Честь Кадии / Cadian Honour (роман)

Перевод в процессе: 35/56 Перевод произведения не окончен. В данный момент переведены 35 частей из 56.

WARPFROG Гильдия Переводчиков Warhammer Честь Кадии / Cadian Honour (роман)
Автор	Джастин Хилл / Justin D. Hill
Переводчик	Летающий Свин
Издательство	Black Library
Предыдущая книга	Битва за улей Маркграаф / The Battle for Hive Markgraaf (рассказ)
Следующая книга	Скала предателей / Traitor Rock (роман)
Год издания	2018
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Скачать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

На протяжении ста веков Кадия стояла бастионом против демонов, рвущихся из пучин Ока Ужаса. Однако ныне мир-крепость лежит в руинах, а его армии были практически истреблены Абаддоном Разорителем в ходе Тринадцатого Чёрного крестового похода. Выжившие, хоть и терзаются потерей любимой родины, тем не менее остаются стойкими и несгибаемыми, и продолжают неумолимо сражаться во имя Императора.

Среди них — несокрушимая сержант Минка Леск. Отправленная в столичный мир Потенс, Леск вместе с ротой 101-го Кадийского вскоре обнаруживает, что в самом сердце, на первый взгляд, мирной планеты пустила корни гниль. Минка понимает, что должна вырезать скверну Хаоса, поскольку на кону не только жизни её товарищей, но и честь самой Кадии.

Содержание

Пролог

«Имперское сердце», звёздный форт типа «Рамилис», было оружием размером с луну, левиафаном из керамита и пластали. Шесть месяцев назад пыхтящие буксировщики сняли его с древней орбиты над Святой Террой и потащили по запруженным кораблями космическим путям, мимо портальных погрузчиков, стапелей и рудных барж Марса, и дальше, к точке Мандевилля 4НА. Переход стоил жизней двум навигаторам. Оставшиеся пять продолжали трудиться без перерывов и отдыха, пока вокруг форта натужно потрескивала прозрачная синяя скорлупа поля Геллера. В то время как один навигатор занимался пилотированием, остальные высматривали коварные варп-рифы и воронки, которые могли утянуть «Имперское сердце» вместе со всеми военачальниками, полками и вспомогательным персоналом на его борту в безумие.

Варп буйствовал, словно разъярённое штормовое море. Храбрые люди сходили с ума. Заражённые подразделения уничтожались. Многим в течение многомесячного странствия оставалось уповать на одну лишь веру.

Когда «Имперское сердце» закончило подготовку к возвращению, имматериум вспучился, натянулся, и, наконец, с воплем психического отчаяния разорвался. Воля Императора возобладала. Звёздный форт выпал обратно в реальное пространство, окружённый сгустком грязного света. Переборки лопнули, циркуляционные трубы исторгли обжигающий пар, а из целых секций вышёл весь воздух, когда от резкого восстановления законов тяготения по огромному кораблю прокатились яростные ударные волны.

Как только системы удалось привести в порядок, плазменные генераторы заработали на полную мощность, и в центральной базилике «Имперского сердца» с треском зажглись дуговые лампы. Если кто-то рассчитывал на торжественную встречу, их ждало разочарование. Их никто не встретил. Тем более не было никаких торжеств.

Гальванические маяки форта озарили сцену бойни.

Имперские линкоры и крейсеры безжизненно дрейфовали в пустоте, их замёрзшие внутренности парили вокруг разбитых остовов сверкающими облачками. «Сердце» двинулось вглубь системы, и расчёты дальнескопов смогли различить отдельные детали. Среди спиралевидных завитков кислородного льда болтались комья плазменной слизи, анкерки для воды, неспешно вращающиеся исполинские гильзы с неразорвавшимися боеприпасами, а ещё тысячи трупов, некоторые с широко раскинутыми руками и ногами, другие — застывшие в позе эмбриона, и все они поблёскивали в отражённом свете.

От царившей вокруг неподвижности кровь стыла в жилах.

Чтобы продолжить путь, форту пришлось пройти сквозь эту стену смерти.

Колоссальные глыбы льда и камня, тысячи лет пребывавшие в полнейшем равновесии, кубарём полетели во внешнюю пустоту, либо начали затяжное падение к местному светилу. Буксировщики самого «Имперского сердца» аккуратно распихнули более крупные обломки у него с пути, тогда как меньшие по размерам сорвало с устоявшихся орбит притяжением корабля-гиганта, отчего они отправились в смертельное путешествие к внутренней системе.

По мере продвижения процессии в звёздную систему на проекционных экранах авгуров дальнего действия постепенно стала возникать планета, к которой послали «Имперское сердце». Империум вернулся к миру Эль’Фанор.

Некогда служивший перевалочным пунктом на варп-путях между Террой и Вратами Кадии в годы после Ереси Гора, Эль’Фанор являлся бастионным миром, громоотводом для системы Кадии. Планета стояла непокорной, гордой и неприступной для всех, кроме самых могучих воинств, под властью свирепых кромархов, которые превратили мир в сплошную безликую зону поражения, отмеченную лишь траншеями, скалобетонными бастионами и вентиляционными трубами подземных городов-казарм. Они отражали нападения, способные поставить на колени звездные системы, и обращали в паническое бегство полчища Хаоса — до тех пор, пока не прибыли самые могучие воинства.

Предатели Абаддона, известные Империуму как Чёрный Легион.

Чёрный Легион подошёл к уничтожению Эль’Фанора с безжалостной эффективностью. Боевые корабли последовательно отсекли мир-бастион от орбитальных оборонительных сетей и мониторов, словно орёл, отрывающий лапы крабу. Каждый раз, как очередной бастион выдавал себя, туда телепортировались терминаторы, неся мгновенное воздаяние. Спустя неделю защитники уже не могли сделать ничего, кроме как наблюдать за тем, как меркнут последние звёзды.

Флот Чёрного Легиона сомкнулся вокруг планеты подобно скорлупе ненависти. Ветераны магистра войны лично возглавили штурм преобразованных равнин Эль’Фанора, сплошь усеянных рукотворными препятствиями, скалобетонными редутами и окопами. Впереди них шёл Абаддон, который пронзил сердце губернатора наземной обороны, после чего со своими армиями взял в осаду несокрушимый Феодос. Ему потребовалось две недели на то, чтобы прорвать внешний периметр, а затем предатели оказались внутри, начав ломиться в Великую цитадель кромарха Паратекона. Впрочем, дальше никто не сумел пройти до тех пор, пока Абаддон не разбил её пластальные врата, и первым преодолел барбакан, за которым еретиков-астартес встретили слаженные, походившие на сверкающие звёздные сполохи, залпы лазерного огня.

Гарнизон крепости насчитывал два миллиона солдат-ветеранов. Они оказались детьми по сравнению с исполненными ненависти Чёрными Легионерами. Абаддон и его спутники с боем проложили путь сквозь цитадель. Двенадцать сыновей Паратекона погибли, защищая родного отца, а когда умер и он, настал черёд обитателей Эль’Фанора, после чего на планете последовательно уничтожили всю жизнь, экосистему и атмосферу. К этой планете и направили «Имперское сердце», словно невесту на свадьбу с покойником.

Когда звёздный форт подошёл на расстояние работы воксов, экипаж мостика выслал требуемые сигналы со всеми положенными протоколами. Форма имела значение. Никто не ответил. Планета была холодной как стол в мертвецкой. Облако из обломков погибших кораблей и оборонительных платформ было непроницаемым, будто заросли железных шипов. Планета казалась белой от костей сотен миллионов защитников.

«Имперское сердце» вышло на орбиту и начало плести паутину из платформ, конструкционных стапелей, подъёмников и мачтовых кранов Механикус. Вокруг «Рамилиса» плотно, едва не сталкиваясь между собой, засновало десять тысяч космических кораблей, работавших, однако, с единой целью.

Эксплораторские бриги, тихоходные шлюпы и транспортные баржи опустились на безжизненный мир. Священники в ротационно соединённых скафандрах для работы в экстремальных условиях очистили его от порчи Хаоса, свергли еретические иконы, вознесли тела имперских святых и вернули планете духовную чистоту. Археоисследователи вместе с отрядами сервиторов-землекопов прочесали поверхность в поисках древних образцов технологий, и когда всё было готово, мониторы-буксировщики и катера-толкачи стащили стиснутые кулаки комет с родных орбит.

Грязные снежные комья рухнули с небес на бесплодный мир, наполнив его водой и паром, аммиаком и метаном. Когда вихрь обломков наконец улёгся, пластальные стручки выпустили облака водорослевых спор и специально отобранные бактерии в зарождающуюся атмосферу планеты.

Мгновение ничего не происходило.

Люди не сводили с экранов мониторов глаз. Ровная линия безжизненности встрепенулась, затем подскочила. Казалось, словно руку истлевшего трупа внезапно свело судорогой.

Эль’Фанор зашёлся в удушливом кашле. Потребовалось меньше минуты, прежде чем планета сделала новый вдох.

Пульс вернулся.

Словно раненый солдат, твёрдо намеренный драться дальше, Эль’Фанор возвращался обратно в строй.

Часть первая

Узрите! На голове у него был медный шлем, и он был одет в медную чешуйчатую кольчугу.

На ногах у него были медные наголенники, а за плечами медный дротик.

Древко его копья было из железа, а наконечник его весил шесть фунтов.

Книга Саммаила

Глава первая

От потолка и до пола обеденного зала «Махариус», расположенного в Верхнем квадранте Д «Имперского сердца», по стенам вереницами тянулись портреты в позолоченных рамах. На них, тщательно написанные маслом и кистью, были изображены генералы Астра Милитарум в наутюженных мундирах, с золотыми позументами и рядами украшенных ленточками медалей. Многие картины растрескались от старости, или покрылись толстым жёлтым налётом от веков послеобеденного курения. Одну стену сплошь занимали кадийские полководцы, и факт этот неимоверно раздражал преторийского генерала, Сера Реджинальда Монстеллу де Барку.

Он с мрачным видом слушал застольную беседу, посвящённую грядущему крестовому походу.

— Кто должен идти первым? — прозвучал вопрос из дальнего конца стола.

— Кадийцы, — раздался грубоватый голос катачанца. — Когда-то это была их территория. Им и отвоёвывать.

Послышалось одобрительное бормотание выходцев с десятка миров. Мордианцев. Акварийцев. Сатурнийцев.

Терпение Сера Реджинальда иссякло. Он хлопнул рукой по столу, слегка сильнее, чем следовало бы.

— Нет, кадийцы не должны идти первыми, — твёрдо заявил он. — Эта задача не для них. Не теперь. Только не после разгрома у Врат Кадии. Мордианцы ничем не хуже кадийцев. Как и любая из ваших армий. Да хоть бы и мои собственные преторийцы!

Остальные генералы, древние даже по меркам Астра Милитарум, удивлённо обернулись к его концу стола.

Это придало Серу Реджинальду уверенности. Он с чувством взмахнул рукой.

— Сколько себя помним, мы давали кадийцам всё, что они хотели. Лучшее оружие. Лучшее снаряжение. Самые тяжёлые задания. Но глядите! Тюремщиков застали врасплох. Их поражение породило в Империуме сомнения!

— Где кадийцы сейчас? Смотрите, ни одного из них здесь нет. Они не осмеливаются показаться на глаза!

Пока он говорил, по отполированному паркету из орехового дерева со скрипом отодвинулся старый, богато орнаментированный резной стул. Присутствующие потрясённо ахнули, когда из-за стола встал человек и выпрямился в полный рост. У него было такое же худощавое телосложение, как у многих полководцев на портретах, такая же тускло-коричневая униформа, а также черневшая на белом фоне эмблема Врат Кадии. Его бледно-фиолетовые глаза вперились в преторийца.

— Если позволите, генерал, вы понятия не имеете, о чём говорите.

Щёки лорда-генерала Реджинальда де Барки зарделись, однако он демонстративно плеснул себе в рот остатки кларета.

— Обращайтесь ко мне должным образом. Я — лорд-генерал. И я точно знаю, о чём говорю.

Слуга в сюртуке заметил опасность и шагнул вперёд с бутылкой амасека. Кадиец поднял руку.

— Нет, благодарю. — Его челюсть напряглась, к лицу прилила кровь. — Может вы и лорд-генерал, — продолжил офицер, — но это не мешает вам быть чёртовым болваном.

В зале повисла гробовая тишина. Даже сервиторы-официанты остановились в приоткрытых дверях и непонимающе уставились друг на друга, бездумно держа в руках лодочки со сливками и красным сорбетом.

— Я требую, чтобы вы забрали свои слова, — громко произнёс кадиец.

Сер Реджинальд на мгновение замер, затем отодвинул собственное кресло и поднялся во все шесть с половиной футов роста.

— Назовите своё имя, сэр.

— Бендикт.

— Что ж, генерал Бендикт. Вы ничего не вправе от меня требовать. Те дни в прошлом. Кадийцы — вымирающее племя. Вас душит удавка неудачи. Ваше поражение — словно клеймо, выжженное на щеке разбойника. Что касается вашего сегодняшнего поведения, я жду официального извинения от вас и вашего командира.

Бендикт в два шага пересёк разделявшее их расстояние.

— Вот моё извинение! — прошипел он.

Его кулак врезался лорду-генералу в подбородок. Раздался резкий треск стукнувшихся друг о друга передних зубов, тихий болезненный стон, а затем Бендикт оказался верхом на здоровяке и уже тянулся к его горлу.

Чтобы стащить его, потребовалось целых два младших генерала. Наконец, им удалось поймать его за руки, и Бендикт выпрямился, растрёпанный, запыхавшийся, разъярённый будто невольник из ям.

Сер Реджинальд поднялся на ноги.

Он потрогал губу. На ней была кровь.

К ним подошёл генерал Сатурнийских Драгун. На его белом сюртуке остались брызги крови и вина. С суровым видом он обвёл парочку взглядом.

— Успокойтесь, люди. Так не годится. Совсем не годится. Мы — боевые офицеры. Все мы служим Богу-Императору. Пожмите руки, и забудем о случившемся.

— Я скорее умру, — выплюнул генерал Бендикт.

Сер Реджинальд опустил руку на тусклое навершие дуэльной сабли.

— Это можно устроить, — произнёс он.

Глава вторая

— Не записывать разговор, — сказал лорд-милитант Вармунд своему писцу, прежде чем войти в приватные покои Бендикта. Они находились на срединных уровнях квадранта В, а Вармунд был предводителем кадийцев на борту «Имперского сердца».

Он был настоящей скалой — твёрдый, безжалостный, непоколебимо преданный всему, за что стоял его родной мир. За ним тянулась свита из слуг, мудрецов, писцов, а также двойка парящих в воздухе сервочерепов. Внезапная толкотня в покоях застигла Бендикта врасплох.

— Бендикт, — произнёс Вармунд, заходя внутрь. — Мне пришлось взять лихтер с квадранта А, и всё равно, чтобы добраться сюда, ушло полтора часа. Ты доставил мне много хлопот.

Исайя вскочил на ноги.

— Простите, сэр, — быстро отдал он честь.

Вармунд махнул ему, позволяя сесть обратно.

— Я сказал не записывать, — повторил он, и лысый мудрец в ответ кивнул. Стило в его металлическом когте оторвалось от пергаментного свитка. В движении этом не ощущалось совершенно ничего человеческого.

Голос Вармунда был специально усилен для лучшей слышимости на поле боя, но сейчас лорд-милитант старался говорить тихо, из-за чего тот напоминал урчание огромной кошки. От низкого рокота деревянные стенные панели мелко дрожали.

— Бендикт. Мне сообщили, что ты поднял руку на лорда-генерала Реджинальда Монстеллу де Барку. Это правда?

Бендикт побледнел. Откашлялся. И всё равно в последний момент голос его подвёл.

— Да, сэр.

— Молодец! — Лицо Вармунда расплылось в широкой ухмылке. — Мы все рады, что ты отделал этого напыщенного придурка. Он с самого первого дня оспаривал наше лидерство! — Лорд-милитант поймал Исайю за руку и сжал её с силой, которой ему прежде не доводилось на себе испытывать. Рука Вармунда была улучшена, понял Бендикт, и когда старший офицер обхватил его ладонь, отчего у генерала болезненно захрустели кости и хрящи, он ощутил в рукопожатии невысказанную угрозу.

Затем Вармунд отпустил его и принялся расхаживать по комнате, сложив руки за спиной и вытянув вперёд толстую бычью шею. Он вёл себя дерзко и собранно, в манере, показавшейся Бендикту смутно знакомой, хоть они двое раньше никогда не встречались. Наверное, решил Исайя, это была общая черта всех кадийцев. — Мы по достоинству оценили твой удар, генерал Бендикт, но я не буду ходить вокруг да около. Ты пойдёшь к этому чертовому болвану-преторийцу и извинишься.

Бендикт кивнул. Он понимал.

— Тебе не нужно делать это публично, — продолжил Вармунд. — Я могу устроить частную встречу. Не нужно даже быть особо многословным. Простите меня если, вы знаете…

Бендикт попытался что-то сказать, но Вармунд словно его не слышал.

— Мы объединились с Сатурнийскими Драгунами, и вместе подали прошение влиятельным людям. Навигаторский дом Бенетек тоже с нами. Мне сказали, что будет следующая линия фронта. Новые Врата Кадии! Судя по всему, Эль’Фанор находится на кратчайшем пути от Цикатрикс Маледиктум до Святой Терры. Дело отправилось на самый верх. К верховным лордам.

Бендикт откашлялся, прочищая горло.

— Боюсь, я не могу этого сделать, сэр.

— Сделать что?

— Извиниться. Положа руку на сердце.

Долгое мгновение лорд-милитант не сводил с него взгляда.

— Меня не волнует, куда ты там кладёшь свою чёртову руку. Позиция кадийцев стала весьма шаткой. Над нами кружат стервятники, и они носят двуглавую аквилу Империума Человека. Де Барка, возможно, самый чванливый, но он не один. Есть другие лорды-милитанты и лорды-генералы, считающие, что командовать должны они. Наши представители сражаются без продыху, убеждая остальных, что кадийские генералы сохраняют контроль над фронтом. Это — шанс, который так нам нужен, шанс реабилитироваться после потери Кадии. Шанс вернуть нашу славу!

Наконец, Вармунд закончил речь, и Бендикт кивнул.

— Да, сэр, я понимаю, но, боюсь, сделать как вы хотите не могу.

Лорд-милитант перестал ходить и вперился в него аугментическим глазом.

— Не можешь или не хочешь? — Теперь в голосе Вармунда появились опасные нотки, отчего стакан с водой на прикроватной тумбочке Бендикта жалобно задребезжал. — Меня не заботит твоя гордость, Бендикт. Я приказываю тебе извиниться.

— Мне очень жаль, сэр, — несравненно более тихим голосом ответил генерал. — Я не могу.

— Бендикт…

Исайя оборвал его на полуслове.

— Извините, сэр. Прошу прощения, но кто-то должен постоять за нас. Вопрос здесь не в том, кто будет командовать фронтом. На кону стоит честь и гордость каждого кадийца, который ещё дышит.

Вармунд зашёлся смехом.

— Бендикт. Будь серьёзным. Ты солдат, а не священник.

— Я кадиец, — ответил Исайя. — И, со всем уважением, это не вам решать.

Лорд-милитант повернулся к Бендикту всем телом.

— Что ты хочешь этим сказать? — низким и глубоким голосом, от которого задрожала вся комната, спросил он.

Бендикт ощутил вибрацию всем своим естеством.

— Кадийцам нечего стыдиться. Мы удерживали Врата Кадии с… незапамятных времён.

— Да. Но Врата пали.

— Не по вине кадийцев.

Военачальник лишь отмахнулся.

— Не будь таким идеалистом. Мы потеряли целые секторы имперского космоса. Посмотри на факты. Может, де Барка в чём-то прав.

Бендикт почувствовал, как в нём закипела кровь.

— Лорд-милитант, вы были на Кадии?

— Нет. Ты знаешь, что не был.

— Тогда ладно. Со всем уважением, сэр, вы не можете говорить, что кадийцы проиграли. Де Барка неправ. Вы тоже ошибаетесь. Я там был. Я знаю. Мы побеждали. Крид побеждал.

Крид — слово, которое раньше упоминалось постоянно. Теперь его имя начинало стираться из памяти. Однако оно придало Бендикту сил.

Вармунд зло рассмеялся.

— Если вы побеждали, то как мы проиграли?

Исайя уже едва себя сдерживал.

— Нас подвёл имперский флот. Нас подвёл Империум. Трон подери! Нас подвёл каждый кадиец, которого там не было. Лорд-милитант Вармунд, если вас там не было, то вы тоже нас подвели!

Бендикт понял, что кричит вышестоящему офицеру в лицо.

Вармунд с угрожающим видом шагнул вперёд. Исайя сглотнул, но не отступил. Он был сыт по горло правилами приличия. Он был солдатом, бойцом, и будет стоять до конца.

— Как ты смеешь винить меня, Бендикт. Если кто и подвёл всех, то это ты, Крид, и остальные защитники. Кадия пала в вашу вахту, не в мою!

Вармунд тоже сорвался на крик. От мощных вибраций, вызвавших у Исайи тошноту, треснул прикроватный люмен. Он сглотнул, чтобы немного унять головную боль, и уставился на лорда-милитанта в ответ. Бендикт вспомнил слова Крида о замшелых свадебных генералах, руководивших силами кадийцев, о том, какие они заскорузлые, что их фронты пролегали на Святой Терре, а войной их были адские политические игрища Администратума.

Он начал было говорить, но Вармунд поднял руку, оборвав его на полуслове.

— Я веду войну за выживание наших полков. Вот почему ты должен пойти и извиниться. Сегодня.

Бендикт сделал глубокой вдох и несколько секунд молчал.

— Боюсь, я не могу, сэр.

Всё обаяние Вармунда слетело с него в мгновение ока. Он вспыхнул от гнева.

— Я отдаю тебе приказ, Бендикт.

Исайя оглянулся, высматривая, был в комнате комиссар. Он был. Вармунд знал, что до этого дойдёт. Лорд-милитант загнал его в угол. Генерал глубоко вдохнул. Теперь это был вопрос жизни и смерти.

Он тщательно взвесил следующие свои слова.

— Я понимаю вас, сэр. И всё же, я не могу допустить, чтобы имя кадийцев мешали с грязью.

— Это приказ.

Краем глаза Бендикт заметил, как комиссар опустил руку на болт-пистолет. Он кивнул.

— Я понимаю. Если это означает, что я умру, значит, так тому и быть.

Он увидел, как болт-пистолет покинул чёрную кожаную кобуру, после чего отвёл взгляд.

Комиссар шагнул вперёд. Бендикт втянул в себя воздух. Кожи коснулся холодный ствол оружия.

Вармунд уставился на него почти что с нетерпением.

— Давай, — прошипел Бендикт, и повторил слова старой песни. — Плачь по тем, кто верой слаб. Я радуюсь, ибо вера моя бездонна.

Он услышал щелчок взведённого бойка. Бендикт закрыл глаза. В комнате повисло молчание. Затем лорд-милитант повернулся к мудрецу.

— Каким подразделением командовал генерал Бендикт?

— Сто Первый кадийский, танковый полк, — даже не задумавшись, ответил мудрец.

— И где оно сейчас находится?

— Скопление Висельников.

— Бендикт. Считай себя под домашним арестом. Я оставлю тебя под надзором своих людей. Даю тебе три часа, чтобы ты извинился перед лордом-генералом Реджинальдом.

— А иначе?

— А иначе тебя сошлют в штрафную колонию, а твоё имя вымарают со всех имперских монументов. Твой полк будет распущен. Их стяги отправятся в полковой храм на Офелии IV, а роты вольются в состав других, более надёжных соединений. Название, гордое наследие, сам Сто Первый кадийский — всё это исчезнет навсегда. Весь полк сгинет вместе с тобой.

Под левым глазом Бендикта дёрнулся мускул. Раз, второй, третий. Он почувствовал, как к горлу подкатил ком. В уголках глазах стали собираться слёзы, но усилием воли Исайя взял себя в руки. Он не смел моргнуть. Нельзя выдавать слабость.

Внезапно его наполнило взявшееся словно из ниоткуда спокойствие. Он закрыл глаза и сделал глубокий вдох.

— Я попрошу прощения, — наконец сказал он, — когда де Барка сделает то же самое.

— Этого не случится.

— Тогда я вверяю судьбу Сто Первого в ваши руки, сэр. Есть лишь один способ уладить этот вопрос по чести. Пускай Император решит, кто из нас прав.

— Не думай, что я разбрасываюсь пустыми угрозами, Бендикт.

Генерал открыл глаза.

— К сожалению, я не думаю.

Лорд-милитант вздохнул. Он попробовал добиться своего и угрозами, и блефом, но всё оказалось насмарку. Теперь он попытался зайти с другой стороны.

— Ты понимаешь, что он тебя убьёт?

— Это неточно.

— Ты видел его в бою?

— Нет, сэр.

— Что ж, в чём, в чём, а в этом преторийцы хороши. А де Барка — лучший дуэлянт в этом квадранте.

Бендикт кивнул. Он чувствовал странную безмятёжность.

— Император решит.

Бендикт стоял в дверях, провожая лорда-милитанта и его свиту.

Вармунд кратко пожал ему руку.

— Ты упрямый болван, Бендикт. Будет жаль терять тебя.

Исайя кивнул, но ничего не сказал. Он не доверял своему голосу, и не хотел, чтобы тот его выдал.

Лорд-милитант быстро кивнул.

— Тогда прощай, генерал Бендикт. Не думаю, что мы ещё встретимся.

Бендикт кивнул в ответ и запер дверь, закрыл глаза и попытался сглотнуть вставший в горле ком.

Однако ничто не могло избавить его от боли и унижения.

Он был кадийцем. Император поручил его людям священную обязанность: защищать Империум от врагов человечества. Для этого они получили лучшее вооружение, лучшее обучение, а также миры-кузницы, снабжавшие их всем необходимым.

А они всё равно потерпели неудачу.

Глава третья

Время и место для дуэли было определено посредниками.

Рассвет. Стрелковый полигон Альфа-2, на втором подуровне квадранта Г.

— Это тихое место, — сказал Мере, адъютант Бендикта. — На неиспользуемой палубе «Имперского сердца». Меня заверили, что вам никто не помешает.

— Когда?

— Завтра утром.

Бендикт кивнул, приняв новости со спокойной отстранённостью. Дуэли хоть и официально запрещались протоколом Администратума, уходили корнями в седую древность многих воинских культур бессчётных полков Астра Милитарум, и отличались весьма несложным набором правил. Никакой брони, лазерного оружия, третьих лиц, чемпионов и психических трюков. Просто поединок один на один, клинок к клинку.

Они решат всё между собой. Никто не вмешается и не остановит их бой. Присутствовать будут только Реджинальд, Бендикт и назначенные секунданты.

И да поможет Император правому.

В три часа на следующее утро в апартаментах Бендикта зажёгся свет. Он лежал с закрытыми глазами, но сон всё не шёл. Исайя провёл ночь, вспоминая свою жизнь. Детство, кадетские годы, затем долгий период службы, время, которое он считал самым страшным и значимым.

Он услышал, как Мере в прихожей стал собирать вещи, и рывком поднялся с кровати. Он так и не привык к размерам «Рамилиса». Они словно находились на планете. Каждый квадрант имел собственные суточные циклы, так что когда люди в одной части форта отправлялись спать, в другой они просыпались. Единственными звуками были далёкий низкий гул плазменного генератора, стон надстройки, борющейся с притяжением планеты, отголоски из других квадрантов, где день был в самом разгаре, а также гулкое лязганье крейсеров, швартующихся возле «Имперского сердца».

Бендикт как раз застёгивал рубашку, когда в комнату вошёл Мере.

— Прости, что втянул тебя в передрягу.

— Для меня это честь, — заявил адъютант. Участие в дуэли ляжет пятном на его безукоризненном послужном списке.

— Ты можешь не идти.

— Я хочу быть там. Честно.

Мере молча смотрел, как Бендикт застегнул полевую куртку, каждая тиснённая медная пуговица которой была отполирована до парадного блеска. Исайя безрадостно хохотнул. В поединке с пистолетами или в состязании на воинскую смекалку он бы разделал преторийца под орех. Однако на дуэлях требовалось сражаться клинками, а Бендикт уступал ростом и массой сопернику, который к тому же был выходцем из планеты и сословия, где основной формой времяпровождения являлись именно такого рода сражения.

Мере внимательно наблюдал за Бендиктом. Он не слишком высоко оценивал шансы Исайи, а, поскольку судьба была злой сукой, адъютант отдавал себе отчёт, что видит командира живым в последний раз, и поэтому едва не пожирал его взглядом, словно человек, жадно глотающий воду, прежде чем отправиться в пустыню. Мере вспомнил время на Кадии — долгое бдение на наблюдательном пункте 9983, прибытие Крида; чудеса укрытий «Спасение» в недрах планеты; и, наконец, давно ожидаемую контратаку и ужасный момент, когда Кадия начала разламываться на куски…

— Мой меч, — сказал Бендикт, и Мере протянул ему портупею. Генерал крепко затянул её на поясе, после чего застегнул пряжку. Клинок представлял собой тяжёлый палаш, идеальный для разрубания бронежилетов и шлемов еретиков, но далеко не лучший выбор для изящного фехтования.

Мере знал, чем закончится бой. Он глянул на хронометр. Время приближалось к четырём утра, а до места дуэли ещё требовалось преодолеть немалый путь.

— Вы готовы, сэр?

Исайя кивнул.

— Тогда пошли.

Охранниками у дверей покоев оказались кадийцы.

Офицер — худощавый человек с рассечённой шрамом губой, — шагнул к Бендикту.

— Можно пожать вам руку, сэр? Все мы слышали, что сказал тот ублюдок.

Он отдал честь.

— Удачи, сэр.

— Спасибо, — отозвался Бендикт, а затем Мере дёрнул его за рукав.

— Он здесь, — сообщил он.

Бендикт обернулся. В конце коридора в парадной форме стоял тот самый нейтральный офицер из Сатурнийских Драгун. Мужчина отсалютовал.

— Лифт ждёт, сэр.

Генерал поочередно пожал руку каждому охраннику, после чего последовал за адъютантом к лифту.

Двери закрылись у них за спинами. Бендикт почувствовал поднимающийся снизу прохладный ветерок. Затем лифт начал долгий спуск.

Одна палуба сменялась другой. По их запаху можно было определить, для чего они использовались. Человеческая вонь казарм; сухой, бумажный запах административно-хозяйских отсеков; аромат антисептиков больничных палат; пыльный неподвижный воздух нежилых палуб — кухни, столовые, склады, уровни, в далёком прошлом закрытые на карантин, и с тех пор больше не отпиравшиеся; и, наконец, фицелиновый смрад арсеналов, тёмных, безмолвных и заброшенных. Температура сначала подскочила, когда лифт приблизился к плазменным генераторам, а затем постепенно стала падать по мере дальнейшего спуска в недра квадранта Г.

Гул гравитационных приводов становился громче. Наконец, лифт замедлился, и остановился, когда пол сравнялся с чёрно-жёлтыми предупреждающими шевронами.

За всё время поездки драгун не проронил ни слова, но сейчас достал лист пергамента и сверился с координатами.

— Мы на месте, — объявил он, после чего разблокировал двери и оттянул их в сторону.

Они вышли, и офицер закрыл решетчатую дверь обратно.

— Вызовёшь лифт этой цепочкой, — сказал драгун. Он обратился к Мере, не к Бендикту. — Придётся немного подождать.

Мере кивнул.

— Мы запомним.

Щеки драгуна залились румянцем. Он кинул быстрый взгляд на Бендикта, затем кивнул.

— Сюда.

Офицер свернул налево и торопливо зашагал по широкому безмолвному коридору, так что кадийцам пришлось прибавить шаг, чтобы не отстать.

Люмен-полосы поочередно зажигались и гасли снова у них за спинами. Вдоль стены на уровне плеча, словно корабельные канаты, тянулись пучки кабелей, медные трубы с белыми бирками, сипящие воздуховоды, а из-под палубы доносился басовый гул генераторов. В какой-то момент Мере понял, что у него вспотели ладони. Он вытер их о штанины и постарался сосредоточиться. Гравипластины здесь не настраивались уже долгое время: кое-где они работали слишком сильно, отчего для ходьбы ему приходилось прилагать удивительно много усилий, так, словно он брёл по воде, а ближе к концу коридора их мощность упала ниже нормы, и Мере начал чувствовать, будто после каждого шага слегка поднимается в воздух.

Спускаясь по ступеням, Бендикту и Мере пришлось поднять руки, чтобы не приложиться головой о низкий потолок. Во мраке они ощущали раскинувшиеся вокруг пустоты. Откуда-то задували холодные ветры, в прочих местах били потоки горячего воздуха с отличительным запахом озона из перегревавшихся каналов системы охлаждения. Кадийцы миновали нечто, по запаху напоминавшее станцию очистки стоков. Сальная вонь оружейных складов. Дверь, перекрытая лентой «Вход запрещён», на которой, несмотря на скопившуюся за годы пыль, ещё поблёскивали полосы предупреждения об опасности.

Наконец, они вышли в длинный, пустой, присыпанный песком зал для стрельб. К стене были припёрты старые картонные мишени. Они скрывались в тенях, однако Мере различил стандартные муниторумские фигурки людей и представителей распространённых ксенорас: зеленокожих, альдари, генокрадов.

Галактика кишела кошмарными недругами, но главную опасность для человечества представляла вовсе не враждебная вселенная или пришельцы, а оно само.

Бендикт провёл большую часть службы, стреляя в еретиков. Они выглядели как обычные люди. Как правило, ничего странного или чужеродного. Не хватало им разве что рассудка.

Сатурнийский Драгун остановился перед открытыми двойными дверями.

— Дальше я пойти не могу.

Мере заглянул в проём.

— Значит, нам сюда?

— Да. В дальний конец зала. Пол помечен черепом.

— Как мило, — отозвался Мере. Драгун не улыбнулся. Он быстро пожал кадийцам руку, отсалютовал и обернулся, после чего, загрохотав сапогами по металлическому настилу, отправился назад в жилые районы.

Когда он исчез из виду, Мере переступил порог и оглянулся. Помещение было тихим, пустым и необычайно огромным. Оно подавляло размерами. В дальнем, слабоосвещённом конце виднелись ещё одни двери.

Они зашагали дальше. Между ними повисло долгое многозначительное молчание.

— Прямо как в наблюдательном пункте 9983, — произнёс Мере.

Бендикт кивнул. Воспоминания о том месте были связаны у него с чувством, будто он попал в западню и бессилен что-либо сделать. Не самый благоприятный знак.

До обозначенного стрелкового полигона долго идти не пришлось. Как и всё остальное на корабле, зал был огромным и исчезал вдалеке, озаряемый люменами, что мерцали в такт с работой плазменных реакторов.

Внутри никого не оказалось.

— Ты уверен, что это то самое место? — поинтересовался Бендикт.

— Да, сэр, — ответил Мере. — Глядите.

Исайя увидел выведенный мелом крест под грубым знаком черепа. Он сделал глубокий вдох. Дверь была незапертой. Ручка чистая. Он толкнул створку.

И вновь перед ними раскинулось открытое пространство. Воздух оказался слегка теплее, а сквозь низкий гул гравипластин кадийцы различили более слабый звук работающих систем технического обслуживания.

Они прошли внутрь.

— Когда я был белощитником, то не думал, что закончу вот так, — ни с того ни с сего сказал Бендикт, — хотя я и не думал, что стану генералом. Спасибо за то Криду, конечно.

Мере бросил на него взгляд. Он явно пытался вести себя легко и непринуждённо, несмотря на обстоятельства.

— Он был хорошим человеком.

— «Был», да? — Бендикт остановился и сделал глубокий вдох. — До чего странно говорить о нём в прошедшем времени.

— Да, — отозвался адъютант, выдавив из себя улыбку. — Кадия стоит!

Эту фразу Крид повторял на протяжении всех ста дней войны на Кадии. Раньше она несла надежду, но сейчас показалась едва ли не издёвкой.

Бендикт отвернулся.

— Если задуматься, это весьма иронично.

— Что?

— Что здесь мы именно это и решаем, — сказал Бендикт. — Стоит ли Кадия до сих пор, или уже нет?

Мере встретился с ним взглядом. Кивнул.

Повисла пауза. Бендикт посмотрел на хронометр.

— Ты уверен, что мы в нужном месте?

— Простите, сэр. Да. Я подгадал время так, чтобы мы пришли на десять минут раньше Сера Реджинальда. Подумал, что вы захотите оглядеться. Подумал, вам бы это понравилось.

— Правильно подумал, — произнёс Исайя. Мере был прав. Это была одна из его командирских привычек — не просто полагаться на доклады и мнения других людей, но спускаться на землю самому. Чтобы осмотреть, понюхать и ощутить место самому.

Бендикт отвернулся и пошёл вперёд, взглядом изучая пустое помещение. Дуэльный круг был вычерчен мелом посреди полигона. Пятнадцать шагов в диаметре. Стандартная форма.

— Хорошая зона поражения, — заявил он. Гравипластины, похоже, были немного смещены к одному краю дуэльного круга. Бендикт понял это по тому, как его утягивало в ту сторону. Он прочувствовал местность. Пластины тянулись вдоль ряда заклёпок в металлическом настиле. Исайя сохранил этот факт в памяти. Может пригодиться, решил генерал.

Кто его знает.

Он шумно выдохнул. Ждать вряд ли осталось долго. Ему и впрямь следовало бы начать готовиться. Он пришёл сюда, напомнил себе Исайя, сражаться за честь каждого кадийца. Их род стремительно вымирал. Это делало его задачу даже ещё более важной, поскольку через десять, двадцать или пятьдесят лет кадийцев могло не остаться вовсе.

И уже никто не сможет поведать, какими отличными солдатами они когда-то были.

На его плечи опустился груз прожитых лет. Бендикт заставил себя выпрямиться. Если его час пробил, он встретит смерть с гордо поднятой головой.

Внезапно в другом конце зала открылась дверь, и после секундной паузы внутрь вошли две фигуры. Отсюда они казались не крупнее его большого пальца, такими далёкими, что щёлканье их начищенных сапог донеслось до генерала с секундой задержкой.

— Они здесь, — сказал Мере.

Бендикт кивнул.

«Да, — подумал он, делая глубокий вдох, — они здесь».

Глава четвёртая

Преторийцы пришли в полной парадной форме: остроконечные тропические шлемы, красные бархатные мундиры, наутюженные штаны и снежно-белые обмотки. Сер Реджинальд оказался выше, чем помнил Бендикт, и он со щемящим чувством взглянул на его длинные руки, широкие плечи и плавную, уверенную походку.

«Все это плохо кончится», — подумал он, ощутив подкатывающее к горлу тепло.

Мере заметил его взгляд.

— Я знаю, о чём ты думаешь, — сказал Бендикт.

— Вы ещё можете извиниться, — с неловким видом отозвался адъютант.

Исайя втянул в лёгкие воздух, чтобы успокоиться.

— Думаю, смерть станет лучшей эпитафией, чем бесчестье.

Мере кивнул.

— Пойду их поприветствую.

Секундант Сера Реджинальда был одет точно как его командир.

Мужчина имел аугментический монокль с красной линзой, двуствольный «разогретый» лазпистолет в истёршейся кожаной кобуре, длинные навощённые усы и гладко, до красноты, выбритое лицо.

— Адъютант Мере, — представился Мере и протянул руку. Пожатие было кратким и формальным.

— Лейтенант Хезекия Монстелла де Барка, — отозвался тот.

Мужчина явно догадался, о чём подумал кадиец.

— Да. Я племянник Сера Реджинальда.

Мере кивнул. В обычных обстоятельствах они бы побеседовали между собой, но он не имел желания вести разговор. Они кратко прошлись по пунктам поединка. Всё происходило сжато и по-деловому. Наконец, лейтенант Хезекия сказал:

— До назначенного времени пять минут. Но, поскольку мы все здесь, может, начнём через три?

Дуэлянты согласно кивнули. Адъютанты сверились с хронометрами.

— Согласен, — произнёс Мере.

Секунданты снова обменялись рукопожатием и повернулись к своим поединщикам.

Сер Реджинальд уже разогревался. Мере секунду понаблюдал за ним. У него была фехтовальная рапира с чашевидной гардой, а также весьма длинные руки. Ногами он работал очень уж быстро для человека своих размеров.

В его движениях ощущалась жестокая красота. Преториец выглядел одновременно гибким и сосредоточенным. Мере с трудом заставил себя отвести взгляд.

Бендикт по сравнению с ним казался неуклюжим, когда вынул палаш, расстегнул портупею и бросил её вместе с ножнами за спину. Он повёл плечами, и несколько раз быстро взмахнул клинком, чтобы размять кисть.

Исайя прошёлся туда-сюда, отрабатывая движения. Мере был слишком напряжён, чтобы следить за ним. Он продолжал поглядывать на хронометр. Когда осталось двадцать секунд, адъютант поднял голову:

— Почти время.

Исайя кивнул и подошёл к нему.

Спустя пару секунд раздался звонок — одиночный пронзительный писк. Бендикт изящно повернулся к секунданту и отсалютовал, давая сигнал к началу дуэли.

Затем он направился к кругу.

— Кадия стоит! — прошептал про себя Мере, так, будто его слова были молитвой. Бендикту же он крикнул: — Убейте ублюдка!

Глава пятая

Бендикт держался достойно, но спустя некоторое время стало ясно, что преториец с ним просто играется.

Поначалу Исайя старался экономить силы, но постепенно его дыхание становилось более и более неровным, работа ногами — всё неуклюжей. Он отпрыгнул в сторону, когда клинок преторийца просвистел там, где находилось его лицо, но едва он отступил назад, следующий удар рассёк ему левую руку.

Кадиец зарычал от боли и гнева, когда острое как бритва лезвие распороло мундир и оставило глубокий порез на коже.

Наблюдать за ним следующую минуту доставило Мере сплошное страдание. Бендикт истекал кровью из десятка ран. Левую руку он прижимал к груди, пол стал скользким от багрянца, а лицо генерала исказилось от мучения.

«Простой убей его и покончи с этим», — думал Мере, но преториец решил причинить ему как можно больше унижения, прежде чем нанести удар милосердия.

Наконец, раздался тихий стон, когда клинок Де Барки отсёк Исайе кисть. Меч, по-прежнему сжатый в руке, с лязгом упал на металлическую палубу. Бендикт жалко взмахнул культёй, прежде чем понять, что лишился и конечности, и оружия, а затем рапира пронзила ему верхнюю часть бедра, и генерал, словно кающийся, рухнул на колени, прижимая к себе обрубок руки, из которой на пол толчками била жизненная влага.

Мере стало тошно. «Просто закончи это», — подумал он.

Бендикт зажал обрубок, пытаясь остановить кровотечение. Де Барка встал над ним, свежий, нетронутый, безжалостный. Он поднял дуэльный клинок и указал им на Бендикта.

— Если извинишься, я тебя пощажу.

Лицо Исайи побледнело. Он умирал от кровопотери. Мере уже собирался шагнуть к нему, когда Бендикт ответил.

— Никогда, — выплюнул он в лицо преторийцу.

Тот небрежно взмахнул рапирой, оставив на его щеке жуткий порез.

— Умоляй, кадийский пёс!

— Никогда! — Бендикт выдавил то же слово, несмотря на заполнившую рот кровавую пену.

Последовало ещё три удара. Исайя бросился в сторону, схватил левой рукой палаш и вскинул его в слабой попытке защититься.

— Ты повержен, — заявил де Барка. — Святой Император дал знать, что правда за мной. Кадийцы опозорены, недостойны. Вы — вымирающий вид, и чем скорее мы избавимся от пятна вашего поражения, тем лучше для всех.

Мере сложил аквилу. Сер Реджинальд приготовился добить изувеченного противника любимым приёмом: уколом в сердце.

Но едва преториец шагнул вперёд, Бендикт извернулся, и с болезненным натужным криком бросился вверх.

Удар был некрасивым, но своё дело он сделал. Остриё клинка вошло преторийцу в живот, и аристократ рухнул на спину, рассыпая по пути внутренности.

Бендикт рывком поднялся на ноги. Перед глазами всё плыло. Несмотря на текущую изо рта и щеки кровь, он заговорил чётко и разборчиво, попутно отводя руку для удара.

— Сер Реджинальд де Барка. Святой Император дал знать, что правда за мной. Вы — вымирающий вид, и чем скорее мы избавимся от пятна вашего поражения, тем лучше для всех.

Палаш резко рассёк воздух, и оба тела повалились на пол.

Часть вторая

«Слуги мои, праведники наследуют земли».

Псалом наставления

Глава первая

Минка была всё равно что мёртвой, когда её нашли у подножья улья Маркграаф: с поднятыми над головой руками она походила на остывающий труп, ждущий, чтобы его извлекли из земли.

С тех пор каждую ночь она возвращалась туда обратно во снах, и снова тряслась от холода в луже токсичной слизи.

Каждую ночь она чувствовала, как тёплые руки достают её из грязи. И каждую ночь она пробуждалась в холодном поту, чтобы обнаружить себя сидящей в койке с широко распахнутыми глазами и сердцем, трепещущим в груди подобно пойманной в клетку птичке.

Девушка перекинула ноги с койки и мягко приземлилась на нагретый металлический пол казармы. Война на Маркизе была настоящим проклятым пеклом, и в настолько жутких условиях кадийцам редко когда доводилось сражаться раньше. Тот мир представлял собой токсичную выгребную яму, кишащую паразитами и помойными личинками, способными одним махом откусить человеку голову. Они провели под землёй несколько недель, погибая от огня снайперов, засад, налётов вражеских отрядов, а также страдая от нехватки сна и отдыха. За несколько дней подготовленные новые подразделения превратились в кучки голодных, грязных и потрясённых выживших. Теперь эти уцелевшие солдаты называли себя Прошёдшими Ад. Впрочем, чиновники Муниторума знали их как 101-й Кадийский.

Тысяча выживших некогда гордого Сто Первого теперь спали на трехъярусных койках с кормовой стороны казарменного зала IX на борту «Казачьей сабли», крейсера типа «Лунный».

Акры пустых коек тянулись вдаль, исчезая в глубине помещения. Незанятые кровати красноречивее всяких слов свидетельствовали о страшных потерях, которые понёс полк.

Минка пошла через битком набитую часть комнаты к выходу, по дороге касаясь пальцами спинок коек. У неё пересохло во рту. Сердце бешено колотилось. За месяц, проведённый в подулье, девушка научилась различать многие типы тьмы. Теперь она знала её оттенки и разновидности, и могла почувствовать угрозу задолго до её появления. Прямо сейчас Минка ощущала опасность, идя мимо кроватей к главным воротам, где в пятне потрескивающего электрического света стояло навытяжку несколько караульных.

Это ночью сержантом смены был Вальдез. Они знали друг друга, и всё же он окликнул Минку, когда та вышла босиком из теней.

— Кто тут бродит по ночам? — резко спросил Вальдез.

— Минка Леск, — отозвалась девушка, одетая лишь в хлопковые панталоны и топ камуфляжной расцветки.

— Не спится?

— Нет, — сказала она. — Я что-то почувствовала. Что-то странное.

Вальдез побледнел. Затем нахмурился.

— Мы вышли в реальное пространство. Полчаса назад.

