833
правки
Изменения
Нет описания правки
{{Перевод Д41Т}}
{{В процессе
|Сейчас =2526
|Всего =36}}
{{Книга
— Отдыхай, брат. С этого момента ношу понесём мы.
==='''Глава двадцать пятая'''===
Дума высунулся из башни своего «Репульсора» типа «Палач» – боевого танка примарисов, ждущего за пределами максимальной дальности стрельбы батарей крепости. Выжившие воины Четвёртой роты и верные их делу племена стояли рядом с танком. Общие силы насчитывали тысячи смертных, семьдесят пять астартес и эскадрон «Репульсоров» типа «Палач» в качестве танковой поддержки. Все воины рвались в бой, готовые обрушить на врага правосудие Императора, а глаза капеллана по-звериному поблескивали огненно-красным, в то время как его презрительно искривлённые губы прятали выдвинувшиеся на полную длину клыки.
Воздух задрожал. Эта непрерывная вибрация возникла одновременно с клинкообразной тенью в небесах, при виде которой в рядах смертных вспомогательных войск раздались вопли тревоги. Некоторые люди отошли обратно к лесополосе, когда прочно укоренившиеся за тысячи лет инстинкты выживания перевесили мысли о позоре в присутствии Ангелов Императора. Вожди с трудом сохраняли сплочённость боевых порядков, выкрикивая приказы и угрозы на рваном кретацийском и угрожающе хватаясь за своё оружие из кремня, дерева, заточенной кости и бронзы, что ничем не отличалось от оружия простых членов их племён. Многие остались на позициях, однако рявканье болт-винтовок говорило о казнях и попытках восстановить строй.
Дума улыбнулся ещё шире, а на его ретинальном канале начала пульсировать первая зелёная руна.
''«Кретацийский судья»'' спустился на нижнюю орбиту, двигаясь медленно и размеренно словно гордый король во время поездки по своим владениям. Раны корабля прикрывались окружённым подмостями оборудованием и слоями утолщённых стальных листов, которые были видны даже без визуальных улучшений, предоставляемых авточувствами шлема. Макропушки со стонами выдвигались через пушечные порты по правому борту, а дорсальные и вентральные батареи поворачивались в сторону крепости капитула. Экипажу должно было хватить времени на необходимый ремонт, да и командующая кораблём всегда выполняла свои обещания.
При мысли о грядущей битве по венам Думы хлынула адреналин.
Капеллан наслаждался этим чувством каждой фиброй своего существа, крепко сжимая рукоять крозиуса. От его навершия в форме ухмыляющегося черепа исходил запах старой крови и мазей, которыми Дума очищал и освящал оружие. Он окружал Расчленителя словно плащ, клубился позади него, стоял в воздухе, проникал в каждую щель брони, и сей аромат космодесантник нёс как знак почёта и напоминание о цене, что будет взыскана им с врага, нагло продолжавшего своё ненавистное существование. Дума представил, как противник лишается мужества пред лицом сил под его командованием, и открыл канал связи, после чего с улыбкой на лице произнёс один-единственный приказ:
— Огонь.
Небеса засверкали, а затем раздался пронзительный хор.
Батареи ударного крейсера извергли дождь снарядов, чьи шлейфы из дыма и пламени описывали их траекторию по направлению к земле. Носовые и вентральные каронады выпустили лазерные лучи, которые почти не теряли в убойности из-за эффекта теплового расплывания, вызывающего рассеивание пучков и уменьшение кинетической силы. Столь мощным оказался обстрел, что задрожал сам воздух, который наполнился треском, грохотом и визгом. То были голоса богов, выражавших свою ярость и отчаяние через орудия корабля. Звуки оглушали капеллана даже несмотря на работающие в полную силу аудиогасители.
Когда ударили лэнсы, на поверхности пустотных щитов возникли пятна кричащих цветов, сопровождавшие процесс поглощения и нейтрализации энергии, которая сбрасывалась в варп древней таинственной технологией. Спустя несколько мгновений своей цели достигли обычные боеприпасы, и тогда яркие, будто бы неоновые взрывы создали искусственный рассвет и лишили небеса их естественного окраса. Бурлящие волны многоцветного пламени омывали эфирный пузырь, что защищал крепость-монастырь, отчего земля вокруг запылала. Кретация содрогалась, и эта вибрация ощущалась даже через антигравитационную подушку «Репульсора».
