Проклятие Валнира / Valnir's Bane (роман)

Сторонний перевод Этот перевод был выполнен за пределами Гильдии.

WARPFROG Гильдия Переводчиков Warhammer Проклятие Валнира / Valnir's Bane (роман)
Автор	Натан Лонг / Nathan Long
Переводчик	Анастасия Андреевна Липинская
Издательство	Black Library Книжный клуб Фантастика
Серия книг	Чёрные сердца
Входит в сборник	The Blackhearts Omnibus
Следующая книга	Сломанное копье / The Broken Lance
Год издания	2004
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Скачать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

Моим маме и папе за их поддержку, Эмме и Уиллу за их наставничество, Сью и Грэй за их мудрость

Шел темный век, кровавый век, век демонов и колдовства, век битв и смертей, век конца мира.

Но в огне, пламени и ярости этого времени рождались могучие герои, отважные деяния и великая смелость.

В сердце Старого Света раскинулась Империя, самое большое и могущественное из королевств людей. Славящаяся своими инженерами, колдунами, купцами и солдатами, земля эта изобиловала высокими горами, полноводными реками, дремучими лесами и огромными городами.

На троне в Альтдорфе восседал император Карл-Франц, благословенный наследник основателя царства Сигмара, обладатель его магического боевого молота.

Но времена эти никто не назвал бы цивилизованными. По всему Старому Свету, от рыцарских замков Бретонии до скованного льдом далекого северного Кислева, прокатился рокот войны. В высоких горах Края Света, готовясь к новому нападению, собирались племена орков. Разбойники и предатели заспешили в дикие южные земли Пограничных Княжеств. Начали ходить слухи о появляющихся из всех сточных канав и болот королевства скейвенах, крысоподобных тварях.

Северные Пустоши вновь стали грозить проникновением Хаоса и порожденных им демонов и зверолюдей, чьи души находились во власти мерзких Темных богов. Время битвы неуклонно приближалось, Империя, как никогда, нуждалась в героях.

Содержание

Глава первая. ЖЕРТВЫ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ

Райнеру Гетцау на войне не повезло. По пути на север с пистольерами фон Штольмена для участия в последней атаке, призванной изгнать нечестивых из Кислева, он надеялся вернуться домой, в Альтдорф, с парой боевых шрамов, дабы производить впечатление на подружек и любовниц; с тюками трофеев, которые можно продать на черном рынке; и несколькими седельными сумками золотых монет, выигранных у однополчан в карты и кости. И что в итоге? В первой же битве его ранили, и пришлось почти всю кампанию просидеть в приграничном городишке Вулске, который все удалялся от линии фронта, по мере того как Великий Союз теснил захватчиков все дальше в Пустоши Хаоса.

Пока он поправлялся после ранения в Вулске, ему случилось столкнуться со злой колдуньей, притворяющейся жрицей Шаллии, но он уничтожил ее, прежде чем она успела разнести заразу по всей армии. И что он заслужил? Его тут же осыпали почестями и титулами? Нет. Из-за непроходимой глупости начальства его обвинили в убийстве священнослужительницы, а также в тех преступлениях, которые могла бы совершить «жертва», если бы он ее не остановил.

К счастью… а может, и к несчастью — это уж как посмотреть, его арест совпал с последней за эту войну кампанией, исход которой представлялся столь непредсказуемым, что мелочи вроде трибунала и казней отложили до окончания кровавого побоища. Райнера месяцами мариновали в разных тюрьмах, перебрасывали с места на место — таковы уж превратности войны. Наконец (война к этому моменту уже полгода как закончилась) он попал на гауптвахту замка Смоллхоф — форпоста Империи к западу от границы с Кислевом — и уже здесь ожидал казни через повешение в камере, полной висельников самого худшего разбора.

Нет, дурная какая-то получилась война. Не то слово.

Однако же Райнер был не тот человек, чтобы навек проститься с надеждой. Он был игрок, последователь Ранальда. Он знал, что проницательный игрок может обратить случай себе на пользу, и, между прочим, уже весьма успешно подкупил недалекого надзирателя байками о казне, которую успел спрятать перед арестом. Вассендорф собирался тайно вывести его в полночь из камеры в обмен на долю этого мифического богатства. Теперь оставалось найти союзника. Предстоял долгий опасный путь на свободу — прочь из лагеря, из Империи, в неизвестное, и кто-то должен был охранять его сон, помогать перебираться через стены и стоять на шухере, пока он будет освобождать лошадей, еду и одежду от их законных владельцев. Но важнее всего было найти такого человека, который, в случае их поимки, сможет отвлечь представителей закона и дать Райнеру убежать.

За узким окном гауптвахты садилось солнце. Райнер обернулся и оглядел товарищей по камере, пытаясь понять, кто из них лучше всего подойдет в попутчики. Требовалось оптимальное сочетание сообразительности, самообладания и доверчивости — качеств, которые в тюрьме встречаются не особенно часто. Соседи обменивались рассказами о том, при каких обстоятельствах их арестовали. Райнер чуть усмехнулся. Ну конечно, каждый утверждает, что абсолютно невиновен. Дураки. Можно подумать, никто из них не заслужил такой участи.

Сидевший в углу инженер, задумчивый чернобровый гигант с кулачищами не меньше головок виссенбергского сыра, мотал головой, как сбитый с толку бык.

— Я не хотел никого убивать. Но они никак не останавливались. Все продолжали подкалывать, обзываться, и… — он заломил руки, — я даже не замахивался, но мы строили осадную башню, и у меня в руках была кувалда… и…

— А ты — здоровенный орк, который не соизмеряет свои силы, вот что, — сказал коренастый лысый пикинер с торчащей бородкой.

Инженер вскинул голову:

— Я не орк!

— Тише, парень, — сказал второй пикинер, настолько же худой и жилистый, насколько плотный его товарищ. — Нам новые проблемы не нужны. Халс ничего такого в виду не имел. Ну, в очередной раз распустил язык…

— Не поэтому ли вы здесь оказались? — спросил Райнер, которому понравились эти двое крепких мужиков, явно бывших работяг. Ему хотелось узнать о них побольше. — Никак ваши языки пробили брешь, какую кулаками не заделать?

— Нет, господин, — отозвался тощий пикинер. — Мы совершенно невиновны. Жертвы обстоятельств. Наш капитан…

— Жалкий недоумок, который с кровати встать не мог, не сверившись с картой, — перебил Халс.

— Наш капитан, — повторил его товарищ, — был найден с двумя торчащими из спины копьями, и начальство непонятно с чего обвинило нас. Но пока виновный бежал от суда, полагаю, его уже поджидали курганцы.

Халс мрачно рассмеялся:

— Ну да. Курганцы.

В тени у дверей кто-то захихикал. Оказалось, это белозубый парень с закрученными черными усами.

— Ну, парни, хватит байки травить, — сказал он с тильянским акцентом. — Все мы в одной лодке, так?

— Ты-то что об этом знаешь, пожиратель чеснока? — заворчал Халс. — Небось сам белее снега. Что тебе нужно?

— Не-разу-мение, — сказал тильянец. — Ружья я продаю. Нахожу и продаю корсарам. Знать мне с чего, что Империя такая жадная? Откуда знать, что они не делятся с союзниками?

— У Империи нет союзников, ты, мародер несчастный, — сказал рыцарь, сидевший у дверей. — Только благодарные соседи, которые прибиваются к ней в трудные времена, как овцы к пастуху.

Райнер осторожно разглядел его. Кроме него самого, рыцарь здесь был единственным дворянином, но Райнер не нашел в нем ничего родственного. Высокий, могучего сложения, с кустистой светлой бородой и пронизывающими голубыми глазами, весь такой герой Империи с головы до ног. Райнер был готов поклясться, что этот малый салютует даже во сне.

— Надо же, как ты предан Империи, которая засадила тебя в каталажку, — сухо сказал Райнер.

— Это ошибка, которую непременно исправят, — ответил рыцарь. — Я убил человека, защищая свою честь. Это не преступление.

— Тот, второй, тоже так думал…

Рыцарь только отмахнулся:

— Мне сказали, это мальчишка.

— И что он тебе сделал?

— Мы натягивали палатки. Этот псих залез на мою территорию, и вот…

— Отличный повод для убийства, нечего сказать.

— Вы издеваетесь, сэр?

— О нет, господин. В жизни бы не посмел.

Райнер перевел взгляд с рыцаря на безбородого лучника, темноволосого паренька, скорее по-детски миловидного, чем красивого.

— А ты, малый? В твои-то годы дойти до жизни такой?

— Ага, — сказал Халс. — Небось кусил кормилицу за сиську?

Мальчик поднял сердитые глаза.

— Я убил человека! Соседа по палатке. Он… — паренек сглотнул. — Он попытался… ну, поиметь меня. И если кто из вас замыслит подобное, я поступлю с ним ровно так же.

Халс расхохотался:

— Размолвка влюбленных, да?

Мальчик вскочил на ноги:

— А ну прикуси язык!

Райнер вздохнул. Ну вот, еще одна горячая голова. Ему понравилась решительность мальчишки. Бесстрашный воробей в ястребином гнезде.

— Тише, парень, — сказал тощий пикинер. — Это всего лишь шутка. Халс, оставь его в покое.

От стены отделилась высокая худая фигура, нервный артиллерист с аккуратно подстриженной бородкой и совершенно безумными глазами.

— Я убежал от собственной пушки. Огонь низринулся с неба. Огонь, да, и он двигался, как человек. Он настигал меня. Я… — Внезапно он вздрогнул, опустил голову и сел.

Несколько секунд все молчали и не глядели друг на друга. «По крайней мере, этот бедолага не лжет», — подумал Райнер.

В помещении остался только один человек, который до сих пор не проронил ни слова и, по всей видимости, не интересовался разговором: толстенький, опрятный, в белой полотняной куртке полевого хирурга. Он сидел лицом к стене.

— А ты, костоправ, — окликнул его Райнер, — ты-то что натворил?

Остальные тут же встрепенулись, испытывая явное облегчение от того, что после странного признания артиллериста наконец можно сменить тему.

Хирург не поднял головы и не оглянулся.

— Нe лезь не в свое дело.

— Тише, сэр. Мы здесь все мертвецы, ваших секретов не выдадим.

Но врач промолчал, только еще больше ссутулился и продолжал смотреть в стенку.

Райнер пожал плечами и откинулся назад, снова оглядывая своих сокамерников и раздумывая над тем, кого бы взять в попутчики. Ну, точно не рыцаря: слишком вспыльчив. И не инженера: уж больно унылый. Возможно, пикинеров, хотя, похоже, те еще ребята.

Шаги в коридоре прервали его размышления. Все обернулись. Замок скрипнул, дверь со скрежетом отворилась, и вошли два стражника во главе с сержантом.

— Встать, подонки!

— Приглашаете нас на последний ужин? — поинтересовался Халс.

— Ща моим сапогом отужинаешь, если не пошевелишься. А ну, марш!

Узники покинули камеру, еле волоча ноги. Снаружи ждали еще двое охранников. Все вышли вслед за сержантом на прохладный вечерний воздух и пересекли грязный двор замка, где размещался гарнизон.

Падали крупные хлопья мокрого снега. Когда Райнер прошел мимо виселицы в центре плаца, у него по спине пробежали мурашки.

Они вошли в цитадель через небольшие ворота и, поднявшись по винтовой лестнице, оказались в помещении с низким потолком, где пахло древесным дымом и каленым железом. Райнер нервно сглотнул и огляделся. Вдоль стен стояли клетки и висели кандалы и разнообразные орудия пытки — дыбы, решетки, железные сапоги. В углу человек в кожаном фартуке калил на огне клейма, мерцающие в полумраке.

— Смотреть вперед! — рявкнул сержант. — Сомкнуть ряды! Смирно!

Узники застыли в центре помещения — кто сразу, кто чуть помедлив — и так прождали, как им показалось, чуть ли не целый час, пока сержант не окинул их грозным взглядом. Наконец, когда у Райнера уже невыносимо заныли колени, у них за спиной распахнулась дверь.

— Вперед смотреть, уроды! — прикрикнул сержант и сам застыл навытяжку.

Теперь Райнер видел тех двоих, ради которых все это затевалось.

Первого он не знал. Это был старый солдат, весь в шрамах, седой, с искалеченной ногой. У него было угрюмое тяжелое лицо, с глазами-щелками под кустистыми бровями. Он был одет в черный с красными разрезами дублет и короткие брюки — форму капитана остландских пикинеров.

Другого Райнер пару раз видел издали — барона Альбрехта Вальденхейма, младшего брата графа Манфреда Вальденхейма из Нордбергбрухе и второго по званию человека в его армии. Он был высок ростом и крепко сбит, явно очень силен, но немного полноват, со скошенным подбородком. Репутация безжалостного человека подтверждалась одним выражением лица, холодного и закрытого, как железная дверь. Он был в синем бархате, край подбитого мехом плаща волочился по полу.

Сержант отсалютовал:

— Узники, милорд!

Альбрехт кивнул с отсутствующим видом, его ледяные голубые глаза уставились на узников из-под коротких темных волос.

— Ульф Уркарт, милорд, — сказал сержант, когда Альбрехт и капитан со шрамами остановились перед задумчивым гигантом. — Инженер. Обвиняется в убийстве одного сапера. Убил его кувалдой.

Они перешли к Халсу и его тощему напарнику.

— Халс Кийр и Павел Фосс. Пикинеры. Убили в бою собственного капитана.

— Между прочим, мы невиновны, — заметил Халс.

— Молчать, мразь! — заорал сержант и дал ему затрещину.

— Ничего, сержант, — сказал Альбрехт. — А это кто? — он указал на миловидного юношу.

— Франц Шонтаг, лучник. Убил товарища по палатке, якобы в целях самообороны.

Альбрехт и капитан фыркнули и перешли к артиллеристу.

— Оскар Лихтмар, канонир. Трусость перед лицом врага. Оставил свою пушку.

Седой капитан стиснул губы. Альбрехт пожал плечами и покосился на рыцаря, который вытянулся в струнку, — воплощенное внимание.

— Эрих фон Эйзенберг, новообращенный рыцарь ордена Скипетра. Убил виконта Олина Марбурга на дуэли.

Альбрехт поднял бровь:

— Оскорбление было серьезным?

— Виконту было всего пятнадцать.

— А-а.

Следующим был тильянец.

— Джано Остини. Арбалетчик-наемник. Крал имперские ружья и продавал их чужеземцам.

Альбрехт кивнул и перешел к толстяку, который отказался назвать свое преступление. Сержант с отвращением оглядел его:

— Густав Шлехт, хирург. Обвиняется в насилии над человеком, который приносил в лагерь еду.

Альбрехт поднял глаза:

— Не понимаю.

Сержант замялся:

— Он… э-э… обесчестил и убил дочь фермера, у которого находился на постое их отряд.

— Какая прелесть.

Они оказались прямо напротив Райнера. Альбрехт и капитан пикинеров окинули его холодным взглядом. Сержант гневно глянул на него.

— Райнер Гетцау, стрелок. Самый отъявленный из всех. Колдун, который убил святую женщину и призвал мерзких демонов в лагерь. Не знаю, что и сказать, милорд. Все прочие преступны, но этот… он враг.

— Чушь, — сказал капитан пикинеров. Он заговорил в первый раз. Голос его звучал как скрип гравия под колесами. — Это не хаосит. Я бы почувствовал.

— Ну конечно, — согласился Альбрехт.

У Райнера отвисла челюсть. Он был изумлен.

— Но… но тогда, милорд, обвинения против меня должны быть беспочвенны. Если вы знаете, что я не колдун, тогда понятно, что эти существа были призваны не мной, и…

Сержант пнул его в живот:

— Молчать! Ты, ублюдок!

Райнер согнулся пополам, хрипя и хватаясь за живот.

— Я читал ваш отчет, сэр, — невозмутимым тоном сказал Альбрехт, — и я ему верю.

— Значит… вы меня отпустите?

— Думаю, нет. Из него следует, что вы гораздо более опасны, чем если бы и правда были колдуном. Вы жадный дурак, готовый продать родную землю, отдать ее на разорение.

— Господин, умоляю вас. Может, я пару раз принял неверное решение, но если вы знаете, что я невиновен…

Альбрехт фыркнул и отвернулся:

— Капитан?

Старый капитан усмехнулся:

— По мне, так они все вместе и гроша не стоят.

— Боюсь, на данный момент других у нас просто нет.

— Значит, пора приступать, не так ли?

— Несомненно, — Альбрехт повернулся к сержанту. — Приготовьте их.

— Есть, сэр. — Он подал знак охранникам. — Заприте их. Всех, кроме этого. С орочьим сердцем.

— Я не орк! — сказал Ульф, когда стражники затолкали Райнера и всех остальных в тесную железную клетку у левой стены. Еще двое увели Ульфа в дальний конец помещения, где ждал человек в кожаном переднике. Стражники били Ульфа по ногам, пока он не опустился на колени, затем распластали его руку на деревянном столе.

— Что вы делаете? — встревоженно спросил гигант.

Один из стражей приставил копье к его шее.

— А ну, тихо!

Человек в переднике достал из огня раскаленное клеймо. Оно было в форме молота.

Глаза Ульфа расширились.

— Нет! Вы этого не сделаете! Это нечестно!

Он начал отчаянно вырываться, подбежали остальные стражники и скрутили его.

Тот, что с копьем, уколол его пару раз:

— Успокойся.

Палач прижал клеймо к его руке. Зашипела обожженная плоть. Ульф завопил и потерял сознание.

От сладковатого запаха горелого мяса Райнеру стало нехорошо.

— Так, — сказал сержант, — следующий.

Райнер едва сдерживал дрожь. Рядом с ним Оскар, артиллерист, плакал, как ребенок.

Райнер проснулся от дикой боли с тыльной стороны ладони и ощущения чего-то холодного на щеке. Он открыл глаза и увидел, что лежит на каменном полу пыточной. Очевидно, он тоже вырубился, когда его клеймили.

Кто-то пнул его по ногам. Сержант.

— Поднимайся, колдун.

Приказ было трудно понять. Казалось, его разум существовал отдельно от тела — как воздушный змей на длинной веревке. Мир словно закружился вокруг него за толстой стеклянной стеной. Он попытался встать и даже на какой-то миг подумал, что уже стоит, но, когда смог снова сосредоточиться, сообразил, что все еще лежит на полу и боль тяжелой волной ходит по руке.

— Смирно, болван! — заорал сержант и снова пнул его.

На этот раз устоять получилось, хоть и не без труда, и он присоединился к остальным в неровном строю перед Альбрехтом и капитаном. У каждого узника на руке был уродливый вздувшийся ожог в форме молота. Райнер сдержал порыв взглянуть на свое клеймо. Ему просто не хотелось это видеть.

— Сержант, — приказал Альбрехт, — выдайте хирургу бинты, пусть он перевяжет им раны.

Палач в кожаном фартуке достал какую-то мазь и бинты и передал Шлехту. Толстый хирург сначала смазал и перевязал свой ожог, потом занялся остальными.

— Вот, — сказал Альбрехт, пока он работал, — мы взяли вас под контроль и теперь можем продолжать.

Райнер беззвучно выругался. О да, они взяли его под контроль. Заклеймили на всю жизнь. Знак молота говорил всем и каждому, что его носитель — дезертир и может быть безнаказанно убит.

— Я здесь, чтобы предложить вам кое-что, чего вы не имели, к примеру, еще час назад, — продолжил Альбрехт. — Выбор. Вы можете послужить своему императору в ходе весьма важной миссии, а можете встретить свою судьбу сегодня же вечером на виселице.

Райнер выдохнул проклятие. Сегодня вечером! Он же собирался бежать в полночь. И вот теперь враги украли у него даже эту возможность.

— Шансы выжить при выполнении миссии малы, должен вас предупредить, зато награда в случае успеха велика. Вы получите столько золотых крон, сколько весите сами, к тому же с вас снимут все обвинения.

— Толку-то, учитывая, что вы нам дали уже, — проворчал Халс, демонстрируя обожженную руку.

— Император ценит вашу службу так высоко, что мудрецу из ордена Света будет приказано удалить клеймо, если вы вернетесь с победой.

«Звучит слишком уж хорошо», — подумалось Райнеру. Похоже на то, что он сам мог сказать, собираясь смошенничать.

— И что там за работа? — мрачно спросил Павел.

Альбрехт усмехнулся:

— Хотите поторговаться? О целях мисси узнаете, если согласитесь. А теперь, господа, каков будет ваш ответ?

Узники явно колебались, но один за другим кивали или говорили о своем согласии. Райнер мысленно проклинал Альбрехта. Выбор, называется. Какой тут выбор? С этим клеймом Райнер более никогда не сможет свободно передвигаться по Империи. Стояла ранняя весна — какое-то время еще можно носить перчатки, а вот летом он будет выделяться, как овца в волчьей стае. И никогда не вернется в любимый Альтдорф, к картежным столам, забегаловкам, театрам, собачьим ямам и борделям — туда, где он чувствовал себя как дома. Даже если бы побег удался, ему пришлось бы покинуть Империю навсегда. А теперь, когда Альбрехт перенес казнь с завтрашнего утра на сегодняшний вечер и тем самым угробил его единственный план, даже эта непривлекательная перспектива оказалась прикрыта.

Шанс на побег возникал лишь при условии, что он согласится на миссию. Возможно, где-нибудь в пути удастся ускользнуть — на запад в Мариенбург, или на юг в Тилею, или в Пограничные Княжества, или в какую-нибудь другую мерзкую дыру. А может, все окажется не так опасно, как говорил Альбрехт, он вернется и заберет свою награду — ну, разумеется, если Альбрехт не врал относительно нее.

Ясно было одно: откажешься — умрешь сегодня же, после чего не останется уже никаких «может быть».

— Да, — сказал он наконец. — Да, господин. Я в вашем распоряжении.

Глава вторая. ЛЕГКО СКАЗАТЬ

— Очень хорошо, — сказал Альбрехт, когда все узники дали согласие, — а вот теперь я разъясню суть вашей миссии. — Он указал на седого ветерана. — Под командованием капитана Вирта вы будете сопровождать леди Магду Бандауэр, аббатису Шаллии, в монастырь у подножья Срединных гор. Там в тайной крипте спрятана священная реликвия. Леди Магда откроет крипту, затем вы сопроводите ее и реликвию обратно, ко мне, так быстро, как это только возможно. Время имеет значение. — Он улыбнулся. — Звучит совсем безобидно, но нет нужды напоминать солдатам Империи, пусть и запятнавшим себя, что земли отсюда и до самых гор все еще не отвоеваны до конца и что горы — пристанище хаоситов: курганцев, норсов и еще кого похуже. До нас дошли сведения о том, что монастырь недавно был разграблен курганцами. Может статься, они все еще там. Вам будут все время препятствовать, но на тех, кто выживет и доставит мне аббатису с реликвией, Империя изольет безмерные щедроты.

Райнер почти ничего из этого не слышал. Собственно, он перестал воспринимать речь после слов «аббатиса Шаллии». Опять?! Он едва уцелел после встречи с одной такой особой. Конечно, та была колдуньей-самозванкой, но, обжегшись на молоке, дуешь на воду, ведь так? Ему вполне хватило общения с этим орденом, и доверия ему нет.

Оказалось, у Эриха, белокурого рыцаря, тоже имеются некоторые возражения.

— Вы хотите сказать, — презрительно фыркнул он, — что нас поведет этот… этот пехотинец? Я рыцарь Скипетра. Мой конь и доспехи стоят больше, чем он заработал за все время службы.

— Капитан Вирт выше вас по званию, — сказал Альбрехт. — И он участвовал в тридцати сражениях, в то время как вы… Флажком махали? В дудку дули? Да вы хоть раз обагрили кровью свое копье?!

— Я дворянин. Я не могу выполнять приказы простого крестьянина. Мой отец — Фридрих фон Эйзенберг, барон…

— Я знаю твоего отца, мальчик. Хочешь, чтобы я сообщил ему, сколько молодых рыцарей ты убил и перекалечил в «поединках чести»? Ты лишаешь Империю добрых людей и называешь это спортом.

Эрих сжал кулаки и опустил голову:

— Нет, милорд.

— Очень хорошо. Ты будешь во всем подчиняться капитану Вирту, ясно?

— Да, милорд.

— Хорошо. — Альбрехт окинул взглядом всю группу. — Лошади ждут вас у задних ворот. Выезжайте немедленно. Но прежде ваш командир скажет вам несколько слов. Капитан?

Капитан Вирт вышел вперед и посмотрел в глаза всем по очереди. Его взгляд пронзил Райнера, как арбалетная стрела.

— Вам сегодня оказали великую честь и милость, каковой никто из вас не заслуживает. Так что, если кто-то осмелится этим злоупотребить и попытается бежать, предать отряд врагу, убить товарища или саботировать миссию, даю вам слово, что остаток вашей короткой жизни я превращу в ад, по сравнению с которым нападение демонов Хаоса покажется сельской вечеринкой с танцами. — Он обернулся в сторону двери и захромал к ней. — Это все.

Райнер вздрогнул, но присоединился к остальным. Стражники торопливо вытолкали их за дверь.

По крайней мере, Альбрехт обеспечил им наилучшее из возможного снаряжения. Их провели через замок к задним воротам, от которых через ров был перекинут узкий деревянный подъемный мост. За рвом, на открытой площадке посреди нераспаханного поля, их ждали вьючный мул и десять лошадей, дыхание которых поднималось облачками пара в холодный ночной воздух. Лошади были оседланы, взнузданы и нагружены тюками со спальными мешками, провизией, котелками, кремнями, солдатскими флягами и прочим. Райнеру вернули его саблю — красивое оружие, сделанное по его росту, единственный стоящий подарок скупердяя-отца. Еще были стеганая кожаная куртка и крепкие сапоги взамен тем, что у него отняли на гауптвахте, кинжал, засапожный нож, полные седельные сумки пороха и картечи и два дорожных пистолета в чехлах, хоть и незаряженные, — Альбрехт был не дурак. Плащ, стальной шлем-бацинет с пластинчатым «хвостом» и кираса, пристегнутые к тюкам, завершали набор.

Практически все были довольны. Кроме Ульфа и Эриха, разумеется.

— Что это? — сердито спросил Ульф, поднимая здоровенную кувалду, побольше, чем молот самого Зигмара. — Вы издеваетесь?

Вирт усмехнулся:

— Насколько я понимаю, это единственное оружие, которым ты владеешь.

— Вы что, хотите, чтобы рыцарь ехал на вьючной лошади? — перебил Эрих. — Она ж в холке едва наберет четырнадцать ладоней.

— Мы отправляемся в горы, ваша милость, — сухо сказал Вирт. — Вашему скакуну там пришлось бы трудновато.

— А мне в самый раз, — заметил Халс, озадаченно разглядывая лошадь.

— Ага, — отозвался Павел. — А вы не можете заставить их встать на колени, чтобы мы могли вскарабкаться?

— Спаси нас Зигмар! — воскликнул Эрих. — Нам что, придется учить этих крестьян ездить верхом?

— О, они быстро освоятся, — сказал Райнер. — Просто учитесь у его милости, парни. Если вы поедете так, будто у вас шило в заднице, будет в самый раз.

Эти двое глумливо заржали. Эрих с ненавистью посмотрел на Райнера и уже был готов перейти к решительным мерам, когда, к счастью, в воротах показался Альбрехт, ведя в поводу изящную гнедую лошадку, на которой сидела женщина в одеянии аббатисы Шаллии. Страхи Райнера несколько развеялись: леди Магда была суровая серьезная женщина средних лет, по-своему привлекательная, несмотря на холодное высокомерие, и — ура! — совершенно непохожая на искусительницу с влажными глазами, которая его погубила.

Женщина выглядела так, словно она отмеряла милости Шаллии с педантизмом аптекаря и исцеляла больных, заставляя их устыдиться своего недуга. Похоже, ее так же мало радовала перспектива путешествовать в их обществе, как их — командование Вирта. Она смотрела на них с едва скрываемым презрением.

Только когда Альбрехт подвел ее к Вирту, Райнер заметил хоть что-то похожее на проявление человеческих чувств. Барон протянул ей уздечку и поцеловал руку, а она улыбнулась и нежно погладила его по щеке. Райнер усмехнулся. Вот, значит, не такая уж она и холодная. Э-э-э, интересно, как же Альбрехт решился оставить женщину, которая ему столь дорога, в такой сомнительной компании?

Когда все сели на лошадей, Альбрехт повернулся к ним:

— Скачите скорее, возвращайтесь быстро. Помните: если все выполните, будете богачами, а если предадите — убью вас, как собак. А теперь — вперед, и да взирает на вас око Зигмара!

Он отсалютовал. Вирт пришпорил коня и дал сигнал трогаться. Только капитан, Эрих и Райнер отсалютовали в ответ.

Путь пролегал по грязной разбитой дороге среди полей. Вдалеке виднелся темный лес. Начало моросить. Путники потянулись к вьюкам за плащами с капюшонами.

Халс ворчал вполголоса:

— Вот вам и доброе предзнаменование, это уж точно.

Дождь шел всю ночь, дороги окончательно развезло. В Остланд пришла весна, как всегда холодная и сырая. Путники ехали безлунной ночью, закутавшись в плащи, стуча зубами, поминутно утирая носы. Пульсирующая боль от клейма оказалась лишь первой в долгой череде неприятностей, список которых, мысленно составляемый Райнером, становился длиннее с каждой милей. Вокруг было не видно ни зги. Мрачно чернели леса, и только раз, когда они проезжали через поле, где снег постепенно превращался в серую кашу, было достаточно светло, чтобы хоть что-то разглядеть на расстоянии.

Это были дикие и пустынные места. Смоллхоф находился среди болот на восточной окраине Империи, где сплошь были леса, лишь изредка перемежаемые небольшими поселениями. Впрочем, здесь казалось относительно безопасно. Волна Хаоса достигла высшей точки и отступила обратно на восток, оставив за собой опустошенные земли; здесь больше не встречались даже бандиты и звери, которые обычно досаждали жителям близлежащих ферм и городков. На пути попалось несколько хижин, превращенных в почерневшие развалины.

Перед самым рассветом, когда Райнер уже клевал носом в седле и начал было крениться на сторону, Вирт приказал остановиться: река. Он провел их в небольшую сосновую рощу, где было темно, как в пещере, но зато земля оставалась сухой.

Вирт быстро спешился:

— Отдохнем здесь до рассвета. Палаток не разбивать. Спать в полном вооружении.

— Что? — переспросил Райнер. — До рассвета же только час.

— Его милость сказал, что время имеет решающее значение. Выспитесь, когда к вечеру разобьем лагерь.

— Опять ехать весь день? — простонал Халс. — Моя задница этого не вынесет.

— А что, лучше, чтобы твоя задница раскачивалась в петле? — мрачно спросил Вирт. — Значит, так. Всем лечь. Уркарт, помоги.

Пока они расседлывали коней и подкладывали под голову спальные мешки, Ульф и Вирт поставили небольшую палатку для леди Магды, там была даже складная койка. Когда все было готово и леди прошествовала в палатку, Вирт лег у входа.

— Не дергайтесь, капитан, — сказал Халс, — не надо нам ничего. — Он засмеялся и ткнул Павла локтем в бок. — Понял? Не нужна нам эта монашка!

— Угу, — устало согласился Павел. — А теперь спи, дурень. Кровь Зигмара, уж не знаю, что болит сильнее — рука или зад.

Райнер внезапно проснулся. Ему снился очень правдоподобный кошмар: Кронхоф, печально знаменитый ростовщик из Альтдорфа, буравил его левую руку плотницким сверлом в наказание за неоплаченные долги, когда кто-то начал колотить в железную дверь. Он открыл глаза и увидел, что находится в сосновой роще, но боль и грохот никуда не делись. Потом он вспомнил, что заклеймен, а источником шума оказался Вирт, который молотил котелком о скалу и орал:

— А ну, подымайтесь, красавчики! Впереди долгий день!

— Он у меня ща слопает этот долбаный котелок, — проворчал Халс, хватаясь за голову.

Райнер с трудом поднялся на ноги. Дело было не в долгой скачке — он же был пистольером, конным стрелком, и считай что родился в седле. Но от недосыпа кости словно свинцом налились и немилосердно тянули вниз. Боль в руке, казалось, охватила и голову, которая пылала, тогда как все остальное тело замерзло. Глаза болели. Зубы ныли.

Но еще хуже криков Вирта и грохота его котелка была его противоестественная бодрость. К досаде Райнера, этого типа совсем не беспокоил недостаток сна. Леди Магду, похоже, тоже. Она спокойно ждала у палатки, сложив руки на груди, чистая и отутюженная, как после утренней молитвы. Под чутким руководством Вирта все наспех перекусили хлебом, сыром и элем и продолжили путь. Последними оседлали коней Павел и Халс, которые причитали и стонали, словно садились без штанов в колючий терновник. В итоге отряд отбыл через полчаса после пробуждения.

Дождь прекратился, но солнце так и не показалось. Небо было от горизонта до горизонта невыразительного серого цвета, словно над миром навис гигантских размеров оловянный поднос. Они плотно закутались в плащи и пригнулись, спасаясь от сырого весеннего ветра, продолжая путь к Срединным горам, которые поднимались из-за казавшегося бесконечным леса, словно острова в зеленом море.

Наконец поросшие кустарником пустоши востока остались позади, лес стал гуще и на пути попалось несколько деревень, совсем крохотных, едва поднимающихся над зимним полем. Вообще-то, эта картина должна была обрадовать людей, надолго разлученных с домом, но на деле лица путников не выражали ни малейшего удовольствия. И немудрено: деревеньки превратились в развалины, разграбленные и сожженные дотла, среди которых, словно странные игрушки, валялись гниющие тела. Кое-где еще клубился дым: теоретически война уже несколько месяцев как закончилась, повелитель Хаоса Архаон и его орды наконец были изгнаны из Кислева, но бои шли и, в общем-то, прекращаться не собирались. Бескрайние леса Остланда могли укрыть целые армии, и по нему бродили в поисках еды и легкой добычи банды мародеров из числа оставленных бежавшими соотечественниками. Основная же масса норсов, как было принято считать, отступила к Срединным горам и осела там: им пришлись по нраву заснеженные вершины.

Еще не оправившись от решающего сражения, Империя не могла себе позволить реорганизовать армию и направить ее на борьбу с этими стервятниками, так что задача сия стояла перед местными феодалами, которым и без того приходилось непросто, и потрепанными гарнизонами их вечно осаждаемых замков. Но здесь, в этой всеми забытой глубинке, признавали лишь власть Карла-Франца, и жителям деревень приходилось заботиться о себе самостоятельно или гибнуть. Последнее случалось значительно чаще.

В одном поселении на частоколе гнили отрубленные головы. Тела разлагались где придется — хоронить их было уже некому. Над колодцами, амбарами и хижинами витал запах смерти.

К полудню они проехали мимо храма Зигмара. Перед ним был распят старый жрец, ребра его были вывернуты и легкие хлопали на ветру, словно крылья. Павел и Халс выругались вполголоса и сплюнули, чтобы отвратить несчастье. Эрих выпрямился в седле, на скулах его загуляли желваки. Франц вздрогнул и отвернулся. Райнер осознал, что мечется между желанием отвернуться и глядеть во все глаза. Он никогда особо не жаловал жрецов, но на подобные зверства ни один житель Империи не мог взирать равнодушно.

Уже когда они пообедали не спешиваясь, из-за облаков показалось мутно-водянистое солнце, и настроение путников немного улучшилось. Лес отступил от дороги, и какое-то время они ехали по болотистой территории, покрытой тростником и еще не до конца растаявшими сугробами, от которых растекались змеистые ручейки. Все потихоньку разговорились, и Райнер не без интереса отметил, что обозначилось определенное разделение на группы. Его слегка удивило, что Павел и Халс, остландские фермеры, в жизни не покидавшие родных краев, пока их не призвали в армию, поладили с тильянским наемником Джано. Типичная замкнутость крестьянина, которому даже Альтдорф казался «заграницей», а любой чужеземец — недостойным доверия, отступила перед общностью пехотинцев, и скоро эти трое с хохотом рассказывали друг другу, как сгнил провиант, в каких халупах приходилось останавливаться на постой и какая зараза командир.

За ними ехали маленький Франц и гигант Ульф, переговариваясь вполголоса, — их явно объединяла необходимость противостоять всеобщим насмешкам. Кавалькаду замыкали Густав и Оскар, мрачные и молчаливые; попутчики явно избегали общения с ними.

Вирт ехал впереди рядом с леди Магдой. Они тоже не проронили ни слова: Вирт был постоянно настороже, а леди Магда демонстративно игнорировала всех, уткнувшись носом в толстый фолиант в кожаном переплете. Райнер следовал же за ними — увы, рядом с Эрихом. Кроме леди Магды, только рыцарь был равен ему по положению. Райнер оказался единственным узником, которого тот мог признать равным себе и снизойти до общения с ним, и, хотя он сам предпочел бы распевать кабацкие песни и балагурить с Халсом, Павлом и Джано, Эрих прилип к нему намертво и болтал не затыкаясь:

— Если вы бывали в Альтдорфе, то, должно быть, знаете моего кузена виконта Норриха Оберхольта. Он пытался стать рыцарем Пантеры. Чертовски хороший наездник. Долгое время служил в ордене Пера и Вымпела.

— Боюсь, с орденами я дела не имел. Я учился в университете.

Эрих сморщился:

— В университете? С ума сойти! Мне хватило моего наставника. А что, вы собирались стать жрецом?

— Вообще-то, я изучал литературу… если изучал. Но куда важнее мне было избежать Дрегольта.

— Да? И чем же вам не понравился Дрегольт? Отличные охотничьи угодья. Я сам как-то завалил кабана.

— Неужто?

— Именно. Роскошная зверюга. Эй, а ваша фамилия — Гетцау? Кажется, я встречал вашего отца на охоте в Дрегольте. Славный старикан.

Райнер вздрогнул:

— Да уж, славный, особенно когда убивает беззащитных.

В пожухлой траве у дороги что-то зашуршало. Джано тут же схватил арбалет и выстрелил. Кролик выскочил из укрытия и помчался через болото. Но даже прежде, чем он сердито что-то воскликнул, Франц прицелился и аккуратно, одним ловким движением выпустил стрелу. Кролик полетел кувырком и шлепнулся в талый снег с метровой стрелой между лопаток.

Все обернулись и посмотрели на мальчика с невольным уважением. Даже Эрих коротко кивнул:

— Хороший выстрел, да. Из парня выйдет толк.

Франц легко соскочил с коня, вынул стрелу и протянул кролика Джано, у которого с луки седла свисало еще три тушки зверьков, убитых чуть раньше.

— Жаркое будет погуще, — усмехнулся Франц.

— Благодарствую, мальчик. Весьма.

Пока Франц возвращался в седло, Райнер наклонился к Эриху:

— Спорим, я знаю, кто подстрелит следующего?

Эрих поджал губы:

— Я делаю ставки исключительно на лошадей. Вы хоть видели, каких рысаков разводит граф Шлегер в Хельмгарте? Роскошные скакуны.

И так далее, и тому подобное. Райнер застонал. Вот он и на свободе (вроде бы), спасен от петли, ну, хотя бы на время. И нет бы насладиться в полной мере — так ведь не дают. Очевидно, у Зигмара какое-то извращенное чувство юмора. Теперь Эрих нудил про ежегодные охотничьи балы у своего отца. Поездка предстояла не из коротких.

Наконец Вирт приказал всем остановиться в тени невысокого утеса. Дело было на закате, и путники принялись разбивать лагерь. Райнеру показалось любопытным, что все, не сговариваясь, распределили между собой роли. Павел и Халс таскали воду из ближайшего источника и собирали дикую морковь и листья одуванчика для жаркого, жалуясь, как у них все болит. Райнер присматривал за лошадьми. Ульф ставил для Магды палатку и помогал по этой части остальным. Франц и Оскар собирали хворост и разжигали костер. Густав свежевал и разделывал кроликов с энтузиазмом, который выглядел несколько подозрительно. Джано готовил жаркое и без конца рассуждал о том, насколько лучше еда в Тилее.

Жаркое, однако, вышло на славу, хоть и было чуть островато по имперским понятиям, и компания, сбившись вокруг костра, мгновенно с ним расправилась.

— Размещайтесь по жребию, — распорядился Вирт, все еще с набитым ртом. — Не хватало еще, чтобы вы тут из-за этого передрались или кичились своим якобы знатным происхождением. Для меня вы все — отбросы.

Они сделали пометки на листьях и сложили их в шлем. Палаток было пять: одна, получше, для леди Магды, маленькая — для капитана Вирта и три стандартных кавалерийских палатки, где, как поговаривали в армии, без особых удобств можно было разместиться вчетвером. Стало быть, три на три — в самый раз. Считай что роскошь. Но когда шлем передали Францу, он не стал опускать свой жребий.

— Имя написать не можешь? — осведомился Вирт.

— Я буду спать один.

Все подняли головы.

Вирт разозлился:

— Будешь спать с остальными. Лишних палаток нет.

— Мне хватит и плаща.

Франц не мигая смотрел в огонь.

— Слушай, малыш, в армии не все извращенцы, — усмехнулся Райнер.

— Мне и одного хватило.

— Солдат, — сказал Вирт с тенью угрозы в голосе, — те, кто спит в одиночку, имеют тенденцию пропадать наутро. Иногда они сбегают. Иногда что-то такое приходит за ними. Ни того ни другого я не допущу. Для этой охоты мне нужны вы все. Ты…

— Пожалуйста, капитан, — сказал Халс, — позвольте ему спать одному. Нам не хватало только психа, который на раз перережет горло соседу, неудачно повернувшемуся во сне.

Все одновременно с этим согласились. Вирт пожал плечами. Похоже, налаживающиеся отношения Франца с остальной компанией после его удачного выстрела могли вот-вот расстроиться.

Когда жребии были вытащены, оказалось, что Райнеру достались в напарники Павел и Ульф. В другую палатку попали Халс, Джано и Оскар, в третью — Эрих и Густав. Вирт стоял на карауле первым, а остальные отправились спать немедленно, поскольку уже валились с ног после суток почти непрерывной скачки. Но Райнер заснул не сразу. Он все думал и думал, какая же невообразимая подобралась компания — сплошь ненормальные и опасные тины. И что самое странное, Вальденхейм доверил им важную миссию и жизнь женщины, которая, по всей видимости, была ему очень дорога. Почему он не дал ей в провожатые отряд рыцарей?

Наконец Райнер провалился в глубокий сон, так и не найдя удовлетворительного ответа на свои вопросы.

Глава третья. В ОПАЛЕ

В середине третьего дня пути, когда дорога пошла немного вверх, а вдали уже виднелись Срединные горы, Павел и Халс с нескрываемым интересом начали оглядываться по сторонам.

— Это дорога на Ферланген, или я гоблин, — сказал Халс.

— А вон Три Ведьмы, — Павел показал на три горы вдалеке, которые под определенным углом напоминали сгорбленных старух. — До фермы моего батьки не больше чем полдня пути в сторону к югу.

Халс втянул воздух ноздрями:

— Я уж почуял, что мы дома, — тут пахнет по-другому. О Богоматерь, готов поклясться, что только что запахло свининой с капустой, какую готовит в горшке моя матушка.

Густав неприятно усмехнулся и заговорил впервые за весь день:

— Не больно-то надейся, деревенщина. Похоже, это твоя матушка варится в горшке.

— Мразь! — заорал Халс, неловко пытаясь повернуть коня. — Возьми свои слова обратно, а не то пущу твои кишки на подтяжки!

Капитану Вирту пришлось поставить свою лошадь так, чтобы эти двое не схлестнулись, причем он сделал это настолько быстро, что Райнер и не заметил.

— Пикинер, стоять! — рявкнул капитан, затем обернулся к Густаву: — А ты, кровопускатель, раз уж разеваешь свою пасть, только чтоб вылить помои, заткнись и молчи! — Он приподнялся в стременах и окинул гневным взглядом весь отряд. — Вам еще представится возможность вдоволь подраться, не сомневайтесь. Но если кто-то будет нарываться, придется иметь дело со мной. Уж вы у меня полюбуетесь на собственную хребтину! Всем ясно?

— Абсолютно, капитан. — Густав повернул коня.

Халс кивнул и опустил голову:

— Да, капитан.

— Отлично, — сказал Вирт. — Вперед. Сегодня нам надо проехать еще двадцать миль.

К закату они увидели разрушенный город. Дома, лавки и таверны превратились в груды горелых палок. Руины каменных стен были припорошены черным от сажи снегом. Павел и Халс озирались в полном отчаянии.

— Это Дретау, — сказал Павел. — Тут мой кузен живет.

— Жил, — поправил Густав.

— Мы продаем свиней на рынке, вон там, — Халс показал на одну из улиц. Рынка там, конечно, уже не было.

Павел задрожал от ярости и вытер глаза:

— Языческие ублюдки! Грязные свиньи, демонопоклонники!

Выехав за город, они увидели оранжевое свечение, пробивающееся сквозь деревья, и услышали крики и лязг брони.

— К оружию!

Вирт обнажил меч. Все последовали его примеру. Джано взвел арбалет, Франц достал стрелу из колчана. Райнер убедился, что оба пистолета заряжены.

— Фон Эйзенберг, Гетцау, будете сопровождать леди.

Эрих и Райнер пустили коней рысью и нагнали леди Магду. Вирт ехал прямо перед ней. За деревьями виднелся горящий хутор. Силуэты огромных рогатых людей — то ли у них были такие шлемы, то ли настоящие рога — метались в пламени, преследуя фигуры поменьше. Другие угоняли коров и овец. Кто-то захватил в качестве добычи людей: Райнер и его товарищи слышали сквозь треск огня женские крики.

Павел и Халс неумело погнали лошадей вперед.

— Капитан, — сказал Халс, — это ж наши, мы не можем просто так…

— Нет, — мрачно сказал Вирт. — У нас есть работа. Вперед.

Но похоже, подобная перспектива не радовала и его самого.

Эрих кашлянул:

— Капитан, я впервые позволю себе согласиться с пикинером. Деревня отсюда недалеко, и мы могли бы…

— Я сказал нет! — взревел Вирт, и все двинулись дальше. Но не проехали они и четверти мили, как он ударил себя по ноге затянутым в перчатку кулаком. — Во всем виноваты эти сладкоречивые дураки, которые окружают Императора и льют ему в уши трусливую ложь, прикрываясь осторожностью! Мы зашли слишком далеко, говорят. Казна, мол, истощена. Мы не можем себе позволить продолжать войну. Глупцы! Все ж наоборот! Война не может быть окончена!

Отряд в изумлении смотрел на него. За время недолгого знакомства все привыкли, что Вирт молчалив и не выдает эмоций, но тут он бушевал, как какой-нибудь кабацкий оратор:

— Недостаточно изгнать врага за пределы нашего государства, в горы, и вернуться, словно бы с победой. Так говорит барон Альбрехт. Мы должны уничтожить их полностью. Иначе все продолжится так, как вы только что видели: немного пограбят там, порушат здесь, — и наши матери и сестры никогда не почувствуют себя в безопасности, а Империя не обретет полноту власти. Если нам не нужна бесконечная борьба за землю, которая веками была нашей, надо поймать варваров в их собственном логове и перебить всех до последнего — мужчин, женщин и детей.

— Верно, — отозвался Эрих. — Хорошо сказано. Но тогда…

— Нет, — сказал Вирт. — Реликвия, за которой нас послал барон Альбрехт, намного важнее. Она может наконец изменить ситуацию и навсегда отвратить от нас северное проклятие. Когда мой господин Альбрехт ее получит, он и его брат Манфред смогут отобрать Нордбергбрухе — дом своих предков — у грязных хаоситов, которые украли его, пока господа бились на востоке. Тогда замок станет бастионом против этого сброда, прячущегося в горах, и проклятие Валнира явится тем копьем, которым Империя заколет наконец…

— Капитан, — резко сказала леди Магда, — это тайная миссия.

Вирт глянул на нее и сдержался с видимым усилием:

— Простите, госпожа. Язык подводит меня.

Вирт снова поехал рядом с ней, и отряд продолжил путь.

— Вот это речь, — пробормотал Райнер, чуть отставая.

— Да уж, — усмехнулся Халс. — Старина Вирт может так сказануть — мало не покажется.

— Ты служил под его командованием?

Павел покачал головой:

— Нет, а жаль. Он-то уж точно не струсит в бою.

Халс рассмеялся:

— Не то слово. Вот почему он оказался здесь и пытается снова вернуть расположение Альбрехта.

— Вирт тоже впал в немилость? — удивленно спросил Райнер.

— Еще хуже, — сказал Павел. — Совсем обнаглел. Прямое неповиновение приказам.

— Он сражался под командованием брата Альбрехта, Манфреда, в битве при Ванденгарте. Манфред приказал ему держать позиции, но Вирт увидел, как на отряд стрелков напали какие-то ужасные твари с севера, и не смог бездействовать. Помчался на помощь, заплатив высокую цену.

— Потерял почти сотню бойцов, — сказал Павел.

— Но люди Вирта никогда не отступали, — с гордостью заметил Халс. — В тот раз перебили этих выродков всех до единого. Вот это капитан.

— Ага.

Райнер усмехнулся:

— Отряд осужденных, и командир ему под стать.

— Ничего смешного, — фыркнул Эрих. — Я и не знал. Мужика разжаловали.

Райнер заметил еще несколько факелов в поле к северу от дороги:

— Капитан, справа!

Вирт посмотрел в том направлении и вполголоса выругался.

— Хорошо. Поворачиваем на запад. Фон Эйзенберг, приготовьтесь.

Отряд неохотно свернул с дороги. Бросив последний тоскующий взгляд через плечо туда, где полыхал хутор, Эрих погнал коня галопом, пока не опередил остальных шагов на пятьдесят. Они ехали через поля и редколесье, пока факелы курганцев не исчезли из виду, и все, что осталось в их поле зрения, были оранжевые всполохи, играющие на низко висящих тучах.

Наконец Вирт снова повернул отряд на север. Между ними и дорогой пролегала длинная полоса леса. Вирт позвал Эриха и выдал ему фонарь, прикрытый козырьком и испускающий узкий луч света, чтобы не привлекать излишнего внимания, после чего они принялись пробираться между деревьями.

Полоса леса была неширокой, но в средней ее части деревья росли так близко друг от друга и подлесок был таким густым, что кони перешли на шаг. Бедные животные ломились сквозь кустарник, словно борясь с потоком, и нижние ветви деревьев пришлось обрубать, чтобы всадников просто-напросто не стащило с седла.

— Капитан, — сказал Эрих, — могу я предложить все же обогнуть эти заросли?

Вирт кивнул:

— Поворачивайте. Потом мы…

— Капитан, — промолвила леди Магда, — кажется, копыто моей лошади застряло. Я не могу развернуться.

Вирт заворчал и вложил меч в пристегнутые к седлу ножны.

— Минуточку, леди. — Он спешился, забрал у Эриха фонарь и присел на корточки, а через несколько секунд снова встал. — Уркарт! Копыто зажато между двух корней. Мне нужна твоя сила.

Рослый инженер соскочил с коня. Пока они тащили корни, Оскар тревожно поднял голову.

— Вы ничего не слышите? — дрожащим голосом спросил он.

Остальные замерли и прислушались. Это было нечто похожее не то на шорох волны по прибрежной гальке, не то на дыхание, какое-то ритмичное бормотание, заглушаемое скрипом кожи и храпом лошадей. Они вгляделись в черноту леса. Со всех сторон чьи-то горящие желтые глаза отражали свет фонаря.

Вирт выругался и потянулся к своей лошади, чтобы достать меч. Мужчины схватились за оружие и натянули поводья, стараясь успокоить лошадей, нервно натыкающихся друг на друга, — те уже явно почуяли угрозу.

— Защитите леди! — приказал Вирт.

Заржала лошадь.

Райнер обернулся. Темная фигура размером с дикого кабана, но тоньше, пыталась завалить лошадь Франца, глубоко запустив зубы и когти в круп несчастной животины. Лошадь рухнула на бок в кусты, Франц вылетел из седла. Прежде чем Райнер смог окликнуть его, появились новые ревущие и рычащие звери.

Райнер и Эрих потянулись за пистолетами, Оскар — за ружьем.

— Не стрелять! — крикнул Вирт, обнажая меч. — Их повелители могут услышать!

