Каледор / Caledor (роман)

Сторонний перевод Этот перевод был выполнен за пределами Гильдии.

WARPFROG Гильдия Переводчиков Warhammer Каледор / Caledor (роман)
Автор	Гэв Торп / Gav Thorpe
Переводчик	Михаил Левин
Издательство	Black Library
Серия книг	Time Of Legends История Раскола
Входит в сборник	The Sundering / История Раскола (сборник)
Предыдущая книга	Тёмный путь / The Dark Path (рассказ)
Год издания	2011
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Скачать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

Самая трагическая история Времени Легенд повествует о падении великих эльфийских домов и вознесении трех королей: Феникса, Колдуна и Тени.

Когда-то в мире царил порядок, но было это так давно, что никто из смертных уже не помнит о нем. С незапамятных времен эльфы жили на островах Ултуана. Там от своих создателей, загадочных Древних, узнали они тайны магии. Эльфы долго процветали на своем прекрасном острове под правлением Вечной Королевы, и беды обходили их стороной.

Но нашествие Хаоса уничтожило цивилизацию Древних, и эльфы лишились своих покровителей. Демоны Хаоса разоряли Ултуан и истребляли его жителей.

Тьме и ужасу противостоял Аэнарион, первый Король-Феникс, Защитник Эльфов.

Жизнь Аэнариона протекала среди войн и раздоров, и только благодаря принесенной им и его соратниками жертве демонов удалось победить, и народ выжил. После него эльфы какое-то время наслаждались эпохой процветания, но однажды все великие свершения пошли прахом.

Воинственные эльфы Нагарита не находили покоя в мирном существовании; со временем они начали сражаться друг с другом и с эльфами из соседних княжеств.

Там, где когда-то царила гармония, начались раздоры. На смену миру пришла горькая война.

Карта Ультуана после Раскола.

Слушайте же предание о Расколе.

Содержание

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Наследие Укротителя драконов - Древние соперники - Распря в Нагарите - Самоизгнание Имрика

ГЛАВА ПЕРВАЯ. Гордость Каледора

В самые мрачные годы Ултуана войну с демонами Хаоса возглавили два величайших эльфа всех времен: Король-Феникс Аэнарион-Защитник и пришедший ему на помощь Каледор Укротитель Драконов. Двое владык Ултуана более ста лет сдерживали орды демонов.

Каледор первым понял, что пока мир продувают дикие ветра магии, набеги демонов не прекратятся. Долго и усердно изучал Укротитель Драконов мистические тайны Хаоса и постиг царство нематериального так, как ни один другой смертный. Видя, что магия, поддерживающая демонов на севере, течет в мир из царства Хаоса, Каледор задумал создать огромный портал, который образует над Ултуаном энергетическую воронку и засосет в нее ветра магии. Не раз и не два отстаивал он эту мысль в спорах с Аэнарионом: поскольку оружие и броня эльфийских владык были выкованы той же магией, что поддерживала демонов, Аэнарион опасался, что без нее остров, которым он правит, станет беззащитным.

К согласию по этому вопросу владыки так и не пришли, и, когда убили жену Аэнариона, Вечную Королеву, тот, не слушая предостережений Каледора, отыскал Меч Каина, дабы обрушить его на силы демонов. Король-Феникс превратился в темного и мстительного воина и основал на севере Ултуана королевство Нагарит, правя своими землями из крепости Анлек. Укротитель Драконов оставил попытки вразумить Аэнариона, покинул собственное королевство, названное в его честь Каледором, и обратил свои усилия на создание Великого портала.

Эти двое великих эльфов, бывшие когда-то друзьями, больше полностью не доверяли друг другу. Но в миг величайшей опасности и Каледор, и Аэнарион сыграли в разгроме демонов каждый свою роль. Каледор стал создавать свой портал над островом в водах Внутреннего моря Ултуана. Демоны, увидев его намерения, бросили свои армии на Каледор и его магов. Аэнарион пришел Каледору на помощь и сдержал легионы Хаоса, давая магам время завершить песнопения.

Обоим предстояло пожертвовать собой. Аэнарион победил, но он сам и его дракон Индраугнир были тяжело ранены в битве. Верный принесенному обету, Аэнарион полетел на север, к Оскверненному острову, — вернуть Меч Каина на черный алтарь, — и с тех пор никто больше не видел ни короля, ни дракона. Каледор и его помощники оказались пойманными порталом — их постигло проклятие вечно сражаться там с силами зла.

Так остались без властителей княжество Каледора в горах юга и земли Аэнариона в пустошах севера. Недоверие же между ними не кончилось со смертью основателей, а лишь окрепло. Никто из преемников эльфийских владык не хотел отдавать власть другому, и каждый всю заслугу победы над демонами приписывал себе.

Когда сын Аэнариона Малекит возжелал унаследовать отцовский титул Короля-Феникса, князья Каледора воспротивились этому. Они напомнили эльфам других краев, что Малекит был взращен в темноте и отчаянии и что Укротитель Драконов предсказал: потомки Аэнариона всегда будут нести на себе проклятие Каина Кроваворукого.

Первый Совет князей выбрал Королем-Фениксом Бел Шанаара из Тиранока, дабы ни Каледор, ни Нагарит не взяли величайшую власть в Ултуане. Малекит это решение принял достойно, и каледорцы также поддержали выбор Бел Шанаара.

Под властью нового Короля-Феникса эльфы отстроили свои города и освоили новые земли. За океанами основали колонии, ширилось и крепло влияние эльфийских княжеств. Нагарит и Каледор веками следили, что происходит у соседа и какова его сила. И пусть между двумя этими королевствами был мир, росло и становилось глубже их взаимное недоверие, и князья одной страны обвиняли князей другой в зависти, надменности и своекорыстии.

Поэтому к вести о приближении наггароттских знамен к его лагерю каледорский князь Имрик отнесся с досадой и беспокойством. Командующий армиями Каледора в Элтин Арване, землях к востоку от Великого океана, — Имрик — приходился Укротителю Драконов внуком, а правящему князю Каледриану — младшим братом.

Момент для появления наггароттов был неподходящий. Имрик и его воины двенадцать дней гнались по диким землям южного Элтин Арвана за бандой свирепых орков и гоблинов и сегодня собирались дать врагам бой.

— Наггаротты хотят украсть нашу славу, — сказал Имрик своим спутникам: самому младшему брату Дориену и двоюродному брату Тиринору.

Они сидели в шатре Имрика, блестя золотом пластин и серебром чешуи доспехов. Герольд, принесший весть о прибытии наггароттов, с тревогой ожидал приказа своего военачальника.

— Они рассчитывают украсть у нас победу и эти земли прибрать себе, — сказал Дориен. — Сделай им выговор за нарушение границ Каледора и отошли прочь.

Тиринор неловко пошевелился на стуле и поднял ладонь, призывая Дориена успокоиться.

— Не мудро будет говорить с ними вызывающе, — сказал он и обернулся к герольду. — Сколько их, ты говоришь?

— Двенадцать тысяч, мой князь, — ответил тот. — Из них четыре тысячи рыцарей. Мы их сосчитали, когда они форсировали Лайтенн.

— Придут сюда еще до полудня, — сказал Имрик. — Всю ночь шли.

— Надо подготовить армию и атаковать орков раньше, чем появятся наггаротты, — предложил Дориен, вставая. — Победу в битве, которая кончилась до их прихода, они не смогут присвоить.

— Мы не успеем так быстро подготовиться, — ответил Имрик. — Ничто меня не заставит начать битву наспех.

— Так что же прикажешь нам делать? — спросил Дориен. — Делить славу с этими хладнокровными убийцами?

— Мы покажем, что превосходим их. — Имрик жестом подозвал герольда к себе. — Скачи к наггароттам и пригласи их князя прийти ко мне.

Гонец поклонился и быстро вышел, оставив трех военачальников Каледора в задумчивом молчании. Имрик терпеливо ждал, скрестив руки, Дориен расхаживал по шатру. Тиринор подошел к столу и налил себе вина, разбавив его водой. Потом он нахмурился и повернулся к Дориену.

— Кузен, прошу тебя, сядь, пожалуйста, — сказал он резко и сделал глоток вина. — Мечешься, как крейсский лев по клетке.

— Не нравится мне это, — ответил Дориен. — Откуда наггаротты узнали о нашей экспедиции, как они так быстро нас настигли? А если тебя раздражает мое поведение, кузен, так никто тебя в шатре не держит. Или не хочешь слишком удаляться от кувшинов с вином?

— Прекратить собачиться! — От этой негромкой команды двое младших застыли. — Дориен, сядь. Тиринор, больше не пей. Армия готовится к битве, а вы тут цапаетесь, как дети. Ждите.

Дориен смирился и сел, перебросив через подлокотник полу алого плаща. Тиринор осушил кубок и поставил его на стол, потом сел на место.

— Почему ты так спокоен, кузен? — спросил Тиринор. — Думаешь, наггаротты будут нашими союзниками?

— Нет, — ответил Имрик, не шевельнувшись.

— Ты им даешь возможность посмеяться над нами. — Тиринор взметнул руки вверх. — Зачем посылать посольство, обреченное на оскорбление, кузен?

— Пусть смеются, — ответил Имрик. — Следует всегда вести себя достойно.

— Будто наггароттам есть дело до нашего достоинства! — презрительно фыркнул Дориен. — Они в нем усмотрят слабость!

— И ты в нем видишь слабость, брат?

Имрик не сводил с Дориена пристального, настойчивого взгляда.

— Н-нет, — ответил Дориен несколько неуверенно. — Я знаю, что мы не слабы.

— А только это и важно, — закончил Имрик. — Что думают наггаротты, меня не волнует.

И эльфы снова замолчали. Снаружи раздавались лязг оружия и доспехов, суета приготовлений к битве. Капитаны строили роты, слышались пронзительные сигналы труб.

Имрик коротал время, раздумывая о будущей битве. Наггаротты пришли не вовремя и отвлекли его. А он не стал бы самым прославленным полководцем Каледора, если бы позволял себя отвлекать. Князь знал, что боевые товарищи считают его грубым до бессердечности, а он считал их мальчишками и горячими головами. Своей жизнью князь был доволен. Ему хватало возможности проявить себя в битве, показать, что он достоин быть наследником Укротителя Драконов. Даже небольшой спор с братом и кузеном вызвал у него раздражение, и он радовался, что до каледорского двора отсюда далеко. Здесь, в колониях, вдали от Ултуана, от его политических интриг и борьбы личных интересов, есть возможность делом составить себе имя.

Вот такая постоянная грызня и прогнала его в Элтин Арван. Хоть Имрик и был внуком Каледора, он не имел особого желания обладать магическими способностями. Куда больше его интересовало умение владеть мечом и копьем или командовать армиями.

Он разделял недоверие своего народа к наггароттам, но при этом относился к ним с невольным уважением. В военном искусстве с ними не могло сравниться ни одно княжество, в том числе его собственное.

В частности, он восхищался их правителем, князем Малекитом. Имрик никогда бы в этом не сознался, но успехи Малекита были для него предметом зависти и подражания, и к восхищению примешивалась досада: живи Имрик не в одно время с Малекитом, его бы признали величайшим военачальником Ултуана. А так — он славен в Каледоре, в нескольких городах колоний, где знают о его экспедициях, но его победы и завоевания начисто тонут в славословиях, возносимых князю Нагарита.

Имрик досадливо скривил губы и мысленно прикрикнул на себя: вопреки всем его намерениям наггаротты все же отвлекли его от приготовлений к битве. Заметив, что он на что-то сердится, Дориен и Тиринор взглянули на своего предводителя с тревогой.

— Построить армию, — велел Имрик, вставая.

Взяв меч, прислоненный сбоку к креслу, он пристегнул к поясу золоченые ножны. Украшенный шлем взял под мышку. Подметая подолом плаща узорчатые вышитые ковры на полу, Имрик вышел из шатра, а за ним — Тиринор и Дориен.

Воздух был сыр, небо нахмурилось, тонкий туман закрывал вересковые пустоши, где встали лагерем эльфы. Вымпелы над шатрами вяло повисли в недвижном воздухе, мокрые от ночного дождя. В городке весело раскрашенных шатров адъютанты и оруженосцы носились по поручениям капитанов и рыцарей, роты копьеносцев выстраивались к перекличке на юго-западе лагеря, и по их серебристым доспехам и темно-зеленым щитам стекали капли дождя.

Имрик свернул на восток и зашагал по гати, проложенной через траву и вереск. Впереди наперерез проехал короткой рысью, сверкая рубинами и изумрудами сбруи на белых конях, отряд рыцарей, отсалютовав полководцу опущенными пиками. Имрик ответил поднятой рукой.

Пройдя между шатрами арсенала и цейхгауза, трое князей вышли к полю драконов. Три этих мощных зверя полеживали на полосе каменистого луга, пуская ноздрями клубы пара. Окраска у двух зверей была как у затухающих углей: темно-красная чешуя и оранжевое подбрюшье; у третьего туловище сверху было темно-синее, как сумерки, а ноги и нижняя часть — аспидного цвета грифельной доски. Все три зверя повернули на зов Имрика массивные головы на длинных шеях.

— Час битвы! — крикнул командующий армиями.

Драконы поднялись, порыкивая и отфыркиваясь, медленно моргая желтыми глазами. Самый большой, один из двух красночешуйчатых, расправил крылья и широко зевнул, пустив глоткой клуб дыма.

— Вот так сразу? — спросило чудище глубоким рокотом.

— А ты устал, Маэдретнир? — ответил ему Тиринор. — Может, предпочел бы храпеть в глубине каледорских гор, как твои родичи?

— Бесстыжий эльф, — буркнул дракон. — Кому-то из нас приходится бодрствовать, чтобы оградить вас от беды.

— Может, ты предпочел бы воевать пешком? — спросил синий дракон, принадлежащий Тиринору.

Это была драконица Анаэгнир. Она дважды хлопнула крыльями, едва не сбив эльфов с ног воздушной волной.

Из лагеря высыпали молодые эльфы в ливреях дома Имрика, неся князьям драконов резные седла-троны и оружие. Когда сбрую одели — непростая операция, потребовавшая от драконов помощи и терпения, — трое князей вскарабкались на спины своих скакунов. Они застегнули ремни вокруг пояса, свесив ноги в поножах по обе стороны драконьих шей. Каждому подали пику в три эльфийских роста, украшенную зелеными и красными вымпелами. Приняв у слуг высокие щиты, князья повесили их на седла.

Слуги отошли на безопасное расстояние, Имрик наклонился к шее Маэдретнира и похлопал рукой по чешуе.

— На юго-восток, к армии! — скомандовал полководец.

Маэдретнир взмыл в воздух, трава прилегла к земле под мощным взмахом крыльев. Два других дракона взлетели следом, и князья стали кругами набирать высоту над лагерем.

Отсюда открывался впечатляющий вид на собирающуюся армию. Две тысячи рыцарей выстроились эскадронами по сто, знамена и вымпелы реяли над вересковой пустошью. Слева от них строились в десять рядов роты копьеносцев по пятьсот воинов под своими знаменами каждая, всего девять. Двадцать повозок выстроилось за копейщиками, каждая запряжена четверкой лошадей, на каждой — два мощных стреломета и их расчеты. Лучники встали рядом с копейщиками — около трех тысяч эльфов.

В зеленом, красном и серебристом потянулось войско эльфов через мрачную пустошь. На юго-востоке был виден далекий изгиб реки, стекающей с торчащих над горизонтом высоких гор, а почти под ними путь, по которому прошли орки: полоса примятой травы и кустов, петляющая в сторону реки. Дальше, на юге, где встали лагерем зеленокожие, виднелся густой дым, застилающий воды широкой реки.

Маэдретнир лег на крыло и свернул к армии, и тут Имрик услышал далекий крик. Он оглянулся — Дориен махал пикой, стараясь привлечь его внимание. Увидев, что брат смотрит на него, Дориен показал на запад. Имрик велел Маэдретниру свернуть направо, желая посмотреть, что заметил Дориен.

Вдоль узкого потока вилась черно-лиловая колонна — наггаротты. Блестела на солнце броня, быстрым шагом ехали рыцари авангарда, пехота старалась не отставать. Имрик заметил еще одно: тень в воздухе над наггароттской армией.

— Что это там такое летает над наггароттами? — спросил он.

Маэдретнир повернул голову, без малейшего усилия заложил плавную дугу, сворачивая к наггароттской армии.

— Грифон со всадником, — сказал дракон не без отвращения. — Объясним им, что в нашем небе летать не надо?

— Подвези меня к ним, — велел Имрик.

Маэдретнир взмахнул крыльями и полетел к наггароттам. Имрик оглянулся и увидел, что Дориен с Тиринором летят за ним. Он показал им копьем, чтобы летели к армии. Тиринор тут же послушался и отвернул, Дориен тоже, но очень неохотно.

Вдруг Маэдретнир опустил голову к земле.

— Всадник, — сказал он.

Имрик посмотрел — в сторону каледорского лагеря скакал одинокий эльф на белом коне.

— Давай к нему, — сказал он. — Узнаем, что ответили наггаротты.

Дракон пошел резко вниз. Всадник, увидев князя на драконе, натянул поводья. Маэдретнир приземлился рядом с ним, и конь гонца тревожно заржал. Герольд потрепал его по шее и послал вперед, поближе, чтобы можно было говорить, не крича издали.

— Князь наггароттов отклонил приглашение, — сообщил он.

— Имя у него есть, у этого князя? — спросил Имрик.

— Его зовут Малдиар, мой князь, — ответил герольд. — Владыка Атель Торалиена.

— Впервые слышу, — сказал Имрик. — Наверняка из выскочек, которых произвел в князья Малекит перед тем, как исчезнуть в северных пустошах.

— Так и есть, мой князь, — ответил гонец. — Он поручил передать, что наггаротты не подчиняются каледорцам. Прошу прощения, мой князь, но еще Малдиар велел мне сказать вам, чтобы вы отменили нападение на орков, и он заявляет, что лишь у него одного есть право на завоевание этих земель.

— Это мы посмотрим, — сказал Имрик. — Возвращайся к армии и скажи моим капитанам, чтобы готовились выступить.

— Как прикажете, мой князь.

Герольд повернул коня, и тот охотно пустился галопом, уносясь подальше от Имрика и его чудовищного верхового зверя.

— Полетели знакомиться с Малдиаром, — сказал Имрик Маэдретниру.

Грудь дракона сотряслась рокотом, который мог быть смехом, и дракон взмыл в небо. Он понес своего всадника к наггаротту на грифоне, низко парящем над самыми верхушками редких деревьев, торчащих на склоне холма.

Всадник грифона — Малдиар, решил Имрик, — заметил приближение каледорского князя и направил своего крылатого коня навстречу Имрику. Когда он приблизился, стало возможно лучше разглядеть и Малдиара, и его зверя. Князь был одет в серебристо-золотистую броню, инкрустированную рубинами. Орлиная голова грифона сверкала синими, черными и красными перьями, сзади он был в черно-белых полосах, а когти имели цвет крови.

Грифон испустил пронзительный птичий крик, Маэдретнир ответил глубоким рычанием и клубом дыма из ноздрей.

— Заставь их спуститься, — приказал Имрик.

Маэдретнир рванулся выше, взлетел над грифоном и камнем пошел вниз, сложив крылья, целя точно в наггароттского князя. Вытянув шею, раскрыв пасть, дракон, казалось, сейчас врежется в грифона и его всадника. В последний момент он развернул крылья и завис в воздухе, обдав Малдиара вихрем. Грифон метнулся в сторону и вниз, закувыркался в воздухе, но выправил по лет. Малдиар задрал голову и выкрикнул какие-то проклятия Имрику, но каледорец, не обращая внимания на его гнев, показал на землю.

Малдиар снизился, сопровождаемый сверху Маэдретниром, и направил грифона на скалистый утес, поднимающийся из зарослей дрока и травы. Имрик на своем драконе сделал еще три круга, потом приземлился на расстоянии длины копья. Грифон был зверем крупным, втрое больше лошади, но по сравнению с нависшим над ним Маэдретниром, закрывшим утреннее солнце, казался карликом.

— Как ты смеешь?! — вскричал Малдиар. — Это оскорбление! По какому праву ты преградил мне путь?

— Я Имрик из Каледора. Здесь у тебя нет прав, эти земли будут моими.

— Имрик? Слышал я о тебе и о твоей зависти к князю Малекиту. И вижу твою наглую попытку захватить земли, кои принадлежат ему по праву честного завоевателя.

— У орков другое мнение, — ответил Имрик. — Уводи свою армию. Твое присутствие нежелательно.

— Я не стану тратить время на каледорских воров, — заявил Малдиар. — Клянусь Каином и его кровавым кулаком, тебя следовало бы зарубить за такие слова!

— Сделай одолжение, попробуй, — ответил Имрик.

Маэдретнир встал на задние лапы и издал оглушительный рев. Гребень пурпурных перьев на шлеме Малдиара бешено захлопал на ветру, грифон подскочил ближе, шипя и клекоча. Малдиар натянул узду своего зверя и заставил сдать назад.

— Пустые угрозы, Имрик, — сказал он. — Я очищу эти земли от орков и объявлю владением Нагарита. Твой Король-Феникс плохо подумает о Каледоре, если ты станешь оспаривать при его дворе такую победу.

Имрик не ответил, бесстрастно глядя, как Малдиар с трудом успокаивает своего грифона, потом поднимает его в воздух и летит обратно к своей армии.

Имрик вздохнул. Малдиар был прав: он не станет атаковать армию других эльфов. Единственный выход — уничтожить орков до того, как наггаротты смогут вступить в бой.

Маэдретнир снова взмыл к облакам, и князь увидел, что это будет не так легко. Рыцари Атель Торалиена несколько опередили остальную армию наггароттов и стремительно приближались к лагерю орков.

Маэдретнир на предельной скорости устремился обратно к армии Каледора. Колонны уже выступили — наверняка получив приказ от Дориена, предвидевшего возвращение Имрика. Рыцари образовали два крыла по обоим флангам пехоты, держа строй — совсем не похоже на беспорядочное наступление наггароттов. Тремя колоннами лучники и копейщики шли к югу, две из них прямо на лагерь орков и гоблинов, остальные взяли на восток, отрезая зеленокожим отступление от реки. Когда вскоре подойдут наггаротты, бежать оркам будет некуда.

Имрик парил над армией, и тень Маэдретнира пробегала по рядам воинов. Утренний туман рассеялся под крепнущим солнцем, облака разошлись, на земле заиграли солнечные пятна. Дориен и Тиринор направили своих драконов к Имрику и заняли места по обе стороны своего предводителя. Три дракона размеренными взмахами крыльев держали темп марширующих колонн.

— Я ж говорил, что они не станут слушать! — крикнул Дориен. — Переговоры с наггароттами — потеря времени.

Имрик не ответил. Быстро продвигаясь вперед, рыцари Атель Торалиена опасно отдалились от поддержки наггароттской пехоты и боевых машин. Малдиар догнал свой авангард и начал кружить над ним.

Каледорский генерал перенес внимание на истинного врага. Отряды верховых гоблинов на волках патрулировали пустошь. Драконов заметить было легко, и далекие звуки рогов предупредили о грядущей атаке. Сквозь дым костров Имрик разглядел укрепленный лагерь орков. Он протянулся довольно далеко вдоль берега реки и оказался больше ожидаемого. Виден был оскверненный зеленокожими поток — полоса грязи, уходящая к югу.

Оркам шатры для укрытия не были нужны, но имелось несколько грубо сколоченных изгородей для стай гигантских волков и стад огромных кабанов. Видно было, как орки и гоблины спешат в эти загородки с кнутами и палками.

Внимание Имрика привлекло нечто более крупное. Ближе к центру лагеря горел самый большой костер, окруженный рваными знаменами и грубыми тотемными шестами. Сбоку дергалась на цепях чешуйчатая крылатая тварь. Она была размером почти с дракона, но у нее не было передних ног. Чешуя была зеленого цвета, а на голове торчали рога и желтый гребень.

— Виверна! — зарычал Маэдретнир, тоже увидев это чудовище, и задрожал от ярости. — Мерзкое отродье гор. Убить ее надо.

— Вместе с хозяином, — добавил Имрик, увидев здоровенного орка, вышедшего из толпы зеленокожих и идущего к виверне.

Орки быстро разбирались по племенам вокруг варварских штандартов с черепами и костями с навершия-ми в виде уродливых клыкастых морд из дерева. Гоблины поменьше не очень хотели уходить из лагеря и держались кучками позади своих крупных родичей.

Воздух прорезал пронзительный визг, и виверна неуклюже взлетела в небо, унося на спине воеводу орков. По пустошам пронеслись одобрительный вой, рычание, энергичная барабанная дробь и нестройный хор рогов.

Имрик направил Маэдретнира вниз, и эльф с драконом пронеслись над армией Каледора ниже высоты полета стрелы. Командующий дал сигнал своим капитанам построиться в боевой порядок и снова взмыл вверх, наблюдая за противником.

Под ним развернулись две колонны пехоты, лучники и копьеносцы вперемежку, а стрелометы сняли с повозок и установили на флангах длинных рядов эльфийских воинов. Один фланг кавалерии поскакал к реке, другой держался в резерве, готовый ринуться на прорыв или отбить контратаку орков.

На западе, справа от Имрика, кавалерия наггароттов разделилась на эскадроны по несколько сот всадников и построилась клиньями, на острие каждого трепетало знамя. Похоже было, что они хотят ударить в сердце лагеря — не самая удачная стратегия. Имрик видел, как строятся орки навстречу рыцарям — масса клыкастых мускулистых воинов с деревянными щитами и всеми видами топоров, мечей, палиц и боевых молотов.

На миг Имрик потерял из виду виверну, но тут же нашел снова — на земле, в центре собирающейся орды орков и гоблинов. Воевода бешено жестикулировал, стараясь объяснить своим подчиненным какой-то приблизительный план боя. Стаи верховых гоблинов на волках собирались вместе, вклиниваясь между наггароттскими всадниками и следующей за ними на расстоянии пехотой. Со спин своих волков они вели беспокоящую стрельбу из коротких луков по эльфийской кавалерии. Против тяжело бронированных рыцарей эта тактика особого успеха не имела, хотя время от времени удавалось задеть рыцаря или лошадь под ним, и за быстро несущимися атакующими оставался тонкий кровавый след убитых и раненых. Орки тоже собрали кавалерию, и два отряда всадников на кабанах встали у западного края крепнущей линии орков. Орки собирали гоблинов в кучу и, понукая ругательствами и пинками, гнали на север и на восток, навстречу каледорцам.

План был прост и опытному взгляду Имрика понятен. Гоблины должны будут связать силы каледорцев, а более сильные и боеспособные орки будут отбивать нападение наггароттов.

Имрик подумал, что план воеводы орков вполне мог бы сработать. Желание Малдиара натянуть нос Имрику перевесило здравый смысл. Как ни были сильны наггароттские рыцари, зеленокожих просто было слишком много, чтобы смести их кавалерийской атакой.

Эта ситуация создавала для Имрика дилемму. Он мог быстро изменить свои планы и поддержать атаку наггароттов или же стоять и смотреть, как будут уничтожать рыцарей Атель Торалиена.

Имрик поднял пику, подавая сигнал Дориену и Тиринору приблизиться так, чтобы голос был слышен. Они подлетели и заняли места чуть позади Имрика, так что драконы едва не соприкасались крыльями.

— Тиринор, скомандуй армии общее наступление, — сказал Имрик. — Перебить гоблинов и атаковать орков с фланга.

— Наггаротты не будут тебе благодарны за спасение, брат! — крикнул Дориен. — Если хотят расшибиться насмерть о скалы гордости, то и пусть.

— Каждый эльф, убитый орком, — пятно на чести всего Ултуана, — возразил Имрик. — Я такого допустить не могу. За мной!

Не слушая дальнейших возражений брата, Имрик направил Маэдретнира направо, к берегу, на помощь наггароттам.

Он не оборачивался посмотреть, летит ли за ним брат. Как ни была велика неприязнь Дориена к наггароттам, приказ он выполнит.

Дракон и князь поднялись к облакам, и чем выше, тем холоднее был воздух. Пар шел изо рта Имрика, и когда он подлетел к наггароттам, то уже основательно замерз. Имрик глянул на восток и увидел, что Тиринор возглавляет атаку каледорской армии. Лучники и стрелометы собирали обильную жатву с тесно стоящих гоблинов, а копейщики, прикрытые с фронта и с левого фланга кавалерией, наступали вдоль реки. Третья колонна пехоты слегка отставала от рыцарей Атель Торалиена, чуть опережая пехоту наггароттов.

Всадники на кабанах не могли больше сдерживать свой боевой пыл и рванулись вперед, наставив пики. Кавалерия наггароттов ждала такого маневра, и передовые эскадроны расступились перед зеленокожими, оставив их ротам, идущим сзади. Сбитые с толку этим действием, орки попытались сдержать своих бешено несущихся скакунов и сменить направление атаки, но ряды их смешались, и тут же сотня пик эльфийских рыцарей, одетых в золото, ударила им во фланг.

Имрик со своего наблюдательного пункта в небе видел всю успешность атаки. Три эшелона всадников один за другим ударили по орочьей кавалерии. Первый удар отделил передовых орков от остальной массы, следующие два врезались в нее, как золотые лучи света рассекают мрак.

Всадники, не столкнувшиеся с кабанами, скакали дальше, поворачивая влево, чтобы ударить по острию атаки орков, где их было меньше всего. Имрик понял, что задумал Малдиар: врезаться между орками и гоблинами и напасть на их порядки с тыла. Это заставило его изменить мнение о полководческих способностях Малдиара. План дерзкий, но если выйдет, то армия зеленокожих окажется между жерновами яростных рыцарей с тыла и нескольких тысяч пехоты с фронта.

Однако опасность этого плана заключалась в том, что рыцари, оказавшись позади орков, будут точно так же прижаты к реке, как были прижаты орки, и начнут вязнуть в болотистой почве. Они слишком оторвутся от своих тылов, и у зеленокожих хватит времени сразиться с ними до подхода пехоты.

— Какой у тебя план, брат? — окликнул его Дориен.

— Валить орков! — проорал в ответ Имрик, направляя Маэдретнира в крутое пике.

Дориен устремился следом, и два дракона понеслись к земле с неимоверной скоростью. Ветер рвал плащи князей, грозил выдернуть из рук выставленные пики. Позади бешено гнулись на ветру флагштоки седел, хлопали вымпелы.

У Малдиара были собственные соображения, чем поддержать атаку рыцарей. Когда его кавалерия врезалась в ряды зеленокожих, несший его грифон взмыл над ними, полосуя их когтями, и меч наггароттского князя принялся косить зеленокожих полосой синего пламени.

Земля стремительно летела навстречу, и Маэдретнир испустил леденящий душу рык. Орки брызнули во все стороны, в ужасе забыв о наступающих рыцарях. Одних орков зарубили сразу, другие попытались противостоять эльфийской коннице, но не успели подготовиться, и рыцари Атель Торалиена прошли сквозь них легче, чем нос корабля рассекает воду, оставив за собой груду тел и устремляясь к лагерю.

Дориен и Имрик обрушились на орков одновременно. Драконы выдыхали темное пламя, когти их пропахивали в войске орков проплешины, похожие на рваные рубцы на зеленой шкуре. Пика Имрика светилась белым под действием вырезанных на ней рун, и искристый след оставался в воздухе от ее острия, без остановки вспарывающего горла и пронизывающего тела.

Маэдретнир приземлился, раздавив чешуйчатым телом еще нескольких врагов, а Имрик протянул руку назад и отстегнул щит.

Дракон взмахом хвоста подбросил в воздух дюжину орков, одновременно окутав черно-красным пламенем еще вдвое больше.

На расстоянии меньше полета копья Дориен со своим драконом творили то же самое. Орки кишели вокруг, нанося яростные удары по дракону топорами и тесаками, но оружие отскакивало от чешуи, не причиняя вреда. Слышался ясный голос князя, поющего древнюю боевую песню своей родины.

Маэдретнир сомкнул челюсти еще на двух орках, перекусывая их пополам, а Имрик огляделся, думая, куда могли деться воевода орков и его виверна. Ответ он получил в виде размытого вихря, летящего на Дориена сверху и сзади.

Имрик выкрикнул предостережение, но в этом не было нужды. Дориен только притворялся, будто ничего не замечает, и, когда виверна нырнула в атаке, дракон каледорского князя взмыл с земли, расправив крылья. Клыки и когти виверны промахнулись меньше чем на длину меча, хотя воевода орков полоснул черненым топором по хвосту дракона, обрушив на землю дождь чешуи.

Чудовищные создания понеслись вверх, кружа и рыча, каждый старался оказаться выше противника.

Дракон Дориена был сильнее виверны и с каждым взмахом крыльев поднимался все выше. Виверна изо всех сил пыталась не отстать, а дракон с неожиданной ловкостью извернулся, ныряя вниз, и его когти рванули шею виверны. Пика Дориена пробила ей левое крыло, но воевода-орк успел ударить топором по плечу дракона, и горящее странным огнем лезвие вонзилось глубоко в его тело. Виверна и дракон принялись рвать друг друга когтями и зубами, Дориен убрал пику и выхватил длинный меч, сверкающий как луна. Князь и воевода обрушили друг на друга град ударов, звери летели камнем к земле, орк яростно размахивал топором, а меч Дориена превратился в сверкающую полосу.

От этого поединка Имрика отвлек стук стрел по чешуе и броне. Он увидел, что орки разбежались, а вместо них кучка гоблинов пытается обстреливать его кривыми стрелами из заросшей кустарником лощины.

— Сожги их, — велел Имрик дракону.

Маэдретнир повернул голову и открыл пасть, похожую на пещеру. Гоблины испустили пронзительный визг, лощина заполнилась дымом и огнем. Имрик снова посмотрел на брата. Дракон Дориена освободился из когтей виверны за миг до падения наземь. Виверна с поврежденным крылом и десятком кровоточащих ран не успела вовремя выровняться и, рухнув на пустошь боком, покатилась, мельтеша ногами и хвостом, оставляя след из чешуек. Воеводу сбросило ударом, он полетел головой вперед и упал в текший неподалеку ручеек.

Пока Дориен снова менял меч на пику, его дракон кружил вокруг упавшей виверны, поливая ее огнем. Сбитая тварь шипела и рычала, неуверенно покачиваясь на двух ногах и неуклюже колотя хвостом среди языков пламени.

— Вверх, — велел Имрик.

Маэдретнир взлетел в воздух и поднял командующего над битвой.

И следа не осталось от двух четких линий боевых порядков. Гоблины под напором каледорцев сотнями побежали к лагерю, а рыцари Имрика ударили по ним со стороны реки. Несколько рот лучников отделилось от главных сил и поливало орочий лагерь залпами стрел, и на острие каждой было магическое пламя.

Невдалеке от подыхающей виверны Малдиар и его грифон перемалывали остатки кабаньей кавалерии. Зверь подбрасывал в воздух визжащих кабанов клювом и когтями, а князь наггароттов крошил всадников, отрубая им головы и конечности. Подошла и вступила в бой пехота наггароттов, гоня волчью кавалерию стрелами и копьями. Вдоль берега реки перестраивались наггароттские рыцари, готовые снова ударить врага.

Имрик краем глаза заметил, что воевода-орк вылезает из камышей, так и не выпустив из руки топор.

— Пусть-ка Малдиар поспорит, когда у меня будет голова воеводы, — сказал Имрик Маэдретниру.

Дракон одобрительно буркнул глубоким рокотом и повернулся к предводителю орков. Малдиар тоже заметил врага, и его грифон взмыл над атакующими наггароттами, устремляясь к воеводе.

— Дурак хочет обогнать дракона, — сказал Маэдретнир, летя над пустошью прямо к цели так низко, что быстрые удары крыльев едва не задевали траву и кустарники.

Но пренебрежительное замечание дракона оказалось преждевременным: предводитель орков с бешеным криком пустился бежать к Малдиару, размахивая топором. Малдиар направил грифона круто вниз и поднял меч, на котором блеснул магический огонь.

Воевода остановился, расставил мощные ноги, держа топор в двух руках, глядя на приближение князя наггароттов. Дракон Имрика зарычал и изо всех сил рванулся вперед, чтобы достичь орка раньше, чем опустится меч Малдиара.

Но Имрик видел, что опоздает. Малдиар уже наклонился с седла, держа меч горизонтально для решающего удара, тень грифона стремительно летела по бугристой земле.

Оба князя не сводили глаз с намеченной жертвы. Если Малдиар промахнется, пика Имрика войдет в спину орка раньше, чем наггаротт успеет развернуться на второй заход. Каледорец стиснул пику, сверкающее острие смотрело на воеводу, а грифон Малдиара ринулся вниз для завершающего удара.

И в этот миг дракон Дориена рычащим красным ветром ударил в грифона Малдиара, и всадник с крылатым конем рухнул на землю.

Имрик от неожиданности едва не промахнулся, но в последний момент успел направить пику точно в цель. Итильмаровое острие без усилий пронзило броню орка и вышло из груди. Маэдретнир пронесся мимо, и сила удара едва не вырвала пику из рук Имрика, заставила его привстать в седле, неся орка на пике, когда его дракон взмыл к небу.

Обмякшее тело воеводы соскользнуло с итильмарового древка, сорвав вымпел, заполоскавшийся как пелерина, а тело свалилось вниз и покатилось по камням и траве. Маэдретнир триумфально взревел, и рев отдался у Имрика во всем теле.

Но Имрика больше интересовало сейчас происходящее внизу, на земле. Малдиар и Дориен стояли друг напротив друга с мечами в руках, их крылатые звери маячили за ними. Имрик боялся, что они вот-вот пустят свои мечи в ход, и приказал Маэдретниру приземлиться рядом. Дракон заложил крутой поворот, чтобы погасить скорость, а князья тем временем осыпали друг друга оскорблениями. Маэдретнир приземлился на четыре лапы рядом с драконом Дориена. Пику Имрик уже убрал и схватился за веревку еще до того, как когти дракона коснулись земли.

— Убрать оружие! — крикнул он, спрыгивая на землю.

— Он нас ворами назвал! — возразил Дориен, не сводя глаз с наггаротта.

— Я не подчиняюсь приказам каледорских трусов! — сказал Малдиар, тоже не сводя глаз с Дориена.

— Трусов? — взревел Дориен, делая шаг вперед.

Малдиар поднял меч чуть выше.

— Я тебе голову отрежу за такие слова!

— Ты этого не сделаешь. — Имрик встал перед братом, взял Дориена за руку, держащую меч. — Клинок в ножны, брат.

— Слушай хозяина, пес, — сказал Малдиар. — Не стоит проверять твой клинок моим.

Имрик развернулся к наггаротту, уже держа руку на рукояти меча.

— Я могу проверить, — сказал он.

Малдиар заколебался, меч его чуть опустился, но тут же князь наггароттов выпрямился, сузив глаза и стиснув зубы.

— Но не стоит, — сказал Имрик. — Битва еще не выиграна.

— Победа уже у меня в руках, — возразил Малдиар. — Я разгромил этот сброд, и только вопрос времени, когда мои воины их выловят и прикончат.

— Не твоя это победа, — сказал Дориен, выдергивая руку из хватки Имрика, и шагнул вперед, встав рядом с братом. — И твои рыцари, и ты уже были бы мертвы, не приди мы вам на помощь.

— «Нам на помощь»? — Лицо Малдиара стало маской презрительной ненависти. — Да из-за вашего вмешательства я чуть битву не проиграл!

— Уходи, — велел Имрик, беря Дориена за плечо и отводя назад. — Добей противника, брат.

Дориен посмотрел в глаза Имрику, у него задергалась щека. Имрик ответил ему холодным взглядом, который брат отлично знал.

Махнув рукой, Дориен сунул меч в ножны и пошел к своему дракону. Имрик повернулся к Малдиару. Тот опустил меч, но не убрал в ножны.

— Трофеи мы поделим, — сказал Имрик.

— Это как? — язвительно рассмеявшись, спросил наггароттский князь. — Пусть тела останутся тебе. А землю возьму я.

— Нет, — ответил Имрик. — Ты возьмешь землю к западу от реки, Каледору достанется область к востоку.

— Зачем мне на такое соглашаться? — Малдиар убрал меч в ножны и вызывающе скрестил на груди руки. — Зачем отдавать тебе половину моих новых земель?

— Лучше что-то, чем ничего, — ответил Имрик. — Если Малекит будет недоволен, пусть предъявляет претензии мне.

— Ты отлично знаешь, что наш храбрый князь воюет на севере, — сказал Малдиар. — В колониях он уже пятьдесят лет не появляется.

— У тебя не хватает полномочий на такое соглашение? — спросил Имрик, и Малдиар застыл, ужаленный подтекстом этого вопроса.

— Я князь Нагарита. Я имею все права говорить от имени князя Малекита и королевы Морати.

— Королевы Морати? — При упоминании матери Малекита, вдовы Аэнариона, Имрик нахмурился. — Морати больше не королева.

— В Нагарите она королева, — хитро улыбнулся Малдиар. — Я принимаю твои условия, они ничего не значат. Когда вернется Малекит, мы предъявим свои права полностью и отказа не примем. Радуйся своему богатству, пока оно у тебя есть, каледорец. Нагариту надоело проливать кровь ради чужой выгоды.

Малдиар повернулся и зашагал к своему грифону. Зверь опустился на землю, князь ухватился за украшенную самоцветами узду. Но перед тем как взобраться в седло, наггаротт оглянулся на Имрика:

— Тебе бы надо быть осмотрительнее в словах и делах, князь. Каин обратил на тебя свой багровый взор, Имрик из Каледора. Моли судьбу, чтобы он не был недоволен тобой.

Упоминание Кроваворукого бога застало Имрика врасплох. Все знали, что наггаротты не скрывают своего поклонения владыке смертоубийств, но произнесенное вслух имя Каина даже Имрика потрясло. Он смотрел вслед улетающему Малдиару, думая, что может означать эта угроза.

— Давай заканчивать, — сказал Имрик Маэдретниру, выбрасывая из головы слова Малдиара. Обычные для наггаротта туманные оскорбления и угрозы.

Обратный путь в колонию Каледора был долгим, но каледорские войска были воодушевлены победой над ордой орков. Имрик не разделял ликования армии, встревоженный словами Малдиара и событиями, которым он был свидетелем после битвы. Наггаротты собирали раненых орков, но не приканчивали их на месте, как приказал им Имрик, а уводили в свой лагерь. Имрик не знал точно, какая судьба ожидает пленников, но после слов Малдиара о Каине, заметив различные варианты руны Кроваворукого на знаменах и щитах наггароттов, — подозревал.

Весть о разгроме орков пришла в стены Серого Города, Тор Арлиета, раньше армии, и на улицах их встречали ликующие эльфы. Город был построен у подножия гор, вдоль кромки дремучего леса, протянувшегося от моря к северу-западу от места, где истребили орков. Семнадцать светло-серых башен, крытых синей черепицей, поднимались над лесистыми склонами, и над ними развевались флаги Каледора. Город окружала стена в десять эльфийских ростов, а вокруг нее — еще одна в половину этой высоты. Между двумя стенами стояли лагеря и гарнизоны армии, и здесь проходили сейчас рыцари и ополченцы под рукоплескания народа. С крыш свисали гирлянды цветов, мостовые были усыпаны листьями. С крыш, балконов, террас слышались арфы, рога и флейты — горожане праздновали возвращение своих воинов.

Трижды облетев город с братом и кузеном — чтобы благодарный народ мог вознести песни и славословия своим князьям, — Имрик опустился на холм, где высились каменные дворцы и цитадель. Цитадель имела подобие огромного дракона, стены ее раскинулись как крылья, к концам сливающиеся со склоном горы, на возносящейся над ним главной башне крыша была крыта золотом. На бастионах развевалась сотня флагов, и каждый принадлежал знатному дому Каледора, а над ними полоскалось на ветру знамя города. В чистом воздухе звучали фанфары, сообщавшие о возвращении князей, и у массивных ворот из темно-красного дерева выстроился почетный караул. На воротах был вырезан барельеф каледорских гор, над которыми парили драконы.

Три дракона со своими всадниками приземлились на безукоризненной лужайке, разделявшей пополам широкую площадь вокруг цитадели. Освобожденные от сбруи и седел-тронов, они попрощались со всадниками и полетели в нависающие над городом горы к своим пещерам. Имрик, в сопровождении Дориена и Тиринора, вступил в открытые ворота, и почетный караул вскинул копья в салюте.

Имрик хотел направиться в свои покои, но его задержал Хетлиан, канцлер города. Пожилой эльф в длинной мантии цвета нефрита и золота обратился к Имрику по имени. Он был при всех церемониальных регалиях: в золотом с рубинами поясе вокруг талии — символе своей должности, а в левой руке держал резной скипетр с навершием в виде лепестков розы, искусно вырезанных из сапфира размером с кулак.

— Поздравляю вас со счастливым возвращением, князья, — сказал Хетлиан, коротко поклонившись каждому из них. — Огромная радость и честь для меня лично поздравить вас с победой и выразить благодарность от города.

Имрик подумал о тех шестистах с лишним эльфах, чьи тела доставили на похоронных носилках, но ничего не сказал. Что им будет оказана честь, он не сомневался.

— Совет старейших объявил трехдневный праздник, — продолжал Хетлиан. — Вы, конечно же, будете на нем почетными гостями.

— Будем? — переспросил Имрик, удивив канцлера.

— Мои кузены и я сочтем за честь принять ваше любезное приглашение, — сказал Тиринор, вставая рядом с Имриком. — Но мы устали после перехода и будем благодарны за некоторое время для отдыха.

Имрик приподнял бровь и сдержал вздох. Лицо кузена было бесстрастно — только в глазах можно было прочесть намек на просьбу. Тиринор глянул на Хетлиана и кивнул с ободряющей улыбкой.

— Да, мы будем присутствовать, — сказал Имрик. Хетлиан улыбнулся и поклонился снова. Потом хотел вновь заговорить, но Имрик его прервал: — Из Ултуана новости есть?

— Да. Приходили караваны через Тор Алесси, доставили известия и товары, — ответил Хетлиан. — Я бы сказал, ничего примечательного у них не происходит. Торговля процветает, колонии к западу от Ултуана продолжают расти, хотя не так, как здесь, в Элтин Арване. Князь Котикский Лаэтан весной стал отцом прелестной дочери. Бел Шанаар присутствовал на бракосочетании… — Хетлиан сбился и замолчал под немигающим взором Имрика. — Как я уже сказал, ничего примечательного.

— Что говорят о Нагарите? И о Малеките?

— Никакие новости о Малеките до нас не доходили, — сказал Хетлиан. — Границы Нагарита, насколько мне известно, по-прежнему закрыты для торговцев и гостей. Но было несколько делегаций из Атель Торалиена. Похоже, они более расположены к контакту, нежели их родичи там, в Ултуане.

— Наггаротты в городе есть? — спросил Дориен.

— Есть несколько, — ответил канцлер. — Обыкновенные торговцы, могу вас заверить. Вы же знаете, что у них куда лучше налажена связь с гномами, чем у нас, а спрос на товары гномов еще никогда не был в городе так высок. Они не часто приезжают и уезжают. Это плохо?

— Плохо будет, когда мне кто-нибудь из них на глаза попадется, — отрезал Дориен. — Пусть не суются в цитадель. Нам не надо, чтобы они здесь шныряли и вынюхивали.

На это Хетлиан ничего не ответил, и четверо эльфов на миг замолчали.

— Надеюсь, наши покои приготовлены и там достаточно вина и еды, — сказал Тиринор.

— Да, князья, все к вашим услугам, — ответил Хетлиан, взглянув на него с благодарностью. — Ваши слуги ждут вас там. И позвольте мне больше вас не обременять и отдать на их попечение.

Канцлер снова отвесил поклон и быстро удалился по коридору, скрывшись в занавешенной арке. Имрик повернул в коридор, ведущий в покои правителя, но не успел пройти двух шагов, как его остановил слуга в ливрее.

— Что надо? — буркнул Имрик.

— Канцлер не сказал князю о письме, пришедшем сегодня утром, — сказал эльф. — На нем печать князя Каледриана, и я позволил себе доставить его в покои князя.

— Спасибо, — сказал Имрик. — Это все?

— Да, князь, — ответил слуга, освобождая дорогу.

Имрик зашагал по коридору, звеня сапогами по мрамору. Дориен и Тиринор следовали за ним.

— Ты сегодня раздражительнее обычного, кузен, — сказал Тиринор, нагоняя Имрика. — Что тебя беспокоит?

— Наггаротты, — ответил он.

— Наконец-то, — отозвался Дориен. — Разве я не предупреждал тебя о наггароттах? Их надо изгнать из города.

— Меня не город волнует, — сказал Имрик, сворачивая в стрельчатую арку.

Шаги теперь звучали тише, заглушаемые красным ковром с узором из желтых и белых роз.

— Дело в этом письме от Каледриана? — спросил Тиринор. — У тебя есть догадки, что в нем может быть?

— Нет. Но если письмо лично от правителя Каледора, а не от его двора, то вряд ли там хорошие новости.

Они подошли к двустворчатым дверям апартаментов Имрика. Двое слуг распахнули светлые деревянные двери и поклонились. Имрик вошел, не замедляя шага.

— Пойду к себе, сниму доспехи, — сказал Дориен, проходя дальше по коридору с портретами на стенах.

Имрик молча кивнул, даже не глянув на брата. Слуги и домочадцы князя выстроились в два ряда для его встречи. Когда Имрик проходил мимо домоправительницы Элиритрин, она вышла вперед, держа перед собой белый конверт на серебряном подносе.

— Князь желает это видеть? — спросила она.

— Благодарю, — ответил Имрик, на ходу беря конверт. — Вина и холодных закусок мне в кабинет.

— Как ты узнала? — спросил Тиринор, останавливаясь возле Элиритрин. — В смысле, что он захочет видеть письмо.

— Опыт, — ответила домоправительница несколько удивленно. — Я служу князю двести тридцать восемь лет. И знаю, что князь сочтет важным.

— Кто бы сомневался, — сказал Тиринор и поспешил за Имриком.

В кабинет, уставленный книжными полками, он вошел как раз, когда его кузен садился за инкрустированный письменный стол.

В кабинетах других знатных эльфов бывали такие библиотеки прозы и поэзии, философских трудов и генеалогических сборников, что по сравнению с ними кабинет Имрика был пуст. Один ряд полок топорщился свитками пергаментных карт Ултуана и Элтин Арвана, другой содержал переплетенные трактаты по военным вопросам. На оставшихся двух рядах полок свободно лежали разнообразные диковины, среди них — золоченый череп орка с бриллиантами вместо глаз, набор кинжалов эльфийской и гномьей работы, несколько инкрустированных церемониальных шлемов, серебряная чешуйка дракона размером с ладонь, укрепленная на доске. Вероятно, от верхового дракона Аэнариона — Индраугнира.

Имрик снова встал, расстегнул плащ и аккуратно перекинул его через спинку кресла, потом сел снова. Из ящика стола он достал золоченый нож для бумаг в форме миниатюрной пики наездника дракона. Пика заканчивалась широким наконечником в форме листа. Имрик осмотрел печать, убедился, что она нетронута, и одним движением вскрыл конверт.

Не обращая внимания на остановившегося у торца стола Тиринора, он быстро пробежал скоропись старшего брата.

Письмо было короткое и деловое. Каледриан слышал растущие слухи о волнениях в Нагарите. Он опасался, что эти волнения могут распространиться на соседние Тиранок, Эллирион и Крейс, но Бел Шанаар отказывался действовать. Каледриан просил Имрика вернуться в Ултуан — с Дориеном и Тиринором, если они пожелают, — чтобы представлять Каледор в совете Короля-Феникса.

Имрик отдал письмо Тиринору, не говоря ни слова, и откинулся на спинку кресла, сложив руки на груди. Тиринор стал читать письмо, и лицо его мрачнело все сильнее.

— Ты поедешь? — спросил Имрик, увидев, что Тиринор дочитал письмо.

— Что? — спросил Тиринор, снова перечитывая отдельные моменты письма. — Не знаю. Разумно ли возвращаться всем?

— Меня призывает князь Каледора, и я должен повиноваться, — сказал Имрик. Он наклонился к Тиринору. — Мне было бы приятно твое общество.

— Мое общество? — Тиринор коротко рассмеялся. — Я думал, ты всегда предпочитаешь свое собственное, кузен. Хотя за приглашение спасибо.

— Я не могу ехать в Тор Анрок один, — признался Имрик, скривившись. — Придворная жизнь бесит меня неописуемо.

— Как ты думаешь, почему Каледриан выбрал тебя? — спросил Тиринор, подходя к низкому дивану перед полкой с картами. — Ты не самый большой дипломат из всех его людей.

— Может, именно поэтому, — пожал плечами Имрик. — Не знаю, почему Каледриан не едет сам. Спрошу у него.

— Подготовка к путешествию потребует времени, — сказал Тиринор, кладя письмо на подлокотник дивана. — Велю слугам начинать.

— Ты это о чем? — спросил Имрик. — К чему там готовиться?

— Путь отсюда и до Тор Алесси. Организовать проезд на корабле до Ултуана, потом транспорт из Лотерна. Само не сделается.

— Ничего этого не надо, — слегка улыбнулся Имрик.

— Не надо? — Тиринор пристально посмотрел на кузена — и сделал большие глаза, увидев его довольное выражение лица. — Хочешь лететь на драконах до самого Каледора?

— Так быстрее всего. Нет смысла терять время.

— А наши вещи? А слуги? Их снизу привязать, что ли?

— Поедут следом, — ответил Имрик, постукивая по столу пальцами. — Бел Шанаар славен роскошью своего дворца, тебе там понравится.

— Но всю дорогу лететь верхом? — Тиринор недоуменно развел руками, глядя на Имрика. — Зачем?

Имрик встал и перекинул сложенный плащ через руку.

— Мы, — он ткнул себя пальцем в нагрудник, — драконьи князья. Зачем плыть, если умеешь летать?

ГЛАВА ВТОРАЯ. Князь возвращается

Каледор был окутан огнем и дымом — подобно драконам, сделавшим его своим домом. Темные вершины каледорских гор закрывали облака сернистого пепла, отсвечивающие красной лавой вулканов. Пылающие грозовые облака, подсвеченные молниями, смешивались с клубами дыма, и рокот грома сливался с треском извержений. По склонам текли потоки горячей лавы, и там, где они встречались с реками и озерами, к небу вставали огромные столбы пара. Подземная ярость извергалась сквозь сотни гейзеров и фумарол, а в спящих кальдерах росли густые леса, жирующие на скопившихся за века минеральных удобрениях.

От этих резких контрастов и суровой красоты даже у Имрика сердце забилось сильнее. Он устал от долгого путешествия: двадцать дней почти постоянного полета, и последние одиннадцать над океаном — без перерыва. Но усталость развеялась при виде Тор Каледа, родного ему города. Пристроившийся в складках восточного берега, он представлял собой массивное скопление стен и башен, вырубленных из сырой стихии вулканов магией Каледора Укротителя Драконов и его соратников. Стройные и изящные башни, подобные сталагмитам, возвышались над крутыми склонами берега, городская стена сбегала к воде плавными изгибами, сверкая в черном камне красными прожилками. С другой стороны город защищал лавовый ров, над ним нависали арочные гранитные мосты, и каждый из них с обоих концов был защищен башнями. Массивные монолиты, опоясанные серебром и золотом, взлетали над рекой огня, светясь пылающими рунами, сдерживающими пламя.

При жизни Имрика не случалось, чтобы враг осаждал столицу Каледора, но во времена Укротителя Драконов она служила неприступным укреплением против демонов. В те страшные дни пламя, окружавшее город, поднималось выше башен, и мосты были снесены. Сейчас во дворцах и домах знати многие картины и фрески изображали те эпические битвы, что велись тогда над горами.

За городом располагалась территория драконов: большое поле, поросшее редким кустарником, а под ним множество подземных камер, где размещались служители, принадлежащие к благородным родам Тор Каледа. Здесь драконы, освобожденные от сбруи, попрощались с князьями и полетели к своим родным пещерам в глубине гор.

И внутри, за стенами, город был укреплен не меньше. Хотя столетия мира смягчили грозный вид бастионов и башен огромных домов, и суровый камень украсился фресками и мозаикой, в нем все еще проглядывал прежний Тор Калед, основанный в военное время. На склоне горы можно было увидеть сетку улиц, которая тысячелетиями оставалась неизменной, и все они просматривались с каждого уровня сверху, давая возможность защитникам обрушить на атакующих мощь стрел и магии. Обрывы, разделяющие уровни города, были защищены редутами и амбразурами, окруженными шипастыми выступами для защиты с воздуха. На каждом повороте стояли массивные ворота, которые можно было закрыть и перегородить дорогу, — всего их между стеной и вершиной было двадцать. И даже сейчас на сторожевых башнях стояли стрелометы и часовые.

Имрик, Дориен и Тиринор сели на коней и двинулись вверх по извилистой улице, заполненной людьми. Нижние районы Тор Каледа были отданы торговле и труду, три витка дороги были заполнены лавками торговцев и мастерскими ремесленников. Следующие четыре уровня служили жилым районом обычным горожанам, хотя даже здесь попадались величественные виллы с собственным садом: Каледор был не очень населенной страной, и едва ли десятая часть его жителей обитала в столице — остальные жили в укрепленных городах вдоль побережья Внутреннего моря. На подступах к вершине города расположился квартал ремесленников, где создавались многие чудесные и прекрасные вещи, а кроме того, на обозрение были выставлены товары гномов.

Здесь Тиринор извинился и отстал от своих кузенов, чтобы поискать гостинец для жены. Дориен и Имрик поехали дальше, время от времени отмечая лавочку или ларек, открывшийся или закрывшийся за те пять лет, что их тут не было. Кроме этих мелочей, ничто не изменилось в городе, каким его помнил Имрик, и это ощущение неизменной стабильности внушало уверенность.

Дворцы — парящая красота башен, башенок и балконов — были вырублены в склоне горы. Когда Имрик с Дориеном прибыли туда, им сообщили, что Каледриан покинул город в связи с неотложными делами. Братья попрощались и направились к своим семьям.

Весть о прибытии Имрика предупредила его появление, как он и ожидал, и его жена Анатерия приветствовала его у главного входа во дворцы. Рядом с ней, по тупив от смущения голову, стоял мальчик, держась за подол ее длинного платья, и непокорная шевелюра светлых волос скрывала его лицо. Имрик, не говоря ни слова, обнял жену и присел перед сыном.

— Уже стоишь на ногах, — сказал князь, сжимая плечо Титанира.

Мальчик отпрянул, съежился, большие голубые глаза вспыхнули страхом.

Имрик засмеялся.

— Чему я тебя учила, Титанир? — сурово спросила Анатерия.

Мальчик шагнул в сторону, составил ноги вместе, стиснутые руки прижал крепко к животу. Посмотрел на Имрика с выученной торжественностью.

— Поздравляю тебя с возвращением, отец, — сказал мальчик и поклонился.

— Молодец, — сказала Анатерия, тонкими пальцами взъерошивая волосы сына, и посмотрела на Имрика. — А ты что скажешь, муж?

— Приятно вернуться домой, — сказал Имрик. Он притянул к себе сына, обнял его за плечи и поцеловал в лоб. — Ты быстро растешь, сын.

Титанир улыбнулся, обнял закованную в поножи ногу Имрика и посмотрел на отца, задрав голову.

— Ты летал на драконе? — спросил он.

— Да, сын, — ответил Имрик. — Когда-нибудь и ты полетишь.

Трудно было представить, что это возможно, улыбка Титанира стала еще шире, а взгляд поднялся к горам.

— Я буду самый знаменитый драконий князь! — объявил мальчик. — И буду водить армии, как ты, и все будут знать, кто я.

— Не сомневаюсь, — сказал Имрик, обменявшись с Анатерией взглядами. — Ты станешь гордостью Каледора.

Взяв мальчика за руку, он вошел во дворец, жена шла рядом. Титанир высвободил руку и побежал вперед, разговаривая сам с собой и показывая на гобелены на стенах. На каждом был властелин Каледора на своем драконе.

— Я недолго пробуду, — сказал Имрик жене.

— Знаю, — ответила она. — Каледриан говорил со мной перед тем, как отправить письмо. Я думаю, что это для нас хорошо. Твой брат зря пренебрегает Бел Шанааром, а в это время другие княжества завоевывают благосклонность Короля-Феникса. Послы твоего брата впустую торчат в Тор Анроке, а пользы от них никакой. Надо вернуть нам наше законное место.

— Меня больше беспокоит Нагарит, — ответил Имрик, идя вместе с женой вслед за Титаниром по коврам, укрывающим коридор. — Он слишком изолировался в последние десятилетия, и это не к добру. В отсутствии Малекита Морати может делать, что захочет. Наггаротты не только заносчивы, они становятся опасными. И все крепче держат колонии.

— Значит, ты должен убедить Бел Шанаара и других князей заставить наггароттов ослабить хватку, — сказала Анатерия. — Заставить князей увидеть эту опасность.

— Ты и мальчик останетесь здесь.

— Почему? — спросила жена с недовольным лицом. — Титанир и так больше половины жизни провел вдали от отца.

— Я не хочу, чтобы наш сын воспитывался в Тор Анроке, — ответил Имрик. — Он должен с самого детства усвоить традиции Каледора.

Слова Имрика рассердили Анатерию, и она ускорила шаги, окликая сына. Имрик догнал ее и ласково взял за руку. Она вырвала руку, но остановилась.

— Я знаю, что семья тебя обременяет, но ты муж и отец, и у тебя есть обязанности! — резко сказала она, понизив голос и косясь на Титанира.

Тот был поглощен доспехами из драконьей брони и водил руками по инкрустации драгоценных камней.

— У тебя есть наследник, как ты того желал. У тебя теперь есть по отношению к нему долг.

— Я же вернулся, — с досадой сказал Имрик, возвышая голос.

— Не по своей воле. — Жена отвернулась. — Ты всегда ставишь долг перед Каледором выше, чем долг перед семьей.

— Я делаю то, что нужно для тебя и для него, — попробовал успокоить жену Имрик, — поэтому ты останешься здесь. Тор Анрок не за океаном, мы будем часто видеться с Титаниром — и здесь, и там.

Он не знал, услышала ли его жена: она взяла сына за руку и ушла, оставив князя в коридоре. Имрик недовольно мотнул головой. Да, Анатерии не понять долг князя из династии Укротителя Драконов перед Каледором, но Титанир поймет, когда вырастет. Быть вождем у него в крови, во всем его великом наследии.

Вдруг Имрику стало как-то тяжело, и он не понял, это из-за тяжести доспеха или какой-то иной тяжести.

Через восемь дней после прибытия Имрику доложили, что его брат возвратится в Тор Калед в ближайшие два дня и его следует встретить всему двору Каледора. Имрик передал эту весть другим князьям и знатным эльфам, разослав верховых к тем, кто жил за городом. Событие было примечательное, знать Каледора веками не собиралась в столице вся вместе.

Город гудел слухами, и Имрик не раз одергивал своих домашних, обсуждающих эти слухи. Тор Калед пестрел свитами прибывающей знати, и каждый вечер задавались пышные пиры в честь очередного прибытия. При свете красных фонарей эльфы танцевали и пели на площадях и улицах — для веселья хватало любого повода.

Накануне прибытия Каледриана в город приехал другой высокопоставленный эльф: Хотек, жрец Ваула. Услышав эту новость, Имрик лично отправился к главным вратам встретить Хотека и с должной церемонией провести его во дворец. Тяготясь зачастую государственными обязанностями и нескончаемой суетой, с ними связанной, Имрик дорожил древними обычаями Каледора и встретил Хотека согласно им.

Это было почтение не столько к конкретно этому эльфу, сколько занимаемой им должности, ибо верховный жрец Ваула, предшественник Хотека, помогал Каледору Укротителю Драконов ковать оружие и магические предметы во время войны с демонами.

Помощь верховного жреца была связана с риском, и несколько раз святилище на вершине Наковальни Ваула подвергалось атаке служителей Хаоса. Хотя с тех пор миновали тысячи лет, Имрик был верен долгу своих предков, о чем и сказал, встречая Хотека.

— И я тебя приветствую, Имрик, — ответил Хотек, садясь вместе с ним в золотую карету с навесом из зеленой и серой драконьей чешуи.

Внешность жреца была суровой: лицо худощавое даже для эльфа, широкие скулы, крутой лоб, белые волосы перехвачены лентой черной кожи с бронзовыми шипами. Самой примечательной деталью его внешности были глаза: совершенно белые. Как и те, кем он руководил в своем ордене, Хотек совершил над собой ритуальное ослепление — чтобы разделить страдания Ваула. Но его увечье никак не было заметно: другие чувства, включая внутреннее мистическое осознание, усилились и возместили недостаток зрения. Тем не менее Имрик всегда испытывал неловкость, разговаривая с кем-либо из жрецов Ваула, и сейчас отводил глаза от лица Хотека.

— В тебе и твоих родных мощь и честь Укротителя Драконов остается сильной, — продолжал Хотек. — Мало осталось нынче тех, чей зов слышат драконы. Тебя они слышат, а ведь столько их родичей спит уже целые века.

Четверка лошадей повлекла карету по крутой дороге. Хотек поправил складки тяжелых синих одежд и откинулся на спинку сиденья. Пальцы он переплел на груди, и на каждом был тяжелый перстень, а вокруг запястий и шеи — множество тонких цепочек из золота и серебра.

— Чему я обязан радостью этого приглашения? — спросил жрец, повернув голову к князю, будто видел его. — Посланец Каледриана просто сказал, что Каледриан созывает весь каледорский двор и что я как верховный жрец Баула по традиции приглашен присутствовать в этом высоком собрании.

— Я сам точно не знаю, — ответил Имрик. — Меня он вызвал из Элтин Арвана представлять Каледор в Тор Анроке, и ничего иного я после возвращения не слышал. Его беспокоит странное поведение наггароттов.

— Наггароттов? — Хотек попытался произнести это слово небрежно, но Имрик заметил внезапное напряжение в голосе и осанке жреца. — Какое дело каледорцам до Нагарита?

— Возможно, никакого, — ответил Имрик. — Но даже на Наковальне Баула вы не могли не слышать, что они закрыли свои границы. Вам это не кажется странным?

— Святилища вне политики, и их не интересуют границы княжеств, — ответил Хотек, поведя рукой, и явно успокоенный. — Если наггаротты хотят жить сами по себе, я не против. Тем лучше для нас для всех, кому не придется видеть их надменные физиономии и слышать презрительные замечания.

— Говорят, что они открыто почитают китараев, — сказал Имрик. — Каина — наверняка и других помельче. В колониях они просто этим бахвалятся.

— Мы никому не диктуем, каких богов себе выбирать, — пожал плечами Хотек. — Я знаю, что они стараются распространить свое почитание китараев на другие города и княжества, но этот прозелитизм обращен к нежелающим слышать. Лучше всего не обращать на них внимания и дать металлу остыть, чем закалять его твердость обвинениями и преследованием.

— Благоденствует ли ваше святилище? — спросил Имрик.

— К счастью, миновали дни, когда мы были оружейниками князей, — ответил Хотек. — Теперь мы делаем амулеты вместо мечей, кольца вместо щитов. И очень много времени проводим за изучением гномьих изделий, что попадают в наши руки. Замечательнейшие вещи, не похожи ни на что, сделанное в Ултуане. На вид, признаю, бывают грубы, но всегда содержат простые, но мощные чары.

Разговор в таком стиле продолжался до самого дворца. Имрик передал Хотека на попечение слуг старшего брата и, освободившись таким образом от обязанностей, остаток утра играл с Титаниром. В полдень, ожидаемое время прибытия брата, он направился в огромный зал, уставленный рядами кресел с высокими спинками для совета, — их было почти сто. Трон Каледриана был обращен к массивным дверям. Советники короля ждали рядом, и собралась уже почти вся знать.

Имрик занял свое место справа от трона, Дориен — по другую сторону, а рядом с ним — Тиринор. Вскоре зал наполнился, и осталась лишь горстка незанятых мест для тех членов совета, что не смогли или не захотели присутствовать. Далекий звук труб со стороны цитадели объявил о появлении Каледриана. Собравшиеся эльфы встали в ожидании его прихода, и по залу пробежал шепот.

Застучали шаги, потом открылись двери, и все глаза обратились на вошедшего Каледриана. Правитель Каледора был одет в длинную белую мантию, расшитую золотистыми языками пламени. Ее стягивал широкий пояс, а на голове у правителя был узкий обруч. В зал он вошел без церемоний, кому-то из своих советников помахал рукой, с другими перебросился парой слов на ходу. Он беззаботно улыбался, пожимал руки, похлопывал по плечам, но Имрик подумал, что есть в движениях брата некоторая скованность, будто какое-то бремя лежит у него на плечах.

Когда брат подходил к трону Имрик шагнул ему навстречу, обнял Каледриана, и Дориен тоже его обнял, и они простояли так втроем несколько секунд.

— Приятно видеть вас снова здесь, — сказал Каледриан, глянул через плечо Дориена и улыбнулся Тиринору. — И тебя, кузен. Хотелось бы встретиться в более счастливые времена, но у меня мрачные новости. После совета сядем пировать и тогда уж вспомним старые дни.

Сказав эти слова, Каледриан жестом пригласил совет садиться, хотя сам остался стоять. Имрик заметил, что в короткий ряд выстроившихся за троном сановников встал еще один эльф. Чуть коренастее других, с седыми волосами и почти белой кожей — явно не каледорец. Одет он был в легкую пурпурную мантию, и она колыхалась при малейшем движении воздуха. Он был собран, хотя и не напряжен, глаза его ни минуты не находились в покое, отмечая все подробности происходящего.

— Благодарю всех, кто приехал, невзирая на позднее извещение, — объявил Каледриан, заставив Имрика отвлечься от неизвестного. — По поводу моих последних действий высказывалось множество предположений, так что позвольте мне внести ясность. Недавно ко мне прибыл представитель Бел Шанаара. — Он рукой показал на эльфа, на которого смотрел Имрик. — Это Тиратанил, герольд Короля-Феникса, который принес мне тревожные вести, и мы несколько дней обсуждали их значение. Возникшие вопросы столь важны, что я, согласно обычаю, поставлю их перед советом и проведу голосование, чтобы знать мнение Каледора.

Князь сел на трон и замолчал. Члены совета подались вперед, горя нетерпением услышать следующие его слова. Все неотрывно смотрели на Каледриана.

— Годами доходили до нас тревожные слухи о том, что растет открытое почитание китараев, — продолжал Каледриан. — Всем нам известны предания других княжеств о мерзостях, творимых в этих ритуалах, и я рад заметить, что в Каледор ничего такого не проникло. Но Бел Шанаар подозревает — и я разделяю его подозрения, — что такие секты существуют под властью Нагарита. Конкретнее — Морати. И мы не согласны далее терпеть такое положение вещей.

— Если будет на то соизволение нашего совета, мы примем приглашение Бел Шанаара прибыть к его двору в Тор Анроке и там обсудить, какие действия следует предпринять. Как многие из вас знают, я решил уполномочить князя Имрика действовать от моего имени, и опасность, которая сейчас перед нами возникла, лишь укрепляет меня в этом решении.

Каледриан посмотрел на Имрика и снова повернулся к совету.

— Но не свою волю и не мою понесет туда Имрик, а волю нашего совета. Никакого предложения действий Бел Шанааром выдвинуто не было, и я ничего не слышал о предложениях других князей. Значит, Каледор, как в прошлые времена, возьмет на себя в этом деле инициативу. При всем должном уважении к мудрости совета я уверен, что княжества должны объединиться, чтобы уничтожить культы китараев всюду, где только найдут. Есть те, кто не видит нужды в действиях, и есть те, кто даже тайно поддерживает эти секты. Этих прихвостней Морати мы должны выявить и представить на суд Короля-Феникса.

— Зачем на этом останавливаться? — вмешался Дориен.

Совет отозвался недовольным ропотом и неодобрительными гримасами: говорить, не дожидаясь позволения князя-правителя, не полагалось.

Но Дориен оставил этот ропот без внимания.

— Ты сам сказал, что источник этого зла Нагарит. Малекит покинул свое княжество и дал ему впасть в варварство и гедонизм. Мы все знаем, что Морати верить нельзя. И я считаю, что в Нагарите нужно ввести прямое правление Короля-Феникса, пока не вернется Малекит — если он вообще вернется. Слишком долго мы позволяли нашим северным родичам идти своими кривыми путями. Время выставить им за это счет и восстановить стабильность.

Многие в совете одобрительно кивали, некоторые хлопали себя по коленям от восторга. Имрик в душе с ними соглашался, но знал, что любые прямые действия против Нагарита будут равны вторжению. Он полагал, что Каледриан так далеко заходить не захочет и что Бел Шанаар тоже на такое не согласится, если не будет какой-то крайней провокации. Высказываться он не видел смысла, зная, что совет примет решение независимо от его мнения.

Несколько членов совета выразили желание говорить, среди них Хотек. Каледриан предоставил жрецу слово, и тот встал, заложив руку за спину. Сделал несколько шагов к трону и, как диктовал этикет, обратился к князю-правителю, хотя слова его были адресованы всему совету.

— Меня настораживают любые преследования этих культов, — начал Хотек негромким и мелодичным голосом. — Не потому, что я их поддерживаю, но потому, что насилием мы рискуем увеличить насилие. Мне эти низменные обряды претят не меньше, чем вам, и я знаю, что на каждую возмутительную историю найдется, вероятно, еще худшая, оставшаяся неизвестной. Если не может быть представлено доказательство, что эти секты действуют согласно, что их направляет рука Морати, неразумно было бы поднимать оружие против нашего собственного народа. Когда-то мы, жрецы Баула, снабдили Аэнариона и ваших праотцов оружием для спасения нашего острова от смерти, но мы не дадим оружия, обращенного против тех, кого мы поклялись защищать. Ибо по большей части это простой народ, неиспорченный сердцем, но сбитый с толку — или просто бездумный и скучающий. Бел Шанаар допустил такое положение вещей бездействием — с этим я не спорю. Но в равной мере неразумно было бы чрезмерно сильное действие. Еще не поздно победить мирными средствами.

— Мы разделяем ваши чувства, — ответил Каледриан, — и все же не можем больше терпеть эту гнилую язву духа. Только суровыми мерами мы уберегли Каледор от проникновения мерзости этих сект, другие же страны этого сделать не смогли. Они не могут или не желают сделать необходимого, чтобы отвести Ултуан от края пропасти беспорядка. Когда другие уклоняются от своего долга — мы должны повести их за собой.

— Быть может, следует выслушать Тиратанила? — предложил Элтаранир.

Это был один из старейших членов совета, к которому Имрик относился как к дяде. Он когда-то был близким другом отца Имрика, Менита, и они вместе присутствовали на Первом Совете, когда наследником Аэнариона выбрали Бел Шанаара. И это Элтаранир привез из колоний тело Менита, погибшего в завоевательных войнах.

Каледриан жестом пригласил королевского герольда выйти вперед. Тиратанил гордо выступил вперед, польщенный внезапным вниманием, но сразу же сник под пристальным взглядом Элтаранира.

— Я мало что могу добавить к тому, что уже сказал вам ваш князь, — заявил герольд. — Но я готов ответить на любые ваши вопросы.

— Есть ли у Бел Шанаара какие-нибудь вести о Малеките? — спросил Хотек. — Несколько странно — рассматривать дела княжества, когда его правитель отсутствует на обсуждении.

— Король-Феникс знает о Малеките не больше любого из вас, — ответил Тиратанил. — Вероятно, он еще жив и продолжает исследование северной глуши. Что до представительства — это Нагарит порвал связи с Тор Анроком вопреки нескольким нашим попыткам отправить к ним посольство. Если Морати до сих пор правит, то она не отвечает на приглашения ко двору Короля-Феникса.

— «Если правит»? — При этом обороте Тиринор встрепенулся. — Что могло бы ей помешать?

— Ходит слух о распрях среди наггароттов, — сказал Тиратанил. — Насколько он достоверен, мы не знаем. Как считает Король-Феникс, князья Нагарита дерутся за власть из-за долгого отсутствия Малекита.

— Вероятно, нам следует поддержать любого, кто стремится к свержению Морати, — прозвучал чей-то голос.

— Возмутительное предложение! — отозвался Элтаранир. — Вмешиваться в правление одного княжества — значит призывать раскол в другие княжества. Только из-за нашего договора невмешательства мы можем править так, как нужно каждой стране. И следует очень осторожно относиться к любому обвинению, выставленному против Нагарита. Многие князья завидуют мощи наггароттов и воспользуются любой возможностью ее подорвать. Все мы от такой зависти не свободны. Хотели бы вы, чтобы каждый гнусный слух и каждое обвинение, выдвинутое против Каледора, были бы предлогом совать нос в нашу жизнь?

Высказавший предложение член совета сел со смущенным лицом. Больше дюжины эльфов тянули руки, прося слова, по залу разносился шепот. Каледриан дал слово каждому по очереди, хотя новые ораторы мало что сказали по делу в обсуждении, затянувшемся до вечера. Имрик переводил глаза с одного члена совета на другого, выискивая в их речах поддержку своим чувствам. Ему было свойственно принимать быстрые решения, но, слушая предложения и возражения ораторов, он заколебался.

Когда небо за высокими окнами потемнело, Имрик почувствовал, что его мнение сложилось окончательно: он пошевелился в кресле и поймал взгляд Каледриана. При следующей возможности Каледриан кивнул ему, приглашая говорить.

Князь встал, заткнув большие пальцы за широкий пояс. Сперва он посмотрел на Дориена, потом на прочих членов совета.

Зал стих, разговоры прекратились. Имрик повернулся к Каледриану. Не все были согласны с его назначением послом, но все хотели услышать, что лично он думает по этим вопросам.

— Надо драться, — сказал Имрик и поднял руку, смиряя протестующий шум, облетевший зал. — Нагарит мы атаковать не можем: ни один князь не имеет права послать воинов в земли другого без разрешения. Бел Шанаар должен договориться со всеми княжествами. Каждая страна направит часть своих сил в распоряжение Короля-Феникса, который будет действовать уже на основании своей власти. Все княжества будут очищены по очереди. Сектанты, отрекшиеся от китараев и желающие милости, ее получат. Те, кто воспротивится воле князей, будут заключены в темницу — или убиты, если будут сопротивляться оружием.

Имрик сел.

Воцарилось молчание — эльфы обдумывали его план. Каледриан на троне погрузился в глубокое размышление, советники что-то ему шептали.

— Как ты думаешь, согласится ли Бел Шанаар? — спросил Имрик у Тиратанила.

Все глаза повернулись к герольду, ожидая его ответа.

— Я думаю, согласится, — сказал Тиратанил. Перевел дыхание, потом заговорил снова: — Я думаю, и многие другие князья согласятся. А с поддержкой Каледора они смогут повлиять на мнение тех, кто не настолько рвется в бой.

Каледриан встал, жестом скомандовав Тиратанилу отойти на свое место за троном. Потом сложил руки на груди и медленно обвел взглядом круг эльфов.

— У нас есть план Имрика, который следует поставить на голосование, — сказал правящий князь. — Объявите свое решение. Я свое мнение по этому вопросу высказывать не буду. Если совет утвердит это его предложение, значит, так мы и поступим.

Несколько эльфов встали немедленно, поддерживая план Имрика. Слышались разговоры, шарканье, другие тоже начали вставать, пока наконец остался сидеть только Хотек. Жрец Баула улыбнулся, кивнул Имрику и встал.

— Единогласно, — объявил Каледриан, и по залу прошел ропот довольных голосов. Князь-правитель посмотрел на Имрика. — Тиратанил возвращается в Тор Анрок завтра, брат. Ты сможешь уехать с ним?

Имрик задумался. У него не было желания вести переговоры, которых требует его план, и за то короткое время, что был в Тор Каледе, он уже пытался наладить отношения с Анатерией и сойтись с Титаниром поближе. Пока другие князья отзовутся на призыв Бел Шанаара, пройдет время, и ожидание может оказаться томительным. Он с ужасом представил себе, что ему придется болтаться во дворце Короля-Феникса, убивая время в бесконечных пирах и увеселениях с тиранокской знатью.

И все же не годится ему бездействовать в Тор Каледе, когда ждут важные дела.

— Ждать нет смысла, — сказал он. — Я еду завтра.

Во дворце Короля-Феникса — самом большом здании во всем Ултуане — едва хватало места для такого количества собравшихся князей, дворян и посланников. Имрик и Тиринор, проплывшие на корабле вдоль побережья Внутреннего моря до Эллириона и добравшиеся верхом на запад к Тор Анроку через Кольцевые горы, оказались в кипящем городе, невыносимо тесном после колоний и Тор Каледа. Имрик втайне был доволен, что каледорская делегация, где кроме князей было лишь несколько писцов и слуг, разместилась в одном из городских домов в центре, а не в самом дворце. Имрику это дало необходимую возможность относительного уединения, а события первых нескольких дней не раз заставляли князя к нему прибегать.

Встреч, знакомств, церемоний, пиров было столько, что Имрику пришлось целиком положиться на Тиринора — тот помнил про каждого, кто он такой, и помнил, где и когда Имрик должен быть. Все новые и новые делегации прибывали каждый день, и у него от обилия встреч голова шла кругом. Казалось, что многие прибывшие не понимают серьезность положения и в сборе при дворе Короля-Феникса видят лишь возможность пиров и политических интриг. Не чувствуя под ногами твердой почвы, Имрик старался держать язык за зубами, следуя совету Тиринора не терять терпения и не наживать случайных врагов, — что давалось ему с трудом, поскольку многие эльфы его природную молчаливость воспринимали чуть ли не как оскорбление.

Однако князей оказалось меньше, чем Имрик надеялся. Многие восточные княжества прислали вместо них послов, и, хотя они имели полномочия говорить и действовать от имени князей, Имрик не мог относиться к ним как к равным, кроме того, любое их заверение подлежало ратификации. Поэтому все обсуждения борьбы с сектами и ситуации в Нагарите сплошь да рядом превращались в мелкие раздоры и бесконечные дискуссии о точных формулировках предложений или об истинном значении слов того или иного делегата.

Несколько князей все же приехали, и Имрик нашел их в целом куда более сносными, чем прочих участников. В частности, князь Сафери Тириол умел сохранять спокойствие и мудрость среди царившего здесь хаоса, и Имрик испытывал уважение к этому магу, который своему искусству учился под руководством деда Имрика. Общество Финудела и Атиель, совместных правителей Эллириона, тоже было ему приятно. Хотя они оба демонстрировали обезоруживающий юмор и острословие, но все же отлично понимали важность выработки наиболее эффективного способа решения проблемы.

Имрик какое-то время провел с этими эльфами, слушая их мнение о происходящем в Нагарите и излагая предложение Каледора сформировать единую армию под флагом Короля-Феникса. Бел Шанаар принял Имрика сразу по прибытии, но тогда дело свелось к формальному краткому приветствию, а встретиться для обсуждения пока не удавалось. Однако на шестой день совета Имрик должен был говорить перед Королем-Фениксом.

До этого он встретился с Тиринором и Тириолом и поделился неуверенностью: сможет ли он представить свои планы так, что Король-Феникс их одобрит.

— Я не оратор, — признал Имрик за стаканом фруктового сока в саду дома, где разместили каледорцев. Над головой плыли рваные осенние тучи, открывая солнце, заливавшее на время теплом землю, и тут же скрывая его за собой. Над тщательно ухоженными живыми изгородями и деревьями порхали птицы. — Я слишком краток. Бел Шанаар подумает, будто я указываю ему, что делать.

— Наверное, стоит изложить свои мысли в виде вопросов, кузен, — предложил Тиринор, сидя на каменной скамейке рядом с неглубоким прозрачным бассейном, в котором изумрудные рыбки лениво плавали у самой поверхности, поблескивая чешуей. — И пусть Бел Шанаар придет к тем ответам, которые тебе нужны.

— Этого дара я лишен, — возразил Имрик. — Никогда не был силен в риторике.

— Не стоит излишне волноваться из-за своих манер, — успокоил его Тириол. Одетый в богатую золотисто-желтую мантию, саферийский маг сидел в тени дерева, прикрыв глаза. — Ты плохо знаешь Бел Шанаара. Он искушен в государственных делах и слушать будет не твои слова, а их смысл. Собрать этот совет ему стоило некоторых персональных трудностей. У него есть критики, и есть такие, кто намекает, что Король-Феникс слишком слаб и не способен действовать решительно.

— Сомнений нет, что такие слухи родились из уст Морати и ее прислужников, — сказал Тиринор. — Даже в колониях ведется тихая, но постоянная кампания против Бел Шанаара, и внушается, что надо было выбрать вместо него Малекита.

— Пусть себе бурчат, — сказал Имрик. — У моего отца было не меньше прав, чем у наследника Укротителя Драконов. В Каледоре нет любви к Королю-Фениксу, но я проявлю к Бел Шанаару то почтение, которого он заслуживает.

— Тебе это бурчание не кажется важным, но при дворе имеют вес каждый слух и каждое брошенное слово, — предупредил Тириол, открывая глаза. — Еще тебе следует знать, что как ни мало популярны здесь наггаротты, каледорцы — тоже не предмет обожания у других княжеств. Они ваших драконов боятся.

— И правильно делают, — ответил Имрик. — Не Каледора вина, что мы сильны, когда другие княжества себе позволяют быть слабыми.

— Не так они слабы, как были когда-то, — ответил Тиринор. — Порт Лотерн в Эатане растет и становится одним из крупнейших городов Ултуана, и его флот куда больше нашего. Котик и Ивресс имеют гарнизоны по всему миру. И даже миролюбивое Сафери, княжество нашего собеседника, обновляется искусством и мощью своих магов. На одних драконах вечно не продержишься. Тех, что не спит в толще гор, осталась лишь горсть, и недолго ждать, когда они тоже предпочтут дремоту.

— Вот поэтому я и здесь, — сказал Имрик. — Только Король-Феникс может совладать с этой силой.

— Но захочет ли? — Этот вопрос Тиринор обратил к магу.

— Положение Бел Шанаара трудное, но не отчаянное, — ответил Тириол. — У вашего предложения есть достоинства, и он их увидит, но, если другие княжества не поддержат ваш план, он его не примет.

— Твой голос придаст вес нашим аргументам, — сказал Тиринор. — Не только потому, что ты князь Сафери, но и потому, что ты один из тех, кто возвел Бел Шанаара на королевский трон.

— Доля истины в этом есть, — едва заметно улыбнулся Тириол. — Мы с Бел Шанааром вместе бились с демонами под началом Аэнариона, и мало осталось тех, кто мог бы таким похвастаться.

— Нам пора, — сказал Имрик, взглянув на солнце. Время шло к полудню — час назначенной у Короля-Феникса аудиенции. — Нехорошо заставлять Бел Шанаара ждать.

Во внешних коридорах дворца было сравнительно тихо: известно было, что Король-Феникс отвел целый день на беседы с приехавшими князьями; эльфов меньшего ранга в этот день не принимали. Пока князья шли к главному залу дворца, немногие эльфы, с которыми они уже были знакомы, кланялись Тириолу и обращались к Имрику с вежливыми банальностями.

Хотя они прибыли раньше времени, у дверей их встретил Палтрейн, дворецкий Бел Шанаара.

— Бел Шанаар уже начал давать аудиенции? — спросил Имрик.

— Входите, как только пожелаете, — ответил Палтрейн. — Король-Феникс разговаривает сейчас с Атиель и Финуделом, но они заявили, что будут рады вашему присутствию.

Имрик сделал вдох и кивнул Палтрейну, тот сделал знак служителям отворить двери. За ними открылся просторный зал с десятком стрельчатых окон. Его потолок с росписью под весеннее небо поддерживали колонны, исписанные золотыми рунами.

В дальнем конце зала на троне в виде феникса с распростертыми крыльями сидел Бел Шанаар. С его плеч ниспадал длинный плащ из белых перьев с оторочкой из золотого шитья, инкрустированный сапфирами. Король-Феникс был в церемониальной мантии, белой с золотом, вышитой серебряными языками пламени и блестящими рунами. Эльфы, даже очень древние, мало меняются с возрастом, и века существования были написаны на лице Бел Шанаара едва заметными морщинами. Короны Феникса на нем сейчас не было, светлые волосы были убраны назад и перехвачены золотистой лентой с крупным изумрудом на лбу. Ярко-синие глаза смотрели внимательно: король слушал речь Атиели. Она говорила негромко, но великолепная акустика зала доносила до Имрика каждое ее слово.

— Они обыкновенные разбойники, — говорила Атиель. — Приходят через перевалы и угоняют неохраняемые табуны. Красть лошадей Эллириона — худший вид воровства.

— Но ты не приводишь доказательств этого разбоя, — сказал Бел Шанаар. — У вас пропадают табуны — и вы немедленно обвиняете наггароттов, хотя куда более вероятное объяснение — чудовище с Кольцевых гор. Скажем, дикий гиппогриф или гидра.

— И Нагарит — не бедная страна, — добавил другой князь. Имрик знал, что это Элодир, сын Бел Шанаара. — Если наггароттам нужны были бы лошади, они бы их купили.

— Не у нас, — возразил Финудел. — Нам не нравится, как они обращаются со своими табунами. Их спесивость стала невыносимой, а их отношение к животным — на грани жестокости.

Палтрейн сообщил о прибытии князей, и Имрик, Тиринор и Тириол вошли в зал. Остальные прервали разговор и ждали, пока вошедшие подойдут. Палтрейн выполнил официальное представление, хотя все эльфы здесь друг друга знали.

— Честь приветствовать в этом зале представителей Каледора, — сказал Бел Шанаар, небрежным жестом отпуская Палтрейна. — Надеюсь, ваше княжество процветает и Каледриан в добром здравии.

— Все как обычно, — ответил Имрик. — Моего брата беспокоит расцвет сект, заразивший столько областей Ултуана. В Каледоре этих сект нет, но сдерживать их — задача нелегкая.

— А вот здесь — те, кто изо всех сил пытался остановить их распространение, но потерпел неудачу, — сказала Атиель. — И не из-за недостатка желания их ликвидировать процветают эти секты. Их отсутствию Каледор, вероятно, столь же обязан патрулям на нашей общей границе, сколь и бдительности своих вождей.

— Никого не собирался обвинять, — сказал Имрик. — Что случилось, того не переменить. Решать надо, что необходимо делать дальше.

— У Имрика есть предложение, и я думаю, его стоит услышать, — сказал Тириол.

Его мантия блестела в лучах солнца, льющегося в высокие окна. Повернувшись к Имрику, маг кивнул.

— Каждое княжество пыталось в одиночку бороться с этими культами — и не смогло, — заговорил Имрик и пожал плечами, словно извиняясь перед Финуделом и Атиелью. — Похоже, что это проблема Ултуана как целого. А проявлять власть над всем островом можешь только ты, Король-Феникс. Своей властью собери армию из всех стран. Назначь командующего или поведи ее сам и выжги заразу из каждого княжества по очереди.

Король-Феникс и князья ничего не сказали — возможно, ожидая, чтобы Имрик развернул свой план. Но ему нечего было добавить, и он молчал. Наконец Бел Шанаар шевельнулся и подался вперед на троне.

— Армию? — спросил он тихо, но твердо. — Такое ты предлагаешь решение?

Имрик глянул на Тиринора, но на непроницаемом лице кузена ничего не прочел.

— Секты представляют угрозу, — сказал Имрик, — и их нужно уничтожить. Армия — это может быть нецивилизованно, но зато эффективно.

— Ни одну болезнь никогда не удавалось вылечить насилием, — ответил Бел Шанаар.

— Орки и чудовища Элтин Арвана могли бы тебе возразить, — не согласился Имрик. — Избегать насилия — похвально. Уклоняться от долга защитника Ултуана — нет.

— Поаккуратнее выбирай слова! — резко сказал Элодир. — Ты обращаешься к Королю-Фениксу; не забывай обетов, которые ты принес перед священным пламенем Азуриана! Каледор пока что часть Ултуана и один из доменов Короля-Феникса.

— Свои обеты я не забыл, — ответил Имрик столь же горячо, переводя суровый взгляд с Элодира на Бел Шанаара. — А помнит ли Король-Феникс — свои? Он ведь жил тогда в самые черные дни нашего народа, суровые времена, требовавшие суровых действий. Слишком долго гноятся язвы этих сект.

— Такое неуважение непозволительно, — заявил Элодир, но Имрик даже не глянул на него, не сводя глаз с Короля-Феникса.

— Замолчи, сын, — сказал Бел Шанаар. — У Имрика есть причина быть недовольным, хотя он решил не сластить горькую пилюлю мягкими словами. Он прав. Я принес обеты защищать Ултуан от всех врагов и опасностей. То, что эту опасность создали мы сами, не делает ее лучше тех, что грозят нам из-за наших границ. Во многих смыслах она куда хуже.

