, чтобы доставить сообщение, не правда ли?

— Мой повелитель, они пришли с предупреждением, полученным высокой ценой. Я верю, что сам Зигмар мог направить их сюда, — сказала капитан Мортан. Хендрик почувствовал, как его сердце забилось чаще, как хищнически смотрят на него стражи-аэльфы, и неожиданное давление, когда миг, ради которого они боролись, наступил слишком внезапно.

Сельвадор повернулся, чтобы посмотреть на него, затем по очереди на каждого из его спутников. Его лицо помрачнело.

— Что же, во чтобы то ни стало доставьте свое сообщение, и я выслушаю каждое слово так, если бы оно достигало моих недостойных ушей из уст самого Бога-Короля.

Следующие десять минут казались вечностью. Хендрик сделал все возможное, чтобы объяснить, как они получили послание, хотя он, конечно, понимал, что его грубый солдатский голос звучал раздражающе и неуместно в этом великолепном чертоге с его мягким хоровым пением. Элеанора вновь произнесла предупреждение, в точности так, как запомнила, а регент-милитант хмурился и кивал с молчаливой серьезностью на протяжении всего рассказа.

— Ваша божественная милость, мы знаем, что это сообщение необычное, возможно, даже странное, чтобы внезапно доставлять его Вам, — сказала Ромилла, когда Элеанора умолкла. — Поначалу я сама сомневалась в нем, верила, что оно может быть какой–то уловкой Темных Богов, посланное извратить нашу цель и сбить с пути. Но теперь, увидев все это, ощутив пелену тревоги, что нависла над городом, я полностью убеждена. Бог-Король послал нас доставить это сообщение, чтобы вы могли действовать, пока не стало слишком поздно.

Хендрик ощутил всплеск благодарности к Ромилле, которая честно и ясно объяснила то, что он бы никогда не смог высказать.

Регент-милитант глубоко вдохнул и медленно выдохнул.

— Пока не стало слишком поздно для чего именно, дорогая?

Ромилла обескураженно моргнула.

— Скорее всего, Ваша божественная милость, чтобы предотвратить какую–либо надвигающуюся ужасную опасность.

Сельвадор медленно кивнул себе, будто в подтверждение неких подозрений.

— И что вы хотите, чтобы я сделал, все вы? Что, как вы думаете, я не делаю, а стоило бы?

— Мой повелитель, пророчество говорит смотреть не вокруг, а вниз, — сказала капитан Мортан. — Я говорила Вам об инцидентах, которые…

Сельвадор прервал ее, подняв руку, и закрыл глаза, будто слова женщины каким–то образом ранили его.

— Хелена, дорогая, мы говорили об этом. У тебя есть достаточно дозорных для твоих обязанностей, у тебя есть патрульные канализации, чтобы приглядывать за трубами и сточными тоннелями, и у всех нас есть наша вера. Дитя мое, ты можешь сомневаться в себе, но я — нет. Ты и твоя воля одержите победу, грядет ли время испытаний или нет. И когда это предупреждение стало пророчеством?

Голос Сельвадора был таким мягким, таким взвешенным, подумал Хендрик, будто он успокаивал взволнованных детей. Часть его почувствовала себя глупо за то, что они просто потревожили регента-милитанта столь смутными проблемами, пока он это не пресек. Все остальное в нем ощущало головокружительное чувство, что разговор ускользает из–под его контроля и в весьма неверном направлении.

— Мой повелитель, из–за слов моего брата угроза выглядит серьезной, — произнес он, пытаясь направить дело в нужное русло.

— Уверен, так и есть, и я глубоко сожалею о твоей потере, — сказал Сельвадор, положил широкую ладонь на плечо Хендрика. Сержант не часто оказывался на высоте глаз с кем–то, но регент-милитант был достаточно высок, чтобы смотреть на него прямо. Он делал так теперь, с наполненным сочувствием и верой взглядом. — Ты многое потерял, я вижу это в тебе, и ты отчаянно желаешь, чтобы смерть твоего брата имела глубокий смысл. И возможно, имеет. Возможно, имела. Будь уверен, я помолюсь Зигмару о наставлении и обдумаю дело в деталях. Но, молодой человек, боль, которую я вижу в тебе, говорит, что твой брат значил достаточно, и ему не нужно быть святым спасителем этого города.

Хендрик почувствовал вихрь смешанных эмоций от слов старика: пронзительный прилив отчаяния, печали, благодарности и гнева — столь ярый, что сжал его челюсти и кулаки. Он заметил, что стражи-аэльфы напряглись, глядя на него, и глубоко и медленно вдохнул, чтобы успокоиться.

К тому моменту, когда громкий звук покинул уши Хендрика, а железная хватка ослабла на его груди, дело было фактически решено.

— … но мой повелитель, очевидно, если сам Зигмар направил к нам посланников…

— Капитан Мортан, довольно, — в голосе регента-милитанта прозвучала стальная нота, которую Хендрик до того не слышал. — Не наше дело гадать о воле Бога-Короля. Дракониум сталкивался с испытаниями и горем много раз и каждый раз справлялся. Мы пережили вторжение орруков в Кровавый Сезон, не так ли? Мы выдержали пиротамические бури и все, что они вызвали. Милостью Зигмара мы даже одолели призыв демонов внутри стен этого города! Я знаю, чего ты хочешь от меня, но я не пошлю в Хаммерхол за помощью Грозорожденных. У святых воинов Зигмара достаточно войн, а у нас достаточно оружия, чтобы защитить себя. Это предупреждение — подчеркнул он слово — столь же туманно, как и все, что ты приносишь мне последнее время. Если прямо сейчас чрезвычайно много преступлений, то я советую тебе прекратить позволять разрушительным сомнению и страху управлять собой, а вместо этого отправиться расследовать их с верой в сердце. И если твоя вера колеблется, то можешь подумать на тем, чтобы последовать примеру нашего друга и заменить клинок на молот.

Капитан Мортан выглядела так, будто хочет сказать еще что–то, но вместо этого сжала зубы и склонила голову.

— Да, мой повелитель, — сказала она.

— Что до всех вас, вы заслужили мою вечную благодарность, — произнес регент-милитант, блаженно улыбаясь Мечам Зигмара. — Спасибо, за ваши старания я упомяну вас в своих молитвах Богу-Королю. Теперь капитан Мортан покажет вам выход. Идите, наслаждайтесь удовольствиями этого сильного города, и я убежден, что вскоре вы увидите, что ваше беспокойство, хоть и праведное, беспочвенно. И будьте уверены, что я услышал вас этим вечером, мои друзья. Я обстоятельно помолюсь о деле.

С этими словами регент-милитант развернулся и занял свой трон. Хендрик все еще гадал, что сказать, привести какие–то новые аргументы, чтобы старик понял ужас, который он слышал в голосе Варлена, когда Мортан вывела его вместе со спутниками из дворца на площадь.

А затем они оказались снаружи, и вновь на них падал дождь.

Дворцовые стражи даже не взглянули на них.

Они доставили предупреждение. Ничего не изменилось.

— Что теперь? — спросил Хендрик, чувствуя себя потерянным, как никогда в жизни.

Глава четвертая. Ливень

Кристенна Несущая Фонарь стояла на пороге старого склада в Ангарном Потоке. Снаружи сквозь черноту ночи из еще более черных туч падал дождь. Кристенна выглянула из дверного проема и откинула голову назад, позволив ливню обрушиться на лицо. Дождь был холодным и освежающим, и от его едких уколов ее кожу щипало. Она не боялась кислотных ожогов. Они были метками грешников, тех, у кого недоставало духовного мужества, чтобы выдержать бесконечные испытания Зигмара. Женщина знала, что сама она чиста, исповедана и сильна.

Движение на дальнем конце улицы заставило Кристенну нырнуть обратно в тени.

— Ловлю капли дождя, как глупое дитя, — отчитала она себя. — Несущая Фонарь не может позволить себе отвлекаться.

Женщина вгляделась во тьму, молча молясь Зигмару, чтобы не увидеть, как неожиданно зажигается характерное свечение фонарей стражи. Святилище Предречения Судных Дней, строго говоря, не считалось в Дракониуме вне закона, поскольку горожане были вольны поклоняться установленным богам пантеона Зигмара как сочтут нужным. Однако истина, что несли Кристенна и ее паства, была неприятной, и потому городские дозорные использовали любую возможность заткнуть их. Им раз за разом отказывали в разрешении открыто проповедовать на улицах, а в последнее время дозор начал разгонять собрания их прихожан везде, где находил.

Некоторые секты могли бы выступить против таких действий, воспротивиться плохому отношению или предрассудкам. Святилище просто приняло это как еще одно испытание. Кристенна на мгновение ощутила удовлетворение от того, что они оказались достаточно находчивыми, чтобы преодолеть его.

Сестра Булпен предложила встречаться тайно, в одном из ветхих складов Ангарного Потока. Несколько этих громадин, плечом к плечу горбившихся на Дороге Верхнего Причала, были заброшены с тех пор, когда канал перенаправили для более удобного обслуживания Трубниками два десятилетия назад, и торговля ушла вместе с ним. Кристенна была удивлена, что никто не снес постройки или не переоборудовал их, но мысли, что Зигмар одарил своих избранных, вскоре развеяли подобные вопросы. Она намеренно выбрала самый отсыревший и наиболее населенный крысами из всех складов, рассудив, что в таком окружении их вера будет оставаться глубочайшей. Они перенесли Святилище сюда, распространили весть по всем избранным братьям и сестрам, и целых три цикла исповедовали свое учение в спокойствии.

— Впрочем, ненадолго, слава Зигмару, — пробормотала Кристенна, почувствовав, как от этой мысли заколотилось ее сердце. — Возвращение близко.

Снова появилось движение в конце улицы, и она расслабилась, когда увидела несколько крадущихся силуэтов, вырвавшихся из глубокой тени и спешивших вдоль улицы. На Дороге Верхнего Причала работала всего пара искровых фонарей, и когда силуэты пробежали через их свет, она разглядела нервные, испачканные сажей лица.

Кристенна шагнула обратно в дверной проем и провела их внутрь — трех больших, блестящих от дождя человек, тяжело дышавших от беготни по теням города. Она закрыла дверь и одарила новоприбывших мягкой улыбкой, когда они остановились у входа в помещение, чтобы снять промокшие плащи и стряхнуть жалящую дождевую воду.

— Добро пожаловать, Избранные, — сказала она, подняв к ним руки, сначала сцепив пальцы, а затем разведя их подобно открывающимся воротам. Это был знак Святилища, Врата Раскрывающиеся, и трое фабричных рабочих ответили тем же жестом.

— Вас видели по пути сюда? — спросила Кристенна. Они покачали головами.

— Нет, Несущая Фонарь. Мы были осторожны, как ты сказала, — ответил один из них.

— Прекрасно, Избранный, — сказала она. — Теперь поторопитесь внутрь. Думаю, вы последние.

Рабочие поспешили сквозь гниющие деревянные двойные двери, которые вели в помещение, некогда бывшее основной частью склада. Двери с внутренней стороны были занавешены тяжелым черным бархатом, и когда они распахнулись, свет от свечей хлынул наружу, неся за собой запах ладана и громкое бормотание молящихся. Кристенна последовала в свое святилище за Избранными, убедившись, что двери плотно закрылись за ней, затем повернулась, чтобы изучить Тех, Кто Слышал Предупреждение. Десятки Избранных заполнили центр пустого склада, встав в огромную толпу молящихся, раскачивающихся фигур, облаченных в одежды рабочих, клерков, мясников, ремесленников, алхимиков и других бесчисленных профессий. Святилище не делало различий между богатыми и бедными, учеными и безграмотными; их заботила лишь вера их Избранных и то, что они несут эту веру другим.

Ее орден не требовал множества атрибутов веры, ибо все, что не от небес, — грязно. И все же, различные их последователи оберегали некие малочисленные вещи азирского происхождения, и эти священные реликвии были расположены в святилище и окружены помещенными в глиняные блюдца свечами. Внутри склада было мало другого света, поскольку еще больше черного бархата было прибито вокруг окон и слуховых окошек; чтобы не уведомить власти об их присутствии, нельзя было выпустить ни образа, ни звука их поклонения.

Драпировка не удерживала дождевую воду, находящую себе путь через растрескавшийся потолок и разбитые окна. Она текла по стенам и медленно капала с высоты, отчего промокала собравшаяся внизу паства, а под ногами собирались подернутые рябью лужицы. Кристенна нахмурилась, увидев, как родители отодвигают своих детей от кислотной воды.

— Вера — достаточная защита, — напомнила она прихожанам, проходя между ними и направляясь на низкую деревянную платформу впереди. — Помните, Избранные, все здесь порочно. Все грязно, даже наши смертные оболочки. Здесь нет безопасности, лишь иллюзия безопасности или реальность веры. Сторониться испытаний Зигмара — значит становиться глухим к его знакам. Лишь в Азире мы обретем убежище, и лишь в назначенный час.

Кристенна поднялась на свою грубую сцену и повернулась к своим Избранным. Она была маленькой женщиной, худощавой и изможденной, с серо-коричневыми волосами, забранными назад в тугой пучок, и чертами лица, которые сама бы смиренно назвала ничем не примечательными. И все же, когда она стояла перед Избранными и свет Зигмара тек через нее, Кристенна чувствовала себя гигантом. Ее паства сказала ей, что она претерпела видимые изменения, став, кажется, больше, чем свое смертное «я» — Несущей Фонарь, дающей свет Зигмара, обладающей гласом святой и пронзительным взглядом героя.

Она глубоко вздохнула, почуяв приторный ладан, смешанный с вонью дождя, гниющей помойки и сконцентрированного запаха тел более трехсот Избранных. Все грязны, подумала женщина, и в этот момент возненавидела их окружение и порочную плоть, которую ее и ее последователей заставили носить. На следующий удар сердца свет Зигмара вновь вспыхнул внутри нее, пока Кристенна не почувствовала, будто должна засиять.

— Избранные, добро пожаловать вновь в наше святилище, — сказала она, широко разведя руки, а затем сложив их вместе в знаке Врат Раскрывающихся. Избранные повторили жест, стар и млад, изображая предсказанное открытие Врат Азира.

— Что есть жизнь? — спросила она, легко увлекаясь привычной молитвой своего ордена.

— Порча, — хором ответили они ей. — Страдание. Боль.

— Что должно делать нам? — задала она им вопрос.

— Ждать, — откликнулись они. — Высматривать. Терпеть.

— Чего ждем мы и на что смотрим? — вопросила она напористым голосом, как у любого жреческого оратора.

— Мы ждем Последнего Знака Зигмара, — отвечали они наполненными рвением голосами. — Мы высматриваем знамения.

— И когда появится последний знак, Избранные мои, что тогда сделаем мы? — воскликнула она.

— Мы вернемся! Мы пройдем сквозь открытые врата Азира и будем одарены защитой в царствии его навечно.

— И что, Избранные мои, что получат неверные? — спросила она жестким как камень голосом.

— Вечные муки в пламени Темных Богов, когда поглотят они Смертные Владения и превратят их в свой проклятый образ! — ответили они, одни — срываясь на вопли религиозного ужаса, другие — впиваясь в одежду или волосы. Были некоторые, новообращенные или менее внушаемые, которые выглядели встревоженными подобными проявлениями религиозного фанатизма, и все же ни один не отступил. Кристенна жестко улыбнулась и вынула из одежды потрепанную дешевую книгу. Быстро перелистнув замусоленные страницы, она открыла хорошо известный ей отрывок и прочла вслух.

— И вот, хоть племена Азирхейма вернулись во Владенья Смертные, исход их был лишь испытанием Бога-Короля, дабы убедиться в достоинстве их и вере их, ибо нет места на небесах для неверных. И Владенья Смертные не подлежали спасению, и лишь Царствия Небесного не касались демоны и заблудшие рабы демонов. И там, где Хаос простер порчу свою, не познают слуги Зигмара спасенья истинного, но лишь страдания, и боль, и гибель медленную души. Ибо сотворены мы из материи звезд самих, Избранные мои, и в них истинно верующие возвратятся, когда клич раздастся. Но истинно верующим своим поведал Зигмар тайну, и наказал он им искать знамения его, и принимать испытания достоинства их от него, и слушать всегда предречение его о судном дне. И в день тот, изрек Зигмар, Избранные его да вернутся к нему через врата Высшего Азира, оставив всех, кто глуп чрезмерно или потерян слишком, дабы поглотило их и все эти нечистые земли Хаоса пламя на веки вечные.

Она с хлопком закрыла книгу, обводя взглядом лица Избранных, видя ярую жажду, ханжеский страх и искреннюю веру. От собранной толпы, колыхающейся и двигающейся как единое животное, вознеслись молитвы. Электрический заряд веры наполнил склад, будто расширяясь, пока балки бы точно не лопнули, а окна бы не треснули от его давления.

Кристенна подняла руки, и ее последователи успокоились.

— Вы знаете, не так ли, Избранные мои? — спросила она, хорошо понимая причину их рвения.

— Он грядет, Несущая Фонарь, — воскликнула одна старая карга.

— Судный день! — прокричал юный аристократ, стоящий в первых рядах.

— Возвращение грядет, — пришел в восторг неопрятный портовый рабочий, одной рукой обвивший талию коренастой женщины, другой качающий маленькую девочку не старше двух лет от роду. От этой верующей семьи, подумала Кристина, сияло восторженное счастье — и да — немало самодовольства. И кто бы обвинил их, когда они доказали свою веру, когда их мнимые начальники — нет?

— Вот как выглядит защита своих любимых, Избранные, — закричала она, указывая на мужчину и его семью. Его маленькая дочь тревожно оглядела неожиданное уважение паствы и зарылась лицом в широкое плечо отца. Тот лучезарно улыбнулся, и они с женой обняли друг друга чуть крепче.

— Вы видели все знамения, ибо глаза ваши открыты, а ваши умы настороже, — продолжила Кристенна. — Вы знаете, что вокруг вас порча, и вы знаете, что никакой физический труд и мирские блага не могут быть ничем, кроме порочной лжи, пока мы остаемся в этих владениях. Вы слышали о тех, кто пропал на улицах ночью, потерянные и бедолажные, поглощенные тьмой. Вы видели знамения, когда птицы летали задом наперед в небе, и вода бежала вверх, и овощи сочились кровью при укусе. Вы чувствовали надвигающуюся угрозу вокруг нас, растущее давление, пока безумие Хаоса собирается, подобно лавине, чтобы смести все, что создали наши глупые собратья! В своем невежестве! В своем высокомерии!

Она видела, как паства волнуется от этих слов, чувствовала их понимание и слышала их молитвы.

— Вы все видели сны, чувствовали ужасную извивающуюся волну, омывающую вас, чувствовали, как стонет и трескается земля под вашими ногами, видели жуткий образ Темных Богов, заполняющий небеса и пытающийся вытянуть из вас душу своим злобным взглядом. И вы выстояли! Вы ждали! Вы высматривали! И вскоре, Избранные мои, вы получите награду.

Вздох религиозного экстаза прошел по толпе, сдобренный раздающимися тут и там набожными выкриками, клятвами веры и готовности.

— Что мы должны делать? — воскликнул один из Избранных.

— Как долго нам еще ждать? — спросил другой. — Мы уже уходим, Несущая Фонарь? Ближайшие Врата Владений во многих днях к югу!

Кристенна поспешно хлопнула в ладоши, и звук немедленно принес тишину.

— Оставьте свои вопросы, Избранные, ибо вопросы — слова Темных Богов, силой вложенные в ваши умы и выплюнутые из не желающих того уст. Знайте, что я скажу вам, когда придет час отправляться, или я не Несущая Фонарь Зигмара? Идите, готовьте себя к долгому путешествию сквозь наступающую тьму. Несомненно, нас в последний раз испытают перед возвращением, и те, чья вера недостаточна, не вынесут дорогу. Соберите еду и воду, ибо хоть все в этом мире грязно, наш долг поддерживать эту смертную плоть, пока мы не сможем отбросить ее ради звездного света царствия Бога-Короля. Или не сказано, что наша смертная хрупкость — не еще одно испытание, которое мы не можем игнорировать? Но отриньте все другие пожитки — они лишь мусор, плавающий в море яда, за который цепляются тонущие глупцы и потому уносятся к своему року на потоках самодовольства.

К тому времени, когда она закончила говорить, Кристенна тяжело дышала, по ее спине лился пот, ноздри раздувались, а глаза были широко раскрыты. Ее Избранные уставились на нее с яростным восхищением и затем, вновь сотворив знак Врат Раскрывающихся, они развернулись и начали выходить со склада. Они уходили небольшими группами, быстро и тихо, незаметно, чтобы не привлечь внимание дозора.

А затем Кристенна осталась одна в своем пустом святилище. Она медленно двигалась от одного скопления свечей к другому, гася их резкими щипками пальцев, не обращая внимания на усиливающуюся боль от одного за другим небольших ожогов. Ее мысли были заполнены предупреждением, теперь таким близким, что приближается судный день. Она почувствовала подступающие слезы благодарности, но заставила их отступить с трепетом перед тем, какие испытания Зигмар может дать своим верующим перед возвращением. Она задумалась, будет ли она равна им?

— Я должна, — прошептала она себе, выскальзывая из двери склада под барабанящий ливень бури. Над головой сквозь черные тучи сверкнула молния, осветив суровую путаницу крыш, возвышающуюся над ней.

— Спасибо, Зигмар, — сказала она. — Я буду сильной.

С этими словами Кристенна направилась вдоль улицы с горящей в сердце целеустремленностью.

— Получается, мы здесь застряли, — с мрачным выражением лица сказал Хендрик.

Аелин слышала в его голосе горечь и глубинную дрожь неуверенности в себе, которую она замечала последние несколько дней. Она чувствовала запах старого пота на его коже, смешанный с едкой вонью дождевой воды и хмельным духом эля в его кружке. Аелин могла выделить подобные запахи среди духоты, наполняющей общую комнату гостиницы, так же, как могла распознать характерные звуки голосов своих спутников, их дыхания, даже биение их сердец, если бы захотела, и все это несмотря на шум разговоров, скрипучие стулья, звон стекла и яростный рев дождя по окнам и крыше. Аэльфские чувства были гораздо острее, чем у людей или дуардинов. Аелин потребовались века, чтобы отточить контроль над ними.

Столь обостренные чувства не были нужны, чтобы уловить состояние мрачной злости, охватившее ее соратников с того момента, как их бесцеремонно удалили с глаз регента-милитанта. Хендрик и Бартиман выглядели угрюмо и устало. У Ромиллы был вид, будто ее предали. Она постоянно качала головой и касалась пальцами молота-талисмана, который носила на шее. Борик хранил молчание, но, когда он снял шлем, войдя в общую комнату, его грозное лицо говорило лучше всяких слов. Элеанора просто выглядела взволнованной; после того, как к ее изначальным просьбам, чтобы ей позволили получить доступ к мастерской, остались глухи, она при первой же возможности выудила инструменты и прибор из своего мешка и теперь работала с ними с гримасой яростной концентрации на лице. Только Олт выглядел неопределенно, и, возможно, даже испытывал облегчение. Но все же и его настроение помрачнело, когда капитан Мортан объявила, что они не могут покинуть город. Олт теперь молча сидел с остальными за столом гостиницы, все еще с поднятым капюшоном, с которого прямо в зажатый в его татуированных руках эль капала дождевая вода.

Капитан Мортан сидела напротив. Она сняла свои плащ дозорного и инсигнию, всучив их одному из своих подчиненных в обмен на тяжелый дождевик и кожаный ожогощит, покрытый священными защитными символами, которые Аелин видела на горожанах. Затем она отвела их в ближайшую приличную гостиницу вне Стены Святого Сердца, в место с названием «Корона Дракона», и купила всем выпивки.

— Вас вообще не должно быть здесь, город полностью закрыт, — сказала она перед тем, как сделать долгий, злой глоток из кружки и с грохотом поставить ее на стол. — Я позволила вам пройти только потому, что думала, что вы сможете убедить Сельвадора одуматься.

— Ты использовала нас, — сказал Бартиман, указав на нее костлявым пальцем. — Это был не первый раз, когда ты пыталась склонить регента-милитанта к своей точке зрения, не так ли?

— Конечно, я вас использовала, этой мой долг, — парировала Мортан. — Что, думаете, я делаю персональное исключение для каждой банды бродяг, появляющейся у городских ворот с каким–то фантастическим предлогом, почему их должны впустить? Думаете, те барочники не убеждали милицию на речных вратах, что их груз абсолютно необходим для выживания города? Моя работа…

— Наше предупреждение необходимо… — прервала Ромилла.

Мортан подняла голос и перебила ее.

— Моя работа — разбираться с угрозами безопасности города и использовать любые ресурсы в моем распоряжении, чтобы нейтрализовать опасность внутри стен. Архи-лектор Хессам Кайл и его милиция приглядывают за угрозами снаружи, мои дозорные защищают нутро. Такова договоренность. Этого ждет от меня Зигмар. У нас нет Грозовой крепости в сердце города — одного или двух братств Грозорожденных, готовых выступать и спасать наши задницы каждый раз, когда что–то идет не так, верно?

— Кажется, ты свой долг исполняешь не до конца, — сказал Бартиман, отпивая из кружки с темными душами.

— Регент-милитант просто не видит опасности, — произнесла Мортан, и слова вырвались из нее, будто выдох после слишком надолго задержанного вдоха. — Мне не стоило говорить такое вслух, особенно не таким, как вы, но это так.

— Какая именно, как ты думаешь, угрожает опасность? — спросил Бартиман. Аелин подумала, что он кажется заинтригованным.

— Я… культ Хаоса? Какой–то тайный кабал? Трон Зигмара, может, проклятье? У вас предупреждение, я надеялась, может, вы знаете, — разочарованно сказала Мортан, сделав еще глоток.

— Мой брат умер за это предупреждение, — сказал Хендрик, и Аелин напряглась, услышав, как опасно низко упал его голос. Она знала мужчину десять лет — долго по человеческим стандартам — и очень хорошо понимала особенности его поведения. — Мой брат умер, и мы принесли его последние слова сюда, тем, кто должен был услышать их, чтобы его смерть что–то значила. Затем ты схватила нас и выставила напоказ тому человеку, как часть происходящей распри. Ты должна была знать, что это настроит его против наших слов.

Капитан Мортан замерла и опустила руки от выпивки к оружию, которое носила на поясе. Хорошо читает людей, задумалась Аелин, или просто профессиональная паранойя? Следопыт изменила свою позу, чтобы иметь возможность вонзить кинжал в запястье капитана, если та потянется к пистолету.

— Ваше предупреждение совпадало со всем, через что мы тут проходили, — осторожно сказала она. — Я искренне верила, что даже Сельвадор прислушается.

— Что ж, этого не случилось, — произнес Хендрик, сжав кружку так, что побелели костяшки. Металл легонько скрипнул от давления. Его глаза впились в капитана Мортан. — У нас был единственный шанс придать смысл жертве Варлена. Ты наплевала на него.

— Единственная причина, по который вообще доставили предупреждение — мое разрешение, — ответила Мортан, и, к удивлению Аелин, капитан не казалась встревоженной. Она выглядела столь же злой, как и Хендрик. — Вы бы сидели за воротами под дождем, если бы не я. Не надо вешать вину за ваш полный провал на меня. Трон Зигмара, парень, вы вообще думали, что вы собираетесь сказать? — она резко указала на Элеанору. — Если бы она не запомнила слова этого чертового предупреждения и не смогла бы повторить их Сельвадору, вы бы оказались в клетках! Неудивительно, что он отверг его с той же старой присказкой про волю Зигмара. Не совершай ошибку, думая, что ты в этой комнате единственный, кому есть что терять, сержант Сол.

— Ты не потеряла брата, — прорычал он.

Глаза капитана ожесточились.

— Я все еще могу потерять город, — ответила она.

— Город, который все еще в опасности, потому что наше предупреждение было проигнорировано! — Хендрик ударил кулаками по столу достаточно сильно, чтобы расплескать эль. Аелин положила руку на его плечо и, когда мужчина взглянул на нее, один раз резко покачала головой. Она позаботилась о том, чтобы Хендрик осознал, что после его крика, как на плацу, шум разговоров вокруг них умолк. В их сторону смотрели встревоженные взгляды.

Он сердито сел. Несомненно, опять ненавидя себя, подумала аэльф.

— Продолжайте, люди добрые, продолжайте, — сказал Бартиман, примирительно подняв руки, и сделав голос настолько ласковым, насколько мог. — Наш друг перебрал, и у него был очень долгий день.

Люд вокруг них поворчал, но через несколько мгновений гам разговоров вернулся. Впрочем, не за их столиком. Мечи сидели и злобно смотрели на свою выпивку. Аелин слушала неустанную дробь дождя по окнам. Шипение воды, бьющейся о мостовую, стало громче на мгновение, когда еще один промокший и чертыхающийся человек открыл дверь гостиницы и ввалился внутрь.

Капитан Мортан глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Она посмотрела прямо на Хендрика.

— Мне жаль, — сказала женщина, и Аелин услышала ее искренность. — Я не намеревалась использовать твою задачу в своих целях, и если бы я полностью понимала, как это для тебя важно… — она помедлила, покачала головой. — Нет. Я бы сделала то же самое. Если был шанс, что вы сможете заставить регента-милитанта осознать угрозу, чем бы она ни была, я бы водила вас к нему, пока бы вновь не взошел свет Хиша.

— Почему ты веришь, что предупреждение, которые мы принесли, — пророческое? — спросил Бартиман, опершись на локти. — Мы едва ли сами знаем его смысл и пришли так далеко, чтобы доставить его, лишь из–за обстоятельств его получения. Но ты вмешалась в дела милитантов милиции и протащила нас прямо в сердце Дракониума на основании нескольких загадочных строчек.

— Я надеялась, что вы знаете больше, чем рассказали, истинную природу этого приближающегося порожденного Хаосом ужаса, — сказала Мортан.

— Так или иначе, — продолжил Бартиман, и от изящного жеста браслеты на его запястье звякнули друг об друга, — то малое, что мы знаем, нашло в тебе отклик. Думаю, я говорю от всех своих товарищей, утверждая, что мы заинтригованы узнать, почему, — Борик фыркнул, но Бартиман настаивал. — Так, раз уж мы все равно здесь застряли, и потому последствия любой надвигающейся угрозы могут касаться нас так же, как и вас, уважь нас. Что так нервирует тебя, капитан Мортан? Думаю, хоть это ты должна нам после событий сегодняшнего вечера.

— Хелена, — сказала она, подняв свой бокал, а затем скорчив недовольную мину, когда поняла, что тот пуст. — Капитан Мортан я на службе, а тут все точно неофициально.

— Что ж, Хелена, — произнес Бартиман, ожидающе глядя на нее.

— Не уверена, с чего начать, — отозвалась Хелена. — Это длится уже неделями. У нас cлучались драки, исчезновения, гражданские беспорядки, религиозная агитация.

— Ничего необычного для большого города, вроде этого, — сказала Ромилла.

— Да, но волнения поднялись как паводок, — произнесла Хелена. — И были всякого рода странные обстоятельства. Видите ли, взрослых утягивали вниз и поедали стаи насекомых. Детей и животных похищали из домов, а случаи внезапного и необъяснимого безумия распространились, как чума. Да что там говорить, два дня назад на площади Фонтанов был бунт, когда домохозяйка начала кричать о серых глазах в небе, затем другие рядом с ней подхватили панические возгласы, но затем на них напала еще одна группа. Голосили им, чтобы прекратили «злить лицо тьмы». В этой потасовке погибло шестеро, еще тринадцать были покалечены, но хуже всего то, что потом у всех, кого охватила жестокость, прямо из плоти проросли бледно-фиолетовые грибы.

Двое из Мечей издали звуки отвращения. Бартиман так сильно подался вперед, что Аелин подумала, будто он сейчас на стол залезет.

— Восхитительно, — выдохнул он. — Думаешь, причиной безумия были эти грибы? Как я читал, бывали случаи, когда грибные споры сводили людей с ума ужасом, злобой, даже каннибальским голодом.

— Возможно, но это не далеко не единичное происшествие, — сказала Хелена. — Просто… не знаю, все, я полагаю. Были необъяснимые обвалы, нападения животных, проникновения, способы и мотивы которых я просто не могу понять. Потом были знамения.

— Знамения? — спросила Ромилла.

— Ранти рождались… неправильными, — произнесла Хелена. — Пепелокрылов видели летящими задом наперед, чему бы я не верила, если бы не увидела своими глазами этим утром. Бедная зверушка встала на крыло, встревоженно вскрикнув, дернулась назад и ударилась об окно блокгауза так сильно, что пятно крови осталось. Это было самое тревожное. Святилища молнии на склонах гор начали ржаветь, некоторые так сильно, что обрушились. Впервые за много лет молнии попали в городские постройки. К тому же сны.

— Глаза, которые смотрят в душу, — сказала Элеанора, не поднимая взгляда от большой кучи шестеренок и проволоки, над которой работала.

Аелин с удивлением уставилась на инженера, как и все ее товарищи. Элеанора продолжала ковыряться, не обращая внимания на их взгляды.

— Откуда ты знаешь? — спросила Хелена.

— Я тоже их видела, прошлой ночью, — сказала инженер, не отрываясь от работы.

— Почему ты не сказала нам? — обеспокоенно произнесла Ромилла одновременно с Хеленой. — Ты тоже видела их? Вне города?

Элеанора перевела взгляд со жрицы на капитана и обратно.

— Я не чувствую себя в безопасности, — сказала она. — Я не хотела, чтобы глаза возвращались, пока я не сплю. И я подумала, что если упомяну об этом, то, возможно, ты решишь не приходить сюда, и тогда, возможно, я не получу доступа к мастерской… — она тоскливо осеклась, ясно вспомнив, что ни на йоту не приблизилась к цели.

— Это все несколько туманно, не так ли? — задумчиво произнес Бартиман. — Несомненно тревожно! Но как это все связано?

— Не наша проблема, — бросил Борик. — Нам нужно закончить работу, а здесь ни дел, ни платы. Как только те ворота откроются — мы уходим.

— Это вполне может быть нашей проблемой, если то, что надвигается, случится до открытия врат, — сказал Бартиман.

— И теперь я могу сказать, что они не откроются до тех пор, пока мы не разберемся с какой бы то ни было угрозой, — отозвалась Хелена. — Хотя только Зигмару известно, как именно я собираюсь разобраться с угрозой, которую не могу обнаружить или понять…

— Всегда есть пути внутрь и наружу, — мрачнея, сказал Борик. — Хендрик, это ржа корпусная, мы должны заниматься нашим делом, и ты это знаешь.

— Попробуй, дуардин, — сказал Хелена. — Окажешься в ожоговых клетках до завтрашних сумерек.

— Слушай. Может быть, мы можем помочь? — спросила Ромилла. — Как сказал Бартиман, мы все равно здесь застряли, и, вероятно, у нас есть умения, которые вам пригодятся. Если созданиям Зигмара действительно грозит опасность…

— Какие именно умения? — спросила Хелена. — Простите меня, но пока что говорила по большей части я, и, положа руку на сердце, вы отличаетесь от всех наемников, которых я видела до этого. Обычно их много, у них достаточно мечей, а морды — как лодыжки огора. Вы… неординарны.

Мечи Сигмара помедлили и посмотрели на Хендрика, все, кроме Борика, который с отвращением фыркнул и встал, чтобы протолкнуться к бару.

Хендрик встряхнулся и оглядел всех, будто вынырнув из забытья. Аелин практически ощутила, как он подавляет эмоции и принимает решение. Неожиданно бодро он указал по очереди на каждого товарища.

— Ромилла Айден, воин-жрец из Зигмаритов и ветеран войны. Элеанора ВанГейст, прекрасная, изгнанная, и, если она не может что–то взорвать, не стоит тратить на это черный порох. Аелин Мелетрил, Странник, следопыт, если задумаешь против нас что–то плохое, она узнает — и ты умрешь от стрелы в черепе. Бартиман Котрин, колдун смерти, делает именно то, чем занимаются колдуны смерти. Олт Шев, разведчик, еще один ветеран славных армий Азирхейма, как и я, а угрюмая задница в баре — это Борик Йоргенссон, которого мой брат Варлен нанял телохранителем пару лет назад и который, как, я уверен, ты заметишь, носит очень большую пушку. Ну вот, ты знаешь нас. Теперь найми нас, и тогда мы сможем, черт возьми, поспать.

Хелена казалась озадаченной, но Аелин заметила тень чего–то еще за ее удивлением, что–то вроде удовлетворения.

— Нанять вас? С чего бы мне вас нанимать? Об этом безумии вы знаете не больше моего, может, даже меньше, и у меня под командованием есть армия дозорных, которым я доверяю гораздо больше, чем любому из вас.

— Ты сама сказала, что тебе нужно больше ресурсов. Мы обладаем разнообразными навыками, которых нет у твоих дозорных, и, если бы у нас была их власть, мы могли бы помочь тебе без драк с твоими людьми. Мы хотим уйти и больше никогда не видеть Дракониума, и мы не хотим быть застигнутыми тем, что бы там, во имя Зигмара, не приближалось, так же как и ты. Сидя тут и игнорируя ситуацию, мы не достигнем ничего из этого, а если приложим руку к борьбе с надвигающейся угрозой? Может помочь.

Аелин услышала слова, которые не произнес их сержант, что это все еще ради Варлена, ради того, чтобы Хендрик доказал, что смерть брата была не напрасной, но ничего не сказала. Сейчас было не время подтачивать его, и, к тому же, она была с ним согласна. Им будет лучше действовать, чем сидеть и упиваться до беспамятства в этой гостинице до тех пор, пока эта тайная угроза не проявится. Ей только хотелось, чтобы не было такого сильного ощущения, будто Хендрик невольно дает капитану Мортан именно то, чего она все это время желала.

— Наша плата — всего лишь ночлег и еда в этой гостинице за счет города. И Элеанора хочет получить доступ к Железнокованной мастерской.

Хелена слегка побледнела. Инженер подняла голову с неожиданным удовлетворением.

— Вы не потребуете оплату?

— У нас есть деньги, капитан, — сухо сказал Хендрик. — Мы можем залечь на дно в этой гостинице и начать искать способ выбраться из города завтра же, если мы тебе не нужны. Вероятно, по пути наружу причиним какой–то урон — издержки профессии. И, как я понимаю, дозорных у тебя уже маловато.

— Может, вместо этого проведете несколько следующих циклов в ожоговых клетках, если хотите? — спросила Хелена, подняв бровь.

— Можешь попробовать арестовать нас, — ответил Хендрик. — Тебе это дорого встанет. И кроме того, какой тебе толк от нас в клетках?

Аелин почувствовала, что ее губы чуть дрогнули от удивления. Хендрик был не так хорош в обращении с людьми, как Варлен, но она всегда уважала его грубоватую стойкость. По всей видимости, Хелена почувствовала то же самое, поскольку спустя мгновение она рассмеялась.

— Замечательно, сержан Сол, считай себя нанятым. Найдите здесь комнаты, и с утра первым же делом я отправлю писаря, чтобы привести вас к присяге и составить контракт.

— Отправь нам также детали дел, к которым хочешь нас приставить, — сказала Ромилла.

— Мы весьма рады странным случаям, — добавил Бартиман с неподдельным удовольствием. Олт сильнее сжался на стуле, но ничего не сказал.

— Что ж… — начала Хелена, поднимаясь из–за стола, но была прервана невероятным грохотом грома, таким жутким, что затряслись оконные стекла, а разговоры в общей комнате отрезало быстрее, чем топором палача. Ярость дождя снаружи удвоилась. Затем раздались крики тревоги и отвращения.

— О, Зигмар! Это отвратительно!

Послышался звук сначала одной упавшей на пол кружки, затем и других. Вопли паники и ужаса раздавались по всей общей комнате, воздух заполнили потрясенные вскрики отвращения и молитвы Зигмару. Аелин посмотрела на стакан родниковой воды, который держала, и осторожно, медленно, убрала от него руки. Вода загустела и свернулась, источая теперь едкую вонь. В ней что–то двигалось, что–то черное и извивающееся, двигающееся кругами, пока тонуло. Она оглядела стол; все ее товарищи отпрянули от выпивки в то время, как Борик, только что обрушивший на стол еще три кружки эля, энергично ругался на харадронском.

— Чем бы это ни было, капитан Мортан, нам нужно быстро с этим разобраться, — сказала Аелин испуганной женщине. Хелена смогла лишь кивнуть в ответ, пока снаружи усиливался дождь.

Глава пятая. Трещины

С рассветом дождь не утих, и следующие пять дней продолжался ливень. Переполненные стоки булькали и хлюпали, пытаясь поспеть за потоками бурлящей воды, наполнившими их до предела. Фасады зданий облупились и начали разрушаться, их хозяева не могли нанести новые слои ожоговой защиты, не попав под хлещущий дождь. Надлежало поднять громадные навесы над Садом Статуй, загонами ранти на Западном склоне и каналами там, где они вытекали с площади Фонтанов.

Городской люд спешил вдоль улиц, кутаясь от дождя и мрачно бормоча о нескончаемой буре. Поток телег и повозок сжался до тонкого ручейка — большая часть погонщиков не желала рисковать, чтобы животных в упряжках ошпарило.

С вершины Висельного холма капитан Мортан смотрела на все сквозь призму бумаги и чернил, корпя над отчетами, приходящими от ее дозорных, и думая, что ей стоило бы радоваться небольшому уменьшению количества преступлений, которое принесла буря. Даже преступникам хватило мозгов, чтобы не высовываться надолго среди такого неслыханного наводнения.

Впрочем, все еще приходили странные донесения: подземные удары, от которых одна из башен Грачиного Дозора так опасно наклонилась, что дозору пришлось эвакуировать ее жителей; грибковая скверна, распространившаяся по стадам ранти на Западном склоне, от чего поползли испуганные слухи, что на Дракониум совершенно точно обратил взгляд Отец Чумы; сошедший с ума уличный артист, который забил до смерти лютней трех зрителей, крича о «глазах в его сознании» и «мертвенной бледности».

Нет, размышляла капитан Мортан, отпив меты за своим столом и слушая, как дождь барабанит по окну ее кабинета; буря — не буря, а все становится только хуже. По крайне мере Мечи Зигмара хорошо выполняли свою часть сделки, подумала она, перебрав еще несколько отчетов и критически пробегая глазами по их трудам. Они расследовали несколько таинственных исчезновений. Их жрица утихомирила Трубников и разгневанное скопление людей из Ярмарочной линии, которое легко могло превратиться в буйствующую толпу. Наемники помогли ее дозорным в рейде на, как они изначально считали, логово культа, ответственного за беспорядки. Оказалось, что это была шайка похитителей и вымогателей. Теперь по большей части мертвых похитителей и вымогателей, отметила она; женщина была рада, что не оттолкнула Хендрика слишком далеко в ту первую ночь в таверне.

— Черт побери, Сельвадор, когда же ты откроешь глаза? — пробормотала она, борясь с импульсивным желанием пойти и вновь поговорить с регентом-милитантом лично. Он уже долго пребывал в уединении, по слухам, глубоко в молитвах, но не выпустил новых эдиктов и не предложил дополнительной помощи. Ее ходатайства к архи-лектору также не дали результатов. Он был карьеристом, который, несомненно, надеялся, что она окажется паникером, и, когда Хелену неизбежно сместят, он сможет расширить свою власть на дозор.

И все же ее сны продолжались.

Хендрик, Бартиман и Олт стояли снаружи Гильдии Алхимиков под парой широких кожаных ожогощитов. Первый пытался укрыться от сильнейшего ливня. Капитан Мортан послала ожогощиты вместе с их первыми назначениями, печатями капера, которые позволили бы Мечам Зигмара действовать по ее распоряжению, и достаточно тяжелых кожаных дождевиков на всех. При такой жуткой погоде — поясняла ее записка — наемников ошпарит к сумеркам, если они не будут их носить. С тех пор сержант и его спутники каждый день находили применение подаркам капитана.

Над ними возвышалось здание гильдии — впечатляющая груда кирпичей, покрытая толстыми слоями защитной побелки и украшенная десятками странноватых гаргулий над арочными окнами.

— Немногие достаточно глупы, чтобы выйти наружу при всем этом, — прокомментировал Олт, сердито оглядев пустую улицу.

По пути от «Короны Дракона» они видели очень мало людей, а те, мимо кого проходили наемники, спешили под опускающимися грозовыми облаками, закутавшись в дождевики и не глядя друг другу в глаза. Эта улица славилась несколькими выглядящими богато витринами, и в паре окон обнадеживающе горели лампы, но большая их часть была темной и тихой.

— Впрочем, это не просто дождь, не так ли? — спросил Бартиман. — Какое бы колдовство тут не поработало, пожалуй, нужно быть куском камня, чтобы не чувствовать его. Или Бориком, — задумчиво добавил он, и Олт фыркнул.

— А есть разница?

— У Борика и остальных есть свои дела, — сказал Хендрик тоном, дающим понять, что он не в настроении. — Мы тут ради этого места. Отчеты говорят, что у них к этому моменту было два проникновения, оба раза — через тоннели, пробитые в подвальном этаже здания.

— И капитан Мортан думает, что кто–то, крадущий бутылки у алхимиков, достоин нашего внимания, так? — спросил Бартиман. — Я имею в виду, это ее время, ее деньги, но после всех этих смертей и исчезновений… знамений… и всякого такого прочего… — он замолчал, взмахнув руками, затем тяжело оперся на посох и фыркнул себе под нос.

— Тебе кажется, она попусту тратит время? — спросил Хендрик.

— Нет, — незамедлительно ответил Олт. — Сталь и огонь.

Будто подчеркивая его слова, посреди стоячего воздуха прокатился раскат грома. В этот момент Хендрику показалось, что он почувствовал едва заметное движение земли под ногами. Это была легкая вибрация, и на его глазах поверхность ближайших луж подернулась рябью. Просто дождь, подумалось ему? Или нечто иное?

— Тогда есть причина, почему мы здесь, — сказал Хендрик. — Пошли.

Он повел их к арочной входной двери здания, поднявшись по скользким от дождя мраморным ступеням, чтобы постучать кулаком по обработанному железному дубу.

— Я бы предпочел взглянуть на некоторые из этих нападений насекомых, — проворчал Бартиман, пока они ждали, когда откроются двери. — Держу пари, там интереснейшая некроэнтомология. Знаешь ли, я прошу об этом уже порядочно времени, и моложе я не становлюсь.

— Мне без разницы, на что смотреть, при условии, что я смогу спрятаться от этих дождевых импов, — ответил Олт, туже затягивая плащ. — Давай уберемся с улицы, а об остальном можно подумать позже.

В нескольких милях от Гильдии Алхимиков Борик, Ромилла и Аелин стояли на металлической платформе и смотрели вниз, на море гнили. Разлагающееся зерно устлало пол склада там, где его разбухшая масса вывалилась из мешков и расплескалась источающими смрад кучами.

— Эта вонь истинно богомерзкая, — сказала Ромилла, закрывая нос и рот одной рукой, а другой сжав молот-талисман.

— Знать не знаю, — сказал Борик, из–за шлема его голос дребезжал.

Аелин медленно покачала головой. Зерно не просто сгнило; оно потемнело и раздулось так, что стало больше похоже на горы черных личинок. Оно пропиталось слизью, похожей на грибную, и в нем было полно жужжащих мух и извивающихся белых червей. Их непрерывное движение вызывало дурноту. Среди куч испорченного зерна торчали белые и фиолетовые комки, в которых Аелин опознала грибы. Ромилла была права — вонь, поднимавшаяся от сгнивших запасов продовольствия, была более чем тошнотворная.

— Говорите, это обнаружили в таком виде? — спросила она смотрителя склада, человека по имени Тофтин, который провел их внутрь. Он был таким растерянным, что едва взглянул на их печати и не оспаривал их присутствие. Теперь смотритель Тофтин смотрел на нее поверх обмотанной вокруг рта и носа тряпки с выражением беспомощного ужаса.

— Этим утром, — сказал он. — Бастли и Дженс провели контрольный осмотр прошлой ночью и не доложили ни о чем неправильном. Ни попавшего сюда дождя, ни признаков вредителей, ничего.

— Кто–нибудь сторожит запасы ночью? — спросила Ромилла.

— Конечно, компания нанимает пару ночных дозорных, чтобы приглядывать за ними. Зерно с трудом добирается так далеко на север от Хаммерхола. Приходится сторожить его от воров… — Тофтин осекся, посмотрел на жуть разбросанной испорченной еды и сглотнул.

— Где эти дозорные? — спросила Аелин, размышляя, что, если кто–то и мог видеть, что произошло, то, несомненно, они. Ее надежды разбились, когда Тофтин поднял трясущуюся руку и указал на груду сочащейся жижи. Аелин проследила за жестом и ощутила укол страха от осознания — то, что она приняла поначалу за слипшийся комок гниющей еды, было на самом деле бледной рукой, поднимавшейся из грязи. Такой же раздутой, как зерно, в три раза больше, чем должна быть, с натянутой сине-фиолетовой кожей, которая лоснилась от слизи и червей.

— Ох, трон Зигмара… — выдохнула Ромилла.

— Никто не осмелился трогать это, на случай… — Тофтин вновь беспомощно пожал плечами. — Обоих дозорных не видели с тех пор, как мы ушли прошлой ночью и, ну, это кажется верным предположением.

Ромилла начала молиться за души усопших дозорных. Борик перегнулся через перила, чтобы разглядеть гниющее зерно, затем посмотрел на Тофтина с блеском линз шлема.

— Сколько это от городских запасов продовольствия? — спросил дуардин.

— Есть три склада, каждый — частная фирма, одобренная канцелярией регента-милитанта, — ответил Тофтин, будто наизусть повторяя текст. — Вы находитесь в главном складе «Зерна Гранжей». Семьи Хазиртейн и О’Фенник владеют двумя другими.

— Значит, около трети, — сказал Борик, с ворчанием вновь поворачиваясь к перилам. — Кто–нибудь знает, не произошло ли то же самое в других складах?

Аелин не думала, что Тофтин может выглядеть еще более встревоженным, но такая мысль, очевидно, не приходила ему в голову, и теперь он стал бледным как полотно.

— Думаете, такое могло случиться? — спросил он. Аелин разглядела страх за город, борющийся с эгоистичной мыслью о том, что если та же судьба постигла все склады, то он не будет нести единоличную ответственность, когда начнут искать виноватых. Никто из них не ответил, будучи слишком занятым разглядыванием вымазанных слизью припасов.

Ромилла завершила свои молитвы за мертвых.

— Что теперь? — спросила она. — Это никоим образом не может быть естественным. Как думаете, это работа Отца Чумы?

Аелин услышала в голосе Ромиллы осторожную сдержанность. Жрица никогда не рассказывала полностью о том, что случилось с армией, в которой она находилась в Азирхейме долгие годы назад, но Аелин знала, что среди них расползлось какое–то проклятье Нургла.

Выжила только Ромилла.

Пережитое ввергло ее в кризис веры, стремительное погружение в алкоголизм и самоистязание в трущобах Хаммерхола Акши, которое чуть не довело ее до смерти. Варлен, Хендрик и Аелин вытащили ее из ямы самобичевания и отчаяния и помогли вновь обрести веру и цель. Но ужас жрицы перед болезнью и разложением все еще оставался душевной язвой, которую она могла скрывать только под железным вратами веры.

Это зрелище буйствующего гниения было для нее тяжелым.

— Может быть, — согласилась Аелин. — Возможно, зацепка. Если так, нам не следует глядеть на эту мерзость дольше, чем нужно.

Тофтин взглянул на нее с новой тревогой.

— Думаете, это заразно? — спросил он. — Испорченный воздух, свернувшаяся жидкость?

Аелин пожала плечами. На ее щеке дернулся мускул. Ее разум уже скакнул дальше.

— Есть ли другие входы и выходы? — задала она вопрос.

— Ну… эм… большие двери в конце улицы, — сказал Тофтин, махнув рукой. — Еще один такой же вход есть сзади, еще одна лестница для рабочих. А! И дренажная труба, выходящая прямо в канализацию там, в дальнем углу.

— Дождевой сток? — спросил Борик.

Тофтин покачал головой.

— Сгоревшее зерно, — ответил он, и когда они направили на него непонимающие взгляды, продолжил. — Оно мокнет, когда пакуешь его в мешки. Конденсат портит зерно, если оставляешь его стоять, и в крайних случаях скопление может даже стать взрывоопасным. Потому мы позволяем ему стекать в канализацию. Так оно не… кхм… гниет.

— Не сработало, — сказал Борик, заслужив гневный взгляд от Тофтина.

— Еда испорчена, пропитание пропало. Молот Зигмара, погибли люди. Для Вас это, что, шутка? — спросил смотритель.

— Вряд ли, — проворчал дуардин.

— Смотритель Тофтин, спасибо за Вашу помощь, — сказала Аелин, поймав и зафиксировав его взгляд. Мужчина, казалось, впервые осознал, что стоит в присутствии аэльфа, увидев ее чуждые черты и пронзительные янтарные глаза, сияющие под ее капюшоном. Аелин выяснила, что многих людей, особенно мало путешествовавших, ее «инаковость» может выбить из колеи. Тофтин рассеянно кивнул, невольно отступив от нее.

— Конечно, в смысле, эм…

— Мы сделаем круг, чтобы осмотреть задний вход на случай, если кто–то воспользовался им, чтобы войти и совершить злодеяние, — сказала Аелин. — На правах городского дозора я прошу вас не пускать сюда никого, на случай, если тут есть зараза, которую они могут распространить.

— Конечно, — повторил Тофтин. Он выглядел облегченно, когда они прошли мимо него наружу через серые служебные помещения склада на дождливую улицу.

— Все это требует сожжения, — сказал Борик.

— Задний вход, серьезно? — спросила Ромилла, закутываясь в кожаный плащ и поднимая ожогощит над головой. Рядом с ними броня Борика производила непрерывный хор металлического звона и бряцания, когда тяжелые капли дождя отскакивали от нее.

— Нет, — сказала Аелин. — Капитан Мортан упоминала о тоннелях, так? Дела тут происходят под поверхностью.

— Тогда сточная труба, — со вздохом произнесла жрица. — Благодать Зигмара, приятно не будет.

— Хочешь, чтобы было приятно — иди обратно в гостиницу, — сказал Борик, топая мимо группы одетых в плащи горожан, тянущих тележку вдоль улицы. Дождевая вода текла у ее колес, брызгая им на ноги, и Аелин была уверена, что видит, как дерево телеги разлагается там, где на него попадает едкая жидкость.

— Еще раз, почему Варлен нанял его? — спросила Ромилла, когда они с Аелин направились за дуардином.

— Большая пушка, — ответила аэльф.

— Точно, — сказала Ромилла, и Аелин показалось, что она слышит, как жрица закатывает глаза.

Элеанора ВанГейст сидела за своим верстаком, наслаждаясь спокойствием, отсутствием других людей и знакомым комфортом мастерской. Хендрик приказал ей пойти и извлечь пользу из средств Дома Железнокованной Гильдии, к которым ей предоставила доступ капитан Мортан. Элеанора делала все возможное, чтобы не сбежать туда совсем, и возвращалась каждый день. Хендрик позовет ее, если потребуются ее умения. Прошли циклы с тех пор, как Мечи Зигмара работали в цивилизованном месте, и хотя присутствие ее друзей и сумки с инструментами давали Элеаноре знакомые ориентиры, чтобы подбодриться, неопределенные и анархичные условия еще больше выбили ее из колеи.

Конечно, когда она вошла в дом гильдии, были взгляды и шепотки. Всегда были. Элеанора терпела недружелюбное внимание мастеров и кузнецов машин с тех самых пор, когда отец первый раз привел ее на испытание в Железнокованную Академию в Хаммерхоле Гира. Она считала их взгляды неуютными и, конечно, был не один такой предполагаемый ученый, готовый препятствовать ее успехам просто из–за ее пола.

Такие вещи были для нее обычно просто затруднениями; Элеанора не могла по-настоящему контактировать с большей частью людей, не могла проявить эмпатию к враждебно настроенным инженерам вокруг нее, и потому их дискомфорт от ее присутствия не усиливал и не уменьшал ее собственного во всех смыслах. Но даже самые строптивые мастера старой школы не могли отрицать ее способностей к механизмам и машинам. Казалось, будто детали складываются прямо у нее в голове.

Она никогда не могла поговорить об этом со своим гордым, но потерявшим надежду отцом, или с теми завистливыми коллегами, которые в конце концов сожгли ее мастерскую и стали причиной исключения ее из Академии. Отец Элеаноры погиб в том взрыве, как несколько других инженеров, и после того, как все повесили на ее предполагаемую небрежность, женщину выгнали.

Растерянную, одинокую и немую от шока из–за неожиданного разрушения всего, что она знала, Элеанору отправили через большие городские Врата Владений на улицы Хаммерхола Акши. Она предполагала, в отстраненной манере, что погибла бы там, нищая и голодная, если бы слепой случай не свел ее и Мечей Зигмара. С тех пор она всегда была с ними и стала для них пропуском к любого рода баллистике и взрывчатке, а они для нее — плавучим бревном в неспокойном океане владений. Ромилла выходила ее, вновь вернула ей речь, действуя больше как мать, нежели как мнимый незнакомец.

В ее присутствии Элеанора чувствовала себя сильнее. В безопасности.

Так что да, Элеанора вытерпела обычные взгляды инженеров вокруг нее, когда вошла в Дом Железнокованной Гильдии Дракониума, но после того, что она пережила за последние несколько лет жизни, они имели на нее еще меньший эффект, чем до того. И довольно скоро ее, пусть и неохотно, провели в мастерскую, где она, наконец, смогла закрыть двери, разложить в правильном порядке инструменты с деталями и заняться работой.

Нога Элеаноры все еще болела. Женщина изменила позу и поморщилась, но почти не обратила на это внимания. Остальные не выглядели особенно заинтересованными, когда она пыталась рассказать им о пауке, и это, казалось, было вытеснено из головы Ромиллы другими событиями, потому Элеанора решила, что, вероятно, это не так уж и важно. Если она сконцентрируется на работе, то сможет игнорировать тупую пульсацию и жар, поднимающийся от ее лодыжки. Хендрик запросил бомбы, маленькие и большие взрывчатые снаряды и все хитроумное, что она сможет придумать, «на случай, если дела пойдут интересно». Бомбы — это Элеаноре было по силам. На ее верстаке уже расположилась небольшая кучка снарядов, свидетельствующих об этом.

Хитроумное — с этим она тоже справится. И вот появился этот отпугиватель пауков, о котором она раздумывала с тех самых пор, как ее укусили. Женщина была уверена, что помимо всего прочего у нее будет время поработать и над ним.

Она рассеянно убрала волосы от глаз и завязала их лентой, которую подарил ей отец на десятый день рождения и которая всегда была для нее лучшим подарком. Он сделал ей набор инструментов на своем верстаке. Подарил их с гордым блеском в глазах.

Она все еще пользовалась этими инструментами.

Элеанора смахнула пару слезинок от воспоминаний, даже не вполне осознав, что проронила их, и занялась работой.

В конце концов, нужно было многое сделать.

— Достаточно странно для тебя, Бартиман? — спросил Хендрик.

— Ну. В смысле. Да! — сержант подумал, что для человека, уставившегося на одно из самых неприятных и неестественных зрелищ, которые когда–либо видел, колдун смерти казался подозрительно восхищенным.

Их инструктаж объяснял, что предыдущий тоннель, прорытый в Гильдию Алхимиков, обрушился к тому моменту, когда прибыли дозорные. Но не в этот раз.

Хендрику хотелось, чтобы все же обрушился.