Кадийка склонила голову, словно к чему-то прислушиваясь. Ритмичная пульсация давящего на корабль варпа исчезла, сменившись низким рокотом плазменных двигателей, треском конструкционных балок, вновь приспосабливающихся к гравитации, и тихим стоном металла, под аккомпанемент которого их транспортник ложился на новый курс.

— Мы прибыли?

Сержант кивнул.

— Прямо сейчас идём к планете. Потенс, столичный мир Скопления Висельников.

— И это не передовая, правильно?

— Надеюсь на то, — хохотнув, отозвался Вальдез. — Если нет, значит, с последнего сеанса связи пала половина сектора. — Он кивком указал на коробку с пергаментными свитками, стоявшую рядом с караульным постом. Красные восковые печати всё ещё были тёплыми. — Всё там. Все новости с Галактики.

Минка кивнула. Неким неведомым ей образом Кадия держала Око Ужаса в узде, и после её падения через Империум Человека пролёг огромный разлом. Ударные цунами той катастрофы до сих пор прокатывались через варп, делая корабли слепыми и глухими во время перелётов, неспособными ни передавать, ни получать сообщения. Теперь, после возвращения в реальность, астропатические связи восстановились, и к ним начали поступать все не дошедшие ранее депеши и приказы. Минка ничего не сказала, но новости показались ей обнадеживающими. Возможно, им повезёт, подумала она, и выдавила улыбку.

Правда была в том, что ей требовался перерыв. Немного времени, чтобы собраться с мыслями. Отдых, чтобы перевести дух. Возможность сбежать от кошмаров, что преследовали её по ночам.

Сержант достал бумаги. Это была кипа информационных плакатов, только-только сошедших с трафаретных печатных барабанов. Вальдез вынул один лист из середины, после чего показал ей. Наборный текст был смазан.

«Подкрепления», — гласил заголовок.

— Похоже, у нас появятся новые друзья.

Минка пробежалась по листу взглядом.

— Значит, нас не распустят? — Она попыталась взять плакат из рук сержанта, но тот быстро забрал его обратно.

— Пока нет. Они скоро прибудут.

На завтрак подали как обычно: ломоть жареного мяса и воссозданное яйцо. В очереди и за столами стоял гул. Солдаты заметили, что плазменные двигатели снова заработали. Всем не терпелось поскорее спуститься на планету.

— Слыхала новости? — спросил стоявший за Минкой боец по имени Прассан.

Девушка с отсутствующим видом смотрела вдаль, когда тот заговорил. Прассану довелось повторить вопрос, прежде чем она наконец его услышала. Парень был приблизительно одного с ней возраста. Тоже находился на Кадии, когда настал конец. Она его не расспрашивала на этот счёт. Не хотела знать.

— Мы высаживаемся?

— Нет, — произнёс Прассан. — Не это.

— А что тогда?

— Нас пополнят.

— Ага. Слышала.

— Знаешь кем? — Он не стал дожидаться её ответа. — Трёмя полками — Чёрные Драконы, кадийские Девятьсот Шестьдесят Шестой, Стрелки, и Двухтысячный, Красные Черепа.

Названия ничего ей не сказали.

— Знаешь что-нибудь о них?

Парень покачал головой.

— Они были там?

— На Кадии? Нет. На Восточной окраине, — отозвался Прассан. — О том, где сражались Красные Черепа, записей нет. После отзыва Чёрные Драконы и Стрелки находились на северной границе Цикатрикс Маледиктум.

Она достигла головы очереди, где люмен-полосы поддерживали еду в тёплом состоянии.

— Повезло им, — сказала она.

— Не то чтобы очень.

Она усмехнулась, наполняя свою миску. Да, болтаться на корабле месяцами или даже годами — хуже и не придумаешь.

Прассан пошёл следом за ней к столу и сел напротив.

Какое-то время они молча ели.

— Как ты? — наконец, спросил боец.

— Хорошо, — ответила Минка. — А ты?

— О, — произнёс Прассан, — неплохо. Просто, после Маркизы… ты знаешь.

— Что?

— Ну… Дурнота?

— А, это. Я в норме. «Ничего, что не поправила бы пара-тройка уколов», — процитировала она слова медике Бантинга, хотя слова показались слишком беззаботными даже ей самой. Прассан также заметил напускное веселье в голосе девушки.

— Да? Надеюсь на то.

Минка потупилась и собрала ложкой остатки яйца, после чего засунула их в рот и встала, забирая с собой миску.

— Мне пора. Высадка завтра в это же время.

— Верно, — отозвался Прассан и тоже начал подниматься из-за стола.

— Нет, сиди. Доедай. Я в порядке. Честно.

Он посмотрел на мясо. Теперь оно выглядело не таким аппетитным.

— Уверена?

— На все сто.

Прассан помолчал.

— Ладно, если тебе нужна какая-то помощь…

Минка резко подняла глаза и с вызовом встретила его взгляд. У неё появилось кошмарное чувство, будто тот её жалеет.

— К примеру какая?

— О, — замялся парень. — Я не знаю.

Глава вторая

Попытки Минки сопоставить фрагменты воспоминаний походили на складывание черепков от разных кувшинов: они не подходили друг другу. Из всего её взвода живыми выбрались только она и Грогар, пройдя сквозь ад сточных труб и выгребных ям. Когда их в самом конце нашли спасательные отряды, они находились на последнем издыхании, их ботинки проело насквозь, а полковые эмблемы стали практически нечитаемыми.

Они тряслись так сильно, что вряд ли смогли бы выпотрошить еретика. После этого они месяц провели в лазарете, где парочку накачивали стиммами, от которых их затем мучила горячка, лихорадочный бред и ночные приливы потливости. В какой-то момент к ним пришёл исповедник Керемм, чтобы дать Благословение Императора. Минка попыталась оттолкнуть священнослужителя, но не смогла внятно произнести ни слова, и была слишком слаба, чтобы остановить его.

— Токсический шок, — сказал Бантинг — седой медике, — после того, как шмыгая носом, пролистал её историю болезни. Обращался он не к ней, а к стоявшему с другой стороны кровати санитару. — Типично для солдат, слишком долго находившихся в подулье.

Бантинг пробежался взглядом ещё по паре листов и повернулся к выходу. Большего от него было не добиться. — Ничего, что не поправила бы пара-тройка уколов.

Стой Минка на ногах, то хорошенько бы врезала кретину, однако девушка с трудом могла даже поднять руку.

Когда те направились к двери, девушка нашла в себе силы заговорить. Она была бойцом, Трон их подери. Одной из Прошедших Ад.

— Десять минут — уже слишком долго для той фрекковой дыры, — прохрипела Минка, и медике, оглянувшись на неё, выдавил короткую улыбку, прежде чем повесить её историю обратно на изножье кровати.

— Не сомневаюсь, — отозвался он.

На следующее утро Минка отправилась в кабинет медике.

По дороге девушка прошла мимо Грогара. Тот заметил её взгляд и кивнул.

Она не могла заставить себя смотреть на него дольше секунды, и полагала, что тот чувствовал то же. Вина выжившего, или нечто вроде. Они вместе прошли сквозь пекло. Она бы умерла за него, если бы пришлось, но до тех пор не хотела его ни видеть, ни слышать.

Сейчас была как раз смена Бантинга. Он велел её лечь на кушетку, после чего измерил пульс, давление и посветил фонариком в глаза.

— Продолжительные симптомы есть?

— Нет.

Бантинг взял планшет и достал из-за уха стило. Затем сделал пару пометок в формуляре.

— Никаких снов, тремора и прочего?

— Сплю как младенец, — заявила она.

— Молишься перед сном?

— Каждую ночь, — произнёсла Минка.

— Хорошо.

Он подписал формуляр и передал ей.

— Можешь возвращаться на службу.

Девушка взяла бумаги и отдала ему честь.

— Спасибо, сэр.

Суточный цикл «Казачьей сабли» не был синхронизирован с планетой.

В день швартовки на орбите корабельные системы просто переключились на планетарное время, и люмены заработали на три часа позднее обычного.

Эти три часа стали настоящей пыткой. Минка лежала с широко отрытыми глазами и взмокшим лбом, молясь, чтобы тьма наконец ушла.

В какой-то момент она не выдержала. Девушка бросилась в уборную и резко включила свет, после чего заперлась в тесной пластальной кабинке и, усевшись на крышку туалета, обхватила голову руками, пытаясь успокоиться. Она хотела кричать. Хотела, чтобы её стошнило. Хотела поскорее убраться с этого проклятого корабля.

Полковой штаб располагался в одном из отсеков по левому борту казарменного зала.

Когда тот открылся, Минка уже ждала перед дверью. Седые волосы флаг-сержанта Даала были только-только подстрижены под «ёжик». Прическа кадийца выглядела ровной и аккуратной, как дворцовая лужайка.

Девушка мгновенно ощутила себя неряхой. Подобное чувство испытывало большинство людей в присутствии Даала. Настолько скрупулёзного человека ей не приходилось встречать в жизни. Он посмотрел на неё из-за стола, крепко поджав челюсть.

— Готова к несению службы, — выпалила она, положив перед ним бумагу от медике.

Даал взял листок между большим и указательным пальцем, пробежался по нему взглядом и кивнул.

— Вещи упакованы?

— Да, сэр.

— Хорошо. Тогда ступай за тряпкой, и приступай к уборке. Там грязновато.

Она развернулась к выходу, но в этот момент Даал окликнул её, и, обернувшись, девушка увидела протянутую руку.

Ей потребовалась секунда, чтобы прийти в себя, но затем она взяла его ладонь и стиснула в рукопожатии. Крепком и уверенном.

Он не улыбнулся. Даал никогда не улыбался.

— Добро пожаловать назад, Леск, — сказал он, не сводя с неё холодных синих глаз.

— Правда ли… — Она замялась. — Что нас ждёт небольшой отпуск?

Выражение его лица не изменилось.

— На Потенсе царит мир. Так что да. У нас будет перерыв.

— Спасибо, сэр. Я рада, сэр. И я счастлива вернуться в строй.

Минка и её отряд всё ещё занимались уборкой, когда плазменные двигатели стихли до едва различимого гула. Даал пришёл как раз перед сдачей помещения, чтобы убедиться, что всё приведено в надлежащий вид.

Он снял высокую фуражку, которая, тем не менее, не потревожила на его голове ни волоска, и, сложив руки за спиной, зашагал к ним. Канты на его штанах казались острыми, будто лезвие наточенного ножа.

В нём не чувствовалось ни намёка на мягкость. Война выбила из него всю доброту.

Он шёл, вздёрнув подбородок, и убирал руки из-за спины лишь для того, чтобы посветить люменом под кровати или в тёмные углы.

— Неплохо, — сказал он, проведя пальцем по спинке койки, а затем оглядев его на наличие грязи. Он заглядывал под кровати, проверял, нет ли на металлических стенах надписей, и даже переворачивал матрасы. — Очень неплохо, — наконец огласил он, и Минка с отрядом позволили себе облегчённо выдохнуть. — Хорошая работа, — похвалил он их, после чего к ним подошёл Брандт, капитан пятого взвода.

— Сюда спускаются синие мундиры, — произнёс он.

Даал расправил плечи и повернулся к дверям лифта, из которых вышло шестеро рядовых Флота в тёмно-синих защитных костюмах и с убранными в поясную кобуру помповыми ружьями. Возглавлял их смуглый коренастый инспектор с лазпистолетом, абордажным топориком и планшетом. Мужчина стянул с головы шлем и ответил на жёсткий взгляд Даала приятной улыбкой, сверкнув белыми стальными зубами.

— Всё готово? — устало спросил проверяющий, словно неимоверно утомлённый всеми этими формальностями.

— Да, всё на месте и исправно, — отозвался Даал, крепко стиснув руки за спиной, чуть расставив ноги и выпятив грудь колесом.

— Не против, если я осмотрюсь?

Вопрос заставил флаг-сержанта напрячься, однако затем он кивнул и отступил назад.

— После вас.

В атмосфере неявственной угрозы Даал двинулся меж рядов коек за флотским офицером, который шёл, бряцая какими-то медалями. Минка попыталась их разглядеть, но тот шагал слишком быстро, и к тому же освещение в казарме было слабым.

— Сломанная кровать, — заявил инспектор, ткнув пальцем на повреждённую мебель.

Даал кивнул, однако его щёки вспыхнули румянцем. В конце офицер протянул флаг-сержанту формуляр.

— Подпишитесь, пожалуйста, вот здесь.

Минка проследила взглядом за тем, как Даал вывел своё имя внизу листа, после чего передал обратно.

— На планете всё хорошо? — поинтересовался он.

— Да. Все стандартные протоколы завершены.

— Когда мы высаживаемся?

— Сразу после выгрузки ополчения.

— Кого?

— Вы разве не слышали?

— Нет.

Представитель флота покачал головой.

— Начинается крестовый поход. Официально их назвали орденом Сынов Императора. Но они зовут себя Братством. Нас попросили высадить их первыми. Особый запрос от кардинала.

Даал ничего не ответил, но ему и не требовалось. Каждый из присутствующих сам всё понял. Молчание, казалось, было осязаемым.

«Мы же кадийцы, — подумала Минка. — Первыми всегда идём мы».

Бойцы старались занять себя делом, однако атмосфера в ангаре Сто Первого всё равно оставалась угрюмой.

Даал заставил их вычищать ангарный отсек. Минка попала в состав отделения, посланного проверить, не забыли ли они какое-либо ценное полковое имущество.

— Просто убедитесь, — велел им Даал.

— Убедились, — сказала она ему пару минут спустя. Казарма была совершенно пустой.

— Хорошо, — произнёс флаг-сержант, после чего стал думать, что бы ещё им поручить. Его кадийская гордость была серьёзно уязвлена.

Спустя шесть часов зазвучала сирена.

— Это нам, — сказал Даал. Он повернулся к ним. Его губы тронула крошечная, едва уловимая улыбка. — Так. Давайте выбираться с этой чёртовой лохани.

В задней части ангара грузовые «Часовые» складывали тяжёлое оснащение полка на широкие поддоны. Машины на курьих ножках, пилотируемые вспомогательным персоналом кадийцев, поднимали деревянные ящики с сухпайками, медикаментами, боеукладкой, коробки со снарядами и огромные контейнеры с запчастями для полковой техники и транспортников, готовясь перенести их на тяжёлые лихтеры.

Даал, казалось, был повсюду, отдавая приказы с привычными нотками усталой раздражённости в голосе.

— Хорошо. А теперь рюкзаки в зубы и бегом в ангарный отсек девять. Штаб решил, что мы спустимся по-боевому.

— Я думал, планета мирная, — отозвался Прассан.

— Так и есть, — подтвердил флаг-сержант. — Но нужно держать марку, знаете ли. Мы должны впечатлить местных чинуш.

— А то, что Братство спускается впереди нас, здесь ни при чём?

Глаза Даала опасно сузились.

— Шагай, боец, — резко сказал он.

Час спустя гвардейцы 101-го кадийского достигли открытого шлюза в ангарный отсек 48. Минка шла в десятом ряду спереди. Едва она переступила порог, от необъятности пространства у неё пошла кругом голова. Потолок терялся в высоте, бесконечные полосы люменов тянулись по нему словно шоссе, а всё на протяжении двух миль перед ними занимали десантные челноки, которых было больше, чем она могла сосчитать.

Девушка проглотила подкатившую к горлу желчь и попыталась взять себя в руки.

Воспоминание. Впервые она увидела эти громадные корабли в детстве, на Кадии. Их было десять, летевших строем высоко в бледно-синем зимнем небе, а следом за ними тянулись белые инверсионные следы. С земли их длинные корпуса и короткие крылья казались прилизанными и красивыми, и чем-то они напомнили Минке перелётных гусей.

А затем их вытеснило другое воспоминание. Челнок, вывезший её с Маркизы. Она, лежащая в углу, свернувшись калачиком в луже собственной блевоты, и склонившийся над нею медике, который старался не дать ей впасть в кому.

— Нормально? — спросил Бреве. Он был в комбинезоне кадийской расцветки, какие носили танковые экипажи, а звёздочки определяли его как мехвода. Он был из тех людей, которые как будто не замечали того, что вокруг них происходит.

Минка с трудом могла говорить. Ей потребовалось вся сила воли, чтобы выдавить хотя бы слово.

— В порядке.

— Да?

Она кивнула.

Десантные корабли казались громоздкими и неуклюжими, словно морские птицы на суше, со слишком большими кабинами-клювами из бронекерамита. Под ними собралась вся техника, что осталась в распоряжении Прошёдших Ад, и выглядела она так, словно о ней хорошо позаботились. «Химеры» и танки задом заезжали по передним трапам на нижние палубы, направляемые офицерами, которым приходилось кричать и свистеть, чтобы их услышали сквозь рёв двигателей.

Они всё ещё находились в сотне ярдов от своего корабля, когда их накрыла тень от его крыльев. Внутри исполина наверняка уместился бы целый собор.

Бреве шмыгнул носом.

— А как мир-то называется?

Лоб Минки покрылся холодной испариной.

— Потенс.

— Города-ульи, о каких нам стоит знать?

— Нет, — отозвалась она.

— Хвала Трону. — Бреве хмыкнул. — А почему мы спускаемся по-боевому?

Девушка закрыла глаза. Она почувствовала, как к горлу подступает тошнота.

— В штабе захотели, чтобы мы показали кадийскую удаль.

— Ну и хорошо. Я-то решил, что мы снова идём в адское пламя.

Он начал её раздражать.

— Ты почему такой нервный? Танкисты ведь не заходили в Маркграаф.

— Нет, — согласился он. — Но мы вас вытягивали оттуда.

От накатившей головной боли её чуть не вырвало. Минке пришлось отвернуться и закрыть глаза. Бреве ничего не заметил, продолжая себе болтать.

— Худо там было, это точно.

Девушка моргнула и открыла глаза. От мысли, что она покидает безопасность «Казачьей сабли», у неё скрутило живот. Она посмотрела на водителя, но не поняла, говорил он обо всём полке, или о ней в частности.

— Кому было?

— Всем. Ты в норме?

— Да, — выдавила девушка.

— Выглядишь бледной.

Боль начала возвращаться обратно.

— Мы были в варпе, — сказала она. — Здоровее в нём не станешь.

— Нет, серьёзно. Ты какая-то зелёная. Точно всё в порядке?

— Точно. Я меня и справка от доктора есть.

— По виду не скажешь.

Офицер впереди строя рявкнул приказ, и колонна Минки перешла на бег, по двое в ряд, направившись к первому челноку. Все десантные корабли были практически на одно лицо, несмотря на разные модели и миры-кузницы постройки. Они существовали с единственной целью — доставить бойцов и бронетехнику в самую опасную зону военных действий за как можно кратчайшее время. А затем, если будет на то воля Трона, так же быстро убраться оттуда прочь.

Тот, к которому они бежали, имел длинный корпус-ангар с кабиной, оборонительными турелями, короткими угловатыми крыльями и расположенной сзади штурмовой аппарелью. На фюзеляже было по трафарету выведено огромное обозначение эскадрильи — «А-987». Белая краска местами отлупилась, обнажив пятнистый сине-чёрный камуфляжный узор.

Здесь всем заправлял Даал.

— Примкнуть штыки! — крикнул он, когда они промчались мимо.

Кадийцы отреагировали мгновенно, включая саму Минку. Её руки непроизвольно затряслись, когда она вставила лезвие в конец ружья. Это была мирная высадка.

На Потенсе нет врагов, напомнила она себе.

Заняв место в десантном отделении, Минка вновь начала покрываться потом. Она не поведёт себя как какой-то белощитик, и не сложится пополам у всех на виду. Девушка усилием воли удержала завтрак в животе, пока бойцы 101-го поднимались по трапу и усаживались в кресла, складывая рюкзаки рядами на полу.

В потолке на равных промежутках располагались вентиляторы. Тот, что был над ней, вращался медленно, и каждый раз, когда гонимый воздух попадал на Минку, она чувствовала, как испарина холодит ей лоб. Она оглянулась на соседей. Рядом с ней сидела пара близнецов-блондинов из роты А, кучка солдат, которых она знала лишь с виду, а также несколько бойцов роты Ё. Вот практически и все, кто пережил Маркграаф.

С нижних палуб донеслись заключительные переклички и рокот последних закрепляемых танков.

Раздался свист, и аппарель начала отъезжать назад. Челнок запустил двигатели. Рёв быстро стал оглушительным, и весь транспортник заходил ходуном.

Минка закрыла глаза. Она ощутила толчок, с которым десантный корабль оторвался от палубы, а затем всё внутри неё перевернулось, когда они вышли в открытый космос. Всегда одно и то же.

Температура резко упала. Она увидела перед собой облачко пара. Конденсат внутри панелей начал замерзать, а затем покрылся белой изморозью, после чего сидевших рядами кадийцев заболтало из стороны в сторону, словно подхваченные морским течением водоросли.

При входе в верхние слои атмосферы корабль угрожающе задребезжал, и меньше чем за минуту лёд расплавился. Внутри стало жарко как в сауне, а затем температура стабилизировалась, когда челнок начал затяжной пологий спуск к посадочному полю.

Ранец Минки стоял у неё между ногами. Она вцепилась в него мёртвой хваткой. В нём находились все её пожитки — униформа, оружие, пару талисманов на удачу, а также кусок камня, взятый с касра Мирак.

Совсем немного. Ничтожно мало, если начистоту. Но ей так нравилось. Когда её не станет, это будет всем, что она после себя оставит.

Это, а также вереницу мёртвых еретиков.

Глава третья

Бреве спускал «Химеру» по штурмовой аппарели. Минку, сидевшую в тесном отсеке, мутило. По крайней мере, она перестала потеть. Умостившийся напротив Прассан смотрел на неё сочувствующим взглядом. Девушке хотелось хорошенько вмазать ему.

Она отвела глаза и сжала зубы. Рядом с ней расположилась сержант Дайдо — крепкая приземистая женщина, состоявшая, казалось, сплошь из мышц и острых углов. Она была из тех солдат, что излучали спокойствие. Минку её присутствие приободряло.

— Пахнет неплохо, — заметила Дайдо.

И это действительно было так. Воздух на Потенсе не имел никакого привкуса. Ни затхлого маслянистого аромата рециркулированной корабельной атмосферы, ни плотного сажевого смога Маркизы.

Минка вдохнула на полную грудь.

Он пах чистотой.

Она словно дышала высокогорным кадийским воздухом.

Девушка привстала и откинула половинку потолочного люка в сторону. Дайдо дотянулась до второй половины и открыла её также. Затем вытянула голову и присвистнула.

Остальные принялись толкаться и пихаться, чтобы посмотреть тоже. Минка просто стала ждать своей очереди. Когда все расселись обратно по местам, она поднялась на ноги и втянула воздух снова. Маркиза была отравленным адским миром, с пепельными пустошами и ядовитой охряной атмосферой. Воздух там казался настолько густым от токсичных примесей, что его практически можно было жевать. Но сейчас, высунувшись из верхнего люка, она различила над собой синее небо с редкими облаками, а дальше, на горизонте, гряду увенчанных снежными шапками вершин.

— Ещё раз, как называется планета? — спросила Дайдо.

— Потенс, — отозвалась Минка. Теперь, когда она увидела мир, его название зазвучало по-новому.

Звёздный порт располагался посреди огромной плоской равнины, на которой тут и там вращались оросительные разбрызгиватели. Меж сухих бурых кустарников зеленели округлой формы поля, контрастируя с низкими белыми жилищами фермеров в тенистых рощах. Вдалеке равнина резко переходила в холмы, где темнели сосняки, а ещё дальше — в высокие утёсы с ярко блестящим на них снегом.

— Это Супрамонт, — пояснил Прассан.

— А есть что-то, чего ты не знаешь?

Парень зарделся.

— Вы разве не читали планетарные сводки?

— Нет, — призналась Дайдо. — Для этого есть такие фреккеры как ты.

На другом краю равнины раскинулся большой палаточный город, а за ним — одинокий скальный выступ. По крутым склонам скалы, внизу окружённым высокой стеной, тянулись белокаменные сооружения с крышами из тяжёлой терракотовой черепицы. Над поселением подобно старинному замку нависала огромная крепость с куртиной, внутри которой, в центре акрополя, возвышалось величественное золотоверхое здание. Красота открывшейся картины потрясала воображение. Ничего, подумала Минка, не могло отличаться сильнее улейных пустошей Маркизы.

Прассан определённо изучил все доклады. Он присоединился к ней в распахнутом люке.

— Это тронный мир скопления Висельников. Единственный крупный город. Дом семейства Ричстаров.

Минка предположила, что парень смущён.

— Но Ричстары были на Маркизе.

— Ричстары правят по всему скоплению. Все они — потомки одного колонизатора. Запамятовал его имя.

— Большая у них семейка, — заметила Минка.

— Заправляли здесь с самого Согласия.

— Какого ещё Согласия?

Прассан нахмурился, оглядев лица сидящих напротив людей. Все они знали это слово, родом откуда-то из седой древности.

— Думаю, быть частью Империума.

— И как называется это место?

— Называется Вечноград, — сказал парень.

— А почему? — продолжала допытываться девушка.

— Не знаю, — Прассан пожал плечами. — Может потому, что он будет стоять вечно.

— Надеюсь на то, — произнесла Минка.

Повисло молчание. Говорить тут не требовалось. Постепенно они стали различать крутые ярусы домов, а на самой вершине — золотой собор. Прассан подался вперёд. Он хотел разглядеть всё до малейших деталей.

— Ранний Империум, — заявил он.

Ранний Империум значил для Минки ровно то же, что и «Согласие».

— Похоже на крепость. Здесь живут Ричстары?

— Не знаю, — смутился Прассан.

— Что ж, хвала за это Трону, — вмешалась Дайдо. — Будешь знать слишком много, и из тебя сделают саванта.

Прассан скорчил гримасу, дав понять Дайдо, куда бы ей сходить, однако свежий воздух и солнечный свет после долгого времени, проведённого в искусственной затхлой среде «Казачьей сабли» подействовал на них лучше любых стиммов.

Вечноград по мере приближения становился лишь ещё более красивым. Кадийцы углядели лепные фасады, решётчатые балконы, скульптуры и горгулий из обтёсанного известняка, а также золотые купола многочисленных часовен. Даже стены притягивали к себе взгляд: скалобетонные фасы украшали прожилки из чёрного и белого мрамора, а бойницы — мозаичные обрамления.

Минка встала, когда они подъехали к воротам города. От ветра её волосы захлестали по лицу.

— Осторожней, — сказал Прассан, и попытался затянуть её вниз, но Минка отказалась садиться. Вместо этого она стала осматривать укрепления. Никакой опасности ведь не было, повторила себе девушка. Никаких снайперов. Ничего, что не позволило бы ей наслаждаться видами.

Поверхность скалобетонной дороги была плавной и без единой трещинки. Первые машины уже скрылись во тьме ворот.

Минку на миг подкинуло в воздух, когда транспортник съехал с гладкой дороги на перекинутый через сухой ров брусчатый мост.

Дайдо захлопнула верхний люк. Бойцы поднялись и прильнули к амбразурам, когда машина покатилась по извилистым улочкам. Тут и там девушка мельком замечала узорные пьедесталы, подножья мраморных статуй и фризы на панелях вдоль ограждений мостов, богато украшенные каменные арки, высокие белёные дома и румянощёких людей. В отсеке висела восхищённая тишина, пока внезапно машины конвоя не ударили по тормозам.

— В чём дело? — спросила Дайдо.

Ей никто не ответил. Она стукнула по дверке водительского отсека.

— Простите, ребята, — раздался из вокс-передатчика напряжённый голос Бреве. — Что-то непонятное.

Минка вдруг стала абсолютно спокойной. По коже побежали мурашки. Девушка почувствовала, как её сердце забилось быстрее. Ладони потеплели. Она снова начала потеть.

Дайдо поднялась на ноги и высунула голову из люка.

— Нужно ехать! — сказала она Бреве, однако затем что-то заметила. Минка не поняла, что именно увидела сержант, однако в следующее мгновение Дайдо ощутимо напряглась, и её голос обрёл командирскую властность.

— Оружие к бою! — приказала она.

Кадийцы пришли в движение как один. Аппарель с грохотом откинулась на землю. Бойцы отреагировали практически мгновенно, и, загрохотав ботинками по трапу, высыпались из кормового выхода «Химеры».

Внезапный свет ослепил Минку. Она успела мимоходом различить гудящую улицу, высокие дома и глубокие непроглядные тени. Кадийка бросилась в укрытие, попутно перевернув стол, так что со стоявших на нём жестяных кружек на стену выплеснулся рекаф, и заняла позицию для стрельбы.

На улице находился старик с тростью. Женщина с чёрной шалью, что-то кричащая с балкона. Кучка ребят с открытыми в ужасе ртами. Мужчина с тростью указывал на другой конец дороги, откуда к ним брела процессия девочек в чёрных одеждах. Они были в чёрных ботинках и платьях, и с коротко подстриженными волосами. Дети держали друг друга за руки, создавая запутанный узор из конечностей, однако девочки в первом ряду шли с вытянутыми перед собой ладонями, так, словно ступали на ощупь.

Минка вскинула карабин. Оружия у них она не заметила, поэтому посмотрела на Дайдо. Сержант направилась вперёд.

Внезапно из двери выскочил толстяк с заброшенным на плечо коротким полотенцем.

— Прочь! — закричал он девочкам, принявшись махать на них рушником. — Назад!

Дети подняли руки и побрели к нему, жадно вытягивая пальцы.

— Назад! — снова крикнул мужчина, но стал пятиться от них сам, отчего случайно перевернул круглый столик.

Руки одной из девочек вцепились в край стола, и её пальцы задвигались подобно паучьим лапкам. Ребёнок нащупал тарелку какого-то посетителя и нашёл на ней ломтик хлеба, после чего резко схватил его и затолкал себе в рот.

— Они ничего не видят! — крикнула Дайдо.

Тут Минка всё поняла. Они были слепы и голодны, и брели по городу наподобие морского существа с многочисленными щупальцами, слепо ползущего по дну.

Мужчина ударил одну из девочек, а та зашлась пронзительным плачем. Внезапно в другом конце улицы появилась тёмноволосая женщина.

— Назад! — заорала она. — Прочь!

Дайдо подняла руку. Открыла рот, собираясь что-то сказать. Её губы пришли в движение, однако Минка не разобрала ни слова, поскольку здание напротив внезапно исчезло во взрыве. Улица мгновенно наполнилась пылью и обломками, и девушка ощутила, как её накрыла мощная волна смещённого воздуха, а затем она оказалась на земле. Она ничего не слышала. Небо над ней сияло белизной. Тишина вокруг была абсолютной — тяжёлой, давящей, оглушительной.

Минка поднялась на ноги. Ей в глаза попала грязь, каньон между жилыми блоками заполнила белесая дымка пыли. Она поняла, что находится в шоковом состоянии.

Весь мир стал белым. К ней, пошатываясь, брели призраки с бесцветными волосами и лицами. Единственными людьми, продолжавшими двигаться вперёд, были кадийцы. Улицу перед ними усеяли обломки. Девушка чувствовала под ногами битые кирпичи и куски лепнины.

Ей потребовалась секунда, чтобы сложить картину произошедшего.

Жилой блок обвалился. Здание рухнуло на улицу. Обломки засыпали валяющиеся повсюду тела женщин, детей и мужчин. Толпа, которая считанные мгновения назад была такой напуганной и злой, стояла в полнейшем смятении, с белыми от пыли лицами, руками и одеждой напоминая статуи.

Затем внезапно, словно кто-то щёлкнул переключатель, звук вернулся, и все разом завопили. К Минке брёл мальчик. Его рот был открыт, словно он хотел кричать, однако не мог выдавить из себя ни слова.

— Сюда! — крикнула ему Минка, но тот её не услышал. Девушка схватила ребёнка и утащила в укрытие дверного проёма. Он был такой же белый, как все остальные.

— Что случилось? — проорала она, всё ещё почти ничего не слыша. Придётся читать по губам. Мальчик в её руках словно оцепенел. Она повторила вопрос, но тот лишь потрясённо озирался по сторонам с широко открытым ртом, по-прежнему не издавая ни звука.

— Контузия, — раздался голос. Он принадлежал Дайдо, как раз проходившей мимо. — Фицелин, — добавила она.

Внезапно Дайдо оказалась рядом с ней.

— Если бы мы не остановились… — прокричала сержант ей в лицо.

Минка кивнула. Если бы они не остановились, конвой оказался бы в зоне поражения.

Она кивнула. На её руке была кровь. Не её. Мальчика. Кадийка перевернула ребёнка, высматривая ранение, но не увидела ничего кроме пыли. Мгновение никто не двигался и не говорил, а затем внезапно мальчика начало рвать кровью.

Глава четвёртая

Силовики подоспели десять минут спустя, когда кадийцы вытащили головные «Химеры» из-под обломков. Один из бронетранспортёров получил серьёзную пробоину. Они выволокли наружу членов экипажа, живых и мёртвых, после чего вызвали медике.

Бантинг трусцой прибежал на место происшествия.

— Я здесь, — сказал он, с чувством собственной важности отмахнувшись от помощи бойцов.

Стабилизировать пришлось троих.

— Они вне опасности, — спустя минуту объявил врач. — Отойдите и не мешайте мне работать.

В этот момент из боковой улицы подъехал небольшой автомобиль с открытым верхом, чёрным каркасом безопасности и колёсами двойной ширины.

Машина со скрежетом остановилась, и из неё выбралась пара офицеров в чёрной униформе. Оба были в нательной броне и очках. Один курил палочку лхо. Из поясных кобур торчали приклады оружия, а силовик, оставшийся в машине, держал на коленях дробовик.

— Вы кто? — грозно спросил один из них.

К нему подошла Дайдо.

— Сержант Дайдо, Сто Первый кадийский.

— Удостоверение, — сказал офицер, протянув ладонь в чёрной перчатке.

Дайдо замерла, затем похлопала себя по плечу, где находилась нашивка 101-го полка.

— Вот, — произнесла она.

Офицер смерил её долгим тяжёлым взглядом. Судя по значку на униформе, его звали Палек.

Подсчитав количество собравшихся кадийцев, силовик решил не нагнетать обстановку.

— Что здесь случилось?

— Произошёл взрыв, — пояснила Дайдо.

Палек снял очки и принюхался. Затем протолкнулся мимо кадийцев и поворошил несколько обломков.

— Ладно. Возвращайтесь к своим делам, — сказал он, направившись обратно к машине.

— И это всё? — окликнула его Дайдо.

— А что я должен сделать?

— Здесь взорвалась бомба. Мы были целями.

Силовик хохотнул и кинул окурок в грязь.

— Никакая это не бомба. Перегрев. Такое здесь случается. В район заселяются иномиряне и врезаются в прометиевые трубы. Давление постепённо растёт, а затем — бабах!

— Ты чувствуешь фицелин?

— Нет, — заявил силовик. — Чую прометий.

Он снова отвернулся, однако сержант схватила его за плечо и резко обернула к себе.

— Ты уходишь?

— Да.

— И это всё? Что насчёт людей? — Она указала на раненых гражданских.

Силовик пошарил под бронёй и достал из внутреннего нагрудного кармана новую палочку лхо, развернулся на каблуках и забрался в переднее кресло.

— Я за них помолюсь.

— Ты не можешь просто их бросить.

— Нет? — сказал он, прежде чем, подмигнув ей, с рёвом дать по газам.

В ходе двухчасового путешествия через город конвою приходилось медленно плестись по древним узким улочкам. Настроение внутри «Химеры» ощутимо упало. Бойцы были запыленными и уставшими, пальцы болели от разгребания завалов.

— Какого чёрта там произошло? — спросил Прассан, когда кадийская колонна наконец начала подниматься из города к обнажённому основанию высокого скального акрополя, запетляв по узким, проделанным взрывами, серпантинам. На нижнем склоне утёса стоял дворцовый комплекс, а на самой вершине, в конце длинной крутой лестницы, высился круг из тяжёлых скалобетонных стен, из-за которых виднелись золотые купола собора.

Колонна «Химер», полугусеничных тягачей, «Леманов Руссов» и вспомогательных машин растянулись цепью. Они преодолели половину пути по западному склону горы, когда передние машины остановились.

Дайдо сняла из стены «Химеры» вокс-комм.

— Бреве. В чём дело?

— Силовики. Думаю, они проверяют бумаги. Похоже, въезд на территорию собора закрыт.

— Не очень-то гостеприимно. В смысле, наши души тоже ведь требуют спасения.

Бреве хохотнул.

— Говорите за себя. Нет. Мы направляемся к Приёмным казармам. Они за дворцовым комплексом. Здесь просто проверка маршрута.

Дайдо отключилась. Все в отсеке слышали разговор. Кадийцы были напряжены, и их нервы начинали понемногу сдавать.

— Не может всё быть так сложно, — заявила Минка. — В смысле, здесь только две дороги. Или к собору, или к дворцу.

— Это ты так думаешь, — сказала сержант.

Спустя несколько минут колонна снова пришла в движение.

— Почти на месте, — провоксировал Бреве.

Все хранили молчание. Минка не могла выбросить из головы мысли о бредущих к ним девочек в чёрном и мальчике с широко открытым ртом. Девушка посмотрела на руки. Она стёрла с них грязь, но на краях ладоней и под ногтями по-прежнему виднелись следы крови и болота.

Дайдо передала по кругу бутылку с водой. Едва Минка сделала глоток, «Химера» опять встала.

— Похоже, мы на месте, — сообщил Бреве. — Теперь остались формальности.

В амбразуру Минка разглядела бойцов местных сил обороны — которые здесь назывались калибиниры, — в приталенных тёмно-синих шинелях, а затем мельком увидела парящий над землёй сервочереп с волочащимися пучками проводов.

Через минуту они миновали пропускной пункт с тяжёлыми металлическими воротами. Гусеницы «Химеры» задребезжали по брусчатке. Они проехали через широкий плац, а затем резко спустились вниз. С одной стороны ввысь возносилась гора, тогда как с другой оказался один только воздух.

Бронетранспортёр остановился.

— Приехали, — провоксировал им Бреве. — Приёмные казармы.

Замки аппарели открылись, и гвардейцы выбрели на квадратный дворик, примыкавший к утёсу.

Раненых кадийцев понесли на носилках к медицинскому блоку. Бантинг придерживал одной рукой капельницу, пока к ним спешили местные санитары в чёрной кожаной форме. Медике с привычной оживлённостью принялся рявкать приказы. Минка сочла это хорошим знаком. Если бы жизням раненых что-то угрожало, то сейчас бы он ругался на чём свет стоит.

Колонна постепенно въезжала на казарменный плац, каждая машина поочередно выпускала наружу солдат, прежде чем свернуть на юг, где за широкими воротами, отмеченными жёлто-чёрными шевронами, располагались укреплённые зоны хранения и арсенал. С каждой стороны дворика возвышались приземистые постройки, увенчанные низкими стрелковыми ступеньками с парапетами, а в крутых склонах из белого гранита, поднимавшихся над южной оконечностью, были вырыты залы-пещеры.

Минка глубоко вдохнула. Ей не терпелось взглянуть на Потенс. Она припёрла ранец к стене казармы и последовала за остальными кадийцами на верхние парапеты. Выбравшись на крышу, девушка почувствовала себя так, словно воспарила в небо.

Приёмные казармы находились на полпути к вершине. Дворцовый комплекс располагался на низком скальном возвышении под ними, тогда как собор венчал собой весь акрополь. Площадка, на которой стояли казармы, была на одном уровне со скалобетонными подпорами и платформами, а также квадратной ограждённой территорией на выступе. Там из каменной кладки выступали стальные трубы генераториума, а в каждом из четырёх углов возвышались пилоны пустотных щитов, рядом с которыми несли боевое дежурство «Гидры», укрытые под навесами камуфляжной расцветки.

Дневная жара успела спасть. Было уже за полдень, и солнце золотило лучами город, что раскинулся на нижних склонах, плавно переходящих в равнины. С такой высоты казалось, будто она разглядывает древнюю карту, где в совершеннейших деталях был изображён каждый сад, каждая башенка, каждый дом, купол и площадь со статуями. Впрочем, вместо восхищения кадийцы не чувствовали ничего, кроме усталости, а еще необоримого желания помыться, чтобы смыть с себя грязь.

— Это Базилика, — раздался голос. Это был Прассан. Парень смотрел туда, где низкие скалобетонные стены обрамляли верхние склоны акрополя, над которым, подобно древнему замку, вырастали характерные купола собора Экклезиархии. Сооружение доминировало над Вечноградом подобно быку-чемпиону, с массивными подпорами и узкими, напоминавшими бойницы, окнами в толстых каменных стенах.

— Там резиденция кардинала скопления Висельников. Жаль, что нас туда не пустят. Очевидно, это настоящее архитектурное чудо времён раннего заселения, — сказал он.

Минка кинула на него взгляд. Он говорил так, словно проводил предбоевой инструктаж. А она с лихвой наслушалась такого дерьма.

Прассан продолжил трепаться о планете и семействе, что ею правило, но девушка перестала слушать. Она уставилась на его лицо. Оно было до сих пор детским, с кое-где пробивающейся щетиной, а также красной натёртостью на коже от подбородочного ремешка. Она была уставшей, и раздражённой. А он всё не унимался. Наконец, её терпение оборвалось.

— Послушай, Прассан, — сказала Минка. — Я знаю лишь то, что после Большой Суматохи это захолустье теперь прифронтовая система, и что нам нужно остановить врага здесь, иначе путь к Святой Терре будет открыт. Сейчас меня волнует только это.

Челюсть Прассана на секунду отвисла, но затем он остановился и закрыл рот.

— Просто... Я думал, тебе это интересно.

— Нет, не интересно. И для справки. Ты мне тоже не интересен. Просто подумала, что должна это сказать. Любовные шашни… я был там-то, делал то-то… это не моё.

Глаза парня на миг расширились, а потом к его щекам прилилась кровь.

— Ладно, — сказал он, — я только…

Тогда ей стало дурно.

— Слушай, я и за собой едва могу присмотреть.

Он опустил глаза на ботинки, затем сделал глубокий вдох и выдавил улыбку.

— Всё хорошо, — сказал он.

Минка чувствовала себя ужасно, пока спускалась по широким каменным ступеням обратно на плац. Внизу она схватила ранец и пошла в женский казарменный зал. Проходя под парапетом, она услышала хохот друзей Прассана. Она глубоко затянулась и протяжно выдохнула, выпуская вместе с воздухом всё накопившееся напряжение. Ей это не доставило удовольствия, и, наверное, следовало обойтись с ним помягче. Но так или иначе этот вопрос следовало уладить.

С ней кто-то поравнялся.

Минка остановилась.

— Слушай… — начала она, собираясь дать Прассану взбучку, но это оказалась Дайдо.

— Ты как? — спросила она.

— Неважно, — ответила девушка.

— Ты старалась.

— Да, старалась.

— Все мы рано или поздно умираем.

— Умираем, — отозвалась Минка. Мальчик, которого она подобрала на улице, умер. Ей не было что сказать. Она замерла и посмотрела в ясное синее небо. Её голос чуть смягчился.

— Мой брат был его возраста.

Дайдо хмыкнула. Она также уставилась куда-то вдаль. Казалось, обе пытались заглянуть назад, в прошлое.

— Умер?

Минка пожала плечами.

— Думаю что да. Последний раз я видела его в день начала войны.

Дайдо не стала уточнять, какой именно. Все они знали, о какой войне шла речь. За Кадию.

Их родину.

Которую они потеряли.

Минка перевела взгляд на руки. Их края всё ещё бурели от пыли и подсохшей человеческой крови.

— Взрыв не был случайным, — заявила она. — Неважно, что тот болван-силовик говорил. Кто-то целился в нас.

Дайдо и Минка обменялись взглядами. Девушка по-прежнему чувствовала на руках тяжесть мальчика. Видела его широко открытый рот. Стук алых капель по запыленной брусчатке. «Продолжай дышать», — сказала она мальчику, когда отыскала, наконец, рану и заткнула её пальцами. Однако она не знала, слышал ли тот её, и спустя пару мгновений тело ребёнка обмякло.

Минка на секунду закрыла глаза и оставила эту смерть, как и множество других, позади. Она была гвардейкой. Какой смысл скорбеть об утрате? Это лишь очередной жизненный факт, вроде завтрака или ужина.

Дайдо опустила руку на плечо Минки.

— Мне жаль, — сказала она. — Пошли внутрь.

Девушка кивнула. Такова жизнь.

Смерть в Гвардии была обычным делом.

Они нашли свои комнаты и закинули ранцы на кровати, какие сами себе выбрали. Затем им пришлось возвращаться, когда подъехали последние восьмиколёсные грузовики с полковым имуществом, и свисток оповестил о сборе личного состава роты К.

Менее чем через пять минут они выстроились повзводно у южной стены, в тени акрополя.

Вышедший вперёд Даал отдал приказы, и каждый взводный сержант направился к назначенному ему грузовику. Прассан сел в один из погрузочных «Часовых». На шагателе были отметки калибиниров, теперь облупившиеся и покрытые потёками ржавчины, так что различимым оставался лишь герб Ричстаров, а также номер «47». Парню потребовалась секунда, чтобы запустить батарею, а когда машина завелась, оказалась, что она подволакивает левую ногу. Прассан взял поддоны с открытого кузова восьмиколёсника и поковылял в открытые двери арсенала, где последовательно стал выкладывать их на пол.

— Водишь как пьяный, — посмеялась над ним Дайдо, ножом разрезав сетку на грузе, после чего бойцы принялись по цепочке передавать ящики, которые затем проверили представители квартирмейстера. Внутри находились запасные батареи, пайки, прицелы, комплекты брони, ботинки, пылезащитные очки, дымовые гранаты.

— Так садись сама, — ругнулся Прассан, борясь со штурвалом.

Они потратили час на выгрузку ящиков. Когда Прассан опустил последний поддон, ему потребовалось три попытки, чтобы провести шагоход в дверной проём, прежде чем он припарковал машину у входа.

— Не привыкли к упражнениям? — спросил он Дайдо, когда та утёрла пот со лба.

— Уже не такая свежая как ты, это точно.

Минка, работавшая, закатав рукава, во взмокшей по самую поясницу рубашке, передала последний ящик завскладу квартирмейстера.

Полковым квартирмейстером был сержант по имени Руфин — высокий сухощавый мужчина с измождённым лицом и длинным крючковатым носом. Он заглянул внутрь ящика, сверяя содержимое с прикреплёнными к планшету бумагами.

Он последовательно вычеркнул все предметы, после чего поднял глаза и как будто лишь теперь заметил Минку.

— Леск, слыхала новости?

— Нет, — призналась та. — Какие?

Руфин почесал карандашом нос.

— Только вывесили на полковую доску объявлений. Выдают нашивки.

Минка встала и потянулась. К чему он завёл этот разговор?

Квартирмейстер проверил ещё одну коробку, опустившуюся на складской стол.

— Увидел твоё имя.

— Иди к фрекку… — присвистнула она, хотя так общаться с офицерами не пристало. — Сэр. Вы сейчас шутите?

— Какие тут шутки? — сказал Руфин. Он обернулся, обведя рукой окружавшие их горы ящиков. — Гляди. Думаешь, у меня есть время шутить?

Дайдо, потягиваясь, вышла из дверей арсенала. Тяжёлые бронированные створки были откачены в заглублённые ниши, так что из стен выступали лишь их зубья. Прохладный вечерний воздух пах чистотой. Пах свежестью.

Она остановилась и вдохнула на полную грудь.

Когда к ней подошла Минка, она заметила на лице девушки странное выражение.