— Для многих из этих сект хватит одной демонстрации силы, — сказала Атиель. — С их предводителями, которые ловят в свои сети неосмотрительных и близоруких, надо разобраться всею строгостью закона. С теми, кто ищет смысла существования или попал в секту по беспечности, — им следует показать ошибочность их путей, не наказывая.

— Армия вызовет сопротивление, — сказал Элодир. — Угроза насилия вызовет у сектантов желание себя защитить.

— Они уже практикуют насилие, — сказал Тириол. Тонкие пальцы мага теребили рукава мантии. — Приносят жертвы, отнимают у эльфов жизнь. Из каждой страны приходят слухи о сектах, предпочитающих сражаться и умирать, чем отдавать себя на милость князя и его воинов.

— И это насилие будет расти, — сказал Бел Шанаар. — Сектанты рассеянны, неорганизованны и представляют собой угрозу в большей степени духовную, нежели физическую.

— Не согласен, — возразил Финудел. — Им помогает Нагарит, и я в этом уверен.

— Уверен, но доказательств нет, — ответил Бел Шанаар. — Вы хотели бы, чтобы я целое княжество объявил вне закона на основании слухов?

— Не слухов, — сказала Атиель, едва сдерживаясь. — Мы находили тела убитых табунщиков. Иные исчезали бесследно. А старейшин отдаленных городов запугивают и убивают.

— А убитых наггароттов — их вы находили после этих набегов? — спросил Элодир.

Атиель и Финудел молчали — видимо, ответа на этот вопрос у них не было. Элодир покачал головой и посмотрел на отца.

— Похоже, что нам не предложено более глубокого проникновения в вопрос, — сказал Король-Феникс. — И мы не ближе к решению, чем были сутки назад.

— Действовать надо, — сказал Имрик. — Секты расцветают из-за бездействия.

— Поспешных решений я принимать не буду, — сказал Бел Шанаар. — Ситуация становится все более неустойчивой, и я не стану ее усугублять без серьезной причины. Твою позицию, Имрик, я обдумаю. Сейчас приглашаю всех к угощению, а вечером к себе.

Имрик готов был спорить и дальше, но, увидев, что другие уже поклонились и повернулись уходить, понял, что аудиенция окончена. Он поступил так же, решив не рисковать вызвать гнев Бел Шанаара, и не произнес тех резких слов, что рвались наружу.

Выйдя из зала, Тиринор жестом поманил Имрика в сторону от остальных, и они вдвоем нашли свободную комнату недалеко от зала аудиенций. На стенах были изображены пейзажи Тиранока, меняющиеся по кругу от мирных летних берегов до суровых зимних бурь.

В комнате стояли мягкие диваны, возле них столики с фруктами, вином и водой. Тиринор взял кувшин и налил золотистое вино в хрустальный кубок, потом вспомнил и предложил налить Имрику; тот отказался.

— Мне нужна ясная голова, — сказал он, опускаясь на скамейку, потом взял с блюда яблоко и впился в него зубами. — Бел Шанаар слишком осторожен. Но чем больше я буду на него напирать, тем меньшего добьюсь.

— Тебя и выбрали за напористость, кузен, — возразил Тиринор. Он глотнул вина, закрыл глаза, через секунду открыл их снова. — А вино действительно хорошее. Как бы то ни было, но сейчас тебя должен волновать не Бел Шанаар. Главная забота — как примут эти предложения другие делегации. Финудел и Атиель тебя поддержат, тут нет сомнений. Тириол, я думаю, тоже, поскольку он против нашего плана возражений не выдвинул. Тебе нужно убедить остальных.

— И как я это сделаю? — спросил Имрик, доедая яблоко. — Ты же видишь, ни одно княжество не желает брать на себя ответственность.

— Тогда покажи им лидерские качества, которых не хватает Бел Шанаару, — предложил Тиринор. — Что, если ты предложишь возглавить армию?

— Вот уж нет, — ответил Имрик, не задумываясь.

— Почему? Ты прирожденный полководец, тебе принадлежит уважение многих князей, если не их дружба.

— Не могу вести воинов других княжеств, — сказал Имрик. — Я им не верю.

— Но ты веришь, что кто-то другой их может повести?

Этот вопрос Имрик оставил без ответа. Его интересовала только безопасность Каледора. А она требовала, чтобы весь Ултуан был очищен от пагубных культов китараев, точно так же, как требовала уничтожения зеленокожих и тех лесных тварей, что угрожали колониям его страны. Эта роль не доставляла ему удовольствия, хотя была предметом гордости. Мысль о прямом подчинении Бел Шанаару ему не нравилась, а перспектива тесного сотрудничества с правителями других княжеств не нравилась еще больше.

— Но ты хотя бы будешь говорить с представителями других княжеств? — спросил Тиринор, наливая себе второй кубок вина. — Если обеспечишь себе их поддержку, у Бел Шанаара не будет иного выхода, как принять наше предложение.

— И как я это сделаю? — спросил Имрик. — Они решат, что Каледор хочет укрепить свои позиции. Им ведь зависть глаза застит.

Тиринор с тяжелым вздохом отставил кубок и скрестил руки на груди.

— Ты жалеешь, что приехал сюда? — спросил он. — Что тебе ни предложи, ты видишь только недостатки. Меня это обескураживает, кузен, и у других будет то же чувство. Ты пробудишь в них отчаяние вместо надежды. Дай эльфам что-то, во что можно верить, на что поло житься. Если ты хочешь добиться успеха, то должен поддержать Бел Шанаара и заставить других поверить, что он может повести за собой народ.

— У меня у самого такой веры нет, — возразил Имрик. — Зачем ты хочешь, чтобы я лгал?

— Ты просто невыносим! — вскинул руки Тиринор. — Зачем ты вообще здесь, если не веришь в возможность успеха?

— Это мой долг.

— И только? Ты не боишься за Ултуан, в котором будет расти твой сын?

— Пока Каледор силен, его это зло не коснется, — сказал Имрик. — А это единственное, что меня заботит.

— Каледор не сможет вечно противостоять всему Ултуану, — сказал Тиринор, поднимая кубок и делая глоток. — Против слухов, подрывающих дух нашего народа, драконы бессильны. Горы — не бастион против вкрадчивой меланхолии и скуки. Если Каледор хочет остаться свободным, надо освободить весь Ултуан.

— Понимаю, — сказал Имрик, немного сбитый с толку раздражением кузена. — Вижу, к чему ты клонишь. При поддержке Каледора Король-Феникс сможет осуществить полномочия, которые он должен получить.

— Так ты будешь говорить с другими?

— Да, — ответил Имрик, вставая. — Но не со всеми сразу. Надо будет говорить с каждой делегацией отдельно. Если они будут втягивать меня в свои перебранки, я не выдержу.

— Тогда я это организую, — сказал Тиринор, допил вино и направился к двери, но остановился, сделав несколько шагов. — Ты, пожалуйста, постарайся вести себя с ними цивилизованно.

Весь день Имрик изо всех сил пытался вести себя цивилизованно, не обращая внимания на завуалированные шпильки в адрес Каледора эльфов из делегаций других княжеств. Он беседовал с каждой группой представителей, описывая каледорский план кампании против сект. В основном говорил Тиринор, подчеркивая важнейшую роль той страны, с делегацией которой шла беседа, давая уверенность, что именно у них будет наибольшая власть. Когда Палтрейн нашел эту пару ближе к вечеру, не менее пяти других стран выразило желание оказать Бел Шанаару поддержку. Но открыто объявлять об этой поддержке не хотел никто.

Как и в прошлый раз, Имрик нашел Бел Шанаара, Элодира, Тириола, Финудела и Атиель в зале аудиенций. Присутствовали еще несколько эльфов, сидевших в огромном амфитеатре скамей вокруг трона Феникса. Имрик сразу подошел к Бел Шанаару.

— Ты принял решение? — спросил он.

— Ты неплохо поработал, — ответил Бел Шанаар. — После нашего разговора у меня тут идет поток посетителей, предлагающих создать сборную армию всех княжеств.

— Я не пускался ни на какие хитрости, — ощетинился Имрик, почувствовав, что его обвиняют в какой-то интриге.

Бел Шанаар улыбнулся, хотя причиной своего веселья поделиться не соблаговолил. Он кивнул Тириолу, и маг поднял пергаментный свиток.

— Это первый проект совместного заявления, — сказал Тириол, протягивая свиток Тиринору. — В нем говорится, что почитание китараев противоречит закону и призывает всех эльфов отречься от этих недобогов.

— И только-то? — спросил Имрик. — А как же армия?

— Не все сразу, — сказал Элодир. — Сперва нужно согласовать действия, которые надлежит предпринять. Когда это будет сделано, можно будет обсудить, какую форму эти действия примут.

— Скоро наступит зима, — сказал Имрик. — Если не ударим сейчас, то сможем выступить лишь следующей весной. Для того чтобы собрать воинов со всего Ултуана, потребуется много дней. Объявлять сбор надо сейчас.

— Твое предположение неприемлемо, — сказал Элодир. — Мы не позволим тебе добиваться согласия других княжеств запугиванием.

— Мы? — Имрик тяжело посмотрел на Бел Шанаара. — Король-Феникс только один.

— И еще я выступаю как князь Тиранока, — сказал Бел Шанаар. — На мне двойное бремя правления. Ты хочешь заставить меня объявить войну моим подданным?

Имрик слышал шум — это входили еще какие-то эльфы, но не посмотрел в ту сторону. Гнев в его сердце сражался с разочарованием. До возвращения в этот зал он думал, что добился прогресса, а на самом деле в ближайшее время очень мало что будет согласовано.

— Капитан Каратриль из Лотерна, ваше величество! — прозвенел по залу голос Палтрейна.

— Благодарю, Палтрейн, — ответил Бел Шанаар, все еще не глядя на вошедших.

Имрик оглянулся через плечо и увидел, что Палтрейн поклонился и вышел, оставив в зале двух эльфов в доспехах цветов Лотерна. Оба с виду были офицерами, но в делегации Эатана Имрик их не помнил и решил, что сейчас это не важно.

— Нам не следует проявлять мягкость, — сказал Имрик, качнув головой. — Народ должен видеть нашу силу.

— Но из них многие скорее жертвы, нежели преступники, — заметил Бел Шанаар. — Они угнетены собственными страхами, а жрецы и жрицы играют на этих страхах и на их горестях. Есть такие, которые искренне не понимают, как низко пали. Здесь замешана темная магия и цели у нее более серьезные, чем то, что видно нам сейчас.

— Тогда надо найти главарей этих сект и допросить их, — предложил Элодир, обращаясь к отцу. — Мы не можем допустить ничем не сдерживаемое распространение этих культов. Иначе наши армии окажутся под угрозой, а про народ я уж и не говорю. Нет! Пусть некоторым это покажется чересчур суровым наказанием, но мы должны выполнять твой закон твердо и беспощадно.

Имрик не ожидал от Элодира такой резкой перемены мнения и не понимал, что за игру затеял молодой князь, но точно знал, что ему она не нравится. Первое чувство было такое, что он предпочел бы возражения князя его поддержке. Правда, Имрик тут же понял, что это мальчишество.

— Прекрасная мысль, Элодир, но кого мы будем преследовать? — спросил Тириол, как всегда, негромко и со значением.

Обдумывая следующие свои слова, маг тонкими пальцами поглаживал свои волосы цвета серебра, и его темно-зеленые глаза внимательно осмотрели всех присутствующих по очереди.

— Мы все знаем, где корень этого зла, но никто не хочет назвать его по имени — Нагарит. Ну, видите? Я произнес это слово, и мир не рухнул.

— Слухи и пересуды — не основание для решительных действий, — возразил Бел Шанаар. — Давайте-ка послушаем наших гостей, вдруг они принесли важные вести.

Король-Феникс и князья оглянулись на несколько растерявшихся пришедших — они не ждали, что их так быстро вовлекут в разговор. Капитан гвардии, представленный как Каратриль, откашлялся и секунду помолчал перед тем, как заговорить.

— Дурные вести я принес, ваше величество, — сказал он негромко. — Мы с моим спутником мчались сюда изо всех сил сообщить вам, что князь Аэлтерин Лотернский мертв.

Новость была и впрямь дурной, и Имрик нахмурился. Смерть правящего князя не могла не вызвать дополнительной задержки.

— К нашему несчастью, великий князь лишился милости богов, ваше величество, — продолжал Каратриль. — Не знаю, как это случилось, но князь Аэлтерин вступил в секту поклонников наслаждений. Как давно это случилось, мы не знаем. Видимо, какое-то время князь действовал в сговоре с темной жрицей Атарты и, пользуясь своим положением, мешал нам раскрыть заговор сектантов. Лишь счастливый случай — его имя, которое произнесла во сне одна арестованная, — направил нас на зловещий путь, приведший к дверям самого князя.

— А почему князь Аэлтерин не стоит перед нами, чтобы защищаться от этого обвинения? — спросил Элодир. — Почему ты не привел его сюда?

— Он убил себя, ваше высочество, — объяснил Каратриль. — Я пытался образумить его, умолял предстать перед судом, но он был охвачен безумием и недоступен доводам разума. Не знаю, что заставило его так поступить, и даже не решаюсь строить предположения.

— Князь-правитель в сговоре силами зла? — тихо спросил Тириол, обернувшись к Королю-Фениксу.

Имрик при этой мысли досадливо зарычал про себя. Каледриан намекал на возможность такого оборота событий, но горестно было слышать, что его опасения подтвердились.

Тут же он подумал о других придворных и о том, кому из них — если вообще кому-нибудь — можно доверять.

— Ситуация серьезнее, чем мы предполагали, — сказал Тириол. — Когда разойдется весть о падении Аэлтерина, во многих сердцах воцарятся страх и подозрительность.

— Именно этого и хотят создатели этой тьмы, — ответил Бел Шанаар. — Когда нельзя будет более доверять правителям княжеств, к кому обратятся граждане? От предательства тех, кто облечен властью, ужаснутся умы, и все больше эльфов потянутся к сектам.

— Но при чем тут остальные князья? — спросил Имрик, а его глаза тем временем выискивали признаки двуличия на лицах собеседников.

— Предательство князя Аэлтерина бросает тень на всех князей, — сказал Бел Шанаар, горестно качая головой. — Как нам действовать совместно, если те, кому мы верим, могут быть нашими тайными врагами? Но, чтобы увести наш народ от искушений сект, нам необходимо единство.

— Если мы позволим разобщить нас, это породит ужасную анархию, — поддержал его Тириол, расхаживающий взад-вперед рядом с троном короля. — Правление в наших княжествах все еще очень непрочно, и лучшие из наших вождей сейчас за пределами этих берегов, в колониях за океаном.

— Лучший из наших вождей сидит сейчас на этом троне, — сказал Элодир, сузив глаза.

— Я говорю обо всех вождях, а не об одном, — ответил Тириол, успокаивающе подняв руку. — И я желал бы, чтобы здесь был князь Малекит — кто, как не он, должен улаживать проблемы своего народа в Нагарите. Не хотелось бы в его отсутствие вести расследования в пределах его княжества.

— Ну, Малекита здесь нет, а мы есть, — резко сказал Бел Шанаар и провел рукой по лбу. — Но это все не столь важно. Тириол, какой совет дадут нам маги Сафери?

Князь-маг остановился и повернулся к Королю-Фениксу — не лицом, а всем корпусом. Руки он сложил на груди, упрятав их в рукава объемистой мантии, и задумчиво поджал губы.

— Вы, ваше величество, правильно говорили о темной магии, — сказал Тириол. — Наши предсказатели чувствуют, как у портала собирается энергия зла. Она копится в Кольцевых горах, откуда ее черпают жрецы культов. Варварские обряды служат питанием для ветров зла. Является это целью сект или же непредусмотренным результатом этих обрядов, мы не знаем. Магия их сильна и опасна, и не подвластна никому из магов.

— А разве нельзя эту темную магию разрушить? — спросил Имрик.

Он подумал о жертве своего деда, навечно пойманного порталом, чтобы сражаться там с силами Хаоса.

— Портал отчасти рассеивает ее мощь и в конце концов очистил бы ветра, если бы эту темную магию не продолжали питать, — пояснил Тириол. — К сожалению, мы ничего не можем сделать для ускорения этого процесса — только заставить секты прекратить свою практику.

— И мы снова возвращаемся к нашему главному вопросу, — вздохнул Бел Шанаар. — Как нам избавиться от этих сект?

— Решительными действиями, — пробурчал Имрик. — Собрать князей, разослать им приказы собрать войска. И вычистить эту заразу огнем и мечом.

— То, что ты предлагаешь, грозит гражданской войной, — предостерег Тириол.

— А сидеть сложа руки грозит не меньшей бедой, — возразил Элодир.

— И ты повел бы эту армию, Имрик? — спросил Бел Шанаар, поворачиваясь к Имрику и глядя на него в упор.

— Нет, — ответил он резко. — Каледор пока что свободен от этой заразы, и я буду охранять его покой.

— В Сафери испытанных полководцев нет, — пожал плечами Тириол. — Я думаю, и другие княжества тоже не захотят рисковать открытой войной.

— Так кто же будет командовать борьбой с этими сектами? — спросил Элодир, почти не скрывая раздражения.

— Капитан Каратриль! — произнес Бел Шанаар, и Каратриль вздрогнул от неожиданности.

— Как я могу служить вам, ваше величество? — спросил он.

— Я освобождаю тебя от обязанностей капитана гвардии Лотерна, — объявил Бел Шанаар, вставая. — Ты верен и надежен, предан нашему народу, сохранению мира и справедливому правлению. С этой минуты я назначаю тебя моим герольдом, вестником Короля-Феникса. Ты понесешь мои слова князьям четырнадцати княжеств. Я должен знать, кто из них желает уничтожить секты, эту опасность, грозящую нам разделением нашего народа и гибелью нашей цивилизации. Мы должны раз и навсегда уничтожить этих неверных почитателей ложных богов. Князь, спасший нас от этой тьмы, получит благодарность всей земли и трона.

Имрик увидел, что Тиринор поднял брови при этом беспрецедентном заявлении.

— Приятно видеть эту перемену твоего настроения, — сказал Финудел. — Какая причина его вызвала?

— Смерть князя, — ответил Бел Шанаар. — Отныне у нас нет пути, что не был бы скрыт темнотой. И чем дольше мы будем ждать, тем длиннее будет путь, и Имрик прав. Наше положение резко ухудшилось, и кто знает, какое новое течение из Нагарита может перекинуться в другие княжества. Мы должны действовать быстро, пока нас не покрыла тьма, и мы не можем дать нашим врагам целую зиму для подготовки отражения нападения.

— Но командующего у тебя все равно нет, — напомнил Тириол.

Все глаза обернулись к Имрику.

— Нет, — сказал каледорец. — Есть другие, кто воевал в колониях. Есть даже князья, воевавшие рядом с Аэнарионом. Пусть они ведут твою армию.

Не желая дальше обсуждать этот вопрос, Имрик решительно вышел из зала, довольный, что достиг своей цели. Тиринор поспешил за ним и догнал сразу за дверями.

— Отличная возможность для Каледора, — сказал он. — Имрик, будь разумен. Ты же знаешь, что князья выберут командующего из своей среды и с этой должностью связан огромный почет. Вырастет сразу и важность, и оценка нашей страны. Бел Шанаар близится к концу своего естественного срока, и есть уже князья, готовые заявить претензии на трон Феникса.

— А я здесь при чем? — спросил Имрик.

— Подумай, чего может достигнуть Каледор, если следующим Королем-Фениксом станет Каледриан?

Имрик резко остановился и обернулся к Тиринору:

— Это единственная причина? Или тебя интересует твой собственный престиж? Каледору не нужен трон Феникса, чтобы быть величайшим из всех княжеств.

— Суровые обвинения выдвигаешь, кузен, — ответил Тиринор, хотя по смущенному лицу было видно, что такая мысль была. — Усиление Каледора к выгоде всех наших князей — и твоей в том числе.

— Мне не нужно больше того, что у меня уже есть, — сказал Имрик, снова пускаясь размашистым шагом по коридору. — Нужна была бы мне лишняя слава, я бы вызвался командовать армией Бел Шанаара.

— Ты думаешь только о себе, а о своих братьях забываешь.

— Да, я такой, — ответил Имрик. — Став взрослым, я всегда делал все, что меня просили, не жалуясь. Почти всю жизнь я провел, добывая Каледору богатство и славу. И сейчас хочу видеть, как растет и учится мой сын. Может быть, даже подарить ему брата или сестру.

Возмущенный Тиринор зашагал прочь, а Имрик вышел из дворца один. Он пересек площадь за дворцами и приблизился к дому, отведенному для каледорской делегации. Старший слуга Латинориан встретил его сразу у дверей.

— Прибыл гонец от князя Каледриана, — сказал слуга. — Он ждет во второй комнате.

— Я не буду ничего писать, — ответил Имрик. — Отправь его назад к Каледриану с известием, что у нас все получилось. Остальное расскажу сам, когда вернусь.

— Мы скоро уезжаем, князь? — спросил Латинориан. — Начинать сборы сегодня?

— Уезжаем завтра, — ответил Имрик. — Надоел мне Тор Анрок.

С этими словами он направился наверх, в спальню, велев не беспокоить.

Ничто не нарушало мыслей Имрика. Он глядел в окно на Анатерию с Титаниром: мальчик держал деревянные меч и щит и под руководством Келебрита наносил удары по соломенному чучелу, установленному в середине лужайки. Мальчик настоял, чтобы ему разрешили упражняться с мечом. Анатерия беспокоилась, что сын может быть увлечен речами о темных культах и войнах, заполнившими последнее время коридоры дворца, но Имрик не собирался отказывать сыну в его желании.

Князь знал, что такая мирная сцена — вещь необычная. В Тор Калед то и дело приезжали герольды того или иного княжества, чтобы склонить Каледриана или кого-нибудь из его князей стать полководцем армии Короля-Феникса. Все эти предложения были отклонены. Каледриан не больше Имрика желал покидать в эти тревожные времена свое княжество, а всем прочим князьям запретил соглашаться на этот призыв. Он настоятельно требовал — при поддержке Имрика, — чтобы Каледор не втягивался в политическую возню с этой новой армией. Когда найдут полководца, княжество отправит столько воинов, сколько от него потребуют.

Тиринор и Дориен с этим спорили, и не без оснований. Они заявляли, что глупо давать другим княжествам выбирать полководца без учета мнения Каледора. Если каледорским воинам предстоит сражаться, то князья должны знать, за кем им придется идти. Каледриан спросил Имрика, согласен ли он вернуться в Тор Анрок и принять участие в обсуждении выбора. Имрик ответил простым «нет».

Однажды вернувшись и будучи тут же отосланным снова, Имрик твердо решил, что на этот раз его ничто от семьи не оторвет. Отношения с Анатерией стали намного лучше, а Титанир все больше восхищался отцом. Имрик не собирался рисковать достигнутым, покидая их снова, пусть даже ненадолго.

Увлеченный видом упражняющегося сына, Имрик не обратил внимания на звук открывшейся за спиной двери, решив, что это слуга, и с удивлением обернулся на голос старшего брата:

— Имрик, мне нужно с тобой поговорить.

Правитель Каледора был в мрачном настроении, и по выражению лица брата было понятно, что предстоящий разговор его не радует.

— О чем? — спросил Имрик. — И ты мог за мной послать.

— Это разговор не между правителем и князем, а между двумя братьями, — ответил Каледриан, садясь в кресло и глядя не на Имрика, а мимо него, в окно. — Ко мне прибыл Каратриль, герольд Короля-Феникса. Князья наконец-то собираются в Тор Анроке, чтобы выбрать главнокомандующего. Но не только это. Ширятся слухи, что в Нагарите идет открытая война между Морати и теми, кто хочет положить конец ее правлению.

— Новости невеселые, но их следовало ожидать, — сказал Имрик, поворачиваясь спиной к окну и опираясь на подоконник. — И что?

— Я хочу, чтобы ты поехал в Тор Анрок. — Каледриан отвел глаза и опустил их.

— Нет. Езжай сам. Или пошли Дориена или Тиринора.

— Я ехать не могу, — ответил Каледриан. — Дориен своей поспешностью загубит все, чего мы достигли, а Тиринор слишком рвется согласиться с Бел Шанааром. Получается, что должен ты.

— Почему ты не можешь? Другие правящие князья этого ждут.

— И хотят свести старые счеты. Процветание Каледора я защитил не тем, что очаровывал соседних правителей. Мое присутствие будет так же губительно, как и Дориена.

— Ты сказал, что ты пришел как брат, а не как властитель. А твои слова звучат как приказ.

— Это не приказ, — ответил Каледриан. — Я не стану заставлять тебя ехать.

— Да и не смог бы, — заметил Имрик.

— Сейчас будет не так, как в прошлый раз, — пообещал Каледриан. — Бел Шанаар вот-вот добьется соглашения между княжествами, чтобы навести порядок в Нагарите. Это куда больше, чем просто кампания против сект. Король-Феникс хочет объединить другие княжества и заставить Нагарит вести переговоры. Если Каледор не будет присутствовать, то остальные заартачатся — так считает Бел Шанаар.

— Что сталось с твоим обетом не вмешиваться в дела других княжеств? — спросил Имрик. — Теперь ты говоришь о вторжении.

— Это не то, чего я желал, а то, к чему нас вынуждают. — Он подошел, положил ладонь на руку Имрика. — А теперь, когда стало известно о предательстве Аэлтерина, другие князья будут доверять друг другу еще меньше. Но никто не сомневается в верности Каледора и его князей. Все знают, что мы никогда не подпадем под влияние Нагарита. И более того: их уважение к нам возрастает именно благодаря тебе, хотя мало кто готов это признать. Брат мой, мы на грани войны, и мне нужна твоя помощь. Твое присутствие подбодрит наших сторонников и заставит замолчать тех, кто не хочет действовать.

Имрик освободил руку и стал смотреть в окно. Там Титанир неуклюже нападал на чучело, а Келебрит помогал ему направить удар.

— Что за мир увидит твой сын? — сказал за его спиной Каледриан. — Наш дед отдал жизнь, чтобы защитить нас от демонов. Наш отец поверил в Бел Шанаара и пожертвовал собой ради процветания княжества. То, что прошу я, — цена куда меньшая: всего лишь малая часть твоего времени.

Упоминание предков Имрика разозлило, но возразить против слов Каледриана было нечего. Какую он может назвать причину для отказа? Все они звучали пустыми отговорками, да и на самом деле были ими, и Имрик презирал себя, что за них цепляется. Но факт оставался фактом: он не хочет быть послом Каледора и еще меньше хочет быть вовлеченным в войну с наггароттами.

А столкновение с ними неизбежно. Даже если Бел Шанаару не хватит мужества выступить против Нагарита непосредственно, все равно искоренение сект будет ударом по самолюбию наггароттов. Если хотя бы половина слухов о борьбе в Нагарите верна, то это княжество никак не назовешь стабильным.

Глядя на Титанира, изображающего из себя воина, Имрик вдруг почувствовал отвращение. Да, он хочет, конечно, чтобы сын вырос, умея обращаться с луком, копьем и мечом, но какое он имеет право делать выбор за сына? Существует вероятность, что Бел Шанаар сдаст назад, откажется от идеи уничтожить секты и привести наггароттов к покорности. Пятьдесят лет назад князь Малекит бросил свой народ. И за эти пятьдесят лет многое могло там измениться.

— Еду, — сказал Имрик. Костяшки пальцев, вцепившихся в подоконник, у него побелели. — Сегодня. Долгие проводы — лишние слезы.

— Я люблю тебя, брат. Никого другого об этом не попросил бы, — сказал Каледриан, кладя руку Имрику на плечо. — Проследи, чтобы Бел Шанаар довел эту кампанию до конца, и помоги князьям выбрать хорошего полководца. После этого я ни о чем тебя уже не попрошу.

В искренности намерений Каледриана сомнений не было, но Имрик понимал, что такое обещание сдержать не удастся. В Ултуане вот-вот разразится война, и пока она не закончится, покоя не будет ни Имрику, ни любому другому князю.

Обстановка в Тор Анроке была еще более нервной, чем даже в прошлое посещение Имрика. Тиринора и Дормена он оставил дома, чтобы не отвлекали. Они стали обиженно возражать, как Имрик и ожидал, пока он не сказал им напрямик, что считает их присутствие для себя обузой. Дориен слегка смягчился от просьбы Имрика остаться опекуном Анатерии и Титанира, потому что у него самого не было семьи, требующей забот. Тиринор оказался упрямее, и уладить вопрос удалось лишь приказом Каледриана остаться.

Многое уже было обговорено до прибытия Имрика, чему он был рад. Набравшись решимости провести кампанию против приверженцев темного культа, Бел Шанаар был весь устремлен к этой цели, вопреки нехорошим предчувствиям Имрика и Каледриана.

Несколько князей уже объявили, что выставят воинов для этой кампании. Если все пройдет хорошо, князья из Каледора не потребуются: много-много лет прошло с тех пор, как драконы Каледора воевали над землей Ултуана, и все княжества предпочли бы, чтобы это так и осталось. Использование драконов в борьбе против рассеянных мелких сект не только нецелесообразно, но еще и разозлит наггароттов и побудит их действовать.

Так что Имрик проводил время в зале Бел Шанаара и слушал, как дворянин за дворянином и князь за князем выставляли своих воинов ради общего дела и заявляли претензии на командование. Почти всем тут же следовал вежливый, но решительный отказ от Короля-Феникса и князей: эти вожди вообще не видели битвы. Это была трудность общая для всех княжеств: наиболее воинственные солдаты и самые успешные командиры давно покинули эти берега ради приключений, связанных с захватом и защитой колоний.

На второй день после его прибытия ко двору, явились Финудел и Атиель и обещали поддержку Эллириона.

Тириол принес обеты от имени Сафери и предложил на службу общему делу свое искусство мага. Князья Ивресса, Крейса и Котика откликнулись на зов Бел Шанаара, предложив свои услуги.

Но при всех этих воинственных разговорах оставались два вопроса: кто поведет армию и куда она будет послана? Казалось, что между князьями все время идет борьба — тихая, но не менее напряженная, чем битва армий. В лагерях разных княжеств возникло разделение: те, кто предоставил войска, ожидали первыми получить выгоды, а остальные видели положительную сторону в том, что не по ним прежде всего ударит война.

Снова и снова Имрик отказывал всем, кто предлагал выдвинуть его полководцем армии Короля-Феникса. И снова эту идею предложил Финудел через два дня после своего приезда.

— Никто из нас не подходит для этой чести так, как ты, — сказал эллирионский князь, когда в зале Бел Шанаара опять собрался совет. — Если не считать разве что подвигов Малекита, никто в недавней истории не совершил военных деяний более великих.

— Даже если так, то сейчас не моя очередь, — ответил Имрик.

Реплика была встречена смешками, но Имрик нахмурился, показывая, что шутить не думал. Смех стих.

— Может быть, уговорим Аэрентиса? — предложил Тириол. — Как страж Атель Марайи он искушен в войне.

— Он уже отказался, — с тяжелым вздохом ответил Бел Шанаар. — И Титериун, Менатиус, Орландрил и Кателлион.

— Тогда, если никто не возьмет на себя это бремя, придется мне, — сказал Элодир.

— Благородное предложение, но я его принять не могу, — ответил Король-Феникс. — Я уже говорил тебе, что полководец не должен быть из Тиранока. Если армия будет вести войну от моего имени, командовать ею следует князю другого княжества, чтобы не было обвинений, будто я возвышаю свое княжество над другими.

— Должен же быть какой-то способ решить этот вопрос, — сказал Финудел. — В Эллирионе двадцать тысяч всадников и десять тысяч копьеносцев ждут команды. Кто же их поведет?

— Это замечательно, что эллирионские повелители коней готовы выступить, — сказал князь Батинаир из Ивресса. — Но против кого, дорогой мой Финудел? Вряд ли можно провести кавалерию по всем деревушкам и городкам Ултуана.

— А не хотите ли вы нарушить согласия между княжествами для свой выгоды? — добавил Каладриан — тоже ивресский дворянин. — Не тайна, что последнее время богатства Эллириона тают. Война на руку тем, кому нечего терять, ее тяжесть ложится на тех, у кого есть средства. Наши усилия за океаном приносят нам богатство и колониальные товары — полагаю, Эллирион этому завидует.

Финудел готов был ответить, и гневные морщины появились у него на лбу, но Атиель быстро положила ладонь ему на руку, останавливая его.

— Не стану отрицать, что мы не процветали последние годы так, как некоторые, — ответила эллирионская княжна. — Частично потому, что мы, Внутренние княжества, должны платить пошлины Лотерну, чтобы наши корабли пропускали в Великий океан. Я подозреваю, что Внешние княжества обладают монополией на торговлю только благодаря этим пошлинам.

— Давайте не будем заниматься географическим крючкотворством! — презрительно улыбнулся князь Лангарел из рода Харадринов в Лотерне. — Морские ворота нужно охранять, и наш военный флот делает это к общему благу. Так что понятно, что все мы должны вносить вклад в издержки на эту оборону.

— И от кого же вы нас обороняете? — возмутился Финудел. — От людей? От дикарей, живущих в хижинах, едва умеющих переплыть реку, а отделяет нас от них океан? От гномов? Они счастливы в своих горах и пещерах. От рабов Древних? Их города лежат в развалинах, а цивилизацию поглотили жаркие джунгли. Никому не нужен ваш флот — пустое развлечение лотернской знати, позолоченное трудом всех прочих княжеств.

— Обязательно ли каждый день вываливать передо мной все старые распри и обиды? — спросил Бел Шанаар, спокойным голосом прорезав крик князей. — Этой перебранкой мы ничего не выиграем, а потеряем все. Пока мы торгуемся за трофеи из растущих колоний, наши здешние города пожирает упадок и секты запретных богов. Вы хотите, чтобы мы оторвались от корней и устроились на новых ветках наших княжеств? В мире хватит богатств для нас для всех, если мы бросим мелочные дрязги.

— Сила сект растет — это очевидно, — сказал Тириол, сидящий на одной из самых нижних скамей амфитеатра.

Все глаза повернулись к нему, ожидая, что он скажет.

— Портал пока сдерживает напор темной магии, но она собирается в горах. На вершинах гор видели странных противоестественных тварей, порожденных силой Хаоса. Не все эти твари были вычищены клинком Аэнариона и порталом Каледора. Отвратительные монстры все еще обитают в диких местах. Темная магия питает их, увеличивая их силу и хитрость. И уже сейчас перевалы становятся все опаснее для путников. Зимой, когда охотники и солдаты не смогут сдерживать растущее число этих тварей, что тогда? Мантикоры и гидры спустятся на равнины и станут нападать на усадьбы и уничтожать деревни? Если мы позволим сектам плодиться беспрепятственно, даже портал не справится с ними и мир вновь рухнет в век темноты и демонов. Есть здесь хоть один, кто готов предупредить его приход?

Князья стояли молча, переглядываясь друг с другом и стараясь не смотреть на Короля-Феникса. Имрик ощутил на своих плечах всю тяжесть их ожидания. Он знал, что этот момент наступит, и делал все, что в его силах, чтобы его избежать.

Закрыв глаза, он представил себе своего играющего сына, собираясь с силами ради долга, который вот-вот ляжет ему на плечи. И открыл рот, чтобы ответить.

— Возможно, у одного из князей есть такое желание, — раздался голос, отдавшийся эхом по залу аудиенций.

Глубокий, твердый и властный голос.

Шепот и восклицания пробежали по залу. Имрик открыл глаза.

Пришелец решительно шагал по покрытому лаком паркету, стук его сапог разносился по залу громом военных барабанов. Одет он был в длинную кольчужную юбку, спереди — золотой нагрудник с изображением дракона, подобравшегося перед атакой. С его плеч свисал угольно-черный плащ, прихваченный застежкой в виде золотой розы с черным самоцветом. На согнутой в локте руке он нес высокий военный шлем, увенчанный странным обручем темно-серого металла с выступающими шипами. Златотканная лента придерживала спадающие на плечи заплетенные в косы волосы цвета воронова крыла, перехваченные костяными колечками с вырезанными рунами. Взгляд темных пронзительных глаз заставлял князей и придворных ежиться. Вошедший излучал мощь, энергия и напор окружали его, как окружает фонарь излучаемый им свет.

Князья расступились перед ним, будто волны перед носом корабля, подбирая плащи и наступая друг другу на полы в желании поскорее отойти с его дороги. Некоторые скованно поклонились или кивнули в бессознательном почтении, когда он прошел мимо них и встал перед Королем-Фениксом. Левая рука в черной кожаной перчатке лежала на золотом навершии меча, вложенного в эбеновые ножны на поясе.

Имрик почувствовал, как в нем схватились при виде вошедшего князя облегчение и гнев: облегчение — что бремя вождя желает взять на себя другой. Гнев — что он не сделал этого раньше.

— Князь Малекит, — ровным голосом произнес Бел Шанаар, поглаживая тонким пальцем нижнюю губу. — Знай я раньше о твоем прибытии, я подготовил бы подобающую встречу.

— Нет необходимости в церемониях, ваше величество, — ответил Малекит тепло и приветливо, манеры его были гладки, как бархат. — Я решил, что лучше приехать неожиданно, чтобы наши враги не проведали о моем возвращении.

— «Наши враги»? — переспросил Бел Шанаар, обращая к князю ястребиный взор.

— Даже за океаном, воюя с кровожадными тварями и жестокими орками, я слышал о горестях, что поразили нашу родину, — пояснил Малекит. Помолчав, он повернулся к князьям и их советникам. — Бок о бок с гномами и рядом с их королями мы с моими товарищами сражались за безопасность наших новых земель. У меня были друзья, отдавшие жизнь ради защиты колоний, и я не допущу, чтобы их гибель была напрасной, чтобы наши города и наш остров превратились в развалины, пока мы воздвигаем сверкающие башни и мощные твердыни во всю длину и ширину мира.

— И ты вернулся к нам в час нужды, Малекит? — надменно спросил Имрик и встал перед Малекитом, скрестив на груди руки. Подчеркнуто театральное явление наггароттского князя подвело итог всему, что думал Имрик о сыне Аэнариона.

— Наверное, ты слышал и о том, что больше всего нас тревожит, — негромко заговорил Тириол. Он поднялся, подошел и встал между Малекитом и Имриком. — Мы хотели бы по всему Ултуану объявить войну этому вероломному злу. По всему Ултуану.

— Затем я и вернулся, — ответил Малекит, на проницательный взгляд мага ответивший своим пронзительным взглядом. — Нагарит терзается этим злом не менее других земель, и иногда даже более, как я слышал. Мы — один остров, одно большое королевство, которым правит Король-Феникс, и Нагарит не станет против него бунтовать. Равным образом не будем и мы терпеть черной магии и запретных обрядов.

— Ты наш величайший полководец и самый блестящий стратег, князь Малекит, — сказал Финудел.

Имрику такая резкая смена преданности не слишком понравилась.

— Если все присутствующие согласны, возьмешь ли ты знамя Короля-Феникса и возглавишь ли битву против этой мерзости? — продолжил с робкой надеждой Финудел.

— Из всех князей ты обладатель самой благородной крови! — подобострастным до слезливости голосом выпалил Батинаир.

Имрик с отвращением встряхнул головой, чего никто не заметил — все глаза смотрели на Малекита.

— Ты сражался против тьмы плечом к плечу с отцом, ты снова можешь вернуть свет в Ултуан! — не унимался Батинаир.

— Эатан с тобой! — пообещал Харадрин, прижимая к груди сжатый кулак.

Имрик отступил в сторону, отстраняясь от хора просьб, в котором слились собравшиеся князья и придворные. Но они замолчали, как только Малекит поднял руку. Князь наггароттов повернулся к Бел Шанаару, но ничего не сказал.

Король-Феникс сидел задумчиво, поджав губы, сплетя под подбородком тонкие пальцы. Потом он посмотрел на суровое лицо Имрика и приподнял бровь в знак вопроса.

— Если такова воля Короля-Феникса и его двора, Каледор не будет чинить препятствия князю Малекиту, — медленно произнес Имрик, повернулся и вышел из зала.

Вести о возвращении Малекита Имрик доставил в Тор Калед с тяжелым сердцем. Момент был подгадай так удачно, что Имрик заподозрил: а не приложил ли руку наггароттский князь к возвышению этих сект? Слишком уж, казалось ему, точно вышло, чтобы это было совпадение. Как-то все это попахивало подстроенностью, созданной и осуществленной ради дальнейшего возвеличения Малекита.

Свои соображения он изложил Каледриану, хотя брат и выразил некоторое облегчение, что Малекит восстановит в Нагарите порядок. Правитель Каледора созвал наиболее могущественных дворян своего княжества для обсуждения, как поступать ввиду этих событий.

— Нам нет нужды ввязываться, — заявил совету Имрик. — Малекит взял эту обязанность на себя. Пусть сам наводит порядок в своем взбунтовавшемся народе.

— А я считаю, что нам не следует давать Малекиту действовать безо всякого надзора, — сказал Тиринор. — С мандатом Бел Шанаара и с благословения других княжеств он может злоупотребить такой властью. Если Каледор выставит свою часть армии — силу, равную малекитовским ветеранам, — равновесие будет сохранено.

— Мысль разумная, но ничего из этого не получится, — ответил Каледриан.

— Почему так? — спросил Тиринор.

— Кто здесь согласен драться вместе с Малекитом? — спросил Каледриан собравшихся князей и дворян.

— Я не стану, — ответил Имрик, и было видно, что все думают так же.

— Я не обнажу клинка под наггароттским знаменем, — сказал Дориен. — Сражаться вместе с северными отбросами — оскорбление памяти Укротителя Драконов.

Каледриан обернулся к Тиринору — он показал, что хотел.

— А ты, кузен? — спросил правитель.

Тиринор посмотрел на других членов совета и покачал головой.

— Значит, вопрос снят. Ни один дом Каледора не вступит в армию Бел Шанаара, и драконы не будут летать в небе Ултуана.

— Это выбор ваш, и только ваш, — сказал до сих пор молчавший Хотек. — Но пусть Каледор все же окажет какую-то поддержку армии Малекита, иначе наше княжество обвинят в забвении долга перед Королем-Фениксом.

— У тебя есть предложение, Хотек? — спросил Каледриан.

— Мы можем помочь оружием, — ответил жрец Баула. — Как сделал когда-то твой дед для Аэнариона: пусть твоим даром Бел Шанаару будут изделия искусников Наковальни Баула.

Каледриан обвел глазами совет — все кивали.

— Да будет так, — сказал он. — Так что должен сделать я?

— Тебе ничего не надо делать, — ответил Хотек. — Я от твоего имени прослежу за ковкой и доставкой. Будет неплохо, если ты поедешь со мной в святилище сделать подношение жрецам.

— Конечно, — ответил Каледриан. — Все, что вы пожелаете, — вам.

— Баулу, — поправил его Хотек.

— Да, Баулу, — быстро согласился Каледриан.

Хотя дальше начались беспокойные времена, путь, выбранный князьями Каледора, оказался самым мудрым. Сперва до них дошли тревожные вести с севера: первая попытка Малекита восстановить в Нагарите свое правление потерпела крах.

Каледриан и Имрик и другие князья узнали об этом от герольда Каратриля, который был рядом с Малекитом в этом неудачном предприятии.

Поражение Малекита вызвало в Каледоре некоторый настороженный испуг, но сильные и мудрые мужи княжества снова решили не вмешиваться в войну. Первая партия оружия из Наковальни Ваула — шесть мечей с зачарованными рунами, — была закончена и доставлена с должными церемониями к Бел Шанаару. Дар был благосклонно принят, хотя Король-Феникс был огорчен, что драконьи князья сами не помогли в битве.

Хотя первая вылазка Малекита в Нагарит едва не кончилась катастрофой, о противнике удалось узнать многое. Воодушевленные подтверждением своих предположений, другие князья удвоили усилия по искоренению сект в своих городах и местечках, объявив их вне закона. И послали еще больше войск Малекиту, который планировал весной новое наступление.

Имрик в эти тусклые зимние дни имел возможность забыть тревоги севера и много времени проводить с Титаниром. В отличие от своих братьев и других князей он абсолютно не интересовался новостями о делах Малекита, раз и навсегда решив, что не станет участвовать в разворачивающейся войне.

Однажды он взял с собой сына в горы, на пики над Тор Каледом, показал ему вид на город и рассказал легенды об основании города прадедом Титанира.

— Кровь наша в этих скалах, — сказал Имрик, топнув ногой по заиндевелому камню. — Под ними — огонь гор и пещеры драконов. Из шахт в этих горах добыт первый итильмар. Каледор Укротитель Драконов отнес этот чудесный металл кузнецам Ваула, и они по его заказу сделали меч, щит и доспехи для Аэнариона.

— И еще другое оружие? — спросил мальчик.

— Да, но позже. Первое было для Аэнариона, который прошел через пламя Азуриана и возродился. Потом Каледор рассказал, как сделать для него жезл из золота, серебра и железа. А для его сына Менита, моего отца, на наковальне бога-кузнеца был выкован меч.

Имрик вынул меч из ножен, и лезвие блеснуло итильмаровыми инкрустациями в виде рун, означающих остроту и смерть. В руке Имрика меч весил не более перышка, и так остро было его лезвие, что невесомые снежинки разваливались на нем надвое.

— Вот этот меч. Латраин, Несущий ярость, — сказал Имрик. — Он присел, взял руку Титанира и сомкнул ее на потертой рукояти, держа меч вместе с ним. — Твоему дяде, Каледриану, твой дед завещал княжество. Другому твоему дяде, Дориену, подарил штандарт Каледора. А мне завещал этот клинок. С ним в руке он погиб. И владеть им — величайшая честь, возможная в Каледоре, но владеть им — значит нести честь княжества.

— Сколько демонов сразил дед? — спросил Титанир с широко раскрытыми глазами.

— Без счета, — ответил Имрик.

— А орков, а чудовищ?

— Неисчислимо.

Мальчик не отводил восхищенного взгляда от меча. Протянул было палец к лезвию, но Имрик его остановил.

— Лезвие никогда не точили, — сказал князь. — Смотри.

Он взял меч в руку и встал. Показал на скальный выход, припорошенный снегом, и без малейшего усилия взмахнул мечом. Латраин срезал верхушку, и та покатилась вниз по склону. Титанир радостно засмеялся.

— Еще что-нибудь срежь! — крикнул мальчик.

— Нет. — Титанир убрал клинок в ножны. — Это не игрушка.

Губа Титанира задрожала, глаза наполнились слезами.

— Я хочу посмотреть, как он еще что-нибудь разрежет, — сказал он, готовый заплакать.

— Когда-нибудь он будет твоим, и ты поймешь, почему им нельзя играть, — сказал Имрик, притягивая к себе мальчика и обнимая его.

— Но…

Слова застыли у Титанира в горле под немигающим взглядом Имрика.

— Не спорь со мной, — сказал Имрик. — Твоя мать слишком снисходительна.

Они пошли обратно, держась за руки, и мальчик все время шаркал ногами и надувал губы. У Имрика ныло сердце при взгляде на печаль сына, но он ничего не мог придумать, что облегчило бы детское разочарование Титанира.

Оно напомнило Имрику давние дни его юности, когда отец уезжал. Он тогда прилежно учился, мечтая показать Мениту во время его редких возвращений, как много он узнал. Отец его хвалил в таких случаях, но не забывал напомнить об обязанностях, которые налагает звание князя Каледора. Он помнил, как отец говорил ему, что хотя наследник — Каледриан, Имрик из трех братьев самый сильный. Когда Каледриан будет править, Имрик станет защитником семьи.

Это были самые счастливые воспоминания, и Имрик улыбнулся, потянув мальчика за руку, чтобы привлечь его внимание. Титанир посмотрел на него хмуро, и так похоже на самого Имрика, что отец не мог не рассмеяться. От этого мальчик еще сильнее надулся, но, когда он хотел отодвинуться, Имрик ласково привлек его к себе.

— Хочешь посмотреть на драконов? — спросил он.

В ответ раздался бессловесный вопль восторга, и все мысли о волшебных мечах выдуло у мальчика из головы.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Разгорается пламя

Поход к логову драконов — экспедиция непростая, и Имрику пришлось ждать до весны по решительному настоянию супруги. Титанир всю зиму маялся нетерпением, каждый день спрашивая отца, поедут ли они сегодня к драконам. Разочаровывающие ответы он воспринимал с достоинством, требующим напряжения всех его сил: боялся, что, если будет слишком шумно горевать, предложение отменится.

Хотя Имрик старался избегать новостей из-за границ Каледора, все-таки он не мог не слышать об усилиях соседних княжеств от своих родных и других знатных эльфов. Служители темного культа восстали против князей, принеся в деревни и города пожары, смерть и анархию. Секты обнаружились даже в Тор Анроке, но Каледор оставался незаряженным.

Когда первое весеннее солнце коснулось Анул Каледа, высящегося над городом, Имрик объявил, что погода достаточно хороша для путешествия к пещерам драконов. Он не знал, что в тот же момент двинулась в путь еще одна экспедиция: армия князя Малекита перешла Кольцевые горы, направляясь к наггароттской столице Анлек для схватки с матерью князя.

Дориен и Тиринор двинулись вместе с семьей Имрика, и с ними еще несколько семейств дворян, чьи сыновья еще не видели драконов своей родины. Лицезреть этих созданий в логовах было правом по рождению и привилегией, принадлежащей лишь дворянству Каледора, поэтому поездке предшествовали разнообразные церемонии и празднества.

Пять дней шел караван по вьющейся тропе к высоким горным перевалам: дневной путь для дракона, мрачно думал Имрик, когда его карету мотало и шатало на неровной дороге. Десятки фургонов везли семьи и слуг, и над каждым реял зелено-красный флаг Каледора.

Каждое утро дети просыпались с рассветом и с надеждой вглядывались в облачное небо, надеясь в первый раз увидеть дракона, но ничего крупнее хищных птиц им не попадалось. Тучи становились тяжелее, к ним присоединялись дымы и пары вулканов. Камень стал темно-серым; караван полз по древним лавовым потокам, поднимаясь все выше и выше.

К концу пятого дня экспедиция подошла к долине Драконов — суровому ущелью, залегшему в горах Драконова хребта. В склонах разинутыми ртами зияли сотни входов пещер, из многих выходили клубы пара и дыма и лениво спускались в долину.

Дальше надо было идти пешком. Дориен нес украшенный золотом длинный музыкальный инструмент из рога дракона. Князья и их молодые подопечные остановились посреди долины возле груды блестящего камня.

Дориен поднял рог к губам и выдал одну басовую ноту, отдавшуюся долгим эхом.

— Драконы придут? — спросил Титанир.

— Тише, — сказал ему Тиринор. — Слушай.

Все застыли в молчаливом ожидании. Дети так старательно прислушивались, что некоторые даже встали на цыпочки.

— Дядя протруби еще раз! — сказал Титанир.

— Тихо, — оборвал его Имрик. — Имей терпение.

Казалось, будто рев рога продолжает отдаваться в долине, хотя природному эху полагалось бы стихнуть. Но звук не слабел, а лишь набирал силу. Все оглядывались по сторонам, пытаясь определить источник рева, но он шел будто из всех пещер сразу.

— Там! — прошептал Дориен, показывая назад и влево.

Среди выползающих из пещеры клубов дыма мелькнул свет, будто отблеск далекого пламени. До чутких ушей эльфов донесся скрежет, будто чудовищные когти скребли скалу, и чешуя шуршала по каменным стенам. Ответный клич на зов рога продолжал звучать, спадая и нарастая. У Имрика мурашки побежали по коже от этого звука, хоть он и знал его источник: дыхание дракона причудливо отражалось от стен лабиринта ходов в толще горы.

Все ближе и ближе слышался звук, ярче и ярче разгорался свет. Пещеры лишь казались маленькими на ровной стене: Имрик бывал в них и знал, что в некоторые вполне мог бы пройти корабль.

Из устья пещеры вырвалось в клубах дыма что-то огромное, раскрылись широкие крылья, и в небо взмыл красный дракон. Некоторые из детей завизжали, увидев его, но большинство стояли, остолбенев. Имрик вспомнил собственный безмолвный восторг и ужас много лет назад, когда он стоял на этом же месте со своим отцом.

В кружащем над головой драконе он сразу узнал собственного скакуна.

— Вам повезло, — сказал он Титаниру и остальным детям. — Это Маэдретнир, старейший из драконов, оставшихся бодрствовать. Увидеться с ним — большая честь. Не забудьте оказать должное уважение.

Задирая головы, чтобы видеть дракона, дети и взрослые следили, как мелькает на склонах тень Маэдретнира, как она исчезает, когда тот поднимается в облака. Послышались вздохи разочарования, но Имрик улыбался, зная, чего ждать. Старый дракон устраивает представление, как было в тот раз, когда Имрик увидел его впервые.

Шепот детей прервался дружным «ах!», когда облака над долиной вдруг заиграли по всему небу, подсвеченные изнутри оранжевым. В клубах дыма и пара замелькала размытая темная тень. Свет темнел, превращаясь в кровавый, разгорающийся с каждой секундой все ярче.

Из туч стремительно вылетел Маэдретнир, окутанный пламенем и дымом, камнем падая прямо на стоящих эльфов.

Дети сперва смеялись от восторга, но пронзительный рев дракона разорвал воздух, набирая силу, и смех смолк. Имрик почувствовал, как крепко вцепился в его руку Титанир — тем крепче, чем ближе становился рев. Младшие дети стали кричать от страха, те, что постарше, о чем-то тревожно спрашивали взрослых. А Маэдретнир падал вниз, вокруг его тела и крыльев полыхало пламя, оставляя завитки дымного следа. Сын тянул Имрика за руку, хотел бежать, но князь удерживал Титанира на месте. А мальчик тянул сильнее, а Маэдретнир кометой огня, чешуи и когтей летел к голой вершине.

И лишь, когда детские крики разорвали морозный воздух, дракон распахнул крылья, паря над эльфами так низко, что крыльями задевал землю.

Порывы ветра сбили младших с ног. Титанир повис в отцовской руке, волосы и плащ Имрика завертелись в бушующем вихре, и эхом отдался мощный хлопок, когда дракон вновь ударил крыльями и поднялся прочь.

Имрик почувствовал, как дрожит сын, и повернулся, чтобы обнять его за плечи. На миг на глазах Титанира блеснули слезы, он задрожал всем телом и до крови закусил губу.

Дети постепенно оправлялись от потрясения, снова слышался смех, окрашенный облегчением и сопровождаемый веселым хмыканьем отцов. Маэдретнир в небе приподнял крыло, резко повернул и приземлился неподалеку, выпустив из-под когтей брызги каменной крошки.

— Спасибо за отличное зрелище! — крикнул ему Дориен. Он посмотрел на детей, которые, вытаращив изумленные глаза, благоговейно уставились на так близко сидящего дракона. — Мы подумали, что самое время тебе познакомиться с будущими властителями Каледора.

Началось знакомство — каждый ребенок выходил вперед и кланялся Маэдретниру. Дыхание дракона в ответном приветствии шевелило им волосы. Одни смеялись, другие быстро отходили назад, все еще под впечатлением драконьего полета.

Последним представили Титанира.

— Прямой потомок Каледора, — сказал Имрик. — Мой сын, Титанир.

Мальчик шагнул вперед и с непокорным видом поставил руки на бедра, глядя прямо в чудовищную морду Маэдретнира. Хмурое лицо мальчика отражалось в больших драконьих глазах.

— Ты очень плохо поступил, — тоном выговора сказал Титанир. — Ты всех напугал. Ты должен сказать, что больше не будешь!

Маэдретнир подался чуть назад и посмотрел на Имрика, склонив голову набок от неожиданности.

— Так уважение не выражают! — строго сказал Имрик.

— Этот старик должен поклониться нам, — возразил Титанир. — Каледор был укротителем драконов, и мы — их господа.

— Ошибаешься, мальчик, — ответил Дориен. — Хотя Каледор укротил диких драконов, сейчас они — наши верные союзники и источник силы нашего королевства. Ты должен относиться к ним с уважением.

— Поклонись и извинись, — сказал Имрик.

— А если не буду? — спросил Титанир.

— Я тебя раздавлю, — ответил Маэдретнир, подвигаясь к мальчику и занося лапу над его головой.

Титанир лишь чуть вздрогнул, и Имрик, хотя был очень недоволен невоспитанностью сына, ощутил уважение к юному эльфу, не пасующему перед драконом.

— Это глупо, — сказал мальчик. — Ты не станешь меня давить.

Маэдретнир заколебался, посмотрел на Имрика, не зная, что делать.

— Если ты не поклонишься, то будешь наказан, — сказал Имрик.

— Но так нечестно! — Титанир, скрестив руки на груди, повернулся к отцу. — Я драконий князь!

— Тебя предупредили, — сказал Имрик и кивнул Маэдретниру.

Дракон взмахнул хвостом и его кончиком щелкнул Титанира по боку, свалив на землю. Мальчик взвыл, хватаясь за ушибленное место.

— Его мать об этом узнает, — шепнул Дориен Имрику. — И отнесется без восторга.

— Может относиться как хочет, — ответил Имрик. — Мальчик вел себя грубо и был наказан. Она его слишком балует.

— Ты усвоил урок, юный эльф? — спросил Маэдретнир, угрожающе поднимая кончик хвоста.

— Да, — всхлипнул Титанир.

Отец помог ему встать и повернул лицом к дракону.

Мальчик быстро поклонился:

— Я больше не буду.

— Извинения приняты, — сказал дракон, опуская хвост.

Мальчик шагнул назад и спрятался за спиной отца, осторожно разглядывая дракона.

— Не желает ли кто-нибудь из твоих родных выйти к нам? — спросил Тиринор. — Ты оказал нам большую честь, но нам было бы приятно представить наших юношей еще кому-нибудь.

— Они не желают, чтобы их беспокоили, — ответил Маэдретнир. — Они спят и не станут просыпаться ради знакомства с детьми, даже с сыновьями величайших родов Каледора.

— Жаль, — сказал Имрик. — Давно вы не оказывали нам чести появиться в заметном количестве.

— Быть может, никогда уже не появимся, — ответил дракон. На непроницаемой морде рептилии невозможно было прочесть ее мысли, но Имрику показалось, что в интонации прозвучало усталое отчаяние. — Очень долго мы интересовались жизнью эльфов, но интерес этот гаснет. Покой дремоты зовет нас все сильнее.

— Мы более не будем тебя утомлять, — сказал Дориен, отвесив Маэдретниру поклон. — Передай своим родичам наши наилучшие пожелания.

Маэдретнир наклонил голову на длинной шее и посмотрел на всех детей по очереди, оскаливая клыки на высоту роста каждого из них.

— Учите уроки как следует и помните о должном уважении, — сказал дракон. — Тогда, быть может, вы когда-нибудь станете достойны того, чтобы ездить на спине моих братьев или сестер.

Дети закивали, торжественно давая обещания так и поступать. Маэдретнир довольно рыкнул и взмыл в воздух, описал несколько кругов, изрыгая пламя, потом спланировал обратно в пещеру, из которой вылетел.

Имрик отослал Титанира к остальным и жестом поманил к себе Дориена.

— У тебя озабоченный вид, брат, — сказал подошедший Дориен.

— Боюсь, Маэдретнир — последний из неспящих драконов, — сказал Имрик.

— Будем надеяться, что нет, — ответил Дориен. — Именно страх перед драконами хранит покой Каледора. Если бы стало известно, что сила гор растрачена, нашему княжеству пришлось бы туго.

— И очень туго, — сказал Имрик с тяжелым сердцем. — Не говори об этом ничего даже Каледриану. Ему сейчас не нужны дополнительные тревоги.

— Как скажешь, брат, — сказал Дориен. — День, когда драконьи князья не смогут летать, будет днем падения нашего княжества.

— Не будет, пока я жив, — буркнул Имрик и похлопал по мечу в ножнах у себя на поясе. — Драконы — не единственное наше оружие.

Через несколько дней после возвращения в Тор Калед Каледриан вызвал Имрика в большой зал дворца. Когда Имрик пришел, братья и кузен уже ждали его, и с ними еще несколько городских князей.

Взгляд Имрика привлек сокол, сидящий на спинке трона брата, безмятежный, как певчая птица. Каледриан держал что-то в руке, а на сиденье трона валялся маленький бархатный мешочек.

— Твой призыв показался мне срочным, — сказал Имрик, размашистым шагом вступая в зал. — Что тут у вас?

— Я подумал, что лучше будет нам посмотреть на это всем вместе, — ответил Каледриан. — Это прислал Тириол из Сафери.

Каледриан раскрыл ладонь и показал сверкающий желтый кристалл. На каждой из его многих граней была вырезана маленькая руна. Князь вытянул руку с кристаллом и произнес короткое заклинание из приложенной к кристаллу записки.

Имрик почувствовал, как затрепетала в воздухе магия, излучаемая камнем.

Кристалл засветился ярче, золотистые пятна света легли на пол, на стены, на потолок.

Как вливающееся в окно солнце, сияние рябило, переливалось, шевелилось, в нем возникали более темные тени. Имрик чувствовал прикосновение магии к коже, глаза воспринимали какой-то свет, и предметы в этом свете не отбрасывали теней.

В колеблющемся свете возник силуэт — волнующийся образ Тириола. Он стоял со сложенными руками, сунув руки в рукава мантии. Детали пейзажа за его спиной трудно было различить: марширующие войска и расплывающаяся высокая башня. Призрачная фигура смотрела прямо перед собой, на пустую стену за спиной Каледриана.

— Поздравляю вас, князья! — произнесло видение Тириола. Звук будто рождался прямо в воздухе, не оставляя эха. — Я спешу сообщить вам, что у меня важные новости с севера. Князь Малекит напал на Анлек и одержал победу. Морати он взял в плен и восстановил в Нагарите свое правление.

Видение замолчало и отвернулось, будто Тириол что-то пробормотал про себя, а потом опять стал смотреть прямо перед собой.

— Пленение Морати мы держим в секрете, чтобы ее последователи не попытались напасть и отбить ее, — продолжал маг. — Малекит с небольшим отрядом сопровождает свою мать в Тор Анрок, дабы она предстала пред правосудием Короля-Феникса. Зная, что у многих есть на нее обиды, Малекит распространил на все княжества приглашения — послать представителя ко двору Бел Шанаара, чтобы узнать приговор Короля-Феникса. Приезжайте быстрее.

Изображение задрожало и исчезло, оставив на миг еле заметный свет внутри кристалла, и тот почти сразу погас. Каледриан сомкнул вокруг него ладонь.

— Малекит приглашает нас в Тор Анрок? — Тиринор заговорил первым, недоверчиво повысив голос. — Он себя ведет так, будто Король-Феникс — он, а не Бел Шанаар.

— И против Малекита обвинений не меньше, — сказал Дориен. — Его пятидесятилетнее пренебрежение своим княжеством многим принесло несчастье.

— Я поеду, — сказал Имрик.

— Ты сам это предлагаешь? — спросил Каледриан, не в силах скрыть удивления. — Ты знал, что я тебя попрошу?

— Разумеется, — ответил Имрик, вздыхая и смиряясь с неизбежным. — Не стоит отрицать.

Каледриан слегка смутился, потом кивнул.

— Хорошо, что поедешь ты, — сказал он. — Малекит будет просить милости для своей матери. Ты должен не допустить, чтобы Морати ее получила.

— Не допущу, — ответил Имрик. — У нее кровь на руках.

Дворец Тор Анрока продолжал расширяться даже в то короткое время, что Имрика здесь не было. Получая дары от благодарных князей, Бел Шанаар роскошно меблировал свои залы. Пол устилали золотые плиты, и не меньше чем шестьсот гобеленов закрывало стены зала над скамьями, и на каждом был вышит пейзаж из Ултуана и земель с другой стороны мира. Имрику неприятно было увидеть многие свои завоевания, висящие на стенах дворца у эльфа, который никогда не обнажал меча за изображенные на гобеленах земли. На серебряных цепях свисали с потолка дюжина фонарей гномьей работы, и каждый горел чуть иным оттенком светло-желтого.

Бел Шанаар сидел на троне, справа и слева от него стояли Батинаир, Элодир, Финудел и Карилла из Крейса. Невидимый, но находящийся совсем рядом, Тириол был готов отразить любые чары, если Морати их будет насылать. Князья других земель отказались прибыть, опасаясь, что королева Нагарита, несмотря на все предосторожности Бел Шанаара, может не принять решения суда и совершить какой-нибудь отчаянный поступок. Имрик с другими князьями стоял и ждал появления Малекита. Разговоров не было слышно, и на скамьях никто не сидел.

Каледорец чувствовал волнение собравшихся, но сам он не думал, что это капкан, расставленный для них всех. Если бы Морати что-то задумала против Короля-Феникса, у нее за прошедшие десятилетия было много возможностей с ним встретиться.

Открылись двери, все повернулись к ним. Длинными шагами вошел Малекит, все в той же золотой броне, и за ним, отставая на шаг, — некто в черном плаще с капюшоном.

— Мой король и вы, князья! — заговорил правитель наггароттов. — Сегодня знаменательный день, ибо я, согласно своей клятве, привел на ваш суд Королеву-Ведьму Нагарита, мою мать Морати.

Морати сбросила плащ и встала перед своими судьями. Она была одета в свободное голубое платье, волосы убраны сверкающими сапфирами, веки подкрашены лазурными тенями. До кончиков ногтей она выглядела королевой — свергнутой, но не сломленной.

— Ты обвиняешься в разжигании войны против Короля-Феникса и других князей Ултуана, — произнес Бел Шанаар.

— Это не я переходила через границы Нагарита, — спокойно ответила Морати. Взгляд ее обвел всех князей по очереди. Имрик смотрел на них: Батинаир встретил ее взгляд холодно, Элодир вздрогнул, а Финудел и Карилл неловко отвели глаза. Имрик смотрел на нее в упор, не пытаясь скрыть отвращение. — И вовсе не наггаротты искали битвы с другими княжествами.

— Ты хочешь изобразить из себя жертву? — захохотал Финудел. — Перед нами?

— Правитель Нагарита никогда не станет ничьей жертвой, — ответила Морати.

— Ты отрицаешь, что секты излишеств и роскоши, поганящие наш мир, подчиняются тебе? — спросил Бел Шанаар.

— Они преданы китараям, — сказала Морати. — Обвинить меня в существовании этих сект можно не более, чем тебя в том, что ты стал избранником Азуриана.

— Признайся, разве ты не устраивала заговоров против моего отца? — спросил Элодир.

— Выше всех других я почитаю должность Короля-Феникса. — Морати не сводила глаз с Бел Шанаара. — Я высказала свое мнение на Первом совете, и другие его члены решили не считаться с моей мудростью. Верность моя принадлежит Ултуану, процветанию и силе его народа. Я не меняю своих мнений из-за чьей-то прихоти.

— Да она просто змея! — прорычал Имрик с яростью и отвращением от ее деланной невинности. — Ее нельзя оставлять в живых!

Морати засмеялась. Презрительный хохот зловещим эхом прокатился по залу.

— Кто хочет остаться в памяти эльфов убийцей королевы Аэнариона? — спросила пророчица. — Кто из могучих князей, здесь собравшихся, возьмется за это похвальное деяние?

— Я, — ответил Имрик.

Его рука медленно легла на серебряную рукоять висящего на поясе Латраина.

— Я не могу этого допустить, — сказал Малекит, вставая перед матерью и закрывая ее собой.

Имрик подобрался, но руку остановил. Он не сводил глаз с Малекита, готовый к его любому неожиданному поступку.

— Ты мне клялся в этом самом зале, что будешь готов к такому исходу, — заговорил Бел Шанаар. — Ты изменяешь своей клятве?

— А еще я поклялся, что проявлю милосердие к любому, кто о нем попросит, — ответил Малекит. — Не вижу причин для казни моей матери. Ее кровь послужит лишь одной цели — насытить жажду мести этого каледорца.

— Не мести, но правосудия, — сказал Имрик. Он вспомнил рассказ Каратриля о массовом самоубийстве адептов секты Аэлтерина. — Кровь за кровь.

— Пока Морати жива, она опасна, — сказал Финудел. — Ей нельзя верить.

— Я этого решать не могу, — обратился Малекит к князьям и повернулся к Королю-Фениксу. — И не буду. Пусть решает Бел Шанаар. Воля Короля-Феникса сильнее клятвы князя. Неужто слово сына Аэнариона ничего не значит? Или у князей Ултуана не осталось благородства, чтобы проявить сочувствие и снисхождение?

Бел Шанаар глянул на Малекита недовольно, зная, что все, здесь произошедшее, станет известным народу Ултуана. Имрик подумал, что оставить Морати жизнь было бы проявлением слабости, но промолчал. Он свое мнение высказал, а решение принадлежит Королю-Фениксу.

— Безнаказанной за свои преступления Морати остаться не может, — проговорил Бел Шанаар. — Нет такого места, куда я мог бы ее изгнать, потому что она отовсюду вернется еще более обозленная, чем сейчас. Поскольку она обращала других в рабство, то пусть и сама теперь будет лишена свободы. Она останется во дворце, день и ночь под стражей. Никто не сможет увидеться с ней без моего разрешения.

Король-Феникс встал, сурово глядя на Королеву — Ведьму.

— Знай же, Морати, — сказал он. — Смертный приговор не отменен. Ты жива лишь по моей милости. Если ты когда-нибудь встанешь мне поперек дороги или попытаешься помешать моему правлению, тебя убьют без суда и следствия. Твое слово ничего не стоит, и потому в заложники твоего хорошего поведения я беру твою жизнь. Прими эти условия — или прими свою смерть.

Морати обвела взглядом собравшихся князей и увидела только ненависть на всех лицах, кроме Малекита — у него лицо было непроницаемо. Имрик оскалился в ответ на ее взгляд — ему противно было присутствие бывшей королевы. Вокруг нее даже сейчас держалась вонь колдовства.

— Твои требования справедливы, Бел Шанаар из Тиранока, — сказала она наконец ровным голосом. — Я согласна быть твоей пленницей.

После заточения Морати мир до какой-то степени восстановился. Малекит укрепил свою власть в Нагарите, поддержка культов удовольствия сократилась, и волна насилия, захлестывавшая было Ултуан, стала спадать. Имрик, как и желал, жил в Тор Каледе с женой и сыном, наблюдая, как Титанир вырастает в гордого и умелого юношу. Время не смогло залечить растущий разлад между Имриком и Анатерией: казалось, что как ни порицала она мужа за долгие отлучки, его присутствие было для нее не менее обременительно.

Но Имрик, несмотря на это, был доволен, пусть и не совсем. Посвятив жизнь войне и долгу, он не мог полностью предаться покою и часто посещал Маэдретнира — поговорить о прежних битвах и походах. Древний дракон подтвердил подозрения Имрика: его сородичи не желали более покидать логова, и ему тоже вскоре предстояло присоединиться к их долгому сну.

Он также находил время путешествовать, видеть те места Ултуана, где не бывал с детства. Всю весну он гостил с семьей у Тириола в летающем городе Сафетионе. Лето Имрик провел у князя Кирилла в гористом Крейсе, где охотился на диких чудовищ Кольцевых гор со своим дальним родичем Корадрелем. Они подружились. Корадрелю нравилась молчаливость Имрика, и сам он тоже был не болтлив.

Занятый мыслями о том, как проводить все эти длинные дни, Имрик начинал понимать многочисленных жертв скуки (если даже не сочувствовать им), которых эта скука привела к культам запретных богов. Он даже подумывал вернуться в колонии, но из переписки с союзниками в Элтин Арване узнал, что там осталось мало трудностей, достойных его искусства.

Но прошло двадцать с лишним лет, и снова поколебались устои порядка в Ултуане.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ. Совет князей

Малекит лишился власти.

Имрик едва мог поверить гонцу Бел Шанаара. Тиранокский эльф терпеливо стоял в большом зале Тор Каледа, обращаясь к Каледриану и его братьям.

— Бел Шанаар знает об этом? — спросил Дориен.

— Прямо сейчас Малекит сбежал из Нагарита с отрядом оставшихся ему верными воинов и нашел убежище в Тор Анроке, — сообщил герольд. — Некоторые считают, что за этим бунтом стоит Эолоран Анар, живущий в горах к востоку от Нагарита.

— Невозможно, — сказал Имрик. — Эолоран Анар, знаменосец Аэнариона, известен всем. Его верность Ултуану не вызывает сомнения. Он давний союзник Бел Шанаара.

— Вот почему Король-Феникс не придает этим слухам значения, — закивал гонец.

— Новости печальные, но я не вижу, как они касаются моего княжества, — сказал Каледриан. — Разве мы не были в таком положении раньше, и разве Малекит не справился сам?

— Вместе с этим переворотом резко выросла активность сект, — сказал герольд. — Бунты и поджоги по всем городам Ултуана. Несколько князей и дворян помельче убиты или взяты в заложники.

— Видно, они только временно затаились, — сказал Имрик. — Ждали момента, пока все прочие потеряют бдительность.

— Похоже на то, — ответил герольд. — Король-Феникс желает быстро покончить с этими возродившимися беспорядками. Он решил вновь сформировать объединенное войско под своими знаменами. Однако на этот раз проволочек не будет. Всем князьям велено собраться в святилище Азуриана на острове Пламени, чтобы назначить командующего этой армии. Тебе должно пуститься в путь немедленно.

— Не мне, — ответил Имрик, глянув на Каледриана.

Брат хотел что-то сказать, но Имрик возвысил голос, не давая себя перебить:

— Я приглашен Корадрелем на охоту в Крейс и поеду туда. Ты слишком долго избегал встреч с другими князьями.

Каледриан хотел было заспорить, но суровый взгляд Имрика предупредил его возражения. Правитель Каледора неохотно кивнул и повернулся к Тиринору:

— Я поеду на остров Пламени на совет, а ты будешь меня сопровождать.

— Не возражаю, — ответил Тиринор. — Никогда не видел святилище Азуриана изнутри. Поглядеть на священное пламя, благословившее Аэнариона, — большая честь.

— Я уезжаю послезавтра, — сказал Имрик. — До побережья можем доехать вместе. Я сяду на корабль, плывущий к северу, а ты — к востоку.

— Мы пришлем весть о том, что там произойдет, — пообещал Каледриан.

— Не присылай, пожалуйста, — ответил Имрик. — Мне это все неинтересно. Просто повторение истории. Я буду в горах.

Каледриан нахмурился:

— А если понадобится твоя помощь, что мне тогда делать? Тебя же ни один гонец не найдет.

— Так и задумано, — сказал Имрик. — Тебе придется самому принимать решения, брат. Я тебе помочь не смогу.

Герольд Бел Шанаара в тот же вечер отбыл обратно с известием, что Каледриан дал согласие быть в совете. Имрик ночь провел с семьей, обещал Титаниру голову гидры в подарок. Утром он уехал из города с Каледрианом и Тиринором, довольный, что сумел не ввязаться в ненужную ему интригу.

В святилище князья, собравшиеся вокруг расставленных подковой столов и стульев, гадали о причине опоздания Бел Шанаара и Малекита. Элодир приехал из Тор Анрока с вестями, что его отец и князь Нагарита вскоре появятся, но даже наследник трона Тиранока уже волновался, что их нет.

— А что, если сектанты пронюхали об их планах? — спросил Элодир у Тиринора.

Они стояли вдвоем у стола возле входа в пирамидальное святилище, и в центре храма горел многоцветный столб огня — пламя Азуриана. Другие князья и их помощники расселись, готовясь начать совет, как было уже несколько раз за последние дни. Прямо напротив священного пламени сидел верховный жрец Миандерин, и посох, знак его должности, лежал у него на коленях. Другие жрецы двигались между столами, наполняя кубки вином или водой и предлагая фрукты и сласти.

— Я бы не стал этого опасаться, — ответил Тиринор совершенно ровным голосом. — Твой отец — Король-Феникс, а князь Малекит — самый прославленный в Ултуане воин. Скорее всего, их задержали свежие новости из Нагарита.

— Да, ты прав, — сказал Элодир и уже собирался вернуться к своему месту, как в святилище вошел молодой жрец.

— К причалу подходит корабль под флагом Тиранока! — объявил он и встал со своими товарищами вдоль белых каменных стен.

По собранию прошел говор, Тиринор подсел к Каледриану за стол, выделенный для представителей Каледора.

— Самое время, — сказал Каледриан. — Наверное, к лучшему, что Имрик не приехал. Его бы эти задержки могли довести так, что он бы в драку полез.

— Я подозреваю, что ближайшие дни будут заняты активными перебранками, — ответил Тиринор. — Отсутствие моего кузена уже неоднократно отмечалось. Некоторые считают, что ему следовало бы быть здесь и принять на себя звание командующего армией.

— Он свое мнение по этому поводу высказал ясно, — возразил Каледриан. — Если Имрик решительно не желает участвовать в этой кампании, то я его понимаю и уважаю его желания. Он и без того уже достаточно послужил Каледору.

— Мы с Дориеном сражались в колониях не меньше, — сказал Тиринор.

Каледриан улыбнулся и потрепал его по руке:

— Я это помню. И все же мой отец именно Имрика назвал носителем меча Каледора. А ноша это тяжкая.

Они замолчали при появлении на пороге святилища новых пришедших.

Малекит вошел и встал рядом со столом, предназначенным для Бел Шанаара, заработав при этом хмурые взгляды от Миандерина и нескольких князей. Тиринор почувствовал, как рука Каледриана сильнее сжалась на его плече. Что-то тут было не то, и Тиринор это почувствовал при самом появлении Малекита. Князя наггароттов сопровождали два рыцаря со свертками в руках. Малекит оперся на стол кулаками в кольчужных перчатках и вызывающе оглядел совет.

— Слабость торжествует! — презрительно бросил князь Нагарита. Тиринора передернуло от прозвучавшего в голосе яда. — Слабость охватила наш остров. Самолюбие привело нас к бездействию, и сейчас, быть может, время действовать уже упущено. Самоуспокоенность правит там, где должны командовать князья. Вы позволили процветать культам разврата и палец о палец не ударили, чтобы им помешать. Это вы смотрели на чужие берега и считали золото, позволяя ворам проникать в ваши города и села и красть ваших детей. И это вы от равнодушия вашего позволили изменнику носить корону Короля-Феникса!

Последнее заявление вызвало вихрь возгласов ужаса и протеста. Рыцари Малекита развязали свертки и бросили их содержимое на стол: корона и плащ из перьев Бел Шанаара.

Взметнув кулак, вскочил с места Элодир.

— Где мой отец? — выкрикнул он.

— Что сталось с Королем-Фениксом? — подхватил Финудел.

— Он мертв! — рявкнул Малекит. — Убит слабостью собственного духа.

Тиринор задохнулся от панического страха, крик отчаяния застрял в горле. Он обернулся к Каледриану. Тот побледнел, крепко сжав зубы и стиснув кулаки.

— Этого не может быть! — выкрикнул Элодир сдавленным от ужаса и гнева голосом.

— Может, — ответил Малекит со вздохом и вдруг наполнился скорбью. — Я обещал искоренить эту мерзость и был потрясен, узнав, что моя мать — один из главных ее создателей. С того момента я решил, что никто не будет вне подозрения. Если так был засорен Нагарит, то и Тиранок мог не избежать заразы. Я задержался с приездом из-за расследования, показавшего, что среди приближенных Короля-Феникса могли быть последователи еретиков. Расследование велось осторожно, но тщательно, и представьте себе мой ужас, невозможность и нежелание верить, когда вскрылись улики, обличающие самого Короля-Феникса.

— Какие же это улики? — крикнул Элодир.

— В покоях Короля-Феникса нашли талисманы и фигурки идолов, — спокойно ответил Малекит. — Поверь мне, когда я говорю, что почувствовал то же, что и ты. Я не мог подумать, будто Бел Шанаар, мудрейший из наших князей, вот этим советом избранный править, мог так низко пасть. Не желая действовать поспешно, я решил предстать перед Бел Шанааром с этими уликами — в надежде, что здесь какое-то недоразумение или же подлог.

— И он, конечно, все отрицал? — спросил Батинаир.

Тиринор не мог поверить своим ушам. Он хотел было встать, но Каледриан придавил его к креслу.

— Смотри на рыцарей, — сказал он.

Тиринор глянул на облаченных в черное рыцарей Анлека. Они отступили назад и заполняли теперь дверной проем своими телами в доспехах, посверкивая глазами из-под забрал высоких шлемов и сложив руки на резьбе нагрудников.

— Он признал вину. Видимо, некоторые эльфы моей свиты были затронуты этим влиянием и оказались заодно с узурпаторами Нагарита. Я им доверял, а они предупредили Бел Шанаара о моих находках. Тем же вечером, не более семи дней назад, я вошел в его покои, чтобы обвинить его прямо в лицо. И нашел его мертвым, с ядом на губах. Он поступил как трус и оборвал собственную жизнь, чтобы не выдерживать позор допроса. Своей рукой он лишил нас доступа к планам сект. Боясь, что не сохранит их секретов, он взял их с собой в могилу.

— Никогда бы мой отец так не поступил! Он верен Ултуану и его народу! — крикнул Элодир.

Тиринор был с ним согласен, но увидел, глянув на Каледриана, что тот совершенно не слушает Малекита, а обводит глазами князей, определяя их реакцию.

— Батинаир с Малекитом, — прошептал Каледриан, тихо отодвигаясь на кресле от стола.

— В каком смысле? — спросил Тиринор тоже шепотом, но ответа не получил.

— Я тебе очень сочувствую, Элодир, — говорил тем временем Малекит. — Разве не предала меня моя собственная мать? Не испытал ли я того же обмана, той же мучительной боли, которой терзается сейчас твой дух?

— Должен признаться, и я нахожу случившееся… сомнительным, — сказал Тириол. — Слишком… удобное время.

— И даже в смерти Бел Шанаар препятствует нашему единству, — возразил Малекит. — Если мы будем бесконечно обсуждать, кто тут прав и кто в чем виноват, воцарятся раздор и анархия. Пока мы будем спорить, культы наберут силу и захватят ваши земли, и вы все потеряете. Они едины, мы расколоты. На созерцание и размышления нет времени, надо действовать.

— И каких действий ты от нас хочешь? — спросил Хиллион, один из князей Котика.

— Надо выбрать нового Короля-Феникса! — объявил Батинаир, не давая Малекиту времени ответить.

Раздались возгласы и крики, князья вскакивали, размахивали руками и орали друг на друга. Малекит на все это смятение глядел с непроницаемым лицом. Тиринор проследил направление его взгляда — князь смотрел на священное пламя.

— Хотел бы я, чтобы Имрик здесь был, — сказал Тиринор с искренним сожалением.

— Прекратить шум! — заревел Каледриан, встав с места. — Всем успокоиться!

Наступила тишина.

— От анархии толку нам не будет, — сказал он уже тише.

— Каледриан выдвигает себя на трон Феникса? — спросил Батинаир.

Князя Каледора такое предположение застало врасплох.

— У меня таких претензий нет, — сказал он, остро глядя на Малекита. — Но если у кого-нибудь они есть, то пусть заявит о них прямо, и мы их рассмотрим.

— Ты хочешь занять трон Феникса? — спросил Тириол, оглянувшись на других князей.

— Если так пожелает совет, — пожал плечами Малекит.

— Сейчас мы не можем избрать Короля-Феникса, — сказал Элодир. — Нельзя такие вопросы решать наспех, и даже если бы можно было, мы не в полном составе.

— Нагарит не станет ждать! — Малекит ударил кулаком по столу. — Культы слишком сильны, и к весне они возьмут под контроль армию Анлека. Мои земли будут захвачены, а сектанты двинутся на ваши!

— Ты хочешь, чтобы мы тебя выбрали вести нас? — спокойно спросил Тириол.

— Да. — Ответ прозвучал без колебаний и замешательства. — До моего возвращения никто из присутствующих не желал действовать. Я — сын Аэнариона, его наследник, и если теперь, когда открылась измена Бел Шанаара, вы все равно не понимаете, как глупо выбирать из другой семьи, то посмотрите на мои достижения. Бел Шанаар выбрал меня своим послом к гномам, потому что я был близким другом их Верховного Короля. Наше будущее лежит не только на этих берегах, но и за их пределами. Я бывал в колониях за океанами, я защищал их и сражался за их процветание. Пусть там живут выходцы из Лотерна или Тор Элира или Тор Анрока, но это новый народ, и ко мне сейчас обращены его взоры, а не к вам. Нет никого здесь, кто мог бы сравниться со мной опытом ведения войны. Бел Шанаар был подходящим правителем для мирных времен, пусть даже под конец он подвел нас всех, но мудрость и мир не выстоят против тьмы и фанатизма.

— А Имрик? — предложил Финудел. — Он полководец с головы до ног и тоже сражался в новом мире.

— Имрик? — Голос Малекита сочился презрением. — Где он сейчас, Имрик, в час нашей величайшей нужды? Валяет дурака в Крейсе с родичем, охотясь на чудовищ! Вы хотите, чтобы Ултуаном правил эльф, который ведет себя как капризное избалованное дитя? Когда Имрик созывал армию против Нагарита, прислушались вы к нему? Нет! Лишь когда знамя поднял я, тогда вы на пятки друг другу наступали!

Тиринор был так оскорблен этим обвинением, что буквально онемел. Раньше, чем он обрел голос, заговорил другой князь.

— Выбирай слова. Твоя заносчивость сослужит тебе дурную службу, — предупредил Харадрин.

— Я это говорю не ради уязвления вашей гордости, — объяснил Малекит, разжимая кулаки и садясь. — Я лишь хотел показать то, что знаете вы и сами в сердцах своих: вы радостно пойдете за мной, куда я поведу.

— Я еще раз говорю, что нельзя принимать такие важные решение под влиянием минуты, — сказал Элодир. — Мой отец погиб при обстоятельствах, которые еще предстоит до конца выяснить, а ты хочешь, чтобы мы вручили тебе корону Феникса?

— Он прав, Малекит, — сказал Харадрин.

— Прав?! — заорал Малекит, вскакивая. Стол перевернулся, корона и плащ взлетели в воздух. — Прав?!. Из-за ваших проволочек ваших родных обратят в рабство, а подданные сгорят на жертвенных кострах! Больше тысячи лет прошло с тех пор, как я впервые преклонил колено перед ошибкой вашего совета и на моих глазах Бел Шанаар взял то, что Аэнарионом было обещано мне! Тысячу лет я смотрел, как росли и процветали ваши роды, как вы цапались друг с другом как дети, пока мой род и я лили кровь на полях битвы в другой половине мира. Я верил, что все вы помните, что завещал мой отец, я не обращал внимания на боль и кровь, ибо ради общих интересов нам следовало держаться вместе. И пришло время объединиться под моими знаменами! Я не буду вам лгать: я буду суровым властителем, но тех, кто будет мне верно служить, я награжу, и когда снова воцарится мир, все мы насладимся плодами победы. У кого среди вас больше прав на трон, чем у меня? Кто среди вас…

— Малекит! — рявкнул Миандерин, показывая на пояс князя. В своей тираде Малекит вознес руки и закинул плащ за плечо. — Почему при тебе меч в этом святом месте? Это запрещено древними законами этого храма. Сними немедленно!

Тиринор почувствовал, как напрягся рядом с ним Каледриан. Помня слова кузена, драконий князь перевел взгляд на рыцарей Анлека. У них всех тоже висели на поясе мечи, и руки в боевых перчатках лежали на рукоятях.

Малекит застыл на месте, с вытянутыми руками он был почти смешон. Князь посмотрел на свой пояс, на висящий там в ножнах меч, потом взялся за рукоять и выдернул его. Наггароттский князь посмотрел на собравшихся прищуренными глазами, и лицо его осветилось магическим синим пламенем лезвия.

— Хватит слов! — бросил он.

Тиринор застыл, завороженный сиянием легендарного Авануира в руке Малекита. Каледриан шагнул за кресло и схватился обеими руками за его спинку. Тиринор чувствовал волны магии от клинка Малекита, они смешивались с таинственной тягой от священного пламени с легкой примесью ауры, что распространилась от Тириола.

— Ты стал жертвой нашей ошибки, — сказал маг, протягивая руки примирительным жестом. — Отчасти в ней есть и моя вина. Давай не будем ничего делать наспех и примем решение обдуманно.

— Быть Королем-Фениксом — мое право! — огрызнулся Малекит. — У вас нет власти над этим титулом, и я беру его себе с радостью!

— Предатель! — воскликнул Элодир, перепрыгивая через стол и расшвыривая кубки и блюда.

Раздались крики и вопли князей и жрецов.

Рыцари двинулись вперед, и Каледриан рванулся навстречу ближайшему, обрушив на его голову кресло. Рыцарь пошатнулся, ударился о стену. Тиринор вскочил и инстинктивно схватился за пояс, но там меча не было — все князья, кроме Малекита, подчинились правилам Азуриана.

Элодир бросился вперед и был на полпути к Малекиту, когда его перехватил Батинаир и вместе с ним покатился по полу. Элодир ударил ивресского князя в лицо, тот отдернулся, потом с ревом сунул руку под мантию, вытащил кривой нож, не длиннее пальца, и полоснул Элодира. Удар пришелся по горлу, и на обнажившиеся плиты пола хлынула алая кровь.

Рыцарь, атакованный Каледрианом, пришел в себя, отбил следующий удар князя и сам толкнул Каледриана на стол. В тот же миг в руке рыцаря оказался меч.

Воцарился хаос. Батинаир скорчился, тяжело дыша, над телом Элодира, а в проеме за спиной Малекита появились новые эльфы — рыцари Анлека в черном. Бежавшие к двери князья и жрецы скользили в крови и сталкивались друг с другом, пытаясь быстро остановиться. Рыцари с блестящими мечами со зловещей целеустремленностью двинулись вперед.

Тиринор бросился на рыцаря, дерущегося с его кузеном. Рыцарь взмахнул кулаком в кольчужной перчатке и оглушил Тиринора ударом. Князь покачнулся, в глазах у него завертелось, а рыцарь вскочил и навис над Каледрианом. За спиной у того лежал сбитый наземь маг Тириол, а другие князья пытались вырвать оружие у наггароттских рыцарей.

Малекит медленно шел через эту свалку, где его рыцари резали и рубили вокруг него других князей, и не отводил глаз от священного пламени в центре храма. Вопли и крики отражались от стен эхом. Пришедший в себя Тиринор бросился на ближайшего рыцаря, перехватил его руку с мечом, пытаясь вырвать оружие.

Рыцарь ударил Тиринора в подбородок, и тот растянулся на полу. Но эта секунда дала Каледриану время выставить перед собой кресло как щит. Меч рыцаря прорезал дерево с фонтаном щепок, Каледриан отшатнулся от удара. Сквозь гущу схватки Харадрин летел к Малекиту, подняв над головой захваченный в бою меч. Малекит, презрительно скривившись, отступил в сторону от бешеного удара Харадрина и ткнул противника в живот своим мечом. Тот постоял еще секунду, глядя Малекиту прямо в глаза, потом изо рта Харадрина показалась струйка крови, и он рухнул на пол.

Малекит выпустил меч, не став выдергивать его из трупа, и продолжал идти к священному пламени.

— Азуриан не признает тебя! — крикнул Миандерин, падая перед Малекитом на колени, воздев сцепленные руки в мольбе. — Ты пролил кровь в его святом храме! Мы не сказали заклинаний, что защитят тебя от пламени! Так нельзя!

— Правда? — презрительно сказал князь. — Я наследник Аэнариона, мне ваши чары для защиты не нужны.

Миандерин схватил было князя за руку, но Малекит вырвал ее.

— Я не желаю слушать твои увещевания, — сказал Малекит, пинком отталкивая Миандерина с дороги.

Тиринор снова бросился на рыцаря, и тот повернулся, взмахнув мечом. Острие клинка чиркнуло по груди и руке Тиринора, потекла кровь. С криком боли Тиринор рухнул на землю, зажимая рану здоровой рукой. Сквозь завесу боли он увидел, как Каледриан схватил рыцаря сзади, захватив ему шею рукой. Рыцарь отбивался, но стряхнуть каледорского князя не мог. Каледриан свободной рукой вырвал у него меч, и тот со стуком упал на пол.

За спиной кузена Тиринора возникла тень, Тиринор хотел крикнуть, но было уже поздно.

Рыцарь одним взмахом меча снес Каледриану голову, и хлынул фонтан крови. Первый рыцарь подобрал выпавший меч и обернулся к Тиринору.

Не в силах защититься, тот откатился под стол, оставляя кровавый след, и вскрикнул от мучительной боли. Он поднял глаза и увидел Малекита.

Князь Нагарита поднял руки ладонями вверх и сделал шаг в пламя.

Секунда молчания и неподвижности охватила святилище, и все глаза обратились к священному огню. Пламя Азуриана бледнело, разгоралось из темно-синего в сверкающе-белое. И в сердце его был виден контур Малекита, стоящего все так же с поднятыми руками.

Тиринор услышал глухой, как раскат грома, гул, повторившийся еще громче. Пол задрожал, с потолка полетели куски штукатурки, они застучали по столу над головой Тиринора, рассыпаясь на плитах пола.

