5057
правок
Изменения
м
Скитарий Альфа -cкитарий Конн-4 во главе своих бойцов отбивает последнее вторжение, сражаясь в тени монстра, чей взорвавшийся труп наполовину перекрыл дыру, которую он проделал в переборке. Недолгое время они держатся, ощетинившись в пролом карабинами. В аугментированных сознаниях щелкают последовательности молитв и стратагем сдерживания орды. Потом оказывается взломан соседний гермоотсек, а затем и следующий за ним. В святилище четверорукие юркие твари, в которых слишком много от людей. Они заходят во фланг отряду Конна-4. Когти, кислота и челюсти, а еще полное безразличие к смерти. ''«Почти достойно восхищения»,'' – последняя цепочка данных в голове Конна-4, прежде чем ее отрывают.
Нет описания правки
Или не запах, только не в убийственной пустоте космоса. А люди, этот бесстрашный вид, ступали на планеты с лавой, льдом и ядом, однако космос – король среди смертоносных зон. Антитеза жизни. Если только его не превзойдут раздирающие ужасы варпа.
Запах внутри разума, но только то, что воспринимает этот запах, не обладает разумом в человеческом понимании. Скорее можно сказать, что у него есть ''рецепторы''. Как насекомые расправляют ветвящиеся антенны, чтобы уловить феромоны партнеров, как уши собаки поворачиваются на голос хозяина, так и эти не имеющие названия органы регистрируют стимул и выпускают каскад биохимических инструкций в огромное тело целого. ''«Здесь»«Здесь'', – сообщает этот сигнал. – ''Здесь есть питание. Здесь – семя всех грядущих поколенийпоколений»''.
Оно путешествует вместе с сородичами, неплотной коалицией, которая существует не в виде отдельных особей, но и не стаей. Сознание, где нет никакого ''«я»''. Одновременно колоссальные и миниатюрные. Заслоняющие небо объекты крупнее самых больших боевых кораблей. И в то же время крошечные, ведь космос тянется в вечность, и даже величайшие из живых существ несравнимы с этим бесконечным холстом.
В забитых многоквартирниках улья, где живет его народ, он подает зов на молитву. Вокс-будки общественного информирования разносят резкий, чуждый язык – тот, что заползал в его разум, пока он рос; тот, что отмечал его как одного из избранных. Всю свою жизнь он верил, что эта обязанность выпадет его преемнику или кому-то из более поздних потомков, но это ''он'' благословлен. Он – тот магус, чей голос возвестит конец света и вознесение.
Пока Бартилам испытывает нежданно окрепшее чувство предназначения, по всему Чертесу расходится волна избирательной паники. Лицензированные псайкеры на службе Империума вдруг пробуждаются с ощущением, будто они оглохли и ослепли, полностью отсеченные от одного из чувств. В подвалах, квартирах и лечебницах начинают кричать те, чьи дары варпа еще не были обнаружены. В камерах замирают те, кто дожидался, когда Черные Корабли корабли унесут их прочь. На психическую деятельность планеты опускается давящая пелена, которая душит силы каждого псайкера – от самого мелкого из тех, кто сбежал в банду, до астропатов крейсеров на орбите. Никто и никогда не услышит предсмертных судорог мира.
Во всех зараженных районах города начинают шевелиться люди Бартилама. Они так долго скрывались, собирали силы, проникали в органы власти города, этого гигантского сложного существа, и за его пределы, в глобальную имперскую администрацию. Некоторые были фанатиками, другие – революционерами; многие просто в нерешительности, напуганы. А почему нет? Во вселенной хватает поводов для страха. И пускай Империум поучает о Хаосе и ксеносах, но это далекие кошмары. Пушки местных силовиков, пустой желудок из-за нехватки еды, жестокость вышестоящих. Эти страхи, с которыми встречаешься каждый день, врезаются глубже, чем сотня наставительных проповедей Министорума. Что нужно, чтобы сплотиться против этих ежедневных страхов? Только надежда на вознесение. И сегодня весь народ Бартилама внезапно оживляется, словно в их телах играет какой-то наркотик. То, что вчера было немыслимо, сегодня неизбежно. Они берут тщательно накопленное огнестрельное оружие и взрывчатку и выступают, дабы сразить своих угнетателей''. Смерть ограниченным! Смерть тем, кто держит избранных в оковах!'' А Бартилам молится, преклонив колени, сомкнув свои руки-лапы. Молится и посредством психических струн коллективного разума заверяет приближающееся полчище, что его люди подготовят этот мир.