«Повелители, — подумал Райнер. — У кабанов их вроде не бывает». И тут он заметил на одном из животных ошейник с шипами. Значит, это собаки! Но таких собак он прежде никогда не видел: огромные, уродливые, с кривыми до безобразия мускулистыми лапами и толстыми загривками, с длинных зубов капала желтая слизь.

Эрих пришпорил коня и прицелился копьем в одну из собак. Удар оказался недостаточно сильным, чтобы убить ее, поскольку движениям обоих животных мешали заросли кустарника. Собака закрутилась на месте, хватая копье зубами. Райнер подъехал к ней сзади и ткнул мечом в спину. Мускулы оказались твердыми почти как дерево. Даже тусклую шерсть оказалось непросто пробить. Райнер снова поднял меч и ударил, держа его обеими руками.

У него за спиной Павел и Халс быстро спешились и бились в пешем строю, как и подобает пикинерам. Они опустили копья и поймали атакующее чудовище сразу на два острия.

Еще одно получило в глаз стрелу из арбалета Джано. Зверь взвыл и замотал головой, стремясь избавиться от источника мучений, но стрела засела намертво. Собака остановилась и попыталась вытащить стрелу, водя мордой по земле, но только вбивала оружие все глубже, вплоть до самого мозга. Наконец оно харкнуло кровью и издохло. Джано взвел арбалет для нового выстрела.

Ульф размахнулся огромной кувалдой и ударил собаку в плечо, сбив наземь, но не рассчитал и рухнул сам.

Другое животное напало на лошадь Оскара. Оскар полоснул его мечом, но сильнее зверю досталось от лягающейся лошади.

Капитан Вирт проламывался сквозь кустарник к безумному артиллеристу.

Наконец Райнеру удалось проткнуть собаку мечом до самого сердца. Зверюга вздрогнула и осела. Он вытащил меч и оглядел поле битвы в поисках Франца. Позади лошади мальчика наблюдалось какое-то движение. Собака прыгала и била лапами. У нее на спине кто-то сидел… Франц! Он оседлал зверя, одной рукой вцепившись ему в ошейник, другой нанося новые и новые удары кинжалом, стараясь увернуться от клацающих челюстей. Райнер никогда прежде не видел настолько испуганного человека. Выражение лица мальчишки могло показаться комичным, если бы ситуация не была столь отчаянной.

Густав находился ближе всех к Францу, но, хоть и держал меч наготове, не сделал ни единого движения, чтобы помочь. Райнер выругался и погнал было лошадь вперед, однако животное запуталось в кустах и никак не могло развернуться. Треклятый лес! Он спрыгнул с седла и двинулся дальше пешком, на каждом шагу обдираясь о терновник.

Эрих извлек свое копье из тела зверя, убитого Райнером, но новой цели не искал, вместо этого держась рядом с леди Магдой.

Копье Павла треснуло под тяжестью собачьей туши, и сам он упал. Халс взревел и принялся колоть зверя в бок, силясь отогнать его от своего друга. Павел вскинул руки, чтобы защитить лицо. Чудовище впилось ему в руку.

Собака, которая напала на Оскара, вцепилась зубами в сапог артиллериста и вытащила его, отчаянно кричащего, из седла. Джано выстрелил в нее, но промахнулся. Вирт подоспел и рубанул мечом, глубоко рассадив плечо собаки. Та повернулась и прыгнула на него. Вирт ударил ее закованным в железо кулаком по челюсти и заколол ударом в шею.

Рядом Ульф снова замахнулся кувалдой и на этот раз попал зверю по черепу, так что тот осел наземь, истекая каким-то серым гноем и ядовитой лиловой жидкостью.

Райнер двинулся на зверя, на котором сидел Франц, но, прицеливаясь, побоялся задеть мальчика и в итоге промахнулся. Наконец он переключил внимание собаки на себя, она прыгнула и стряхнула Франца. Райнер едва успел выставить меч. Он попал собаке в грудину, и отдача оказалась настолько сильной, что он рухнул сам, едва не потеряв сознание. Зверь навис над ним и прижал к земле и только благодаря разделяющему их мечу не мог дотянуться до лица Райнера ни когтями, ни зубами. Смерть была уже, в сущности, близко. Под тяжестью огромной туши яблоко на рукояти меча так впилось Райнеру в ребра, что те хрустнули. Он никак не мог вдохнуть. Зловонная слюна чудовища капала на лицо.

Что-то выскочило из темноты — Франц! Мальчик ударил собаку в плечо и повалил ее, в ярости нанося удары кинжалом. Зверь лязгнул зубами и подмял его под себя. Франц вскрикнул, как девчонка, увидев зубы чудовища в каком-то дюйме от своей шеи.

Райнер с трудом поднялся, судорожно глотая воздух. Он замахнулся, целясь в голову существа, но клинок отскочил от твердого, как железо, черепа, не причинив вреда, и скользнул по руке хозяина.

— А ну, давай сюда, шелудивый!

Он ударил зверя еще, снова безрезультатно. Собака кинула на него остервенелый взгляд, заворчала и приготовилась к прыжку, но в этот самый момент Франц нанес ей удар в шею, точно под челюсть. Пес захрипел, и на руку мальчика хлынул целый поток крови. Зверь упал, подмяв под себя своего убийцу.

— Сними эту тварь! Не могу дышать!

— Подожди чуток, — сказал Райнер, оглядываясь. — Так пока безопаснее.

Наконец резня вроде закончилась. Вирт стоял над трупом собаки. Оскар, пошатываясь, поднимался на ноги. Его сапог был порван в клочья, но нога, к счастью, оказалась лишь немного оцарапана.

Халс помогал Павлу встать на ноги. Тот держался за лицо, левая половина которого была залита кровью. Собака, с которой бились два пикинера, лежала, подняв лапу в воздух, копья застряли у нее меж ребер.

— Хорошо, — сказал Райнер Францу. — Теперь вылезай.

Он снял с мальчика дохлого пса и помог встать. Рука у того была алой до самого плеча.

— Твоя кровь?

— Думаю, в основном собачья.

Райнер усмехнулся:

— Ах ты, мелкий задира.

Франц смутился:

— Ты ж помог мне. Я не мог просто так смотреть…

На этот раз смутился Райнер:

— Ладно, ладно, достаточно.

Он гневно уставился на Эриха, все еще сидящего на коне, рядом с леди Магдой, и Густава, который ничуть не пострадал.

— Всем бы ребятам так отделаться. Ведь ты ни разу даже не замахнулся, а?! — заорал он на Густава.

— Я хирург. Кто будет вас латать, если меня ранят?

— Кровопускатель, — позвал Вирт, — займись ранеными!

Густав самодовольно ухмыльнулся и поспешил к Павлу с полевой аптечкой через плечо.

Райнер смотрел ему вслед.

— Кое-кого я был бы не прочь найти дохлым в канаве.

Франц широко улыбался. Голоса товарищей становились громче. Они оглянулись.

— А ты где был, интересно? — кричал Халс на Эриха. — Торчал тут с копьем наготове и ни хрена не делал, пока нас на части рвали?! Павел глаза лишился, ты, сопляк!

— Не смей говорить со мной в таком тоне, наглый холоп.

Эрих замахнулся копьем, словно для удара.

Вирт преградил ему путь:

— Не смейте, милорд.

— Наглый или нет, — вставил Райнер, — но он прав. Ты бездействовал почти как хирург.

— Я убил одного зверя.

— Это я его убил, а ты мог и другим заняться.

— Нам приказали защищать леди.

— Вот как? И ты следуешь всем приказам так буквально?

— Вы ставите под сомнение мою доблесть, сэр?

— Хватит, — проворчал Вирт. — Эти собаки держатся недалеко от своих хозяев. Нам тут только бандитов не хватало.

Но предупреждение несколько запоздало. Только перепалка закончилась, как послышались чьи-то резкие окрики и топот сапог. Все обернулись к дороге. Там за деревьями мелькали факелы и быстро передвигались массивные фигуры.

— Кровь Зигмара! — вскричал капитан Вирт. — Заканчивайте с ранами и быстро по коням!

Густав перевязал голову Павла и закрыл сумку.

— А я? — жалобно спросил Оскар, показывая на раненую ногу. — Смотрите, сколько крови.

— Где кровь? Да меня блохи посильнее кусали.

И Густав упаковал аптечку.

Все спешно сели на коней, лишь Франц лишился своей лошади — ей разорвал горло один из чудовищных псов, а мул был слишком нагружен, чтобы принять еще и седока. Делить же седло с лучником никто не жаждал.

— На кой мне нож под ребра, если ему опять что-нибудь взбредет в голову! — сказал Халс.

Райнер вздохнул и протянул Францу руку:

— Давай сюда, парень.

Франц забрал с мертвой лошади тюк с вещами и запрыгнул на круп лошади Райнера, но постарался сесть подальше.

— Держись крепче, сейчас так поскачем…

— Я… все путем.

Спорить было некогда. Они еще и коней не развернули, когда из темноты вырвались гигантские, похожие на человеческие фигуры; они ревели и размахивали огромным, им под стать, оружием.

Глава четвертая. ГЛОТОК СВЕЖЕГО ВОЗДУХА

Отряд пережил несколько жутких моментов, торопливо пришпоривая коней в попытке уйти от погони в густой темный лес. Казалось, деревья появляются перед ними ниоткуда и корни поднимаются из земли, чтобы схватить их. Райнер ругался вполголоса, чувствуя за спиной горячее дыхание преследователей. Наконец они выскочили в поле и пустили коней в карьер. Павел и Халс, которым в жизни не доводилось ездить быстрее, чем легкой рысцой, отнюдь не пришли в восторг. От страха они намертво вцепились в шеи своих лошадей, но, по милости Зигмара, не упали. Вскоре преследователи отстали от них.

Вирт решил не рисковать. Они мчались во весь дух еще не менее часа, пока окрестности деревни не остались позади. Теперь их окружали низкие холмы и глубокие лесистые овраги. В один из них они спускались друг за другом, уже шагом, направляя лошадей по руслу окаймленного льдом ручья на протяжении мили, пока Вирт не нашел плоскую, покрытую галькой прибрежную полосу и не приказал ставить палатки.

Лагерь имел весьма плачевный вид. Вирт не разрешил разжечь огонь, и они ели холодное, пока Густав промывал и перевязывал их раны, и легкий снег таял на дымящихся боках лошадей. Павел то и дело хватался за то место, где когда-то был глаз, всхлипывал и кричал: «Не может быть! Я его все еще чувствую», что отнюдь не способствовало пищеварению.

Зародившаяся между Райнером и Францем дружба не заставила паренька передумать относительно размещения на ночлег, и, пока остальные расползались по прочным палаткам, он улегся поудобнее, насколько это было вообще возможно, укрылся плащом и положил на него с одной стороны свой короткий меч, с другой — ножны.

В течение следующих двух дней становилось все холоднее: леди Магда вела их выше и выше к подножию Срединных гор, и дождь равнин сменился мокрым, липким снегом. Казалось, что по мере восхождения время оборачивается вспять и весна переходит в зиму, а не в лето, как положено. Густав заставил всех смазывать лица и руки медвежьим жиром — не слишком приятно, зато надежно и не обморозишься.

Вирт, уроженец Остланда, на холоде словно расцвел, повеселел, разговорился, и чем крепче становился мороз, тем охотнее он травил байки про походы и бои. А вот Джано, рожденный в солнечной Тилее, переносил капризы погоды явно с трудом. Обычно жизнерадостный, он то сердито огрызался, то пускался в ламентации относительно того, как прекрасна его родина и как там тепло.

Пустая глазница Павла покраснела и загноилась. Он страдал от лихорадки, кричал и бредил по ночам, будя остальных, отнюдь не способствуя поднятию у них боевого духа. Днем он толком не мог держаться в седле, и Ульф соорудил из молодых деревьев и веревок подобие носилок, на которых бедолагу волокли позади коня. Густав привязал его и положил на голову немного снега, чтобы облегчить жар. Райнер нехотя признал, что хирург — мастер своего дела, к тому же он не ленился менять Павлу повязку каждый раз, когда они останавливались перекусить. Во время болезни друга Халс вел себя непривычно тихо, словно поток его шуточек и ругательств замерз от беспокойства.

Крошечные деревушки в горах, мимо которых они проезжали, были пустынны и почти все разрушены. Среди домов валялись поглоданные воронами тела, обломки скелетов, и по многочисленным следам неподкованных копыт было совершенно ясно, что тут регулярно появляются отряды курганцев. Райнер полагал, что деревни обобраны до нитки, но Халс, сам крестьянин, знал все крестьянские хитрости и показал им, как искать спрятанные запасы еды и выпивки под земляными полами и на дне колодцев.

Они разбили лагерь близ одной такой деревеньки через двое суток после битвы с собаками и, вооружившись познаниями Халса, отправились искать еду, чтобы пополнить свой скудный рацион.

Райнер, Франц и Халс рыскали под половицами в кухне одного из домишек, когда услышали пронзительный женский крик. Испугавшись нападения на леди Магду, они всё побросали и выскочили на улицу. Дорога шла вверх, это была главная улица. Крик повторился — явно из хижины на холме. Они помчались туда.

Халс уже собирался выставить дверь, но Райнер остановил его и подал знак ему и Францу обогнуть развалюху.

— Перекройте заднюю дверь, — прошептал он. — Если она тут есть…

Райнер остался ждать у входа, пока другие стали пробираться через грязный двор. Снова раздался крик, но на этот раз приглушенный, а потом — мужской голос:

— Тихо, чтоб тебя!..

Голос показался знакомым. Райнер тихонько подошел к незастекленному окну и заглянул внутрь. Там было довольно темно, и он различил только две ноги в рваных шерстяных чулках на полу и сверху еще две ноги в бриджах. Мужская рука возилась с пряжкой от ремня. Лица видно не было, но фигуру он узнал — все-таки видел ее уже на протяжении нескольких дней.

— Шлехт! — заорал он, подбегая к двери и вышибая ее ногой.

Густав поднял голову и остался там, где и лежал, на пыльном деревянном полу, подмяв под себя ошалевшую от ужаса деревенскую девчонку. Ее юбка была задрана до талии, к горлу приставлен нож. Вокруг виднелись брызги крови.

— Грязная свинья! А ну слезай с нее!

— Я… я думал, это мародер, — забормотал Густав, торопливо вставая на колени. — Я… я…

Распахнулась задняя дверь, и в хижину влетели Франц и Халс.

— Что за… — начал Халс, но осекся, когда увидел, что происходит.

Франц побледнел.

— Ты, жалкий гнилой… — Халс подался вперед и ударил Густава каблуком в лицо.

Хирург упал, и Халс помог девушке подняться. У нее на груди были кровавые порезы. Похоже, Шлехт вырезал там свои инициалы. Райнер содрогнулся.

— Ну-ну, детка, — мягко сказал Халс. — Он тебя не тронет. Ты…

Девушка не слушала. Она вскрикнула и опрометью выбежала наружу, задев Халса ногтями по щеке. Райнер не остановил ее.

Халс вернулся к Густаву, который с трудом пытался сесть.

— Я при первой же встрече понял, что ты за падла, и мне стыдно, что я не убил тебя прямо тогда.

Он снова пнул Густава в лицо и занес над ним меч.

— Нет! — врач пополз назад. — Ты не посмеешь! Не посмеешь! Я ваш хирург. Хочешь, чтобы твой друг умер?

Халс остановился и сжал рукоять меча так, что костяшки пальцев побелели.

— Он прав, — сказал Райнер, хотя сам содрогался при мысли об этом. — Он нам нужен. Всем. Предстоит дорога назад, и кто знает, что там будет. Надо, чтобы было кому нас латать.

Халс сник.

— Ну да. Да, хорошо. — Он поднял голову и гневно воззрился на Густава. — Но когда мы вернемся, не долго тебе гостить на этом свете, и награду свою потратить не успеешь.

Густав усмехнулся:

— Думаешь, разумно угрожать человеку, которому предстоит перевязывать тебе раны?

Халс снова набросился было на хирурга, но Райнер его удержал:

— Да ну его. Только нарвешься.

Халс заворчал, но подался к выходу. Он сделал знак Францу:

— Давай-ка, парень, пойдем глотнем свежего воздуха. А то что-то тут воняет.

Солдаты вышли. Райнер присоединился к ним, демонстративно повернувшись спиной к Густаву.

Когда на следующий день солнце стояло в зените, они увидели выбеленные стены монастыря Шаллии на высокой скале. Он сиял, как жемчужина.

— Не выглядит разграбленным, — сказал Халс.

Павел, у которого утром начала проходить лихорадка, так что теперь он сидел в седле, хоть и пошатываясь, усмехнулся:

— Разграблен или нет, но мы добрались. А теперь заберем эту штуковину — и домой. Надеюсь, обратный путь не будет стоить мне второго глаза. Как же я тогда увижу свое золото?

— Отсюда час пути, — сказала леди Магда. — Тропа узкая и извилистая.

Оскар сложил ладонь козырьком, защищая глаза от яркого полуденного солнца.

— Там дым. В монастыре.

Вирт, прищурившись, глянул туда, куда показывал артиллерист.

— Ты уверен?

— Так точно, капитан. Может, костер или печная труба.

— Может, монашки, — сказал Халс.

Вирт уничтожающе посмотрел на него.

В результате они двинулись шагом, что заняло не один, а два часа. Джано и Франц пешком пошли в разведку, осматривая каждый поворот тропы на предмет наличия врагов. Таковых не обнаружилось, хотя здесь недавно кто-то побывал: свидетельством тому были перекушенные кости, следы на снегу, разбитая о скалу кружка с вином.

Райнер заметил, что Халс как-то тревожно смотрит на эти следы, и усмехнулся:

— Ну и народ эти монашки.

На последней четверти пути рядом с тропой пролегала более широкая дорога, огибающая горы с юга, и она была испещрена бесчисленными отпечатками сапог и копыт в обоих направлениях, — стало быть, люди и лошади пользовались ею весьма регулярно.

Вирт смотрел на все это с мрачным интересом:

— Гнездятся там, в вышине.

— Не в монастыре? — голос Оскара дрогнул.

— Ты видел только один столб дыма?

— Да, конечно.

Оскару явно стало спокойнее.

Наконец они добрались до узкого выступа в скале, на котором и был построен монастырь, — нечто вроде плато для передышки, перед тем как широкая дорога начинала подниматься по холмам в горы. Выжженные круги, оставшиеся от старых костров, кости и всякий мусор свидетельствовали о том, что время от времени здесь разбивали лагерь.

Белые стены монастыря тянулись от обрыва, обращенного на восток в сторону Смоллхофа и Кислева, выше в горы, отсекая сужающуюся часть выступа. Но вблизи оказалось, что сияющий, благополучный вид монастыря — иллюзия. На самом деле стены во многих местах обрушились и почернели, от больших деревянных ворот остались беспорядочно свисающие с петель обугленные доски. Постройки монастыря располагались на трех уровнях: чем дальше от ворот, тем выше, в самой глубине, их венчал шпиль часовни Шаллии. Даже на расстоянии люди Вирта заметили, что тут все разграблено, стены сожжены, крыши провалились, повсюду разбросан мусор. В воздух все еще поднимался тоненький столб дыма, источник которого находился, по всей вероятности, на третьем уровне.

Глядя на это жалкое зрелище, Джано сотворил знак Шаллии и что-то пробормотал себе под нос.

— Похоже, барон Альбрехт располагает верной информацией, — сказал Эрих.

— Ага, — отозвался Вирт.

Райнер взглянул на леди Магду, ожидая реакции, но она была словно выкована из железа и взирала на погром поджав губы, без малейших эмоций.

— Крипта, которая нам нужна, располагается под часовней, — сказала она. — Значит, нам придется пройти мимо того, кто разжег огонь, а он может оказаться кем угодно.

— Очень хорошо, миледи, — сказал Вирт, поворачиваясь к своим людям. — Спешивайтесь. Остини, Шонтаг, разведайте обстановку и доложите.

Когда все сошли с коней, к великому облегчению Павла и Халса, которые усиленно терли отбитые места, мальчик и наемник прокрались к воротам и исчезли за ними. Когда они скрылись из виду, оставшиеся отыскали укромный уголок, где можно было привязать лошадей, и освежились парой глотков почти замерзшей воды из фляжек. Вирт приказал Ульфу поставить палатку для леди Магды и предложил ей подождать, пока мужчины обо всем позаботятся, но она отказалась. Все выглядело так, словно она не меньше их жаждала отыскать таинственную штуковину и вернуть ее в лоно цивилизации. Она объявила, что пойдет с ними.

Вскоре вернулись Франц и Джано.

— Шестеро, — сказал Джано. — Такие здоровые ребята с большими мечами. Северяне?

— Курганцы, — поправил Франц. — Из тех, с кем мы столкнулись под Кирстаадом. Похоже, пехотинцы. Лошадей там, во всяком случае, нет и свежего навоза тоже.

— Двое ходят вокруг, — продолжил Джано, дублируя слова жестами, — четверо в саду, едят.

— Вы уверены, что больше никого нет? — спросил Вирт.

Разведчики кивнули.

— Тогда хорошо. — Он наклонился вперед. — Двое будут стоять на карауле, тихо, как тени, ясно? Остальные с луками и пистолетами воспользуются преимуществом и всадят в тех, что в саду, побольше железа. Шкура у этих ребят покрепче ваших сапог. Если придется иметь с ними дело поближе, хотелось бы, чтобы вы успели их хорошенько поперчить!

Ему ответил целый хор голосов:

— Есть!

— Ну и славно. А теперь вручите свои души Зигмару, и будь что будет.

Глава пятая. ГЕРОИ НЕ ПОБЕЖДАЮТ ХИТРОСТЬЮ

Они осторожно пересекли внешний двор, держа оружие наготове. Леди Магда и Павел, все еще слишком слабый после лихорадки, чтобы сражаться, замыкали шествие. Слева тянулись сгоревшие стойла, справа — остатки кладовой, где среди набросанных бревен валялись разбитые кувшины из-под масла и пустые мешки из-под зерна. Впереди возвышалось главное здание монастыря, двухэтажная облицованная мрамором постройка, где некогда проходили трапезы монахинь и располагались кабинеты аббатисы и ее помощниц. Стены уцелели, но черные следы сажи над каждым выбитым окном явственно свидетельствовали о том, насколько сильно пострадали от пожара внутренние помещения. Кладка была испещрена какими-то жуткими знаками: Райнер только обрадовался, что не понимает их. По всему двору, словно гнилые плоды какого-то чудовищного дерева, лежали разлагающиеся трупы в одеяниях монахинь. При виде их Оскар содрогнулся.

Отряд взобрался по широким изогнутым ступеням, которые вели к помещению, где когда-то спали монахини и послушницы. Перед зданием была небольшая открытая площадка. Тут тоже все очень сильно пострадало. Спальный корпус, широкий, трехэтажный, выстроенный из полукруглых бревен, свое левое крыло потерял в огне, а правое заметно просело. Площадку захватчики использовали как уборную и помойку: она была завалена гниющими остатками еды, сломанной и обгоревшей мебелью, ржавеющим оружием и экскрементами. Запах стоял такой, будто из покойницкой все выгребли в сточную канаву.

Джано остановил их на последней ступени перед площадкой, и все пригнулись. Он указал на следующий уровень — разгромленный сад, окруженный высокой балюстрадой, куда вел еще один марш изогнутых ступеней. Над обгорелыми кустами виднелись устремленные в небо пики, на концах которых торчали, словно тотемы, головы с длинными волосами.

— Они устроили тут лагерь, — сказал он. — За изгородью. Патруль ходит.

Вирт кивнул:

— Хорошо. Остини… нет, Лихтмар и Шонтаг, ступайте в спальный корпус. Там на третьем этаже должны быть окна с видом на сад. Если нет, заберитесь на крышу. Прикроете ребят огнем. Остини, присоединишься к ним, когда покончим с часовыми.

— Нам что, всемером не справиться с двумя людьми? — спросил Эрих.

— Это не совсем люди, — отозвался Вирт. — Надеюсь, семерых хватит… разделаться с ними по одному зараз. А вот и то, что мне хотелось увидеть.

Пока Вирт излагал свой план, они увидели одного из бандитов. Это было жуткое зрелище: косматый гигант в коже и мехах, на голову выше Ульфа, с неестественной мускулатурой. С его заплетенной в косички бороды свисали всевозможные амулеты, а меч в ножнах был в высоту, пожалуй, больше, чем Франц, и, возможно, потяжелее его.

Дождавшись, пока выйдет второй, они поспешили занять позиции: Оскар и Франц, пригнувшись, побежали в спальный корпус, остальные — по лестнице в сад. Павел, вооруженный одним из пистолетов Райнера, остался вместе с леди Магдой позади.

Прямо под балюстрадой, окаймлявшей сад, стояла разбитая статуя Шаллии. Удар сверху разломил ее от плеча до бедра, и острый осколок ее так и остался устремленным в небо. Торжественно-спокойное лицо богини виднелось в куче обломков у постамента. При виде этого Джано приложил ладонь к сердцу:

— О небо! Осквернить госпожу. Богохульство.

Райнер ухмыльнулся:

— Наемник почитает Шаллию?

— Сражаюсь за мир. Всегда, — гордо сказал Джано.

— А-а-а.

Пока остальные прижались к стене по обе стороны лестницы, чтобы их не заметили, Райнер и Джано на цыпочках поднялись в сад. С востока он нависал над обрывом, и здесь балюстраду дополняли высокие колонны. Когда-то на них стояли изваяния мучеников Шаллии, обращенные ликами к языческим пустошам, но бандиты сбросили их.

Райнер с недоверием оглядел колонны. Вирт велел им с Джано взобраться на первые две, и ему эта идея не нравилась. Не то чтобы взбираться было трудно: столбы обвили крепкие, хотя и колючие, плетистые розы, которые вполне могли послужить опорой для рук и ног. Дело было в том, что колонны располагались у самого обрыва, и, хотя Райнер не слишком боялся высоты, перспектива карабкаться на колонну над скалой в четыреста футов, испещренной острыми выступами, вызвала бы приступ дурноты у любого нормального человека. Может, это ему просто мерещилось, но, как только они начинали взбираться, поднимался ветер.

Наконец, когда Джано уже давно достиг цели, Райнер подтянулся, залез на вершину столба и сглотнул. С земли площадка наверху казалась достаточно широкой, но сейчас словно сжалась до размеров обычной тарелки. Он сел на корточки, колени его дрожали. К счастью, колючие плетистые розы росли так, что прикрывали обоих от любопытных взглядов.

Оглянувшись, точно ли не видно часовых, Райнер достал из дорожной сумки одеяло, развернул его и, крепко держась за колючий кустарник, перебросил один конец Джано. Казалось, наемник совсем не испытывает страха перед высотой. Он преспокойно протянул руку над бездной и поймал одеяло, ухмыльнулся Райнеру и сделал знак, соединив большой и указательный палец.

Сердце у Райнера билось где-то в глотке. Если вдруг бандиты что и заметят, так это одеяло, болтающееся между двух столбов, словно праздничный флаг. По крайней мере, солнце светило под таким углом, что эта штука не отбрасывала тень на тропинку.

Времени переживать совсем не было. Едва устроившись, они с Джано увидели, как первый бандит обходит высокие кусты и направляется прямо к ним. Райнер пригнулся еще ниже и вцепился в одеяло обеими руками. Часовой, лениво поглядывая с обрыва на расстилающийся внизу бескрайний лес, достиг ступенек, развернулся и зашагал вдоль балюстрады над площадью, абсолютно не замечая тех, кто находился выше и ниже его.

И вот момент настал. Райнер и Джано переглянулись, потом разом соскочили с колонн, широко растянув одеяло. Приземлились они замечательно — одеяло как раз накрыло голову бандита, когда он собирался шагнуть. Они потянули изо всех сил, гигант шмякнулся на спину, хватая ртом воздух, и, прежде чем он опомнился, остальные люди Вирта промчались по ступеням и накинулись на него: Ульф сел на грудь и пригвоздил руки к земле, Густав и Халс схватили за ноги, Вирт — за голову, укутанную одеялом. Капитан с силой протолкнул дуло пистолета в рот пленного, отчаянно пытающегося вдохнуть.

Эрих занес меч, но замешкался: конечно, курганца держали, но он был так силен, что, дернувшись, едва не сбросил троих.

— Держите крепче, чтоб вас, — прошипел рыцарь.

Райнер потянулся к мешочку с пулями, висевшему у него на поясе, и со всей мочи ударил им гиганта по голове. Огромные конечности обмякли, и Эрих опустил меч, словно топор палача. Удар отделил голову от тела. Вирт завернул ее в одеяло и приложил обратно к шее, из которой хлестала кровь.

— Теперь давайте уберем его отсюда, пока все кровью не залил.

Сказать это было куда проще, чем сделать. Ульф ухватил воина под мышки, Густав и Халс — за ноги, однако он оказался вдвое тяжелее, чем можно было подумать, тело едва оторвали от земли. И потом, кровь хлестала не переставая. Джано подложил второе одеяло, но камни мостовой, по которой они тащили обезглавленного врага, были покрыты кровавыми каплями.

— Вытрите это, — прошептал Вирт, но было уже поздно.

Они услышали шаги второго часового. Райнер и Джано снова побежали к колоннам и полезли наверх, Вирт принялся вытирать кровь плащом. Ульф, Густав и Халс, кряхтя от натуги, поволокли труп по ступенькам, но Ульф оступился и покатился кубарем вниз, до самой площади. Тело рухнуло сверху, остальные успели отскочить.

Райнер услышал, как второй курганец громко о чем-то спросил. Он вышел из-за кустов с огромным обнаженным мечом и подозрительно огляделся. Он был столь же огромен, как и его товарищ, но лыс и с такими густыми бровями, что концы их были заплетены в косички. На нем была кольчуга и плащ из медвежьей шкуры. Райнер и Джано замерли, не поднявшись и до половины, и, словно белки, обогнули колонны, прячась от него. Разбойник осторожно двинулся вперед. Райнер задержал дыхание.

Курганец еще что-то рявкнул, очевидно, это тоже был вопрос, потом заметил кровь, размазанную по камням, и остановился, чтобы предупредить товарищей. Из-за кустов ему ответило несколько голосов.

— Убейте его! — крикнул Вирт и побежал по ступеням. Эрих, Халс и Густав последовали за ним.

Курганец обернулся к ним, но при этом невольно подставил спину Джано и Райнеру. Те спрыгнули на него с кинжалами, в то время как Вирт и Эрих атаковали с мечами. Кинжал Райнера лишь скользнул по броне, Джано повезло больше, и разбойник заревел от боли. Свободной рукой он сбросил обоих со спины, продолжая отбиваться мечом от остальных.

Джано рухнул наземь, но Райнер врезался в балюстраду и едва не перелетел через нее прямо в бездну. Он удержался, только ухватившись голой рукой за колючие вьющиеся стебли. Снова оказавшись в безопасности, Райнер услышал топот бегущих ног, свист тетивы и звуки выстрелов: это из окон спального корпуса стреляли Франц и Оскар, стремясь настичь быстро передвигающуюся живую мишень.

Райнер помог Джано встать, и они помчались на помощь. Вирт и компания окружили лысого, он ревел, как загнанный в угол бык. Халс всадил копье ему в брюхо, Вирт и Эрих сыпали удары, словно дровосеки, но норс продолжал сопротивляться. Пытаясь найти, куда бы нанести сокрушающий удар, Райнер заметил Ульфа, еще толком не пришедшего в себя после падения, но старательно карабкающегося по лестнице, и Павла, бегущего через площадь с пистолетом в руке, задыхаясь так, словно он преодолел десять миль, а не десять ярдов.

Бандит полоснул Эриха мечом по плечу, сбив его с ног, потом обрубил копье Халса и вытащил острие из своих внутренностей, блокировал меч Вирта и ответил на удар так, что шлем седого капитана с грохотом покатился по ступенькам, а сам он упал на четвереньки.

Райнер, Джано и Ульф прибежали на помощь. Райнер замахнулся саблей, но это всего лишь напомнило попытку остановить таран с помощью мухобойки. От силы обрушившегося удара у него онемела рука.

Джано тоже упал, но прежде успел попасть мечом в сгиб руки гиганта и задеть артерию: кровь залила кожаный браслет норса, меч выпал из рук. Ульф схватил гиганта за другую руку, крича:

— Я держу его! Убейте его!

Райнер вонзил меч еще глубже в грудь бандита. Тот взвыл от боли и отшвырнул Ульфа, как ребенка, так что тот налетел на Райнера и рухнул вместе с ним.

— Эй, — тихо сказал кто-то.

Райнер оглянулся. Курганец попытался найти, кто же там говорит, и наткнулся прямо на пистолет в дрожащей руке Павла.

Павел выстрелил. Затылок бандита разлетелся брызгами мозга и крови, и он осел наземь.

— Неплохо, — сказал Халс.

Но облегчение оказалось кратковременным. Едва Райнер и Ульф поднялись, из-за кустов выбежало еще четверо северян с мечами и топорами. У одного в плече застряла стрела — доказательство того, что Франц мог стрелять не только по кроликам.

Вирт поднялся и выхватил пистолет:

— Огонь!

Райнер и Эрих последовали его примеру, и три выстрела прогремели одновременно. Но в цель попали лишь два, а заметный ущерб нанес и вовсе один — он попал бандиту в горло, и тот упал на колени, схватившись руками за шею и захлебываясь собственной кровью. Остальные уже приблизились, для нового залпа времени явно не хватало. Райнер отбросил пистолет и взмолился Ранальду, чтобы тот бросил кости с благоприятным исходом.

Халс отобрал у Павла копье и толкнул друга, крича:

— Да отойди ты, дурень!

Эрих, Вирт, Джано и Ульф сомкнули ряды, чтобы принять бой. Густав, как и ожидал Райнер, держался поодаль.

И вдруг в последний момент грянул выстрел, и один из бандитов пошатнулся. Райнер увидел, как из спального корпуса выбегают Франц и Оскар с дымящимися пистолетами.

Теперь оглядываться было уже некогда. Две стороны сошлись, словно столкнулись два корабля. Эрих и Ульф, самые рослые и сильные, приняли атаку в полный рост, в то время как старый хитрец Вирт пригнулся и рубанул по ногам своего противника. Райнер и Джано отскочили в стороны и попытались атаковать сзади пробегающих мимо разбойников.

Трое бандитов не дрогнули. Даже раненые, даже вдвое меньше числом, они выглядели победителями и рубили кружащих рядом людей с отчаянной яростью, на которую было страшно смотреть. Райнер недоумевал, как Империя вообще противостояла таким чудовищам.

Ульф попал в настоящую ловушку: разбойник с татуировками на голых руках оттеснил его от остальных. Силы, конечно, не были равными, и он отступал с каждым ударом, деревянная рукоять кувалды раскололась. Но в тот момент, когда инженер уже, казалось, более не мог обороняться, курганец поскользнулся, и одна его нога оторвалась от земли. Ульф воспользовался преимуществом и, как следует размахнувшись, ударил его по голени. Разбойник упал на одно колено, и Ульф рванулся вперед, целясь в череп. Но даже обездвиженный, разбойник был опасен. Он парировал удар мечом и полоснул Ульфа по груди.

— Ульф! — закричал Франц. — Назад! Назад, говорю!

Ульф отскочил назад, истекая кровью, и Франц с Оскаром, которые продолжали вести огонь, застрелили стоящего на коленях курганца. Стрела Франца вонзилась ему в горло, пуля Оскара пробила пах. Он повалился на бок, кровь залила все его тело.

Остались еще двое. Один из них, тот, у которого из плеча торчала стрела Франца, упал почти сразу: длинный меч Вирта вонзился ему меж ребер. Последний же, судя по росту и силе, вожак, продолжал отбиваться с яростью горной кошки. У него было уже не меньше сотни ран, но сил словно все прибавлялось, да и роста тоже. Райнер глазам своим не верил.

Райнер заморгал и помотал головой, увернулся от топора, снова взглянул — иллюзия не исчезла. Казалось, разбойнику уже малы его собственные доспехи. Кожаные ремешки вокруг предплечий треснули в тот миг, когда он сбил Вирта наземь. Звенья кольчуги лопались, странный знак на мощной груди словно светился изнутри, зрачки расширились до размеров радужки.

— Что это с ним? — тревожно спросил Джано, когда броня упала с плеч бандита, словно сброшенная старая кожа.

— Прикосновение их божества, — сказал Вирт. — Боевая ярость.

— Ну, я и сам малость разозлился, — возмутился Халс и ткнул чудовищного воина под ребра.

Наконечник копья отломился, словно налетев на каменную стену. Курганец с такой силой отшвырнул пикинера, что тот ударился о колонну и потерял сознание. Джано поднял меч над теперь обнаженной спиной воина, но та оказалась покрепче любой кирасы. Эрих и Вирт тоже ничего не добились. Эрих парировал мечом удар топора и отлетел на мостовую, в клинке образовалась зазубрина глубиной в палец.

«Это уже просто смешно, — подумал Райнер. — Десять против одного — и все без толку. Надо найти что-нибудь настолько острое, чтобы пробить эту нечеловечески прочную шкуру». Он нахмурился и задумался. Воин действительно стал больше и сильнее, но… мозгов ему это не прибавило. Собственно, в этом отношении он теперь еще больше напоминал животное.

— Назад, на площадь! — закричал Райнер. — У меня идея!

Все покосились на Вирта. Тот проскрипел:

— Идите, так нам его не одолеть.

И они отступили по лестнице вслед за Райнером. Воин, хаотично размахивая мечом, следовал за ними.

— Халс, Ульф! — крикнул Райнер. — Встаньте на колени у балюстрады и держите вдвоем копье Халса.

— Но острие сломано…

— Да это не важно. — Райнер подобрал пригоршню камешков и, когда Халс и Ульф встали на колени, держа между собой сломанное копье, запрыгнул на балюстраду и глянул вниз, на площадь, чтобы убедиться, что правильно выбрал позицию. — Отлично! Разбегайтесь!

Джано и Вирт отскочили, но Эрих колебался.

— Ты что, не слышишь? — рявкнул Вирт. — Убирайся!

Эрих рванул в сторону, и, прежде чем преображенный гигант смог хоть за кем-нибудь погнаться, Райнер кинул в него камешком. Тот попал в грудь, и гигант поднял глаза.

— Давай, грязный язычник! — кричал Райнер. Следующий камешек попал бандиту в переносицу, и тот взвыл. — Ну, ты, бык-переросток! — Райнер кинул ему камешек в лоб. — Сын козопаса, рожденный без матери! Я ходил по дерьму, которое пахло получше тебя!

С ревом, от которого у людей заложило уши, воин кинулся на Райнера, размахивая топором. Тот в последний момент увернулся, и удар пришелся по балюстраде на уровне бедра гиганта, который не удержался на ногах и кубарем полетел вниз. Халс и Ульф поспособствовали ему, подняв его ноги сломанным копьем и перекинув его через ограду на площадь.

Что-то противно хлюпнуло и захрустело, в воздухе застыл короткий предсмертный крик. Райнер встал, держась за окровавленный рот, — падая, он прикусил себе язык. Вместе с остальными он выглянул за балюстраду. Все выдохнули, а он лишь усмехнулся. План сработал. Воин Хаоса напоролся на острый обломок мраморной статуи Шаллии, который теперь торчал меж его переломанных ребер, словно белый остров посреди красного болота.

— Молот Зигмара, — выдохнул Халс, потирая грудь там, куда его пнул бандит. — Он этого ни в раз не заслуживает.

— Браво, — сказал Джано. — Но он мог промахнуться. Почему бы просто не… — Он показал на балюстраду над обрывом.

— Да потому, — сказал Райнер, потирая челюсть, — что, в отличие от тебя, мне дорога моя шкура. Ну, упал тут, так только язык прикусил, а вот там… — Он сглотнул при одной мысли об этом.

— А, тогда конечно.

Вирт хлопнул Райнера по спине:

— Славно сработано, парень. Очень славно.

Эрих фыркнул:

— Ну, барды об этом едва ли споют. Герои не побеждают хитростью.

— Вот поэтому так много мертвых героев, — парировал Райнер.

— А по-моему, это было здорово, — сказал Павел, поднимаясь по лестнице. — Сам бы в жизни ничего подобного не придумал.

Остальные кивнули в знак согласия. Франц ухмыльнулся и соединил большой палец с указательным. Эрих надулся и отвел глаза.

Наверху лестницы показалась леди Магда:

— Если опасность миновала, пора войти в покои.

Глава шестая. ВЫ ПОКОРИТЕСЬ МНЕ

Они осторожно пересекли сад перед часовней Шаллии. Франц и Джано видели только шестерых мародеров, но тут могли быть и другие. Посреди сада они обнаружили костер, горящий в центре круга, образованного врытыми в землю копьями, каждое из которых было увенчано мрачным трофеем. Леди Магда сосредоточенно осмотрела белые черепа тех, что когда-то были ее сестрами. От костра поднимался запах жареного мяса. Никому не захотелось посмотреть, что же там такое готовится.

Было очевидно, что еще недавно здесь располагался довольно большой отряд. В саду они наткнулись на следы других костров, в разных уголках кучами лежали гниющие отбросы. Розовые кусты и декоративные бордюры были растоптаны, статуи разбиты, фонтанами явно пользовались, чтобы справить нужду. С одной стороны была выстроена примитивная кузница, и там валялись разломанное и наполовину починенное оружие и части доспехов.

Но весь этот разгул вандализма не смог подготовить путников к тому ужасу, что предстал перед ними в часовне. Беломраморные стены почернели от сажи, черепичная крыша провалилась, и все оказалось прямо под открытым небом. Похоже, бандиты приберегли самые изощренные богохульства, чтобы поглумиться над этим сияющим воплощением милосердия. Статуи в нишах были сброшены наземь и заменены нагими монахинями, которых привязали к кольям и оставили умирать. Колдовские руны, столь страшные, что на них трудно было смотреть, — начертаны на стенах кровью. Вырезанные из дерева крылья голубки — символ Шаллии, — висящие над дверью, перевернуты и разукрашены самыми непристойными ругательствами.

Внутри, среди обугленных остатков кровельных балок, валялись тела монахинь, над которыми надругались самым жестоким образом, прежде чем умертвить. Прекрасные гобелены, иллюстрирующие сотворенные Шаллией чудеса, были сорваны и сожжены, и, что хуже всего, на священном алтаре совершали какую-то страшную церемонию. На каменном полу вокруг него были выжжены странные знаки и стрелы, указывающие на все стороны света. Повсюду разбрызгана кровь, а на самом алтаре, посреди леса оплавленных свечей и груд черепов, распростерто тело аббатисы, при жизни полной женщины средних лет, нагое и связанное, покрытое вырезанными ножом рунами. Огромный меч пригвоздил ее сквозь живот к каменному столу — Райнеру стало не по себе при мысли о том, какая для этого нужна сила. Вокруг суетились тени. Райнер не сразу сообразил, что это крысы объедают ее конечности.

У Джано невольно вырвалось рыдание, он рванулся вперед:

— Госпожа мира, нет! Это не допустить! Очистить надо! Починить!

— Остини! — окрикнул его Вирт. — Хватит. У нас тут другое дело.

Но тильянец уже вскочил на алтарь, расчищая его от свечей и крыс, и разрезал веревки, которыми связали аббатису.

— Проклятые крысы! Святотатцы!

Вирт подошел и стащил Джано вниз за ремень:

— Я сказал, хватит!

Лицо леди Магды было бледно и мрачно. Она сотворила знак Шаллии над аббатисой, повернулась к арке в стене и, не оглядываясь, позвала:

— Сюда.

Арка выходила на каменную винтовую лестницу, ведущую вниз, во тьму. Они зажгли факелы, и Вирт приказал Оскару нести стражу снаружи, а остальные принялись спускаться. Вирт шел впереди, за ним — леди Магда. Эрих замыкал шествие.

Внизу они обнаружили три пересекающихся коридора. Было ясно, что бандиты добрались и сюда. Тела зарезанных монахинь лежали на полу. Они выглядели так, словно несчастные погибли, защищая катакомбы. Большие бронзовые ворота, украшенные причудливым узором, были сломаны и болтались на петлях, открывая проход в какие-то полутемные помещения. Крысы пировали. Джано содрогнулся.

— Монастырская усыпальница, — сказала леди Магда. — Здесь погребены все аббатисы, которые указывали нам путь на протяжении столетий.

Халс вздрогнул и сотворил знак молота:

— Могилы?

Леди Магда пригвоздила его взглядом:

— После всех ужасов, которые мы только что видели, ты боишься давно умерших?

Халс выпятил подбородок:

— Конечно нет. Просто мне это не нравится, и все тут.

Магда двинулась по среднему коридору к оскверненным гробницам. Мужчины последовали за ней, держа оружие наготове.

Вирт прикусил губу:

— Думаете, они нашли Проклятие?

— Невозможно, — сказала Магда. — Дверь в покои находится в потайном месте, и без нужного заклинания в нее не попасть.

Они вошли в усыпальницу — тесное узкое помещение. Боковые стены когда-то были покрыты мраморными плитами с выгравированными именами, датами рождения и смерти многочисленных поколений аббатис. Вандалы-курганцы сорвали большинство плит, вытащили из прикрытых ими могил кости и разбросали их явно в поисках добычи. Райнер брезгливо ступал меж останков, вполголоса бормоча молитвы.

На дальней стене был прекрасный расписной фриз: Шаллия подносит золотой сосуд к губам умирающего героя на глазах у многочисленных монахинь. Фреска поблекла от времени и изрядно пострадала от курганских топоров и огня, но была все еще красива, обильно и изысканно украшена позолотой. Райнер мог разглядеть каждый волосок в кудрях богини.

Вирт озадаченно огляделся:

— Это оно?

— Отойдите подальше, и я вам покажу, — сказала леди Магда.

Вирт попятился к двери, дав понять своим людям, что надо встать у него за спиной. Леди Магда обратилась лицом к фреске и заговорила на языке, который Райнер немного помнил по занятиям в университете, — это был архаический вариант его родного наречия. Руки Магды постоянно находились в движении, рисуя в воздухе четкие узоры. Наконец она широко их распростерла, камни заскрежетали друг о друга, и вся стена медленно поползла в сторону под действием потайного механизма, стирая в порошок разбросанные по полу кости и обломки мрамора, пока не достигла левой стены.

Когда свет факелов пробился сквозь клубящийся в воздухе прах туда, за потайную дверь, Райнер увидел, что открывшееся помещение намного обширнее усыпальницы. Широкая лестница вела вниз, к сводчатой центральной комнате, которая была, казалось, размером с верхнюю часовню, а расположенные по всему периметру арки уводили еще в какие-то комнаты.

Изнутри послышался слабый голос:

— Аббатиса? Это… это вы?

— Кто там? — Леди Магда вглядывалась сквозь завесу еще не осевшей пыли.

Маленькие тела в одеяниях служительниц Шаллии лежали у двери, словно островки талого снега. Монахини, худые, будто скелеты, с изможденными лицами и почерневшими губами.

Одна была еще жива. Гангренозная рана покрыла ее руку до самого плеча и пахла смертью. На губах пузырился розовый гной. Похоже, она пыталась съесть свои кожаные туфли и пояс, чтобы выжить. Она подняла голову с таким трудом, будто та была тяжелее самой тяжелой ноши. Пустые, запавшие глаза моргнули.

— Слава Шаллии, мы думали, они убили… — Она увидела приближающуюся Магду, и глаза ее расширились. — Магда, — прохрипела она, — вы…

Леди Магда преклонила колени и прикрыла ладонью губы благочестивой женщины.

— Не говорите, сестра. Не надо. Я знаю, чего вы желаете.

Магда сняла с пояса нож, которым пользовалась за едой, и, прежде чем мужчины смогли хоть что-нибудь понять, погрузила его в шею монахини прямо под челюстью, пронзив артерию, затем сделала то же самое с другой стороны. Кровь женщины хлынула, словно вода.

— Леди! — в ужасе воскликнул Вирт. Остальные что-то растерянно забормотали.

Магда, не обращая на них внимания, прочла над умирающей молитву, совершая руками ритуальные движения. Наконец монахиня испустила дух, и тогда леди Магда закончила и обернулась к капитану.

— Простите. Рана была безнадежная. Это единственное, что я могла сделать для нее, бедняжки.

Вирт смотрел на нее не мигая несколько долгих мгновений, потом склонил голову:

— Понимаю, госпожа. Не надо было мне возражать.

— Ничего. Пойдемте, нам необходимо закончить наши дела и покинуть это скорбное место.

Вирт и леди Магда шли первыми, при каждом шаге поднимая клубы пыли, пока они спускались по лестнице в центральное помещение. Остальные, притихшие после увиденного, следовали за ними. Райнер услышал, как Халс шепчет Павлу:

— Холодная какая… не важно, милосердие там или нет.

Павел кивнул, и Райнер тоже невольно согласился.

Магда остановилась в центре главного зала:

— Это самые священные сокровища монастыря, собранные за много веков. Дары, реликвии и тома забытых мудрецов. Здесь также лежат многие герои и мученики, которые отдали жизни, защищая Шаллию и Империю.

Джано, Халс и Павел алчно оглянулись, но их постигло разочарование.

— Просто куча старых книг, — сказал Халс.

Райнер усмехнулся. Конечно, он, как и любой игрок в кости, питал слабость к золоту, но он, ко всему прочему, учился в университете, и «старые книги», над которыми иронизировал Халс, были в его глазах более ценными сокровищами, нежели любые инкрустированные мечи и золотые кубки. Райнеру безумно хотелось добраться до них всех и попировать среди древней мудрости, впитывая истории из глубины веков, эти странные повествования, которые здесь хранились. Какое искушение! Книги лежали повсюду, окружая несколько подлинных сокровищ: статуи, картины, доспехи, реликварии с костями пальцев мучеников Шаллии, окованные железом сундуки, в которых могло находиться все что угодно — от рукописей до золотых крон.

— Где тут крипта Келгота? — спросил Вирт.

Впервые за время их знакомства Райнер увидел неуверенность в глазах леди Магды. Она поджала губы:

— Я не посещала это место много лет. Полагаю, нам нужна одна из тех трех вдоль дальней стены, но я не могу быть уверенной.

Вирт вздохнул и оглядел своих людей:

— Значит, так, висельники, если мы собираемся покинуть эти горы до заката, надо быстро найти реликвию. Вы поможете леди в поисках, но только попробуйте хоть что-нибудь тут прикарманить — я вам пальцы по одному выдерну, понятно?

Они кивнули.

— Чудно. Теперь слушайте, — сказал Вирт. — То, что вы ищете, это боевое знамя. — Внезапно голос капитана дрогнул от волнения. — Крыло Грифона. Сердце Келгота, известное со времен битвы при утесе Морнтау как…

— Проклятие Валнира! — почтительно прошептал Эрих. — Клянусь молотом!

— В жизни ни о чем таком не слышал, — проворчал Халс.

Эрих усмехнулся:

— Невежественный крестьянин, это одна из величайших утерянных реликвий Империи. Знамя столь чистое и могущественное, что один его вид может даровать целой армии отвагу грифона.

— По легенде, — продолжил Вирт, — при Морнтау демон Валнир сокрушил молот лорда Дэгена Келгота и пронзил его сердце огненным мечом. Но, умирая, Келгот схватил Крыло Грифона, священный стяг своего рода, и убил демона, воткнув древко ему в глотку. Он погиб, но победа была одержана, и его имя воодушевляло многие поколения.

— И о нем не слышал тоже, — сказал Халс.

— Не помню, чтобы знамя было утеряно, — заметил Райнер, который что-то такое слышал на лекциях у своего наставника. — Я-то думал, оно уничтожено.

— Оно не было ни утеряно, ни уничтожено, — отрезала леди Магда. — Его спрятали. Вернули в гробницу владевшего им героя. Его могущество слишком сильно искушало тщеславных людей, которые пользовались им в борьбе друг с другом, а не со злом.

Райнер поднял бровь:

— А что, с тех пор люди изменились к лучшему?

— Едва ли. Но в отчаянные времена нужны отчаянные меры. Когда мы его привезем, барон Альбрехт с его помощью наделит свои войска отвагой, достаточной, чтобы обратить врага в бегство и спасти эти горы от цепких лап Хаоса. — Она пригвоздила их взглядом. — А теперь можно наконец начать поиски?

Мужчины кивнули и направились к крипте.

