Караул Смерти: Разрушитель теней / Deathwatch: Shadowbreaker (роман)

Перевод в процессе: 11/66 Перевод произведения не окончен. В данный момент переведены 11 частей из 66.

WARPFROG Гильдия Переводчиков Warhammer Караул Смерти: Разрушитель теней / Deathwatch: Shadowbreaker (роман)
Автор	Стив Паркер / Steve Parker
Переводчик	AzureBestia
Издательство	Black Library
Серия книг	Караул Смерти / Deathwatch
Предыдущая книга	Deathwatch
Следующая книга	нет
Год издания	2019
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Скачать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

«Я сделал это ради нас всех, так как мы не сможем выполнить свое предназначение во вселенной мертвых миров»
– аун’Дзи
Обращение к аун’Т’ау’Реша (записанное заранее)
2526.316.3 Т’ау

I

- Не ту сторону выбрал, Линдон. Она ошиблась. И тебя в это втянула. Не усугубляй ситуацию еще больше. Мы можем ей помочь, но только если ты поговоришь со мной. Чем дольше ты тянешь, тем больше шансов, что она там погибнет. Говоривший подошел ближе. Линдон ощутил на лице чужое горячее дыхание, резко пахнущее рекафом.

- Нам уже известно и про грузоперевозки, и про контрабандистов из пограничья, и про чартерные рейсы в пространство т’ау. Я восхищен твоей преданностью, но ты пораскинь мозгами, старик – никаких сообщений, ни слова от нее за многие месяцы. Если она не вляпалась в неприятности, то почему замолчала? Ордос не может сидеть, сложа руки.

Тщательно выверенный дружеский тон, весь преисполненный понимания, сочувствия и рассудительности. Каждое слово, каждый взгляд, каждый жест был точно рассчитан так, чтобы не возникало никаких сомнений: этот парень – твой друг, человек, который желает тебе исключительно добра. Все, что ему нужно – толика информации. Всего несколько слов, которые так просто произнести и так чудовищно удержать.

Он представился Бастонем. Вряд ли его и вправду так звали.

Он был добр, но Линдон отлично знал все эти ужимки. Он достаточно часто оказывался их объектом. Правда, легче от этого не становилось. На карту было поставлено слишком многое. Ее милость попросила довериться. Ей нужно было время. Линдон был готов умереть здесь, чтобы дать ей требуемое. Это было лучшее, на что он мог сейчас рассчитывать с точки зрения здравого смысла.

Если бы компания похитителей состояла только из этого дознавателя и его громил-телохранителей, Линдон бы куда меньше опасался, что в итоге все-таки проболтается. Но здесь была еще одна небольшая проблемка. Проблемка сидела на деревянном табурете в дальнем углу, закутанная в мантию с капюшоном, покрытая татуировками ордоса и одновременно – Адептус Астра Телепатика.

Псайкер ордоса.

Сартуций – так к нему обращались остальные, - сидел молча, погруженный в задумчивость после неудачной попытки извлечь информацию из разума Линдона своим жестким чародейством.

Пентаграммы-обереги, нанесенные чернилами на кожу Линдона и лазером – на его кости, сдерживали агрессивные попытки псайкера залезть к нему в череп, но надолго ли их хватит? Сартуций, похоже, даже не моргал этими своими бесполезными глазами, лишенными зрачков. Он не отводил взгляда, без сомнения, просматривая ауру Линдона, выискивая бреши, стремясь использовать любую доступную щель, чтобы пробраться внутрь.

Да, обереги Линдона были мощными, но, получив достаточно времени и грамотно надавливая на нужные точки, псайкер из ордоса практически всегда получает ответы, которые он или она ищет.

По загривку Линдона сползла капля пота. Здесь было почти нечем дышать.

Внутри грубой постройки стояла жара, как в духовке. Единственная комната, двенадцать на семь метров, толстые стены, скалобетонный пол. Ни щелочки. Наверняка еще и звукоизоляция, и защита от сканирования. Дознаватель и его команда были грамотными ребятами, и подготовили место как следует.

Масляные пятна на скалобетонном полу, усиленные подъемники, подвешенные к стропилам – похоже, раньше это место использовалось как склад или как ремонтный ангар. Металлические заслонки на стенах были чуть наклонены, пропуская в помещение тонкие лучи жаркого полуденного солнца. Они слегка поблекли от грязи на окнах, но все равно оставались достаточно яркими, чтобы Линдон, закрывая глаза, продолжал видеть цветные пятна.

Окна располагались на самом верху, стекла были белесые и мутные. Сквозь них совершенно нельзя было рассмотреть, что творится внутри.

- Я тебе помочь пытаюсь, - продолжил Бастонь, - ордос заботится о своих.

«Бред больного грокса», - подумалось Линдону.

Все в ордосе прекрасно знали правду – он делился на крупные группировки, постоянно грызущиеся за власть и могущество.

Линдон поджал губы, и нижняя откликнулась болью – ее сначала рассекли во время похищения, а затем изуродовали еще сильнее при последовавших избиениях.

Болело все тело. Каждый раз, когда его вытаскивали из этой дыры и пощечинами заставляли прийти в себя, становилось еще хуже. И конца и края этому было не видно.

Перед глазами у него медленно клубились пылинки, танцуя какой-то изящный танец в пересекающихся микропотоках теплого воздуха. Время здесь, казалось, тянулось невообразимо медленно. Перед началом утреннего раунда сегодняшних допросов, его оставили лежать со связанными руками и ногами, с черным мешком на голове. Они давали ему еду и воду – ровно столько, чтобы поддерживать в нем жизнь. Изолированные от всего мира, с завязанными глазами, заложники часто теряли счет времени, это Линдену было отлично известно. Это была достаточно популярная практика, один из способов сломать человека.

Но умение отслеживать ход времени было одним из первых предметов в базовых тренировках Линдона. По собственным подсчетам он провел в плену три дня и шесть часов. А это значило, что в другом месте сейчас вовсю бьют тревогу. Его вытянутую левую руку неожиданно резко дернули. Следом растеклась свежая боль – в запястье врезалась грубая веревка. Здоровенный детина в маске, державший конец веревки, натянул ее сильнее. Следом и второй, такой же дородный и в такой же маске, натянул другой конец, и нервы Линдона откликнулись болью. Если бы эти громилы не держали веревки, Линдон давно бы рухнул на колени. У него уже совсем не оставалось сил. Он подозревал, что ноги ему основательно переломали.

Безмозглые здоровяки полагались лишь на грубую силу. Никакой хитрости. Не будь Линдон связан и ранен, он бы убил их обоих за какие-нибудь пару секунд.

Но вместо этого он безвольной куклой болтался, подвешенный за руки к стропилам, раздетый по пояс, с покрытой синяками физиономией, весь в отеках, порезах и ушибах. Так серьезно ему еще не доставалось.

Им хватило мозгов использовать парализатор во время похищения. Он бы и сам поступил точно так же.

В порту за ним увязался фальшивый преследователь, достаточно неуклюжий, чтобы быть замеченным, но не настолько, чтобы Линдон раскусил обман. Занятый попытками оторваться от более заметных преследователей, он прозевал ловчую команду. Стоило догадаться, что они ни за что не доверят его поимку одному-единственному человеку.

Теперь ему приходилось расплачиваться за собственную неосмотрительность. Но он не допустит, чтобы ее милость пострадала из-за его ошибки.

Раскусить зуб с цианидом он не успел – парализатор, которым его подстрелили, был быстрым и мощным. Нейральный никартадрин или что-то новое, доработанное. Линдон отрубился еще до того, как его голова коснулась земли. А пока он был в отключке, они вытащили зуб. То, что он еще дышал, означало, что они деактивировали и маленькую бомбу, вживленную в кору его мозга.

В общем, чистая, быстрая смерть оперативному сотруднику Ургоссу Линдону не грозила. По крайней мере, до тех пор, пока эти люди не узнают то, что известно ему.

Горячее дыхание Бастоня снова коснулось его лица, на этот раз – у самого уха.

- Мы пытаемся ей помочь. Я хочу, чтобы ты понял это.

Печать ордоса была настоящей – Линдон бы сразу опознал подделку. К тому же, у Бастоня просто-таки на лбу было написано «оперативник Инквизиции», большими, сияющими буквами. Несмотря на жару, на нем было длинное черное пальто из кожи грокса, и перчатки. Каким-то образом, пока все остальные в этой комнате обливались потом, он оставался холодным, как ледышка.

- Знаешь, - проговорил Бастонь, отступая на шаг, по-прежнему глядя пленнику в лицо, - мне нравятся твои преданность и принципиальность. Ты хорош. Отлично обучен. Я уважаю таких. Мы с тобой похожи. У нас одинаковое чувство долга перед ордосом и перед нашими кураторами. Если бы мой куратор пропал, сейчас бы ты сам задавал вопросы, отчаянно пытаясь отыскать инквизитора, который, весьма вероятно, серьезно нуждается в помощи. Интересно, был бы ты со мной таким же терпеливым, как я с тобой.

Линдон не нашелся, что ответить.

Бастонь отвернулся на мгновение, вздохнул и снова подошел ближе. Он склонился к уху Линдона и негромко зашептал:
- А вот я бы тебе помог, если бы мы поменялись местами. Я бы знал, что поступаю правильно. Проклятье, да подумай хотя бы об Империуме. У нас с тобой общая цель. Враг – там, а не здесь. Если ты кому-то и помогаешь своим идиотским молчанием, так это вонючим ксеносам.

Линдон бы даже усмехнулся, если бы его рот и нос не пересохли вконец. Все, что у него вышло – фыркнуть. Он болтался здесь, дыша пересохшим, потрескавшимся ртом, его веки дергались, и он вот-вот был готов снова потерять сознание. Бастонь покачал головой и снова вздохнул, на этот раз – тяжелее, и принялся медленно расхаживать вокруг Линдона.

- Ну и что мне теперь делать? Если ты со мной не разговариваешь, как я могу помочь? Тебе вообще это интересно? Она, может быть, умирает там уже. Может быть, пока мы тут беседуем, т’ау ее на части режут, желая получить всю информацию. Слушай, как тикают часы, отсчитывая ее последние минуты. Поисковая команда, которую отправляют сегодня, может быть, ее единственный шанс.

Линдон пропустил эти слова мимо ушей. Ее милость выразилась предельно ясно:

- Ничто и никто не должны вмешиваться в мои планы. Ты отдашь свою жизнь, если понадобится, но не выдашь ни звука. Говорю тебе – ставки еще никогда не были так высоки.

Он едва успел заметить резкое движение позади, как почки вспыхнули болью. Бастонь ударил его со всей силы.

Агония закрыла собой все остальное. Линдон судорожно выдохнул и едва не рухнул на колени, но двое громил натянули веревку, вздергивая его на ноги, и натянутые до предела сухожилия заныли еще сильнее.

«Трон и святые», - думал Линдон, - «пусть это кончится. Пусть я наконец умру, сохранив свою тайну».

Бастонь взрыкнул и с отвращением отвернулся. Полы его длинного черного пальто взметнулись, как крылья, маска терпеливого добряка наконец-то свалилась. Линдон зашелся мокрым кашлем.

- Будь прокляты твои предки, - Бастонь обернулся и сплюнул. – Если ты не расскажешь мне то, что мне нужно знать, я позволю себе войти во вкус. Поверь, тебе это не нужно. Поднимите его! – рявкнул он остальным.

Громилы снова натянули веревки. Линдону едва не пришлось встать на цыпочки, и он зашипел от нестерпимой боли.

Бастонь отошел к пласталевому столу, стоявшему впритык к западной стене, и открыл черный чемодан. Он с некоторым отвращением осмотрел содержимое чемодана и негромко заговорил, как будто с самим собой.

Небольшая I-образная булавка на его воротнике уловила его слова:

- Милорд, мне кажется, что традиционные методы убеждения завели нас в тупик. Ордос обучил его на высшем уровне. Я не смогу его расколоть, не прибегая к решительным мерам.

Второй голос – спокойный и ничего не выражающий – откликнулся через крохотную вокс-бусину в левом ухе Бастоня.

- Чего и следовало ожидать. Пора сдвинуть дело с мертвой точки. Пусть Сартуций попробует еще раз. После этого – и только после этого – используйте одного из червей.

Бастонь помрачнел. В чемодане, в прозрачном цилиндре из усиленного пермагласса, шевелились и переплетались друг с другом несколько скользких пурпурных червяков.

Бастонь обернулся на фигуру в балахоне, сгорбившуюся в углу на деревянном табурете, стиснув пальцы, распространяя вокруг тяжелую ауру, присущую всем тем, кого называли одаренными. Длинный деревянный посох псайкера стоял рядом, прислоненный к стене.

- Подъем, ведьмокровка!

Человек в балахоне что-то недовольно пробурчал, но взял свой посох в руку и медленно встал с табурета. Свободной рукой он откинул капюшон, обнажая мертвенно-бледное лицо, изборожденное морщинами. Сквозь его полупрозрачную кожу виднелись бледно-синие сети вен, растянувшихся по всему телу. В лбу над переносицей алела яркая татуировка схолы, которая обучила его управлять своим гнусным даром, а затем направила на службу ордосу.

Поравнаявшись с Бастонем, псайкер на мгновение остановился.

- Это бесполезно, агент. Я вам уже говорил. Он слишком хорошо защищен. Если бы дело было только в татуировках, мы бы попросту освежевали его. Но если сломать обереги на его позвоночнике, на черепе… Он умрет раньше, чем я успею…

- Делай, как приказывает его милость, - огрызнулся Бастонь. Он даже не давал себе труда скрывать свою неприязнь к псайкеру. – И давай побыстрее. А иначе какой от тебя прок? – он указал на червяков в колбе. – Если ты не справишься, придется прибегнуть к последнему средству. Хроно тикает. Нам скоро нужно будет уходить отсюда.

Сартуций нахмурился, но подошел и встал прямо перед Линдоном. Подняв правую руку, он растопырил пальцы, зажал несколько точек на голове узника, и начал напевать мантру, низко и монотонно.

Линдон попытался отвернуться, но ему не хватило сил. Пальцы псайкера удержали его.

Солнечный свет в помещении замерцал и как будто поблек.

Кожу всех, кто стоял там, облизнул холодок.

Стены словно раздвинулись, когда воздух наполнила неестественная сила.

Бастонь наблюдал за ними, прислонившись спиной к стене, стоя так далеко, как только позволяли размеры комнаты. Громилы в масках отвели глаза. Им не нравилось стоять рядом с санкционированным псайкером, особенно когда он использовал свой богомерзкий дар.

Бледную, лысую голову Сартуция покрыли капельки пота. Бастонь заметил, как сжались зубы псайкера, и как его трясло, пока он прикладывал все больше и больше неземной силы. Бастоню показалось, что птичьи ребра этого доходяги вот-вот треснут и его тело согнется пополам. Кровь заструилась у псайкера из носа и уголков глаз, его пение стало громче и выше…

А затем оборвалось.

Сартуций отрывисто вскрикнул и шарахнулся прочь, спотыкаясь об собственные одежды. Он с трудом удержал равновесие, опершись на посох, и, тяжело дыша и обливаясь потом, побрел обратно в свой угол. Он вытер кровавые дорожки на лице и шее длинным рукавом хлопкового одеяния и, отдышавшись, зашипел на Бастоня:

- Будь ты проклят, недоумок, я уже сказал – я больше ничего не смогу сделать! Обереги слишком сильные!

- Если его милость велит тебе постараться, так старайся как следует, мать твою! – огрызнулся агент.

Но Сартуций действительно старался, и было ясно, что резчик по кости, нанятый Эпсилон, поработал над ее агентом слишком хорошо.

Оставался последний способ.

Бастонь запустил руку в чемодан и вытащил оттуда цилиндр. Он с осторожностью откинул пальцем крышку, и с помощью тонких металлических щипчиков извлек одну из извивавшихся тварей.

Ротовое отверстие червя тут же распахнулось, обнажая алые реснички, и те зашевелились, ощупывая воздух в поисках живой плоти. У основания ресничек Бастонь разглядел крохотный черный клюв, способный прогрызть кость.

Ради всех святых, как же он ненавидел эти штуки!

Закрыв крышку, Бастонь убрал цилиндр с червями обратно в чемодан. Отведя руку с щипчиками как можно дальше, он пересек комнату и подошел к измученному пленнику.

Остановившись в метре от Линдона, Бастонь осторожно поднес червя к его лицу. Почуяв близость живого носителя, червь отчаяннее зашевелил ресничками, забился, тщетно пытаясь вырваться из своих пласталевых оков.

- Ты знаешь, что это такое, - негромко и расстроенно проговорил Бастонь. Он не спрашивал, а утверждал.

Его сожаление было искренним. Честно говоря, он не хотел этого делать. Линдон вынудил его, и ради чего? В конечном итоге ордос всегда получает то, что нужно.

Узник поднял налитые кровью глаза, шевельнув посиневшей и отекшей бровью, и увидел извивающегося червя в нескольких дюймах от собственного лица.

Он в ужасе отшатнулся, бессильно дернувшись в путах. Стоявшие рядом громилы натянули веревки, удерживая пленника на месте, и мышцы их рук напряглись, становясь похожими на пласталевые кабели.

Линдон знал, что это за существо. Семь лет назад ему пришлось использовать одну такую тварь, и все семь лет он тщетно пытался забыть о том дне.

- Не надо, - выдохнул он. – Эпсилон по-прежнему служит ордосу. Я служу ордосу. Я не могу сказать тебе то, что ты хочешь узнать. Но прошу тебя, поверь… Пожалуйста… Просто… не делай этого.

Бастонь с абсолютно искренней неохотой поднес червя поближе к лицу Линдона.

- У меня приказ, агент. Ордос должен знать, почему она перестала выходить на связь. Мне нужно ее местоположение. Дай мне повод отказаться от таких мер, пока не стало слишком поздно.

Линдон и сам отчаянно желал заговорить. Он уже подбирал слова, которые можно было произнести и избежать такой страшной судьбы. Червь привел бы его к участи пострашнее смерти – его ждало медленное и мучительное погружение в безумие, растворение разума. Как только червь проникнет внутрь, остановить его будет невозможно.

И все же, как бы страстно он не хотел избежать такой судьбы, он не посмеет – не сумеет – предать доверие ее милости. Раскрытие Эпсилон было гораздо важнее, чем жизнь любого человека. Вероятность того, что Аль-Рашак был не просто легендой, что его можно было найти и использовать… Это стоило целого множества жизней таких, как Линдон.

Это могло изменить все.

И потому Линдон придержал язык и приготовился к агонии разрушаемого разума, которая будет длиться всю его оставшуюся жизнь.

II

Халук недовольно скривил загорелое лицо, оскалив белые зубы.

Вокруг него царила сплошная ересь.

Неверные собаки. Предатели. Мразь, возлюбившая ксеносов!

Он проталкивался сквозь них, распихивал локтями, едва не сбив с ног одного или двух. Никаких притворных извинений. Эти люди забыли о своем долге. Бог-Император человечества не для того страдал от невообразимых мучений последние десять тысяч лет, чтобы человек и ксенос жили вместе.

Большинство тихонитов – городских, как думалось Халуку, - отринули Имперское кредо, страстно желая получить все, что предлагали эти нечестивые поги.

Уже почти три десятилетия эта планета входила в состав владения т’ау. С самого первого дня большинство тихонитов считало синекожих спасителями и братьями. Но древние племена хранили верность Империуму, не позволяя сбить себя с толку.

Кто-то толкнул Халука в спину. Затем последовал толчок слева и короткие извинения. Как же здесь, в столице, суматошно! Столько народу… И шум, бесконечный гул голосов, разговоры, рев животных, нагруженных товарами…

Совсем не так, как в тихом убежище далеко на севере, населенном духами и пропитанном дождями.

Базар, через который шел Халук, представлял собой лабиринт затянутых тентами улиц и маленьких торговых площадей, переполненных людьми в ярких одеждах, торговавшихся из-за качества и количества. Здесь были крупы и специи, фрукты и солонина, даже официально разрешенные наркотики в виде необработанных листьев.

Женщин здесь, конечно, не было – им запрещалось заходить на рынок. С самого начала торговли на Тихонисе рынки были исключительно мужским местом. Считалось, что женщины приносят сюда неудачу. В их присутствии переговоры проваливались бы, партнерства распадались, соглашения трещали по швам. Весь бизнес развалился бы навеки. Завидев хотя бы одну женщину, даже маленькую девочку, суеверные торговцы поднимали руки к небу, заходились грубой бранью и закрывали свои магазины на весь день.

Халук был рад тому, что хотя бы некоторые вещи не меняются.

Впрочем, радоваться ему пришлось недолго. Несмотря на то, что на рынке не было женщин, в толпе виднелись и другие, кому не следовало тут находиться. Среди торговцев и покупателей виднелось множество чужаков. Некоторые из них были так называемыми «интегрированными расами» - самыми разнообразными и причудливыми существами с далеких миров, подчинившихся власти надменных т’ау.

Больше всего среди них было самих т’ау. Водная каста. Торговцы и коммерсанты.

Синекожие собаки!

Будучи ниже своих коллег-людей, они легко терялись в плотной толпе. Но время от времени в бурлящем море покупателей возникали просветы, и тогда Халук замечал худых и гибких синекожих ублюдков, увешанных высокотехнологичными аксессуарами и сверкающими жетонами, показывавшими их статус. Халук скривился от отвращения. Головы, лишенные ушей и волос, лица без носов, четырехпалые руки… Как же он их презирал!

Незаметно наблюдая за погом-торговцем с особенно темной синей кожей, Халук невольно задумался, как эти твари вообще торгуют – как они умудряются говорить, двигаться и шевелить руками насколько по-человечески? Они, казалось, вовсе не прикладывали к этому никаких усилий.

Было ли это их подражание сознательным? Хитрый трюк, чтобы поменьше казаться чужаками и влиться в человеческое общество?

Умышленные или нет, но их жесты и слова не могли обмануть Халука. Он видел сквозь их маски. Голос Песков не ошибся в своем выборе. Сердце Халука не знало мягкости, а разум не поддавался лжи. Они не смогут сбить его с намеченного пути.

Торговец т’ау что-то показал рукой троим покупателям, с которыми беседовал, и они все зашлись хохотом – теплым, искренним и дружелюбным. Халук отвернулся, не в силах больше смотреть на это.

Эти люди братаются с убийцами. Разве они не знают о наших страданиях?

Он направился дальше. Вокруг него из руки гуляли деньги, несмолкаемый гул бесед и переговоров перемежался спорами и звоном монет. Здесь, в Чу’сут Ка, западной столице – до вторжения просто Чусук, - имперские деньги заменили ромбовидные диски из странного сплава, легкие, но необычайно прочные.

Деньги т’ау. Законы т’ау. Культура т’ау.

Они замарали все.

Не так обстояли дела на непокорных Северных Территориях, так называемых Затопленных Землях, где вырос Халук. Там люди по-прежнему использовали имперский дукат и сантим, монеты с гордым двуглавым орлом – аквилой Империума Человечества.

Когда расплата свершится, все люди снова будут пользоваться дукатами и сантимами.

Столько всего нужно было исправить – но со временем все будет исправлено.

Видения Голоса Песков были яркими. Мечта лояльных племен станет однажды явью.

Но я этого уже не увижу, подумал Халук. Но есть цена, которую платят все мученики. Моя награда будет ждать меня в загробной жизни.

Он шел вперед, не опуская взгляда. Со всех сторон от разноцветных палаток доносились призывы, торговцы объявляли сегодняшние цены, но Халук пришел сюда не за покупками. Он был харкином, святым воином, выполнявшим священную миссию. Здесь, среди толп неверных, он скрывался у всех на виду, дожидаясь своего часа – но для тех, кто сновал вокруг, он был еще одним обычным местным жителем в обычном месте и в обычный день.

Жизненно важно было не привлекать внимания. Если забраться на башню слишком рано, то есть риск, что его заметят наблюдательные дроны т’ау. Халук поднял глаза к темно-синему небу, видневшемуся сквозь просветы между рыночными навесами. Смертоносных машин отсюда было не видно, но они постоянно были здесь, с жужжанием носились над городом, высматривая редкие признаки беспорядков.

Как же Халук ненавидел дроны! Смерть от рук безмозглой машины пятнала позором душу мужчины. Такой конец не годился для харкина. Халук боялся ее, этой недостойной смерти. Что бы ни случилось, он не позволит машине забрать его жизнь сегодня.

Он остановился у одного из прилавков, притворяясь, что его заинтересовала пара башмаков ручной работы, сделанная на старый манер. Он сделал вид, что раздумывает над покупкой, и в этот момент понял, что хочет пить.

Здесь так сухо летом. Совсем не так, как на севере. Это хорошо. Планета стремится вернутся во времена великих пустынь. Она утомилась, задушенная всей этой зеленью и синевой, которую насаждают здесь поги. Мы поможем ей сбросить их. И вскоре она снова засияет золотом бескрайних песков, и наш жизненный уклад восстановится.

Для этого потребуется полностью обратить всепланетный инженерный проект синекожих. Их огромные машины придется изучить и перезагрузить. От простого их уничтожения народам Ишту и Кашту будет теперь мало толка. Как понимал это Халук, нарушилось равновесие, и новые погодные системы стали теперь более-менее самостоятельными.

Т’ау понадобились столетия, чтобы превратить этот некогда пустынный мир в агропромышленного гиганта, снабжающего пищей миры в десятках других покоренных систем. Эта перемена полностью уничтожила старые сообщества пустынников и их древнюю, благородную культуру, разогнав их далеко на север и на юн, где больше никто не селился.

Они должны были закончить свою работу, но не закончили. И мы заставим их пожалеть об этом.

Изначальные племена тихонитов прекрасно приспособились к пустынной жизни – жизни, которая постоянно испытывала на прочность любое живое существо. Она сделала мужчин сильными и выносливыми. Легкая жизнь делает мужчин жирными и бесполезными. Она расхолаживает. Весь окружающий Халука рынок прекрасно это иллюстрировал.

Наверху он заметил троих высоких, широкоплечих мужчин в коричневой униформе. Они шли вперед, рассекая толпу, как корабль – волны, и торговцы инстинктивно расступались перед ними.

У них были стаб-ружья и знаки отличия, сверкавшие в случайных лучах солнца.

ИВБ. Интегрированные войска безопасности.

Люди, посвятившие себя военной службе т'ау.

Халук посторонился, отворачиваясь, и принялся торговаться с продавцом продуктов за охлажденный уанур – сладкий фиолетовый фрукт, растущей в более умеренном среднесеверном климате.

Офицеры ИВБ прошли мимо, не обратив на него внимания.

Халук пожалел, что у его нет оружия. Он представил, как подкрался бы к офицерам со спины с отравленным клинком, и убил всех троих быстрее, чем они успели бы оглянуться. Голос Песков и старейшины Кашту убедили его не брать с собой оружия. Мудрое решение.

ИВБ помогали касте огня т’ау изгнать его народ, вытеснить их с родных земель. Их единственным вариантом оставался дальний север. Халук видел видеозаписи, видел, как люди вырезали других людей по приказу погов. Его народ сражался отчаянно, но тогда ему еще не хватало опыта и знаний о том, как сражаться с высокоразвитым и хорошо организованным противником.

- Ну? – позвал щекастый торговец, развалившись на шелковых подушках. – Что скажешь?

- У меня неожиданно пропал аппетит, - ответил Халук, и, развернувшись, ушел.

Торговец пробормотал ему в спину проклятие.

Солнце ползло по небу, а народу на рынке все не убавлялось. Халуку пришлось поработать локтями, чтобы пройти сквозь толпу шумных мужчин в ярко-оранжевых, желтых и красных одеждах, торговавших специями. Он задел одного из них плечом, и мужчина остановился и обернулся, явно собираясь потребовать у Халука извинений. Это был крупный человек, хорошо откормленный и хорошо обеспеченный, судя по тому, сколько на нем было золота. Он, похоже, привык к уважению, но если он думал, что сумеет запугать Халука этим суровым взглядом, то сильно ошибался. Халук уставился на него в ответ острым и ледяным взглядом, мрачным, как грозовая туча.

Под взглядом пустынника торговец резко растерял всю свою храбрость. Он без слов отступил, отвернулся и ушел вместе с остальными товарищами. Халук услышал, как торговец сказал остальным на ходу:

- Это какой-то сумасшедший.

Свиньи! Здесь, в столице, их жизнь была такой легкой! Их дети не умирали от гнили в легких. Болотные охотники никогда не крали их девушек, пока те собирали еду. К ним не приходили патрули круутов, убивая всех, кто попадался под руку.

Здесь безопасность, здоровье и достаток давались каждому – нужно лишь преклонить колено перед чужаками, отвернуться от правды и забыть, что сама жизнь есть дар Бога-Императора. Нужно лишь отвернуться от Его света и принять власть ксеносов.

Склониться перед мудростью щедростью ауна.

Халук незаметно сложил пальцы в проклинающий жест.

Жизнь не должна быть легкой. Император не для того обрек себя на вечные страдания, чтобы эти неблагодарные люди могли жить, не зная лишений.

Император хотел, чтобы люди были сильными. Иначе как они смогут выжить в галактике, полной жестоких и смертоносных чудовищ?

При всех их разговорах о Высшем Благе, их возлюбленном чужацком кредо, т’ау все равно оставались расой завоевателей, и точно так же жаждали власти, любой ценой стремясь расширить свои земли. А если люди сопротивлялись, т’ау разжигали войну.

Ненавидеть ксеносов Халука научила его мать, Галта. Она часто читала записи речей Голоса Халуку и его братьям и сестрам перед сном.

Отца у них не было. Только изображения. Мужа Галты убили во время разведывательной вылазки незадолго до того, как Халук родился.

Халук засыпал, мечтая стать великим героем своего народа. И в его снах человек со снимков говорил с ним о чести и славе.

Даже в шесть лет он просыпался, горящий желанием учиться.

Воодушевленная пылом, который вызывали у Халука записи, мать попросила некоторых старейшин обучить его по книгам Имперского кредо. К двенадцати годам Халук мог дословно цитировать около семь сотен высказываний из трудов нескольких знаменитых имперских святых и великих экклезиархов. Как же она гордилась им тогда! Она надеялась, что однажды он войдет в Министорум, но для этого необходимо было вышвырнуть с Тихониса узурпаторов. Даже самые оптимистично настроенные и твердые в своей вере соплеменники не считали такой исход вероятным. И потому, когда Халуку исполнилось девятнадцать, и он вырос в крепкого, стройного и мускулистого мужчину, каким был и его покойный отец, мать дала ему свое благословление и разрешение присоединиться к святому воинству. Сам Голос Песков пришел, чтобы провести церемонию посвящения, разделить никту, связующий наркотик, и взять с юноши кровавые клятвы.

В тот день Халук стал харкином, и так начался его путь к величайшей славе.

Пробираясь через базарную толчею к востоку, Халук вспоминал, как по щекам его матери текли слезы, как мешалась в них гордость и скорбь.

Харкинам не суждено было мирно умирать в своей постели. И потому не будет у него матери внуков, чтобы утереть ей слезы, когда она услышит вести о его успехах – лишь осознание того, что ее старший сын будет вечно жить в теплом сиянии Великого Спасителя, и вкушать плоды Его Благодатных Садов. Ей оставалось лишь это осознание – и надежда, что младший брат Халука Фарид не последует по тому же пути.

Ей не суждено было узнать об этом при жизни.

Она была на юго-востоке, в мангровых зарослях, вместе с другими собирательницами еды, когда их засек патруль круутов. Клювоголовые убили их без всякой жалости. Они не брали пленников. Они наслаждались кровопролитием.
Когда останки Галты вернули в селение, Фарид рухнул на колени, заходясь рыданиями. Ее убил точный выстрел в голову, но с костей содрали большую часть плоти. Видно было, что здесь потрудились большие и острые клювы.
Крууты, как известно, поедали плоть тех, кого убивали.

Халук не плакал. Харкины льют следы только из-за боли Бога-Императора. Вместо этого он произнес молитву, чтобы путь духа матери был быстрым и легким, а затем укрепил свое сердце и с новыми силами взялся за выполнение секретной миссии, возложенной на него Голосом Песков.