Спустя несколько секунд его глаза наконец-то включаются, и он понимает всю серьезность происходящего. Его к этому готовили. Они проводили учения, пошагово отрабатывая то, как будут оборонять Чертес от нападения врагов. Однако не от этого. Никто никогда не думал, что все кончится вот так.
Один опасный миг что-то внутри него балансирует на грани краха. Он мог бы приказать «Клинку» уйти в варп. Мог бы сбежать и отдать остальным кораблям на орбите команду спасаться. Бросить Чертес и все миллиарды верных подданных Императора на нем. Его запытают на трибунале, но кто-то из экипажа сумеет выжить. «Клинок» будет сохранен для дальнейшей службы. Возможно, это было бы здравым решением, но Джоал его не принимает. Вместо этого он командует полную боевую готовность, задает курс, приказывает заряжать большие лазерные батареи и выводить весь флот навстречу надвигающемуся кошмару. Велит Воксу воксу переговорить со связным скитариев, поскольку луна с убежищем Механикус станет первой точкой контакта. Передает известия коллегам из Астра Милитарум на земле.
Несомненно, Император поблагодарил бы его за доблестную службу, однако, несмотря на иконы на стене и слова личного исповедника, Императора здесь нет, и Джоал ощущает себя ужасающе одиноким.
Впрочем, сейчас это местоположение оказывается неоптимальным.
Монашествующие приверженцы Механикус не тратят времени на штудирование своих записей в поисках всей известной информации по этой угрозе. Не то, чтобы их холодным металлическим сердцам были особо ведомы эмоции, но те данные, которые они загружают в инфохранилище текущего доступа, нерадостны. Из всех опасностей, с какими когда-либо сталкивался Империум, эта однозначно самая нечеловеческая. Даже Губительным Силам силам много дела до людей, пусть даже чтобы извращать, обманывать и мучить.
Техножрец Эшбленд вытягивает из-под языка штекер и подключает его к старинным батареям инфопроцессоров. Через несколько мгновений он уже знает все, что можно знать об угрозе, но при этом мало чем повышает свою осведомленность. Подчиненные пытаются заинтересовать его действиями Флота, тем, какие из их кораблей пригодны к бою, что за известия поступили с планеты внизу. Он с точностью до седьмого знака после запятой просчитывает, что все это не будет иметь значения.
На Чертесе призывают всех резервистов. Местные контингенты, занимавшиеся на службе поддержкой Арбитес, когда банды матерели; лощеные почетные караулы парадов и личные сопровождения, сельские патрули – собирают всех. В каждом крупном гарнизоне планеты наплыв сбитых с толку, осоловелых солдат, которые идут примкнуть к регулярным войскам. Мужчины и женщины без половины формы, некоторые без лазганалазружья, за частью следуют семьи. Большинство еще думает, будто это просто учения. До тех пор, пока не добираются и не видят, что вызваны ''все''.
А некоторые гарнизоны в этот момент пропадают. Некоторые роты не отвечают, хотя продолжают собираться. Отключаются целые элементы планетарной обороны: пять, десять, пятнадцать процентов от общего количества. Подразделения Гвардии, в генетическом коде которых вьется кровь иного вида. Они слушают другой голос – тот, что доходит до них не через уши, а через разум. Они опускаются на колени перед алтарями, где образ Императора благословляет их многочисленными руками. Их время пришло, и они рвут связи с прежними товарищами и готовятся к великому мигу, распевая хвалу приближающемуся флоту ангелов-освободителей.
Песнь, запах, психическая волна единения. Никакими человеческими словами не описать, каково быть кораблем-ульем тиранидов, когда культ на планете внизу ощущает их присутствие и удваивает свои молитвы. Экстатические, ликующие гимны вознесения возносятся от сотни разных ячеек людей-гибридов, полностью отдающих себя наступлению конца. Для любого из них это вершина бытия, та точка во времени, которую они заслужили каждым днем своей жизни, каждым днем жизни своих предков, вплоть до того единичного лазутчика чужих, что прокрался на Чертес неведомо когда.