Земля содрогнулась. Князей, рыцарей и жрецов перемешало в мощной тряске. Кресла катались по залу, столы опрокидывались. Стены треснули, штукатурка падала с потолка пластами. Плиты пола разошлись широкими трещинами, у восточной стены открылись провалы в три шага шириной, оттуда вырвались клубы пыли, не дающей дышать.

С оглушительным треском полыхнуло священное пламя, наполняя зал белым светом. Стоящий в нем Малекит рухнул на колени, схватился за лицо, откинул голову назад, пожираемый огнем, — и крик невыносимой боли отдался под сводами, становясь с каждой секундой громче и громче.

Сердце Тиринора сжалось от этого пронзительного воя предсмертной муки, предсмертной муки ярости и разочарования. Тающая фигура эльфа, обрисованная пламенем, медленно встала на ноги и вывалилась из огня наружу.

Дымящееся обугленное тело Малекита рухнуло на пол, подожгло ковер и взметнуло в воздух клуб пепла.

Почерневшая плоть отваливалась кусками, падала среди остывающих капель расплавленной брони. Одежда обратилась в пепел полностью, тело местами прогорело до кости. С красно-черной маски лица уставились в пространство темные глаза без век. Из лопнувших вен вырвался пар кипящей крови, князь наггароттов содрогнулся — и застыл, уничтоженный приговором Азуриана.

Рыцари бросились к Малекиту, а окровавленные и побитые князья укрывались как могли от продолжающих падать обломков. Рыцари, подняв тело своего господина, двинулись к выходу.

Несколько князей попытались преградить им путь и были зарублены на месте, обагрив своею кровью пыльные плиты.

Тиринор выбрался, шатаясь, из-под стола и увидел тошнотворную сцену резни. На полу лежали мертвые тела и отрубленные руки, ноги, головы князей и жрецов. Тиринор поскальзывался в лужах крови и внутренностях, когда обходил храм в поисках живых.

— Сколько же их убито?.. — пробормотал он, обводя взглядом мертвые лица.

Князья Ултуана были истреблены. Элита эльфийского дворянства лежала изрубленная по всему храму, и Тиринор заплакал — о том, что случилось, о том, что он видит, и о том, что — подсказывал ему страх — будет дальше.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Предательство Малекита - Гонка в Крейс - Имрик становится королем - Осада Лотерна - Авелорн горит - Война взимает дань

ГЛАВА ПЯТАЯ. Избрание короля

Храм изнутри был залит кровью князей, стены после землетрясения сплошь в трещинах и дырах, пол усеян обломками, трупами эльфов. Каратриль пробирался среди развалин, от ужаса зажимая рот рукой. Кошмарную сцену озарял багровый отсвет пламени Азуриана, придавая ей еще более жуткий вид.

— Он был лучшим из нас, — пробормотал Финудел. — Как он мог нас предать?

— Кто? — спросил Каратриль, свободной рукой ставя на пол покосившееся кресло и усаживая в него князя. — Кто нас предал?

— Малекит… — прошептал Финудел.

Внимание Каратриля привлек донесшийся стон. Он оставил Финудела и стал рыться в ужасной куче трупов, отодвигая тела в сторону. Рукава пропитались кровью, руки скользили. Кто-то ухватил его за подол мантии, он обернулся и увидел Тириола. Маг был бледнее обычного, лоб его пересекал длинный порез, лицо покрывала засохшая кровь.

— Это я, Каратриль, — ласково сказал капитан. — Все кончилось, тебе уже нечего бояться.

— Нет! — хрипло произнес Тириол. — Нам есть чего бояться! Малекит выпустит на нас всю тьму Нагарита.

— Малекита больше нет, — раздался голос из дальнего конца храма.

Каратриль поднял взгляд и увидел Тиринора, каледорского князя. Он стоял на коленях, держа на руках обезглавленное тело Каледриана, своего кузена.

— Ты уверен? — спросил Тириол, обретая частично прежнюю силу и звучность голоса.

— Я видел, как он шагнул в священное пламя, — сказал Тиринор. — Азуриан решил, что он осквернен, и сжег его заживо, а потом выбросил тело обратно к нам. Его рыцари унесли останки.

— Я их видел, — сказал Каратриль. — И Батинаира с ними.

— Да. Батинаир убил Элодира припрятанным ножом, — сказал Тиринор. — Кто знает, как давно он стал марионеткой Нагарита?

В молчании они обдумывали новости, затем Финудел шевельнулся и встал на нетвердые ноги, потом неуверенно подошел к двери храма, зажимая рукой раненое плечо.

— Спасибо Азуриану и всем богам, что Атиель не была здесь при этой бойне, — тихо сказал эллирионец.

— Слишком мало тех, кого здесь не было, — ответил Тириол. — Более половины правящих князей Ултуана лежат убитые в этом зале. Оставшиеся в основном наггаротты. Предательство Малекита ранило нас так глубоко, что от этой раны мы можем и не оправиться.

— Пусть Малекита нет, но Нагарит есть, — сказал Тиринор. — Боюсь, Морати прекрасно знала, что собирался сделать ее сын, и прямо сейчас готовит Нагарит к вторжению в чужие земли.

— Она будет разъярена смертью сына и свое горе и гнев обрушит на нас, — сказал Каратриль. — Я понимаю теперь, что раздор между матерью и сыном был фальшивым и все последние месяцы они обманывали нас.

— Но не осталось никого, кто мог бы повести нас сейчас, — буркнул Финудел. — Кто соберет ополчение? Кто призовет копья и луки на войну против Нагарита, если лучшие наши полководцы лежат здесь мертвые?

— Не все, — возразил Тириол. — Здесь погибли многие, но есть и живые, что смогут встать против Нагарита.

— Ты про Имрика, — ответил Тиринор.

При упоминании имени князя Каратриль вспомнил письмо, доверенное ему Бел Шанааром. Он выбежал из храма, в спешке перепрыгивая через груды тел и обломков. Каратриль увидел, что корабля Малекита уже нет, нет его рыцарей и сектантов, бросивших на набережной свое выгруженное имущество. Гонимый неясной тревогой, Каратриль бежал между шатрами лагеря, где метались слуги и солдаты, перепуганные землетрясением. Он нырял под развевающиеся знамена, перескакивал через растяжки шатров, без усилий пробираясь сквозь кишащую толпу.

Добравшись до своего шатра, Каратриль откинул полог и зарылся в свой мешок, разыскивая свиток. Вытащив его из потайного кармана, он побежал обратно в храм. Узнав его, воин в одежде цветов Эатана схватил его за руку.

— Где князь? — спросил солдат.

Каратриль ответил не сразу.

— Князь Карадрин убит, — сказал он негромко, снимая руку воина со своего окровавленного рукава. — Собери сколько сможешь солдат и жди моего возвращения.

Не обращая внимания на испуганные вопросы эльфа, Каратриль устремился к храму, перепрыгивая через упавшие колонны. Войдя туда снова, он увидел, что несколько жрецов избежали бойни и сейчас даже пытались собрать и сложить убитых в одно место. На лицах у них застыли потрясение и скорбь. Тиринору и Финуделу промыли и перевязали раны, и теперь Тиринор бродил среди сраженных князей и их советников, отыскивая живых. Но по мрачному лицу было видно, что у него нет надежды их найти.

— Что это? — спросил Тириол, когда Каратриль подал ему свиток.

— Наверное, последняя воля истинного Короля-Феникса, — ответил Каратриль, еще не отдышавшись. — Бел Шанаар вручил мне это послание для князя Имрика при моем отъезде.

— Открой его, — сказал Финудел.

Каратриль не спешил выполнять этот приказ.

— Бел Шанаар велел, чтобы только Имрик прочел это послание. Я должен был хранить его в тайне от вас всех.

— Бел Шанаар убит, а Имрика здесь нет, — сурово сказал Тиринор. — Я думаю, не погрешу против истины, сказав, что тех, кто стоит за Нагарит, здесь тоже нет, а мы, выжившие, — эльфы королевской крови.

Каратриль, хотя и не вполне убежденный, сломал печать на свитке и прочел вслух письмо Короля-Феникса:

Достойнейший Имрик из Каледора!

Ты должен простить меня за те ухищрения, которыми обставлено вручение этого письма, ибо тебе известно, что времена наши не располагают к доверию. События в Нагарите убедили меня, что культы и секты, настолько отравившие наш народ за многие последние годы, суть лишь одна нить в темном гобелене, сотканном нынешними властителями Нагарита. Морати полностью обратилась к тьме, и я не могу заставить себя верить Малекиту, хотя он, кажется, серьезно настроен принести Ултуану мир. Не уверен, что хоть кто-то в Северных Землях остается верен трону Феникса.

Хотя сердце мое надеется, что войны удастся избежать, разум говорит иное. Малекит всерьез настроен провести военную кампанию против наггароттов, и в этом я с ним согласен. Расходимся же мы с ним в том, кто должен возглавить этот поход. Малекиту я не могу доверять полностью, ибо, если он даже не замешан каким-либо образом в этих событиях, он князь Нагарита и сын Морати, и я боюсь, что его решительность поколеблется, когда ему придется сражаться с друзьями и верными ему князьями, своим собственным народом.

По этой причине, Имрик, я обращаюсь к тебе, и только к тебе. Ты мне советовал в прошлом активные наступательные действия, и потому я поручаю тебе командование соединенными армиями Ултуана. Нет никого тебя храбрее, нет никого, кто превзошел бы тебя достижениями на поле битвы, а еще — в Каледоре находится величайшая сила нашего острова. Пока твердо стоит Каледор, пока он верен идеалам нашего народа, Ултуан непобедим.

Мне придется объявить Малекиту о своем решении до прибытия на остров Пламени. Не думаю, что он будет им доволен, чтобы не сказать сильнее. На совете он будет настаивать, чтобы командование оставалось в его руках, и среди других князей найдется очень много его сторонников. В этом споре только у Каледора мощь, способная ему противостоять, и я надеюсь, что могу ждать от тебя и твоих братьев поддержки.

Если нам не удастся поговорить на эту тему, то все, что ты пожелаешь довести до моего сведения, может быть передано устно или письменно моему герольду, Каратрилю, который доставит тебе это послание. Его преданность и благородство характера безупречны, и я ручаюсь за него самым искренним образом.

Да благословят нас боги и да защитят они мир в наших землях.

Бел Шанаар, князь Тиранока, Король-Феникс Ултуана

Тириол взял свиток, чтобы прочесть его своими глазами, а князья задумались крепко и надолго над важностью и значением слов Бел Шанаара.

— Нам достался тяжелый выбор, — сказал Тириол. — Трон Феникса стоит пустым, а против нас собираются ужасающие силы. Может быть, Бел Шанаара озарило прозрение, когда он выбрал такие слова и доверил их своему герольду. Мне кажется очевидным, что если бы Король-Феникс знал, что будет дальше, то выбрал бы своим наследником Имрика.

— Согласен, — сказал Финудел. — И все же мы втроем не можем принять такое решение за всех. Как бы ни был неправ Малекит, пытаясь присвоить корону, все же не горсточке князей решать, на чью голову ее возложить. У тех правителей, что лежат сейчас тут на полу мертвыми, есть наследники, и у этих наследников не меньше права голоса в этом выборе.

— Хотя Малекит наговорил много лжи, кое-что в его словах основано на правде, — сказал Тириол. — Маловероятно, чтобы армия Нагарита выступила до весны, и это хотя бы дает нам какое-то время на подготовку.

— Боюсь, что Малекит был прав и в том, что мы не можем позволить себе колебаний, — заметил Тиринор. — Если бы Имрик был здесь, мы, вероятно, двинулись бы быстрее, но он все еще в горах и совершенно не знает о таком драматическом повороте событий.

— Надо немедленно послать весть ему и в те земли, где сейчас должны оплакать потерю своих благородных князей, — сказал Финудел. — Разумеется, нужно собрать новый совет, но я не думаю, что будут возражения против вручения Имрику мантии Короля-Феникса.

— Кроме как от самого Имрика, — вздохнул Тиринор. — Когда мы говорили с ним в последний раз, он совершенно не хотел возглавлять войну с сектами. Кто может ручаться, что он не сочтет своим долгом сейчас, после смерти Каледриана, в первую очередь защищать Каледор?

— Каледор силен, и это так, — заметил Финудел. — Но даже силы Каледора не хватит на противостояние всему Ултуану, если другие княжества подпадут под власть Нагарита. Имрик будет сражаться, в этом я не сомневаюсь.

— И как нам привезти Имрика на остров Пламени? — спросил Тиринор. — Гонцы могут искать много дней, и все равно его не найти. Он ясно дал понять, что не хочет быть найденным.

— Ничто и никто не укроется от взора вороньих герольдов.

Финудел говорил о древнем ордене, основанном еще Аэнарионом. Это предложение встревожило Тиринора, потому что вороньи герольды были нагаритскими эльфами. И он был рад, когда Каратриль возразил.

— Нет, — сказал капитан. — Я не доверяю им, потому что они сыграли свою роль в обмане при Эалите. Как ты сказал, они видят все, и я не могу поверить, что их так провели. Даже если есть среди них те, что не в рабстве у Анлека, мы никак их не отличим от прочих, и нам никак не связаться именно с теми, кто встанет на нашу сторону.

— Тогда ехать на поиски должен ты, Каратриль, — сказал Тиринор.

— Я? — ахнул Каратриль. — Да как же я его найду?

— Бел Шанаар доверял тебе полностью, — сказал Тириол. — Я разделяю его мнение. Тебя не оставят без помощи: магам Сафери известны заклинания, что помогут тебе найти Имрика.

— Да я даже не знаю, откуда начать! — продолжал упорствовать Каратриль.

Первая мысль его была — вернуться в Лотерн, похоронить тело Харадрина в мавзолее и разделить горе своего народа.

— С Крейса, конечно же, — сказал Финудел, выступая вперед и кладя руку на плечо Каратриля. — Возьмешь коней Эллириона, они несут быстро.

— А корабль еще быстрее, — возразил Тиринор. — Здесь их много стоит у причала, и тебе будет предоставлен любой, который ты выберешь, вместе с экипажем.

Тириол свернул свиток и протянул его капитану. Каратриль посмотрел на князей и понял, все они хотят, чтобы ехал именно он.

— Никаких сомнений, что с тобой благословение Азуриана, — сказал маг. — Кто еще из здесь присутствующих прошел столько испытаний и вышел из них невредимым?

Каратриль искал доводы, причины, почему он не может ехать. Он рвался вернуться в Лотерн, чтобы быть со всеми, когда жители услышат, что их правителей убили. Ему было страшно, хотя он не мог в этом признаться в столь высокородном обществе: дикие просторы Крейса на самой границе Нагарита были и без того опасны. Ему придется плыть мимо острова Мертвых и вести поиски в горах, кишащих чудовищами.

Потом он вспомнил слова из письма Бел Шанаара, и в груди его вспыхнули гордость и чувство долга, выжигая страх. Он вспомнил татуированных сектантов в шрамах, их нечестивые ритуалы, представил себе, что станется с Ултуаном, если они победят, и это перевесило ужас предстоящего задания. Он взял у Тириола письмо.

— Поеду, не теряя времени, — сказал он.

— Положение не такое отчаянное, чтобы у тебя не было времени на сборы, — сказал Тириол. — Тебе не следует ехать одному, и мы должны выбрать отряд солдат для твоей охраны, а завтра ничем не хуже, чем сегодня. Мы должны многое подготовить для тебя и для других посланников.

ГЛАВА ШЕСТАЯ. Охотники отправляются в путь

Каратриль пустился в путь через Внутреннее море, а на острове Пламени продолжалась кипучая деятельность. Уходили корабли за дополнительными войсками — защищать уцелевших князей, — и герольды разъезжались сообщить княжествам о случившемся и о предложении избрать Имрика. Тем временем втайне от оставшихся в святилище Азуриана Батинаир и рыцари Анлека увозили тело Малекита на запад. Чародейством они вызвали себе навстречу караван на пустынный участок эллирионского побережья и тайно перешли через равнины и горы.

Они пришли в Тор Анрок и, скрыв действительные события в святилище, распространили ложь о резне. Горожане в отчаянии и смятении позволили Морати взять тело сына и уехать на север в Анлек.

Въезжая в массивные ворота города, Морати сидела в карете рядом с Малекитом. Она ни слова не сказала после отъезда из Тор Анрока и кипела яростью, превосходящей даже ту, что испытала, когда Бел Шанаар был предпочтен ее сыну на выборах Короля-Феникса.

— Они не просто пренебрегли тобой, — шептала она. — Это больше чем оскорбление. Это нападение на Нагарит, это покушение на память твоего отца. Я была слишком снисходительна к этим дуракам. Я отомщу за твою смерть.

Она положила руку на тело в саване, а по щекам ее текли слезы. Ей представлялся пылающий войной Ултуан, узурпаторы и их мелкие князишки просят пощады, а ее воины предают их мечу. Она поставит памятники сыну не меньшие, чем стоят ее покойному мужу, и каждый эльф будет отдавать ему дань почтения.

Погруженная в эти мысли, Морати едва не пропустила дрожь у себя под пальцами.

Не уверенная, что ей это не показалось, она застыла неподвижно на несколько мгновений, не снимая руку с закрытой груди Малекита. «Нет, — решила она, — это карету трясет на булыжной мостовой», — и хотела уже убрать руку.

И снова легкая-легкая дрожь.

Ахнув от радости и облегчения, Морати откинула саван с изуродованного огнем лица Малекита. На месте ослепительной красоты ей открылись оплавленные кости, обугленное мясо, оголенные сухожилия.

— Ты силен, как твой отец, — прошептала она, склоняясь к обгорелым остаткам уха, и поцеловала сожженную кожу. — Ты наследник Аэнариона, истинный король эльфов.

Из безгубого рта донеслось рваное, шипящее дыхание.

Трещала и осыпалась обгорелая кожа, открылся глаз — светлый шар в темной яме. Он смотрел прямо перед собой, и в зрачке затанцевали искорки таинственной энергии. Они слились в горящий уголь, в язычок магического пламени, оно росло и темнело, глаз стал мерцающим очагом темного огня, и в глубине его засветилась красная точка.

Шевельнулась лишенная кожи челюсть, послышался хриплый, бессловесный голос. Задергались под саваном пальцы.

— Лежи тихо, мой храбрый сын, — сказала Морати, роняя слезы облегчения как жемчужины на лицо Малекита. — Береги силы. Я тебя вылечу, ты выздоровеешь. Жизнью тебе клянусь.

Из-под края савана высунулась изуродованная рука, рассыпая хлопья черной кожи, с кисти тонкими струйками капала кровь. Пальцы, почти сплошь обугленная кость, охватили затылок Морати, притянули ближе, поглаживая волосы.

Мир стал пятнами света и тьмы, шума и безмолвия, боли и бесчувствия. Беззвучные вопли отдавались у Малекита в ушах, вторя медленным ударам сердца. Все горело. Каждый кусочек тела терзали огонь и боль. И даже ум, даже дух его снова и снова пожирало пламя, выжигая суть его естества.

Он был рад наступившей черноте.

Но забвение длилось недолго.

Не было спасения от пытки, наваливающейся на тело, не давали передышки отчаяние и гнев, пожирающие дух. Каждый вдох запускал в легкие огонь солнца. Каждое легчайшее движение вызывало бурю впивавшихся в тело бритв. И шепот, шепот не смолкал, голоса едва слышные, они дразнили и смеялись, издеваясь над его безумием. Вихри пыли кружились над ним, и каждая пылинка скалила остроконечные зубы. Пели стены, звучно и стройно, о бездонной черноте. Свет из окна, болезненно яркий, танцевал на его груди, оставляя следы из пепла.

И боль. Страшная боль. Невыносимая боль. В каждой поре и в каждой мышце, в каждом рваном нерве и обожженной артерии. Жить — значило испытывать нескончаемую муку.

И снова пришла чернота, и он принял ее с распростертыми объятиями.

И снова ожил.

Он стоял на краю бездны и смотрел в темноту вечной смерти. Она звала, шептала сделать один только шаг, рухнуть в покой конца. Один шаг. Маленький шаг, и конец мучениям.

— Нет! — прорычал он, и это единственное слово снова обрушило на него рвущую в клочья боль.

В бронзовом зеркале в одном рыжем цвете разыгрывалось действие. Воды Внутреннего моря бороздили корабли, идущие к острову Пламени и обратно. Остров был окружен туманом, закрытым от зрения Морати заклинаниями жрецов. Она не знала, что происходит внутри святилища Азуриана, но такое оживление на морских путях сказало ей все, что ей нужно было знать. Остальное можно было предположить.

Морати махнула рукой, отпуская изображение, и оно сменилось ее отражением. Секунду она им любовалась, проводя рукой по контуру собственной талии и бедра, поглаживая тонкую линию щеки и скулы. Изящными пальцами перебрала волосы, вздрогнув от собственного прикосновения.

Тут ее прервали. В зеркале появилась стоящая в дверях фигура. Морати обернулась к Батинаиру.

— Тирион собирает князей, — сказал он. В руках у него был рваный, окровавленный пергамент. — Это послание взято у герольда из Сафери. Они задумали возвести Имрика на трон Феникса, ваше величество.

Морати выдернула из руки Батинаира рваное письмо и пробежала его взглядом. Чувствовался запах крови, чернил, благовонного масла от кожи Батинаира.

— Очевидный выбор, — сказала она. — Почему его не убили с остальными?

— Его не было на совете, — пояснил Батинаир. — Он пренебрег приглашением Бел Шанаара, чтобы поехать в Крейс охотиться со своим родичем.

— Значит, у нас еще есть возможность причинить вред нашим врагам. — Письмо в пальцах Морати вспыхнуло черным пламенем. — Пойди к верховному жрецу Каина и приведи мне самых смертоносных убийц в Анлеке.

— Убить Имрика до того, как его бы смогли сделать королем? — спросил Батинаир. — Мне нравится.

Морати неслышными шагами перешла комнату и схватила князя за горло. Под длинными, покрытыми черным лаком ногтями показалась кровь.

— Меня не интересует, что тебе нравится, а что нет, — прошипела она, выпуская в царапины чуть-чуть темной магии.

Батинаир зашипел, плюясь, как змея, которая сама была ужалена, задергался в сверхъестественно сильной хватке Морати.

— Приведи убийц и свое мнение держи при себе.

Она выпустила Батинаира, он пошатнулся, потирая руками раны на шее.

— Сию минуту, ваше величество.

Глаза его были полны страха.

Когда князь ушел, Морати вышла в соседнюю комнату. Там на похоронных носилках, покрытых множеством одеял, недвижно лежал Малекит. Он шептал и бормотал какие-то слова, но слишком тихо, чтобы расслышать. У него сжимались и разжимались кулаки, голова слегка дергалась из стороны в сторону. Она положила ему руку на лоб, огорчилась его жару. Никаким своим чародейством не могла она вылечить эти раны, нанесенные божественным пламенем.

Она улыбнулась. При всем горячечном безумии он выздоравливал. День за днем она смотрела на него, подмечая каждый мельчайший признак возвращающейся в руины тела жизни. Годы уйдут на полное восстановление, если ничего не помешает. Этого времени хватит, чтобы подчинить весь Ултуан власти Нагарита и сохранить трон Феникса для триумфального возвращения сына.

Возле кровати стоял табурет, и Морати села, не снимая руки со лба Малекита. Она все время тихо с ним разговаривала, рассказывала легенды, которые он должен был помнить еще с детства: истории про Аэнариона, про демонов и богов.

Так, за утешениями раненого сына закончился день. Морати встала, задернула штору, загораживая комнату Малекита от любопытных глаз, и вернулась в главный зал. В коридоре ее ожидали восьмеро эльфов.

Вошел Батинаир, и семеро других последовали за ним в арочный проем. Убийцы были похожи на тощих голодных волков — узкие лица, тугие мышцы. Морати чувствовала прикосновение темной магии, сладким тошнотворным туманом сочащейся с их мечей и кинжалов, пульсирующей во флаконах с ядом и в изрезанных рунами украшениях. Кровь окрасила им лица и склеила волосы. Кожа их была во многих местах проткнута каиновыми рунами на кольцах и штырях.

Она посмотрела им в глаза и не увидела ни сочувствия, ни милосердия, ни доброты — в них светилась лишь холодная смерть.

— Хорошо, — сказала она Батинаиру, гладя его по щеке. Князь задрожал в экстазе от ее прикосновения. — Можешь вернуться к атартисткам и там резвиться, пока я тебя снова не позову.

— Благодарю вас, ваше величество! — ответил Батинаир, заранее скалясь в предвкушении внимания гедонистических жриц и сектанток.

Когда он вышел, Морати скомандовала убийцам встать на колени. Они послушались, выстроившись перед ней полукругом.

— Имрик должен быть устранен, — сказала она. — Вы его найдете и убьете.

— Где найти его? — спросил один из убийц, оскалив заточенные иглы зубов.

— В Крейсе, — ответила Морати.

— В тамошних горах эльф может прятаться вечность, — сказал другой. — Как нам найти Имрика?

— Твой ищущий глаз не может нас на него вывести? — спросил третий.

— В Кольцевых горах слишком сильное действие портала, — ответила Морати. — Ни одно заклинание не пробьет магических ветров.

— У тебя есть какой-то след, по которому мы можем пойти? — спросил четвертый.

— Закройте глаза, и я покажу вам его, — кивнула Морати.

Она запела, призывая покровителей темных ветров благословить ее чары. Она называла их по именам, и с каждым произнесенным именем густела и клубилась темная магия в зале. Морати чувствовала ее завитки, скользящие по коже, теплые и прохладные, сухие и скользкие. Она выплюнула приготовленные слова заклинания, и каждый слог пузырился на языке, каждый звук отдавался в ушах ясной нотой.

Она сплела пальцы, выгнула спину, чувствуя, как течет в нее и сквозь нее магия, пульсируя вдоль нервов, возбуждая все пять чувств. Имея вековую практику, Морати успокоила себя, подчинила магию своим желаниям, сформировала ее словами и мыслями.

Убийцы стояли на коленях, обратив к ней лица с закрытыми глазами. Морати вытянула руки — и молнии черной энергии вылетели из ее пальцев к глазам каинитов. Убийцы вскрикнули, затряслись, рухнули в судорогах на пол — колдовство вливалось в них, сплавлялось с ними.

Произнеся последнее заклинание, Морати упала в кресло, полностью выдохшись. Кончиком пальца она смахнула со лба пот. Глаза ее были закрыты, дышала она трудно и медленно. Тем же пальцем она дотронулась до языка, смакуя сладкий вкус магии, покрывающей кожу.

Убийцы приходили в себя, держась за головы, стеная и ругаясь от боли. Морати открыла глаза и встала. Прошла вдоль линии лежащих навзничь эльфов, величественно возвышаясь над ними.

— Вы будете испытывать ту же боль, что испытываю я, пока Имрик продолжает жить, — сказала она. Перешагнув через последнего, она вернулась к началу лежащей шеренги. — Боль будет слабеть с каждым шагом, приближающим вас к вашей дичи, и расти с каждым шагом, отдаляющим вас от нее. Я положила на вас свое клеймо, и вы не будете знать ни сна, ни жажды, ни голода, пока Имрик не умрет. Смотреть на меня!

Они подняли головы и уставились на Морати глазами, похожими на красное стекло. У каждого на лбу дымилась черная руна, выжженная колдовством. Они дергались и извивались, не в силах избавиться от пульсирующей боли в голове.

— Убейте его — и эта боль перестанет вас терзать, — сказала Морати и показала пальцем на дверь. — Чем быстрее выполните работу, тем скорее снова обретете покой. В Крейс! Найдите Имрика! Убейте его!

ГЛАВА СЕДЬМАЯ. Дорога в Крейс

Задувал свежий ветер с востока, забрасывая брызги дождя на светлое дерево палубы, стряхивая капли с мачты и паруса на стоящего у борта Каратриля. На службе у Бел Шанаара он не раз переплывал Внутреннее море, но у него в голове все никак не укладывалась смерть Короля-Феникса, и ни в одном предыдущем путешествии не чувствовал он такой срочности и такой ответственности.

Небо затянуло тяжелыми осенними тучами, вполне под стать мрачному настроению герольда. Вокруг него матросы подтягивали треугольные паруса, слушая команды своего капитана, выжимали из своего корабля всю скорость, которую он мог дать. На носу, корме и верхушках мачт сидели наблюдатели, высматривая корабли и опасаясь, что встречный может оказаться на стороне наггароттов или сектантов. На палубе находились две сотни морских пехотинцев-ветеранов: знаменитая морская гвардия из Лотерна, родного города Каратриля.

Справа по курсу показался остров с низкими берегами. Над его берегом висела серая дымка, в небе танцевали цветные огни. Каратриль перешел к левому борту, не желая видеть остров Мертвых. Именно на этом клочке земли Каледор Укротитель Драконов произнес заклинание, создав Великий портал, и навеки заключил себя и своих товарищей-магов в ее сердце.

Выросший в Лотерне, Каратриль слыхал все моряцкие легенды. Некоторые утверждали, что маги видны как эфирные контуры с воздетыми к небесам руками, застывшие во времени в момент своего триумфа. Говорили, что последние слоги мощного заклинания все еще доносятся с бризом, что последние слова Каледора может услышать эльф во сне, если его корабль по ошибке подойдет к берегу слишком близко.

Каратриль не имел никакого желания проверять эти легенды и слышал, как моряки и морская гвардия шепчут молитвы Маннанину, богу вод, прося его пропустить корабль мимо острова Мертвых.

Оттуда они поплыли на север, петляя между островами цепи, что протянулась через Внутреннее море. Еще три дня они шли без остановки и не видели других кораблей — разве что случайный парус на горизонте.

Наконец показался северный край Внутреннего моря. Эту его границу отмечали лесистые берега, прерываемые устьями многочисленных рек. Из всех земель Ултуана только эту никогда не видел Каратриль: Авелорн, родину Вечной Королевы. От этой мысли дрожь прошла по телу Каратриля, дрожь восхищения и благоговейного страха. Авелорн, страна бескрайних лесов, всегда был сердцем эльфийского народа. Политической столицей Ултуана оставался Тор Анрок, но духовным центром был именно Авелорн. Некоторые философы утверждали, что праотцы всех эльфов выросли в этих безграничных лесах в жилищах из ветвей и листвы.

В годы службы Трону Феникса Каратриль никогда не получал поручений ко двору Вечной Королевы, и никогда не было у него гостя из Авелорна. Вечная Королева Иврейн, дочь Аэнариона и Астариели, не интересовалась преходящими делами. Ее делом была не ведающая времени защита острова и всего народа в целом. Но Каратриль знал, что Вечная Королева скоро узнает о смятении, охватывающем ее остров: на борту были другие гонцы, направленные к ее двору с вестью о решении выбрать Имрика.

Корабль вошел в одну из широких рек Авелорна в сумерках. На обоих берегах густо теснились деревья, ивы окунали в воду гибкие ветви. Из-под их навеса взлетали облаками летучие мыши, темными стрелами прорезая небо на фоне заходящего солнца. Стрекотали насекомые, кто-то выл и рычал в сумерках. Каратриль порадовался, что он на корабле, а не на суше.

Река была широкой, судоходство нетрудным, и можно было плыть всю ночь. Когда встали луны, характер леса изменился. В серебристом свете Сариура деревья будто танцевали и перешептывались на ветру, их тайные послания отдавались над водой тихим шелестом. Река бурлила жизнью: рыбы, лягушки, ящерицы резвились в медленных водах в пятнах лунного света, пробивавшегося из облаков. Крики сычей и волчий вой неслись отовсюду, и Каратриль понял, что уснуть ему не удастся.

К рассвету они вышли к большому повороту реки. Она уходила на север, к пикам Кольцевых гор, которые уже были видны вдали над шапками деревьев. В лучах рассвета на берег пришли на водопой звери. Там и сям деревья расступались широкими полянами, где паслись стада оленей и крались в высокой траве лисы.

Каратриль был убежден, что видит и другие движения в сумраке под пологом леса. Не звери, не птицы, но будто сами деревья смещались. Он знал, что Авелорн — живое существо, и из самых старых легенд слышал об энтах, что защищают лес. Но одно дело знать, совсем другое — увидеть эти создания в темноте, этих духов коры и листьев, что потрескивали и стонали, как сами деревья на сильном ветру.

Вскоре после полудня корабль подошел к пристани. Она была не из бревен, ее составляли массивные корни дерева, выдающиеся в реку. Рядом на берегу ожидали женщины-воины — Девы Авелорна. Увидев их, капитан направил корабль к естественной пристани и причалил к извилистым корням.

Капитан Стражи Дев взошла на корабль с копьем в руке и щитом на другой. Из-под шлема спадали зеленовато-золотистые волосы, глаза яркой зелени будто пронзали душу Каратриля. Когда она заговорила, ее голос прозвучал словно издали, глаза смотрели мимо него, будто она видела что-то еще. Каратриль представил себе, будто это шелестят листья и тихо плещет вода по камням.

— Весь лес говорит о вашем приходе, — сказала она. — Я Алтинель, защитница полян и капитан Стражи Дев. Кто ваш предводитель?

Капитан корабля показал рукой на Каратриля. Тот нерешительно подошел и обратился к Алтинели:

— Я Каратриль из Лотерна, ныне — из Тор Анрока. Со мной на борту герольды, направленные к Вечной Королеве, мне же лежит путь вверх по реке к горам Крейса.

— Мы надеялись, что вы придете, — ответила Алтинель. — Наша королева весьма огорчена. Она чувствует, как тьма поглощает Ултуан, и хотела бы знать причины этого.

— Король-Феникс Бел Шанаар убит, — сообщил Каратриль. — Князь Малекит рискнул гневом Азуриана в попытке заменить его и был признан недостойным. Пламя испепелило его, а храм едва не рухнул.

— Мрачные вести, — сказала Алтинель. — Выведи своих герольдов, и я отведу их к королеве Иврейне. Ты же можешь идти по реке дальше. Какова твоя цель в Крейсе?

Матросы сбросили на пристань веревочные трапы, и герольды полезли через борт корабля. Каратриль по медлил с ответом — скорее по выработанной привычке, нежели из-за подозрения. Но не могло быть даже тени сектантов или наггароттов в Авелорне: Дев бдительно хранила леса чистыми от любой китарайской заразы.

— Мне нужно найти князя Имрика из Каледора, — сказал Каратриль. — Многие князья были убиты наггароттами в святилище Азуриана, и наследником Бел Шанаара следует наречь Имрика. Мы должны его найти и безопасно доставить на остров Пламени.

— Отлично, — сказала капитан Дев. В ее голосе слышалась едва заметная веселая нотка. — Мы пошлем весть отрядам на границах Крейса, чтобы ждали вашего возвращения. Вечная Королева предоставит своему будущему мужу право прохода. Да будет с тобой благословение Иши.

— Прошу передать Вечной Королеве мою благодарность и почтение.

Алтинель засмеялась, и этот звук тронул сердце Каратриля радостью.

— Не сомневайся, что Иврейна знает о твоей благодарности и почтении, Каратриль из Лотерна, ныне из Тор Анрока.

Капитан Дев отступила в сторону. Каратриль, уже повернувшись, заметил одну странность: глаза Алтинели оказались синими, а не зелеными. Он встряхнул головой и отбросил эту мысль — иллюзия из-за непривычного лесного света. У него слегка кружилась голова, и он ушел в свою каюту, чтобы лечь.

Спать он не собирался, но так как очень мало отдыхал со времени резни в храме, глаза отяжелели, и он провалился в глубокое забытье. Проснувшись, он увидел через окно каюты, что уже поздний вечер.

Каратриль чувствовал себя отдохнувшим и сильным, и почему-то в каюте стоял аромат полевых цветов.

Воющие порывы ветра хлестали долину, неся преждевременное ощущение зимы от пиков. Вихри снега струились с гребней и пиков гор, и луны спрятались за толстым одеялом туч.

Несмотря на мрак, Элтанир видел очень хорошо. Он шел по извилистой тропе с уверенной ловкостью горного козла, перепрыгивая с камня на камень, петляя между ветвями нависших кустов и легко обходя скальные выходы по самому краю карниза, над вертикальным обрывом в пропасть справа.

Он не чувствовал холода, не чувствовал усталости от многодневного путешествия, не чувствовал голода, от которого у обычного эльфа давно бы желудок свело, не чувствовал непрекращающейся сухости в горле. Его гнал вперед огонь.

Остальные следовали за ним в молчании. Никто ни слова не сказал с момента выхода из дворца в Анлеке, и каждого пожирало свое проклятие, своя внутренняя боль.

Очередной порыв ветра сыпанул снежной пылью на плащ и капюшон. Элтанир остановился у поворота тропы, резко уходящей ко дну долины. Поглядев на север, он узнал Анул Арианни и Анул Сетис — две вершины, вознесшиеся над остальными и соединенные острым гребнем.

Эти горы он хорошо знал, поскольку они отмечали границу Нагарита. Он смотрел в сторону перевала, известного как Крейсские Ворота, и знал, что через несколько дней жгучая боль стихнет.

Отряд вышел из соснового леса на высокие склоны Анул Сариана. Снег лежал белым покрывалом. Имрик бодро шагал в гору с широким охотничьим копьем на плече, оставляя едва заметные следы сапог. Проводники с луками в руках, шедшие перед ним, остановились под защитой груды покрытых снежной коркой скал.

— Похоже, что сегодня нам может повезти, — сказал Корадрель, идущий за Имриком. — Что-нибудь поинтереснее лося или медведя.

— Если повезет, — ответил Имрик, оглядываясь через плечо.

Оба князя были одеты в кожаные отороченные мехом охотничьи плащи с капюшонами, накинутыми на головы от холодного ветра. Шерстяные штаны и сапоги до колен защищали ноги от снега. У каждого на руках были тяжелые перчатки, скрепленные железными кольцами, и поверх подбитых мехом одежд — нагрудники.

— Если нет, то придется ставить лагерь, — сказал Корадрель, показывая на уходящее на запад солнце. Дыхание его застывало в воздухе.

— Приютов поблизости нет? — спросил Имрик.

— Полдня пути на юг есть пещеры на северо-восточных склонах, — ответил Корадрель, — там места хватит на всех.

В группе было всего двадцать эльфов: двое князей, четверо проводников и четырнадцать слуг, ведущих в поводу вьючных лошадей с палатками и припасами. Все были вооружены луками и копьями, а у охотников имелись еще длинные топоры и доспехи. На одной паре саней был смонтирован маленький стреломет — младший брат настоящих боевых машин.

На других громоздились съестные припасы, сети, одеяла, дрова, запасная одежда, лампы и факелы, связки запасных копий и стрел. В любой другой стране такая партия смотрелась бы как боевой отряд, но в Крейсе все это было совершенно необходимо для простой охотничьей экспедиции.

Имрик считал, что битва менее опасна, чем такая охота, и все эльфы в отряде были настороже, всматривались в облачное небо, вглядывались в тени под соснами, внимательно осматривали каждую скалу и каждый куст.

Крейс, как и Каледор, был горным княжеством. В горах Драконьего перевала всех крупных зверей, забредающих на территорию, истребляли драконы. В горах Крейса защищаться от кровожадных чудовищ приходилось эльфам. Портал Ултуана наполнял воздух напряжением магии, окрашивая облака и снег блестящей полуневидимой радугой. Мощные ветра магии привлекали в эти земли все виды необычайных существ. Некоторых можно было использовать для верховой езды, если поймать достаточно молодыми: пегасов, грифонов и гиппогрифов.

Остальные же были созданиями чистого Хаоса: мантикоры и гидры, василиски и химеры.

Они гнездились здесь веками, и веками дни охоты на чудовищ были лучшими днями крейсийского календаря. Крейсийцы отточили умение убивать чудовищ, ходить по горам и пробираться лесами до степени высокого искусства. Несколько раз во время кампаний в Элтин Арване Имрик обращался к опыту крейсийских союзников для очистки местности от какой-нибудь доставляющей неприятности твари.

Князю нравились крейсийцы как народ, и хотя они жили на противоположном краю Ултуана, с каледорцами у них было много общего. Крейсу не хватало грубого величия Каледора, у него не было великого основателя вроде Укротителя Драконов, однако было чувство собственного достоинства. Народ здешний, привыкший к зимнему одиночеству, был крепок телом и духом.

Что крейсийцы — свирепые воины, было несомненно. У многих слуг, как и у Корадреля, были рубцы от зубов и когтей знаменитых белых крейсийских львов. Свидетельством взрослости и доблести воина считалось добыть такую большую кошку, и ни одному эльфу не разрешалось носить мех белого льва, если он не убил зверя своей рукой. Имрик на охоте убил двух таких, но отказался носить плащ чести. Он, шутя, сознался Корадрелю на одной охоте, что боится, как бы такая шуба не сбила с толку драконов и его не съели бы как дичь при возвращении в Каледор. На самом же деле он не чувствовал права носить на своих плечах такое удостоверение силы. В этих землях он только гость, а истинный крейсиец живет и дышит в этих горах каждый день.

Они дошли до проводников и укрылись от ветра среди скал. Радуясь затишью, Имрик стянул с себя капюшон, снял ленту, удерживающую волосы, и пригладил их рукой.

— Видишь что-нибудь? — спросил он ближайшего проводника, эльфа по имени Анахиус.

Тот кивнул и показал на склон. Имрик увидел темный вход пещеры, перед которым земля была утоптана и свободна от снега.

— Логово, — сказал Имрик, улыбнувшись. Снова завязал волосы и повернулся к Корадрелю. — А что в нем?

— Пойдем и узнаем, — ответил крейсиец, беря прислоненное к скале копье.

Группа осторожно вышла из-за нагромождения валунов, практически бесшумно и оставляя лишь едва заметные следы. Имрик взял копье обеими руками, не сводя глаз со входа пещеры. Анахиус с другим проводником шел вперед, ловко передвигаясь по неровной земле. Львиные плащи были туго завязаны вокруг их тел.

На расстоянии полета стрелы от входа охотники остановились, а проводники продолжали движение. Они пошли в обход пещеры по каменной осыпи и какое-то время рассматривали следы. Потом, после краткого разговора, второй проводник вернулся к группе, а Анахиус стал осторожно двигаться к пещере.

— Там или поблизости точно есть какая-то тварь, — сказал проводник. — Перьев не видно, а зверь, судя по следам когтей, большой. Мы нашли клочки меха на камнях, сброшенных чешуй нет, следов огня тоже. Из пещеры пахнет падалью.

— Так что не грифон и не гидра, — сказал Корадрель.

— И не химера, — добавил Имрик. — Она недоеденное мясо не оставляет.

— Верно, — согласился проводник.

— Так кто же у нас там? — спросил Корадрель.

Ответ прозвучал в крике Анахиуса.

— Мантикора! — крикнул он, отскакивая от входа в пещеру.

Зверь вылетел из пещеры прямо за ним, и гора содрогнулась от свирепого рева. Чудище по форме было похоже на массивного льва, шкура темно-коричневая в темно-оранжевых пятнах. Два крыла, как у огромного нетопыря, были свернуты на спине, а острые когти оставляли царапины на скалах, пока чудовище съезжало вниз по склону. Суставчатый, как у скорпиона, хвост выгибался над спиной, нависая над крыльями, и колючка на конце была не меньше наконечника копья. Страшнее всего была морда чудовища: кошачья, но с неприятными эльфоподобными чертами, темная на фоне огромной ярко-красной гривы.

Мантикора снова взревела, и эльфы взяли оружие на изготовку. Некоторые бросились на помощь Анахиусу, выкрикивая слова ободрения. Зверь прыгнул, раскрыв крылья, и легко догнал одинокого проводника.

Анахиус обернулся в последний момент, предупрежденный криком Корадреля. Он поднял копье как раз, когда мантикора приземлялась, и острие с вырезанной руной оставило рану на щеке зверя, но его оружие было выбито мощной лапой, и тот же удар послал Анахиуса кувыркаться вниз по склону с бесполезно болтающейся рукой.

В тот же миг мантикора прыгнула на него, челюсти сомкнулись на туловище, раскусив злополучного эльфа почти пополам.

— Бьемся или бежим? — спросил Имрик.

— Бьемся! — ответил Корадрель. — Иначе мантикора будет гнаться за нами до самого Тор Акара. Укрываемся в скалах!

Имрик оторвал взгляд от мантикоры, которая разрывала Анахиуса на части, пятная белый снег кровью, внутренностями и осколками костей. До охотников, укрывшихся в скалах, низкое рычание отдавалось эхом.

Добравшись до камней, Имрик остановился рядом с Корадрелем. Поглядев вниз, он увидел, что все охотники, кроме двоих, мчатся к ним с оружием наготове. Остальные двое остановили обоз и готовили стреломет на санях.

— Они страшны, но нападают без ума, — сказал Корадрель. — Ее надо заманить под стреломет. Как сшибем эту тварь с неба, так нападем группой. Копьями и топорами — стрелы ей мало что сделают.

Имрик кивнул и перехватил копье поудобнее, опираясь плечом на скальный выступ. Мантикора закончила драть тело и подняла голову, принюхиваясь, поворачивая ее вправо-влево, шевеля остроконечными ушами. Еще раз зарычав, она взмыла в воздух. Хлопанье ее крыльев было начисто лишено грации драконьего полета, но тварь поднималась в воздух невероятно быстро, выискивая на земле новую добычу.

Кто-то из проводников зажег факел и вышел из укрытия с пламенем в руке, размахивая им, чтобы привлечь внимание зверя и отвести его от каравана.

Мантикора устремилась вниз, вытянув передние лапы. Факельщик отшвырнул факел и бросился бежать обратно в камни, а мантикора падала вниз как молния чистой ярости.

Эльф добежал до укрытия, когда мантикора хлопнулась на землю, рыча и размахивая хвостом. Имрик чувствовал жар ее дыхания, пованивающий запахом гнилого мяса и свежей крови.

Мантикора увидела его и бросилась в атаку. Имрик успел шагнуть за камень за миг до того, как когти мощной лапы чиркнули по камню, взметнув крошки в воздух. Мантикора, не переставая рычать, свернула вправо, фыркая и принюхиваясь. Оказавшийся неподалеку Корадрель метнул копье, попав в ребра чуть позади плеча. Зверь взвыл от гнева и повернулся, хлестнув хвостом, но не успел задеть быстро отступившего крейсийца.

Тварь напрягла мощные мышцы, будто хотела снова взмыть в небо. Один из охотников вышел из-под прикрытия с топором в руке, выкрикивая вызов. Мантикора изогнулась и прыгнула на добычу, но охотник кубарем покатился из-под протянутых лап и полоснул топором по брюху. На снег хлынула кровь.

Охотник вскочил и бросился под прикрытие скал, но, в отличие от Корадреля, оказался слишком близко к мантикоре. Свистнуло в воздухе жало, пронзило спину эльфа, и острие вылезло у охотника из груди. Эльф упал наземь, бешено дернулся, когда жало высунулось наружу. Изо рта хлынула кровавая пена.

Мантикора стала кружить вокруг камней, несколько медленнее из-за полученных ран, хлеща хвостом, сворачивая и расправляя крылья. Имрик глянул ей в глаза и увидел желтые шары ненависти. Интересно, что могло породить столь злобного зверя.

Сделав два шага вперед, мантикора прыгнула, неожиданно ловко приземлившись на самую большую скалу. Заглянула между камнями, и эльфы брызнули в стороны. Один коготь зацепил Корадреля за руку, и тот полетел наземь лицом вниз.

Имрик действовал инстинктивно. Он вспрыгнул на камень, держа в руке копье, мантикора отвлеклась от упавшего князя — и Имрик пригнулся, уходя от свистнувшего в воздухе хвоста. Жало зацепило камень, оставив на нем след густого яда. Имрик встал над Корадрелем, ткнул копьем вверх. Удар был нанесен наспех и едва оставил царапину на плече мантикоры. В ответ Имрик получил удар лапой в грудь, от которого рухнул навзничь. Нагрудник погнулся, на нем остались две глубокие царапины, но он спас владельцу жизнь.

В схватку вступили другие охотники, размахивая длинными топорами и тыча в мантикору копьями. Она перепрыгнула через них на другой камень, сбив одного эльфа с ног хвостом. Крейсийцы не отступали, и пока Имрик переводил дыхание, они своим оружием вынудили зверя встать на дыбы и зареветь.

Издали донесся хлесткий щелчок — и горло мантикоры взорвалось кровавым дождем. Из шеи торчал стрелометный болт. Зверь свалился с камня, шлепнулся на бок, хлеща вокруг себя хвостом. Меткий удар топора отрубил жало, из раны выступили кровь и яд.

Но чудовище еще не было убито. Оно перевернулось, встало на ноги, расправляя крылья и бешено воя. Не желая дать мантикоре уйти, Корадрель вскочил на ноги, но она уже свалилась на камни. Одному неосторожному эльфу оторвало руку — он попал под предсмертные судороги твари.

Убедившись, что зверь сейчас сдохнет сам, Корадрель отозвал охотников на безопасное расстояние. Имрик подошел к своему кузену, и они встали, опираясь друг на друга и тяжело дыша. Каледорского князя заполняла горячка битвы. Он смотрел на издыхающую мантикору, потом глянул вниз и понял, насколько близок был сам к ее участи. Облегчение, смешанное с жаждой битвы, наполнило его энергией. Глянув в глаза Корадреля, он увидел там веселый блеск, и они оба засмеялись и обнялись.

Отсмеявшись, Имрик посмотрел на дохлого зверя и приподнял брови.

— Значит, это и есть мантикора, — сказал он.

Став герольдом Бел Шанаара, Каратриль много раз переходил Кольцевые горы, и все равно они не переставали каждый раз его изумлять. Проходя из Авелорна в Крейс, через один из высочайших перевалов, окруженный вершинами, он ощущал портал как никогда мощно. Магия будто дергала за волосы, сочилась в поры кожи, заставляла ныть зубы. Покрывающие горы облака играли пурпурным, красным и зеленым, и сквозь редкие просветы виднелись причудливые радуги, мерцающие на солнце, и цвета их изогнутых арок искажались полем магии.

Репутация Крейса как места обитания многих опасных чудовищ была хорошо известна, и сопровождавший Каратриля отряд Морской Стражи был внимателен и готов отразить любое нападение. Зима в этих северных краях наступала быстро, и на третье утро после ухода от реки земля и палатки оказались припорошены снежной пылью. Каратриль бывал в Крейсе и запасся меховым плащом с капюшоном и перчатками из мягкой кожи. Морская гвардия тоже приготовила зимние вещи, и эльфы, закутав лица от холодного ветра и ледяной крупы, вошли в Крейс.

Морская гвардия охраняла не только от чудовищ. Путь отряда шел вдоль перевала Феникса, ведущий через Кольцевые горы в Нагарит. Даже если держаться по возможности повыше, все равно был приличный шанс встретить наггароттских воинов, патрулирующих границу.

Хотя из-за постоянно ухудшающейся погоды увеличилось неудобство такого движения, Каратриль решил, что надо идти ночью, а днем искать убежище, избегая этой встречи. Его постоянно преследовало ощущение, будто за ними следят: эта страна была традиционным местом для вороньих герольдов. Каратриль встречал членов их ордена и знал, что, если они захотят остаться невидимыми, даже острые глаза Морской Стражи их не заметят.

Он стремился вернуться обратно в Крейс как можно быстрее, потому что опасался, что вороньи герольды следят за отрядом с той самой минуты, как он оставил перевал Феникса. Прямо сейчас, быть может, верховые несутся в Анлек с этой вестью.

После бойни в храме Каратриль ожидал бурной реакции наггароттов на любое нарушение их границ.

Три ночи они пробирались, иногда без всякой тропы, через голые холмы восточного Нагарита, держа направление по мелькающим в облаках луне и звездам. Три дня они ставили лагерь в пещерах и впадинах, ели холодное, чтобы не разжигать костра, и заворачивались в одеяла от зимнего ветра.

На четвертое утро Каратриль не остановил отряд, а предложил идти еще и весь день. Они перешли замерзшую реку, спускавшуюся с Кольцевых гор, и оказались в Крейсе. В этих диких местах не было надежды на отдых или получение подкреплений, и как только позволил рельеф, отряд свернул на восток, прочь от Нагарита.

Каратриль время от времени оглядывался назад, ожидая увидеть всадника в плаще из перьев на далекой вершине или преследующую отряд армию наггароттов. Но на горизонте врагов не было — только серое холодное небо Северного Ултуана.

Лагерь поставили с подветренной стороны большой скалы и решились развести огонь, чтобы растопить снег и сварить что-нибудь. Неадерин, капитан Морской Стражи, вошел в палатку Каратриля. Ветер трепал парусину и выл среди камней.

— Мы пришли в Крейс, но где нам искать Имрика? — спросил капитан.

У Каратриля ответа на этот вопрос не было. Каледорский князь намеренно не оставил ни слова о том, где его можно будет найти, и вся магия Тириола не могла нащупать Имрика в окрестности таинственных водоворотов магического портала.

— Его дальний родич Корадрель живет в столице, Тор Акаре, — сказал Каратриль, подумав. — Если будет благосклонна к нам Морай-хег, то мы найдем там Имрика, вернувшегося с охоты. Если нет, домочадцы Корадреля наверняка будут знать, куда ушел хозяин.

— Значит, идем прямо на Тор Акар? — спросил Неадерин. — Или направляемся в обход гор и приходим в город с севера?

Это было трудное решение. Каратриль чувствовал необходимость поспешить, но кратчайший путь может оказаться неверным, если они собьются с пути в горах или их постигнет какое-нибудь несчастье. С другой стороны, на обход гор потребуется дополнительное время и придется пробираться через густые леса к северу от Тор Акара. Путь более надежный, но, даже если прибавить несколько дней к горному пути, все равно обходной почти вдвое дольше.

— Пойдем обходным путем, — сказал наконец герольд. — Хотя еще не самая суровая зима, но горы не для неопытных. И если Имрик охотится в горах, нам нужны будут указания, чтобы его найти.

— Мы морская гвардия, а не горная, — ответил Неадерин. — Можно было всего этого избежать — надо было плыть через пролив Лотернские Ворота, а затем вдоль Ултуана к Северному побережью Крейса.

— После гибели князя Харадрина Лотерн почти наверняка захлестнула анархия и подозрительность, — возразил Каратриль. — Я не был уверен, что морские ворота перед нами откроются, и, если бы и открылись, проход через порт мог быть чреват многими задержками. Прошу прощения, но надо было именно так.

Неадерин вздохнул и вышел, оставив Каратриля в холоде и мрачном настроении. Его пессимизм был вызван в равных долях и холодом, и предстоящим заданием. В Эатане даже зимой было тепло, как в Крейсе летом, и ему очень не хватало солнца над белыми домами Лотерна и блестящей ряби акватории порта. Найти Имрика будет нелегко, но Каратриль утешался мыслью, что наггаротты не смогут ничего предпринять до весны. Даже если у них есть какие-то злые намерения против следующего Короля-Феникса, задача его найти будет для них не менее трудной. Даже более: у них в Крейсе не будет союзников.

Несколько успокоенный, Каратриль попытался уснуть, хотя пальцы рук и ног мерзли.

Треск горящих дров был почти не слышен за воющими всхлипами дровосека и его семьи. Пламя отражалось на залитом слезами с кровью лице — кровь сочилась из тонкого пореза на лбу. Крейсиец, стараясь проморгаться, смотрел на Элтанира. Губы его были в крови, от зубов остались обломки.

— Ничего я тебе не скажу, — сумел выговорить дровосек, и нитка слюны со сгустками крови вывалилась из угла растерзанного рта.

Элтанир покачал головой. Он знал, что они уже близко. Боль превратилась лишь в едва заметное нытье в затылке, уголек того огня, что раньше бушевал позади глаз. Дровосек судорожно застонал на вдохе, когда Элтанир вырвал свой кинжал из его грудной клетки.

— Имрик! — прорычал Элтанир, стараясь сосредоточиться на этом слове. — Где он?

Он тем же клинком обрабатывал руки охотника, вырезая кожу в самых чувствительных местах. Это напомнило ему об обрядах в храме Каина.

Дровосек скривился и ничего не сказал. Его била крупная дрожь. Элтанир прекратил пытку, боясь, как бы жертва не потеряла сознание или даже не умерла. Оглянулся через плечо на остальных и кивнул. Один из них шагнул вперед, волоча за собой молодого эльфа, которому было на вид не больше пятнадцати лет. В другой руке он держал нож, раскаленный в очаге хижины, не обращая внимания, что клинок обжигает ему руку. Воздух дрожал вокруг него от жара. Убийца заставил юношу открыть рот и поднес нож.

У него за спиной жена охотника взвыла и метнулась к своему ребенку, но была отброшена ударом колена в живот. Ее дочь, еще моложе сына, билась в руках другого убийцы, обливаясь слезами.

Элтанир схватил дровосека за длинные волосы и повернул лицом к сыну. Крейсиец всхлипнул.

— Имрик. Где он? — снова спросил убийца.

Что-то разбудило Каратриля. Он продолжал лежать с закрытыми глазами, ощущая чье-то близкое присутствие. Ничего не было слышно, кроме шума ветра и хлопанья полога да гудения натягивающих палатку веревок.

Открыв глаза, он увидел в палатке нечто темное. И не успел крикнуть, как рука в черной перчатке закрыла ему рот, и лицо под капюшоном склонилось к нему, шепнуло на ухо едва-едва слышно:

— Не отбивайся и не кричи.

Голос звучал знакомо, но Каратриль не мог его вспомнить. Что-то легко пощекотало ему лицо, и он понял: перья на капюшоне. Вороний герольд!

— Не бойся, я здесь, чтобы предупредить тебя, — сказал эльф, похожий на тень.

Зашторенный фонарь выпустил блеск красного света. Незваный пришелец откинул капюшон, и показались изумрудные глаза и агатовые волосы. Каратриль вспомнил теперь этот голос, увидев лицо. Эльтириор, скакавший двадцать лет назад с Малекитом и Каратрилем на штурм крепости Эалит.

— Будешь ли ты молчать? — спросил вороний герольд.

Каратриль кивнул, поняв, что, если бы Эльтириор пришел его убить, уже бы это сделал. Герольд-ворон убрал руку и выпрямился.

— Отлично. Я рад, что ты мне веришь.

— Я бы так не сказал, — возразил Каратриль.

Эльтириор улыбнулся и сел рядом с походной постелью Каратриля. Глаза его в тусклом свете казались зелеными огнями.

— Да, это самое разумное, — сказал он. — Вороньи герольды разделились: некоторые за Морати, другие против. У меня есть для тебя новости, но сперва ты должен мне рассказать, что привело герольда Короля-Феникса в горы Крейса.

— Я мог бы спросить о том же герольда наггароттов, — ответил Каратриль, садясь и заворачиваясь в одеяло от холода. Его обеспокоило, что хотя его дыхание выходило изо рта клубами пара, у вороньего герольда ничего такого не наблюдалось.

— Меня привела сюда Морай-хег, как водит она меня всюду, где мне важно быть. Знай, что я слышал о случившемся в святилище Азуриана и в Тор Анроке. Я думаю, ты знаешь Алита Анара?

— Мы знакомы, — ответил Каратриль.

Изгнанный наггароттский князь прибегал к его помощи, когда искал убежища у Короля-Феникса.

— Алит еще жив и вернулся к семье, и таким образом становится на путь, что приведет его в самые темные места, — сказал Эльтириор. — Я знаю о смерти Бел Шанаара, о бойне, в которой столько князей погибли на острове Пламени, но я не знаю ее причины. Морати оставила Тор Анрок и вернулась в Анлек с телом Малекита. Я видел и знаю многое, но все же я не знаю, что привело герольда покойного Короля-Феникса в Крейс под охраной солдат Лотерна.

— Зачем я стану тебе рассказывать? — спросил Каратриль.

Ему не понравилось, что Эльтириор так много знает, и он подумал, не для того ли тот оставил его в живых, чтобы он выболтал суть своего поручения?

Видимо, часть его мыслей Эльтириор прочел по лицу. Он взял висящий у себя на поясе нож, вложил рукоять в руку Каратриля и поднес лезвие к своему горлу.

— Убить можно даже вороньего герольда, — сказал он. — Как только ты заподозришь меня во лжи или попытке напасть, сможешь прервать мою жизнь одним движением. Я избавлю тебя от дальнейших сомнений, просто изложив тебе, как я вижу положение вещей, а ты можешь мне ответить, верно я думаю или нет.

Каратриль об этом подумал и ничего не увидел в глазах вороньего герольда, кроме правдивости.

— Давай, — сказал он.

— Ты ищешь князя Имрика Каледорского, — сказал Эльтириор и улыбнулся. — Вижу по твоему лицу, что это правда. Князь проходил этим путем осенью на охоту со своим кузеном, Корадрелем. Теперь в ту же сторону спешит герольд Короля-Феникса с отрядом солдат. Трудно не связать эти два факта.

— Зачем ты прокрался в мою палатку? — спросил Каратриль. — Я бы тебе больше доверял, если бы ты явился открыто и днем.

— Не мог рисковать, — ответил Эльтириор. — Сейчас предательство — сильнейшее оружие наггароттов. Ты можешь ручаться за всех своих солдат? Ты уверен, что никто из них не связан с сектами почитателей китараев?

Каратриль про себя признал, что такой уверенности у него нет, но вороньему герольду говорить этого не стал. Морская гвардия верна Эатану, и он решил, что если даже один или двое стражников перевербованы, они мало что смогут сделать в окружении своих врагов.

— Я вижу, ты меня понимаешь, — сказал Эльтириор. — Морати и ее присные наносят свои самые смертоносные удары предательством и подозрением, и нужно быть глупцами, чтобы в такое время доверять кому бы то ни было, кроме себя.

— Ты прав, — сказал Каратриль, кивнув. — Я ищу Имрика из Каледора. Некоторые князья уцелели в бойне и теперь хотят выбрать нового Короля-Феникса, наследника Бел Шанаара.

— Имрик — это хороший выбор.

— Я не сказал, что Имрик избран, — возразил Каратриль.

— Нет, но это объяснило бы, почему его ищут семеро убийц в дне пути отсюда, — ответил вороний герольд.

— Что?! — Каратриль чуть не порезал Эльтириора от неожиданности и убрал кинжал от горла собеседника. — Какие убийцы?

— Каиниты, самые страшные. Я шел за ними последние пять дней, как набрел на их след. Если повернешь на восток, пойдешь по их следам. Поспеши: боюсь, они уже знают, где найти Имрика.

— Надо выходить немедленно!

Каратриль откинул одеяло и вскочил на ноги.

— Пожалуйста, подожди до рассвета, — попросил Эльтириор. — Это недалеко. И сохрани мое появление в тайне.

— Сохраню, — пообещал Каратриль. — Пока ты еще здесь, скажи, что делается в Нагарите? Что планирует Морати? Любые твои сведения будут бесценны.

— Не весь Нагарит под властью Морати, — ответил вороний герольд. — Дом Анар ей сопротивляется. Ты прошел по его землям, когда сошел с пути Феникса, хотя этого не знал. Анар будет сдерживать Морати, сколько сможет, но это не вечно. Я боюсь, что секты уже завладели Тор Анроком — судя по тому, что узнал Алит перед бегством. Тебе опасно было бы туда ехать, как и любому герольду других князей. Первые удары намечены на весну и, вероятно, обрушатся на Эллирион и Крейс.

— И ты бы держал это про себя, если бы наши пути не пересеклись? — спросил Каратриль, гадая, сколько же знает Эльтириор о событиях, которые сейчас разворачиваются.

— Наши пути пересеклись, потому что у меня были эти сведения, — ответил вороний герольд, и, хотя не развеял подозрений Каратриля, тот решил не заострять на этом внимания.

— Куда нам идти, чтобы перехватить убийц? — спросил он вместо этого.

— На восток, полдня пути, — ответил Эльтириор, вставая, и наклонил голову, свидетельствуя свое уважение. — Повторяю, убийцы знают, где искать Имрика.

— Ты тоже пойдешь за ними?

— Нет. — Вороний герольд покачал головой. — Положение меняется быстро. Теперь, когда Морай-хег привела меня к тебе и я тебе все рассказал, я вернусь и буду следить за Анлеком, ожидая следующего хода Морати.

— Спасибо тебе, что приходил, — сказал Каратриль.

Блеск лампы погас, палатка погрузилась в темноту.

Не зашелестели перья, не хлопнул полог палатки, но Каратриль через мгновение почувствовал, что вороньего герольда рядом больше не было. Он немного подождал, собираясь с мыслями. После разговора с Эльтириором они вертелись вихрем. Решив, что ночной гость уже покинул лагерь, он зажег лампу, надел нагрудник, наручи и пояс с мечом.

Выйдя из палатки, он увидел, что часовые вокруг лагеря не двинулись с места, склон горы слегка освещен кострами. Каратриль подошел к ближайшему посту.

— Что-нибудь необычное было? — спросил герольд.

— Ничего, — ответил часовой. — Птичка не пролетала.

Покачивая головой от удивления таинственным умениям вороньих герольдов, Каратриль отправился к костру и присел там в ожидании первых бликов рассвета на востоке. Тогда он послал стражника за Неадерином.

— Слишком холодно для такого раннего выхода, — сказал капитан, отогреваясь у костра. — Откуда такая срочность?

Каратриль подумал, как бы ему объяснить перемену плана, не упоминая Эльтириора. Лгать Неадерину ему не хотелось, но рассказать о посещении вороньего герольда он не мог.

— Я подумал, что слишком много времени у нас уйдет на обход гор, — сказал Каратриль. — Имрик должен быть коронован Королем-Фениксом как можно скорее, пока наггаротты не успели отреагировать на события на острове Пламени. И так как идет зима, то лучше увести Имрика из Крейса раньше, нежели позже. Идем прямо на восток.

Неадерин посмотрел на Каратриля в упор — новость ему не понравилась. Герольд ожидал сопротивления и решил, что сейчас вести дебаты не в настроении.

— Начальником этой экспедиции назначен я, и я принял решение. — Он встал. — Завтракать и снимать лагерь. Если я буду нужен, я у себя, собираюсь к выходу.

Оставив удивленного капитана Морской Стражи у костра, Каратриль повернулся и пошел к себе в палатку, стараясь не спешить.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ. Новая легенда

К концу дня ветер стих и снег перестал сыпаться, но похолодало. Корадрель вел свой охотничий отряд обратно к дороге в Тор Акар. На одной паре саней освободили место для тел убитых мантикорой эльфов, на другую погрузили шкуру, голову и когти зверя, чтобы чучельники сделали из них трофеи.

— Кажется, мы тут не одни, — сказал Имрик, показывая на запад.

На фоне заходящего солнца виднелся столб дыма, поднимающийся с лесистых склонов Анул Анриана. Корадрель посмотрел на запад и нахмурил брови.

— Для лагеря слишком большой огонь, — сказал он, жестом подзывая одного из проводников.

Тот подбежал к своему князю.

— Может, ничего там и нет, но сбегай посмотри. Может, какое чудовище подожгло.

Разведчик рысцой двинулся по дороге и быстро скрылся среди сосен, выстроившихся по обе стороны тропы.

— Что за зверь может сделать такой огонь? — спросил Имрик, уходя вперед с Корадрелем.

Караван саней двигался чуть сзади.

— Кто знает? — пожал плечами Корадрель. — Тут в этих горах такие есть твари, что им и названия не придумаешь. Порождения хаоса, поддерживаемые порталом.

— Далеко лагерь? — спросил Имрик. Он устал, грудь саднило от удара лапы мантикоры.

— Не очень. — Корадрель вынул из сумки на поясе глиняную бутылочку, открыл ее и с улыбкой передал Имрику. — Вот это тебя надолго согреет.

— Харинай? — спросил Имрик, принюхиваясь к содержимому. Потом сделал глоток спирта с пряностями. Сразу стало тепло, а во рту остался приятный вкус осенних плодов. — Надеюсь, у тебя еще есть.

— Где-то в мешке лежит бутылка, — усмехнулся Корадрель. — В лагере отпразднуем трофей.

Имрик вернул родичу бутылку. Приободрившись, глянул снова на запад, надеясь, что дым — что-то обыденное. Не было у него настроения опять встречаться с бестиями Крейса.

Морская гвардия рассыпалась вокруг поляны, держа копья и щиты наготове, они выстроились кордоном вокруг дымящихся развалин хижины. Каратриль подошел с мечом наголо, оглядывая опушку в поисках тех, кто это сделал.

— Здесь! — позвал Неадерин от кучки углей поменьше, вероятно, остатков какого-то сарайчика.

Две вороны заполошно взлетели с чего-то возле ног Неадерина, вспугнутые его криком. Голос капитана прозвучал сдавленно, и он шагнул прочь от своей находки, ссутулившись.

Каратриль быстро подошел к нему и остановился как вкопанный, увидев его находку. Живот свело судорогой.

Непонятно было, сколько в золе тел, но по размерам костей понятно было, что убиты дети. Остатки обгорелой плоти были порублены и разорваны. На снегу кровь, много крови. Чуть поодаль, откуда взлетели вороны, были вывалены внутренности. Вмешательство птиц-падальщиков не настолько нарушило кровавый узор, чтобы нельзя было узнать руну Каина.

Каратриля передернуло при воспоминании о том, где ему случалось видеть подобную мерзость: в логовах сектантов в Лотерне и в крепости Эалит в Нагарите.

— Наггаротты, — сказал Каратриль. — Убийцы, подосланные к Имрику.

— Почему ты так уверен? — спросил Неадерин, стараясь не смотреть на следы преступления. — Это могли сделать и сектанты Крейса.

— Вряд ли, — возразил Каратриль. — Если бы мы такое увидели в Тор Акаре, у меня был бы соблазн тебе поверить. А здесь, в диких местах, слишком маловероятное совпадение. Этих бедняг перед убийством пытали. Это хижина лесоруба. Единственное, что могли знать эти несчастные, — где тут сосны растут получше.

— Так что будем делать? — спросил Неадерин. — Никаких следов, уводящих с этой поляны. Те, кто это сделал, хорошо замели следы.

— Или их не оставили, — заметил Каратриль, вспоминая удивительные способности вороньих герольдов. Если такими же способностями обладают убийцы, то Имрик в смертельной опасности.

В этот момент их позвал один из морских стражников, осматривавший опушку. Неадерин и Каратриль подбежали посмотреть, что он нашел.

— Оплошали твои убийцы, — сказал Неадерин, становясь на колено и рассматривая клочок снега, укрывшийся между корнями дерева. Каратриль увидел на белом несколько красных капель.

— Пошли на северо-запад, — сказал он. — Больше тут ничего нет, собирай своих. Надо спешить, если хотим предупредить Имрика.

По зову своего капитана солдаты, чуть позвякивая на ходу доспехами, вбежали в лес, торопясь догнать убийц.

Солнце почти скрылось за горой, на востоке небо стало темно-синим и показались первые звезды, серп Сариура поднялся над горизонтом. Элтанир знал, что его дичь близко. Боль в голове почти стихла, сменившись ноющим ощущением, неотвязным напоминанием. В легком ветерке слышался запах дыма, идущего от огня где-то на севере. Что совпадало с показаниями лесоруба.

Другие убийцы, тоже почуяв это, рассыпались цепью, двигаясь между стволами сосен, стоявшими почти вплотную. Элтанир шепотом читал мантру, заклинание, притягивающее магию портала. Колдовство клубилось вокруг, изгибаясь и извиваясь, пропитывая тело.

Глянув на остальных, он увидел, что они заняты тем же. Вот только что семь фигур в черном прятались в тени, и вот их уже нет.

Ступая так легко, что ноги не оставляли следа на опавших иглах и лесной подстилке, Элтанир крался на север. Ухали совы, под ногами бегали мелкие зверьки, не замечая его присутствия, а он скользил между деревьями, держа наготове лук. Впереди замелькало оранжевое — костер. Элтанир наложил стрелу, на ее кончике блеснул яд из черного лотоса. Убийца чуть сместился, чтобы лучше видеть костер. В лагере стояло с полдюжины больших палаток, между ними ходили охотники в плащах из львиных шкур. Элтанир прислонился к дереву и стал ждать, когда покажется его цель.

До него доносились смех, отдельные строчки из песен. Крейсийцы были в хорошем настроении. Элтанир не мог даже припомнить, как ощущается подобная радость. Он получал удовольствие лишь от убийства и когда причинял боль другим.

Последние лучи уходящего солнца лились сквозь кроны над головой, сливаясь с дымом костра. Хлопнул полог палатки, и вышел эльф в броне, с мечом у пояса. Он не был одет в львиный плащ, и Элтанир узнал его сразу: тот самый каледорец!

Изнутри поднялась кипящая ненависть: убийца вспомнил испытанную им муку, выжженное в мозгу изображение его цели.

Имрик пошел прочь от костра, направляясь куда-то вправо от Элтанира. Тот переменил положение и бесшумно скользнул из одной тени в другую. Сидящие на ветвях птицы не замечали его присутствия. Он снова увидел свою цель — Имрик стоял на полянке, глядя в чистое небо.

Поднимая лук, Элтанир не сводил глаз с князя. Мягко оттянул тетиву, приятно ощущая в руке тугую нить, смакуя момент смерти. И с довольной улыбкой выпустил стрелу.

Облака разошлись, и Имрик смотрел на звезды, вспоминая названия созвездий, которым его научила мать. Потом глянул вниз — и его глаза поймали что-то на краю поляны. Линия следов от лап в неглубоком снегу, и каждый в несколько раз больше его ладони. След белого льва не спутать ни с чем.

Внезапно Имрик уловил какой-то летящий блеск, не думая, бросился в сторону, выхватывая меч одним плавным движением, и сверкнувшее лезвие располосовало пополам стрелу, пролетевшую на волосок от плеча.

Что-то шевельнулось слева, и он снова уклонился, отбив плашмя мечом вертящийся кинжал.

— Тревога! — крикнул он, вертясь на месте и стараясь высмотреть нападающих. Но видел только темноту. — Убийцы!

Он услышал топот тяжелых прыжков и обернулся с мечом наготове.

Из леса вылетел лев, высотой в холке в рост князя, клыки оскалены, белый мех блестит под звездами. Каледорский князь увидел взгляд темно-желтых глаз, горящих свирепым голодом. Имрик отскочил от бегущего на него льва как раз в ту секунду, когда ожидал прыжка.

Лев, не обращая на него внимания, летел через поляну. У опушки он прыгнул, выставив лапы. На ствол ближайшего дерева плеснула кровь, хотя Имрик не видел, откуда. Лев, рыча, бился с противником, будто состоящим из тени. На белой шкуре наливались порезы, на снег закапала львиная кровь, но тут же на поляну вылетела кисть руки с торчащей рваной костью, и с пронзительным воем вывалился эльф, одетый в черное.

Встревоженный криком Корадрель схватил топор и выбежал из палатки, которую делил с Имриком. Он слышал львиный рев и бросился на звук, боясь, что на Имрика напал один из этих легендарных белых зверей. За ним устремились другие охотники.

Имрика он нашел на небольшой полянке рядом с лагерем, с мечом в руке. Князь метался по кругу, рубя и отбиваясь от, казалось, прозрачного воздуха. Что-то задрожало на краю поля зрения Корадреля — туманная дымка, вдруг раздавшаяся и превратившаяся в летящее лезвие.

Приближаясь к опушке, Корадрель подумал, что там еще что-то видно — что-то более темное, чем тени позади Имрика. И оно точно двигалось.

Не зная, что за духи напали на его родича, Корадрель остановился и метнул топор в видение, возникающее за спиной Имрика. Топор пролетел поляну и ударил в темную тень, остановившись в воздухе. Через мгновение на снег свалилось тело эльфа, разрубленное топором от плеча до пояса.

Послышались крики охотников, увидевших в лесу других врагов-теней, потом звон металла о металл. Зазвучали крики боли и свист летящих дротиков и стрел.

Отупляющий эффект хариная еще действовал на Имрика, когда он поднимал меч для отражения еще одной размытой атаки. Он отступил назад как раз, когда свет лун пробился через тучи, заливая поляну серебристо-зеленым сиянием. Имрик успел увидеть нападающего — мелькнувшая в свете луны Хаоса фигура, окутанная водоворотом силы из портала.

Имрик ударил острием меча в лицо убийце. Темный воин уклонился от удара, навстречу клинку Имрика блеснул кинжал. Луна тут же снова исчезла за тучами, а Имрик продолжал натиск, полосуя мечом направо и налево, и ощутил, как острие задело что-то живое.

Раздался крик боли, и Имрик ткнул мечом вверх. По резному лезвию расплескалась кровь, магия Латраина запылала белыми языками пламени.

Окутанный тенью убийца бросился бежать через поляну, одежда пылала на нем белым пламенем, туманный контур темного облака пожирал белый огонь, тьма и свет клубились и дрались друг с другом.

Услышав за собой новые шаги, Имрик обернулся с мечом наготове. На поляну выбежал Корадрель и выдернул свой меч из тела другого убийцы. Охотники в львиных шкурах показались из лесу. Зазубренный дротик вонзился в руку одного из крейсийцев, кровь хлынула из носа и глаз — яд подействовал сразу. Мелькнуло что-то светлое, эхом отразилось от деревьев дикое рычание — белый лев рыскал в лесу.

— Сколько? — спросил Имрик, тяжело дыша.

— Четверо убитых, — ответил Корадрель. — Сколько еще живых — не знаю.

— Там! — взревел один из охотников, показывая на юг.

Из лесу выбежала темная тень, только свет поблескивал на поднятом лезвии.

Трое охотников прыгнули навстречу убийце. Первый тут же упал, покатилась отрубленная голова. Двое других махнули топорами высоко и низко, и тишину нарушил хруст разрубленных костей. Появилось тело, рухнуло кучей на землю, из руки мертвого убийцы выпал кривой зазубренный клинок.

В лесу воцарилась тишина. Корадрель и охотники сомкнулись вокруг Имрика, подняв топоры и держась поближе к середине поляны, подальше от деревьев, и настороженно оглядываясь.

— Сверху! — крикнул Имрик, увидев дымку на фоне освещенных лунами облаков.

Предупреждение запоздало: облаченный в тьму противник приземлился в середине группы, блеснуло два ножа, разбрызгивая кровь. Охотники не могли действовать топорами, боясь задеть друг друга. Отряд разомкнулся, стараясь дать место, еще двое охотников свалились, как подкошенные. Мечу Имрика столько места не надо было, и князь шагнул вперед к тени убийцы, вытянув руку. Острие стукнулось во что-то твердое и отклонилось.

— Пригнись! — крикнул Корадрель, и Имрик тут же бросился на землю.

Мгновением позже над ним просвистел топор и вонзился в чужое тело. Отрубленная у плеча рука тени взлетела в воздух, сопровождаемая пронзительным воем боли. Имрик вскочил, махнул мечом, и его клинок вспыхнул, вспарывая грудь убийцы.

На поляну снова опустился покой.

И все же Имрик не был уверен, что все нападавшие перебиты. Без единого слова отряд снова выстроился вокруг князей.

Каждое трепетание листа или хруст веточки привлекали внимание эльфов, и они всматривались в темноту расширенными глазами, ища малейших признаков присутствия врага.

Через некоторое время Имрик выдохнул и вложил меч в ножны.

— Это был последний, — сказал он.

— Ты уверен? — спросил Корадрель.

— Да, — ответил Имрик, но глазами показал на одно дерево на опушке поляны, между эльфами и их лагерем.

Корадрель понял и едва заметно кивнул.

— Пошли в лагерь, — сказал он охотникам. — Соберем мертвых и перевяжем раненых.

Оба князя двинулись к деревьям, держа оружие в руках. Когда до тени оставалось несколько шагов, последний из убийц бросился в атаку, вылетев из мрака с мечом. Корадрель ждал этого и отбил меч своим топором, а Имрик в это время рубанул мечом — туда, где должна была быть шея убийцы.

Он если и промахнулся, то не сильно: одетое в черное тело кувыркнулось наземь с почти пополам разрубленным черепом. Имрик с усилием освободил клинок.

— Никому сегодня не спать, — сказал он.

— Да вряд ли кто-нибудь и сможет после этого, — ответил Корадрель.

Всего в битве были убиты восьмеро охотников, еще трое ранены, один из них лежал в лихорадке от яда в ране и вряд ли мог дожить до рассвета. Все эльфы остаток ночи бодрствовали, разожгли костры поярче и читали шепотом молитвы Эрет Кхиали, прося приветить души убитых.

До рассвета оставалось уже недолго, когда в долине послышался шум приближения большого военного отряда. Крейсийцы были готовы к встрече, и двое проводников направились вниз узнать, кто там. Остальные остались охранять лагерь и стоять у стреломета.

Для Имрика это ожидание было трудным. Битва с мантикорой и покушение на его жизнь его измотали, тело едва соглашалось служить после испытаний дня и ночи. Но он обнажил меч и стоял с остальными в тревожном ожидании.

Звуков битвы не было, и через некоторое время проводники вернулись, и с ними третий, тот, которого посылали разведать, что за дым. Они привели с собой еще одного эльфа, в серебристых доспехах.

— Это кто такой? — спросил Корадрель.

— Я его знаю. — Имрик сунул меч в ножны. — Это Каратриль, герольд Короля-Феникса. Ему можно доверять.

Крейсийцы все же продолжали внимательно следить за идущим к лагерю герольдом. За ним показались воины с эмблемой Морской Стражи на щитах.

— В эту ночь сюрпризов такого я ожидал менее всего, — сказал Корадрель. — Что привело герольда Короля-Феникса в глушь лесистых гор Крейса?

— Мрачные события разыгрались в Ултуане, — ответил Каратриль. — Бел Шанаара больше нет, и многие наши князья убиты на острове Пламени. Малекит пытался стать Королем-Фениксом, и его сожгло пламя.

— Каледриан? — спросил Имрик с тяжелым от предчувствия сердцем.

Каратриль склонил голову.

— Твой брат среди убитых, — ответил он. — Но Тиринор жив.

У Имрика пересохло во рту. Вспыхнуло воспоминание, как ему сообщили о смерти отца и передали его меч Латраин. Сердце ухнуло в пропасть, когда он осознал, что Каледриан мертв, и пропасть стала глубже, когда он понял, что теперь он — правитель Каледора.

Каратриль поманил к себе одного из своих воинов, и тот поднес ему сверток в навощенной коже. Герольд взял его и подал Корадрелю.

— Это для тебя, — сказал он, опустив глаза.

Корадрель взял его и открыл. Внутри было сложенное знамя, красное с белой вышивкой: львиная голова и боевой топор. Его двойное лезвие было как крылья серебряной бабочки, отороченные развилками молний.

— Ахиллар, знамя Крейса, — сказал Корадрель сдавленным голосом и посмотрел на Каратриля. — Где мой брат и мой племянник?

— Тоже убиты. — Каратриль торжественно поклонился. — Теперь ты правящий князь Крейса.

Стоны отчаяния послышались от других крейсийцев. Некоторые произносили богам обеты найти совершивших такое преступление.

— Наггаротты показали свои истинные цвета, — сказал Каратриль в ответ. — Это рыцари Анлека убили столько эльфов в храме Азуриана, и у меня есть достоверные сведения, что Морати освобождена и вернулась в Анлек.

Каратриль сунул руку под мантию и достал сложенный лист пергамента. Его он отдал Имрику. Тот непонимающе глядел на письмо. Подавив горе, что поднималось в нем как вода, он обратил испытующий взгляд на Каратриля.

— Бел Шанаар написал это тебе перед смертью, — объяснил герольд.

— Печать сломана, — сказал Имрик, разворачивая письмо.

— Тириол велел мне вскрыть его, — ответил Каратриль. — Сперва прочти письмо, потом услышишь, что еще мне велено тебе передать.

Имрик быстро пробежал взглядом письмо, ничего не говоря. Его содержание неожиданным не было, хотя оно оказалось более пророческим, нежели, вероятно, ожидал сам Бел Шанаар.

— Ну и что же еще? — спросил Имрик.

— Уцелевшие князья, Тириол, Финудел и еще некоторые решили, что Королем-Фениксом должен стать ты. — Герольд посмотрел на Корадреля. — Они не ожидают возражений от других князей.

— От меня их не будет, — сказал крейсиец.

— Времена отчаянные, — сказал Каратриль. — Положение изменилось. Ты не нужен Ултуану как полководец, ты ему нужен как король.

— Почему? — спросил Имрик.

Каратриль не ожидал такого вопроса и задержался с ответом.

— Ты лучший из всех князей, и тебя поддерживают равные тебе, — сказал герольд. — Каледор остается сильным, и эта сила тебе будет нужна. На твой зов приходят драконьи князья.

Имрик кивал, соглашаясь с каждым пунктом.

— Никто из уцелевших князей не может сравниться с тобой, Имрик. Остальные все убиты, все сильные Ултуана, кроме горсточки. Трон Феникса пуст, корона без хозяина, княжества в беспорядке.

— Плохо, — сказал Имрик. — Очень плохо.

— Что с нами станется? — спросил Корадрель. — Малекит мертв, Морати снова правит в Нагарите, князья перебиты, и убийцы действуют из тьмы?

Имрик посмотрел на других эльфов, увидел у них на лицах страх и надежду. Не было на свете более высокого призыва и более великого долга, чем тот, что просили его принять на себя.

— Что теперь будет? — спросил один из крейсийцев.

Имрик сделал глубокий вдох и кивнул, выражая Каратрилю и Корадрелю свое согласие. Его твердый взгляд встретился с устремленными к нему взглядами окруживших его эльфов, и он ответил на вопрос, который был на уме у каждого:

— Война.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. Из пламени

Не было тех торжеств, которые сопровождали коронацию Бел Шанаара. Святилище Азуриана было почти пустым: верховный жрец Миандерин и его служители готовили церемонию, пока Имрик ждал с князьями-правителями, пережившими бойню, и преемниками убитых. Но отсутствие одного из них было заметно: никто не представлял Тиранок. Туда посылали сообщения, но ни слова в ответ не услышали о преемнике Бел Шанаара. Наследником его был Элодир — до своей смерти от рук Батинаира.

Корадрель приехал на юг с Имриком и Каратрилем, сопровождаемый несколькими сотнями крейсийцев, набранных им из горных деревушек вокруг Тор Акара. Имрик, не доверяя больше никому, назначил воинов в львиных шкурах своей личной охраной — в признание их заслуг в битве против убийц. Он назвал их Белыми Львами Крейса, и весть об их храбрости быстро разошлась среди нескольких тысяч эльфов, охраняющих остров Пламени. Вместе с ними стояли молчаливые воины из гвардии Феникса. Их число уменьшилось, многие погибли от ножей наггароттов и сектантов в битве за стенами храма, пока внутри него шла бойня.

Имрик заметил среди стоящих у дверей воинов герб капитана гвардии Феникса и подошел к нему, оставив других князей.

— Твой орден прочел тайны, хранящиеся в зале Дней, — сказал Имрик. — Жизнь каждого Короля-Феникса написана там огнем на камне.

Капитан промолчал, не изменившись в лице.

— И ты прочел там судьбу Бел Шанаара?

Капитан не ответил, но взгляда не отвел.

— Моя смерть тоже написана там пламенем? — спросил Имрик.

И снова капитан ни словом, ни жестом не выразил согласия или отрицания. Имрик схватил капитана за золотую застежку плаща.

— Что толку от мудрости Азуриана, если ты держишь язык за зубами?! — рявкнул он. — Молчишь, пока наш народ сам себя истребляет!

— Он тебе не ответит, — донесся голос Миандерина. — Умрет, но ни слова не проронит. Отпусти его, Имрик, и веди себя, как подобает королю. Не нам знать волю Азуриана, тем более пытаться обойти ее. Судьба исполнится в любом случае.

Имрик разжал руку и пошел обратно в храм, думая, есть ли способ как-то избежать предопределения, начертанного на стенах зала Дней.

На лицах собравшихся эльфов было написано ожидание, и лишь Тириол слегка улыбался — видимо, его позабавила вспышка Имрика.

— Сегодня Имрик умрет, — объявил Миандерин, жестом подзывая всех присутствующих собраться возле вечного пламени Азуриана. — Подобно Аэнариону и Бел Шанаару, он пройдет сквозь пламя и будет уничтожен волею Азуриана, чтобы возродиться снова Королем-Фениксом.

— Если мне надлежит умереть, то имя мое умрет со мною, — сказал Имрик, заработав гримасу недовольства от верховного жреца. Не замечая досадливого вздоха Миандерина, он продолжал: — Имрик не поведет наш народ к спасению. Я стану Каледором — в честь моего деда и княжества, что меня взрастило. Войдет в пламя Имрик, выйдет из него Каледор.

— Можно продолжать? — спросил Миандерин.

Имрик кивнул.

— Сегодня мы коронуем нового Короля-Феникса, выбранного князьями Ултуана первым среди равных.

— Все уже? — спросил Имрик и направился к пламени.

Миандерин поспешил за ним, махая рукой служителям, чтобы зажгли курильницы и начали распев. За два шага до пламени верховный жрец успел поймать Имрика за рукав.

— Еще нет, — сказал он.

Отступив назад, он начал шепотом произносить слова заклинания. Имрик стоял, глядя в пламя Азуриана.

В нем не было жара. Кожу покалывало магией, Имрик чувствовал, как сплетаются вокруг него заклинания жрецов. Руки и ноги похолодели, сердце забилось медленнее.

Подошли два служителя и застегнули поверх наплечников брони длинный плащ из перьев. Имрик глубоко вдохнул, посмотрел на Миандерина, и тот кивнул в ответ.

Имрик шагнул в огонь.

Пламя горело вокруг, полностью охватывая тело и дух. Боли не было, не было вообще никаких ощущений. Имрик чувствовал себя призраком, отделившимся от смертного мира. Он все еще слышал пение жрецов, но мелодия изменилась, тон стал выше. Он мог бы поклясться, что слышит тысячу поющих голосов.

Имрик не видел ничего, кроме многоцветного огня. Он сам из этого огня состоял. Поднял ладонь к лицу — и не увидел ничего, кроме пляшущего пламени.

Может быть, он уже умер.

Плащ ощущался как крылья, он поднимал вверх, сам возносимый пламенем. Имрик закрыл глаза, но ничего не изменилось: он по-прежнему видел это пламя. Будто легкий ветерок овевал его, нежные прикосновения уносили кожу, мясо, кости, оставляя тонкий пепел, и без малейших неприятных ощущений. Наверное, все это он только себе вообразил.

Ощущения вернулись. Огонь снова сливался в его форму, создавал тело, конечности, голову, пальцы, все тело из самой его сущности.

Открыв глаза, Имрик повернулся и вышел из пламени.

Взметнулись в воздух кулаки под ликующий вопль князей:

— Да здравствует Каледор, Король-Феникс Ултуана!

Каледор кивнул в знак благодарности и подошел к своим спутникам. На пламя он даже не оглянулся.

— Что теперь? — спросил он.

— По традиции ты поедешь в Авелорн и женишься на Вечной Королеве, — ответил Миандерин. — Она и есть истинный правитель Ултуана, и ее благословение нужно тебе не менее чем благословение Азуриана. — Жрец придвинулся ближе и следующие слова произнес шепотом: — Необходимо также, чтобы ты зачал наследницу, которой перейдет мантия Вечной Королевы.

— Нет времени, — ответил Каледор. — Он посмотрел на князей. — Нужна армия. Нагарит скоро выступит, если не выступил уже. Ни в одном отдельном княжестве нет армии, которая могла бы выстоять против него.

— И что ты будешь делать с этой армией? — спросил Аэретенис. Этот эльф был юн, едва-едва из детства, и только что унаследовал Эатан от своего погибшего дяди Харадрина. — Какие земли ты станешь защищать этой армией?

— Защищать? — переспросил Каледор. — Ултуан слишком велик, чтобы защищать его одной армией. Мы должны первыми вторгнуться в Нагарит.

От таких слов многие оцепенели, особенно среди только что ставших князьями наследников. Послышался ропот несогласия, и Титраин из Котика вышел вперед, чтобы облечь его в слова:

— У нас воинов так мало, что просто говорить не о чем, — сказал недавно коронованный князь. — Те армии, что есть, защищают наши владения в колониях. Не только Котик, но еще Эатан и Сафери. Ивресс еще только оправляется от предательства Батинаира.

— Можете предложить свое имущество! — резко сказал Финудел. — И себя самих. У Сафери есть маги, у Эатана — морская гвардия. Ополчение, еще созданное для борьбы с сектами, есть у всех.

— И оно все еще ведет эту битву, — возразил Титраин. — Если пойти на Нагарит, мы бросим свои дома на растерзание неведомой опасности, грозящей нам от рук убийц Морати.

— Это лучше, чем если в вашу страну войдут легионы Нагарита, — сказала Атиель. Она посмотрела на Каледора с его суровым взглядом, потом на Корадреля. — Крейс и Эллирион граничат с Нагаритом, на них обрушится первый удар. Тиранок также, хотя, боюсь, отсутствие их нового князя говорит, что нам не стоит ожидать помощи с той стороны, — какая бы ни была тому причина.