— В чём дело? — спросила Дайдо.

Минка нахмурилась.

— Руфин не шутил, да?

— У него обидные шутки.

— Он только что сказал, что мне дали нашивки. Так написано на полковой доске объявлений. Меня сделали сержантом.

— Самое время.

— Я не верю.

— Давай сходим и взглянем сами.

Они пересекли учебный плац к северной стене блока, где уже собралась небольшая толпа. Дайдо потянула её за локоть и вытолкнула вперёд.

— Смотри! — сказала она.

Вот оно. Чёрным по белому. Арминка Леск. Сержант, шестое отделение, четвёртый взвод. Рота К.

Под именем каждого сержанта перечислялась имена бойцов. Минка пробежалась взглядом по своим. Большинство имён принадлежали новым рекрутам — Чёрным Драконам, 966-му, Стрелкам, и 2000-му, Красным Черепам.

— Новобранцы уже прибыли? — спросила Минка.

Её вопрос ненароком услышал один из стоявших позади мужчин — Хеск, вокс-офицер. Он кивнул на запад, где у ряда припаркованных полуприцепов бродили какие-то ударники.

— Они вон там.

Слова Хеска прозвучали несколько зловеще, однако Дайдо это не остановило.

— Идём, — заявила она.

Они направились в сторону главного штаба, где висело полковое знамя 101-го — чёрный крест на красном фоне, с вышитой эмблемой Врат Кадии и мрачно взирающим черепом.

Приблизившись к входу в казармы, кадийки увидели новоприбывших, стоявших, сутулившихся и сидевших у стены с валявшимися под ногами ранцами и надвинутыми на глаза касками. Минке они не понравились с первого взгляда.

Ноги девушки будто налились свинцом, когда она остановились в двадцати ярдах от них.

— Они не могут быть кадийцами, — ахнула она. — Взгляни на них!

Дайдо не ответила, и две девушки с ужасом уставились на рекрутов.

Новые бойцы носили обычную кадийскую форму, на которой, однако, темнели пятна там, где с них сорвали старые эмблемы, и с виду они больше напоминали отребья из локальной стражи. Но когда девушки обернулись, чтобы уйти, один из бойцов поднял глаза и вынул меж грязных зубов недокуренную палочку лхо.

— Э, мы такие же фрекковы кадийцы, — с отличительным тайрокским акцентом произнёс он.

— Что с вами не так? — спросила Минка.

— Вы наш последний шанс, — заявил говоривший.

— Трон, — ругнулась Минка, снова отворачиваясь.

— Э, ты куда, крошка? Мы проторчали взаперти слишком долго. Иди сюда! Заработаешь пару кредитов, если мы сбросимся.

Толпа рекрутов загоготала, заставив Дайдо резко развернуться.

— Скажи это ещё раз, и я тебе язык вырву! — рявкнула она.

Мужчина резко поднялся с земли под ободряющие возгласы товарищей.

— Э, я не с тобой говорил. Я говорил с милашкой.

Минка отпихнула Дайдо в сторону и решительно двинулась вперёд. Судя по бирке, мужчину звали Арктур. В его дыхании ощущалась неестественная сладость, и не только от травки.

— Вот она я. Давай, рискни.

Она толкнула его в грудь, и тот пихнул девушку в ответ. Он был крупнее её, однако Минка была быстрее, и злеё, и ярость придала ей дополнительных сил. В одну секунду она прижала обидчика к стене и вцепилась ему в шею, так что он зашёлся натужным кашлём.

— Возьми себя в руки, — выплюнула Минка. — Ты фрекков кадиец!

— Верно, а значит посмешище для всего Империума, — просипел мужчина.

Минка врезала ему коленом в пах, и тот со стоном упал на землю.

— Ты только что ударила офицера! — выругался он, замахав перед ней рукой. На рукаве его куртки она разглядела тёмные пятна, где раньше были нашивки. — Это тяжкое преступление по уголовному уставу А-248!

— Пошёл к фрекку! — сказала она и пнула его по яйцам.

Глава пятая

С Маркизы на «Казачьей сабле» отбыли не только кадийцы и Братство. На балластных палубах внутри многомильного остова нашли прибежище тысячи душ, которых за прошедшие полгода сорвали с насиженных мест силы ереси, и тайком пустили на борт беспринципные младшие лейтенанты и энсины со срединных уровней. Улейщики, купцы, аристократы со своими бастардами покупали места на корабле за то, что смогли продать или украсть, и экипаж «Казачьей сабли» сказочно разбогател, торгуя койками в трюмах корабля.

Одного из таких юношей звали Каркал Струфф.

Он заплатил баснословную сумму за перелёт, и когда его доставили на борт на грузовом буксире и дальше через люк для подачи прометия, то предположил, что теперь-то оказался в безопасности.

Впоследствии он узнал, что предположения частенько развеивались как дым на ветру.

Полгода назад Каркал Струфф был подмастерьем художника, смешивавшим краски в студии своего мастера, портретиста Густава Ринккенти, в мире-улье Гуардия Рекс. Он считал, что впереди его ждёт хорошая жизнь. Все говорили, что он поднимется по лестнице к богатству и славе. Так заявила его гувернантка, Агата, в день начала ученичества. Она похлопала его по плечу и сказала: «Это хорошая работа. Особенно для сына обычного мастера. И особенно удачный шанс для сироты».

«Да уж, — сардонически думал Каркал. — Для сироты я прям настоящий везунчик».

Отец Каркала, до своей смерти, был единственным выходцем мужского пола из среднейулейного купеческого семейства, имевшего связи со всеми крупными поселениями на Гуардии Рекс. Их собственный улей, Решон, процветал с тех пор, как последний член правящего дома умер бездетным, и власть в свои руки взяла олигархия главных торговых кланов. Весь улей как будто наполнился новыми силами, когда те очистили и отремонтировали световые шахты, и среднеулейщики впервые увидели лучи солнца, отчего продуктивность нижних факторий резко пошла кверху.

Все эти заботы обошли Каркала стороной. Когда ульем стали править олигархи, он был ещё ребёнком, однако они принесли богатство его семье, которая занималась очисткой сточных вод от токсинов и перепродажей стерильной воды наверх.

Впрочем, подобная торговля имела свои опасности. Если стерильная вода была одним продуктом процесса очистки, то вторым являлись концентрированные токсины, которые вызывали у рабочих высыпания на коже и злокачественные новообразования. И чем больше развивала свою деятельность фактория, тем с большим количеством грязи доводилось иметь дело людям.

Рак съел его мать, когда она был мальчиком. Единственное, что он помнил, это худую измождённую женщину в окружении подушек, тяжело сипевшую через заляпанный кровью носовой платок. Каркал оцепенело стоял у её кровати. Все вокруг него говорили шёпотом, и в какой-то момент он понял, что его мать вот-вот умрёт.

Это было странное время. Тогда он не понимал, что такое смерть. Тогда ему было около шести или семи, и Агата, их домоправительница, прижала его к своей пышной груди, делясь теплотой и уютом, которых ему никогда не могли дать родители.

Он не помнил, как умирала мать, но помнил её гроб, прежде чем его перепродали. Лишь верхнеулейщики могли позволить себе такую роскошь, как настоящее погребение. Города-ульи представляли собой многолюдные термитники, и, подобно термитам, пожирающим мёртвых сородичей, трупы продавали на переработку в чанах. Мать, вне всяких сомнений, разрезали на куски, которые затем внесли свой вклад в экономику подулья. Тогда это совершенно не показалось ему странным. Тогда он, как и остальные, был термитом.

Отца Каркал припоминал и того хуже. Он казался одновременно отстранённой и снисходительной фигурой, и он последовал за женой в ямы переработки, когда Каркалу исполнилось двенадцать. Он помнил путешествие к нижним воротам за гробом, где их ждала группка подулейщиков в длинных чёрных пальто, широкополых шляпах того же цвета и кожаных полуперчатках.

— Приветствую, верхневик, — сказал предводитель отряда, приложив руку к шляпе. Он был низкорослым, худосочным мужчиной с тонким носом и длинными пальцами.

Он принял гроб и оценил тело, затем взвесил его, и в конце отсчитал кредиты.

Мужчина имел шесть пальцев — это Каркал помнил отчётливо, — козлиную бородку и обвисшую кожу с покраснением под глазами.

— Удачи тебе, верхневик, — сказал он, и вновь коснулся шляпы. — Однажды мы свидимся снова, не сомневаюсь. Не лично, уверен в этом. К тому времени я тоже буду булькать в супе.

Он хохотнул собственной шутке, которую Каркал поначалу не понял.

— Что он имел в виду, сказав, что мы свидимся снова? — спросил он Агату, на что та поджала губы и поначалу не отвечала.

— Что ж, — наконец отозвалась она. — Думаю, он хотел сказать, что все мы однажды так или иначе станем подулейщиками.

Каркал не закончил дни в подулье. Это, по крайней мере, казалось маленькой, но победой.

Его долю в перерабатывающем бизнесе взяли на себя оставшиеся дяди, и когда те уплатили отцовские долги, выяснилось, что тот никогда не был особенно хорош в финансовых делах.

Инвестиции в новый торговый флот не окупились, а бурно развивающаяся экономика Решона открыла широкие возможности для разного рода обманщиков. Вскоре стало ясно, что в родовом доме Каркал оставаться больше не мог. Церемониальные одеяния матери и драгоценности отца были пущены с молотка, и прибывшие на следующий день приставы с шоковыми жезлами и автоматами вышвырнули Каркала из апартаментов площадью в сто квадратных футов у реакторной стороны, которые он называл домом.

К счастью для него, Агата имела связи с портретистом с небесной стороны по имени Ринккенти, который владел студией на семьдесят пятом уровне, и зарабатывал на небедную жизнь, запечатлевая незаконнорожденных отпрысков Ричстаров, мелких госпож и их несметных животинок.

— Он тебя обучит, — заверила она Каркала, и не соврала.

Каркал, как юноша начитанный и родовитый, занял место между семейством художника и прислугой. Он имел хорошее по тем временам образование, и знал наизусть философские изложения Трезна и поэзию Делады. Его учёность позабавила Ринккенти, и когда Каракал освоил свои обязанности, мастер начал учить его азам рисования угольным карандашом.

Ринккенти имел длинные усы и вытатуированную под прищуренным глазом аквилу.

— Может, ты тоже станешь художником, — задумчиво протянул он, и кивнул сам себе. — Продолжай усердно трудиться, парень.

— Я буду, мастер. Обещаю!

На это Ринккенти кивнул и улыбнулся.

— Хорошо, парень. Хорошо.

Каркал трудился усердно и показывал такие результаты, что, закончив обучение за два года, стал изготовителем красок.

— Это почётная работа, — сказал ему Ринккенти, и Каркал научился смешивать толчёные драгоценные камни с маслами и редкой зантовой смолой, доставлявшейся аж из столицы сектора, Региса Прайм. Ему даже позволили сидеть во время написания портрета женщины по имени Эзмерельда Флауэрс, которая говорила с резким верхнеулейным акцентом, и носила широкий руф с расшитой золотой листвой шалью, удерживавшейся в воздухе парой одинаковых сервочерепов с серебряными пластинами.

Раньше Каркал не встречал никого, кто проходил через омолаживающие процедуры. В её натянутой коже, полных губах и напряжённой улыбке ощущалось нечто нечеловеческое, и когда Каркал сел, и, склонившись над столом, принялся толочь крупицы золота в альбумин, он не сводил с неё зачарованного взгляда. Ему стало любопытно, сколько жизней по меркам среднеулья она уже прожила. Наверное, ей уже перевалило за сотню лет. А может за все две.

— Ей триста лет, — сказала ему дочь художника, Элоп, в ту ночь, когда они сидели в чулане под семейным баком с водой — редкой роскошью, подсоединённой к шпилевым водостокам, — и мечтали о том, чем займутся, когда станут достаточно взрослыми, чтобы покинуть высокопарно названную «небесную сторону», и, возможно, отправиться на верхние уровни.

— На сколько уровней мы поднимемся? — задалась вопросом Элоп.

Каркал надул щёки. Он даже представить себе не мог.

— На три, — заявил он. Цифра казалась невероятной, поэтому она прижалась к его руке так, словно он пообещал взять её на самую вершину улья, что находилась в миле у них над головами.

«Три уровня, — подумал он про себя. — Какие чудеса там скрыты?»

Элоп была юной прелестницей — черноволосой, смуглой и тёмноглазой. Каркал пообещал нарисовать её, когда вырастет.

— Твой портрет будет замечательным, — сказал он ей, и та, смущённо опустив голову, глянула на него из-под густых кудрей.

— Ты так думаешь?

— Да, — произнёс он. — Очень даже. Куда лучше, чем у мадам Эзмеральды.

Элоп рассмеялась, и тогда Каркал вспомнил родную мать, и то, какой молодой она умерла.

— Это неправильно, — твёрдо сказал он. — Мир, в котором мы живём.

— Нет? — спросила девочка.

— Нет, — ответил он. — В смысле. Мы должны пожениться.

При этом слове она побелела, и с дрожью в голосе велела ему говорить тише.

— Не знаю, доживём ли мы до окончания моей учёбы, — сказал он. — Моя мать умерла, когда ей было всего двадцать семь. Если станем ждать, то к тому времени оба можем уже умереть.

Каркал начал заигрывать с нижнеулейными радикалами приблизительно в то же время, как в его родной мир прибыли силы Покаранных.

Покаранные были еретиками, и они захватили улей Анненн спустя три месяца осады. Их предводителя звали Дракул-зар. Каркал понятия не имел, как он выглядел, однако представлял его чёрной тенью, объятой ревущим пламенем, и с мерцающими красными глазами. Он был бесстрашным, неудержимым, и ненасытным.

Казалось, никто не удивился, когда воины Дракул-зара заняли Анненн.

Дни улья Анненн неуклонно клонились к закату с тех пор, как его рудные залежи стали пролегать слишком глубоко для выгодной их разработки. Правящие ветви главного дома враждовали поколениями, и, по последним новостям, они окопались в своих башнях, тогда как центральный шпиль превратился в руины. Именно такие поселения становились жертвами еретиков.

Но прибытие Покаранных дало остальным правителям ульев шанс на время забыть о торговых разногласиях и тарифной монополии и действовать сообща. Их попытки, однако, с треском провалились. Улей Афос пал в считанные недели, а за ним быстро последовали процветающие Лидбург и Арарат.

Никто не мог взять в толк, как небольшое войско еретиков могло прорывать оборону городов с такой скоростью. В учтивых беседах среднеулейщики тщательно старались избегать слова «еретики». Произносили его разве что испуганным шёпотом, и только за закрытыми дверями. Но теперь многие начали искать способы сбежать с планеты, пока их собственный улей не пал перед неудержимым наступлением Покаранных.

Идеализм Каркала подталкивал его встать на бой, но он отбросил эти мысли после того, как Ринккенти, воспользовавшись связями с семейством Ричстаров, добыл им пропуск в центральный улейный космпорт планеты, Стеллату.

Они отправились в путь ночью, как поступало большинство улейщиков, когда им приходилось выбираться во внешний мир.

Едва густой коричневый смог на мгновение рассеялся, вид неба потряс их всех.

Каркал вцепился в сюртук мастера Ринккенти, стараясь не лишиться рассудка от открывшегося зрелища. Они передвигались от фактории к шахтёрскому куполу, а затем от планеты к планете, в то время как Покаранные сметали всё на своём пути.

Но с каждым перелётом места становились всё дороже и дороже, пока, наконец, в храмовом мире Игнац даже связей Ринккенти с Ричстарами оказалось недостаточно.

— Прости, Каркал, — сказал Ринккенти на ступенях храма Бога-Императора в Спиралеграде Игнаца. — Но на этот раз я не могу взять тебя с собой. Мне хватит кредитов лишь на жену и дочерей.

— Что со мной будет? — спросил Каркал, и старый художник похлопал его по голове.

— Я не знаю. Но ты смекалистый парень, — сказал он. — Ты что-нибудь придумаешь.

Той ночью Каркал отправился попрощаться с Элоп. Она плакала, и Каркал тешил себя мыслью, что девочка лила слёзы из-за него.

— Я пришёл проститься, — сказал он, и она посмотрела на него, шмыгнула носом и кивнула. Однако она ничего ему не подарила. Ни улыбки, ни безделушки, ни хотя бы доброго слова.

— Тебе лучше уйти, — сказала мать Элоп и, опустив руки ему на плечи, мягко подтолкнула к выходу из жилища. Она всегда казалась ему жёсткой женщиной, но перед уходом она дала ему кошель с монетами и запас еды на неделю, после чего отправила в Спиралеград с напутствием: «Пусть Император защитит тебя», прежде чем закрыть дверь.

Император защитил его. Он прекрасно устроился в Спиралеграде, благодаря образованию, обаянию и подвешенному языку сойдясь с торговцем зерном, который копил запасы продовольствия. Украв у него нужное количество кредитов, Каркал обманом и деньгами добывал себе места на кораблях от Рампо до Квенса, от Ардсли до Вахты Брея, всё время оставаясь впереди волны ереси.

Впрочем, Каркал отдавал себе отчёт, что не мог позволить себе постоянно бежать на шаг впереди врага. Ему нужно было попасть вглубь имперской территории. В Пряном Мазааре до него дошёл слух, будто Имперский Флот выставил пикеты перед внутренними мирами, начертив линию, за которую Покаранные пройти не смогут.

— Что ж, до сих пор им еретиков не удавалось остановить, — услышал он слова одного человека другому.

Его собеседник кивнул.

— Если бы я куда и отправился, то только на Потенс. Ричстары не допустят падения дома своих предков.

Потенс.

Название отложилось в памяти Каркала и стало ассоциироваться с безопасностью, отдыхом и местом, где ему ничто бы не угрожало. Так что теперь он нацелился на Потенс.

Ему удалось пробраться на лихтер, перевозивший семьи чиновников Муниторума на оборонительный монитор под названием «Прекрасная эпоха». Затем их доставили на прометиевые установки над Покоем Телкена, где они пересели на огромный топливовоз — самый большой корабль, который доселе приходилось видеть Каркалу — для быстрого перелёта к торговому миру Малори. Там они пришвартовались у Орбитального Града, оборону которого спешно усилили парой крейсеров типа «Бесстрашный» в поблёкших цветах линейного флота Кадии. Каркал успел мельком заметить их плавные силуэты на фоне ближайшего солнца. Когда его везли на войсковой транспортник, дела, казалось, были в полном порядке, но затем всё пошло наперекосяк, и к тому времени как безбилетников доставили на «Казачью саблю», у них не оказалось ни кредитов, ни связей, чтобы добыть у матросов места на нижних палубах. Люди кричали и пререкались, однако выбора у них не было. Корабельные законы были суровыми. Они либо подчинятся, либо их вышвырнут в открытый космос.

Беженцы стали союзниками поневоле, когда их направили в кромешную тьму балластных палуб — многомильных помещений, наполненных грязной трюмной водой и токсичным хладагентом, что скапывал с огромных медных труб у них над головами.

Поначалу матросы с нижних палуб делились с ними едой. Однако беженцы были слишком многочисленны, слишком голодны, и после того как они избили одного из рабочих за то, что тот принёс слишком мало пищи, люки вниз перестали открываться. Оставшись без нормальной еды и воды, дружба и союзы вскоре распались.

Теперь все были против всех, и семьи против одиночек.

Выживут только самые жестокие.

Каркал одним из первых понял, что за ними никто не придёт.

Некоторые безбилетники принесли с собой запасы риса, муки и вяленого мяса. Они прятали их как только можно, тайком собираясь группками для быстрых перекусов в уединённых закутках. Секретность была их главной защитой, но также ключевой слабостью.

Поскольку одиночка с едой становился целью.

Первой жертвой Каркала стал юноша по имени Оуэн. Он был приблизительно того же возраста, что Каркал, с дрожащим голосом и широкими голубыми глазами. Парень утверждал, будто он торговец шёлками со Станбола. Каркал не раз с ним разговаривал до перелёта на «Казачью саблю». Они даже играли вместе в регицид.

Но то было раньше, а сейчас было сейчас.

Каркал лежал на узкой полке, дожидаясь, пока Оуэн вернётся с обычной прогулки к водопроводному крану. Юноша прошлёпал под холодными трубами с охладителем, двигаясь украдкой, словно вор, затем воцарилась тишина, и во тьме Каркал различил до боли знакомый звук поедания пиши. Раскусывания, пережёвывания и проглатывания пищи.

Каркал был так голоден, что поначалу решил, будто Оуэн предал его.

В ярости его пальцы сжались на ржавом железном пруте, который он держал при себе для защиты от других хищников.

Оуэн ел, с ненавистью подумал Каркал. Ел, и не делился.

Охваченный безумием, он подался вперёд и уставился вниз. Оуэн склонился над кожаной сумкой, держа её у самого рта.

Звук прута, врезающегося в человеческую голову, удивил Каркала. Он походил на тихий, приглушённый хлопок, а следом за ним раздался плёск, с которым тело юноши рухнуло в воду.

А затем всё закончилось.

Вот так просто.

Каркал скользнул вниз, опустившись по колено в трюмные стоки. Мышцы Оуэна свело спазмом, но парень не поднялся, и вскоре застыл уже навсегда.

Каркал нашёл сумку с едой, плавающей в паре футов от трупа. Твёрдая корабельная галета вся промокла, но его это не волновало. Он добыл еду.

Он махом проглотил её, однако заурчавший живот потребовал ещё, а больше у него ничего не было. Ему нужно было разыскать больше еды.

Той ночью внутренности юноши исторгли из себя пищу, ради которой он пошёл на убийство, словно её вытащила чья-то рука.

Когда нашли тело Оуэна, поднялась шумиха. Каркал присоединился к толпе. Он заливался слезами и мысленно дал клятву, что больше никогда не убьёт снова. Но спустя два дня голод пересилил в нём чувство вины.

В следующий раз он повёл себя менее осторожно.

— Дай сюда еду! — прошипел он, встав перед низкорослым лысеющим мужчиной, забившимся в тёмный угол сточных цистерн. Его звал Фруст, или как-то так. Каркал уже точно не помнил. Раньше Фруст работал толмачом в Орбитальном Граде, и в правильный момент обналичил все свои сбережения.

Мужчина, которому повезло, как и самому Каркалу. Вот только, к несчастью, его удача иссякла, когда юноша решил прикончить его.

— Я всё сделаю быстро, — пообещал Каркал, однако Фруст обернулся и бросился наутёк, разбрызгивая воду, и парень кинулся за ним. Не переставая бежать под трубами, через отстойники, и по туннелю, где Каркалу пришлось согнуться вдвое, Фруст в отчаянии вопил о помощи.

Погоня закончилась, когда мужчина оступился и упал.

Раздался громкий всплеск, и Каркал оказался на нём прежде, чем тот успел встать.

— Прошу! — вскрикнул Фруст, и его голос эхом разнёсся среди бесконечных труб. Но помощь так и не пришла.

— Заткнись! — прошипел Каркал. Толмач вскинул руку, чтобы прикрыть голову, и прут сломал ему руку. Лучевая кость треснула в трёх местах, и рука мужчина безжизненно упала.

Каркал не прикончил его сразу. Он был зол и напуган, и страх заставил его нанести ещё один удар. Изо рта Фруста брызнула кровь, но парень уже накинулся на еду толмача.

Захлёбываясь кровью, Фруст что-то неразборчиво пробормотал.

— Заткнись! — повторил Каркал, присев у головы Фруста.

Мужчина закрыл глаза. Затем прозвучало слабое слово.

— Ты сказал «Мама»? — резко спросил Каркал.

Слово послышалось снова.

Оно привело юношу в гнев.

— Все мы хотим к своим мамам, — сказал ему Каркал, слизывая крошки с пальцев. Но теперь он почувствовал себя виноватым, поэтому взял голову Фруста и опустил её под воду.

Поднялось несколько пузырьков. Каркал не хотел знать, какие слова звучали под водой. Он не мог терпеть существо, в какое превратился, и держал голову Фруста под водой до тех пор, пока пузырьки не исчезли, а затем проклял всех матерей.

Особенно свою, за то, что умерла так рано.

Каркал стал призраком.

Привидением.

Охотником.

Из человека Каркал превратился в зверя, и в последующие недели он убил ещё многих. Слабых, старых, невезучих.

После этого его неизменно терзало чувство вины. Он не гордился собой. Но по-другому было никак. Ему требовалось выжить до тех пор, пока корабль не прибудёт к Потенсу, а затем они откроют сточный шлюз и выпустят их наружу, и тогда он окажется в безопасности. Возможно, он снова займётся смешиванием красок, и даже начнёт рисовать. Он часто вспоминал Элоп. Думал, как судьба вновь сведёт их вместе. Как она окажется в беде, из которой он её спасёт. Что в конце всё будет хорошо.

Конец фантазии был ярким и насыщённым. Каркал верил в грёзу с истовостью фанатика. Его ждёт лучшее будущее.

Дни — если такое понятие вообще существовало в безумии варпа — слились воедино. Но в какой-то момент путешествия он услышал, как вой двигателя Геллера стихает, а затем различил глухой рёв пробуждающихся плазменных приводов. Осознание походило на приход весны после долгой зимы.

Он услышал бульканье хладагента в трубах над головой.

Тепло вернулось, и трюмные палубы наполнились удушливым паром, превратившись в смрадную сауну. Затем опустели трубы с водой, пока отряды рабочих проверяли их на протечки, так что ему пришлось слизывать конденсат со стен, из-за чего язык покрылся хлопьями ржавчины и машинным маслом.

После периода тьмы, который мог длиться несколько дней или недель, сверху донеслись новые звуки. Грохот и лязг заработавших подъёмников. Тогда у него пошла кругом голова.

Он представлял себе Элоп, и клялся её душой, что больше никогда не убьёт ради пищи. Он продолжал цепляться за её образ, пока день за днём звуки деятельности проникали всё глубже и глубже в недра корабля. Наконец, топот многочисленных ног по металлической лестнице у него над головой. Он приложил руку к низкому потолку, и почувствовал вибрации. На палубе, прямо над тем местом, где он стоял, были люди. Он ощутил их шаги, и услышал приглушённую ругань, когда они попытались отпереть шлюз.

Человек внутри него начал возвращаться. Он снова заговорил, и когда матросы привели недолюдей, чтобы вскрыть покривившиеся от жара люки, Каркал ощутил дрожь от их тяжёлой поступи, услышал ворчание, а также глухое лязганье подбитых гвоздями сапог.

— Я здесь! — закричал юноша. — Я здесь!

Тонкий голосок Каркала покатился по длинным помещениям, эхом отдаваясь от окружавших его стен.

— Выпустите меня! — крикнул он, и слова вернулись обратно, словно произнесённые сотней голосов, и тогда он зашёлся плачем и закричал.

Когда, наконец, появился свет, он резанул его по глазам подобно стилету.

Он взвыл от боли и вскинул руки, будто защищаясь от удара.

Он рухнул на палубу, и по его щекам покатились слёзы.

— Я здесь, — прохрипел он, а затем почувствовал, как его взяли за руку.

— На выход, — раздался голос, после чего его поволокли прочь из тьмы.

Глава шестая

Минка никак не могла свыкнуться со своим повышением.

— И что дальше? — спросила она у Дайдо в Приёмных казармах.

— Ты должна явиться в полковой штаб. Спаркер захочет с тобой поговорить. Дать тебе небольшое напутствие. Убедиться, что из тебя выйдет хороший командир и тому подобное.

Штаб всё ещё обустраивался на северной стороне плаца. Майор Кастелек торопливо вошёл внутрь здания во главе вереницы суетливых адъютантов и служащих. Следом потянулось обычное сборище раненых гвардейцев, вахтенных и бойцов, неуверенно сжимающих разные формуляры, которые требовалось заполнить и поставить на них правильные штампы.

Минка поднялась по ступеням. Наверху, вытянувшись в струнку, стояла пара громил из роты А. Девушка отдала им честь и шагнула в дверь, где тут же расправила плечи, заметив полковника Байтова. Он был широким, угловатым мужчиной с волевой челюстью и взглядом человека, готового послать бойцов в мясорубку, если это позволит ему добиться быстрой победы. Впрочем, солдаты его любили, поскольку он не расходовал их жизни без нужды.

Прямо сейчас он шагал по коридору к своему кабинету. Его присутствие лишь усугубило атмосферу нервной суеты. Голос полковника эхом отражался от стен. В нём явно ощущался стресс и растущее раздражение.

— Мы первые имперские силы на Потенсе… — говорил он. — Значит, мы руководим обороной всей системы, и одновременно с этим реорганизуем полк. Кто-то хоть думал на этот счёт?

Если ему ответили, то Минка не услышала слов.

Но затем голос Байтова раздался снова.

— Что ж. Хвала Трону и за это!

Возглас полковника, осознала Минка, не принёс ей особого облегчения.

Во времена войны жители планет ожидали, что кадийцы принесут твёрдость и дисциплину. Одно их появление помогало успокоить нервничающих губернаторов и ауксилариев из числа местных. Но если 101-й возглавлял оборону всей зоны военных действий, это означало, что через них пойдут дополнительные административные документы: отчёты с разведданными, оценка лояльности населения, анализ группировок, доклады о силах обороны, способностях местного командования и войск. Три года назад 101-й легко бы справился с таким вызовом. Но сейчас… после тяжёлых потерь, понесённых в беспрерывных боях, это станет серьёзным испытанием, даже для кадийцев.

Внезапно она поняла, почему её повысили в звании. Голосок в голове сказал, что дело было вовсе не в её умениях и опыте. Причина заключалась в том, что все остальные были мертвы, и командование начало отбирать кандидатов на самом дне.

Девушка сжала зубы и попыталась прогнать страх, однако тот крепко засел у неё в мыслях. Минка принялась искать штаб своей роты. Где тот находился, никто не знал. Повсюду царила полнейшая неразбериха. Сто Первый доводили до штатной численности из остатков четырёх разных полков. Клерки и администраторы искали места, где поставить столы, пока начальство понемногу начинало разгребать опасно шатающиеся кипы досье в коричневых обложках. Практически все находившиеся здесь офицеры были либо повышены в звании, либо исполняли обязанности покойников. Новоиспечённые капитаны и лейтенанты знакомились с помощниками и пытались разобраться в новых обязанностях.

Наконец, Минка разыскала конторку роты К. Та находилась в дальнем конце коридора за узорным медным самоваром, на кранике которого висела пожелтевшая бумажка с надписью: «Нужен ремонт».

Конторка представляла собой обычный лагерный стол с двумя парами ножек и исцарапанной деревянной поверхностью. Сидевший за ним сержант Тайсон как раз общался с Путбеном. Минка встретила Путбена в лазарете. Он сломал руку на Маркизе, и та всё ещё висела на перевязи. Он тоже стал сержантом, и назначение, по всей видимости, ему не понравилось. Боец стоял с понуренными плечами, однодневной щетиной и нашивками своего подразделения в руке.

Минка встала за Путбеном, поэтому невзначай услышала ответ Тайсона.

— Послушай. Мы все по уши в дерьме. И ты ничем не лучше других. Так что давай-ка двигай к полковнику Спаркеру.

Сержант Тайсон — низкорослый мускулистый мужчина с бритой головой и выступающим волевым подбородком, — сидел в кресле, сложив мясистые кулаки на оббитом кожей столе. Его фиолетовые глаза имели холодные яркие зрачки, с поразительно тёмными краями и длинными ресницами. Минка встала перед столом и отсалютовала. Смерив её резким взглядом, он потянулся к файлам на столе.

— Значит, ты слышала, — без капли теплоты в голосе сказал сержант, принявшись искать нужный лист.

Наконец, он отыскал его и протянул Минке. Список имён и коричневый бумажный пакет с нашивками 101-го полка.

— Вот твои бойцы. Пусть пришьют их себе. Сегодня. Нам прислали отборную босоту. Глянь, что с ними можно сделать, а то комиссары уже нервничают. Мне в роте К трупы ни к чему. Ясно? — Тайсон кинул на Минку быстрый тяжёлый взгляд, и его бледные глаза словно обожгли её холодом. Она всё прекрасно поняла. Тайсон кивнул на кабинет взвода.

— Войдёшь, как закончит Путбен.

Когда Путбен вышел, его лицо стало ещё краснее.

— Фреккова задница, — пробормотал он. Минка шагнула вперёд, быстро постучала в дверь и дождалась разрешения войти.

Когда она переступила порог, полковник Спаркер сидел за столом и рылся в выдвижном ящике. У него раздражённый вид, так, словно он что-то потерял.

— Входи! — махнул он ей, поднимаясь на ноги. — А ты…?

— Арминка Леск, сэр. Только что переведена в роту К.

Он пожал ей руку, скорее для формальности, после чего жестом велел присаживаться.

— Прошу, — сказал он. — Итак. Как ты знаешь. Мы доводим полк до полного численного состава. Офицеры из Сто Первого. Бойцы по большей части из реорганизованных полков. У нас солдаты из трёх разных полков. Думаю, в твоём отделении одиннадцать бойцов. Хотя нет, двенадцать. — Он поднёс к глазам листок и пробежался взглядом по именам.

— Это ненормально, сэр.

Он вздохнул.

— Сейчас ненормальное время, Леск.

Девушка кивнула.

— Я уже видела новобранцев.

По выражению её лица тот сразу всё понял.

— Хм. Да. К счастью, у нас есть время привести их в форму. Вот чего я от тебя хочу. Когда Император позовёт, они нужны мне в боевой готовности. Ты была на Кадии, так ведь?

Лицо Минки невольно зарделось.

— Да, сэр. — На минуту в кабинете повисло молчание. — Все немного паникуют. Сколько у нас времени, прежде чем прибудут силы ереси? В смысле, нам говорили, это мирное место.

— Да. — Он глубоко вздохнул. — К несчастью, у нас оказалось даже меньше времени, чем мы думали. Намного меньше. Пока мы были в пути, еретики смогли беспрецедентно продвинуться вперёд. Конечно, прямо сейчас беспокоиться не о чём. Имперский Флот прислал эскадру крейсеров, которые выставили пикет вдоль Деллакской Лакуны, а линкор «Адмирал Песакид» ведёт эскадру линейного флота Терры им на усиление.

— Линейный флот Терры. Это нормально?

— Как я и сказал. Сейчас ненормальное время. — Полковник помолчал. — Считай это знаком того, насколько важным сейчас стало скопление Висельников. За месяц или около того сюда прибудут сотни полков. Мы должны организовать здесь всё до их прихода, так, чтобы они смогли сразу взяться за дело. От тебя требуется привести своё отделение в боевую готовность. Понятно?

— Да, сэр.

— Хорошо. Он привстал из кресла, протянул ей руку и весело добавил: — Отлично. Тогда принимай командование и напомни им, что значит быть кадийцами.

Минка отсалютовала и вышла. Она вернулась обратно в казармы, где взяла листок и прошлась по списку имён нового отделения. Капрал Арктур, рядовые Белус, Дрено, Эмерсан, Яромир, Ясон, Ласмонн, Донсон, Рустем, Сайлас, Фаддей и Виктор.

Она просмотрела их личные файлы. Двое были выходцами из Чёрных Драконов, шестеро из 966-го, Стрелков, и троё из Красных Черепов. Виктор был единственным рядовым из 101-го. Раньше он служил в первом взводе. Он показался ей достаточно надёжным бойцом.

Девушка сложила бумажку и спрятала обратно в нагрудный карман.

Пока что это были всего лишь имена в списке, однако она уже чувствовала себя в ответе за них. Неожиданно для себя Минка стала гадать, каким бы отрядом ей хотелось командовать. Они должны стать самыми крепкими. Умными. Умелыми. Девушка остановила себя и сделала глубокий вдох. Они должны стать самыми свирепыми фреккерами в сегментуме по эту сторону Цикатрикс Маледиктум.

В 21.00 состоялась короткая церемония.

Минка стояла в строю ещё с десятью новоиспечёнными офицерами под светом фонаря у входа в штаб. Они расслабленно ждали возле флагштока, на котором в неподвижном тёплом воздухе висело знамя 101-го полка.

Зазвонили колокола собора, и сержанту Тайсону пришлось повысить голос, чтобы его могли услышать. Все вытянулись в струнку, когда к ним вышёл Спаркер. Он прошёлся вдоль строя. Минка сжала зубы, когда тот остановился перед ней. Тайсон встал рядом с полковником, когда тот приколол три лычки к её левой руке. Внутри девушки взбурлили чувства, так что ей пришлось укусить себя за щёку, после чего она отсалютовала полковнику в ответ.

Когда Спаркер направился к последним новоназначенным офицерам, Минка посмотрела на три шеврона, и их вид наполнил девушку ужасным чувством ответственности. Казалось, словно перед ней стоит Сам Император. Судя её. И решая, что она недостойна.

Под конец прибыл исповедник Керемм, чтобы дать им благословление Императора.

Керемм был приземистым бородатым мужчиной с широко расставленными карими глазами. Он родился на Толукане, главном улье Махариуса, и его руки покрывали татуировки, описывавшие путь от подневольного рабочего до силовика первого класса на борту «Вигиланти Этернас», крейсере типа «Мщение», линейного флота Кадии. Впрочем, он ни разу так толком и не объяснил, как из силовика затесался в исповедники.

Он прошёлся перед строем с поднятыми пальцами, быстро шепча молитву. Пробормотав пару слов на высоком готическом, он сказал:

— Итак, ты получила лычки, сержант Леск.

Минка кивнула.

— Ты не выглядишь довольной.

— Я довольна, — отозвалась та.

— Но?

— Что ж. Мне дали новобранцев.

— И что здесь плохого?

— Некоторые из них. Вы их разве не видели?

— Нет. Пока нет. Они весь день были на курсе политинформации.

— С крыланами? — «Крыланы» было прозвищем, которое кадийцы дали представителям Комиссариата. Задача этих политических офицеров заключалась в укреплении верности Императору и поддержании железной дисциплины. — Кого-то из них застрелили?

— Я о таком не слышал.

— Жаль. Вчера встретила фреккера под травкой.

Исповедник скорчил гримасу.

— О божечки. Завтра у меня с ними основы писания.

— «Император мой щит, мой меч и мой штык». Вот это всё?

— Да, — он задумчиво кивнул, после чего изрёк: — Что ж, удачи!

На следующее утро полк ждал общий смотр. Им предстояло прохождение в парадном строю. Время роты К было назначено ближе к полудню. После завтрака Минка разыскала своих бойцов.

— Добро пожаловать в Сто Первый, — сказала она, пожав каждому из них руку, после чего выдала нашивки. — Я хочу, чтобы на параде они были на вас. Понятно?

Все кивнули. Некоторые выглядели довольными, однако от большинства сквозило апатией, что девушка восприняла для себя как вызов.

Она изучила их послужные списки.

Фаддей, Сайлас, Донсон, Рустем, Дрено и Белус были из Стрелков. Первые четыре выглядели достаточно надёжными. Рустем была единственной другой женщиной в отделении. Наверное, когда-то, до многолетней службы, она обладала телосложением, которое можно было описать как мальчишеское. Теперь рыжеволосая, с проседью, женщина стала худой как хворостинка, и покрытой сплошной сеткой шрамов. У неё на груди красовался ветеранский значок.

Дрено и Белус были из последнего набора, покинувшего Кадию. Минке они не понравились с первого взгляда. Она уже встречала подобных им прежде. Им не хотелось служить под началом женщины, и по их поведению они напомнили ей гиен. Они будут постоянно путаться у неё под ногами, дожидаясь, пока она упадёт, а затем вцепятся ей в глотку.

Двое солдат-блондинов — Яромир и Ясон, — ранее служили в Чёрных Драконах. На руках гвардейцев виднелись свежие татуировки змиев, символа старого полка, безыскусно набитые художником на казарменном плацу. Яромир своим видом внушал трепет, отличаясь высоким ростом и крупным телосложением тяжёлоатлета. Его медицинское заключение, однако, не показалось ей особо обнадёживающим. В другое время Яромира списали бы в запас. Пять лет назад его голову зацепил разрыв болт-снаряда. «Косоглазие и сниженные речевые функции. Годен», — говорилось в отчёте медике. Минка пообещала себе, что убережёт его. Ясон, по крайней мере, рвался в бой.

Виктор Блак — единственный боец 101-го в её отделении, — был худым, тихим мужчиной с оставшимся в память о Маркизе осколочным ранением. Она ожидала, что тот будет расстроен тем, что не его назначили сержантом, но пока они строились, мужчина разыскал её и пожал руку. Его рукопожатие было крепким и дружеским.

— Поздравляю.

— Спасибо.

— Хорошо, что выбрали тебя, а не меня. Для меня честь служить под твоим началом.

Поначалу Минка решила, что он шутит, но его лицо было совершенно искренним, поэтому она улыбнулась и поблагодарила его.

— Что ж, спасибо, — сказала она. — Для меня это важно.

Остальные были из Красных Черепов. Они болтались позади строя. Ласмонн и Эмерсан. Она пожала им руки, и, наконец, к ней шагнул последний член отряда — Арктур. Дохромав до Минки, он одарил её неприязненной улыбкой. Его лицо показалось девушке знакомым. С минуту она пристально его разглядывала, пытаясь взять в толк, откуда его знала, а затем осознание обрушилось на неё подобно выплеснутому ушату холодной воды.

Её капралом оказался тот вчерашний фреккер.

Он побрился и помылся, но это точно был он.

— Как яйца? — поинтересовалась Минка. — До сих пор считаешь себя посмешищем для Империума?

— Да.

— Я изменю твоё мнение.

— Как, пнув ещё раз?

— Да, — сказала Минка. — Если придётся.

Он не стал жать ей руку, а вместо этого насмешливо отсалютовал ей, и, развернувшись, последовал за остальными в казармы.

К тому времени как Минка вернулась в спальню, зазвучал свисток-оповещение для роты К. Выругавшись, девушка затолкала в ранец одеяло и дождевик, после чего закрыла его и бросилась на плац.

Она прибыла не последней, с облегчением поняла Минка. За последнее время столько всего произошло, что все казались несколько обескураженными. По крайней мере, её отделение явилось вовремя. Девушка окинула их взглядом. Двенадцать бойцов с вещами.

Она быстро прошла вдоль строя. Работы было слишком много, а вот времени — наоборот.

Раздался приказ встать смирно.

— Подберитесь, — велела она им, прежде чем поспешить на своё место в хвосте.

Минка отдавала себе отчёт, что они представляли собой то ещё зрелище, однако они хотя бы попытались приложить усилие.

Тайсон провёл быстрый осмотр. Он старался быть помягче к новобранцам. От девушки не укрылось, как сержант перекинулся взглядом с медике Бантингом, когда настал черёд второго отделения. К счастью, отряд Минки оказался ещё не самым худшим. В нём числился Арктур, но помимо этого лишь Дрено получил взбучку за грязь на ботинках, а Яромир держал оружие не так как следовало.

— Простите, сэр. Не привык к карабину, — извинился он. — Я из пехотного полка. Там были лазвинтовки.

Тайсон помог ему взять оружие правильно, после чего кивнул и пошёл дальше. По пути он смахнул с куртки Виктора пыль. К бойцам 101-го требования были повыше.

Минка напряглась, когда тот приблизился к ней. Она отвела плечи назад, так что её лопатки едва не коснулись друг друга. Нашивка на руке ещё не успела растянуться, собрав на рукаве морщины. Тайсон окинул её взглядом с ног до головы.

— Всё хорошо, сержант? — спросил он в конце.

— Да, сэр, — кратко ответила Минка.

— Подтяни их, — сказал он ей.

Девушка кивнула.

В этот момент раздался глухой рокот. В одно мгновение кадийцы напряглись, словно свора охотничьих псов, учуявших добычу. Минка осталась стоять навытяжку, смотря прямо перед собой.

Тайсон обернулся к охранникам на парапете. В чистое синее небо над Вечноградом поднимался столб дыма. Ещё одна бомба, поняла Минка.

— Узнайте кто-то, какого чёрта там творится, — велел Тайсон, после чего повернулся обратно к роте и дал приказ разойтись.

— Ты не поверишь, кто в моём отделении, — сказала Минка.

Дайдо даже не стала пытаться угадать.

— Тот вчерашний фреккер, — выпалила девушка.

— Тот, которого ты пнула?

— Он самый.

— Поговори с Тайсоном. Пусть его переведёт. Трон. Давай я его возьму.

Минка помолчала.

— Не могу. В смысле, что подумают люди, если я подёргаю за ниточки? Я возьму его к ногтю. Сделаю из него человека.

Дайдо поморщилась. На минуту обе затихли.

— И что ты думаешь?

— Насчёт чего?

— Насчёт взрыва. Слышала, что сказал Тайсон?

— Ага. Прометиевые испарения?

Они закинули ранцы на кровати, после чего принялись стягивать с себя униформу.

Дайдо повесила куртку на спинку койки. Краешек её рта приподнялся в подобии улыбки.

— То же вчера говорили силовики.

Минка не ответила. Она не хотела становиться источником непроверенных слухов, но Дайдо была её подругой и таким же сержантом, а, зная Астра Милитарум, то, что знал один, скоро будут знать все.

— Слушай, — зашептала она. — Спаркер сказал мне, что Покаранные наступают быстрее, чем ожидалось. Намного быстрее. Флот выставил пикеты в Деллакской Лакуне.

— Что ж. Вспомни последний раз, когда мы положились на Флот. — Она имела в виду битву за Кадию. Дайдо достала из прикроватного комода полевую куртку. — Неудивительно, с чего такая паника. Лучше поскорее приведи отделение в форму. Сдаётся мне, что Покаранные могут быть уже здесь.

— На Потенсе?

— Либо так, либо на планете серьёзные проблемы с прометием.

Глава седьмая

В столовую можно было попасть по двойной лестнице в юго-западном углу казарм. Из медных дымоходов валил горячий воздух, неся с собой ароматы баланды, которую варганили повара.

Минка задержалась перед доской объявлений у входа.

Её отделение выходило на патрулирование после полудня. Она обошла длинные, установленные на козлах, столы, чтобы убедиться, что подчинённые об этом знают.

— Через полчаса на парад, — сказала она им.

— Мы ведь уже были, — отозвался Арктур.

Ей захотелось врезать ему, но вместо этого девушка любезно улыбнулась.

— Верно. Но на этот раз по-боевому.

Следовало сделать это раньше, поняла Минка. Но она лишь недавно стала сержантом, и пока только училась. Впрочем, лучше сейчас, чем никогда. Нужно показать им, кто тут главный. Поэтому когда дюжина бойцов под её началом собралась перед ней, она откашлялась и начала речь, которую до этого проговорила у себя в голове.

— Я встречалась с вами по отдельности, но теперь, когда мы вместе, я хочу представиться официально. Для тех, кто не знает, меня зовут Арминка Леск. Ветеран Кадии. Три года — боец Сто Первого полка. Это моя первая командирская должность, и я горжусь тем, что возглавляю вас. Говорю вам здесь и сейчас, что ожидаю от себя самого лучшего. И ожидаю самого лучшего от своего отделения. Меня не волнует, что было до этого — я знаю, какими отличными бойцами вы все можете быть. Я хочу, чтобы вы первыми шли в бой, и последними из него выходили. Я хочу, чтобы перед нашим строем лежали горы мертвецов. Я хочу, чтобы враги жаждали уничтожить нас любой ценой, и чтобы когда начинался артобстрел, мы уже двигались вперёд, готовясь сойтись с ними в бою. Я хочу, чтобы ваши штыки были красными от крови еретиков!

