Истребитель людей / Manslayer (роман)

WARPFROG Гильдия Переводчиков Warhammer Истребитель людей / Manslayer (роман)
Автор	Натан Лонг / Nathan Long
Переводчик	Валерия Двинина
Издательство	Black Library
Серия книг	Готрек и Феликс_(цикл)
Предыдущая книга	Истребитель орков / Orcslayer (роман)
Следующая книга	Истребитель эльфов / Elfslayer (роман)
Год издания	2007
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Скачать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

Это темный век, кровавый век, век демонов и колдовства. Это век войн и смертей, конец мира. Повсюду огонь и ярость... Но это и время могучих героев, славных деяний и безмерной отваги.

В сердце Старого Света простирается Империя, крупнейшее и самое могущественное из человеческих государств. Знаменитая своими инженерами, колдунами, торговцами и солдатами, это земля великих гор, могучих рек, темных лесов и больших городов. На троне – император Карл-Франц, священный потомок основателя державы, Зигмара, и владелец его волшебного боевого молота.

Но времена не слишком цивилизованные – по всему Старому Свету, от рыцарских замков Бретоннии до скованного льдами Кислева на дальнем севере, проносится эхо войны. В могучие Краесветные горы стягиваются перед очередным набегом орочьи племена. Бандиты и ренегаты бродят по диким южным землям Пограничных Княжеств. Ходят слухи о крысоподобных созданиях, скавенах, что выползают из сточных канав и болот по всей стране. На пустынном севере растет угроза Хаоса, демонов и зверолюдов, извращенных поганой волей Темных Богов. Время битвы всё ближе, и Империи как никогда нужны герои.

И двинулись мы дальше, через перевал Черного Огня, чтобы впервые за двадцать лет ступить наконец на землю Империи. И хотя сердце мое пело, радуясь возвращению домой, для страны, где родился я, то было мрачное время, и я с прискорбием видел, как измучена она паникой и лишениями.

Готреку не терпелось добраться до Мидденхейма, чтобы найти погибель в битве против великих орд Хаоса, которые вновь затопили юг, угрожая землям людей. Однако стремлениям его не суждено было осуществиться, ибо когда мы проезжали через Нульн, то наткнулись на гнусный, далеко идущий заговор, имевший целью уничтожить бьющееся сердце Империи изнутри – в тот самый час, когда злейший враг напал на страну извне.

Случилось так, что, преследуя мерзавцев, Готрек встретил старого друга, а я – старую любовь, и столь непохожих встреч еще не видывал мир, ибо встреча Готрека была теплой и удачной, а моя – и сладкой, и такой болезненной, что я и выразить не могу.

Феликс Ягер. Мои путешествия с Готреком, том седьмой)

(Альтдорф-пресс, 2528)

Содержание

ГЛАВА ПЕРВАЯ

– Клянусь золотой бородой Зигмара, братец! – воскликнул Отто. – Ты не постарел ни на день!

– Э... – только и сказал Феликс, когда дворецкий брата принял у него меч и видавший виды красный плащ, а потом закрыл парадную дверь, отсекая теплые лучи летнего утра.

Феликсу очень хотелось ответить тем же, однако, когда он оглядел Отто с головы до пят, слова застряли у него в горле. Некогда светлые волосы брата навечно распрощались с макушкой, а на подбородке подернулись серебром – точнее, на подбородках. Одет он был в бархат и парчу, но даже лучший портной в мире не смог бы скрыть его чудовищно раздутого брюха.

Отто, прихрамывая, шагнул вперед, опираясь на трость с золотым набалдашником, и смахнул с плеч Феликса толику дорожной пыли. Боги, он теперь даже ходит с палочкой!..

– И не повзрослел ни на день, вижу, – хихикнул Отто. – Все тот же рваный плащ. Все те же залатанные штаны. Те же просящие каши сапоги. Бродяга, я думал, ты собирался сколотить состояние.

– Я сколачивал, – ответил Феликс. – Несколько раз.

Отто не слушал его. Он повернулся к дворецкому, который, морща от отвращения нос, вешал плащ гостя в стенной шкаф прихожей.

– Фриц! Вина и холодных закусок в кабинет! – Махнув Феликсу пухлой рукой, Отто заковылял по обшитому вишневыми панелями коридору, ведущему в глубь дома. – Пойдем, братец. Это надо отпраздновать. Останешься на обед? Аннабелла... помнишь мою жену? Ей будет весьма интересно вновь увидеть тебя.

Феликс последовал за братом. При упоминании о еде желудок его забурчал.

– На обед? Спасибо, брат. Ты очень великодушен.

Путешествие из Карак-Хирна, через дикие земли Пограничных Княжеств, через перевал Черного Огня и дальше, по Старому Гномьему тракту в Аверланд было жутко утомительным и чрезвычайно постным. В тяжкое военное время опустела даже житница Империи – все ее зерно, шерсть и вино отправлялись на север, для снабжения армии, сражающейся с надвигающимися ордами Архаона. Люди тоже шли на север, порой против своей воли. Когда они с Готреком садились на речной паром «Леопольд» на пристани Лонингбрюка в преддверии долгого путешествия вниз по Верхнему Рейку до Нульна, Феликс видел компании устроившихся на своих тюках несчастных унылых деревенских мальчишек, вооруженных копьями и луками и облаченных в дешевые мундирчики цветов их лордов. Дородные сержанты в отлично сидящих кирасах, точно тюремные надзиратели, следили за парнишками, чтобы никто из них не ускользнул домой до того, как прибудут баржи и отвезут новобранцев на север. Помнится, Феликс даже покачал головой при виде такого зрелища. Разве эти необученные мальчишки, большинство из которых никогда не покидали своих деревень, способны обратить вспять сверхъестественную мощь бесчисленных армий Пустошей? И все же они делали это веками.

– Ну вот, братец. – Отто, производя чрезвычайно много лишних звуков, уселся в обитое кожей кресло с высокой спинкой, стоящее у открытого окна его богато обставленного кабинета. Из сада в комнату струился солнечный свет и неслось довольное гудение пчел. – Сколько ж воды утекло?

Феликс, вздохнув, сел напротив брата – и будто провалился в кожаное облако. Зигмар! Он и забыл о существовании такой роскоши. Да уж, пускай кругом война и лишения, но Отто всегда позаботится о себе. В этом отношении он очень похож на их отца.

– Я не считал. Когда крысолюды напали на Нульн?

– Крысолюды? – Отто поднял на него взгляд, пока дворецкий ставил на стол вино, мясо и маленькие пирожные. – Зверолюды, ты хотел сказать. Лет двадцать назад.

Феликс нахмурился.

– Те, которые вылезли из канализации, разгромили Инженерный колледж, распространяли чуму и разруху? Это были крысолюды.

Отто хихикнул.

– Да, да. Я прочел твою книгу, едва она вышла из печатни. Весьма занимательно. Но зачем же преувеличивать? Зверолюдов было вполне достаточно. – Он отхлебнул вина. – Кстати, первое время книга хорошо продавалась. Как и остальные.

Феликс разинул рот, мгновенно забыв абсурдное приравнивание крысолюдов к зверолюдам.

– Ты... ты опубликовал мои дневники? Но...

Отто улыбнулся, и глаза его почти исчезли за круглыми щеками.

– Ну, денег моих ты бы не взял, а мне отчего-то казалось, что и своих не наживешь. – Он вновь с ухмылкой покосился на потрепанную одежду Феликса. – Так что я взял на себя труд обеспечить твою старость. Ты прислал нам свои записи, Аннабелла прочитала их – и решила, что они хороши. Полная чушь, конечно, все эти демоны, драконы, вампиры и прочая всячина, но именно такие кабацкие сказки в наши дни и продаются. И уж определенно они лучше твоих стихов. – Он взял пирожное. – Прибыль я откладывал – как раз на случай твоего возвращения. Естественно, за вычетом расходов на печать и тому подобное.

– Естественно, – пробормотал Феликс.

– Но, полагаю, там еще осталась кругленькая сумма, достаточная для такого, э, неприхотливого человека, как ты, чтобы прожить какое-то время.

Феликс почувствовал, как кровь приливает к его щекам. Какой-то его части очень хотелось выпрыгнуть из кресла и придушить Отто – за его самоуверенность и снисходительность. Да как он посмел? Феликс частенько задумывался, не опубликовать ли свои дневники – превратив их в книги, – но собирался сделать это, когда обустроится и у него появится время нормально отредактировать их, проверить факты, сравнить свои записки с записями других ученых людей. Он хотел сделать из них научные трактаты о землях, культурах, чудовищах, которых встречали они с Истребителем, – а не серию дешевых приключенческих романчиков. Люди решат, что он халтурщик! Хотя с другой стороны – кругленькая сумма? Против такого, конечно, трудно возражать. Он свернул ломтик ветчины и сунул его в рот. Зигмар, как же вкусно! И вино... О небеса!

– А «кругленькая сумма» – это сколько именно?

Отто махнул рукой.

– О, не знаю. Я годами не заглядывал в те бухгалтерские книги. Приходи на недельке в контору, и мы...

– Отец? – раздался из коридора голос.

Феликс оглянулся. В дверях стоял высокий светловолосый юноша с худым серьезным лицом, со стопкой книг под мышкой, одетый в мантию и ермолку студента университета.

– Да, Густав? – отозвался Отто.

– Вечером я иду на собрание Веренского дискуссионного общества. Оно может затянуться.

– Отлично. Я пошлю Мэнни с каретой, он подождет тебя.

Густав поморщился. Выглядел он лет на семнадцать-восемнадцать.

– Не нужна мне карета. Я вполне могу сам добраться до дома.

Отто побагровел, открыл рот, чтобы что-то сказать, но метнул взгляд на Феликса и передумал.

– Отлично, отлично. Только до ворот Кауфмана не ходи один.

– Знаю, отец, – с бесконечным презрением уронил Густав.

Отто выдавил улыбку.

– Подойди познакомься со своим дядей Феликсом.

Глаза мальчишки расширились.

– Но он же... умер?

– Всего лишь долго отсутствовал. – Феликс встал и протянул руку: – Рад знакомству, племянник.

Юноша неохотно приблизился и вяло пожал руку дядюшки.

– Густав изучает теологию и право в Нульнском университете, – сказал Отто. – И еще публикует стихи.

– Правда? – Феликс скромно откашлялся. – У меня тоже когда-то вышло несколько поэтических произведений. В Альтдорфе. Возможно, ты?..

– Я пишу не какую-то там старомодную чушь, – беззаботно отмахнулся Густав.

– Старо... старомодную? – Феликс задохнулся, с трудом сохраняя показное спокойствие. – Что ты имеешь в виду под...

– Я принадлежу к новой школе, Школе Истинного Голоса, – заявил Густав. – Мы отвергли сентиментальность и говорим только о насущном.

– Звучит весьма занятно, – сухо заметил Феликс.

Густав фыркнул.

– «Занятно» – это для плебеев. Мы наставляем. Наша философия...

– Густав, – сказал Отто. – Ты опоздаешь на лекцию.

– Да. – Густав кивнул. – Конечно. Доброго дня, дядя. Отец. – Он коротко кивнул и ушел.

Отто закатил глаза, Феликс пожал плечами.

– Не знал, что у тебя есть сын, – сказал Феликс, возвращаясь на свое место.

– Не знал? Он родился... Ну да, верно. Он родился через год после твоего отъезда из Нульна. Очень серьезный, да? – Отто хмыкнул. – Похож на тебя в этом возрасте, честно говоря.

– На меня? Я никогда не был таким...

– Ты был хуже.

– Не был.

Отто поднял бровь.

– А стихи, которые ты читал?

Феликс фыркнул и глотнул еще вина.

– Итак, что привело тебя назад в Нульн? – спросил Отто. – Все еще изображаешь из себя слугу этого грубого гнома?

– Я его Запоминатель, – холодно ответил Феликс. – Мы направляемся в Мидденхейм, чтобы помочь остановить вторжение Хаоса.

Отто скривился.

– Не староват ли ты для таких дел? Почему бы тебе не остаться, поработать на меня? Мог бы помогать солдатам на севере и одновременно откладывать кое-что на черный день.

Феликс вздохнул. Забавно – каждый раз, когда он появлялся в Нульне, брат предлагал ему остепениться. Бедный Отто. Не больно его заботит, отложит Феликс что-нибудь на черный день или нет. Он просто хочет, чтобы брат устроился на приличную работу и перестал быть позором семьи.

– Ты помогаешь снабжению войск? – спросил он, проигнорировав вопрос Отто.

– О да. Ягеры из Альтдорфа выиграли контракт на поставку железной руды из Черных гор вниз по Рейку в Нульн. Мы единоличные поставщики Имперской Оружейной палаты. – Он тихонько хихикнул. – Ловко провернули сделку. Три судоходные компании предлагали ставки пониже, но я оплатил для графини организацию ежегодного бала Гильдии Ткачей, подмазал ее легонько и – прошу! – получил одобрение.

Феликс нахмурился.

– Значит, ты не помогаешь снабжению войск. Ты вытягиваешь из изготовителей пушек все, что можешь.

Отто нетерпеливо мотнул головой.

– Вовсе нет. Пускай наша ставка больше, но работаем мы лучше. Ягеры – лучшие в Империи. Это известно всем. Просто потребовалось немного маслица, чтобы графиня присудила контракт по заслугам, а не по цене. Так ведутся дела.

– Поэтому я и не занимаюсь делами, – заявил Феликс чуть более надменно, чем собирался. – Так что я пас, спасибо. А почему ты не попросишь сына?

– Его? – Отто фыркнул. – Он чересчур похож на тебя. Слишком высокомерен и благороден, чтобы марать руки о реальный мир. Отец всегда хотел, чтобы мы стали аристократами. Что ж, похоже, ему это удалось – по крайней мере в отношении тебя и его внука. А я что, я не хочу подвергать риску ваши идеалы, милорд.

Феликс стиснул подлокотники кресла. На его шее пульсировали вены. Он не был «аристократом». К знати он не питал ничего, кроме презрения. Он открыл рот, потом снова закрыл. Если сейчас он не остановится, то скажет что-то, о чем пожалеет, – а ведь нельзя забывать еще и о кругленькой сумме от продажи его книг. Он откинулся на спинку кресла, заставляя себя расслабиться. Прошло двадцать лет – а они с братом по-прежнему не могут поддерживать вежливую беседу долее пяти минут.

– Мои книги, – выдавил он наконец. – Могу я их увидеть?

– Конечно, – ответил Отто. – Кажется, у нас тут лежит где-то несколько экземпляров.

Он взял со стола изящный серебряный колокольчик и потряс им.

Обильный обед мог бы обернуться весьма мрачным мероприятием, если бы за столом сидели только братья, поскольку, несмотря на все потуги быть вежливым и держаться корректно, Феликс буквально закипал от каждого слова Отто, этого напыщенного осла, такого невежественного, такого безразличного к истинному положению мира, так уверенного, что жизнь устроена только для его удовольствия и что он заслуживает любой роскоши, которой обладает.

К счастью, к ним присоединилась Аннабелла, жена Отто, бретоннка, тоже располневшая и поседевшая, как и муж, но все еще остающаяся красивой женщиной, – она засыпала Феликса вопросами о нем и его приключениях, хихикая и охая в нужных моментах. Ее слащавая льстивая болтовня совершила чудо, скрыв то, что они с братом за едой не обменялись и парой слов.

Впрочем, без неловкости не обошлось, поскольку Аннабелла, преисполнившись духом гостеприимства, спросила Феликса, не хочет ли он на время пребывания в Нульне остановиться у них. При этих словах Отто резко вскинул голову и сердито уставился на жену через стол.

Но беспокоился он напрасно. Феликс чувствовал то же самое. Они с братом провели вместе всего несколько часов, а уже были на ножах – таким манером, проведя под одной крышей два дня, они просто вцепятся друг другу в глотки. Так что он вежливо отклонил приглашение Аннабеллы, уверив, что они с Готреком прекрасно устроились в гостинице и не хотят никого обременять.

После обеда, у дверей, когда Феликс, приняв у дворецкого меч и плащ, пытался найти в сумке место для нескольких книг в кожаных переплетах, на которых было оттиснуто его имя, Отто кашлянул.

– Может, по пути на север, в Альтдорфе, ты захочешь заглянуть домой? – пробормотал он. – Старик на последнем издыхании.

Феликс шел по району Кауфман к Высоким Воротам. Голова его кружилась. Слишком много новостей на него вывалилось – и слишком быстро. Конечно, за двадцать лет многое могло измениться. У Отто есть сын, который учится в университете. Стихи Феликса старомодны. Из его приключений сделали книги. Его отец умирает.

Он петлял по мощеным улицам, не замечая ни высоких островерхих городских домов, ни обнесенных стенами, охраняемых особняков богатых торговцев, ни того, как фыркают при виде его поношенной одежды зажиточные бюргеры и их толстые жены. У Отто есть сын. Отец Феликса умирает.

Отец умирает.

Феликса даже удивило, что это известие так задело его. Вообще-то он удивился и тому, что отец все еще жив. Сколько же ему лет? Семьдесят? Восемьдесят? Хваткий старый скряга выжимает из жизни год за годом, только чтобы удостовериться, что получил сполна за свои деньги.

Если и был на свете человек, с которым Феликс ладил хуже, чем с братом, так это отец. Старик отрекся от него, когда он, вместо того чтобы поддержать семейное дело, решил стать поэтом. Сказал, что Феликс пустил насмарку образование, оплаченное им, отцом. Смешно – ведь именно образование открыло Феликсу глаза на красоту и разнообразие жизни и ввело его в мир литературы, философии, поэзии. Густав Ягер хотел, чтобы сыновья получили все доступные знания – и умели выкладывать их по команде, но лишь потому, что считал подобную ученость одним из качеств, отличающих человека знатного, а Густав отчаянно желал, чтобы его сыновья первыми из Ягеров стали дворянами. Сколь бы старик ни был скуп, он, как воду, лил золото в сундуки сильных мира сего и Альтдорфа в частности, стремясь купить титул, который перешел бы к его сыновьям, – и, очевидно, безрезультатно.

Феликс ненавидел отца за его дремучесть, за узколобый прагматизм, не оставляющий места ни искусству, ни красоте, ни романтике. Густав Ягер пожертвовал детством, выкарабкиваясь из сточной канавы, пробиваясь в ряды богатейших купцов Империи, и, достигнув высокого положения, вознамерился принести в жертву и детство своих сыновей. Он не делал скидок на юношеские глупости и проступки. Возможно, именно поэтому Феликс превратил то, что должно было стать мимолетной прихотью, в свой жизненный путь.

Феликс отступил, пропуская быстро едущую карету, и, не поднимая глаз, шагнул под железную опускную решетку Высоких Ворот. Так что, стоит зайти к нему? Чтобы загладить вину? Плюнуть ему в лицо? Гордо продемонстрировать книги, получившиеся из его жизни? Уж он бы ему показал! Или нет? Мысль увидеть старого хрыча, пускай даже больного, на смертном одре, устрашала. Он никогда не мог посмотреть отцу в глаза. Даже преисполненный юношеской уверенности, издав первый сборник стихов, прославляемый Альтдорфским университетом, – даже тогда Феликс в присутствии отца чувствовал себя семилеткой, напрудившим в постель.

Гулкий пушечный выстрел выдернул Феликса из задумчивости. Он встревоженно огляделся. Что-то случилось? На Нульн напали? Но никто из прохожих как будто ничего не заметил. Все шли по своим делам, словно так и надо. Они что, не слышали? Ему что, показалось?

Потом Феликс вспомнил. Это ведь Нульн, кузница Империи. Имперская Оружейная палата испытывает новые пушки по нескольку раз на дню. Когда он жил здесь раньше, постоянные резкие звуки выстрелов и его не отрывали от привычных занятий.

Он огляделся, только теперь по-настоящему увидев улицы, по которым шагал. Нульн – за стенами, отделяющими старый город от нового, – был шумным, суетливым местом. Возможно, война и разорила бо́льшую часть Империи, но Нульн делал пушки, ружья, мечи. Во время войны он процветал. Тут трудились повсюду, куда ни кинешь взгляд. Тяжело груженные телеги тащили уголь, селитру или готовые гаубицы по лабиринту улиц, мимо высоких закопченных кирпичных и бревенчатых домов. Мрачные работяги устало брели домой, возвращаясь со смен на заводах, расположенных на Индустриэльплатц. Жирных купцов несли в паланкинах, перед которыми, равно как и позади, трусили телохранители.

Кричали, расхваливая свой товар, продавцы пирогов и сосисок, катящие тележки, оснащенные шипящими жаровнями, и аромат готовящегося мяса смешивался со смрадом сточных канав и едкой вонью дыма и пороха, создавая – по мнению Феликса – фирменный запах Нульна.

Рабочие Нульна вроде бы преуспевали, в отличие от низших классов. Эти самые шипящие пироги и сосиски продавались втрое дороже, чем следовало бы, а выглядели словно сделаны из отбросов с пола скотобойни. Прилавки уличных торговцев овощами и фруктами, окаймляющие рыночные площади, по большей части пустовали, а цены на скудный имеющийся в наличии ассортимент просто потрясали. На улицах дежурили толпы насильно завербованных ополченцев, однако крепкие и здоровые молодые люди попадались среди них крайне редко.

С другой стороны, нищих обнаружилось столько, сколько Феликс в Нульне и не видывал никогда. Они просто заполонили улицы и тянули руки у каждой двери. В проулках и двориках попрошайки обустраивались целыми семьями.

Патрули городской стражи в черно-желтой – цветов Нульна – форме неторопливо бороздили суетливую толпу, шаря по сторонам глазами и помахивая дубинками. На углах жонглеры и певцы толкались локтями с продавцами газет, предсказателями судеб и всяческими демагогами. Сестры Шалльи просили милостыню на содержание своих госпиталей и храмов.

– Конец времен надвигается! – вопил аскет, подвижник Зигмара, с дикими глазами и деревянным молотом размером с наковальню. – Стаи волков разорения спешат из степей, чтобы сожрать нас всех! Молите всемогущего Зигмара о прощении, пока не стало слишком поздно!

– Надо отправить на север детей! – завывал другой, одетый только в набедренную повязку. – Их чистота и невинность – вот щит, который остановит меч Хаоса! Они – наша надежда и спасение!

Группа, называющая себя Пахарями, требовала закрытия литейных заводов:

– Мы должны перековать мечи на орала. Нужно заключить мир с нашими северными соседями.

Толпы они вокруг себя не собрали.

Другая группа, Серебряная Чаша, призывала разрушить Колледжи Магии и убить всех чародеев Империи.

– Порча идет изнутри!

Молодой человек в маске, представляющей собой ярко-желтую косынку с прорезями для глаз, держал горящий факел, а его товарищ, прикрывающий лицо таким же платком, раздавал прохожим дешевые печатные листовки. Поверх дублетов юноши носили плащи, украшенные примитивным изображением факела.

– Очищающее пламя спалит скверну, душащую Нульн, точно дым от литейных цехов! – декламировал один из них. – Не будут больше жирные жрецы стричь свои стада! Не станут владельцы кузниц и заводов недоплачивать работягам, льющим железо, которое делает толстяков богатыми! Не поднимут землевладельцы плату за хибары, в которых не стали бы жить и псы! Выше факелы, братья! Присоединяйтесь к Братству Очищающего Пламени и сожгите их! Спалите город дотла!

Тут молодые люди заметили, что к ним пробирается патруль, быстро подхватили листовки и исчезли в проулке.

Феликс шел дальше. Приблизившись к реке, он оказался в районе, известном как Трущобы, – здания стали выше и хлипче, аккуратная брусчатка старого города и университетских площадей сменилась немощеными вязкими болотами жирной грязи. Чем дальше он шел, тем чаще встречались нацарапанные на стенах символы различных агитационных групп: клинообразный плуг Пахарей, чаша Серебряной Чаши, горящий факел Очищающего Пламени. При виде последнего Феликс содрогнулся, вспомнив пожар, напрочь спаливший окрестные кварталы во время нападения крысолюдов много лет назад. Трудно было поверить, что организация, пропагандирующая огонь как орудие перемен, обретет здесь последователей, хотя – как знать. У людей короткая память.

Наконец он добрался до ветхой таверны, расположившейся в самом сердце Трущоб. На потрепанной вывеске над дверью ухмылялась нарисованная свинья с повязкой на глазах. Снаружи, наслаждаясь теплом уходящего лета, прихлебывали эль несколько развалившихся на скамьях наемников довольно низкого пошиба. Двое громил-вышибал кивнули приблизившемуся Феликсу.

Феликс, пригнувшись, нырнул в дверной проем и окинул взглядом сумрачное помещение. Готрек сидел у стойки, взгромоздив приземистое массивное туловище на высокий табурет, и гребень его рыжих волос пылал в одиноком солнечном луче, явно случайно проникшем в помещение. Сутулясь, гном подался вперед, навалившись на барную стойку и упираясь в нее мускулистыми руками, а Старина Хайнц, владелец «Слепой свиньи», старый боевой товарищ Готрека – некогда они вместе служили наемниками, – наполнял из бочонка две большие пивные кружки. Одну он протянул Готреку, другую взял сам, и друзья торжественно чокнулись.

– За Хамнира, – сказал Хайнц.

– За Хамнира, – согласился Готрек.

Они выпили, мигом осушив кружки.

Мясистой рукой Хайнц утер рот.

– Но он, по крайней мере, умер достойно?

Готрек нахмурился и кашлянул в кружку.

– Да, – ответил Феликс, шагнув вперед и усаживаясь рядом с Истребителем. – Он умер достойно.

– Хорошо, – кивнул Хайнц и развернулся, чтобы налить всем еще по пинте.

Готрек наградил Феликса почти благодарным взглядом. Истребитель не любил врать, но и сообщать Хайнцу истинное положение вещей его определенно не тянуло. Хамнир умер не слишком достойно. Он умер, предав свой народ, и именно Готрек убил его. Не в первый раз Феликс спасал гнома, избавляя от необходимости выкладывать неприятную правду. Хотя он надеялся, что этот раз был последним.

Готрек сунул толстый палец под повязку на глазу и потер пустую глазницу.

– Хайнц говорит, исход войны решится в Мидденхейме. Мы отправляемся завтра на рассвете.

– Хорошо, – вздохнул Феликс. Несколько дней подряд иметь крышу над головой – для них уже много. Впрочем, он не удивился. Готрек уподобился охотничьему псу с тех самых пор, как они узнали в Барак-Варре, что орды Хаоса снова вышли из Пустошей, угрожая землям людей. Ничто не могло остановить Истребителя, рвущегося на север, чтобы бросить вызов очередному демону.

– Помнишь, как Хамнир пытался спасти всю библиотеку графа Моражио, когда орки вышибали двери? – спросил Хайнц, ставя перед Готреком и Феликсом кружки. – Никогда не видел, чтобы гном так беспокоился о кучке книг. Просто умалишенный был.

– Угу, – буркнул Готрек. – Умалишенный.

Он подхватил свое пиво и сердито заковылял в угол потемнее.

Хайнц проводил гнома вопросительным взглядом. Глаза старого наемника слезились. Он оставался крупным мужчиной, но годы сгорбили его плечи, и толща мяса, бывшая когда-то мускулами, обвисла на костях.

– Что это на него нашло?

– Старые раны, – ответил Феликс.

– Ага, – глубокомысленно кивнул Хайнц. – Понимаю.

– Видел сегодня казнь? – спросила шлюха.

– Что ты сказала? – прокричал в ответ Феликс.

С приближением ночи «Слепая свинья» переполнилась народом, шумом, дымом и вонью разгоряченных, находящихся слишком близко друг к другу тел. Разбитные студенты из университетов и колледжей вопили, разбрасываясь похвальбой и вызовами. Наемники и солдаты сгрудились вокруг столов, травя байки, надрывая глотки. Подмастерья и литейщики из кузниц за рекой перешучивались с хихикающими проститутками и официантками, жаждущими лишить их денег. Забредшие в трущобы сынки аристократов подпирали спинами стены и слишком громко смеялись, стараясь впитать атмосферу, не запачкав одежды. В одном углу тилийские торговцы обсуждали дела с ремесленниками-гномами. В другом наблюдал за игрой в кости полурослик.

– Казнь. Видел? – повторила пухленькая девушка с мелко завитыми рыжими волосами и густо нарумяненными круглыми щеками. – Одного из охранников Оружейной палаты. Охотники на ведьм обнаружили у него рот слева под мышкой – и сегодня днем сожгли парня на Башенном острове.

– Да что ты говоришь, – равнодушно откликнулся Феликс.

Девица прилипла к нему с час назад, посчитав легкой добычей, и он от нечего делать угостил ее выпивкой. Честно говоря, он предпочел бы сидеть наверху, в комнате, выделенной ему Хайнцем, и читать книги, которые брат сделал из его дневников, но Готрек погрузился в сквернейшее настроение, и Феликс решил, что лучше остаться поблизости и присмотреть за ним. Истребитель, уйдя от Хайнца, так и не сдвинулся с места, только осушал кружку за кружкой да пялился в никуда единственным сердитым глазом.

Он сделался таким с тех пор, как убил Хамнира глубоко в шахтах Карак-Хирна, – столь мрачным и раздраженным Феликс его прежде не видывал. Готрек никогда не заговаривал о своих чувствах, так что бард не знал, что творится в его голове, но предполагал, что, когда твой лучший друг поддается соблазну Хаоса, а ты его убиваешь, это способно расстроить и самую развеселую душу, а Готрека изначально никто бы не назвал оптимистом.

– Он кричал почти как человек, когда горел, – продолжала девушка.

– Кто? – не понял Феликс.

– Мутант. Я прям вся дрожала.

– Ты такая эмпатичная.

– Эмпатичная? – хихикнула шлюха. – Это что-то грязное?

Феликс не ответил. Он услышал, как кто-то произнес слово «Истребитель», и повернул голову, разыскивая говорящего.

Группа пьяных студентов в длинных безрукавных мантиях, надеваемых на лекции, открыто глазела на Готрека.

Один из них, блондин с жиденькими волосами и безвольным подбородком, нахмурился.

– Истребитель?

Его приятель-брюнет кивнул, надменно ухмыляясь.

– Да. Я читал о них. Это такие гномы, которые поклялись искупить какой-то великий позор, погибнув в бою с жутким монстром. Есть Истребители троллей, Истребители драконов и еще какие-то там Истребители.

Блондин гоготнул.

– Этот выглядит как Истребитель спиртного! – громко сказал он. – Он не высовывает носа из кружки с тех пор, как мы сюда пришли.

Острота рассмешила студентов. Феликс, съежившись, глянул на Готрека. К счастью, Истребитель, кажется, ничего не слышал. Если эти дурни быстренько переключатся на что-то другое, то все, может быть, обойдется.

Но не тут-то было. Шутка блондина так понравилась молодым людям, что их просто распирало от желания повторить ее, да погромче.

– Истребитель спиртного! Здорово!

– А как насчет Истребителя пива?

– Точно! Истребитель пива, гроза бара!

– Эй, Иштреб’т’ль пива! – крикнул лопоухий студентик, язык которого заплетался от выпитого. – Иштреб’ еще кувшинч’к! Покажь свою мощь!

– Хватит, парни. – Феликс оторвался от шлюхи и шагнул вперед, но опоздал. Готрек поднял голову и уставился на студентов пустым зловещим взглядом.

Большинство умолкло, внезапно, видимо, осознав, что медведь, которого они тыкают, вовсе не мертв. Но Лопоухий был, очевидно, тупее – и пьянее – прочих. Хихикнув, он указал пальцем:

– Ну, он х’ть ник’гда не напьется до ок’сения. У него ж тольк’ один глаз! – Юнец приподнял стакан в насмешливом салюте. – Ура Иштреб’т’лю пива! Могуч’му циклопу, ошуш’телю боч’к!

Готрек медленно поднялся с кружкой в руке, перевернув тяжелый дубовый стол, за которым сидел.

– Как ты меня назвал?

Феликс шагнул между ними.

– Успокойся, Готрек. Они очень пьяны и очень юны. Мы же не хотим неприятностей.

– Говори за себя, человечек. – Готрек мягко, но безжалостно отстранил его. – Именно неприятностей я и хочу.

Студенты встревоженно попятились от двинувшегося к ним гнома, но Лопоухий остался стоять на месте, глупо ухмыляясь.

– Я н’звал тебя Иштреб’т’ль кувшин’в! Иштреб’т’ль пива! Иштреб’т’ль пинт! – Он хохотнул. – Вот! Иштреб’т’ль пинт роштом ш пинту...

Кулак Готрека врезался в челюсть Лопоухого с таким треском, словно раскололась надгробная плита. Мальчишка взлетел в воздух и шлепнулся на стол дюжих хохландских стрелков, посбивав на пол их кружки и облив их пивом. Потаскуха, донимавшая Феликса, завизжала и кинулась бежать, растворившись в толпе.

Предводитель стрелков, чернобородый великан с кожаными наручами на обоих запястьях, за грудки сдернул со стола лишившегося сознания Лопоухого и предъявил его жмущимся к дверям студентам.

– Кто бросил этого франтика? – прорычал он. С бровей громилы капало пиво.

– Я, – ответил Готрек и ухватил совершенно безвинного ученика кузнеца за кожаный фартук. – Хочешь еще одного?

– Я хочу, чтобы мне заплатили за пролитую выпивку, – заявил великан. – И за чистку моей парадной формы.

– Твоей формой я почищу пол. – Готрек, все еще держащий в левой руке кружку, правой швырнул подмастерья – с такой легкостью, с какой Феликсу не кинуть и мешка с луком.

Мальчишка врезался в грудь наемника, отбросив громилу на злосчастный стол. Сослуживцы-хохландцы, невольно пригнувшиеся, тут же вскочили с ревом и бросились на Истребителя, размахивая кулаками и кастетами. Готрек ринулся им навстречу, держа перед собой кружку, точно щит, и бессвязно бранясь.

В считаные секунды дралась уже вся таверна. Неистовство выплескивалось из Готрека и стрелков, как вода из лужи, в которую бросают камни. Посетители толкались локтями, опрокидывали кружки, обменивались ударами и оскорблениями. Гномы и тилийцы бились с ткацкими подмастерьями. Официантки и шлюхи визжали и жались по углам. Дюжина портовых рабочих схлестнулась с троицей аристократов и шестеркой их телохранителей. Студенты университета дрались со студентами Инженерной Школы. Бретоннские арбалетчики, похоже, сцепились друг с другом. Полурослик, оседлав рыжебородого талабекландца, колотил его по голове оловянным стаканчиком для игры в кости. Повсюду летали кружки, бились бутылки, трещала мебель. Старина Хайнц стучал по стойке обухом топора, тщетно требуя порядка, а его вышибалы хватали за ворот и вышвыривали за дверь всех, кто попадался им под руку.

Феликс бился спина к спине с Готреком в кольце хохландцев, не переставая ругаться. Очередная глупейшая драка на пустом месте. И начал ее Истребитель. Пускай бы сам и разбирался. Феликсу меньше всего хотелось махать кулаками. Но Готрек и так в скверном состоянии, а если его отлупят в таверне – кому-то из этих разбойников может ведь и повезти, – это едва ли улучшит его настроение.

Он увернулся от дубинки и от души двинул наемника, собиравшегося ударить его по почкам. Человек со стоном согнулся пополам – и получил коленом по лицу. В тот же момент кулак Готрека вышиб изо рта капитана фонтан желтоватых зубов. Колени верзилы подогнулись, и он упал носом в пол. Готрек отскочил, держа кружку на отлете. Другой наемник схватил его за шею, пытаясь задушить, но гном дотянулся до его чуба и перебросил мужика через плечо – на трех других хохландцев, так что все рухнули барахтающейся кучей.

Но на гнома прыгнули еще четверо. Феликс подставил подножку одному и оттолкнул плечом другого. Остальных пинками повалил Готрек.

Капитан уже поднялся, вскинув над головой длинную деревянную лавку и готовясь нанести сокрушительный удар. Но Готрек метнулся вперед и стукнул противника кулаком между ног. Мужчина пискнул, как крысолюд, и отшатнулся, выпучив глаза.

Побоище в баре медленно шло на спад: драчуны были слишком избиты и слишком пьяны, чтобы продолжать.

Тогда хриплый рев Хайнца перекрыл стоны и оханье:

– Кто зачинщик? Кто разгромил мою пивную?

Великан-наемник опрокинулся навзничь, как срубленное дерево, с грохотом ударившись об пол и открыв взглядам Готрека, покачивающегося над грудой бессознательных тел, – в руке гном по-прежнему держал кружку с элем. Не пролил ни капли.

Брови Хайнца сошлись на переносице.

– Гурниссон. Ты начал драку?

Готрек одним глотком осушил кружку – и разбил ее об пол.

– А что, если я? – поинтересовался он.

– А ведь когда-то ты был тут вышибалой. – Хайнц с отвращением покачал головой. – Вон.

Готрек угрожающе шагнул к нему.

– И кто же меня заставит?

Вышибалы двинулись к гному.

Феликс наклонился и торопливо зашептал на ухо Готреку:

– Ты же не хочешь драться со стариной Хайнцем, верно? С твоим старым товарищем? Твоим кровным братом?

Готрек отмахнулся.

– Кто сказал, что не хочу?

– Ты сам это скажешь – завтра утром, – ответил Феликс. – Пойдем. Если хочешь помахать кулаками, давай найдем таверну, владельца которой не знаем. Тут все равно не осталось никого стоящего.

Пошатывающийся Истребитель окинул взглядом помещение, полное стонущих пьянчуг и избитых вышибал, и ухмыльнулся.

– Ты прав, человечек. Здесь никого, кроме горстки трусов. Пошли, найдем другое местечко.

Он развернулся, нацелился на дверь – и устремился к ней, качаясь, как матрос в шторм.

Когда Готрек добрался до порога, его окликнул Хайнц:

– Эти двадцать лет прошли тихо, Гурниссон. Можешь не возвращаться еще двадцать.

После четверти часа блуждания по узким извилистым улочкам Трущоб, пустынным в столь поздний час, под раздраженное бормотание Готрека, беспрестанно ругающегося и каждые несколько минут решающего, что идти нужно совсем в другую сторону, они остановились на маленькой площади с фонтаном в центре. Когда-то сооружение поражало истинным величием – Магнус Праведный вздымал молот Зигмара, а грифоны у его ног извергали струи воды в круглую чашу бассейна. Сейчас чаша пересохла, клювы грифонов растрескались, обнажив медные трубки, а молот Магнуса утратил головку и большую часть рукояти. Силуэты спящих нищих и бродяг грязными тенями льнули к стенам окружающих зданий.

Готрек долго стоял посреди площади, покачиваясь, словно задумался, потом шагнул к фонтану и плюхнулся на край бассейна.

Феликс присоединился к нему. Из-за усталости он чувствовал себя плоховато и сел с облегчением. По дороге из Карак-Хирна им не часто выпадала возможность выпить, и непривычный алкоголь сейчас ударил в голову.

Готрек откинулся и улегся на спину, глядя в небо и бормоча под нос.

Феликс, нахмурившись, посмотрел на него сверху вниз.

– Если хочешь спать, лучше найти гостиницу.

– Мы найдем гостиницу, человечек, – внятно и вполне трезво ответил Готрек. – Я просто думаю.

– Хорошо, – ответил Феликс и вдруг обнаружил, что тоже лежит. Поднялся ветер, да и холодновато было, чтобы чувствовать себя удобно, но лежать оказалось очень спокойно. Ярко светила полная Маннслиб, накинув тонкий серебряный флер на крыши домов, которые днем выглядели бы обшарпанными и плохо залатанными. В небе мерцали звезды, как светлячки, приколотые к черному бархату. Феликс нашел созвездия: Молот, Волк, Голубь. Глаза его сами собой закрылись на долгий миг, потом открылись, потом закрылись снова. Дыхание стало тяжелее.

С большим трудом он снова расклеил веки.

– Нам действительно нужно найти место...

Феликс осекся, вглядываясь в небо. Огромная черная тень заслонила обзор, скрыла звезды – затмила даже Маннслиб! Он разинул рот, застыв от ужаса и замешательства. Что это? Он что, спит? Или это какая-то стремительная гроза? Или демон, явившийся проглотить их? Или...

Готрек резко сел, тоже глядя вверх.

– Это «Дух Грунгни»!

ГЛАВА ВТОРАЯ

Готрек и Феликс, как сумасшедшие, неслись по извилистым негостеприимным улицам Трущоб, стараясь не упускать из виду летучий корабль. Он шел строго на восток, а улицы, казалось, тянулись во все стороны, кроме этой. Человеку с гномом приходилось то и дело двигаться зигзагами и поворачивать назад, а черная продолговатая громадина исчезала за высокими островерхими домами или зубчатыми стенами крупных складов, чтобы появиться снова, когда они забегали за угол, и уплывать от преследователей над омытыми луной крышами.

Проститутки и прочие ночные прохожие шарахались прочь от пьяно шатающейся парочки, бросающей в небеса команды и ругательства. Малочисленный дозорный патруль чуть было не задержал их – но передумал и пропустил. Кошки, собаки и крысы при их приближении спешно юркали в тень.

«Дух Грунгни» вывел их из Трущоб, протащил мимо правительственных зданий и торговых домов Нойштадта и привел к Университету. Здесь улицы стали шире и ровнее, и воздушный корабль как будто сбавил ход. И хорошо, поскольку Готрек и Феликс тоже замедлили шаг. Феликс, ослабленный избытком вина, запыхался и жадно глотал ветер. Готрек с дыхания не сбился, зато постанывал и при каждом шаге хватался за живот. Феликсу даже показалось, что он слышит, как в пузе гнома плещется пиво, хотя, возможно, звуки эти производил его собственный желудок.

Наконец с ревом, слышным даже с земли, воздушное судно дало задний ход и зависло над высокими серыми каменными башнями массивного, похожего на замок главного здания Инженерного колледжа. Огни на крыше подсветили медную гондолу, и Феликс только теперь разглядел свисающие с нее тросы.

Через несколько секунд задыхающийся Феликс и охающий Готрек уже стояли перед затейливыми железными воротами. Четыре настороженных охранника с копьями наготове вышли навстречу им из сторожки. Другие наблюдали за нежданными гостями с укрепленных стен.

– Мак... – произнес Готрек. – Мак... – И тут его вырвало. Просто вывернуло наизнанку. Сильная струя пива обдала кованые железные прутья.

– Эй! – Капитан стражи невольно отпрянул. – Убирайтесь, грязные пьянчуги! Я не собираюсь прибирать тут за вами. Ступайте домой, проспитесь!

Рука Готрека метнулась сквозь решетку, поймала капитана за пояс и притянула к себе.

– Макайссон, – прошипел Готрек, не обращая внимания на других охранников, с криком выхвативших оружие. – Сходи за Малакаем Макайссоном. Скажи, что Готрек Гурниссон хочет его видеть.

Остальные стражники орали, чтобы Готрек отпустил их капитана, но сильные пальцы гнома стиснули шею человека, и тот лихорадочно замахал подчиненным, отсылая их.

– Уже слишком поздно, – прохрипел капитан. – Колледж закрыт на ночь. Никаких посетителей. Приходи поутру.

Готрек встряхнул человека.

– Сходи за ним, или я сам войду и скормлю тебе твой меч – эфесом вперед.

С этими словами он толкнул капитана к его людям. Пока командир кашлял и задыхался, солдаты снова двинулись вперед. Кажется, в какой-то момент капитан даже собирался позволить им попытаться прогнать Готрека, но все-таки передумал.

– Не трогайте, но присматривайте за ним, – велел он, массируя пострадавшую шею. – Брюгель, сходи спроси профессора Макайссона, желает ли он видеть грязного пьянчугу по имени Готрек Гурниссон.

По прошествии некоторого времени, показавшегося затуманенному мозгу Феликса долгими часами, они с Готреком вскинули головы на звук приближающихся шагов. Из теней у входа в солидное центральное здание колледжа вышел небольшой отряд охраны, сопровождающий невысокую широкоплечую фигуру в толстой, подбитой овчиной кожаной куртке. Появившийся носил необычный кожаный картуз, оснащенный очками, поблескивающими сейчас над кустистыми бровями, и с прорезью на макушке, из которой торчал короткий гребень огненно-рыжих волос. Похоже, гном только что сошел с дирижабля.

– И де тот лгунец, чо брешет, чо он Готрек сын Гурни? – выплюнул прибывший со странным и сильным акцентом. – И де тот идьет, чо не знает, чо Истребитель демонов мертв вже семнадцать...

Он прервался на середине фразы, увидев ждущего у ворот Готрека, резко остановился и застыл, присматриваясь.

– Ну-ну, вылитый вродь как, прям вылитый. – Гном метнул взгляд на Феликса. – А ентот смахивает на юного Феликса. – Он скрестил руки на широкой груди. – Ток Максимилиан Шрейбер грил, вы вошли в каки-то адские врата в Сильвании и не вернулись. Откель мне знать, чо вы не замаскированные демоны Пустошей?

Готрек, взревев, выхватил из-за спины топор, рубанул им влево-вправо, вспоров воздух косым крестом, и с оружием на изготовку, сгорбив плечи, шагнул к воротам.

– Ты назвал меня демоном, Малакай сын Макая?

Стражники снова завопили, опуская в боевую позицию копья, капитан выхватил из-за пояса пистолет и прицелился сквозь решетку, но Малакай с ухмылкой отмахнулся:

– Та ладн, парни. Открывайте ворота. Так махать топором не могет никто, окромя!

Стражники замешкались, но в конце концов, подчинившись безмолвному жесту капитана, отодвинули засов и налегли на решетку.

Когда ворота распахнулись, и Готрек с Феликсом ступили на территорию колледжа, Малакай раскинул руки.

– Готрек Гурниссон, скорблю, чо ты ще не встретил свою погибель, но всетки рад видеть тя!

Он стиснул руку Готрека и хлопнул его по плечу.

– Я тоже рад встрече, Малакай Макайссон, – угрюмо буркнул Готрек. – Надеюсь, у вас тут есть пиво. Со своим я только что распрощался, и теперь меня терзает жажда.

– Зачем я тута? – Пожав плечами, Малакай зажег масляную лампу и поставил ее на низкий стол. – Ну, эт, то, се, в чертогах гномов мя не ждут, ну я и эт, служить вот прилетел. Верите, сделали мя прохфессором.

Готрек и Феликс сидели на незастеленной кушетке посреди огромной мастерской с высокими потолками, бывшей, очевидно, кабинетом Малакая и находящейся на третьем этаже главного здания колледжа. В комнате было прохладно, поскольку крыша здесь отсутствовала и восточную стену успели выстроить лишь наполовину. Перед незаконченной стеной высились леса, у подножия лежали кирпичи и мешки с цементом. Ночной воздух и лунный свет беспрепятственно лились в помещение, а высоко над головой, точно парус на ветру, хлопал натянутый брезент.

Под луной, вне освещенного желтоватым светом лампы круга, Феликс различил громоздкие силуэты частично собранных механизмов, странное оружие, какое-то покореженное железо, непонятные стеклянные трубки, коротконогие столики, заваленные исписанными листами пергамента, и что-то похожее на огромного металлического коня. В одной из машин Феликс вроде бы опознал нечто вроде бурава, другая напоминала токарный станок, но предназначение остальных далеко выходило за пределы его понимания и воображения.

Малакай копошился среди всего этого хлама, как садовник, ухаживающий за призовыми розами: выпрямляя, проверяя, настраивая – и непрерывно болтая.

– Прошу прощенья за бардак, но слыхал я, лет двадцать тому скавены тута все покрутили и никто опосля ничего не починял.

– Э, да. – Щеки Феликса вспыхнули. – Мы тоже об этом слышали.

«И приложили руку к разрушению», – подумал он, терзаясь виной, но вслух ничего не сказал. Слишком уж неловким был тот инцидент.

– Но теперя я тута, – продолжал Малакай. – Ужо наведу порядок. Будет лучшее, чем ране.

– Значит, Макс Шрейбер выжил в Сильвании. – Готрек отхлебнул из кружки добытого для него Малакаем пива. – А Снорри Носогрыз?

– О да, – кивнул Малакай. – Оба возвернулись в Праагу, готовые драться с ордами, коли те прискочут. Ан нет. Мародеры ток покрутились с недельку у города, опосля развернулись и потопали взад. Точно скисли. – Он и сам взгрустнул, вспомнив об этом. – Макс решил, эт из-за чароплетов, но никто точно так ничо и не узнал.

– Так Макс и Снорри все еще живы? – спросил Феликс.

– Макс – да, был, када видались четыре дня тому. Он в Мидденхейме, с защитниками. – Малакай нахмурился. – Чо до Снорри, дык не зна точна-т. Опосля весны в том годе двинулся в Кислев, с какими-т имперскими наемниками, гнать стадо зверолюдов на юг к Срединным горам. С той поры о нем и не слыхать. Дай Гримнир, встренул свою погибель. – Он на секунду задумчиво замер, потом пожал плечами и ухмыльнулся. – Ладн, довольно. Иде вы-т были эти семнадцать годов? Спорю, эт стоит услыхать.

– Ну. – Феликс нахмурился. – Не знаю даже, с чего начать.

Он оглянулся на Готрека и увидел, что Истребитель лежит на кушетке, смежив единственный глаз, и тихонько похрапывает.

Малакай тоже глянул – и цокнул языком.

– Ох, паря закемарил. Кстат, идея неплоха. Прибереги рассказ, юный Феликс. Дело неспешное. Пшли. Найду те койку.

Феликс проснулся со знакомым ощущением пробуждения в незнакомом месте, испытанным им множество раз во время путешествий с Готреком. Он находился в маленькой чистой каморке, лежал на узкой, но удобной постели.

В голове грохотало, и грохот этот, как ни странно, кажется, отдавался эхом в пробуждающемся мире. Несколько долгих, сбивающих с толку секунд Феликс не мог понять, где он. Для тюрьмы, пожалуй, слишком уютно. Он попытался припомнить вчерашний вечер. Таверна, драка, пьяная прогулка... Он прилет у фонтана. И заснул там? Нет! «Дух Грунгни»!

Воспоминания разом вернулись. Он – в спальном корпусе Инженерного колледжа. Грохот в голове – следствие вчерашней выпивки. Грохот, сотрясающий комнату, – утренние артиллерийские учения Имперской Оружейной палаты в нескольких улицах отсюда. Феликс сел и со стоном потер виски. Зачем же начинать в такую рань? Это даже невежливо.

Натянув штаны и сапоги, отыскав умывальню и уборную, он спросил дорогу у свеженького и чересчур уж бодрого студента-инженера и кое-как добрался до огромной мастерской Малакая. Болезненно щурясь от сияния утреннего солнца, которому не препятствовала недостроенная стена, Феликс огляделся. За расчищенным рабочим столом Малакай и Готрек жадно поглощали завтрак, состоящий из яиц, сосисок, бекона, черного хлеба, ветчины, лепешек, светлого пива и этой завезенной из Тилии дряни, называемой некоторыми черным топливом Нульна, – кофе.

Ночные похождения, похоже, ничуть не ухудшили аппетита Готрека, а вот желудок Феликса скрутило при одном виде всей этой жирной еды.

– Привет-привет, юный Феликс! – слишком громко поздоровался Малакай. – Садись, наваливайся, пока Гурниссон все не слопал.

Подавив рвотный позыв, Феликс утер липкий лоб.

– А нет ли... нет ли капельки чая?

– Велю парням тащить чайник, – сказал Малакай и рявкнул во всю глотку: – Петр! Чайник катайского гостю!

Феликс стиснул голову, уверенный, что она вот-вот лопнет.

Из недр разобранного парового котла высунулся круглолицый юнец с буйной копной светлых волос и подвязанной бородой – и часто-часто заморгал водянисто-голубыми глазами навыкате.

– Да, профессор, – ответил он. – Сейчас.

Он вылез из котла, но зацепился ногой за клапан и шлепнулся вниз головой на пол – впрочем, тотчас вскочил, утирая хлынувшую из носа кровь.

– Ничего, – просипел он. – Все в порядке. – И торопливо выскочил из комнаты, налетев по дороге на телескоп.

Малакай покачал головой.

– Бедняга. Мой лучший студент. Откалибрует датчик давления не хуже гнома, но дале носа не видит и могет споткнуться даж на пылинке. – Хмыкнув, он сунул в рот кусок ветчины. – На пути в Мидденхейм подмогнет в моторном отсеке. Но на мостик – ни-ни. Разобьет лодью-т.

Готрек оторвался от еды, сверкая единственным глазом.

– Вы летите в Мидденхейм?

– Ага. Имперская Оружейная палата попросила мя доставить туды пушки.

– Возьмешь меня, – заявил Готрек. – Хочу успеть, пока все не закончилось.

– А то ж, – кивнул Малакай. – Ток рад подмогнуть Истребителю найти погибель.

– Можем отправиться сегодня? – спросил Готрек.

Малакай хихикнул.

– Мне тож охота, паря, но не. Последнюю пушку испытают ток завтрева. Вот погрузят ее – и полетим.

Готрек раздосадовано крякнул, а Феликс спрятал довольную улыбку. Еще одна ночь в нормальной постели отнюдь не помешает.

– Все равно бушь тама недели на две ране, чем кабы топал пехом, – ухмыльнулся Малакай.

Петр ворвался в комнату, держа чайник в одной руке и чашку с блюдцем в другой. Он успешно обогнул плавильную печь, но угодил ногой в систему блоков и полетел вперед с криком. Падая, он ухитрился извернуться и стукнуться только плечом, спасая чайник и чашку, но кипяток выплеснулся на его руки.

Однако юнец снова быстро вскочил и, морщась, поставил перед Феликсом приборы.

– Простите! Простите!

Руки его были красными, как вареные раки.

– Иди, макни их в холодную воду, паря, – велел Малакай. – А то волдыри вскочут.

– Да, профессор, – ответил Петр.

Он поспешил прочь. Феликс потупился, не желая на это смотреть.

– Неуклюжий балбес, – пробормотал Малакай и со вздохом повернулся к Готреку и Феликсу. – Кады закончите завтрак, отведу вас в Оружейную палату, встренуться с лордом Гроотом, который тама за главного. Полет – дело имперское, и окончательно утверждает мой экипаж он. Но не боись. – Он подмигнул. – Я замолвлю за вас словцо.

Да, Инженерный колледж был большим, но Оружейная палата – просто огромной. Она представляла собой обширный комплекс мастерских, стрельбищ, кузниц, общежитий, которые окружали парящее черное гранитное чудо здания собственно учреждения, возвышающееся над городом невообразимо громадной военной машиной – со всеми его шпилями, шипами и зубцами. Устрашающие закопченные горгульи горбились на каждом углу и карнизе. Высокие узкие окна с красными стеклами мерцали между величественными контрфорсами, точно отдушины в железной дверке адской топки.

Лорд Юлиан Гроот совершенно не походил на руководителя столь грозного заведения. Пузатый жизнерадостный человек с седеющими бачками и парой жиденьких прядей, перечеркивающих круглую лысину, он больше смахивал на деревенского кузнеца, чем на Верховного Канцлера Имперской Оружейной палаты – таков был его официальный титул. Поверх черной парчовой мантии он носил опаленный кожаный фартук, а длинные рукава балахона заправлял в плотные кожаные же рукавицы.

– Друг Малакая – мой друг, – заявил он, стиснув руку Феликса так, что кости затрещали. – Лучшего союзника у Империи и быть не может.

Феликс и Готрек стояли с лордом Гроотом и Малакаем в душной жаркой кузнице, где ряды потеющих кузнецов стучали молотами, куя сталь на ровных рядах наковален, среди которых расхаживали наблюдающие и критикующие контролеры. От головной боли это определенно не избавляло.

Феликс с удивлением услышал, что канцлер говорит с привычным, распространенным акцентом Гандельбезирка – торгового района, являющегося центром постоянно расширяющейся сети товарооборота Нульна. Он-то ожидал, что речь человека с титулом будет более изысканной и культурной, что он станет изъясняться на языке знати. Хотя, может, Гроот и купил свой титул. По слухам, графиня за деньги была готова на многое.

– Хорошо, что наши пушки будут сопровождать опытные воины, – сказал Гроот, крепко пожав руку Готрека. – Когда противостоишь Губительным Силам, даже летучий корабль не находится в безопасности. Ведь у некоторых бестий есть крылья. Ты получишь в помощь еще и чародея, Макайссон.

– О? – Малакай подозрительно прищурился. – И кого ж?

Гроот обернулся и крикнул в дымовую завесу, затянувшую помещение:

– Маг Лихтманн, иди познакомься со своими будущими спутниками!

Готрек, Феликс и Малакай напряглись. Феликс не знал, чего они ждали. Что из дыма выступит зловещая фигура с горящими глазами? Или мудрый старик в остроконечной шляпе? Увидели же они высокого безбородого мужчину средних лет, склонившегося над наковальней и пристально наблюдающего, как кузнец придает форму детали пушки. Человек поднял голову, и отблеск огня мигнул на стеклах его очков.

– Хм-м-м? О, прошу прощения, мой дорогой Гроот.

Маг поспешно зашагал к канцлеру. Он был до неприличия тощ, обладал выдающимся кадыком, безвольным подбородком, крючковатым носом и стриженными под горшок рыжеватыми волосами. Носил он оранжево-красную мантию Огненного Колледжа и, как и Гроот, защищал свое одеяние закопченным кожаным передником. Оправа его очков была из тонкой стальной проволоки; за толстыми стеклами зеленели глаза с золотистыми искрами.