— Крейс будет драться, ты это знаешь, — сказал Корадрель. — Но князья правы, кузен. Я должен вернуться и организовать защиту моих земель перед тем, как идти с тобой на Нагарит. Когда граница будет защищена, я приведу к тебе всех оставшихся воинов.

— Я пошлю весть искусным магам, чтобы они прибыли сюда для отражения всяческого колдовства Морати и ее шабаша, — заявил князь Сафери. — Как и у всех прочих, мечей и копий у меня мало, и многие из них будут заняты защитой от врага, который уже затаился среди нас.

Смирив свое недовольство, Каледор вспомнил, что был выбран королем, чтобы вести за собой, а не чтобы быть тираном. Князья были правы, опасаясь за безопасность своих государств. Это была не трусость: защищать свои народы — это их первый и главный долг.

— Хорошо, — сказал он. — Давайте вернемся в свои княжества и сделаем те приготовления, что в наших силах. Сюда вернемся в первую зимнюю луну, через сорок три дня.

— И будьте бдительны, — добавил Тириол. — Устремляя взгляд в сторону Нагарита, не просмотрите близкого врага. Сейчас, когда все открылось, почитатели китараев выступят в полной силе. Не тешьте себя иллюзиями: война уже идет, и мы обязаны победить.

— И никакого милосердия, — сказал Каледор. — Минутная слабость погубит нас всех.

Долгий звук драконьего рога Дориена потряс голый склон горы, отразился от камней, и эхо его затихло в низко лежащем тумане. Тиринор посмотрел на Имрика — на Каледора, напомнил он себе, — и увидел, что новый Король-Феникс пристально смотрит на входы пещер, едва заметные сквозь дымку. Новый правитель Ултуана передал свежие новости о том, что стал Королем-Фениксом практически без эмоций, вложил в свои слова не больше чувства, чем если бы сообщал о погоде над Внутренним морем. Каледор отверг все предложения о торжествах и был еще более сдержан, чем обычно.

К логовам драконов ехали поспешно, и Каледор почти всю дорогу молчал. Тиринор спросил Короля-Феникса, что занимает его мысли, но не получил ответа. Каледор был встревожен, это Тиринор видел, и то, как он ждал ответа драконов на вызов, ничем не успокоило страхи Тиринора.

Каледор стоял, напрягшись, сложив на груди руки со сжатыми кулаками, стиснув зубы.

Представления, как в прошлый визит, не было. Маэдретнир возник из пещеры справа от эльфов и спланировал на голый склон.

— Что-то в тебе переменилось, — сказал дракон. Раздув ноздри, он понюхал воздух, двигая головой взад-вперед. — Тебя коснулась магия. Древняя магия.

— Я — Король-Феникс, — ответил Каледор. — Ты чуешь пламя Азуриана.

— Король-Феникс? — Дракон изумленно выгнул шею. — Бел Шанаар мертв?

— Надвигается война, — сказал Каледор, не отвечая на вопрос. — Будут ли драконы сражаться в одном строю с князьями Каледора?

— Ты стал еще резче, чем был, Имрик, — ответил Маэдретнир.

— Я принял имя Каледора, — сказал Король-Феникс. — В честь этой земли и того эльфа, что первый заключил союз с драконами.

Маэдретнир фыркнул, и непонятно было, выражает он веселье или пренебрежение. Так или иначе, но дракон наклонил голову и взмыл в воздух, сворачивая к пещере, из которой вылетел.

Ждать пришлось долго. Тиринор пытался заговорить с Дориеном, но тот будто заразился настроением брата и отделывался короткими ответами. В конце концов Тиринор оставил эти попытки и сел на камень, погрузившись в собственные мрачные мысли.

Уже наступали сумерки, когда Маэдретнир явился снова. С ним из пещеры вылетели еще два дракона: Анаэгнир и Немаэринир. Драконы сели вокруг эльфов, от крыльев сгущающийся туман взвихрился.

— Это все? — спросил Каледор.

— Мы трое — те, кто пойдет, — ответил Маэдретнир. — Больше ни один на зов не ответит.

— Три дракона — этого хватит, чтобы уничтожить Нагарит, — сказал Дориен и повернулся к Немаэриниру, своему боевому дракону. — Спасибо, что откликнулся на зов.

— Я только задремывал, — ответил дракон с красной чешуей. — Еще год — и я, наверное, уже не ответил бы тебе.

— Маэдретнир говорил о войне, а ты вспомнил Нагарит, — сказала Анаэгнир, и голос ее был мелодичнее, чем у самцов. — Что за зло заваривается там на севере?

— Коварство и измена, — ответил Тиринор. — Наггаротты хотят узурпировать власть, а у других княжеств слишком мало сил, чтобы их остановить. Драконам Каледора придется пройти долгий путь, чтобы восстановить равновесие власти.

— Драться с эльфами? — спросил Немаэринир и издал горловое рычание. — Неприятное дело.

— Да, — ответил Каледор. — И все же нам оно предстоит.

— Наггаротты распространяют почитание низших богов, — сказал Тиринор. — Если они победят, то весь Ултуан отдадут в рабство Каину и Эрет Кхиали.

— Есть и похуже боги, к которым можно попасть в рабство, — возразил Маэдретнир.

— Разделенность ослабляет нас, — сказал Дориен. — Боги Хаоса учуют нашу слабость и будут действовать.

Если эльфов не станет, кто удержит портал, не даст ему разрушиться? Гномы? Люди? Орки?

— Дориен прав, — поддержал его Тиринор. — Мы должны драться не только ради своей судьбы, но ради будущего мира. Если будет править Морати и те, кто идут за ней, они принесут с собой темную магию и чернокнижие, и демоны придут снова.

— Да не будет так! — взревела Анаэгнир. — Мы вам поможем.

— Хорошо, — сказал Каледор. — Мы возвращаемся в Тор Калед. Встречайте нас у дворцов, когда будете готовы.

— А куда потом? — спросил Дориен. — Наггаротты могут пойти прямо через Тиранок и оказаться у наших границ раньше, чем мы об этом узнаем.

— Глупо было бы с их стороны идти в поход до весны, — ответил Тиринор. — У нас есть время собрать армию.

— Армия подождет, а сектанты не станут, — возразил Дориен. — Они восстанут и подготовят путь для наступления наггароттов. И будет этой зимой смерть, попомни мое слово.

— Дракон за сектантами гоняться не может, — напомнила Анаэгнир. — Если ты не хочешь, чтобы рухнули твои города и сгорели твои поля.

— Ты права, — согласился Каледор. — Мы будем ждать армии Нагарита. И перебьем ее.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. Осада Лотерна

Каратриль открыл дверь в распивочную, и на улицу вырвались клубы ароматного дыма. Герольд жестом пригласил Аэрениса пройти первым и потом вошел сам, закрыв за собой дверь. Было тихо, как и следовало ожидать в середине дня, и только несколько завсегдатаев собрались у стола вблизи огня. Каратриль узнал в них воинов Дворцовой Стражи — снова-таки ничего неожиданного, поскольку именно в эту винную лавку заходили почти исключительно эльфы из охраны князей. Один из них, Митреир, приветственно поднял руку и жестом пригласил вошедших за стол, за которым сидел сам.

— Новое фиерийское красное как раз отстоялось, — сказал другой солдат, Халинир, когда они подошли, и протянул свой кубок Каратрилю. — Попробуй, отличное вино.

Каратриль принял хрустальный кубок, сделал глоток. У вина был легкий аромат розы и вкус более выраженный, чем Каратрилю нравилось, но не неприятный.

— Чудесно, — сказал он с неопределенным выражением лица и предложил кубок Аэренису.

— Я останусь верен своему саферийскому золотому, пока не наступит сезон ледяного вина, — ответил тот, отказываясь движением руки.

Служанка с длинными волосами, собранными на затылке, обошла вокруг стола, и Каратриль заказал бутылку своего любимого, а Аэренис попросил воды.

— Я слышал вчера вечером Хитреира, «Трактат о цинизме», — сказал Халинир. — Он выступал в Сапфировом дворце. Как по мне, слишком сентиментально, но он умеет понравиться народу — разговорами про Аэнарио-на и так далее. Хитреир популярен среди избранной публики.

— А мне нравятся его «Размышления лотернского торговца», — сказал Фитурен с дальнего конца стола. — Конечно, я слушал его до возвращения Малекита. Юмор у него теперь резко изменился, и я не в восторге от некоторых темных элементов в его композициях. Такое впечатление, что он в эти последние годы все больше и больше погружается в свои горести. Можно подумать, будто он единственный в Лотерне эльф со своими тревогами и заботами — если посмотреть, как он иногда стоит и слагает свои жалобы на Опаловой площади.

— Достаточно того, что мы на службе должны иметь дело с этими проклятыми сектами, и я не хочу слышать о них, когда отставляю копье, — сказал Миртреир. — Князь выпускает прокламацию за прокламацией, и все равно полно слепых, идущих в стадо к этим болтунам и смутьянам. Всего пять дней назад мы нашли гнездо атартистов, замаскировавшихся под гильдию вышивальщиков в Каллхане. Я вам так скажу: когда я увидел, что они там рисовали своими иголками, у меня мороз по спине прошел. Хоть верьте, хоть нет, мне один из них чуть глаз не выцарапал.

— Вы их выслали? — спросил Аэренис.

— Да уж конечно, — ответил Фитурен. — Пока князь не отменит приказ, мы их под охраной высылаем в Амил Аннаниан. Я слыхал, что сегодня утром отвалил очередной корабль и на нем почти две сотни этих заблудших душ. И еще пятьдесят с лишним лечатся у жрецов Эрет Кхиали.

— Если это значит, что мы не проливаем столько крови, сколько могли бы, то вреда я в этом не вижу, — сказал Аэренис.

— Когда их схватят, они кажутся вполне ручными, — сказал Митреир.

— В основном там нормальный народ, — ответил Аэренис. — Ищут ответов на свои вопросы или убежища от реальности, или просто сочувствия. Я лично не вижу особого вреда в том, что они делают. В Нагарите, говорят, они приносят кровавые жертвы и вообще ведут себя как звери, но здесь, в Лотерне, почти все наши арестанты просто заблудшие души, ищущие свой путь.

— Их действия запрещены, даже если они не наносят другим прямого вреда, — напомнил Митреир.

— Но почему запрещены? — негромко спросил Аэренис. Подавальщица вернулась, принеся заказанное, и Аэренис отхлебнул воды из своего стакана. — Князь и его совет решили, что поэмы Хитреира и его выступления допустимы, а при этом издают указы против таких писателей, как Элрондир и Хитрист, считая их соблазнительными и опасными. Пять лет назад Элрондир был придворным поэтом князя Харадрина, а сейчас он беглец.

После возвращения в Лотерн Каратриль привык к мрачным настроениям Аэрениса. Город необратимо переменился в результате предательства князя Аэлтерина и гибели князя Харадрина, но даже сейчас среди стражи и дворянства не все признавали опасность, создаваемую культом темных богов.

Упорно ходили слухи, что Харадрин каким-то образом поставил западню на Аэлтерина, и вот на эти заговорщические обвинения Аэренис сейчас и ссылался. Каратриль много раз говорил со своим другом о смерти Аэлтерина и знал, что это не дает Аэренису покоя, как и смерть подруги его сестры, Гларионель. Князь сжег себя заживо вместе со своими одурманенными сторонниками, и эта чудовищная сцена все еще стояла перед глазами тех, кто был ее свидетелем. Хотя Аэренис никогда открыто такого не говорил, Каратрилю ясно было, что его товарищ питал чувства к этой девушке, быть может, не высказанные ей при жизни.

Теперь Аэренис очерствел сердцем и с прошедшими годами еще больше ушел в свое горе. Добродушно шутить он перестал и если смеялся, то только горько. Каратриль видел его теперь редко, потому что свободное время Аэренис проводил как-то отдельно, и Каратриль никогда не оскорблял друга слишком подробными выяснениями, где он целыми днями прячется.

Погрузившись в размышления, Каратриль не сразу заметил, что к нему обращается Миртреир.

— Каратриль? — окликнул его королевский страж.

— Извини, мысли куда-то воспарили, как горные орлы, — сказал Каратриль, покосившись на Аэрениса. Если его друг и слышал их разговор, то не показал этого, молча глядя в свой стакан.

— Я спросил, правда ли, что Сапфировая рота принимает участие в завтрашней экспедиции в горы.

— Да, я веду роту к Хал Ментеону на соединение с Рубиновой ротой под командой капитана Фиртрила.

— К Хал Ментеону? — неожиданно спросил Аэренис. — Ты раньше не говорил.

— Почему это тебя взволновало? — спросил Каратриль в ответ.

— Это город, где живет моя сестра, — пояснил Аэренис. — Надеюсь, ей ничего не грозит.

— У Хал Ментеона мы встречаемся, но на задание идем в горы, в район Енули Каит на границе с Каледором, — сказал Каратриль. — Уверен, что в городе ничего не происходит, иначе бы нам Фиртрил сообщил об этом.

— Да, наверное, ты прав, — пробормотал Аэренис, снова глядя в свой стакан.

Каратриль допил вино и налил себе снова, вполуха слушая разговор собутыльников, иногда кивая, иногда улыбаясь остроумным замечаниям. Аэренис вскоре после наступления сумерек извинился и ушел, и Каратриль, хотя и беспокоился о друге, был рад улучшению настроения компании после ухода грустного эльфа. Как часто бывало в эти дни, разговор после нескольких поворотов темы пришел к Нагариту.

— Говорил мне один крейсийский купец, что армия Анаров осаждена в крепости Каутис, к западу от перевала Грифона, — сказал Халинир.

— Это уже не новость, — поморщился Миртреир. — Наггаротты дерутся с наггароттами — не так уж это для нас плохо. Не понимаю, почему князь так тревожится. Нагарит от Эатана дальше всего. Они же не могут пробраться к нам тайно через Тиранок и Эллирион?

Каратриль не ответил. Он был знаком с Алитом Анаром и испытывал сочувствие к этому наггаротту, все еще верному Трону Феникса. Как бы ни повернулась грядущая война, Каратриль в глубине души знал, что Анары всегда будут разрываться между верностью трону и Нагариту, и был благодарен, что они восстали против Морати. В одном Митреир был прав: дальше от войны, чем в Лотерне, можно было оказаться только в колониях.

Шел набор новых рекрутов, и Каратриль давно понял, что ему придется снова вставать под знамена Эатана, но пока что хорошо было оставить работу и тревоги другим. Как и многие из его товарищей, на первое место он ставил безопасность своего князя и своего народа. Прикажут — он будет воевать, но пока войны еще нет, он хочет получать удовольствие от сравнительно мирной жизни.

Зная, что на следующий день ему выступать со своей ротой, Каратриль попрощался и вышел из распивочной, пока еще сила воли и степень трезвости позволяли это сделать.

Возвращаясь к себе в дом по мощеным улицам Лотерна, он размышлял о серой зоне между веселым бездельем и падением в безобразия сект. Полностью отдаться ощущениям, отбросить страхи, сомнения и муки рациональной жизни — каждого эльфа искушает этот соблазн. Радости дружбы и любви ни с чем не сравнимы, но велики и страдания от чернейших глубин гнева и горя.

Каждый эльф идет этой опасной тропой между мукой и восторгом, вечно сражается беспокойный дух, пробужденный в его сердце приходом Аэнариона: желание биться и завоевывать, восходить на вершины ощущения, на которые способны лишь эльфийский ум и эльфийское тело.

У самого Каратриля таких желаний не было. Его жизнь была достаточно полна событиями, и он жаждал будничного и предсказуемого не меньше, чем сектанты ищут возбуждения и риска. Утешенный вином и довольный тем, что может все еще противостоять соблазнам эльфийского духа, Каратриль заснул в мире и спокойствии.

Аэренис разбудил его вскоре после рассвета, принеся стакан воды из казарменного колодца и небольшой хлебец с ломтем масла и горшочком блестящего меда. Лейтенант Каратриля был с виду более спокоен, чем накануне, и капитан отметил это про себя.

— Увижусь с сестрой, когда придем в Хал Менте-он, — пояснил Аэренис. — Не видел ее с прошлого лета, и своих двоюродных братьев и племянников тоже. Я, если помнишь, родился в деревне, я не дитя Лотерна, как ты.

— Это да, — согласился Каратриль. — У меня нет семьи, чтобы по ней скучать, но этот город и его жители — пожалуй, самое близкое к понятию «родня», что у меня есть.

Рота собралась для похода в Хал Ментеон и вскоре направилась на запад от Лотерна на соединение с солдатами из других мест Эатана. Это княжество, расположенное между Внутренним морем и внешним побережьем Ултуана, представляло собой пространство живописных холмов и полей, постепенно поднимающихся к западу, к предгорьям Драконьего перевала, где проходила граница Каледора.

Сто эльфов быстрым шагом прошли этот путь по прибрежной дороге, мимо лугов и пастбищ справа и низких обрывов слева. По обрывам сбегали извилистые тропы и дорожки, ведущие к многочисленным бухтам и пляжам. С моря дул ветер, принося вкус соли, с облачного неба брызгала морось, но когда светило солнце, марш был вполне приятен.

После полудня рота остановилась на отдых над небольшой рыбацкой деревушкой, угнездившейся за белым меловым обрывом, полумесяцем окружившим зеленую воду бухты. Почти все суда ушли в море, корпуса и белая ткань парусов сверкали на фоне темного моря. Из обозных фургонов выгрузили припасы.

Каратриль оставил роту и отошел к белому крашеному камню, обозначавшему границу усадьбы. Опершись руками на стену, поставив рядом щит и копье, он смотрел на море, на птиц, летающих у края обрыва, слушал их резкие крики на фоне ударов прибоя у подножия утеса.

Потом Каратриль обратил свой взор дальше, на море, на горизонт к югу, радуясь спокойствию синего простора океана. Аэренис подошел к нему, подал завернутый в тряпицу кусок хлеба и вяленого мяса и прислонился рядом спиной к стене.

— Трудно себе представить, что в Эатане вот в такие дни творится какое-нибудь безобразие, — сказал Каратриль.

— А может, никакое не творится, — ответил Аэренис. — Радуйся мирной минуте, какова бы она ни была.

— Если бы все это было так просто. — Каратриль закрыл глаза, глубоко вдыхая морской воздух и купаясь в солнечном тепле. — Враги есть поближе, чем мы думаем. Не верю, что Лотерн очищен от сект, и наверняка в остальном Эатане их еще больше.

— А ты не думаешь, что эти секты нарочно объявили врагами, хотя можно было без этого обойтись? — спросил Аэренис.

— В каком смысле? — обернулся к нему Каратриль.

— И раньше были секты вроде каинитов, что приносили эльфов в жертвы, но ведь в основном все они были безвредны? — ответил ему Аэренис вопросом. — Что плохого, если кто-нибудь захочет иногда погрузиться в приятное забытье или поговорить с духами мертвых? Стоит это страданий, что мы тратим на борьбу с этими сектами?

— Это капкан для духа, — возразил Каратриль. — Это вред, который наносится нашей культуре, нашему обществу: поклонение китараям становится болезнью. Ты видел, что сталось с князем Аэлтерином. Культ китараев размывает представления о добре и зле и разъедает нравственную суть народа.

— И поэтому всех сектантов нужно убить? Таково решение?

— Не знаю, — ответил Каратриль. — Кажется неизбежным, что будет кровопролитие. Наггаротты подхлестнули своих приверженцев, и секты выступили против князей и Короля-Феникса. Если они мирно сдадутся, то может обойтись без крови.

— Высокомерный подход, — сказал Аэренис. — Почему все требования только к сектантам? Кто пытался хоть как-то им помочь, согласовать их желания с интересами общества? Их сперва превратили в изгоев, теперь называют преступниками, так что удивляться, что они не признают власти своих князей?

Не имея на это ответа, Каратриль снова отвернулся к морю. Аэренис мягкосердечен и готов прощать, но в его словах был смысл. И все же при всех обидах, на которые сектанты, быть может, вполне резонно могли пожаловаться, Каратриль никогда не забудет виденное много лет назад в Эалите и никогда не простит ту вкрадчивую силу, что пыталась обратить его на службу китараям.

Разглядывая волны, он думал над словами Аэрениса и вдруг увидел на западе выплывающий из-за мыса парус — побольше, чем у рыбачьих лодок. Это был двухкорпусный «ястреб», оба паруса наполнены ветром, на мачте развевается светло-синий вымпел.

За ним шел еще один, и еще один, и еще.

Флотилия входила в бухту. Всего одиннадцать кораблей, из них два могучих трехкорпусных «дракона», на палубе каждого выстроились эльфы.

— Что тиранокский флот забыл в Эатане? — не веря своим глазам, спросил Каратриль у Аэрениса.

Его спутник тоже потрясенно смотрел на входящий флот.

— У тебя зрение получше моего, — сказал он, ладонью прикрывая глаза от солнца, стоящего почти над головой. — Мне кажется, на палубе солдаты.

Каратриль вгляделся в приближающиеся корабли и понял, что Аэренис прав.

Вдоль бортов каждого корабля стояли эльфы в доспехах, с копьями и щитами. Флотилия выплыла на солнце, и стало видно, что воины одеты в черное и пурпурное и знамена над ним того же цвета.

— Наггаротты! — крикнул он резко. — Наверное, они захватили тиранокский флот.

— Наггаротты здесь, в Эатане? — спросил Аэренис скорее недоуменно, нежели потрясенно.

— Нам нужно срочно предупредить жителей Лотерна, — сказал Каратриль.

Аэренис будто не слышал, что сказал Каратриль. Он бросился к отряду, торопясь сообщить всем ужасную новость. Каратриль побежал за ним, крича, что они возвращаются в город.

Однако у многих воинов, как и у Аэрениса, в этих краях жили родные, и они хотели их предупредить.

— Они обрушатся на Эатан как гром гнева! — воскликнул Аэренис, ухватив Каратриля за рукав. — Надо предупредить наших об угрозе!

Каратриль понял, что восстановить порядок будет нелегко. Он глянул в сторону моря и увидел, что первый из «ястребов» уже вплывает в гавань и с его борта свешиваются десантные трапы.

— Кто возвращается в Лотерн, за мной! — сказал он. — Кто хочет предупредить родных, поторопитесь к ним и тащите их в город. Если не получится, попробуйте пробиться в Каледор. Вряд ли наггаротты решатся навлечь на себя гнев драконьих князей.

Почти треть роты откололась, направляясь на север и на запад. Каратриль удержал Аэрениса, положив ему руку на плечо.

— Бери своих родных и веди их в Лотерн, — сказал бывший герольд. — Выведи из Хал Ментеона сколько сможешь народу.

Аэренис кивнул:

— Не меньше двух дней уйдет, чтобы до них добраться и вернуться с ними.

— Я прослежу, чтобы князья выслали отряд вас сопровождать, — пообещал Каратриль. — А сейчас мне пора. Береги себя, мой друг.

— И ты, мой капитан, — ответил Аэренис.

Каратриль еще секунду смотрел ему вслед — как он догоняет группу в серебристом и зеленом, уходящую на запад. Потом капитан снова повернулся к востоку и дал оставшимся команду построиться. Поглядев на гавань, он почувствовал укол совести, увидев, как цепи черно-серебристых воинов ползут с причаленных кораблей в рыбачий поселок. Но одна рота против нескольких тысяч наггароттского десанта не может ничего. Его долг — предупредить жителей Лотерна и держать морские ворота на замке.

Он пустился в путь быстрым темпом, рота двинулась за ним, отгородив его от первых вскриков и воплей, принесенных морским бризом.

Гряды облаков проносились над местностью, погружая Эатан во тьму, превращая свет лун в тусклый блеск на востоке. Во мраке горели десятки огней, протянувшись вдоль побережья, где пылали подожженные наггароттами города и деревни. Со стен Лотерна Каратрилю были видны и другие огни: факелы в руках солдат князя, вытянувшихся в длинные линии к городу, ведущие беженцев к укрытию.

Их было до боли мало в последние полтора дня, не более нескольких тысяч, которым удалось спастись от нападения наггароттов. Аэренис еще не вернулся в казармы, и Каратриль опасался худшего, хотя лелеял слабую надежду, что тот в городе, просто еще не явился к капитану, занятый устройством своей семьи.

Над городом зазвенел колокол, и Каратриль обернулся. В бледном свете Сверкающей башни Лотерн лежал тихо, замолкший перед нападением наггароттов. Огни скапливались между двумя большими морскими воротами, сияли в корабельных фонарях Эатанского флота, десятки судов, искавших безопасного убежища от захваченных тиранокских кораблей, спешили к берегу.

Были многие, кто убеждал князя открыть морские ворота и выпустить против наггароттов свой флот, но такие советы отвергались. Аэретенис, племянник убитого Харадрина, не хотел рисковать кораблями Лотерна, главным оружием княжества. Жестокосердным было оставить народ Эатана на растерзание безжалостным врагам, но Каратриль был согласен с правителем. Нельзя было лишать гавань защиты.

Ворота под Каратрилем распахнулись снова, и по дороге хлынула волна эльфов, сопровождаемых отрядами рыцарей с бледно-зелеными вымпелами. У беженцев был усталый вид, многие рыцари были ранены, латы побиты, раны перевязаны. Каратриль смотрел на лица эльфов, входящих в ворота, и вскрикнул от облегчения и радости, увидев Аэрениса.

Он метнулся вниз по ступеням на площадь за заставой у ворот, нашел в толпе Аэрениса. С ним были три женщины и двое мальчишек.

— Хвала Азуриану, что ты цел, — сказал Каратриль.

Аэренис посмотрел на него тяжелым взглядом.

— Не за что тут хвалить предавшего нас Азуриана, — ответил лейтенант. — Это его пламя сожгло Малекита и выпустило на нас войну.

Каратриль опешил от слов друга и не мог найти ответа. Аэренис, не говоря больше ни слова, повел своих родных через площадь, туда, где их ждали жители Лотерна с едой, одеялами и лекарствами.

Топот копыт по булыжнику напомнил Каратрилю, что надо отойти с дороги: в ворота въезжали рыцари. Их капитан, сверкая зеленым плюмажем в свете Сверкающей башни, остановил коня перед будкой у ворот.

— Ворота закрыть! — закричал он. — Противник дошел до Анир Мориена!

— А остальная армия? — крикнул в ответ Каратриль. — Нельзя же ее там бросить!

Капитан удивленно посмотрел на него.

— Какая там армия? — Он едко засмеялся. — Вот те факелы, что ты видишь, несут наггаротты! Несколько рот держат Тир Атенор, другие удрали к Внутреннему морю. А наггаротты на рассвете подойдут к городу.

У Каратриля перехватило дыхание и подкосились колени.

Слова капитана услышали люди на площади, и вокруг зазвучали крики отчаяния и паники. Анир Мориен — ближайшая сторожевая башня за пределами стен, и, если она падет, в руках наггароттов окажется важная гавань Внутреннего моря.

Толпа хлынула в город, разнося страшную весть.

— Расставляй солдат на стенах, я поехал к князю, — сказал капитан рыцарей.

И, не ожидая ответа, развернул коня и поскакал через площадь, оставив Каратриля в смятении.

Многие солдаты, услышав страшные вести, покидали стены, устремляясь к семьям.

— Все по местам! — заревел Каратриль, обнажая меч. — Лучше всего вы послужите своим родным копьем и щитом!

Некоторые не подчинились приказу и направились в город, но большинство воинов, пристыженные словами Каратриля, с мрачными лицами вернулись на стены. Бывший герольд бросился обратно к воротам и стал смотреть на запад. Мелькание наггароттских факелов подползало ближе, пламенной змеей извиваясь по лесам и полям.

— Играй тревогу, — сказал Каратриль, оборачиваясь к стоявшему рядом горнисту.

Тот поднес к губам длинный белый рог и выдал глубокий рокот, разнесшийся по всему городу. В ту же секунду сигнал подхватили на других башнях, по всему Лотерну в ответ забили колокола и гонги.

Вдали ночь осветило пламя пожара какого-то дома на высоком холме. Самих наггароттов Каратриль еще не видел — только море огней, подползающее все ближе.

— Лучники, готовьтесь! — скомандовал Каратриль.

Он нырнул в одну из сторожевых башен и достал для себя лук и колчан. Вернувшись на стену, Каратриль увидел, что по обе стороны ворот собрались по несколько сот эльфов, стрела наложена на тетиву, глаза всматриваются в ночь.

— Целиться по огням, — сказал он, накладывая стрелу.

Наггаротты были еще достаточно далеко, значительно дальше выстрела. Что-то взвизгнуло в темноте, и град колючих болтов обрушился на камень сторожевой башни. Расчеты наггароттских боевых машин, укрываясь в темноте, отлично видели защитников на стенах и на башнях.

— Потушить фонари! — приказал Каратриль. — Передать дальше, чтобы потушили фонари.

Когда погасли лампы, на укрепления будто набросили одеяло, тьма разошлась на юг и на север, оставив только исчезающий блеск лун да отраженное сияние моря на юге.

Городские стрелометы ответили на стрельбу противника залпами болтов размером с копье. Ночь была тиха, если не считать щелчков веревок по дереву и свиста прорезающих воздух болтов. Даже криков не было слышно в ответ, хотя Каратриль не сомневался, что стрелометы цель нашли.

И тут наггаротты потушили свои факелы. Вид гаснущего пламени заставил Каратриля поежиться: местность вокруг города стала темна, как и небо. Лишенные ориентиров, боевые машины обеих сторон смолкли, и воцарилась жуткая тишина. Эльфы возле Каратриля что-то бормотали и шептали, и он резко велел им замолчать.

Все глаза, все уши ловили хоть какое-то движение, хоть какой-то звук от наггароттов. Камень дороги казался бледной лентой, вьющейся по холмам и теряющейся вдали, где ее уже не было видно. Ветер вздыхал, натыкаясь на камень стены, полоскал знамена на флагштоках на башнях.

Шло время. Луны спустились к горизонту, темнота сгустилась.

Внезапно со стороны наггароттов донесся первый звук: далекое позвякивание кольчуг, глухой стук копыт по дороге, шарканье тысяч обутых ног. Кое-где тускло мелькали едва заметные проблески отраженного света от навершия шлема или наконечника копья.

Становилось еще холоднее. «Неестественно холодно», — подумал Каратриль. Он ощущал клубящуюся в воздухе магию, и другие защитники тоже ее почувствовали. Шепот прошел вдоль стены, послышались бормочущие заклинания для отведения темного колдовства.

А воздух продолжал остывать, дыхание солдат стало видно туманом при бледных лунах. Каратриль принялся сжимать и разжимать пальцы на луке, чтобы они не застыли, но пока даже не пробовал целиться. Он пристально смотрел вдоль древка, выискивая цель, куда выпустить стрелу, но видел лишь расплывчатые тени и проблески.

От мороза начинали болеть суставы, по камням стены поползла полоса инея, на вышивке повисших флагов потрескивала корочка льда. Лук задрожал в руке Каратриля, плечи заболели от того, что он долго держал лук на весу. Окружающие его лучники приглушенно ругались, дыша на пальцы и перетаптываясь с ноги на ногу.

Резкая команда разорвала воздух за миг до того, как темная туча стрел поднялась из темноты, сотни зазубренных наконечников сверкнули, взлетая дугой к стенам. Защитники бросились под укрытие бруствера, поливаемые дождем стрел. Там и сям вскрикивали солдаты, пронзенные стрелой, и тут же следовал новый залп, и еще, и еще.

Колючее облако казалось бесконечным, и многозарядные арбалеты наггароттов все посылали и посылали в ночь смертоносный град. Каратриль стиснул зубы, не рискуя поднять голову из-за парапета, осыпаемый каменной крошкой от стрел.

В треске попаданий и хрусте сломанных стрел все слышнее становился топот сапог, все ближе и ближе. Наггаротты приближались под прикрытием своих многозарядных арбалетов и скоро будут у стен, если защитники позволят запугать себя этими свистящими в воздухе болтами.

— Луки на изготовку! — крикнул Каратриль, поднимаясь к узкой амбразуре.

Окружающие лучники последовали его примеру, скрываясь за стенами от стрел противника, падающих вокруг дождем. Каратриль увидел полосу темноты не далее чем в двухстах шагах от стены. Идущие сомкнутым строем наггаротты представляли собой отличную мишень.

— Стреляй!

Туча белых стрел рванулась во мрак, и до осажденных донеслись крики боли от не ожидавших нападения наггароттов. К шуму добавился непрерывный треск боевых машин в башне, мечущих стрелы в наступающего противника. Однако машины наггароттов продолжали стрелять, разбивая парапет, за которым укрывались от стрелометов защитники.

Лишившись прикрытия, лучники сильно пострадали от следующего залпа наггароттов. Примерно двадцать или больше воинов покатились назад со стены, пронзенные острыми стрелами. Некоторые упали, где стояли, с пробитыми шлемами и нагрудниками.

В тусклом свете Каратриль увидел группу из нескольких десятков наггароттов верхом, быстро приближающуюся к воротам. Лошади тащили таран, сделанный из темного металла, у которого была ударная часть в виде кованой головы грифона из блестящего итильмара. Она поднималась над скрепленной железом рамой из толстых бревен. За тараном бежали наггаротты, готовые пустить его в ход.

Командовать не пришлось. Каждый из защитников понимал, что атаки на ворота допустить нельзя.

На всадников обрушился дождь стрел, вопли кавалеристов смешались со ржанием раненых коней.

Площадь за спиной Каратриля наполнилась лязгом. Он обернулся через плечо и увидел, как на городских улицах собираются рыцари Эатана и строятся в эскадроны общей численностью в сотни всадников.

Послышалась команда открыть ворота. Каратриль посмотрел вниз и увидел, что противника отделяет от ворот менее пятидесяти шагов. Если вылазка окажется неудачной, наггаротты сразу же ворвутся в город.

— Выполняйте! — рявкнул он на эльфов в башне, понимающих, на какой они идут риск.

Загудели шестерни и противовесы освобожденного механизма ворот. Огромные дубовые створки только-только начали распахиваться, как рыцари бросились в атаку. Ряд за рядом, по десять всадников в каждом, галопом выезжали они из города, опустив щиты и копья для атаки.

Грохот столкновения эхом отдался от стен. Мало что можно было разобрать из звуков битвы, когда серебристые рыцари на светлых лошадях врезались в чернозолотистую массу рыцарей Анлека. В воздухе звучали боевые кличи и хриплые проклятия, звенел металл, ударяясь в металл.

Каратрилю пришлось нырнуть за парапет, спасаясь от нового дождя болтов. Выглянув в амбразуру, он увидел, что наггаротты наступают длинными цепями и несут высокие лестницы, прикрытые с флангов щитами других воинов. Он опустошил колчан, выпуская в них стрелы одну за другой, но почти безрезультатно.

Несколько десятков рыцарей свернули, чтобы зайти во фланг копейщикам с лестницами. Под ударами мечей, копий и мощных конских копыт наггароттские солдаты падали десятками. Но даже четверть копейщиков еще не обратилась в бегство, как горнист проиграл отступление. Боясь оказаться слишком далеко от ворот, рыцари ударного клина повернули коней обратно к дороге, где передовые эскадроны уже заезжали в ворота под укрытие городских стен.

Еще одна команда — ворота захлопнулись сразу за последними из рыцарей. Под градом стрел, бьющих в древнее дерево створок, встали на место засовы. Каратриль прикинул, что рыцари потеряли примерно четверть своего состава, но тела в темной броне, усыпавшие дорогу и пространство перед стенами, свидетельствовали, что вылазка прошла не зря.

К югу вдоль стены слышались звуки битвы — несколько рот наггароттов штурмовало укрепления с помощью лестниц. На миг показалось, что внимание наггароттов отвлечено от ворот, и Каратриль вернулся в караульную взять еще стрел. Внутри с десяток раненых эльфов лежали на промокших от крови матрасах или сидели, прислонясь к стене. У многих на броне были следы арбалетных болтов, а раненых рыцарей уносили вверх по широким лестницам, где их ранами должны были заняться жрецы и жрицы.

Взяв новый колчан из быстро уменьшающейся кучи, Каратриль вернулся на свое место и посмотрел на юг. Наггаротты отказались от прямого штурма и откатывались к холмам, провожаемые стрелами защитников.

С востока крыши домов и башен Лотерна коснулся розовый свет восхода.

Так прошла первая ночь осады, одна из многих, что предстояло пережить городу в наступающие месяцы.

— Когда придет Каледор?

Митреир произнес вопрос, который звучал уже много раз, так много, что Каратриль устал его слышать.

— Может быть, никогда, — отрезал капитан стражи. — Ты думаешь, Лотерн единственный предмет мыслей Короля-Феникса?

— Должен быть главным, — ответил Митреир, обходя вместе с капитаном северную стену города и глядя вниз на Внутреннее море. — При осажденном Лотерне рейд наггароттов через Внутреннее море не задержится.

— Пока Эллирион не будет вне опасности, Каледор не может послать городу подмогу, — вздохнул Каратриль. — Сколько еще раз я должен это объяснять?

— До тех пор, пока не объяснишь толком, — ответил Митреир. — Стратегия Каледора ошибочна, и князю следовало бы получше обдумать свои планы. При освобожденном Лотерне мы могли бы господствовать на побережье Эллириона и снабжать армию князя.

Каратриль не стал продолжать разговор — его раздражало упрямство собеседника. Пока вражеские войска свободно действуют в Эллирионе, Каледор готов снимать осаду с Лотерна не больше, чем фехтовальщик — поворачиваться спиной к вооруженному противнику. Город держится, и держится хорошо, и только это и важно.

Они дошли до участка стены, воздвигнутой вдоль берега Внутреннего моря, дугой уходящего прочь от Сапфирового шлюза.

Далее вдоль берегов стояли на якоре корабли наггароттов, захваченные ими в Северном Эллирионе и при веденные на юг для поддержки осады. С севера и с юга Лотернские проливы были блокированы флотами противника. Одно было хорошо, что наггаротты не вторгались в восточные пределы Эатана, и его население было эвакуировано оттуда в Сафери.

Наггароттам необходимо было прорваться в эти морские ворота, и долгих два года они пытались взять Лотерн с помощью боевых машин, свирепых чудовищ и злой магии. Впрочем, магия стала меньшей угрозой после того, как прошлой осенью прибыл Элтренет, один из лучших магов Сафери. Паря над городом на своем белокрылом пегасе, сафериец отбивал магию врага, жезл его источал магическую энергию, меч пылал волшебным пламенем.

Сейчас противник подготовился к новому штурму. Наггаротты построили передвижные башни, скрытые до времени от боевых машин Лотерна мощными стенами из бревен и земли. Было понятно, что атаку они хотели начать вдоль Внутреннеморской дороги, и князь Аэретенис наконец согласился с теми, кто предлагал задействовать флот Лотерна.

И вот ворота между Лотернским проливом и Внутренним морем распахнулись. Когда их воды встретились, море заметалось и покрылось пеной от сталкивающихся волн. Заклубились, стихая, водовороты, потом совсем успокоились и открыли путь флотилии. Утреннее солнце играло на блестящих палубах судов, проходивших в морские ворота, и паруса сверкали синим и белым.

— Слыхал я новое название для них, — сказал Митреир.

— Для кого?

Каратриль оглядывал холмы, через которые пролегала Внутреннеморская дорога, высматривая врагов, которые могли бы атаковать выходящую флотилию с прибрежных обрывов. Никакого движения не было заметно, но две сотни лучников у парапета были наготове: с хитростями наггароттов они сталкивались не раз.

— Для наггароттов, — сказал Митреир. — Их теперь называют «друкаи».

— Друкаи? — Каратриль не удержался от угрюмой улыбки. Это слово означало «темные». И очень им подходило. С тех пор как он расстался с князем Малекитом, Каратриль убедился, что наггаротты способны на самые страшные действия. — Хорошее слово. Ладно, давай будем смотреть, чтобы они какого-нибудь мерзкого фокуса не выкинули.

Флотилия Лотерна мчалась вдоль берега на всех парусах. Лоцманы знали здесь каждый риф и каждую скалу. Издали гудели горны — друкаи завидели идущие корабли, и Каратриль заметил вдоль берега приступ деятельности — это они устремились к своим судам.

Сверху дунул вихрь, захлопали крылья, и Каратриль, подняв глаза, увидел, что там парит Элтренет на своем пегасе. Крылатый конь пикировал к обрывам, где поставили лагерь друкаи, и посох мага осыпал их красными и синими искрами.

Черная молния взметнулась вверх из скопления черных шатров, но была отражена переливающейся золотой сферой, что окружила Элтренета. Град арбалетных стрел полетел к нему, но и их отразил магический щит. Даже с такого расстояния чувствовались отливы и приливы магической энергии в битве мага и чернокнижников за власть над ветрами магии. С жезла Элтренета срывались разноцветные огни, зажигая в лагере пожары, но вскоре вокруг мага возникли угрожающие темные облака.

Корабли направились к друкайскому флоту, отходящему от берегов. Всего несколько кораблей противника успели выйти в море, когда по воде хлестнули раскаленные добела болты и стрелы, ударяя в их паруса и такелаж, воспламеняя палубные настилы и мачты. Друкаи отстреливались тучами черных стрел, многозарядные арбалеты и стрелометы вспахивали палубы приближающихся эатанских судов.

— Не хотел бы я быть на их месте, — сказал Митреир, глядя, как две флотилии маневрируют, меняя галсы, а корабельные стрелометы буравят воздух черными и серебристыми стрелами. — Мне больше по душе смотреть смерти в глаза в ближнем бою.

Каратриль был с ним согласен, но не сказал ничего. Все равно бой вскоре станет даже слишком ближним.

Легковооруженные суда обеих сторон маневрировали, высматривая возможность абордажа. С такого расстояния морская битва была похожа на медленный танец, а не на отчаянное кровопролитие. Эскадры кружились, как на бальном паркете, соединенные не руками, но тучами стрел. Время от времени они сходились близко, но треск бревен и боевые кличи сюда не долетали, и картина выглядела совсем не страшно, как театр масок.

Два друкайских корабля уже тонуло, пылая от носа до кормы, и крошечные фигурки эльфов ныряли с бортов, спасаясь. Еще один дрейфовал с рваными парусами и сгоревшей до середины мачтой — его такелаж лежал на палубе дымящейся грудой. Эатанский флот в этом обмене ударами не очень пострадал, но один из кораблей уже повернул назад и шел, подбитый, к Сапфировому шлюзу, таща за собой сбитую нок-рею, как плавучий якорь. Матросы в белых робах копошились в обломках, обрезая и обрубая снасти, чтобы избавиться от мертвого груза сломанной мачты.

Остальная флотилия, смяв первую линию противника, обрушилась на корабли, так и оставшиеся вытащенными на песчаный берег. Элтренет кружил сверху, вспышками пламени и серебристыми облаками магических лезвий отгоняя наггароттов, пытавшихся пробиться к кораблям. Незащищенные корабли были для Морской Стражи легкой добычей, и пылающие стрелы летели в них залп за залпом.

Атакующие корабли Лотерна вошли в зону действия стрелометных орудий на обрыве, и те добавили свои снаряды к тем, что посылали из лагеря. Стальные наконечники копий пробивали парусину, дерево и тела моряков.

Но боевые машины Лотерна, расположенные на самых высоких башнях стены обрушили на вершины обрывов опустошительную бурю снарядов. Время от времени один из лучников поблизости от Каратриля выпускал стрелу, пока арбалетчики перебегали из укрытия в укрытие: внушительные городские стены давали эатанцам много места для маневра.

Каратриль не пытался стрелять, зная, что его меткость недостаточна для такой предельной дистанции. Он всегда лучше управлялся с мечом и копьем. Эти его умения подвергались проверке с десяток раз после первой ночной атаки, когда приходилось отбивать от городских стен штурм за штурмом. Иногда он дрался с войсками наггароттов, в другие разы — с сектантами, гонимыми звериной ненавистью и подстегиваемыми вызывающими горячку наркотиками. Не раз бывало, что наггаротты захватывали стену и угрожали опрокинуть защитников, но каждый раз обороняющимся, воодушевленным своими вождями, удавалось отогнать врагов от Лотерна.

Это было изнуряющее дух постоянное напряжение, постоянное ожидание следующего приступа. Гарнизон города и немногие жители, оставшиеся его обслуживать, без снабжения — с моря и с востока — не оставались, но из-за постоянной опасности окружения привезенное продовольствие строго нормировалось. Точно так же строго отмерялась вода — с тех самых пор, как некоторые колодцы в южном квартале оказались отравленными.

Это, пожалуй, было хуже всего: враг, скрытый внутри. Давно уже почитатели китараев научились скрывать в Лотерне свои храмы и логова, и даже раскрытие темных увлечений князя Аэлтерина двадцать лет назад не положило им конец. Сейчас они действовали как тайные убийцы и диверсанты, способные в любой момент неожиданно ударить в спину. Некоторых удалось выявить, но двумя годами раньше в город прибыло столько эльфов-беженцев, что сил не хватало одновременно держать оборону на стенах и патрулировать улицы. Одиноких солдат, возвращающихся в казарму с дежурства, подстерегали в засадах, родственникам угрожали, их похищали и убивали, офицеров и дворян шантажировали. Сектанты делали все, чтобы ослабить мощь и решимость защитников города.

Вот этой заботы у Каратриля не было. Друзей у него было мало, родни никакой. Он сражался только за свой город и отвечал тоже только за себя. Он не вел счета сраженным им эльфам, не считал также, сколько раз был близок к смерти. Два года сделали его бесчувственным, умертвили душевную боль.

Рейд флота был почти закончен. С полдюжины друкайских кораблей было уничтожено ценой трех своих, остальные суда противника убегали на север. На берег высадились роты Морской Стражи, почти две тысячи, и они пробивались с боем в друкайский лагерь, чтобы разбить осадные машины, а тараны облить нефтью и поджечь. Над водами Внутреннего моря клубился дым, слышался треск пламени.

Взрыв очередной осадной башни и превращение ее в груду древесины, веревок и просмоленной парусины на стене встретили приветственными криками. Но они тут же стихли, когда с западного края стены прозвучал сигнал горна. Все глаза повернулись в ту сторону.

Главные силы друкаев двигались не к городу, а на выручку береговому лагерю. В авангарде их скакали галопом наггароттские рыцари, тысячи тяжеловооруженных воинов шли колонной по полям и холмам, готовые обрушиться на Морскую Стражу. Воины в зелено-синем, предупрежденные сигналом из города, прекратили атаку и вернулись на суда под прикрытием своих лучников и стрелометов, быстро поднявшись по сходням.

Рыцари еще только подходили к границе разоренного лагеря, когда корабли уже отчалили от берега, паруса надулись, выгнулись на ветру, и флотилия взяла курс на Лотерн. Трудно было сказать, насколько велик был нанесенный этим налетом ущерб, но клубы дыма свидетельствовали о заметном успехе.

Эльфы на стенах вскинули копья и луки и запели торжествующую песнь, приветствуя входящую в Сапфировый шлюз флотилию. Но у Каратриля настроение было не торжественное. Он смотрел вдоль берега Внутреннего моря туда, где собирались друкаи. Они снова нападут — это только вопрос времени.

Каратриль убрал лук и оперся на парапет, глядя на войско наггароттов, медленно возвращающееся на запад.

Сколько еще продержится Лотерн против такой целеустремленной ненависти?

— Когда же придет Каледор? — прошептал Каратриль.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. Черные драконы

Армия Короля-Феникса вытянулась по долине вьющейся нитью — серебряной, красной и зеленой на фоне светлых скал. Там и сям из этой цветовой гаммы выбивались роты, несущие цвета других княжеств: светло-зеленые знамена копейщиков из Котика, лиловые штандарты над головами лучников из Сафери. Всего их было не очень много — тысячи четыре, включая пятьсот рыцарей из Каледора, ехавших в авангарде.

Если разведчики не ошиблись, то не менее чем двойное количество друкаев шло на восток вдоль перевала, прямо наперерез армии Каледора. И все же шансы не были полностью на стороне противника.

Маэдретнир свободно парил в восходящих потоках от гор, обрамлявших перевал. Морозный воздух приятно холодил чешую, охлаждая кровь и пылающий внутри огонь. Дракон закладывал виражи над армией, изо рта и носа у него вырывался пар. Взмывая вверх на потоке свежего ветра Маэдретнир внимательно, прищурясь, вглядывался в склоны гор, выискивая возможные засады наггароттов.

Вес трона и Короля-Феникса он почти не чувствовал и просто наслаждался ощущением полета в небесных течениях, парил в них, опускался к земле, пронзая низкие облака, оставляя белые кильватерные следы от кончиков крыльев.

И еще кое-что ощущал он в воздухе: пульсирующую магию эльфийского портала. Ему казалось, будто его тело покрыто тонким слоем масла, в пасти держался едкий вкус, в ушах звенело далекое эхо. Он вспомнил время, когда летал в этих небесах без этого липкого ощущения, когда правила Вечная Королева и драконы резвились в небе.

Уже в те времена Маэдретнир был стар, и память его простиралась дальше, куда дальше падения Древних и пришествия Хаоса, загрязнившего эти земли. Он помнил времена, когда этот остров был только цепочкой торчащих из океана вулканов. Только вылупившись из яйца, Маэдретнир играл тогда с другими драконами, перелетая на растущих крыльях между дымящимися горами.

Воздух был легче, а весь мир — холоднее, и огонь внутри него был язычком пламени, а не пылающим адом, которые сейчас приходится сдерживать. Маэдретнир невольно зарычал от досады, припомнив тот необычный день много тысяч лет назад, когда небеса раскололись разноцветными трещинами и явились серебряные звездные корабли Древних. Драконы бросились врассыпную, перепуганные их появлением. Многие спрятались тогда в глубочайшие пещеры и океаны, но некоторые остались посмотреть, что станут делать незнакомцы.

Солнце стало больше, небеса теплее, а Древние построили храмы и города в джунглях, расцветших в наступившей жаре. Многие драконы роптали вслух, призывая родичей к битве и изгнанию захватчиков. Но те, что были постарше, лучше понимали, что к чему, и как те, что ушли прежде, тоже спрятались в темных уголках мира и ждали, что будет дальше.

Среди них был и Индраугнир, отец Маэдретнира. Со многими родичами и друзьями древний вождь драконов искал убежища в пещерах вулканов, но даже там не удавалось им найти покоя. Маэдретнир улыбнулся и покосился на своего седока. Что может знать Каледор о том смятении, которое породил его народ?

Ничего он не знал о тех беспокойных днях и ночах, когда рокотала земля и ревели моря. Слуги Древних подняли остров с изрыгающими пламя и дым горами со дна морского. Драконы дрожали, когда рушились обжитые ими пещеры, но Индраугнир предупредил, чтобы не показывались, иначе Древние уничтожат их совсем.

Постепенно земли заселили снова, и появились первые эльфы. Маэдретнир подсматривал за ними с горных высот вместе с отцом и матерью, озабоченных защитой новой кладки яиц, проклевывающихся в темноте под вулканами. Вместе с Древними появились первые капли магии, и вскоре остров был заполнен ее присутствием; она висела в каждом облаке, лежала на каждой травинке.

Незваные гости — эльфы — казались достаточно мирными, и драконы повозвращались к своим логовам и лениво мечтали о том дне, когда снова можно будет странствовать в небесах, как было раньше. Индраугнир развлекал всех рассказами о древних временах, о войне с шагготами и драконоограми и предостерегал от темного прикосновения Сил-За-Небесами, которые совратили драконовых родичей.

— Смотри! — крикнул Каледор и показал копьем, выводя Маэдретнира из задумчивости.

Дракон стряхнул с себя полудрему, тревожась, что его все еще манит долгий сон, хотя он и парит на ветру. Дрожь ожидания пробежала по его телу, когда он заметил внизу в долине группу рыцарей в темной броне: авангард друкайской армии.

— Встретим? — спросил дракон.

И, не дожидаясь ответа, сложил крылья, пикируя вниз, в долину.

Ветер свистел в ушах, шевелил чешуйки, срывая и унося прочь остатки сонной дремы. С быстро бьющимся сердцем Маэдретнир нетерпеливо сжал когти. Эльфы там, внизу, забегали от страха при виде дракона, и в Маэдретнире всколыхнулись старые охотничьи инстинкты. Его заполнило желание налетать и хватать, кусать и рвать когтями добычу, разбегающуюся при его появлении. Охваченный хищным азартом, дракон раскрыл крылья, замедляя спуск и чувствуя, как изнутри поднимается огонь. Но сперва вырвался рев, усиленный первобытным желанием, и долина ответила гулким эхом.

Из-за камней, из кустов вылетели черные копья. Маэдретнир чуть наклонил крыло, и они пролетели мимо. Еще залп из многозарядных арбалетов на флангах друкайского войска, и два длинных копья зацепили дракона.

Скрежет металла, хруст дерева по твердой чешуе дракона — и два болта отскочили от плеч Маэдретнира, не оставив даже царапины. Снова туча стрел окружила дракона и отскочила от шкуры, такая же безвредная, как падающий дождь.

Из друкайских боевых машин взлетели болты побольше. Маэдретнир изогнулся, зачерпнув воздух передними ногами, и все они опять пролетели мимо или отскочили от толстой чешуи, защищающей плечо дракона.

Под скрежет металла и хруст костей Маэдретнир приземлился в гуще лучников, расплющив с полдюжины друкаев. Из глотки дракона вырвалось пламя, сжигая все вокруг, а Маэдретнир поводил шеей вправо-влево, и огонь больно обжигал ему пасть и внутренности.

На миг внутреннее пламя стихло. Дракон сделал судорожный глубокий вдох, морду его окружали дым и пар. Каледор что-то крикнул с его спины, но дракон ни слова не услышал, поглощенный жаждой убийства.

Когти широкими взмахами вспарывали броню и тела, подобно мечам, выпускали внутренности, отрывали головы и конечности. Маэдретнир развернулся, щелкнул челюстями на теле убегающего эльфа, хрустнул металл под клинками зубов. Половинки трупа упали наземь, струйки крови потекли по горлу дракона.

Вкус крови еще сильнее его разжег, возбудил голод, уже много лет неутоленный. Задрав голову, Маэдретнир снова взревел, выдыхая ноздрями пламя. Он едва замечал сверкающий вокруг серебристый блеск: Каледор пикой и мечом добивал немногих лучников, избегших драконьей ярости.

Что-то остро кольнуло в бок, внезапная боль прорезала красный туман голода, затопивший мысли дракона.

— Стрелометы! — крикнул Каледор и показал пикой на север. Древко блестело яркой кровью. — Разбей стрелометы!

Чуя ужас и смерть — пьянящий и манящий аромат, — Маэдретнир подавил подступающий приступ бессмысленной ярости. Он глянул на свой правый бок, откуда шла боль, и увидел зазубренную стрелу, торчащую между ребрами прямо под крылом. Зарычав, он выдернул стрелу зубами, и ее древко размером с копье превратилось в древесную крошку.

Последним ударом хвоста раздавив еще несколько друкаев, Маэдретнир взмыл в воздух, тяжело дыша и разворачивая крылья, с каждым длинным их взмахом поднимаясь все выше. Он взял курс на склон горы, где стояло три боевых машины, и лучники быстро исчезли из виду. Еще град дротиков скользнул по шкуре, брызнули чешуйки, но серьезного вреда дротики не причинили. Два друкая лихорадочно заряжали стреломет, и дракон резко свернул к ним.

Друкайские воины выронили тяжелый ящик, пытаясь удрать, и тут же Маэдретнир врезался в стреломет, разбрасывая фонтан зазубренных щепок, лопнувших веревок и скрученного металла. Кусты и камни не давали защиты от стены пламени, что вырывалась из пасти дракона, поджигая листья и ветки, раскалывая камни и сжигая воинов прямо в плавящейся броне.

Крик Каледора заставил дракона опомниться, но было слишком поздно. Другой стреломет дал залп из полудюжины стрел, целясь в заднюю часть и хвост Маэдретнира. Почти все стрелы обломались о чешую, но два зазубренных острия впились в тело. Оскалившись от ярости, дракон обернулся и откусил голову одному эльфу, а другого распорол когтем от шеи до паха вместе с кольчугой.

На миг остановившись, Маэдретнир раздул ноздри, втягивая в себя запахи боя: ужас и кровь, кожаное снаряжение и раздавленная трава. Но было еще что-то, знакомое, но все же неизвестное, что-то в легчайшем дуновении ветра. Это пробудило в драконе смутное воспоминание, ударило в какие-то древние области его мозга, как ударили стрелометы в шкуру.

Он заметил мелькнувшее движение — стремительная тень пробежала по камням горного склона. Маэдретнир инстинктивно вскинул голову — и увидел на фоне туч крылатый силуэт.

Каледор тоже его увидел.

— Что это? — спросил Король-Феникс.

Слишком большой силуэт для мантикоры или грифона, черный на фоне светлого неба. Маэдретнир опять учуял запах и наконец понял, что это.

— Дрейк! — прорычал Маэдретнир. — Мерзкий дрейк!

Не обращая внимания на призывы Каледора подождать, Маэдретнир круто взмыл в небо к этой новой угрозе. Другой дракон почуял его приближение и заложил вираж, показав чешую чернее смолы и глаза, горящие как огонь. Клубы зеленого пара забулькали сквозь зубы этой твари, окутывая ее и ее всадника тошнотворным туманом.

— Дракон? — Каледора охватил страх. — Как это может быть?

— Его коснулась Сила-За-Небесами, — буркнул Маэдретнир. — Ты ее не чуешь?

Черный дракон был окружен ореолом тьмы. Два чудовища летели навстречу друг другу, и Маэдретнир заметил, что голова противника окована железной упряжью в черных самоцветах, а золотую цепь повода держит в кулаке всадник. На темной шкуре было много шрамов — свидетельство сурового воспитания.

И это была мерзость. Маэдретнир знал, что иногда драконы не досчитывались отложенных яиц, и считалось, что они украдены другими хищниками, рискнувшими залезть в пещеру дракона: пучеглазыми бледными тварями, питающимися остатками драконьей добычи. Сейчас загадка разрешилась: видимо, яйца были украдены наггароттами, чтобы высидеть их и воспитать птенцов по-своему.

— Нужно уничтожить этого гада! — зарычал Маэдретнир и быстрее забил крыльями.

Он чувствовал, как основание древка пики уперлось ему в бок — Король-Феникс готовился к первому обмену ударами.

Второй дракон рванулся вниз, его всадник держал в руках заостренный трезубец.

Уже очень давно Маэдретнир не дрался с другим драконом за подругу или территорию, но старые инстинкты оставались при нем. У противника было преимущество высоты, но он слишком круто — по неопытности — шел на сближение.

Рывок хвоста и движение левым крылом — и Маэдретнир почти остановился в полете. Черный дракон пронесся мимо, пытаясь когтями полоснуть Маэдретниpa по шее, а трезубец всадника ударил в воздух над его головой, не причинив вреда.

Пика Каледора угодила черному дракону в спину, заговоренный наконечник оставил кровавую борозду на эбеновой чешуе.

Маэдретнир развернулся и пал на врага сверху, крыльями направляя полет, а черный дракон метался в стороны, пытаясь уйти от преследования. Он был поменьше Маэдретнира и быстрее поворачивал, и, когда челюсти Маэдретнира щелкнули около его хвоста, дрейк развернулся и резко взмыл вверх, снова к облакам.

Маэдретнир с несколько большим трудом прервал спуск и начал подъем. Каждый взмах его мощных крыльев приближал его к противнику, но тот исчез в густеющих тучах. Заревев от досады, Маэдретнир влетел в белый туман, широко раскрытыми глазами высматривая дрейка.

— Прикрой спину, — сказал он Каледору.

Вертя головой, Король-Феникс пристально вглядывался в клубы тумана, разгоняемые взмахами драконьих крыльев.

Справа, приглушенный облаками, донесся скрежет, и тут же из тумана вынырнул черный дракон, расправив когти.

Маэдретнир повернулся встретить нападение, но недостаточно быстро, чтобы уклониться от пикирующего дрейка. Алмазной твердости когти впились ему в плечо, а Каледор, перебросив щит, отбил удар трезубца, и все его зубья затрещали магической силой.

Черный дракон все глубже всаживал когти, — и это была ошибка.

Маэдретнир выгнул шею и схватил зубами правое крыло противника, прорезая кожу и сухожилия, ломая кость. С воем и струей мерзкого пара черный дракон разжал когти и дернулся прочь, брызжа кровью из раненого крыла.

Дыхание дрейка, едкое и жгучее, наполнило ноздри Маэдретнира, обжигая горло и вызывая резь в глазах. Задохнувшись дымом и на миг ослепнув, старый дракон сделал осторожный круг. У Каледора были те же трудности — он кашлял, содрогаясь в рвотных спазмах, вдвое сложившись на троне-седле.

Дрейк на миг возник слева, падая к земле сквозь облака, и снова исчез в белом тумане.

Маэдретнир тоже пошел камнем вниз, пока не вырвался из облаков. Свернув влево, он стал смотреть в небо, задрав голову, высматривая тень черного дракона.

— Там! — крикнул Каледор, показывая направо. Темная тень мелькала там и сям, пока наггаротт со своим драконом искали в облаках своего врага, не зная, что он уже ниже. — За ними!

Маэдретнир фыркнул — можно подумать, ему надо было это говорить, — и резкими взмахами крыльев пошел вверх. Раны начинали болеть, но он не обращал на это внимания и летел дальше, чтобы выйти точно снизу на черного дракона.

Подобно извержению вулкана влетел Маэдретнир в облако, рычащий огонь из его чрева охватил дрейка и всадника. Быстрым уходом черный дракон избежал основной мощи залпа, но этот маневр подставил его под пику Каледора. Итильмаровый наконечник ударил чудовище в живот вспышкой магического пламени. Черный дракон взвыл и рванулся в сторону, щадя больное крыло.

Маэдретнир взлетел над врагом и резко снизился, задними когтями схватив хвост противника. Всадник пытался ударить трезубцем, но ему мешала спинка седла-трона. Беспомощный черный дракон закувыркался к земле, а Маэдретнир преследовал его, оставляя когтями огромные раны и кровавые рубцы на его спине и задних ногах.

Далеко внизу бились две армии. Черный клин наггароттских рыцарей пронзил белую массу копьеносцев Каледора, а рыцари Короля-Феникса в серебристых шлемах ударили в наггароттов с фланга. Друкаи привели с собой каинитов, которые снова и снова бросались на эльфов, верных Каледору, и каждый раз их отгоняли тучами стрел и залпами боевых машин.

Чем ниже падали драконы, тем отчетливее стали видны отдельные участки боя. Землю у дороги усыпали тела, одетые и в белое, и в черное, — свидетельство ярости обеих армий.

Черный дракон рычал и отчаянно колотил крыльями, стараясь замедлить падение, мерзкий газ вырывался из широкой распахнутой пасти. Маэдретнир не отпускал его, несмотря на попытки дергающегося противника вырываться, и когти его скребли по хребту второго дракона.

Уже можно было различить в схватке отдельных бойцов. Капитан в шлеме с красным гребнем размахивал мечом, указывая на друкайских арбалетчиков, наггароттский офицер перерезал глотку упавшему копьеносцу, дикие сектанты рубили тела павших с обеих сторон, вырывая внутренности, стена копий ударила во фланг наггароттским рыцарям — серебристые шлемы пошли в атаку.

Всего на расстоянии полета стрелы от земли Маэдретнир разжал хватку и раскрыл крылья, его мышцы напряглись, замедляя полет, сухожилия чуть не лопались. Черный дракон извивался, плеща кровью, крылья отчаянно молотили воздух, но тщетно.

С громоподобным ударом дракон и всадник ударились о скалы.

Сбруя, держащая седло, с громким треском лопнула, и трон, сорвавшись со спины дракона, разлетелся от удара об острые выступы.

Маэдретнир снова спикировал, не оставляя ничего на волю случая. Черный дракон пытался встать, бесполезно хлопая сломанными крыльями, и в этот момент в него врезался Маэдретнир. Он вцепился в шею противника сразу за головой, кости и клыки трещали от титанического усилия. Когти Маэдретнира рвали черного дракона, прорезая чешую, обнажая ребра и внутренности. Неимоверным усилием он сжал челюсти и с громким треском сломал врагу шею, а потом ударил головой черного дракона о скалы, раскроив тому череп. Разжав зубы, красный дракон повернулся и всадил клыки в обнаженные внутренности.

Он пировал, наслаждаясь мясом сраженного врага. Тысячелетия прошли, как Маэдретнир не пробовал драконьего мяса, и сейчас он заглатывал огромные куски, разгрызал кости, добираясь до мозга. Кровь дракона пела в его теле, заглушая боль собственных ран, заглушая призывы сидящего на его спине Каледора.

Что-то тяжелое ударило его по голове, оглушив на мгновение. Он отпрянул от трупа, высматривая, откуда пришел удар.

— Всадник его уходит, — сказал Каледор и снова огрел дракона древком пики.

Маэдретнир зарычал от такой наглости и сделал шаг обратно к трупу врага, но был остановлен резкими словами Короля-Феникса. Маэдретниру захотелось стряхнуть своего всадника, разорвать сбрую, что связывала их вместе.

Каледор проговорил рычащим голосом слова, что проникли в мозг дракона: слова власти, найденные Укротителем Драконов. Маэдретнир рухнул на брюхо и затряс головой, стараясь избавиться от ощущения онемения, захватывающего мозг.

До него донесся спокойный голос Каледора.

— Твой враг убегает, — сказал Король-Феникс. — Догони его.

Маэдретнир огляделся и заметил неподалеку наггаротта — тот спешил прочь, перебираясь через камни и волоча поврежденную ногу. Дракон взревел и поскакал по камням, наполовину развернув крылья, и навис над наггароттом. Эльф обернулся и выхватил висящий на поясе меч. Клинок вспыхнул морозным светом так ярко, что Маэдретнир отшатнулся, почти ослепленный.

Но Каледору противостоять было трудно. Его пика пробила нагрудник противника. Друкай яростно размахивал мечом, оставляя в воздухе полосы инея. Каледор надавил, толкнул слабеющего противника назад, опрокинул на спину, пригвоздив к земле.

— Прикончи его, — сказал Король-Феникс.

Маэдретнир поднял переднюю ногу и тяжело ею топнул, сокрушая шлем и череп. Дракон все еще не пришел в себя от нестерпимо яркого света ледяного клинка, но зрение постепенно возвращалось. Охотничий раж спадал, огонь в брюхе утихал. Дракон вдруг ощутил боль от своих ран, вспомнил черного дракона, почувствовал снова, насколько отвратительна эта тварь, как извращена ее природа.

— Я должен вернуться к родичам, — сказал Маэдретнир.

— Когда выиграем бой, — ответил Каледор.

— Нет! — яростно возразил дракон. — Им надо сказать о черных драконах. Я должен передать весть, поднять мой род из сонного забытья.

— Когда выиграем бой, — повторил Каледор.

Маэдретнир со змеиной быстротой повернул голову, легко прорезал клыками крепления трона-седла.

Дернув плечами, он дал всей конструкции соскользнуть со спины, невежливо сбросив седло и Короля-Феникса прямо на камни.

— Выигрывай свой бой, маленький эльф, — сказал он. — Я тебе выиграю войну.

Каледор не успел прийти в себя и сказать слова укрощения, как Маэдретнир взмыл в воздух и быстрыми взмахами крыльев полетел вдоль склона, направляясь на юг.

Дым, пепел и ночь не были препятствием для его острого зрения. Дракон петлял между вершинами вулканов Каледора легко, как белым днем. Ему вполне хватало света раскаленной лавы и звезд, его разум кипел от отвращения и ненависти.

Маэдретнир быстро спустился в долину пещер и сложил крылья, втискиваясь в самый большой вход. Скребя когтями по камню, изборожденному тысячелетними касаниями драконьих лап, он двинулся в темноту, и его тяжелое дыхание отражалось эхом от стен широкого туннеля. Болел правый бок, от двух дней непрерывного полета ныли мышцы, но слишком неотложны были его новости, чтобы позволить себе отдыхать.

Он шел прямо к самой глубокой камере, оставляя без внимания все ответвления от главного туннеля. Чем глубже, тем прохладнее становился воздух, и горячее дыхание сгущалось облаками пара, оседающего на стенах, гладко отшлифованных драконьей чешуей.

Камера была просторной — огромная полость в недрах мира, окруженная сталактитами и сталагмитами побольше эльфийских башен, похожими на клыки тех зверей, что спали здесь. Пятна светящегося мха и рои светлячков создавали впечатление звездного неба, тускло-зеленым и тускло-оранжевым отражались от жил горного хрусталя и граней угловатых кристаллов, образовавшихся в полостях.

Здесь туннель резко обрывался вниз, и дракон раскрыл крылья и полетел в пустоту каверны, свободно лавируя между скальными выступами. Приближаясь к центру камеры, он уже видел спящих драконов. Не которые, кто ушел в долгий сон в последние века, еще слегка шевелились, медленно поднималась или опадала их грудь в мощных вдохах и выдохах, и земля вокруг поблескивала инеем замерзшего пара.

Остальные были неподвижны, и лишь легкое различие в окраске позволяло разглядеть их на фоне пола пещеры. Многие уже слились с камнем, сталагмиты покрыли их недвижные тела — драконы врастали в землю. Их тела превратились в основания огромных колонн, тянущихся к потолку, конечности стали подобны струям застывшей лавы, покрытым тускло светящимися проплешинами лишайников.

Маэдретнир приземлился возле самого центра камеры, окруженного пугающим мраком. Здесь ничего не шевелилось, если не считать больших насекомых, делящих с драконами эту пустоту. Маэдретнир повернулся на месте, приподняв хвост, чтобы не зацепить острые вершины самых низких сталагмитов, и когти его царапнули камень, рассыпая крошку.

Дракон приподнялся, выгнул шею и испустил рев, наполнивший пещеру, отразившийся от каждого угла, породивший долгие-долгие раскаты. Рычание было сильным и таким долгим, что куски сталактита отвалились от потолка пещеры, и грохот их удара влился в грохот раскатов.

Закрыв пасть, ощущая танцующие в ноздрях клубы пламени, дракон ждал, пока наконец затихнет долгое эхо.

В темноте что-то шевельнулось, скрипнула чешуя, заскрежетал коготь. Полетели на пол обломки камня, зазвенели льдинки — дракон слева шевельнулся, стряхивая с себя века сна. Во мраке приоткрылся его желтый глаз.

Еще шевеления и звуки отовсюду — сонные драконы отряхивались от долгого сна, кашляя пылью и пламенем. Задрожала и треснула, рассыпалась мощная каменная колонна, звеня обломками по полу, и зеленый дракон размером почти с Маэдретнира выгнул спину, медленно вставая на четыре исполинские ноги.

— Проснись, мой народ! — взревел Маэдретнир. — Страшные времена наступают!

Каратриль стоял на северной башне ворот, глядя на дорогу в Лотерн. Вокруг была пустыня. За пять лет осады друкаи свалили все деревья, опустошили все поля, разорили все деревни и фермы. В воздухе висел запах смерти. В стоящих неподалеку черных от копоти развалинах хозяйственной постройки лежали тела в красных пятнах на белой одежде, с неестественно вывернутыми конечностями. Каратриль много видал такого за последние годы, но каждое убийство мирных жителей вызывало у него гнев и снова напоминало, почему надо остановить друкаев.

На площадь за его спиной выходила колонна эльфов. Они шли усталой походкой, спотыкаясь на неровных белых булыжниках, истощенные духом после многих битв. Пустыми глазами смотрели они на опустошение. Некоторые плакали, другие молчали, полностью уйдя в себя, и что хуже всего — они были глухи к представшему перед ними страданию.

— Нас слишком мало, — сказал капитан стражи Эамариллиель. — У нас нет надежды разбить наггароттов.

— Они снова собирают силы, — мрачно ответил Каратриль.

Колонны воинов в черной броне шли к городу занимать позиции. Неделю за неделей подходили сюда корабли, выгружая подкрепления для осаждающей армии. Снова и снова выходили корабли Лотерна в попытках предотвратить высадку, но им удавалось лишь отодвинуть срок следующего приступа, а не предотвратить его.

Каратриль видел чудовищных зверей, направляемых погонщиками: многоголовые гидры, окутанные дымом собственного огненного дыхания. Барабаны выбивали дробь, отдающуюся от городских стен.

— Мы должны выстоять, — сказал бывший герольд, но без нужной убежденности.

— Нас слишком мало, — повторил Эамариллиель.

— И в прошлый раз было слишком мало, — напомнил Каратриль. — А город все еще наш.

Усталые защитники Лотерна поднимались на стены и занимали места у парапета с луками и копьями. Со своего наблюдательного пункта Каратриль видел, как друкайские роты грузятся на суда у берега, чтобы обогнуть город и напасть одновременно с востока и запада.

— Кажется, это будет последняя битва за Лотерн, — сказал Эамариллиель. — Они все силы собрали, чтобы бросить на нас.

Начало атаки объявил дождь пылающих стрел из боевых машин наггароттов. Они были направлены в большие ворота. Пылающие болты с глухим стуком впивались в твердое дерево, будто вбивали огромные гвозди. Искры летели от башен и стен — это горящие стрелы били в городские укрепления, поливая защитников оторванными кусками металла, обломками дерева и камня.

Каратриль даже не вздрогнул, когда в амбразуру влетела стрела и пронзила троих эльфов, стоявших от него справа, приколов их друг к другу. Под крики, чтобы унесли раненых, загрохотали друкайские барабаны — и начался приступ.

Каратриль смотрел вниз, на огромную армию, выстроившуюся от берега до ворот, медленно наползающую полосу черного и пурпурного. Он не мог не согласиться с Эамариллиелем. Противник шел тремя большими волнами под прикрытием метательных снарядов из боевых машин, не оставляя резервов: если бы защитникам удалось как-то отбить приступ, ничто не помешало бы им броситься на вылазку в преследование разбитого врага.

Бывший герольд подумал, что бы могла значить такая перемена стратегии друкаев. Уверенность, что они победят? Или какие-то события заставили противника действовать столь решительно? Каратриль несколько секунд тешился мыслью, что наггаротты где-то растратили резервы и их гонит отчаяние.

Над друкайским войском выросла чаща лестниц, высокие осадные башни катились вперед между ротами копейщиков, стрелометы посылали залп за залпом, а тараны, окованные железом в виде голов страшных чудовищ, раскачивались на цепях между зубчатыми колесами. Каратриль ждал с копьем в руке. В городе мало стало стрел, чтобы выдавать каждому воину, и те, кто не выделялся особой меткостью, как он сам, луками уже не пользовались. Все, что ему оставалось, — ждать, пока враг доберется до стен.

Прямо к воротам придвинулась башня, накрытая кожами и шкурами, мокрыми для защиты от горящих стрел. По обоим ее флангам шли громадные боевые гидры для защиты от контратаки. Металлические колеса башни перемалывали мертвецов обеих сторон, едва покачиваясь от бешеных усилий лошадей и других созданий подтащить ее ближе. Этих зверей хлестали друкайские погонщики. Над стеной нависла осадная лестница, будто челюсть огромного зверя с металлическими клыками, готовая опуститься и открыть дорогу воющим каинитам из башни.

Среди какофонии битвы Каратриль отвлекся на другой звук: крик из самого города. Он обернулся через плечо и с ужасом увидел дым, поднимающийся от зданий вокруг Лотернского пролива. Горели склады, видны были бегущие по улицам эльфы с пылающими факелами в руках. Сектанты вышли на улицы поддержать атаку своих наггароттских хозяев — вероятно, получили тайный сигнал о намерениях осаждающих.

И другие защитники на стене тоже заметили измену, происходящую в городе у них за спиной, и теперь разрывались между необходимостью защищать свои позиции и вернуться в город встречать новую угрозу. Эскадроны рыцарей ездили по улицам, разгоняя поджигателей, но сектанты тут же собирались снова, устраивали преследователям засады и нападали на них.

Каратриль не знал, что делать. Осадная башня подползла уже на расстояние полета стрелы и продолжала медленно приближаться.

Сектанты выбежали на площадь за воротами, явно намереваясь открыть их и впустить друкаев внутрь.

Копейщики бросились вниз по лестницам — защитить ворота, которые пять лет уже выдерживали все, что обрушили на них наггаротты, но против измены изнутри защиты не имели.

— Лучники, держать стену! — крикнул Каратриль. — Копейщики, за мной!

Повернувшись к лестнице, ведущей на площадь, Каратриль лицом к лицу столкнулся с Аэренисом: его друг вел собственную роту, дослужившись за время осады до капитана.

— Надо обезопасить ворота и вернуться на стену, — сказал ему Каратриль. — Давай за мной!

Аэренис покачал головой и остался на месте. Каратриль посмотрел ему в лицо, на лица солдат его роты — и у него по спине пополз холодок.

— Я не могу этого допустить, друг, — сказал Аэренис.

— Что за ерунда? — Каратриль оттолкнул в сторону копейщика, стоящего между ним и Аэренисом, встал прямо перед другом.

— Прости, Каратриль, — сказал тот с искренним страданием в голосе. — Зря ты меня не слушал.

Не успев подумать, чисто инстинктивно Каратриль древком копья отбил в сторону клинок Аэрениса, на правленный ему в горло. Ничего не соображая, он все же успел поднять щит, парируя следующий удар.

— Ты спятил? — Каратриль отразил еще один выпад. — Противник через секунду на нас навалится!

— Противник уже здесь, — ответил Аэренис.

Каратриль в ужасе увидел, что рота Аэрениса напала на копейщиков на стене. Между двумя башнями надвратного укрепления начался бой, рота против роты, а осадная башня по-прежнему приближалась.

— Зачем? — спросил Каратриль, тыча копьем в сторону предателя.

— Ты встал бы между мной и прекрасной Гларионэлью, — сказал Аэренис, пытаясь рубануть Каратриля по ногам. Каратриль отскочил, упершись спиной в дерущихся воинов. — А Эрет Кхиаль обещала мне ту любовь, которую я желал всю жизнь.

— Королева Подземного мира? — Каратриль был потрясен. Он никогда не подозревал такого за своим другом, даже в его самых меланхолических настроениях. — И потому ты предал свой город?

— Жрецы Нагарита нам помогут, и мы вернем всех, кто ушел. Тогда я буду с Гларионэлью, как это могло быть в жизни.

Каратриль саркастически рассмеялся и направил копье в грудь Аэрениса. Тот отбил удар краем щита.

— Тебя отправят в Мирай на встречу с Гларионэлью, это точно! — воскликнул Каратриль. — Жрецы Нагарита принесут тебя в жертву Эрет Кхиали, чтобы поддержать собственные сделки с Темной Королевой.

От этих слов Аэренис вспыхнул. Его рот исказился злобным оскалом, глаза вытаращились. Каратриль поднял щит, отражая град бешеных ударов, от которых даже рука онемела.

— Я снова увижу Гларионэль! — взревел Аэренис. — Мы будем вместе, мы поженимся, у нас будут дети!

— Вместе уж точно будете! — зарычал Каратриль, взбешенный зрелищем того, во что превратился бывший друг.

Отбив очередной удар меча, он резким поворотом щита отбросил Аэрениса в сторону и одним неуловимым движением сделал выпад, проткнув друга-противника сбоку пониже руки. Аэренис вскрикнул, выронил меч и рухнул на землю. Каратриль не колебался. Движимый гневом на предательство друга, высвободив копье, он снова изо всей силы вогнал его в тело Аэрениса. Наконечник выбил каменную крошку из парапета, почти отделив голову Аэрениса от тела.

Выдернув оружие из трупа, Каратриль оглянулся и увидел нависшую тень осадной башни. Предатели-копьеносцы оказались в меньшинстве, и почти все были перебиты, но их переход на сторону врага вызвал у защитников растерянность. Осадная машина оказалась в двадцати шагах от стены. Видно было, как дрожат цепи, готовые опустить мосты.

— Ко мне! — крикнул он, становясь прямо напротив места, куда была направлена атака, поднял копье над головой и скомандовал своим воинам: — Стоять насмерть!

Он уперся взглядом в жестокую физиономию, нарисованную на бревнах башни, как смотрят в глаза твари, которую нужно укротить. Подняв щит и копье, расставив ноги для устойчивости, он ждал, пока рухнет на стену мост.

Послышался громоподобный треск, порыв ветра бросил Каратриля на камни. Заподозрив колдовство, он огляделся в поисках Элтренета, хотя прилива магии не ощутил.

И тут же осадная башня взорвалась тысячами обломков, из нее градом полетели окровавленные тела, сама она опрокинулась. Из тучи этих обломков вырвался дракон в зеленой чешуе, из пасти у него свисали трупы, когти царапнули надвратное укрепление, рассыпая осколки.

Каратриль смотрел, вытаращив глаза, как чудовище резко развернулось и спикировало на остатки башни, плюясь огнем и сжигая все, что там еще осталось живое.

— Да их тут дюжина, — выговорил, заикаясь, лежащий рядом копейщик.

Нервно смеясь от неожиданности, Каратриль кое-как встал на ноги и увидел других драконов, реющих над рядами друкаев. Боевые гидры рычали и плевались огнем, но звери в красной, зеленой, синей и серебристой чешуе прочесывали армию наггароттов, сметая боевые машины, оставляя кровавые борозды в рядах лучников и копьеносцев, схватываясь с подвластными друкаям чудовищами. Бывший герольд узнал штандарт, развевающийся над седлом-троном самого большого, массивного красного дракона: вымпел короля Каледора. Копье самого короля пробивало броню рыцарей десятками, а дракон его прорезал и прогрызал кровавую дорогу в массе верховых наггароттов.

Бросив копье и щит, Каратриль схватил лежащего копьеносца за нагрудник, поднял его на ноги и крепко обнял, чувствуя, как текут по лицу слезы.

— Это Каледор, — всхлипывал он. — Каледор пришел нам на помощь…

Не бывает большего восторга, чем тот, когда ведешь в бой драконов. Дориен смеялся от радости, когда его дракон проносился над армией Короля-Феникса, за ним летели Тиринор, Эаретиен и Финдеил. Его дракон, Немаэринир, рокотал эхом, разделяя тот же восторг.

Армия шла на север, перезимовав в Каледоре. Быстрый заход в Эатан выявил грозную ситуацию при Лотерне, но Королю-Фениксу также передали весть о недавнем друкайском нападении на Эллирион. Всадники драконов полетели к осажденному городу на полной скорости и за день раздавили наггароттские силы, а пехота и кавалерия пошли прямо на Тор Элир.

Пленные, взятые под Лотерном, рассказали о том, что почти весь Нагарит двинулся в поход, собираясь ударить одновременно на Лотерн, Эллирион и Крейс. Другие княжества едва успевали собирать войска, чтобы подавлять кровожадных сектантов в своих границах, и Каледору пришлось разделить драконьих князей. Сам он полетел на остров Пламени — собирать новый совет князей восточных стран, оставив Дориена командовать армией.

Дориен понимал всю важность слов Короля-Феникса, с которыми тот отправлял его на север: победа под Лотерном ничего не будет стоить, если дать пасть Эллириону. Дориен считал, что все драконьи князья должны лететь на Эллирион, но Каледор не согласился, заявив, что они будут посланы на облет Ултуана — показать, что не за одно княжество они воюют. Дориену это казалось бессмысленным жестом, но он не стал слишком уж выражать несогласие, опасаясь, что в таком случае его заменят Тиринором или кем-нибудь из других князей.

Под крылом драконов армия шла прямой дорогой, ведущей к Орлиному перевалу, где ожидалась следующая атака друкаев. Об этом пришла весть от Финудела и Атиели, вместе с обещанием идти вместе с армией на Эллирион.

Письмо кончалось отчаянной просьбой о помощи, что еще больше усилило у Дориена ощущение срочности.

Эллирион представлял собой страну пологих холмов и пастбищ, изогнувшуюся между Внутренним морем на востоке и Кольцевыми горами на западе. Поля, мимо которых шла армия, были пусты, знаменитые эллирионские табуны собрали в столицу для армии княжества. С воздуха были видны шрамы прошлых битв, сожженные поселки и обугленные поля, где бились с друкаями армии Эллириона и Каледора.

Эльфы шли день и большую часть ночи, только перед рассветом останавливаясь на краткий отдых.

Дориен очень страдал из-за каждой задержки, зная, что, если бы не необходимость приноравливаться к темпу пехоты и рыцарей, наездники со своими драконами могли бы уже давно прибыть на Орлиный перевал. Каждое утро он опасался прибытия гонца от эллирионцев с известием, что помощь запоздала, каждое утро он со страхом смотрел на северо-восток, в сторону Тор Элира, почти ожидая увидеть столбы дыма от разоренного города.

Но дым не показывался, гонец не появлялся, и армия была уже менее чем в дневном переходе от Орлиного перевала. Дориен приказал драконам лететь вперед, обнаружить, если получится, друкайскую армию и уточнить ситуацию Эллириона. Объединенных сил Каледора и Эллириона будет более чем достаточно для стычки с любой армией наггароттов. По крайней мере, так считал Дориен, хотя Тиринор постоянно напоминал ему предостережения Каледора против излишней самоуверенности.

Время шло к полудню, когда Дориен заметил на северном горизонте темную полосу: порыкивающее грозовое облако протянулось через полнеба с востока на запад. Черноту его прорезали танцующие зигзаги молний.

— Не просто гроза, — сказал Немаэринир. — Колдовством сильно воняет.

— И еще как, — согласился Дориен, ощущая магический ветер, веющий с Кольцевых гор. — Дело рук друкаев, не иначе.

Князь жестом попросил других драконьих князей подлететь поближе. Он оглянулся и увидел внизу свою армию, идущую по дороге со всей возможной скоростью. Первым к нему подлетел Тиринор на Анаэгнир.

— Похоже, мы все-таки опоздали, — сказал он.

— А может, и нет, — возразил Дориен. — Надо лететь туда как можно быстрее и посмотреть, что там делается.

Четыре дракона набрали высоту и полетели рядом, направляясь прямо к буре. Когда утро переходило в день, они подлетели к темной туче. Мрак несколько рассеялся, и можно было увидеть внизу, на лугах, две армии. Темная армия наггароттов была как копье направлена между двумя частями светлого войска Эллириона.

Тяжело бронированные рыцари неслись в атаку на эллирионскую пехоту, стоявшую спиной к извилистой реке, на другом берегу которой раскинулся густой лес. Дальше к востоку эллирионские рыцари — цепь белых коней и серебристых всадников — снова и снова атаковали друкаев и снова и снова откатывались, как прибой, разбивающийся о камни, как отлив после прилива, и с каждым отходом они все дальше отступали на восток.

— Что это? — крикнул Тиринор, показывая почти прямо вниз.

Дориен не сразу поверил своим глазам. Казалось, будто еще одна армия движется с юга во фланг друкаям: воины в черном и серебристом под наггароттскими знаменами.

— Предатели сражаются между собой! — засмеялся он. — Может, предоставить им друг друга бить?

Ответ Тиринора утонул в басовом реве Немаэринира, сотрясшем все тело дракона и отдавшемся у Дориена в хребте.

— Черный дракон! — прорычал Немаэринир, ложась на крыло и сворачивая к востоку.

И действительно, дрейк с эбеновой чешуей вносил смятение в ряды эллирионской кавалерии, пролетая прямо над головами всадников.

— Тиринор, за мной! — скомандовал Дориен. — Черный дракон наш! Эаретиен, Финдеил, бейте наггароттских рыцарей!

Наездники драконов подняли пики, показывая, что слышали, и драконы, разделившись на пары, полетели на север и на восток.

Противник будто не заметил прилета драконов, неразличимых на фоне грозовых облаков. Черный дракон и его всадник резали эллирионцев — каждый их пролет был как взмах, оставляющий за собой прокос убитых и раненых в рядах конницы. Когда Немаэринир нырнул вниз, Дориен увидел цель вражеского полководца: сияющая фигура в белизне и серебре, выстраивающая эльфов против атаки дракона. Приблизившись, князь увидел длинные волнистые локоны золотистых волос и понял, что пред ним Атиель, правящая княжна Эллириона.

Черный дракон налетел на ее телохранителей, ударами лап и клыков пробиваясь к бросающей ему вызов княжне. Рыцари кинулись ему наперерез, но только чтобы быть раздавленными и разорванными.

— Он мой! — взревел Дориен, опуская пику, и Немаэринир свернул к черному дракону.

— Дориен, подожди! — крикнул в ответ Тиринор, следуя на своем драконе за ним.

Челюсти черного дракона сомкнулись вокруг конской головы, оторвав ее одним укусом. Взмах заостренного хвоста поразил еще троих всадников, сминая нагрудники и кроша их ребра.

Путь к Атиель был почти свободен: не более дюжины рыцарей противостояли друкайскому командиру.

Дориен направил копье на дракона, решив, что тот представляет собой более сильную угрозу, чем командир.

Вдруг черный дракон остановился посреди броска, задрал голову и раздул ноздри, потом повернулся в сторону Дориена и тут же взмыл в воздух. Крылья его подняли ветер, от которого попадали лошади и всадники полетели кувырком. Клубы маслянистого пара туманом окружили всадника и зверя — дракон начал набирать высоту.

Немаэринир по команде Дориена свернул сперва направо и тут же резко влево — князь направил пику вдоль шеи своего дракона. Черный дракон извернулся, и копье пробило перепонку его правого крыла, оставив большую рваную дыру в чешуйчатой коже. Немаэринир в мгновение ока зашел черному дракону за спину, успев ударить его хвостом по боку.

Тиринор направил своего дракона вверх, и Анаэгнир сложила крылья и ринулась на противника сверху. Друкайский всадник извернулся в седле и упер древко заговоренной пики в шкуру своего дракона, чтобы уменьшить отдачу, а острие направил в приближающегося драконьего князя. Раненое крыло черного дракона неожиданно пропустило взмах, отчего он завалился влево и пика наггаротта прошла мимо Тиринора.

Зато пика Тиринора попала в цель. Наконечник пробил пластину наггароттского нагрудника со взрывом магического огня, выбил противника из седла-трона под треск рвущихся лямок и ломающегося дерева. Поводья дракона выпали из мертвой руки друкая, а Тиринор одним движением стряхнул тело с пики, послав его штопором к земле.

Немаэринир кружил вокруг и когтями драл морду черного дракона, разбрасывая дождь чешуи. Раненый дракон взревел и изрыгнул невероятное облако ядовитого газа. Тяжело взмахивая крыльями, с хлещущей из раны кровью, черный дракон отвернул и понесся прочь, к Внутреннему морю, а Дориен и его дракон, все еще откашливаясь от ядовитых дымов, остались позади.

Когда мерзкое облако рассеялось, Дориен повернул Немаэринира вслед за убегающим драконом, но Тиринор обогнал его и поднял щит, привлекая его внимание.

— Битва еще далеко не выиграна! — крикнул он. — Есть более срочные дела, чем гоняться за недобитым противником.

Дориен посмотрел вниз и убедился, что это так. Воодушевленные подмогой драконьих князей, эллирионцы отжимали противника от реки, но на конницу Атиели и Финудела опасно наседала многочисленная наггароттская пехота.

— Ты прав, кузен, — сказал Дориен и почувствовал, как заревел от досады и разочарования Немаэринир. — Заработаем от эллирионцев еще большую благодарность — спасем их правителей!

Драконы спустились быстро, но у наггароттов было время приготовиться. Навстречу драконам взлетели болты и стрелы. Дориен взвыл, когда стрела с черным древком ударила Немаэринира в чешую и отскочила ему в правое бедро. Заговоренная жрецами Ваула броня защитила его от потери ноги, но боль пронзила ее от колена до тазобедренного сустава.

— Ты ранен? — спросил Немаэринир, замедляя спуск.

— Ерунда! — крикнул в ответ Дориен. — Давай перебьем этих наггароттских гадов и закончим дело!

Чтобы разогнать наггароттов, хватило нескольких пролетов дракона. Рыцари в черном и пешие солдаты рекой устремились к Орлиному перевалу, подгоняемые драконами. Дориен заметил, что эллирионцы не пустились в погоню, и увидел, что вторая армия наггароттов уходит на юг. Он полетел туда, где стоял большой штандарт Эллириона, рядом с которым Дориен заметил Финудела.

Когда Немаэринир сел рядом с князем Эллириона, Дориен вздрогнул от резкой боли в ноге, даже спину свело судорогой. Сумев не зарычать от боли, Дориен крикнул Финуделу:

— Противник бежит, почему не преследуешь? Я с остальными разберусь.

— Надо раненых перевязать! — крикнул в ответ эллирионец. — А наггаротты на юге не враги, это наши союзники!

— До чего странно, — буркнул Дориен и возвысил голос. — Я Дориен, брат Каледора. Добро пожаловать вечером ко мне в лагерь.

— Такое приглашение я принимаю с радостью, — ответил Финудел. — Король-Феникс не с тобой?

— Есть другие дела, требующие его внимания.

