Его воля / His Will (рассказ)

WARPFROG Гильдия Переводчиков Warhammer Его воля / His Will (рассказ)
Автор	Гай Хейли / Guy Haley
Переводчик	Хелбрехт
Издательство	Black Library
Следующая книга	Тёмный Империум / Dark Imperium
Год издания	2020
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Скачать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

Они слышали разговор по ту сторону стенных панелей, но не могли разобрать, о чём идёт речь.

Брат Клайдей прижался к фратеру Матьё. Он терпеть не мог такие тесные пространства. Внутренние части стен задевали лицо, душный воздух наполняли жар машин и запах пыли, и старой смазки. Металлические детали ящика с реликвиями впились ему в запястья. Тот был достаточно лёгким, чтобы нести его на спине при помощи головного ремня, но в закутке для этого не было места. Стены давили, сокрушая саму душу. Он боялся замкнутых мест и стыдился этого. Но если их найдут – их ждёт смерть, и это пугало ещё больше.

Фратер Матьё сказал, что это испытание его веры. Клайдей не хотел провалить его – это было единственное, что удерживало его от слез, – поэтому он крепко сжимал ящик дрожащими руками, и держал язык за зубами.

Несколько крошечных люменов мигали в глубине механизмов, предупреждая о какой-то упущенной неисправности. Их свет касался черепов machina opus, выбитых на внутренней стороне панелей. Все панели украшали знаки Бога-Машины, хотя никто никогда не увидит их. Борясь со страхом, Клайдей сосредоточился на них. Он дышал медленно, вдохновлённый скрытыми знаками преданности, черпая силы в своей вере.

Машинные жрецы поклонялись Императору в довольно своеобразной манере, но у них был общий бог, поэтому в каком-то смысле, сказал он себе, Бог-Император смотрел на него пустыми глазами идолопоклоннических черепов.

Это немного ослабило его ужас.

– Защити нас, владыка Терры.

Его едва слышная молитва вызвала недовольный шёпот фратера Матьё:

– Тише.

Матьё внимательно всматривался в щель в стене, где прогнувшаяся пластина образовывала небольшой зазор. Острие ножа света резануло его по глазам. Они были стальными. Он всегда оставался таким спокойным, таким храбрым. Клайдей хотел, чтобы и он был таким же, но это было не так. Свет Императора так ярко светил в Матьё.

Фратер сказал, что Клайдей ещё найдёт в себе храбрость, но Клайдей полагал, что тот ошибался. У него не было мужества, совсем.

Приглушенный разговор утих. Он услышал смех Хивена.

– Учитель, я больше не выдержу здесь, – прошептал Клайдей. – Позвольте мне выйти.

– Успокоитесь, Клайдей, – спокойно сказал Матьё. – Мы будем в опасности совсем недолго. Вы можете и справитесь во имя Императора.

– Да, фратер.

– Не бойтесь, Хивен возвращается.

Приближались знакомые шаги, шарканье покалеченной ноги и стук костыля, очень громкий; глубокие звуки доносились сквозь металл гораздо лучше, чем слова. Хивен был один, это не вызывало сомнений.

Клайдей захныкал, когда панель стены перед Матьё отодвинули в сторону.

– Они ушли, – сказал Хивен. – Не думаю, что они искали вас, так что это хорошие новости.

Клайдей вывалился из открытой стены. Провода запутались, и он отбивался от них, едва не уронив драгоценный ящик. Матьё вышел из жреческой норы с гораздо большим достоинством. Он потёр оставленный трубой теплообменника длинный ожог на предплечье. Клайдей удивлённо посмотрел на него. Матьё не издал ни звука. Старший жрец заметил его взгляд и прикрыл рану рукавом грязной мантии.

Клайдей был молод, ему ещё не исполнилось и двадцати. Его волосы были подстрижены нелепым “горшком”, из-под которого торчали уши. Клайдей ненавидел свои уши и большой нос. Он не считал себя красивым, но священник и не должен думать о таких вещах, поэтому Клайдей часто наказывал себя за такие мысли.

Матьё же напротив был красив. Он был всего на несколько лет старше Клайдея, но бесконечно более умудрённым жизнью и излучал уверенность, которая заставляла Клайдея чувствовать себя неполноценным и одновременно успокаивала его. Клайдей любил и боготворил Матьё, но завидовал ему, и иногда это чувство перерастало в ненависть.

Оба носили одежды монахов нищенствующего ордена Акронитов, кремовая грубая ткань была такой грязной, что казалась почти чёрной после стольких месяцев, когда им приходилось скрываться.

– Вы уверены, что они ушли, брат Хивен? – спросил Матьё.

– Да, – ответил Хивен. – О них не стоит беспокоиться. Они занимаются этим только ради дополнительного пайка. Они не слишком прилежны.