Здесь, в рыночной толпе, где в горячем воздухе разливались резкие, мелодичные птичьи трели, болезненные воспоминания поблекли.

Кьянтилей, небольших птиц, которых тихониты приручили с незапамятных времен, специально приучали петь по времени. Разливавшийся в воздухе крик отмечал второй дчас после полудня. Это был тот самый знак, которого дожидался Халук. Протолкнувшись мимо группки мужчин, торгующихся за мешки с рисом-саятри, Халук свернул в переулок, который вел на широкую, освещенную солнцем площадь, откуда начиналась главная дорога во Внутренние Районы.

Здесь уже начали появляться облаченные в бежевую броню фигуры – на углах садов, раскинувшихся на крышах, на террасах, тянущихся вдоль дороги.

Войска безопасности т’ау.

Они наблюдали сверху за улицами, сжимая рукояти длинноствольного энергетического оружия. Халук уже видел, каким точным и смертоносным оно может быть.

Он ощутил, как его сердце заколотилось сильнее, а дыхание сбилось. Долгожданный момент почти настал.

Он свернул налево и пошел на север по узкой улочке, тянущейся параллельно главной дороге. Теперь он был единственным, кто направлялся в ту сторону – по толпе разлетелся слух, что процессия приближается, и рыночная площадь опустела. Все поспешили к главной дороге, охваченные желанием увидеть возвращение самого старшего военного командира Тихониса.

Расталкивая толпу плечами, Халук свернул направо, в узкий проход. В самом конце он обнаружил то, что искал – металлические ворота, у которых на одной из рукоятей был привязал лоскут красной ткани, служивший знаком. Ворота были не заперты. Халук толкнул створки, и старые петли заскрипели. Он прошел внутрь, закрыл ворота за собой и проскользнул в прохладную тень между колоннами.

В самом конце коридора обнаружился проем, ведущий в минарет, и Халук начал подниматься по старой спиральной лестнице, вырезанной из песчаника. Здесь было тихо и прохладно.

Халук не успел пройти и десяти метров. Он запоздало спохватился, услышав, как кто-то торопливо спускается ему навстречу.

Он замер. Лестница была узкой. Ни одного укрытия.

Неожиданно перед ним возникла фигура в темно-коричневых одеждах ИВБ, выскочившая из-за поворота. Промелькнула тень, следом раздался приказ остановиться.

Кровь застыла у Халука в жилах.

Он посмотрел на дуло поднятого стаббера.

Нет. Это неправильно.

Его уверяли, что здесь никого не будет.

Что путь расчищен.

III

Толстые стены из усиленного пласталью скалобетона заглушали отчаянные мольбы Линдона.

Он не боялся смерти самой по себе. Никогда не боялся. Он хорошо служил все эти годы. Он верил в Имперское кредо. Но то, какой именно смертью он умрет, и то, как эта смерть скажется на работе Эпсилон… вот это пугало по-настоящему. Он и подумать не мог, что из всего миллиарда возможных смертей, которые могли ожидать полевого агента Ордо Ксенос, его будет ждать именно эта.

Синовермус проникнет в его носовую полость, выделяя по пути слизь с мощным психотропным эффектом – и эта слизь катастрофически изменит для Линдона восприятие времени и постепенно уничтожит его волю. Секунды начнут казаться ему днями. Он перестанет контролировать собственный разум и станет куда сговорчивее. Внутренние барьеры спадут. А в это время червь будет жрать крохотной пастью его плоть, кости и нервы, чтобы добраться до вожделенной цели – мозжечка, - где отложит яйца и сдохнет.

И несмотря все душевные и физические травмы, которые останутся после путешествия червя через его мозг, Линдон еще будет жив к тому моменту, когда личинки вылупятся – они появятся почти сразу после того, как матка отложит яйца. Они начнут расти и питаться, и вот тут Линдону наступит конец. Но к тому времени Бастонь уже получит всю необходимую информацию, и Линдон умрет слабаком, подведшим своего куратора, выдавшим все известные ему тайны.

От осознания собственного бессилия на глазах Линдона выступили злые слезы, и он зашептал молитву Императору.

Бастонь сграбастал Линдона за отсыревшие от пота волосы, заставил его запрокинуть голову и зафиксировал, поднося червя к его носу. У Линдона не осталось сил сопротивляться. Бастонь двигался медленно, явно пытаясь дать ему еще один шанс, чтобы все рассказать и избежать этой ужасной участи. Но с губ Линдона слетали лишь кровь и молитвы.

В глубине души Бастонь не сомневался, что Линдон не сломается. Поменяйся они ролями, и Бастонь тоже избрал бы именно такой путь. Ордос требовал от своих агентов многого – и у него были на то причины.

Судьба Империума зависела от мужчин и женщин, готовых умереть за него.

С тяжелым сердцем Бастонь запустил червя Линдону в ноздрю.

Существо тут же растопырило реснички и попыталось уползти внутрь, поглубже в темный тоннель плоти. Бастонь не сразу отпустил его, и червь забился, стараясь вырваться из захвата пинцета.

Молитвы Линдона переросли в сдавленный вой сквозь сжатые зубы.

- Где Эпсилон?! – в отчаянии воскликнул Бастонь. – Где она?!

Линдон усилием воли задавил последние остатки инстинкта самосохранения.

Я не подведу вас, миледи. За Империум. За человечество. Найдите то, что ищете. Исправьте все. Пусть моя смерть не будет напрасной.

Выругавшись напоследок, Бастонь выпустил существо, и следующие несколько мгновений с благоговейным ужасом наблюдал, как мягкое, влажно блестящее тельце скрывается в ноздре обреченного агента.

Линдон зарычал, сжимая зубы крепче, его нос распух из-за червя, прогрызающего себе путь.

- Ты сам это с собой сделал, парень, - процедил Басотнь. – Не я. Ты сам!

Он с отвращением отшвырнул пинцет в стену, развернулся и отошел подальше. Ему совершенно не хотелось услышать, как крохотные черные челюсти начнут грызть кости.

Однако от этого звука его избавил другой, более громкий – позади что-то неожиданно грохнуло.

Бастонь обернулся и обнаружил, что Сартуций вскочил с табуретки. Глаза псайкера широко распахнулись, лицо закаменело от напряжения.

- Нас обнаружили, Бастонь! – выдохнул он. – Они знают, где мы!

Он еще не успел закончить, как из вокс-бусины в ухе Бастоня раздался голос его господина, резкий и хриплый: «Периметр прорван, агент. Ауспик-мониторы показывают многочисленные тепловые сигнатуры, приближающиеся к вашему местоположению. Беритесь за оружие. Они движутся быстро. Никого из вас не должны взять живыми!»

Бастоню не нужно было повторять дважды. Время вышло. Полевой отряд оппозиции обнаружил их. Значит, опять придется проливать кровь.

Он вытащил изящный, ладно сработанный «адский» пистолет из кобуры под пальто, и обернулся к остальным.

- У нас вот-вот появится компания. К оружию, живо!

Двое громил тут же выпустили веревки и бросились к контейнеру в углу.

«Вечно приходится все делать на бегу», - подумалось Бастоню, пока его люди готовились к обороне.

Допрос дошел до последней стадии, и если от него и будет все-таки какой-то толк, то именно в следующие несколько минут.

«Трон и все святые, ну дайте же мне еще чуть-чуть времени!»

Задыхающийся Линдон мешком рухнул на пол, его голова кружилась, каждая секунда для него начала растягиваться, наполняться агонией, сливаться в один бесконечный тоннель. Он дрожал и всхлипывал – червь уже добрался до первого препятствия на своем пути к мозжечку. Хруст и чавканье червя внутри казались ему самому оглушительными, но остальные его даже не услышали сквозь воцарившийся переполох.

Помощники Бастоня вытащили из контейнера два больших и тяжелых автоматических стаббера, и встали с ними наизготовку, взяв на прицел обе пласталевые двери.

Сартуций схватил посох и пристроился в углу. Он не владел боевым колдовством, но, может быть, ему удастся скрыться от чужих глаз и незаметно ускользнуть, если он сумеет заморочить нападавших, когда они ворвутся в помещение. Если они ворвутся. Двери из цельных пласталевых листов запирались надежно, но… Нет. Кого он пытался обмануть? Они не выстоят под напором штурмового отряда ордоса. Конечно же, нападавшие войдут сюда.

«Как же это все глупо», - с тоской подумал псайкер. – «Мы ведь носим один и тот же знак. Мы должны проливать кровь ксеносов, а не нашу собственную.»

Секунды медленно ползли одна за другой. В тишине, похожей на затишье перед бурей, воздух казался густым и тяжелым. Лучи палящего солнца словно ползли по полу. Все четверо участников допроса были так напряжены, что практически не слышали стонов и всхлипов того, кто корчился на полу.

- Сколько их? – спросил Бастонь у своего господина, но если его светлость и ответили что-то, то Бастонь этого уже не услышал, потому что в этот момент дверь выбило взрывом штурмовых снарядов. Та отлетела в скалобетонную стену, а крепления вывернуло из косяков.

От грохота взрывов у Бастоня зазвенело в ушах.

Помещение заволокло дымом и клубами пыли.

Бастонь с подручными вскинули оружие, готовые открыть огонь в любую секунду, но в дверях никого не было. Вместо этого сквозь проем послышалось хриплое контральто:

- Немедленно бросьте оружие! Лечь на землю лицом вниз! Приказом пресвятой Инквизиции Бога-Императора! Не сопротивляйтесь. Наша власть абсолютна. Не подчинитесь – умрете.

Никто из отряда не двигался, только Линдон, скукожившийся на полу, как ребенок, по-прежнему вздрагивал и всхлипывал.

- Я сам – агент пресвятой Инквизиции! – крикнул в ответ Бастонь. – Я здесь по прямому приказу лорда-инквизитора. Вы вмешиваетесь в операцию Ордо Ксенос девятого уровня. Немедленно покиньте этот район! Не пытайтесь войти в помещение, или мы начнем стрелять!

- Вы проводите несанкционированный допрос агента-союзника, - послышался прежний голос. – Мы не потерпим этого. Повторяю – бросьте оружие и лягте лицом на землю немедленно! Считаю до десяти. Если вы не подчинитесь, мы возьмем помещение штурмом, - и с этими словами голос начал отсчет.

Бастонь посмотрел на несчастного, лежавшего у его ног. Присев на корточки, он прижал дуло «адского» пистолета к виску Линдона. Когда штурмовой отряд оппозиционеров ворвется в помещение, Линдона нужно будет пристрелить немедленно. Конечно, сам Бастонь в этот момент будет уязвимым и неспособным отстреливаться от нападавших, но он никак не мог позволить Линдону угодить в их руки.

- Где Эпсилон? – прошипел он в последний раз. – Ты меня слышишь, Линдон? Где твоя клятая хозяйка?

Линдон, завывая от боли, продолжал корчиться на полу.

- Сартуций! – гаркнул Бастонь. – Последний шанс! Вскрывай ему башку! У нас всего несколько секунд, пока они не…

- Это не в моих силах! – огрызнулся псайкер. – Это убьет нас обоих!

- Да чтоб тебя, ведьмокровка! Попытайся это сделать, я приказываю! – дуло «адского» пистолета уставилось на Сартуция. – Или я сейчас эту стену твоими мозгами раскрашу!

Сартуций раздраженно зашипел, но спорить не стал – он понимал, что Бастонь не шутит. Подобравшись поближе, псайкер пристроился на корточках рядом со скукожившимся пленником.

«Башку вскрой», Трон его побери! Этот ублюдок не понимает, о чем просит, что ли? Даже если Сартуций не погибнет, грань между его собственной душой и душой пленника может навеки исчезнуть. Он может потерять себя, может стать кем-то другим, слиться с чужой личностью. Во имя святой Терры…

- Псайкер! – рявкнул Бастонь, и дуло его пистолета уткнулось Сартуцию в левый висок.

Сартуций сглотнул. Протянув руку, он ухватил пленника за голову, прикрыл глаза и собрал все оставшиеся у него силы.

Бастонь отступил назад, чтобы не висеть у псайкера над душой, но пистолет опускать не стал. Убедившись, что Сартуций все-таки начал делать, что приказано, агент перевел взгляд обратно на изуродованный дверной проем. А затем вокс-бусина в его ухе снова ожила, и вновь раздался голос его куратора: «Не должно остаться никаких улик, указывающих на мое участие в этой операции. Никаких».

Бастонь прекрасно понимал, что это значит.

- Будет сделано, милорд.

«Молись Богу-Императору, чтобы Он в последний раз даровал тебе Свою милость», - продолжил голос. – «И знай, что я глубоко чту твою жертву. Твоя служба была праведной. И награда за нее будет вечной».

- Ave Imperator, - откликнулся Бастонь. – Для меня было честью и привилегией служить вам, милорд.

Отсчет штурмового отряда, ждавшего снаружи, дошел до двух, затем до одного, а затем и до нуля. В проем швырнули четыре канистры, и из них с шипением пошел едкий зеленый газ. Он быстро заполнил всю комнату, добрался до каждого угла, и оборонявшиеся попадали на пол, извиваясь от боли, разлившейся по всему телу. Ощутив, как легкие начинает жечь, Бастонь пришел в бешенство. Он должен был догадаться, что оппозиционеры используют газ.

Сартуций рухнул рядом с Линдоном на колени, закрывая лицо рукавом, заходясь мокрым кашлем. Но его правая ладонь по-прежнему прижималась к голове пленника, и он не оставлял своих попыток вскрыть чужой разум. Его слепые глаза вспыхнули бледным психическим сиянием, озаряя в полумраке лицо.

От едкого газа у Бастоня слезились глаза, но ему показалось, что он разглядел что-то призрачное, что-то нереальное, расплывчатое, заструившееся из головы их пленника.

Сартуций закричал, и его тон и голос были абсолютно схожи с тоном и голосом умирающего Линдона, а затем из его рта, носа, глаз и ушей заструился призрачный, едва заметный свет.

А потом все неожиданно прекратилось, и измученный узник замер, замолк, отключился, как обесточенный механизм.

Он безвольно вытянулся, наконец-то обретя в смерти покой.

Сартуцию же покоя не было. Он отшатнулся прочь, худосочные мышцы закаменели, кожа натянулась, а лицо исказилось от чудовищных мучений. Колдовское пламя в его глазах погасло. А из ушей заструилась кровь.

Он тяжело рухнул на пол прямо под ноги Бастоню.

- А теперь скажи мне, что ты что-то нашел, колдун! – рявкнул тот.

Сартуций тяжело дышал, с трудом заглатывая воздух. Он умирал. Он ощущал, как жизнь уходит из его тела и знал, что впереди ждет только смерть. Как он и говорил, попытки взломать чужой разум сломали его. Он потратил слишком много сил. Его разум наводнили чужие голоса, они становились все громче и громче, заглушая друг друга, заглушая его собственный внутренний голос. Постепенно они заглушат и все остальное, и тогда он полностью потеряет собственную личность, а его душа погибнет в когтях того бессчетного множества чудовищ, тех нелюдей, что сейчас грызутся промеж себя за право завладеть им и воплотиться в мире людей.

Но до того, как это случится, прозвучало одно-единственное слово.

- Тихонис, - выдохнул он, уже почти не контролируя собственное тело. – Тихонис, - сумел он выдавить еще раз. – А теперь убей меня, тьма тебя раздери! Убей, пока не стало слишком поздно!

Бастонь услышал его, увидел, как слепые белые глаза полностью почернели, разглядел, как заострились и удлинились зубы, еще секунду назад бывшие человеческими. Он увидел, как на щеках псакейра раскрылись алые трещины от губ и до уха, как его рот распахнулся так широко, как никогда бы не раскрылась челюсть простого смертного. А язык, в два раза длиннее обычного, высунулся и задрожал в воздухе, как алая плеть, и до крови и мяса порезался об эти острые, вытянувшиеся зубы.

А из этой ужасающей пасти послышались голоса, десятки голосов – смеявшихся, рычащих и кричащих что-то на странных, древних языках.

Бастоня охватил ужас. Он едва понимал, что происходит у него перед глазами, но все же сумел поднять пистолет и прижать его к голове павшего псайкера.

- Святым именем Терры, - пробормотал он и нажал на спусковой крючок.

Пистолет в его руке дернулся. Голова псайкера исчезла в облаке раскаленного света. Тело рухнуло поперек трупа пленника, от обрубка шеи заструился дымок.

У Бастоня оставалась одна секунда. Его светлость еще не закрыл вокс-канал дальнего действия.

- Тихонис, милорд! Вы меня слышите? Она на Тихонисе!

Если на эти слова и пришел какой-то ответ, Бастонь его уже не расслышал. Он едва успел договорить, как в помещение вломились восемь вооруженных фигур в броне и респираторах, по четверо в каждую дверь. Рассредоточившись, они тут же выбили из рук обессиленных противников «адский» пистолет и тяжелые стабберы. Один из нападавших со всей силы ударил Бастоня в бок, и рухнул наземь, впечатавшись лицом в раскаленный скалобетон. Второй тут же прижал его спину коленом, не давая подняться.

Не прозвучало ни одного выстрела. Эти люди явно получили приказ взять всех живыми. Пленник нужны будут для допросов, чтобы понять, кто за ними стоит. И очень вероятно, что Бастоню и самому придет черед пообщаться с синовермусом. Будет ли он сопротивляться? Окажется ли таким же сильным и упрямым, как и Линдон?

Омикрон не мог позволить себе проверять эту теорию практикой.

И вдали от задымленного ангара прозвучал приказ.

На высокой орбите планеты корабль, скрытый от чужих глаз, выпустил металлический снаряд, и тот устремился к цели, оставляя за собой тонкий, белый росчерк на ярко-лазоревом полуденном небе.

А спустя двенадцать секунд целый квадратный километр западных трущоб Фалькары, северной столицы планеты Сирион, был полностью уничтожен.

После этого весь город еще несколько дней окутывали дым, пыль и пепел. И когда с юго-востока наконец-то подул ветерок, унося дымовую завесу прочь, выживших горожан охватили скорбь и растерянность. От домов, от лавок и от людей, которые раскрашивали район в разные цвета, которые наполняли его движением и шумом, остались только тлеющие угли и идеально ровная воронка в земле.

Это было неожиданное и непонятное нападение. Погибло около восьми тысяч человек. Расследование планетарных властей будет длиться не одно десятилетие, но правда так никогда и не всплывет. А те, кто сумеют приблизиться к ней, будут исчезать, пока, наконец, это событие не превратится в местную легенду.

И все это ради одного простого слова. Ради названия мелкой, захолустной планетки, которая уже перестала быть частью Империума Человечества.

- Тихонис… - пробормотал старый лорд-инквизитор.

Он поднялся с командного трона, не обращая внимания на скрип в суставах, приказал проложить курс череп варп, и покинул мостик, оставляя корабль на попечение капитана.

Пока он шагал в свои покои сквозь сумрачные каменные коридоры, инквизитор прокручивал сказанное в голове. Пламя настенных факелов плясало и извивалось, когда он проходил мимо.

- Почему Тихонис? Как тебя туда занесло?..

И почему именно сейчас?

IV

Халук с трудом сглотнул. Во рту у него резко пересохло.

Сердце бешено заколотилось.

Черное дуло оружия смотрело прямо ему в лицо, как будто собиралось сожрать.

Время потекло мучительно медленно.

Они стояли друг напротив друга – двое мужчин, один в гражданской одежде, террорист-смертник с севера, а второй…

Кто он? ИВБ? Предатель-тихонит, сотрудничающий с т’ау?

У этого человека было суровое лицо и светлые, почти стальные глаза. Он выглядел лет на десять постарше Халука, высокий и широкоплечий. Сотни таких же, как он, патрулировали столицу вместе с бойцами из касты огня.

Одно долгое мгновение они просто стояли и молча смотрели друг на друга, затаив дыхание. Нервы у обоих были напряжены до предела.

А затем незнакомец заговорил.

- Долго мы кровью питали пески, - его голос был низким и хриплым.

Халук выдохнул, расслабляя плечи. Он знал нужный ответ.

- И из этих песков, - ответил он, - проросли зерна правды и цели.

Мужчина опустил оружия.

Не ИВБ. Хаддайин. Диверсант. Верный слуга общего дела.

Но в любом случае, его уже не должно было здесь быть.

- Дроны только что закончили облет, - постучал он по металлическому значку тау на униформе. – Все, что они увидели – это бойца их охранного подразделения, стоявшего на посту до самой последней минуты. У тебя будет нужный задел.

Халук кивнул, гадая, кем был этот диверсант – уроженцем столицы, сочувствующим местным жителям, или выходцем из покорившихся племен. Все они – и Кашту, и Ишту, и те, кто родился в столице, - были смуглыми и черноволосыми. Различить их нельзя было никак. Найдись у него малейшие отличия, вроде характерных словечек или говора, и лазутчика бы казнили или отправили под арест. Служба хаддайина напрямую зависела от безукоризненной маскировки.

Халук уважал таких людей. Сам он знал, что его жгучая ненависть к погам никогда не позволит ему заниматься такой важной и сложной работой.

- Оружие дожидается тебя наверху, - сказал хаддайин. – Не промахнись.

- Я не промахнусь, - сама мысль об этом вызывала у Халука отвращение. – Но почему ты здесь? Меня не предупредили о тебе.

- Мы и в самом деле не должны были встречаться, - сознался хаддайин, помолчав. – Но я хотел оставить для тебя кое-что вместе с оружием. И поэтому задержался.

- Я не понимаю тебя.

- Шанс на жизнь, харкин. Я закрепил веревку на стене башни.

Халук нахмурился.

- Не обижайся, - продолжил хаддайин. – Я знаю, что ты готов отдать жизнь. Но если будешь достаточно быстрым… Ведь ты можешь еще неплохо послужить нашему делу, если останешься в живых, разве нет? Смертники – одноразовое оружие. Они мне всегда казались напрасной тратой ресурсов. А если у тебя будет шанс…

- Пустыня рассказала Голосу Песков о моем восхождении к славе.

- Голосу Песков… - мрачно протянул мужчина и пожал плечами. – Ну, значит, так тому и быть. Судьба.

Никто и никогда не сомневался в Голосе Песков, по крайней мере, не в присутствии харкина. Диверсант коротко поклонился ему и направился дальше по лестнице. Халук посторонился, пропуская его. Когда они поравнялись, хаддайин шепнул напоследок:

- Да сохранит тебя святой Сатра, харкин. Да проводит твою душу святой Исара. Я запомню твой подвиг и расскажу о нем миру.

Он зашагал по ступеням вниз и вскоре скрылся за поворотом, но его слова звучали у Халука в ушах до тех пор, пока тот не добрался до вершины минарета.

Значит, так тому и быть. Все уже предсказано. Моя судьба определена. Сегодня я умру.

Он полагал что готов, полагал, что смирился, и не сомневался, что в загробной жизни ему уготовано почетное место.

Но сейчас край его веры царапнули ледяные осколки сомнений. Постепенно его охватывал страх и животное желание выжить.

А как же выбор? А как же свобода воли? Халук не сомневался в Голосе Песков и его видениях, но… Что, если он прямо сейчас свернет с этого пути? Что будет с их общим делом? Мечты скольких людей зависят от его сегодняшнего поступка? Конечно, будущее не было простой игрой в чет и нечет. Конечно, успех всех последующих лет не зависит от одного сегодняшнего самопожертвования.

Выбравшись с лестницы на крышу, Халук оказался высоко над городом, укрытый от палящего солнца – и от случайных глаз наверху, - карнизом острой крыши. А вокруг раскинулось бескрайнее, ослепительно голубое небо, как будто покровом растянувшееся над всем миром. На восточной стороне парапета, с внутренней стороны зубцов из песчаника, Халук обнаружил ручную ракетницу. Он знал, что она припрятана там для него. Ракетница выглядела старым, ее корпус покрывали выбоины и царапины.

Одноразовое оружие. Как и он сам.

Так было предсказано.

Тьма раздери этого хаддайина и те сомнения, которые он всколыхнул в душе Халука.

Разве его выживание и впрямь будет иметь такое большое значение?

Нет. Голос Песков услышал бы об этом от пустыни. Он был оружием Бога-Императора на Тихонисе. Это благодаря его видениям и его власти иго чужаков будет сброшено с планеты. Сегодняшняя смерть Халука станет кирпичиком того моста, по которому его мир и его люди придут к освобождению. Ему уготовано место в истории.

Один выстрел.

Оружие обладало лазерной системой наведения, а значит, больше одного выстрела Халуку и не понадобится. Его обучение было обширным. Строгим. Изматывающим.

Он был полностью готов.

Ракета была заряжена на место, системы наведения готовы к работе, но, когда Халук наклонился, чтобы поднять оружие, ему неожиданно показалось, что он что-то забыл.

Он отошел на другой край площадки и обнаружил моток крепкой веревки, которую оставил для него сержант. Халук дотянулся до нее и подергал. Веревка оказалась накрепко привязана к пласталевой перекладине.

Халук недовольно взрыкнул, борясь с сомнениями.

Я должен был избавиться от них. Почему я все еще колеблюсь? Если я попытаюсь сбежать, я рискую угодить в плен живым.

Мысли о пленении он даже не допускал. Что синекожие смогут узнать у него? Какие ужасные методы допросов используют эти поги?

Харкинов готовили к смерти при исполнении долга, и их не учили сопротивляться допросам.

Халук проклял себя за минутную слабость и отошел прочь от веревки. Он решительно направился к своей огневой позиции. Оставались считанные секунды. Халук выглянул из-за угла, рассматривая улицу.

Там, в сорока метрах внизу, проспект уже наводнили люди, спешившие занять местечко поудобнее. Зрители высовывались и из каждого окна в каждом жилом бараке – в основном это были мальчики и мужчины, толкавшиеся, распихивающие друг друга локтями, кричавшие своим сестрам, женам и матерям, что отсюда видно лучше.

Диверсант сказал, что дроны закончили облет башен. Без сомнения, сейчас они пристроились на нижних крышах, и их пушки и сканеры таращатся во все стороны, выискивая потенциального противника.

Хаолук отчаянно выругался, не отводя взгляда от проспекта.

Воздух постепенно наполнился зловещим гулом чужацких двигателей. Штурмовые корабли т’ау хлынули на проспект с каждого перекрестка, с каждого причала, зависли в метре от земли, а затем, как огромные жуки, поползли на заранее обозначенные позиции. Их пушки шевелились, держа на прицеле разноцветную толпу зевак.

«Полюбуйтесь», - подумал Халук. – «Всем, кто склонился перед Т’ау’ва, даруют безопасность и процветание. Но не доверяют.»

Войска безопасности выстроились в длинные шеренги с обеих сторон дороги, лицами к толпе, держа оружие наготове. Халук с отвращением заметил, сколько среди них было людей, с гордостью прижимавших оружие к груди, прямо-таки лучившихся желанием убить любого собрата, представляющего угрозу их хозяевам-т’ау.

Глядя вниз, на жаждущую зрелища толпу, на сдерживающие ее войска безопасности, Халук чувствовал, как его засасывает водоворот важных событий, грозящих перевернуть в будущем весь мир.

Далеко в начале проспекта сквозь жару и пыль показались наземные машины, и странный гул их двигателей слился с гулом остальных. И от этого гула в груди у Халука отдавалась непонятная вибрация.

Первыми шел отряд авангарда – юркие глиссеры с открытыми кабинами. Затем – два тяжелых транспортных грузовика, щетинящиеся дулами пушек и ракетными батареями. Они чем-то напоминали океанских хищников, их корпуса из металла и усовершенствованной керамики изгибались и шевелились, как живые.

А затем, наконец, Халук увидел и свою цель, транспортник, который он так долго изучал на пиктах и видео, запоминал с точностью до детали за все долгие недели подготовки.

Это был личный транспорт синекожего ублюдка, больше всех виновного в множестве смертей Ишту и Кашту на Тихонисе.

Командор Ледяная Волна.

Каждый мускул Халука напрягся.

В тот момент то, что так долго занимало все его мысли, наконец-то оказалось у него перед глазами, отвратительно реальное.

Окруженный грузовиками почетной гвардии, он ехал по проспекту – тяжелый, бронированный армейский транспортник, и знаки отличия на нем рассказывали о полководце, которому он принадлежал.

Дождавшись, пока транспортник подойдет поближе, Халук вскинул гранатомет на плечо. Тот оказался неимоверно тяжелым. Халук повозился, пытаясь отыскать позу поудобнее – насколько это вообще было возможно.

Толпа внизу притихла, замерла, и над проспектом повисло благоговейное, уважительное молчание. Никаких криков, никаких рукоплесканий – т’ау считали шумное проявление эмоций дурным тоном.

Верховный командующий касты огня провел на юге многие месяцы. Он всегда избегал излишнего внимания, и о его перемещениях, как правило, редко становилось известно широкой публике. Но Голос Песков узнал об этом. Задолго до того, как об этом объявили с утра по тихонитским системам оповещения, Голос Песков узнал, каким путем, в какой день и час будет проезжать Ледяная Волна.

И хватило бы одного-единственного харкина, чтобы нанести врагу болезненный удар.

Момент настал.

Бронированная «Манта» Ледяной Волны оказалась на расстоянии выстрела.

V

Сердце Халука колотилось. Бормоча под нос молитву, он взглянул на разворачивающееся внизу действо сквозь линзы оптики гранатомета. Перекрестье прицела скользнуло по фюзеляжу «Манты».

Отключив предохранитель, Халук нажал на руну активации лазерного прицела. Невидимый луч мазнул по боку транспортника, и почти сразу же войска т’ау и человеческие отряды сопровождения переполошились, как укушенные. Атмосфера надо всем проспектом резко изменилось. Лица, скрытые шлемами, обратились к минарету, где прятался Халук. Дроны покинули позиции и поднялись в воздух. Командиры отделений «огненных клинков» принялись отдавать приказы подчиненным, отчаянно размахивая руками. Несколько отделений ушли с постов вдоль дороги и начали проталкиваться сквозь толпу, направляясь к минарету с нескольких сторон одновременно.

Значит, у «Манты» Ледяной Волны был детектор целеуказателей.

Неважно. Халук уже прицелился именно туда, куда требовалось.

По-прежнему прижимаясь правым глазом к оптическому прицелу гранатомета, Халук уловил боковым зрением трех орудийных дронов, несущихся прямо к нему. Кровь застучала у него в ушах. Его разум кричал, что нужно убираться отсюда. Но Халук сжал зубы и активировал оружие, опустил палец на спусковой крючок и сжал его.

Оружие рявкнуло, оглушив его, а отдача едва не сбила с ног. Он инстинктивно зажмурился от яркой вспышки ракетного топлива. Спустя миг он снова поднял веки и увидел, белый росчерк дымового следа протянулся прямо к транспортнику. Халук успел пару мгновений полюбоваться на изящную белую дугу инверсионного следа, а затем его снова ослепило – на этот раз вспышкой взрыва. Звук, последовавший за ней, походил на оглушительный хлопок, резкий и короткий, дрожью отдавшийся у Халука под ногами. Башня содрогнулась.

Бешено колотившееся сердце Халука наполнилось праведным пылом. Он сделал это. Он нанес удар узурпаторам во имя Бога-Императора и теперь все было правильно.

Лидер касты огня т’ау был мертв!

Гордись, мама. Святой Свет Терры, несомненно, осеняет меня сейчас.

Вот в этом Халук ошибался. Похоже, в тот день внимание Императора привлекало что-то другое.

Удача, конечно же, была не на его стороне. Уронив под ноги гранатомет, он увидел, как дым уносит прочь, как шелковый платок на ветру.

А когда дым рассеялся, Халук вскрикнул, не веря своим глазам.

Внизу, на улицах, люди толкались и карабкались по головам друг друга, пытаясь убраться подальше от основного проспекта, отчаянно стараясь отыскать укрытие в переулках, опасаясь, что взрывы продолжатся. Окна, смотревшие на проспект, судорожно закрывались ставнями. Войска безопасности мигом оцепили место, где должен был пылать изломанный остов транспортника.

Должен был…

Транспортник оказался целехонек. Он даже не почернел от взрыва.