— Понимаю. Тебе принадлежит благодарность Эллириона, Дориен. Не сомневайся, что за твою сегодняшнюю помощь тебя зальют вином и засыплют подарками. Без тебя нас бы уничтожили.

— Это да, — ответил Дориен, потом понял, что это невежливо, и добавил: — Но ваша храбрость и искусство вне сомнения.

— Приду к тебе в лагерь на закате, — сказал Финудел. Если слова Дориена его задели, он никак этого не показал. — Благодарю еще раз.

Дориен кивнул, дал команду Немаэриниру, и дракон полетел прочь. Дориен с надеждой посмотрел на запад, но наггаротты были уже у Орлиного перевала. Преследовать их в горах без поддержки было бы слишком рискованно, а наземная армия за ними уже не угналась бы.

— Приходи еще повеселиться, шваль наггароттская! — крикнул он вслед отходящей армии. — Мы с друзьями всегда вам рады!

Тиринор был слегка пьян, но ему было все равно. Он сегодня сразил друкайского командира и снова, и снова пил за эллирионских гостей. Уже, казалось, в двадцатый раз он описывал внимающим слушателям дуэль с наездником черного дракона, не забывая упомянуть не меньшую заслугу Дориена в смерти наггаротта. Снаружи, за стенами большого шатра князей, раздавались смех и победные песни каледорцев.

Закончив рассказ, Тиринор пошел искать еще вина. Оказавшись за уставленным едой столом, он понял, как проголодался.

— Ты, наверное, очень гордишься собой, — раздался голос у него за спиной.

Тиринор обернулся.

Это был Каратриль из Лотерна. Вопреки его возражениям, Каледор восстановил его в должности герольда Короля-Феникса — в награду за его героические действия, о которых рассказал Каледору князь Эатана. Лицо герольда было бесстрастно, даже безжизненно.

— Ты так говоришь, будто убивать врагов — плохо, — ответил Тиринор, найдя взглядом хрустальный графин белого вина. — Я слышал, что ты убил их больше, чем положено по справедливости на твою долю.

— И среди них был один, которого я считал другом, — ответил Каратриль. — Нельзя допускать, чтобы убийство других эльфов стало для нас радостью.

— Ты прав, друг мой, нельзя, — сказал Тиринор, пристыженный словами герольда. — Именно любовь к войне отличает наггароттов от нас.

— Надеюсь, король это тоже понимает, — ответил Каратриль. В шатер вошла еще одна группа эльфов, он поднял глаза и нахмурил лоб. — Есть такие, что так же рады ненавидеть, как друкаи.

Тиринор проследил озабоченный взгляд Каратриля и увидел эльфа, подошедшего к Финуделу и Атиели, — странная личность в темной охотничьей одежде. Бледная кожа и темные волосы выдавали в нем наггаротта. Среди каледорцев воцарилась тишина, и новопришедший тут же стал центром внимания. Дориен, шатаясь, шел в его сторону, и Тиринор уловил его враждебность.

— Прости, друг, — сказал Тиринор, устремляясь наперерез своему кузену.

— Что тебе здесь надо?

Синие глаза Дориена смотрели на незнакомца с едва скрываемой враждой.

— Я Алит Анар, князь Нагарита.

— Наггаротт? — удивился Дориен, приподняв брови и чуть отпрянув.

— Дориен, это наш союзник, — сказал Финудел. — Если бы не он, боюсь, ты бы нашел нас уже мертвыми.

Каледорский князь смерил Алита презрительным взглядом, склонив голову набок. Алит ответил взглядом, полным такого же отвращения.

— Алит, это князь Дориен, — сказал Финудел, разрывая неловкое молчание, прошедшее рябью по ближайшим эльфам. — Младший брат короля Каледора.

Наггароттский князь ничего не ответил. Они с Дориеном смотрели друг на друга в упор.

— А что с Эльтириором? — спросила Атиель, когда Тиринор дошел до них. Этого имени он никогда не слышал. — Где он?

— Не знаю, — покачал головой Алит. — Он там, куда ведет его Морай-хег. Вороньи герольды забрали своих мертвых и исчезли в Ателиан Торире. Может быть, мы его больше не увидим.

— Анар? — спросил Тиринор, вспомнив имя, которым назвался наггаротт. Он принадлежал к дому Эолорана Анара, одной из благороднейших линий Ултуана, но вид у него был такой, будто он всю жизнь прожил в захолустной деревушке. — Я слышал это имя — от пленных, которых мы взяли при Лотерне.

— И что они говорили? — спросил Алит.

— Что анарцы сражались вместе с Малекитом и сопротивлялись Морати. — Он протянул руку. — Я — Тиринор и рад видеть тебя в нашем лагере, пусть даже мой вспыльчивый кузен мои чувства не разделяет.

Алит быстро пожал протянутую руку. Дориен фыркнул и отвернулся, крикнув, чтобы принесли еще вина. Пока он шел через толпу, Тиринор увидел, что наггаротт посмотрел Дориену вслед и прищурился, заметив его хромоту.

— Он в дурном настроении, — сказал Тиринор. — Я думаю, у него нога сломана, но он не дает лекарям ее осмотреть. После битвы он все еще полон огня в крови. Завтра будет спокойнее.

— Мы благодарны тебе за помощь, — сказала Атиель. — Твой приход — это больше, чем мы могли ожидать.

— Четыре дня назад мы получили донесение, что друкаи идут к перевалу, и мы тут же выступили, — ответил Тиринор. — Жалею, что не можем здесь остаться, потому что мы нужны в Крейсе. Противник захватил почти все горные перевалы, и король с войском плывет, чтобы перехватить их на границе с Котиком. Завтра мы пойдем дальше на север, потом через Авелорн и нападем на друкаев с юга. Сегодня мы одержали важную победу, и Каледор ценит жертвы, принесенные народом Эллириона.

Алит отвернулся, и Тиринор увидел, что наггаротт сжал кулаки и ссутулил плечи.

— Алит? — шагнула к нему Атиель.

Тиринор заметил страдание в ее лице и озабоченно переглянулся с Финуделом. Эллирийский князь слегка покачал головой, будто предостерегая от любых слов.

Алит повернулся к княжне:

— Прости. Я не могу разделить вашу радость от сегодняшней победы.

— Я думал, ты будешь рад смерти Кераниона, — сказал Финудел, становясь рядом с сестрой. — Разве это не расплата за твоего отца?

Тиринор не особенно следил за тем, что происходило у Анаров. В этом он разделял убеждение Дориена, что если наггаротты убивают наггароттов, то это хорошо.

Он заметил проходящего слугу с подносом, уставленным кубками, и взял себе один взамен своего пустого.

— Нет, — тихо сказал Алит. — Керанион умер быстро.

Атиель и Финудел замолчали, потрясенные словами Алита. Тиринор шагнул ближе, протягивая Алиту кубок.

Наггаротт неохотно его взял.

— Победы пока что редки для нас, — сказал каледорец и поднял свой кубок в тосте. — Благодарю тебя и твоих воинов за проявленную храбрость. Будь здесь король, он бы сказал то же самое.

— Я не ради твоей похвалы сражался, — ответил Алит.

Тиринор сдержался от ответа на грубость наггаротта и сделал глоток из кубка.

— А за что ты сражался? — спросил он.

Алит ответил не сразу. Он посмотрел на Атиель, и лицо его чуть прояснилось.

— Извини меня, — сказал он, слегка улыбнувшись. — Я очень устал. Устал так, что ты себе и представить не можешь. Эллирион и Каледор дерутся за свою свободу, и я не должен судить вас за то, в чем нет вашей вины.

Он сделал глоток и кивнул в знак благодарности. Потом поднял свой кубок к кубку Тиринора и посмотрел каледорцу в глаза:

— Желаю вам победить во всех своих битвах и положить конец войне! — провозгласил Алит.

Глаза его на миг метнулись в сторону, и тут же снова встретили озадаченный взгляд Тиринора. Каледорец увидел в его глазах духовную опустошенность и вынужден был отвернуться, подавив дрожь.

— Мы не будем больше тебя утомлять, — сказал Финудел, беря Атиель за руку, чтобы увести ее.

Алит жадно посмотрел ей вслед и снова повернулся к Тиринору.

— Ты будешь драться до конца, даже когда не останется надежды? — спросил Алит. — Отдаст ли ваш король жизнь за освобождение Ултуана?

— Отдаст, — ответил Тиринор. — Ты думаешь, только у тебя есть достаточная причина драться с друкаями? Тогда ты ошибаешься, очень ошибаешься.

Алит внушал ему какую-то глубокую тревогу. Тиринор отвернулся и отправился искать Дориена, изображая заботу о кузене, чтобы оставить наггаротта одного. Дориена он нашел в компании других каледорских князей в середине шатра, осушающим кубок.

— Не знаю, как ты, а я вот предпочел бы, кажется, чтобы этот наггаротт был не на нашей стороне, — сказал он, приглушив голос из опасения, что князь Анар его услышит.

— Я ему не верю, — сказал Дориен, глядя через плечо Тириона на Алита, ушедшего в разговор с Каратрилем. — Финудел глупец, что берет себе таких союзников. Поверь мне, этот Анар окажется предателем, и я не соглашусь драться рядом с ним, пусть мне хоть горло перережут. Это лучше, чем нож в спину.

Тиринор поглядел на Алита Анара с подозрением, зная, что в словах его кузена есть доля истины. Не слова наггаротта и не его поведение внушали ему тревогу. Дело было в темноте духа, пропитавшей самую сердцевину Алита, и Тиринору эта тьма не была нужна.

Он отвернулся, выбросил наггаротта из своих мыслей и заметил стайку прислужниц Атиели, с интересом разглядывающих его с другой стороны шатра.

Взяв кубок, он с улыбкой направился к ним.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ. Увядание Авелорна

Цветок увядал. Листья повисли, желтея, стебель перекрутился, светло-голубые лепестки поблекли и осыпались на землю. Иврейна склонилась к растению, ощутив источник его болезни. Болел весь Ултуан. По нему текла темная магия, уничтожая все, к чему прикасалась. Творились ужасные обряды во имя низших богов. Народ Вечной Королевы погибал в междоусобных битвах, разгорающихся по всему острову. Нарушилась гармония Ултуана, и все, все катилось в полнейший беспорядок.

Иврейна коснулась вытянутым пальцем опустившегося листа и освободила частицу своей силы. В цветок потекла жизнь, он выпрямился, к нему вернулся цвет, вливающийся вместе с магией Вечной Королевы. Но это был всего лишь жест, не больше. Всю нависшую над Ултуаном боль она исцелить не могла.

Встав возле цветка на колени, она вложила пальцы в землю, ощущая кожей каждую крупицу почвы. Рассыпались вокруг лица длинные волосы, королева закрыла глаза и глубоко вдохнула в себя аромат и влагу земли, жизненную силу Иши.

Она пустилась в мысленное странствие, прочь от смертной оболочки, известной под именем Иврейна, проникла в почву, медленно распространяясь по Гаенской лощине, дальше, в Авелорн и за него, в каждую былинку, в каждый цветок Ултуана.

Дух ее рыдал, а разум ощущал сокрушительную поступь наггароттских армий по пастбищам и лугам. Она отшатнулась от вкуса крови в ручьях и реках. Армии стояли под древними деревьями и срубали их себе на костры.

Вечная Королева отступила обратно в Авелорн, охваченная отчаянием. Грязь Хаоса осквернила воздух, земли и воды, и никогда уже народ Ултуана не освободится от нее полностью.

Но при всех своих черных мыслях она знала, что всегда есть надежда. Из общих со многими ее соплеменницами воспоминаний, она знала, что Ултуан видал века куда хуже нынешнего. Жизнь очень легко загасить. Боль Авелорна все держалась в ее сердце — с тех пор, как его опустошили демоны. С тех опасных времен снова вырос лес, но ущерб был нанесен куда больший. Ее отец, Аэнарион, взял в руки Убийцу Богов, и это деяние само по себе навеки вселило в сердца эльфов склонность прибегать к насилию. Пусть наггаротты сами виноваты в том, что стали такими, но семя этого зла было посеяно на поколения раньше.

И это семя тьмы вскормили ради злой цели.

Вечная Королева обратилась мыслями к виновнице нынешнего горестного времени — к Морати. Это ее злоба, ее ревность, ее жадность разожгли и раздувают пламя войны. Это с ее рук стекает потоком вся пролитая кровь.

Теперь этот поток подошел к Авелорну. Воины в броне налетают на западные леса с гор Крейса, убивают и жгут. Бичом нависли они над Ултуаном, желая укротить и покорить самое природу. Сознание Иврейны потекло вдоль ветви и корня, скрытно наблюдая лагерь наггароттов. Она ощутила расплесканную на траве кровь под жертвенными алтарями, почувствовала дым костров, поднимающихся над листвой деревьев, а по их корням бежал животный страх от спасающихся лесных тварей.

Солнце зашло, наступила ночь, оно снова поднялось и снова зашло, а Иврейна наблюдала за наггароттами, стремясь постичь их цель.

Они гнали перед собой все живое. Волк бежал рядом с оленем, лиса и заяц, ястреб и голубь. Все слилось в едином ужасе пред темной погибелью, нагрянувшей на Авелорн.

Притянутая ее гневом, на поляне вокруг неподвижной фигуры Иврейны собралась Стража Дев. Освещаемые серебристо-золотистым сиянием Аэйн Ишайн, любимого дерева Иши, воины Авелорна точили копья и натягивали тетивы на луки, ожидая возвращения своей королевы. Они тоже ощущали разлад, бушующий над Авелорном, и пришли на эту священную поляну услышать, что нужно будет по этому поводу сделать.

Слишком много было смертей, а насилие всегда нанесет само себе поражение, но лес следовало защитить, а его народ и его создания прикрыть от злобы Морати и ее солдат.

Иврейна вернулась в свою смертную форму, и кожа ее едва заметно засветилась. Королева встала и оглядела свою армию в золотистых кольчугах и зеленых плащах.

— Мой будущий муж не идет нам на помощь, — сказала она разочарованно. — Он оказался таким же слабым, как другие, недальновидным и себялюбивым. Он даже еще не пришел за моим благословением лично, не соединился со мной, чтобы поддержать правление Вечной Королевы. Но все же нам не придется сражаться одним. Через Эллирион идет армия его брата. Идите к ним, покажите им тропы через лес, что приведут их к нашим врагам. Прогоните врага с полян и лесов копьем и стрелой и возвращайтесь ко мне.

Объявив свою волю, Иврейна ушла в пещеры под дугообразными корнями Аэйн Ишайн. Там она села на трон из извилистых корней, а служанки взяли сушеные тыквы с водой из священных источников и стали наполнять большие плоские сосуды вокруг трона королевы. В каждом таком сосуде задвигались изображения, показывая Авелорн с востока до запада и с севера до юга. В наружном мире шло время, а Иврейна жила общей жизнью с великим деревом Иши, и каждый день был одним мгновением ее существования.

Через несколько мгновений ее созерцание было нарушено чьим-то присутствием на священной поляне. Она встала с трона, и зеленое с желтым платье заструилось за ее спиной паутинным водопадом. Выйдя из своих палат, Иврейна увидела, что ее ждет один из энтов Авелорна.

— Приветствую тебя, Сердцедуб, — сказала она. — Много времени прошло с тех пор, как ты привел нас с братом в Гаенскую лощину, и давно уже говорил ты на Первом Совете. Что так обеспокоило тебя, что ты явился к моему двору?

Энт медленно зашевелился, развернулись его ветви-конечности, чуть склонился, как на ветру, его ствол в поклоне перед Вечной Королевой.

— Приходит тот, кому не должно приходить сюда, — произнес Сердцедуб, выпрямляясь в трепете желтеющей листвы. Он тоже ощущал убывание силы Авелорна, осеннее увядание того, чему надлежало быть вечным летом. Голос его был тих, как вздохи ветра в кроне. — Он заключил договор с волками, и они ведут его в Гаенскую лощину.

Иврейна кивнула и позволила себе отвлечься ненадолго в поисках того, о ком сказал энт. И нашла его — эльф без всякой одежды, если не считать перевязи меча, бегущий с огромной стаей волков.

— Ты прав, — сказала она, с легкой дрожью вернувшись в тело, — ему нельзя в Гаенскую лощину. — Но прогнать его, не оказав помощи, тоже нельзя. Я чувствую в нем дух охотника. Пришло время передать дар Иши. Пусть волки отведут его к озеру Луны, и посмотрим, заберет ли он себе подарок Лилеат Курноусу.

— А если он по-прежнему будет искать убежища в Гаенской лощине? — вздохнул Сердцедуб.

— Он тронут тьмою, ему нельзя сюда, — ответила Вечная Королева. — Огради наше святилище и прогони его, но не причиняй ему вреда.

— Да будет воля леса, — прошелестел Сердцедуб.

Когда энт покинул поляну, Иврейн стала дальше изучать эльфа из своего видения. Он был молод, едва достиг зрелых лет, и она видела его битву с наггароттским рыцарем. Храбр, но свиреп сердцем. Как Иша выбрала Иврейна, так охотник Курноус выбрал этого эльфа. Лунный Лук Иши будет достаточной наградой юному эльфу и его храбрым деяниям при защите Авелорна, но пусть он применит его где-нибудь в другом месте. Зло, с которым он сражается, живет и внутри него, и допускать такую личность в Гаенскую лощину в столь опасные времена Иврейна не может.

Предоставив свирепого охотника его судьбе, она перестала о нем думать и вернулась в тронный зал — следить за битвой с наггароттами.

Леса Авелорна — не место для дракона, и Дориен с сожалением, но, не имея выбора, повел армию верхом на коне. Тиринор и другие наездники драконов полетели дальше на восток, искать наггароттов там, где горы Крейса переходят, снижаясь, в древние леса.

Каледорский князь был неспокоен. Волновала его не перспектива битвы с наггароттами — ее он ждал с нетерпением, — но непонятная природа его окружения и его молчаливых союзниц. Дев встретила его армию на границе Эллириона с Авелорном. Очень спокойно, но решительно их предводительница сказала Дориену, что через лес ему надлежит следовать за ее воинами. Ни один эльф не должен сходить с проложенной тропы. Никаких предупреждений о том, что может произойти с нарушителем, не было, но таковы были рассказы про Авелорн, что у эльфов Дориена не возникало желания ослушаться.

По извилистым путям, которые будто выходили из лесу навстречу армии, Стража Дев провела Дориена сквозь дремучие леса на северо-запад. На вопрос о противнике девы-воины отвечали только, что их несколько тысяч и на них сейчас готовится засада.

Марш занял несколько дней, и по ночам Дориен лежал в шатре без сна, слушая ропот деревьев, уханье сов и волчий вой. Каждое утро, выходя из шатра, он видел, что лес определенно изменился. Между полянами возникали тропы, которых не было накануне, и даже реки меняли русла, беспрепятственно пропуская армию.

Дориен вырос в горах, и целыми днями не видеть неба за густой листвой было ему непривычно и будило страхи. Он, как многие эльфы, считал дикую природу своим домом, но лишь в Авелорне он понял, насколько ручной стала природа Ултуана под воздействием желаний эльфов. Вне Авелорна каждая роща и каждая долина были своего рода скульптурой: за ними тщательно следили, чтобы они оставались дикими, но по сравнению с лесом Вечной Королевы они были упорядочены и безопасны, как монастырские сады.

Часовые ночных смен шептали о постоянном потрескивании и стонах в деревьях, о мелькании призрачных огней и чьих-то глазах в лунном свете. Стража Дев заверила Дориена, что бояться здесь нечего, и намекнула, что все беспокойство эльфов других княжеств по поводу непривычности Авелорна — ничто по сравнению с ужасом, который обрушился на захватчиков из Нагарита. Дориену было приятно это слышать, но более подробных сведений получить он не мог, хотя и пытался.

После семи изматывающих суток движения по диким лесам Девы сообщили Дориену, что наггаротты уже рядом. В воздухе ощущался дым костров, и казалось, что деревья оживились еще сильнее.

— Ваша Стража Дев здесь как дома, но моя армия не обучена воевать в такой тесноте, — пожаловался Дориен капитану Алтинели.

— Нет нужды сокрушаться, — ответила Алтинель. — У твоих рыцарей будет ровная почва, на которой можно будет атаковать, а у лучников — чистое поле для полета стрел.

— Хоть я и благодарен за такие заверения, все же не вижу, как мы заманим наггароттов на это открытое поле, которое вы приготовили, — возразил князь. — Опасаюсь, как бы мы не оказались в невыгодном положении в результате этих маневров.

— Наши враги не знают еще поля будущей битвы, но у них не будет иного выбора, кроме как выйти туда, — сказала Алтинель. — Авелорн их туда приведет. Подготовь армию к выступлению и иди на запад. И еще до полудня вы будете в битве.

Не дав иных объяснений, Алтинель оставила Дориена наедине со смятенными мыслями. Дев покинула лагерь, направившись на запад, а тем временем армия подготовилась к переходу. Дориен сел на коня и занял место среди рыцарей Каледора в середине колонны, а лучники и копьеносцы были посланы вперед в авангард — искать открытое место, о котором говорила Алтинель.

Без предводительства Стражи Дев движение стало медленнее. Дориен то и дело смотрел вверх сквозь листву, отслеживая движение солнца, боясь, что пропустит встречу, место и время которой точно не знает.

Но эти страхи оказались напрасными.

Вскоре после полудня вернулись разведчики с новостями, что на западе слышна битва, хотя армию наггароттов они пока не обнаружили. Вслед за разведчиками армия повернула на крики и шум, отдававшиеся среди стволов.

Вдруг, будто по взмаху волшебной палочки, деревья закончились. Перед войском Дориена возникла широкая солнечная поляна, покрытая густой травой и луговыми цветами. Его восхитил этот вид, но удивление было кратким: на той стороне поляны появились фигуры в черном. Некоторые помогали двигаться раненым товарищам, и звуки битвы стали ближе.

Из лесу выходило все больше и больше наггароттов, и вслед им с темных опушек поляны летели стрелы. Несколько тысяч воинов поспешно построились, а тем временем армия Дориена расходилась на север и на юг: рыцари выстраивались в цепь, готовые окружить врага.

Дальше были видны неясные фигуры в лесу. Дориен решил, что это Стража Дев — судя по звучащим крикам и предсмертным стонам.

Он велел музыкантам играть наступление, и армия двинулась на наггароттов, держа наготове копья и луки. Друкаи выстроили сплошную круговую цепь копий и многозарядных арбалетов, а внутри нее, в резерве, стояли несколько сот рыцарей. Не было ни одной высоты, где они могли бы укрепиться, и численное превосходство их противника было подавляющим.

— Глупцы они, что принимают бой, — сказал Лаундерил, подъезжая к Дориену справа со знаменем дома князя.

— Наверное, предпочитают попытать счастья с нами, чем в лесу, — ответил Дориен.

— Да и вряд ли у них есть выбор! — ответил потрясенный Лаундерил, показывая на дальний край поляны.

Деревья шли. Как именно — разглядеть было трудно, но стена стволов и ветвей, отмечающая границу поляны, подползала к наггароттам. Тихо рокотала земля, и кони рыцарей ржали и били копытами от страха.

Свистнули в воздухе стрелы — это подошли на расстояние выстрела лучники Дориена. Друкайские арбалетчики придвинулись ближе, опасливо косясь на приближающийся лес, и ответили залпом своих болтов. Хотя они прошли по поляне не меньше пятисот шагов, сейчас деревья были у них за спиной не более чем в двухстах. Отовсюду неслись пронзительные крики и боевые кличи. С севера и с юга тоже наступали, смыкаясь, леса, окружая поляну почти сплошным кольцом стволов.

Наггароттам некуда было отступать, им пришлось встретить напор армии Дориена. Друкайские конники ударили к северу, стараясь отрезать кавалерию Дориена, копейщики маневрировали, стараясь занять выгодные позиции, и все это под свист летящих над головой стрел и болтов.

Когда армии уже почти сошлись, Дориен вспомнил предупреждения брата. Хотя друкаи в меньшинстве, но они — ветераны, воспитанные в кровавом Нагарите, испытанные в колониях. А почти вся его армия, кроме каледорского ядра, знакомого с войной по Элтон Арвану, состоит из неопытной молодежи. Осаду у Лотерна сломали драконы, они же обратили вспять наггароттов на равнинах Эллириона. Он пожалел, что не знал о грядущей битве на открытом поле, созданном Авелорном, и не послал драконов на север.

Но предаваться сожалениям не было времени — две колонны конницы сходились в битве. Друкайские рыцари с головы до ног были одеты в кольчугу и броню, лица скрыты за узкими разрезами забрал, лошади защищены пластинами и кольчугой. Над ними на концах копий реяли черно-лиловые вымпелы, и земля дрожала под железными подковами вороных коней.

Дориен обнажил Алантаир — наследие от войны с демонами. Чуть искривленное лезвие поблескивало рунами, оранжевый огонь играл вдоль кромки от рукояти до острия. Каледорский князь поднял щит, наметил противника для атаки и легкими движениями коленей направил своего коня. Он выбрал друкая в золотистой броне, в спадающем с плеч черном плаще. Его шлем был украшен головой демона с серебряными рогами. Он скакал под знаменем красной ткани с черной вышитой руной Анлека. «Главный, — подумал Дориен, — если вообще не князь наггароттов».

— За Каледор! — взревел князь, и клич подхватили окружавшие его Серебряные Шлемы.

Наггаротты нападали под речитатив, похожий на заупокойную службу, в ритме ударов копыт своих коней.

Сверкали на солнце зазубренные наконечники копий.

В последний момент конь Дориена уклонился влево, копье наггаротта ударило в щит князя с треском высвободившейся энергии.

Это едва не выбило Дориена из седла, но он крепче сжал ногами бока лошади и взмахнул мечом. Всадники разминулись, но пылающее лезвие отрубило руку друкая и послало ее кувырком в воздух.

У Дориена не было времени, чтобы прикончить наггаротта: новый противник напал на него, промахнувшись мимо плеча князя на волосок, и пронесся мимо. Дориен успел вонзить ему меч в спину.

Два войска, сойдясь лицом к лицу, заклубились в расширяющейся схватке. Друкаи оставили копья и вытащили топоры и мечи, Дориен рубил направо и налево, пылающее лезвие Алантаира прорезало броню и тела. Грохот и вопли оглушали, звенел металл о металл, кричали воины, топотали и ржали их кони.

Тела коней и эльфов падали кучами на скользкую от крови траву, пощады не просили и не давали. Конь Дориена поскользнулся и выправился, но подставил князя под атаку справа. Лезвие топора обрушилось на шлем сбоку, защитные руны полыхнули магической силой, но в глазах Дориена потемнело, и он едва сумел отбить следующий удар лезвием Алантаира. Он чувствовал текущую по шее кровь, голова гудела. Будто в ответ этой боли вернулась боль в ноге. Целители сделали все, что могли, но на отдых и восстановление не было времени.

Между Дориеном и атакующим друкаем бросился другой рыцарь, ударил мечом в забрало наггаротта, пустив фонтан крови. Противник свалился с коня наземь. Благодарный Дориен отдал каледорскому рыцарю салют и пришпорил коня, посылая его вперед в поисках нового врага.

По взаимному желанию стороны медленно разошлись, ища для новой схватки места поровнее. Как и опасался Дориен, друкаи вполне могли противостоять его рыцарям, несмотря на их численное превосходство: тел врагов было на земле меньше, чем тел эльфов из его войска. Пока эскадроны перестраивались на расстоянии шагов двухсот друг от друга, Дориен посмотрел на фланг, где сражалась пехота, и увидел, что напор ее атаки остановлен.

Дуги черной энергии выдавали присутствие чародея. Копьеносцев в белом отбросило магическим взрывом, броня их трещала, кожа горела. И сразу второй удар темной энергии пронесся по рядам. Териуна — князя, ведущего пехоту, — окутало белое пламя защитного талисмана. Рыцарям необходимо было зайти друкаям во фланг, но это никак не получалось, потому что кавалерия противника по-прежнему угрожала атакой. Если ударить сейчас, эскадроны Дориена сами окажутся под атакой с тыла. Он бросил быстрый взгляд в сторону друкайских рыцарей и увидел, что они снова наступают. Разлитая в воздухе темная магия ощущалась, как давление в затылке, и к этому ощущению присоединялось покалывание силы, исходящей от Алантаира. Но кроме этого, Дориен явственно чувствовал мощную силу, сочащуюся из земли и собирающуюся для удара.

Друкаи снова полетели в атаку, развернув знамена. Серебряные Шлемы поспешно перестраивались для их встречи. Глядя на массу черно-золотистых рыцарей противника, несущихся на его не успевших подготовиться воинов, Дориен отчаянно пожалел, что у него сейчас нет одного-двух драконов.

И тут волной нахлынула магия земли.

Дориену показалось, будто шевельнулась почва — так яростно хлынула наружу таинственная энергия. Из-под ног друкайских коней, подобно кинжалам, в воздух вылетели колючие плети терновника, свиваясь в кольца, сдирая на землю всадников, запутываясь в ногах коней. В считаные мгновения наггароттов оплела масса колючих лиан, сдавливая шеи, руки, ноги, пронзая шипами кольчуги. Душераздирающее ржание погибающих лошадей и панические крики друкаев сопровождались жутким аккомпанементом треска и шипения все новых и новых лоз, вылезающих из земли, хлещущих по воздуху.

А там, где сражалась пехота, снова пришел в движение лес, но на этот раз среди деревьев возникли новые фигуры — на поляну выходили массивные, узловатые создания, с телами из дерева и кожей из коры. За ними шло войско тварей поменьше, бегущих и подпрыгивающих на сучьях ног. Над ветвями энтов кружили крылатые духи с небольшими луками, пуская друкаям в спины сверкающие дротики.

И с ними шли огромные медведи и стаи черных мохнатых волков, рыча и щелкая зубами.

С верхушек деревьев пикировали ястребы и совы, ведя стаи птиц поменьше. Они окружали друкаев, били врагов в лица клювами, полосовали когтями.

Оглянувшись снова на рыцарей Нагарита, Дориен увидел, что от войска осталось едва ли несколько десятков живых. Эти уцелевшие, многие без коней, прорубались наружу из волшебного терновника.

Он приказал половине своих рыцарей добивать кавалерию противника, а остальным велел следовать за собой, показывая мечом на осажденную наггароттскую пехоту.

И когда Серебряные Шлемы ударили, энты дошли до цепи друкайских солдат. Дубины кулаков крушили кость и сминали броню. Пальцы, подобно вкапывающимся в землю корням, разрывали шлемы и пробивали нагрудники. Мечи и копья друкаев почти не оставляли зарубок на энтах, нечувствительных к ударам, как могучие дубы. Раздавленные, разорванные, зажатые между энтами и воспрянувшими копьеносцами Дориена, друкаи гибли сотнями.

Конница князя налетела для завершающего удара. Медведи крушили тела, волки перехватывали убегающих, а рыцари ударили наггароттам во фланг, рубя врага клинками и втаптывая в землю копытами коней. Конь Дориена ударил копытами в лицо какому-то копьеносцу, а князь зарубил другого.

Друкаи дрались до последнего, зная, что в лесу им убежища не найти. Зажатые между эльфами Дориена и духами Авелорна, они дорого продавали свою жизнь, изрыгая ругательства, клянясь отомстить из подземного мира Мираи. У Дориена ныла рука от усталости, потому что битва затянулась далеко за полдень.

Когда она закончилась, Алтинель подошла к Дориену. Броня предводительницы покраснела от крови, волосы слиплись, копье влажно блестело. Очень свирепой казалась она, и Дориен подивился той силе, что спустила с цепи ярость Авелорна.

Он спешился, коротко поклонился предводительнице и убрал меч в ножны.

— Я не уверен, что мы вообще были нужны Авелорну в этой битве, — сказал он.

Алтинель ответила не сразу. Казалось, что ее лицо засияло светло-зеленым мерцанием, и когда она посмотрела на Дориена, глаза ее казались древними, как окружающий лес.

— Мы благодарны тебе, Дориен Каледорский, — сказала Алтинель. — В одиночку мы не разбили бы этого врага.

— Для меня честь — защищать земли предков нашего народа, — ответил Дориен. Он почувствовал то же мерцание магии земли, что было во время битвы, хотя сейчас оно было значительно слабее. — Без вмешательства Авелорна мы вряд ли победили бы.

— Наггаротты вернутся, — сказала Алтинель.

— Я оставлю сколько смогу войска, но оно очень нужно в другом месте, — ответил Дориен. — Котик под угрозой, и моему брату нужна будет помощь, когда он поплывет туда после совета князей.

— Передай твоему брату мой привет, — сказала Алтинель неожиданно для Дориена. Он присмотрелся к ней внимательнее и понял, что с ним говорит не начальница Стражи Дев. — Скажи ему, что я жду нашей свадьбы. И предупреди, что он не должен слишком откладывать свой приезд в Авелорн. Нам оставлено слишком мало драгоценного времени.

Дориен упал на колено и склонил голову.

— Вечная Королева! — воскликнул он. — Прости медлительность моего брата. Он думает очень о многом, и я боюсь, что о твоем благословении далеко не в первую очередь.

Алтинель-Иврейна положила ладонь на руку Дориена и мягко подняла его на ноги. Он смотрел в сторону, боясь снова встретить взгляд этих темно-зеленых глаз.

— Унесите отсюда своих убитых, — сказала Вечная Королева. — Вас отведут в Крейс, а оттуда вы можете идти на восток и встретиться с Каледором в Котике.

— Благодарю, Вечная Королева. — Дориен поклонился. — А что делать с телами друкаев? Нам следует их тоже унести?

Алтинель-Иврейна покачала головой и отвернулась, глянув через плечо.

— С ними разберется Авелорн, — ответила она с чувством, похожим на печаль. — Их останками насытится лес.

Дориен посмотрел туда, куда смотрела она, и увидел, что деревья леса уже окружили мертвых друкаев. Корни прорастали сквозь трупы, уволакивая их под землю. И будто кровь капала с листьев этих деревьев.

— Теперь идите. — Дориен увидел, что Алтинель снова стала прежней. Дикость ушла из ее глаз, в них выражалась та же усталость, что ощущал он. — Мы оставим вам поляну, где поставить сегодня лагерь. На рассвете мы уйдем на север.

Дориен кивнул и отвернулся. Чем скорее он выберется из легендарного Авелорна, тем спокойнее ему будет.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ. Конец эпохи

Сотню? — резко переспросил Каледор. Король-Феникс вскочил с кресла, медленными шагами пошел к гонцу, и герольд из Ивресса вздрогнул. — Сотня копейщиков — это все, что может выделить нам князь Карвалон?

— Мы — народ мирный, — извиняющимся тоном сказал герольд, сгибаясь в поклоне. — В ополчение идет очень мало добровольцев, из них большинство нужно для гарнизонов наших городов — защищать их от нападений сектантов.

Каледор повернулся к присутствующим в святилище Азуриана, где он сделал себе тронный зал. С ним были Тириол, Финудел и Атиель, Дориен, Тиринор, Корадрель, Титраин Котикский, верховный жрец Миандерин и главный герольд Короля-Феникса Каратриль. Представители Эатана и Ивресса держались вместе, отдельно от князей, настороженно глядя на Короля-Феникса.

— И как мне вести войну без армии? — спросил Каледор. — Шесть лет походов и боев. Друкаев мы сдержали. Настало время нанести ответный удар.

— У нас тоже тяжелые потери, — возразил Тириол. — У наггароттов каждый двести лет обучался и готовился к этой войне, а многие дерутся куда дольше. Нельзя ожидать от наших рекрутов равной битвы с таким противником. Если бы не ваши драконы, Ултуан уже был бы покорен. О контрударе и речи быть не может.

— Так что, мы должны просто ждать следующего нападения? — спросил Дориен. — Мы им даем собрать силы, пока их лакеи-сектанты заставляют нас гоняться за собой из княжества в княжество? Надо идти на Анлек и положить этому конец.

Титраин нервно засмеялся, и все глаза обратились к юному правителю Котика.

— Анлек неприступен, — сказал он. — Мы все слышали рассказы о его укреплениях. Высокие стены окружены огненной рекой, подходы охраняются двадцатью башнями. Даже если мы без потерь пройдем Нагарит, такую крепость нам не взять.

— У нас двенадцать драконов, — возразил Дориен. — Их никакая река не остановит.

— Одиннадцать, — сказал Корадрель приглушенным голосом. — Князь Аэльвиан и Кардрагнир погибли в Крейсе в битве с наггароттами. Мои капитаны принесли мне вчера эту весть. Стрелометы — десятки стрелометов сбили их в полете.

При этих новостях кто-то застонал. Каледор посмотрел каменным взглядом — Корадрель пожал плечами.

— Да и какая разница? — спросил крейсиец. — Чему может послужить захват Анлека? Малекит отвоевал свою столицу, но пользы ему в этом не было. Мир изменился; наггаротты никогда не согласятся прекратить войну.

— Так что ты хочешь сказать? — спросил Тириол.

— Истребление, — ответил Каледор.

Тириол не сводил с Короля-Феникса прищуренного взгляда.

— А сектантов? — спросил он. — Их тоже перебить до последнего?

— Если придется, — ответил Каледор, не отводя взгляда. Он свое заявление сделал безо всякого удовольствия, но если в Ултуане и может снова наступить мир, то лишь при устранении всех угроз. — Мы — расколотый народ. Процветание и обилие возможностей этот раскол замаскировали, но сейчас он стал явным. Друкаев следует перебить или изгнать из Ултуана — как и всякого, кто решит встать на их сторону.

— Ты сам сказал, что у тебя нет армии, — сказал Финудел. — И ты думаешь, что можешь напасть на Нагарит?

— Нет, — ответил Каледор. — Мы только потому сейчас еще живы, что противник разделил силы. Он оккупирует Тиранок и нападает на Эатан, Эллирион, Крейс и Авелорн одновременно, ища быстрой победы. Если мы заставим его собрать силы в кулак, а сами выступим против него, то рискуем проиграть войну раз и навсегда.

— До тех пор, пока у нас нет армии не слабее друкайской, мериться с ними силами на равных мы не можем, — сказал Тиринор. — Наша самая большая надежда — выманивать их и громить каждую армию по очереди.

— Твои драконы не могут быть всюду сразу, — сказал Тириол. — Как ты собираешься останавливать новые наступления?

— Никак, — ответил Каледор, снова садясь. Он оглядел князей по очереди, оценивая их решимость. Увиденное его не порадовало, но он все равно продолжал речь: — Мы не должны давать друкаям ни одной большой победы. Отступая перед ними, сжигать поля, сносить амбары. Нагарит — не плодородная земля, наггаротты содержат армию тем, что им удается захватить.

— И долго? — На лице Титраина был написан ужас. — Эти земли и нас кормят. Эдак и мы будем голодать. Пару лет, быть может, обойдемся тем…

— Сколько понадобится, — ответил Каледор. — Мы истощим друкайские армии голодом и боями. И должны быть в этом тверды. Да, будут трудности, но будет и победа.

— Нет, — возразила Атиель, заработав недобрый взгляд Короля-Феникса. — Пастбища Эллириона слишком ценны, чтобы так их терять. Наши поля и табуны взращивались поколениями, и их усилия мы не отринем. Это было бы торжество наших врагов.

Взгляд Каледора сверлил княжну насквозь, но она не дрогнула. Обернувшись к Финуделу, Каледор увидел, что тот колеблется, но знал, что в любом споре брат встанет на сторону сестры.

— А что в Крейсе? — спросил он, глядя на Корадреля.

— Друкаи постоянно уничтожают даже те чахлые посевы, что мы растим, — ответил крейсиец. — Охотники наши заняты войной, и горные чудовища осмелели, нападают на фермы большими стаями. То, что у нас осталось, нужно нам самим.

— Восточные княжества должны снабжать тех, что осаждены на западе, — сказал Каледор. — Не можете послать войска, помогите хотя бы продовольствием.

— Боюсь, мы слишком мало можем дать в этом отношении, — ответил Тириол. — Слишком долго мы полагались на поставки из колоний. Они сейчас иссякли. В Элтин Арване та же смута, что и в Ултуане.

— Если ваш народ не желает трудиться на земле, то пусть сражается. Пусть будет обучен каждый эльф, способный держать копье. Иначе они умрут безоружными.

— А ты? — спросил Титраин. — Что будешь делать ты, пока мы соберем для тебя новую армию?

— Ждать нового прихода друкаев, — ответил Каледор.

Каждый хриплый вздох ржавым гвоздем вонзался в сердце Морати. Склоняясь над неподвижным телом Малекита, она видела прежнего красавца-эльфа, а не обгоревшее существо. На миг в его глазах что-то мелькнуло в ответ на ее взгляд, и это было узнавание. Высохшая рука поднялась к ней, и Морати прижала ее к груди, стоя на коленях возле ложа.

— Какие вести? — прошептал треснувшими губами князь Нагарита.

— Сплошное разочарование, милый, — ответила Морати. — Каледор, этот выскочка, отбил наши последние нападения. Он избегает открытого боя, нападает своими драконами на наши армии на марше, а сам отходит.

— Он труслив.

— Нет, он умен, — ответила Морати и погладила обожженную голову, осыпающуюся чешуйками на белую простыню. — Он знает, что нас ему не разбить, но стремится как можно дольше оттягивать миг нашей победы. Наши полководцы слишком долго играют в эту игру. Я заставлю его действовать.

— А прочее? — спросил Малекит, чуть приподнимаясь на кровати и не сводя с матери пристального взгляда.

— Все развивается как надо, сын мой, — ответила Королева-Чернокнижница. — Ты отлично выдержал эти годы мучений, но придется тебе продержаться еще долго. Чтобы такую работу сделать в совершенстве, нужно много времени, зато потом ты восстановишься во всей силе и славе.

Сожженное лицо Малекита треснуло улыбкой.

— Я могу подождать, — сказал он. — Но вернусь триумфатором, и ничто предо мной не устоит.

— И ты восторжествуешь, — согласилась Морати. — Но пока мы должны хранить в секрете, что ты жив. Твоя жертва в пламени — символ для нашего народа, и до твоего воскресения во всей мощи своей пусть пока так и остается. Мне так же больно, как и тебе, что ты перестал быть правителем Нагарита, но это к лучшему.

Малекит ничего не сказал и закрыл глаза. Морати встала:

— Я должна заняться одним неприятным делом. Отдыхай и поправляйся.

Бросив на сына прощальный взгляд, Морати вышла из комнаты, пронеслась по своим покоям, собирая за собой шлейф горничных и слуг. Спускаясь по широким ступеням в центре дворца Аэнариона, она услышала вопли пытаемых, отдающиеся под сводом подземной тюрьмы.

— Мне казалось, я велела, чтобы всем пленникам зашили рты, — сказала она ближайшей служительнице.

— Я прослежу, чтобы палачи обратили внимание на свой недосмотр, — ответила женщина, блеснув глазами в предвкушении злой радости.

Свита прошла за ней через большой зал, вниз по ступеням дворца на площадь перед входом. Молчаливыми рядами стояли там пятьсот наггароттов под знаменами и со своими начальниками. Они собрались на ее смотр еще на рассвете, а сейчас солнце склонялось к горизонту.

Отпустив свою свиту взмахом украшенной перстнями руки, Морати большими шагами подошла к Батинаиру, стоящему перед строем этой маленькой армии. Перед ним королева остановилась.

— Дай мне свой меч, — сказала она, прищурившись.

Батинаир с недоуменным видом вытащил блестящий магический клинок из ножен. Морати взяла оружие из его руки, осмотрела тонкую работу. Глаза князя следили за Морати, а та обратилась к командиру ближайшей роты.

— Как тебя зовут? — спросила она.

— Экхериат, моя королева, — ответил капитан с низким поклоном.

— Хочешь ли ты быть князем Экхериатом?

— Готов на все ради службы моей королеве, — ответил эльф, поклонившись не так низко. — Быть при вашем дворе — великая честь.

Морати ударила быстрее змеи. Меч Батинаира воткнулся командиру в живот, воин упал, придушенно вскрикнув, глаза его были полны боли и неверия. Морати повернула меч влево, вправо, и при каждом движении Экхериат дергался и стонал.

— Князья не подводят меня, — сказала она, выдергивая клинок.

Пнув распростертого воина ногой в лицо, она шагнула дальше, окровавленным мечом поманила к себе следующего командира.

— А твое имя? — спросила она с угрозой.

— Немиенат, ваше величество, — ответил он неуверенно, косясь на еще стонущего Экхериата, одной рукой зажимающего раненый живот.

— Хочешь ли ты быть князем?

Немиенат не ответил, только глаза у него бегали, как у зверя в капкане.

— Ну?

Капитан вздрогнул, будто от удара бича.

— Все, кто служат королеве, мечтают заслужить ее благоволение, — ответил он, не глядя ей в глаза.

— Убьешь Батинаира, — сказала Морати, вкладывая меч в руку Немиената, — сможешь его заменить.

Батинаир резко развернулся, услышав эти слова, его глаза расширились от страха. Морати одобрительно улыбнулась, когда Немиенат без колебаний бросился на Батинаира, подняв меч. Тот попытался отбить меч рукой без доспеха, но волшебное лезвие даже не задержалось в пути, отрезав руку чуть ниже плеча. Батинаир вскрикнул и рухнул, испуская фонтан крови, а Немиенат глянул на Морати и тут же нанес смертельный удар в незащищенную шею.

Морати махнула ему рукой, приказывая подойти. Он подошел и встал на колено, склонив голову. Королева наклонилась, взяла его за подбородок и подняла его лицо к себе, улыбаясь рубиновым ртом.

— И как тебе быть князем? — спросила она мурлыкающим голосом.

— Это честь, моя королева, — ответил Немиенат. — Я принесу Нагариту славу во имя твое.

— Принесешь? — ласково спросила Морати.

Немиенат кивнул, не отрывая от нее взгляда.

Улыбка Морати изогнулась в оскал:

— Мне пришлось дать тебе клинок, чтобы ты принес мне честь! Почему ты столько раз до того меня подводил?

Из ее пальцев заструилась, треща, магическая энергия, окружила голову Немиената. Черные молнии пронзили дергающееся тело, сжигая и раздирая плоть, брызжа кровью из лопнувших сосудов. Морати выпустила из рук дымящийся труп, он рухнул на мрамор площади, меч Батинаира с лязгом выпал из мертвой ладони. Королева обернулась к собравшимся воинам наггароттов.

— Нет среди вас ни одного, достойного мне служить! — крикнула она. — Неумехи или предатели, даже не разобрать, кто из вас кто. Я дала вам всю мощь Нагарита, и вы упустили ее из рук. Я просила вас о простой вещи, об очень простой вещи, и вы не смогли ее сделать. Я же всего лишь хотела голову Иврейны!

— Слишком велика мощь Вечной Королевы, — возразил один из воинов. — Как можем мы драться с самим Ултуаном?

Морати готова была сердито огрызнуться, но сдержалась. В словах безымянного воина был смысл, хотя и они не могли оправдать унизительное поражение. Иврейна владеет силой Вечной Королевы, и эта сила — очень ценный приз. Подчинить себе Авелорн, завладеть силой Иврейны — это куда лучше, чем просто ее убить. И еще есть причина увидеть Иврейну на коленях перед смертью. Дочь Аэнариона от первой жены, она сговорилась с князьями на Первом Совете лишить Малекита права на Трон Феникса. Она будет молить о пощаде у ног истинной правительницы Ултуана, она вслух раскается, что пошла против сводного брата.

— У меня сила не меньше, чем у Вечной Королевы, — объявила Морати, снова улыбаясь. — Когда я отберу у нее магию, и она будет ползать передо мной в пыли, все признают право наггароттов и истинную королеву эльфов. Соберите все войска, какие сможете, привлеките каинитов и тварей с Кольцевых гор. Соберите армию, достойную моих приказов!

Авелорн горел, и небо задыхалось его пожаром. Клубы дыма закрывали землю от гор Крейса до Внутреннего моря. Подстегиваемая приказами Морати, армия Нагарита сметала все на своем пути, полосой опустошения врезаясь в царство Вечной Королевы. Ведомые железной рукой, устрашенные карами за промедление, князья и военачальники наггароттов сокрушали любые попытки сопротивления.

Как и прежде, Иврейна подняла лес на его собственную защиту, но сейчас Вечной Королеве приходилось бороться с магией Морати и ее клики могучих колдунов-чернокнижников. Против темных заклинаний наггароттов чары Авелорна не действовали, и друкаи захватывали страну, как расползается гниль по листу.

Опасаясь худшего, Иврейна послала весть Каледору, напомнив о его долге перед Вечной Королевой. Король-Феникс не пришел сам, но послал Тиринора и двух драконьих князей с армией в десять тысяч воинов — в основном едва обученных новобранцев, выпрошенных в восточных княжествах. На кораблях Эатана Тиринор перевез это воинство через Внутреннее море и высадился на побережье Авелорна перед наступающей колонной друкаев. Здесь его встретили, как ранее его кузена и Каратриля, Девы Стражи Вечной Королевы. Как и тогда, Иврейна заговорила устами избранной военачальницы, Алтинель.

— С гневом и печалью вижу я такое разрушение в сердце Ултуана, — сказал Тиринор, сойдя с Анаэгнир для разговора с Алтинелью. — Мне жаль, что ты не уведомила нас прежде.

— Внешние леса не слишком важны, — ответила Вечная Королева, и глаза Алтинели, в которой она пребывала, зажглись зеленым светом магии. — Сила Авелорна — в Гаенской лощине. Аэйн Ишайн следует защитить любой ценой. Там, неподалеку от святилища Иши, моя сила выше всего. Морати верит, что может меня победить, но она ошибается. Мы ее вытащим сюда, поближе к вожделенной цели, и она окажется в нашей власти.

— Рискованный план, — сказал Тиринор. — Дать друкаям подойти так близко к Гаенской лощине, значит не оставить себе места для отступления.

— И все же это лучшее место для битвы, — возразила Иврейна-Алтинель. — Узкий перешеек даст нам преимущество над армией друкаев и заставит их выйти под наши луки и копья.

— Понимаю, — сказал Тиринор. — Если такова твоя воля, я повинуюсь. Мы пойдем на кораблях вдоль побережья и станем лагерем на перешейке Гаен.

— Слушайтесь Стражу Дев, — предупредила Вечная Королева. — Ничья нога не ступала в Гаенскую лощину иначе как по приглашению самого Авелорна. Если вы нарушите этот запрет — знайте, я буду бессильна защитить нарушителя.

Тиринор кивнул, но вздрогнул.

— Поверь, моя королева, никто из нас не пренебрежет таким предупреждением, — сказал князь. — С твоего разрешения, мы направимся на восток и высадимся в двух днях пути отсюда.

— Там и увидимся, князь Тиринор, — ответила Иврейна-Алтинель. — Враг будет идти за тобой по пятам, не теряй времени.

С низким поклоном Тиринор вернулся к Анаэгнир и влез в седло-трон на ее спине.

— Тут все струится магией, — сказала драконица, брезгливо высовывая и пряча язык. — Сам воздух воняет грязью Хаоса.

Тиринор тоже это ощущал: волны темной магии, разлетающиеся вихрями от портала в Кольцевых горах, притянутые чарами Морати и ее присных. Как пачкает небо дым, так все вокруг застилала темная магия. Она ложилась саваном на думы князя, и он не мог не думать со страхом, что будет, если оборона их не выдержит и Морати завладеет Аэйн Ишайном — святилищем богини Иши и домом Вечной Королевы.

С такой силой в руках друкайской повелительницы Ултуан рухнет в эпоху столь же темную, как во время демонов. Секты китараев запретят почитание небесных богов, и эльфы истребят себя сами в кровавых жертвах. Так же ясно, как расстилающийся перед ним пейзаж, Тиринор видел сейчас костры, горящие день и ночь, слышал крики убиваемых жертв.

Он видел такое в малых масштабах по всему Ултуану, где секты сеяли страх и раздор среди своих врагов. Его замутило от яркого воспоминания об обугленных и обгорелых телах, найденных в тайных святилищах и возле построенных из костей алтарей.

— Я лучше погибну, чем так жить, — сказал он себе, пристегиваясь к седлу ремнями.

Анаэгнир мощным взмахом крыльев поднялась в воздух и направилась к флоту, стоящему на якоре в виду песчаного берега.

— Их дело безнадежно, и они это знают.

Морати досадливо поглядела на помощника, прервавшего ход ее мыслей. Чернокнижник сжался от ее взгляда, увидев искорки энергии в ее глазах. Будь она в менее благодушном настроении, пугающим взглядом наказание болтливого миньона не ограничилось бы. К счастью для него, Морати, глядя на армию, растянутую поперек узкой полоски лежащей впереди земли, разделяла его мнение. Это будет последняя бесполезная попытка сдержать ее, Морати.

За цепями воинов в цветах серебра и синевы, за красными и зелеными шеренгами лежала Гаенская лощина. Морати уже ощущала ее силу, мерцающую полем золотых звезд сквозь лесной полог. Земля, на которой она стояла, пульсировала магией, заставляющей все ее тело трепетать от проходящей через него энергии, и сама Морати сплетала пряди собственной темной магии, отталкивая чистое прикосновение защитных заклинаний Вечной Королевы.

— Приготовиться к атаке, — приказала она, жестом приказывая повелителю зверей подвести ей ее коня.

Эльф подвел к ней огромную крылатую лошадь. Шкура у нее была черной, крылья — как у огромного нетопыря, ребристые и в прожилках. Грива этой твари была как огонь, ярко-оранжевая и красная, а глаза — темные рубины. Изо лба торчали три спиральных рога, окованные золотом, в ушах и ноздрях висели талисманы, выкованные из черного железа в виде каинитских рун. Темный пегас фыркал и бил копытом, натягивая поводья в руках своего вожатого, едва не сбивая его с ног.

Морати схватила рукой поводья и пустила в мышцы этой руки ток темной магии, превращая их в камень. Темный пегас мотнул головой и попытался встать на дыбы, но был остановлен и чуть не свалился, а Морати не шевельнулась. Зверь заржал и согнул передние ноги, давая ей возможность сесть на неоседланную спину, между кожистыми крыльями.

— Почему не атакуем? — спросила она сурово, видя, что армия стоит на месте.

— У них три дракона, моя королева, — ответил кто-то из капитанов, показывая вверх. На дымных небесах мелькали три больших контура, изрыгая языки пламени. — Если выйдем из-под прикрытия наших стрелометов, они разорвут нас в клочья.

— Трубите атаку, — сказала Морати. — А драконы пусть вас не волнуют.

С этими словами она отдала коню приказ и взмыла в закрытое дымом небо.

При виде черной тени, взлетевшей из гущи друкайской армии, Тиринора объял трепет. Казалось, будто всадника окружает темное облако и вспышки света прорываются сквозь него, как сквозь далекое ночное небо. Но причиной тревоги было не столько это зрелище, сколько ощущение, будто пегас — дыра в вихре магии, куда она стекает вся, и сила ее действовала на сознание Тиринора. Это можно было сравнить лишь с тем, что ощущал он в присутствии Тириола, но если маг был похож на теплый свет, то пегас со своим наездником — на леденящую пустоту, всасывающую в себя всю существующую вокруг энергию и жизнь.

Такой мощью в стране эльфов владела только одна Морати.

— Она же тут одна, — сказала Анаэгнир, ощутив его страх. — Хрупкая, сломать ее — как веточку.

— Морати не прожила бы так долго, будь она хрупкой, — предостерег ее Тиринор. — Ее не смогли уничтожить ни демоны, ни князь Малекит.

Драконица фыркнула и пошла резко вниз, наперерез набирающему высоту пегасу. Наездники драконов слева и справа последовали примеру Тиринора. Внизу под ними пришла в движение друкайская армия. Цепи копейщиков и рыцарей перестроились в походные колонны, собираясь пройти узкой полосой земли. С высоты Тиринор видел Внутреннее море, окаймляющее эту полосу с двух сторон пеной прибоя — белые линии слева и справа от темной массы пехоты.

Драконица пикировала к земле, ветер пытался сорвать с Тиринора плащ, а в душе его нарастала и ширилась тревога. Перед его глазами танцевали полутени, из густого дыма складывались оскаленные морды, клубился вокруг воздух. Он ощутил себя на дне глубокой ямы, и это дно уходило вниз, яма глотала его. Подняв глаза, он увидел над собой полосу дыма. Она дергалась, сворачивалась морским змеем, хлестала из стороны в сторону.

— Берегись! — крикнул он Анаэгнир. — Левее!

Драконица не послушалась, а продолжала лететь к Морати, разинув пасть и выставив когти. Тиринор обернулся — к нему мчалось огромное щупальце сплетающихся дымных прядей.

— Левее! — заорал он на пределе голоса. — Левее!

Драконица скользнула в сторону, но слишком поздно — из-под дымного столба она не вырвалась. Тиринора с Анаэгнир подхватил водоворот удушливого дыма. Их понесло по небу, вертя и бросая из стороны в сторону, и дым следовал за ними, густея и плотнея с каждой секундой.

Тиринор полосовал копьем, не встречая сопротивления, но туман, опустившийся ему на плечи, был тяжелее камня, он сдавливал горло и грудь, будто руки великана. Анаэгнир тоже отбивалась, изрыгая пламя, мотая головой, но ее чешуя проминалась внутрь, кости хрустели.

С лязгом разорвался металл, из которого был выкован нагрудник Тиринора, ломая ему ребра. Они затрещали, осколки костей проткнули легкие и одновременно не выдержал давления шлем. Анаэгнир заверещала, и под жуткий треск костей титаническая сила темной магии спрессовала дракона и всадника в один ком. Кровь брызнула из глаз и ушей Тиринора, из носа, изо рта, промочила мантию под доспехами. Утопая в собственной крови, князь повис боком в ремнях седла, воздух с шумом вырвался из его тела, внутренности и сосуды лопнули.

Останки каледорца и его дракона рухнули в лес, и крик радости взлетел над армией наггароттов. Со своими воинами засмеялась и Морати, опьяненная успехом собственных заклинаний и радостью уничтожения врага.

Два других дракона разошлись в воздухе и стали набирать высоту, настороженно выжидая. Морати направила коня вслед за тем, кто уходил на север, — дракон с изумрудной чешуей и черными когтями. Выхватив заговоренный меч, Морати подняла его над головой, бросая вызов. Пегас стал набирать высоту, приближаясь к дракону.

Сидящий на драконе князь выхватил свой клинок — красная вспышка на фоне черного дыма. Всадники быстро сближались, летя прямо друг на друга, подняв мечи для удара.

Когда они должны были вот-вот столкнуться, Морати резко вывернула поводья, уводя пегаса вправо, и плавной дугой взмахнула мечом в сторону каледорца. Из клинка вырвалась черная молния, проникшая в броню наездника дракона, заплясала на его поднятом мече. Морати, рыча и скалясь, прошептала молитвы своим демоническим союзникам, описывая круги вокруг дракона и набирая все больше темной магии, тут же обращаемой против князя-наездника и его дракона.

Чешуя дракона взорвалась, задрожали спинные шипы, он издал рев и дернулся, изрыгнув пламя в сторону чародейки.

Окружающая Морати тьма затвердела, отбросив пламя, закрыв всадницу клубящейся оболочкой силы. Оскорбленная нападением, она направила пегаса за уходящим вниз, ищущим спасения драконом. Гигантский ящер двигался медленно и трудно, оставляя за собой вонь горелого мяса.

Пегас вильнул, повторяя панический спуск дракона. Тот медленно поворачивался из, стороны в сторону и, увидев, что сбежать не сможет, попытался ударить Морати хвостом. Она пригнулась, бронированные шипы хвоста едва не задели ее голову. Полоснув лезвием, она оставила зазубренную рану в основании хвоста дракона и влила в этот разрез темную магию. Обнаженные мышцы и связки закипели пузырями, кровь паром ушла в небо.

С пронзительным воем дракон перевернулся, дергая задними ногами. Его коготь зацепил бок пегаса, оставив рану размером с кулак Морати.

Не обращая внимания на визг пегаса, королева Нагарита всадила острие меча в подставленное брюхо дракона. С яростным воем она вогнала по мечу в тело животного темную магию из собственной души, не забыв ни одного боевого заклинания и проклятия. Ее пегас неуклюже отвернул в сторону, хлеща кровью из пореза на боку, а она смотрела, как разрывается изнутри чешуйчатая шкура дракона. От раны в животе тут же пошло разложение, чешуя сворачивалась сухим листом и опадала, плоть превращалась в пыль, а кости в порошок.

Тварь, прожившая тысячелетия, была поглощена гниением вечности. Ее туша разваливалась на лету, опадала слизистыми комьями, превращаясь в уносимую ветром пыль.

Измотанная проливающейся через нее магией, Морати разрешила своему пегасу лететь к земле. Соскользнув с его спины, она едва не упала, ловя ртом воздух. В ушах у нее слышался шепот демонических голосов, пламя Хаоса горело в мозгу. На миг сопровождающее ее облако превратилось в кольцо мелких существ, миниатюрные клыкастые морды смеялись ей в лицо и скалились.

Морати выпрямилась, убрала в ножны клинок, свободной рукой прорвала кольцо клубящегося тумана и прорычала:

— Нет! Не пришло еще время вашей платы. Оставьте меня в покое, вы, грязь других миров!

Она усилием воли вобрала в себя щупальца темной энергии, текущей наружу, заперла их в себе, шепча заклинание самообладания и спокойствия. Облако осело, будто втекая в нее, просачиваясь во все поры, и бледная кожа королевы засветилась неземным светом.

Когда у нее будет Аэйн Ишайн, отпадет нужда в таких опасных союзах. Вся сила Ултуана плюс вся магия портала будут в ее власти.

Трепет страха пробежал по армии, защищающей Гаенскую лощину, когда с неба рухнул второй дракон. Иврейн ощутила ужас, обдувающий ее холодным ветром. Сейчас было не время для робких сердец. Вечная Королева опустилась на колени в траву, зеленая мантия будто слилась с землей. Погрузив пальцы в почву, она закрыла глаза и слилась в одно целое с Авелорном.

У нее вырвался стон боли. Сваленные деревья ощущались как раны, выжженные поляны — как ожоги. Морати вползала грязевым потоком, обжигая лес, от ее поступи увядала под ногами трава. Борясь с болью, Иврейна коснулась жилы, которая была Аэйн Ишайном. Дар Иши, матери-богини, священное дерево пульсировало энергией жизни, светом любви и гармонии. Вечная Королева зачерпнула из золотого потока, залечивая раны духа, нанесенные разрушением леса. Она выпустила теплые лучи из пальцев, и они разошлись по плодородной земле.

Кусты и цветы вокруг нее воспрянули. Расходясь кругами, энергия жизни потекла по армии эльфов, неся с собой аромат весны и тепло лета. Мощь Иши касалась сердец и умов ее защитников, оставляя след в каждом, наполняя армию воскресшей верой и решимостью.

Загремели далекие трубы, заглушая барабаны и трубы друкаев. Вознеслись в песне чистые голоса, зазвенели гимны собравшихся княжеств, расходясь и создавая гармонию, заглушая проклятия и боевой клич наггароттов.

Иврейн потянулась дальше, к берегам перешейка, ощутила вкус соли Внутреннего моря. Она плыла как под парусом по волнам, бестелесная и свободная, далеко от скверны дыма, там, где над водой сияло солнце. Привлеченная им, Иврейна затанцевала среди облаков, эфирные руки стали для нее крыльями, вертящимися и жужжащими по ее капризу.

Ветерок сперва был еле ощутим, потом легко зашуршал в верхушках. Иврейна собралась, привлекая к себе стихию воздуха, маня потоки следовать за собой. Ветер усилился, заполоскались на ветру знамена. Он крепчал, набирал силу, гнул ветви в лесу, рвал плащи и мантии, пригибал траву. А Иврейна призывала его еще и еще. Ветер пронизывал лесной полог, становился бурей, трещали стволы, сорванные ветви и листья неслись птицами, вертясь в потоке быстрее и быстрее.

Песни эльфов перестали быть слышны, унесенные прочь воющим ветром. Все глубже входили в землю руки Иврейны, удерживаемой в собственном теле тончайшими серебряными нитями, почти потерявшейся в творимом ею заклинании.

Ветер ударил в наггароттов каменной стеной, сбивая эльфов с ног, валя лошадей как карточные домики, срывая знамена с древков и вырывая древки из рук знаменосцев. Сработали стрелометы, выпуская стрелы в воздух, а сами покатились по траве. Чудовища взревели, закрывая глаза от ветра, а друкаи валились друг на друга, ломая копья и выпуская уносимые ветром щиты.

И тут взорвалась темная магия Морати. Черным огнем ее контрзаклинание прорезало ветер, выжигая его энергию. Схватились в бешеной схватке огонь и воздух, и сознание Иврейны коснулось сознания ее противницы.

Вечная Королева и чернокнижница отпрянули друг от друга. С Иврейны спало оцепенение, и она рухнула наземь, Морати опустилась на колени.

Это был такой краткий миг, будто его и не было, и все же Иврейна почувствовала, что все ее существо отравлено. Тьма из Морати проникла в нее, а Морати затошнило от прикосновения Вечной Королевы — ее свет жег разум чернокнижницы огнем.

Истощенные чуждой природой друг друга, две королевы обратились к помощи своих сторонников: Морати, шатаясь, побрела к своим воинам, Иврейна — к Страже Дев. И, когда они пришли в себя, их армии уже бились.

Десять лет жестокой войны сильно изменили народ Ултуана. Эльфы Вечной Королевы и наггаротты бросились в битву с неистовой яростью. Многозарядные арбалеты рвали в клочья строй копьеносцев. Воздух потемнел от работающих с двух сторон стрелометов. Уцелевший дракон терзал рыцарей наггароттов, а гидры, василиски и другие создания Хаоса, выведенные в загонах под Анлеком, разили свою добычу когтями, клыками и взглядами, которые превращали соперника в камень.

Когда верх брали эльфы Вечной Королевы, друкаям достаточно было подумать о цене поражения, чтобы удвоить усилия. Когда преимущество имели наггаротты, защитники Авелорна глядели на Иврейну в поисках силы, зная, что дерутся за само существование своего народа.

Кровавая битва шла почти весь день, и ни одна сторона не могла добиться хоть сколько-нибудь заметного преимущества. Чародеи Морати метали темные молнии, но маги Сафери ставили над своими воинами сверкающие щиты, отводя стрелы врагов. Духи леса дрались с эльфами бок о бок, энты и дриады ломали строй наггароттской пехоты, оплетая ее чарами древесной магии. Князья наггароттов на полуприрученных мантикорах налетали на Серебряных Шлемов с пламенными мечами, мантикоры рычали и кусались, пробивая нагрудники людей и конскую броню.

Поле битвы, стиснутое берегами узкого перешейка, было завалено мертвыми и умирающими, стоны и вопли раненых заглушали свирепый боевой клич тех, кто еще мог драться.

Морати радостно смеялась, глядя на эту бойню, и шипела угрозы своим командирам, требуя покончить с защитниками Авелорна.

Иврейна плакала от этого зрелища. Кровь эльфов отравляла ее землю, разъедала силу Иши, защищающую долину Гаен.

Приближались сумерки, и тут случилось страшное.

Уничтожая эскадрон разбегающихся рыцарей, князь Мертиарин на своем драконе подлетел слишком близко к батарее друкайских стрелометов. Небо заполнилось черными стрелами, пробившими чешую дракона во многих местах. Увидев, что враг сбит с неба, разбегавшиеся рыцари собрались и напали, прикончив каледорца и его дракона копьем и мечом, хотя многие из них при этом погибли.

Бой затих, две армии чуть разошлись, и предводительницы обеих сторон поняли, что их судьба готова решиться.

Обессиленные друкаи чувствовали, что их последний шанс на победу — вот он, рядом. Морати, взяв коня у одного из своих командиров, возглавила войско и взмахнула мечом. Воздух вокруг колдовского клинка побелел от кристалликов потустороннего инея. Друкаи сплотились вокруг своей королевы для решающего удара, и даже раненые заставили себя встать, чтобы их не сочли трусами, что не дрались до последнего.

Цепь выставленных против них эльфов была тонка — ниточка серебра, синевы и золота на фоне деревьев Гаенской лощины. Трубы сыграли сбор, и эти эльфы сплотились у своих знамен, отодвинувшись от наваленных кучами трупов, чтобы выстроить стену щитов и частокол копий.

Друкаи рванулись вперед, и тут перед рядами защитников встала одинокая фигура. Зеленое с желтым платье развевалось на ветру, длинные волосы Иврейны струились за спиной, руки она распростерла.

— Никогда Гаенская лощина не будет твоей! — крикнула Вечная Королева, и слезы лились по ее щекам.

— Ты мне не помешаешь! — крикнула в ответ Морати. — Мне осталось лишь руку протянуть и взять ее.

— Не бывать этому, — ответила ей Иврейна.

Земля задрожала, свет внутри Иврейны разгорелся ярче, вспыхнул в глазах, частицы энергии засверкали между ее распростертыми пальцами и землей.

Алтинель бросилась к своей королеве:

— Мы можем победить! Не делай этого!

Иврейна повернула к ней голову, и изо рта ее вместе со светом заструились слова:

— Слишком поздно. Ултуан ранен, но Гаенская лощина должна выжить.

Алтинель опустила копье и протянула к королеве молящую руку:

— Но как же твоя сила?

— Пусть ее лучше не будет, чем ее украдут ради злой цели, — ответила Иврейна. — Нам ее больше доверять нельзя.

— Ты что делаешь? — вскрикнула Морати, бросая коня в галоп и выхватывая меч из ножен.

Земля качнулась, повалив обе армии, сбросив Морати с коня. И только Иврейна осталась стоять, недвижимая, как сам Аэйн Ишайн, бессмертное ядро Авелорна. Позади нее, в сердце Гаенской лощины, вспыхнуло на небе золотое сияние, выжигая предвечерние облака и усмиряя ветер.

— Бегите, — сказала Иврейна. — Бегите, пока можете.

Эльфам не пришлось повторять во второй раз. Остатки наггароттов метнулись назад, в опустошенный Авелорн, а защитники бросились к кораблям на самом краю Гаенской лощины. Морати, застрявшая в сердце разрушения, оглянулась вправо, влево, назад — и увидела, что не успеет добежать туда, куда вода не достанет.

— Духи Анаэкиана, услышьте свою темную владычицу! — крикнула она, отбрасывая меч и вздымая руки. — Настало время вам выполнить свою часть нашего кровавого договора!

Тысячи черных мотыльков вырвались из тела Морати, и на крыльях их горели красные руны хаоса. Они окружили волшебницу, соединились с ней, превратили ее тело в тень и подняли вверх как раз, когда две стены надвигающегося моря сошлись под ней.

Воды закружились вокруг Иврейны, поднимая и ее вверх. Воронка воды осторожно перенесла Вечную Королеву обратно в Гаенскую лощину, и перешеек скрылся под волнами. Многие бойцы с обеих сторон оказались недостаточно быстры и были смыты — среди них Алтинель. Тела убитых покрыли бурлящее пенное море, мотаясь в сутолоке волн.

Опускаясь на берег Гаенской лощины, откуда волны нового пролива относили корабли эльфов, Иврейна посмотрела на армию друкаев, отходящую с дальнего берега. Вздохнула, чувствуя себя опустошенной. Больше Гаенская лощина и Ултуан не были связаны между собой, и разрыв перешейка символизировал разрушение магической связи, который создала Вечная Королева между своим святилищем и Ултуаном.

Она повернулась спиной к успокаивающимся водам и ушла в лес, к своим покоям под Аэйн Ишайном. Священную поляну она защитила, но ценой уменьшения своей силы навеки.

Деревья расступались перед нею, открывая широкую дорогу на поляну Вечности. Впереди мерцало сверкающее дерево Иши, и его листья теряли свой блеск, и кора не светилась больше золотистой энергией.

Вечная Королева продолжала править Авелорном, но истинная власть над Ултуаном ушла теперь к Королю-Фениксу.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Кроваворукий бог - Явление Короля-Чародея - Нападение на восточные княжества - Битва при Маледоре - Раскол

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. Реки крови

Резня в Авелорне и решительный поступок Вечной Королевы привели к затишью в открытой войне. Отход армий наггароттов уменьшил давление на Каледора, хотя посылка войск в Авелорн потребовала сокращения количества гарнизонов по всем восточным княжествам, и сектанты оживились, увеличив число убийств и жертвоприношений.

На Ултуан сошел относительный мир, поскольку обе стороны перегруппировывались и обдумывали дальнейшие планы. В последние дни осени князья снова собрались на совет на острове Пламени и, как и прежде, разошлись во мнениях о наилучшем образе действий. Каледор говорил мало, предоставив князьям спорить между собой.

— Наггароттам от последнего поражения не оправиться, — настаивал Дориен, выступая перед советом в полном вооружении. — Самое время ударить по Нагариту!

— Мы тоже сильно пострадали, — возразил Титраин. — Все войска, которые я сумел выставить, почти полностью перебиты в Авелорне. По всему Котику свирепствуют поклонники китараев. Послать остатки моей армии — значит бросить на произвол судьбы мой народ.

— Титраин прав, — поддержал его Карвалон, правитель Ивресса. — Сейчас, отбив натиск наггароттов, мы должны обезопасить наши страны от нападения изнутри.

— Наггаротты не разбиты, — сказал Финудел, ударив по столу рукой в железной перчатке. — Их еще полно в Северном Эллирионе. Мы должны собрать там силы и прогнать их за горы.

— И Тиранок не забывайте, — сказал Тириол. Маг в волнении постукивал пальцами по столу, то и дело оглядывая остальных князей. — Ошибкой было бы думать, что друкаи удрали обратно в Нагарит. Они все еще держат кое-где перевалы в горах и угрожают Каледору, Эллириону, Крейсу и даже Эатану. Все это мы не сможем защитить одновременно.

— Нет ли новостей от Анаров? — спросила Атиель. — Они все еще обдумывают войну в самом Нагарите?

— Алит Анар убит, — ответил Каледор.

Атиель в ужасе ахнула. Беспокойный ропот прошел среди князей.

— Друкаи уже говорили об этом какое-то время назад, — объяснил Миандерин, жрец. — Видимо, добралась до него Морати со своими убийцами. Ожидать помощи изнутри Нагарита не приходится.

— В последний раз, когда мы дали наггароттам действовать, едва не погиб Авелорн! — резко сказал Дориен. — Каким княжеством теперь пожертвуем?

— Друкаи не выступят до весны, — объявил Каледор. — За зиму выкорчуйте сектантов в своих княжествах. Драконы будут патрулировать горы, и мы поставим гарнизоны для защиты перевалов. Соберем какие сможем силы в Эллирионе, Каледоре и Крейсе к исходу зимы.

Таков был приказ Короля-Феникса. Воины Крейса и Каледора, чьи княжества были избавлены от угрозы сектантов, пошли за Королем-Фениксом очищать Эатан и Ивресс. Дело шло медленно, потому что сектанты были искусны в умении прятаться, а когда их обнаруживали, сражались насмерть, зная, что пощады ждать не приходится. К исходу зимы Лотерн и Тор Ивресс были очищены, и все дороги, ведущие в города и из них, охранялись, чтобы сектанты не могли вернуться.

Весной Король-Феникс был занят освобождением Ивресса. Эта задача оказалась еще труднее, чем он опасался: на бесчисленных островах вдоль побережья княжества были сотни укрытий для тех, кто хотел подорвать правление Короля-Феникса и нападал на его сторонников.

Корабли и морская гвардия Эатана были переданы в распоряжение Каледора, а взамен король послал двух драконов — охранять Лотерн от возможной атаки друкаев с моря. Даже самые искусные судоводители опасались проливов и каналов Ивресса, и лишь малые флотилии патрулировали побережье, перехватывая морские набеги сектантов на материк.

Каледор досадовал на все задержки, но он был не из тех вождей, что бросают задачу просто потому, что она оказалась трудной.

Изо дня в день он советовался с капитанами и картографами, разрабатывая маршруты патрулей и посылая экспедиции на крупные острова, выкуривая оттуда сектантов. Иногда сам Король-Феникс участвовал в этих экспедициях на Маэдретнире, летая над закрытыми туманом островами и выискивая признаки поселений сектантов. Несколько ни в чем не повинных рыбацких суденышек и деревушек были до смерти перепуганы, когда с неба на них камнем падал Король-Феникс на огромном чудовище, готовый к битве.

В конце концов, когда весна перешла в лето, Каледор был готов идти на Котик с небольшой армией, направив сколько-то воинов и князей с драконами на ту сторону Внутреннего моря на помощь охранявшим Эллирион и Крейс. Друкаи с самой осени устроили пока только несколько набегов, и Король-Феникс опасался, что Морати готовит новое наступление.

Никогда не забывая об оккупации Тиранока, граничащего с его собственным княжеством, Каледор поставил хранителем престола Дориена, фактически отдав ему правление, а сам погрузился в обязанности Короля-Феникса. Дориен был такому развитию событий не рад, считая, что назначение в Тор Калед — это своего рода наказание за его открыто высказанное мнение о переносе войны в Нагарит. Как ни уверял его в обратном Король-Феникс, как ни подчеркивал, что это знак глубочайшей веры в него, Дориен часто посылал Каледору настоятельные просьбы позволить ему повести армию на освобождение Тиранока.

Опасаясь, как бы брат не предпринял поспешных действий, Каледор приостановил наступление на Котик, обдумывая, не вернуться ли домой и успокоить дух Дориена. В то утро, когда он должен был лететь на юг, прибыл посыльный ястреб, принеся кристалл от Тириола. Он влетел прямо в шатер Каледора, всполошив Короля-Феникса и крейсийцев его стражи.

— Не трогай его, — сказал король, когда один из Белых Львов шагнул к хищной птице.

Каледор оставил карты, которые изучал, и взял мешочек, привязанный к ноге птицы. Несколько раз Тириол пересылал так вести, но сейчас, взяв кристалл и положив его на низкий стол, король почувствовал, что поспешное прибытие птицы предвещает важные новости.

И был прав.

В середине шатра возник переливающийся образ Тириола, расхаживающего туда-сюда по ковру. Маг нервничал более обычного и во время своей речи заламывал руки и качал головой.

— Король Каледор! Боюсь, слишком долго мои глаза не смотрели в сторону Сафери, — сказал он. — Пока я помогал тебе выявлять сектантов в других княжествах, тьма пустила корни в моей стране. Агенты Морати давно пытались сманивать моих сторонников на пути тьмы, хоть я и препятствовал этому. Я думал, что объяснил им безумность поиска силы в чернокнижии, но оказалось, что мои предупреждения падали в уши глухих. Только сегодня обнаружил чернокнижие в собственном дворце. Мой внук Анамедион убит, а моя дочь Иллеанит сбежала с темными магами.

Тиринор остановился посреди ковра, поднял на миг руку ко лбу, склонив голову. Потом выпрямился и снова стал шагать.

— Прямых последствий это не имеет. Дворец очищен, я перебрался в безопасное место в горах. Если ты хочешь мне что-нибудь сообщить, ястреб меня найдет. Чернокнижники на свободе, руки у них развязаны. Они совратили некоторых из моих учеников, и трудно переоценить тот вред, который они еще могли бы причинить.

Маг остановился снова и протянул руку к кристаллу жестом то ли мольбы, то ли извинения.

— Я сожалею, что мои маги, пока мы не разберемся с этой угрозой, должны будут возвратиться в свое княжество и разыскать всех темных волшебников. Я знаю, что это почти полностью лишает тебя защиты от чернокнижников Морати, но это должно быть сделано. В башнях Сафери много драгоценных тайн, которые не должны попасть в руки друкаев. Я также знаю, что ты можешь уделить нам совсем немного войск, чтобы помочь нам теперь, но все, что ты сумеешь послать в Сафери, будет бесценно. Наше княжество еще менее готово к открытой войне, чем Котик или Ивресс. Но она пришла к нам, и я знаю в сердце своем, что битвы грядут ужасные.

Тириол небрежно поклонился:

— Я должен идти готовиться к битвам, мой король. Пришлю тебе весть снова, когда буду знать больше.

Образ замерцал и исчез.

Каледор смотрел, нахмурясь, на кристалл, досадуя, что не может ответить сразу же. Он кликнул писца и составил краткое послание к Тириолу, обещая немедленную поддержку. Другой гонец был послан к Дориену с сообщением, что Каледор сейчас в Тор Калед возвращаться не будет. После этого Король-Феникс созвал князей и военачальников для обсуждения следующего шага.

Сообщение о бунте в Сафери пошло расходиться по лагерю. Несколько капитанов из Эатана и Ивресса, граничащих с Сафери, хотели вернуться к своим князьям и защитить княжества от возможной угрозы, связанной с неминуемой войной между магами и чернокнижниками.

Каледор без обсуждения отверг все подобные просьбы и объявил, что армия пойдет в Сафери на помощь князю Тириолу. Король-Феникс при этом учитывал, что его войска окажутся ближе к Внутреннему морю на случай новых движений наггароттов на западе.

На следующий день, когда армия выстроилась колоннами для движения через горы в Сафери, в лагерь поспешно въехала группа всадников, одетых в цвета князя Титраина. Усталые вестники решительно отказались от еды и питья и потребовали, чтобы их немедленно провели к Каледору. Король встретил их в открытом поле, потому что слуги уже сложили его шатер для перехода.

— Что случилось? — спросил Король-Феникс, досадуя, что неопытный правитель Котика отвлекает его на какие-то мелкие или воображаемые страхи. Это случалось уже не в первый раз.

— Вернулись наггаротты! — объявил главный герольд, взмахивая снятым шлемом и отдавая глубокий поклон. — Они напали на Котик!

— Как? — спросил сурово Каледор. — Как они так быстро прошли через Крейс?

— Они не шли через Крейс, мой король, — ответил гонец. — Они прибыли большим флотом и высадились на побережье шесть дней назад. Армия не менее тридцати тысяч воинов идет в глубь материка через Анул Аннури. Князь Титраин не может их сдержать теми несколькими тысячами войска, что у него есть.

Каледор был ошеломлен. Как друкаи смогли скрывать до сих пор такую армию? И где они взяли столько кораблей?

Ответ пришел к нему достаточно быстро.

— Элтин Арван, — сказал он.

— Прости, мой король, я не понял, — отозвался герольд.

— Друкаи оставили Атель Торалиен, — пояснил король. — Они вернули из колоний всех своих воинов, чтобы напасть со свежими силами.

— Королю виднее, — сказал герольд. — С какими словами должны мы вернуться к нашему князю?

Каледор ответил не сразу. Он мог бы пойти на север немедленно, но его армия и драконы были раскиданы по всему Ултуану. Идти против врага с тем, что есть при нем сейчас, было бы бессмысленно. Нужно вернуть как можно больше войск с запада, хотя и страшно оставлять без защиты Эллирион и Крейс.

— Скажи Титраину, пусть прячется.

Это заявление было встречено непонимающими лицами гонцов. Каледор раздраженно пояснил:

— Пусть любой ценой избегает битвы и сохранит как можно больше воинов до моего прибытия.

— А как же народ Котика? — спросил в ужасе гонец. — Что делать этим эльфам, пока князь будет прятаться? Неужели ты бросишь их на произвол судьбы?

— Им тоже придется прятаться, — мрачно ответил ему Каледор. — Или погибать.

Стоны пленных и вопли умирающих на алтарях были для ушей Хеллеброн симфонией, оркестровкой боли, страдания и смерти, звучавшей гимном самому Каину. Она возвысила голос в хвале Кроваворукому, глядя, как волокут на алтарь Каина очередную пленницу, тщетно вырывающуюся из хватки сектантов, бросивших ее на окровавленный каменный стол.

Поодаль бушевал костер такой жаркий, что Хеллеброн ощущала его пламя на коже, хотя до него было чуть дальше полета стрелы. Столб дыма и огня взмывал высоко в небо, унося души принесенных в жертву Властелину Убийства. С трепетом восторга смотрела Хеллеброн на это мощное пламя, вспоминая сотни уже убитых. А будут еще тысячи и тысячи, весь Котик падет жертвой под клинками каинитов.

Это княжество стало ей наградой за уничтожение так называемого Короля Теней. Оно стало платой за гибель ее сестры от рук князя Анара. Более того, это было признание ее деяний во имя Каина, и пришло оно вместе с похвалой из уст Морати. Хеллеброн грелась в лучах восхищения всех собравшихся военачальников и князей, смаковала все аплодисменты, когда Морати перечисляла ее достижения, ставя ее в пример им всем.

Она вернулась к ожидающему флоту со всей скоростью, на которую был способен корабль, сопровождая своего отца, князя Аландриана. Номинально армия принадлежала ему, низложенному хозяину Атель Торалиена, но Хеллеброн знала, что по духу армия принадлежит ей.

В долгие годы осады, выдержанных ее родным городом в колониях, она посвящала его жителей в пути Каина. И чем больше росли силы осаждающих, тем с большим энтузиазмом народ Атель Торалиена принимал Кроваворукого.

Другие эльфы колоний проявили слабость духа и падали у стен города раз за разом; их тела подбирали, чтобы предложить Властелину Убийства в благодарность за защиту Атель Торалиена. Штурмующие, достигшие верха стены, попадали в плен, и их долгие вопли не давали осаждающим по ночам спать, а городские эльфы торжествовали во имя кровожадного божества.

Сперва Хеллеброн обезумела от ярости, когда Аландриан сообщил ей и Лилеат, что Атель Торалиен будет сдан врагам. И, лишь узнав, что город будет снесен, а население целиком вернется в Ултуан, она успокоилась. Горожане Атель Торалиена показали себя покрепче даже жителей Нагарита, и сейчас они возвращаются на родину предков помочь князьям и капитанам, которые когда-то смотрели на них свысока.

Улыбнувшись этому воспоминанию, Хеллеброн подошла к своей личной охране. Начальницей ее была Лианнин, когда-то служанка Хеллеброн, сейчас — самая свирепая из ее последовательниц. Триста дев-воинов, которых Хеллеброн называла Невестами Каина, первыми сошли с кораблей, налетев на Котик кровавой бурей. В совершенстве владея смертельными искусствами Каина, стражницы Хеллеброн сражались нагими, если не считать нескольких полосок ткани и металла, жертвуя броней ради быстроты, уповая на то, что они убьют прежде, чем смогут убить их, демонстрируя свою веру в покровительство Каина. Волосы у них торчали шипами и косами, скрепленными запекшейся кровью. По бледной коже шли татуировки и клейма в виде рун преданности Каину, а губы краснели от выпитой крови. У многих глаза были остекленелые от наркотических листьев, создающих нечувствительность к боли, и все гордо демонстрировали боевые шрамы, раскрашивая старые раны вычурными броскими узорами. В бою они принимали другие снадобья, вгоняя себя в состояние неистовства, и покрывали клинки ядами, составлению которых научила их Хеллеброн и ее покойная сестра. В Атель Торалиене они были бичом для наступающих, самыми свирепыми воинами меча. В Котике им еще предстояло себя показать, и это не давало им покоя.

— Когда же появится достойный враг? — спросила Лианнин. Она положила руки на рукояти мечей и облизала губы. — Каину приходится питаться крестьянами.

— Когда огни Каина будут видны из окон тронного зала Каледора, Королю-Фениксу придется явиться, — ответила Хеллеброн. — Когда крики жертв Каину будут слышны в святилище Азуриана, Каледору придется против нас выйти.

— А до тех пор? — спросила Лианнин.

— А до тех пор Каин будет подбирать ту мелочь, что мы можем ему бросить. Недавно в пещерах, в горах к востоку видели беженцев. Их несколько сотен. Постарайся взять живыми. Не получится — убей с именем Каина на устах.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ. Молот Ваула

Вокруг шатра приглушенно рыдали, внутри же горе и гнев тех, кто спасся из Котика, проявлялись куда громче. Горстка князей и знати сбежала из княжества со всеми домочадцами до того, как друкаи перерезали дороги. Со слезами слушал Титраин горькие жалобы обездоленных, а Каледор смотрел бесстрастно, держа свои мысли при себе.

Титраин выполнил приказ Короля-Феникса и привел три тысячи рыцарей и пехоты на юг, в Ивресс, на соединение с армией Каледора. Войска продолжали подходить, расширяя лагерь, занимавший полосу земли между лесистыми холмами Кольцевых гор и Великим океаном.

— Вернуться мы не можем, — отвечал Титраин тем, кто умолял князя прийти на помощь эльфам в Котике. — Если вернемся — погибнем, а проку от этого никому не будет.

— Мы посылали воинов в другие княжества, — заявил один из князей, глядя на Титраина, но обращался он к Каледору. — Где же союз и обещание драться вместе?

— Котик будет освобожден, — сказал Титраин, посмотрел на Каледора и получил утвердительный кивок. — Даю вам свое слово. Морская гвардия Лотерна вскоре подойдет к нам, и с ней большой флот Эатана. Еще одна армия собирается на побережье Эллириона, готовая идти на Лотерн.

— Это слишком долго, — возразил другой эльф. Одежда тонкого полотна истрепалась в поспешном бегстве. — Уже почти полгода прошло, как на нас напали друкаи. Почему эти подкрепления не могли приплыть через Внутреннее море?

— На Сафери более нельзя надеяться, — ответил Титраин. — У друкаев повсюду шпионы, и лучше им не знать, что мы ослабляем стражу на западе.

— Наш народ истекает кровью и гибнет, а ты бездействуешь! — пронзительно завопила пожилая эльфийка, наставив палец на Каледора. — Сидишь тут и ничего не делаешь!

Королю-Фениксу выслушанных жалоб уже хватило бы до конца жизни.

— А кто сидел и ничего не делал, когда я в первый раз попросил о помощи? — вскричал Каледор, вставая с кресла. — Я вам говорил, чтобы дали мне армию, а в ответ услышал, что никто у вас не умеет сражаться. А теперь за последствия вашего бездействия должен отвечать я?!

Дама замолчала, подавленная этой вспышкой, но эльф, заговоривший первым, ее сменил.

— Чем нам драться? — спросил он. — Стаканами и вилками? Нам обещали оружие и доспехи, где они?

Каледор нахмурился, захваченный этим вопросом врасплох.

— Горны Ваула день и ночь горят, работая на наши армии. Каждую новую луну корабли с оружием идут в каждое княжество.

Ответом на эту фразу был град вопросов и опровержений.

— Ни одного корабля мы не видели три с лишним года, — сказал Титраин, жестом велев своей свите успокоиться. — Мы думали, что они, вероятно, идут в другие княжества.

— Что-то не так, — сказал Каледор, качнув головой. — Хотек меня заверил, что все, кто желает, получат меч и щит, копье и доспехи.

— Может быть, их перехватывал враг? — предположил Титраин. — Оружие до Котика не доходило.

— Три года подряд? — фыркнул один из придворных. — Признай, Каледор, что это были пустые обещания!

— Оставьте меня, — приказал король и сел, подперев голову.

Немногие протесты были погашены Титраином. Он вывел свою свиту из шатра, бросив от входа тревожный взгляд на Короля-Феникса:

— Что это значит?

— Ничего хорошего, — ответил Каледор.

Оставшись один, король позвал к себе Каратриля и продиктовал письмо к Хотеку, приказывая верховному жрецу Ваула увидеться с ним в Тор Каледе и объяснить отсутствие оружия и доспехов. Другое письмо было послано Дориену. В нем говорилось, что он скоро вернется и что надо ожидать приезда Хотека. Сообщать о пропавших грузах оружия он не хотел, боясь чрезмерной реакции брата.

Но до отъезда Каледор должен был обезопасить Ивресс от угрозы. Граница с Котиком была узкой, зажатой между горами и морем. Это обстоятельство позволяло друкаям относительно легко захватить княжество, но одновременно делало их путь в соседнее княжество абсолютно предсказуемым. Пока Тириол сдерживает беспорядки в Сафери, а флот Лотерна защищает Двигающиеся острова, протянувшиеся вдоль ивресского берега, внезапная атака у друкаев не получится.

Впрочем, в ближайшее время Каледор дальнейшего наступления не ожидал. Судя по рассказам немногих счастливцев, успевших спастись после вторжения, друкаи больше озабочены покорением тех, кто захвачен в Котике.

Король-Феникс много времени проводил с военачальниками, разрабатывая для армии подробные указания. Драконы были его самым мощным оружием, хотя и далеко не всемогущим, как выяснилось недавно, а князья Каледора составляли ударный резерв, базирующийся в Иврессе. Если друкаи попытаются пройти через Ивресс, драконьи наездники ответят мощным ударом, а тем временем верные королю силы соберутся для отражения угрозы.

Убедившись, что может вернуться в свое княжество решать вопрос с вооружением, Каледор полетел на Маэдретнире. На пути в Каледор Король-Феникс встретился с Тириолом в Сафери и князем Аэретенисом в Лотерне.

Все было не хуже, чем можно было ожидать. Черные маги сильно навредили Сафери своими заклинаниями, но были изгнаны в горы теми, кто сохранил верность Тириолу. Аэретенис заверил его, что флот держит Внутреннее море и не допустит никакого проникновения из Северного Эллириона или опустошенного Авелорна.