– Прошу прощения, – повторил он чистым интеллигентным голосом, кивая всем. – Мы с Юлианом разрабатываем новый сплав, используя магическое пламя для смешивания металлов при температурах, которых невозможно достигнуть с помощью одного только земного огня. Я только что наблюдал, как ведет себя под молотом наш последний образец. – Он улыбнулся Грооту. – Он очень ковок, Юлиан, но еще недостаточно крепок, полагаю.

– Я сейчас посмотрю, Вальдемар, – ответил Гроот и повернулся к остальным. – Профессор Макайссон, Истребитель Гурниссон, герр Ягер, разрешите представить вам мага Вальдемара Лихтманна, магистра Огненного Колледжа, а также знаменитого инженера.

Маг Лихтманн поклонился и протянул левую руку. Только теперь Феликс заметил, что правой у него нет вовсе. Рукав был подогнут и заколот под самым локтем.

– Искренне рад, профессор, – проговорил маг, тряся руку Малакая. – Я отлично осведомлен о ваших успехах в инженерном деле.

Застенчиво улыбаясь, он обменялся рукопожатиями с Готреком и Феликсом.

– Уж извините, что протягиваю левую руку, – сказал он. – Людей это частенько нервирует. Правую я потерял в огне. Большой конфуз для огненного чародея, но я тогда был молод и еще не научился контролировать пламя.

Малакай встревоженно нахмурился.

– Надеюсь, ты вже научился. Дирижабли дюже горючи.

Огненный колдун рассмеялся, громко и хрипло.

– О да, с тех пор я управляюсь с огнем немного лучше, спасибо. Свое пламя я держу при себе.

– Маг Лихтманн отправляется в Мидденхейм помочь сражающимся, – сообщил Гроот.

– С нетерпением предвкушаю, – кивнул Лихтманн. – Давненько я не был в бою, а уж в битве такого масштаба вообще не принимал участия. Но в трудные времена человек совести не может прятаться в академических залах. Он должен действовать. Должен внести свой вклад в дело защиты родины и своего народа. А еще я надеюсь проверить в боевой обстановке некоторые наши с Гроотом новые идеи.

– Лады, прошу на борт, магистр, – сказал Малакай. – Дело говоришь. И эт твой сплав – штука вродь интересная.

– Определенно. – Глаза Лихтманна вспыхнули. – Идея на самом деле проста, но осуществить ее трудно без способностей огненного мага контролировать температуру огня. Видите ли...

Когда Лихтманн приступил к объяснениям – а глаза Феликса начали стекленеть, – в дверь мастерской сунул голову молодой человек в форме колледжа. Увидев Гроота, он бросился к нему и озабоченно зашипел в ухо канцлера:

– Милорд, можно с вами поговорить?

Гроот кивнул и повернулся к остальным.

– Простите, я на минуту.

Он отошел и стал слушать настойчивый шепот студента. Феликс и Готрек ждали, потея от жары, а маг Лихтманн продолжал просвещать Малакая насчет температур плавления и предела прочности, что бы это ни значило.

Некоторое время спустя Гроот кивнул и сказал:

– Да, это плохо. – Он быстро отбарабанил какие-то приказы, отослал юношу и, вздохнув, вернулся к гостям. – Прошу прощения. У нас кража. Боюсь, твой полет может быть отложен, Малакай.

– Что? – рявкнул Готрек. Его единственный глаз вспыхнул.

– Чо случилось-т? – спросил инженер.

– Ночью угнали груженную порохом баржу. Порох предназначался для пушек, которые ты должен везти. Гномья гильдия Черного пороха доставила его вчера к нашему причалу у Триумфального моста, готовя к завтрашней погрузке на «Дух Грунгни». На ночь выставили серьезную охрану, но утром охранники исчезли – вместе с баржей и порохом. – Он пожал плечами и яростно почесал лысину. – Жаль, что мне не сообщили раньше, но они потратили два часа, выясняя, не приказал ли кто-нибудь из Городского Совета перегнать судно.

– А без пороха никак? – спросил Феликс.

– Без пороха пушки ни к чему, паря, стрелять-т нечем, – прорычал Малакай. – Без пороха они прост кусищи железа, а зачем в Мидденхейме металлолом?

– Саботаж, – сделал вывод маг Лихтманн. – Это отвратительно. Кто-то совершил преступление, чтобы ослабить оборону Фаушлага.

– Тут, пожалуй, дело похуже, – сказал Гроот. – Враги могли просто поджечь баржу и взорвать порох. Но они украли его. Значит, кем бы они ни были, они планируют использовать его в своих целях.

– И небось не для салютов, – мрачно заметил Малакай.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Сильный ветер выбивал холодные брызги из маслянистых вод Рейка, неся над потоком резкие запахи Индустриэльплатц. Феликс морщил нос, борясь с тошнотой. Он чуял вонь горящей нефти, серы, дубленых шкур, прогорклого жира, тухлой рыбы и прочие ароматы, источника которых назвать не мог – и узнавать не желал. На быстрине маневрировали длинные плоские баржи и остроносые торговые суда, входящие и выходящие из главных доков. Над головой вопили чайки – слишком громко для человека в его состоянии.

Лорд Гроот попросил Малакая и мага Лихтманна сопровождать его к месту хищения, и Готрек с Феликсом от нечего делать увязались за ними. Теперь они ждали, пока Гроот, Малакай, Лихтманн и еще несколько представителей Оружейной палаты спорили с крикливой толпой городских чиновников и членов Гномьей гильдии Черного пороха на набережной над каменным причалом, у которого вчера ночью стояла украденная баржа.

Феликс, все еще страдающий от похмелья, вяло навалился на ближайшую сваю, наблюдая за Готреком, беспокойно бродящим по причалу внизу, разглядывающим воду и внимательно изучающим свайный ряд.

– Я нахожу это весьма подозрительным, – говорил меж тем подтянутый мужчина в форме городской стражи. – Баржа была привязана здесь, на открытом месте, но свидетелей угона нет, а команда и охрана так и не найдены. – Он фыркнул. – Охрану выделила Оружейная палата, так?

Лорд Гроот вскинулся.

– Вы же не считаете, что баржу украли наши охранники?

– Вовсе нет, – ответил мужчина тоном, намекающим, что именно это он и предполагал. – Просто я нахожу это странным, вот и все.

Это был Адальберт Виссен, капитан стражи Нойштадта, и должность давала ему власть над всеми сторожевыми постами к северу от реки и югу от Альтештадтской стены. Но держался он так, словно управлял ветрами, приливами и движением солнца – этот привлекательный черноволосый франт в безупречно сшитом мундире и отполированной стальной кирасе, с высокомерным, «будьте-вы-все-прокляты», взглядом высокорожденного. Феликса так и подмывало окатить грязью его идеально начищенные сапоги.

– Если бы порох выгрузили сразу, то и охрана была бы не нужна. И кражи бы не случилось.

– Я же только что сказал, что указом графини нам запрещено хранить в палате столько пороха сразу! – раздраженно напомнил Гроот. – Ты хочешь, чтобы мы нарушили закон? И почему вообще ты теряешь время, беседуя со мной? Почему не ищешь баржу? Не могла же она испариться.

– Мои люди ищут ее по всей реке, – ответил Виссен. – Ситуация под контролем.

– А я хочу знать, придется ли мне платить дважды за один и тот же порох, – заговорил, брюзгливо поджав губы, пожилой мужчина в шоколадного цвета бархатном костюме и норковом плаще. – Я согласился финансировать эти пушки только раз. Если возникнут новые расходы, мне придется взять с Мидденхейма больший процент.

– Если ты думаешь, что мы дадим тебе порох задарма, когда ты прошляпил то, что мы тебе только что продали, то ты получишь кое-что совсем другое! – рявкнул коренастый рыжебородый гном в зеленом дублете и коричневых сапогах. – Халатность, вот как это я называю!

– Какой патриотизм, лорд Пфальц-Каппель. – Маг Лихтманн повел единственной рукой. – И какой дух сотрудничества, мастер гильдии Фиргигссон. Как отрадно видеть, что народы Империи отринули мелкие обиды и сплотились, чтобы помочь нам бороться с общим врагом в военное время.

Ни аристократ, ни гном, кажется, не заметили сарказма в его голосе.

– Я свою задачу выполнил, – заявил лорд Пфальц-Каппель. – Если бы не я, у вас вообще не было бы пушек. А с гномов станется украсть порох, чтобы заставить нас купить его еще раз. Маленькие жадные до золота скряги.

– Ты кого назвал скрягой, старый скупой собиратель грошей? – взвыл Фиргигссон. – Я снизил цену почти вдвое, потому что порох шел Мидденхейму! Скорее уж ты украл его, чтобы получить две баржи по цене одной!

– Можа, оставите обвинения на опосля? – сухо сказал Малакай. – Можа, сперва решим, как найти порох и тех, кто его попер?

– Порох похитили подстрекатели, – заявил капитан стражи Виссен. – И, не сомневаюсь, они собираются им воспользоваться. Я отправил сообщение графине и верховному приставу, попросив поставить охрану у зернохранилищ и дворца. Судя по обстановке, людей следует направить и к Оружейной палате, поскольку сами они, похоже, не в состоянии организовать оборону.

Споры становились все громче и громче, и Феликс видел, как напрягаются плечи Готрека. Наконец гном, топая, поднялся по ступеням, яростно оглядел всех и заорал:

– Заткнитесь!

Люди повернулись к нему, удивленные и рассерженные. Только Малакай ухмыльнулся.

– Как ты смеешь говорить с командующим стражей в таком... – начал капитан в полированной кирасе.

– Какого цвета была баржа? – прервал его Готрек.

Люди принялись в замешательстве переглядываться. Мастер гильдии Фиргигссон поднял лохматую бровь.

– Красная с синим, Истребитель, – сказал он. – И с золотой полосой между ними. Цвета нашей гильдии, если тебя это интересует.

– И ты перебил нас ради этого? – фыркнул лорд Пфальц-Каппель. – Гроот, этот тип – твой гость?

Готрек, не обращая внимания на вновь вспыхнувшую перебранку, спустился по ступеням. Феликс, объятый любопытством, последовал за ним. Истребитель продолжил осматривать сваи, снова и снова бормоча: «Красный-золотой-синий, красный-золотой-синий».

Феликс задумчиво смотрел на него. Неужто Истребитель все еще пьян? Или сошел наконец с ума?

– Ха! – Готрек, ухмыляясь, вскинул голову. – Красный-золотой-синий! – И повернулся к Феликсу. – Смотри сюда, человечек. Баржа трется бортом, краска остается на сваях.

Феликс наклонился, разглядывая обращенную к воде сторону грубых деревянных стоек. Да, на них виднелись слабые, перекрывающие друг друга полосы красного, зеленого, белого, черного, синего, желтого, серого и коричневого.

– Да, я вижу красный, золотой и синий. Но я вижу и другие цвета. Откуда же тебе...

– Человеки слепы, – прорычал Готрек и ткнул корявым пальцем в три точки на столбе. – Вот, вот и вот. Красный, золотой и синий поверх всех цветов – и гораздо свежее.

Феликс пожал плечами.

– Поверю тебе на слово. Но нам-то от этого какой прок?

– Слепы и тупы. – Готрек фыркнул и указал на бурлящую белопенную воду. – Глянь на эту болтанку. Спорю, зыбь не стихает с ночи, с тех пор как поднялся ветер. Неважно, где воры привязали украденную баржу – она оставила отметины. – Он повернул голову на запад. – Теперь остается только проверить все причалы и пристани вниз по реке – искать красный, золотой и синий.

Феликс рассмеялся.

– И только? Это займет много дней.

– Надеюсь, нет, – фыркнул Готрек.

– Может, стоит сказать капитану стражи Виссену? – спросил Феликс. – Если за поиски возьмутся солдаты, времени уйдет меньше.

Готрек сплюнул в воду.

– Думаешь, у них зрение лучше твоего? Я хочу улететь сегодня, а не через месяц. Кроме того... – Он покосился на капитана Виссена. – Я не в восторге от его манер.

Истребитель затопал вверх по лестнице, потом спустился с набережной, не попрощавшись с Малакаем и с Гроотом ни словом, ни жестом, опустив голову, как ищейка. Феликс, вздохнув, двинулся за ним. Готреку ли судить о чужих манерах?!

Пять часов спустя они все еще разглядывали сваи. Готрек изучил каждый дюйм берега, каждый причал и каждую швартовку, каждое боковое ответвление и каждый канал, пространство под каждым мостом, и только сейчас они добрались до официальных промышленных доков, граничащих с Трущобами. Феликсу даже не верилось, что от каменных берегов Рейка отходит столько укромных закоулков и тихих заводей. Спина его ныла от частых наклонов. Глаза болели. Он был голоден и хотел пить.

– Это невозможно. Мы никогда ее не найдем.

– Вечная проблема с этими человеками, – пробурчал Готрек. – Никакой у них тщательности. Никакого терпения.

– Это потому, что мы не живем по пятьсот лет.

Промышленные доки впивались в реку потрескавшимися серыми пальцами. Обветренное дерево глухо гудело под их каблуками, когда они ходили взад и вперед, проверяя причалы со всех сторон. Феликс не видел ни красного, ни золотого, ни синего, зато заметил еще один грубо нарисованный на свае факел. Он то и дело натыкался на них во время поиска, равно как и на знаки других пропагандистских групп. Они встречались по всей береговой линии.

Грузчики и возчики, перетаскивающие товары с корабля на телеги и с телег на корабли, обходили Готрека с Феликсом. Охранники поглядывали на них так, словно ожидали, что они украдут что-то или попытаются спрятаться. Феликс чувствовал себя глупо; ему казалось, что он путается у всех под ногами. Скверный план. Не работает. Солнце уже садилось за ряды кирпичных складов, обращенных к реке. Скоро станет слишком темно, чтобы что-то разглядеть. Саднящие глаза Феликса уже с трудом различали оттенки. Вот этот мазок, например – красный или оранжевый? А этот – золотой или зеленый? А тот, что ниже, – синий или черный?

– Красный, золотой, синий! – рявкнул Готрек. Бухнувшись на колено, он подался вперед, громко сопя, а потом сунул толстый палец в щель между двумя покоробленными планками – и понюхал прилипшие к подушечке черные крупинки. – Черный порох, – произнес он, вскинул голову и огляделся, пристально изучая корабли, склады и возвышающиеся позади них пилообразные силуэты многоквартирных домов Трущоб.

Феликс застонал. Если бочонки выгрузили здесь, сейчас они могут быть где угодно. И если Готрек собирается проявить «тщательность», то ночь будет очень долгой.

– Ты, – бросил Готрек проходящему мимо грузчику. – Видел, как сегодня утром тут выгружали бочонки с красно-синей баржи?

– Сегодня утром? – переспросил человек, не сбиваясь с шага. – Я спал. Моя смена начинается на закате.

Готрек выругался и двинулся к складам, подозрительно поглядывая на всех, мимо кого проходил.

Феликс тащился следом.

– Давай я попробую, – предложил он, опасаясь, как бы резкость Готрека не привела к драке.

Кажется, где-то тут должна быть таверна. Феликс помнил это по тем дням, когда пьянствовал со всяким сбродом, когда они с Готреком в прошлый раз жили в Нульне. Ага, вот она. Вывеска с изображением смеющегося медведя, балансирующего на красно-желтом шаре, покачивалась на ветру всего в нескольких сотнях ярдов к востоку, как он и ожидал, и с полдюжины подозрительных типов околачивались снаружи, потягивая что-то из кожаных мехов и окидывая приходящих и уходящих орлиными взорами.

Феликс пошарил в кошельке, нашел золотую крону, одну из последних, и бочком подошел к наименее неприятному на вид бандиту с трехдневной щетиной на щеках и засаленным чубом, косо падающим на глаза.

– Вечер добрый, братец, – сказал Феликс, вертя монету между пальцами. – Был ты тут нынче утром?

Человек повернулся – и прикипел взглядом к золотому кругляшу.

– Возможно.

– А видел, как какие-то люди выгружают бочонки из красно-синей баржи, стоявшей вон у того причала? – Он указал, у какого именно, той рукой, в которой держал крону.

Впервые за все это время Чубатый взглянул Феликсу в лицо – пустыми, как пуговицы, глазами.

– Чужакам-толстосумам я ничего не вижу, – отрезал он и, развернувшись, двинулся к таверне.

Готрек вцепился в человека, не подпустив к двери, развернул, толкнул к стене и сунул под нос – под самый чуб – топор.

– А это ты видишь?

Мужчина задохнулся, побледнел, выпучил глаза. Остальные, вскочив с лавок, заорали и потянулись к кинжалам. Феликс, обнажив рунный меч, повернулся к ним. Проходимцы застыли, прикидывая шансы, после чего пожали плечами и с притворным безразличием побрели к таверне.

– Пожалуйста, не убивай меня, – промямлил Чубатый.

Готрек мотнул бородой в сторону Феликса.

– Отвечай на его вопрос.

– Но... но они убьют меня.

– Я убью тебя сейчас. Они убьют тебя позже. Выбирай.

Чубатый сглотнул. По лбу его побежали струйки пота.

– Эт-т-то были парни Большого Втыка! Разгружались этим утром, до рассвета, потом пустили баржу вниз по реке.

– Где они?

– Я не... – Человек запнулся, но глаза его вновь вернулись к топору. – Холодная Дыра, рядом с ареной для собачьих боев. Просто идите вдоль пристани, пока...

Готрек оторвал мужика от стены и толкнул вперед.

– Веди!

– Но они меня увидят! – взмолился человек.

– Не пошевелишься – они увидят тебя дохлым.

Чубатый прикусил губу – но развернулся и с жалким видом потащился сквозь сумерки. Феликс шагал за Готреком, беспричинно раздраженный тем, что проходимец признал в нем отпрыска богатого рода. Как он догадался? Состоятельным Феликс давно уже не был. Одежда его потрепана не меньше, чем у любого обитателя Трущоб, – а то и больше. Но потом он понял. Голос. Он по-прежнему говорит как человек образованный. Он так давно не был в Империи, что совсем забыл, как много здесь значит акцент.

Чубатый привел их на мощеную площадь, примыкающую к реке. Рыбный рынок уже закрывался. Продавцы рыбы и моллюсков выбрасывали головы, кости и раковины – отходы своего товара – в реку и сплетничали, укладывая повозки. Весь северный край площади занимали уходящие под землю широкие трапы-пандусы, ведущие к высоким арочным дверям, открытым, но завешенным грязными кожаными шторками. Вверх и вниз по трапам люди катили тележки и бочонки. Феликс никогда тут не был, но знал, что такое торговые холодные погреба, одной стеной примыкающие к постоянно несущей прохладу реке. В таких хранили лед, пиво, рыбу и прочие скоропортящиеся продукты.

Чубатый остановился у западного конца площади и показал дрожащей рукой.

– Третий погреб – Втыка. Дальше я не пойду. Они меня увидят.

Готрек подозрительно покосился на него, потом фыркнул и отпихнул парня.

– Тогда беги.

Сам он двинулся вперед. Феликс пошел за ним.

– Эй, – раздался позади голос Чубатого, – а как насчет Карла?

Феликс вздохнул и метнул через плечо монету.

У третьего пандуса Готрек остановился. Табличка над дверью гласила: «Ледник Гельдера». Ни дверь, ни трап не выглядели преступнее прочих. Люди спускали по пандусу груженную пивом повозку – при помощи блоков и талей. Другие скатывали по влажному брезентовому желобу все еще трепыхающихся осетров, которых работники внизу багрили кривыми ножами и швыряли на низкую тележку.

Сбоку от пандуса тянулась узкая лесенка. Готрек и Феликс спустились по ней и скользнули за кожаную занавесь. Внутри было темно и холодно. В сыром воздухе горели окруженные зыбкими ореолами факелы, и Феликс видел мутные облачка, вырывающиеся у него изо рта и носа при дыхании. Когда глаза привыкли к полумраку, он разглядел, что погреб представляет собой длинный, похожий на пещеру туннель, тянущийся через всю раскинувшуюся наверху площадь до самой реки. Туннель был около тридцати футов шириной, с двойным рядом щербатых каменных колонн, образующих по центру проход. По обе стороны его громоздились ящики и бочки, придвинутые к тому, что Феликсу сперва показалось высоченными штабелями тюков сена. Но потом он разглядел, что на самом деле это не тюки, а ледяные глыбы, обернутые сеном, чтобы не таяли. Все стены, от пола до потолка, были ледяными. Под сводчатым потолком маячила решетчатая структура из деревянных балок и стоек, поддерживающих кран и лебедку, которые можно перемещать по всей длине туннеля для облегчения погрузки и разгрузки тележек.

Когда они вошли, разгружалась уже вторая повозка с пивом – огромные, в рост человека бочки поднимались лебедкой, перемещались – и аккуратно ставились на другие. Слева мужчины в зимних куртках укладывали трепещущих осетров на подстилку из колотого льда, а глубже в туннеле другие люди карабкались по грудам ящиков, перекрикиваясь и пересвистываясь, проводя переучет товаров и вырубая из стен куски льда.

Готрек решительно подошел к крупному бородачу, стоящему у повозки и проверяющему список грузов.

– Где Большой Втык? – рявкнул он.

Человек оценивающе посмотрел на гнома сверху вниз, после чего пожал плечами и отвернулся к повозке.

– Никогда о таком не слышал.

Готрек пихнул его в живот, выбив из мужика воздух. Побелевший верзила, шипя, бухнулся на колени.

Готрек ухватил его за бороду и рывком вздернул человеку голову.

– Где Большой Втык?

– Иди... ты, – прохрипел мужчина.

Готрек припечатал его к земле.

Феликс поморщился. Если этот человек вор, то капелька насилия, конечно, не повредит, но что если он действительно никогда не слышал о Большом Втыке? Что если проныра с сальным чубом солгал? По всему погребу на них оборачивались люди. И некоторые уже преграждали путь к выходу.

– Эй! – раздался пронзительный голос. – В чем проблема?

Феликс оглянулся. В двери стоял, подбоченясь, рыжеволосый полурослик с пышными бакенбардами. Позади него, лениво почесываясь, маячил великан со свинячьими глазками и вялым скошенным подбородком.

– Где Большой Втык? – повторил Готрек.

– Ты не туды попал, – ответил полурослик. – Нет тут никого с этаким именем. Убирайся прочь, а то кликну стражу.

Рабочие – с кривыми ножами и дубинками – подступили ближе.

Готрек шагнул вперед.

– Где черный порох? Где вы его прячете?

– Ох. Втык, – тупо брякнул Свинячьи Глазки. – Они знают про порох.

Щека полурослика дернулась, и он пнул спутника в голень.

– Заткни хлебало, тупоголовый орк!

Свинячьи Глазки съежился.

– Прости, Втык. Прости.

Полурослик кивнул в сторону дверей – и те начали со скрипом закрываться.

– Лады, парни, – сказал он, доставая ледоруб длиной с собственную руку. – Раз уж Пустоголовый выпустил кота из мешка, похоже, нам придется научить одного любопытного гнома не совать свой длинный нос не в свое дело. Пустите им кровь!

Двери захлопнулись, и все рабочие, размахивая оружием, ринулись к Готреку с Феликсом, мгновенно окружив их. Бард выхватил меч, парировав длинный багор со страшным крюком на конце, – и тут же с трудом увернулся от ножа для потрошения. Готрек подхватил парня, которого уложил носом в пол, и швырнул его в толпу, повалив четверых, но другие наседали, размахивая захватами для бочек, кинжалами и дубинками. На мясистых кулаках поблескивали медные кастеты. Большой Втык визгливо вопил за спинами своих людей, подбадривая их.

Феликс блокировал дубинку, но ответного удара не нанес, хотя и видел брешь. Чувствовал он себя скованно. Массовая резня орков или бандитов в горах, курганцев или зверолюдов в дебрях Кислева не вызывала у него угрызений совести, но тут был Нульн. Империя. Здесь существуют законы – равно как и последствия их нарушения. И хотя эти разбойники пытались выпустить ему кишки крючьями и ножами, он отчего-то не чувствовал себя вправе убивать их.

Готрек тоже не убивал – он дрался только кулаками, ну и теми палками и шестами, которые удалось выхватить у нападающих. Тем не менее урон противнику он наносил ужасающий. Повсюду вокруг него лежали стонущие и корчащиеся люди с набухающими чернотой глазницами и изливающими кровь сломанными носами. Одним взмахом чужой дубинки гном сломал руку мужчине вдвое выше него ростом. Свирепый пинок своротил на сторону колено другого.

– Практикуешь милосердие? – спросил Феликс, сражаясь с ним спина к спине.

– Милосердие? Ха! Просто это отребье не стоит моего топора.

Человек в фартуке, взревев, запустил в Готрека тачкой с солидным куском говядины. Мясо ударило Истребителя в живот, отбросив его назад, на лохань с морожеными осетрами. Гном упал вместе с завалившейся набок тачкой. Половина туши соскользнула на каменный пол, измазав его кровью.

Дюжина мужчин разом прыгнули на Истребителя, молотя крюками и дубинками. Один нападающий даже нырнул с телеги с пивом.

– Готрек! – Феликс раскрутил меч, отгоняя противников и пытаясь добраться до товарища. Может, все-таки следует убивать этих бандитов?

Готрек вскочил, лягаясь и размахивая кулаками. В левой его руке глубоко засел крюк. Люди попятились, но тут же навалились снова. Готрек принялся шарить за спиной, нащупывая оружие, – и наткнулся на хвосты двух осетров. Недолго думая, он подхватил рыбин, воспользовавшись ими как дубинками – ибо каждая была длиннее меча Феликса и весила больше полурослика. Влажный шлепок осетром по голове уложил одного из мужчин. Другому гном сделал подсечку и свирепо ухмыльнулся.

– Ха! Теперь поглядим!

Он ринулся в толпу, вертя массивными рыбинами, превратившимися в размытые серебристые круги. Работники склада так и разлетались по сторонам – со свернутыми шеями и выбитыми зубами. Феликс, подобрав дубинку, присоединился к другу, колотя по головам и рукам тех, кто ухитрился увернуться от смертоносного гномьего напора.

Ход сражения изменился. Больше половины работяг валялись на полу, остальные с опаской отступали. Левая рыба Готрека врезалась очередному противнику в живот, правая угодила другому по затылку. Скользкие клочья осетрины разлетались во все стороны.

Феликс бил дубинкой и защищался мечом. Нападающие пятились, выпучив глаза. Неужели он действительно столь устрашающе выглядит? Только почему они смотрят поверх его плеча?

Твердая рука грубо толкнула его на пол, и что-то большое просвистело мимо уха. Глаза он вскинул как раз вовремя, чтобы успеть увидеть, как растянулся на земле Готрек, сбитый огромным бочонком пива, раскачивающимся на конце перекинутого через блок троса. Опрокинув заодно горстку людей, бочонок врезался в одну из опорных колонн и взорвался – пивом, щепками, каменным крошевом.

Волна выплеснувшегося на землю напитка окатила поднимающихся людей. Полурослик, издав боевой клич, кинулся с занесенным ледорубом на неподвижного Истребителя. Феликс попытался встать, но поскользнулся в хлюпающем на полу болоте пива, крови и грязи. Ловя равновесие, он выронил меч. Нет, ему не успеть...

– Умри, проныра-грязеед! – крикнул полурослик и ткнул острием ледоруба вниз.

Рука Готрека взметнулась и перехватила запястье Большого Втыка. Полурослик, попавшийся в тиски гномьей хватки, завизжал. Готрек вскочил, не обращая внимания на безрезультатно царапающегося и пинающегося мелкого негодяя, не выпуская его запястья, вскинул полурослика над головой – и швырнул в пивное озеро.

Перейдя жижу вброд, Истребитель уселся на грудь Большого Втыка. Пальцы гнома сомкнулись на горле полурослика.

– Где порох?

– Пожалуйста, нет... – пробулькал недомерок.

Покрытый известковой коркой камень величиной с добрую тыкву шлепнулся в пиво, окатив брызгами их обоих. Полурослик покосился вверх. Феликс проследил за его взглядом: колонна, в которую врезался бочонок, разваливалась. Люди поспешно убегали. На глазах Феликса на землю сошла настоящая лавина камней и извести. Балки застонали. Струи песка и грязи хлынули с потолка дождем.

Готрек головы не поднял.

– Где порох?

Феликс отступил к стене, тревожно поглядывая вверх.

– Готрек, надо уходить...

Он замолчал и нахмурился. Кто это там, между балок? Ему почудилось, что под перекладину нырнула фигура в черном и с белыми волосами, но в воздухе витало столько пыли, что уверен он не был.

Остаток колонны рассыпался, не выдержав веса крыши. Стропила гнулись и трещали от напряжения. Люди, спасаясь, кинулись к дверям, распахнули их...

– Порох, – неумолимо повторил Готрек, игнорируя падающие со всех сторон камни.

В крыше уже образовалась дыра.

– Ты спятил? – заверещал Большой Втык. – Нас убьет! Пусти меня!

Камень рухнул в дюйме от его головы. Полурослик взвизгнул.

Готрек даже не дрогнул.

– Говори, и я отпущу.

– Но я не знаю где!

Рука Готрека крепче сжала шею полурослика. Дыра в потолке расширялась, камни и известка градом сыпались на пол. Феликс уже видел сквозь тучи пыли звезды в темно-синем небе. Булыжник размером с кулак отскочил от спины Готрека, но тот этого словно и не заметил. Другой камень ударил по откинутой руке Большого Втыка.

– Будь ты проклят! – взвыл тот. – Я его продал! Продал тем, кто велел его украсть! Не знаю, куда они его увезли!

Готрек вскочил, перетащив мокрого полурослика к стене. На место, с которого они только что ушли, рухнула огромная глыба каменной кладки. Втык сглотнул, глаза его выпучились.

Готрек прижал «собеседника» к стене, локтем легонько придавив его трахею.

– Кто купил порох?

– Не знаю!

Готрек нажал сильнее. Работяги Втыка, отталкивая друг друга, рвались к выходу, слишком озабоченные собственным спасением, чтобы волноваться за босса.

– Ну же, Готрек, – не выдержал Феликс. – Тащи его наружу. Пора уходить.

– Нет, пока он не заговорит.

– Я не знаю! Правда! – взвизгнул Большой Втык. – Они замотались в шарфы, накинули капюшоны! Я не видел лиц!

– Это правда, гном, – сказал бородач, с которым Готрек заговорил первым. – Пришли к нам ночью. Держались только в тени.

Еще одна глыба разбилась об пол возле них. Феликс ощутил мощный толчок сквозь подошвы сапог. Большой Втык взвыл.

Готрек, крякнув, поволок полурослика к дверям. Феликс с облегчением поспешил следом. На полпути наверху снова мелькнуло белое, привлекая его внимание. Все-таки там кто-то был. Фигура в черном карабкалась по балкам. Миг – и она уже исчезла в дыре, только светлые волосы блеснули в лунном свете. Феликс нахмурился. В этой фигуре чудилось что-то тревожно знакомое, что-то, что он наверняка должен был опознать, – но воспоминание оставалось мучительно недосягаемым.

Едва они оказались по ту сторону кожаных занавесей, Готрек снова пригвоздил Большого Втыка к стене.

– Что еще? – крикнул полурослик. – Мы уже тебе сказали. Мы не видели их лиц. Отпусти меня!

– Я тебе не верю, – прорычал Готрек. – Воры всегда что-то да знают о своих нанимателях.

Бородач покачал головой и осенил себя знаком Таала.

– Они опасны. Наверняка чародеи. – Мужчина сглотнул. – Сказали, что, если мы пойдем им наперекор, они убьют нас в наших снах.

– И они заплатили вдвое больше, чем стоила работа. – Большой Втык взглянул на полоток. – Но этого недостаточно для ремонта! Будь ты проклят! Ты погубил нас.

– Ты сам себя погубил, – заверил Готрек.

– Они были из Нульна? – спросил Феликс. – Это ты, по крайней мере, можешь сказать?

– Не из Трущоб, – ответил полурослик. – Это точно. Говорили гладко, как ты. Длинные слова.

Что же, это уже что-то. Феликс собирался задать еще один вопрос, но услышал наверху крики, топот и глухие удары. Он вскинул взгляд – по пандусу спускались люди в форме городской стражи, пытаясь на ходу перехватить убегающих работяг.

– Сержант! – Большой Втык лихорадочно задергался в руках Готрека. – Арестуйте этих разбойников! Они напали на моих людей и разгромили мой склад! Гляньте на крышу!

Стражники двинулись к ним.

– Это воры, укравшие черный порох из Имперской Оружейной палаты, – возразил Феликс. – Они только что сознались.

– Никогда! – воскликнул полурослик. – Они психи, сержант! Не удивлюсь, коль мутанты.

– Ну-ну, – пробурчал широкоплечий коренастый сержант с седеющими волосами и громадными усищами. – По одному за раз. И опусти этого полурослика.

Готрек некоторое время смотрел на человека, но затем неохотно поставил Большого Втыка на землю и отпустил его горло.

Полурослик попятился, задыхаясь и растирая синяки на шее.

– Гнусные вредители! Вы еще увидите! Вас ждет Железная Башня, грязные...

– Будьте добры, сбавьте обороты, сэр, – вздохнул сержант. – Не надо этого. Вы еще выскажетесь. – Он повернулся к Феликсу. – Итак, кто вы такие? И с чего интересуетесь, кто что украл из Оружейной палаты?

Феликс замешкался на мгновение, вспомнив, что они с Готреком в Империи в розыске. Он – за вандализм и подстрекательство, Готрек – за убийство имперских кавалеристов во время бунтов из-за оконного налога. Впрочем, он тут же упрекнул себя за глупость. Это было очень давно и в Альтдорфе, а не в Нульне. Никто ведь ничего и не вспомнит, верно? Это невозможно.

– Я Феликс Ягер. Мой спутник – Готрек Гурниссон. Мы гости Инженерного колледжа, и...

Сержант моргнул.

– Ты Феликс Ягер? А это – Готрек Истребитель?

Сердце Феликса упало. Они помнили. После стольких лет их головы все же чего-то да стоят. Немыслимо! Рука его легла на эфес меча. Готрек потянулся к топору.

Но сержант рассмеялся и повернулся к своим людям.

– Гляньте, парни! Это же «спасители Нульна» вернулись защитить нас от новой угрозы!

Стражники тоже неприятно загоготали, насмешливо повторяя «спасители Нульна».

– У тебя богатое воображение, герр Ягер, – подмигнул ему сержант. – Крысолюды в канализации Нульна – как ты их там назвал, скавлинги? Да, спасти положение могли только вы с дружком. В дозоре ж столько неумелых растяп! Ох уж мы посмеялись над твоими книжицами...

Феликс задохнулся. Такого он ожидал меньше всего.

– Вы... вы читали мои книги?

– Капитан Нидерлинг читал их нам, он это умеет. В жизни не слышал таких бредней!

– Что за книги? – проворчал Готрек, обращая единственный глаз на Феликса.

Феликс вспыхнул. Он собирался вчера рассказать Готреку, но гном пребывал в столь скверном настроении, что он сперва отложил это дело, а потом и вовсе забыл о намерении.

– Я... объясню позже.

– Мне плевать, кто они, – взвизгнул полурослик. – Они порушили мое предприятие! Арестуйте их!

– Мы искали порох, – сказал Феликс. – Они украли его из Оружейной палаты, а утром продали.

Сержант приподнял бровь.

– Разыгрываешь сюжетец одной из своих книжек, герр Ягер? Может, в будущем тебе стоит оставить свои приключения на бумаге. – Феликс и полурослик заговорили разом, и сержант вскинул руку, останавливая их. – Ну-ну, думаю, вам обоим лучше отправиться сейчас на сторожевой пост и объяснить все капитану. – Мужчина ухмыльнулся. – Капитан будет жутко рад встрече с тобой, герр Ягер. Он любит твои книжки. Говорит, у тебя богатая фантазия.

Готрек утробно зарычал, и Феликс метнул на него предостерегающий взгляд. Не хватало еще Истребителю прикончить офицера стражи при исполнении. Они только вернулись в Империю – и бард не стремился снова отправиться в ссылку. С другой стороны, может, топор во лбу этого сержанта, а заодно и его капитана – это как раз то, что нужно? Богатая фантазия, ну надо же! Каждое слово в его дневниках – чистая правда. Скавены напали на Нульн. Они с Готреком сыграли определенную роль в победе над крысолюдами. А его что, считают поставщиком дешевых мелодрам? Каким-нибудь Детлефом Сирком? Да как они смеют!

– Так что за книги, человечек?

Феликс нервно сглотнул. Он ждал, когда Истребитель задаст этот вопрос...

Случилось это много часов спустя. Готрек и Феликс уже вернулись в Инженерный колледж, тащась за Малакаем Макайссоном и лордом Гроотом, горячо обсуждающими завтрашний день. Очевидно, лорд Пфальц-Каппель изыскал дополнительные средства, Гномья гильдия Черного пороха нашла в своих закромах еще порох, и вылет «Духа Грунгни» снова вернулся в график.

В итоге, чтобы убедить стражу отпустить Готрека с Феликсом, потребовалось вмешательство Гроота и Макайссона, а также неохотные признания полурослика и его приспешников. Парочку отдали на поруки лорду Грооту, точно нашкодивших детишек – отцу, велев предоставить расследование тем, кто на него уполномочен.

На протяжении всего сурового испытания Готрек вел себя на удивление прилично. Не то чтобы он выказывал склонность к сотрудничеству, нет. Он ругал Нульн и стражу и отказался сдавать оружие и отвечать на любые вопросы, но, с другой стороны, он никого не убил, не поломал мебель и не съездил капитану по носу, когда тот посмеялся над шуткой сержанта по поводу «спасителей Нульна» и назвал истории Феликса о крысолюдах «забавными сказками».

Правда, каждый раз, когда упоминались книги Феликса, Готрек направлял на него свой зловеще сверкающий глаз – и долго молча смотрел. Феликс каждый раз вздрагивал. Это напоминало ему о случае, когда Истребитель напал на него в гробнице Спящего – а повторения этого опыта он совершенно не жаждал.

Вот теперь Готрек задал этот страшный вопрос.

– Э... – выдавил Феликс. – Ну, знаешь, все эти годы я вел дневники наших путешествий – записи для эпической поэмы о твоей смерти, понимаешь? И... ну, каждый раз, когда мы оказывались в дружественном порту, я посылал то, что закончено, домой, брату, на хранение. И он... ну, он опубликовал их – без моего ведома. – Феликс сглотнул. Готрек продолжал сверлить его взглядом. Неужто гном набросится на него здесь и сейчас? – Я... я собирался сказать тебе вчера, но...

– Так что, ты уже начал рассказывать мою сагу? – перебил его Готрек.

– Э, да. Некоторым образом. Хотя не ручаюсь за качество. Я пока не прочел эти книги сам и не представляю, какого рода правки мой брат...

– Хорошо, – снова прервал Феликса Готрек. – Если моя слава будет достаточно велика, погибель может найти меня сама, избавив от необходимости гнаться за ней. Я в долгу перед твоим братом.

Он заковылял дальше, не произнеся больше ни слова. Феликс, разинув рот, уставился гному вслед. Он ожидал гнева, а то и расчленения. Но ему и в голову не приходило, что Истребитель может одобрить случившееся. Хотя – Истребитель ведь просил Феликса написать эпопею. Так почему же он так удивлен, что Готрек доволен началом?

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Феликс снова проснулся от грохота. Только на этот раз гремело не в голове, а снаружи – и куда громче, чем раньше. Он резко сел в кровати. Что это, пушка? Если так, то стреляет она очень близко. Может, взорвалось одно из изобретений Макайссона? Такое у него вроде частенько случается...

Сонно моргая, он огляделся в предрассветном полумраке. Отголоски взрыва стихали, люди в соседних комнатах тревожно переговаривались. Спал Феликс плохо. Упрямый разум не давал ему покоя. Образ одетой в черное беловолосой фигуры на стропилах холодного погреба постоянно вертелся в голове, безуспешно пытаясь слиться с воспоминанием.

Народ уже выбежал в коридоры. Застонав, Феликс устало вылез из постели. К моменту, когда он, отыскав и натянув одежду, засовывал ноги в сапоги, кто-то резко постучал в его дверь. Он открыл. Снаружи стояли мрачные Готрек и Малакай.

– Бухнуло на полигоне Оружейной палаты на острове Авер, – сообщил Малакай. – Ща должны были проверять последнюю пушку из нашей партии. Мы туда, глянуть, чо там.

Готрек перехватил топор так, словно намеревался немедленно кого-нибудь зарубить. Лицо его кривилось от гнева.

– Боги сговорились не пускать меня к моей погибели, – прохрипел он.

Феликс кивнул. Да уж, создавалось впечатление, что некие сверхъестественные силы стараются не дать Готреку попасть в Мидденхейм вовремя. Они с Истребителем стояли на аккуратно подстриженном зеленом лугу полигона Оружейной палаты, находящемся на острове Авер – маленьком участке суши посреди реки Авер, соединенном мостами с Нойштадтом на севере, Гальбинселем на юге и запретным островом Железной Башни, печально известной тюрьмой охотников на ведьм, на западе. Сейчас, в этот ранний утренний час, на полигоне было прохладно и удивительно мирно. Тихий луг укрывался клубящимся речным туманом, но свидетельство недавно возмутившей это спокойствие ужасной трагедии тлело перед ними.

На лугу стояла огромная железная пушка. Ее богато украшенный ствол лопнул, растопырившись пятью изогнутыми «лепестками», напоминая черную орхидею из джунглей Люстрии. Расколотый деревянный лафет орудия дымился, трава вокруг него пожухла, опаленная. Красные пятна на земле обозначали места, куда при взрыве отбросило тела орудийного расчета.

Малакай, лорд Гроот и прочие представители Оружейной палаты и Инженерного колледжа окружили пушку, внимательно осматривая ее и переговариваясь. Позади них на поле выкатили крепкую повозку, чтобы отвезти изувеченное орудие обратно в палату. Маг Лихтманн стоял в стороне, бормоча заклинания и делая странные жесты левой рукой – и культей правой. У здания арсенала капитан стражи Виссен беседовал с работниками полигона. У ворот ждал отряд стражников.

К лорду Грооту с кислым видом подошел лорд Пфальц-Каппель.

– Полагаю, мне придется заплатить и за эту, – недовольно пробурчал он.

– Определенно, нет, – резко ответил Гроот. – Палата дает гарантию на всю свою работу. Ты заплатил за лучшее оружие Империи. Ты его получишь. И неважно, сколько отливок нам придется произвести.

– Скок время надо, шоб сделать ще одну? – спросил Малакай.

– От начала до конца изготовление пушки занимает четырнадцать дней, – ответил Гроот. – Двенадцать, если очень поторопиться.

– Двенадцать дней, – придушенно прорычал Готрек. Топор в его руках дернулся.

– К счастью, – продолжил Гроот, – у нас есть орудие, готовое к отливке. Оно предназначено для гарнизона Карробурга, но там могут и подождать. Мидденхейму пушки нужны больше. Если мы начнем немедленно, то закончим к рассвету четвертого дня.

Готрек сердито фыркнул, но промолчал.

– Прежде не видал, шоб пушка взрывалась с этакой силой. – Малакай покачал головой. – Будт ей ствол заткнули. Гроот, вы не сунули туды каки-нить кспериментальные снаряды?

Гроот тоже покачал головой.

– На испытательных стрельбах мы никогда такого не делаем. Ее зарядили простым железным ядром.

– Может, зарядили неправильно, – заявил Пфальц-Каппель.

Гроот резко повернулся к нему.

– Орудийные расчеты Имперской Оружейной палаты – лучшие в мире. Погибшие здесь сегодня – ветераны с пятнадцатилетним опытом. Отличные солдаты, мои близкие друзья. Они не могли «зарядить неправильно».

К спорящим, хмурясь, подошел маг Лихтманн.

– Я не почувствовал остаточной магии, – сказал он. – Заклятья тут не применялись. Кажется, это все-таки несчастный случай. Какой-то скрытый дефект железа.

Лорд Гроот поморщился.

Лихтманн пожал плечами.

– Такое бывает, Юлиан.

– Не с моими пушками, – отрезал Гроот. – По возвращению в палату я лично осмотрю ее самым тщательным образом.

– Это саботаж, – заявил, подходя к ним, капитан Виссен. – Готов поставить свою репутацию. Виновны те же бандиты, что украли порох. Вероятнее всего, это кто-то из палаты. Тайные сектанты среди пушкарей. Хотят задержать отправку груза, чтобы помочь своим хозяевам на севере.

– В Оружейной палате нет сектантов! – взревел Гроот.

Виссен скривился.

– Сектанты есть повсюду.

Им пришлось отойти: рабочие из палаты спустили с задней части повозки доски и прикрепили к развороченному орудию цепи. Четверо мужчин взялись за рычаги, и массивная пушка со скрипом, дюйм за дюймом поползла по наклонной плоскости. Гроот наблюдал за процессом в тягостном молчании, как на похоронах.

Меж тем у высоких железных ворот стрельбища показался серый с золотом паланкин, который несли четверо слуг в ливреях графини Эммануэлль, графини-выборщицы Виссенланда, правительницы Нульна. Собравшиеся на лугу аристократы заволновались, гадая, кто же посетил полигон. Неужели сама графиня? Феликс не видел ее с тех пор, как она благодарила их с Готреком за помощь в победе над крысолюдами и спасение города двадцать лет назад. Тогда она была прекрасна... Сохранилась ли ее красота?

Но это оказалась не графиня.

Носильщики поставили паланкин на землю, один распахнул дверцу – и наружу выступил одетый в строгий, но отлично сшитый черный костюм худой, высокий, сутулый старик с удлиненным, немного лошадиным лицом и густыми седыми волосами. Шепотки знати стали громче. Феликс же нахмурился. Старик выглядел знакомым, они определенно встречались прежде, но бард не помнил где.

– Приветствую, джентльмены, – мягко произнес прибывший. – Я тут по приказу графини. Она услышала о проблемах в палате и желает знать, что происходит.

Едва старик заговорил, Феликс узнал его. Это оказался Иероним Оствальд, личный секретарь графини, хотя и сильно изменившийся с их последней встречи. Двадцать лет назад, когда этот придворный вызвал Феликса в свой кабинет во дворце графини в момент кризиса со скавенами, он был темноволосым, чуть полноватым мужчиной лет пятидесяти. Теперь же он выглядел хрупким добрым стареньким дедушкой.

Впрочем, судя по озабоченным взглядам лорда Пфальц-Каппеля, лорда Гроота и прочих, дедушка этот был куда опаснее, чем казался.

– Насколько я понимаю, имели место кража и саботаж, – продолжал Оствальд. – Мне хотелось бы услышать подробности, а также узнать, кого подозревают в преступлении. В нем замешаны какие-то культы? Учли ли вы возможность, что это могут быть... – Он сделал паузу, украдкой огляделся и понизил голос: – ...Что это могут быть наши «нижние враги»? Я... – Взгляд его упал на Феликса, и он замолчал, нахмурившись. – Ради Зигмара! Это же... не родственник ли вы Феликса Ягера? Обладателя меча храмовника? Возможно, сын?

Феликс поклонился.

– Я и есть Феликс Ягер собственной персоной, господин, – сказал он. – Весьма рад видеть вас снова.

Он сдержал улыбку. С какой легкостью вернулась былая учтивость!

– Невозможно, – вытаращил глаза Оствальд. – Вы не состарились ни на день. Верно, хлебнули эликсира молодости!

Феликс покраснел, не зная, что сказать.

– Нет, господин. Я... боюсь, я чувствую каждый год из всех прожитых мною.

– Друзья мои! – Оствальд повернулся к остальным. – Вы и не знаете, кто среди вас! Это же Феликс Ягер, который, с помощью своего отвяз... э, отважного спутника спас нас от нашествия ска... э, зверолюдов, вторгшихся в наш славный город много лет назад. – Он взглянул на Виссена. – Капитан, я требую, чтобы вы испросили у верховного пристава разрешения герру Ягеру и герру Гурниссону содействовать вам в расследовании, а также прошу поделиться с ними всей имеющейся в вашем распоряжении информацией об этих преступлениях.

Виссен выглядел потрясенным, но скрыл это, поклонившись и щелкнув каблуками.

– Как пожелаете, ваше превосходительство.

Остальные, подняв брови, уставились на Феликса и Готрека – то ли восхищаясь, то ли потешаясь.

Готрек почти неслышно хихикнул.

Вперед выступил Гроот.

– Милорд, если вы проследуете вместе со мной в палату, я расскажу все, что нам известно.

– Конечно, конечно, – кивнул Оствальд и жестом подозвал Феликса к своему паланкину. – Идемте, герр Ягер. Прогуляйтесь рядом со мной, побеседуем. Я-то уже не способен ходить на большие расстояния.

Гроот и прочие потянулись за повозкой со взорвавшейся пушкой, покинув стрельбище и двинувшись по каменному мосту, соединяющему остров Авер с северным берегом Рейка. Феликс шагал рядом с паланкином лорда Оствальда, Готрек держался около. Старик сидел у окошка, натянув на колени соболье покрывало, как будто ему не хватало тепла этого позднего лета.

Сонм воспоминаний, пробужденных новым внезапным появлением Оствальда в его жизни, крутился в голове Феликса. Он видел и переживал события двадцатилетней давности так, словно все было только вчера: убийство фон Гальштадта, пожар в «Слепой свинье», черные кудри Элиссы, ее предательство, жуткие крысиные морды, появляющиеся из мрака, ужас ядовитого газа, кошмарные заразные скавены на кладбище, доктор, давший ему ароматический шарик, защищающий от губительных испарений. Так, стоп. А ведь именно доктор представил его лорду Оствальду. Они оба принадлежали к какому-то тайному ордену. Как же его звали? Ах да.

Он повернулся к старику.

– Вы еще видитесь с доктором Дрекслером, милорд? – спросил бард.

– С доктором Дрекслером? – переспросил Оствальд. – О, мне ужасно жаль, мой дорогой мальчик. Доктор Дрекслер скончался много лет назад.

– О. Печально слышать. – Феликс не соврал. Старый врач, великий лекарь с глубочайшим пониманием человеческой натуры, был одним из самых мудрых, самых образованных людей, которых он когда-либо встречал.

– Да, – сказал Оствальд. – Он так и не оправился после боя с тем подлым скавенским колдуном. Несколько лет здоровье его оставалось слабым, а потом он умер, став жертвой опухоли мозга.

– Воистину грустные новости, – вздохнул Феликс, но упоминание Оствальдом скавенов заставило его задать еще один вопрос: – Скажите, милорд, почему никто не верит, что на город напали крысолюды? Все, даже люди, сражавшиеся с паразитами, кажется, считают, что это были зверолюды.

Оствальд подался ближе к оконцу и приложил палец к губам.

– Тише, герр Ягер. Тише. – Он оглянулся и продолжил: – Знаю, звучит странно, но это ради блага Империи.

– Ради блага Империи? – Феликс тоже оглянулся, хотя едва ли кто-то мог их подслушать. Они находились на середине моста – очень медленно шли за телегой, везущей разбитую пушку. Рядом шагал только Готрек, увлеченно плюющий через перила в воду.

– Да. Неужели не понятно? Моральный дух народа и так достаточно низок, а осознание того, что всю нашу землю, от дебрей Кислева на севере до Пограничных Княжеств на юге, избороздили норы бесчисленного, безжалостного врага, стремящегося уничтожить нас, вызвало бы всеобщее отчаяние. Поэтому, хотя мы и знаем об их существовании, ради блага людей те из нас, кто обладает этим опасным знанием, должны молчать и держать его в секрете. Поэтому-то графиня и ее советники и говорят людям, что сражались они не со скавенами, а со зверолюдами, а тех, кто утверждает иное, арестовывают – во благо общества, разумеется.

– И это работает? – поразился Феликс.

– Я открыл для себя, – сказал Оствальд с грустной улыбкой, – что если повторять ложь достаточно долго и громко – и с достаточно высокого руководящего поста, – то большинство людей поверят в нее, даже если правда смотрит им прямо в глаза. А упорствующих можно объявить предателями или безумцами.

– Я... понимаю. – Феликс хотел сказать, что, по его мнению, это отвратительная практика, которая может привести лишь к недоверию народа Императору и его слугам, но поскольку лорд Оствальд являлся одним из таких слуг, он решил, что в его интересах лучше все-таки прикусить язык.

– Я этого не одобряю, – признался, поджав губы, Оствальд, – поскольку считаю, что подобная скрытность способствует процветанию скавенов. Полагаю, было бы лучше, если бы мы говорили в открытую...

Его прервал шум: точно загоготали тысячи гусей разом. Источник звука был где-то перед ними, дальше по мосту. Феликс вскинул голову, но громада пушки заслоняла обзор. Капитан Виссен и его отряд бросились огибать повозку, а Гроот и лорд Пфальц-Каппель вытягивали шеи, спрашивая, что случилось.

Готрек ринулся вперед, сбросив с плеча топор.

– Проблема, – только и сказал он.

– Прошу прощения, милорд. – Феликс поклонился Оствальду, выхватил меч и последовал за Истребителем.

Повозка с пушкой была так велика, что между ней и каменной балюстрадой моста оставалось очень мало места. Они кое-как протиснулись и остановились позади людей Виссена, выстроившихся перед телегой.

У начала моста бурлила рассерженная толпа рабочих Трущоб и молодых людей в студенческих мантиях; они выкрикивали лозунги, размахивали дубинками, кольями и горящими факелами. Многие носили желтые повязки на лбу или руках. Их были сотни. Они заполонили всю улицу за мостом.

– Зерно народу, а не армии! – кричали одни.

– Литейщики голодают, а оружейники жиреют и якшаются с колдунами! – вопили другие.

– Громи пушки! Громи пушки! – ревели третьи.

Встав на цыпочки, Феликс разглядел среди толпы скандирующих лозунги и потрясающих кулаками вместе с остальными людей в желтых масках.

Толпа подкатывала все ближе, и шагающие в первых рядах уже начали швырять в людей Виссена кирпичи, факелы и булыжники, выковырянные из мостовой. Стражники дрогнули и попятились. У них не было ни щитов, ни луков, ни ружей, так что ответить они ничем не могли.

– Видите? – сказал Виссен. – Пропагандисты. Агитаторы. Подстрекатели. Держитесь, парни. – Он оглянулся на Гроота, мага Лихтманна и лорда Пфальц-Каппеля, которые высовывались из-за повозки. – Возвращайтесь на остров, милорды, и попросите лорда Оствальда сделать то же самое. Тут будет заварушка. – Его люди опустили копья, взяв их на изготовку. Капитан посмотрел на Готрека и Феликса и ухмыльнулся. – Вы тоже, милостивые господа. Мне не хотелось бы брать на себя ответственность за смерть «героев Нульна».

– Беспокойся о своей шкуре, стражник, – буркнул Готрек, убрал топор и со стуком свел кулаки, щурясь на приближающуюся толпу. Потом перехватил взгляд Феликса и фыркнул: – Нет чести в том, чтобы убивать необученных дураков.

Но Феликс думал не об этом. Он размышлял, есть ли вообще хоть какая-то честь в драке с толпой. Сознание затопили неприятные воспоминания. Разве не вел он толпу во время оконных налоговых бунтов? Разве не бросал кирпичи в окна богачей? Разве не подбивал бедняков штурмовать кабинет бургомистра? Разве не дрался со стражей на улицах? Теперь было странно оказаться по другую сторону копий. Он больше симпатизировал толпе, чем людям вокруг него. Он соглашался с агитаторами – по крайней мере в принципе. Бедняки не должны голодать. Рабочим надо платить честно.

С другой стороны, ломая вещи и сражаясь со стражей, ничего не добьешься, и весьма сомнительно, что эти парни подождут, пока он объяснит им, что он на их стороне, прежде чем проломят ему голову. Поколебавшись, Феликс снял с пояса ножны и убрал в них меч. Похоже, способ Готрека все-таки наилучший. Нет чести в том, чтобы убивать необученных дураков, но в то же время нет чести и в том, чтобы позволить им угробить себя.

Все еще пребывая в задумчивости, он краем глаза заметил знакомую фигуру в черном с белой копной волос под просторным капюшоном, наблюдающую за происходящим с набережной. Феликс вскинул голову, присматриваясь, но тут летящий камень стукнул его по затылку. Бард, охнув, пригнулся, а когда он, ругаясь и яростно потирая макушку, выпрямился, фигура уже исчезла – если вообще была там когда-нибудь.

В последний раз метнув камни, толпа врезалась в шеренгу стражников. Десятки атакующих наткнулись на копья людей Виссена, но огромный людской таран был неудержим. Плотная, многочисленная толпа оттеснила стражников. Мимо протиснулось несколько агитаторов, кричащих:

– Громи пушки! Громи пушки!

Этих Готрек уложил на землю ударами тяжелых кулаков. Феликс работал мечом в ножнах, как дубинкой. Но людей было слишком много – и все больше и больше бунтарей проскальзывали мимо. Феликс увидел, как упал получивший кирпичом в висок стражник. Трое рабочих повалили другого – после того как копье солдата выпустило кишки одному из их товарищей. Люди шли вперед, топча тела. В повозку с пушкой полетели стеклянные бутылки. Они разбивались, выплескивая маслянистую жидкость. За склянками последовали факелы – и телегу объяло пламя.

Размахивающий мечом Виссен выстрелил в упор в лицо одному из протестующих, но его теснили, и он отступал.

– Назад! Назад! – крикнул капитан своим. – За пушку!

– Пушка им и нужна, – проворчал Готрек.