Но как? Снаряд ведь сдетонировал. Халук сделал все, чему его обучили. Во все стороны должны были разлететься пылающие обломки. А те, кто находился в траспортнике, должны были зажариться.

Халук чувствовал себя так, словно у него сердце из груди выпало, но у него не было времени стоять столбом и осмысливать произошедшее. Дроны уже почти настигли его. Осознание того, что он не сумел уничтожить главнокомандующего т‘ау, меняло все. Это была не та слава, которую ему обещали.

Он больше не намерен был умирать здесь. Не сейчас. Его лишили обещанной награды в посмертии, и самые пламенные его надежды оказались тщетными.

Он позволил себе поддаться тому инстинкту самосохранения, с которым отчаянно боролся последние несколько минут, и бросился по переходу на противоположный конец башни. Схватив моток веревки, оставленной ему хаддайином, Халук перебросил ее через парапет. Веревка потянулась вниз, разматываясь на лету, и закончилась в нескольких метрах над землей.

Гул дронов ввинчивался в уши. Они облетели башню – два слева, один справа, - ровно в тот момент, когда Халук ухватился за веревку и перемахнул через бортик.

Ловко развернувшись, он уперся ногами в стену и начал торопливо спускаться по веревке.

Дроны подлетели ближе, спускаясь параллельно с ним, и замерли в четырех метрах внизу и по бокам. Затем из всех троих хлынула ровная речь т‘ау, механическая и безжизненная.

Халук не обратил на них внимания, целиком сосредоточившись на спуске.

Голоса переключились на урзи, самый распространенный диалект тихонитского низкого готика, официальный язык людей на оккупированной планете.

- Немедленно прекратить любые движения.

Отчаявшийся, лишенный времени на раздумья, Халук перекинул веревку петлей на локоть и быстро заскользил вниз. Ткань одежды не давала веревке прожечь его кожу при трении.

Он спускался быстро, но дроны не отставали, по-прежнему держа его на прицеле орудий.

- Прекратить спуск. Это последнее предупреждение.

До земли оставалось всего десять метров. Девять… восемь… семь…

Когда зазвучали выстрелы, именно звук заставил Халука потерять концентрацию и отвлечься от веревки, а не вспышка боли от того, что его плоть прошила пулеметная очередь. Именно звук – характерный, странный, злой стрекот.

Силы резко покинули его. Пальцы разжались, и Халук рухнул вниз, и ударился об землю с громким, мокрым хрустом. Его затылок разлетелся вдребезги, и вокруг начала растекаться лужа густой, горячей крови. Перед глазами заплясали пятна света.

Халук поднял веки и посмотрел в небо, голубое и безоблачное. Боковым зрением он заметил дронов, зависших вокруг него охранным кольцом. Но их пушки смотрели в стороны.

Он больше не представлял угрозы.

Окружающий мир постепенно тонул в темноте. Халук услышал топот множества сапог, становившийся все ближе. Послышались крики – на урзи и т’ау одновременно.

Сознание быстро покидало его. Он не мог повернуть голову и оглядеться, но нутром чуял, что его окружили. На краю зрения маячили силуэта. А потом неожиданно над ним нависло плоское, лишенное носа лицо офицера т’ау, близко и низко. Офицер нахмурился, оскалился, и выдал целый ворох вопросов тем высокомерным, презрительным тоном, которым отличались все солдаты-поги.

Халук осторожно попробовал пошевелить правой рукой. Та двигалась, но мучительно медленно. Ценой невероятных усилий Халук запустил ее в складки одежды. Офицер, склонившийся над ним, злобно огрызнулся, на этот раз – на урзи:

- Не двигайся, гуэ’ла. Ты умираешь.

Халук нащупал пальцами то, что искал. Крохотное устройство. Окровавленный рот Халука насмешливо искривился. Может быть, ему и перепадет немного славы.

- За Терру и Императора, - прохрипел он, и на его губах выступила кровавая пена.

Он нажал на маленькую красную кнопку на детонаторе, активируя взрывчатку, спрятанную у него под одеждой. Так закончилось его участие в освобождении родной планеты.

В тот день в столице погибло восемь т’ау из войск безопасности. Всех их убил террорист-смертник Халук уз-Калан из народа Ишту. Вместе с ними при взрыве погибло четверо офицеров-людей. Три дрона, сбившие бунтовщика, разнесло на куски. Еще шестнадцать бойцов, как т’ау, так и людей, были ранены.

Основные последствия этого нападения обнаружились уже потом, значительно позже – именно так, как и задумывал Голос Песков.

Ледяная Волна изначально не был подходящей целью. По крайней мере, не для такой примитивной атаки.

Настоящей целью было единство – доверие, установившееся между народом Тихониса и его синекожими владыками.

В атмосфере нарастающего напряжения и взаимных сомнений, возникших после теракта, за все месяцы усиленных мер безопасности, начавшихся после смерти Халука уз-Калана, для допросов были задержаны тысячи мужчин и женщин – не только в беспокойных районах Чу’сут Ка, но и во всех интегрированных городах и поселках. И к тем, кому было, что скрывать, применялись такие меры, каких мало кто ожидал от т’ау. Люди исчезали. Некоторых отпускали потом – не потому, что признавали невиновными, а потому что наблюдение за ними могло привести сотрудников разведки т’ау к куда более ценным подозреваемым.

И среди базарных толп, в рекаффных и наркопритонах все чаще начинали звучать критика в адрес правительства и недовольство.

«Может быть, Высшее Благо, на самом деле, не такое уж и благо?» – так шептали друг другу тихониты.

«Может быть, несмотря на все обещания равенства, в великой стране т’ау есть те, кто чуточку равнее остальных?»

Вот чего пытался добиться Голос Песков.

Вот чего добился своей смертью Халук уз-Калан ради общего дела лоялистов.

VI

Эта комната не менялась никогда. Да и зачем ей меняться? Тех, кто встречался в ней, ничуть не заботило ее убранство или его отсутствие. В конце концов, ее даже толком не существовало – это была не-комната, сугубо психическая конструкция и ничего более. Она позволяла двум умам, занимавшим ее сейчас, обсуждать жизненно важные вопросы, ни на что не отвлекаясь и не испытывая дискомфорта от полного астрального расслоения. Эти умы проецировались в эфирное пространство и поддерживались тяжкими, изнуряющими плоть и душу усилиями их личными психическими хорами. Каждый из этих хоров был целой плеядой лоботомизированных псайкеров, подчиненных уважаемым мастерам-астропатам.

Все эти усилия были необходимы для того, чтобы перекинуть мостик сквозь огромное расстояние между «Святой Неваррой» и «Копьем Сиона», двумя кораблями, висящими сейчас в половине сегментума друг от друга.

Стол в центре не-комнаты все так же состоял из неестественных, симметричных помех. Пламя факелов на стенах все так же танцевало со странной синхронностью – все они выглядели копиями с одного образца. Поверхность простых стульев была ни теплой, ни холодной, ни твердой, ни мягкой. Это были всего лишь детали, добавленные ради реализма – ведь чем привычнее будет окружающая среда, тем проще человеческому разуму ее игнорировать.

Нет, комната ничуть не изменилась с тех пор, как эти двое в последний раз устраивали свой тайный совет.

Но за ее пределами изменилось многое.

- Мастер-астропат подтверждает, что с нашей стороны все перекрыто, - сказал один из двоих.

- С нашей стороны тоже, милорд, - откликнулся второй. – Можем продолжать.

Простота этой астральной комнаты приносила еще одну выгоду – очень легко можно было заметить любое вторжение. Малейшая ассиметрия, закравшаяся в психическую ткань комнаты, малейший намек на постороннее присутствие могли привести к ощутимым последствиям, и действовать пришлось бы немедленно. Встреча сразу же закончилась бы. Абсолютно все – один язычок пламени, шевелящийся не в унисон с остальными, малейшее отклонение в текстуре столешницы – означало бы постороннее вмешательство.

Попытку психического проникновения.

Брешь.

Она могла исходить из тысячи различных источников, из множества разумов, возжелавших послушать самые тайные заседания Пресвятой Инквизиции Императора. Но каким бы ни было это вмешательство, результат был бы один – мгновенное уничтожение астральной комнаты и возвращение в реальный мир.

Как и всегда, на кону стояло слишком многое.

«Нет», - подумалось Омикрону. – «В этот раз все по-другому. Теперь ставки еще выше».

Это были мрачные мысли. Столько работы было сделано, столько всего достигнуто со дня «Ночной жатвы». Черное семя проросло так глубоко, как никогда раньше. Столько всего встало на свои места.

И теперь все это висело на волоске.

Целое столетие назад, когда он впервые вступил на этот долгий и трудный путь, надел на себя мантию Омикрона и унаследовал все обязанности от своего последнего наставника, он и представить себе не мог, что сумеет зайти так далеко.

Оппозиция оказалась куда менее компетентной, чем он полагал вначале. Конечно, они не были совсем уж дураками. Обманщики, эксплуататоры, да, манипуляторы и иллюзионисты, кукловоды и игроки высочайшего пошиба. Но в борьбе с ними он обнаруживал и собственные таланты, и, - по крайней мере, до сих пор, - оказывался куда более одаренным.

Однако такого он не предполагал. Именно такого. Члены ордоса играли в самые опасные игры. Полевые агенты пропадали – многих замучили и убили, некоторые просто сгинули навсегда, вместе с ответами на многочисленные вопросы. Но в этот раз его собственный агент, один из лучших, из самых талантливых, самых высокопоставленных…

Аватар Омикрона наклонился вперед, вглядываясь из-под капюшона в абсолютно идентичную фигуру в таком же балахоне, сидящую напротив.

Сигма.

Омикрон вкладывал в него силы пять с половиной десятков лет. Время было потрачено не зря. Затраты с тех пор неоднократно окупались с лихвой.

Я знал, что ты окажешься достоин. В тебе есть нужный огонек. И самая подходящая ахиллесова пята, за которую я могу ухватить, чтобы вытащить лучшие твои качества.

Мальчик и его сестра – она была смертельно больна, - безбилетниками проникли на имперский грузовой корабль. А Омикрон тогда выслеживал нелегальную передачу ксенотехнологий между ячейками межсистемной группировки экстремистов, террористов, сотрудничавших с нелюдями. Он думал, что отыщет в трюме корабля сюрикеновые винтовки эльдар. А вместо этого обнаружил мальчишку, который со временем превратился в куда более смертоносное оружие.

Омикрон презрительно усмехнулся сам себе, удивленный тем, с какой силой его охватывала отеческая гордость. Он-то наивно полагал, что стоит выше подобных чувств. Некоторые в ордосе полагали его воплощением безжалостной, холодной эффективности. И они бы весьма удивились, узнав, насколько он по-прежнему человечен. Но в любом случае, подобные вещи были слабостью, и потакать им он не собирался.

Клинок, который тебя убьет – это тот, которого ты меньше всего ждешь.

Он взял себя в руки. Им нужно было обсудить чудовищно важный вопрос. На карту придется выставить агентов высочайшего уровня. И наверняка не обойдется без смертей. Вполне вероятно – смертей космических десантников.

- Эпсилон перестала выходить на связь. Полностью. Без приказа.

Аватар Сигмы с другой стороны стола заметно напрягся. Тяжесть этих слов и последствия сказанного практически повисли в астральном пространстве над столом.

- Может быть, она мертва? – спросил Сигма. – Что говорит ваш ковен?

- Что смерть была бы самым простым вариантом, друг мой.

«Да», - подумалось Омикрону. - «Пусть слышит, как я зову его «другом». Наши узы должны быть крепкими. А сейчас – крепче всего.»

- И мы бы с тобой не разговаривали сейчас, - продолжил Омикрон. – Но мой ковен обыскивает эфир с тех пор, как она пропустила последний срок связи, и похоже, ее душа все еще привязана к реальному телу. Если бы та лишилась оболочки, ковен сумел бы ее отловить. Их прорицания не так часто ошибочны, а в прогнозе насчет нее они и вовсе не ошибаются. Я склонен верить им в данном случае – она не из тех, кого легко убить. Они так же считают, что она станет ключевым звеном в неких событиях в будущем. Очень важных событиях. И из-за них ее исчезновение становится еще большей проблемой.

Конечно, существовали способы умереть и без отделения души от тела. Существовало и множество причин, почему инквизитор такого ранга и с таким количеством обязанностей, как Эпсилон, мог не выйти на связь вопреки приказу. Но ни одна из этих причин не выглядела убедительной. В каждом любом из вероятных случаев это исчезновение свело бы на нет все, над чем трудились Омикрон и его группировка.

- Как давно она пропала? – спросил Сигма. – Сколько времени прошло с тех пор, как она последний раз связывалась с вами через астропата?

- Башня на Галантисе должна была прислать отчет сорок три дня назад. Местный Слушатель докладывает, что никаких передач не поступало. Ничего не приходило ни на Галантис, ни в другие башни. Никаких сигналов бедствия. Никаких обрывков сообщений. Ничего. Нет никаких данных о том, чем занималась Эпсилон последние девяносто один день.

Аватар Сигмы подался вперед, опершись локтями на стол и сомкнув белоснежные руки.

- То, что отследить агента, сознательно залегшего на дно, так сложно – это следствие вашего собственного обучения. Возможно, у нее не было выбора. Есть вероятность, что искать ее сейчас – не самый лучший шаг.

- Я рассчитываю на это, - кивнул Омикрон. – Но ситуация выходит далеко за рамки обычных протоколов. Она могла подать некоторые сигналы до того, как выйти из игры.

- Что насчет ее свиты? Ее помощников? Кто-то из них наверняка знает хоть что-нибудь. Даже мертвецы могут о многом рассказать.

- Мы поймали тех, кого смогли обнаружить. Но в большинстве случаев допросы ни к чему не привели. Члены ее сети либо ничего не знали, либо отказывались сотрудничать, храня ей верность до самой смерти. Примечательно, что многие допросы приходилось заканчивать как можно быстрее. Наши противники из ордоса стали куда активнее и настойчивее. Некоторые из наших активных центров были взяты штурмом вооруженными отрядами. В итоге несколько операций под моим непосредственным руководством оказались провалены.

- Я уверен, что и вы в долгу не остались.

- Oculum pro oculo, - Омикрон позволил себе легкую улыбку. – Я уверен, что ничего конкретного оппозиция так и не добилась. Они и с предыдущего раза все еще раны зализывают. Но сейчас наши политические противники сделали самый явный шаг. И это позволяет сделать два вывода…

- Первый – они давно ждали этой возможности, второй – они верят, что сумеют первыми обнаружить Эпсилон, - закончил Сигма, и Омикрон снова кивнул.

- Им еще никогда не выпадал столь замечательный шанс. Добраться до одного из ключевых членов нашей группировки, того, кому я доверяю не меньше, чем тебе, обученного такими же способами и для тех же целей, того, кто знает достаточно, чтобы уничтожить «Черное семя» и все, чего мы достигли… Да, они готовы заплатить любую цену. Перед их носом маячит слишком аппетитный кусок. Я бы на их месте приложил бы все усилия, чтобы заполучить его.

Сигма устроился поудобнее, откинулся на спинку стула, пристроил руки на подлокотники.

- Наверняка есть вероятность, что они уже заполучили Эпсилон и вся их активность началась просто для отвода глаз. Могла ли она переметнуться на их сторону? Не хочу никого обидеть, милорд, но, к моему глубокому сожалению, бывают случаи, когда инквизитор ордоса… вступает в другой союз.

Омикрон снова ощутил то острое желание возразить, которое охватило его, когда эта мысль впервые пришла ему в голову. Но эмоции ничего не изменят. Безусловно, Эпсилон могла предать. Но даже признавая такую вероятность, он нутром чуял, что это не так. Правду он ощущал совсем не так.

- Я не могу полностью исключать такой исход, - продолжил Омикрон. – Но ее индоктринация и психообработка были такими же тщательными, как твои. У вас с ней много общих качеств. Ее преданность, как и приверженность нашим целям, никогда не вызывала сомнений. Здесь приложил руку кто-то еще. Я не поверю в ее предательство до тех пор, пока не исключу все другие варианты.

- Значит, всему виной ксеносы, - предположил Сигма. – Эпсилон могли захватить в плен до того, как она успела подать сигнал. Я не сомневаюсь, что в рамках «Черного семени» она проводила операцию, которая предполагала весьма вероятный контакт с противником.

- Плен был первым, о чем я подумал. Самый очевидный ответ, больше всех напрашивающийся. Но тогда почему ее помощники так сопротивлялись допросам? И дело было даже не в их подготовке. Ими двигала надежда. Вера. Они добровольно шли на смерть, чтобы любой ценой не выдать то, что им известно.

- И выяснить не удалось ничего? Совсем ничего?

Изумление Сигмы было искренним. Методы ордоса всегда приносили хоть какой-нибудь результат.

- В конечном итоге нам удалось обнаружить одну зацепку. Она дорого нам обошлась. - «Вот мы и дошли до того момента, когда настала пора ввести в игру тебя». - У нас есть одно-единственное название. Тихонис.

Аватар Сигмы замер. Инквизитор копался в собственной памяти.

Нет. Ничего.

Аватар покачал головой, скрытой капюшоном.

- Тихонис, - продолжил Омикрон, - был захолустным, почти не приносящим дохода мирком на окраине Империума, пока его не отрезало варп-штормом Оккулус Драконис, Глазом Дракона.

- Этот шторм улегся столетие назад, - ответил Сигма. – Разве систему не освоили заново?

- Это была пустынная, малонаселенная планета. Ее природные ресурсы почти не представляли ценности. В данном случае выгода не покрывала затраты. Какое-то время человеческое население страдало от набегов темных эльдар. Затем туда пришли т’ау. Во времена последней экспансии они уничтожили эльдарскую угрозу и превратили планету в цветущий аграрный мир.

- Т’ау? Что Эпсилон делала на территории т’ау? Раз мне предстоит включиться в работу, мне понадобится доступ к ее записям.

- Все, чем я могу поделиться по чрезвычайным протоколам, я отправлю в архивы твоего корабля немедленно. Кое-что там будет опущено, ради и твоей, и моей собственной безопасности. Шифрование замедлит процесс передачи данных, но я уверен, что ты простишь мне задержку, когда ознакомишься со всеми материалами. Как только получишь их, дай мне предварительный перечень того, что тебе потребуется. Я обеспечу тебя всем необходимым. Имей в виду: обнаружение и возврат Эпсилон – это самая важная операция, о которой я тебя когда-либо просил. И эту операцию ни в коем случае нельзя провалить. Правду о «Черном семени» знают немногие, и каждый обладает только частью информации. Но Эпсилон…

- Она знает достаточно, чтобы все сорвать.

- Она была на Полигоне-52. Она наблюдала за ключевыми моментами работы и за многим другим. Этого уже достаточно, чтобы в случае обнародования этих данных нас всех заклеймили предателями и отправили на казнь. От группировки не останется ничего. Все, чего мы добились, обратится в прах. Я тебе еще раз говорю – мы увидим не только крах «Черного семени», но и разрушение всего, что ты и я когда-либо создавали во имя человечества. И пощады нам не будет. Сигма снова облокотился на стол, задумчиво склонив голову.

- А если мы ее найдем?

- Мне нужны ответы. Почему она залегла на дно? Если она с кем-то разговаривала – то с кем и о чем? Сколько всего всплыло? Каковы последствия? Если я не выясню эти вещи хотя бы у трупа, то не смогу принять ответные меры.

- Я понимаю, милорд. Значит, Тихонис. Если она там, мои агенты ее найдут.

- У меня уже есть внедренные разведчики среди тихонитов. Синекожие очень бдительны. Как и эльдар, их очень непросто обмануть. Но, как и у эльдар, их слабость проистекает из их заносчивости и самоуверенности. Полевым агентам объяснили, что нужно искать. Я жду вестей. Но время и расстояние играет против нас…

- Как Эпсилон оказалась на территории т’ау?

- Изначально она отправилась в Восточный предел, чтобы тайно наблюдать за их военными операциями против тиранидов. Никто не приказывал ей отправляться на Тихонис. В последнем ее отчете сообщалось о высадке на планету под названием Даликс. За двадцать лет до этого т’ау проиграли эту планету тиранидам, и теперь от нее остались одни руины. Однако расшифровка записей т’ау, добытых истребительной командой во время предыдущей операции, заставила Эпсилон начать поиски старой исследовательской станции. С первых дней противостояния т’ау так же отчаянно искали способ избавиться от тиранидов, как и мы. Почему она в итоге оказалась на Тихонисе – загадка. Конечно, если именно там она и оказалась.

- Ее задачей было только наблюдение?

- С одной оговоркой – в случае обнаружения генокрадов на планете, населенной т‘ау, Эпсилон было приказано заполучить несколько особей т’ау, мужских и женских, зараженных геносеменем тиранидов.

Сигма поднял голову. Это резкое движение выдало его удивление.

- Расширение границ «Черного семени», - проговорил он, и, помедлив, кивнул. – Конечно. Среди синекожих не бывает псайкеров. Потенциальная выгода для проекта… Мне следовало догадаться.

- Успокойся, друг мой, - ответил Омикрон. – Масштабы проекта растут. А тебе была поручена другая важная работа. «Черное семя» не продвинулось бы так далеко без всего того, чего ты достиг с «Ночной жатвой». Включение в программу образцов т’ау, безусловно, выглядит многообещающе. Но это всего лишь побочное исследование – и это исследование еще не доказало свою ценность.

- Вы хотите, чтобы я занялся зараженными особями т’ау, если выяснится, что Эпсилон вернуть нельзя?

- Если выяснится, что ее нельзя вернуть, ты возьмешь на себя ее миссию и отвезешь их на Полигон-52. Подробные инструкции будут отправлены по астропатическому каналу. Наше время здесь почти истекло. Если мы будем поддерживать это астральное пространство дольше, это может привлечь ненужное внимание или оставить нежелательный след. Все необходимые сведения будут отправлены на «Святую Неварру». Как только ты их просмотришь, сразу же составь список необходимого. Распределяй активы по своему усмотрению, но не жалей ничего, чтобы выполнять эту задачу. По материалам ты сам увидишь, что т’ау крепко вцепились в Тихонис. Проконсультируйся с советниками. Понадобится высадка истребительной команды.

- Это будет «Скимитар», милорд.

«Нет», - подумалось Омикрону. – «Не «Скимитар». По крайней мере, не только "Скимитар"».

Ему говорили, его предупреждали – тот загадочный голос в его голове, голос, который он называл «великим вестником» - что его замыслы провалились бы, если бы Экзорцист Раут и Призрак Смерти Лиандро Каррас не оказались бы в самом эпицентре происходящего.

Но сумеет ли Призрак Смерти восстановиться вовремя?

- «Коготь», - заявил Омикрон. – Если Альфа истребительной команды успеет восстановиться и прибыть вовремя, то его навыки могут оказаться критичными для возврата Эпсилон.

- «Скимитар» более опытные и более послушные, милорд, - возразил Сигма. – А кодиций Каррас никогда не имел дела с т’ау, кроме симуляторов и записей сенсориума.

Омикрон покачал головой.

- Броден слишком негибкий и слишком ортодоксальный для подобной операции. Пока что будем работать скальпелем, а не молотом – по крайней мере, пока не получим больше информации. «Ночная жатва» могла обернуться катастрофой. Каррас спас ее от провала. Если не смотреть на опыт, то он и его команда – наилучший выбор, хотя, быть может, тебе стоит назначить им тактическим командиром кого-то, у кого достаточно опыта непосредственной работы с т’ау.

Сигма поклонился.

- Ваша воля будет исполнена, милорд. Я сделаю все, как приказано, но Призрак Смерти этого не одобрит. Никто из них этого не одобрит.

- Они – Караул Смерти, - ответил Омикрон, криво усмехнувшись. – У них нет полномочий одобрять или не одобрять. Просто проследи, чтобы они выполнили свою работу.

Омикрон поднялся со стула, показывая, что разговор окончен. Однако Сигма с этим был явно не согласен.

- Еще кое-что, милорд.

- Спрашивай.

- Эпсилон… С ней была истребительная команда Караула Смерти?

«Проницательно», - подумал Омикрон. – «Хорошо».

- Восемь оперативников. Закаленные в битвах. Великолепный послужной список. Никто из них не выходил на связь.

- Библиарии?

Аватар Сигмы покачал головой.

- Среди них не было никого, кто владел бы психическим талантом.

Сигма кивнул.

- Если это все, - продолжил Омикрон, - ступай, и знай, что я не сомневаюсь, что ты разберешься с этим. In nomine Imperator.

- In nomine Imperator, - Сигма встал с места и поклонился.

После этого комната, окружавшая их, начала рассеиваться, осыпаться, разлетаться, как пепел на теплом ветру, словно вся эта иллюзия была нарисована на бумаге, сгоревшей в пламени, сплетена из пятен света на стене. А вместе с ней сгинули и два аватара в балахонах, и вскоре в пустоте не осталось ничего, что напоминало бы о них.

Разумы обоих инквизиторов Ордо Ксенос вернулись обратно в реальные тела, и голоса хоров астропатов, распевавших гимны, постепенно затихли, закончив свою песнь одной протяжной, печальной нотой.

Спустя несколько минут мастер-астропат на борту «Святой Неварры» начал получать хорошо зашифрованные сведения. Он погрузился в глубочайший транс, его глаза закатились, а руки бешено, отчаянно засновали над листами пергамента, лежавшими перед ним.

Когда астропат закончил записывать, его слуги смотали пергаменты в плотные свитки и передали в руки аколитов на палубах Механикум для дальнейшей дешифровки.

Сигма устроился в личных покоях, в винтажном кресле из железного дерева, отделанного кожей грокса, и добрых три часа изучал полученные данные. Препараты, помогающие повысить концентрацию, работали ровно три часа. Затем он связался по корабельному каналу с Цешкой Редторн, капитаном «Святой Неварры», и отдал приказ отправиться к промежуточной станции у мыса Мандрейк. Это был торгово-топливный узел практически на середине пути между Дамаротом и Империей Т’ау. В голове Сигмы уже начал зреть план.

«Святая Неварра» развернулась и направилась на восток галактики. Подключились варп-двигатели, и у всех, кто был на корабле, по спине побежали мурашки. Спустя пару мгновений «Неварра» пробила пылающую белую дыру в имматериум и нырнула туда, как копье, пущенное умелой рукой в бурлящую воду.

А затем разрыв в ткани реальности захлопнулся за ней.

И так началась операция «Разрушитель теней».

VII

Время, как и потоки Черной Реки, течет лишь в одну сторону. Но также, как и эти эфемерные струи, уносящие души в посмертие, время течет неравномерно. Есть в нем и пороги, и могучие водопады, и мягкие, тихие заводи.

Моменты радости и триумфа пролетают в мгновение ока.

Моменты боли и страданий кажутся вечностью.

Каррас больше не чувствовал этих потоков. Течение стало для него необъятным. Не существовало ничего, чем можно было бы измерить эти потоки.

Он существовал. По крайней мере, это он знал точно. Он мог думать. Он мог удивляться. Его сознание функционировало. Но ему никак не удавалось всплыть из черной бездны реальный мир. Он больше не ощущал никакого физического тела. Ничто не могло подсказать, есть ли у него все еще пальцы, или глаза, или какое-нибудь из двух сердец.

Все, что ему оставалось – думать, и поначалу его восприятие болталось в пустоте посреди совершеннейшего ничего, ожидая.

Потерянное.

В конце концов, вокруг начали проявляться цвета и картины воспоминаний. Он увидел череп и косы – символику его ордена, выгравированную на дверях тысяч мавзолеев. Он увидел, как подрагивают огоньки ритуальных свечей в теплом сумраке, в углу реклюзиама. Он увидел могучие фигуры, склонившиеся в молитвах перед алтарем, на котором лежали орудия войны, окруженные ореолом легенд.

Были и другие воспоминания, вещи, которые он силился узнать или соотнести с самим собой, фрагменты другой жизни. Воспоминания, которые его разум космического десантника давно подавил, но так и не стер до конца. Лес, наполненный шумом битвы.

Такой реальный…

Выстрелы, грохочущие среди черных пней. Женщина, выкрикивающая его имя, умолявшая его убегать.

Его мать.

Он бежал, но его ноги были короткими, легкие – маленькими, они принадлежали ребенку, которым он был. Колючие ветки и морозный воздух кусали его, пока он петлял среди деревьев.

Над головой раздался рев, откуда-то слева. Что-то большое и черное проскользнуло по небу так низко, что вокруг него посыпались сухие ветки.

Раздался гул, от которого земля содрогнулась под ногами. Впереди перед Каррасом взметнулась стена пламени. Он бросился вправо и побежал еще быстрее, работая руками и ногами изо всех оставшихся сил. Он не оглядывался. Он чувствовал, как его икры и затылок обдает жаром. Огонь жаждал поглотить его, окутать языками и жадно пожрать его плоть.

Позади него с треском обрушились пылающие деревья. От их падения языки пламени взметнулись выше, как сияющие драконы, поднявшие могучие головы, как живое воплощение ярости и кровавой жажды.

Но они не сумели бы поймать Лиандро Карраса.

Он был сыном старшего охотника, и ни у кого из детей Окоши не было ног быстрее и жил крепче. Простому огню не догнать его, пока он держится на ногах.

Впереди между деревьями показался просвет, и Каррас бросился туда.

Однако, сосредоточившись на том, что творилось позади, он совершенно не обращал внимания на то, что было вокруг. В любой другой день он сообразил бы, что бежит по восточному краю леса, и что впереди – обрыв, за которым раскинулась бездонная пропасть. Ее называли Судьбой Талана, хотя на ее дне нашел погибель не только мифический Талан, но и множество других людей. Но сейчас, охваченный страхом, паникой и растерянностью, Каррас не успел задуматься о том, куда бежит. Он лишь знал, что не должен останавливаться.

Он выскочил из-за деревьев на полной скорости, и остановиться не сумел бы никак. Его глаза испуганно распахнулись, когда он понял, что случилось. Время замедлилось, потянулось, как смола. Он увидел, как его правая нога ушла в пустоту.

Инерция потащила его через край. Впереди распахнулась темнота, а в ней ждала гибель. Каррас смотрел прямо в черную бездну, которая собиралась отнять у него жизнь. Значит, он не погибнет от огня. Он не погибнет от ревущих клинков уродливых красных гигантов, напавших на его деревню.

Гравитация.

Его убьет гравитация.

Что ж, по крайней мере, это будет быстро.

И в тот момент, когда его желудок подскочил к горлу, когда его тело начало падать вниз, сбоку что-то промелькнуло – что-то очень темно синее, ледяное и твердое, как камень.

Оно ударило Карраса под дых и обвило его грудь.

Его падение резко, безжалостно остановилось, и он судорожно выдохнул, зависнув в воздухе, глядя в черную, жадно распахнутую пасть бездны. Его сердце бешено колотилось, норовя выпрыгнуть из груди.

Штука, поймавшая его, утащила его обратно, на край разлома. Он увидел, как смертоносная тьма уходит прочь, сменяется благословленной коричневой землей, хвоей и пятнами нерастаявшего снега.

Он тяжело дышал, его легкие, легкие девятилетнего ребенка, все еще пылали после долгого бега и адреналина, разлившегося в его крови от осознания скорой смерти. Он ощутил, как что-то сжало его руку. Его легко подняли, словно он ничего не весил, и развернули – и Каррас оказался лицом к чудовищному лицу со своим спасителем.

Он отлично запомнил тот момент. Храбрейший, отчаяннейший в своем племени мальчик замер, как перепуганный зверек. Он никогда не видел такого лица – с кожей белой, как выгоревшая на солнце кость, с такими же белыми бровями и бородой. Глаза на этом лице казались озерами свежей крови. В них не было белков. Это было лицо прямиком из страшилок, которые рассказывал старый Шеддак в свете очага.

Хадит.

Слово прогрохотало в его голове – старое слово из языка, которого он никогда не слышал, но все же для Карраса, когда он взглянул в это мудрое, страшное лицо, значение этого слова стало ясным, как летнее небо.

Вместе с пониманием пришли видения. Видения мрачных мест, где тела изменяла боль и древние знания, темных залов, где творились и изучались невероятные вещи.