Он, Олт и Бартиман стояли в одном из подвальных помещений гильдии, в части, которую сами алхимики называли винным магазином. В этих комнатах одна на другой выстроились полки с перегонными кубами, бутылками с зельями, вырезанными из кристаллов пробирками, свинцовыми тиглями и другими странными тарами из материалов всех цветов. Некоторые помещения казались часто посещаемыми, но дальше по коридорам винный магазин полнился пыльным воздухом заброшенности. Слишком много бутылок и недостаточно алхимиков, создающих зелья, чтобы их наполнить, как пояснил им один из стариков, пока они вели Мечей Зигмара в подвал.

По крайней мере неиспользуемые комнаты были чистыми. Но не эта. Полки полностью выдрали из стен. Стекло и кристаллы побились, оставив разбросанные по полу кучки блестящих обломков. Неровные осколки перемешались с кирпичной пылью и мусором; бóльшая часть дальней стены помещения обрушилась внутрь, будто выбитая извне. Земля обнажилась, и в ней зияла зловонная дыра добрых пять футов в высоту и столько же в ширину.

Олт дотронулся до горла и пробормотал что–то на диалекте своего племени. Прозвучало суеверно и напуганно.

— Это поистине ужасно, не так ли? — сказал Бартиман, все еще казавшийся слишком довольным.

Дыра и без того была довольно тревожащей, но из зияющего пролома шла вонь, будто от сырой плесени, лежалого навоза, фекалий и того, что Хендрик мог сравнить только с ногами целого полка после тяжелого недельного марша. Толстые щупальца грибницы вились из краев дыры, чтобы пустить жадные корни в окружающую кирпичную кладку. Бледные побеги колыхались на холодном и зловонном ветерке, дующем откуда–то изнутри черного провала, и грибная поросль десятков гнилостных цветов торчала из стен, пола и потолка тоннеля. На некоторых росли волокнистые шипы, в то время как другие походили на пораженное яйцами мух мясо или хитиновые панцири, а один — на кричащий человеческий череп. Толстые белые клещи ползали по грибам и высыпались на пол помещения.

— Вы верите, что воры пришли через этот тоннель? — спросил Хендрик кучку выглядящих взволнованными алхимиков, собравшихся в дверях позади них.

Несколько кивнули в ответ.

— И вы верите, что они использовали этот же тоннель в качестве выхода?

Снова кивки.

— Кто–нибудь исследовал тоннель, чтобы посмотреть, куда он ведет? — спросил Хендрик, получив в ответ качание головой и нервное бормотание, как и ожидал. — Тогда ладно, — сказал он себе.

— Голова, там внизу дом плохих духов, — произнес Олт. — Мы же не пойдем туда, верно?

— Стоять здесь толку нет, — ответил сержант. — Исходя из того, что говорила капитан Мортан, дозор провел достаточно времени, сторожа дыры, но они не посылали никого вниз.

— Могу предположить, потому что это выглядит весьма неразумным, — сказал Бартиман.

— Мы осмеливались на худшее, — отозвался Хендрик.

— Но не по своей воле, — произнес колдун.

— Мортан наняла нас, потому что мы можем заниматься делом, противостоять опасностям, с которыми не могут справиться ее дозорные, — непреклонно сказал сержант. — Список начинается со спуска в злобно выглядящие ямы, вроде этой, чтобы выяснить, кто или что их сделало. Наберитесь смелости, оба, и идем. Олт, ты лучше всех читаешь знаки и следы, иди первым. Бартиман, дай нам немного света. Я пойду позади, чтобы ничто скверное не подобралось к тебе сзади, пока ты концентрируешься на своих заклинаниях.

Еле слышно бормоча, Олт снял свой плащ и бросил его в дальний угол комнаты, вместе с ожогощитом. Алхимики выглядели встревоженными его диким обликом, но Олт лишь наградил их волчьим оскалом. Хендрик и Бартиман последовали примеру, избавляясь от всего, что может стать помехой в узком пространстве тоннеля. В качестве единственной уступки Хендрик оставил Расплату привязанной к спине, мотивировав это тем, что если они найдут более широкое место глубже внизу, ему, может, доведется впечатать молот в лицо того, что там живет.

— Мы уверены, что не хотим сначала собрать остальных Мечей? — спросил Бартиман.

— Мы просто производим разведку, у них есть свои дела, — сказал Хендрик. — Если встретим что–то, с чем не сможем разобраться — быстро возвращаемся назад. И держите талисманы под рукой — как по мне, все это попахивает Хаосом.

Олт дотронулся пальцами до татуировок-оберегов. Он высвободил свои боевые топоры и осторожно прошел через губчатый мицелий у входа в тоннель, издавая на ходу тихие звуки отвращения. Бартиман последовал за ним, сложив ладони лодочкой и бормоча заклинание, создающее между ними призрачный свет. Хендрик, входя в тоннель за своими товарищами, вытащил пару кинжалов. Он скривил губы от отвращения, когда вонь усилилась, а ползающие клещи начали натыкаться на его стопы и щиколотки. Тоннель сузился вокруг него, заставив пригнуться. Он осознал, что отчаянно желает избегать прикосновений бледного мицелия на голове и шее.

Троица волочилась по узкому пространству прохода, дыша неглубоко и с отвращением. Свет из Гильдии Алхимиков быстро тускнел, пока единственным его источником не остался созданный Бартиманом бледный мерцающий огонек. В нем на быстрых маленьких лапках разбегались существа с сегментированными телами и похожими на перья усиками, щекотавшими ноги и руки Хендрика.

— Помните, что капитан Мортан говорила об атаках насекомых, — тихо произнес он. — Не спускайте глаз с этих жуков.

— Глаз? Хендрик, я виню себя за то, что не взял больше банок для образцов, — ответил Бартиман.

— Тихо вы, — зашипел впереди Олт кажущимся сдавленным голосом. — Дальше тоннель начинает спускаться довольно круто. И сужается.

Пока Хендрик продирался вперед, на лице мужчины была гримаса концентрации. Земля в самом деле начала уходить, а тоннель сжался так, что его плечи выдирали из стен рыхлый грунт. Это было чревато клаустрофобией. Прикосновения грибов, цепляющихся за стены, были отвратительными, и хуже того — сами стены начали сочиться какой–то жирной прозрачной слизью, которая на ощупь была холодной и пощипывающей. След из осколков стекла продолжался вниз по тоннелю, а под ногами извивались полупрозрачные насекомые.

Хендрик старался дышать ровно и сосредоточился на мысли о поиске разгадки тайны того, что угрожало городу. К тому моменту дела шли не так, как он надеялся, и он отчаянно хотел вступить в драку с настоящим врагом. Мошенники не в счет.

Если быть честным, Хендрик представлял, что они прибывают как раз вовремя, чтобы предупредить о вторжении армии. Он надеялся выкосить почитателей Хаоса в отместку за гибель брата. Вероятно, некоторая часть мужчины надеялась последовать за Варленом в объятья смерти, где он может воссоединиться с родичем. Вместо этого у них были загадки и дыры, туманные знаки и религиозный самодержец, верящий, что Зигмар спасет их от всего этого.

Хендрик удерживал свой норов на тончайшем из поводков, и события ночи их прибытия продолжали повторяться в его голове. Как он, запинаясь, замер перед регентом-милитантом. Как к их предупреждению остались глухи. Он чувствовал себя так, будто в последний раз подвел Варлена, и знакомое чувство самоуничижения вернулось с новой силой. Это, в свою очередь, привело Хендрика в смятение, поскольку он знал, что это страшно непродуктивно, но от гнева на собственную слабость сержант лишь больше возненавидел себя.

Бартиман остановился так внезапно, что Хендрик натолкнулся на него, едва не сбив старого колдуна с ног.

— Что такое? — спросил он.

— Олт остановился, — прошипел Бартиман.

— Что–то тут не так, — сказал разведчик, положив ладонь на склизкую землю стены. Через секунду, с едва сдерживаемой паникой в голосе, он шепотом продолжил. — Нет, нет, давай назад, назад, назад сейчас же!

Хендрик сражался вместе с Олтом уже год. Он хорошо знал, что не надо спорить. Однако, когда он попытался повернуться и отступить вверх по проходу, его поразило внезапное осознание, что он не может этого сделать.

— Я не могу развернуться, — прошептал он. — Места нет.

Хендрик почувствовал, что его тело пытается оцепенеть, когда сильный приступ клаустрофобии схватил лапами его горло. Он тяжело втянул воздух.

— Назад, ну же, сейчас же! — закричал Олт, отбросив всю видимость скрытности.

Чертыхаясь, Хендрик заставил свои конечности двигаться. Он начал карабкаться вверх по тоннелю спиной вперед так быстро, как мог. Его голова ударилась о потолок, сбив комки грунта и грибов, посыпавшихся на него. Что–то извивающееся упало ему на загривок, вызвав у него гадливое кряхтение. Бартиман, сумевший повернуться лицом в нужную сторону, подошел ближе, его старое лицо было искажено тревогой в трепещущем свете его огонька.

Хендрик тоже наконец почувствовал это — дрожь земли вокруг них. Он больше чувствовал, чем слышал низкочастотный грохот, который сотрясал почву и заставлял тоннель вибрировать. Грунт сыпался сверху, попадая в его глаза, уши, рот.

— Двигайся, Хендрик, у меня нет желания быть похороненным заживо! — выдохнул Бартиман.

— Что, во имя владений, происходит? — выкрикнул сержант, выплюнув полный рот кислой на вкус земли.

Единственным ответом было усиление яростной дрожи. Бартиман потерял концентрацию, и его огонек потух, погрузив их в кромешную тьму. Хендрик наступил пяткой на что–то, продавившееся с губчатым хрустом, и чуть не упал на спину. С колотящимся сердцем он вернул равновесие и продолжил идти, молясь Зигмару всемогущему, чтобы тоннель скорее расширился достаточно, чтобы получить возможность развернуться и побежать, пока он не обрушился им на голову.

В тот момент Хендрик осознал, что он на самом деле не хочет умирать.

Не так.

Не сейчас.

В канализационном тоннеле эхом отдавался яростный рев бегущей воды. Звук отражался от изгибающейся кирпичной арки потолка. Он наполнял воздух молотящим грохотом тысяч галлонов кислотных сточных вод, несущихся по тоннелю и дальше в другие каналы.

Аелин держалась одной рукой за перила, пока вместе с товарищами пробиралась вдоль мостков над потоком. Она думала, что вонь здесь, внизу, будет отвратительной, но с таким количеством воды, текущей через канализацию, главной заботой был не столько запах, сколько возможность быть схваченным кислотными водами и смытым к чудовищной смерти.

Мостки здесь тоже не особо–то наполняли Аелин уверенностью. Будучи простыми конструкциями из деревянных досок и арматуры, вкрученными прямо в стены, они казались шаткими и ненадежными. Они тревожно скрипели под бронированным весом Борика, да так сильно, что аэльф подумывала приказать ему вернуться на поверхность. Однако искровой фонарь на плече его доспеха служил им главным источником света, и, кроме того, если они наткнутся здесь на что–то опасное, его пушка будет весьма полезной.

Конечно, они провели здесь, в канализации, уже больше часа, и нашли только выглядящих встревоженными крыс, старающихся оставаться над поднимающимся паводком.

Нет, подумала она, это не вполне правда. Они нашли кое–что еще.

— След продолжается вправо на развилке, — сказала Аелин.

Они шли по дорожке из склизких пятен и фиолетовых грибов, которая начиналась у места опорожнения склада зерна и вела глубже в запутанную канализационную сеть Дракониума. Аелин чувствовала, что они следуют за чем–то определенным, если только они смогут избежать того, что их смоет.

— Как долго мы еще собираемся продолжать это? — спросила Ромилла, потирая руки. — Не стоит ли нам собрать остальных?

— Возможно, — ответил Борик.

— Наш след — царапины и пятна, и немного небольшой грибковой поросли, — сказала Аелин. — Как быстро он исчезнет при таких условиях? Даже я не смогу идти по следу, смытому паводком.

— Так, мы идем дальше, пока, ну, не найдем источник этой порчи? — задала вопрос Ромилла. — Нас трое, Аелин. Береженого и Зигмар бережет, знаешь ли.

— Нас четверо, — сказал Борик, многозначительно приподняв свою пушку.

— Я хочу найти, где наш объект преследования проник в канализацию, — произнесла Аелин, повысив голос, чтобы перекричать бегущую воду. — Я не верю, что кто–то может жить в этих тоннелях. На деле, они, должно быть, вошли в них где–то еще, чтобы добраться до запасов зерна и сделать… что бы они там с ним ни сделали.

— Значит, мы находим место, где они вошли, и получаем что–то, от чего можно оттолкнуться, — сказала Ромилла. — Но после мы выбираемся отсюда и находим подкрепление, согласны?

— Согласен, — отозвался Борик.

— В следующем тоннеле много труб, прикрепленных к стене, — произнесла Аелин. — Аккуратнее, не обожгитесь.

Трубы, предоставляющие термальное отопление наиболее богатым домам Дракониума, шли через канализацию, входя и выходя из кладки и изредка исчезая в собственных боковых тоннелях поменьше. Они создавали постоянную стену жара и часто извергали клубы пара, и пока что Аелин с товарищами были достаточно осторожными, чтобы их избегать.

— Я служил на харадронских воздушных кораблях, лазал вокруг хитросплетений эндрина в местах, куда уже этого, будучи поднятым на две мили в небо, — проворчал Борик. — Думаю, я могу избежать…

Он внезапно замолчал, отчего Аелин остановилась, держась одной рукой за перила мостков.

— Избежать чего? — спросила Ромилла. Борик поднял руку.

— Изменения давления, — пробормотал он, а затем громче — Наружу. Живо.

Аелин вдохнула, чтобы заговорить, но затем тоже это почувствовала. Нарастающую волну давления воздуха, внезапно давящее ощущение чего–то вздымающегося. Она почувствовала пробежавшую по перилам вибрацию и посмотрела в глаза Борика, смотревшими из–за глазных линз его шлема.

— Что? Что? — голос Ромиллы был напряженным от тревоги.

— Там, позади, был выход, — сказала Аелин. — Быстрее.

Она развернулась, и в это же мгновение тоннель сотряс яростный толчок. Известковая пыль посыпалась из ломающейся кладки. Поднялась и разбилась высокая волна, заставляя Аелин шипеть от боли, когда вода касалась ее обнаженной кожи. Мостки застонали под ними.

— Ну же! — поторопил Борик, и они бросились бежать.

Аелин показывала путь, по трещащим и шатающимся деревянным доскам барабанил топот. Аэльф слышала товарищей позади себя — быструю, легкую поступь Ромиллы и более медленную, тяжелую походку Борика.

Аелин почувствовала еще один всплеск силы, внезапное изменение в давлении воздуха, достаточно жесткое, чтобы у нее заложило уши. Тоннель, казалось, сгибается вокруг нее, вдоль его потолка бежала неровная трещина, выплевывая известь и грязь в поток внизу.

— Что, во имя Зигмара, происходит? — закричала Ромилла сквозь грохот землетрясения и рев воды.

Аелин продолжила бежать, едва не сорвавшись с мостков, когда доска сломалась и упала с куском перил, прикрепленных к ней. Вода жадно подхватила обломки и унесла их, разбив на куски о стены тоннеля.

— Да чтоб оно все проржавело, просто беги! — заорал Борик усиленным каким–то дуардинским артефактом в шлеме голосом.

Свет от его наплечного фонаря бешено прыгал на бегу, пробиваясь через тоннель, высвечивая пенящуюся воду, осыпающуюся кладку и трещащее дерево.

Аелин завернула за угол и увидела металлическую лестницу наверх, ее перекладины спускались из круглой шахты к дереву мостков.

Ударил еще один толчок, и она с непониманием увидела, как бушующая вода невероятным образом потекла вверх по стенам тоннеля. Колеблющиеся пузыри сточной воды вырвались и взмыли вверх, расплескавшись о треснувший потолок. В этот же момент Аелин почувствовала, что ее нога соскользнула с мостков. Она схватилась за перила и сумела подтянуться к ним. Она отчаянно пыталась понять, что происходит, стараясь бороться с сильным головокружением и ощущением невесомости в теле, когда оно поднялось над мостками. Позади нее испуганно закричала Ромилла. Затем раздались грохочущие звуки шагов Борика, который двигался быстро, будто пьяный, пытающийся не запнуться на бегу о собственные ноги.

Аелин почувствовала удар, когда Борик влетел в нее и протащил дальше в тоннель, бесцеремонно толкнув в нее Ромиллу. Аэльф глянула вниз и увидела, что дуардин бежит будто на цыпочках, его ноги едва касались пола. Бросившись к лестнице с зафиксированной на спине магнитами пушкой, он схватил их обеих, обвив руками талии соратниц.

Его броня, в замешательстве подумала она. Его броня достаточно тяжелая, чтобы утянуть их вниз, не иначе.

Затем произошел еще один толчок, взрывная волна давления, прогрохотавшая по тоннелю позади них. Трубы покоробило и вырвало из стены. Кладка взорвалась. Паводок потек с неожиданной яростью и обрушился с такой силой, что к потолку поднялись шипящие гейзеры. Борик выругался, когда мостки сломались с треском гнущегося дерева и визгом скручивающейся арматуры.

Аелин перевернулась в воздухе. Проявив ловкость, она ударила одной ногой погнутые перила и на полном ходы дотянулась до лестницы. Аэльф обхватила длинными сильными пальцами железную перекладину и зацепилась. Другой рукой она поймала Борика за патронташ.

— Ромилла! — прокричала она.

Жрица смогла схватиться за лестницу, как раз когда дерево мостков обрушилось в беснующуюся воду. Она повисла, тяжело ударившись об Аелин, и едва не сбив ее хват.

Аэльф закричала, пытаясь удержать Борика. Вес дуардина в броне был чудовищным, и Аелин, цепляясь, почувствовала, как напряжение в жилах и мышцах начинает разрывать ее конечности. Плечо готово было выскочить из сустава в любой момент. Пальцы пылали раскаленной добела агонией. Лестница грозно застонала. Напрягая тело сверх предела, Аелин почувствовала кровь во рту.

— Брось меня, или мы все утонем, — закричал дуардин.

Аелин отдаленно услышала, как медленно и быстро бормочет Ромилла. Молитва, сбивчиво подумала она. Затем она ощутила, как что–то в ее запястье надрывается, нечто горячее и жуткое разгорается в груди, а пальцы начинают соскальзывать.

Внезапной вспышкой разряда молнии, выпущенной с небес, тоннель заполнил белый свет. Сквозь пелену боли Аелин почувствовала, как избавляется от веса Борика, когда Ромилла потянулась вниз, схватила дуардина за второе плечо и подняла его вверх без видимых усилий.

Аелин моргнула, увидев корону священного света, вьющуюся вокруг головы жрицы, и трещащие вокруг ее конечностей молнии.

— Лезь, — выплюнула Ромилла с раскатами грома в голосе. — Чудеса Зигмара недолговечны.

С трясущимися конечностями, раздираемыми болью, и почти бесполезной левой рукой Аелин подтянула себя по лестнице к металлическому люку наверху. Под собой она слышала, как латные перчатки и сабатоны Борика звенят о перекладины. Священный свет погас так же внезапно, как и появился, и дрожь в кладке вокруг них удвоилась.

Из последних сил Аелин отодвинула канализационный люк и вытащила себя на скользкую от дождя мостовую, игнорируя охвативший ее ливень. Она почувствовала, как он обжигает ее кожу, но у нее просто не было сил, чтобы укрыться. Позади себя Аелин услышала, как, кашляя и задыхаясь, вылезли на свет товарищи. Улица задрожала под ней, затем кто–то ее поднял, укутывая в дождевик. Она увидела озабоченное лицо Ромиллы с бледной кожей и покрасневшими глазами, а затем ничего.

Элеанора, с удивлением от тряски, прошедшей по верстаку, подняла взгляд от работы. Металл зазвенел, когда шестерни вывалились из аккуратных стопок и рассыпались по столу. Ее аккуратно разложенные инструменты прыгали и плясали.

Она выпрямилась, нахмурившись, и убрала линзу монокля от лица.

— Что происходит? — спросила она в пустоту.

Будто в качестве ответа тряска усилилась. Дрожь прокатилась по ее стулу, словно отдаваясь в костях. Откуда–то из другой части дома гильдии Элеанора услышала приглушенный взрыв. Чей–то взрывоопасный эксперимент пошел неправильно, подумала она. Женщина отдаленно услышала топот бегущих ног и кричащий о пожаре голос. И все же ее внимание было приковано к верстаку, где шестерни, проволока и даже ее инструменты вступили в какой–то странный танец.

С восторженным увлечением Элеанора наблюдала, как маленькие металлические детали свободно поднимались от стола и грациозно парили в воздухе. Они раскачивались по странным траекториям и закручивались по спирали вокруг друг друга, когда перед ней с верстака медленно поднялось в воздух созвездие из проволоки, металла и стекла.

Очередной толчок прошел по комнате, и Элеанора удивленно вскрикнула, когда резкое движение опрокинуло ее вместе со стулом. В следующее мгновение воздух наполнился грохочущими металлическими кусочками, и она снова закричала от разгоревшейся в спине боли.

Паникуя и недоумевая, Элеанора на четвереньках заползла под верстак. Лишь тогда она ощупала спину и наткнулась на впившиеся в нее маленькие холодные кусочки. Она зашипела и отдернула руку. Ее пальцы были красными от крови.

Парящий металл. Он, что, взорвался? Но нет же, поняла она. Не взорвался. Глядя из–под верстака широко раскрытыми глазами, Элеанора поняла, что только падение спасло ей жизнь. На другом конце комнате, с достаточной силой, чтобы застрять, в стену ударились шестерни, проволока, инструменты, болты и стекло. Мусор очертил грубое лицо десять футов шириной, выгибающееся наружу с одной стороны, а с другой — вовнутрь, так, что напоминало огромную злобную луну. И его глаза… Элеанора с ужасом смотрела через комнату, в те же глаза, что мучали ее во снах с тех пор, как они прибыли в Дракониум.

— Глаза, что смотрят тебе в душу, — прошептала она.

Прошло целых десять минут, прежде чем Элеанора набралась смелости вылезти из–под верстака, и еще двадцать до того, как она, наконец, начала вытаскивать шрапнель из спины, а затем из стены.

Глава шестая. Вина

В общей комнате в «Короне Дракона» с каждой ночью становилось все меньше народу. Там, где до этого люди искали компанию и пытались дружелюбным тоном уверить друг друга, что все хорошо, теперь бесконечные дни хлещущего дождя и дурные предзнаменования омрачили всех, кроме самых пылких духом. Хендрик подозревал, что большая часть жителей Дракониума, которым не нужно было выходить за порог, ютились в своих домах, делая все возможное, чтобы не впустить дождевую воду и не выпустить подобие тепла. Он испытывал определенную симпатию к бедному люду в Грачином Дозоре и Ангарном Потоке, не говоря уже о Низинах.

— Дождь не размоет ни дома бедноты, ни их самих — не всех в один миг, — прокомментировала капитан Мортан, когда заходила их проведать двумя днями ранее. — Но если буря продолжится, первыми обрушатся именно их лачуги, и именно они с дождевыми ожогами заполнят благотворительные апотекарионы и святилища на Путеводном Холме.

Хендрик предполагал, что у татуистов появится бешеный спрос на метки веры, чтобы закрыть ожоги, когда буря утихнет. Если утихнет.

Он утомленно оглядел стол, с легким отвращением заметив, что в щелях между деревянными досками угнездилась плесень. Мечи Зигмара были пока что самой большой единой группой, сидевшей в общей комнате, и, насколько мог судить Хендрик, единственными гостями извне, которые оставались в гостинице.

— Плохой выдался денек, да? — спросил он.

Бартиман устало хмыкнул.

— Справедливая оценка, сержант, — сказал колдун. — Откровенно говоря, я удивлен, что мы все еще здесь.

Аелин была отозвана со службы; поверх нескольких бледных ожогов ее кожу покрывали целебные мази, одна рука и плечо другой были замотаны в повязки и сделанные Ромиллой припарки. Жрица выглядела едва ли лучше — бледная и истощенная, как всегда после взывания к помощи Бога-Короля. Даже Борик был молчалив. Он работал с едким железом, чтобы разгладить вмятины на наплечнике, где Ромилла схватила его с чудесным образом увеличенной силой.

Элеанора сидела так близко к Ромилле, как могла, ее перевязанные раны были спрятаны под чистой туникой, но явно причиняли ей боль. Она, казалось, попала в петлю, доставая свои инструменты из мешка, неуверенно глядя на них, будто они могут укусить ее, принимала жалкий вид и считала пальцы, вправо, потом влево, оглядывалась, чтобы проверить, что Ромилла все еще тут, затем вновь рассеяно тянулась к инструментам. Она также уделяла внимание своей левой ноге, как заметил Хендрик, и он уже собирался спросить ее об этом, но время было упущено, и теперь он не хотел тревожить молодого инженера сильнее.

Сержант понимал, что он, Бартиман и Олт выглядят немногим лучше. Они едва успели выбежать из тоннеля перед тем, как он обрушился. У Хендрика был целый ворох ушибов там, где его достали камни и корни. Бартиман непрерывно кашлял в черный платок, а в его дыхании появился явный мокрый хрип. Олту досталось больше всего — ему пришлось выпрыгивать из пасти тоннеля, когда тот сложился. Он сильно вывихнул колено, а его ладони и предплечья были разодраны в клочья осколками стекла и хрусталя, впившимися в них, когда мужчина растянулся на полу комнаты.

На столе между ними собралось немало пустых кружек. После такого дня пила даже Аелин, хоть и кривила губы от сваренного людьми эля. Кабатчик гостиницы, коренастый мужчина по имени Газ, медленно полировал стеклянную посуду и оценивающе наблюдал за ними. Оглядывая почти пустую общую комнату с ее трепещущим камином и горсткой одиноких выпивающих, забившихся по темным углам, Хендрик предполагал, что на плаву «Корона Дракона» последнее время держалась за счет их денег.

— Бывало хуже, — произнес сержант, пытаясь говорить твердо и обнадеживающе. Самому себе его несколько невнятные заверения казались глупыми.

— Когда? — спросил Олт, прекративший прятаться под плащом, заявив, что у горожан есть худшие поводы для волнений, чем какой–то татуированный язычник. — До того, как я встретил вас, небесников, да? Потому что я не помню такого паршивого цикла за последний год.

— Что происходит в этом городе? — спросила Ромилла, глядя на них.

— Вопрос больше в том, что мы все еще делаем посреди всего этого? — спросил Борик.

— Мы заключили контракт с капитаном Мортан, — сказал Хендрик, нахмурившись. — И самое главное, мы пытаемся почтить кончину Варлена.

— Так точно, и у нас есть еще один контракт с племенем Олмори. Последний раз, когда я проверял, их барахло все еще было в наших сумках и мы опоздали с его возвращением, а между тем Варлен все так же мертв и ничуть не заботится о том, чтим мы его или нет, — произнес Борик, с грохотом положив свой погнутый доспех. — Теперь я спрошу вновь, почему мы не выберемся отсюда сегодня же?

— Борик, у дозора… — начал Бартиман.

— Забот полон ржавый рот, и большая часть из них слишком занята прятками под ближайшей крышей, чтобы вообще беспокоиться о том, что происходит на улицах! — поднял голос Борик. — С нашими способностями, хрукни, мы выберемся отсюда самое большее к середине ночи, а к рассвету нас и след простынет.

— А когда мы услышим, что Дракониум пал, а мы не помогали остановить воплощение какого бы там ни было ужаса? — спросила Ромилла. — Сможешь жить с этим на нашей совести, Борик?

— У них есть вся городская милиция, весь дозор, — ответил он, так сильно повысив голос от раздражения, что Хендрик вздрогнул. — Что изменит кучка травмированных, уставших, сытых по горло наемников, а? Это не наша проблема.

— Когда Варлен погиб из–за этого, это стало нашей проблемой, — сказал Хендрик.

— Я сожалею о смерти твоего брата, — сказал Борик. — Но он мертв. Нету его. Во флоте мы хороним наших мертвых на ветрах и двигаемся дальше. Труп — это просто балласт, Хендрик, а памяти все равно, как ее хранят.

— Борик, хватит, — тихо сказала Аелин грубым от боли голосом.

Борик взглянул на нее, и Хендрик с удивлением заметил, что на грубоватом лице дуардина промелькнуло что–то похожее на вину. Он уступил, не сказав больше ни слова, хотя все еще мрачно смотрел на сержанта их–под нависших бровей.

Мечи несколько минут сидели в тишине. Они пили с твердой решимостью людей, для которых реальность стала тем, от чего нужно сбежать. Хендрик допил свою кружку, пятую или шестую, как он думал, и пошел к бару за еще одной. Если он чему–то и научился до того, как был изгнан из Свободной гильдии, так это тому, что проблемы солдата зачастую можно утешить обильным потреблением алкоголя. На короткое время, по крайней мере, а после такого денька дальше этого Хендрик предпочитал не думать. Чуть вперед — и он снова упадет в грозящую раскрыться под его ногами черную яму отчаяния, почувствует приступ сомнения и угрызений совести за мысль, что он мог привести товарищей в смертельную ловушку как раз тогда, когда его брата нет рядом, чтобы подчистить за ним.

Когда Хендрик вернулся за стол, диалог перешел к самому городу.

— Из того, что говорил кабатчик, это землетрясение прошлось по всем городу, — сказал Бартиман, широко жестикулируя. — Обрушило две башни Грачиного Дозора и убило пару сотен человек. Развалило тревожащее количество лачуг в трущобах, домов бедноты и прочего.

— Я слышала, что от грибной чумы и испуганного безумия, вызванного этим землетрясением, они потеряли большую часть поголовья ранти на Западном склоне, — произнесла Ромилла. — Зерно, скот… даже если проклятье сойдет с города, потребуется экстренная помощь от Хаммерхола, если они хотят избежать голода, когда наступит пепельная зима.

— Это если они все не будут смыты и не потонут к тому моменту, — сказал Олт. — Облака над городом сегодня такие плотные, что больше не видно горных склонов. Только кратеры вспыхивают, как пара больших старых горящих глаз.

Элеанора издала короткий стон при этих словах, и Ромилла положила ладонь на ее руку. Она бросила взгляд на пожавшего плечами Олта.

— Это было не землетрясение, — сказала Элеанора слабым голосом.

— Повтори? — попросил Хендрик, подавшись вперед.

— Люди говорят, что это землетрясение, но это не было землетрясением, — произнесла инженер. — Из–за него все парило. Оно изменило силы природы, будто машины небес работали неправильно. Это не было землетрясение.

— Элеанора права, — сказала Аелин. — То, что мы видели в канализации, не было простыми подземными толчками.

— Все это связано, иначе быть не может, — сказал Бартиман. — Слушайте, вот мое предложение: завтра я и кто–то еще, кто хочет составить мне компанию, поднимаемся в блокгауз дозора и просмотрим эти отчеты у капитана Мортан. Может, свежие глаза и головы…

Бартимана прервала распахнувшаяся с грохотом и шквалом ветра и дождя дверь «Короны Дракона». Внутрь вошла дозорная и направилась прямо к их столику, отбросив капюшон, когда приблизилась.

— Ох, ну что теперь? — проворчал Хендрик.

— Вы Мечи Зигмара, так? — дозорная критически оглядывала их, проводя пальцами по коротким черным волосам, чтобы избавиться от дождевой воды, и быстро стряхивая капли с рук.

— Имеем сомнительную честь ими быть, — ответил Бартиман.

— Капитан Мортан требует вашего присутствия у южных ворот немедленно. Она велела прийти подготовленными, — сказала дозорная.

— Почему, что случилось? — спросил Хендрик. Он отодвинул эль и потянулся за Расплатой, игнорируя всплеск усталости, от которого молот ощущался вдвое тяжелее, чем обычно.

— Беспорядки — просто поторапливайтесь, — произнесла дозорная. Доставив сообщение, она подняла капюшон и исчезла в вымоченной дождем темноте.

— Это… оно… как думаете? — спросила Ромилла, снимая молот с пояса. Ее товарищи последовали примеру, беря оружие на изготовку.

— Есть только один способ узнать, — ответил Хендрик. Хмельной дурман отступил под угрозой опасности. Мужчина обнаружил в себе надежду, что это действительно «оно». Не было ничего хуже отвратительного ожидания.

Когда они добрались до южных врат, укутавшись в дождевики и ютясь под ожогощитами, Мечи Зигмара обнаружили странно разворачивающуюся ситуацию. В свете искровых фонарей на площади перед вратами собрались сотни людей. Они были облачены в разного рода одеяния и несли с собой рюкзаки, дорожные посохи, мешки, бутыли с водой, весь инвентарь группы, собравшейся отправиться в долгий поход. Они выглядели странно, хотя Хендрик не мог сказать почему.

Насколько он мог видеть, никто не был вооружен, и все же их взяли в кольцо выглядящие разозленными дозорные с поднятыми пистолетами и алебардами. Они направили свои фонари в лица собравшейся толпы, заключив их в яркую корону света. Удивительно, но пойманные люди практически не прикрывали глаза, смотря на лампы с какой–то мрачной решимостью. Их также мало заботили направленные на них с укреплений южных ворот луки, добавляя угрозу для продвижения со стороны военной милиции.

— Молодые и старые, — сказала Аелин, когда Мечи подошли к арьергарду кордона. — Богатые и бедные, самый разный люд. И у них нет никакой защиты от ожогов.

Хендрик тут же понял, что она права. Именно поэтому они выглядели так странно; прошли многие дни с тех пор, как он видел кого–то снаружи не укутанным в защиту от дождя. Теперь он вздрогнул от мысли, что эти глупцы стояли под ливнем полностью неприкрытые.

— Молот Зигмара, им повезет, если к утру у них останется кожа и волосы, — воскликнул он.

— Это волнует их меньше всего, — сказала капитан Мортан, отвлекаясь от тихого разговора с лейтенантом Гранжем и несколькими дозорными первого ранга. — Спасибо, что пришли так быстро.

— Кто они? — спросила Аелин.

— Называют себя Святилищем Предречения Судных Дней, — ответила Хелена с явным раздражением в голосе. — Кучка фанатичных кретинов, убежденных, что Зигмар никогда не желал, чтобы мы жили в Смертных Владениях. Они требуют, чтобы мы сейчас же выпустили их из ворот. Предположительно, они услышали последнее знамение, и пришло время возвращаться в Азир.

— Ну так выпусти их, и нас заодно, — проворчал Борик. Капитан Мортан не подала виду, что услышала его.

— Почему они не носят ожоговые плащи, они секта флагеллантов? — спросила Ромилла, глядя на детей, стариков и немощных в толпе. — Нет способа как–то завести их в укрытие, пока все не уладится?

— Они не пойдут, из–за какой–то чуши про то, что дождь обжигает только нечистых, — сказала капитан Мортан. — Я близка к тому, чтобы просто натравить на них дозорных, но если можно избежать резни, то такой вариант предпочтительней. Кроме того, дела несколько сложнее.

Из вымокшей под дождем и молящейся толпы людей неожиданно выделилась фигура, поднятая на плечах стоявших вокруг нее, чтобы властно взглянуть на дозорных.

— Капитан Мортан, вы достаточно долго задерживали Избранных, — прокричала женщина, и Хендрик вздрогнул от фанатизма в ее голосе.

— Кристенна, их Несущая Фонарь, — сказала Хелена. — Не та женщина, с которой можно договориться.

— Мы не желаем причинять вред укреплениям города, но мы не постесняемся сделать это, ибо все вы, нечистые души, примете адовы муки независимо от того, есть ли у вас стены, чтобы спрятаться, или нет, — громко заявила Кристенна. — Колокол зовет. Врата открыты. Знамение услышано, — это вызвало вопли и крики яростного фанатизма среди многих ее последователей. — Теперь позвольте нам пройти или, как Зигмар открывает путь пред своими Избранными, так и мы взорвем ворота города и оставим их дымиться позади. Не испытывайте меня, капитан Мортан, ибо вера моя сильнее, а решимость защищать паству — непоколебима.

— У врат, видишь? — сказала Капитан Мортан.

Хендрик посмотрел поверх толпы людей на площади, туда, где в тенях у внутренних врат ошивались несколько силуэтов. До этого он их не замечал.

— Те трое заявляют, что у них есть самодельные взрывные устройства, и они угрожают снести внутренние врата, если я не разрешу им выйти. Мы не могли рисковать приближаться к ним, на случай, если они выполнят свою угрозу.

— Они могут это сделать? — спросил Бартиман. — Я имею ввиду, у них вообще есть взрывчатка? Вы ее видели?

— Архи-лектор ясно выразился, что предпочел бы, чтобы я не пыталась, — кисло сказала капитан Мортан. — Если надвигается угроза городу — внимание на «если» — он не хочет рисковать целостностью городских врат.

— Где архи-лектор? — спросил Хендрик.

— В тепле и сухости в военном святилище, отправляет сообщения с посыльным, — ответила Хелена. — Его святая и воинственная светлость предпочитает отличный от моего подход к командованию.

— Капитан Мортан! — продолжила Кристенна. — Я прошу вас о снисхождении в последний раз. Я Несущая Фонарь Зигмара, и Вы игнорируете мои слова на свой страх и риск!

— Ладно, ладно, ты, заносчивая маленькая ведьма, — проворчала Хелена, проталкиваясь через кордон дозорных, чтобы встать на границе освещенного круга. — Это закончится сейчас. Ты подвергаешь свою паству опасности этой глупой демонстрацией. По меньшей мере они получат ожоги.

— Еретичка! — закричали собравшиеся Избранные. — Неверная! Проклятая!

— Я не стану спорить с тем, кто одной ногой уже в пламени владений Темных Богов, — закричала Кристенна, величественно указав вниз на капитана Мортан. — Не для верующих объясняться с теми, кто не видит правды, чьи уши глухи к знакам, что дает Зигмар. Если хочешь проклясть себя своим невежеством, Мортан, то это твоя ошибка. Но задерживать Тех, Что Слышали Предупреждение? Это худшая из ересей, ибо ты бросаешь вызов воле самого Бога-Короля! Пропусти нас, или я призову святой огонь обрушиться на эти порочные и недолговечные врата.

— Во имя Зигмара, Кристенна… — начала капитан Мортан.

Она не закончила. В этот миг по тучам прокатился мощный раскат грома, и над городом разорвалась похожая на паутину молния. Яростная вспышка пронеслась по крышам и спустилась на городские улицы, срывая шифер и подбрасывая его в воздух. На западном конце площади разбились искровые фонари от взрыва газа изнутри. Избранные взвыли и фанатично взмолились. Дозорные вопросительно переглядывались, меняя хват на холодном и скользком от дождя оружии.

— Для слов еретиков у Зигмара нет ничего, кроме ярости! — завыла Кристенна, поворачиваясь, как предположил Хендрик, чтобы приказать своим последователям взорвать их бомбы. И все же она остановилась, когда ей ответил новый голос — глубокий и раскатистый баритон.

— Именно так, Кристенна, и в эту ночь его ярость предназначается тебе.

Хендрик развернулся и увидел, что пока все неотрывно смотрели на капитана дозора и лидера культа, украшенная позолотой повозка прогрохотала по улице Глашатая и остановилась на краю площади. Его глаза расширились, когда он осознал, что из повозки под металлический ожогощит, удерживаемый двумя слугами в ливреях, вышел регент-милитант Дракониума. Говорил именно Сельвадор, и теперь он приближался по мостовой с аэльфскими стражами по бокам.

— Архи-притворщик! — завизжала Кристенна, указав на подошедшего Сельвадора пальцем, с которого капала вода. — Кузнец лжи, обманщик, позолоченный язык, чьи отравленные слова сбили с пути глупых верующих этого города и обрекут их на пламя вечных мук!

— Все это — имена, которые я могу приписать тебе, Кристенна, — ответил Сельвадор командирским голосом полевого генерала. — Но я пришел не для этого. Я долго и упорно молил Зигмара о наставлении, о знаке, почему такие ужасные знамения и темные дни осквернили наш город. Теперь я знаю. Не наша нехватка веры, не какие–то ошибки добрых людей Дракониума. Нет, это яд, сочащийся из твоих уст, змея-искусительница, обрушил гнев Зигмара на наш гордый город. Я даю тебе милость, о которой ты так настойчиво молилась. Я даю тебе ее, хотя она, определенно, станет твоим проклятьем, ибо ты ведешь глупую неподготовленную паству в пустоши и никогда больше не получишь убежища здесь. Забирай свою лживую веру и проваливай из моего города, и уходя, забери с собой проклятье, что омрачило наши дни!

По приказу регента-милитанта южные врата Дракониума с грохотом открылись. Разбрасываясь шумными молитвами и гневными выкриками, Кристенна и ее паства прошли вдоль арочного тоннеля под бойницами и железными шипами поднятой решетки и вновь вышли в пропитанную дождем ночь.

Регент-милитант прошел к ступеням на привратные укрепления, его свита смущенно следовала за ним по узкой лестнице. Капитан Мортан шла прямо позади него и Хендрик, никогда не ждавший разрешения, вел Мечей Зигмара следом за ней.

— Мой повелитель, мудро ли это? — спросила Мортан, когда они достигли вершины стены. Железные жаровни горели вдоль нее, и в их мерцающем свете Хендрик мог разглядеть Избранных, высыпающихся из внешних врат в торжествующую толпу. Он увидел, что на реке все еще оставалась одна баржа, чей капитан или был особенно упорным, или отчаялся; озадаченные барочники выстроились вдоль перил своего судна и сонно уставились на ликующее сборище, крики которого разбудили их.

— Моя дорогая Хелена, это мудрость самого Зигмара, — ответил Сельвадор. — Мы город веры. Здесь нет присматривающих за нами Грозорожденных Вечных, ибо Бог-Король доверят нам хранить собственную веру. То, что мы позволили подобному культу расцвести внутри наших стен… мы думали, что проявляем великодушие, но теперь я вижу в этом слабость, которой оно и являлось. Они последователи ложной веры, обманутые ложью Хаоса и распространяющие их вероломную ложь во всех слоях нашего общества. Хелена, они обрушили все это на нас.

— Если это так, мой повелитель, почему мы просто не арестуем их? — спросила капитан Мортан. — Многие из этих людей просто могли быть обманутыми.

Регент-милитант опечаленно покачал головой и положил облаченные в перчатки ладони на камни зубца, пристально смотря, как Святилище Предречения Последнего Дня уходит в ночь.

— Нет, моя дорога Хелена, они порочны, от первого до последнего, — сказал он. — Хуже того, их порча принесла проклятье в Дракониум. С чего иначе Зигмару посылать беснующуюся бурю, чтобы показать свое недовольство? Эти еретики должны быть выдворены из нашего города, чтобы умиротворить гнев Бога-Короля. То, что они сами решили уйти, освободит нас от риска разорительного гражданского конфликта, не так ли?

— Мой повелитель, мне кажется, это неправильно, — сказала Мортан. Хендрик слышал в ее голосе растерянность. — Они ушли в пустоши безоружными. Вы так же хорошо, как и я, знаете, что там опасно, даже в этих отвоеванных землях. Это люди нашего города, у нас есть долг перед ними.

— Они прокляты, и они распространяют свое проклятье на все, к чему прикасаются, и мы не должны более привечать их, — сказал Сельвадор голосом, не допускающим пререканий. В этот миг Хендрик услышал несгибаемую силу веры, которой обладал регент-милитант. Сержант хорошо мог представить его голос выкрикивающим праведные клятвы на залитом кровью поле боя. Этот человек был таким же фанатиком, как те, кого он выгнал в ночь. Хендрик лишь надеялся, что он прав.

Кажется, осознав, что регент-милитант непоколебим, капитан Мортан заняла место прямо за ним на стене, как сделали и ее лейтенанты. Хлещущий дождь отбивал дробь на кожаных навесах, защищавших укрепления. Выл ветер, а гром рокотал как боевой барабан гаргантов. Военная милиция разложила костер, глядя вниз на толпу людей, уходящих из города в бурю; Хендрик и его товарищи легко протиснулись между ними и так же наблюдали.

— Стоит ли нам это остановить? — спросил сержант Ромиллу.

Она покачала головой.

— Хендрик, регент-милитант может быть прав. Тень Луны несет смерть, помнишь? Что, если эта буря, скрывающая луну, и есть эта тень, а глаза, преследующие сны людей, принадлежат Богу-Королю? Что, если наши подозрения о порче Нургла были неверны, и источником недовольства Зигмара является их ересь?

— Ты правда в это веришь? — спросил он, смотря, как последние Избранные вытекают из врат и присоединяются к огромной толпе за ними. Укрепление слегка задрожали, когда решетки вновь опустились, а внутренние врата с грохотом захлопнулись. Огромная паутина молнии разорвала небо, а затем потухла. — Ты правда веришь, что они навлекли нападения животных, насекомых, знамения и толчки, и все из–за неверной трактовки воли Зигмара?

— Я уже не знаю, — сказала Ромилла. Мучительных сомнений, которые он видел в ее глазах, было достаточно, чтобы оставить все дальнейшие расспросы. Вместо этого Хендрик прищурился сквозь пелену дождя и дым жаровен, смотря, как верующие готовятся уйти.

— Зажгите священные факелы, они покажут нам путь обратно на небеса, — приказала Кристенна.

Ее Избранные подчинились, вытащив факелы, которые пропитали освященной мазью, и запалив их. Из–за дождя это было трудно, но они старались. Наблюдая, Кристенна испытывала гордость, ибо чем было это, как не микрокосмом всего, что они испытали и одолели? Наконец они отправляются домой. Они сохранили веру, которую их родители держали в секрете, и родители родителей до того, и в эти последние темные дни они широко разнесли их весть среди сомневающегося населения Дракониума. Цикл назад ее паства насчитывала меньше сотни душ, теперь же их было больше, чем пять раз по столько.

— Мы спасли столь многих, — выдохнула она, игнорируя сильное пощипывание от омывающего ее кожу дождя, жжение на коже головы и в глазах. Эта смертная оболочка может быть такой же порочной, как и у всех других вокруг, но ей нужно удерживать душу еще лишь несколько дней, и тогда она и все ее последователи будут благословлены Зигмаром. В походе к Вратам Акши они будут очищены от грехов порочных владений. Они буду святы, чисты от греха и порчи и будут достойны вновь жить в Царствии Небесном подле священного сияния Сигендила. От этой мысли сквозь нее прокатилась яростная радость.

— Слава Зигмару, — закричала Кристенна, не в силах сдерживаться. — Соберитесь в процессию, мои Избранные, и направимся на юг, к спасению.

— Ты поведешь нас, Несущая Фонарь? — спросил краснолицый старик в одежде торговца. Его нечистая кожа отливала красным в свете фонарей там, где дождь обжег ее, но на его лице было выражение неподдельной радости.

— Конечно, это всегда было моей честью и благословением, Пьетер, — ответила она. Взяв факел, Кристенна повела своих верующих вдоль основания стены и вместе с трактом повернула на юг вдоль канала. Дождь шипел на поверхности воды. В свете факелов над болотом справа от Кристенны перекатывались едва видимые густые туманы. Позади нее грузно горбился в мятежных огнях Дракониум.

— Их бунт не будет долгим, — сказала Кристенна, и если она была довольна собой несколько больше, чем опечалена, действительно ли можно ее обвинять? Сколько раз она пыталась их предупредить? Сколько раз ее игнорировали, плевались в нее, отвергали? Пусть столкнутся с надвигающимся ужасом, подумала она, ибо позади нее теперь не осталось никого, кроме грешников.

С молящейся и распевающей паствой за спиной Кристенна вела процессию к далекой линии темного леса. Справа от нее туман продолжал сгущаться, и она почувствовала что–то кислое в воздухе, когда его щупальца начали выползать на дорогу. Истинно, порча Смертных Владений становилась слишком очевидной, с отвращением подумала она.

— Удача, не так ли, что мы уходим из этого ужасного места до того, как падет проклятье? — сказала она, и несколько ее последователей бурно согласились. И все же краткий взгляд открыл Кристенне, что многие глаза обратились к густому скоплению тумана, выползавшему с топи, и нервные взгляды появлялись на мокрых от дождя лицах, когда белесо-серый пар подобно удушливой волне начал клубиться над дорогой и поглотил процессию Избранных.

— Успокойте нервы, Избранные, — позвала Кристенна. — Мы знали, что этот поход проведет нас через земли, переполненные порчей. У Зигмара есть испытания для нашего мужества и нашей силы духа, но сохраняйте веру и будете спасены.

— Несущая Фонарь, где ты? — раздался выплывший из тумана приглушенный голос.

— Я впереди вас, и мой свет указывает путь! — воскликнула Кристенна, громко крича, чтобы ее точно услышала вся паства. — Ваши факелы — святые звезды среди этой грязной мглы, как и ваши души — священный свет среди грязной тьмы владений! Идите за светом, держитесь ближе к Избранному перед собой, и пусть Избранный позади возьмет вас за одежду. Смотрите за Избранными по бокам, чтобы они не сбились с пути, и за тем, кто рядом с болотом или у канала, держитесь направления! Впереди Азир!

До нее донеслись подтверждения. Темные фигуры двигались в освещенном огнем тумане. Кристенна продолжала идти медленным, но уверенным шагом, за ее потертую одежду держались ближайшие последователи.

Затем раздался первый крик.

Он был таким внезапным, пронзительным и приглушенным густым туманом, что Кристенне потребовалось какое–то мгновение, чтобы осознать, что она услышала. Затем раздался еще один, и более явный крик ужаса, затем где–то еще вопль боли. Кристенна развернулась, напряженно вглядываясь в туман, чтобы понять, что происходит с ее Избранными. Верные рядом с ней покровительственно сгрудились, через мгновение собралось еще больше, выходя из тумана, чтобы присоединиться к испуганной толпе дымящихся тел.

— Несущая Фонарь! — раздался тонкий крик.

— О, Зигмар. Уберите это! Уберите это!

— Янник? Янник, где т…

— Молитесь, мои Избранные, молитесь изо всех сил и держите факелы поднятыми, — приказала Кристенна с бьющимся в горле сердцем. — Это испытание. Лишь истинно верующим позволено пройти по пути на небеса. Лишь они должны пройти через очищающие врата и преодолеть дорогу в прекрасный Азирхейм. Думайте об этой златой дороге. Представьте эти мерцающие поля, звездный свет, заставляющий их светиться. Верьте, что все это скоро станет нашим, нашей наградой, честно заработанной и оплаченной кровью. Молитесь же со мной.

И, пока сквозь уплотняющийся туман звучали крики, она повела свою паству в молитвах, которые, как она знала, защитят их.

— О, Зигмар, Бог-Король небес и всех Смертных Владений…

Вспышка криков и воплей, становящихся ближе.

— Защити нас, своих недостойных слуг, в час нашей величайшей нужды…

Тяжелый всплеск со стороны канала и жуткое влажное бульканье.

— Дабы могли мы продолжить путь верных…

Невнятный визг боли и хруст, как знала Кристенна, костей.

— И вернуться к тебе в день Последнего Знака…

Вспышка огня где–то справа, будто что–то попало в пламя факела.

— С сердцами, полными веры, и песнями, полными любви…

В разум Кристенны закрадывалось, подобно яду, сомнение, когда ужасные звуки продолжались, а над головой пронеслось и исчезло что–то темное. Она отчаянно боролась с ним, ибо если она, Несущая Фонарь, позволит червю сомнения заползти в ее душу, тогда все они уступят порче. И все же как можно не задуматься? Чем больше она пыталась сосредоточиться на чем–то — чем угодно — другом, тем больше закрадывалось сомнений. Кристенна сделала шаг назад, и под ногой что–то хрустнуло. Она посмотрела вниз и окоченела, ибо поняла, что дорога устлана шевелящимся ковром из черных жирных жуков. Она непроизвольно коротко застонала от ужаса. Человек слева от нее завопил, когда что–то утащило его в туман. Сердце Кристенны колотилось, когда она смотрела во мглу, пытаясь понять, что забирает ее паству, понять, почему их молитвы не работают. Из–за ее сомнений? Обрекла ли она всех в итоге?

Что–то пролетело позади нее, и по ее сократившимся Избранным прокатился жуткий крик — звериный и абсолютно нечеловеческий.

— Ибо мы твои Избранные, и лишь для нас должно открыться блаженство небес, — завершила Кристенна. Ее голос задрожал, когда она почувствовала, как лапки насекомых царапают ее голени, и учуяла сырую вонь разложения. — Ибо мы твои Избранные, — повторила она, когда ужас и боль смели щит ее веры, а мгла полностью проглотила ее паству. — Ибо мы твои Избранные, — сказала она, поднеся ближе факел и с хрустом сделала круг, полностью потеряв чувство направления. — Ибо… мы… твои…

Темные силуэты сгрудились вокруг нее.

В свете факела светились красные глаза.

На укреплениях Хендрик услышал последний пронзительный вопль, поднявшийся из густой пелены тумана. Увидел, как погас последний факел. Его сердце колотилось, а костяшки болели там, где он схватился за стену. Во рту был кислый привкус.

— Итак, свершилось, божественный приговор Зигмара озвучен, и проклятие закончилось, — сказал регент-милитант, и Хендрик почувствовал злость на удовлетворение, которое сержант слышал в его голосе. — Капитан Мортан, если не трудно, совершите приготовления. Завтра на рассвете мы откроем город. Опасности больше нет, необходимые жертвы принесены. Хвала Зигмару.

С этим Сельвадор ушел от зубцов, оставляя позади ужасающую тишину.

Акт 2. Сумерки

Высоко она в небе восходит,

Слышит крики ваши и плач,

Тьму Дурная Луна наполнит

И бусинами смотрит глаз.

Детишек дрянных, которых увидит,

Ох, нет, Зигмар не сумеет спасти,

Придет Гробѝ-Черношапка за всеми,

Выползет он из пещеры своей.

— Детская песенка азирцев

Глава седьмая. Затишье

Хендрик открыл глаза розовому свету зари. Он пролился через полуоткрытые занавески, украсив потасканную старую мебель красновато-золотым свечением.

Сержанту потребовалось мгновение, чтобы осознать действительность. Когда до него дошло, он выпутался из потных простыней и добрел до окна. Мужчина сонно сощурился на дневной свет — последствия поздней ночи и излишка эля, от которого пульсировала его голова.

Хендрик отодвинул занавески и посмотрел сквозь грязные окна, увидев сверкающий над Дракониумом свет Хиша.

Мостовая и шифер блестели, как ртуть, все еще влажные от последнего дождя бури. Дождевые тенты, вымокшие от шедшего днями ливня, парили в утренней жаре. Несмотря на ранний час, на улице были десятки людей; они радостно переговаривались и наслаждались простым выходом из дому без ожогощитов и дождевиков. Некоторые ставили торговые палатки, горя желанием продать товары, долгие дни томившиеся в погребах и задних комнатах. Сержант увидел мужчину почти в одних только ярких гетрах, его пальцы мелькали, выбивая мелодию из местного инструмента, который Хендрик не узнавал — весело раскрашенная конструкция из настроенных струн и небольших пальцевых тарелочек. Растрепанная группа детей шла следом за артистом, и улыбающиеся горожане бросали монеты в широкую плетеную корзину, привязанную к его спине.

— Быть не может, — сказал Хендрик, еле ворочая языком. Он сонно уставился на разбросанные обрывки облаков — все, что осталось от, казалось, бесконечной бури. Вулканические горы хорошо виднелись на всю высоту, вплоть до дымящихся кратеров. Огненно-красное пламя вулканов резко контрастировало с кобальтовой синевой неба.

— И хоть бы одна чертова туча, — прохрипел он перед тем, как тряхнуть головой и отвернуться от сюрреалистичной радости утра. Ему нужна была вода и что–нибудь жареное, кроме того, необходимо было подумать, что все это значит.

Хендрик нашел нескольких своих товарищей позади гостиницы. За «Короной Дракона» находился широкий двор, огороженный высокой выбеленной стеной, со стойлами на одной стороне и небрежным подобием сада камней на другой. Перемежаясь разными мхами и небольшими крепкими деревцами, резные камни были искусно упорядочены кем–то, хорошо разбирающимся в ландшафтном дизайне. Хендрик предположил, что этим человеком не был нынешний хозяин, так как Газ явно позволил саду зарасти и уже давно не перекрашивал шелушащиеся деревянные лавочки, выстроившиеся вдоль границы сада.

Все же у сада имелось свое очарование в лучащемся утреннем свете и поднимающемся дождевом паре от плотных мхов, которые цеплялись к камням. Ромилла, Элеанора и Бартиман явно подумали так же, поскольку все они уплетали завтрак и кружки меты, наслаждаясь простым фактом нахождения снаружи. Борик тем временем обретался рядом со стойлами. Он изучал старую громоздкую повозку, стоявшую прямо в дверях на подпорках.

— Доброе утро, Хендрик, — сказал Бартиман. Старый колдун наградил его морщинистой улыбкой. — Выглядишь так, как я предполагал. Давай, посиди здесь в свете Хиша. Он наиболее бодрящ.

Хендрик сел, закрыл глаза и издал короткий звук удовлетворения, когда теплые лучи коснулись его кожи. Его голова еще пульсировала, а во рту все еще был тот привкус «огорского нужника», который вызывал излишек выпивки, но он не мог отрицать, что дневной свет был приятным.

— Ну, ни к чему говорить очевидное, — сказал он, многозначительно глядя в небо.

— Аелин почувствовала изменения ранним утром, — ответил Бартиман. — Она побывала на улицах и вернулась до того, как я вообще поднялся. По всей видимости люди вышли наружу с первыми лучами, принося благодарности Зигмару за спасение. Судя по тому, что она видела, святилища на Путеводном холме переполнены.

— А где она сейчас? — спросил Хендрик.

— Опять ушла, чтобы немного разведать, — сказал Бартиман. — У меня сложилось впечатление, что наша аэльфская подруга ни капли не доверяет таким внезапным метеорологическим чудесам.

Следующий вопрос Хендрика прервало появление официантки, первой за два дня, которую он увидел пришедшей на работу в «Корону». Она быстро приняла его заказ на тост из овсяного хлеба, жаренное филе ранти и мету, затем сделала реверанс и поспешила обратно внутрь.

— Ну, улыбка на ее лице говорит, что у нее нет таких сомнений, — сказала Ромилла. — Подозреваю, что это верно для большей части населения Дракониума.

— Вот так просто? — хмурясь, спросил Хендрик. — Долгие дни темных знамений и жутких смертей, и тут дождь внезапно заканчивается, и все празднуют спасение?

— Регент-милитант с первыми рассветными лучами выпустил декрет, — сказала жрица. — Глашатые разносят его по улицам. Он свалил все на Святилище Предречения Судных Дней и объявил, что приказал им гласом Зигмара принять мученическую смерть, дабы проклятье над нашим городом могло быть снято. Он открыл врата, он остановил милицию… ну и в смысле… — Ромилла указала на красивое голубое небо наверху.

— Люди, чьи дома разрушались вокруг них, залезут на лестницы с дождевой пропиткой, латая стены и крыши, спасая сердца и дома, — сказал Бартиман. — Народ, который не мог торговать, снова получит деньги. Те, кто думал, что умрет от голода, от ожогов или от болезней, влезших в переполненные убежища для бедняков, с облегчением глубоко выдохнули и вышли в свет зари, которую многие, я думаю, и не ждали увидеть, — он внезапно удивленно хохотнул. — Тех чертовых упрямых барочников, может, впустили этим утром, а?

— А еще первый раз за долгие дни этой ночью у меня не было снов, — сказала Элеанора.

Хендрик моргнул, поняв, что тоже спал спокойно.

— И все же, — сказал он, хмурясь. — Не могут же они верить, что все кончилось просто потому, что одна небольшая банда фанатиков забрела в топи, — он вновь услышал в голове пронзительные крики. По его коже пробежали мурашки, и вдруг утренний свет показался не таким уж теплым. — Что случилось там прошлой ночью?

— Возможно, это было божественное возмездие, — сказала Ромилла, избегая его взгляда и потягивая свою мету.