Из-за мелких ошибок в тарировке несколько снарядов упали за пределами пустотных щитов, и к небесам взметнулись султаны ядерного огня. Целые акры полей и лесов были превращены в пепел и очищены от жизни на молекулярном уровне фосфорными боеголовками и плазменными бомбами. Воздух наполнился дымом и сажей, а на имперское воинство посыпался пепел вперемешку с землёй, окрасив броню и кожу бойцов в траурный серый. Дума выкрутил фильтры шлема на полную, и вспышка досады полностью пробудила его гнев, когда он увидел до сих пор работающие щиты, ставшие красновато-коричневыми после орбитального обстрела. На их поверхности танцевали хитросплетённые потрескивающие молнии.
Зверь внутри капеллана завыл, требуя освободить его из темницы.
— Вторая волна, — приказал Дума и раздавил зверя ботинком своей железной воли. Тот почти вырвался на борту ''«Судьи»'', но сегодня этого не произойдёт. Стойкость щитов вызывала у космодесантника раздражение, которое лишь усиливалось из-за того, что он чувствовал хитрую улыбку Барахиэля. Она ощущалась как вонзавшиеся в спину кинжалы. Щита будут сокрушены, и именно благодаря плану капеллана Расчленители вернут себе свой дом. — Взлёт!
Ангары выплеснули фаланги ударных истребителей и бомбардировщиков, устремившихся к крепости-монастырю подобно роям разъярённых насекомых. Они летели сквозь обрушивающуюся с небес бурю лазерных лучей, плазмы и снарядов по воздушным коридорам, оставленным артиллеристами специально для полёта. Дума вслушивался в путаницу разногласных переговоров между командирами эскадрилий и пилотами, которые окончательно утверждали цели и выходили на заходы для атаки. Вызванные бомбардировкой помехи наполняли вокс статикой. Капеллан смотрел, как воздушные суда устремляются к щитам с открытыми бомбовыми отсеками и тяжёлыми пушками, заряжаемыми свежими снарядами. Участвующие в атаке кретацийцы зашлись криками изумления и восхваления, громко вознося молитвы Амиту и Сангвинию, а также их Расчленителям, словно демонстрация воздушной мощи доказывала божественность космодесантников.
Но потом заговорила крепость-монастырь.
Одновременно взревев, орудия расчертили небо смертельными узорами из лазеров и снарядов, а земля вновь сотряслась от равномерного глухого стука, порождаемого залпами систем противовоздушной обороны. Ударные истребители и суда поменьше распадались на атомы в шарах плазмы, а охваченные пламенем громоздкие бомбардировщики падали на землю, оставляя за собой следы нефтехимического огня, либо же исчезали во взрывах, когда детонировали их боеприпасы. С каждым залпом всё больше рухнувших машин оставляли в земле глубокие борозды. Возгласы кретацийцев как ветром сдуло. Раскатистый грохот зенитных каронад и рык устремляющихся к поверхности причитающих авиасудов заставили дикарей ошеломлённо замолчать. Собственные укрепления капитула выставляли капеллана дураком.
Сердца Думы наполнились ненавистью.
— Нам нужно продолжать атаку, — рявкнул Кайр, чей гнев стал приятной ноткой в паническом хоре смертных. Болт-винтовки и цепные клинки удерживали дикарей в строю, что подкреплялось зверскими расправами над трусами. — Нельзя ждать. Мы не можем проявлять слабость перед врагом.
Раздались согласные голоса других сержантов.
— Ну глупи, брат, — прорычал Барахиэль. Слова апотекария прозвучали как залп болтерного огня в самом начале битвы. Он наблюдал за всем с башни своего «Репульсора», а обжигающий жар порождённой Жаждой ярости исходил от него тошнотворными волнами. Тем не менее, говорил Расчленитель спокойно и размеренно, не теряя самоконтроля. — Если попробуем прорваться сейчас, оборонительные батареи нас на куски разорвут.
— Ты советуешь поступить трусливо, апотекарий, — гавкнул Кайр.
— Я советую поступить благоразумно, — парировал Барахиэль, тыкая в сержанта пальцем, а другой рукой касаясь пистолета. — Мы не возьмём крепость-монастырь, если наши трупы будут валяться у её ворот. Щиты выдерживают бомбардировку, и стены пробить нам нечем. Одним только внешним орудиям под силу уничтожить всех нас. Чего мы добьёмся после такой трёпки и истребления? Да ничего!
— Наземный штурм оттянет на себя внимание еретиков от нападения с воздуха, — крепко сжимая цепной меч выплюнул Кайр.