Она наделялась, что речь воодушевит их, но отделение ответило невнятным бормотанием.

Минка взялась осматривать их снаряжение. Яромир всё ещё учился обращаться с карабином. Рукоять штыка Рустем была испачкана грязью, а разгрузка Белуса болталась слишком свободно. Арктур и вовсе походил на бродягу. Она встала перед бойцом и с отвращением окинула его взглядом.

Девушка не знала, с чего и начать.

— Иона Арктур. Ты — капрал кадийских ударников. Посмотри на себя. Имей к себе хоть какое-то уважение!

— Я знаю об уважении всё.

— Так соответствуй! Сегодня мы идем в патруль. Мы с тобой командиры этого отделения. Ты и я. Мы должны работать вместе.

— Верно, — сказал он, хотя тон его свидетельствовал об обратном.

Минка сказала всё что могла, чтобы не потерять при этом самообладание. Она двинулась дальше, теперь, однако, едва обращая на остальных внимание.

Наконец, девушка отступила назад и сосчитала от десяти до нуля, прежде чем сделать объявление.

— Мы отправляемся на патрулирование в семнадцать часов ровно. После вчерашнего и сегодняшнего взрывов, думаю, стоит ожидать неприятностей. Я хочу, чтобы вы подмечали всё необычное. Полная боевая выкладка. Запасные батареи. Сбор в шестнадцать часов. На этом всё.

Гвардейцы отсалютовали и разошлись.

Отделение собралось в назначенное время и с подходящей экипировкой. Минка проинспектировала «Химеру» вместе с Бреве. Она мало смыслила в машинах, и поняла, что Бреве пытался определить, известны ли ей штучки и методы, которыми пользовались мехводы.

— Послушай, — сказала девушка. — Я ничего не знаю о «Химерах», кроме того, что они возят меня в бой и защищают моё отделение от смерти. Будь ты сержантом, на что ты обратил бы внимание?

Мехвод быстро показал ей, на что нужно смотреть в первую очередь.

— Сюда заливается масло. Перельёшь, и лопнут уплотнители. Простая ошибка.

Орудийная установка была ей знакома уже лучше.

— Убедиться, чтобы она была смазана и снаряжена. У тебя в экипаже есть новобранцы?

— Стрелок. Джинкан.

— Какой он?

— Кажется надёжным.

— Отлично. Тогда слушай. Мы должны заехать в палаточный город. Навести там порядок и понять, могут ли там прятаться еретики. Сможешь нас туда доставить?

Бреве хохотнул.

— А то. Мимо такого не проедешь.

После осмотра отделение загрузилось в бронемашину. Минка забралась последней и помогла поднять заднюю аппарель.

Бойцов в отсеке закидало из стороны в сторону, когда «Химера» стала спускаться по узким серпантинам акрополя к верхним ярусам Вечнограда.

Минка несколько раз пыталась завести разговор, но каждая попытка заканчивалась неловким молчанием. Рустем сидела с закрытыми глазами, шевеля губами в безмолвной молитве. Фаддей держал перед глазами штык, проверяя остроту кромки. Клинок был недавно наточен и смазан. Он вытер рукавом излишек масла, после чего вернул оружие в ножны. У Ясона через плечо был переброшен патронташ с гранатами, и он проверял магазинную подачу установки. Яромир смотрел прямо перед собой. Уголок одного его глаза подёргивался, но он словно этого не замечал. Из-за тика шрамы на виске бойца как будто шевелились. Девушка отвела взгляд.

В последнюю очередь она посмотрела на Арктура. Капрал сидел с закрытыми глазами, приоткрыв рот, и выглядел так, словно вот-вот захрапит.

— Арктур! — рявкнула она. — Не спать!

Боец лениво открыл глаза, после чего приложил палец к голове, шутливо отдавая ей честь, и щёки Минки залились румянцем.

Краем глаза она заметила, как Дрено с Белусом насмешливо фыркнули.

«Фреккеры», — подумала она, и инстинктивно взглянула в сторону Виктора. Тот осматривал свой карабин, недавно вычищенный и отполированный. Боец, сидевший в другом конце бронированного отсека, почувствовал на себе взгляд девушки, и посмотрел на неё в ответ. Он ничего не сказал, не сделал ни единого движения, но Минка поняла, что тот на её стороне.

Она протяжно выдохнула. Бронемашина въезжала на верхние уровни Вечнограда. Минка напряглась. Сделала глубокий вдох. У неё ныли плечи.

Машина плелась по улицам города около часа. Она мимолётно замечала ступени, ведущие к некогда величественным домам, лепные фасады, ныне выгоревшие от яркого солнца, облупившиеся от проезжающих машин либо истёршиеся от постоянных прикосновений множества рук. Она увидела старуху, лущащую бобы в оцинкованную миску, трёх детей, сидящих, уткнувшись подбородками в подставленные ладони и провожая взглядом «Химеру», затем ещё одну женщину с ребёнком, сидящую у обочины с выставленной перед собой фетровой шляпой, очевидно, прося милостыню.

Ничего не происходило. Никаких бомб. Ничего. Обычные военные будни, из тех скучных эпизодов жизни, что успели порядком набить оскомину. Наконец, «Химера» покатилась по широким площадям Мануфакторумного квартала. На каждом углу здесь сидели попрошайки, воздух был бурым от прометиевых испарений, а за колючей проволокой виднелись толпы подневольных рабочих в выцветших синих спецовках, спешащих в свои бараки.

— Покидаем город, — провоксировал Бреве.

Они достигли окраины. Сквозь толстое стекло перископа Минка различила сухой ров, усеянный старой бумагой вперемешку с разломанной мебелью, на дне которого виднелось несколько луж с нечистотами. До них донеслось жужжание мух, а также запах гнили и разложения.

— Направляемся к палаточному городу.

Арктур снова закрыл глаза. Минка то и дело поглядывала на него, на случай, если тот вдруг заснёт. Она чувствовала на себе взгляды Дрено и Белуса. Спустя двадцать минут Бреве связался с ней снова.

— Палаточный город слева.

— Отлично, — сказала Минка.

«Химера», поднимая густую пыль, понеслась по равнине.

— Справа. Вижу какой-то блокпост.

Она включила вокс-бусину.

— Кто это?

— Неуверен. Но они вооружены, и перекрыли дорогу грузовиком.

— Приготовиться, — скомандовала Минка.

В отсеке воцарилась напряжённая атмосфера, когда бронемашина начала сбрасывать скорость. Бойцы взяли в руки карабины, вставили в них батареи, после чего сняли с предохранителя. Минка повторила всё за ними, последовательно проверив разгрузку, фраг-гранаты, батареи, штык.

— Остановка через десять секунд, — предупредил Бреве.

Кадийцы поднялись на ноги, крепко сжимая оружие.

В этот момент Минка вспомнила слова Тайсона. «Доберись до палаточного города. Установи на планете какой-никакой порядок». Тогда она поняла, что понятия не имела, что именно тот имел в виду, и как ей это сделать. Всё, что у неё было — это одна «Химера» и отделение кадийцев против сотен тысяч, если не миллиона, беженцев.

Глава восьмая

Лицо Каркала озарялось вспышками света, пока гидравлический лифт неспешно поднимал его из недр «Казачьей сабли». Вой работающих механизмов едва не оглушал.

Беженцы из восточных пределов скопления Висельников сбились в кучу, однако никто из безбилетников старался не приближаться к Каркалу. Казалось, они знали, что он натворил там, внизу. Знали, что он такое.

Они проезжали мимо складов, укреплённых арсенальных галерей, затем обитаемых палуб, где во тьме трудились отряды невольников. Беженцы мельком заметили кочегаров-недолюдей, освещаемых сиянием котлов, а потом они оказались в цивилизованных районах, где царили порядок и дисциплина.

Когда свет стал достаточно ярким, Каркал оглядел свою сгнившую одежду и кожаные сапоги. Если на них и была кровь жертв, то те пятна давно исчезли под разводами масла и нечистот. Он почесал лицо, успевшее за долгие месяцы обрасти сальной косматой бородой, полной грязи и вшей. Каркал сбежал из дому, чтобы спастись, но теперь понял, что его старая личность погибла так же безвозвратно, как если бы он решил остаться тогда на Гуардии Рекс.

Впрочем, это была не столько смерть, сколько преображение. Раньше он был ручным пёсиком. Теперь он стал шакалом.

Платформа внезапно замедлилась, после чего лифт постепенно начал тормозить, пока не остановился в полудюйме над металлическим перекрытием палубы. Когда двери скользнули назад, Каркал обнаружил себя в первом ряду толпы. Отведя взгляд от чёрно-жёлтых шевронов опасности, он увидел строй глядящих на него матросов, выставивших перед собой абордажные щиты.

К ним вышел офицер. Он был в полной боевой экипировке: нательная броня, усиленные стальными вставками ботинки, а также глухой шлем с узорными нащёчниками и черным визором, из-под которого виднелся лишь заросший щетиной подбородок. В одной руке он сжимал штурмовой дробовик, в другой — натянутый поводок с парой кибермастиффов.

У мастиффов на головах виднелись проплёшины, где их черепа укрепили керамитовыми пластинами. Из шей существ тянулись трубки, извивающиеся, словно змеи, от текущих в них боевых стимуляторов. Опустив головы и угрожающе зарычав, псы дёрнулись к безбилетникам, отчего офицер невольно сделал шаг вперёд.

— Выход в той стороне, — крикнул он сквозь стоящий гам, указав на широкий металлический коридор с низким потолком. — Живей!

Кто-то из женщин вскрикнул, когда кибермастиффы до предела натянули поводки, снова потащив офицера по металлическому настилу. Из их пастей разило смесью из дешёвой смазки, стимуляторов и протухшего мяса.

Толпа начала толкать Каркала вперёд.

Он выругался. Дыхание мастиффа обдало его жаром. Из широко распахнутого рта зверя ему в лицо полетела слюна, и, закашлявшись, он попытался вжаться в неподатливую массу тел.

Люди волной накатили на стену абордажных щитов, следом за чем раздался электрический треск шоковой булавы и истошный вопль жертвы, чьи мышцы свело параличом. Громыхнул выстрел из дробовика. Толпа закричала вся одновременно. Кто-то снова разрядил оружие. Каркал ощутил, как ему чем-то обожгло щёку.

Его прижимали опасно близко к яростным животным. Каркал скользнул в сторону, и пихнул мужчину, который толкал его. Человек оступился и упал, и в тот же миг мастиффы оказались на нём верхом.

Каркал не почувствовал сожалений, услышав вопль мужчины. Он протолкнулся мимо пикета, и, мимолётно оглянувшись, увидел, что тот исчез под клубком вцепившихся в него кибермастиффов.

Юноша кинулся вперёд, по широкому коридору с мерцающими над головой тусклыми люмен-сферами. Они пробежали около сотни ярдов, а затем раздались новые крики, когда они наткнулись на следующий ряд матросов с дробовиками наготове, и очередных кибермастиффов, рычащих и алчно клацающих гигантскими челюстями.

— Двигайтесь к лихтеру! — скомандовал голос из громкоговорителя. Слова отразились от каждой поверхности: стен, низкого потолка, решётчатого металлического пола. Толпа понесла его дальше. Наконец впереди показался планетарный челнок с откинутыми трапами. Замигали жёлтые люмены. Раздались новые приказы. Он увидел новые стены из абордажных щитов, и скрытые за визорами лица флотских.

Грянул ещё один выстрел из дробовика, и его эхо гулко прокатилось по всему холодному ангару. Беженцы запаниковали. Каркал, пихаясь, полез вперёд. Толпа давила на него со всех сторон. Он почувствовал, как пол вдруг поднялся, и, опустив глаза, увидел под ногами истёршиеся чёрно-жёлтые полосы грузовой аппарели. Вооружённые матросы загоняли их в транспортник будто овец. Внутрь челнока набивалось всё больше людей. Каркал продолжал работать локтями. Мужчины, женщины и дети обступили его сплошной стеной. Все выглядели бледными и потрясёнными. Члены семей держались друг за друга мёртвой хваткой.

Каркал отыскал место среди других одиноких юношей. Неожиданно он затрясся от облегчения. Он выжил. До нового дома оставалось каких-то пару часов. Волна эмоций захлестнула его с головой, и он всхлипнул, словно младенец.

— Двигайтесь вперёд! — продолжали доноситься распоряжения из громкоговорителя. — Двигайтесь вперёд!

Люди понесли Каркала дальше, сдавив так сильно, что у него перехватило дыхание. Внутрь заталкивали всё больше и больше беженцев. Семьи, банды, случайных попутчиков. Из лёгких Каркала выдавило весь воздух. От давки заныло всё тело. Люди начали кричать и ругаться. Юноша принялся работать кулаками и коленями, чтобы расчистить вокруг себя немного пространства и сделать хотя бы вдох, а затем, наконец, трап закрылся.

Тьма вернулась, однако звуки теперь изменились. Отовсюду послышались молитвы и плач, и тихий стон людей, медленно оседающих на палубу и умирающих под ногами других пассажиров среди тряски снижающегося челнока.

Спуск занял почти час. Когда корабль, наконец, зашёл на посадку, тысячи набившихся внутрь людей нервно забормотали. Они добрались до древней столицы скопления Висельников. До престола Ричстаров. На Потенсе они, по крайней мере, будут в безопасности. Некоторые зарыдали. Другие принялись громко славить Императора и святого Игнацио.

Каркал закрыл глаза, думая о еде и тепле, о том, чтобы помыться и начать всё с чистого листа. Здесь безопасно, твердил он себе. Это знание согревало его лучше тёплой ванны. Тут его не достанут еретики, из-за которых он лишился дома.

Челнок с рёвом приземлился, а затем, после долгой паузы, открылись замки и заработали гидравлические приводы трапа.

Створки распахнулись, и Каркал впервые увидел свою новую родину. Поначалу его ослепило солнечным светом. В отсек ворвался свежий чистый воздух. Юноша затянулся на полные лёгкие, и, пошатываясь, побрёл вперед. Люди хлынули наружу. Раздались крики и плач, когда несколько людей упали под ноги другим. Каркал не собирался оказаться в их числе. Только не сейчас. Не здесь, у самой цели.

От яркого дневного света у Каркала заслезились глаза. Наконец, он различил белые облака, резко выделявшиеся на фоне бархатного неба, и учуял сырой запах плодородной земли, а откуда-то издалека до него донёсся грохот стрельбы.

Внешний мир не переставал его удивлять. Всевозможные причуды природы. Ветер. Свет. Растительность. Линия горизонта. Дышать настолько чистым воздухом могли позволить себе лишь верхнеулейщики. На мгновение Каркал ощутил себя богачом, дыша на полную грудь, а затем он ступил на аппарель и, оглянувшись, увидел бескрайнюю равнину, а ещё белый город на высоком утёсе с золотыми куполами на самой вершине. Впереди него шли женщины, дети и их отцы, каждая семья не выпускала из рук те жалкие пожитки, которые им удалось спасти с родных миров. На корабле их многочисленность служила им лучшей защитой. Здесь же, понял вдруг Каркал, она станет для них приговором.

Он глядел на них почти что с жалостью. Он был молод, силён и ухватист. Такие времена как сейчас предоставляли молодежи шанс.

Затем выстрелы раздались снова, теперь уже гораздо ближе, и женщина перед ним внезапно закричала.

Глава девятая

Нервы Минки были натянуты до предела, когда «Химера» подъехала к палаточному городу.

Из вокса раздался голос Бреве, сообщив ей в общих чертах о бандитах на пункте пропуска.

— Их двенадцать. Семеро слева. Остальные справа.

Наконец бронемашина остановилась.

— На выход! — приказала Минка, и первой двинулась вперёд. Главное правило командира.

Перед ней стояли двое гангстеров с узорными синими татуировками на всё лицо. На их шеях были повязаны красные платки, а ещё они носили старые гвардейские бронежилеты. Щеки мужчин вздулись от постоянного употребления травки. Один из них, державший подмышкой гранатомёт, ухмыльнулся ей. Его зубы покрывал тёмно-коричневый налёт. Бандит приставил палец к виску, отдавая Минке честь, хотя в жесте сквозила угроза.

Второй был низкорослым и толстым. Половина его головы была обрита наголо, а вторую скрывала копна зелёных волос. На шеё у него болтался патронташ с силовыми батареями, а на поясе висело широкое мачете.

Минка направила на него карабин.

— Кто ты такой?

Преступник одарил её не самой приятной улыбкой.

— Меня зовут Картелл, — представился он. — Мы охраняем палаточный город. А кто вы?

— Уберите свой блокпост. Я — сержант Леск из Сто Первого кадийского полка Астра Милитарум святого Императора Человечества. Во имя Его, пропустите нас.

— А если я скажу «нет»?

— Тогда мы снесём его сами.

К ним начало подтягиваться больше гангстеров. Их предводитель поднял руку и потёр большим пальцем указательный.

— Скажу тебе то же, что силовикам. У нас платный вход.

Минка навела карабин ему на голову.

— Сложить оружие!

Один за другим бандиты побросали оружие на землю. Все, за исключением командира.

— Считаю до трёх… — крикнула девушка.

Гангстер успокаивающе поднёс руки к груди.

— Позволь мне связаться с боссом.

Он обернулся и нырнул в палатку. Там позади стола виднелась вокс-установка. Минка выругалась. Она только что позволила ему взять инициативу в свои руки.

Девушка обернулась. Её отделение держало гангстеров на прицеле. Даже Бреве развернул башню в их сторону. Тяжёлый огнемёт с шипением зажёгся. Она перевела карабин обратно на предводителя банды.

— Двигайся медленно, иначе я выстрелю, — предупредила кадийка.

Толстяк протянул руку к воксу. Снял трубку. Руки Минки начали потеть. Секунды проходили одна за другой — совсем немного, но текли они слишком медленно. Девушка не сводила прицел с левого виска гангстера. Если потребуется, она могла стоять так часами.

Мужчина в палатке положил трубку. Она кинула на него быстрый взгляд, когда тот снова повернулся к ним.

— Так, — громко произнёс бандит. — Боссу нужны гарантии.

— Скажи ему… — начала Минка, однако в этот момент кто-то выстрелил. Краем глаза она заметила сполох лазерного импульса. Луч попал главарю бандитов в бедро. Тот зарычал от боли и схватился за пистолет.

Гангстеры как один кинулись за своим оружием, и в следующий миг завязался бой. Минка всадила два луча в вожака, отбросив его на стенку палатки. Остальные кадийцы начали срезать бандитов очередями. Огнемёт выпустил струю пламени. Кто-то из бойцов закричал. Тяжёлый стаббер на грузовом восьмиколёснике с лязгом открыл огонь.

Минка бросилась вперёд, и по тому месту, где она только что стояла, забили твердотельные снаряды. Фаддей упал от очереди из автопистолета. Сайлас с руганью выпустил оружие, получив ранения в руку и плечо.

Девушка заорала приказы, но в таком хаосе восстановить порядок было невозможно. Схватки на ближних дистанциях отличались смертоносностью. Остаться в живых им могли помочь только дисциплина и выучка. Минка с хирургической точностью сделала несколько выстрелов, свалив трёх кинувшихся к ней гангстеров. Первый выронил топор, а следующие двое взвыли, когда лазерные импульсы пропалили им незащищённые животы.

— Серж! — крикнул Виктор, указав перед собой.

Троё головорезов пытались зарядить и навести на них ракетную установку. Она последовательно всадила в каждого из них по два выстрела. Первый — чтобы убить, второй — контрольный.

Когда она пригнулась, появилось ещё двое гангстеров. У одного через грудь были крест-накрест переброшены ленты с боеприпасами, тогда как второй — настоящая гора мышц, — сжимал в руках роторную пушку. Минка начала целиться, но поняла, что выстрелить уже не успеет.

Громила опустил ствол и открыл огонь, и в то же мгновение воздух наполнился шквалом твердотельных снарядов и вихрящимися облаками пыли.

Кадийка кинулась за бочку с песком, и почувствовала, как ёмкость затряслась от попаданий.

Раздалась громкая ругань.

— Трое ранены! — крикнул кто-то из её отделения.

Первый же бой, которым руководила Минка, грозил превратиться в бойню. Она не знала, сколько её бойцов оставалось в живых. Девушка перекатилась в сторону.

Ей на спину запрыгнул гангстер. Она согнулась и швырнула его через плечо, после чего опустила ботинок на шею и впечатала с достаточной силой, чтобы перебить ему трахею.

— Бреве! — крикнула кадийка, не зная, жив ли ещё мехвод. — Чем ты, фрекк, занимаешься?

В этот момент тяжёлый огнемёт «Химеры» с рёвом ожил. Пронёсшаяся над головой струя горящего прометия опалила ей лицо. Командирская палатка бандитов утонула в потоке огня. Внутри бушующего ада она различила корчащиеся на последнем издыхании фигурки.

Пушка снова открыла огонь. Снаряды забили по «Химере» со звоном тысяч гремящих вразнобой колоколов.

— Кто-то должен его остановить, — прошипела Минка, прежде чем понять, что этим кем-то была она сама.

Она поползла вперёд и вгляделась в просвет среди пыли. Двое головорезов шли вперёд, стреляя на ходу. Девушка прицелилась, но пыль вновь сомкнулась непроницаемой стеной. Она тихо выругалась, и дождалась, пока над головой не пронесётся следующая очередь.

— Приближается грузовик, — предупредил Виктор. — Новые враги.

Минка посмотрела на восток. С юга к ним неслась машина с развевающимся красным флагом.

— Я уберу этого фреккера. Затем все заскакивайте внутрь. Бреве! Прикрой нас!

Бандиты дали ещё одну ураганную очередь. С таким темпом стрельбы где-то сейчас им придётся вставить новую ленту.

У блокпоста ненадолго воцарилась тишина, и Минка сменила позицию, подползши к краю горящей палатки.

Возле неё рухнул бандит. Его кожа полностью обгорела, отчего лицо мужчины превратилось в гримасу из влажных мышц и зубов. Девушка поморщилась, а затем внезапно двое гангстеров, паливших из роторной пушки, оказались прямо перед ней. Похоже, они также решили обойти противника с фланга.

Первый мужчина развернул громоздкое оружие в её сторону. Из стволов пушки поднимались завитки дыма. Времени целиться не было. Минка выстрелила, одновременно закатившись в горящую палатку, и в следующий миг земля вокруг неё взорвалась.

Грузовик бандитов подлетел к ним на огромной скорости и ударил по тормозам. На его платформе возвышалась самодельная установка с автопушкой, которая немедленно открыла шквальный огонь по Виктору и остальным.

— Нужно сваливать отсюда к чёрту! — крикнул Бреве.

Кадийцы пробрались обратно к «Химере». Яромир выглядел совершенно обескураженным. Он глядел на своё оружие, словно пытаясь вспомнить, как из него стрелять.

Виктор толкнул его вперёд.

— Заведи его внутрь! — приказал он Ясону.

Двоё Чёрных Драконов нырнули в люк, после чего Ясон прикрыл огнём Виктора, пока тот затаскивал в бронемашину Фаддея. У бывшего бойца 966-го обгорела почти вся правая сторона тела. Сайлас получил пулю в предплечье.

— Где Леск? — резко спросил Виктор.

Никто не знал.

Виктор выглянул наружу. В воздухе висела густая пыль и дым от пороховых газов.

— Минка! — заорал он.

Бреве уже закрывал заднюю аппарель и переключал «Химеру» на реверсный ход.

— Где Леск? — крикнул ему Виктор.

Мехвод его не услышал. Он проорал переднему стрелку разобраться с грузовиком. Тяжёлый болтер выплюнул в сторону врага поток снарядов размером с кулак. Внутри крупнокалиберных болтов воспламенились внутренние боезаряды, после чего они с рёвом унеслись вперёд, волоча за собой переплетающиеся следы чёрного дыма.

Очередь продлилась каких-то пару секунд, но когда дым рассеялся, кадийцам предстали разбитые обломки машины.

— Леск! — рявкнул Бреве. «Химера» задребезжала под шквалом забивших по броне снарядов. С севера и юга к ним приближалось больше грузовиков. — У нас тут фрекков съезд, — выругался он. — Слушай, нам нужно выбираться отсюда!

— Просто жди, чёрт подери. — Виктор нырнул в укрытие.

Когда он кинулся к баррикадам, кто-то схватил его за ногу.

Гангстер, притворявшийся трупом. Виктор свалился на землю, и, извернувшись, пнул бандита другой ногой, но тот не отпустил его, и гвардеец выругался.

На него упала тень, и на голове силуэта кадиец безошибочно узнал гангстерскую причёску со стоящими торчком волосами.

Дело было дрянь, и он потянулся за ножом, но тот куда-то запропастился во время схватки.

— В сторону, Виктор.

Он удивлённо моргнул, когда над ним на мгновение сверкнул лазерный разряд, и головорез, державший его за ногу, разжал хватку.

Это была Минка. Лицо девушки покрывал пепел, грязь и брызги крови, а на куртке виднелись подпалины, но в остальном с ней всё было в порядке. На плече она тащила главаря банды.

— Пошли, Виктор! Вставай и помоги мне с этим толстяком.

— Да, Леск! — сказал он, но тут же исправился. — В смысле, сержант!

Кадийцы затащили бессознательного мужчину вверх по аппарели. Едва они сбросили его на усиленный пластальный пол, дверь позади них тут же закрылась.

Взревел тяжёлый болтер, и по бортам «Химеры» снова застучали снаряды, однако Минка не обратила на обстрел внимания. Она хотела выгадать хоть что-то из этого фиаско.

Девушка разорвала на бандите верхнюю одежду, сорвала с пояса аптечку и затолкала в раны бинты.

— Останови ему кровотечение, — велела она Виктору. — Затем свяжи руки.

Кадийка поднялась на ноги.

— Итак. Какой фрекк открыл огонь без моего разрешения? — рявкнула она.

Никто не ответил, однако все они знали правду.

Минка повернулась к Арктуру. Дрожа от ярости и притока адреналина, она схватила его за воротник и подтащила к себе.

— Выкинёшь такое снова, и я пришью тебя лично, усёк?

Глава десятая

Каркал проталкивался сквозь человеческие толпы, наводнившие переходы между белыми палатками. Первые часы после спасения с корабля он словно витал в облаках, но постепенно, однако, окунулся в холодные пучины страха, от придорожных священников и прохожих узнав, что неделю назад оборвалась связь с Орбитальным Градом.

Хотя никаких официальных заявлений не делали, судя по уличным пересудам, путевая станция на варп-маршруте пала под натиском Покаранных.

— Это невозможно, — говорил он людям. — Я был там месяц назад. Там был флот. Я видел. Два крейсера.

Впрочем, его никто не слушал.

— До сих пор их ничто не останавливало. С чего бы это изменилось? На нас всем плевать.

— Император видит, Он знает, и Ему не плевать, — заявил Каркал, но затем умолк, внезапно осознав сказанное. Если Император был всевидящим, значит, Он знал о совершённых Каркалом убийствах. Он видел, как низко тот пал.

Первым делом инстинкт подсказал ему снова пуститься в бегство, но куда он отправится дальше? И как попадёт обратно на борт транспортника?

Этот вариант отпадал.

— И когда они доберутся сюда? — спросил он.

Мужчина пожал плечами.

— Кто знает? Может, через пару дней. Или неделю.

От такой перспективы Каркала зазнобило, и, отвернувшись, он поплёлся назад на многолюдные улицы палаточного города, который больше не казался ему таким уж безопасным. Теперь он выглядел мрачным и безысходным.

Каркал чувствовал себя загнанным, обманутым, брошенным. Куда бы он ни бежал, Дракул-зар, предводитель еретиков, шёл за ним. В лагере царила атмосфера обречённости. Везде, куда Каркал бросал взгляд, он видел страх, голод, отчаяние. Священники читали проповеди, перечисляя сотни разновидностей ереси. Улицы заполонили примитивные идолы, вокруг которых распевали гимны толпы; процессии кающихся с набитыми иглами шариками, которыми они хлестали себя по груди, пока из них не начинала брызгать кровь; вереницы обнажённых покаянников с привязанными к балкам руками и накинутых на головы простых чёрных капюшонах; а позади них — стайки бритоголовых женщин, держащих дешёвые отпечатанные на ткани хоругви. И на каждом перекрёстке стояли гангстеры, наблюдая за происходящим с платформ своих бронегрузовиков и тягачей.

Ходили слухи об иконах, что вещали пророчества и истекали кровью. Волнующиеся, восторжённые толпы ждали чудесных явлений, молясь о скорейшем конце для своего мира. Собиравшиеся в круг женщины заводили исступлённые ритуальные пляски, дабы изгнать хвори, тут и там судачили о мироточивых ликах святых, разговаривающих с истинно верующими. Повсюду ощущалось нервное перевозбуждение. И сквозь это всё брёл Каркал.

Он никого не знал, и ничего не понимал. Его толкали, проклинали, гнали и искушали. И он не шутку испугался, когда трое бандитов выволокли на перепутье дорог юношу. Он был одного с Каркалом возраста. Такой же как он.

Каркал в ужасе уставился на то, как гангстеры сбили парня на землю, и позволили немного отползти прочь, прежде чем наступить ему на ноги.

— Эта помойная крыса — вор, — огласил главарь бандитов, ударив его дубинкой по ладони. Затем он опустил ногу парню на поясницу, придавив его к земле. — Я объявляю тебя виновным, помойная крыса. И вот наказание от Бога-Императора Человечества.

Дубинка поднялась и резко опустилась, и на этом всё кончилось. У Каркала пересохло во рту. Он и сам убивал точно так же, но не при свете дня, и не на глазах у свидетелей.

— Так умрёт всякий вор! — крикнул гангстер, и Каркал почувствовал, что тот будто посмотрел прямо на него. Он отвернулся и заспешил прочь.

Между территориями банд располагались санитарные пункты, где проходящих мимо людей останавливали волонтёры-медике.

Каркал стоял в очереди. Он был едва не благодарен за простое человеческое общение, когда грубые руки санитара нагнули голову юноши вниз и сыпанули ему на затылок и плечи белый антисептический порошок.

— Сними верхнюю одежду, — велел мужчина. — Подними руки.

Каркал подчинился, и его толкнули за баррикады.

Там стояла женщина с ведром в руках.

— Кредиты на пищу, — сказала она, сунув ему в руки продуктовую карточку.

Каркал хотел поблагодарить её, но люди позади напирали, заставив его двинуться дальше.

Он попытался вернуться, но охранники замахали на него электрострекалами.

— Ступай отсюда. Тебе уже выдали кредиты.

Каркал сделал как велено. Он решил попытать удачи на другом перекрёстке, однако его выдал антисептический порошок, и на этот раз его огрели по спине длинной тростью.

На карточке было сказано, что Каркалу полагалась еда. Он точно не знал, что с ней делать, и лавочники спроваживали его прочь.

— Не здесь, — говорили они.

Наконец Каркал заметил мужчину, отдавшего свою карточку за кружку грога.

Палатка называлась «Дом Маттео». Место выглядело совершенно захудалым. В углу стояла L-образная стойка, за которой ждал заказов худой, усталого вида мужчина в грязном переднике с короткой тёмной бородой. На доске было написано меню. На выбор предлагалось два блюда. Плитка или похлёбка.

Сжимая в руках карточку, юноша шагнул вперёд. За тентом, опустив руку на кулак, сидел ещё один человек и поглядывал на улицу. Под стойкой находился автомат. Каркал разглядел приклад — стандартное оружие Муниторума с выведенным по трафарету белым серийным номером.

— У меня есть это, — сказал Каркал и протянул свой талон.

— Плитка или похлёбка, — не поднимая глаз, произнёс Маттео.

— Сколько за отвар?

— Шесть кредитов.

Порция похлёбки выглядела большей, так что Каркал выбрал похлёбку, и ещё кружку отвара. Когда худой мужчина принялся наполнять картонную коробочку, он протянул карточку и ещё шесть кредитов сверху, после чего быстро сосчитал, сколько у него осталось.

С такими ценами денег ему хватит до конца недели.

— Откуда ты? — спросил Каркал.

— Отсюда, — отозвался мужчина, приняв деньги и протянув миску.

— В смысле, раньше.

— Раньше. Какая разница.

— Я тоже иномирянин, — произнёс Каркал.

— Ты и все остальные фреккеры из этой адской дыры. Слушай. Мне платят за выдачу пайков. Разговоры за дополнительную плату.

Каркал взял миску и кружку. Он двинулся внутрь, однако путь ему преградил мужчина с оружием.

— Вход внутрь — ещё кредит.

Каркал увидел направленный на него ствол автомата. Его щёки залились румянцем, и он сделал шаг назад.

— Всё в порядке, — брякнул он.

Каркал присел на грязной улице.

Похлёбка хотя бы была тёплой, а вот отвар оказался прогорклым. Он быстро слопал всю еду до последней крошки, и почувствовал, как она обволакивает его желудок изнутри. Мужчина рядом с ним носил значок с Золотым Троном. Он выхлебал свой жидкий суп, после чего выскреб миску дочиста. У него было длинное лицо, неправильный прикус и всклокоченные седые волосы.

— Сколько ты здесь? — спросил незнакомец.

— Приземлился вчера, — ответил Каркал.

— Откуда прибыл?

— Гуардия Рекс. Летел через Игнац, затем Брееву Вахту, — сказал парень.

Мужчина фыркнул и смерил его взглядом. Раньше он не слышал этих названий.

— Ты из Ричстаровых?

Каркал кивнул.

— Фреккеры, — заявил тот. — Все они. Глянь-ка. — Он повернулся и кивнул на Вечноград. Из-за расстояния он казался крошечным, но белая каменная кладка в лучах закатного солнца выглядела особо прекрасной. — Не пускают нас внутрь. Даже помолиться.

Мужчина всё говорил и говорил, но Каркалу быстро стало неинтересно. Он захотел попасть туда, в Вечноград, где семействам с кредитами могли потребоваться редкие услуги художника. Незнакомец переключился на религию, что Каркала интересовало даже ещё меньше.

— И Ричстары — они Храмовники, — произнёс мужчина, так, словно Каркал знал, что это значит.

— Что за Храмовники?

— Еретики, — бросил человек.

Каркал видел плакаты. Еретики были спятившими чудовищами. Бешеными животными в человеческом обличье. Они ненавидели жизнь и порядок, и ещё они ненавидели искусство. От этого слова юношу пробрал озноб.

— В смысле, как Покаранные?

— Нет. Но тоже еретики.

Каркал вспомнил Ричстаров из своего детства. Никто из них, по его мнению, не подпадал под описание еретиков. Он выскреб из коробки остатки еды, после чего вернул Маттео за свой депозит. Мужчина с оружием неохотно вернул карточку.

Каркал опустил её в кошель. Теперь, набив живот, он почувствовал себя лучше. Парень поднялся, раздумывая, куда податься дальше, когда увидел приближающуюся по дороге процессию мужчин в чёрных рясах. Перед ними шла группка покаянниц. Одна из них направилась к Каркалу. Женщина была старой и согбенной, с покрытой болячками и клочками седой щетины головой, однако её глаза лучились добротой.

— Император любит тебя, — произнесла она, после чего обняла Каркала.

Момент человеческой доброты и тепла оказался таким коротким и неожиданным, что юноша не стал сопротивляться, когда старуха прижала его к опавшей груди. Каркал на секунду закрыл глаза, и ему показалось, словно он снова рядом с Агатой. На него нахлынуло давно забытое чувство любви, заботы, и безопасности.

— Император любит тебя, — повторила она. — Сознайся в грехах и выдержи наказание, и тогда ты переродишься. — Она взяла его за руки и посмотрела в глаза. — Ты грешил, дитя моё?

Каркал пришёл в замешательство, не понимая, пыталась ли старуха его в чём-то уличить, и судорожно принялся искать ответ.

— Я… я… я… — залепетал он, не зная, что сказать.

— Когда будешь готов, найди нас. Вот, — сказала она и приколола ему к груди жёлтый кусочек ткани, на котором был изображён Дворец Императора на Святой Терре с встающим за ним солнцем. — Объявлен крестовый поход. Вступай в Братство и покайся в своих грехах.

Каркал вспомнил звук убийства первого человека на борту «Казачьей сабли» — глухой удар стального прута, ломающего череп, плёск воды от упавшего тела. — Я каюсь! — выкрикнул он, но слова его были тем ещё клише, а женщина уже отпустила его и пошла дальше, обняв следующего человека в толпе и сказав ему: «Император любит тебя».

Час спустя юноша остановился возле столовой и сунул руку в карман, только чтобы обнаружить, что у него пропали кредиты. Он проверил каждый карман, но денег нигде не оказалось. Ни кредита. Единственная, на кого он мог подумать, была старуха. Покаянница!

Он двинулся обратно, в отчаянии пытаясь вернуться по собственным следам сквозь толпу, отрезавшую его от процессии.

— Вы видели Братство? — спрашивал он, и люди указывали ему на север, юг, восток и запад. Каркал услышал одну процессию — удары плетью по обнажённой плоти, звяканье колокольцев, и аромат горящих курений, — и схватил первую подвернувшуюся старуху с клочковатой седой щетиной. Однако у неё оказался ленивый глаз, а следующая была слишком высокой, другая — слишком худой.

Он был вне себя от ярости. Его надули и предали. Он рывком развернул к себе очередную покаянницу.

— Прочь! — крикнул подскочивший мужчина, и оттолкнул Каркала от старухи. — Ты — враг истинно верующих! Покайся!

Юноша попытался встать, но в следующий миг на него градом посыпались тумаки. Он прикрыл голову руками, защищая её от ударов до тех пор, пока мимо не прошёл последний из Братства. Каркал поднялся на ноги лишь после того, как толпа людей потянулась следом за крестоносцами. Он снова остался в одиночестве.

Глава одиннадцатая

Как только отделение Минки вернулось в казармы, гангстера понесли в лазарет.

Из штаба полка вышёл старший комиссар Шанд. Он заметил носилки, остановился, затем направился к ней.

Девушка прикинулась, словно не заметила его, и стала говорить с Бреве.

— Сержант! — окликнул её Шанд. — Подойдите.

Она обернулась. Шанд был высоким, сухощавым мужчиной, чьё поведение и немногословность пробирали до дрожи. Его аугментический глаз горел красным светом, а кожа на лице казалась натянутой из-за сплошной сетки шрамов.

– Вы приняли бой?

Минка на миг запнулась, пытаясь собраться с мыслями.

— Ну… — протянула кадийка. — Мы отправились в палаточный город. Там всем заправляют банды. Я обсуждала пропуск внутрь с их главарём, когда…

— Как показало себя пополнение?

— Что ж, сэр, мы ликвидировали двадцать бандитов, и захватили их предводителя. Я доставила его для допроса.

— Вы подвергли отделение ненужному риску?

— Нет, сэр! Кто-то открыл огонь.

Шанд подошёл к ней вплотную.

— Кто открыл? Сержант, дисциплина в полку — моя ответственность. Помните, бойцы должны выполнять все ваши приказы. О любых случаях неподчинения необходимо докладывать мне. Сокрытие подобных проблем от комиссара — серьёзный проступок.

Если раньше вопросами её дисциплины заведовали офицеры, то теперь она сама была офицером, а значит, её деятельность подпадала под прямую юрисдикцию Комиссариата. Взгляд Шанда словно высасывал из неё все нужные ему сведения. Ей нужно было как-то прикрыть Арктура.

— Ну, у капрала Арктура вышло из строя оружие… — промямлила она. — Он решил, что мы в опасности.

— Капрал! — чистым и властным голосом крикнул Шанд. Арктур был уже на полпути к казарме. — Я хочу с вами поговорить.

Все разом обернулись к ним.

Арктур остановился. Он съёжился, от командного тона комиссара почувствовав себя пойманной на крючок рыбой.

— Капрал. Рассказывайте, что случилось на патрулировании?

Арктур встретился с Минкой взглядом.

— У меня дало осечку оружие, — сказал он. — Я не привык к карабину.

Впрочем, его странное поведение показалось Шанду подозрительным.

— Смирно! — рявкнул он, и Арктур вытянулся в струнку.

Минка попыталась его предупредить, однако капрал и впрямь вёл себя необычно. Его движения казались медленными и заторможенными, и от Шанда это явно не укрылось.

— Я заключаю вас под стражу, капрал Арктур.

— За что, сэр? — брякнул боец, однако комиссар, не ответив, повёл его за собой.

Спустя несколько минут к казармам подтянулось несколько комиссаров в чёрных пальто. Внезапный всплеск активности Комиссариата не сулил ничего хорошего.

Яромир повернулся к Минке.

— Ты доложила о нём?

— Нет! Я ничего не говорила. — Впрочем, девушка сама поняла, что дала маху. — Я ничего не говорила. Послушай. Мне нужно в лазарет, но после этого я поговорю с крыланами за Арктура. Остальные, хорошенько отдохните. Завтра утром строевая подготовка. Сбор в пять ноль-ноль. Всем ясно?

Бойцы кивнули. Минка позволила им разойтись. Вымотанная до предела, она двинулась в сторону казарм.

По пути её кто-то догнал.

— Всё прошло плохо? — Это был Прассан.

— Ага, — отозвалась кадийка.

— Мне жаль.

— Бывало и хуже, — вмиг ощетинившись, бросила она.

В процессе реабилитации Минка провела в обществе медике Бантингом больше времени, чем ей бы того хотелось. Он чётко дал понять, причём не единожды, как мало его волнует проявленная в бою некомпетентность. Медике не испытывал к Минке сочувствия, а лишь недовольство оттого, как плохие командиры вроде неё тратили его время и силы.

Он бросил на Минку испепеляющий взгляд, когда та вошла в палату.

— Сержант Леск. Слышал я о вашем маленьком приключении.

Он уже успел вычистить рану Сайласа, присыпать её розовым антисептическим порошком и перевязать.

— Как оно? — спросила Минка.

— Слишком туго, — сказал Сайлас, сгибая руку.

— Растянется, — заявил Бантинг.

Сайлас взял палочку-лхо и прикурил её одной рукой. Медике раздражённо зыркнул на него.

— Курить на улице, — произнёс он и двинулся дальше.

Помощник медике занимался стабилизацией Фаддея. Юноша лежал в кровати, содрогаясь в жестоких конвульсиях. Минка с отделением сделали внутри «Химеры» всё возможное, но теперь, когда с бойца срезали куртку, она увидела красную обугленную кожу. Там, где с тела Фаддея содрали волдыри, проступала опалённая багровая плоть, а по его спине сочились прозрачные выделения.

Бантинг осмотрел ожог и приказал ввести дополнительную дозу снотворного.

— Не думай, что сможешь уйти. Ты в ответе за этих людей, так что вымой руки и будешь помогать.

Он дал ей держать марлю, пока занимался обработкой ожогов Фаддея. Стоя над своим бойцом, Минка наблюдала за тем, как медике обработал его раны, а затем перебинтовал их. Наконец, снотворное подействовало, и юноша закрыл глаза. Его губы шевелилась. Минке не хотелось знать, о чём он говорил.

На всё про всё ушёл почти час.

Бантинг отправился вымыть руки. Медсестра выбросила разорванную куртку Фаддея в мешок с биркой «Сжечь».

К тому времени эффект препарата начал сходить на нет.

— Может, тебе что-то принести?

Фаддей покачал головой.

— Уверен?

Он кивнул.

Девушка не нашлась со словами. Она заметила, что потолок палаты украшали старинные фрески с изображением Императора.

— Что ж, в таком красивом месте не грех и полежать.

Фаддей засмеялся, а затем поморщился от боли, осторожно перевернувшись на бок.

— Ага, серж. По крайней мере, будет на что поглядеть.

Она помогла ему устроиться поудобней.

— Думаю, ты побудешь здесь какое-то время, — сказала она. — Уверен, что ничего не нужно?

Он помолчал, раздумывая.

— Ну. Разве что-нибудь почитать.

Девушка похлопала себя по карманам. Там ничего не нашлось, за исключением «Руководства». Книга была одним из немногого, что она спасла с Кадии.

«Потеряете, и вас расстреляют», сказали им наставники, когда ей было десять. Белощитники крайне серьёзно относились вопросам, касающимся «Руководства». Это была традиционная шутка, которую говорили всем новобранцам. Минка взвесила книгу в руке, а затем протянула парню.

— Потеряешь, и тебя расстреляют, — сказала она, на что Фаддей снова хохотнул. — Она не даст тебе скучать, пока я не найду что-то другое. До тех пор можешь подучить раздел «Правила и предписания».

— Спасибо, — поблагодарил её Фаддей.

На выходе её подозвал к себе Бантинг.

— Я узнал, что ты привезла бандита, так что мне пришлось подлатать и его заодно.

— Прости.

— Не нужно извиняться. Тебя обучали делать в людях дырки.

— Стараюсь как могу.

— И не поспоришь. Что ж, похоже, сегодня было не самое удачное начало. Уверена, что справишься?

— Да, — сказала она.

— Точно?

— Да.

Минка поняла, к чему клонил медике. Она наворотила фрекковых дел.

— Из того, что я слышал, вам повезло. Всё могло быть гораздо хуже.

— Всегда может быть хуже, — отозвалась девушка.

Когда она вышла из палаты, её уже ждал комиссар-кадет Нолл. Он помахал ей бланком.

— Сержант. Комиссар Шанд нашёл среди вещей капрала Арктура большое количество обскуры. Вы знали об этом?

— Нет, — поспешно ответила Минка.

— Вы уверены?

— Да, — утвердительно сказала девушка. — В смысле, я подозревала травку.

Нолл сделал в бланке пометку, и она поставила на нём подпись.

— Если вы, или кто-то ещё причастен к этому… — предупредил её Нолл, оставив вторую часть предложения недосказанной. Судя по его поведению, он был взволнован из-за находки, взволнован потому, Арктура теперь расстреляют. Без сомнения, Ноллу хотелось всадить в кого-нибудь пулю лично.

— Я понимаю, — отозвалась Минка.

К тому времени как она добралась до столовой, обед уже заканчивался.

Минка взяла одну из тарелок, оставленных для опоздавших. В ней оказались какие-то обрезки и кусочки мясной плитки.

Поев, она отправилась в казарму, чтобы найти Дайдо, однако её койка оказалась пустой, а вместо неё в помещении была лишь пара солдат, склонившихся над картой Потенса.

Полуденные тени начинали удлиняться.

Минке захотелось побыть немного в тишине. Она отправилась на казарменный плац, а оттуда по истоптанной каменной лестнице поднялась на стрелковый парапет. Наверху оказалось достаточно прохладно для куртки. С такой высоты открывался отличный вид на южную часть Вечнограда.

Девушка замерла и сделала глубокий вдох.

Золотой свет напомнил ей лучшие дни. Какое-то время она задумчиво стояла, облокотившись на парапет и глядя вниз с кручины казарменного квартала. Солнце здесь садилось весьма быстро. Кадийка оставалась наверху до тех пор, пока небо не начало темнеть, а затем, ведя пальцами по каменной стене, перебралась на восточную сторону.

Там она обнаружила человека, стоявшего, упёршись руками в скалобетнное укрепление. Шанд. Он возник неожиданно, так, словно хотел застичь её врасплох.

— Сержант, — сказал комиссар, и тогда Минка поняла, что скрыться от него не успеет.

Она отсалютовала и подошла ближе. Из Вечнограда доносились звуки стрельбы. Девушка почувствовала, что должна что-то сказать.

— Внизу, похоже, не очень мирно.

— Мира нет нигде, — отозвался Шанд.