— Говорят, что знамя чисто-белое, — крикнул им вслед Вирт, — на нем вышит золотыми и серебряными нитями вставший на дыбы грифон, по бокам от него — молот и кубок, сверху — драгоценный венец лордов Келготов.

— Если вы его найдете, — добавила леди Магда, — не прикасайтесь к нему, а позовите меня. Оно слишком могущественно и опасно, чтобы его касались руки непосвященных.

Люди искали, заглядывая в склепы. Те, что принадлежали мученикам Шаллии, были без украшений, с простыми гробами и благочестивыми стихами, выгравированными на стенах. Гробницы героев выглядели богаче, саркофаги украшали статуи погребенных, стены были расписаны боевыми сценами.

Райнер и Франц осмотрели арку в задней стене. Райнер поднял факел. Сверху была вырезана буква «К», увенчанная короной.

Он ухмыльнулся:

— Выглядит многообещающе.

Они вошли. Пыль лежала таким толстым слоем, что было трудно разобрать, что за героические сцены были изображены на фресках. Саркофаг покоился на гранитном постаменте в центре узкого помещения, к нему прислонялась старая пика, обмотанная грязным пыльным одеялом, которое скрывало лицо героя.

— Убери эту гадость, давай посмотрим, — сказал Райнер.

Франц отпихнул пику, и одеяло сползло на пол, подняв облако пыли. Мальчик вскрикнул и отскочил, тряся рукой.

— Ну, что стряслось?

— Укололся обо что-то. — Франц прижал губы к ладони. — Осколок какой-то… не знаю. — Он взглянул на каменный гроб в форме рыцаря в полном вооружении, с непокрытой головой, длинные волосы которого струились по постаменту. — Думаешь, это он?

Райнер обошел каменного рыцаря кругом:

— Знамени не вижу.

— Дураки! — закричала леди Магда. — Вы на него наступили!

Райнер посмотрел себе под ноги. Его сапоги стояли на грязном одеяле. Магда подскочила и с силой оттолкнула его:

— Сойдите с него немедленно, идиоты!

Она нагнулась и подхватила пику, подняла, и лицо ее исказила гримаса боли. Одеяло тоже поднялось, и теперь Райнер увидел, что оно присоединено к пике поперечной планкой. Он поднял бровь. Ну конечно, это было знамя, но ведь не то же? В полутемной гробнице цвет было трудно разобрать, но уж точно не белый.

С трясущимися руками, стиснув зубы, леди Магда вылетела из крипты. Райнер и Франц последовали за ней в главное помещение. Вирт и все остальные собрались вокруг, пока она стряхивала со знамени пыль, и подняли факелы, чтобы лучше все разглядеть.

— Быть не может, — сказал Вирт. — Не оно, точно.

Райнер был вынужден согласиться. Знамя было неяркого красного цвета, с поднявшейся на дыбы мантикорой, вышитой черными и темно-зелеными нитями, по бокам — искривленный меч и череп, сверху — корона из терновника. Райнеру было как-то неловко на это смотреть. Ему ощутимо хотелось помыться.

— Это оно, — настаивала Магда. — Взгляните еще раз.

Вирт поднес факел поближе, и все нагнулись. Райнер заставил себя посмотреть повнимательнее. Вблизи оказалось, что цвет знамени придавала запекшаяся кровь, а цвет мантикоры, череп, меч и шипы — это сгустки крови и пятна плесени. Под этой грязью вырисовывалось настоящее изображение: вышитый грифон, молот и кубок, а сверху — корона, как и описывал Вирт. Сломанное острие пики было покрыто коркой запекшейся крови, доходящей до середины древка.

Вирт в ужасе отшатнулся:

— Оно запятнано. Это кровь демона. Надо сжечь его.

— Чушь, — сказала леди Магда. — Его лишь нужно почистить. Идемте, надо возвращаться к барону Альбрехту. Нельзя терять ни минуты.

— Но, госпожа, оно ж нечистое, — запротестовал Вирт. — Зигмар знает, что может случиться, если армия пойдет за… за этой гадостью.

— Что понимает в таких вещах простой пехотинец? — выпалила леди Магда. — Вы, конечно, теперь капитан, но по сути — невежественный крестьянин. А теперь делайте, как приказал барон Альбрехт, и сопроводите меня обратно в Смоллхоф.

Вирт стиснул зубы и сжал кулаки. Райнер видел, как в нем отчаянно борются порыв и чувство долга. Наконец его плечи поникли. Он опустил голову.

— Простите, госпожа. Я не могу. Да, я действительно крестьянин, но я воевал и знаком со злыми чарами с тех пор, когда вас и на свете еще не было. И мне известно, что то, чего лишь раз коснется Хаос, не может быть очищено. — Он замялся. — А теперь, пожалуйста, отдайте мне знамя. Мы сожжем его в саду.

— Ты смеешь приказывать мне?! — высокомерно сказала леди Магда. — Без знамени битва при Нордбергбрухе может быть проиграна. Как ты собираешься сказать барону Альбрехту в лицо, что из-за какого-то порыва ты уничтожил то, что было залогом его победы?

Райнер ошалело смотрел на нее. Вроде бы никаких превращений не было, и все же леди Магда изменилась. Тихая, суровая, религиозная женщина исчезла. Ее место заняла верховная жрица былых времен, глаза которой пылали праведным гневом. Она выглядела дикой, могучей и опасной, и, несмотря на растерянность, вызванную ее зловещей метаморфозой, Райнер нашел ее странно привлекательной и чувствовал себя от этого не в своей тарелке. Ее скрытое облачением тело, которое он считал несколько полноватым, внезапно показалось чувственным и порочным. Она выглядела так, словно привыкла легко получать все, что пожелает, а Райнер всегда испытывал слабость к этому типу женщин.

— Леди, — спокойно сказал Вирт, — я прекрасно знаком с планами барона Альбрехта, поскольку помогал их разрабатывать, но из любой затеи с этим оскверненным знаменем не выйдет ничего хорошего. Я его уничтожу и приму любое наказание, какое барон сочтет подобающим.

— Грязный выскочка, — взорвался Эрих, — а как же мы? Если миссия провалится, нам грозит смерть. Ты готов отправить нас на виселицу из-за каких-то дурацких предрассудков?

Вирт грозно посмотрел на него:

— А ты бы предпочел, чтобы мы преуспели и в результате погибли сотни… или даже тысячи твоих товарищей?

— Это только слова. Твои слова и еще слова леди.

Райнер поднял бровь. Ну, уж если Эрих не чувствует зла, источаемого окровавленным стягом, у него точно гранитная башка.

Вирт проигнорировал рыцаря и протянул руку:

— Отдайте мне знамя, леди. Умоляю.

— Нет. — Она подалась назад.

— Тогда, боюсь, придется его у вас отобрать.

— Ну, коснись ее на свой страх и риск! — закричал Эрих.

Он потянулся к мечу, но тут Вирт схватил знамя за древко и попытался вырвать его из рук леди Магды. Она сердито крикнула и толкнула его растопыренными пальцами в грудь.

Вирт был на полторы головы выше женщины и, наверное, раза в два тяжелее, но при ее прикосновении пошатнулся и, задыхаясь, осел на каменный пол. Со стороны Райнеру показалось, что старый воин обо что-то споткнулся. Леди Магда едва коснулась его, и, по идее, сил у нее не должно было хватить даже на то, чтобы сдвинуть его хоть на дюйм.

Райнер и его товарищи смотрели, разинув рты, как Вирт сидит на полу, схватившись за грудь и отчаянно глотая воздух.

Халс опустился на колени:

— Капитан, вы ранены? Эта ведьма заколдовала вас?

Леди Магда подняла знамя. Райнер почувствовал, как будто огромный глаз смотрит у него из-за плеча. Знамя словно притягивало его, заставляло обернуться и смотреть.

— Оставьте его, — сказала женщина. — Он ослушался приказа своего господина. Он предал барона Альбрехта и всю Империю. Отныне я буду приказывать вам. — Она указала на Вирта. — А теперь убейте этого предателя и сопроводите меня обратно в Смоллхоф.

Райнер застонал. Ему уже начал нравиться седой вояка, и он знал, что капитан, в сущности, прав, но приказ есть приказ, и на данный момент командовала леди Магда, причем исходя из интересов Империи. Он вынул меч, как и остальные, и повернулся лицом к Вирту.

— Э-э-э… минуточку… милочка, — сказал Павел. Это прозвучало так, словно он выталкивал каждое слово языком сквозь зубы. — Барон Альбрехт… отдал нас… под начало капитана… Вирта. И пока… он не изменит… распоряжение… я… буду подчиняться… ему.

Райнер застыл с мечом наголо, глядя на одноглазого пикинера. Лоб у того покрылся каплями пота, рука тряслась — он делал над собой усилие, чтобы не выхватить кинжал.

— Вы покоритесь мне! — закричала леди Магда. — Теперь я ваш командир.

И тогда Халс помотал головой, но не как несогласный человек, а скорее как бык, отгоняющий мух.

— Прости, милочка, — с трудом выговорил он, — я… не уверен… что у тебя есть право.

Райнер нахмурился, пытаясь переварить то, что сказали Павел и Халс. Сам он чувствовал ровно то же, так почему же сейчас поднимает меч, чтобы убить Вирта? С чего бы ему, который в жизни не следовал приказам, не убедившись, что это в его интересах, слепо подчиняться женщине, не имеющей над ним официально утвержденной власти? Ну, он, конечно, питает слабость к властным женщинам, но он же не влюбленный щенок, верно? Уже много лет он предпочитает думать головой, а не причинным местом. Так с чего же вдруг вести себя так, будто он — флагеллант, следующий за мятежным жрецом?

Знамя. В нем все дело. Даже испорченное кровью демона, оно все еще наделяло своего владельца сверхъестественной аурой власти, столь сильной, что она ломала волю людей и заставляла подчиняться любым приказам, даже полностью противоречащим их естественным склонностям.

Райнер попытался опустить меч, но, увы, даже зная, что им манипулируют, едва сумел противостоять воздействию знамени. Потребовалось предельное напряжение сил, чтобы опустить руку. Чувства гордости и патриотизма, которые просыпались в нем так редко, что он посмеивался над твердолобыми рыцарями и безголовыми бабенками, считающими Империю не то что центром мира, а просто-таки целым миром, поднимались в нем и будили желание убивать. Ему хотелось зарубить Вирта во славу Империи. Ему хотелось убить любого, кто ставил под сомнение слова и действия леди Магды. Ему хотелось…

— Нет! — Он с размаху ударил себя по лицу.

Боль всего на мгновение вывела его из оцепенения, но этого оказалось достаточно. Он посмотрел в глаза Халсу и Павлу, и их ярость придала ему сил. Позади них в муках застыли остальные, борясь с побуждением убить Вирта. Маленький Франц дрожал, короткий меч завис у него над головой, в глазах стояли слезы.

Райнер потряс мальчика за плечо:

— Держись, парень.

Но Франц не шелохнулся.

— Нет!

Вопль заставил Райнера обернуться. Ульф, с искаженным яростью лицом, поднял кувалду и швырнул ее через всю комнату. Та с грохотом сбила на пол какой-то доспех. Франц встрепенулся, словно пробуждаясь ото сна.

Райнер почувствовал себя сильнее. Он обернулся к леди Магде:

— Мы не пойдем за тобой. Ты не наш капитан.

— Значит, вы предатели, — сказал Эрих, обнажая меч и прикрывая собой аббатису.

— Это ты предатель, — проворчал Халс, хватаясь за короткий меч.

Павел вынул кинжал.

— Капитан, — сказал Франц. — У него кровь.

— Что? — Райнер обернулся.

Вирт лежал на спине. Кровь сочилась из-под его кирасы.

Райнер подался вперед:

— Капитан?

Он услышал за спиной топот бегущих ног и быстро обернулся. Леди Магда не по-монашески торопливо неслась к потайной двери со знаменем в руках.

— Остановите ее! — закричал Райнер.

Только Франц, Халс и Павел пришли в себя настолько, чтобы отреагировать. Они последовали за Райнером, но дорогу им заступил Эрих, размахивающий мечом:

— Сперва одолейте меня!

Франц попытался обойти его, но Эрих пнул мальчика в бедро, и тот полетел прямо на груду сокровищ. Павел и Халс метались вправо и влево, фехтуя кинжалами. Райнер досадливо фыркнул. Нет, ну вы когда-нибудь видели такого тупого рыцаря? Он схватил книгу из ближайшей стопки и кинул ее в голову Эриха. Рыцарь легко отбил ее, но вековая пыль поднялась в воздух прямо у него перед лицом, и он, кашляя и ругаясь, согнулся пополам. Райнер толкнул его на пол и вместе с Павлом и Халсом побежал к лестнице. Леди Магда стояла снаружи, бормоча и совершая какие-то движения свободной рукой.

У Райнера от ужаса похолодело в желудке. Она закрывала дверь крипты, явно собираясь запереть их здесь, как несчастных монахинь. Он заорал, обернувшись через плечо:

— Франц! Остини! Убейте ее!

Было уже поздно. Прежде чем мальчик и наемник сумели выхватить оружие, дверь со скрипом начала закрываться, и леди Магда бросилась к винтовой лестнице.

Райнер выругался и удвоил скорость, прыгая через три ступеньки. Халс и Павел следовали за ним по пятам. Они подперли дверь плечами и надавили, но безрезультатно. Их сапоги заскользили по крошке из костей и мрамора.

— Уркарт! — крикнул Райнер. — Тащи сундук! Большой, окованный железом.

Густав, Франц и Джано добежали до двери и тоже налегли на нее. Усилия шестерых немного замедлили процесс, но все же не смогли ему полностью воспрепятствовать. Ульф, шатаясь, нес тяжелый дубовый сундук, побагровев от натуги.

— Живее, здоровяк!

Райнер покосился на Франца, который старался изо всех сил, но с минимальным результатом.

— Хватит, парень. Иди за ней. Предупреди Оскара. Скажи, чтобы он ее пристрелил.

— Есть, — кивнул мальчик и вылетел в неумолимо сужающийся проход. Но тут же за ним последовал Эрих с мечом наголо.

— Предатель! — заорал Райнер. — Оставишь нас умирать? А, чтоб тебя!.. Он же убьет мальчишку.

— Догоните его, — крикнул Павел. — Мы тут разберемся, не боись.

Райнер обернулся. Ульф волок сундук вверх по широкой лестнице, шаг за шагом, из последних сил. Он прикусил губу.

— Ну, что ж ты так…

Райнер выскочил в закрывающуюся дверь через коридор на винтовую лестницу, ожидая, что в любой момент наткнется на тело Франца. Он взобрался по неровным клиновидным ступеням и ворвался в разрушенную часовню.

Удивительно, но леди Магда все еще была там. Она только что добралась до высокого стрельчатого прохода, ведущего в сад. Райнер подумал, что она, должно быть, задержалась, когда волокла знамя по узкой кривой лестнице.

В центре часовни Эрих нагнал Франца, и теперь тот метался из стороны в сторону, стараясь избежать грозного меча, и кричал во все горло:

— Оскар! Останови ее! Останови леди!

Райнер вытащил саблю и подбежал к Эриху:

— Трус! Опять с мальчишками сражаешься? Хочешь подраться — займись мной.

Эрих поднял взгляд, но, к несчастью, это же сделал и Франц, так что Эрих, привычный к ближнему бою, воспользовался преимуществом. Его клинок обрушился на голову мальчика под углом, и тот рухнул на пол.

Райнер выругался и замахнулся на рыцаря, устремляясь к двери и крича, как это делал Франц:

— Оскар! Останови ее!

Эрих поравнялся с ним у больших открытых ворот и ударил в спину. Райнер изогнулся и упал прямо на одну из искореженных тяжелых бронзовых дверей, лежащих на земле. Он как раз успел откатиться в сторону, чтобы не попасть под удар меча, и рубанул по коленям рыцаря.

Эрих отскочил, и Райнер быстро поднялся на ноги. Они оба приняли боевую стойку, слишком опасаясь друг друга, чтобы продолжать погоню за аббатисой.

Со своего поста на площади через сад трусил Оскар с ружьем в руках. Леди Магда бежала прямо на него.

— Оскар! — позвал Райнер. — Останови ее! Стреляй!

— Что? — Артиллерист выглядел озадаченным.

— Останови ее. Она предала нас всех.

Оскар, нахмурив брови, смотрел на приближающуюся аббатису:

— Леди?

Она подняла знамя, и он отступил, глядя на стяг, его смущение быстро сменилось ужасом.

— Назад! — закричала она. — На колени!

Оскар отпрянул, закрыв лицо руками, чтобы не видеть знамени. Она швырнула его в артиллериста, сбила беднягу с ног и умчалась вниз по лестнице.

Райнер выругался и рванул было следом, но путь ему преградил Эрих:

— Нет, предатель. Больше я тебя не пропущу.

Райнер сердито заворчал. Даже если он управится с рыцарем, что весьма сомнительно, это займет слишком много времени. Леди Магда заберет коня и ускачет, прежде чем закончится бой. Райнер вздохнул, пожал плечами и попятился:

— Хорошо. Ты победил.

Он повернулся и побежал обратно в часовню. Франц пытался оторваться от пола, сжимая руками окровавленную голову.

— Она ушла?

— Поймаем ее позже, — пробормотал Райнер, помогая мальчику встать. — Ни одна женщина не обгонит меня в скачке. Идем. Вниз, в подвал.

В дверях появился Эрих:

— Куда это вы? Боитесь столкнуться со мной?

Райнер обнажил меч:

— Я собираюсь спасти товарищей. Тех, кого ты оставил умирать.

— Они предатели.

— Они не нападали на своего капитана.

Райнер и Франц заторопились вниз по лестнице.

— Ты в порядке? — спросил Райнер, глядя на рану на голове Франца.

— Заживет.

Когда они спустились по лестнице, вокруг разнесся громкий металлический гул, похожий на стон. Они бросились к крипте. Ульф, как оказалось, поставил окованный железом сундук между тяжелой дверью и стеной, чтобы проход не закрылся, но сундук понемногу сдавливало, полосы железа гнулись, дерево трещало.

Ульф и Густав встали снаружи и приняли на руки бесчувственного капитана Вирта, которого им передали из крипты Павел и Халс.

— Несите его наверх, — сказал Густав. — Мне нужно освещение получше.

Павел, Халс и Джано перебрались через ломающийся сундук и присоединились к ним. Райнер услышал позади шаги и обернулся.

Приближался Эрих. Он вкладывал меч в ножны.

— Он жив?

— Можно подумать, тебя это волнует, — сказал Райнер.

— Волнует. Он хороший человек. Только запутался немного. — Рыцарь выглядел спокойнее и даже, похоже, сожалел о том, что натворил.

— Отойди, — сказал Густав и двинулся по винтовой лестнице, неся капитана Вирта на пару с Ульфом. Остальные последовали за ними.

Эрих замыкал шествие, перед ним шел Райнер.

— У меня нет желания биться с такими же, как я, солдатами Империи, но вы должны понять, что не правы.

Райнер закатил глаза. На полпути наверх снизу донесся жуткий треск, потом стены отразили звук глухого удара. Это дверь в крипту наконец раздавила сундук и захлопнулась. Райнер невольно вздрогнул.

Войдя в часовню, они услышали, как вдали кто-то испуганно кричит высоким голосом… возможно, даже не человек.

— Леди Магда, — встревоженно сказал Эрих. Он обнажил меч и поспешил к выходу.

— Если это леди, — сказал Райнер, — то я коссар.

Он последовал за Эрихом и вместе с ним выбежал в сад, потом через площадь на передний двор. Крик, перешедший к этому моменту в полные боли не то вздохи, не то посвисты, не смолкал. Эрих и Райнер задержались у сломанных ворот, затем осторожно вышли из монастыря, оглядываясь по сторонам. Ужасный звук доносился из неприметной лощины, где они оставили лошадей. Они прокрались еще немного вперед.

Как только они приблизились к лощине, Райнер потрясенно отпрянул. Крови было целое море. Мула и лошадей словно порвал на куски какой-то чудовищный зверь. Ноги и туловища валялись повсюду. Одна или две лошади были все еще живы, они лежали на боку с вываленными внутренностями, едва поднимая головы и сотрясаясь в агонии.

— Леди, — выдохнул Эрих. — Что-то ужасное убило ее и всех лошадей.

— Едва ли, — заметил Райнер. — Ее гнедого тут нет.

Он повернулся и побежал к обрыву. Эрих последовал за ним:

— Куда ты? Ее надо найти.

— А я, думаешь, что делаю?

Райнер посмотрел с обрыва. Петляющая тропа, которая привела их в монастырь, змеилась внизу. На одном из поворотов он заметил женщину на гнедой лошади, волосы ее развевались на ветру, над головой реяло алое знамя.

Райнер застонал:

— Да проклянет Зигмар всех служительниц Шаллии!

Глава седьмая. ПРАВИЛЬНЫЙ ПОСТУПОК

Когда Райнер и Эрих вернулись в монастырский сад, они нашли там остальных, окруживших Вирта, которого Ульф уложил на каменную скамью. Густав снял с капитана кирасу и склонился над ним, расстегивая кожаный колет, пропитанный кровью.

— Что это было? — спросил Франц, поднимая глаза на Райнера.

— Какой-то жуткий зверь уничтожил всех лошадей, — сказал Эрих. — К счастью, леди Магде удалось остаться невредимой и забрать знамя.

— Или, — сухо заметил Райнер, — леди Магда погубила лошадей, чтобы мы не смогли ее догнать, и сбежала со знаменем.

Эрих испепелил его взглядом:

— Ты рехнулся? Лошади были порваны на куски! Леди Магда в жизни не смогла бы сделать ничего подобного!

— Не будь таким уверенным, — сказал Густав. — Взгляни сюда.

Он распахнул колет на груди капитана. У всех перехватило дыхание от изумления, а Райнер вздрогнул от суеверного ужаса: на кирасе капитана не было ни единой царапины, колет остался без повреждений, но грудь словно порвало когтями какое-то чудовище, да так, что были видны переломанные ребра. С каждым слабым прерывистым вздохом в ранах пузырилась кровь. Франц всхлипнул и отвернулся.

— Ты что, намекаешь, что это сделала леди Магда? — не унимался Эрих, пока Густав пытался оценить серьезность повреждений. — Она ж едва его коснулась, а тут будто горный лев или…

— Мантикора! — сказал Халс с суеверным ужасом. — Ну, как та, на знамени.

— Да, — согласился Эрих, — мантикора. Нет! Если ты намекаешь…

Райнер глянул на Халса и поднял бровь:

— …что она убила лошадей и покалечила капитана с помощью сверхъестественной силы, исходящей от знамени, скорее уж я поверю в это, чем в горного льва.

Лицо Эриха залилось краской.

— И даже если это сделала она, разве можно ее обвинять? Вирт восстал против нее. Вы все восстали. Вы поклялись, что сопроводите ее сюда, будете защищать и вернетесь с нею и знаменем к барону Вальденхейму, а вместо этого, как только она нашла то, за чем мы приехали, вы, холопы и висельники, решили, что лучше знаете мудрость Шаллии и понимаете путь Империи, чем высокообразованная женщина благородного происхождения. Вы усомнились в ее словах и, когда Вирт посягнул на нее, встали ли вы на ее защиту? Нет. Вы…

Хлюпающий вздох привлек их внимание к Вирту. Закашлявшись и забрызгав кровью колени Густава, капитан открыл глаза. Он окинул всех взглядом, словно не узнавая, затем увидел, во что превратилась его грудь. Взгляд его стал более сосредоточенным.

— Проклятие на голову этой женщины. И Альбрехта — за то, что послушал…

Райнер встал на колени рядом с ним:

— Что вы хотите сказать, капитан?

Вирт посмотрел на него помутившимся взглядом. Казалось, он смотрит с какого-то далекого берега.

— Граф… Манфред. Скажите ему, что его брат… — Он снова закашлялся, обдав Райнера алыми брызгами, затем с трудом вымолвил еще одно слово. — Пре… пре… предательство!

Кровь потоком хлынула у него изо рта. Голова запрокинулась и упала на мраморную скамью, но глаза остались открытыми.

В течение нескольких долгих секунд все смотрели на него, словно не в силах понять то, что видят. Павел и Халс сотворили знак молота и приложили руку к сердцу. Только Густава будто не затронуло происходящее, он чистил и убирал инструменты, словно писец, прибирающийся на рабочем столе в конце дня.

Наконец Ульф нарушил молчание:

— И что теперь?

Они обменялись тревожными взглядами. Это был простой, но опасный вопрос. Что же такое они делали?

Райнеру показалось, что еще сложнее понять, что он делает. В чем его личный интерес? Как надо действовать, чтобы по возможности не пострадать? Возвращаться ли к Альбрехту? Или подчиниться последнему приказу Вирта и найти графа, брата Альбрехта? Попробовать догнать и остановить леди Магду? Одному? Или с новообретенными товарищами?

— Разумеется, мы обязаны следовать велению долга, — сказал Эрих. — Необходимо сделать все возможное, чтобы догнать леди Магду и проводить ее к барону Вальденхейму, как нам было приказано.

— И прощай твоя головушка, — отреагировал Халс. — Да она вмиг с нами разделается! Капитан умер, а она забрала свое драгоценное знамя. Вот что: наша миссия завершена, и по возвращении нас ждет лишь петля. Ребята, пора расходиться — и чтоб каждый сам за себя.

Многие закивали и забормотали что-то одобрительное.

— А что, подходит, — сказал Густав.

Эрих не разделял общего мнения:

— Вы что, так легко забыли свой долг? Вы клялись исполнить поручение. Не можете же вы разбежаться, не доведя начатое до конца?

Халс стянул правую перчатку и показал Эриху клеймо.

— Я не клялся. Шантаж чистейшей воды. Я умываю руки. — Он повернулся к Павлу. — А ты что думаешь, старина? Мариенбург? Слышал, они неплохо платят пикинерам. Золотом.

— Ну, всяко не хуже, чем где-нибудь еще.

— В Тилее сейчас лето, — мечтательно сказал Джано.

— В Нульне они меня в жизни не найдут, — пробормотал себе под нос Густав.

— У меня родственники в Кислеве, — сказал Ульф. — Вроде бы.

Райнер покачал головой. Наконец он принял решение.

— Вы совершаете ошибку, ребята. Думаю, нам лучше держаться вместе. — «Ну, или, — подумал он, — мне будет лучше, если вы все защитите меня».

Все обернулись к нему.

Эрих самодовольно улыбнулся:

— Наконец одумался, не так ли, Гетцау?

— Это дикая земля, — сказал Райнер, не обращая на него внимания. — Повсюду разбойники, звери, всякая нежить. Одному топать совсем не хочется. Не знаю, как вы, но я тут и ночь не продержусь. Пока не доберемся до мест поспокойнее, где хоть люди живут, думаю, мы будем нужны друг другу.

— Разумно, — заметил Халс.

— А вот насчет того, куда идти, — продолжил Райнер, — это уже другой вопрос. Я склонен полагать, что капитан Вирт был прав и знамя действительно испорчено. Думаю…

— У тебя нет доказательств, — сказал Эрих.

Райнер проигнорировал его.

— Знала леди Магда об этом, пока мы его не нашли, или нет, но она без колебаний использовала его, когда поняла, в чем дело. — Он почесал в затылке. — На самом деле вопрос в том, что будет с ним делать барон Вальденхейм. Сожжет его, как это сделал бы любой разумный человек, или позволит ей убедить себя, что знамя необходимо для исполнения его планов?

— А с чего ты так уверен, что она вообще вернется с этим знаменем к Вальденхейму? — спросил Франц. — Может, направится на север и доставит его прямо к какому-нибудь вождю-демонопоклоннику?

Райнер покачал головой:

— Она не привязана ни к кому вассальным долгом и служит только себе. Я увидел это в ее глазах. Она жаждет власти над людьми. Вы что, не заметили, как барон Альбрехт вел себя с ней перед началом нашего путешествия? Как он на нее смотрел? Может, он и правит своей армией железной рукой, но ей достаточно поманить его мизинцем. Что бы он там ни возжелал, сначала этого захочет она, а ей, видимо, хочется стать супругой барона Вальденхейма. Барон же стремится стать графом Альбрехтом Вальденхеймом, и вот для осуществления этого плана ей понадобилось знамя.

Ульф нахмурился:

— Но старший брат Альбрехта уже граф Валь… Ох, я, кажется, понял.

— Это лишь предположение, — надулся Эрих. — Вы строите воздушные замки. Даже если леди Магда намеревается использовать знамя в каких-то дурных целях, что, как мне кажется, вообще-то, невозможно, у вас нет доказательств, что барон Альбрехт что-то замышляет.

— Да неужто? — спросил Райнер. — Тогда скажи мне вот что. Если это знамя так важно и его необходимо использовать для защиты Империи, с чего бы Альбрехту не послать батальон пикинеров и эскадрон копейщиков, чтобы сопровождать леди Магду? Почему он отправил не стрелков и мечников, а горстку приговоренных к казни? — Он ухмыльнулся. — Да потому, что он не хочет, чтобы о его замысле стало известно. А нас всех он убьет, когда мы вернемся, — и никто уже точно не проговорится.

— Ваши слова попахивают предательством, сэр, — сказал Эрих.

— Не то слово. — Райнер вздохнул и потер глаза. — А я вот боюсь, что, если барон Альбрехт и леди Магда заподозрят, что мы уцелели и догадываемся об их намерениях, мы можем убегать сколь угодно быстро и прятаться как угодно далеко — все без толку. Они выследят нас и убьют. А с таким клеймом найти нас не составляет труда. Безопасность нам явно не грозит.

— Но ведь есть еще Мариенбург? — сказал Халс. — И Тилея, и Пограничные Княжества. Там знак молота ничего не значит.

— Ну да, — отозвался Райнер. — Это верно. А долго ли ты продержишься, не заскучав по дому? Или пока не захочешь насладиться хохландским элем и колбасками из Карольсбурга? Пока не захочешь услышать голос своей матери?

— Убивец ты. Все это для нас потеряно, — с горечью сказал Халс. — Мы заклеймены.

— Возможно, и не всё, — сказал Райнер. — Насколько я понимаю, есть способ не только сохранить наши шкуры в целости, но и заполучить обещанную награду.

Джано быстренько навострил уши:

— Ну и как?

Райнер пожал плечами:

— Последовать приказу Вирта и предупредить графа Вальденхейма о заговоре его брата.

Мужчины забормотали что-то одобрительное, но Халс расхохотался:

— А ты уверен, что граф Манфред поверит словам убийц и дезертиров — ну, ты ж знаешь, как они нас называют, — а не своему брату и почтенной служительнице Шаллии? А что, если он прикажет убить нас? Или бросит обратно в тюрьму?

Остальные закивали и повернулись к Райнеру.

— Ну да, — вздохнул он. — Тут мне нечего вам возразить. Но должен же быть в Империи хоть один честный граф?

— Вам это лучше знать, милорд, — с издевкой сказал Павел.

— Конечно, это рискованно, но есть ли другой выход? Вы что, хотите провести остаток дней на чужбине? Или здесь, но как преступники, пряча руки и шатаясь с места на место, поскольку по закону Империи вас будут преследовать вечно? Вы уверены, что не желаете вернуться домой? Манфред, скажу я вам, все же наименьшее из зол.

— Не говоря уже о том, что такой поступок будет единственно правильным, — сказал Франц.

Райнер усмехнулся. Халс и Павел громко засмеялись. Джано захихикал.

Халс утер глаза:

— Ой, малыш, ну ты нас и пристыдил.

Все выразили явное одобрение, но Эрих по-прежнему стоял, скрестив руки на груди. Наконец он заговорил:

— Нет, ничего мы не решили. У тебя хорошо подвешен язык, Гетцау, но меня ты не убедил. Единственно правильным будет… — Он грозно посмотрел на Франца. — …последовать приказу, данному нам бароном Альбрехтом, и завершить миссию. И поскольку после гибели Вирта я тут старший по званию офицер, я вам приказываю поступить именно так.

Павел и Халс снова рассмеялись, остальные угрожающе поглядели на рыцаря. Райнер застонал. Куда как проще было бы управиться без этого надутого солдафона, который вечно все портит, но на всю компанию он явно лучший боец, а если Райнер хочет вернуться в цивилизованный мир, то тут каждый клинок на счету.

— Так далеко от Альтдорфа власть Империи не распространяется, фон Эйзенберг. Мы могли бы убить тебя на месте, и никто бы об этом не узнал, но, если речь идет о высоте положения, не вполне уверен, что ты превзойдешь меня.

— Я новообращенный рыцарь ордена Скипетра! — провозгласил Эрих, вставая навытяжку.

— Вот как, — протянул Райнер. — Не значит ли это, что ты можешь начистить сапоги и принести пиво?

Все засмеялись.

Эрих побагровел:

— Я собирался пройти посвящение после первой битвы!

Райнер разинул рот в притворном изумлении:

— Так тебе еще только предстоит покрыть кровью копье? И ты хочешь командовать нами? Детка, мой папаша, конечно, не раскошелился, чтобы купить мне место в ордене, но я, по крайней мере, знаю, что такое битва. Я был ранен при Кирстааде.

Эрих сердито зафыркал, но ответить на это ему было нечего.

Райнер пожал плечами:

— Я вот считаю, что лучше нам вовсе не иметь предводителя. Мы все люди практичные… ну, большинство из нас. Почему бы просто не проголосовать? Все, кто хочет вернуться к барону Вальденхейму, отойдите влево, а кто собирается найти и предупредить его брата — вправо.

— Голосовать? — заорал Эрих, прежде чем кто-либо успел сдвинуться с места. — В армии не голосуют, а делают так, как прикажет командир. Это вам не совет курфюрстов. — Он пригвоздил Райнера взглядом. — Если ты ставишь мою власть под сомнение таким вот образом, давай решим, кому командовать, единственно верным способом — на поле чести.

И с этими словами он сорвал с левой руки перчатку и бросил ее к ногам Райнера.

Глава восьмая. ОНИ ВСЕ ЕЩЕ ИДУТ

Райнер смотрел на перчатку, в желудке у него похолодело. Вот уж чего ему точно не хотелось, так это драться с Эрихом. Райнер бился на мечах так себе, куда лучше у него получалось скакать верхом и стрелять. С Эрихом все обстояло с точностью до наоборот… И все же сразиться было необходимо.

Конечно, искушение убить рыцаря, когда тот повернется спиной, было велико, но поступить так было бы просто глупо: во-первых, ему понадобится помощь Эриха в долгом и опасном путешествии, во-вторых, что бы он там ни говорил о своем нежелании быть лидером, в глубине души Райнер считал себя самым разумным и хладнокровным человеком в компании и хотел, чтобы другие слушали его и подчинялись. Конечно, кто-то поначалу обрадуется, если он выстрелит Эриху в спину, но чем больше они будут размышлять об этом, тем меньше станут ему доверять и больше беспокоиться о том, как бы не стать следующими.

Нет, если он хочет добраться домой в целости, придется сохранить им всем жизнь, а если ему нужно, чтобы они прикрывали его спину, — сохранить их доверие. Значит, придется-таки драться с Эрихом, причем, увы, драться честно. Райнер был уверен: Эрих настолько верен принципам чести, что если он, Райнер, выиграет дуэль, то рыцарь, пусть и неохотно, подчинится и перейдет под его командование. А вот если он поведет себя как подлец, Эрих вполне может отказаться признать результаты поединка. Единственная сложность состояла в том, что выиграть такой поединок честно представлялось практически невозможным.

Конечно, если Райнер проиграет и Эрих прикажет всем вернуться к Альбрехту, можно попробовать найти другой выход, но… проблемы нужно решать по мере поступления.

Он поднял глаза:

— До первой крови?

Эрих усмехнулся:

— Ну, если это все, чем ты готов рискнуть.

— Когда я выиграю, мне понадобится твой клинок. Если бы ты хоть чуточку соображал, то понимал бы, что точно так же я понадоблюсь тебе, если ты станешь предводителем.

Эрих вспыхнул: вот об этом-то он и не подумал.

— А если одержу победу я, ты подчинишься мне?

Райнер кивнул:

— Конечно. Так же, как и ты в случае моей победы, верно?

Эрих замялся с совершенно несчастным видом, но кивнул:

— Даю слово.

— Очень хорошо. — Райнер снял с пояса кавалерийскую саблю в ножнах. — Боюсь, что мой клинок будет покороче твоего, так что тебе придется выбрать себе что-то более подходящее. И выбери, пожалуйста, площадку.

— Хорошо.

Быстро посовещавшись, они решили, что меч Оскара примерно той же длины, что и у Райнера, и Эрих сделал несколько пробных выпадов. Новообращенный рыцарь счел, что не подобает решать дела чести в монастыре, и они вышли за ворота. Здесь они положили и тело Вирта, полагая, что не годится оставлять его непогребенным в оскверненном монастырском саду. Местность была скалистой, да и копать было нечем, так что они просто заложили тело камнями, но прежде Райнер вытащил из карманов капитана все, что показалось хоть сколько-нибудь полезным: золотые монеты, точильный камень, компас и разные амулеты, отвращающие беду и приносящие удачу. Наконец, к большому разочарованию Павла, Райнер отправил его приглядывать единственным глазом за тропами, ведущими к монастырю и от него.

И вот дуэлянты приготовились. Райнеру стало нехорошо от запаха крови убитых лошадей, и он сглотнул. Слишком уж все это напоминало о бойне, чтобы он мог сохранять спокойствие. Он повел плечами и повращал руками, чтобы разогреться, не забывая наблюдать за тем, как Эрих делает то же самое на другом краю площадки. Густав ждал поодаль с полевой аптечкой наготове, а Джано, соотечественники которого превратили дуэль в сложную церемонию, стоял в центре, приготовившись исполнять роль распорядителя. Все остальные: Павел, Халс, Оскар, Ульф и Франц — расположились по кругу, всем своим видом выражая беспокойство и нетерпение.

— Господа, не угодно ли пройти в центр? — спросил Джано.

Эрих уверенно выступил вперед, с мечом в руке и раздетый до пояса, несмотря на пронизывающий ветер. Райнер глянул на его широкую грудь и словно высеченный из камня торс и невольно порадовался, что остался в рубашке. Сравнение было бы явно не в его пользу. Он приблизился к Джано, надеясь, что никто не заметит, как у него дрожат колени.

Джано церемонно поклонился обоим:

— Господ устраивают оружие и место? Тогда мы начинаем. До первой крови, не так ли? Если кто-то один не сможет продолжать, победителем будем считать того, кто выстоит. Если не видно, кто первый ударил до крови, значит, биться еще раз, так?

— Отлично, — сказал Эрих, усмехаясь себе под нос.

— Да. — Райнер уставился на свои сапоги.

— Великолепно. Господа, прошу вас, займите исходную позицию.

Райнер и Эрих отступили назад и вытянули руки, держащие мечи. Джано проследил, чтобы кончики клинков соприкасались.

— Господа готовы?

Эрих и Райнер кивнули.

— Очень хорошо. — Джано отпустил сабли и отскочил. — Тогда начинайте!

Райнер и Эрих встали в позицию и закружили на месте, пристально глядя друг на друга. Райнер отчаянно силился вспомнить все те уроки, которые он слушал вполуха бесконечными вечерами у отцовского учителя фехтования, в те дни явно предпочитая удрать на сеновал и попрактиковаться со своей кузиной Мариной совсем в другом искусстве. Надо ли смотреть Эриху в глаза, пытаясь угадать его намерения, или все же лучше сфокусироваться на его груди? Он никак не мог вспомнить и так давно не практиковался. Всю жизнь как-то получалось отговориться и не доводить дело до поединка, а если все же приходилось драться, например, когда сердитый крестьянин заставал его с крапленой картой или меченой костью, он дрался без правил, швыряя мебель, кружки с пивом, песок — все, что попадется под руку. А вот по правилам — такого еще не было.

Эрих бросился вперед и ударил быстро, как молния. Райнер парировал, но слишком сильно размахнулся, и клинок противника легко проскользнул под его собственным, нацеливаясь в сердце. Только неловкий прыжок назад спас Райнера от серьезной раны.

— Полегче, сэр, — выдохнул он. — Вы хотите пометить меня или убить?

— Прошу прощения. — Во взгляде Эриха не было и следа раскаяния. — Я ожидал большего сопротивления.

Райнер взмок. Он отступал, в то время как Эрих ловко и неумолимо прокладывал себе путь вперед. Райнер парировал и блокировал удары как безумный, то и дело улавливая саблю Эриха чуть ли не в дюйме от лица и груди. О нападении не могло быть и речи — слишком много сил отнимала оборона. Если бы он попытался атаковать, Эрих зашел бы сбоку — и все. Оставалось лишь надеяться, что Эрих ошибется или потеряет равновесие, но вероятность чего-либо подобного была крайне мала.

Уворачиваясь в разные стороны, он краем глаза видел мелькающие лица тех, кто их окружал: Халса, мрачно-сосредоточенного, опирающегося на пику; нахмурившегося Ульфа; Джано, сверкающего глазами; Франца, прикрывшего рот рукой. Казалось, что мальчик обеспокоен чуть ли не больше, чем сам Райнер.

Эрих снова замахнулся. Райнер остановил удар, но тот оказался таким сильным, что его собственный меч врезался ему в плечо. Райнер ощупал руку. Крови не было.

— Почти попал, — ухмыльнулся Эрих.

— Почти.

«А, чтоб тебя», — подумал Райнер.

Рыцарь был так спокоен, так уверен в себе. Он еще и не вспотел, тогда как Райнер взмок — даже рукоять сабли скользила в ладони.

Эрих опять накинулся на него. Райнеру казалось, что его меч вездесущ. Бедняга в панике попятился и задел каблуком за выступ скалы, начал падать и выбросил вперед руку с мечом, чтобы хоть как-то восстановить равновесие.

Он так раскрылся, что даже боец послабее Эриха смог бы воспользоваться создавшимся преимуществом. Эрих прыгнул, словно дикий кот, целясь прямо в грудь Райнера, и остановить его не было ни малейшей возможности.

Но вдруг Эрих споткнулся и беспомощно взмахнул рукой, в которой был меч. Райнер с изумлением смотрел на происходящее. Время словно замедлилось. Он выбросил меч вперед как раз в тот момент, когда на пути оказалась рука Эриха. Это было едва заметное прикосновение — не серьезнее, чем оцарапаться о розовый шип, но на руке Эриха показалась полоска крови. Кровь была и на мече Райнера.

Эрих немедленно пришел в себя, но атаку не возобновил. Он резко обернулся и рассерженно ткнул саблей в сторону Халса:

— Ты подставил мне подножку, ничтожество! Выставил копье и подставил мне подножку!

— О нет, милорд. — Лицо Халса выглядело невинным, как у младенца. — Вы действительно споткнулись о копье, но я им даже не шевельнул.

— Лжец! — Эрих повернулся обратно к Райнеру. — Это не считается. Он меня толкнул. Ты же видел.

— Боюсь, что нет, — честно признался Райнер. — Я тут сам чуть не грохнулся.

Глаза Эриха сузились.

— Подожди-ка. Я понял. Вы двое сговорились. Ты знал, что не одолеешь меня по-честному, и вступил в сговор.

— Ни в коем разе, — сказал Райнер. — По крайней мере, я тут ни при чем. А если вдруг Халс сделал это нарочно, с ним и разбирайся.

— Клянусь, милорд, — выпалил Халс. — Зигмаром клянусь. Я просто опирался на копье и не двигал им.

Эрих презрительно фыркнул.

— Придется начать все с начала. — Он небрежно махнул Джано. — Давай, тильянец. Делай свою работу.

— Сэр, — сказал Райнер, — у вас и правда кровь.

— Это было нечестно, — огрызнулся Эрих. — Я же тебе сказал — это была подножка.

— Ну, это вы так говорите.

— Он крестьянин. Нас просто нельзя сравнивать. — Эрих схватил рубашку и натянул ее на разгоряченное тело.

Райнер обернулся к остальным:

— Кто-нибудь видел? Халс виновен? — Все покачали головами. — Распорядитель?

Джано пожал плечами:

— Ничего не видел. Победителем объявляю господина Гетцау.

Эрих вскинул руки.

— Это абсурд! Вы все сговорились! Вы и не собирались устраивать честный поединок. — Он повернулся к Райнеру. — Вы мошенник, сэр. И вожак банды мошенников.

Райнер оскорбился и сжал кулаки. Впервые в жизни он честно дрался на дуэли и все равно был обвинен в мошенничестве. Конечно, не приходилось сомневаться в том, что Халс сделал подножку Эриху, но он-то, Райнер, тут ни при чем! И вообще, Эрих сам виноват. Если бы он не допек всех настолько, то легко бы вышел победителем.

— Прости, старина, но ты согласился с тем, что примешь результаты поединка, а если сомневаешься в беспристрастности распорядителя, мог бы сказать об этом еще перед началом.

— Это невыносимо! — закричал Эрих. — Я отказываюсь признавать это! Мы должны повторить! Мы должны…

— Эй! — закричал кто-то с дальнего конца уступа.

Все обернулись. К ним бежал Павел, размахивая руками:

— Курганцы идут! Целая колонна, чтоб их!

Райнер и Эрих хором выругались и вместе с остальными помчались к обрыву, забыв о своих разногласиях.

Павел указал вниз правее:

— Вон, видите?

Райнер сощурился, вглядываясь сквозь легкий туман. По широкой южной дороге, словно гигантская металлическая змея, обвивающая гору, двигалась длинная процессия курганцев. Их бронзовые шлемы и стальные наконечники копий поблескивали в лучах вечернего солнца. Впереди был большой отряд конных варваров, щеголяющих в иноземных доспехах, закинувших на плечо огромные мечи в ножнах. Гигантские собаки, вроде тех, с которыми Райнеру и его товарищам пришлось драться в густом лесу, сопровождали своих хозяев. Были тут и закованные в цепи рабы, едва волочащие ноги под свист бичей надсмотрщиков. Телеги, груженные добычей и провиантом, замыкали колонну. Процессия еще не дошла до того места, где их дорога пересекалась с узкой тропой, по которой забрались наверх Райнер и компания, но они были близко. Слишком близко.

— Нам не успеть спуститься, — сказал Халс.

— Придется где-то спрятаться, — отозвался Эрих.

— Да, но где? — спросил Райнер.

Франц нахмурился:

— В монастыре? В часовне?

Райнер покачал головой:

— А если они разобьют тут лагерь? Мы окажемся в ловушке.

— А тот овраг? — напомнил Оскар. — Где мы прятали лошадей.

— Нет, парень, — сказал Халс. — Там же столько свежего мяса — собаки вмиг его учуют.

— Если их не опередят хозяева. — Павел даже вздрогнул.

— Придется подниматься дальше, — сказал Райнер. — Выше в горы.

— Ты рехнулся? — спросил Эрих. — Бросаться очертя голову в незнакомые места, когда за спиной враги!

— У тебя есть другие предложения?

— Никакие предложения не понадобились бы, если бы мы час назад отправились вслед за леди Магдой, как должно.

— На кой ему твои жалобы? — пробормотал Халс.

Райнер повернулся спиной к обрыву и направился к ущелью.

— Лучше бы нам собрать то, что осталось от снаряжения, но особенно не нагружайтесь. Возможно, нам придется бежать.

Остальные последовали за ним. Эрих брезгливо поморщился, но присоединился ко всем.

Борясь с подступающей тошнотой, они бродили среди разбросанных останков лошадей, собирая то из снаряжения, что можно было еще использовать, запихивали все это под кирасы и перекидывали через плечо. Павел и Халс повесили свои пожитки на копья, которые они подобрали в разгромленном саду взамен своих, сломанных в бою с курганцами. Как можно быстрее они двинулись в путь по широкой тропе, ведущей от уступа, на котором возвышался монастырь, дальше в горы. От колонны их отделяло менее чем пол-лиги.

Райнер находил некоторое утешение в том, что рабы изрядно замедляли перемещение колонны, — они с товарищами могли легко оторваться. Но вот что не особенно радовало, так это то, что, судя по всем признакам, тропа, по которой они пошли, тоже использовалась весьма активно. А если вдруг они наткнутся на другую армию, идущую с гор, и окажутся в ловушке? Тогда скорость их передвижения будет уже не важна.

До наступления ночи оставалось не более часа. Холодный ветер пронизывал путников насквозь и нагонял мрачные тучи. Дорогу то заливал красно-золотой свет, то накрывали холодные лиловые тени. Она поднималась все выше и выше по крутым утесам и сквозь узкие расщелины, при этом не разветвляясь, что прямо-таки сводило с ума. Повороты сменяли друг друга, но при этом — ни единого перекрестка. Конечно, они нашли пару мест, где могли спрятаться два… ну, пусть даже три или четыре человека, но тут просто не было возможности укрыться им всем или отойти от дороги подальше, чтобы их не учуяли собаки.

Когда они прошли несколько миль, Райнер послал Джано назад посмотреть, не разбили ли хаоситы лагерь в монастыре. Тот вернулся, утирая пот со лба.

— Они все еще идут, — сказал он, переводя дыхание. — Мимо монастыря, причем быстрее, чем нам казалось. Представьте, как они гонят рабов.

Райнер нахмурился:

— Они нас догоняют?

— Нет, нет, но лучше бы нам двигаться, а?

Девять товарищей продолжили свой путь в сумерках. Райнер начинал нервничать. Ветер становился холоднее, тучи сгущались. Люди уже замедлили шаг от усталости. Он сам еле волочил ноги. День был долгий, и всем прилично досталось в бою с курганцами. Павел, все еще не вполне оправившийся от лихорадки, опирался на Халса и потел так, словно шел по пустыне. Ульф хромал. Было просто необходимо найти безопасное место подальше от тропы, чтобы разбить лагерь.

Райнер проклинал Вирта — ну зачем тот умер! Старый медведь точно нашел бы выход в мгновение ока. Если бы он остался жив, не было бы никакого поединка. Он бы уж точно одним сердитым взглядом поставил Эриха на место, и все спустились бы с горы, пока никаких курганцев еще и видно не было.

Он храбрился в присутствии своих людей, но на самом деле паниковал. Он толком не знал, что делать. Единственное, ради чего он принял командование, — это чтобы все не пошли за Эрихом прямо навстречу катастрофе. Впрочем, к катастрофе их вел и он, Райнер, и довольно бодрой рысцой.

Полчаса спустя, когда лиловые сумерки сгустились до темно-синих, наконец показалось ответвление тропы. Она охватывала крутой утес, а потом превращалась в широкую, усыпанную булыжниками полосу, дальний конец которой уходил к горному хребту. Левое ответвление было шире и вело вниз по внешнему склону хребта, правый поднимался в лощину между ним и горой. К великому недовольству Райнера, оба прохода были достаточно широки, чтобы пропустить колонну на марше. Люди в полутьме осмотрели землю под ногами.

— Тут столько следов копыт, — сказал Халс.

— И здесь тоже, — отозвался Оскар.

Райнер застонал. Ну почему решать так сложно! Нет чтобы прокричать отважно что-нибудь вроде: «Сюда, ребята! Очевидно, этой тропкой пользуются меньше». А вместо этого приходится гадать, выбирать между двумя равными шансами. Он никогда не держал пари в подобных ситуациях. Азартные игры — для дураков. Конечно, Ранальда частенько называли богом игроков, но в жизни последователи Трикстера старались играть как можно реже. Перетянуть удачу на свою сторону было священным долгом, служением. Поэтому и не ввязывались в такие игры, не обеспечив себе преимущество: меченую кость, крапленую карту, сообщника. А вот тут это не пройдет — ни тайного знака, ни лишнего туза в рукаве. Придется играть с судьбой в кости по-честному, как простой крестьянин, и надеяться.

— Как думаете, ребята, — спросил он, — какая дорога выглядит более многообещающей?

— Да все одно. — Джано пожал плечами.

— Может, вон та, — неуверенно сказал Халс. — Ну, или вот эта…

— А что, если подождать на развилке? — предложил Франц. — Посмотрим, куда пойдут они, и выберем другую дорогу.

Все изумленно повернулись к нему. Райнер аж рот разинул. Это была хорошая идея.

— Но они нас увидят, — сказал Оскар.

— Нет. Не увидят, — возразил Райнер, сердце которого забилось от вновь обретенной надежды. — Скорее всего, у них факелы. А мы останемся незаметными в темноте. Дорога раздваивается так, что мы сможем заранее понять, куда именно они направятся. — Он потрепал Франца по плечу. — Отлично соображаешь, парень.