- Мы должны забрать тебя отсюда, - проговорил гигант, и голос у него оказался таким низким, что Каррас ощутил, как у него вибрирует в груди. – Мы должны забрать тебя, пока они отвлеклись.

Когда Каррас вспомнил об этом, пережил эти минуты заново, он сообразил, что никогда не спрашивал, кем были эти «они». Космические десантники, конечно же, теперь он это понял. Еретики из одного из трижды проклятых Легионов-предателей. Но за все прошедшие годы – а их была почти сотня – его огромный спаситель никогда не заговаривал о том дне. А очень скоро условия отбора в космический десант и психообработка и вовсе приучили Карраса не спрашивать и не беспокоиться об этом.

Так почему же сейчас, пока он висел в необъятной пустоте, это все снова всплывало в его памяти?

«Воспоминания о детстве уходят вглубь. Их подавляют, да, но никогда не стирают до конца. Это все происходило со мной? Тогда почему сейчас оно вернулось? Где я?»

Он позволил воспоминаниям течь своим чередом.

По-прежнему держа в руках ребенка, только что пойманного в воздухе, гигант-альбинос склонил голову и что-то заговорил в передатчик в вороте доспеха. Это был поток резких слов, которые Каррас не понял, хотя тон у них был совершенно точно приказной.

Спустя пару мгновений в небе разлился грохот, эхом отдаваясь от стен каньона, а затем показался огромный угольно-черный корабль. Его рампа уже была опущена. Он завис в воздухе над Судьбой Талана, и его двигатели ревели, извергая пламя.

Гигант перекинул Карраса через массивное, закованное в доспех плечо, и прыгнул.

Каррас увидел, как земля остается внизу, как чудовищная пасть провала снова раскрывается под ногами, и его вновь охватил леденящий ужас. Сапоги его спасителя с гулким лязгом коснулись откинутой рампы. Корабль от удара просел на дюйм вниз, затем повернулся влево и направился куда-то вперед. Ухватившись рукой за край фюзеляжа, гигант подтянулся, забираясь вместе с Каррасом внутрь. По-прежнему держа мальчишку на плече, он прошел дальше в отсек. Рампа за его спиной начала подниматься. Сквозь закрывающийся проем перед Каррасом виднелся пейзаж, который ему доводилось видеть только со склонов ближайших гор.

Внизу был лес, древний и могучий, служивший племени домом, даривший все, что им было нужно, все, что Каррас знал. Корабль направлялся к югу, и вскоре Каррас разглядел клубы черного дыма и пламя пожаров - они неудержимо бушевали там, где с незапамятных времен жил его народ.

Рампа уже поднялась до середины. Это был последний раз, когда Каррас видел планету, на которой родился. За секунду до того, как рампа захлопнулась окончательно, в последней полоске неба, Каррас разглядел движение на юго-западе – три тонких, изящных корабля, похожие на наконечники копий, уносились куда-то прочь.

А затем проем закрылся. Лязгнули заблокировавшиеся крепления.

Белолицый гигант осторожно опустил Карраса на сидение, слишком большое для него, а затем, не произнося ни единого слова, они начали беседу.

Это был первый раз, когда кто-то общался с Каррасом разумом к разуму.

В тот момент он узнал об Империуме и Императоре Терры.

В тот день он получил цель.

Какими бы яркими не были воспоминания о том дне – детали, образы, ощущения – они растворились, как дымок от дула болтера. Каррас снова очутился в необъятной пустоте, снова стал крохотной искоркой самосознания.

«Это не смерть. Это не может быть смертью. Я помню Кьяро. Я помню все. Фосс и остальные… Они меня вытащили.»

Его захлестнул липкий ужас. Память подсказала нечестивое имя, а следом за ним нахлынули эмоции. Каррас попытался избавиться от этих воспоминаний, но они всплывали снова и снова, против его желания, пока, наконец, он не вспомнил каждую деталь своей встречи с демоном в эфемерных водах Черной Реки.

Гепаксаммон. Князь Печалей.

Присутствие этой сущности загрязняло реку, и бушующие воды начали вонять затхлостью и гниением. Она разорвала узы собственного мира, чтобы прийти и поставить перед Каррасом мрачный ультиматум – передать Экзорцисту Дарриону Рауту послание или заслужить ужасную кару.

Каррас почти умер в тот день. Его доспех раскололся на части, его тело было сломано и раздавлено острыми, тяжелыми камнями. Но все же он не умер. «Святая Неварра» вернулась за ним. И Гепаксаммон требовал платы за ее возвращение. «Но уста любого демона очернены ложью», - подумалось Каррасу.

Психический конструкт, размещенный на основной временной линии Афионом Кордатом, помог Каррасу сбежать, вытащил его из цепких когтей демона и вод Черной Реки.

«Вы знали об этом, хадит мой. И все-таки… Как же вы не подготовили меня к этому?»

От этих мыслей стало горько и стыдно. Если бы Афион Кордат знал об этом заранее, он наверняка подготовил бы своего протеже. Либрариум Призраков Смерти, должно быть, прозрел вторжение демона уже после того, как Каррас покинул планету-крипту Окклюдус, родной мир ордена.

А это они тоже видели? Вот это… а собственно, что «это»?

Где он был? Почему он оказался здесь, в виде бестелесной сущности?

Ответов по-прежнему не было. Абсолютное отсутствие времени и пространства сводило его с ума. Не за что ухватиться. Негде остановиться. Все, что у него было – воспоминания о прошлом, да и те приходили против его желания. Его заставляли переживать то, что не имело для него смысла.

Он снова увидел те три смерти, что служили частью ритуалов вознесения.

Он вспоминал резню, которую приносил вместе со своими братьями на дюжину захваченных ксеносами планет в Вурдалачьих Звездах, видел, как гибнут одни его хорошие друзья, а другие зарабатывают себе великую славу. Он заново переживал и праздничные церемонии в честь блистательных побед, и другие, более скорбные, когда чтились героические жертвы братьев, погибших в отчаянной схватке.

А затем, после всего этого, перед его глазами снова встал его побег сквозь заснеженный лес на родной планете.

Но в этот раз этот эпизод выглядел по-другому.

Воспоминание началось привычно – крики за спиной, грохот выстрелов, рев голодного пламени и колкий морозный воздух в легких Карраса-ребенка. Но в этот раз, когда он устремился к восточной окраине леса, все вокруг него замерло. Как будто он находился в сенсориуме, и запись неожиданно встала на паузу.

Он успел пробежать еще несколько шагов, но вокруг все так резко потемнело и замолкло, что он остановился и завертел головой, оглядываясь. Единственным звуком в тишине было его собственное судорожное дыхание. Оно постепенно становилось тише. Он замер, совершенно растерянный.

Деревья освещались пламенем, но это не пламя не шевелилось. Ничто не шевелилось. Огонь был только образом, но не грел и не пытался никого поглотить.

А затем послышался голос, мягкий, со странным акцентом. Женский.

- Мы знали, что они придут за тобой.

Каррас обернулся, высматривая, откуда раздается голос.

Но там никого не было.

- Это мы задерживали их, пока твои братья-воины вытаскивали тебя оттуда. Невежественные, как всегда, вы, мон-кеи, даже не заметили нас.

Голос раздался так близко, что у Карраса по рукам и загривку пробежали мурашки.

- Я сама отдала приказ, - продолжил голос. – Мы не могли позволить тебе угодить в руки Великого Врага. Если бы тебе было суждено уничтожить звезды, став таким же Порченым, ты натворил бы страшных дел. Ты стал бы чудовищной мерзостью.

Каррас снова развернулся. На его лице застыла гримаса ярости.

Он наконец-то оказался лицом к лицу с той, что говорила с ним. Это оказалась девочка, почти одного с ним возраста. Бледная, худенькая, с длинными светлыми волосами, изящная и хрупкая, одетая в роскошные одежды из переливающегося белого шелка.

«Это уже не воспоминание», - понял он. – «Это вторжение!»

Девочка смотрела на него без всякой улыбки. По ее лицу нельзя было ничего прочесть.

Каррас заговорил – и к собственному удивлению обнаружил, что из его детского рта раздается его взрослый голос, голос космического десантника.

- Кто ты? – требовательно спросил он.

- Араньи, - ответила девочка. – Это сокращение, но его достаточно.

Она отвернулась и отошла к дереву, рассматривая кору, затем провела по нему тонкой ручкой.

- У тебя очень детальные воспоминания. У тебя острый ум, даже до имплантации и тренировок. Я не ошиблась ни насчет твоего потенциала, ни насчет угрозы, которую ты представлял, - она оглянулась на него через плечо. – И все еще можешь представлять. – Она снова отвернулась к дереву. – Может быть, я и пожалею о своей роли в твоем путешествии. Скоро узнаем.

- В каком еще путешествии? – прорычал Каррас.

Совершенный ротик девочки на миг изогнулся в улыбке. Она смерила Карраса взглядом.

- Я вижу девятилетнего мальчика, спасающего свою жизнь, пока за его спиной умирает его собственное племя. Умирает из-за него. Впрочем, пусть вина не терзает тебя – их жизни не представляли ценности. Сказать по правде, ты был чем-то вроде залога – так вы, мон-кеи, это называете.

Араньи продолжила рассматривать узор коры, явно очарованная всеми складками, крохотными трещинками и неровностями, тем, каким шершавым ствол выглядит в одних местах, и гладким в других.

Каррасу безумно хотелось выругаться на нее, возразить ей, но он не мог. В словах этой девочки не было лжи. В глубине души он и сам всегда это знал: его народ убили – всех до единого – и именно он был причиной их гибели. Те чудовищные алые гиганты пришли именно за ним.

- Как же…

Девочка не дала ему договорить.

- За множеством племен на множестве планет наблюдают. Ты знаешь об этом. Тех, в ком виден наибольший потенциал, всегда отмечают и испытывают. И самые злостные, самые омерзительные враги вашего раздутого, заживо гниющего Империума постоянно стараются сократить ваши ряды и пополнить свои.

- Ты говоришь о Легионах-предателях.

Девочка обернулась и ее взгляд неожиданно заледенел.

- По какому же узкому пути ты шагаешь, Призрак Смерти. Какие же бури бушуют вокруг. Бездна со всех сторон, а тропинка такая узкая… Скажи спасибо, что тебя никогда не обучали предвидению. Если бы ты мог видеть будущее, ты, возможно, и не осмелился бы шагнуть в него.

Каррас шагнул к ней, сжимая кулаки.

- Да что ты такое? Ты ведь пришла в мой разум не для того, чтобы меня запугивать!

- Я пришла, чтобы помочь тебе подготовиться, - ответила Араньи, и, подняв руку, убрала пряди за ухо. – К тому же, ты уже и сам понял, что я такое.

Каррас отреагировал немедленно и бурно. Он увидел ее ухо – заостренное ухо. И оно стало последней деталью, окончательно выдавшей природу этой девочки.

- Ксенос! – зарычал он. – Проклятая эльдарка!

Он бросился было вперед, но его тело перестало подчиняться. Детские мышцы сковали невидимые оковы.

Он зарычал, забился, отчаянно пытаясь вырваться.

Девочка, по-прежнему совершенно спокойная, подошла к нему. Когда между ними оставалось не больше шага, она положила прохладную ладонь ему на висок и сказала:

- Тебе пришла пора самому это увидеть, космический десантник. Пребывание в твоем разуме обходится мне дорого. Помни о моих предупреждениях, чтобы не привести к гибели все, что тебе небезразлично.

А затем лес пропал, и девочка пропала вместе с ним.

И снова вокруг была тьма, и снова Каррас падал в бездну.

Голос Араньи снова зазвучал в его голове, и теперь он был другим. Он стал старше, старше на целые века, а может быть, и на тысячелетия.

- Я буду присматривать за тобой, - сказала она. – Будь внимательнее в будущем. Поступай правильно – или я сделаю то, что должна, чтобы остановить тебя.

Тьма начала рассеиваться. Перед глазами замерцал красный свет. Каррас все еще падал, но теперь ощущения изменились. Теперь он снова был в своем взрослом теле, и гравитация давила его мышцы и суставы. Он стал тяжелее, он вырос гораздо крупнее любого смертного человека. Он ощущал приятную тяжесть и тепло силового доспеха, давившего могучие, генетически усовершенствованные мускулы. Он попытался пошевелиться, но обнаружил, что связан. А затем перед глазами вспыхнули огоньки.

Руны предупреждений на тактическом дисплее.

Он был в десантной капсуле. Та неслась сквозь атмосферу планеты и внутри становилось все жарче. Это была штурмовая высадка. Все вокруг было понятным и привычным. Каррас слышал рев, чувствовал, как вибрирует бронированная капсула, преодолевая звуковой барьер.

Спустя считанные секунды падение прервалось, и у Карраса сдавило желудок. От резкого изменения гравитации у него внутри все содрогнулось. Подключились реверсивные двигатели. Капсула с оглушительным треском приземлилась, люки разблокировались и, как пять огромных титановых лепестков, раскрылись.

Каррас посмотрел на черный горный хребет, покрытый хрустящим белым снегом. Над головой раскинулось хмурое, графитово-серое небо.

Страховочная рама, удерживавшая его на месте, отстегнулась, и Каррас выбрался из капсулы.

Он знал это место очень хорошо. Но здесь никогда не случалось боевой высадки.

Он мог назвать все высокие горы, видневшиеся впереди. Вон та, самая высокая, самая острая – это Коготь Йуриена. Здесь Каррас, будучи неофитом, проходил испытания – ему пришлось искать путь сквозь заснеженные скалы с одним ножом в руке, спасаясь от преследования горных леопардов. В скалы отправили шестерых мальчишек. Четверо из них погибли.

Почему Окклюдус? Что это за игры?

Все выглядело таким реальным, таким осязаемым. Даже колючий морозный воздух, покусывающий Карраса за кончик носа, щиплющий ему глаза. Посмотрев себе под ноги, Каррас шагнул вперед, и снег захрустел под керамитом и пласталью.

Дом.

Он повернулся, уже зная, что увидит, и потому не был удивлен. Там, позади, на вершине горного склона, возвышались Западные ворота Логополя, крепости-монастыря ордена. Они были такими же восхитительными, как и всегда – покрытые затейливой резьбой, отделанные золотом, ослепительно-белые на фоне темно-серого неба. И поначалу сердце Карраса зашлось радостью от этого зрелища, но та скоро прошла. На огромных сторожевых башнях не было ни души. В небе не сновало ни одного десантно-штурмового «Громового ястреба», ни одного истребителя-«Штормового когтя». Каррас огляделся, но и десантных капсул, кроме собственной, тоже не увидел.

- Это все ложь, - пробормотал он.

Но, тьма раздери, какая же она реальная!

Какие бы силы не использовала эльдарская ведьма, чтобы соткать эту картину, та вышла безупречной, убедительной в каждой детали – как любой психический конструкт или запись сенсориума, когда-либо встречавшиеся Каррасу. Такой же убедительной, как сама реальность.

Но все это не было реальностью.

Разозлившись, Каррас поднял к небу алые глаза и закричал:

- Что ты от меня хочешь, ксеноведьма?! Какой в этом всем смысл?!

Ответа не последовало. Только эхо его собственных слов, разлетевшихся среди черных скал.

Какие бы прихоти ни двигали эльдарами, но они притащили его сюда не просто так. Но одно Каррас знал наверняка – среди этих белых заледеневших скал он ответов не найдет.

Поняв, что другого выбора нет, Каррас начал карабкаться наверх, к Западным воротам.

VIII

Арназ изо всех сил старался не спешить, но в этот вечер ему потребовалась вся сила воли, чтобы не ускорить шаг. Что-то постоянно маячило на краю видимости, и, пока Арназ шел по переулкам, его постоянно подмывало оглянуться. Впрочем, толку все равно бы не вышло: те, кто участвовал в Войне Терпения, - местные племена называли ее «Каваш Гарай», - знали, что т’ау могут становиться совершенно невидимыми, когда захотят.

Арназ полностью замел все следы, как и всегда. Никаких утечек информации. Ни одной ниточки, за которую можно было бы ухватиться. Но его все равно не оставляло дурное предчувствие, что он где-то что-то упустил.

Он ошибался. В темно-синих одеждах с соответствующей символикой Арназ ничем не отличался от любого другого члена городской администрации, работника среднего звена, торопившегося домой после целого дня трудов во имя Высшего Блага. Он годами выстраивал свою легенду. Она была безупречной.

А если его шаги и выдают небольшую спешку, легкую тревогу, то… А кто из столичных сейчас не тревожится? Ситуация на Тихонисе изменялась быстро. После покушения на Ледяную Волну т’ау расправлялись со всеми возможными преступниками и теми, кто им сочувствовал, повсюду – от столицы до крохотных поселков на границе Затопленных Земель.

Огненная каста лютовала, еще хлеще зверствовало ИВБ, как будто отчаянно пытаясь убедить всех в своей преданности ауну – террорист-смертник тоже оказался человеком.

Непростые времена требуют осторожных мер. Тем более, что Арназ и те, с кем он собирался встретиться, были именно теми людьми, кого искали синекожие.

Однако Арназ не был простым бунтовщиком. Его отправил сюда кое-кто куда более могущественный, чем Голос Песков. И игра, в которую играл Арназ, была куда обширнее и опаснее, чем простое планетарное восстание.

Он несколько лет не получал вестей от своего господина, находящегося где-то вне планеты. От Арназа требовалось обустроиться, обзавестись крепкими связями, наладить каналы информации и ждать. По правде сказать, ему уже начало казаться, что о нем забыли, и что его ложная жизнь уже давно стала настоящей. Он гадал, в какой момент он перестал быть «кротом» Инквизиции и превратился в обычного тихонита. Когда закончилось притворство и началась настоящая жизнь?

А затем, несколько месяцев назад, по психическому каналу пришли вести. Арназа вводили в игру. Империум наконец-то обратил свой взор на этот захолустный мирок.

Арназу пришлось усилить меры предосторожности. И его жизнь перестала быть размеренной.

Он завернул за последний угол и увидел прямо перед собой домишко из песчаника, который, собственно, и искал. В маленьком окне стояла зеленая бутылка с горящей свечой внутри – именно такой условный знак ему назвал Гунжир.

Арназ остановился у невысокой стены и сделал вид, что подтягивает шнурки на правом ботинке. Так он сумел достаточно незаметно оглянуться через плечо и проверить, нет ли за ним слежки.

Ничего. Ничего, что мог бы заметить глаз. Ничего, что уловило бы чутье.

Арназ выпрямился, затянул потуже пояс, пригладил одежды и обошел домик – у задней стены обнаружилась лестница, ведущая под землю. Арназ спустился по ней и остановился у двери, огромной, тяжелой, из лакированного цикадийского дуба. Арназ постучался условным стуком.

Что-то едва уловимо скрипнуло наверху, и Арназ, подняв голову, увидел в косяке из песчаника вмонтированный пикт-глазок. Тот уставился на лицо пришедшего и замер. Пару секунд ничего не происходило, линза просто таращилась на Арназа. А затем послышался лязг отодвигаемых засовов и дверь со скрежетом открылась. Перед Арназом возник человек – его морщинистое лицо, желтовато-коричневое, было типичным для жителя столицы. Человек прищурил светло-фиолетовые глаза, глядя на гостя.

- Вечер приветствует, собрат мой, - проговорил Арназ.

- А рассвет благословляет, - откликнулся тот.

- День был сухим. Я видел ястреба над рынком – он летел на юг.

- Ястреб видит многое. Может быть, он видел и тебя.

- Он не видел меня, собрат мой. Его взгляд был устремлен к горизонту.

- Как и глаза всех Икцер-Макан.

Икцер-Макан. Глядящие вдаль.

Это имя никогда не упоминали всуе, и, услышав его, Арназ понял, что все сказал правильно. Мужчина посторонился, позволяя ему пройти. За дверью обнаружился короткий коридор, оканчивавшийся аркой, закрытой темно-красной занавесью, богато расшитой золотой нитью.

Старик отвел занавесь в сторону и жестом велел Арназу зайти. Тот шагнул внутрь и оказался в маленькой комнате с низким потолком, полной мужчин, рассевшихся на подушках. Резкая смесь запахов – пота, свежего рекаффа, хлеба со специями, - ударила Арназу в лицо, как горячий ветер.

Он увидел Гунжира, сидевшего в дальнем углу – тот обернулся, услышав, как кто-то вошел.

Разглядев Арназа, Гунжир встал и улыбнулся, сверкнув теми восьмью золотыми зубами, которыми он так гордился. Он жестом пригласил Арназа сесть слева от него, на свободное место. Остальные мужчины смотрели на Арназа с опаской. Он знал их всех из сводок, но никогда не встречался лично ни с одним из них.

«Их доверие не так-то просто завоевать», - отметил Арназ про себя. – «Это хорошо».

Он поклонился им всем и уселся на свободной подушке, скрестив ноги. Старик, проводивший его сюда, сел прямо напротив него и начал представлять собравшихся. Он называл их только по личным именам, и каждое было настолько распространенным, что крикни любое в базарной толчее, и к тебе обернется добрая сотня людей.

Арназ уважительно поприветствовал всех по очереди. Среди собравшихся мужчин дураков не было – каждый из них возглавлял несколько значимых ячеек. И то, что они собрались здесь все вместе, красноречиво говорило о сложившейся ситуации. Война Терпения была деликатным делом, а такие дела делались за десятилетия, а то и за века. Поскольку противник значительно превосходил Кашту и Ишту в силе и вооружении, требовалось долгосрочное планирование. Редко встречались мужчины, готовые отдать жизнь на войне, которая не кончится в ближайшее время. Но собравшиеся здесь были другими. Их не беспокоило то, что мало кому из них доведется увидеть плоды их трудов и результаты жертв. Имела значение только их вера – вера в то, что все известные миры в этой вселенной по праву принадлежат Империуму.

Их единственным богом был Бог-Император Человечества.

И учения Святого Сатры и его последователя, Святого Исары, не могли толковаться иначе.

Хозяином дома, где они собрались, был тот старик, открывший Арназу дверь. Его звали Диунар. Он что-то негромко сказал своему соседу справа, самому молодому из присутствующих, и указал глазами на Арназа. Вскоре перед гостем появилась чашка рекаффа и маленькое твердое печенье из жареного риса и побегов урикса. Печенье было сладким и острым, и отлично дополняло горячий рекафф. Арназ уже давно научился наслаждаться яркими вкусами, столь любимыми тихонитами, хотя свои первые дни на этой планете он провел в основном около уничтожителя биоотходов, поворачиваясь к нему то задом, то передом.

Это были сложные дни. Первые дни на любой новой планете всегда такими были. Арназ тогда быстро и сильно потерял в весе, но для прикрытия это было даже хорошо. Мускулистее обычных граждан здесь были только те, кто служил в Интегрированных войсках безопасности – синекожие называли их Гуэ’а’Ша. Подобным правилам тау уделяли достаточно внимания. Телосложение человека должно было соответствовать его роли в обществе.

Эти правила внедрялись в каждую человеческую культуру, оказавшуюся под властью тау. И потому солдаты на Тихонисе по умолчанию были крупнее и сильнее, чем торговцы и люди иных профессий.

Пока Арназ потягивал рекафф из чашки, Диунар взял на себя роль хозяина собрания.

- Раз встреча проходит в моем доме, Мелшала благослови его, Сантра сохрани его, - начал Диунар, - я буду говорить первым. Некоторые из вас меня знают, некоторые – нет. Все, кто сегодня собрался здесь – кровь от крови настоящих людей. У всех нас одна цель. И пусть душа любого, кто предаст эту цель, навеки отправится в бесконечную тьму. Все вы сегодня слышали по общим каналам, что ауны приказали отменить комендантский час с десятого дня Салбадо. Официальное заявление будет сделано завтра. Городская стража продолжит патрулирование, у нее остаются полномочия на обыски без предупреждения, но по улицам наконец-то снова можно будет ходить в любое время дня и ночи.

- Это хорошо, - сказал коротышка с кривым носом, представившийся Садивом. – Давно пора вернуть людям право свободно передвигаться по городу.

- В самом деле? – спросил третий, которого звали Равой. Арназ взглянул на него, и увидел в его глазах глубокую и неизбывную печаль. Этот человек познал огромную потерю. Арназ вспомнил его досье. Рава потерял единственного сына – его пристрелили воины из касты огня во время рейда на склад оружия. Чтобы не выдать себя, Рава не смог присутствовать на похоронах сына и не имел возможности посещать его могилу.

- Я не уверен в этом, собрат мой, - продолжил Рава. – На заполненных улицах будет больше глаз, и кто-то может увидеть, как мы делаем свое дело. Предатели из нашей расы – куда более серьезная угроза для нас, чем проклятые варпом поги. Мы не сможем определить на глаз, кто займет нашу сторону, а кто – нет. Это у погов по цвету кожи понятно, кому они сочувствуют. Комендантский час хотя бы обеспечивал нам пустые улицы.

- Лаха, - откликнулся Садив. Это было старое слово из языка Кашту, означавшее «согласен, но не до конца». – Но каждый раз, когда мы нарушаем комендантский час, мы слишком сильно рискуем. Если кого-то из нас захватят живым… Гунжир не дал ему закончить. Он был самым старым из собравшихся, и когда он поднял руку, все немедленно замолкли.

- Какое праведное освобождение, собратья мои, не требует подобного риска? Диктатор знает, что мы действуем здесь, в столице, и в каждом городе и поселке по всему украденному им миру. Если он все-таки распорядился отменить комендантский час, но лишь для того, чтобы поддержать и порадовать синих языков, а не потому, что он решил, что угроза его правлению миновала. Торговые гильдии уже несколько недель ходатайствовали об отмене комендантского часа. Простые граждане были недовольны, напряжение росло. Конечно же, аун’Дзи не захочет, чтобы наше дело получило поддержку. А комендантский час озлобил многих.

- Лаха, лаха, - наконец присоединился к разговору Арназ, - но мы не должны забывать о том, что это может быть уловка, чтобы выманить нас, ослабив нашу бдительность.

Гунжир кивнул. - Что бы ни заставило Диктатора отменить указ, я буду держать ухо востро и советую делать то же самое всем, кто ценит свою жизнь. Ауны знают, что нам придется действовать и дальше, чтобы увеличивать и закреплять поддержку, которой мы добились в городах и селах за прошедшие недели. Они ожидают, что мы начнем работать активнее. Мы не можем позволить людям вернуться к спокойствию и расслабленности. Поги это понимают. И они будут ждать нашего следующего шага.

Дородный мужчина с белой прядью в темно-рыжей бороде прокашлялся и прижал правую руку к сердцу, показывая, что хочет высказаться следующим. Этого мужчину звали Уркисом.

- Ледяная Волна недавно вернулся в город, он собирает побольше заключенных, чтобы пойти на юг. Что говорит об этом Голос Песков? Мы ударим еще раз, пока Ледяная Волна отсутствует? И почему ему постоянно нужно переводить заключенных из интегрированных городских кварталов? Наши братья-хаддайины не докладывали, что те переполнены.

Гунжир покачал головой.

- До меня не доходило вестей о том, что Ледяная Волна готовит наступление, собрат мой, но Арназ получает вести с севера куда чаще, чем я. Голос Песков полагает, что путь к нашему праведному будущему связан с прибытием чужачки, той женщины в черных перьях. Арназ?

- Расскажу все, что знаю, - откликнулся тот. Именно для этого он и пришел сюда. Он в самом деле получал зашифрованные сообщения от Голоса Песков. Из всех собравшихся здесь мужчин лишь он один знал истинное лицо предводителя восстания. А Голос, в свою очередь, был единственным, кто знал, кто такой Арназ на самом деле – не тихонит, но шпион, присланный издалека.

- Правда, я никогда не видел эту женщину, - продолжил он, - только на этих пиктах.

Он вытащил из складок одежды несколько квадратных листочков глянцевой бумаги и передал часть налево, часть направо. И каждый из собравшихся, кто брал их в руки, изумленно охал.

- Я и сам удивлен не меньше вашего, собратья мои. Когда я увидел двоих ее сопровождающих, я не поверил собственным глазам.

- Реш’ва! – благоговейно прошептал Рава.

- Космические десантники! – выдохнул Садив. – Космические десантники пришли!

IX

Логополь…

Это был огромный, запутанный лабиринт, от крипт и подземелий и самых верхних башен хорошо укрепленной крепости. Здесь повсюду изображались смерть и запределье – в гравировке на стенах и дверях, в изящных статуях, в витражах и мозаиках, потрясающих искусностью, но в то же время леденящих кровь. Город-крипту называла домом целая тысяча действующих космических десантников, пусть они и никогда не собирались здесь все сразу, даже на День основания. Некоторые из обитателей крепости ушли, чтобы никогда не вернуться. Некоторые никогда не покидали ее. Последними в основном были сервы ордена, исчислявшиеся десятками тысяч, посвящавшие всю жизнь служению своим хозяевам-воинам.

Город существовал их кровью и потом, позволяя их владыкам сосредоточиться на собственной роли в бесконечной войне по всей галактике.

Каррас вошел в огромные титановые ворота, покрытые лазерной гравировкой, но не увидел не души. Ни сервов. Ни братьев. Никого.

Никто не следил за ним ни со стен крепости, ни с черных балконов Великого Донжона. Если бы там был хоть кто-нибудь, пусть и скрытый от глаз, Каррас бы все равно почуял их присутствие. Но все же какой-то след здесь имелся.

Присутствие. Что-то, что манило Карраса за собой. Он прошел через сады, заросшие черными, лишенными листьев деревьями, через тренировочные площадки, через залы и коридоры, освещенные канделябрами, и чем дальше он уходил, тем четче ощущался след.

Что-то влекло его вниз, в огромные катакомбы, где лежали в тишине павшие герои, исполнившие свой благородный долг. Там, в самой глубине, находился древний купол Храма Голоса, где в холодном центральном зале покоился ужасный Стеклянный трон, столь часто упоминавшийся в записях ордена.

Шарьякс.

Как только Каррас вспомнил о нем, он понял, что именно к древнему трону его так отчаянно тянет. Обретя уверенность, Каррас ускорил шаг.

Автоматизированные лифты-клетки довозили только до середины пути. Катакомбы были куда древнее самого Логополя. Никто не знал наверняка, насколько именно древнее, но их вырыли за добрую тысячу лет до того, как сам Меррин Корцед, Первый из Первых, ступил на эту землю. От коридора, где оканчивалась шахта лифта, вниз уходила длинная и темная спиральная лестница, освещавшаяся только оранжевым светом неугасающих свечей. Если бы кому-то пришло в голову бросить сверху камень, то он успел бы повторить собственное имя дюжину раз, прежде чем услышал бы, как камень стукнется о дно. Если бы вообще, конечно, услышал. Мало кто спускался сюда, кроме мертвецов, похороненных глубоко в подземных пустотах. Лишь редкие избранные – в первую очередь, хадит Карраса, - призывались сюда лично магистром ордена. Единожды сев на Стеклянный трон, магистры уже никогда больше не видели света окклюдского солнца.

Каррас добрался до самого конца лестницы и шел вперед еще добрых полчаса, хотя шаги космического десантника были куда шире и быстрее, чем шаги смертного. Его путь лежал через Залы Славы, где покоились окаменевшие, замершие в сидящей позе тела всех известных магистров ордена Призраков Смерти.

Хотя Каррас и знал, что все вокруг – иллюзия, уловка эльдарской ведьмы, он все равно не мог позволить себе пройти мимо тех, кто принес себя в жертву Стеклянному трону, и не отдать честь каждому из них, прижав к сердцу кулак и шепча короткую молитву благодарности и глубокого уважения.

Все они медленно каменели по мере того, как Шарьякс высасывал из них жизненные силы.

Каррас не имел доступа к информации о том, почему все они добровольно приняли такую судьбу, но причина наверняка была очень важной.

Он старался не думать о том, что Афион Кордат, скорее всего, станет следующим Призраком Смерти, окончившим свои дни на Стеклянном троне. Именно это происходило с каждым главой библиариума, когда тот становится магистром ордена.

Шарьякс принимал только самых могущественных псайкеров.