С запада известий почти не было, что Короля-Феникса тревожило, но в данный момент он был убежден, что друкаи сосредоточили силы на Котике. Залетев на несколько дней в Тор Элир, Каледор говорил с Финуделом и Атиелью, которые вели наблюдение за крепостями и укреплениями, захваченными друкаями на севере и на горных перевалах. Там мало что происходило, и казалось, что война целиком сдвинулась к востоку.

Что очень беспокоило — все князья жаловались, что получили оружия меньше обещанного, а какое-то время не получали вообще.

Каледор надеялся, что у Хотека есть разумные объяснения этих нехваток — скажем, мало стало руды, — но боялся, что тут действуют силы более зловещие, хотя он не мог себе представить, какие именно. Если бы в каледорском флоте были предатели, то к сегодняшнему дню им пришлось бы уже действовать открыто: друкаям остро нужны были корабли для противостояния флоту Лотерна.

Прибыв наконец в Тор Калед, Король-Феникс был встречен скромно. Воины, из которых можно было составить почетный караул, использовались более эффективно на патрулировании границ с Тираноком. Дориен встретил старшего брата всего с горсткой слуг, и они вдвоем пошли в тронный зал.

— Я как зверь в клетке, — сказал Дориен, когда Каледор уселся на трон.

Появились служители с едой и вином, но Каледор махнул им рукой, чтобы не мешали. Его беспокоило настроение брата.

— Я не могу быть королем, если не уверен, что Каледор в безопасности, — ответил он. — Охрану его я поручил тебе, зная, что ты прежде всего будешь защищать наши земли.

— Здесь нет войны, — пожаловался Дориен. — Даже шепотка битвы не доносится из Тиранока, и я сижу сложа руки. Финуделу не нужна моя помощь, а сектантов, с которыми надо бороться, здесь нет. Имрик, я тут пропадаю зря, а мог бы драться в Котике.

— Когда я буду готов гнать друкаев из Котика, я тебя призову, — ответил король, не реагируя на свое прежнее имя. — Ты первый, кого я позову драться рядом со мной.

— Так отчего же ты здесь, а не ведешь армию в Котик? — спросил Дориен, наливая себе вина.

— Хотек еще не приехал? — спросил Король-Феникс.

— Нет, я его уже больше года не видел, — ответил Дориен. Заметив мрачное лицо брата, он нахмурился сам. — Что-то случилось?

— Не знаю, — ответил Каледор. — Поставки оружия иссякли. Я пригласил Хотека на встречу со мной, и он должен был бы уже прибыть сюда.

— Наверное, работа его задержала, — сказал Дориен. — Он мне говорил о своем желании создать величайшие творения со времен войны с демонами. И выковал несколько магических клинков для князей Каледора.

— Как бы оно ни было, сейчас с этим можно подождать, — сказал Каледор. — Мы завтра пойдем в святилище. Сегодня я проведу день со своей семьей.

Анатерия и Титанир встретили короля в его апартаментах. К удивлению Каледора, приветствие жены было искренне нежным, хотя сын держался с вежливой отчужденностью.

После еды они втроем сидели на балконе, откуда открывался вид на Тор Калед. Впервые за более чем три года Каледор оделся не в броню, а в мантию. Он смаковал вино в хрустальном кубке — еще довоенного урожая — и радовался краткому мигу простого удовольствия, передышке, пока дела внешнего мира вновь не завладели его мыслями.

— Когда я узнаю слова укрощения драконов? — спросил Титанир.

— Когда дорастешь до этого, — ответил Каледор.

— До зрелости мне остается два года, — сказал сын. — Дориен отказывается учить меня им. Как же я буду готов к войне, когда войду в возраст, если я не знаю, как быть князем драконов?

— Дориен прав, — сказала Анатерия. — Ты еще слишком молод об этом думать.

— Когда я стану взрослым, ты будешь должен меня научить.

— Я — Король-Феникс, — мрачно улыбнулся Каледор. — Я не бываю должен делать что бы то ни было.

— А я — твой наследник, — сказал Титанир. — Когда-нибудь и я стану Королем-Фениксом. Меня учат владеть мечом, копьем и луком, и я, как князь Каледора, имею право знать тайны укрощения драконов. Неужели ты предпочитаешь, чтобы твой наследник ничего не понимал в войне?

— Следующего Короля-Феникса будут выбирать князья. — Улыбка Каледора погасла. — Я могу погибнуть в ближайшей битве, но тебя все равно не выберут. Если станешь королем — прими это. Но не ожидай этого и не желай. Если ты чувствуешь иначе, посмотри на безумие Малекита.

— И все же когда-нибудь я стану править Каледором, и стыдно будет мне не быть настоящим драконьим наездником.

— Ты еще должен как следует научиться владеть оружием, — сказал Каледор. — Не считай себя готовым к битве.

— Я буду одним из величайших воинов в Ултуане, — объявил юный князь. — Вождь должен быть примером.

— Как и отец, — сказал Каледор. — Когда ты достаточно подрастешь, я научу тебя тайнам драконов. Но не раньше.

Титанир с досадой извинился и ушел, оставив короля и его жену смотреть на город.

— Он гордится тем, что он сын Короля-Феникса, — сказала Анатерия.

— Лучше бы он больше всего гордился тем, что он — князь Каледора, — ответил король. — Нет добра в стремлении к высшему посту.

— Не сдерживай его своей собственной неохотой править, — возразила жена. — Честолюбие — совсем не то, что властолюбие.

— Разница небольшая, — сказал Каледор. — Я стремлюсь к победе, но она не близка. Кто скажет, каким может стать мир через год? Я даже завтрашнего дня не вижу отчетливо, а уж будущего Титанира тем более.

— Не унывай сердцем, — сказала Анатерия, пересаживаясь с кресла на диван возле Каледора и кладя руку ему на колено. — Я говорила с Каратрилем, он поведал мне, что происходит в Котике. Не твоя вина, что тамошние жители страдают. Ты поступил правильно.

— Я знаю, — ответил Каледор. — Я не сожалею о своем решении.

— И если пал Атель Торалиен, то можно ожидать подкрепления из колоний.

— Они еще не прибыли, — ответил Каледор. — Единственной причиной такой задержки может быть нежелание. Боюсь, что после изгнания наггароттов из Элтин Арвана вожди других городов не так уж волнуются о судьбе Ултуана.

— Ты как король должен сделать это их заботой, — сказала Анатерия.

Каледор кивнул без энтузиазма:

— Увидим. Посмотрим, что принесет нам завтрашний день.

Следующий день принесло пасмурное небо и холодный ветер. Дориен и Каледор полетели на юг к Наковальне Ваула, величайшему святилищу хромого бога-кузнеца эльфов. Уже быстро темнело, когда Каледор увидел вдали яркий огонь.

В самом конце гряды Драконьего хребта, отделенный от основной массы гор широкой долиной, стоял одинокий пик, окруженный облаком дыма. Драконы свернули к северному склону, где вырубленные в черном камне ступени серпантином вились по крутом склону, ведя к прорубленному входу между двумя гигантскими столбами. На этих столбах стояли статуи Хромоногого: на левом столбе бог ремесленников работал на наковальне, держа в руке молот молний, на правом он был закован в цепи и оплакивал выкованный им Меч Каина.

Перед этими столбами и приземлились драконы. Их прибытие не прошло незамеченным, и из святилища вышли послушники в тяжелых фартуках и толстых перчатках — помочь князьям сойти с седел.

— Мы вас не ждали, — сказал один из молодых эльфов. — Вам нужен Хотек?

— Да, — ответил Каледор. — Проведи нас к нему.

— Сейчас он занят, — ответил послушник. — Он со своими главными кузнецами работает во внутреннем святилище. Я передам ему, что вы здесь.

Каледора и Дориена провели в одну из пещер, где гладкие каменные стены были увешаны гобеленами, изображавшими Ваула и его жрецов, кующих оружие Аэнариону. По голым коридорам звенели удары молотов, и в воздухе ощущался запах серы.

Двое князей какое-то время ждали, предаваясь каждый своим мыслям, пока до них не донеслись голоса на повышенных тонах. Слов было не разобрать из-за гулкого эха, но слышалась злость.

— Кажется, Хотек недоволен приходом гостей, — хмыкнул Дориен.

— Что-то более серьезное, — ответил Каледор и встал.

В этот момент святилище наполнилось криком боли и перепуганными воплями. Каледор бросился из пещеры, на ходу выхватив меч, Дориен сразу за ним.

Рядом оказалась другая пещера, забитая бочками. Находившийся там послушник встретил эльфов взглядом расширенных глаз.

— Где Хотек? — резко спросил Каледор.

Послушник показал на одну из двух дверей в противоположной стене, и Король-Феникс побежал на крики, несущиеся из глубины святилища.

Они с Дориеном вбежали в широкую пещеру, разделенную пополам рекой огня, через которую был перекинут узкий арочный мост. Переход охраняли статуи Ваула, у каждой в руке — занесенный молот молний. На той стороне, сквозь огонь и дымку лавовой реки, видно было, как дерутся друг с другом эльфы в мантиях жрецов.

Каледор бросился через мост, Дориен за ним. На середине моста он увидел, что в дальней стене открыты две массивные бронзовые двери, за ними пылают огни печей и через них сочится магия.

Сбегая по другой стороне моста, Каледор еще не понимал, что происходит. Почти дюжина жрецов дралась друг с другом — кто кузнечными молотами, кто ножами или мечами из арсенала. Некоторые боролись без оружия, стараясь подтащить противника к огненной пропасти. Между дерущимися лежало четыре тела, кровь текла на голый камень.

Каледор не знал, какую группу поддержать. Пятеро жрецов удерживали дорогу к открытой двери, остальные пытались прорваться. Непонятно было, то ли предатели пытаются захватить внутренне святилище, то ли верные жрецы хотят очистить его от вторгнувшихся.

— Дорогу Королю-Фениксу! — взревел Дориен, выбегая вперед с мечом в руке и давая ответ на этот вопрос: жрецы, пытавшиеся пробиться к священному горну, расступились, а их противники заступили дорогу князю Каледора.

Дориен уклонился от удара молота и вогнал меч в живот тому, кто этот молот держал. Каледор оказался рядом, ударив на ходу плечом одного из предателей; тот покатился наземь. Меч князя нашел грудь жреца, вспорол ребра и грудину, оставив огненный след.

За ним бросились другие жрецы, со свирепыми криками тесня тех, кто удерживал дверь. Воздух потрескивал от магической энергии при столкновении покрытых рунами мечей и молотов. Каледор подсек ноги другого противника и прыгнул на упавшего. Не оглядываясь на других, он метнулся во внутреннее святилище.

Это была огромная полость над главным кратером Наковальни Ваула. Там кипело море огня, сдерживаемое магической оградой и направляемое в горны, выстроившиеся вдоль стены храма-кузницы. Здесь стояли несколько наковален и верстаков, но главный алтарь-наковальня находился в середине пещеры. Позолоченный, украшенный резными рунами, он сиял таинственной силой, и она остановила Каледора. Несколько послушников бросились бежать к боковому выходу, унося что-то вроде доспехов из черной брони.

Каледор на них едва глянул: за алтарем-наковальней стоял Хотек.

Он был в своей церемониальной мантии. Голые руки были перевиты заговоренными металлическими лентами и браслетами, шею закрывал железный воротник. В левой руке верховный жрец держал меч, и клинок его был как серебро полуночи и в то же время как черный мазок в воздухе. В правой — был Молот Ваула, золотую рукоять которого украшали изображения молний.

— Сдавайся! — крикнул Каледор, шагнув вперед.

— Не подходи, — предупредил Хотек, воздевая над головой Молот Ваула.

— Что ты сделал? — спросил Король-Феникс, медленно сдвигаясь вправо, чтобы оказаться между Хотеком и ходом, куда удрали послушники.

— Кто изувечил нашего бога? — спросил жрец с безумным блеском в глазах. — Кто навеки приставил его к наковальне — ковать самое смертельное оружие из всех возможных?

— Каин, — ответил Каледор, хорошо зная этот миф.

— А кто такой ты, чтобы поступать со мной так же? — спросил Хотек. — Зачем работать на слугу, когда можешь работать на господина?

— Ты в союзе с друкаями, — сказал Каледор, делая пару шагов к жрецу.

— С «темными»? — рассмеялся Хотек. — Как это примитивно! Ты ослеплен именами, которые сам даешь. Они служат более великой силе, они восстановят величие нашего народа!

— Ради какой цели? — спросил Каледор, придвигаясь еще чуть ближе.

— Естественно, ради власти над миром.

— Что предложила тебе Морати?

Каледор был уже близко. Прыжок и взмах меча — и все это будет кончено. Но он хотел услышать ответ. Дориен крикнул что-то от дверей — Каледор на миг повернулся и махнул ему, чтобы не мешал.

— Чего может желать слуга Ваула?

— Тайн гномов, — ответил Хотек. — Я целый век пытался понять, как действуют их руны, но они были для меня непроницаемы. Однако силой истинной магии, силой чернокнижия я добыл эти тайны гномьих безделушек. Их сила станет моей, и тогда в своих деяниях ради Ваула я превзойду даже Укротителя Драконов.

— Ты порочный, — сказал Каледор. — Все, сделанное тобой, порочно тоже.

Король-Феникс напрягся перед броском.

— Я слеп, но твои намерения вижу, — заверещал Хотек. — Я предупреждал!

Жрец обрушил молот на наковальню изо всей силы. Пещера наполнилась взрывом света и жара. Пол и стены затряслись, и святилище отозвалось эхом мощного грома, будто они очутились в центре грозовой тучи. Ветвящиеся струи энергии брызнули от наковальни, ослепляя Каледора. Его ударило в плечо молнией, бросило наземь, выбило меч из онемевшей руки.

Слезящимися глазами он видел, что Хотек невредим и удирает в боковой ход. В голове еще гудело от удара. Король-Феникс все же попытался подняться, но пошатнулся и снова упал. Он вытер лицо рукой и понял, что у него из носа течет кровь. В ушах звенело эхо от удара молота, перед глазами плыли светлые пятна.

Он перевернулся посмотреть, что с Дориеном, и увидел, что брат полулежит, привалившись к открытой двери, голова свесилась набок. На миг он подумал, что Дориен убит, что у него сломана шея, но брат застонал и поднял руку к шлему.

В зал вбежали уцелевшие жрецы и послушники. Их крики доносились будто издалека, жестяным скрежетом, и Каледор не понимал обращенных к нему слов. Он дал поднять себя на ноги, но его голова сильно кружилась. Он махнул в сторону туннеля, куда сбежал Хотек, — они отчаянно замотали головами, но что именно они говорили, заглушалось шумом в ушах и стуком сердца.

При тщательном обыске покоев Хотека обнаружилась связка дневников и некоторое количество странных предметов, которые жрецы определили, как грубые эксперименты в выковывании рун. Последние записи отсутствовали, видимо удаленные сторонниками Хотека, но Каледор взялся за оставшиеся и вместе с жрецами провел ночь за чтением, пока Дориен с другими жрецами обыскивал лабиринты туннелей, вдоль и поперек пронизывающие скалы вокруг святилища.

Вернулись они вскоре после рассвета и сообщили о своей неудаче.

— Никто не знает туннелей лучше, чем Хотек, — сказал один из жрецов. — Он их исследовал веками. Боюсь, что бегство он планировал давно, и его не найдет даже армия. Нас же, способных на поиск, всего пара десятков.

— А куда он мог бы направиться? — спросил Дориен.

— К своей хозяйке, в Нагарит, — сказал Каледор, поднимая один из дневников. — Морати поймала его на крючок еще задолго до войны. Она дала ему исследовать сокровища гномов — зная, что эту загадку он не решит. Когда он сказал, что не получается, она послала ему на помощь чернокнижницу. Темной магией они открыли секрет ковки рун, а гордость и любопытство Хотека заманили его на путь предательства.

— Он много лет провел за какой-то тайной работой, — сказал жрец, листая один из переплетенных кожей томов. — Все тщательно записывал, но расшифровать их я не могу: там описываются приемы темной магии и жертвы, которых я не понимаю.

— Хотек создает доспех, — сказал Каледор. — Я видел, как его помощники убегали с ним, а этот дневник говорит, что он начал его ковать одновременно с войной, развязанной наггароттами. Для какой цели — он не написал. Другой жрец, который ему помогал, снабжал друкаев заговоренным оружием — направлял корабли с этим грузом в Нагарит.

— Давнее предательство, — сказал Дориен. — И очень чувствительное.

— Он взял Молот Ваула, — добавил жрец. — Без него наша кузница намного слабее. Хотек был среди нас самый искусный, и с ним утеряны самые великие заклинания. Они наверняка будут обращены друкаями против нас.

— Мрачный получается год, — сказал Дориен. — Похоже, что стоящие против нас силы растут, а наши уменьшаются.

— Да, — ответил Каледор, угрюмо кивнув.

— Надо найти способ нанести ответный удар, уравнять положение, — сказал Дориен.

Впервые с того момента, как он стал Королем-Фениксом, Каледор почувствовал, что задача стоит невыполнимая. При всех одержанных победах враг возвращался снова. Все преимущества, которые он за собой числил — драконы, маги Сафери, сила Вечной Королевы, искусство Ваула — всех их он лишился. Ни разу за тринадцать лет войны он не допускал мысли о поражении, но сейчас не видел, каким образом вообще возможна победа.

Он посмотрел на Дориена, увидел в лице брата веру и отвагу. Ждали его решающего слова и жрецы Ваула, хотя вряд ли с большой надеждой. А ответа у него не было. Не существовало такой великой стратегии, что перевернула бы существующее положение. Он чувствовал беспомощность, безысходность, и бремя долга ощущалось как никогда тяжелым.

— Будем драться, — сказал он, и слова прозвучали у него в голове пустым гулом, но остальных ободрили.

Боль от жгучего огня не закончится никогда. Он бушевал в Малеките еще долго после того, как тело его умерло для боли от ожогов. Так ли чувствовал себя его отец? Не это ли погнало его к Мечу Каина, заставило уйти от благословения Азуриана?

Эта мысль успокоила князя Нагарита. Что выдержал отец, то выдержит и он. Не была ли его мука всего лишь новой возможностью доказать свое превосходство? Когда он в следующий раз встанет перед князьями, чтобы заявить свое право на Трон Феникса, никто не решится возразить. Они воочию увидят силу его характера. Кто из них сможет отрицать, что он прошел испытание Азуриана?

Малекит улыбнулся этой мысли, и остатки треснувшей кожи на лице сморщились.

Сопротивление князей питается завистью. Узурпатор, Бел Шанаар, холил Имрика как призового жеребца, хотя на самом деле он всего лишь рабочий мул. Другие князья были ослеплены нашептываниями Бел Шанаара и не видели правды. Когда они узнают, что Малекит жив, они увидят хитросплетения лжи, построенные каледорцом и его сторонниками. Может быть, Имрик даже преклонит колено, как это столь грациозно сделал Малекит у ног Бел Шанаара.

Шевельнулась штора, окружающая кровать, и над сыном склонилась Морати. Малекит попытался приподняться, чтобы поцеловать ее в щеку, но тело не послушалось. Судорога боли вдоль хребта бросила его обратно на простыни, будто на грудь навалили огромную тяжесть. Рот искривился в болезненном рычании.

— Лежи спокойно, мой прекрасный сын, — сказала Морати, кладя руку ему на лоб. — Со мной некто, кого ты захочешь видеть.

Рядом с матерью возник иссушенный эльф с почти белым лицом. Бледные невидящие глаза все же будто смотрели на князя.

— Приветствую ваше величество, — сказал эльф. — Я Хотек.

Память об этом имени всплыла сквозь огонь мыслей Малекита. Жрец Ваула. Тот, кто его восстановит. Если он здесь, значит…

— Он готов? — спросил Малекит хриплым от радости голосом. — Пришло время?

— Нет еще, — ответила Морати. — Каледор изгнал Хотека из святилища, и он пришел заканчивать работу в Анлек.

— Утрата святилища добавляет к моим трудам разве что год, — сказал жрец. — Да, я уверен. Еще четыре года — и работа будет сделана.

Четыре года? От такой перспективы пламя охватило разум Малекита. Еще четыре года в этой горелой оболочке тела. Еще четыре года видеть свои армии уничтоженными, а королевство разрушенным. Почему так долго должна продолжаться эта пытка?

Эльфы, проходящие ниже этажом, были на миг остановлены пронзительным криком страдания, разнесшимся по комнатам и коридорам. Пожав плечами и решив, что Морати развлекается пыткой свежей жертвы, они вернулись к своим делам, забыв об этой мелочи.

Разглядывая кончики пальцев, Иллеанит пыталась понять, распространилось ли почернение со вчерашнего дня. Ногти почернели совершенно, а пальцы посерели и стали темными, нечувствительными к прикосновению — она проверила на плоскости лезвия тонкого кинжала. Не только пальцы ее тревожили — что-то недоброе затаилось у нее под ложечкой, будто бы поедало ее изнутри, высасывая силу и дух. Только темная магия позволяла подавить эту сущность, и только темная магия могла сдержать омертвение, ползущее вверх по пальцам.

Жертва с заткнутым ртом смотрела на нее выпученными глазами, полными слез, и синева в них светилась ярко при свечах. Эльф уже прекратил попытки вырваться из железных цепей, приковавших его к каменному алтарю, и сейчас внимательно глядел на Иллеанит, то и дело переводя глаза на покрытый рунами нож в ее руке.

— В твоей смерти будет больше смысла, чем в твоей жизни, — сказала она пленному. Он был, как она помнила, портным. Однажды сшил шелковый плащ для Тириола, ее отца. Она смотрела на его руки, такие изящные и ловкие с иглой и ниткой. — Вот эти прекрасные пальцы, когда дернутся в последний раз, вернут жизнь моим.

Он был раздет, кожа уже подготовлена для мазей и рун, которые она узнала из гримуара. Страницы эти она изучала долго и тайно и знала много заклинаний назубок. Но это было похитрее, в нем использовались не только эльфийские слова, но также фразы и звуки темного языка — языка демонов и творений Хаоса.

Иллеанит читала вслух, пододвигая острие ножа к горлу пленника. Остановилась, отвлекшись, стараясь вспомнить имя несчастного. Но оно не было важно. Отбросив эту мысль, она начала снова, сосредоточившись, тщательно произнося каждый слог.

И под ее речь клейма и порезы на коже пленника начали слезиться тонкими струйками крови. Он замычал от боли, стиснул зубы, грудь заходила ходуном. Иллеанит не обращала на него внимания, сосредоточившись на произнесении каждого стиха, чтобы все слова были сказаны точно и правильно. Иллеанит чувствовала, как в воздухе собирается темная магия, как она просачивается с нижних этажей башни, подобно тому, как дерево втягивает себе питание через корни.

Витки темной энергии смешивались с кровью, придавая ей более густой оттенок. Пленный тяжело дышал, глаза бегали по комнате, а тени собирались возле беленых балок, клубились по светлому камню стен.

Завершив заклинание, Иллеанит аккуратно провела кинжалом по горлу скованного. Он забулькал и умер, обмяк на камнях без ненужной суеты. Чернокнижница приставила к ране кинжал, и кровь забурлила. Иллеанит окунула в пальцы в алый пар и этой густой жидкостью быстро нарисовала себе на каждой щеке какую-то руну. Кровавые руны на теле теперь светились, они теснили неприятную тьму, сливались вместе, образуя переливчатую ауру силы.

— Госпожа!

Иллеанит нахмурилась, увидев ворвавшегося в дверь послушника. Она рявкнула ему, чтобы убирался, и вернулась к своему обряду.

— Что-то надвигается с севера, госпожа! — сказал послушник. — Странное облако, оно не движется с ветром.

Иллеанит обмакнула пальцы в пелену магической энергии, окружающей тело. Сделав вдох и стараясь не обращать внимания на тревоги, вдруг заполнившие ее мысли, она вывела пальцами знак. Там, где прошли ее пальцы, остались следы мерцающей тьмы.

Она остановилась, пробормотала последние слова и втянула магическую энергию в себя.

— Это Сафетион, госпожа.

Иллеанит это и так знала. Но сейчас не время давать себя отвлечь. Она содрогнулась, низкий мяукающий звук вырвался из ее губ, когда в тело влилась жизненная сила убитого эльфа. Сущность, живущая во внутренностях, сжалась, и Иллеанит, подняв руки, убедилась, что серость отступила, хотя на коже и ногтях осталась какая-то темнота, ибо заклинание не изгнало порчу до конца.

Она повернулась к послушнику, снова взяла нож. Увидела, что еще другие толпятся в дверях.

— Я приказывала, чтобы мне не мешали.

— Но, госпожа, Сафетион…

Иллеанит вогнала кинжал послушнику под ребра, пробив легкое. Он свалился на пол, ловя ртом воздух. Чернокнижница оглядела свою клику.

— Чтобы не мешали! — повторила она. — Хотите, чтобы демоны разорвали вас на части? Или уволокли в Хаос?

— Нужно уходить, — сказал Андуриал. — Летающий город будет здесь до сумерек.

— Нет, — ответила Иллеанит. — Мы подготовились. Больше мы от него не бегаем.

— Мощи Сафетиона мы противостоять не можем, — возразил чернокнижник. — Это безумие. Мы ничего не знаем о других; быть может, мы последние из нашей породы в Сафери.

— Если уйдем, то не вернемся уже никогда, — сказала Иллеанит и вышла из камеры.

Андуриал и адепты пошли за ней к лестнице, уходящей винтом на крышу башни.

— Мы им покажем, что еще не разбиты. Морати обещала нам поддержку, и мы ее не подведем.

С крыши башни Иллеанит была видна тянущаяся на север длинная долина. Склоны ее укрывал снег — единообразное одеяло белизны на замерзших потоках и темных валунах, скрывшее сосны и спрятавшее впадины и карнизы склонов.

На сером небе виднелось светлое пятно, подкрашенное золотистым сиянием, никак не связанное с солнцем, ушедшим за горную цепь на западе. Иллеанит какое-то время смотрела на облачко, а ее ученики и последователи молча стояли за ее спиной.

— Приведите всех оставшихся пленников, — сказала она, посмотрев на них. — Что делать, вы знаете.

— Мы все еще можем уйти, — просительно произнес Андуриал. — Туннели под башней ведут на юг. Зачем оставаться в этой крысоловке?

— Они убили моего сына! — рявкнула Иллеанит. — Он убил моего сына, своего внука. И заплатит он мне за это кровью. Брось свои трусливые мыслишки и начинай приготовления.

Тириол из своей башенки в самом сердце Сафетиона смотрел на юг, на цитадель, словно выраставшую из лесистого склона Анул Тинраиннита. Он ощущал окружающую ее темную магию и понимал, что верно угадал, где спряталась Иллеанит. Она — последняя из чернокнижников и чернокнижниц, восставших против него. И она пришла сюда, в ту башню, где была рождена. Настолько предсказуемо, что Тириол был даже слегка разочарован.

Внизу, в долине, укрытой тенью летающего города, к башне шли четыре тысячи лучников и копьеносцев. Тириол подозревал, что у Иллеанит есть сторонники, которые станут драться — сектанты и адепты низших богов, друзья, оставшиеся ей верными после ее предательства, местные, колдовством или угрозами привлеченные к службе. При всем при этом правитель Сафери знал, что битва эта вряд ли будет решена стрелой или копьем. Магия — вот оружие, на которое полагаются обе стороны. Та магия, что уже опустошила огромную часть его княжества.

И хотя противостояние шло с его собственной дочерью, Тириол и думать не думал о том, чтобы пощадить ее. Она была съедена собственной жаждой власти, и бессчетно было жизней, взятых ею на пути к мастерству в темных искусствах.

Тириол ощущал в магических ветрах вонь кровавых жертв.

Когда Сафетион достиг башни, солнце уже почти зашло, и небо на западе стало темно-красным и лиловым.

Тысячи магических фонарей сияли из окон города, создавая над долиной поле искусственных звезд.

Сияла и башня неестественно желтым светом и предупреждающим красным. Багровое сияние пятнами ложилось на укрытые снегом деревья и отражалось бликами от льдистых склонов.

В покоях под дворцом собрались, чтобы начать свою работу, маги Тириола. Он мог сейчас их себе представить: собравшись вокруг гигантского кристалла в центре Сафетиона, одетые в белые мантии, украшенные амулетами и браслетами, венцами и кольцами, они тихо и размеренно поют, медленно втягивая разлитую в мире магию в сверкающее алмазоподобное сердце города.

А двор башни и склон горы, напротив, откликались воплями боли и пронзительными песнопениями. Тириол ощущал бурлящую внизу магию, а его приверженцы направляли Сафетион на сближение с цитаделью. В бешенстве рычали и выли горные твари, отпущенные на волю, чтобы опустошать долину. Хриплые вопли объявили о явлении колонны воинов в черной броне из ворот башни, и зазубренные наконечники копий поблескивали в играющем свете факелов.

Тириол позволил себе коснуться разумом Менреира, руководившего церемонией в глубинах города. Все было готово, и он дал своим приверженцам приказ выпустить на свободу скрытую в сердце Сафетиона мощь.

По городу затрещала магия, искрами и молниями слетая с вершин башен, блистая в решетках кристаллов, вплетенных в архитектуру каждого здания над скальной основой Сафетиона. Город на миг вспыхнул звездой от запылавшей на улицах и на крышах магии.

Жилы кристаллов в скальном ложе города ожили, окутывая белым светом башню внизу. Тириол отдал приказ — и маги спустили с цепи ярость Сафери.

На башню посыпались синие молнии, ветвистые плети магической энергии заструились из днища Сафетиона.

Взорвались кирпичи стен, разлетелась черепица крыш, каменная кладка раскрошилась. Магическая буря свирепствовала средь стен и башен, яростно пылая, угасая и тут же вспыхивая еще сильнее. Рухнули надвратные сооружения, створки ворот обратились в пепел, стойки их разлетелись.

Но центральный шпиль остался невредим, окруженный миазмами клубящейся черной энергии, всосавшей в себя силу магической атаки. Иллеанит отлично знала силу Сафетиона, изучила заклинания, дающие мощь городу, и разработала контрчары для защиты своих последователей.

И более того: слабые места города она тоже знала.

Тириол ощутил напор черной магии, и его чуть не вырвало от ощущения невыразимой боли десятков принесенных жертв. Их кровавая жуткая смерть насытила магический ветер импульсами омерзительной энергии.

Из башен Иллеанит вырвались огненные шары, взлетели, вертясь, по столбам темной энергии, питаемой кровью убитых. Они ударили в скалы Сафетиона, разбивая кристаллы проводников магии, разнося вдребезги каналы, образующие магическую сеть города.

Пока шла битва двух сил, обмен молниями и огнем, плавящим снег и поджигающим леса на склоне над башней, солдаты Тириола встретились с воинами Иллеанит, и над долиной взлетели звуки боя.

Сафетион скользил над башней, как некое затмение, закрывая цитадель от взгляда Тириола. Город содрогался от каждой магической молнии и гудел силой собственной магии. Маги вокруг Тириола сражались за власть над ветрами магии с магами Иллеанит, и каждая сторона старалась набрать силы больше, чем другая. У Тириола были его маги и кристалл в сердце Сафетиона, у Иллеанит — ее клика с окровавленными ножами и с виду бесконечный поток возможных жертв.

Тириол постепенно побеждал в этом единоборстве. Магия бушевала и клубилась вокруг летучего города, а он все больше и больше приобретал власть над стихией. Огонь с башни ослабел, а потом стих окончательно, но темный щит вокруг центральной твердыни не уступал пока возобновившемуся с новой силой штурму Сафетиона.

Тириол велел прекратить атаку и вышел из башни во двор. Здесь ждали слуги с его пегасом.

Сев на крылатого коня, саферийский князь поднялся над Сафетионом в сопровождении дюжины младших магов на спинах пегасов и гигантских орлов.

Движением пылающего посоха он велел им спуститься на башню.

Иллеанит смотрела, как к ней летят маги, и у каждого — светящийся посох и пылающий меч.

Похоже, она переоценила свои силы.

— Отбить их! — приказала она своим и махнула кинжалом в сторону оставшихся жертв — не более дюжины живых среди бойни, разыгравшейся на вершине башни. — Всех в дело.

Под треск магических молний и вопли добиваемых на вершине башни жертв Иллеанит бегом спустилась в свои покои. Завернувшись в тяжелый плащ, она поспешно набила сумку книгами и свитками. Сверху доносился шум битвы, в которой гибли ее адепты, и она ускорила шаг, устремляясь вниз, в катакомбы. Снова содрогнулась башня, с потолка посыпалась штукатурная пыль. Лестницы и переходы забило обломками, дважды ей пришлось колдовской силой расчищать путь, взрывая препятствия магическими молниями.

Она спускалась, а вокруг усиливались приливы и отливы магии. Дрожали камни башни, воздух загустел от темной силы, сочащейся снизу из камней. Трещало пламя, сверху доносились чьи-то потусторонние завывания.

Голос отца выкрикивал ее имя, и голос его гремел по галереям и колодцам. Иллеанит не замедлила бега, взмахом руки замкнула за собой решетку, вбегая в вырубленную под цитаделью пещеру. Не останавливаясь, она пробормотала заклинание, и каменные стены завибрировали от силы, земля зарокотала. Потом с оглушительным треском у нее за спиной обвалился потолок, запечатав вход.

Впереди открывались темные туннели, протянувшиеся под горами. Иллеанит сняла с пояса горящий силой волшебный жезл, и свет его отражался от влажных стен и неровного пола в лужах. Всюду слышалось капанье и журчанье воды.

Не тот исход, которого она ожидала, но зато она жива. Иллеанит не была настолько горда, чтобы не признавать поражения. Но когда-нибудь она отомстит отцу.

Дойдя до развилки туннеля, она ощутила прилив магии, услышала стук в каменную стену, только что ею созданную. Преследователи недалеко, а в Нагарит путь неблизкий.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ. Новая сила

Как уже случалось раньше, война зашла в тупик. Все еще оправляясь от удара — предательства Хотека, — Каледор воодушевился новостями из Сафери. Тириол и его маги восторжествовали над друкаями и изгнали их из своего княжества. Однако огромная часть Сафери была опустошена магическими битвами, и почти все чернокнижники, включая княжну, выжили и смогут дальше поганить мир магией зла. Чернокнижники и чернокнижницы бежали, предположительно — в Нагарит, и Тириол, не медля, попросил Каледора созвать срочный совет во дворцах Сафери для обсуждения следующего шага.

Князья, собравшиеся по приглашению Каледора, расположились на летающей цитадели Тириола. Хотя на ее белых башнях зияли шрамы жестокой битвы, от одного вида огромного летающего сооружения захватывало дух, и князья со свитами с балконов дворца любовались на раскинувшийся под ними мир.

Замок плыл над холмами Сафери, когда Тириол позвал всех на совет. Присутствовали представители всех княжеств, кроме Нагарита и Тиранока, и даже Иврейна соблаговолила послать делегацию, выступающую от ее имени, хотя по большей части члены этой делегации говорили только, что Вечная Королева теперь мало что может сделать, чтобы помочь в войне, и все ее силы направлены сейчас на возрождение Авелорна. Ей уже приходилось это делать после войны с демонами, и сейчас она, кажется, была готова смотреть, как война бушует по всему Ултуану, а сама более не вмешиваться.

Каледор с князьями подтвердили взятые на себя обязательства. Принесение Котика в жертву было тяжелым ударом для князей, опасающихся теперь, что их собственные земли ждет та же судьба. Верный своему слову, Каледор не допустил распространения друкаев за пределы Котика, а с успокоением Сафери общее положение в восточных княжествах стабилизировалось. И это Титраину не нравилось.

— Вы говорите так, будто у нас мир, — сказал князь Котика. — Мой народ все еще стонет в страданиях от рук выпущенной на него орды каинитов. Не повторяйте нашей ошибки, не верьте, что угроза миновала. Когда-нибудь — может быть, достаточно скоро, — и так же непременно, как восходит солнце, друкаям надоест убивать только мой народ. Они придут за вашим.

— В твоих словах есть большой смысл, — сказал Финудел. — Я бы с радостью повел армию Эллириона через Внутреннее море и ударил из Сафери. Если другие ударят из Ивресса, мы возьмем друкаев в клещи и покончим с ними навсегда.

— План стоящий, — согласился Карвалон. — Ивресс, как сосед Котика, не может спокойно спать, зная, что в любой момент друкаи могут явиться к нашей двери. Дайте мне год, и я соберу сколько смогу рот. И возьму из колоний столько войск, сколько они смогут дать.

— Год? — вскрикнул Титраин. — Год мучений и убийств тех, кого я клялся защищать!

— Год, — повторил Карвалон. Оглядел других князей, увидел согласные кивки и повернулся наконец к Каледору. — Если, конечно, того пожелает Король-Феникс.

Каледор посмотрел на лица князей, собравшихся в тронном зале Тириола. Решимость, затвердевшая на их лицах, была сильнее, чем десять с лишним лет назад. Тогда, в начале войны, угроза казалась далекой, если вообще не выдуманной. Теперь все видели зло, которое несут друкаи. Армии собирались быстрее, жители каждой страны ежедневно слышали рассказы о горестях, принесенных наггароттами. Те, кто раньше проповедовал любовь, теперь соглашались на кровопролитие.

— Я согласен, — сказал Каледор. — Через год все княжества соединятся, как должны мы были сделать давным-давно. И мы выгоним врага из Котика. А когда это будет сделано, обратим глаза на запад и освободим Тиранок от его угнетателей. Нагарит будет изолирован.

Год прошел без особых событий. Ходили слухи о боях в Нагарите, и Каледор слышал, что последователи Алита Анара возобновили войну с войсками Морати. Князья поддерживали Каледора всем своим политическим искусством и влиянием, корабли эльфов вернулись из-за Великого океана, из Элтин Арвана и дальних стран за ним, готовые служить Королю-Фениксу. Большинство составляли колонисты второго и третьего поколений, впервые ступившие на землю Ултуана. Они принесли с собой странную атмосферу оптимизма, взгляды своей родины, чуть окрашенные ностальгией и не отравленные реальностью войны.

Друкаи тоже не сидели сложа руки. Они продолжали набеги на Крейс, желая захватить его и установить сухопутное сообщение между Котиком и Нагаритом; флот Эатана господствовал на морях и часто перехватывал корабли с грузами для Нагарита из завоеванных им земель.

От освобожденных в этих абордажах пленников сторонники Короля-Феникса узнавали о бушующем в Котике ужасе. Друкаями командовала свирепая уроженка колоний жрица-каинитка по имени Хеллеброн.

Население Котика было обращено в рабство, брошено на работу под плетьми в шахтах и на полях — снабжать наггароттов зерном и рудой. Любое сопротивление беспощадно подавлялось. Всякого эльфа, не так посмотревшего на друкая-надсмотрщика, волокли в храм Каина, во множестве построенных в княжестве.

Котиком правил страх, и порабощенные жители думали, что их бросили. Без надежды на выручку многие обращались на пути друкаев, принимали темное почитание Китарай и становились врагами своих друзей и родных.

Вот эти вести тревожили Каледора больше всего. Мысль, что можно переходить на сторону друкаев, должна быть совершенно недопустима. Союз княжеств был непрочен, и любое отступление могло разнести в щепки все построенное. Общее дело будет брошено ради частных выгод.

Этот год Каледору плохо спалось. Каждую секунду он ожидал вестей о новом нападении друкаев, а после случая у Наковальни Ваула страдал иногда умом и телом от припадков — последствия удара Молота Ваула. Ему не хватало дружеского совета Тиринора, он тосковал об одиночестве, которым наслаждался когда-то.

Один раз он съездил в Тор Калед, но не нашел там избавления от своих тревог: Дориен и прочие члены его семьи то и дело отвлекали его, перебивая течение мыслей, и Каледор, проведя дома всего несколько дней, уехал в святилище на остров Пламени.

Помощь Миандерина и его жрецов мало чем улучшила состояние Короля-Феникса, зато в святилище Азуриана было хотя бы тихо. Безмолвная гвардия Феникса несла свою службу, но присутствие гвардейцев и их нежелание сообщить ему его судьбу усиливали раздражение Каледора. Он много времени проводил на берегу, глядя на спокойные воды Внутреннего моря, ища какой-то якорь устойчивости, какую-то искру надежды.

Однажды, когда король глядел на закат, там его нашел Миандерин.

— Даже Аэнарион не знал столько тревог, сколько выпало тебе, — сказал верховный жрец.

— Ты был с ним знаком? — удивился Каледор.

— Нет. — Миандерин криво улыбнулся. — Это фигура речи.

Король-Феникс разочарованно фыркнул и снова стал смотреть на волны с оранжевыми пятнами.

— Враг у Аэнариона был понятен, — продолжал жрец, не обращая внимания на недовольство Каледора. — А когда мы сражаемся сами с собой, как нам знать, что мы победили?

Каледор ничего не ответил, но едва сдержался, чтобы не попросить жреца оставить его в покое.

— То, с чем сражаешься ты, — это порча, это злая болезнь духа, — сказал Миандерин, встав рядом. — Это не что-то такое, что можно пронзить копьем или разрубить мечом. Аэнарион победил не благодаря оружию, что было в его руке, а благодаря тому, символом чего он стал. Он не мог победить демонов в одиночку, но он сражался, и это вдохновило других. Эльфы вложили в него свои надежды — и так они осуществились.

— У тебя есть сказать что-то конкретное? — прервал его Каледор.

— Есть вопрос, — ответил жрец. — Зачем Король-Феникс прячется здесь, вдали от своих подданных?

Каледор повернулся к нему спиной и пошел по белому песку прочь от Миандерина. Не было у него времени на бессмысленное философствование.

— Подумай об этом, — бросил ему вслед верховный жрец. — Когда найдешь ответ на этот вопрос, узнаешь, что делать!

Каледор вернулся в Ивресс и нашел там ждущее его войско. Верные клятве князья постарались снабдить его армией, достойной Короля-Феникса. Почти тридцать тысяч эльфов ждали его команды, еще десять тысяч собрались с Тириолом и Финуделом в Сафери, готовые идти через горы и ударить с запада.

Каледор, совместно с князьями, разработал планы битв, и ястребы-гонцы полетели к армиям, чтобы сообщить им приказы Каледора.

Его армия, перевезенная туда флотом Лотерна, должна была быстро ударить вдоль побережья. Отрезанные от своих кораблей, друкаи окажутся зажаты между силами Каледора и армиями, подходящими со стороны Сафери. Последним звеном плана было возвращение Корадреля обратно в Крейс для организации обороны, если друкаи попробуют из Нагарита пробиться на выручку своей осажденной армии.

Назначенный день настал в начале лета. Каледор отчасти ощутил прежнюю гордость, оседлав Маэдретнира и глядя на колонну, идущую прибрежной дорогой. Годы размышлений и бездействия ослабили его волю, но сегодня, в это утро, он снова чувствовал себя хозяином собственной судьбы. Если кампания удастся, его армия сможет пройти Крейс и ударить прямо по Нагариту.

В Крейс послали двух драконов, еще двух — в Сафери. Прочие драконьи всадники взмыли в небо рядом со своим королем, и с ними Дориен, и впервые за много лет радостные крики эльфов приветствовали Каледора с земли.

Король-Феникс глядел на извилистую серебристую ленту реки, на белую полосу между глубокой синевой моря и пышной зеленью лесистых холмов Ивресса. Он снова вспомнил, как красива с высоты марширующая армия, и на миг он был счастлив. Но это чувство прошло, когда он вспомнил, что поход направлен не против диких тварей или звероподобных орков, но против таких же эльфов. Это его не опечалило, но пробудило чувство глубокого негодования. Властолюбие наггароттов превратило его в братоубийцу, и этого он никогда им не простит.

Армия вошла в Котик без сопротивления, но то, что там увидела, ошеломляло куда сильнее любой армии противника. Деревни лежали в развалинах, дома и постройки зияли выбитыми дверями, ни одного жителя не было видно. Дороги и поля были усыпаны свежими трупами. Огромные стаи ворон и стервятников кружили в небе, а селения эльфов кишели пирующими крысами, пришедшими по следам друкаев.

Бойня казалась бессмысленной. Поля стояли неубранными, склады не растащили. На некоторых телах виднелись знаки ритуального жертвоприношения — грудная клетка вскрыта, органы удалены, — кое-где груды обгорелых костей, но в основном эльфов просто убивали и бросали гнить с перерезанным горлом и вспоротым животом.

Чем дальше в глубь страны, тем сильнее ощущалось поклонение Каину. Воины Каледора видели святилища, заваленные костями и внутренностями, алтари, выщербленные ударами ножей, кучи почернелых костей. Вся радость от того, что они освобождают Котик, испарилась, эльфы шли в глубоком молчании. Некоторые, не в силах выдержать виденное, разражались слезами и не могли идти дальше.

В больших городах было еще хуже. Площади и улицы были забиты мертвецами, от новорожденных до старцев. Булыжники мостовых покраснели от крови, на стенах бурой запекшейся жижей чернели Каиновы руны. Каледор послал Каратриля и еще нескольких гонцов обратно в Ивресс — искать жрецов и жриц Эрет Кхиали, чтобы пришли сюда и занялись мертвецами. Он им не завидовал, зная, что еще много лет уцелевшие жители Котика будут хоронить своих мертвецов.

Несколько дней армия шла, не встречая сопротивления. Там и сям обнаруживались уцелевшие, скрывавшиеся в пещерах и лесах. Почти все они утратили рассудок. Некоторые закапывались в груды трупов, чтобы избежать смертоносного внимания друкаев. Вырезая целые деревни, друкаи кровопролитной бурей прокатывались по лесам и полям.

Это казалось бессмысленным даже с учетом жестокости каинитов — убийство ради убийства.

Шли дни, и становилось ясно, что друкаи оставили Котик. Чем дальше на север, тем больше было беженцев. Они возвращались с гор сперва десятками, потом сотнями. Силы Каледора соединились с армиями Финудела и Тириола, приведшими с собой еще три тысячи эльфов, избежавших резни.

— Их отозвали в Нагарит, — сказал Тириол. — Для какой цели, мне неизвестно.

— Зачем они устроили такую бойню? — спросила Атиель.

— Ярость, — ответил Тириол. — Каиниты рвали и метали в слепой ярости. Наверное, разозлились, что их отзывают в Нагарит. Зная, что приходится уходить, старались перед уходом перебить как можно больше народу.

Мрачные новости не прекращались. Армии пришли в Анираин, столицу, и нашли одну только ее обгорелую оболочку. Стены были обрушены, все дома снесены почти до основания. Груды тел в каждом доме и каждой лавке, в каждой башне и в каждом дворце свидетельствовали, что тут случилось: запертые каинитами, более десяти тысяч эльфов сгорели заживо, когда город был предан пожару. Здесь стояла такая вонь от горелого мяса, что армия была вынуждена отойти. Роты поредели, когда обезумевшие эльфы бросились к своим домам.

Настроение у Каледора соответствовало тому, что он видел. Восемь дней назад он нашел в себе искорку оптимизма, семечко надежды, из которого можно было вырастить победу. Такие мысли уже больше не приходили ему на ум, когда он видел солдат, обернувших лицо тряпками и выносящих мертвецов из развалин, — казалось, что эта работа на целый век.

Злость он растратил. В нем не было гнева против тех, кто совершил эту бойню, — слишком она была огромна, чтобы ее воспринять, слишком темно это зло, чтобы его рассмотреть. Каледор оставил армию и с Маэдретниром полетел в горы. Там он нашел тихое горное озеро и сел на его берегу, глядя на свое отражение.

И рыдал всю ночь. От заката и до рассвета Каледор выплакивал горе, копившееся в нем тринадцать лет. Он лил слезы по убитым, по своему кузену Тиринору, по тысячам других, лишившихся жизни. По своему сыну, потому что в мире, где ему расти, могло произойти такое. И наконец, Король-Феникс эльфов плакал о себе — от слабости и от полного отчаяния.

Когда встало солнце, он взял себя в руки и полетел обратно к армии. Мир еще не погиб, друкаи еще не победили. Уход их армии из Котика явно сигнализировал о каком-то переломе в войне, и Каледор был решительно настроен к нему подготовиться.

Жалобы узников отражались от грубых каменных стен, стоны боли усиливались сводами подземной тюрьмы, где приковали пленников. Над ними стояли несколько эльфов в черном с кривыми кинжалами в руках, и на клинках поблескивали мрачные руны.

В нише одной стены установили горн, и два раба с исполосованными плетками спинами раздували в нем угли мехами. Рядом с горном стоял Хотек в полном доспехе, держа в одной руке Молот Ваула, а в другой — лист пергамента. За чтением собственных записок и застала его Морати, вошедшая в сопровождении трех чернокнижниц. За ними шли еще рабы. Глаза у них были вырваны, и они не видели, что несут.

А несли они Малекита. Его исхудалое тело, прикрытое простыней с пятнами крови, полулежало на шелковых подушках. Глаза смотрели с маски почерневшей кожи, и при виде этого мерзкого зрелища узники взвыли еще громче. По команде Морати рабы опустили носилки в середине камеры, после чего были изгнаны ударами плети надсмотрщика.

— Ему придется встать, — сказал Хотек, мертвыми глазами глянув на полулежащего князя.

— Не могу, — прошептал Малекит. — Пламя забрало мою силу.

— Уже недолго, — ответил жрец Ваула с хитрой улыбкой. — Скоро будешь силен, как никогда.

— Я дам тебе силу, — сказала Морати.

Она подошла к ближайшей узнице, схватила ее за длинные волосы и бросила к своим ногам. Другую руку она протянула к стоящему рядом послушнику и взяла его кинжал.

Королева-Чернокнижница запела заклинание, суровые слова слетали с красных губ как проклятие. Узница слабо извивалась в ее хватке, глаза ее отчаянно молили о пощаде. Морати быстрым движением перерезала ей горло и отдала кинжал послушнику. Держа в руке обмякший труп, она подставила свободную руку чашечкой, наполнила ее кровью из раны. Проглотила, размазав остатки по лицу.

Вокруг убитой заколебалась мрачная пелена, зазмеились ленты темноты, ощупывая рану в горле. Морати подтащила тело девушки к Малекиту, оставив на голом каменном полу кровавый след. Теневая тварь ползла за ним, выпуская щупальца, ища питающую ее влагу жизни.

— Пей, — сказала Морати, снова ловя ладонью струю крови и поднося к безгубому рту Малекита.

Он стал лакать, как животное, болезненно сглатывая.

Тень заструилась вдоль руки Морати, заляпанной кровью, скользнула по плечам, поднялась рядом с Малекитом. Бесформенное создание заходило волнами, макая бестелесные руки в кровь на костях подбородка князя. Капли исчезли, и тварь сжалась, скользнула в его открытый рот.

Малекит ахнул, затрясся, раскачиваясь в гробу из стороны в сторону. Лишенные век глаза уставились на мать, сжатые кулаки колотили по бокам. Издав еще одно прерывистое шипение, князь рухнул на спину, пальцы его задергались, потом он застыл неподвижно.

Тихий смех Малекита прервал жалобные стенания узников, заморозив их сердца. Князь осторожно сел, отбросив окровавленную простыню.

— Жизнь из жизни, — сказал он. Уже не шепотом — к нему стал возвращаться голос.

— Она уходит, — предупредила Морати, беря протянутую руку сына.

Опираясь на мать, Малекит встал, неуверенно покачиваясь, и сошел с носилок.

Морати разжала пальцы и отступила. Князь сделал робкий шаг, еще один, и все это время призрачный смех его отражался от стен. Сила вернулась к нему, он выпрямился, встал лицом к Хотеку.

— Я готов.

Жрец кивнул и дал знак своим помощникам. Каждый из них держал кусок вороненого металла, изогнутый и изрезанный рунами.

У некоторых была узнаваемая форма: нагрудник, наручи, латный воротник, перчатки. Другие были совершенно непонятными, странных форм, ленты черной кольчуги или пластины, соединенные петлями под неловкими углами.

В горн положили первый кусок металла. Рабы стали быстрее качать меха. Хотек, бормоча молитвы Ваулу, раздул пламя магией до белого каления. Сунув в огонь голую руку, он вытащил кусок доспеха. Нечувствительный к жару, он поднес его к внимательно смотревшему на все это Малекиту.

— Будет жечь, — предупредил Хотек.

Малекит ответил на это пронзительным смехом с оттенком безумия:

— Сильнее гореть уже не могу. Не тяни!

Послушник поднес клещами дымящуюся заклепку.

Хотек с помощником нагнулись, жрец приложил раскаленный металл к телу Малекита, оно зашипело, пошел пар. Малекит хихикнул.

— Давай, — скомандовал Хотек.

Послушник втолкнул заклепку. Прошептав заклинание, Хотек пристукнул Молотом Ваула, и горячая заклепка вошла в подготовленное отверстие — и в тело Малекита.

Князь взревел от боли и покачнулся. Пожалел, что не может закрыть глаза. Вместо этого он отвлекся мыслью, ушел в холодные глубины ее, в укрытие, там им для себя приготовленное.

Он представлял себе, как сидит на золотом троне, а на нем — отцовские доспехи. Князья по очереди выходят вперед, склонятся в поцелуе к его сапогу, а хор дев тем временем поет ему славу. Церемонию освещает солнце, оно бросает резкие тени. Рядом, в клетке, ворочается что-то неразличимое: тень Бел Шанаара, вызванная обратно из Мирая лицезреть коронацию истинного Короля-Феникса.

Малекит резко вернулся к реальности. У ног его лежало два тела. Собственное тело горело новым огнем, но не сильнее, чем он уже привык. Вокруг него суетились послушники, втирая кровь жертв в руны, вырезанные на приставляемых к нему кусках брони, обводя каждый завиток и каждую линию кистями из волос эльфов.

Голени и ступни его уже были облачены в дымящееся черное железо. Он не помнил, чтобы поднимал ноги, но, наверное, так было. Он ощутил загнанные в подошвы гвозди и засмеялся при мысли, что его подковали как боевого коня.

Слышался распев. Его мать наблюдала за всем молча, но слова ее адептов шелестели под сводами, строки накладывались друг на друга, создавая своеобразную гармонию магии. В истощенную плоть его бедер входили новые заклепки, поножи закреплялись такими же заклепками на коленях сбоку.

Боль снова и снова усиливалась, горячий металл снова и снова пронзал его тело. Это была физическая боль, ничего похожего на выжигающую душу пытку благословения Азуриана, но все же это была боль, и он мысленно ушел в себя.

Тысяча белых голубей взлетели в синее небо, отмечая его восшествие к правлению, и тысяча труб провозгласила его торжество.

Когда Малекит снова стал ясно воспринимать происходящее, он уже был одет в броню от шеи до ног. Его сотрясала дрожь, он ощущал, как энергия духа, поглощенная им, ускользает прочь.

— Я сейчас упаду, — пробормотал он.

Морати поспешно махнула ближайшему адепту, тот быстро принес в жертву нового пленника и поднес Малекиту кровь в чаше старинного серебра. Малекит взял чашу — и замер. Он сообразил, что уже десять с лишним лет ничего не держал в руках. Он осмотрел пальцы своей новой руки, каждый был изготовлен идеально. Малекит узнал гномью работу, вдохновившую эту конструкцию, и улыбнулся про себя. Даже сейчас его давние великие приключения приносят плоды.

Выпивая кровь, наслаждаясь возможностью согнуть руку в броне, будто это его собственная плоть, он предался приятному воспоминанию: как пил вино с добрым своим другом, Верховным Королем Снорри Белобородым.

Он помнил недоуменное лицо старого гнома: вкус эльфийского вина был совершенно не похож на варево гномов. Снорри осушил кубок одним глотком. Малекит налил ему второй и посоветовал смаковать, покатать на языке, смочить изнутри щеки. Верховный Король, всегда готовый пробовать новое, принялся картинно полоскать рот вином, потом запрокинул голову и забулькал, а Малекит от неожиданности расхохотался…

Нет больше Снорри.

Воспоминание изменилось, радость пропала. Малекит знал, что в нем тоже что-то умерло вместе с благородным гномом. С тех пор Малекит никогда не позволял себе полагаться на кого-то так, как полагался на Снорри, не позволял он себе также ведать слабость дружбы, потому что это слишком больно, слишком рвет сердце потеря. Думая о Снорри, Малекит погрузился в бездну отчаяния.

Снова полыхнуло пламя, Малекит вернулся в настоящее. Зрение застилала красная пелена — его собственная кровь, понял он.

Он моргнул.

И это простое движение принесло острую боль. В его веки были вделаны тончайшие полоски черного металла.

Он снова моргнул, потом закрыл глаза, наслаждаясь темнотой. И еще прошло время.

— Готово, — объявил Хотек.

Испытывая новое тело, Малекит попробовал, как сгибаются руки и ноги. Как свое, хотя жжение не ослабло. У его ног валялись мертвые эльфы с перерезанными глотками, и их кровь забрызгала его кованое тело. Он чувствовал, как скользят по нему их духи, прикованные к рунам брони.

— Нет, — возразил он. — Мою корону.

Хотек с недоуменным видом повернулся к Морати. Она подозвала послушника, и тот принес бархатную подушку, на которой лежал обруч из серого тусклого металла. От него отходили под странными углами шипы, будто эту корону создал безумец.

Морати протянула к ней руку, но Малекит перехватил ее запястье. Морати взвыла и вырвалась. На коже вздулись пузыри ожогов.

— Нельзя, — сказал Малекит. — Мое, не твое.

Он взял Железный Обруч. Он показался ему холоднее льда.

Морати нянчила обожженную руку, а Малекит поднял странную корону и надел себе на голову.

— Приварить, — велел князь. — Чтобы стала частью шлема.

Хотек выполнил приказ, закрепив корону несколькими заклепками, загнанными в череп Малекита, а потом приварил расплавленным металлом. Малекит поднял руку и подергал венец, проверяя крепление на прочность. Убедившись, что венец не снять, он снова закрыл глаза.

Мысли его освободились от тела, ощущая на вкус черную магию, заполнившую камеру подземелья. Он почувствовал втекающую в него силу, оседлал волну энергии, пробил кровлю камеры, пронизал много этажей отцовского дворца, как метеор, позванный обратно к звездам. Анлек мигнул и улетел назад, а Малекит из мира смертных вознесся в царство чистой магии.

Как и в первый раз, когда он надел венец, Малекит увидел Царство Хаоса, обитель Богов Хаоса. Но сейчас в нем не было страха. Он материализовался в виде фигуры в доспехах, раскаленных добела, и его существо пылало вызовом во всех доминионах Хаоса.

Шевельнулись стражи, недоступные познанию смертного, и Малекит понял, что их внимание медленно обращается на него.

— Я Малекит! — провозгласил он, и в его руке появился пылающий меч. — Сын Аэнариона, Ужаса демонов. Услышьте мое имя и знайте меня, короля эльфов по праву!

Кометой силы ворвался он обратно в свое тело. Руны его брони полыхнули темным пламенем. Открылись металлические веки, явив сферы черного огня.

Малекит оглядел собравшихся эльфов, они казались ему маленькими и незначительными. Камеру подземелья заполнил странный голос из-под забрала:

— Я вернулся. Я ваш король.

Все упали на колени. Все, кроме одной, глядевшей на него с выражением полнейшего счастья.

— Слава Малекиту! — крикнула Морати. По ее щекам текли золотистые слезы. — Слава Королю-Чародею Ултуана!

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ. Новая кровь на равнинах

Слишком трудно было поверить, что Морати отказалась от своих честолюбивых планов, хотя некоторые из князей считали, что оставление Котика говорит именно об этом. Карвалон и Титраин были главными апологетами этого мнения, утверждая, что армия друкаев наверняка была отозвана ради обороны своего княжества. Они доходили до того, что предлагали послать в Нагарит посольства — начать переговоры о соглашении.

Каледор был не согласен, он предупреждал, что, пока жива Морати и друкаи не поставлены на колени, о мире даже думать невозможно. Спор этот был трудным, и еще труднее он был из-за желания самого Короля-Феникса окончить войну.

— Слишком хочется поверить, что мы-таки победили, — сознался он как-то Тириолу.

Они сидели за стаканом вина на балконе летающего дворца мага, глядя на освещенное луной Внутреннее море. Так спокоен и мирен был пейзаж, что казалось почти возможным забыть горести прошедших тринадцати лет. Почти, но не совсем. Каледор не мог забыть увиденное, особенно — бойню в Котике.

Тириола тоже переменили горести, которые ему пришлось пережить. Его дочь и внук повернулись против него, и внука он убил в бою. Несколько магов, которых он когда-то считал ближайшими союзниками, даже друзьями, поддались на приманку чернокнижия, и скорбь тяжелым грузом легла на плечи и душу правителя Сафери, стоящего сейчас рядом с Каледором у перил. Плечи его сгорбились, спина согнулась под этой ношей.

— Я согласен с тобой, — сказал он, тяжело вздохнув, и поболтал вино в кубке, глядя куда-то вдаль, — однако перед нами враги такие же безумные, как демоны, и столь же целеустремленные. Они не сдадутся, они не примут легкого мира. Может, и правда следует отправить посольство, хотя бы только для того, чтобы его провал опрокинул ложные надежды, что разъедают решимость наших союзников.

— Это было бы неразумно, — возразил Каледор. — Любой намек на слабость немедленно усилит позиции друкаев. А просьба о мире даст им возможность для манипуляций. Лучше допустить сомнения у части князей, чем дать нашим врагам средство еще сильнее нас разъединить.

— Ты прав, это была неудачная мысль, — сказал Тириол.

Старый маг замолчал, и на этот раз Каледор почувствовал необходимость что-то сказать, нарушить тишину, чтобы не оставаться в обществе собственных невеселых мыслей.

— Мы ничего не достигли, — сказал Король-Феникс. — Столько смертей, столько опустошения — и никакого выигрыша ни для одной стороны. И снова я должен со страхом ждать, что попытаются сделать друкаи. Как это так — одно-единственное княжество равно по силам всему остальному Ултуану?

— Жадность и страх, — ответил Тириол. — Друкаи распадаются на две группы. Есть те, кто служат собственной жадности, собственной жажде власти и господства. Есть другие, кто боятся своих правителей, более всего — Морати, и знают, что грабить и драться — это лучше, чем судьба, ожидающая ослушников. Таковы преимущества тирании.

Каледор сделал глоток вина. Он слегка опьянел, и настроение у него было еще более меланхоличное, чем обычно.

Он перегнулся через перила, посмотрел вниз, за край парящей цитадели, туда, где плескались у побережья Сафери волны в лунных пятнах.

— Я не жалею о нашем решении, — сказал Тириол.

— Каком? — спросил Каледор, не отводя глаз от берега.

— Сделать тебя Королем-Фениксом, — ответил маг. — Ты лучший среди нас, Каледор.

— Это и правда был хороший выбор, — согласился король. — Я вот думаю, можно ли было все это предотвратить, если бы я стал действовать раньше.

— Никто из нас не мог предвидеть безумия Малекита, — сказал Тириол. — Из всех князей ты менее всего был расположен позволить наггароттам плести заговоры и интриги.

— Но я бездействовал, — возразил Каледор. — Согласись я тогда быть командующим армиями у Бел Шанаара, быть может, удалось бы избежать этой войны.

— Не стану спорить, — сказал Тириол. — Это был эгоистичный поступок, но не более чем поступки многих иных в это время.

Князь-маг взял кубок Малекита и отошел к низкому столу, чтобы наполнить оба кубка остатками вина. Потом повернулся к Королю-Фениксу и протянул ему кубок.

— Ты никогда не предавался бесплодным сожалениям, — сказал он. — И не стоит начинать сейчас. Когда будущее кажется таким темным, возникает соблазн отступить в прошлое и снова переживать свои ошибки вместо того, чтобы действовать в настоящем. Мне кажется, это не в твоей натуре.

— Нет, — согласился Каледор. — Мне мало о чем приходится жалеть в жизни, и времени для этого меньше, чем у многих. Если жизнь дает урок, который надо запомнить, я его запоминаю.

Каледор сделал глубокий вдох, поднял кубок и криво улыбнулся собеседнику.

— Тост, — сказал Король-Феникс. — За глухие уши и неразумное упрямство!

Тириол поморщился, недоумевая.

— Зачем пить за такое? — спросил он.

— Потому что это может оказаться лучшими моими качествами, — засмеялся Каледор.

Сменилось время года, но новых нападений не было, что разжигало споры среди верных Каледору князей, о том, когда и где будет нанесен следующий удар.

Крейс, Эллирион или, быть может, даже Каледор? Те, кто считал, будто наггаротты растратили свои силы, сильнее обычного отстаивали необходимость переговоров с противником. Эти призывы Каледору трудно было отвергать, не выглядя при этом подстрекателем войны, и все же он отвергал их.

Совет был собран в святилище Азуриана, когда лето перешло в осень. Отсутствие Титраина было заметно, хотя и понятно с учетом страшных событий, произошедших в его крае. Восстановление Котика было первой поднятой на совете темой.

— Ивресс будет поставлять все, что понадобится, — обещал Карвалон. — Слабый Котик — это угроза моему княжеству. Нам очень повезло, что мы избежали худших последствий войны.

— Мы пошлем в Котик всю помощь, которую только сможем, — сказал Аэретенис, князь Эатана. — Боюсь, моя страна не полностью оправилась от вторжения наггароттов, но флот, как всегда, в распоряжении Совета.

— Сафери мало чем может помочь, — признал Тириол. — Наши поля разорены чернокнижниками-друкаями, и то немногое, что осталось, нужно прежде всего для нашего народа.

Каледор не мешал князьям обсуждать эти вопросы, здесь он мало что мог сделать в качестве Короля-Феникса, а как князь горного Каледора вообще ничего дать не мог.

Когда князья обо всем договорились, разговор обратился к вопросам сект.

— В Сафери вряд ли произошло хоть одно убийство или жертвоприношение после изгнания чернокнижников, — сказал Тириол.

— В Эатане после очистки тоже такого не было, — доложил Аэретенис.

— То же верно и про Ивресс, — поддержал Карвалон. — За этот год не нашли ни одного сектанта.

— Это плохо, — сказал Каледор.

— Почему? — удивился Финудел. — По-моему, это причина радоваться. Может быть, мы еще не победили друкаев, но зато выжгли в наших княжествах их приверженцев и сочувствующих.

— Боюсь, что это не так, — возразил Король-Феникс. — Они ушли в подполье, но вряд ли исчезли полностью.

— Выжидают момент? — спросил Тириол.

— Я склонен скорее согласиться с Финуделом, — сказал Карвалон. — Даже если мы не выкорчевали сектантов всех до единого, они видят, что ситуация против них. Их хозяева наггаротты бросили их.

— Самоуспокоенность опасна, — предупредил Аэретенис. — При осаде Лотерна предатели скрывались, пока мы отбивали атаку за атакой. Эти твари хитры и умеют выбрать для удара наиболее болезненный и разрушительный момент.

— Верно, — сказал Каледор. — Они теперь не покажутся снова, пока мы не отвлечемся. Ждут нового наступления наггароттов, чтобы мы перестали за ними следить.

— Мы мало что можем этому противопоставить, — сказал Тириол. — Если они попрятались, будет практически невозможно вытащить их на свет.

— У нас есть и более изощренное оружие, помимо драконов и копий, — сказал Миандерин, который, казалось, спал в кресле, но на самом деле внимательно слушал. — Жрецу Азурианова света не подобает предлагать лгать, но мне кажется было бы разумным шагом дать сектантам ложную надежду. Если мы хотим, чтобы секты вышли на свет, надо представиться слабее, чем мы есть.

— Классический маневр, — сказал Финудел. — Своего рода обманное движение. Вероятно, шпионы передадут эту весть в Нагарит и подтолкнут его к непродуманному шагу.

— И какова будет приманка? — спросил Тириол.

— Атака на Тиранок, — ответил Каледор, на ходу продумывая мысль. — Мы соберем армию в Эллирионе, но на самом деле будем усиливать гарнизоны, присматривающие за сектантами.

— Армию, так или иначе, придется распустить на зиму, — сказала Атиель. — Ни одно княжество не сможет содержать столько войск весь холодный сезон. Распространим слухи, будто армия переведена в Эллирион, флот Лотерна придаст им правдоподобия, курсируя через Внутреннее море, а тем временем отправим всех по зимним квартирам.

— А если нашему обману поверят, и друкаи решат напасть? — спросил Корадрель. — Крейс не выстоит в одиночку и Эллирион тоже.

— У противника будет слишком мало времени на захват территорий до того, как выпадет снег, — ответил Каледор. — Нагарит — земля суровая, и у них будут еще большие трудности со снабжением, чем у нас. Если они и захотят что-то сделать, то станут действовать через секты. И даже если они решатся на нас напасть, то на захваченных территориях мало что найдут.

— А весной? — спросил Тириол. — Вытащим мы этих сектантов на свет или нет, их уничтожение не вынудит противника сдаться.

— Двойной блеф, — улыбнулся Каледор. — Мы пустим слух, будто план атаковать — обман, уловка. А на самом деле мы как можно быстрее переведем армию в Эллирион и ударим на Тиранок. Уверен, что в том княжестве многие будут рады пополнить наши ряды.

— Атаковать? — спросил Карвалон. — Мы так уверены в наших силах, что пойдем на этот риск?

— Я уверен, что промедление не сделает нас сильнее, — сказал Каледор.

План был приведен в действие. В гарнизоны открыто направили гонцов, информируя о готовящемся нападении на Тиранок в надежде, что приказы будут перехвачены и переданы друкаям. Тем временем князья вернулись в свои княжества с реальным планом и строгим указанием никому больше его не доверять. Весной Каледор пошлет армии приказ собраться у Тириола, а тот в свою очередь будет сообщаться с ними посредством своих кристаллов. И когда друкаи узнают, что армия собирается в Эллирионе, им поздно будет что-либо делать.

Впервые за много лет Каледор ушел с совета в приподнятом настроении. Помня, чем кончился оптимизм от возврата Котика, Король-Феникс не позволял себе слишком надеяться, но все же приятно было снова делать что-то конкретное. Зиму он провел в Тор Каледе с семьей, которую сейчас ему стало легче выносить, чем в прошлое свое посещение.

В Каледоре зима была особенно суровой. Сильные ветра и проливные дожди, хлещущие по склонам гор, заставляли всех эльфов сидеть по домам, выходя из них, лишь если это было действительно необходимо. Драконы скрылись в своих пещерах, и Каледор много времени проводил у дворцовых окон, глядя на север и гадая, не связана ли эта мерзкая погода с колдовством его противников.

К самому концу зимы на Тор Калед обрушилась буря с градом. Ледяные шары размером с кулак били по черепице крыш, разлетались на булыжниках улиц. Часовые на стенах укрылись в караулках, согреваясь возле огней магических жаровен.

В ледяном ливне появилась одинокая фигура конника, спорящая с яростью неба. Он подъехал к городским воротам и потребовал его впустить, назвавшись Каратрилем, главным герольдом Короля-Феникса. Понимая, что в такую бурю только очень срочное дело может отправить гонца в путь, стражники как можно скорее провели Каратриля во дворец, тем временем послав предупредить Каледора о его прибытии.

Представший перед троном герольд являл собой жалкое зрелище. От тяжелых мехов и плаща он уже избавился, но длинные волосы липли к промокшей одежде, а плечи укутывало одеяло, которым его снабдили слуги Короля-Феникса. Король велел подать герольду горячего вина, махнул рукой в сторону кресел, полукругом обращенных к трону, и сам сел с ним рядом.

— Друкаи идут, — сказал герольд, стуча зубами от холода. Его бледное лицо осунулось, выглядело изможденным, губы обескровились. — Пришла весть с острова Пламени, от Финудела. Крепости Северного Эллириона опустели, гарнизонов там нет. Прилетел орел с предупреждением, что темная армия идет на юг вдоль Кольцевых гор, направляясь к Орлиному перевалу. Финудел и Атиель соберут какую смогут армию, но просят тебя послать твои войска на перехват наггароттов.

Пришли слуги с вином и едой. Каледор велел Каратрилю отдыхать и восстанавливать силы, пока он будет думать над принесенной вестью.

У себя в покоях Король-Феникс встретился с Дориеном и рассказал ему, что случилось.

— Я поеду к пещерам драконов, — сказал Дориен. — А пока я буду будить их от спячки, тебе придется идти с какими есть войсками на выручку эллирианцам.

— Самых своих быстрых всадников пошли в Лотерн, и пусть морская гвардия поспешит к побережью Эллириона, — велел Каледор. — Я пошлю Каратриля обратно на остров Пламени передать весть, что мы идем. Драконов веди к Тор Элиру, а князья поедут со мной.

— Друкаи с ума сошли — идти в поход зимой, — сказал Дориен. — В Нагарите со снегами шутить не приходится.

— Что-то заставило их это сделать, — ответил Каледор. — Если только стихии им не подвластны. Быть может, наша уловка их выманить оказалась успешнее, чем я надеялся.

— Она окажется успешной, только если мы их разобьем, — сказал Дориен. — Это их наступление застало нас врасплох.

— Да, и это очень тревожно, — согласился Король-Феникс. — Опасаюсь, что наша тайна не была сохранена, и друкаи как-то узнали о моих истинных намерениях. Иначе чем объяснить эту поспешную кампанию?

— Не стоит слишком долго ломать над этим голову, брат, — сказал Дориен, открывая сундук, где хранились его доспехи. — Друкаи не рассуждают рационально, и не пытайся их понять, а то сам заразишься их безумием.

Каледор пожелал брату счастливой дороги и вернулся в тронный зал. Каратриль уже несколько оправился от своего зимнего испытания и выразил покорность судьбе, когда Каледор объяснил, что завтра ему придется уехать, везя послания другим княжествам.

— Я был бы рад, если бы ты мог еще немного порадоваться гостеприимству моей страны, — сказал Каледор, кладя руку ему на плечо. — Никто не отдает столько сил нашему делу, сколько ты.

— Такое чувство, будто Морай-хег выбрала для меня жизнь в дороге, — ответил герольд. — Мой корабль ожидает, что я вернусь немедленно. Задерживаться нет смысла, я поеду сегодня.

Каледор благодарно кивнул и сильнее сжал плечо Каратриля:

— Бел Шанаар допускал ошибки, но в выборе герольда он не ошибся.

Каратриль выдавил улыбку, держа в сцепленных руках дымящуюся кружку пряного вина. Каледор оставил герольда и пошел к жене и сыну объявить о своем скором отбытии.

Марш на север был труден, потому что зимние бури еще не утихли, и армия Каледора шла навстречу ветру и дождю. Горные дороги напоминали мелкие потоки, путь перегораживали оползни и перевернутые валуны, еще больше замедляя продвижение.

Когда войско спустилось к подножию гор между Каледором и Эллирионом, погода улучшилась, хотя все равно никак не способствовала быстрому маршу. Армия шла налегке, без припасов и снаряжения, обозные фургоны оставили в Тор Каледе из-за суровых условий. Эллирионская армия тоже ожидалась без осадных машин: такие механизмы не подходили колонне быстро движущихся летучих рыцарей, — и потому Каледор разработал стратегию, подходящую для тех сил, что были в его распоряжении. Пытаться сдержать друкаев на Орлином перевале было бы бесполезно, и придется уговорить Финудела и Атиель пропустить противника на равнины, где драконы и конница Короля-Феникса будут наиболее действенны.

По мере продвижения в Эллирион погода улучшалась, и к тому времени, как на горизонте показались башни Тор Элира, дожди прекратились совсем. Каледор с облегчением увидел возле эллирионской столицы множество шатров и табунов: армия княжества еще не выступила. Еще больше он обрадовался, когда в небе над головой увидел шестерых драконов, высматривающих приближение врага.

Совещание с Финуделом и Атиелью было кратким. Они согласились с его планом и отправили эскадрон летучих рыцарей на Орлиный перевал следить за появлением друкаев и с ними эскорт из двух драконов — для гарантии, что они не попадут в засаду. Объединенная армия должна была выступить на запад только через два дня, чтобы обезопасить от нападения Тор Элир.

Ожидание было напряженным. Никто не знал точно, какими силами идут наггаротты, и Каледор все время помнил, что это нападение может быть обманным маневром, чтобы отвлечь его внимание от какой-то иной цели. Он отправил одного из драконьих князей на север — предупредить Корадреля в Крейсе, что друкаи могут снова напасть на его страну, и заверить его, что в этом случае немедленно пойдет ему на помощь.

Летучие рыцари, отправленные наблюдать за врагом, вернулись через три дня и подтвердили, что с Орлиного перевала по направлению к Тор Элиру идет большое войско друкаев. Армию сопровождают черный дракон и несколько всадников на грифонах и мантикорах. Это не особенно волновало Короля-Феникса: его драконы не хуже друкайских тварей.

По соглашению с Финуделом и Атиелью Каледор дал армии приказ выступать. Чем быстрее будут друкаи остановлены и уничтожены, тем спокойнее будет Королю-Фениксу. Отбив эту атаку, он освободит себе руки для другого наступления или, как он надеялся, сможет собрать свою армию и вторгнуться в Тиранок в начале весны.

Небо пасмурно нависло над армиями Каледора и Эллириона, идущими к Орлиному перевалу. Зима не до конца ослабила свою хватку, и равнины заливали потоки холодного дождя.

Разведчики доложили, что противник встал лагерем у подножия Кольцевых гор. Видимо, задачей этих сил была охрана подходов к Орлиному перевалу, и это подтверждало подозрение Каледора, что друкаи желают предупредить любые возможные попытки вторжения в Тиранок. В свете этого поспешное выдвижение наггароттов на юг приобретало смысл и намекало на перемену стратегии по сравнению с прошлыми годами.

— Наверное, Карвалон и Титраин были правы, — сказал Финудел. Он на правах хозяина принимал Каледора в их общем с Атиелью шатре. Армия была в двухдневном переходе от лагеря друкаев, и Каледор созвал князей и военачальников на последний совет перед битвой. — Друкаи растратили силы и уже не могут выделить войска для нападений на другие страны.

— Нет, — ответил Каледор. — Почему тогда не защитить западный склон перевала? Единственная причина двигаться на восток — Тор Элир.

— А какая разница? — спросил Дориен. — Противник допустил ошибку, и мы должны ею воспользоваться.

— Согласен, — сказал Король-Феникс. — Атакуем, как планировали. Эллирионская кавалерия образует южное крыло армии, окружая лагерь противника к западу, отрезая дорогу на Орлиный перевал. Остальная часть армии ударит в лоб.

Князья детально разработали свои планы, используя данные, сообщенные им передовыми эскадронами о расположении противника. Друкаи заняли линию холмов, защищенную с востока и северо-востока озером. Но водная преграда драконам не помеха, и Каледор собирался воспользоваться этим, поведя драконов в атаку на противника именно с востока, пока пехота ударит с юга.

Согласовав свои действия, князья и военачальники разошлись к своим войскам. Каледор остался с Финуделом и Атиелью.

— Если я в чем-то неправ, скажите это сейчас, — сказал Король-Феникс, заметив, что князь и княжна будто недовольны чем-то.

— План хорош, — ответил Финудел, но переглянулся с сестрой.

— Но если не выйдет, то дорога на Тор Элир будет начисто открыта, — сказала Атиель. — Если мы не победим, то нас отбросят на юг и на запад, прочь от города.

— Поэтому надо, чтобы вышло, — сказал Каледор. — Ни в какой битве нет полной уверенности, но мы не можем допустить, чтобы друкаи утвердились в горах. Уход из северного Эллириона ради движения на юг означает, что друкаи собираются использовать ваше княжество как ступень для вторжения в Каледор.

— Не хочу быть грубым, но так ли это плохо? — спросил Финудел. — Каледор не слишком пострадал, и оборона его крепка.

— Для этого им придется разрушить Тор Элир, — ответила Атиель. — Он будет представлять угрозу для их базовых лагерей.

Финудела пугала именно эта мысль.

— Так что мы возвращаемся к главному нашему опасению, — сказал он. — Может быть, у друкаев есть еще одна армия на перевале, и она ждет, пока мы подставим фланг, атакуя их лагерь.

— Если вы видите, как можно действовать иначе, скажите мне сейчас, — сказал Каледор. — Если нет, через два дня атакуем.

Правители Эллириона не могли предложить плана лучше, и Каледор вернулся в свой шатер. Он отпустил слуг и сидел в задумчивости, стараясь разгадать цель проникновения друкаев. Но с какой точки зрения ни рассматривал он ситуацию, наиболее верными ответами казались либо отвлекающий маневр, либо прощупывание дороги в сторону Каледора.

Каков бы ни был замысел у друкаев, Каледор был решительно настроен уничтожить их армию, а уж потом разбираться что к чему. Ломать себе голову, пытаясь разгадать намерения фанатичных наггароттов, было бессмысленным упражнением, как и предупреждал Дориен.

Освежающий ветер нес с гор прохладу, низкие облака ровной серой простыней закрывали небо.

Авангард рыцарей Финудела поздним утром вступил в короткую стычку с дозорными всадниками друкаев и прогнал их обратно в лагерь. Армия Каледора построилась в боевой порядок, в лагере зазвучали тревожные горны, рядом с шатрами выстроились копейщики и арбалетчики.

Подход с юга защищала изгородь заостренных кольев. Небольшой налет эскадрона рыцарей обнаружил еще и рвы, не дающие возможности атаковать кавалерией. Это не слишком огорчило Каледора — он и не планировал бросать рыцарей в лобовую атаку. Поскольку противник явно не считался с возможной атакой с воздуха через озеро, Каледор был убежден, что его план сработает.

Среди черных и лиловых знамен наггароттов было несколько красных флагов, украшенных символами каинитов. Их вид вызвал ропот гнева в армии Каледора среди тех, кто помнил зверства в Котике. Король-Феникс послал военачальникам строгое напоминание, что мысль о мести не должна затмить их рассудок. Надлежит следовать составленному плану и не отклоняться от него ради возмездия каинитам.

Получив заверения, что все будут действовать, как велел Король-Феникс, Каледор взмыл к небу на Маэдретнире. Дракон был в мрачном настроении.

— Мокро слишком для битвы, — буркнул ящер. — И ты меня вытащил из уюта логова ради этого отребья?

— Туда посмотри, на западный край лагеря, — ответил Каледор.

Там, на скальном выступе, расправлял крылья черный дракон. Издали Каледор не мог разглядеть всадника, выбравшего столь странную позицию для поддержки своих войск. Двое всадников на мантикорах и пара на грифонах взлетели над лагерем, но наездник дракона не шевельнулся. Зверь у него под седлом был огромен, возвышался над всеми друкайскими шатрами. Не приходилось сомневаться, что такой ящер может принадлежать лишь друкайскому князю из высших.

Были в этой армии и другие создания, которых выталкивали сейчас на позицию повелители зверей. В облаках дыма и пара чудовища пробирались сквозь проходы, оставленные в рядах пехоты.

Спустившись ниже, Каледор дал своим капитанам сигнал играть наступление. Загремели трубы вдоль се ребристых и белых цепей, и армия Короля-Феникса двинулась вперед. Финудел и его рыцари бросились налево, к западу, а конница Атиели взяла больше к северу, занимая позицию между противником и Финуделом, чтобы отбить контратаку, если она будет.

Не желая слишком рано раскрывать свои намерения, Каледор вместе с другими драконами кружил над своими войсками. Когда конница подойдет на расстояние выстрела, драконы полетят на врага через озеро.

Со своей господствующей высоты он изучал расположение друкайского лагеря. Он был похож на те несколько, что Каледору уже случалось видеть: выстроен правильными рядами, хотя на периферии к югу и к востоку виднелось явно избыточное скопление палаток. Лагерь был довольно велик для наблюдаемой численности войск, и это заставило Короля-Феникса на миг задуматься. Он решил, что подтвердилось его подозрение: лагерь планировался как плацдарм и был готов принять еще войска.

Некоторые сектанты не смогли сдержаться и бросились в атаку из друкайской цепи. Каледор, пролетая на Маэдретнире над своей армией, слышал их вопли и выкрики. Роты копьеносцев не остановились в наступлении, предоставив разбираться с каинитами лучникам, идущим длинными цепями с луками наготове.

Каинитов окутала туча стрел, они падали десятками, оставляя за собой след полуголых мертвых тел, но они, не замечая потерь, продолжали бежать на лучников.

Не добежал ни один, но эта самоубийственная атака нарушила согласованность действий армии Каледора. Роты копьеносцев входили в зону обстрела арбалетов без поддержки своих лучников. Если остановиться и ждать, то копьеносцы понесут потери от стрел противника, если продолжать наступление, есть риск получить контратаку с фланга.

— За копьеносцами! — крикнул Каледор Дориену, показывая, пикой на противника. — Анатериона возьми с собой!

Брат жестом показал, что понял, и два дракона нырнули вниз, быстро догоняя копьеносцев. Противник сомкнул ряды, готовясь отразить атаку, еще сильнее ослабив свой фланг, все еще надеясь на прикрытие озера. Каледор дал знак остальным князьям драконов следовать за ним и устремился на восток, к воде.

Дориен и Анатерион пролетели над цепью друкаев, их драконы дыхнули огнем на арбалетчиков, а копьеносцы Каледора стали перебираться через заградительные рвы. Над лагерем пронеслись мантикоры и грифоны, и вскоре в воздухе закипела битва, взлетая и падая над двумя цепями пехоты. Звери поменьше пытались разделить драконов и расправиться с ними поодиночке. Дориен и его товарищ понимали риск и поднялись выше, почти крыло в крыло, оставив мантикор и грифонов позади. После короткого обсуждения они снова пошли вниз — оба дракона ударили по мантикорам пламенем и когтями.

Летя на Маэдретнире через озеро, Каледор поглядывал, как развиваются основные события боя. Крылья дракона поднимали рябь на гладкой воде. Копьеносцы почти достигли боевых порядков друкаев, лучники быстро двигались вперед, чтобы их поддержать.

Кавалерия Атиели достигла холмов к западу от лагеря и сворачивала на север, в тыл противнику. Через несколько секунд Каледор со своими драконами налетит на лагерь с востока, и друкаи будут окружены.

Взгляд короля привлекла лихорадочная суета в лагере: десяток шатров быстро свернули, и под ними оказались батареи многозарядных стрелометов, тут же открывших ураганный огонь. Копьеносцев, преодолевавших стены кольев, первый залп буквально выкосил.

Каледор увидел, что навстречу ему летит туча стрел, блестя железными остриями.

Маэдретнир попытался уклониться от залпа, свернул к северу, но все же стрелы застучали по чешуе бока, и одна пробила крыло, оставив горящую дыру. Дракон зарычал от боли.

Летевшему сзади Имритиру и его дракону повезло меньше. Попав под вихрь стрел, князь обмяк в седле, из его груди торчало древко. Его дракон, с пробитым двумя стрелами горлом, беспорядочно задергал крыльями и камнем рухнул в воду, взметнув исполинский фонтан.

Под таким плотным огнем продвижение копьеносцев практически остановилось. Те, кто успешно преодолел линию кольев и огонь стрелометов, оказывались легкой целью для арбалетчиков и гибли сотнями.

Каледор устремился на север, уходя из-под огня стрелометов, ища пути, чтобы добраться до лагеря, но весь холм был окружен кольцом боевых машин.

Ход боя переменился моментально. Атиели пришлось прекратить атаку, оставив пехоту отбиваться от превосходящего противника без поддержки. В бой бросились гидры и химеры, сокрушая воинов ударами лап и клыков, огня и удушающего газа.

Оказавшиеся над лагерем Дориен и Анатерион изо всех сил пытались вывести боевые машины друкаев из строя, но их снова отгоняли атаки мантикор и грифонов. Чтобы не быть сбитыми, князьям пришлось сместиться на север, дальше от попавшей в ловушку пехоты.

Теперь, когда стрелометы оказались на виду, Каледор невольно восхитился, как гениально они размещены. Дракон, спускающийся уничтожить одну батарею, становился легкой мишенью как минимум для двух других. Он пролетел над лагерем на высоте, высматривая какую-нибудь брешь в обороне, но никакой бреши не увидел. Капитаны пехоты, оказавшейся под массированным огнем, сыграли отступление, отведя цепи обратно во рвы, дающие хоть какую-то защиту от нескончаемого обстрела. Но это была лишь временная передышка: рано или поздно воинам придется оставить эту позицию, и при этом их просто перебьют.

Каледору надо было быстро что-то придумать. Пехота друкаев уже перестраивалась, готовясь наступать для закрепления преимущества. Положение было ужасное, но один решительный шаг еще мог повернуть боевую удачу лицом к воинам Короля-Феникса.

Он видел, что наездник наггароттского дракона оставался недвижим. Вероятно, князь опасался связывать себя боем или же просто оставлял себе варианты. Так или иначе, но Каледор не сможет быть ни в чем уверен, если не вычеркнет из картины черного дракона — желательно заманив его прочь из-под прикрытия стрелометов.

Маэдретнир заходил на новый круг на недосягаемой для друкайских стрел высоте, когда Каледор увидел новое движение в лагере противника. С такой высоты трудно было разглядеть ясно, но королю показалось, что между шатрами переползают какие-то тени.

— Что ты видишь? — спросил он Маэдретнира, у которого зрение было поострее эльфийского.

Дракон посмотрел вниз и остановился в воздухе, удерживаясь на месте медленными взмахами крыльев. Из его груди донесся глухой рокот — так он выразил свое удивление.

— Похоже на тени, которые ходят сами по себе, — сказал дракон. — Я не вижу, кто их отбрасывает.

Каледор заметил, что лужи темноты сползаются к одной из батарей стрелометов. Казалось, там идет какая-то борьба: расчет батареи выхватывал мечи для битвы с противником, которого Каледор не мог рассмотреть. Но кто бы он ни был, у него немного времени заняло сокрушить расчеты боевых машин. Батарея замолчала, а тьма стала расползаться, перетекать по лагерю и снова сгущаться возле следующего ряда стрелометов.

— В атаку! — крикнул Каледор, хватаясь за неожиданно представившийся ему шанс. — На восток!

Маэдретнир не колебался. Он сложил крылья и камнем пошел вниз. Каледор ощутил дрожь, сотрясающую тело дракона, когда они влетели в зону поражения стрелометов. Но залпа не было, и дракон со всадником спустился ниже. Лишь теперь Каледор разглядел эльфов в черных плащах, которые бились с расчетами стрелометов. Кто это такие, он не знал, но понимал, что времени терять нельзя.

Посмотрев вверх, он убедился, что остальные всадники заметили, что он спустился, и тоже бросились вниз в реве и клубах пламени, горя жаждой мести друкаям. Пехота, увидев атаку драконов с воздуха, сыграла сигнал наступления, а конница Атиели и Финудела наконец-то получила возможность для броска вперед.

Обернувшись к черному дракону, Каледор увидел, что его наездник не шевельнулся при перемене хода боя. Но сейчас надо было ликвидировать более близкую угрозу: из цепи друкаев вылетел всадник на мантикоре, направляясь прямо к Королю-Фениксу.

— Берегись жала, — напомнил король дракону.

— Не первая это мантикора на моем счету, — ответил Маэдретнир со смехом. — Ты разберись со всадником, а я тебе покажу, как это делается.

Друкай сидел верхом на ревущей твари, выставив пылающую пику, потрескивающую зарядами энергии. Каледор принял удар на щит, защитная магия зачарованного итильмара полыхнула ярким огнем. Копье Каледора ударило всадника в бедро и, пробив броню и кость, воткнулось в бок чудовища. Мантикора издала вой боли и гнева, хлестнула жалом Маэдретнира снизу. Дракон поймал хвост мантикоры задней лапой, а другой вцепился противнику в горло.

Мощным взмахом крыльев он рванулся вверх, увлекая мантикору за собой. Всадник был еще жив и нацелил было копье в горло дракона, но Каледор предупредил его удар.

Развернувшись, дракон перехватил хвост мантикоры передней лапой и одним движением челюстей отделил его от тела. Жало полетело вниз, мантикора взревела, пытаясь вырваться из мощных когтей дракона.

— И наконец! — объявил Маэдретнир.

Снова щелкнув челюстями, он сжал ими хребет мантикоры, прихватив и всадника. Хрустнули позвонки, брызнули фонтаны крови, заливая далекий лагерь внизу, последним усилием Маэдретнир разогнулся и разорвал мантикору пополам. Смятое тело всадника штопором полетело вниз вместе с останками мантикоры.

Оглянувшись на друкайскую пехоту, Каледор понял, что битва выиграна. Враг удирал сотнями, бросая позиции, но некуда было ему деваться от конницы Финудела и Атиели, налетающей с другой стороны лагеря. Многие друкаи бросали оружие, прося пощады, но просьбы эти были тщетны — конники и копейщики шли с двух сторон, истребляя всех на своем пути.