Мальчик просиял.

Райнер посмотрел вниз на тропу. Было так темно, что он толком ничего не мог рассмотреть на расстоянии больше пяти ярдов.

— Вот тут и засядем. Укутайтесь в плащи, заверните пожитки и мечи. Еще не хватало, чтобы сталь отразила свет факелов. А пока ждем, можно и малость перекусить.

Они все сбились в кучу на возвышении, жуя промерзший хлеб и запивая его из фляг, которыми пришлось колотить о камни, чтобы разбить ледяную корку. Быстро надвигающиеся тучи затянули почти все небо. Восходящие луны были видны лишь время от времени. Наконец, почти через час после того, как совсем стемнело, появились курганцы. Сначала их было только слышно — тихий рокот, вроде далекой неостанавливающейся лавины: топот сапог и копыт по камням, щелканье бичей, гортанные походные песни марширующей пехоты.

К тому времени как товарищи отложили еду, по краям тропы, там, где она огибала гору, показалось слабое оранжевое свечение. Оно становилось все ярче, а рокот все громче, пока наконец колонна курганцев не вывернула из-за поворота. Первыми шли трое рабов на длинных цепях — высоко над собой они несли факелы на шестах, которые лили зловещий свет на едущих позади всадников. Увидев их, Райнер сглотнул и услышал, как рядом застонал Франц.

На расстоянии было трудно оценить размеры, но все конные варвары казались огромными, даже больше, чем те чудовищные воины, с которыми они столкнулись в монастыре. В центре первой шеренги ехал самый настоящий великан, да на таком боевом коне, рядом с которым самая крупная лошадь, когда-либо виденная Райнером, показалась бы маленьким пони. Это был рыцарь, если, конечно, таким почетным титулом можно назвать варвара — демонопоклонника с севера в полном пластинчатом доспехе, покрытом лаком глубокого кроваво-красного цвета с бронзовой гравировкой. Голову его полностью защищал шлем сложной формы, напоминающий голову дракона. Сходство увеличивали два обоюдоострых топора, поднимающихся над массивными плечами, словно стальные крылья. Каждый был, казалось, в рост человека. От одного их вида кровь в жилах Райнера чуть не стала водой. Рыцарь сеял вокруг себя страх, подобно тому как печь излучает тепло. Райнеру хотелось убежать, спрятаться, свернуться клубочком и умереть.

Свита могла показаться менее устрашающей лишь в сравнении. Если бы там не было этого жуткого рыцаря, Райнер и так чувствовал бы себя не лучшим образом. Свита сплошь состояла из массивных, мускулистых северян, почти все они были в рогатых шлемах, кольчугах и коже, некоторые — еще и в латных воротниках и нагрудниках. Те немногие, что ехали с обнаженными торсами, казались нечувствительными к холоду. Всех, однако, отличал одинаково зловещий вид. Глаза их не отражали ни единого светового блика, даже если не были скрыты шлемом, они тупо смотрели вперед, не оглядываясь, не поворачивая голов ни направо, ни налево. У Райнера мурашки пробегали по телу при мысли о том, что они его чувствуют — всего, без остатка, словно луч чьего-то горящего ока. Мысли вертелись вокруг одного: бежать, бежать отсюда надо!

— Подождите, ребята, — прошептал он, стараясь казаться беспечным, — подождите еще немного.

Всадники продолжали огибать гору шеренгами по пять в ряд, следуя за рыцарем, — проехало уже больше сотни, потом показались пехотинцы весьма оборванного вида, которые скорее просто шли, чем маршировали в сторону долины.

— Нет, вы поглядите, — издевался Халс, — никакой дисциплины.

Как только перед ними потянулись вереницы рабов, а начало колонны достигло расширения дороги, один из подручных внушающего ужас рыцаря отделился от группы всадников и развернулся. Он поднял руку и начал выкрикивать команды проезжающим каким-то нечеловеческим голосом.

— Что, лагерь разбивают? — тревожно спросил Эрих.

Райнер надеялся, что это правда, ведь тогда у них появилась бы возможность обойти противника, но увы… В рядах началось какое-то движение: капитаны орали на подчиненных, надсмотрщики — на рабов, возницы перекликались друг с другом, и на миг показалось, что тут царит сплошной хаос.

Халс поглядел, прищурившись, на перестраивающуюся колонну:

— Что это они, а? Оскар, у тебя глаза получше, глянь, чем они там занимаются.

— Они… они… — Артиллерист пытался хоть что-то разобрать.

Но тут всем стало ясно, что именно затевают курганцы. Когда конный лейтенант приподнялся в седле, крича и размахивая руками, колонна начала расходиться направо и налево, словно река, огибающая остров с обеих сторон.

Райнер похолодел и застонал:

— Проклятые язычники. Они разделяются. Заняли обе тропы.

— Мирмидия, защити нас! — сказал Ульф.

Оскар тихонечко не то подвывал, не то всхлипывал.

Райнеру хотелось плюнуть на все и бежать, но он подавил страх и остался на месте.

Эрих обернулся к Францу:

— Глупый мальчишка, мы бы уже далеко ушли. И что теперь?

— Отстань от него, фон Эйзенберг, — сказал Райнер. — Он это предложил, а я отдал приказ.

— Так куда же нам идти? — с раздражением в голосе спросил Густав.

— Куда угодно, но подальше от него, — пробормотал Халс, и никто даже не спросил, кто это — «он». Все и без того чувствовали все усиливающееся присутствие жуткого рыцаря.

— Пойдем туда же, куда и рабы, — сказал Райнер, чувствуя облегчение от того, что отдает приказ, в котором хоть сколько-нибудь уверен. — Они замедляют продвижение колонны.

Рабы пошли направо, и у всей компании одновременно вырвался вздох облегчения, поскольку красный рыцарь и большая часть его свиты отправились налево, равно как и половина пехотинцев. Сравнительно небольшой отряд всадников повел за собой рабов и оставшуюся часть пехоты.

— Чудненько, ребята, — сказал Райнер, чувствуя, как напряжение отпускает его. — Решено. Двинулись.

Они встали и торопливо зашагали по тропе, что шла правее, в темную лощину. «Нет, — подумал Райнер, хоть и совсем не хотелось этого признавать, — они не торопились, а бежали».

Глава девятая. ПОЙМАНЫ, СЛОВНО КРЫСЫ

Райнер и компания побежали вверх по тропе почти в полной темноте, спотыкаясь и ругаясь, но не рискуя зажечь факел. Когда ветер немного разогнал тучи, Моррслиб и Маннслиб осветили вершины гор, но две луны поднялись еще недостаточно высоко, чтобы свет их проник в узкую лощину, по которой пробирались беглецы. Они вполне могли проскочить мимо изрядного количества боковых троп и даже не заметить их — в темноте все сливалось с темными базальтовыми скалами.

Райнер слышал вокруг хриплое дыхание своих людей. Он узнавал легкие быстрые выдохи Франца, с болезненным присвистом — Павла, тяжелые и глубокие — Ульфа. Все были вымотаны. Ожидание хаоситов дало им возможность немного передохнуть, но не заменило сна. Давно пора было остановиться. Даже невзирая на паническое бегство, Райнер чувствовал, как у него слипаются глаза. Впрочем, было и так темно, словно идешь с закрытыми глазами, никакой разницы.

В итоге Райнер время от времени переставал понимать, идет он или спит, а может, идет во сне или видит сон, в котором шагает куда-то. Сознание так часто выкидывало подобные штуки, что он совсем потерял чувство времени и к тому моменту, когда они дошли до самого верха, толком не мог сказать, насколько долгим был путь. И тут крутые утесы, меж которых они пробирались, отступили, и оказалось, что беглецы стоят над глубокой долиной, покрытой мириадами светящихся точек.

Райнер сонно нахмурился. Огоньки походили на звезды, но звезды, вообще-то, должны быть в небе. Может, это озеро?

— Факелы, — сказал Оскар.

Райнер покачал головой, пытаясь собраться с мыслями. Ох, и в самом деле факелы.

Он отступил назад в темноту с бешено бьющимся сердцем и обвел долину взглядом. Остальные сделали то же самое. Тучи, словно по команде, снова разошлись, и две луны осветили происходящее внизу.

Долину окаймляли скалы из какого-то ржаво-оранжевого камня, ступенчатые, словно лестница гигантов. На каждом уровне в стенах были отверстия, к каменным ступеням робко жались какие-то странные хлипкие постройки: лачуги, деревянные желоба, строительные леса. Только в одном месте терраса обвалилась, и у подножия в долине лежала бесформенная куча породы. Другой конец долины, около трети, был отгорожен толстой каменной зубчатой стеной, за которой едва можно было различить беспорядочное нагромождение низких построек вокруг оранжевого светящегося провала — очевидно, огромной пещеры. Но взгляды товарищей привлекло то, что находилось перед стеной: обширный лагерь из кожаных палаток, костры, повозки и лошади, смеющиеся, пьющие и дерущиеся варвары.

Курганцы.

— Спаси нас Зигмар, — жалобно пробормотал Оскар.

Райнер закрыл артиллеристу рот ладонью: он внезапно заметил, что не более чем в двадцати шагах слева от них прямо в скалах, окружающих долину, была высечена из камня сторожевая башня. Оскар недовольно заворчал. Все обернулись. Райнер показал на башню. Факелов было не видно, но Райнер мог поклясться, что видел какую-то грузную фигуру над зубцами. Он дал остальным сигнал отступать. Когда все отошли так, что их нельзя было заметить, Райнер привалился спиной к стене и закрыл глаза. Остальные собрались вокруг него.

Он потер лицо ладонями:

— Ну, вот мы и влипли, сомнений быть не может.

— Пойманы, словно крысы, — дрожащим голосом сказал Оскар.

— Курганцы прямо перед нами, — сказал Ульф.

— И позади тоже, — отозвался Павел.

— Ага, прямо за нашими задницами, — проворчал Халс.

Райнер невесело усмехнулся:

— Полагаю, Эрих, пора тебе сказать: «Я же говорил…»

Ответа не последовало. Райнер поднял глаза. Белокурого рыцаря не было видно.

— Где фон Эйзенберг?

Остальные огляделись. Эриха точно не было.

Райнер нахмурился:

— Кто-нибудь слышал, как он повернул назад? — Все помотали головами. — Что, кто-то ткнул кинжалом ему в спину? — Молчание. — Я никого не обвиняю, но я хочу знать. — В ответ — те же жесты и многоголосое «Не я». — Так куда же он исчез?

— До ветру пошел, — пробурчал Густав.

— Ща тебе, — откликнулся Халс. — Он же совершенство. Такие до ветру не ходят.

— Может, нашел в темноте какое-нибудь укромное местечко, где можно спрятаться, — предположил Павел. — И не счел необходимым сообщать нам. Вот пройдут северяне — и он ускользнет.

— Ну да, — сказал Джано. — Глупый мальчишка. Будет там Вальденхейму байки рассказывать.

— К великому своему благу, — добавил Франц.

— Да ну его, — отмахнулся Райнер. — Он сделал свой выбор, а нам предстоит сделать свой. Именно сюда направляются эти ребята, которые идут за нами.

— Это шахта, — сказал Ульф. — Тут добывают железную руду.

Все обернулись к нему.

— Спаси нас Мирмидия, — пробормотал Франц. — Рабы. Они ведут их сюда работать на шахте.

— Добывать железо для оружия и доспехов, — сказал Ульф.

— Дурные вести для Империи, — заметил Халс.

— Но хорошие вести для нас, — ответил Райнер. — Ну, я так надеюсь. Уркарт, что это за дыры в стенах? Ходы в шахты, так?

— Ну да.

— А они достаточно глубоки, чтобы в них спрятаться?

— Конечно.

— Тогда вот вам план. Мы проскочим мимо башни, прокрадемся по одной из террас, спрячемся в дыре и подождем там до завтрашней ночи. К этому времени вражье войско, которое идет за нами, неизбежно разобьет лагерь, и мы сможем осторожно выбраться и бежать прочь с этих проклятых гор.

— Верно сказано, — одобрил Франц.

— Звучит так просто, — сказал Густав. — А если нас заметят из башни? Если вдруг завтра ночью по тропе пройдет другое войско?

— Приму любые предложения, — сказал Райнер.

Густав огрызнулся, но промолчал.

Все снова подобрались к краю долины, оставаясь в тени стен каньона, и посмотрели на башню. На ее вершине с равными интервалами времени появлялся охранник-курганец.

— Ну? — сказал Франц, когда охранник в очередной раз отвернулся.

Райнер покосился на небо. С северо-востока плыла новая череда туч.

— Минуточку.

Тучи поглотили луны и окутали долину тьмой.

— А теперь пошли.

Все быстро прокрались на цыпочках к ближайшей террасе; все террасы были связаны тропой, спускающейся по склону холма. В тупике виднелась покосившаяся хижина. Они сбились потеснее прямо за ней и ждали, пока не придет пора смены караула. Никто, однако, не появлялся.

— Вперед. Пока облака не прошли, — сказал Райнер.

Они прокрались по террасе к ближайшему ходу, но он оказался заколочен. Райнер потянул за доски, и те угрожающе заскрипели.

— Попробуем следующую.

Но следующий ход был заложен кирпичами, скрепленными известковым раствором.

— Ну, за что нам все эти радости? — с досадой сказал Райнер.

— Обвалы, — сказал Ульф. — Вы же видели оползень. Стену слишком изрыли, и она утратила прочность.

Оскар сглотнул:

— Утратила прочность?

Третья дыра была тоже заложена, но доски уже порядком подгнили и покоробились — настолько, что, как оказалось, уже толком не держались на гвоздях. Из-за загородки ручейком стекала вода, уже проложившая себе русло в каменном склоне.

— Выглядит многообещающе, — сказал Райнер.

Они с Халсом и Джано принялись снимать доски как можно тише и отставлять их в сторону. Некоторые так прогнили, что крошились в руках.

Наконец они расчистили проход, похожий на зевающую пасть. Было нетрудно заметить, почему его закрыли. Сверху капала вода, которая уже основательно разрушила потолок. Ее пытались остановить с помощью поднятых на шестах массивных досок, тут же нагромоздили всякие балки и попавшийся под руку мусор, так что выход изрядно напоминал лес, состоящий из тонких деревьев, лишенных веток, но вода неумолимо сочилась, а балки согнулись и потихоньку гнили. На грязном полу было чуть не до колена земли и камней, обвалившихся сверху. Райнеру это совсем не понравилось, но небо понемногу прояснялось, и на поиски другого пристанища не оставалось времени.

— Ладно, пошли, — сказал он. — Вон туда. Возьмите каждый по доске — придется закрыть проход изнутри, а то они заметят.

Остальные потянулись за ним, с досками под мышкой, пробираясь меж гнилых опор, лишь Оскар задержался и в ужасе смотрел на разверстую дыру.

— Пошли, стрелок, — сказал Райнер.

Артиллерист покачал головой:

— Мне не нравятся норы.

Райнер потерял терпение и закатил глаза:

— Мне тоже. Но так надо.

— Не могу, — затянул Оскар. — Не могу.

— Придется. Тут уж ничего не поделаешь. — Райнер шагнул к Оскару и протянул руку.

Артиллерист подался назад:

— Нет.

Райнер бросил быстрый взгляд через плечо и сжал кулаки.

— Оскар! Не валяй дурака! — прошипел он и схватил артиллериста за локоть.

Оскар отпрянул и пнул каблуком лежащую на полу балку. Она закачалась на краю обрыва и наконец свалилась на нижнюю террасу.

Райнер застонал и оглянулся на башню. Было слишком темно, чтобы хоть что-нибудь разглядеть, но ему послышалось, что кто-то задал вопрос низким гортанным голосом.

Райнер вышел из себя.

— А, чтоб тебя, нытик разнесчастный! — хрипло прошептал он. — А ну, заходи! — Он прыгнул вперед, схватил Оскара за руку и зашвырнул в проход.

И тут же пожалел об этом: артиллерист налетел на первый же ряд подпорок и раскидал их в разные стороны. Одна переломилась пополам. На упавшего Оскара хлынул дождь из грязи и мелких камешков, и потолок угрожающе затрещал.

— Прокляни тебя Зигмар!

Райнер вбежал внутрь, схватил Оскара за шиворот и поволок между опор туда, где находились все остальные — они уже обернулись на шум. Здесь пол был почище, а балок поменьше. Он остановился и оглянулся.

Что-то треснуло — громко, будто кто-то выстрелил из пистолета. Потом еще раз. Одна опора, а за ней и другая начали прогибаться, потом еще три.

— Назад! — закричал Райнер. — Назад!

Все кинулись во тьму. Франц помогал волочить Оскара вперед по туннелю.

Потолок над входом обвалился с оглушительным треском. Вокруг них поднялось облако пыли, невидимое в темноте, и все закашлялись. Острые осколки породы впивались в ноги.

Вскоре обвал прекратился, и люди, кашляя и отплевываясь, отступили в темноту. Не было видно решительно ничего.

— Все тут? — спросил Райнер. Он выкликал их имена одно за другим, и все отозвались. Все, кроме Оскара. — Райнер вздохнул. — Кто-нибудь, дайте свет.

Халс зажег свечу, и люди стали оглядываться в поисках Оскара. Он все еще сидел на полу, обхватив руками колени и дико озираясь. Когда пламя разгорелось поярче, он посмотрел мимо них, на кучу камней и грязи, загородившую выход, закричал каким-то нечеловеческим голосом и пополз вперед на четвереньках. Люди в недоумении смотрели, как он пытается разгрести завал голыми руками.

— Копать! Надо копать! Воздуха нет! Нет воздуха!

Камни было невозможно сдвинуть с места. Оскар замолотил по ним кулаками, сбивая их в кровь и крича что-то невнятное.

Все поморщились и отвернулись, но с Райнера было уже достаточно.

— Яйца Зигмара! Заткнешься ты или нет! — Он выступил вперед, резко развернул Оскара за плечо и дал ему со всего размаху по челюсти.

После удара у него заболели костяшки, но результат превзошел все ожидания. Оскар беспомощно осел на пол, а потом растянулся во весь рост. И главное — он наконец замолчал.

Райнер обернулся к остальным, посасывая кровоточащий сустав. Они просияли, явно оценив его шаг. Хотелось сказать по этому поводу что-то забавное, но не получилось. Внезапно навалилась усталость, ноги едва держали.

— Ладно, — замученным голосом сказал он. — Хватит с нас на сегодня. Давайте разобьем лагерь.

Глава десятая. СЛЕДУЙ ЗА ВЕТРОМ

Совершенно обессиленный, Райнер тем не менее никак не мог заснуть. Он все раздумывал над охватившей Оскара паникой, но ведь ударил артиллериста как раз потому, что сам чуть было не поддался ей. Когда крыша рухнула, его тоже настигло ощущение, что все, конец. И чувство вины. Ведь он же сам это сотворил. Если бы он не вспылил и не толкнул Оскара на опоры, этого бы не случилось. Это он привел всех в ловушку. Стало быть, что с ними сейчас ни произойдет — все будет по его вине. А вдруг они не найдут другого выхода? Он виноват. Если из темноты выползет нечто и сожрет их? Он виноват. Если воздух испортится настолько, что они не смогут дышать? Он виноват. Если они сойдут с ума и съедят друг друга, чтобы выжить? Он виноват.

Но наконец даже чувство вины не смогло поддерживать его в бодрствующем состоянии. Истощение тянуло его вниз, словно русалка, увлекающая под воду, и он спал, словно мертвец, пока через некоторое время что-то не начало скрестись и пищать. Он старался игнорировать эти звуки насколько возможно, то просыпаясь, то снова проваливаясь в сон, в котором ему виделись его собака, скребущаяся в дверь, знакомая проститутка, причесывающаяся на скрипучей кровати в его холостяцкой квартирке в Альтдорфе, ветка, шуршащая по крыше палатки по пути из Виссенберга, — но в конце концов образы крыс, гигантских насекомых и летучих мышей-вампиров заставили его открыть глаза и оглядеться.

Конечно же, никого не было. Лишь темень, как у орка под мышкой. Судя по храпу, остальные все еще спали. Он с досадой порылся в мешке, нашел огниво и кремень, высек искру и поджег фитиль.

Его копошение разбудило некоторых, и они сели, моргая не привыкшими к свету глазами, когда Райнер поднял свечу в поисках источника шума.

Это опять был Оскар, который хныкал и удрученно ковырял груду камней. Райнер поморщился. Должно быть, артиллерист промаялся так уже не один час. Его ногти были начисто содраны, кончики пальцев — в кровавых лохмотьях.

— Оскар, — позвал Райнер.

Артиллерист не ответил. Райнер встал и подошел к нему. Губы Оскара шевелились, и Райнер наклонился, чтобы хоть что-то разобрать.

— Уже почти. Уже почти. Уже почти. Уже почти. Уже почти. Уже почти. Уже почти.

Райнер положил руку на плечо Оскара и потряс его:

— Давай, Оскар. Пойдем посмотрим, что там еще есть. Может, найдем другой выход, а?

Оскар резко вырвался:

— Нет! Надо копать! Мы все умрем, если не будем копать!

Он начал копать с удвоенным энтузиазмом, но по-прежнему без особого результата. Скала уже покрылась красно-коричневыми пятнами его крови.

Райнер вздохнул и обернулся. Остальные сонно хмурились, глядя на него и на Оскара. Райнер нашел взглядом хирурга:

— Густав, у тебя в аптечке есть что-нибудь, чтобы его успокоить?

— О да, — сухо отозвался тот, — как раз то, что надо.

Райнер уловил интонацию и строго посмотрел на него:

— Если он умрет от этого, отправишься вслед за ним.

Густав пожал плечами и принялся открывать пакет.

— Но, капитан, — сказал Халс, — почему бы просто не избавить его от этой беды навсегда? Он же совсем рехнулся, бедняга. Толку от него теперь никакого, в первую очередь — ему самому.

Райнер покачал головой:

— Эрих сбежал, и теперь у нас каждый человек на счету. Думаешь, нам следует оставить Павла только потому, что он задерживает наше продвижение?

Халс выпятил подбородок:

— Нет, сэр. Нет, мне бы этого не хотелось!

— Мне сейчас намного лучше, сэр, — обеспокоенно вставил Павел.

Густав выступил вперед, держа в руке черную бутылочку и оловянную ложку:

— Вот. Одной ложки достаточно, чтобы его успокоить. Сок мака. Ничего ядовитого.

Райнер взял бутылочку:

— Спасибо. Я в курсе.

Густав хитро улыбнулся:

— Не сомневаюсь.

Райнер покраснел. Он вытащил пробку и потянул носом. Сладкий, даже приторный запах дразнил его ноздри. Он поборол желание отпить самому. Было бы так здорово унестись прочь от всей этой гадости и по-настоящему отдохнуть, но, пожалуй, это не лучшая идея. Он уже однажды ступил на эту дорогу и чуть не заблудился.

Он наполнил ложку и присел на корточки рядом с Оскаром:

— Вот, парень. Это придаст тебе силы, чтобы копать.

Артиллерист, не прекращая работы, повернул голову и открыл рот. Райнер влил ему ложку лекарства, чувствуя себя нянькой, которая кормит ребенка, что было, впрочем, похоже на правду.

Он встал и обернулся к своим людям. Вздохнул. Вот, настало время взглянуть правде в глаза.

— Слушайте, я хочу поговорить с вами. — Он помолчал, не решаясь продолжить, потом прочистил глотку и снова заговорил: — Это я втянул вас в эту историю. Я привел вас в эти дурацкие горы. Я выбрал эту тропу, а не другую; я же толкнул бедного Оскара, в результате чего обрушилась крыша. Я уже готов снять с себя командование и передать его кому-нибудь другому. На самом деле меня даже удивляет, что никто не расправился со мной, пока я спал, и не возглавил отряд сам.

Все в молчании пристально глядели на него.

Он сглотнул:

— Значит, так. Если кому-то нужен этот пост, говорите. Я с радостью откажусь от него.

Снова воцарилась тишина, наконец Павел закашлялся.

— Простите, капитан. Мы всего лишь рядовые служаки, крестьяне, сыновья торговцев и все такое. Вы вроде как благородный. Вам и править. Это ваша работа.

— Но я натворил уже дел! Смотрите, куда нас занесло! Я это сделал! Мы оказались в ловушке из-за того, что я вспылил. Вам уже давно пора взбунтоваться.

— Не, капитан, — сказал Халс, — мы тебя за это не виним. Ты сделал все, что смог, и требовать с тебя большего нельзя. Вот если капитан начинает трястись за свою шкуру больше, чем за своих людей, тогда… э-э-э… всякое может случиться.

Райнер смущенно покраснел. Они были о нем такого высокого мнения, а он сущий негодяй. Как раз он-то и заботился в первую очередь о собственной шкуре и принял командование только потому, что хотел, чтобы остальные защитили его, если что. Работа эта оказалась настолько нелегкой, что он с радостью передал бы ее кому-нибудь более к ней пригодному.

Он вздохнул.

— Очень хорошо. Если никто не хочет взваливать на себя эту ношу, — он повернулся и принялся упаковывать спальный мешок, — давайте искать, как выбраться из этой дыры.

К тому времени как все собрали пожитки и перекусили всухомятку, Оскар уже лежал на камнях с закрытыми глазами.

— Отличная работа, Густав, — сказал Райнер. — Теперь это твой пациент. Обеспечь его перемещение.

— С радостью, сэр, — ответил Густав, хотя насчет его радости были все основания усомниться.

Густав перевязал пальцы Оскара и поставил его на ноги, пока Халс зажигал два из драгоценных факелов и фонарь Вирта со шторкой. Все поднялись и пустились в путь. В темноту. Джано разведывал дорогу, осторожно пробираясь по туннелю в двадцати шагах от остальных, которых вели Райнер и Франц. За ними шел Ульф, потом Павел, поддерживаемый Халсом, и Оскар, опирающийся на Густава. Райнер почувствовал какой-то воздушный поток — это обнадеживало: если воздух перемещается, значит, есть какой-то выход наружу. Но вот что странно: ветерок был то теплым, то холодным.

Почти сразу же обнаружился выход в другой туннель, по центру которого были проложены железные рельсы на деревянных шпалах. Однако рельсы были местами разрушены, а шпалы сгнили.

— Куда? — спросил Джано, обернувшись.

— Следуй за ветром, — ответил Райнер. — Иди туда, откуда он дует.

Джано так и сделал, и при свете фонаря они углубились в шахту. Туннель изгибался влево и вправо самым причудливым образом, то поднимаясь, то опускаясь вслед за рудоносной жилой, и чем дальше, тем больше попадалось всевозможных ответвлений. Иногда туннель расширялся, превращаясь в залы с колоннами, очевидно, там, где находили особенно богатые залежи, а потом снова сужался.

Где-то через четверть часа Джано примчался назад, размахивая руками.

— Тушите факелы! — шипел он. — Тушите факелы!

Райнер и Халс ткнули факелами в грязный пол туннеля, Джано закрыл шторку фонаря. К своему изумлению, они обнаружили, что находятся не в полной темноте. Слабое неровное свечение лилось из-за ближайшего поворота, вдалеке разносился тяжелый топот.

— Курганцы, — прошептал Джано.

Все обнажили оружие и задержали дыхание. Свет становился все ярче, а шаги — все громче. Послышались хриплые голоса, бубнящие что-то на варварском наречии. Райнер вцепился в рукоять сабли так, что костяшки пальцев заныли. Через некоторое время звуки странным образом изменились: теперь курганцы словно стояли прямо у них за спиной и говорили чуть ли не в ухо, а потом голоса и свет снова стали далекими и в конце концов исчезли совсем.

Компания с облегчением выдохнула.

— Чудненько, — сказал Райнер с некоторой претензией на жизнерадостность, — теперь-то уж точно найдем другой выход.

— Ага, — сказал Халс, — прям мимо них.

Они снова зажгли факелы, зашли за угол и оказались на пересечении туннелей. Ветер дул с той стороны, куда ушли курганцы. Туда же тянулись и рельсы. И они последовали этим путем.

— Только не пытайся их догнать, — сказал Райнер.

Джано ухмыльнулся и снова пошел на разведку.

Вскоре послышался какой-то лязг и стон, загомонили и закричали сразу сотни голосов. Весь этот бедлам перекрывали чьи-то резкие окрики. В туннель просочился немигающий красный свет, ветер задул порывами — то жаркими, то холодными. В нем чувствовался запах пота, дыма и смерти.

Свернув направо, Райнер попал в поток горячего воздуха. Он остановился. Рельсы уходили дальше в туннель. В глубине от каменных стен отражался красный свет, звуки там казались заметно громче.

— Джано, — тихо позвал он, — поди-ка сюда.

Райнер повел своих товарищей в боковой туннель, осторожно продвигаясь в сторону источника света. Шагов через тридцать туннель внезапно оборвался, он заканчивался грубым подобием арки. За ней виднелись клубы подсвеченного дыма, поднимающиеся снизу. За аркой их встретила пустота: только концы искореженных рельсов и расщепленные остатки деревянных подмостков, торчащих над обрывом.

Райнер прокрался вперед и вгляделся вниз, в огромную пещеру, расстояние до которой было добрых сорок футов. Остальные столпились позади него, вытягивая шеи. Перед ними открылся сущий ад. Прямо под обрывом находился источник дыма — две гигантские каменные печи в форме пирамид, каждая величиной со средний дом в Альтдорфе. Дым валил из квадратных отверстий наверху. В эти самые отверстия сбрасывали ведра камней, помеченных черными и красными штрихами, две бесконечные вереницы рабов. Рабы ползли по склонам пирамид, словно муравьи, скидывали ношу в дымящиеся печи и снова спешили в дальний конец пещеры к огромным грудам какого-то красноватого материала, заполняли ведра, и вся процедура повторялась снова и снова.

— Сколько руды, — изумленно выдохнул Ульф. — Никак не меньше, чем в самом Нульне.

Справа от печей пещера сужалась до черного отверстия, в котором скрывались рельсы. Туда уходила длинная колонна рабов, по шесть в ряд. Они были скованы кандалами и несли на плечах кирки. Надсмотрщики-курганцы исполинского роста гнали их вперед, крича и щелкая бичами над головами несчастных. Рядом с собой на привязи они держали огромных псов, которые прыгали и лаяли на рабов.

Другие невольники толкали по рельсам из той же дыры большие деревянные тележки, потом тянули их вверх по деревянному пандусу, расположенному на опорах прямо над горами руды. Они сваливали вниз содержимое тележек, а потом отгоняли их обратно по пандусу в шахту.

Среди рабов были не только мужчины и женщины, но и дети, до того грязные, истощенные и замученные, что определить их пол и возраст представлялось почти невозможным. Все они выглядели согбенными стариками, с клочковатыми волосами, морщинистыми изможденными лицами. В глазах жизни было не больше, чем в комьях сухой глины. Многие из них были просто калеками: кто без пальцев, кто без рук, ног или глаз. Голые спины разукрашены следами бичей, конечности покрыты бесчисленными, едва зажившими ожогами. Однако же надсмотрщики немилосердно гнали их, пиная и стегая тех, кто замешкался, и жестоко избивая любого при малейших признаках бунта.

Франц сжал кулаки:

— Животные! Поубивал бы их всех!

За печами часть рабов сваливала поленья в ревущее пламя, другие управлялись со створками, широкими, как ложе богача. Группа рабов в тяжелых передниках и толстых перчатках волокли каменные формы, напоминающие ломти хлеба, только величиной с бочонок, под сплошным потоком раскаленного добела, расплавленного железа. Как только очередная форма наполнялась, ее оттаскивали в сторону и заменяли другой. Поодаль остывшие заготовки выбивали из форм и грузили на тележки.

Райнер посмотрел, как одну из тележек везут в соседнее помещение. Дым затруднял видимость, но ему показалось, что он различает огонь кузницы и мокрые от пота тела кузнецов, с каким-то устрашающим упорством кующих оружие и доспехи и сваливающих их в огромные кучи. А позади… Он прищурился и прикрыл глаза сложенной козырьком ладонью, чтобы защитить их от слепящего света. Это еще что за ужас? Выглядит почти как… Сердце его подпрыгнуло в груди, как только он понял, что смотрит наружу и видит дневной свет. А он ведь и не осознавал до этого, как ему его не хватало… Но когда глаза немного попривыкли, он различил дома, конюшни и множество воинов-хаоситов, но, что хуже всего, высокие каменные стены, которые они видели, когда только пришли в долину прошлой ночью.

Халс вздохнул:

— Придется идти мимо всего этого?

— Ничего, парень, — сказал Райнер. — Мы найдем дорогу.

О, если бы только кто-нибудь мог ему подсказать! Он уже собирался спросить, какие будут предложения, как вдруг заметил кое-что еще. Широкая колонна воинов-курганцев заходила в пещеры откуда-то извне. Похоже, те же самые ребята, что загнали их сюда, но вместо потрепанной кожи и трофейных доспехов на них была отлично подобранная блестящая броня, закрывающая грудь, спину, плечи и руки. Головы скрывали сплошные шлемы, ноги — длинные кольчужные юбки. Все новехонькое, без единой царапины, как и копья, топоры и мечи, которые они держали на плечах, явно только что выкованные, их блестящие лезвия отражали алый огонь печей.

Колонна двигалась в пещеру, по восемь в ряд, и конца ей не было видно. Походило это на армию на марше, но вот куда она направлялась? В пещере с плавильными печами для них явно не хватило бы места. Ведь не собирались же они перебить всех рабов? Бред какой-то. Зачем? И разве где-то там, дальше в пещерах, есть казармы?

Начало колонны огибало печи и груды руды, разбрасывая попадающихся на пути рабов налево и направо, потом направилось прямо в шахту.

— Куда это они? — пробормотал Райнер.

— Может, в шахтах начался мятеж, — с надеждой в голосе сказал Франц.

Райнер покачал головой:

— Да ты глянь на этих бедолаг. У них же не хватит силы восстать. Не говоря уже о желании…

— Капитан, — крикнул Павел, — глядите!

Райнер посмотрел на вход в пещеру. Наконец показался хвост колонны, и он был снабжен чем-то вроде жала. Фаланга рабов волокла огромную пушку на тяжелом лафете.

Ульф втянул воздух сквозь зубы.

— Пушка! — прошептал он. — У них пушка.

— Невозможно, — ответил Халс, подавшись вперед. — Нет у хаоситов пушек. Ну, не умеют они их делать.

— Значит, кто-то их научил, — сказал Райнер.

Глава одиннадцатая. КОНЕЦ ИМПЕРИИ

Осторожно, чтобы не привлекать внимания к их укрытию, Райнер изучил тяжелую пушку, которую волокли рабы. Это было самое большое орудие, какое ему доводилось видеть, вдвое длиннее крупнокалиберных имперских пушек, жерло шириной в бочку мариенбургского эля. Дуло оформлено так, что напоминало пасть вопящего демона, окаймленную клыками. Ствол покрывали серебряные драконьи чешуйки и варварский орнамент. Лафет, на котором покоилась пушка, был выполнен в форме двух согнутых в коленях лап, тоже чешуйчатых, которые охватывали ось огромными бронзовыми когтями. Деревянные колеса были в рост человека.

Райнер вздрогнул:

— Несколько таких штуковин могли бы решить исход битвы, а?

Франц оглянулся и посмотрел на него совершенно безумными глазами:

— Зигмар! Только бы эта оказалась единственной!

— И все же откуда у них технология? — спросил Ульф. — Империя строго хранит секреты артиллерийского дела.

И тут ответ на его вопрос появился сам собой. За пушкой шли, всячески браня рабов, волочивших ее, существа ростом вдвое меньше, чем самый низкорослый раб, но с бугристой мускулатурой и заплетенными в косу бородами до колена.

— Гномы! — Франц аж рот разинул.

— Точно гномы? — неуверенно спросил Павел.

Райнер пригляделся повнимательнее. Не сказать чтобы он за свою жизнь видел много гномов — гномы нечасто захаживали в Альтдорф, — но эти ребята выглядели явно иначе. Они топали на коротких сильных ногах и были так мускулисты, что выглядели уродливо. На головах у них были странные костяные гребни, на руках — пальцев больше, чем, вообще-то, полагается.

— Их явно подправили в кузницах Хаоса, — вполголоса сказал Густав.

Райнер вздрогнул.

— Силы Хаоса с артиллерией, — простонал Ульф. — Ну все, это конец Империи. Их надо остановить. Надо сказать кому-то.

— Да уж, — кисло заметил Павел. — Когда выберемся.

Райнер покачал головой. Воины продолжали уходить в туннель.

— Ничего не понимаю. Неужели они собираются воевать под землей? Никто, находясь в здравом уме, да пусть и одержимый Хаосом псих, не будет стрелять из пушки в шахте. Что это они затевают?

— Идут воевать на юг, — сказал Густав. — Там, под шахтой, есть старые туннели, которые выходят на другой стороне горного хребта.

Все в изумлении повернулись к нему.

— Откуда ты знаешь? — спросил Райнер.

— Мимо нас шел патрульный, он и сказал об этом.

Райнер поднял бровь:

— Ты что, понимаешь, что они бормочут?

— Еще бы, — сплюнул Халс. — Слуга всегда знает язык своего господина. И я подозревал, что с тобой что-то не так, демоноплоклонник… Подонок!

— Если я служу темным, то почему не предал вас до сих пор?

— Погоди, откуда все-таки ты знаешь их язык? — спросил Райнер.

Сперва казалось, что этот вопрос так и останется без ответа, но, чуть помедлив, Густав вздохнул:

— Не знаю, но он похож на язык коссаров. В полку копейщиков, в котором я служил под Кислевом, существовало подразделение коссарских всадников — я выучил их язык, особенно ругательства, когда лечил им раны.

Остальные холодновато-раздумчиво посмотрели на него, словно не веря.

— Что еще ты понял? — спросил Райнер. — Какие-нибудь детали?

Густав пожал плечами:

— Говорю же, я знаю лишь несколько слов. Они сказали — юг, туннель и замок, и я решил, что они собираются воевать у замка, а вот защищать или осаждать его — непонятно. Название тоже прозвучало — что-то типа Норс… или Норд…

У Райнера сердце подскочило в груди.

— Нордбергбрухе!

— Может, и так.

— Так это же замок лорда Манфреда, — сказал Павел. — Что там говорил капитан Вирт? Вроде что северяне уже взяли замок.

— Ага. — Райнер повернулся к Густаву. — Почему ты раньше не сказал?

— А вы не спрашивали.

Райнер поморщился и заглянул в пещеру как раз вовремя, чтобы увидеть, как пушка исчезает в туннеле. Он отчаянно соображал. Если эта пушка заговорит, Империи придется скверно. А ему-то что? Империя бросила его в тюрьму и заклеймила по ложному обвинению. Он не был ничем ей обязан. В то же самое время в его интересах помочь родине. Если Манфреда можно сподвигнуть на вознаграждение за предупреждение о предательстве брата, то насколько больше будет награда, если Райнер поведает ему еще и о пушке?

Он прикусил костяшку пальца. Какой путь наименее опасный? А какой — наиболее выгодный? Как понять?

Наконец он обернулся:

— Так, ребята, у меня есть план. Не думаю, что он вам понравится. Но, полагаю, лучше шанса нам не представится, так что давайте проголосуем.

Все терпеливо ждали. Густав сложил руки на груди.

Райнер сглотнул:

— Думаю, граф Манфред ждет, что Альбрехт присоединится к нему и они оба пойдут на штурм Нордбергбрухе. А как только Альбрехт получит знамя леди Магды, он займется своими делами, а не кинется помогать брату. Скорее всего, он поведет свою армию против него и с помощью этой проклятой штуковины даже победит. — Райнер закашлялся. — Если мы сумеем каким-то образом выбраться отсюда и выйти на равнину, не столкнувшись еще с какими-нибудь северянами, у нас уйдет не одна неделя, а то и месяц, чтобы добраться до Нордбергбрухе — ну, если повезет и по пути нас не сожрет Зигмар-знает-что. К тому времени битва может уже и закончиться, Альбрехт победит, и тогда предупреждать Манфреда и забирать награду будет уже поздно. — Он ткнул пальцем в сторону шахты. — Эти ребята нашли короткий путь, прямо отсюда туда. Я думаю, мы тоже так пойдем.

Те, кому адресовалась эта речь, были не то чтобы не в восторге, а просто потрясены.

— Да, знаю, идея та еще, но это единственная возможность успеть. Что скажете?

Наступило долгое молчание. Наконец Халс усмехнулся:

— Вот что, малый, эта твоя речь про то, что ты все время заводишь нас незнамо куда… Ну, полагаю, она в основном верна. Но даже при этом у тебя больше идей, чем у остальных, а сейчас без этого никак нельзя, так что… я с тобой.

— И я, — сказал Павел.

— И я, — присоединился Франц.

— Империю нужно как можно быстрее предупредить об этих пушках, — сказал Ульф. — Рассчитывайте на меня.

Джано развел руками:

— Что так, что этак — все едино, а?

— Опять в шахту? — Голос Оскара казался лишенным какого бы то ни было выражения.

Густав пожал плечами:

— Ну, я лично туда бы не пошел.

— Может, это ты с нами не хочешь, демонопоклонник? — проворчал Халс.

Густав скривился:

— Может, и так, но вы без меня точно не управитесь.

Райнер поднял глаза:

— В смысле?

Густав усмехнулся:

— Курганцы говорили о препятствии, которое трудно обойти, нечто вроде тупика. Но есть путь.

— И какой? Как оттуда выбраться?

Густав покачал головой:

— Я что, дурак? Да знаю я, что вы обо мне думаете. Да вы б меня зарезали, если бы вдруг решили, что я вам больше не нужен. Считайте это лишней защитой против… несчастных случаев.

Все пригвоздили его взглядами.

— Ну да, ты и в самом деле гадкий червяк, — наконец выдавил Райнер. Он отвернулся, прежде чем Густав успел ответить, и хлопнул в ладоши. — Отлично. Значит, решено. А вот теперь фокус в том, чтобы незаметно пробраться в шахту.

— В шахту? — скорбно протянул Оскар.

— Прости, старина. Но Густав позаботится о тебе. — Он сердито глянул на Густава. — Ведь так, а?

Они вернулись в главный коридор. Через пятьдесят шагов рельсы спустились по пандусу на дно пещеры. Рев огня и шум из кузницы становились все громче. Нижняя часть пандуса уходила прямо в короткий коридор. Его пересекал узкий проход, а за ним, шагах в десяти, виднелось огромное расширение. Райнер заметил множество кузнецов у наковален, выковывающих мечи и части доспехов. Повсюду суетились рабы, поддерживая огонь и раздувая меха. Поперечный коридор выглядел как-то привлекательнее. Он был маленький и темный, из него пахло смертью, разложением и готовящимся на огне мясом.

— Пахнет свининой, — облизнулся Павел.

Густав фыркнул:

— Двуногой свининой.

— Заткни пасть, грязный пес! — рявкнул Халс.

— Тихо, — сказал Райнер. — А теперь потушите факелы и приготовьте оружие.

Они достали мечи и кинжалы и зашли за угол. Вонь стояла невыносимая, и по мере их продвижения она только усиливалась, равно как и шум. Через двадцать шагов они увидели впереди в левой стене крохотный, завешенный лоскутом кожи проход, из-за которого доносился оглушительный грохот молотов и виднелись вспышки слепящего зеленого света. Шум, однако, не полностью перекрывал хор гортанных голосов, поющих что-то непонятное. Вдруг кожаная завеса откинулась, и показались два раба. Они волокли третьего, очевидно мертвого.

Райнер и его товарищи остановились и задержали дыхание, но рабы не смотрели ни направо, ни налево, только вяло тащили свою ношу по коридору, ничего не замечая. Райнер прокрался к завесе и заглянул за нее, но тут же инстинктивно отшатнулся от увиденного. Другие пытались глянуть через его плечо.

За крошечной дверью располагался семигранный зал с колоннами, грубо высеченный прямо в скале. На каждой из стен виднелись огромные изображения кроваво-красных демонов, то ли семи отдельных существ, то ли воплощений одного и того же божества. Семь колонн окружали помост. Сначала Райнер подумал, что на них высечены изображения черепов, но потом сообразил, что черепа настоящие — с выбитыми зубами и следами ударов по темени, причем по всей высоте столбов от пола до потолка. Их были тысячи.

Но Райнера заставили отпрянуть те, кто находился в помещении. Кольцо вооруженных курганцев располагалось вдоль стен, и все они пели не умолкая. Они стояли с непокрытыми головами и все, как один, закатили глаза. На щеках кровью были начертаны какие-то знаки. Центром их внимания явно являлся помост в середине зала. Здесь, где можно было ожидать увидеть какой-нибудь языческий алтарь, стояла огромная железная наковальня, рядом — пылающая печь и низкий широкий резервуар, наполненный красной жидкостью — не иначе кровью. За алтарем нескладный, мало напоминающий обликом человека кузнец раздувал огромные мехи. Ростом порядка семи футов, массивные руки в обхвате никак не меньше торса Райнера. Он был раздет до пояса и весь покрыт шрамами и ожогами, явно нанесенными специально, а вовсе не по оплошности. Сальные черные волосы закрывали лицо, но Райнер различил блеск белых клыков, выступающих в углах рта, и два тупых рога на лбу.

Шаман с безумными глазами и всклокоченной бородой, в волосатом одеянии, явно сшитом из скальпов, стоял рядом с ним и пел хриплым голосом, возглавляя хор. Два воина-курганца на краю возвышения держали обмякшего раба, позади которого виднелись и другие невольники.

Пока Райнер и его товарищи смотрели, кузнец выхватил из печи прямо за рукоять раскаленный меч и бросил его на наковальню. Он поднял над головой могучий молот и принялся ковать. Хотя оружие светилось оранжево-белым, искры, разлетающиеся при каждом ударе, были жутковатого зеленого цвета, такие яркие, что Райнеру жгло глаза, словно он смотрел прямо на солнце. Каждый раз, когда молот опускался, курганцы хором всхрапывали.

Кузнец закончил работу и, нанеся последний удар, положил клинок на наковальню. Пение достигло апогея, и шаман выступил вперед, размахивая молотом поменьше и какой-то железной штукой, по форме напоминающей бутылку для вина. Он поставил «бутылку» донышком на лезвие, как раз под рукоятью, и ударил молотом. Воины рявкнули какое-то двухсложное слово. Снова посыпались зеленые искры, и кузнец поднял меч. На нем отпечатался грубый рунический знак, от которого Райнер непроизвольно отвел глаза.

По сигналу шамана стражники-курганцы толкнули раба вперед. Кузнец, шаман и хор воинов все вместе пропели короткое гортанное заклинание, и кузнец проткнул раба все еще раскаленным мечом. Железо зашипело. Раб пронзительно закричал и согнулся пополам. Кузнец с нечеловеческой силой поднял его над землей и держал до тех пор, пока из раны текла, кипя и брызгая, кровь, стекая по желобу на рунический знак.

Райнер невольно отшатнулся: как только кровь коснулась руны, у меча словно появилась душа, будто какая-то злая сущность вошла в храм. Воины упали на колени и молитвенно воздели руки.

Райнер и его товарищи попятились до завесы с искаженными лицами. Кузнец отдал меч шаману, который поднял оружие над головой и показал собравшимся воинам. Те одобрительно зарычали.

— То, что мы это видели, может нам повредить? — спросил Франц.

— Сыну Зигмара больно видеть, как молот используют для таких злых дел, — сказал Халс.

Ульф поднял руку:

— Рабы возвращаются.

Все отступили в темноту, когда два раба — теперь было видно, что это худые, как скелеты, мужчина и женщина — пробрались к двери и зашли за завесу. Вскоре они вернулись, снова волоча тело убитого раба, и исчезли в темном коридоре.

Райнер подождал немного и дал всем знак двигаться вперед.

Франц вздрогнул:

— Даже думать боюсь, что там еще?

Райнер потрепал мальчика по плечу:

— Ну, что может быть хуже, чем жизнь, которую эти двое бедолаг ведут в неволе?

Они пошли дальше по коридору, и запах смерти ощущался все сильнее. Снова показался свет. За двумя дверями, прикрытыми завесами, по обе стороны зала горели факелы.

Это было огромное помещение: во тьме его невозможно было разглядеть целиком. Широкий выход напротив вел прямо в пещеру с плавильными печами, и Райнер увидел вереницы рабов с ведрами, вершащих свой бесконечный путь. Само помещение заполняли ряды примитивных дощатых кроватей, футов по шесть в длину, а в ширину не больше чем плечи Ульфа.

Кровати слева от двери были пусты. На остальных лежали, свернувшись, костлявые тела со стертыми в кровь от лежания на голых досках локтями и ногами. Они стонали, кашляли и ворочались в тяжелом сне или, что казалось еще хуже, вовсе не двигались.

Пока Райнер смотрел, между двумя рядами кроватей прошла странная процессия. Впереди важно топал стражник-курганец, за ним четверо рабов толкали тележку, нагруженную телами. У курганца была острая палка, которой он тыкал спящих рабов одного за другим. Большинство дергалось и вскрикивало. Если реакции не было, следовал другой тычок, посильнее. Тех, кто все же не реагировал, курганец стаскивал с досок и швырял на тележку, потом шел дальше.

К концу ряда тележка была уже заполнена, и воин рявкнул какой-то приказ. Райнер отскочил, когда рабы повернули тележку прямо на него, и махнул прячущимся в темноте товарищам. Воин вывел рабов из барака через дверь в противоположной стене. Райнер чуть подождал и незаметно приблизился к ней, одновременно побуждаемый любопытством и одержимый страхом перед тем, что вскоре откроется его глазам. Остальные последовали за ним. Райнер заглянул внутрь, надеясь вопреки очевидному, что увидит нечто вроде комнаты для бальзамирования или помойку. Но нет. Это было именно то, что уже давно учуял его нос: кухня. Он в отвращении отпрянул и подтолкнул Франца, когда тот проходил мимо двери:

— Не смотри, парень. Топай дальше.

Франц запротестовал, но Райнер грубо толкнул его вперед. Все проскочили по одному или по два — так было безопаснее — и зашагали дальше, вздрагивая от отвращения после того, что увидели на кухне. Райнер никак не мог избавиться от навязчивого запаха мяса.

Чуть поодаль Ульф остановился у следующей открытой двери.

— Подождите, — прошептал он. — Сюда.

Он вошел в комнату. Остальные заглянули внутрь. Ульф рылся в грудах скверных кирок и лопат, наваленных вдоль стен. Там же были и смоляные факелы, мотки веревки, деревянные ведра, цепи, куски железных рельсов, колеса, кожаные фартуки и перчатки. Все самого неважнецкого качества — сделанное рабами для рабов.

— Если нам придется долго находиться под землей, — сказал Ульф, когда все вошли, — понадобятся факелы и веревка, а возможно, и кирки с лопатами. Надо бы взять, что сможем утащить.

— Мы тут не все здоровые, как ломовые лошади, инженер, — сказал Халс.

Ульф перекинул через плечо моток веревки:

— Мы тут уже видели один обвал. Может, у выхода придется пробиваться через нечто подобное. И потом, нам могут встретиться всякие ямы, пропасти, через которые так не перепрыгнешь, скалы, на которые не забраться. Возможно, нам придется расширять туннель, чтобы пролезть. Или перекрывать его, чтобы спастись от погони. И…

— Достаточно, Уркарт, — отрезал Райнер. — Ты все хорошо объяснил. Не хватало только, чтобы Оскар опять переполошился. Всем взять факелы и веревки. Остальное — на ваше усмотрение.

Все сделали, как он сказал. Халс, хоть и жаловался громче всех, взял кирку и дал Павлу лопату. Снарядившись, они продолжили путь.

Коридор кончился шагов через пятьдесят. Они уперлись в дверь, за которой виднелось красное свечение из главной пещеры. Райнер и его товарищи подались вперед, чтобы посмотреть. Дверь располагалась прямо за двумя огромными печами. Рабы, которые поддерживали огонь, и их надсмотрщики были всего в каких-то трех широких шагах от входа. Райнер мог бы доплюнуть до них. Но вместо этого он посмотрел в начало шахты, чуть правее печей. Это было совсем близко. Короткая перебежка — и они скроются в тени и исчезнут, — но эта перебежка грозила немалыми опасностями.