— Да ладно? — спросил Хендрик. — Зигмар такой нетерпимый в отношении веры? У него действительно есть время насылать проклятье немилости на целый город, потому что заблудший культ неправильно ему поклонялся?

— Хендрик, регент-милитант в молодости был могучим слугой Зигмара, — ответила Ромилла. — Он основал целый город на одной лишь вере, одолел могущественного чемпиона Хаоса и все его армии, защищал это место безо всякой поддержки от Грозорожденных Вечных. Его деяния совсем чуть-чуть не дотягивают до чудес. Неужели не кажется возможным то, что Бог-Король может быть лично заинтересован в этом месте? И неужели ты не можешь хотя бы допустить возможность, что на молитвы регента-милитанта был дан ясный ответ, а ужасная погань была уничтожена?

— Он, впрочем, не вознесся с молнией, не так ли? — спросил Бартиман. — Уверен, некто столь восхитительный должен был быть перекован, разве нет?

— Из того, что я видел, Ромилла, те фанатики, так или иначе, уходя, были обречены на смерть, — произнес Хендрик, кратко улыбнувшись официантке, когда та поставила перед ним завтрак. — Что на самом деле сотворил регент-милитант?

Ответная улыбка девушки потускнела от его слов, но она удержала ее остатки высеченными на лице, торопясь обратно в гостиницу.

— Насколько нам известно, именно его сила веры одолела язычников и заставила их отправиться в бурю, что они и сделали, — ответила Ромилла. — Я не спорю, что прошлая ночь была неприятной, даже жестокой. Но сейчас жестокое время, Хендрик, и отклонения быстро обрушат на нас проклятье Хаоса.

— Не важно, почему это случилось, — сказал Борик, присоединяясь к ним и будучи оживленным. — Факт в том, что город открыт, мы сделали то, для чего были наняты, и у нас есть просроченный контракт, который надо завершить. Я поговорю с кабатчиком об аренде этой повозки и животного, чтобы запрячь в нее. Сможем отправиться вечером.

— Хочешь уйти? — спросил Хендрик, поняв, что не удивлен.

— Для чего нам оставаться? — задал Борик встречный вопрос с неподдельным удивлением. — Чем бы это ни было, оно закончилось. Нам нужно выполнить работу.

— Я не уверен, что мы выполнили эту работу, — сказал Хендрик.

Лицо Борика помрачнело.

— Мы закончили с Дракониумом, Хендрик, — сказал он. Его слова звучали, как кремень. — Мы их предупредили. Мы помогли. Мы закончили.

— Это все не вяжется, — упрямо ответил сержант. — Предупреждение Варлена было не о какой–то банде запутавшихся культистов. И только потому, что прекратилась буря…

— Хватит, — прорычал Борик. — Варлен был одержим или нес чушь! Насколько мы знаем, нас бы никогда здесь не было, если бы не дурной случай! Дует попутный ветер и курс чист, Хендрик. Так что, достаточно ли в тебе от капитана, чтобы вести нас, или ты собираешься остаться здесь, гоняясь за глубинным смыслом, которого не существует, пока клан Олмори не пошлет другую банду наемников вернуть свои сокровища силой?

— Людей сожрали насекомые! — взорвался Хендрик, ударив о стол. — Еда сгнила! Поголовье скота уменьшилось из–за зверей и заразы! Что–либо из этого кажется тебе похожим на работу Зигмара? А?

Он злобно осмотрел товарищей. Ромилла вдохнула, чтобы ответить, но это сделал другой голос.

— Нет, сержант Сол, не кажется.

— Ох, ржа меня побери, — выплюнул Борик, когда из «Короны Дракона» появилась капитан Мортан с парой дозорных за компанию.

— Капитан, ты не согласна с регентом-милитантом? — спросила Ромилла.

— Не хочу показаться сомневающейся в божественной мудрости регента-милитанта, но да, в этом случае — не согласна, — ответила Мортан, присаживаясь. Она махнула двум своим дозорным. Те заняли позиции по обе стороны от задней двери гостиницы, и Хендрик к их чести отметил, что они остались такими же настороженными, как если бы все еще молотил дождь и изобиловали темные знамения.

— Буря утихла, сны прекратились… — начала Ромилла.

— И все же еще трое моих дозорных пропали ночью, — прервала Хелена. — И что–то, Зигмар знает что именно, ранним утром бесчинствовало в переполненном приюте для бедных, превратив место в подобие скотобойни. И два разных колодца с питьевой водой этим утром нашли превратившимися в зеленую слизь. Это не закончилось только потому, что дождь утих.

Хендрик пригляделся и понял, что под маской профессионализма Мортан выглядит уставшей и близкой к панике.

— Что требуется от нас? — спросил он.

— Милицию распустили в соответствии с декретом Сельвадора, но, думаю, мне может сойти с рук поддержание полной мобилизации дозора еще на день, может, два, на основании того, что нужно восстановить общественный порядок, а празднования могут быть буйными. Но вот с чем я ничего не могу поделать, так это с благодарственным пиром, который регент-милитант устраивает сегодня во дворце. Он уже приказал минимизировать присутствие и моих дозорных, и милиции Кайла на случай, если мы «подадим неверный посыл». Можете себе представить, он даже запретил появляться мне и архи-лектору. Но я смогла выбить приглашение для всех вас, на том основании, что вы пришли к нам с предупреждением, которое, в некотором смысле, могло относиться к открывшимся обстоятельствам. По крайней мере, в глазах Сельвадора, как бы то ни было.

— Ты хочешь, чтобы мы пришли на пир в качестве, что, охраны? — спросила Ромилла.

— Просто сходите и поищите что–то неуместное, — сказала капитан Мортан. — Не знаю, что — знает Зигмар, хотела бы — но я не могу отделаться от жуткого ощущения, что сегодняшний день — лишь затишье перед настоящей бурей.

— Тревожная мысль, и не безосновательная, если то, что ты говоришь, — правда, — сказал Бартиман. — Но наш друг дуардин не ошибается. У нас есть еще один контракт, который теперь весьма насущный. Нам действительно нужно уходить.

— Я дам вам дополнительные деньги на сегодня, если проблема в оплате, — сказала Мортан, и Хендрик услышал в ее голосе глубокую тревогу. — Сельвадор может жутко раздражать, но он хороший человек. Он живое сердце этого города. Если что–то случится с ним, боюсь, Дракониум может не пережить этого.

— Мы будем там, — произнес Хендрик, глядя на Борика и провоцируя дуардина на спор. Тот лишь стиснул зубы и озлобленно отвернулся. — В лучшем случае, нам заплатят за посещения пира. В худшем…

— Просто глядите в оба и будьте начеку, и берегите регента-милитанта, — сказала Мортан. — Пожалуйста.

Остаток дня провели в приготовлениях. Олт был не счастливее Борика, что им приходится остаться, и Хендрик в некоторой степени ожидал, что оба уйдут к вечеру. Ромилла, казалось, была на него зла, но он оставил ее в покое; через какой бы конфликт веры она ни проходила, он был уверен, что жрица поговорит с ним, если это станет явной проблемой. Аелин же, для сравнения, тайно признала, что согласна с капитаном Мортан. Что–то казалось неправильным, но что именно, не могли определить даже ее острые аэльфские чувства.

К тому времени как Мечи Зигмара, облачившись в то, что сошло за их лучшую одежду, собрались перед «Короной Дракона», они ни на йоту не приблизились к решению. Хендрик с облегчением увидел, что все были на месте. Все — кроме Олта, с кислой миной прятавшегося под своим плащом, — приложили усилия, чтобы выглядеть прилично. Борик отполировал свой доспех. Бартиман в полном облачении колдуна выглядел одновременно пышно и таинственно. Ромилла походила на члена высшего жречества, Элеанора — на умелого, но отчасти странноватого мастера, Аелин, сбросившая плащ с капюшоном, с тонкой диадемой из красного дерева и серебра на голове, — на благородного аэльфского Странника. Хендрик облачился в собственное подобие офицерской формы — богато расцвеченное и хорошо накрахмаленное одеяние, которое он с огромным тщанием собирал в течение года после того, как его выкинули из Свободной гильдии. В итоге возможность впечатлить богатых клиентов окупилась, а появление в виде типичного грязного наемника редко давало желаемый эффект.

Единственным свидетельством их истинной природы было то, что все они отправились вооруженными, с дополнительным снаряжением, клинками и прочими спрятанными на теле орудиями ремесла.

— В конце концов, — сказал Хендрик ранее, — если что–то случится, с пустыми руками от нас не будет никакого толку.

— Говори за себя, — фыркнув, ответил Бартиман, в то время как Олт лишь мрачно и по-волчьи улыбнулся.

Когда подъехала их повозка и Мечи забрались в нее, улицы были переполнены. Горожане выпивали и веселились, вознося шумную хвалу небесам. В течении дня толпы разрослись, по крайней мере, в наиболее зажиточных частях города, и, насколько видел Хендрик, на улицу вышла большая часть людей Верхнего Дракона, Висельного холма и Ангарного потока.

— Интересно, чем заняты менее богатые горожане? — сказала Ромилла, пока их извозчик выкрикивал проклятья и прогонял торжествующих выпивох с дороги. — Сомневаюсь, что у них есть причины для подобного празднества.

— Они остались в своих домах, бдительные и осторожные, — ответила Аелин. — По крайне мере, те, у кого еще остались дома, чтобы спрятаться.

— Как дичь в природе, — мрачно произнес Олт. — Богатеи могут позволить себе рисковать и верят, когда им говорят, что все будет хорошо. Изнеженный скот. Но бедняки дошли до того, чтобы постоянно высматривать опасность. Если они все еще прячутся, то я склонен верить Хендрику и Аелин, что что–то не так.

— Ранее я перенесла в гостиницу все взрывные устройства, огнестрельное оружие и прочие изобретения, с которым работала, — сказала Элеанора. — Если что–нибудь случилось, мы сможем пойти и взять их, чтобы защитить себя.

— Молот Зигмара, надеюсь, ты не сказала хозяину, — произнес Хендрик.

— Они абсолютно безопасны, если не активированы, — ответила инженер с неожиданной тревогой в голосе. — Думаешь, он разозлился бы, если бы узнал, что они у меня в комнате?

— Не могу представить, чтобы кто–то был недоволен, обнаружив арсенал уникальных боеприпасов, спрятанный под кроватью в своем доме, — с усмешкой сказал Бартиман.

— А, хорошо, — ответила Элеанора с неуверенным видом. Она быстро пересчитала пальцы, затем снова стала смотреть в окно.

Никто больше не говорил, пока их повозка пробивалась через толпы вокруг Стены Святого Сердца, как ледокол пробивается через замерзшие воды. Когти животных в упряжке — гнарлкидов — лязгали о мостовую, когда те прошли через внутреннюю стену в правительственный район Дракониума.

За вратами толпы стали меньше. Горожане, прогуливающиеся по улицам между частными резиденциями, храмами и административными зданиями, были богатыми купцами, мелкими дворянами и видными святошами. Они расхаживали со своими свитами и праздновали во всецело более благородной манере, чем шумные толпы, которые еще можно было услышать за стенами.

— Он не пожалел денег, не так ли? — прокомментировал Бартиман, когда их повозка с грохотом остановилась на краю заставленной статуями площади. Выйдя из нее в теплый вечерний воздух, Хендрик понял, о чем говорил колдун. Фасад дворца был озарен резными хрустальными фонарями, придававшими ему волшебный вид. Когда богатеи и властители Дракониума приближались к входу в замок, они проходили между двух шеренг одетых в золото дворцовых стражей, которые держали потрескивающие искровые фонари в левых руках и тяжелые церемониальные молоты в правых.

Рядом со входом во дворец Хендрик к своему удивлению обнаружил труппу артистов, дающих искусное представление. От громоздкой железной топливной повозки, установленной вне света фонарей, змеились шланги, питавшие большой механический орган и несколько горящих жаровен, в отблеске пламени которых прыгали и танцевали загримированные люди.

— Это какая–то пьеса? — спросил он, когда Мечи приблизились к дворцу.

— Могу ошибаться, но выглядит, как актерская постановка, повторяющая все произошедшие события, — сказал Бартиман.

— Безвкусица, — насмешливо прокомментировала Ромилла.

Хендрик не мог с ней не согласиться. С лицами, разрисованными под гротескные маски или получившими монструозный вид с помощью грима, актеры прыгали в такт музыке и имитировали нападения насекомых, ужасные кошмары, похищения и конечный уход культа Кристенны. Несколько минут Мечи стояли и смотрели, а Хендрик чувствовал себя все более и более растерянным из–за жуткой пародии, разыгрывающейся перед ним. Он гадал, как бы чувствовал себя, если бы увидел смерть Варлена настолько обесцененной?

— И не бесплатно, — заметил Борик.

— В Хаммерхоле Акша их топливная повозка стоила бы где–то около пятисот пламязолота, — сказала Элеанора. — Орган — «Триумфальный Хегсона», которые делают только на заказ и стоят восемьсот пламязолота.

— Да, не бесплатно, — сказал Хендрик, качая головой. — Но все равно дешево.

— Когда отчаявшиеся и напуганные люди неожиданно находят утешение, они порой стремятся высмеять то, что ужасало их, — произнес Бартиман.

— Правильным это не становится, — ответил Хендрик. — Пошли, мы теряем время.

Мечи двинулись дальше, пройдя между дворцовыми стражами и их сияющими фонарями. У подножия лестницы их остановили еще несколько караульных, смотревших на них свысока.

— Оружие, — сказал один, носивший богато украшенный табард, который, как предположил Хендрик, указывал на какой–то ранг.

— Я так не думаю, — произнес Борик.

— Оружие, — повторил офицер, нетерпеливо махнув рукой. Позади Мечей с плохо скрываемым нетерпением ждала богато одетая пара. Хендрик быстро подумал и решил сыграть на небольшом кусочке правды. Других вариантов было мало. Он поманил рукой стража, чтобы тот приблизился, что он сделал с гримасой.

— Капитан Дозора Мортан приказала нам присутствовать на этом пиру в официальном порядке, если понимаешь, о чем я, — тихо сказал он. — У нее есть устойчивые опасения касательно некоторых из местной знати и предполагаемых симпатиях к тем еретикам. Мы должны арестовать их, если случиться что–то плохое, пока ваши люди охраняют регента-милитанта, — Хендрик отметил орлиный нос мужчины, его высокие скулы и ехидное выражение лица, и решил рискнуть еще. Он достаточно узнал о Дракониуме в прошедший цикл, чтобы сделать предположение о предрассудках офицера. — Есть свидетельства, предполагающие, что кто–то из получивших статус благодаря торговле, а не по праву рождения, мог покровительствовать культу.

Хендрик бросил быстрый взгляд на безвкусно украшенных мужчину и женщину позади них, и столь же надменно и раздраженно выглядящих дворян, собравшихся за парочкой.

Он наблюдал за размышлениями в глазах стража, видел, как он сравнивает свою неприязнь к явным наемникам и любовь к собственной беспрекословной власти с вероятностью, что обвинят его, если кто–то из торговцев окажется угрозой регенту-милитанту.

— Ну хорошо, вы отдаете все, что не можете спрятать, и не вытаскиваете клинки без уважительной причины, — сказал офицер. — Если я узнаю, что кто–то из вас, головорезов, напился и угрожал кому–то оружием, вы все окажетесь в ожоговых клетках. Поняли?

Хендрик выпрямился во весь немалый рост и взглянул на офицера сверху вниз.

— Вполне, — сказал он.

Чтобы разлучить некоторых из Мечей с некоторыми из их орудий, все равно ушло несколько минут, но, наконец, им позволили войти во дворец, все еще держа при себе множество клинков, пистолетов и другой различной смертельной амуниции, спрятанной на теле.

Внутри здания искровые фонари и улыбающиеся слуги указывали путь, по которому должны были идти пирующие. Под суровым взглядом позолоченных статуй святых Зигмаритов Хендрик вел своих товарищей вдоль богато устланного коврами вестибюля в широкий зал, освещенный сверху хрустальными канделябрами.

— Это прекрасно, — выдохнула Элеанора, и Хендрику пришлось согласиться. Пол был сделан из черного и белого мрамора, расчерченного закручивающимися узорами роскошного золота. На стенах висели богатые гобелены, изображающие победы над силами Хаоса, а каннелированные колонны держали сводчатый потолок, украшенный невероятными фресками. Из–за какой–то оптической иллюзии нарисованные картины, казалось, удалялись выше и выше к самим небесам, изображая величественные грозовые облака, кружащиеся звезды, могучих Грозорожденных Вечных в их зигмаритовой броне и позолоченные шпили высокого, возвышающегося над всеми Зигмарона.

— Квадратура, — прокомментировал Бартиман, указывая наверх. — Стиль живописи, вызывающий иллюзию удаления. Талантливая вещь.

— Ты знаешь много чуши, так? — сказала Ромилла, качая головой.

Зал был уставлен рядами пиршественных столов из железного дуба, покрытых богатыми красными и синими скатертями. Столы полнились мясными изделиями, сырами, исходящими паром овощами, здоровенными буханками овсяного хлеба, мисками с роскошно пахнущими соусами и графинами кроваво-красного вина. Хозяева жизни Дракониума расселись по скамьям, идущим по обеим сторонам каждого из столов, и явно не заботились о соблюдении этикета. Некоторые тарелки уже были наполнены доверху, а часть лиц уже раскраснелась от излишка алкоголя.

— Они все выглядят такими чертовски радостными, — проворчал Хендрик, пока они искали достаточно большой промежуток, чтобы усадить всех Мечей вместе. — Так почему у меня в желудке будто комок размером с кулак огора?

— Их веселье кажется неестественным, маниакальным, — тихо произнесла Аелин. — Не уверена, что многие здесь сами не скрывают опасения.

— Просвистев мимо кладбища и танцуя счастливую джигу в тени Нагаша, — с неуместной радостью прокомментировал Бартиман.

— По крайней мере, есть защита, — сказал Хендрик, указывая на дворцовых стражей, молча стоявших в затененных альковах вдоль стен.

— Делают все возможное, чтобы выглядеть незаметными, чтобы не привести в панику всех этих изнеженных аристократов, — проворчал Борик.

— Я не знаю, — сказала Ромилла, качая головой. — Это был долгий и тяжелый цикл, друзья. Боюсь, вы все боитесь собственной тени. Я согласна, что выставленные излишества неуместны и неразумны, учитывая урон, в последнее время нанесенный городским запасам еды. То, что здесь есть, должно быть, является большей часть оставшегося резерва города, даже если предположить, что собственные запасы сохранили и вложили в это празднество частные лица. Но если регент-милитант получил божественное наставление от самого Бога-Короля, то кто мы такие, чтобы сомневаться? Возможно, нам стоит просто сесть, наслаждаться этим пиршеством и молить Зигмара, чтобы увиденное капитаном Мортан прошлой ночью было последними отголосками смуты, и что какое бы злотворное влияние не охватило город, его изгнали.

Хендрик не мог удержаться, чтобы не улыбнуться Ромилле.

— Должно быть, хорошо иметь такую силу веры, — сказал он.

— Насколько ты знаешь, она тяжело досталась, — ответила она с усталой улыбкой, потянувшись, чтобы положить руку на его плечо.

— Тогда давай попробуем по-твоему, — произнес Хендрик. — Но я попрошу вас всех быть настороже. Пока что никакого алкоголя, ясно? И во имя Зигмара, попытайтесь не оскорблять местных.

Найдя наконец подходящее место в передней части зала, Хендрик пригласил товарищей сесть по обе стороны пиршественного стола и наполнить тарелки. Он кивнул небольшой группе жрецов Зигмаритов, которые сидели прямо рядом с ними, и те кивнули в ответ со сдержанными улыбками, не коснувшимися глаз.

Хендрик положил себе филе ранти, горку жаренных корнеплодов, какие–то темно-коричневые стебельки с пряным ароматом и солидную порцию кхеноанской подливки, а затем принялся за еду. Он пытался выглядеть отчасти простым наемником, принимающим пищу лучших людей с большим вкусом. На деле же он наблюдал за залом, рассматривая пирующих, запоминая выходы и пути отступления, возможные угрозы и потенциальные слепые зоны.

Пока что пир продолжался, и не происходило ничего плохого, если не считать сравнительно чахлой игры группы местных музыкантов, которые выглядели искренне напуганными выступлением перед такой огромной толпой. Слуги ходили между столов, наполняя пустые графины из небольших черно-золотых сервировочных бочонков, оснащенных позолоченными кранами. Мясные блюда сменились новым выбором рыбы, дичи и молочных продуктов. Люди оживленно переговаривались, постепенно становясь все пьянее и громко благодаря Зигмара за избавление города — будто провоцируя любого оспорить это.

Прошел почти целый час, когда, наконец, сам Сельвадор Матенио Аранесис почтил зал своим величественным присутствием. Он вошел под шум фанфар, облаченный в полный зигмаритовый наряд и сопровождаемый, как и всегда, своими аэльфскими телохранителями. За ним шли жрецы, несущие зажженные курильницы, которые источали сладко пахнущие сиренью пары. Сельвадор взошел по невысокой лестнице на кафедру, с которой просматривался пиршественный зал, затем с теплой и смиренной улыбкой принял аплодисменты и выкрики благодарностей от гостей.

Когда шум утих после долгого времени, достаточного, чтобы Хендрик счел его некомфортным, регент-милитант поднял руки, призвав к тишине. Она опустилась медленно, более пьяных и развеселившихся пришлось успокаивать их знакомым гостям. Сердце Хендрика колотилось, а его глаза бегали по толпе, теням и выходам в поисках любого признака опасности. Он вновь увидел подсвеченные огнем искаженные и терзаемые черты брата и почувствовал, как жуткое предчувствие овладевает им. Взгляд на Аелин дал ему понять, что она тоже ощутила его. Он затосковал по успокаивающему весу Расплаты, пристегнутой к его спине.

— Друзья мои, друзья мои, мы здесь сегодня для вознесения благодарностей, но не мне, — сказал Сельвадор, улыбнувшись так широко, что морщинки почти скрыли его глаза. Его баритон разливался по залу с непревзойденным мастерством ритора. — Мы здесь, чтобы возблагодарить Зигмара, который мудростью и милосердием счел нужным испытать нашу веру и вознаградить нашу мудрость! Хвала Зигмару, Богу-Королю всех Смертных Владений!

— Хвала Зигмару! — закричала толпа, и светящийся регент-милитант смог установить тишину только через несколько мгновений. Он засмеялся с, кажется, искренним удовольствием.

— Ваш пыл делает вам честь, друзья мои, как и ваша вера и молитвы усилили мои собственные и дали этому городу необходимую силу, когда он нуждался в ней больше всего. Итак, тост, за всех вас и за Зигмара всемогущего, ибо без вашей силы и его наставления этот смиренный старый жрец никогда бы не выгнал еретиков в ночь на смерть!

Сельвадор жестом указал одному из жрецов принести еще один бочонок и быстро налил немного вина в простую серебряную чашу. Регент-милитант поднял ее. Хозяева жизни Дракониума повторили его жест и, когда выпил он, то же сделали и они. К своему раздражению, Хендрик заметил, что Борик тоже выпил против его приказа.

Сельвадор поставил чашу на край кафедры и улыбнулся залу.

— Теперь, друзья мои, чтобы…

Он остановился, слегка нахмурившись, и Хендрик напрягся.

— Теперь… — вновь начал регент-милитант, осекшись и тяжело сглотнув. Он в ужасе опустил рот. По залу прокатился ропот. Хендрик почувствовал, как вцепившийся в его внутренности ужас желчью хлынул ему в рот, когда Сельвадор тяжело оперся на край кафедры и ударил себя в грудь.

Яд, подумал Хендрик? Что–то в еде или вине? Он почти поднялся на ноги, готовый броситься к регенту-милитанту на помощь, когда старик судорожно кашлянул. Глаза сержанта расширились, когда большое облако мерцающих фиолетовых пылинок вылетело изо рта Сельвадора и опустилось на пирующих подле.

И затем начался хаос.

Глава восьмая. Восход луны

Хендрика охватило сюрреалистичное чувство испуганного восхищения, когда фиолетовое облако повисло в воздухе. Оно медленно свернулось, затем начало опускаться вниз. К тому моменту, когда пирующие рядом с кафедрой сбросили оцепенение, соринки оседали на них подобно снегу.

Сельвадор содрогнулся и вновь судорожно кашлянул. Еще одно облако слетело с его губ, и в этот раз Хендрик увидел отблески крови, смешанные с тем, что, как он быстро осознал, вероятно было спорами.

— Кто–нибудь, найдите целителя! Помогите регенту-милитанту, черт возьми! — закричал Хендрик, разрушив тишину своим сержантским лаем, как ударом молота. Сельвадор Матенио Аранесис схватился за горло, шагнул вперед и перегнулся через невысокие перила кафедры. Его тело с грохотом упало на банкетный стол десятью футами ниже, заляпав пирующих раздавленными овощами и брызгами охлаждающего соуса. Взорвалось безумие: гости по всему залу вскакивали на ноги, некоторые пытались добраться до регента-милитанта, чтобы оказать помощь, другие бросались к выходу, многие пьяные — и все быстро завязали друг друга в вздымающуюся груду паникующих тел, опрокинутых стульев и разлитого вина.

Глаза Хендрика расширились, когда те, на кого попали споры, поднялись на ноги и начали содрогаться. Кровавая пена просачивалась между их зубов и стекала по подбородку, а их ставшие темными и фиолетовыми вены проступали сквозь кожу. Незатронутый мужчина встал, чтобы помочь находившейся рядом с ним пострадавшей женщине. На его лице застыли смятение и тревога, но уступили место шоку, когда она развернулась с диким рыком и атаковала. Ее ногти прочертили красные линии по щеке мужчины, и тот отпрянул.

Женщина не закончила. Она прыгнула на своего предполагаемого помощника, меха и одежда нелепо хлестали на ее теле. Ее лицо скривилось в маску абсолютной ярости, и глаза стали красновато-фиолетовыми, будто кровь внутри них разорвала капилляры. Стол находился всего в десятке или около того футах от того места, где сидели сами Мечи, и потому Хендрик прекрасно видел, как женщина припечатала плечом мужчину к столу. Ее грудь содрогнулась, челюсти широко раскрылись, и к горлу Хендрика подступил комок, когда ее вырвало потоком фиолетовой, похожей на кашу жижи на лицо жертвы. Разъяренный от отвращения, прижатый мужчина сумел высвободить руку и ударил нападавшую в челюсть, откинув ее назад.

Не успел он, обливаясь, подняться на ноги, как начал дрожать и стонать, выплевывая сгустки пены с кровью. Не обращая внимания на удар, который должен был бы, по крайней мере, оглушить ее, нападавшая с визгом пронеслась мимо него и бросилась на жену торговца, пытавшуюся высвободиться со скамьи. Обе свалились в кучу хлещущих конечностей, воплей и брызг рвоты.

— Что, во имя Восьми Владений, происходит? — воскликнул Бартиман, поднимаясь и опираясь на посох.

— Началось! — сказал Хендрик. И добавил. — Чем бы, во имя Зигмара, это ни было.

— Где стражи? — спросила Ромилла.

— Заперты в тенях в этих дурацких альковах, — ответил Олт. — Им повезет, если их не раздавят в панике.

— Хрукни, тогда дело за нами, — сказал Борик.

— Это если ты не отравлен так же, как и регент, — рявкнул Хендрик. — Я же, черт возьми, говорил тебе не пить.

Борик отбросил кубок и сплюнул.

— Дуардинское телосложение, пацан — прорычал он, но сержанту показалось, что он все равно заметил нотку тревоги.

— Хендрик, приказы? — спросила Аелин. На мгновение он застыл, когда его пронзило осознание, что ему, а не его брату, нужно задать курс. Ему, а не Варлену, чьей работой было сохранить им жизнь и выполнить работу. Какой бы ни была эта работа теперь, когда регент-милитант, возможно, мертв, а по залу прокатилось какое–то споровое безумие.

Он вновь увидел Варлена, каким он был перед смертью: с текущей, как жир, плотью и выпирающим вперед на раздутом стебле глазом, с раздвоенным языком и клубком трехфутовых, извивающихся червей там, где должна была быть рука. Варлена, покрытого кровью крестьян, с этой чертовой короной, все еще вплавленной в плоть его лба, со сверкающим синим камнем в центре. Варлена, который пал.

— Хендрик! — гаркнула Ромилла.

— Регент-милитант, — рявкнул в ответ Хендрик. — Капитан Мортан приказала нам охранять его, и если есть шанс, что его можно спасти, мы должны им воспользоваться. Мы не можем ее подвести.

От пирующих, которых коснулась споровая болезнь, раздались животные завывания. Толпа задрожала и сгрудилась вокруг Мечей Зигмара, угрожая утащить их друг от друга. Билось стекло, звенел металл о мрамор, когда тарелки падали на пол, люди выли, визжали, плакали. Некоторые, нашедшие теоретическую связь между последним питьем регента-милитанта и его ужасной участью, засовывали пальцы в глотки, чтобы вызвать рвоту. Судя по вони, некоторые от ужаса обделались посреди толпы. На мгновение Хендрик был поражен тем, как быстро был сорван лоск благородной цивилизованности, оставив не более чем испуганных животных, борющихся за свои жизни.

— Нам нужно наше нормальное оружие! — сказал Борик. — Я не испытываю иллюзий насчет наших шансов сражаться с этими тварями заточками и шпильками. Я требую мою чертову пушку.

— Они оставили ее на посту охраны, сразу внутри главного входа, по левую сторону, как заходишь, — быстро сказала Элеанора с выражением плохо скрываемого ужаса на лице. Хендрик заметил, что она вспотела и выглядела почти лихорадящей.

— Хорошо, что бы это ни было, мы не можем сражаться здесь вот так. Не со шпильками. Аелин, возьми Элеанору и заберите наше остальное оружие. Не пытайтесь принести все назад, вы никогда не сможете пробиться с ним обратно сюда через людскую волну. Подготовьте его, и мы доберемся до вас.

Аелин сняла свои повязки и поморщилась, когда толпа заколыхалась вокруг нее. Она взяла руку Элеаноры и ушла, чуть ли не таща молодого инженера за собой.

— Борик, Бартиман, Олт, выведите отсюда так много людей, как сможете, — продолжил Хендрик.

— Зачем тратить время на этих пижонов? — прорычал Олт, отпихивая от себя дородного, охваченного паникой мужчину в косой шляпе.

— Чем бы это ни было, оно передается от человека к человеку, — сказал Бартиман, понимающе кивая и вцепившись в руку Хендрика, чтобы устоять в толпе. — Заслуживают они спасения или нет, но вопрос здесь в ограничении экспоненциального увеличения количества врагов.

— В яблочко, — сказал Хендрик. — Просто выполняйте!

— А мы что будем делать, Хендрик? — спросила Ромилла, когда остальные начали пропихиваться к выходу, прикрикивая на окружающих делать то же самое.

— Ты знаешь, — сказал он, наклонившись и обхватив обеими руками ножку упавшей скамьи. Мышцы Хендрика вздулись под рубашкой как камни, когда он надавил на ножку, выломав ее с громким треском расколовшегося дерева. Хендрик поднял трехфутовую дубину, оценивая ее вес. Не молот, но сойдет.

— Регент-милитант, — сказала Ромилла, забравшись на стол и соскользнув обратно, чтобы приземлиться рядом с Хендриком. Стражи позволили ей оставить небольшой боевой молот, который она носила на поясе, предположив, что он исключительно церемониальный.

Он таковым не был.

Ромилла отстегнула оружие и подняла его, поднося вторую руку к молоту-оберегу.

— Зигмар, даруй нам свою силу и свою защиту, — нараспев произнесла она, бросив на Хендрика серьезный взгляд. — Знают Владения, они нам понадобятся.

Они вдвоем добрались до банкетного стола под кафедрой, куда упал Сельвадор. Человеческое стадо немного поредело, позволив им легче пройти, но это значило лишь то, что зараженные спорами смогут быстрее добраться до них.

Хендрик увидел, как приближается первый из них, ползя по столу на четвереньках и на ходу разбрасывая еду и столовые приборы во все стороны. На мужчине была жреческая одежда, но в нем не осталось ничего святого и ничего даже отдаленно человеческого. Его лицо скривилось в застывшей гримасе ненависти, и Хендрик с отвращением осознал, что плоть мужчины была покрыта топорщащимися белыми буграми. Кроме того, его зубы, казалось, удлинились так, что превратились в пожелтевшие клыки, а ногти скрутились в неровные когти.

— Что это? — закричал Хендрик, когда зараженный спорами жрец прыгнул на него. Сержант двумя руками взмахнул импровизированной дубиной, вложив в удар всю силу. Он пришелся прыгнувшему мужчине в лицо с омерзительным хрустом костей и брызгами крови. Его инерция был жестоко погашена, отчего жрец рухнул на пол и забился как умирающее насекомое, прежде чем замереть.

— Что–то ужасное, — ответила Ромилла, взмахнув молотом как раз вовремя, чтобы ударить атакующего аристократа в лицо. В воздух брызнули желтые зубы, и тот упал назад на стол со звоном бьющегося стекла. — Что–то нечистое и порочное. Что–то, посланное Отцом Чумы, не иначе.

— Ты в порядке? — спросил Хендрик, уклоняясь от очередной нападающей и вгоняя расщепленный конец дубины ей в живот, чтобы согнуть ее. Жестокий взмах вверх пришелся ей по челюсти и перевернул ее на спину со стуком каблуков по мрамору.

— Ты имеешь в виду, смогу ли я остаться непоколебимой перед лицом мерзких делишек Нургла? — спросила Ромилла. Она одарила его коротким взглядом и бледной улыбкой. — Я должна, ибо это задание, возложенное на меня Зигмаром.

— Ох, Зигмар, спаси, — выдохнул Хендрик, когда они завернули за край стола и перед их взглядами сквозь разреженную толпу предстал регент-милитант. Здесь те, кто заразились первыми, казалось, завершили овладевшую ими чудовищную трансформацию. Их челюсти растянулись и разошлись, желтые клыки заставили их рты раскрыться, позволяя слюне постоянно сочиться поверх их почерневших десен. Фиолетовые вены всюду проглядывали через кожу, ставшей бледной, как воск, и похожей на губку, будто тело гриба. Стая из пяти зараженных нависла над еще несколькими пирующими и одним из аэльфских телохранителей регента-милитанта; судя по тому, как усердно работали их челюсти, и по влажным хрустящим звукам, они наслаждались собственным иным пиром.

Позади них Хендрик мельком увидел Сельвадора, распластавшегося на спине, его грудь вздымалась, будто он вдыхал так глубоко, как мог, глаза вращались, и еще больше мерцающих спор вылетало из его рта.

Тут зараженные спорами поняли, что он и Ромилла здесь, и развернулись со злобным воем. Они бросились все вместе, передвигаясь и прыгая, как обезьяноподобные монстры. Первый пал от сокрушительного удара дубины Хендрика, второй — от молниеносной атаки молота Ромиллы. Жрица перенаправила свою инерцию и обрушила оружие вниз, расколов череп другого незадачливого пирующего, в то время как Хендрик схватил четвертого за горло до того, как он смог прыгнуть, и проломил ему голову дубиной.

Он отбросил тело и огляделся в поисках последнего. Сержант поймал мимолетный образ сгорбленной фигуры на столе слева и развернулся к ней, встав в защитную стойку. Это был чистый инстинкт, и глаза Хендрика расширились, когда он секундой позднее осознал свою ошибку. Теплая, вонючая жижа окатила его хлещущим потоком. Она залила его глаза. Забила ноздри. Брызнула в рот, когда он закричал от ужаса.

Тело Хендрика тут же пробил лихорадочный пот. Он почувствовал, как что–то дергается внутри него, что–то желчное и извивающееся, начавшееся в кишках и расползающееся по каждой жилке его тела, как яд. Хендрик выплюнул полный рот чужой теплой рвоты, чувствуя, как подкатывает его собственная.

— Хендрик! — услышал он крик потрясенного ужаса Ромиллы, но он пришел как будто с противоположного конца тоннеля, который с каждой секундой становился длиннее и темнее.

— Ромилла… убирайся… от…

Его сознание было больше не с ней, не в отдаляющемся помещении с его гулкими криками и тусклыми тенями ада. Хендрик был во тьме, ищущий, смотрящий, чувствующий, как что–то несется к нему вдоль тоннеля, как теплый ветер или поднимающаяся волна. Ему показалось, что он видит что–то внизу, что–то сияющее бледным светом, с таращащимися глазами болезненно-желтого цвета и злобно ухмыляющейся пастью, полной клыков.

— Варлен… я… прости… — услышал он свой влажный вздох, а затем разумные мысли ушли.

Олт сбросил плащ в тот миг, когда началась паника. Он решил, что у этого городского скота есть чего бояться больше, чем варвара среди них. Если его вид их напугает, тем лучше — может, они будут держаться от него подальше.

Теперь он проталкивался через пихающиеся и кричащие толпы, держа в каждой руке кинжал. Олт предпочитал сражаться парным оружием. С неосознанным самодовольством одаренного от природы он никогда не понимал, почему многие бойцы ограничивают себя единственным клинком, когда у них есть две абсолютно прекрасные руки, чтобы драться.

— Выбирайтесь отсюда! — закричал он, прилагая все силы, чтобы направить напуганных пирующих к арке на западном конце зала. — Двигайте свои изнеженные задницы!

Мужчина в очках протиснулся мимо него, придерживая рукой женщину в добротном платье, у которой из раны на голове текла кровь. Впереди кучка торговцев зубами и ногтями пробивала себе путь через переполненный арочный проход. Олт чуть не споткнулся о лежащее ничком тело задавленного стража, чье лицо превратилось в кровавую кашу, а его прекрасная одежда — испачкана и разорвана.

— Прекратите драться друг с другом и двигайтесь! — взревел Олт, и в тот же миг ощутил, как на него снисходит его вюрд, как и всегда, когда боги даровали ему свои силы. В коже Олта появилось покалывание, и воздух вокруг него наполнило багровое свечение, когда его татуировки зажглись внутренним огнем. Торговцы оглянулись, отреагировав с той тревогой, на которую он рассчитывал, и протиснулись через проход потной, хорошо одетой массой.

Дворцовый страж подошел к нему с молотом в руках. Олт поймал отчаянный удар мужчины скрещенными клинками, и его татуировки засветились ярче, когда он положился на их силу, чтобы оттолкнуть стража назад.

— Я на твоей стороне, дурак, — закричал Олт. — Прекрати сражаться со мной и выводи людей!

Страж моргнул, затем, кажется, понял, кто такой Олт и что он говорит. Все же мужчина помедлил, и эта нерешительность спасла варвару жизнь. Глаза стража расширились от внезапной паники из–за чего–то за плечом Олта, и тот отреагировал. На инстинктах, усиленных благословением богов, он развернулся и пригнулся, выбросив вперед оба клинка. Он ударил атакующего зараженного спорами в грудь и живот и перекатился, подняв ревущего монстра прямо над собой и обрушив его головой вперед на пол арки. Шея его противника сломалась с сухим щелчком, и он замер в разливающейся луже крови и фиолетовой пены.

Олт повернулся и обнаружил, что страж все еще пялится на него.

— ШЕВЕЛИСЬ! — взревел варвар с треском пламени в голосе, и тот, наконец, очнулся, развернулся и отступил. Олт покачал головой от удивления и продолжил идти, гоня паникующих горожан перед собой. Он надеялся, что другим было проще.

— Это просто неприемлемо! — рявкнул Бартиман, когда очередной бегущий аристократ влетел в него, чуть не сбив его с ног. Старый колдун вцепился в бронированное тело Борика — невозмутимый дуардин был подобен валуну посреди бушующего моря.

— Я могу прострелить нам путь наружу, — раздался из–под шлема баритон Борика. Он держал короткий тесак в одной руке и то, что он с гордостью представил как Грандстокский Эфирматический Самозарядный Пистолет, в другой.

— Нет, позволь мне разобраться с этим, — прокричал Бартиман поверх какофонии криков и воплей. — Всегда нужно практиковаться в своем ремесле, чтобы не стать…

— Если собираешься делать что–то неестественное, просто делай, — перебил Борик. Он поднял пистолет и выстрелил с громким хлопком, сбив атакующую жертву спор с ног. Шестерни щелкнули и повернулись, когда оружие перезарядилось.

— Хорошо, хорошо, кости Шаиша, несущиеся на старика, — проворчал Бартиман. Он прочистил горло и поднял руки, позволив широким рукавам и бряцающим браслетам сползти вниз и обнажить запястья. Он потянулся своими чувствами и нащупал чары, направлять которые он учился всю жизнь. К этому времени они уже были старыми друзьями.

— Эк’сунетех, меллок мел анар! — нараспев произнес Бартиман, и пока он продолжал произносить заклинание, его голос стал более глубоким и гулким. — Азмосай, азмосай, гхаштирит Шаиша!

Из его посоха вырвались черные энергии и свернулись в воздухе. Из ниоткуда подул воющий ветер и влетел в охваченную паникой толпу. Это был ледяной взрыв, несущий завывания и гогот злобных тварей, хлещущий, пирующий и уносящий их к ближайшему выходу. Бартиман ощутил опьянение от использования своих сил, ни на толику не заботясь о том, что находящиеся ближе всех к нему люди преждевременно поседели, а их кожа сморщилась от внезапного старения. Если это уведет их из зала и подальше от тех чудовищных тварей, то ему было плевать, какой эффект это возымеет на них в конечном итоге.

— Ну вот, мы…

Его прервала тяжелая туша, которая пролетела по воздуху и обрушилась на него. Бартиман почувствовал, как что–то треснуло в его груди, когда огромный вес приземлился на него, а затем холодную вспышку пламени в ключице, когда клыки вонзились глубже.

Паникуя и хрипя, Бартиман боролся с пригвоздившей его чудовищной тяжестью. Его зрение посерело по бокам от шока и боли, и его старые пальцы безнадежно шарили в поисках кинжала на поясе. Тут раздался еще один оглушающий хлопок, появились горячие влажные брызги, и затем дергающийся труп скатился с него, когда Борик впечатал закованную в броню ногу в его ребра.

— Поднимайся, мерзкий старый фокусник, — сказал Борик, схватив Бартимана за здоровое плечо и бесцеремонно поднимая его на ноги. — Будем надеяться, что они не переносят это через укус, а?

Сознание Бартимана утопало в боли, но от этой мысли по его спине пробежал холодок и все вновь пришло в четкий фокус.

— Ужасная… мысль… — прорычал он, шаря здоровой рукой в кожаном мешочке на поясе. Сумев развязать шнурок, пока Борик прикрывал его своим телом от толпы, колдун вытащил добрую щепотку черных кристаллов соли и, после глубокого вдоха, вложил их в рану. Он бурно выругался, когда могильная соль начала работать, а из высохшей и затянувшейся раны вылетел черный пепел. Ему потребуется настоящее лечение, от Ромиллы — и поскорее, если он хочет продолжать нормально пользоваться рукой — но по крайней мере он не истечет кровью.

Бартиман жил долго, гораздо дольше любого из его товарищей, не считая, пожалуй, как он предполагал, Аелин, и за этот больший период времени научился интересным штукам.

Чем дольше живешь, тем больше беспокоишься о том, чтобы продолжать жить, и Бартиман Котрин был заинтересован в том, чтобы избегать мира мертвых Шаиша еще дольше.

Ромилла пятилась до тех пор, пока не ударилась о пиршественный стол позади нее. Она в молчаливом отрицании качала головой, когда Хендрика согнуло и тяжело вырвало. Дубина выпала из его дрожащих рук, и бессловесный рык вырвался из его покрытых пеной губ.

— Хендрик. Нет, прошу. Этого не может быть. Упаси нас, Зигмар, этого не может быть.

Голова Хендрика развернулась при ее словах, и она почувствовала свинцовую тяжесть в груди, увидев заполняющую его глаза красную пелену и фиолетовые вены, расползающиеся по его плоти. Хендрик изрыгнул вязкую жижу и издал низкий рык.

Он сделал шаг к ней, еще один, его пальцы растягивались в когти, конечности тряслись.

— Хендрик, — позвала она последний раз, зная, что это безнадежно, но молясь о чуде. Ромилла сжала свой талисман и со всей силой взмолилась Зигмару, чтобы тот сберег, спас ее давнего друга, ее товарища. Потерять Варлена, а потом Хендрика вот так столь скоро — было слишком жестоко.

— Зигмар, сбереги слугу твоего, молю тебя! — закричала она, но золотой свет не вспыхнул, а сквозь ее тело подобно лучам зари не прошла теплая дрожь божественности. Был только ее друг, с превратившейся в чудовищную маску лицом, капающим с раскрытых челюстей пенящимся ядом и перекатывающимися мышцами, пока он крался к ней.

Она видела, чем инфицированные становятся. Глубоко в душе она знала, что, как тогда, если порча взяла верх — спасения нет. Это было как тогда, и она подумала, что от этой мысли ее разум сломается, а сердце разобьется здесь и сейчас.

— Бог-Король, почему ты так испытываешь меня? — прошептала она, затем подняла молот и продолжила чистым, решительным голосом. — Хендрик Сол, я дарую тебе милость Зигмара. Мне так жаль, старый друг. Воссоединись с братом.

Хендрик с воем прыгнул. Он был большим, крепко сбитым мужчиной, но Ромилла сражалась с отродьями Хаоса в Смертных Владениях уже двадцать лет. Она прошла через испытания, пережила ужасы, от которых многие воины бы скорчились и упали на пол. Этот случай не был исключением. Так она сказала себе, когда легко увернулась от его сокрушительного удара и, отпрыгнув назад, обрушила молот на его затылок. Хрустнули кости, и лицо Хендрика в кровавых брызгах врезалось в столешницу.

Ромилла горько выругалась, когда он вновь поднялся на ноги, вращая налитыми кровью глазами и изрыгнув на нее густой поток светящейся фиолетовой рвоты. Она отпрыгнула, яростно стараясь избегать прикосновения жидкости, и споткнулась о полу-съеденные трупы позади нее. Ромилла тяжело упала, сумев удержать молот, но он в одно мгновение оказался на ней. Будучи намного больше, тяжелее и сильнее даже с проломленным черепом и свисающим языком, Хендрик попытался прижать Ромиллу и отрыгнуть на нее так же, как делали, по ее наблюдениям, другие инфицированные.

Зажмурив глаза и задержав дыхание, она сделала единственную оставшуюся вещь, ударив Хендрика головой в лицо со всей силы. Ее лоб врезался в его уже сломанный нос и вонзил обломки кости глубже в череп. Хендрик отшатнулся, с его разбитого лица текла кровь, и Ромилла взметнула молот с пола прямо ему в висок.

Он был отброшен силой удара, влетев в упавшую скамью. Хендрик перевалился через нее, дергая пальцами, и застыл.

Ромилла мучительно поднялась на ноги, игнорируя грозящие политься из уголков глаз слезы. Время для скорби будет позже, подумала она. Сейчас же она попытается спасти человека, за которого Хендрик отдал свою жизнь.

Однако в тот момент, когда она обернулась, чтобы взглянуть на регента-милитанта, она поняла, что уже слишком поздно. По правде, подумала она с горечью, они никогда бы не сумели спасти его.

Грудь Сельвадора вздулась куполом, а горло превратилось в колышущийся мешок, внутри которого что–то копошилось. Жирная от спор пена стекала по его щекам, и Ромилла к своему отвращению заметила, что голодные щупальца мицелия выползли из его ушей, ноздрей, даже из уголков глаз. Взгляд мужчины в безумии повернулся к ней, и она отшатнулась, поняв, что каким–то образом он был еще жив.

Затем раздался ужасающий треск и череда мерзкого хруста, когда что–то с силой разорвало грудную клетку регента-милитанта. Фонтаном брызнула кровь, смешанная со светящимися спорами, и Ромилла снова обнаружила, что пятится, чтобы избежать смертельного заражения. Раскрываясь, из торса Сельвадора появилась громада упругого фиолетового гриба, который рос и увеличивался с каждой секундой. Толстые щупальца с грохотом упали и поползли вдоль столешницы, пульсируя и разрастаясь прямо на ее глазах. Округлые и похожие на луковицу ростки вспучивались изнутри тела Сельвадора как невероятно раздутые органы, которые увеличивались и увеличивались, распыляя на ходу еще больше мерцающих спор. За секунды грибная масса полностью поглотила тело регента-милитанта и свесилась с краев стола, который стонал и трещал под непрерывно возрастающим весом.

Ромилла с тоской посмотрела на павшее тело Хендрика, уже покрывающееся мицелием там, где мерзкая грибная масса накрыла его. Она знала, что мужчина мертв, и от него ничего не осталось в этой смертной оболочке. Ничего, что можно спасти.

С осознанием этого пришла и мысль, что она должна предупредить остальных, что им нужно сделать что–то, чтобы остановить этот омерзительный демонический росток. Кто может сказать, когда он прекратит — если вообще прекратит — расти?

Ромилла развернулась на каблуках и побежала к выходу, пока позади нее пульсирующая грибная масса разрасталась.

И разрасталась.

И разрасталась.

Аелин рассеянно выругалась, споткнувшись о ступени дворца. Только ее нечеловеческие грация и баланс не дали ей запнуться и упасть, когда охваченные паникой пирующие влетели в нее. Она потеряла Элеанору, когда натиск толпы пронес ее мимо поста стражей наружу, через арочный главный вход.

Люди выли от страха, вываливаясь на открытое пространство площади перед дворцом. Актеры давно завершили свое представление, но теперь они выскочили оттуда, где болтали и курили корень яцу, с неподдельным изумлением таращась на паникующую волну людей, бегущих по ступеням дворца.

— Регент мертв! — прокричал безутешный голос. — Зигмар всемогущий, регент мертв!

— Чума! — завопил другой.

— Хаос, порча Хаоса на нас, неверные обрекли наш город! — раздался еще один крик. Дворцовые стражи пытались пробиться вверх по ступеням, но против бегущей толпы эти попытки были бесполезны.

Аелин увидела Элеанору, выходящую из переднего края толпы и тяжело хромающую. Аелин скользнула сквозь беспорядочно движущуюся толпу, размышляя, правы ли те, кто просто продолжал бежать.

— Элеанора, ты в порядке? — спросила она, добравшись до инженера.

— Я не смогла добраться к оружию, — сказала выглядевшая потерянной Элеанора. — Там была большая женщина, и она…

— Все будет хорошо, все будет хорошо, — сказала Аелин. — Хендрик выведет их оттуда, и мы все сможем войти внутрь и забрать оружие.

— У меня нога сильно болит.

— Обещаю, Ромилла осмотрит ее, как только мы соберемся вместе, — произнесла Аелин, пытаясь говорить успокаивающе. Она никогда не была особенно искусной в человеческих тонкостях и их ограниченных эмоциональных выражениях. Отчасти поэтому она много наблюдала и мало говорила.

Люди все еще десятками выбегали из дворца, и, когда они вышли, появились несколько побитых стражей с Олтом позади них.

— Зараженные близко! — закричала стражница, явно сохранившая несколько больше рассудка, чем ее товарищи. — Оружие наизготовку, во имя Зигмара! Гражданские, убирайтесь с дороги, черт возьми! Бегите, идиоты!

Это вызвало новую давку, и стражам на площади пришлось встать, когда измученные, обезумевшие люди нахлынули на них волной. Не один храбрец оказался сбит и исчез под ногами стада.

Позади Олта показался Борик, поддерживавший обмякший силуэт Бартимана. Аелин едва сделала три шага к ним, когда из двери дворца, воя, выбежал первый зараженный. Просвистели луки, и Борик с Бартиманом распластались, когда над их головой пролетели стрелы, которые вонзились в волну рвущихся к ним зараженных спорами. Олт мгновенно оказался рядом, схватил своих товарищей и грубо потащил их вниз по ступеням с дымящимися татуировками.

— Где Ромилла и Хендрик? — спросила Элеанора.

Тут, вырвавшись из дверей ровным бегом, с вздымающейся грудью и дикими глазами, показалась Ромилла.

— Регент мертв, — закричала она.

Аелин увидела, как она, проскользив, остановилась наверху ступеней у выглядящих паникующими стражей и начала оживленный диалог. Где Хендрик, подумала Аелин с растущей тревогой? Он все еще зажат внутри? Почему Ромилла пошла к стражам, вместо того чтобы присоединиться к товарищам?

С хромающей рядом Элеанорой Аелин поспешила сквозь последних убегающих остатков толпы и встретилась с Мечами у подножия лестницы. Едва она добралась туда, волна знакомого давления прокатилась по площади. Только в этот раз она была яростнее. Аелин полностью приподняло, а затем с силой швырнуло оземь. Она зашипела от боли, когда ее поврежденная рука ударилась о булыжники. Рядом с ней от боли закричала Элеанора, и, тяжело поднявшись на ноги, Аелин увидела, что всех на площади опрокинуло.

Некоторые больше не поднялись.

— Где Хендрик? — спросила она.

Олт покачал головой, Бартиман и Борик пусто смотрели на нее.

— Разве он уже не здесь? — прохрипел колдун. Тут Аелин увидела тяжело спускающуюся по ступеням Ромиллу, и в это мгновение она поняла. Она почувствовала, как холодная печаль наполняет ее изнутри, угрожая сломить ее самообладание, разум и вообще все.

— Он умер, так? — спросила Аелин.

— Я сожалею, — ответила Ромилла.

Возможно, они бы сказали что–то еще. Возможно, были бы слезы, отрицания, даже обвинения. Но в этот момент ударила еще одна волна, и с ней пришел ужасный стонущий звук, который, казалось, исходит от самого воздуха. Аелин пошатнулась, почувствовав давление, с силой опускающее ее на колени, а затем пропавшее так же внезапно, как и появилось. У нее заложило уши, а позади одного из глаз расцвела острая боль. Она подняла палец к ноздрям и не удивилась, когда он стал мокрым от крови.

— Что происходит? — спросила она.

— Ад, — ответила Ромилла.

Тут появился прокаженный свет, разлившийся по площади как ложная заря, когда что–то медленно выплыло из–за склонов вулканов, нависающих над Дракониумом. Инстинкты Аелин предостерегающе закричали, и она внезапно почувствовала, будто проснулась от долгого сна, лишь чтобы обнаружить что–то чудовищное, стоящее у ее постели и смотрящее ей в глаза. Она ощутила мерзкое зловонное прикосновение на коже, когда ее достиг бледный свет, и, поворачиваясь, чтобы взглянуть на небо, она уже знала, что увидит там.

Огромные, ужасные глаза таращились вниз, будто смотря ей в душу. Рваные облака разлетались, будто в ужасе убегая от лунного чудовища, низко висевшего в небе. Неровные очертания клыков размером с горы на злобном, выщербленном лице, сводящая с ума безмерность которого нависла над городом, как облаченный в броню воин над насекомым.

Аелин смотрела, как восходит чудовищное небесное тело. Когда его сокрушительная злоба обрушилась на нее, аэльф попыталась закричать, но не смогла произнести ни звука.

Глава девятая. Появление

От чудовищного зрелища над ней Аелин упала на колени. Сверкающая громада охватила половину неба. Она заполнила промежуток между двумя вулканическими пиками, затмив звезды небес своим болезненным светом. Ее свечение отражалось от мостовой и стен, внезапно ставших скользкими от надоедливой сырости. С отчаянным усилием Аелин отвела глаза от гротескного зрелища, чтобы посмотреть на товарищей.

— Что, во имя Зигмара… — сумела выдохнуть Ромилла. Глаза жрицы округлились от ужаса, пока она смотрела на небо, сжав молот-талисман обеими руками так сильно, что ее костяшки побелели.

— Тень Луны несет смерть, — прошептала Элеанора.

По всей площади доносились крики — горожане и дворцовые стражи одинаково съежились. Огромный небесный ужас злобно смотрел на Дракониум, и когда его бледный свет омыл Аелин, она почувствовала головокружение и тошноту. Она не могла отвести взгляд от выщербленной поверхности луны, от огромных кратеров, так сильно похожих на мрачные глаза. Она чувствовала злобу и жестокость, исходившие от этих громадных черных провалов, и знала — как никогда точно — что это были те самые глаза, которые она видела во снах, только ставшие невероятно большими.

Аелин не знала, как долго простояла на коленях, таращаясь вверх, ее разум и тело парализовал бездумный ужас. Из ступора ее вывела острый укол боли в тыльной стороне правой руки. Она посмотрела вниз и издала звук отвращения, увидев, что там через кожу пробивается комок с белым кончиком. Прямо на ее глазах, дрожа от омерзения, кожа разорвалась, и из ее плоти вылез белый с фиолетовым гриб размером с ноготь.

Она схватила ужасный росток, сжав его упругую плоть между пальцев левой руки и вырвав его из своей кожи. Он вышел с небольшим рывком, будто она выдернула волос, и за ним потянулась тонкая струйка крови. Аелин отбросила гриб с криком отвращения.

— Ржа и железо! — выругался Борик, и, взглянув на него, Аелин увидела два небольших грибка, вылезших сквозь металл его брони так же легко, как через ее кожу. К этому моменту остальные тоже в ужасе кричали, и Аелин подавила приступ паники, поняв, что на всех них были маленькие, бледные грибы, пробивающихся через плоть, металл и одежду.

Дворцовых стражей это тоже коснулось — как, кажется, и остальных присутствующих, и разбросанных по площади актеров. На деле, когда аэльфские чувства Аелин неумолимо впились в детали, она поняла, что из каждой поверхности вырывались скопления грибов, прокладывая себе путь между булыжников, раскрываясь на витражах дворцовых окон и появляясь на телах людей подобно отвратительным гнойникам.

— Это споровая болезнь? — спросила объятая ужасом Ромилла.

— Нет, гляди, они повсюду. Они во всем, — сказала Аелин слабым хриплым голосом.

Мимо нее, царапая лицо и воя, протащился дворцовый страж. Она охнула, увидев грибы с фиолетовой шляпкой, которые пробирались через оба его глаза, пропихиваясь через слезные каналы в каплях крови.

Затем из дворца донесся чудовищный вопль. Аелин развернулась, ощутив от ужаса болезненные покалывания на коже. Трое зараженных пронеслись по устланному коврами вестибюлю и вырвались из арочной двери. Двое бросились на дворцовых стражей, опрокинув солдат с лестницы в грохочущую путаницу брони, молотов и болтающихся конечностей. Третий прыгнул по высокой дуге и пролетел к Мечам. Инстинкты взяли верх, и Аелин выхватила с пояса изогнутый клинок Странника, метнув его в глаз твари. Она шагнула в сторону, и зараженный спорами аристократ упал на мостовую с влажным хрустом. Аелин с отвращением заметила, что бледные побеги мицелия проросли через его кожу, как волосы. Пока его труп дергался на земле, они нашли в булыжниках опору и начали зарываться в них и расползаться.

— Надо двигаться, — сказала Аелин, ошарашенная тем, каким потрясенным звучал ее голос. Атака зараженных растормошила ее соратников, их инстинкты наемников брали верх. Они посмотрели на нее со страхом и отвращением в глазах.

— Куда? — спросила Ромилла, а затем выругалась, когда еще один гриб разорвал кожную перемычку между указательным и большим пальцами. — Где, во имя владений, мы можем сбежать от злобного воплощения Отца Чумы?

— Не Нургла. Вообще не Хаоса, — сказал Борик так, будто его ударили в грудь. — Мы ошибались.

Аелин услышала крики изнутри дворца, сопровождаемые стоном выгибающегося дерева и металла, треском крошащегося камня. Что–то громадное шевелилось внутри. Слева от нее дворцовые стражи избили в кровавую кашу своих зараженных, затем с ужасом на лицах отпрянули от тел.

Все происходило с кошмарной скоростью. Аелин чувствовала себя сокрушенной, ее разум был близок к тому, чтобы отключиться, защищая себя. Она не могла позволить этому случиться, иначе все они погибнут. Ей нужен был Хендрик. Он бы знал, что делать. Аэльф отбросила мысли о нем.