Он говорил быстро, возбуждённый приливом адреналина. Если из-за этого он и казался ненадёжным, то это было не так, поскольку Хивен был хорошим проводником и ценным другом. Он был бледен от недосыпа и недоедания, уродливые нарывы вокруг губ казались особенно бледными, но помощь жрецам придавала ему сил. Это поддерживало в нём жизнь.

– Что они делали? Немного поздно для патруля.

– Их послали хозяева, чтобы убедиться, что мы ничего не замышляем. Не беспокойтесь. Если они и заподозрили, что вы здесь, то всё равно не скажут.

– Не стоит недооценивать зло, которое люди могут совершить даже ради небольшой выгоды, – сказал Матьё.

Хивен потёр подбородок.

– Всё ещё не так плохо. Хозяева сами сюда не спустятся. Судя по сказанному патрулём, они считают это ниже своего достоинства, – пояснил Хивен. Он нервно огляделся, хотя коридор был пуст, и на древнем металле не было никаких следов взлома, указывавших на установленных машинных шпионов. – Я думаю, их не так много. Мы могли бы сопротивляться.

Говорить о хозяевах было опасно. Клайдей почувствовал новый укол страха.

– Мы не можем с ними бороться. Не важно, десять их или тысяча. Даже один из них легко вырежет всех нас, – строго сказал Матьё. – Я хочу, чтобы вы выбросили из головы подобные мысли, брат Хивен. Вы меня поняли?

– Я не говорил о…

– Говорили, – сказал Матьё. – Репрессии могут быть ужасными. Они убьют сотни из нас, причём жестоко, в качестве примера для остальных. Страх – их величайшее оружие. Не провоцируйте их использовать его.

Хивен кивнул и сунул костыль под подмышку. Он отвернулся.

– Да, фратер.

– Мы должны просто терпеть, пока Император не сочтёт нужным спасти нас из этого нечестивого рабства.

– Да, фратер.

Клайдей выглянул в коридор. Тот тянулся, по меньшей мере, на полмили, и пятна света, отбрасываемые немногочисленными люменами, постепенно исчезали в темноте. Он представил себе высокие нечеловеческие фигуры, неуклюже шагавшие по нему, и нигде нельзя от них спрятаться, потому что коридор был таким же ровным и длинным в другом направлении. Больше всего он хотел, чтобы Матьё приказал им двигаться дальше. Он хотел, чтобы день поскорее закончился, и они могли добраться до того места, где им предстояло спать этой ночью.

Но их обязанности не были выполнены. Самая опасная часть ждала впереди.

Он чуть не задохнулся от облегчения, когда Матьё сказал, что пора идти. Матьё сам поставил панель на место над входом в тайное убежище, закрутив винты по углам куском заострённого металла, который свисал с верёвки у него на поясе.

– Идёмте, – сказал он. – Император ждёт нас.

Он бесстрашно зашагал вперёд. Император наделил Матьё огромной энергией. Клайдей ежедневно молился, чтобы часть её досталась и ему. Как бы то ни было, ящик с реликвиями казался ужасно тяжёлым, когда он прикрепил крючки ремня к медным ручкам, повесил подушечку себе на лоб и поплёлся вслед за жрецом и проводником.

Кладовая, которую Хивен выбрал для службы, находилась далеко позади одной из столовых. Её припасы распределили по другим кухням. На борту оставалось так мало еды, что её можно было собрать в одном месте, и большинство помещений оставалось пустыми, но местный квартирмейстер вёл строгий учёт, сортируя пищу по видам. По его словам, так её было труднее охранять, зато легче вести учёт, и доверие, которое он оказывал своим товарищам, когда они наблюдали за этим, поддерживало моральный дух. Они не везде придерживались подобной системы, но здесь у них получилось. Побочным преимуществом являлось то, что они могли быстро освободить место для церкви, когда жрецы приходили в сектор.

Всё убрали: полки, припасы и прочее. В дальнем углу установили служивший алтарём простой раздвижной стол, и покрыли простой, но чистой тканью. На нём стояла статуя Императора. Она была немного потрёпана и сделана из литой смолы. Ничего особенного, ничего ценного, но для этой конкретной паствы она служила источником великого утешения. Она означала бы мучительную смерть для того, кто был пойман с ней. Опасность, таившаяся в статуе, только усиливала благоговение собравшихся, и квартирмейстер показал её Матьё и Клайдею с такой гордостью, как будто показывал в первый раз.

Клайдею он нравился. Он был добрым человеком. Являясь одним из последних оставшихся офицеров, и к тому же одним из тех, кто контролировал еду, он мог бы злоупотребить своим положением, но вместо этого проявил свои лучшие качества, заботясь о том, чтобы все были накормлены, уделяя внимание нуждам и безопасности людей, когда они трудились для своих новых хозяев.