Стражники его не услышали. Они отступили вслед за Виссеном, укрывшись за орудием. Готрек и Феликс внезапно оказались одни посреди ревущего человеческого моря. Они сбивали с ног всех, до кого могли дотянуться, но что с того? Они были лишь крохотными утесами в широком потоке. Толпа обтекала их с обеих сторон и уже карабкалась на пушку, в опасной близости к огню, бестолково колотя по металлу дубинками и кольями и продолжая вопить:

– Громи пушки! Громи пушки!

– Столкнем ее в реку! – крикнул кто-то на мосту. – Столкнем в реку!

Толпа подхватила призыв и принялась раскачивать повозку.

– В реку! В реку!

– Нет, – прорычал Готрек и двинулся вокруг телеги, разгоняя людей.

Феликс помогал, молотя бунтовщиков по головам мечом в ножнах и пиная их куда придется. Рядом со звоном разбилась бутылка, и что-то забрызгало его руку и щеку. Он обернулся. Готрек был весь в масле. Осколки стекла запутались в его волосах, сползали по голой спине.

Готрек оглянулся через плечо.

– Кто...

Над головами толпы взмыл факел. Стремительно выхватив топор, гном отбил его, но горящая палка, перевернувшись, скользнула по его правому плечу и отлетела к Феликсу.

Огонь расцвел на Готреке рыжим цветком, растекся по голове, оплел гребень. Плащ и куртка Феликса тоже занялись. Бунтовщики кинулись на них с дубинками и кольями.

– Трусы-огнекидатели! – взревел Готрек. – А ну идите сюда, сразимся сталь против стали!

Под напором разъяренной толпы Готрек с Феликсом пытались сбить с себя пламя, но только обожгли руки. Огонь лип ко всему. Феликс ругался. Опаленные пальцы болели невыносимо, жар жег лицо. Готрек, взвыв от гнева, рубанул топором, обезглавив пару дубинок и лишив нескольких бунтовщиков рук, и рванулся к балюстраде. Феликс – за ним. Люди отшатывались от них, как от живых костров.

Они нырнули с моста одновременно. Мир завертелся – мост, река, берег, небо, Готрек в огне, – а потом с влажным шлепком Феликс погрузился в волны, завопил от резкого холода – и, как следствие, вдоволь нахлебался воды.

Объятый слепым ужасом, он замолотил руками и ногами, взбивая пену и баламутя реку, и через мгновение вырвался на поверхность, задыхаясь, отплевываясь, со слезящимися глазами.

Готрек вынырнул рядом, мотая головой, чтобы отбросить липнущие к глазам волосы – остатки гребня. На одной стороне его лица уже вздулись волдыри.

– Вот мне расплата за милосердие, – буркнул он, глянул вверх – и глаза его расширились. – Плыви! – рявкнул гном.

Феликс тоже посмотрел наверх. На мосту, прямо над их головами, маячила над перилами взорвавшаяся пушка, соскальзывающая с опрокидывающейся повозки. Феликс застыл, следя, как летят осколки гранита, как отправляется в короткий полет орудие...

– Плыви, человечек!

Сбросив паралич, Феликс рванулся вперед, пытаясь быстрее убраться из-под моста. Готрек намного опередил его. Феликс бил руками и ногами что есть силы, но словно топтался на месте. Нет, ему не успеть...

С грохотом тарана, врезавшегося в железные ворота, пушка рухнула в реку. Феликс почувствовал, как его потянуло назад, в образовавшуюся воронку, потом толкнуло вперед поднявшейся волной, ударило плечом об опору моста – и понесло на гребне.

Готрек поймал его уже на другой стороне моста.

– Можешь плыть?

Феликс подвигал плечом, помахал рукой. Боль ощущалась, но переломов вроде не было.

– Ну... думаю, да.

– Тогда плывем.

Гном направился к северному берегу. Феликс поплыл за ним, потом остановился и оглянулся. Бунтовщики на мосту разбегались, громогласно радуясь своей победе, стражники капитана Виссена гнались за ними. Феликс выругался. Его прежнего сочувствия как не бывало. Эти маньяки подожгли его. Он надеялся, что они сами когда-нибудь сгорят заживо.

ГЛАВА ПЯТАЯ

– Это была огромная потеря, – сказал лорд Гроот, следя вместе с магом Лихтманном, Малакаем, Готреком, Феликсом и группой представителей Оружейной палаты за отливкой новой пушки с металлической платформы, возвышающейся над полом литейной. – И дело не в железе, хотя и оно недешево в наши дни, когда поставщики обдирают нас с этими их «ценами военного времени». Мы потеряли людей и честь. Утратили не только один из лучших орудийных расчетов Империи, мы потеряли тело и дух Иоганна Баера, чей прах входил в состав сплава той пушки.

– Прах? – переспросил Феликс.

От жара кузницы ожоги на лице Феликса горели, левая рука потела и чесалась под бинтами, но от чести наблюдать за созданием новой грандиозной пушки нельзя было отказаться, так что он просто отступил на шаг, надеясь, что все это скоро кончится.

Левую руку Феликса смазали и перевязали, а одежду ему одолжил студент Инженерного колледжа – вместо сильно обгоревших плаща и куртки, а также всего остального, промокшего насквозь. Рука болезненно пульсировала, но Феликс не смел жаловаться. Ведь вся правая рука Готрека, правая сторона его шеи, правое ухо и часть спины скрывались под бинтами, а гребень Истребителя сделался на несколько дюймов короче обычного – там, где цирюльник Оружейной палаты срезал почерневшие куски, но гном перенес боль и унижение со стоическим молчанием.

– Да, – ответил Гроот. – Это давняя традиция и великая честь. Выдающихся артиллеристов, когда они умирают, кремируют, а их прах добавляют в новую пушку, как бы заряжая орудие силой духа и мужеством, которыми эти люди обладали при жизни. Таким был Иоганн Баер. Отличный артиллерист и храбрый солдат, он принял смерть, защищая свое орудие, когда противник захватил их позицию. – Гроот склонил голову. – Люди, погибшие сегодня, вскоре соединятся с другими пушками. А сейчас... – Он бросил взгляд на огромный мерцающий тигель над литейной ямой. – Сейчас со своей пушкой сольется Леопольд Энгл. Он погиб четыре месяца назад при осаде Вольфенберга, когда под обстрелом из вражеских адских орудий рухнула городская стена. Меткой стрельбой он успел уничтожить две поганые машины противника.

Внизу ударил колокол. Гроот шагнул вперед.

– Они готовы.

Остальные присоединились к нему. Феликс остался на месте. Он и отсюда все прекрасно видел, а плотные фигуры Гроота и Готрека немного защищали его от волн свирепого жара.

Мужчины в тяжелых кожаных фартуках и кожаных капюшонах, прикрывающих лица и шеи, отступили от литейной ямы – наполненной песком квадратной дыры в каменном полу. В центре ямы, на дне небольшого углубления, белело широкое кольцо, к которому тянулась неглубокая, прокопанная в песке канавка.

– Эта горловина, – показал Гроот, – конец глиняной литейной формы, закопанной вертикально в песчаную яму. Толстый стержень, висящий точно по центру, удалят, когда залитое в форму железо остынет, – так образуется жерло пушки, дульное отверстие ствола. Секреты, которые передали нам оружейники-гномы, позволяют устанавливать формы абсолютно вертикально и идеально выравнивать их. Это гарантирует одинаковую толщину ствола по всей окружности, а также прямую стрельбу готовой пушки. – Он горделиво выпятил грудь. – Таким образом, наши пушки – самые точные во всем Старом Свете.

Над литейной ямой располагалась крепкая платформа, с нее свисал массивный тигель с расплавленным железом, готовым политься в форму. В данный момент тигель находился над перегретой угольной топкой. Вокруг стояли литейщики в кожаных фартуках, вычерпывая длинными стальными ложками примеси с поверхности расплава и сбрасывая их в наполненные песком ведра. Колокол ударил снова, и мужчины отступили. За ними открылась дверь, и на платформу ступили жрец Зигмара с двумя служками. Они тоже были в толстых кожаных «доспехах» литейщиков, но их одеяния – с вышитыми на груди молотом и двухвостой кометой – больше напоминали храмовые облачения. Однако лица священников оставались открытыми, и Феликс поразился, как они терпят жар.

Жрец держал Книгу Зигмара в железном переплете. Лицо его, жутковато подсвеченное багряным заревом жидкого металла, усеивали круглые шрамы от ожогов. Очевидно, он исполнял этот обряд далеко не впервые. Один послушник нес золотой молот, другой – каменную урну. На их лицах тоже виднелись рубцы, хотя и не столь многочисленные, как у жреца.

Когда жрец, приняв молот у первого служки, открыл книгу и начал громко читать, рабочие в цеху склонили головы. Лорд Гроот и остальные представители школы, наблюдающие за церемонией, поступили так же. Феликс головы не опустил. Обряд слишком захватывал, чтобы его пропустить. Готрек и Малакай тоже смотрели. Слова священника терялись в реве топки, но заклинание, так или иначе, оказалось коротким – видимо, в силу необходимости. Закончив, жрец отступил и кивнул второму послушнику.

Человек выступил вперед, по лицу его струйками бежал пот. Что-то нашептывая, он открыл каменную урну и опрокинул ее над тиглем. Прах, сверкая в отсветах пламени, посыпался в расплавленный металл. От прикосновения пепла взметнулись огненные язычки и полетели искры, окропив священников. Служка с урной, ужаленный в щеку, отпрянул и чуть не выронил свою ношу, но усилием воли взял себя в руки и торжественно застыл, дожидаясь, когда жрец завершит церемонию и закроет книгу.

Когда они отступили, вперед вновь вышли литейщики, отстегнули крепление тигля и взялись за цепи, так что вскоре котел завис над песчаной ямой. Другие цепи опустили его, и дно массивной емкости оказалось в считаных дюймах от песка. Двое мужчин в толстых рукавицах шагнули к тиглю и взялись за торчащие по бокам длинные рукояти. Отработанными долгой практикой движениями они медленно наклонили тигель вперед, так что расплавленное железо потекло из носика в канавку в песке. Во все стороны полетели искры. Мужчины лили осторожно, следя, чтобы струя была ровной и непрерывной. Расплав тек в форму нескончаемой светящейся красной змеей – и исчезал в дыре.

Феликс моргнул, увлажняя глаза. От жара льющегося металла воздух в помещении раскалился еще больше, и роговицы стали сухими, как яичные скорлупки. Все тело, особенно спереди, горело огнем. Он покосился на остальных. Все потели, но никто – будь они прокляты – не выказывал никаких признаков неудобства.

– Леопольд Энгл, – произнес Гроот. – Да принесешь ты в смерти победу Империи и поражение ее врагам, как делал при жизни.

– Да будет на то воля Зигмара, – подхватили прочие.

Еще десять нескончаемых минут кузнецы заливали металл в форму. Все это время Феликс чувствовал, как ссыхается и облезает его лицо. Но в конце концов форма наполнилась до краев, и мужчины снова поставили тигель вертикально.

Вперед снова выступил жрец, готовый произнести последнее благословение, и Феликс заметил, что служка, получивший ожог, потерял сознание. Он лежал на платформе, по-прежнему сжимая в руках урну, а его товарищ, стоя рядом на коленях, тряс его.

Гроот и остальные поклонились остывающей пушке, осенили себя знаком молота и двинулись к выходу.

– Идемте, – сказал лорд Гроот, улыбнувшись Готреку с Феликсом. – Героям, защищавшим пушку Иоганна Баера, в то время как Виссен и его трусы обратились в бегство, должна быть оказана честь. Сегодня вы ужинаете за моим столом.

– А пиво будет? – поинтересовался Готрек.

– Конечно! – ответил Гроот. – Сколько пожелаешь.

– Хорошо, – кивнул Готрек. – А то я спекся.

Сколько пожелает Готрек? Возможно, Гроот еще пожалеет о своих словах...

Двигаясь по территории палаты к квартире Гроота, расположенной в главном здании, они увидели стражников в форме палаты, уводящих куда-то своего сослуживца. Конвоируемый бредил.

– Пушки! – кричал он. – Они смотрят на меня! Они хотят меня убить!

Гроот вскинул руку, остановив странную процессию.

– Сержант Волькер, в чем дело? Что случилось?

Сержант огорченно вздохнул.

– Это Брейерманн, господин, он охранял предназначенные к отправке орудия. Ну и решил, что пушки живые и намерены причинить ему вред.

– Они смотрят на меня! – завывал за его спиной Брейерманн. – Они ненавидят нас всех!

Гроот покачал головой.

– Ужасно. Сперва мутация Федериха, теперь Брейерманн сошел с ума. С чего вдруг на наших парней обрушились такие несчастья? Двое за неделю...

– Мы думаем, не заразился ли Брейерманн безумием от Федериха, господин, – сказал сержант. – Не удивлюсь, если и у него скоро кой-чего вылезет.

Гроот кивнул:

– Да. Ты, несомненно, прав. Весьма печально. Известите его семью. И отправьте его к сестрам Шалльи. Возможно, они сумеют исцелить его прежде, чем дело дойдет до охотников на ведьм.

Сержант отдал честь и вместе со своими людьми повел безумца прочь. Гроот, вздохнув, пошел дальше, домой. Феликс же оглянулся на грустную процессию. В голове его беспорядочно крутились полуоформленные мысли. Он заметил, что Готрек тоже смотрит вслед стражникам.

Позже вечером, когда Готрек, Феликс и Малакай брели к Инженерному колледжу после обильной трапезы у Гроота, Готрек вдруг остановился и повернулся в сторону Трущоб.

– Я хочу в «Слепую свинью», – заявил он почти внятно.

– Ты хочешь еще выпить? – изумился Феликс. Истребитель влил в себя за ужином неимоверное количество пива. Феликс видел, как поморщился Гроот, когда внесли третий бочонок. Возможно, Готрек пытался заглушить боль от ожогов – как это делал Феликс, – но поскольку пиво он поглощал в таких количествах довольно часто, то кто знает?

Однако Готрек покачал головой, качнулся сам – и выпрямился.

– Я хочу поговорить с Хайнцем.

– Не уверен, что он захочет поговорить с тобой, – заметил Феликс, но Готрек уже топал в ночь. Феликс, вздохнув, пожелал Малакаю доброй ночи и последовал за гномом.

– Присматривай тама за ним, юный Феликс, – напутствовал его Малакай. – Он склонен вляпываться в неприятности.

Феликс хмыкнул. Другого ответа у него не нашлось.

– Ты не войдешь, – заявил вышибала, стоящий, скрестив руки на широченной груди, перед входом в «Слепую свинью».

– Попробуй меня остановить, – прорычал нацелившийся на дверь Готрек.

Вышибала напрягся, но дрогнул под безумным горящим взглядом Истребителя и отступил, пожав плечами.

– Ладно, иди. Все равно там не с кем драться.

Войдя следом за Готреком в таверну, Феликс убедился, что это правда. Внутри было пусто – лишь скучала одинокая официантка да старый Хайнц дремал, навалившись на барную стойку.

Впрочем, увидев Готрека, он мигом вскинулся.

– Я же сказал тебе не возвращаться, вредитель! – Кажется, его не слишком удивило то, что Готрек весь в бинтах.

– Меня ведь вчера не было, верно? – Готрек швырнул на стойку золотую монету Карак-Хирна. – Бери с меня двойную плату за выпивку – и быстро возместишь ущерб.

Хайнц долго смотрел на монету, затем взял ее и убрал в карман.

– Положим. Дают – бери.

Повернувшись, он налил две пинты.

– Что случилось? – спросил Феликс. – Где все?

Хайнц со вздохом поставил перед ними кружки.

– Это все капитан стражи Виссен и его бандиты. После той заварухи на мосту они обшаривают Трущобы и Лабиринт, избивая всех, кто им попадется на улицах, пытаясь найти предводителей Очищающего Пламени. Все мои постоянные клиенты попрятались, выжидая, когда все уляжется. – Он фыркнул. – Виссену и невдомек, что он не там ищет. Те смутьяны не из наших мест.

– А откуда они? – спросил Готрек. Голос его вдруг зазвучал куда трезвее, чем только что.

– Они из франтов, – ухмыльнулся Хайнц. – Альтештадтское отродье, у которого слишком много свободного времени. Видят себя благодетелями, стоящими за простой народ. Их вожак зовет себя Факелом. Толкает пламенные речи, что беднота должна восстать и перебить священников, аристократов и торговцев. Но вот народ начал громить все вокруг, стража взялась за них – и где же тот Факел и его богатенькие приятели? А нигде. Сняли маски и исчезли. Трусы, так я их называю.

– Я бы назвал хуже, – рявкнул Готрек.

– Почему же стража не ищет в Альтештадте? – спросил Феликс.

– Они не знают, – ответил Хайнц. – Думают, все это буйное отребье родом из Лабиринта.

– Что же ты им не скажешь?

Хайнц нахмурился.

– Ни один житель Трущоб никогда и ничего не скажет страже. Уж стража-то всяко найдет, как обратить сказанное против нас.

– Значит, мы найдем зачинщиков в Альтештадте? – переспросил Готрек.

– Это если знать, кто они. Но никто же не знает. Даже их последователи. Хотя в Лабиринте у них молельня. Тайный дом собраний.

– Где? – насторожился Готрек.

Хайнц пристально уставился на него, потом покачал головой.

– Нет, Гурниссон. Я не хочу терять «Свинью». Свое название – Очищающее Пламя – они оправдывают. Уже подожгли дома многих, кого считали предателями. Да и зачем тебе знать?

Готрек поднял перевязанную руку.

– Они подожгли меня.

Феликс дотронулся до лица.

– И меня.

Хайнц перевел взгляд с Готрека на Феликса и обратно – и неприятно оскалился.

– Никто не смеет поджигать моих друзей безнаказанно! – Он умолк на мгновение. – Они люди опасные. Змея со множеством голов. Помнится, у вас есть друзья во дворце? Может, они вам помогут. Заодно всех нас избавят от раздоров.

Готрек, хмыкнув, осушил кружку.

Хайнц потер поросший щетиной подбородок, словно таял от жара испепеляющего молчания Готрека.

– Конечно, между нами уже нет никакой связи, – неуверенно продолжил он. – Ты уже двадцать лет как на меня не работаешь. И я вышвырнул тебя две ночи назад. Никто не подумает, что это я тебя послал. – Он задумчиво пожевал губами, потом вздохнул. – Ладно. Это может вызвать неприятности, но к неприятностям мне не привыкать, а этих подстрекателей я ненавижу почти так же, как стражников.

Он настороженно огляделся, невзирая на то, что в комнате никого, кроме них, не было, затем подался вперед и понизил голос:

– Я разок слышал, что один из них объяснял новобранцу, как к ним добраться. Они окопались в самом центре Лабиринта, за так называемой «Ломаной короной» – тот парень сказал, что здание ничем не отличается от любого старого доходного дома, только поставлено поверх старой пивоварни, а там подвал на подвале, все ниже и ниже. Парни из Пламени следят за местом сборищ днем и ночью, так что не зевайте, когда подберетесь близко. – Он макнул палец в лужицу пива и принялся чертить на стойке карту. – Я покажу, как добраться до «Ломаной короны». А дальше уж вы сами.

Феликс совершенно не горел желанием углубляться в Лабиринт, опаснейший из опасных районов Нульна, особенно в разгар ночи, особенно в компании со в стельку пьяным Готреком, тем паче что и сам он был немногим трезвее. Но он понимал, что ничто не остановит Истребителя на пути к мщению, так что волей-неволей следовал за гномом, держа руку на эфесе рунного меча и обшаривая взглядом каждую тень, мимо которой они проходили.

Лабиринт был пристанищем бандитов, сектантов, находящихся в розыске преступников. На здешних улицах не горели фонари – да и вообще света было маловато. Хотя Маннслиб и Моррслиб стояли высоко в небе, дома здесь так жались друг к другу и были так высоки – некоторые в пять, а то и в шесть этажей, – что лунный свет не дотягивался до земли. Некоторые здания просто наваливались друг на друга, как пьяные любовники, совсем загораживая небо.

В большинстве мест единственными источниками света служили фонарики над дверями незаконных таверн, игорных домов и дешевых борделей, занимающих нижние этажи ветхих доходных домов. Задворки и глухие проулки оставались черны как смоль, и Феликсу приходилось полагаться только на остроту зрения выросшего в темноте шахт Готрека. Кое-где на развалинах зданий, сгоревших во время вторжения скавенов двадцать лет назад, были построены новые, еще более ненадежные, чем старые. А кое-где по-прежнему высились обугленные деревянные костяки, среди которых расположились залатанные палатки и кривые навесы.

От дверей и из окон за Готреком и Феликсом следили холодные взгляды. Женщины в платьях с низким вырезом чмокали губами, когда они проходили мимо. Группы подозрительных личностей бездельничали у пивных ларьков, нарочно вытянув ноги, чтобы преградить парочке путь.

Готрек упрямо шагал мимо, не обращая ни на кого внимания, шаря единственным глазом по сторонам исключительно в поисках вех, указанных Хайнцем, и поворачивая там, где трактирщик велел поворачивать.

Через четверть часа они добрались до грязной, заваленной всяческим хламом улицы. Слева располагалась таверна под грубо намалеванной вывеской, изображающей сломанную корону. Сбоку тянулся узкий проулок. Хайнц сказал, что молельня Очищающего Пламени находится в доме, выходящем фасадом на проулок позади «Короны».

– Теперь на цыпочках, да? – спросил Феликс, думая о людях, которые, по словам Хайнца, следили за территорией днем и ночью.

Громко стуча сапогами, Готрек потопал вперед, словно и не услышал. Феликс, вздохнув, двинулся за ним. Вот тебе и скрытность. Что же... Он достал меч.

Проулок позади «Короны» был таким извилистым и узким, что Феликс мог, раскинув руки, коснуться обеих стен разом – если бы не побоялся замарать ладони. Слева и справа проулок терялся в тенях, но напротив черного входа в «Корону» косой луч лунного света озарял полуразвалившийся многоквартирный дом с убогой лавкой старьевщика на нижнем этаже, разбитую и закопченную мебель и посуду, вывалившуюся из темной, но открытой витрины. Это ли место им нужно? Какой выбрать дом, тот, что слева? Или справа? К сожалению, познания Хайнца заканчивались на «Ломаной короне». Придется теперь совать носы во все двери и осматриваться. От такой перспективы по спине Феликса побежали мурашки.

Готрек двинулся прямо к лавке и заглянул в нее, а Феликс вертел головой налево и направо, ища в тенях наблюдателей, но скоро сдался. Было слишком темно, и если бы тут нашлось что видеть, Готрек уже увидел бы.

Истребитель ткнул большим пальцем в сторону открытого входа в лавку старьевщика.

– Ловушка, – сказал он. – Дверь открыта, следов нет.

Он принялся снова изучать землю – плотно утрамбованную грязь, покрывающую все улицы Лабиринта. Пройдя по следам, ведущим к закрытой двери, он двинулся дальше, налево, к забитой старыми досками дыре в стене.

– Сюда. – Гном дернул «заплату».

Доски устояли. Готрек шагнул вперед и потянул сильнее, и Феликс услышал свист, раздавшийся сверху и сзади. Он обернулся. От не закрытого ставнями окна кто-то отпрянул. Ниже распахнулась задняя дверь «Ломаной короны», и наружу вывалились семеро, небрежно покачивая мечами и кинжалами. На лице каждого желтела тряпичная маска.

– Для этой двери нужен ключ, коротышка, – сказал высокий мужчина, телосложением напоминающий портового грузчика. Остальные рассыпались, окружая незваных гостей.

– У меня есть. – Готрек выхватил топор и вскинул его так, чтобы лезвие заблестело в лунном свете.

Некоторые люди в масках встревоженно забубнили, но верзила, ухмыльнувшись, махнул им рукой.

– Ближе, парни. Они ищут Очищающее Пламя. Так не будем их разочаровывать.

Мужчины в масках двинулись вперед, размахивая оружием. Готрек молниеносно выбил из руки верзилы меч, вспорол ему живот и ринулся на трех других. Феликс попятился к стене, так что против него оказались только двое. Удар одного он блокировал, второго лягнул, а третий не сумел к нему протиснуться.

Это были обычные уличные бандиты, а не обученные фехтовальщики. Феликс с легкостью отразил их натиск и пустил кровь обоим при первой же своей атаке, но, когда он перешел к защите, что-то просвистело мимо его уха и ударилось рядом о стену, сбивая штукатурку. Бард, вздрогнув, отпрянул. Это был арбалетный болт.

Феликс рискнул посмотреть вверх. В окне второго этажа кто-то торопливо перезаряжал оружие. Вдруг в мгновение ока стрелок исчез – испарился! Кто-то или что-то мощным рывком оттащило разбойника назад.

Феликс удивился, отвлекся – и противник слева чуть не вогнал меч в его живот. Бард дернулся вправо, и лезвие только задело бедро. Противник справа метил в глаза. Феликс в последнюю секунду отбил его меч, и клинок вонзился в стену рядом с болтом. Пнув мужчину между ног, бард пригнулся, уклоняясь от удара слева, – и проткнул бандита насквозь.

Когда труп упал, Феликс ринулся на противника, все еще зажимающего руками пах, и рубанул его мечом по шее, после чего повернулся к так рвавшемуся в бой третьему – и с удивлением увидел, как тот падает носом вниз. В спине его торчала короткая стрела.

Феликс бросил взгляд на окно – но там никого не было.

Готрек тоже смотрел вверх. Его противники валялись мертвыми, причем один – с болтом за ухом.

– Кажется, у нас тут есть друг, – сказал Феликс.

– В этом месте друзей нет, – буркнул Готрек, бочком подошел к потайной двери, поглядывая на темное окно, пошарил рукой и резко рванул доски. Лязгнуло железо, и обшивка упала, открыв угольно-черное отверстие. Готрек бросил в дыру быстрый взгляд, потом кивнул Феликсу и снова уставился на окно.

– Внутрь, человечек.

Феликс осторожно шагнул к дыре. Ему одинаково не хотелось ни нырять во тьму, ни оставаться в проулке под прицелом меткого стрелка. Наконец, выругавшись, он шагнул через порог, оказавшись в узком коридоре. Готрек, пятясь, вошел за ним и закрыл за собой дверь. Тьма стала непроглядной – по крайней мере для Феликса.

Готрек протиснулся мимо.

– Клади руку на мое плечо, человечек, – сказал он. – Обойдемся без света.

Феликс потянулся, коснулся бинтов Готрека – и переложил руку на другое плечо. Гном уверенно двинулся вперед. Деревянные половицы поскрипывали под его ногами. Феликс шел следом, борясь с желанием выставить перед собой руку с мечом, чтобы заслониться от невидимых препятствий.

– Лестница вниз, – предупредил Готрек через несколько шагов. Феликс крепче стиснул плечо спускающегося гнома, осторожно нащупывая край каждой ступеньки.

– За дверью мог быть охранник, – сообразил вдруг он. – Он, наверное, отправился предупредить остальных.

– Да, – отозвался Готрек. – Они знают, что мы идем.

Добравшись до низа, гном застыл, замер абсолютно неподвижно. Феликс тоже попытался окаменеть. Однако секунду спустя Истребитель двинулся дальше.

Бард выдохнул набранный в легкие воздух.

– Ты услышал что-то впереди?

– Нет, – ответил Готрек. – Входная дверь открылась.

Феликс сглотнул и поежился, вообразив, как загадочный снайпер из проулка неслышно спускается за ними во мраке.

Готрек завернул за угол, и Феликс увидел вдалеке бледно-оранжевую мерцающую полоску под дверью. Света оказалось достаточно, чтобы разглядеть, что вдоль ведущего туда коридора других дверей нет.

– Держись у стены, – велел Готрек. – И ступай тихо.

Истребитель сместился влево, Феликс – вправо, почти прижавшись к стене, надеясь, что на стыке половицы скрипят меньше. Когда они добрались до двери, Готрек приложил к ней необожженное ухо и прислушался. Феликс задержал дыхание.

– Пусто, – выдохнул Готрек и подергал ручку. Закрыто. Тогда он надавил на створку плечом. Дверь оказалась куда крепче верхней. Феликс услышал, как застонал засов под усиливающимся нажимом Готрека – и подался вдруг с резким треском. Дверь распахнулась. Истребитель прыгнул вперед и поймал створку, не дав ей удариться о стену. Потом осторожно шагнул внутрь с топором наготове. Феликс – за ним.

Комната за дверью оказалась немногим больше ширины коридора. Феликсу она напомнила караульный пост. К одной из стен прижались низкий столик и два стула, покинутые явно недавно. Рядом с ними на полу тлела жаровня, на которой шипели две сосиски. На столе лежала надкусанная краюха хлеба. Возле нее валялась скомканная желтая маска.

Готрек окинул взглядом стены и пробормотал:

– Повсюду потайные панели.

Внезапно он замер, оглянулся через плечо на коридор, по которому они только что прошли, жестом велел Феликсу спрятаться справа от открытой двери, сам встал слева и прижал палец к губам. Феликс кивнул.

Они ждали целую вечность – так, по крайней мере, показалось Феликсу. Со своего места он ничего не видел и, даже напрягая слух, слышал лишь звуки, присущие старому зданию: скрипы и стоны, слабые приглушенные голоса, доносящиеся то ли сверху, то ли снизу, близкий стук капель и копошение крыс под полом.

И все же Готрек оставался настороже, держал топор наготове, напряг ноги для прыжка и не отрывал глаза от дверного проема. Он, должно быть, что-то все-таки слышал, но что?

Вдруг, так стремительно, что Феликс даже не уловил движения, рука Готрека взметнулась, втащила кого-то из коридора в комнату, развернула и толкнула на боковую стену. Топор Готрека застыл у шеи пришельца. А у шеи гнома замер стилет.

Феликс охнул. Это была та самая фигура с белыми волосами – таинственный призрак, которого он видел в холодной кладовой Большого Втыка и во время бунта на мосту. Гость поднял голову. Показались льдисто-голубые глаза и белоснежная кожа. Пришелец улыбнулся, блеснув клыками.

– Привет, Готрек. – Голос того, кто следил за ними, тек, как мед и песок. – Привет, Феликс. Ты не постарел ни на день.

Это была Ульрика.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Феликс смотрел на нее, и сотни противоречивых чувств боролись в его сознании: удивление, страсть, отвращение, гнев, сожаление, ностальгия, горечь, надежда, счастье, горе.

Она была прекрасна – возможно, даже прекраснее, чем при жизни. Все ее недостатки сгладились. Кожа сияла мягким глянцем алебастра. Коротко стриженные волосы, когда-то светлые, как песок, сделались белоснежными, глаза обрели пронзительную голубизну, а губы распутно краснели. Длинную шею обвил небрежно повязанный черный платок. Она была все так же высока, но в облегающем черном дублете и бриджах казалась одновременно тоньше и крепче и выглядела на тот же возраст, что и в последний раз, когда он видел ее – двадцать один или двадцать два года назад. На поясе ее низко висела рапира с костяной рукоятью, до середины бедер длинных стройных ног поднимались черные кожаные кавалерийские сапоги. Рука, держащая тонкий, как игла, стилет у горла Готрека, была затянула в мягкую, черную же лайковую перчатку высшего качества.

Но все же, несмотря на всю красоту, в Ульрике чувствовалось что-то неуловимо отталкивающее. Ее совершенство было совершенством статуи, полностью лишенной человечности. Хотя глаза ее гипнотизировали, завораживая, они одновременно пугали. Они смотрели на Феликса с глубочайшим вниманием охотящейся кошки – как будто видели в нем только добычу. И улыбалась Ульрика не так. Приторный аромат корицы не мог скрыть ни медного запаха крови, витающего над ней, ни слабого отголоска холодной сырой земли.

– Кровосос. – Готрек сплюнул на пол. Топор он не опустил.

– Однажды ты пощадил меня, – спокойно сказала женщина. – Что, нарушишь клятву и убьешь сейчас?

Феликс отметил, что ее легкий кислевитский акцент никуда не делся. Она по-прежнему глотала некоторые звуки – и это все так же очаровывало.

– Не ты ли нарушила свою клятву? – парировал Готрек.

– Я не клялась, – ответила Ульрика. – Я была без сознания, если ты помнишь. Но если ты имеешь в виду обещание, данное моей госпожой, научить меня не причинять вреда никому... – Она вновь улыбнулась, показав длинные клыки. – Могу поспорить, что на каждого, убитого мной за последние восемнадцать лет, приходится сотня убитых тобой. И среди тех, кого умертвила я, нет ни одного, который бы этого не заслуживал.

Готрек зарычал и придвинул топор еще ближе к шее вампира. Ее стилет проколол его кожу. Выкатившаяся капелька крови тут же исчезла в бороде.

– Вот была бы срамота, – промурлыкала Ульрика. – Завершить столь яркую карьеру в споре о значении слова. – Она окинула взглядом комнату. – Тем более что цели наши, кажется, совпадают.

– Зачем тебе Очищающее Пламя? – спросил Феликс. Конечно, ему бы хотелось, чтобы его первые за восемнадцать лет обращенные к Ульрике слова были более личными. Еще ему хотелось бы, чтобы и она, и Готрек опустили оружие, но он понимал, что просить об этом сейчас бессмысленно.

– Наверняка затем же, зачем и вам, – ответила Ульрика. – Чтобы выяснить, где эти бандиты прячут черный порох.

– Порох у Очищающего Пламени?

Ульрика приподняла бровь.

– А ты не знал? Тогда, возможно, я буду полезнее вам живой, чем мертвой?

– А ты откуда узнала?

Ульрика пожала плечами.

– Мне будет легче рассказывать, если твой друг гном уберет свой топор от моей шеи.

Готрек не пошевелился.

– Готрек, – сказал Феликс. – Это Ульрика.

– Больше нет, – рявкнул Готрек.

– Ты нарушишь клятву? – надавил Феликс.

– Она убила.

– Так обсуди это с ее госпожой.

– Обсужу. Когда покончу с ней.

Он подался вперед, как будто намеревался отпилить голову Ульрики, но тут со всех сторон послышался топот бегущих ног. Шаги отдавались даже на потолке.

Готрек, не опуская топора, отступил от Ульрики.

Вампирша обнажила рапиру.

– Тараканы, – прошипела она.

Феликс принялся осторожно поворачиваться на месте, озирая стены и потолок. Потайные панели, сказал Готрек, но где? Все это место было латано-перелатано досками, так что дверью могло оказаться что угодно.

Стена прямо перед ними распахнулась, точно дверцы часов с кукушкой, и из проема выскочили четверо людей в масках, с кинжалами, топорами и секачами. За ними бежали другие. В тот же миг откинулись панели на другой стене и на потолке. Появившиеся накинулись на Готрека и Ульрику, а вооруженные люди все продолжали выпрыгивать из дыр. В крохотном караульном помещении вдруг стало многолюднее, чем в «Слепой свинье» на Пьяной неделе.

Феликс парировал и блокировал, блокировал и парировал. Чей-то кинжал полоснул его сзади по обожженному плечу. Зашипев от боли, он попытался ответить на удар, но длинный меч в этой тесноте оказался слишком громоздок и неудобен. Продолжая отбиваться от троих спереди, Феликс дернулся от нового укола в спину и лягнул ногой назад, точно мул. Нападающий, хрюкнув, согнулся пополам, и тотчас топор Готрека расколол череп бедолаги.

Бросившегося на него человека с короткой кривой абордажной саблей Феликс пронзил мечом насквозь. С саблей! В ближнем бою это оружие куда лучше. Оставив свой рунный меч в кишках трупа, Феликс вырвал из рук мертвеца саблю и кинжал, парировал ими удары двоих атакующих и оглянулся через плечо, проверяя, нет ли опасности сзади.

В мгновение ока он оценил ситуацию в комнате. Все спрыгнувшие с потолка были уже мертвы, валялись с отрубленными руками и головами – поработал Готрек. Истребитель дрался с пятерыми, вырвавшимися из дальней стены. У ног его горой лежали трупы. Ульрика, оскалив зубы, стояла у выхода во внутренний коридор, ее рапира и кинжал мелькали в свете жаровни, точно порхающие колибри. Люди, подступившие к ней, падали с расцветающими красными цветами на груди, на шее, в паху. Ножа, погрузившегося по рукоять в ее собственный живот, она словно не замечала.

Еще миг – и Феликс вновь занялся своими противниками. Он пригнулся, пропустив над головой тяжелый колун, пырнул вооруженного им человека кинжалом и саблей перерубил запястье с уже занесенным ножом – понятия не имея, кому это запястье принадлежит. Поле зрения сузилось до устремившихся к нему клинков. Короткий меч метил в живот. Феликс ударил по держащим меч пальцам, и клинок с лязгом упал на пол. Плотничий топор вознамерился раскроить его череп. Феликс пригнулся и скользнул влево, врезав плечом кому-то по ребрам, а кому-то вспоров брюхо. Топор рассек его плечо – то же плечо, в которое вонзили кинжал! Зашипев, он нанес ответный удар и обрадовался, услышав крик. Нож задел его щеку, Феликс взмахнул саблей – человек с ножом рухнул на землю с рассеченной до позвоночника шеей.

Последние двое попятились от него, протиснулись в проем и скрылись во тьме. Феликс с рычанием ринулся следом.

– Не увлекайся, человечек, – посоветовал за спиной Готрек.

Усилием воли Феликс взял себя в руки и не бросился в погоню. Его всегда удивляло, что, разгорячившись, он готов на то, что в спокойном, рассудительном состоянии не стал бы делать ни за какие коврижки.

Он повернулся. Все напавшие на них были мертвы – или бежали. Комната превратилась в покойницкую. Ноги по колено тонули в телах. Готрек заработал несколько царапин – и только. Истребитель свирепо смотрел на Ульрику, которая, вытащив из своего живота кинжал, с сердитым фырканьем отшвырнула его в сторону.

– Мой тилийский дублет. Тут потребуется... – Она осеклась, встретив взгляд Готрека, и закатила глаза. – Ты все еще хочешь зарубить меня, Истребитель?

– Ты чудовище, – прорычал Готрек.

– Чудовище, появиться которому позволил ты.

Готрек оскалился.

– Тем паче.

– Может, решим этот вопрос позже? – предложил Феликс, беспокойно озираясь и вытаскивая рунный меч из живота убитого им человека.

Ульрика вскинула подбородок и чуть наклонила голову к плечу.

– Отличная идея. Сюда идут другие.

– Где? – возбужденно встрепенулся Готрек.

Ульрика кивнула на левую стену.

– Лучше нам с ними не связываться.

– Не связываться?

Готрек выплюнул слово с таким отвращением, словно ему предложили поцеловать орка.

Ульрика вздохнула.

– Ты никогда не блистал в вопросах стратегии, да, Истребитель? – Она как будто разговаривала с необычайно тупым ребенком. – Если мы будем драться на каждом шагу, вожаки ускользнут – и заберут порох.

Теперь даже Феликс услышал шаги, и раздавались они отнюдь не с одной стороны.

– Тогда идем.

Но Готрек продолжал пялиться на Ульрику.

– Что? – нетерпеливо огрызнулась она.

Только тогда гном повернул ко внутреннему коридору, рявкнув:

– За мной.

Ульрика бросила на Феликса вопросительный взгляд, словно интересуясь, имел ли Готрек в виду и ее. Феликс пожал плечами, и они двинулись по коридору следом за гномом.

Феликс почти ничего не видел, но слышал, что к ним бегут люди.

– И это ты называешь «не связываться»?

– Заткнись, пиявка, – прорычал Готрек, ощупывая на ходу стену, состав которой менялся почти на каждом шагу: кирпич, дерево, штукатурка, камень. Эти погреба, очевидно, перестраивали несчетное число раз. Готрек свернул за угол. Шаги стали громче, теперь они звучали и сзади. – Ха! – воскликнул вдруг Истребитель, тыкая пальцем в какой-то кирпич. – Я знал, что тут должен быть еще один!

Феликс встревоженно вертел головой, озирая коридор. Обе группы преследователей почти добрались до них.

Удовлетворенно крякнув, Готрек поддел толстым ногтем то, что выглядело отстающим от стены куском штукатурки. Раздался щелчок, и секция стены откинулась, открыв ведущую вниз лестницу.

– Внутрь. Быстро, – велел Истребитель.

Феликс и Ульрика скользнули в потайную дверь, и Готрек закрыл ее, погрузив всех в полную тьму. В тот же миг снаружи загремели шаги.

– Где они? – хрипло крикнул кто-то.

– Они двигались в вашу сторону, – ответил другой голос. – Даже не говори, что вы их упустили.

– Мимо нас никто не проходил! – разъярился первый. – Это, верно, вы их потеряли. Ищите там, откуда явились!

Две группы вновь разделились, и шаги затихли вдалеке.

– Дыра, о которой даже тараканы не знают, – пробормотала Ульрика. – Интересно.

Готрек потянул носом.

– Я чую дым и мясо. Они внизу. – Он шагнул к ступеням. – Руку мне на плечо, человечек.

Они двинулись вниз по лестнице, Готрек и Ульрика впереди, спотыкающийся Феликс – за ними, скрипя зубами от досады. Почему именно он всегда единственный, кто не видит в темноте?

– Так откуда ты узнала, что порох у этих психов? – спросил Феликс после того, как они оставили позади несколько пролетов.

– Графиня Габриелла слышит многое, – ответила Ульрика. – В том числе до нее дошли слухи, что Очищающее Пламя скоро совершит нападение на Имперскую Оружейную палату и это станет началом сожжения всего Нульна.

– Что?! – воскликнул Феликс. – Они намерены взорвать палату?

– Да. Когда графиня услышала о краже черного пороха, она сразу подумала, что это Очищающее Пламя выкупило его у воров. И послала меня разведать. Пока вы купались в Рейке, я оттащила в сторонку одного из тех, кто вел бунтовщиков, пропагандиста в желтой маске, и хорошенько расспросила его. Что ж, он подтвердил, что подозрения графини верны.

– Он заговорил? – удивился Феликс.

– О да. – Ульрика хихикнула. – Я вытянула из него все, что он знал. Вместе с кровью.

Готрек с отвращением сплюнул.

– А какое дело твоей госпоже до безопасности Нульна?

– Она заботится о Нульне точно так же, как пастушка заботится о своей овечке, – чопорно ответила Ульрика.

Готрек глухо зарычал, но ничего не ответил.

Миновав еще один пролет, Истребитель остановился на площадке.

– Держись сзади, – буркнул он и вывернулся из-под руки Феликса.

Феликс прислушался, стараясь понять по последовавшим негромким звукам, что именно делает Готрек. И вдруг узкая полоска света легла на уродливое лицо гнома, заодно тускло озарив площадку и тянущуюся дальше в глубину лестницу.

Готрек заглянул в приоткрывшуюся дверь единственным глазом. Феликс остановился за его плечом, тоже всматриваясь.

Он видел лишь крохотный участок комнаты, но определил, что помещение за дверью большое, с высоким потолком, и дальняя стена располагается более чем в тридцати шагах от них. На стене слева, над чем-то вроде сцены – досками, уложенными на старые бочки, – висел здоровенный квадрат желтой ткани.

– Они, наверное, смылись, – протянул в комнате унылый голос. – Мы обшарили все подвалы.

– Смылись? – произнес голос человека явно повыше рангом. – В это трудно поверить. Ищите снова. Обшарьте все сверху донизу. Нельзя допустить, чтобы они нам помешали. Иди!

– Да, брат. Тотчас же, брат.

Готрек прикрыл дверь.

– Дальше, – сказал он.

Они возобновили спуск.

Еще четыре пролета, и лестница привела к очередной потайной двери. Готрек прислушался, потом потянул щеколду, толкнул, и дверь приоткрылась. Он заглянул в щель и распахнул створку шире. За дверью обнаружилась занавеска. Готрек взялся за топор, но как-то нерешительно. Феликс напрягся, вслушиваясь.

– Не волнуйтесь, – сказала Ульрика. – Я не чую в этой комнате никого, обладающего пульсом.

Готрек метнул на нее нехороший взгляд, скользнул в дверь и осторожно отогнул край занавески, после чего махнул рукой остальным. Феликс и Ульрика вошли – и оказались в небольшой комнате, чем-то напомнившей Феликсу отцовский кабинет в конторе. Слева стоял стол с ящичками для документов и полками для бухгалтерских книг, освещенный рожковой лампой. Занавеска оказалась желтым знаменем с вышитым на нем факелом, символом Очищающего Пламени. У правой стены располагался большой шкаф, в дальней виднелась крепкая дверь.

Готрек сразу двинулся к той двери, прислушался, толкнул – и она открылась. За ней обнаружился короткий коридор, оканчивающийся просторным, хорошо освещенным складским помещением. Феликс увидел людей, катящих мимо бочки – под руководством надзирателей в масках.

– Черный порох, – пробормотала Ульрика.

– Угу, – буркнул Готрек. – Но куда они его тащат?

Он осторожно протиснулся в коридор, Феликс и Ульрика следом. Остановились они у самой границы света, льющегося из-под высокого сводчатого потолка. Помещение походило на склад гарнизонного форта. Ящики со стальной дробью громоздились возле пирамид пушечных ядер, стоек с копьями, мечами и луками, маленькой карронады, украденной, возможно, с эстальской галеры, и... похищенными бочонками с порохом.

Справа, в верхнем отсеке склада, хранились мешки с мукой, ружья, бочки с пивом, бочонки с солониной и с водой, а также маленькие кадушки со смолой и парафином.

Рабочие выкатывали из-под навеса пороховые бочонки и толкали их к рваной дыре в дальней стене, за которой маячил туннель с кирпичными стенами. Сточная труба. Феликс даже отсюда чувствовал вонь. На поверхности жидкой грязи покачивались маленькие лодки. Люди грузили по два бочонка в каждую и отталкивали суденышки шестами. Отправить оставалось всего полдюжины бочонков.

– Неужто это для Оружейной палаты? – прошептал Феликс. – Надо вернуться и рассказать лорду Оствальду.

– Вернуться? – фыркнул Готрек. – Подожди десять минут – и сможешь сообщить ему, что все кончено.

Гном шагнул на свет.

– Дурак! Стой! – прошипела Ульрика. – Зачем же так в лоб?!

Но было поздно. Один из надзирателей в масках уставился прямо на Готрека, вскинул руку, указывая на него, и заорал. Люди, толкавшие бочки, отставили их и схватились за оружие. Из боковых помещений бежали на подмогу другие, хватая со стоек копья и мечи. Третьи на верхней платформе уже заряжали ружья, скармливая им порох и пули. Надзиратель в маске выкрикивал невнятные фразы. Заклинания?

Готрек ухмыльнулся, сверкнув единственным глазом, и ринулся вперед с гномьим боевым кличем.

Ульрика посмотрела ему вслед.

– Он безумец.

Феликс пожал плечами.

– Он Истребитель, – сказал он и побежал за Готреком, крича без слов.

Ульрика присоединилась к нему.

Противоборствующие стороны сошлись со звоном стали в центре просторного склада. Готрек мгновенно прикончил пятерых, его топор с равной легкостью разрубал копья, мечи и тела. Феликс рассек плечо и грудную клетку какого-то копейщика. Стремительные выпады Ульрики уничтожили двоих, пока Феликс выдергивал меч из груди неприятеля.

Потом они оказались в окружении. Три вихря сражались спина к спине в центре стального циклона. Со всех сторон в них тыкали копьями, мечами и топорами. Чья-то сталь оцарапал грудь Феликса, порвав и залив кровью чужую одолженную рубаху. Копье проткнуло бедро. Безумие! И почему он не надел верную кольчугу? Потому что думал, что они с Готреком отправляются выпить, вот почему!

От входов к ним бежало все больше и больше людей – наверное, это возвращались патрули, – и все стремились прорваться ближе, тесня схватку в тень навеса. Готрек рубил без устали, каждым ударом нанося противнику страшный урон. Ульрика плыла и порхала, как танцовщица, клинок ее словно находился повсюду одновременно. Она оставляла за собой груды мертвых и умирающих от почти не кровоточащих ран. Феликс бил и отбивался, больше заботясь, чтобы не подпускать к себе мечи и копья, чем о том, чтобы кого-то убить. Нападать было слишком опасно. Каждый выпад давал возможность по меньшей мере пяти врагам найти брешь в защите и проткнуть барда насквозь.

Надзиратель в маске завершил заклинание и вскинул руки, обращенные ладонями к эпицентру схватки. Но ничего не произошло. Феликс решил, что это топор защищает Готрека – он и раньше рассеивал чары. А может, Ульрика, став вампиром, научилась противостоять магии. Осознание могущества спутников подарило Феликсу приятное ощущение безопасности. С ними можно выйти против величайших армий – и одержать победу. Готрек неудержим, а Ульрика, похоже, стала еще лучшей фехтовальщицей, чем при жизни. В сущности, они так хороши, что Феликсу даже не надо ничего делать. Все равно он устал. Почему бы просто не опустить оружие и не посмотреть, как работают эти двое? Они защитят его. Ему не о чем беспокоиться. Все ведь хорошо. И все будет...

– Очнись, Феликс!

Острая боль в щеке заставила его распахнуть веки. Полдюжины копий и клинков смотрели прямо на него. Феликс, взвизгнув, отпрыгнул – и врезался в деревянную стойку, поддерживавшую верхний ярус, да так, что даже дыхание перехватило.

Слева от него Ульрика, проткнув одного нападающего и локтем оттолкнув другого, крикнула ему:

– Берегись! Маг пытается околдовать нас!

Феликс зарычал, возмущенный насилием. Его разум принадлежит только ему! Он возобновил атаки, бросая злые взгляды на чародея в маске.

Наверху оглушительно грохнуло. Люди завопили. Жуткий жар опалил шею Феликса. Он вскинул глаза – стрелки на платформе произвели залп, попав в кого-то из своих, но не промахнувшись и в Готрека с Ульрикой. У гнома багровела борозда над самым ухом, Ульрика держалась за грудь.

– Трусы! – взревел Готрек. – Спускайтесь и деритесь!

Он подскочил к опоре и одним ударом перерубил ее. Платформа, застонав, просела посередине, мешок с мукой соскользнул с нее и бухнулся в гущу схватки – прямо на голову подстрекателю. Истребитель уже рванулся к другому столбу, укладывая всех, кто попадался ему под руку.

– Готрек, нет! – воскликнул Феликс.

Поздно. Яростным ударом Готрек подрубил вторую стойку.

– Бежим! – рявкнул Феликс и тараном врезался в толпу, пытаясь выбраться. Люди закричали и попятились, налетая друг на друга: доски и балки верхнего яруса гнулись и трещали над их головами. Ульрика передвигалась в давке с проворством танцовщицы. Готрек, бешено хохоча, расталкивал противников.

Миг – и настил рухнул, сбрасывая людей, ружья, бочки, бочонки и мешки на пол старого склада. Опоры не выдержали, и пушки, ядра, ящики с боеприпасами провалились на уровень ниже. Проседающие доски ушли из-под ног пытающегося бежать Феликса, и внезапно и он, и Готрек, и Ульрика, и окружающие их люди соскользнули вниз, в дыру, упав на груду обломков. Феликс ударился плечом – опять тем самым плечом! – об угол деревянного оружейного ящика и погрузился в пучину вопящих, стонущих, кашляющих тел. Вокруг гремели приказы и вопросы без ответа. Где-то рядом безумно хихикал Готрек.

Цепляясь за что придется и толкая кого попало, Феликс выкарабкался на поверхность. Он ничего не видел. Удушливая туча пыли заслонила все.

Из кургана выбралась Ульрика, отпихнув чье-то тело. Пыль засыпала ее с головы до ног, так что черные некогда одежды стали под стать ее белой коже.

– Отлично, Истребитель. – Ульрика сплюнула. – Просто отлично.

– Взять их! – раздался сверху голос колдуна. – Убить их!

Чародей затянул новое заклинание. Феликс, выругавшись, приготовился дать отпор вторжению в свой разум.

Повсюду вокруг люди со стонами вставали на колени и тянулись к оружию; толстый слой пыли делал их похожими на неведомое снежное племя, вышедшее на тропу войны. Кое-как они повернулись к Готреку, Феликсу и Ульрике, кое-как двинулись в атаку. Вампир завертелась, полосуя рапирой и убивая всех, до кого могла дотянуться, потом помогла Феликсу подняться – и он принялся рубить налево и направо. Все тело ломило невыносимо. Меч весил как пушка. Зигмар! Клинок действительно стал тяжеленным! Феликс едва оторвал его от земли, а уж о том, чтобы вскинуть, и речи не шло. У Ульрики, похоже, возникли те же проблемы – каждый взмах рапиры лишал ее равновесия. А вот противники подобных трудностей явно не испытывали.

– Колдовство! – Ульрика выругалась и попыталась вскарабкаться по перекошенному полу, чтобы добраться до мага, но укол копьем вынудил ее сползти обратно.

Под ноги Феликса шлепнулись две половинки человеческого тела; через останки, не отрывая взгляда от колдуна в маске, перешагнул Готрек.

– Заткнись уже! – гаркнул он, выхватил из кучи пушечное ядро размером с мускусную дыню и метнул его в чародея.

Маг, взвизгнув, пригнулся, только вот недостаточно быстро. Ядро смяло его череп, как яичную скорлупку, и колдун рухнул в дыру, обмякший, будто тряпичная кукла.

Меч Феликса тут же стал легче, и он с новыми силами набросился на противников. Как и Ульрика.

Пока они дрались, витавшая в воздухе пыль немного осела, и очертания помещения, в которое они провалились, вырисовывались четче. Холм под их ногами являл собой ужасающую, предательскую мешанину. Из груды обломков, рассыпанных ружей, пушечных ядер и мешков с дробью торчали окровавленные конечности и размозженные головы. Палубная пушка придавила полдюжины человек – и они с невыносимыми криками корчились под ней, как раздавленные жуки.

Из затененных арок по краям помещения появлялись все новые фигуры, а в дальнем его конце...

Феликс замер – и из-за этого чуть не получил топором по колену. Воздух очистился, и стало видно то, что находилось в дальнем конце комнаты.

– Спаси нас Зигмар, – выдавил он.

Готрек и Ульрика оглянулись, на миг отвлекшись от боя. Готрек хмыкнул. Ульрика оскалилась.

Сперва Феликсу показалось, что это кривое дерево, растущее из каменного алтаря и увешанное телами, но потом он увидел, что это не дерево, а изваяние – по крайней мере, он надеялся, что изваяние, – полностью сделанное из костей, изображающее гигантское божество с птичьей головой, с четырех раскинутых рук которого свисали четыре пронзенных крюками тела. Кости, пошедшие на статую, были человеческими – кости рук, кости ног, черепа́ и грудные клетки, спаянные, слитые друг с другом, будто сплавленные в печи. Никакого порядка в конструкции не было. Каждая рука или нога статуи складывалась из сотен случайных костей: черепов и ребер, малоберцовых и большеберцовых, – и каждую украшали завитки чеканного золота. Голова изваяния, удлиненная и узкая, заканчивалась чем-то вроде острого клюва. Два позолоченных черепа служили глазами. Дюжины фаланг – костей пальцев, все еще прикрепленных к костям рук скелетов, – выступали в роли зубов. Глазницы черепов-глаз испускали болезненный зеленоватый свет.

Тот же свет озарял туловище – ажурную яйцевидную костяную клетку. В клетке что-то шевелилось, корчилось и извивалось. Тела, свисающие с рук, покачивались, будто тяжелые плоды.

Феликс содрогнулся от ужаса. Похоже, Братья Очищающего Пламени были не просто подстрекателями.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

– Дураки, – прорычал Готрек, уложив двоих.

– Одурачены Хаосом, – согласилась Ульрика, пронзая еще одного.

– Они не должны уйти! – раздался сверху новый голос. – Убейте их, измененные! Убейте неверующих!

Феликс огляделся. Измененные?

Фигуры, появившиеся из дверей храма, взревели и ринулись вперед, карабкаясь на гору тел и обломков. При виде их Феликс передернулся. Слишком длинные, слишком изломанные руки и ноги, перекошенные головы, покачивающиеся на слишком тонких шеях, отвратительные зобы и опухоли на коже. Феликсу казалось, что он смотрит сквозь кривое стекло. Некоторые размахивали дополнительными конечностями: короткими толстыми ручками, или щупальцами, или клешнями, растущими из туловища. Имелись также лишние глаза и рты – там, где им совершенно не место.

Но за мутантами виднелось и кое-что похуже. Тела, свисающие с костяного бога, заворочались, снялись с крюков и по-кошачьи мягко спрыгнули на землю. Существо в костяной клетке тоже извернулось и выскользнуло наружу через отверстие возле таза. Тварь была розовой, слепой, напоминающей зародыша – только с длинными паучьими ножками, быстро несущими хозяина к схватке, и со свернутым спиралью хоботком бабочки.

Новые бойцы толпились за своими уродливыми собратьями. У Феликса даже желудок скрутило, когда он погрузил клинок в губчатую голову человека с чешуйчатыми, семисуставчатыми пальцами. Он ненавидел сражаться с мутантами. Трудно драться с тем, кого жалеешь. Это все равно что убивать больного чумой – необходимо, но душу надрывает. Не все мутанты занимались черной магией. У некоторых изменения просто случались – и они ничего не могли с этим поделать. А потом уже отвращение семьи и друзей и преследование охотников на ведьм загоняли несчастных под землю в поисках себе подобных. Неудивительно, что они тяготели к культам Губительных Сил. Те были единственными, кто принимал таких существ с распростертыми объятьями, единственными, кто мог защитить их и пообещать будущее.

В этом-то и беда. Трудно убить человека, когда в тех же обстоятельствах ты сам мог оказаться на его месте. Конечно, задача облегчается, если этот человек пытается вырвать твои кишки акульими зубами, и все равно Феликс расправлялся с мутантами без удовольствия.