Она сможет скорбеть позже, но сейчас командование было на ней.

— Нам нужно попасть обратно внутрь, — начала она, с усилием выталкивая слова, заставляя себя не смотреть на злобную луну, неизбывно нависшую над ней.

— Там что–то есть, — ответила Ромилла, и Аелин поняла, что жрице тоже нелегко. — Какое–то грибное непотребство. Оно выросло из тела регента-милитанта и продолжало расти. К тому моменту, как я выбралась, оно заполнило половину пиршественного зала.

— Тогда нужно спешить, пока…

Слова Аелин застряли у нее в горле, когда раздался звон стекла и стон металла с половины высоты фасада дворца. Она посмотрела вверх как раз вовремя, чтобы увидеть, как величественный витраж, изображающий триумф из молодости Сельвадора, раскололся посередине. Стекло выгнулось наружу, затем разбилось и осыпалось бритвенно острым дождем. Аелин отвернулась и прикрыла глаза, почувствовав, как неровные осколки, падая вокруг, режут ее кожу. Когда она посмотрела обратно, из окна выползал, кроша по пути каменную кладку, пульсирующий серо-фиолетовый гриб. Она опустила взгляд на главный вход как раз, чтобы увидеть ту же чудовищную массу упругой грибной мякоти, проталкивающуюся по вестибюлю. Она заполнила все пространство, ломая статуи, мебель, картины и все остальное на своем пути. Проворные завитки мицелия вырывались из ее поверхности каждые несколько секунд, влажно хлопая по стенам, полу и потолку, и впивались в них, затем, пульсируя, быстро утолщались, пока не становились новыми грибными щупальцами, протаскивающими массу вперед.

— Что это? — спросила она, затем выругалась, когда кожу ее шеи прорвал еще один грибной росток. Аелин быстро выдернула его.

— Знаю только, что оно вырвалось из тела Сельвадора и с того момента не прекращало расти, — сказала Ромилла.

— Если оно вскоре не остановится, полагаю, достанется всему городу, — выдохнул Бартиман. — И этот свет не кажется особо опасным для грибной поросли.

— Свет, — неожиданно воскликнул Борик. — Мы должны убраться от ее света. Он сведет нас с ума.

— О чем, во имя владений, ты говоришь? — спросил колдун.

— Просто доверьтесь мне, — спешно сказал дуардин. — Я знаю, что прав.

Аелин повернулась, чтобы спросить, знает ли он, что это такое, но ее внимание вновь привлек сокрушительный грохот со стороны дворца.

— Аелин, мы не можем пойти внутрь — уже слишком поздно, — призвала Ромилла, пока грибная стена пропихивалась по вестибюлю со скоростью человеческого шага. Она была уже почти у входа. Аелин выругалась с досады. Ромилла была права. Ее лук, пушка Борика, молот Хендрика — все пропало, исчезло под безмозглой массой омерзительной мякоти.

Луна все еще злобно таращилась на них, ее порочный свет продолжал омывать площадь. Инфицированные вырвались из других выходов дворца и разделились. Несколько верных долгу стражей бросились им наперерез. Другие просто побежали. Грибы густыми скоплениями вырастали повсюду. По всему городу поднялись крики и зазвенели набатные колокола, звуча для Аелин так, будто раздавались из каждого района Дракониума.

— Борик, ты говоришь, что нам надо убраться от этого света? Мы отступаем ко внутренним вратам, прячемся в их тени и взвешиваем все обстоятельства.

Аелин повернулась, надеясь, что они за ней последуют, и выдвинулась, крепко сжимая оставшийся у нее кинжал. На пересечение площади ушло, казалось, кошмарно много времени под немигающим взглядом небесного монстра вверху, ее взгляд метался взад и вперед в попытках следить за зараженными спорами, которые носились в разные стороны, атакуя все, что видели. Раздались новые крики, когда чудовища прорвались сквозь окна особняков рядом с площадью и влетели в святилища Зигмаритов, куда спрятались испуганные пирующие и другие жители Святой Стены.

Аелин окунулась в затененный тоннель, проходящий через внутреннюю стену города, чуть не оступившись на скользких от жижи булыжниках. Наверху, на укреплениях стены, бегали и вопили солдаты военной милиции, выдергивая грибы из плоти и в панике выкрикивая приказы. Она знала, что Мечи не могут долго оставаться в тоннеле на тот случай, если окажутся в западне, когда милиция неизбежно возьмется закрыть ворота. Однако он по крайней мере давал укрытие от злотворного лунного света, и Аелин почувствовала блаженное облегчение в тот момент, когда ушла от этих ужасных глаз.

Ее спутники, тяжело дыша, присоединились к ней. Они дико смотрели на нее.

— Хендрик мертв? — тут же спросила она Ромиллу.

— Да, я тебе говорила, — ответила та.

— Нет. Я спрашиваю, он мертв? — повторила Аелин. Ромилла вздохнула и кивнула, плечи опустились, когда она поняла.

— Я даровала ему милость Зигмара.

— Тогда ты сделала для нашего друга все возможное, — сказала аэльф. — Спасибо.

— Всем возможным было бы не дать ему погибнуть, хм? — выплюнул Олт. Ромилла повернулась к нему, став чернее тучи, но Аелин подняла руку.

— Не сейчас, — ее голос был тверд, как закаленное железо. — Борик, ты сказал, что это был не Хаос. Тогда что это? Что тебе известно?

— Сказки небесных мореходов, не более того, как я думал, — сказал он, качая головой.

— Очевидно, они нечто большее, — прорычал бледный и вспотевший от боли в ране Бартиман.

— Они называют это Дурной Луной, — медленно произнес Борик. — Это темное знамение, самое худшее. Говорят, ее свет навлекает безумие и смерть, она затмевает небеса, приносит вечную ночь и зовет из недр на поверхность черношапок верхом на волне извивающихся ужасов.

— Тень Луны несет смерть, — вновь повторила Элеанора, быстро считая на пальцах. — Мне нужно забрать инструменты. И бомбы. Из гостиницы.

— Плохая луна? Сказки про Гроби-черношапку? Борик, это детские стишки, фольклор, — воскликнул Бартиман. — Спать, малыш, иди, плотно закрывай глаза, а то черношапки придут, и увидишь, как светит Дурная Луна. Это детский азиритский стишок!

— Мой народ не склонен к полетам фантазии, которыми увлекаются ваши, — проворчал Борик, на мгновение приняв вид, будто может спихнуть колдуна с себя — и пусть он сам хоть стоит, хоть падает. — Я слышал истории о свете, который вытягивает грибы из плоти и металла, как заря — росу в лесу. Знакомо звучит?

— К счастью, это, кажется, наконец прекратилось, — сказала Ромилла, передернув плечами от отвращения.

— Только то, чего касается, — произнесла Элеанора, достав полусобранное устройство из одного из многих карманов и крутя его в руках.

— Что это, дорогая? — спросила Ромилла.

Инженер покачала головой, хмурясь, но Аелин почувствовала прилив озарения от ее слов.

— Она права. Это прекратилось, когда мы забрались в тоннель. Больше никаких… грибов… — она сморщилась от омерзения.

— И ни один не растет в пределах тени тоннеля, — проинесла Ромилла.

— Зато снаружи предостаточно, а? — сказал Олт, указав на булыжники прямо у входа в тоннель. Везде, куда доставал бледный свет, они были скользкими от грибной мокроты, и между ними пробивались скопления грибов с фиолетовыми шляпками. Неподалеку лежало тело погибшего пирующего: грибы вспучились из его добротной одежды, выросли из трости, выпавшей из бесчувственных пальцев — даже в изобилии усыпали его лицо и ладони обеих рук.

— Так, мы держимся подальше от этого света, насколько можем, — сказал Бартиман. — Отлично. Мне этого достаточно. Даже в самых невероятных сказках есть зерно истины. Но что это? Что это значит? И что, во имя Земли Гибели, нам с этим делать?

Прежде, чем Аелин смогла ответить, с зубцов стены раздался крик. На миг она испугалась, что внутренние врата готовятся закрыть. Но вместо этого она услышала дробь когтей и колес по мостовой. Мгновением позже по тоннелю со стороны города понеслась повозка, тянувшие ее гнарлкиды бешено шипели. Кучер увидел Мечей Зигмара, стоявших на его пути, и спешно выкрикнул команду, остановив упряжку всего в нескольких футах от Аелин.

У аэльфа была минутка, чтобы разглядеть грибы, проросшие на раме повозки, царапины и трещины на корпусе и выражение едва сдерживаемого ужаса в глаза кучера. Затем открылась одна из дверей. Двое дозорных спрыгнули вниз, вытащив пистолеты и тут же направив их на Мечей. Затем появилась капитан Мортан с кровавым порезом на одной щеке и зачатками синяков.

— Кучер, что… — она замерла, увидев их, и ее лицо окаменело. — Вы, — сказала она. — Почему, где бы я не находила проблемы в этом городе, вы тут как тут? Что, во имя молота Зигмара, случилось? Слухи верны, Сельвадор мертв?

— Да, — сказала Аелин.

— Как? — потребовала объяснения Мортан, шагая к ним. — Вам было велено защищать его. — Из повозки позади нее вылезли еще дозорные и собрались у нее за спиной в угрожающую группу. Аелин почувствовала, как ее товарищи едва заметно меняют позы, крепче сжимая имеющееся у них убогое оружие.

— Мы думаем, яд, — ответила она. — Он поднял тост и сразу же после этого начал кашлять спорами, которые, в свою очередь, начали распространять какую–то чудовищную заразу.

— На улицах безумие и паника, — сказала Мортан. — Бездумные, ненормальные бунты в Ангарном потоке, Ярмарочной линии и Зигмар знает где еще. И будь я проклята, если не вижу вашей чертовой Тени Луны, а? Что, черт побери, это за хрень в небе? Отвечайте сейчас же, честно — вы с этим как–то связаны? Пустила ли я в свой город архитекторов этого ада? Ибо если так, я казню вас на месте.

— Ты не можешь и вправду думать, что это имеет к нам отношение? — изумленно воскликнула Ромилла.

— Где сержант Сол? — спросила Мортан, игнорируя ее. — Я хочу услышать об этом правду от него.

— Он мертв, — сказала Аелин и почувствовала, как что–то надламывается в ней, когда слова принесли это в реальность.

Мортан остановилась и лучше пригляделась к ним, будто только сейчас увидела их раны и потерянные лица. Она помолчала, вдохнула, затем продолжила чуть более спокойным тоном.

— Как он умер?

— Какая–то споровая болезнь, забравшая так много других на пиру, — сказала Ромилла. — Я даровала ему милость Зигмара.

— Я искренне сожалею слышать это, он казался хорошим человеком. — произнесла Мортан.

— Лучше, чем знал сам, — ответила Аелин. Последовало мгновение неловкого молчания, во время которого были слышны раздающиеся над городом кричащие голоса и звонящие колокола. Аелин почувствовала, как тоннель сотрясается, когда очередная волна давления прокатилась по Дракониуму. Известковая пыль посыпалась сверху, тоннель затрещал, и у нее закружилась голова.

— Вы знаете, что это? Это то, о чем предупреждал брат Хендрика? — спросила Мортан.

Они спешно рассказали ей то немногое, что знали.

— Дурная Луна? — недоверчиво спросила Мортан. — Гроби-черношапка и извивающиеся закорючки, и все такое прочее?

— Владения кишат монстрами, почему бы им не быть здесь? — задала Аелин встречный вопрос. — И можешь ли ты отрицать заполняющее небо доказательство, которое видишь своими глазами? — она с удивлением отметила, что поверила в истории Борика без особого усилия. Ее опыт говорил, что в большей части мифов и сказок в Смертных Владениях было зерно правды; чаще всего реальность этого зерна была ужаснее любой байки.

Аелин видела, что Хелена Мортан борется с этой мыслью, но, как она и сказала, сложно отрицать то, что видишь глазами.

— С чем бы мы ни имели дело, нам нужно быстро взять контроль над ситуацией и восстановить порядок, — сказала капитан, отступив к тому, что лучше всего знала. — Я отправила дозор в город, чтобы поддерживать порядок, но понятия не имею, где вообще мои люди находятся. Все в анархии. На улицах бунтовщики, нам приходили донесения о насекомых, вылезающих из канализации и атакующих людей, и теперь вы говорите, что распространяется зараза и что–то растет во дворце.

— Публичные беспорядки могут подождать, — сказала Ромилла. — Ты еще не видела, что могут сотворить инфицированные, как быстро передается их болезнь. И чем бы ни была эта штука во дворце, последнее, что мы видели — как она перерастала чертовы стены! Это должно стать нашими приоритетами.

Ее слова подчеркнул стон и грохот обрушающейся каменной кладки.

— Это донеслось от дворца, — взволнованно сказал Олт.

— Зигмар, как можно остановить что–то вроде этого? — произнесла Ромилла.

— Что с милицией? — спросил Борик.

— Архи-лектор Хессам Кайл должен собрать их силы на площади Фонтанов, — ответила Мортан. — Это стандартная процедура на случай угрозы самому городу. Он поведет их оттуда, чтобы восстановить порядок, используя любую необходимую силу.

— Они нам все равно не помогут — этот росток армия может осаждать весь день, и он просто перекатится через них, — сказала Ромилла.

— Огонь, — произнес Олт. — Боги растений и природы бояться божеств вулканов и пламени, — он благоговейно коснулся сердца, затем горла.

— В этом есть смысл, но где нам взять достаточно сильный взрыв, чтобы убить нечто настолько огромное и плодовитое? — спросил Бартиман. — Нет, город заполонят зараженные спорами и грибы, помяните мое слово. Нам нужно выбираться отсюда сейчас же.

— Контейнер для искрового топлива третьего типа Казлага и Гефрина содержит объем более трех тысяч единиц жидкого топлива, удерживаемого под давлением в одну целую две части на единицу, — сказала Элеанора, будто зачитывая из руководства инженера. — Само топливо составлено из молотого белликозита и магматического масла, и должно подаваться через управляющее сопло тройной фильтрации, прежде чем дойдет до жаровен, чтобы предотвратить зажигание и детонацию смеси. Если контейнер для искрового топлива третьего типа Казлага и Гефрина будет пробит зажигательным снарядом или вторичным взрывчатым веществом, даже если допустить заполнение на две трети непрерывного использования не менее шести часов к этому моменту, детонация будет эквивалентна примерно десяти тысячам акшелей мощности и жара.

Элеанора замолчала, поняв, что все молча смотрят на нее.

— Что? — спросила Мортан.

— О, ты просто гений, Эл! — воскликнула Ромилла. — Артисты, их… — она махнула рукой. — Их жаровни и топливная повозка, питающая их. Она имела в виду это, так, Элеанора?

— Если мы взорвем ее, будет ли этого достаточно? — спросил Бартиман.

Элеанора кивнула, спешно считая на пальцах.

— Прекрасно, но у нас есть только пистолеты, и я не гарантирую, что даже мой сможет пробить корпус этого бака, — проворчал Борик.

Элеанора покопалась в кармане и достала пару небольших устройств, которые по мнению Аелин выглядели как полосчатые металлические яйца, каждое с одной плоской стороной и проглядывающими через отверстия на поверхности шестернями и проводами.

— Одна из них крепится к контейнеру для искрового топлива третьего типа Казлага и Гефрина и детонирует с достаточной силой, чтобы разорвать бак, — сказала она. — Смотрите, они снабжены магнитным прижимным механизмом. Это чтобы прикрепить их. И в каждом есть таймер для удаленных операций.

— Ты взяла с собой на пир бомбы? — с ужасом выдохнула капитан Мортан.

— Это лучшее, что я сделала, — ответила Элеанора, будто объясняя что–то простое ребенку.

— Это не утешает! — сказала Мортан.

— Не время для этого, — произнес Бартиман, когда они снова услышали стон и грохот. Со стороны дворца раздались крики. По мостовой застучали шаги, и сверху донесся свист тетивы.

— Элеанора, покажи Борику, как эти бомбы работают, затем ты, Ромилла и Бартиман пойдете обратно в «Корону Дракона» и заберете остатки нашего снаряжения, — сказала Аелин. — Мы не можем и дальше сражаться кинжалами с инфицированными. Борик, Олт — вы прицепите одну из этих бомб к топливному баку и преградите им дорогу к этой грибной… штуковине.

— Почему не обе? — спросил Борик.

— Прибереги одну на случай, если первая не сработает, — ответила Аелин.

— Мне, что, бегать с парой бомб в кармане на заднице? — засомневался дуардин. — Ты сдурела? Нет!

— Или так, или весь город будет похоронен под этой… штукой, — сказала Ромилла. — Даже ты не настолько черствый, Борик.

Дуардин проворчал что–то про то, что она удивится, но все же положил устройство в карман на кожаном поддоспешнике.

— Мы поможем тебе, — сказала капитан Мортан, бросив на Элеанору последний тяжелый взгляд. — Затем ты и твои люди отправятся на площадь Фонтанов и присоединятся к сбору. Им пригодятся воины с вашими необычными талантами.

— За это мы возьмем с тебя дополнительную плату, — сказал Борик.

— Учитывая ситуацию, уйти живыми будет достаточной платой, не думаешь? — нахмурясь, ответила капитан Мортан.

Элеанора объяснила Борику, как работают бомбы. В это время, пока капитан Мортан раздавала быстрые приказы своим дозорным, Аелин скользнула к концу тоннеля и вгляделась в площадь. От того, что она увидела, у нее екнуло сердце.

Дворец рассыпался, стены и окна нелепо изгибались наружу. Местами участки каменной кладки уже обвалились или разбились окна, а изнутри вывалились пульсирующие грибные отростки — настолько фиолетовые, что были почти черными. Они зарывались в покрытую грибами мостовую площади, слепо извиваясь по мертвым телам и пирующих, и дворцовых стражей, и зараженных. Аелин поняла, что ее взгляд тянет к небу, к жуткому призраку, висящему над городом, и она вздрогнула, осознав, что его выражение немного изменилось. Конечно, лицо, вырезанное из громадного камня, не может измениться — и все же она была уверена, что это так. Плохая Луна зловеще ухмылялась, и Аелин почти ощутила, что она чего–то ждет.

Будто от ее мыслей земля под ногами задрожала.

— Еще один толчок, — выдохнул Бартиман, скрипя зубами, пока Ромилла делала все возможное, чтобы залатать его поврежденное плечо.

— Нет, это что–то другое, — сказала Аелин. — Что–то снизу. Мы должны действовать сейчас, сейчас же!

Земля снова задрожала, и она увидела, как на другой стороне площади будто пробка из бутылки с пряным вином вылетел в воздух канализационный люк. Аелин сморщилась, когда что–то черное и волнообразное последовало за ним из неровной дыры. Насекомые, поняла она: тысячи извивающихся, суетящихся жуков, многоножек и владения знают чего еще.

— Серьезно, нам нужно действовать прямо сейчас, — призвала она. Борик и Олт появились рядом с ней в компании Мортан и всех девяти ее дозорных, втиснувшихся с ней в повозку. Спутники капитана, в ужасе разинув рот, смотрели на состояние дворца, отскочив, когда очередное крыло разорвалось и обрушилось, открыв еще больше вспученного, раздутого гриба.

— Мы встретим вас на площади Фонтанов, — окликнула Ромилла, когда вместе с Бартиманом и хромающей Элеанорой поспешила к городскому концу тоннеля.

— Прикройте кожу так хорошо, как сможете, — ответила Аелин, жалея, что оставила свой плащ с капюшоном в гостинице. — Только то, к чему прикасается, помните?

Ромилла понимающе помахала, и троица спустила рукава, натянула капюшоны и сделала все, что могла, чтобы не дать свету луны попасть на тело.

— И останьтесь в живых, — пробормотала Аелин, когда ее товарищи ушли.

— Давайте сконцентрируемся на этом, а? — спросила выглядящая мрачно Хелена Мортан.

— Сейчас или никогда, — сказал Борик, следя за растекающейся волной тьмы, являвшейся роем насекомых. Она выглядела как масло, разлитое по омытым луной булыжникам. — У меня нет желания встать на пути этой тучи.

— Тогда по моей команде, — сказала Аелин. Страх попытался сжаться вокруг ее сердца при мысли о том, чтобы снова выйти на открытое место под этой демонической луной, но она знала, что это нужно сделать. Или так, или бежать из города, который они поклялись спасти, и для нее это теперь стало заданием, за которое умерли оба брата Сол. Она скорее будет осуждена на Шаиш, чем оставит их память.

— Вперед, — прошипела она, и небольшая группа бегом вырвалась из пасти тоннеля. Мортан и ее дозорные подняли капюшоны и натянули на нижнюю часть лица кожаные маски, чтобы кожи почти не было видно. Аелин была менее удачлива, будучи все еще облаченной в свою праздничную одежду, и тут же почувствовала ползущее покалывание на коже, когда грибы начали пробиваться через поры.

Она попыталась не думать ни об этом, ни о надвигающейся волне насекомых, находящейся теперь всего около в ста ярдах, ни о грибной мерзости, охватывающей дворец, ни о зараженных спорами, исчезнувших на улицах, творя лишь Зигмар знает какую резню. Больше всего она пыталась не думать о огромной сущности, нависающей над ней и излучающей столь сокрушающий гнет злобы и ненависти.

Они добежали прямо до топливной повозки. Гриб разросся так сильно, что полностью поглотил крыльцо дворца и теперь находился всего в десятке ярдов от контейнера и жаровен. Аелин перепрыгнула мертвое тело актера, у которого отсутствовала половина загримированного лица, и, проскользив, остановилась у бака. Олт добрался до нее мгновением позже, за ним следовал запыхавшийся Борик. Мортан с дозорными встали неплотным кордоном вокруг троих Мечей с пистолетами наготове, высматривая опасность.

— Насекомые подбираются, — крикнул один из дозорных.

— Борик, поставь бомбы на…

Аелин прервал еще один тектонический сдвиг, в этот раз такой сильный, что чуть не сбил ее с ног. По всей площади пошли трещины, и разболтанные булыжники подлетели на десяток футов в воздух, прежде чем с грохотом упасть вниз.

— Что это было? — выдохнула Мортан.

Ответ пришел в облике взрыва булыжников и известки, взметнувшегося в небо подобно гейзеру прямо на пути у насекомых. Что–то громадное двигалось среди оседающей пыли, и Аелин разглядела толстую, как ствол дерева, руку, пробивающуюся через дыру. Гигантские тупые когти впились в землю, и в свет луны втащил себя потрепанный силуэт. Она разглядела жесткую плоть, усыпанную грибными наростами, абсурдно большие уши, нос и выступающие клыки, маленькие глазки, светящиеся идиотической злобой, и огромную тушу, опутанную крепкими мускулами.

— Троггот! — закричал дозорный. — Это какой–то троггот!

— Самый здоровущий чертов трог, которого я когда–либо видел, — выдохнул Борик.

Троггот запрокинул похожую на булыжник голову, раскрыл челюсти и издал оглушающий рев. В это же мгновение из окружавшей его дыры полезли силуэты поменьше. Как видела Аелин, их были десятки, размером, может, с человеческого подростка, одетые в трухлявые черные робы с остроконечными капюшонами, с бледной в лунном свете зеленой кожей и светящимися красными глазами.

— Борик, бомба, сейчас же! — поторопила она. Дуардин спешно повернул зажим на устройстве Элеаноры и прилепил его на место.

— Сколько? — спросил он.

Аелин посмотрела вверх, увидев стену пульсирующего гриба, катящуюся к ним, с поверхности которой вырывались сочащиеся щупальца, чтобы нащупать топливный контейнер и тела вокруг него.

— Десять секунд, это все, что нам надо, — сказала она. Борик еще раз повернул механизм, и в ту же секунду от Мортан и ее дозорных раздалась очередь пистолетных выстрелов. Троггот, топающий к ним и сжимающий сталактитовую дубину больше Аелин, запнулся, когда залп попал в цель. Он издал низкочастотный раздраженный рык и пошел дальше. За ним крались десятки зеленокожих в капюшонах, обнажив в жестоких ухмылках клыки и держа в руках грубые заточки и копья. Вокруг их ног текла волна насекомых, торопясь к Мечам и дозорным подобно реке.

— Бомба установлена! Бежим! — закричала Аелин.

— Сюда, — ответила Мортан, разрядив пистолет в лицо троггота прежде, чем развернуться и побежать с развевающимся позади плащом. Бросившись за капитаном, Аелин почувствовала, как вновь дрожит земля. Лунный свет вызывал у нее тошноту и головокружение, и она чуть не сбилась с шага. Аелин считала про себя.

«Четыре».

«Пять».

«Шесть».

Один из дозорных закричал, упав, и насекомые волной захлестнули его. На мгновение раздался звук коллективного чавканья, и Аелин беспомощно оглянулась перед тем, как дубина троггота со свистом обрушилась и раздавила упавшего мужчину в кровавую пасту. С ударом в воздух взметнулся фонтан насекомых.

«Семь».

«Восемь».

Раздался ужасный треск перегруженного металла, и еще один быстрый взгляд показал грибную мерзость, накатывающую на топливный контейнер, запуская щупальца в трупы вокруг него с полипами, раздувающимися на поверхности и влажно лопающимися, выплевывая облака мерцающих спор.

Это должно сработать, подумала она, или все они умрут.

«Девять».

«Десять».

«Одиннадцать».

Она почувствовала, как сжимается ее сердце и жуткий укол страха из–за отсутствия взрыва. Копья стучали по мостовой вокруг нее, и она услышала, как одно зазвенело о доспех Борика. Силуэты в плащах с растущими на оружии и одежде грибами выбежали с обеих сторон от нее, а мерцающий лунный свет придавал зрелищу кошмарный вид.

«Двенадцать».

«Тринадцать».

Пугающе близко взревел троггот. Неслись и стрекотали насекомые.

Тут раздался взрыв. Аелин ощутила его, как удар в спину от разъяренной лошади. Ее ноги оторвались от земли, и ее подбросило в воздух, спину жгло болью. Она почувствовала, как кожу жалит в десятках мест, но она не знала, от грибов или от каменной шрапнели. Мир перевернулся, и инстинкты взяли верх. Аелин приземлилась на здоровое плечо и перекатилась, поднявшись на ноги с такой грацией, которой могли достичь только аэльфы. Вспышки боли все еще кололи ее, и она запнулась, посмотрев назад. Пока она смотрела на разрушения, созданные бомбой Элеаноры, в ушах звенело.

Взрыв был яростным; на мгновение Аелин испугалась, что слишком яростным. Куски почерневшего и горящего гриба разбросало по площади, некоторые еще падали в сотнях ярдов. Сам росток был уничтожен до самых ступеней дворца, просто расщепленный на кусочки силой взрыва. Когда взвился черный дым, Аелин с всплеском триумфа поняла, что грибная масса буйно горит. Пламя трещало, распространяясь дальше в ее громаду с каждой секундой. Гриб сморщился, будто пытаясь уползти от пожирающего его заживо огня, и Аелин ощутила укол жестокого удовлетворения от мысли, что это мерзкое нечто может испытывать боль.

Взрыв разметал волну насекомых и многих сжег до унесенного ветром пепла, и Аелин выплюнула полный рот сгоревшей жучиной пыли на скользкую мостовую. Вокруг были разбросаны почерневшие и все еще горящие трупы зеленокожих. Троггот лежал ничком, плоть на его спине полыхала.

Аелин с уколом сожаления увидела, что взрыв также поглотил троих дозорных, но остальные, тяжело пошатываясь, поднимались на ноги. Капитан Мортан встала, порез на ее лбу вновь открылся, проливая кровь на один глаз. Борик и Олт поднялись, последний тряс головой, будто пытаясь избавиться от звона в ушах.

Под ногами Аелин земля снова задрожала от очередного яростного толчка, и на другой стороне площади в небо плюнул еще один гейзер из разломанных камней. Низкорослые, одетые в черное фигуры высыпались из–под земли. Когда к ней вернулся слух, Аелин услышала новые крики, звенящие изо всех зданий вокруг, и грохот за грохотом, когда снизу разрывались еще больше входов в тоннели.

Капитан Мортан выплюнула зуб, дважды моргнула, затем развернулась и подняла одну из дозорных на ноги.

— Площадь Фонтанов, — гаркнула она, и Аелин ее голос показался приглушенным взрывом. — Здесь мы сделали все, что могли. Площадь Фонтанов.

Мортан побежала, слегка покачиваясь. Аелин и ее спутники переглянулись, затем последовали за капитаном и ее выжившими людьми. Мортан вела их вдоль западного края площади, так далеко от появляющихся зеленокожих, как могла, и спешно открыла скрытую дверь во внутренней стене.

— Мы срежем по Ткацкой улице, позади Красного Бочонка и через площадь Лудильщиков к Полевой дороге, — сказала она дозорным. — Это приведет нас к площади с запада.

Аелин в последний раз оглянулась, прежде чем пробралась через скрытую дверь после дозорных. Грибная мерзость горела, вместе с ней и дворец — огромный погребальный костер для всех, кто умер на победном пиру.

— Прощай, старый друг, — прошептала она, затем зашла в тоннель и исчезла.

Глава десятая. Падение

Забег через улицы города был хаотичным и жутким. С того момента, как Аелин вышла с внешней стороны Стены Святого Сердца, она оказалась поглощенной охваченными паникой, толкающимися людьми. Поднятые лица, испуганные глаза, раскрытые в воплях ужаса рты. Горожане пропихивались мимо, поближе прижимая детей или с трудом ведя за собой взбесившихся животных. Некоторые дрались — но Аелин не знала, сойдя ли с ума от ужаса или от лунного безумия. Она увидела мужчину в одежде кузнеца, беспорядочно махающего молотом на всех, кто подходил близко, и раз за разом, сокрушая кости и черепа, кричавшего, что он чувствует взгляд Дурной Луны. Белые волокна мицелия проросли через кожу его головы и лица и колыхались вокруг мужчины подобно серебристому венцу. Трое дозорных повалили его на землю, и его вопли прекратились с выстрелом пистолета. Лишь два одетых в плащ силуэта вновь поднялись после схватки.

Аелин чуть не сбила прогромыхавшая по улице повозка, которая разбрасывала охваченных паникой городских жителей перед собой и давила тех, кто не успел уступить дорогу. Олт схватил ее за воротник и отдернул назад до того, как она исчезла бы под колесами повозки.

— Спасибо, — сказала она.

— Ты часто меня спасала, — ответил он, и его неловкая полуулыбка напомнила Аелин, насколько он молод.

Капитан Мортан пробивалась через давку, распихивая людей и угрожая им пистолетом, когда приходилось. Ее дозорные подняли алебарды и зажгли ослепляющие фонари, и народ инстинктивно рассыпался в стороны от пронизывающих лучей, которые символизировали власть в Дракониуме.

Аелин следила за капитаном, пытаясь игнорировать бойню и хаос, боль и головокружение, нарастающее чувство ужаса, когда все больше грибных ростков пробивалось сквозь ее кожу. Наткнувшись на перевернутый прилавок, она с благодарностью схватила скинутый на мостовую плащ с капюшоном, прихватив один и для Олта. Одеяния были истоптаны и порваны, сделаны дешево, но Аелин испытала блаженное облегчение, натянув капюшон, чтобы закрыть лицо. Он защитил ее от вязкого прикосновения луны и спрятал от ее злобного взгляда.

Этого было достаточно.

Мортан провела их в переулок рядом с пабом. Его фасад расцвел мерзкими зелеными грибными побегами, плюющимися в ночной воздух потоками спор. Аелин услышала доносившиеся изнутри здания крики и заметила, что его окна разбиты, а с нескольких из них стекала кровь.

Когда она вошла в переулок, одетые в черное силуэты гурьбой высыпались из дверей паба и бросились на паникующую толпу. Они гоготали и визжали на грубом, непонятном ей языке.

— Что это за твари? — спросила она.

— Гроты Лунного клана, — ответил Борик. — Или Гроби-черношапки, как больше нравится. Фольклор.

Они быстро прошли по переулку, пока очередной яростный подземный толчок не швырнул их в стену паба. Сбоку здания с грохотом распахнулась дверь кладовой, и трое из Лунного клана выбежали наружу. Один поднял лук из кремниевого дерева и выпустил стрелу с черным оперением с дальности прямого выстрела. Та воткнулась в лицо дозорной, отбросив ей голову и опрокинув на землю. Капитан Мортан закричала и застрелила лучника, снеся ему половину лица. Борик поразил другого грота в грудь, а третий был быстро вздет на пару алебард дозора.

Группа перешагнула через трупы и продолжила движение, оставив погибшую дозорную там, где она лежала.

— Они в самом деле гроты, — сказал Олт. — Но они ведут себя не так. Большие зелененькие — орруки и подобные — конечно, чуют битву и храбры, как герои. Но я никогда не видел, чтобы гроты атаковали вот так. Обычно трусят, знаешь ли.

— Знаю только то, что слышал, — звонко произнес Борик, перезаряжая пистолет, когда они подошли к концу переулка. — Что–то в Дурной Луне наполняет их каким–то безумием. Выманивает их из пещер и тоннелей, как океанские волны. Они называют это Мрачнозлобой.

— Ох, проклятье, — тихо сказала капитан Мортан, когда они остановились у выхода из переулка. Она смахнула непослушную прядь рыжих волос с глаз, стирая костяшками засохшую кровь с лица. Аелин подошла к капитану и увидела, что заставило ту остановиться.

За переулком, светящимся тошнотворно-зеленым в ядовитом свете луны, разыгралась сцена какого–то ужасающего ада. Широкая площадь располагалась на пересечении улиц поменьше, с двух сторон подпираемая городскими домами, а с двух других — какой–то харчевней и чем–то похожим на общественную библиотеку. Центр площади провалился в громадную яму, из которой поднимались наполненные спорами пары. Наполовину в дыре лежала повозка, в ее постромках распластались мертвые упряжные животные, у которых отсутствовали крупные куски плоти, а из ран расползался мицелий.

Горстка дворцовых стражей и военной милиции сражались с роем странных зверей. Чудища были круглыми, каждое три фута в поперечнике и примерно сферической формы, с губчатой плотью и желтовато-красного цвета. У тварей были короткие, мускулистые ноги, заканчивающиеся внушительными когтями, короткие, оттопыренные хвосты, и весь перед каждой туши занимали пара поросячьих глазок, расположившихся над массивной, выпяченной вперед челюстью, утыканной кривыми клыками.

Сквиги, подумала Аелин. Этих монстров она видела раньше, после того как вместе со спутниками потревожила гнездо тварей среди древних руин к югу от Таелфена много лет назад. Эти существа рыскали по подлеску и яростно щелкали зубами на нее и товарищей. В то время как эти сквиги скакали вокруг большими прыжками, отскакивая от стен и зданий и головой вперед несясь в кричащих людей, как резиновые пушечные ядра. На спине каждого зверя, цепляясь изо всех сил и гогоча от безумного веселья, сидел грот Лунного клана.

На их глазах из ямы выскочила еще одна волна наездников на сквигах. С раскрытыми челюстями звери врезались в незадачливых ополченцев, их клыки смыкались в брызгах крови, откусывая конечности, давя черепа и разрывая тела. Гроты-наездники бешено крутились, молотя и пронзая все в пределах досягаемости, прежде чем их скакуны разлетелись во все стороны, как снаряды давшего осечку залпового оружия.

— Мы не можем позволить этим людям погибнуть, — сказала капитан Мортан, обнажая клинок.

— Этих тварей много, — произнесла Аелин.

— Тогда нам придется упорно сражаться и перебить их быстро, не так ли? — отозвалась Хелена.

— И хорошо заплатить, — проворчал Борик, но Аелин слышала, что дуардину это было не по душе. У его народа было много причин ненавидеть зеленокожих. Она знала, что он будет сражаться достаточно охотно.

Решение было сделано за них, когда один из сквигов отскочил через площадь и полетел прямо к переулку. Грот, сидевший на нем, заметил их и что–то провизжал товарищам. В следующую секунду его скакун врезался в поднятые клинки нескольких алебард дозора, их владельцы отшатнулись от удара, а грота-наездника как из катапульты выбросило вперед под душем из крови его сквига. Аелин сошла со странной траектории зеленокожего и услышала, как его кости хрустнули от удара о мостовую. Бронированный ботинок Борика обрушился на его голову еще до того, как грот перестал катиться, расплескав кровь и мозги по земле переулка.

— В атаку, — рявкнула капитан Мортан и вырвалась из улочки с поднятым клинком. Дозорные и Мечи Зигмара последовали за ней. Находящиеся в отчаянном положении солдаты издали усталые приветствия и удвоили усилия.

Аелин выхватила похожий на иглу кинжал с пояса и бросила его одним плавным движением. Клинок пропел в воздухе и ударил сквига в глаз в момент его приземления. Тварь забилась в конвульсиях, сбросив своего наездника, и рухнула на бок, слабо дергая ногами. С еще одним клинком в руке Аелин скользнула к упавшему гроту и перерезала ему горло до того, как он смог подняться. Она выдернула первый кинжал из мертвого сквига, затем упала вперед на четвереньки, почувствовав дуновение воздуха. Еще один сквиг пролетел над ней, достаточно близко, чтобы она учуяла едкую вонь его дыхания. Она вскочила на ноги и снова метнула клинок, погрузив его в загривок грота-наездника и выбив его из седла. Оказавшись без всадника сквиг подпрыгнул высоко в воздух, приземлился на ближайшую крышу в осколках шифера, а затем ускакал в ночь.

Аелин услышала крик и развернула как раз вовремя, чтобы увидеть бегущего через площадь Олта, вокруг которого мерцало пламя. Его татуировки яростно засветились, когда он врезался в сквига и ударом отправил того в воздух. Тварь приземлилась на бок, ее наездник гневно визжал, а ноги зверя дергались и искали опору. Быстро, как мысль, Олт обрушил лоб на нос грота и ударил его череп о мостовую достаточно сильно, чтобы разбить. Он взревел на языке своего племени и создал колышущееся жаркое марево вокруг кулака, прежде чем впечатать его в бок сквига. Грибная плоть уступила, шипя и опаляясь, буквально зажариваясь. Монстр выпучил глаза и панически забил короткими ногами, но Олт не позволил добыче убежать. Игнорируя рану, нанесенную когтями твари, он глубоко вонзился в зверя и с диким криком вырвал из него полную горсть дымящихся кишок. Пасть сквига изрыгнула искры. Он еще раз дернулся и затих.

На площади раздались пистолетные выстрелы. Сомкнулись клинки, и прозвучали голоса в криках ненависти или воплях боли. Капитан Мортан распорола мечом горло грота, когда его скакун приземлился рядом, и сквиг снова прыгнул с обезглавленным трупом, все еще цепляющимся за его короткие рога. Другая тварь упала на Борика со спины, и Аелин почувствовала прилив тревоги, но когти зверя высекли из харадронского доспеха искры, а затем Борик сумел перевернуться, воткнуть пистолет в пасть монстра и выстрелить. Задняя часть сферической туши взорвалась в снопе огня и кровавого месива, а ее скакун взлетел в воздух и, дергаясь, рухнул на мостовую.

Внезапно наездники на сквигах закончились, осталась лишь дымящаяся яма, окруженная истекающими кровью, мертвыми телами. Аелин вытащила свои клинки из тела убитого сквига и критически осмотрелась. Она увидела, что в живых осталось тринадцать: Капитан Мортан и пятеро ее дозорных, трое Мечей, трое ополченцев и единственный окровавленный дворцовый страж. Большая их часть была так или иначе ранена, и все тяжело дышали. Аелин с тревогой осознала, что с каждым вдохом они втягивали плотный от спор дым, и внезапно услышала влажный хрип в легких.

— Давайте убираться от этой ямы, — сказала она, чувствуя поднимающуюся во внутренностях тошноту.

Мортан влажно кашлянула, поняв, о чем она, и кивнула.

— Вы, солдаты, идете с нами, — сказала она. — Мы пробьемся через Полевую дорогу и присоединимся к сбору на площади Фонтанов. Никакое чертово вторжение зеленокожих не заберет у нас Дракониум, слышите меня? Это город самого Зигмара, и мы…

Она запнулась, ее вдохновляющая речь прервалась приступом влажного кашля. Мортан сплюнула и гневно нахмурилась.

— Просто следуйте за мной, — прорычала она и снова побежала, уходя с площади по ее восточному краю. Аелин и ее спутники шли следом.

Полевая дорога оказалась широкой магистральной улицей, соединяющей Ярмарочную линию с Верхним Драконом рядом с центром города и с Путеводным холмом на востоке. Аелин отметила, что ее проложили достаточно широкой, чтобы построенные рядами солдаты могли пройти так же легко, как торговцы и пешеходы, и поняла, почему Мортан выбрала этот путь для быстрого продвижения к площади Фонтанов. И все же было ясно, что та же идея возникла и у многих других — и друзей, и врагов.

Гроты стаями бродили между охваченных паникой толп горожан, которые отбивались от злобно ухмыляющихся нападающих любыми орудиями, попавшимися под руку. Многие с криком убегали, лишь чтобы их утянули вниз и жестоко закололи. Аелин увидела, как зеленокожие злобно отрезали пальцы рук и ног и запихивали их в грязные матерчатые мешки, привязанные к поясам.

Она заметила грота с паучьими ногами, пробирающегося через резню, который держал в одной руке искривленный посох с чем–то похожим на звериное жало, топорщащееся на одном конце. У чудовищного создания было множество глаз, разбросанных по лицу, и бочковатая плетеная корзина, привязанная к спине, в которой звенели бутылки и сосуды. Ополченец с криком рванулся к зеленокожему-арахниду, подняв копье. Грот зашипел и взмахнул посохом, уклонившись от удара мужчины и вонзив жало в его горло. Солдат отшатнулся, хватаясь за шею, в то время как его плоть вокруг раны вздулась и почернела. Порча распространялась по его телу, как природный пожар, кожа от нее вспучивалась и распухала, одновременно с этим становясь темной, как синяк, и разрываясь в брызгах жидкостей. Мужчина рухнул на землю, задыхаясь от собственной набухшей плоти, а затем замер почерневшим и раздутым трупом.

Грот пялился на своих рук дело с восхищенным очарованием, затем выудил из корзины сосуд и вылил содержимое на посох-жало. Аелин загорелась желанием убить чудовищного отравителя, но Мортан ни на что не задерживалась, а толпа унесла грота прочь.

Плечо и поврежденная рука Аелин болели, а ее сознание мутилось от постоянного ужаса перед злобно смотрящей вниз Дурной Луной. Ей казалось, что если она вскоре не уберется от этого чудовищного взгляда, то может сойти с ума. Вместо этого она продолжала идти. Аэльф крутилась вокруг яростных клубков драки и вонзала свои кинжалы во все зеленокожее, подходившее слишком близко. Над ее плечом просвистела стрела — она не видела, дружеская или вражеская — и Аелин остро ощутила нехватку своего длинного лука. Ее товарищи забирали резервное оружие, напомнила она себе. Вскоре лук окажется у нее в руках.

— Если только кто–то из нас выживет достаточно долго, — пробормотала она, скривившись, когда через витрину магазина в осколках камня и стекла прорвался троггот, замахнувшись дубиной на группу дозорных. В воздух полетели изломанные тела, единственный выживший закричал от ужаса, когда зараженный спорами аристократ прыгнул на него и отрыгнул ему на лицо.

— Болезнь все еще распространяется! — закричала Аелин, заметив еще нескольких ворчащих инфицированных, прорывающихся через толпу.

— Знаю, — ответила Мортан. — Мы перегруппируемся вместе со сбором, затем убьем их всех.

Очередной подземный толчок сотряс землю. Что–то громадное и темное прорвалось через соседнюю улицу в хоре криков. Аелин втайне размышлял, не зашли ли дела слишком далеко, но продолжала идти. В этот момент решительная контратака от защищенной позиции казалась наилучшим планом для города. Она старалась не думать, как им хотя бы начать изгонять лунное чудовище, заполнившее небо над ними.

По одной проблеме за раз, подумала она.

— Где, черт возьми, эти Грозорожденные небесники, о которых я так много слышал? — прокричал Олт, пока они пробирались через охваченных паникой горожан. — Это, кажется, из тех делишек, которые могут быть им интересны?

— Все сражаются в их чертовых завоевательных войнах, как и большая часть городской милиции! — гневно ответила Мортан. — Я говорила Сельвадору, что он оставляет нас слишком ослабленными. Я чертовски ясно предупреждала этого старого дурака.

Они добрались до конца улицы, и наконец перед ними предстала площадь Фонтанов. Аелин почувствовала неожиданный прилив надежды. По краю площади зеленокожие и солдаты сцепились в жестокой схватке. Несколько дальше она увидела сотни ополченцев, выстроившихся вокруг самого фонтана с проворной и профессиональной решимостью. Здесь также собирались дозорные и, похоже, толпы горожан, сжимающих импровизированное оружие: старые мечи, разбитые бутылки — все, что смогли найти. Кроме того, Аелин увидела жрецов с яростными лицами. Их тела были покрыты шрамами и татуировками, а одеяния походили на те, что носила Ромилла. Вытравленные, предположила она. Вспотевшие расчеты выкатили пушки на позиции. Под светом Дурной Луны знамена Дракониума обвисли и покрылись грибами, но все равно были подняты, и под ними собиралась внушительная армия.

Аелин увидела человека, который, по ее предположению, являлся архи-лектором Кайлом, верхом на фыркающем полудраконе, одетым в украшенный молотами роскошно золотой бард. Мужчина обладал прямой осанкой и выглядел импозантно. Его борода была аккуратно раздвоена, а вокруг его головы переливался ореол святой мощи. Плащ, расшитый золотом, струился у него за спиной, когда он поднимался в стременах и выкрикивал команды быстро собирающимся солдатам.

— Скорее, мы должны присоединиться к ним, — сказала Мортан, и бегом направилась через площадь. Потрепанная группа последовала за ней, огибая толпу зеленокожих, разряжая в них пистолеты и уворачиваясь от ответных бросков копий. Аелин развернулась вокруг противника и вогнала клинок в глаз грота, вырвав его окровавленным, прежде чем побежать дальше. Ряды солдат были уже меньше чем в сотне ярдов, становясь ближе с каждым шагом. Это был шанс дать отпор. Это был шанс выжить, отомстить за смерть Хендрика.

Волна давления обрушилась подобно лавине.

Аелин почувствовала, как отрывается от земли и все вокруг бешено вращается. Земля, подобно кулаку, ударила ее по щеке. Она сморгнула звездочки и почувствовала кровь и дерганье выбитого зуба. Аелин, пошатываясь, встала на ноги и увидела гордый сбор в смятении. Люди поднимались, ошеломленные и истекающие кровью. Пушки завалились на бок, и один из рядовых пронзительно кричал, поскольку его ноги придавило упавшим полевым орудием. Вокруг площади лавинами обломков рухнули несколько зданий, погребя и горожан, и зеленокожих, а декоративные деревья наклонились под немыслимыми углами с торчащими из разрытого грунта клумб корнями.

— Это звезды? — спросила дозорная, поднявшись рядом с Аелин.

— Грозорожденные! Это Грозорожденные! — закричал другой, показывая на мерцающие точки света, ясно выделявшиеся на фоне лица Дурной Луны. Это были яркие, блестящие искры, с каждой секундой становящиеся все больше. Приближаются, подумала Аелин. Могли ли они быть Грозорожденными, скачущими на молнии Бога-Короля в Дракониум, чтобы нести месть и воздаяние?

Затем она заметила едва различимое изменение в жутком облике Дурной Луны, и кровь застыла в ее жилах. Ее глаза-кратеры невероятным образом сжались в узкие разломы. Ее огромная пасть исказилась, будто от кашля или рвотных позывов.

— Зигмар, нет… — выдохнула она, когда мерцающие огни раздулись в бурлящие огненные шары, стремительно падающие все ниже и ниже. Ее острое аэльфское зрение различило силуэты неровных метеоритов, неумолимо показав ей огромные глыбы лунного камня, низвергающиеся на Дракониум.

— Клыки Дурной Луны, — прохрипел Борик. По всей площади поднялись крики, когда солдаты указали на небо, и мимолетные надежды на избавление превратились в панику.

Первый камень упал далеко в другой части города, пробившись сквозь отдаленные башни Грачиного дозора во взрывах пламени и разрушенного цемента. Постройки не успели упасть, так как метеорит врезался в землю, вызвал ревущий взрыв, поглотивший верхушки башен, и разнес их на куски. Горящие обломки камня и почерневшие тела падали на мили вокруг.

Другая глыба рухнула ближе, врезавшись в склоны Висельного холма и снеся четверть мили построек, улиц и людей в одно мгновение. Капитан Мортан закричала, когда гордый силуэт отдаленного блокгауза дозора повалился среди разрушений.

Еще одно яркое сияние поглотило внимание Аелин — полыхающий снаряд, все разрастающийся над площадью, пока вся она не осветилась апокалиптическим ложным рассветом.

— В укрытие! — закричала она и развернулась, схватив Олта и Борика за плечи и потащив их к осевшей витрине магазина шляп на краю площади.

Над ними полыхнул огонь.

Их шаги стучали по мостовой.

Крики охваченных ужасом горожан утонули в реве падающего камня.

Затем удар. Ослепительная вспышка. Яростная дрожь воздуха и земли, и больше Аелин ничего не запомнила.

На другом конце города, рядом с южной границей Ангарного потока, отчаявшиеся глаза наблюдали, как огни поглощают горизонт. Орлен Дрелл выбрался со своей баржи до того, как ее утащило под воду, и как–то, милостью Зигмара, смог протиснуться через решетки речных врат. Он не хотел привлекать внимание городского дозора, и потому крался от одного темного прохода и продуваемого закоулка до другого — полускрытая тень, неотличимая от других бездомных бродяг, населявших беднейшие районы города. Его разум был сломлен тем, что он видел, и Дрелл думал лишь о том, чтобы спрятаться среди своих собратьев, найти какое бы то ни было утешение под огнями города. Он собирал мусор и воровал, чтобы выжить, и несколько драгоценных дней верил, что может быть в безопасности.

Теперь он скрючился в разбитом ящике рядом с «Блудным Королем» и понимал, что был дураком. Земля затряслась. Орлен слабо вскрикнул — жалкий звук, который мог заставить горожан начать искать его источник. Впрочем, все ушли — убежали неизвестно куда или лежали убитые и брошенные на улице.

По мостовой вновь прокатилась дрожь, и центральная точка переулка ненадолго приподнялась, а затем провалилась в глубокую яму. На стене таверны разверзлись трещины со звуком, похожим на выстрел пушки. Здание угрожающе просело.

Орлен с колотящимся сердцем глубже забился в свой упаковочный ящик. Он бы убежал, но жуткое лицо, висящее над городом, слишком пугало его, чтобы двигаться. Вместо этого он смотрел, как одетые в черное существа с зеленой кожей и светящимися красными глазами выбрались из ямы. Острая вонь добралась до носа Орлена. Твари двинулись вдоль переулка, и мужчина забился в самый глубокий и темный угол ящика. Он отчаянно пытался избежать их внимания. Эти создания воняли жестокостью и злобой. Черные балахоны суетливо прошли мимо укрытия Орлена, не обращая внимания на одетого в лохмотья бедолагу, молча молящегося Зигмару. Они высыпались на улицу, некоторые бряцали в грубые медные гонги, другие размахивали порванными черными знаменами, украшенными стилизованными эмблемами злобно ухмыляющейся луны.

Третий толчок сотряс переулок, такой яростный, что пробрал Орлена до костей. Мужчина вцепился ногтями в расщепленное дерево и остался лежать, дыша коротко и неглубоко. У него вырвался стон тревоги, когда камень раскрошился, бревна застонали, а мостовая переулка вспучилась. Края ямы быстро расширились, падая большими кусками, и «Блудный Король» наклонился, как пьянчуги, которые часто посещали его. Что–то большое зашевелилось в яме, и появилась огромная рука — узловатая груда плоти, почти такая же здоровая, как повозка. К ней прицепились грибы и отложения странных минералов, а ее когти без труда впились в каменную кладку просевшего паба. С мощью подтянувшись, из ямы вылезло что–то жуткое, в тот же момент сбросив в нее большой кусок «Блудного Короля». Орлен Дрелл увидел громадный гуманоидный, ссутулившийся силуэт, покрытые каменными наростами плечи, и глазки-бусины, мерцающие из–за прорезей грубого шлема. Существо протопало вдоль переулка, выбивая куски каменной кладки по обеим сторонам и едва не наступив на прячущегося, парализованного от ужаса Орлена.

Еще одно громадное создание выбралось из темноты, затем еще, каждое закованное в куски грубого металла, каждое сжимающее гигантские дубины в похожих на булыжники кулаках. Их головы тяжело поворачивались туда-сюда, будто в поисках угроз или, может, жертв.

Какими бы страшными не были эти монстры, лишь когда из ямы появился последний, сломленный разум Орлена окончательно уступил ужасу. Это последнее существо не было огромным, едва превосходя размерами черных балахонов, предшествовавших ему, но перед ним разбухала ударная волна злобы, заполняя переулок до тех пор, пока не почудилось, будто осыпающиеся здания на обеих сторонах точно рухнут. Создание царственно вышло из ямы, его зеленокожую макушку венчала бледная корона светящихся грибных ростков, чей мицелий глубоко впился в его череп. Красные глаза трещали силой, пылающей зелеными искрами, в одно мгновение танцующими в воздухе, а в следующее — падающие, как слизь. Одна рука с когтями сжимала короткую палку с навершием из человеческого черепа, челюсть которого дергалась, а изношенные зубы стучали друг об друга. В другой существо держало длинный посох из искривленного дерева, на конце которого росла бледная грибная луна размером с его голову.

Именно от этого жуткого идола разливалась волна давящей угрозы, и когда существо подняло лицо и руки к злобно ухмыляющейся луне в небе и торжествующе закричало, низменные инстинкты Орлена вырвали его из укрытия в месиве лохмотьев и деревянных щепок.

Он бежал вдоль переулка так быстро, как мог, отчаянно лавируя в толпе удивленных созданий, бешено пронесясь мимо нескольких неровных клинков, выставленных, чтобы вспороть его кожу и разорвать лохмотья. Тяжелая нога чуть не раздавила Орлена в кашу, и он вырвался на свободу, несясь вдоль улицы, не зная куда, с выпученными глазами и колотящимся сердцем. За ним во тьму последовал взрыв злобного веселья и насмешливых выкриков.

Он знал только одно. Ему нужно убраться от этого существа с посохом, увенчанным луной, создания, едва ли не казавшегося воплощением злобного месяца наверху, втиснутого в живую плоть и ходящего по городским улицам. Ему нужно убраться от его бесовского взгляда и леденящих раскатов безумного смеха.

Глава одиннадцатая. Ударные волны

Ромилла выпрямилась, держа в руках колчан для стрел Аелин, третий ножевой пояс, запасной аэльфский длинный лук и мешок странно выполненных силков.

— Ты все взяла? — спросила она Элеанору, которая второпях, но с умом разложила свои боеприпасы на кровати и методично перекладывала их в большой рюкзак. Повернувшись, чтобы ответить, инженер зашипела от боли и ударилась о кровать. Она, хромая, шагнула и тяжело села с мрачным лицом посреди нескольких последних разрозненных приспособлений.

— Благодать Зигмара, в чем дело? — спросила Ромилла. — Элеанора, снова нога? Дашь мне взглянуть, пожалуйста?

— Это просто укус, он просто иногда болит, — сказала казавшаяся нервной женщина. Ромилла попыталась хорошенько осмотреть укушенную ногу подруги большую часть недели, но Элеанора была весьма уклончива в этом отношении. Она — иногда — вела себя так, если на что–то, о чем она упомянула, не обратили внимания незамедлительно; у Элеаноры была странная привычка предполагать, что если нечто не было рассмотрено тут же, то это, видимо, не важно и должно быть жестко проигнорировано. Откровенно говоря, у инженера было много странных привычек, к которым все они просто приспособились. Каждая из них была просто частью ее гениальности, побочный эффект дарования, которым Зигмар наделил ее. Но конкретно из–за этой Элеанора и раньше скрывала травмы и болезни, и, если бы Ромилла не была так занята более мрачными делами, она бы настояла, чтобы женщина позволила ей обработать ногу еще до этого.

Опустившись на колени и сняв с инженера ботинок, она отругала себя за то, что не занялась этим раньше. Стопа и лодыжка Элеаноры сильно опухли, плоть покрылась красными и синими пятнами и была горячей на ощупь. Аккуратно держа ногу неподвижной, несмотря на нервные дергания женщины, Ромилла обнаружила зеленовато-черный бугорок рядом со сводом стопы — вероятно, место первоначального укуса. Усики того же нечистого цвета расползлись от следа укуса и начали залезать на голень женщины.

— Проклятье, Элеанора, выглядит очень плохо! — выдохнула она.

— Это просто паучий укус, — менее уверенно повторила инженер, убирая волосы с глаз.

— Болит? — спросила Ромилла.

— Сильнее, после того, как луна взошла.

Кровь жрицы застыла от тихого ответа Элеаноры.

Перед внутренним взором Ромиллы невольно встал образ поднимающегося на ноги Хендрика с уже искаженным споровой болезнью лицом. За ним лежало еще одно воспоминание, похороненное глубже, спрятанное за стеной, возведенной самобичеванием и укрепленной алкоголем и ненавистью к себе. То, которое она уже давно не видела — образ солдат Свободной гильдии, распростертых у ее ног с усыпанной зловонными гнойниками плотью и медленно мутирующими телами, которые наполняли воздух жалобными стонами. Ее друзей, умирающих вокруг нее; самой ее — нетронутой, но совершенно бессильной остановить их гибель.

На мгновение вина чуть не задушила Ромиллу, но она усилием отогнала ее, вспомнив все испытания веры, которые она прошла, чтобы дойти до текущего момента. Она подняла глаза на Элеанору, которая неуверенно смотрела на нее с зачатками настоящей тревоги в глазах. Ромилла силой придала лицу выражение, похожее на ободряющее. Она молча пообещала себе, что не позволит ужасной заразе забрать и Элеанору. Кровь Зигмара, подумалось ей, больше она не подведет никого из своих друзей.

— У меня в сумке есть настойки и противовоспалительные мази, — сказала Ромилла, хлопая Элеанору по колену. — Сейчас мы их наложим и потом…

С катастрофической силой хлестнула ударная волна. Окно взорвалось, наполнив комнату градом бритвенно острого стекла, в клочья разорвавшего занавески. Пол взбрыкнул так, будто его пнул гаргант. Элеанора, сидевшая спиной к окну, слетела с кровати и с криком врезалась в Ромиллу. Обе ударились о заднюю стену достаточно сильно, чтобы у Ромиллы вышибло дух, а в груди взорвалась боль, когда что–то хрустнуло.

Клубилась пыль.

Воздух наполнился приглушенным писком.

Чувствуя тошноту и частично находясь в состоянии шока, Ромилла заворочалась и попыталась встать. Она сжала зубы, когда где–то в груди кость заскреблась сама о себя. Впрочем, боль была старой знакомой, и жрица игнорировала ее, пока стаскивала с себя Элеанору. На мгновение она побоялась худшего, увидев кровь, стекающую по лицу инженера, но быстрый осмотр показал рану на коже головы и несколько ушибов — и ничего страшнее. Глаза Элеаноры были широко раскрытыми и дикими от паники, но вполне уверенно сфокусировались на Ромилле.

— Ты ударилась головой, но все будет в порядке, — сказала жрица. Она услышала только отдаленное подобие слов, будто кто–то тихо говорил через гипсовую стену. Женщина поняла, что Элеанора пытается ответить, но ее голос был приглушенным и неразборчивым. Вернувшись к конструктиву, Ромилла быстро проверила их обеих на предмет травм. Помимо внутреннего перелома, с которым она ничего не могла поделать, и нескольких жгучих порезов от пролетевшего стекла, жрица была более-менее в целости.