Матьё открыл ящик с реликвиями, достал свечи и пошёл расставлять их. Они приносили их с собой; теперь это были редкие вещи. Кроме свечей внутри лежали несколько молитвенников, пара священных символов и бездействующий сервочереп Матьё. Если в ящике когда-то и хранилась реликвия, то это было задолго до Клайдея. Он подумывал предложить выбросить ящик и череп. По мнению Клайдея, было бы гораздо проще носить предметы для поклонения в мешке. Однажды он озвучил свои мысли на этот счёт.

Это был единственный раз, когда он видел Матьё злым.

Клайдей был уверен, что дело в черепе, а не ящике. Он достал молитвенники, и открыл их. Матьё поставил ящик с подкладкой под череп как можно тщательнее, так что тот смотрел снизу-вверх своими пустыми, ужасными глазами, несколько аугметиков были аккуратно свёрнуты вокруг. На лбу были вырезаны большие буквы “ХВ”. Клайдей отложил книги и провёл пальцами по буквам.

Уже не в первый раз он задавался вопросом, кому принадлежал череп. Его силовая ячейка давно истощилась и не заряжалась. Ему требовалось надлежащее техническое обслуживание. Кому бы не принадлежал при жизни этот череп, этот человек, должно быть, действительно был святым, раз Матьё так берёг его. Он мог бы его выбросить. Наверное, ему именно так и следовало сделать. По крайней мере, он мог спрятать его где-нибудь. Император знает, что существует миллиард возможных мест. Но фратер настоял на том, чтобы нести его.

Он настоял на том, чтобы я его нёс, поправил себя Клайдей.

– Клайдей, – тихо сказал Матьё. Он погасил свечу и кивнул в сторону двери. – Они здесь. Будьте внимательны.

В дверь вошли первые прихожане, шаркающие массы, состоявшие из расчётов-перезаряжающих с нижней артиллерийской палубы. Они продолжали входить, втискиваясь настолько плотно, что прижимались к алтарю. Они потребляли так много кислорода, что у Клайдея закружилась голова. От них исходил сильный запах: ароматы машинного масла, горелого фуцелина, бронзы и даже резкий привкус вакуума – всё это накладывалось на животную вонь людей, которые изо всех сил старались сохранить чистоту без достаточного количества воды.

Матьё наблюдал за ними с отеческой снисходительностью, пока помещение не заполнилось полностью. Ещё больше стояло в коридоре снаружи. На них опустилась тишина, такая напряжённая, словно они хотели, чтобы их сердца бились тише, и они не пропустили ни единого слова. Клайдей взглянул на жалкую коллекцию молитвенников, которые он достал из ящика. Их хватило бы от силы на двадцатую часть собравшихся, и не было никакой возможности раздать их в толпе.

– Братья и сестры, – произнёс Матьё. Он тепло улыбнулся. Для многих священников эти слова были мантрой, не имевшей реального смысла. Для него они были буквальной правдой, он считал всех их своей семьёй. – Я пришёл к вам со словами утешения в этот, четыреста семьдесят пятый день после захвата “Чести Макрагга”, флагмана вернувшегося примарха Робаута Жиллимана. Да не оставит Император сына Своего.

– Да не оставит Император сына Своего, – ответила паства.

Так началась служба. Все они начинались именно так.

Обязанности Матьё и Клайдея заканчивались ритуалом индульгенции невинным, когда больные и напуганные просили жрецов о личном вмешательстве Императора. Это продолжалось долго, поскольку многие члены экипажа хотели выступить. Хивен нервничал всё больше и больше, и к тому времени, как всё закончилось, его волнение стало уже совсем очевидным. Его сломанная нога поскрипывала по плитам палубы, когда они переходили из седьмого орудийного отсека в шестой. Хотя после несчастного случая от него было мало пользы в тяжёлой работе с боеприпасами, он оставался быстрым, несмотря на костыль, используя его, чтобы, покачиваясь вперёд, двигаться в удивительно проворном темпе, и Клайдей тяжело дышал, пытаясь не отставать.

Во время поздних вахт патрули встречались чаще. Хотя корабль находился в руках Красных Корсаров, для человеческой команды распорядок службы почти не изменился. Их новые хозяева были более жестокими, условия стали хуже, и поэтому и страдания стали больше, но корабельные ритмы работы, сна и приёмов пищи шли с той же регулярностью, как и раньше. Не так давно Красные Корсары и сами были слугами Императора, и ещё не погрузились в странные привычки некоторых других Еретических Астартес.

Единственным элементом жизни, который изменился, было поклонение. Там, где это вообще было разрешено, экипаж загоняли в мрачные храмы, чтобы возносить хвалу Тёмным богам, но большинство падших космических десантников, казалось, презирали любую религию, и до тех пор, пока экипаж открыто не восхвалял Императора, их оставляли в покое, и время, предназначенное для поклонения, оставалось незанятым.