По меньшей мере дюжина стражников-курганцев встала между ними и началом шахты, и еще около сотни бродило поблизости. Райнер нахмурился. Если бы только нашелся способ отвлечь их внимание от основного помещения всего на несколько секунд!

И лишь он об этом подумал, по пещере разнесся мощный грохот. Все посмотрели наверх — и курганцы, и рабы. Треск повторился. Райнер вытянул шею и бросил взгляд налево. Оказалось, курганец бьет в гонг, свисающий на веревке. Тут же из широкой двери, ведущей к баракам, возникла процессия рабов, сгибающихся под тяжестью огромных дымящихся котлов, которые они несли на длинных шестах.

Надсмотрщики выкрикивали приказания своим бригадам и торопили их вглубь пещеры, где кухонные рабы устанавливали котлы. Приказывать не было необходимости. Рабы положили инструменты и сбились в кучи у котлов, словно волки, загнавшие оленя, облизываясь и расталкивая друг друга.

Павел вздрогнул и отвернулся.

— Не вини их, парень, — сказал Райнер. — Вини врагов, толкающих их на это. А теперь соберитесь. Этот шанс мы не имеем права упускать.

Пока вокруг печей никого не было, они быстро проскочили и спрятались за правой. Жарко было настолько, что они тут же взмокли от пота. Слева открывался путь в темную шахту. Они прокрались к нему вдоль стены, низко пригнувшись.

На полпути к отверстию они выбежали из-за укрытия. Последние тридцать футов предстояло преодолеть по открытой территории. Райнер встал на цыпочки посмотреть, где сейчас курганцы. Те поголовно были заняты у котлов, причем надсмотрщики протягивали руки и вырывали у рабов лучшие куски мяса.

— Готовы, ребята?

Все, кроме Оскара, кивнули.

— Тащи его в нужном направлении, — сказал Райнер Густаву, потом в последний раз посмотрел в центр пещеры. — Отлично. Бежим.

Все пригнулись и побежали, Густав держал Оскара за шиворот. Это заняло всего несколько секунд, но Райнеру они показались вечностью: он был готов поклясться, что каждый курганец в пещере смотрит прямо на него. Но когда они скрылись в темном провале шахты, по пещере не разнеслось ни единого крика, никто не забил в гонг, с окрестных скал не полетели стрелы. Они остановились, лишь пробежав по шахте шагов двадцать, и оглянулись. За ними никто не гнался.

— Ничего, а? — заулыбался Джано.

— Ага, — сухо сказал Павел. — Первый шаг, а впереди еще тысяча лиг.

— Поменьше, пикинер! — проворчал Райнер, бессознательно копируя Вирта. — А теперь пошли. Очень хочется оказаться подальше отсюда.

— И правда, — сказал Халс.

Они двинулись по длинному коридору, еще в недостаточной безопасности, чтобы зажечь факелы. Райнер слышал, как сзади похныкивает Оскар. Их поглотила полная темнота.

Глава двенадцатая. ЗДЕСЬ НЕ БЫВАЕТ ХОРОШИХ РЕШЕНИЙ

После часа пути в полной темноте и молчании они решили, что уже можно без риска для себя зажечь факелы, и все с облегчением вздохнули. Все, кроме Оскара. Успокаивающее действие лекарства, которое дал Густав, ослабевало, и он начал тревожно оглядываться и бормотать:

— Тяжесть. Камень. Воздуха нет.

— Ну и зачем ты стал солдатом, стрелок? — ворчал Халс. — Есть хоть что-нибудь, чего ты не боишься?

— Не хотел я быть солдатом, — несколько невнятно пробурчал Оскар. — Я был секретарем милорда Готтенштета. Писал для него письма. Ну, и читал. Он был неграмотный, старый дурак. Но однажды…

Он вздохнул и умолк.

Остальные ждали, что он продолжит, но он словно забыл, о чем говорил.

— Однажды — что? — с беспокойством в голосе переспросил Павел.

— А? Ах да. Ну, однажды был я со своим господином, он вроде как делал объезд подвластных ему земель. Он хотел построить этот, ну, охотничий домик. А пока землемер возился с отвесом и линейкой, измеряя то высоту, то расстояние, я прикидывал в уме и почти не ошибался. Я замечал далекие предметы, которые землемеру было не разглядеть без подзорной трубы. «Молния Зигмара, парень! — говорит Готтенштет. — Из тебя выйдет заправский артиллерист». И ничего лучше не придумал, чем послать меня в артиллерийскую школу в Нульне. Меня! Ученого! Я пытался сказать ему, что, может, глаза у меня и правда что надо, но вот кишка тонка, но он и слушать не желал. — Он пожал плечами. — Мало того, я еще ухитрился оказаться лучшим на своем курсе. Работа мне нравилась: визирование, определение углов, но вот в поле… — Он вздрогнул и обхватил себя за плечи. — Вы хоть раз видели, как огонь низвергается с неба? Такие страшные пасти… — Он внезапно огляделся, словно просыпаясь, и заметил совсем близко каменные стены и низкий потолок, глаза его расширились. — Тяжесть, — забормотал он, — Зигмар, спаси нас! Тяжесть. Дышать не могу.

Райнер поморщился, ему стало неловко.

— Густав, дай-ка ему еще глотнуть, а?

Коридор уходил все глубже и глубже в гору. Время от времени слева и справа появлялись ответвления, в темноту, поблескивая, убегали железные рельсы. Некоторые боковые ходы были забаррикадированы в результате обвала, но компания не сомневалась, куда идти. Глубокие следы, оставляемые колесами лафета, служили надежным ориентиром. Чуть позже рельсы зазвенели, потом послышался металлический грохот. Все быстро потушили факелы и нырнули в боковой туннель. Вскоре показалась целая вереница вагонеток, наполненных рудой, каждую волокли закованные в кандалы рабы с мутными глазами. На первой тележке развалился надсмотрщик-курганец с фонарем.

Как только они прошли, Франц тихо выругался:

— Их так много, а он один. Они что, не могут его придушить? Скинуть в шахту?

— И что потом? — спросил Райнер.

Мальчик недовольно фыркнул, но ничего не ответил.

Когда грохот стих, оказалось возможным расслышать более близкие звуки: стук кирок, впивающихся в породу, щелканье бичей, лай собак. Они отошли обратно в главный коридор и посмотрели вперед. Слабый свет вырывал из темноты далекие участки стены и играл на рельсах.

Райнер поглядел на следы от колес, уходящие вперед, и вздохнул:

— Похоже, боевой отряд промаршировал позади рабочих. Придется обходить их по боковым коридорам и надеяться, что найдем выход на другой стороне. Не зажигайте факелы. Будем освещать путь одним фонарем.

Они шли дальше по главному туннелю, пока отраженный свет не стал достаточно ярким, чтобы они могли видеть лица друг друга, потом принялись искать боковые коридоры. Звуки ведущихся в шахте работ доносились преимущественно слева, и они держались правой стороны, пробираясь по более узким туннелям и петляющим ходам, по которым порой приходилось ползти на карачках.

Наконец они нашли коридор, параллельный главному. Он был почти такой же широкий, а по центру проходили рельсы, по виду более новые и более грубой работы, чем те, которые шли от самой плавильни. Звуки долетали сюда лишь слабым эхом, причем слева, а не спереди. У Райнера затеплилась надежда. Пока имеется возможность найти выход отсюда в главный туннель, есть шанс пройти мимо рабочих без приключений.

Но только он об этом подумал, рельсы зазвенели и задрожали. Приближались вагонетки. Райнер застонал:

— Вот уж точно — не буди лиха… — Впереди был небольшой боковой туннель. Райнер показал на него: — Туда. Там нет рельсов.

Они поспешили. Через тридцать шагов туннель заканчивался круглым расширением без единого выхода — тупик.

— Хорошо. Подождем здесь, пока они не проедут.

Далекий рокот колес внезапно усилился, свет факелов стал ярче, когда приближающиеся вагонетки обогнули угол. Люди обернулись в сторону главного коридора, держа оружие наготове. Джано прикрыл шторку фонаря и спрятал его за спиной. Пока они смотрели, мимо укрытия проехали четыре доверху нагруженные вагонетки. За ними следовал охранник с факелом, держащий на поводке огромного пса, который обнюхивал дорогу.

Курганец продолжал идти, попинывая камни, а собака остановилась у входа в ответвление. Курганец потянул за поводок, но пес не тронулся с места.

Райнер напрягся.

— Иди, — едва слышно шептал он. — Иди. Иди!

Курганец остановился и выругал пса, натянув поводок. Животное зарычало на него и принялось лаять в боковой коридор.

— Покарай тебя Зигмар, язычник, — пробормотал Халс. — Прибей свою зверюгу и забери куда подальше.

Но стражник решил, что собака что-то унюхала, и осторожно прошел вперед. Собака продолжала лаять и натягивать поводок.

Райнер и его спутники попятились в тупик.

— Лучше убить их быстро, — сказал Райнер, вынимая меч. — Но не стреляйте, а то сюда сбегутся все.

Остальные тоже вооружились.

— Надо заманить их сюда, — сказал Халс. — Окружить, короче.

— Хорошая идея. Франц, будешь наживкой.

— Что? — парень оторопел.

Райнер как следует пихнул мальчика промеж лопаток. Тот выскочил из укрытия и застыл, словно кролик, уставившись на приближающегося курганца расширившимися от ужаса глазами. Тот заорал что-то угрожающее и кинулся вперед, выронив поводок и размахивая топором.

Собака рванулась, обгоняя его, с диким лаем. Франц отскочил к дальней стене.

— Ублюдок! — кричал он на Райнера. — Грязный ублюдок!

Павел выставил копье в проход, но довольно низко от земли, как раз перед тем, как появился охранник с собакой. Зверь легко перепрыгнул, а норс шлепнулся на пол, и тут же Халс, Джано и Райнер принялись колоть его копьями и мечами. Ульф замахнулся молотом на собаку и сбил, не дав броситься на Франца.

Чудовище упало, зарычало и развернулось, готовое к нападению. Оно прыгнуло, и Ульф поднял молот и втиснул рукоять между раскрытых челюстей, не позволяя укусить себя за шею, но зверь оказался таким массивным, что сбил гиганта с ног и принялся царапать его когтями.

Курганец кое-как поднялся, он вопил от ярости, из трех глубоких ран сочилась кровь. Райнер боялся, что им опять попался какой-нибудь берсерк с непробиваемой кожей, но, к счастью, этот, хоть и здоровый как бык, был не избранным бойцом, а обычным служакой, застрявшим в шахтах, в то время как другие добывали славу на полях сражений. Райнер наполовину перерубил ему горло, и тот умер на коленях, втянув последний глоток воздуха прямо через рану.

С собакой оказалось сложнее. Франц и Оскар атаковали ее мечами, но их удары не могли пробить даже свалявшуюся шерсть зверя. Ульф, лежа на спине, придавленный чудовищем, удерживал его голову, заталкивая рукоять кувалды в пасть, но его руки уже были изорваны когтями в клочья.

Райнер подбежал вместе с Халсом и Павлом. Джано уронил меч, натянул арбалет и достал стрелу из колчана. Густав, как обычно, держался в стороне.

Райнер рубанул по задним лапам пса и рассек ему левое подколенное сухожилие. Зверь завыл и обернулся, но тут же упал, поскольку не мог стоять на раненых лапах. Павел и Халс кололи его копьями в бок, но он все еще сопротивлялся и бился так сильно, что копье Павла оказалось вырвано из ослабленных лихорадкой рук и стукнуло Халса по лбу. Собака кинулась на ошарашенного пикинера, но Ульф, освободившись из-под огромной тяжести, ударил ее со всего маху прямо по хребтине. Зверь упал, распластав лапы. Джано подошел и в упор выстрелил из арбалета. Стрела пригвоздила голову чудовища к земле, и оно издохло в расползающейся луже крови.

— Отличная работа, парни, — сказал Райнер. — Ульф, ты сильно ранен? Халс?

— Голова немного кружится, капитан. Пройдет.

Ульф поморщился, осматривая изодранную руку:

— Бывало и хуже… но не намного.

— Уже иду. — Густав распаковывал аптечку.

Райнер вгляделся в коридор, ожидая, что появится подкрепление, и вдруг замер с бешено колотящимся сердцем, когда увидел полдюжины лиц, пристально глядящих на него. Это были рабы. Райнер совсем о них позабыл.

— И что с ними делать? — спросил Халс, подходя к нему.

Павел поднял глаза:

— Бедолаги.

— Мы должны освободить их! — сказал Франц. — Взять с собой.

— Мальчик ненормальный, — сказал Джано. — Они нас задержат. Не делать этого.

— Но мы не можем оставить их здесь, — заметил Павел. — Охранники их точно убьют.

Ульф замычал, когда Густав принялся промывать его раны.

— Да их все равно убьют, сейчас или потом.

— Вам решать, капитан, — сказал Халс.

Райнер тихо выругался:

— Вот почему я не хочу командовать. Тут не бывает хороших решений.

Он прикусил губу и задумался, но, куда ни кинь, выходило как-то плохо.

— Лучше всего будет навсегда избавить их от страданий, — предложил Густав. — Они больше не люди.

— Да что чудовище может знать о людях, — сплюнул Халс.

Райнеру захотелось ударить Густава, причем как раз за то, что он был прав. Хирург видел любую ситуацию в мрачном свете и в высшей степени цинично судил о человеческой природе, в итоге Райнеру частенько приходилось признавать его правоту. Убить — это и в самом деле было лучшим решением. Рабы слишком ослабели, чтобы поспевать за ними, и посягнули бы на часть и без того скудного запаса продовольствия, но Райнер чувствовал на себе взгляд Франца и единственного глаза Павла и не мог отдать приказ.

— Мы… мы освободим их и… и предложим им выбрать, следовать за нами или нет.

Сказав это, он покраснел. Какая ужасная нелепица. Какой еще выбор был у рабов? Он приговаривал людей, зависящих от него, просто потому, что не мог решиться убить других людей, которые и так, по сути, были уже мертвы.

Франц и Павел удовлетворенно кивнули, но Густав недовольно забормотал, Джано застонал, а остальные застыли в нерешительности. Райнер подобрал ключи с пояса убитого охранника и пошел по туннелю в направлении главного коридора.

Франц увязался за ним:

— Когда ты меня толкнул, это был грязный трюк.

Райнер сжал зубы. Он устал чувствовать вину.

— Я верил в тебя.

— А ты потерял в моих глазах. — Парнишка пожал плечами. — Хотя тут ты проявил себя храбрецом.

— Да дураком я себя проявил, причем полным.

Рабы осторожно попятились, когда Райнер со своими людьми вышел из туннеля. Их было шестнадцать, по четверо на каждую вагонетку, наполненную пустой породой. Каждая четверка тощих невольников была скована за ноги.

Райнер поднял ключи:

— Не бойтесь. Мы собираемся освободить вас.

Рабы пялились, ничего не понимая, а как только он приблизился, отпрянули.

— Стойте.

Они сделали, как велено. Казалось, они понимают только язык приказов. Райнер присел на корточки и снял все четыре замка. Франц и Павел шли за ним, вынимая цепь, соединяющую кандалы, пока все не были освобождены.

— Вот так, — сказал Райнер, — вы больше не рабы. Мы приглашаем вас последовать за нами на свободу или… пойти тем путем, который вам покажется лучше.

Рабы заморгали, глаза их были пусты. Райнер прокашлялся. И что с ними не так? Они глухие?

— Понимаете? Вы свободны. Можете пойти с нами, если хотите.

Одна женщина, совсем лысая, заплакала — сухой, скрежещущий звук.

— Это ловушка, — сказал другой раб. — Они хотят снова поймать нас.

— Хватит нас мучить! — закричал третий.

— Это не ловушка, — возразил Франц перешептывающимся рабам. — Вы и в самом деле свободны.

— Не слушайте их! — сказал тот раб, который заговорил первым. — Они просто хотят обмануть нас. Возвращайтесь в забой! Предупредите хозяев!

Он отвернулся от Райнера и припустил по коридору. Остальные последовали за ним — так овцы бегут только потому, что побежали другие овцы.

— А, чтоб вас! — рявкнул Райнер. — Стойте! — Он попытался схватить удирающего раба, но тот ухитрился вырваться. — Да остановите же их!

— Что они делают? — ошалело спросил Франц, пока остальные пытались остановить рабов. — Чего это они побежали?

— Говорю же вам — они безнадежны, — злорадно ухмыльнулся Густав.

Павел, Халс, Оскар и Джано схватили нескольких рабов и повалили их на пол, но большинство скрылось в темноте.

— Какая разница, — на бегу сказал Райнер. — Надо отловить их, пока они не привели сюда надсмотрщиков. Джано, дай фонарь!

Райнер и Франц гнались за рабами. Джано, Ульф и Халс бежали за ними, болтающийся фонарь отбрасывал танцующие блики на неровные стены шахты. Райнера удивила скорость, с которой передвигались рабы. Он думал, что голод ослабил их, но оказалось, что постоянный труд придал им такую силу и выносливость, что угнаться за ними было непросто, а еще труднее — поймать: рабы словно знали каждый дюйм туннеля и легко ориентировались в темноте.

— Вернитесь, чтоб вас! — заорал Райнер, но этому приказу никто не подчинился.

Рабы добежали до главного коридора и свернули направо. Свернув вслед за ними, Райнер увидел впереди свет факелов. Он прибавил скорость, поймал раба, бежавшего последним, обхватив его за шею, и бросил наземь.

Раб закричал. Остальные с воплями бросились вперед и разбежались в разные стороны. Некоторые устремились дальше по главному коридору, другие свернули в его ответвления. Все заголосили так громко, как только им позволяли осипшие глотки:

— Хозяева! Хозяева! На помощь!

— Хозяева, здесь чужаки! Защитите нас!

— Они убили нашего надсмотрщика!

Франц ринулся в первый же боковой коридор за двумя рабами, но Райнер схватил его за шиворот и потянул обратно:

— Не глупи! Мы должны держаться вместе.

— Слишком поздно, — вздохнул Джано.

Залаяли собаки, по коридорам разнеслись резкие окрики, приказы, топот тяжелых сапог был слышен все ближе и ближе.

Райнер застонал:

— Назад к остальным, быстро!

Он развернулся и помчался по коридору. Франц, Джано, Оскар и Халс следовали за ним.

Франц, казалось, готов был расплакаться:

— Почему они это сделали? Мы только хотели помочь им.

— Так долго просидели под землей, — сказал Халс, — что больше не верят в солнце.

— Не понимаю, — всхлипнул Франц.

— Я тебе объясню, если уцелеем, — сказал Райнер. — А пока бежим.

Они кинулись со всех ног туда, где оставили товарищей. Курганцы были слишком массивны, чтобы быстро бегать, но собаки оказались резвее лошадей. Райнер слышал их лай все ближе и ближе. Наконец он обогнул поворот и увидел Павла, Оскара и Густава, охраняющих пойманных рабов рядом с вагонетками.

— Бегите! — крикнул Райнер.

— Эй, вы, шевелитесь! — заворчал Павел, подталкивая рабов копьем. — Давайте же!

Но те, едва поднявшись, побежали навстречу Райнеру и его товарищам. Райнер попытался остановить одного раба, пробегающего мимо, и Франц тоже, но те увернулись и помчались дальше, туда, где лаяли собаки.

— Дураки, — всхлипывал Франц.

Они протиснулись мимо вагонеток. Сзади доносились отчаянные вопли и звериный рык. Райнер почувствовал уколы совести, когда понял, что втайне надеется, что собаки пожирают рабов, которых он совсем недавно с таким трудом освободил. Но, видимо, дело было не в этом, поскольку лай и крики становились все громче.

Они обогнули еще один поворот, и Джано растянулся, споткнувшись о каменный выступ. Фонарь выпал у него из руки и грохнулся на рельсу. Свет погас. Над ними сомкнулась тьма. Все остановились.

— Мирмидия, прокляни меня! — вскрикнул Джано.

— Не двигаться, — сказал Райнер. Лай и топот были слышны уже совсем близко. — Всем взяться за руки. Если никого рядом не обнаружили, сообщите.

Он потянулся и нашел чью-то шершавую ладонь.

— Я один, — сказал Густав.

— Не сомневаюсь, — заметил Халс.

Райнер обратился туда, откуда донесся голос Густава:

— Возьми за руку меня.

Мягкая мясистая рука Густава ткнулась и поймала его руку.

— Быстрее! — взвыл Оскар. — Они идут!

Райнер оглянулся. Вдалеке метались по стенам огромные тени собак. Вскоре показались и сами псы, огромные, темные, обгоняющие своих хозяев, несущих факелы.

Райнер побежал, забыв отдать приказ. Впрочем, это было и не нужно. Остальные бежали вместе с ним, слепые, как летучие мыши, то и дело всхлипывающие. Они все знали, что бежать бесполезно, но ничего другого не оставалось. Страх двигал ими, — первобытный инстинкт спасения перед лицом неминуемой смерти.

Райнер споткнулся о рельсы, удержал равновесие и прибился к стене, чтобы не наступать на шпалы. Он слышал, как за спиной топает и отдувается Густав, а в каких-то двадцати шагах шумно дышат и рычат собаки.

«Ну, вот и оно», — подумал Райнер. Сейчас он умрет, лишится всех, кого любил и кто любил его, в черном туннеле под Срединными горами его сожрут чудовищные псы. В голове теснились мысли о том, что он еще не успел сделать, какие деньги не выиграл и не потратил, каких женщин не уложил в постель, какие книги не прочел, какую любовь не испытал. Он обнаружил, что плачет от сожаления. Все это было бесполезно — это ужасное путешествие, да что там, вся жизнь.

Где-то позади вскрикнул Франц. Ульф проревел что-то бессвязное, Райнера толкнули, тявкнула собака. Он обернулся, но толком ничего не увидел — только пляшущие тени и факелы где-то вдалеке.

— Франц?

Но ответа мальчика он не услышал: в этот самый момент в начале цепочки пронзительно закричал Джано, потом Павел и Халс. Посыпались мелкие камешки, разнеслось какое-то странное эхо. Райнер попытался остановиться, избежать скрытой опасности, но Густав, Ульф и Франц налетели на него сзади, и он упал.

— Подождите! Что-то…

Его левая нога зависла в воздухе. Он удивленно вскрикнул и выбросил вперед руки, полагая, что вот сейчас упадет лицом вниз на пол туннеля. Но его руки ничего не коснулись. Под ним ничего не было.

Он падал в бездонную пустоту.

Глава тринадцатая. НЕ ВСЕ ПОТЕРЯНО

Падение длилось достаточно долго, чтобы Райнер успел поразмыслить, какая же тут глубина, и сжаться, ожидая, что вот-вот с неизбежностью переломает себе все кости и отобьет внутренности. Но на самом деле он не столько грохнулся, сколько соскользнул куда-то.

Нельзя сказать, что это было совсем не больно.

Райнер решил, что в полете цепляется за выступающую скалу, но поверхность, которая обдирала на нем одежду, была какая-то непрочная, она крошилась и словно соскальзывала вместе с ним. Вскоре она превратилась в очень крутой склон, образованный грязью, гравием и булыжниками. Райнер налетел прямо на один из них и скорчился от пронзившей его боли. Он покатился, подпрыгивая, вниз с какой-то немыслимой скоростью, обдирая локти, колени и плечи. Мозг болтался в голове, пока совсем не перестал соображать, где верх, где низ, жив он или нет, покалечен или цел. В полубессознательном состоянии Райнер закрыл голову руками, но тут склон стал более пологим, и скорость падения уменьшилась.

Он уже почти остановился, наполовину закопанный в гравий, думая, что все-таки уцелел, когда кто-то шлепнулся прямо ему на грудь, ломая ребра, и отскочил, громко фыркая. Райнер попытался вдохнуть, но не смог, словно его легкие были зажаты в тисках.

Второе тело, полегче, но более костлявое, приземлилось ему на лицо. Колено ударило его по носу, и рот наполнился кровью. Наконец Райнер замер, судорожно глотая воздух и сплевывая кровь. Вокруг стонали и вскрикивали от боли слабые голоса. Перед глазами плясали искры. Сначала он решил, что это последствия падения, но позже сообразил: факелы, причем сверху, и довольно высоко, словно на стене замка. Но он был готов поклясться, что свалился гораздо глубже. Курганцы смотрели вниз, пытаясь понять, что стало с Райнером и его товарищами. Ему послышался смех. Райнер подумал, что им, наверное, ничего не видно.

— Н… — он попытался заговорить, но не смог. Дыхания не хватило. Чуть попозже он сделал еще одну попытку. — Никто… не зажигайте… свет. Подождите.

Рядом кто-то хрипло рассмеялся.

— Не бойтесь, капитан, — сказал Халс. — На кой ляд мертвым факелы?

Вскоре факелы исчезли, и воцарилась полная темнота.

— К несчастью, — сказал Райнер, — мы все-таки живы. Халс, у тебя огниво под рукой?

— Да, капитан.

Райнер услышал, как Халс закопошился, потом вдруг зашипел от боли:

— А-а-а, кровь Зигмара! Кажись, я ногу сломал!

— Есть еще раненые? — спросил Райнер, хотя ему было страшно услышать ответ. — Павел?

Послышался невнятный ответ, потом ругательство:

— Я потерял долбаный зуб.

— Оскар?

— Н… не знаю. Ничего не чувствую.

— Франц? Это чудовище добралось до тебя?

— Я… я в порядке.

— Ульф?

Ответа не последовало.

— Ульф?

Молчание.

— Минутку, сэр, — сказал Халс. — Ща зажгу свет.

Райнер продолжил перекличку:

— Густав?

— Моя кожа немного пострадала, вот и все.

— Уф! Надеюсь, аптечка не пострадала.

— Нет.

— Джано?

— Камень… он меня порезал… крови много.

Халс высек искру, сверкнул огонек, и трут загорелся. Он зажег свечу.

Райнер поднял голову и огляделся, щурясь на свет. Казалось, его лицо распухло вдвое и стало невыносимо тяжелым. Вокруг него люди валялись, как сломанные куклы, у подножия огромной каменистой осыпи, поднимающейся куда-то в темноту. Очевидно, это было то самое место, куда рабы сбрасывали пустую породу, которую откалывали во время добывания руды. Он оглядел своих товарищей, одного за другим.

Павел сидел, прикрыв ладонью рот, с пальцев капала кровь. Халс был рядом, со свечой, одна нога согнута под неестественным углом. Франц лежал ниже по склону, свернувшись клубочком и держась за бок, и дрожал. Лица его не было видно. Оскар лежал на спине, глядя вверх, прижав руку к груди. Густав склонился над своими пожитками, перебирая инвентарь. Его полотняная куртка на левом боку была изодрана в клочья, и кожа под ней наверняка тоже. Из сотен мелких царапин сочилась кровь. Джано сидел голый до пояса, промокая рубашкой порез на бедре. Его руки, плечи и грудь пестрели синяками. Райнер был уверен, что под одеждой все выглядят примерно так же. Наконец обнаружился и Ульф — как раз там, куда доходил свет, он неподвижно лежал у подножия холма.

— Густав, — Райнер снова опустил голову, — пожалуйста, проверь, жив ли мастер Уркарт.

— Есть.

Густав осторожно спустился, скользя и утопая ногами в гравии. Он склонился над Ульфом, ощупал шею и грудь, оттянул веки.

— Жив. Но он ударился головой. Не знаю, придет ли в себя. Возможно, и нет.

Райнер застонал. Этого только не хватало.

— Просто чудо, — невнятно сказал Павел, пока Густав карабкался по склону к Джано, который потерял больше крови, чем остальные. — Все живы. Должно быть, Зигмар бережет нас.

— Если бы Зигмар нас и впрямь берег, — сухо заметил Халс, зажигая факел от свечи, — он в первую очередь не дал бы нам грохнуться с этого проклятого утеса.

— Если бы ваш бог с молотком хоть чуть нас поберег, — сплюнул Джано, — не дал бы нам встрять в эту дурацкую миссию.

— Не могу тут работать, — сказал Густав. Он уже перевязал рану Джано, но его аптечка сползала по склону, а сам он увяз почти по колени. — Надо найти место поровнее.

Райнер со стоном сел и огляделся. Остальные медленно, с трудом поднимались. Оказалось, что они упали в расселину природного происхождения, глубокую и широкую, которая расходилась в темноте направо и налево. Холм из гравия, на котором они лежали, представлял собой нечто вроде полукруга на неровном грязном дне, при виде которого Райнер решил, что тут иногда течет вода. Он как раз думал, куда лучше податься, когда вдруг заметил круглое отверстие в противоположной стене расселины. Опять решать. Ну и куда теперь?

И тут он вспомнил о компасе Вирта, который в свое время забрал у погибшего капитана из кошелька на поясе. Он достал прибор и нахмурился. Стрелка указывала на юг — прямо в сторону отверстия.

— Значит, попробуем пойти туда.

Павел и Халс двинулись вниз по склону, обхватив друг друга за плечи, шипя от боли и что-то ворча. Райнер чувствовал себя, в общем, не лучше. Ребра начинали болеть при каждом вдохе, каждый сустав ломило чудовищным образом. Они с Джано развернули одеяло и положили на него неподвижное тело Ульфа, затем с помощью Густава потянули импровизированные носилки вниз.

Оскар и Франц замыкали шествие. Оскар поддерживал левую руку правой, Франц хватался за ребра, сгибаясь чуть ли не пополам. Его куртка была разорвана на спине, штаны почернели от крови.

— Эй, малый, — сказал Райнер, — ты точно в порядке?

— Ерунда, — отозвался мальчик сквозь стиснутые зубы. — Точно.

Волочить Ульфа по засохшей грязи было не так-то просто, у Райнера нещадно ныли ребра и мышцы, но, как только они вошли в туннель, сразу стало легче. Грубо отесанные стены были, однако, почти округлыми, и пол за много веков утоптали и вытерли так, что он стал довольно гладким. К тому же все тут было покрыто какой-то маслянистой субстанцией, мерзкой на ощупь, зато позволяющей тащить Ульфа почти без усилий.

Джано с подозрением принюхался:

— Пахнет крысолюдьми.

Райнер засмеялся:

— Не дури, старина. Крысолюди — это миф.

— Неправда. Они есть.

Павел оглянулся, ухмыляясь:

— Гигантские говорящие крысы? Да ну тебя, тильянец. За кого ты нас принимаешь?

Джано весь подобрался, он явно чувствовал себя оскорбленным.

— Они есть, говорю тебе. Перебили всю мою деревню. Маму с папой. Вышли из земли и всех убили. Я поклялся отомстить им.

— Хм, непросто, учитывая, что они не существуют.

Джано фыркнул:

— Люди Империи думают, что знают все.

— Капитан, — позвал Халс, — тут что-то вроде комнаты. Подойдет для приемной врача.

Он ткнул факелом в круглое отверстие в стене туннеля. Райнер выпустил носилки и заглянул вместе с ним внутрь. Там и правда оказалось круглой формы помещение с выгнутыми стенами и восемью комнатками поменьше, расположенными наподобие пальцев у перчатки. Райнер забрал у Халса факел и вошел. По спине у него пробежали мурашки. Когда-то комната была обитаема, но вот кто тут находился… или что находилось, он не имел ни малейшего представления. Стены покрывали неровные геометрические рельефы совершенно непонятного назначения. На нескольких покосившихся деревянных полках беспорядочно располагались потрескавшиеся глиняные кружки и кувшины. Райнер поднес факел к каждому из ответвлений. Помещения были маленькими и почти круглыми, пол усыпан обрывками холстины и соломой чуть не по колено. Райнер поморщился. Здесь пахло пылью и звериной шерстью и было как-то тревожно и неуютно, зато сухо и, по всей вероятности, безопасно.

— Отлично, — сказал он с несколько притворным энтузиазмом и помахал остальным. — Давайте заходите.

Первыми прихромали Павел и Халс, за ними — Густав и Джано, которые тащили Ульфа. Джано скривился:

— Вот видите. Крысолюди. Мы гнездо нашли.

— С чего ты взял? — отозвался Райнер. — Этих дыр кто угодно мог понаделать.

— Больше похоже на орочью работу, — сказал Густав, отбрасывая носком сапога разбитый кувшин. — Никакой тонкости.

Павел и Халс обменялись тревожными взглядами.

— Только орки? — спросил Халс. — Какое счастье.

— Вы не видите? — Джано показал на стены. — Смотрите. Крысиные морды. Крысиные тела.

Появились Франц и Оскар. Райнер снова поглядел на рельефные картинки. Они вполне могли сойти за изображения крысиных голов с широко посаженными глазами и острыми зубами, но были так абстрактны и так халтурно выполнены, что ничего нельзя было утверждать наверняка.

Он только отмахнулся:

— Орки, крысолюди, какая разница, тут давно никого нет. — Он установил факел в горлышке уцелевшего сосуда и повернулся к Густаву. — Хирург, каковы наши дальнейшие действия?

Он как мог старался быть рассудительным, как хороший капитан, но голова невыносимо болела, а желудок выворачивало — слишком много крови натекло туда из разбитого носа.

Густав оставил Ульфа на одеяле посреди комнаты и открыл аптечку.

— Разберитесь, кто пострадал больше всех. С них я и начну. Будет неплохо, если кто-то наделает шин из этих полок. Ну и пожертвуйте кто-нибудь рубашку, у меня бинты кончаются.

— Думаю, сначала надо осмотреть Франца, — сказал Райнер. — Он истекает кровью.

— Нет, — отозвался мальчик. Губы у него были совершенно белыми. — Я в порядке и сам о себе позабочусь.

Он торопливо захромал к одной из маленьких комнат и исчез внутри.

— Эй, пацан, вернись, — окрикнул его Райнер. — Ты совсем не в порядке.

Он недовольно заворчал и последовал за мальчиком.

Франц опирался о стену дрожащей рукой, голова поникла на грудь. Дыхание было неровным, левый локоть прижат к боку. Ткань рубашки влажно хлюпала.

— Иди отсюда! Оставь меня в покое!

Райнер пригвоздил его взглядом:

— Не валяй дурака. Ты серьезно ранен. Густав должен тебя осмотреть.

— Нет, — всхлипнул Франц, — он… нельзя ему. Никому…

— Но ты же…

У мальчика подкосились ноги, он сполз по стене и растянулся на полу.

— Проклятие! — Райнер вернулся в главное помещение. — Хирург, мальчик потерял сознание.

Густав, который в это время осматривал запястье Оскара, оторвался от работы.

— Сейчас взгляну. — Проходя мимо Райнера, он поднял бровь. — У вас нос торчит в сторону, капитан. Полагаю, вы его сломали.

Райнер поднес руку к лицу:

— А-а-а, вот почему кажется, что голова большая, как дыня.

— Вправим быстренько, — сказал хирург. — А пока разорвите рубашку на полосы.

И он, прихватив аптечку, скрылся в маленькой комнате.

Райнер присоединился к остальным, расположившимся на полу, снял куртку и рубашку. Воздух был затхлый, но намного теплее, чем в шахте. Им было почти удобно. Халс пилил копье кинжалом, пытаясь сделать из него костыль. Джано колол полки, как было велено. Оскар, баюкая раненую руку, раскачивался туда-сюда. Павел прикрыл рот тряпицей, его верхняя губа была рассечена до самого носа и сильно кровоточила.

Он скривился в улыбке, показывая Райнеру окрашенные кровью зубы:

— А я думал, что дальше уродовать меня уже некуда.

— Ничего, вот потеряешь второй глаз — и не придется смотреть на себя, — порадовал его Халс.

Павел усмехнулся:

— Да уж, остается только надеяться.

Вскоре вернулся Густав. Райнеру показалось, что у того странное выражение лица, что-то вроде тщательно скрываемой усмешки, но хирург всегда выглядел так, словно скрывает что-то нехорошее, и сказать наверняка было невозможно.

— Как мальчик?

На лице Густава на мгновение появилась ухмылка, потом исчезла без следа.

— Он спит. Я дал ему микстуру. Собачьи когти прошлись вдоль ребер, потом во время падения в рану попал острый камень. Очень болезненно. Я вынул камень и перевязал рану. Он какое-то время будет слаб, но выживет. — Густав фыркнул. — Если мы вообще уцелеем.

— Смелый этот дурачок, — сказал Райнер со смесью недовольства и уважения. — Слишком уж старается быть крутым.

— Да, — произнес Густав и направился к Павлу с иголкой и ниткой.

Едва он опустился на пол, Ульф резко сел, замахал руками и заорал:

— Звери! Звери!

Инженер задел тяжелыми кулаками Густава и Оскара, остальные предпочли сами отодвинуться подальше.

Райнер встал:

— Ульф! Уркарт! Успокойся. Собак больше нет.

Ульф перестал размахивать руками и заморгал:

— Что?..

— Мы упали. Не помнишь?

— Я… я думал…

— Ты ударился головой, — сказал Густав, который уже пришел в себя. — Как себя чувствуешь?

Ульф потер глаза. Он качался, как пьяный.

— Голова болит. В глазах мутно. Мы упали?

— В кучу шлака, — сказал Райнер. — Мы все пострадали.

— Но хоть от собак убежали! — рассмеялся Халс.

Густав посмотрел Ульфу в глаза:

— Ты контужен. Скажи мне, если с глазами будет все так же скверно.

И он снова принялся зашивать губу Павла.

— Где же мы тогда? — вдруг забеспокоился Ульф. — Где отряд курганцев? Мы их упустили? Мы сможем вернуться обратно? Мы потерялись, да?

— Заткнись, придурок! — крикнул Райнер.

Вот только второго Оскара недоставало. У Густава эликсира не хватит.

Он застонал. Инженер сказал слишком много. На лицах остальных отражалось все более явное беспокойство.

— Успокойтесь. Да, вы все. Конечно, ситуация та еще, но, как только что сказал Халс, мы убежали от собак, а это уже что-то, верно? Что касается отряда, то я понятия не имею, далеко ли он отсюда и где это самое «здесь», но кто-то же проделал эти туннели. Должно быть, они куда-то ведут. — Он снова выудил из кармана компас Вирта. — В данный момент они ведут на юг, куда мы, собственно, и собираемся, так что не все потеряно.

Он на секунду прикрыл глаза и с большим трудом снова их открыл — так сильна была усталость.

— Значит, здесь мы отдохнем, — сказал он наконец. — Места хватит всем. Когда наш хирург закончит работу, мы разойдемся спать, а план будем вырабатывать уже на свежую голову. — Он с облегчением вздохнул, когда увидел, что люди закивали и успокоились. — Хорошо. Караулить будем в две смены. Я пойду во вторую, если кто-то чувствует, что в состоянии потянуть первую.

— Я готов, — быстро отозвался Густав. — Я пострадал меньше всех.

Райнер с благодарностью кивнул, хоть и был несколько озадачен: раньше Густав никогда не вызывался караулить добровольно.

Густав перевязал всем раны и наложил шины на переломы, и все разошлись по маленьким комнаткам. Их ждало странное открытие: темнота более не была непроглядной. Они думали, что, как только Густав расположится в центральном помещении и загасит факел, наступит кромешная тьма, но слабый свет, такой слабый, что они сначала даже не были уверены, не кажется ли им это, осветил комнаты. Казалось, зеленое сияние испускают сами стены или, точнее, то, чем они были покрыты.

— Это уже кое-что, — послышался голос Павла из того помещения, где остановились они с Халсом.

«Да уж, — подумал Райнер, аккуратно опуская голову на постель из вонючих тряпок. — По крайней мере, удастся рассмотреть, что за гигантская мерзость выползет из туннеля и убьет их».

Райнеру снилась игра в кости с каким-то странным противником, который явно пользовался мечеными фишками, и все же он играл снова и снова, делал ставки и каждый раз терпел поражение. Внезапно сновидение прервал отчаянный вопль.

Он заморгал в зеленоватом полумраке, поначалу плохо осознавая, где находится. Крик повторился. На этот раз он узнал голос Густава. Густав! Была его очередь караулить. На них напали! Райнер вскочил и схватился за меч, но тут же едва не упал, так сильно болело все тело. Ощущение было такое, будто его связали железными тросами, которые натягивались при каждом движении.

Он заставил себя двигаться, превозмогая боль, и выполз в центральное помещение. Остальные тоже выглядывали из своих убежищ с оружием в руках. Оскара не было.

Райнер захромал по направлению к туннелю, но его остановил жуткий дребезжащий стон в комнате Франца. Он повернулся и вместе с остальными бросился туда, приготовившись к схватке.

Их глазам предстало странное зрелище. Франц с безумными глазами прижался к стене и одной рукой запахивал куртку, в другой сжимал окровавленный кинжал. Густав лежал у его ног в кровавой луже, хватаясь за рану в глотке, которой уже не суждено было затянуться. Пока Райнер смотрел, его руки расслабились и бессильно упали на землю. Комнату наполнил запах мочи.

— Священный молот Зигмара, мальчик! — в ужасе вымолвил Райнер. — Что ты наделал?!

— Он… — Казалось, Франц еще не совсем проснулся.

— Он убил нашу единственную надежду выбраться отсюда, вот что он наделал, — сердито проворчал Халс. — Дурак ты, вот что. Шею бы тебе свернул!

Франц обхватил себя руками:

— Он пытался… посягнуть на меня.

— Опять? — ухмыльнулся Халс. — На этот раз не пройдет, парень. Ты был с нами, когда Густав напал на ту бедную девчонку. Его не интересуют мальчики, даже такие вот немужественные.

— Да что вам думать, что творит парень! — закричал Джано. — Хочет съесть тебя — руку отдашь. Он нам нужен. Как теперь нам, если он нас не починит, а? — Он плюнул на сапоги Франца.

— Густав знал, как отсюда выбраться, — сказал кто-то у них за спиной. Это был Оскар, он стоял у стены и, казалось, был в полном сознании. — Вы же помните. Там, впереди, какое-то препятствие. Он нам так и не сказал.

— Ага, не сказал, чтоб мы его не прикончили, — отозвался Халс. — А тут приперся этот дурень и убил его! — Он сжал кулаки. — Кажись, пора показать этому сосунку, что значит быть мужчиной. Надо бы дать ему хороший урок, а?

— Нет! — вмешался Райнер. — Нам и так немало досталось. Признаю, он поступил плохо. Но у нас каждый человек на счету и…

— Ш-ш-ш! — зашипел Ульф, который стоял у дверей. — Слышите?

Все умолкли и прислушались. Это был даже не звук, а что-то вроде вибрации в камне.

— В туннель, — скомандовал Райнер.

Они вышли на цыпочках в центральное помещение, оставив Франца у трупа Густава, и прислушались снова.

Здесь звук был громче — рокочущий шепот. Он доносился откуда-то сверху, издалека. Там еще кто-то пел резкими, сердитыми голосами.

— Отряд! — сказал Оскар. — Не иначе.

Павел ухмыльнулся:

— Вот уж не думал, что обрадуюсь, услышав, как маршируют курганцы.

Райнер улыбнулся:

— Вот и хорошо, собирайтесь, выходим немедленно. Вы идите, я вас догоню — надо побеседовать с глазу на глаз с молодым мастером Шонтагом.

— Есть, капитан, — ответил Халс.

Райнер вошел в комнату Франца, пока остальные паковали вещи. Мальчик закутался в свой кожаный дублет и сжал зубы, брезгливо подобрав под себя ноги — подальше от крови, вытекшей из тела Густава.

Райнер сложил руки на груди и привалился к стене:

— Ну, значит, так, парень…

Франц быстро глянул на него и отвел глаза:

— О чем это ты?

— Не прикидывайся дурачком. Я знаю, что тут что-то нечисто. Халс был прав — Густава интересуют девочки, а не мальчики, и твоя отговорка не работает. Что ему было от тебя нужно? Он тебя шантажировал?

— Нет, — угрюмо сказал Франц. — С чего бы… с чего, а?

— А вот это уже ты мне расскажешь. Полагаю, он узнал о тебе что-то, пока лечил тебя. Тайну, которую ты предпочел бы не раскрывать.

Мальчик обхватил колени руками и уставился в пол. Он не отвечал.

— Ну же, парень, — мягко сказал Райнер, — я ж не фанатик-зигмарит. Я тебя не сдам охотникам за ведьмами, но, раз уж я собираюсь вами командовать, я должен знать, что за народ в моем распоряжении: ваши сильные и слабые стороны, всякие мелочи из прошлого, которые могут сказаться в будущем.

Франц лишь хлюпнул носом с самым несчастным видом.

— Так что же? — спросил Райнер. — На тебе клеймо языческого бога? Уродство какое-нибудь? Может, у тебя вторая пара рук или рот на животе? Или предпочитаешь мужиков?

— Я не могу сказать тебе. Не могу.

— Да уж хуже, чем я предположил, все равно не будет. Просто скажи мне, и покончим с этим.

Плечи Франца поникли, голова уткнулась в колени. Наконец он вздохнул, с трудом поднялся на ноги и посмотрел на дверь. Остальные уже выходили в туннель. Когда они скрылись из виду, он обернулся к Райнеру:

— Обещаешь, что никому не скажешь?

— Я не даю обещаний, мальчик, поэтому и не нарушаю их. Но я могу сохранить тайну, если на то есть причина.

Франц нахмурился и снова вздохнул. Он с явной неохотой расшнуровал рубашку и распахнул ее. Его грудь была забинтована от подмышек до живота.

Райнер поморщился:

— Ты так сильно ранен?

— Рана серьезная, — сказал Франц, — но бинты прикрывают не только ее.

Он опустил глаза и стянул вниз тугие бинты.

У Райнера отвисла челюсть. Мальчик и правда выглядел странно. На груди имелись две розоватые выпуклости. «Боги, — подумал Райнер, — с беднягой дела совсем плохи. Выглядит почти так, как если бы у него были…»

— Яйца Зигмара! Ты — девушка!

Глава четырнадцатая. ОТВЕДАЙТЕ ИМПЕРСКОЙ СТАЛИ

— Тсс! — громко зашипела она, возвращая бинты на место. — Пожалуйста, не предавай меня! Умоляю!

— Предать тебя? Да мне следовало бы хорошенько тебя выдрать.

Райнер был ужасно расстроен: как это его, столь тонкого знатока женщин, могли так провести? Как же он не догадался? Теперь, когда правда открылась, все казалось до боли очевидным. Ни малейших признаков щетины, хрупкое тело, полные губы, большие темные глаза. Да он видел в театре девушек, переодетых мальчиками, которые смотрелись более убедительно. Должно быть, подумал он, именно дерзость плана сделала возможным его реализацию. Мужчине и в голову бы не пришло, что женщина может одеться как солдат и жить солдатской жизнью, поэтому любые сомнения с ходу отметались и любые недостатки маскировки оставались незаметными: ну кто мог заподозрить, что вон тот солдат — женщина?

Он покачал головой:

— Безумное дитя, и на что тебе все эти глупости? Что на тебя нашло, зачем ты в это втравилась?

Девушка подняла подбородок:

— Я выполняю свой долг. Я защищаю родину.

— Твой долг как женщины — рожать новых солдат, а не хвататься за оружие.

Девушка усмехнулась:

— Правда? А шлюхи, с которыми ты якшаешься в борделях Альтдорфа, его выполняют?

Вопрос застал Райнера врасплох. Он ожидал, что девушка перед ним оробеет и не станет возражать.

— Ну, полагаю, что да… некоторые. Конечно выполняют. Но это к теме не относится. То, что ты сделала, — это извращение. Возмутительно!

— Ты говоришь как жрец-фанатик. Я-то думала, ты светский человек, умудренный жизнью.

Райнер покраснел. Она была права. В театрах и борделях, куда он частенько захаживал до призыва, попадались и женщины, переодетые в мужчин, и мужчины, переодетые в женщин, и его это как-то не задевало. Его больше разозлил не сам ее поступок, а то, что его провели. С этим он никак не мог смириться.

— Но женщины физически не могут воевать! Они слишком слабые, не справятся. И потом, они не в состоянии убивать.

Девушка выпрямилась:

— И что, плохой из меня солдат? Я отставала по дороге? Уклонялась от выполнения долга? Бежала от опасности? Признаю, сил у меня не много и с мечом я не управлюсь, но я стреляю из лука. И что, по-твоему, лучник — не солдат?

— Как сказать. — Райнер наконец нашел, за что зацепиться. — Подумай сама, сколько из-за тебя было хлопот. Вся эта ерунда с палатками. Хирургу не давала себя лечить, опять же. И потом, ты дважды убивала других солдат, чтобы они не разгласили твою тайну, — того беднягу, из-за которого ты оказалась в тюрьме, а теперь и Густава.

— Я не убивала их, чтобы сохранить тайну, — резко проговорила девушка. — Я бы рассердилась, если бы они меня предали, но не стала бы убивать. — Она посмотрела Райнеру прямо в глаза. — В тюрьме я сказала правду. Когда сосед по палатке узнал, кто я на самом деле, он попытался меня изнасиловать, думая, что я подчинюсь, чтобы он молчал. — Она вздрогнула. — Густав сделал то же самое, только хуже. Он сказал, что у меня теперь будет еще одна причина носить повязки. Пытался порезать меня скальпелем, как ту бедную девушку.

Райнер поморщился:

— Чудовище! Но ты-то хоть понимаешь, что, если бы ты была мужчиной, ничего такого не произошло бы? У них просто не возникало бы искушения.

Девушка сжала кулаки.

— Нет. Вместо этого они нападали бы только на крестьяночек и проституток, и никто бы их не остановил! — Она успокоилась и опустила голову. — Прости, я забылась. Я знаю, что не должна служить в армии, что мое присутствие здесь — это неправильно, это преступление. — Она умоляюще посмотрела на Райнера. — Но разве мы все не преступники? Не банда преступивших закон? И вы меня изгоните? Во всех остальных отношениях я хороший солдат. Умоляю, не говори остальным. Я просто не вынесу, если они от меня отвернутся или, что еще хуже, начнут со мной обращаться как с фарфоровой куклой. Позволь мне завершить хотя бы эту миссию. Когда вернемся в Империю, поступай, как хочешь. Я не буду жаловаться.

Райнер долго пристально смотрел на девушку. Открыть всем ее секрет было бы еще хуже, чем сохранить его, но все в нем, как в джентльмене и любителе женщин, восставало против перспективы позволить девушке сражаться и рисковать собой. Он заскрипел зубами. Надо мыслить, как подобает капитану, в интересах всего отряда, а не отдельно взятого человека. А для отряда всяко лучше, если бойцов будет больше и все будут заодно.

— Как тебя зовут?

— Франка. Франка Мюллер.

Райнер вздохнул и ухватился двумя пальцами за переносицу.

— Как же я сглупил. Было бы лучше знать тебя только как Франца. Так я бы точно не совершил ошибку. — Он пожал плечами. — Ну, да сейчас уже ничего не поделаешь. Давай-ка собирайся, остальные уже далеко ушли.

Франка посмотрела на него как-то неуверенно:

— Так ты не выдашь меня?

— Нет, уверяю тебя, не сейчас. Ты мне нужна. Но насчет того, что произойдет, когда мы вернемся в цивилизованный мир, никаких обещаний давать не буду. Надеюсь, это понятно?

Франка лихо отсалютовала, губы ее изогнулись в улыбке.

— Разумеется, капитан. Благодарю вас.

Райнер фыркнул и принялся собирать вещи Густава, пытаясь избавиться от преследующего его образа женских прелестей Франки. Похоже, думать о ней снова как о парне будет трудновато.

Вскоре они поравнялись с остальными.

Халс как-то нехорошо глянул на Франку:

— Странно, что он и тебя не убил, капитан. Ты ж там был с ним один, и все такое…

— Полегче, пикинер, — сказал Райнер. — Я выслушал историю этой… этого мальчика, и я ему верю. Он показал мне порезы на груди — вроде тех, которыми Густав разукрасил девушку в деревне. Похоже, у нашего хирурга были более разносторонние вкусы, чем мы подозревали.

— Может, оно и так, — сказал Павел, — но не жди, что я буду спать с ним рядом.

Они следовали за доносящимся издалека топотом марширующих ног. В странных округлой формы туннелях не было лестниц, только крутые пандусы, которые связывали уровни между собой. Пандусы были снабжены опорами, явно приспособленными не для двуногих, а для четвероногих созданий, и Джано опять начал бредить крысолюдьми. Звук шагов теперь доносился откуда-то снизу, и им пришлось спуститься на пять уровней, чтобы снова услышать его над головой.