Нельзя было исключать и того, что Каррас и сам однажды будет вынужден сесть на Стеклянный трон, хотя скромность заставляла его гнать подобные мысли прочь.

«Нет», - подумалось ему. – «Из Караула Смерти почти никто не возвращается домой. И меня наверняка ждет то же самое».

Коротко помолившись у ног окаменевшего Корцеда, последнего и самого великого из побывавших на троне владык, Каррас прошел в огромную пещеру, где располагался Храм Голоса, тихий, мрачный и непоколебимый. Его колонны тянулись к потолку пещеры, а огромный купол, потемневший от пыли и времени, был по-прежнему крепким.

Каррас пересек широкий каменный мост, ведущий ко входу. Внизу, далеко в темноте, текла ледяная подземная река, и ее воды шелестели, как сонм призраков, наблюдавших за гостем, обсуждавших его нежданный визит. Каррас ни за что не спустился бы сюда, не получив приглашающего психического импульса непосредственно от мегира.

Но сейчас он был полностью свободен в своих действиях, потому что все вокруг было иллюзией, сотканной из его воспоминаний. Он шагал вперед, зная, что должен сделать. У арочных дверей он остановился, подавив нахлынувший было благоговейный трепет, и толкнул обе створки. Ему потребовалось немало усилий – двери были тяжелыми, но Каррас был достаточно силен, и створки со скрежетом разошлись в стороны, царапая металлический пол. С потолка тут же посыпалась пыль и мелкие камушки – сюда уже много, много лет никто не заходил.

Каррас старался не обращать внимание на шевелящиеся в его душе предчувствия, но чем ближе становился конец его пути, тем сильнее становились и они. Пройдя сквозь еще две двери, меньше и легче основных, Каррас оказался в последнем вестибюле перед основным залом.

Он подошел к последним дверям и глубоко вдохнул. Воздух оказался сухим, холодным и пах пылью.

Это было неправильно. Здесь должно было пахнуть благовониями.

Каррас ощутил, как заколотилось его основное сердце.

«Не верь тому, что увидишь за этими дверями», - сказал он себе. - «Чужачка пытается тобой манипулировать, только и всего. Она служит только прихотям своего коварного народа. Не поддавайся ни на какие уловки».

И с этой мыслью он положил ладони на каменные створки внутренних дверей, глубоко вдохнул и распахнул их, входя в священный зал.

В это место, не знавшее света, приходили величайшие и благороднейшие воины ордена, чтобы совершить долгое, медленное и мучительное самопожертвование. Эту жертву приносили в основном в темноте, но те, кому дар позволял уходить далеко за грань и заглядывать далеко за пределы, в освещении не нуждались. Могущественные псайкеры частенько слепли со временем, больше не нуждаясь в глазных нервах – колдовское зрение позволяло им видеть больше.

Сам Шарьякс, как сердце, пульсировал тусклым призрачным светом. Он был совсем слабым, но и этого освещения оказалось достаточно для улучшенного зрения Карраса, чтобы тот смог оглядеться по сторонам.

Он направился прямо к трону, рассмотрев крупную фигуру, сидящую на нем. Ее сложно было не узнать. Вот силуэты обоих массивных наплечников. Вот фактурный шлем, украшенный знаком отличия в виде лаврового венка из серебра и золота, отделанного драгоценными камнями.

Каррас знал этот шлем. Тот принадлежал его хадиту, его наставнику.

Значит, здесь, в созданном Араньи Логополе, магистром ордена был Афион Кордат.

«Но такое будущее никогда не наступит», - подумал Каррас. – «Или она думает, когда Логополь когда-нибудь останется заброшенным?»

К тому же, она ошиблась кое в чем еще: никто не усаживался на трон облаченным в доспехи и шлем. Тот, кто становился Первым Призраком, магистром ордена, передавал броню и оружие тому, кто придет на его место – это всегда был старший библиарий. Так почему же фигура, сидящая перед Каррасом, была в полном доспехе Адептус Астартес? В этом не было никакого смысла.

«Если ксеноведьма вытащила все эти образы из моего подсознания, то она должна была знать об этом. Значит, она создала такую иллюзию умышленно. И что она хотела этим сказать?»

А затем Каррас уловил еще одно несоответствие – несмотря на то, что трон был занят, от того, кто сидел на нем, не исходило никакого психического излучения. Душа этого воина должна была сиять так ярко, ощущаться так явно, что ее едва ли не на орбите можно было почувствовать. А здесь даже с расстояния в несколько шагов не чувствовалось ничего, даже отголосков самой бессмертной души.

Каррас собрался с силами и решительно зашагал вперед. Подчиняясь его мысленному приказу, вокруг него затанцевали блеклые огоньки психического пламени. Дополнительное освещение позволило ему разглядеть сидящего на троне во всех подробностях.

Броня явно принадлежала старшему библиарию, но выглядела древней, запорошенной пылью. От жизненной силы и духа Кордата в этом зале не осталось и следа.

Как только Каррас оказался у подножия трона, воин шевельнулся. Он опустил голову и взглянул на нежданного гостя. Со шлема посыпалась пыль, а его линзы полыхнули красным светом. Он уставился Каррасу прямо в глаза.

А затем фигура безмолвно шевельнулась и бросила что-то тяжелое прямо Каррасу в руки.

Он опустил глаза и вскрикнул, рассмотрев пойманный предмет, и выронил его, отступая прочь от трона.

И голова его наставника, срезанная с плеч, шлепнулась на пол и откатилась.

Когда Каррас снова обрел голос, он закричал, но его крик адресовался не фигуре, сидящей на Шарьяксе. Он закричал в воздух, на все, что окружало его, на ту, что создала это место и заперла его здесь.

- Эльдарская ведьма! – орал Каррас. – Проклятая ксенокровка! Покажись, и я тебе самой голову отрежу!

А сидящий на троне воин расхохотался от этих слов, и сквозь решетку шлема этот резкий схем казался грохотом и шелестом. Не снимая перчаток, воин разблокировал крепления шлема, а затем медленно, явно рисуясь, стащил его с головы.

Каррас поднял взгляд, и в его глазах вспыхнуло бледное пламя психической силы. Но, когда воин обнажил лицо, Каррас снова отшатнулся прочь.

Там, на Шарьяксе, насмешливо глядя на него сверху вниз, сидел он сам.

Черты лица были теми же самыми, с точностью до каждого шрама, но Каррас никогда не был таким – рот сидящего на троне воина кривился в торжествующей ухмылке, а в глазах полыхало кровожадное безумие.

- Да что все это значит?! – воскликнул Каррас, когда его изумление снова сменилось яростью. – Отвечай, мать твою!

Ложный Каррас снова рассмеялся и встал на ноги, и Каррас машинально принял боевую стойку. Он чувствовал, как откликается на угрозу его сила, как вскипает внутри так, как всегда вскипала перед лицом опасности. Он начал аккумулировать эту эфирную мощь внутри. Он собирался уничтожить эту тварь, это оскорбление. Он собирался разорвать на части весь этот проклятый кошмар.

Стоило ему подумать об этом, как лже-Каррас напряг мышцы под доспехом… и расправил все четыре руки.

Каррас не замечал лишние конечности до тех пор, пока они не расправились – длинные, костлявые, покрытые шелестящим хитином, заканчивающиеся тремя когтями, похожими на лезвия.

Каррас уже видел такие руки. В таком количестве и так близко.

Генокрад!

За спиной у чудовища, осмелившегося нацепить его личину, Каррас разглядел, как ускорилась пульсация Шарьякса. Тот засиял ярче, словно ощутил приближающееся сражение. Каррас ощутил, как это сияние обжигает его душу, окутывает нестерпимым жаром тело. Четырехрукая тварь направилась вниз по ступеням, и Каррас отступил назад.

Спустившись, тварь остановилась, расправила плечи, раскрыла пошире руки, готовая броситься в атаку. Каррас обнаружил, что генокрад выше его ростом, а кожа на лице напоминала воск. И когда тварь снова улыбнулась, в ее пасти оказалось полным-полно тонких и острых зубов.

Но когда она заговорила, ее голос был неуместно мягким и мелодичным. Это был голос эльдарской ведьмы.

- Ты думаешь, что я играю с тобой, Призрак Смерти? Мне не зачем тратить время и силы впустую. Я делаю это, потому что так надо. Перед тобой открыто множество дорог. Для своих собратьев ты – Кадаш. Вернее, ты можешь им быть. Они возлагают на тебя слишком много надежд и эти надежды могут привести их к гибели. Другие видят твой образ в том будущем, которое пытаются выстроить. Они собираются использовать тебя ради собственных амбиций.

Ложный Каррас, порченый Каррас, указал на собственное тело и затем по очереди обвел глазами все свои жуткие раскрытые руки.

- А для третьих ты – самый жуткий кошмар, грозящий уничтожить все, чего они добились. Ты даже не представляешь, насколько. Время и Судьба бурлят вокруг тебя. Это безумный водоворот возможностей. Нечитаемый. Так много дорог ведет к ужасу и страданиям. Так мало – к свету. Кем ты станешь? Спасителем? Погибелью? Или еще чем-то более великим – или более ужасным?

От отвращения на Карраса накатила тошнота. Слова! Это просто слова!

И он не верил ни одному из них.

«Чтоб ей провалиться с ее надменностью! Я убью ее!»

- Я – солдат, - огрызнулся он. – Ни больше, ни меньше. Моя судьба – сражаться и умереть.

Тварь расхохоталась – не тонким голоском Араньи, но глухим и утробным. Она повела руками, указывая на что-то слева и справа от Карраса, и тот уловил движение вокруг. По каменному полу застучали бронированные сапоги. Каррас обернулся, с готовностью вскидывая правую руку, собирая сияющее психическое пламя в шар, растущий над его ладонью. Он собирался сжечь все, что шевелилось вокруг.

Но прежде, чем сгусток пламени сорвался с его руки, Каррас разглядел тех, кто окружил его – и оба его сердца заледенели.

Со всех сторон сотнями наступали его собратья-Призраки Смерти. Они расталкивали друг друга и шипели, как звери, из-под потрескавшихся, покрытых ржавчиной шлемов.

И у каждого из них были те же жуткие четыре руки, как и у ложного Карраса – последствия геносемени тиранидов.

Каррас снова услышал голос Араньи, но теперь он раздавался как будто со всех сторон, а не из пасти очередной твари.

- Выбирай с умом, Лиандро Каррас. Смотри в истинную суть вещей. Первые события в цепочке уже произошли. На Тихонисе решится многое.

И как только под сводом купола умолкло эхо последних слов, искривленные, ложные Призраки Смерти бросились вперед, на Карраса, протягивая смертоносные клешни.

Каррас стиснул зубы и распахнул врата разума для потока психической силы.

- Ложь и уловки ксеносов, - прорычал он, а затем заревел громче: - Я не верю тебе!

Эфирная сила заструилась сквозь него могучей рукой, почти неукротимая. Каррас приготовился выпустить ее вместе боевым кличем, но за мгновение до того, как он успел это сделать, ледяные руки стиснули его виски, и все силы тут же покинули его.

Все погрузилось во тьму. Все звуки стихли.

Ни купола. Ни Шарьякса. Никакой нечестивой мерзости.

Несколько секунд Каррас снова был искрой самосознания – душой, блуждающей в бесконечной пустоте. А затем вокруг него снова вспыхнули цвета и полились звуки. Его снова сдавила гравитация. Он дернулся, приподнялся, открыл глаза и увидел перед собой грязную землю. В пурпурном небе клубились кроваво-красные облака.

А над головой ревели ракеты и артиллерийские снаряды.

Так близко.

Так низко.

Оглушительно. Каррас увидел, как в воздухе носятся истребители и бомбардировщики-«Мародеры» из Имперского флота. Все вокруг него усеивали трупы – мужчины, женщины, дети, разорванные на части, и их кровь превращала землю в багровую кашу. Где-то справа раздались резкие хлопки выстрелов, а затем – отчаянные крики. Каррас увидел, как яростно сталкиваются друг с другом ряды противников, как сияющий хитин царапает отполированную броню.

Перед глазами у него засверкали вспышки лазеров. В нескольких метрах на землю рухнул артиллерийский снаряд и тут же взорвался, и Карраса отбросило назад, прямо на спину. Взметнувшиеся комки грязи посыпались на него дождем, застучали по доспехам, как гравий. Посмотрев вверх, Каррас увидел среди облаков что-то огромное и темное.

Поначалу ему показалось, что это корабль, длинный и изящный. Но чем ниже тот опускался сквозь облака, тем четче Каррас видел, что это что-то живое. Это было существо размером с целый город, с огромными щупальцами, тянущимися из его гигантского тела. По всей туше виднелись отверстия. Из них вырвался целый рой летающих тварей, и они все устремились вниз, к бурлящему на поверхности сражению.

Каррас перекатился и подскочил на ноги.

- Это все не настоящее! – заорал он в небо. – Ты слышишь меня, эльдарка?! Все это – ненастоящее! Это ничего не значит!

Ответа не последовало.

Каррас зарычал от бессильной ярости. Он опустил глаза, рассматривая собственные руки и ноги. На нем был полный доспех, мощный и тяжелый, совсем как настоящий. Он ощущался, как настоящий. Каррас слышал, как стучит кровь у него в ушах, как колотится в груди основное сердце. На ретинальном дисплее вспыхнули руны – системы шлема сообщили, что у него повышается пульс и содержание адреналина в крови. Каррас сжал кулаки.

Что с ним происходит? Что это такое? Может быть, с ним и вовсе ничего не произошло на Кьяро? Или он теперь заперт в собственном больном разуме?

Или это была какая-то уловка демона? Она вообще существовала, эта эльдарка?

Каррас чувствовал вонь крови и горящих тел. Он чувствовал, через усиленные датчики доспеха, как дует ветер, как чавкает залитая кровью земля у него под сапогами.

«А что, если все это – настоящее?» - подумал Каррас. – «Что, если я просто перенес какой-то психический приступ и отключился, но все это время на самом деле был здесь?»

Он ни в чем не мог быть уверен наверняка. Нет, кое-что все-таки было – он не сомневался, что воспоминания о том дне в горящем лесу были просто воспоминаниями. Он был уверен, что заброшенный Логополь и чудовищные монстры в храмы были иллюзией.

Этих событий не было. Не было!

Но… это?

Каррас снова опустил глаза на руки в латных перчатках. Одна серебряная, одна черная.

Я служу Караулу Смерти.

Вокруг бушевала битва. Еще один снаряд упал совсем рядом, и земля под ногами содрогнулась, и вверх взметнулись пылающие осколки и комки грязи.

Каррас чувствовал реальность происходящего, землю под ногами.

Он проверил магнитные крепления и ремни.

Оружия не было. Ни болтера, ни пистолета, ни гранат, ничего.

Он запустил руку назад, шаря в поисках ножа, обычно висящего на поясе. Но ножа не было. Арквеманн тоже исчез – драгоценный силовой клинок, который его наставник доверил ему, должен был висеть у него за плечом, рядом с силовым ранцем. Но его там не было.

Каррас оказался совершенно безоружным посреди схватки. Он был совсем один среди камней, тел и изуродованных взрывами деревьев, а вокруг царили ад и смерть, огромные тиранидские туши опускались с небес, и Имперские войска отчаянно пытались отбиться.

Каррас огляделся, пытаясь отыскать хоть что-нибудь, что помогло бы понять, где он находится, хоть какую-то подсказку. Но ничего отыскать не успел – из грязи вокруг полезли какие-то существа, шипя и щелкая, их твердые безжизненные глаза напоминали черные камни.

Каррас уже имел дело с этими тварями. Он видел, как умирали его собратья, как их поглощали и разрывали на части.

Они бросились на него всем скопом, занося длинные и острые когти для смертельного удара.

Термаганты!

Каррасу отчаянно не хватало Арквеманна. В рукопашной схватке большинство космических десантников могли одолеть около четырех тиранидов, но, если бы у него в руке был силовой меч, служащий аккумулятором его психической энергии, на его стороне был бы куда значительный перевес.

Твари хрипло дышали, подходя всю ближе, из их зубастых пастей текла слюна. Впереди ждала добыча!

Но если эти твари думали, что Каррас, лишенный видимых средств защиты, абсолютно безоружен, то они очень горько заблуждались.

Каррас не собирался проверять, что это – иллюзия или реальность. Он собрал всю свою силу, направляя в один мощный удар. Он вскинул руки, раскрыл ладони и перетек в боевую стойку. Бело-голубые разряды силы заструились по его рукам, как электрические змеи. Он почувствовал, как внутри нарастает давление, как могучая сила бурлит в его разуме. Он укротил ее, подчинил своей воле, и внутренним зрением отметил каждую цель, задавая направление для смертоносного потока.

Термаганты подходили все ближе. Они сжали ноги, готовые прыгнуть и разорвать Карраса на части. И в тот момент, когда они взлетели в воздух, Каррас выпустил ослепительные психические молнии.

Раздался оглушительный треск, словно множество костей сломалось разом.

Перед глазами потемнело. Каррас ощутил, как падает вперед. Его кожа неожиданно взопрела и стало безумно холодно.

Он ударился о твердую землю, чувствительно приложившись локтями и лбом о гладкий мрамор. Он едва успел приподняться на руках, и его тут же стошнило плотными комками странной, сладко пахнущей массы. Он попытался открыть глаза, но веки слиплись.

Тело болело. Все, целиком. Каррас чувствовал себя отвратительно слабым.

Его снова скрутил спазм, и он выплюнул еще комок странной липкой слизи. Теперь в ней чувствовалась горечь, несмотря на сладковатое послевкусие. Он понятия не имел, что это.

Он поднял руку и принялся яростно тереть глаза. Всего в нескольких метрах от него раздался хриплый голос:

- Нет, брат. Отойди. Пусть придет в себя. Дай ему немного времени. Но будь наготове.

Он узнал этот голос. Только космические десантники говорили на готике так низко, что этот звук отдавался в груди.

Марн Лохейн.

Это был голос Штормового Стража, первого библиария Караула на Дамароте.

Каррас наконец-то сумел разлепить веки. Он обнаружил перед собой черные мраморные плиты, покрытые густой полупрозрачной слизью. Его зрение было совершенно идеальным и острым, как раньше.

«Я точно помню, что потерял глаз, сражаясь с повелителем выводка. Как так получилось, что я все вижу?»

Он посмотрел на собственные руки, упирающиеся в черный мрамор. На растопыренные пальцы.

Что-то еще не так, понял он. Что-то изменилось.

Он поднес правую руку к глазам и повертел, рассматривая.

И по его спине пополз холодок.

Куда делся шрам, который он получил на Калварьяше? Куда пропали ожоги от кислоты, угодившей ему на кожу при штурме Нового Голодайна? И где его обереги, татуировки в виде пентаграмм и гексаграмм, которые он получил вместе со званием боевого брата? Где его защита? Что с ним случилось?

Его лицо искривила растерянная гримаса. Каррас с трудом поднялся на ноги, пошатываясь…

… и обнаружил перед собой пятерых космических десантников в полном боевом облачении. Трое из них держали Карраса на прицеле болтеров, а четвертый – огнемета.

Последним, - и единственным, у кого с собой не было никакого видимого оружия, - был Лохейн.

Каррас посмотрел Штормовому Стражу в глаза и весьма удивился тому, каким ледяным и твердым был его взгляд. В нем не было ни следа той взаимной симпатии и уважения, которые возникли между ними за время тренировок Карраса в Карауле Смерти. А на суровом, грубом лице не было и тени приветственной улыбки.

- Это все настоящее, Лохейн? – хрипло спросил Каррас. Голоса почти не было, а любое слово откликалось в горле болью. – Трон и Терра, скажи мне, что все настоящее! – выдохнул он.

Лохейн пару мгновений сверлил его взглядом, а затем заговорил – и от его слов Каррасу стало холодно.

- Кто ты? – резко спросил Штормовой Страж. – Кто ты и кому служишь? Говори – или умрешь!

X

- Трон и Терра! – воскликнул Рава.

Фигуры на пикте нельзя было спутать ни с чем – это были легендарные воины, воплощение величия Империума.

Воля Бога-Императора, обретшая плоть.

На мгновение все собравшиеся в подвале мужчины пораженно умолкли, пытаясь осознать то, что видят их глаза.

Уркис первым нарушил молчание.

- Я не понимаю, собратья. Эти реш’ва… они ходят вместе с погами. Они вооружены. Но не убивают. Во всех сказаниях…

- Сказания – это сказания, - оборвал его Гунжир. – Мы не можем знать наверняка, что все это значит, пока не получим больше информации о женщине. Она явно обладает большой властью и влиянием. Пока рано гадать, зачем она появилась здесь. Космические десантники похожи на ее телохранителей – видите, как они ее окружают?

- Влиятельная вольная торговка? – предположил Диунар. – Матриарх великого Дома? А может быть, она полномочный посол самого Империума. На ней нет оков. А эти солдаты из касты огня – они ее защищают или конвоируют?

- Если бы ее арестовали, мы бы знали, - ответил Арназ.

- Каким образом? – спросил Садив, и Арназ обернулся, глядя ему в глаза.

- У меня есть связи.

- Достаточно и того, что ты принес нам эти снимки, - проговорил Гунжир. – Не нужно подробностей, как именно. Ради нашей же безопасности. Многие храбрые хаддайины каждый день рискуют своей жизнью сильнее, чем мы имеем право требовать – и только ради того, чтобы обеспечить нас информацией. Некоторыми вещами делиться не нужно. Скрывай свои источники, Арназ.

- Сохрани и благослови их Мелшала, - добавил Рава, склоняя голову. – Да скроет их Святой Сарта от глаз ненавидящих.

Садив не стал настаивать, но сбить с толку его было не так-то просто.

- Эти пикты сделаны в одном из космопортов, а корабль явно не погов – это имперское производство.

- Она прилетела в Курдизу вместе с двумя «Небесными акулами», - ответил Арназ.

- «Небесные акулы» из атмосферы не выходят, - заметил Уркис. – Значит, либо она прилетела сюда на корабле т’ау, либо каким-то своим путем. Но каким?..

- Мне сказали, что воины из касты огня уже были на борту ее корабля, когда тот приземлился, - сообщил Арназ. – Я сам не видел, но слышал, что обшивка на правом борту ее корабля была повреждена. Либо захват, либо вынужденная посадка. По пиктам, к сожалению, не видно.

- Значит, она – пленница, - заключил Садив.

- Сопровождаемая космическим десантом и без кандалов на руках? – нахмурился Рава. – Отметины на обшивке еще не доказывают, что на нее напали. Это могло быть что угодно – микрометеориты, повреждения в предыдущих боях.

- Опасно строить так много предположений, почти не имея информации, - проговорил Гунжир. – Пока у нас не будет фактов, положение этой женщины и присутствие реш’ва будет вызывать слишком много вопросов. Если мы хотим действовать дальше, нам нужно больше данных.

- Ты получишь ответы сразу же, как только их получу я, собрат, - ответил Арназ.

- Куда она отправилась из Курдизы? Нам об этом что-нибудь известно? – спросил Садив. – Может быть, пока мы беседуем, она уже в нашем городе?

Раву эта мысль весьма воодушевила.

- Мы должны попытаться связаться с ней. Безусловно, раз ее охраняют Адептус Астартес, то она – официальная посланница Империума. Может быть, ее сюда просто на переговоры отправили, но она должна узнать о том, как мы боремся против захватчиков. Если бы мы получили поддержку с других планет…

- Возможно, она уже знает, - заметил Диунар. – И именно поэтому и прилетела.

- Ее увезли из космопорта на Манте с внушительным сопровождением, - добавил Арназ. – Конвой отправился на восток от Курдизы, но сейчас эта женщина может быть где угодно.

- Голосу Песков отправили копии этих снимков? – спросил Диунар.

- Зашифрованный инфокристалл был отправлен с курьером сразу же, как только они попали мне в руки.

- Мы должны каким-то способом привлечь внимание этой женщины, - не отступил Рава. – Если мы не можем связаться с ней напрямую, то нужно показать ей, на чьей мы стороне в этой войне. Напасть на кого-то высокопоставленного. Даже если она сейчас не в нашем городе, если у нее есть доступ хоть к каким-то новостям, то она услышит об этом нападении. Она сможет передать весточку.

- Это безумие, - рявкнул Уркис, сжимая кулаки. – Эта женщина появилась здесь с двумя реш’ва в то же время, когда отменили комендантский час. Я не верю в совпадения. Что собирается делать аун? Он хочет использовать эту женщину в своих интересах. И если мы не будем действовать осторожно, то сами себя погубим.

Рава, не сдержавшись, вскочил на ноги и сплюнул на пол.

- Аша! – заревел он. – Беззубый Уркис! Вечно талдычишь про осторожность! Да ты вообще собираешься брать в руки оружие, когда придет время? Или так и будешь осторожничать?

Старый Диунар оказался удивительно быстрым для своих лет. Он в мгновение ока оказался в боевой стойке, схватившись за нож, наполовину вытащив его из ножен.

- Валах! – крикнул он. – Достаточно! Ты – гость в моем доме, собрат, и Уркис тоже. Оскорбляя его в моих стенах, ты пятнаешь мою честь. Я готов пролить кровь, чтобы отмыть доброе имя Уркиса.

Рава заметно побледнел и втянул голову в плечи. В глазах Диунара плескался гнев, и Рава старался не встречаться с ним взглядом.

Арназа эта сцена впечатлила. Диунар выглядел весьма внушительно. Неудивительно, что он был главой этого собрания. Он был человеком старой закалки, древней чести, истинным тихонитом, пустынником, рожденным для войны.

«Вернее, был», - подумалось Арназу. – «Как жаль, что такого человека перевербовали».

Арназ был единственным из собравшихся, кто знал об этом.

- Прости меня, собрат, - забормотал Рава, поворачиваясь к Уркису. – Если ты хочешь моей крови за свою обиду, то вот моя рука. Пусть твой клинок вонзится так глубоко, как того требует твой гнев.

Уркис вздохнул и покачал головой.

- Мой клинок хочет синей крови, а не красной. Он ни в кого здесь не вонзится. Твоим языком говорил гнев, потому что ненависть в тебе бурлит так же сильно, как и во мне. Если я осторожничаю, собрат, то лишь потому, что знаю, какой хрупкой бывает надежда. Спешка погубит нас всех не хуже ружей т’ау. Ксеносы падут, когда придет время, и тогда мы убьем их вместе, ты и я. И наши клинки окрасятся синим, а не красным.

Рава поклонился и повернулся к Диунару.

- А что насчет тебя, собрат? Исполнит ли твой клинок свой долг?

Хозяин покачал головой и уселся обратно на подушки.

- Я не могу позволить правоверным говорить в таком тоне друг с другом в моем доме. Но я отзываю свое требование. То, что сказал Уркис, сказал бы и я. Синяя кровь, не красная. Вода в наших чашах чиста и спокойна, собрат мой.

Старое выражение. Пустынное. Оно значит – «все хорошо».

- Как у вас, так и у меня, - Рава поклонился.

Напряжение, повисшее было в комнате, рассеялось, и в разговор снова вступил Гунжир.

- Вопрос закрыт, но нам нужно обсудить и многие другие. Ну же, кто выскажется следующим?

В течение следующих трех часов шестеро мужчин обсуждали тайные поставки оружия, исчезновения, каналы снабжения т’ау, слухи с рынков и доклады хаддайина, внедрившегося в Гуэ’а’Ша. Уже было поздно, и небо потихоньку начинало светлеть, когда Диунар проводил последнего гостя. Они уходили до восхода солнца, по одному, с интервалом в несколько минут, и растворялись в густых и черных тенях. Гунжир ушел последним, и Диунар с Арназом остались вдвоем. Арназу показалось, что хозяин дома подстроил это умышленно, и, когда они прощались у двери, он поклонился старику и сказал:

- Да благословит тебя Сатра за твое гостеприимство и за риск, на который ты идешь, оказывая его.

Диунар кивнул, принимая благословление, но прежде, чем открыть дверь и выпустить Арназа, он коснулся его плеча.

- Да благословит он и тебя, собрат. И да укроет он тебя от чужацких глаз. Но прежде чем ты уйдешь, я хотел бы попросить тебя рискнуть тоже.

- Говори, - откликнулся Арназ. Он чего-то такого и ожидал, но от этого был не менее разочарован.

- Твой источник в Курдизе, - начал Диунар, - это слишком ценная информация, чтобы ее знал только один человек. Если с тобой что-то случится…

- Я видел, как ты согласно кивнул, собрат мой, когда Гунжир говорил о том, что источники безопаснее скрывать. А теперь просишь об обратном.

Диунар виновато склонил голову, но его взгляд по-прежнему был твердым.

- Если мы разделим это знание на шестерых, то риск поимки и допроса будет больше. В разы больше. Но если об этом будут знать только двое, только ты и я, и больше никто, то будет больше пользы. Нельзя взваливать слишком многое на плечи одному человеку.

- Лаха! Твоя просьба логична, - ответил Арназ. – Но все-таки…

Диунара этот ответ явно задел. Он помотал головой.

- Ах, Мелшала свидетель, что же я за дурак! Я понимаю, что должен сначала завоевать твое доверие. Именно так и должно быть, собрат мой. Ты мудр. Я постараюсь заслужить его. Я не должен был спрашивать. Моя старость порой делает меня нетерпеливым. Когда я был моложе, мне казалось, что я увижу, как т’ау вышвырнут отсюда. И разочарование мое было горьким. Я прошу у тебя прощения.

- Нет, собрат, - ответил Арназ. – Это я должен просить у тебя прощения. Я знаю, что ты расспрашиваешь не ради злого умысла. И ты прав. Если ты принесешь священную клятву перед лицом великих святых, что верен Золотому Трону, я разделю с тобой бремя этого знания. Сказать по правде, я только рад буду это сделать – я тоже беспокоюсь, когда слишком многое зависит от одного человека.

Эти слова Арназ долго репетировал, и теперь сумел произнести их с нужной торжественностью.

Диунар почти не колебался. Он тут же произнес клятву – и она прозвучала с таким же искренним пылом, как все остальные клятвы, когда-либо слышанные Арназом. Но он знал, что скрывается за ней.

Эх, старик, если бы жизнь повернулась по-другому, какой бы прекрасный из тебя вышел агент под прикрытием…

- Амади, - сообщил Арназ. – Угнил Амади, сержант войск безопасности в космопорту. Он передает мне информацию через свою сестру Ларши – она работает на производстве батарей к югу от въезда в Ру’Кси. Оба Амади выросли в анклаве Думру далеко на юге, перед тем, как его зачистил патруль круутов. Они полностью преданы Голосу Песков. Им можно доверять.

Диунар прикрыл глаза и коротко кивнул.

- Я сохраню их секрет. И твой тоже. Если с тобой что-то случится, я обещаю, что сделаю все, что смогу, чтобы помочь им добраться до Голоса Песков.

Арназ усмехнулся.

- Они – воины, и в их сердцах пылает пламя. Они не сбегут к Голосу, а останутся с тобой и будут сражаться в любом бою.

- Тогда я приму их, как родных детей, - ответил Диунар. – А теперь, когда ноша разделена, тебе лучше уйти, пока огненное око не озарило небосвод. Да защитит тебя Мелшала.

- И тебя, - откликнулся Арназ. – Да благословит он тебя и твой дом.

Диунар закрыл за Арназом дверь и защелкнул замки. Арназ услышал, как лязгнули засовы. Усмехнувшись, он покачал головой и поднялся наверх по узкой лестнице.

«Если бы меня можно было так легко обмануть, старая ты ящерица, то я бы уже давно был покойником. Таким же, каким станешь и ты, когда т’ау перестанут нуждаться в твоих услугах.»

Когда Арназ ушел и дверь за ним закрылась, Диунар ушел в маленькую комнатушку рядом с основным подвалом и устроился за консолью когитатора. Он выбрал несколько кадров из видеозаписи, увеличил их, очистил от помех и нажал на нужную руну. Когитатор распечатал три изображения – детали снимков, полученных Арназом из Курдизы. Женщина в черном и ее телохранители-космические десантники.

А следом Диунар распечатал несколько снимков тех, с кем встречался в эту ночь.

Его сердце словно налилось свинцом – оно стало таким тяжелым, что почти тянуло его к земле.