Впрочем, ни Готрек, ни Ульрика не колебались ни секунды. Готрек стоял на торце упавшей пушки, рубя каждого, до кого мог дотянуться, и ревом приглашая тварь, выскользнувшую из костяной клетки, подойти и отведать его топора. Мутанта с кожей, больше похожей на панцирь омара, он разрубил одним ударом от макушки до самой промежности, но четверка, свисавшая со статуи, тут же заняла место погибшего. Тела их выглядели освежеванными, обнаженные мышцы блестели алым, непрерывно кровоточа.

Ульрика превратилась в размытое черно-серое пятно, из которого била серебряная молния клинка. Мутанты вокруг нее умирали пачками. Один прыгнул на нее сверху и сзади, ударив ножом в грудь. Она поймала его запястье, перекинула жертву через себя и вонзила в него клыки, разрывая мясо и вены, заливая все вокруг кровью.

Феликс бешено завертелся, отрубив когтистую руку, уклонившись от шипастого кулака, вспоров живот человека с прозрачной кожей. Вокруг его левой лодыжки обвилось щупальце, он полоснул по нему, но слишком поздно. Щупальце дернуло, и Феликс, упав, зашипел от боли, сильно ударившись о мешок с дробью. Тварь с руками богомола и лицом точно из расплавленного воска прыгнула ему на грудь. Он отбросил пакость, ударил мечом, но щупальце продолжало тащить его вниз, и Феликс промахнулся.

Опустив взгляд, он увидел, что щупальце принадлежит женщине, одетой как одеваются шлюхи в Трущобах, – и вылезает из-под ее короткой юбки. Феликс содрогнулся от отвращения. А женщина подняла руки-кинжалы, облизнулась и подтащила его еще ближе. Внезапно сверкнула сталь, голова шлюхи покатилась с плеч в фонтане крови, ударилась об пол, и щупальце обмякло. Феликс поднял глаза. Ульрика ухмылялась.

– На тот случай, если совесть не позволяет тебе убить даму, – сказала она.

Тварь-богомол кинулась на нее сзади. Ульрика, крякнув, оступилась, и бестия прыгнула на нее, как блоха. Все еще лежа на спине, Феликс вскинул меч, проткнув летящей твари брюхо, – и та упала на него, уже дохлая.

Ульрика носком сапога спихнула с него труп, схватила Феликса за руку и рывком подняла его, отбиваясь одновременно от трех противников. Ее сила ужасала.

– Спасибо, – сказала она.

–И тебе, – выдохнул Феликс и вернулся к схватке. От прикосновения Ульрики рука его горела. Мысли непроизвольно возвращались к другим временам, иным прикосновениям. Он боролся с воспоминаниями едва ли не отчаяннее, чем с мутантами.

Освежеванные уроды были мертвы. Их липкая кровь, с ног до головы залившая Готрека, быстро спекалась, замедляя движения.

Воспользовавшись моментом, паук-эмбрион кинулся на гнома. Свернутый хоботок стремительно распрямился – и ударил. Истребитель попытался отмахнуться топором – и промахнулся, приторможенный твердеющей коростой. Когда он отпрянул, в правой руке его зияла дыра, похожая на огнестрельную рану. Готрек взревел от боли.

Феликс кивком подозвал Ульрику.

– Идем.

Они пробились к Готреку, чтобы защищать его фланги, отгоняя врагов справа и слева, пока гном обрушивал на паука-зародыша шквал ударов. Запекшаяся кровь осыпалась с него, будто кирпичная пыль. Но ни один из ударов не попал в цель. Паучьи ножки словно обладали способностью мгновенно отдергивать тело от опасности. Когда же Готрек угодил по этой ноге, паук просто отбросил конечность – и отступил вниз по кургану.

Истребитель выругался, разочарованный, и широко раскинул руки, избавляясь от остатков коросты.

– Вот так. Давай-ка.

Тварь бросилась снова, нацелив игольчатый хоботок прямо в сердце Готрека. Но свободная рука Истребителя взметнулась и поймала нос врага у мясистого основания. Паук-эмбрион завопил, как младенец, и попытался вырваться. Но Готрек, удерживая его, рассмеялся – и резко опустил топор в центр бесформенного тела. Паук взорвался ошметками студенистой розовой плоти.

Смятенный ропот пробежал по толпе мутантов.

– Благословенный мертв, – шептали они, отступая. – Он убил любимца Изменяющего.

Наверху снова раздался голос:

– Братья, бегите! Это место для нас потеряно! С вами свяжутся обычным способом! Планы в силе!

Готрек развернулся на голос.

– Взять его! Он знает, что к чему!

Мутанты ринулись к выходам, а Готрек, Феликс и Ульрика попытались взбежать по перекошенному полу, но тут в дыру свалился бочонок с порохом – и с грохотом покатился вниз по доскам, таща за собой шипящий и искрящийся обрывок шнура. Феликс бросился вправо. Готрек и Ульрика – влево. За первым бочонком последовал второй; они пронеслись по полу нечестивого храма – и врезались в статую Изменяющего Пути, опрокинув ее.

– Ложись! – рявкнул Готрек. – За кучу!

Феликс перебрался через гору ящиков и ружей и прижался к земле с другой стороны.

Громовой раскат хлестнул его по ушам, волна обжигающего воздуха подняла и швырнула на стену за курганом. Кипящее огненное облако прокатилось над головой, поливая Феликса дождем кирпичей, досок и частей тел. Что-то ударило его по голове, и на миг все почернело. Мир сузился до грохота, жара и боли.

Через несколько секунд грохот и чернота отступили, хотя жар и боль остались. Феликс посмотрел вверх. Помещение склада горело. Еще один взрыв встряхнул здание. Дым затянул арочные своды. Храм тоже полыхал. Пламя лизало штукатурку на стене рядом с ним, пробуждая боль в заработанных на мосту ожогах. По ту сторону груды обломков в агонии завывали мутанты. Кошмарная статуя исчезла, разлетелась на куски. Дальний конец помещения пожирал пожар.

Пошатывающийся Готрек смахнул с плеч пыль и тлеющие угольки. Выглядел он так, будто проиграл бой с драконом.

– Пора идти, человечек.

– Куда? – спросил Феликс. Огонь окружал их со всех сторон.

– В канализацию, – ответил Готрек.

Ульрика с трудом поднялась на четвереньки, сбросив с себя длинную доску. Ее красивый дублет оказался безнадежно испорчен. Волосы на левой стороне головы были опалены и почернели от копоти.

– Мудрый план, Истребитель. Ты меня удивляешь.

Готрек фыркнул, очевидно, недовольный тем, что она уцелела.

– Мы пойдем туда? – Феликс кивнул в сторону пылающего ада склада.

Готрек пожал плечами.

– Все лучше, чем оставаться здесь.

Феликс кивнул и осторожно поднялся. Ему казалось, что он не сможет сделать и шага, не говоря уже о том, чтобы пробежать через горящий подвал, но тут их действительно ждала верная смерть. Осознание, где он находится и что лежит между ним и свежим воздухом, внезапно навалилось на Феликса, будто наехавшая телега. Слабость охватила его. Они стояли пятью этажами ниже земли, в горящем здании, стены которого представляли собой мешанину старых трухлявых досок, плохо укрепленных камней, кирпичей и дешевой сухой штукатурки. Он бывал и глубже в гномьих шахтах, но там он хотя бы был уверен в том, что вырубали их мастера-камнетесы. А это сооружение возводили поколения трущобных лордов и всякой преступной швали. Внезапно Феликсу больше всего на свете захотелось увидеть чистое небо.

Следом за Готреком и Ульрикой он вскарабкался по перекошенному полу к горящему складу, с трудом заставляя двигаться дрожащие, усталые руки и ноги. Пламя было повсюду. Жар бил, точно молот. Воздух превратился в расплавленное стекло. До сточных труб оставалось всего десять шагов, и путь был чист. Всего десять шагов – и они будут в безопасности.

Готрек рванулся вперед, но вдруг остановился, вскинул голову и завопил:

– Назад! Назад!

С громом и треском кирпичный потолок над дырой в канализацию просел, бомбардируемый горящими балками с верхних этажей. Обломки завалили отверстие, потолок рушился, ливень кирпичей, досок и огня надвигался на Готрека, Феликса и Ульрику передним краем шторма, сопровождаемым пламенеющей пылевой тучей.

– Потайная лестница! – крикнула Ульрика.

Готрек не стал спорить. Он повернулся и побежал за Ульрикой к кабинету с тайным ходом.

За годы, проведенные с Готреком, Феликс привык укорачивать шаги, подстраиваясь под походку Истребителя. Но сейчас он забыл о привычках. Страх дал ему крылья – и он буквально втолкнул Ульрику в кабинет, опередив Готрека на десяток шагов.

Комнату заполнял дым, но огонь здесь только начал заниматься. Ульрика сорвала знамя, прикрывавшее дверь, и принялась ощупывать стену.

– Проклятье! Да где же?!

– Отойди, паразит. – Подоспевший Готрек ткнул пальцем в шляпку гвоздя на опорной балке, и дверь распахнулась. Объятая паникой Ульрика ринулась в проем первой, Готрек и Феликс – следом, причем Готрек аккуратно закрыл за собой дверь.

На лестнице было темно, но дым и огонь, по крайней мере, отсутствовали. Спутники поспешили наверх – под несущиеся со всех сторон стоны, треск и рев погибающего здания.

Феликс слышал, что Ульрика бормочет что-то вроде кислевитской молитвы.

– Боишься, кровосос? – спросил Готрек.

Ульрика рассмеялась тонко и напряженно.

– Мечи, кинжалы, пули – им меня не убить. Но огонь... огонь означает истинную смерть.

– Я запомню, – буркнул Готрек.

В трещинах уже мелькало пламя, от стен шел жар, как от печки, и все больше дыма валило в лестничный колодец снизу. Феликс закашлялся, глаза его слезились, в пересохшем горле першило.

Еще пять пролетов, и наверху замерцал оранжевый свет, послышался треск пламени.

Готрек остановился.

– Путь перекрыт, – сказал он.

– Обратно? – спросил Феликс. Они перегнулись через перила, глядя вниз. Наполняющий шахту дым наливался изнутри адской краснотой, жуткое зарево приближалось с каждой секундой. Лестница под ногами застонала, дрогнула – и вдруг просела на несколько дюймов, чуть накренившись.

– Не думаю, – ответил Готрек.

– Мы в ловушке! – взвизгнула Ульрика.

Готрек, фыркнув, приложил ладонь к неоштукатуренной внешней стене здания, криво сложенной из кирпичей. Феликс последовал его примеру. Стена была прохладной.

Гном, перевернув топор, ударил по ней обухом. Полетели обломки кирпича. Он размахнулся снова.

– Ха! – Ульрика облегченно ухмыльнулась, отступила на шаг и сильно пнула стену. Посыпалась известка.

Феликс присоединился к ней, лягая кирпичи и ковыряя их рунным мечом. Конечно, это кощунство – использовать великое оружие в столь низменных целях, но Готрек же рубит стену священным топором, и если это спасет им жизнь...

Дыра образовалась в считаные секунды, Готрек легко расправился с двумя кирпичными слоями. Ульрика и Феликс пинками расширяли отверстие. Пламя подкрадывалось все ближе. Феликс жадно глотал проникающий в дыру свежий, чистый и прохладный воздух. Никогда он не пробовал ничего слаще.

Наконец отверстие стало достаточно широким, чтобы в него протиснулись мощные плечи Истребителя, и троица перебралась в другой подвал, который – о блаженство! – не горел.

Однако, добравшись до нижнего этажа, беглецы убедились, что пожар распространился по всему зданию. Узкий коридор, ведущий на улицу, был заполнен завывающими, рыдающими людьми, пытающимися выбраться наружу, мешая друг другу. С верхних этажей неслись крики и треск.

В проулке, куда вывалились наконец Феликс, Готрек и Ульрика, было почти так же многолюдно. Ближайшие дома опустели, вокруг мельтешили перепуганные люди. Кто-то убегал. В толпе мелькали мужчины в масках Очищающего Пламени, выкрикивая приказы, которые никто не слушал. Молельный дом сектантов превратился в ревущий костер, пожирающий черные балки и уже уничтоживший половину здания. Дома слева и справа тоже горели, и деревянная кровля здания, вмещавшего «Ломаную корону», дымилась.

Обитатели доходных домов, расположенных дальше по улице, расстилали на крышах мокрые одеяла, стараясь защитить кровлю от огненных искр, роями взмывающих над коньками. Другие выстроились шеренгой к маленькому колодцу, в который двое мужчин раз за разом опускали ведро, переливали его содержимое в другое – и передавали воду по цепочке. Жалкие брызги, выплескиваемые передними в шеренге в огонь, помогали мало.

– Зигмар, – выдохнул Феликс. – Да так все Трущобы сгорят!

Готрек крякнул, гневно стиснув тяжелые кулаки.

Ульрика в смятении покачала головой.

– Ужасное злодейство.

Готрек иронично ухмыльнулся.

– А что так? Не любишь жареное?

Ульрика оскорбленно вскинулась.

– Я начинаю думать, что ты намеренно неверно истолковываешь обычаи ламий.

– А может, не я, а ты? – Готрек двинулся к колодцу. – Найди большую лохань, человечек, – бросил он через плечо. – Воды надо набирать больше.

Феликс кивнул и направился к не тронутому пожаром дому, но тут рядом визгливо заорали:

– Вот они! Убийцы и поджигатели!

Обернувшись, Феликс увидел человека в маске, который указывал на них.

К первому присоединился второй сектант:

– Взять их! Связать! Бросить в огонь!

– Это не мы! – крикнул Феликс. – Это они!

Но его голос потерялся в реве разворачивающейся к ним разъяренной толпы.

– Убить поджигателей! – рявкнул мужчина.

– Они сожгли моего ребенка! – завопила женщина.

Народ кинулся на троицу со всех сторон, подхватывая камни и дымящиеся палки.

Готрек аж зарычал от ярости и разочарования, и Феликс испугался, что Истребитель ринется навстречу толпе, но тот, выругавшись по-гномьи, развернулся и кинулся к узкому проулку, грубо расталкивая тех, кто оказывался на его пути. Феликс и Ульрика бросились за ним, сгибаясь под градом палок и камней, молотящим по их плечам. Феликсу не хотелось причинять вред несчастным, но они ведь пытались разорвать его в клочья. Так что он лягался и работал локтями, не разбирая, мужчина перед ним или женщина.

У входа в переулок Готрек пропустил Феликса и Ульрику вперед. Здесь толпа могла только напирать на них сзади. Один Феликс с легкостью ушел бы от преследователей, но Готрек с его короткими ножками передвигался слишком медленно, и люди, понукаемые сектантами, безжалостно колотили его по спине импровизированным оружием. Истребитель бранился и охал, но отпора не давал. Конец проулка быстро приближался. Они снова окажутся в окружении!

Беглецы обогнули шаткую наружную лестницу. Вдруг Готрек резко остановился, дважды взмахнул топором, подрубая лестничные опоры, и побежал дальше за Феликсом и Ульрикой.

Толпа настигала их, но тут с мучительным визгом гнущихся гвоздей и треском ломающегося дерева лестница отделилась от стены дома.

Толпа с криком отпрянула, сбивая с ног тех, кто продолжал бежать вперед по проулку. Лестница рухнула, но с дюжину жителей Лабиринта, опередив катастрофу, помчались дальше за Готреком, Ульрикой и Феликсом.

К этим Готрек повернулся, оскалив зубы. Феликс с Ульрикой тоже остановились. Преследователи, занервничав, притормозили.

– Уходите, – приказал Готрек. – Боритесь с огнем. – Он вскинул топор, и лезвие его блеснуло красным в зареве пожара. – Вы же не хотите смерти.

Он снова развернулся, и они побежали. Толпа за троицей не последовала.

Улицы наполнились людьми и шумом. Звенели колокола. Кричали люди. Мужчины и женщины бежали от огня и к огню. Кто-то тащил лестницы. Две женщины толкали тачку с большой бочкой, из которой выплескивалась вода. Другие несли пустые ведра, старые одеяла, метлы.

Сердце Феликса висело в груди свинцовым кирпичом. Он чувствовал себя жалким и никчемным. Хотелось сделать что-то, чтобы помочь невинным, умирающим, теряющим кров из-за бездушного поджога, совершенного Очищающим Пламенем, но он даже не представлял, что именно. Они с Готреком хорошо умели убивать и разрушать. Попроси их сразиться с троллем или драконом, свергнуть тирана, уничтожить жуткий храм, и они охотно приступят к работе и добьются, весьма вероятно, успеха, но попроси их защитить кого-то от голода или болезни, спасти дом от огня или наводнения, и они окажутся бессильны. Голод не зарубить топором. Огонь не убить мечом.

Завернув за угол у края Лабиринта, они увидели торопящегося навстречу капитана стражи Виссена в сопровождении отряда бойцов. Полированная кираса радостно отражала желтое пламя пожара.

При виде беглецов глаза капитана расширились.

– Вы! Так это все из-за вас?

Готрек не замедлил бега.

– Прочь с дороги, дурак!

– Арестовать их! – выкрикнул Виссен.

Стражники с копьями наперевес перегородили дорогу.

Готрек мрачно уставился на них.

– Виновники – Очищающее Пламя, капитан, – поспешно сказал Феликс. Нехорошо, если Истребитель перебьет стражу. – Эти ваши агитаторы – сектанты, поклоняющиеся Изменяющему Пути. Это они устроили пожар. А замышляют они кое-что похуже. Они хотят взорвать Имперскую Оружейную палату – воспользовавшись украденным порохом.

Лицо Виссена исказил гнев. А может, подозрительность?

– И откуда ты это знаешь? – фыркнул он.

Феликс огляделся, рассчитывая, что Ульрика подтвердит его слова, и только сейчас понял, что ее больше нет рядом. Он обернулся. Нет как и не бывало. Куда же она исчезла? И когда?

– Мы слышали это от самих сектантов, – объяснил он, вновь повернувшись к Виссену. – И видели, как они переправляют порох по сточным трубам.

– Но доказательств у вас нет, так?

Феликс с досадой вздохнул.

– Я не понимаю тебя, капитан. Все это время ты подозревал, что за похищением стоят пропагандисты, а теперь, когда тебе говорят, что твои подозрения верны, ты ставишь их под сомнение? В чем проблема?

– Проблема в вас, – заявил Виссен, шагнув вперед и выставив обвиняющий палец. – Я несколько месяцев следил за Очищающим Пламенем. Мои люди почти выяснили, кто их вожаки и каковы их конечные цели. Мы подошли очень, очень близко! – Он свел большой и указательный пальцы, оставив между ними с полдюйма, демонстрируя, насколько близко они подошли. – Мы могли сгрести их всех в мешок и бросить в тюрьму! Могли раскрыть широкую сеть агитаторов и их пособников, если бы взялись за них всерьез, но тут появляются «спасители Нульна», шатаются по городу, как парочка пьяных огров, и ломают все, к чему прикоснутся! Теперь мы никогда их не схватим! Вы спугнули их, разогнали на все четыре стороны! – Он выругался и повернулся к своим бойцам: – Арестуйте их! Арестуйте за вмешательство в работу полицейских сил!

Готрек принял боевую стойку.

– Меня вы возьмете только мертвым.

Феликс застонал. Плохо, ой как плохо. Сейчас Готрек убьет капитана стражи, и им опять придется бежать, и они не успеют предупредить Гроота и Макайссона о планах Очищающего Пламени.

– Капитан, – заговорил он, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. – Капитан стражи, прояви благоразумие. Нужно ли напоминать, что лорд Иероним Оствальд самолично приказал нам помогать тебе в расследовании? Как ты объяснишь ему наш арест? Разве не стоит, по крайней мере, проконсультироваться с начальством?

Виссен застыл, стиснув зубы. Его люди тоже заколебались.

– Мы шли к лорду Грооту предупредить об опасности, нависшей над Оружейной палатой, – продолжил Феликс. – Если ты соблаговолишь сопровождать нас, уверен, правдивость нашей истории вскоре откроется.

Лицо Виссена медленно расплылось в мерзкой улыбке.

– Ха! Уверен, что так. – Он издевательски-вежливо поклонился Феликсу. – Что ж, сэр. Прекрасно. Веди. Веди – и увидим.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Лорд Гроот отпер тяжелую, окованную железом дверь и распахнул ее.

– Это самые нижние помещения палаты, – сердито сказал он. – И последние, которые мы еще не осматривали – мы никогда не пользовались этой подземной тюрьмой.

Он отступил в сторону, позволив Готреку, Феликсу, Малакаю, магу Лихтманну и капитану Виссену войти внутрь.

Гроота подняли с постели больше часа назад, и пребывал он не в лучшем настроении. Феликс ему искренне сочувствовал. Сам он так устал от сегодняшних ночных драк, падений и избиений, что едва передвигал ноги. Глаза его то и дело скашивались к переносице, и он с большим трудом снова фокусировал их.

Подземная тюрьма оказалась очень маленькой. Комната охраны, за ней – десяток камер и комната для допросов. Судя по виду, темница действительно долго стояла необитаемой. Углы немногочисленных разрозненных предметов мебели были острыми, не сглаженными частым использованием, все покрывал толстый слой пыли. Тем не менее их исполненная сознанием долга команда обошла помещение, засовывая головы в каждую камеру и все внимательно осматривая. Готрек и Малакай подошли к делу дотошнее всех, ощупывая стены и пристально изучая полы и потолки, а маг Лихтманн бормотал под нос и жестикулировал единственной рукой. Гроот и Виссен с чересчур подчеркнутым терпением ждали, когда они закончат.

Наконец двое Истребителей обменялись невеселыми взглядами и вернулись к двери.

– Ничо, – вздохнул Малакай. – Ни потайных дверей, ни полых стен, ни ловушек. Как и ранее.

Виссен негромко, но торжествующе хмыкнул.

– И вы согласны, что мы увидели все, что можно было увидеть? – спросил Гроот.

– Угу. Ничо не осталось. Все видали.

– И я не засек ничего, сокрытое какой бы то ни было магией, – вставил маг Лихтманн.

Гроот кивнул.

– Тогда вернемся туда, где теплее, и выслушаем отчет сточного наряда.

Он повел их обратно, через многочисленные подвалы, в приемную, где уже ждали командиры «сточного наряда» – капитан и сержант охраны палаты застыли навытяжку у входа вместе со сгорбленным, изможденным человеком в грязной одежде, с фонарем, крюком на длинном шесте, а также коротким мечом и кинжалом на поясе.

Феликс мгновенно узнал это снаряжение. Человек был золотарем, работающим в коллекторах. Сразу нахлынули воспоминания – как они с Готреком несли точно такие же инструменты, как шагали вместе с ними в патруле Гант, Руди, Хеф и Паук, братья-близнецы, делившие одну девушку. Еще он вспомнил жуткий запах, который не мог отскрести от волос и кожи целую вечность. Воспоминания были такими яркими, что он даже почуял вонь.

Нет-нет, это вовсе не воспоминания – маг Лихтманн тоже сморщил нос. Вонь шла от золотаря.

– Что вы можете доложить, капитан? – спросил Гроот.

Капитан стражи салютовал и шагнул вперед.

– Ничего, милорд. Штейгер провел нас по всем туннелям и каналам, пролегающим под палатой. И ничего. Никаких бочек. Никакого рассыпанного пороха. Никаких фитилей. Никаких признаков недавних земляных работ или строительства. Мы даже... – Он кашлянул. – Мы даже заставили его прощупать содержимое желобов, чтобы выяснить, не скрыто ли что-то под поверхностью. Там тоже ничего не обнаружилось.

Гроот кивнул.

– Очень хорошо, капитан. Вы свободны. Отдыхайте. И дайте этому человеку крону за доставленное беспокойство.

– Слушаюсь, милорд, – ответил капитан.

Золотарь, уводимый сержантом и капитаном, поблагодарил Гроота, коснувшись своего грязного чуба. Когда они открыли дверь, в вестибюль ворвался свет утренней зари.

– Видите, лорд Гроот? – пылко проговорил Виссен, который проследовал за Гроотом и остальными в приемную. – Ничего! Никакого пороха! Никаких следов Очищающего Пламени!

Гроот только застонал и устало опустился в глубокое кожаное кресло.

– Можа, порох ще не доставили, – предположил Малакай.

– Или его вообще не продавали Очищающему Пламени, – добавил маг Лихтманн.

Капитан Виссен сердито глянул на Готрека с Феликсом.

– Я начинаю сомневаться, правдива ли хоть какая-то часть их истории. Действительно ли они нашли логово Очищающего Пламени? И действительно ли Пламя – секта?

Готрек резко повернулся к нему, стиснув кулаки.

– Ты что, думаешь, я заработал эти порезы, падая с лестниц?

– Скорее уж, с барных табуретов, – ухмыльнулся Виссен.

Готрек рванулся вперед, пригнув голову.

– Ах вот как!

Малакай преградил ему путь и вскинул руку.

– Легче, паря, легче. Так ты не поймаешь своих бандюков.

– Видите? – воскликнул попятившийся Виссен. – Видите? Какой бы героизм ни проявили эти двое в прошлом, сейчас они просто буяны, завсегдатаи пивных. Может, они и правда выявили колдовство и мутации среди Братства Очищающего Пламени, а может, просто, бражничая в каком-нибудь погребке Лабиринта, опрокинули лампу – а потом решили рассказать дикую историю, чтобы прикрыть свое злодеяние.

Готрек оттолкнул руку Малакая.

– Ты назвал меня лжецом?

– Вовсе нет, – ответил Виссен. – Я только сказал, что мы ничего не знаем наверняка, поскольку вы сожгли все доказательства, а мы ничего не нашли под палатой.

– Мы не сжигали! – Гнев Феликса все-таки возобладал над усталостью. – Пожар устроили сектанты, увидев, что им грозит разоблачение!

– Но разве это уменьшает вашу вину? – спросил Виссен. – Если бы вы не проникли в их логово, им не пришлось бы уничтожать своих идолов. – Он указал на ряд высоких окон в стене комнаты. – Только посмотрите туда! Посмотрите!

Все головы повернулись к окнам. Сквозь ромбы стекол Феликс увидел, как навозным пятном на бальном платье, грязным мазком на розовом, словно раковина на холсте рассвета, поднимается из центра Трущоб столб клубящегося дыма, подсвеченный у подножия оранжевым заревом пожара.

– Это ваша работа, – сказал Виссен. – Вы устроили пожар или нет – десятки людей мертвы. Сотни остались без жилья. Стали жертвами вашего упрямства.

Феликс не мог оторвать глаз от дыма. Каждое слово капитана ложилось на его сердце тяжелой каменной плитой. Как бы бард ни ненавидел этого человека, он не мог не осознавать, что Виссен прав. Это их вина. Они, как всегда, вмешались – и пострадали невинные. Он посмотрел на Готрека, ожидая увидеть, что тот борется с Малакаем, чтобы прорваться к Виссену, но Истребитель, стиснув кулаки, глядел в пол. Похоже, слова капитана стражи задели и его. От этого Феликс почувствовал себя еще хуже.

Виссен повернулся к остальным и поклонился им.

– Милорды, я поставлю посты под Оружейной палатой, на случай, если история герра Ягера все же правдива. Это будет только благоразумно. Но смею предложить, чтобы они с Гурниссоном посидели пока в Инженерном колледже, по крайней мере до тех пор, пока об их действиях не станет известно лорду Оствальду.

– Полагаю, это разумно, – сказал маг Лихтманн, поблескивая очками в рассветных лучах. – Ужасно жаль. Однако, как бы я ни восхищался их рвением, боюсь, что Истребитель и его спутник несколько поспешили. Если бы они доложили о своем открытии капитану стражи Виссену, а не пытались расправиться с культом – если это действительно произошло – самостоятельно, трагедии, вероятно, можно было бы избежать.

Лорд Гроот кивнул.

– Да, – сказал он. – Наверное, так лучше. Подобная тактика, несомненно, неплохо работает в землях наших врагов, но здесь... – Он горестно покачал головой. – Здесь она лишила жизней и средств к существованию честных граждан Нульна. А это недопустимо.

Малакай грохнул по столу здоровенным кулаком. Лицо его стало краснее его собственного гребня.

– Пустоголовые идьеты! – рявкнул он. – У вас че, ума не боле, чем у стада овец? Вы запираете не тех! – Он ткнул пальцем в сторону Готрека и Феликса. – Кто нашел ворье, спершее порох? Кто разоблачил подонков-покупателей и узнал об их гнусных планах?

– У нас ничего, кроме их слова, – напомнил Виссен.

– Заткнись, ты! Ща я грю! – Малакай повернулся к Грооту. – Кста, насчет вины за пожар. Думаешь, эт тип, – он указал на Виссена, – и его людишки сработали б лучшее? Борода Грунгни, да те, из Пламени, засекли б их ране, чем ваши стражи протопали три пролета, засекли да и подпалили б все. Окромя нищих бедолаг мы б потеряли ще целый отряд. – Палец его вновь переместился на Готрека с Феликсом. – Гурниссон да юный Феликс ближ всех подошли к тому, шоб сцапать тех психов. И их вы вздумали запирать? У вас чо, мозги закипели?

Гроот умиротворяюще поднял руки.

– Никто никого не запирает, Малакай, – сказал он. – Отнюдь. Они всего лишь, э-э, скажем так, немного отдохнут, пока лорд Оствальд не рассмотрит произошедшее. Не сомневаюсь, что он одобрит все ими сделанное и отправит их по следу, как только переговорит с ними.

– И когда же мы увидимся с лордом Оствальдом? – поинтересовался Феликс.

– О, – Гроот яростно почесал голову, – ну, за ним послали.

Вперед выступил Лихтманн.

– Прошу прощения, Юлиан, но, полагаю, сегодня и завтра лорд Оствальд совещается с городским советом, обсуждает финансовые вопросы.

Гроот в смущении посмотрел на Готрека, Феликса и Малакая.

– Ну, значит, через день-два? Отдых пойдет вам на пользу. Выглядите вы действительно малость потрепанными.

Готрек прорычал:

– Ничего не обещаю.

Гроот и Виссен собирались запротестовать, но тут выступил Малакай.

– Я обещаю, – заявил он. – Ни Гурниссон, ни юный Феликс не выйдут из ворот Инженерного колледжа, пока не появится лорд Оствальд.

Гроот, нахмурившись, переглянулся с остальными, а Готрек уставился на Малакая.

– Ты ручаешься, что они будут хорошо себя вести? – спросил наконец Гроот.

– Угу, – ответил Малакай. – Коли выйдут из ворот, беру на себя полную ответственность за их действия.

Гроот кивнул.

– Отлично. Тогда отпускаю их под твою опеку. И спасибо, Малакай, за понимание.

Малакай фыркнул:

– О, я-то понимаю.

Они покинули территорию Имперской Оружейной палаты и двинулись по улице к Инженерному колледжу, а Готрек все продолжал сверлить Малакая взглядом.

– Ты и вправду намерен попытаться запереть меня? – спросил он наконец.

Малакай хихикнул.

– Э? Ессьно, нет! Из ворот вы не выйдете. Гномы не рушат обещания. Но есть у нас тама дырища в канализацию. Насчет дырищ я ничо не грил.

Когда они вошли в колледж, Феликс отправился в свою комнату, закрыл ставни, задернул занавески и лег. Но, как он ни устал, сон не шел. Разум переполняли осуждающие слова Виссена. Заступничество Малакая немного подбодрило, но Феликс никак не мог убедить себя в том, что вина за пожар не лежит, по крайней мере отчасти, на них. Может, действительно следовало сразу сообщить властям, а не вторгаться в молельню сектантов? Может, надо было сражаться с врагом как-то по-другому? Могли ли они сделать что-то иначе?

Во сне его преследовали треск пламени и крики умирающих.

Феликс проснулся от тихого стука. Когда он оторвал голову от подушки, в дверь просунул голову человек в мантии лекаря – и улыбнулся Феликсу.

– Прости, что разбудил, – сказал он. – Но профессор Макайссон попросил осмотреть тебя и сменить повязки.

Феликс пробормотал приветствие, приглашая лекаря войти, и попытался хотя бы сесть, чтобы принять гостя. Но тело так затекло и болело, что он едва шевелился. Врач помог ему, а потом мягко, но решительно приступил к работе. Сквозь охи и стоны Феликс улыбался. Может, Макайссон и псих, но о своих гостях он заботился.

Когда все ожоги и порезы были смазаны и перебинтованы и болезненный процесс натягивания одежды завершился, Феликс похромал через палату к мастерской Малакая, где вновь застал Готрека поглощающим обильный завтрак, а Малакая – слоняющимся среди своих изобретений. Истребитель тоже красовался в свежих бинтах, хотя и не столь многочисленных, как вчера. Феликс покачал головой. Неоднократно бывая тому свидетелем, он все же каждый раз удивлялся, как быстро заживают гномьи раны. Большинство ожогов Готрека уже превратились в бледно-розовые пятна, выглядящие знаками препинания среди татуировок.

Феликс шагнул к недостроенной стене комнаты и окинул взглядом город. Пожары в Трущобах по большей части погасли, но над горизонтом все еще висела пепельная и отнюдь не облачная пелена. Вздохнув, он сел за стол и положил себе ветчины и черного хлеба, налил чаю.

– Лучшее лекарство от уныния, юный Феликс, – быстрее поймать тех психов, пока они не натворили че похуже, – сказал Малакай и фыркнул. – Капитан стражи Виссен не словит их, эт точно. Он, ессьно, тама, хватает и хлещет кого ни попади, но ответов не получит, эт как пить дать.

Феликс кивнул, хотя и не был так уж уверен. Лучшим лекарством было бы вообще не позволить безумцам устроить пожар.

Петр появился в дверях, когда Феликс сделал первый глоток чаю. Молодой человек торопливо двинулся вперед, запнулся о бухту троса, но добрался до стола и остановился, откинув с лица буйные пряди.

– Хорошие новости, профессор, – сказал он, близоруко щурясь. – Мейер из Оружейной палаты сообщил, что новая пушка остыла. Дефектов нет.

– Угу. Впрямь новости хороши, – кивнул Малакай.

– Остается только, – продолжил Петр, – снять окалину, отшлифовать ствол изнутри и отполировать снаружи.

– И сколько времени это займет? – спросил Феликс.

– Мейер сказал, что кузнецы в курсе срочности дела и будут работать круглые сутки, – ответил Петр. – К послезавтрашнему утру все будет готово.

Малакай горестно покачал головой.

– Людишки слишком спешат. Гномам потребовалось б недели две, не мене. – Он пожал плечами. – Но нам надо поторапливаться, так чта, можа, быстрее ща и лучше.

– Два дня. – Готрек крякнул. – Достаточно времени, чтобы найти этих трусов в масках. Ешь быстрее, человечек. Я хочу заглянуть в канализацию.

– Петр, – сказал Малакай. – Ступай к дворецкому, возьми ключ от двери коллектора.

– Да, профессор.

Петр развернулся и выбежал из комнаты, споткнувшись по пути о ту же самую бухту троса.

Феликс покачал головой. Как этот мальчик вообще дожил до своих лет?

Когда они с Готреком шагнули из подвала Инженерного колледжа в канализацию, Феликс содрогнулся. Все было в точности как двадцать лет назад: щербатые кирпичные стены, низкий сводчатый потолок, река грязи, вяло текущая между двух узких уступов, крысы, прыснувшие во тьму, постоянные плеск и капель, влажная вонь, тут же забившая ноздри. Снова нахлынули воспоминания – здесь закончилась битва со скавенами, напавшими на Инженерный колледж, когда пробивший пол паровой котел рухнул сюда, наполовину погрузившись в вязкое «варево». Феликс поежился. Походы в канализацию никогда к добру не приводят.

– Удачи, господа, – сказал Петр, закрывая на ними тяжелую дверь.

Створка захлопнулась, и тут же раздался оглушительный визг.

Готрек и Феликс стремительно развернулись, выхватив оружие и вскинув фонари. Но за их спинами ничего не было.

– Все в порядке, Петр? – окликнул Феликс, когда дверь вновь на дюйм приоткрылась.

– Ничего, – прохрипел молодой человек. – Ничего. Просто прищемил палец... чуть-чуть. Удачи.

Дверь снова закрылась, на сей раз медленно, и Готрек с Феликсом услышали щелчки поворачиваемого ключа, лязг задвигаемого засова и тихие стоны.

Готрек фыркнул.

– Такого неуклюжего гнома удавили бы при рождении.

Феликс нахмурился.

– Откуда при рождении знать о его неуклюжести?

– О его? Не сомневаюсь, что он споткнулся, вылезая из утробы. – Готрек двинулся по туннелю. – Идем, человечек, Оружейная палата там.

Они шли медленно, поскольку Готрек изучал стены с обеих сторон, мотаясь взад и вперед по гранитным плитам, через равные промежутки положенным в качестве мостов над зловонной жижей. Время от времени Истребитель бормотал под нос, но внятного ничего не говорил.

Чуть погодя Готрек вскинул голову.

– Кто-то впереди. – Он крадучись двинулся туда с топором наготове. Феликс покрепче стиснул эфес меча. Пока они скользили по изгибу туннеля, вглядываясь в становящийся все ярче мерцающий свет факела, все возможные ужасы промелькнули в воображении Феликса. Кто там, крысолюды? Сектанты Очищающего Пламени? Мутанты?

– Стой, кто идет?

Из-за поворота показались трое солдат из городской стражи Нульна – с высоко поднятыми факелами. Увидев Готрека с Феликсом, они застыли, нервно выставив перед собой копья.

– Кто здесь? – снова выкрикнул сержант. – По какому делу?

Готрек раздраженно закряхтел. Феликс вздохнул. Он и забыл, что Виссен собирался отправить вниз патрули. М-да, вышло чуток неловко.

– Может, отступим? – шепнул он Готреку, пока стражники приближались.

– Нам нужно найти порох, – буркнул Готрек.

– Да. Но ради этого мы не станем убивать стражу. У нас и без того вдоволь проблем.

– Выходите, чтоб вас! – рявкнул сержант. – На свет! Что вы делаете тут внизу?

– Мы можем вернуться позже, – продолжил Феликс. – Теперь мы знаем, что они здесь, и сумеем в следующий раз разминуться с ними.

Готрек заворчал, но в итоге кивнул и начал пятиться.

– Да это Истребитель, и тот, другой, – сообразил один из стражников. – Это они сожгли Трущобы!

– Что им тут надо?

– А ну, стой! – крикнул сержант. – Вы не должны были покидать колледж!

Стражники потрусили вперед.

Готрек выругался и остановился. Феликс, застонав, замер рядом с ним.

Добежав до них, сержант указующе повел копьем.

– Сдайте оружие и пройдемте со мной. Капитан стражи Виссен непременно захочет услышать...

– Так расскажи ему об этом, – рявкнул Готрек. Рука его взметнулась, стиснула древко копья сержанта, повернула – и сержант, качнувшись влево, с громким всплеском рухнул в смердящий канал.

Когда сержант вынырнул, задыхаясь, кашляя и отплевываясь, Истребитель повернулся к другим стражникам и проскрежетал:

– Желаете присоединиться к нему?

Солдаты попятились, выпучив глаза, потом развернулись и побежали, криками и свистом призывая подкрепление.

Сержант, по пояс в жиже, побрел за ними.

– Вернитесь, трусы! Как вы посмели бросить старшего офицера!

Готрек мерзко хихикнул и собрался уже продолжить путь, но в туннеле послышались ответные крики и свист. Выругавшись, гном развернулся.

– Верно, человечек, – сказал он. – Вернемся позже. Посмотрим, что творится в Лабиринте.

Феликс нахмурился.

– В Лабиринте? Разве это разумно? Едва ли нам там сейчас будут рады.

– А где нам рады? – хмыкнул Готрек.

Феликс шел по Трущобам с тяжелым сердцем. Мужчины и женщины Лабиринта катили по улицам обугленные пожитки на тачках и легких повозках, их детишки тащились следом. Большие подводы везли в противоположном направлении бревна, кирпичи и известь. Жрецы Морра уносили черные тела погибших.

Феликс накинул капюшон, пряча лицо, но Готрек не скрывал ни опаленного гребня, ни шрамов от ожогов, и – чего и боялся Феликс – они привлекали внимание. Люди пялились на них. Некоторые перешептывались за их спинами, но никто не приближался. Возможно, при свете дня, когда огонь ненависти несколько охладел, погорельцы не пылали желанием связываться с таким грозным на вид гномом. Однако Феликса это не успокаивало. Чтобы вновь подтолкнуть жителей Трущоб к насилию, много не надо. Один гневный голос, один указующий палец – и они опять набросятся всей толпой.

Бард задерживал дыхание каждый раз, когда они проходили мимо очередного агитатора на углу, рассказывающего собравшейся вокруг кучке народа о том, что в пожаре виновата графиня, или аристократы, или торговцы, что это богатые сожгли бедных, чтобы очистить пространство для новых складов и фабрик. Пропагандисты подстрекали жителей Трущоб восстать и громить купцов, знать и жирных жрецов, поддерживающих их.

Готрек задержался возле одного оратора, пристально разглядывая его. Человек стоял на деревянном ящике у входа в проулок. Его окружала горстка сподвижников, раздающих листовки и негромко переговаривающихся со слушателями. Феликс нервно переминался около – ему не терпелось двинуться дальше, пока кто-нибудь не заметил их и не потребовал их голов.

– Не этот ли голос мы слышали ночью? – спросил Готрек.

Феликс закрыл глаза и прислушался. Голос звучал знакомо, но точной уверенности не возникло.

– Не знаю. Речь определенно похожа на проповеди Очищающего Пламени, но эти люди без масок...

Готрек принялся проталкиваться сквозь толпу.

– Если кто-то вопит, как гоблин, и воняет, как гоблин...

– Готрек, подожди, – прошипел Феликс. – За нами же погонится вся округа! На нас и так посматривают...

Готрек замер, размышляя, потом кивнул.

– Угу. Нужно добыть одиночку. – Он поднялся на цыпочки и принялся вглядываться в толпу. – Сюда, – сказал наконец Истребитель и двинулся по улице прочь от ораторов.

Следом за ним Феликс обошел квартал и нырнул в проулок. Готрек уверенно шагал по зигзагам лабиринта глухих улочек – и остановился наконец в тени проулка прямо за спиной агитатора и его товарищей.

– Вот. Замани одного.

– Заманить?.. Как?

Готрек пожал плечами.

– Ты же разбираешься в уловках.

Феликс застонал.

– Ладно. Попробую.

Он бочком подобрался к выходу из переулка и огляделся. Итак, он находится сзади и чуть левее пропагандистов. С этого места Феликс хорошо видел лица слушающих. Оратор уже основательно завел толпу. Люди поддерживали его криками, потрясали кулаками. Они были рассержены и настроены на драку. Один из приятелей оратора стоял прямо перед Феликсом, лицом к толпе, с охапкой листовок в руках.

Феликс надвинул капюшон на глаза, выступил из тени и махнул мужчине.

– Эй, дай-ка взглянуть.

– Конечно, брат, – ответил тот и направился к Феликсу, протягивая листовку. – Видел ли ты пожары прошлой ночью? Потерял ли свой дом из-за подлости землевладельцев?

– О да. – Феликс взял листовку и, не прерывая движения руки, приставил острие кинжала к животу мужчины. – И я видел поджигателей.

Агитатор опустил глаза, потом поднял их – и встретился со взглядом Феликса.

– Ты! – выдохнул он.

– Закричи – и умрешь, – предупредил Феликс. – А теперь – в проулок.

Человек замешкался, дернулся было назад, но Феликс поймал и выкрутил его руку, а кинжал придвинул чуть ближе. Мужчина заскулил, глаза его расширились.

– Тс-с-с, – прошипел Феликс. – Идем.

Вместе с мужчиной он свернул в переулок, склонившись над листовкой так, словно изучая ее, и продолжая крепко прижимать кинжал к животу «собеседника».

– Чего ты от меня хочешь? – прошептал агитатор, когда тени накрыли их.

– Я? Я – ничего. Это он хочет поговорить с тобой. – Феликс кивнул в глубь проулка.

Готрек выступил вперед, сверкая единственным сердитым глазом.

Агитатор отпрянул, едва не вырвавшись из хватки Феликса.

– Гном! – вскрикнул он. – Да защитят меня силы тьмы!

Рука Готрека взметнулась и стиснула шею человека. Одним рывком Истребитель поставил пленника на колени.

– Кто твои вожаки? – прорычал он.

– Вожаки? – прохрипел пропагандист. – Я не знаю, что ты...

Толстые пальцы Готрека сжались, и фраза человека завершилась сдавленным писком.

– Кто твои вожаки? – повторил Истребитель.

– Я... я... – просипел мужчина. – Я не знаю.

Готрек хлопнул его по уху. Раздался треск, точно сломалась ветка.

Мужчина взвыл от боли. Готрек ладонью зажал его рот, переждал, когда крик оборвется, и отпустил.

– Кто?

– Клянусь, не знаю! Мы никогда не видели их без масок!

– А как насчет этого, оратора? – спросил Феликс.

– Он выше меня по положению, – ответил мужчина. – Но он всего лишь лидер тринадцати. Он делает то, что ему говорят, как и остальные из нас.

– И кто же говорит ему, что делать?

– Предводители. Те, кто в масках.

– Может, он знает, кто они, – предположил Феликс.

– Никто не знает, – ответил агитатор.

– Хочу услышать это от него, – буркнул Готрек и огляделся. Его привлекла хлипкая деревянная дверь, ведущая в заднюю часть соседнего жилого дома. – Открой, – велел он Феликсу и подтащил сектанта ближе к выходу из проулка.

Феликс дернул дверь. Та оказалась не заперта. Что же, он открыл ее.

Готрек встряхнул агитатора.

– Кричи имя, – рявкнул он.

– Имя?

– Одного из своих «братьев». Кричи его имя. Зови его сюда.

– Э, я...

Готрек снова отвесил ему затрещину.

– Зови!

Мужчина вскрикнул от боли и проскулил:

– Гаральд.

Готрек занес кулак.

– Громче!

– Гаральд, иди сюда! – взвизгнул человек. – Быстрей! Ты мне нужен!

– Хорошо, – кивнул Готрек и одним движение сломал шею сектанта.

Мужчина вяло повалился на землю – мертвый. Готрек оставил его лежать перед дверью, вошел в здание и вытащил из-за спины топор. Феликс шагнул за ним.

– Закрой.

Феликс затворил створку, достал меч и посмотрел на Готрека.

– Ты убил его.

– Угу.

Гном прижал ухо к двери. Феликс нахмурился, но последовал его примеру.

Они услышали шаги, оклик, потом – крик тревоги.

Шаги приблизились.

– Дольф! – прозвучал голос по ту сторону двери. – Дольф! Что случилось?

Феликс напрягся.

– Рано, – буркнул Готрек.

Шаги быстро удалились, и с улицы раздались громкие голоса. Речь оратора прервалась, потом продолжилась на заднем плане. Голоса приблизились. Кажется, людей было четверо.

– Что с ним случилось?

– Не знаю. Но, думаю, он мертв.

– На него напали?

– Ран не видно.

– Может, у него сердце остановилось.

– Давайте поднимем его.

– Сейчас, – решил Готрек. – И не шуметь.

Он толчком распахнул дверь. Четверо мужчин склонились над трупом сектанта. Готрек зарубил двоих, оказавшихся ближе к нему, прежде, чем они подняли глаза. Феликс пронзил третьего, бросившего покойника и потянувшегося к мечу. Четвертый разинул рот, чтобы закричать, но Готрек раскроил его череп до самой шеи, не дав издать и звука.

– Внутрь, – велел Истребитель. – Оставь первого.

Он сам подхватил два тела за воротники и поволок в дом.

Феликс стиснул запястье третьего и тоже потащил. Труп ударился о косяк. Феликс бросил его рядом с остальными. Последнего Готрек швырнул сверху. Желудок Феликса скрутило. Он и не помнил, чтобы им приходилось убивать кого-то столь же не подготовленного к смерти, как эти умершие только что люди. Не было тут ни чести, ни героизма. Они с Истребителем буквально застали их врасплох.

– Это было...

– Тихо. – Готрек, держа топор наготове, закрыл дверь и снова приложил к ней ухо.

Прошло несколько минут, прежде чем в проулке раздался еще один недоумевающий голос и прозвучал новый крик тревоги. На этот раз речь оратора остановилась, и Феликс услышал, как тот просит толпу подождать его минуту.

Потом голос пропагандиста зазвучал вновь, уже в проулке.

– В каком смысле – исчезли? Как они могли исчезнуть? Что?.. – Шаги замерли перед дверью. – Он что, пьян? Дольф! Вставай! Ну-ка, подними его. Гаральд! Феодор! Где вы?

Готрек открыл дверь. Над телом склонились двое, а третий, оратор, стоял позади них, уперев руки в бока. Топор Готрека мигом прикончил первых двух сектантов, после чего гном прыгнул к главарю и пнул его в живот. Мужчина, задохнувшись, согнулся пополам – и со стоном рухнул на плечо Истребителя. Готрек, таща его, повернулся к двери.

У входа в проулок раздались громкие крики. Там толпилась группка любопытных – они вопили, тыкали пальцами и звали на помощь.

Готрек скрылся в доме. Феликс захлопнул дверь. Готрек швырнул оратора на землю и принялся баррикадировать вход трупами сектантов. Снаружи по двери забарабанили кулаки, но створка не подалась.

Истребитель, подобрав оратора, снова взвалил его на плечо.

– Идем, человечек.

Он пронес сектанта по дому, вытащил на улицу – и тут же нырнул в другое здание, напротив, сразу двинувшись к лестнице в подвал.

Спустившись, Готрек бросил человека на грязный пол, среди груд мусора и ломаной мебели, придавил его грудь коленом и приставил топор к шее, рявкнув:

– Кто твои вожаки?

Оратор тупо моргал, оглушенный и перепуганный. Сглотнув, он выдавил:

– Я... у меня нет вожаков. Я сам лидер.

Костистый кулак Готрека сломал ему нос.

– Кто твои вожаки?

Кровь красной рекой залила щеки мужчины.

– Я... я не знаю! Они носят маски!

Готрек занес кулак.

Феликс поморщился и шагнул вперед.

– А как ты думаешь, кто они?

Глаза человека расширились.

– Я не смею! Я не могу!

Готрек ударил снова, окончательно превратив нос бедолаги в лепешку. Человек закричал.

– Теперь посмеешь? – прорычал гном.

Оратор сплюнул кровь и посмотрел на Готрека. В глазах его вспыхнул безумный огонек.

– Делай что хочешь, гном. Боль заканчивается со смертью, но, если я предам своих хозяев, смерть станет всего лишь началом боли.

Готрек подался вперед, придавив мужчину немалым весом, и крепче прижал топор к шее допрашиваемого.

– А что, если смерть запоздает?

– Она уже пришла! – выкрикнул оратор и дернул головой вперед и вбок, перерезая свое горло о лезвие топора.

Феликс охнул, когда голова мужчины запрокинулась. На шее покойника зияла глубокая рана, похожая на второй рот. Из нее потоком хлынула кровь.

Готрек с досадой отстранился.

Феликс вздохнул. Не нравилось ему это все.

– Напрасный труд, – сказал он. – Мы знаем не больше, чем в самом начале.

– Убийство семерых слуг Губительных Сил – труд не напрасный, – возразил Готрек, поднимаясь. – Но ты прав. Эти рядовые ничего не знают. И мы ничего от них не узнаем о хозяевах.

Феликс кивнул.

– И не думаю, что мы отыщем их хозяев в Лабиринте.

Готрек, хмурясь, вытер топор о рубаху оратора.

– Они хорошо себя защитили, чтоб им пусто было. – Убрав топор за спину, он направился к лестнице. – Идем, человечек. Выпивка поможет мне думать.

Когда они, завернув за угол, оказались на улице, где располагалась «Слепая свинья», Готрек охнул так, будто его подстрелили. Феликс вскинул глаза – и разинул рот. Таверна исчезла – превратилась, как и большинство соседних домов, в груду обугленных балок и дымящихся черных обломков. На улице перед развалинами, сгорбившись на перевернутом ведре и спрятав лицо в ладонях, сидел Хайнц – закопченный, в перемазанной сажей одежде. На руках его вздулись пузыри ожогов.

Готрек остановился посреди улицы, глядя на печальную картину. Феликс тоже застыл. Позади них резко остановилась карета.

– Кто-то за это умрет, – заявил Готрек.

Феликс кивнул, но раздражающий голос в его голове в очередной раз поинтересовался, не они ли с Готреком ответственны за пожар. И если так, убьет ли Истребитель их?

– Привет, Феликс, – раздался позади знакомый голос. – Привет, Истребитель.

Феликс повернулся. Из окна кареты выглядывал некто с капюшоном на голове и вуалью на лице. За черными кружевами вуали угадывались белые волосы.

– Ульрика. Что ты здесь делаешь?

– Я искала вас, – ответила она. – Моя госпожа желает поговорить с вами. Попросить об одолжении.

Готрек оторвал взгляд от развалин таверны Хайнца и перевел его на нее.

– Клятвопреступница просит об одолжении?

В голосе его звучали опасные нотки.

– Это касается Очищающего Пламени, может помочь разоблачить их предводителей и выяснить, что они сделали с порохом.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Готрек долго пристально смотрел на Ульрику, потом снова повернулся к «Слепой свинье».

– Иди ты, – бросил он Феликсу. – У меня дела.

– Я? – Феликсу не понравилась идея отправиться в логово вампирши-графини в одиночку. Да, раньше она вела себя вполне благородно, но с вампирами никогда ни в чем нельзя быть уверенным. – Но ведь именно эту информацию мы, возможно, и ищем.

– Без меня будет лучше, – заявил Готрек. – Я не доверяю своему топору в ее присутствии.

– А я в ее присутствии не доверяю своей шее, – ответил Феликс, но Готрек уже шагал к Хайнцу – и не оглянулся. – Ладно, что ж... тогда я, наверное, пойду.

Феликс шагнул к карете. Ульрика открыла перед ним дверь. Сквозь вуаль он видел острые белые зубы – Ульрика улыбалась ему. Феликс сглотнул, охваченный одновременно страхом и возбуждением, потом пожал плечами и залез в карету.

Ульрика постучала костяшками пальцев по потолку, и они поехали. Она задернула шторки, сбросила капюшон, откинула вуаль и уселась поудобнее, глядя на него мерцающими в свете рожковой лампы глазами. Волосы ее оказались обрезаны еще короче, чтобы не так были заметны участки, обгоревшие прошлой ночью, и на мужчину она походила еще больше обычного.

Феликс неуютно поежился, не зная, что говорить и куда смотреть. Она была так прекрасна – и все-таки лишала спокойствия. Так похожа на женщину, которую он когда-то знал и любил, и в то же время не имела с ней ничего общего...

– Я вспоминаю тебя тепло, Феликс, – заговорила она первой, прервав долгое молчание. – А ты меня?

Феликс нахмурился. Воспоминания о времени, проведенном с ней, затопили его сознание, и он почувствовал, как в душе загорелось желание. И в то же время самодовольная ухмылка, искривившая ее губы, когда она задала вопрос, неприятно напомнила ему о ее избалованности, о том, что она всегда считала, что ей все должны, – и это всегда раздражало его. Они часто ссорились – из-за совершенных мелочей. Даже тогда она была для него чужой. Дворянка. Кислевитка. Прирожденный боец. У нее было так мало общего с чрезмерно образованным сыном торговца из Альтдорфа, который считал себя скорее поэтом, чем солдатом. Их представления о мире так отличались друг от друга, словно они принадлежали к разным расам.

Что же, теперь именно так и было.

И все-таки самыми яркими, самыми прочными воспоминаниями о ней были не ссоры, не угрюмое молчание, не ревность и печаль в самом конце, когда все уже разваливалось, но общий смех, скачки верхом, забавы в постели, фехтование как мечом, так и словом, а больше всего – наслаждение бросаемым ею вызовом.

– Да, – произнес он наконец. – Несмотря ни на что, я по-прежнему вспоминаю тебя... тепло. – Он закашлялся, будто подавившись неожиданной мыслью. – И кстати... ты общалась... с Максом... после того, как...

Снова все та же широкая ухмылка.

– Все еще ревнуешь, Феликс?

– Вовсе нет! – горячо запротестовал он. – Просто интересно, что он думает о том... что случилось.

– Конечно, – проворковала она. – Конечно. Нет, я не общалась с герром Шрейбером после моей... «кончины». Он, полагаю, в Альтдорфе. Учительствует. Не уверена, что он бы обрадовался моему визиту, и, если честно, я и не пыталась разыскивать его. – Она нахмурилась и коснулась своей груди. – Сердце мое уже не работает так, как прежде. Теперь его ничто не трогает.

В первый раз выбранная ею маска лукавого веселья чуть соскользнула, и Феликсу показалось, что лицо Ульрики на миг затуманила тень боли.

– Э, – выдавил Феликс в наступившей тишине. – Ну, так как ты поживаешь?

Ульрика фыркнула, потом захихикала, потом сложилась пополам от хохота. Наконец она откинулась на спинку сиденья и посмотрела на него, полуприкрыв глаза.