Грифоны и их всадники были убиты наездниками драконов, а уцелевшая мантикора удирала на запад — ее всадник решил, что своевременный отход будет в этой ситуации логичным. Каледор глянул на черного дракона — что-то было тревожное в том, как удовлетворенно смотрел его наездник на эту бойню. Король подумал, не иллюзия ли этот дракон, наведенная магами друкаев, и направил Маэдретнира в ту сторону. И как только король на своем драконе свернул к черному дракону, тот взмыл в воздух, накрыв лагерь тенью огромных крыльев.

Он пролетел над эскадроном летучих рыцарей Атиели, разорвав десятки всадников с лошадьми, а изрыгаемые драконом клубы удушливого пара отравили еще больше конников. Резко свернув и блеснув черной чешуей, ящер взял курс на запад. Каледор увидел, как мелькнуло синее пылающее лезвие в издевательском салюте, а потом дракон поднялся к облакам. У него была слишком большая фора, чтобы его можно было догнать, и он вскоре исчез в тучах над горами.

Разозленный этой демонстрацией и не понимая, что она значила, Каледор велел Маэдретниру приземлиться.

Почти весь лагерь был уже захвачен. Единственное сопротивление оказывала группа эльфов в черном, укрывшихся в рощице на северном склоне холма.

— Я их выжгу оттуда, — сказал Дориен, пролетая мимо.

Не успел Каледор ответить, как Дориен взмыл на своем драконе вверх, готовясь ударить на врага. Король проводил его взглядом.

Его внимание привлек крик слева.

— Отмени атаку! — кричал Финудел, галопом несясь среди поваленных шатров. Его рыцари не могли за ним угнаться.

— Это союзники! — кричала Атиель, торопясь с запада.

Князь и княжна осадили коней рядом с Каледором.

На их лицах был ужас.

— Эти наггаротты не враги нам, — сказал Финудел. — Я их знаю.

— Это Тени Анара! — воскликнула, задыхаясь, Атиель. — Не трогай их!

Каледор выругался и рявкнул на Маэдретнира, веля подняться. Они подлетели к деревьям, когда Дориен начал спуск, оставляя след огня и дыма из пасти дракона. Каледор знал, что кричать нет смысла: брат не услышит за ревом ветра.

— Заслони их собой! — сказал он Маэдретниру. — Быстрее!

Дракон поспешил к деревьям, рассеивая эльфов внизу взмахами тяжелых крыльев. Каледор пригнулся и закрылся щитом.

Дориен не замедлил спуск — решил, наверное, что Каледор присоединился к его атаке. При диком встречном ветре король мог только крепче держать пику и щит, всматриваясь вперед прищуренными глазами.

Маэдретнир взревел; все его тело тряслось от усилия. Оглушительный рев отдался эхом в сознании Каледора, и его на миг охватил первобытный страх, так что он едва не выронил пику. Это был вызов, охотничий клич, заявка на территорию, которую не могла не признать любая живая тварь.

Повинуясь инстинкту, дракон Дориена ответил ему, отвернув от леса ради прямой атаки на Маэдретнира, рыча в ответ таким же кличем. Дориен, едва не выпав из седла от резкого поворота, потерял щит, рухнувший вниз, а его дракон полетел навстречу Маэдретниру.

Каледор понял, что Маэдретнир, издав свой клич, вернулся в дикое состояние. Тогда он выкрикнул заклинание Укротителя Драконов, стараясь привести своего дракона в чувство, надеясь, что Дориен поступит так же.

Маэдретнир издал странный писк боли, сразу очнувшись от своей ярости. Сложив крылья, он упал, как большой камень, пропуская другого дракона над собой, и успел раскрыть крылья лишь наполовину, выставив ноги, чтобы смягчить удар. Стволы деревьев разлетелись в щепки, ветки брызнули в стороны, когда дракон свалился на лес. В фонтане зеленых листьев всадник и дракон съехали по пологому склону. Когти Маэдретнира оставили в земле глубокие борозды.

Внизу дракон, тяжело дыша, рухнул на брюхо. У Каледора все кости ломило от боли, а зубы он стиснул так, что не сразу смог их разжать. В шею стрельнуло болью.

Маэдретнир встряхнул головой и пустил клуб дыма, приходя в себя.

— Как ты там? — спросил дракон, поворачивая голову к Каледору.

Король-Феникс хмыкнул, кивнул, как мог, — говорить ему еще было трудно. Он бросил на землю щит и пику, сорвал с себя резной шлем и железные перчатки. Потирая шею руками, выпрямил спину, опасаясь, не поврежден ли позвоночник. Но нет — приступа боли не было, и он успокоился, нагнулся вперед и потрепал дракона по лапе.

— Мы не одни, — предупредил Маэдретнир.

Каледор огляделся и увидел, что его окружает десяток эльфов в черном, и стрелы натянутых луков смотрят прямо на него. Один подошел ближе — в его руках был очень красивый серебристо-белый лук, с тетивою не толще волоса эльфийской девы. Из-под капюшона на Каледора глянули темные глаза. Эльф медленно опустил лук, и остальные последовали его примеру.

— Видимо, ты — Король-Феникс, — сказал предводитель, откидывая капюшон. Под ним оказалась тонкая серебряная корона. — Тот, кто называет себя Каледором.

— Видимо, ты — Алит Анар, — ответил Каледор. — Тот, кто называет себя Королем Теней.

Эллирионцы прочесывали лес в поисках Каледора, слышно было, как Финудел зовет его. Другой голос, повыше, звал Алита — это была Атиель. При звуке голоса княжны поведение Алита изменилось. Он жестом пригласил Каледора спешиться и короткой командой отпустил своих воинов.

Маэдретнир лежал спокойно, давая Каледору возможность расстегнуть ремни и сойти на землю. Рядом с Каледором Король Теней Алит оказался намного ниже, чем Каледор ожидал, и намного моложе. Ему, пожалуй, еще и века не было, а по его деяниям Каледор представлял себе его ветераном войны.

— Малекит жив, — сказал Алит.

Король-Феникс сперва подумал, что ослышался.

— Как ты сказал? — переспросил Каледор.

— Малекит, князь Нагарита, еще жив, — повторил Алит.

— Ошибаешься, — возразил Каледор, качнув головой. — Его сожгло пламя Азуриана. Я говорил с очевидцами.

— А я совсем недавно говорил с ним самим, — ответил Алит с легкой усмешкой. — Кто же из нас ошибается?

— Как это может быть?

Каледор прекрасно помнил рассказы Тиринора, Каратриля и Финудела: из святилища Азуриана вынесли обгорелые останки Малекита.

— Колдовство, — ответил Алит. — Он был облачен в зачарованные доспехи цвета полуночи, хотя они все еще горят огнем горна. Он звал меня в свои ряды.

— Он — что?

Каждое откровение было еще более невероятно, чем предыдущее. Каледор посмотрел на Алита внимательно, пытаясь понять, зачем тот его обманывает. Не понял, да и не мог даже придумать причины, зачем бы последнему из Анаров стряпать такую смехотворную ложь.

— Малекит жив, поддерживаемый магией, и теперь зовет себя Король-Чародей, — пояснил Алит. — Ты его сегодня видел.

— Наездник дракона? — спросил Каледор.

— Да, это и был Король-Чародей, — сказал Алит. — Он приехал ко мне в развалины Эланардриса и предложил мне место в своих рядах. Я отказался.

— Я могу только поверить тебе на слово, что это правда, — сказал Каледор. — Как вышло, что ты остался жив?

— Я сбежал, — ответил Алит, криво улыбаясь. — Очень-очень быстро. Они погнались за нами в горы, но мы знаем вершины и перевалы, как никто, и спаслись. Я пошел за Малекитом на юг и узнал о его планах.

— Приношу тебе свою благодарность за участие, хотя оно не было таким уж необходимым, — сказал Каледор.

— Не было? — Смех Алита граничил с презрением. — Твою армию уничтожали.

— Я был готов отдать приказ драконам ударить на стрелометы одновременно, — сказал Каледор, скрестив руки на груди. — Мы бы стерли с лица земли половину боевых машин в минуту. Битва была далеко еще не проиграна.

— Я дрался не ради твоей благодарности, — сказал Алит, делая шаг назад. — Как я уже сказал твоим братьям, родному и двоюродному, я сражаюсь за Нагарит, и только за Нагарит.

— Докажи мне, что ты не обязан верностью Малекиту, — сказал Каледор. — Принеси присягу трону Феникса.

— Никогда! — бросил Алит, и рука его дернулась к рукояти меча на перевязи. — Никогда больше я не присягну на верность ни одному королю. В Нагарите должна быть не твоя власть, а моя.

— Мой отец видел, как Малекит преклонил колено перед Бел Шанааром и дал клятву верности, — сказал Каледор с угрозой в голосе. — Кто ты такой, чтобы не сделать того же передо мной?

— Я — Король Теней, — ответил Алит, касаясь обруча на лбу. — Это корона Нагарита, которую носил сам Аэнарион. Мой дед был последним из великих князей, равных твоему предку. Не думай, что если я выбрал себе плащом тень, то предам память моих предков.

— Я не распространяю свою защиту ни на кого, кто не приносит клятву послушания, — сказал Каледор.

— Мне не нужна твоя защита, а Нагариту не нужно твое правление, — ответил Алит.

Наследник Анаров глянул за плечо Каледора, и выражение его лица снова изменилось. Гнев исчез, осталась только мрачность. И Король Теней быстро добавил:

— Не думай, что ты уже видел худшее в этой войне, Каледор. Морати все это время знала, что Малекит жив, и собирала для него армию. Это самые умелые из наггароттов, цвет и ядро рыцарей Анлека. Они были скрыты, даже от меня, на Оскверненном острове, изучали там самые смертельные искусства Каина возле его кровавого алтаря. Ничто из того, что ты видел, с ними не сравнится. Ты еще и половины сил Нагарита не видел. Будь готов к наступлению.

— В Нагарите не могло остаться такой силы, — возразил Каледор. — В последние годы друкаи терпели много поражений. Что ты скажешь об уничтоженной сегодня армии?

Алит едко засмеялся, и от этого зловещего звука у Каледора упало сердце.

— Сегодня ты перебил перепуганных тиранокцев, — сказал он. — Они боятся Короля-Чародея и дерутся в его армии, потому что он им приказал. Предпочитают умереть под мечами твоих воинов, нежели предстать перед каинитами, подчиняющимися Малекиту. Судьба Котика широко известна.

Шум поисков стал ближе: оставленный Маэдретниром разрушительный след трудно было бы не найти.

Неловкость Алита усилилась, он искоса глянул на Каледора и вдруг снова стал похож на того юного князя, которого Каледор видел когда-то, встревоженного и одинокого.

— Многие думают, что я убит, и не без основательной причины, — сказал Король Теней. — Скажи Финуделу, что я еще жив. Должна ли знать об этом Атиель — пусть он сам решает. Я бы предпочел, чтобы она меня не видела.

— Точнее, ты предпочел бы не видеть ее, — сказал Каледор, читая по лицу Алита.

— Я не могу. Я оставил эту жизнь, когда стал Королем Теней.

— Странный ты эльф, Алит Анар, — сказал Каледор. — Мне не нравится, что ты называешь себя королем, но, если тебе нужна будет помощь, дай мне знать.

— Странным меня называет эльф, принявший имя своего деда и у которого лучший друг — дракон? — Алит снова засмеялся, потом стал серьезным. — Я не охотничий пес, чтобы ты меня звал, когда захочешь. Я — волк, и я охочусь по-своему. С друкаями я буду драться, но не под твоим началом. И снова говорю тебе: Нагарит не твой, он мой. Держись от него подальше.

Алит повернулся и исчез в темноте леса, растворился в тени. Через секунду сзади послышался голос Финудела, и Король-Феникс обернулся.

— Кто это был? — спросил эллирианский князь.

— Потом поговорим, — ответил Каледор.

В его ушах звучали зловещие предупреждения Алита.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ. Феникс возрождающийся

Воля за стенами Анлека все еще были покрыты снегом, дыхание тысяч воинов застывало в воздухе.

В темной броне на фоне белой земли, выстроенные шеренгами, они ждали приказа своего короля. Малекит смотрел на них с башни северных ворот, покрытой гигантской тенью Сулех, драконицы Короля-Чародея, которая возвышалась над надвратной башней, полурасправив крылья. Шкура ее была вся в шрамах от многих сражений с собственным выводком.

Никто не мог укротить ее до Малекита, но он сломал ее волю, и черная драконица стала ему не только ездовым животным, но и телохранителем.

Стук каблуков по каменным ступеням надвратной башни сообщил о приходе Морати. Королева-Чернокнижница вышла на парапет и остановилась возле сына посмотреть на армию Анлека.

— Это хороший дар к коронации, — сказал Малекит, огненными глазами рассматривая построенные внизу роты. — Ты мудро поступила, сохранив их для меня.

— Я знала, что когда-нибудь ты к нам вернешься, — ответила Морати. — Осталось только пустить этот дар в дело и занять трон Ултуана.

— Сделаем войскам смотр, — объявил Король-Чародей.

Он согнул правую руку — и пламя, игравшее вокруг брони, погасло, оставив в воздухе завитки дыма. Морати взяла сына под руку, и они вдвоем спустились с башни и направились в город.

— С Хеллеброн ты уже знаком, — сказала Морати, показывая на верховную жрицу каинитов. Волосы ее были выбелены и стояли шипами, лицо покрывала маска засохшей крови.

— Слава Королю-Чародею, сыну Каина! — пронзительно заверещала она, вскидывая над головой два клинка.

Каиниты заулюлюкали, завыли, с выкриками взметая свое оружие.

Король-Чародей с матерью-чернокнижницей миновали воющих сектантов, направляясь туда, где их ждали десяток князей и военачальников. Роты копейщиков и арбалетчиков стояли строгими рядами под холодным ветром, гуляющим по открытому полю. Расчеты сотни стрелометов изготовились возле своих машин, и с фланга их прикрывали пять тысяч тяжеловооруженных рыцарей на вороных конях.

— Армия Анлека, — сказала Морати.

Малекит кивнул, и по команде тысячи наггароттов ударили копьями и мечами в щиты и затопали ногами.

— Слава Королю-Чародею! — взревели они, вскидывая оружие в салюте.

Черные драконы в облаках ядовитого выдоха располагались в стойлах дальше к северу. Между стойлами сидели мантикоры в железных клетках и ревели от злости. Грифоны и гидры рвались на цепях, но их хриплое карканье и шипение замолкали при приближении Ко-роля-Чародея. И даже мантикоры смирялись, казалось, в присутствии Малекита, припадая почтительно на задние лапы и покорно повизгивая.

Были здесь и другие воины. Легковооруженные разведчики, пешие рыцари в длинных кольчужных плащах и шлемах с высокими гребнями. Чернокнижники и чернокнижницы Морати десятками падали на колени, когда к ним приближался Малекит.

Тайные убийцы, клейменные и татуированные знаками Каина, припадали к земле, предъявляя в знак почтения и покорности кинжалы черного хрусталя.

— Каков твой план? — спросила Морати, когда они с сыном вернулись к городским воротам.

— Крейс должен пасть, — объявил Король-Чародей. — Если мы намечаем кампанию против восточных княжеств, необходимо сперва взять Тор Акар.

— Это уведет нас на территорию Анаров, — напомнила Морати. — Не одна армия осталась там навсегда.

— Это моя территория! — рявкнул Малекит, выдергивая руку из пальцев матери. По броне пробежало темно-синее пламя, его шлем озарился изнутри тем же цветом. — Я сокрушу Анаров, как тебе надо был сделать лет десять назад!

— Большой смысл — горы завоевывать! — огрызнулась Морати. — Из моих безмозглых миньонов многие поплатились за такие попытки жизнью.

— Я не сказал, что завоюю Эланардрис, — возразил Малекит. — Я сказал, что сокрушу Анаров. Марш на Крейс — слишком соблазнительная цель, а когда они нападут, я поймаю их в ловушку и до конца истреблю семя Эолорана. Без Алита их сопротивление рассыплется.

— Много лет мы считали его мертвым, — напомнила Морати. — Он хитер.

— Я его знаю. Своими глазами видел. Мальчишка, и только. Меня ему не перехитрить.

Они вошли в ворота, и начальники отправили войска обратно в лагерь. Опустилась тяжелая железная решетка, затворились ворота, и мать с сыном очутились на позднем зимнем солнце, освещавшим площадь.

— Ты говорил, что возьмешь Тор Акар, — напомнила Морати.

— Когда в моей власти будут Тиранок и Крейс, Эллирион вскоре падет. Авелорн обессилен, с ним покончить можно будет на отдыхе. Котик лежит в руинах, значит, следующей целью будет Сафери. Тириол значительно слабее нас, мы легко разобьем его клику магов и оставим Каледор без магической поддержки.

— Кажется, ты все предусмотрел, — сказала Морати, идя вместе с сыном по дороге, ведущей во дворец Аэнариона.

— У меня было много времени на обдумывание, — ответил Король-Чародей. — Когда боль была не слишком сильна, я усердно думал, что мне придется сделать. Я изолирую Имрика, лишу его всех преимуществ и союзников и, когда он останется один, я предложу ему передать мне трон Ултуана.

— Он не примет предложения, — ответила Морати. — Слишком упрям, чтобы признать поражение.

— А я и не хочу, чтобы он его принял. — Малекит вытянул окутанную пламенем ладонь. — Когда он откажется, я возьму его за горло, и он будет гореть. Ему не достанется и сотой доли той муки, что пережил я, но это все равно будет мучительная смерть. Я собираюсь перебить его народ и до основания срыть Тор Калед. Драконы будут сломлены и поставлены нам на службу, и когда Имрик будет знать, что владыка эльфов — я, тогда я сожгу его до смерти.

Малекит вздрогнул от восторга, рисуя себе этот славный момент. В мечтах он давно уже по-иному видел свою коронацию, чувствовал, как обугливается под его пальцами кожа узурпатора, слышал его придушенные крики о пощаде.

Малекит хорошо знал вонь горелой плоти, но запах жертвоприношения Имрика будет слаще тончайших ароматов Котика. На коже вздуются пузыри, глаза вытекут. От огня его тело будет лопаться, кости обратятся в пепел.

— Я его проверил, — сказал Король-Чародей, не без усилий очнувшись от грез. — Набег на Эллирион показал, что я лучший полководец, чем он. Он впадает в крайности: то слишком осторожно обороняется, то бросается в безрассудную атаку. Никогда ему не сравняться со мной.

— Но в Эллирионе он тебя разбил, — сказала Морати, бросив взгляд на скрытое маской лицо сына.

— Я не намеревался одерживать победу, — ответил Малекит, сдерживая свой нрав, несмотря на обвинение в голосе матери. — Тиранокские рекруты — это не армия, достойная моего командования. И я дал Имрику урок, такой, что он будет опасаться нападать на меня. Вот этой его неуверенностью я и воспользуюсь, когда двинусь на Тор Акар.

— А как с Тираноком? — спросила Морати.

Они дошли до площади перед дворцами. Сулех парила над городом, и ее массивная тень закрыла площадь от солнца, когда она села на одну из древних башен дворца, сжатием когтей обращая в пыль камни и черепицу. Малекит глянул на драконицу — ему приятно было смотреть на нее, покорную и верную, как охотничья собака.

— Тиранок? — вспомнил он о вопросе. — Ему ничего не грозит. Имрик не решится наступать, пока его союзники под атакой. Ему придется защищать Крейс — или утратить верность своих сторонников. В этом его слабость: ему не все равно, что думают о нем его подданные.

— У тебя даже такого вопроса нет, — сказала Морати, поднимаясь рядом с ним по ступеням к дверям дворца. — Наш народ тебя боготворит.

— Да пусть хоть ненавидит, мне это все равно, — ответил Малекит. — Лишь бы боялись.

Как ни было Каледору неприятно уезжать от армии, но пришлось собирать совет на острове Пламени — обсудить возвращение Малекита. Для Короля-Феникса изменилось только одно: квалификация противника. Морати как правитель Нагарита могла действовать из злобы, но настоящим полководцем она не была.

Малекит в этом отношении был куда опаснее. Не одной только удачей завоевал он большую часть Элтин Арвана.

Оставив Маэдретнира в Тор Элире оправляться от ран, Каледор уехал на совет с Финуделом и Атиелью, а Дориен остался командующим объединенными армиями Каледора и Эллириона. Они поплыли на корабле к Святилищу Азуриана и были встречены там эльфами других княжеств, поспешно собирающихся на совет.

Первый день был испытанием для терпения Короля-Феникса, поскольку каждый князь выступил с собственной теорией, как могло случиться, что Малекит жив. Некоторые сомневались в верности этих сведений, но всех убедило в надежности Анар Алита поведение Атиель, печальной с той минуты, как стало известно о воскресении Короля Теней. В этот день Каледор окончил заседание рано, поняв, что ошарашенные новостями князья делом сегодня не займутся.

На второй день стало не намного лучше. Совет, кажется, решил обсудить собственные горести и трудности и как они скажутся на обещаниях, сделанных на предыдущем совете. Каледор обнаружил немало тех, кто уже пожалел о своих обещаниях, они предлагали обсудить новый план действий.

Во время выступления Финудела Король-Феникс, не сдержавшись, внезапно вышел из святилища. Миандерин догнал его на мраморной дороге, ведущей к причалам, где стоял королевский корабль.

— Почему ты ушел? — спросил жрец, останавливая короля жестом поднятой руки.

— Надоело их слушать, — обернулся на ходу Король-Феникс к верховному жрецу Азуриана. — Сначала клялись, а сейчас соревнуются в красноречии, чтобы от своих клятв отказаться.

— Они боятся, — сказал Миандерин.

— Чего? — спросил Каледор.

— Малекита.

На это Король-Феникс не знал, что сказать. Но Миандерин его смущение принял за признак гнева.

— Не будь с ними так суров, — попросил жрец, беря Короля-Феникса под руку и отводя к скамейке на краю идеальной лужайки у дороги. — Некоторые из них видели, каким Малекит вышел из пламени, и, даже если бы не было этого чуда выживания, с его репутацией нельзя не считаться.

— Я его тоже боюсь, — признался Каледор и откинул подол плаща из перьев, чтобы сесть. — Вот почему мы должны объединиться и ударить первыми.

— Тебя страх ведет к действию, — сказал Миандерин, присаживаясь рядом и аккуратно складывая руки на коленях. — Их — к осторожности. Что-то, во что они верили, оказалось неверно, и сейчас у них любые сомнения раздуваются как пузыри.

Каледор потер подбородок, задумался. Ему не приходило в голову, что другие князья будут так реагировать.

— Ты должен развеять их страхи и рассеять сомнения, — сказал Миандерин. — Они пойдут за тобой, они уже доказали, что способны на это, но тащить их на веревке не следует.

— А пока мы говорим, друкаи уже могут быть в походе, — возразил Каледор. — Нет у нас времени для бесконечных дебатов!

— Своим напором ты показываешь им свой страх. — Миандерин обернулся, посмотрел на святилище. — Как уже пришлось убедиться Малекиту, запугать их не получится. Какими бы слабыми ты их ни считал, они — князья Ултуана, правители своих княжеств, и у них своя гордость.

— Тщеславие.

— Возможно, но и у тебя оно есть, — возразил жрец. — Что как не тщеславие заставляет тебя верить, будто они пойдут за тобой без вопросов?

— Необходимость, — ответил Каледор.

— Они иначе понимают это слово. Они смотрят лишь на то, что могут потерять, а ты видишь, что можно выиграть. Вот почему они выбрали тебя: ради этого зрения, которого им не хватает.

— Я неподходящий вождь, — сказал Каледор. — Не говорю речей, не трачу слов зря.

— А тебе и не надо, — ответил Миандерин. — Но твои действия могут быть неверно поняты. Что сейчас думает совет? Что ты их всех бросил? Они твоих мыслей не знают.

Каледор посмотрел на светящуюся пирамиду святилища так, будто это подлежащая осаде крепость. На душе у него было тяжело. Сделав глубокий вдох, он встал и глянул на Миандерина.

— Объяснить им, что я думаю? — спросил Король-Феникс.

Жрец одобрительно улыбнулся.

— Это я могу, — сказал Каледор.

Он зашагал к святилищу — гвардейцы Феникса в дверях раздвинули алебарды, пропуская его внутрь. Король-Феникс остановился перед двумя безмолвными воинами.

— Известите вашего капитана, что я скоро буду с ним говорить.

Стражи кивнули.

Войдя в святилище Каледор, подошел к своему креслу, но садиться не стал. При его появлении разговоры стихли, князья не сводили с него глаз.

Король-Феникс снял крылатый шлем, положил его на сиденье трона. Потом расстегнул застежку церемониального плаща, бросил эту массу перьев на спинку трона и повернулся к собравшимся, скрестив руки на груди.

— Я снова Имрик, — сказал он. — Нет плаща и короны. Нет Короля-Феникса. Слушайте слова Имрика, драконьего князя из Каледора, к которому все вы когда-то обратились в минуту отчаяния.

Он решительно зашагал через все святилище. Его сапоги звонко стучали по камням, наполняя тишину звуком. Перед Тириолом Каледор остановился и подался вперед.

— Ты выбрал меня своим королем? — спросил он.

— Да, — ответил Тириол.

— Почему?

Маг помедлил, оглядывая собравшихся князей.

— Ты лучше всех подходил для этого. Твое искусство воина и полководца, твоя целеустремленность и стойкость поставили тебя выше других князей.

— Есть ли сейчас кто-то, превосходящий меня в этих отношениях?

Каледор, ожидая ответа, сверлил Тириола взглядом.

— Нет.

Король выпрямился и обернулся к собравшимся князьям:

— Кто не согласен с Тириолом, кто один среди нас участвовал в выборах двух королей, пусть скажет сейчас.

Все молчали, некоторые переглянулись. Финудел улыбнулся и кивнул, Корадрель поднял в салюте сжатый кулак.

Король-Феникс вернулся к трону, надел плащ и шлем, после этого сел.

— Я — Каледор, Король-Феникс, ваш правитель, — сказал он, положив сжатые кулаки на подлокотники трона. — Пока я жив, мы не будем разбиты. Торжественно клянусь вам в этом.

Воодушевленный этим смелым заявлением, совет согласился отложить обсуждение на следующий день, после того, как выслушает, что предлагает Король-Феникс. Когда князья выходили из главного зала святилища, вошел высокий воин, блестя серебром доспехов. В руке у него была алебарда, за плечами струился белый плащ, вышитый красно-золотистыми языками пламени. Это был капитан гвардии Феникса, Элентирион.

Каледор сел и жестом подозвал к себе главного защитника святилища.

— Ты клялся защищать пламя Азуриана, — сказал Король-Феникс. — Малекит загасит это пламя, если получит такую возможность. Во второй раз он не станет через него проходить. Ты понимаешь?

— Понимаю.

— Твоя защита святилища Азуриана не может начинаться и кончаться на острове Пламени, — продолжал король. — Если я потерплю поражение, если мы будем разбиты, то весь Ултуан будет захвачен и это святилище тоже. Если гвардия Феникса намерена защитить пламя Азуриана, она должна будет сражаться рядом с Королем-Фениксом.

Командир гвардии Феникса не отвечал, и на его лице ничего не отражалось. Каледор подумал, что это молчание — отказ, но воин в конце концов встал на колено, положив алебарду к ногам короля. Каледор поднял оружие — выкованное из итильмара, оно почти ничего не весило, — и велел Элентириону встать. Вручив капитану его алебарду, король позволил себе слегка улыбнуться. Пусть у Малекита есть скрытая армия, но как она покажет себя против священных воинов Азуриана?

Совет собрался на следующее утро. Учитывая такое раннее начало, Миандерин велел подать еду в святилище, и во время выступления Каледора атмосфера была как на праздничном завтраке.

— Нельзя недооценивать Малекита, — говорил Король-Феникс. — Но нельзя и переоценивать его и его армию. Бывали времена, когда, казалось, все погибло. Вспомните первые годы, когда драконы спали и Лотерн был осажден. Вспомните, как горел Авелорн. Вспомните ужасы Котика, брошенного на произвол судьбы. Мы можем все это вспомнить, потому что все это мы пережили.

— Возвращение Малекита — это похуже, чем все, с чем мы до сих пор имели дело, — сказал Карвалон и вытер рот шелковой салфеткой.

— Малекит не может быть всюду сразу, — ответил Каледор.

Князья переглянулись.

— Но и ты не можешь быть всюду сразу, — сказал Титраин. — И драконы не могут. Мне кажется, мы возвращаемся к тому, с чего начали, ожидая падения меча, чтобы его можно было отбить в сторону, если получится.

— Нет, — сказал Каледор. — Так не выйдет. Я не знаю, смогу ли разбить Малекита.

Это заявление было встречено возмущенным ропотом. Каледор поднял руку, но ропот не стих.

— Только вчера ты обещал нам победу! — сказала Атиель. — Сегодня ты нам говоришь, что победить мы не можем.

— Я не говорил такого. — Король-Феникс встал с трона и начал обходить святилище, глядя на князей по очереди. — Нам нет нужды побеждать Малекита — мы должны победить друкаев. Отберите у него армию — и он просто воин-одиночка. Мощный, владеющий темной магией — но всего лишь один эльф.

— На равнинах Эллириона я видел иное, — возразил Финудел. — Он летает на самом огромном драконе, какого я только видел, и после того, что он выдержал, я не так уж уверен, что он по-прежнему смертен.

— Проверим его бессмертие, — сказал Каледор. — Он не может победить врага, пока с ним не встретится.

— Ты это уже говорил, и Авелорн едва не погиб, — сказала Атиель. — А Котик?

— Война будет трудной, но вечно она идти не может. — Уверенность Каледора возвращалась с каждым словом. — Авелорн не уничтожен. Котик ранен, но он жив. Ултуан сильнее Нагарита, все вместе мы сильнее Морати и Малекита. Их ведет жадность и ненависть — и не менее сильны должны быть наши долг и верность.

— Что ты предлагаешь? — спросил Тириол. Он был занят завтраком, пока другие высказывались, и заговорил только сейчас, отодвинув от себя тарелку и положив руки на стол. — Как нам изолировать Малекита?

— Мы должны оказывать сопротивление его продвижению, но в открытый бой не вступать. — Каледор продолжал обходить святилище. — Друкаи атакуют в одном месте — мы нападаем в другом. Анары правильно поступали. Пытаться решить судьбу войны одной битвой слишком рискованно. Малекит нам второго шанса не даст.

— Основная тяжесть битв падет на Крейс, — сказал Корадрель. На плечах у него висела шкура белого льва, и, когда князь Крейса поднялся, остальные показались рядом с ним карликами. — И на Эллирион. Мы в Крейсе отлично умеем охотиться. Противник не прорвется к перевалам без потерь.

— Мы, эллирионцы, не так хорошо умеем воевать в горах, — сказал Финудел. — Но вести подвижную войну способны не хуже любого охотника из Крейса. Малекиту нелегко будет с нами справиться.

— А я создам противнику еще одну трудность, — сказал Каледор. — Я по-прежнему намереваюсь освободить Тиранок. Соберу армию в Каледоре и ударю на север, на Тор Анрок.

— Только не думай, что это будет быстро, — предупредил Тириол. — Этот твой план может дать плоды только через годы.

— Аэнарион тоже не за день демонов уничтожил, — рассмеялся Карвалон.

— Аэнарион демонов не уничтожал, — поправил его Каледор с трона. — Это сделал мой дед.

— И твое имя по праву встанет рядом с его именем в нашей истории, — сказал Титраин. Он встал и поднял кубок с фруктовым соком. — Для вина слишком ранний час, но я выпью за тебя то, что есть. Котик пострадал, но мы будем воевать с тобой вместе.

Другие князья тоже встали, присоединяясь к тосту. Уголком глаза Каледор увидел у дверей в соседнее помещение Миандерина. Верховный жрец кивал, довольно улыбаясь.

Дождь барабанил по чешуе Сулех и шипел, испаряясь, когда попадал на броню Короля-Чародея. Водопадами по горным склонам текли реки, раздувшиеся от весеннего паводка. Низкие облака пеленой висели на вершинах, скрывая перевал густым туманом. Армия Малекита пробиралась вниз по склону, усыпанному валу нами и упавшими деревьями, — извивающаяся черная лента, исчезающая в сером тумане.

Закрыв глаза, Король-Чародей ощутил пузырьки ветров магии, овевающих Кольцевые горы. Венец позволял ему видеть все ее тонкие пряди, малейшие всплески и вихри мистической энергии. Он искал возмущения, скрытые от обычных глаз, искал волны и завихрения от живых существ. Гигантские орлы, гнездящиеся на высотах пиков, горные козы, большими стадами пасущиеся на склонах, пирующие на пробившейся после весеннего таяния траве, медведь, вылезший из берлоги на поиски пищи. Деревья смотрелись тонкими полосками жизни, вгрызающимися глубоко в землю.

Но было и еще что-то.

Дальше, внизу у перевала, Малекит заметил свет от огня, притягивающего к себе магию пламени. Лагерь.

И не один.

А вокруг лагерей — серебристый блеск эльфийских духов.

Он обернулся к группе гонцов, сидящих верхом на вороных конях неподалеку от Сулех. Зашоренные кони дрожали от страха.

— Предупредить авангард, — велел Малекит. — Там крейсийцы на северном склоне, у моста через реку. Может быть засада.

Один из всадников немедленно направился вниз по склону. Жеребец помчался галопом, радуясь, что удаляется от Короля-Чародея и его дракона.

«Это почти оскорбление, — подумал Малекит. — Неужто Каледор настолько низкого о нем мнения, что рассчитывает поймать Короля-Чародея в такую простую ловушку?» Со скрипом брони Малекит повернулся и бросил сверхъестественный взгляд на запад, где его армия все еще переваливала через горы. Целиком она окажется в долине лишь после полудня. Но это и не важно, спешить некуда. Пусть враги знают, где он.

Малекит посмотрел вверх — дождь забарабанил по забралу шлема. Капли шипели, испаряясь, на горячей броне.

Он попытался вспомнить, когда последний раз пил воду, — и не смог. Огонь, пылающий внутри, сводил его с ума бешеной жаждой, которую нельзя было утолить. То же самое было с едой: ни кусочка не попало ему в рот с тех пор, как его запечатали внутри брони. Только чародейной силой он был еще жив, магией жертв, заключенной между пластинами его искусственной железной кожи. С одной стороны, это было печально, с другой — освобождало. На вкус он не ощущал ничего, кроме пепла самоуничтожения, хотя еще смутно помнил сладость меда, букет вина.

Простые радости, отнятые у него трусами и предателями. Завистливые жрецы Азуриана прокляли пламя, чтобы оно не приняло его. Но их фокус не удался. Благословением владыки богов он восстал из пламени и теперь бросит в это пламя, отравленное их коварством, их самих. Пусть почувствуют, что такое суд их бога.

Земля задрожала. Малекит ощутил это в перемене магических ветров, в возмущении, протекшем на юг. Истерзанные уши слышали только лишь постоянное потрескивание пламени, но магическое чувство Короля-Чародея было куда более точным. Из лагерей возле моста по склону покатились валуны и бревна. Послышались крики воинов, которые переправились ради атаки на крейсийцев, и Малекит ощутил, как давит и молотит их тела лавина, спущенная на них горцами. Дух каждого погибающего эльфа вспыхивал на миг — укол темноты, который тут же проглатывали постоянные приливы и отливы магии.

Послышались еще крики, звуки битвы. Походная колонна — не боевой строй, и авангард попал в окружение, несмотря на предупреждение Малекита. Взревев от досады, Король-Чародей рванул железные поводья Сулех, и чудовищное создание взмыло со скалы в небо, в вихре туч устремившись в долину.

У подножия перевала Малекит увидел несколько сот крейсийцев, дерущихся с его воинами. Мост, через который прошел авангард, загораживала груда обломков, отрезая возможность подвести подкрепление. Наггароттские воины кричали, чтобы принесли топоры и ломы — пробить завал.

— Всем отойти! — заревел Малекит, когда Сулех приземлилась на ближайшем берегу реки, глубоко зарывшись когтями в мягкую землю.

Он подождал, пока перепуганные солдаты не отбежали от моста. Тогда он протянул руку, зачерпнул магии из пряди, невидимо вьющейся по долине, и превратил ее в чистую энергию силой своей воли. Мысленно ощутил ледяное прикосновение обруча и сделал из магии стрелу ветвистой молнии, выпрыгнувшую из его кулака. Молния разметала камни и бревна, брызнули вверх обломки и щепки, фонтаном посыпавшиеся в пенную реку.

— Мост выдержит? — спросил один из капитанов.

Мосту тоже досталось, и одна его сторона рухнула примерно до половины его длины.

— Увидим, — ответил Малекит. — За мной!

Сулех прыгнула через реку и одним движением широких крыльев перенесла Малекита вверх по склону, где его солдаты отбивались от крейсийцев, вооруженных топорами и копьями. У некоторых на плечах были драгоценные львиные шкуры, которыми славится это княжество, отяжелевшие от дождя.

Увидев приближение Малекита, крейсийцы бросились врассыпную, устремляясь в лес. Но не все успели спастись под листвой: Малекит обнажил меч, Авануир выпустил вслед отступающим воинам поток свирепых синих молний, и каждая свалила по несколько бегущих. Король-Чародей зачерпнул еще магии, громко вскрикнул и пустил ее широкой волной.

Там, где она прошла, деревья вспыхнули черным пламенем, огонь жадно побежал вверх по склону, сжигая крейсийских охотников. Сок деревьев превращался в пар, взрывая стволы, листья рассыпались в пепел, а волна огня катилась вдоль склона, глотая шатры и фургоны лагеря крейсийцев.

Поддержание магического пламени требовало от Малекита полной сосредоточенности. Он водил железной рукой по воздуху, распространяя огонь все дальше и дальше, и жар пламени разгонял туман над склонами гор. Всплеск темной энергии резонировал с рунами на броне, поджигая мертвые нервные окончания, заставляя дрожать металлические пластины, будто это была собственная кожа Малекита.

Сделав над собой усилие, Король-Чародей пресек поток темной магии, не дав себе дойти до опьянения.

Мистическое пламя затрепетало и погасло, оставив на склоне горы почерневшие пни и обугленные кости.

Внимание Малекита привлекло лязганье доспехов — он обернулся и увидел, что через мост галопом едет эскадрон рыцарей.

— Капитан, ко мне! — велел Малекит, подзывая к себе эльфа, командовавшего авангардом.

Капитан подошел. В руке его был окровавленный меч, нагрудник вспорот крейсийским топором.

— Я виноват, король, — сказал он, упав на одно колено.

Капитан склонил голову, а Малекит направил Сулех к нему и встал над ним. Гребень на шлеме капитана трепетал при каждом дыхании драконицы, при каждом ядовитом вихре. Король-Чародей ощущал, как эльф дрожит от страха.

— Больше не подводи меня, — сказал Король-Чародей, и капитан поднял голову, не веря своей удаче. — Продолжать движение.

Капитан поклонился и поспешил прочь, боясь, как бы господин вдруг не передумал. На самом деле капитан выполнял приказ Малекита, и винить его было не за что. Мать короля в этом случае могла бы устроить массовую казнь, но такие продиктованные злобой бессмысленные действия — напрасная трата материала. Король-Чародей не питал иллюзий относительно своих противников и знал, что если он хочет подчинить себе весь Ултуан, то у него каждый солдат на счету.

«Неопределенность — вот что поддерживает бдительность солдата», — напомнил себе Малекит. Становиться предсказуемым он не хотел.

Пока армия Малекита пробиралась по трудным перевалам в Крейс, армия Каледора готовилась к спуску с гор Драконьего перевала в Южный Тиранок. Граница была сильно укреплена, разведчики Короля-Феникса докладывали о десятке крепостей, возведенных после того, как княжество захватили друкаи. Для продвижения на Тор Анрок Каледору пришлось бы осадить каждую из них.

Западные ветра несли морскую свежесть, а весеннее солнце пригревало армию Каледора, спускающуюся с гор. У подножия долины стояло два замка-близнеца, разместившись в самом узком ее месте, и между ними — массивные железные ворота.

Летя над армией, Король-Феникс видел, что на горных склонах построены еще и другие укрепления. Перед воротами стояли батареи стрелометов, превращающие пространство перед ними в поле смерти.

Каледор дал Дориену сигнал следовать за ним, а Маэдретниру велел приземлиться на скальный выступ вне досягаемости боевых машин. На стенах крепости началась бешеная деятельность, на бастионы выбегали солдаты из казарм.

— Трудная работка, — сказал Дориен, опустившись на своем драконе на выступ чуть пониже, чем Маэдретнир. — Может быть большая кровь.

— Может, — ответил Король-Феникс, рассматривая оборонительные сооружения, защищающие проход.

Стрелометы прятались в расселинах, куда дракону не приземлиться. Их можно было бы заполнить огнем, но для этого дракону нужно было лететь медленно и прямо в зубы военных машин. И даже если нейтрализовать внешнюю оборону, сама крепость была построена крепко и давала отличное укрытие и от пламени драконов, и от пик их всадников. Строить осадные машины, которые смогут высадить ворота — дело небыстрое.

— Как будем атаковать? — спросил Дориен. Его обычный энтузиазм почти потух от взгляда на неприступную крепость.

— Из Лотерна, — ответил Каледор.

Хотя жаль было напрасного похода, Король-Феникс понимал, что куда лучше будет атаковать Тиранок с моря. При отходе обратно на восток Дориен как-то заспорил с ним ночью в шатре.

— Почему мы сразу не поплыли? — спросил младший брат. — Теперь, пока доберемся, уже весна переломится к лету.

— Я должен был убедиться, — ответил Каледор. — Если атакуем на кораблях, то надо брать Тор Анрок. Но если нас отрежут, то между нами и убежищем в Эллирионе будут перевалы Кольцевых гор.

— А если мы возьмем Тор Анрок, тогда что? — спросил Дориен. — Форпосты друкаев по всему Тираноку. Мы будем как остров в море врагов.

— Мы там не останемся, — ответил Каледор. — Город будем удерживать, лишь пока не среагирует Малекит. А тогда мы уйдем и поплывем в Крейс, чтобы грозить наггароттам оттуда.

— А почему вообще не бросить эту комедию и не высадиться просто на побережье Нагарита? — спросил Дориен, который не был на совете, а когда ему рассказали, выразил некоторые сомнения по поводу намерений брата.

— Хватит! — отрезал Каледор. — Дракона не укрощают, засовывая ему голову в пасть. Малекит привык решать войну одной победой. Когда я ему такой возможности не дам, рассердится и начнет делать ошибки. Вот тогда мы и ударим, но не раньше.

Дориена вряд ли удовлетворили объяснения Каледора, но на пути через Каледор в Эатан он этой темы больше не поднимал. Когда войско пришло в Лотерн, флот уже его ждал. Погрузка армии на восемьдесят кораблей заняла несколько дней, но ветра у западного побережья Ултуана остались благоприятными для путешествия.

После уничтожения захваченных тиранокских кораблей при осаде Лотерна друкаи остро ощущали нехватку судов. Хотя господство на море вернулось к ним на краткий миг вместе с флотом колоний, несколько битв у берегов Котика и Ивресса восстановили преимущество сил Каледора.

Так что были все основания полагать, что эатанские капитаны, ведущие суда к побережью Тиранока, с серьезным сопротивлением не столкнутся. Посоветовавшись с лоцманами, знающими прибрежные воды тех мест, Каледор выбрал четыре точки высадки: изолированные бухты и небольшие гавани, которые вряд ли будут защищены. Даже если наггаротты выйдут из своего порта в Гартире, как только обнаружат флот, все равно им до ближайшей точки высадки придется пробиваться против сильных встречных ветров четыре дня. А к тому времени Каледор был твердо намерен быть под стенами Тор Анрока.

Как и ожидал Король-Феникс, высадка не встретила сопротивления ни в одной точке. Пять тысяч рыцарей и вчетверо больше пехоты зашагали на восток вдоль заброшенных дорог Тиранока, сходясь к столице с запада и с юга. Им встретилось несколько малых гарнизонов, попытавшихся удрать от приближающейся армии, но все они были перебиты огнем драконов с воздуха.

Народ Тиранока собирался ликующими толпами на дорогах и в деревнях, приветствуя освободителей. В отличие от Котика, здесь каинитов не спускали с цепи, и княжество в основном не пострадало. Впрочем, нельзя было сказать, что друкайские захватчики действовали мягко или деликатно: проходя по городам и деревням сквозь радостные поющие толпы, Каледор слышал множество горестных историй об их жестоком гнете.

Торопясь вперед, он не хотел отвлекаться на празднества в свою честь и еще меньше на местных почетных граждан, что их устраивали. Любая задержка была испытанием его терпения. Радостные тиранокцы на дорогах замедляли продвижение, и лишь через пять дней армия увидела Тор Анрок.

Не зная сил врага, Каледор на Маэдретнире потратил день на разведку города и окрестностей. Других драконов он отослал на север и на восток — высматривать, что делают армии друкаев, а с ними Тириола и Финреира на пегасах и Намиллона, князя Ивресса, на грифоне с белыми перьями. Воздушные патрули не высмотрели друкайских сил более роты, а осмотр оборонительных сооружений города пришлось свернуть из-за града стрел с башен.

Не будучи одной из самых больших крепостей Ултуана вроде Анлека, Тор Акара или Тор Каледа, Тор Анрок все-таки был внушительным городом. Столица Тиранока, когда-то — резиденция Короля-Феникса, была построена на белокаменном холме с крутыми обрывами, обращенными на запад, к подходящей сейчас армии. У подножия горы стояли белые здания, крытые красной черепицей, некоторые были заброшены и полуразрушены. Они теснились среди запущенных полей, на которых стояло много деревянных сараев, которых тут не было, когда Каледор приезжал сюда в последний раз. Вонь и рои мух выдавали назначение этих строений: недавно брошенные бойни, где до сих пор висит на крюках мясо.

Атаковать город следовало с востока. Каледор разделил армию и стал обходить Тор Анрок с севера и с юга. Зная, что в основании скалы могут быть потайные ходы, Король-Феникс оставил несколько рот стоять лагерем перед обрывами — достаточно далеко, чтобы не достал стреломет, но достаточно близко, чтобы за ними присматривать.

С востока город смотрелся еще внушительнее, хотя белые стены были покрыты трещинами, пятнами некрашеной штукатурки и свежей кладки. Каледор сожалел теперь о своей попытке пройти через горы, понимая, что оборона города была усилена после предупреждения, каким явилась для друкаев его экспедиция. Но эту мысль он отогнал: прошлое не изменить.

Прямая, как копье, дорога из выщербленных шестиугольных плит устремлялась с гор к закрытым воротам. Ворота из железа и дерева, в которые могли бы проехать в ряд четыре колесницы, стояли оголенные — золотые пластины, блестевшие когда-то на солнце, стали добычей захватчиков. Подход к городу прикрывала огромная надвратная башня, бастион на скале в два эльфийских роста, вырезанный целиком из камня. Две светлых башни прикрывали дорогу с флангов, с амбразурами для стрелков наверху, откуда просматривались все подходы. На плоской крыше каждой башни стоял стреломет, смонтированный на конструкции из жердей и веревок, так что его легко можно было развернуть в любом направлении.

За воротами дорога раздваивалась и уходила спиралями на восток и на запад к самому городу. На высоких стенах, укрепленные на шестах, висели флаги Нагарита, и весенний ветер играл легкими вымпелами. Были и более мрачные украшения: головы эльфов висели на цепях и торчали на кольях, скелеты и полуразложившиеся трупы болтались на виселицах, раскачиваемые ветром. Башни и цитадели, вырезанные из белого камня, возвышались над зубчатыми стенами, но они казались карликовыми рядом с центральным шпилем, пронизывающим утреннее небо сияющей спицей.

Когда-то эта башня сияла синим огнем, оповещая, что ее занимает Король-Феникс. Теперь дворец Бел Шанаара стоял в запустении. Даже из-за пределов города Каледор видел выбитые окна, просевшие черепичные крыши и обвалившиеся балконы. Хотя глубокой привязанности к Бел Шанаару у него не было, но он, видя, что сделали с городом, который тот построил, не смог сдержать гнева, резким голосом отдав своим военачальникам приказ встать лагерем по обе стороны дороги.

Эльфы поставили шатры среди развалин стен, огораживавших когда-то сады, где расцветали сейчас яблони и вишни, — странный контраст радости жизни с мрачностью и подавленностью, исходящими от захваченного города. Слуги Каледора поставили его шатер на земле какой-то фермы, защищенной высокими стенами белого камня, заросшими ползучими растениями. Зиял пустой проем ворот — покрытые золотом и серебром створки, когда-то выходившие на дорогу, были сняты захватчиками.

Мало что осталось от летних резиденций тиранокской знати. Многие из белых башен, стоящих на окрестных холмах, были разрушены или почернели от сажи. Каледор послал солдат исследовать каждую из них — на случай, если там скрываются враги, которые могли бы ударить в спину.

Еще он послал большой отряд в лесистые холмы к северу от города — крейсийских охотников и ремесленников из Лотерна. Им было дано задание валить лес и строить осадные машины, которые пригодятся при штурме города.

Пока вокруг Тор Анрока новым городом вырастали синие и белые шатры, Каледор позвал своих князей и капитанов на обсуждение планов первой атаки.

Далеко на севере друкаи шли на Тор Акар. Города и деревни падали под их натиском, и сейчас они атаковали очередной город.

Копья звякали по железной броне Малекита и беспомощно отскакивали — это десятки крейсийцев тщетно пытались убить Короля-Чародея. Он только махал пламенным мечом из стороны в сторону, расщепляя копья, разрубая щиты и прорезая доспехи и тела. Переступая через горящие трупы павших воинов, Король-Чародей сквозь щит и нагрудник вгонял меч в тело очередного врага. Над ним пролетела Сулех, извергая ноздрями клубы зеленого пара на узкие улицы города. Черная драконица садилась на дома, и крыши их проваливались под ее тяжестью.

Из переулка вылетела новая группа крейсийцев, занося топоры в замахе. Малекит отбил их удары массивным щитом с начертанной на нем руной Каина и разрубил мечом нескольких нападавших, отсекая руки и головы. На улицу вбежали воины Короля-Чародея, и крейсийцы отступили, растворились в лабиринте садов и переулков.

Шагая вслед за ними, Король-Чародей заметил эльфа, пытающегося заползти под рухнувшую стену. Убрав в ножны Авануир, Малекит затушил пламя на броне перед тем, как нагнуться и поймать крейсийца за ногу. Вытащив несчастного эльфа из его укрытия, Малекит схватил его за нагрудник и поднял с земли.

— Где они прячутся? — рявкнул Король-Чародей.

Крейсиец не ответил. Лицо его было маской вызова и неповиновения. Он не пытался вырваться, висел в руке Малекита, из раны в плече лилась кровь. Металл нагрудника смялся, когда Король-Чародей сжал пальцы.

— Где Имрик?

— Король Каледор будет с тобой драться, когда сам захочет, — ответил крейсиец. — У него есть дела поважнее.

Испустив рычание, Малекит швырнул эльфа на разбитую стену. Хрустнула сломанная шея, обмякшее тело крейсийца упало как тряпка.

— Убивать всех, ломать все! — взревел Король-Чародей.

Он отвернулся от боя, стараясь успокоиться и смирить досаду, что кипела в нем. Всю весну он с боем пробивался через горы. Каждая долина, каждый пик давались его армии в борьбе.

Крейсийцы, никогда не собираясь все вместе, грызли его армию, как крысы, — возникая из нор, нападая на войска и тут же разбегаясь обратно по логовам. Сколько бы городов он ни жег, сколько деревень ни предавал мечу, — противник отказывался встречаться с ним в открытом бою.

Только накануне до него дошла весть, что Анары нападают на караваны снабжения на западе. Отряды, посланные прочесать леса, вернулись сильно потрепанными. Противник разрушил мосты через ревущие реки и завалил дороги срубленными деревьями. Ничто из этого не могло остановить продвижение Малекита, и даже потери, которые при этом приходилось нести, были терпимыми, но нарушение планов и постоянные задержки являлись для него непрестанным источником раздражения.

Глядя, как Сулех срывает башню на усадьбе какого-то дворянина, Малекит смирил свой гнев и снова оценил положение. Несмотря на тактику крейсийцев, ему оставалось меньше пяти дней марша до Тор Акара. Перед ним лежали открытые равнины Северного Крейса. У Каледора не будет иного выхода, кроме как там его встретить. Иначе он допустит падение Тор Акара, давая Малекиту твердыню, базу для нападений на Внутренние Княжества и на восток. Даже Каледор не может не понимать, насколько безумно отдавать такую крепость противнику.

Короля-Чародея отвлек странный шепот. Он ощутил непривычное течение в магических ветрах: присутствие демона.

Повернувшись направо, он увидел, что пламя горящего сельского дома пылает красным и пурпурным. На его глазах огонь оформился в миниатюрную фигуру. Она спрыгнула с кучи горящих бревен, неуклюже, боком. Торчащие крылья на спине оставляли дорожку из искр. Вместо лица у демона была морда с клювом, но ее форма постоянно менялась в танцующем пламени вместе с количеством глаз и пастей.

Демон пошлепал вперед, шевеля узловатыми руками, как дерево на ветру. От его огненного тела пузырями шел розовый дым, за ним тянулась цепочка миниатюрных обугленных следов. Остановившись перед Малекитом, демон поклонился и хмуро посмотрел на Короля-Чародея.

— Мне поручено доставить тебе послание, — сказал он с явной неохотой.

— Доставь, — велел Малекит.

— Преславная Морати, королева эльфов, госпожа черных сфер, посылает тебе предупреждение, — забубнил демон монотонным голосом. — Коварный Имрик и его пособники осадили Тор Анрок. Носительница тысячи и одного темного благословения поручает тебе поспешить, дабы снять осаду и не допустить угрозы южным границам Нагарита.

Демон отвернулся и пошел прочь.

— Постой! — рявкнул на него Малекит. — Отнесешь в Анлек мой ответ.

— На ответ я не соглашался, — бросил на ходу демон. — Неси сам.

Малекит взревел, протянул руку, растопырив пальцы. Завертелась магия, формируя вокруг демона сеть колючей тьмы. Демон заверещал и попытался вырваться, но Малекит сжал руку и притянул его к себе.

— Даже лишенное сущности создание вроде тебя может страдать, — сказал ему Малекит.

Демон взвыл, задергался, а темная сеть натянулась и подняла его в воздух, повинуясь движению Короля-Чародея. Малекит чуть сдвинул пальцы — демон завизжал от вонзившихся в пламя его тела колючек.

— Мне осталось только сжать кулак.

— Ладно! — завыл демон. — Давай свое сообщение, отнесу его в Анлек.

— Чернокнижнице Морати, ей лично и только ей одной, в точности моими словами.

— Понятно, — ответил огненный демон. — В точности твоими словами. Клянусь.

— Скажи Морати, что ее послание я получил. Скажи, что ей надлежит послать десять рот анлекского гарнизона в крепости Наганара. Более ничего без моего приказа пусть не делает.

— Не доверяешь ей нападать? — засмеялся демон.

Малекит сжал пальцы, демон пронзительно заверещал.

— Я твоего мнения не спрашивал, — сказал Король-Чародей. — Доставь мое послание и возвращайся в породившую тебя стихию.

— Доставлю, клянусь!

Малекит отпустил демона, и тот полетел вниз на дорогу, как горящий лист. Хромая и поскуливая, он побежал к горящему дому и влез в пламя. Потом повернулся к Малекиту, сделал неприличный жест и исчез с мерзким смешком.

Король-Чародей еще долго смотрел в огонь, взвешивая возможности. Имрик играл рискованно, ставя на то, что Малекит не захочет отдать Тор Анрок в обмен на Тор Акар. Чтобы игра оправдалась, Имрику придется убедить Малекита, что он хочет использовать Тиранок для прямого наступления на Нагарит. Король-Чародей полагал, что у Имрика не хватит на это духу. И потому будет разумно напасть на Тор Акар, чтобы вскрыть обман Имрика.

И все же тень сомнения у Малекита оставалась. Захватить Тор Акар просто, вот удержать его — иное дело. Он уязвим для атаки из Авелорна, Эллириона, Котика и Сафери, не говоря уже о высадке на побережье. Может быть, Имрик действительно готов пожертвовать Крейсом, зная, что оккупация этого княжества ослабит оборону Нагарита. Он не вмешался, когда Котик пал жертвой каинитских мечей — такой беспощадностью натуры Малекит мог бы и восхититься.

В голове у него мелькнула и третья возможность: средства, которыми можно было бы принудить Имрика к битве. Он подумал об острове Пламени, но тут же отказался от этой мысли: у него слишком мало кораблей для такой экспедиции через Внутреннее море. Точно таким же ценным призом был бы и Лотерн, но он слишком далеко от Нагарита, чтобы вести широкую кампанию, не владея Тираноком.

Тор Акар или Тор Анрок?

Этот вопрос не давал Малекиту покоя, когда он послал своим командирам приказ прибыть к нему. Идти на столицу Крейса и покорить восток, рискуя вторжением в Нагарит?

Тут он подумал еще об одном факторе: Морати. Нельзя полагаться на то, что она будет послушна его желаниям. Захват Тор Акара потребует некоторого времени, а его мать между тем будет плести свои интриги. Угрозу Нагариту со стороны Имрика она воспримет как личное оскорбление и отреагирует. Реакция может оказаться безрассудной, и Малекит окажется втянут в войну и в Крейсе, и в Тираноке.

К королю вернулся гнев, разожженный трусливыми маневрами Имрика и собственной неуверенностью, руны на броне раскалились добела. Подчиненные Малекита собрались на главной площади города посреди горящих зданий и продолжающегося боя. Они держались чуть поодаль, прищурив глаза от яростного сияния своего господина.

Издав глубокий раздраженный рев, Малекит выбрал решение. Он не может позволить Имрику захватить Тор Анрок, но нет смысла идти обходным путем через Нагарит.

— Объявить поход, — велел он командирам. — Идем на юг, в Эллирион.

На улицах Тор Анрока по-прежнему гремел бой. Задыхающиеся от дыма улицы-туннели были забиты копейщиками с обеих сторон, а в окрестностях дворца драконы Каледора истребляли защитников цитадели когтем, клыком и пламенем. Перед огромной дверью дворца высилась баррикада, но главная башня Тор Анрока строилась не как бастион для войны. Воины друкаев на балконах ярусов давали залпы из стрелометов, а маги Короля-Феникса пускали в высокие окна молнии и огненные шары. Цветное стекло разлеталось вдребезги, горели шторы и гобелены.

Из подземного хода на площадь перед дворцом высыпали солдаты в черном, преследуемые гвардией Феникса. Алебарды гвардейцев стали скользкими от крови. За ними вышли Белые Львы, любимцы Каледора. Они прорвались к домам знати, окружающим площадь, наскоро укрепленным защитниками-друкаями. За ними — отряд копьеносцев и лучников, с боем пробивающихся к дверям дворца.

Маэдретнир сел на крышу башни, выходящей на западные сады, где стрелометы пускали тучи копий из-за декоративных изгородей и из-под цветущих плодовых деревьев. Оставив царапины на камнях, дракон бросился на батарею, расположенную за беленой стеной. Пролетев сверху, он залил лужайку пламенем, поджег горные розы и гелиотропы и обуглил траву, когда-то так тщательно ухоженную садовниками.

Отставив пику и расстегнув ремни, Каледор спрыгнул со спины дракона, приземлившегося рядом с небольшим прудом. От пруда шел легкий пар, на поверхность всплывала мертвая рыба.

Сверху накрыло тенью — мимо пролетел дракон Дориена, обдав пламенем крышу дворца.

Король-Феникс обнажил меч и побежал к дверям со стеклянными панелями, протянувшимся вдоль стены пиршественного зала. Ему смутно вспомнилась проходившая здесь когда-то пышная трапеза, но его сапог уже ударил в замок и выбил дверь. Внутри оказалась баррикада из сломанной мебели, закрывающая путь во дворец.

Латраин с легкостью перерубал перевернутые столы и кресла, и через секунды Каледор уже ворвался в сам дворец.

Он направился к большой лестнице, ведущей на верхние этажи. Галерея была покинута, бой звучал снаружи, доносясь приглушенными звуками. Сапоги Каледора звенели по мрамору полов. По обе стороны в нишах стояли бюсты тиранокских князей, и каждый из них был разбит друкаями или у них было стесано лицо.

Он дошел до приемного зала и столкнулся здесь с группой друкаев, охраняющих главный вход. Они обернулись к нему, успев поднять щиты и мечи. Латраин запылал, легко находя свою цель, и в этот миг в дверь сильно ударили снаружи. Дважды сотряслись массивные створки, на третий раз дубовые двери разлетелись, заполнив зал щепками, застучавшими по броне Короля-Феникса. В дыму и пыли Каледор увидел стройную фигуру эльфа.

Это был Тириол, и его воздетый посох горел пламенем силы. Глаза мага пылали золотистой энергией, на коже играла магия. Светлые волосы окружали его голову нимбом.

— Я подумал, что вежливость требует постучаться, — улыбнулся саферийский князь.

Маг переступил порог, и вбежавшие за ним солдаты хлынули вверх по лестнице, оглашая зал эхом боевых кличей. Каледор повел их вверх к королевским апартаментам, где когда-то жил Бел Шанаар с семьей.

Толстые ковры заглушали звук шагов. Король-Феникс и его воины шли из комнаты в комнату, высматривая врагов. Они нашли множество свидетельств преступлений друкаев: трофеи, отобранные у жертв, фолианты молитв темным богам, фетиши китараев, которыми были украшены все помещения.

Дойдя до покоев предыдущего Короля-Феникса, Каледор распахнул дверь, держа меч наготове.

В комнатах живых не было, но на низкой кушетке у окна лежали два тела. Эльфы, мужчина и женщина, одетые в тончайшие одежды, с украшениями. Их лица были бледны, глаза подведены углем, губы черные. На полу рядом с ними валялся разбитый хрустальный фиал, и в воздухе стоял отчетливый запах черного лотоса.

— Трусы! — презрительно скривился король.

За решеткой очага горели какие-то пергаменты. Перейдя комнату, Каледор увидел лужу крови, натекшую из-под двери спальни. Собравшись с духом, он открыл дверь.

На окровавленной кровати лежали трое детей, старшему не более пятнадцати. Тоже одетые в богатые платья и украшения. На полу вокруг кровати — тела еще пяти эльфов, в одежде слуг, с перерезанным горлом.

Каледор с отвращением отвернулся и резко захлопнул дверь.

Чувствуя слабость, он бросил Латраин на стол и уселся в мягкое кресло. Город принадлежал ему, захват дворца совершился. Дальше могут драться и без него.

Закрыв глаза, он задремал.

Проснулся он оттого, что рядом стоял его брат.

— Мы победили, — мрачно улыбаясь, сказал Дориен. — Друкаи перебиты.

— Хорошо, — ответил Каледор.

Он поднялся на ноги, взял меч и вышел на королевский балкон, откуда открывался величественный вид на город.

Дориен последовал за ним. С высоты дворца проломы в стене казались маленькими. Тела, усыпавшие площадь, сливались друг с другом, друкаи и воины Короля-Феникса лежали вперемежку. По всему городу пылали пожары, и колонна эльфов шла по дороге через разбитые ворота.

— Печальное зрелище, — сказал Дориен. — Наследие Бел Шанаара в руинах.

— Лучше Тор Анрок, чем Тор Калед, — ответил Каледор, облокотившись на балюстраду.

— Верно, — согласился брат. — Наверняка Бел Шанаар нас бы понял. Будем надеяться, что Тор Акар не постигла та же судьба.

Король-Феникс не ответил: его внимание привлекла тень на фоне облаков на востоке. Она приблизилась к городу, и стало Видно, что это всадник на пегасе. Анаматеир, один из адептов Тириола. Маг летел прямо к дворцу.

— Такая поспешность не может быть признаком добрых вестей, — сказал Дориен, проследив за взглядом брата.

Гонимые неутомимым повелителем, друкаи хлынули на юг через Авелорн в Эллирион. Армия шла день и ночь — извилистая черно-золотистая змея на солнце, призрачная цепь факелов при луне.

Армия не жгла, не резала. Не Эллирион был целью Короля-Чародея, хотя перед ним стоял трудный выбор при подходе к Орлиному перевалу. В двух днях пути на восток лежал Тор Элир. Он был легкой добычей, без стен, без крепости, без бастионов и башен. И по этой же самой причине был добычей бесполезной. Разрушение города займет несколько дней без всякой пользы, разве что будет горем для Финудела и Атиели. Тор Элир — не столица, как Анлек или Лотерн, эллирионцы почти весь год со своими табунами, и даже знать проводит все время, кроме зимы, в лагерях на равнинах. И пусть это добавит всего шесть дней к маршу, разрушение города будет задержкой, которая поможет Имрику ускользнуть.

Решение Малекита не было воспринято его командирами радостно — они всю зиму занимались неблагодарным делом: гонялись за крейсийцами и попадали в засады. Свое недовольство они не высказывали, но Король-Чародей по их мрачным физиономиям и многозначительному молчанию понимал, что они его не одобряют. На что ему было абсолютно наплевать. Всякий, кто скажет против него слово, открыто или тайно, выдаст тем недостаток своей верности, и поступят с ним соответственно.

Армия свернула на запад к Орлиному перевалу и Тор Анроку.

Та весна определила дальнейшее течение гражданской войны. Малекит форсированным маршем провел армию через Тиранок — и нашел столицу покинутой Каледором и его войсками. Город был пуст, если не считать пожирателей падали. Король-Феникс ушел на север, погрузив свою армию на корабли Лотерна, в середине лета совершил набег на Гальтир, потом ушел на восток и высадился в Крейсе для укрепления Тор Акара.

Решив не гоняться за ускользающим врагом, Король-Чародей занялся укреплениями Тор Анрока. Отсюда он сможет легко выдвинуться на север и отбить вторжение в Нагарит, продолжая в то же время угрожать Каледору и Эллириону. Когда лето перешло в осень, к сыну приехала Морати во главе каравана сектантов и других странных эльфов. Малекит не был в настроении устраивать ей пышную встречу и отказал ее тысячной свите в праве войти в город.

Морати в ярости направилась во дворец Бел Шанаара, где разместился сам Малекит.

Цитадель лежала наполовину в развалинах: разруха друкайской оккупации и разрушения, нанесенные сила ми Каледора, обратили крылья дворца в щебень или выгоревшие коробки. Льющееся в разбитые окна закатное солнце бросало изломанные тени на плиты тронного зала, зазвеневшие от гневных шагов Морати.

— Почему моей свите надо жить в полях как скотине? — спросила она гневно.

— В городе и для моей армии места мало, — ответил Малекит. Он сидел на разбитом троне Бел Шанаара, и дерево обугливалось от жара его брони. — Кому здесь не нравится, может возвращаться в Нагарит.

— Я вообще вне себя, что мне пришлось сюда приезжать, — сказала чернокнижница. — Почему ты здесь, когда мог бы уже идти на Каледор, на юг?

— Не надо давать мне стратегические советы, мать моя, — ответил Король-Чародей, и забрало его шлема полыхнуло бледным пламенем.

— Получается, что надо, — возразила Морати. Она поискала взглядом среди сломанной и обгоревшей мебели что-нибудь, на что сесть, и нашла скамью. Поправила ее, села, положив ногу на ногу, не сводя глаз с сына. — Зачем ты тратишь время в этом сарае?

— Вторгаться в Каледор я не могу, — ответил Малекит, положив на колени руки в железных перчатках. — Нам пока повезло, что не проснулись новые драконы. Но если в горы войдет Сулех и ее потомство, не сомневаюсь, что тогда проснутся все. И есть еще одна причина: стоит мне войти в Каледор, Имрик наверняка выступит из Тор Акара на Анлек. Ты хочешь, чтобы я разменял дворец моего отца на дворец Укротителя Драконов?

Морати скривилась, но готового ответа на издевательский вопрос Малекита у нее не было. Ногтями с черным лаком она побарабанила по светлой поверхности скамейки. Искорки магии проскакивали между пальцами и уходили в древесину.

— Так что же ты собираешься делать? — спросила она наконец. — У тебя же наверняка есть план?

— Есть, но его быстро не выполнить, — ответил Король-Чародей. — Имрик движется вдоль побережья или через Внутреннее море намного быстрее, потому что у него есть флот. Если я пойду на Крейс через Эллирион, он вернется в Тиранок. Если я пойду через Тиранок и Нагарит, он пойдет на юг через Авелорн, в Эллирион или Сафери. — Малекит поднял палец и начертил в воздухе круг из огня и дыма. — Я могу гоняться за ним по Ултуану целую вечность и все равно не поймать.

— Тогда мы в тупике, — сказала Морати, как ни больно ей было это говорить. — Имрик готов бросить нам на растерзание любое княжество, мы ни одно из них не можем взять в заложники, чтобы заставить его драться. Сам он не будет вступать в открытый бой, и ни одна сторона не может достигнуть долговременной победы.

— Это дуэль, — сказал Малекит и рассмеялся. Резкий металлический звук холодом зазвенел по пустому залу. — Фехтуй, делай выпады, парируй и контратакуй. Первый, кто дрогнет, моргнет, ошибется — тот пропал.

— Ты сказал много слов, но только не о своих планах, — сказала Морати. — Как ты собираешься прорвать этот порочный круг?

Король-Чародей встал, подошел к матери, приглушив пламя на своей броне, встал рядом. Протянул руку и помог Морати встать.

— В чем его слабость? — спросила она. — Может быть, один из его князей? Которого можно переманить к нам, привлечь к нашему делу?

— Нет, они все верны Имрику, — ответил Малекит. — Слабое звено в цепи — это Имрик.

— Заблуждаешься, — сказала Морати. — Некоторые считают его почти равным тебе. Чушь, конечно, но он не дурак.

— Не сомневаюсь, что в конечном счете я доказал бы свое превосходство, но века могут уйти, пока это случится, — ответил Малекит.

Он пошел к дверям. Морати старалась поспевать за сыном.

— Имрик лучший из князей, и в битве, и как вождь. Вот почему наши враги слушаются его, вот почему идут за ним. И это приведет их к гибели.

— У наших врагов одна слабость, одна трещина в броне, и именно ее надо использовать, — догадалась наконец Морати о намерениях Малекита. — Они полагаются на Имрика. Его упорство и его храбрость заставляют их драться.

— Совершенно верно, — ответил Король-Чародей.

Он остановился, поднял осколок упавшей с потолка штукатурки. Сжал кулак, и она обратилась в пыль.

— Без него сопротивление рассыплется. Имрик знает, что ему меня не победить, и потому старается уничтожать мою армию по частям. Я не могу уничтожить его армию, потому что не могу ее поймать. Значит, я буду ходить туда-сюда, а он будет за мной следить. Его стремление избежать битвы и есть его слабость. Я не собираюсь настаивать, чтобы он умер именно от моей руки. Есть много способов убить врага.

Морати улыбнулась. Малекит распахнул двери зала и вышел в приемную, наполнив ее своим голосом:

— Убьем Имрика — и победа наша!

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ. Танец смерти

Как и предсказал Каледор, у друкаев не хватало сил на решительное наступление по всему Ултуану. Не принимая генерального сражения, необходимого Малекиту для победы, Король-Феникс и союзные ему князья сдерживали наступления друкаев, минимизируя при этом свои потери. Иногда Каледор перехватывал инициативу, терзая оборону противника между Нагаритом и Эллирионом, посылая экспедиции на совместные с анарцами набеги через границу Крейса. Каледор все время старался вызвать противника на поспешный шаг, но Король-Чародей был слишком опытным полководцем, чтобы разделять свои силы или очертя голову кидаться в наступление.

Дуэль двух армий шла несколько лет — друкаи испытывали решимость Короля-Феникса и его сторонников. Горели города, изгонялись жители, но как только армия Нагарита уходила, Каледор возвращался в опустошенные области, демонстрируя единство с народом, которым он управлял.

Король-Феникс помнил вопрос, заданный Миандерином, и не забывал, как боялся стать абсолютным правителем Ултуана. Но сейчас он не хотел об этом думать, предпочитая замечать слабости своих союзников, а не собственные недостатки в роли короля.

Оставаясь все таким же вспыльчивым и скупым на слова, Каледор умел не только вести воинов личным примером, но и научить этому тех, кто его окружал. В бою он был беспощаден, тяжело разя врага со спины Маэдретнира, всегда на переднем краю сражения. Когда приходилось отступать, его присутствие укрепляло решимость тех, чьим домам предстояло сгореть, — он всем демонстрировал свое презрение к врагу.

Как Каледор был источником вдохновения для защитников Ултуана, так Малекит был рычагом, приводившим в движение наггароттов. Никто не мог сравниться с ним в бою или же в силе чародейства. Иногда он выезжал вперед с Морати, и они сметали все на своем пути: Малекит со своими дисциплинированными ветеранами и Морати со своими дикими сектантами. Король-Чародей один стоил нескольких рот копьеносцев, а когда он верхом на Сулех летел в битву, даже целая армия не могла бы сравниться с ним силой.

Через четыре года после возвращения Малекита лето выдалось долгое и сухое. Армия Нагарита стояла лагерем на берегу реки Илиентат, отделяющей Крейс от Авелорна, и нацеливалась снова ударить по Котику. Тиранок был под властью друкаев, оборонительные сооружения которого заметно улучшились при правлении Короля-Чародея. Каледор собирал армию в Сафери, надеясь заманить Короля-Чародея в княжество магов, а сам был готов плыть через Внутреннее море к Авелорну — ударить в тыл наступлению Малекита. Целое лето обе армии стояли лагерем, разделенные всего лишь десятью дневными переходами, целое лето ни Король-Чародей, ни Король-Феникс не спешили показывать свои истинные намерения.

Как было согласовано в договоре между Каледором и его князьями, Корадрель ушел из Крейса, когда друкаи начали свое последнее нападение. Ни одному князю не было позволено остаться в стране, и того меньше — вступать в бой или, что было бы еще хуже, попадать в плен и быть обращенным против своих союзников. Хотя многие из теперешних князей Ултуана никогда не думали править княжествами, под началом Каледора они создали тесный союз, и мелкие соперничества прошлого были забыты, оттесненные общей угрозой наггароттов.

В этот жаркий день король отдыхал один у себя в шатре, пригласив к обеду своего крейсийского родича. Всадники на драконах патрулировали северные пределы Сафери, готовые передать весть о любом движении противника, и Король-Феникс был доволен, что все идет, как он и задумывал. Однако сознавая опасность самоуспокоенности, он все утро пересматривал диспозицию своих сил, но не нашел слабостей, которыми мог бы воспользоваться Король-Чародей.

Летний жар и долгое противоборство с Малекитом сказались на выносливости Каледора. Сняв доспехи, он дремал на троне, одетый лишь в просторную белую мантию, вышитую языками пламени Азуриана.

Краем сознания он воспринимал выкрики командиров, проводивших учения в центре лагеря.

Послышалось звяканье тарелок и кубков — слуги готовили в соседнем помещении вечернюю трапезу.

Все еще не до конца проснувшись, Король-Феникс поднялся, когда в шатер вошел Корадрель с несколькими крейсийскими князьями.

Слуги принесли на подносах кувшины вина и кубки, хотя для себя Каледор велел подать воду, боясь, что иначе от жажды выпьет слишком много.

Собравшиеся приступили к пиру, состоящему из самой изысканной еды, которую мог предложить Сафери. Каледор мало принимал участия в праздном разговоре, вполне довольный, что крейсийцы развлекают себя сами, обмениваясь старыми охотничьими рассказами и сплетнями из Тор Акара.

После новой порции вина среди князей разгорелся спор, кто из них больше убил врагов.

К вечеру жара стала спадать, и Каледор предложил переместиться наружу. Он, как всегда, съел мало, но его гостей предложение, видимо, не заинтересовало. Их оживление несколько угасло, и Король-Феникс заметил, что Корадреля и других гостей несколько развезло, речь их стала неразборчивой. Ахарион, один из племянников Корадреля, попытался произнести тост, но покачнулся, не удержался и свалился на землю. Лицо его покраснело и распухло.

— Яд! — прошипел Каледор и вырвал кубок из руки Корадреля, когда тот поднес его к губам.

Правитель Крейса отреагировал не сразу. Повернул голову, на лице его было недоумение.

— Родич, ты пролил мое вино, — сказал он, нахмурив лоб. Рука так и осталась на полпути ко рту.

— К вину что-то подмешали, — сказал Каледор. Он повернулся к трем слугам, стоящим у дальнего конца стола. — Знахарей сюда! — велел он. — Кто принес вино?

Никто из слуг не ответил. Сперва Каледор решил, что они тайком приложились к бочонку своего хозяина, но эта мысль рассеялась, когда все трое полезли под одежду и вытащили кривые кинжалы. На них красным поблескивали каинитские руны и мерцал, переливаясь, яд. Все трое двинулись на него — двое слева, один справа.

— Убийцы! — взревел Каледор, выхватывая большой мясницкий нож из жареной утки.

Тот, что справа, первым оказался рядом. Клинок свистнул, устремившись к горлу Каледора. Король уклонился вниз и в сторону, полоснул ножом, но эльф успел отступить, и оружие только прочертило воздух.

Каледор покатился вправо, уходя от атаки слева, бросил навстречу убийцам столик с фруктами, вскочил на ноги, ножом отбив удар кинжала в живот.

С колотящимся сердцем Каледор запрыгнул на стол, разбрасывая блюда и тарелки, осколки фарфора проткнули тонкие сапоги, вонзились в ноги. Убийцы разошлись, окружая его с трех сторон. Вертясь во все стороны, стараясь видеть всех одновременно, Каледор отступал к концу стола, к дверям.

Корадрель, пошатываясь, поднялся на ноги и ударил с размаху кулаком ближайшего убийцу. Удар пришелся в плечо, и эльф покатился к краю шатра. Убийца, который пытался обойти Каледора сзади, отвлекся и промедлил, а Король-Феникс резко повернулся и вбил сапог противнику в лицо. Из рассеченной губы показалась кровь. Наемник зарычал и вскочил на стол.

Мясницкий нож ударил его в грудь, прошел сквозь ребра в легкие. По инерции убийца налетел на Каледора, и лезвие ножа кольнуло короля в подбородок. Убийца, испуская дух, вместе с королем с грохотом свалился на подносы с едой.

Вдоль всей челюсти Каледора вспыхнула боль. Ранка была ничтожная, но яд с кинжала расходился быстро, захватил сразу язык и горло. Король ловил ртом воздух, сталкивая с себя труп убийцы и скатываясь со стола за миг до того, как другой кинжал вонзился в дерево.

В дверях раздались крики, Каледор, пошатываясь, бросился туда. Мясницкий нож остался в груди убитого, король был безоружен. Он беспомощно смотрел, как сбитый Корадрелем убийца вскочил и загнал крейсийскому князю кинжал в глаз. Корадрель, не издав ни звука, повалился назад. Голова его подпрыгнула, ударившись о край кресла.

У Короля-Феникса было ощущение, будто он тонет. Ему удалось, взмахнув рукой, ухватить висячую лампу за цепь и запустить в ближайшего убийцу, залив ему руку горящим маслом. Грудь сжимало все сильнее и сильнее, горло саднило. Голова кружилась, казалось, вертится весь шатер, и Каледор едва замечал пробегающие мимо фигуры.

Они были похожи на зверей из Кольцевых гор — с белой шерстью, массивными серебряными когтями.

Каждый вдох причинял Каледору мучительную боль. В шатер врывалось все больше и больше непонятных белесых созданий. Он рухнул на колени, задыхаясь и ощущая вкус крови во рту.

Чьи-то руки схватили его и усадили на трон. Появился еще кто-то и послышался успокаивающий голос, хотя слов Каледор понять не мог. Чьи-то руки легли ему на лицо, озноб в конечностях сменился теплом. И показался золотистый свет. Король поднял к нему руку и ощутил мягкость кожи.

— Отдыхай, — произнес тихий голос.

Каледор смутно узнал Тириола и провалился в сон. Ему снились залитые солнцем луга, хотя небо закрывали грозовые тучи.

Покушение на жизнь Каледора всполошило армию. Пока Король-Феникс лежал в тяжелом жару, Тириол взял командование на себя и организовал тщательный обыск лагеря. Тела трех слуг нашли в рощице рядом с рекой, где армия брала воду. Что еще хуже: когда осмотрели убийц, они оказались двойниками тех эльфов, которые были убиты. Тириол развеял заклинание, наложенное на них, и лица у них стали их собственными — бледные, суровые черты наггароттов, исчерченные руна ми маскировки. В лагере царила атмосфера подозрительности и недоверия, граничащая с паникой. Все обитатели лагеря были потенциальными подозреваемыми, и пришлось составлять новое расписание для часовых. Солдат перебрасывали между ротами, и всем было велено ходить группами не меньше десяти. Тириол ввел комендантский час от заката до рассвета, количество патрулей довели до тридцати и набрали в них эльфов из Белых Львов и гвардии Феникса, признанных самыми верными воинами из всех.

Разведчики вернулись на следующий день, сообщив, что друкаи сняли лагерь. Несомненно, Малекит, ожидая успеха покушения, делал свой следующий ход. Поскольку Каледор был выведен из строя, а армия в ужасе, князья быстро согласились, что единственная возможность — отступление. Решив, что поспешным отходом ничего не выиграешь, они организовали упорядоченное снятие лагеря и отход на юг, к берегам Внутреннего моря. Тириол послал своих ястребов к флоту Лотерна, прося немедленной помощи.

Стараниями знахарей и Тириола жар у Каледора спал на шестой день, но слабость от яда еще сохранялась. Он приходил в сознание лишь на краткие промежутки и в один из таких моментов дал свое согласие на план отхода, составленный князьями. Наггаротты шли на восток через руины Авелорна, стремясь к Сафери.

У князей не было другого выхода, кроме как разделить армию: ждать кораблей в количестве, достаточном для эвакуации всех воинов короля, означало риск быть пойманными быстро приближающейся армией Малекита. Тириол с Каледором и четвертью войска направился на восток, призвав город Сафетион прикрывать их. Половина армии двинулась дальше на юг, собираясь перевалить через горы в Ивресс. Остальные силы, действуя как арьергард, ожидали прибытия флота из Лотерна.

Кораблей прибыло слишком мало, чтобы вывезти все оставленные войска. Титраин, вызвавшийся командовать арьергардом, приказал тянуть жребий, кто будет грузиться на корабли. Надо отдать им должное: все эльфы этой небольшой армии отказались, и командиры сообщили, что они либо вместе останутся жить, либо вместе погибнут. Помня приказ Каледора, что ни один князь не должен быть убит или захвачен в плен, Титраин колебался, оставаться со своими войсками или же уплыть на корабле.

И остался, решив, что никогда больше не бросит свой народ.

За оставшееся недолгое время армия укрепляла береговую линию. С кораблей привезли многозарядные арбалеты, создавая батареи обороны, и все доски, мачты, реи, которые корабли могли выделить, пошли на строительство баррикад на травянистых дюнах, огораживающих пляжи. Рыли траншеи, заполняли их маслом из трюмов, чтобы в нужный момент поджечь.

Когда разведчики доложили, что друкаям остался один дневной переход, Титраин приказал устроить пир в честь Азуриана. Вся провизия, оставленная армии, была приготовлена и подана, и столы ломились под тяжестью еды. Князь Котика смеялся и шутил, говоря, что такую вкусную еду нельзя оставлять наггароттам, которые не смогут ее толком оценить.

Под весельем подводным течением ощущался страх. Улыбки были напряженными, разговоры — намеренно легковесными. Но, когда день клонился к вечеру, многие стали составлять предсмертные стихотворения или петь траурные песнопения, играя на флейтах и лирах.

Когда солдаты укладывались спать в последний раз, Титраин пошел обходить лагерь. В нем царила атмосфера спокойствия, армия была готова к своей судьбе. Титраин вышел на берег и уставился на темную ширь воды. Звезды ясного неба отражались в тихой ряби.

Он готов был уйти в свой шатер, когда увидел вдали от берега огонь. Сперва он решил, что это падучая звезда, потому что огонь двигался поперек неба. Потом появился еще один, и еще, и еще, белые, красные, синие, и на глазах становились все ярче. На него двигался косяк качающихся звезд всех цветов радуги. Титраин подумал, не спит ли он. Но его внимание привлек крик со стоящего на якоре военного корабля невдалеке от берега.

— Держи к западу!

Крик был подхвачен на всех судах.

В лунном свете и сиянии фонарей к берегу подходила флотилия малых судов. Из темноты выплывали рыбачьи лодки и торговые шхуны, прибрежные баржи и весельные шаланды. Их были десятки, и подходили еще и еще.

Что-то закрыло звезды, и Титраин услышал отчетливый треск крыльев дракона. Ящер приземлился на пляж, и вихрь от его посадки взметнул песчаную бурю. Титраин в удивлении уставился на фигуру всадника в золотистых доспехах.

— Кончай таращиться и поднимай солдат! — крикнул ошеломленному князю Король-Феникс. — Времени нет!

Весть распространилась по лагерю, и суда стали подходить к берегу, грузить сколько могли воинов, а экипажи их объясняли, что Каледор метался по всему саферийскому побережью, по всем прибрежным деревушкам и городкам, приказывая спустить на воду все, что только может плавать. Суда побольше тащили на буксире лодки, в некоторых было всего с полдюжины эльфов, и подвести их к берегу, который был недостаточно велик, чтобы они пристали все сразу, было долгим делом.

Рассвет окрасил горизонты, и уже слышен был рев друкайских труб. А оставалось погрузить еще около двух тысяч воинов. К Титраину и Каледору подошел Наэдреин — капитан котикской армии, уцелевший в каинитской резне.

— Моя рота встанет к стрелометам, — сказал он. — Мы сдержим друкаев и дадим вам время на погрузку войска.

— Живыми вы не выйдете, — ответил Каледор. — Ты понимаешь, что идешь на смерть?

— Мы поклялись, — ответил Наэдреин. — Все мы потеряли любимых из-за этой друкайской мерзости. И думаем, что счет требует уплаты.

— Великая честь иметь на своей стороне таких воинов, — сказал Титраин. — Сдерживайте их подольше и берегитесь Малекита. Если его подпустите, он с вашими стрелометами разберется быстро.

— Если повезет, мы даже его проклятого дракона подстрелим, — ответил капитан, отсалютовав мечом.

Князь и король ответили на салют, и капитан пошел к своим солдатам.

— Перебей их побольше! — крикнул ему вслед Каледор.

Наэдреин и его воины оказались достойны своего слова. Когда солнце еще поднималось, по берегу разнесся звук работающих стрелометов.

— Помочь им надо, наверное, — сказал Маэдретнир Каледору. — Малекита они долго не удержат.

— Если вступим в бой с Королем-Чародеем, погибнем, — ответил Каледор. — Этого допустить нельзя.

— Ты считаешь себя слишком важным, чтобы вступать в бой?

В голосе дракона слышалось неодобрение.

— Это одна причина, — ответил Каледор.

— А другая? — спросил Маэдретнир.

— Умирать не хочу, — признался Король-Феникс. — Разве что ради достойной цели.

Дракон зарокотал смехом и взлетел, поднимая Каледора вверх, откуда были видны наступающие друкаи и его собственные воины. Последние суда уплывали прочь, оставшихся воинов перевозили на боевые корабли лодки. Ясно было, что последние успеют на борт до того, как друкаи достигнут берега, но Внутреннее море для Короля-Чародея и его драконицы — не преграда. От него еще можно было ожидать значительного ущерба.

Глядя на армию противника, Король-Феникс понял, что не о том тревожился. Малекит держался сзади, темная тень его дракона маячила позади пехотной массы, которая наступала на берег, остерегаясь стрелометов.

— Не только я хочу жить, — заметил Каледор.

Покушение и последующий отход пошатнули уверенность князей, и Каледору пришлось потратить много усилий, чтобы они продолжали придерживаться его плана. Потеря Корадреля тоже была болезненным и личным ударом. Друкаи убили у Каледора брата и двух кузенов, не говоря уже о многих более далеких родственниках из Каледора и других княжеств.

Убитому крейсийскому князю воздвигли памятник, а тело его положили в мавзолей в Лотерне, пока Крейс снова не станет свободным.

Очевидного наследника на владение Ахилларом не было, и Каледор опасался, что борьба за пост правителя Крейса увеличит сумятицу. Для него было неожиданностью, когда к нему явились три главных претендента, все — дальние родственники Короля-Феникса. Они представили Каледору соглашение, подписанное ими всеми, а также многими знатными эльфами Крейса, в котором Каледору присваивался титул регента ввиду отсутствия ясного престолонаследия.

Король-Феникс принял эту должность и быстро выбрал Туриантиса, старшего из своих кузенов, представителем регента в Тор Акаре.

— Если бы только мы всегда были так практичны, — заметил Тириол, когда Каледор сообщил ему об этом на следующем заседании совета.

Покушение в Сафери было всего лишь первым из нескольких таких инцидентов в последующие годы. На Каледора ставили засады, когда он ездил в другие княжества, попытки отравления повторялись. При всех предосторожностях коварство каинитских убийц и решимость Малекита убить Короля-Феникса означали, что Каледор в постоянной опасности. Секты, хотя и ослабленные по численности и мощи, все еще имели своих агентов и свои сети, и единственное место, где Каледор чувствовал себя в безопасности, это на спине Маэдретнира или во время нечастых возвращений в Тор Калед.

Непрестанные угрозы жизни могли бы заставить другого вождя стать болезненно подозрительным. Каледор же собирался допускать, чтобы его перемещения и поступки диктовались противником, и хотя постоянно был бдителен в ожидании очередного покушения, не давал ни загнать себя в укрытие, ни вынудить передать командование армией кому-то другому.

Ему угрожали не только физические нападения. Всю зиму его преследовали кошмары и головные боли.

Опасаясь колдовства, он позвал Тириола, который подтвердил, что на короля наложено проклятие. Маг сплел контрзаклинание и принес из хранилищ Сафетиона талисманы для защиты от этих чар.

Были и не столь тонкие магические нападения. На пути из Эллириона в Сафери корабль Каледора попал в сокрушительную бурю. Небеса кипели черными вихрями, молнии прорезали тьму. Внутреннее море металось в горячке, волны величиной с дом перекатывались через носовую палубу корабля, которым играли воющие ветры.

Матросов десятками смывало за борт, но рулевые привязывали себя к штурвалу, а капитан пристегивался рядом, командуя ими.

Несколько дней продолжался шторм, несколько дней скрипела мачта и волны срывали палубный настил. Моряки работали неустанно, вырезая обломки, заделывая пробоины в корпусе, едва удерживая корабль на плаву. Наконец шторм стих, истратив свою ярость, и корабль с трудом доплыл до Лотерна. День и ночь работали эльфы, не давая судну утонуть, и даже Каледору пришлось включиться в эту работу, используя легендарный боевой шлем Королей-Фениксов как черпак.

Каждое прикосновение к смерти лишь увеличивало решимость Каледора. Его соратниками было замечено, что, когда король раздражен, он потирает на подбородке шрам, оставшийся от клинка убийцы, и они знали, что в этом случае все споры лучше прекратить. В самые жаркие дни короля иногда лихорадило — остатки яда все еще продолжали действовать.

Несмотря на эти отвлекающие моменты, Каледор внимательно следил за ходом войны. Все хитрости и интриги, все наступления и ложные движения Малекита ждал провал. Десять с лишним лет прошло после первого нападения Короля-Чародея, а победа не стала ближе ни для одной стороны.

Иногда больше везло Малекиту, иногда Каледору, но как и предвидел Король-Феникс, чем дольше тянулась война, тем больше оборачивалась она против друкаев. Противнику недоставало численности, чтобы удерживать все захваченные земли, а в Нагарите постоянно ведущаяся Алитом Анаром теневая война приносила свои хоть и не очень явные успехи. Излюбленным полем битвы для обеих сторон стал Тиранок — спорная земля, служащая барьером между Нагаритом и Каледором. Медленно, осторожными кампаниями армии Короля-Феникса возвращали себе свои земли. Орлиный перевал был освобожден, а крепости, построенные друкаями, были теперь заняты войсками, верными Каледору. В следующем году в руках Короля-Феникса оказался перевал Грифона, еще через год — перевал Единорога.

Каледор едва не зашел слишком далеко в своих попытках захватить Драконий перевал: быстрая и смертоносная контратака Малекита заставила эльфов Короля-Феникса бежать через половину Авелорна, пока Король-Чародей не прекратил гнаться за ними из опасения, что его нарочно выманивают из Нагарита, преследуя какую-то более масштабную задачу.

На двадцать первом году своего правления, после двадцати пяти лет войны Каледор еще раз собрал совет на острове Пламени. Князья в волнении ожидали Короля-Феникса: с тех пор, как он собирал их здесь, прошло уже несколько лет.

— Мы выигрываем войну, — заявил Король-Феникс, сев на трон, но его лицо было скорее мрачным, нежели торжествующим. Члены совета недоуменно переглянулись, не поняв, что он имеет в виду. — Наши армии закалены в боях, наша тактика прошла испытание. Друкаи ослаблены, воюют лишь из страха перед своими правителями. Теперь мы нанесем удар.