— Если мы таким образом отвлечём врага, то сможем пробиться, а эскадрильи, тем временем, уничтожат настенные батареи, — сказал Азариэль, и Тойво зарычал, неспособный членораздельно говорить из-за обуявшей его жажды битвы.
— Опасный план, — произнёс апотекарий. — Риски могут перевесить награду.
— Трус! — рявкнул Разиэль. — Ты позоришь род Сангвиния!
Барахиэль изрыгнул бессловесное проклятие, держа руку рядом с болт-пистолетом, и Дума был вынужден признать, что восхищается выдержкой апотекария, а также его способностью сдерживать гнев даже после такой серьёзной провокации. Капеллану бы это не далось столь просто.
— По какому праву ты смеешь судить меня или ценность моей службы? — проревел Барахиэль. — Я служу Сангвинию так же хорошо, как и любой из вас, и никто не может сомневаться во мне!
— Тихо! — зарычал Дума. — Только я обладаю властью выдвигать подобные обвинения. Барахиэль, впредь ты их не услышишь, разве что из моих уст. Я ясно выразился, сержанты?
— Да, лорд, — хором ответили они, мрачные и объятые гневом.
— А теперь, что ты предлагаешь? — проворчал капеллан.
Сжимая кулаки, он представлял, как отрывает головы сержантам, а его дыхание со свистом проходило сквозь стиснутые зубы.
— Мой план не отличается от вчерашнего. Отправим отделение проникнуть в крепость через туннели кандидатов, — сказал Барахиэль, чья свирепая радость в голосе вызывала у Думы ненависть. — Оно выведет из строя генераторум, устранив пустотные щиты и настенные батареи. Так мы сможем полноценно задействовать «Судью» и его эскадрильи против врага.
Дума прищурился. Он уже отмёл эту идею на совете прошлой ночью, так как посчитал её глупой и трусливой. Кроме того, план обнажил перед капелланом искушения апотекария, и Дума не был уверен, что тот сможет устоять перед ними.
— Я не стану рассматривать этот вариант, брат. Пока я дышу, Расчленители не будут ассоциироваться с трусостью пред лицом врага так, как Гвардия Ворона.
Апотекарий мрачной и горько усмехнулся.
— По-твоему, проявить благоразумие, значит проявить трусость?
— Трусость – это и дальше сидеть за теми укреплениями, — прорычал капеллан, указывая на вырытые в тылу траншеи. — Мы должны встретиться с врагом лицом к лицу, дать ему вкусить нашего гнева.
Замигала зелёная сигнум-руна, и в вокс-бусине Дума услышал смертную. Капеллан смутно узнал тонкий голос командующей кораблём, который дрожал от ужаса.
— ''Лорд, я приказала нашим воздушным силам отступить. Им нужно перегруппироваться и перевооружиться для следующей атаки.''
Дума уставился на стены и батареи, его ненависть стала громоотводом для его же гнева. Стены глумились над ним, демонстрируя полное пренебрежение и укрывая собой предателей. Каждый новый луч и огненная вспышка добавлялись к списку оскорблений, каждое сбитое авиасудно секло его честь словно лезвие скальпеля. Обжигающая вены ярость пылала ярче солнца, желание пролить кровь смывало любые мысли о позоре.
Капеллан переключился на общий вокс-канал.
— В атаку!
Первый штурм закончился провалом, и провалом феерическим.
Хромой Дума вошёл в командный шатёр вместе с Барахиэлем. Сервоприводы его брони хрипели и сипели с каждым сделанным шагом, а керамитовые пластины скрежетали друг об друга как жернова. Из разрывов вытекала смазка, разорванные фибромышцы и кабели выбрасывали снопы золотых искр. Рёв капеллана прогнал тактических сервов, чьи размеренные щелчки, издаваемые дыхательными аппаратами, заглушались грохочущим сердцебиением. Зверь в крови призывал Расчленителя отдаться ярости. Тот приложил руку к голове, что едва-ли помогло ослабить боль.
— Тринадцать наших братьев мертвы, — рявкнул Барахиэль, впечатывая кулак в нагрудник Думы.
Трещины стали шире, а в обожжённых нервных окончаниях вспыхнула боль. Ударом справа апотекарий расколол керамитовый шлем, ломая капеллану нос, и по губам последнего заструилась кровь. От второго удара треснула скула, но тёплая волна наркотиков сняла боль. Возвышающийся над Думой Барахиэль всем своим видом выражал сдержанность.