— Давайте прибавим шагу, пока не найдем следы от колес лафета, — сказал Райнер. — Сбиться с пути совсем не хочется.

И они пошли быстрее, хотя не выспались и прилично устали. Халс бодро хромал, опираясь на импровизированный костыль, Джано поддерживал Ульфа под локоть: здоровяк еще не совсем твердо стоял на ногах после контузии. Оскар словно в полусне плелся посередине, глоток из бутылочки Густава его вполне успокоил. Теперь путешествовать было как-то полегче — в факелах они уже не нуждались. Слабого свечения, исходившего от стен, было вполне достаточно, хотя лица путников из-за него выглядели неприятно бледными.

Через несколько часов Халс нашел в неглубокой нише сломанный тесак. Он был так огромен, что даже Ульфу было не сомкнуть пальцы вокруг рукояти. На поврежденном лезвии запеклась кровь.

— Орки, — сказал Павел. — Это точно.

Халс поковырял корку крови. Она легко отвалилась.

— И главное, непонятно, выбросили эту штуку неделю или сто лет назад.

Райнер грустно заметил:

— Мы и так уже на пределе бдительности, точно? Пошли.

Они зашагали дальше, но, что бы там ни говорил Райнер, напряжение еще больше возросло, на каждом повороте они беспокойно оглядывались, от каждой тени шарахались.

Райнер дал другим немного обогнать себя и шел рука об руку с Франкой.

— Я все же не понимаю, как ты стала солдатом. Что на тебя нашло, что ты так резко поменяла жизнь?

Франка вздохнула:

— Любовь.

— Любовь?

— Я дочь мельника из городка Говерн. Знаешь его?

— Кажется. К югу от Нульна, так?

— Именно. Отец решил выдать меня за сына торговца зерном из Нульна. Он надеялся договориться о выгодной оптовой цене с отцом этого парня. А я, к несчастью, была влюблена в сына фермера, который часто приносил пшеницу на нашу мельницу, — Ярла. Сын торговца мне не нравился, этакий осел. Но отец не прислушивался к моим желаниям.

— Ну, многие отцы грешат этим, — скривился Райнер, вспоминая о своем отце, которого едва ли можно было назвать понимающим.

— Сын торговца и я должны были пожениться прошлой весной, и я подумала, что смогу перенести все это, если мы будем продолжать видеться с Ярлом, но тут пришли хаоситы, и лорд фон Госс призвал Ярла в отряд имперских лучников. — Она горько рассмеялась. — Сын торговца был освобожден от военной службы, потому что они с отцом поставляли в армию провиант. И тут до меня дошло, что я останусь одна с этим жалким бахвалом, пока Ярл будет сражаться где-то далеко, и… и Ярл вполне может не вернуться.

— Такова женская доля с начала времен, — сказал Райнер.

— Да пусть заберет ее Хаос, эту женскую долю, — с издевкой сказала Франка. — Накануне свадьбы я почувствовала, что больше так не выдержу. Я обрезала волосы, украла отцовский лук и сбежала в Госсхейм, где лорд фон Госс собирал армию для похода на север. Я записалась как Франц, младший брат Ярла, и взяла его фамилию. Это были… — она зарделась, — лучшие полгода моей жизни. Мы вместе ели и спали в одной палатке. У нас было все, чего я могла ожидать от счастливого брака.

На этот раз покраснел Райнер:

— А как тебе все это удалось? Где ты научилась стрелять и вести себя как солдат? Видишь ли, вышивка и платья…

Франка засмеялась:

— Думаешь, я из благородных? Я ж дочка мельника, притом небогатого. У моей матери не было сыновей. Я работала на мельнице и таскала мешки с зерном. Я торговалась и шутила с фермерами и ломовыми извозчиками.

— А лук?

Франка улыбнулась:

— Ярл научил меня. В детстве мы играли вместе. Мы бегали по полям и охотились на белок на ферме его отца. Играли в принца и принцессу. Я хотела научиться всему, что умел он, так что и стрелять выучилась. Когда он поручился за меня в лагере фон Госса, никто не усомнился.

— А как ты убила того парня, который…

Франка опустила голову.

— Ярл погиб. На Водном поле. Отравленная стрела. Думаю, мне тогда удалось бы сбежать — многие так делали. Но возвращаться к сыну торговца в его большой дом с большой кроватью и покорными слугами… — Ее передернуло. — Ни за что. И потом, в армии мне понравилось. Мы с Ярлом нашли там хороших друзей. Мы были как братья…

— Брат с сестрой, — съязвил Райнер.

— Как братья, — продолжала Франка, не обращая на него внимания, — сплоченные против могучего врага. У меня появилась цель в жизни. Теперь, когда Ярл был мертв, нужно было, чтобы что-то заставляло меня жить. — Она покачала головой. — Я была дура. Думала, сохраню тайну, но, разумеется, капитан дал мне нового товарища по палатке, и вскоре эта зараза обнаружила… ну, ты знаешь, что было потом.

Какое-то время они шли молча.

— Ты необычная женщина, — сказал наконец Райнер.

Франка фыркнула.

— А, вот как это называется. — Вдруг она остановилась и резко обернулась, прислушиваясь. — Слышишь…

Райнер тоже насторожился и услышал. То, что он считал слабым эхом топота курганцев на марше, становилось все громче.

— Ах, чтоб его… Мы что, обогнали их? Или их догоняет второй отряд и мы опять в ловушке?

Они добежали до остальных.

— Сзади идет отряд, — объявил Райнер. — Вы уверены, что те все еще впереди нас?

— А что, капитан, вы не слышите, как они поют? — спросил Халс.

Райнер прислушался. Звук монотонного пения был ясно различим.

— Тогда, во имя Зигмара, кто это там позади?

— Я посмотрю, капитан, — сказала Франка.

— Нет. Я запрещаю. Ты не…

— Капитан! — быстро перебила Франка. — Я оправился от нападения Густава, и нечего со мной носиться.

— Нет. — В душе Райнер выругал ее. Глупая девчонка сама напрашивается, чтобы он поставил ее под удар. — Ты потерял больше крови, чем остальные, и пока еще слаб. Джано пойдет в разведку. Мы двинемся вперед походным шагом и будем оставлять знаки на всех поворотах.

Франка выпятила нижнюю губу. Джано вздохнул:

— Вот и награда мне за то, что я быстрый.

И он поспешил назад в туннель, а его товарищи продолжили шагать вперед. Франка смотрела прямо перед собой и молчала. Райнер вздохнул.

Еще минут через пятнадцать они начали догонять колонну хаоситов. Уже ясно слышались разные звуки. Скрип колес, монотонное пение солдат, топот сотен марширующих ног. Они вошли в более широкий туннель с многочисленными ответвлениями и наконец обнаружили следы огромного лафета, такого тяжелого, что зеленая глазурь потрескалась и превратилась в липкую пыль. Райнер кинжалом выцарапал стрелку на стене, чтобы Джано не потерял их, и зашагал дальше.

— Теперь осторожнее, ребята, — предупредил он. — Они всего в нескольких поворотах. — Он покосился на Франку. — Э-э-э… я пойду первым. Держитесь в тридцати шагах от меня.

Франка недовольно засопела. Он медленно двинулся вперед. Так они и перемещались, пока Райнер не заметил впереди хвост колонны — неуклюжие рогатые фигуры вдалеке, в желтом свете факелов. Он остановился и поднял руку, давая знак товарищам. Ему было страшно, и в то же время стало легче. Это было похоже на то, как пробираешься за медведем сквозь лес и вдруг выходишь к ручью. Ему не хотелось потерять из виду медведя, но дать тому знать о своем присутствии было бы чистейшей воды самоубийством.

Остальные нагнали его.

— Идите, как идете, — сказал он, — и тогда будем держаться от них как раз на…

Его прервал топот торопливых шагов. Все обернулись, держа оружие наготове. Джано выскочил из темноты, тяжело дыша, с безумными глазами.

— Зеленокожие! — выдохнул он. — В полумиле от нас, позади. Почти увидели меня.

— Тихо! — прошептал Райнер, показывая вперед. — Курганцы там, близко.

— Быстро идут, — продолжил Джано на полтона ниже. — Охотятся. Маленькие отряды, расползаются везде.

— За нами охотятся? — спросил Райнер.

— А какая разница? — отозвалась Франка.

Халс застонал:

— Опять в ловушке. Да проклянет Зигмар всю эту затею!

— Уже проклял, — сказал Павел, — не сомневайся.

— Мы еще не в ловушке, — отрезал Райнер. — Здесь есть еще туннели для маневров. Если нам удастся…

Вдалеке грозно зарокотал чей-то голос.

Райнер подскочил. Все повернулись туда, где должен был проходить враг, и как раз вовремя увидели, как из ответвления шагах в пятидесяти от них появляются огромные тени. В полумраке было трудно разобрать, но, похоже, они приближались. Райнер застонал:

— М-да. Вот теперь мы точно в ловушке. Назад! А если они погонятся за нами, бегите!

Все попятились назад по коридору. Из бокового туннеля появлялись все новые и новые курганцы.

Снова послышался окрик.

— Ну и толку-то, капитан? — спросил Халс. — Нам их не обогнать, может, сразу умереть по-геройски?

— Я лично предпочел бы бесславно, но жить. Это тебе все равно, да? Давай быстрее, у меня есть план.

Халс пробормотал что-то невнятное, так что Райнер разобрал лишь «опять эти треклятые планы», но живенько захромал за остальными в сторону зала.

Противник, поняв, что окрик остался без ответа, осторожно двинулся вперед, потихоньку доставая топоры, лезвия которых отражали зеленое свечение стен. Кто-то один рысцой побежал к основному отряду. Райнеру показалось, что эти типы с топорами ведут себя более предусмотрительно, чем обычно ожидалось от их народа, и он подумал, уж не знают ли и они, что тут водятся орки. Он ругал себя за то, что не догадался, что у противника есть разведчики, проверяющие маршрут заранее. Настоящий капитан интуитивно догадался бы об этом.

Люди как раз добрались до бокового туннеля, из которого они и пришли сюда, когда одинокий курганец высунул голову из другого туннеля как раз у них за спиной. Он расхохотался и что-то с презрением крикнул своему отряду. Райнер не разобрал слов, но значение их было ясно: «Это всего лишь люди».

По коридорам разнесся ответный смех, и Райнер услышал, как весь отряд с топорами припустил бегом.

— Бегите! — крикнул Райнер, подталкивая товарищей в боковой туннель.

Оскар, Франка и Ульф вбежали первыми, за ними — Джано, все еще запыхавшийся после разведки. Павел и Халс замыкали шествие — у Халса то и дело соскальзывал костыль, и он морщился на каждом шагу. Райнеру было ясно, что он вскоре отстанет, но Павел не оставит его одного.

— Ульф! Понесешь Халса. Павел, веди Ульфа.

— Нет, сэр, — запротестовал Халс. — Нечего мужику меня таскать.

— Я помогу ему, сэр, — сказал Павел. — Мы справимся.

— Гордецы треклятые, — сказал Райнер, — еще не хватало, чтоб вы оба погибли. Ульф!

Инженер остановился, взвалил Халса на плечо и побежал дальше. Павел держал контуженного инженера за локоть, чтобы помочь ему ориентироваться.

Райнер услышал, как воины с топорами свернули в туннель у них за спиной. Они уже были близко.

— Кричите, парни! — заорал он. — Кричите как можно громче!

Джано это явно смутило.

— Эй, хочешь, чтобы они нашли нас?

— Не только они, — сказал Райнер и завопил на пределе возможностей: — Эй, зелененькие! Свежее мясцо! А ну, идите сюда!

— А-а-а, — протянула Франка, невольно улыбаясь. — Понимаю. Э-э-эй! Свиньи, вылезайте! Отведайте имперской стали!

Болтаясь за плечом у Ульфа, Халс засмеялся:

— Ты и верно рехнулся, капитан! Ой, славно рехнулся! Валите сюда, зеленые ублюдки! А ну, покажитесь! Трусы разнесчастные, да я тут все стены вашей зеленой кровушкой разукрашу!

Райнер услышал за спиной сердитый рев, и курганцы, до того бежавшие трусцой, припустили со всех ног. Похоже, до них дошло, что он задумал, и особой радости это не вызвало. С каждой секундой они были все ближе.

Но откуда-то спереди раздался ответный рев, и пол затрясся под тяжелыми шагами.

Райнер мысленно вознес хвалу Зигмару.

— Ищите боковой туннель, ребята. Не хватало нам еще попасть между молотом и наковальней.

— Сюда, зелененькие! — кричала Франка. — Обед готов!

— Ай! — вскрикнул Джано. — Идут! Прячьтесь!

Райнер едва успел заметить огромные неясные фигуры с исполинскими топорами, перед тем как скрыться вместе с товарищами в боковом коридоре.

Курганцы позади них закричали, но их голоса тут же потонули в омерзительных, почти животных торжествующих воплях. Голоса более походили на визг рассерженных кабанов, чем на что-либо человеческое. Орки быстро приближались.

Столкновение орков и солдат-хаоситов было похоже на то, как если бы вдруг на огромной скорости столкнулись две железные повозки с мясом. Тут же послышались стук топоров и тесаков, крики боли и ярости. Райнер был не в силах преодолеть искушение оглянуться, но в неверном зеленом свете увидел лишь размытые огромные фигуры в бешеном движении и мелькание поднимающихся и опускающихся лезвий.

— Вперед, ребята, вперед! Ищите дорогу обратно в главный…

Но вдруг Джано резко остановился, и Ульф налетел на него.

— Что за дела? — спросил Райнер.

— Переборщил ты с планом, мальчик, — выпалил Халс, болтаясь на плече у Ульфа. — Вот, еще бегут.

Райнер выругался, заметив новые тени, приближающиеся издалека. К счастью, туннелей здесь было великое множество, и им удалось нырнуть в другой коридор, не попавшись на глаза оркам. Но теперь топот тяжелых ног доносился просто-таки отовсюду. Казалось, орки заполонили решительно все.

— Я без ума от собственной гениальности, — процедил Райнер сквозь зубы.

— Да ну, ты все делаешь правильно, — отозвался Павел. — Всегда нас вытягиваешь из безнадежных ситуаций.

— Ага, и втягиваю в еще более безнадежные, — пробормотал Халс.

Наконец они выбрались из лабиринта, уворачиваясь от бегущих отовсюду орков и курганцев, и спокойно вошли в главный туннель, чтобы продолжить следовать за курганским отрядом, но, пройдя каких-нибудь двадцать шагов, увидели, как прямо на них несутся около пятидесяти хаоситов с факелами. Предводителем был гигант в длинной черной кольчуге, рядом с ним, указывая путь, бежал воин с топором. Но прежде чем северяне успели свернуть в боковой туннель, отовсюду с ревом и визгом хлынули орки, размахивая тесаками.

Райнер и его товарищи скрылись в боковом коридоре и в ужасе наблюдали за схваткой. Это был сущий хаос из дергающихся конечностей, мелькающих клинков и летающих тел. Орки атаковали с животной яростью, компенсируя этим полное отсутствие дисциплины. Курганцы, почти запредельно сильные по человеческим меркам, казались мелочью по сравнению с орками, у которых один скелет массой превзошел бы любого человека. Они валили курганцев с обеих сторон, а тех, кто упал, изрубали на куски огромными тесаками.

Хаоситы были более дисциплинированны по сравнению с орками. Едва оправившись от потрясения, их капитаны принялись зычными голосами отдавать приказы, и воины сгруппировались вокруг них, пытаясь изобразить какой-то элементарный боевой порядок. Теперь они казались сплошной стеной из мелькающей стали: топоры, описывая в воздухе восьмерки, отрубали руки любому орку, который рискнет приблизиться.

Остановленные этим простым маневром, орки принялись кидать в курганцев все, что попадалось под руку. Камней в гладких туннелях было очень мало, так что под руку попадались в основном отрубленные конечности и головы и даже целые тела погибших с обеих сторон. Потом орки пошли в атаку. Хотя трупы орков сбили наземь немало курганцев, теперь хаоситы были готовы к нападению, и их умение владеть оружием и длина топоров позволили изменить ход событий.

Еще несколько групп орков выбежало из боковых туннелей и присоединилось к резне, но курганцы держались, пока к ним на помощь не подоспело подкрепление. Свежее подразделение врезалось в гущу битвы, словно таран, и орки быстро утратили энтузиазм. Они разбежались по коридорам, словно крысы, преследуемые терьером, оставив раненых на милость победителя.

Райнер и его люди попятились. Они были готовы ретироваться, если вдруг нагрянут орки, но этого не случилось. Курганцы тоже не показывались. Они как-то и не думали преследовать противника, только добили раненых орков, сняли с тел доспехи, забрали оружие и отправились догонять основную колонну.

— Народ, — сказал Райнер, наконец выдохнув, — кажется, мы вновь на верном пути.

И они не спеша двинулись вперед, туда, откуда доносился топот курганцев.

Они следовали за отрядом на безопасном расстоянии, пока не решили разбить лагерь. Райнер прошел по туннелю больше половины лиги, прежде чем убедился, что устраиваться на ночлег можно без опасений. Он совсем не хотел напороться на пикеты, которые хаоситы могли устроить вокруг своего лагеря. Ночь (ну конечно, если это была ночь — в туннелях без солнца не разберешь) прошла без приключений, и когда их разбудили шумные сборы противника, они тоже принялись собираться, причем успели отдохнуть лучше, чем доводилось прежде в этом бескрайнем подземном мире.

Райнер выдал Оскару очередную ложку макового настоя, и все тронулись в путь. Он надеялся, что туннели скоро кончатся: припасы были на исходе.

Со временем ответвления и выходы стали попадаться все чаще, пока подземный мир не стал напоминать интерьеры замка с большими и маленькими помещениями или город с пересекающимися улицами и домами. Пандусов между уровнями тоже явно стало больше.

— Кто бы все это ни построил, — сказал Райнер, пока все оглядывались в изумлении, — это был их Альтдорф.

— Может, это и есть Альтдорф, — мечтательно протянул Оскар. — Может, мы как раз под улицей Карла-Франца и почти дома.

Халс фыркнул:

— Не дури, старина. Ну не могли мы так далеко уйти.

— А мне вот кажется, что мы прошли полмира, — прочувствованно сказала Франка.

— Тсс, вы, все, — сказал Джано, махнув на них рукой. — Кажется, они опять останавливаются.

И они остановились и прислушались, пытаясь по одному звуку представить, что происходит. На расстоянии это было непросто. Кто-то выкрикивал приказы, хаоситы явно суетились и бегали туда-сюда, но все перекрывал гулкий вой, словно ветер гудел в каньоне.

— Пора провести рекогносцировку, — сказал Райнер. — Может, за ними можно понаблюдать с верхних уровней. Джано, пошли.

Франка снова зло глянула на него, но сказать ей было нечего.

Райнер и Джано поднялись по ближайшему пандусу и пошли по петляющим туннелям, галереям и комнатам. В некоторых комнатах и даже в целых анфиладах когда-то были деревянные двери, но их давно выбили, а содержимое, что бы оно из себя ни представляло, растащили. На каждом повороте они прислушивались, чтобы убедиться, что хаоситы где-то впереди, и неторопливо двигались дальше.

Наконец уже на третьем уровне они завернули за угол, и на них из круглого входа прямо-таки хлынули шум и свет факелов. Джано подал знак Райнеру, и они на четвереньках поползли к двери. За ней располагалось нечто вроде террасы, идущей по периметру огромного круглого помещения. Сверху и снизу были еще террасы, расположенные наподобие рядов в амфитеатре, связанные совершенно такими же крутыми пандусами, встречающимися через равные промежутки. Стены сплошь испещрены круглыми дырами, большинство которых вело в маленькие комнаты — то ли жилые, то ли складские, разобрать было невозможно.

Внизу толпились воины-хаоситы, их набралось так много, что яблоку было негде упасть. Многие сидели на вещмешках или наспех перекусывали. Посередине стояла пушка, словно хищная птица, окруженная выводком. Райнер подобрался к самому краю и посмотрел направо и налево. Справа он заметил вход в помещение — большую темную арку, в которой исчезал хвост колонны. Курганцы тоже сидели где придется, ожидая с присущим любым солдатам терпением. Слева находился источник шума, того самого шума, который Райнер и его товарищи непрерывно слышали со времени последнего привала.

Это была широкая быстрая река, русло которой врезалось в левую стену под тупым углом, словно меч, рассекающий череп сверху. Стремительный поток ревел, будто дракон, и бился в сломанные опоры руин каменного моста с такой силой, что вокруг них постоянно вздымались волны в шапках белой пены. Тяжелый, но неумело построенный деревянный мост над руинами задерживал армию: по нему плечом к плечу могло пройти не более трех человек.

Тяжеловооруженный воин выкликал имена разных капитанов и вождей, которые должны были провести по мосту свои отряды. Надсмотрщики орали на рабов, которые толкали и тянули пушку, пытаясь ее выровнять.

Райнер посмотрел на узкую переправу и застонал. Других способов перебраться через реку явно не наблюдалось.

— Вот, кажется, мы и нашли «препятствие» Густава.

Глава пятнадцатая. КИРАСЫ НАС НЕ СПАСУТ

— Насколько я понимаю, у нас есть два выхода, — сказал Райнер, когда они с Джано вернулись к товарищам и сообщили, что удалось выяснить. — Можно поискать другие способы перебраться через реку, а можно подождать в конце очереди и перейти, как только пройдут хаоситы.

— Ждать уж больно не хочется, — отреагировал Халс. — А ну как притопает еще одна колонна и мы опять попадем в переделку?

— Нельзя ждать, — возразил Ульф. — Если мы хотим успеть предупредить графа Манфреда о приближении курганцев, надо выбраться отсюда раньше их.

— Не знаю, возможно ли это в принципе, — сказал Райнер. — Учитывая, что они уже идут через мост… но чем скорее, тем лучше, как вы и говорите.

— А разве Густав говорил, что знает обходной путь? — обеспокоенно спросил Оскар.

— Говорил, — Халс многозначительно посмотрел на Франку, — но Густав мертв.

— Можно лишь надеяться, что мы сами что-нибудь найдем, — торопливо сказал Райнер. — Разделимся на два отряда и пойдем на запад и на восток от моста в поисках другой переправы, а потом встретимся здесь. Джано, вы с Оскаром и Павлом пойдете на запад. Франц и Ульф отправятся со мной. Халс, останься здесь. Если опять появятся хаоситы, поднимись на один уровень. Мы тебя там найдем.

— Есть, капитан.

Остальные разошлись налево и направо и оставили его одного.

Райнер, Франка и Ульф обошли зал стороной и продвинулись на восток так далеко, как только позволили туннели, а потом — на юг, чтобы найти реку. Это оказалось несложно. Ее рев разносился по туннелям, и они следовали за шумом и влажным ветром, как за стрелкой компаса. Вскоре они нашли туннель, возможно, параллельный реке. Течение заставляло левую стену вибрировать. Туннель пошел вниз под небольшим углом, и вскоре они зашагали по мелководью.

Шагах в тридцати от них поток пробил в стене отверстие. Сквозь него виднелась река. В туннеле солоноватая вода стояла по колено. Каждая волна прилива вплескивала сюда новые порции воды.

Райнер и его товарищи приблизились к отверстию и выглянули наружу. Райнер поморщился, когда ледяная вода попала в сапоги и потекла по ногам. Толком ничего не было видно. Река вырывалась из темноты слева и исчезала в темноте справа — вот и все. И ни одного намека на мост.

И они пошли дальше по причудливому лабиринту туннелей и галерей, залов с высокими потолками и переходов, где приходилось ползти на четвереньках. Было много выходов к реке — и природного происхождения, и специально вырубленных, но… никаких мостов. Один-единственный, на который они наткнулись, представлял собой жалкие развалины — каменный пролет торчал всего на несколько шагов над бурным потоком, — с другой стороны то же самое, ну и гостеприимно выглядящий вход в туннель.

— Можно его восстановить? — спросил Райнер Ульфа. — Ну, конечно, если найдем какие-нибудь бревна.

Ульф покачал головой:

— Нет, капитан. Река слишком широка и быстра. Нам бы понадобились два высоких дерева и опора посередине.

— А-а-а. Тогда пошли дальше.

Но и дальше ничего не встретилось. Ближе к главному залу они нашли первый из целой серии узких причалов на каменном основании, но эти сооружения не слишком выдавались вперед и поэтому не годились. На противоположном берегу были точно такие же — они напоминали зубы крокодила, впившиеся в воду.

Наконец они поняли, что дальше не пройти. Последний причал был так близок к главному залу, что отсюда частично виднелся мост и слышался рев курганцев, перекрывающий шум потока.

Ульф, прищурившись, осмотрел мост.

— Орочья работа, — фыркнул он. — Шаткая конструкция. Стащили все деревяшки, какие смогли найти, и связали веревками. Странно, что он все еще держится.

Райнер пожал плечами.

— Может, они все туда и провалятся. — Он обернулся назад. — Нужно возвращаться и выяснить, не нашли ли остальные что-нибудь подходящее.

Ульф зашагал за ним, но Франка продолжала разглядывать мост:

— М-да, а вот если подплыть отсюда и пробраться снизу по балкам?

— Что? — Райнер усмехнулся. — Конечно, можно, вот только нас при этом унесет течение, а если и нет, где мы окажемся? Под мостом на дальнем конце, безо всякой возможности выбраться, мокрые до нитки, а над головой у нас будут топать хаоситы?

— Ну да. А что, если на другой стороне есть еще один причал, ниже по течению?

— Нас все равно смоет, — сказал Райнер.

— Не смоет, если воспользоваться веревками, — предположил Ульф, задумчиво потирая подбородок. — Если передвигаться постепенно, может и сработать.

Райнер нахмурился, подумав о натекшей в сапоги холодной воде и представив, каково будет оказаться целиком погруженным в нее. Он вздохнул:

— Давайте посмотрим, не нашли ли наши товарищи более цивилизованную переправу.

Не нашли. Все пути обрывались у реки.

— Но, — сказал Павел, когда Франка еще раз изложила свой план, — на дальнем берегу есть причал, шагах в тридцати вниз по течению.

— Двадцать пять, — сонно поправил Оскар. — Плюс-минус один фут.

Все ошалело посмотрели на него.

— Ты что, и правда можешь так точно определить? — спросил Райнер.

Оскар пожал плечами:

— Себе на беду.

— Причал перед мостом примерно на таком же расстоянии, — сказал Ульф. — Возможно, немного поближе.

Они отошли от главного туннеля в бесконечное пересечение коридоров и прикинули, сколько у них имелось веревки. Во время падения и погонь часть они все-таки растеряли, но и так оставалось больше ста пятидесяти футов.

Ульф удовлетворенно кивнул:

— Может, и сработает.

Райнер подумал, что впервые видит гиганта счастливым.

Разобравшись, кто, что и как будет делать, они прошли обратно к реке.

Все с трепетом смотрели на воду. Одно дело говорить, — мол, прыгнем туда, в реальности все выглядело совсем иначе. Течение было пугающе быстрым, а вода — холоднее льда. Райнер невольно представлял, как его на полной скорости размажет о камни. Остальные то вздрагивали, то сглатывали, — похоже, их одолевали подобные мысли.

— Я не умею плавать, — беспокойно сказал Халс.

— И я, — отозвался Павел.

— Ну, плавать и не придется, — сказал Ульф, обвязывая самую длинную веревку вокруг каменного столба. — Течение понесет тебя быстрее, чем вообще возможно плыть.

Райнер и сам был напуган, но отчаянно пытался говорить как ни в чем не бывало:

— Вот что надо сделать — это задержать дыхание и попытаться не всплывать на поверхность, пока не окажешься под мостом. Не хватало еще, чтобы какой-нибудь грязеед углядел, как мы тут болтаемся.

— А вот кирасы оставим здесь, а то пойдем ко дну, словно камни, — сказал Ульф.

— Оставить кирасы? — закричал Халс. — Да ты рехнулся! А если нам придется биться с хаоситами?

— Ну, если вдруг мы и правда столкнемся с хаоситами, кирасы нам не помогут, — сказал Райнер.

Ульф снова поглядел на мост, прикидывая длину веревки, затем повернулся к Оскару:

— Стрелок, сколько отсюда до моста?

Оскар был всецело поглощен созерцанием дыры в колете.

— Оскар, — позвал Райнер. — Оскар, проснись, старина. Далеко ли до моста?

Оскар поднял глаза, заморгал, потом сощурился:

— Сорок семь футов. Дайте-ка еще глотнуть из бутылочки, а?

— Когда переберемся на другой берег, — сказал Райнер.

Ульф отмерил сорок семь футов веревки, пользуясь огромным сапогом, как меркой.

— Чуть меньше — и мы не достигнем моста, чуть больше — и головы себе порасшибаем.

Райнер с трудом сглотнул:

— Тогда первым пойду я — у меня голова покрепче.

Вообще-то, он предпочел бы оказаться последним, но от командира ожидалось, что он поведет всех за собой.

Ульф обвязал веревку вокруг его пояса:

— Не вдыхай, когда всплывешь, — они могут услышать.

— А что ж не привязать камень к моим ногам и не дать как следует по голове — тогда меня еще и не увидят?!

Ульф посмотрел так, словно размышлял над этим предложением.

Райнер развернулся и сел на краю причала. Он глубоко вдохнул раз-другой, потом сообразил, что перед смертью не надышишься, вздохнул и принялся спускаться к реке.

При погружении в холодную воду он чуть не завопил, а течение с такой силой било по ногам, что, вместо того чтобы аккуратненько, тихонечко соскользнуть, он просто плюхнулся, и его сразу же унесло потоком. Оставаться под водой было нетрудно — река тянула его вниз, словно коварная соблазнительница в свои сети. Он не видел и не чувствовал ничего, кроме холода и мощности течения. Но, не успев начаться, путешествие уже закончилось. Он резко остановился лицом вниз, веревка вокруг пояса натянулась, и река принялась дергать его туда-сюда, словно воздушного змея в ветреную погоду. Он вытянул руки, пытаясь нащупать причал.

Бороться с течением было почти невозможно, не говоря о том, чтобы прижать руки к бокам. Если он совсем расслаблялся, руки смыкались над головой. Легкие пылали, разрывались, было не вдохнуть. Наконец левая рука коснулась камня, и он подтянулся к причалу.

Его голова поднялась над водой, и в последний момент он вспомнил, что вдыхать надо медленно, как бы ни хотелось хватать воздух огромными глотками. Крошащийся гранитный причал поднимался над водой всего на несколько футов. Он взобрался на него и вцепился изо всех сил, дрожащий и ослабевший, в деревянную конструкцию орочьего моста. Он поднял глаза, пытаясь понять, не заметили ли его, но не услышал ничего, кроме бесконечного топота сапог хаоситов над головой. Он так замерз, что почти не чувствовал пальцы. Немного придя в себя, он отвязал веревку, резко потянул ее на себя и отпустил. Она ускользнула по воде в темноту, словно змея.

После показавшегося бесконечным ожидания, когда он уже успел подумать, что остальных нашли и поубивали и что он останется тут один, окруженный врагами, в бескрайнем подземном мире, из воды на расстоянии вытянутой руки от причала вынырнул Оскар. Он был на удивление спокоен, и Райнер без затруднений помог ему выбраться.

— Все хорошо, Оскар? — прошептал Райнер.

— О да. — Оскар вытирал глаза. — Воды я не боюсь — как-никак вырос у озера. Но тут так холодно! Можно глотнуть немного, просто чтобы согреться?

— Мы еще не добрались до того берега.

Они отправили веревку обратно, и вскоре один за другим к ним присоединились Франка, Павел, Халс, Джано и, наконец, Ульф. Все прибыли тихо и без проблем, за исключением Халса: он закричал от боли, когда веревка обмоталась вокруг сломанной ноги и затянулась при резком торможении. Павел быстро закрыл другу рот ладонью, пока тот не пришел в себя, а остальные смотрели вверх, ожидая, что на них вот-вот уставится кто-нибудь в рогатом шлеме. К счастью, рев несущегося потока перекрывал все шумы.

Прибывший последним Ульф привязал к концу веревки камень, отколовшийся от причала, чтобы веревка утонула и не выдала их присутствия, плавая на поверхности.

— Первая часть завершена, — с облегчением сказал Райнер. — А теперь — вперед, на тот берег.

Будь немного посуше, а сами они — поцелее, ползти по нижней стороне моста было бы не так и сложно: тут вполне хватало широких балок. К несчастью, дерево было ничем не обработано, на постройку пошли свежесрубленные стволы, из которых все еще сочилась смола, к тому же скользкие от мха и водорослей, и каждый шаг приходилось делать с величайшей осторожностью. Местами бревна соединялись так ненадежно — просто с помощью веревки, без гвоздей или деревянных штифтов, что прогибались под тяжестью путников. Райнеру вспомнилось время, когда он лазал по яблоням в отцовском саду после весеннего дождя, тогда он сорвался и растянул запястье. Халсу со сломанной ногой, и Оскару, рука которого пострадала подобным образом, проделать путь самостоятельно было просто невозможно. Им приходилось помогать на каждом шагу. Павел, как обычно, приглядывал за Халсом, а Райнер помогал Оскару, поддерживая его за руку при необходимости. Несколько раз они едва не соскользнули, но вот наконец перебрались на другой берег, сели и прислонились к скользким бревнам, переводя дыхание.

Ульф в отчаянии мотал головой.

— Безобразие. Ребенок и тот построил бы надежнее. Смотрите. — Он ткнул толстым пальцем в веревки, связывающие бревна друг с другом. — Веревка совсем дрянная. Она растянулась и прогнила от сырости. А что, пару раз полоснуть ножом там и там — и все сооружение… — И он умолк, глаза его помутились.

— Ни в коем случае, ты ненормальный! — закончил за него Райнер.

— Но мы должны! — неожиданно горячо прошептал Ульф. — Должны! Мы можем их остановить. Больше половины их войска останется за рекой. И пушка тоже. На восстановление моста у них уйдет несколько дней, а может, и недель.

— Эй, о чем это он? — поинтересовался Халс. — Что это он собирается делать?

— Хочет обрушить мост, — сказал Райнер. — Вместе с нами. — Он посмотрел на Ульфа и покачал головой. — Ты нас всех убьешь.

— Нет! — выпалил инженер. — В его голосе слышалась отчаянная надежда. — Если я его ослаблю, можно будет привязать веревку к главной опоре и потянуть за нее, когда мы выберемся.

— А если ослабишь его чуть больше, чем хотелось бы, он тут же рухнет нам на голову, и опомниться не успеем, — возразил Райнер.

Ульф сжал кулаки, пытаясь сдержаться:

— Капитан, я инженер и разбираюсь в этом. Разве вы не доверитесь мне в том, что касается моего ремесла, как я доверяю вам?

— Я доверяю тебе как инженеру, правда. Я просто боюсь, что твое желание остановить хаоситов заставляет мечты возобладать над реальностью.

Все подняли глаза, внезапно сообразив, что наверху тихо. По мосту никто не маршировал.

— Что, все прошли? — спросила Франка.

— Быть такого не может, — сказал Халс.

Тишину прервал новый рев и свист бичей, а немного позже — скрип дерева, стоны рабов и скрежет железа по камню.

— Пушка, — догадался Павел. — Они тащат пушку.

Ульф умоляюще поглядел на Райнера:

— Капитан, эту возможность нельзя упустить. Если мы сможем обрушить пушку в реку, то не только задержим, а… кастрируем их! Ослабим как минимум наполовину, а может, они даже сдадутся и отправятся назад.

Райнер прикусил губу. Времени на раздумья почти не оставалось.

— Ну хорошо, — наконец сказал он. — Что нам нужно сделать?

Ульф широко улыбнулся и принялся обвязывать остаток веревки вокруг опоры, которая была ближе других к стене.

— Халс и Оскар, вы привяжетесь к этой веревке и будете ждать здесь. Остальные распределятся по этой части моста и подрежут веревки, связывающие опоры. Когда размотаете веревку, тащите ее сюда и привяжите один конец к этому столбу, другой — себе вокруг пояса. Не хватало нам еще попадать в речку. Но когда мост подастся — прыгайте, привязаны вы или нет. Вы меня понимаете?

— Понимаем. Ты псих, который всех нас угробит, — сказал Халс, но при этом принялся обвязываться веревкой.

Райнер, Ульф, Франка, Павел и Джано начали быстро пробираться назад по балкам. Пушка все приближалась. Времени было мало. Райнер согнулся и стал пилить массу спутанных веревок, связывающих два бревна. Что бы там Ульф ни говорил о гнилых веревках, волокна оказались крепкими и сопротивлялись кинжалу. Ему мучительно хотелось просто рубить их, но шуметь было нельзя. Слева Франка отчаянно работала ножом. Джано был справа, за работой он тихонько ругался и все время оглядывался.

Пушка набирала скорость, и Райнер, мокрый и замерзший, вспотел. Конечно, оставался еще шанс, что огромное орудие обрушит мост и без их помощи. Он так и представлял, как их пригвоздит к речному дну.

Сверху послышались тревожные возгласы, и мост зашатался под огромной тяжестью. Райнер вцепился в дрожащие и качающиеся опоры и задержал дыхание. Странно, но мост уцелел. Райнер выдохнул. Снова послышались крики хаоситов, прокатилась новая волна свиста, — похоже, рабы умудрились врезаться вместе с пушкой в перила моста.

Передышка. Райнер снова принялся пилить, пока рабы, затянув заунывный напев, тащили пушку назад. Наконец он разделил крепкие волокна пеньки и принялся их распутывать, снова и снова обхватывая бревно, словно портной, обмеряющий талию толстого жреца.

Он все распутал и наполовину распилил закрепленный конец, когда пушка снова с грохотом покатила вперед, и на этот раз рабы направляли ее как следует. Тяжелые, окованные железом колеса прогремели по доскам, и весь мост тяжко застонал. Райнер почувствовал, как вокруг продавливается и сдвигается дерево.

Мост так-таки не рухнул, и он снова принялся пилить. Франка проползла мимо с мотком веревки через плечо. Джано тоже почти закончил. Они это сделали!

Внезапный вскрик и плеск воды с другого конца моста заставили Райнера оглянуться. Павел хватался за опору, его ноги болтались над водой. Целое бревно уплыло по реке вместе с приличным количеством спутанной веревки.

— Яйца Зигмара! — выругался Райнер, испуганно оглядываясь.

Слышали ли хаоситы? Он перерубил последние волокна веревки, перекинул ее через плечо и принялся торопливо пробираться к Павлу. Руки пикинера соскальзывали с замшелого бревна, за которое он отчаянно цеплялся.

Сверху послышался резкий окрик. Райнер поднял глаза и встретился взглядом с курганским надсмотрщиком, шлем которого блестел в свете факелов. На миг оба замерли, потом надсмотрщик исчез, и Райнер услышал, как он выкрикивает предупреждение. Пушка остановилась.

— Ульф! — крикнул Райнер, добравшись до Павла. — Нас обнаружили! Отвязывайся — и в речку!

— Но мне еще осталось убрать центральную перекладину!

— Слишком поздно! — Райнер схватил Павла за руку и потянул.

— А что, просто прыгнуть нельзя? — спросил пикинер, пытаясь удержаться на бревне.

— Не отвязываясь? Да нас просто унесет.

К счастью, Павел был тощ и не слишком тяжел. С помощью Райнера он смог снова ухватиться за бревно и заболтал ногами, пытаясь обхватить ими другое.

— Простите, капитан, — сказал он, поднимаясь на ноги. — Я наступил на него и свалился.

— Забудь. Просто двигайся. Надо отвязаться у стены, а то приземлимся не туда.

Но когда они повернулись к южному берегу, курганцы принялись перелезать через перила.

— Быстрее!

Райнер выхватил меч. Пока они с Павлом лазали по бревнам, пушка снова двинулась, но на этот раз — назад, к северному берегу. Рабы пытались откатить ее из опасного места.

— Нет! — взвыл Ульф. Он устремился вперед с молотом в руке, беспечно огибая опоры. — Пушка должна упасть!

— Уркарт! Назад! — заорал Райнер. — Я приказываю!

Прямо перед ним курганец соскочил на балку, ревя и размахивая топором, и тут же, поскользнувшись, полетел в быстрый поток. Исчез он в мгновение ока. Райнер засмеялся, но тут второй, огромный, с огненно-рыжей бородой, замахнулся на него мечом — этот был осторожнее и одной рукой держался. За его спиной лезли вниз другие.

— В жизни не выкарабкаемся, — сказал Павел.

Райнер стянул моток веревки с плеча и отдал его пикинеру, не спуская глаз с приближающегося хаосита.

— Привяжись. Будем прыгать вместе.

Павел замялся:

— Но ты не говорил…

— Придется рискнуть. Может, и помрем, но ведь шанс есть.

Рыжебородый варвар взмахнул оружием. Райнер пригнулся, и тяжелый меч впился в подпорку. Свой удар Райнер рассчитал точно и ткнул противника в грудь, но меч отскочил от кольчужной рубашки норса.

Райнер отступил за столб, в который тут же снова врубился меч рыжебородого. За спиной у гиганта очередной курганец с воплем полетел в воду. Остальные обернулись. Сзади на них наступал Ульф, размахивая кувалдой. Райнер ошалело смотрел, насколько ловко такой рослый и тяжелый человек передвигается по шатким бревнам — чуть ли не легче, чем по твердой земле. Наверное, потому, что столько лет ему приходилось карабкаться туда-сюда по лесам на строительстве крепостей.

На какой-то жалкий миг, когда очередной противник пал под ударом орудия Ульфа, Райнеру подумалось, что инженер может вот-вот одержать верх, но через перила карабкались новые и новые хаоситы. Казалось, им нет числа. Безнадежно.

— Я отвязался, капитан, — сказал Павел у него за спиной.

— Обвяжи меня за пояс.

Райнер увернулся от очередного удара рыжебородого и подался назад. Он почувствовал, как Павел привязывает его.

— Ульф! Назад, я сказал! Уходим с моста!

— Нет! Остался лишь один удар! — И он попятился от двух нападающих, скользнув за опору, и оказался прямо у них за спиной. — Прыгайте! Все прыгайте! Я к вам присоединюсь!

Рыжебородый бросился вперед, и Райнеру пришлось отскочить, чудом избежав удара, но он потерял равновесие, опора ушла из-под ног, и он полетел вверх тормашками. Где-то рядом мелькнул Павел, а потом ледяная черная вода сомкнулась над ним. Течение рвануло его, словно огромная рука.

Успел ли Павел привязать его? Это выяснилось сразу же. Он резко остановился, тонкая веревка больно впилась в талию. Что-то врезалось в левый бок. Павел. Течение распластало их бок о бок, словно на дыбе. Было невыносимо холодно. Райнер отчаянно пытался опустить руки и ухватиться за веревку. Он попробовал поднять голову из воды. Вода разошлась у подбородка, как у носа корабля, и наполнила рот.

Наконец Райнер поймал веревку. Он потянул, немного приподнялся из воды и глотнул воздух. Рядом Павел пытался сделать то же самое. Райнер отпустил одну руку, схватил его за шиворот и тут же чуть было не сорвался, зато Павел наконец отыскал веревку, и оба они, пусть и с большим трудом, смогли высунуть из воды головы и плечи.

Справа от них оказались Оскар, Франка, Халс и Джано. Они сбились в кучу и отчаянно силились дотянуться до такого близкого берега. Рядом барахтался хаосит, пытаясь плыть, и Райнер снова посмотрел в сторону моста.

Рабы толкали и тянули пушку изо всех сил, и она уже почти достигла северного берега. Позади Ульф раскачивал центральную опору моста, едва успевая обороняться от хаоситов. Он нанес могучий удар, который по шуму перекрыл даже рев водяного потока, но столб остался на месте. Он снова замахнулся, но на него прыгнул курганец и не дал попасть в цель. Они окружили его, размахивая мечами. Ульф был уже ранен в плечо и в ногу. Он взревел и резко повернулся, сбив сразу троих, но на их месте тут же оказались еще пятеро.

Павел потянул за веревку, пытаясь против течения подобраться к мосту.

— Вот дурная голова! Тяните, капитан! Надо ему помочь!

— Ульф! — завопил Райнер. — Прыгай, дуралей!

Ульф бился, как Зигмар в гневе, и, что удивительно, противник на миг отступил, боясь потерять равновесие на шатком мосту. Терять было уже нечего, и Ульф снова, размахнувшись, нанес сокрушительный удар по опоре. На этот раз она подалась, соскочила с креплений и полетела в воду, круша балки.

Хаоситы под мостом застыли на месте, тревожно оглядываясь. Сначала казалось, что ничего не произошло, потом мост застонал, как великан, страдающий несварением желудка, и столбы начали падать в реку один за другим.

Один из хаоситов бросился на Ульфа, ревя от ярости, и опустил меч, словно топор палача. Райнер в ужасе смотрел, как лезвие рассекло ключицу инженера и прошло до самого сердца. Кровь хлынула ручьем.

Ульф был мертв, но казалось, что вместе с ним и мосту пришел конец: как только он упал, обрушился и пролет, медленно, почти изящно переворачиваясь в воздухе.

— Вот дурак, — тяжко сглотнул Райнер, — я ж ему говорил…

Мост осел сначала в центре, потом развалился по всей длине. У северного берега надсмотрщики орали, требуя, чтобы рабы тянули пушку быстрее, но огромное орудие, которое все еще стояло на досках, вдруг начало откатываться назад под все увеличивающимся углом, увлекая за собой и рабов, и разбойников-хаоситов, пока наконец не стало понятно, что оставшиеся опоры больше не могут выдерживать чудовищную тяжесть, и она обрушилась сквозь ломающиеся балки. Пушка раздавила Ульфа и тех, кто его убил, и увлекла их вместе с мостом в реку.

Раздался мощный всплеск. Как только жерло пушки скрылось под водой, словно пасть гибнущего в муках морского чудища, поднялась высокая волна и пошла по реке. Мост обратился в груду обломков, плывущую по течению, и Райнер почувствовал, как натяжение веревки ослабло.

— Возьми себя в руки! — закричал Райнер Павлу и решился-таки взглянуть, где там Халс, Франка, Оскар и Джано.

Они как раз выбирались на берег. Франка лежала на камнях, тяжело дыша. Джано изо всех сил пытался поднять ногу, но тут волна ударила в берег, накрыв его водой до пояса, словно одеялом, подняла его, и Райнер увидел, как всех четверых смыло обратно в реку.

Единственное, в чем им, если так можно сказать, повезло, — это то, что их прибило к Райнеру и Павлу, точнее, просто швырнуло на них. Райнеру пришлось поднять руки, чтобы пролетающий мимо Оскар не ударил его коленями.

— Лови их! — закричал он Павлу. — Держи крепче!

Они с Павлом ухватились за беспорядочную массу тел и конечностей. Вокруг бурлила и пенилась вода, он с трудом разлепил веки и встретился взглядом с Франкой, схватил ее за руку и притянул ближе. Павел поймал Халса за шиворот.

— Наконец-то! — Джано закашлялся, сплевывая воду. — Все помираем, да?

— Осторожно! — закричала Франка.

Райнер обернулся. Бревно, качающееся на волне, чуть не задело его голову. Он оттолкнул его, и тут же другое ударило в спину. Остатки моста неслись мимо них по течению, переворачиваясь и сталкиваясь с глухим стуком, веревки опутали их, словно паутина.

Одна веревка попала Оскару поперек груди и подтолкнула вперед, и его товарищей потянуло туда же. Халс схватил веревку и поднял ее над головой Оскара. Артиллерист был в полуобморочном состоянии. Халс и Павел старались держать его над водой, но и сами могли в любой момент утонуть.

Райнер поймал обмотанное веревкой бревно и вцепился в него:

— Хватайтесь! Все!

Свет, постепенно меркнущий, по мере того как они удалялись от курганских факелов, совсем погас, когда река унесла их за поворот. Райнер на ощупь подтащил Франку к бревну, и она ухватилась рукой. Было слышно, как остальные делают то же самое. Река уносила их все дальше во тьму с устрашающей скоростью.

Глава шестнадцатая. БРАТСТВО КЛЕЙМА

Они молча вцепились в бревно, несущееся сквозь непроглядную темноту. Звук их прерывистого дыхания тонул в грохоте реки. Все слишком замерзли и обессилели, чтобы говорить, к тому же их изрядно побило. Райнер не мог думать, что будет потом, и строить планы. Он был крысой, хватающейся за обломки и высовывающей голову из воды, борясь за каждый вдох, все более высокие помыслы ушли, подчинившись непобедимому животному инстинкту борьбы за жизнь, пока в руках и ногах есть хоть какая-то сила.

Мимо них проносились другие обломки, и тогда слышались крики боли и страха. То и дело их сильно бросало о стену на очередном повороте, и Райнеру каждый раз казалось, что они врезались в какое-то невидимое препятствие, которое наконец переломает, изуродует их тела и разобьет черепа.

Его мозг работал настолько плохо, что он даже не понимал, откуда этот постоянный рокот в ушах, пока они с товарищами, так и цепляясь за бревно, не полетели прямо по ступенчатым порогам в клокочущую стремнину.

После жутких мгновений, в течение которых их трепал поток, бревно всплыло, и Райнер обнаружил, что они оказались в относительно спокойных водах. Отдышавшись, он подал голос:

— Все тут?

— Да, капитан, — отозвался Павел.

— Здесь, — сказала Франка.

— Где ж нам еще быть? — проворчал Халс.

— Нас проглотил дракон, — сказал Оскар. — Мы теперь топливо для его огненного дыхания.

— Закрой рот, придурок, — сердито перебил его Джано.

Судя по отзвукам голосов, они находились в большой пещере. Течение все еще увлекало их, но волн не было. Слева послышался глухой, почти музыкальный стук. Райнеру показалось, что это похоже на звук больших деревянных ветряных колокольцев.

Райнер так долго пробыл в холодной воде, что уже почти не ощущал ее, но его катастрофически клонило в сон: вот так просто отпустить бревно и уплыть. Он встряхнулся.

— Огнива у всех промокли, так что… — Он помолчал, поскольку рев течения, который ненадолго затих, снова стал громче. — Мы опять попали в быстрину?

— Не думаю. — У Франки стучали зубы. — Звук доносится откуда-то слева.

Рев потока наполнил их уши, их окатило водой, потом снова стало тише, но стук дерева об дерево не умолкал.

— Нас таскает по кругу, — сказал Райнер, и в желудке у него похолодело. — Нас затянуло в водоворот.

На миг воцарилось молчание, потом заговорил Павел:

— Ну и что нам теперь делать?

— Делать? — невесело рассмеялся Райнер. — Дорогой мой пикинер, да мы уже делаем это.

— Но капитан, — беспокойно сказал Халс, — у вас просто должен быть план. Вы никогда нас не подводили!

Райнер мысленно выругался. Да ну их с этой уверенностью в нем. Он же знает, что подводил их практически на каждом шагу. Они что, не видят?

— Извини, парень. Никаких идей.

Звук быстрого течения снова становился то тише, то громче, но на этот раз уже не настолько, чтобы заглушать собой все, в то время как глухой деревянный стук усиливался. Течение тоже становилось быстрее и одновременно тянуло их вниз. Усталым рукам было все труднее и труднее держаться за бревно.

— Берега нет, чтобы плыть? — недовольно спросил Джано.

— Не знаю. Посмотри сам, возражать не буду.

Тильянца подобная перспектива не обрадовала.

Когда они проплыли мимо источника шума в шестой или седьмой раз, Райнер заметил странное явление. Поверхность воды не была ровной. Она опускалась влево, словно край суповой миски, и теперь деревянный стук перекрывал все шумы.

— Мост, — понял наконец Райнер. — Тут собрались все обломки, а дерево не тонет.

— Ой! — вскрикнула Франка. — Меня тянет вниз!

— Зигмар, меня тоже! — отозвался Халс.

— Держитесь! — закричал Райнер, хоть и понимал сам, что надежды нет.

Течение теперь уходило вниз почти по прямой. Их бревно соскользнуло вдоль борта «миски» и врезалось в другие обломки, и все бешено закружилось в беспокойном равновесии посреди воронки: течение тянуло вниз, плавучесть — вверх. Райнера дернуло с такой силой, что зубы громко клацнули. Он невольно выпустил бревно, и его тут же затянуло вниз, в самое жерло воронки. Обломки бревен нещадно впивались в него какое-то время, но вскоре он оказался ниже. Словно водяной змей ухватил его за ноги и неумолимо потащил вниз, в свое подводное логово.