В выражении его лица сквозила какая-то непреходящая боль. Оно выглядело холодным, жёстким и отчуждённым. Его посечённые костяшки пальцев были белыми. Напряжённость комиссара не на шутку встревожила девушку. А затем внезапно он повернулся и смерил её взглядом.

— Ты знаешь, что мы нашли в пожитках Арктура обскуру?

— Да, сэр.

— И тебе известно наказание?

— Да, сэр. — Ей не требовалось уточнять. Арктура застрелят.

— Нет. Я имею в виду, наказание за недонесение важной информации комиссару?

— Да, сэр. Но клянусь, я ничего об этом не знала.

— Нет?

Щёки девушки залились густым румянцем.

— Нет, сэр. Конечно, я знала, что он распущен, что все эти новобранцы кажутся распущенными. Я думала, немного дисциплины вправит ему мозги. Имей я подозрения об обскуре, то немедленно донесла бы это до вашего внимания.

Шанд какое-то время молчал.

— Ты была на Маркизе, — наконец произнёс он. Его слова прозвучали не как вопрос, а скорее как утверждение.

— Да, сэр.

— Я просмотрел твои отчёты, Леск. На Маркизе ты была рядовой в роте Г.

Кадийка напряглась.

— Да, сэр. Мы шли в первой волне. В «Адских бурах».

— Рота Г понесла… — он помолчал, подбирая гвардейский эвфемизм… — большие потери.

— Да, сэр. Оттуда выбрались лишь двое. Я и Грогар.

— Лишь двое из ста тридцати семи бойцов.

— Это так, сэр, — осторожно ответила Минка.

Шанд сделал глубокий вдох, словно пытаясь унять боль.

— Повезло вам, не думаешь? — поинтересовался он.

— В чём, сэр? — держась настороже, спросила она.

— Ты мне скажи. — Шанд обратил на неё зловещий красный глаз.

Комиссар сражался и расстреливал солдат так долго, что теперь всё его тело словно излучало угрозу. Минке не хватило решимости встретиться с ним взглядом.

— В своём отчёте ты упомянула о часовне среди руин города.

— В самом деле?

— Да, — недвусмысленным тоном произнёс он. — В самом деле. Опиши её.

На лбу Минки выступила испарина.

— Если честно, я смутно всё помню, сэр. Медике сказал, у меня был токсический шок.

— Опиши её мне.

Минка застыла как статуя. Она описала часовню настолько подробно, насколько смогла вспомнить. Наконец, девушка подняла на него глаза. Комиссар отвернулся и теперь смотрел на чернеющее небо. Над городом как раз пролетало звено из трёх истребителей. Отсюда они напоминали «Громы», а ещё дальше к звёздному порту торопливо снижался какой-то челнок. Он выглядел слишком большим, тяжёлым и медленным для того, чтобы держаться в воздухе.

Шанд задумчиво кивнул.

— И ты написала, что видела еретика.

— Там было много еретиков.

— Ты поняла, кого я имею в виду.

Минка сглотнула.

— Да, — наконец сказала она. Она поняла, что тот имел в виду. Девушка откашлялась.

— Ты знаешь, как они себя называют?

Она покачала головой. Ей не хотелось знать.

— Они зовут себя Пожирающими Миры.

Минка промолчала.

— Они — враги, которым мы должны смотреть в лицо. Должны сокрушать. Должны уничтожать без всякой жалости. Святой Император даёт нам сил, дабы очищать нечестивцев.

Ей стало дурно.

— Да, сэр.

Комиссар снова повернулся к ней.

— А ты достаточно сильна, чтобы сокрушать их?

— Я… — пролепетала девушка. На мгновение она словно вернулась назад в подулье, когда на неё нёсся космодесантник-еретик. Восемь футов ярости. Полтонны ненависти. Каждый отряд гвардейцев, вместе с которыми она там находилась, поочередно кидался на него, а он перебил их всех до единого. — Его ничто не останавливало.

— Тогда как ты выжила?

— Я не знаю. Не могу вспомнить.

— Не можешь, или не хочешь?

Наконец, она взяла себя в руки.

— Меня всесторонне проверил исповедник Керемм. Процедура была не из приятных. Но меня сочли пригодной нести службу, не только физически, но и духовно.

Она перевела взгляд с его настоящего глаза на аугментическое око, затем обратно. Судя по виду комиссара, он ей не очень-то поверил.

— Мы не бежим от врагов, сержант Леск. Это делает их сильнее. Мы умираем, отвергая и их, и их кредо. Таков долг каждого гвардейца, каждой женщины. Погибая, мы становимся мучениками. В смерти мы побеждаем. Таков девиз Сто Первого. Ты понимаешь, что он означает?

Она кивнула, осознав, что больше не может смотреть ему в лицо.

— Да, сэр, — тонким голоском отозвалась девушка. — Я знаю, сэр. Я живу по его завету.

Какое-то время они просто стояли, разглядывая город, пока в нём не зажглись люмены, осветив главные дорожные артерии.

Грянул колокол. Через десять минут скомандуют отбой. Именно в этот момент раздался характерный звук выстрела, эхом донёсшийся с казарменного плаца.

— Ага, — произнёс Шанд. — Похоже, душа Арктура отлетела к Императору. Будьте осторожны, сержант Леск, иначе отправитесь за ним следом.

Глава двенадцатая

Той первой ночью на Потенсе Каркал нашёл себе для сна мусорную кучу в тихом районе палаточного города. Он глядел на далёкие огни Вечнограда. «Нужно выбираться из этого пекла», — твердил себе юноша. Он попытался отдохнуть, но ночью палаточный город наполнился грохотом выстрелов и криками, а затем погрузился в мёртвую тишину, когда пальба прекратилась.

Каркал проснулся перед рассветом, захлёбываясь слюной от голода. Пустой желудок жалобно заурчал, когда он учуял аромат пекущегося хлеба. Через полчаса, идя на запах, он нашёл искомое место. В такую рань бодрствовали лишь отчаянные и бездомные люди.

Фургон-пекарня стоял меж пустующей парой блоков, где не стали разбивать никаких палаток, а земля поросла сорняками и кустами. Заднюю часть фургона переделали под место для печей. Под выгоревшим полотняным навесом трудились работники, отправляя в печи лотки с расстоявшимися заготовками, а оттуда — внутрь небольшого тента в красно-бело-синюю полоску, где ели другие люди.

Запах был настолько сильный, что у него неудержимо потекли слюни. Он уже собирался выйти на открытое пространство, когда вдруг услышал скрежет затачивающихся ножей. Парень подкрался ближе. Заглянув за откинутый полог навеса, он увидел рабочих, высыпающих мешки с фасолью в муку, месящих и режущих тесто, и ещё несколько фигур возле огромных чанов. Внутри них оказались гигантские кучи теста, дожидающегося своей очереди на превращение в заготовки. И там же, на полках, лежали длинные белые буханки, присыпанные мукой. Каркал придвинулся ещё ближе.

Подъехала ещё одна машина, и он спрятался, когда работники принялись загружать в неё корзины со свежеиспечённым хрустящим хлебом, складывая их на открытую платформу.

Каркал едва мог поверить в свою удачу. Он дождался, пока грузчики не уйдут. Водители травили между собой байки. Юноша прокрался в тень фургона. Он услышал с другой стороны машины голос, и, заглянув под шасси, увидел пару ног, которые какое-то время стояли на месте, а затем развернулись и исчезли из виду.

Он услышал «Зарпал», затем слово «приказы». Судя по тому, как произнесли его имя, этот Зарпал был важной птицей. Впрочем, запах хлеба манил его слишком сильно. Отчаяние придало Каркалу уверенности. Всего одна буханка. Ну, или две.

Металл оказался слишком скользким и твёрдым, чтобы за него ухватиться. Оттолкнувшись от земли и подтянувшись на руках, Каркал выкарабкался на платформу и заглянул в корзины с хлебом. Схватил буханку. Ещё одну. И ещё.

Хлеб был ещё тёплым. Он зубами оторвал кусок. Ломающаяся корочка наполнила нос ароматом, о котором он почти забыл за долгие месяцы на борту корабля. Внезапно парня захлестнул поток воспоминаний о другой жизни, в которой он был смешивателем красок. Охваченный ужасом и упоением, он сунул три буханки себе за пазуху, схватил четвёртую, после чего спрыгнул на землю и кинулся бежать туда, откуда пришёл, однако в спешке споткнулся и плашмя рухнул на землю, успев, однако, вскинуть руку с хлебом, чтобы не испачкать его в грязи.

Выругавшись, Каркал оглянулся посмотреть, за что зацепилась его нога. На него уставилось сверху безобразное лицо толстого, лысого, крупного мужчины со стальными зубами и носом, который разбивали больше раз, чем иной фарфоровый кувшин. На его шее был вытатуирован прыгающий леопард. Каркал начал было извиняться, но здоровяк поднял ногу и наступил ему на руку. Юноша вскрикнул от боли.

— Ты мелкое вороватое дерьмо. — Глубокий рокочущий голос мужчины напоминал сходящий оползень. — Я вырву тебе глаза, если ещё раз встречу на своей территории. Усёк?

Каркал воспользовался шансом, чтобы вставить несколько слов.

— Простите, сэр. Я прибыл лишь вчера. Я художник, — быстро затараторил он. — Я писал Ричстаров. Могу послужить и вам.

— Ричстары, — прорычал громила. — Слышать не хочу о Ричстарах.

Он нагнулся и взял его за лицо. Судя по силе хватки, мужчина явно подвергся генетическому улучшению. Здоровяк вздёрнул Каркала на ноги, а затем оторвал от земли.

— Как тебя зовут? — спросил мужчина с железными зубами.

— Каркал, — ответил тот.

— Что ж, Каркал, меня уже тошнит от таких бродяг как ты. Вы только и делаете, что воруете. Крадёте. Грабите. Усёк?

— Меня прислал мастер Зарпал, — как можно более уверенным тоном заявил парень.

Имя сработало словно оберег. Мужчина тут же опустил его на землю и смахнул грязь с груди.

— О, прости. Мастер Зарпал. Тебе следовало сказать.

— Да. Ничего страшного. Я понимаю, на что это похоже. Все голодают.

— Именно, — сказал громила, кивнув в сторону звёздного порта. — Они лишь свозят новых и новых воров. Каждый день. И кто за ними присматривает? Да никто. Они оставили их нам. В этом мире каждый за себя.

— Знаю, — сказал Каркал, лихорадочно думая, как бы поскорее отсюда убраться. — Зарпал шлёт тебе привет.

— Привет? — переспросил здоровяк. — Мне?

— Как тебя зовут?

— Хамма, — отозвался тот.

— Тогда да. Тебе.

Хамма улыбнулся, так что от его стальных зубов отразился свет люменов.

— Какая щедрость с его стороны.

Каркал стряхнул грязь с одежды и развернулся, собираясь уйти. Он едва мог поверить в своё везение.

— Постой, — сказал Хамма, и Каркал обернулся.

Он успел заметить уродливое лицо здоровяка, прежде чем тот врезал ему лбом прямо в нос. Затем всё исчезло за пеленой боли.

Хамма нагнулся и подобрал его с земли как тряпичную куклу.

— Итак, Каркал. Расскажи-ка мне, как это Зарпал мог с тобой говорить, если только вчера я раскроил его от шеи до пупа. Он что, восстал из мёртвых?

Глава тринадцатая

Гангстер, которого доставила Минка из палаточного города, отказывался говорить до тех пор, пока не стало ясно, что особого выбора у него нет.

Предоставленную им информацию присовокупили к файлам, составленным кадийскими офицерами разведки. Затем собранные сведения передали полковнику Байтову.

Майор Кастелек вызвал к себе флаг-сержанта Даала.

— Здесь творится чёрт знает что, — сказал майор, швырнув файл на стол.

— Да, — отозвался Даал. — Простите, сэр. Это моя вина. Думал, всё пройдёт гладко. Я не знал, что силовики вышли из лагеря. Судя по тому, что я слышал, Леск хорошо себя показала, не потеряв всё отделение. Она молодая, но крепкая.

Майора Кастелека его слова, похоже, не убедили.

— Байтов не будет впечатлён.

Даал и сам это прекрасно понимал.

— Итак, — продолжил майор. — Что дальше?

— Покажем, кто тут главный. Уличные банды понимают лишь один язык. Мы должны вбить гангстерам в головы, что мы теперь здесь, и не позволим им рвать лагерь на куски.

— Верно говоришь. Пусть этим займётся четвёртый взвод. Дай им всё, что нужно. Предлагаю взять танки и вынести… как они себя там зовут? … Картеллов к чертям собачьим. Затем я предоставлю Байтову окончательный рапорт.

Даал улыбнулся.

— Да, сэр.

Час спустя три эскадрона «Леманов Руссов» отправились в путь вместе с четвёртым взводом на пяти «Химерах».

На этот раз, приблизившись к территории Картеллов, кадийцы не стал тратить время на разговоры. Как только гангстеры увидели бронетехнику, они попытались убраться куда подальше, но едва они запрыгнули в самодельные боевые машины, головной «Леман Русс» открыл огонь.

Расстояние составляло больше восьмисот ярдов. Выстрел на предельной дальности танка, движущегося на полной скорости.

Осколочно-фугасный снаряд попал точно в ближайший грузовик. Взрыв разнёс машину на части, расшвыряв тела бандитов словно тряпичные куклы, после чего грянул уже полновесный залп, который обрушился на вражеский пункт пропуска.

Осколки с одинаковой лёгкостью раздирали плоть и сталь, однако ударные волны убили гораздо больше людей, и выжившие гангстеры в панике кинулись наутёк, бросив горящие обломки своих машин.

Они всё ещё пылали, когда колонна гвардейцев смела их в сторону.

Кадийцы расстреливали всех бандитов, которые встречались по пути, и сжигали их базы, а когда по ним открывали огонь, то отвечали с удвоенной мощью.

Через три часа они вернулись на базу, превратив район палаточного города площадью в квадратную милю в пепелище.

Взводом командовал Тайсон. Он пребывал в скверном расположении духа, когда вошёл в штаб полковника. Спаркер сидел в кресле, закинув ноги за стол, и, покуривая палочку-лхо, просматривал кипу пергаментных отчётов в вытянутой перед собой руке.

Когда Тайсон переступил порог, он убрал ноги и сел как полагалось.

— Итак, — сказал он. — Выкладывай.

Сержант пододвинул к себе кресло и сел напротив полковника. Спаркер протянул ему через стол палочку-лхо. Тайсон взял её и подался вперёд, чтобы прикурить.

Он затянулся, затем выдохнул тонкую струйку сизого дыма.

— Что ж, Картеллов мы зачистили. Но гангстеры там повсюду. В основном улейные бандиты. Они бьются за территории.

— Силовики там есть?

— Ни одного. Они вышли оттуда полностью. Теперь там всем заправляют гангстеры. Они продают гуманитарку. И точно замешаны в торговле оружием. У Картеллов было тяжёлое оснащение. «Голиафы». Парочка полугусеничных машин.

— Они лояльны?

— Трон его знает. Но следов ереси нет.

Спаркер кивнул.

— Но отчаявшиеся люди идут на отчаянные меры. Думаешь, мы сможем перетянуть их на свою сторону?

— Мы в таком отчаянии?

Полковник утвердительно кивнул.

— Очевидно, да. Орбитальный Град пал десять дней назад. Похоже, Флот снова облажался.

— Калибиниры дают о себе знать?

— Ни слуху ни духу, по крайней мере, пока, — отозвался Спаркер. — Думаю, они испугались. Или окапываются. С такими темпами Покаранные будут здесь за считанные недели. Или дни. Возможно, нам потребуется, чтобы банды сражались на нашей стороне.

Тайсон промолчал.

Спаркер вздохнул.

— И ещё вот это. — Он толкнул сержанту карточный файл. Документ был помечен штампом Комиссиарата. Красное слово — «Казнён».

— Капрал Арктур. Отделение Леск. Его застрелили.

Тайсон протяжно выдохнул. Затем взял файл и открыл его. Он не видел этого штампа уже очень долгое время.

— Комиссары нашли у него достаточно обскуры, чтобы обдолбать половину полка.

— Фрекк, — протянул сержант.

Спаркер кивнул.

— И это в моей роте! Через два часа ко мне зайдёт комиссар Шанд. Он взял всё это очень близко к сердцу. Если кто-нибудь переступит черту…

Тайсон кивнул.

— Мы можем зарегистрировать казни на Красных Черепов?

Полковник поджал губы.

— Я попытаюсь. Официально, конечно, они уже наши бойцы. Но…

— Но в Сто Первом не было ни одного расстрела за последние три года. Будь я проклят, если эти новобранцы потянут нас вниз.

Спаркер ничего не сказал. Судя по выражению его лица, он думал так же, только не мог сказать это вслух.

— Я поговорю с Шандом. Нужно подыскать Леск нового капрала.

— Виктора?

— Нет. Пусть будет кто-то из новобранцев. Для сплочения роты и такое прочее.

— Я займусь этим вопросом.

Полковник Спаркер кивнул и глубоко затянулся палочкой-лхо. Затем взял один из докладов.

— Командование звёздной системы очень напугано. Очевидно, Потенс не может пасть. Это место имеет громадное символическое значение для всего сектора. Что-то связанное с местным святым. Он — основатель здешней династии. К нам отправили имперского генерала, который возглавит оборону.

— Чудесно. Ещё один Ричстар?

Спаркер улыбнулся.

— На самом деле нет. Похоже, он кадиец.

Тайсон хохотнул.

— Значит, надежда ещё есть.

Спаркер процитировал старую поговорку, которую выучивали наизусть все кадийцы на третий год обучения в схоламе.

— Не верь в надежду… — начал он.

Тайсон поднял руку.

— Знаю, знаю. Надежда — это первый шаг на пути к разочарованию.

Глава четырнадцатая

По всему Потенсу калибиниры наконец начали занимать оборонительные рубежи, одновременно с этим объявив всеобщую мобилизацию резервистов. Тогда же был отдан приказ о полной эвакуации удалённых ферм, рудников и пашней, которую следовало завершить за неделю, после чего на них останется лишь минимальное количество работников.

Между тем развернулась подготовка к защите Вечнограда. С помощью бульдозерных отвалов, закреплённых на восьмиколёсных грузовиках, резервисты возводили танковые позиции и земляные валы для отражения вероятных атак. Стены города усилили колючей проволокой и мешками с песком, а подступы к главным воротам окружили полями ржавых противотанковых ежей.

Следующее утро кадийцы провели, роя окопы вокруг акрополя.

Представители Экклезиархии настояли на том, чтобы они не входили в сам собор, однако солдаты всё равно обустроили позиции на основных путях к акрополю, установив тяжёлые огневые платформы над крутыми дорогами, а танки и самоходные артустановки с помощью бульдозерных отвалов сгребли себе насыпи для защиты от атак снизу. Там, где скалистая земля не давала возможности сделать эскарпы, за дело брались кадийцы, подкатывая туда бочки с водой либо укладывая мешки с песком вдоль низких стенок.

Новость о казни Арктура бросила тень на них всех. Мало кто винил Арктура. Некоторые винили крыланов. Большинство винило Минку. Всеобщее неодобрение витало вокруг неё подобно дурному запаху. Даже сержант Даал налетел на неё, когда она ссыпала в мешки песок.

Даал взял её за затылок и повернул вплотную к своему лицу.

— Леск! Почему ты не сообщила мне? Если кто-то натворил фрекковщину, ты идёшь ко мне, понятно? Мы улаживаем всё внутри полка. Понятно?

Она почувствовала себя глупой. Казалось, ей приходится извиняться уже в сотый раз.

— Да, сэр. Но я не знала.

Он сдавил ей загривок и хорошенько тряхнул.

— Первая казнь за три года, фрекка ради!

— Я доложила о том, что случилось в палаточном городе. Вот и всё. Небольшое взыскание. Не найди у него обскуру…

Но Даала было уже не остановить.

— Молчать! Ты знаешь, что происходит, когда один комиссар добывает себе скальп? Ты знаешь, о чём начинают думать остальные? А я тебе отвечу. Они начинают думать: «А где мой трофей?» Ты видела глаза Нолла? Ему не терпится кого-нибудь пристрелить. В них начинает просыпаться дух соперничества. «Скольких фреккеров ты пришил на этой неделе?» Вот о чём они начинают думать. Крыланы говорят себе, что были с нами слишком мягкими, и теперь пора взяться за нас всерьёз.

Минка устала от того, что все обвинительно тыкают в неё пальцами.

— Хотите сказать, что вина за следующего казнённого будет на мне?

Даал разошёлся не на шутку.

— Да! — рявкнул он. — Именно это я и хочу сказать.

Когда они вернулись в казармы, уже издали информационный бюллетень. В нём подтвердили то, что все и так знали — контакт с Орбитальным Градом был утерян. Помимо того, что Покаранные находились на расстоянии короткого варп-прыжка от Потенса, началась всепланетная эвакуация меньших населённых пунктов, а пикетная линия флота оттянулась к путевой станции близ Намарры.

Возле стенда обнаружился капитан Фирвууд. Ещё неделю назад он был сержантом, и теперь свыкался с должностью командира второго взвода. Собравшиеся повернулись к нему.

— Как думаете, когда здесь появятся Покаранные?

— Когда? Думаю, это всё ещё «если». Но, исходя из того, как быстро они продвинулись от Бреевой Вахты, я бы сказал, что за неделю.

При этих словах атмосфера в казарме резко поменялась. Некоторые уставились на доску с объявлениями, другие задумчиво побрели прочь.

Минка старалась никому лишний раз не показываться на глаза. Дайдо нашла её, сидящую скрестив ноги на койке с разложенным на одеяле карабином.

— Привет, — сказала подруга.

Минка не отозвалась.

— Эй, — повторила Дайдо, теперь уже громче.

Девушка загнала внутрь ствола протирку, после чего вытащила хлопковую ткань обратно.

— Я облажалась, — сказала она.

Дайдо неопределённо кивнула.

— Ну, вроде как да. Но это не твоя вина.

— Он выстрелил без предупреждения. Мы все чуть не погибли. Я не знала, что он приторговывал обскурой. Но, хвала Трону, крыланы нашли её. Он заслуживал расстрела. А теперь все бросают на меня эти взгляды.

— Какие ещё взгляды?

— Взгляды типа «ты нас подвела».

Дайдо выдавила улыбку.

— Ты говорила с отделением?

— Нет. — Минка замолчала, держа в руках ствол и приклад карабина. Поза девушки говорила сама за себя.

Дайдо ободряюще ей улыбнулась.

— Они поймут. Они же знают, что случилось. — Слова сержанта прозвучали не слишком уверенно. Раздался тихий щелчок, когда Минка вкрутила ствол карабина на место. Девушка подняла оружие перед собой и оглядела со всех сторон.

— Хотела бы я остаться простой рядовой. Выполнять приказы. Делать свою работу. Шанд рылся в моём деле. Начал расспрашивать о Маркизе. О том, как мы с Грогаром выжили.

— Как вы выжили?

— Я не знаю, — ответила Минка. На мгновение у неё на глазах выступили слёзы. — Я вижу сны. Но я помню лишь то, что нас вытащили из грязи. Остальное — сплошная каша.

С минуту Дайдо молчала.

— Что ж, — наконец сказала она. — Император позвал тебя.

— Думаешь, это был Он?

— Конечно. Иначе ты бы не уцелела.

— Думаешь, это работает именно так?

— О чём ты?

— О том, что ты впрямь считаешь, будто Императора заботят наши дела? Мы обычные солдаты. Нас таких миллионы. Миллиарды. Ты всерьёз думаешь, что Его волнует, что мы делаем, или как сражаемся, или как умираем?

— Конечно, Его волнует, — сказала Дайдо. — Мы же кадийцы.

— Да. Но серьёзно. Думаешь ли ты, Дайдо Фреврен, что Его волнуешь ты? Что Он присматривает за тобой?

Дайдо состроила гримасу.

— Не знаю. — Она помолчала. — Никогда не думала об этом в таком ключе.

— Не думала?

Подруга покачала головой. В комнате повисло молчание, пока Минка продолжала собирать карабин обратно.

— А я думаю всё время, — наконец призналась она.

— И у тебя есть ответ?

Минка покачала головой.

— Нет, — произнесла она. — В смысле, я надеюсь, что Он присматривает за нами. Я говорю себе, что Он присматривает за нами. Я прихожу в ужас, вспоминая Его жертву. Его боль. И Его великий дар всем нам. И я представляю себе, как Он стоит позади меня, и иногда это придаёт мне сил. — Она хотела продолжить, но остановилась. Следующие слова ощущались как табу. Тем, что не следовало говорить вслух. Минка сделала глубокий вдох. — Но иногда меня посещают чёрные мысли, и тогда я перестаю верить, что Он присматривает за нами. Перестаю верить, что мы Его волнуем. И тогда всё это начинает казаться мне бессмысленным.

— Так говорят еретики, — опустив голос, сказала Дайдо.

Минка замолчала. Дайдо была права. Ей не следовало позволять себе даже думать о подобном. Она снова глубоко вдохнула и кивнула.

— Знаю. Прости. Я прочту молитвы.

— Хорошо. Никогда больше так не говори, Минка. — Обе кадийки замолчали. Дайдо выдавила улыбку и заговорила лёгким тоном, так, словно ничего не случилось. — Слышала об Орбитальном Граде?

Девушка кивнула. Некогда думать о плохом, когда близился час битвы.

— Тебе следует заняться сплочением отделения, — продолжала болтать Дайдо. — Знаешь, как делали в Белых Щитах. Бег в полной боевой выкладке, шесть миль, тридцать восемь минут. Или пробегают все, или начинаем по новой.

Ей показалось глупостью возвращаться к тренировкам белощитников, но Дайдо говорила уверенным тоном.

— Я сама так делаю. Сплачиваю всех вместе.

— Звучит слишком просто.

— Командовать несложно. Ты ведёшь людей за собой и даешь на любой вопрос конкретный ответ. Не имеет значения, права ты или нет. Пусть над этим ломают головы полковые историки. Просто принимай решения. И помни — новобранцы такие же кадийцы. Наверное, с ними стряслось нечто и впрямь фрекковски плохое.

— Хуже Маркграафа?

— Наверное.

— Почему-то я не верю. — Минка протяжно вздохнула. — Но попробую.

— Хорошо, — сказала Дайдо. — И насчёт другого дерьма. Про Императора. Сходи к Керемму, если нужно. Но больше не говори такого никогда.

Минка накинула куртку и зашла в казарменный зал, чтобы лично отдать распоряжение. Её бойцы, разбившись на небольшие группки, играли в карты либо лежали в своих койках.

— Бег в полной выкладке, завтра, в пять утра.

Некоторые заворчали, другие застонали, а прочие сделали вид, будто не услышали её вовсе.

У неё не было на это времени.

— Услышали меня?

— Да, — отозвались солдаты.

Когда она обернулась к выходу, перед ней встал человек. Она попыталась обойти его, но тот снова преградил ей дорогу. Минка уже собиралась пихнуть его плечом, когда незнакомец, наконец, заговорил.

— Меня зовут Лаптев. Я ваш новый капрал.

Она смерила его взглядом. Судя по шрамам, он схлопотал пару пуль во имя Императора. Но сейчас он стоял, заложив руки в карманы, куртка была не застёгнута, а ремень свободно болтался на поясе. Он был из тех бойцов, чья улыбка сулила опасность. Из тех головорезов, с которыми лучше не связываться.

— Лаптев. Хорошо. Добро пожаловать. — Она протянула руку, но тот её не пожал. Минка продолжала держать ладонь перед собой. Тот остался неподвижным.

— Я ваш капрал, а не дружок, — произнёс он.

— Верно, — ответила девушка, убирая руку. — Бег в полной выкладке, завтра, в пять утра.

Минке потребовалось время, чтобы успокоиться и наконец уснуть.

Она не прочла вечерние молитвы, вместо этого делая отжимания до тех пор, пока у неё по лицу не потёк пот, плечи не стали жечь огнём, и в какой-то момент она не смогла оторваться от пола. Упражнение помогло. Она легла в кровать, и, уставившись в потолок, сосредоточилась на дыхании.

Затем она, по-видимому, уснула, забывшись в беспокойной дрёме, время от времени перемежаемой сновидениями.

В одном сне ей снова было тринадцать. На фоне ночной тьмы горел лагерный костёр. Она находилась на Кадукадских островах, и слабое пламя колебал морской бриз. Её лицо и ботинки были тёплыми. Остальное тело ныло от холода, а вокруг свистел ветер, задувающий с поросшего вереском болота.

В другой грёзе она снова была ребёнком, идущим вместе с братом по жилой зоне касра Мирак в пекарню, где им дали плотную буханку чёрного гречневого хлеба. «Порезать? — спросил пекарь. Он был ветераном. Имел лишь одну руку, которой и опустил буханку в машину для нарезания, а та подала готовые ломти в коричневый бумажный пакет. — Держи». Она протянула ему рационный талон, а тот положил его в корзину.

Затем она вместе с братом отправилась обратно.

С братом.

Во снах он казался таким реальным. Живым. Она могла обернуться и заговорить с ним, и он бы ответил ей как живой человек.

— Давай я понесу, — сказала девочка из сна, на что он протянул ей пакет, и она ощутила в руке шершавую бумагу.

«Как его звали?» — подумала она, и попыталась обернуться, чтобы спросить, однако не смогла. Ей было восемь или девять, и она возвращалась домой вместе с братом, неся выданный на сутки паёк хлеба.

Это было хорошее место, чтобы остановиться и предаться воспоминаниям. Однако дремлющий рассудок Минки замешкался, и её настигли волки памяти. Повернувшись к брату, она обнаружила себя уже не на тёмных улицах каср Мирака, а под землёй, где с потолка свисали липкие сталактиты. Она стояла по колено в слизи. Девушка поняла, что слишком задержалась в прошлом, и попыталась проснуться, но волки держали её крепко, не желая отпускать. Минка услышала его голос, напоминавший рёв великана, затем увидела красную вспышку и мигающий залп лазерных импульсов. Восемь футов ужаса в силовой броне. Она нырнула вниз и успела мельком заметить навершие топора с вращающимися цепными зубьями, и на мгновение её ноги стали как желе, а потом ей в нос попала кровь. В её разверзнутый в крике рот. И не только кровь, но и клочья человеческих волос и плоти, осколки костей и бронежилета.

Минка резко поднялась.

Вокруг царила кромешная тьма. Её руки инстинктивно вскинули карабин, чтобы открыть огонь, однако великан исчез. В руках у неё ничего не оказалось. На лбу и спине девушки выступил обильный пот.

Её брат.

Она сосредоточилась на этом моменте, чтобы успокоить бешено колотящееся сердце.

Его звали Тарли. Она пообещала матери, что присмотрит за ним. Она старалась как могла. Сейчас ему должно было исполниться шестнадцать. Белощитник. Может, он ещё до сих пор где-то жив. Может, Императору всё же было до них дело.

Минка сделала глубокий вдох. Ей нужно собраться с мыслями. Нужно подумать. Она была сержантом, и Император присматривал за ней, и, во имя Трона, завтра утром она приведёт своё отделение в форму.

Утром Минка приняла холодный душ. Оделась и начистила до блеска ботинки. Без пяти минут пятого она стояла на плацу перед выстроенными здоровыми членами отделения.

Она была уставшей. Присутствовали все, за исключением новичка, этого Лаптева.

— Кто-нибудь его видел? — рявкнула она.

Яромир шагнул вперёд.

— Он сказал, у него есть дела поинтересней, — уставившись на неё, медленно проговорил здоровяк.

Минка заставила его повторить.

— Я правильно поняла?

— Да, — сказал Яромир. Его глаз снова начал дёргаться. Девушка поняла, что ей сложно на него смотреть. — Я сказал ему, но он ответил вот так.

Минка почувствовала на себе взгляды всего отделения. Почувствовала, как Дрено с Белусом дожидаются очередной её промашки, и вспыхнула от гнева.

— Виктор! Прикажи капралу Лаптеву явиться сюда. Немедленно!

Она словно ощутила мысли присутствующих: «А иначе что? Натравишь на него крыланов…?»

Виктор отсалютовал, развернулся и загрохотал ботинками по брусчатке плаца. Она мысленно проследила за ним до дверей казармы, затем вниз по широким каменным плитам винтовой лестницы до спален, что тянулись по обе стороны от неё.

Через какое-то время появился Лаптев.

— Капрал. Я распорядилась, чтобы отделение собралось в пять ноль-ноль для тренировки.

Лаптев посмотрел на отряд.

— И они здесь.

— Кроме тебя.

— Вы хотели, чтобы я тоже пришёл?

Минка услышала, как Дрено с Белусом мерзко хихикнули. Руки Минки задрожали. Она уже потеряла Арктура, а теперь отделение заставляло её выглядеть — и чувствовать себя — зелёным новичком. Она убрала руки за спину, чтобы их никто не видел, и сжала кулаки.

— Я полагала, — не моргая, сказала она, — это было ясно.

— Нет, — отозвался Лаптев. — Не было.

Минка к тому времени прочла его досье. Прослужил шесть лет. Получил несколько поощрений за храбрость. Повышение. Специалист в рукопашном бою. Какое-то время даже был сержантом, хотя она так и не поняла, почему его понизили обратно. Исходя из доклада, она ожидала, что Лаптев будет типичным кадийцем — свирепым, надёжным, не прочь выпить вне службы. Достаточно импульсивным, чтобы решать споры кулаками. Чего она не ожидала, так это настолько откровенной враждебности.

— Я служил вместе с Арктуром шесть лет, — неожиданно сказал Лаптев. — Однажды он вытащил меня с ничейной земли. Я перед ним в долгу.

— Слушай. Мне действительно жаль насчёт случившегося, — заговорила она. — Не торгуй он обскурой…

— Офицеры вроде тебя долго не живут, — произнёс капрал.

— Ты мне угрожаешь?

— Нет, — недобро прищурился он. — Я говорю тебе правду.

Глава пятнадцатая

День на Потенсе начинался рано. В шесть часов солнце взошло над горизонтом и начало безжалостно палить с ясного синего неба.

Родин и Стрек, бойцы отделения Джанки, сидели на улице перед казармой, чистя оружие всего отряда. В руках у них была промаслённая ветошь, а на коленях лежали разобранные карабины кантраэльской модели. К ним вышёл Грогар, обнажённый по пояс. На груди у него красовалась татуировка Врат Кадии и полковой номер — «101-й». Он остановился и посмотрел туда, где солнце отбрасывало тени на стены собора, когда отделение Минки закончило утреннюю пробежку.

По раскрасневшимся, взмокшим лицам бойцов всё было понятно лучше всяких слов. Они бежали из последних сил, и грохот их ботинок по железным плитам плаца напоминал нестройную пальбу. Напоминал местное ополчение, или белощитников.

Несчастные фреккеры вышли на пробежку в солнцепёк. Минка метнула в него взгляд, словно решила, будто тот её осуждает.

— В такт! — скомандовала она, и следовавшие за ней гвардейцы, приложив усилия, загремели по металлическому настилу нога в ногу.

Наконец он увидел, как Минка достигла кадки с водой и остановилась. Бойцы один за другим затормозили рядом с ней, натужно глотая воздух.

Трон, они выглядели измотанными.

Минка взглянула на хронометр.

— Хорошая работа! — крикнула она. Грогар подумал, что девушке стоило бы добавить ещё что-нибудь, но Минка пока не успела свыкнуться с новым званием. Опытные командиры интуитивно понимали, когда следовало сказать нечто ёмкое, или забавное, или вдохновляющее. Понимали, каким воспользоваться инструментом, чтобы задеть нужные струны.

Двое новобранцев швырнули ранцы на землю. Скапывавший с кончиков их носов пот блестел на солнце. Рубашки прилипли к спинам. Подмышки потемнели. Они стянули ремешки касок и откинули головы, после чего сложенными лодочкой ладонями зачерпнули воду из орнаментированного бронзового фонтанчика. Ещё один утёр лоб, затем набрал воду в шлем, и, поднеся ко рту, принялся жадно пить, позволяя влаге стекать по щекам.

Он направился было к Минке, но та жестом велела ему обождать.

Выдержав долгую паузу, девушка крикнула:

— Разойтись! Стрелковое учение в десять ноль-ноль!

Бойцы кивнули. Никто ничего не сказал. У них просто не осталось сил.

Когда они отправились внутрь, Минка осталась стоять у кадки. Солнечный свет становился всё ярче. Скоро начнётся настоящая жара. Она наполнила флягу и жадно, отчаянно, осушила её до дна, после чего набрала ещё.

Грогар продолжал наблюдать за ней. Он собирал уже начищенные карабины отделения. Сложив вместе детали одного оружия, кадиец тянулся за следующим. Он свинчивал и защёлкивал каждый составной элемент с ловкостью, с которой иные люди завязывали шнурки.

— Хорошо побегали? — спросил Грогар.

— Недурно.

— Лычки не жмут?

— А тебе?

Он посмотрел на свою руку.

— Одна терпимо. Две — в пять раз больше хлопот. Три… даже не говори.

— Я пока учусь. — Она провела рукой по голове. Щетина всё ещё кололась. — Они не в форме.

— Нет, — согласился Грогар. Повисла пауза. — Слышал о твоём капрале.

— Я не доносила на него, — сказала Минка. — Когда Шанд заговорил с ним, стало ясно, что что-то намечается.

Грогар не ответил.

— Слышал, ему на замену дали Лаптева.

— Да.

Грогар быстрым взглядом окинул готовый лазкарабин и поставил его на стойку, прислонив к стене. — Я с ним в одной казарме. Злобный фреккер. Будь начеку.

— Да. Я заметила. В другое время я бы привлекла его за неподчинение. Он трудный.

— Первое правило командира — не отдавай приказ, на который тебе могут ответить отказом.

— Спасибо, Грогар, — сказала девушка. — Здесь я облажалась.

Грогар выставил следующий карабин.

— Что ж, ты могла бы швырнуть в него уставом.

— После Арктура? — Минка невесело посмеялась. — Нет. Я должна справиться сама.

— Если хочешь, я могу с ним потолковать.

— В смысле, пока двое держат за руки, двое обрабатывают? Нет. Спасибо. Я разберусь.

— Уверена? — уточнил он, ставя очередное лазружьё на стойку к остальным.

— Уверена, — сказала девушка. Он бросил на неё взгляд. — Всё будет в порядке, — сказала Минка, скорее, однако, пытаясь убедить себя саму. — Честное слово.

Тем утром пришла новость, что на орбиту прибыл военный транспортник, «Праведный труд». Появление корабля, считавшегося потерянным, встретили радостными возгласами, и ему предоставили приоритетный допуск к орбитальным комплексам и зонам высадки на поверхности.

К полудню началась выгрузка первых войск.

Дайдо вошла в состав почётного караула, посланного поприветствовать новый полк, но когда она вернулась в казармы, едва плетясь после долгого подъёма к акрополю, то не выглядела впечатлённой.

— Похоже, это эвакуационное судно медике. Никакой не военный транспортник. Он вёз кучу больных и умирающих, и одно фрекково подразделение горных стрелков. Они застрельщики, не лёгкая пехота. В лучшем случае две тысячи человек. Насчёт бронетехники вообще промолчу.

Полковник Спаркер только что услышал те же новости, и сейчас переваривал их в своём кабинете за кружкой утреннего рекафа.

От вкуса напитка он на мгновение замер.

— Тайсон. Кто у нас сегодня готовил рекаф?

Сержант поднял брови.

— Вам нравится, сэр? — уклончиво спросил он.

— Он восхитительный.

Тайсон шагнул к нему и заглянул в кружку.

— Торговец рекафом появился этим утром у казарменных ворот. С собственной тележкой. Мы впустили его, и я подумал, что вы тоже не откажетесь. Конечно, сначала я попробовал его сам, чтобы убедиться, что он хорош.

Спаркер сделал ещё глоток. Напиток был густой и тёмный как патока, и крепкий, как удар грокса.

— Что ж. Пригласи его ещё раз. Это лучший рекаф, который мне приходилось пробовать!

Тайсон состроил обиженную гримасу.

— Хотите сказать, обычный вам не нравится?

— Твой рекаф очень хорош, сержант. Но он, должно быть, посвятил всю жизнь этому искусству. Если мы выдадим ему лазружье и попросим сражаться, боюсь, он совершенно не оправдает твоих ожиданий.

Тайсон кивнул, принимая аргумент.

Спаркер поднёс кружку к губам и выпил весь рекаф до последней капли.

— Прекрасно. Так, ладно. Сколько теперь людей защищает планету?

— Шесть тысяч кадийцев, двадцать тысяч калибиниров неизвестной выучки, и эти егеря. Здесь их родная земля. Они уроженцы Супрамонта.

— А это ещё где?

— Это плато к западу от Вечнограда. Ничего примечательного, если не считать астропатической башни. Ну и лесных жителей, полагаю.

— Сведения об их выучке?

— Нету, сэр.

— Есть мысли насчёт численности Покаранных?

— Без понятия. Согласно подсчётам, их может быть от сотни тысяч до нескольких миллионов. Я склоняюсь ко второму. С меньшим количеством они бы не захватили так много планет за такое короткое время.

Полковник помолчал. Не лучшее соотношение сил, даже для кадийцев.

— Возможно, нам стоит поговорить с гангстерами, — сказал он. — Может, получим ещё с пять тысяч бойцов. Пообещай им помилование. Поставь на довольствие. Так уже делали прежде.

— Да, сэр.

Пока Тайсон и Спаркер сидели в кабинете, торговец рекафом — тощий, лысеющий мужчина с тёмными волосами и лёгкой сутулостью, — вёл оживлённый бизнес перед входом в казармы.

Даже старший комиссар Шанд вышел узнать, в чём дело.

— Кто-то пробовал его рекаф? — спросил он. — Этот человек может одним махом отравить половину полка.

Прассан держал в руке бумажный стаканчик.

— Нет, сэр. Но он очень хорош. Держите.

Шанд взял напиток и понюхал его. Сделал глоток. Затем ещё.

— И впрямь весьма неплох. Если не против, я заберу его с собой на проверку.

— Да, сэр, — сказал Прассан, с унылым видом наблюдая за тем, как комиссар уходит прочь, по пути отхлебнув ещё.

— Вот и попил, — усмехнулась Дайдо.

По дороге к кабинету Комиссариата Шанд встретил похоронную команду с носилками, на которых лежал чёрный мешок для трупа. Внутри находилось тело Арктура.

— Куда вы его несёте? — резко спросил он.

— Полковник Спаркер велел сбросить его с парапета.

Шанд одобрительно кивнул. Люди вроде Арктура предавали память о Кадии, а изменники не заслуживали достойного погребения.

Он как раз собирался войти внутрь, когда в раскинувшемся внизу Вечнограде забили колокола. Комиссар замер и прислушался к тому, как грянул первый, затем второй, и больше, и больше, а потом сверху донёсся низкий удар, когда в соборе заговорил великий звон.

Шанд уже решил было отправиться узнать, в чём дело, когда заметил Грогара, нёсшего в оружейную охапку карабинов. Комиссар на мгновение заколебался, прежде чем окликнуть кадийца.

— Грогар! Когда закончишь, зайди ко мне, будь добр.

Грогар отсалютовал, и Шанд сделал ещё глоток рекафа, после чего вошёл в кабинет и передал стаканчик Ноллу.

— Что это за чёртов звон? — поинтересовался комиссар.

— Сам пытаюсь узнать.

— Хорошо, дай знать, как выяснишь. О, ещё одно, Нолл. Проверь вот это.

— Что это?

На лице старшего комиссара Шанда не дрогнул ни единый мускул, когда он сказал:

— Лучший рекаф, который я пробовал в жизни.

Глава шестнадцатая

Гангстеры сбросили избитого Каркала в сточную канаву, истекающего кровью, стонущего, с заплывшим глазом. Юноша всё ещё чувствовал во рту вкус хлеба, хотя и понимал, что скоро умрёт. Понимал, что ему конец.

Он пытался пошевелиться, но тело болело слишком сильно, поэтому он просто лежал под палящим солнцем. Впрочем, теперь ему не могло помочь даже тёплое касание лучей.

Внезапно ветер донёс до Каркала странный звук, поначалу слабый, но постепенно становящийся сильней и уверенней. Эти были тысячи колоколов, звонящих в часовнях по всему Вечнограду.

Они выводили радостную и ободряющую мелодию. Его наполнило желание подняться и идти на звук, но он не мог встать, не мог идти, и, скорее всего, больше никогда не сможет ходить снова.

Однако колокола пробудили людей в палаточном городе. Каркал услышал сливающиеся в молитве голоса, а затем, в паре блоков от себя, различил женский плач и хлопанье в ладоши.

Каркал начал молиться, так, как его когда-то учила Агата. Промолвить своё кредо, что он верил в Святого Императора Человечества, который восседает на Золотом Троне и ниспосылает Свой свет всему человечеству.

Ему хватало сил лишь на едва различимый шёпот, но, валяясь в канаве и слабо шевеля губами, он почувствовал, как на него упала чья-то тень.

Он продолжал молиться, размышляя, оборвётся ли сейчас его жизнь.

Однако удара не последовало. В него не вонзили нож. И не выстрелили.

Рядом с ним опустилась на колени фигура.

— Ты молишься, — раздался мужской голос. — Как тебя зовут, сын мой?

Каркал попытался заговорить, но из-за распухшего рта не смог произнести ни слова.

Незнакомец осторожно поднял голову Каркала. Это был мужчина, однако его объятия оказались мягкими.

— Ты слышишь колокола? Был явлен знак.

— Какой знак? — хотел спросить Каркал, но в последний миг голос его подвёл.

— Посмотри на себя, сын мой. Ты несчастен и слаб, но Император Человечества любит тебя. Ты веришь в это?

Юноша попробовал заговорить, но закашлялся, и почувствовал во рту кровь. Он сплюнул её и попытался открыть глаза, однако из-за засохшей корки крови у него ничего не вышло. Его отделали слишком сильно. Всё, что у него получилось — это слабо кивнуть.

Наконец, он разлепил глаз, и увидел худого бородатого попрошайку с пришитой к коричневому шерстяному пальто четырёхконечной звездой Ричстаров. Каркал не мог взять в толк, почему ещё жив. Он попытался что-то сказать, но у него оказалась сломана челюсть, а губы так распухли, что он не мог чётко выговорить ни слова.

— Был явлен знак. Солнце померкло. Это значит, что час праздника святого Игнацио уже близок.

Каркал кивнул. В детские годы он изучал житиё святого Игнацио. Он привёл людей в скопление Висельников и изгнал отсюда ксеносов. Однако Каркал никогда не слышал ни о каком праздничном дне или колоколах, и понятия не имел, о чём шла речь.

Фигура провела рукой ему по глазам, и Каркал их закрыл. Лучше так, чем сопротивляться.

— Спокойно. Ты жив, дитя моё, — произнёс голос. — Спокойно. Мы сделаем тебя сильным тоже. Хочешь к нам присоединиться?

Слова прозвучали мягко, однако руки нищего показались ему крепкими. Юноша попытался привстать. Он упал, но фигура на коленях подхватила его.

— Вы еретики? — спросил Каркал. Парень подумал, что страдание, которое в итоге его убьёт, было расплатой за грехи. — Я не могу присоединиться к Покаранным.

Мужчина рассмеялся.

— Нет. Мы не Архивраг. Мы — Братство. Латница Императора Человечества. Мы — истинно верующие. Если поверишь, станешь сильным. Ты веришь?

Каркал не смог ничего сказать.

— Император любит тебя. Ты чувствуешь его любовь?