Корабли-ульи улавливают их пылкое преклонение и мольбы. Всего лишь еще один сигнал – стимул, который запускает новую череду реакций внутри колоссальных тел. Новые биологические каскады, как слюноотделение рядом с пищей. По тысяче отсеков в каждом из кораблей наливается жидкостью, превращается из ссохшихся узлов и в рабочие родильные камеры. Во флоте нет ничего, что могло бы понять уровень сопротивления, которое могут создать его фанатики-культисты, но понимание и не требуется. Сигнал о верности провоцирует переток ресурсов на порождение и пробуждение новых монстров: от гигантских тираннофексов до выводков гладких, рептилиеподобных термагантов, которые вынашиваются сотнями, уложенные мозаикой, словно семечки фрукта.
На корпусе корабля раскрываются полости, и оттуда выпирают ребристые капсулы, представляющие собой одноразовые транспорты для высадки из космоса. Каждая из них – живое существо с единственным предназначением, неспособное мыслить, но идеально выверенное для выполнения задачи.
На луне батареи Механикус успевают сделать четыре точных выстрела, до предела истощая зарядные ячейки размером с дом, прежде чем до них доходит атака. Спутник содрогается от ударов капсул, которые раскалываются и выпускают наружу чудовищ. Кошмарных тварей с крючьями и когтями, клювами и пастями. Волна мерзости, будто все биолаборатории Империума изрыгнули худшие из грез своих техножрецов. Вот только это не безумное сумасбродство Хаоса, свободного от нужд в физической живучести. Даже когда монстры прорезают себе дорогу через стены, двери и железо скитариев, жрецы Механикус анализируют каждую новую форму. В свои последние мгновения они могли бы написать трактат о том, как органика посредством всего лишь грубой потребности и инстинкта способна эволюционировать и становиться вровень с лучшими механическими деталями. Как на каждый силовой кулак и лазган лазружье находится чудовищный аналог: секущий коготь, разбрызгиватель яда. Тысяча бездумных орудий, повторяющих и превосходящих все сложные мечты человечества.
Техножрец Эшбленд отступает во внутреннее святилище, где вдоль стен стоят медленно скрежещущие молитвенные колеса, которые возносят надлежаще отрегулированные благодарения Омниссии. Он соединяется с коллегами, а тем временем их восприятие большого храма гаснет зал за залом.
Из часовни в самой густонаселенной части нижнего города магус Бартилам руководит своей паствой на молитве. Неземное пение флота-улья заполняет его разум и разумы их всех, воспламеняя кровь, наделяя целью, говоря им: «Да, все это время вы были правы». Для них это единение с божественным, глас истинного Императора выделяет каждому признание и благословение. Биохимический прилив праведности и уверенности, столь мощный, что они рвутся наружу из всех фабрик и трущоб. Неофиты, которые все еще могут ходить среди обычных горожан; ''их'' предки, в ком человеческое смешано с кошмарным; уже их предки, в ком уже мало что есть от людей. Им уже намечены цели. Они взрывают правительственные здания, аэропорты и узлы связи. Распространяют панику и ужас, так что люди ломятся туда-сюда, забивая дороги и мешая любой скоординированной реакции. Толпой нападают на Арбитес на улицах.
За пределами городов подразделения братьев по выводку, внедренные в армию, отзываются своему наследию, отбрасывая прежнее товарищество. В конце света есть лишь одна настоящая верность. Они отнимают орудия войны у глупцов, следующих за ложным Императором, и радостно обращают пушки против тех, с кем раньше шагали бок о бок. Когда сверху спускаются монстры, захватчики распознают в перебежчиках своих. Окружающий их психический запах сообщает: Друг»«Друг», и жуткие твари со звезд встают в один строй с почти человеческими союзниками.
''«Пока что друг»'', во всяком случае.
Магус Бартилам ликует. Губернаторский дворец в огне. Города падают, сперва в сумятицу, затем перед воинствами звездорожденных. От льющихся сообщений в его глазах стоят слезы. ''Дожил«Дожил-таки и узрел столь великие дни!»''