– Ох, Феликс, как я скучала по тебе. – Она вздохнула и перевела взгляд на красный узорчатый потолок. Ее длинные белые пальцы бесцельно блуждали по кожаной обивке скамьи. – Это не так-то легко, стать одним из темных повелителей ночи. Сперва нужно научиться владеть собой, своими аппетитами. Это трудно. Голод временами... всепоглощающий. Желание рвать, убивать, выпивать жертв досуха... – Она облизнула губы, взгляд ее на миг остановился на шее Феликса – и быстро метнулся в сторону. Ульрика кашлянула. – Да, у некоторых это так и не проходит. К счастью, у меня был прекрасный, очень терпеливый учитель, открывший без утайки всю мудрость своей многовековой жизни. Графиня Габриелла, несмотря на то что думает о ней твой угрюмый спутник, выполнила свою клятву и научила меня контролировать животный голод, показала, как пить и смаковать, а не жрать и убивать. Она научила меня, как пользоваться обретенными силами и, что куда важнее, как скрывать их. Ознакомила меня с разветвленным генеалогическим древом родов Нехекхары и рассказала о вражде и междоусобной зависти, которые угрожают им.

Феликс нахмурился. Ему трудно было представить генеалогическое древо, на ветвях которого никто не состоит друг с другом в родстве.

– Она не всегда добрая госпожа, – продолжила Ульрика, и в глазах ее мелькнула искра эмоций – то ли боль, то ли гнев, то ли страх. – Порой она жестока. Думаю, это часть нашей природы. Бывает, что я съеживаюсь под хлыстом ее недовольства. Она осторожна, как и любой в ее шатком положении, – всегда наготове, всегда опасается предательства, неосторожных слов или опрометчивых поступков, которые могут выдать, кто она на самом деле. Озабоченная этим, она иногда бранит меня за излишний риск или за то, что я завожу дружбу с людьми, не находящимися всецело под моим контролем. – Она пожала плечами. – Но я обязана ей жизнью – или, скорее, моей несмертью. Потому что если бы она не взяла меня под свое крыло после того, как безумец, идиот Адольф Кригер обратил меня, я была бы уже мертва, мертва по-настоящему, и дня не прошло бы – погибла бы либо от солнца, либо от топора Гурниссона, либо на костре, разожженном какими-нибудь крестьянами, так что я не могу говорить о ней слишком резко. – Она хихикнула. – Полагаю, в этом я отношусь к ней как любая дочь к своей матери, а?

Она вдруг подалась вперед. Лицо ее стало встревоженным.

– Послушай, Феликс. Ты уже встречался с ней. На самом деле ты познакомился с ней даже раньше, чем я. Она и тогда была осторожна. Но ты, прежде чем заговорить с ней, помни, что из-за диких планов Адольфа Кригера и других введенных в заблуждение безумцев среди нашей аристократии ее склонность к осторожности возросла многократно. Она по-своему так же подозрительна, как Истребитель, и крайне неохотно оставляет в живых тех, кто, по ее мнению, угрожает ее существованию. Так что... – Она замешкалась, потом, как бы извиняясь, пожала плечами. – Так что будь вежлив, хорошо, Феликс?

Феликс сглотнул.

– Я... я постараюсь.

– Спасибо, – сказала она, а потом усмехнулась. – Честно говоря, я очень рада, что Готрек решил не ходить.

Они проехали на восток, по Торговой улице, через Рейкплатц, мимо приземистой серой ратуши Нульна, за которой возница Ульрики повернул на юг. Карета покатилась по крохотным, все еще оживленным улочкам Гандельбезирка. Богатые торговцы как раз закрывали конторы и шли в клубы или по домам, беседовали или выпивали в кафе и тавернах, выстроившихся вдоль улиц.

После еще одного поворота на восток, на тихую боковую улочку, Феликс и Ульрика оказались среди богатых ухоженных частных домов. Из разделенных на аккуратные ромбы окон лился теплый свет ламп. Кучер направил экипаж в боковой проулок, и они въехали в ворота каретного двора.

Феликс вышел из кареты следом за Ульрикой и принялся разглядывать задний фасад крепкого респектабельного четырехэтажного дома. Он не знал, чего ожидал, но точно не этого. Дом не имел ничего общего с огромным мрачным замком Кригера в туманной Сильвании. Высоченные базальтовые стены, ухмыляющиеся горгульи и дурные предчувствия тут определенно отсутствовали.

Из каретного сарая вышли конюхи, принялись распрягать лошадей, а Ульрика направилась к задней двери.

– Было бы правильнее провести тебя через парадную дверь, – сказала она, – но любопытные глаза есть повсюду, как говорит графиня, а она не хочет, чтобы кто-либо мог связать ее с тобой – ради вас обоих. – Она взялась за засов, но остановилась и оглянулась на Феликса. – Забыла упомянуть еще кое-что. Здесь, в Нульне, графиня – не графиня Габриелла из Сильвании, но мадам Селеста дю Вильморен, из Куронни, бретоннская аристократка.

– Хорошо, – откликнулся Феликс, недоумевая, к чему ему эта информация.

Ульрика открыла дверь и провела его в маленькую комнату, от которой тянулись в тень темные коридоры. Где-то в доме слышались женский смех и тихая музыка. Ульрика направилась к узкой винтовой лестнице у левой стены и стала подниматься. Феликс последовал за ней.

– Графиня... – Он осекся. – Извините, мадам дю Вильморен принимает гостей?

– Ее девушки принимают, – ответила Ульрика.

– О... – Феликс покраснел. – О, понимаю.

Ульрика улыбнулась.

– Никто не добывает секреты лучше, чем проститутки.

Они миновали три этажа, и с каждого неслись смех, пение и другие, куда более интимные звуки.

На четвертом этаже было гораздо тише. По центру широкого, обшитого панелями коридора тянулся толстый аравийский ковер. На стенах через равные промежутки висели отделанные стеклярусом алые лампы, бросающие на все вокруг рубиновые отблески. Ульрика подошла к одной из дверей в середине коридора и негромко постучала. Чуть погодя дверь открылась, и из нее выглянуло юное создание в синем шелковом платье. Феликс задохнулся. Такой красоты он в жизни не видел. Ну просто маленькая фарфоровая куколка со светлыми локонами, понимающей улыбкой и огромными голубыми глазами. Едва ли ей было больше пятнадцати.

– Герр Ягер, – промурлыкала Ульрика, наклонив голову. Блондинка сделала реверанс, приветствуя Феликса.

– Добро пожаловать, господин. Вас ожидают. Пожалуйста, входите.

Феликс неуверенно посмотрел на Ульрику.

Она усмехнулась.

– Совершенно безопасно, Феликс. Уверяю тебя. – И зашагала дальше по коридору. – Я пока переоденусь, сменю охотничий наряд. Вскоре я присоединюсь к вам.

Феликс нерешительно проследовал за миниатюрной красавицей в роскошно обставленную прихожую. Здесь крохотные дамские стульчики окружали низенькие лакированные столики, уставленные вазами с пышными букетами и изысканными статуэтками. Хрустальные люстры озаряли нежным светом предметы быта праздной дамы: клавесин, раму для вышивания, книгу, открытую на иллюстрации с изображением цветка. Все тут выглядело слишком хрупким, страшно было даже дотронуться до чего-либо...

– Присаживайтесь, пожалуйста, герр Ягер, – пригласила блондинка. – Я доложу мадам о вашем прибытии.

Она исчезла в дальней комнате, и Феликс осторожно опустился на один из изящных стульев, пытаясь ничего не задеть ножнами. Стул выдержал. Облегченно вздохнув, бард огляделся. Что-то с этой комнатой было не так. Вроде бы она должна была казаться мирной, изысканной, женственной – но отчего-то, непонятно отчего, нервировала. Чувствовалось в ней какое-то противоречие. Взгляд растерянно блуждал по комнате. Вот покрытые эмалью часы тихо тикают на каминной полке. Вот картины, висящие на обтянутых красной парчой стенах, изображающие молодых влюбленных, прогуливающихся по залитым солнцем дорожкам, и девушек на увитых цветочными гирляндами качелях. Вот позолоченный кувшин и чашки на буфете.

И тут его осенило. В комнате не было окон. Не то что бы они были заколочены или завешены. Они просто отсутствовали.

Внутренняя дверь открылась. Феликс повернулся, собираясь встать, – и застыл в нелепой позе, парализованный представшим перед ним зрелищем. Из комнаты вереницей выходили юные женщины, все в простых элегантных белых платьях, как послушницы монастыря Шалльи, только с непокрытыми головами, – и все они были ошеломляюще, болезненно прекрасны.

Сердце Феликса споткнулось, когда первая посмотрела ему в глаза. Девушки великолепнее он в жизни не видел. Темноглазая брюнетка с ярко-красными губами и безупречной фигурой. Затем взгляд его встретился со взглядом той, что шла за ней. Сердце Феликса упало. Девушки великолепнее он в жизни не видел. Изящная, просто воздушная блондинка с царственным носиком и величавой осанкой сказочной принцессы. А та, что шла следом...

Феликс поспешно потупился и стиснул зубы. Как глупо. Но какой бы мужчина не выставил себя дураком в такой ситуации? Каждая из девушек казалась очаровательнее прочих, и каждая – совершенно по-своему. Откуда они пришли? Зачем они здесь? Не справившись с собой, он все-таки проводил взглядом ослепительную цепочку, проскользнувшую мимо него в коридор.

– Мадам примет вас сейчас, герр Ягер, – раздался за спиной тонкий голос.

Феликс чуть не подпрыгнул и виновато обернулся, едва не перевернув тонконогий столик с катайской вазой. Пошатнувшийся сосуд он успел подхватить, но, ставя на место, едва не уронил.

Маленькая блондинка придерживала внутреннюю дверь и прикрывала ладошкой рот, пряча улыбку.

– Сюда, герр Ягер.

Следом за ней Феликс вошел в теплый, освещенный свечами будуар. Комната выглядела более темной, более мрачной, чем предыдущая, хотя и не менее элегантной. Повсюду стояли книги, висели портреты прекрасных дам в старинных платьях. Кушетки и кресла были обиты парчой и бархатом бордового и кобальтового оттенков. На возвышении в дальнем конце комнаты вздымалась, словно алтарь, массивная кровать с балдахином. Полог был задернут.

Сбоку, перед большим камином с причудливой резной облицовкой до самого потолка, стоял роскошный шезлонг с кисточками и бахромой, на котором полулежала женщина, известная Феликсу как графиня Габриелла Нахтхафенская, одетая в халат из темно-красного шелка, складки которого ниспадали на пол, точно потоки крови. Внешне она совершенно не изменилась с тех пор, как он видел ее в последний раз, оставшись все такой же красавицей лет тридцати, с гладкой алебастровой кожей, густыми черными волосами и блестящими черными глазами, с миниатюрной, но совершенной фигурой. Каждое движение ее было преисполнено струящейся кошачьей грации.

– Добро пожаловать, герр Ягер, – произнесла графиня шелковым голосом с мягким бретоннским акцентом. – Вы не постарели ни на день.

Она протянула ему руку для поцелуя.

– Как и вы, мадам. – Феликс, улыбнувшись, склонился над рукой графини. Когда они виделись в прошлый раз, она говорила с альтдорфским акцентом. Похоже, к самовольному присвоению происхождения она подошла весьма серьезно.

Графиня повела кистью.

– Присаживайтесь, пожалуйста.

– Благодарю, мадам. – Феликс опустился в бархатное кресло.

– Астрид, – произнесла графиня, когда появившаяся рядом с Феликсом маленькая блондинка поставила возле его локтя поднос со сладостями и бокал с вином. – Удостоверься, пожалуйста, что капитан Рейнгельт все еще спит, и можешь удалиться.

– Да, миледи. – Девушка присела в реверансе, а потом шагнула к покрытой балдахином кровати. Отодвинув занавеску, она заглянула внутрь и повернулась к графине. – Он спит, миледи.

– Отлично, – кивнула графиня.

Девушка снова сделала реверанс и молча выплыла в прихожую. Феликс с тревогой покосился на кровать. Что случилось с бедным капитаном Рейнгельтом, кем бы он ни был?

Повернувшись к графине, Феликс встретил ее пристальный взгляд. Бард вздрогнул. Она улыбнулась.

– Вам удобно, герр Ягер?

Феликс хмыкнул.

– Не знаю, было ли мне когда-нибудь в жизни настолько удобно – и одновременно настолько неудобно.

Графиня рассмеялась: точно зазвенел чистый серебристый водопад наслаждения.

– Вы не первый, герр Ягер, на кого это место производит подобное воздействие.

– А... – Феликс мотнул головой, указывая на дверь. – Эти... юные девушки. Они все?..

– Ни одна, – ответила графиня. – Мы в нашем сестринстве не разбрасываемся даром крови. Это просто девушки – жертвы собственной красоты, которых я спасла и привела сюда, чтобы они могли научиться женским искусствам в моем... гм-м-м... в моем ателье.

Феликсу потребовалось некоторое время, чтобы нащупать смысл в хитросплетении ее цветистых формулировок.

– Вы похищаете красивых девочек и учите их ремеслу блудниц?

Графиня Габриелла улыбнулась с привычной непринужденностью.

– Ваша прямота забавляет, герр Ягер. Но нет, девочек выкупают из приютов или спасают с улиц, и хотя некоторые из них действительно могут найти работу в этих стенах, лучшие станут женами и любовницами самых богатых, самых влиятельных дворян и купцов Старого Света и проживут свой век в роскоши и праздности, о которых в своей прошлой жизни и не мечтали.

– Шпионя на вас и ваше «сестринство», – завершил Феликс.

Графиня кивнула:

– Естественно. Каждый хочет видеть отдачу от своих вложений.

Феликс открыл рот для остроумного ответа, но тут улыбка графини исчезла, словно ее и не было вовсе.

– Однако к делу.

Феликс выпрямился, ожидая, когда женщина заговорит, но, несмотря на свои же слова, она молчала, сверля его взглядом, словно охотник на ведьм, пытающийся проникнуть в душу пленника.

– Прежде чем мы начнем, – произнесла она наконец, – я должна задать вам вопрос. – Она чуть подалась вперед, ее халат распахнулся, открывая мягкие белые полукружия грудей. – У меня есть сведения, которые помогут нам обоим в борьбе против гнусных сектантов, и я готова поделиться этой информацией с вами, но сперва мне надо убедиться, что ни вы, ни ваш спутник не намерены причинить вреда мне и моим сестрам и что вы не разоблачите и не нападете на нас после того, как наш общий враг будет побежден.

Феликс замешкался. Если говорить об этикете и хороших манерах, то он был рад отсутствию Готрека – будь гном здесь, он бы почти наверняка уже устроил кровопролитие, – но на вопрос графини Истребителю стоило бы все же ответить самому.

– Я не желаю вам зла, – сказал он наконец. – Но за Истребителя не поручусь. Он считает, что вы нарушили данную ему клятву, в которой пообещали научить Ульрику не причинять вреда.

Глаза графини Габриеллы вспыхнули.

– Неужели? Отчего же он так думает?

Феликс кашлянул.

– Ну, мы оба вчера ночью видели, как она убила несколько человек.

Графиня отмахнулась.

– Она защищала себя – и вас. Истребитель и сам поступает так же. Он что, думал, я сделаю из нее сестру Шалльи? – Она вызывающе вскинула подбородок. – С тех пор как я приняла ее, взяв в воспитанницы, Ульрика не убила ни одного человека ради утоления жажды. Такова была суть моего обещания. Большего он не мог ожидать. Ульрика – воин. Она убила десятки людей – еще до того, как стала служить мне, и некоторых из них – сражаясь на стороне Истребителя. Исполняя обязанности моего телохранителя и посланника, она убивала, защищая меня и мои интересы. Имеет ли право Истребитель считать это нарушением клятвы?

Феликс прикусил губу, вспоминая вражду Готрека с Хамниром, да и со многими другими.

– Не могу сказать, но знаю, что Готрек требует от тех, кто давал ему клятвы, буквального исполнения обещаний, вплоть до мельчайших пунктов, порой даже выходящих за рамки здравого смысла. – Феликс пожал плечами. – Он гном.

Графиня раздраженно хлопнула ладонью по подлокотнику шезлонга.

– Не можете сказать? Тогда почему он не здесь, не говорит за себя? Имеющаяся у меня информация способна стать ключом к уничтожению гнусных злодеев. Но я не рискну открывать ее вам, не защитив себя. – Она сердито посмотрела на Феликса. – Неужели вы не можете поручиться за поведение гнома?

Феликс рассмеялся, но, увидев, как гневно вспыхнули ее глаза, взял себя в руки.

– Прошу прощения, графиня, но Готрек не подчиняется никому, кроме себя самого. И не выполнит ни одного обещания, которое я или кто-то другой даст от его имени.

Графиня стиснула зубы.

– С другой стороны, – продолжил Феликс, – решив что-то, Истребитель не колеблется. Если бы он утвердился во мнении, что вы действительно нарушили клятву, он бы уже действовал. Он был бы здесь, и вы бы... защищались.

Он чуть не сказал «вы бы были уже мертвы», но в последний момент решил, что это прозвучит не слишком дипломатично.

Пока графиня размышляла над его словами, за спиной Феликса открылась дверь, и в будуар вошла высокая женщина в зеленом атласном платье с корсетом. Она присела на стул возле шезлонга. У нее были длинные, почти до пояса, волнистые золотисто-каштановые волосы и стройная, изящная фигура. Феликс с трудом заставил себя не пялиться на нее. Еще одна красавица! Неужто им нет конца? Эта выглядела более зрелой, чем остальные ученицы графини, – женщиной, не девочкой, – но обладала притягательной грацией леопарда и величественностью лебедя. Она уверенно встретила его взгляд – и вдруг подмигнула льдисто-голубым глазом. Феликс удивленно дернулся. Это была Ульрика! А рыжие волосы – всего лишь парик. Ульрика, ухмыльнувшись, приложила палец к губам.

Феликс снова уставился на нее. Он не видел ее в столь женственном наряде с той их первой ночи в отцовском поместье. Воспоминание заставило сердце подпрыгнуть, пропустив удар.

– Итак, – произнесла наконец графиня Габриелла, – вы не думаете, что Истребитель хочет причинить мне вред?

– Не могу сказать, графиня... э, мадам. – Феликс оторвал взгляд от Ульрики и с трудом вернул мысли к настоящему. – Нрав его переменчив, мягко говоря. Знаю, что в данный момент две вещи он ставит превыше всего. Хочет, во-первых, отомстить Братству Очищающего Пламени за сожжение таверны его друга и, во-вторых, добраться до Мидденхейма и погибнуть, встретившись в бою с демоном. Если вы можете помочь ему в достижении одной – или обеих – целей...

– Госпожа, – перебила его Ульрика. – Если позволите, я сделаю одно замечание.

– Конечно, дочь, – кивнула графиня.

– Я думаю, что в данном случае полностью исключить риск невозможно. Едва ли Истребитель даст те гарантии, которых вы ждете. Но... – Она повысила голос, не давая графине вмешаться. – Но, думаю, риск этот оправдан. Очищающее Пламя хочет ни больше, ни меньше – сокрушить Империю и положить конец нашему образу жизни. Они встали на сторону Губительных Сил и, несомненно, призовут их на помощь. Они бросят против нас колдунов, зверье, демонов. Они призовут своих Темных Богов уничтожить нас. А с такими врагами твоим последователям, пускай даже верным и преданным, не справиться.

– Даже тебе, дочь?

– Даже мне, – подтвердила Ульрика и продолжила: – Если мы хотим уничтожить этих злых людей и победить их мерзких хозяев, если намерены сохранить свою жизнь и будущее, к которому стремимся, тогда мы должны рискнуть и заключить этот союз. Герр Ягер и Истребитель Гурниссон побеждали опаснейших противников. Я видела, как герр Ягер убил дракона. Я видела, как Истребитель уничтожал демонов. Они расправлялись с ордами зверолюдов. Они – наше лучшее оружие против преступных подстрекателей.

Феликс сглотнул. Это, пожалуй, уже слишком. То, что они сражались со всеми вышеперечисленными тварями, еще не означает, что они смогут – или захотят – сделать это снова. Ему, во всяком случае, не хотелось.

Графиня задумчиво переплела пальцы, погрузившись в себя. Когда молчание затянулось, Феликс заметил, что Ульрика смотрит на него. Перехватив его взгляд, она сделала умоляющий жест.

Феликс крякнул. Не хотелось ему еще глубже погружаться в это болото. Не хотелось убеждать графиню. Ему не нравилась такая борьба – когда не знаешь, кто твои враги. Не хотелось гадать, кто из окружающих его людей вчера носил маску и пытался взорвать их черным порохом. Не хотелось думать, когда друг или спутник набросится на него с занесенным кинжалом и пылающим в глазах фанатизмом. Чем больше он размышлял об этом, тем более привлекательным вариантом казался полет в Мидденхейм и честное сражение с врагами на поле боя.

Но бард знал, что это пустые мечты. Он видел глаза Готрека, глядящего на Хайнца, сидящего перед обугленными развалинами «Слепой свиньи». Они никуда не полетят, пока Истребитель не найдет тех, кто обездолил его друга, так что если графиня поможет им покончить с делом быстрее – тем лучше.

Феликс вежливо откашлялся.

– Графиня, когда-то, несколько лет назад, вы просили меня довериться вам. Тогда я вынужден был преодолеть свой страх и отвращение к вашей породе, чтобы мы могли работать вместе и одолеть общего врага. Я колебался, в точности как вы сейчас, и все же, когда, вопреки всем инстинктам, я согласился и мы объединились, мы одержали победу. – Он развел руками. – Я уже сказал, что не могу говорить за Готрека, но я знаю, что он ненавидит тех людей столь же сильно, если не сильнее, чем вы. Если вы подскажете ему способ одолеть их, он его примет. За это могу ручаться.

Графиня кивнула, все еще погруженная в себя, потом вздохнула, подняла голову и пронзила Феликса взглядом холодным и бездонным, как глубины Черного Озера.

– Полагаю, у меня нет выбора, – сказала она. – Тем более что без вас я ничего не могу сделать с имеющейся у меня информацией – по крайней мере быстро и не ослабляя своих позиций. Но знайте одно: предав меня, вам не остаться в живых. Пускай вы герой, а ваш спутник – великий воин, но дочери бессмертной королевы повсюду, за каждой прекрасной улыбкой, и они редко наносят прямой удар. – Она многозначительно покосилась на кровать с балдахином и улыбнулась Феликсу. – И умрете вы не в бою.

Феликс содрогнулся.

– Угрозы необязательны, мадам, – сказал он. – Вашей репутации достаточно.

– Хорошо. – Графиня взглянула на Ульрику. – Расскажи ему.

Ульрика склонила голову, потом повернулась к Феликсу.

– Вчера ночью я разорвала горло одного из сектантов и вместе с ошметками мяса получила вот это.

Она расстегнула золотую цепочку, прятавшуюся за лифом ее платья, и протянула Феликсу. Тот взял предмет неохотно, но Ульрика, похоже, начисто стерла следы крови. Феликс присмотрелся. На цепочке болталась маленькая золотая подвеска в форме щита, украшенного волчьей головой. Эмблема выглядела смутно знакомой, но откуда – Феликс не смог вспомнить.

– Что это?

– Печатка, которую носят члены «Вульфа», частного клуба для джентльменов в Гандельбезирке.

– О, конечно.

После слов Ульрики Феликс сразу узнал знак. В те давние времена, когда они с Готреком служили вышибалами в «Слепой свинье», им приходилось порой вышвыривать за дверь членов «Вульфа», являвшихся в таверну, чтобы затеять драку. Первоначально клуб принадлежал богатым торговцам, но, когда открылся более изысканный «Золотой молот», купцы стали ходить туда, а «Вульф» перешел к их сыновьям, праздным лоботрясам, бездельникам, имеющим слишком много денег и свободного времени. Они подражали манерам знати и любили с оружием в руках доказывать свое превосходство над собратьями победнее. Странно, что один из них оказался в секте, посвятившей себя свержению установленного порядка.

– Мы хотим выяснить, входят ли и другие члены «Вульфа» в Очищающее Пламя, – сказала Ульрика. – Но это мужской клуб. Женщин туда не пускают. Даже слуги там исключительно мужского пола.

– И вы не нашли других мужчин, кроме меня? – скептически поинтересовался Феликс. – Если я правильно понимаю цели вашего заведения, вы должны знать половину городских богачей. Неужто никто из них не вхож в «Вульф»?

– Мои клиенты – не мои доверенные лица, – пояснила, точно ребенку, графиня. – Я вытягиваю из них секреты без их ведома. Взять и попросить их шпионить для меня – значит открыть им мою истинную цель. Есть несколько – очень немного – мужчин, которые являются и наперсниками, и слугами... – Она кивнула в сторону постели. – Но некоторые из них настолько одурманены, что я не могу доверять их суждениям. Остальные же... ладно, не стану утомлять вас историями об междоусобных интригах и разделенной лояльности. Достаточно сказать, что в моем кругу нет такого мужчины, которому я могла бы полностью доверять. Так что... – Она подняла глаза. – Остаетесь вы.

Феликс нахмурился в замешательстве.

– Но... я не понимаю. Я ничем не могу помочь вам. Я же не член клуба.

– Нет, – согласилась графиня. – А вот ваш брат туда вхож. Хотя он там больше не обедает, от членства он не отказывался.

– Что... Как... Откуда вы знаете? – пролепетал Феликс.

Графиня улыбнулась.

– Вы сами сказали, герр Ягер, мы знаем половину богачей города. Впрочем, другую половину тоже.

– Отто ходит сюда?..

Феликс был ошарашен, хотя и не понимал почему. Почему его брат должен чем-то отличаться от любого другого богатого человека?

– Вы попросите его пригласить вас туда на обед, – безмятежно сказала графиня. – Оказавшись внутри, вы, надеюсь, услышите голос, звучавший в горящем подвале, или узнаете кого-нибудь по походке. И тогда... – Она мило улыбнулась. – Ну, вы же герой. Полагаю, вы будете знать, что делать.

Феликс застонал, вспомнив, как они с братом расстались в последний раз. Как же ему убедить Отто взять его куда-нибудь, тем паче в клуб, куда он сам заглядывать перестал?

– Вы поделитесь с Ульрикой всем, что выясните, понятно? – заявила графиня. – Я хочу знать все, прежде чем вы перейдете к действию.

– Да, графиня. Разумеется, – рассеянно кивнул Феликс и поднялся, прокручивая в голове разные подходы к брату и отвергая их один за другим.

Графиня протянула руку к крохотному золотому колокольчику, но Ульрика остановила ее.

– Не нужно, мадам. Я провожу его.

Дверь прихожей резко распахнулась. Маленькая блондинка, влетев в будуар, ударилась подбородком о ковер. Проем заполнили два силуэта. Еще больше фигур толпились за ними. Рука Феликса легла на эфес меча.

– В чем дело? – Графиня Габриелла мгновенно вскочила, сжимая кинжал. – Кто посмел войти в мои покои без приглашения?

Ульрика тоже стиснула кинжал, похоже, сильно жалея, что переоделась в платье. Она шагнула вперед, заслонив собой Феликса. Блондинка, пятясь, отползала от двери: выпучив глаза, с потеком крови на губах.

В комнату вошли две женщины – ну, одна из них точно была женщиной. Насчет второй Феликс вообще сомневался, что она когда-нибудь была человеком.

– Добрый вечер, мадам дю Вильморен, – произнесла первая, сбросив роскошный бархатный плащ. Она была красива – красива, как любая из учениц графини: с оливковой, как у эсталиек, кожей, с пухлыми губами, тяжелыми веками и черными и холодными, как зимнее море, глазами. Волны густых, глянцевито блестящих черных волос лились по обнаженным плечам на атлас пышного, темно-красного, точно бычья кровь, платья с черной же окантовкой, такого изысканного и настолько великолепно сшитого, что ему позавидовала бы и королева.

– Что значит это вторжение, леди Гермиона? – резко спросила графиня. – Госпожа Сушь? – Халат графини упал на пол, и изгибы ее нагого тела засияли в полумраке комнаты подсвеченным изнутри алебастром. – Назовите причину, по которой я не должна спустить на вас Ульрику.

Маленькая блондинка, всхлипнув, уцепилась за ее правую ногу.

– До нас дошли слухи, – холодно проговорила леди Гермиона, стягивая – палец за пальцем – черные кружевные перчатки. Завершив процесс, она сунула их в расшитую бисером сумочку точь-в-точь такого же цвета, как платье. – Слухи о том, что ты задумала привлечь к нашему делу чужака. – С презрительной усмешкой она окинула Феликса взглядом с ног до головы. – Похоже, мы все расслышали верно.

Вторая... ну, пусть все-таки будет женщина – госпожа Сушь, проскрежетала что-то невнятное голосом, напоминающим шипение воды, попавшей на раскаленную печь. Она была высокой – на полголовы выше Феликса – и, похоже, худой как скелет, хотя просторный, шелестящий о ковер при каждом движении хозяйки балахон, напоминающий саван с капюшоном, скрывал каждый дюйм ее тела. Длинные рукава болтались много ниже кончиков пальцев. Лицо пряталось под густой черной вуалью, так что казалось, что под низко надвинутым капюшоном нет ничего, кроме теней.

– А вам что за дело, какое орудие я использую для достижения своих целей? – спросила графиня.

«Орудие», – мысленно повторил Феликс. Значит, вот чем его считают. Ну ладно, примем во внимание.

Леди Гермиона снова скользнула взглядом по Феликсу.

– Его никогда не пробовали. У тебя нет над ним никакой власти. Ты общаешься с ним как с равным. Мы слышали. – Она горестно посмотрела на графиню. – Сама знаешь, сестра. Мы не используем людей, не привязанных к нам всецело. Ты не можешь позволить ему уйти. Он предаст нас. Разоблачит перед всем Нульном. Вся наша работа пойдет прахом.

Феликс открыл рот, но Ульрика предостерегающе коснулась его руки.

– Наша работа пойдет прахом, если Нульн падет под напором варваров, – сказала графиня. – Прахом пойдут наши жизни. Этот человек может сделать то, чего не можем мы. Может отправиться туда, куда нам нет ходу.

– Что? – фыркнула Гермиона. – Это ты о «Вульфе»? Да, мы слышали и об этом. Просто смешно. – Она небрежно взмахнула рукой. – Среди моих кавалеров полно членов клуба. Тебе стоило только попросить.

Феликс обернулся. На хрупких стульчиках в прихожей томно развалилась горстка лихих усатых героев. Каждый из них был прекрасен, как статуя Зигмара, и, несомненно, тоже являл собой в некотором роде произведение искусства. Они действительно походили на тех, кто вхож к «Вульфу».

Однако теперь усмехнулась графиня Габриелла.

– Думаешь, я доверилась бы хоть кому-то из твоих созданий? Любопытно, чьим интересам они бы служили?

– Перед грядущей катастрофой наши интересы едины, – отрезала Гермиона. – О соперничестве не может идти и речи, когда на кону наши жизни.

– Так уж и не может? Если бы победа была твоей, а не нашей или моей, разве тогда ты не возвысилась бы в глазах нашей госпожи, в то время как я бы – упала? Не стала бы на шаг ближе к моему месту, занять которое стремилась десятилетиями? – Графиня нетерпеливо махнула рукой. – Ладно, довольно. Это все не имеет значения, поскольку твои «кавалеры» не в состоянии добыть информацию, которую может получить герр Ягер. На это способен лишь он.

– Неужто он такой уж великий герой? – скептически приподняла бровь Гермиона. – Мои кавалеры входят в число лучших дуэлянтов Империи.

– Не сомневаюсь. – Графиня произнесла это так, будто не верила ни единому слову. – Но они не были в горящем подвале под Лабиринтом. Не слышали приказов предводителей Очищающего Пламени, посылающих приспешников в атаку. Так что, услышав голос какого-нибудь члена клуба, они не поймут, что в другой части города именно он носит желтую маску и якшается с мутантами.

Леди Гермиона раздраженно фыркнула.

– Наверняка есть какой-то другой способ выяснить, кто эти люди!

– Возможно, только вот времени нет, – ответила графиня. – Безумцы могут сжечь Нульн в любой момент – быть может, даже сегодня ночью!

Леди Гермиона переглянулась с госпожой Сушь, потом вновь повернулась к графине – суровая и решительная.

– Как бы то ни было, тебе все же придется найти другой способ, – заявила она. – Потому что этот человек, увидевший нас и услышавший наши имена, не уйдет отсюда живым.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

– Как ты смеешь выдвигать требования в моем доме! – воскликнула графиня Габриелла. – Я все еще правлю здесь, в Нульне, как бы тебя это ни угнетало!

– Твоему правлению придет конец, когда она узнает об этой глупости, – ответила леди Гермиона. – Довериться скоту... Из этого никогда не выходило ничего хорошего.

В прихожей щеголеватые спутники леди вскочили на ноги, сжимая эфесы клинков.

– Леди, – взмолился Феликс. – В этом нет необходимости. Я и мой товарищ через несколько дней отправляемся в Мидденхейм, где нас, весьма вероятно, убьют в бою. Ваша тайна умрет вместе с нами.

Вампирши совершенно не обратили на него внимания.

– Глупость, – заявила графиня, – это позволить Нульну погибнуть, чтобы сохранить свое положение. Хочешь стать королевой пепла?

– Никакого пепла не будет. Мы найдем другой способ. А теперь посторонись. Госпожа Сушь голодна.

Высокая тень, протянув руки, скользнула к Феликсу.

Феликс отступил, выхватив рунный меч.

Ульрика зарычала и шагнула вперед, извлекая из рукава второй клинок, стилет с костяной рукоятью, блеснувший во тьме комнаты осколком лунного света.

– Сейчас твои страдания закончатся, госпожа, – рявкнула она.

Госпожа Сушь с шипением отпрянула от клинка.

– Серебро! – охнула леди Гермиона. – Воспользуешься ядом – против своих?

Охранники Гермионы с рапирами на изготовку протиснулись в дверь за ее спиной. В тот же момент полог над кроватью резко распахнулся, и из-за занавеси, пошатываясь, вывалился могучий на вид, абсолютно голый мужчина. Откинув с глаз волосы, он потянулся к длинному, прислоненному к столику мечу.

– М’леди угр’жает опасн’сть? – невнятно пробормотал он.

– Спокойно, капитан. – Графиня вскинула руку, останавливая мужчину.

Тот замер на месте, покачиваясь, но меч держал наготове.

Живописная получилась картина. Обе стороны, бездействуя, довольно долго оценивающе разглядывали друг друга.

Наконец графиня рассмеялась.

– Сестры, вы меня забавляете. Чтобы сохранить свою тайну, вы готовы начать сражение, которое услышат все господа Альтештадта, проводящие досуг этажом ниже. Что же, вы убьете их всех, когда они поднимутся посмотреть, что происходит? Вы подвергнете свою секретность куда большей опасности, если нападете, чем если отступите. Ну же, опустите оружие.

Женщины не пошевелились.

– Сражение может окончиться куда быстрее, чем ты думаешь, – сказала леди Гермиона.

– Да, – кивнула графиня. – Вместе с истинной смертью одной из нас. И что, по-твоему, она скажет на это? Разве не провозгласила она убийство кого-то из своих величайшим грехом?

– Это вы обнажили серебро!

– А ты вынудила его обнажить, – парировала графиня – и опустила кинжал. – Давайте все же прислушаемся к голосу разума. Этот человек пойдет и узнает, кто те сектанты и каковы их планы, – а за ним проследят. В сущности, ты сама можешь приглядывать за ним, если хочешь. И если он проговорится о нашем существовании прежде, чем покинет Нульн, то делай, что пожелаешь.

– А после того, как он покинет Нульн? Кто тогда гарантирует его молчание? – поинтересовалась леди Гермиона.

Графиня Габриелла перевела взгляд с Феликса на Ульрику и улыбнулась.

– Хотя он и не привязан к нам кровавым поцелуем, другие узы остановят его.

Леди Гермиона скривилась.

– Всем известно, каково постоянство мужчин.

– Да уж, оно, пожалуй, попрочнее, чем постоянство сестер, – презрительно фыркнула Ульрика.

Не меняя стойки, леди Гермиона глянула на Феликса, и он, хоть и не видел глаз госпожи Сушь, чувствовал твердую уверенность, что и ее взгляд не отрывается от него.

– Сестры, – тихо произнесла графиня. – Мы деремся, а наши враги поджигают фитили. Нужно действовать. Немедля. Давайте возобновим наш спор, когда удостоверимся, что Нульн в безопасности.

Леди Гермиона и госпожа Сушь переглянулись – и наконец отступили. Люди леди Гермионы опустили мечи. Ульрика помедлила, но все же спрятала в ножны серебряный стилет.

– Ладно, пускай пока будет по-твоему. – Каждое слово леди Гермионы так и сочилось злобой. – Но потом – посмотрим. Потом мы все доложим госпоже – и посмотрим.

Графиня Габриелла наклонила голову.

– Я соглашусь с любым ее приговором, пока стоит Империя.

Леди Гермиона фыркнула.

– Какое благородство. Ну просто до слез.

Госпожа Сушь засмеялась: точно заработал поршень паровой машины.

Две вампирши расступились, встав слева и справа от двери. Гермиона сделала реверанс и указала Феликсу на выход.

– Иди же, о добрый и честный рыцарь. Спаси нас от козней наших врагов. Но знай, чемпион, что мы ни на миг не сведем с тебя глаз.

По спине Феликса бегали зябкие мурашки – и когда Ульрика провела его между парочкой, и когда они шли через вестибюль под пристальными взглядами кавалеров леди Гермионы. Не нравилось ему все это. Какая гарантия, что эти женщины не нанесут удар просто из злобы – едва он переживет свою полезность? И неужели они и вправду будут следить за ним повсюду? И когда он спит? И когда отправляется в сортир? Феликс безмолвно застонал. Может, и лучше было бы вступить в бой – и покончить со всем разом.

– Прости, – сказала Ульрика, когда плавно качающийся экипаж вез их по городским улицам к Трущобам. – Семья, бывает, ставит в неловкое положение.

– Кто они? – спросил Феликс.

Ульрика поджала губы.

– Леди Гермиона – главная соперница графини здесь, в Нульне. В городе она дольше – почти пятьдесят лет. Так что можно понять ее огорчение, когда правление Нульном было отдано не ей, а графине, которая, хотя на вид и не скажешь, моложе леди Гермионы на несколько веков. Но она сама виновата. В обольщении ей, конечно, нет равных, но она слишком раздражительна и не склонна к компромиссам. Не тот у нее темперамент, чтобы руководить.

– Да, я заметил.

– А госпожа Сушь... – Ульрика покачала головой. – Госпожа Сушь – предостережение всем нам. В молодости она была слишком скандальна. Слишком жестока. Ее поймали охотники и оставили голой, скованной, на скале – дожидаться рассвета. Ее рабы спасли ее, но немного опоздали. – Ульрика поежилась. – Может, было бы лучше, если бы она умерла тогда. Ее кожа – как сожженная бумага. Ей никогда не исцелиться. Она мучительно страдает каждый миг своей вечной жизни. Лишь кровь приносит ей некоторое облегчение – но не слишком большое и не очень надолго. Людей она ненавидит превыше всего.

– Великолепно. И ты веришь, что они не нападут на нас, когда все закончится?

– Я не знаю. – Ульрика вздохнула и бросила взгляд за окно, на озаренную факелами ночь. – Хоть мне и грустно будет прощаться, но, думаю, хорошо, что ты скоро уедешь.

– Да, – вздохнул Феликс.

Бежать к демонам, спасаясь от вампиров. Вот это жизнь.

Ульрика высадила Феликса в Трущобах, там же, где подобрала его. Шагая к развалинам «Слепой свиньи», он заметил кипящую под ярким желтым светом фонарей деятельность. У разрушенной таверны стояла телега, и Хайнц со своими вышибалами швырял на нее обугленные бревна.

– Берегись! – раздался знакомый голос, и часть обгоревшей крыши рухнула на землю.

На остатках верхнего этажа обнаружился Готрек – черный, с головы до пят в саже, с обвязанными платком ртом и носом.

– Вот почему гномы ненавидят деревья, – крикнул он вниз Хайнцу, рубя какие-то балки. – Деревья горят. Камень – нет.

– Ну, не все из нас могут позволить себе строить из камня, – ответил Хайнц.

– Ты теперь можешь, – возразил Готрек.

– Проклятье, я не возьму твое золото! – Хайнц выпрямился и вскинул голову, сердито уставившись на Готрека. – Я уже тебе говорил!

«Золото, – подумал Феликс. – У Готрека еще есть золото?»

– Думаешь, я даю его тебе просто так? – рявкнул Готрек. – Я плачу за следующую тысячу выпивок!

– Этот браслет стоит тысячу тысяч выпивок, – кисло ответил Хайнц.

– Я приведу друзей.

Трактирщик фыркнул и отвернулся, чтобы подобрать еще одну обгорелую доску.

– И кто же твои друзья, жалкий ворчун? – пробормотал он себе под нос, впрочем, улыбаясь при этом.

Готрек увидел приближающегося Феликса и скатился по лестнице, встретив его у телеги, возле которой стоял уже полупустой бочонок пива. Готрек зачерпнул из него кружкой, сделал огромный глоток – и утер рот, размазав по лицу толстый слой сажи.

– Ну, что там паразиты? – спросил он.

Феликс замешкался, размышляя, что именно стоит рассказать гному о своем визите в бордель графини. Упоминать ли о попытке вампирши вытащить из него обещание «хорошего поведения» Готрека? Или о леди Гермионе и госпоже Сушь с их намерением убить Готрека с Феликсом, если они разболтают кому-то об их существовании? Возможно, все же лучше не будить спящую собаку. С другой стороны, Готреку нужно знать, что в игру вступил еще кое-кто.

– Графиня опасается тебя так же, как ты ее.

– Немудрено, – прорычал Готрек.

– И у нее есть союзники – хотя на самом деле противники, – которые не хотят, чтобы в дело вмешались мы.

– Союзники?

– Еще две женщины-вампирши. Прекрасная соблазнительница и... и нечто в саване, очевидно, вампирша, сожженная солнцем – она прячет ожоги под балахоном. Графиня кое-как убедила их в нашей необходимости для победы над сектантами, но, думаю, они предпочли бы убить нас.

– Пусть попробуют, – буркнул Готрек. – Им я не давал никакой клятвы.

Феликс кашлянул.

– Тем не менее графиня, возможно, дала нам нить, могущую привести к Очищающему Пламени, – нить, которую мы искали. Наверное, благоразумно будет все-таки воздержаться от действий, пока мы не найдем сектантов и порох.

– Благоразумно, – выплюнул, будто наигнуснейшее богохульство, Готрек. – Что за нить?

Феликс вытащил из кошелька медальон с волчьей головой.

– Ульрика сняла это вчера с одного из сектантов. Такой знак носят члены «Вульфа», клуба богатых бюргеров. Ульрика и графиня думают, что некоторые из лидеров Очищающего Пламени тоже могут быть вхожи в этот клуб. Они хотят, чтобы я пошел туда и послушал, – надеются, вдруг я узнаю знакомый голос.

– Хилая надежда, человечек. Не стоящая союза.

– Согласен. Но эта надежда – единственное, что есть у нас на данный момент.

Готрек недовольно фыркнул. Взгляд его вновь перепрыгнул на скелет верхнего этажа таверны.

– Я договорюсь с братом насчет посещения «Вульфа» нынче вечером, – сказал Феликс. – Он член клуба.

Готрек рассеянно кивнул, прикончил одним глотком остатки пива и двинулся к лестнице.

– Работенка явно не по мне. Возвращайся, когда найдешь, кого надо убить.

– Э... Готрек, – окликнул его Феликс.

Гном остановился, обернулся.

– А?

– Ты... ты дал Хайнцу золото на восстановление «Слепой свиньи»?

– Угу.

Феликс нахмурился.

– Ты говорил, что мы на мели, что мы разорились. До прибытия в Нульн мы не ели два дня.

– Мы разорились, – рявкнул Готрек и вскинул левую руку, на запястье которой блеснули под фонарем золотые браслеты. – Некоторое золото – не для трат.

– Если у друга не сгорает дотла таверна.

– Угу. – Готрек вновь двинулся к лестнице.

Феликс смотрел, как Истребитель взбирается наверх, как осторожно перемещается по разрушенному этажу, со знанием дела выбирая, какой участок снести следующим. Его безобразное лицо светилось от удовольствия, граничащего со счастьем. Внезапно Феликс вспомнил, что прежде, чем обрить голову и принести Клятву Истребителя, Готрек был инженером. Странная меланхолия охватила его при мысли, что, если бы не трагедия, принудившая Готрека сделаться Истребителем, гном бы так и занимался любимым делом, строил бы дома и чертоги. И был бы счастлив? Неужели и впрямь было время, когда простой труд мог удовлетворить сердце Готрека?

Наутро, незадолго до полудня, Феликс посетил нульнскую контору «Ягер и Сыновья». В длинной сумрачной комнате рядами, взгромоздившись на высокие стулья, согнувшись над гроссбухами, сидели счетоводы, точно армия горбатых аистов, и только перья порхали в воздухе, перелетая от чернильниц к пергаментам и обратно. Среди бухгалтеров сновали мальчишки, разносящие конторские книги весом почти с их собственный. Все тут пропахло свечным воском и пылью.

– Могу я чем-то помочь? – спросил Феликса бледный мужчина в очках и с тяжелой челюстью, сидящий за конторкой возле входной двери. На его пальцах и губах темнели чернильные пятна.

– Я ищу Отто Ягера. Я его брат.

– Вам назначено?

– Нет. Я его брат.

Счетовод фыркнул, как будто это не имело никакого значения.

– Узнаю, принимает ли он, – заявил он, обернулся и крикнул через плечо: – Роди! Спроси там, готов ли герр Ягер принять своего брата?

Тощий мальчишка отсалютовал и торопливо бросился назад, петляя между высоких конторок, а клерк вновь погрузился в подсчеты, совершенно забыв о Феликсе. Феликс ждал, слушая скрип перьев, наводящий на мысли о сотнях крыс, царапающих стенки сотен клеток. Его пробрала дрожь. Он представил, что было бы, останься он на пути, предназначенном ему отцом. Всю жизнь провел бы вот в такой комнате, складывая цифры, беспокоясь о доставке товаров, тревожась из-за цен на овес и мучаясь мыслями о размерах взяток для подкупа местных властей.

При этой мысли он улыбнулся. Интересно, почему, сталкиваясь с ордой завывающих орков, он так остро хочет жить, а сталкиваясь с жизнью – так же остро желает встречи с ордой завывающих орков? В этой загадке можно, пожалуй, отыскать некую избитую истину – если бы у него оставались на это силы.

Из-за угла высунулась голова мальчишки.

– Он сказал, что примет его, господин! – пискнул он.

Счетовод хлопнул по столу ладонью и вскочил с ревом.

– Не ори, мелкий ты гоблин! Ты тревожишь других! Подойди и скажи вежливо, как джентльмен.

На его бледном лбу пульсировала вздувшаяся вена.

Мальчишка раболепно съежился и засеменил к конторке, понуро опустив голову, минуя приглушенно хихикающих и украдкой перемигивающихся клерков.

– Простите, герр Бартлмаас, – пролепетал, потупившись, паренек. – Герр Ягер примет, э-э-э, герра Ягера.

– Уже лучше, – кивнул главный счетовод. – А теперь проводи нашего гостя в кабинет герра Ягера. И больше не вопи, или не получишь сегодня свой пенни.

Феликс последовал за сгорбившимся мальчиком, борясь с желанием выхватить меч и разнести тут все в щепки.

– Будь краток, брат, – сказал Отто, не отрывая взгляда от разбросанных на массивном столе бумаг. – Сейчас у меня встреча с представителями гильдии лодочников, они могут появиться в любой момент. Их нельзя заставлять ждать.

Кабинет Отто по сравнению с роскошью его домашней обстановки был прост, как монашеская келья: маленькая комната с железной печкой в углу, парой стульев перед большим столом и полками от пола до потолка у каждой стены, заполненными тяжелыми бухгалтерскими книгами с аккуратно оттиснутыми на корешках датами. Перья, бумаги, чернильницы на столе Отто были из дешевых. Лампа, освещающая его стол, могла бы стоять у любого фермера. Интересно, братец нарочно так обустроил контору, чтобы прибедняться перед деловыми партнерами?

– Ну, я... – Феликс умолк, потом собрался с духом и продолжил: – Я подумал над твоим предложением.

Отто вскинул глаза в насмешливом удивлении.

– Что такое? Желаешь испачкать руки, милорд? Решился спуститься со своего высокого шестка к нам, простым смертным в реальном мире? – Он хихикнул, потом продолжил нормальным голосом: – Что случилось? Твой мелкий маньяк с топором наконец-то турнул тебя?

Феликс прикусил язык. Ехидный ответ делу не поможет.

– Турнул? Нет. Но едва не сжег дотла. Как-то уже утомительно коллекционировать шрамы.

– Только не говори, что это вы стояли за теми вчерашними пожарами в Трущобах. – Глаза Отто расширились.

– Ну, не совсем «за». Скорее уж, в самой середке.

Отто пожал плечами.

– Ну, ты, по крайней мере, выбрался. И оказал мне хорошую услугу. Я получу немалую прибыль, продавая кирпичи и бревна для восстановления всего сгоревшего.

– По ценам военного времени, – сухо добавил Феликс.

– Естественно, – кивнул Отто. – Так чем бы ты хотел заняться?

Гнусный спекулянт, подумал Феликс. Удивительно ли, что такие секты, как Очищающее Пламя, процветают, когда люди вроде Отто наживаются на бедных и несчастных? Он перевел дыхание и разжал стиснутые кулаки.

– Именно это я и собирался обсудить с тобой, – сказал он наконец. – Но не хотелось бы отнимать у тебя тут время. Возможно...

Раздался стук, и в кабинет заглянул мальчишка.

– Лодочники здесь, сэр, – доложил он.

– Спасибо, Роди, – ответил Отто. – Скажи, я приму их через секунду. – Мальчик исчез, а Отто поднялся и обогнул стол. – Давай поужинаем сегодня в «Золотом молоте», – предложил он Феликсу и тут же, окинув брата взглядом, добавил: – У тебя найдется приличная одежда?

– Ох, нет. Моя слегка обгорела. А эта – позаимствованная. А может, мы могли бы поесть у «Вульфа»?

Отто поморщился.

– У «Вульфа»? Зачем тебе туда? Жуткое место.

– Я слышал, что там собираются... э... более благородные господа, чем в «Золотом молоте». И что там веселее.

Отто фыркнул.

– Кучка чванливых болтунов, не работавших ни дня в жизни. Большинство соучеников Густава наведываются туда.

– А Густав? – с внезапно вспыхнувшей надеждой спросил Феликс. Это бы все сильно упростило. Он мог бы расспросить мальчика о других членах клуба, заранее составить мнение...

Отто покачал головой.

– К «Вульфу» – нет. Он полагает клуб несовместимым с истинной речью, или как там он это называет. Кроме того, там шпыняют таких, как он.

– Все равно мне хотелось бы посмотреть, – настаивал Феликс. – Если уж я собираюсь жить здесь, надо же узнать, какие развлечения есть в городе.

Отто понимающе подмигнул.

– Ясненько. Устал от дорожных лишений и хочешь чуток пожить. Что ж, я тебя не виню. У Вульфа определенно весело. Вечер считается там неудавшимся, если какого-нибудь молодого дурачка друзья не унесли на руках к хирургам. Но если тебе так хочется...

– Звучит заманчиво. – Феликс надеялся, что фраза прозвучала достаточно чванливо.

– Отлично. – Отто порылся в кошельке. – Повидайся-ка с моим портным. Помнишь, где это? Хорошо. Скажи, пусть запишет на мой счет. А я потом вычту из твоей прибыли. А пока вот, возьми, побрейся и постригись. Выглядишь как курганец. – Он сыпанул на ладонь Феликса пригоршню монет – золото, серебро, медь. – Роди!

Через секунду мальчишка появился снова.

– Да, господин?

– Проводи моего брата и пригласи лодочников.

– Да, господин.

– Жду тебя дома в семь, Феликс, – сказал Отто. – Отправимся оттуда.

– Хорошо. Увидимся вечером.

Следом за мальчиком Феликс вышел из кабинета в общий зал – и неожиданно остановился.

– Роди?

– Да, господин? – Мальчик тоже замер.

– Ты хочешь быть клерком?

Лицо Роди на миг исказилось от ужаса. Он метнул быстрые взгляды на герра Бартлмааса, на кабинет Отто и поспешно ответил:

– О да, господин! Больше всего на свете, господин.

Феликс нахмурился.

– Вижу. А если бы ты не хотел быть клерком, кем бы ты хотел быть?

– Моряком на корабле, – мгновенно ответил Роди. – Мой кузен Лани был матросом, господин. Он рассказывал удивительные истории. И всюду побывал, мой кузен. Знаете, что такое обезьяны, господин? Мой кузен однажды видел одну.

Феликс содрогнулся, вспомнив ночь под лунами джунглей – и толпу косматых неуклюжих гигантов, несущихся к нему по ступеням разрушенного храма. С трудом оттеснив картину в глубину сознания, он улыбнулся Роди.

– Моряком, да? Что ж, если ты вдруг когда-нибудь передумаешь насчет работы клерком, вот тебе кое-что в твой рундук.

Он достал серебряную монетку, одну из тех, что дал ему брат, и вручил ее Роди.

Глаза паренька удивленно расширились.

– Спасибо, господин! – поблагодарил он, тревожно покосился на других мальчишек в комнате и быстро сунул монету в кармашек на поясе.

Феликс только плечами пожал. Деньги, скорее всего, достанутся матери пли отцу Роди, а мальчик так никогда и не покинет конторы Отто, но Феликс по крайней мере попытался что-то изменить. Интересно, дал бы он ему серебро, если бы услышал, что Роди хочет стать солдатом или искателем приключений?

Вероятно, нет.

«Вульф» размещался в величественном кирпичном здании на Коммерческой улице в самом сердце Гандельбезирка. Золотистый свет струился из высоких окон, украшенных витражами из цветных стекол с изображением волчьей головы. Широкие каменные ступени вели к крепкой дубовой двери. Дюжий швейцар в ливрее, похожий на бывшего солдата, распахивал тяжелые створки для пышно разодетых молодых людей, то и дело входящих и выходящих и громко беседующих друг с другом. Похоже, швейцар всех их знал по именам – и непринужденно перешучивался с гостями.

Под оценивающим взглядом великана Отто и Феликс вышли из крытого экипажа Отто, и Отто велел кучеру и двум телохранителям подождать дальше по улице. Феликс даже вспыхнул под этим пристальным взором. Он был уверен, что швейцар мгновенно увидел, что его дублет и брюки новехонькие, с иголочки, и разглядел под нарядами безденежного скитальца. В этой одежде он чувствовал себя мошенником, актером, изображающим богатея, – причем актером, испытывающим неудобство. Тугая шнуровка ворота натирала шею. Плотный зеленый бархат дублета неприятно стягивал грудь. Блестящие сапоги по колено жали. А дочиста выскобленные цирюльником подбородок и щеки казались сухими и горячими.

– Ваши имена, господа хорошие? – почтительно пророкотал гигант, когда братья поднялись по ступеням.

– Отто Ягер с гостем, – ответил Отто.

– Герр Ягер. – Дюжий швейцар поклонился. – Простите, что не узнал вас сразу, господин. Давненько вы сюда не заглядывали. Добро пожаловать. – Он потянул огромное медное кольцо, зажатое в челюстях медной волчьей головы, и дверь распахнулась. – Не забывайте, что гости допускаются только в обеденный зал и курительную комнату, господин.

Отто кивнул, и они вошли внутрь. Вестибюль был обшит темным деревом. На стенах висело несколько знамен торговых гильдий. На широкой лестнице, ведущей на верхние этажи, болтали и смеялись молодые люди. Из дверей справа выплескивались оглушительное веселье и звон посуды.

Оставив привратнику плащи и мечи, Отто с Феликсом прошли в обеденный зал. И тут же что-то пролетело мимо лица Феликса. Он судорожно отпрянул. Снаряд стукнул одного из гостей по затылку и шлепнулся на пол, оказавшись горбушкой ржаного хлеба. Слева от Феликса грянул хохот.

Молодой человек, которому досталось, вскочил, вооруженный собственным ломтем.

– Кто швырнул? – завопил он, сверкая глазами. – Миериц! Ты?

Юноша в оранжевом с зеленым бархате, ухмыляясь, раскинул руки.

– Я, Феттерофф? Почему ты заподозрил меня?

Феттерофф бросил хлеб. Миериц ловко поймал его и сразу откусил.

– Спасибо, господин, – пробубнил он, жуя. – Мой кусок, кажется, упал на пол.

Его друзья дружно заржали, приветствуя остроту, Феттерофф тоже рассмеялся, и все вернулись к трапезе.

– Я тебя предупреждал, – стараясь не шевелить губами, процедил Отто.

Распорядитель, не способный согнуть шею из-за высоченного воротника, поклонился им, переломившись в пояснице, и проводил к столику на двоих у дальней стены. Обеденный зал представлял собой большую комнату с высокими потолками, с двумя огромными каминами, ревущими с двух сторон. Оштукатуренные стены скрывались под богатыми гобеленами, изображающими исключительно охотящихся волков, к резным балкам под потолком тянулись расписанные золотом деревянные колонны. В центре помещения стояли большие круглые столы, занятые громогласными бахвалящимися юнцами, каждый из которых, похоже, старался перещеголять других богатством и изысканностью одеяний. Феликс никогда не видел такой пестроты под одной крышей: как будто прямо тут обильно стошнило радугу.

– Борода Зигмара, ну и какофония. – Над одним из столов вновь загремел смех, и Отто поморщился. – Ты и впрямь предпочитаешь это заведение «Золотому молоту»?