Его заняли Клайдей и Матьё. Если их обнаружат – их судьба будет ужасна. Матьё говорил о вероятном мученичестве так, словно смирился с ним, желая только сделать как можно больше добра, прежде чем наступит конец. От этой мысли Клайдея бросало от крайнего ужаса к восторгу, и втайне он цеплялся за мечту о том, что его сделают святым.

Они постоянно находились в движении. Укромные уголки и закоулки, в которых им приходилось жить, пока они несли Слово Императора, были ужасными местами, но некоторые были хуже других.

Было уже слишком поздно для следующей встречи, поэтому они провели тёмные часы в закутке между трубами. Пространство было узким, и им троим пришлось спать, вытянувшись в цепочку, с Клайдеем посередине. Голова его лежала у ног Хивена, ящик с реликвиями тяжело давил на живот, а трубы были не только неудобными, но и постоянно стучали и булькали. Он провёл ночь в молитве.

– Дай мне храбрости, о Император, – тихим шёпотом говорил он себе. – Пожалуйста, дай мне храбрости.

Когда Хивен разбудил Клайдея, тот был сонным и в дурном расположении духа. Коридор, в который он выбрался, был точно таким же, как и тогда, когда он заснул. Он мог проспать несколько минут или целую неделю. На борту корабля мало что указывало на течение времени, и хотя он родился здесь и не знал другой жизни, это по-прежнему сбивало его с толку.

Хивен пошёл вперёд, чтобы встретиться с неформальным лидером следующего отсека, комендор-сержантом. Когда он вернулся, их повели на следующую службу. Возникли некоторые разногласия по поводу места её проведения. Экипаж отсека хотел провести богослужение в часовне между двумя орудийными батареями. Хивен сказал, что это слишком опасно, и последовал спор. Клайдей слишком устал, чтобы переживать по этому поводу. Всё, чего он хотел, – это чтобы его накормили. Еда была их платой за то, что они несли Слово.

Сержант уступил. Новое место нашлось. Клайдею и Матьё дали еду, намного больше, чем рацион местных. Они с благодарностью приняли её.

Служба прошла точно так же, как и все остальные: тесно, тайно и жарко. Наконец всё закончилось, и они должны были найти следующее место для отдыха, когда стоявшая у двери женщина набралась смелости и вышла вперёд. Клайдей убирал в ящик свечи и книги.

– Простите, – сказала она. – Фратер, могу я поговорить с вами?

Он сразу пал духом. У неё были робкие, но решительные манеры всех просителей, а Матьё никогда не отказывал искренне нуждавшимся в помощи. Это будет долгая ночь.

Он обругал себя. Его мысли были недостойны Бога-Императора. Жрецы жили ради других. Служба Ему на Терре была превыше всего. Его жизнь ничего не значила.

– Вспомните жертву Императора, брат, – не раз говорил ему Матьё. – Она намного больше вашей.

– Я не фратер, госпожа?.. – сказал Клайдей.

– Меня зовут Лясона.

– Да, госпожа Лясона. – Ему было трудно смотреть ей в глаза. Причина крылась не только в том, что он считал себя недостойным; она была необычайно хороша собой, а он был застенчив в общении с женщинами. – Я непосвящённый брат.

Он заставил себя посмотреть ей в глаза, когда указал на Матьё. Отчаяние в них заставило его сердце забиться быстрее. Он тяжело сглотнул:

– Вам что-то нужно?

Она кивнула.

– Фратер, – позвал он Матьё, уже испугавшись.

Двадцать минут спустя он обнаружил, что спешит вслед за Матьё по многолюдному трёхэтажному жилому шоссе. Крошечные камеры располагались на каждом уровне. Серое белье висело между перилами галереи, которые были так близко, что два человека могли высунуться навстречу друг другу и обняться. Глаза подозрительно смотрели из полуоткрытых раздвижных дверей. Он слышал плач детей, слишком маленьких, чтобы научиться молчать.

Хивен отправился искать новый маршрут к их следующей остановке, потому что старый оказался перекрыт декомпрессией. Корсары содержали корабль не так хорошо, как Ультрадесантники, и это наводило на мысль, что их мало. Их пренебрежение было так же очевидно на системах корабля, как и на лицах его экипажа. Клайдей шёл быстро, чтобы не отстать от Матьё и Лясоны. Он слышал только обрывки их разговора. Он знал только, что с сыном этой женщины что-то не так.

Они остановились у закрытой двери, ничем не отличавшейся от сотен других.

– Вот оно, – сказал Матьё. Он протянул руку к двери. От металла повеяло жутким холодом. Он оглянулся на Клайдея. – Вы чувствуете это? Холод?

Он чувствовал.

– Это не просто холод, – сказал Клайдей.

– Нет, – согласился Матьё. – Не просто.

Он посмотрел на Лясону. Она была очень напугана.

– Вы можете открыть её для меня? – спросил он. – Было бы лучше, если бы вы это сделали. Ваш сын должен быть сильным, раз выжил так долго, и он впустит свою мать. То, что держит его, плохо отреагирует на нас, и дверь может не открыться для меня.