— По Анлеку? — спросил Дориен, не пытаясь скрыть радость.

— По Анлеку, — ответил Каледор.

План был простой, но он считал его победоносным. Поздней весной Каледор организовал новое нападение на Тиранок, отобрав у друкаев Тор Анрок. При этом он не остался в городе, но пошел на север, гоня друкаев перед собой. К середине лета Каледор вышел к Наганару — быстрой реке, отделяющей Тиранок от Нагарита. Здесь он устроил спектакль постановки лагеря, походов на восток и на запад, будто ища подходящей переправы. Наггаротты на том берегу повторяли его движения, готовые отразить любую попытку форсировать реку.

Эти маневры были обманом. Пока друкаи отступали, Каледор направил части своей армии на восток, заменив их в лагере новобранцами и даже слишком молодыми и слишком старыми эльфами, одетыми в поддельную броню и вооруженными самодельными копьями. Командование этим войском принял на себя Дориен — с расстояния два всадника в золотистой броне на красных драконах были неразличимы, — а Каледор тайно перелетел через горы. Это была отчаянная игра и единственная за всю жизнь авантюра Каледора. Если бы Малекит углядел хоть намек на обман, он бы мог ударить через Наганар, смести фальшивую армию и пойти на юг, в княжество Каледор.

Истинная армия собиралась в Северном Эллирионе, и все солдаты, все рыцари из всех союзных княжеств пришли и приплыли через границу с Авелорном, собираясь под своими знаменами. Копьеносцы и лучники, Серебряные Шлемы вместе с летучей кавалерией Эллириона, маги и князья, гвардия Феникса, слуги Азуриана с острова Пламени, Белые Львы во главе крейсийского войска. Вид собравшейся армии наполнял Каледора трепетом. Все его силы были собраны здесь, и их хватало для его намерения застать Короля-Чародея врасплох и раздавить его армию. Но если не выйдет, то силы Ултуана будут растрачены полностью.

Если он одержит победу, дорога на Анлек будет открыта. Если он ошибся, то в Ултуане не останется силы, способной остановить Короля-Чародея. Впервые с момента входа в священное пламя Король-Феникс произнес молитву Азуриану. Закончив ее, он дал сигнал армии выступать, направляясь на север, к перевалу Феникса. Надеялся, что это имя является для них добрым предзнаменованием.

К добру или к худу, это будет последняя битва войны.

— Ты оставляешь Анлек без защиты! — Визгливый голос Морати ударил Малекита по нервам. — У тебя на границе стоит армия, а ты уводишь войска!

— Это уловка, — ответил Малекит.

Он махнул рукой, и в воздухе появился мерцающий образ Северного Ултуана. Это была не просто карта — это была картина страны, на которой каждая река поблескивала тонкой линией, каждое поле и дорога, каждая крестьянская хижина и каждая канава были воссозданы в мельчайших подробностях.

— Если бы Имрик собрался нападать, он бы не медлил у Наганара, а шел бы прямо, пока оборона была слаба, — пояснил Король-Чародей.

— Отчего ты так уверен, что он нападет с востока? — Морати ткнула пальцем в парящее изображение Нагарита. — Именно с перевала Феникса?

— Короткая у тебя память, мать, — спокойно ответил Малекит. — Ты не помнишь, как я вернул себе Анлек?

Морати только выругалась в ответ.

— Ты тогда ошиблась, а я победил, — сказал Малекит, наслаждаясь возмущенным выражением на лице матери. Но хорошее настроение испарилось, когда он вспомнил о наглости Имрика. — Этот выскочка думает обмануть меня той стратегией, которую я сам и придумал. Ну нет, этому не бывать. Я ему все припомню, когда он будет молить о прощении.

— Так что ты собираешься делать? — Морати зло смотрела на плывущее изображение. — Отзови армию обратно в Анлек — это лучшее, что можно придумать.

— И опять же сильно тебе это помогло, — засмеялся Малекит.

— Если бы не предатели-анарцы, ты бы у меня никогда Анлек не отобрал! — огрызнулась Морати.

— Кто может сказать, что они опять такого не сделают? — спросил Король-Чародей. Голос его стал суров. — Разве не моя корона на голове Алита Анара, украденная из этого дворца, когда за ним надзирала ты? Твои сектанты бесполезны как воины и еще более бесполезны как стражи.

Морати двинулась прочь, ее волосы летели за ней как грозовая туча.

— Вот здесь, — прошептал сам себе Малекит, показывая пылающую фигуру на полосе голой земли между Анлеком и перевалом Феникса. Идеальное место. Болота с севера, а если армия попытается уйти на юг, то упрется в холодные воды реки Лианаррин. — Вот здесь я тебя буду ждать, Имрик. У Маледора.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ. Судьбоносная битва

О том, что заботило всех князей, сказал Дориен. Они собрались возле шатра Каледора в полном вооружении, в развевающихся на крепнущем ветру плащах.

— Можем ли мы победить? — спросил каледорский князь. Тот самый Дориен, что первый заметил темное пятно на горизонте со спины дракона и доложил, что на западе ждет армия друкаев. — Мы годами избегали этой стычки по твоему желанию и твоему приказу.

— Должны победить, — ответил Каледор. — Если не сейчас, то никогда. Отступить — значило бы признать поражение и подорвать боевой дух армии.

Армия собиралась на бугристых пустошах Маледора. В ней были представлены все княжества, верные Каледору.

Копьеносцы и лучники со всех краев Ултуана собрались под знаменами цветов своих князей с вышитыми рунами.

Среди них сомкнутым строем стояли роты лотернской Морской Стражи, одетые в броню, переливающуюся как рыбья чешуя, вооруженные и копьями, и луками, и их мантии и знамена цвета морской волны выделяли их среди строя солдат в белом.

Рыцари Каледора и Эатана построились длинными эскадронами. Их пики украшали яркие вымпелы, серебряные шлемы были украшены знаменитыми гребнями из перьев. С флангов собирающуюся армию защищали батареи стрелометов.

В небе парили пегасы Сафери — маги Тириола пламенными посохами и сверкающими жезлами плели над армией защитные заклинания, воздвигая над ней золотистые арки энергии.

Середину цепи держали крейсийцы. Прикрытые с флангами лучниками и копьеносцами, Белые Львы — избранное воинство Каледора — ждали, опустив топоры на длинных рукоятях. Слева от них стояли безмолвные ряды гвардии Феникса. Плащи гвардейцев переливались на солнце, сверкали алебарды.

К югу, на левом фланге строя, где местность поднималась вверх кустистыми дюнами, располагались летучие рыцари Эллириона. Плюмажи конского волоса реяли на ветру, разносящим смех и разговоры рыцарей по рядам армии.

И еще были драконы. В долгой войне их уцелело восемь. Окруженные дымным дыханием, они ворчали и рокотали на своем языке, а в их середине стоял Маэдретнир, гордо расправив крылья.

— Мы можем победить, — повторил Каледор. — Будьте храбры и оставайтесь сильными.

План боя был согласован, и князья вернулись к своим войскам. Каледорцы сели на драконов и взлетели, Атиель и Финудел возглавили своих рыцарей. Титраин подъехал к небольшому отряду котикских рыцарей, а Карвалон сел на грифона, которого выкармливал с момента, как тот птенцом вылупился из яйца. Пегас Тириола взмыл к облакам — князь-маг взлетел к своим послушникам.

Зазвучали трубы, их чистые голоса зазвенели над полем. Командиры в один голос отдали приказ, и войско Каледора двинулось в бой. На западе ширилась темнота, и она приближалась.

Когда драконы Каледора воспарили к небу, Сулех испустила оглушительный визг, выгнув шею. Трое ее детей ответили ревом, и ужасающий звук прокатился над армией Нагарита.

В первых рядах этой армии шла Хеллеброн со своими каинитками и со своим отцом, князем Аландрианом, сопровождаемые отрядом рыцарей из Атель Торалиена. Эти два войска представляли собой резкий контраст: почти нагие Невесты Каина, завывающие и визжащие, с глазами навыкате от вызывающих бешенство снадобий, с волосами, слипшимися от засохшей крови жертв, под изображением Каина, сделанным из костей. Рыцари — в доспехах с ног до головы, вороные жеребцы защищены золоченой чешуйчатой броней, а над ними гордо вьется знамя Атель Торалиена.

По обе стороны от этого центра развернулись легионы Нагарита — ряд за рядом копий и многозарядных арбалетов. На ветру трепетали красные, черные и лиловые стяги, на двадцати тысячах зазубренных наконечников сверкало солнце. На щитах сияли руны Эрет Кхиали, Атарты, Каина и Анат Раемы, в воздухе стоял рокот барабанов из эльфийской кожи, ревели золоченые костяные рога, призывая к битве.

Воздух над этой армией клубился темной энергией. Черной пеленой бурлили демонические силы, сдержанные песнопениями послушников Морати. Малекит благодаря своему обручу видел их яснее, чем прочие: рогатые и клыкастые чудовища лаяли и завывали, пытаясь разодрать когтями небо и прорваться в мир смертных.

Повелители зверей привели всех горных тварей: гидр и мантикор, гиппогрифов и химер. Дикие гончие в шипастых ошейниках, с окованными железом клыками и когтями выли и рвались на железных привязях. Щелкали бичи, зазубренные бодила тыкали в чешуйчатые шкуры, толкая чудовищ в сторону врага, и они шли вперед, окутанные дымом, а крылатые твари взмывали в воздух.

Рыцари Анлека были особой гордостью Короля-Чародея. По всему Элтин Арвану сокрушали они армии орков и гоблинов, вырезали начисто полчища лесных тварей, по всему Ултуану от их ударов рыцари Короля-Феникса рассеивались и истреблялись. Пики рыцарей, выкованные Хотеком и его кузнецами-жрецами, блестели магической силой. Руны на щитах и броне горели мощью, от них взметались ветра магии и таинственной энергии, проносились по всему Ултуану и сливались в бурю грядущей битвы.

Вокруг Малекита витала магия. Кровь и огонь приманивали ее, золото и серебро ее обуздывали, страх и надежда раздували ее, жизнь и смерть придавали ей форму. С помощью своего обруча Малекит ощущал постоянный поток магии через воздух и землю, через каждый наконечник стрелы, через каждое сердце.

И когда самозванцы будут сокрушены, в мире не останется силы большей, чем сила Короля-Чародея. Завоевания прошлого побледнеют рядом с империей, которую он построит. Он поставил эльфийский народ на грань уничтожения, но из пепла войны этот народ возродится сильнее прежнего. И он, когда станет Королем-Фениксом, поведет свой народ к невиданным еще высотам мощи и славы.

С трона на спине Сулех Малекит обернулся к матери, сидевшей справа от него на только недавно укрощенном вороном пегасе.

— Наконец-то я получу свою битву, — сказал Король-Чародей. — Имрик просчитался, и пора заканчивать эту бесконечную войну.

— Ты увидишь его униженным, — ответила Морати. — Узурпатор преклонит колено, как вынужден был ты склониться перед Бел Шанааром. Он возрыдает возле рук твоих, вымаливая прощения за наглость, с которой занял твой трон. Клинки и яды каинитов превратят все его мерзкое тело в источник бесконечной муки, а я своим колдовством навею на него все кошмары этого мира.

Малекит горящими глазами посмотрел на мать, озадаченный ее злобой и пафосом. Он давно уже бросил мечтать, что Имрик будет вымаливать себе жизнь: ему вполне хватало предвкушения радости наступить на труп узурпатора. Двенадцать лет это было всего лишь предвкушение. Двенадцать лет он страдал от унижения и муки, мысль о которых была так же болезненна, как собственное горящее тело.

— Лучше пусть будет мертв, — ответил Король-Чародей и застонал от удовольствия при этой мысли. — Чем быстрее, тем лучше.

Он дернул цепи Сулех с неестественной силой, давая ей сигнал подняться в воздух. Другие черные драконы вслед за ней пролетели над армией. Малекит, держа поводья Сулех в руке со щитом, правой выхватил Авануир. Магический клинок вспыхнул голубым пламенем, и над армией разнесся голос Короля-Чародея:

— Вперед! Смерть Имрику!

Катариль, крепко сжимая копье и щит, наступал во главе роты копьеносцев Эатана. На коже держалось ощущение маслянистости от темной магии, и он беспокойно поглядывал на содрогающееся облако темноты, которое собиралось над пустошью. Почти не воспринимаемые для слуха, из него доносились шепоты, жестокие и соблазнительные, манящие и угрожающие. Он прогнал их из своих мыслей, сосредоточившись на находящемся впереди противнике.

От обеих армий летели тучи стрел и болтов. Крики погибающих и раненых становились все громче. Град болтов размером с копье ударил в роту эльфов справа от Каратриля, разорвав ее ряды. Болты отскакивали от щитов и кольчуг, друкайские стрелы били в наступающих эльфов Короля-Феникса.

Каратриль мало что мог сделать, кроме как положиться на судьбу и надеяться, что вряд ли Морай-хег провела его через всю эту войну, чтобы тут насадить на болт или нашпиговать стрелами. Она не настолько склонна к черному юмору.

По пружинящей земле на эатанскую роту шлепающими шагами мчался мерзкий зверь размером с лошадь, противоестественный гибрид ящерицы с собакой и львом. От светло-желтого зверя расходились густые светло-желтые миазмы, до Каратриля доносило сернистую вонь. Сзади бежали дрессировщики, подгоняющие тварь трезубцами и колючими плетьми. Лица друкаев были замотаны шарфами.

— Василиск! — крикнул Каратриль, предупреждая своих.

Он надеялся, что с батарей стрелометов зверя увидят, но, когда василиск перешел на бег, обнажив клыки, подобные черным ножам, понял, что надеялся зря.

Рота остановилась, подняв щиты и опустив копья, чтобы отбить его атаку. Каратриль пересохшим ртом проглотил слюну и подавил в себе страх.

Не снижая скорости, рычащий василиск налетел на роту. Его когти пробивали щиты, чешуи брони сминались под его зубами. В шкуру зверя ударили копья эльфов, и на его боках открылись кровавые раны.

Вместе с кровью хлынул мерзкий туман. Его прикосновение разъедало, превращая металл в хлопья и обжигая кожу. Эльфы, которым не повезло, и они вдохнули ядовитый туман, падали на спину, хрипло вскрикивая и выпуская копье, чтобы схватиться за обожженное горло. От этого смертельного тумана плоть окаменевала, превращаясь в серую, грубую, камнеподобную массу.

Оправившись от первого потрясения, копьеносцы сомкнули ряды, щитами отгоняя ядовитый туман. Закрыв глаза, они наугад тыкали копьями в чудовище, повинуясь инстинкту и эльфийским слуху и осязанию.

Еще несколько воинов пали жертвой зубов и когтей чудовища, но наконец многочисленные раны василиска дали о себе знать, и зверь рухнул, истекая сукровицей и кровью, выпустив напоследок клубы нечистого пара. Вожатые чудовища бросились прочь, спасаясь от копьеносцев, обходящих быстро разлагающуюся тушу с двух сторон.

Каратриль сделал судорожный, прерывистый вдох. Преодолевая резь в глазах, увидел идущих навстречу копьеносцев друкаев. Едкая вонь василиска держалась на одежде, лицо горело после соприкосновения с ядовитым туманом.

Но все это забылось, когда он глянул на оскаленные орущие лица врагов. Вспомнил, как князь Эалтерин сжег себя заживо. Вспомнил тяжелые дни, когда разъезжал гонцом Бел Шанаара. Вспомнил кровавую кашу Залита и соблазны Друтеиры. Его все еще преследовало воспоминание о бойне в святилище Азуриана.

Двадцать шесть лет войны теснились у него в мыслях, и прежде всего, среди многого страшного, что он видел и делал сам, — осада Лотерна и смерть Аэрениса от его руки.

Ненависть была ему несвойственна, но сейчас он был переполнен ею, он ненавидел тех, кто шел к нему. Не важно, что они боялись не меньше, чем он, безразлично, что у многих есть семьи. Может быть, с некоторыми он сражался бок о бок до предательства Малекита. Все это было несущественно. Это были друкаи, темные эльфы, и они убьют или поработят всех эльфов, если победа будет за ними.

— За Каледор! — крикнул Каратриль, поднимая копье, и клич был повторен теми, кто его окружал. Рота без команды перешла на бег, направляясь навстречу друкаям. Каратриль стал спокоен, зная, что если погибнет, то вкусит мир.

Противник тоже пустился бегом навстречу, и Каратриль крикнул снова:

— За Ултуан!

Наконец произошло первое столкновение армий. Тириол, летая над боем, смотрел, как черно-белые линии выгнулись сперва в одну сторону, потом в другую. Удар Короля-Чародея был сосредоточен на Каледоре, и его армия наступала узким фронтом. Король-Феникс это предвидел и спланировал свои действия соответственно. Используя себя как приманку, Каледор разместился в центре армии как магнит для друкайской ярости.

Тяжесть первого удара приняли на себя Белые Львы и гвардия Феникса, тем временем лучники поливали стрелами наступающих друкайских рыцарей. Фаланга копьеносцев Каледора выдвинулась вперед насколько могла, втягивая все больше друкаев в атаку на лучших воинов Короля-Феникса. По всему небу кружились драконы, грифоны и мантикоры, вынужденные держать высоту из-за плотного огня стрелометов обеих сторон, и всадники обеих армий сражались за господство в воздухе.

Пока копье и меч, топор и пика вели битву на земле, не менее смертельная битва велась и в воздухе. Ветры магии бурлили, прорываясь там и сям, в борьбе друг против друга Морати с ее подручными и Тириола с его магами. Демоническое облако, кипящее над битвой, заполняло мысли саферийского князя, давя на них как свернувшаяся масса тьмы.

Молнии, пущенные из посохов, разрезали воздух, огненные шары рвали тучи. Град хрустальных копий пронзал друкаев, целые роты солдат Каледора проваливались в глотки открывающихся в земле огромных пастей.

Воздух был густ от заклинаний и контрзаклинаний, создававших мерцающий ландшафт не менее реальный, чем вересковая пустошь под ним.

Из царства хаоса, скрежеща, вырывались жуткие твари, выхватывая из седел рыцарей и глотая коней. Огненные орлы парили над головами солдат Короля-Феникса, поджигая пылающими крыльями облака стрел и болтов, пускаемых в них врагом. Каскады белой энергии срывались с меча Тириола, когда он снижался на своем пегасе и поджигал магическими искрами батареи стрелометов, молнией проносясь над ними.

Внезапное давление, нарастание темной магии привлекло его внимание к северу. Он ощутил волну демонической энергии, разрывающей ткань реальности. Земля вспучилась, из-под полка лучников вырвалась огромная змея с клыкастой пастью и десятком извивающихся языков. Хлещущие щупальца хватали беспомощных воинов, подбрасывали их в воздух и затаскивали в пасть чудовища.

Дав пегасу команду, Тириол свернул к демонскому видению, составляя приказ изгнания. Пока тварь поглощала эльфов, Тириол нырнул к ней вниз, произнося заклинание отрешения. Монстра поглотило золотистое сияние и превратило его покрытую язвами шкуру в мерцающую пыль. Демон затрясся, издав потусторонний вопль, его щупальца задрожали, гроздья черных глаз уставились на Тириола. Посылая посохом магический ветер, маг метнул белую молнию в пасть твари, и она загорелась белым пламенем. Вопль змеи еще держался в воздухе, но демон уже был пожран огнем, обращен в ничто.

Занятый изгнанием демона, Тириол не заметил крылатую тень, подобравшуюся к нему поближе, а за ней след дымного пламени. Слишком поздно он почувствовал присутствие Морати, посмотрел вверх и увидел искаженное ненавистью лицо в ореоле черных волос, ощутил поток темной магии из посоха с черепом на рукояти.

Тириол вскинул серебряный щит, закрываясь от заклинания, но волна темной магии разрушила его, превратив в падающие обломки. Тириол сосредоточился, его амулеты загорелись защитным огнем, но следующее заклинание было направлено не в него.

Его пегас издал придушенный стон и судорожно дернулся, когда из тысячи порезов, вдруг явившихся на его шкуре, хлынула кровь.

С крыльев полетели перья, маг ощутил, как в теле его скакуна ломаются кости, будто его сминает гигантская рука. Издав предсмертное ржание, пегас испустил дух, и Тириол камнем полетел к земле.

Морати с хохотом смотрела, как падал маг. Мантия трепыхалась на ветру, посох выпал из рук — маг лихорадочно махал ими, будто изображая птицу. Смех Морати смолк, когда вдруг из плеч мага явились два невещественных серебристых крыла и бережно опустили его на землю. Морати стала заходить для второй атаки, но маг отряхнулся, протянул руку, и посох спустился прямо в нее.

С мечом в одной руке и посохом в другой Морати спикировала на ненавистного мага. Вблизи она узнала правителя Сафери и вспомнила его участие в оскорблениях и горестях, которые ей пришлось претерпеть. Это он говорил на Первом Совете, это его тюремщики держали ее под замком во дворце Бел Шанаара.

Тириол обернулся, чуя ее приближение. Из его глаз вылетел луч синей энергии. Морати отбила заклинание, прорычав песнопение, и тень из кончика ее посоха развернулась змеей навстречу столбу света. Заклинания столкнулись со взрывом энергии, от которого Морати покачнулась на своем пегасе, а маг рухнул на спину.

После приземления своего пегаса, Морати наставила меч на поверженного мага. Клинок окутало энергией, собирающейся в льдистый шип, и тот полетел к груди Тириола. В последний момент маг успел поднять посох, и перед ним возник золотой диск. Льдистый шип отразился от магического барьера, став облаком тумана.

Быстро встав на ноги, сафериец поднял в сторону Морати открытую ладонь. Морати, шепча защитное заклинание, увидела, как на этой ладони появился голубь. Он взмыл с руки мага и стал кружить вокруг его головы, тихо воркуя.

Морати снова засмеялась. Старый дешевый фокус для развлечения детей, больше он ни на что не пригоден.

Она призвала к себе еще черной магии, мысленно прикоснувшись к демонскому облаку — зачерпнуть исходной мощи хаоса.

И уже была готова нанести очередной удар, как голубь закружился быстрее, круг его полета становился все шире и шире. Глаза голубя блестели хрустальным блеском, он снижался и поднимался, плетя вокруг Тириола сложные петли кривых и ломаных линий.

Морати в это время старалась совладать с нарастающей в ней темной силой. От избытка магии она задрожала, ее кожа стянулась, волосы встали дыбом. А голубь между тем вырос, его перья заиграли всеми цветами радуги, крылья превратились в разноцветные нити пламени.

Феникс бросился к Морати, его пронзительный крик зазвенел у нее в ушах, проникая в сознание. Она стиснула зубы и крепче сжала посох, ощущая, как темная магия бьется в ней в поисках выхода.

Заклинание феникса ударило ее с неимоверной силой, подожгло волосы и сбросило с пегаса.

Морати от удара оземь ахнула, нити черной энергии заструились из ее горла. Скрипнув зубами, она вскочила, ткнув мечом в сторону мага. В воздухе возникли полумесяцы черного железа и полетели, вертясь, к Тириолу. Снова маг призвал золотой щит, но Морати этого ждала. Похожие на косы лезвия превратились в игольно-острые дротики, в тонкие нити чистой магии, и ударили в щит Тириола. И было этих дротиков так много, что они разбили золотой диск, оставив от него одни осколки, мантия саферийца вмиг разодралась на клочья, а кожа покрылась ссадинами и царапинами.

Набирая силу, Морати устремилась в пробитый колдовством путь, после следующего заклинания темная магия заструилась туда, а за ней молния, проникая в открытые раны мага. Каждый порез стал гнойной раной, вывернулся наружу, плюясь гноем и кровью. Маг вскрикнул от боли, рухнул на колени, а Морати приблизилась к нему, добавляя и добавляя магии, вгоняя заражение в тело саферийца глубже и глубже.

Тириол с боевым кличем вскинул руки. Из его кожи вырвался белый огонь, очищая ее от магической скверны. Маг поднялся, покачиваясь, среди бушующего пламени, ничего не видя ослепшими глазами, а его волосы бешено плясали в мистическом огне. С видимым усилием правитель Сафери свел руки, все еще сжимая посох. Пламя полыхнуло вдоль рук, по посоху и из него прямо на Морати.

Та в отчаянии покатилась наземь, прижимая руки к груди и превращая себя в камень. Пламя омывало ее, но не сжигало. Оно бушевало долго, и Морати пришлось усмирять темную магию, струящуюся в ее жилах и заставляющую сердце колотиться.

Наконец пламя угасло, Морати мысленно произнесла заклинание, чтобы вернуть себе живое тело, но превращение шло медленно. Как у оживающей статуи, ее тело, руки и ноги постепенно снова становились плотью, и она наконец выпрямилась, открыла глаза, и с ее век посыпалась пыль.

А Тириол уже успел сбежать, уносимый волшебными крыльями, спасшими его при падении. Она собралась погнаться за ним, но ее взгляд привлек скрежещущий крик с неба.

Из облаков выпал грифон, протянув когтистые лапы, красно-черные крылья удержали его падение. На его спине сидел князь в золотой кольчуге и синей мантии, держа в руке сапфировый меч. На его щите на фоне полуночных звезд был изображен герб Ивресса.

Малекит тоже заметил атаку Карвалона. Он с удовлетворением смотрел за ходом битвы. Его рыцари прорвались к боевым машинам Каледора и расправлялись с расчетами стрелометов. Цепи копьеносцев Короля-Феникса были остановлены и медленно отходили назад. Куда ни посмотри, было видно, как сжимается кольцо черно-серебристых, стремясь к Каледору.

Когда Карвалон спикировал на Морати, Сулех устремилась к князю Ивресса. Морати взметнула руку, и в тот же миг из ее пальцев вылетела черная молния. Шерсть и перья грифона задымились, ему пришлось резко свернуть вверх и в сторону, уходя из-под удара энергии.

Черный дракон набросился на грифона, разодрав когтями его дымящиеся крылья. Малекит успел заметить потрясенные глаза князя перед тем, как обрушить Авануир на щит Карвалона, развалив его пополам.

Грифон каркнул и заверещал в агонии. Сулех рванула кровавые ошметки мощными челюстями, кромсая мышцы и жилы, ломая кость. Карвалон спрыгнул с умирающего зверя прямо ей на плечо.

Малекит от неожиданности промедлил, и ивресский князь полоснул сапфировым мечом поперек груди Короля-Чародея.

Из раны, подобно крови, закапал расплавленный металл. Малекит удивленно глянул вниз и только потом почувствовал боль.

Карвалон, схватившись за один из шипов Сулех, занес меч для нового удара.

Разозленный Король-Чародей ударил сам, пронзив Авануиром грудь противника. Заговоренная броня вмялась, потом развалилась, и лезвие вышло из спины князя, пустив голубые искры, от которых загорелась одежда и волосы Карвалона. Протянув руку, Малекит подхватил князя, готового упасть. Горящие пальцы прожгли позолоченные доспехи и вошли в тело.

Малекит, зарычав, поднял Авануир, перерубил позвоночник и ребра, разделывая Карвалона как жареного кабана. На Короля-Чародея плеснула кровь, зашипела и испарилась без следа. Исполненный презрения, Малекит выпустил расчлененное тело князя и опустил Авануир, успев отрубить голову падающему трупу.

Сунув меч в ножны, Малекит рукой пощупал рану на груди. Металл, который вырвался на свободу, уже остывал, образуя шов на пробоине. Боль стихла, но урок Малекит запомнил: он не бессмертен.

Глянув вниз, на битву, Король-Чародей увидел стрелу белых тел в красных узорах, рвущихся к цепи армии Имрика, нацеленную точно на узурпатора.

Малекит улыбнулся. Может быть, каинитки убьют Имрика вместо него.

Поднырнув под удар топора, Хеллеброн полоснула правым мечом по белой шкуре-плащу стоящего перед ней крейсийца, отрубив ему руку, а лезвие в левой руке вогнав ему в глаз. Отпихнув ногой падающее тело, она перепрыгнула через чей-то топор и оба клинка всадила в шлем того, кто его держал.

Вокруг нее Невесты Каина визжали хвалу Кроваворукому, сражаясь с крейсийскими телохранителями. Они приседали, уклонялись от полосующих топоров, выбрасывая отравленные клинки, как змеиные жала, ища незащищенных мест. Справа от Хеллеброн одна из Невест была развалена от плеча до живота, на жрицу Каина плеснуло кровью. Хеллеброн облизнулась, радуясь этому вкусу.

Крейсиец переступил через изуродованный труп и взмахнул топором, целя Хеллеброн в шею. Она припала к земле, лезвие свистнуло над ее головой — и в ту же секунду она снова была на ногах и полоснула обоими клинками по горлу противника. Тот свалился, обдав Хеллеброн артериальной кровью, как благословением самого Каина. С колотящимся сердцем она перепрыгнула через упавшего, вогнала меч в спину другого воина.

Над схваткой видна была нависшая фигура — дракон короля-узурпатора, и на спине его сидел этот проклятый каледорец. Она уклонилась от очередного топора, не спуская глаз с Имрика, и отрубила держащие его руки. Без малейшей паузы полоснула мечом по лицу владельца. Бойня вызывала восторг, придавала сил телу, обостряла ум. Чувствуя, как бурлит кровь, как течет по телу тайное варево Каина, Хеллеброн двинулась дальше. Сквозь шум крови, сквозь стук сердца, сквозь звон металла — симфония разрушения, давшая голос дару Каина.

С неестественно обостренными дурманными листьями чувствами, Избранница Каина уходила от всех ударов, а ее клинки превратились в мелькание серебра, оставляющее за собой мертвых и расчлененных врагов. Она билась без участия мысли, реагируя на малейшие движения, и мечи ее будто жили своей жизнью.

Сквозь туман смерти донесся новый звук: чистая нота трубы. Задрожала под ногами земля.

Ударом меча наотмашь уложив очередного крейсийца, Хеллеброн обернулась на звук. Через головы Невест она увидала несущуюся на нее стену белых лошадей с одетыми в серебро всадниками.

Волной плюмажей конского волоса и зеленых вымпелов эллирионцы, опустив копья, налетели на каиниток. В руке Финудела пылало светом древнее копье Мириалит.

От удара каинитки легли десятками, пронзенные копьями и раздавленные скачущими копытами. Финудел бил налево и направо, а его конь бросался в гущу врагов, и каждый удар копыт валил каинитку.

Горя гневом из-за виденных в Котике зверств, эллирионский князь атаковал каиниток с безжалостной свирепостью. Рядом с ним Атиель прорубала серебряным мечом себе путь в гуще врагов, и длинные волосы вились за ней как плащ.

Князь и княжна рвались к серому знамени каиниток, и летучие рыцари следовали за ними. Он встретился взглядом с рассвирепевшей ведьмой — лицо ее покрывала кровь, волосы слиплись. Наклонив в ее сторону Мириалит, князь послал коня вперед.

И все же напор атаки эллирионцев спадал. Окруженный толпой визжащих каиниток с отравленными клинками, Финудел потерял из виду их предводительницу. Он ни на миг не опускал магическое копье, отгоняя обезумевших дикарок.

Каинитская ведьма-предводительница появилась слева, прыгнула на чьего-то коня, сделав сальто в воздухе, и ее клинки оставили на груди всадника красный разрез. С невероятной ловкостью и чувством равновесия она перепрыгнула на другого коня, отрубила голову другому рыцарю и дальше двинулась прыжками с лошади на лошадь, оставляя за собой упавшие тела.

Битва разделила Финудела и Атиель. Он глянул через плечо, с облегчением увидел, что сестра еще сражается, и меч ее поднимается и опускается сверкающими дугами, прорубаясь сквозь толпу каиниток. Ударом сапога в лицо отшвырнув прыгнувшую к нему Невесту, князь направил коня к жрице, убившей стольких его воинов.

Она казалась одержимой, не обращала внимания на раны и порезы на теле. Предводительница каиниток вертелась и скакала, подсекая лошадям ноги и рубя их всадников. Она дралась со странной дикой грацией, ни на миг не останавливаясь, и каждое ее движение приносило верную смерть.

Каинитка не обратила внимания, когда Финудел вырвался из гущи схватки и опустил копье. Прошептав команду коню, он пустил его галопом, нацелив Мириалит на голую спину.

Внезапно на князя упала чья-то тень и его охватил холод. Донеслась жуткая вонь, лошадь в ужасе встала на дыбы. Повернувшись, князь успел увидеть, как вокруг его тела смыкаются когти массивной лапы.

Скрежет разрываемого металла и предсмертный крик эллирионского князя были заглушены ревом Сулех. Малекит взмахнул мечом, и лавина огня сорвалась с клинка, окутав летучих рыцарей. Хвост Сулех сбивал всадников десятками, крушил тела, протыкал костистыми шипами. Облако ядовитого газа вылетало, бурля, из драконьей пасти, ослепляя эльфов и коней и разъедая металл.

Рыцари в ужасе бежали от Короля-Чародея, их панические крики казались ему приглушенными. Он еще пустил магического огня им вслед, сжигая коней и заживо запекая в броне всадников.

Когда Сулех бросилась за убегающими эллирионцами, Малекит увидел, что несколько сот всадников в бегство не обратились. И во главе их была золотоволосая княжна, лицо ее стало маской ненависти. Подняв меч, она дала сигнал к атаке.

Дернув поводья, Король-Чародей направил Сулех к приближающимся летучим рыцарям. Застучали копья в чешую Сулех. Она махнула передними когтями, обезглавив и выпотрошив десятки эллирионцев.

Княжна не попала под удар когтей, и ее клинок оставил на передней лапе Сулех кровавую борозду.

Малекит извернулся, ожидая, когда княжна появится из-под туши драконицы. Сулех зашипела от боли и пошатнулась. Показалась княжна с окровавленным мечом, а из черного подбрюшья дракона струилась кровавая жижа.

Сулех ударила хвостом, попала по коню княжны, превратив животное в кровавую кашу с переломанными костями. Княжна взлетела в воздух и тяжело рухнула, левая нога оказалась вывернута. Малекит набрал темной энергии, готовясь пустить вспышку огня и добить эллирионку, но тут его внимание привлекло движение наверху — какое-то пятно, быстро приближающееся к нему на фоне облаков. Он глянул вверх — массивный красный дракон летел к нему, а на его спине — эльф в золотой броне.

— Наконец! — сказал Король-Чародей, тут же забыв про Атиель. Он возвысил голос, металлическим ревом перекрывая грохот битвы. — Ко мне, Имрик! Ко мне!

Черный дракон Малекита взлетел навстречу Королю-Фениксу. Каледор едва удержался в седле-троне, когда два титанических зверя налетели друг на друга свирепым вихрем клыков и когтей. Маэдретнир обдал противника огнем, и Королю-Фениксу послышался насмешливый хохот Малекита.

Звери оттолкнулись друг от друга и стали кружить, выбирая момент для нападения. Из обоих драконов хлестала кровь. Каледор приготовил пику для следующей атаки, метя Малекиту в грудь. В его мозгу горела, вертясь и извиваясь, руна на щите Короля-Чародея.

Кровавый символ, Истинное Имя Каина, лупило Каледора какофонией войны, рот заполнился вкусом крови.

Тряхнув головой, чтобы избавиться от действия жуткой руны, Каледор увидел, что Малекит уже почти над ним. Он взмахнул пикой, а Маэдретнир ушел вправо. Сияющее острие оставило рану на боку черной драконицы, пролетевшей сверху.

Она резко обернулась, чуть не схватив челюстями Маэдретнира за хвост. Дракон нырнул, уходя от нападения, подставив Каледора когтям твари. Тот успел выставить щит. Алмазной твердости когти рванули его поверхность, полыхнула защитная энергия.

Планируя к земле, драконы снова сблизились. С меча Малекита спрыгнул огонь, затрещал вокруг Каледора. Заговоренная броня защитила Короля-Феникса, синее пламя миновало его, не причинив вреда. Маэдретнир схватился с черной драконицей, заметались длинные шеи. Звери искали шанса вонзить в противника клыки.

Дергаясь, извиваясь, драконы спускались, сцепившись зубами и когтями. Каледор отставил пику и обнажил Латраин, Король-Чародей выхватил Авануир, и мечи их встретились в треске молний и синего огня. У Каледора онемела правая рука, и лишь с трудом он сумел удержаться в седле во время следующей атаки, отбив в сторону клинок Малекита, устремившийся к его голове.

Драконы, терзая друг друга, о всадниках не думали. Каледора бросало из стороны в сторону в битве Маэдретнира и его противницы, в хлопанье крыльев и свисте хвостов. Малекит рукой со щитом вцепился в железные поводья, от его брони шел дым и пар.

Король-Феникс и Король-Чародей встретились взглядами. Глаза Малекита были как бездонные ямы, полные черным огнем, они высасывали из Каледора жизнь. Вспыхнул сиянием саферийский амулет, висящий на броне Каледора, отталкивая чародейство Малекита. И снова сблизились два дракона, и снова Каледор отразил удар Авануира.

Вокруг продолжал кипеть бой. Драконы в своей ярости топтали врагов и друзей, не разбирая, каинитов и эллирионцев, Белых Львов и наггароттов.

Каледор не сводил взгляд с Короля-Чародея, ища возможности нанести удар. Когда черная драконица отпрянула от атаки Маэдретнира, он такую возможность увидел. Меч его врезался в плечо Короля-Чародея, вошел глубоко под скрежет разрываемого металла. Волна энергии плеснула по руке Каледора, мучительной болью отозвавшись во всем теле.

Сулех, изловчившись, сомкнула когти на шее Маэдретнира, и красный дракон взревел от боли. Щелкая зубами, он схватил ее за крыло, прокусил кость и сухожилие, и наконец черная драконица в судороге разжала хватку. У Маэдретнира из шеи хлестала кровь, красный дракон попятился, оставляя на взрытой земле алый поток.

Король-Чародей дернул цепь поводьев своей драконицы, и зверь прыгнул на Каледора. Она схватила его за правую руку, в заговоренный итильмар с треском вошли зубы. Рука у Короля-Феникса и без того онемела от боли, и Латраин выпал из разжавшихся пальцев. Ремни привязи трона разошлись, и когда черная драконица мотнула головой, Каледор упал с трона на землю.

Тяжело дыша, он вскочил, ища глазами Латраин. Увидел блеск металла на травяной кочке, бросился туда, протягивая руку, но тяжелый удар в спину сбил его с ног, подбросив в воздух. Король-Феникс рухнул среди тел убитых эллирионцев, оказавшись лицом к лицу с мертвым Финуделом.

Лежа на животе, Каледор почувствовал, что земля дрожит, и перевернулся на спину, приготовившись увидеть нависшую над ним драконицу.

Но ее не было. Малекит дергал железные поводья, стараясь направить зверя к Каледору. Драконица упиралась, желая преследовать Маэдретнира, который отступал, тяжело хромая, и на его боках кровоточили рваные раны. Сулех выглядела не многим лучше: крылья разодраны, на морде и на шее следы от когтей и клыков.

Воля Короля-Чародея победила, и голова драконицы повернулась к упавшему Королю-Фениксу. Хлопая рваными крыльями, она рванулась вперед, распахнув пасть и капая кровавой слюной.

Каледор глянул в остекленевшие глаза дракона, увидел в черных шарах свое отражение. Читать там было нечего — только глухой холод. Послышался торжествующий смех Малекита.

Внезапно Каледора накрыл топот копыт. Рядом с ним пролетел эскадрон рыцарей, некоторые перепрыгивали на конях прямо через распростертого Короля-Феникса. В чешую дракона ударили пики, взревел огонь с меча Малекита.

Когда пролетели последние, Каледор заметил, что они одеты в цвета Титраина. Отбросив сломанные пики, они выхватили сверкающие мечи и стали скакать вокруг черного дракона, тыча клинками ему в бока. Драконица отбивалась, придавила одного рыцаря когтистой лапой, раздавив коня со всадником, потом схватила другого.

Каледор попытался встать, но из правой ноги в спину стрельнула боль. Он упал на бок, уйдя руками в раскисшую от крови землю. Глянув вниз, он увидел, что нога у него вывернута, броня раздавлена и разорвана. Подавив боль усилием воли, он сел, чтобы видеть, что происходит.

Битва все еще была в полном разгаре. В небе драли друг друга драконы и мантикоры. Заклинания разрушения и защиты пылали в воздухе, визг болтов и стрел терзал уши. Все еще бурлящая туча демонов дергалась в небе, булькая и кипя инфернальной энергией. Сцепились в схватке роты копьеносцев, шум боевых кличей сливался со звоном металла, земля дрожала под копытами атакующих коней и сапогами тысяч воинов.

Каледор пополз по окровавленной траве, прислонился к телу лошади Финудела. Посмотрев на Малекита и черную драконицу, он увидел, что более половины рыцарей Титраина убиты, а тварь и ее хозяин живы.

У него на глазах Сулех выхватила Титраина из седла. Князь осыпал ее морду дождем ударов, оставляя на чешуе рубцы. Потом челюсти сомкнулись, и обмякшее тело Титраина повисло на клыках драконицы, когда она открыла пасть, чтобы выпустить еще одно облако ядовитого пара.

Гибель князя подорвала дух рыцарей. Они бежали, а Малекит снова направил Сулех к Каледору, хотя драконица желала преследовать отступающих. Уступая настоянию всадника, она сделала три шага к Каледору, из десятков ее ран лилась кровь. Король-Чародей ехал с поднятой рукой, Авануир показывал в небо.

Король-Феникс почувствовал, как его заполняет странное тепло. Мир вертелся перед глазами, полуослепленными садящимся за спиной Малекита солнцем.

Ему показалось, что в лучах солнца он видит кого-то — гибкую эльфийку с волосами из плюща и глазами из цветов. Она плыла к нему в сиянии золота и зелени, ноздри его почуяли запах травы и деревьев.

— Победа будет твоей, Каледор, — сказало видение. — Тебе нужно лишь протянуть руку и взять ее.

Король-Феникс глядел на Малекита, ожидая смертельного удара. Король-Чародей будто застыл, как и вся битва. Ничего не было слышно, кроме вздохов ветра в деревьях и потрескивания сучьев на ветру.

Дева поглядела направо от Каледора и улыбнулась. От этой улыбки волна силы прошла по телу Короля-Феникса, изгоняя усталость и боль.

В громоподобном треске вернувшихся звуков видение исчезло. Каледора обдало зловонным дыханием дракона, по коже побежали мурашки. Почти бессознательно он протянул руку направо, куда смотрело видение, а сам не сводил глаз с Короля-Чародея.

Железная перчатка сомкнулась на рукояти копья, и его прикосновение согрело руку магией.

Драконица запрокинула голову, готовая ударить, сделала глубокий вдох. Каледор посмотрел на ее окровавленные клыки, увидел массивный раздвоенный язык, пробующий воздух.

И изо всей силы метнул копье Финудела.

Мириалит сверкнул, улетая в раскрытую пасть дракона, пробил небо и вонзился зверю в череп.

Сулех взревела и встала на дыбы, все ее тело забилось в предсмертной судороге. Железные звенья поддались, цепи сбруи лопнули. Малекита сбросило назад и влево, он свалился со спины драконицы, ударился оземь в лязге металла, пламя и пар полыхнули из его брони.

Оглушенный падением, Малекит встал на колено, отбросил щит, чтобы освободить руку. Рядом с ним, пронзительно вереща, судорожно билась Сулех. Король-Чародей остановил ненавидящий взгляд на Имрике, который полулежал, опираясь на тело лошади. Тот ответил ему вызывающим взглядом.

И в это мгновение на Малекита рухнуло тело Сулех, вдавив его в землю. Прижатый ее тушей, он пытался приподнять ее и освободиться. Авануир он бросил на землю, двумя руками сталкивая тушу, рухнувшую ему на ноги и нижнюю половину тела.

Вдруг по всему его телу прошло ощущение покалывания: касание магии. Он обернулся, ища глазами его источник.

На него надвигалась волна белого огня. Красивая, переливающаяся, как лунная дорожка на воде, с искорками золота и серебра. Он узнал это пламя. Он стоял в нем, чтобы получить благословение Азуриана. Сейчас повелитель богов снова приходит на помощь Малекиту, как помог когда-то Аэнариону.

Малекит ощутил неожиданный прилив силы и освободился наконец от тела Сулех. Он встал и повернулся к наступающему огню, раскинув руки, чтобы принять благословение Азуриана. Белое пламя трещало все ближе и ближе — прохладный ветер овевал его раскаленную докрасна броню. Когда его охватил огонь, он закрыл глаза, ожидая освобождения от муки, ставшей его спутником на двадцать с лишним лет.

Грудь и руки обожгло свежей болью, и Малекит с криком открыл глаза.

Не пламя Азуриана окружило его, но алебарды гвардии Феникса. Каждое лезвие горело огнями Азуриана, каждый удар сильнее зажигал в нем пламя, которое поместил в его тело повелитель богов.

Физическая боль была мелочью по сравнению с болью предательства. Под алебардами гвардии Феникса, терзающими его железную плоть, Малекит внезапно вспомнил, что он не получил благословения Азуриана. Его отец не испытал те муки, что выдались ему.

Иллюзия Короля-Чародея испарилась, и он ясно увидел свое наказание. Азуриан его отверг, проклял его вечной мукой. И потрясение от этого бросило Малекита на колени вернее ударов, что сыпались на него, оставляя борозды в черной броне.

Но минута отчаяния прошла, сменившись гневом, глубоко укорененной яростью, питаемой горящим в теле огнем. Броня взорвалась пламенем, отбросив гвардию Феникса. Тела гвардейцев обугливались, их броня плавилась.

Малекит налетел на слуг своего мучителя с пылающими кулаками. Его железные руки пробивали нагрудники и отрывали конечности. Он призвал темную магию, питая ее силой уходящей жизни своих врагов, вывертывая ее для своих целей.

А еще Король-Чародей попытался затянуть магию в себя, чтобы залечить повреждения брони. Магия виляла и клубилась, но не могла войти в тело. Там, где ударили алебарды гвардии Феникса, горели золотистые огоньки, сдерживающие темную магию.

Сердце Малекита наполнил ужас. Не в силах залечить свои раны, капающие струйками расплавленного металла как кровью, он понял, что может умереть.

— Никогда! — взревел он.

И выпрямился во весь рост.

Темная магия, которую он призвал лечить свои раны, клубилась вокруг, образуя лезвия черного железа, полосующие гвардию Феникса. С последним импульсом темной магии он пустил на врага лес магических мечей, обратив противников в бегство.

Капая металлом, огнем и кровью, Малекит повернулся и побежал прочь, оставляя на траве горелые следы. Нет, он еще не умрет, не на этой жалкой пустоши, не на глазах у смеющегося узурпатора. Король-Чародей мысленно обратился к своему обручу, потянулся к магическим ветрам, хватая всю силу, до которой мог дотянуться. Над ним возникло маслянистое черное облако, полыхающее зарницами, защищающее его от преследователей. Оно росло и ширилось. Это бурлящее живое облако обрушилось на гвардию Феникса, устремившуюся за Малекитом, стало выворачивать тела и ломать кости.

Вот так Малекит, Король-Чародей, бежал с поля Маледора и вернулся в Анлек, сломленный и сокрушенный сердцем. Его гордость была попрана на этом кровавом вереске.

Морати видела, как бежал ее сын, и поняла, что они потерпели поражение, и все же она не считала войну проигранной. Они с сыном долго обсуждали самые хитроумные планы, которые гарантируют им победу. Оставив армию, она послала приказ своим приспешницам отступать, а сама повернула пегаса на запад.

Бегство Короля-Чародея — их властелина и полководца — это был удар, от которого армия друкаев не смогла оправиться. При виде этого бегства боевой дух его последователей был сломлен. Те князья и рыцари, что могли удрать, последовали за хозяином, устремившись на запад, в Анлек. Некоторые наггаротты прорывались и уходили на юг, к крепостям, охраняющим Наганар. С ними были Хеллеброн и оставшиеся каиниты.

Каледор был не в состоянии командовать армией, и преследование возглавил Дориен. Армия Короля-Феникса устремилась на запад, загоняя оставшихся друкаев в болота к северу от поля боя. В этой трясине многие друкаи утонули, увлекаемые на дно своей броней, но коварная топь остановила преследователей — всех, кроме трех уцелевших драконов и одинокого саферийца на своем пегасе.

Когда настала ночь, Дориен был вынужден вернуться к армии: оставшиеся враги растворились в темноте, а его тревожило состояние брата. Он вернулся к Королю-Фениксу и застал его в руках знахарей. Вокруг Каледора выстроились Белые Львы и рядом — безмолвные ряды гвардии Феникса.

Не было ощущения победы, не было радости меж воинами. Князья трех княжеств пали в бою с Королем-Чародеем, и их армии были подавлены горем. Эльфы оплакивали погибших: многие тысячи не вернутся домой. Сила Нагарита сломлена, но чудовищной ценой.

Ночь темнела, оцепенение у Каледора не проходило. Он отказался покидать поле боя, пока не перевяжут и не унесут других раненых, — так и сидел, прислонясь к трупу лошади Финудела, там, где убил черную драконицу Малекита.

Горели костры — поодаль от места сражения; никто не хотел глядеть на груды мертвецов. На следующий день предстояла трудная работа. Наконец Каледор позволил погрузить себя на носилки, и его уже собирались уносить в шатер, как вдруг из темноты послышался оклик.

При мерцающем свете костров виднелись неясные фигуры, в плащах с капюшонами они маячили на краю поля зрения. Каледор услышал, как один из несущих его прошептал:

— Духи друкаев! Даже после смерти они преследуют нас.

— Ошибаешься, — донесся голос из темноты.

Из тени выступил эльф в черном, Белые Львы подняли топоры. Эльф отбросил капюшон и оказался Алит Анаром.

— На Маледоре еще остались живые наггаротты, — сказал Король Теней.

— Ты опоздал, — ответил Каледор.

— К твоей битве? — спросил Алит с ноткой презрения. — Я тебе говорил, что не сражаюсь за Короля-Феникса.

— Чего ты хочешь? — спросил Каледор. Боль и усталость отбивали всякую охоту спорить.

— Чтобы ты ушел из Нагарита, — ответил Алит. — Ты незваный гость в моих землях.

— В твоих землях?! — рявкнул Дориен, и рука его дернулась к рукояти меча.

Движение Алита было неуловимо. Секунду назад он стоял, скрестив руки на груди, и вдруг у него в руке оказался серебряный лук, стрела смотрела в горло Дориена.

— В моих землях, — повторил Король Теней. Он обращался к Каледору, но взгляда не отводил от Дориена. — Твой лагерь окружен тремя тысячами моих воинов. Если кто-то из вас поднимет против меня оружие, они вас перережут.

Каледор посмотрел в глаза Алита и решил, что это вряд ли пустая угроза. Махнул рукой Дориену, чтобы тот унялся.

— Малекит жив и Морати тоже, — сказал Король-Феникс. — Я должен взять Анлек и закончить работу.

— Свою часть ты сделал, — ответил Алит. — Оставшееся — дело Нагарита, и никого другого.

— Тебе понадобится моя помощь, — сказал Каледор.

— Мне она никогда не была нужна, — возразил Алит. — Я не желаю тебе зла, но, если ты пойдешь на Анлек, я вынужден буду тебя остановить. Дальше в дела наггароттов не вмешивайся. Когда с Малекитом и Морати будет покончено, я дам тебе знать.

Каледор глядел на юного Короля Теней и видел его целеустремленность и искренность. Король-Феникс знал, что теневая армия его не сможет остановить, и Алит тоже этого не знать не мог. Но это нисколько не придавало привлекательности перспективе новой битвы. Друкаи пытались разбить Анаров более двадцати лет — каков шанс, что у него это получится?

— Я даю тебе свое согласие, — сказал Каледор. — На данный момент. Позволить Малекиту перегруппироваться нельзя. Весной я вернусь с армией в Нагарит, чтобы закончить дело — если ты его к тому времени не закончишь.

— Ты подчиняешься приказам этого наггароттского щенка?! — возмутился Дориен, делая шаг вперед.

— Дориен, замолчи! — прикрикнул на брата Каледор.

— Слушай брата, Дориен, — сказал Алит. — Твой язык доведет тебя до гибели, и не тебя одного.

Проворчав что-то неразборчивое, Дориен зашагал прочь, сделав Алиту презрительный жест.

Король Теней опустил лук, хотя стрелу с тетивы не снял.

— Благодарю тебя, — сказал Алит. — Сейчас я уйду, но знай, что мы наблюдаем. Когда похороните мертвых, идите на восток.

Каледор ничего не ответил. Король Теней ушел в темноту, слившись с ночью. Каледор подождал, пока часовые у границ лагеря не доложили, что теневая армия ушла.

В душе он знал, что Алит свое обещание выполнить не сможет. Даже при почти уничтоженной армии Нагарита Анлек не станет легкой добычей. Малекит и Морати никогда не сдадутся.

Однако сейчас не время было затевать новую битву. Король-Феникс даст Алиту шанс попытаться и потерпеть неудачу и вернется с армией весной закончить эту войну навсегда. В любом случае теневая армия ослабит противника, облегчив задачу Каледору.

Погружаясь в сон, Каледор чувствовал, как с него спадает тяжесть. Драться еще придется, но война почти закончена. Армии Нагарита если и оправятся от такого разгрома, то очень нескоро.

В настоящий момент Король-Чародей ничего сделать не сможет, последний его гамбит не удался.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ. Раскол

Тронный зал в сердце дворца Аэнариона был погружен во тьму. Освещала его лишь раскаленная броня Короля-Чародея, бросающая на стены колеблющиеся тени от двенадцати стоящих перед ним эльфов.

Унижение было болезненнее всех ран, хотя и они были серьезны: удары алебард гвардии Феникса оживили огонь Азуриана, поселившийся в теле Малекита. Но сам Малекит не отступал теперь перед болью, как раньше.

Он радовался ей. Он питал ее. Страдание тела разжигало ярость духа.

— Еще не все потеряно! — провозгласил Малекит.

— Мы разбиты, господин, — сказал Уратион, чернокнижник-воевода, правивший цитаделью Уллара. — У нас едва хватит войск защитить стены, а проклятые Анары со своей армией наверняка скоро придут.

— Молчать! — загремел по залу голос Малекита, отражаясь от далеких стен. — Мы не сдадимся!

— Как сопротивляться, когда наши армии рассеяны? — спросила Иллеанит, дочь Тириола, понизив голос до шепота, и в нем слышался только страх. — Отзывать в город гарнизоны не имеет смысла, они все равно не успеют.

— У нас будет новая армия, да такая, с которой Имрику и его блюдолизам никогда не справиться, — ответил Малекит.

Он встал. Броневые подошвы загремели по каменному полу — король подошел к кольцу колдунов. Протянув дымящуюся руку, он прорезал пальцем воздух. Появилась черта, лопающаяся от энергии, вихрь бесформенных красок и неразборчивый звук рванулись из этого разрыва в реальность. Черта превратилась в щель, растаскиваемую когтистыми руками, и в нее полезли оскаленные морды демонов. Высунулась чешуйчатая рука.

Разлом в Царство Хаоса заколебался, рука убралась, щель закрылась и исчезла со скрежетом разрываемого металла. И следа от нее не осталось.

— Демоны? — спросил Уратион.

— Неисчерпаемая армия, — сказала Морати, вступая в круг и держа в руках свой посох с черепом. — Бессмертная и неуязвимая. Может ли быть лучшее войско для службы повелителю Нагарита?

— Призвать горстку демонов — понадобится вся наша сила, — сказала Друтеира, бывшая прислужница Морати, ныне самостоятельная чернокнижница. Ее темные волосы были сплетены с серебром, светлая кожа испещрена рунами. — И еще есть оружие работы Ваула, способное уничтожить демона; его достаточно, чтобы разбить любое войско, которое мы наколдуем.

— Нам не придется их вызывать, — сказал Малекит. — Нам только нужно сломать запоры, которые держат их в Царстве Хаоса.

Наступило молчание — до собравшихся должно было дойти, что это значит. Нарушил его Уратион.

— Ты говоришь о портале Каледора? — спросил он.

— Это невозможно, — сказала Друтеира. — Портал питают магнитные жилы Ултуана. Нам придется их все уничтожить, а почти все они — в землях наших врагов.

— Это возможно, — ответила Морати. — Не уничтожать магниты, а перенаправить их.

— Массовое жертвоприношение, — сказал Малекит. — Все вместе мы создадим такой прилив темной магии, что он нарушит гармонию портала. Дальнейшее сделает сама ее сила, втянув в себя этот взрыв энергии.

— Разумно ли это? — спросил Уратион. — Без портала Царство Хаоса вырвется на свободу на ветры магии. Даже все вместе мы не сможем управлять этой силой.

— Ею не надо управлять, достаточно направить, — сказал Малекит и поднял дымящийся палец к обручу на своем шлеме. — Эта мощь будет направлена на наши цели, у меня есть средства сосредоточить ее энергию. Наши враги будут сметены волной демонов, выживут лишь те, кто мне угоден. Одним ударом я добьюсь и победы, и мести.

Все переглянулись. Кто-то уже рвался в нетерпении, другие были озадачены.

— Разве у нас есть выбор? — спросил Аудерион, запуская в белые волосы пальцы с черными ногтями. Взгляд его беспокойно перебегал между собравшимися, ни на ком не останавливаясь. — Мы не сможем держаться вечно, рано или поздно нас разгромят окончательно.

— Душами мы уже поплатились, — прошептала Иллеанит. — Заключенные нами сделки и обещания крови мы не сдержали. Я не хочу без борьбы сдаваться такой судьбе.

— Представьте себе их ужас, — сказала Друтеира. — Ужас, обрушившийся на тех, кто нас презирал, кто нас отверг. Мы избавим этот мир от наследия Укротителя Драконов, исправим давнюю ошибку и смоем оскорбление, нанесенное легенде Аэнариона.

Некоторые промолчали, не решаясь говорить, но их беспокойство было так же ощутимо, как жар от брони Малекита. В полумраке поблескивали встревоженные глаза.

Уратион склонил голову.

— Прости мои возражения, господин! — сказал он, падая на колено. — Что мы должны делать?

— Возвращайтесь в свои замки и собирайте всех послушников и рабов, которые у вас еще есть. Морати посвятит вас в подробности обряда, который вам надлежит выполнить. В назначенный час — полночь через десять дней от нынешнего — мы начнем. Кровь наших жертвоприношений притянет темную магию, а наши песнопения направят ее в портал как бурю.

— А что же саферийцы? — спросила Иллеанит. — Мой отец и его маги попытаются нам помешать.

— А как? — ответила Морати. — Когда они поймут, что происходит, уже поздно будет вмешиваться.

— И даже если вмешаются, остановить нас они не смогут, — добавил Малекит. — Портал создал Каледор Укротитель Драконов в самом расцвете своей силы. Такое даже твоему отцу не по плечу.

Больше вопросов и возражений не было. Все поклонились и вышли, оставив Малекита наедине с Морати.

— А если ты ошибся? — спросила она. — Если мы не сумеем укротить портал?

— Демоны разгромят весь мир и все разрушат, — ответил Малекит.

— И тем не менее ты уверен, что хочешь рискнуть?

— «Рискнуть»? — Малекит резко засмеялся. — Я буду просто счастлив! Если Ултуан не будет моим, пусть в нем никто не правит. Пусть лучше наш народ погибнет, чем склонится под чужой рукой. Пусть лучше мир разлетится на части, чем терпеть эту вечную муку.

Как он и обещал Алиту Анару, Каледор отвел армию за Кольцевые горы, обратно в Авелорн. Многих из своих воинов он разослал по их княжествам, некоторые печально и торжественно несли своих убитых князей. Дориен был отправлен в Каледор с вестью о победе Короля-Феникса, а Каратриля послали в разрушенный Авелорн попытаться донести то же самое до Вечной Королевы.

Тириол остался с армией, тревожась о ранах Короля-Феникса. Каледор, хотя публично объявил, что поправляется, наедине сознался, что по-прежнему ощущает сильную слабость. Он еще не был готов вернуться на остров Пламени, а потому оставался в Авелорне с армией, готовый реагировать в случае неблагоприятного поворота событий для теневой армии в ее попытке совершить в Анлеке переворот.

Дни становились короче. Каледор почти все время сидел у себя в шатре, отдыхая и размышляя, что будет делать дальше. Как-то вечером через двенадцать дней после битвы при Маледоре он пригласил к себе Тириола.

— Тебе придется поискать другого Короля-Феникса, — сказал он.

— Что с тобой? — спросил испуганный маг, подбегая к Королю-Фениксу. — Разве твои раны не заживают?

— Не тело у меня слабое, а сердце, — ответил Каледор. — Война скоро закончится. И мое время быть королем должно закончиться вместе с нею.

Маг несколько успокоился, но тревога его не прошла. Он сел рядом с королевским троном, сунув руки в просторные рукава мантии.

— Ты думаешь, что не будешь хорошим правителем в мирное время? — спросил он.

— Я не думаю, я знаю. И ты тоже знаешь. Я не создан для приемов и советов. Чтобы отстроить Ултуан и снова начать работу в колониях, нужен правитель получше меня.

— Князей-то уже, почитай, что и не осталось, — ответил Тириол с грустной улыбкой. — Боюсь, никого другого нет, кто мог бы надеть корону.

— Ты мог бы, — сказал Каледор. — У тебя есть мудрость и опыт, которые нужны для этого. Ты лучше меня читаешь в сердцах.

— Ты, пожалуйста, не говори об этом сейчас. Давай сперва хотя бы уверимся, что друкаи действительно разбиты, а потом будем думать о том, что случится дальше. Морати, если загнать ее в угол, становится как мантикора с ядовитым жалом. Разговоры о мире преждевременны.

— Наверное, ты прав, — сказал Каледор. — Он выпрямился на троне, оперся на спинку, все кости у него болели. — В странном мире мы живем.

— Я полагаю, что ты будешь приятно удивлен, — ответил Тириол. — Жизнь требует определенной гармонии, и она будет сама стремиться к этому состоянию. Через несколько лет ты увидишь, как мир становится таким, каким был. Города можно отстроить, и дети все равно будут расти. Как твой отец, ты будешь рад, что следующие поколения будут процветать, свободные от проклятия войны. И это будет твоим наследством.

Эта мысль несколько утешила Короля-Феникса. Его глаза закрылись, и он попытался представить себе Ултуан, каким тот был когда-то. И не смог. Куда бы ни смотрел он мысленным взором, на Котик или Лотерн, Авелорн или Крейс, всюду он видел смерть и разрушение, принесенные войной.

Каледор поднес руку к подбородку, к шраму, оставленному отравленным ножом, и подумал, а не отравили ли друкаи Ултуан навеки. Уйдет ли когда-нибудь из сердец эльфов зло, которое они спустили с цепи, и насилие, которое совершил он, чтобы их остановить?

Он услышал, как встревоженно шевельнулся Тириол. Через несколько секунд Каледор почувствовал то, что обеспокоило мага. Это было изменение течения в магических ветрах, темный вихрь силы.

Он открыл глаза и подумал на миг, что на него напали. Фонари в шатре будто стали гаснуть, темнота густела. Он понял, что это ему не мерещится: лампы действительно гасли.

Тириол встал, конец его посоха светился.

— Кто-то колдует, — прошептал маг. — Не шевелись.

В шатре стало совсем темно, если не считать небольшого светового пятна, окружавшего мага и Короля-Феникса.

Снаружи слышались звуки — бегущая вода, воющий в скалах ветер. Темнота шевельнулась, бледнея местами, задвигались какие-то фигуры, составляясь в образ.

— Эта магия не здесь, — сказал Тириол вполголоса. — Заклинание сказано где-то в другом месте.

Во мраке появился призрак эльфа в черной мантии, в капюшоне. Он сдвинул капюшон, открылось изможденное лицо, волосы рассыпались по плечам. Запавшие глаза посмотрели на Каледора, потом на Тириола. Видение обратилось к магу.

— Я Уратион из Уллары, — сказал эльф. — У меня мало времени, во плоти я до тебя не доберусь. Малекит послал за мной вороньих герольдов. Внемли моему предостережению, Тириол, и готовься.

— К чему готовиться? — спросил Каледор.

— Портал, — сказал Уратион, глядя все еще только на Тириола. — Малекит и его чернокнижники пытаются разрушить его, дать свободу Царству Хаоса.

— Безумие! — воскликнул Тириол. — Ултуан погибнет!

— Да, безумие, — согласился Уратион. — Я много делал зла и не жалею о нем. Сила, которой я владел, и то, что довелось мне увидеть, были мне достаточной наградой. Но даже я вижу, что этого допустить нельзя. Малекит предпочтет видеть гибель мира, нежели жить, потерпев поражение.

— Как он будет это делать? — спросил Тириол. — Расскажи мне о его заклятии, и я его разрушу.

— Планируется массовое жертвоприношение, — сказал Уратион. — Малекит и Морати вольют в портал темную магию и выпустят на вас орды Хаоса. Обряду уже помешать поздно, вы должны защи…

Видение Уратиона издало странный вздох и застыло. Тени стали светлеть, и Каледор увидел, как чернокнижник упал лицом вниз. Между его лопаток торчал болт, а вдалеке виден был силуэт всадника в плаще и с арбалетом в руке. Лампы разгорелись снова, размывая изображение, придавая всей сцене оттенок нереальности.

Каледор посмотрел на Тириола. Маг нахмурил лоб, пальцы нервно бегали по посоху.

— Ты не думаешь, что это обман? — спросил Король-Феникс. — Очень может быть, что Малекит заманивает тебя в ловушку.

— Хуже не будет, — ответил Тириол. — Если это правда, то Малекита надо срочно остановить. Уничтожение портала означает приговор нам всем. Если даже Ултуан переживет его потерю, вернутся орды демонов. А мы с тобой — не Аэнарион с твоим дедом, — мы такое вторжение не остановим. Наш народ будет перебит и порабощен силами Хаоса. Я должен идти.

— Куда? — спросил Каледор. — Можно ли остановить это заклинание?

— На остров Мертвых, — ответил Тириол на первый вопрос, уходя от второго. — К центру портала.

Произнеся заклинание, маг нарисовал в воздухе дугу концом посоха. Воздух перед ним раздался, создав арку золотистой энергии. В ней виднелись призрачные видения, эльфы в мантиях, подобные недвижным статуям, застывшим в мерцающей ауре.

— Твоя битва выиграна, теперь я должен выиграть свою, — сказал Тириол.

Он шагнул в магическую дверь, и та исчезла в ливне падающих искр. Каледор остался на троне, стискивая подлокотники побелевшими пальцами. Стряхнув оцепенение, он с трудом встал и вышел на ослабевших ногах.

Небо было ясным, звезды светлым войском протянулись по небу. Каледор посмотрел на запад, в сторону Кольцевых гор, где воздух вокруг вершин дрожал и переливался.

— Азуриан, владыка небес! — прошептал он. — Ты не ответил на молитвы Аэнариона, и я не жду, что ты будешь слушать меня. Но при всем при этом я — твой король, правлю твоим именем, и на мне твое благословение. Если любишь мой народ, не дай его уничтожить.

Краткая молитва закончилась. Каледор знал, что ничего другого сделать не может, и остался там, где был. Не сводя глаз с Кольцевых гор, он вытащил Латраин. Если снова придут демоны, он не погибнет без боя.

Зал купался в крови. Она шевелилась, жила своей вялой жизнью, шипя и пузырясь у ног Малекита, переплескиваясь через тела его несчастных жертв. Морати, держа посох над головой, пела заклинание, призывающее всех демонов и все силы, с которыми она заключила договор за свою долгую жизнь. Воздух искрился темной энергией, текущей со стен и потолка, зажигающей красноватым светом символы и руны, написанные кровью на камне.

Король-Чародей через свой обруч ощущал нарастающий прилив темной магии по всему Нагариту. В замках и башнях по всей опустошенной стране последователи Малекита приносили жертвы и смертью их призывали магические ветра, таинственные силы их сливались вместе под чародейным влиянием наггароттов.

Пение Морати становилось все громче и громче. Голос ее превратился в завывание, тело тряслось, кольца темной магии густели и усиливались, клубясь по тронному залу.

Малекит, раскинув руки, ощущал, как скользит магия по его железной коже. На его лбу блестел браслет, наполняя сознание льдом, а сам Король-Чародей ловил и обрабатывал сырую магию, силой своей воли придавая ей форму и превращая ее извилистые волны в ритмично пульсирующее облако.

— Давай! — крикнула Морати, и посох ее запылал.

Малекит подбросил темную магию вверх, копьем направив ее энергию прочь из дворца Аэнариона. Он ощущал, как по всему его княжеству взрываются другие столпы силы, колонны мощной магической энергии, с ревом уходящие в небо.

Магия шипела змеей, металась кольцами силы по подземному залу, беспорядочно хлеща во все стороны. Иллеанит скрипнула зубами и выговорила слова власти, почти умоляя темную энергию повиноваться. От нового всплеска магии, поднявшейся в ней и выплеснувшейся в открытый рот, ее зашатало.

Вытаращив глаза, она повторила слова заклинаний, произнося их снова и снова, заманивая и запугивая создания по ту сторону занавеса реальности. Чернота, запятнавшая ее кожу, расползалась все шире.

Кисти рук почернели как уголь, по темнеющим жилам, резко выступившим на голых до плеч руках, расходилась порча.

Губы и десны Иллеанит гудели магией, глаза болели от скопившейся в них силы. Длинные волосы изгибались, как змеи, с их горящих кончиков летели искры. Вся башня сотрясалась, тесаные камни стонали и скрежетали друг о друга.

Сквозь клубы магии стал пробиваться иной мир, Царство Хаоса. В глазах Иллеанит мелькали невозможные видения деревьев с костяными пальцами и облаков, извергающих ливень расплавленного серебра. Визги и скрежет, вой и рычание демонов заполнили зал, отдаваясь от стен и одновременно угасая вдали.

В помещение ворвалось что-то сгорбленное и красное, с пузырем длинной головы, с круглыми белыми глазами. Оно завертелось, пытаясь сориентироваться, жилистые лапы напряглись, в руках появился бронзовый меч, с которого капала густая кровь.

Иллеанит взвизгнула, отшатнулась от твари, а та остановила на ней безжизненный взгляд. Перепуганная чернокнижница споткнулась и упала, задев рукой символ, начерченный солью на полу. Мистический знак оказался перечеркнут, и темная магия вырвалась на свободу.

Она забушевала вокруг Иллеанит, руша стены, срывая плиты пола. В неразберихе возникало все больше демонов — рычащие, хищные существа налетали друг на друга с оскаленными пастями, хлеща хвостами. Иллеанит пыталась подняться, плача кровавыми слезами. У нее изо рта текла густая масса, подобная смоле, и залепляла ей горло, не давая дышать. Колдунья забулькала предсмертным хрипом, сосуды ее лопались, магия кипящей слякотью сочилась из них.

Ее кости трещали и расщеплялись, заставляя кричать еще и еще. Она рухнула лицом вперед, рука под ней хрустнула в попытке смягчить падение. Вокруг нее роились демоны, ее душу и ее плоть грызли и рвали усаженные клыками пасти.

Последний крик Иллеанит затих, но все равно ничего уже было не изменить. Из прорыва в руне текла темная магия, буравя камень насквозь, раздвигая блоки темными щупальцами силы. Контуры демонов теряли четкость, испаряясь миазмами, и те продолжали вращаться и клубиться, ища выход.

В громоподобном взрыве, подбросившим камни и землю высоко в небо, темная магия вырвалась из подземелья, опрокинув башню. Она закручивалась штопором, пузырилась по Нагариту, двигалась в сторону Кольцевых гор, соединяясь с другими потоками темной силы, прорезавшими холодную ночь.

Каледор ощутил, как сотрясается земля. Это было едва слышно, но достаточно, чтобы эльфы выскочили из шатров и стали задавать испуганные вопросы. Король-Феникс не слушал их — он пристально всматривался в мерцание над горами на востоке.

Звезды одна за другой подмигивали и гасли. Облако магии вокруг портала все более сгущалось. Каледор видел вертящуюся энергию, различал потоки магии, стекающие с вершин, сворачивающиеся в озера в долинах.

Глянув вверх, он увидел, что темнота ширится, высасывая свет из звезд. Воздух стал холоднее, когда темная магия устремилась вниз, притянутая к острову Мертвых в середине Внутреннего моря. Ветвистые стрелы энергии играли вдоль сияющих лент магии. Было хорошо видно, как магия закручивается смерчем, становясь с каждой секундой плотнее и ярче.

Малекит вышел на железный балкон своей комнаты, Морати поспешила за ним. Он обратил пылающий взгляд на восток и увидел бушующие энергии, собирающиеся среди вершин.

— Дело сделано, — сказала Морати.

Она показывала высоко в небо, на север. Там горели огни, очерчивая горизонт радугой переливающихся красок. Они выстреливали в землю и в сторону исчезающих звезд молниями энергии.

Сквозь это безумство форм и цветов Малекит видел устремляющиеся к небу хрустальные горы и реки крови, леса колеблющихся щупальцев неведомых чудовищ, замки из бронзы и развалины огромных дворцов, равнины, усыпанные изломанными костями, и белесые пляжи, у которых плещутся пурпурные воды, огненные облака и миниатюрные солнца, пылающие циклопическими глазами.

Он слышал рычание и вой, вопли и рокот. Шагом и ползком, на крыльях и прыжками из бездны изливалось войско демонов.

— Открывается Царство Хаоса! — провозгласил он торжествующе. — Проснулись мои легионы!

Шатаясь под ударами магической бури, Тириол пробивался к видневшимся вдалеке фигурам Каледора Укротителя Драконов и его соратников. Все его тело горело потусторонним огнем, восторг боролся со страданием.

Он ощущал контрзаклинания своих подвижников, тщетно пытающихся ему помочь. Пряди этих заклинаний пролетали вокруг портала — это маги Сафери пытались снова смирить освобожденную силу.

Тириол понимал, что их попытки бесполезны. Это все равно что вычерпывать наперстком Внутреннее море.

Напор магии креп и усиливался, его тяжесть на плечах мага требовала почти невероятных усилий на каждом шагу, каждый вдох был отчаянной борьбой за жизнь.

Он услышал вой и рычание демонов, потом уже увидел их. Сперва это были лишь хлопья энергии, разбросанные вокруг портала, мелькание клыкастых морд и острые когти, которые тут же снова поглощались общей массой силы. Но пока он шел, демоны подпитывались магией, создавая себе тела из чистой энергии, танцуя и дергаясь на круговых потоках мистической мощи.

До ушей Тириола донесся шепот, грозящий ему самыми жестокими муками.

Он отрешился мыслями ото всего на свете, сосредоточился только на своей цели, ни на секунду не допуская ни одного желания или потребности, которые демоны могли бы извратить. Посох его затрещал и взорвался ливнем щепы, не в силах выдержать текущей сквозь него магии. Амулеты на браслетах, талисманы на шее плевались и шипели силой, мотаясь как на ураганном ветру.

Он продолжал идти.

— К оружию! — взревел Каледор. — Защищайтесь!

Быстрее любого смертного войска демоны скатывались по горам на волнах магии. Перед Королем-Фениксом материализовался зверь с телом слизняка и клыкастой пастью, обрамленной извивающимися щупальцами.

Все мысли о боли и слабости исчезли. Каледор полоснул тварь Латраином, развалив ее на два куска в пламени и искрах магии. Неизъяснимые уродливые твари сыпались с неба на крыльях тьмы; их встречал сияющий клинок, выкованный для Каледора Укротителя Драконов.

Изо всех сил сражались вокруг Короля-Феникса эльфы его армии. Стрелы и копья не причиняли вреда нематериальным сущностям, но у некоторых осталось наследство от прошлого вторжения демонов — копья, мечи и топоры, откованные на Наковальне Баула и обращенные теперь к своей первоначальной цели.

По земле трудно стало ступать из-за магии, небеса наполнились роящимися грозовыми тучами чистой энергии. Каледор глянул вверх, услышав низкий раскатистый смех, увидел нечто чудовищное, бесформенное, но невообразимо страшное. Он бился, не думая, рубя и пронзая всех демонических тварей, попадавших ему под руку.

Целую вечность эльфы жили, строили империю и думали, что всегда будет мир. Слыша хохот и визги демонов, Каледор только теперь понимал, как эфемерно было это существование.

Ослепленный, оглушенный, весь — игрушка пылающего вихря экстаза и боли, Тириол пробивался вперед по изрытой земле. Сквозь неистовство сердцевины портала его вело лишь внутреннее магическое чувство. С каждым трудным ударом сердца он ощущал, как портал слабеет, магниты не справляются с магией друкаев и силой демонов. Очень скоро она рухнет полностью, и это будет конец всему.

Маг чувствовал себя пылинкой в урагане физически и духовно, но держался каждым клочком силы воли, сохраняя из последних сил осознание себя — и своей цели.

Будто проваливаясь в щель между реальностями, Тириол вдруг понял, что все исчезает. Звуки, смятение, боль — все исчезло, оставив его среди ощущения чистейшего покоя.

Он достиг входа в портал — самого центра этой магической бури.

Получится ли у него задуманное — он не знал, но всю жизнь он изучал работу Каледора Укротителя Драконов и принципы устройства портала. Если он ошибся — разрушение портала только ускорится.

Впрочем, терять нечего.

Опустившись на колени, Тириол склонил голову и сложил руки. Не было ни земли под ним, ни неба над головой. Он был полностью изолирован, плавал в абсолютной пустоте. И даже не знал, живет ли еще его тело. Здесь, в этом тончайшем просвете между реальностями, на серой грани между светом и тьмой, на острие жизни и смерти, несущественны были такие вещи, как смерть и бессмертие, тело и дух.

Разомкнув ладони, он отпустил крошечную пылинку магии, принесенную с собой. Едва ли можно было углядеть сущность в этой малости, способной разве что дать жизнь мельчайшей мошке.

Из раскрытых ладоней частичка магии поплыла вверх — едва заметное мерцание среди огромного ничто.

Отпустив ее, он позволил ей к этому «ничто» прикоснуться — и изменить его.

Магия взорвалась, став наиярчайшим солнцем, заполнив щель между мирами. Барьеры между реальным и нематериальным рассыпались, разрушились последние связи, сдерживавшие Царство Хаоса.

Портал замкнулся — сплошной вихрь магии, захватывающий целый мир. Далеко на востоке остановили свою работу гномьи рунные кузнецы, не понимая, почему находящиеся в работе руны потекли и умерли. В древних поглощенных джунглями городах на востоке прервали свои расчеты бессмертные слуги Древних. Тайные службы чужих обернулись на внезапное изменение мира, холодно оценивая его важность.

Открыв глаза, Тириол увидел, что стоит все на том же острове Мертвых.

— Понимаю, — сказал кто-то у него за спиной.

Тириол обернулся и увидел совсем рядом пожилого эльфа с серебристыми волосами и худым лицом. Маг немедленно узнал этот образ, запечатленный в сотнях статуй и тысячах полотен. Каледор Укротитель Драконов.

Вливание магии разорвало стазис — как и надеялся Тириол.

Величайший эльфийский маг казался спокойным, хотя портал вокруг него бушевал и бесновался. Из этой беспорядочной бури явились другие маги с жезлами в руках, и мантии их развевались чудовищным ветром.

Они взяли Тириола в круг, подняли глаза вверх. Князь Сафери встал в их цепь и увидел точечку ночи посреди магии, на краткий миг мелькнувшую звезду.

— Это добром не кончится, — сказал Укротитель Драконов, — но тут ничего не поделаешь.

Собравшиеся маги подняли посохи и начали песнопения. Сперва не происходило ничего, и Тириол не мог догадаться, что они задумали. Медленно, сначала даже незаметно, круговерть портала стала замедлять движение. Возник новый портал, с центром в середине вставших кругом магов, вертящийся в другую сторону.

Собирающаяся в этом втором портале мощь пустила рябь по магической буре. Рябь, питаемая магией, становилась крупнее, набирала скорость, а главный портал продолжал замедляться. Тириол в изумлении смотрел, как Каледор Укротитель Драконов обратил вращение портала против себя самого. И если магию когда-то высасывали из царства смертных, сейчас ее отводили из Царства Хаоса. Все быстрее и быстрее вертелся новый портал, взрываясь вспышками тьмы на фоне света, вы пуская облака чистой энергии против роящихся ветров магии.

Два противоборствующих портала достигли равновесия — и мир застыл.

Каледор взрезал мечом горло очередному демону с окровавленной кожей, и тут земля содрогнулась, едва не сбив его с ног. Орда демонов вдруг замерла и стихла, что было еще невыносимее, чем их крики и вопли. Их глаза обернулись к порталу, и земля вздыбилась еще раз.

На восток устремился свет, вырвавшись из самого центра портала. Каледор был ослеплен, но еще успел увидеть, как войско демонов обращается в пламень, и угольки от их тел рассыпаются хрустальной пылью.

Новая судорога земли сбила Короля-Феникса с ног, и он тяжело упал на бок. Услышал и ощутил низкий рокот, идущий из глубины мира. Разлепив распухшие веки, он смотрел на то, как шатаются вершины гор, как рябит и пульсирует портал. С гор пошли лавины, по их склонам помчались оползни.

«У Тириола ничего не вышло, — подумал он. — Вот так кончается мир».

— Нет! — вскричала Морати.

Малекит тоже ощутил присутствие того, кого в реальном мире не было более тысячи лет. Укротитель Драконов вернулся. Король-Чародей не знал еще, как именно, но он не даст победить себя легко.

Со всей силой презрения и ненависти, он попытался вырвать управление порталом из рук эльфа, предавшего его отца. Морати поняла, что он делает, и добавила силу своего колдовства, стараясь побороть заклинание Укротителя Драконов.

В портале столкнулись две волны магии, взорвались вспышкой разноцветного света, которая превратила и высокую, и темную магию в один мощный взрыв. Малекит ощутил, как ударная волна прошла по всему Ултуану, валя деревья и руша башни. Почувствовал, как вздрогнули горы, когда портал снова ожил.

И еще ему показалось, будто ось мира покачнулась. Освобожденная магия сотрясла Ултуан, разрывая своей мощью небо и землю. В городской стене Анлека появилась щель — продолжение возникшей в земле трещины, уходящей на север.

Крыши проваливались, стены падали — Анлек сотрясала судорога. По всему Нагариту темная магия уходила в землю, фонтаны камней били из почвы, проваливалась земля разломами и ямами.

— Что это за звук? — спросила Морати, глядя на север.

Ведя магическую битву, в одной из самых северных башен Нагарита весело смеялась Друтеира. Она наслаждалась столкновением и слиянием энергий, любовалась узорами света и тьмы на звездном небе.

Но смех ее стих при первой дрожи землетрясения. Высокие подсвечники повалились на плиты пола, пролились заправленные эльфийским жиром лампы. Мир дернулся, Друтеиру шатнуло, потолочные балки угрожающе затрещали. Она удержалась на ногах, но ее засыпало отвалившейся от потолка штукатуркой.

Башня качалась, как дерево в бурю. Друтеиру бросило на стену, рядом с узким окном. Ухватившись за подоконник, она выглянула и увидела, что звезды над головой вертятся. В свете бешено пляшущей луны виднелись прибрежные скалы.

Берег уходил далеко в ночь, куда дальше, чем при любом естественном отливе. На песке и в лужицах между камнями билась рыба. Как будто какой-то бог спустился и отпил из моря огромный глоток, оставив на большой равнине к северу и западу только ил да мокрый песок.

Затем она услышала рокот и увидела вдали первый гребень громадной волны. Друтеира сразу поняла, что это значит, и быстро вернулась к пентаграмме, начертанной кровью в центре зала.

Магия была как дикий брыкающийся жеребец, не желающий подчиняться ее воле, уворачивающийся и встающий на дыбы. Друтеира в отчаянии читала заклинания, стараясь зачерпнуть из водоворота энергии необходимую для них силу.

Наконец она зацепилась за случайный клок темной магии. Взрезав себе грудь кинжалом для жертв, она запечатала заклинание собственной кровью. Темная магия бушевала в ней, а море рвалось заполнить разлом, образовавшийся вдоль берега.

Друтеира бросила свой дух вниз, в основание башни, унося с собой бесформенное облако темной энергии. Она дала себе углубиться в скалы и туннели, на которых стояла башня, отделив их от нижележащей земли. Дальше и дальше распространяла она свое заклинание, проделывая и расширяя массивные щели вокруг внешней стены цитадели, поднимая все строение над скальным основанием.

Вернувшись в тело, она выглянула из окна и увидела, что успела как раз вовремя.

Малекит обернулся, крепко сжав перила балкона. Дворец качался на фундаменте, башни и шпиль рушились потоком щебня и плит.

С севера шла белая стена. Сперва это было похоже на туман, на облако, мчащееся с северо-запада.

И с ним неслось странное шипение, становившееся все сильнее.

С ужасом Малекит понял, что это не облако, а стена воды. Океан будто взметнулся в протесте, приливная волна тянулась через весь горизонт, сияя под луной и поднимаясь до уровня самых высоких башен Анлека.

Волна, похоронившая под своей огромной массой Нагарит, через Наганар ворвалась в Тиранок. Сметая все на своем пути, стремительный океан сокрушал поселения, равнял с землей леса и сносил городские стены.

Алит Анар в Эланардрисе оцепенел, видя, как тонет княжество, которое он объявил своим. Вода металась по горным долинам, смывая остатки имения анарцев. Пенный прибой взлетал по руслам рек, уничтожая все перед собой.

Король Теней созвал своих эльфов и повел их вверх по склонам, бросив хижины и пещеры на милость разбушевавшегося моря. Многим из тех, кто был внизу, не хватило времени спастись. Пенная масса накрыла шатры и очаги, поглотив сотни эльфов, молодых и старых, утащив их в глубины и размалывая их тела среди вывороченных деревьев и катящихся валунов.

Руины Тор Анрока затопило. Вода бурлила среди древних улиц-туннелей и остатков разбитых дворца. Осыпались высокие белые обрывы, вишневые и яблоневые сады исчезли.

Тронный зал Бел Шанаара заполнился водой, трон и скамьи крутились в водовороте, сталкивались и бились о стены в потоках, врывающихся в разбитые окна.

Переулки и переходы стали бурными реками, поднявшееся море срывало двери и заливало лавки и мастерские, стены и здания дворцов знати рассыпались в потопе. Большие башни у ворот снесло, крепостные стены перемололо камень за камнем.

И наконец упал великий шпиль Тор Анрока. Вспыхнула магия, на краткий миг снова запылал синий огонь Короля-Феникса — и утонул в наступающих водах.

Далеко на юге Дориен проснулся от крепкого сна, в котором ему привиделась армия демонов, осадившая Тор Калед. В сонной одури он сел в кровати, еще слыша странные голоса, оставшиеся с ним и наяву.

Ощутив первый толчок, он наполнился дурными предчувствиями. Вскочив на ноги, Дориен был тут же сбит с них новым подземным ударом, весь дворец на миг приподнялся и упал. Послышался рвущий уши треск.

По всему городу забили тревогу в колокола и гонги. Князь бросился к ближайшему окну, выходящему на балкон, откуда был виден весь Тор Калед. Распахнув двери, он подбежал к перилам и посмотрел на горы, нависающие над столицей.

Из пика Анул Калед вырывалось пламя. Склон заволокло дымом, раскаленные камни взлетали высоко в небо. В горе открылись трещины, оттуда били огонь и пар, из разломов потекла лава.

Снизу, из города слышались крики и вопли. Дориен поглядел на улицы и увидел в темноте факелы — эльфы выбегали из домов. Укрепления рушились, дома валились. Тор Калед колебался и дрожал в такт взрывам вулканов.

Потоки лавы во рву ярились, упираясь в магическую защиту. Мосты через огненную реку качались и рушились, их камни исчезали в красной глубине. Дориен бессильно смотрел, как падают вместе с ними пытающиеся спастись жители.

Город превратился в западню.

Над Анул Каледом вспухло облако горячего пепла, темнота и смерть нависли над городом. Дориен боролся за каждый вдох в перегретом воздухе, задыхаясь от дыма и жара. Вместе с тысячами тех, кому он был защитником, князь быстро исчез в облаке пепла. Одежда и волосы горели, кожа трескалась, тело превращалось в камень.

На востоке, за ширью Внутреннего моря, маги Сафери добавили свой вклад в поединок за власть над порталом. Во дворце Сафетиона Менреир и его соратники пели и читали заклинания, стараясь отвести катастрофу, нависшую над летающим городом.

Они тоже почувствовали возвращение Каледора Укротителя Драконов и умолкли, гадая о смысле этого события. У них на глазах стал образовываться новый портал, и кристаллические нервы Сафетиона начали резонировать с новой волной магии, вливающейся в мир. Хрустальное сердце города трепетало и тряслось в золотом гнезде, дрожа в такт клубящемуся шторму магии и антимагии, бушующей в портале.

И вот хрустальное сердце не выдержало и рассыпалось, город покачнулся. Взрыв отдался эхом в сознании всех магов. Вдоль всех жил хрусталя взорвалась магия, раскалывая камень в ливне огня и молний.

Сафетион стал валиться вниз к Кольцевым горам. Улицы вокруг дворца быстро заполнились мечущимися в панике эльфами, орлы и пегасы поспешно вылетали из стойл, унося своих всадников от опасности.

Менреир и его помощники изо всех сил замедляли падение города, но мало что могли сделать.

При падении Сафетиона на склон горы дома и башни начали рушиться, заполняя улицы обломками бревен и каменной кладки и погребая под собой несчастных жителей.

Город качнула вторичная магическая детонация, вызвав пожары в некоторых кварталах, где загорелись мастерские и дубильни. Дворец окутала магическая энергия, ветвистые молнии так и блистали, а в самом здании пылали и вспыхивали магические предметы, шипя и рассеивая столько магии, сколько мир не видал уже целый век.

В Нагарите чернокнижники Малекита в ужасе смотрели на приливную волну, заглатывающую их земли. Остатки своей темной мощи они использовали на защиту собственных цитаделей, произнося заклинания, позволяющие отделить башни от фундаментов и поднять их на волне, подобно гигантским кораблям.

Морати в Анлеке окружила магией дворец Аэнариона, хотя остальной город защитить не могла.

Вода ударила в крепостные стены, смывая камни и кирпичи. Призвав своих союзников-демонов, Морати выдернула огромный дворец из города и подняла его вверх. Он взлетел над кипящей пенистой водой, превращавшей Анлек в развалины.

ЭПИЛОГ

В бедствии погибли тысячи. Некоторые были убиты во время краткого, но смертоносного вторжения демонов, другие утонули в приливной волне, были раздавлены, когда произошло землетрясение, — весь Ултуан пострадал от ярости взрыва портала. Каледор немедленно поехал на остров Пламени, зная, что именно в святилище Азуриана приедут князья.

Со временем действительно все они съехались туда, привезя рассказы о горестях и утратах своих княжеств. Тириола среди них не оказалось, и Каледор послал его искать. Эльфы вернулись с острова Мертвых с горестными вестями, что саферийский князь заперт в стазисе, окружающего Каледора Укротителя Драконов и других магов древности.

О друкаях не было ни слуху ни духу.

Послали справиться об Алите Анаре, который встретил Каратриля горькими обвинениями и ненавистью. Западный Нагарит был разрушен, по восточному прошла сметающая все на своем пути волна. Он стал мертвой землей. Тор Анрок и окружающие земли превратились в цепочку островов, окруженных предательскими водами, еще дымящимися и кипящими. Друкайские чернокнижники, которым удалось ускользнуть, направили свои башни на север, к океану.

— Что до Малекита и Морати, Король Теней считает их живыми, — закончил свой доклад Каратриль. — Анлек в развалинах, но от дворца Аэнариона не осталось ни следа. Как ты думаешь, что это значит?

Ответ Каледора был прост:

— Что война не закончена. Мы никогда не будем знать мира.

Взрытые бурей моря, бешено пенясь, волны бились о суровый утесистый берег. В небесах, почерневших от темной магии, бушевал ветер. Через пену и дождь виднелись темные, массивные формы: стены и укрепления.

Замки Нагарита шли следом за самой большой плавучей крепостью, на высочайшей башне которой стоял Малекит. Дождь хлестал по его броне и обращался в бурлящий пар. Он обернулся на голос Морати.

— Так это сюда мы бежим? — спросила она, и глаза ее горели гневом. — В эти холодные пустые земли?

— Сюда они за нами не придут, — ответил Король-Чародей. — Мы — наггаротты, мы родились на севере, и на севере родимся снова. Эта земля, как бы пустынна ни была, будет нашей. Наггароттской.

— Построить новое княжество? — презрительно фыркнула Морати. — Признать поражение и начать заново, будто Нагарита никогда и не было?

— Нет. — Пламя запрыгало по железному телу Малекита. — Мы никогда не забудем, чего нас лишили. Ултуан — мой по праву. И пусть на это уйдет тысяча лет, десять тысяч лет — я стану его королем. Я — сын Аэнариона, и это — моя судьба.