– Не уверен, – ответил Феликс. – Но я хотел убедиться лично.

Подошел официант. Феликс заказал утку в сливовом соусе, а Отто – ростбиф и бретоннского вина для обоих.

Пока Отто разглагольствовал о работе, которую Феликс мог бы выполнять для «Ягера и Сыновей», бард вслушивался – ну, по крайней мере, пытался – в голоса других посетителей. Ему хотелось зажмуриться, чтобы лучше сосредоточиться, но Отто непременно заметил бы, так что пришлось держать глаза открытыми, мысленно кляня непрерывный гомон. Тут было слишком шумно – и эхо оказалось слишком гулким.

Феликс постарался выделить из гомона один голос, потом другой, но обнаружил, что концентрироваться на одном только голосе, не вслушиваясь в беседу, очень трудно, и чем больше он слушал, тем крепче стискивал зубы, чувствуя, как поднимаются дыбом волосы. Злили его не шум и не игривый настрой молодых людей за столами – в путешествиях с Готреком он вдоволь навидался диких трактиров и буйных постоялых дворов. Честно говоря, ему даже нравилось кутить, распевать похабные песни, мериться силами на руках, танцевать с дамами куда как небезупречной репутации, вести глубокие философские споры с незнакомцами, чтобы назавтра совершенно забыть, с кем и что обсуждал. В такую ночь он когда-то встретил Готрека.

Но тут было все иначе. Смех был полон жестокости, шутки и колкости, летающие между столами, – ненависти, вполне свойственной праздным богачам. Эти юнцы не были друзьями, они были соперниками, причем соперниками смертельными, несмотря на все свое показное громогласное «добродушие». Шутили они не веселья ради, а чтобы унизить жертв и возвысить себя. Спутников они выбирали не потому, что эти люди им нравились, но потому, что знали, что те способны принести им пользу. Феликс оценил, насколько выбранный для этого места символ, волк, подходит клубу: здешнее сообщество явно базировалось на негласной иерархии волчьей стаи, где самый крупный, самый подлый и жестокий хищник терзает тех, кто ниже его, а те кусают тех, кто ниже их.

Подобное поведение всегда претило Феликсу, еще со времен учебы в Альтдорфском университете, когда аристократы насмехались над ним и его «торгашеским» происхождением, не пуская в свои клубы и братства. Ему больно было видеть, как сыновья купцов в точности воспроизводят эти отвратительные манеры. Казалось бы, будучи унижены и высмеяны теми, кто якобы «лучше» их, они должны стремиться к обществу поборников равноправия. На самом же деле они становились снобами почище знати, запредельно раздувая свою порочность и тщеславие, и немногим уже отличались от зверья в бархате.

Принесли вино. Официант наполнил бокалы и удалился.

Отто сделал глоток и скривился.

– О боги. Их погреба уже не те, что прежде. Похоже, поставщик их обманывает.

Феликс тоже отпил из бокала. Вкус как вкус, ничего особенного, хотя, конечно, за годы с Готреком он больше привык к пиву.

– Ну так вот, – продолжил Отто. – Как я говорил...

Внимание Феликса вновь переключилось на других посетителей – он пытался не обращать внимания на слова и сосредоточиться только на тембре и тоне, вспоминая голоса, которые слышал в битве с Очищающим Пламенем. Тщетно. Он застонал. Ну почему Ульрика и графиня вложили столько надежд в такую тоненькую ниточку? Возможно, никакой связи между «Вульфом» и Братством Очищающего Пламени вовсе не существует – за исключением одного общего члена, того человека, которого убила Ульрика и у которого забрала медальон. Весь вечер, похоже, пройдет впустую. А значит, он обрек себя на ужин с братом совершенно напрасно.

Феликс окинул взглядом обедающих, рассчитывая, что какой-нибудь случайный жест высечет искру из памяти. Нет, ничего. Он вздохнул. Как по нему, так все тут выглядели разбойниками, но надо ведь оценивать объективно. А это трудно. Вон тот пижон в пурпуре, с нарумяненными щеками и чрезмерно пышными брыжами, определенно смахивает на поклонника какого-нибудь растленного культа. И тот парень в лимонно-желтом, с серьгой в ухе и вечной ухмылкой на губах. Как легко представить его приносящим кровавые жертвы при полной Моррслиб. А мошенник в красном с золотом, играющий в карты со своими приятелями, – не при помощи ли магии он подтасовывает карты? И смазливый желтолицый денди, судорожно кашляющий в носовой платок. Не он ли распространяет чуму по всем борделям Нульна? И этот тип...

Он чуть не поперхнулся, едва не выплюнув вино, увидев, как мужчина за столиком в другом конце зала подозрительно наблюдает за ним. Сектант? Нет. Секунду... Знакомое лицо. Только откуда Феликс его знает? Где он видел раньше эту квадратную челюсть? И эти безупречно завитые усы? И гордый нос? Вспомнив, он едва не рассмеялся. Это же один из кавалеров леди Гермионы – присматривает за ним. Буквально, не отрывая глаз. Более очевидной слежки и вообразить невозможно. Возможно, эта нарочитость намеренная. Леди Гермиона напоминает о своем всеведении. Внезапно Феликсу напрочь расхотелось смеяться.

Он сердито зыркнул на мужчину и продолжил озирать комнату. И вновь замер, заметив еще одно смутно знакомое лицо, выглядывающее из-за ближайшей колонны. А это кто? Он узнал волосы, падающие на сонные глаза, но не одежду. Ну конечно! В прошлый раз он видел этого человека голым. Капитан Рейнгельт, нынешний ухажер-обожатель графини. Похоже, она не слишком доверяет леди Гермионе и предпочитает сама добывать информацию. Да и с чего бы ей доверять?

Принесли заказ, и Отто, заправив за воротник льняную салфетку, приступил к еде. Феликс, отложив поиски, присоединился к брату. Попытки вычислить сектантов по внешнему виду казались столь же невозможными, как и старания узнать их по голосу. Он ведь не охотник на ведьм. Он не знает, как отличить обычную человеческую подлость от основополагающей мерзости демонопоклонников. Можно узнать мутанта, когда тот, повернув две головы, смотрит на тебя двумя парами глаз, но, пока порча не проявилась, Феликс столь же беспомощен, как и любой другой.

– Знаю, тебе не очень-то по нраву сидеть целый день за столом, – говорил меж тем Отто. – Но у нас куча работы, которой ты можешь заниматься на свежем воздухе. Каждую весну, например, кто-то должен ездить в Мариенбург. Красители для шерсти мы покупаем в Бретоннии, Эсталии и Аравии. Лучший индиго, кстати, делают в Аравии. Но чтобы добиться выгодных цен и убедиться, что грязные иноземные дьяволы нас не надувают, требуется личное присутствие. Это тебе подходит?

Феликс пожал плечами.

– Я никогда особо не умел торговаться.

– Гм-м-м, – протянул Отто. – Ну, мы еще обеспечиваем охрану наших караванов, а также расширяем дело, предоставляя конвой другим компаниям. Возможно, тебе понравилось бы нанимать и обучать стражу. Это вроде как по твоей части.

Феликс как раз пытался придумать подходящий ответ, когда ненароком услышал разговор молодых людей, проходящих мимо их столика.

– Выглядит погано, Гефардт. Что, рука застряла в окне леди, когда ее муж вернулся домой?

– Да нет. Это я обжегся. Глупо вышло, правда. Забыл кочергу в камине, а потом схватил ее – и вот, пожалуйста.

Феликс вскинул глаза на рассмеявшегося юнца: гибкого, жилистого, в незашнурованном бархатном камзоле, со взъерошенными волосами – такая прическа, похоже, была в этом году весьма популярной среди гоняющихся за модой студентов университета. В одежде его преобладали бледно-лиловый и кремовый цвета, а на левой руке белела повязка.

– Ха! – воскликнул его облаченный в розовое приятель с безвольным подбородком. – Когда я надолго оставляю мою кочергу в огне, она плавится! Ха-ха!

Никто не засмеялся.

– Мою кочергу, – повторил, хихикая, парень в розовом. – В огне.

– Заткнись, Калтер, – буркнул пострадавший.

Феликс проводил его взглядом. Обжег руку, значит? Если Феликсу не показалось, молодой человек очень старался не прихрамывать. Бард попытался представить, как этот насмешливый голос выкрикивает команды. Что же, возможно, он звучит похоже на один из голосов, звеневших в горящем погребе... хотя, может, и нет, а ему нужно знать наверняка. Жестокая вышла бы шутка – натравить вампиров на невинного человека.

Феликс повернулся к Отто.

– Кто это? Молодой человек в лиловом и белом?

– Э? – не понял Отто. – Что такое? Ты вообще меня слушаешь?

– Ну конечно, братец, но этот парень показался мне знакомым. Не знаешь, кто он?

Отто раздраженно нахмурился и, щурясь, окинул взглядом зал.

– Который?

– В лиловом и белом, – повторил Феликс, оборачиваясь. – Вон он, сейчас садится. У него повязка на руке, видишь?

– Вижу. Рядом с камином, да? Понятия не имею. Не знаю, с чего ты вообразил, что я обращаю внимание на испорченных задавак, завсегдатаев «Вульфа». Потому-то я и обедаю в «Молоте». – Он фыркнул. – Немного похож на старого Гефардта, поставщика вин, к тому же на нем цвета их торгового дома. Наверное, один из сыновей. Точно не скажу.

Феликс кивнул. Именно Гефардтом назвал юношу его спутник. Что же, надо отдать Отто должное, в наблюдательности ему не откажешь. Теперь вопрос, мальчишка – член Братства Очищающего Пламени или действительно просто обжегся раскаленной кочергой? Если бы только удалось подобраться к нему поближе и послушать разговор...

Гефардт лениво оглядывал обеденный зал. Его товарищ что-то рассказывал. Вот взгляд его небрежно скользнул по Феликсу – и вдруг вернулся к нему. Феликс поспешно потупился. Задумавшись, откровенно он глазел на парня.

– Ну так как, это тебя привлекает? – спросил Отто, возобновляя прежний разговор. – Хочешь помочь нам искать людей для охраны повозок? С твоим опытом сражений с – гм-м-м – крысолюдами, драконами и тому подобным, полагаю, ты не растеряешься, столкнувшись с чем-то таким.

Феликс украдкой оглянулся. Гефардт пристально смотрел на него – расширившимися то ли от страха, то ли от гнева глазами. Сердце Феликса упало. Что же, он получил ответ. Гефардт узнал его. Он, верно, видел его в бою в молитвенном доме Очищающего Пламени. Жаль, конечно, что не удалось получить информацию, не разоблачив себя. Теперь Гефардт знает, что он знает. Ну, и что же делать дальше? Брат-то рядом. Нельзя же сказать: «Извини, братец, я должен вырубить и захватить этого молодого человека. Не поможешь мне отнести его в Инженерный колледж, чтобы Готрек перемолвился с ним словцом?»

Возможно, так называемые союзники помогут? Феликс покосился на человека леди Гермионы. Тот встал, собираясь уходить, – и смотрел на Гефардта. Должно быть, перехватил их обмен взглядами и сделал соответствующие выводы. Феликс повернулся к капитану Рейнгельту. Тот тоже поднялся, взгляд его перескакивал с Гефардта на шпиона Гермионы, со шпиона на Феликса и обратно. Он тоже понял. Но почему они уходят? Собираются подождать Гефардта у выхода из клуба – или спешат к госпожам доложить о том, что узнали? В любом случае ни на кого из них полагаться нельзя. Придется заняться Гефардтом самому... как-нибудь.

– Феликс? Ты меня слышишь? – Отто смотрел на него недоуменно.

– Э-э... – Феликс попытался вспомнить, о чем говорил брат. – Э-э, да, это, э-э, определенно кажется мне самым привлекательным вариантом. Я серьезно подумаю. Ты привел убедительные аргументы.

Отто надулся.

– Ну, знаешь, я горжусь тем, что умею подбирать людей для работы и работу для людей. Часть секрета моего успеха. Может, закажем сладостей? И еще немного вина?

– О да, звучит заманчиво. – Конечно, ведь это даст Феликсу еще время, чтобы придумать, как похитить Гефардта. Пока Отто подзывал официанта, Феликс метнул взгляд через зал. Гефардт исчез!

Сердце яростно заколотилось в груди. Он никак не ожидал, что юнец уйдет так быстро! Наверняка парень уже спешит предупредить хозяев. Это плохо. Нужно поскорее все рассказать Готреку. Если поторопиться, они еще успеют перехватить Гефардта прежде, чем он переговорит с Очищающим Пламенем.

Феликс вновь повернулся к Отто.

– Хотя, пожалуй, нам лучше вернуться. Ты дал мне много поводов для размышлений.

Отто нахмурился.

– Ты в порядке, Феликс? Как-то ты позеленел малость.

Феликс сглотнул.

– Утка, наверное. Отвык я от таких деликатесов. – Он слабо улыбнулся. – Полагаю, теперь придется привыкать заново.

Редкие дождевые капли кропили ступени. Плотные тучи скрыли луны, дул холодный и влажный ветер. Отто подозвал мигом подъехавший экипаж. Следом за братом Феликс залез в карету, радуясь, что она с крышей. Кажется, собиралась гроза.

Они двинулись по Коммерческой улице к воротам района Кауфман. Отто, скрестивший руки на толстом пузе, беспрестанно рыгал.

– Ты остановился в Инженерном колледже? – спросил он. – Высадить тебя там?

– Спасибо, – кивнул Феликс. Чем быстрее он доберется, тем лучше. – Очень любезно с твоей стороны. И спасибо за обед.

– Не за что. Я только рад. И счастлив, что ты наконец пришел к решению что-то из себя сделать. Начнешь работать в компании, и мы будем каждый день обедать, как сегодня. Хотя, надеюсь, в следующий раз к «Вульфу» ты не...

Громкий крик прервал Отто на полуслове. Заржали лошади, заскользили по влажной мостовой копыта: кучер резко остановил экипаж. Феликса и Отто бросило вперед. Феликс услышал, как ругаются сброшенные с запяток охранники.

Вскочив, Феликс сразу схватился за меч.

– Мэнни! Ян! Олаф! В чем дело? – рявкнул Отто.

– Люди, господин, – раздался голос возницы.

– Люди с мечами, – уточнил один из телохранителей. – Около дюжины.

Страх стиснул сердце Феликса. Что это? Обожатели Гермионы? Сектанты Очищающего Пламени? Или графиня Габриелла все-таки решила его убить?

– Спокойней, господа, спокойней, – заговорил кто-то из жителей Трущоб. – Нам нужны только ваши кошельки, а не жизни. Давайте их сюда, и ничего плохого мы вам не сделаем.

Феликс удивленно охнул. Милость Шалльи! Это всего лишь грабеж? Верить ли в такое везение?

– Прочь, разбойники! – рявкнул в ответ телохранитель. – Прежде золота вы получите сталь!

– Нет, нет! – выкрикнул Отто. – Не деритесь с ними! Жизнь дороже. Отступите. – Он тяжело поднялся и высунулся в окно. – Подойдите, господа. Мы отдадим вам все, что у нас есть.

– Вот это дело, милорды. – Бандиты, громко топая, приблизились к карете с обеих сторон. – Легко и просто.

– Смотрите там, – прорычал охранник. – Без фокусов.

– Борода Зигмара! – Отто лихорадочно свинчивал с пальцев кольца и засовывал их под подушки сиденья. – Прямо посреди Коммерческой улицы! И где, спрашивается, стража, когда она нужна?

Шаги замерли у дверей экипажа. Феликс откинулся на спинку скамьи. Рука легла на кинжал. Карета качнулась, и в окнах появились два ухмыляющихся, изборожденных шрамами лица.

– Вечер добрый, господа, – поприветствовал Феликса смуглый парень в мятой шляпе.

Второй, без правого глаза, переводил взгляд с Отто на Феликса и обратно.

– Ага, – буркнул он. – Те самые.

Грабители вытащили из-за пазух пистолеты и сунули стволы в окна.

Феликс ударил по двум нападающим разом, сильно пнув каблуком дверь кареты и одновременно метнув кинжал в бандита со стороны Отто.

Затрещало расщепленное дерево, и тут же оба пистолета выстрелили, оглушив Феликса и наполнив экипаж дымом. Кто-то закричал, но кто именно, Феликс не понял. В него, кажется, не попали, так что кричал, пожалуй, не он. Он толкнул свою дверь, с удовольствием почувствовал, как она распахивается, – и услышал стук падающего тела.

Однако слова «те самые» эхом звенели в голове Феликса, так что он сразу бросился к противоположной двери. В оконце было пусто. Он выглянул наружу. Одноглазый лежал на земле с багровой дырой на месте горла – очевидно, застреленный своим же компаньоном. Но к экипажу бежали другие. Значит, засада, а не ограбление. Единственный остающийся вопрос – это сектанты Очищающего Пламени или наймиты леди Гермионы или графини Габриеллы?

Феликс повернулся к Отто, почти не видному за дымовой завесой. Брат с расширившимися, лихорадочно мечущимися глазами прятался за спинкой скамьи. Его жирные щеки тряслись.

– Оставайся в карете! – рявкнул Феликс. – Защищайся, если что!

Он выпрыгнул в выбитую дверь и чуть не упал, поскользнувшись в новых сапогах на мокрой брусчатке. Один из охранников Отто, тот, что повыше, – Феликс вспомнил, что его зовут Ян, – добил смуглого стрелка и поворачивался к атакующим головорезам. Феликс выхватил рунный меч и присоединился к нему.

Один из бандитов упал, не добежав до них, с оперенной стрелой в ноге. Краем глаза Феликс заметил Мэнни, кучера, перезаряжающего маленький арбалет.

Феликс и Ян оказались в окружении, со всех сторон им грозили мечи и дубины. Феликс выбил из чьей-то руки палку и проткнул насквозь мечника. Хорошо, что Ян – опытный боец. Не дрогнул, не запаниковал. Встретил превосходящие силы противника спокойно и собранно, и хотя пока никого не ранил, но и до него чужое оружие не добралось. Похоже, Отто не зря тратил деньги на охрану.

Феликс прикончил еще одного громилу, вспоров ему глотку, и подрезал другому поджилки. Наемники были без доспехов, а его Карагул – тяжелее и острее их рапир и коротких мечей. Феликс с легкостью расчищал пространство вокруг себя. Куда труднее было удерживаться на ногах на скользких камнях.

С другой стороны экипажа раздался крик, а потом завизжал Отто.

– Господин Феликс! – окликнул кучер. – Они лезут внутрь!

Феликс выругался.

– За мной! – велел он Яну, свирепо заработал мечом и вырвался из схватки. Телохранитель бросился следом, огибая карету, и тут же охнул, едва не упав, – разбойник полоснул его по спине. Феликс схватил охранника за руку и потащил за собой. Еще трое противников не отставали.

Олаф тоже не зевал. У его ног лежали два трупа, а еще один, потенциальный, уходил, пошатываясь и пытаясь впихнуть в распоротый живот вываливающиеся кишки. Но и сам телохранитель, весь в крови, тяжело обмяк, привалившись к дверце кареты. Громила-разбойник отпихнул его и ухватился за ручку двери. За ним маячили еще трое.

Феликс взвыл, привлекая к себе внимание, и налетел на грабителей, рубя налево и направо. Один упал с рассеченным от плеча до бедра торсом, остальные попятились, но кто-то все-таки пырнул Феликса под мышку. Холод стали обжег ребра. Охнув, Феликс отшатнулся.

Ян зарубил бандита и прикрыл Феликса, первой мыслью которого, как это ни смешно, было сожаление о безнадежно испорченном новом дублете. Потом боль скрутила его всерьез, и стало не до одежды.

Между Феликсом и каретой оставались семеро головорезов. Семеро против двоих, а он ранен, истекает кровью. Хороша будет шутка, если он, выстоявший в стычках практически со всеми кошмарами, которыми богат Старый Свет, погибнет в итоге от рук обычных бандитов на главной улице Нульна.

Приплясывающий сзади разбойник подтолкнул приятелей вперед.

– Займитесь ими, а мы пока убьем жирного! – велел он – и вскрикнул, когда стрела из арбалета возницы пробила его ключицу.

Остальные обернулись на шум. Феликс и Ян инстинктивно рванулись вперед. Застигнутые врасплох бандиты отпрянули, прижавшись к карете. Феликс разоружил одного и разрубил пополам дубинку второго. Ян пришпилил своего противника к экипажу, но чей-то нож полоснул его по щеке. Выпустив потроха лишившемуся меча наемнику, Феликс стукнул другого в висок рукоятью своего меча – рукоятью в виде головы дракона.

Головорезы, видно, решив, что с них достаточно, кинулись врассыпную и растворились в тенях по обе стороны улицы. Феликс и Ян не стали их преследовать.

Пока Ян деловито добивал раненых, Феликс приставил острие меча к горлу бандита с арбалетным болтом в плече.

– Кто вас послал?

Мужчина плюнул в него. Фанатичный пыл полыхал в его диких глазах.

– Ты мертвец! – рявкнул он. – Пламя поглотит тебя! Тебя и всех твоих родичей! – Он резко подался вперед, насаживаясь шеей на меч Феликса, и влажно, с бульканьем рассмеялся, обливаясь хлынувшей кровью. – Грядут перемены! – прохрипел наемник и обмяк, уже мертвый. Феликса передернуло. Он вспомнил человека, который покончил с собой под лезвием топора Готрека. Их фанатизм пугал. Но теперь он по крайней мере знал, кто подослал убийц.

– Уже все? – просипел Отто, выглядывая из кареты.

Феликс кивнул.

– Уже все.

Он опустился на колени рядом с Олафом. Телохранитель еще дышал, но едва-едва. Ян присел на корточки, и они вдвоем подняли умирающего.

Отто распахнул дверцу экипажа, и Олафа уложили на пол.

– К дому доктора Кельна, Мэнни. Быстро.

Ян взобрался на запятки, Феликс сел в карету, с усталым шипением откинулся на спинку скамьи и смежил веки. Экипаж резко рванул с места, бередя рану. Хрюкнув от боли, Феликс открыл глаза.

Отто сверлил его взглядом.

– Это было не простое ограбление, – сказал он. – Они приходили за нами. За тобой!

– Прости, Отто. Я...

Брат не слушал его. Он был слишком сердит.

– Это как-то связано с сыном Гефардта, да? Вот почему ты хотел к «Вульфу»! Не потому, что решил поговорить со мной о работе в компании. Это одно из твоих приключений, и ты втянул в него меня! Зигмар! Меня могли убить! – Он вдруг побледнел. – Боги! И все еще могут! Гефардт наверняка узнал меня, как я узнал его. Он явится за мной. И за Аннабеллой с Густавом! – В глазах Отто загорелась ярость, круглые щеки вспыхнули, багровея. – Как ты посмел! Как ты своими безумными выходками посмел подвергнуть мою семью опасности!

Феликс потупился.

– Прости, Отто. Я не думал...

– Конечно, не думал! Ты псих! Прочь! Убирайся и не возвращайся!

– Я... – Казалось, что демон обеими руками выкручивает внутренности Феликса. Брат ведь прав. Он не думал – пока не стало слишком поздно. Ему так хотелось найти предводителей Очищающего Пламени, что он не учел последствия этого поиска для окружающих. Неважно, что Отто ничего не знает. Сектанты видели его с Феликсом и решат, что он представляет для них угрозу. – Позволь мне хотя бы проводить тебя до дома. Они могут вернуться.

– Нет! – выкрикнул Отто. – Не желаю тебя видеть... – Он осекся, нервно покосился на окно кареты, потом кивнул. – Ладно, до дома. Но никогда больше не возвращайся. Я тебе не открою.

– Понимаю, – грустно сказал Феликс. Спорить он не собирался. Отто в своем праве. Куда бы Феликс ни пошел, он приносит беду и разруху. Сперва сжег целый квартал, теперь почти обрек семью брата на смерть. Вот уж воистину, герой Нульна!

Они оставили Олафа у доктора – и Отто нетерпеливо ждал, пока старик смажет и зашьет заодно глубокий длинный порез под мышкой Феликса, – а потом быстро поехали дальше под низкими, сулящими ливень тучами, пока только вяло плюющимися.

Когда карета остановилась у дома Отто, передняя дверь открылась и на крыльцо вышел юный Густав в дождевике поверх ученической мантии. В одной руке у него был фонарь, в другой – саквояж.

Отто практически выпрыгнул из экипажа.

– Нет! – замахал он руками. – Назад, в дом! Ты никуда не пойдешь!

– Что? – не понял Густав. – Это же смешно, отец. Я только...

– Нет! Ты никуда не пойдешь!

– Но... почему?

– Потому что твой дядя... – Отто бросил злой взгляд на Феликса, – сделал нас мишенью для каких-то безумцев, с которыми у него сейчас вражда!

Густав нахмурился.

– Не понимаю.

– Я тоже, – фыркнул Отто. – И понимать не хочу! Он расспрашивает насчет сына Лина Гефардта – и тут же на улице на нас нападают...

– Сына Гефардта? – Брови Густава взлетели на лоб. – Ты имеешь в виду Николаса? Какое отношение Николас имеет к...

– Ты его знаешь? – загорелся Феликс.

– Николаса? Мы однокашники в университете. – Густав ухмыльнулся. – Воображает себя памфлетистом. Да в бухгалтерских книгах проза и то получше.

– Ты знаешь, где он живет? – продолжал Феликс.

– Он живет вместе с отцом, это...

– Нет! – рявкнул Отто. – Я запрещаю! Он уже втянул нас в свои глупости! Ты не станешь ему помогать! – Он обернулся к Феликсу и ткнул трясущимся пальцем в сторону улицы. – Ты причинил нам достаточно вреда. Уходи. Уходи и не возвращайся.

Феликс печально кивнул.

– Хорошо. – Он поклонился брату. – Прости, Отто. Я сделаю все, чтобы это исправить.

– Не хочу ничего слышать! Иди! Ну иди же!

Феликс вздохнул и двинулся по улице к воротам Нойштадта, терзаясь виной, злобой и решимостью сдержать обещание, данное Отто, и обезопасить его и его семью. Дождь набирал силу. Он натянул капюшон новенького плаща. Что же, хоть плащ, по крайней мере, остался цел.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Феликс шагнул на крышу Инженерного колледжа. Слова брата по-прежнему вертелись у него в голове. Яркие фонари потеснили ночь, превращая плоскую зеленую медную крышу с ее зубчатыми краями в остров в мрачном безбрежном море. Дождевые капли косо летели мимо фонарей маленькими кометами.

Студенты выкатывали из подвала бочонки с черным порохом и складывали их штабелями под «Духом Грунгни», нависающим над ними железным облаком. Через люк лебедка втягивала полную бочонков сеть в брюхо гондолы. На крыше была расстелена еще одна сетка, в центр ее ставили бочонки. На заднем плане, не тронутый всей этой суетой, скромно ждал прикованный цепями к крыше гирокоптер, похожий на иссохшую оболочку насекомого.

У сетки, руководя погрузкой, стоял Малакай. Готрек застыл рядом. Феликс похромал к ним. С ногами у него все было в порядке, но раненый бок так скрутило, что он с трудом шел прямо. В теле пульсировала тупая настойчивая агония. Больше всего на свете ему хотелось сейчас оглушить сознание пивом и завалиться спать, но Истребитель должен был услышать о вечерних событиях.

Два гнома вскинули глаза при его приближении.

– Вечер добрый, юный Феликс, – поздоровался Малакай.

– Ты, верно, что-то выяснил, – заметил Готрек. – Ты дрался.

– Да, – кивнул Феликс. – Я выяснил, каким дураком могу быть. – Смятенным взглядом он проводил исчезающие в трюме бочонки. – Не смею надеяться, что в мое отсутствие вы нашли порох.

Малакай покачал головой.

– Эт новый, куплен на деньги лорда Скряги-Кеппеля. Но че с тобой сталось?

Феликс вздохнул.

– Я ходил к «Вульфу». Один из сектантов, с которыми мы бились вчера, носил...

– Медальон с волчьей головой, ага. Знамо про то, – перебил Малакай. – Гурниссон рассказал все, чо было в подвале. Не повторяй. Валяй о своем.

Феликс встревоженно нахмурился. Что именно рассказал Готрек? Упомянул ли Ульрику? Графине Габриелле это бы не понравилось. Но не может же он напрямую спросить Готрека в присутствии Малакая, так? Откашлявшись, он продолжил:

– Ну вот, в клубе я увидел мужчину с обожженной рукой. К сожалению, он тоже увидел меня и послал головорезов подстеречь нас с братом по дороге к дому. Был бой. Мой брат... мой брат велел мне никогда к нему не возвращаться.

– Почему ж, скажь на милость?

– Он винит меня за то, что я втянул его в неприятности и принес беду к его порогу. – Феликс вздохнул – кинжал вины снова кольнул сердце, причинив боль едва ли не сильнее, чем рана в боку. – И он прав. Я должен был попасть к «Вульфу» иначе. Теперь Очищающее Пламя охотится и за ним тоже. И за его семьей. Боюсь, я обрек их на смерть, предназначенную мне.

Готрек и Малакай фыркнули в унисон.

– Человеки, – презрительно буркнул Готрек.

– Гном встал бы с топором рядом с братом, встречая врага, – добавил Малакай.

– Ты поймал этого обожженного? – спросил Готрек.

– Нет, – ответил Феликс. – Но я узнал его имя и где он живет.

– Хорошо. – Готрек шагнул к лестнице. – Идем.

– Гурниссон! – рявкнул Малакай. – Ты осел! Не вишь, парню надо чуток полежать?

Готрек остановился и оглянулся, рассматривая пропитанную кровью рубаху Феликса. Похоже, то, что бард позволил себя ранить, оскорбило его.

– Нет времени. С этих дурней станется использовать порох нынче же ночью. А «Дух Грунгни» уходит меньше чем через два дня.

– Я в порядке, – пробормотал Феликс, хотя чувствовал совершенно противоположное: и тело, и душа его пребывали в полном раздрае. – Но не думаю, что мы доберемся до него сегодня.

– Кто сказал? – оскалился Готрек.

– Он сын богача. Живет в отцовском доме в районе Кауфман. В это время городская стража уже не впускает простых обывателей в ворота Альтештадта. Особенно если эти обыватели замыслили преступление – как мы.

– Тогда воспользуемся канализацией, – заявил Готрек. – Пошли.

Упоминание о канализации и о том, что они вне закона, напомнило Феликсу о недавней стычке со стражей под Оружейной палатой. Он повернулся к Малакаю.

– К тебе сегодня никто не заглядывал насчет нас?

– О да. Я уж грил Гурниссону. Приходили, спрашивали.

– И?

Малакай пожал плечами.

– Сказал, чо не зна, где вы, и эт правда. Сказал, что коли вы вернетесь, скажу вам ничо такого боле не делать. – Он ухмыльнулся. – Так что – ничо такого не делайте. И не грите мне, кто этот богатей и де его дом. Гном никогда не лжет.

Феликс вяло хихикнул, застонал и схватился за ребра.

Малакай поцокал языком.

– Никуда бы те не ходить, паря, кроме как в постелю.

– Высплюсь, когда все кончится, – ответил Феликс и двинулся следом за Готреком.

«Если буду еще жив», – мысленно добавил он.

Снова Феликс шел рядом с Готреком по вонючим каменным туннелям к Альтештадту, повесив голову. Мысли его бурлили, как кипящая на огне похлебка, поочередно всплывая на поверхность, как мягкая луковица или кусок мяса или моркови, и вновь погружаясь в глубину, чтобы уступить место другой, требующей внимания: виновность в проблемах брата, ответственность за пожар в Лабиринте, угрозы графини и ее еще более жестоких соперниц, участь, уготованная Оружейной палате, если они не найдут порох, и то, что они всего две недели в Империи и снова уже вне закона.

Феликс покосился на Готрека, который гордо шагал вперед, выпятив бороду и набычившись, – ну просто олицетворение непоколебимой целеустремленности. Он вообще когда-нибудь сомневается, терзается размышлениями? Или сожалеет о чем-то? В памяти возник Готрек, склонившийся над телом Хамнира, друга, которого он только что собственноручно убил. Ну конечно, и ему все это ведомо – и в куда большей степени, чем Феликсу.

Феликс встряхнулся, попытавшись очистить разум и подготовиться к предстоящему делу.

– Значит, – выдавил он наконец, – когда мы доберемся туда, ты собираешься бить этого Гефардта, пока он не расскажет нам, где порох и кто у них предводители?

– Угу, – ответил Готрек. – А как иначе?

– Не думаю, что это сработает. Оратор, которого мы схватили вчера в Трущобах, перерезал себе глотку – твоим топором, – лишь бы ничего не сказать. И главарь тех, кто напал на карету моего брата, поступил так же, когда я попытался допросить его. Он бросился на мой меч и умер, смеясь надо мной.

Готрек хмыкнул.

– Они, по крайней мере, не трусы.

– Нет, – ответил Феликс. – Они безумцы. – Бок вновь обожгло болью, и он зашипел. – Думаю, лучше всего проследить за Гефардтом, чтобы он сам привел нас к лидерам своего культа.

Готрек пожал плечами.

– Ладно. Но если он не приведет нас к ним до того, как «Дух Грунгни» будет готов к отлету, попробуем мой способ.

– Идет, – кивнул Феликс.

Они шли дальше, вдоль сточного канала, по которому грязь из-за дождя бежала быстрее обычного, и отовсюду неслось журчание и плеск воды, стекающей сквозь железные решетки люков. Кирпичные стены стали скользкими от сырости.

Вскоре Феликс замедлил шаг и огляделся, уловив знакомую вонь. Он вдохнул глубже, пытаясь отделить этот запах от едкого смрада канализации. Неужели? Да, конечно. Ошибки быть не может – это прогорклое мускусное зловоние крысолюдов, слабое, но несомненное. Интересно, они с Готреком наткнулись на старый след – или скавены вернулись в Нульн?

Готрек завертел головой, точно принюхивающаяся собака, и перехватил взгляд Феликса.

– Угу, человечек. Я тоже чую. Но развлекаться некогда.

Он зашагал дальше. Феликс тряхнул головой и потащился следом. Только Готрек мог назвать эту жуткую мерзость «развлечением».

Оставив позади еще несколько туннелей, Феликс вспомнил, что сказал Малакай на крыше, и сердце его упало.

– Э, Готрек, а ты рассказал Макайссону о нашем альянсе с Ульрикой?

– Конечно, нет, – буркнул гном. – Я могу убить ее – но не предать.

Феликс вспыхнул.

– Я и не думал, но когда он сказал, что знает про медальон...

– Ее я не упоминал.

– Хорошо, – с облегчением вздохнул Феликс. Значит, по крайней мере один комок в кипящем котле его страхов осядет на дно. Можно с уверенностью сказать графине и ее соплеменницам, что они с Готреком сохранили их существование в тайне. Хотя будет ли это иметь хоть какое-то значение для леди Гермионы и госпожи Сушь, неизвестно. Их недоверие к людям, кажется, зашло слишком далеко.

Готрек вскинул глаза.

– Мы под Альтештадтом. Сюда.

Он повел Феликса к железной лестнице на боковой стене – так, будто пользовался ею только вчера, а не двадцать лет назад. Раненый бок Феликса вновь дал о себе знать. Перекладины были мокрые, струи дождевой воды равнодушно падали на головы взбирающихся. Добравшись до верха лестницы, Готрек спиной и плечами выдавил железную решетку и помог Феликсу вылезти в проулок за рядом лавок.

Лило уже всерьез. Парочка промокла насквозь в считаные секунды.

Феликс вздохнул.

– Отличная ночка для слежки.

Дом Гефардта, четырехэтажный гранитный особняк с высокими узкими окнами на каждом этаже и балконом над парадной дверью, стоял в самой середине ряда других таких же элегантных зданий. Готрек с Феликсом нашли его почти в полночь, в час, когда большинство честных граждан Нульна уже в постели – и уж, конечно, укрыты от дождя, если они в здравом уме, – горестно думал Феликс, чувствуя, как стекают по его носу дождевые капли, – но в одном из окон первого этажа горел свет, а когда они осторожно заглянули внутрь, то увидели за стеклом молодого Николаса, расхаживающего взад-вперед перед огромным камином и прихлебывающего вино прямо из бутылки. Юноша был один.

Молодой человек явно нервничал, только вот из-за чего? Разбойники доложили, что Феликс и Отто сбежали от них? И он испугался разоблачения? И послал своих людей на поиски Феликса? Или они отправились за Отто? При этой мысли Феликсу захотелось бросить все и помчаться к его дому, чтобы защитить его, но Отто сказал, что не хочет его там видеть, и, честно говоря, лучший способ спасти брата и его семью от угрозы Очищающего Пламени – это найти сектантов и уничтожить их. Остается надеяться, что это в принципе возможно.

Долго торчать у окна они не могли. В отличие от Трущоб и Нойштадта, район Кауфман хорошо охранялся. Готрек и Феликс услышали, как стучат о булыжники древки копий патрульных за квартал от дома, и отступили в глубь подъездной аллеи, пропустив мимо раздраженную, донельзя мокрую стражу. Капитан патруля нес на длинном шесте фонарь.

Когда стражники завернули за угол, снова исчезнув в ночи, пара вернулась к окну Гефардта. Николаса в комнате уже не было, а старый слуга убирал винную бутылку.

– Обойдем, – решил Готрек.

Они обогнули квартал. Проулок за домами оказался вымощен отнюдь не столь аккуратно, как улица, на которую выходили передние фасады, и до нужной калитки им пришлось шлепать по лужам и грязным разбитым колеям. Сзади дома располагались просторный каретный двор и сад. Пока они, запрокинув головы, пялились на здание, в окне на верхнем этаже погас свет.

– Лег спать, – сказал Феликс.

– Может, да, – пробормотал Готрек. – А может, и нет. – Гном огляделся. Каретный сарай особняка, стоящего напротив дома Гефардта, примыкал к проулку. Гном ловко полез по стене к крыше, низкой и частично прикрытой ветвями тиса. – Я буду следить отсюда, – бросил он через плечо. – А ты отправляйся назад. Если он выйдет, стукни мечом по камню. Я услышу.

– А если он выйдет здесь? – спросил Феликс. – Я-то тебя не услышу.

Готрек, подтянувшись, перемахнул на крышу и с ухмылкой вытащил топор.

– А тебе и не нужно.

Феликс пожал плечами.

– Ладно. Впрочем, будем надеяться, он выйдет быстро. Я, кажется, простудился.

Готрек фыркнул:

– Мягкотелые человечишки, – и удобно устроился между зубцами на гребне крыши каретного сарая.

Феликс закатил глаза – и побрел по проулку обратно на улицу.

Казалось, Николас не выйдет вовсе. Феликс, дрожа и хлюпая носом, стоял в подъездной аллее напротив особняка Гефардта несколько часов, дождь лил на его голову, а рана болела и зудела так, словно изнутри ее царапали бесы. Ничего не происходило. Каждый час мимо проходил патруль, и Феликс отступал глубже в тень, но в остальном все было тихо. Шел дождь, рыскали кошки и крысы, иногда мимо проезжал экипаж, изредка высаживая кого-нибудь у одного из величественных зданий – один раз даже у дома, к которому жался Феликс, – но у особняка Гефардта никто не останавливался.

Когда ноги невыносимо устали, Феликс присел на корточки, но новые сапоги совсем перекрыли кровообращение, и он снова поднялся и принялся топать, словно вбивая в землю нещадно колющие ступни иголки с булавками. Наконец он присел, выбрав наименее мокрое местечко, и застыл, стараясь не клевать носом и чувствуя, как камни под ним становятся все холоднее. Уже недолго, думал он. В любую минуту передняя дверь Герхардта распахнется или зазвенит топор Готрека, все будет кончено – и мы убежим. В любую минуту.

В любую.

– Что случилось? – раздался голос над ухом Феликса. – Вы в порядке, милорд?

Феликс, вздрогнув, проснулся – и заморгал смущенно. Его окружал забор – из ног в сапогах и древков копий. В дюйме от него нависло квадратное лицо со сломанным носом, громкий голос надрывал барабанные перепонки, в ноздри шибало запахом лука, пива и дешевого мясного пирога. Дождь все еще шел.

– Заблудились по дороге из клуба, милорд? – добродушно спросил стражник, протягивая Феликсу руку. Феликс стиснул ее, и патрульный, потянув, поставил его на ноги. – Ну вот, милорд, и порядок. – Он отряхнул Феликса и улыбнулся, продемонстрировав гнилые зубы. – Шли бы вы в свою кровать, а? Простудитесь тут насмерть, в такой мокроте.

– Благодарю, – пробормотал Феликс, все еще пытаясь очухаться. Кажется, уже светало. Почти. Сколько же он спал? Неужели он пропустил уход Николаса? По крайней мере благодаря новой одежде стражники приняли его за аристократа и не заподозрили, что ему здесь не место. – Я... Что ж, я, пожалуй, пойду.

Только вот куда? Он потуже завернулся в промокший плащ. Последуют ли патрульные за ним, если он двинется вокруг квартала на поиски Готрека? А что если Николас ускользнет прежде, чем Феликс вернется на свою позицию?

Он зашагал по улице, и тут один из стражников наклонился к сержанту и принялся шептать ему что-то на ухо. Заметив это, Феликс ускорил шаг.

Не к добру это.

– Минутку, милорд, – окликнул его сержант.

Феликс обернулся.

– Да?

– Прощенья просим, но не могли бы вы назвать свое имя? И где именно вы изволите проживать?

– Имя? – Паника подступила к горлу Феликса. Он попытался изобразить аристократическую усмешку. – А что вам за дело до моего имени?

– Ну, это, видите ли, ваша светлость, – промямлил, явно испытывая неловкость, сержант. – Эдвард вот считает, что вы похожи на парня, который должен бы сейчас сидеть под домашним арестом в Инженерном колледже. У него, по описанию, меч с рукояткой в виде драконьей башки, совсем как у вас, вот и...

– О, сержант, – прозвенел над ними серебристый голосок.

Все вскинули глаза. Прекрасная женщина в зеленом, с длинными золотистыми волосами, выбивающимися из-под шали, выглядывала из окна ближайшего дома, улыбаясь патрулю сверху вниз.

Феликс разинул рот.

Это была Ульрика.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Кончиками пальцев сержант коснулся шляпы.

– Утро доброе, миледи. Простите великодушно, если разбудили.

– Вовсе нет, сержант. – В ее сладком голосе не было и следа кислевского акцента. – Но прошу вас отпустить этого человека, хоть он и негодяй. Я вышвырнула его вчера вечером после маленькой любовной ссоры. С тех пор он и торчит под моим окном, но, полагаю, мерзавец уже достаточно настрадался, так что я прощаю его. Отпустите его, и я открою ему дверь.

– Конечно, госпожа, – неуверенно ответил сержант. – Просто у нас есть причина полагать, что он...

– Чушь, – еще слаще пропела Ульрика. – Он совершенно не может быть тем, кто вас интересует. Это всего лишь мой бедный, милый, промокший, продрогший, истосковавшийся под дождем любовник. – Голос ее стал тягучее и приторнее меда, глаза сделались огромными и бездонными. – Мой бедный, милый, промокший любовник, – повторила она. – Истосковавшийся под дождем.

– Да, госпожа, – промямлил сержант. – Истосковавшийся под дождем. Да, конечно. Спасибо. Мы пойдем?

– Идите, – разрешила Ульрика. – До свидания.

Стражники развернулись и, шаркая как лунатики, побрели по улице. Феликс проводил их взглядом – и вновь уставился на Ульрику.

– Как ты здесь...

Ульрика прижала палец к губам, махнула рукой в сторону передней двери и закрыла окно.

Феликс обогнул дом, сторонясь одурманенных патрульных. Чуть погодя дверь открылась, и важный дворецкий, поклонившись, впустил его. Пока слуга снимал с Феликса истекающий влагой плащ, наверху изогнутой лестницы красного дерева появилась кисло улыбающаяся Ульрика.

– Видишь, насколько все было бы лучше, если бы вы с Готреком выполняли свои обещания? – проговорила она. – Поднимайся, я найду тебе сухую одежду.

– Не понимаю, – раздраженно буркнул Феликс, двинувшись вверх по ступеням. В помещении было восхитительно тепло и сухо. Из глубины дома тянуло ароматами яичницы, бекона, душистого чая, и от этих запахов изголодавшийся желудок неистово рычал. Подумать только, он целую ночь мок в проулке, когда прямо за стеной, к которой он привалился, сидела в такой роскоши Ульрика! – Какие обещания мы не сдержали? И как ты здесь оказалась?

– Ты не сдержал одно обещание, Готрек, – другое, – сказала Ульрика. – Ты не вернулся к графине, чтобы рассказать ей, что выяснил.

Феликс нахмурился.

– А разве в том была необходимость? Одурманенный ею рыцарь – как его там? Капитан Рейнгельт? Он ведь был там. И все видел. Как и один из денди леди Гермионы. Они должны были все передать своим госпожам, иначе и тебя бы тут не было.

– Да, они все передали, но ты забыл, что я сказала тебе о характере графини. Даже столь малое упущение она воспринимает как намеренное пренебрежение. – Ульрика открыла дверь в спальню и отступила, пропуская Феликса в уютную комнату с большой, покрытой балдахином кроватью у одной стены и горящим камином у другой. – Но это так, между прочим. А вот предательство Готрека непростительно.

– Да ладно, – поразился Феликс. – Готрек никогда в жизни не нарушал обещаний!

– Естественно, нарушал. – Ульрика прикрыла дверь и повернулась. Глаза ее стали вдруг холодными и твердыми, как сапфиры. – И ты это знаешь.

– Что?

– Госпожа Сушь по приказу леди Гермионы следила за тобой вчера от самого «Вульфа». Она была на крыше, когда ты говорил с Готреком и Малакаем. И, как и ты сам, слышала, как Малакай сказал, что Готрек выдал ему меня.

Феликс в замешательстве моргнул.

– Что? Он этого не делал.

– Теперь и ты лжешь мне, Феликс? – Ульрика приблизилась. Шутливость ее улетучилась без следа. – Истребитель много говорит о чести и верности клятвам. Очевидно, сам он не придерживается столь высоких стандартов.

Феликс невольно отступил на шаг. Ульрика пугала его.

– Подожди! Ты ошибаешься! Это, должно быть, госпожа Сушь солгала!

– Неужто? Она сообщила нам, что Малакай упомянул, что Готрек рассказал ему о медальоне и всю правду о битве с Очищающим Пламенем. – Она потянулась и ухватила Феликса за ворот. – А вся правда включает меня.

Феликс наткнулся на кровать и ударился головой о стойку.

– Подожди! Послушай! Я понимаю, что она могла истолковать слова Малакая именно так. Но она не знает Готрека. Он не выдал тебя. Он рассказал Малакаю все – кроме той части, где участвуешь ты. О тебе он умолчал.

Ульрика придвинулась вплотную. Ее острые зубы сверкнули в колеблющемся свете пылающего в камине огня.

– И откуда ты это знаешь?

– Я спросил! – Феликс сглотнул. Она собирается убить его! – Это... это тревожило и меня тоже! Готреку такое не свойственно, однако, зная, как он относится к тебе и твоей госпоже, я подумал...

– Ты подумал?

– Я ошибся! – выкрикнул Феликс. – Он сказал, что мог бы убить тебя, но предать – никогда!

Ульрика впилась в него взглядом, ее льдисто-голубые глаза сверлили его так, будто собирались вскрыть душу. Мгновение растянулось в бесконечность, но потом Ульрика вздохнула и отступила, качая головой и усмехаясь.

– Мог бы убить, но не предать? Ха! Похоже на Истребителя.

– Значит, ты мне веришь? – Феликс боялся даже дышать.

– Да, – кивнула Ульрика. – Я тебе верю. – Тут она нахмурилась. – К сожалению.

– Почему?

Глаза Ульрики сделались виноватыми.

– Графиня поверила госпоже Сушь, как и я. Следовательно, она считает, что вы с Готреком предали меня. Она недовольна. В сущности, она дала госпоже Сушь, леди Гермионе и мне разрешение убить вас обоих, если мы найдем вас.

– Зигмар! – Сердце Феликса подпрыгнуло и бешено заколотилось. Три древние, могущественные и сумасшедшие вампирши жаждут его крови! Куда уж хуже?! – Ты должна сказать им! Надо их отозвать!

– Не бойся, Феликс. Я все исправлю. Передам графине твои слова. Все будет хорошо.

Феликс сглотнул и попытался успокоиться.

– Надеюсь.

– Не волнуйся. – Она улыбнулась. – Я ее любимица, а госпожа Сушь – противница. Она поверит мне. – Взгляд Ульрики скользнул по одежде Феликса. – Но посмотри на себя! С тебя капает на ковер. Ну что я за хозяйка?! – Она двинулась к гардеробу. – Ну-ка, что мы можем тут тебе подобрать?

Феликс лишь тупо моргал, обескураженный столь стремительной переменой темы и настроения. Ульрика словно забыла о смертном приговоре, вынесенном графиней, но Феликсу трудно было представить, что все пройдет так гладко, как она, похоже, считала.

Пока женщина рылась в шкафу, бард окинул взглядом роскошную комнату. Из окна был виден дом отца Гефардта.

– Отличный наблюдательный пункт. Как ты его отыскала? Только не говори, что графиня случайно владеет домом, расположенным прямо напротив нужного.

Ульрика извлекла из гардероба халат синего катайского шелка и протянула его Феликсу.

– Вот. Должно подойти. Надевай.

Взяв халат, Феликс присел на кровать, ожидая, что Ульрика выйдет.

Но она опустилась в кресло.

– Я уже упоминала, что у графини много клиентов среди знати, она очень хороша в... – Она нахмурилась. – В чем дело? Переодевайся. Замерзнешь насмерть.

– Э... – Феликс покраснел.

– Ой, не будь идиотом. – Ульрика закатила глаза. – Как будто я не видела всего этого раньше, когда мы были... – Заметив выражение лица Феликса, она осеклась и фыркнула. – Ладно, ладно. – Встав, Ульрика подняла кресло – тяжеленное дубовое чудище, обитое кожей, – и с легкостью развернула его к огню. – Ну вот. Я не буду подсматривать. Обещаю.

Она снова села и погрузилась в созерцание пламени.

Феликс уставился в ее спину, потом пожал плечами и принялся стягивать мокрую одежду.

– Так о чем это я? – продолжила Ульрика, обращаясь к камину. – Ах да. У графини много богатых клиентов, и у нее прекрасно получается добиваться от них того, чего она хочет. Ее голос бывает весьма гипнотическим.

– Как и твой. – Феликс сразу вспомнил одурманенных стражников.

– Я учусь, – хмыкнула Ульрика, потом продолжила: – Это дом лорда Йоргена Кирстфаувера. Когда капитан Рейнгельт доложил графине – ну, мадам дю Вильморен, что ты разоблачил сына Лина Гефардта как члена культа Очищающего Пламени, она выяснила, где он живет, – старший Гефардт, естественно, тоже является клиентом нашего заведения. Так что ей было проще простого пригласить лорда Кирстфаувера испробовать самых новых и самых молодых девочек в обмен на разрешение на денек воспользоваться его домом и слугами – с величайшей осторожностью, разумеется. Лорд Кирстфаувер, как и все мужчины, естественно, очарован мадам дю Вильморен, поэтому с готовностью согласился.

– А если нам придется задержаться дольше, чем на день? – спросил Феликс, избавившись от сырого исподнего.

Ульрика хихикнула.

– В доме мадам дю Вильморен время летит незаметно. Лорду Кирстфауверу еще предстоит обнаружить, что он так увлекся красотой «обслуживающего персонала», что потерял счет дням. – Она умолкла, нахмурилась. – Кстати, где Готрек?

Жаркая вспышка стыда опалила Феликса. Он тут болтает, а Готрек по-прежнему мокнет под дождем на крыше сарая!

– Зигмар! Он следит за каретным двором Гефардта. Как я следил за передней дверью. – Поспешно вскочив, он шагнул к выходу. – Ты увела меня с поста! Гефардт мог уже уйти!

– Не бойся, Феликс. За домом присматривают семь моих шпионов. Мы узнаем, если он выйдет.

– Семь! – Феликс уставился на нее. Семь шпионов? И он никого не заметил?

Ульрика развела руками.

– Видишь? Если бы ты сказал нам, то мог бы спать все это время в теплой постели. А из-за своего глупого упрямства только промок до костей, к тому же лис мог и ускользнуть, пока ты дремал. – Она ухмыльнулась. – Ну что, хочешь избавить Готрека от страданий?

Феликс снова вспыхнул. Конечно, он хотел увести Готрека из-под дождя, но мысль, что Истребитель увидит его в шелковом халате в компании Ульрики, заставила съежиться от ужаса.

– Да, я... минутку.

Он кинулся к мечу и выхватил его из ножен. Ульрика встревоженно вскинулась, но Феликс шагнул к боковому окну, выходящему в проулок, распахнул створку и стукнул клинком о каменный подоконник. Теперь Ульрика смотрела с любопытством.

– Наш сигнал, – объяснил Феликс.

Он высунулся из окна – и дождался, когда в конце квартала появилась приземистая фигура Готрека, озирающего улицу.

– Хс-с-ст! – прошипел Феликс.

Истребитель задрал голову, и Феликс махнул ему рукой, а потом показал на дверь дома. Свирепое замешательство промелькнуло на лице двинувшегося через улицу Готрека.

Феликс и Ульрика спустились ко входу как раз в тот момент, когда дворецкий открыл дверь.

– Что за глупости? – рявкнул Готрек, перешагнув порог. Вода ручейками струилась с его бороды. – Ты должен был дать сигнал только... – Он застыл, увидев шелковый халат Феликса, потом перевел взгляд на Ульрику – и фыркнул. – Угу. Я ничему не помешал?

– Позволь объяснить...

– Это будет твое объяснение? – Готрек захлопнул за собой дверь. – Или той, что дергает за ниточки?

– Я...

– Феликс не очарован, Истребитель, – заговорила Ульрика. – Я всего лишь пригласила его укрыться от дождя, как и тебя. Если бы вы оба немедленно явились к графине сообщить, что узнали про Гефардта, вы могли бы переждать ночь тут, в комфорте, вместо того чтобы мокнуть снаружи.

Готрек зарычал:

– А кто бы следил за домом, пока мы торчали бы тут в комфорте?

– Семь моих шпионов следят за домом, – повторила Ульрика для Готрека. – Поверь, ваша дичь не ускользнула бы, пока вы наслаждались бы гостеприимством графини.

Истребитель хмыкнул, очевидно, недовольный тем, что на все его вопросы нашлись столь разумные ответы. На миг Феликсу показалось, что гном сейчас развернется и уйдет обратно под дождь, но тот лишь пригладил рукой поникший гребень на голове и стряхнул на пол капли.

– Тогда дай мне какую-нибудь одежду, еду и пинту.

Ульрика сделала книксен, изобразив улыбку.

– Мигом, господин гном. Мы живем лишь ради того, чтобы служить. В кабинете слева разожжен камин.

Развернувшись, она исчезла за дверью для слуг.

Готрек шагнул к кабинету, потом глянул на Феликса.

– Иди поспи, человечек. Один.

Феликс напрягся.

– За все эти годы ты так и не поверил, что я не дурак?

Готрек, похоже, собирался гаркнуть нечто нелицеприятное, но передумал и только сокрушенно пожал плечами.

– Не верю никому из человеков, когда рядом одна из этих тварей. Иди поспи.

Он скрылся в кабинете. Феликс несколько секунд смотрел ему вслед, потом поднялся по лестнице в спальню, где оставил свою одежду.

Просыпался Феликс медленно. В комнате было темно, лишь в камине слабо мерцал огонь. Огромная, мягкая и теплая постель обволакивала. Стук дождя за окном убаюкивал. Запах чистого льна и шерсти успокаивал. Феликс зевнул, потянулся – и тут же взвизгнул, как пес, которого пнули: зашитая рана тоже пробудилась.

Он свернулся клубком, шипя и смаргивая набежавшие слезы, – и увидел сквозь застившую глаза пелену чужое лицо. Возле кровати кто-то был! Он дернулся, отпрянул и снова взвыл от боли.

– Вечер добрый, Феликс, – рассмеялась Ульрика.

Феликс пялился на нее, задыхаясь и потея. Одетая в свой обычный мужской костюм Ульрика сутулилась в кресле и, кажется, сидела так уже давно.

– Что... что... что ты тут делаешь? – выдавил он наконец. – Пора?

– Нет-нет. Наш лис еще не покинул логово. Но ночь близка. И вскоре он, возможно, покажется. Я подумала, может, ты захочешь покормиться... прости, поесть перед выходом.

– Да. – Феликс осторожно сел. – Да. Прекрасный план.

Она встала, вновь небрежно развернула кресло и села, отвернувшись от Феликса и уставившись на сундук в изножье кровати.

– Твоя одежда высушена и залатана, таз для умывания стоит у огня, кувшин с водой греется рядом.

Феликс протер глаза, окончательно прогоняя сон, и, шипя и кряхтя, вылез из постели. Натянув чулки и штаны, он шагнул к камину.

– Ты рад будешь услышать, что, пока ты спал, я отправила графине сообщение, рассказав, что вы с Истребителем все же не выдали меня Макайссону, и попросила ее отозвать леди Гермиону и госпожу Сушь.

– Спасибо, – сказал Феликс. – А она ответила?

Он налил в тазик воды – идеальной для умывания температуры.

– Пока нет. И вряд ли ответит сегодня. Большинство ее слуг заняты – либо в борделе, либо ищут Очищающее Пламя.