Она начала плакать, когда потянулась к ручке. Матьё взял её за руку.

– Не бойтесь, сестра. Мы сделаем всё, что можем. Даже здесь приспешники зла не в силах бросить вызов Императору. Он всегда рядом с нами, я обещаю.

Она не выглядела убеждённой, но колебалась.

– Пожалуйста, будьте добры, мой мальчик Грент выглядит не слишком... – Она сглотнула. – Он не похож на себя.

Она открыла дверь. В коридор вырвался ледяной порыв воздуха. Клайдей задрожал. У него перехватило дыхание.

Комната была очень маленькой, основное место занимали четыре койки, так близко расположенные одна над другой, что было бы трудно перевернуться, не задев ту, что сверху. Между кроватями и противоположной стеной, в которую были вмонтированы четыре шкафчика, протянулся узкий коридор. Немногое оставшееся пространство занимал маленький столик. На нём лежал квадратный кусочек ткани, единственная зажжённая свеча и изображение Императора на Троне, нацарапанное на полированном листе найденного металла. Гравировка была грубой, следы почернели от сажи.

Хотя в комнате горел люмен, темнота поглотила весь излучаемый им свет. Только стол был освещён, как будто статуэтка сдерживала темноту, но образ Повелителя Человечества выглядел встревоженным, и Его взгляд был устремлён на нижнюю койку.

В комнате стоял отвратительный запах – тошноты, рвоты и чего-то ещё, насыщенного, сладкого и соблазнительного. Клайдей почувствовал постыдное смущение, когда его рот наполнился слюной.

Матьё присел на корточки. Клайдей увидел, что то, что он принял за свёрнутое одеяло, на самом деле было маленьким мальчиком. Матьё перевернул его, обнажив бледное, как луна, лицо с запёкшимся ртом. Мальчик застонал. Клайдею показалось, что он услышал за спиной чьё-то хихиканье, и вздрогнул. Ещё более странные звуки появлялись и исчезали на грани слышимости. Шипение, чуждые слова, плач, рычание. Матьё проигнорировал их и осмотрел мальчика.

– Как давно он такой? – спросил Матьё.

– Три дня, – ответила Лясона.

– Как это началось?

– С лихорадки. В одну смену он не проснулся.

Матьё приподнял одеяло. Мальчик был раздет до нижнего белья. Он очень сильно исхудал. Хотя ужасный холод комнаты заставил Клайдея дрожать, мальчик был весь мокрый от пота. Матьё коснулся его лба. Мальчик снова стонал.

– Я не про болезнь. Когда всё это началось? – Он поднял голову. – Холод, темнота. Когда и как?

Мать мальчика выглядела растерянной. Она явно мало спала.

– За два дня до лихорадки. Были какие-то звуки. Как скрежет по металлу. Однажды ночью я услышала, как Грент плачет, а потом он заговорил. Он рассмеялся. Мне показалось, что я сплю.

– Какие-нибудь внезапные изменения температуры, стук, странные шумы, что-нибудь неделю или две назад? – Матьё склонился над мальчиком, приложил ухо к его груди и резко сел. – Здесь или где-то ещё в этом секторе?

Женщина кивнула:

– Я слышала слухи, разговоры в прачечной и в литейном цехе, где я работаю. Движущиеся тени. Дурные сны. Я им не поверила.

Матьё задумчиво хмыкнул. Он сунул руку в карман и вытащил талисман ордена Акронитов. Он снял его с шеи, обернул цепочку вокруг кулака и медленно поднёс к мальчику.

Не успел он приблизиться к ребёнку и на дюйм, как его глаза резко распахнулись. Он издал нечеловеческое шипение и пополз к дальнему краю кровати. Матьё убрал амулет. Лицо мальчика прояснилось.

– Мама? – сказал он. Он начал плакать.

Матьё встал.

– Не бойся, малыш. Мы поможем тебе. – Он обратился к Лясоне: – Хорошо, что вы пришли к нам. Он поражён и с этим нужно разобраться.

– Поражён? Вы имеете в виду варп-безумие? – Теперь женщина начала плакать. – Но люди с варп-безумием…

– Нет. Не так. Я не стану оказывать ему последнюю милость Императора. Император нам поможет. Мы должны отвести его в священное место. Дорожная часовня, в которой ваши люди хотели, чтобы мы провели службу. Она далеко?

Лясона покачала головой.

– Найдите мне четверых сильных мужчин. Мне понадобится верёвка и штифты, чтобы привязать к палубе. Быстро!

Женщина убежала.

– Варп-безумие? – спросил Клайдей. – Он обречён. Никто этого не переживёт.

Матьё повернулся к Клайдею:

– Он не безумен. Он одержим.

– Одержим? Что вы имеете в виду?