Они наскоком атакуют вышку: техника захватывает, пехота удерживает. Культисты и перебежчики из Четвертой заполняют выстрелами разделяющее их пространство, и один из «Дорнов» сворачивает вбок, его гусеницы лопнули под обстрелом лазпушек. Люк распахивается, солдаты пытаются эвакуироваться, но повсюду скачущие чудовища, такие же быстрые, как и ходили слухи. Шесть панцирных конечностей и когти, подходящие для вспарывания брони. Уолш отправляет на их подавление одно отделение за другим, уповая на то, что массированный огонь лазганов лазружей проредит врагов. Потом его мортиры дают вражеской артиллерии понять, что сегодня день не задался, а авангард застревает впереди. Пятнадцать минут кровавой схватки туда-сюда, пока динамики, прибитые к вокс-вышке, воют какую-то еретическую доктрину, проповедуя пришествие ангельского воинства и предсказывая конец света.
Магус Бартилам провел воинство своих последователей уже через три города. Частицы в атмосфере не мешает мешают дышать ему или его людям. Наоборот, придают сил. Органические выросты, которые пробиваются из каждой поверхности, похожи на флаги или знамена. Его народ поет песни о черве и восхваляет величие Многорукого Императора. Дети едут верхом на панцирях тяжело шагающих монстров и украшают их тряпицами или примитивными рисунками. Сейчас они наступают на столицу Эдреполь, один из последних оплотов старой власти.
Впереди откатываются потрепанные ошметки защитников планеты, прячущиеся в укрытие, которое уже пожирает само себя и расцветает чужеродной порослью. Они стреляют и бегут, а Бартилам может лишь посочувствовать их невежеству.
Наверху он чувствует присутствие флота. Ни один жрец Министорума никогда не испытывал подобного слияния с Императором. Связь, разум к разуму, теснее любви, самозабвеннее экстаза. Ради такого религиозного восторга фанатики Империума бичуют собственную плоть, ради этого приверженцы Губительных Сил сил уродуют себя или исходят пеной в исступлении, и никому из них никогда не познать идеального единства и блаженства, как у Бартилама с его сподвижниками. Подобный миг может увенчать лишь настоящее вознесение. Стать одним целым с громадными живыми машинами, получить награду за поколения секретности и гонимой веры. Наверняка ведь это и будет следующим этапом, когда они восторжествуют над остатками прежнего мира?
В последнем бункере Уолш, Барроуз и Кирн пожимают друг другу руки. Капеллан передает по кругу остатки из своей фляжки. Они слышат, как в соседней комнате баррикады не выдерживают, и чудовище рвется вперед, чтобы крушить всё и вся. Кривые когти в ближнем бою, долго это не займет.
Барроуз залезает на гору брошенных упаковок – форма, которую никогда не отчистят, пайки, которые никогда не съедят. Во всяком случае, их первоначальные владельцы. Он смотрит в прицел лазганалазружья, кажущегося громадным в его маленьких руках.
– По крайней мере, мы… – начинает Уолш, а затем монстры уже лезут внутрь. Барроуз делает один, два, три выстрела, пробивая в панцире переднего создания обгорелые дыры. Оно утыкается рылом в пласкритовый пластбетонный пол, локти болтаются, но руки все еще как влитые держат пушку. У самого Уолша болтер, привилегия по званию, и он разряжает магазин в стаю. Не с криком, не с именем Императора на губах – просто стреляет, потому что армия дала ему эти боеприпасы и не сказать, чтобы он берег их для чего-то иного.
Кирн, капеллан, заручился помощью огнемета. Он с ревом кидается вперед и обдает трех следующих тварей завесой яркого пламени. Уолш видит, как они обугливаются дочерна, как липкие жидкости шипят и трещат на внезапной жаре. Две падают, но третья слепо ломится сквозь огонь и вцепляется в Кирна, разрывая его броню на куски. Уолш вытаскивает свой цепной меч и запускает мотор, всаживая оружие в ребристый бок существа. Он практически разрезает его надвое, но для Кирна уже поздно. Капитан оборачивается. Бронированное создание разводит четыре руки с косами, чтобы разодрать его на части. Ему не успеть вернуть меч назад.