Каркал снова закашлялся. Он чувствовал боль, но притом очень хотел, чтобы его любили.

— Император любит тебя, сын мой. Ты чувствуешь его любовь, тот огонь, что горит у тебя в венах?

От пронзившей рёбра боли Каркал поморщился. Он умирал. Юноша почувствовал, как судорожно затрепетало сердце, а затем мужчина опустил на него руки, и на мгновение Каркал ощутил в животе тепло, которое затем перетекло в руки и ноги, и его сердцебиение вернулось в норму.

— Ты чувствуешь это? — спросил мужчина.

Долгое время Каркал не отвечал, чувствуя, как любовь Императора распространяется по телу.

— Да, — наконец сказал он. — Я чувствую.

— Хорошо. Сосредоточься на Его силе, и Он спасёт тебя.

Юноша вновь зашёлся кашлём, и мужчина помог ему сесть. У него закружилась голова, и он подумал, что сейчас потеряет сознание, но незнакомец крепко держал его и не отпускал.

— Я чувствую, — сказал Каркал. — Император любит меня.

— Хорошо, — отозвался попрошайка. Он опустил ладони на грудь Каркала и с силой прижал их. Давление было настолько большим, что Каркал перестал дышать. Он попытался оттолкнуть от себя руки, но мужчина оказался слишком сильным, а давление — слишком мощным.

Мгновение Каркал боролся, но давление становилось сильнее и сильнее, а затем он закашлялся, и на этот раз пришла не боль, а лишь ощущение тепла, растекающегося от тела к конечностям. Он втянул воздух, и тот прошёл сквозь него подобно электрическому разряду. Его глаза резко открылись. В них стояли слезы, и он быстро их сморгнул. Юноша ощутил, как к нему снова возвращаются жизненные силы.

Лицо, смотревшее на него сверху, был старым и сморщенным, с вытатуированной под глазом аквилой и номером «86-й». Человек не сводил с него пристального взгляда.

— Дыши глубоко, — велел он. — Вот так!

Взор мужчины, казалось, проникал в самое естество Каркала.

— Вот так. Хорошо. Ты устал быть слабым? Ты хочешь стать сильным?

— Да, хочу, — сказал Каркал, и незнакомец помог ему встать. — Кто ты такой?

— Я — Несущий Вести, — произнёс мужчина. — Ты готов услышать Слово?

Часть третья

Император уничтожит тех, кто ненавидит Его.

Его гнев обратится пылающим огнём.

Песнь Вандира

Глава первая

По «Адмиралу Систине», крейсеру типа «Бесстрашный», прокатилась дрожь, когда он начал замедляться для выхода на геостационарную орбиту Потенса. Сопровождавшие его тупоносые защитные мониторы сверили коды безопасности. Получив разрешение на стыковку, корабль выпустил из левого борта и кормы колоссальные якорные цепи, и те, закрепившись к причалу на высокой орбите, помогли ему затормозить.

Сброс скорости разбудил генерала Бендикта. Он обнаружил себя лежащим в апартаментах на выложенном мрамором квартердеке, пытаясь вырваться из сна настолько глубокого, что какое-то время Исайя не мог взять в толк, кто он и где находится.

Отделанная дубовыми панелями каюта сначала показалась ему незнакомой, однако на стойке обнаружился его китель, а также перевязь с мечом и болт-пистолетом типа «ВонНейддер», перекинутая через изножье кровати.

Он поднялся. Слегка нетвёрдо.

Он попытался почесать нос, но что-то было не так. У него не оказалось правой руки. Бендикт опустил глаза, увидел перевязанную культю, и тогда сразу всё вспомнил.

Не только сам бой, конечно, но саму причину того, почему он случился. Падение Кадии — самый охраняемый уголок Империума, ныне сокрушённый и разгромленный.

По сравнению с этим дуэль показалась ему сущим пустяком. Воспоминание о родном мире обрушилось на него подобно выверенному удару. Исайя вытянул руку, чтобы удержаться на ногах, и стиснул зубы так сильно, что те заскрипели, после чего на миг пошатнулся, а затем с его уст сорвался тихий сдавленный стон.

Бендикт прижался культёй к стене и всхлипнул.

Так он просыпался практически каждый день после Великой Неурядицы. Хуже всего было то, что в глубине души Исайя понимал — всё сказанное тем проклятым болваном де Баркой было правдой. Кадийцам поручили священную обязанность, а они не оправдали возложенное на них доверие.

Под звук сигналов швартовки в дверь постучал Мере.

— Входи, — разрешил Бендикт, и адъютант занёс внутрь поднос с завтраком и поставил его на стол.

Исайя встал. К тому времени он уже оделся, а также аккуратно свернул и приколол булавкой правый рукав.

— Есть новости от капитана? — спросил он.

— Да. Боюсь, недобрые. После возвращения в нормальный космос мы получили множество обновлённых данных. Некоторые ещё расшифровываются. Наверняка известно, что утерян контакт с Кипрой.

— Кипра! — воскликнул Бендикт и подтянул к себе звёздную карту. Кипра находилась в месячном варп-перелёте от передовой. Противник обошёл спешно выставленный пикет у Намарры, и теперь находился в одном коротком прыжке от Потенса. Дерзость такого хода вызывала уважение. И страх. Скорость наступления как нельзя лучше свидетельствовала о размерах и дисциплинированности сил под началом лидера Покаранных, Дракул-зара.

— Враг выставил имперскую оборону на посмешище, — сказал Бендикт. — Должно быть, у него есть ещё и способный на варп-перелёты флот. Он расколол систему напополам, и как только захватит Потенс, то сможет двинуться прямиком на Святую Терру!

Мере кивнул. Покаранные разрезали скопление Висельников надвое в считанные месяцы.

— Этот ублюдок Вармунд всё знал. Он отправил меня сюда на смерть, — заявил Исайя. — Послал сюда проиграть.

— Так докажите, что он неправ. Когда высадимся на планету, вы сможете оценить обстановку. С нами ведь будет Сто Первый, не забывайте об этом.

Бендикт кивнул, хотя, если начистоту, воссоединение со старым полком теперь вызывало в нём скорее страх.

— Надеюсь, время пощадило их больше, чем меня, — сказал генерал. Время, прошедшее с падения Кадии, надломило его. Он лишился гордости, репутации, спокойствия, и теперь ещё и руки.

— Имейте веру, — отозвался Мере.

Исайя кивнул. Когда-то он верил, но сейчас… Мере бросил на него предупреждающий взгляд. О некоторых вещах лучше не говорить вслух.

— Я помолюсь за вас, — сказал он.

Они приступили к завтраку.

Мере порезал корабельную плитку на небольшие кусочки, и Бендикт, используя левую руку, насаживал их на вилку и отправлял себе в рот. Судя по секретным докладам, после Кадии 101-й прошёл через мясорубку. Сражение за мир-улей Маркиза стало одним из самых кровавых побоищ, что происходили в том секторе за всё время. Это была одна из тех безнадёжных битв, которых Бендикт на своём веку успел навидаться: зияющая дыра в линии фронта, куда отчаянно закидывали миллионы тел. Отличные полки, считавшиеся лучшими в Империуме, пошли на смерть, чтобы сдержать поток, который остановить было уже невозможно. И потеря планеты открыла путь для неудержимого наступления Покаранных.

Мере налил генералу кружку рекафа.

Бендикт потёр виски, дожидаясь, пока напиток остынет. Он сделал глоток. Рекаф оказался слабым и горьким, и пах переработанной водой.

— Какой вкусный, — с деланной беззаботностью произнёс он.

Пока они изучали последние, самые засекреченные отчёты, Бендикт понял, что повёл себя грубовато.

Адъютант ничего не сказал, что лишь усилило его чувство вины.

— Извини, Мере, — наконец произнёс он. — Если честно, я немного нервничаю. Однажды где-то окажется табличка, или статуя, и сын спросит у матери: «Что такое Кадия? Кто такие ударники?», а она ничего не сможет ему ответить. Мы — гибнущее войско. Отмирающая традиция. Когда-то от кадийских ударников останется лишь воспоминание.

Выражение Мере сказало, о чём он думает, лучше любых слов.

— Прошу прощения, сэр. Но это решительно невозможно.

Бендикт провёл рукой по волосам. Как генерал кадийских ударников он имел доступ к зашифрованным посланиям Муниторума.

— Боюсь, очень даже возможно. Больше того, это случится. Я видел цифры. Мы теряем кадийцев с пугающей скоростью. И вскоре их некем станет заменять. С таким высоким уровнём потерь нас не останется уже через десять лет. А откуда нам брать новых людей?

Какое-то время Мере молчал.

— Если нас не станет, — наконец заговорил он, — то останется ли у Империума хоть какой-то шанс?

Бендикт хохотнул.

— Говоришь как настоящий кадиец! Как Империум выживет без нас!

— И каким будет ответ?

Исайя вспомнил последние дни на Кадии. Как он молился. Лихорадочно. Страстно. Он попытался что-то сказать, но в последний момент голос его подвёл. Генералу пришлось сделать глубокий вдох, чтобы совладать с охватившим его чувством.

— Я привык быть уверенным в определённых вещах. Но сейчас, когда невозможное происходит постоянно, моя уверенность исчезла. Я потерял все ориентиры, словно корабль, плывущий по космосу без цели и курса. В эти дни я мало что знаю. Все, что у меня осталось — это гордость, которую нам завещали отцы и матери. Гордость за то, что ты кадиец. И если мы вымирающее племя, то мы должны умереть красиво, так, чтобы хронисты запомнили нас навсегда.

Якорные цепи всё ещё разматывались, когда вдоль трёхмильного корпуса «Адмирала Систины» запустились векторные двигатели, и пилоты-сервиторы принялись гасить инерционное ускорение, чтобы уравнять его со скоростью вращения планеты.

Потребовалось около двух часов, прежде чем корабль смог безопасно войти в экваториальный стыковочный отсек над Потенсом, и когда они встали на нужную позицию, сквозь судно с дрожью прокатился характерный лязг магнитных замков, после чего внутри надстройки воцарилась тишина, которая могла означать лишь выключение двигателей.

Теперь высадка могла начаться в любой момент.

В дверь Бендикта постучали. В проёме показалась голова матроса. Мужчина был в синей бархатной куртке и белых бриджах, которые обычно носили служащие Ричстаров, его синий боннет был отделан позолотой, а на груди красовалась четырёхконечная звезда.

Он говорил с сильным готическим акцентом, который Бендикт поначалу не смог разобрать. Ему пришлось попросить человека повторить, прежде чем понять, что тот пытался сообщить.

— От корабельного хозяина, сэр. Главные челноки не вылетят до завтрашнего утра, но его частный скиф отбудет за сидерический час. Он доставит вниз Ричстаров.

— Не знал, что на борту есть Ричстары.

— Они попросили о приватности, сэр. Некоторые из них убиты горем. Полагаю, многие из них лишились своих планет.

— Что ж, меня следовало известить. Я хотел бы многое узнать насчёт Покаранных. Этим людям известно о них из первых рук.

— Я передам ваше послание. Между тем, корабельный хозяин желает знать, зарезервировать ли для вас место. По его словам, в качестве знака уважения, сэр.

— Благодарствую, — несколько грубовато ответил генерал. — Да. Зарезервировать.

Мере и Бендикт первыми прибыли в небольшой ангар на палубе мостика, спустя всего час после швартовки, когда автоматическая система смены дня и ночи перевела освещение в затемнённый вечерний режим. Пинас хозяина корабля недавно покрасили в насыщенный индиговый цвет космической пустоты. В отсеке витал запах рециркулируемого воздуха и свежей краски, но кроме двух кадийцев на палубе больше никого не оказалось. У дальней стены стояла пара сервиторов-заправщиков с глупо отвисшими челюстями.

— Что не так с этими Ричстарами?

— Может, они подавлены. Они ведь потеряли свои миры и такое прочее.

— Подобное произошло со всеми нами, — ответил Бендикт, хотя это было и не так.

— Тогда... Мы путешествуем налегке, — произнёс Мере.

Бендикт кивнул. Сам он не имел при себе особых пожитков, если не считать пистолета и силового меча, а также замусоленного экземпляра «Кампаний Махариуса». Остальное Мере нёс в двух одинаковых чемоданах из растрескавшейся кожи, которые сейчас стояли на металлической решетке ангарного отсека.

Он кинул на них взгляд. В них находилось всё, что он нажил за свой век. «Как-то не слишком много», — решил он.

В ожидании прошёл час.

Бендикт, ругаясь, мерил шагами палубу. Экипаж корабля показал себя весьма неторопливым во всех отношениях — факт, с которым Исайя решительно не мог смириться. Сам он приходил заблаговременно на любые события, и частенько дожидался остальных в обществе обслуживающего персонала, к вящему смятению и неловкости последних от столь пунктуального гостя.

И вот, наконец, палуба ожила, сервиторы-топливозаправщики пришли в движение, холодный воздух наполнился возгласами приближающихся членов экипажа и низким гулом пустотных замков, которые готовили к открытию.

— Мы должны были вылететь час назад, — обратился Бендикт к старшему бортпроводнику пинаса в длинной и широкой шёлковой накидке, перепоясанной бархатным кушаком.

— Прошу прощения, сэр генерал. У нас случилась неизбежная задержка, — сообщил он. — Правительница Бьянка приболела. Ей потребовалось время, чтобы позавтракать.

— И поэтому мы все ждали?

— Что ж, она — старейший член семейства Ричстаров на борту. Правила хорошего тона диктуют с уважением отнестись к её трапезе.

Бендикт внутренне выругался. За время странствий по Галактике он успел понять, что в действительности Империум держался вовсе не на солдатских штыках, а на колоссальной машине Администратума. И, что ещё хуже, на порочных вельможах вроде Ричстаров, которые ещё и плодили вокруг себя смуту и ересь.

Экипаж забрался внутрь пинаса. Встроенных сервиторов аккуратно привели в чувство, после чего в кабине зажглось освещение. Впрочем, ни один Ричстар так до сих пор не появился.

— Что не так с этими людьми? — раздражённо бросил Бендикт, но затем раздался звон колокола, и огни вспыхнули по всему пинасу. Силовые кабели доселе бездействующих лётных сервиторов воткнулись в инфопорты, и существа резко выпрямились в своих креслах.

Спустя несколько минут пришли трое пилотов в кожаных куртках и отороченных мехом шапках. Старший из них был угрюмым мужчиной с округлым брюшком и грубыми проводными контактами в гладко выбритом виске. Хмыкнув, он поднялся в кабину и принялся щёлкать переключателями.

Запустились двигатели, и в этот момент на горизонте показались Ричстары.

Первый был худощавым бородатым мужчиной с седыми, ниспадавшими до самых плеч волосами. Человек кутался в широкую накидку из красных блёсток, сильно оттенявших его бледную кожу. Одна рука мужчины была аугментической и сжимала металлическую трость, нижняя часть которой заканчивалась острым лезвием. Его окружала свита телохранителей с мира смерти в боевых нарядах из оленьей кожи, расшитых сценками их величайших свершений, головных уборах с синими, опускавшимися почти до пояса, перьями, и с покоящимися на плечах силовыми глефами. Они остановились в двадцати футах и уставились на кадийцев.

Следующего вельможу сопровождала пара совершенно неотличимых на вид жизнехранителей в анатомических бронзовых нагрудниках и киверах со страусовыми перьями, стискивавших силовые копья с шёлковыми флажками. Рядом с третьим шагали две гибкие женщины в матовых нательниках и с покрытыми синими татуировками одинаковыми лицами, белыми волосами, смуглой кожей и жёлтыми кошачьими глазами, по взгляду коих сразу становилось ясно, что они — последовательницы культа смерти. Приземистые широкоплечие охранники в меховых шапках, вооружённые топорами-трезубцами и широкими саблями, плотным строем окружали четвёртого Ричстара — девочку с высоким золотым рафом и тщательно уложенными светлыми волосами, что восседала на мягко покачивавшемся в дальнем конце ангара гравитроне, а вокруг её головы кружила тройка сервочерпов.

Последнюю представительницу рода сопровождали двое генетически усиленных, увитых бугрящимися мышцами телохранителей в бронзовых шлемах с высокими плюмажами и аугментическими визорами, что пылали красным цветом. Следовавшая за ними женщина носила корсаж из чёрного стекла и шёлковый раф, заставлявший её шею выглядеть болезненно тонкой.

— Леди Бьянка, — огласили жизнехранители. Она была кузиной патридзо, главы семейства Ричстаров, который обитал в самом Вечнограде. Из-за пухлых щёк и полных красных губ издалека ей можно было дать не больше шестнадцати, но когда Бьянка подошла ближе, стало ясно, что она прошла через столько циклов омоложения, что теперь угадать её точный возраст практически не представлялось возможным. Её лицо выглядело восковым, кожа — слишком натянутой, чтобы на ней появилась хотя бы морщинка.

Бендикт знал, что иногда возраст читался в глазах, однако те также оказались модифицированными: её радужки были неоново-жёлтыми с вертикальными, как у змеи, чёрными зрачками.

При её приближении остальные Ричстары почтительно склонились, и леди Бьянка обвела их полным усталого безразличия взглядом. То, с какой настороженностью она держалась, сразу выдавало в ней опасную, всегда готовую к схватке убийцу. Наконец взор женщины остановился на кадийцах. Он кратко задержался на Мере, после чего двинулся дальше, и щёки Исайи вспыхнули румянцем.

— Вы — генерал Бендикт, — произнесла она.

Исайя отдал честь.

— Рада, что вы здесь, — продолжила женщина. — Мы возлагаем своё доверие на вас и ваших солдат.

— Мы живём, чтобы служить. Мы умираем, чтобы защитить.

Ричстары обособленными группками поднялись на борт пинаса.

Бендикт и Мере зашли последними. К тому времени трап опустел, зазвучали пустотные сирены, и лица пассажиров озарились отблесками замигавшего жёлтого света.

Но когда аппарель начала подниматься, на палубе появились ещё два человека. Первый был одет в простой коричневый костюм с короткими клетчатыми штанами, выставлявшими на всеобщее обозрение волосатые лодыжки и босые ступни. За ним следовал исповедник с огромным фолиантом в кожаном переплёте, привязанным к его спине тусклыми серебряными цепями.

Гидравлические поршни с воем опустили трап обратно, и в отсеке воцарилась напряжённая, почтительная атмосфера. Босой человек прошёлся вдоль рядов пассажиров, поочередно подавая Ричстарам руку для поцелуя. Даже сама леди Бьянка склонилась при его приближении, и, приняв руку мужчины, прижала её ко лбу.

Когда трап с глухим стуком наконец закрылся, новоприбывший заметил Исайю и направился к нему.

— Генерал Бендикт, — громким, сильным и уверенным голосом промолвил он.

Бендикт не знал, следует ли ему кланяться или целовать руку, но мужчина протянул ладонь для рукопожатия.

Исайя виновато поднял культю, на что незнакомец улыбнулся и вместо этого пожал ему левую руку.

Его хватка оказалась холодной и крепкой. Внутри него словно бурлила яростная энергия. Он улыбнулся.

— Добро пожаловать на Потенс, — произнёс он. — Меня зовут Шалия Старборн. Я — Несущий Вести.

Глава вторая

После полудня Лаптев не явился на стрельбы.

— Привести его? — спросил Яромир.

— Нет. Сама схожу, — сказала Минка, но в этот момент раздался сигнал, и Кранус, инструктор, отпустил предыдущее отделение.

— Я с вами закончил. А теперь вон с моего полигона!

Кранус был ходячей головной болью — язвительный, злой, и умевший говорить только в двух тональностях: громко и ещё громче.

— Живей, сержант! — выпятив подбородок, взревел он. — Мне некогда здесь прохлаждаться.

Минка выругалась.

— Так, — сказала она. — На исходную!

— Бегом, бойцы! Мордой в грязь. Моя бабуля шевелится быстрее вас. А она мертва!

Когда они заняли свои места, Минка была такой злой, что с трудом могла держать винтовку ровно.

Кранус принялся расхаживать у них за спинами, хлопая себя по бедру офицерской тростью.

— Вдалеке вы заметите стационарные мишени. Этот бумажный лист хочет вас убить. Он хочет вырвать вам глаза и вырезать на вашей коже знаки. Пришейте этого фреккера. Всадите лазлуч ему в башку.

Под оскорбления Крануса бойцы открыли огонь.

— Движущиеся мишени! — крикнул он, и с тихим щелчком цели начали дёргаться туда-сюда.

Минка стреляла из рук вон плохо. Когда тренировка закончилась, Кранус с отвращением осмотрел её мишени.

— Два промаха. Это незачёт. Имя.

— Арминка Леск.

— Звание.

— Сержант. Четвёртый взвод. Рота М.

— Как ты получила свои лычки, если не умеешь толком стрелять?

Девушка промолчала.

— Разговаривая со мной, нужно шевелить ртом, сержант Леск. Я не псионик.

— Простите, сэр. Я пройду дополнительную стрелковую практику, — угрюмо буркнула Минка.

— Хорошо. Кто не попадает, тот не убивает.

— О, не волнуйтесь. Я убью, — заявила девушка.

— Что ж. Промажешь по мишеням снова, и я о тебе доложу. Кто твой старший офицер?

— Полковник Спаркер.

Кранус заполнил требуемые реквизиты.

— Итак. Где отсутствующие бойцы?

— Фаддей и Сайлас в лазарете. — Она достала из нагрудного кармана медике-формуляры.

Инструктор фыркнул, внося информацию в формы.

— В твоём отделении двенадцать человек.

Он пробежался взглядом по именам. Когда Кранус достиг Арктура, Минке пришлось рассказать ему о случившемся. Инструктор перечеркнул имя Арктура и громко цыкнул, так, словно смерть капрала его расстроила.

— Его заменили?

— Да, сэр, — после паузы ответила она.

— На кого?

— Капрал Лаптев.

Самообладание Крануса таяло на глазах.

— А он где?

— У него понос.

— И?

— Сильный понос. — Она встретила его взгляд, словно подталкивая усомниться в её словах.

— Ты мне не нравишься, Леск, — закричал он. — И твой капрал мне тоже не нравится. Мне без разницы, пусть он срётся хоть у меня на полигоне, лишь бы стрелял в еретиков. Уяснила?

— Да, сэр.

Следующее отделение уже стояло позади них, дожидаясь своей очереди. Они нетерпеливо переминались с ноги на ногу. У Крануса был плотный график. Инструктор выругался и сунул ей лист обратно.

— Бегом, бойцы! Мордой в грязь. Моя бабуля шевелится быстрее вас. А она мертва!

Минка с ноги вышибла дверь в казарму.

— Где чёртов Лаптев? — взревела она.

Никто не знал. Боец, спавший вместе с ним на двухъярусной кровати — худой светловолосый парень с вытатуированной на щеке аквилой, — пожал плечами.

— Не видел его.

Она обошла буфет, плац, где бойцы играли падбол, затем клуб-столовую, где за трёмя столами, окутанными сизыми облаками дыма лхо, солдаты играли в кости и карты. Девушка внимательно осмотрела лица. Лаптева среди них не оказалось.

Она распахнула дверь уборной, захлопала дверками кабинок, прошлась по душевому блоку.

— Давай, полезай ко мне! — крикнул один из моющихся солдат.

— Здоровья не хватит, — бросила она ему.

Остальные загоготали, когда Минка разгневанно протопала наружу и, встав в коридоре, оглянулась по сторонам. Она почти сдалась, как вдруг заметила его выходящим из бани в мокрых штанах. Лаптев был обнажён по пояс с накинутым на плечи полотенцем, а в руке держал муниторумный сетной мешочек с бруском мыла.

Он был больше шести футов ростом, телосложением напоминал скалобетонную стену, и к тому же, припомнила Минка, считался специалистом по рукопашному бою. Впрочем, она не могла напасть на него, перед этим хотя бы не предупредив.

— Эй, Лаптев! — взревела девушка. Капрал развернулся и попытался поднырнуть под удар. Её кулак попал ему в висок. Лаптев отшатнулся, вскинув перед собой руки, но Минка отступила в сторону, пнула его в заднюю часть колена, после чего врезалась в него всем корпусом и откинула назад.

Удар вывел Лаптева из равновесия, однако ему всё же удалось поймать её за руку и рывком потянуть на себя. У него было кислое дыхание. Капрал врезал ей в грудь, отчего у девушки болезненно заныли рёбра. Затем он приложил её снова, и Минке пришлось дважды увернуться, чтобы защитить голову и сблизиться вплотную.

— Ты мне не указ! — прошипел он.

— Ещё какой указ, — выплюнула девушка в ответ.

Они сцепились в рукопашной, пытаясь взять над противником верх. Лаптев был сильнее и в считанные секунды оказался у Минки за спиной, взял её шею в замок, и принялся сжимать хватку.

— Выкинешь такое снова, и я сломаю тебе шею, — процедил Лаптев. Он резко сдавил ей глотку, чтобы показать серьёзность своих слов.

Он был хорош, но Минка — лучше. Девушка задёргалась, и Лаптев напрягся, а затем она обмякла.

Капрал разжал хватку, и в этот момент Минка стремительно извернулась, сделала ему подсечку и выкрутила державшую руку. Здоровяк рухнул на спину подобно мешку с мукой. Падение вышибло из него весь воздух, и мгновение он просто лежал, непонимающе хлопая глазами.

Минка пнула его в бок. Тот сложился пополам.

— Если кто здесь и ломает шеи, Лаптев, то это я. Понял?

Отлежавшись, он перекатился набок, затем приподнялся на локте.

— Сдашь меня крыланам?

— Если не оставишь мне выбора.

Он встал и отряхнулся от пыли. Девушка не стала разжимать кулаков, однако свою мысль она донесла.

— Я — твой сержант, и ты выполняешь мои приказы. Ты пойдёшь на полигон, когда я тебе скажу, а иначе ты узнаешь, что такое настоящая рукопашная.

Тем вечером в столовой у Минки болели рёбра.

Прассан подмигнул ей, на что она послала его и села в одиночестве, радуясь тому, что никто не попытался подойти и заговорить с ней.

Лишь когда она опустила поднос в моечный аппарат, рядом с ней встал Тайсон.

— Что у тебя с лицом?

— Ничего, — ответила она.

— Красные Черепа? — не отставал сержант.

— Нет, — буркнула она.

— Который из них?

— Никто.

Тайсон всегда казался Минке недалёкого ума здоровяком с большим ртом, годным лишь на то, чтобы рявкать приказы. Но теперь он опустил руку ей на плечо.

— Послушай. Я знаю, что ты надрала задницу Лаптеву.

— Нет.

— У них были нелёгкие времена.

— А у нас разве нет?

Тайсон похлопал девушку по плечу.

— Да. Но у него хороший послужной список.

— Ты винишь меня в смерти Арктура? Не я дала ему обскуру!

Тайсон понял, что вывел её из себя. Он примирительно поднял руки.

— Просто постарайся. Нам не нужно, чтобы пристрелили ещё кого-нибудь.

— Я тебя услышала, — сказала Минка. Она была зла, поэтому чтобы не продолжать разговор, развернулась и зашагала прочь.

Глава третья

Когда они приземлились в звёздном порту, родню патридзо уже ждал его персональный лихтер, а генерала Бендикта — военная «Саламандра».

Ричстары заспешили на борт самолёта. Много, много воды утекло с тех пор, как патридзо скопления Висельников обитал во дворце Базилики на вершине акрополя. Ныне династия Ричстаров жила чуть ниже на длинном отроге, что тянулся на четыре сотни ярдов от пика высокой скалы, и находился в двухстах ярдах под Приёмными казармами, в комплексе, известном как Кальверт.

В эту обитель и повезли леди Бьянку вместе с другими, низшими по рангу Ричстарами.

С высоты Кальверт выглядел довольно-таки скромно. Вокруг дворца возвышалась большая стена из красного кирпича, обеспечивавшая скорее приватность, нежели защиту, а среди ухоженных садов и тёмной зелени древних скрюченных сосен виднелись укрытые черепицей вытянутые корпуса и здание контемплаториума.

Как-то раз двести лет назад отец Бьянки привёз её сюда на праздник святого Ингацио, и она смутно припоминала, как шла в двух шагах позади него, петляя по старым туннелям и барочным залам, где располагались различные гардеробы, моленные, ледохранилища, солярии, кладовые и выставки истлевших диковинок.

Она оторвалась от воспоминаний, когда оборудованный векторными двигателями самолёт завис над дворцовым двором, а затем постепенно опустился на землю.

Леди Бьянка вышла первой. Лихтер сел на Нижней террасе — обрамлённом высокой стенкой саду с любовно выстриженными низкорослыми вечнозелёными растениями и аккуратными цветниками, что ярусами поднимались до экранирующей стены контемплаториума. Она сделала глубокий вдох и окинула взглядом известково-белые скалистые утёсы, вздымавшиеся позади дворца, и на краткий миг подивилась размерам собора на вершине.

Впрочем, долго восхищаться видами ей не дали. Им навстречу уже спешил человек. Бьянка отметила, что это был не сам патридзо, а его советник, Шанттал.

— Леди Бьянка, — сказал он, отвесив слишком уж низкий поклон. — Для нас это большая честь.

— Видимо, не настолько большая, раз патридзо не спустился встретить нас лично. Он занят?

— Да, миледи. Он сильно обеспокоен тем, что столь многое из созданного его руками попало в лапы врагов.

— Кощунство.

— Воистину, ваше высочество. — Шанттал собирался добавить что-то ещё, но затем на трап вышёл Шалия Старборн и босиком прошлёпал вниз.

— Милорд Старборн, — произнёс советник, опускаясь на колени. — Добро пожаловать. Вас ждали, и всё, что вы запрашивали, уже подготовлено.

— Что происходит? — поинтересовалась леди Бьянка.

— Праздник святого Игнацио. Авгуры объявили его скорое наступление, — ответил Шанттал. Он одарил её тонкой улыбкой. — Идёмте. Следуйте за мной. Мы ждём предзнаменования великих вещей. Обещанные дни вот-вот наступят. Ричстары были избраны, и сегодня всем нам уготован величайший дар.

— Сюда, — сказал Шанттал, проведя Ричстаров к Комнате добродетелей в глубинах скалы.

Леди Бьянка шагнула в обширное ярко освещённое помещение. По выражению её лица советник сразу понял, о чём она хотела спросить.

— Комната освещается с помощью системы зеркал и шахт, по которым солнечный свет достигает подземного уровня. Патридзо занимался здесь рисованием, но сейчас он посерьёзнел и посвящает своё время исключительно иконографии. Он обнаружил, что его приватная часовня больше подходит для такого рода работы.

Пока гости усердно кивали и восхищались фресками, Шанттал поклонился и скользнул в боковую дверь.

— Я узнаю, готов ли патридзо встретиться с вами.

Почётный титул патридзо давался старшему представителю династии Ричстаров. Текущего звали Урдалиг Ричстар, который был четвёртым владельцем этого имени и восемьдесят третьим прямым потомком лорда-маршала соляр Игнацио. Он жил тихой, почти затворнической жизнью в созерцательной тишине под глассическими окнами приватной часовни в глубочайших недрах своего дворца.

Сегодня он корпел над миниатюрой для часовни на Галлене V. Его Император имел тёмные волосы, полный боевой доспех, выложенную сусальным золотом кожу и глаза из сверкающих кристаллов. Патридзо работал тончайшей кистью из красного соболиного меха, нанося ею клей для сусали, что трепетала от любого порыва ветра. Фон представлял собой то, как в его воображении выглядела Святая Терра прошлого, когда Император ступал по её полям. Тогда она была зелёной и плодородной, с фонтанами, полными чистой прохладной воды.

Сверху донёсся звоночек, известив его о прибытии гостей. Он стал работать быстрее, прижав золотую сусаль на место. Ему хотелось закончить левую щеку до того, как его прервут. В эти дни было так много вмешательств. Слишком много вмешательств. Слишком много новостей о том и сём, и ни одна из них не была хорошей.

Он склонился над иконой, почувствовав рокотание открывающихся над ним допотопных дверей. Их защищал древний биоэкран, который пропускал внутрь только членов семейства.

Патридзо на слух мог определить, где и какая дверь закрывалась, а затем он различил цоканье дорогих сапог по плитчатому полу. Он точно знал, сколько у него оставалось времени, прежде чем его потревожат, потому, рассержено вздохнув, промыл кисть, после чего губами выпрямил сбившиеся ворсинки. Он поднёс её к глазам, проверяя кончик, затем отставил на стойку, сделал глубокий вдох и поднялся.

Жизнь научила его многим вещам, частью полезным, частью не очень. Тем не менее, одно он знал наверняка — если ты над чем-то работаешь, закончить тебе никогда не дадут.

Когда всё было готово, леди Бьянку и остальных повели вниз по узкому коридору к небольшой двери в часовенку.

В конце коридора стояли двое жизнехранителей патридзо. Один из них был четырёхруким бойцом, отзывавшимся на титул мероэ. Вторая — картейская воительница по имени Вирин, чьи волосы цвета платины были заплетены в тугие косички. Она двигалась с чарующим изяществом, характерным для тех, кто изучал искусство Эвл Вира Скрири. Оба охранника учтиво отступили назад, однако из-за размеров генетически созданного тела мероэ леди Бьянке пришлось буквально протискиваться мимо воина, после чего она взошла по трёх ступенях наверх.

Сводчатая часовня имела скромные размеры, но на этом её скромность и заканчивалась. Всё помещение без остатка занимали самые разные и причудливые религиозные скульптуры, картины и богато украшенные богословские тексты.

Перед ней на полу раскинулась мозаика в форме водоворота из чёрного и белого мрамора с порфировыми вставками, а также украшенные затейливой резьбой мраморные пьедесталы. Стены покрывала серия росписей, посвящённых Тяготам Императора и Житию святого Игнацио, а возле них на низких постаментах с серебряной филигранью стояли бюсты древних отпрысков семейства. На потолке, словно терявшемся в выси над головой наблюдателя, были изображены небеса, и космос, и древний боевой крейсер «Арнольфиад», на котором святой Игнацио завоевал систему. Покрытые сусальным золотом барочные свесы напоминали архитектурные элементы настоящего здания, длинные балки стропил были вырезаны из самой скалы, а выпуклостям на их пересечениях придали вид имперских священников с выпученными глазами, плотно поджатыми губами, откинутыми визорами шлемов и стволами лазвинтовок, вскинутыми перед лицами. Здесь присутствовали надгробные плиты и фрески, катафалки, внутренние алтари, исповедальни и десяток образцов лучших икон за авторством патридзо, безмолвно взиравших со стен. Вся энергетика шести тысячелетий религиозных практик была сконцентрирована в одном уединённом, внушающем благоговение месте.

Наполнявшая часовню красота и дух истории произвели на гостей патридзо положенное впечатление. Даже леди Бьянка застыла и поняла, что её взгляд невольно притягивают к себе восхитительные своды. Усердный труд, которому в последнее время посвящал себя кузен, стал его ответом на падение Кадии.

Патридзо стянул с себя передник, хотя шёлковые тапочки, перепоясанный халат и мягкий бахромчатый колпак всё равно казались не лучшим нарядом для такой встречи.

— Приветствую, — сказал он, поочередно поздоровавшись с каждым из них. — Вот мы и собрались в свете Золотого Трона. На наши плечи взвален груз принятия решений. Я рад нашей встрече в сей час невзгод. Это не может быть совпадением, что нити судьбы привели вас сюда за считанные дни до праздника святого Игнацио.

— Это не случайность. Я узрел в таро знамения, — отозвался Шалия. — Великие события произойдут здесь, на Потенсе, куда людей впервые привёл наш предок святой Игнацио. И, если будет на то его милость, вы решите, настало ли то время, которого мы все ждали.

Родня согласно забормотала. Впрочем, атмосфера в комнате ощутимо сгустилась, враз став серьёзной и напряжённой.

— Да, — продолжил Шалия. — Нам надлежит принять важное решение. Мы веками придерживались исконной веры, пока Экклезиархия проводила чистки и погромы, и карала всех, кто следовал старым путям. Многие наши пращуры сильно настрадались. Один путь. Одна дорога. Одна стезя, что ведёт к спасению. Думаю, нам следует поведать о своей дилемме святому.

— Ни в коем случае. — Лицо патридзо исказила тревога, и Несущий Вести огляделся по сторонам, ища поддержки.

— Разве может быть большая необходимость?

— Но тревожить его покой…

— Если мы не начнём действовать сейчас, всё, что мы строили, достанется Губительным Силам.

Патридзо явственно побледнел, однако он не обладал достаточной силой воли, чтобы пойти наперекор общему мнению. Он испуганно повернулся к леди Бьянке.

— Младшая кузина. Я не советую так поступать. Это крайне…

Она подняла руку, оборвав его на полуслове.

— Станет ли святой говорить?

— Узнаем, когда встретимся с ним.

Жёлтые глаза Бьянки расширились.

— Встреча со святым. Воистину редкая честь!

Глава четвёртая

Вниз под алтарь вела лестница.

Они следовали за Шалией, пока тот не остановился перед высокой дверью из пластали, украшенной барельефными плитами.

Леди Бьянка шагнула вперёд, чтобы оглядеть показанные на них сцены.

— Здесь изображены Двенадцать чисток.

Каждый барельеф показывал одну из двенадцати рас ксеносов, которые истребил Игнацио Ричстар, дабы сделать этот сектор безопасным для людей. Посреди дверей расположился узорный биозамок.

— Он закодирован исключительно на кровь Ричстаров, — огласил Шалия, после чего демонстративно просунул палец в углубление в центре правой плиты. Раздался тихий, едва различимый щелчок, когда ему в палец погрузилась игла, отобрала бусинку крови и с жужжанием биомеханических механизмов подтвердила его личность.

Дверь не распахнулась, а вместо этого отъехала в паз внутри стены, одновременно с чем с мерцанием зажглись светосферы, озарив ещё одну длинную широкую лестницу.

Заиграла тихая музыка — хор, распевающий древние гимны.

Шалия указал на проход.

— Ступайте осторожно, братья и сёстры, в зал, где покоится нам предок.

Чёрная мраморная лестница уходила вниз так отвесно, что некоторым пришлось держаться за металлический поручень, чтобы не сорваться. Огни позади них, мигая, гасли, тогда как впереди, наоборот, их зажигалось больше и больше, отчего у них возникло странное чувство, словно спуск не закончится никогда.

Где-то спустя минуту стены сменились голым камнем, всё ещё нёсшим на себе закручивающиеся следы адамантиевого бура, который проложил туннель. Воздух стал промозглым. Появился запах сырости. Затем, внезапно, ступени закончились, и Ричстары оказались в небольшой грубо обтёсанной камере.

Здесь перед ними расходились два туннеля, освещаемые небольшими свечами, расставленными на полу с промежутком в пятьдесят ярдов.

— Добро пожаловать в Юдоль Смерти.

— Куда ведёт этот туннель? — спросила леди Бьянка, указав на другой проход.

— К собору, — пояснил патридзо. — Раньше Кальверт назывался Гробницей. Здесь находился мавзолей Игнацио, пока нас не выдворили из собора.

Леди Бьянка покачала головой.

— Всегда было интересно, почему у кардинала такой большой дворец, тогда как наш, уж прости меня, патридзо, гораздо меньше.

— Можешь списать это на причуды судьбы.

— Мы готовы? — спросил Шалия.

Ричстары кивнули.

— Тогда войдём же. — Из почтения к святому месту он заговорил приглушённым тоном. — Мы ступаем в катакомбы, где погребены Ричстары. И в самом конце находится мавзолей Ингацио.

Они прошли по туннелю, вдоль которого тянулись вырезанные в скале ниши.

В воздухе висел пыльный запах веков, на миг навеявший леди Бьянке мысли о разлагающихся останках, истлевших телах, чьи конечности не отпадали от торсов только благодаря истончившемуся слою шелушащейся побуревшей кожи.

Достигнув конца прохода, они застыли в благоговейном молчании. Двустворчатая дверь перед ними была гладкой и древней, и отворилась от толчка.

Шалия повёл их по следующему коридору. Запах давно мёртвых тел ощущался тут особенно сильно, витая в воздухе подобно аромату изысканной пряности, а по обе стороны от них чувствовались холодные пустоты ранних катакомб, где почивали самые первые члены семейства Ричстаров.

Мерцающие свечи служили лишь для того, чтобы сгущать тьму внутри ниш в непроглядный мрак, однако над каждым углублением имелись высеченные в камне имена. По пути леди Бьянка касалась пальцами вырезанных букв — Христофоро Чёрный, Гвинталь Набожный, Бертиналь Старший, Диеди Завоеватель.

— Не могу поверить, — сказала она Шалии, — что мы увидим самого Игнацио.

— Я переполнен радостью, — отозвался Несущий Вести.

Последние пятьдесят ярдов они прошли в темноте. Туннель пострадал от какого-то старого пожара, после которого его так и не восстановили надлежащим образом. Крипты здесь были пусты, имена — безвозвратно утрачены, а узорная лепнина, украшавшая их поверхности, давным-давно разрушилась. На голом камне проглядывался ёлочный рисунок от зубил, которыми сервиторы-каменщики вырезали туннели в толще скалы. В стенах имелось несколько заглублений, где раньше стояли свечи, а пол туннеля плавно скашивался к центру, где его за тысячелетия истоптали ходившие здесь люди.

Наконец, путь им преградила массивная дверь из серой пластали, на чьей обесцвеченной от огня филигранной поверхности всё ещё оставались следы сусального золота. Шалия вышёл вперёд и прижал руку к панели-ключу. Его ладонь опустилась точно в оттиск на камне. На этот раз обошлось без крови. Не раздалось и жужжания шестерней и механизмов, а лишь одиночный резкий удар скрытого колокола, после чего дверь откатилась в сторону.

Леди Бьянка протолкнулась мимо остальных и оказалась прямо позади патридзо.

Вместо запаха разложения внутри густел аромат эпох, с едва уловимой ноткой сандалового дерева и амбры.

— Ступайте с миром. — Шалия изрёк слова с торжественностью и достоинством, свидетельствовавшими об их древней ритуальной значимости. — И памятуйте о тех многих, что прошли по этому пути и не сбились с него, несмотря на давившие отовсюду годы тьмы. Несмотря на безбожников и нечестивцев. Несмотря на насаждённую всем нам лжеверу.

Леди Бьянка повторила вместе с остальными положенный ответ.

— Мы не забудем. Мы не собьёмся. Мы ждём возвращения света.

Шалия закрыл глаза, зашевелил губами в безмолвной молитве, затем кивнул и жестом пригласил их внутрь.

Бьянку с порога поразило ощущение пространства. Помещение оказалось огромным и просторным, а практически самом центре, внутри пузыря мерцающего золотого стазиса, виднелось тело их предка, лорда-маршала соляр Игнацио.

Она шагнула вперёд и, подняв глаза, оглядела раскинувшийся над головой огромный купол. Бьянка различила золото и серебро, а также тусклый блеск драгоценных камней. В центре часовни располагался круглый окулюс, откуда лился мягкий жёлтый свет, озарявший гладкий мраморный пол с выложенным на нём символом раздвоенной молнии и леопардовым гербом Ингацио Ричстара.

Приватная часовня Ричстаров представляла собой настоящее чудо раннего изобразительного искусства. Имперский Дворец выглядел здесь как укрытая мерцающей золотой крышей крепость из белого и красного камня, а в центре размещались тексты, за которые всех присутствующих тут на Офелии обвинили бы в ереси. В округлых стенах на равных промежутках располагались сервиторные альковы, чьи обитатели давным-давно умерли, а их функции успели позабыться. Впрочем, посетителей интересовало вовсе не это.

Собравшееся семейство воззрилось вниз в потрясённом молчании.

Здесь находилось тело не просто их предка, но также святого, основателя, героя и легендарной личности. Человека, вышедшего на первые роли в исторический момент, когда Империум Человека колонизировал заброшенные уголки Галактики. Человека, жившего в эру Бога-Императора.

По мерцающему стазисному полю пробегали извивающиеся синие разряды.

Игнацио Ричстар мог бы сойти за спящего, если бы не абсолютная неподвижность позы. В его венах не текла кровь, грудь не вздымалась в такт с дыханием, изо рта не вырывались облачка пара. Он был безмолвным, застывшим, остановившимся в моменте времени, восходившем на десять тысячелетий назад к великим дням исследования и заселения.

У Игнацио Ричстара было длинное точёное лицо человека, многое повидавшего и содеявшего в жизни. Это лицо видело, как предавались огню и мечу целые миры.

До прихода людей скопление Висельников обладало богатой флорой и фауной. Некоторые их представители отличались красотой. Некоторые — интеллектом. Многие — смертоносностью. И все они были уничтожены. Этот человек заглядывал в пасти ксеносам и оглашал их эволюционные пути завершёнными, а генофонды — ликвидированными.

Всё это можно было прочесть в его крепко поджатой челюсти, собранных в уголках глаз морщинках, сурово насупленном лбу. Леди Бьянка надеялась заметить хоть какую-то семейную схожесть, но таковой не оказалось, если не считать властительной ауры, напомнившей ей об отце.

Богатый доспех Игнацио украшали узоры из золотых роз с шипами. Подмышкой он сжимал гермошлем, ноги его прикрывали поножи и набедренные пластины. Обтянутые перчатками ладони были сложены в спокойной молитве, а высокий керамитовый воротник был открыт.

Искры и нити света мягко баламутили поверхность пузыря стазисного поля, чье синее сияние озарило лица Ричстаров, опустившихся на колени перед своим предком.

— Подумать только, это лицо видело божественный лик Святого Императора. — Слова принадлежали Шалии. На глаза капеллана навернулись слёзы. Они всё обильней катились по его щекам по мере того, как тот осознавал величественность момента. Это лицо видело высочайшего Императора живым, движущимся, говорящим. — Эти глаза, — продолжил Несущий Вести, — смотрели в глаза самому Императору, пусть никто и не способен выдержать взор столь божественного существа. И, вне всяких сомнений, Император с ним говорил.

Одна слезинка сорвалась со щеки Шалии. Она упала на стазисное поле, заставив золотую энергию на миг пойти рябью.

— Осторожно! — предупредил патридзо.

Шалия кивнул и втянул в лёгкие воздух.

— Да. Мы здесь по важному делу. Давайте. Соберитесь в круг. Мы пришли, дабы узреть.

Они встали вокруг одра. Шалия занял место между патридзо и леди Бьянкой, после чего открыл висевший на шеё шёлковый мешочек. Из него он извлёк колоду старинных тиснёных карт.

— Старборны всегда приходили сюда, в храм святого Игнацио, дабы понять многочисленные нити будущего. В этом священном месте я узнаю волю Императора.

Он взял священные матрицы и разделил колоду на три части, после чего выложил их перед собой на пьедестал. Начиная с левой, он поочередно начал переворачивать карты.

Первой оказался Трон Императора.

Следующей — перевёрнутое Око Гора.

Шалия затрепетал, поведя руку дальше.

Третьей было Потерянное Дитя.

Мужчина сложил знак аквилы, собирая три стопки вместе, что символизировало Императора Возрождённого, и снял последнюю карту.

На ней был изображён Бог-Император.

Шалия закрыл глаза и сложил руки в молитве. Остальные перевели взгляды с него на карты, затем назад. Каждый из них ощутил, как по спине пробежался холодок. Наконец, Несущий Вести собрал карты и убрал их обратно в священный мешочек.