– Духом из варпа. Нерождённым, – тихо сказал Матьё. Мальчик резко посмотрел на него и зарычал.

– А что это такое?

– Злобное сверхъестественное существо.

– Как дьяволы из Писания? – спросил Клайдей.

– Отчасти. В некоторых притчах есть отголосок истины. Реальность гораздо хуже. Их иногда называют ксеносами варпа.

– Значит это не варп-безумие?

– Вы, родившиеся на корабле, иногда называете это варп-безумием, – ответил Матьё. – Но действительно ли это безумие? Есть и видения, и странные события, не так ли? Необъяснимые вещи.

– Это колдовство, – вздрогнув, сказал Клайдей.

– В некотором роде, но не от людей. Нерождённые находят путь в наш мир через незащищённые умы и подчиняют волю тех, кого они захватывают. Неудивительно, что это произошло здесь, в Мальстрёме. Полагаю, это было неизбежно.

– Я родился на этом корабле, – сказал Клайдей. – Я не знаю, о чём вы говорите.

Но в глубине души он знал. Варп-безумие, ведьмы – это были удобные отговорки. Каждый рождённый на корабле знал, что там что-то есть, хотя бы из тех кошмаров, которые они видели, когда корабль плыл в варпе. Ходили слухи. О них не распространялись. Те, кто распространялся – исчезали.

– Они долгое время были тайной даже для таких космонавтов, как вы. В нашем Империуме много тайн, – задумчиво сказал Матьё.

– Тогда откуда вы знаете? – спросил Клайдей.

Матьё строго посмотрел на него:

– Я знаю, потому что такова воля Императора, Клайдей. Сейчас не время для вопросов. Мы должны действовать быстро, если хотим спасти мальчика и всех остальных на борту корабля.

С Лясоной пришли мужчины в капюшонах и масках, чтобы их не узнали. Они плотно завернули мальчика в одеяло и вынесли из жилых помещений на главные артиллерийские палубы. Наверху было тихо, люди почти не попадались им по пути. Присутствовали только канониры, спавшие в гамаках, натянутых на огромные макропушки, которые они обслуживали. Эта зона была закрыта для большинства обитателей корабля. Но Матьё обменивался несколькими словами с часовыми, стоявшими на страже у входа в каждую галерею, и их пропускали. Клайдей потел при каждой встрече. Экипаж не любил Красных Корсаров, но, как сказал Матьё Хивену, всегда находились те, кто был готов выслужиться.

Часовня располагалась между двумя батареями. С её широких арок можно было видеть ряды безмолвных пушек. Стояла мёртвая тишина. Часовня не избежала осквернения. Статуи Императора были сброшены, а священное зарешеченное терранское “И” сбито с металла, но, несмотря на усилия врага, она оставалась священной, потому что, как только они переступили порог, мальчик начал биться и стонать. Мужчины пытались удержать его и ругались.

– Император сохрани, нас услышат! – воскликнул Клайдей. – Еретики лично патрулируют эти палубы.

– Это будет не важно, если мы не справимся мальчиком, – сказал Матьё. Он показал уложить мальчика. Они использовали рабочие электроинструменты, чтобы вбивать штифты и зажимы в пол, и привязали к ним лодыжки и запястья ребёнка. Мальчик уже визжал. Когда они отпустили его, он поднялся так, что между его телом и палубой осталось несколько дюймов. Мужчины быстро попятились; судя по выражению их глаза под капюшонами и масками, они были ошеломлены.

– Ступайте, убирайтесь отсюда! – велел им Матьё. Они с радостью подчинились, вернувшись по лестнице на нижние палубы.

– Помогите мне, Клайдей, – сказал Матьё, когда они ушли.

– Что мне делать?

– Держите его за голову. Засуньте в рот кляп, а потом крепко зажмите его голову между коленями, чтобы эта тварь внутри не сломала ему шею.

Грент громко рычал. Они услышали, как несколько человек в артиллерийских отсеках покинули посты и ушли. Никто не хотел иметь никакого отношения к тому, что здесь происходило, и как бы они ни боялись новых хозяев корабля, суеверий они боялись ещё больше.

То, что видел Клайдей, не было суеверием. Глаза мальчика сверкали ужасной силой. Когда он подошёл, чтобы засунуть в рот мальчику тряпку, которую Матьё использовал в качестве кляпа, его голова резко повернулась, и зубы глубоко вонзились Клайдею в руку.

– Сухие кости Терры! – выругался он, одёрнув руку. Он застыл в нерешительности. Страх взял над ним верх.

– Клайдей, вставьте кляп, или он откусит язык! – прошипел Матьё.

Клайдей обошёл голову мальчика. Матьё опустился коленями ему на грудь, толкая назад, хотя тёмное существо в ребёнке сопротивлялось, и Матьё пришлось напрячь все свои силы, чтобы удержать мальчика на полу. Он боролся с полосками пергамента, вырванными из молитвенных книг, там, где они прикасались к плоти мальчика, они почернели и крепко прилипли.