Элеанора тоже могла быть ранена серьезнее. Рана на ее голове выглядела опасной, но была поверхностной и быстро перестала кровоточить. У инженера были и другие небольшие порезы, где осколки стекла усеяли ее спину и, просвистев мимо, срезали кусочек уха. Все же ее спасением стало упорство в постоянном ношении тяжелого, изготовленного из выдубленной кожи одеяния Железнокованного, поскольку плотный материал остановил большую часть жестоких стеклянных снарядов, в ином случае порезавших бы ее на ленточки.

Ромилла изучила развалины их комнаты, двигая челюстью, пытаясь тем самым вернуть звук в уши. Окно стало зияющей дырой, обрамленной осколками стекла. Их сумки, оставшееся снаряжение и большую часть мебели подбросило и швырнуло к задней стенке, и все теперь лежало в усыпанных пылью кучах. Глаза Ромиллы округлились, когда она увидела тяжелые поперечные балки, упавшие через частично разрушенный потолок. Они полностью раздавили кровать Элеаноры.

— Это могла быть ты, — указав, произнесла она, и Элеанора в шоке кивнула в ответ. Ромилла поняла, что им невероятно повезло — ни одна из бомб инженера не сработала от взрыва. Она вознесла благодарственную молитву Зигмару и откопала среди мусора и пыли свою сумку с медикаментами. Она не знала, что вызвало взрыв, и в данный момент ее это не волновало. Ромилле сначала нужно исполнить долг, а затем встретиться с теми испытаниями, которые приготовил для нее Зигмар.

Она все еще занималась порезами Элеаноры и делала все возможное для ноги инженера, когда Бартиман протиснулся через перекошенную дверь.

— Надо уходить, — рявкнул он. — Эти штуки упали по всему городу. Думаю, одна ударила в площадь.

— Какие штуки? — спросила Ромилла, слыша теперь свои слова несколько отчетливей, поскольку писк стал тише.

— Снаряды, метеориты — огромные куски камня с этой проклятущей луны! — воскликнул Бартиман. — Ты, что, не смотрела в… то, что осталось от окна?

— Я была занята, — кратко ответила Ромилла, но поспешила выглянуть из неровной дыры в стене комнаты, осторожно избегая болезненного лунного света, который лился через нее.

Ее сердце едва не остановилось, когда она увидела гигантские облака дыма, пыли и тускло мерцающих зеленых спор, поднимающиеся над городом. Они вздымались от нескольких мест ударов, как она видела, разбухая и расползаясь, медленно разлетаясь. Облака, именем всех владений, походили на огромные и жуткие грибы, сотканные из материи разрушения и кошмаров, и там, где их пелена проплывала над разрушенным городом, переносимые ими споры оседали, как болезненные угольки. Ромилла ощутила ужас от мысли, что может случиться, попади они на человеческую плоть.

— Наши друзья были где–то там, во всем этом, — выдохнула она.

— Именно, — ответил Бартиман, подойдя и встав рядом с ней. Ромилла обернулась, увидев, как Элеанора надевает обратно свой ботинок, дрожа от боли, и закидывает на плечо мешок, полный взрывчатки и оружия.

— Мы должны пойти и помочь им, — сказала инженер, выглядевшая испуганно, но решительно. Ромилла кивнула и, задержавшись, чтобы взять то, что смогла собрать из снаряжения Аелин, пошла к лестнице.

В усеянных стеклом тенях общей комнаты гостиницы, Ромилла пошла к передней двери, но Бартиман схватил ее за руку и указал на заднюю. Они прошли мимо Газа и нескольких из его разносчиков, в ужасе сгрудившихся за барной стойкой. Мужчина махнул им рукой с ясным желанием. «Убирайтесь. Оставьте нас в покое».

Она покачала головой и поспешила выйти через заднюю дверь, накинув капюшон и спуская рукава насколько это было возможно перед тем, как вновь выйти в леденящий свет Дурной Луны. Жрица с удивлением остановилась, увидев повозку, которую Борик разглядывал за несколько дней до этого, стоявшую под навесом с гнарлкидом в пристяжке.

— Она наша, — сказал Бартиман.

Ромила подняла бровь.

— Борик не ошибался, это крепкая повозка, — сказал колдун. — Она нужна нам больше, чем Газу, потому я провел быстрые переговоры и заплатил ему разумную цену. Он, кажется, очень хотел от нас избавиться, не так ли?

— Не буду спрашивать, сколько, — сказала она, все еще со звоном в ушах. — Хорошая идея, Бартиман. Пойдем.

Они спешно погрузили все, что собрали, в заднюю часть повозки, накрыв вещи тяжелым брезентом, на котором уже выросло несколько бледных грибов. Затем, укутавшись в плащи и одежду так плотно, как это было возможно, чтобы защититься от лунного света, они забрались на ко̀злы, и Бартиман взялся за вожжи.

Когда слух полностью вернулся к Ромилле, она различила нарастающую какофонию, растекающуюся над городом. Крики боли и ужаса перемешались с воем безнадежно обезумевших. Треск, скрип и грохот рассказывали о разрушении зданий. И все же самыми худшими были звуки, издаваемые захватчиками. Отовсюду раздавался невнятный визг и злобный гогот, громогласный раскатистый рев, жуткое шипение и непрерывный лязг грубых гонгов и колоколов. Ромиллу охватил ужас за друзей, которых они оставили посреди этого безумия до того, как упали камни. Она жарко молилась, чтобы они остались живы и невредимы, но она страшилась, что посреди несомненно поднимавшейся сейчас над Дракониумом бурлящей волны молитв ее просьбы потеряются задолго до того, как достигнут ушей Бога-Короля.

Как только Бартиман вывел их ломовое животное на лунный свет, оно заревело от паники и беспокойства. Дорожка кроваво-красных грибов выскочила на его спине, будто появившись из лесной земли после мягкого дождика, и Ромилла подавила отвращение к струйкам крови и гноя, брызнувшим, когда каждый из ростков разорвал кожу создания. Гнарлкид попытался встать на дыбы и взбрыкнуть, но Бартиман мастерски дернул вожжи. Он пробормотал слова на странном языке, который Ромилла не узнала, заставив зверя застыть, будто от страха, и затем выйти через задние ворота гостиницы на темные улицы.

Последовавшая поездка была сюрреалистичной и кошмарной. Дурная Луна ехидно ухмылялась на них, осязаемая сила ее злобы пульсировала на их головах. Груды обломков и обрушившиеся развалины зданий заставляли их вновь и вновь двигаться в объезд, каждая заминка все отдаляла их от площади Фонтанов и усиливала страх и отчаяние Ромиллы.

Временами они громыхали по пустым участкам мостовой, где единственным признаком жизни был мусор, оставленный убегающими толпами, и случайные очертания бледных и напуганных лиц, выглядывающих из–за ставней и занавесок.

И все же за каждым покинутым местом была площадь, или улица, или переулок, или мост, вымоченные кровью и забитые брошенными трупами. Ромилла видела одетых в черное зеленокожих, бродящих по улицам такими толпами, что больше походили на роящихся насекомых, и догоняющих тех, кто сбежал от них, погребая их под колышущимися, наносящими удары телами. Она видела омерзительного грота верхом на многоногой поганке размером с человека, направлявшего свой светящийся посох на людей и с веселым гоготом превращавшего их в грибные статуи. За ними безумные зеленокожие с капающей с челюстей пеной вихрем проносились через ополченцев, держа на длинных цепях тяжелые железные шары. Эти фанатики явно не контролировали направление движения, поскольку она видела, как несколько впечатались в стену или искровой фонарь и приняли кровавую смерть. Однако там, где они прорывались через людей, результаты были тошнотворными.

Они пересекли арочный мост, перекинувшийся между нависающими домами через грязное ответвление канала, и, посмотрев вверх, Ромилла увидела вырисовавшиеся на фоне неба мясистые ползущие фигуры. Существа-арахниды размером с пони пробирались по крышам, чрезмерная осторожность их многоногой походки резко контрастировала со скоростью их движения. На каждом громадном пауке жрица разглядела сгорбленный силуэт грота, и когда их повозка с грохотом съехала с дальнего конца моста, о мостовую позади ее колес ударился шипящий град зазубренных стрел.

Они промчались через перекресток, на ходу разбрасывая зеленокожих, и Ромилла почувствовала, как телега шатается, пока под ее колесами ломаются кости и разрываются тела. Она услышала визг и увидела нескольких зараженных спорами, бешено бегущих за повозкой, приближаясь с каждой секундой и зафиксировав взгляд на ней.

— Сзади, — закричала она сквозь хлещущий ветер. Ромилла подняла свой молот и попыталась развернуться на сидении, когда первое из существ высоко и неуклюже прыгнуло и с грохотом приземлилось на усыпанный грибами брезент. Раздался громкий треск, и морда зараженной спорами твари исчезла в красной буре. Ее тело отшвырнуло от повозки, и оно безвольно рухнуло на дорогу позади них.

Ромилла посмотрела в бок и увидела, что Элеанора вытащила из–за спины тяжелое огнестрельное оружие — какую–то помесь пистолета и свирепо выглядящего мушкетона, дрожащий от механического движения, перезаряжая сам себя.

— Хендрик велел мне сделать достаточно оружия и бомб, — сказала инженер, будто за что–то извиняясь.

Ромилла выдавила тусклую улыбку.

— Я рада, что он это сделал, — сказала она, затем резко повернула голову обратно, поскольку звуки ударов оповестили о том, что еще больше зараженных спорами приземлились на брезент. Первая — мутировавшая женщина, все еще одетая в порванные остатки бывшего наряда, — с визгом встала на дыбы, а ее горло вздулось инфицированной желчью. До того, как она выплюнула ее, Ромилла нанесла удар снизу вверх и всадила оголовье молота в челюсть женщины. Клыки рассыпались, кость сломалась, и жертву жрицы отбросило назад с фонтанирующей из размозженного лица пенящейся рвотой.

Другой — чудовище, некогда бывшее благородным дворцовым стражем — перехватывая руками, полз к ним, если бы вновь взревевшее оружие Элеаноры не отбросило его в клубке конечностей.

— Тени Шаиша! — тревожно воскликнул Бартиман, и Ромилла обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как нечто непонятное несется на них со скоростью катящейся лавины. Она различила громадные грибные очертания двух сферических монстров, каждый в поперечнике добрых двадцать футов, все их усыпанные клыками челюсти, бешено вытаращенные глаза и хлещущие когти. Ее разум пытался разобраться в зрелище, когда она поняла, что твари были грубо скованы цепью друг с другом, и гогочущие гроты привязали себя к существам, будто в попытке оседлать их.

Чудища крутились вокруг друг друга, отталкиваясь короткими когтистыми ногами, клацая громадными клыками в безумной ярости и оставляя растрескавшиеся выбоины на фасадах зданий и уличной мостовой, отскакивая ближе.

— Они в нас врежутся! — закричала Элеанора.

Ромилла съежилась, когда визжащие гроты верхом на гигантских, похожих на шаровые тараны скакунах рванули ближе. Во внезапном приступе ярости один из связанных монстров прыгнул вверх, потащив за собой ревущего близнеца и вызвав у зеленокожих хор неистовых воплей. Цепи натужно лязгнули, и вся ополоумевшая груда пролетела над головой Ромиллы так низко, что длинные как ее тело клыки сомкнулись всего на волосок выше ее бритой головы.

Затем твари исчезли, миновав их, и промчались по улице, пробив на ее дальнем конце башню алхимиков.

— Что, во имя Смертных Владений…? — спросил Бартиман, сжимая вожжи одной рукой, а другой выдирая из своей одежды поганку.

— Не знаю и знать не хочу, — сказала Ромилла. — Просто довези нас до площади.

— Почти на месте, — ответил колдун. — Если не ошибаюсь, она прямо после подъема.

Пока они взбирались по крутой улице, заполненной миазмами пыли и спор, Ромилла натянула одежду на нос и рот и пыталась дышать неглубоко, заставив Элеанору и Бартимана сделать то же самое. Колеса повозки зашипели по неглубокому потоку грунтовых вод, которые лились с края площади над ними. Ромилла побоялась худшего, увидев загрязнившие его красные струйки.

Их повозка, пошатываясь, взобралась на подъем и погрузилась в более густые облака дыма и пыли.

— Стой, стой, — призвала Ромилла, когда колеса застучали по мусору и трупам. Бартиман потянул вожжи, но их гнарлкид обезумел от страха и попытался идти дальше. Что–то влажно разорвалось под колесами, затем появился жуткий хруст и сильный крен в бок. Повозка бешено закачалась, угрожая перевернуться и со свирепой силой сбросить их на землю. Ромилла закричала, когда еще один оглушающий треск раздался прямо рядом с ее ухом. Гнарлкид забился в конвульсиях и рухнул на мостовую мордой вперед. Их повозка уткнулась в него сзади, и, проскользив по крови, они остановились.

Ромилла таращилась на Элеанору, чье оружие все еще дымилось, перезаряжаясь.

— Нам нужно было остановиться, — сказала инженер. — Что, если мы переехали наших друзей?

Они слезли с повозки, в способности которой когда–либо еще передвигаться Ромилла сомневалась. Ее доски были усыпаны грибами, раздиравшими их на куски, влажная гниль расползлась по одной из осей, а переднее правое колесо разбилось, ударившись о какую–то груду мусора или обломков.

— Быстро, забирайте снаряжение, и давайте искать, — сказала жрица.

Однако надежды Ромилла ощущала куда меньше, чем ужаса. Посреди клубящегося дыма, пепла, пыли и светящихся спор видимость была не больше нескольких ярдов. Земля раскололась и смялась, будто кто–то схватил один край площади, как огромную скатерть, и резко потянул, а вокруг нее хлестала вода. Повсюду были разбросаны куски светящегося лунного камня и раздавленные обломки статуй, а между ними грудами лежали трупы. Гроты и люди лежали, распластавшись, когда взрыв подбросил их: конечности сломались, как веточки, черепа раскрошились, а тела от падения метеорита разорвались как тыквы. На некоторых деловито кишели насекомые, разрывающие плоть, и лазали то внутрь, то наружу через ноздри и глазницы. Другие были усеяны грибными ростками, целые кучи трупов быстро исчезали под разноцветными зарослями покачивающихся споровых соцветий.

— Это кошмар, — протянул Бартиман. — Я вижу мало шансов того, что они все еще живы посреди этого.

— Они живы, — ответила Ромилла с убежденностью, которой не ощущала. — Пока мы не увидим их мертвыми на земле, Бартиман, они живы.

— Чем дольше мы их ищем, тем больше шансов присоединиться к ним в царстве мертвых, — сказал мужчина. И все же он поднял сумку, которую забрал из своей комнаты, и побрел во мрак с выставленным перед собой посохом.

Ромилла последовала за колдуном смерти, жестом указав Элеаноре оставаться рядом. Инженер кивнула, передав ей кожаную поясную сумку, в которой находились несколько металлических сфер с шестеренками внутри. Ромилла быстро застегнула ее вокруг пояса.

— Если зеленокожие придут за нами, нажми на бронзовый штифт и брось в них, — сказала Элеанора. — Чтобы взорваться, механизму должно потребоваться три секунды.

Они пробирались через бурлящие пары. Ромилла по опыту знала, что силы Бартимана давали ему чувственное восприятие, выходившее за рамки осторожности, особенно когда доходило до выискивания душ живых или мертвых. Она не сотрясала воздух, спрашивая его, куда они направляются, и просто доверила мужчине вести поиски.

Ромилла почувствовала, как от контакта с витавшими в воздухе спорами ее охватывает тошнота. Она могла только гадать, какое жуткое влияние они могут иметь, и когда бы они ни оседали на ее кожу, жрица сметала их до того, как жалящее ощущение становилось слишком сильным. Чад скрыл лицо Дурной Луны, и все же она не чувствовала ослабления ее губительного внимания. У нее кружилась голова, и из дыма поднимались жуткие очертания — кричащие лица зараженных, давно умерших друзей, рассыпающиеся как призраки, когда она смотрела в их сторону.

Стоны и звуки движения достигли ее ушей, раздаваясь, кажется, со всех сторон. Звенел металл. Что–то тяжелое потащили по камню. Что–то другое громко плескалось, затем остановилось. Она не знала, были ли звуки настоящими или какими–то ужасными слуховыми галлюцинациями, не могла доверять своим чувствам под взглядом Дурной Луны.

Ромилла одной рукой сжимала свой амулет, а второй — молот, молясь себе под нос и сосредоточенно осматривала землю в поисках знакомого лица. Она одновременно ждала и страшилась увидеть Аелин, Олта или Борика среди распростертых тел, поскольку отчаянно хотела найти их, но боялась, что, как и сказал Бартиман, они скорее всего убиты.

— Что это было? — неожиданно сказала Элеанора, развернувшись и направив оружие на клубящийся дым.

— У тебя галлюцинации. У нас у всех галлюцинации, — ответила Ромилла.

— Нет, вон там, опять! — произнесла инженер, крутясь и целясь с широко раскрытыми глазами. Ее рука потянулась к мешку с бомбами, который она несла.

— Элеанора… — начала Ромилла, но Бартиман поднял унизанную кольцами руку.

— Нет, она права, там что–то двигается, — сказал он. — Держитесь рядом и смотрите в оба. Мы не одни.

Сердце Ромиллы колотилось, пока они медленно шагали через мглу, волочась почти спиной к спине с поднятым оружием. Что–то двигалось среди чада, и она вытащила одну бомб из поясной сумки, чуть не нажав на штифт, пока не поняла, что это был городской дозорный, бредущий к ним с поднятой в мольбе рукой. Вторая его рука отсутствовала, а к плащу и плоти цеплялись похожие на ветки грибы.

— Прошу, — прохрипел он, а затем выгнул спину и издал булькающий крик, когда металлический наконечник вырвался из его груди. Мужчина упал, показав стоявшего позади с воткнутым в его спину копьем ворчащего грота. Элеанора выстрелила, треск ее оружия громыхнул среди неестественной тишины площади, и грот отлетел обратно в тени.

Вокруг них раздались звуки нового движения: шлепанье шагов, шуршание одежды. Что–то засмеялось — пронзительно и безумно.

— Смотрите в оба, — прошипел Бартиман, залезая в мешочек на поясе и посыпая навершие посоха чем–то похожим на блестящий пепел. — Они окружают нас.

Темные силуэты вырвались вперед из мглы. Колдун выплюнул цепочку слов, и с его посоха сорвалась черная энергия, обратив полдесятка атакующих зеленокожих в иссушенные трупы. Еще движение — и Элеанора бросила в дым медную сферу. Появились жаркая вспышка и оглушающий взрыв. В воду под ногами Ромиллы упала зеленокожая рука, все еще источающая кровь и дым. Она услышала приблизившиеся завывания, быстрое шлепанье шагов, и один из инфицированных вырвался из клубящегося смога справа от нее. Ромилла отреагировала с отточенным навыком, увернувшись от взмаха когтистых пальцев и впечатав молот в лицо твари. Полилась кровь и посыпались зубы, и зараженный упал на землю. Для верности она ударила его по затылку.

— В тишине больше нет смысла, — сказала она и подняла голос до раскатистого крика. — Аелин! Борик! Олт! Вы там?

Грунтовые воды подернулись рябью и задрожали, когда в их сторону потопало что–то тяжелое. Троггот с ревом вырвался из облаков дыма, и Ромилла с ужасом поняла, что он держит в руках погнутый пушечный ствол, как варвар, размахивающий двуручным топором. Монстр сделал три больших шага и с рыком поднял свое оружие вверх. Он дернулся и запнулся, когда посох Бартимана вновь выплюнул тьму и выбил на груди зверя почерневший кратер. Но прямо на глазах Ромиллы рана начала стягиваться, неестественная плоть троггота запечатывалась так же быстро, как ей наносили вред. Он заревел и ударил, и жрица отпрыгнула как раз вовремя. Пушечный ствол обрушился на мостовую, взметнув окатившие ее брызги грязной воды.

Тяжеловесный троггот поднял свое мокрое оружие и развернулся, сощурив поросячьи глазки, пока его медлительный разум обрабатывал тот факт, что она увернулась от удара. Он осмотрел землю и снова нашел жрицу, поднимая орудие для нового замаха и ревя.

Ромилла поняла, что все еще держит сферу в руке. Она нажала на штифт и бросила бомбу в лицо трогготу. Та прилетела прямо в раззявленную пасть зверя. Троггот поперхнулся, его рев заглох. Моргая от удивления, он поднял огромную руку к горлу, и тут бомба взорвалась. Плоть трога разлетелась во все стороны. Куски костяной шрапнели просвистели через воздух и проехались по мокрой мостовой. Грибная слизь и кишки окатили Ромиллу, снова вымочив ее. Троггот, теперь без головы, одной руки и большей части верха туловища, сделал неуверенный шаг и рухнул в бок на кучу трупов. За считанные секунды вокруг него голодно зароились насекомые.

Ромилла встала, выплевывая мерзкую на вкус слизь. Теперь она была зла, возмущена и разгневана на этих гнусных монстров, вырвавшихся снизу, чтобы осквернить город Бога-Короля.

— Ну же, мерзкие твари! — взревела она, и когда жрица подняла свой молот, он вспыхнул божественными энергиями Азира. — Идите и встретьте свою праведную гибель!

Ромилла развернулась, услышав шлепающие ближе шаги, но в этот раз из чада появились несколько человеческих фигур.

— Борик! — выдохнула она, почувствовав, как подпрыгнуло ее сердце при виде дуардина. Он поспешил к жрице, его доспех был помят и обожжен, по бокам шли двое окровавленных дозорных.

— Хвала Грунгни-создателю, у вас получилось! — сказал он, и Ромилла не заметила ни капли мрачного цинизма, которым обычно страдал дуардин. Несмотря на маску, она видела, что он устал, пал духом и ранен.

— Борик, где остальные? — спросила она.

— Не здесь и не сейчас, — прошипел он, подзывая их. — Лунный клан, ржа его побери, повсюду. Пошли.

Ромилла последовала за ним, в ее груди горели вопросы без ответа. Элеанора хромала позади нее, Бартиман прикрывал тыл с посохом в руке, осматриваясь в поисках угрозы. Вода под ногами стала хлюпать глубже, пока они продирались через площадь, и Ромилла чуть не поскользнулась, когда земля расползлась.

— Край кратера, смотрите под ноги, — бросил Борик через плечо. Ромилла почувствовала накатывающее волнами тепло откуда–то из глубины воронки и услышала треск и хруст остывающего камня.

— Метеор? — спросила она. Борик ответил дребезжащим ворчанием.

Они продолжили движение, перелезая через разбросанный мусор и пробираясь между горами трупов. Ромилла подумала, что, возможно, чад начал немного редеть, а видимость медленно улучшается. Эта мысль ее не подбодрила, вместо этого заставив почувствовать себя более уязвимой. В любой момент орды зеленокожих могут вывалиться на площадь, если уже не вывалились, и могло быть лишь вопросом времени, когда свет Дурной Луны пробьется прокаженными лучами через истончающееся марево, извращая и оскверняя все, к чему прикоснется. Нет, подумала она, они должны уйти в безопасное место до того, как это случится. Если в Дракониуме еще есть безопасные места.

Наконец они добрались до дальнего конца площади, и там Борик повел их вверх по куче мусора, через узкую щель под решительные дула полдюжины пистолетов.

— Не стреляйте, это мы, — проворчал дуардин, спускаясь по противоположной стороне груды обломков в остатки здания за ней.

Ромилла осмотрела развалины того, что, видимо, было шляпным магазином, фасад которого теперь был заблокирован обрушившимся руинами верхнего этажа. В полутьме пряталась небольшая группа городских дозорных, все до последнего раненые и окровавленные. Они явно расслабились, увидев Мечей Зигмара, скатывающихся с горы мусора, но не слишком. Ромилла видела такое выражение на лицах в свое время. Оно говорило об ужасах, которые видел его обладатель, и предрекало жизнь, которая никогда более не будет полностью свободна от страха и сожалений. Она сочувствовала им, но в первую очередь подумала о друзьях.

— Борик, что с остальными? — с нажимом спросила она, спеша нагнать дуардина, когда тот проходил через пустой дверной проем.

Лицо Борика было скрыто лицевой пластиной шлема, но внезапно опустившиеся плечи говорили о многом.

— Сюда, — сказал он, махнув рукой.

Наполняемая тревогой, Ромилла поспешила пройти через дверь, Элеанора и Бартиман следовали по пятам. Это был старый склад, предположила она, темное место с прибитыми к стенам деревянными полками, уставленными пыльными шляпами, и кровью, залившей вытертый коврик.

Первой она увидела Аелин. Аэльф сидела на корточках рядом с окровавленной капитаном Мортан, которая лежала прислоненной к стене, все еще сжимая в одной руке пистолет. Кожа женщины была гипсово-бледной и прочерченной потом. Ее ноги спрятали под грязной простыней, заляпанной жутким темным багрянцем.

Затем Ромилла увидела тела, лежавшие вдоль противоположной стены. Жалкие останки выложили со всеми возможными почестями, каждые под своим изодранным плащом. Она разглядела несколько синих одеяний милиции, еще несколько черных плащей дозорных. На какой–то момент она не смогла узнать дешевое и порванное покрывало в конце линии и подумала, что с собой принесли тело какого–то незадачливого гражданского. Затем она увидела татуированную руку, едва выглядывающую из–под убогого савана, и, поняв, почувствовала ком в горле.

— Я услышала ваши крики, — просто сказала Аелин. — Рада видеть вас живыми, друзья мои.

— Как? — глухо спросила Ромилла, показав на укрытое тело убитого товарища.

— Метеор, когда упал, — произнес Борик. — Кусок летевшего камня… не думаю, что он что–то почувствовал. Надеюсь на это. Мы помолились за него, но никто из нас так и не узнал ничего о его богах, так ведь?

— Я вознесу свои молитвы, — твердо сказала Ромилла и опустилась на колени у тела Олта.

— Сейчас… не время, — сказала Хелена Мортан, ее голос был не более чем напряженным хрипом. Ромилла вздрогнула; в своей печали она забыла про присутствие капитана.

— Я выделю время, — гневно ответила она. — Он погиб, пытаясь защитить твой чертов город.

— Дракониум тоже погибнет, если вы не будете действовать быстро! — прорычала Мортан с прорывающимся через боль от ран пылом. Она запнулась, влажно кашляя в кулак, затем посмотрела прямо на Ромиллу. — Пожалуйста, — сказала она. — Многие люди погибнут.

— Многие люди уже погибли, — ответила Ромилла, но встала и подошла к капитану, пообещав себе провести обряд над Олтом перед тем, как уйти. Не важно, что он был язычником — он точно так же служил Богу-Королю, и его душа заслуживает той защиты, которую она может дать.

— Давай я посмотрю, что могу сделать с твоими ранами, — сказала жрица, приподняв угол простыни, укрывающей ноги Мортан. Капитан положила окровавленную руку на ее и покачала головой. По ею лицо пробежало выражение отвращения.

— Не надо. Пожалуйста, — произнесла она. — Не могу снова на это смотреть.

— Город уже потерян, — сказал Борик. — Если не до этого, то теперь — совершенно точно. Видела, что снаружи? Зеленокожая погань выиграла эту битву.

— Пораженец, дуардин, — горько сказала капитан Мортан.

— Реалист, — ответил Борик. Женщина, кажется, не восприняла его, будто в удивлении оглядываясь, пока ее дрожащие зрачки не сфокусировались на Аелин. Ромилла поняла, что капитан была не просто ранена; она умирала. Возможно, уже должна быть мертва, учитывая количество крови, пропитавшее простыню.

Мортан схватила руку Аелин, и аэльф выдержала ее прикосновение, не отпрянув.

— Возьми мою печать. Мою брошь, — прокашляла Мортан, слабо показывая на рубиновую застежку, державшую ее плащ. — Дозор подчинится любому, кто носит ее. Отдай лейтенанту Гранжу, если он жив. Если нет… — она снова закашлялась, в этот раз из ее рта вылетала кровь. Она содрогнулась, затем махнула рукой в жесте, красноречиво говорившем: «Разберешься».

Аелин взяла предложенную брошь и убрала ее в карман.

— Хочешь, чтобы мы помогли Гранжу с эвакуацией? — спросила Ромилла. Капитан Мортан уставилась на нее взглядом, неожиданно гневным для того, кто столь близок к смерти.

— Нет! — зашипела она, каждое слово становилось все более и более вымученным. — Есть вторичные арсеналы. Тайные убежища. Запасы, — она помедлила, сломленно и с дрожью вдохнув. — Гранж должен повести контратаку.

— Зачем? — спросила пораженная Ромилла. — Даже если у города есть тайные резервы, даже если их не нашли и не обчистили, в чем смысл? Борик прав, зеленокожие и их мерзкая луна убили этот город за ночь. Все, что мы можем сделать, — это спасти столько людей, сколько сможем.

Мортан настойчиво и с болью покачала головой.

— Прошу, есть что–то большее, — сказала она. — Должно быть. Ваше предупреждение. Знамения. Почему атаковать здесь? Почему не… — она покачала головой, и ее ладонь соскользнула с руки Аелин.

Ромила наклонилась ближе, сжимая одной рукой молот-талисман, когда положила другую на шею Мортан и почувствовала трепещущий пульс. Ее ухо было прямо у губ женщины, когда капитан прошептала последние несколько слов.

— Была в дозоре… всю свою жизнь… доверьтесь моему чутью… в этом больше, чем просто… бессмысленная смерть…

Ромилла снова присела на корточки и пробормотала молитву Зигмару за душу капитана, затем закрыла ее глаза и убрала ее склеенные потом рыжие волосы со лба.

— Что теперь? — спросила она, когда двое дозорных подошли к Хелене и уложили женщину под ее плащ. Ромилла чувствовала себя истощенной, пустой от стольких потерь и ужасов, пламя ее прежнего гнева потухло от ледяной реальности погибших друзей и неудачи.

— Позвольте? — сказал один из дозорных. — Мы не можем оставаться здесь, слишком близко к площади. Но рядом есть убежище, на границе Висельного холма и Ярмарочной линии. Можем перегруппироваться там? Потом сможете решить, будете ли вы сражаться за этот город или… нет, — Ромилла слышала усилие, с которым мужчина контролирует свой голос, и скрывавшиеся почти у поверхности гнев и утрату. Она знала, что он чувствует. И все же со смертью Хендрика лидером была Аелин. Жрица посмотрела на аэльфа, которая коротко пожала плечами и вытащила свой длинный лук из сумки, которую Ромилла бросила на пол складского помещения.

— Ведите нас к этому убежищу, — сказала она, кивнув дозорному. — Примем решение там.

Акт 3. Полночь

Царя корона на башке,

И посох сжат в его руке,

Грибной луной искривлены,

И как сердцѐ его черны.

Не дай ему себя увидеть,

Не дай ему себя услышать,

Или вниз, в глубины тени

Он утащит тѐбя к смерти.

— Детская песенка азирцев

Глава двенадцатая. После

Аелин смотрела через небольшую щель между деревянными досками, закрывающими окно. Уже должно было рассвести. Но вместо этого продолжались освещенные луной сумерки. Ощущение было нереальное и удивительно неприятное. Естественный порядок вещей совершенно перевернулся с ног на голову, и она не могла более доверять уверенности, за которую цеплялась.

Несмотря на то, что путешествие через городские улицы составляло меньше мили, у них ушло несколько часов, чтобы добраться до этого убежища. По крайней мере, когда они прибыли, оно находилось в безопасности — крепко построенный городской дом, спрятанный за фасадом заколоченного заброшенного здания. Они прошли через дверь благодаря присутствию спасенных дозорных вкупе с весом служебной броши погибшего капитана и обнаружили десяток дозорных и, наверное, три раза по столько спасенных горожан, забившихся в помещения внутри и прилагавших все усилия, чтобы оставаться немыми, как могила.

Сейчас большинство спутников Аелин пытались поспать, сколько могли. Она не ощущала в этом нужды, хотя раны болели, а разум кипел кошмарными образами, которые бы она предпочла забыть. Аэльф не была уверена, что смогла бы уснуть, даже если хотела; время с восхода Дурной Луны было чересчур шокирующим.

Вместо этого она предложила остаться на страже вместе с парой дозорных. У нее была возможность защитить товарищей во время отдыха и заодно дать себе немного покоя и времени, чтобы подумать и попытаться примириться со всем случившимся. После произошедшего и то, и другое казалось ей очень важным.

Обзор из грязного окна был менее ограничен, чем она ожидала. Доски мастерски прибили, чтобы придать вид давней заброшенности, при этом на самом деле обеспечивая хорошее поле зрения на случай, если здание потребуется защищать. Аелин могла просматривать улицу на достаточное расстояние в обе стороны. Она видела скользкую от слизи мостовую, медленно исчезающую под разбухшим полем грибных ростков. Могла разглядеть разбитую повозку, влетевшую в витрину магазина через улицу, полусъеденный труп, все еще болтающийся в разбитом окне. Могла посмотреть на другие тела рабочих из доков, ополченцев и торговцев, разбросанные среди обломков в неестественных позах, покрытые копошащимися насекомыми и покачивающимися поганками. К счастью, чего она не могла видеть под таким углом, так это чудовищной луны, злобно смотревшей на город.

Впрочем, она чувствовала ее там, наверху.

Все еще наблюдающую.

Все еще ухмыляющуюся.

Все еще голодную.

Аелин напряглась, услышав шлепающие по мостовой шаги, быстро приближавшиеся с северного конца улицы. В ее поле зрения появился отчаянно бегущий мужчина, оступающийся и скользящий на неверной опоре. Он был одет в подранные и заляпанные цветастые панталоны, а на его спине болтались остатки большой плетеной корзины. Аэльф насторожилась, увидев, что он бросил панический взгляд через плечо, затем закричал, ударившись ногой обо что–то, скрытое грибами. Мужчина упал вперед, приземлившись посреди мерзости в брызгах слизи. Он неистово цеплялся, пытаясь встать. Аелин потянулась к луку, но остановила себя. Безопасность ее друзей стояла на первом месте. Она не могла подвергать их риску, привлекая внимание.

Появились другие фигуры — бегущие твари с искаженными лицами и капающей с челюстей пеной. Стая зараженных спорами прыгнула на мужчину до того, как он смог встать, и его крики прокатились по улице. Аелин заставила себя смотреть, пока это не закончилось, пока инфицированные не поднялись и не побрели прочь, дергаясь и бессвязно лопоча, среди них рыскал новый силуэт в порванных панталонах.

Она услышала позади себя движение и повернулась, увидев стоящую в дверях Ромиллу.

— Они ушли, — тихо произнесла аэльф в ответ на немой вопрос жрицы.

— Мы стольких не можем спасти, — с сожалением покачала головой Ромилла.

— Есть те, кого можем, — сказала Аелин. — Но мы должны решить, как и кого, и это нужно сделать сейчас. Я не верю, что это здание останется нетронутым надолго.

— Что верно, то верно, — отозвалась Ромилла. — Клочки грибов начали расти на стенах цокольного этажа, а дозорный Шен обнаружил насекомых, вползающих из канализационного люка в подвальном арсенале. Он его заблокировал, но… — жрица достаточно красноречиво пожала плечами.

Это было в лучшем случае временное укрытие. В любой момент ужасы, бродившие за стенами, могли залиться внутрь.

Вдвоем они прошли по лестничному пролету, вниз по ступеням из железного дуба на цокольный этаж. Несмотря на обветшалый внешний вид, внутренности здания были умело оборудованы в цветах Дозора Дракониума. В нем было ощущение крепости, его оборудование — аскетичным и функциональным, не считая нескольких портретов предыдущих капитанов дозора, висевших на стенах. Аелин задумалась, сделают ли такой же Хелене Мортан. Это было меньшее из того, что она заслужила, но казалось прискорбно мало вероятным. Аелин не была уверена, что, если не произойдет чуда, останется город, в котором смогут написать портрет.

Они пробрались между спящими силуэтами истощенных горожан и обнадеживающе кивнули тем, кто настороженно забился в углы в заляпанной грязью и кровью одеждах, с плотно прижатыми пожитками или близкими.

Самая большая из комнат на цокольном этаже, как решила Аелин, была кабинетом того офицера, который управлял этим местом. В ней находились крепкие стол и стул, наполовину укомплектованная оружейная стойка и стеллажи для свитков вдоль одной из стен, заполненные свернутыми пергаментом. Другую стену занимала большая карта улиц Ангарного потока и Ярмарочной линии, усыпанная медными булавками и потускневшими заметками; Аелин предположила, что каждая булавка отмечала недавний инцидент. Она с тревогой заметила, что, если немного наклонить голову, они складывались в грубые очертания месяца.

В этой комнате спали Борик, Бартиман и Элеанора, придвинув постельные принадлежности к ближайшей от оружия стене. Пара дозорных тоже решила отдыхать здесь. Дозорный первого ранга Шен стоял на страже у окна. Бледный луч лунного света прочертил на лице мужчины болезненную полосу. От этого он казался бледным и напряженным.

Он оглянулся, когда вошли Аелин и Ромилла.

— Кто на верхнем наблюдательном пункте? — мягко спросил он.

— Сейчас никого, — ответила аэльф. — Мы достаточно долго отдыхали. Нужно составить план.

— Не одни, вы не посмеете, — сказал Шен, и Аелин не смогла сказать, должен ли был его твердый тон звучать дружелюбно или угрожающе. — Я разбужу двоих из третьего ранга и поставлю их на стражу. Если вы, наемники, планируете следующее действие, то я, первый ранг Марика и первый ранг Теккерей присоединимся к вам.

— Как пожелаешь, — произнесла Аелин. Дозорные знали, что служебную брошь капитана Мортан доверили ей. Никто понятия не имел, что стало с лейтенантом Гранжем, и в его отсутствие дозорные, видимо, решили, что, значит, Мортан доверила Аелин и сражение за Дракониум. Когда обговаривали путь к приюту убежища, казалось мудрым не разрушать их убежденность. Впрочем, она гадала, что они почувствуют в конце необходимого, как она знала, разговора. Будут ли Мечи Зигмара спасителями Дракониума, или наемниками, сделавшими ноги, как только кончились деньги?

Честно говоря, тогда даже сама Аелин не знала ответа на этот вопрос.

Пока Ромилла отправилась на поиски завтрака, аэльф по очереди разбудила каждого из товарищей. Борик, уступивший комфорту только в том, чтобы перед сном снять шлем, был хмур и тих. Бартиман — бледен и напряжен; смерть товарищей, кажется, состарила его, и пришлось приложить усилие, чтобы разбудить его. Элеанора, проснувшись, слабо улыбнулась Аелин, но ее кожа на ощупь была влажной и горячей.

Ромилла вернулась со скудной провизией и теплой чашкой меты, затем подошла, чтобы отодвинуть Аелин и осмотреть укушенную ногу инженера. Аэльф поморщилась от вида опухшей плоти и почерневших вен, ползущих вверх к колену Элеаноры. Что, впрочем, они могут сделать, кроме как положиться на знания целителя Ромиллы и те скудные медикаменты, которые у нее еще остались?

Дозорные первого ранга Марика и Теккерей пришли как раз, когда Элеанора натягивала ботинки, мучаясь с раздутой щиколоткой. Первая была невысокой женщиной с напряженным выражением лица и длинным шрамом на щеке, в то время как второй выглядел слишком молодо для дозорного первого ранга. Однако Аелин видела его холодную собранность; она чувствовала, что пускай мир вокруг него и катился в тартарары, дозорный Теккерей до последнего оставался верен своему долгу.

Мечи и дозорные собрались вокруг стола. Все переглядывались. Никто, кажется, не знал, с чего начать.

— Мы уходим, — сказал Борик, когда пауза стала неловкой. Аелин жестко взглянула него, но лицо дуардина было упорно далеко от покаяния.

— Мы еще не решили ничего такого! — воскликнула Ромилла.

— Капитан Мортан доверила вам свои обязанности! — в то же мгновение произнес дозорный Шен.

— Капитан Мортан все еще должна нам солидную сумму денег, — ответил Борик. — И так как весьма сомнительно, что ее заплатят, наши услуги более не предоставляются. Так, Аелин?

— Типичные подлые наемники, — пробормотала дозорная Марика. — Ни веры, ни преданности, ни заботы о владениях Зигмара, все только для себя.

— Мы потеряли троих в этом кошмаре, — пылко возразила Ромилла, поворачивая гневный взгляд на Марику. — Одного — еще до того, как мы вообще оказались здесь! Не нужно было приходить в ваш проклятый город, не нужно было приносить вам предупреждение.

— О, и что же хорошего сделало это предупреждение? — спросила женщина. — Насколько я знаю, вы, идиоты, притащились с обрывками пророчества и без малейшего понятия, как и к чему они относятся. Слыхала, регент-милитант вышвырнул вас из дворца.

— Это правда, и глядите, как все обернулось, — горько произнес Бартиман. — Может, если бы ваш драгоценный регент-милитант прислушался к нам, когда мы пришли, он бы остался в живых, как и многие другие люди.

— Прислушался к чему? — рявкнул дозорный Шен. — К кучке не до конца ясных догадок? К словам одержимого выродка? Не переживайте, лейтенант Гранж многое нам рассказал о вас. Он понятия не имел, почему капитан вообще в вас поверила.

— Может, капитан узнала отряд хороших воинов, увидев его, поняла, что от нас будет больше помощи, чем от прославленных ночных дозорных, — прорычал Борик. — В любом случае, это не имеет значения, она мертва и больше нам не платит, так что, какая бы у капитана ни была работа для нас, она закончена.

— Она доверила вам служебную брошь! — закричала Марика. — Вы называете себя добрыми слугами Зигмара! Как вы вообще можете плюнуть на все и отвернуться, когда весь город в опасности?

— Какой, черт возьми, город? — огрызнулся Борик. — Одна его половина уже в руинах, и как долго продержится вторая? Открой глаза, человек. Вы проиграли эту битву до того, как она вообще началась. Лучшее, что вы можете теперь сделать, так это эвакуировать так много народу, как можете, и оставить это место гроби.

— Хочешь, чтобы мы сбежали, да? — язвительно спросила Марика. — От этого лучше будет восприниматься собственная трусость, так ведь? Я думала, дуардин должен иметь силу воли.

— Я страдаю не от недостатка мужества, а от недостатка глупости! — в ярости закричал Борик. — Нет ни выгоды, ни смысла в том, чтобы сражаться с уже победившим врагом!

— Никто не убегает! — сказала Ромилла. — Мы еще ничего не решили, Борик. За нас говоришь не ты, а Аелин.

— Божественная задница Грунгни! — воскликнул дуардин. — Я один помню, кто мы? Мы наемники, Ромилла. Наемники. Мы сражаемся за деньги. Хендрик был тем страдальцем, кто решил, что нужно прийти сюда и влезть во все это безумие. Боги, верните нам Варлена, он бы никогда не привел нас и на сотню миль от такого бесполезного дерьма.

— Варлен бы захотел помочь этим людям, как сделал Хендрик, и ты это знаешь, — закричала Ромилла. — Варлен, Хендрик, Олт — Дурная Луна забрала их жизни, и все же ты хочешь поджать хвост и убежать? А что с местью, Борик? Наши друзья не заслуживают быть отомщенными?

— Против всего этого? Посреди этого безумия? — спросил дуардин. — Кто отомстит за нас, когда мы все будем мертвы, Ромилла? Потому что такими будут все, кто здесь стоит.

— Видите, они же просто кучка чертовых трусов! — воскликнула дозорная Марика своим товарищам. — Я говорила вам, что мы не можем на них положиться!

— Заткнитесь все, — Аелин не поднимала голос, но ее слова все равно отрезали гневный спор. Все повернулись, злобно уставившись на нее. — Понизьте голоса, или хотите привести к нам орду зеленокожих? — спросила она. К заколоченному окну устремились несколько озабоченных взглядов. Люди прислушивались к любому характерному звуку скребущихся когтей или животного ворчания.

— Капитан Мортан приказала нам защищать этот город, — сказал дозорный Теккерей в восстановившейся тишине. — Это довольно простой вопрос. Вы собираетесь помогать нам, или нет?

— Он не так прост, как ты думаешь, — произнесла Аелин. — Я спрашиваю, с чем мы тут столкнулись? Почему это проклятье сошло на Дракониум?

— Гроты Лунного клана, насколько мы знаем, — сказал Бартиман, прижимающий чашку с горячей метой к груди как оберег.

— Что, Гроби-черношапки? Рыскающие внизу? — скептически спросил Шен.

— У кого–то еще остались вопросы? — ответила Ромилла. — Вы все видели их снаружи. Вы видели Дурную Луну в небе. Сказки остаются таковыми до тех пор, пока не запускают клыки тебе в шею. Им плевать, верите вы в них, или нет, они все равно вас убьют.

Шен выглядел готовым спорить дальше, но Марика положила ладонь на его руку и покачала головой.

— Ты не был снаружи, Шен, — сказала она, ее прежний гнев сменился испуганным тоном. — Просто поверь нам, все это правда — и даже больше. На улицах твари из кошмаров. Во имя Зигмара, я видела паука размером с три кареты, плетущего свою паутину прямо вокруг дома. Люди внутри все еще кричали…

— Счистите сказки, и под ними найдете зеленокожих, пусть даже чудовищных, — сказал Теккерей. — Они несут разрушения себе во благо, не так ли? Очевидно, ответ на твой вопрос в том, что Дракониум осажден потому, что нам не посчастливилось встать у них на пути.

— Я не верю в это так же, как и Элеанора, — произнесла Аелин. — Не правда ли?

Инженер выглядела ошеломленной, когда все взгляды обратились на нее. Она быстро посчитала на пальцах, затем убрала со лба гладкие от пота волосы.

— Слишком много планирования, слишком много знамений, — сказала она. — Беспорядки, неестественные явления — все постепенно подрывало возможности города защищаться. Дракониум был под осадой, но мы не поняли этого, потому что методы были слишком странными. Еда, боевой дух, оборонительные сооружения — все испортилось за цикл или около того, затем, когда началась атака, она была скоординирована по всему городу. Кто отравил регента-милитанта? Это не было случайное стихийное насилие — оно было частью хорошо продуманной стратегии устрашения и организованной дестабилизации, что предполагает изумительную предусмотрительность.

— Мы уверены, что это вообще зеленокожие? — спросил Шен. — Звучит больше как махинации какого–то культа Темных Богов.

— Это точно зеленокожие, только сражаются не так, как любые из тех, что я встречала до этого, — сказала Аелин. — Орруки бросаются на тебя спереди лавиной, сметающей все перед собой. А эти — коварные, хитрые, как отравленный клинок, погружающийся в спину до того, как ты вообще поймешь, что идет война. Но я спрошу снова, с какой целью?

— Завоевание, разрушение, ясно и просто, — ответил Борик тоном, не подразумевавшим дальнейших споров. — Зеленокожие могут быть хитрыми, но они не планируют наперед. Как сказал дозорный, Дракониум просто оказался у них на пути.

— Не думаю, что мы сможем выбрать свой путь, пока не точно не узнает, правда ли это, — сказала Аелин. — Возможно, ты прав, Борик. Возможно, это просто неудача, и лучшее направление действий — уйти с пути этой лавины. Мы сможем добраться до городов на юге, предупредить их о судьбе Дракониума и воззвать к гневу Грозорожденных, чтобы отвоевать то, что осталось от города, — она подняла руку, чтобы остановить гневные протесты Марики. — Но что, если это не верное решение? Что, если эта жуткая луна, висящая над нами… что, если зеленокожие как–то призвали ее? Что, если у них есть более грандиозный план, и ее свет в итоге расползется во все уголки этих владений?

— Откуда мы знаем, что этого уже не случилось? — мрачно спросила Ромилла.

— Ты сама говорила, что Зигмар создал Грозорожденных Вечных, чтобы разбираться с настолько важными делами, — сказал Борик, гневно отхлебывая мету. — Если тут действительно приходит в исполнение какой–то ужасный план, пусть они с этим воюют. Но я в это не верю. Я бы убивал зеленокожих так же охотно, как любой дуардин, но я следую Харадронскому кодексу, а он велит не оставлять места для сомнений — нет выгоды в проигранной битве, а почтенные мертвецы все равно остаются мертвецами.

— Культ Кристенны пытался уйти, — тихо сказала Элеанора.

— Да проржавей оно все, культ Кристенны был бандой дураков с вытаращенными глазами, ушагавших в пустоши без единого клинка, — выплюнул Борик.

— И насколько лучше, по-вашему, будет людям этого города, если бы они попытались бежать? — спросила Марика.

— Если у них есть мозги, они уже бежали, — ответил дуардин. — Как должны и мы. Как мы и собираемся.

— Мы называемся Мечами Зигмара, не просто Мечами, — сказала Ромилла. — В том, что Варлен и Хендрик выбрали это имя, есть смысл, Борик. Не важно, сколько ты будешь пытаться спорить об обратном, ты знаешь, что они больше заботились о долге перед Богом-Королем, а не о деньгах, получаемых в процессе. Они стали наемниками, потому, что это подходило их методам, а не потому, что они переживали о наживе больше, чем о войне за Смертные Владения.

— И теперь они мертвы, — произнес Борик. — Я не собираюсь совершать ту же ошибку. Вы все можете делать, что хотите. Меня нанял Варлен, и мой контракт закончился с его смертью. На вере я дошел так далеко, но не дальше. Это не наша битва, она не стоит нашей гибели, и если я не могу больше никого заставить это понять, то зажгу маяк плакальщика за всех вас, когда буду на борту следующего воздушного корабля.

— Мечи Зигмара останутся и помогут вам в вашей битве, — сказала Аелин, обращаясь к дозорным так, будто Борик и не говорил. — Но мы не будем сражаться вслепую. Я предлагаю разведмиссию, чтобы узнать о намерениях наших врагов.

— Мы должны также связаться с другими обороняющимися, — кивнув, ответил Теккерей. — Мы не сможем бороться такими малыми силами, но я верю, что остались не мы одни. Есть другие убежища, другие склады оружия. Может, мы еще сможем найти лейтенанта Гранжа, как просила капитан.

— Не верю, что слышу такую глупость! — воскликнул Борик. — Если вы…

Аелин развернулась, прервав Борика поднятым пальцем. Она прошла мимо него к сваленным в кучу оставшимся мешкам Мечей. После недолгих поисков он вернулась с войлочной сумкой, которую шлепнула перед дуардином с тяжелым звоном монет.

— Ты уходишь. Ты исключительно ясно дал это понять. Кто–то еще считает свои дела в Дракониуме законченными?

Ромилла гневно посмотрела на Аелин — ее ответ был ясен. Элеанора взглянула на Ромиллу, потом обратно и покачала головой. Аелин почувствовала, как колеблется ее решимость, увидев сложное смешение эмоций на лице Бартимана. Колдун заставил ее ждать достаточно долго, чтобы она подумала, что, возможно, они потеряли и его, но затем он вздохнул.

— Хендрик… Олт… нет, это зашло слишком далеко. Это личное, и я не оставлю их тени бродить неотмщенными, — он влажно кашлянул в носовой платок, который к тому моменту был уже заляпан красновато бурым. — К тому же, подозреваю, я слишком надышался городской дрянью. Моя душа уже давно опаздывает в Земли Гибели. Возможно, пришло время с этим смириться. Я лучше умру, делая что–то осмысленное, чем зачахну, зная, что моим последним настоящим выбором было оставить тех немногих друзей, которые у меня есть. Борик, во имя богов, останься, а?

Лицо дуардина стало безразличным, когда Аелин бросила перед ним деньги. Она знала, что из всех Мечей он был самым настоящим наемником, что кодекс заставляет действовать его так, и что для дуардина такие вопросы крайне важны. И все же она позволила себе надежду, что слова Бартимана могут повлиять на него.

Скованно двигаясь, Борик взял мешочек с деньгами и убрал его в сумку на поясе. Он оглядел их с непонятным выражением, затем, не сказав ни слова, развернулся и пошел забирать свое снаряжение. Все молчали, когда дуардин надел шлем, поднял рюкзак и оружие и вышел из комнаты. Борик на мгновение задержался в дверях и затем ушел. Дверь с щелчком захлопнулась за ним. Аелин глубоко вздохнула в последовавшей оглушающей тишине.

Еще один товарищ потерян. Она молча пожелала Борику удачи выбраться из города живым. Затем аэльф повернулась к тем, кто остался.

— Итак, разведмиссия, — сказала она.

Глава тринадцатая. Проклятые

Ромилла чувствовала успокаивающий вес молота в руке и амулета, висящего на шее. Она сосредоточилась на этих ощущениях, пока пробиралась следом за Аелин. Вокруг нее столь многое было кошмарным и отвратительным, что они помогали обрести нечто знакомое, на чем можно сконцентрироваться.

Аэльф скользила в тенях, облаченная в тяжелый плащ дозорного, который распорола, разрезала и перешила, чтобы он лучше подошел к ее одежде следопыта. Благодаря глубокому капюшону, платку, натянутому на большую часть лица и экипированные легкие перчатки, нечистому лунному свету, льющемуся на Дракониум, не было открыто ни кусочка кожи Аелин. Ромилла приняла такие же меры предосторожности; у нее не было желания вновь чувствовать мерзкую боль от пробивающихся через поры грибов, и, кроме того, они понятия не имели, какую еще порчу может принести лунный свет.

Элеанору и Бартимана оставили в убежище, помогать укреплению системы обороны и предоставлять всю возможную помощь дозорным и горожанам, укрывшихся там. Вместо них на разведмиссии Аелин и Ромиллу сопровождали трое дозорных. Теккерей настоял на том, чтобы присоединиться, и прихватил с собой двоих из второго ранга. Ромилле назвали их имена, но она их тут же забыла. Жрица предполагала, что была просто перегружена последние несколько дней. К тому же она сражалась в непрекращающейся битве с ощущением, что все вокруг нее стали скоротечными, мимолетными призраками, которые довольно скоро вновь покинут ее. Это чувство пугало ее, ибо оно повторяло дезориентацию и одиночество, охватывающие ее перед погружением в депрессию. Перед тем, как Варлен и его товарищи нашли ее и помогли вновь обрести веру в себя, в ее бога.

Она с яростью подумала, что больше не потеряет себя. Плевать, что братья Сол погибли, Олт убит, а Борик бросил их. У нее все еще была Аелин, и Бартиман, и конечно же, Элеанора. Ромилла не подведет ее, сломавшись сейчас. Мысль о раненной стопе женщины, о порче, очевидно расползавшейся по ее ноге с каждым часом, терзала ее. Ромилла проклинала себя, что не настояла на осмотре укуса раньше. Возможно, они могли бы вылечить его, остановить распространение того яда, что пробирался через тело Элеаноры. Она на мгновение взглянула на злобно глядевшую вниз Дурную Луну. Затем у нее вновь промелькнула мысль, что, может, и не смогли бы — не с этой мерзкой сферой, заразившей небеса. Если они наткнутся на какой–нибудь апотекарион, Ромилла намеревалась обшарить его в поисках дополнительных трав и мазей, которые могут помочь. И все же она не могла избавиться от страха, что Элеанора в лучшем случае потеряет ногу. Она отложила решение об этом подальше, но если яд распространится слишком далеко, ей придется…

Внимание Ромиллы переключилось на настоящее, когда они подошли к концу переулка, по которому крались. По совету дозорного Шена, они направились к северу от их убежища, вверх по Дороге Канала и потом в лабиринт переулков и жилищ рабочих, граничащих с Ангарным потоком. Аелин выразила желание найти наблюдательную позицию, с которой в полной мере можно оценить состояние города и диспозицию врага. Если верить Шену, неофициальная дорога по крышам начиналась среди домов на окраине Ангарного потока и вела вверх к зданию Торговой Гильдии в Верхнем Драконе. Если упавшие лунные камни не разрушили его, крыша этой постройки даст лучший вид на мили вокруг — по крайне мере, так говорил дозорный Шен. Кроме того, в Верхнем Драконе была еще одна цель, к которой стремился дозорный Теккерей.

Забег вдоль Канала был нервным, но хотя им приходилось преодолевать густые скопления грибов и минное поле полупогребенных трупов, они не встретили ни одного противника. В путанице переулков все стало не таким пугающим; узкие пространства и высокие здания сговорились прятать большую часть Дурной Луны почти все время.

И все же на всех поверхностях росли грибы, и Ромилле постоянно приходилось давить голодные рои насекомых, пытавшихся забраться по ее ногам и погрузить в ее плоть жвала и хоботки. Жирный черно-красный паук упал ей на плечо, и она раздавила его прежде, чем тот ее укусил. Там, где его телесные жидкости просочились сквозь плащ, ее кожу неприятно щипало.

Они несколько раз слышали движение, шлепающие шаги и грубые, нечеловеческие голоса, ворчащие и болтающие на неизвестном ей языке. Впрочем, пока что им везло. Когда Ромилла подошла сзади к присевшей на корточки Аелин, она поняла, что посланная Зигмаром удача закончилась.

За проходом между домами несколько улиц встречались вокруг каменного колодца, накрытого ошпаренной дождем шиферной крышей. Из него росло что–то склизкое и пульсирующее, чья упругая черная плоть и толстые щупальца разорвали каменную кладку и впились в мостовую. Черные отростки были усыпаны маленькими красными и зелеными поганками, которые деловито собирала кучка гротов Лунного клана. Сгорбленные создания копались и дергали, толкаясь, чтобы дотянуться до лучших грибов. Их островерхие черные капюшоны покачивались, а острые небольшие кинжалы, которыми те угрожающе размахивали, блестели в болезненном лунном свете. К своему отвращению она увидела, что большая часть зеленокожих брали полные горсти склизких грибов и запихивали себе в клыкастые рты. Они жадно жевали, и во время этого из их ртов сочилась, стекая по подбородкам, пузырящаяся черная пена. Пока Ромилла наблюдала, несколько гротов начали дрожать и бессвязно бормотать. Они скакали по маленькому двору, размахивая конечностями и раз за разом вопили единственное слово. Ромилле это казалось звучащим как: «Мрачнозлоба! Мрачнозлоба!».

— Сражаемся или попытаемся обойти их? — тихо спросил один из дозорных.

Аелин показала вверх, и, когда Ромилла проследила за жестом, кровь застыла в ее жилах. К крышам ползли пауки, чудовищные раздутые твари размером с нее саму, с привязанными грубыми седлами. В них сидели гроты — выглядящие по-дикарски существа, одетые в набедренные повязки, с утыканной краденными перьями и измазанной боевым раскрасом бледно-зеленой кожей. Они злобно ухмылялись, когда их скакуны выплевывали нити из брюха и плели их длинными передними конечностями. Ромилла увидела, что некоторые, кажется, плели между зданиями какое–то подобие крыши. Другие слой за слоем заматывали в коконы из склизких нитей громоздкие фигуры и вешали их на водосточные желоба. Стараясь игнорировать то, как некоторые пучки дергались и издавали приглушенные стоны ужаса, Ромилла подумала, что это кладовая.

— Слишком много, — прошептала Аелин. — Надо подняться выше них. Теккерей, как добраться до дороги по крышам?

Дозорный нахмурился, задумавшись и постукивая пальцами одной руки по подбородку.

— Возвращаемся по этому переулку, поворачиваем налево на развилке внизу. Если сможем войти в рыбную лавку, то там будет путь наверх через чердак здания. Когда–то была банда, работавшая через эту лавку, пока мы их не накрыли.

Аелин кивнула и указала Теккерею вести. Он двинулся вперед, обратно по переулку, подальше от группы гротов Лунного клана. Ромилла проверяла тыл, пока они отступали, внимательная к любому признаку того, что зеленокожие могли их заметить. Следов погони не было.