— Братья и сёстры. Дабы наша церковь воспрянула, нынешний Империум должен пасть. — Он поочередно заглянул в лица каждому из них. — Карты это подтвердили. Настал час, о котором все мы молились, момент, которому посвятило себя наше семейство. Смысл предельно ясен. Еретики, разоряющие Святую Терру, будут свергнуты Разорителем. Это наш шанс спасти Империум Человека. Это момент, когда Император-Спаситель переродится, и Империум Человека вернёт себе былую славу!

Леди Бьянка обвела собравшихся пристальным взглядом.

— Ты видишь это в картах?

— Да, вижу.

— Тогда что именно ты предлагаешь?

— Убить еретиков на нашей планете и поднять стяг искупления, пока не поздно.

— И кто эти еретики?

— Кардинал. Войска Империума. Любой, кто встанет против нас.

— Ты ведь шутишь сейчас?

— Нет, не шучу, — отозвался Шалия. — Неужели ты думала, что восстановление Истинной Церкви пройдёт бескровно?

— Нет, но я упражнялась с таро, и не видела того же, что узрел ты.

Патридзо шагнул к ним.

— Леди Бьянка. Мы должны верить Шалии. Он — глава храма.

Леди Бьянка смерила их взглядом.

— Вы меня пугаете. Вы рискуете всем в этой… этой авантюре. Я слышала разговоры мистиков о Конце Дней с самого рождения. Простите старую леди за упоминание о возрасте, но мне триста шестьдесят три года, и за это время я повидала многих вроде вас. Каждое поражение — это знамение, кара за грехи и отсутствие веры. Неужели вы рискнёте всем из-за пары карт?

Они огляделась в поисках поддержки, но патридзо заговорил первым.

— Я верю. С тех пор, как пали Врата Кадии, мы знали, что Конец Дней близок. Мы либо восстанем, либо падем вместе с порочными самозванцами. Империум слаб. Он — бумажный тигр, скалящий клыки. Хватит лёгкого тычка, чтобы он перевернулся.

— А дальше что?

— Мы отправимся на Терру и освободим её от еретиков, что топчут её землю.

— Я пришла сюда за наставлением, как вернуть свою планету, — произнесла леди Бьянка. — Кто, как не Империум, будет сражаться с еретиками?

Шалия снисходительно улыбнулся.

— У меня есть армия верующих, которая вышвырнёт Покаранных обратно в пекло, из коего они выползли.

— Где эта армия?

— Полагаю, недавно высадилась на планету. Сироты сотни миров. Только и ждущие слова.

Она расхохоталась.

— О. Теперь ясно. У тебя есть армия беженцев и трусов. Подулейного отребья. Это тот металл, из которого ты выкуешь свою армию?

— Они — святые воители за святую цель. Сталь внутри них — это вера. Их оружие — религия. Их броня — убеждённость.

Бьянка покачала головой.

— Поверить не могу, что стою здесь и выслушиваю всё это!

— Леди Бьянка. — Шалия вздохнул. — Вы видели таро. Это момент, что был нам предсказан. Когда десять тысяч лет подойдут к концу, Разоритель вырвется на свободу. Он лишит Галактику мира. Он заставляет брата идти против брата. Ему вручен могучий меч.

— Слова, — отмахнулась Бьянка. — Бред давно умершего человека.

— Пророчество! — провозгласил капеллан. — Указание пути к спасению. Неужели ты не видишь? Человечество должно действовать. Оно должно свергнуть деспотичную и порочную церковь, и вернуться к старым, истинным путям святого Вандира, Благословленного и Чистого.

Леди Бьянка шагнула вперёд.

— Патридзо. Это безумие. Мы не можем этого допустить.

Патридзо вырвался из оцепенения и обвёл их обоих взглядом, теребя шёлковый колпак в заляпанных краской руках.

— Что я могу сделать? — наконец спросил он.

— Противостоять! — заявила Бьянка. Она оглянулась, ища поддержки, однако вперёд больше не вышёл никто. Она выругалась. — Он видит в картах то, что хочет видеть. Если среди вас нет настоящих мужчин, значит, всё придётся сделать мне! — внезапно у неё в руке из ниоткуда появился клинок. Бьянка пришла в движение с удивительной для женщины её возраста скоростью, и вонзила лезвие в грудь Шалии.

Мужчина опустил глаза на место, куда погрузился клинок.

Лезвие прошло сквозь коричневую ткань его халата.

— Леди Бьянка. Вы меня разочаровали. Вы выбрали поражение вместо победы, застой вместо роста.

— Я выбрала здравомыслие, — сказала она, вгоняя нож ещё глубже.

Раздались потрясённые возгласы, однако Несущий Вести не пошевелился.

— Вера — мой доспех. Не бойтесь, братья и сёстры. Я не ранен. Император защищает тех, кто верит.

Он отступил назад, позволив остальным забрать оружие из руки госпожи, и, открыв халат, показал нетронутую плоть.

— Как ты это сделал? — рявкнула Бьянка. — Что за адское устройство ты носишь?

Шалия грустно покачал головой.

— Император защищает, но ещё Он карает тех, кто слаб. Боюсь, вам придётся остаться здесь, миледи, под охраной. Мы не можем допустить, чтобы вы помешали грядущему освобождению.

Глава пятая

Бендикт поехал с космопорта в «Саламандре». В Кальверт он прибыл через три часа после леди Бьянки и остальных Ричстаров. Был уже полдень, но, несмотря на зной, собравшаяся почётная гвардия местных калибиниров стояла в полной красно-синей униформе.

Генерал составил о них мнение с первого же взгляда. Они выглядели слишком нарядными, чтобы быть хорошими солдатами. Когда он вышел из машины, их капитан выкрикнул приказ. Бендикт мимолётно заметил взгляд мужчины, когда отсалютовал ему в ответ. До них явно успели дойти новости о падении Кипры. Они выглядели напряжёнными.

Исайя сложил оставшейся рукой знак аквилы и направился к широким мраморным ступеням. Наверху его уже ждал высокий худощавый человек.

— Генерал Бендикт. Добро пожаловать на Потенс. Я — Шанттал, советник патридзо Урдалига Ричстара. Мы рады видеть человека с такой боевой выслугой перед Святым Троном. Наши воины храбры, но они нуждаются в лидере.

Бендикт с нетерпением дождался конца речи.

— Где патридзо?

— Сэр, — быстро заговорил советник, — мне жаль, но патридзо на совещании. Мы ждём оглашения великого праздничного дня.

— Какого ещё праздника?

— Праздника святого Игнацио, — пояснил Шанттал. — Это главное религиозное событие на планете. Даже во всей системе.

Бендикт не понял, почему какое-то празднование окружала такая важность и ажиотаж.

— Кажется, я что-то читал о нём. Что ж, пускай, если он не помешает военным приготовлениям.

Шанттал болезненно поморщился.

— Во время фестиваля не делается ничего. Вся планета уходит на отдых.

Эти слова наконец привлекли внимание Бендикта.

— Когда именно происходит ваш фестиваль?

Шанттал заколебался.

— Точный момент… я пока не могу сказать. Он зависит от яркости местной звезды. Авгуры должны огласить дату с минуты на минуту.

— Уверен, вы знаете о приближении сил ереси, — заметил Исайя.

Шанттал кивнул. Его губы остались плотно сомкнутыми. Кадиец задался вопросом, как много этот советник знал на самом деле.

— Тогда слушай. Патридзо и его силы должны содействовать мне во всех вопросах.

Казалось, мужчину явно что-то обеспокоило.

— Лорд-генерал, патридзо нужно провести много ритуалов. Он прямой наследник святого.

— Мне без разницы, кто он такой. Всё, что меня волнует — это оборона вашей системы. — Словно подчёркивая его слова, откуда-то донеслась автоматная очередь. Мгновением позже вдалеке заревела сирена.

— Конечно, — затараторил советник. — Я не знаю, знакомы ли вы с местной историей, генерал Бендикт. Ричстары исполняли священный долг перед Самим Императором на протяжении всех этих тысячелетий. Они считают Императора более святой персоной, чем кто-либо ещё в Империуме. Могу уверить вас, что народ высоко ценит Ричстаров.

— Послушай, я вернусь, когда патридзо будет свободен.

Шанттал взял Бендикта за целую руку.

— Нет. Прошу. Я настаиваю. Патридзо очень хочет встретиться с вами. Как только он будет готов, вы обязательно увидитесь. Идёмте, я помогу вам интересно скоротать время.

Шанттал отступил назад, когда Бендикт и Мере обменялись взглядами. Исайя вздохнул. Это было последним, чего он хотел, однако адъютант одарил его многозначительным взглядом.

— Не обижайте местных, — сказал он ему раньше. — Встретьтесь с ним, поприветствуйте, а затем мы отправимся дальше по своим делам.

Бендикт повернулся к советнику.

— Сколько нужно ждать патридзо?

— Не более часа.

— Ладно, — вздохнул Исайя. — У вас есть час.

Шанттал повёл двух кадийцев по богато обставленным комнатам, демонстрируя им вереницу росписей, показывавших ключевые моменты истории скопления Висельников.

Первой картиной было «Вручение имперской лицензии», на которой изображался несколько романтизированный Золотой Трон, а также до странного пышущий здоровьем Император — бородатый, состарившийся от забот и возраста, но опредёленно живой, — передающий фигуре на переднем плане, которая, как предположил Бендикт, была Игнацио Ричстаром, его лицензию.

Далее последовала череда испытаний, с которыми столкнулся Игнацио, умиротворяя регион.

К своему удивлению Бендикт обнаружил, что увиденное его заинтриговало.

— А это что? — спросил Исайя о росписи, где были показаны некие гигантские черви.

— Зуайг, — пояснил Шанттал. — Они были доминирующим видом скопления Висельников.

— Никогда о них не слышал.

— Их больше нет. Живых представителей, по крайней мере. Их истребил Игнацио в ходе третьего крестового похода. Они был некой разновидностью хищных червей. Я немного интересовался ими, когда был моложе. Мальки размерами не превышали роста обычного человека. По всей видимости, имели толстый слой жира. В моём родном мире есть история о том, как первопоселенцам приходилось есть их, чтобы выжить. Не думаю, что они были очень вкусными.

— Значит, вы не отсюда?

— Нет. А вы не поняли это по моему акценту?

— Нет, — признался Бендикт.

— Ах. Для местных это труда не составляет. Я с Гильгамеша Девять. Там обучают лучших советников.

Бендикту совершенно не хотелось узнавать новых подробностей о каких бы то ни было советниках. Он перевёл взгляд обратно на роспись.

— Если вам интересно, генерал, на Потенсе есть один из оставшихся образцов представителей того вида. Его содержали в стазисе на протяжении пяти последних тысячелетий. Он в частной коллекции патридзо. В контемплаториуме. Я могу попросить его от вашего имени, если желаете взглянуть.

— Благодарю, — отозвался Исайя. — Может потом. — Он взглянул на хронометр. — Вынужден настоять на встрече с патридзо.

— Он скоро будет готов. Тем временем позвольте мне показать вам «Строительство святого собора».

Терпение Бендикта подошло к концу.

— Послушайте, я здесь, чтобы организовать оборону планеты. А не глазеть на картины!

Его гневная тирада, казалось, обидела Шанттала.

— Но если вы не знаете историю и культуру системы, то, боюсь, вы не сможете успешно…

— Сэр. Со всем почтением, я не человек культуры. И не стремлюсь таковым стать. Я солдат. Я разбираюсь в войне, которая сама по себе довольно сложная наука. В ней нужно понимать потенциал солдат, укреплений, секторов огня, траекторий, цепей снабжения и местности, и, что важнее всего, понимать, когда тебе может повезти. Вот в чём я эксперт. Вот для чего я здесь. Мне поручено обустроить защиту системы, которая до этого самого момента была прискорбно недостаточной. Я хочу встретиться с патридзо, а затем хочу встретиться с товарищами-кадийцами, потому что от них зависит будущее системы. Я ясно изъясняюсь?

Советник затрепетал.

— Я вас прекрасно понял.

Бендикт тут же почувствовал себя лучше. Теперь его тон смягчился.

— А теперь. Простите меня за грубость, но если патридзо не может встретиться со мной сейчас, мне нужно три вещи. Во-первых, я хочу, чтобы меня доставили в расположение Сто Первого кадийского. Во-вторых, я хочу, чтобы местные командиры прибыли ко мне в течение часа. И в-третьих, пусть патридзо встретиться со мной, как только у него появится время.

Полчаса спустя «Саламандра» проехала через врата Приёмных казарм. Бендикт спрыгнул с подножки и направился прямиком к крылу со знаменем 101-го. Флаг безжизненно висел на полуденной жаре, и генерал, щурясь от яркого солнца, зашагал к открытым дверям.

На текущий момент 101-м командовал полковник Байтов. Они с Бендиктом сражались плечом к плечу долгие годы. Полковник вышёл сам, чтобы поприветствовать генерала.

Байтов указал на сложенный рукав Бендикта.

— Что с рукой?

— Как-то расскажу. А сейчас нас ждёт работа, — произнёс Исайя, шагая к входу. Тут и там он останавливался, чтобы поздороваться с людьми, которых знал. Он помнил их всех по именам, а равно битвы, в которых они бились вместе. Даал. Спаркер. Даже Ривальд. Каждый старый товарищ отнимал у него немного времени, и когда он достиг, наконец, ступеней в штаб, то остановился и замер.

От нахлынувших чувств у него перехватило горло. Он кивнул.

— Я чертовски рад видеть всех вас.

Десять минут спустя Байтов и Бендикт стояли в командном бункере, просматривая последние астропатические передачи.

Пункт управления располагался в скальном основании акрополя. Внутри, как и в любом подземном помещении, царила прохлада и сырость. От схожести с наблюдательным пунктом 9983 Бендикту вдруг стало немного не по себе. На столе перед ним лежала карта скопления Висельников. С одной её стороны располагалась внутреспиральная тьма, с другой — родные миры сегментума Соляр.

Красные отметки показывали планеты, захваченные Покаранными. Генерал подался вперёд, едва не забыв об отсутствии правой руки, так что ему пришлось опереться на левую.

— В этом нет никакого смысла, — заявил он.

Байтов помолчал и обвёл карту взглядом. Сам он не утруждал себя мыслями о том, был ли в происходящем какой-либо смысл или нет. Он просто старался продумать, как лучше всего обеспечить оборону этого места.

— Почему нет?

— Ну вот. Смотри. Защитить скопление не должно было составить труда. У него есть собственные войска, прочные связи между правящим семейством и их родными мирами. Как могли еретики вклиниться в него настолько глубоко, и к тому же так быстро?

Байтов покачал головой.

— Превосходящие силы?

— Что мы знаем о Покаранных?

Полковник достал инфопланшет и пролистал содержимое экрана.

— Информация засекречена, но считается, что их ядро составляет полк Имперской Гвардии под названием Тринадцатый Сецедский. Тяжёлая пехота, размещённая на Белизаре. Они вырезали старших офицеров и подняли мятёж за два месяца до падения планеты. Считалось, что их истребили перед падением Кадии.

— Сколько бойцов насчитывал Тринадцатый Сецедский?

— Десять тысяч.

— Только не говори, что целое скопление захватили десять тысяч гвардейцев-отступников!

— Нет. Но они, похоже, лучше всего умеют побеждать местные силы обороны. На Маркизе нам в основном приходилось сражаться против культистов.

— Значит, у еретиков есть ядро из элиты и орда сектантов?

— Да, сэр.

— Наши есть? — Он имел в виду кадийцев. Вопрос был задан так тихо, что услышать его смог лишь Байтов. Полковник едва заметно кивнул, и Бендикту стало дурно от одной только мысли об этом.

Повисла долгая пауза.

Первым её нарушил Бендикт.

— Так кто такой этот Дракул-зар?

— По слухам, раньше он был полковником сецедцев. «Дракул» — это их почётный титул. Вместе с суффиксом «зар» его можно перевести как «Маленький отец». Пикт-снимков с его изображением нет.

Исайя не нашёлся что сказать. Такое имя свидетельствовало о привязанности. Харизматичный лидер, который мог быстро собрать в одно целое множество разрозненных сил.

Генерал хлопнул рукой по столу.

— Мне нужно знать, как, во имя Трона, они захватывают один мир за другим?

Байтов сходу выдал несколько догадок.

— Скорость. Террор. Скверна.

— Говоришь, на Марикзе вы дрались против культистов?

— Да, сэр. Судя по докладам, их элитные силы ударили по дворцу губернатора. Обезглавливающий удар. После его падения остальная оборона долго не продержалась.

Бендикт внимательно выслушал информацию.

— Значит, у наших врагов есть опытное ядро, а также способный и харизматичный командир. Ещё у них должен быть флот. Взгляни, как быстро они наступают. Есть сведенья о пропаже кораблей флота?

Байтов покачал головой.

— Исходя из имеющихся данных, я бы ожидал удара элитными силами по Вечнограду, нацеленного на убийство патридзо. Убедись, чтобы он находился под надёжной защитой. Есть ещё какое-то место, где мы можем поместить гарнизон?

Полковник мотнул головой.

— Сёстры Эбеновой Чаши имеют на соборном пике дочерний дом. Они ясно дали понять, что не примут гвардейские полки на вершине.

Бендикт закатил глаза.

— А Вечноград — настоящий лабиринт.

— Да, сэр. Думаю, это может сыграть нам на руку. Я определил ключевые трассы к акрополю на случай атаки города. Ни по одной из них прямой штурм провести нельзя. С поддержкой местных мы сможем сдерживать атакующих на протяжении, скажем, месяцев.

— Хорошо, — отозвался Исайя. — А если враг войдёт в город, мы должны иметь в запасе минимум пару дней. — Он достал карту, на которой был изображён Потенс. Акрополь обозначался аквилой, вокруг которой вились улочки Вечнограда, а дальше тянулись промышленные и сельскохозяйственные районы, а также бледные блоки звёздного порта.

— Палаточный город простирается отсюда и досюда.

Бендикт кивнул.

— Кто охраняет космопорт?

— Калибиниры. Шестьдесят шестой Бароланский механизированный. Они отвечают за всю критическую инфраструктуру.

— Они надёжные?

— Они недоукомплектованы. Но, судя по послужным спискам, на них можно положиться.

Бендикт кивнул.

— Гляди сюда. — Он указал на звёздные карты. — К планете Серебряный Храм движется три дивизии Гвардии. Всё, что нужно сделать врагу — это захватить Домус, и тогда мы потеряем выступ. Кто командовал имперской обороной?

— По большому счёту патридзо.

Бендикт выругался.

— Значит, у нас осталось меньше времени, чем мы думали. Переведи войска в режим боеготовности. — Он заходил туда-сюда, обдумывая контрмеры, оценивая потенциал военных сил под своим началом и их возможности. Наконец, Исайя составил целостную картинку.

— Итак. Записывайте приказы. Как называется астропатический комплекс?

Мере понятия не имел. Он повернулся к Байтову.

— Нуллем Апек. В сотне миль отсюда. В Супрамонте, горах.

— Этот праздник как-то помешает ему?

— Не должен.

— Какого чёрта он так далеко?

— Похоже, Вечноград — самое худшее место для астропатической связи. Мне сказали, что из-за плотности храмов и святых мест здесь слишком высокий уровень псионического загрязнения. Все эти паломники, впадающие в религиозный экстаз. Пси-передатчик достаточно далеко, чтобы его работе ничто не препятствовало.

Бендикт отдал приказы, которые следовало передать командирам во всех близлежащих системах. Постепенно его голос наполнялся уверенностью, пока в конечном итоге генерал не указал на одну из соседних систем.

— Мы остановим врага, а затем контратакуем у Чёрной Скалы. Фланги Покаранных будут у нас как на ладони.

Мере стоял над писцом, удостоверяясь, чтобы тот правильно записал распоряжения генерала. Все документы прошли двойную проверку. Наконец, он спросил:

— Думаете, сработает?

— Посмотрим, — отозвался Исайя. — Пока что я хочу вселить в командиров ощущение цели. Всё, что я сейчас вижу — это смятение и необдуманные наступления. Сейчас важно взять себя в руки и дать командирам понять, что им кто-то отдаёт приказы. Как только мы остановим вражеское наступление, начнём думать, как отбросить их назад.

Наконец Бендикт понял, что измотал себя до предела.

— Разошлите их немедленно.

Приказы унесли под охраной. Исайя запоздало увидел стоявшую возле карты кружку рекафа. Напиток остыл, но он всё равно сделал глоток, и с удивлением поднял глаза.

— Что ж, хотя бы рекаф хороший.

— У меня тут куча сообщений, — сказал Мере. — Патридзо шлёт свои извинения за отсутствие. Канонисса Медделена приветствует вас с назначением… обычные формальности. Кардинал-архиепископ Зереум рад вашему назначению и прибытию Сто Первого. После празднования он бы хотел провести мессу в вашу честь. Благословить оружие и такое прочее.

— Хорошо. Отвлеки его как-то. Последнее, что мне нужно, это тратить время на чёртового попа. Если будет наседать, то пусть миропомажет танки. Хоть солдат повеселит.

— Да, сэр.

Бендикт обвёл присутствующих взглядом.

— Ладно. Давайте браться за дело, пока не начался праздник.

Командный штаб едва держался на ногах от усталости. Они просидели взаперти в тесном бункере несколько часов кряду. Бендикт повёл их обратно к лестнице.

Когда он поднялся наверх, ему навстречу задул свежий ветерок. Исайя вышёл наружу и оглянулся.

Солнце уже клонилось к закату.

— Почему звонят колокола?

Мере только что передали уведомление.

— Сэр. Похоже, объявили праздник святого Игнацио. У нас есть два дня, чтобы привести всё в порядок.

Глава шестая

Особенности праздника святого Игнацио объяснили кардиналу-архиепископу Зереуму едва ли не сразу после того, как несколько лет назад он прибыл на Потенс с храмового мира Гратер Трин и был назначен понтификом скопления Висельников.

Посвятил Зереума в местные традиции его рукополагаемый, Товия Веттор. Он был сухощавым клириком с крючковатым носом и пронзительно-синими глазами, сидевшим в алькове у двери в кардинальскую опочивальню.

— Празднество наступает раз в одиннадцать лет, — пояснил ему Веттор, — когда на местном солнце, именуемом Леопардовой Звездой, в ходе солярного цикла возникают чёрные пятна, которые движутся к его центру и вызывает существенное ослабление света.

— Значит, конкретной даты нет.

— Нет, — подтвердил Веттор. — По движению пятен к экваториальным районам солнца определяется схождение — солярное событие, которое увековечивает великую победу Игнацио над ксенорасами Потенса. Лишь после начала их схождения можно более-менее уверенно предсказать дату торжества. Несмотря на то, что обычно празднество настаёт раз в одиннадцать лет, бывали случаи, когда оно наступало через семь лет, а иногда и вовсе через шестнадцать.

Дворец кардинала Зереума располагался среди ухоженных соборных садов, на вершине акрополя Вечнограда. В своей жизни он практически не увлекался предметами роскоши, но одними из них была коллекция орнитоптеров, которые он держал на крыше комплекса.

Базилика намного превосходила размерами любую скромную обитель, которая требовалась Зереуму. Она спускалась по верхним склонам акрополя, напоминая здание, медленно соскальзывающее с вершины в пропасть. Нижние ярусы терялись среди растительности, и тамошние помещения определённо видали лучшие дни. Их зарешечённые окна и ворота были заколочены досками и отданы в безраздельное владение мышам и ящерицам. Генератории, некогда питавшие энергией ледяные камеры, давно остыли, и их вентканалы заложили кирпичами и раствором. А в огромных подвалах находились вымощённые камнем резервуары, склады с гигантскими амфорами, часовни, комнаты для обрядов и пустотные генераторы, которые давным-давно закрыли, оставив постепенно приходить в негодность и запустение.

Кардинал и его свита обитали в верхних центральных залах, которые содержались в чистоте и порядке, хотя многие росписи там уже начинали ветшать, а также страдать от небрежности слуг, проносящихся мимо, либо толкавших тележки с едой из кухонь малость быстрее положенного.

Кардинал имел большие планы на Базилику. Всем этим неиспользуемым пространством следовало распорядиться по уму. Он намеревался организовать сиротский дом для детей Потенса, приют для паломников, комнаты встреч, молитвенные залы. Все эти замыслы крутились у него в голове, и он собирался приступить к претворению их в жизнь сразу, как только власти восстановят в скоплении Висельников мир.

Кардинал Зереум хотел сделать планету лучше, и невольно вспомнил утренний разговор с Веттором, который сообщил ему о семье, найденной мёртвой перед воротами Вечнограда.

— Они умерли с голоду, — сказал ему рукополагаемый.

— Почему их не впустили внутрь?

— Такой приказ патридзо, — пояснил Веттор. — Теперь, когда день празднества должны огласить со дня на день…

— Ах да, праздник святого Игнацио. Значит, мы должны сидеть и ждать, пока авгуры примут решение, а люди тем временем будут страдать.

— Патридзо присылает им еду.

— Но какой с неё прок, если она не доходит до голодающих?

Авгуры следили за Леопардовой Звездой на протяжении почти двух месяцев. Каждый из них жаждал стать тем, кто первым заметит знаки, возвещавшие о скором наступлении пиршественного дня святого Игнацио. Несмотря на то, что праздник ожидался в любой момент, служителей собора известят о дате лишь после того, как солнечные пятна начнут собираться вместе.

Тем утром, на рассвете, авгуры наконец узрели и подтвердили знамения, и когда все трое пришли к согласию, они, в нервном возбуждении заламывая руки, заявились в опочивальню Зереума.

Кардинал принял известия со стоическим спокойствием. Он выслушал их, произнёс благодарственную молитву и позволил авгурам сделать объявление всему Вечнограду. Зереум мимолётно задумался, сколько уйдёт времени на то, чтобы новость разлетелась по осям и весям, после чего велел подать рекаф, а также утренний поссет, состоявший из яйца, молока и сладкого вина.

Когда грянули колокола, он сидел, облокотившись на спинку кровати с балдахином. Какое-то время кардинал слушал расходящийся над городом звон.

Закончив, он окликнул своего рукополагаемого.

— Веттор!

Тот вошёл в комнату и поклонился.

— Да, ваше святейшество?

— Помоги мне слезть, — сказал Зереум и откинул одеяло, высунув бледные волосатые ноги из постели.

Веттор заспешил к нему, и, подобрав шлёпанцы, поочередно надел их на ступни кардинала, прежде чем те успели коснуться холодного пола.

— Давайте, ваше святейшество, — сказал он, и, взяв руку кардинала, помог ему спуститься.

Теперь бой колоколов летел уже по всему городу.

— Значит, авгуры сделали оглашение.

— Похоже, вы не рады, ваше святейшество.

— Разве? Нет, я рад. Я знаю, как важен этот праздник для местных. Надеюсь, они получат знамения, которых так хотят. — Зереум помолчал. — Полагаю, всё дело в том, что они до сих пор не приняли меня как родного.

— Всему своё время, — заверил его рукополагаемый. — Местные жители не привычны к чужакам. До Великой Неурядицы мы были лишь мелкой россыпью точек меж двух рукавов Галактики. Скопление Висельников считалось тем ещё захолустьем. Мы никого не трогали и жили по своим обычаям. Мы всегда сами назначали кардиналов и экклезиархов. Вы — первый кардинал извне за почти что тысячу лет.

Веттор говорил на чистом готическом языке, без капли акцента. Кардинал выдавил улыбку.

— Иногда я забываю, что ты родился здесь. Ты бы предпочёл кардинала из собственного народа.

Веттор хохотнул.

— Думаете, я мечу на ваше место?

— Мне приходила в голову такая мысль.

Мужчина снова посмеялся.

— Нет, ваше святейшество. Оно ваше и только ваше, клянусь. В этой работе я с вами не сравнюсь.

— Я стараюсь как могу, — со вздохом произнёс кардинал.

— Вы — настоящая редкость в нашей Галактике. Вы хороший человек, — сказал ему Веттор.

Кардинал остановился.

— Спасибо, — произнёс он. — Ты не первый человек, который говорит мне это.

Веттор встретился с ним взглядом.

— Потому что это правда.

В закрытой общине собора кардинал Зереум имел прозвище «Сова».

Он был маленьким согбенным мужчиной с коротко подстриженными волосами, тонкими плотно поджатыми губами и широкими вечно удивлёнными глазами, которые и впрямь придавали ему схожесть с совой. Этим утром, после молитв, он зашёл в библиотеку наверху дворца, и механические части сервописца тихо зажужжали, когда тот перешёл из спящего в активный режим.

Веттор проследил взглядом за тем, как кардинал прошёл к освинцованному окну и окинул взглядом соборные сады, где аккуратно подстриженные тисовые изгороди складывались в символ аквилы.

— Я нашёл записи о последней церемонии, — с гордостью заявил Веттор и размотал веленевые манускрипты на рабочем столе Зереума, после чего воспользовался бархатным мешочком с песком, чтобы прижать концы свитка к столешнице. Он принялся диктовать текст сервописцу в углу комнаты. Рука-перо заскребла по бумаге, записывая необходимые приготовления. Требовалось достать из хранилища церковные одеяния, вынести из соборных складов тонны благовоний, извлечь из стазисных камер святые книги, купить обувь, а также принять делегации от всех религиозных и гражданских организаций, которые захотят принять участие в процессии. Казалось, уйдут часы лишь на то, чтобы составить план всего, что нужно сделать.

Настал полдень, а колокола всё не стихали. В дверь постучали. Веттор отправился взглянуть, кто к ним пожаловал.

— Делегации на праздник?

— На самом деле нет, — сказал Веттор. Он зачитал сообщение вслух: имперский генерал совершил варп-переход и этим утром высадился на планету.

Кардинал сжал руки в благодарственном жесте.

— Хвала Святому Трону. — Он сложил знак аквилы, и когда открыл глаза, то увидел, что Веттор по-прежнему держит пергамент.

— Там что-то ещё?

— Да. Шалия, Несущий Вести, прибыл этим утром. Он также шлёт приветствия. Больше того, похоже, он ждёт внизу. Он просит о личной встрече.

Шалия был личным эмиссаром Ричстаров — странный титул, нечто сродни частного семейного капеллана. И, как их духовник, Шалия имел доступ к мыслям каждого члена правящего семейства в секторе. За несколько лет пребывания на Потенсе Зереум понял, что Шалия, вероятно, обладал даже большей властью, нежели он сам, кардинал-архиепископ.

Такая встреча была весьма важной.

Зереум поправил пурпурные одеяния и потянулся за тростью.

— Проведи его наверх.

В любом религиозном обряде имелась доля театральности, и кардинал Зереум прекрасно отдавал себе в этом отчёт. Его пурпурное платье сидело на нём как с иголочки, а ещё он всегда носил с собой короткую трость — не по причине немощи, а скорее в качестве реквизита, как её мог бы использовать шарлатан для довершения образа.

Она представляла собой небольшую палку, изготовленную из макила-древа, которую в его родном мире, Диммамаре, на протяжении нескольких сезонов тщательно вырезали, выпрямляли и благословляли, после чего превратили в предмет, достойный самого кардинала. Она имела затейливо украшенный серебряный ободок, а роль рукояти исполнял крошечный сервочереп из чеканного серебра.

Постукивание посохом по чёрному мраморному полу личных покоев помогло Зереуму собраться с мыслями, пока он разглядывал в библиотечное окно раскинувшиеся внизу сады.

В дверь тихо поскребли. Веттор откашлялся.

— Шалия, Несущий Вести.

Шалия стремительно вошёл в библиотеку. Он был босой, заметил Зереум, невольно позавидовав аскетизму его образа жизни и наряда.

— Ваше Высокопреосвященство, — сказал Шалия, отвесив поклон. Он принял вытянутую руку кардинала и поцеловал перстень. — Как полёты?

Щёки Зереума залились лёгким румянцем.

— О. Моё небольшое хобби. Что ж, в последнее время у меня не было возможности ему предаться. Все мы как на иголках из-за празднества.

Шалия понимающе улыбнулся.

— Тогда, возможно, после вы смогли бы покатать заодно и меня. Но каков день встречи — сегодня ведь огласили праздник святого Игнтацио.

— Воистину так.

Поговорить было о чём, поэтому Веттор подал им сладкое мясо с рекафом, пока они обсуждали последние новости со всего сектора.

— Есть кое-что ещё, — сказал в конце Шалия. — Я взял на себя такую вольность. Мы оба понимаем, насколько слаба оборона скопления Висельников. Из-за этого ко мне подходило множество согнанных со своих мест людей, и они просили у меня разрешения собраться вместе. Создать вооружённую группу святых поборников. Армию Фратерис Милиции, которая хочет своей верой дать отпор еретикам и нечестивцам. Я сказал им, что могу благословить их, но объявлять крестовый поход не вправе.

— Почему нет? Конечно. Если патридзо не имеет ничего против.

— Согласно Особому закону религиозные дела не являются его компетенцией. Вы — кардинал. Вопросами веры заведуете вы. Крестовый поход может объявить только представитель Экклезиархии. Лишь в вашей власти вооружить фратерис.

Зереум помолчал.

— Значит, в моих силах внести вклад в оборону планеты?

— Не просто внести вклад. Усилить её защиту многократно!

— Сколько людей готовы встать под ружьё?

— По последним подсчетам, больше сотни тысяч душ, — заявил капеллан.

— И у них есть оружие?

— Я принял некоторые пожертвования от правящих членов семейства Ричстаров. Полагаю, у нас сыщется по лазвинтовке на человека.

— Это хорошие новости! — Зереум широко улыбнулся. — Я молил Императора о помощи, и, полагаю, это Его дар нам. Вы преисполняете меня отвагой. Веттор, подойди сюда. Составь документы о религиозном военном походе, и я поставлю на них свою печать немедленно!

Пока они ждали, Зереум поднялся из кресла и подошёл к окну.

Полуденное солнце золотило закручивающиеся инверсионные следы челноков. Крепкий ветер гнал по небу цепочки редеющих кучевых облаков.

Кардинал вздохнул.

— Челноки месяцами доставляют на планету несчастных. Знаете, как их зовут местные? Приточники. По приказу патридзо их не пускают в Вечноград. Их численность стала для Потенса серьёзной проверкой на прочность. Веттор говорит мне, что караваны с провизией идут туда каждый день.

Рукополагаемый согласно кивнул. Зереум вздохнул.

— Какая жалость, что мы не помогаем им здесь, в Вечнограде.

Они с Веттором вновь начали давно набивший оскомину разговор.

— Патридзо не считает это уместным. Учитывая близость праздника, — произнёс слуга.

— Нельзя же прогонять их с великого торжества.

— Впереди много ритуалов. И вы знаете, как много нежелательных элементов прибыло на планету.

— Я слышал. — Кардинал прижал костяшки пальцев к верхушке носа, где он переходил в задумчиво насупившийся лоб. — Мы все проходим через испытание, Веттор. Но подумай об Императоре, который страдает на Золотом Троне вот уже десять тысяч лет. Что такое наши тяготы по сравнению с теми, что выдерживает Он ради нас?

Веттор сложил аквилу.

— Вы правы, ваше святейшество.

— Следует ли мне вступиться за них? — спросил кардинал. — Думаете, патридзо послушает меня?

— Я в этом не сомневаюсь, — произнёс Шалия. — Если он поймёт срочность вашего дела.

— Я пойду с вами, — вызвался Веттор.

Несущий Вести кивнул и встал, почти беззвучно ступая по паркету библиотеки.

— Кардинал, у вас доброе сердце. Уверен, если вы встретитесь с патридзо и выскажете всё, что у вас на душе, о вашем беспокойстве за людей, он не сможет вам отказать.

Глава седьмая

Зереум и его рукополагаемый пошли вниз по широкой церемониальной лестнице Базилики, шагая в такт с постукиванием трости кардинала. Над ними простирались высокие потолки, а через некоторые промежутки встречались площадки с приставленной к стенам роскошной золоченой мебелью.

За три года, прошедшие с момента его назначения в систему, Зереум успел зауважать своего подчинённого, но узы формальности между ними разрушить так и не смог. Веттор следовал в шаге за кардиналом, почтительно сложив перед собой руки.

По пути им встретились двое мальчиков-хористов, бежавших по ступеням вверх. Заметив кардинала, они остановились, и с боязливой почтительностью отступили в сторону. Зереум возложил им на головы руки.

— Бенедиктус. Ступайте с верой в Святого Императора.

Мальчики бросились дальше, а пара продолжила спуск по длинной винтовой лестнице.

— Я пробыл тут три года, но по-прежнему нахожу скопление Висельников весьма странным местом.

— Отчего же, кардинал?

— Раньше я служил примасом в мире-святилище Гратер Трин. Он находился в недельном варп-прыжке от Святой Терры, и каждое здание, каждое поле, каждое перекрестье там было храмом какому-то святому либо Императору. То был мир молитв и веры.

— В отличие от Потенса, да?

— Нет, не совсем так, — сказал Зереум, остановившись на третьей площадке.

— Я не понимаю.

Зереум повернулся к нему.

— Собор Игнацио — крупнейший храм в скоплении Висельников. Чудо. Великий монумент славе Императора! А в нём всегда ни души. Притом часовни и оратории Вечнограда забиты людьми денно и нощно. Неужели восхождение на акрополь — слишком тяжёлое испытание для их веры? Если Император пожертвовал Своей жизнью и существованием ради нашей защиты, то не думаешь ли ты, что прихожане могут подняться по нескольким ступеням, дабы воздать Ему должное?

— Вы несправедливы к ним, ваше святейшество. Они относятся к собору святого с особым благоговением. Они придут.

— Когда?

— После утренней мессы в честь праздника Игнацио. От часовни святого Игнацио до собора двинется большой ход.

Они достигли конца лестницы и направились к вратам Базилики. При приближении двух фигур её створки из усиленной стали бесшумно распахнулись.

Снаружи дворика царила тьма, скрадывая тянувшийся к небу огромный собор.

Перед ними уже ждал гравипаланкин с флажками, мягко развевающимися на лёгком ветерке. Квадратная платформа покачнулась, когда кардинал поднялся по ступенькам и уселся в узорное кресло, после чего поплыла вперёд.

Во главе процессии шли клирики и священники с факелами, а также хор сервиторов, размещённых в храме-микоши. Процессия обогнула опоры на восточной стороне собора Игнацио, и задувший ветер подхватил жёлтое пламя факелов и стал сбивать его в сторону, когда жрецы прошествовали мимо местных калибиниров, которые приветственно замахали руками. Затем их накрыла тень барбакана с бойницами, опускной решёткой и бронированными створками, что ныне служил обителью для тридцати Сестёр ордена Эбеновой Чаши.

Когда они приблизились, из врат выступила фигура.

Это была целестинка Симмона. Женщина носила чёрный силовой доспех, украшенный чашей с черепом её ордена — старейшего из представительств дочерей Императора. Воительница держала шлем на сгибе локтя, а за спиной у неё развевался белый, отороченный красным мехом плащ. Завидев процессию, она сложила знак аквилы и обратилась к Зереуму.

— Уже очень поздно, чтобы выходить наружу, ваше высочество.

— Ты права, — ответил кардинал. — Но меня подвиг к действию дух Святого Императора. Мою душу тяготит положение несчастных.

— Вы хотите встретиться с патридзо?

— Да.

— Он примет вас?

— Не вижу причин, почему нет.

— Он ни разу не встречался с главой нашего ордена.

— Он часто занят работой, — вставил Веттор. — Многие находят его восхитительные картины проявлением истинного благочестия.

— Раз так… Мы — ваша почётная гвардия, кардинал. Если вы идёте, позвольте нам сопровождать вас.

По её команде из арки вышло ещё десять Сестёр. Прижимая болтеры к груди, они протолкнулись сквозь хор и выстроились под гравипаланкином, и лишь после этого ворота собора медленно отворились.

Глава восьмая

— Встань, дитя, — сказал мужчина. Он протянул руку, и Каркал взял её.

Он не знал, кому та принадлежала. Знал только то, что наверняка другу. Товарищу. Брату.

— Садись в конец. Придёт ещё много других.

Каркал расположился в задней части полугусеничной машины, и кузов стал быстро заполняться такими же как он робеющими людьми, которые, однако, становились уверенней от обещания того, что вскоре обретут высшую цель.

Юноша лишь кивал новоприбывшим, всё плотнее набивавшимся в машину вокруг него.

— Все на борту! — крикнул наконец брат, после чего заднюю крышку подняли на цепях и закрепили на месте. — Меня зовут брат Зефан, — продолжил он. — Добро пожаловать!

Мужчина постучал по кузову. Двигатель взревел, и они покатились вперёд.

Грузовик поехал через палаточный город. Теперь, когда Каркал перестал быть один, место перестало выглядеть таким угрожающим.

— Куда вы нас везёте? — спросил кто-то.

— На испытание, — отозвался брат Зефан.

— Чего?

— Веры, — с непроницаемым видом произнёс мужчина.

Конвой остановился возле блокпоста. Каркал услышал крики гангстеров.

Зефан заговорил с одним из них.

Юноша не сомневался, что бандиты станут выспрашивать насчёт него. «Убийца и вор, — наверняка скажут они. — Такого не нужно брать. Он того не стоит. Всадите ему луч в шею, пока он не предал ваше доверие».

Он постарался не высовывать головы.

Но затем Зефан махнул рукой, и колонна снова тронулась в путь.

Гангстеры позволили им проехать прямо через блокпост, и когда они оказались на равнинах, направившись на юг, машина резко набрала скорость, отчего сидевших внутри заболтало из стороны в сторону.

Каркал не пытался ни с кем заговаривать. Вместо этого он сосредоточился на своей вере. На сделанных им признаниях. Наконец они остановились. Парень стал молиться, так, как его научили в детстве.

— Вставайте! — крикнул брат Зефан.

От долгого сидения у Каркала одеревенели ноги. Он с трудом поднялся и попытался определить, куда их привезли.

Они ехали где-то час. Палаточный город казался тонкой белой линией на горизонте, а позади него, смутно вырисовываясь в пыли, поднималась далёкая скала Вечнограда, а также золотые купола собора Игнацио.

Колонна остановилась возле чего-то похожего на старый сельскохозяйственный склад. Из скалобетонных плит основания пробивались сорняки. Помещение выглядело заброшенным, с треснувшими окнами и большими дырами в сетчатом заборе.

Каркал слез на землю. Из шести грузовиков на дорожку выбирались сотни молодых людей. Среди толпы витала ощутимая нервозность.

— Сюда! — донёсся голос из громкоговорителя. Каркал двинулся вместе с остальными, поплетясь к ближайшему сооружению.

Задвижные двери были распахнуты настежь. Громкоговорители располагались на каждом шаге их пути.

— Сюда! — снова раздалась команда, и Каркал занял место в одной из множества очередей.

Он почуял запах еды.

В начале очереди стоял человек с котлом похлёбки. Он протянул Каркалу миску.

Юноша уставился на мужчину, изумлённый такой щедростью.

— Не задерживай других! — велели ему, и он поспешил убраться прочь.

Его кормили до тех пор, пока он больше не мог есть, после чего отвели в комнату и раздели догола. Каркал, дрожа, стоял вместе с пятьюдесятью такими же как он людьми, стыдящимися своей наготы. Он ни о чём не думал. Он просто шёл, подчинялся, и чувствовал благодарность.

Их направили в низкую комнату со скалобетонными стенами и открытыми трубами.

— Помывка, — скомандовал Зефан, и из труб с бульканьем выплеснулась вода. От неё воняло стерилизаторами. Ещё там оказались бруски мыла и щётки. Вода была едва тёплой. Каркала, впрочем, это совершенно не волновало. Он просто стоял, позволяя ей смывать с себя грязь, а затем, когда та кончилась, последовал за остальными в другую дверь, где каждого из них обсыпали антисептическим порошком.

— Садитесь и молитесь, дети мои. Испытание вот-вот начнётся, — сказали им.

Когда они сели, склонив головы, пришёл сервитор с бритвенной машинкой, чтобы постричь их. Каркал чувствовал, как металл снова и снова проходит по его затылку, наблюдая за тем, как на пол у ног падают клоки влажных спутанных волос. Затем по его скальпу прошлась рука, принеся с собой новые, доселе неведомые ему ощущения. Она убрала последние волоски у него с головы. Рука принадлежала не сервитору.

Он поднял глаза.

— Идём, брат, — сказал Зефан.

Каркал встал. На нём была длинная роба из коричневой шерсти, складками ниспадавшая до колен.

— Пора узнать, чист ли ты.

Каркала, босого, провели в следующую комнату.

На полу темнела кровь. Влево за пятки как раз уволакивали тело. В центре комнаты стоял мужчина в чёрном платье и маске. Единственным украшением у него была стальная аквила на шее.

Он жестом велел Каркалу подойти ближе.

— На колени, — скомандовал голос позади него.

Парень опустился на пол и склонил голову. Сбоку, в соседней комнате, кто-то говорил. Затем донёсся возглас, и крик, а затем тишина.

Казалось, прошла вечность, прежде чем дверь открылась.

— Он готов? — раздался глубокий сильный голос.

— Да, исповедник.

К нему кто-то приблизился.

Каркал увидел гвардейские ботинки, основательно поношённые и ободранные.

— Я — Харкхам Питт, — произнёс голос. — Подними глаза, дитя моё.

Исповедник Харкхам Питт носил военную форму. На поясе мужчины висели три гранаты и подсумки для батарей, а также длинный, с меч, штык в ножнах на боку. За спиной на ремне у него болталась лазвинтовка, а ещё на правой руке имелся знак различия: тройной череп. С плеч исповедника ниспадал стяг Ричстаров, а на бедре в кобуру был вложен лазпистолет. Однако встревожило Каркала вовсе не это, а лицо человека.

Веки Питта были пришиты к надбровным дугам, что его глаза едва не выпирали из глазниц, налитые кровью и немигающие.

— Как тебя зовут, дитя? — грубым сиплым голосом спросил он.

Каркал назвался, но голос его оказался не испуганным кваканьем, как это было в последний раз, когда он говорил. Он был полон уверенности и силы. Полон твёрдой веры.

— Каркал.

Юноша услышал кого-то за спиной, и почувствовал, как к затылку прижался металл. Он вздрогнул от неожиданного холода, однако не отвёл взгляда от взирающих на него безумных глаз.

— К твоему затылку приставлен пистолет, — сказал исповедник Питт. Он мягко улыбнулся. — Но не бойся, дитя моё. Верующим нечего бояться, даже самой смерти. — Он взял Каркала за руку и спрятал её в свои ладони. — Я задам тебе несколько вопросов. Отвечай на них правдиво. Если соврёшь, я пойму это, и плата за ложь — смерть. Ты понимаешь, дитя моё?

Каркал кивнул и мужчина перед ним улыбнулся.

— Хорошо. А теперь закрой глаза. Вера часто приходит к нам во тьме. Оградись от мира, и загляни в своё сердце, дабы узреть один истинный путь.

Парень сделал как велено, после чего начались вопросы.

— Ты веришь в будущее человечества?

— Верю, — торжественно изрёк он.

Пистолет по-прежнему оставался прижатым к основанию его черепа, но теперь металл потеплел, поэтому он перестал дрожать.

— Ты веришь в одного истинного Императора, божественного и торжествующего?

— Верю, — подтвердил Каркал.

Его руки вспотели, сердце громко стучало, но он чувствовал спокойствие. Он не боялся выстрела, что мог в любую секунду оборвать его жизнь. Не боялся ни тьмы, ни света.

Расспросы тем временем продолжились.

— Ты веришь в храм святого Императора, что когда-то стоял на этой планете, и будет стоять здесь вновь?

Каркал зажмурился ещё крепче.

— Да.