Клайдей снова попытался вставить кляп. Голова мальчика лениво поворачивалась, шея изгибалась под неестественным углом, пока не выскочила кость. Он рассмеялся злым и ужасным смехом.

– Клайдей, быстро!

Но глаза мальчика встретились с глазами Клайдея, и что-то выглянуло из них. Клайдей почувствовал, как его душу затягивает, словно он падает головой вперёд в тёмные воды, из которых невозможно выплыть. Видения могущества заполнили его разум. Он станет кардиналом, любимым миллиардами, доверенным лицом Императора, желанным для женщин, богатым сверх всяких мечтаний...

– Клайдей!

Клайдей встряхнул головой. Это не было служением Ему. Это было служением себе. Стыд победил страх.

– Император огради меня, – произнёс он. Он зажал голову мальчика между колен и заткнул ему рот кляпом.

– Хорошо, быстро положите руки ему на грудь. Повторяйте мои слова. Это старый ритуал, но он сработает, только если наша вера будет сильной. Сейчас.

Матьё поднял голову, закрыл глаза, потом начал декламировать:

– О Император, который вершит суд над всеми нами.

– О Император, который вершит суд над всеми нами, – повторил Клайдей.

– Обрати Свой взор на невиннейшего из Твоих слуг, обрати Свой взор на его страдания, обрати Свой взор на его полезность для Тебя, и в милости Своей изгони из его плоти демонов варпа.

Клайдей повторил слова.

– Вычисти из его сознания нечестивое прикосновение нерождённых, не рождавшихся, никогда не родившихся. Освободи его душу из их когтей. Вознеси его разум к свету Твоей милости.

Мальчик дёрнулся и зарычал. Кляп начал тлеть. Пергамент свернулся. Клайдей изумлённо уставился на него. Глаза мальчика стали жёлтыми, полными ненависти, их свет причинял боль. Теперь он видел бесчисленные мучения, которые не мог пережить ни один человек, и всё же Клайдей будет жить, чтобы испытать их все…

– Слова, Клайдей! – произнёс Матьё. – Сейчас! Посмотрите на меня!

– Я…

– Не смотрите ему в глаза!

Клайдей оторвал взгляд и запинаясь быстро повторил слова. Одержимый ребёнок корчился.

– Получается! Получается! – воскликнул Клайдей.

– Сконцентрируйтесь! Только святые слова! Изгони этого зверя! – воскликнул Матьё.

– Изгони этого зверя! – повторил Клайдей.

– Изгони этого зверя! – снова сказал Матьё.

– Изгони этого зверя! – сказал Клайдей. Теперь они пели слова, их голоса слились в гармонии, и ощущение чистоты росло вокруг, отталкиваясь от стен часовни, проходя сквозь Клайдея так, что он задыхался от прикосновения. Свет давил, сдерживая мерзость, изливавшуюся из мальчика, запечатывая её и доводя до полного исчезновения.

– Изгони этого...

Сопротивление ребёнка вышло на новый уровень насилия. Демонхост вырвал один из штифтов, удерживавших его руку, и ударил Матьё прямо в лицо. Старший жрец отшатнулся. Грент дёрнулся и вырвался из оставшихся оков. Маленькие руки схватили Клайдея за рясу и с чудовищной силой отшвырнули в сторону.

Клайдей вскочил как раз вовремя, чтобы увидеть, как мальчик вставал, и он уже не был мальчиком. Его спина сгорбилась. Позвоночник под кожей покрылся рябью, а плечи поднялись, становясь огромными и мощными. Ноги росли, ступни искривлялись, пока он не встал на вытянутые пальцы, словно собака, балансировавшая на задних лапах. Из лица торчало звериное рыло. Уши стали огромными и заострёнными, ребристыми с узелками костей. Кляп вспыхнул, и демон с жадностью проглотил пепел.

– Ты опоздал, жрец, – сказал зверь. – Я иду. Я облекаюсь в плоть. Все души здесь будут моими. Воистину, я буду пировать вашими сладкими душами до отвала, а ваши две оставлю на десерт.

Клайдей почти полностью пал духом. У него не было ни храбрости, ни уверенности в себе, и он не сомневался, что убежит или упадёт на колени и будет умолять сохранить ему жизнь.

Он не сделал ни того, ни другого. Может быть, ему и не доставало храбрости, но у него была вера, и она укрепляла его и вдохновляла, и он чувствовал ликование. Когда части разума погрузились во тьму, осталась его вера –открытая, яркая и сиявшая колонна адамантия, сильная, как крепость – и тогда он понял, кто он.

Он был слугой Императора и не потерпит никакого демона.

– Нет! – сказал он. – Нет! Нет! Нет!