Они свернули налево на развилке и прошли через несколько поворотов позади линии зданий. Они двигались под разбитыми, похожими на темные пещеры окнами, и Ромилла напряженно наблюдала за ними в поисках любого признака движения. Под одним лежал труп крупного мужчины с нечестивой гротской заточкой, воткнутой между лопаток. Через влажную дыру в его расколотом черепе проросла колония грибов, а вокруг его трупа деловито копошились жуки. Зрелище едва ли на мгновение вызвало у Ромиллы отвращение, и она отрешенно подумала, не стала ли она настолько заполнена ужасом, что уже не может ощущать его прикосновение. Если так, она сомневалась, что это хорошо.

Вновь остановившись у последнего поворота переулка, они вгляделись в узкую улочку за ним. Повсюду валялись вырванные из земли и отброшенные разбитые искровые фонари. Осколки стекла блестели в лунном свете. На некотором удалении, у дальнего конца улицы, несколько каменнокожих трогготов сгрудились у повозки мясника, набивая рты горстями испорченного мяса, шумно смакуя его. Ближе Ромилла заметила небольшие банды гротов, снующих по развалинам. Одна группа копалась в разбитом стекле, с восторгом напихивая в карманы самые блестящие осколки. Другая кучка обшаривала лавку кузница на середине улицы, в то время как последняя стайка занималась тем же самым в магазине напротив. Сердце Ромиллы оборвалось, когда она поняла, что это рыбная лавка.

— Можем подкрасться к ним, затем атаковать тех, что в рыбной лавке? — предложила одна из дозорных, впрочем, она казалась совершенно неуверенной в этой идее.

— Не без того, чтобы навлечь на себя остальных, — сказала Ромилла. — Эти трогготы не такие большие, как тот, которого мы видели у дворца, но тем не менее, нас задавит между ними и зеленокожими.

— Ждите здесь, — сказала Аелин. — Когда подам сигнал, пригнувшись и бегом идите к рыбной лавке. Я встречу вас на втором этаже.

Аэльф выскользнула из переулка, легко подвесив лук на спину рядом с полным колчаном стрел. Ромилла задержала дыхание, когда Аелин быстро перескочила через улицу, полностью видимая для гротов, затем высоко подпрыгнула и зацепилась за желоб снаружи окна второго этажа. Когда она двигалась, ее очертания казались размытыми. Стало сложно наблюдать или следить за Аелин. Ромилла видела раньше, как следопыт прибегала к своим необычным талантам, но это никогда не становилось менее непривычным. Аелин качнула ногами вперед, чтобы получить импульс, затем назад и в сторону, изгибая тело так, как не смог бы повторить ни один человек. Она сделала аккуратный кувырок и по-кошачьи приземлилась на подоконник.

Она перескочила с одного подоконника на другой, потом на следующий, затем прыгнула по диагонали вверх, чтобы схватиться за балконный ящик на третьем этаже дома какого–то торговца. Ромилла напряглась, когда ящик прогнулся под весом Аелин и сорвался с креплений. Двигаясь быстрее, чем даже жрица считала возможным, аэльф схватилась одной рукой за подоконник, а второй удержала ящик, не дав ему упасть и рухнуть на улицу внизу. Она висела пару мгновений, и Ромилла горячо молилась Зигмару, чтобы никто из зеленокожих не решил посмотреть вверх.

Аелин качнулась в одну сторону, потом в другую, несколько раз туда-сюда, прежде чем смогла закинуть одну ногу через подоконник. Гибкая, как змея, она подтянулась и аккуратно положила ящик на подоконник. Затем она исчезла в темных внутренностях здания.

— Что она делает? — прошептал Теккерей, пока они ждали. — Мы могли попробовать другие пути.

— Какие–то из них такие же прямые, как этот, или с меньшей вероятностью наводнены? — спросила Ромилла. Дозорный робко покачал головой. — Верь Аелин, она это уладит, — сказала жрица. — Просто будь готов двигаться, когда она подаст сигнал.

Ромилла считала удары сердца и пыталась игнорировать наполовину видимое лицо Дурной Луны, таращившейся на них сверху пустыми глазами. От ее взгляда жрице хотелось взять свой молот и со всей силы ударить им себя же по голове. Хотелось всадить оружием Теккерею в челюсть, и затем выкрикивать хвалы Дурной Луне, пока к ним бегут гроты. Хотелось…

Ромилла содрогнулась и отбросила пробуждающий жестокость кошмар, оставивший ее с ощущением дезориентирующей дурноты. Она прислонилась к стене, затем закинула руку за спину, когда по ней поползло что–то с бледным сегментированным телом и слишком большим количеством ног.

— Там, — сказал, указывая, один из дозорных. Тонкая серебряная линия спустилась с затененного карниза под выступающей крышей. Она проскользила вниз по воздуху, прямо над гротами, мародерствующими в лавке кузнеца. На глазах Ромиллы линия повисла за одним из зеленокожих и с мерцанием легла на рукоять кинжала, заткнутого у него за поясом. В следующую секунду кинжал поднялся вверх, аккуратно схваченный шелковой петлей и вытянутый как краб на веревке. Грот, склонившийся над бочкой и копавшийся в ней, ничего не заметил.

Кинжал пропал в тенях, и все снова застыло. Окно третьего этажа над кузнечной лавкой слегка раскрылось, и кинжал вылетел из него по низкой, узкой дуге. Клинок воткнулся точно между лопаток одного из гротов, шаривших в рыбной лавке, заставив того выгнуться и завопить от боли.

В тоже мгновение товарищи-мародеры грота развернулись и начали кричать и тараторить на стайку в лавке кузнеца. Те обернулись с недоумением, быстро переросшим в яростный гнев. Группа из рыбной лавки схватилась за оружие и бросилась через улицу, угрожающе показывая на другую кучку и выплевывая проклятья.

Увидев начинающееся веселье, меньшая стайка гротов, перебиравшая разбитое стекло, забыла про свои блестящие трофеи и поспешила посмотреть. Одного из них неминуемо ударил летящий кирпич, брошенный кем–то в толпе из лавки кузнеца, и с хором гневных визгов третья группа гротов влетела в разворачивающуюся в лавке драку. Из–за того, что кинжалы обнажили и использовали, брызнула кровь. Один зеленокожий схватил тяжелую железную булаву с оружейной стойки и набросился с ней на товарищей. Тем временем, на другом конце улицы, трогготы продолжали есть, полностью безразличные к нарастающей резне.

В окне третьего этажа Ромилла увидела краткую вспышку — лунный свет, отражающийся от стекла.

— Сигнал, — сказала она. — Идем, сейчас же, пока они не закончили драться.

Они быстро побежали, согнувшись в надежде избежать внимания. Сердце Ромиллы колотилось в груди от мысли, что в любую секунду один из ссорящихся гротов может обернуться и увидеть их. Она старалась не обращать внимания на жуткое ощущение от смотрящей на них Дурной Луны, и делала все возможное, чтобы не наступить на лужи загустевшей слизи или на выглядящие особенно скользкими грибы.

Пройдя через выбитую дверь рыбной лавки, она вознесла благодарности Аелин и Зигмару. Помещение было в разрухе, испорченные товары измазали стены и пол, повсюду ползали жуки. Ромилла проигнорировала все это и добралась до темного прохода позади прилавка.

Она прошла через него и встретилась лицом к лицу с гротом. Ромилла более инстинктивно, чем осознанно замахнулась молотом, и обрушила его на череп зеленокожего. В тот же момент она почувствовала леденящую боль в боку. Грот упал, оставив в ребрах Ромиллы шестидюймовую заточку.

— Проклятье, — выдохнула она, прижав руку к ране и почувствовав, как кровь струится сквозь пальцы. Остальные были прямо за ней, и жрица ощутила их смятение и панику от того, что они обнаружили ее застывшей над мертвым гротом в заднем коридоре лавки.

«Двигайся, — сказала себе Ромилла. — О боли позже».

Она поднялась по лестнице на второй этаж, на ходу держа одну руку прижатой к ране. Она чувствовала, как кровь течет по ее боку, и холодную, дергающую боль, пробирающую ее при каждом шаге. Все же Ромилла продолжала идти, пока они не остановились под люком, ведущим на чердак. Лишь тогда она оперлась на стену и перетряхнула сумку в поисках лечебного компресса.

— У кого кровь? — спросила Аелин, присоединившись к ним. — На лестнице след, за которым они последуют без труда.

— Видимо, я, — сказала Ромилла сквозь сжатые зубы.

Аелин молча подошла к ней и, пока жрица держала припарку, аэльф быстро обмотала повязки вокруг верхней части живота, пока рана не оказалась хорошо затянута. Дозорные нервно сторожили лестницу с алебардами наготове.

— Сойдет, — сказала Ромилла, убедившись, что повязки затянуты так, как нужно. — Дура.

— Просто не повезло, — произнесла Аелин. — Теккерей, как нам подняться?

— Тут была лестница, — ответил дозорный, размышляя с явным беспокойством. Снизу послышались звуки движения. Что–то с грохотом сломалось. Загоготал злобный голос. Затем из коридора раздался крик. Кто–то нашел тело.

— Нет времени, — сказала Ромилла. — Подсади меня.

Аелин встала на колени, сцепив руки ступенькой. Ромилла игнорировала боль, пока аэльф с нечеловеческой силой поднялась и толкнула ее в открытый люк. Жрица схватилась за пыльные доски и подтянулась, подавив крик, когда ее раненный бок ударился о край люка. Она затащила себя на частично выложенный досками пол чердака. Аелин последовала за ней, прыгнув прямо вверх через отверстие с удивительной грацией и ловкостью. Обе легли на животы у люка и опустили руки через него.

— Давайте, — зашипела Ромилла. — Мы вас поднимем!

Теккерей пошел первым, схватив их запястья, когда они взяли его и подняли в укрытие. Ромилла снова потянулась вниз, задушив стон боли. Она слышала злобные визги и бормочущие крики на цокольном этаже, затем стук шагов по лестнице.

— Зигмар, поторапливайся! — прошипела Ромилла, когда женщина-дозорный схватила ее руки и поднялась наверх.

Жрица зарычала в агонии от усилия и почувствовала, как по боку потекла свежая кровь. Тут подошел Теккерей, мягко, но твердо отодвинув ее, и вместе с Аелин потянулся к последнему дозорному. Ромилла откатилась в сторону, растянувшись на пыльных досках и таращась на сводчатый потолок, едва видимый в темноте. У нее перед глазами плыло, но слух все же был ясным. Не было спасения от криков оставшегося дозорного, когда до него добрались зеленокожие. Ромилле было тем хуже от того, что она даже не знала его имени.

— Проклятье! — выругался Теккерей, когда они с Аелин втянулись обратно в люк. Несколько грубых стрел и брошенный клинок просвистели вверх и впились в балки над головой. Крики потерянного дозорного быстро превратились в бульканье, утонувшее в злобном смехе гротов.

— Мы не можем оставаться здесь, они найдут путь наверх, — сказала Аелин. Когда Теккерей не проявил в ту же секунду признаков движения, аэльф не слишком вежливо толкнула его к дальнему концу чердака. — Дозорный, где дорога наверх? — спросила она.

Теккерей последний раз гневно взглянул на открытый люк, затем молча отвернулся и повел их в дальний конец чердака, где была поднята часть перекрытия. Ромилла ковыляла за ним, молясь Зигмару, чтобы ее повязки выдержали достаточно долго, пока она не доберется до безопасного места. У нее не было ни малейшего желания истечь кровью тут.

Они один за другим пролезли через дыру вверх по узкому полупроходному каналу, затем вышли из щели в кирпичной кладке большой дымовой трубы. Все было сильно разъедено, будучи выставленным под кислотные дожди города, и Ромилла была рада наличию перчаток, пока ползла через подтеки. Радость стала вдвое сильнее, когда она выбралась на крышу, усыпанную похожими на червей грибными ростками. Жрица решила, что их она трогать не хочет.

— Дорога по крышам, — сказал Теккерей, показав на сооружение из сильно разъеденных дождем досок, шедших вдоль ската крыши и перекидывающихся мостом к следующей.

— Как изумительно опасно, — охнула Ромилла, желая, чтобы потеря крови не оставила ее с такой тошнотой и головокружением.

— Пошли, это, должно быть, дом гильдии, — сказала Аелин, указывая на внушительную крепость здания дальше по склону за крышами. Оно было плоское, построенное из протравленного дождем гранита и имело наверху нечто, похожее на зубцы крепостной стены.

— Оттуда у нас будет обзор, — произнес Теккерей. — Но нам придется войти двумя этажами ниже. Это если по воле Зигмара они будут запечатаны.

— Отлично, идем, — сказала Аелин и с тревожной скоростью направилась вдоль досок. Ромилла пошла следом с екающим от каждого скрипа, стона и колебания мостков сердцем.

— Зигмар, если слышишь меня, направь мои шаги, — помолилась она на бегу, стараясь не обращать внимания на тошнотворные обрывы вниз на покрытые грибами улицы по обе стороны.

Они были на полпути через крыши, когда Аелин услышала крики зеленокожих позади. Она оглянулась, продолжая уверенно бежать по мосткам. Теккерей и его оставшаяся дозорная были прямо за ней, Ромилла ковыляла немного позади с бледным, но уверенным видом.

Позади них в около ста ярдах гроты Лунного клана подобно насекомым высыпались из сжатого пространства чердака, заполонив усыпанный грибами шифер и доски тропы.

— Ромилла, быстрее! — закричала Аелин и увидела, как раненная жрица послушно удвоила усилия. Аэльф прыгнула на дымовую трубу и села на корточки, как гаргулья. Она вытащила из–за спины лук и быстро натянула тетиву. Теккерей и его дозорная с развевающимися за спинами плащами прошли мимо нее так быстро, как осмелились.

— Доберитесь до ратуши и обезопасьте нам проход, — приказала Аелин, когда они пронеслись мимо. Затем она вытащила стрелу из колчана, оттянула тетиву и выстрелила, не обращая внимания на мерзкую Дурную Луну, громадную и низко висящую. Стрела просвистела в воздухе мимо головы Ромиллы и воткнулась точно в глазницу грота Лунного клана. Создание завопило, сбитое с ног и безвольно упавшее с крыши в пустоту. Его тело ударилось о мостовую внизу с отдаленным всплеском. К тому времени Аелин выпустила еще три стрелы, которые пролетели по воздуху и опрокинули троих зеленокожих.

Как она и рассчитывала, остальные испугались и разбежались, спрятавшись за подпорками, дымовыми трубами и тому подобным. Ромилла продолжала бежать, добравшись и миновав позицию Аелин с мрачным благодарным кивком.

— Это не задержит их надолго, — сказала аэльф, спрыгнув с наблюдательной позиции и следуя за напарницей.

Она побежала, и тут вокруг нее начали падать стрелы с черным оперением длиной с ее предплечье. Одна зарылась в шифер лишь в футе левее нее. Другая тренькнула над ее плечом и, задрожав, воткнулась в доски впереди. Аелин продолжала бежать, призывая свои врожденные способности размыть ее очертания и слиться с тенями. И все же укрытий было крайне мало, они были выставлены напоказ, выделяясь на фоне неба с раздутой Дурной Луной, светящей на нее подобно маяку. В любую секунду Аелин могла почувствовать стрелу, вонзающуюся в ее спину и сбивающую с крыши.

Однако инстинкты предупредили ее о чем–то худшем. Выкрикнув предупреждение, Аелин упала, распластавшись. Ромилла услышала ее и частично пригнулась, едва не упав ничком. Появились трескучий рев и омерзительная грибная вонь, и над их головами пронеслась клубящаяся сфера зеленой энергии, ударив в дымовую трубу двумя крышами впереди. Каменная кладка взорвалась грязно-зеленым огненным шаром, Теккерей и его спутница прикрыли головы, когда горящие куски камня начали падать вокруг них.

Аелин развернулась и увидела зеленокожего с искривленным посохом, сжатым в руке, и с целой кучей пирсинга из костей животных в носу и ушах. Существо было увешано амулетами и побрякушками, и пока он скакал и визжал, вокруг его головы потрескивала бледно-зеленая энергия. Когда Аелин вновь вскочила на ноги, болезненный лунный свет собрался вокруг посоха зеленокожего, а затем слетел еще одним сверкающим взрывом энергии. Аэльф прыгнула вперед, перевернулась колесом и приземлилась на корточки на доски десятком ярдов ближе к ратуше. Там, где она стояла, крыша взорвалась со вспышкой зеленой энергии, оставившей искаженный светящийся кратер, выплевывающий густой от спор дым.

— Шаман, — закричала Аелин, повернувшись и бросившись вдоль сотрясающихся досок. Она услышала позади крики осмелевших гротов, когда те вновь бросились в погоню.

Впереди Ромилла развернулась и подняла амулет в руке. Боль и усталость на мгновение покинули ее, когда она повысила голос в зычной молитве, а ее ладонь окутал голубой свет.

— Зигмар всемогущий, Бог-Король небес, услышь мои молитвы! Отвергни гнусное колдовство подлых врагов твоих, дабы достигли мы цели во имя твое!

Затем позади Аелин появились трескучий гул и вспышка зеленого света. Она взглянула назад, увидев, что посох шамана сломался в его руке с такой силой, что дымящееся мертвое тело грота покатилось вниз с крыши. Впрочем, урон был нанесен; десятки гротов высыпались из окон верхних этажей и разломанных крыш, чтобы присоединиться к погоне. Они кишели за ней, уверенные и маниакально храбрые под взглядом чудовищной луны.

Аелин достигла Ромиллы, пошатывающейся от усилий на воззвание к помощи Бога-Короля. Она перекинула руку жрицы через плечо, взяв часть ее веса, и потащила женщину вперед.

Обе продолжали идти, ковыляя по крышам так быстро, как могли. Грибы брызгали и ломались под ногами, не раз вызывая у Аелин неприятное напряжение, поскольку угрожали сбить ее и Ромиллу с мостков. Вокруг них падали стрелы, несколько пролетели так близко, что оцарапали кожу через плащ. Аелин надеялась, что ни одна не была отравлена.

Впереди она увидела, что Теккерей добрался до крыши перед ратушей и кричал в окно, закрытое темным, хрустальным стеклом, в десятке футов над ним. Ее встревожило, что дозорный, крича, выглядел гневно и отчаянно.

— Я, вероятно, смогу допрыгнуть, — сказала Аелин. — Но вы — нет, и я не оставлю тебя.

— Премного… благодарна, — прорычала Ромилла, которая все тяжелее опиралась на аэльфа и стала пугающе бледной. Ее бок был скользким от крови, и молот висел в руке, готовый упасть.

— Кажется, Борик мог быть прав, в конце концов, — произнесла Аелин, когда они добрались до Теккерея. Его выжившая дозорная уже встала на одно колено на деревянной платформе, где стоял мужчина, и целилась вдоль пистолета в приближавшуюся с каждой секундой волну зеленокожих.

— Класть я хотела на Борика, — выплюнула Ромилла.

— Ты же не серьезно, — сказала Аелин.

— Да, но его пушки были бы сейчас весьма кстати, не так ли? — ответила жрица с тусклой улыбкой.

Аелин теперь слышала Теккерея через безумный хор преследовавших их гротов.

— Проклятье, я знаю, что вы там! У нас печать капитана Мортан! Я приказываю вам ее именем открыть это окно и опустить мост!

Аелин остановилась и уложила Ромиллу рядом с присевшей дозорной. Она повернулась, потянувшись за стрелой, чтобы положить на тетиву.

— Как тебя зовут? — спросила она в процессе.

— Поленна, — ответила дозорная, у которой слегка дрожали рука и пистолет.

— Если мы здесь умрем, знай, что сражаться за твой город было честью, — сказала Аелин. Поленна кивнула, но не отвела взгляда от приближающихся зеленокожих. Создания лились вдоль крыш, заставляя их дрожать, из красные глаза и обнаженные клыки сверкали в лунном свете.

— Именем капитана Хелены Мортан и регента-милитанта Дракониума, я приказываю вам открыть окно и опустить чертов мост! — взревел Теккерей, и, наконец, хрусталь окна распахнулся.

— Покажите печать, — раздался изнутри раздраженный голос. Аелин натянула тетиву и выпустила стрелу, убив грота, который сам собирался выстрелить. Зеленокожий упал и всадил частично вытащенную стрелу прямо в щеку грота рядом, который взвыл и упал в брызгах крови. Другие гротескные фигуры затоптали оба трупа, подойдя ближе.

— Просто опустите гребаный мост! — закричал Теккерей, почти завизжав от отчаяния.

— Печать, — раздался упрямый ответ. — Вы можете быть кем угодно. Вы можете быть бандитами, пытающимися получить убежище.

Ответ Теккерея был так сдобрен нецензурной бранью, что Ромилла даже приподняла бровь. Поленна выстрелила и смела очередного грота с крыши. Впрочем, оставались дюжины, и они были уже в нескольких ярдах. Опустив лук, Аелин залезла в карман и высоко подняла брошь капитана. Она блеснула в лунном свете.

На мгновение она подумала, что ничего не произойдет, что их оставят на произвол судьбы и сметут пыряющие гроты. Затем раздался стук, когда одновременно распахнулись окна вдоль второго сверху этажа ратуши.

— Огонь! — раздалась зычная команда, и град пистолетных выстрелов и шипящих стрел наполнил воздух. Убило каждого десятого грота. Застывшие зеленые трупы отскакивали и скатывались по крутым скатам крыш, в падении черные балахоны хлестали вокруг них. Некоторые, встречая смерть, в ужасе кричали.

— Еще раз! — раздался командирский голос, и еще один опустошительный залп обрушился на оставшихся гротов. Несколько выживших испугались и убежали с развевающимися за ними черными капюшонами.

Аелин обернулась и увидела длинный деревянный мост, больше похожий на сходни, который опускался из самого высокого окна и с грохотом приземлился на место. Он перекрыл промежуток между платформой, на которой они стояли, и ратушей.

— Ромилла, один последний рывок, — сказала она, помогая подруге встать на ноги. — Аккуратней, не упади.

— О, я не упаду, — с мрачным видом ответила Ромилла. — Я останусь в сознании, пока не поставлю синяк официозной заднице в этом окне.

В конечном счете, все они благополучно перебрались через мост-сходни в здание гильдии. Аелин влезла в окно последней, оказавшись в большой галерее, занявшей, как она предположила, большую часть этажа. Деревянные и медные канделябры свисали со сводчатого потолка. Крепкая стрелковая ступень шла вдоль окон по всему помещению, и Аелин увидела, что на ней вперемешку стояла военная милиция и дозорные. У них были подзорные трубы, чтобы наблюдать за улицами и крышами во всех направлениях, и богатые запасы снарядов под рукой. Большую часть пространства отвели под крепкие верстаки и многочисленные оружейные стойки, в то время как через ближайшую арочную дверь она разглядела бочки черного пороха с Железнокованной меткой, уходящие в тень.

Аелин увидела порядочное количество людей в галерее — безусловно, больше сотни под ружьем, подумалось ей. По приглушенным звукам и запахам многочисленного немытого и взволнованного народа, исходивших откуда–то неподалеку, Аелин предположила, что здесь также прятались беженцы. Она размышляла, чем было это место. В своих планах дозорные были осмотрительными. Она говорили лишь о другом убежище, но здесь было явно что–то большее.

Двое ополченцев поднимали сходни обратно, пока группа из десяти дозорных держали новоприбывших под угрозой алебард. Рядом с лицом темнее тучи наблюдал мужчина, облаченный в, как решила Аелин, одеяние клерка. Она заметила, что Ромилле не придется тратить энергию; мужчина уже прижимал руку к тому, что выглядело как восхитительно опухший синяк под правым глазом.

— Что, во имя Зигмара, это было? — спросил Теккерей у дозорных, стороживших их. — Нас чуть не убили!

Другая дозорная первого класса, высокая женщина с коротко стриженными светлыми волосами, отсалютовала и опустила алебарду.

— Осторожность, Теккерей. Мне пришлось уладить небольшую волокиту, прежде чем впустить вас, — она печально потрясла рукой и поморщилась.

Клерк издал гортанный звук отвращения.

— Дайте нам взглянуть на брошь, теперь, когда это возможно, — как следует, — потребовал он, стирая пот с узкой брови свободной рукой. — Я, похоже, тут единственный, кто еще соблюдает должный протокол, но я хотел бы убедиться, что мы не впускаем в наши ряды агентов врага. Если Вы не возражаете, дозорный первого ранга Кол?

Светловолосая дозорная гневно вздохнула.

— Мы видели гребаную брошь, Стефан, мы не…

— Моя подруга ранена и истекает кровью, — сказала Аелин, вновь вытащив брошь из кармана. — Вот ваши доказательства, теперь, пожалуйста, помогите ей.

Бросив на клерка Стефана демонстративный взгляд, дозорный первого класс Кол долго смотрела на брошь, затем показала товарищам опустить оружие.

— Помогите этой, — сказала она, указав на бледную и шатающуюся Ромиллу. Поленна и еще один дозорный поспешили к жрице и отвели ее к ближайшей койке, где уложили и начали очищать и зашивать ее рану.

— С каких пор гильдейские клерки отдают приказы городскому дозору? — спросил Теккерей.

— С тех пор, как вы решили разместить свой резервный арсенал на верхних этажах нашей ратуши, — ответил Стефан, подходя к ним. — Торговую гильдию необходимо защищать в эти ужасные времена. У нас десятки торговцев, купцов и их семей, укрывающихся этажом ниже в этой… крепости… и я не позволю милиции привлечь к ним опасное внимание. Мне плевать, сколько рук умаслила ваша капитан, чтобы спрятать этот пункт здесь.

— Семьи? — спросил Теккерей, несколько успокоившись.

— Тут не убежище, это очевидно, — заметила Аелин. Она вопросительно огляделась.

— Ты не дозорная, — ответила Кол. — Как случилось, что у тебя печать капитана? Что это, Теккерей? И что происходит снаружи?

— Аелин, я не мог точно сказать тебе, куда мы направляемся, на случай, если бы с нами что–то случилось по дороге. Чем меньше людей знает, тем лучше, понимаешь? Это резервный арсенал города. Общий пункт милиции и дозора, заполненный на случай бедствия, типа случившегося. О нем узнают, когда переходят из третьего класс во второй. Кол, это Аелин, а раненая жрица — Ромилла. Они… крестоносцы, на службе у капитана. Она уполномочила их помочь нам с обороной города, когда умерла.

— Капитан мертва? Как? — воскликнула Кол, и тревожный ропот распространился по ее союзным дозорным. Пока Теккерей объяснял в меру своих сил, Аелин получила время, чтобы молча поблагодарить его за избегание слова «наемники». Она решила, что теперь «крестоносец» было ближе к правде, чем «наемник». Определенно месть за друзей стала для нее крестовым походом, и Аелин очень сомневалась, что за работу здесь ей заплатят. Если она вообще переживет это.

Дозорные допрашивали Теккерея, чтобы получить больше информации о смерти капитана Мортан, но Аелин прервала их.

— Потерять ее — трагедия. Я недолго пробыла в городе, и из всех, кого я встретила внутри его стен, она, без сомнения, была самой мужественной и решительной. Но, если я права, сейчас не время это обсуждать. Мне жаль.

Все дозорные повернулись, чтобы посмотреть на нее, и Аелин почувствовала исходящую от них враждебность.

— Почему ты так говоришь? — резко спросил Стефан.

— Знамения. Восход Дурной Луны. Нужно отметить уровень планирования атаки зеленокожих. Мы считаем, что это больше, чем просто случайное вторжение, — сказала Аелин, глядя на Теккерея в поисках поддержки.

— Мы пришли, чтобы осмотреться, Кол, — сказал он. — Что твои люди видели с высоты?

— Резню, бойню и ужас, — ответила она, и на мгновение Аелин увидела, насколько уставшей и опустошенной была дозорная. — Враг грабит и бесчинствует, а нам пришлось сидеть здесь вне поля зрения и наблюдать, как все это происходит. Ни приказов, ни связи, ничего. И когда с неба упали камни… — она осеклась и обменялась взглядами с несколькими товарищами.

— Камень на площади, — сказал один из них. — Чтобы они там ни делали.

— Метеор, упавший на площадь Фонтанов? — спросила Аелин. — А что с ним?

— Когда дым рассеялся, мы увидели, что несколько метеоров пережили столкновение. Их обломки, во всяком случае, — сказала Кол. — Этот пока что самый большой, и зеленые роятся вокруг него, как навозники. Последнее сообщение с крыши приходило час назад, говорят, они вырезают на нем лицо, но как это может еще больше поставить город под угрозу, только Зигмар знает.

— Покажите нам, — сказала Аелин.

Кол посмотрела на Теккерея, и тот кивнул.

Аелин прошла через дверь из железного дуба на плоскую крышу дома торговой гильдии. От вида у нее перехватило дыхание, даже под раздутой Дурной Луной. Город растекался внизу, простираясь на мили вокруг. Поодаль возвышался Висельный холм, из кратера на его вершине все еще поднимался дым. Повсюду она видела, как район за районом, улица за улицей окрашиваются в мерзкие цвета гниения и разрухи, когда грибы и извивающиеся твари захватывали их. Отсюда, в тени высящихся вулканов, можно было по-настоящему оценить порчу, запустившую корни в Дракониум. Не было города, который можно было бы спасти, подумала она с отчаянием. Он был уже мертв.

И все же Аелин и Теккерей последовали за дозорной Кол через крышу туда, где двое наблюдающих стояли рядом с пузатым медным телескопом. Она увидела, что по краю крыши расположились и другие, скрытые позади массивных зубцов и молча наблюдающие, как вокруг погибает их город.

Кол отдала краткие приказы, и двое мужчин у телескопа перенаправили его и затем быстро отступили. Дозорная махнула рукой, и Аелин подошла, чтобы посмотреть через него. Поначалу все было размыто, пока она не поняла, что дозорные настроили телескоп под человеческие глаза. Под их руководством она аккуратно повернула наводящие колесики, пока руины площади Фонтанов неожиданно не вошли в фокус.

Аелин чуть не отшатнулась от телескопа.

Сама площадь была усыпана горами трупов и кучами мусора, а ободранные и почерневшие останки стволов деревьев разбросало как выброшенные палки. Повсюду были грибы и насекомые, и грязная вода волнами текла по площади. Аелин заметила, что она все еще течет в том же направлении, как и всегда, и поморщилась от мысли о яде и мерзости, которые вода явно смывает в канал, чтобы потом отнести на юг к населенным землям и Хаммерхолу Акши.

Вода теперь била не из резного фонтана, а из–под искореженных остатков метеора Дурной Луны, все еще вздымающегося на тридцать футов вверх в центре площади. Гроты действительно роились вокруг него, остервенело стуча и работая. Силуэты в шаманских одеяниях бесновались и вопили, направляя работы, размахивая посохами или катаясь на огромных неуклюжих грибах.

Гроты вырезали на метеоре злобное лицо, высекая его в похожей на луну форме. Именно это чудовищное уродство заставила Аелин отшатнуться; его глаза сверкали буйным помешательством, и пока она смотрела на площадь, ей казалось, они смотрят в ответ.

Вдохнув, она заставила себя вновь посмотреть в телескоп. Может, они просто вырезали идолов? Как она знала, зеленокожие так делали, и, если они в какой–то грубой манере поклонялись Дурной Луне, тогда было логичным, что они вырезали на чем–то ее подобие. И все же что–то заставило ее вглядеться получше, какой–то инстинкт или наитие, которое она не могла объяснить.

И затем она увидела это.

Аелин поднялась от телескопа с тяжело бьющимся в горле сердцем. Она сглотнула, повернулась к Теккерею и Кол, смотревших на нее с испугом.

— Что, во имя владений, ты видела? — спросил Теккерей.

— Под идолом тоннели, — сказала она, усилием заставляя голос оставаться спокойным. — Они вытаскивают их снизу. Десятками и десятками, и складывают у русла.

— Что? Что они вытаскивают? — спросила Кол.

— Бочки, — ответила Аелин. — Черные с золотом бочки. Бочки, как те, из которой отпил ваш регент-милитант перед своей ужасной гибелью.

— Они опустошат их в воду, — выдохнул Теккерей, бледнея на глазах и сделав выводы. — Деревни на юге. Кровь Зигмара, Хаммерхол…

— Мы должны остановить это, — сказала Аелин. — Мы должны остановить это сейчас же.

Глава четырнадцатая. Побег

Тьма.

Отвратительная вонь.

Пульсирующая боль, дергающаяся в глазницах и электрическим шоком пробегающая вниз по шее.

Борик открыл глаза, быстро поморгал и затем снова закрыл. Он ненадолго и размыто увидел что–то, плотно придавленное к его лицу, что–то волокнистое и омерзительно пахнущее, покрывавшее, как он понял, всю его голову. Дуардин втянул воздух, его ноздри расширялись, пока он боролся с паникой. Ему показалось, что он задыхается. В его рот было запихано что–то холодное и влажное, которое он не мог выплюнуть. На вкус оно было совершенно отвратительным, и Борик подавил позыв, пытаясь не отрыгнуть.

Он плохо соображал, не мог сориентироваться. Дуардин подумал, что, возможно, его ноющее тело находилось в сидячем положении, но когда попытался двигаться, обнаружил, что его кисти и щиколотки крепко зафиксированы. Борик начал коротко и быстро хватать воздух, борясь с болью и желанием отчаянно пробиться к свободе.

Помни код, говорил он себе. Помни код. Харадрон не позорит себя человеческим выражением страха. Харадрон остается твердым и верным, когда ветра несут его к трофею эфирного золота. Среди шторма Харадрон — клепаное железо, несгибаемое и неуязвимое.

И все же, хотя он раз за разом повторял себе положения кодекса, Борик не мог полностью прекратить дергаться в путах. Он привык к маске на лице, но эта была другой. Чем бы она не являлась, на ощупь она была мерзкой, царапая и щекоча кожу, туго затянутой вокруг его плоти, будто тот, кто его поймал, имел самые смутные представления о том, сможет ли дуардин дышать. От этой мысли его грудь сдавило еще сильнее, и Борик издал непроизвольный стон сквозь отвратительный кляп.

Он услышал движение и внезапно испытал необходимость оставаться абсолютно неподвижным. Он понял, что не ощущает веса свой брони — только кожаного поддоспешника. Борик почувствовал себя неожиданно обнаженным.

Как он сюда попал?

Где вообще было это «сюда»?

Он смутно вспомнил, как покидал убежище со своим снаряжением и небольшой кучкой выживших в довесок. Он не пытался уговорить их на это, его не заботило, последуют они за ним, или нет. Он предположил, что люди, должно быть, услышали громкие голоса через дверь кабинета. Дозорный — Казмир? Казир? Что–то такое — остановил Борика прямо перед уходом и сказал, что он и еще несколько решили, что дуардин прав. Они хотели присоединиться к нему в побеге. Борик пожал плечами и отправился вместе с дозорным, небольшая группа нервных горожан шла недалеко позади.

План Борика был в том, чтобы добраться до речных врат. Он раздумывал украсть какую–нибудь лодку и затем залечь под брезент, плащ — что найдет, — пока судно не отнесет сквозь стену города прочь.

Он не особо помнил, как все сложилось, но какой–то язвительный комок ледяного спокойствия глубоко в его душе предполагал, что особо хорошо сложиться не могло. Он смутно помнил что–то большое и неуклюжее, омерзительную вонь гниющей рыбы и чудовищный звук выплевываемой желчи, которая шипела и пузырилась, разъедая кричащих горожан. Борик больше ничего не помнил, но исходя из боли в черепе и текущего затруднительного положения, он сделал вывод, что напавшее на них нечто оглушило его и утащило… куда?

Он не знал.

И не был уверен, что хочет знать.

Раздались резкие голоса, тараторящие на языке гротов и злобно хихикающие. Что–то с силой ткнуло его в голову и заставило зарычать от боли. Вновь хихиканье, затем резкий крик и затихающий звук семенящих ног.

Сквозь пелену боли Борик услышал приближающиеся шаги. Он учуял странный едкий запах и различил низкие бормочущие голоса вокруг себя. Тут часть его пожелала, чтобы мешок оставался на месте. Это было нерационально и ничему бы не помогло, но дуардину просто хотелось, чтобы его оставили в покое. Другая его часть отчаянно раздумывала над чем угодно, что даст ему хоть малейший шанс сбежать. Но первая раз за разом продолжала стонать, чтобы его не тревожили. Что бы ни случилось дальше — будет хуже, чем сейчас.

Он на мгновение подумал о своих товарищах и пожелал, чтобы у него получилось образумить их. Если бы они были вместе, может, они бы все сбежали. Но дуардин оставил их позади, и теперь он здесь. Борик почувствовал гнев за то, что его бросили, и стыд за то, что бросил он, и тут вдруг в его лицо впились острые когти.

Дуардин попытался отстраниться, но ударился головой обо что–то холодное и твердое. Он попытался закричать, но вместо этого издал влажное бульканье. Царапающиеся пальцы сомкнулись в кулак, разорвали ткань, закрывающую его лицо, и оттащили ее полной пригоршней. На щеках и лбу они оставили жалящие полосы боли.

Борик заставил себя открыть глаза, вжимаясь в свое сидение от страха перед тем, что увидит. Он различил темную комнату, может, подвал? Или пещера? Он был привязан к металлическому стулу и в полумраке разглядел группу несуразных существ, склонившихся над ним. Определенно, гроты, только уродливые и перекошенные. У одного на голове в качестве шляпы была мясистая поганка, корни которой, как видел Борик, проросли через кожу грота и, подобно извивающимся червям, вылезли вокруг его глаз. Другой был тощим и сгорбленным, с бледно-красными глазами размером с блюдце на безумной физиономии. Борик разглядел в этих отвратительных шарах отражение собственного окровавленного лица, и почувствовал головокружение. Он поспешно отвел взгляд, и существо захихикало себе под нос. Еще один грот был раздутым и плотным, его кожу покрывала паутина шрамов, похожих на ожоги. На спине он таскал причудливый набор бутылок, перегонных кубов и трубок, высоко выступающий над его плечами. Вокруг них бурлили жидкости, подогреваемые светящимися углями в металлической тарелке, привязанной к голове грота. Борик счел бы это зрелище забавным, если бы не слабая вонь горящей плоти и злобное наслаждение в поросячьих глазках зеленокожего. Именно он содрал с лица Борика маску, и дуардину поплохело от осознания, что грот держал в кулаке толстую серую паутину.

— Шныришь? — проворчал грот с вытаращенными глазами визгливым голосом. — Че, давыелывся? Зоганый шныряла, гротов ни правидешь. Ну, зоггер. Разявливай пасть.

Борик покачал головой, пытаясь понять исковерканные слова. Его взгляд метался по комнате, и он пытался сфокусировать его в надежде увидеть какой–то путь к побегу от своих мучителей. Дуардин увидел свою броню, сумку и пушки, сваленные в грязную кучу в нескольких ярдах. Они казались полностью ободранными, но если бы он только мог до них добраться. В одурманенном состоянии Борик на деле дергался в путах до того, как реальность проявила себя.

Где–то позади он услышал открывающуюся дверь, затем грохот приближающихся тяжелых шагов. Гроты отступили, лица наполнились пугливой осторожностью. Борик закатил глаза, пытаясь посмотреть назад и увидеть то, что приближалось.

На него упала тень. Металлический стул заскрипел, когда что–то огромное и тяжелое оперлось на его подлокотники. Борик почувствовал на голове тяжелое дыхание и едкую вонь пота, грибов и чего–то более глубокого, холодного и неизмеримо древнего. Он отбросил голову и уставился на поистине огромного троггота. На чудище был грубый шлем, желтые глаза таращились на него из тени прорезей для глаз с тупым голодом.

Борик зарычал и вновь попытался вырываться из пут. Вновь он едва смог пошевелиться. Он смотрел вверх, быстро дыша и ожидая, что тварь оторвет его от металлического стула и одним укусом отгрызет ему голову. Вместо этого троггот тяжело отступил в сторону, дав пройти более маленькому существу, которое обошло вокруг и встало перед Бориком.

Лишь теперь он осознал, что гроты пятились не от троггота. Напротив, они отступили в страхе перед этим жутким созданием. Это был грот, но такой, каких Борик никогда не видел. Высокий и тощий зеленокожий был одет в драный черный балахон с грубыми изображениями Дурной Луны на ткани. У него была корона из бледных грибов, запустивших корни в его череп, и посох, на конце которого тошнотворным светом сиял огромный лунный гриб. Во второй лапе грот держал более короткий жезл, увенчанный человеческим черепом, а полы его балахона держали поднятыми два странных луномордых сквига, сжимающих ткань в клыкастых ртах.

Борик, впрочем, мог смотреть только в глаза зеленокожего. Он видел в них хитрость — ярый, жестокий интеллект, изучающий его, как злобный ребенок изучает беспомощное насекомое. Борик подумал, что в них было и безумие — острое, как бритва, и такое же смертельное. Это определенно был главарь зеленокожих, властитель кошмаров, сошедший со страниц детских сказок, чтобы пытать его.

Грот стукнул лунным посохом по земле, и его приспешники попадали на колени. Они склонились перед королем, постоянно бормоча: «Мрачнозлоба! Мрачнозлоба!».

— Харош, заткните пасти, — выплюнул король гротов, его речь была хриплой и трескучей, но понятной. Борик почувствовал, как по загривку течет пот, когда существо подошло ближе и властно уставилось на него. Злобная улыбка тронула уголки широкого рта грота.

— Ну и хто ты? — спросил грот. — Гавари, карлан, как тя звать?

Борик попытался говорить через то, что было у него во рту. Получился лишь хрип. Король гротов сморщился, делая вид, что только заметил у дуардина кляп.

— Гавари, ради зога! И не балтай с набитым ротом! Или ты ни знаишь, шо абращаишся к Скрагротту Луннаму Каралю? Ты ни дастоин, мелкий уродиц. Хто-та, вытащите енту нажную кость у ниво из хайла, а то мне жрать ахота!

Гроты затараторили от жеста повелителя, и тот, у которого на спине был перегонный куб, поспешил вперед. Борик услышал, как рвутся паучьи нити, и затем, к счастью, омерзительный на вкус предмет вырвали у него изо рта. Он сплюнул желчь, увидев гниющую кость, зажатую теперь в руке грота.

— Гавари, давай, ты хто? — спросил Скрагротт, наклонившись ближе. — И чавой–то ты пытался сдриснуть из маево горада?

— Борик… Борик Йоргенссон, — прохрипел дуардин. — И я ухожу, потому что… это место… катится по наклонной последнее время.

Скрагротт моргнул, затем его лицо расплылось в широкой ухмылке.

— Ааа, дары Дурной Луны, парни, у нас тут хто-та, хто думаит, шо он смишной, — оскал стал жестким и злым, и Скрагротт помахал увенчанным черепом жезлом перед носом Борика. Дуардин замер, когда рот черепа дернулся, и из него полилось бормотание перемешанных голосов.

— Слухай миня, карлан. Ты ни хочишь быть смишным. Ты ни хочишь быть вумным. Ты хочишь тока быть палезным, и тада смогешь выбраться отсюдава живым. Тока тибе ни нада быть пахожим на тех других паганцев, каторые думают, шо они могут не дать нам взять то, шо наше па праву. Ты не чернороба и не копье-парень. Я-та знаю разницу, мы их многа наловили в паследнее время. Не, ты шо–то другое, и я хачу знать, шо. А я Скрагротт Лунный Кароль, так шо я всигда палучаю, шо я хачу.

— Мне плевать… даже если ты король этой ржавой луны наверху… — выдохнул Борик, его рот пересох, но все еще был полон того мерзкого вкуса. — Ты мерзкий грот, и я ничего тебе не скажу. Не то чтобы мне было, что сказать.

Ухмылка Скрагротта расширилась, показав пугающий набор клыков.

— Лучше тибе надеица, шо ета ниправда, карлан, — сказал он. — Я тиба свиду с ума. Я магу привратить тиба в любое чудищще, какое захачу. Знаишь, пачиму? Патаму ша я не кароль Дурной Луны. Не, я ее пасланник! — он прокричал последнее слово, размахивая обоими посохами и вызвав у собравшихся гротов благоговейные вопли.

— Ты… хрукни-мордое мелкое чудовище в короне из грибов, — прорычал Борик. — Плевал я на тебя и на твою чертову мерзкую луну.

Треск его сломавшейся скулы пронесся по комнате. Голову дуардина отбросило ударом, звон в его голове усилился. Скрагротт поднял свой посох с черепом, теперь заляпанный кровью Борика. Казалось, будто он планирует ударить еще раз. Вместо этого он вновь позволил появиться своей ухмылке.

— У миня тута дила, карлан, — сказал он. — У миня паручение Дурной Луны, так шо я ни магу надеица на авось. Может, ты нихто, но, еси так, то у тиба многовато пушек и шмота. Как по мне, я думаю, шо ты какой-та бегунок, пытающийся слинять и пазвать на помащь. Пытающийся испортить фсе до таво, как начнеца настаищие виселье. Ну, тибе павизло, у миня есть нимнога времени. Капище Дурной Луны ищо ни выризали до канца, так шо мы пака ни можем заделать ритуалы. А енто значит, шо маи пацаны станут злыми и повисиляца. А пока шо повисилюся и я сам, с табой.

— Что, любишь свой голосок? — с гримасой сказал Борик. Он потрогал языком шатающийся зуб и поморщился. По его подбородку текла кровь. — Зачем тебе вообще все это?

Король гротов откинул голову назад и истерически захохотал. Безумное веселье оборвалось так же внезапно, как началось, и Борик с испугом заметил, что другие гроты отступили еще дальше. Очевидно, это был известный признак, что терпение Скрагротта иссякает.

— Думаишь, шо я какой-та тупой мелкий гротский пахан и хачу павыделиваца перид табой, выдав все сваи планы, шобы ты слинял с тем, шо у миня в чердаке, и разбазарил сваим дружкам? — спросил Скрагротт. Он вновь приблизился, и в этот раз Борик почувствовал треск едва сдерживаемой энергии. Глаза Лунного короля встретились с его, и дуардину показалось, что он балансирует на краю какой–то жуткой пропасти, не в силах отойти от обрыва.

— Я выражение воли Дурной Луны, — прошипел Скрагротт, глаза которого злобно светились. — Я злоба, я зло, я жестокасть и хитрасть. Я тот, хто дастоин, и очинь скора я стану тем, каво все кличут Хазиянам. Но сначала я узнаю, что… в… тваей… башке… — он подчеркнул каждое слово ударами окровавленного черепа по лбу Борика. Они были резкими и болезненными и посылали в мозг дуардина острые разряды.

— Тока не сийчас, — сказал Скрагротт, выпрямляясь. — Пока шо, давай–ка пазыркаим, как тибе панравится щипотка щедрасти Дурной Луны, — сказав это, грот взмахнул вторым посохом так, что светящийся гриб на его навершии указал прямо на Борика. Дуардин задергался, не в силах сдерживаться, отчаянно желая избежать прикосновения этого чудовищного предмета. Впрочем, он был не в силах остановить его. Скрагротт один раз ткнул им Борика в грудь: просто аккуратный толчок, сопровождаемый цепочкой гортанных звуков глубоко в глотке грота.

После этого он отступил с безумной ухмылкой и вышел из комнаты. Другие гроты поспешили за своим королем, а троггот протопал через помещение и тяжело уселся в углу. Он тупо уставился на Борика и затем замер, как камень.

Дуардин едва ли задумался о монстре. Его сердце мучительно колотилось, а в груди угнездилась сильная боль, которая, как он понимал, не имела ничего общего с паникой. Он почувствовал омерзительное пощипывание глубоко внутри тела и зарычал от ощущения, что внутри него что–то копошится.

Что, во имя Грунгни, ему делать? Борик попытался усмирить панику. Что, если его разорвет изнутри, как регента-милитанта? Он взмолился всем богам Порядка, чтобы это было не так. Дуардин, может, и не всегда был хорошим, но он не заслужил такой ужасной судьбы. Тянулись минуты, Борик ждал с чудовищным страхом, пока в груди продолжались пощипывание и подергивание. Он почувствовал, как перехватывает дыхание, и тяжело закашлялся, его грудь задрожала, будто что–то прорывалось изнутри. У него округлились глаза, когда дуардин увидел светящиеся песчинки, танцующие в воздухе вокруг его лица. Он их выкашлял? Что происходило внутри его тела? По коже Борика поползли мурашки, а мысли заплетались. От отвращения у него покалывало кожу. Грот что–то засунул в него. Дуардин не мог убежать, не мог вырвать это что–то, не мог даже двигаться. Мог лишь чувствовать, как продолжается отвратительное шевеление, лишь терпеть сдавленность и судороги внутри, лишь изредка влажно кашлять, когда не мог больше сдерживать дергающуюся грудь, а затем в ужасе стонать от вида лениво вылетающих изо рта и опускающихся на тело светящихся спор.

Там, где они осели, щипало, и его кожа вновь покрылась мурашками от мысли от тех ужасах, которые может принести их прикосновение. Наконец, сбивчивое дыхание и омерзительная тошнота от контузии, сговорившись, погрузили его обратно в черный колодец беспамятства. Это ощущение дуардин приветствовал с радостью.

Но забытье было недостаточно долгим. В сознание его привело обливание холодной водой, от которой он закашлялся и поперхнулся. Он открыл глаза на комнату, теперь освещенную мерцающими жаровнями, полными углей. Борик разглядел кучку гротов, к которой присоединились еще несколько уродливых существ. На него безжалостно смотрели скопления похожих на паучьи глаз. Странная грибная, подобная летучей мыши тварь металась туда-сюда над островерхими черными капюшонами. Нечто в огромной несуразной маске наклонило голову, таращась на него.

Боковое зрение Борика было окрашено в блестящие цвета, перемешанные оттенки темно-багрового, кислотно-зеленого и гнилостно-синего, появлявшиеся и пропадающие каждый раз, когда он поворачивал голову. Он снова закашлялся, а затем застыл в ужасе, посмотрев вниз на себя. Дуардин не видел своей груди, только руки и ноги, протиснутые в путы стула. Они были покрыты десятками вздутых поганок цвета кожи, светящихся изнутри пестрым светом. Борик почувствовал тошноту, поняв, что некоторые из ростков были покрыты пучками волос того же цвета, что и его. Это были грибы, но созданные из его плоти. Теперь он ощущал их частью себя, пульсирующей, дрожащей. Борик не смог сдержаться, в горле подступило, и его сухо вырвало. От этого вокруг его тела лишь разлетелось очередное облачко светящихся спор, и он ощутил горе и подступающее безумие. Каким жутким созданием он становился?

— Ни нужно аставца таким, — сказал знакомый голос, полный насмешливой жалости. Борик повернул голову и увидел Скрагротта, обходящего стул. Грот вытянул коготь и ткнул в одну из поганок, которая дрябло заколыхалась. Борик ощутил это так, будто Скрагротт прикоснулся к его руке, и едва сдержал очередной рвотный позыв.

— Кажица, он типерь ни такой смишной, а? — ухмыльнулся Лунный король.

Борик подумал, что его спутники-гроты, наверное, не поняли его слов, но явно уловили смысл, поскольку все захихикали и зашипели.

— Я магу астанавить ета и магу вернуть все взад, — сказал Скрагротт, остановившийся у одной из горящих жаровен. — У миня есть сила над грыбами, панимаш? Тока сначала тибе нада рассказать мне то, шо я хачу знать. На каво ты работаишь? Пачиму ты удирал и куда? Шо ты знаишь про мой план?

Борик покачал головой и зарычал.

— Я ничего не знаю. Я пришел сюда… — он остановился, чтобы выплюнуть полный рот спор, отчаянно пытаясь не смотреть при этом на тело. — Я пришел сюда один, и так же ухожу.

Скрагротт покачал головой и дотронулся до верхней части спинки длинного крючковатого носа.

— Но енто не то, о чем базарил Наккит, а? — спросил он, показывая на толстого грота с набором алхимика на спине. — Наккит мой главный Варщик, и он базарит, шо видел тиба на том блистящем обжиралове, каторае забацал босс-кароль в гораде. На каторам мы его атмухаморили харашенько! — Скрагротт мерзко загоготал. — Наккиту нраица зырить свою лучшую работу, панимаш. Гадами сидел, улучшая енто варево, спускался в кое-какие темные и жуткие местечки и заключал кое-какие жуткие сделки с жуткими тварями, так шо когда он с пацанами паминял бочку на кухне, он шнырнул на балкон пряма навирху и зырил на виселье. И зогни миня, шо же видел Наккит? Он видел тибя и тваих дружков, бегающих, шобы всех спасти и все испортить! — Скрагротт так внезапно завизжал от ярости, что Борик подпрыгнул. Грот ударил посохом по жаровне с гулким звоном, и горячие угли посыпались на пол комнаты. В воздухе плясали искры, и дуардин почувствовал, как сквозь поднимающееся жаркое марево в него впиваются красные глаза Скрагротта.

— Резайте ево, — прорычал Лунный король, и его подчиненные гроты обступили Борика. Во мраке мерцали кинжалы. С когтей капал яд, а с клыков — кислота. Зеленокожая рука держала полную банку скребущих жуков с устрашающими жвалами и острыми лапками.

Последующие минуты были самыми длинными и одними из самых злосчастными в жизни Борика, кавалькадой ужасов и агонии, от которой его разум убегал, как мог. Когда, наконец, Скрагротт отозвал подчиненных стуком посоха об пол, перед глазами у дуардина плыло, а каждая его частичка кричала от необузданной боли.

— Пока шо, енто все, — сказал Скрагротт. — Ни весило врать Луннаму каралю, а? Я мог астанавить изминения, убрать енти плоте-грыбы, но ты мне уши тер, карлан, а я ни люблю, када мне уши трут. Шо–то мне кажица, шо они зативают шо–то ушлое, шо мне нипанраица. Так шо наслаждайся цвитением, и пабазарим попожжа.

Борик смог слабо застонать — лучшее проявление непокорности, которое у него было, — и Скрагротт вышел из комнаты. Пока его сознание плыло, глаза Борика вновь уткнулись в его снаряжение. Он бы никак не смог до него добраться; этот вариант был для него закрыт. Но когда дуардин неудобно двинулся на стуле, он почувствовал небольшое давление внизу спины. Там был холодный комок, и, нащупав его, Борик понял, что у него наконец–то есть план побега.

Нужно было только придумать, как его исполнить.

К тому моменту, когда Скрагротт со свитой вернулся, рабочая схема так и не сложилась. В этот раз, помимо кучки своих прихвостней, у Лунного короля было что–то в довесок — какая–то тележка, перемещаемая еще одним огромным трогготом на ржавых колесах.

— Ну, ты точна в зогганом состаянии, — сказал он.

Борик знал, что это так. Грибное проклятье поглощало его тело, он чувствовал, как оно расползается и понемногу прибавляет с каждой минутой. Поганки из плоти выросли в два раза с последнего визита Скрагротта, и к его отвращению, на некоторых начали появляться признаки рудиментарных черт. Неглубокая впадинка тут, дергающаяся, как принюхивающаяся ноздря. Прозрачный пузырь там, который вполне мог быть глазом. На одной из этих проклятых штук рос зуб, непотребно торчавший из розовой плоти, которая, во имя всех владений, была похожа на десну. Борик чувствовал, что его здравомыслие стирается вместе с анатомией. Он ощущал, как кожа и мышцы размягчаются и становятся упругими и податливыми, а физическая форма обвисает и медленно ломается. Его тело было одним мучимым жаждой голодным воплем агонии, и каждый раз, когда дуардин смотрел на себя, росло его отвращение к собственному мутирующему телу. Он хотел рвать себя и кричать. Вместо этого он мог лишь сидеть и страдать, чувствуя, как балансирует на границе безумия. Его тошнило. Ему хотелось хныкать и хихикать одновременно. Но он был Харадронцем, и не делал ни того, ни другого.

— Папробуим снова, пака ты ищо могешь намана базарить, — предложил Скрагротт.

Борик зарычал на него. Лунный король вытащил из воняющей одежды амулет и поднес его к лицу дуардина. Он был вырезан грубо, будто сопротивлялся долоту и шилу. Вещица выглядела, как представление идиота о вытаращенном глазе.

— Хто тваи дружки? — спросил Скрагротт. — Хде тваи дружки? И шо ани зативают? Скажишь мне все, и я тибя паправлю. Клянуся на самой Дурной Луне. Но еси ты мне саврешь, ента цацка из лунакамня засветица как сама Дурная Луна.

Каким бы безумным это ни казалось, Борик поверил, что Скрагротт действительно поправит его. Даже со зрением, метавшимся между психоделией и гнилостными цветами, даже со странно гулким слухом и сильным зудом, сотрясавшим его измученное тело, Борик был уверен, что услышал искренность в тоне грота. Скрагротт сможет поправить это проклятье, и раз он клянется на своем божестве, то явно готов это сделать.

Искушение было безмерным. Борик сможет спасти себя от этой жуткой пытки. Может остановить набирающую обороты трансформацию, ломающую тело, может, его даже освободят из этого проклятого города, в который он изначально не хотел приходить. Вообще, какой верностью он обязан своим бывшим товарищам? Они его отпустили! Они позволили ему уйти! Кодекс был ясен, за своих корабельных товарищей — подставь шею, но все остальные — просто цели, чтобы получить выгоду. Какая выгода была здесь, в продолжении пытки за тех, кто больше не часть его команды?

Единственная мысль прорвалась через его истощенный делирий, ясное воспоминание, может, за три месяца до того, как Варлен нацепил ту чертову корону. Это не был особенный вечер, он ничего не значил в общей канве событий, но был важен для Борика. Они закончили работу по охране каких–то караванов с рудой, ходящих между Угольной Долиной и Хаммерхолом, и он вспомнил об этом сейчас, потому что его чуть не затянуло в гнездо хлыстокрыса. Так бы точно и случилось, если бы его товарищи не рискнули жизнями и не вернулись за ним. Добравшись до места назначения в целости, они просаживали плату в любимом пабе — «Месть Вандуса». Они были уже навеселе, просто смеясь над какой–то глупой шуткой Варлена. Хендрик, сдержанно веселый, счастливый в тени своего болтливого брата. Ромилла сидела рядом с ним, как всегда старалась делать, и Элеанора, в свою очередь, рядом со жрицей, полностью поглощенная каким–то прибором, с которым работала. Бартиман смотрел осуждающе, а Олт так смеялся, что разлил свой эль. Даже Аелин улыбнулась. Борик вспомнил ту ночь: как он — всего на мгновение — почувствовал, что если его никогда больше не возьмут в небеса, он, может, смирится с этим, если эти добрые люди определят его курс.

Они могли не понимать статьи кодекса, могли не видеть смысла в том, что говорил им Борик, но они были хорошими и настоящими товарищами. Он не предаст их теперь.

— Мне нечего… сказать тебе… грот… — выплюнул Борик. Его голос показался ему трудноразличимым и странным, будто он плавился изнутри.

Грубый каменный амулет засветился в руке Скрагротта болезненным светом, на который было больно смотреть. Он сделал одну сторону несуразного лица Лунного короля мертвенно-бледной и отразился в его безумных глазах.

— Я очинь надеился, шо ты будишь сибя так вести, — сказал Скрагротт с ухмылкой, запихивая амулет обратно в одежду. — Я все равно сабираюся заставить тибя гаварить, просто шоб ты знал. Но перид ентим, давай–как пазырим, шо ты сибе пригатовил, када я закончу!

Он схватил полотно, накрывающее тележку, и картинно сорвал его, открыв клетку на колесах с толстыми металлическими прутьями. Борик застонал от ужаса, увидев то, что осело внутри. Вспученная, упругая плоть, извивающаяся и искаженная. Пульсирующие мясные грибы, светящиеся изнутри, мигающие мутировавшими глазами и усыпанные выросшими языками. Длинные, вялые щупальца слабо шлепали о прутья и обвивались вокруг них, подтягивая упругие пальцы, быстро сгибающиеся, извивающиеся и оставляющие после себя следы слизи. Где–то посреди этой раздувшейся массы плоти и грибов Борик увидел два человеческих глаза, смотревших на него с безумным отчаянием.