— Пусть их кровь навечно запятнает твои руки, ''капеллан''.
Ничего не отвечая, Дума двигал челюстью до тех пор, пока она с щелчком не встала на место. Не было смысла отрицать истину или тот факт, что он заслужил хулу апотекария. Лишь удача и мастерство Барахиэля как медикэ-офицера позволили им сохранить все прогеноиды. С одним Туриэлем они бы, скорее всего, потеряли половину.
— Трое из отделения Мики, — негодующе произнёс Барахиэль, положив на гололитический стол между ними криоканистры. От стыда у Думы крутило живот, пока он читал имена, выведенные на дисплей ярко-зелёным текстом. — Четверо из отделения Тумело, включая его самого. — Ещё четыре криоканистры. — Один воин из отделения Кастиэля и всё отделение Азариэля.
Над криоканистрами и яйцевидными органами внутри них повисла тишина.
— Ничего не собираешься сказать? — прошипел Барахиэль.
— А что ты хочешь услышать, ''брат?''
В груди капеллана нарастала ярость.
— Я хочу видеть угрызения совести или раскаяние! — закричал апотекарий, чей кулак устремился к шлему Думы. В этот раз капеллан был готов и заблокировал удар предплечьем, после чего впечатал ладонь в нос Барахиэля. — Твоя заносчивость убила тринадцать наших боевых братьев!
— Нет нужды говорить мне об этом, медикэ. Я умею читать и считать до тринадцати.
— Какой умный сопляк, — сказал апотекарий, прикидываясь потрясенным, но не выказывая ни веселья, ни жестокой злобной насмешки. Лишь гнев и всё им порождённое. — Можно было бы подумать, что такой гений прислушается к голосу разума и хорошему совету.
Дума сплюнул, и кислотная слюна зашипела на траве и земле. Капеллан представил, как вырывает руку Барахиэля из сустава и отрывает ему голову, однако воспротивился позыву. Какое-то время в шатре были слышны только щелчки и рык силовых доспехов да шум прерывисто оживающего гололитического стола. Когда по помехам стало очевидно, что сбой неизбежен, Дума врезал по устройству кулаком. Резко включившийся гололит привёл капеллана в бешенство, показав тому провалившийся штурм.
«Грозовые ястребы» и «Грозовые когти» срывались с небес, и снаряды падали на наступающее воинство словно зимний мокрый снег. Лазерный огонь и плазменные заряды уничтожали всё, чего касались, казематы взрывались, поджигая ползучие растения, камни сыпались со стен как крошащийся лёд, а осадные машины исчезали в пламени. Отмеченные золотым и синим подразделения истреблялись орудийным огнём ещё на подходе, в то время как красные обозначения защитников лишь слегка тускнели. Вскоре синева откатилась, и последними отступили части с символом Расчленителей. Сцена продлилась несколько минут, после чего началось повторное воспроизведение.
— Разве это не трогает твоё сердце, брат? Разве ты не чувствуешь хоть какую-то вину?
— Вина ничем не поможет. Почтить павших мы сможем лишь победой.
— Тогда я повторю ещё раз: позволь мне проникнуть в крепость-монастырь. — Барахиэль остановил битву и настроил гололит так, чтобы он увеличил изображение маршрута, ведущего к одной из гор. — Я возьму отделение и отключу настенные батареи и пустотные щиты перед следующей атакой.
— ''Лорд,'' — раздался в воксе голос Мики, — ''враги проводят контратаку. Они доберутся до нас через считанные минуты.''
Дума активировал интерфейс сенсориума своих доспехов, и ретинальный канал разделился на два разных изображения. В углу второго мигала сигнум-руна Мики. «Носороги» и «Секачи», украшенные окровавленными пиками и иссохшими трупами, поднимали клубы пыли, а на их корпусах гордо красовались черепа с топорами Апостолов и руны Кровавого бога. За ними бежали смертные, которые несли разнообразное оружие, взятое из оружейной крепости-монастыря или у их родичей по племени. В строю людей удерживали астартес-еретики, что гнали кретациейцев на боевые порядки Расчленителей ударами клинков и выстрелами из болтеров.
Капеллан повернулся к Барахиэлю, доставая крозиус и проверяя пистолет.
— Делай, что должен, брат. Мой план провалился. Мы не можем пробить стены, пока работают пустотные щиты и батареи. Бери отделение Адариэля, и пусть Великий Ангел хранит всех вас.