Он вытащил из-за пазухи символ веры и двинулся на демона. Тот ещё не укрепил власть над телом мальчика, и плоть переменчиво двигалась между новой формой и старой.

– Милостью Императора, который защищает всех людей, я приказываю тебе уйти! Оставь это дитя Терры и убирайся туда, откуда пришёл! – Он придумывал слова на ходу, выкрикивая всё, что приходило в голову. Но слова были не важны. Важна была его вера. Он чувствовал Бога-Императора. Он чувствовал Его присутствие. Он видел Его свет.

Матьё поднялся на ноги и тоже заговорил. Вместе они заставили демона отступить, когда свет хлынул из самого воздуха вокруг них. Демон съёжился. Его плоть исчезала, превращаясь из дьявольского зверя обратно в маленького мальчика, пока с раскатом грома всё не закончилось. Чёрная фигура с криком вырвалась из Грента и прошла сквозь корпус.

Грент рухнул. Но свет не погас.

Клайдей повернулся к Матьё, и упал на колени от того, что увидел.

– О милорд, о мой Император! – воскликнул он, закрыв лицо руками, но по-прежнему мог видеть.

Вокруг Матьё сияла серебристая аура. Его голову окружал золотой ореол. В своём сознании Клайдей видел сменявшие друг друга картины войны, смерти и победы.

Он поднял голову, и ему показалось, что за спиной Матьё кто-то стоит. Клайдей не видел лица. Это была фигура в свете. Но он видел, как на плечо Матьё легла чья-то рука, и со стоном священного экстаза старший священник опустился на колени. Глаза смотрели из света, пока тот угасал. Слова, которые не были словами, проревели сквозь ткань часовни, заставляя металл дрожать, и Клайдей знал, что должен сделать.

С громким грохотом свет погас, и Клайдей застыл, разинув рот.

Он услышал шум и крик далеко в коридорах. Поднялась тревога, раздавались голоса. Времени осталось совсем мало.

Он подошёл к Матьё и встряхнул его.

– Вставайте, фратер! Пожалуйста, очнитесь, вы должны вернуть мальчика.

– Повелитель, Повелитель Человечества, – пробормотал Матьё.

– Я молюсь, чтобы это был Он, – сказал Клайдей. – О, как я надеюсь! Пожалуйста, учитель, вы должны встать.

Клайдей помог фратеру встать, затем помог ему поднять Грента, положив руки потерявшего сознание ребёнка на шею Матьё.

– Вы должны уйти.

– Куда вы идёте? – спросил Матьё.

Клайдей улыбнулся:

– Никуда. – Он посмотрел на галерею, где в темноте плясали огоньки, а с палубы доносился громкий топот бронированных ног.

– Клайдей, они убьют вас.

– Я знаю, но вы спасётесь. Вы слышали? – спросил Клайдей. Его охватил экстаз. – Вы слышали, что Он сказал? Вы слышали, что Ему нужно от вас?

Они посмотрели друг другу в глаза. Приближавшиеся шаги стали громче. Теперь они находились всего в нескольких сотнях ярдов.

– Я слышал, что Он сказал, – произнёс Матьё. – Вы умрёте мучеником. Я всегда буду чтить вас. Император с вами, брат Клайдей.

– Он с нами, фратер Матьё, Он с нами!

Матьё исчез в лабиринте служебных туннелей. Клайдей сел, скрестив ноги, в центре часовни, когда подпрыгивавшие огни фонарей доспехов Еретических Астартес приблизились, и поблагодарил за увиденное откровение.

Они пришли за ним, и они действительно были жестоки. Но ничто из того, что они сделали с ним перед смертью, не заставило его заговорить и не стёрло блаженной улыбки с его лица.

Брат Клайдей обрёл свою храбрость.

Матьё прошёл по коридору жилых блоков, сопровождаемый хором шепчущих молитв. Люди подходили к дверям и, увидев мальчика, открыто демонстрировали свою веру, скрываемую уже столько месяцев.

Он постучал в дверь матери мальчика. Та открылась в стене, и Лясона тихонько вскрикнула.

Грент пошевелился и потёр глаза.

– Мама? – сказал он. – Что происходит?

– Возьми его, – сказал Матьё, передавая ребёнка матери. – Он выздоровел. Его болезнь прошла. Император коснулся его души. Берегите его.

– Спасибо, фратер! – сказала Лясона. – Что я могу сделать для вас?

– Ничего, – ответил Матьё. – Служение Императору – это уже награда.

– Тогда позвольте мне хотя бы накормить вас.

– Возможно в другой раз, – ответил он. Он поднял ящик с реликвиями, накинул капюшон и надел ремень на лоб. – Радуйтесь, сестра, наш плен почти закончился. Скоро Ангелы Императора придут за Честью Макрагга и вернут её примарху. Тогда начнётся моя настоящая работа. Император призвал меня, и у меня много дел.

С этими словами Матьё вернулся в темноту и к своей службе.