Касмит. Так звали дозорного.

Касмит.

Борик отвел взгляд, тяжело дыша и крепко хватаясь за последние остатки разума. Он не чувствовал ничего, кроме жалости к бедному созданию, которое некогда было человеком, заключенному в клетку гротам на потеху. И все же на мгновение в Борике блеснула надежда. Он еще может избежать этого. Он молча поблагодарил Касмита и приготовил себя.

— Типерь, када ты знаишь, шо получил за то, шо не был палезным, дело за мной, — сказал Скрагротт. Он повернулся к своим собравшимся приспешниками и прорычал несколько слов. Борик различил имя Наккита и съежился, увидев, как грот-алхимик неуклюже топает к нему. Наккит одарил его чудовищной ухмылкой, открывая кран на боку алхимического набора и позволяя воняющей фиолетовой жидкости капать в подставленную мензурку.

— Правдивая вада, — весело сказал Скрагротт. — Заставляит тибя гаварить все, шо мы хотим, а? Можна была сразу тибе ее дать, но… не, мала виселья, точняк? Уже не владеишь телом, карлан. Мазги и пасть на очереди!

Борик слабо закашлялся, осыпая себя спорами, и попытался выдохнуть несколько слов. Во время этого, он расслабил то, что осталось от его левой руки, и медленно потянул к себе. Он почувствовал, как его упругая плоть тянется и уступает под металлическим наручником, державшим запястье. Резкие разряды боли прошлись по его руке, когда мясные поганки заползли под край наручника. Он остановился. Чуть дальше — и они лопнут, разбрызгивая повсюду, как он понимал, кровь или споры Грунгни-знает-чего. Дуардин не мог выдать себя. Не сейчас.

— Поздно начинать гаварить, карлан. Ничиво ентим ни дабьешься, — выплюнул Скрагротт, но все равно шагнул вперед вместе с Наккитом. Толстый грот приблизился и схватил челюсть Борика, сжав упругую плоть и открыв ему рот, как горлышко. Ощущение вызвало отвращение иного вида, но Борик собрался с духом.

В любую секунду он сбежит. Они там, где он хотел. Дуардин вновь вспомнил то чувство, когда он сидел в свете факелов и смеялся с друзьями, и позволил ему придать себе сил.

— Знаю… секрет… который… ты… хочешь… узнать… — пробулькал он, и Скрагротт поднял когтистый палец. Наккит замер с зельем у лица Борика.

— Еси енто тваи шутачки, ты пажалеишь, — сказал Лунный Король. — Давай, шо у тибя за бальшой сикрет? Никада ни знаешь, можит, ищо спасу тибя.

— Я взял еще одну… на случай, если первая… не сработает… — прохрипел Борик, затем, пока Скрагротт в недоумении хлопал глазами, он, как мог, потащил руку назад. Кожа лопнула, и черенки оторвались. Вонючими брызгами прыснула кровь, и изо всех оставшихся сил Борик согнул руку себе за спину и надавил раздувшимся пальцем на штифт оставшейся бомбы Элеаноры.

— Я почту своих предков твоим черепом на поясе, — выплюнул дуардин. Последним, что он увидел, было искажающееся в гримасу ужаса лицо Скрагротта, и что–то громадное влетело в Лунного короля со стороны. Беспощадная вспышка света и жара — и Борик Йоргенссон сумел сбежать.

Отголоски взрыва утихли. Комнату наполнил черный дым. Если не считать почерневшие обломки и облетающие угольки, от дуардина или стула, к которому он был привязан, мало что осталось. Толстый грот лежал рядом в груде разбитого стекла, и его плоть распадалась в жиже смертельных составов, пролившихся из перегонных кубов и промочивших его.

Рядом с ним лежал еще один труп, огромный и так сильно почерневший и обгоревший, что даже плоть троггота не могла залечить повреждения. И все же тело дернулось, обрубок одной руки медленно поднялся и шлепнулся в сторону.

Скрагротт, Лунный король, выполз из–под убитого троггота-телохранителя с выражением чистой, кровожадной ярости на опаленном лице.

— Они все будут страдать за енто, карлан, — прорычал он, отстраняя обожженных и испуганных гротов, спешащих помочь ему. — Я, зог возьми, пазабочусь, шобы все они страдали за енто…

Глава пятнадцатая. Планы

— Так, мы договорились? Взорвем их? — спросила Ромилла. Она перегнулась через стол в кабинете убежища с угрюмым выражением лица и крепко перевязанным боком. Рана была болезненной, но женщина обнаружила, что это ощущение принесло ясность и прозрение. Как часто приходится страдать за дары Зигмара, думала она.

— Похоже, это единственный безопасный путь уничтожить такое количество столь опасного яда, — ответил дозорный Теккерей. — Зигмар знает, мы не можем рисковать, физически контактируя с ним. Ровно как и не можем его вылить. Он все равно попадет в канал, и мы выполним работу гротов за них.

— Если бы я знал больше о его составе, то мог бы создать что–нибудь, способное нейтрализовать его действие, — предложил Бартиман, сидевший на стуле со свободным плащом на плечах.

— На это уйдет время, а я не верю, что его у нас осталось много, — сказала Аелин. Она перевела взгляд на Элеанору, тоже сидевшую — с посеревшей кожей и сильно вспотевшую.

— Несколько смельчаков добрались до нас из других убежищ, но гораздо больше пропало без вести, — с сомнением сказал дозорный Шен. — И все еще никаких вестей о лейтенанте Гранже. В сложившейся ситуации мы предполагаем, что он погиб. Так или иначе, исходя из тех поверхностных разведданных, которые удалось собрать, могу сказать, что даже если объединить всех выживших из дозора и милиции, нас немного.

— Если бросим все, чтобы атаковать гротскую отраву, можем потерять все шансы на отвоевание у них города, — сказала дозорный Марика.

Ромилла почувствовала искру симпатии к ней, ко всем людям этого города, которые не просили и не призывали проклятье обрушиться на них. Но ей нужно было заставить их понять.

— Я хочу верить, что город можно спасти, но мы едва добрались до ратуши и обратно живыми, — серьезно сказала она. — Ты слышала отчеты, также как и мы. Низина скрылась в бурлящей яме миллионов голодных насекомых. Зеленокожие установили грибные виселицы на площадях Ярмарочной линии и обыскивают все дома и заведения в поисках жертв. Пауки размером с городские дома плетут паутину между остатками башен Грачиного Дозора, пока те, что поменьше, рыщут по крышам и подвешивают замотанную в коконы добычу на дымовых трубах и флюгерах. Потом, разрушения от метеоров, все еще клубящиеся в небе облака спор, среди того, что осталось от населения, распространяется инфекция… Борик, может, был неприятным дуболомом, но он, прошу прощения, был прав. Дракониум потерян.

После слов Ромиллы наступила тишина. Где–то на заднем плане раздались быстро оборвавшиеся, приглушенные звуки криков. С другой стороны в ликующем хоре послышались гогочущие голоса проклятых. Над ними скрипнули половицы, и все вздрогнули.

— Просто наши караульные, — сказал Шен, хотя все равно оставил руку на пистолете.

— Капитан Мортан доверила вам… — пылко начала Марика, но Теккерей покачал головой.

— Они правы, Марика. Это сложно принять, но мы проиграли битву еще до того, как представилась возможность обнажить клинки.

— Арсенал ратуши еще держится, — ответила женщина. — Мы можем объявить партизанскую кампанию, вычистить их мало-помалу, доставить выживших горожан в безопасное место. А если вернутся дожди, посмотрим, как долго их мерзкие грибы выстоят под старыми добрыми ливнями Дракониума. Большую часть ошпарит, скажу я вам.

— Мы можем вредить им какое–то время, но посмотри вокруг, — сказал Теккерей. Он указал на пятна сырости, расползающиеся по стенам, и похожие на шишки поганки, начавшие пробиваться через дерево стола. Они уже несколько раз вычищали поблескивающую паутину из углов, но пауки как–то продолжали возвращаться — с каждым разом все больше и мрачнее. — Мне не верится, что пока Дурная Луна висит над городом, мы сможем остановить распространяющуюся порчу, и я не думаю, что мы можем рассчитывать на дожди. Молот Зигмара, мы даже не видели чертовы ночь и день уже… ну, кто–нибудь знает, как долго?

— С восхода Дурной Луны прошло около трех дней и четырех часов, — сказала Аелин.

— Точно, — сказал Теккерей, на мгновение осекшись, а затем продолжил. — Даже если мы как–то сможем изгнать эту чертову луну с небес, даже если мы сможем остановить гниль, сейчас Дракониум наводнили уже, наверное, тысячи гротов и чудовищ. Мы в таком меньшинстве, что это какой–то мрачный глумеж. В собственном городе мы добыча, а они хищники.

— Ну хорошо, не стоит ли нам эвакуировать оставшихся в живых? — спросил Шен. — Мы принесли клятвы защищать людей Дракониума, Теккерей. Собираешься дать каким–то солдатам удачи уболтать себя нарушить ее в угоду тщеславному жесту непокорности?

— Тщеславному? Солдаты удачи? — голос Бартимана был возмущенным, и Ромилла была рада слышать, что вернулся хотя бы призрак его привычной язвительности. — Юноша, мы могли развернуться и уйти кучу раз за последний цикл, и оставить вас, идиотов, и ваш обреченный город гнить. Но мы этого не сделали, так? Мы сражались и несли потери прямо рядом с вами, много после того, как закончились деньги, потому что мы все служим Зигмару, как и вы! В этом нет ничего тщеславного!

— Даже если вы соберете выживших, даже если сможете вывести их из Дракониума, избежав судьбы тех культистов, что дальше? — спросила Ромилла. — Единственным безопасным направлением для них будет юг, к населенным землям вокруг Хаммерхола. Отрава зеленокожих догонит вас, и этому придет конец.

Она внимательно наблюдала за лицами троих дозорных. Жрица понимала отчаяние и борьбу, которые видела на них. Ромилла знала, каково чувствовать себя бессильным, когда у тебя отняли тех, кого ты поклялся защищать.

— Что ж, мы ее взорвем, — наконец сказал Шен. Его плечи разбито опустились. — Как?

Марика отвернулась и подошла к окну, от нее исходили волны горечи и гнева.

— Элеанора? — позвала Ромилла. Инженер посмотрела вверх, пытаясь сфокусировать взгляд. Жрица дала ей все настойки и зелья, которые, по ее мнению, могли задержать распространение яда от чертового паучьего укуса; она налагала руки на рану Элеаноры и молила Зигмара о вмешательстве, но чувствовала только горящую над ними злобу Дурной Луны, и слабое, но тошнотворное ощущение тварей, копошащихся под натянутой кожей голени инженера. Ромилла чувствовала ужас за судьбу своей юной подопечной, но и горячую гордость, что Элеанора не сдалась, несмотря ни на что.

— Я в первую очередь подумала, что мы могли бы использовать запасы пороха, которые, как вы сказали, в ратуше, — сказала инженер, ее речь звучала вымученно.

— Эти запасы предназначаются для пушек, а не для стихийных разрушений, — выплюнула Марика.

— Не важно, для чего они предназначались, нам от них все равно никакой пользы, — ответила Элеанора. — Последнее, что мы видели — гроты Лунного клана складывали груды из отравленных бочек рядом со своим идолом в центре площади Фонтанов. Прямо рядом с источником канала, в который, по нашим предположениям, они хотят вылить яд. Полагаю, в этом случае мы можем отталкиваться от того, что они не собираются снова менять позицию, пока не подготовятся. Конечно, если уже не готовы.

От этой мысли некоторые побледнели, но Теккерей покачал головой.

— Полчаса назад до нас добрался гонец из ратуши. Она отчиталась, что нет признаков, что яд уже сливают. Однако многое похоже на ритуальные приготовления.

Элеанора моргнула на Теккерея, начала считать пальцы правой руки, остановилась и затем продолжила, будто он не говорил.

— Прямая попытка добраться до яда вряд ли будет успешной, — сказала она. — Слишком открыто, слишком много зеленокожих. Кроме того, бочки с порохом большие и тяжелые и потребуют телег для перевозки, которых у нас нет.

— Хорошо, не бочки с порохом, мы это поняли, — нетерпеливо произнес Шен.

— Просто дай ей сделать все по-своему — не разочаруешься, — твердо сказала Ромилла.

— Затем я проработала альтернативные методы подхода. Конкретнее — тоннели канализации, идущие под всеми большими улицами города. Пока я работала в доме Железнокованной Гильдии, в перерывах я получила материалы для чтения и узнала так много, как могла, о инфраструктуре и проекте города. У них есть… эм, были… крайне детализированные планы транспортной системы Дракониума, оборонительных сооружений, несколько впечатляюще продвинутых патентов искровых фонарей и сети канализации.

— Ты предполагаешь, что мы сможем подобраться через канализацию и затащить порох под площадь? — спросил Теккерей. — Нам потребуются карты из ратуши, правильно?

Элеанора сделала достаточно долгую паузу, чтобы убедиться, что он не собирается больше ничего говорить, затем продолжила.

— Таким способом бочки с порохом тоже не установить. Слишком узкое пространство, слишком медленный подход, и мы не сможем гарантировать достаточно большую концентрацию взрывчатого вещества в напорной камере, расположенной под площадью Фонтанов, особенно если у нее есть структурные повреждения, что кажется вполне вероятным.

— И что тогда? — фыркнул Шен. — Клятва Зигмара, пока ты перейдешь к делу, мы все помрем.

Элеанора одарила его слабым взглядом.

— Не понимая причин того, что я предлагаю, вы только будете задавать бесполезные вопросы, на которые мне все равно придется отвечать. Показывая, как я пришла к своим выводам, я сберегаю наше время необходимостью объяснения, почему я права.

Ромилла не могла не увидеть небольшую искру веселья на лице Шена, несмотря на мрачность ситуации. Жрице подумалось, что он выглядел, будто проглотил лягушку.

— Пожалуйста, продолжай. Мы больше не будем перебивать, — холодно сказал Теккерей.

— Термические трубы, — произнесла Элеанора, перепрыгнув к делу так, будто это должно было быть очевидно для всех в комнате. — Согласно тем планам, которые я запомнила, они вытягивают огромное количество тепла и стравливают давление из вулканического резервуара под Дракониумом, затем распределяют его по серии параллельных труб и зубчатых термозамков, сбрасывая избыток сквозь спусковые клапаны через равные интервалы. При получении доступа к параллельным регуляторам напряжения и исходя из предположения, что повреждения сети труб не выходят за рамки рабочих параметров, у меня должно получиться закрыть достаточно клапанов и перенаправить напорное течение, создав катастрофический избыток давления непосредственно под площадью.

— И это будет достаточно сильный взрыв, чтобы гарантировать, что яд будет уничтожен, а не, скажем, выброшен в небо и раскидан вокруг города? — спросила Марика.

— Да, — ответила Элеанора. — Я посчитала, что с правильным приложением тепла и давления, усиленного фактором ярости, применимым ко всей Акшианской природной магии, мы полностью сожжем бочки и выпарим яд внутри них. В дополнение все, что будет расположено в ста шагах от метеора-капища зеленокожих, будет уничтожено взрывом, который, я уверена, полностью обрушит центр площади. Предупреждаю о побочных эффектах — в случае удачи мой план однозначно навсегда выведет из строя систему термального отопления.

— Думаю, у жителей Дракониума сейчас есть заботы более существенные, чем отопление, — сказала Ромилла.

— Это точно сработает? — спросил Шен.

Элеанора просто смотрела на него, считая пальцы на правой, потом на левой.

— Если она говорит, что сработает, значит, так и есть, — ответила Ромилла. — Вопрос в том, как нам претворить это в жизнь?

— Я не слышал ничего о трубах, но не могу предположить, что они безопаснее или в меньше степени осаждены, чем любая другая часть Дракониума, — сказал Теккерей. — Пошлем слишком маленькую группу солдат — и рискуем быть пойманными или сожранными. Пошлем слишком большую — и привлечем внимание зеленокожих в половине города. И знает Зигмар, мы не может позволить еще больше навредить мисс ВанГейст — никто другой среди нас не имеет представления о том, как провести описанный Вами саботаж.

— Что, если провести диверсионную атаку? — спросила Аелин. — Удостовериться, что в решающий момент наши противники будут смотреть куда угодно, только не на трубы?

— На саму площадь? — предложил Теккерей.

— Все равно что засунуть руку в логово сквига, не так ли? — спросил Бартиман.

— Да, но именно поэтому идея хорошая, — ответила кажущаяся возбужденной Марика. — Их идол там, правильно? И яд? Если бы мне нужно было рискнуть, я бы предположила, что также недалеко оттуда должны быть и их лидеры — кому же еще призывать столь анархичных существ к такому строительству?

— Все их самые важные цели, в одном месте, — протянула Ромилла. — Это точно вызовет ответ, ведь так?

— Это будет крайне опасно, вот что чертовски точно, — сказал Бартиман, но в его тоне возбуждения было больше, чем в словах. — Я имею в виду, вы же помните, что это та самая площадь, которую мы собираемся взорвать, да? Огнем?

— Ударить и исчезнуть, — сказала Аелин. — Соберем все возможные силы, пошлем гонцов в другие убежища, в ратушу… скоординируемся по сигналу, наведем как можно больше шума по пути, чтобы точно привлечь их внимание. В это время Элеанора с группой ваших дозорных идут в трубы, добираются до управления и делают все необходимое.

— Мы также можем проинструктировать гарнизоны эвакуировать жителей после сигнала, — предложила Марика. — Это лучшая возможность вывести людей Дракониума отсюда, которая у них будет.

— Малый шанс, как бы то ни было, — сказал Бартиман. — И, черт возьми, в этом плане очень многое может пойти не так. Что, если зеленокожие не проглотят наживку? Или Элеанора доберется до труб и обнаружит, что они кишат чудищами, или просто разрушены? Или трубы не работают после всех этих подземных толчков, взрывов и всего остального?

— Боюсь, это то место, где в игру вступает вера, Бартиман, — произнесла Ромилла. — Не думаю, что у кого–то есть план получше? — она оглядела комнату, получив в ответ лишь пустые лица и качание головой. — Нет, тогда этим и займемся, и будем молиться Зигмару, Грунгни, Алариэлль и всем остальным богам добра, чтобы план сработал.

— Тогда ладно, — сказал колдун с сиплым смехом. — Просто решил убедиться. Не думаю, что Элеаноре стоит идти одной, а? Без обид, — произнес он, небрежно показав на собравшихся дозорных. — Но Мечи Зигмара приглядывают друг за другом. Кто–то из нас должен составить нашему молодому инженеру компанию.

— Это должна быть ты, — сказала Аелин Ромилле.

Жрица предвидела это и глубоко вдохнула.

— Ты знаешь, что от меня будет много пользы на марше к площади, — ответила она. — Молитвы, красноречие — меня тренировали для поля боя, Аелин.

— И все же, если… состояние… Элеаноры сломит ее до того, как работа будет завершена, все это будет впустую, — произнесла аэльф. — Только у тебя есть навыки для этого.

Ромилла знала: Аелин могла добавить, что жрица выступала фактически фигурой матери для Элеаноры годами, и между ними была связь, которой Мечи не могли понять. Но ей не нужно было этого делать. Все это знали.

— Хорошо, — сказала Ромилла, и Элеанора наградила ее тусклой улыбкой.

— Мы выделим половину дозорных в этом убежище вам в спутники, — сказал Шен. — У вас будет двенадцать здоровых защитников, мисс ВанГейст. Остальные пойдут с нами в диверсионную атаку.

— Я оставлю Йенстина и О’Морда с гражданскими, — произнесла Марика. — Прикажу им медленно досчитать до шестисот, затем провести выживших по Батрачьему Подъему и вниз через Отмели. Это самый быстрый путь к Восточной Потерне.

— Мы отправим гонцов одновременно, — продолжил Шен. — Понадобится время, чтобы оповестить о плане, и у нас нет возможности цацкаться с кем–то привередливым. Нам остается только молиться Зигмару, чтобы они придерживались плана.

— Что послужит сигналом? — спросила Аелин.

— У нас есть несколько еще сухих сигнальных ракет в арсенале на втором этаже, — ответила Марика. — Я отправлю группу с парой из них за несколько улиц отсюда, чтобы они не привлекли нежелательное внимание к этому убежищу, там они их выпустят. Их должен увидеть весь город.

Так план был составлен, и дозорные первого ранга поспешили раздать приказы и подготовить солдат. Мечи Зигмара остались в кабинете последний раз собраться с духом. Ромила подумала, что все они ранены, вымотаны и ошеломлены потерями.

— Мы все еще здесь, — сказала она вслух, и ее друзья оторвались от приготовлений. — Мы еще живы, еще можем исполнять волю Зигмара, еще можем отомстить за друзей.

— Тогда во имя Варлена, Хендрика и Олта, — сказала Аелин. Ромилла заметила, что она не упомянула Борика. Они все хотели надеяться, что их товарищ выбрался живым. Называть его было бы сродни проклятью.

— Удачи всем нам, и мы встретимся вновь, когда битва закончится, — сказала жрица, подняв свой молот-амулет и проведя им по воздуху в благословении.

Бартиман издал сухой смешок.

— А что до тех, кто не переживет ее, — сказал он, — мы точно встретимся вновь в Земле Гибели, где ждут Хендрик, Олт и Варлен.

Глава шестнадцатая. Скрытые

В конечном счете на отправление гонцов, получение ответов и подготовку скудных сил города для последней контратаки ушло несколько часов. Сгорбленные во мраке убежища Мечи Зигмара мало что могли сделать, кроме как наблюдать за ползущей вверх по стенам сыростью, по очереди выглядывать из окон в поисках опасности и пытаться не слишком задумываться о том, что будет дальше.

Аелин испытала облегчение, когда группа связистов Марики наконец выскользнула из боковой двери убежища с охапкой алхимических ракет. Когда снаряды спустя несколько минут разорвались яркими красными и зелеными вспышками, она, с руками на оружии, стояла в коридоре дома среди давки дозорных и своих оставшихся товарищей. Аелин не выражала своих чувств так, как делали это люди, но твари, напавшие на город, многое забрали у нее и принесли ей великую боль и печаль. Теперь эти эмоции превратились в холодную и яростную решимость. Бартиман прав: их план был отчаянным и мог провалиться — но Аелин поклялась, что этого не произойдет из–за нее. Сегодня она почтит далекий клан Странников своими деяниями, даже если они никогда не узнают, как она сражалась и, вполне вероятно, погибла.

— Вот и сигнал, — сказал дозорный Шен, стоявший впереди. — Теккерей, ты и твои люди доведете ее до котельной, несмотря ни на что, понял?

— Во имя Зигмара и Дракониума, — ответил дозорный Теккерей.

— Ничто не причинит вреда Элеаноре, пока мы дышим, — добавила Ромилла. Гляда на выбритую, шрамированную и татуированную голову товарища, ее широкие плечи, тяжелый молот и взгляд непоколебимой решимости, Аелин верила этому.

— Сделаем это во имя капитана Мортан, — произнес Шен, и собравшиеся дозорные издали ропот согласия. Они не кричали и не ликовали — не сейчас, когда им еще хотелось оставаться незамеченными. Впрочем, уже скоро, подумала Аелин. Скоро.

Чтобы защититься от мерзкого лунного света и удушающих спор, они подняли капюшоны и надели перчатки и полотняные маски. В последний раз проверили пистолеты и подняли алебарды.

Шен открыл дверь убежища с пистолетом наготове и первым вышел в сумерки.

Дозорный Теккерей прокладывал путь по извивающимся улицам города, а Ромилла шла прямо позади Элеаноры. Ее телохранители из дозора держали неплотный кордон вокруг них, внимательные к малейшему признаку опасности.

Опора под ногами была нетвердой, поскольку они пробирались по склизкой мостовой, через густые заросли грибов. Наполненный спорами туман клубился между зданиями и снижал видимость до неясных намеков на тени, сквозь которые сиял свет Дурной Луны, рассеянный и болезненный. Из–за этого было сложно не спотыкаться о гниющие трупы, разбросанные на улицах и усыпанные плесенью. Еще хуже было от волн странной энергии, исходящих от Дурной Луны в вышине, из–за которых приходили мгновения неожиданного головокружения и сбивающих с толку слуховых галлюцинаций; казалось, что сквозь окружающую мглу проносились призраки психоделичных оттенков.

Котельная располагалась на границе района Трубников, в добрых тридцати минутах ходьбы в таких условиях по городским улицам. Однако Элеанора предложила другой путь, по которому они теперь шли. Теккерей остановился, когда в заглушающем звуки тумане раздались фырканье и неразборчивые слова. Он приказал всем приблизиться и осторожно отступил в тени полуобвалившегося кабака. Ромилла взглянула через разбитое окно на темные внутренности здания, когда они присели снаружи. Жрица увидела возведенную там примитивную баррикаду, собранную из сваленных кучей столов и лавок. Она была пробита в центре, разломана на куски, а ее расщепленные остатки отсырели от гнили и кишели земляными червями. Дальше женщина разглядела очертания зараженных мухами трупов.

Внимание Ромиллы вновь переключилось на улицу, когда в споровой мгле что–то промелькнуло. Она увидела темные силуэты, низкие и сгорбленные, с островерхими черными капюшонами и мерцающими красными глазами. Около десятка гротов пробирались вдоль улицы неровной колонной, болтая грубыми, злобными голосами. Тот, что впереди, нес порванный флаг, изображавший ухмыляющийся месяц на черном поле. Ромилла увидела недавно освежеванные черепа, болтающиеся на перекладине знамени, через глазницы которых была пропущена грубая веревка, а по всей поверхности их ползали жуки. Несколько зеленокожих, кажется, спорили друг с другом, пока тот, что шел позади, нес человеческий шлем вверх тормашками, как ведро, выуживая из него что–то небольшое и с удовольствием запихивая это в рот. Ромилла приложила все усилия, чтобы не приглядываться. У нее не было ни малейшего желания узнать, что подобные существа считают деликатесом.

Одного из гротов тащил за собой похожий на ищейку зверь, натягивая поводок, сопя и хрюкая. Ромилла разглядела, что по большей части это был пятачок, с глазками-пуговками, злобно таращившимися вперед, полной пастью острых клыков и парой толстых коротких когтистых лапок. Ее сердце забилось чаще, когда она увидела, что тварь учуяла их запах, неожиданно задвигав пятаком с дергающимися ноздрями. Жрица крепко сжала молот и положила руку на плечо Элеаноры, когда создание перешло улицу к ним, но едва поводок туго натянулся, его зеленокожий хозяин потащил зверя обратно раздраженным рывком. Грот заворчал на тварь, которая скалилась и рычала на него, пока тяжелый пинок не заставил ее вновь побежать впереди. Ромилла несколько расслабилась, и один за другим гроты скрылись в тумане.

— Слишком близко, — прошептал Теккерей. — Мы почти на месте. Быстрее, — дозорный встал и вновь двинулся вдоль по улице, достав пистолет.

Через несколько минут они дошли до перекрестка. Улица, по которой они шли, отсюда круто поднималась вверх по холму, а дорога, пересекающая ее, по обе стороны пропадала между толпящихся крыш домов.

— Она находится несколько дальше вверх, по левую руку, — сказала Элеанора. Они продолжили идти, минуя темные и осыпающиеся здания, которые напоминали Ромилле освежеванные черепа, висевшие на знамени гротов. Этот город действительно был мертв, подумала она. Зелекожие и их Дурная Луна убили его.

Впереди раздался улюлюкающий вопль. Затем приглушенный выстрел, вспышка от которого была еле видна дальше наверху. Все напряглись.

— Далеко еще? — зашипел Теккерей.

Элеанора тут же замерла, бегая глазами и безмолвно шевеля губами.

— Эл, ему не нужна точность, — прошептала Ромилла.

— Пятнадцать ярдов, плюс-минус четыре дюйма, — тихо ответила инженер, выглядя не очень довольной, что пришлось делать приближения.

— Двигайтесь вверх, живо, — приказала Теккерей. — Пригнитесь и молчите, и будем надеяться, что этот твой вход там.

Они неуклюже шли вверх, согнувшись пополам и отчаянно пытаясь идти осторожно. Ромилла почувствовала, что у нее под ботинком что–то влажно хрустнуло, услышала визг насекомого и продолжила движение. Неожиданно справа от них поднялось более высокое здание — каменная башня с рядом больших кругов на фасаде, напомнивших Ромилле циферблаты. Под ними находилась металлическая дверь с железным кольцом.

— Эта, — показав, сказала Элеанора.

— Речтер, открой ее, остальные — глядите в оба, пушки на изготовку, — прошептал Теккерей.

Грузный дозорный поспешил вперед. Он схватил железное кольцо и попытался повернуть его, тихо выругавшись, когда его руки в перчатках соскользнули с влажного металла. Ромилла подняла молот и выставила руку, прикрывая Элеанору, доставшую два особенно больших и увесисто выглядящих пистолета, явно ее собственного производства. Остальные дозорные сгрудились, встав между Элеанорой и тем, что издало тот жуткий визг.

Теперь раздались шлепающие шаги и резкое булькающее дыхание. Сквозь мглу прокатывались странные смешки, приближаясь с каждой секундой.

— Речтер… — поторопил Теккерей, так громко, как осмелился.

— Знаю, знаю, зн…

Дозорный Речтер не закончил предложение. Один из зараженных спорами упал сверху сквозь мглу, приземлившись на него, подобно огромному и ужасному пауку. Речтер с криком и хрустом ломающихся костей рухнул на землю. Когда он упал и покатился вниз с холма, еще трое инфицированных вырвались из тумана. Одна когда–то была дородной аристократкой, чьи изорванные одеяния развевались, как хвост кометы, а помада перемешалась на щеках с кровавой пеной. Другой был ополченцем, от левой руки которого остался только кровавый обрубок.

Третьим был Тавертон Гранж.

Вида бывшего командира, несущегося на них из мглы, хватило, чтобы дозорные замешкались на одну смертельную секунду. Желтоглазый и визжащий как призрак Гранж прыгнул в воздух и врезался в дозорного с сокрушающей силой. Оба отпрыгнули и покатились вниз, вне поля зрения.

Аристократка пригнулась под панический удар алебардой и в подкате ударила еще одного дозорного в живот. Тот рухнул на спину, его голова с силой отскочила от мостовой. Инфицированная поднялась на дыбы, ее горло омерзительно разбухло, и она отрыгнула поток пенящейся мерзости в его рот и глаза.

Однорукого нападавшего Ромилла перехватила сокрушительным ударом молота в лицо. Его ноги полетели вперед туловища, и он упал среди грибов, дергаясь в предсмертных судорогах.

— Речтер! Речтер, открой эту дверь! О, проклятье…, — выплюнул Теккерей, когда Речтер и напавший на него встали с земли. Оба бормотали, дергались и плевались пеной. Мужчина поднял пистолет и нажал на спусковой крючок. Выстрел прогремел сквозь мглу, и дозорного Речтера со звоном отшвырнуло на металлическую дверь. Размазывая по ней кровь, он сполз на землю. Рявкнули пистолеты Элеаноры, их дула засветились во мраке магниево-белым, и еще одного зараженного просто разорвало пополам в кровавой каше.

— Молот Зигмара, Эл, они жуткие!

Лейтенант Гранж вновь вырвался из мглы, в этот раз мчась вверх, и направил когти Ромилле в лицо. Она с криком отступила, ощущая прочерченные по коже полосы огня. Жрица зашаталась, балансируя, и на нее нахлынуло воспоминание, как она оступилась в пиршественном зале, как упала, когда Хендрик был заражен и обратился. Мысль о такой же судьбе для Элеаноры пронзила ее, словно молния. Гнев, всепоглощающая бурлящая ярость поднялась в Ромилле, и вокруг ее висков вспыхнул ореол синевато-белого света, когда через нее потекла мощь Бога-Короля. Она ударила аристократический нос Гранжа лбом со всей силы, с хрустом проломив его и заставив лейтенанта отшатнуться. За этим последовал молот, влетевший зараженному под подбородок с такой силой, что начисто оторвал тому челюсть и отправил ее в полет. С болтающимся языком и пузырящейся из остатков глотки пеной лейтенант Гранж закачался и затем безжизненно рухнул на землю.

Когда аристократка и ее жертва со звериным воем бросились на дозорных, громыхнули еще выстрелы. Ромилла увидела, что Теккерей бесцеремонно отпихнул труп Речтера в сторону и изо всех сил давил на скользкий металл дверного кольца. Схватив Элеанору, она бросилась через улицу и приложила свою силу в помощь мужчине. Дверное кольцо, наконец, повернулось, издав ржавый визг, и начало крутиться.

Ромилла оглянулась. Четверо дозорных погибли. Еще одна шаталась, выцарапывая наполненную спорами пену из глаз. Жрица знала, что женщина обратится в любую секунду. Первая жертва лейтенанта Гранжа вырвалась из мглы ниже по склону, на его нижней челюсти выросли новые клыки, желтые глаза были вытаращены. Пуля попала твари в плечо, но она не остановилась. Один из выживших дозорных закричал при виде этого, повернулся, чтобы побежать, — и получил в лицо когтистой рукой. Он упал, как мешок с зерном.

— Проходите через дверь, — зарычал Теккерей. Ромилла понимающе кивнула.

— Сожалею, — сказала она и протиснулась в проход с Элеанорой, шедшей по пятам. Теккерей последовал за ними и, в последний раз бросив на дорогу мученический взгляд, захлопнул дверь за их спинами. Она тяжело закрылась, отрезав панические крики с улицы. Что–то ударилось о дверь с другой стороны с глухим звоном, повторившимся несколько раз, а затем тот утих. Сжав зубы, Теккерей закрутил колесо с их стороны.

Элеанора смотрела потрясенно, но не сказала ничего. Ромилла положила руку на плечо дозорного, но тот сбросил ее.

— Эти твари смогут открыть эту дверь? — спросил он.

Ромилла подняла молот и вызмахнула им по узкой дуге, отчего колесо покоробилось и согнулось в бок в пазах.

— Больше нет, — сказала она.

— Тогда идем, — сказал Теккерей. — И будем надеяться, что Ваш тоннель существует, мисс ВанГейст, иначе мы только что похоронили себя.

Они стояли в каменном проходе, узким до клаустрофобии и с крайне слабым серым мерцанием в углах. Теккерей зажег искровой фонарь, омыв все резким белым светом. Ромилла благодарно кивнула и позволила ему показывать путь, приказав Элеаноре идти между ними, где ее атакуют с наименьшей вероятностью. Инженер заверила их, что это вход в одну из станций контроля сети труб, через которую те проходят прямо от своего источника и затем, подобно лучам, разбегаются к самым богатым предприятиям и домам Ярмарочной линии.

Естественно, узкий коридор быстро вышел на железную платформу, шедшую по кругу внутри башни. Наверху в темноте исчезали металлические лестницы и другие платформы. Внизу они уходили еще на два этажа ниже в круглую яму, над ней возвышалось огромное бронированное устройство, которое Ромилла приняла за крайне изощренный котел. Из одной из стен выходил густой лес труб и вливался в устройство, которое выплевывало их путаницей более тонких потоков, исчезающих во всех направлениях.

— Там, внизу, — сказала Элеанора поверх грохота и шипения механики. — Нам нужно идти вдоль больших труб к котельной.

Они быстро спустились, глухо грохоча по металлическим полам. Даже здесь железо мостков и лестницы было скользкое от слизи, а стены покрылись плесенью. Биолюминесцентные грибы выросли вокруг основания механизма-котла.

— Он еще работает? — удивленно спросила Ромилла.

— Функции котельной, по крайней мере, частично автоматизированы, — ответила Элеанора. — Должны быть. Если все заболеют, или здание эвакуируют, или еще что–то, при невозможности системы регулировать саму себя она в скором времени взорвется и причинит весьма ощутимый ущерб.

— Что мы и хотим сделать с этим мерзкими зеленокожими, так? — хмурясь, спросил Теккерей. Его глаза смотрели тревожно, несколько маниакально — взгляд, которой Ромилла и знала, и не любила.

— Именно, — сказала она. — Нужно только взять себя в руки и выполнить наш долг во имя Зигмара, несмотря на то, насколько болезненным может быть этот долг. Ты все делал правильно, Теккерей.

— Не нуждаюсь в твоем одобрении, я знал, что делаю и зачем, — твердо сказал мужчина. — Это не значит, что они все не будут ждать меня в Земле Гибели, когда придет мое время, так ведь?

Они немного постояли в тишине, шипение и стук механизмов котла наполняли слух. Элеанора быстро проверила некоторые ручки регулировки и датчики, нахмурившись и покачав головой.

— Проблемы? — спросил Теккерей.

— Выглядит неправильно, — сказала она так, будто ее отвлекли. — Тут… какое–то повреждение… где–то… Нужно идти, прямо сейчас. Уровень давления в системе медленно падает, и если он опустится еще больше, то план провалится.

— Хорошо, — вздохнул дозорный. — Куда?

Элеанора указала туда, где густая путаница труб входила в помещение. Там, над ней, находился полупроходной канал, достаточно широкий для человека. По трубам были проложены толстые кожаные тенты, чтобы люди могли пробираться по ним, не получив ожогов. И все же Ромилла поморщилась, когда положила руку на один из них. Опыт будет не из приятных.

— Хорошо, — повторил Теккерей. — Раньше начнем, раньше закончим. Элеанора, иди прямо за мной. Ромилла, следи за тылами.

Жрица подняла бровь и указала ему идти вперед. Теккерей выполнил это, подтянувшись в полупроходной канал, заворчав и зашипев от неприятных ощущений, и начал ползти.

— Надеюсь, нашим друзьям проще, — сказала Элеанора перед тем, как забраться на трубы.

— Очень сомневаюсь, — выдохнула Ромилла, подавив, как могла, свое беспокойство и последовала за инженером в жаркий темный тоннель.

Аелин пригнулась за обломками повозки. Короткие черные стрелы впились в ее противоположную сторону, из–за чего влажное от гнили дерево раскололось. Наконечник вылез из доски всего в нескольких дюймах перед ее лицом, с его зазубренного острия капал опасный яд, шипящий при попадании на мостовую.

— У них стрелки на крыше лавки алхимиков, — прокричала она. Затем встала, положив стрелу, оттянув тетиву и выстрелив одним плавным движением, а после вновь спряталась. Людской лучник не успел бы даже прицелиться. Острый слух Аелин уловил отдаленный стук, когда стрела вонзилась в грудь грота, булькающий визг дыхания, звон и грохот, когда тело безвольно скатилось с шиферной крыши и рухнуло на мостовую. Она положила еще одну стрелу, встала, выстрелила, присела, затем повторила процесс.

Несколько ополченцев скользнули к ней, у них были выбритые головы, узнаваемые кольчуги и одежды. Они тоже встали из–за укрытия и выпустили в лучников гротов больше стрел. Двое вновь пригнулись. Третий упал на спину с торчащей из щеки стрелой зеленокожих, чей яд разъедал его плоть с влажным шипением.

— Далеко до площади Фонтанов? — спросила Аелин. Один из ополченцев просто холодно посмотрел на нее. Другая оглянулась на улицу, пока группы дозорных и милиции следовали за ними.

— Еще один перекресток, затем небольшой отрезок улицы — и мы на месте, — сказала она. — Говорят, план твой. Это так?

— Я приложила к нему руку, — ответила Аелин, встав, чтобы выпустить стрелу, затем снова сев, когда ее усилия были вознаграждены сиплым воплем.

— Чертовски глупый план, — произнесла ополченец и сплюнула. — Нас всех перебьют.

Аэльф ответила ровным взглядом. Женщина посмотрела в ответ, затем дернулась, когда очередной залп стрел ударил в бок телеги. В этот раз меньше, отметила Аелин.

— Подтягивайтесь! Подтягивайтесь! — голос дозорного первого ранга Шена раздался откуда–то из главного наступления. Они начали небольшой группой, кравшейся по трупу их мертвого города; пока они подбирались к площади, к ним одна за одной присоединялись кучки дозорных или милиции. Аелин узнала среди пришедших дозорного Кол, кивнула ей и получила в ответ гневный оскал.

Зеленокожие быстро ответили на их продвижение: гроты высыпались из оболочек зданий, спрыгивали из разбитых окон, вылезали из ям и разломанных водосточных решеток. Изначально их атаки были разрозненными и плохо организованными, отчего легко отбивались залпами выстрелов и несколькими хорошо приложенными ударами. Однако по мере наступления защитников Дракониума количество зеленокожих стремительно увеличивалось. Когда они прошли под каменным арочным мостом, увешанным болтающимися человеческими трупами, из теней появились ревущие трогготы и врезались в их ряды, размахивая дубинами.

Хлопающие монстры с крыльями, как у летучих мышей, и раскрытыми пастями пикировали вниз, откусывая головы дозорных. Зеленокожие верхом на пауках несколько раз атаковали наступающие силы, скача прямо вниз по отвесным каменным стенам, пробегая по дну дорожных тоннелей и издавая визгливые боевые кличи.

И все же силы Дракониума продолжали идти, и теперь их цель была в пределах видимости. Не удивительно, что Шен поторапливал наступление; Аелин подумала, что при такой скорости они, возможно, действительно смогут отбросить гротов!

Град стрел вновь обрушился с крыш прямо на улицу. Она выглянула на мгновение и увидела еще больше гротов, забирающихся по шиферу, чтобы присоединить к залпам и свои выстрелы. Черные стрелы упали на продвигающихся дозорных, и несколько из них рухнули.

— Нам нужно очистить эти крыши, или эта атака остановится, — сказала Аелин. В укрытие рядом с ней вбежала закутанная в плащ фигура, и она увидела блестящие на нее из–под капюшона усталые глаза Бартимана.

— Думаю, я могу с этим что–нибудь сделать, — сказал он. — Это пошлет за ними ужасы.

Колдун достал из–под одежды небольшую жуткую куклу, фетиш, сделанный из скрученных тряпок и осколков кости. Ее мертвые глаза-бусины смотрели с лица из черных волос и неровного камня. Аелин содрогнулась. Бартиман крепко сжал куклу в руке, позволив острым осколкам на ней проколоть кожу до крови. В то же время он начал бормотать заклинание, постепенно становящееся громче и сложнее, пока колдун, наконец, не выплюнул искаженные звуки с капающей на мостовую кровью. Выжившие ополченцы обменялись встревоженными взглядами и отодвинулись так далеко, как осмелились.

Затем Бартиман вскинул кулак в воздух и закричал.

— Нар, Алхамар, Шаиша-Нар Кон Олиндер-Нар!

Из сжатой руки Бартимана полилось зеленое сияние, став жутким маяком холодного изумрудного света. Одна за другой над его головой взрывались вспышки того же могильного сияния, вращаясь все быстрее и быстрее, пока колдуна смерти не окружила завывающая воронка неестественной энергии. Закричав от напряжения, он выбросил руки вперед, к крышам, где пригнулись гроты-лучники. Вихрь энергии качнулся вперед и в тот же момент распался на десятки воющих призрачных силуэтов, чьи раскрытые пасти и скрюченные кости были спрятаны под облегающими саванами. Прозрачный и жуткий рой призраков пронесся по крышам, проходя сквозь остолбеневших гротов, будто те были не плотнее дыма. Каждый вырывался из спины зеленокожего в брызгах эктоплазмы и крови. Плоть жертвы съеживалась вовнутрь, как старый пергамент, их глаза сморщивались, а зубы выпадали из десен. По улице прокатились удары и грохот, когда иссохшие трупы гротов попадали с крыш.

Несколько выживших зеленокожих развернулись и убежали, прыгая в чердачные окна и удирая по конькам. Бартиман встал во весь рост и выбросил руки, когда завывающие призраки развернулись и бросились к людям на улице.

— ИЗЫДИ! — прогремел он, и злобные сущности распались на клочки и исчезли, будто по улице пронесся ветер. Бартиман пошатнулся, тяжело оперся на свой посох и осел обратно в укрытие.

— Впечатляюще, — сказала Аелин, пока двое ополченцев таращились на Бартимана с неприкрытым ужасом.

— Изматывающе, — ответил он, влажно кашляя в кулак. — И вероятно, глупо, учитывая мое состояние. И все же мы должны продолжать, пока Старые Кости не приберут нас.

Теперь наступление продвигалось вперед с огромной скоростью. Демонстрация ли колдовства Бартимана действительно спугнула все желание гротов драться, или же у противников просто не было достаточно сил, чтобы продолжать вставать на пути у атаки Дракониума, Аелин не знала. Она и не заботилась об этом, пока они удерживали внимание врагов подальше от котельной.

Через заваленный трупами перекресток, вверх по улице, частично затопленной и разорванной глубокими, выплевывающими грибные ростки провалами, — и внезапно перед ними вытянулась площадь Фонтанов.

— Поистине жутко, — выдохнула Аелин.

Издали недоделанное идолище зеленокожих с хитрым взглядом выглядело отталкивающим. Теперь, когда его гротескные черты были почти закончены, а настоящая Дурная Луна угрожающе висела над ним, оно приводило в ужас. Его безумный взгляд, казалось, проникает в разум Алеин, заставляя ее съежиться и закрыть лицо.

— Стоять, — прокричал Шен, когда дозорные и милиция замешкались.

— Вон яд, — сказала Аелин, указывая на похожую на пирамиду груду черных с золотом бочек, возвышающихся над капищем.

— Хмм, и их защитники, — ответил Бартиман. — Не так много, как я думал.

Аелин поняла, что он прав. Она предположила, что вокруг идолища собрались, может, две сотни зеленокожих, выстроенные неровными рядами с развевающимися знаменами и звонящими гонгами. Несколько трогготов возвышались среди них, чуть дальше она увидела группу странных гротов, которые собрались у входа в тоннель, прокопанный к основанию идолища. Они или сидели верхом на ходячих поганках, или их несли на огромных черепах сквиги, или сгибались пополам под весом необычной атрибутики и корзин с зельями и ядами.

Тут ее взгляд привлекла угловатая фигура, царственно осматривающая их с платформы, вырезанной наверху идолища. Для грота он был высок и в одной руке держал посох с лунным грибом, от которого волнами исходил мерзкий свет.

— Их вождь, — сказала она.

— Скорее всего, — ответил Бартиман. — Хотелось бы, чтобы Борик был здесь, один выстрел из этой его пушки…

— Сомневаюсь, что это было бы так просто, — произнесла Аелин. — Нет, нужно сделать это самостоятельно. Надеюсь только, что дозорный Шен помнит план.

Впрочем, смотря на мужчину, она сомневалась в этом. Он миновал их с огнем в глазах и высоко поднятой алебардой, рысью продвигаясь на площадь. За ним следовали дозорные, которых теперь было несколько сотен, вместе с не менее чем половиной от этого числа милиции. Аелин знала, что где–то позади их неровного строя вспотевшие расчеты тащат несколько пушек.

— Мы можем положить этому конец! — прокричал Шен, и люди поддержали его. — Во имя Зигмара, их тут только горстка! И этого мы боялись, друзья? Вперед, сейчас же, за регента-милитанта, за капитана Мортан и архи-лектора Кайла, за Зигмара и Дракониум!

Защитники города вновь взревели и бросились вперед, сохраняя в атаке лишь самое призрачное подобие дисциплины или строя. Аелин ощутила вокруг себя фанатичный пыл толпы — недели отчаяния, страха и страданий, подогреваемые их яростью. Враг наконец был здесь, в поле зрения, и численностью, которую, как они верили, можно одолеть.

— Он планировал это с самого начала, — выдохнула Аелин, когда воины пробегали и проносились с обеих сторон от нее и Бартимана.

— Что за..? — спросил Бартиман, цепляясь за нее, чтобы не дать сбить себя с ног.

— Шен, этот идиот, планировал это с самого начала! Он не слышал и слова из того, что мы говорили. Он пытается выиграть в прямом столкновении, выбить врага из города, думая, что его еще можно спасти. Это неправильно, — сказала Аелин.

— Не поздно сделать ноги, знаешь ли, — ответил колдун.

— Тут хорошие люди, Бартиман, слуги Зигмара, не заслужившие смерть. Мы должны помочь им, — произнесла аэльф. — К тому же, если их убьют…

— … то, скорее всего, это случится и с нашими друзьями, — закончил он. — Проклятье. Ладно, тогда идем. Посмотрим, сможем ли мы не дать этому обернуться катастрофой.

К этому моменту они были в хвосте войска, большая часть охваченных жаром атаки солдат Дракониума пробежала мимо них. Аелин увидела две пушки, спешно выкатываемые на позицию, и их расчеты, спешащие подготовить выстрел и направляющие дула на идолище вдалеке. Она услышала опасность до того, как увидела ее. Дрожь земли, шелест шуршащей ткани и грохот тяжелых шагов.

Пушкарь повернулся, чтобы подобрать с земли пороховую бочку, посмотрел вверх, и его глаза округлились. Мужчина закричал за секунду до того, как огромная дубина со свистом опустилась и раздавила его, полевое орудие и остаток расчета. Аелин развернулась и увидел гигантского троггота, вышедшего из теней одного из разрушенных зданий на краю площади. На твари был грубый шлем, а ее глаза повернулись, чтобы уставиться на аэльфа с тупой ненавистью. Она увидела еще больше громадных зверей, выходящих на лунный свет по бокам и позади атакующих сил Дракониума. Вокруг их ног толпились гроты Лунного клана и паучьи наездники. Огромная орда высыпалась из руин — сила, превосходящая ту, что защищала капище, в десять раз.

— Засада! — закричала Аелин, но в пылу битвы ни один из воинов Дракониума не услышал ее.

Глава семнадцатая. Отчаяние

Аелин не поддавалась панике. Среди Мечей Зигмара она давно прославилась своим ледяным спокойствием даже в самых отчаянных ситуациях. Однако теперь она чувствовала, как паника подступает.

Аэльф бежала через площадь так быстро, как могла, чтобы не оставить Бартимана позади, но старый колдун шел мучительно медленно. Она понятия не имела, сколько лет было Бартиману Котрину на самом деле, с трудом прикидывая человеческий возраст и в лучшие времена, но у нее не было сомнений, что колдовские способности продлили его жизнь далеко за пределы естественной. До Дракониума те же способности придавали ему необычную энергичность, которая резко контрастировала с его старым обликом. Впрочем, теперь раны Бартимана, его болезнь и усталость вместе довели его до раздраженного ковыляния не быстрее ходьбы. Его посох с каждым шагом ударялся о мостовую, и, следуя за Аелин, он сипло продолжал ненормативную тираду.

— Быстрее, Бартиман! — поторопила она.

— Я, что, выгляжу так, будто вышел на чертову прогулку? — выдохнул он, влажно кашляя и пошатываясь. Аелин посмотрела за его спину и увидела толпу гротов Лунного клана, бегущих за ними со светящимися красными глазами и обнаженными клинками. Зеленокожие перекатились через оставшихся пушкарей, как приливная волна, и теперь надвигались на двоих из Мечей Зигмара со злобным ликованием. Аелин вытащила стрелу из колчана, натянула тетиву и выстрелила. Она повторила это раз, второй, третий — и четыре аэльфских стрелы впились в передних зеленокожих. Они исчезли под топчущими ногами ничуть не замедлившейся орды.

Аелин потянулась за очередной стрелой и выругалась, схватив пустой воздух.

— Закончились, — сказала она.

— О, черт, — проворчал Бартиман. Он остановился и развернулся, подняв посох и указав им на вздымающуюся толпу гротов. Колдун несколько раз глубоко вдохнул, пытаясь втянуть достаточно воздуха, чтобы использовать свою магию. Аелин почувствовала разряды тайной мощи и отметила, что Бартиман встал чуть ровнее, когда ее силы потекли через него.

— Т’рак’ул! — прогремел колдун, и с кончика его посоха сорвалась вспышка черной как ночь энергии, влетев в гротов с сотрясающим раскатом грома. Ударная волна прокатилась вовне, колышущимся темным огнем пробегая по плотным рядам зеленокожих и сжигая их дотла.

Гроты с черными капюшонами завизжали в ужасе и разбежались во все стороны. Их атака разбилась как волна о камни. Аелин на мгновение ощутила облегчение, а затем Бартиман пошатнулся и упал. Она прыгнула, поймав его до того, как он ударился о мостовую. Его капюшон слетел с наклоненной головы, и аэльф спешно натянула его обратно, ограждая колдуна от лунного света. Впрочем, до этого она отметила, каким он был бледным, как запали его глаза и сколько пигментных пятен было на пергаментной коже. Казалось, будто он постарел — действительно постарел — на десять лет за последние несколько минут.

— Не стоило, но знаешь ли, моя дорогая, приходится, — прохрипел он. — Может, тебе лучше…

— Не говори мне оставлять тебя, Бартиман, — прошипела Аелин, поднимая колдуна на ноги и поддерживая, как могла.

— Даже не думай! — выдохнул тот. — Я собирался сказать, что лучше тебе поторопиться! Они разбежались ненадолго.

Аелин вновь двинулась догонять потрепанную армию Дракониума, подальше от орд зеленокожих и монстров, вываливающихся на площадь. Если они с Бартиманом смогут добраться до дозорных, если смогут как–то обуздать их и заставить одуматься, тогда, возможно, они сумеют пробить себе путь из затягивающейся петли зеленокожих.

— По крайней мере, мы привлекли их внимание, — сказал Бартиман, издав звук, который мог быть или смехом, или кашлем.

— Элеанора и Ромилла поблагодарят нас позже, — отвлеченно произнесла Аелин. — Сначала нужно выбраться из этого дерьма живыми.

Она видела впереди человеческих солдат, бегущих через открытое пространство к капищу зеленокожих. Некоторые останавливались, чтобы выстрелить из луков или пистолетов. Другие неслись очертя голову, забыв все размышления о стратегии, когда на них падали сводящие с ума лучи Дурной Луны, а ненавистный враг открыто стоял перед их клинками.

Чем дальше они бежали, тем ближе становилось капище и зеленокожие вокруг него.

Тем ближе становилось место разрушительного взрыва, который пытались создать ее товарищи.

— Они погибнут, и мы вместе с ними, — выплюнула Аелин. Некоторые из солдат к этому моменту заметили напавшие из засады силы, и их опрометчивый натиск дрогнул от осознания, что они со всех сторон в меньшинстве. От этого их строй лишь еще сильнее растянулся: передние бежали дальше, пока сзади и с боков расползалась паника.

— Быстрее, чем ты думаешь, — выдохнул Бартиман. — Стой, стой!

Аелин резко остановилась, услышав в жестком голосе колдуна панику.

— Что?

— Магия, катастрофическое скопление магии…

Вокруг грота в короне и с посохом взорвался зеленый свет. Он высоко поднял лунный гриб и выплюнул неразборчивые слова. Аелин не знала этого языка, но довольно ясно уловила злобу и жестокость. Гриб на конце посоха грота светился все ярче и ярче, болезненное мерцание разливалось от него подобно зараженной звезде. Крики боли и паники поднялись от атакующего людского воинства, когда свет ослепил их. Было похоже, что лучи Дурной Луны тысячекратно усилились, и Аелин затащила Бартимана за кучу мусора, когда мерзкое свечение понеслось по площади. Она оказалась лицом к лицу с оторванной каменной головой Бога-Короля Зигмара, половина лица которой почернело от огня, а оставшийся глаз смотрел с осуждением.

Позади обломков она услышала, как крики превратились в нечленораздельный вой и вопли. Дикие завывания прокатились на площади, и раздались голоса — в неожиданном ужасе, ликовании или полном смятении.

— Дневной свет, я вижу его! Мы спасены!

— О, Зигмар, уберите их с меня, уберите их с меня! Они у меня под кожей!

— Мерзавец! Это все ты!

— Хвала Дурной Луне! Хвала Лунному Королю!

— Ааааааааа! Я высосу глаза из твоего черепа!

— О нет, — выдохнула Аелин, когда хор безумия усилился. Она услышала пистолетные выстрелы. Столкнулись клинки. Раздались крики боли. Наконец пронзительный свет потух, исчезнув, будто опустилась занавеска. Аелин взглянула поверх обломков, увидев, как армия Дракониума разрывает себя на части. Люди душили друг друга, рубили своих бывших товарищей с выражением животной ярости на лицах. Некоторые сорвали капюшоны и плащи и широко подняли руки, плача и смеясь, пока по всему телу вырывались грибы. Дозорный всадил кинжал в собственную плоть, воя от паники и с кровью вырезая то, чего в ней не было. У Аелин встал ком в горле, когда мимо протащилась дозорная Кол, плача кровавыми слезами от того, что вырвала собственные глаза из черепа, раз за разом шепча что–то про «дар свыше, дар свыше».

Затем раздались звуки бьющих и звенящих гонгов, и из сотен глоток гротов вырвался неровный боевой клич. Те, что были вокруг идолища, бросились вперед, подняв копья. Из их толпы вылетели стрелы и беспорядочно посыпались на дерущихся солдат Дракониума. Из строя вырвались фанатики, бешено пуская пену и закручивая громадные шаровые тараны в людей. Брызнула кровь.

Аелин посмотрела назад и увидела еще больше гротов, приближающихся со всех сторон площади. В бледном лунном свете, собранные в таком количестве, они походили на сосредоточение двигающейся тени, усыпанной сотнями красных глаз, жутких клыков и острых лезвий. Среди них топали трогготы с уходившим в небо грохочущим ревом. Наездники на сквигах стаями скакали над головами гротов, приближаясь с каждым шальным прыжком.

Пока Аелин наблюдала за приближением орды, ее сковал ужас.

— Что будем делать? — спросил Бартиман, слабо привалившись к обломкам и держа посох на коленях. Аелин посмотрела на слабого старого человека и онемело покачала головой.

Это был не какой–нибудь храбрый последний бой. Это была бойня, и они угодили прямо в нее.

Они ничего не могли сделать.

Они погибнут.

Ромилла вытащила себя из тоннеля и упала на каменный пол. Она вспотела и ободралась, в нескольких местах у нее была обожжена кожа. Жрица сухо кашлянула, поморщившись от боли в раненом боку и на разодранном лице.

— Я бы отдала свой молот за стакан воды, — прохрипела она. Теккерей положил руку ей на плечо и покачал головой, подняв палец к губам. Рядом на корточках сидела Элеанора с пистолетом в руках и круглыми глазами.

Откуда–то сверху проходил естественный свет, освещая широкое квадратное помещение с низким потолком и металлическими ступенями, уходящими вверх вне поля зрения. Трубы, вдоль которых они ползли, шли по потолку комнаты, исчезая в каменной кладке, гремя и шипя громче, чем когда–либо.

Ромилла тут же увидела, что встревожило Теккерея, и замерла. Комнату пересекали толстые веревки, едва различимые в полумраке. По углам они собирались в плотные пучки, а местами формировали тугие коконы, свисавшие с потолка и болтающиеся на горячем ветру.

Паутина.

Уйма громадной толстой паутины.

Ромилла в отчаянии покачала головой и крепко сжала молот-амулет.

— Зигмар, — шепотом взмолилась она, — дай нам сил.

Поначалу они пытались пробираться между нитями паутины, не задевая их. Это быстро стало невозможно. Липкие веревки покрывали комнату слоями, формируя сложные переплетенные узоры, которые Ромилла не могла ни отследить, ни избежать. Теккерей сорвался первым, с отвращением отшатнувшись, когда паутина прицепилась к его лицу. Он гневно разрезал ее алебардой. Элеанора и Ромилла присоединились к нему, просто убирая нити с дороги как могли.

Даже так это было непростой задачей. У Ромиллы редко появлялись причины, вызывающие желание взять в руки меч, а не молот. И сейчас оно появилось вновь.

Хуже того, у нее было достаточно знаний о животных, чтобы знать, как пауки охотятся на добычу. С каждым рывком за липкие нити она ожидала увидеть сползающих с лестницы наверху арахнидов размером с человека.