Вдруг во тьме разума он узрел золотой свет. Лучащийся, чистый, божественный. Его рука похолодела. Ладони мужчины мягко её сжали. Каркал стал говорить с лихорадочностью. С вызовом. Верой. Раскаянием во всех своих ересях и проступках.

— Ты хочешь очистить тех, кто оскверняет наш мир?

— Да.

— Ты хочешь отправиться к звёздам и возвратить Империум на путь истинный?

— Хочу, мой отец.

— Готов ли ты убивать и сжигать тех, кто выступит против нас?

— Только прикажите, — отозвался Каркал. — Я убивал нечестивцев, и готов делать это впредь. Я утоплю их в гное. Я сожру их плоть.

— Спасибо, — промолвил исповедник Питт. Последовала долгая пауза. — А теперь поднимись, дитя моё, и предстань передо мной уже как брат.

Юноша открыл глаза и понял, что ствол оружия больше не прижимался к его голове.

Исповедник Питт помог ему встать и заключил в объятия. Всклокоченная седая борода коснулась лица Каркала, когда тот расцеловал его в обе щёки. Он прижал его к своей груди крепко, по-братски.

— Ты переродился. Ты больше не дитя, блуждающее по миру. Ты был инициирован. Отныне ты станешь братом Каркалом в ранге кавалера, и узнаешь низшие пароли. Хорошенько их запомни, ибо от них может зависеть твоя жизнь.

Каркал взглянул на правую руку, и увидел пришитый к одежде значок с одним черепом.

Мужчина ещё раз его обнял.

— Добро пожаловать в Братство, кавалер Каркал.

— Чем я могу служить вам?

— Ты будешь служить так, как служил человечеству Император. Своей кровью.

— Моя кровь — в вашем распоряжении, — отозвался юноша.

— И тело.

— Я сделаю всё, что попросите.

— Тогда идём, брат. Время для жертвы уже близко.

Глава девятая

Рудгард Хове нашёл патридзо на нижней террасе Кальвертских садов, где тот как раз ужинал.

— Рудгард, это ты? — спросил патридзо, заслышав приближение Хове.

— Вы ждали меня?

— Нет, — не оборачиваясь, произнёс патридзо. — Только ты топаешь так грузно.

— Похоже, вы чем-то недовольны.

— Ты приходишь ко мне лишь сообщить плохие новости. Выкладывай уж. Какая новая беда стряслась?

Хове не ответил, вместе этого с привычной бесцеремонностью сменив тему.

— Сегодня не рисуете?

— Сегодня нет, — ответил патридзо. — Властитель должен уделять внимание как царству духа, так и тела.

— За вторым могу присмотреть я, — отозвался Хове.

Перед патридзо на позолоченной фарфоровой тарелке стоял медовый пирог, порезанный на четыре части. Одного кусочка уже не было. Патридзо отхлебнул рекаф. Казалось, появление незваного гостя здорово его рассердило.

— Надеюсь, это важно.

— Естественно, — произнёс Хове, после чего отодвинул кресло и уселся за стол.

Рудгард Хове был старшим силовиком на Потенсе — несуразным широкоплечим мужчиной, чьи предки прибыли на планету вместе с Адептус Арбитрес шесть поколений назад. Он до сих пор носил чёрный панцирь арбитров, успевший стать семейной реликвией.

— Вы хоть знаете, что происходит снаружи?

— О чём ты?

— За стенами. К югу от космопорта. В комплексе агрообороны. Этот кретин Шалия собрал там армию.

На лице патридзо не дрогнул ни единый мускул.

— Не армию. Это Фратерис Милиция.

— Суть та же, — заявил Хове.

— Нет, на самом деле нет. Но ты чужак, так что вряд ли поймёшь. Согласно декрету «О послушании» ни один муж не может сражаться за Экклезиархию. Мужчины Братства высадились здесь в соответствии с Особым законом. Это дело Экклезиархии, не моё.

— Что ж, это как раз моя проблема. У меня шестьсот силовиков, и их едва хватает для контролирования Вечнограда. А ещё приточники! Каждый новый челнок доставляет на планету тысячу преступников. Я уже перестал их арестовывать. Мы просто расстреливаем их на месте.

— Так не суйся в их лагерь. Они не станут доставлять проблем.

— Я достаточно пробыл силовиком, и точно знаю, что люди и оружие означают проблемы.

— Старший силовик Хове. Я нанял тебя не для того, чтобы задавать мне вопросы. Все сейчас высаживают на Потенс армии. Эти люди — армия крестоносцев. Братское ополчение. У них есть официальное соизволение от самого кардинала.

Хове кинул быстрый взгляд на медовый пирог.

— Я беспокоюсь насчёт леди Бьянки.

— Ей нездоровится. Я отправил к ней собственного лекаря.

— Её жизнехранителей нашли мёртвыми.

— О божечки. Надеюсь, они не заразились от неё.

— Их застрелили.

— Какое несчастье.

Хове всё понял без лишних слов.

— Значит, я могу поручить отряду, что вёл за ней наблюдение, другую работу?

— Да. Я дам знать, когда ей станет лучше.

— Где она?

— Не твоё дело.

Хове откинулся на спинку. Он не стал осуждать патридзо. Это был единственный способ удержаться на своём месте.

— Если кто из Ричстаров и имеет хребет, то это она.

— Конечно, — сказал патридзо, взяв ещё одну четвертинку пирога и полностью засунув её в рот. Минуту он задумчиво жевал. — Впрочем, они всё равно Ричстары, неважно, есть у них хребет или нет.

— Они — младшие сыновья младших сыновей, — заметил Рудгард. — Семья должна выпалывать слабых. Мой брат к примеру…

— Я помню твоего брата. Или то, что от него осталось.

— Этого хотел наш отец. — Хове ухмыльнулся. Зрелище оказалось не из приятных. — Вы забавный, патридзо! Впрочем, то, что некоторые из тех Ричстаров дожили до своих лет — всё равно чудо. Я бы избавился от них. Они бесполезные. Если у них не вышло защитить собственные планеты, то зачем, во имя Трона, они сдались нам здесь?

Патридзо не ответил. Он сделал ещё глоток рекафа. Судя по выражению его лица, он был согласен с силовиком, пусть ему и не нравился тон, в котором тот высказал своё мнение.

— Ричстары всегда держались вместе. Мы впитываем преданность семье с материнским молоком.

— Я бы хотел, чтобы вы рассказали мне о фратерис.

— Полагаю, они называют себя Братством.

— Мне без разницы. Они — кучка поехавших фанатиков с оружием.

— Само собой, что они вооружены.

— Нет. Я в том смысле, что у них есть тяжёлое оружие и бронетехника.

— Хорошо, — произнёс патридзо. — Надеюсь на то. Нам потребуется любая помощь.

— Я думал, Экклезиархии нельзя иметь вооружённых мужей.

— Это так.

— Значит…? — Рудгард Хове многозначительно поднял брови.

Патридзо вздохнул.

— Какой ты тугодум, Рудгард. Кардинал объявил крестовый поход.

— Поэтому кардинал хочет с вами встретиться?

На этот раз удивляться настал черёд патридзо.

— В самом деле?

— Да. И с ним гвардия Сестёр.

— Отошли его прочь.

— Он будет настаивать.

— Кто правит планетой, я или он?

— Вы, — ответил Хове.

— Значит, — произнёс патридзо, — отошли его прочь.

Целестинка Симмона приблизилась к воротам Кальверта.

— Откройте двери. Прибыл его святейшество кардинал-архиепископ Зереум. Не преграждайте ему путь.

Створки бесшумно распахнулись настежь. Калибинир в полной парадной униформе поклонился, когда гравипаланкин кардинала заплыл в дворик Кальверта.

Из высоких стеклянных дверей показалась фигура, после чего быстро спустилась по ступеням.

Это был Шанталл, советник правителя.

— Приветствую, кардинал. Боюсь, патридзо занят. — Он попытался обойти целестинку Симмону, но так оказалась слишком быстрой. Мужчина взвизгнул, когда её заключенный в силовую латницу кулак болезненно сжался на его плече.

— Кардинал Зереум — олицетворение Императора в этой системе. Патридзо не может быть слишком занят, чтобы повидаться с ним.

— Я разберусь, — заявил Зереум. Он выбрался из паланкина и поднял руку.

Симмона неохотно отпустила советника.

— Патридзо запретил Сёстрам вход в Кальверт, — продолжил настаивать Шанттал. — Они — дочери Императора. Не думаю, что патридзо сомневается в их вере. Дело в том, что во дворце и контемплаториуме много ценных предметов. Ему просто не нравится, когда внутри находятся вооружённые люди.

Воительница перевела взгляд на кардинала, и Зереум кивнул.

— Благодарю за охрану, целестинка. Уверен, сейчас я в безопасности, и, возможно, патридзо обеспечит мне сопровождение в обратную дорогу.

— Я прослежу за этим лично, ваше святейшество. Позвольте мне доложить о вас патридзо.

— Пойдём вместе, — заявил Зереум, уже обходя советника.

Шантталу пришлось броситься назад, чтобы попытаться встать перед кардиналом.

— Позвольте мне объявить ваше прибытие, ваше высокопреосвященство.

Но старик уже набрал скорость и не стал обращать внимание на просьбы Шанттала. Короткий чёрный посох кардинала застучал по мраморному полу, и советник не посмел касаться именитого гостя. Однако когда Зереум стал подниматься по чёрным мраморным ступеням, что вели на нижнюю террасу, из теней неожиданно выступила тёмная фигура и перекрыла ему путь.

Это был старший силовик Хове. Он одарил кардинала самой неприятной своей ухмылкой.

Зереум резко остановился.

— Ах. Вы, — сказал он.

— Добрый вечер, кардинал. Вы готовы к празднику?

Кардинал Зереум выдавил улыбку.

— Я всегда готов. Как насчёт вас? Я слышал, в городе были взрывы.

— Ничего, с чем бы мы не справились.

— Вы говорите об этом так расслабленно. От Веттора я только и слышу, что об ужасах в палаточном городе.

— В самом деле? И что он рассказывает?

— О голоде, насилии, убийствах. Он преувеличивает?

— Не знаю. Ни разу там не был.

Кардинал моргнул.

— Ни разу?

— Ни единого. У меня полно дел в Вечнограде.

— Но там, на равнинах, сотни тысяч людей. Если вы не принесёте им закон, они станут жертвами преступников. Вам должно быть стыдно.

Хове рассмеялся.

— Мне совсем не стыдно. И, для справки, я силовик, а не святая, фрекк её, Арабелла. Моё дело — закон, а не благотворительность. Последнее — ваша забота. А вы-то сами бывали в палаточном городе?

— Нет, — признался Зереум, — но вопрос не в этом.

Рудгард Хове хохотнул.

— Понятно, не царское это дело.

Зереум всё ещё дулся, когда они нашли патридзо в оранжерее в западном конце Кальверта.

Здание представляло собой небольшое сооружение из стекла из пластали на верхней садовой террасе. Внутри всё увивали лозы и ползучие растения с пахучими чёрными цветками лотоса, на чьих огромных ярких тычинках густела пыльца. В воздухе раздавалось тихое жужжание насекомых, хотя ни одного из них кардинал не увидел, и у него возникло странное чувство, будто их здесь не было вовсе.

Патридзо притворился, будто совершенно не ждал гостей.

— Ах. Ваше святейшество, — произнёс он. — Какая приятная неожиданность.

Зереум, постукивая посохом, вошёл внутрь, а следом за ним Веттор.

— Патридзо. Я встревожен. Этим утром Веттор сообщил мне, что у врат Вечнограда нашли мёртвую семью.

— Судьба жестока.

— Не только она. По словам Веттора, в Вечноград их не пустила стража. Приточникам не позволяют заходить внутрь.

Патридзо опустил руку на один из цветков.

— Я бы и хотел сделать больше, но вы прекрасно знаете, что день праздника совсем близко. Авгуры сказали своё слово.

— Я это знаю, — возразил Зереум. — Но Империум поручил мне заботу об этом секторе. Если вы отправите еду в палаточный город, это сочтут подарком на праздник святого. Разве найдётся лучший способ почтить его память?

Взгляд патридзо вдруг стал ледяным.

— Что вы знаете о святом Игнацио?

— То, что рассказал мне Веттор.

— И что он рассказал?

— Я знаю, что святой Игнацио радушно бы принял в Вечнограде любого человека.

Правитель на это лишь фыркнул.

— Приточники заполонили планету, — с каменным выражением лица сказал он. — Мы молились, чтобы Империум спас нас от врагов, но, похоже, солдаты Астра Милитарум разучились сражаться.

Зереум начал было говорить, но в этот момент одна из славноптиц патридзо порхнула вниз и уселась на ветке у него над головой.

Славноптицы представляли собой механических существ с синими эмалированными пёрышками, состоявших из колёсиков и шестерней. Каждая имела на хохолке герб Ричстаров, и обитала в Кальверте с незапамятных времён. Зереума эти чудные создания всегда приводили в замешательство, поскольку в клювы у них были встроены вокс-передатчики, и когда они пели, их голоса странным образом напоминали человеческие.

У этой птицы был медный клюв и зелёные глаза. Она склонила голову и прощебетала: «Действуй с честью, и не познаешь ты страха».

Патридзо поднёс к ней палец, и та, словно кошка, потерлась об него клювом. Мужчина слабо улыбнулся.

— Хотел бы я сделать больше.

Зереум сбился с мысли. Отчего-то он был уверен, что в песнях металлических птиц таились скрытые послания.

«Сокрушай неверующих, ибо они пали во тьму».

— Можете отослать её? — попросил кардинал. — Она не даёт мне сосредоточиться.

Патридзо осторожно взмахнул рукой, и конструкция откинула голову, издала пронзительную трель, после чего расправила крылья и порхнула прочь. Патридзо взял кардинала за локоть.

— Я посмотрю, что можно сделать. Всё будет так, как пожелает Император. Ричстары всегда были верными слугами Золотого Трона. Полагаю, что самыми верными.

Глава десятая

Начинало смеркаться, когда Братство собралось на равнинах за палаточным городом. Многочисленные ряды людей в коричневых одеждах умолкли, когда Шалия Старборн, Несущий Вести, взобрался босиком на корму «Лемана Русса», «Веру наших отцов», и приготовился обратиться к верующей пастве.

Он чувствовал на себе их взгляды. В настрое толпы сквозило ожидание. Ветер подхватил полы его одеяний, и, закрыв глаза, Шалия ощутил, как дух Императора орлом опускается ему на плечо. Он сделал глубокий вдох.

— Братья! Мы страдали на протяжении четырёх тысячелетий. Страдал Империум. Страдало человечество. Сейчас под вопрос поставлена судьба всей наши расы. Нас тянут вниз преступники и обезьяны, что висят у нас на шее.

Толпа заволновалась. Сердце Шалии забилось быстрей. Все его речи проходили подобным образом, поначалу грубоватые и нерешительные, прежде чем отыскать свой путь, как вода находит дорожку по склону горы.

Когда он нащупал почву, громкость и темп речи стали расти и ускоряться. Спустя считанные минуты он уже кричал, и толпа отвечала ему радостными возгласами.

— Нас окружает тьма, братья! К нашему миру подбираются тени. По Святой Терре шествует ужас. Имперский Дворец сотрясается до основания. Само скопление Висельников погружается во мрак. В этот момент Бог-Император призывает нас. Он кричит о помощи. Вы поможете Ему?

— Да! — хором завопила сотня тысяч ртов.

— Вы будете сражаться за Него?

— Да! — Слова накрыли его с головой, став ещё громче и истовей. Некоторые вскинули в воздух лазвинтовки.

— Вернёте ли вы Его Святую Церковь на положенное место? Свергнете ли вы нечестивцев?

Братство ответило оглушительным криком. Под конец в уголках рта и на бороде Шалии собрались хлопья пены.

— Вы будете убивать Его врагов?

— Будем! — как один, ответила его армия.

Вдалеке, в другом конце долины, он различил акрополь Вечнограда. На вершине скалы стоял древний собор. В лучах садящего солнца её бронзовая крыша отливала золотом.

Несущий Вести указал через плечо.

— Они вас не слышат! — взревел он.

— Будем! — проорала в ответ сотня тысяч глоток. — Будем! Они умрут!

Голоса были подобны грому. Пока Шалия говорил, к отрядам Фратерис стали колоннами подъезжать транспортники.

От голоса толпы заходила ходуном сама земля, и когда всё было готово, Старборн широко распростёр руки и принял всю их ненависть на себя. Он позволил их голосам слиться в песнь, а затем, наконец, поднял руки, призывая к тишине.

— Настал час жестокости! — возвестил он. — Братья! Вы готовы умереть за Императора?

Ему ответил очередной рёв.

Отделение за отделением кавалеры роты Питта забрались в свои машины. Между бойцами тут и там вспыхивали потасовки за право попасть внутрь первым. Каркал локтями растолкал остальных, лишь бы оказаться в грузовике исповедника.

Питт стоял на металлическом ящике. Его налитые кровью глаза блестели от возбуждения.

— Братья! Император зовёт вас. Сегодня мы прольём кровь во имя Его.

Он был их предводителем в вере и на войне. Их отцом. Их капитаном. Их исповедником. Когда огромная колонна тронулась в путь, он закричал, и кавалеры ответили.

— Император — наш владыка! Наш щит и наш нож!

— Компромиссы для трусов! Изгоним ночь! Уничтожим еретиков!

Каркал запел с остальными. Его согревала сила веры, несмотря на бьющий в лица пылевой ветер.

Возле него сидел низкорослый, старший мужчина с запавшими щеками и седой щетиной. Когда отряд умолк, он поймал Каркала за руку.

— Я слышал тебя. Ты с Гуардии Рекс.

— Был оттуда, прежде чем переродился.

Кавалер кивнул.

— Я так и понял по твоему акценту. Какой улей?

Юноша ответил, и тот снова кивнул.

— Я — кавалер Башин. Что происходит?

— Приветствую, кавалер Башин. Мы едем убивать еретиков.

Башин закивал. Всё это было ему в новинку.

— Полагаю, мы должны иметь веру.

— Да, — прошипел Каркал. — Император защищает.

— Молчать, братья! — крикнул через плечо Харкхам Питт.

Башин попытался снова заговорить с Каркалом, но на этот раз юноша не стал ему отвечать. Грузовик катился дальше, трясясь на ухабах. Кто-то ахнул, когда он заехали в выбоину, и всех закидало из стороны в сторону.

— Вам недостаёт веры? — резко спросил Питт, когда они вырвались на главное шоссе к палаточному городу.

— Нет! — закричал Каркал. Закричали все и сразу. — Наша вера сильна! Мы верим в Святого Императора и учения святого Вандира!

Ещё один ухаб, и ещё один болезненный вскрик, когда кто-то из кавалеров в кузове приложился о заднюю дверь. Исповедник повернулся к ним.

— Кто-нибудь из вас не верит?

— Мы верим! — проорали они в ответ.

Духовник обвёл их всех тяжёлым взглядом.

— Если кто-нибудь не верит, я найду его и иссеку, как опухоль из тела.

— Мы верим! — промолвило больше голосов. Среди них был и Каркал. Он верил, и чтобы доказать это, уставился на Питта в ответ.

— Сомнение — слабость! — крикнул исповедник, и они повторили за ним.

— Сомнение — слабость! Я не усомнюсь в Воле Императора! Я сокрушу врагов истинного Императора! Я размажу сапогом лица наших недругов. Они осквернили Тронный мир. Они предали Его Волю.

Юноша вместе с остальными вскинул кулак.

— Испытайте себя! — велел исповедник Питт.

Каждый кавалер нашёл себе партнёра рядом с собой. Каркал не стал выбирать Башина. Им не позволялось сходиться с тем, кого знал.

Его партнёр имел чёрные волосы, густые брови и пронзительные тёмные глаза. Они опустили руки друг другу на плечи.

— Ты веришь? — спросил брат.

Он уже успел узнать, к чему приводил неверный ответ в таких сходках.

— Верю, — сказал ему Каркал.

— Во что ты веришь?

— Я верю в одного истинного Императора. Я верю в Его Святую Церковь и право Фратерис Милиции быть Его сильной десницей.

— Что такое жизнь?

— Жизнь — это шанс убивать наших врагов.

— А что такое смерть?

— Смерть — это кара для врагов Святого Императора.

— Ты боишься смерти?

— Я не боюсь смерти, ибо в смерти я сольюсь со светом Империума.

— Чего ты хочешь в жизни?

— В жизни нет радости, кроме смерти моих недругов.

Кавалер кивнул. Настал черёд Каркала. Он задал те же вопросы, и другой юноша ответил как полагалось.

— Во имя истины, брат, — промолвили они, скрепляя своё единство, после чего пожали друг другу руки. Они не хотели ничего, кроме смерти.

Когда колонна приблизилась к окраинам палаточного города, их встретили автоматными очередями. Первые машины уже ворвались на территорию лагеря и без промедления открыли огонь. Над головами с шипением проносились твердотельные снаряды.

Исповедник Питт словно их не замечал. Ничем не выдавая своего страха, он сошёл с ящика и воскликнул:

— Ко мне, кавалеры! Хватайте оружие. Возрадуйтесь, ибо сегодня вы станете убивать во имя Императора!

Люди вскрыли ящики, после чего принялись передавать из рук в руки лазвинтовки.

На самом дне лежал тяжёлый стаббер, всё ещё замотанный в факторумную промасленную ткань, а рядом с ним — аккуратно свёрнутые патронные ленты.

— Ты! — крикнул духовник и указал на черноволосого парня. — Бери оружие!

Юноша попытался поднять стаббер.

Каркал пришёл ему на помощь, расставив треногу в передней части грузовика.

— Стреляй! — велел исповедник, и Каркал отпихнул второго парня в сторону.

— Я стреляю во имя Императора! — прокричал он, после чего прижался плечом к прикладу и что есть сил вжал гашетку.

Мощь отдачи застала его врасплох. Сорвавшийся приклад рассёк ему губу, поэтому на следующий раз Каркал ухватился за оружие крепче и выпустил трассеры в направлении вражеских позиций.

Он дал несколько очередей, прежде чем смог хотя бы прицелиться. Никого, похоже, это не волновало. Люди разбирали остальные стабберы, а также передавали друг другу патронташи с запасными батареями и гранатами.

Юноша увидел, как слева и справа выстроились остальные машины Братства, быстро приближаясь к позициям гангстеров на расстояние выстрела. От шквального огня ночь превратилась в день. Не имело значения, из чего они стреляли — лазвинтовок, стабберов или пистолетов, — пока их руку направляла вера в Императора.

Он хотел убивать. Пока их машина неслась к лагерю, Каркал высматривал цель. Впереди, у пункта пропуска под водонапорной башней, бандиты возвели баррикаду из досок. Он заметил, как те быстро высовывают головы, постреливая из укрытия, а потом огонь начал вестись ещё и с самой вышки.

Каркал почувствовал, как вокруг него засвистели пули, и стал поливать основание башни ответными очередями. К позиции бандитов устремились трассеры, и его стаббер добавил свой голос к крещендо ненависти.

Парень понятия не имел, попал ли хоть куда-то, но исповедник Питт хлопнул его по спине.

— Отличная работа, сын мой! Верь в Императора!

В соседнем грузовике у кого-то оказалась ракетная установка. Первый выстрел ушёл мимо, но следующий попал в дощатую баррикаду и взорвался внутри, засыпав врагов обжигающими осколками.

Каркал продолжал стрелять во всё что видит. Окраины города охватил пожар, ткань отрывалась от металлических опор, бечёвки лопались от жара, а целые навесы обрушивалась в ревущее пламя.

И вот, наконец, с раскрасневшимися от тепла и радости лицами они вошли в лагерь.

Потребовалось меньше десяти минут, чтобы Братство заполонило палаточный город.

Каркал не выпускал из рук тяжёлый стаббер, пока кавалеры выкрикивали религиозные лозунги, вышибали двери продуктовых складов и впускали внутрь толпы. Когда они миновали водонапорную башню, юноша увидел труп гангстера, валявшийся со скрещёнными ногами. Ещё одного бандита рассекло напополам осколком, и он лежал в луже крови и потрохов. Третий перекинулся из кресла, которое же и сломал своим падением.

При виде мёртвых врагов он почувствовал себя могучим. Храбрым. Исполненным веры.

Некоторые бандиты переоделись в гражданскую одежду, пока другие пытались спрятать свои татуировки и пирсинг, однако люди всё равно находили и избивали их, после чего передавали в руки братьев.

Преступников поставили у дороги на колени.

Исповедник Питт спрыгнул с машины и достал пистолет. Он приставил его к голове первого человека и выстрелил, а затем двинулся вдоль строя, убивая бандитов одного за другим.

— Смерть нашим врагам! — крикнул духовник над лежащими в грязи гангстерами, после чего Каркал развешал их тела на балках водонапорных башен и уличных фонарях на перекрёстках.

Возмездие пришло. И имело оно безумное лицо с выпученными глазами исповедника Харкхама Питта.

Глава одиннадцатая

Архимагос Маркекс был худощавым человеком с гривой кабелей и в длиннополой мантии, скрывавшей то хитроумное устройство, что заменяло ему ноги. Он перемещался слишком плавно, как будто на колёсиках, и, пересёкши комнату, архимагос, словно слепой, вытянул серебряный механодендрит, чтобы коснуться лица Бендикта. Внутри него раздался тихий вой.

— Анализ вашего генетического кода подтверждает, что вы тот, кем назвались, — резким голосом огласил Маркекс. Подключённые в разъёмы устройства двигались независимо друг от друга, чем-то напоминая вёртких гекконов. Одно повернулось к Мере, пока второе продолжило изучать Бендикта. — Вы дефектны. — Инофпроцессоры на секунду зажужжали. — Ваше состояние неудовлетворительное. Воин должен иметь четыре конечности. У вас только три.

— Я потерял руку.

— Её можно заменить.

— И её заменят. Со временем.

— Времени всегда мало, генерал Бендикт.

— Так и есть. Ладно, давайте не тратить время на болтовню о конечностях. Вижу, ваших хватит для всех нас.

Архимагос поднял свои многочисленные механодендриты перед собой, словно чтобы подтвердить сказанное.

— Пальцев, однако, недостаточно.

— Что ж. Расскажите, какая у Вечнограда защита?

— Вечноград — священная земля. Место человеческого паломничества. Мистических изысканий. Он не предназначен для обороны.

— Нет. Но мы должны защитить его.

Инфошестерни техножреца быстро зажужжали, и его глаза завращались в разные стороны. Бендикт встречал многих похожих на Маркекса. Данные и их обработка не составляли для них никаких проблем, в отличие от понимания тех, кто оставался человеком.

— Есть стена вдоль периметра. Вы её видели. В первую очередь она декоративная. Она не выдержит штурм.

— Что насчёт акрополя?

— Механикус не допускаются в акрополь без позволения кардинала.

— Вы получите разрешение от меня.

Оба глаза магоса обратились на Бендикта.

— Благодарю. Между тем мне неизвестно, знаете ли вы, что Приёмные казармы имеют собственные пустотные щиты. Как и Кальверт с Базиликой. Я инспектировал их все десять лет назад, и тогда они были в полностью рабочем состоянии.

— Значит, нужно проверить их снова, — сказал Бендикт. Мере кивнул. — Что-нибудь ещё?

— Ничего, о чём бы я знал.

— Благодарю, архимагос. Прошу, подготовьте команды для осмотра пустотных генераторов.

Командующим войсками, собранными в скоплении Висельников, был бароланский генерал по имени Камак — тёмноволосый крупный мужчина с пронзительным голосом. Бендикт отсалютовал ему.

— Вашему подразделению доверена критическая инфраструктура.

— Да, сэр. Мои части расположены в звёздном порту и Нуллем Апеке, а меньшие отряды защищают зерновые элеваторы и главные генератории. Калибиниры охраняют полярные пусковые шахты.

Элеваторы для Бендикта не представляли никакого интереса.

— Ключевой вопрос для меня — безопасность звёздного порта.

Камак кивнул.

— У меня недостаточно людей, чтобы окружить весь комплекс, но мы окопали по периметру тридцать «Леманов Руссов» и эскадрон «Гидр».

— Думаете, сможете отразить орбитальный штурм?

— Нет. Но разве Покаранные способны на него?

— Всё возможно. Боюсь, согласно докладам разведки, в их рядах есть гвардейцы-еретики.

— Святой Трон!

— Да. К сожалению, это так. Покаранные — самые опасные еретики из всех, что мы знаем. За их безумием таится злобный ум — они подобны диким животным, сохранившим человеческую хитрость. Нам следует считать, что даже в своём вырождённом состоянии они по-прежнему могут провести многокомпонентную атаку с орбиты.

Камак сложил знак аквилы. Исайя повернулся к командиру местных сил обороны — крепкой широкобёдрой женщине в облегающей синей куртке. Она слышала весь разговор и теперь стояла белая как мел.

— Не знала, что наше положение настолько плохое.

— Я здесь для того, чтобы удержать планету. Самоуспокоение для нас подобно смерти. Я ожидаю наихудшего сценария.

Она кивнула, после чего взяла себя в руки.

— Простите, сэр. Я не представилась. Я генерал Доминка, командир горных стрелков Потенса.

— Рад познакомиться, — сказал Бендикт. — Я…

— Кадиец, — ответила та. На мгновение заколебавшись, женщина кинула взгляд на Камака, после чего продолжила. — Вы первый кадийский генерал, с которым я встретилась.

— И что думаете?

— Что ж, — произнесла Доминка. — Четыре года назад я была бы впечатлена. А сейчас… Наверное, стоит сказать прямо. Я родилась и выросла на Потенсе. И, генерал, я не хочу лишиться родной планеты.

Бендикт кивнул.

— Я понимаю. Поверьте, мы сделаем всё возможное. Но давайте не будем тратить время на разговоры. — Бендикт, хоть и несколько возмущённый такими словами, достал звёздные карты, после чего обратился к Камаку и Доминке. — Вы слышали о Кипре?

Женщина протяжно выдохнула.

— Да. Хотя я не удивлена.

— Почему?

— Кипрой правил Гаррисон Ричстар. Многие говорили, что он сумасшедший. Его охраняли женщины-воительницы. Он называл их Сестринством. Построил себе копию Имперского Дворца. По крайней мере, начал строить. Что-то остановило его.

— Инквизиция?

— Будь оно так, Кипра, возможно, выстояла бы. Гаррисон также взялся руководить местной обороной.

— У него были обученные войска?

— Нет.

Исайя кивнул.

— Что ж, одно преимущество у нас есть. Местной защитой командую я. И на Потенсе мы сломаем хребет Покаранным. У нас есть ваши подразделения и один полнокровный полк кадийцев. Всё верно, Мере?

Его адъютант быстро кивнул.

— Да, сэр. Сто Первый довели до штатной численности за счёт подразделений из…

— Не нужно их перечислять. Они кадийцы. Этого достаточно. Кроме того, к нам идёт пятьдесят тысяч солдат на «Святом Матвее». Там смесь из элизабетградских гусар, сереннианских ополченцев, а также войск из систем Кринан, Фригия и Бифрост. Они должны были прибыть неделю назад, но их транспортник зацепил астероид, проходя через околозвёздный пояс у Ваксинских ворот. Без серьёзных последствий, если не считать повреждение генератора поля Геллера.

— Боевые корабли?

— Да. — Бендикт перечислил корабли. — И Потенс, полагаю, обладает достойной орбитальной защитой.

— В теории. Да. Хотя ею руководит внучатый племянник патридзо.

— Он тоже сумасшедший? — с кривой улыбкой поинтересовался Бендикт.

— Нет. Но не могу сказать, насколько хорошо подготовлены экипажи.

— Ладно, я видел оборонительные мониторы. Сколько их всего?

— Двенадцать, — отозвался Мере. — Я узнаю, все ли в рабочем состоянии.

— Хорошо. И дай полную раскладку. Защитные платформы. Оборонительные лазеры.

Полчаса спустя Бендикт передал в Нуллем Апек очередной набор приказаний.

— Все с красным кодом.

В дверь постучали. Вокс-офицер передал Мере ворох вокс-посланий. Тот быстро их пролистал, после чего отставил папку в сторону.

— Что-нибудь важное?

Адъютант покачал головой.

— Итак, — наконец сказал Бендикт. — Буду руководствоваться чутьём. Я ожидаю атаку на Потенс в самое ближайшее время. Подобный ход вполне в духе Покаранных. Но если они забрались так далеко, их линии снабжения опасно растянуты. Мы можем перерезать их у луны Киноваровой Глупости. Оставим удерживать Вечноград номинальные силы. Можешь сказать, сколько займёт починка «Святого Матвея»?

— Согласно последнему сообщению от капитана, он рассчитывает совершить варп-прыжок за три дня. Это было три дня назад.

— Так, свяжись с ним ещё раз. Узнай, готов ли он к прыжку, и когда будет здесь.

После того как все вопросы были улажены, Доминка с Камаком вывели своих штабистов из комнаты. Когда они остались наедине, Бендикт подтянул к себе кресло и уселся в него.

— Готово? — спросил Мере.

Исайя кивнул. Он взял кипу вокс-сообщений и пролистал страницы в поисках чего-то, что могло повлиять на его планы. Мере подошёл к бару с напитками. За хрустальными панелями шкафчика он различил богатую коллекцию алкоголя. Дверца поначалу не открывалась, но когда он приложил немного силы, стекло с дребезжанием поддалось.

— Что там есть? — поинтересовался Бендикт.

— Всё незнакомое, — отозвался Мере. Он взял бутылку наугад, вынул пробку и принюхался.

Затем плеснул немного в узкий стакан и попробовал.

— Недурно, — сказал он. — Какое-то «Мирто».

Бендикт взял у него стакан и осушил одним махом, после чего протянул за добавкой. Исайя почувствовал, как алкоголь обжёг ему пищевод до самого желудка.

— Ух! — крякнул он. — Хвала Трону, мы снова в поле! Лишь бы меня больше не повышали.

Мере налил ему ещё.

— Думаю, с этим у вас проблем не будет. А теперь, почему бы нам не подняться наверх? Бойцы Сто Первого ошиваются у командного бункера весь день, надеясь вас увидеть.

Бендикт кивнул. Встреча военных неизменно проходила со смешанными чувствами. В толпе старых друзей ты недосчитывался одних лиц, и видел другие, которых не знал, и которые не знали тебя.

Исайя допил мирто и встряхнулся.

— Да, — сказал он. — Я не прочь встретиться.

Глава двенадцатая

Исповедник Питт руководил зачисткой палаточного города с пистолетом и клинком наголо. Он упивался резнёй, и когда к нему привели местного магистра, Питт сорвал с головы мужчины чёрную шляпу и напялил поверх своей собственной, придав себе ещё более жуткий и угрожающий вид.

— Мы должны разыскать нечестивцев и безбожников! — крикнул он кавалерам. — Ведите их ко мне, и я испытаю их веру!

Юноши проорали боевой клич, однако Каркал поднял руку.

— А как мы их узнаем?

— Доверься сердцу, — сказал ему духовник, поправляя помятую шляпу. — Император направит тебя!

Каркал повёл свой отряд от блока к блоку, ища нечестивцев. Они хватали людей с татуировками, старух, и любого, кто, по их мнению, выглядел подозрительным или испуганным.

Когда они доставили пленников к исповеднику, тот, сдвинув чёрную шляпу набекрень, прошёлся вдоль строя с цепным мечом и лазпистолетом. — Виновны! — огласил он, и поочередно расправился с ними всеми ударом меча либо выстрелом в голову.

Достигнув конца линии, духовник резко развернулся.

— Где остальные? — Стежки, удерживавшие веки исповедника открытыми, стали натягиваться от напряжения. Выпученные глаза уставились на Каркала. — И это всё? Больше еретиков нет?

— Больше мы не нашли, — признался юноша.

Исповедник Питт подошёл к нему, в ярости поддавая обороты цепному мечу.

— Ты искал недостаточно усердно! Еретики везде! Приведи их ко мне, и я осужу их!

Они отыскали ещё еретиков. Двух бородачей. Болезненного юношу в рваных шелках. Женщину и старуху, которая назвалась её матерью.

— Схватить их! — приказал Каркал.

Когда они добрались до следующего блока, парень вдруг понял, что это место ему знакомо. Именно здесь он провёл свою первую ночь на Потенсе. Казалось, с тех пор прошла целая вечность. Из слабого испуганного юноши он превратился в нового человека — кавалера Братства, могучего, сосредоточенного, бесстрашного.

Вывеска была на месте, хотя «Дом Маттео» оказался заперт.

— Открывайте, во имя Императора! — крикнул Каркал.

Ему не ответили. Он достал нож и пропорол в стене палатки огромную дыру.

Кавалеры ворвались внутрь. Лица, которые он там увидел, были ему знакомы. Навстречу им шагнул мужчина с оружием. — Назад! — крикнул человек, но сила, которую тот прежде внушал своим присутствием, исчезла. Он был один, а людей с Каркалом — много.

Юноша без капли страха шагнул в палатку и забрал автомат из рук мужчины.

— Император защищает, — промолвил он.

— Что вам нужно? — спросил Маттео. Он по-прежнему был в переднике, но теперь вместо усталости на его лице читался ужас.

— Мне нужны еретики! — выплюнул Каркал.

— Тут таких нет, — запинаясь, пролепетал Маттео. — Только провиант и честные люди, пытающиеся свести концы с концами.

— Честные люди! Как ты смеешь судить о себе сам? Кто сказал, что вы честные? Это нам решать, кто честен, а кто нет! — Юноша пинком отправил Маттео на пол. — Ты запер дверь перед Братством, и называешь себя честным! Ты закрыл своё сердце от Его истины? В сердцах бесчестных скрывается тьма.

Маттео что-то закричал в ответ, но Каркал пнул его снова.

— Ложь! — выплюнул он. — Ты — гадюка в наших рядах. Отведите его к исповеднику.

Маттео вцепился Каркалу в ноги.

— Я могу объяснить…!

Но Каркал лишь отпихнул его прочь.

— Разговоры за дополнительную плату.

Они шли от палатки к палатке, выволакивая всех, кто казался им нечестивцем.

Настала время криков, избиений, воплей, осуждений.

Спустя несколько часов они нашли исповедника Питта стоящим на груде трупов с ревущим цепным мечом. Его руки были багровыми по локоть. Кровь покрывала его шляпу и скапывала с лица.

— Виновны! — шипел он, топчась по покойникам, так, будто пытался разгладить сбившийся ковёр. То и дело исповедник пошатывался, когда тела под ногами опрокидывались и переворачивались. — Они все виновны!

Он повернулся и огляделся вокруг. Перед ними лежали сотни сваленных в кучи тел.

— Вы хорошо потрудились, братья.

— Нужно больше? — спросил Каркал.

Духовник вперился в него безумным взглядом.

— Нет. Мы должны оставить нескольких на суд другим. Император призывает нас выполнить ещё один священный долг.

Колонна транспортников уже ждала их. Бригада исповедника Питта расселась по своим машинам.

— Залезай, брат! — сказал он Каркалу. — Поедешь со мной. У тебя нюх на ересь, а нас ждёт священная миссия!

Юноша встал по правую руку духовника, и конвой двинулся прочь из палаточного города на равнины. Тот так и не снял с головы магистратовой шляпы.

— Куда мы едем, исповедник?

Питт перевёл на него сумасшедший взгляд.

— Вверх! — указал он. — В горы!

— Но почему туда, исповедник, когда там так много еретиков? — Он ткнул пальцем на Вечноград, однако колонна двигалась в противоположном направлении.

Исповедник Питт осклабился.

— Не бойся. Мы — часть куда большей войны, дитя моё. Войны, что готовилась долгие тысячелетия.

— Я не понимаю.

— Это хорошо, кавалер Каркал, — рассмеялся Питт. — Понимание — удел слабых.

Бригада исповедника Питта пересекла равнины, после чего начала взбираться на подножье Супрамонта.

Склон с каждым поворотом становился всё круче, и вскоре скала стала такой отвесной, что дорога пролегала уже в самой её толще. Машины, с трудом преодолевавшие каждую новую петлю, теперь едва ползли. Каркал лишь крепче прижимал лазкарабин к груди, когда их кидало из стороны в сторону, и молился. Постепенно земля исчезла из виду далеко внизу.

Люди, слишком робкие, чтобы обратиться к исповеднику напрямую, стали задавать вопросы Каркалу.

— Какая у нас миссия? — поинтересовался один из отряда.

— Мы едем убивать еретиков, — сказал ему парень.

— Мне не нравится эта дорога, — отозвался тот.

Каркал взял его за плечо.

— Имей веру. Император защищает.

Больше им ничего не сообщали. После полудня, когда в небе начали собираться тучи, ехавший за ними грузовик вошёл в поворот слишком широко. Раздались возгласы и крики, когда машина соскользнула с дороги. В пропасть посыпались камни, но грузовик удержался, поскольку водитель резко вжал педаль газа.

Гусеницы бешено завращались. Открытый отсек наполнился пылью. Транспортник заскользил назад. Остальные лишь заворожено наблюдали за тем, как его борт утянуло за край, а следом за ним сорвался и весь грузовик.

Из кузова раздались крики. Машина полетела сквозь разрежённый горный воздух, рассыпая по пути людей, и трижды ударилась о склоны, прежде чем рухнуть на дорогу далеко внизу.

Каркал отвёл взгляд и посмотрел на исповедника Питта, который наверняка смог бы истолковать такое дурное знамение.

Пошёл снег. В выпученных глазах пастыря он не увидел ни капли жалости.

— Они были слабыми, — объявил он.

За следующим поворотом часть дороги оказалась разрушенной. Эту петлю водитель проехал очень медленно. Питт стоял в передней части машины, когда участок перед ними внезапно рассыпался.

Кто-то испуганно вскрикнул. Исповедник повернулся к ним.

— Кому недостаёт веры?

Первым делом он посмотрел на Каркала. Лицо юноши излучало убеждённость.

— Я верю, — заявил он.

Питт кивнул.

Он поочередно оглядел каждого из них, и кавалеры с исполненными твёрдой веры лицами смотрели на него в ответ. Скребя землю гусеницами, транспортник неспешно прополз поворот. Всё это время исповедник не спускал с них глаз. Никто не посмел вновь показать свой страх.

Они взбирались выше и выше, и кавалеры стали ёжиться от секущего ветра. Впрочем, укрыться от холода было негде. Ближе к вечеру небо заволокло окончательно. Дождь превратился в снегопад. Ветер затянул скорбную песнь среди скальных пустот. Он трепал машину с такой силой, что, казалось, её вот-вот унесёт со склона, будто грызуна в когтях хищной птицы.

Гусеницы вздымали ледяную крупу, и за дёргающимся брезентовым пологом Каркал различал лица, напоминавшие его собственное: раскрасневшиеся, замёрзшие, решительные. Исповедник Питт вцепился в передние поручни, радуясь непогоде. Под взмётываемый порывами полог залетали снежинки. Каркал прежде не видел снега и в жизни не чувствовал такого холода, однако не смел проявить малодушие, не решался жаловаться, поскольку проповеди исповедника с каждой минутой становились всё неистовей.

Казалось, темнеющий над ними шторм лишь распалял в нём ярость.

— Мы — клинок Императора, кувалда для неверующих. Услышьте меня, братья, и закройте сердца от наших врагов. Горе, говорю я вам! Горе недостойным! Горе испорченным! Горе тому, кто льёт елей на воды, кои взбурлил сам Император! Горе тому, кто стремится умилостивить, а не ужаснуть! Горе всем, кто не был избран!

Наконец, дорога начала выравниваться, и на смену голой скале пришли безмолвные тёмные ряды сосен.

Раньше Каркал никогда не видел леса. Чаща показалась ему странной и зловещей, проносящиеся мимо деревья напоминали железные столбы, чёрными силуэтами вздымавшиеся на фоне белизны снега, что вмётывали из-под себя гусеницы. Его не покидало чувство, словно из теней за ними неотрывно кто-то следит. Словно дикие животные не спускали с них глаз.

Исповедник Питт как будто ничего не замечал.

— Отдайте себя огню, — продолжал вещать он. — Вспомните раны Императора. Его горе несёт мудрость. Он — наш владыка! Наш щит и наш нож! Только трусы ищут компромисс!

Каркал принялся повторять за духовником.

К ним присоединились остальные, стуча зубами от холода.

Он крепче сжал лазвинтовку, замёрзшими пальцами вцепившись в деревянный приклад.

— Сомнение — слабость! — произнёс Каркал, эхом вторя каждому слову Питта. — Я не усомнюсь в воле нашего владыки! Я сокрушу врагов Императора! Я размажу сапогом лица наших недругов. Они осквернили Тронный мир. Они предали Его волю.

— Испытайте себя, кавалеры! — скомандовал исповедник. — Найдите слабых!

Братья, хоть и продрогли до костей, всё равно поспешили исполнить его распоряжение.

— Во что ты веришь? — спрашивали они, едва ворочая языками от холода.

— Я верю в одного истинного Императора. Я верю в Его Святую Церковь и право Фратерис Милиции быть Его сильной десницей.

— Во имя истины, брат.

— Во имя истины.

Глава тринадцатая

Чтобы отпраздновать возвращение генерала Исайи Бендикта квартирмейстер Прошёдших Ад выдал бойцам трехдневную порцию спиртного. Кадийцы поприветствовали вошедшего в столовую генерала радостными возгласами. Минка осталась стоять сзади, когда толпа обступила Бендикта со всех сторон.

Она огляделась. Несмотря на весь энтузиазм кадийцев, новобранцев среди встречающих не оказалось.

Девушка разыскала Виктора.

— Не знаешь, где остальные?

Тот пожал плечами.

— В казармах?

— Схожу поищу их. Они ведь моё отделение.

Минка захватила с собой бутылку.

Большая часть её отряда сидела снаружи казармы, играя в карты. Не было даже слабого ветерка. В воздухе висел давящий зной. Возле уха жужжал москит.

Донсон с ухмылкой сгребал металлические жетоны, что заменяли им деньги. У остальных был уставший вид. Радостные возгласы из столовой эхом докатывались до плаца, лишь усугубляя атмосферу уныния и обособленности.

Минка попыталась разрядить обстановку.

— Время праздновать! — объявила она. — Давайте сюда кружки!

Они нашли каждому по эмалированной кружке, и Минка пустила бутылку по кругу.

— Спасибо, серж, — отозвался Яромир. Он попробовал напиток и зажмурился. — Ого, недурно. Прямо как дома. Смекаете, о чём я?

— Да, — сказала она и хлопнула здоровяка по руке.

Ясон подмигнул ей. Ласмонн осушил кружку одним махом. Дрено взял бутылку, не глядя на Минку, после чего передал Эмерсону. Следующей она досталась Рустем.

— Вы очень добры, серж. — Женщина была в одной майке, и меж её плоских грудей темнело пятно пота. Бицепс Рустем напрягся, когда она приняла бутылку и плеснула себе с Минкой, после чего они стукнулись кружками.

— Спасибо, что не забыли о нас, серж, — добавила она и опрокинула в себя выпивку.

Минка повторила за ней.

— Кто-нибудь видел Лаптева? — спросила она в конце.

Остальные покачали головами.

— Лучше мне поискать его.

— На вашем месте я бы его не трогала, — отозвалась Рустем.

Теперь Минка почувствовала себя виноватой. Она, как-никак, несла за него ответ.

— Он тоже часть отделения.

— Я бы не забивала этим голову.

— Схожу с ним поговорю. Всё будет в порядке. Честное слово.