«Заканчивай с этим», - сказал он себе мысленно, - «а потом напейся до умопомрачения, эгоистичный, слабый, старый ублюдок.»

Собирая распечатки, он задержался взглядом на женщине в черном.

Кто она? Принесла ли она надежду? По крайней мере, точно не ему. Для него, пожалуй, уже слишком поздно.

Сжимая распечатки в усталой руке, Диунар погасил свет и поднялся наверх, в дом. От мыслей о том, в кого он превратился, сводило зубы и ломило кости. А сегодня и вовсе было тяжелее обычного. Он был достаточно осторожен, чтобы ничем не выдать своего беспокойства, но у этого Арназа глаз был наметанный. Он чем-то отличался от остальных.

Т’ау не оставили ему ни одной лазейки. Синекожая мразь! Он был полностью связан по рукам и ногам, неспособный избавиться от их контроля. Его слабостью была любовь. Ох, если бы он был хоть чуточку суровее, хоть чуточку жестче сердцем!

Преодолев лестницу, Диунар вышел в основную комнату и с тяжелым вздохом опустился за старый стол из плавленого пластека, за которым обычно ужинал. Откинувшись назад, Диунар устало потер лицо руками.

Да что он сделал такого, чтобы навлечь эту чуму на себя и своих домашних. Он всегда был верен Золотому Трону Терры и Имперскому кредо. Он всю свою жизнь сражался за будущее, свободное от угнетателей. А теперь он гробил это будущее собственными руками. Он просыпался по ночам и рыдал от вины и стыда. Смерть стала бы лучшим выбором, но ему не хватало храбрости. Тот, кто лишал себя жизни сам, отправлялся в варп навеки. К тому же, у него еще оставалась робкая надежда. Если т’ау сдержат свое слово, тогда, может быть…

Он ничуть не удивился, заметив, как колеблется воздух в дальнем углу. Мерцающее облачко почти мгновенно превратилось в человекоподобную фигуру в изящно сработанной броне.

- Докладывай, гуэ’ла, - рявкнула она с резким чужацким акцентом.

Диунар указал подбородком на распечатки на столе.

Ксенос подошел ближе, и, пока они вместе рассматривали снимки, Диунар сообщил:

- Амади. Сержант войск безопасности в Курдизе. У него есть сестра Ларши. Работает в промышленной зоне Ру’Кси, на фабрике батарей. Вместе они снабжают информацией людей Голоса Песков здесь, в столице. Отсюда информация уходит на север с курьером.

Инопланетянин продолжал рассматривать пикты.

- Гур’дья’ал, - сказал он, и пояснил на низком готике:

- Это значит «носящие маску». Шпионы. Мы так и подозревали.

- Я знаю, что означает «носящие маску», - огрызнулся Диунар и постучал пальцем по портрету женщины. – Я хочу знать, что означает вот это.

Агент т’ау издал утробное бульканье – так у его племени выглядел смех, – и тоже постучал пальцем в перчатке по снимку.

- Гуэ’ла, никто еще не знает, что это означает. Мы зовем ее Куа’шай’да. Это сложно перевести, но примерный смысл – «пернатая змея, обещающая очень многое». Она – не твоя забота.

- Как скажете, - ответил Диунар. – Моя забота – это мои жена и дочь. Когда я смогу их увидеть? Я сделал то, что мне сказали. Этого достаточно.

- Мы сами решим, когда будет достаточно, пятипалый, - заявил инопланетянин, и направился к дверям, захватив со стола снимки.

Охваченный гневом, Диунар вскочил на ноги, сжимая кулаки.

- Мне нужны убедительные доказательства, что им не причинили вреда.

- Ты скоро воссоединишься с семьей. Командора известят о твоем примерном поведении. Жди дальнейших указаний.

А затем что-то хрустнуло и загудело на самом краю слышимости. И инопланетянин снова превратился в едва заметное мерцание в воздухе. Диунар увидел, как дверь распахнулась. Инопланетянин стал невидимым, и, когда он снова заговорил, казалось, что к Диунару обращается зловредный дух:

- Запомни, гуэ’ла – мы видим тебя. Мы повсюду. Мы видим все.

Дверь закрылась.

Диунар подошел к ней и пошарил руками в воздухе, чтобы убедиться, что проклятая тварь действительно ушла.

Под пальцами ничего не было. Диунар раздраженно зарычал и запер дверь на засовы. Вернувшись за стол, он тяжело уронил лицо в ладони.

- Синекожая мразь, - пробормотал он. – Вы все видите, да? А как Амади делал эти снимки, вы не увидели.

Впрочем, от этой мысли ему легче не стало – он только что выдал и Амади, и его сестру. И до того момента, когда их утащат допрашивать, оставались считанные часы, а то и минуты.

Двое храбрых хаддайинов… которых он только что обрек на погибель. И ради чего? Увидит ли он снова жену и дочь?

«Ты самый жалкий из всех трусов», - сказал он себе, и его рот страдальчески искривился. – «Простите меня, предки. Паршивый я шакал. Ремах, Ширва, если бы я точно знал, что вас убили! Если я точно знал, что волен отомстить за вас!» А пока он не знает, живы они или нет, он не может стать свободным.

На Тихонисе свободных не было.

С крыши третьего этажа жилище Диунара было отлично видно. Арназ наблюдал и ждал, зная, что рано или поздно уловит движение. Улицы и закоулки были совершенно пусты. Комендантский час еще не истек. Арназ знал расписание и маршруты патрулей. Его бы не поймали, но убедиться в этом лишний раз не помешает.

Он прижимал к правому глазу небольшой мультиспектральный ауспик-окуляр, переключаясь с одного режима на другой, осматривая периметр жилища Диунара. И, когда основная дверь открылась и закрылась, Арназ ощутил, как чувство удовлетворения в нем смешивается с сожалением.

«Как и когда они тебя перевербовали, соплеменник? И какой ценой?»

Вторым глазом, без всякого оборудования, Арназ не увидел никого, кто вышел бы из дверей. Но через окуляр было отлично различимо облачко разноцветных помех, в котором угадывалась фигура, отдаленно напоминающая человеческую. Знакомая фигура.

Не отвлекаясь от окуляра, Арназ протянул руку и вытащил из ботинка силовой нож.

- Попался… - пробормотал он.

XI

Воздух реклюзиама Караульной крепости Дамарот холодил кожу Карраса. Но при этом он странным образом чувствовал себя здесь комфортнее, куда комфортнее, чем в реклюзиаме на Окклюдусе. Впрочем, тогда, на родной и любимой планете, у него было куда меньше поводов для беспокойства.

После всего, что он видел, после видений, мучительных и ложных, ему очень важно было знать, все вокруг реально, что он может верить собственным глазам. Он сидел на каменной скамье и даже сквозь черную ткань одежды ощущал ее холод. Он перебирал пальцами страницы книги литаний, ощущая шершавость плотной обложки из кожи грокса.

Психическое вмешательство, которое он пережил в той зловещей эльдарской исцеляющей машине, было ярким, подробным и очень убедительным, но сейчас холод скамьи и книга в руках ощущались совсем по-другому. Каррас на инстиктивном уровне понимал телом и разумом, что этим ощущениям можно верить.

«Это все – реальное», - говорил он себе. – «Помни об этом. И не сомневайся».

Огромные каменные колонны, возвышавшиеся по обе стороны нефа, оплетали тени в мягком сиянии тысяч ритуальных свечей. Над двумя рядами лавок висели славные древние знамена, разноцветные, богато расшитые, и на каждом из них были изображены великие битвы и чудовищные катастрофы, предотвращенные самоотверженными героями – истории об их подвигах хранились на самом дне секретных архивов Караула.

На одном из знамен виднелся Ультрадесантник на службе Караула – он керамитовым сапогом давил орочий череп.

«Интересно, как там поживает Пророк и остальные? Наверняка они решили, что я не пригоден к дальнейшей службе… Может быть, так оно и есть.»

В дальнем конце реклюзиама, у изящных, подсвеченных витражей, стояли семь статуй легендарных десантников, героев Первого Караула. Они были такими суровыми и гордыми и были вырезаны так умело, что, казалось, вот-вот сойдет с постаментов. Глядя в эти ясные, благородные лица, невозможно было представить, что они могли позволить себе хоть на минуту усомниться в собственных силах.

«Возможно, тогда все было проще».

Реклюзиам был истинной обителью Адептус Астартес. Здесь было куда легче сосредоточиться. Каррас был рад этому. Не считая редких сервиторов, занимавшихся обслуживанием и тщательной уборкой, только Адептус Астартес дозволялось преступать порог этого зала, отделанного темным гранитом, и не имело значения, к какому ордену они принадлежали. Для большинства Император был отцом и кумиром, легендарной фигурой из далекого прошлого, и для каждого Он служил образцом непревзойденной силы и доблести. Для некоторых Император был высшим существом, богом-творцом, прославляемым Министорумом и Имперским кредом, и чей взгляд неотрывно следил за всеми живущими. Для Призраков Смерти, для Карраса Император был одновременно и тем, и другим, и именно Он ниспослал Корцеду его величайшее видение у подножия Золотого Трона. И именно Он одарил Арквеманн душой, именно Он отправил Основателя сквозь звезды, чтобы найти Шарьякс и выстроить новый Орден на Окклюдусе. Может быть, Император не был богом как таковым, но он стоял выше всех остальных.

Зачем Императору понадобилось делать все это, оставалось для Карраса за гранью понимания. Может быть, его причины становились известны тем, кто садился на Шарьякс. А может быть, и нет.

Шарьякс. Стеклянный трон.

От воспоминаний о том, что сидело на троне в видениях, насланных эльдаркой, у Карраса по спине снова пополз холодок. Это было чудовищно – видеть себя самого мутантом, уродом, превратившимся в то, что он сам так отчаянно презирал… видеть мертвые глаза своего хадита, его отрубленную голову, таращившуюся на Карраса с пола…

И ухмылку, искривлявшую его собственные губы.

Неважно, что эти видения были предупреждением. Важно то, что они оскорбляли его орден, и теперь его не отпускало ощущение, что… что он где-то затронут порчей. Это чувство ворочалось внутри, как клубок ядовитых змей. Чужацкая машина полностью восстановила его. Она спасла ему жизнь. Благодаря ей он снова жил, снова дышал и снова мог сражаться во имя Императора и ордена. Но какой ценой?

«Будь у меня выбор, позволил бы я им спасать меня таким образом? Если бы я тогда знал то, что знаю теперь?»

Каррас мысленно отругал себя за эти неуместные мысли.

У него никогда не было выбора. Что сделано – то сделано. Он выжил. Он будет служить, и теперь даже с большим пылом, потому что теперь его будет пытать отвращение, заново разгоревшаяся ненависть ко всему чужеродному.

Глядя на статуи Семи Стражей, Первый Караул, умело вырезанные из черного мрамора и отделанные серебром, Каррас размышлял про Совет Караула. Это они хранили здесь эльдарскую машину. Кто приказал им это сделать, Ордо Ксенос? Знал ли ковен Сигмы о том, что она понадобится? Или это библиариум Марна Лохейна прозрел день нужды через Имперское Таро, прочитал в древних, священных рунах из кости?

Было ли все это каким-то образом предсказано заранее?

Вокруг Карраса ходило слишком много разговоров о судьбе и великом предназначении. А он просто хотел служить, как все остальные, и умереть в битве с честью.

«Да пошли они все в варп с их разглагольствованиями о будущем! Дайте мне просто служить, как остальным космическим десантникам. Выпустите против врага. Позвольте жить битвами, простыми, кровавыми, жестокими и понятными.»

Каррасу очень хотелось зарычать от злости, но реклюзиам был местом, где полагались тихие размышления. Поэтому от рыка он удержался.

Семь Стражей Первого Караула равнодушно смотрели на него, и на их каменных лицах не было осуждения, только мрачная решительность, уверенность в своем предназначении и готовность отдать все силы в борьбе с чужеродными ужасами.

Каррас скрестил руки и оперся локтями на спинку скамьи перед собой, отводя взгляд от мраморных лиц. Глядя в пространство, он постарался сосредоточиться на собственном дыхании, чтобы выгнать из головы все лишние мысли и хоть недолго побыть в полном покое.

Через несколько минут за его спиной заскрежетали тяжелые бронзовые двери реклюзиама, и от движения воздуха заплясали язычки пламени свечей. Каррас не стал оборачиваться.

Он услышал, как кто-то тяжелыми щагами подошел сзади, как зашуршали полы одежд, когда этот «кто-то» уселся на лавку. В другое время Каррасу даже не пришлось бы прилагать усилия, чтобы его психическое чутье дотянулось до неожиданного визитера, исследовало ауру и позволило его узнать. Но, похоже, эльдарская машина изменила Карраса не только телесно.

Его сверхъестественный дар – если от него вообще что-то еще осталось – ослаб настолько, что Каррас почти не чувствовал его. Как будто могучая некогда река обратилась теперь в ручеек. И на этот раз, в отличие от тренировок на Дамароте перед принесением Второй клятвы, дело было не в импланте, отрезающем его от варпа.

Спустя мгновение пришедший заговорил – тихим, но ясным и низким голосом:

- В архивах библиариума под записи о Семерых отведены целые залы, - сказал он, и Каррас понял, что это Лохейн. – Некоторые из них не разобраны до сих пор. Если ты еще не читал их, постарайся выкроить для них хотя пару минут до того, как вернешься на службу. У них многому можно научиться. Караул не был бы таким, какой он есть сейчас, если бы не их самоотверженность и безграничная решимость.

- И что же такое Караул сейчас, - Каррас повернулся в пол-оборота, - если для исцеления бойцов он использует эльдарские машины?

Лохейн ненадолго умолк.

- Учитывая твое положение брат, это замечание не вполне справедливо. Твое возмущение понять можно. Но не забывай – Сигма вполне мог позволить тебе умереть. И, сказать по правде, будь на твоем месте любой другой член команды, боюсь, он бы так и сделал. Я понимаю, что тебе трудно смириться с тем, каким способом тебя лечили. Но такие решение всем далось нелегко – и ордосу, и Совету Караула. Влияние Инквизиции здесь недооценивать сложно. Мы же не в вакууме работаем.

- Это я уже отлично уяснил, - ответил Каррас.

Лохейн не стал ничего отвечать, и Каррас, снова посмотрев на свои руки, продолжил:

- Сложнее всего принять, что мою жизнь… просто вот так стерли. Пропали все шрамы. А каждый из них был частью меня.

- И каждый из них достался тебе болью и кровью, я знаю. Но шрамы лишь рассказывают об опыте. Они – не сам твой опыт. Машина ксеносов не стирает ни навыки, ни знания, а новые шрамы заменят старые очень быстро.

- Если ты думаешь, что такой ответ меня удовлетворит…

- Меня совершенно не волнует, что тебя удовлетворит, космический десантник, - неожиданно жестко ответил Лохейн. – Есть долг, его нужно исполнять. Клятвы были принесены, и теперь ты связан ими. Подумай об этом.

Каррас знал, что так оно и есть – и все же он ясно видел, что Лохейн и сам чем-то обеспокоен. Что-то было такое в его голосе.

Тот факт, что проклятая эльдарская машина начала разрушаться и рассыпаться в прах практически сразу же, как только выпустила на пол исцеленное тело Призрака Смерти на пол, сложно было назвать простым совпадением.

Эльдарское племя всегда славилось мощными провидцами. И то, что машина начала самоуничтожаться, говорило о том, что ее задача была выполнена. Значит, эльдары каким-то образом предвидели этот день, или, может быть, приложили руку к тому, чтобы он наступил.

Это Штормового Стража и беспокоило. Почему эльдар так волновала жизнь одного-единственного космического десантника – да еще конкретно этого космического десантника?

Лохейн отогнал эти мысли. Слишком много неопределенностей. С ними невозможно работать.

- В Совете Караула постоянно вспыхивают разногласия, - сказал он. – Мы точно так же разделяемся на группировки, как это происходит в любом другом органе Империума. Учитывая суть нашей работы, нам, пожалуй, даже положено спорить. Среди нас много поборников абсолютной чистоты, считающих, что любой существующий ксенос должен быть уничтожен. Такие поборники даже пальцем не коснутся чего-то, созданного руками ксеносов. Они не станут учить язык врага, даже если подобные знания откроют огромные тактические перспективы. А есть и другие – те, к кому отношусь и я. Наша миссия слишком важна, чтобы мы позволяли фанатизму застилать нам глаза, не умея разглядеть ценные возможности. Знание, примененное должным образом, становится слой. Порой поборники чистоты имеют перевес в Совете Караула, порой – нет. Но разногласия все равно возникают. Как здесь, так и в любой Караульной крепости и на любой станции по всему Империуму.

Лохейн ненадолго умолк, затем продолжил:

- Мы редко говорим об этом вслух, но ты должен услышать об этом, Каррас. О том, чтобы выполнить пожелание Сигмы и поместить тебя в машину, шел очень долгий спор. Громче всех в пользу этого решения ратовал библиариум. Варианты будущего, окутывающие тебя, очень… запутанные.

Каррас прищурился. Опять эти разговоры о судьбе и вероятностях…

- Мы все втянуты в сложную и долгую битву, - продолжил Лохейн. – Никогда еще со дня предательства Воителя, за все эти десять тысяч лет, человечеству не приходилось так туго. Мы окружены со всех сторон, и уже не наше господство во вселенной, а само наше выживание висит на волоске. И Совет Караула считает, что мы должны пользоваться любым оружием, любой возможностью. Хорошая осведомленность – ключ к спасению.

- Инквизиция, видимо, считает так же, - ответил Каррас. – Судя по тому, что Сигма ничуть не стесняется в средствах и методах. Ты говорил о том, что Караул раскалывается на фракции – а как обстоят дела в ордосе?

- Как и в любом другой имперской организации, я полагаю – там наверняка точно так же дерутся за власть и влияние. Но Инквизиция, как никто другой, умеет хранить секреты. Так что пусть проблемы Сигмы с Ордо Ксенос остаются его собственными проблемами. Нам-то какое дело? Мы сражаемся. Мы умираем. Мы стараемся умереть с честью и продать свои жизни подороже. И ты бы уже мог умереть, брат, и твой орден и Караул лишились бы ценного бойца. Чувство, что тебя каким-то образом затронула порча, скоро пройдет. Вскоре твои обязанности не оставят тебе времени для сомнений, равно как и грядущие испытания. Мы клянемся жизнью, что будем служить Золотом Трону. А ты смотришь на свои руки, Каррас, и оплакиваешь пропавшие шрамы, не понимая, как унижаешься. Твои руки снова будут истекать кровью. Совету Караула почти не рассказывали о том, что с тобой случилось. Вряд ли ордос будет делаться деталями, а клятвы не позволят тебе рассказать их самому. Но я видел, как ты выглядел, когда тебя только привезли. И было видно, что ты сражался до последнего. Поверь мне. И это очень хорошо, что тебя спасли – и неважно, каким методом.

- Поверить тебе? – переспросил Каррас. – Да я сейчас собственным ощущения не могу поверить, после всего, что пережил в этой машине. Уловки ксеносов. Видения. Психическое вмешательство…

- Проверка чистоты докажет тебе, что никакой порчи не было. Ты сам скоро увидишь, хотя эти тесты не так-то просто перенести.

Именно для проверки чистоты Карраса в первую очередь отправили в реклюзиам. Верховный капеллан Кесос так же, как и Лохейн, должен был подтвердить, что Каррас может вернуться на службу. И оба они не пропустят и тени порчи. Так что и службу, и саму жизнь Каррасу еще никто не гарантировал.

Но больше всего его беспокоила не возможная порча после вмешательства эльдар в его разум. Больше всего его тревожили мысли о Гепаксаммоне.

Может быть, эльдары и приложили руку к исцелению тела Карраса, но именно демон якобы помог ему выжить.

Он помнил,, какой ультиматум поставило ему чудовище – либо он передает сообщение Дарриону Рауту, либо что-то плохое случится с его орденом.

В животе снова начал ворочаться комок ледяных змей.

- А если я пройду испытания успешно?

- Сигма приказал тебе немедленно возвращаться к остальному «Когтю». Статус «Альфа» по-прежнему в силе.

Каррас не ответил. Часть его безумно хотела освободиться от службы инквизитору. Стать частью обычной истребительной команды, не приписанной к этому проклятому Ордо Ксенос. Но другая есть часть так же отчаянно желала знать – зачем он так нужен? Что увидел ковен Сигмы? И как это сходится с чаяниями его ордена? Его хадита?

- Я никогда не служил под началом куратора из ордоса, Каррас, - проговорил Лохейн. – Но прекрасно представляю себе, как это раздражает. Поговори с Кулле. Он скоро возвращается к Серебряным Черепам. Он прослужил долго и с отличием, и получит награду за выслугу. Но он несколько лет проходил под началом инквизитора, пока не стал сержантом Караула. Возможно, он сможет подсказать тебе что-то, что не могу подсказать я.

Каррас вспомнил лицо Серебряного Черепа, бывшего его инструктором во время тренировок в убойном блоке. Кулле относился к библиариям без предубеждения и с уважением, тогда как другие не скрывали настороженности, а то и презрения. Может быть, и правда стоит поговорить с ним…

- Выживают и возвращаются домой те, кто быстрее всего адаптируется, - продолжил Лохейн. – И кто может преодолеть собственные косность и гордыню. Так что не слушай голос своих сомнений. Верь своему оружию, не забывай о чести своего ордена. Помни о своих клятвах. Стремись к достижению целей, выполняй миссии. Так годы твоей службы пройдут быстрее. И очень скоро ты обнаружишь, что уже летишь обратно на Окклюдус. Ты вернешься изменившимся, и станешь куда более мощным оружием для своего ордена. Примером, вдохновляющим собратьев. Источником силы, в которой они нуждаются в темные часы. Вот какова будет награда, Каррас. Не позволяй себе забыть об этом.

И в этот момент Каррас окончательно решился. Слова словно сами слетели с языка, быстрее, чем он успел понять, о чем просит.

- Я прошу о полном доступе к архивам. Мне нужно побольше узнать о Сигме. Мне нужна вся информация о нем, которой располагает Караул.

Он почувствовал, как Лохейн за его спиной напрягся.

- Мне кажется, ты плохо представляешь себе, о чем просишь, - ответил старший библиарий, помолчав. – Чем ты готов пожертвовать ради этого уровня доступа?

- «Пожертвовать»?

- Из всех архивов Дамарота те, в которых упоминается Инквизиция, требует самого высокого уровня доступа. Тебе придется отправить запросы в орден и в Совет Караула, чтобы получить разрешение на постоянную службу. Ты понимаешь? Ты останешься в Карауле до самой смерти, и никогда не вернешься домой также, как и я. Скажу честно, брат – информация, которую ты получишь, может и не стоить такой жертвы. Командование Дамарота с радостью примет тебя в свои ряды, но это точно не твое призвание. Информации в архивах слишком мало, и она вряд ли покажется тебе достаточной.

- Значит, мне придется молча терпеть. Даже когда я сомневаюсь во всем, что говорит этот проклятый инквизитор, даже когда каждый мой инстинкт криком кричит, что это все неправильно. Во время миссии мы видели кое-что…

- Теоретизировать опасно. Ты и сам это знаешь. Тебя отправили под начало Сигмы не для того, чтобы ты судил его поступки и играл с ним угадайку. Святая Инквизиция неспроста стоит особняком. Уважай ее. Это Око, Что Видит, Ухо, Что Слушает. Если отрезать Караул от ордоса, то мы станем слепы и лишимся источника критически важной информации. И куда тогда мы будем отправлять истребительные команды? Как мы узнаем, где мы нужнее всего, если не будем сотрудничать с ордосом? Примирись с этим, брат. Со всем. Инквизиция действует в интересах человеческой расы. Да простят меня Семь Стражей, но правда в том, что Инквизиция нужна нам так же, как и мы ей. Может быть, так было не всегда, но сейчас это так. Так что лучше вспомни о чести ордена и о клятвах, которые ты принес Караулу, и служи им обоим так, как клялся служить. И больше не нужно страдать о том, что было и прошло. Ты жив. Твоя служба продолжается. Война не закончена. Чего еще, если подумать, может желать космический десантник?

- Больше ничего, - ответил Каррас. – Только служить с честью.

Это было все, что он мог ответить. Никакие другие слова здесь и не требовались.

В этот момент из проема справа от нефа вышел старший капеллан Кесос, закованный в черную броню и облаченный в золотой шлем с забралом в форме черепа. Он беззвучно кивнул, показывая, что разговор пора заканчивать.

Лохейн встал, касаясь рукой плеча Карраса.

- Проверка чистоты будет серьезной. Не думай ни о прошлом, ни о будущем. Все силы понадобятся тебе здесь и сейчас.

Каррас поднялся на ноги.

- Идем, - позвал Лохейн. – Закончим с этим поскорее.

XII

Над Чу’сут Ка ярко висело палящее солнце.

Шас’о Т’кан Джай’Кал, более известный как Ледяная Волна, ощущал, как давит на него полуденный зной, сжимал его тело, словно тисками – солнечный свет отражался от стен, покрытых штукатуркой, от арок, и нещадно бил в глаза. И все же здешний климат не шел ни в какое сравнение с жарой и сухостью, царившими на плато и в каньонах вокруг На’а’Вашак.

С тем местом, которое гуэ’ла называли Башней Забытых – и как же отчаянно жалел Ледяная Волна о том дне, когда его нога впервые туда ступила! Вся его ненависть к самому себе, усиливающаяся с каждым днем, все его сомнения были вызваны именно этим проклятым местом и тем, что творилось там в подземельях под его руководством.

И в то же время с этим местом были связаны все его надежды.

Солнце нещадно жгло Ледяной Волне руки и голову, но остальному телу было прохладно и комфортно. Его одежды – простая парадная униформа коричневого цвета, увешанная наградами и знаками отличия, - содержала специальное микроволокно. Оно переносило накопленный жар в накопитель на левом бедре, где заряжался сменный блок питания для оружия.

Ледяная Волна стоял, опираясь на поручни, на балконе третьего этажа, глядя на сады, раскинувшиеся внизу. Из густой темно-зеленой листвы выглядывали яркие цветные фрукты. Сквозь заросли змеились дорожки, выложенные полированной каменной плиткой – достаточно широкие, чтобы по ним можно было гулять вдвоем и разговаривать без помех. Умельцам из касты земли наверняка бы здесь понравилось. Ледяную Волну вся эта эстетика не волновала совершенно – как и аун, он предпочел бы что-нибудь более простое.

Однако советники касты воды были железно уверены, что для успешной интеграции человеческого населения необходимо было разместить здесь новое правительство т’ау. Гуэ’ла почему-то совершенно не в состоянии были уважать власть, которая не подчеркивала свой статус всеми способами и не окружала себя бессмысленной роскошью.

«Очень скоро процентное соотношение изменится», - подумалось командору. – «Лет через пять большую часть населения будет составлять наша раса».

И тогда многие вещи начнут изменяться быстрее. Станет меньше компромиссов. Конечно, управлять этими процессами все равно нужно аккуратно, поэтому изменения будут идти так быстро, как только получится сдерживать беспорядки. Но они все равно будут идти. Каста воды добьется успеха так же, как добивалась всегда, на любой планете, интегрированной в процессе экспансии.

Каста воды считалась непревзойденными мастерами в вопросах разрушения старой культуры и насаждения новой. К Высшему Благу уже обратилось множество планет, так что все использующиеся методы были доведены до совершенства. «Но приглядывать за этим всем – это не дело для воина», - думал Ледяная Волна. – «Не для меня. Если бы не бунтовщики, не предатели, и не появление этой черноперой женщины и ее убийц, я бы зачах от скуки и отвращения».

Его место было на поле боя. Его место было на фронтире.

Воины рождались, чтобы сражаться, а не чтобы приглядывать за каким-то мерзкими экспериментами.

За годы службы на Т’кане, несмотря всю любовь к ауну и горячее желание приносить ему пользу, Ледяную Волну терзало горькое чувство, что вся слава достается его политическим соперникам.

Он был помехой для амбиций остальных, а у этих остальных были могущественные друзья среди аун’Т’ау’реша, Эфирного Совета.

И Ледяную Волну убрали с глаз долой еще до того, как его звезда смогла воссиять в полную силу.

Но еще ничего не закончилось. Шанс явился ему в виде женщины. И как бы Ледяная Волна не ненавидел ее, ее прибытие меняло все. И перед ним и перед ауном снова открылся путь к величию.

К величию – или навеки к позору и бесчестью.

Командор посмотрел вправо, на выложенную плиткой площадку среди садов, где за столом из белого мрамора собралось несколько людей и т’ау. Во главе стола, величественный даже в своей простой мантии, сидел аун’Дзи, возлюбленный всеми на Т’кане, Свет во Тьме, Вестник Надежды и Единства.

Перед каждым из собравшихся стоял глиняный кубок с фруктовой водой. Даже сквозь мешанину цветочных запахов, исходящих из сада, Ледяная Волна мог ощутить нежный аромат напитка – таким острым было чутье у т’ау. От этого запаха ему тоже захотелось пить.

Переговоры должны были скоро закончиться – если только люди не будут затягивать их, как это им свойственно. Даже такой маленькой группке, объединенной общими интересами, почему-то постоянно нужно было соревноваться друг с другом, добиваясь особенных милостей и более высокого статуса.

Ледяная Волна несколько раз цокнул языком – так т’ау выражали презрение и раздражение.

Удивительно, как люди вообще сумели взаимодействовать достаточно долго, чтобы построить свой Империум.

Он услышал шаги сзади. Это был Рахин. Ледяная Волна узнал офицера командования ИВБ по запаху. Мужчина подошел и встал рядом у перил – он был на добрую голову выше своего начальника-т’ау.

- Какие-нибудь новости? – спросил Ледяная Волна.

- О бунтовщиках – ничего. Разве что пара беспорядков на рынках.

- Обычных беспорядков, я полагаю.

Рахин кивнул.

- Обсуждение цен переросло в драку. Ничего такого, чтобы стоило внимания.

У т’ау таких вещей никогда не бывало. Их жизненное кредо звучало так: «взаимная выгода и выгода для всех». Спор никогда не доходил до рукоприкладства. Люди были во многом похожи на разбалованных детей, а ведь их раса была куда древнее расы Ледяной Волны. Почему же они за такой срок не смогли ничему научиться?

Командор посмотрел на Рахина и ощутил прилив симпатии. Солдат гуэ’ла всегда был хорошей компанией, достойным доверия лейтенантом.

«Возможно, я слишком суров по отношению к ним», - подумал Ледяная Волна. – «Я не могу судить всех по одному-двум примерам. Есть ведь среди них и хорошие люди, хорошие солдаты, которые действительно хотят понять Т’ау’ва. Кто хочет узнать, как это – служить ему по-настоящему. Они изо всех сил стараются постичь его. Наша империя – их империя, и со временем они научатся всему необходимому».

Конечно, им это будет нелегко. Гуэ’ла приходилось постоянно бороться со своим древним обезьяньим началом.

«И мы точно так же страдали от собственной натуры, пока не пришли ауны».

Возможно, людей стоило пожалеть. Их раса так долго существовала, не имея перед собой образцов истинного просвещения, и ее некому было спасти и направить. Что же им оставалось, если они десять тысяч лет цеплялись за своего странного мертвого бога и за мрачное и жестокое кредо, взращенное на легендах про него?

«Кем бы могли стать люди, если бы их благословили так же, как благословили нас?»

От этих мыслей командору становилось горько. Ведь многие вещи тогда могли бы пойти по-другому.

В этот момент за столом внизу один из визитеров взмахнул рукой, добавляя своим словам убедительности, и Ледяная Волна снова перевел взгляд на собравшихся.

Люди всегда слишком много двигались, когда разговаривали – им как будто необходимо было изображать каждое слово, чтобы их услышали. Но, по крайней мере, собрание наконец-то подошло к концу.

Командор увидел, как ауд’Дзи встает из-за стола, не уступая ростом самому высокому из людей, а затем изображает улыбку, максимально похожую на человеческую. Затем он кивнул им и поблагодарил за визит, а значит, как только делегаты и члены касты воды уйдут, аун наверняка позовет Ледяную Волну и Рахина.