И все же, пока они продирались через набитую паутиной комнату и добирались до подножия железной лестницы, ничто не напало на них. Ромилла посмотрела вверх на воронку сетей, наполняющую лестничный колодец, и ощутила атавистический страх, грозящий приковать ее к месту. Их цель была там, наверху. Выход из подземных помещений и возвращение на воздух и свет, вне зависимости от того, какими они могут быть отравленными к этому моменту. Но все же, как они проберутся через этот кошмар?

— Элеанора, ты знаешь, куда мы идем? — прошептала жрица. К ее тревоге перед тем, как ответить, инженеру потребовалось некоторое время, чтобы сосредоточиться на ней. Элеанору лихорадило, ее руки тряслись, будто от паралича, а глаза покрылись красно-черными венозными полосами. Она спеклась от жары.

— Вверх на два этажа, пока не доберемся до первого этажа, — сказала она, моргая и пошатываясь. — Направо вдоль тоннеля, проложенного трубами, затем вверх по еще одной лестнице. Или… нет, налево. Налево, вверх по еще одной… так? Да, правильно, вверх по еще одной лестнице в помещение теплообменника. Рычаги управления… наверху… рядом с потолком. Крыша стеклянная, Ромилла. Мы снова подставимся… под лунный свет, — она слабо махнула одним из пистолетов.

— Она сможет выполнить задачу? — озабоченно нахмурившись, спросил Теккерей.

— Да, сможет, — прошептала Ромилла с абсолютной убежденностью. — Даже если нам придется нести ее туда. Ты ведь сможешь это сделать, так, Эл?

Взгляд Элеаноры прояснился, и она на мгновение посмотрела на механизмы своего оружия прежде, чем вновь взглянуть на Ромиллу.

— Я не хочу, чтобы еще кто–то из нас умер, — тихо сказала она.

— Тогда давайте займемся работой Зигмара, — ответила жрица. — Теккерей, клинок только у тебя. Веди.

Дозорный бросил на нее мрачный взгляд, но пошел по лестнице, используя лезвие алебарды, чтобы пробивать и оттаскивать в сторону пучки паутины, преграждающей им путь. Ромилла шла за ним, держа Элеанору рядом. Она частично поддерживала инженера, вспотевшую и шатающуюся, но делавшую один уверенный шаг за другим.

Они были у вершины лестницы, и паутина стягивалась внутрь, сжимаясь в плотную массу. Теккерей поднял лезвие алебарды и всадил его в волокна у верха, а затем изо всех сил протащил его вниз.

Нити паутины разорвались со слышимым щелчками. Он провел лезвием ниже, пропоров липкую массу неровным разрезом. Клинок Теккерея внезапно дернулся вниз, когда сопротивление паутины пропало, едва не сбив его с ног. Острие алебарды ударилось о металлические ступени с различимым звоном, и все трое застыли, прислушиваясь к характерным звукам перебирающих лап и скрежещущего хитина.

Они ничего не услышали. Ромилла медленно выдохнула и сделала еще один шаг вверх по ступеням.

— Что это? — спросила Элеанора. Жрица проследила за ее взглядом и охнула, увидев сотни серебристых крапинок, сыпящихся с паутины на древковое оружие Теккерея.

— Брось ее! — рявкнула она, и дозорный, встревоженно вскрикнув, дал алебарде упасть.

Слишком поздно.

Десятки детенышей арахнидов, прозрачных и размером не превосходящих ноготь большого пальца, копошились на затянутых в перчатки руках Теккерея. Он отшатнулся, издав звуки отвращения и пытаясь их стряхнуть. Мужчина ударил тыльными сторонами ладоней о стену, давя роящихся тварей. И все же они вновь и вновь кусали его.

Перед Ромиллой неожиданно встал образ их троих, пойманных в подвале волной кусающихся пауков. Этого не должно случиться.

— Подними капюшон и не отходи, — сказала она Элеаноре, взяв ее за запястье, а затем со всей силы толкнув Теккерея в спину.

Все трое провалились сквозь путаницу паутины и упали на металлическую платформу за ней. Ромилла почувствовала ползающих по телу тварей, перекатилась и яростно захлопала руками, с каждым ударом давя паучков.

— О, Зигмар! — выплюнул Теккерей, с отвращением извиваясь и шлепая по себе. Элеанора делала то же.

— Не останавливаемся! Не здесь! — призвала Ромилла, поднимаясь на ноги. Они явно были посреди паучьего гнезда, а стены и потолок кишели серебристой массой в постоянном движении. Волоча за собой Элеанору и Теккерея, жрица протолкнулась через последние нити паутины вверх, по еще одному лязгающему лестничному пролету. Она не обращала внимания на извивающееся ощущение на коже и острые уколы кусающейся боли на теле, пока не вытащила обоих спутников на верх очередных ступеней.

Лишь там она остановилась и выпуталась из плаща, со стоном отвращения сбросив его на пол. Они были повсюду, Ромилла чувствовала их щекочущие лапки и впивающиеся в тело жвала. Женщина хлопала и давила кишащих пауков, размазывая их с каждым движением, пока наконец не перебила всех. Кожа зудела от назойливого ощущения паучьих ног, но Ромилла заставила себя остановиться, пока ее не охватила паника.

— Ты нас всех убила! — охнул Теккерей, все еще остервенело охлопывая себя.

— Они слишком молодые, чтобы быть ядовитыми, — ответила Ромилла. — Успокойся, парень!

— Откуда тебе знать? — спросил дозорный, все еще царапая кожу и с отвращением дергая ртом. Элеанора прислонилась к ближайшей стене, чуть постанывая, пока методично проверяла каждую часть тела на предмет пауков.

— Не знаю, но предполагаю, что мы бы уже ощутили действие, если бы были, — ответила Ромилла. Она не хотела объяснять, как такой же арахнид укусил Элеанору много дней назад, и что эффекты от укуса проявились спустя дни. Почему–то она не думала, что кто–либо из них найдет это успокаивающим. — Альтернативой было остаться запертыми в этом подвале, пока они ползают по нам, а наши товарищи сражаются и умирают без нашей помощи. Ты бы это предпочел?

— Ты, черт возьми, ненормальная, — сказал Теккерей, доставая пистолет. Его фонарь был брошен этажом ниже, все еще прикрепленный к окончанию алебарды. Его свет разливался снизу, пересекаемый точками от покрывших его стекло пауков, заставляя тело Ромиллы вновь зудеть.

— Называй меня как хочешь, просто помоги сделать дело, — произнесла жрица. Теккерей покачал головой и отправился вверх по следующему пролету лестницы. Здесь нити паутины были реже, образуя скорее прозрачную вуаль, нежели узловатые пучки. Ромилла повернулась, чтобы помочь Элеаноре, взяла ее за руку и в последний раз осмотрела на предмет характерного движения пауков. Она услышала влажный хруст сверху и обернулась, чтобы посмотреть.

Теккерея сбило с ног, подняло вверх по нескольким последним ступеням и дальше в воздух. Что–то ужасное опутало его — груда остроконечных волосатых лап и постоянно двигающихся жвал. Глаза дозорного на мгновение зафиксировались на Ромилле, выражая пропасть ужаса, боли и страха. Затем сверкнули хитиновые лезвия, голова мужчины отделилась от шеи, и ее засосало в блестящее отверстие, распахнувшееся под скоплением пристальных глаз.

Ромилла застыла. Она не могла двигаться. Громадный паук сделал несколько шагов вниз по лестнице, протискивая к ним свою кошмарную тушу. От него несло мертвечиной. От звуков, с которым он хрустел и обсасывал отрезанную голову Теккерея, жрицу тошнило.

Элеанора пронзительно закричала. Лестничный колодец наполнился грохотом и светом, когда раз за разом стреляли ее пистолеты. Паук отшатнулся, уронив тело Теккерея и издав пронзительный визг, когда выстрелы впились ему в морду. Несколько его глаз разорвались. Одну из передних конечностей отрезало посередине, из раны брызнул липкий черный ихор. Куски плоти вырывались из его тела, когда пистолеты Элеаноры неумолимо ранили его. Тварь попыталась отступить, встать на дыбы и широко расставить ноги, но поймала сама себя в ловушку из–за жажды добраться до них. Еще один выстрел разорвал хитин и разбрызгал по стенам куски плоти.

Еще один.

Еще один.

Визг паука стал таким высоким, что Ромилла едва слышала его, и, наконец, он сумел, пятясь, выползти из лестничного колодца. Но урон уже был нанесен. Он — дергающаяся туша, размером с несколько повозок, истекающая черной слизью — бил и сучил ногами. Паук перевернулся на бок, и его оставшиеся лапы согнулись вовнутрь, как собирающаяся в кулак рука. Тварь последний раз конвульсивно дернулась, отчего из тела брызнула сочащаяся черная жижа, и затихла.

У Ромиллы звенело в ушах. Сердце колотилось. Она обернулась на Элеанору, которая ошарашенно смотрела на мертвого паука, все еще выставив пушки. Их стволы дымились.

Ромилла вдохнула, чтобы что–то сказать, только не знала, что именно. Тут она услышала звук, которого опасалась. В затихающем эхе выстрелов жрица различила шум беготни и тяжелых тел, волочащих себя по каменной кладке.

— Нет времени, нужно идти, — сказала она, снова схватив Элеанору за запястье.

Они взбежали по последнему лестничному пролету, перескочив через обезглавленный труп Теккерея и неосторожно шлепая по едкой мокроте, брызгающей из умирающего паука. За треснувшими окнами, смотрящими на заваленные трупами улицы, за столом из железного дуба, служившим, наверное, когда–то рабочим местом вахтера здания, Ромилла увидела коридор, о котором говорила Элеанора. Он уходил от них в полумрак. Жрица побежала по нему, игнорируя натяжение рвущейся паутины и зудящую боль от десятков укусов.

Может, твари и были ядовитыми, в конце концов, подумала она. Теперь это не имело значения. Имело значение только выполнение работы Зигмара, пока их не смели.

Они вырвались из конца коридора, и несколько пауков размером с гнарлкида бросились на них из теней. Ромилла обрушила молот в морду самому большому, вызвав хруст хитина и отправив чудовищную тварь скользить прочь. Элеанора бросила одну из пушек, выхватив с пояса пистолет поменьше и направив его на еще одного паука, спускающегося сверху на шелковой нити. Она нажала на спусковой крючок, но ничего не произошло.

Ромилла вновь размахнулась, отпрыгнув в сторону от скребущих лап третьего паука и сумев ударить молотом по одной из его ног. Тварь, зашипев, захромала задом наперед. Элеанора охнула, бросив вторую пушку и нажав на рычажный механизм пистолета. Она выстрелила за секунду до того, как паук прыгнул, затем его мертвый вес рухнул на нее и пригвоздил инженера к полу. Ромилла отрицающе закричала и бросилась на тварь, замахиваясь молотом на отбивающуюся груду лап и хитина. Она с вздохом облегчения поняла, что чудовище уже мертво, дергаясь в предсмертных судорогах из–за огромной дыры в брюхе от пистолета Элеаноры. Жрица все равно спихнула его в сторону с отвращением от беглого прикосновения и почувствовала еще большее облегчение, увидев бледную, но живую Элеанору, с ужасом смотрящую на нее.

— Сзади! — крикнула инженер, и Ромилла развернулась, инстинктивно с силой взмахнув молотом. Она ударила первого паука по жвалам, хотя тот встал на дыбы, чтобы атаковать, и заставила его рухнуть назад с капающим с разбитой морды ихором. Жрица ударила монстра еще раз и затем еще, просто чтобы убедиться.

Ромилла, тяжело дыша, со стекающим по лбу потом, повернулась, посмотрев на последнего паука. Она увидела, как тот протискивается через трещину в каменной кладке — лишь путаница ног и мерцающих глаз. Ромилла протянула руку вниз и подняла Элеанору на ноги.

— Идет еще больше, — сказала та, поднимая пушки и спешно перезаряжая их.

— Я их слышу, — ответила Ромилла, впервые хорошенько осматривая комнату. Они стояли в помещении из голого камня, на одной из стен которого угнездилась уйма труб и вентилей. Вверх из комнаты в противоположных направлениях вели две металлические лестницы — одна вправо, другая влево.

— Куда, Эл? — спросила Ромилла.

— Я… хмм… — Элеанора пошатнулась, и жрица посмотрела на нее с тревогой. Инженер никогда ничего не забывала, если однажды узнавала. Ни разу. Сейчас было не время начинать, хотя, посмотрев на зеленоватую бледность Элеаноры и покрасневшие глаза, Ромилла признала свое удивление, что та еще на ногах.

— Я не… — инженер нахмурилась, выглядя паникующей и больной.

— Зигмар, направь меня, — выдохнула Ромилла, затем выбрала правую лестницу. — Правый путь всегда лучше дурного, — сказала жрица и потянула Элеанору за собой.

Вдвоем они прогрохотали вверх по лестнице и прорвались через полотно паутины в еще один коридор. Женщины пробежали по нему мимо скоплений датчиков и рычагов, опутанных нитями. Здесь не было окон, но сейчас они, вероятно, находились где–то на этаж выше улицы. Впереди слышались нарастающие лязганье и шипение. Ромилла чувствовала, что с каждым мгновением повышается температура, и, завернув за угол, она увидела огненно-красное свечение, исходящее откуда–то спереди.

— Должно быть, мы на верном пути, хвала Зигмару! — выдохнула жрица.

Они выбежали на огромное открытое пространство. Ромилла увидела прорву труб, проходящих через помещение во всех направлениях и опутывающих необъятные механизмы в центре. Гул бегущего пара и стонущего металла был здесь громким, и даже она поняла, что что–то не так по дрожи труб и свистящим потокам пара. Толстая паутина и высушенные трупы людей и дуардинов были разбросаны по всей громадной комнате, различимые в пламенном свете, который разливался от выложенной камнем траншеи, проходящей через сердце комнаты. Именно в этот рукотворный разлом уходили самые большие трубы. Адское свечение перемешивалось с болезненным лунным светом, падавшим сквозь высокую сводчатую стеклянную крышу, и два источника освещения создавали густую дымку, похожую на кровь, перемешанную с прокисшим молоком.

— Наверху, — сказала Элеанора, указывая трясущимся пальцем на платформу почти под самым потолком помещения. Взгляд Ромиллы проследил за изломанным хитросплетением железных лестничных колодцев, трапов и мостков, по которым им предстояло пробираться до управления трубами, и у нее опустилось сердце.

— Бог-Король, мы молим о твоей помощи в этот час испытаний, — начала она, но замолчала, когда что–то огромное пошевелилось у края огненной траншеи. Ее глаза округлились, а сердце едва не остановилось, когда в помещение затащил свою раздутую тушу паук размером с южные ворота города. Он передвигался на лапах толщиной с железные дубы, а усыпанное красными и серыми пятнами туловище было таким огромным, что чуть не свело женщину с ума. На бледном брюхе паука раскинулись огромные метки: в биолюминесцентной пигментации проглядывались очертания ухмыляющейся луны. Глаза твари — широкие как колодцы и в три раза более темные и глубокие сферы — зафиксировались на Ромилле.

— Хендрик бы попытался сразиться с ними всеми, ведь так? — сказала Ромилла, рефлекторно сжав руку на молоте-амулете, когда сотни пауков поменьше высыпались из траншеи вокруг ног чудовища. — Он бы сражался за то, чтобы мы пережили это и победили. Черт его побери, он бы надеялся на нас, даже если бы утратил веру в себя. — Ромилла почувствовала ответное покалывание в ладони и посмотрела вниз на слабый голубой свет, разливающийся между пальцев.

Зигмар был с ними. Они выполняли его работу. И, возможно, подумалось ей, он пытался сказать ей что–то еще. Женщине этого было достаточно, чтобы прийти в движение, в последний раз, утаскивая почти впавшую в кататонию Элеанору за собой к ближайшей лестнице. Она подумала, что они еще могут это сделать. Возможно, у них не получится выбраться из помещения — это Ромилла могла принять, хотя мысль о смерти Элеаноры наполнила ее отчаянием. Но, пожалуй, как сделал до нее Хендрик, ей нужно держаться за свою надежду. По крайней мере, они смогут это сделать, и если их смерть означает, что тысячи невинных верующих в Зигмара горожан будут спасены от жестокого рока, павшего на людей Дракониума, то Ромилла принимала такую цену. Она быстро бежала, адреналин подстегивал ее истощенное тело — и на бегу женщина молилась.

На Аелин бросился очередной грот, и она взмахнула кинжалом, уворачиваясь от удара копьем и всадив клинок ему в горло. Брызнула кровь. Аелин дернула кинжал назад, и грот упал. Однако, подумалось ей, этого было недостаточно. Совершенно недостаточно.

Зеленокожие обрушились на них, и в ловушке между обезумевшими товарищами и атакующими ордами врагов у них не было другого выбора, кроме как сражаться или умереть.

Или, что вероятнее, сражаться, пока не умрут, мрачно поправила она саму себя.

Бартиман все еще опирался на обломки, бормоча заговоры, как мог. Он обратил горсть гротов в мумифицированные трупы и разорвал еще одну банду на песчинки, но Аелин знала, что он, скорее всего, не долго сможет прилагать те же усилия. Его голос стал не более чем хрипом, а последняя попытка сотворить заклинание потерпела крах. Теперь она стояла над колдуном против бурлящей толпы и сражалась упорнее, чем когда–либо помнила.

Плечо Аелин горело агонией. Ребра болели, а мысли путались под злобным взглядом Дурной Луны. И все же она поворачивала кинжалы в руках, вилась, изгибалась и колола с яростной решимостью. Копье пропороло глубокий порез на ее плече, и она проткнула глаз его обладателя. Ржавая заточка проникла за ее защиту и впилась в ребра, но лишь на дюйм прежде, чем она отрезала держащую ее руку и отпихнула грота в толпу собратьев. На нее с раззявленной пастью прыгнул сквиг, и Аелин нырнула под его мчащуюся тушу, а затем взмахнула обоими клинками, отрезав первым кончик крючковатого носа одного грота и всадив второй в челюсть другого.

Откуда–то появился еще один наконечник копья и впился в ее икру, и аэльф зашипела от боли, когда ее нога согнулась. Она упала на Бартимана и услышала, как он болезненно зарычал, когда ее вес приземлился на его истощенное тело.

Аелин снова поднялась и сделала укол, всадив один клинок в грудь грота, а второй — в держащую оружие руку нападавшего. Зеленокожий с хрустом всадил нечестивые клыки в ее запястье, и она закричала от боли, когда его грязные зубы заскребли по кости. Кинжал выпал из ее безвольной руки, и грот издал сдавленный смешок сквозь полный рот пузырящейся плоти и крови Аелин. В ужасе она всадила второй кинжал ему в висок, вырвала и воткнула снова.

Ее схватили мерзкие руки. В челюсть ударил кулак. В спину вонзился нож, и сквозь нее снова прошла агония. После этого появилось окоченение, льдом расползаясь по телу, замедляя сердцебиение, затрудняя дыхание.

Аелин отшатнулась назад, пытаясь прикрыть Бартимана своим телом. Она в последний раз сделала выпад, и что–то завизжало от боли, когда клинок достиг цели. В ее грудь воткнулся еще один нож, затем — еще.

Аелин выкашляла горячую кровь на лицо. С дрожью выдохнув в последний раз, она увидела ухмыляющееся лицо Дурной Луны, пристально смотрящей на нее над наседающей толчеей гротов. В ее мыслях вспыхнуло мгновение сожаления, и затем наступила тьма.

— Убирайся прочь, проклятое чудовище, — выплюнула Ромилла, обрушив молот на морду паука и отправив визжащую тварь во тьму. Арахнид упал с мостика, пролетев добрых тридцать футов и упав на каменный пол с влажным шлепком.

Панель управления была уже всего одним уровнем выше. Ромилла видела ее — мучительно близкую, омываемую оскверненным лунным светом. Лицо Дурной Луны злобно таращилось через толстое стекло крыши, и ей пришлось бороться с ощущением, что оно смотрит прямо на нее, призывая сдаться.

— Еще один переход, — сказала она себе в равной степени, как и Элеаноре. — Еще одна лестница, и мы на месте!

Амулет Ромиллы теперь ярко светился, кажется, становясь ярче с каждым сокрушительным ударом молота, наносимым ею во имя Зигмара. Но мостик, на котором они стояли, трясся, будто на сильном ветре. Она посмотрела вниз, увидев огромного паука, ползущего наверх по механизмам помещения, перебирая гигантскими конечностями быстрее и ловчее, чем вообще могло что–то настолько необъятное.

Десятки пауков кишели вокруг твари, и еще больше продолжали или выползать изнутри оплетенных паутиной пучков труб, или тяжело спрыгивать с потолка, с грохотом падая на леса, по которым бежали они с Элеанорой.

Ромилла взглянула на инженера. Ее глаза были подернуты пленкой, дыхание — затруднено. По поврежденной ноге расползлось темное пятно, сопровождаемое омерзительным болезненно-сладковатым запахом. Бедная девочка дышала на ладан, подумала Ромилла, и эта мысль угрожала разбить ее сердце и решимость одним махом.

Нет, решила она. Не сейчас. Не тогда, когда они так близки.

Ромилла пробежала вдоль мостика, волоча за собой Элеанору мертвым грузом. Железнокованный инженер обронила свое оружие, но, по крайней мере, все еще цеплялась одной рукой за замызганную одежду на плече Ромиллы. Из этого простого жеста жрица черпала надежду.

Их шаги звенели по металлу, когда они бежали. Ромилла охнула, когда яростная дрожь сотрясла его и чуть не перебросила женщину через перила. Она глянула вниз, увидев, что гигантский паук отводит лапу, чтобы вновь ударить стойки мостика.

— Нет, — бросила Ромилла и изо всех сил побежала к ступеням. Пол вновь зашатался, и она упала вперед, выронив молот, чтобы ухватиться за перила лестницы.

Раздался жуткий визг терзаемого металла, и мостик оторвался, упав у них под ногами. Ромилла закричала от усилий, уцепившись за горячий металл перил одной рукой, а другой сжав запястье Элеаноры. Инженер взвыла и обеими руками схватилась за Ромиллу, болтая ногами в воздухе.

Обе повисли. Боль вцепилась в каждый дюйм тела жрицы, когда она пыталась удержаться. Под ними, будто триумфально, шипел и щелкал огромный паук. Громыхали, звенели и стучали механизмы. Свистел пар. Собираясь для убийства, ближе подползали пауки. От адреналина все стало неизбежно резким и ясным.

— Зигмар… дай… мне… СИЛ! — взревела Ромилла, и свечение ее амулета стало ослепительной звездой. Она ощутила свежую энергию, текущую по ее конечностям, и со всей силы раскачала Элеанору. Инженер шокировано заскулила, когда ее дернуло вверх, и, распластавшись, со звоном приземлилась на лестницу. Ромилла мрачно висела, пока гигантский паук собрался, готовясь прыгнуть и стащить ее с перил, как изысканное лакомство.

Тут Элеанора схватила ее за шиворот, потея и дрожа, пока тащила Ромиллу выше. Жрица раскачалась и сумела уцепиться за край болтающейся лестницы второй рукой. Крича, она подтянулась вверх. Поток воздуха и кошмарный щелчок хитина.

Ромилла втащила себя на лестницу и посмотрела вниз. Потекла кровь, и она зарычала от боли. Беспощадные лезвия жвал громадного паука отрезали ей два пальца на правой ноге, отхватив их вместе с носом ботинка так ровно, будто опасной бритвой.

— Это… все, что ты получишь… — выпалила она и демонстративно плюнула в глаза огромной твари.

С сияющим амулетом Ромилла встала на ноги и поковыляла по скрипящей лестнице на платформу выше. По крайней мере, шок от близкой смерти привел Элеанору в сознание, подумалось ей, но она не знала, надолго ли.

Обе остановились у дрожащего и шипящего громадного механизма. Огонь снизу подсветил сложную регулирующую систему, установленную на медную панель посередине платформы. Лунный свет окрасил верхнюю поверхность в бледно-зеленый. Ромилла слышала, как под ними приближаются толпы пауков.

— Теперь дело за тобой, Эл, — сказала она.

— А ты? — мутно глядя на жрицу, спросила Элеанора.

— Я буду молиться и защищать тебя столько, сколько смогу, — ответила Ромилла. — И я сожалею, девочка моя, что не смогла…

Вздох застрял у нее в горле, и она не смогла закончить фразу.

— Все хорошо, — сказала Элеанора. — У меня забрали отца, но дали мать. Спасибо тебе.

Из глаз Ромиллы полились слезы, а ее сердце болезненно колотилось, когда Элеанора развернулась и, шатаясь, подошла к регулирующей системе. Она тяжело облокотилась на нее, перенеся на панель весь свой вес, и нахмурилась в горячей сосредоточенности.

Ромилла прокашлялась через ком в горле и доковыляла до Элеаноры. Ее амулет все еще ярко светился, и в его сиянии молодой инженер не выглядела такой больной.

— Сможешь? — спросила жрица.

Глаза Элеаноры бегали по переключателям и датчикам — моргающим зеленым и багровым лампам, подсвечивающими небольшие стеклянные кожухи. Ее взгляд стал острее, когда ее разум поглотило задание, хотя глаза оставались такими же налитыми кровью и воспаленным.

— Я… нет… — отчаянно сказала она. — Не смогу. Видишь, тут и тут, — показала она, но Ромилла почти ее не слышала. У нее звенело в ушах — настолько ярым было чувство гнева и разочарования. Они отдали все, пробили весь путь, и Элеанора ничего не могла сделать. На краткое мгновение сияние амулета Ромиллы моргнуло, как пламя свечи на сильном ветру.

Нет, подумала она. Она не предастся отчаянию вновь. Не пока Элеанора жива. Она попыталась сосредоточиться на том, что инженер говорила ей.

— … и без этого градиента, я могу закрыть запирающие вентили и направить силу, но в системе просто-напросто недостаточно давления.

— Как можно получить давление? — спросила Ромилла. Платформа качалась, и снизу раздавались жуткие бряцающие звуки. Ей не нужно было смотреть, чтобы понять, что издает их, подползая все ближе и ближе.

— В системе его мало осталось, — сказала Элеанора, в отчаянии ударив консоль. — Если только Зигмар не захочет послать нам самое своевременной извержение в истории Смертных Владений, мы не сможем получить перепад, чтобы выпустить излишнее давление из этой комнаты и послать его по системе. Если только… — Элеанора охнула и шлепнула ладонью по металлу. — Это… у меня проблемы… так глупо…

Что–то громадное и темное двигалось под ними, закрывая поднимающийся огненный свет и заставляя мостки скрипеть и дергаться.

— Что, девочка, что? — поторопила Ромилла.

— Если я отключу предохранительные вентили и прогоню все в этой комнате через резервные трубы, по воздуховоду пойдет огромный прилив энергии и разорвет все механизмы в этом помещении. Нам не нужен будет перепад давлений, количество созданного пара и огня перегрузит систему и спровоцирует взрыв еще сильнее, чем мы планировали.

В поле зрения появилась громадная нога, уцепившаяся за край мостика, и без усилий согнула перила как скомканную бумагу.

— Чего ты ждешь, Эл? Делай!

Элеанора посмотрела на нее, и Ромилла увидела в ее глазах неприкрытый ужас.

— Все в этой комнате загорится, как только пройдет волна. Мы сгорим. Как… — она осеклась.

Как ее отец, подумала Ромилла. О, Зигмар, почему ты так жесток? Жрица посмотрела на стеклянную крышу над ними. Выход, мучительно близкий, но полностью недосягаемый. До него было добрых двадцать футов, и ни до одной из изгибающихся потолочных подпорок было не достать. Выхода не будет ни вверх, ни вниз, через волну копошащихся тел, стекающихся к ним. Выхода не будет вообще, подумала она. Этот простой факт принес смирение и печаль в равной степени.

— Сделаем это вместе, — ласково произнесла Ромилла, положив руку на ладонь Элеаноры. — Я с тобой. Зигмар с тобой.

Еще одна гигантская конечность арахнида вцепилась в край платформы. Мостки издали ужасающий стон гнущегося металла, начав наклоняться под весом паука.

— Хорошо, — сказала Элеанора. — Все лучше… этого.

Она дернула несколько рычагов, работая с лихорадочной скоростью. Ромилла слышала нарастающий снизу тяжелый рев. Выл и свистел пар. Комната тряслась.

Будто поняв, что приближается, громадный паук удвоил усилия, и платформа наклонилась сильнее. Арматура взвизгнула и оторвалась. Боковым зрением Ромилла увидела ползущие очертания, рассыпавшиеся по перилам и бегущие к ним. За последние несколько минут они с Элеанорой убили пауков больше, чем положено; их выводок волновался. Жрица не обращала на них внимания. Она следила за Элеанорой, пока инженер щелкнула последними несколькими переключателями и схватила металлический диск.

— Сейчас? — дрожа, спросила она.

— Сейчас, — ответила Ромилла.

В свете ее амулета Элеанора резко повернула диск вправо. Появился рев, подобный драконьему дыханию, дрожь землетрясения и панический визг десятков огромных пауков. Все индикаторы панели загорелись красным. В какофонии скрипящего металла и бегущего пара механизмы в помещении начали разрушаться. Трубы вырывались из креплений и сталкивались друг с другом, выплевывая кипящие испарения. Стеклянные вентили разбивались от давления за ними. Заклепки летали в воздухе, как пули, отскакивая от каменной кладки комнаты. Раздался похожий на пушечные выстрелы звук, когда огромные стеклянные панели, образующие потолок, треснули и раскололись. Ромилла почувствовала, что Элеанора крепко, как тисками, сжала ее руку, и с удивлением повернулась к молодому инженеру.

Та смотрела на нее с лихорадным напряжением, потом на сотрясающуюся панель.

— Что? — спросила Ромилла, крича, чтобы ее услышали. В ушах звенело.

— Изменение давления слишком большое для радиальных резервных труб! — прокричала Элеанора. — Избыточное давление наклоняет здание! Думаю, достаточно избыточного, если я смогу только…

Ромилла озадаченно покачала головой, схватив панель, чтобы удержаться, когда мостки застонали и наклонились. Под ними двигалось что–то громадное и темное, но смотреть она не осмеливалась.

— Что ты говоришь? — заорала она, но Элеанора согнулась над панелью, с лихорадочной напряженностью работая с регулировочной системой. Она с отчаянием зарычала и ударила рукой по металлу.

— Ненавижу, когда не могу думать ясно! — воскликнула она. — Я забыла рассчитать структурные деформации. Если я смогу поймать достаточно давления в ближайших воздуховодах, так как теперь они заблокированы, я, наверное, смогу взорвать их внутренние клапаны и создать локальный взрыв, который вырвет поддерживающую стойку, не ослабив взрывной волны! Если сделаю все правильно, она пробьет стену и даст нам мост, по которому можно выбраться. Но я не могу просчитать переменные в таком состоянии. Ромилла, труба может не взорваться, стойка может упасть неправильно, нас могут поймать пауки или поглотить взрыв, если будем медлить. Я…

Ромилла посмотрела на горящий белым амулет в руке, затем на страдальческое выражение Элеаноры. Даже в такое время, подумалось ей, девочке так трудно действовать без уверенности.

— Все, что у нас осталось, — это вера, — прокричала Ромилла. — Если не получится — мы умрем. Если не сможем действовать — умрем. Просто делай и моли Зигмара о помощи!

Эеланора закусила губу так сильно, что жрице показалось, что потечет кровь. Ее рука накрыла медный рычаг, пальцы дергались, будто она продолжала считать, даже хотя вокруг них плясало пламя, а платформа визжала.

— Элеанора, давай! — воскликнула Ромилла.

Инженер издала крик отчаяния и дернула рычаг. От механизмов под ними раздался грохочущий стон, поднявшийся до визга чайника. Три стеклянных датчика подряд взорвались на панели, осыпав Ромиллу и Элеанору осколками. Оглушающий взрыв прокатился сквозь фоновый рев огня, пара и гнущегося металла.

Уровнем ниже платформы пятидесятифутовая поддерживающая стойка завизжала, как проклятая, вырвавшись в облаке пара. Она повалилась на бок, как срубленное дерево, и рухнула на стену комнаты. Тонны металла ударились о каменную кладку, как таран, и разнесли ее. В боку здания раскрылась рваная рана. Из пролома разливался болезненный лунный свет. У Ромиллы округлились глаза, когда стойка замерла едва ли в футе под ними, утонув в кладке под косым углом.

Мост.

Элеанора сделала это.

— Элеанора, ты гребаное чудо! — закричала Ромилла, схватив панель, поднимая себя и инженера к верхнему краю платформы. Ее охватило ужасное головокружение, и на уровень ниже раскрылся провал, заполнившийся танцующим пламенем.

Вокруг них безумно бил пар. Выли перегруженные механизмы. Шипели и щелкали пауки, подползая ближе, постепенно пробираясь по наклоненной платформе. Элеанора съежилась.

— Нужно прыгать, — призвала Ромилла. — Через перила, пробежим по мосту — и выберемся. Ты дала нам шанс!

— Не могу, — охнула Элеанора, умоляюще глядя на жрицу. — Нога.

— Можешь, и сделаешь, — ответила Ромилла железным голосом. Ее амулет светился, как слепящая голубая звезда, отражаясь в круглых, испуганных глазах Элеаноры.

Инженер молча кивнула. Они перегнулись через перила, схватив друг друга за руки, и, хотя по пятам за ними гналась волна арахнидов, они прыгнули и побежали по мосту. Позади перегруженные механизмы перегоняли через трубы отопительной системы Дракониума чудовищный взрыв энергии, посылая его к площади Фонтанов. Испепеляющая волна огня вырвалась из разлома и поглотила все в помещении.

Бартиман почувствовал, что под ним дрожит земля. Тело Аелин все еще лежало на нем. Она, вместе с погаными трупами гротов, убитых ею, погребли старого колдуна и спрятали его. Они так же пригвоздили его, ставшего немощным, к месту, и у него ушли долгие минуты, чтобы проползти и прокопать путь наверх через трупную кучу.

Часть Бартимана хотела просто спрятаться под телами, пока смерть не заберет его. Знает Зигмар, у него не было ни малейшего желания снова видеть чертову луну перед уходом. Но страх задохнуться заставлял его двигаться — он и ужас от того, что труп подруги лежит на нем.

«Черт бы меня побрал, бесполезного старого дурака, — подумал он. — По крайней мере, справлю ритуал для Аелин до того, как этот кошмар закончится».

Но сейчас, все еще пойманный между несколькими телами и едва видя сумрачное небо, Бартиман чувствовал, как все начало сотрясаться.

— Нет, не верю, — прошептал он. Несмотря ни на что, колдун ощутил жгучую гордость, когда грохот перерос в воющий рев, поднимающийся из–под мостовой. Бартиман выдавил сухой смех, спихнув последний труп, сумев вытащить себя и сесть среди тел.

Он как раз успел, чтобы увидеть, как глаза и рот идолища зеленокожих светятся, как пламя горна. Струи пара вырвались в небо вокруг капища, запустив вопящих гротов высоко в воздух. Старик увидел, как троггота поглощает неожиданно извергнувшееся пламя, как раз когда тот собирался взмахнуть своей дубиной по шатающейся толпе дозорных. Царственный грот, держащий посох с лунным грибом, обернулся с выражением ужаса на лице, и Бартиман почувствовал кровожадное удовлетворение от вида внезапной паники твари. Это чувство несколько притупилось, когда мгновением позже грот испарился в мерзком клубке зеленого дыма, оставив своих лакеев выть в ужасе от его внезапного исчезновения.

— Плевать… на ваши… планы… — прохрипел Бартиман. — И… плевать на… вашу уродливую… гребаную… Дурную Луну.

Взрыв был титаническим. Апокалиптическим. Он лишил Бартимана чувств и отбросил его назад в сваленные грудой тела с сокрушающей кости силой. Взрыв уничтожил склад яда, испарил грунтовые воды и испепелил сражающиеся армии гротов и людей, все еще борющихся друг с другом в сердце площади.

Бартиман скорее почувствовал, чем увидел, что вся середина площади Фонтанов вздулась вверх, как огромный пузырь, а затем взорвалась брызгами пламени, булыжников и болтающихся тел.

Вниз посыпались дымящиеся обломки, усыпая трупы вокруг, и Бартиман глубоко вздохнул, наконец приготовившись к своей смерти. Он предполагал, что она уже давно запоздала, и, по крайней мере, они отомстили за своих друзей.

Затем центр площади провалился, обрушившись в огромную яму. Бартиман начал сползать, почувствовав, как паника пересиливает фатализм, отчаянно цепляясь за скатывающиеся вокруг него трупы. Затем что–то тупое и тяжелое ударило его по голове, и все пропало.

Эпилог. Сумерки

Орлен Дрелл съежился в устье ливневого стока, избегая прикосновения светящихся грибов, наполовину забивших его. Даже сойдя с ума и будучи опустошенным голодом, он не осмеливался оставаться в лунном свете. Он довольно быстро понял, что от его лучей больно. Но мужчина также не был настолько глуп, чтобы глубоко залезать в темные места под городом. Он был побитым и окровавленным беглецом, в ужасе прячущимся от чудовищ, рыскающих во тьме, и в моменты просветления он гадал, как смог выжить так долго в этом ожившем кошмаре.

Дрелл содрал грибные ростки, вылезшие из его плоти. От этого он дрожал и покрылся кровью, но был слишком напуган, чтобы поискать ни какие–нибудь лекарства, ни даже еду или воду. Он совершенно точно не решился бы попробовать съесть грибы, росшие вокруг него в темноте; это вело к неминуемой и жуткой гибели. Вместо этого мужчина просто лег, свернувшийся и неподвижный во тьме, между тем ожидая появления следующего ужаса.

Возможно, из–за того, как сильно он напрягал свои чувства, стараясь остаться в живых, Дрелл ощутил приближающиеся изменения до того, как увидел их. Дрожь сотрясла воздух. Мужчина напрягся.

Его ушей достиг глухой грохот, одинаково прокатывающийся через воздух и камень звук, нарастающий медленно, но неуклонно. Тоннель затрясся, и Орлен неуклюже попытался удержаться в своем неловком положении. Затем раздался раскатистый рокот, и еще один, и еще. Сток дрожал, и по его стенам паутиной расползлись трещины. Орлен разрывался между параличом и бегством. Он не знал, куда идти — обратно на свет, жалящий и ослабляющий, или глубже во тьму, где какая–нибудь жуткая тварь точно его сцапает.

Орлен заскулил от ужаса, когда воздух содрогнулся. Гулкое давление ударило по барабанным перепонкам и заставило сердце колотиться в груди. Ощущение усилилось, и его скулеж превратился в вой, когда воздушная воронка пронеслась через ливневый сток и повлекла беспомощного мужчину к выходу. Он боролся с ней, цепляясь ногтями, пока те не раскрошились, но тяга была неумолимой. Его вой стал бешеным визгом, когда его протащило через склизкую массу поганок, также сломавшихся и оторвавшихся в завывающем потоке воздуха. Орлен был в нескольких ярдах от отверстия стока, уже почти в болезненном бледном свете луны, и отчаянно боролся, когда вновь раздался рокот, в этот раз настолько оглушительно громкий, что в ушах зазвенело. Вместе с ним пришла жуткая волна давления, сменившая завывающий вихрь и запихнувшая Орлена обратно в сток как пушечное ядро.

У мужчины кружилась голова. Он совершенно ничего не ощущал — его органы чувств были перегружены неестественными стимулами. Какое–то время он лежал неподвижно, как мертвый, дыша и чувствуя, как колотится сердце.

Потом Орлен понял, что что–то изменилось.

Он развернулся, сжавшись как мог в узком пространстве. От наполнившего отверстие стока свечения мужчина зажмурился.

Лунного света не было. Не было этих ядовитых бледно-зеленых лучей, которые так долго отравляли город. Орлен увидел золотые и розовые тона заката, разливающиеся вдоль ливневого стока, и даже этого простого зрелища было достаточно, чтобы немного замедлить его колотящееся сердце. Затем тоннель наполнили новые звуки, слабые, странные и почему–то болезненные. Раздавался шипящий визг, булькающий, лопающийся шум, который, как осознал Орлен, исходил от грибов, росших на стенах тоннеля. Потрепанный барочник с недоумением смотрел, как одна за одной поганки дрожат, как будто на свежем ветру. Их мякоть сжималась и текла как воск, пузыри поднимались и лопались, издавая вонь разложения.

Новая тревога наполнила Орлена, пока в воздухе скапливались зловонные миазмы. Инстинкт заставил его поползти по стоку наружу, через липкие пятна гниющих грибов, измазавших его ладони.

Как раз вовремя.

Орлен зашипел от вида колышущегося черного ковра, текущего к нему по мостовой. Тысячи и тысячи всевозможных насекомых отчаянно бежали и ползли в тени стока. Паника придала сил его истощенному телу, и мужчина, как животное, полез вверх по ближайшей куче обломков на ветви увядшего и наклонившегося дерева. На мгновение он почувствовал, как его хватка ослабевает, когда истощение и недоедание попытались утащить его вниз, в клокочущую волну насекомых.

Каким–то образом Орлен удержался. Под ним насекомые забивались в сток, в котором он прятался. Столь многие протискивались за раз, что они сгрудились в занос, переползая друг через друга в щелкающей куче дергающихся усиков и молотящих лапок. Многие не успели, скукоживаясь и визжа, когда последние лучи дневного света упали на них и пригвоздили к месту. Вскоре землю укрыл высушенный ковер безжизненных оболочек. Затем появились существа побольше — зеленокожие в черных одеждах и с островерхими капюшонами. Они бежали, мрачнея лицом, когда бросали полные ненависти взгляды на открытое небо. Орлен чувствовал исходящую от них волнами панику. Мужчина понял, что они оказались на его месте. Теперь в тени, в страхе перед тем, что может охотиться на них, убегали эти острозубые монстры. Зеленокожие зарычали, в ужасе залопотав при виде забитого трупами насекомых стока. Они упали на четвереньки и принялись бешено копать, откидывая с пути горсти хрустящей земли. Твари дрались, толкались и царапались между собой, чтобы пойти первым, один воткнул клинок в горло другому и оставил его дергаться и истекать кровью до смерти посреди погибших насекомых. Как личинки исчезают в открытой ране, так существа протиснулись в ливневый сток и пропали. Орлен ощущал омывающие его кожу лучи вечернего света, и это чувство принесло размытые воспоминания о времени до безумия, ужаса и боли. Он вспомнил семью, ждущую его в Хаммерхолле Акши, и от мысли, что вопреки всему он, возможно, проживет достаточно долго, чтобы вновь их увидеть, из его обрамленных темными кругами глаз полились слезы. Он увидел склоны вулканов, расчерченные золотистым светом Хиша, когда торжественный танец небес стер его, и, моргнув, появились первые ночные звезды.

Настоящая ночь, естественная ночь, без единого признака чудовищной луны, так долго висевшей над городом.

Орлен долго смотрел вниз со своей наблюдательной позиции, пока не уверился окончательно, что больше ничего не двигается. Наконец затем, когда поднялся ночной ветер и начал сметать трупы насекомых по мостовой с шелестящим шорохом, мужчина слез с насеста.

Он был голоден и истощен, и каждая его частичка болела. Но у него есть семья, к которой можно вернуться. Жизнь.

Осторожно шагая, подпрыгивая от каждого звука движения в окружавшем его мертвом городе, Орлен начал долгий путь домой.

Когда Ромилла открыла глаза и поняла, что жива, она благодарно заплакала. Ее молчаливые слезы полились ручьем, когда она обнаружила, что Элеанора тоже жива. Обе определенно были в жутком состоянии и покрыты порезами и синяками. Ее одежда порвалась и почернела от огня, а вся спина ужасно болела, как она понимала, от ожогов. В ушах звенело, и ей казалось, будто мозги вышибло из черепа.

Это не имело значения. Они выжили.

Неожиданный шок осознания заставил Ромиллу схватиться за рваный край плаща и попытаться укрыть им распростертую Элеанору: они лежали на открытом пространстве с подставленным небесам участками кожи! Но когда жрица посмотрела вверх и смогла сфокусировать взгляд, ее захлестнуло ощущение чуда.

Она исчезла. Дурная Луна исчезла, сменившись разбросанными облаками и последним янтарным мерцанием вечера.

Они лежали на губчатой и омерзительной грибной массе, запутавшиеся в груде из обломков, покореженного металла, раскрошившегося камня, леса разорванных труб, разломанных механизмов и обгоревших дочерна трупов огромных пауков. Над ними возвышались руины котельной, из разбитой стеклянной крыши которой колышущейся струйкой поднимался густой дым.

— Мы… живы? — неуверенным голосом спросила Элеанора с круглыми от непонимания глазами.

— Благодать Зигмара, девочка моя! О, спасибо Богу-Королю, мы спасены благодатью Зигмара, — ответила Ромилла.

— Нас, должно быть, выбросило через пролом взрывной волной, — сказала инженер, поднимаясь на ноги и осматривая обломки вокруг. — Мы были почти у конца стойки… Да, посмотри на урон, нанесенный боку здания, нас поймало в конус взрыва и выкинуло с волной обломков. Ромилла, наши шансы выбраться… если бы мы были всего на фут в ту или другую сторону, или чуть дальше от пролома… Мы бы сгорели…

— Ты все сделала правильно, как я и знала, — сказала Ромилла с уставшей улыбкой.

Элеанора продолжала гневно хмуриться, считая на пальцах и смотря то на стену здания, то на грибную гущу, на которой стояла. Она покачала головой, и Ромилла поняла, что инженер пытается логически обосновать их удачный побег, просчитывая каждый угол, траекторию и прочие технические детали, помогавшие ей рационализировать то, что случилось.

— Видимо, мы приземлились на грибное скопление зеленокожих. По крайней мере, это не кажется таким бессмысленным. В смысле, они растут везде, где свет…

Элеанора осеклась. Она посмотрела вверх, издав глухой звук и приложив руку ко рту.

Ромилла кивнула.

— Она пропала, — просто сказала жрица.

— Мы сделали это, — произнесла Элеанора.

Ромилла кивнула головой и обвила девушку руками, крепко обняв. Они сжимали друг друга и всхлипывали: из них волной изливался весь ужас, страх и боль.

Наконец, чувствуя себя истощенной, но каким–то образом очищенной, Ромилла отступила и посмотрела на Элеанору. Волосы инженера все еще были приклеены к лицу старым потом, но у нее пропал жар, а из–под кожи пропали черные линии.

— Дай осмотреть ногу, — сказала Ромилла, затем поморщилась от вида. Огонь опалил тело Элеаноры, но будто несколько недель, а не минут назад. При ближайшем осмотре жрица поняла, что под искаженной и блестящей паутиной шрама не видит ни единого признака порчи, расползавшейся там до этого. Вместо этого она с нарастающим удивлением поняла, что ожог на ноге Элеаноры описывает рваный, косой узор, вьющийся по поврежденной конечности от стопы до бедра.

— Молния, — выдохнула Ромилла.

— Болит, но не так, как раньше, — недоуменно сказала Элеанора.

— И жар пропал.

— Как такое может быть? — спросила инженер.

Ромилла подняла молот-амулет, чтобы показать девушке. Тот треснул прямо посередине, а голубое свечение пропало. Они смотрели друг на друга в молчаливом изумлении, и даже Элеанора в этот раз не смогла дать рационального объяснения тому, что случилось. Ромилла посмотрела на осыпающиеся руины котельной — места, где по всем правилам они с Элеанорой должны были погибнуть.

— Давай уйдем из этого жуткого места, — сказала жрица девушке. — Можешь наступить на ногу?

Инженер сделала несколько пробных шагов, морщась от боли, потом кивнула и подобрала скрученный металлический брус в качестве импровизированной заточки.

— Надо найти наших друзей, — ответила она.

Прогулка по улицам Дракониума в свете этого благословенного вечера была самым сюрреалистичным опытом в жизни Ромиллы. Все вокруг нее свидетельствовало о резне, разрушениях и бойне. Трупы лежали пожеванными кучами. Здания или были в руинах, или обрушились и обвалились на улицы. Но Дурная Луна исчезла, ее прогнала, как предполагала Ромилла, божественная мощь Зигмара. Или, может, она отвернулась на что–то еще, когда планы ее последователей рухнули, подумала жрица; если боги Хаоса могут быть такими непостоянными, могут с такой легкостью отдавать жизни своих почитателей, когда не удовлетворены, почему так же не могут делать боги зеленокожих? Очевидно, Дурная Луна — какое–то нечестивое божество. Какое еще создание способно принести так много отчаяния и разрушения?

— Грибы выходят в состояние ускоренного разложения, — сказала Элеанора, пока они ковыляли по вымощенной улице между разбитым витринами магазинов. Ромилла поняла, что девушка права: везде, куда бы она ни посмотрела, мерзкие поганки пузырились гнилью и разваливались почерневшей жижей.

— Возможное, они не могут жить без света Дурной Луны, — предположила она.

— Хорошо, надеюсь, они все сгниют, — произнесла Элеанора с таким ядом, какого Ромилла от нее никогда не слышала. — Грибы, насекомые, зеленокожие, все. И надеюсь, хуже всего Дурной Луне.

Ромилла подумала, что последнее маловероятно, но пока они тащились в недоуменном изумлении по пустым улицам, она видела, что многое из того, чего пожелала Элеанора, кажется, становилось правдой. Грибная жижа пропитала мостовую, и воздух наполнился вонью разложения. Повсюду лежали трупы зеленокожих и сквигов, перемешанные с телами мертвецов Дракониума. Местами они проходили через высушенные оболочки мерзких насекомых, сваленные подобно громадным кучам опавших листьев. Ромилла не могла точно сказать, что их убило, но предположила, что без света Дурной Луны эти злобные твари тоже иссохли и погибли. Единственными признаками зеленокожих или их нечестивых тварей, которые она видела, были намеки движения в самых глубоких тенях, мерцающие красные глаза и оскаленные в рыке жуткие клыки, когда гроты убегали обратно под землю.

Они завернули за угол на широкую улицу, и Ромилла напряглась, заметив двоих зараженных спорами, кравшихся к ним. Но она поняла, что проклятые твари шатались и задыхались, их плоть пузырилась так же, как поганки под их ногами. На ее глазах кожа и мышцы сползали с костей, тлетворная пена капала из их ртов, носов и глазниц. Один из инфицированных протянул к жрице разлагающуюся руку, упав на колени, и на жуткий миг Ромилле показалось, что она видит в его глазах ужас. Затем существо рухнуло дымящейся грудой, и она, как могла, прогнала эту мысль из головы. Просто еще один кошмар до кучи.

И все же пока они ковыляли к площади Фонтанов, Ромилла думала, что более чем рада, что даровала Хендрику милость Зигмара, когда могла. Мысль о давнем товарище принесла печаль, и она ускорила шаг, пылко молясь, чтобы они смогли найти оставшихся друзей живыми где–то впереди.

Площадь была почерневшей ямой. Все здания по ее периметру снесло, а опаленные трупы лежали, как опавшие листья. Разрушения от взрыва были такими всеобъемлющими и шокирующими, что Ромилле и Элеаноре потребовалось время, чтобы оценить масштаб содеянного ими.

Молчаливые и полные ужаса, они все равно искали друзей. Минуты стали часами, и звезды катились над ними, пока женщины с плывущим от усталости взглядом и свинцовыми от страха сердцами пробирались через кладбищенский ужас площади. Хромота Элеаноры стала более выраженной, и она не раз спотыкалась, но не жаловалась.

Наконец на краю неровной ямы, поглотившей большую часть площади, они нашли лежавшего под путаницей трупов Бартимана Котрина. Его изорванный плащ зацепился за торчащий кусок дерева и уберег его от падения в раскрытый разлом внизу. Аккуратно, постепенно Ромилла и Элеанора подняли тело товарища и оттащили от края, все время пытаясь не нарушить переплетение конечностей и обломков, не дававшее ему упасть.

Все это время у Ромиллы стоял ком в горле. Бартиман выглядел таким немощным, побитым и безвольным. В нем совершенно не было признаков жизни. Она изо всех сил молилась, чтобы в теле старого колдуна была еще хоть искра, но не верила, что это так.

Наконец они достали его, и как только женщины оттащили Бартимана от края, трупная насыпь поползла. Тела скатывались и переплетались, одно за другим падая с обрыва в темные глубины.

Ромилла перевернула Бартимана на спину и положила ему под голову свернутые обрывки своего плаща. Он был таким бледным, думалось ей, и выглядел таким иссохшим. Пылко и отчаянно молясь, она наклонила голову и прислушалась. Тихо, очень тихо, но она слышала дребезжащий хрип дыхания Бартимана. Внутри нее расцвело облегчение — и спешка.

— Эл, он близко к краю, — сказала она. — Надо унести его отсюда куда–то, где есть чистая вода и тепло огня. Помоги сделать носилки.

— А как же Аелин? Ее тоже нужно найти, — сказала Элеанора, пока они рылись в поисках подходящих обломков, чтобы сделать импровизированную раму. Ромилла на мгновение остановилась и с сожалением огляделась.

— Мы искали всю ночь, Эл, — произнесла она. — Просмотрели каждый ярд площади. Скоро рассвет, а мы не нашли ее следов. Бартиман здесь, но ненадолго, если не отнесем его куда–нибудь, где я смогу о нем хорошо позаботиться. Понимаешь?

Элеанора несколько мгновений смотрела на Ромиллу без выражения, затем моргнула и посчитала пальцы. Правой руки. Левой.

— Может, она сбежала, — сказала она, вытаскивая обгоревшую ветку из–под вороха обломков.

— Может, и мы снова ее увидим, — сказала Ромилла, и все же, пока они связывали носилки, она ощутила пробирающую до костей печаль об еще одном потерянном друге. Зигмар даровал им свое благословение, подумала она, но за это они ужасно пострадали. Женщина уже давно не хоронила так много друзей за раз. И надеялась, что больше не придется.

Они привязали Бартимана к носилкам и укутали в остатки своих плащей. Ромилла наложила те немногие травы и настойки, которые у нее остались, надеясь по крайней мере уменьшить боль от ран старого колдуна. Они подняли ношу и двинулись, медленно идя к южным вратам и едва волоча ноги. Они и часом дольше не останутся в Дракониуме, думала Ромилла, ни минутой дольше необходимого. Планы зеленокожих разрушены. Бессчетные тысячи жизней спасены от проклятья, об угрозе которого будут знать лишь немногие. Работа Зигмара выполнена.

Но город был трупом, выпотрошенным и мертвым, и он отобрал слишком много друзей.

Время уходить.

Ромилла и Элеанора вынесли Бартимана через полуразвалившиеся руины врат, в которые они вошли в Дракониум много дней назад. Они вышли с первыми рассветными лучами сквозь плывущую у земли дымку и бледный золотистый свет.

Ромилла, возможно, надеялась увидеть беженцев из Дракониума, ждущих на дороге. Она молилась, чтобы их усилия, пожалуй, действительно дали выжившим горожанам шанс сбежать, и у них получилось спасти несколько сотен жизней из тех, что населяли этот проклятый город. Для нее было бы небольшим утешением, если бы они смогли сделать что–то для людей города, который они не смогли спасти. Может, там еще будет кто–нибудь, кто поможет им спасти жизнь Бартимана.

Вместо этого она увидела пустую дорогу, усыпанную трупами тех, кто попытался сбежать. Топи тянулись вдаль, в рассветных лучах мерцала золотом на длинных травинках роса. Воды канала тихо плескались и булькали, полузатопленный корпус единственной баржи торчал из их грязных глубин.

— У нас нет ни еды, ни лекарств, — сказала Элеанора. — Идти далеко в любую сторону, Ромилла. Как мы…

— Зигмар подаст, — быстро ответила жрица, прервав вопрос девушки до того, как она его задала. Ей казалось, что, если вопрос озвучить, несправедливость всего этого окончательно сокрушит ее. Ромилла упадет на колени на тракте посреди трупов и будет кричать, пока не лишится рассудка.

Вместо этого она подняла носилки Бартимана и отбросила пробирающую до костей усталость, тянувшую ее вниз.

— Пойдем на юг, — сказала она. — И Зигмар подаст.

Они уже час шли на юг, в лес, медленно продвигаясь по тракту, бегущему вдоль канала, когда Ромилла неожиданно остановилась. Даже сквозь пелену истощения она услышала хруст ломающихся под ногами веток среди пепельных сосен справа от них.

Она положила свой конец носилок и обернулась, подняв свою импровизированную металлическую заточку. Жрица призвала Элеанору сделать так же. Хруст раздался снова, эхом отдаваясь между близко растущих деревьев. Если что–то нечестивое сбежало из города в лес… Они встали ближе друг к другу, между Бартиманом и деревьями, и ждали.

Ветки зашевелились, затем разошлись.

Ромилла вскинула заточку.

Затем она с облегчением расслабилась, когда между пепельных сосен появилась дозорный первого ранга Марика. Женщина уставилась на них, искренне не веря. Она опустила пистолет, затем засунула пальцы в уголки рта и коротко и резко свистнула.

Еще двое силуэтов появилось за ней — дозорный и ополченец. Они глазели на Ромиллу и Элеанору, таращихся в ответ с таким же изумлением.

— Вы живы, — наконец выдавила Марика. — Трон Зигмара, вы выжили!

— Едва-едва, и не все, — ответила Ромилла. — И Бартиман еще может умереть. Прошу, скажите, что у вас рядом лагерь. Ему нужны огонь, похлебка, перевязка и травы, если у вас есть. Я…

Марика подняла руку и улыбнулась — первой честной улыбкой, которую Ромилла видела за долгое время.

— Пошли за мной, — сказала дозорная. — Вы помогли нам победить их. Вы прогнали луну. Все, что у нас есть, ваше.

Спутники Марики подошли, чтобы взять носилки, но Ромилла отстранила их, и они вдвоем с Элеанорой подняли своего истощенного товарища. Они шли за Марикой в подлесок, заботясь о том, чтобы шальные ветки или шипы не оцарапали бесчувственное тело Бартимана. Дозорный и ополченец следовали за ними, и каждый хруст сломанной ветки под их ногами выдавал в них городских жителей.

Марика петляла через чащу вниз по неглубокому речному руслу, потом обратно на грязный берег и через группу железных дубов в пестреющий за ними солнечный свет. Глазам Ромиллы потребовалось мгновение, чтобы привыкнуть к сиянию дневного света после теней леса, но после этого она почувствовала слабость от облегчения.

Перед ними распахнулась просека, и там были они. Сотни мужчин, женщин и детей, побитые, окровавленные, но живые. Многие выхаживали травмы — сломанные конечности, кровавые порезы и тому подобное — но они были живы. Они сгрудились у лагерных костров, некоторые под сделанными на скорую руку укрытиями, люди из дозора и милиции ходили между ними с едой и припасами. Ромилла увидела также группу жрецов — силуэты, увешанные свитками веры и покрытые татуировками, бродившие от одной сгрудившейся горстки выживших до другой с целебными припарками и словами утешения.

— Несите его сюда, — сказала Марик, указывая на костер, трещавший под укрытием из телеги, набитой деревом. Несколько потрясенных до глубины души горожан сгрудились у огня, но дали место новоприбывшим довольно охотно. Пока они укладывали Бартимана у костра, маленький мальчик смотрел на Ромиллу широкими глазами. Смутившись, он зарылся лицом в грудь матери, когда жрица и Элеанора присели.

— Думала, что мы все умрем, — сказала женщина, крепко прижимая дитя. — Хвала Зигмару, это не так.

Ромилла вдохнула и очень медленно выдохнула. Она смотрела, как Марика привлекает внимание одного из жрецов и отправляет его к ним с мешком лекарств, болтающихся у него на бедре. Ромилла провела рукой по жидким белым волосам Бартимана, посмотрела на греющую от костра руки Элеанору и позволила себе слабую грустную улыбку.

— И в самом деле, хвала Зигмару, — выдохнула она.