И снова возобладал животный инстинкт: прекрасно понимая, что сопротивление бесполезно, он хватался за воду, отчаянно силясь всплыть на поверхность, снова глотнуть воздуха и наполнить пылающие легкие.

Внезапно течение свернуло куда-то вбок, и он ударился плечом о камень так сильно, что перехватило дыхание. Его утянуло в безвоздушный туннель, на безумной скорости волоча под шершавым потолком. Одежду и кожу под ней разрывало в клочья. Все слилось в единый сгусток боли, без начала и конца. Он сам не знал, жив или умер, холодно ему или жарко, больно или уже вообще все чувства отказали. Перед глазами была лишь темнота, в которой извивались красные линии. В ушах стучало. Грудь словно сдавили тиски.

И вдруг — воздух.

Он падал.

В воду.

Опять.

Первое, о чем подумал Райнер, всплывая, было: «Во имя Зигмара, что это за свет?» Невыносимо яркое свечение проникало сквозь закрытые веки. Потом он сильно закашлялся, сплевывая воду в огромных количествах и молотя руками, чтобы не утонуть. Было слышно, как остальные делают то же самое. Глаза резало, из носа текло. В горле было такое ощущение, будто он наглотался толченого стекла, но наконец он прочистил легкие и огляделся.

Они с товарищами бултыхались в небольшом горном озерце, окруженном высокими соснами. Из расщелины в скале в озеро обрушивался мощный водопад. На воду села пара уток. Они на поверхности, яркий свет — это солнце, заливающее ковер вечнозеленых трав. Наконец-то выбрались из туннеля!

Рядом забулькал Павел:

— Капитан, я… Халс… я не могу…

Райнер поглядел на него. Пикинер бил руками и ногами, безуспешно пытаясь удержать голову над водой. Халс плавал поблизости лицом вниз, совершенно неподвижно. Чуть поодаль Оскар спокойно греб одной рукой к берегу, где уже приходили в себя Джано и Франка.

— Джано, Франц, — позвал Райнер, — плавать умеете?

— Ага, — хором отозвались они.

— Помогите Павлу выбраться.

Райнер обхватил Халса за плечи, повернул лицом вверх и поволок к ближайшему берегу, болотистому, поросшему камышами.

Когда они достигли мелководья, Павел выкарабкался сам, а Джано и Франка помогли Райнеру вытащить Халса и уложили его на бок. Райнер начал бить его по спине.

Сначала Халс не двигался, и Павел уже начал беспокоиться, но наконец он сильно содрогнулся, закашлялся, и его вырвало прямо в грязь устрашающим количеством воды. Райнер держал его голову, пока все не закончилось.

— Все хорошо, пикинер? — спросил он.

Халс поднял на него покрасневшие глаза:

— В жизни… не буду… купаться.

Павел облегченно заулыбался:

— А прямо сейчас-то зачем начинать, старый козел?

Райнер похлопал Халса по плечу, встал, окинул всех взглядом и покачал головой:

— В жизни не видел более жалкого зрелища.

Халс расхохотался:

— Да ты и сам тот еще красавчик, капитан.

Он чихнул и задрожал.

Дрожали все. Зубы Франки неудержимо стучали друг о друга, и Райнер сообразил, что с ним происходит то же самое. Его тело сотрясала дрожь, пальцы посинели. На прибрежных кустах кизила уже распускались почки, но весна только начиналась, и потом, они были высоко в горах.

— Пальцы на месте? Кости не поломаны?

Все помотали головами, но было ясно, что река и водоворот здорово их потрепали. Халс потерял костыль. У Павла слетел пластырь, и пустая глазница зияла, словно красная пещера. Оскар рассек себе бровь, Джано сильно ободрал руку, а у Франки покраснела рубашка, словно открылись раны, полученные в схватке с боевым псом.

Райнер прищурился и поглядел на ближайшие горные вершины, выискивая знакомые приметы.

— Никто не знает, куда это нас занесло?

Халс сел и огляделся:

— Вроде места незнакомые, но, судя по солнцу, мы должны быть на южном склоне Срединных гор.

Райнер кивнул:

— Ну, где бы мы ни были, надо найти укрытие. Лучше бы просохнуть у огня, пока совсем не околели.

— Под холмом виден дым из трубы, капитан, — сказал Оскар. — Кстати, бутылочка все еще у вас?

Райнеру совсем не хотелось опять поить Оскара настоем. Лекарство уже вызвало привыкание, но в последнее время от артиллериста было много пользы. Райнер порылся в карманах куртки. Пузырек исчез.

— Извини, старина. Я потерял бутылочку.

Оскар сглотнул и кивнул.

— Понимаю. Очень хорошо. — Он обхватил себя руками и вздрогнул.

Райнер чихнул и закашлялся:

— Отлично. Пошли, ребята. Давайте воспользуемся их гостеприимством, кто бы они ни были.

Все поднялись на ноги и кое-как поплелись вниз по поросшему соснами склону.

Райнер оглянулся на водопад. Он был высотой в три дома. Надо же, просто невероятно, что они выжили.

— Падать в воду не так жестко, как на камни, — сказала Франка, словно читая его мысли.

Райнер поморщился:

— Ну, разве что не намного.

Они зашагали вслед за остальными. Райнер бросил осторожный взгляд на девушку, которая уверенно шла рядом с ним. Ах, чтоб ее, такая общительная. Было как-то неловко, что вот — женщина, с ней так легко ладить, как с другом, и все же…

Он покачал головой, пытаясь избавиться от образа Франки, стоящей перед ним, обнаженной до пояса.

До деревни оказалось недалеко — и хорошо, ведь никто из них не выдержал бы долгого перехода, да и к любым возможным опасностям они, в общем-то, готовы не были — не только хромые и побитые, но еще и почти безоружные. У Райнера, конечно, были пистолеты, зато ни пуль, ни картечи. Оставались еще мечи — у него и Джано. Другой арсенал, который они не успели растерять прежде, унесла река. Пропал арбалет Джано, ружье Оскара, лук Франки, копье Павла, костыль Халса (ну, тоже бывшее копье) — все это исчезло во тьме подземного мира, им остались только кинжалы.

Они подошли к деревне как раз тогда, когда солнце исчезло за горами и все вокруг покрыли лиловые тени. Сначала из-за деревьев им показалось, что это приятное местечко, по неизвестной причине не тронутое войной: несколько каменных и дощатых домишек, приютившихся меж холмов у ручья, впадающего в озеро. Из нескольких труб поднимался дым.

Райнер услышал рядом подавленный всхлип Франки.

— Прямо как дома, — сказала она, взяв себя в руки.

Райнер прекрасно понимал ее чувства. После столь долгого пребывания в таком странном месте эти хижины, на которые он и не взглянул бы пару недель назад, казались ему привлекательнее лучшей гостиницы Альтдорфа.

Но когда они приблизились, у Райнера волосы на голове зашевелились. Он сам не отдавал себе отчета, что именно, но что-то точно было не так. Несмотря на валящий из труб дым, место это казалось пустым, покинутым. Вокруг домов буйно разрослись сорняки, окна были распахнуты, ставни свисали на петлях. В деревне царила гнетущая атмосфера запустения.

Они осторожно прошли по грязной улице к колодцу в центре поселения. Не было слышно никаких звуков, свидетельствующих о человеческом присутствии: ни голосов, ни движения, не кричали дети, не бил кузнечный молот. Они огляделись, держа руки на рукоятях мечей и кинжалов.

— Эй, народ! — окликнул Райнер.

Его голос эхом прокатился по деревне и затих в лесу.

— Где они? — прошептала Франка. — Куда они пропали?

— И кто ж тогда разжег огонь, над которым поднимается дым? — проворчал Халс.

— Может, погулять вышли, — предположил Оскар.

— Может, вы и помрете, пытаясь это выяснить, — сказал чей-то грубый голос у них за спиной.

Они резко обернулись. Возле одного дома стоял тощий человек со свисающими на глаза сальными волосами. Он был одет в грязное залатанное тряпье и держал наготове заряженный лук. Он поднял руку, и из-за его спины вышли другие оборванцы. Они показались из-за всех домов, окружающих площадь. Все целились из луков в людей Райнера. Компания была окружена.

Тощий человек вышел на площадь с двумя подручными — один был низкорослый курносый тип с клочковатой бородой песочного цвета, другой — мрачный, мощного сложения воин с длинными косами, свисающими на грудь. Они оглядели всю компанию, и вожак усмехнулся, обнажив лошадиные зубы:

— Смотритесь неважно. Где это вас так?

— Не стоит и возиться, — ухмыльнулся курносый.

Тот, что с косами, показал на кожаные куртки Райнера, Халса и Павла:

— Ну, снаряжение… что от него осталось. Это солдаты.

Улыбка на лице длиннозубого погасла, в глазах появился холодок.

— Вы охотитесь на нас? — спросил он Райнера. — Вы разведчики?

— Лучше убьем их, Хорст, — сказал курносый. — Целее будем.

— Ага, — сказал длиннозубый, откинув волосы и потерев лоб. — Думаю, так и сделаем.

Когда он убрал волосы с лица, Райнер заметил знакомый шрам на лбу. Бандит подал своим людям знак, и он услышал, как со скрипом натянулись тетивы двух дюжин луков.

— Стойте! — закричал Павел.

— Что мы делать? — беспокойно забормотал Джано. — Что мы делать?

— Снимайте перчатки, быстро! — сказал Райнер.

— Снимать… — эхом откликнулся Джано, который пока не сообразил, что, собственно, происходит.

Райнер сорвал зубами все еще мокрую перчатку и показал шрам на тыльной стороне ладони.

— Братья! — закричал он, пытаясь улыбаться как можно шире. — Как мы рады видеть братьев по клейму!

Бандиты застыли на месте. Длиннозубый и его подручные, прищурясь, разглядывали в полумраке его руку, пока товарищи Райнера тоже снимали перчатки и показывали знак молота. Лучники ослабили натяжение тетивы, но оружие не опустили.

— Мы… мы недавно сбежали из колонны осужденных, — сочинял на ходу Райнер. — Нас вели в Мидденхейм восстанавливать крепостные стены. За нами неусыпно надзирали мечники, и едва не…

Тот, что с косами, с угрожающим видом выступил вперед:

— Это вы привели рыцарей Ульрика на наши холмы?

— Нет, нет, — быстро сказал Райнер, подняв руки. — Нет, нет. Мы потеряли их вчера и, увы, потерялись сами. С нами много что произошло с тех пор. Например, медведь…

— И водопад, — подхватила Франка, поняв идею.

Райнер кивнул:

— И еще мы свалились со скалы.

Воин схватил руку Райнера стальной лапищей и внимательно осмотрел клеймо, даже потер большим пальцем, словно ожидая, что оно сотрется. Но этого не случилось, и он что-то буркнул и отвернулся.

Длиннозубый ухмылялся:

— Вам и правда не повезло, а? Изнеженные жители равнин, бродите, значит, по холмам, как потерявшиеся детишки.

Райнер подтянулся:

— Ну да, мы еще не битые жизнью бродяги, как вы. Наши клейма свежие. Но нам предстоит всю жизнь учиться.

Длиннозубый и курносый рассмеялись, а следом за ними и остальные.

— Ну что ж, молодая смена, — сказал длиннозубый, — приступим без лишних сомнений. Покажем вам радости жизни тех, кто вне закона. — Он поклонился. — Добро пожаловать в наше скромное жилище.

Как только он произнес это, из укрытий показались несколько тощих женщин и грязных ребятишек, еще несколько выглянули из окон и дверей полуразрушенных хижин, внимательно глядя на пришельцев.

Райнер озадаченно нахмурился, когда длиннозубый подвел его и его товарищей к самому большому дому. Уже совсем стемнело.

— Так вы бандиты? Или это все же ваша деревня?

Длиннозубый скривился.

— Ну, вообще-то, и то и другое верно. До войны многие из нас жили здесь или поблизости. А потом мы ушли воевать за Карла-Франца — и хороша же была наша награда, скажу вам. Нас вырезали тысячами, покуда рыцари говорили цветистые речи. — Он махнул рукой. — Ну, да вы это знаете, верно? Короче, мы вернулись, а все они были мертвы — наши матери и отцы, сестры и сыновья… — Он вздохнул и огляделся. — Мы и рады были снова жить здесь, но в холмах засели эти северные дьяволы, и нам надо быть настороже. Так и не можем как следует расселиться.

— Недурно прячетесь, — сказал Райнер.

— Ага. Практики сколько угодно. — Длиннозубый пожал плечами. — Если бы мы могли попросить милорда Халшелфта о защите, он бы искоренил язычников и снова сделал эти земли безопасными, но, увы, мы… большинство из нас меченые, как и вы. Он скорее повесит нас, чем защитит.

Они вошли в дом. Мечты Райнера об оленине и мясе кабанов, поджаренном на вертеле, и реках краденого монастырского вина были разбиты, как только длиннозубый предложил им место у маленького очага и послал за едой. Мебели не было. Они сидели на полу. Ветер свистел в пустых окнах, в углах на сквозняке собирались сухие листья и грязь. Огня едва хватало, чтобы Райнер мог согреть руки, не то что просушить одежду.

Бандиты жили скудно, но не жмотничали. Они наполняли миски и кружки гостей, и не по одному разу. Оленины не было. Кабана, впрочем, тоже. Только жилистые кролики, поджаренные до хруста белки и жидкое водянистое варево из овса и дикой моркови. Но, по крайней мере, удалось набить желудки и немного отогреться.

Обкусывая последние кусочки с костей кролика, Халс нагнулся и зашептал на ухо Райнеру:

— А что бы не присоединиться к этим парням? Похоже, они ничего.

Райнер покривился. При свете огня было хорошо видно, как истощены эти разбойники, лица их были худы и нездоровы. Нет, не веселые бунтари, ведущие беззаботную жизнь, а люди, за которыми постоянно охотятся. Они страстно желают вернуться к прежней жизни, но для них это так же невозможно, как слетать на Маннслиб на спине грифона.

— Почему нет? — сказал Райнер. — Да потому, что я тут буду так же к месту, как ты — при дворе короля Бретонии.

— А что? — сказал Халс. — Неплохо.

— Думаешь? Взгляни на них, они же голодают.

— Так ведь зима ж была, — вставил Павел. — Зимой всегда труднее. Но сейчас весна, скоро еды будет навалом.

— А потом опять зима…

Халс пожал плечами.

Райнер заговорил тише и поближе наклонился к ним. Он не хотел, чтобы бандиты услышали.

— Да оставайтесь, если хотите. Я вас останавливать не буду. — Он поднял руку с клеймом. — Но у нас есть шанс в конце пути стереть этот знак и вернуться к нормальной жизни: мне — за карточный стол, вам — на ферму. Мне кажется, это лучше, чем ошиваться в лесах и лопать кроликов до скончания века.

Халс и Павел нахмурились, отодвинулись и пошептались друг с другом. Вскоре Халс снова подался вперед, немного смутившись.

— Мы с тобой, капитан. — Он пожал плечами. — Мы… ну, иногда трудновато поверить, что вернешься домой, особенно после всего, что с нами было.

— Да, — сказал Райнер. — Я знаю.

Кто-то хлопнул его по спине. Длиннозубый сел рядом с ним, его, как всегда, сопровождали двое помощников.

— Ну и как вам нравится наша скромная домашняя пища? — спросил он с усмешкой.

— Лучшее, что мы ели за много дней, — честно признался Райнер. — И мы благодарны вам за гостеприимство.

Бандит отмахнулся:

— Это не гостеприимство. Вы за него так или иначе заплатите. Если останетесь с нами, будете выполнять свою часть работы. Уйдете — так ваши кошельки станут полегче. Ну как, решили?

Райнер вздохнул. Он ожидал чего-то подобного. В конце концов, это были бандиты.

— Полагаю, мы двинемся дальше. Вы были более чем щедры, но вам и самим тут несладко. Не хватало еще кормить лишние рты.

— А куда вы? — спросил тот, что с косами.

Райнер нахмурился и потер руку.

— Тот, кто заклеймил нас, едет сейчас с графом Манфредом, который хочет отбить Нордбергбрухе у северян. У нас есть к нему одно дело, остается лишь найти Нордбергбрухе. — Он криво усмехнулся. — Мы окончательно потерялись.

Курносый скорчил мину:

— Побежите обратно в руки своих палачей? Ненормальные.

— Они хотят предать нас, — сказал воин с косицами. — Надеются заслужить снисхождение за наш счет.

Райнер пригвоздил его сердитым взглядом:

— Вы что, сэр, думаете, я совсем дурак? Я кое-что знаю об имперском правосудии. Для тех, кто носит знак молота, милосердия просто нет. Они могут и не послать меня под топор, а вот киркой и лопатой обеспечат наверняка. Так или иначе, но я умру в цепях.

Воин фыркнул, но длиннозубый раздраженно махнул рукой:

— Прекрати, Герхольт. Ты ж самого Зигмара готов заподозрить. — Он улыбнулся Райнеру. — Вы выбрали непростой путь. Сегодня утром мы видели, как Манфред вел войска к Нордбергбрухе, а из гор выходили хаоситы, чтобы защитить крепость. Думаем пойти туда после битвы, подобрать кости мертвецов.

У Райнера дрожь пробежала по позвоночнику.

— Думаете, значит, что битва уже началась? А войска графского брата, барона Альбрехта, вы видели?

— Боишься, заклятый враг помрет без твоей помощи? — спросил курносый.

— Именно. Не хватало, чтобы какой-нибудь грязный хаосит лишил меня возможности поквитаться.

Длиннозубый покачал головой:

— Манфред никак не мог добраться туда раньше заката. Ну и до утра еще будут собираться. А брата его я не видел.

Райнер изобразил что-то среднее между вздохом облегчения и стоном. Облегчение было вызвано тем, что они не опоздали, но мысль о том, что еще предстоит сделать, сводила всю радость на нет.

— И далеко отсюда до Нордбергбрухе? До утра можно поспеть?

Курносый рассмеялся:

— В вашем состоянии? Думаю, вам туда вообще не добраться.

— Придется идти всю ночь, — сказал длиннозубый, — но до утра поспеете.

Товарищи Райнера застонали.

— Дорогу показать можете? — спросил Халс.

— Ну да, можем, — отозвался курносый.

Они ждали, что еще он скажет, но он молчал.

— Э, так ты все-таки покажешь нам дорогу? — спросил Павел.

Длиннозубый пожал плечами:

— Ну, друзья, это зависит от содержимого ваших кошельков.

Райнер усмехнулся. Он знал, что этим все кончится. К счастью, в отличие от дуэлей, торговаться он умел и любил.

— Ну, у нас не особо много всего, так? В общем, если вам не понравится то, что мы предложим, можете просто убить нас и забрать, что хотите. Поэтому я взываю к вашей чести, взываю к вам как к братьям по клейму — уж обойдитесь с нами справедливо и не забудьте, что загнанные в угол крысы кусаются. Если договоримся, получите хорошую цену за свою помощь. А если нет — что ж, тогда получите еще больше, коли будете биться с нами.

Длиннозубый переглянулся со своими товарищами и кивнул:

— Ну, это честно. Скажите нам, что вам нужно и какова ваша цена.

В конце концов, жизни им сохранили, но Райнеру это стоило всех золотых монет Вирта, одного пистолета и меча, подаренного отцом. С золотом он расстался довольно-таки легко — как досталось, так и ушло, на то оно и золото. А если граф Манфред наградит его, как хотелось бы думать, — о да, они будут в этом золоте по колено. А вот с мечом все обстояло не так просто. Конечно, на золото Манфреда можно было купить клинок и получше — но ведь это будет уже не его меч, верно?

Бандиты их не только не убили, но и подлечили как сумели — разумеется, не так профессионально, как Густав, — показали дорогу и снабдили всех оружием: дали Райнеру меч поменьше, Павлу и Халсу — копья (ну и костыль в придачу), Франке и Джано — луки, а Оскару — большущий старый мушкетон, но пороху и дроби — всего на несколько выстрелов.

Как и посоветовали им бандиты, они спустились с горы вдоль ручья до изрытой колеями тропы, по которой свернули на восток и дошли до главной дороги, и тут уже зашагали на северо-восток со всей возможной скоростью, на которую были еще способны их побитые, измученные тела.

Франка шла рядом с Райнером и улыбалась.

— В жизни не слышала, чтобы кто-нибудь так бегло и правдоподобно врал. Торопимся убить того, кто нас заклеймил. Ха!

— А что, не так? — спросил Райнер. — Может, нам и не посчастливится собственноручно расправиться с Альбрехтом, но, если все получится, мы точно посодействуем его падению.

— Но ты ведь не это имел в виду. Расписал нас как каких-то кровожадных злодеев с мстительными намерениями. Ни разу не встречала такого ловкого обманщика.

— Эй, а когда ты последний раз смотрела в зеркало?

Она пихнула его локтем в бок и беспокойно оглянулась: вдруг кто-нибудь их слышал?

Они шли всю ночь, не сворачивая с дороги, волочили ноги словно лунатики, преодолевая милю за милей. Вскоре все разговоры стихли. Никто даже не пытался притвориться, что сохраняет бдительность. Райнер чувствовал себя как во сне. Порой казалось, что он шагает на месте, а картины вокруг сменяют одна другую. А порой он будто покидал собственное тело и сверху смотрел на вереницу хромых оборванцев, топающих сквозь темные леса и залитые лунным светом пустоши. К утру похолодало, а тепло очага было лишь далеким воспоминанием. Они кутались в изодранные куртки, с тоской вспоминая о тяжелых плащах, которые им выдали в начале этого безумного путешествия.

Когда обе луны уже скрылись за горизонтом, они дошли до поворота, о котором говорили бандиты, и принялись снова подниматься на холмы. Двигались они еще медленнее, чем прежде. Райнер не раз чудом успевал сохранить равновесие на подгибающихся ногах. Больше всего на свете ему хотелось свернуться клубочком и уснуть, пусть даже и прямо посреди дороги. Подбородок то и дело касался груди, и не раз он открывал глаза и не мог вспомнить, когда же, собственно, успел закрыть их.

Наконец, когда слабый розовый свет коснулся снежных вершин, они добрались до перевала и увидели вдали массивную каменную крепость, нависающую над окутанной тенями долиной, словно хищная птица. Долина, открывшаяся перед Райнером и его спутниками, была в форме буквы «У», замок располагался на высокой скале в районе разветвления. У основания «буквы», как раз пониже того места, где они стояли, была деревня. Огни в ней не горели, но поодаль, на безопасном расстоянии от замка, в темноте виднелись костры большой армии.

— Все, ребята, — сказал Райнер, — пришли.

— Это еще смотря куда, — проворчал Халс, но он слишком устал, чтобы испытывать сколько-нибудь сильные эмоции.

Они буквально сползли с холма в долину. Вблизи оказалось, что деревня разрушена: не осталось ни единого здания, у которого уцелела бы крыша и все четыре стены. Многое просто сгорело дотла. На них с упреком, словно воскресшие из мертвых друзья, которых предали, глядели зияющие провалы окон. Стояла полная тишина. Уже светало, но птицы не пели. Казалось, мир испустил последнее дыхание и лежал под ногами, холодный и недвижный.

По мере того как они продвигались по грязной дороге, пересекающей долину посередине, за деревьями и живыми изгородями замелькали белые палатки, разбитые рядами, знамена стоящих здесь рыцарей и полков, а надо всеми — знамя Манфреда: бело-золотое, со львом. К облегчению Райнера, пресловутого знамени с мантикорой видно не было.

Когда они подошли ближе, все вокруг снова наполнилось звуками: гремели котлы и сковородки, скрипели веревки и сбруя, скрежетали точильные камни, кашляли и ворчали сонные солдаты. Вскоре к звукам присоединились и запахи: каша с беконом, лошади, люди, кожа и ткань, дым костра и порох. Райнер и его товарищи глубоко втягивали воздух. Когда-то Райнер неохотно пошел в армию и был готов поклясться, что ему там было совсем худо, но звуки и запахи лагеря наполнили его такой ностальгической радостью, что на глазах выступили слезы.

Ему пришлось сглотнуть несколько раз, прежде чем он смог заговорить:

— Прикройте клейма. А то еще угодим в тюрьму, не успев увидеть Манфреда.

На краю лагеря их остановил пикет.

— Кто идет? — крикнул часовой.

— Курьеры с вестями для графа Манфреда, — сказал Райнер, вложив в тон своего ответа как можно больше солдафонской бесцеремонности.

Часовые вышли из тени. Их было восемь солдат и сержант, мечник с квадратными плечами и не менее квадратной челюстью. Он наморщил нос и подозрительно оглядел Райнера и компанию.

— Да вы больше смахиваете на работяг. Где ваша печать?

— Как видите, на нас напали, — сказал Райнер. — Мы потеряли почти все, но у нас важные вести о прибытии барона Альбрехта, которые должны стать известны графу.

— А вот это уже мне решать. Что за вести?

— Это не для твоих ушей! — выпрямился Райнер. — Думаешь, я скажу простому сержанту то, что из меня и пыткой не вытянешь? Я капитан Райнер Гетцау, и я хочу видеть лорда Манфреда!

Сержант подозрительно покосился на Райнера, который явно накинул себе звание, и повернулся к одному из своих людей:

— Хергиг, отведи его светлость и всю компанию к капитану Шафферу. Они меня достали.

Эту комедию пришлось разыграть еще четыре раза перед разными капитанами, лейтенантами и рыцарями, пока Райнера и его товарищей наконец не провели к великолепному белому шатру с бело-золотыми вымпелами в центре лагеря.

— Ваши люди будут ждать здесь, — сказал капитан графской гвардии. — А вы сдадите меч и кинжалы.

Райнер послушался, и рыцарь повел его за матерчатую завесу.

В шатре граф Манфред Вальденхейм вкушал завтрак. Он сидел за большим столом и уплетал ветчину и яйца, запивая их элем, в то время как его генералы стояли вокруг, наряженные в великолепные сияющие доспехи и разноцветные плащи, и обсуждали стратегические вопросы по карте, уставленной графскими кубками и тарелками. Манфред был все еще в нижнем платье и непричесан. В углу виднелась неубранная походная кровать, устланная мехами. В ногах, словно часовой, возвышался графский доспех с золотой насечкой.

Граф очень напоминал младшего брата и ростом, и сложением — крупный широкогрудый мужчина с внешностью борца. Но если лицо Альбрехта казалось хитрым и жестоким, то Манфреда отличал добродушно-растерянный вид. Собственно, он выглядел слишком кротким, чтобы возглавлять большую армию. Но как только капитан, который привел Райнера, что-то шепнул ему на ухо и тот поднял голову, холодные голубые глаза явственно показали, что внешность доброго папаши несколько обманчива. Райнер подумал, что это, конечно, не волк в овечьей шкуре, поскольку чувствовалось, что легкий характер графа не притворство, а скорее овца, привыкшая есть волков на обед, — человек, которого следовало остерегаться и которому ой как не стоило лгать.

— Какие вести, курьер? — быстро спросил граф.

Райнер опустился на одно колено, не только согласно этикету, но и элементарно из-за усталости.

— Господин, у меня новости о вашем брате, которые, боюсь, вам будет неприятно услышать, а тем более поверить в них.

Генералы перестали бормотать и посмотрели на него.

Манфред опустил нож и вилку:

— Продолжай, сынок.

Райнер сглотнул. Теперь, когда пришла пора говорить, ему стало страшно. Казалось, рассказать такое просто невозможно.

— Господин, две недели назад ваш брат приказал мне и моим товарищам сопровождать леди Магду Бандауэр, аббатису Шаллии, в монастырь Шаллии, что расположен в Срединных горах, где она должна была открыть тайное хранилище и забрать оттуда боевое знамя огромной силы.

— Проклятие Валнира, — сказал Манфред. — Я знаю о нем, хоть монахини и отрицали всегда, что оно у них.

— И не зря отрицали, господин. Оно более не то могучее орудие добра, каким некогда было. Кровь Валнира пропитала знамя и испортила его, превратила в нечто ужасное. Но когда мы это обнаружили, леди Магду уже невозможно было остановить. Она атаковала нас с помощью его злой силы, убила нашего капитана и оставила нас умирать.

Манфред поднял бровь.

Райнер торопливо продолжил:

— Господин, перед началом путешествия нас убедили, что ваш брат надеется использовать знамя, чтобы помочь вам отвоевать Нордбергбрухе, но теперь, я полагаю, дела обстоят несколько иначе.

Генералы в ужасе что-то забормотали. Манфред дал им знак умолкнуть.

— Я не хочу дурно говорить о вашем брате, — продолжал Райнер, — но леди Магда — честолюбивая женщина, которая жаждет власти, и, полагаю, под ее влиянием Альбрехт решил разделить ее планы. Боюсь, что он идет на юг под этим знаменем не на помощь вам, а чтобы завоевать Нордбергбрухе для себя.

— Ложь! — закричал кто-то, а генералы гневно заговорили, перебивая друг друга. — Это все ложь!

У входа в палатку стояли леди Магда, снова в облике суровой монахини, и Эрих фон Эйзенберг в роскошном доспехе из вороненой стали, шлем с плюмажем держа под мышкой. Это говорил он.

Глава семнадцатая. ЗНАМЯ ИХ ПОРАБОТИЛО

— Этот человек — предатель и убийца, — сквозь зубы процедила леди Магда, указывая на Райнера. — Немедленно арестуйте его.

— Это не почтенная аббатиса, а он пытался присвоить знамя, — подхватил Эрих. — Он убил доблестного капитана Вирта и чуть не расправился со мной, когда я пришел на помощь леди Магде.

— Господин, — сказал Райнер, поворачиваясь к Манфреду, — умоляю вас, не верьте им. Они думают, вы больны…

— Довольно! — закричал Манфред. — Все вы. — Он повернулся к Эриху и леди Магде. — Что это за вторжение? Что вам тут надо?

Эрих отсалютовал:

— Господин, мы пришли от вашего брата. Он желает вам доброго утра и изволит сообщить вам, что находится в часе пути отсюда с отрядом в две тысячи человек. Они хорошо отдохнули и сразу же по прибытии будут в вашем распоряжении.

Генералы встретили эту новость радостными криками, но Манфред переводил взгляд то на Райнера, то на Эриха, недоверчиво нахмурившись.

— Минуту назад это обрадовало бы меня, ведь две тысячи человек почти удвоили бы мою армию, но сейчас…

— Господин, — произнес Эрих, — вы не должны ему верить. Этот человек предатель, он осужден за многочисленные убийства, совершенные при помощи колдовства.

— Это неправда, господин, — возразил Райнер. — Ваш брат сам признал, что меня ложно обвинили.

— Если так, — сказал Эрих, — то пусть он снимет левую перчатку и объяснит, откуда у него клеймо.

— У тебя знак молота? — спросил Манфред.

Райнер снял перчатку и показал Манфреду тыльную сторону ладони:

— У всех нас он есть. Барон Альбрехт набрал людей для тайной миссии в тюрьме Смоллхофа — вот и еще одно доказательство, что у него были не самые благородные намерения. Он заклеймил нас, чтобы мы не смогли удрать. У мастера фон Эйзенберга тоже такой знак.

Эрих улыбнулся.

— Он сам себя приговорил, господин. — Рыцарь снял латную рукавицу и поднял руку. — У меня нет клейма, и вы это сами видите.

Райнер раскрыл рот от изумления. Тыльная сторона ладони Эриха была абсолютно чистой. Шрам исчез. Райнеру показалось, что в этот миг по высокомерному лицу леди Магды скользнула жестокая усмешка.

— Господин, — воскликнул он, — это было условием договора! Барон Альбрехт обещал нам, что в случае успешного возвращения мудрецы из ордена Света сотрет клейма! Фон Эйзенберг — такой же преступник, как и все мы. Его должны были повесить за убийство ребенка.

— Он громоздит одну ложь на другую, господин, — сказал Эрих. — Не знает, где остановиться.

— Впрочем, как и вы, сэр, — раздраженно сказал Манфред. — А теперь оба замолчите и дайте мне подумать.

Райнер закрыл рот, вопреки желанию протестовать, увидел, что Манфред оценивающе разглядывает их обоих, и застонал. Он пытался надеяться вопреки всему, но понимал, что это конец. Последний удар Эриха попал в цель, а даже если и нет, то он все равно выглядел героем: красавец, в сияющей броне, с золотистой бородой и благородной осанкой, настоящий герой Империи. Что до Райнера, то, как бы ни тяжко было это признать, он выглядел злодеем благодаря голодной небритой физиономии, немытым черным волосам и усам игрока, грязной драной одежде и древнему ржавому мечу. Да хоть разодень его в пух и прах, он все равно будет смахивать на жулика — так было всегда, а в своем теперешнем состоянии он смотрелся бродягой худшего разбора, уличным задирой и неудачником.

И тут в шатер ворвался рыцарь:

— Господа! Армия хаоситов пришла в движение! Они строятся перед замком!

— Что? — воскликнул один из генералов. — Они вышли из-под прикрытия замка? Они что, с ума сошли?

— Они и правда безумны, — сказал Манфред, вставая и вытирая рот. — Они затронуты порчей, и это все неспроста. — Он шагнул туда, где стоял его доспех, щелкнул пальцами, и слуги принялись облачать его. — Если разведчики доложили им о прибытии Альбрехта, то они могли решить покончить с нами, пока наши силы не удвоятся. — Он глянул на своих генералов. — Собирайте людей. Через полчаса все должны быть на своих местах и в полной боевой готовности.

Генералы отсалютовали и покинули палатку.

Рыцарь, который привел Райнера, выступил вперед:

— Господин, что прикажете делать с ним?

Манфред посмотрел на Райнера так, словно уже забыл, кто это, и махнул рукой.

— Арестуйте их до окончания битвы. Я позже решу, что с ними делать. — Он повернулся к Эриху и леди Магде. — Возвращайтесь к моему брату. Скажите ему, чтобы он поспешил.

Эрих отсалютовал:

— Сию минуту, милорд.

Когда они с леди Магдой уже выходили, он встретился взглядами с Райнером и изогнул губы в торжествующей усмешке. Райнер в ответ хотел показать ему неприличный жест, но рыцарь схватил его железной лапищей за руку и поволок вон, прежде чем он смог сложить пальцы соответствующим образом.

В лагере не было тюрьмы, и, после того как их накормили, а полевой хирург торопливо перевязал им раны, их поместили под стражу в палатку с провиантом за лагерной кухней. Вокруг были лишь мешки с мукой, на которых они сидели, да кувшины с салом и топленым маслом, но сквозь тонкую материю они слышали крики и трубящие рога, созывающие солдат, грохот копыт кавалерийских коней, скачущих мимо, топот пехоты, быстро марширующей на позиции под резкий стук барабанов.

Павел и Халс вздрагивали на каждый звук, словно старые боевые кони (что было недалеко от истины), мучительно желая поучаствовать в происходящем. Оскар сидел в углу, обхватив себя руками и дрожа. Он уже раз двадцать просил, чтобы Райнер дал ему отхлебнуть из той самой бутылочки, забывая, что Райнер потерял ее в реке. В другом углу Джано ругался и бормотал себе под нос на родном языке.

Сам Райнер был слишком зол, чтобы усидеть на месте. Он расхаживал туда-сюда между дерюжными мешками.

— Чтоб его, этого Манфреда, — ворчал он. — И Карла-Франца туда же. Да пошла вся эта треклятая Империя! Вот, пожалуйста, кучка злодеев и неудачников пошла против природы и собственных интересов, чтобы помочь им, спасти их не от одной даже, а сразу от двух серьезных неприятностей, и что, они нас отблагодарили? Сложили к нашим ногам богатства, накормили нас апельсинами и амброзией? Нет! Они игнорируют наши предупреждения и снова готовят нас к петле! — Он пнул бочку с огурцами. — Все, хватит, я уже наигрался в героя. Забери Хаос Карла-Франца, графа Манфреда и прочих высокородных дураков! Отныне я больше не гражданин Империи. Я буду свободен от ее мрачного благочестия и нудного стоицизма. Отныне я гражданин мира. Кому нужен Альтдорф, когда у меня есть Мариенбург, Тилея, Эсталия, Аравия и даже дальний Катай и все тайны загадочного Востока? Я напьюсь свободой допьяна и потребую еще. — Он повернулся к товарищам, глаза его горели. — Кто со мной? Кто хочет быть свободным человеком там, где знак молота ничего не значит?

Остальные смотрели на него, недоуменно моргая.

— Вот это речь, — сказал Халс. — Ничуть не хуже той, про тоску по дому, которую ты выдал, когда захотел, чтоб мы остались с тобой.

— И где же правда? — спросил Павел.

Райнер нахмурился. Ту, другую речь он уже забыл.

— Ну… и там, и там. Я ж не говорю, что не буду скучать по дому. Еще как буду. Мое сердце в Альтдорфе, но раз уж Империя повернулась к нам спиной, я повернусь спиной к ней. И будь я проклят, если пожалею об этом. Мне будет весело, и ну их всех сами знаете куда.

Халс усмехнулся:

— Надеюсь, тебе никогда не придется продавать мне корову. Спорим, кончится тем, что я отдам тебе за нее свою ферму.

— Он все равно прав, — сказал Павел. — Эти заразы нас просто надули. Мы им ничем не обязаны. Я за.

— Да, — сказал Халс, — я тоже.

— И я, — звонко вставила Франка.

— Пойдешь в Тилею? — улыбнулся Джано. — Приведу тебя в свой дом, кормить по-нашему, а?

— Я точно не хочу тут оставаться, — сказал Оскар. — Думаю, они собираются нас повесить.

— Ну что, ребятки, — оглядел всех Райнер, — с чего начнем? Перед дальней дорогой не худо бы припасти деньжат.

— А пойдем-ка в Мариенбург, — сказал Халс. — Там говорят на том же языке, хорошо платят наемникам и… — Он понимающе кивнул Райнеру. — Слышал я, там игорные дома не хуже, чем в Альтдорфе.

Райнер усмехнулся:

— Едва ли. Но это портовый город, и оттуда мы сможем добраться куда угодно. Договорились?

Остальные закивали.

— Отлично. — Райнер огляделся.

— Тогда нужно придумать, как выбраться из палатки.

Он пересек палатку и выглянул из нее. Двое солдат, которым вроде бы полагалось их охранять, стояли на приличном расстоянии от входа, вытягивая шеи, чтобы увидеть поле битвы, закрытое от них другими палатками. А так лагерь, похоже, опустел, костры догорали, а флаги и вымпелы вяло хлопали на ветру.

Райнер повернулся к своим товарищам:

— Ну, не думаю, что нам придется особенно трудно…

Внезапно их прервал такой шум, от которого волосы встали дыбом. Это был вопль, рвущийся из пяти тысяч глоток, варварский боевой клич. Земля содрогнулась у Райнера под ногами, приглушенный грохот канонады сотряс палатку.

— Они пошли в атаку на наших, — сказала Франка. — Началось.

Павел и Халс словно к месту приросли. Джано беспокойно озирался. Оскар дергался.

Раздался ответный рев, и земля снова дрогнула. Шум перешел в неумолчный глухой рокот, прерываемый криками и трубным зовом.

Райнер снова выглянул из палатки. Оба стража почти скрылись за походной часовней. Их позы явно свидетельствовали о том, что эти двое жаждали присоединиться к своим товарищам, а не торчать тут просто так.

Райнер обернулся:

— Выбирайтесь из-под задней стены. Наши тюремщики нас не заметят. — Он помолчал, увидев лица Павла и Халса, мрачные и горестные. — Вы что, уже передумали?

Пикинеров мучили сомнения. Было яснее ясного, что идея оставить своих соотечественников биться с хаоситами казалась им омерзительной, но в то же самое время их чувство справедливости было жестоко задето.

Наконец Халс пожал плечами:

— После того, как они обошлись с нами? Пусть их заберет Хаос. Мне наплевать.

— И мне, — сказал Павел, но Райнер почувствовал, что вымолвить это ему было не так легко.

— Значит, пора.

Райнер прошелся до дальней стены палатки и принялся убирать с дороги мешки с мукой. Остальные присоединились к нему. Вероятность, что их засекут, была невелика: воздух наполнял грохот канонады, ржание лошадей, лязг оружия.

Когда дорога была свободна, они потянули за нижний край брезента, пока не расшатали колышек, потом выползли через образовавшуюся щель. В то время как остальные выбирались, Райнер сторожил за палаткой. Оказалось, что они находятся рядом с южной окраиной лагеря, в узкой части долины. Звуки битвы доносились с севера.

— Вот теперь, — сказал Райнер, — вернемся на дорогу, по которой мы пришли, и пойдем по ней на запад, в Мариенбург.

— Подожди. — Джано выволок из палатки мешок. — На этот раз подготовимся.

Он уже успел вытряхнуть из мешка большую часть муки и наполнить его различными припасами. Он ухмыльнулся и перекинул мешок через плечо, показывая своим спутникам на соседние палатки:

— Лавка открыта.

Райнер усмехнулся:

— Эй, тильянец, да ты, похоже, не видишь разницы между своим и чужим.

Он пожал плечами:

— Было бы нужно, взяли бы с собой.

Халс и Павел сердито нахмурились, но присоединились к охоте за оружием, броней, одеждой и кухонной утварью. В лагере почти никого не осталось, лишь несколько маркитантов и поваров, от которых нетрудно было ускользнуть. Райнер нашел в палатке какого-то рыцаря пистолеты на ремне, снабженные запасом пуль и пороха. Оскар обнаружил целый ящик ружей и забрал одно, но, учитывая, что его левая рука была на перевязи, заряжать оказалось не так-то просто. Словом, в пределах получаса они обеспечили себя не худшим снаряжением, чем то, которым их в свое время снабдил Альбрехт.

Они собрались на окраине лагеря, одетые в цвета чуть ли не дюжины полков: пояса их ощетинились оружием, за плечами висели набитые котомки.

— Ну что, теперь готовы? — спросил Райнер.

Его товарищи закивали, хотя Павлу, Халсу и Франке было явно не по себе в снаряжении, украденном у таких же солдат, как и они сами.

— Значит, пошли.

Они направились по тропе, по которой менее двух часов назад попали в лагерь. Они все еще были порядком измучены, но хоть немного успели передохнуть в заточении и по крайней мере находились во вменяемом состоянии.

Они почти добрались до деревни в южной части долины, когда Оскар обратил их внимание на обгорелые руины:

— Смотрите.

Там по склону холма спускалась колонна солдат, шлемы и наконечники копий сверкали в лучах утреннего солнца. Голова колонны уж скрылась в городке, так что не оставалось никаких сомнений, чья это армия.

— Альбрехт, — сказал Павел.

— Ага, — отозвался Райнер. — Давайте спрячемся, пока они не пройдут.

Компания поспешила в почерневший амбар и укрылась внутри. Почти сразу же послышались топот марширующих ног и цоканье копыт. Они приблизились к стене и выглянули в щели как раз тогда, когда показалось начало колонны. Впереди ехали Альбрехт, Эрих и леди Магда, за ними следовал отряд из более чем сотни рыцарей. Эрих ехал между бароном и аббатисой на белоснежном скакуне, закованном в сияющую броню. Альбрехт роскошно смотрелся в покрашенном в синий цвет доспехе и шлеме с алым плюмажем, а отряд рыцарей был просто загляденье — такое зрелище должно было бы наполнить сердца жителей Империи гордостью. Однако вид кроваво-красного знамени, которое высокоподнятым держал Эрих, поставив в бушмет, убивало все эмоции, кроме всепоглощающего ужаса.

Оно выглядело поистине устрашающе и так хлопало о древко, словно являло собой не кусок тяжелой материи, а кусок плоти, вырезанный из тела бурого гиганта. Райнер не мог отвести взгляд, но в то же самое время смотреть было тяжело: знамя излучало мрачный ужас, словно черное солнце. Он одновременно почувствовал дурноту и желание присоединиться к колонне людей, следующих за стягом. Сила знамени стала во сто крат больше, чем тогда, в склепе. Теперь его нес герой, возглавляющий целую армию. Оно притягивало Райнера, словно магнит, и, оторвав от него взгляд и посмотрев на товарищей, он обнаружил, что на них знамя действует точно так же. Павел и Халс так сжали копья, что у них побелели костяшки пальцев. Франка и Джано смотрели с перекошенными лицами. Оскар поднялся на ноги и был теперь на виду.

— Сядь, дурень, — зашипел Райнер и потянул артиллериста за куртку.

Он был рад, что может хоть на что-то отвлечься. Что угодно, лишь бы больше не смотреть на знамя.

— Мирмидия, — выдохнула Франка. — Посмотрите на них. Бедные пропащие души.

Райнер снова неохотно выглянул наружу. Рыцари уже покинули город, и теперь за ними следовали отряды пикинеров, меченосцев и стрелков. В каком-то смысле это было самое обычное зрелище — солдаты Империи на марше: простые фермеры, мельники, кузнецы и торговцы, вставшие под оружие в военное время, как это и бывало уже на протяжении многих веков. Однако в этих солдатах присутствовало что-то такое, не поддающееся определению, но при этом отталкивающее. Они маршировали вполне прилично, на самом деле практически как надо, в ногу, ровными рядами, вид которых согрел бы сердце любого старшего сержанта, но их походка, какая-то расшатанная, напомнила Райнеру походку лунатиков. Они пялились прямо перед собой, челюсти отвисли, глаза ничего не выражали. Никто не смотрел ни налево, ни направо, не щурился на солнце, чтобы определить время, не переговаривался с товарищами и не почесывал задницу. Глаза их были сосредоточены на знамени и, похоже, даже не мигали.

— Зомби, — сказал Джано и сотворил перед собой охранный знак.

— Знамя их поработило, — заключила Франка и вздрогнула.

Райнер кивнул.

— Теперь ясно, в намерениях Альбрехта можно не сомневаться. Он пришел не на помощь брату, а для того, чтобы убить его. — Райнер присвистнул. — Я рад, что нас не будет поблизости, когда Манфред угодит между этим молотом и курганской наковальней.

Последние солдаты-зомби вышли из города. Райнер закинул торбу за плечо и встал, но остальные задержались — они все еще смотрели на удаляющуюся колонну.

— Капитан, — робко начал Халс, — мы не можем просто так…

— О чем это ты?

Халс поскреб шею и скорчил гримасу, неловко переминаясь с ноги на ногу:

— Капитан, я помню, что говорил раньше. Мне абсолютно плевать, что там станет с Манфредом. Надеюсь, они с Альбрехтом порвут друг друга в клочья, но эти ребята в лагере…

— И те, что в колонне, — добавила Франка.

— Ага, — подхватил Халс. — Порабощены они или нет, но это наши товарищи. И это они попадут между молотом и наковальней. Это они будут гибнуть тысячами.

— Это не оборонительная война против врагов Империи, — сказала Франка. — Люди посланы умирать, чтобы леди Магда стала графиней, а Альбрехт отобрал у брата то, что ему не досталось от рождения.

Райнер едва не выругался. Ему не нравилось, как все обернулось.

— И что, вы предлагаете пойти и тоже погибнуть? Как полагаете, на чьей стороне будем сражаться?

— А я говорю, нам надо сделать то, что не получилось у капитана Вирта, — сказала Франка. — Уничтожить знамя.

Павел и Халс выразительно закивали.

— Может, тогда получим награду, а? — сказал Джано.

— А как же свобода? — спросил Райнер. — Как же Мариенбург, Тилея и все остальное? Мы ж хотели выпить мир досуха.

Остальные неловко пожали плечами. Даже Джано не стал смотреть ему в глаза.

— Простите, капитан, — сказал наконец Халс.

Райнер застонал и с тоской посмотрел на дорогу, ведущую прочь из долины. На дальнем склоне холма открывался путь к свободе. Оставалось только подняться туда, и Альбрехт, Манфред и леди Магда останутся лишь неприятными воспоминаниями. Что ему до судеб нескольких тысяч крестьян? Это ж не он вел их навстречу смерти. Все, что ему было нужно, — это спокойная жизнь без всяких там ужасных знамен, жадных до власти монахинь и сумасшедших баронов. Ему хотелось лишь вернуться в Альтдорф или уж, на худой конец, отправиться в Мариенбург или Тилею и там днем облегчать кошельки глупцов, а ночью развлекаться с веселыми девицами.

И все же…

И все же, пусть ему и не хотелось это признавать, знамя и безмозглые вояки, идущие за ним, задели его за живое. У него вечно были проблемы с властью. Именно это, а вовсе не трусость, заставило его в свое время всячески избегать военной службы. Он слишком ценил собственную индивидуальность, чтобы бездумно подчиняться приказам. И он знал слишком много высокородных идиотов — например, любимого батюшку, не говоря уж об Эрихе фон Эйзенберге, а потому не считал, что лорд всегда прав лишь по той причине, что он лорд. Сама мысль о какой-то жуткой реликвии, лишающей способности ставить под сомнение приказы, полностью уравнивающей тебя со всеми остальными и заставляющей слепо подчиняться вожаку, наполняла его возмущением.

Знамя было омерзительным. Он легко мог представить, как под его сенью окажется вся Империя. Целый народ, подчиняющийся капризам правителя, захватывающий соседние страны, пока не останется ни Тилеи, ни Мариенбурга, и будет просто некуда убежать, и он, Райнер, будет маршировать вместе со всеми — еще одна овца, радостно следующая за мясником на бойню.

— Хорошо, — внезапно сказал он. — Поднимайтесь. Надо поторопиться, придется обходить стороной их колонну, а потом спешить что есть мочи, чтобы опередить их.

Павел и Халс испустили громкие вздохи облегчения. Франка улыбнулась. Джано кивнул. Оскар выглядел расстроенным, но присоединился к остальным, и они зашагали по чавкающему под ногами жнивью к северу от деревни.

Глава восемнадцатая. КОГТИ МАНТИКОРЫ

Обратный путь оказался труднее, чем они предполагали. Карабканье на стены из булыжника, поиски щелей в высоких заборах — все это не способствовало быстрому передвижению, да и состояние их ничуть не улучшилось. Халс морщился на каждом шагу не только от боли в сломанной ноге, но и потому, что импровизированный костыль здорово натер под мышкой.

Райнер оглядел их и только головой покачал. Ну как таким доходягам уничтожить знамя? Для этого им, скорее всего, придется биться с Альбрехтом, не говоря уже об Эрихе и целом отряде рыцарей. Смешно! Все равно как если бы нищие вздумали штурмовать Мидденхейм.

Пробираясь по опустевшему лагерю Манфреда, они потеряли колонну Альбрехта из виду и вот наконец очутились на поле битвы. Они находились далеко за линией обороны Манфреда, и отсюда было сложно что-либо разглядеть, кроме сплошной массы людей, коней, рогатых шлемов, мелькающих и исчезающих в густом дыму. Райнер не мог разобрать, кто тут люди Альбрехта, да и прибыли ли они вообще.

— Надо найти место, откуда лучше видно, — сказал он. Крутые холмы справа от лагеря казались в этом отношении удачной позицией. — Туда.

Халс застонал, но с помощью Павла живо захромал по склону вслед за остальными. Вскоре они нашли козью тропу, по которой было легче карабкаться; она привела их туда, откуда наблюдать битву было наиболее удобно, — всё как на ладони.

Они стояли над тем местом, где долина разветвлялась, и смотрели на запад. Замок Нордбергбрухе находился чуть севернее развилки. Лагерь Манфреда был на юге, в районе ножки буквы «У». По тому, как располагались армии на данный момент, Райнеру было нетрудно восстановить начало битвы. Войска хаоситов хлынули из крепостных ворот и выстроились в длинную линию, охватывающую долину как раз под разветвлением. Манфред занял позиции южнее и готовился принять бой. Он располагал в два раза меньшим по численности войском, к тому же стоящим ниже по склону холма, зато у него было два, пусть и незначительных, преимущества: крутые холмы по обе стороны долины не давали противнику возможности обойти его с флангов, а каменистый холм с маленьким деревянным святилищем Зигмара на вершине высился над голыми деревьями как раз в районе развилки, еще более сужая фронт, вдоль которого курганцы могли атаковать его, и, что немаловажно, представлял собой удачную площадку для размещения орудий. Собственно, с севера холм казался настоящей скалой, но при этом его южный склон был пологим, и армия Манфреда стояла по обе стороны от него.