Командор резко сосредоточил все внимание на запахах, которые источал. Совершенно неприлично будет доверенному военному советнику Эфирного и командиру войск являться на глаза, пока его поры выделяют нечто отличное от самоконтроля и спокойной уверенности.

- Нас вот-вот вызовут, майор, - обратился он к Рахину по званию, - оставь меня на минутку, мне нужно собраться с мыслями.

- Я подожду вас внизу у лестницы, командор, - откликнулся тот и, коротко поклонившись, ушел. Ледяная Волна дождался, пока шаги Рахина стихнут, затем замедлил дыхание и сделал несколько неторопливых, точно выверенных жестов.

Вас’ра’ган – семнадцать позиций внутреннего спокойствия. В последнее время командору частенько приходилось их выполнять – еще один показатель того, какой дискомфорт ему причинял этот совместный проект на На’а’Вашаке.

Солдату не пристало иметь дело с такими ужасами.

И будь у него хоть какой-то выбор…

Командор отогнал эти мысли и сосредоточился на семнадцати позициях.

Вас’ра’ган начал действовать, усмирил воды его разума, и проблемы постепенно разошлись в стороны, как круги на поверхности воды.

Как только был сделан последний жест, Ледяная Волна опустил руки и снова задышал в нормальном темпе. Чтобы убедиться наверняка, он провел пальцем по челюсти и поднес его к обонятельной щели на лбу.

Отлично. От него перестало пахнуть беспокойством. Теперь его запах менее острый и более земляной, и выражает спокойную готовность и сосредоточенность на настоящем.

Между тем, там, внизу, представители водной касты и роскошно одетые делегаты-люди уже прошли под арками в южной части сада и скрылись из вида. Ауд’Дзи, царственный и спокойный, проследил, как они уходят, а затем поднял взгляд на галерею, где стоял Ледяная Волна.

Эфирный поднял руки к груди ладонями друг к другу, и раскрыл пальцы. Это было приглашение присоединиться, как обычно деликатное и невероятно вежливое. Хотя он мог приказать Ледяной Волне спуститься в самой грубой форме, и командора это все равно бы не обидело. Аун был ауном, и Ледяная Волна подчинился бы без промедлений, без злости и без обиды, каким бы жестом, каким бы тоном и как громко не был высказан приказ.

Все Эфирные, которых доводилось встречать Ледяной Волне, обладали одинаковым талантом. Они были рождены, чтобы править. Они вдохновляли. Воодушевляли. Сама их суть походила на зеркально гладкое озеро на рассвете, на прохладный вечерний ветерок, облегчающий усталость охотника и наполняющий его силами перед долгой дорогой домой.

«Они дали нам все», - подумалось командору, - «и ничего не попросили для себя. Они провели нас сквозь три волны экспансии, и каждая из них была мощнее предыдущей. Нет ничего, чего мы не смогли бы добиться, если они будут направлять нас. Они – все, что нужно для будущего нашего народа».

И все же некоторые не могли этого разглядеть. Не захотели. Как же такие, как Зоркий, могли оказаться столь слепы? Это трагедия, причину которой никто так и не смог разгадать.

А здесь, на Тихонисе, количество диссидентов среди его собственного народа увеличивалось с каждым новым годом. Тюремные камены на На’а’Вашаке были забиты, но проклятая женщина и ее методы получали все новых и новых сторонников – все больше т’ау отворачивалось от света, и Ледяная Волна ничем больше не мог это объяснить.

Командор поклонился ауну с галереи, прижав правую руку к сердцу, а пальцы левой – ко лбу.

Это был знак уважения. Покорности. Любви.

А затем он отошел от парапета и спустился по лестнице, прячущейся в прохладной тени, в сад. Рахин молча пошел за ним следом.

Пришло время насладиться присутствием и вниманием ауна.

Вот если бы еще дело, которое они собирались обсуждать, не было таким ужасным…

Приветствия. Вежливые и искренние. Все разговоры всегда начинались с приветствий.

Форма и приличия были важны для народа т’ау. Очень важны.

- Объединитель, - начал Ледяная Волна, - Светоч Истины, Путеводная Звезда, обрати на меня свой взор, прости мне мою недостойность, одари меня мудростью забыть о собственных желаниях ради общего блага.

Эти слова были древними – такими же древними, как легенды о появлении первых Эфирных, - и суть их отражала суть самого Т’ау’ва, пути к единству там, где царило кровопролитие.

Изящная, божественная фигура, стоявшая перед Ледяной Волной, склонила голову и улыбнулась с искренним дружелюбием.

- Умелый Охотник, Возлюбленный Защитник, Истинный Последователь Пути, да будем мы стоять с тобой, как равные. Мы – пальцы одной руки. И да заговорим мы как равные, без всякого стеснения, ради общего блага.

Услышав эти слова, Ледяная Волна, как обычно, с трудом сдержал смущение. Аун каждый раз произносил эти слова искренне и с чувством. Он не был склонен к показной любезности, и говорил именно то, что хотел сказать. И все же Ледяная Волна никогда не считал себя равным такому, как аун. Только другой Эфирный смог бы, пожалуй, хотя бы приблизиться к нему.

Командор знал, что его запах наверняка выдал его мысли, и аун’Дзи наверняка его почувствует. Он всегда чувствовал, и ему всегда хватало такта не заострять на этом внимание – он как будто не замечал его вовсе. Ледяная Волна даже отчасти желал, чтобы древний владыка обошелся без традиционного ответа и обращался бы с ним, как полагается по статусу. Как обращался бы командир Ледяной Волны из касты огня, и как обращался бы он сам с теми, кто младше по званию. Но у аунов были свои правила и свои приличия, и так будет всегда.

Аун’Дзи со своей обычной деликатностью не стал акцентировать внимание на дискомфорте подчиненного, и переключил внимание на Рахина, поприветствовав его столь же тепло:

- Как поживает сегодня капитан? – спросил он на превосходном урзи без малейшего акцента. – Он выглядит так же прекрасно, как и всегда.

Рахин низко поклонился.

- Очень рад видеть вас в добром здравии, Объединитель.

Аун’Дзи благодарно кивнул и снова обернулся к Ледяной Волне.

- Ты пришел, чтобы попросить перевезти на юг еще больше раук‘ва. Я знаю, как серьезно тебя это беспокоит. Для проекта действительно нужно так много?

Раук’ва. Неподдающиеся. Служащие самим себе. Т’ау, которые не были т’ау.

Ледяная Волна отвел глаза.

- Как бы сильно меня это не беспокоило, мне действительно нужно еще. Чем быстрее мы с ним закончим, тем больше лояльных жизней сумеем спасти. Допустимые погрешности велики, но здесь некоторого прогресса достичь удалось. Я бы предпочел, чтобы этого кошмар побыстрее закончился, и вместе с ним – наше сотрудничество с этой женщиной.

- Она продолжает тебя беспокоить, - заметил аун.

- Она не такая, как ее сородичи, - ответил Ледяная Волна. – Она куда более опасный зверь, и очень многое скрывает. Как бы ни подходило ей ее прозвище, Объединитель, но мы действительно имеем дело с двуязыкой змеей. Мы ведь могли и не найти ее никогда. Сказать по правде, я подозреваю, что мы и не находили. Что она сама позволила себя обнаружить.

- А вы, капитан? – обратился аун к Рахину. – Какие у вас соображения?

- Я согласен с мнением командора, Объединитель. У этой женщины есть какая-то стратегия, которую я никак не могу просчитать. И я боюсь, что если широким массам станет известно, что на Тихонисе появились космические десантники, то к протестам присоединится еще большее количество маргиналов. Их образ в сознании масс неотделим от образа Бога-Императора. И их необходимо держать в Башне, подальше от чужих глаз.

Ледяная Волна клацнул зубами, выражая согласие со словами подчиненного.

- Мудрый совет, майор, - ответил аун. – А теперь я отпущу вас, чтобы вы могли вернуться к своим обязанностям. Вам нужно еще многое сделать перед тем, как вы вернетесь на юг.

- Благодарю вас, Объединитель. Времени никогда не бывает много. Я отправляюсь служить, - Рахин поклонился по очереди обоим т’ау и ушел, чтобы заняться другими делами.

Т’ау проводили его взглядами.

- Он видел процедуры собственными глазами? – спросил аун.

- Видел.

- И как он отреагировал?

- Как и я, но он понимает, зачем это нужно. Он знает, что тень И’хе в конечном итоге накроет эту планету. Возможно, он даже застанет этот день.

- Какое же тяжкое бремя я взвалил на твои плечи. Со временем я передам о нем Аун’Т’ау’реша, но не стоит показывать его Верховному совету слишком рано. Если женщина права и ее проект принесет те плоды, которые она обещает, то впереди нас ждет еще более мрачная работа. Потребуются раук’на со всей империи. Тогда – и только тогда – мы сможем заявить о своей работе открыто. А до тех пор мы должны верить, что действуем ради интересов всех и каждого.

- Я верю, Объединитель. Я не вижу иного выхода. Если женщина права, нас назовут спасителями. Если она ошибается – значит, ошибаемся и мы. И история назовет нас чудовищами.

Аун печально кивнул и жестом пригласил Ледяную Волну присесть. Как всегда, командор не стал садиться, пока Эфирный не присел сам. Аун’Дзи изящно опустился в кресло во главе стола.

Почти сразу же откуда-то слева появился молодой аколит касты воды – он принес новые кубки, высокий кувшин и блюдо с ягодами, тщательно состаренными и покрытыми благородными сортами плесени. От запахов у Ледяной Волны слюнки потекли, но, как и положено, он дождался, пока аун’Дзи предложит ему угоститься.

Когда оба сделали по глотку, аун’Дзи продолжил:

- Цена за помощь этой женщины по-прежнему весьма озадачивает меня. У нее наверняка есть очень серьезная причина просить полной свободы передвижения по территории т’ау.

- Она попросила разрешения ознакомиться с данными о территориях, которые наш народ проиграл И’хе. Я еще ничего ей не обещал, но, полагаю, мы сможем многое узнать, если дадим разрешение и отследим, что она будет искать. Что бы ее не интересовало, оно наверняка очень важно для Империума. Иначе бы она ни за что не рассказала нам о проекте.

- Тогда дай ей доступ и проследи за ней, - ответил аун’Дзи.

Ледяная Волна поклонился. В конце концов, остановить эту женщину можно и позже, если понадобится.

- Мы должны поскорее завершить дела в Башне, - добавил аун. – Уже все заметили, как пустеют городские тюрьмы. Начинаются вопросы. А раук’ва – ресурс не бесконечный. И какими бы эгоистичными, каким бы заблудшими они не были, они все равно наши братья по крови.

- Как скажете, Объединитель, но если кто-то и должен заплатить эту цену, то пусть это будут те, кто отринул Высшее Благо, кто убивал и грабил собственных братьев и сестер ради личной выгоды, а не преданные воины из касты огня, готовые отдать жизни из благородных побуждений. В боях с И’хе и так уже погибло достаточно наших, в то время как раук’на заботились лишь о своих собственных интересах.

Аун’Дзи сложил ладони вместе и переплел длинные пальцы в древнем салюте воинам огненной касты, павшим за свой народ, и тем из них, кому еще только суждено было погибнуть.

- Быть по сему. Пусть раук’на служат Т’ау’ва в смерти, раз уж не желают служить ему при жизни. Наших преданных огненных воинов нужно беречь. Мы потеряли многих, и с каждым годом теряем все больше. Но раук'на все равно достойны сочувствия – я полагаю, что их всепоглощающий эгоизм вызван недугом, а не личным выбором.

Ледяна Волна задумался на секунду, анализируя эмоции, которые у него вызвали эти слова.

- Сочувствовать им не сложно – я видел, что с ними творится в лаборатории. Процедура заражения… Я безумно рад, Объединитель, что вам не пришлось увидеть это самому. Им вводят перед этим необходимые препараты, но от этого мало толка. Даже в состоянии измененного сознания они понимают, что такое истинный ужас, когда смотрят в его бешеные голодные глаза.

Подняв лицо к небу, аун ответил:

- Никто из нас не просил об этом. Судьба сама привела нас к этому дню. Судьба решила, что эта чудовищная задача должна лечь на наши плечи – и только на наши. Но нам хватит сил. Мы сделаем то, что должно. Дай женщине все, о чем она просит, но продолжай следить за каждым ее вздохом. И когда мы, наконец, перестанем в ней нуждаться, мы решим – жить ей или умереть. А до тех пор не чини ей никаких препятствий.

Ледяная Волна опустил голову.

- Жизнь моя – за Т’ау’ва. Я не подведу.

- Когда ты возвращаешься на юг?

- Я должен встретиться с Шас’эл Кайян до рассвета, чтобы обсудить новые меры безопасности. Как только я выдам ей необходимые распоряжения, я снова направлюсь на юг.

- Она неплохо показала себя в твое отсутствие. Ты ее хорошо обучил. Я отменю чрезвычайные полномочия войск безопасности через три дня. Мы не можем позволить усугублять отчуждение, возникшее между нашим народом и гуэ’ла. Только из единства произрастает истинная сила. У гуэ’ла огромный потенциал, как у народа, но им нужно избавиться сначала от многих старых привычек. Сказать по правде, из всех интегрированных рас с гуэ’ла больше всего проблем – но в то же время, они могут принести Т’ау’ва очень большую пользу. Кажется, вселенная любит подобные парадоксы.

Аун издал горлом низкий переливчатый звук – негромкий смешок. Это был мягкий, насыщенный звук, и запах, который источал аун’Дзи в этот момент, оказался весьма приятен. Ледяная Волна поймал себя на том, что ему стало спокойнее.

Аун был прав. Люди как раса были одним сплошным клубком противоречий и комплексов. И все же было в них нечто привлекательное. Обе расы могли многое предложить друг другу, если бы только люди смогли избавиться от своего невежества и консервативности, и забыть про ужасную, самоубийственную тягу к войне. Если только они сумели взглянуть на вещи новым взглядом, то их союз с т’ау принес бы множество прекрасных плодов.

Аун, между тем, продолжил:

- Я так же приказал отменить комендантский час. В столицу должно вернуться ощущение порядка. Мы должны показать, что верим в ее жителей. И в сравнении с нашим долготерпением действия бунтовщиков будут казаться все более ужасными – и тем они начнут терять поддержку.

- В городе по-прежнему существует несколько крупных ячеек заговорщиков, - заметил Ледяная Волна, - не считая тех, кого мы уже начали отслеживать. Поставки оружия, обнаруженные нами недавно, указывают, что таки ячеек еще целое множество. И главное – в том самом районе, за которые я больше всего опасаюсь. Если бунтовщики нанесут удар еще раз, то он, вероятнее всего, придется на нашим государственным структурам – в первую очередь, по вам, Объединитель. Они не сумели уничтожить важную военную цель, - сейчас Ледяная Волна имел в виду ракетный удар по его собственному транспортнику, - и вполне могут решить, что нужно сместить фокус. Будь я на их месте, я бы так и сделал. А у них может оказаться оружие достаточной мощности, припасенное специально для таких решительных шагов.

Аун’Дзи переплел длинные синевато-серые пальцы и пристроил их на сверкающую, отполированную поверхность стола.

- Заговорщики в городах сейчас беспокоят меня куда меньше, чем анклавы в Затопленных Землях. Голос Песков – не идиот. Он очень быстро узнает о появлении этой женщины и ее телохранителей. А может быть, он уже знает о ней. Я полагаю, что время для нападения на твой транспортник было выбрано не случайно. Недовольство – как злокачественная опухоль. Оставь ее без лечения – и она разрастется. И от этой опухоли надо избавиться любой ценой. Жест доверия, демонстрация терпения – это единственные способы.

Солнце уже повернуло на запад, и тени в саду начали удлиняться – день постепенно клонился к вечеру.

- Я и так отнял у тебя достаточно много времени, - аун указал на ягоды на блюде. – Но я прошу – раздели со мной трапезу, и давай немного поговорим о чем-то более приятном, прежде чем ты уйдешь.

Так они и сделали. И Ледяная Волна, как обычно бывало в такие моменты, снова ощущал блаженный покой и гордость. Мрачные думы о текущих делах оставили его ненадолго.

Аун’Дзи попросил, чтобы Ледяная Волна проводил его через сады до Залов Созерцания.

У арки, ведущей в Залы, они остановились.

- Ты взвалил на себя тяжкое бремя во имя нашего блага, друг мой. Если бы я мог, я бы взял его на себя. Как всегда, каста огня – это опора для нашего народа, величайшая надежда на наше будущее. Прими же мою благодарность и ступай. Ледяная Волна сложил руки в жесте скорбного прощания.

- Во имя Высшего Блага, Объединитель.

- Во имя Высшего Блага, охотник. Пусть будет великим твой вклад в него, и да запомнят твои деяния на долгие века.

XIII

Шаттл уносил Карраса прочь от «Алесте». Проверка чистоты оказалась чудовищно изнурительной, но она оставалась позади. Караул счел его пригодным к возвращению на службу, хотя Каррас так и не узнал, какой ценой далось это решение командованию.

Он был облачен в полный доспех, и только шлем покоился на оружейной стойке. Каррас молча повторял про себя несколько успокаивающих мантр, но ни одна из них толком не помогала.

Он мог бы провести весь путь в пассажирском отсеке, но вместо этот предпочел основной трюм. Во-первых, никто не беспокоил его здесь. Во-вторых, здесь у него была подходящая компания.

Прямо напротив него, крепко зафиксированный толстыми титановыми цепями, возвышался дредноут Хирон Амадей Хирофелес.

Неподвижный.

Безмолвный.

И все еще лучащийся скорбью и яростью.

Каррас знал историю Плакальщика и весьма ему сочувствовал. Сейчас, пожалуй, он сочувствовал Хирону еще больше, когда увидел, как гибнет его собственный орден – в тех проклятых галлюцинациях, насланных эльдарской ведьмой.

Но видения были просто видениями.

Ложь была лишь ложью.

А орден Хирона погиб на самом деле. Великий Поглотитель обрушился на Плакальщиков могучей волной. Ни один орден не выстоял бы против такого бедствия.

Как же это трагично…

Ходили слухи, что Плакальщики были прокляты с самого начала – их орден был заложен во времена того самого двадцать первого основания. Но теперь и вовсе не было никакого ордена. И Хирон считал, что он – последний из выживших. От этих мыслей Каррас нахмурился. Он очень хотел хоть чем-нибудь помочь этому боевому брату. Печаль и чувство вины отпускали дредноута лишь в сражениях, когда тот целиком отдавался боевой ярости. Его боль ненадолго слабела – но после очередной победы просыпалась снова. Возможно, со временем Хирону удастся встретить достойного противника и дорого продать свою жизнь. Он отчаянно надеялся на это, но до сего дня еще никому не удавалось с ним потягаться.

О чем думал могучий воин сейчас, глядя на Карраса в ответ? У дредноутов не было лиц, чтобы можно было прочитать эмоции – только огромный бронированный короб, похожий на танк, с единственной диамонитовой щелью визора. А по проблескам его беспокойной ауры, когда он молчал, и вовсе ничего нельзя было понять.

Если он и впрямь сейчас смотрел на Карраса, то наверняка видел на лице Призрака Смерти обеспокоенность и напряжение. Каррас их и не скрывал. В последний раз, когда он видел своих товарищей по команде, он смотрел на них сквозь обломки единственным уцелевшим глазом. Второй глаз ему выбило камнем, тело раздавило обломками сланца, кости были переломаны, и он истекал кровью. И скорее всего, остальные уже и не рассчитывали, что он выживет.

Но Сигма знал. Он знал об эльдарской машине.

«Если бы не это проклятое устройство», - подумал Каррас, глядя на Хирона, - «я бы сейчас оказался точно в таком же корпусе, как и ты, брат».

Помещение в такой саркофаг было великой честью. Уж точно куда более великой, чем быть спасенным демоном и ксеномашиной!

«Как ты это делаешь, брат? Где ты нашел силы, чтобы сражаться дальше, когда все, что было тебе дорого, оказалось стерто с лица вселенной? Как у тебя получается не сбиваться с пути, когда ты знаешь, что тебе некуда возвращаться? Сколькому же я могу у тебя поучиться… Я безмерно уважаю твою силу, сказать по правде. Ты, пожалуй, будешь покрепче духом, чем любой из нас».

Каррас с трудом мог представить себе Империум без защищающих Призраков Смерти. И все же именно этим Гепаксаммон пытался запугать его. Не просто гибелью всего ордена, но полным забвением, вычеркиванием его имени с почетных плит и свитков по всему Империуму. Позором. Отлучением. Уничтожением всех упоминаний о том, чего Призраки Смерти добились за тысячелетия.

Ложь. Все это – ложь.

Демону нужны были страдания. Страдания и манипуляции. Он переоценивал свою силу и свое влияние. Он рассчитывал, что Каррас поверит ему. Обязательно поверит однажды.

Каррас отогнал эти мысли, заставляя себя думать о братьях из истребительной команды «Коготь», четырех космических десантниках, ждущих его сейчас на борту «Святой Неварры», четырех непревзойденных воинах с эго соответствующих размеров. И если он хочет снова стать для них достойным командиром, то ему нужно избавиться от ненужных сомнений. Все они были высшими хищникам. Они учуют слабость, как кровь. Они должны видеть его уверенным и яростным вожаком, за которым хочется идти – а не запуганным ничтожеством, которого заморочили ложью и иллюзиями враги Империума.

Я не такой. Я – Коготь-Альфа. И меня впереди ждет работа.

Он как раз собирался продолжить мантры, но в этот момент загрохотал механический голос Хирона:

- Ты такой же, каким был, библиарий, но все же что-то в тебе изменилось. В твоих глазах появились новые тени.

- Чем больше мы узнаем, - откликнулся Каррас, - тем больше теней начинаем замечать. Но я не хотел бы оставаться в невежестве, чтобы защититься от неприятных знаний, брат.

- Другие могли бы. Правда редко бывает приятной. Но Гвардеец Ворона назвал тебя «Грамотеем», и это очень подходящее прозвище. Что бы ты не узнал за время своего отсутствия, это тебя не обрадовало. Это очень заметно. Особенно учитывая, что ты до сих пор здесь. Я видел, как собирали то, что от тебя осталось. И не ожидал, что снова увижу тебя среди живых. Но такая смерть была бы очень почетной, сказать по правде. Враг был достойный. Я бы тебе завидовал.

- Не сомневаюсь, что впереди еще будет много поводов для зависти, - ответил Каррас и поймал себя на том, что улыбается. – Не думаю, что наша следующая миссия будет проще, чем предыдущая.

- Терры ради, надеюсь, что нет! Пусть враг будет неприлично силен, а шансы – мизерными. И я умру, смеясь, утонув в крови ксеносов.

Трюм наполнился раскатистым гулом – так звучал смех из мощного вокалайзера Хирона.

Каррасу было приятно его слышать, но в этот же самый миг интерком шаттла сообщил:

- Три минут до приземления.

Каррас забрал со стойки шлем и пристроил на сгибе левого локтя.

Смех Хирона затих, и дредноут неожиданно серьезно добавил:

- Ты – Коготь-Альфа. Ты ведешь – мы следуем. И пусть остальные об этом не забывают, Грамотей. Чего бы там не требовал Сигма, веди нас, как вел до этого. Ты сильный. Ты помог нам выстоять. И какие бы новые тревоги тебя не одолевали – спрячь их. Покажи команде свою силу. Мы – космические десантники. И мы мало что уважаем, кроме нее.

Каррас усмехнулся, оборачиваясь на ходячий танк.

- Хороший совет, Старый. Правда, что касается твоей героической смерти – тут я тебя, пожалуй, расстрою. У судьбы извращенное чувство юмора. Хочешь ты или нет, а ты еще нас всех переживешь.

По трюму прокатился грохот – шаттл стиснули стыковочные крепления.

- Переживу, - согласился Хирон. – Таково мое проклятие.

Гравитация слегка изменилась – Каррас ощутил ее где-то под ребрами. Шаттл залетел в один из посадочных ангаров «Святой Неварры», и теперь гравитационное поле корабля распространилось и на него.

Каррас подошел к дредноуту и расстегнул крепления титановых цепей. Зашипели могучие поршни, заревели прометиевые двигатели – массивный воин поднялся в полный рост, и теперь нависал над Каррасом, как гора.

- Ненавижу, когда меня подвешивают, как грокса над праздничным костром, - пророкотал дредноут.

Из внутреннего люка появились двое сервов в черных комбинезонах – они низко поклонились и прошли через трюм к выходу, чтобы активировать посадочную рампу шаттла.

Хирон повернулся, проводив сервов взглядом, затем снова обратил его на Карраса.

- Я пойду за тобой, Альфа. В бой. На славную смерть. И путь наш гнев устрашит наших врагов. Таков наш путь. А эти новые тени… Пламя битвы сожжет их, - пусть, может быть, и ненадолго. Я знаю. Если бы ты мог взглянуть в мои собственные глаза, ты увидел бы в них такие же тени. Моя сила – с тобой. Веди нас с честью. Заставь меня гордиться тем, что я продолжаю служить. Сделай это для меня.

Каррас стукнул кулаком по броне Хирона.

- Я постараюсь обеспечить тебе океан крови ксеносов, брат. А теперь пойдем, поздороваемся с остальными нашими засранцами. Они, небось, по нам уже соскучились.

Рампа опустилась совершенно беззвучно – Ордо Ксенос явно содержало свою технику в порядке. Однако палубы она коснулась с гулким лязгом, эхом отдавшимся по всему просторному ангару. И в тишине, висящей там, этот лязг прозвучал, как церковный колокол. В нескольких метрах от шаттла стояли четверо космических десантников, закованных в черную броню. Все они, не открываясь, смотрели в открывшийся люк шаттла. Никто из них понятия не имел, что ожидать. Они знали, что Каррас и Хирон возвращаются, но в каком состоянии они окажутся? И если с Хироном еще можно было что-то представить, учитывая, что он состоял практически из одних железок, то как там будет Грамотей?

В последний раз, когда они его видели, он выглядел как несколько кусков мяса, соединенных только парой нервов и сухожилий.

И когда он спустился, гордый и совершенно целый, по рампе шаттла, они встретили его изумленным молчанием. Перед ними был Призрак Смерти во всем блеске, он держался так же прямо и уверенно, как и прежде, он шел широким шагом и с поднятой головой. Он был все так же суров и благороден, как и подобает быть Адептус Астартес. Он был примером для них.

А за ним следом спустился огромный металлический монстр – его поршневые ноги, грохотавшие по рампе, были такими же могучими, как стыковочные стойки шаттла.

Каррас и Хирон шагнули на палубу, и пошли вперед. Остальные смотрели на них во все глаза.

И за четыре метра до шеренги Каррас остановился.

Несколько мгновений космические десантники смотрели друг на друга в полной тишине.

Восприятие Карраса расширилось, зрение изменилось, усиленное его даром, и он рассмотрел ауры троих из четверки. У последнего из них, как обычно, ауры не было.

А у троих ауры переливались самыми разными цветами. Сомнение. Настороженность. Каррас прекрасно их понимал. Но среди буйства красок были и цвета радости, даже в ауре Ультрадесантника.

«А вот это уже неожиданно», - подумалось Каррасу.

- Истребительная команда «Коготь»! – рявкнул он. – Собратья по Караулу смерти… - на его фарфорово-белом лице появилась ухмылка. – Рад вас видеть.

Он ударил правым кулаком по нагруднику. Ответ был практически синхронным. Отсалютовал даже Соларион.

Первым из шеренги вышел Зид – вот уж кто никогда не упускал ни малейшей возможности нарушить протокол – и подошел к Каррасу вплотную. Между ними оставалось меньше метра, когда Гвардеец Ворона остановился, и его черные глаза с нескрываемым любопытством уставились в алые глаза Карраса – Зид смотрел на него так, словно перед ним стояло какое-то диковинное существо.

А затем он широко улыбнулся и хлопнул Карраса по левому наплечнику.

- Ну ты вообще отморозок, Грамотей! – заявил он с искренней радостью. – В следующий раз, когда решишь кого-нибудь убить, не роняй себе на голову по полпланеты, ладно? Я в Караул пошел не для того, чтобы самоубийц всяких откапывать. Зид протянул руку, и они с Каррасом стиснули друг другу запястья. Потом Зид посторонился и коротко кивнул Максиммиону Фоссу. Могучий Имперский Кулак, впрочем, в лишнем подбадривании не нуждался. Он тоже подошел к Каррасу и крепко пожал ему запястье.

Каррас улыбнулся, глядя на низкорослого и широкоплечего десантника сверху вниз.

Широкое лицо Фосса было таким же честным и открытым, как и всегда, и когда он улыбался, кожа вокруг широких шрамов слегка морщилась. Из-под густых крупных бровей поблескивали карие глаза.

- Ты помнишь, что я тебе сказал тогда напоследок, Грамотей? – спросил Фосс.

- Помню, - ответил Каррас.

- Я оказался прав. И я рад видеть, что ты вернулся. – Фосс на мгновение умолк, и затем добавил, смерив его любопытным взглядом: - Тебя… очень здорово заштопали.

Каррас был готов к подобным заявлениям, поэтому сумел скрыть неловкость, разливающуюся внутри. И поэтому озвучил своему боевому брату единственный возможный ответ, который сумел подобрать за время перелета:

- Апотекарии на Дамароте не знают себе равных. Я удивлен не меньше твоего, - Каррас посмотрел на свою левую руку, раздумчиво пошевелив пальцами. – Ценой за такой восстановление оказались все шрамы, которые у меня были. Но я заведу себе еще много новых, прежде, чем моя служба закончится. Пусть Сигма так и знает.

- Ты ему теперь обязан, - раздался за спиной Фосса глухой и скрипучий голос. – Он не бросил тебя, несмотря на все его предупреждения.

Имперский Кулак отошел, чтобы вместе с Гвардейцем Ворона поприветствовать Хирона, уступая место Дарриону Рауту из Экзорцистов. Тот подошел к Каррасу следующим.

- Брат, - кивнул ему Каррас, протягивая руку.

Некоторое время они стояли и смотрели друг на друга. Темные глаза Раута, похожие на черные алмазы, были все такими же суровыми – и смотрели Каррасу прямо в душу.

- Эти защитные татуировки совсем свежие, Призрак Смерти.

- Именно так.

Экзорцист с интересом рассмотрел их, и, наконец, сказал:

- Они хорошо над тобой поработали. Обереги выглядят сильными.

Каррас кивнул и выразительно указал глазами на свою руку – по-прежнему протянутую.

Раут не улыбнулся – но он никогда не улыбался. Пожалуй, улыбнись он – и его каменная физиономия попросту треснула бы. И тем не менее, он сжал запястье Карраса. И его пожатие было крепким. Несколько мгновений они стояли, обмениваясь молчаливыми приветствиями – и в них было уважение, несмотря на ощутимый взаимный холодок.

- «И вернулся он измененным», - продекламировал Раут, - «и изменения были написаны на нем надеждами и печалями степных жителей, и сила его возросла, вскормленная и закаленная лишениями, что он познал – но его душу теперь давила ноша еще более тяжкая, и его внутреннее пламя поблекло. И со временем эти перемены стали для него проклятием и определили судьбу его народа».

- «Хроники Ураноса», - откликнулся Каррас. – Олдер Дерлон. Не очень-то уместная цитата, брат. Уранос был жестоким полководцем, вырезавшим миллионы во имя ложного идола.

Каррас улыбался, но в глубине души цитата, выбранная Раутом, его обеспокоила. Неужели Экзорцист считал, что Каррас обречет свою истребительную команду на гибель? И что это было – предупреждение?

Раут едва заметно пожал плечами и выпустил его запястье.

- Это цитата о том, как командир возвращается после практически смертельных ранений. Она достаточно уместна. Я уверен, что ты точно так же с нетерпением ждешь следующей миссии, как и все мы.

- Нет, - ответил Каррас. – Я жду ее куда больше. Вы, по крайней мере, продолжали службу. Сигма предоставил мне отчеты и я ознакомился с ними по дороге. Конечно, они были сильно сокращены, но, по крайней мере, мне было отрадно видеть, что вы за это время не растеряли хватку.