Феликс, поеживаясь, намылил руки и лицо. Он действительно радовался, что Ульрика уведомила графиню, но расслабиться полностью не мог, поскольку не знал, отменила ли та приказ о его казни.

– Ты выглядел таким молодым, когда спал, Феликс, – сказала Ульрика. – Совсем как при первой нашей встрече.

Феликс задохнулся и поднял лицо – все в мыльной пене.

– Ты... Долго ты на меня смотрела?

Ему стало очень неуютно.

– Такие, как я, не спят, – уронила Ульрика.

Феликс, хмурясь, ополоснулся. Это ведь не ответ.

– К сожалению, – продолжила она. – Ибо это ведет к размышлениям и, возможно, безумию. – Феликс услышал, как она вздохнула. – Я вспоминала нас, нашу последнюю встречу и думала, могло ли все быть по-другому, если бы ты не утратил ко мне интереса.

Феликс фыркнул, и едкая мыльная вода попала ему в нос. Он судорожно закашлялся, из глаз брызнули слезы, рана в боку завопила.

– Я!.. – Он осекся и попытался снова: – Я потерял интерес к тебе? Это же ты бросила меня ради Макса!

Она повернулась к нему, приподняв брови.

– Да ладно, Феликс. Это случилось много позже того, как между нами все кончилось.

Феликс уставился на нее. Удивительно, как порой могут саднить старые раны.

– Неужели? Жаль, что ты мне не сказала.

– Возможно, мы об этом не говорили. – Ульрика усмехнулась. – У нас тогда очень хорошо получалось ни о чем не говорить, верно? Но мы оба знали.

– Не уверен, что я знал, – выдавил Феликс. – Мне казалось, что это ты утратила интерес ко мне – прежде, чем я – к тебе. Иначе зачем ты затевала все эти бессмысленные ссоры? И откуда бралась угрюмость? И внезапные вспышки гнева?

Ульрика расхохоталась.

– Ты описываешь себя!

– Я только отвечал тебе!

Глаза Ульрики сверкнули, как у кошки, и она выпрыгнула из кресла, оказавшись прямо перед ним. Феликс отпрянул, внезапно сообразив, что он, полуголый, стоит напротив вооруженного и наделенного нечеловеческой силой монстра.

Ульрика, похоже, тоже это осознала, поскольку сразу со вздохом опустилась на ручку кресла и повесила голову.

– Извини, Феликс. Ты целиком и полностью прав. Я начинала большинство ссор, у меня были приступы хандры и гнева. Но и у тебя тоже.

– Я... ну, полагаю, да.

– Мы оба были тогда очень молоды. Может, мы и сейчас такими остались. – Она горько рассмеялась. – Я-то уж определенно не стала старше.

Пока Феликс натягивал рубаху, его захлестывали воспоминания о минувших годах.

– Тебя было очень трудно понять, – сказал он. – Порой мне казалось, что ты считаешь меня забавным пустячком, годным лишь для мимолетного флирта. А порой ты вела себя так, будто я – твой спаситель, кто-то, кто способен вывести тебя из твоего угла и показать мир. Я не знал, чего ты хотела.

– Потому что это я не знала, чего хочу, – отозвалась Ульрика. – Я хотела... хотела... – Она умолкла с отсутствующим видом и вдруг громко рассмеялась, захохотала удивленно и вскочила, взъерошив пятерней свои короткие белые волосы. – Сказать тебе, когда все завершилось? – Она подняла палец. – И это докажет, что ты был прав, что это я решила положить всему конец, хотя вот до этой самой секунды я этого не осознавала.

– Хорошо, – кивнул Феликс, натягивая сапоги, хотя и сомневался, что ему действительно хочется знать. Может, он сказал что-то до смешного нелепое? Показал себя деревенщиной?

– Я устроила тебе проверку. – Скрестив на груди руки, она прислонилась к каминной полке. – Хотя тогда я не знала, что это проверка. Проверка, которую ты не мог пройти, как бы ни ответил.

– Не понимаю. Какую проверку?

Ульрика улыбнулась.

– Помнишь, в Карак-Кадрине, когда я спросила тебя, бросишь ли ты Истребителя, чтобы вернуться со мной в Кислев?

Лицо Феликса затвердело.

– Помню. Я ответил – да. Это был единственный раз, когда я нарушил свою клятву Готреку.

– Да, – кивнула Ульрика. – И поэтому ты провалил испытание. С того момента я начала думать о тебе как о человеке, способном изменить слову, и больше не уважала тебя, как раньше.

– Значит, – в душе Феликса закипал гнев, – я прошел бы проверку, сказав, что не пойду с тобой?

– Нет! Конечно же, нет. Если бы ты отказался, это доказало бы, что ты недостаточно любишь меня, чтобы нарушить клятву.

Феликс моргнул.

– Но это же...

– Невозможно! Абсолютно! – Ульрика снова рассмеялась. – Видишь? Молодость и глупость! Я считала себя аристократкой, а аристократка должна иметь любовника безупречной чести – мужчину, который умрет, но не нарушит клятвы. И все-таки в то же время я хотела, чтобы мой любовник пылал ко мне такой страстью, был так мне предан, что мог бы швырнуть свою честь в грязь, растоптать ее, бросить друзей и семью по одному моему слову.

Феликс удивленно покачал головой.

– Милость Шалльи, не Кригер сделал тебя чудовищем. Это же безумие!

Ульрика одарила его острозубой ухмылкой.

– Нет чудовища опаснее девятнадцатилетней девушки с идеалами.

Феликс рассмеялся, поморщился и осторожно поправил камзол.

– Я... я тоже должен сознаться.

– О?

Феликс робко взглянул на нее.

– Ты была всем, о чем я когда-либо мечтал, – прекрасная, храбрая, умная девушка, любившая жизнь, и приключения, и... – Он умолк на мгновение. – И любовь. И в то же время ты была всем, что я ненавидел, – аристократка, не работавшая ни дня в своей жизни. Предпочитающая охоту чтению, считающая поэзией пьяные песни коссаров.

– Ложь! – воскликнула, перебивая его, Ульрика. – Да я работала больше, чем ты...

Феликс вскинул руки.

– Знаю, знаю. На самом деле ты не была одной из тех. Но ты их символизировала. Тогда я тоже это знал, но ничего поделать не мог. Все годы учебы надо мной издевались сынки и дочери аристократов, и я перенес обиду на тебя. Любя тебя, я предавал все свои идеалы – насчет отмены привилегий, конца тирании класса – и потому чувствовал себя виноватым. Но когда я смотрел на тебя, слушал тебя, видел тебя такой, какая ты есть, а не то, что за тобой стоит, я чувствовал вину за то, что навешиваю на тебя ярлыки.

– И оттого мрачнел.

– И сердился, – кивнул Феликс.

– И затевал ссоры на пустом месте, – сказали они хором, рассмеялись и посмотрели друг другу в глаза.

Сколь многое вместил этот взгляд! Признание сожаления, тоски, вины, понимания, пришедшего слишком поздно, – и боль, пронзившая грудь Феликса, не имела никакого отношения к зашитой ране. Он отвернулся, вдруг разозлившись, то ли на Ульрику, то ли на себя, то ли на жестокую судьбу – он не знал. О боги, какие глупые пустяки разлучают людей! Это так нечестно.

– Почему этот разговор не случился двадцать лет назад? – спросил он.

– Потому что мы были на двадцать лет моложе, – вздохнула Ульрика. – И на двадцать лет глупее. И не могли назвать свои проблемы даже себе, не то что другому.

Феликс вновь повернулся к ней.

– Но подумай, что бы могли принести нам все эти годы! Какими бы стали наши жизни, если бы...

– Да. – Глаза Ульрики казались открытыми ранами – столько в них было боли. – Я думала об этом. Часто.

Феликс вспыхнул.

– Ульрика. – Он шагнул к ней. – Прости меня. Мне даже не приходило в голову...

Он поднял руку, чтобы опустить ее на плечо женщины, но та отскочила, предостерегающе вскинув ладонь и оскалив клыки.

– Нет! Ты не должен касаться меня!

Феликс замер, сконфуженный.

Ульрика, обхватив себя руками, отвернулась, уставившись на огонь.

– Мне этого не вынести.

Рука Феликса упала. Сердце тоже. Ему хотелось успокоить, утешить ее, но как? Он смотрел Ульрике в спину, не в силах ничего придумать.

Дверь открылась. На пороге стоял Готрек.

– Он уходит.

Ульрика вздохнула. Феликсу показалось, что с облегчением.

Но Гефардт всего лишь отправился пообедать в ближайший ресторанчик, один, и час спустя вернулся домой – тоже один. Какое-то безумие. Феликс был уверен, что где-то в Нульне Братство Очищающего Пламени готовится использовать черный порох в нечестивых целях и что в любую минуту может случиться страшное. Но где? Когда? И что именно? Он считал, что Гефардт – участник черных замыслов и приведет Феликса с Готреком к своим предводителям, но он, похоже, всю ночь не выходил из дома.

– Возможно, я ошибся, – пробормотал Феликс. – Указал не на того человека...

Проследив за отобедавшим Гефардтом, они втроем наблюдали сейчас за особняком напротив из окна неосвещенной гостиной лорда Кирстфаувера. У Гефардта же горели лампы, и его силуэт, двигающийся по комнатам, был отлично виден.

– Может, тот взгляд Гефардта вызвало всего лишь несварение желудка, – в отчаянии проговорил Феликс.

– На тебя напали, – напомнила Ульрика.

– Возможно, кто-то другой из сидевших у Вульфа опознал меня и подослал разбойников.

– Это он, – отрезал Готрек. – Он нервничает. Мерит шагами комнаты. Пьет. Он чего-то ждет. Что-то случится сегодня ночью.

– Хорошо бы, – вздохнул Феликс. – «Дух Грунгни» вылетает на рассвете.

– И я позволю ему улететь, если потребуется, – заявил Готрек.

Феликс удивленно взглянул на гнома.

– Я отсюда никуда, пока Хайнц не отомщен, – буркнул Истребитель. – И неважно, сколько на это уйдет времени.

Прошел еще час.

– А если Гефардт просто не участвует в том, что должно случиться? – спросил съежившийся в кресле Феликс. – Что если он всего лишь ожидает вестей об успехе плана? Вдруг мы уже опоздали?

Готрек фыркнул.

– Если бы кто-то подорвал столько пороха в пределах Нульна, мы бы услышали.

Наступила и миновала полночь. Готрек оставался у окна, напряженно, без устали вглядываясь. Ульрика беспокойно бродила из комнаты в комнату.

Феликс прерывисто дремал, видя тревожные сны о давних временах – с ней. После того разговора ему трудно было думать о чем-то еще. Кинжалы сожаления вонзались в его сердце, когда он, поворачивая голову, видел ее, глядящую в окно. Осколки памяти вертелись в сознании, разрезая все вокруг острыми краями. Он поймал себя на мысли, что ищет возможность попытаться как-то все исправить. Должен быть какой-нибудь способ, ведь теперь, когда они узнали друг друга и самих себя, став старше и мудрее, можно вернуть то, что у них было, – вернуть навсегда. Нет, невозможно. Ульрика умерла семнадцать лет назад, от руки Адольфа Кригера, и лишь темнейшее колдовство из туманов времени даровало ей подобие жизни. Ей никогда уже на стать той, кем она была прежде. Нет способа исцелить ее, кроме как колом, огнем или солнцем.

Феликс кипел в безмолвном негодовании на несправедливость всего. Сколь жестока должна быть судьба, подкинувшая им прозрение с опозданием на десятки лет? Поговори они тогда, как поговорили сейчас, они могли бы остаться вместе, путешествовать бок о бок, деля и чудеса, и ужасы, и радости жизни. А теперь они – каждый сам по себе, бродят, одинокие среди товарищей, разделенные нерушимыми стенами смерти, расстояния и недопонимания. Феликсу хотелось плакать – или кинуться очертя голову в бой, чтобы его убили.

Сейчас он понял, что, если бы Кригер не обратил Ульрику, он, Феликс, старался бы куда усерднее, чтобы как можно раньше привести Готрека к берегам Старого Света.

Наконец, спустя три часа после полуночи, Готрек крякнул, разбудив Феликса, забывшегося беспокойным сном.

– Посетитель, – сказал Истребитель.

Феликс и Ульрика кинулись к окну. Перед дверью Гефардта остановился экипаж. Из него вышел мужчина в тяжелом плаще. Дверь особняка распахнулась, человек вошел в дом, карета уехала. Впустил гостя сам Гефардт.

– Он устраивает вечеринку? – удивился Феликс. – Так поздно?

– Охотничью вечеринку, – буркнула Ульрика.

Следующие полчаса Гефардт и его гость прохаживались за окнами, беседуя и выпивая, и тут к дому приблизился еще один человек, на сей раз пешком. И снова Гефардт открыл перед посетителем дверь прежде, чем тот постучал.

Этого, однако, хозяин угощать не стал. Лампы быстро погасли, в доме стало темно. Взгляд Феликса метался от передней двери к верхним этажам – люди должны были либо выйти, либо подняться, верно?

Но ни того, ни другого не происходило.

– Уверена, они двинулись через каретный двор, – сказала Ульрика. – Мои шпионы доложат об этом в любой момент.

Она окинула взглядом крыши домов по обе стороны от особняка Гефардта. Миг – и на гребне действительно показалась темная фигура, махнувшая рукой и указавшая налево.

– Ага. Я была права. – Ульрика повернулась к двери. – Идем. Они направляются на юг.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Карета Ульрики слишком бросалась бы в глаза, так что троица пешком шагала по Кауфману за экипажем Гефардта. Короткие ноги Готрека ставили гнома в невыгодное положение, но он неутомимо топал позади Феликса, пока вырвавшаяся вперед Ульрика, растворившись в тенях, следила за каретой. Феликс передвигался не быстрее Готрека. Дневной отдых немного восстановил его силы, но все тело ныло и раны болели. Он хромал и скрипел зубами при каждом шаге.

Ночь выдалась холодной и ветреной. Стучали ставни, шелестела листва, скрипели деревья. Вчерашний дождь выродился в редкую морось, и луны то появлялись, то исчезали за тушами табуном несущихся по небу серых туч.

Вскоре они потеряли Ульрику из виду. Феликс придерживался направления, в котором, как он надеялся, она двигалась, не переставая размышлять, не бросила ли она их позади намеренно – возможно, чтобы отомстить за то, что он не сообщил ей и графине о Гефардте сразу. Но несколько минут спустя она появилась впереди, торопя его энергичными жестами.

– Они въезжают в Нойштадт, – сказала она, когда он подковылял к ней. – Через ворота. Не думаю, что стража пропустит тебя.

– А тебя? – ехидно поинтересовался Феликс.

– Мне ворота без надобности.

– У тебя есть крылья?

– Что-то вроде того.

Феликс окинул взглядом Коммерческую улицу. Экипаж Гефардта остановился у Альтештадтских ворот, кучер разговаривал со стражниками. Как же им с Готреком пробраться туда, да еще так, чтобы не упустить карету?

Гефардт – сын богача, со всеми соответствующими атрибутами. У него есть карета с кучером, безупречная одежда, культурные приятели. Скажи он, что отправляется в бордель или игорный дом Нойштадта, стража только откозыряет и с поклоном пропустит его. А Феликса с Истребителем?

Феликс оценивающе оглядел себя. Что же, одет он в данный момент неплохо, гладко выбрит – а это уже что-то. Патрульные разбудили его, задремавшего поутру в проулке, вполне вежливо, не прогнали пинками, и хотя они с Готреком в розыске, лицо у Феликса довольно обычное, и он мог бы пройти мимо стражи, не удостоившись особого внимания, но Готрек...

Готрека обычным не назовешь – даже по меркам Истребителя. Если стражники у ворот получили их описание – а Феликс не сомневался, что получили, – они узнают гнома мгновенно. Узнают и остановят. Последуют вопросы, а возможно, и применение силы. Пострадают невинные, а карета Гефардта между тем уедет.

Может, стоит снова спуститься в канализацию? Но это займет слишком много времени. Когда они снова выберутся на поверхность, Гефардт может укатить куда угодно.

Решительно шагая, подоспел Готрек.

– Проблемы?

– Они едут в Нойштадт, – повторила Ульрика.

– Стража не пустит нас, – вздохнул Феликс. – Станут допрашивать. И арестуют.

Ворота со скрипом открылись, и возница Гефардта подстегнул лошадей.

Готрек зарычал.

– Если они хотят арестовать нас, так дадим им повод.

– Мы не можем. Мы... – Феликс вдруг осекся и уставился на Готрека. – Погоди! Это хорошо. Они хотят нас арестовать. И мы им это позволим.

– Эй? – возмутился гном.

Ульрика недоуменно вскинула брови.

– Только для того, чтобы они провели нас за ворота.

– Угу, – сообразил Готрек. – Неплохо придумано, человечек. Веди.

Феликс повернулся к Ульрике.

– Не упускай их из виду. Мы нагоним тебя на той стороне.

– Я предпочла бы задержаться и посмотреть, – сказала, ухмыляясь, Ульрика. – Ну да ладно. Удачи.

Она нырнула в боковой проулок, тянущийся к стене, и исчезла. Феликс еще секунду смотрел ей вслед. Эта ее радостная усмешка обожгла его, как раскаленная кочерга.

– Ну, человечек?

– Да-да, – очнулся Феликс. – Извини.

Они с Готреком двинулись к воротам.

– Мы не можем просто сдаться. Они поймут, что что-то тут не так. Все должно выглядеть так, будто мы пытаемся избежать ареста.

– И как же мы это сделаем? – поинтересовался Готрек.

– Хальт! – рявкнул сержант стражи, вскинув руку. За его спиной, перед воротами, стояли шестеро крепких копейщиков в кирасах и шлемах. – Назовите цель визита, господа.

Феликс и Готрек остановились. Карета Гефардта еще виднелась сквозь решетку ворот – она катила по Коммерческой, сворачивающей на восток по Гандельбезирку.

– Откройте ворота, добрые люди, – прогнусавил Феликс самым высокомерным голосом. – У меня неотложное дело в Оружейной палате.

– В этот час, господин? Палата не принимает посетителей по ночам, господин. – Из окон караулки лился свет, позволяя сержанту разглядывать парочку. – И никто не пройдет за ворота, пока солнце не встанет.

– Ерунда. Вы только что пропустили карету. Впустите и нас. – Феликс повелительно взмахнул рукой.

– Того господина мы хорошо знаем. – Сержант, похоже, не мог оторвать глаз от Готрека. – Он часто проезжает тут поздно по своим делам.

И каждую ночь сует вам солидную взятку, подумал Феликс.

– Я требую, чтобы нас пропустили! Если не пропустите, графиня Эммануэль услышит об этом!

Сержант покосился на своих людей, и они рассыпались цепью.

– Ваше имя, господин? Ваше и вашего спутника.

– Мое имя? – воскликнул Феликс. – Будь я проклят, если назову! Я добьюсь твоего смещения, хам! Впусти меня!

– Ваши имена, господа, – прорычал сержант.

– Мое имя... имя мое... лорд Гезундхейт, будь прокляты твои глаза! А это мой слуга, э... Снорри Носогрыз.

Сержант моргнул – и восхищенно покачал головой.

– Гезундхейт и Носогрыз. Худшей выдумки в жизни не слышал. – Он повернулся к своим людям: – Заберите у них оружие, закуйте в кандалы. Полагаю, это те самые «герои Нульна», которые должны сейчас сидеть взаперти в Инженерном колледже. Доставим их в Университетский участок, а поутру пошлем за кем-нибудь. Открывайте ворота!

– Как вы смеете! – вскричал Феликс, когда стражники двинулись вперед с копьями наперевес. Готрек заметно напрягся. – Подыграй, – прошипел он уголком рта.

– Ага, ага, – буркнул Готрек.

– Ваше оружие, господа, – приказал стражник.

Феликс со вздохом отцепил от пояса меч. Ворота начали открываться.

– Это немыслимое оскорбление, – заявил он, протягивая молодому стражнику меч с рукоятью в виде головы дракона.

Готрек извлек из-за спины рунный топор – и замешкался. Словно передумал. Глаза его горели. Пожалуй, с него сталось бы зарубить стражника вместо того, чтобы отдать оружие. Однако он, крякнув, все же потянул юнцу топор. Тот взял оружие – и тут же бухнулся на колени с едва не вывернутыми руками. Топор лязгнул о брусчатку.

– Не выщерби, – рявкнул Готрек.

Стражник, пялясь на Готрека расширившимися глазами, пытался поднять топор. В конце концов ему удалось взять его на грудь – как грузчику, тащащему бочку.

– Руки, – велел первый стражник.

Готрек и Феликс завели руки за спины, и третий стражник защелкнул на их запястьях железные наручники.

– Так, – сказал сержант. – Четверо с Куличем. Марш! – Он с издевкой поклонился арестованным, которых четверка стражников ввели в ворота. Пятый, совсем мальчишка, тащил оружие. – Ваша светлость, – насмешливо поприветствовал он «гостей». – Господин Носогрыз.

Феликс слышал, как смеются оставшиеся у ворот стражники. Арестованные под конвоем шагали по Гандельбезирку. Готрек утробно рычал, но пока хранил молчание.

Феликс вглядывался вперед. Карета Гефардта только что исчезла за поворотом Коммерческой улицы. Стоило поторопиться, иначе они упустят дичь, но так близко от ворот действовать нельзя. Он надеялся, что Ульрика, как и обещала, с легкостью одолела стену. Ее слежка сейчас жизненно необходима.

– Дорфманн, возьми этот топор, – взмолился, миновав несколько улиц, молодой стражник. Он изнемогал под чудовищным весом древнего оружия. Даже на темной улице Феликс видел, что лицо мальчишки налилось кровью и обрело свекольный оттенок.

– Ты отлично справляешься, Миттльбергер, – хихикнул его сослуживец. – Не успеешь и оглянуться, как прибудем на место.

– Я серьезно, – проскулил Миттльбергер. – Он выскальзывает.

Стражники лишь рассмеялись громче.

Феликс оглянулся через плечо. Ворота остались в пяти кварталах позади и почти исчезли из виду.

– Пора, – негромко произнес он.

– Давно пора, – фыркнул Готрек, повел массивными плечами, и цепь кандалов лопнула.

Сделал он это так быстро и тихо, что стражники сперва ничего не заметили. Только когда гном шагнул к надрывающемуся Миттльбергеру и спокойно забрал у него свой топор и меч Феликса, люди обернулись, удивленно закричав.

Готрек боднул Миттльбергера лбом в солнечное сплетение. Мальчишка рухнул навзничь, задыхаясь, как выброшенная на сушу рыба.

Двое стражников бросились на Истребителя сзади. Феликс шагнул вправо, врезался в одного плечом, и тот, налетев на другого, упал. Но второй, хоть и споткнулся, продолжал бежать. Готрек, крутанувшись, разрубил его копье и толкнул стражника на мостовую.

Оставшиеся отскочили, наставив на гнома копья и крича ему, чтобы бросил топор. Готрек же, не обращая на них внимания, встал за спиной Феликса и рубанул наотмашь. Феликс вздрогнул, но рука Истребителя была тверда. Топор с громким лязгом рассек цепи, подарив пленнику свободу. Готрек тут же сунул ему меч.

Феликс подхватил оружие и оглушил упавшего стражника ножнами.

Последние двое кинулись к Готреку. Гном уклонился от одного, отбил в сторону копье другого – и перебросил нападающего через плечо.

Феликс треснул по голове и этого, а потом и того, кто лишился половины копья. На ногах и в сознании остался только один, пронесшийся мимо Готрека.

Феликс и Истребитель двинулись к нему. Стражник с полсекунды смотрел на них, потом развернулся и помчался назад, к воротам, зовя сержанта. Но не успел он сделать и двух шагов, как взвизгнул, пошатнулся и рухнул ниц без памяти. Болт с тупым «птичьим» наконечником звякнул о брусчатку рядом с ним.

– Кто?.. – Феликс принялся озираться.

Движение наверху привлекло его внимание. С ближайшей крыши Феликсу отсалютовала Ульрика: темный силуэт на фоне серых туч. Потом она махнула им рукой, поторапливая.

– Вперед, – буркнул Готрек, и они поспешили по Коммерческой улице, оставив оглушенных стражников позади стонать и ворочаться. Феликс покрутил головой, разминая шею. Чувствовал он себя определенно лучше. После драки напряжение слегка отпустило.

За Рейкплатц, проехав несколько кварталов, карета Гефардта остановилась, и один из мужчин вышел наружу. Теперь его лицо скрывала желтая маска, но Феликс видел, что это не Гефардт – слишком уж он был низким и коренастым.

Из тени конторы торговой компании Готрек с Феликсом наблюдали, как мужчина кивнул кучеру – и исчез в проулке между двумя доходными домами.

– Пойдем за ним или за экипажем? – прошептал Феликс.

– Гефардт главнее, – ответил Готрек. – Остальные пришли к нему. Мы пойдем за ним.

Феликс кивнул, и они зашагали дальше за снова покатившей коляской. Далеко впереди метнулась размытая тень, в немыслимом прыжке перемахнувшая с крыши на крышу. Феликс поежился. Сколько бы ни сохранилось в Ульрике от нее прежней, такие прыжки доказывают, что она не принадлежит больше к человеческой расе. Однако за содроганием последовал вздох. Если бы и все остальное в ней было столь же чуждым, Феликсу было бы легче принять необратимость случившегося. Но она все еще оставалась слишком человеком.

Чуть погодя карета повернула на север, к Вестону. Феликс с Готреком выглянули из-за ближайшего угла. Экипаж поехал налево, на боковую улицу. Они добежали до следующего угла. Карета снова свернула.

С очередной крыши, привлекая их внимание, махала руками Ульрика. Она жестами велела им остановиться. Что же, разумно. Улицы в этом сонном бюргерском районе шире и прямее, прятаться почти негде. Если они, продолжая слежку, слишком приблизятся к карете, их могут заметить.

Несколько секунд спустя Ульрика махнула, и они подошли к следующему углу. Таким манером они и перемещались некоторое время, то замирая, то бросаясь бегом, пока в конце концов карета не остановилась у весьма приличной на вид таверны, темной и, очевидно, закрытой на ночь. Вышедший из экипажа человек постучал в дверь: два коротких стука, пауза, три стука, пауза и снова два коротких. Дверь отворилась, и ночной гость скользнул внутрь.

Феликс покосился на Готрека – человек был высокий и худой, как Гефардт.

Но Истребитель покачал головой.

– Слишком узок в плечах.

Феликс кивнул. На масштабы и пропорции глаз у Готрека наметан, как ни у кого. Если он сказал, что это не Гефардт, то так оно и есть.

Они вновь двинулись за каретой, но та, развернувшись, покатила навстречу им, так что парочке пришлось поспешно укрыться в тени глубокой дверной ниши и застыть там, как статуи, пока она проезжала мимо.

Руководствуясь указаниями Ульрики, они, двигаясь на юг следом за экипажем, пересекли Коммерческую улицу, оказавшись в Трущобах. Там карета остановилась у длинного деревянного склада через улицу от верфей.

Прячась в тени арки ворот двора лодочных дел мастера, Готрек и Феликс увидели, как из кареты вышел Гефардт. Именно Гефардт. Феликс сразу узнал его по горделивой походке. Юноша в маске постучал тем же условным стуком, что и его спутник у таверны, и проскользнул внутрь. Карета, тронувшись, покатила обратно в сторону Альтештадта. Феликс нахмурился. Что бы ни затеял Гефардт, возвращаться домой сегодня ночью он не собирался.

– Тут его конечная остановка, – прошептал он.

– Еще какая конечная, – откликнулся Готрек.

Ульрика спрыгнула к ним, бесшумная, как упавший плащ.

– Большое сборище, – сказала она. – Я чую много запахов.

– Хорошо, – прорычал Готрек. – Мой топор жаждет крови.

– Сперва надо выяснить, что они затевают, – напомнил Феликс.

Готрек нетерпеливо фыркнул, но кивнул.

– Угу.

Феликс повернулся к Ульрике.

– А ты слышишь их сквозь стену?

– Не слишком хорошо, но у меня есть идея получше.

– Да?

Она кивнула, указывая на что-то за его плечом.

– Смотри.

Феликс обернулся. Два человека в масках и плащах шагали по улице к складу. Вскоре им предстояло пройти мимо укрытия троицы.

– Маскарад?

Она ухмыльнулась.

– Ага.

По спине Феликса побежали мурашки. Не нравились ему такие переодевания. Столько всего может пойти не так...

– А как мы замаскируем Готрека? Маски и плаща тут недостаточно.

– Мне рядиться ни к чему, – фыркнул гном. – Когда начнется бой, я войду.

«А если ты войдешь слишком поздно?» – подумал Феликс. С ним и с Ульрикой толпа может расправиться до появления Истребителя. Но вслух он ничего не сказал, чтобы не выглядеть нытиком.

– В крыше есть световые люки, – сказала Ульрика, оценивающе глядя на Готрека. – Если ты сумеешь забраться на крышу.

Готрек зарычал.

– Я гном. Никто не лазает лучше гномов.

– Тс-с-с! – прошипел Феликс. – Идут.

Готрек, Феликс и Ульрика отступили еще дальше, ближе к двору. Двое мужчин прошли мимо, нервно оглядываясь через плечи, но не обращая внимания на тени поблизости.

Готрек, потянувшись, ухватил одного за пояс. Ульрика – другого за ворот. Одновременно втащив людей под арку, они с жестоким умением сломали им шеи. Феликс сочувственно поморщился, потом стянул с трупов маски и плащи. Ни одного из убитых он не узнал. Выглядели они обычными лавочниками.

Пока Готрек перекидывал тела через ворота во двор лодочников, Феликс передал маску с плащом Ульрике, а оставшиеся надел сам. Маска пахла сосисками и кислым потом. Подавив тошноту, Феликс взглянул на Ульрику и Готрека через маленькие прорези для глаз.

– Готовы?

– Готовы, – ответила Ульрика.

– Угу, – подтвердил Готрек.

Они выступили из арки и зашагали к складу – Феликс и Ульрика к передней двери, Готрек же свернул в проулок, отделяющий это здание от соседнего.

Они остановились у двери, Феликс выпростал руку, чтобы постучать, и замешкался, вспоминая. Как оно там? Ах да. Он резко ударил по двери дважды, потом три раза, потом еще дважды.

Дверь открылась, и коротышка в маске и одежде мастерового посмотрел на них снизу вверх.

– Добро пожаловать, братья. Пароль?

Феликс застыл. Сердце его упало. Еще и пароль? Зигмар, они провалились, не успев и начать!

– Э, – выдавил он, не придумав ничего лучше.

– Мы уже назвали тебе пароль, – хрипловато произнесла Ульрика, выступив вперед.

– Разве? – Сектант наморщил лоб. – Нет. Я бы услышал.

Ульрика наклонилась, приблизившись почти вплотную к его лицу, чтобы мужчина видел ее пронзительные синие глаза.

– Мы уже назвали тебе пароль.

Еще шаг. Феликс последовал за ней. Они уже стояли в дверях.

– Но... – Мужчина неуверенно попятился. Кажется, он собирался закричать. – Но...

– В чем дело? Мы должны были сказать тебе пароль, – нараспев протянула Ульрика, протискиваясь мимо охранника. – Иначе ты бы не впустил нас. Ты же не должен впускать никого, кто не знает пароля, верно?

– Верно, – пробормотал мужчина. – И...

– И ты – человек ответственный, никогда бы не нарушивший своего долга, не так ли?

– Конечно! Нет человека, более преданного братству, чем я!

– Да. Ты верен долгу, и предан, и не впустил бы никого, не назвавшего тебе пароля.

– Никогда, – согласился он.

– Так значит, мы?.. – Она намеренно не закончила фразу.

– Ну... полагаю, вы должны были назвать мне пароль, – признал сектант. – Ну да, конечно. Иначе как бы я впустил вас?

– Да, – мягко проворковала Ульрика. – Все прочее не имеет смысла.

– Да. – Человек облегченно вздохнул, довольный, что вопрос разрешился. – Все прочее не имеет смысла. – Он указал на дверь в дальней стене маленькой приемной, в которой они оказались. – Остальные там.

– Спасибо, брат, – мурлыкнула Ульрика.

Когда они подошли к внутренней двери, Феликс метнул на нее короткий взгляд. В прорезях маски блестели весельем синие глаза. Феликс сглотнул. Он не видел здесь ничего забавного. Казалось, только что на его глазах кошка поиграла с мышью – а потом откусила ей голову.

На складе было темно, только где-то за угловатыми горами бочек и ящиков мерцала лампа. Пыльную тишину тревожило негромкое бормотание. Феликс и Ульрика пошли на звук голосов, огибая штабеля товаров, и обнаружили группу мужчин, сидящих и стоящих вокруг кольца, образованного свернутыми коврами, в центре которого стоял человек – несомненно, Гефардт. У его ног горела лампа.

– Добро пожаловать, братья. – Да, это действительно был Гефардт. – Скоро мы начнем. Ждем еще двоих.

Феликс и Ульрика кивнули, но ничего не сказали. Они присоединились к мужчинам, привалившимся к стене ящиков с краю, держась как можно дальше от круга света. Феликс бросил взгляд на крышу. Сквозь балки виднелся ряд квадратных люков. Но Готрека он не заметил.

Через несколько минут пришел еще один человек и сразу за ним – тот, кто охранял дверь. Всего Феликс насчитал девятнадцать сектантов – ну или двадцать одного, включая их с Ульрикой.

– Хорошо, – сказал Гефардт, когда охранник присел на свернутый ковер. – Теперь все. Скоро наши планы осуществятся. – Он приосанился и раскинул руки. – Братья! Время возвышения Братства Очищающего Пламени наконец пришло. По всему городу встречаются наши товарищи. Сегодня – последняя ночь Нульна. Завтра все переменится!

Радостный гул встретил его слова. Феликс и Ульрика присоединились к хору.

– Сейчас я сообщу каждому его цель. Когда мы закончим здесь, идите туда, затаитесь и ждите сигнала, который последует через несколько коротких часов, когда люди из палаты проверят последнюю – воистину последнюю! – сделанную ими пушку. Когда эта пушка выстрелит, наш отважный предводитель подожжет порох, который вознесет Оружейную палату к небесам. Этот взрыв и послужит для вас сигналом. Когда вы его услышите – и не беспокойтесь, вы его услышите, – каждый из вас подожжет свою основную цель, а когда та разгорится, подожгите как можно больше ближайших зданий. Дома сгорят! Заводы падут! Фабрики рухнут! – Он вскинул кулаки. – Мы поднимем такую дымовую тучу, что Нульн не увидит ни сегодняшнего, ни завтрашнего рассвета!

Собравшиеся поддержали речь ликующими воплями.

Гефардт повысил голос, перекрикивая гвалт.

– Пламя, пожирающее город, озарит путь славным армиям Тзинча, марширующим по сломленной Империи, которая станет принадлежать им – и нам!

Радостный гул сделался еще громче. Сердце Феликса чуть не остановилось. Ради всех богов, они замыслили ни больше ни меньше, как разрушение Империи! Ибо – хотя они намерены сжечь только Нульн – боги, только! – Нульн куда больше, чем просто город. Это же арсенал Империи! Отсюда идут пушки, и порох, и личное оружие, поддерживающие силу и безопасность государства. Если кузницы Нульна будут уничтожены, если литейные цеха остановятся, никакая сколь угодно большая армия не сможет защитить границы Империи, поскольку у нее просто не будет оружия. Орды Хаоса, даже сейчас штурмующие северные пределы, беспрепятственно ринутся на юг, и все, что Феликс называет домом, превратится в кровавую кашу под их подкованными железом сапогами. Враг ударит изнутри, вдалеке от Мидденхейма и фронта, и, если они с Ульрикой не предотвратят этого, никто из власть имущих ничего не узнает, пока не станет слишком поздно.

Гефардт опустил руки и жестом призвал людей к молчанию.

– Брат Запал! – выкрикнул он.

– Да? – откликнулся дюжий парень из стоящих впереди.

– Твоя смена в зернохранилище начинается через час, так?

– Да, господин.

– Тогда отправляйся на работу как обычно, но по сигналу подожги силосную башню.

– Есть, господин! Во славу Тзинча!

– Брат Фитиль!

– Я, – отозвался сутулый мужчина постарше.

– Извозчичий двор Гандельхоффа. Начни с сеновала.

– Да, господин.

– Брат Копоть!

– Здесь, господин!

И так далее, по всему списку – брат Кремень, брат Трут, брат Огонь, брат Головня, и каждому назначалась цель в окрестностях Трущоб. Сердце Феликса подпрыгнуло, когда он понял, что вскоре назовут и его имя – которое ему неизвестно! Он взглянул на Ульрику, та кивнула и пожала плечами. Оба они покосились на потолок. Готрека по-прежнему видно не было. Что его задержало? Может, что-то случилось? Или он уже здесь?

– Брат Факел!

Ответа не последовало. Сектанты принялись переглядываться.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

– Брат Факел! – повторил Гефардт, озирая толпу.

– 3-здесь, – выдавил наконец Феликс.

Гефардт уставился на него, словно прожигая взглядом желтую маску.

– Ты не брат Факел.

– Кто такое сказал? – Феликс запоздало вспомнил, что нужно имитировать акцент Трущоб.

– Минутку. – Охранник, стоявший у входа, тряхнул головой, словно пробуждаясь от сна. – Минутку. Это они сказали мне, что назвали пароль, а они не называли. Я знал, что с ними что-то не так!

Мужчины в масках разом вскочили, выхватывая из-под плащей кинжалы, сабли и дубинки.

– Друзья, – произнес Гефардт. – Вы сделали свою последнюю ошибку. Взять их!

Его последователи скопом ринулись на Феликса с Ульрикой. Феликс отбросил плащ и обнажил меч. Ульрика поступила так же. Двое против девятнадцати, мрачно подумал Феликс. Ульрика, может, и уцелеет, а вот он точно нет. Врагов слишком много. Если бы только Готрек был здесь...

– Берегись там, внизу, – проскрипел вдруг сверху знакомый голос.

Феликс не рискнул задрать голову. Он был слишком занят, блокируя и парируя выпады дюжины нападающих. Но за словами последовал стон терзаемого дерева, и тогда он все же бросил взгляд через плечо. Сложенный из ящиков ненадежный утес кренился, опасно нависая над их головами. Феликс, взвизгнув, нырнул влево, продолжая отбивать клинки сектантов, ударился об пол и зашипел от боли: на боку разошлись швы.

Четыре огромных ящика рухнули на людей в масках ровно в тот момент, когда те сообразили, что происходит. Сектанты завопили. Под обвал попали с полдюжины человек. Упавшие на пол ящики буквально взорвались, осыпав всех обломками досок, щепками – и медными ночными горшками, один из которых с глухим звоном стукнул Феликса по макушке.

Готрек выпрыгнул из проделанной им бреши, издавая воинственные крики на хазалиде, и двумя ударами зарубил трех сектантов. Феликс неуверенно встал, от боли у него кружилась голова. Полуослепленный перекосившейся маской, он принялся наугад полосовать мечом воздух вокруг себя. Наконец, сообразив сорвать желтую тряпицу, он пырнул сектанта, схватившегося с Истребителем. Человек заорал и развернулся, замахнувшись на Феликса топором. В этот момент Готрек хладнокровно обезглавил его. За спиной Истребителя Ульрика вонзила рапиру в живот того, кто охранял дверь. Тот успел только охнуть – и умер.

– Убейте их! – подстегивал стаю оставшийся в тылу Гефардт. – Они знают все! Не дайте им уйти!

Сектанты устремились вперед, призывая своего поганого бога. Готрек, взревев, разрубил одного от макушки до пупа и повернулся к троим другим. Феликс бил налево и направо, не подпуская противников близко, а когда над головой что-то сверкнуло, чисто инстинктивно пригнулся. Это лампа Гефардта, прочертив в воздухе дугу, разбилась позади Ульрики, забрызгав ее спину горящим маслом. Вампир, завизжав, упала и принялась кататься по полу, сбивая пламя. Кто-то из сектантов полоснул ее ножом по ноге. Другой ударил в грудь огромной киянкой.

– Ульрика! – выкрикнул Феликс, ринулся к ней по обломкам, оступился – и нога его застряла в ночном горшке. Горшок поехал по деревянному полу – и Феликс заскользил вместе с ним. Огонь меж тем распространялся. Уже занимались штабеля ящиков.

Готрек раздраженно зарычал, но все же пробился к Ульрике, отгоняя ее противников топором. Феликс попытался освободить ногу, но на него накинулись трое. Он выбил у одного меч, но снова поскользнулся – и на него сразу кинулся сектант с саблей. Феликс отчаянно парировал и чуть не упал. В этот момент он заметил, как не участвовавший в схватке Гефардт и еще один человек исчезают за грудой ящиков.

– Гефардт убегает! – крикнул он.

– Ну, останови его, – отозвался Готрек, отбиваясь от четверых и прикрывая катающуюся по полу, все еще дымящуюся Ульрику.

Феликс крякнул. Он едва мог стоять с этой дурацкой посудиной на ноге, не говоря уже о беге. Он блокировал удар обитой железом дубинки и пнул человека с саблей горшком в лицо. Медь от удара погнулась, а сектант упал, как пустой мешок. Феликс тряхнул ногой, снова отразив удар дубины, но освободиться не смог. Проклятье! Придется бежать так. Протаранив троих нападающих, сбив двоих с ног, он кинулся туда, где скрылся Гефардт, издавая на каждом шагу смехотворный лязг. Его преследовали по пятам.

Обогнув гору ящиков, Феликс увидел открытую дверь в дальней стене и силуэты Гефардта и того, второго, в проеме. Он ринулся туда – бац-клац-бац-клац – так быстро, как только мог... что означало – не очень быстро. По боку щекотно струилась кровь из открывшейся раны. Преследователи настигали. Проклятье, прежде чем драться с Гефардтом, придется схватиться с ними.

Он развернулся, но тут черная тень, зыбкий силуэт на фоне разгорающегося на складе пожара, упала с высоты, опустившись за спинами сектантов. Блеснула сталь, выйдя из груди того, кто бежал последним. Ульрика! Остальные обернулись и завопили: вампир набросилась на них. Она все еще слегка дымилась.

Феликс развернулся обратно и поклацал дальше. Ногу в горшке сводило судорогой. Гефардт задержался у двери.

– Иди! – бросил он своему спутнику. – Передай всем! Среди нас могут быть и другие шпионы! Скажи остальным, чтобы начинали поджигать раньше! – Он сорвал маску и выхватил клинок, глядя на Феликса дикими глазами. – Я справлюсь с этим придурком.

Феликс бросился на него, но Гефардт отступил за дверь, и меч Феликса вонзился в стену. Гефардт сделал выпад через проем, вынудив барда неуклюже прогнуться, избегая укола. Швы разошлись еще больше. Феликс выругался сквозь стиснутые зубы. Подлый сопляк поставил его в невыгодное положение. Пускай Карагул – рунный меч, убийца драконов, но он – рубящее оружие, не предназначенное для стремительных ударов, в то время как Гефардт фехтовал тонкой рапирой, клинком придворных, созданным именно для выпадов. А Феликс не мог даже толком замахнуться – ему мешал дверной косяк.

Он ударил, но Гефардт легко парировал и ответил уколом: в руку. Феликс отпрянул, застрявшая нога поехала вбок, растягивая жилы в паху. Будь проклят этот глупый горшок! Феликс свирепо задергал ногой, пытаясь сбросить обузу, – и посудина, наконец слетев, задела Гефардта по лбу.

Феликс прыгнул вперед, не давая сектанту возможности оправиться, и безжалостно вспорол брюхо противника. Гефардт вывалился на грязную улицу, задыхаясь и неотрывно глядя на петли своих кишок, вываливающихся из дыры в животе.

Феликс поднял меч, чтобы избавить его от страданий, но черная фигура, размытой тенью пронесшаяся мимо, оттолкнула его в сторону.

– Нет!

Ульрика оседлала Гефардта, усевшись ему на грудь, и подалась вперед, оскалив клыки.

– Решил меня сжечь, да? – прорычала она, и ее когти вошли в шею мужчины, как в мягкое масло. Гефардт бился, разбрызгивая кровь, но сбросить вампира не мог. Одной рукой Ульрика вырвала его пищевод и поднесла потроха к умирающим глазам. – Сгори в пламени своего хозяина, дурень.

Она отшвырнула кровавую дрянь и вытерла руку о богатый плащ Гефардта. Потом поймала полный ужаса взгляд Феликса – и пожала плечами.

– Не люблю огонь.

В дверях показался Готрек.

– Этот последний?

Феликс покачал головой и посмотрел на пустую улицу.

– Был еще один. И мы должны догнать его. Гефардт послал его передать остальным, чтобы начинали поджоги раньше.

– Куда он пошел? – спросила Ульрика.

– Не знаю. – пробормотал Феликс. – Я...

Он осекся, заметив что-то на земле. Наклонился, подобрал. Маска. Феликс застонал. Это провал. Сектант уже миновал несколько кварталов, а они не знают, как он выглядит. Через час половина города запылает в огне.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

– Дай-ка мне, – сказала Ульрика.

Она выхватила маску из пальцев Феликса и прижала ее к носу, глубоко вдыхая. Секунду спустя она, засунув маску за пазуху, пригнулась, как крадущаяся кошка, нюхая землю и воздух. Сделав несколько шагов на север, вампир кивнула и выпрямилась.

– Я найду его, – заявила она и метнулась в ночь.

– Плохо дело, – сказал Феликс, помогая Готреку внести тело Гефардта обратно на склад, уже полный дыма от быстро распространяющегося пожара. – Ты... – Он судорожно закашлялся. – Ты слышал их план?

– Не весь.

– Они все-таки собираются взорвать Оружейную палату – сразу после того, как будет проверена последняя пушка для Мидденхейма, и взрыв станет сигналом для членов секты Очищающего Пламени начать пожары по всему Нульну. – Он покачал головой. – Нам никогда не остановить их всех. – Он безнадежно вгляделся в пылающий ад, ярящийся на дальнем конце помещения. – Мы не помешали даже этому.

– Нам не нужно останавливать всех, – ответил Готрек, – надо только воспрепятствовать взрыву палаты. Тогда никакого сигнала не будет.

– А тут так все и оставим?! Из-за нас уже сгорел один квартал! И вот опять!

– Лучше один, чем все. – Готрек двинулся к двери. – Идем, человечек. Времени мало. Если пушка готова, они могут отстрелять ее еще до рассвета.

Феликс пошел следом, нехотя, удрученно. Разумом он понимал, что за пожары в ответе сектанты, но знал также, что никаких пожаров не было бы, не сунь они с Готреком носы куда попало. Но все-таки если бы они не начали расследование, то не узнали бы, что сектанты намерены спалить целый город.

Выйдя на улицу, они увидели приближающуюся Ульрику, утирающую лицо желтой маской. Губы и подбородок ее были измазаны кровью, глаза лихорадочно блестели.

– Я нашла его. – Она отшвырнула грязную тряпку и дочиста облизала губы.

Феликс содрогнулся. Готрек сплюнул и затопал вперед, полностью игнорируя вампира. Ульрика двинулась за ним.

Бард, задержавшись, обернулся, глядя на горящий склад. Не мог он просто уйти, ничего не сделав. Взгляд его перескочил на окружающие дома.

– Пожар! – крикнул он. – Пожар на складе Паппенгеймера! Пожар!

Готрек и Ульрика остановились, оглянулись.

Готрек присоединился к барду.

– Пожар! – рявкнул гном. – Просыпайтесь! Пожар!

Обухом топора он стал колотить по каменному столбу, производя ужасающий грохот.

Тут включилась и Ульрика.

– Помогите! Помогите! – зазвенел ее высокий чистый голос. – Они снова жгут Трущобы!

Феликс услышал, как открываются ставни, как перекрикиваются, спрашивая, что происходит, люди окрестных домов. Теперь можно и бежать. Они сделали немного. Но, по крайней мере, хоть что-то сделали.

– Не понимаю, – пропыхтел Феликс, пока они неслись через Нойштадт к району Университета. – Мы обшарили палату, и стража искала под палатой. Они ведь до сих пор там патрулируют. А пороха не нашли. Где Очищающее Пламя его прячет?

– Где-то, где мы не искали, – буркнул Готрек.

Ульрика рассмеялась.

Феликс закатил глаза. Он собирался ляпнуть что-то едкое, но увидел, что Готрек погружен в размышления, и промолчал.

– Туннели скавенов, – заявил наконец гном. – Те самые, из которых эти твари вышли, когда напали на Нульн. Эти психи, верно, нашли их.

Ульрика нахмурилась.

– Но хватит ли пороха, который лежит там внизу, чтобы уничтожить Оружейную палату? – спросила она, когда они вылетели на Рейкплатц и, миновав Вяз Дойца, продолжили путь на запад.

– Угу, – ответил Готрек. – Если заложить его правильно. Под палатой полно канализационных каналов. Если они нашли туннели, идущие под каналами, то могли сделать подкоп. Палата просто потонет, как утлый корабль. – Он утробно зарычал. – Среди них должен быть инженер.

Феликс застонал.

– Но как нам их остановить? Если мы спустимся туда и попытаемся предупредить стражу, солдаты просто арестуют нас, как и в тот раз. Они не станут нас слушать. Будь проклят тупоголовый болван Виссен!

– Я вобью им в головы, – пробормотал Готрек и вздохнул. – Нет, ты прав, человечек. Спор с этими олухами только замедлит нас. – Он умолк, огляделся и свернул на боковую улицу. – Идем. Мы найдем крысиную нору, которая приведет нас к пороху.

Миновав половину квартала, они подошли к закрытому железной решеткой люку. Готрек, поднатужившись, откинул крышку.

– Внутрь, – велел он.

– Подождите, – раздался голос позади.

Троица мигом обернулась. Готрек со звоном уронил решетку и выхватил из-за спины топор.

Ульрика тоже обнажила клинок.

– Что вам надо? – крикнула она.

По главной улице к ним шагала фаланга темных фигур. Некоторых Феликс узнал по визиту в бордель графини: высокую, невероятно худую госпожу Сушь, окутанную струящимся черным балахоном и непроницаемой вуалью, и прекрасную леди Гермиону с ледяными глазами, в плаще с капюшоном поверх темно-синего платья, сопровождаемую кучкой чванливых и, как всегда, безупречных героев, облачившихся сейчас в отполированные до блеска кирасы и дымчатые шлемы.

Были среди них и те, кого Феликс раньше не видел, – горстка настороженных бандитов, к примеру, под предводительством чувственной, вульгарной на вид вампирши, вызывающе щеголяющей, подобно уличной проститутке, в красном платье с низким вырезом и подоткнутыми юбками. Ее можно было бы назвать восхитительной, если бы не шрам, оттягивающий левый угол рта в вечной ухмылке. Ее последователи пугали не меньше: порочные шлюхи и головорезы, исполосованные шрамами, с дикими глазами, вооруженные до зубов кинжалами, дрянными мечами и окованными железом дубинками. Столь омерзительной коллекции людских отбросов Феликсу видеть еще не доводилось. Один громила возвышался над остальными – грязный бородатый великан сжимал в огромном волосатом кулаке молот с каменной головкой. Вонью от него шибало за двадцать шагов.

– Добрый вечер, друзья, – проворковала леди Гермиона.

Готрек зарычал.

Ульрика не опустила оружия.

– Вы здесь, чтобы драться с нами? – спросила она. – Вы что, не говорили с графиней?

Леди Гермиона улыбнулась.

– Не бойся, сестра. Графиня передала нам твое сообщение и послала нас помочь тебе. – Она бросила взгляд на развратную вампиршу в красном. – Мадам Матильда тоже предложила свою поддержку.

Ульрика подозрительно нахмурилась.

– Вы тут, чтобы помочь?

– А почему бы и нет? – с глухим акцентом поинтересовалась мадам Матильда. – Это наш город точно так же, как ваш. – Ухмыльнувшись, она кивнула на Феликса: – Это твой любовничек, коссар? Сладенький пирожок, а? Наверняка стоит обращения.

– Мы не обращаем мужчин, Матильда, – фыркнула леди Гермиона. – Они лишь ослабляют род. Дражайшая Габриелла убедилась в этом на свою беду.

– Нет! – рявкнул вдруг Готрек. – На это я пойти не могу! – Он бросил взгляд на Ульрику. – Я заступился за тебя, Ульрика, дочь Ивана. Ты была хорошим товарищем, и твой отец – Друг Гномов, Хранитель Клятвы, но эти... эти... – Похоже, он не мог подобрать достаточно гнусного слова, чтобы описать присутствующих тут вампиров. – Они умрут от моего топора прежде, чем сразятся на моей стороне.

– У тебя нет времени биться с нами, Истребитель, – спокойно сказала леди Гермиона. – И ты зря тратишь его на споры.

– Леди права, гном. – Матильда непринужденно почесалась. – Не стоит тратить силы на сражение с такими, как мы, когда мы хотим одного и того же. Это неблагоразумно.

– К демонам благоразумие! – прорычал Готрек. – Кто-то умрет тут: или вы, или я!

Он принял боевую стойку. Красавцы-кавалеры Гермионы и потрепанные головорезы Матильды сделали то же самое. Госпожа Сушь зашуршала, как мертвая листва на ветру. Ульрика медленно поворачивала голову, переводя взгляд с одной группы на другую, словно сомневаясь, чью сторону принять.

Феликс безмолвно выругался. Нельзя, чтобы они передрались сейчас! Перспектива сражаться бок о бок с леди Гермионой и госпожой Сушь радовала его не больше, чем Готрека, но времени-то действительно нет! Победа или поражение, бой задержит их и, возможно, нанесет такой ущерб, что они не смогут победить в другой, единственно важной битве. Конечно, играть на чувстве чести Истребителя невыносимо и низко, ему совершенно не хотелось этого делать, но в данном случае вампиры правы.

– Готрек. Разве ты не поклялся отомстить Братству Очищающего Пламени за разрушение таверны Хайнца? Разве не сказал, что готов даже отложить поездку в Мидденхейм, лишь бы одолеть их? Ты что, позволишь Очищающему Пламени одержать победу, променяв месть на уличную драку с недостойными противниками?

– Недостойными? – рявкнула Гермиона, но никто не обратил на нее внимания.

Долгий миг Готрек сверлил вампиров взглядом исподлобья. Широкая грудь его бурно вздымалась, огромные кулаки сжимались и разжимались. Но в конце концов он с громким вздохом опустил топор.

– Ты прав, человечек. Ты всегда прав. – Он вновь повернулся к люку. – И однажды это приведет тебя к смерти. – Гном снова выдернул решетку и отшвырнул ее, словно перышко. – Пускай идут, если смогут, – буркнул он и прыгнул в дыру.

К несчастью для Готрека, вампиры и их приспешники последовали за ним без труда. Да, Истребитель быстро бежал по грязным кирпичным туннелям, но он был гномом – а куда коротким гномьим ногам до широких человеческих шагов, а тем паче до нечеловечески проворных вампиров. Кроме того, Готрек все время останавливался, внимательно изучая стены и проходы, хотя что именно он ищет, Феликс не догадывался. Сам бард в неверном свете ламп, которые несли кавалеры леди Гермионы, едва различал, куда ставит ноги, не говоря уже о каких-то там знаках или следах.

Истребитель не удостаивал навязанных спутников и взглядом, только упрямо шагал вперед, крепко сжимая топор, беспрестанно вполголоса ругаясь на хазалиде.

– В Фаулештадте нет таких коллекторов, – заметила идущая позади мадам Матильда. – А жаль. Когда нужно подкрасться, нет ничего лучше канализационной трубы.

– Да, печально, – фыркнула леди Гермиона. – Придется тебе довольствоваться сточной канавой.

Мадам Матильда рассмеялась, и в туннеле заметалось гулкое эхо.

– Ну-ну, дорогуша. Никакой грызни при посторонних.

Ульрика закатила глаза и, будто извиняясь перед Феликсом, пожала плечами.

– Кто эта мадам Матильда? – спросил он шепотом, наклонившись к ее уху.

– Еще одна соперница графини, – тихо ответила Ульрика. – Она правит отребьем к югу от реки – как графиня Габриелла правит в Нойштадте. Сети ее шпионов раскинуты по всем шайкам, бандам и борделям Фаулештадта, как сети графини – по знатным домам и дворцам. Очень опасная женщина.

– Это я понял.

– Перешептываетесь, голубки? Милые глупости? – грязно хихикнула Матильда. – Ну разве они не милашки?

Феликс и Ульрика отпрянули друг от друга.

Через несколько минул Готрек внезапно остановился и повернулся к стене туннеля.

– Ха! – воскликнул он и добавил: – Гм-мпф! Даже человеки справились бы лучше.

– Лучше – с чем? – спросил Феликс.

Он не видел никакой разницы между этой и любой другой частью туннеля, но он давно уже оставил попытки уловить все тонкости конструирования и строительства, столь же очевидные для Истребителя, как для Феликса – образчики прозы двух разных авторов.

Готрек не ответил, только шагнул ближе к стене, развернул топор и ударил по кладке обухом, мгновенно проделав большую неровную дыру. На пол посыпались осколки кирпичей. Холодный сквозняк, дунувший из черноты, нес запах скавенов. Феликс задохнулся, закашлялся.

– Так это отверстие замуровали скавены?

– Угу. Спрятали свои туннели. – Гном ухмыльнулся. – Ну, попытались.

Феликс пожал плечами. Сам бы он никогда не обнаружил туннеля – да, пожалуй, и любой другой человек тоже.