Армия Манфреда отступала, и неудивительно. Хаоситы теснили ее в узкую часть долины — так стрелок забивает пыж в ствол ружья. Манфреда загнали на юг еще не настолько далеко, чтобы он не мог воспользоваться каменистым холмом, но к востоку от возвышения это казалось уже вполне вероятным, там графские войска сильнее растянулись, а противник был мощнее всего. Если бы так случилось, для Манфреда это означало бы катастрофу — тогда курганцы смогли бы стремительно обогнуть небольшой холм с юга и ударить по западным отрядам с тыла.

Халс втянул воздух сквозь зубы:

— Худо дело.

— Ага, — сказал Райнер. — А вот теперь представь, что было бы, если бы мы тогда не свернули пушку в реку. Если бы они палили из этого монстра с замковых укреплений, может, все уже было бы кончено.

— А где Альбрехт? — спросила Франка.

— Вон там, — показал Оскар.

Райнер с товарищами проследили за его рукой. Сквозь завесу дыма, стоящую над полем, они смогли разглядеть лишь отряд рыцарей, выезжающий из леска на холме в дальнем конце долины. Во главе их был Альбрехт, рядом с ним знаменосец высоко держал фамильный стяг. За рыцарями следовало несколько подразделений мечников и стрелков, четыре орудийных расчета тащили пушки на позиции. Барон каким-то образом сумел найти путь через холмы и появился севернее линии фронта. Быстрая атака по крутому склону холма — и он смог бы ударить по силам Хаоса сзади.

— И вон там, — Оскар показал на юг.

Райнер посмотрел налево. Из лагеря Манфреда один за другим выходили отряды копейщиков, маршируя все той же странной расслабленной походкой, какую Райнер и его товарищи уже видели. Они образовали широкий фронт в двухстах шагах позади войск Манфреда.

— Так он что, все-таки поддерживает Манфреда? — озадаченно спросил Павел. — Мы всю дорогу ошибались?

Когда находящиеся в трудном положении солдаты Манфреда заметили войско Альбрехта, по полю прокатился радостный клич, и битва закипела с новой силой. Курганцы тоже заметили подкрепление и принялись лихорадочно маневрировать, чтобы встретить рыцарей Альбрехта. Но воодушевление людей и ужас хаоситов продлились одинаково недолго: войска Альбрехта, которые, вообще-то, находились в положении, как нельзя лучше подходящем для атаки — и те, что спускались с холма, и те, что подходили сзади, — остались на месте, молча взирая на кровопролитное сражение.

— Чего он ждет? — сердито спросил Халс. — Мог бы уже и поторопиться.

— А где знамя? — поинтересовался Райнер.

Они посмотрели, но так и не увидели.

В это время те немногие футы земли, которые отвоевали войска Манфреда во время замешательства противника, снова были потеряны: северяне отчаянно бились, чтобы расправиться с теперешним врагом, пока их не атаковал новый.

Рядом с Райнером Франка выдохнула:

— Вон там! На холме!

Остальные посмотрели туда же, куда и она. Вверх по каменистому склону в центре линии войск Манфреда на белом коне с ужасным знаменем наперевес ехал Эрих. Райнеру было видно, как отряды стрелков Манфреда приближаются к молодому рыцарю, но не атакуют. Вместо этого люди падали на колени перед знаменем, освобождая Эриху путь.

Эрих достиг гребня холма и поднял знамя высоко над головой. Оно тяжело хлопало на ветру. Погода не менялась, но стало так угнетающе мрачно, что создалось впечатление, будто знамя вобрало в себя свет. Райнера передернуло. Франка застонала. На войска в долине происходящее подействовало еще сильнее: люди Манфреда останавливались в замешательстве и отступали по всей линии — колдовской предмет лишал их возможности действовать.

Хаоситы тоже колебались — им было не по себе от присутствия этого странного символа, но, в отличие от солдат Империи, они не испугались и, воспользовавшись оцепенением противника, возобновили атаку. Армия Манфреда оборонялась, но было ясно, что она практически деморализована и люди сражались словно в прострации.

— Надо добраться до этого знамени, пока не поздно, — сказала Франка.

— Уже поздно, — отозвался Джано. — Хочу помочь, но они мертвые. Пошли, а?

Райнер покачал головой. Как странно. Он слышал крики умирающих и ор офицеров, отчаянно пытающихся привести в чувство пришибленных вояк. Он знал, что положение безнадежное. Он знал, что лезть в эту кашу — чистейшей воды самоубийство. Если уж действовать в собственных интересах, то надо бы удирать с холма во весь дух, но он просто не мог. Ну, не мог он допустить, чтобы этот упертый болван Эрих сорвал куш. Не хватало еще, чтобы леди Магда и эта жирная колбаса Альбрехт добились, чего хотели.

— Нет. Мы остаемся. Пошли. Вон туда, прямо.

И он принялся спускаться с холма в сопровождении хромающих и ворчащих товарищей. Они спустились в долину как раз к югу от линии обороны Манфреда, где полевые хирурги и маркитанты уволакивали раненых и убитых с поля боя и на земле стонали покалеченные люди. В ста шагах левее от них в полной прострации стояла пехота Альбрехта: ряды и ряды копейщиков и лучников, тупо пялящихся вперед, словно изваяния из плоти. Товарищи Райнера принялись пробираться по усеянному телами полю. Поскольку они были одеты в форму имперских войск, люди Манфреда не обратили на них ни малейшего внимания. На полпути к цели Райнер краем глаза заметил какое-то движение и поднял голову. На вершине каменистого холма Эрих привстал на стременах и начал описывать над головой круги ужасным стягом.

— Молот Зигмара! — буркнул Халс. — Вот и они.

Райнер глянул налево. Пехота Альбрехта наступала в полном единстве, опустив копья, с оловянными глазами. Позади их лучники выпускали стрелы в небо.

— Бегите! — закричал Райнер. — Бегите к холму!

И они помчались, насколько возможно, хромая, спотыкаясь и ругаясь, под тучами стрел, которые на миг закрывали солнце и тут же сыпались наземь черным дождем. К счастью, лучники целились в линию Манфреда, и только некоторые стрелы, не долетевшие туда, падали рядом. Людям Манфреда повезло меньше — в ужасе и изумлении они кричали и падали замертво в большом количестве.

— Предатель! — закричала Франка.

За гребнем каменистого холма Райнер увидел, как Альбрехт и его рыцари отозвались на сигнал Эриха. Они скакали во весь опор, опустив копья. Оттуда, где стоял Райнер, было невозможно разглядеть, кого они атакуют, но яростный варварский рев, разнесшийся по долине, стал ответом. Альбрехт наконец пошел на курганцев.

— Он атакует с обеих сторон! — выкрикнул Халс и, хромая, двинулся вперед. — Что там выдумал этот ненормальный?

— Ненормальный? — выдохнул Райнер. — Да он соображает получше, чем я предполагал. Он хочет забрать замок себе и ждет, пока стороны не ослабят друг друга, чтобы потом напасть на тех и других.

Они добрались до редколесья, окружавшего холм, как раз тогда, когда копейщики Альбрехта продвинулись чуть дальше. Линия обороны Манфреда, и без того весьма потрепанная, разделилась на две, обращенные друг к другу спинами: одна продолжала сражаться с хаоситами, другая — со своими же околдованными собратьями, которые на последних двадцати шагах перешли в наступление.

Зрелище было не из приятных: войска Альбрехта рвались вперед без каких-либо эмоций — ни боевых кличей, ни вызова врагу, лишь бессмысленный немигающий взгляд перед собой, и так они вонзали копья в стоящих неровной линией солдат Манфреда, причем совершенно синхронно. И все же, несмотря на полную бесстрастность, они рубили и крушили с поразительной кровожадностью, словно мясники, а когда дело доходило до непосредственной стычки, кусали, рвали и выдавливали противнику глаза, все время тупо глядя куда-то вдаль.

Вдобавок люди Манфреда явно не хотели биться с копейщиками.

— Эрхардт, да что с тобой? Не узнаешь меня?

— Верен, брат, умоляю, остановись!

Крики неслись над полем и захлебывались кровью. У Райнера за спиной кто-то всхлипнул, и он увидел плачущего Халса. Единственное, что хоть немного могло помочь войскам Манфреда, это то, что люди Альбрехта, при всей своей ярости и грубой силе, были неуклюжи и неловки — марионетки в руках неумелого кукловода.

— Вверх по холму, — сказал Райнер, разворачивая Халса спиной к полю боя и толкая к лесу. — Быстро!

Но, пройдя совсем немного, они увидели, что подножие холма охраняет отряд меченосцев — и у всех стеклянные глаза рабов знамени.

— Сюда.

Райнер тихо провел остальных на север по склону холма, подальше от меченосцев. Холм поднимался, словно сломанная доска-половица, и бока его были круты. Пробираясь к нему, Райнер ободрался в зарослях ежевики.

— Оскар, хватай меня за руку.

Он помог артиллеристу подняться по слоистому склону, а Павел поддерживал Халса. Рядом с ними ловко карабкались Франка и Джано. Они подтянулись через край где-то на одной трети высоты холма и спрятались в кустарнике, поглядывая вниз — не заметили ли их мечники. Но те тупо пялились в лес, как и раньше. Выше на холме артиллеристы Манфреда возились с пушками, и у Райнера екнуло сердце, когда он сообразил: стреляют ведь по своим. Знамя заставило их идти брат на брата. За орудийными расчетами на самом гребне холма стоял Эрих, окидывая взглядом поле битвы и высоко держа стяг. Спину его защищали еще шесть мечников. Леди Магда стояла рядом, внимательно глядя вниз.

У ближайшей пушки кто-то заворчал. К ним плелся один из артиллеристов, с мутными глазами, подняв шомпол, словно оружие. Райнер глянул вниз — там их пока что не заметили.

— Пристрели его, — прошептал он.

Франка пребывала в нерешительности.

— Но это же не враг. Это один из людей Манфреда.

Человек ворчал все громче, пытаясь предупредить товарищей, и размахивал шомполом над головой.

— Хватит. Пристрели его.

— Но он не понимает, что творит.

Рядом что-то глухо чвакнуло, и парень рухнул с арбалетной стрелой в груди.

Джано пожал плечами и перезарядил арбалет.

— Любой, кто хочет убить меня, — враг.

Но он остановил солдата слишком поздно. Мечники его услышали и принялись карабкаться по склону, а канониры один за другим поворачивались на звук.

— Ну все, — выдохнул Райнер, — через минуту будем окружены.

— Погодите, — внезапно сказал Оскар, — у меня идея.

И он заспешил навстречу орудийному расчету.

— Оскар! — застонал Райнер, поднимаясь следом за ним. — Пошли, ребята. Сейчас или никогда.

— С каких это пор у этого завелись идеи? — проворчал Халс, но послушался капитана.

Оскар обогнул неловко ковыляющих солдат и побежал к их пушке. Павел оглушил одного канонира древком копья, Райнер сбил наземь другого: что бы он там ни приказывал Франке, убивать одурманенных вояк не хотелось.

У орудия Оскар вскрыл бочонок пороха, забил в отверстие приличный кусок подожженного фитиля и пнул его как следует. Бочонок подпрыгивая покатился по склону навстречу приближающимся мечникам, фитиль зашипел, а Оскар принялся за следующий.

Райнер усмехнулся. Это и правда была хорошая идея. Он даже не ожидал.

Как только Оскар запустил второй бочонок, первый ударил одного из мечников в грудь и сбил с ног. Остальные сонно глянули на него — и поплатились: бочонок взорвался посередине, разорвав их в клочья.

У Оскара отвисла челюсть.

— Они… они не убежали.

Райнер скорчил гримасу:

— Совсем за происходящим не следишь.

Второй бочонок пролетел мимо груды изувеченных тел и взорвался в лесу у подножия холма. Загорелась дюжина деревьев, пламя начало распространяться.

— Это удержит подкрепление на расстоянии, — сказал Павел.

— Да не нужно им подкрепления, — возразил Халс. — С нас и этого хватит.

Райнер посмотрел куда-то мимо него. Все, кто был на холме, обернулись на звук взрыва. Орудийные расчеты побросали пушки и начали надвигаться на них; леди Магда, Эрих и их мечники пристально смотрели на происходящее.

— Подонки! — заорал Эрих, делая шаг вперед. — Ну, будете еще мне досаждать?

— Нет. — Леди Магда удержала его. — Знамя должно остаться здесь.

— Как пожелаете, леди, — сказал Эрих, сбрасывая ее руку. — Нет необходимости двигаться. Назад к орудиям! Я разберусь.

Артиллеристы безропотно повиновались.

— Стреляйте в него! — крикнул Райнер, доставая пистолеты, как только Эрих начал поворачивать знамя. — Насмерть!

Франка и Джано подняли луки, Оскар положил длинный ствол ружья на прикрытое лубком сломанное запястье и прицелился.

— Не стрелять! — скомандовал Эрих, и Райнер, к своему ужасу, обнаружил, что не способен ослушаться приказа. Он не мог заставить пальцы нажать на курки. С остальными происходило примерно то же самое, у них руки дрожали от усилия.

Наконец Джано все же удалось выстрелить из арбалета, но болт пролетел мимо цели.

— Чтоб его! Руки не слушать!

— Это знамя, — сказала Франка, пытаясь натянуть тетиву дрожащими руками.

Эрих засмеялся и поднял знамя, показывая на них свободной рукой. Шесть его мечников приближались.

— На колени, солдаты! Слушайте своего командира. Я ваш настоящий капитан, и вы должны подчиняться моим приказам. Встаньте на колени и опустите головы.

По обе стороны от Райнера Павел, Халс и Оскар упали на колени. Их подбородки свесились на грудь, хоть они и сопротивлялись, как могли. Райнер испытывал почти неодолимое стремление сделать то же самое. Эрих и был их вожаком — после смерти Вирта он остался старшим по званию офицером, и потом, он был такой сильный и храбрый, намного опытнее Райнера. Каким облегчением было бы просто сбросить с себя ответственность и позволить кому-то другому командовать. Колени Райнера подогнулись, но, подняв глаза на любимого начальника, он застыл на полпути.

Лицо Эриха искажала самодовольная усмешка, вопиюще противоречащая благородному образу в сознании Райнера. Он замер, пытаясь совместить обе картины. Слева застыли Джано и Франка, тоже не успевшие опуститься на колени.

Мечники Эриха приближались, двигаясь будто сгорбленные злобные обезьяны, с пустыми глазами и отвисшими челюстями. Райнер попытался пошевелиться, но руки и ноги не слушались противоречивых команд, которые посылал им мозг.

Первый мечник добрался до Франки и поднял оружие, словно палач. Франка задрожала от усилия, пытаясь отскочить, но ей это не удалось. Меч стал опускаться.

— Нет! — завопил Райнер и, не думая, выстрелил из одного пистолета.

Пуля попала мечнику в челюсть и вылетела через макушку. Тот рухнул, обливаясь кровью и забрызганный мозгами, и Райнер обнаружил, что этот жест неповиновения сломал власть знамени над ним. Он мог двигаться.

Франка и Джано тоже освободились, шатаясь, они попятились от мечников, тяжело дыша и ругаясь, но Оскар, Павел и Халс все еще были недвижимы — они осели наземь, словно были лишены костей. Мечники сомкнули ряды, собираясь перебить их.

Франка, Райнер и Джано рванулись вперед, чтобы защитить товарищей. Франка нырнула под свистящее в воздухе лезвие и нацелилась кинжалом, но солдат сбил ее наземь локтем. Райнер блокировал меч, зависший над головой Оскара, и выстрелил его владельцу в сердце из второго пистолета. Джано швырнул арбалет в лицо мечнику и пробил его сердце клинком.

— На колени, чтоб вас! — ревел Эрих, но они были слишком заняты, чтобы слушать его.

— Халс! Павел! Оскар! — кричал Райнер, парируя сразу два меча. — Очнитесь!

Франка шла вверх, как в тумане. Мечник замахнулся, чтобы ударить ее. Она отпрянула в сторону на подгибающихся ногах, и он промахнулся. Райнер разрубил плечо солдата до кости. Тот поднял мутные глаза и ткнул мечом, словно и не почувствовал удара.

Райнер от удивления забыл парировать и вынужден был упасть наземь, чтобы избежать ранения. Мечник поднял клинок, собираясь добить его, но вдруг кто-то ткнул его копьем под ребра. Павел вцепился в древко, словно в последнее спасение.

— Спасибо, брат, — сказал Райнер, вставая.

Он сделан противнику подножку и повернулся к следующему. Павел еще был слишком не в себе, чтобы ответить. Рядом с ним Халс бил себя по лицу и, ругаясь, изо всех сил сопротивлялся знамени. Райнер и Джано охраняли его. Оскар пытался избежать драки, уползая и волоча за собой ружье.

Осталось трое мечников. Они обладали грубой силой, но бились совсем неловко. В ясном уме и добром здравии Райнер и его товарищи быстренько бы с ними разобрались, но, раненные и с помутившимся сознанием, они были в бою не сильно лучше своих околдованных противников. Мечники тупо атаковали их раз за разом, встречая сопротивление, и практически не реагировали на раны, от которых нормальные люди кричали бы в голос.

Франка помогла Райнеру убить очередного солдата — перерезала ему горло кинжалом, пока Райнер его отвлек.

— Давай, капитан, — сказал Халс, — осталось всего двое. Ну-ка, проучи этого безмозглого.

Райнер увидел, что Эрих и Магда беспокойно наблюдают за схваткой. Ему не хотелось встречаться с фон Эйзенбергом один на один, особенно когда знамя придавало рыцарю сил. Но должен же был кто-то это сделать. Он вздохнул, выхватил пистолет из-за пояса павшего мечника и двинулся вверх по холму, оставив позади сражающихся товарищей. Вокруг все было в дыму, летели искры, лес вокруг холма горел, словно стог сухого сена. Пламя практически скрывало от глаз поле боя.

Эрих выбросил знамя вперед:

— На колени, собака! Как знаменосец барона Альбрехта, я приказываю тебе! Делай, как он приказал! Повинуйся мне!

Леди Магда усмехнулась, видя, как зашатался Райнер, которого подавляла сила приказа. Тяга преклонить колени и поцеловать землю была почти неодолима. Но, поборов ее однажды, не подчиниться второй раз было легче. И он шел, мотая головой в попытке прояснить сознание.

— Прости, фон Эйзенберг, — выдавил он, — ты выбрал не тех, на ком можно поупражняться в колдовстве. Тюремный сброд не привык слушаться приказов.

Леди Магда взвизгнула и попятилась, потом развернулась и побежала к обрыву. Она подхватила с земли желтый флаг и принялась изо всех сил размахивать им над головой.

Райнер не обращал на нее внимания. Он поднял пистолет и прицелился в Эриха.

— Опусти его, Гетцау, — сказал Эрих. — Я приказываю!

Райнер держал оружие, борясь с приказом, но это стоило ему огромного труда. Пальцы не слушались.

Эрих рассмеялся и замахнулся на него свободной рукой. Рыцарь был безоружен и стоял на расстоянии десяти шагов, но Райнер отлетел, словно его ударили в грудь тараном. Он рухнул на землю, тяжело дыша, со жгучей болью в груди и животе. Глянул вниз. Кожаная куртка была цела, но рубашка намокла от крови. Он разорвал ворот. На животе было три глубоких пореза. В одном виднелось белое ребро. Он поморщился.

— Когти мантикоры, — прохрипел Райнер.

— Когти грифона, — самодовольно сказал Эрих. — Чтобы сокрушить врагов Империи.

Он снова замахнулся. Райнер перекатился на бок, и на земле, там, где он только что лежал, появились следы когтей.

— Если ты все еще думаешь, что сражаешься за Империю, ты еще больший дурак, чем я думал, — пробурчал Райнер. — Грифон там или мантикора, это все равно нечестно.

— Нечестно? — Эрих явно чувствовал себя оскорбленным. — Это священное оружие.

Райнер обернул куртку вокруг ран как можно плотнее.

— А у меня только этот меч. — Он с трудом поднялся на ноги, шипя от боли, и гневно взглянул на Эриха, который выглядел этаким героем с картинки, в лучах солнечного света. — Я думал, что ты человек чести, Эрих. Джентльмен. Что стало с правилами поединка? С честной игрой и выбором оружия?

— Почему я должен играть честно, если ты тогда сжульничал на поединке?

— Я не жульничал. Халс действовал сам. Я очень хотел продолжить бой до следующего прикосновения, да судьба вмешалась.

— Правдивая история, — издевательски сказал Эрих.

— Думай, что хочешь, — ответил Райнер, — но я здесь и готов продолжить, чтобы выяснить, кто сильнее, а ты атакуешь меня невидимыми когтями и туманишь мне мозги силой знамени. И ты смеешь утверждать, что это честно? Смеешь называть себя джентльменом?

— Вы ставите под сомнение мою честь, сэр?

— Да, пока ты не положишь это знамя и не сразишься со мной один на один.

— Не слушай его, глупец! — закричала леди Магда, подбегая со стороны обрыва. — Ты не должен опускать знамя!

— Пожалуйста, леди, — сказал Эрих, — это мужская ссора. — Он пригвоздил Райнера взглядом. — Откуда мне знать, что ты снова не обманешь меня?

Райнер приложил руку к сердцу:

— Даю слово джентльмена и сына рыцаря Якоря. Я буду сражаться с тобой по законам рыцарского поединка. Пусть Зигмар убьет меня, если я лгу.

Эрих нахмурился в замешательстве.

Леди Магда сжала кулаки:

— Ты, младенец неразумный, я приказываю тебе держать знамя и немедленно убить этого человека!

Это словно придало Эриху решимости. Он поднял знамя высоко над головой и изо всех сил вонзил древко в землю, чтобы оно смогло стоять само по себе. Он повернулся к Райнеру, снял портупею и вынул красивый длинный меч.

— Ну, на этот раз до смертельного исхода?

— О да, — сказал Райнер и выстрелил ему в лицо.

Пуля пробила нос Эриха, и голова рыцаря взорвалась кровавыми сгустками. Он был мертв, еще не успев упасть.

— В конце концов, ты был прав, Эрих, — сказал Райнер, отбрасывая пистолет. — Я действительно жулик.

Глава девятнадцатая. «Я БОЛЬШЕ НЕ ПОДВЕДУ»

Райнер перевел взгляд с безжизненного тела Эриха на Проклятие Валнира, воткнутое в землю рядом с убитым. До знамени вполне можно было дотянуться — а потом бросить вниз, на горящие деревья, и оно будет уничтожено, но Райнер колебался. Он заставлял себя протянуть руку вперед и коснуться знамени.

— Нет! — вскричала леди Магда и кинулась на него со стилетом.

Он отбросил ее на землю и занес меч:

— Хорошо, тогда сначала я покончу с тобой!

Она перекатилась на бок, рассмеялась и показала ему за спину:

— Блоха. Обернись, и увидишь свою судьбу.

Райнер взглянул через плечо. Прямо из стены огня, бушующего у подножия холма, вырвался вперед барон Альбрехт с десятью рыцарями: их кони ошалели от страха, гривы и хвосты дымились.

Люди Райнера, стоящие над телами только что убитых мечников, тоже обернулись и смотрели, как вверх по склону на них надвигается отряд всадников. Халс лежал на земле, держась за рану в здоровой ноге — ну, то есть больше уже не здоровой. Райнер с суеверным ужасом заметил, что искры от горящих деревьев подожгли маленькое святилище Зигмара, и оно вспыхнуло, словно факел. Дурное предзнаменование.

Рыцари опустили копья и устремились на его товарищей. Те устало отступали назад, не в силах бежать. Казалось, их уже ничто не спасет. Покуда…

Повинуясь внезапному порыву, Райнер схватил проклятое знамя и побежал вперед, поврежденные ребра бурно протестовали против непривычной тяжести. Древко опаляло руки, словно сгусток темной энергии. Оно оттягивало руки, суставы пронзала пульсирующая боль.

— Стойте! — закричал он. — Альбрехт! Рыцари, я вам приказываю! Во имя Валнира, остановитесь и возвращайтесь!

Альбрехт и его рыцари тянули поводья, кони вставали на дыбы и рыли копытами землю, словно внезапно наткнувшись на каменную стену. Один всадник выпал из седла.

Альбрехт заставил коня встать на четыре ноги и потянулся за мечом.

— Назад! — орал Райнер. — Разворачивайтесь! Вниз по холму!

Альбрехт застыл, не успев ухватиться за рукоять. Он боролся с властью знамени, как только мог, но его рыцари беспрекословно подчинились приказу, повернули лошадей и поскакали вниз. У подножия холма животные испуганно отпрянули, увидев пожар, и отказывались двигаться дальше. Рыцари отчаянно пришпоривали их. Лошади крутились и лягались, сбрасывая всадников, и те, к ужасу свидетелей, вставали и шли прямо в огонь. Сквозь языки пламени Райнер увидел, как загораются их плащи. Он поморщился. Страшная смерть.

Альбрехт оставался на месте, он заметно дрожал, пытаясь противостоять приказу Райнера.

— Разворачивайтесь, барон! Теперь я вами командую. Приказываю вам двигаться вниз!

Альбрехт начал неохотно поворачиваться, ругаясь, потея и дергая узду вправо помимо своей воли.

Райнер расхохотался. Барон Альбрехт подчиняется его приказам! Какая славная шутка. У него по позвоночнику пробежала дрожь, слегка закружилась голова. Силой знамени, наполнившей его, можно заставить кого угодно сделать что угодно. В голове мелькнул образ отца, вынужденного поцеловать его в задницу, но это было всего лишь минутное проявление детской мстительности. Такая мощь годилась для великих деяний. Конечно, это была темная сила, но если хватит духа держать ее под контролем, можно использовать ее в благих целях. Он мог бы уничтожить несправедливость, низложить жестоких деспотов, заставить злых людей сложить оружие. А еще лучше, подумал он с усмешкой, пусть бьются друг с другом, пока все не погибнут. Омыть бы землю их кровью. И он будет королем! Императором! Он переделает мир в своем…

Боль пронзила его спину. Что-то острое ткнулось под ребра. Он вскрикнул и выронил знамя. Реальность обрушилась на него со всех сторон. Леди Магда целилась стилетом, чтобы ткнуть его еще раз. Он ударил ее по лицу, и она упала на знамя.

Зашипев от боли, Райнер развернулся и поднял меч.

— Надо было вам перерезать мне горло, сестра.

— Стой, злодей!

Райнер оглянулся через плечо. Альбрехт пришел в себя и спешивался.

— Не прикасайся к леди! — сказал он, делая шаг вперед и обнажая длинный меч. Синий доспех грозно поблескивал на солнце.

— Леди — лукавая соблазнительница, которая обратила вас против брата и родной страны, — сказал Райнер, чуть отступая. Несмотря на эти смелые слова, он чувствовал себя кроликом, которого вот-вот раздавит колесница. Альбрехт не так устал и был сильнее, лучше вооружен и, что немаловажно, на голову выше. Он собрался, ожидая удара барона.

Грянул выстрел. Альбрехт пошатнулся, один из его наплечников, дырявый и покореженный, отлетел в сторону. За спиной барона было видно, как Оскар, стоящий на коленях возле бесчувственного Халса, опускает дымящееся ружье. Франка и Джано тоже выстрелили, но их стрелы отскочили от доспеха Альбрехта. Павел ковылял вперед, волоча копье. Райнера захлестнули эмоции. Он забыл. Он же не один.

Альбрехт пришел в себя и приближался к Райнеру, размахивая мечом. Райнер пригнулся и скользнул мимо барона, чтобы ударить его в спину. Меч Райнера отскочил от сверкающей пластины, и ему самому пришлось уворачиваться от очередного удара.

— Держите его, капитан! — крикнул Павел. — Мы сейчас!

Оскар уронил ружье, Джано — арбалет, и оба захромали вслед за Павлом, обнажив мечи. Франка описывала широкие круги, снова целясь.

— Леди Магда, — закричал Альбрехт, — спрячьтесь, а я разберусь с этими предателями!

— Нет. — Леди Магда встала. — Либо знамя будет реять по-прежнему, либо битва проиграна. — Она с усилием подняла стяг и медленно пошла с ним к гребню холма.

— Кто-нибудь, остановите ее! — крикнул Райнер, уворачиваясь от очередного удара Альбрехта. — Выбейте знамя у нее из рук.

Павел и Джано обернулись, но в итоге за аббатисой побежал Оскар:

— Капитан, я слишком часто подводил вас. Теперь она от меня не уйдет!

— Осторожнее! — закричал Райнер ему вслед, но тут у него перед носом снова мелькнул меч Альбрехта, и стало уже не до Оскара.

Он парировал и вместе с Павлом и Джано принялся кружить вокруг барона — так собаки травят быка… Он крутился в разные стороны, а они пытались достать его мечами и копьем.

— Подонки, не знающие чести, — выдохнул Альбрехт, лицо его побагровело под шлемом. — Трое на одного? И это так бьются люди Империи?

Райнер смог выскочить вперед и полоснуть барона по голени.

— А что, люди Империи порабощают своих подданных с помощью колдовства и натравливают друг на друга? Убивают своих родичей ради власти, да?

— Мой брат слаб! — сказал Альбрехт. — Он прислуживает Карлу-Францу, как комнатная собачонка, и не хочет вместе со мной навек очистить горы от Хаоса.

— И ты привел на эти земли другое зло, чтобы бороться с первым?

— Ты не знаешь, о чем говоришь.

Кружа вокруг Альбрехта, Райнер увидел за плечом барона, как Оскар догоняет леди Магду. При его приближении аббатиса обернулась и подняла руку в повелительном жесте, но Оскар прикрыл глаза ладонью и рубанул ее мечом. Удар был слабый и всего лишь оцарапал тыльную сторону ладони леди Магды, но этого хватило, чтобы она сдавленно вскрикнула и выронила знамя, которое упало Оскару на грудь.

Леди Магда наскочила на артиллериста, словно дикая кошка, высоко подняв стилет. Он блокировал удар древком знамени и ударил ее в лицо яблоком меча. Она камнем упала наземь.

— Магда! — закричал Альбрехт, когда бесчувственная аббатиса распростерлась на земле. Он бросился к ней, забыв, что сам обороняется.

Трое товарищей тут же воспользовались этим преимуществом и напали на него вместе, но им снова помешал доспех Альбрехта. Меч Джано отскочил от его шлема. Копье Павла пробило поножи барона, но недостаточно глубоко, чтобы нанести рану. Меч Райнера соскользнул с кирасы.

Альбрехт яростно завыл и замахнулся на них. Он сбил Джано наземь, глубоко порезал плечо Павла и попал Райнеру по голове, к счастью лишь вскользь.

Райнер рухнул, ослепленный болью, мир поплыл перед глазами. Он почувствовал, как земля больно ударила в спину, а где все остальное тело, было совершенно непонятно. Альбрехт виделся ему мутным пятном. Он вроде бы поднимал меч над головой Райнера, и Райнер смутно понимал, что это опасно, но словно уже не помнил почему.

В ушах раздался голос Франки:

— Райнер! Нет!

Стрела глубоко вошла в подмышку Альбрехта как раз в зазор между кирасой и наплечником. Альбрехт взревел от боли и выронил меч, тот упал острием вниз в опасной близости от уха Райнера. Он увернулся, качаясь туда-сюда и совершенно не чувствуя равновесия, потом ткнул Альбрехта — вслепую, но изо всех сил. Кончик меча пронзил левый глаз барона. Райнер почувствовал, как клинок рассекает мозг.

Альбрехт рухнул на колени, вырывая меч у Райнера. Он закачался, но не упал. Райнер снова ухватился за рукоять, поставил ногу на грудь барона и пнул как следует. Альбрехт соскользнул с клинка и упал на бок, как падает в яму повозка, груженная металлическим мусором.

— Проклятый безумец, — сплюнул Райнер и осел на землю, обхватив свою окровавленную, гудящую голову.

— Райнер! Капитан! — закричала Франка, подбегая к нему и опускаясь на колени. — Ты ранен?

Он поднял глаза. Зрение прояснилось. На лице девушки явственно читалась такая нежная забота, что Райнеру тут же захотелось крепко прижать ее к себе.

— Я…

Их глаза встретились. На какой-то краткий миг Райнер почувствовал, что она точно так же сильно хочет обнять его. А потом был второй взгляд, такой же немой, но они без всяких слов дали друг другу понять, что сейчас не время и не место и нужно продолжать бой.

Натянуто улыбаясь, Райнер отвел глаза и сердечно хлопнул Франку по плечу:

— Не, я еще очень даже… Ничего такого, что нельзя было бы поправить посредством иголки и нитки.

Франка улыбнулась в ответ:

— Рада это слышать.

Райнеру показалось, что все это звучит как-то фальшиво, но по обе стороны от него пытались подняться на ноги Павел и Джано, и он продолжал:

— А ты ничего пальнула. Спасла мою шкуру, можно сказать.

— Спасибо, сэр.

Павел посмотрел вверх и застонал:

— Владычица Милосердия, что он там еще натворил?

Райнер повернулся. На вершине холма стоял Оскар, все еще со знаменем в руках, сгорбленный, с искаженным болью лицом.

— Оскар! — окликнул его Райнер. — Оскар! Бросай! Положи его!

Оскар не двигался. Он словно прирос к земле и трясся, как в лихорадке. Его лицо покрывали капли пота, в которых отражалось желтое зарево над горящим святилищем Зигмара. Он заговорил сквозь сжатые зубы:

— Я… не могу.

Райнер с товарищами устремился к нему.

— Нет! Не подходите! Оно заставляет меня желать ужасных вещей!

Райнер сделал еще один шаг:

— Иди. Ты должен сражаться…

Оскар замахнулся на него знаменем:

— Пожалуйста, капитан! Не приближайтесь! Мне с ним не справиться!

Райнер выругался:

— Оскар, ты должен избавиться от него! Пока ты его держишь, оно действует на войска Альбрехта.

— Я знаю, — горестно сказал Оскар.

— Но ты должен бороться. Я знаю, что оно нашептывает тебе. Ты должен… — Райнер умолк, осознав, что сам точно так же не смог противостоять знамени. Его спас нож Магды, направленный в спину.

Слезы текли по застывшему лицу Оскара.

— Я не могу с ним бороться, капитан. Я слаб. Ты же знаешь. Я… — С мучительным криком он снова замахнулся на них знаменем и двинулся вперед на нетвердых ногах, затем заставил себя остановиться. Он выглядел словно человек, тщетно пытающийся не улететь вслед за гигантским воздушным змеем. — Нет, — яростно пробормотал он. — Я больше не подведу. Нет.

Напрягшись, будто на плечи ему давила целая гора, Оскар выпрямился и отвернулся от них. Он направился к святилищу Зигмара. Шаг, за ним еще один. Он шел, словно по зыбучим пескам.

— Очень хорошо, Оскар, — сказал Райнер. — Брось его в огонь. Вот молодец!

Оскар приближался к святилищу черепашьим шагом, но наконец остановился в нескольких метрах от бушующего пламени. Он протянул руки, дрожащие от отчаянных попыток выпустить знамя. Оно оставалось у него в руках.

— Помоги мне, Зигмар! — взмолился он.

Райнер снова двинулся вперед:

— Оскар, держись! Держись!

— Да, — прошипел Оскар сквозь зубы. Он закрыл глаза. — Да. Я буду держаться.

И на глазах застывших от ужаса Райнера и товарищей он медленно, но вполне осознанно зашагал прямо в ревущее пламя святилища.

Франка вскрикнула. Райнер прокричал что-то нечленораздельное.

— Ох, парень, — пробормотал Павел.

Сквозь стену огня они видели, как Оскар стоит посреди святилища, расправив плечи, охваченный пламенем. Одежда и волосы обуглились, кожа запузырилась и полопалась. Огонь взметнулся по древку и поджег знамя, сначала только по краям, которые запылали, излучая странный лиловый свет, потом везде. Рев пламени перекрыл другой звук — низкий рокот или вой, исполненный нечеловеческой ярости, от которого у Райнера волосы встали дыбом, потом знамя взорвалось с оглушительным треском.

Райнера и его товарищей сбила с ног взрывная волна, какую не могли бы вызвать и все пушки, стоящие на поле, если бы выстрелили одновременно. Над святилищем поднялся огромный шар из лилового пламени, разбросав бревна, словно соломинки в бурю. Последнее, что видел Райнер (или, по крайней мере, так ему показалось) перед тем, как потерять сознание, — это огненный шар с лицом демона, искаженным от яростного вопля. Потом он исчез в клубах густого серого дыма, и Райнера обступила благодатная темнота контузии.

Глава двадцатая. ВАША ЛУЧШАЯ СЛУЖБА

Райнер открыл глаза. Вокруг все еще стоял густой дым, стало быть, он пробыл без сознания недолго. Закряхтев, как старик, он сел и осмотрелся. На том месте, где было святилище, остался лишь пятачок выжженной земли. Рядом с ним поднималась на четвереньки Франка. Джано с шипением вытаскивал из руки щепу длиной с приличный кинжал. Павел сидел, спрятав голову меж коленей и закрыв лицо руками.

За спиной то и дело что-то стукало. Они обернулись. Халс ковылял, опираясь на костыль; голову он обвязал рукавом рубашки.

— А значит, мы живы. Кто бы мог подумать.

— Живы… все, кроме Оскара, — сказала Франка.

— Ага. Видел я, что там было. Да он оказался куда храбрее, чем мы могли подумать.

Грохот канонады заставил их поднять глаза. Пушкари Манфреда снова палили вниз, туда, где шло сражение. Райнер и его товарищи поднялись на ноги, подобрались к обрыву и, к своему величайшему облегчению, обнаружили, что огонь ведется по хаоситам.

— Вот так, ребятки! — закричал Халс, размахивая костылем. — Задайте им перцу!

По всему полю происходило то же самое. В такой каше трудно было разобрать, что и как, но, по крайней мере, стало очевидно, что войска Альбрехта, наконец освободившиеся от власти знамени, снова присоединились к товарищам, атакуя курганцев и тесня их назад к замку. Там, где недавно испуганные люди сбивались в кучки и принимались драться с любым, кто окажется поблизости, теперь солдаты обеих армий собирались в отряды под зов труб и бой барабанов, чтобы с возобновленной яростью атаковать общего врага. Мрачная завеса поднималась с поля вместе с рассеивающимся дымом. Солнце ярко сияло на блестящих шлемах и кирасах рыцарей Империи и на ровных рядах копий ополченцев. Курганцы, которые считаные минуты назад явно побеждали, теперь оказались перед лицом превосходящих сил противника и беспорядочно отступали. По всему полю шайки мародеров бежали от вновь пришедших в боевую готовность имперцев.

Франка, Павел и Халс что-то одобрительно кричали.

Джано удовлетворенно хмыкнул:

— Делаем свою работу, а? Теперь они платят нам? Дают награду?

Райнер кивнул:

— Ага, надеюсь, что так. Мы славно потрудились. Убили Эриха, Альбрехта и… — Он остановился, резко обернулся и выругался: — Ведьма! Где она? Мы забыли про эту каргу, которая заварила всю кашу.

Остальные тоже обернулись в поисках леди Магды. Ее не было там, где она столкнулась с Оскаром. Они посмотрели вниз по склону. Ее не было видно.

— Проклятая, — сказал Райнер, — скользкая, как адвокат из Альтдорфа. Найдите ее!

Они прочесали холм до самого леса, но леди Магду так и не обнаружили.

— Эта зараза удрала, капитан, — сообщил Павел, как только они все снова собрались на вершине холма.

Халс сплюнул:

— Не отказался бы поглядеть, как ее поджаривают на костре.

Франка кивнула:

— Лучше бы ее, чем бедного Оскара.

Они еще раз оглядели поле. Битва уже затихала. Все еще наблюдалась какая-то суета, но большей частью хаоситы ушли с поля в холмы над замком и попрятались по своим логовам. Большая имперская армия маршировала вверх по дороге, ведущей к воротам замка, практически не встречая сопротивления.

Райнер отвернулся с усталым видом и принялся искать место, где можно было бы сесть и перевязать раны, но тут у подножия холма началось какое-то движение. Рыцари шагом ехали по направлению к ним в сопровождении отряда мечников. Это был Манфред.

Райнер вздохнул:

— А вот и его милость. Похоже, нам достанется.

Он попытался отряхнуть сажу и грязь с куртки и хоть как-то привести себя в порядок. Остальные сделали то же самое. Бесполезно. Они все выглядели так, словно их протащили по терновнику ногами вперед.

Манфред остановил коня рядом с телом брата. Генералы окружили его. Граф окинул труп долгим печальным взглядом.

Райнер нервно сглотнул и отсалютовал:

— Милорд. Я могу объяснить. Все так, как я рассказывал. Знамя, которое вы, должно быть, видели, дало Альбрехту…

Манфред поднял руку:

— Не нужно объяснять, Черные сердца. Что здесь произошло, и так ясно. Вы проявили неповиновение и сбежали из-под стражи, куда я вас поместил, и убили моего благородного брата. — Он повернулся к капитану мечников. — Капитан Лонгрин, принесите носилки для тела моего брата и доставьте в его покои в Нордбергбрухе, как только там все будет готово. Непременно накройте его знаменем нашего дома, чтобы все знали, что сегодня погиб герой. И арестуйте этих людей, проследите, чтобы им перевязали раны. Нельзя допускать, чтобы они умерли прежде, чем я буду иметь удовольствие их повесить. Когда их приведут в мало-мальски приличный вид, сопроводите их ко мне. Я желаю лично их допросить. — Он развернул коня. — А теперь поспешим. Я хочу видеть, что эти животные сделали с моим домом.

Мечники двинулись на Райнера и его товарищей, разинувших рты от изумления. Они ожидали гневных расспросов или спора по поводу того, правильно они поступили или же нет, но подобная реакция их просто ошеломила.

— Ублюдок неблагодарный, — проворчал Халс вслед удаляющемуся Манфреду. — Геморрой в Зигмаровой заднице. Не видишь, когда тебе делают одолжение. Ничего, надеюсь, еще подхватишь дурную болезнь, и у тебя кой-что отвалится. — Он сплюнул. — Жаль, что нельзя повторить все еще раз. Тогда я выбрал бы виселицу и не уродовался неизвестно ради чего.

Капитан Лонгрин дал Халсу пощечину кольчужной перчаткой и сбил его наземь.

— Довольно, висельник! Вяжите их, ребята, а то они еще сопротивляются.

Мечники связали всем запястья и повели вниз по холму.

— Чтоб их, этих графьев! — с горечью сказал Райнер. — В жизни не доверюсь ни одному из них.

— И то правда, — ответила Франка.

Но Манфред сдержал слово по крайней мере в одном отношении. О Райнере и его спутниках позаботились как нельзя лучше. Им смазали и перевязали раны, на переломанные конечности наложили лубки и гипс. Всех накормили, вымыли и переодели в простую, но добротно сшитую одежду и поместили в пустую палатку ждать милости Манфреда, на этот раз под куда более тщательной охраной.

Павел, Халс и Джано воспользовались ситуацией и растянулись на койках, чтобы хоть немного поспать, а Франка забилась в угол и уставилась в пустоту. На время лечения Франка и Райнер расстались, поскольку повреждения у них были разные, и Райнер внезапно осознал, что тайну Франки вполне могли раскрыть.

Он сел рядом с ней и заговорил шепотом:

— Э… они все еще думают, что ты парень?

Она покачала головой:

— Я отбивалась, но меня все равно помыли.

Райнер вздохнул. Она всхлипнула и положила голову ему на плечо:

— Я не хочу возвращаться!

Он обнял ее за плечи.

— Ну-ну, тише, остальных разбудишь. — Он слабо усмехнулся. — Не надо бояться, возвращения не будет. Тебя просто повесят вместе с нами.

Она попыталась улыбнуться:

— Какое-никакое, а утешение.

Прошел еще час. Сквозь стены палатки уже просвечивало закатное солнце, когда заглянул капитан стражи:

— Выметайтесь, поганцы!

Они встали, кряхтя и стеная от боли в ранах, и последовали за ним. По обе стороны от них шли мечники. Группа людей пересекла лагерь и наконец оказалась у великолепного графского шатра. Капитан откинул полог, и все зашли по одному.

Внутри было темно, лишь несколько свечей освещали богатые ткани и мебель из темного дерева. Манфред восседал в кресле, застланном мехами. У него за спиной в темноте сидели еще трое, все в богатом платье и меховых плащах. К удивлению Райнера, охраны не было, а их ждало пять пустых походных стульев, повернутых так, чтобы люди в них сидели лицом к Манфреду.

Товарищи смущенно топтались у входа.

— Простите, что не принимаю вас у себя дома, — сказал Манфред, — но эти животные сделали его непригодным для жизни. Придется как следует прибраться. Присаживайтесь.

Они сели, недоверчиво оглядываясь, ожидая, что это какая-то новая ловушка.

— Голленц! — позвал граф. — Вина нашим гостям.

Из тени появился слуга с серебряным подносом, на котором стояли кубки с вином. Райнер и его спутники взяли их, ожидая подвоха. А что, если Манфред хочет посмотреть, как они умирают в муках, отравленные его вином? Или там какое-то зелье, которое заставит их заговорить?

Как только слуга удалился, Манфред наклонился вперед. Он смущенно прокашлялся:

— Э… я хочу извиниться за обман, к которому был вынужден прибегнуть. В самом деле, необходимости объяснять не было: как только это ужасное знамя появилось на холме, я понял, что вы сказали правду и что брат замышлял убить меня.

— Но тогда… — начал Райнер.

Манфред поднял руку:

— Я лично и вся Империя в неоплатном долгу перед вами. Вы более, чем кто-либо из моей армии, принесли сегодняшнюю победу и проявили героизм, уничтожая знамя. Вы спасли Империю от долгой братоубийственной войны.

— И… — сказал Райнер.

Манфред снова закашлялся.

— К несчастью, в наши смутные времена, когда великая война окончена, но еще непонятно, во что она нам обошлась, да и восстановительные работы потребуют немалых затрат, понятие морали находится в плачевном состоянии. Не хватало еще, чтобы народ думал, что те, кто им правит, так слабы, что их можно развратить, как был развращен Альбрехт. Они не должны знать о его предательстве и о нашей с ним вражде. Это поколебало бы их веру в благородное сословие, от которого они, как никогда, ждут, чтобы оно оставалось сильным.

Сердце Райнера сдавил холодный обруч. Все, сейчас случится что-то страшное.

— Поэтому, — сказал Манфред, — как ни больно мне думать об этом, вас все равно покарают за преступления Альбрехта.

— Что? — заорал Халс.

— Толпе нужен злодей, на котором можно сосредоточить ненависть. Козел отпущения, от которого нужно избавиться, чтобы жизнь снова пошла своим чередом.

— И это мы, — глухо сказал Райнер.

Манфред кивнул:

— Это будет ваша лучшая служба Империи.

Халс грохнул кулаком по подлокотнику и встал:

— Хитрый червяк! Признаешь, что мы спасли твою шкуру и Империю, и все же думаешь кинуть нас? Я вот начинаю сомневаться, что мы сражаемся на правильной стороне!

Манфред снова поднял руку.

— Я не закончил. — Он подождал, пока Халс снова не опустился на стул. — Я сказал, что это лучшая служба, которую вы сослужили Империи, но еще не последняя. Вас повесят при большом стечении народа в Мидденхейме. Через неделю.

Франка пыталась подавить рыдание, но безуспешно.

— По крайней мере, — продолжал Манфред, — толпа будет думать, что это вы. На самом деле это будут какие-то другие гарнизонные крысы: дезертиры, диверсанты и все такое.

В груди Райнера загорелась искра надежды.

— Так вы все же хотите освободить нас?

— В конце концов вас освободят. Но сначала вы будете иметь честь снова послужить Империи.

Искра надежды погасла. И его снова охватили мрачные предчувствия.

— Как это?

Губы Манфреда сложились в полуулыбку.

— Чем больше я думал о том, что вы совершили сегодня и чего вам это стоило, тем больше убеждался, что вас надо использовать. — Он снова нагнулся вперед. — Империи нужны черные сердца вроде ваших — люди, способные сделать то, что не под силу обычным солдатам, люди, которых не смущают чины и звания, которые думают сами за себя и сохраняют способность соображать в самых безнадежных ситуациях. — Он отпил вина. — Империя поддерживает свою силу не только в боях. Есть и менее почетные деяния, которые нужны, чтобы наша родина была в безопасности. Деяния, которые не может себе позволить ни один настоящий рыцарь. Деяния, которые приемлемы только для жуликов, злодеев и людей, лишившихся чести.

— Высокопарное трепло! — проворчал Халс. — Все эти твои манеры да разговоры — только затем, чтобы уломать нас делать за тебя грязную работу!

— Именно, — согласился Манфред. — Вместо вас казнят двойников, а вы останетесь в тени. Никто в мире, кроме меня и тех, кто перед вами, не будет знать, что вы все еще живы. Вы будете пустым местом, будете способны вписаться в любую ситуацию и стать тем, кем мы захотим вас сделать. Совершенные шпионы.

— А что, если ваши совершенные шпионы решат, что они больше не хотят делать за вас грязную работу? — спросил Райнер. — Если они захотят сорваться с поводка? Это клеймо означает смертный приговор лишь в границах Империи?

— Именно. — Джано скрестил руки на груди. — Я буду сам себе господин. Никто не присмотрит за мной.

— Разве? — спросил Манфред. — Мой брат правильно сделал, что заклеймил вас, но его метод слишком примитивен. — Он подался к человеку, сидящему позади слева от него, седобородому старцу в черной мантии ученого. — Маг Хандфорт — член королевской коллегии алхимии. Он создал яд, который можно в любой момент активировать на расстоянии. Пока хирурги залечивали ваши раны, они втерли этот яд в порезы. — Райнер и его товарищи встали было, чтобы запротествать, но он остановил их жестом. — Успокойтесь, пожалуйста. Вещество абсолютно безвредно, пока маг не прочтет вслух специальное заклинание. Только тогда вы умрете ужасной, мучительной смертью. — Он улыбнулся так тепло, словно желал им счастливого и благополучного Нового года. — А заклинание он прочтет лишь в том случае, если вы не явитесь с отчетом после задания, которое я вам дам.

— Свинья, — сказал Райнер. — Ты еще хуже своего брата. Он-то хоть обещал нам награду в случае завершения миссии. По крайней мере, нас должны были отпустить.

— Мой брат, как вы понимаете, не собирался выполнять свое обещание, — сказал Манфред. — И он использовал вас в собственных интересах, тогда как теперь вы будете трудиться на благо Империи.

— Это он тоже говорил, — заметил Павел.

— Вас щедро вознаградят, — продолжал Манфред. — Когда вы будете свободны от выполнения долга, вы будете жить очень даже неплохо в стенах моего замка. А когда тяжкие времена пройдут и весь этот ужас исчезнет с нашей земли, вас освободят от службы и дадут достаточно средств, чтобы начать новую жизнь. Вдобавок, раз вы все умерли, ваши преступления умерли вместе с вами. — Он многозначительно посмотрел на Франку. — Ваши тайны будут похоронены в прошлом, а вы будете жить так, как пожелаете сами, вы станете совсем другими людьми.

Райнер и его товарищи тупо смотрели на Манфреда. Он откинулся в кресле и сложил руки на коленях.

— Итак, что скажете? Вы принимаете мое предложение? Поможете Империи в нелегкий час?

— Я скажу то же, что сказал вашему брату, — криво усмехнулся Райнер. — У нас не то чтобы есть выбор, а?

— Именно, — ответил Манфред. — Его нет.

Немного позже, когда они ехали в замок Нордбергбрухе в карете с плотно зашторенными окнами, Райнер и его товарищи мрачно смотрели друг на друга.

— Вот и куча конского дерьма, — сказал Джано.

— Ага, — отозвался Павел. — Пока все это не прекратится, сказал! Да Империи уже две тысячи лет, и в ворота вечно стучится какой-то ужас.

— Да уж, надолго влипли, это точно, — сказал Халс.

— И что нам делать? — спросила Франка.

Райнер покачал головой:

— Ничего, пока мы не придумаем, как очистить кровь от этого яда. А пока…

— Пока, — закончил Павел, — мы в их руках.

— Ага, — усмехнулся Халс, — держат нас за задницу. Райнер смеялся и никак не мог остановиться. Его жизнь грозила превратиться в бесконечный кошмар, но, по крайней мере, компания была что надо