Раут не стал отвечать. Он отошел поприветствовать Хирона, и Каррас остался один на один с последним членом команды.

- Я тебе запястье пожимать не буду, Грамотей, - заявил тот привычно ледяным и надменным тоном. – Мы практически провали миссию на Кьяро под твоим так называемым «командованием».

Каррас заглянул в льдисто-серые глаза, но прежде, чем он успел ответить, за его спиной раздался голос Зифера Зида:

- Под твоим командованием мы бы точно провалились, Пророк! Ты и нефорсированный марш по равнине далеко не уведешь! Не слушай его, Грамотей. Он по тебе больше всех скучал!

Они с Фоссом дружно заржали.

- Уж кто бы говорил, Призрак! – огрызнулся, вспыхивая, Ультрадесантник. – Я бы промолчал, если бы ты сам умел заткнуться вовремя.

Зид фыркнул и негромко сообщил Фоссу:

- Я успею ему врезать раз семь, пока он вообще поймет, на чьей стороне я был – и все равно ошибется при этом.

Фосс усмехнулся.

Каррас не стал комментировать эту шпильку и шагнул вперед, вставая между Ультрадесантником и остальными.

- Что бы ты там не думал о моем командовании во время «Ночной жатвы», брат, я рад видеть тебя в добром здравии. Меня огорчает, что ты до сих пор на меня в обиде, но это не имеет значения. Просто выполняй свою работу. Или я дам тебе повод обидеться на меня еще сильнее.

В ауре Солариона что-то промелькнуло такое – эфемерное, едва уловимое, так быстро, что Каррас с трудом успел заметить этот проблеск. Но все же разглядел тусклое оранжевое пятно с голубыми краями.

«Значит, отчасти он все-таки рад видеть, что я вернулся. Пусть и только отчасти».

- Мы не всегда получаем то, что хотим, Грамотей, - продолжил Соларион. – Я не желал тебе смерти, но Сигма – круглый дурак, если считает, что ты годишься на роль командира после того, как прошла миссия на Кьяро.

- У меня много черт, Ультрадесантник, - раздался безжизненный скрипучий голос за спиной Солариона. – Но глупость в их список не входит.

Вся истребительная команда разом обернулась. Перед ними возвышался механический конструкт, похожий на паука – клубок сенсоров, сканеров и вокс-динамиков на восьми гибких металлических ногах.

«Он послал механическую марионетку, чтобы поприветствовать меня», - подумалось Каррасу. – «Впрочем, этого следовало ожидать. Как будто кукловод когда-нибудь позволяет своим куклам его увидеть».

Марионетка инквизитора потопала вперед, жужжа и пощелкивая. Остановившись в паре метров от Карраса, искусственный голос продолжил:

- Добро пожаловать обратно на «Святую Неварру», Коготь-Альфа. Тебя вполне достойно восстановили. Это очень хорошо, потому что время работает против нас. Ты нужен мне в основном зале совещаний. Немедленно.

Механический паук несколько неловко развернулся и пополз прочь.

- Остальным приготовиться к общему инструктажу, - добавил он на ходу. – Он начнется сразу же, когда мы с вашим Альфой закончим. Не задерживайтесь. Настало время Караулу Смерти снова подтвердить свою репутацию.

XIV

- Почему? – спросил Каррас. – Хотя бы скажи мне, почему, если не собираешься рассказывать все остальное.

Гололитическая проекция на высоком черном троне повернула голову, сверля Карраса ледяным взглядом. Чувства Карраса не могли уловить через проекцию ничего – не света души, ни цвета ауры, ни энергетики. Только фотоны. Именно поэтому Сигма предпочитал оставаться у себя, закрытый тремя палубами, окруженными полями Геллера, недосягаемый практически ни для кого. Несложно было догадаться, что там, на этих палубах, располагается и его инквизиторский хор, а может быть, и псайкерский ковен, а вместе с ними – целая армия сервиторов, выполняющих рутинные обязанности. Но разум Карраса был не в силах преодолеть эти преграды. Его астральное «я» не могло проникнуть сквозь защитные поля так же, как его чувства – уловить что-нибудь в мерцающем призраке, сидящем перед ним.

- Почему? – переспросил инквизитор через вокс-динамики, вмонтированные в трон. – Потому что мне так нужно. Я назначил тебя командиром «Когтя». Твое назначение отвечало моим интересам, а мои интересы отвечают интересам ордоса и самого Империума. Возможно, со временем я пожалею о своем решении, но твой успех на Кьяро пока что подтверждает, что я не ошибся. Вы вытащили Белого Феникса из шахт. Другие могли и не справиться. Весьма прискорбно, что повелитель выводка едва не лишил тебя жизни, но, как я уже говорит – ситуация с «Ночной Жатвой» была плохой с самого начала. Вероятность выживания всей команды была крайне низкой, и тем не менее…

- …и тем не менее, ты все равно решил рискнуть жизнями космических десантников.

Гололитическая фигура не шелохнулась.

- Цель оправдывала риски. Адептус Астартес и существуют для того, чтобы рисковать. Или я должен отправлять вас только туда, где победа гарантирована? Сейчас вы – ресурс ордоса. И я буду распоряжаться вашими жизнями так, как сочту необходимым.

- Ты сейчас говоришь о космических десантниках. И твое счастье, что ты здесь только в виде проекции. Иначе бы я отучил тебя от подобной гордыни.

Проекция покачала головой.

- Мы оба с тобой знаем, что не отучил бы. Ты не стал бы нарушать клятвы. Не стал бы темным пятном в блистательной истории своего ордена.

- Да что ты знаешь о нашей истории? – вскинулся Каррас.

- Больше, чем ты мог бы подумать, - ответил Сигма. – Ни у кого нет настолько обширных архивов, как у Инквизиции. И как бы благородный орден Окклюдуса ни пытался скрыться за мифами и секретами, глаза Инквизиции способны разглядеть истину сквозь любую завесу, если у них есть время и желание. Не забывай об этом, Призрак Смерти.

Каррас заставил себя успокоиться. Этот разговор принимал не самый хороший оборот.

- Это угроза?

- Это напоминание о твоем долге. Нам с тобой обоим порой приходится идти на решительные меры. И мне нужно знать, что ты и дальше будешь выполнять мои приказы.

- Ты просишь слепой веры. У Призраком Смерти командиром становится тот, чьи поступки подтверждают его слова. А от тебя я пока подобных поступков не видел.

- Это недостаточный аргумент. Я – лорд-инквизитор. Уже одного моего звания должно быть достаточно, независимо от того, каким образом я его заслужил.

Каррас молча стиснул зубы.

- Лиандро Каррас, если бы я не ценил тебя, мы бы сейчас не разговаривали. Ты был бы мертв. Вспомни о том, что я лично отбирал всю команду. А я ничего не делаю из пустой прихоти. В той войне, в которой мы участвуем, необходимо сражаться по моим правилам. Ты бы поразился, если бы узнал ее истинные масштабы, а последствия в случае нашего провала и вовсе невозможно представить. Радуйся тому, что ответственен только за сиюминутные тактические решения. Оставь мне более тяжелую ножу. Просто будь моей рукой, моим ножом во тьме, моим бронированным кулаком. Делай то, что умеешь лучше всего, то, ради чего был создан. И чти свои клятвы.

- Но почему именно эльдарская машина? – настойчиво спросил Каррас. – Разве не было другого способа?

Лицо фигуры на троне оставалось непроницаемым и равнодушным.

- Мне нелегко далось это решение. Я слишком хорошо знаю эту жгучую ненависть, что живет в сердцах космического десанта. И она уместна – но уместна не всегда. В конечном итоге я распорядился поместить тебя в эту машину, потому что ты был нужен мне полностью восстановленным. Мой ковен столкнулся с неожиданными трудностями, пытаясь прозреть твое будущее. И мне пришлось выбирать между радикальной мерой и потерей ценного ресурса. Миссия, на которую я отправляю тебя в этот раз, во много раз опаснее предыдущей. В данном случае у нас почти нет информации о текущей ситуации. Почти нет ресурсов на месте. И вам придется столкнуться с врагом, обладающим технологиями, с которыми едва ли могут потягаться наши лучшие техномаги.

- Ты говоришь о т’ау так, словно уважаешь их. Кое-где тебя бы вздернули за ересь.

Гололитическая проекция усмехнулась.

- Что ересь, а что нет – решать Инквизиции. У т’ау есть свои слабости, и мы воспользуемся ими, но надо быть глупцом, чтобы отказываться признавать их сильные стороны. Из твоего личного дела я знаю, что ты никогда с ними не сталкивался. Это весьма прискорбно, потому что они значительно отличаются от других противников, но эта проблема решаема. Все, что тебе нужно знать о них на данный момент – они совершенно не похожи на генокрадов, с которыми ты сражался во время «Ночной Жатвы». Этот противник не будет переть на вас стаей в лобовую, и одной лишь дуростью и самоубийственным упрямством с ним не совладать. А теперь, прежде чем мы продолжим, я позову твоих собратьев по команде. Подробный инструктаж мы начнем, когда все соберутся.

- Погоди-ка, - Каррас шагнул вперед и упреждающе поднял руку. – Я хочу еще кое о чем тебя спросить.

- Спрашивай, я внимательно слушаю.

- Что случилось с той женщиной, которую мы вытащили? С Белым Фениксом?

Призрачная фигура снисходительно покачала головой. На мгновение она исчезла, а затем снова возникла на высоком троне и ответила:

- Я вызвал остальную истребительную команду. Они прибудут через несколько минут. Можешь в это время поразмышлять о бесполезности таких вопросов.

Зрелище команды, собравшейся вместе, облаченной в полный доспех, несколько приподняло Каррасу настроение после разговора с инквизитором. Его братья были такими же, как и он сам – рожденными для боя, презирающими политику и подковерные игры. Космические десантники существовали ради простого боя. Может быть, истребительная команда «Коготь» и расходилась во взглядах на некоторые вещи, но промеж себя у них было куда больше общего, чем с теми, кто окружал их.

К тому же, они были хороши.

Каррас наблюдал, как они заходят в зал. Если не брать в расчет его собственный орден, то эти десантники были лучшими, с кем ему доводилось служить. Он видел, как они вытянули «Ночную Жатву» буквально в шаге от провала. Каждый из них был восхитительно талантлив в своем деле, дополняя таланты остальных. И вместе они были не просто суммой отдельных частей.

Да, от Солариона все еще расходились волной горечь и ненависть. Раут был холодным, непроницаемым и отстраненным, а Зид – непочтительным смутьяном. Но то, что нужно было сказать, было сказано. А простои всегда были хуже любой войны. Гололитическая проекция Сигмы снова изменилась, но Каррас больше не обращал на нее внимания. Пусть уж инквизитор продолжает демонстрировать, что ничего никому не расскажет. Каррас же целиком сосредоточился на грядущей миссии. А все остальное пусть катится в варп.

Где ему и место.

Теперь на троне, глядя на собравшуюся команду, восседал почтенный старец в потрепанных монашеских одеяниях.

- В настоящий момент «Святая Неварра» идет к востоку галактики, - начал он, - чтобы встретиться с кораблем, который отвезет вас к месту назначения. Начиная с сегодняшнего дня и до тех пор, пока вы не высадитесь на поверхность, вам будет предоставлен доступ к корабельным архивам, чтобы вы могли как следует изучить язык т’ау, особенно диалект, наиболее широко использующийся на планете.

- Для человеческих голосовых связок язык т’ау очень сложен, если не провести ряд модификаций, - заметил Каррас. – И если случится так, что нам понадобится допросить кого-то из них на их собственном наречии...

- Я на это рассчитываю, - ответил Сигма, однако в подробности углубляться не стал. Вместо этого он продолжил:

- Ваша высадка будет тайной. И как только вы соберете достаточно информации и настанет время вступить в игру, то вам нужно будет действовать быстро и наверняка. Вы отправляетесь на вражескую территорию. И пусть она не так уж и хорошо охраняется, но если о вашем присутствии станет известно, шансы на успех миссии тут же начнут стремиться к нулю. Выходы моментально будут перекрыты. Поэтому ваша задача – проникнуть тихо, установить контакт с оставшимися лояльными войсками, выяснить местонахождение цели, заручиться любой возможной поддержкой местных, забрать цель и убраться с планеты.

- А что насчет меня? – прогрохотал Хирон. – Я опять должен буду ждать, как сторожевой пес, у какой-нибудь точки эвакуации, как безмозглый сервитор с пушками? Вся моя сила снова окажется бесполезной? Я был рожден для того, чтобы сеять разрушения. Либо брось меня в гущу боя, либо отправь спать. Все эти твои особые миссии, инквизитор, начинают меня утомлять.

Проекция инквизитора обернулась к могучему дредноуту.

- Я применю твои качества тогда и там, когда и где они будут нужны, Плакальщик. Наше соглашение не подразумевало, что я буду обязан тешить твою гордость и утолять твою жажду боя. Если тебя что-то не устраивает, то есть множество способов твоей утилизации. Решения будут приниматься по ходу миссии. Весьма вероятно, что ресурс, который вам нужно вывезти, будут очень хорошо охранять. Я не исключаю, что будет тяжелый бой, и более чем уверен, что потери неминуемы. Мой ковен видел это достаточно ясно. И все же, если миссия пойдет по плану, местные войска безопасности не узнают о тебе до тех пор, пока это не будет действительно необходимо.

- И что там за войска безопасности? – спросил Фосс. – Что мы ищем-то?

- Я сейчас расскажу об этом, Коготь-Четыре. Планета, на которую вы отправляетесь, раньше входила в состав Империума. Мы называем ее Тихонисом, т’ау – по-другому. Планета оказалась отрезана варп-штормом Око Дракона, который перекрыл целый регион непроницаемым облаком, зовущимся Зеленым Покровом. Транспортное сообщение и психическая связь оказались полностью перерезаны. Когда шторм улегся и Зеленый Покров развеялся, население Тихониса целый год страдало от набегов темных эльдар. Это продолжалось, пока на планету не высадились войска т’ау. Они избавились от эльдар, освободили людей от страданий, и из-за этого подавляющее большинство населения обвернулось от Империума и приняло философию и культуру т’ау. Такова ситуация на сегодняшний день. Агенты ордоса, находящиеся на Тихонисе, докладывают, что т’ау сумели обратить бескрайние пустыни в плодородные земли, приносящие огромный урожай. Сканеры дальнего действия и астропатические доклады подтверждают это. Изменение атмосферы привело к тому, что в южном и северном полярных регионах выпадает высокое количество осадков. Дальше эта вода расходится по обширной системе каналов по всей планете, позволяя расширять аграрные территории и улучшать уровень жизни для всех, кроме мятежных племен, отказывающихся подчиняться т’ау. Войска безопасности состоят из бойцов т’ау и человеческих солдат. Присутствуют отряды и других видов, с которыми т’ау сотрудничают. В основном это крууты. Впрочем, эти отряды довольно малочисленны.

- Население этой планеты отвернулось от света Императора, - прорычал Соларион. – Это непростительно.

- Однако совершенно неудивительно, - закончил за него Сигма. – Твои собратья-Ультрадесантники и воины из огненной касты т’ау в прошлом сражались плечом к плечу. Ты знаешь, что они не такие, как другие расы. Им не сложно подчинить себе окраинные планеты, которым не пришли на помощь вовремя.

- Мы объединились с ними от безысходности, - огрызнулся Соларион. – Ультрадесант презирает ксеносов так же, как и любой другой орден. И как и любой другой орден, мы пошли на этот шаг, потому что у нас не было других вариантов. - С этим никто не спорит. На Мальпеде ситуация была именно такой, как ты и сказал. Совершенно безысходной. И ордос действует сейчас так, потому что ситуация такая же безысходная. Лорд-инквизитор под оперативным позывным «Эпсилон», обладающая большими полномочиями, сейчас находится на Тихонисе. Связь с ней полностью пропала. Вероятнее всего, она арестована, но на данном этапе сложно утверждать наверняка. Нам нужно вытащить ее живой. Мы не можем рисковать и идти в лобовую, пока не выясним ее точное местонахождение. Но даже когда оно станет известно, действовать нужно так быстро, чтобы никто ничего не успел сообразить. Вы поняли меня? Здесь нужен скальпель, а не молот. Любые открытые действия могут привести не только к потере агента, но и существенно снизить ваши собственные шансы выбраться оттуда живыми.

- Опять агента вытаскиваем, - фыркнул Зид. – Еще одна «Ночная Жатва».

- В этот раз все совершенно не так, как в «Ночной Жатве», - сухо ответил инквизитор. – Проще всего вам будет обнаружить и вывезти Эпсилон, если вы наладите контакт с мятежными племенами. Народ Кашту, обитающий на севере, лучше всего подойдет на роль помощников. Они сопротивляются т’ау с самого первого дня их появления. У Кашту налажена целая шпионская сеть, и они, вероятно, сумеют предоставить вам всю необходимую информацию, не говоря уже об огневой поддержка. Они знают о ситуации на Тихонисе лучше Инквизиции. Используйте их.

- Что известно о местонахождении Эпсилон на данный момент? – проскрипел Раут.

- Ситуация быстро меняется, - откликнулся Сигма. Его проекция обернулась на Экзорциста. – У ордоса есть агенты в городах и среди мятежников. Немного, но они все работают над тем, чтобы найти Эпсилон.

- А эти мятежники… - начал Каррас. – Наше появление может показаться им долгожданным знаком, ведь так? Они решат, что мы пришли освободить их. Я не сомневаюсь, что ты на это и рассчитываешь.

Призрачная фигура неприятно улыбнулась.

- Эти заблуждения окажутся нам только на руку. Вдохновите их. Мятежники могут пригодиться для организации отвлекающих нападений. Безусловно, многие из них погибнут, но пусть голос совести не заглушает голос твоего рассудка. Их восстание – не наша забота. Они в любом случае обречены. Тихонис не настолько ценен для Империума сейчас, чтобы подключить Милитарум и проводить полноценную освободительную операцию. Сосредоточьтесь на Эпсилон. Время дорого. Мы не знаем, сколько еще она продержится до того, как т‘ау сумеют выведать у нее самые секретные сведения. Возможно, уже слишком поздно. В любом случае, ее необходимо вывезти живой, чтобы мы могли полноценно ее допросить. Она – очень важный агент. И если противники сумеют ее расколоть, то последствия будут…

- И при этом твой драгоценный ордос позволил ей угодить в лапы синекожих, - Зид покачал головой. – Надо было покрепче поводок-то держать…

- Ресурсы, - напомнил Фосс, не давая повиснуть неловкой паузе. – Хотелось бы узнать, что с чем мы отправляемся?

Сигма оставил реплику Зида без ответа и целиком сосредоточился на вопросе Фосса.

- Вопросы, касающиеся снаряжения и использования местных ресурсов будет решать ваш полевой командир. От себя скажу, что вас получите эскадрилью «Жнецов» для транспортировки и поддержки с воздуха, а Хирон возьмет на себя наземную поддержку. Вместе с вами высадится особое подразделение штурмовиков Инквизиции – все они превосходно обучены языку т’ау.

- Так, стоп, - Каррас поднял руку, - «полевой командир»? То есть, ты хочешь сказать, что в этот раз не будешь присматривать за нами лично?

- «Святая Неварра» останется вне досягаемости защитных систем т’ау и будет соблюдать маскировку. Она не вступит в игру без крайней нужды. Командование операцией будет передано другому человеку – тому, кто лучше других подходит для этой роли. Вы будет следовать ее приказам дословно, как велят вам клятвы Караула и распоряжения ордоса. Повторяю, «Коготь» - на время операции «Разрушитель теней» ее власть абсолютна.

- Ее власть? – переспросил Соларион.

Гололит Сигмы снова коротко моргнул, и, когда он отобразился снова, послышалось шипение гидравлики и скрежет пластали, и справа поднялась тяжелая переборка.

Сквозь не успевший осесть маслянистый пар в зал шагнула худощавая женщина. Грациозностью движений она напоминала пантеру. Женщина уверенным шагом подошла ближе и остановилась у подножия трона Сигмы. У нее были темные волосы, коротко остриженные сзади, с длинной челкой, обрамлявшей смуглое лицо, и чуть раскосые глаза. По правой щеке от самого лба тянулся темный рваный шрам.

Космические десантники смотрели на нее с самыми разными эмоциями. Она же смерила их в ответ изучающим взглядом.

Она не улыбнулась. Не поклонилась.

Она вообще никак не выказала ни страха, ни почтения.

Вместо этого она обернулась к Сигме через плечо:

- Они великолепны, милорд. Я надеюсь, что в бою они так же хороши, как на вид, потому что им понадобятся все их таланты.

Соларион выглядел так, словно готов был броситься вперед и ударить ее. Каррас протянул руку, удерживая его на месте.

- Последи за языком, женщина, - велел он. – Ты разговариваешь с космическими десантниками!

Женщина снова обернулась и в упор посмотрела на Карраса. И улыбнулась ему в ответ яркой, восхитительно уверенной улыбкой. И от этого ее лицо преобразилось – казавшееся жестоким и грубым, как необработанный камень, оно неожиданно стало красивым.

- Истребительная команда «Коготь», - проговорил Сигма, - это – Архангел, ваш полевой командир на время операции «Разрушителя теней». И до завершения операции, - победой ли, смертью, - ее слово для вас – закон.

XV

Соларион шагнул вперед.

Каррас попытался было удержать его, но Ультрадесантник оттолкнул его руку.

- Сначала ты отправляешь меня в подчинение к проклятому псайкеру из Тринадцатого основания, - угрожающе начал он. – А теперь…

- Держи себя в руках, - рыкнул Каррас.

- Пророк дело говорит, Грамотей, - вставил Зид и повернулся к Архангелу. – Тебе сколько лет-то, женщина? Хотя бы тридцать будет?

- Да уймитесь вы оба! – рявкнул Каррас и обернулся к трону, на котором восседала мерцающая голограмма. – Инквизитор сейчас все объяснит.

- Моего приказа должно быть достаточно, - ровно ответил Сигма, и перевел взгляд на Зида. – Но на этот раз, Гвардеец Ворона, я тебя извиняю. А теперь слушайте внимательно. Архангел как никто другой годится на роль командира данной операции, и лучшее нее нет никого даже среди всех Караульных смерти, находящихся в моем распоряжении. Никого. Почему – об этом она сама расскажет.

Женщина в упор посмотрела на каждого из десантников по очереди, убеждаясь, что они все ее внимательно слушают. Она по-прежнему не показывала ни капли страха, как будто хотела проверить, посмеют ли ее ослушаться. Адептус Астартес привыкли, что их вид вызывает у смертных шок и трепет. Но эта женщина не боялась и не трепетала.

Каррас изучил ее ауру. Та клубилась и переливалась, как у Цешки Редторн, удалого капитана «Святой Неварры». От Архангела веяло силой и непоколебимой уверенностью. Такая аура могла бы подавить любого, даже самого закаленного ветерана.

Жители Империума делились на овец и львов. Многие смертные нуждалось в сильных лидерах. Они страстно желали подчиняться. Освободиться от личной ответственности, уступить инициативу тому, кто крепче и храбрее.

Подавляющее большинство было именно овцами. Так исторически сложилось.

Капитан Редторн в присутствии Адептус Астартес демонстрировала, по крайней мере, искреннее почтение. Но эта женщина, солдат, гибкая, подтянутая, с татуировками особых войск Милитарум на шее, плечах и предплечьях, никакого почтения не выказывала. Наоборот, она ждала его по отношению к себе. В ней ощущался бойцовских характер.

Каррас понимал, что перед ним – не обычный полевой агент ордоса. Эта женщина была ветераном множества выигранных войн, прирожденной убийцей, специалистом во всем, что требовалось для ее работы, таким же, как остальные присутствующие здесь оперативники Караула.

Она не робела перед ними, потому что она в клетке со львами она была таким же львом. И если она была достойна возглавлять их, то должна была продемонстрировать это здесь и сейчас. Обнаружь она хотя бы маленькую слабость, и «Коготь» вряд ли будет воспринимать ее всерьез.

Неожиданно для себя самого, Каррас почувствовал симпатию к этой женщине. Даже увидел в ней в каком-то смысле родственную душу.

«Быть командиром – это честь и ноша одновременно. Покажи же нам, женщина, что ты тот лев, которым должна быть для нас».

- На месте вы будете обращаться ко мне «Архангел», - заявила женщина, - но мое настоящее имя – Варанецца Альфус Копли. Можно «Вар», или «Копли», кому как больше нравится. Мне все равно, как вы будете называть меня в свободное время, лишь бы работу свою делали. Самое главное – успешное выполнении миссии. И если будет нужно, я пожертвую и собственной жизнью, и жизнями всех, кто находится у меня в подчинении. Я, может быть, и не космический десантник, но я посвятила всю свою жизнь войне за человечество. Я – человек бескомпромиссный, но мои уши всегда открыты для доброго совета. И я даже буду благодарна за него.

Копли снова смерила их взглядом, но никто из истребительной команды не стал перебивать ее.

- Мне уже доводилось сражаться вместе с космическим десантом, и я знаю правду, скрывающуюся за легендами. Я читала ваши личные дела. Я уважаю вас за то, кто вы такие и что умеете делать. Пусть у меня и нет вашей физической силы, сверхчеловеческой выносливости и столетий боевого опыта, но я доказала, что достойна командовать этой операцией. Командовать вами до тех пор, пока миссия не будет выполнена. Можете почитать мое личное дело и убедиться в этом, если сомневаетесь, - с этими словами Копли коротко оглянулась на гололит. – Конечно, те его части, к которым вам дадут доступ.

В зале по-прежнему царила тишина, но Копли продолжала спокойно выдерживать взгляды космических десантников.

- «Копли»… - первым нарушил молчание Фосс. – Элизийка, что ли?

«Он каждый раз берет на себя роль миротворца», - подумалось Каррасу. Фосс частенько находил способы рассеять повисшее напряжение и продолжить разговор. Так что толк от него был не только тогда, когда требовались технические познания или грубая сила.

- Что-то не похожа она на элизийку, - пробормотал Зид.

У элизийцев кожа была обычно куда светлее, а кость пошире, чем у стоящей перед ними женщины.

- Имя элизийское, да, но я элизийка только наполовину. Мой отец был сержантом в сорок втором элизийском десантном подразделении, «Громовые соколы». А мать – беженка с Армагеддона. Я прослужила в Гвардии шесть лет, из них последние два года – возглавляла особый диверсионный отряд. Мы занимались тем, что перерезали т’ау линии снабжения. А после этого меня перевели в особую эскадрилью Депортаменто Муниторум. Мы совершали дальние разведвылеты на территории т'ау. Я понимаю шестнадцать диалектов т’ау, могу писать и читать на них, а с модулятором – и разговаривать. А еще…

- Достаточно, - оборвал ее Сигма. – Остальное они могут узнать из личного дела. Архангел уже одиннадцать лет возглавляет особые войска Ордо Ксенос, специализирующиеся на операциях на территории т’ау, - добавил он, обращаясь к истребительной команде. – На время «Разрушителя теней» «Коготь» войдет в состав отряда «Арктур».

Соларион нахмурился и отвернулся. Проекция Сигма воззрилась на него в упор, но ее лицо по-прежнему оставалось совершенно безжизненным.

- Я еще раз повторяю – до конца миссии истребительная команда «Коготь» будет частью отряда «Арктур». Приказы капитана Копли должны выполняться так же, как мои собственные.

Повисла тяжелая пауза. Напряжение, разлившееся в воздухе, можно было резать бензопилой.

А затем Архангел шагнула вперед, расправила плечи, сцепила руки за спиной, принимая истинно командирскую позу.

- Вам все ясно, Караульные? – рявкнула она.

Ее харизма была такой мощной, что какие-нибудь закаленные в боях смертные немедленно подчинились бы. Вот только сейчас перед ней стояли не смертные.

Соларион вздрогнул, явно с трудом удерживаясь, чтобы не убить ее на месте. Каррас чувствовал, как внутри у его подчиненного кипит ярость, и как подходит к концу его терпение. И прежде, чем Соларион успел что-то сделать и тем самым опозорить команду, Каррас подошел к Копли и воззрился на нее сверху вниз резким, пронзительным взглядом кроваво-красных глаз.

Она была куда ниже его ростом, но по-прежнему не боялась – взгляд ее угольно-черных глаз был таким же жестким.

- Блокировка доспехов, - сказал Каррас просто. Он смотрел на Копли, но его слова предназначались Сигме. – На Кьяро ты оскорбил нас ее использованием. Тебе следует доверять нашим клятвам долгу и чести. Скажи мне, что не повторишь больше такой ошибки.

- У Архангела будут коды блокировки ваших доспехов, - ответила проекция Сигмы. – Вы по-прежнему слишком… неисследованные. И я не позволю вам сорвать миссию. Исключительным личностям требуются исключительные меры.

- «Исключительным личностям»? – переспросил Фосс. Сигма обернулся к нему и кивнул.

- Самые талантливые всегда самые проблемные.

- Это возмутительно! – взревел Соларион.

Каррас заглянул Копли в глаза. - Мне хочется верить в твои знания и опыт операций против-т’ау, женщина. Я хочу работать с тобой. Но даже не думай использовать блокиратор доспехов против кого-то из моей команды. Будь достаточно мудра, чтобы поверить, что мы связаны клятвами и оковами чести. Мы – космические десантники. Этого уже более, чем достаточно.

Копли выдержала его взгляд и с чувством кивнула.

- Я верю в вашу честь. И в ваши клятвы. Во всех вас. И если вы поклянетесь уважать мои приказы во время миссии, я обещаю не использовать блокиратор.

Сигма наблюдал за этим разговором молча, видимо, предоставив женщине разбираться самой. Он выбрал ее командиром, и теперь позволял ей командовать.

Каррас всмотрелся ей в глаза. По ее лицу было сложно что-то прочесть, но ее аура переливалась искренностью, благородством и уважением. Использовать блокиратор ей совершенно не хотелось. По цветным пятнам, окружающим душу Копли, Каррас видел, как она презирает подобные меры. Сигма отдал приказ, а с его приказами не спорят – и Копли получила коды. Но Каррас сомневался, что она намеревалась пользоваться ими во время операции.

Удовлетворенным увиденным, Каррас поднял взгляд на проекцию Сигмы.

- Истребительная команда «Коготь» отправится на миссию в составе отряда «Арктур», и мы будем подчиняться приказам капитана Копли.

Он почувствовал, как Соларион снова собрался возразить, и поспешно добавил:

- Мы делаем это во имя наших клятв Караулу и нашим орденам. Во имя нашей чести. Относись к ней с уважением, и мы сделаем все, что в наших силах.

Проекция Сигмы ненадолго умолкла, сверля его раздумчивым взглядом.

- Коготь-Альфа, - сказал наконец инквизитор, - мы верим тебе на слово. Вас всех избрали для этой чрезвычайно деликатной операции именно из уважения к вашим талантам. Это уже должно делать вам честь. К тому же, я повторяю – шансов на то, что кто-то из вас не погибнет во время операции, очень мало. И тем не менее, мой ковен заверяет меня, что наша основная надежда – наша, пожалуй, единственная надежда - на успех операции заключается именно в том, чтобы вы и «Арктур» работали сообща. - Он взглянул каждому из них в лицо и продолжил:

- Отправляйтесь на Тихонис. Свяжитесь с войсками повстанцев на севере. Соберите нужную информацию. А затем нанесите решающий удар и вытащите Эпсилон живой.

На том инструктаж закончился, и Сигма распустил их, повелев готовиться к отправке на корабль, который должен был преодолеть защитные системы т’ау и доставить отряд на поверхность планеты.

Архангел коротко отсалютовала проекции и, развернувшись на каблуках, чеканным шагом прошла мимо космических десантников, удостоив одного Карраса молчаливым кивком.

Каррас и его команда покинули зал почти сразу же, выйдя через те двери, через которые и заходили. И никто из десантников не отсалютовал проекции напоследок.

Они уже почти ушли, когда за их спинами вновь раздался голос Сигмы:

- Не разочаруйте меня, «Коготь». Цена провала в этот раз может оказаться страшнее, чем мы все можем представить.