Готрек ударил снова, расширяя дыру. Феликс присоединился к нему, обрушивая куски кладки пинками. Ульрика последовала его примеру.

– Эй, Мизинец, – позвала мадам Матильда. – А ну-ка...

Косматый гигант выступил вперед – в окружении собственного зловония. Он дико замахнулся каменным топором, едва не снеся Феликсу голову, и пробил в стене огромное отверстие.

Готрек, проигнорировав даже это, просто расширил вход еще несколькими ударами и шагнул внутрь, как будто остальные были для него пустым местом. Феликс и Ульрика двинулись за гномом. Вампиры со товарищи – следом.

Туннели были круглые и неровные, как звериные норы, – ведь скавены по сути своей и есть звери. На стенах повсюду виднелись косые царапины – отметины когтей паразитов, вырывших эти лазы. Воздух тут был холодным и затхлым. С кривых потолков свисали серые кружева паутины. Феликс нервно поглядывал наверх, выискивая признаки того, что паутина обитаема, но не замечал ни свежих фекалий, ни гниющих объедков. Возможно, эти туннели заброшены с тех самых пор, как была отбита атака крысолюдов на Нульн. Но если так, почему запах все еще витает здесь?

Хотя туннели изгибались, разворачивались, поднимались, падали и ветвились, точно корни дерева, Готрек шагал по ним так, будто бывал здесь тысячи раз. Он не мешкал на перекрестках. Не останавливался, чтобы сориентироваться. Он просто сворачивал – налево, направо, вверх, вниз, назад, – ничуть не колеблясь. Феликс почти сразу окончательно потерялся, и их спутники, кажется, тоже.

– Ты уверен, что мы идем правильным путем? – надменно поинтересовалась леди Гермиона.

– Если заведешь нас в ловушку, – пригрозила мадам Матильда, – то получишь куда больше, чем рассчитывал, гном.

Готрек только фыркнул.

Феликс любезно перевел:

– Никто вас не держит, можете идти своей дорогой.

– Ха! – гаркнула Матильда. – Не боись! Ты не потеряешь нас в этом вонючем муравейнике.

– Разве ты не чувствуешь себя тут как дома? – усмехнулась Гермиона.

Через несколько минут Феликс обнаружил, что идет рядом с глубоко задумавшейся Ульрикой. Ее профиль в тусклом свете был душераздирающе прекрасен. Он украдкой огляделся. Готрек топал впереди, опередив их шагов на десять. Вампиры и их приспешники шли сзади, тихо пререкаясь друг с другом.

Феликс наклонился к ней.

– Ульрика.

Она подняла глаза.

– Гм-м-м?

Феликс замешкался, облизал губы.

– Ульрика, я только...

– Не надо, Феликс. – Она отвела взгляд. – Нечего тут говорить.

– Но...

– Пожалуйста. Разве ты не понимаешь? Нельзя ничего исправить. Нельзя вернуться назад и изменить судьбу, так что говорить об этом – о том, что могло бы быть, – только делать все еще хуже.

Феликс уже открыл рот, чтобы возразить, – но не смог, только повесил голову.

– Да, наверное, ты права.

– В сущности, – сказала Ульрика, – возможно, было бы лучше, если бы мы никогда больше не встречались.

– Что? – Феликс уставился на нее. Но он ведь, только-только нашел ее снова! – Это... это жестоко.

– Видеть тебя – жестокость еще большая, ведь, если рана остается открытой, она не затягивается.

Как же ненавидел Феликс эту холодную логику! Но Ульрика права. Оставаться рядом с ней – мучительная пытка. Напоминание о том, чего он никогда не получит. И все же мысль о разлуке была почти так же невыносима. Ну и выбор. Ну и...

Он вдруг вскинулся.

– Это ведь не очередная проверка, нет? Невозможное испытание чести, победить в котором надежды нет?

Ульрика улыбнулась и искоса посмотрела на него. Глаза ее в свете факелов сверкали, точно сапфиры.

– Нет, Феликс. Это не проверка. Мы это переросли. Это всего лишь холодная горькая правда. Мы должны искать счастье среди своих, там, где... – Она сделала паузу, чтобы перевести дыхание. – Там, где его возможно найти.

Феликс со вздохом кивнул.

– Да. Хотя в данный момент мне трудно представить такую возможность.

– Когда рана затянется, Феликс, – сказала она. – Когда рана затянется.

– Тс-с-с! – зашипел вдруг Готрек, вскинул руку и наклонил голову, прислушиваясь к чему-то в диагональном штреке.

Все примолкли.

Феликс тоже навострил уши. Сперва он не слышал ничего, кроме собственного дыхания, но потом на самой границе восприятия зазвучал слабый-слабый писк. Это могли быть крысы – а может, и нет. Пока он напрягал слух, звук пропал.

– Они все еще здесь? – Голос леди Гермионы переполняло отвращение.

– О да, – сказала Матильда. – Мы видим их время от времени, или, скорее, их следы, но немного и нечасто. Кажись, они все еще боятся Нульна – благодаря этому вот красавчику и его угрюмому малому дружку.

Феликс услышал, как вновь двинувшийся вперед Готрек заскрежетал зубами. Звук был такой, словно гном жевал камни.

Еще полчаса спустя Готрек притормозил.

– Мы рядом с палатой, – сказал он Феликсу. – Скажи им, чтобы прикрыли лампы.

Феликс повернулся к остальным.

– Прикройте лампы.

Гермиона махнула своим кавалерам, и те, задвинув заслонки, спрятали фонари под плащи. Туннель погрузился во тьму, и Феликс мысленно выругался. Не хотелось ему слепо натыкаться на все во мраке, но в то же время просить Готрека повести его было неловко перед Ульрикой и прочими. Впрочем, уже почти сдавшись и собираясь окликнуть гнома, чтобы тот подставил плечо, Феликс понял, что темнота вокруг не абсолютная. Далеко впереди на стене изгибающегося туннеля брезжил красноватый свет.

Готрек крадучись двинулся вперед с топором наготове. Феликс пошел за ним, ведя ладонью по стене. Ульрика скользила рядом. Остальные не отставали, перемещаясь сверхъестественно бесшумно.

По мере того как они приближались к красному свету, Феликс начал улавливать звуки деятельности: тихие голоса, удары, лязг, скрежет, прерывистый стук молотка. Здесь пересекалось много туннелей, и даже неопытному в таких делах Феликсу было ясно видно, что некоторые из них вырыты людьми, а не крысолюдами. В некоторых потолки поддерживали деревянные опорные балки, а на стенах висели незажженные фонари – явно человеческого производства.

Сразу после одного из ответвлений туннель резко пошел вниз, «упав» за десяток шагов футов на восемь, потом круто вильнул вправо и исчез из виду. Отраженный свет заливал основание кручи, шум стал гораздо громче. Накатившая волна смрада заставила Феликса поморщиться.

Готрек, Феликс и Ульрика осторожно спустились по наклонной и тихонько выглянули из-за угла. Увидев источник звуков, Готрек крякнул. Ульрика зашипела. А Феликс задохнулся.

Перед ними лежало довольно большое помещение с низким потолком, скорее длинное, чем широкое, наскоро выдолбленное в земле, освещенное фонарями, висящими на вбитых в каменные стены крюках. «Крышу» поддерживали два ряда грубых колонн – да просто-напросто тонких каменных столбов. Удивительно, как они вообще выдерживали вес толщи земли, лежащей над ними. Столбы казались слишком хрупкими, ненадежными. Полом служила вязкая грязь, изобилующая лужами воды, постоянно капающей с потолка.

Между колоннами сновали фигуры: привязывали к столбам бочонки с порохом, сверлили в их крышках дырки, разматывали длинные мотки запальных шнуров, которые укладывали на доски, чтобы запалы не промокли в грязи. Большинство фигур принадлежали людям, но остальные... остальные принадлежали тем, кто людьми быть перестал. Феликса затошнило.

Зеленая вспышка отвлекла его от чудовищной женщины с головой как гнилое яблоко. Между рядами столбов пара мутантов – один великан, обросший, как длинношерстная кошка, бордовым мехом, и полупрозрачное голубоватое существо, напоминающее прямоходящую жабу ростом с человека, – шли от бочонка к бочонку. Косматый гигант нес железный котелок, испускающий бледно-зеленое свечение, и у каждого бочонка голубая жаба запускала перепончатую пятерню в котелок, извлекая пригоршню мерцающих зеленых углей. Угли мутант ссыпа́л в отверстие, просверленное в крышке каждого бочонка, деревянным молотком вгонял в дырку деревянную затычку – и переходил к следующей бочке, змеиным раздвоенным языком слизывая с когтей блестящую зеленую пыль.

Сердце Феликса неистово колотилось, когда они с Готреком и Ульрикой, отступив в туннель, взобрались по крутому склону к поджидающим их вампирам и прочим.

– Что ж. – Феликса передернуло. – Мы нашли порох.

– И сектантов, – добавила Ульрика.

– Грубый подкоп, – сказал Готрек. – Но, пожалуй, сработает. Эта пещера находится под каналом, проложенным под Оружейной палатой. Когда они взорвут столбы, все провалится.

– Но что они делают с искажающим камнем? – спросил Феликс. – Он усилит взрыв?

Готрек пожал плечами.

– Возможно. Но хуже всего, что он отравит землю на века. Каждый, кто будет жить сверху, обречен на мутации и порчу.

Феликс сглотнул, обуреваемый отвращением, злостью и страхом одновременно. Очищающее Пламя вознамерилось не только убить Нульн, они решили вдобавок надругаться над его трупом. Возможно, город никогда уже не будет пригоден для жизни.

– Сколько их? – спросила, шагнув к троице, леди Гермиона.

Готрек сердито зыркнул на нее и отвел взгляд.

– Около пятидесяти, леди, – ответила Ульрика. – И почти половина – мутанты.

Мадам Матильда рассмеялась.

– Всего-то? Значит, нас более чем достаточно. Можно приступать.

– Да, – выдавил Феликс. – Но как нам помешать им поджечь порох?

Вампиры осеклись.

– О, – протянула леди Гермиона.

– Они не подожгут порох, – сказал вдруг Готрек.

Остальные повернулись к нему.

– Не подожгут, если мы нападем прямо сейчас, прежде чем они все подготовят, – продолжил гном. – Рисковать неполным взрывом они не станут. Палата может и не провалиться. – Он снова повернулся к пещере. – Идем, человечек.

– Подожди, Истребитель, – прошипела Ульрика. – Дай нам...

Она вдруг замолчала и уставилась на ответвляющийся проход. Остальные вампиры тоже обернулись. Готрек и Феликс проследили за их взглядами. К ним, покачиваясь, приближался свет лампы, за которым Феликс разглядел тени идущих людей.

В мгновение ока вампиры и их приспешники бесшумно растворились во тьме туннеля. Готрек и Феликс бросились за ними, но не успели сделать и двух шагов, как в проходе зазвенел голос:

– Кто здесь?

Готрек остановился и развернулся.

– Только не он, – простонал он.

– Он? – не понял Феликс. – Кто?

Из прохода выступил капитан стражи Виссен в сопровождении шестерых подчиненных. Увидев Готрека с Феликсом, он просто разинул рот. Его люди взяли оружие на изготовку.

– Вы! – гаркнул он. – Что вы тут делаете? Что вы...

– Тс-с-с, капитан! – прошипел Феликс, тревожно косясь в сторону подкопа. – Они услышат!

– Э? – Голоса Виссен не понизил. – Кто? Что вы?..

– Сектанты. – Феликс ткнул пальцем. – Там, внизу, за поворотом. Они вставляют запалы в порох!

– Неудивительно, что он так и не поймал их, – пробормотал Готрек. – Топает тут, как пьяный огр.

Капитан Виссен моргнул, явно смущенный, потом глаза его сузились.

– Порох? Здесь? – Он улыбнулся. – Значит, вы все-таки были правы, а? Они собираются взорвать Оружейную палату? И сколько их там?

– Около пятидесяти, – ответил Феликс.

– Гм-м-м, – протянул Виссен. – Многовато для нас. Вы одни?

– Многовато? – Готрек фыркнул.

Феликс бросил взгляд в туннель, где скрылись Ульрика и другие вампиры, ожидая от них какого-нибудь знака. Но никого не увидел. Неужели они потеряли помощников из-за вмешательства стражи? Вампиры ведь не покажутся в присутствии Виссена? Пускай они опасные и ненадежные союзники, но, если выбирать между ними и Виссеном с его людьми, Феликс точно знал, с кем бы он предпочел драться бок о бок. Он вздохнул.

– О да. Мы одни. Послушай. Может, вам лучше вернуться за подкреплением? Мы... мы проследим за ними.

– Что? – фыркнул Виссен. – И со своей неуклюжестью снова подожжете город? – Он махнул рукой. – Показывайте, где они. Я хочу сам увидеть.

Готрек тихо зарычал. Феликс метнул на него предостерегающий взгляд. Ему нравилось все это не больше, чем Истребителю, но затевать драку с Виссеном – значит дать знать о своем присутствии сектантам.

– Сюда.

Феликс и Готрек спустились по круче, обогнули угол, приблизились ко входу в пещеру. Виссен и стражники тащились за ними. Похоже, двое мутантов закончили заправлять бочонки зелеными углями, а остальные почти справились с прокладкой запальных шнуров. Феликс тревожно сглотнул. Если не напасть сейчас, придется все-таки беспокоиться о том, что сектанты рискнут поджечь порох.

– Видишь? – прошептал Феликс, указывая на столбы. – Они хотят обрушить канализацию, а от этого провалится и Оружейная палата. И если мы не атакует немедля...

– Братья! – во весь голос заорал Виссен. – Смотрите! Отважные герои явились сорвать наш злодейский план!

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Феликс и Готрек обернулись. Шестеро стражников Внесена наставили на них копья. Виссен, ухмыляясь, теребил пряжки кирасы.

Феликс недоумевающе моргнул.

– Что ты сказал? – Он покосился на пещеру. Сектанты, бросив свои дела, потянулись к ним – мутанты всех видов и размеров вперемешку с обычными людьми. Феликс вновь посмотрел на Виссена. Этот человек что, сошел с ума?

Готрек бросился на капитана.

– Пешка Хаоса!

Люди Виссена выскочили вперед, заслоняя отступившего командира. Готрек яростно рубил древки их копий – и руки. Двое упали. Феликс блокировал одно копье, поднырнул под другое, все еще сбитый с толку диким поворотом событий.

– Пешка? – Виссен хохотнул. – Я по меньшей мере офицер. – Он сбросил кирасу. Живот этого вроде бы подтянутого мужчины выпирал просто неприлично. Он, казалось, рос прямо на глазах. Внезапно рубаха капитана лопнула, и что-то черное, угловатое вырвалось наружу, разворачиваясь на свободе.

Феликс отпрянул, едва сдерживая тошноту. Виссен – мутант! Из его груди на месте сосков росли ноги богомола – покрытые грубыми волосками, со страшными клешнями на концах. Поверх плеч солдат лапы эти метнулись к Феликсу. Готрек рубанул по одной, но та отдернулась быстрей взгляда. Истребитель промахнулся.

Громкий топот ворвался в уши Феликса. Они с Готреком снова крутанулись. Сектанты добрались до них; мутанты – первыми. Готрек прыгнул вбок и вспорол брюхо несшемуся на него человекоподобному неуклюжему громиле. Рухнул он удачно, как раз на стражников Виссена. Из раны на животе исходило удушающее зловоние, и толчками выплескивалась густая липкая жижа, похожая на заварной крем. Феликс увернулся от когтей существа, напоминающего освежеванную обезьяну, полоснул его по жилистому загривку рунным мечом – и оказался спиной к спине с Готреком в центре бушующего моря людей и мутантов. Мечи, дубины, клешни, щупальца грозили им со всех сторон.

За спинами своих товарищей маниакально хохотал Виссен.

– Видите? Вам следовало остаться с Макайссоном! Я пытался спасти вас! – Его длинные лапы снова устрашающе взметнулись. – Убейте их, братья!

Похоже, сам он не собирался выходить на первый план.

Готрек с ревом, звучащим слишком, подозрительно радостно, размахивал топором, нанося страшный урон всем, кто приближался к нему. Феликс, напротив, сражался в основном с подступающей паникой. Они окружены. Двое против пятидесяти. Готрек, возможно, и попадал в такие переделки прежде, и побеждал, но Феликс ранен и устал, и нет в нем ни силы, ни быстроты, ни выносливости Истребителя. Его одолеют быстро. Где, ради Зигмара, Ульрика? Придет она наконец? И остальные вампиры?

Напор сектантов вынес Готрека и Феликса в большую пещеру. Массивный длинношерстный мутант замахнулся на Истребителя светящимся котлом. Тот отскочил, а мутант продолжил вращаться – вес котла не давал ему остановиться. Он случайно оглоушил нескольких своих приятелей. Феликс поднырнул под огромный горшок при новом обороте и, когда тот проносился мимо, почувствовал, как кожа его покрывается мурашками и путаются мысли. Искажающий камень внутри котелка источал Хаос, как огонь источает тепло.

Готрек подскочил и всадил топор в косматую спину мутанта. Тот взвизгнул, как ошпаренный ребенок, и рухнул на землю. Котелок плюхнулся в грязь и покатился, роняя зеленые угли.

Феликс зарубил существо на аистиных ногах и крутанулся, парируя атаку двух нормальных на вид людей, только сейчас обнаружив, что левая рука кровоточит – даже не представляя, кто его ранил. Он бешено работал мечом, хотя все усилия казались бессмысленными. Бесконечный прилив людей и мутантов отступать и не думал.

Но тут сектанты на флангах схватки принялись вопить и разворачиваться. Сквозь когтистые конечности врагов Феликс разглядел вырвавшихся из темного туннеля кавалеров леди Гермионы с мечами наголо. Разбойники мадам Матильды тоже пошли в атаку, возглавляемые огромной черной волчицей со шрамом, пересекающим наискось длинную морду. Она первая прыгнула на мутанта-великана и разорвала ему глотку. Гигантский бородатый бандит врезался в толпу сектантов, мощно размахивая каменным молотом. Мутанты и люди полетели во все стороны с размозженными в кашу головами и грудными клетками.

Феликс с облегчением выдохнул, хотя странное это было ощущение – радоваться появлению кучи рабов и вампирши-оборотня. Еще удивительнее оказалось осознавать, что жизнь его настолько переполнилась безумием и ужасами, что ему ничего не стоит принять, что леди Матильда вот так запросто перекинулась в волчицу.

Ульрика перепрыгнула через приземистого сектанта, в полете пронзив его шпагой, и приземлилась рядом с Феликсом, готовая защищать его спину.

– Чуток задержались, да? – бросил Феликс через плечо.

– Извини, Феликс, – откликнулась Ульрика. – Остальные увлеклись обсуждением, э-э, «тактики».

– Ха! – подал голос Готрек.

– А где леди Гермиона и госпожа Сушь? – сухо спросил Феликс. – Их тактика – прятаться?

– Их умения лежат вне колюще-режущей сферы. – Ульрика отрубила голову женщине с извивающимися плетями вместо волос.

Где-то слева ругался Виссен.

– Откуда они взялись? – кричал он. – Время, уходит время! Лейбольд, Гётц, Зигмунд, назад! Завершайте установку зарядов. Мы должны быть готовы!

Трое сектантов кинулись к бочонкам с черным порохом. Ни Феликс, ни Готрек, ни Ульрика последовать за ними не могли – слишком плотная толпа окружала их. Безумцы сражались все с тем же бешеным пылом, который Феликс уже замечал в них. Им, казалось, совершенно все равно, выживут они или погибнут – лишь бы вершилась воля их хозяина Тзинча. Некоторые просто бросались на меч Феликса, чтобы другие могли в этот момент нанести удар.

Готрек бился с громадной голой раздутой тварью, воняющей прогорклым маслом, – и с головой добренькой старушонки, водруженной на необъятное колышущееся туловище. На жирные руки были как будто надеты варежки, так что держать оружие существо не могло. Бой, казалось, должен был закончиться, едва начавшись, но каждый раз, когда Готрек замахивался, в теле твари на месте удара открывался жадный острозубый рот, заглатывал топор, удерживая его, а тяжелые руки беспрестанно молотили гнома. Неважно, куда бил Готрек – по рукам, в живот, в бок, – рот распахивался и глотал его оружие.

– Маленьким мальчикам не следует играть с топорами, дорогуша, – произнес этот рот сладким дрожащим голоском, пока чудище колотило Готрека по голове.

Гном выругался и ударил снова, и снова рот чудовища поймал топор.

Мельком Феликс увидел, как черная волчица вцепилась в одну из насекомьих лапок Виссена. Капитан бил оборотня другой, но вампирша не отпускала. Закричав, Виссен пустил в дело меч. Мадам Матильда и на это не обратила внимания.

– Доктор Рашке! – взвыл на грани паники Виссен.

– Да-да, иду, – откликнулся хриплый голос. – Проклятье, повернись-ка! Повернись!

Феликс обернулся на голос. К схватке медленно брела на толстых ногах высоченная жирная женщина с выражением полного идиотизма на лунообразном лице, похожая на дородную крестьянку. Нет, это точно не она. Разума у нее определенно не больше, чем у репы. Потом Феликс заметил, что к спине толстухи приторочено что-то вроде корзины.

– Повернись, неуклюжая корова! – повторил тот же голос. – Повернись или я пущу твой жир на мыло!

Что-то тонкое хлестнуло великаншу по левому плечу, и она, тяжело шаркая, описала полукруг, повернувшись к битве спиной, на которой действительно висел плетеный короб, в котором покачивался, точно младенец в люльке, дрожащий всеми членами старикашка с огромной лысой головой, казавшейся слишком тяжелой для его морщинистой цыплячьей шеи. Зато в блеклых голубых глазах полыхал недюжинный злой разум, а во рту поблескивали заточенные до игольной остроты зубы. В одной руке старикашка держал хлыст. К тому же он весь был увешан золотыми, инкрустированными ляпис-лазурью ожерельями, медальонами, браслетами и кольцами, которые составляли, пожалуй, целое состояние.

– Эй, перевертыш! – крикнул он. – Почувствуй гнев Тзинча!

Старик, наставив хлыст на черную волчицу, затянул скрипучее песнопение. Перед ним возник крутящийся шар синего с золотом пламени. А может, это была дыра в реальности, открывшаяся в синий с золотым ад. Феликс не знал. Он только смотрел, не в силах отвести глаз. Зрелище завораживало.

Крюк впился в руку Феликса, раздирая мясо. Он моргнул и очнулся с проклятьем, рубанув нападающего. Боги, как же он ненавидит магию!

Меж тем колдун, заверещав, свирепо толкнул вращающийся шар растопыренными пятернями, тот полетел в черную волчицу – и вошел в нее.

Волчица отпрыгнула, покатилась кувырком, воя так, будто на нее напал рой пчел, и вдруг вновь обернулась мадам Матильдой, обнаженной, кричащей и корчащейся на полу. Потом она с рычанием вскочила на ноги и уставилась на колдуна.

– Ты за это заплатишь, ведьмак!

– Я займусь колдуном, сестра, – подала голос из теней в жерле туннеля леди Гермиона. – На тебе остальные.

Она вскинула руки, неслышно бормоча что-то, и корчащиеся тени начали оплетать ее пальцы.

– Пожалуй, – фыркнула Матильда, подхватила чей-то меч и снова ринулась в бой, абсолютно не смущаясь отсутствием одежды. Бродяги и шлюхи, завывая, ринулись за ней.

Тени вокруг пальцев леди Гермионы отвердели и потянулись к колдуну. Старик повысил голос, творя контрзаклинание, и воздух меж магами сгустился, деформируясь. Лицо леди Гермионы сделалось напряженным. Ее теневые змеи запнулись, точно наткнулись на стену. С трудом она выталкивала слова сквозь сжатые губы.

– Брат Виссен! – крикнул раненый сектант. – Они слишком сильны! Поджигай порох немедля! Мы не можем позволить им победить!

– Нет! – рявкнул Виссен. – До сигнала нельзя! Держитесь! Еще немного!

Интересно, подумал Феликс, сражаясь, почему так важно дождаться сигнала? Что такого важного в проверке пушки? Они что, собираются взорвать заодно и полигон? Он не понимал.

Рядом с Феликсом Готрек снова вырвал топор из очередного рта жирной «бабули» и подался назад, размахивая оружием, чтобы отогнать других сектантов.

Однако бабка шагнула за ним.

– Дай-ка это мамочке, – милым старческим голосом протянула она. – Будь хорошим мальчиком.

– Подавись! – прорычал Готрек, ударив снова.

Еще один рот открылся под левой грудью твари, но на этот раз, едва он укусил, Готрек развернул топор лезвием вверх. Бритвенно-острый металл рассек нёбо закрывающегося рта. Готрек сильно дернул топор на себя, вырвав его из брюха в фонтане крови и ошметков мяса. Существо завизжало как резаная свинья.

Готрек ударил снова, и на этот раз топор нашел плоть. Феликс присоединился к нему, отрубив одну из рук монстра. Истребитель раскроил старушонке череп, и они повернулись к новым противникам, ибо бой продолжался.

Ульрика убила мутанта с мордой угря. Косматый гигант Матильды забрызгивал стены пещеры мозгами сектантов, но дышал он уже тяжело, явно устав орудовать тяжелым молотом. Леди Гермиона и трясущийся колдун продолжали мериться силами, однако одолеть друг друга пока не могли. Мертвые мутанты и сектанты валялись повсюду, особенно – вокруг Готрека, но явного преимущества защитники города не имели. Лишь половина кавалеров Гермионы еще держались на ногах – и меньше половины отребья Матильды.

Феликс вдруг обнаружил, что сражается с мужчиной, выглядящим точь-в-точь как бухгалтер, от очков на носу до ботинок с пряжками на ногах, – если бы не огромная, покрытая щупальцами опухоль, растущая из его шеи, разлегшаяся на плече – большущая, бугристая, словно мешок с бельем, оттолкнувшая перекосившуюся под несуразным углом голову. Клерк пошатывался под весом нароста, смиренно прося прощения, когда щупальца хлестали Феликса и всех вокруг.

– Извините, пожалуйста. Ужасно жаль, – бормотал клерк после каждой атаки. – Не могу ее контролировать. Это не я. Простите.

Щупальца, прикасаясь к чему-то, искрили черным. Кто-то из людей Гермионы упал в судорогах, когда тонкая плеть ударила его по лицу. Одна из шлюх Матильды отпрыгнула и уронила кухонный нож, когда другая плеть огладила ее шею. Сектанты добивали пораженных, не давая им оправиться.

Щупальце, потянувшееся к нему, Феликс отрубил – и разряд, пробежавший по клинку, на миг скрутил тело. Онемевшая до плеча рука судорожно задергалась. Ульрика протолкалась к нему, прикрывая от врагов.

– Извините, – обратился бухгалтер к Феликсу. Другие его щупальца уже нацелились на Ульрику. – Мне это нравится не больше, чем вам.

– Никакого железа! – предостерег Феликс, массируя руку и уклоняясь от атак сектантов.

Ульрика, кивнув, убрала рапиру, поймала чье-то упавшее копье, а Феликс, перехватив меч неловкой левой рукой, приготовился защищать ее с флангов. Ульрика ударила клерка тупым концом древка. Щупальца тут же вцепились в деревяшку. С большим трудом женщина выдернула оружие из их хватки и сделала бухгалтеру подсечку. Мужчина упал опухолью вниз, и Ульрика что было силы пронзила чужеродное образование острием копья. Нарост лопнул, разбрызгав вонючую красную жижу, и щупальца принялись хлестать клерка, всаживая в него разряд за разрядом. Тело конвульсивно дергалось. Тогда Ульрика заколола и человека. Щупальца, обмякнув, расстелились по полу.

На передышку времени не было. Сектанты наседали со всех сторон. Готрек дрался с мутантом, сжимающим по топору каждой из своих четырех рук. Лязг стоял как в цеху. Великан Матильды пошатнулся: полупрозрачная жабоподобная тварь, набросившись сзади, выцарапала его глаза. Гигант взревел, бросил молот, чтобы дотянуться до врага, -и жаба разорвала его глотку. Великан упал. Из-под бороды его хлынула кровь, заливая и без того грязную куртку.

Повсюду от рук сектантов умирали рабы вампирш. Сердце Феликса упало. Кажется, их все-таки недостаточно, чтобы изменить ход битвы. Он перехватил меч двумя руками: правая по-прежнему болезненно пульсировала. Его блоки и выпады были слабыми, вялыми. Долго он так не продержится.

Хор слившихся в визге голосов заставил его вскинуть голову. Сектанты и мутанты, находящиеся ближе ко входу, кричали и пятились. Феликс вытянул шею. Что могло их испугать? А потом он увидел что – шаркающие фигуры с вытянутыми лицами, затуманенными глазами, в лохмотьях и ржавых остатках доспехов брели из тьмы туннелей и тянули, тянули страшные когтистые руки.

Феликс охнул и едва успел отбить неожиданный удар топором. Скавены! Не узнать зубастых тварей невозможно, но с ними что-то не так. Какие-то они худые. Болезненно худые. Более чем худые! Он рискнул бросить еще один взгляд. Да это же скелеты! Ради Зигмара, неужто мерзкие крысолюды изобрели новый способ завоевания Нульна?

– Скелеты скавенов? – недоверчиво выдохнул он. – Что, мутантов недостаточно?

– Не бойся. – Ульрика блокировала секач. – Это работа госпожи Сушь.

– Она... подняла их? – Феликс сглотнул. – Крысолюдов?

Ульрика пожала плечами и проткнула противника насквозь.

– Она использует доступные материалы, полагаю.

Готрек яростно выругался на хазалиде. Феликс понимал, что чувствует гном. Как они могли оказаться на одной стороне с некромантом? Сколько он себя помнит, они неизменно сражались против некромантов и их приспешников – всегда, когда сталкивались с ними. А сейчас он почти с облегчением воспринял подкрепление из немертвых слуг их союзника. Как такое могло случиться? Что привело к столь безумному исходу?

Взгляд Феликса скользнул по Ульрике, доблестно сражающейся рядом. Это она привела его сюда. Это ее племя. Если он принимает ее такой, какая есть, считает ее другом, значит ли это, что он должен принять и ее сородичей?

Скелеты скавенов добрались до сектантов. Немертвые крысолюды кусались и царапались – со стуком игральных костей, трясущихся в чашечке. Они двигались медленно. Не отличались силой. Их не так уж трудно было убить. Всего несколько ударов – и они рассыпались кучкой костей и праха, но их были сотни. Крысолюды давили сектантов числом, а уцелевшие погибали от рук головорезов Матильды или героев Гермионы, отвлеченные жалкой царапиной или укусом.

Количество существ, которых отыскала и подняла госпожа Сушь, ошеломляло. Туннели, должно быть, полны мертвых скавенов. Феликс помнил, как помогал горожанам Нульна убивать крысолюдов на улицах города во время вторжения, но не мог припомнить, чтобы кто-нибудь сражался в туннелях. Что же убило их здесь, внизу?

Сектанты, объятые паникой, отступали от орды скелетов. Несколько секунд назад они втрое превосходили численностью «войско» Готрека и Феликса – а теперь их превосходили вдесятеро, и с каждым мигом хаосопоклонников становилось все меньше.

Феликс скрестил мечи с человеком, все лицо и руки которого покрывали странные круглые шрамы – некоторые совсем свежие, багрово-красные. Хмурясь, Феликс отбил его выпад и сам нанес удар. Противник выглядел знакомым. Где же он видел это лицо? В горящих погребах под Трущобами? На улице? Во время бунта на мосту?

Тусклое воспоминание только-только всплывало на поверхность сознания, когда в пещеру вбежал человек в форме охранника Оружейной палаты.

– Братья! Господин Виссен! – закричал он. – Возрадуйтесь! Пушка выстрелила! Проверка прошла успешно! Орудие уже грузят на дирижабль!

Сектанты возбужденно завопили – и Феликс услышал, как Виссен вздохнул с облегчением.

– Наконец! – сказал он, а потом повысил голос: – Либольд! Поджигай запалы! Остальные, не выпускайте этих гадов! Мы прихватим их души с собой, на встречу с Тзинчем!

Сектанты с удвоенным рвением набросились на Готрека, Феликса и вампиров, а тип с копной черных волос ринулся в дальний конец помещения, туда, где сходились все запальные шнуры.

– Пробиваемся! – рявкнул Готрек и рванулся вперед, рубя всех, кто подворачивался ему под руку.

Феликс, выругавшись, выпустил кишки человеку с полузнакомым лицом и хлесткими ударами налево и направо принялся отгонять с полдюжины наседающих на него врагов. Похоже, эти психи готовы умереть здесь, лишь бы их противники тоже погибли. Они безумнее Готрека – с радостью принесут себя в жертву во славу своего демонического бога.

Готрек уже зарубил четверых и пытался пробиться мимо еще шестерых. Но он не успел. Черноволосый сектант схватил факел и начал поджигать концы шнуров, рядком лежащих перед ним. Искрящиеся огоньки побежали по полу – к бочонкам.

– Убейте ублюдка! – взвизгнула мадам Матильда.

– Забудь о нем! – взревел Готрек. – Гасите шнуры!

Он протаранил троицу сектантов, разбросав их, и попытался добраться до ближайшего бочонка, но широкоплечий мутант в ярко-оранжевой, похожей на кораллы броне, растущей прямо из кожи, заступил ему дорогу, замахнувшись огромной, покрытой ракушками дубиной. Готрек блокировал удар и рубанул в ответ: только оранжевые осколки брызнули во все стороны.

Ульрика, прошипев кислевитское проклятье, с ловкостью газели перемахнула через стену сектантов. Но прежде, чем ее ноги коснулись земли, метнувшийся прозрачный отросток обвился вокруг ее щиколотки. Она упала, ударившись лицом, и голубая жаба прыгнула ей на спину, царапая ламию когтистыми перепончатыми лапами. Отросток, сделавший подножку, был жабьим языком.

Феликс, выругавшись, бросился вперед, яростно работая мечом, стремясь добраться до женщины. Однако жабоподобная тварь ловко уклонилась от клинка. Вновь выстреливший язык захлестнул запястье барда, подтащив его ближе к жабе, и когтистая пятерня попыталась вцепиться в его лицо. Феликс заслонился свободной рукой, и на предплечье его забагровели кровоточащие борозды.

Ульрика вскочила, намереваясь заколоть синюю тварь.

– Нет! – Феликс пнул жабу в живот. – Запалы! Я справлюсь!

– Ладно. – Ульрика, развернувшись, прыгнула к дальним бочонкам. Мадам Матильда, вырвавшаяся из лап мутантов, следом. Две женщины-вампирши принялись выдирать из бочонков запальные шнуры.

– Остановите их! – гаркнул Виссен. – Шнуры на место! Все должно взорваться разом!

Сектанты переключились на охрану пороха. Виссен поспешил к Ульрике, используя насекомьи лапы в качестве дополнительной пары ног, и бросился ей на спину. Ульрика, развернувшись, отрубила его клешню. Виссен взвизгнул, но ударил сразу двумя мечами и уцелевшей лапой. Ламия парировала, и сама перешла в атаку.

Жабоподобный тип снова обвил языком руки Феликса. Зашипев от боли, тот стукнул кулаком по громадному, размером с плошку, глазу. Жаба квакнула, освободив руку, в которой Феликс сжимал меч. Бард не замедлил этим воспользоваться, но жаба, зажав глаз ладонью, отскочила, оказавшись вне досягаемости. Тогда Феликс кинулся к ближайшему бочонку. Сейчас уже не до драк. Вырвав шнур, он перешел к следующему.

Уцелевшие приспешники вампиров рассыпались по пещере, рубя шипящие шнуры или выдергивая их из бочонков, отгоняя сектантов и мутантов. Готрек, перешагнув через труп обросшего кораллами урода, занялся тем же. Скелеты скавенов тоже не бездействовали. Только леди Гермиона и старый колдун по-прежнему оставались на местах, застыв в противоборстве сил воли.

«Видит Зигмар, мы все-таки сделаем это», – подумал Феликс, отбросив очередной шнур и переходя к следующему. В этот момент язык жабочеловека захлестнул его шею и повалил на землю, выбив дыхание из легких, а меч из пальцев. Руки Феликса взметнулись к горлу, но язык уже исчез.

Жаба прыгнула, стараясь выцарапать противнику глаза. Феликс перекатился, съежился, и когти располосовали его плечо и спину. Он подхватил меч, взмахнул им – но тварь снова отскочила.

Поднявшись, Феликс повернулся к врагу, заслонившему от него следующий бочонок. Пламя бежало по шнуру, неумолимо приближаясь к пороху. Жаба угрожающе сгорбилась. Феликс принял боевую стойку.

– Нет, Ромбо! – выкрикнул Виссен. – Выдерни шнур! Один взрыв только погубит нас. Надо сперва убить этих мерзавцев, чтобы не вмешивались! Все или ничего!

Жабочеловек попятился, не отрывая глаз от Феликса.

– Останови его, человечек! – завопил Готрек, пробиваясь к ним. – Пускай взрывается!

Феликс замешкался, смущенный внезапной переменой цели. Пускай взрывается? Почему? Взрыв же убьет их.

Жаба выдернула шнур и отпрыгнула с ним. Феликс метнулся к врагу – но опоздал.

– Теперь убейте их! – надрывался Виссен. – Убейте их всех и восстановим запалы! – Яростно рыча, он вновь набросился на Ульрику. – Проклятье вмешавшимся!

– Я установлю заряды! – проскрежетал голос за их спинами.

Все обернулись. Это был старик-колдун. Из-за жирной туши деревенской девки виднелись лишь его вскинутые дрожащие руки. Мерцающий синий свет, бьющий из лазурных камней на золотых браслетах старикашки, тянулся к леди Гермионе, плетя вокруг нее пульсирующую сеть. Феликс видел, как бьется, пытаясь вырваться из клетки, вампирша-колдунья, но ей не хватало силы. Ее теневые пряди рассеивались, как дым на сильном ветру. Лицо Гермионы исказилось от мучительного напряжения и бесплодного гнева.

– Леди! – воскликнул один из ее уцелевших кавалеров и кинулся к госпоже.

Скелеты скавенов двинулись к старику. Мутанты бросились наперехват.

Колдун хлопнул в ладоши, и синяя сеть стянулась вокруг Гермионы, точно аркан. Вампирша дернулась и упала без сознания, мерцающие голубые огоньки запрыгали по ней суетливыми крысами. Красавчик-раб, схватившийся с двумя мутантами, застонал от ужаса.

Старикашка победоносно захихикал, заквохтал и повысил голос, выводя воющие зубодробительные слоги. Над головой его сгустились багровые тучи. Дородная крестьянка безмятежно стояла на месте, тупо глядя перед собой.

– Нет, чароплет, – прорычал Готрек и ринулся к старику, отбрасывая с дороги скелеты скавенов и мутантов, будто не замечая их.

Феликс тоже побежал. Он не знал, что затеял колдун, но понимал, что точно ничего хорошего. Ульрика и Матильда, преследуемые сектантами, также устремились к старикашке. Багровые тучи, словно дым, клубились под потолком пещеры.

Что-то схватило Феликса за лодыжку, и он упал. Мерзкая жаба! Язык оттаскивал его назад. Извернувшись, он ударил мечом – и рассек проклятый отросток пополам. Жаба шлепнулась на задницу, остатки языка влетели обратно в рот. Феликс вскочил и побежал дальше.

Виссен преградил дорогу Ульрике, размахивая уцелевшей клешней. Ульрика отбивалась. Матильда и Готрек, ноздря в ноздрю, огибали их, приближаясь к крестьянке. Не хотелось Феликсу на это смотреть. У бедной девочки совсем нет мозгов. Убить ее – все равно что убить щенка.

Готрек вскинул топор. Матильда подняла меч. Но крестьянка, по-прежнему спокойная и равнодушная, открыла рот – и окатила гнома с вампиршей струей рвоты, омерзительной зеленой жижей, которая шипела, попадая на кожу.

Матильда упала, визжа и корчась: желчь жгла ее голое тело. Готрек отшатнулся, ругаясь и утирая вздувающееся волдырями лицо ладонью, потом вновь ринулся вперед, левой рукой прикрывая голову. Голос колдуна достиг пронзительного крещендо, и тут Готрек подрубил поджилки девицы. Она накренилась и упала, а ее жалобный вскрик заглушил поток гнусных слов старикашки.

Крестьянка слабо ворочалась на земле перед Готреком, и тут над головами сражающихся зарокотало что-то вроде грома. Феликс подбежал как раз вовремя, чтобы увидеть, как ухмыляется сморщенный старикашка, глядя на гнома из притороченного к спине девицы короба.

– Я сделал это, – хихикнул колдун, радостно сверкая глазами. – Воля хозяина исполнена.

– Я тоже кое-что исполню, – прорычал Готрек и всадил рунный топор прямо в лицо колдуна, расколов его гигантский череп, а заодно и глубоко погрузив лезвие в спину девицы. Судороги ее прекратились.

Гром прогремел снова, и что-то горячее обожгло спину Феликса. Потом руку. Он опустил взгляд. Его плащ горел. Крохотные розовые огоньки прожгли ткань в дюжине мест. Он попытался прихлопнуть их. Искры не гасли! Откуда они взялись?

Рядом, колотя себя по рукам и плечам, бранился Готрек. Сзади заорали, завизжали. Феликс обернулся – и охнул.

Багровые тучи колдуна полностью заслонили потолок – и разразились мерным дождем крохотных розовых огней. Там, куда падали искры, разгорался пожар. Сектанты, мутанты, Виссен, Ульрика, Матильда, ее оборванцы, последний обожатель леди Гермионы – все кричали и искали укрытие, бешено прихлопывая пламя, прожигающее одежду и кожу. Крышки бочонков полыхали, дерево уже почернело. Еще несколько секунд – и огонь доберется до пороха.

– Да спасет нас Зигмар, – прохрипел Феликс, пятясь к туннелю вместе с Готреком. – Нам не потушить их все вовремя. Это конец.

– Ха! – рявкнул гном. – С огнем надо бороться огнем, вот и все. – Все лицо и руки его бугрились чудовищными, налитыми гноем пузырями, от него все еще несло зловонной вязкой рвотой девицы-крестьянки. Но он, казалось, ничего не чувствовал.

– Огнем – с огнем? – в замешательстве повторил Феликс.

Готрек забросил топор за спину, окинул взглядом пол и радостно гикнул, увидев великана Матильды, лежащего с разорванной жабоподобной тварью глоткой. Подскочив к гиганту, Истребитель подхватил его нелепый каменный молот – с той же легкостью, что и прежний хозяин оружия. Только вот что он собирался с ним делать?

– В туннель, человечек, – бросил Готрек и начал вращаться на месте.

Ульрика, услышав, потащила леди Гермиону к жерлу туннеля. Бродяги мадам Матильды тоже подхватили свою почти бессознательную госпожу. Виссен и сектанты укрылись в нише на дальней стороне помещения.

Крышки бочонков уже полыхали, как факелы. Готрек крутился все быстрей, держа огромный молот за самый конец рукояти. Неужели он собирается метнуть его в Виссена? И что это даст?

– Назад, я сказал! – взревел Готрек и выпустил молот.

Молот полетел к ближайшему бочонку с черным порохом.

Отступивший Феликс пригнулся, потрясенно разинув рот, а Готрек с безумным смехом ринулся к нему.

Страшный взрыв встряхнул туннель. Кулак горячего воздуха ударил Феликса в грудь, болезненно хлопнул по ушам, швырнул на него Готрека и отправил их вдвоем катиться кувырком по туннелю. Остановились они только возле Ульрики и Матильды у подножия крутого подъема. Камни и пыль сыпались на голову Феликса, невыносимый жар накатывал волной. Он напрягся, ожидая новых взрывов. Но их не последовало. Из пещеры несся громкий рев – но ничего больше не взрывалось. Что-то глухо громыхнуло... И что это за жуткий запах?

– Ты псих! – заорала мадам Матильда, сев и свирепо глядя на Готрека. – Что ты наделал?

Ее лицо и плечи, забрызганные рвотой крестьянки, были в таких же волдырях, как и у Готрека.

– Спас твою мерзкую немертвую задницу, – рявкнул в ответ Готрек. – К сожалению. – Он повернулся к Феликсу. – Вставай, человечек. А то смоет.

Феликс, застонав, с трудом поднялся.

– Смоет?

Ворвавшаяся в туннель пенистая коричневая волна высотой по колено чуть не сбила его с ног. Несущая трупы и щепки, она воняла дерьмом и помойкой. Матильда и Ульрика, пошатываясь, боролись с приливом. Последний кавалер леди Гермионы поднял бесчувственное тело хозяйки повыше – и потащил вверх по склону, подальше от воды. Мадам Матильда и остатки ее отребья устало потянулись следом.

Феликс с Ульрикой двинулись вперед, против течения. Они заглянули в пещеру, и глаза их расширились от удивления. В потолке, над тем самым местом, где стоял взорванный гномом бочонок, зияла дыра, в которую лилась густая коричневая жижа. Струя толщиной с древесный ствол выглядела монолитной колонной. Казалось, что кто-то огромный разливает чай: пещера наполнялась, будто чашка. На крышках затопленных на три четверти бочонков еще горели розовые огни, но вода быстро поднималась.

– Жуть, – выдохнула Ульрика.

Феликс кивнул, зачарованный. Бочонки все еще могли взорваться в любую секунду. Нужно было бежать, но он не мог отвести глаз.

Еще один взрыв в глубине пещеры отбросил их назад в туннель. К крыше взметнулся огненный шар.

Ульрика поднялась из воды и посмотрела на Готрека, качая головой.

– Хорошая была попытка, Истребитель, – сказала она. – Но этого, кажется, недостаточно.

– Никогда не сомневайся в гноме, кровосос, – ответил, проталкиваясь мимо нее, ухмыляющийся Готрек. Вода была ему уже по грудь, борода покачивалась на поверхности грязной жижи. – Гляди.

Следом за ним Феликс с Ульрикой добрели до входа в пещеру. В потолке образовалась новая дыра, над вторым взорвавшимся бочонком, и еще один толстый столб воды ринулся вниз. Вода стала прибывать вдвое быстрее. На их глазах она захлестывала крышки бочонков. Розовые искры гасли одна за одной.

– Молот Зигмара. – Феликс удивленно покачал головой, механически отпихивая толкающие его всплывшие трупы и обломки. – Мы это сделали! Э-э, ты это сделал. В общем, дело сделано.

Ульрика уважительно кивнула Готреку.

– Никогда больше я не усомнюсь в тебе, Истребитель. – Она сморщила нос. – Теперь идем. Найдем местечко повыше. Тут воняет.

С придушенным криком одно из плававших рядом тел поднялось на ноги. Виссен! Капитан бросился на Феликса, уцелевшая клешня стиснула его запястье и подтащила ближе, человеческие руки сомкнулись на горле.

– Ты все испортил! – завопил Виссен. В глазах его пылала фанатичная ненависть, на лице краснели оспины круглых ожогов от розовых искр. – Все испоганил! Наше славное будущее утонуло в дерьме! Я убью тебя! Во имя Тзинча, я...

Феликс боднул Виссена в нос. Ульрика проткнула капитана рапирой. Топор Готрека впился в тело мутанта где-то под водой. Руки, вцепившиеся в горло Феликса, дрогнули от страшного удара.

Пальцы Виссена обмякли, глаза остекленели, вода вокруг начала быстро краснеть.

– По крайней мере, хозяин еще... – пробормотал он. Кожа вокруг круглых ожогов побелела от недостатка крови.

Феликс нахмурился. Ожоги. Круглые ожоги. Как и у убитого недавно человека. Как... Сердце больно ударилось о ребра – он понял. Теперь он знал, где видел раньше человека с круглыми ожогами! Он сперва не узнал его без кожаной робы. Это был один из жрецов Зигмара, присутствовавших при литье последней пушки. Упавший в обморок служка. Тот, кто сыпал прах в расплавленное железо!

Феликс схватил Виссена за ворот.

– Виссен! Не умирай, тварь! Пушки! Что вы сделали с пушками?

Глаза Виссена чуть сфокусировались, и он слабо хихикнул.

– Слишком... поздно. Они... улетели.

Феликс встряхнул его.

– Что вы с ними сделали?

– Осквернили. Все, – как во сне пробормотал тот. – Искажающий камень... в железе. На стенах... Мидденхейма... хозяин... пробудит их. Расчеты... спятят... повернут орудия... в сторону... ворот Фаушлага... выбьют... изнутри. Архаон... войдет... Хаос наконец... восторжествует!

Феликс ошеломленно уставился на капитана. Руки его разжались, и Виссен погрузился в грязную кровавую воду.

Готрек, шагнув вперед, снова выволок мутанта на поверхность.

– Хозяин! – рявкнул он. – Кто – хозяин?

Голова Виссена запрокинулась, на губах стыла блаженная улыбка.

Готрек тряхнул его.

– Да проклянет тебя Гримнир! Говори, подонок!

Конечности Виссена вяло покачивались в потоке. Глаза смотрели в никуда.

Готрек яростно выругался, бросил тут же утонувший труп Виссена и двинулся по склону к боковому проходу, из которого появились стражники.

– Быстрей, человечек, – бросил он на ходу. – Мы должны остановить Макайссона, пока они не улетели.

Феликс, кивнув, последовал за гномом, хотя и боялся, что они уже опоздали. «Дух Грунгни» наверняка уже в воздухе. И все-таки они должны попытаться!

Ульрика присоединилась к ним. Троица брела вперед, медленно выбираясь на сухой участок. Одежда их промокла и провоняла насквозь. Наверху, у бокового туннеля, стояли, глядя на них, леди Гермиона, мадам Матильда и госпожа Сушь. Леди Гермиона опиралась на своего джентльмена. Матильда подбоченилась – голая, покрытая волдырями. Госпожа Сушь маячила позади них длинной тенью.

– Прочь с дороги, – буркнул Готрек.

Вампирши не пошевелились.

– Прости, Истребитель. Герр Ягер, – заговорила леди Гермиона. – Вы спасли Нульн, и мы благодарны вам. Но вы предали графиню, выдав ее существование Макайссону, инженеру и, возможно, другим.

– Что? – рявкнул Готрек.

– За клятвопреступление, – продолжала Гермиона, словно ее и не перебивали, – она приказала убить вас.

– Что? – вскрикнула и Ульрика.

Коридор за спинами вампирш начал наполняться бесчисленными скелетами скавенов.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

– А ну, подходите и умрите! – рявкнул Готрек и вскинул над водой топор.

– Подожди, Истребитель, пожалуйста. – Расплескивая жижу, Ульрика встала перед ним.

– Нет времени, – вырвался вперед Готрек. – В боковой туннель, человечек.

Феликс присоединился к нему. Кавалер леди Гермионы, подхватив госпожу на руки, попятился. Мадам Матильда и ее отребье расступились. Госпожа Сушь сместилась назад, будто призрак, унесенный ветром, и указала на троицу забинтованной рукой. Ее армия мертвых скавенов пошла в атаку тысячами трескучих марионеток. Они съезжали по склону, плюхались в воду, тянулись к добыче когтями.

Готрек и Феликс встретили первую волну, а Ульрика поверх голов наступающей орды уставилась на Гермиону.

– Не понимаю, сестра! Ты сказала, графиня отправила тебя помочь нам! Сказала, она поняла, что я ошиблась – что Истребитель не упоминал ни ее, ни меня!

– Я сказала, она получила послание, – ответила Гермиона. – Я не сказала, что она поверила тебе.

– Что? Почему? – воскликнула Ульрика, пятясь от надвигающихся скелетов.

– Она думает, у тебя конфликт лояльности. – Губы Гермионы скривились в неприятной ухмылке. – Что скот вскружил тебе голову.

Ульрика окаменела от гнева.

– Я женщина чести, дочь боярина, родня королям. Я не лгу. И не нарушаю клятв.

Готрек и Феликс продвинулись еще на шаг вверх по склону. За их спинами торчали из воды раздробленные кости и ржавое оружие. Скелеты – противники жалкие, но слишком многочисленные. Это сводило с ума. Боковой проход темнел всего в пяти шагах от них, но сумеют ли они добраться до него – большой вопрос.

– Может, и нет, – пожала плечами Гермиона. – Может, ты просто поверила в то, во что хотела поверить. Обычная человеческая слабость. Но... – Она повысила голос, заглушая протесты Ульрики и треск костей скавенов. – Лжешь ли ты, солгали ли тебе, Истребитель и бард должны умереть.

Феликс нахмурился. Неужели графиня действительно так сказала?

– Ульрика! – крикнул он, свирепым ударом раздробив поросшую грязью грудную клетку очередного скавена. – А что, если лжет Гермиона? Что, если графиня поверила тебе?

Ульрика взглянула на него, свет надежды забрезжил в ее глазах, но тут же угас.

– Если и нет, я пойду против нее. – Она прищурилась и повернулась к леди Гермионе. – А я? Я тоже должна умереть?

Гермиона покачала головой.

– Мать никогда не бросит свою дочь. Даже приемную. – Она улыбнулась. – Так что если не будешь вмешиваться, то тебя простят, а если ты убьешь их сама, полагаю, графиня впредь всегда будет верить тебе.

Ульрика покосилась на Феликса и быстро отвела взгляд.

– Я... Нет! Я не предам друзей!

– Значит, предашь мать?

– Я не предавала ее! – взвыла Ульрика. – Феликс и Истребитель не выдали ее! Они не заслужили ее гнева!

– Заслужили или нет, – холодно ответила Гермиона, – графиня желает их смерти. Разве не поклялась ты служить ей, когда она спасла тебя от Кригера? Ты, утверждающая, что никогда не нарушаешь клятв? Что, твой обет не выдержит первого же испытания?

Если бы вампиры умели плакать, Ульрика зарыдала бы. Она застыла, будто парализованная, по колено в сточной воде, с мучительно искаженным лицом. Феликс мысленно проклял Гермиону. Здесь сейчас шли две битвы, и он не мог сказать, какая из них более беспощадна.

– Ульрика...

– Не вмешивайся, человечек, – буркнул Готрек. – Она приняла решение. Иначе она бы уже убила эту суку. – Он отступил от лавины скавенов и замахнулся на Ульрику. – Защищайся, кровосос.

– Нет! – выкрикнула она и ринулась вверх по круче, расталкивая скелеты. – Нет! – Наверху она обернулась и посмотрела в глаза Феликсу. Прекрасное лицо ее коверкало страдание. – Прости, Феликс. Я не стану сражаться с тобой, но я не могу пойти против госпожи.

– Возможно, этого и не нужно! Возможно, все это ложь!

– Я... я не могу рисковать, – горько сказала Ульрика. – Без графини я останусь в этом мире совсем одна. Она спасла меня. Она моя мать.

С этими словами она повернулась и побежала по туннелю во тьму, сквозь армию мертвых крысолюдов. Глаза Феликса защипало, он с трудом сглотнул подкативший к горлу комок. Неважно. Сражение все исправит.

Они с Готреком яростно прокладывали путь в море скавенов. Внезапно ему больше всего на свете захотелось увидеть леди Гермиону мертвой. Коварная сука сломала дух Ульрики, отделила ее от Готрека с Феликсом с ловкостью палача, отделяющего голову от тела предателя. Она должна умереть от его меча. Если бы только эти проклятые скелеты убрались с дороги...

– Костяные марионетки их не остановят, – прорычала мадам Матильда. – В бой, мои храбрецы.

Она упала на четвереньки – и бросилась на Готрека, преобразившись в полете. Тело вытянулось, покрылось черной шерстью, челюсти удлинились, пальцы скомкались в кривящиеся желтыми когтями лапы. Немногие уцелевшие разбойники с воем ринулись вниз по склону вслед за предводительницей.

Волчица врезалась в грудь Готрека, а тот успел отрубить ее левую переднюю лапу. Вместе они рухнули в воду.

Не до конца трансформировавшаяся конечность Матильды шлепнулась в грязь возле Феликса. Тут подоспели, растолкав скелетов, бродяги, шлюхи и головорезы, накинувшиеся на Феликса с ножами, саблями, крючьями. Он блокировал и парировал что было сил, но быстро потерял все пространство, отвоеванное ими с Готреком.

Рядом, в бурлящей пене, дрались под водой Готрек с Матильдой. Мелькнули волчьи клыки, топор Готрека, хвост, нога.

Потом Феликсу стало некогда смотреть. Его окружили. Бандиты, проститутки, мертвые крысолюды рубили и кололи его со всех сторон. Феликсу ничего не оставалось делать, кроме как бесконечно вертеться по кругу, выписывая Карагулом восьмерки в воздухе. Это пока держало врагов на расстоянии, но сколько он так простоит? Казалось, что он сражается так много часов. Вода затягивала, толкала, Феликс нетвердо держался на ногах. Конечности скелетов раскалывались и отлетали, натыкаясь на его клинок. Шлюхе с кривыми зубами удалось проткнуть его руку ледорубом.

– Готрек?

Ничего – только барахтанье рядом.

Бандит бросился на него, пытаясь повалить, как его госпожа – Готрека. Феликс отступил в сторону, и противник рухнул в воду, пролетев мимо. Бард наугад ткнул мечом – и лезвие под водой нашло плоть. Но скелеты и головорезы подступали, теснили барда со всех сторон. Когти полоснули его по ногам, по руке.

– Готрек!

Сзади раздался визг, громкий всплеск, и черная волчица ринулась вверх по круче на трех лапах, распихивая скелетов.

– Проклятая сука! – взревел Готрек, вынырнувший из-под воды и пронесшийся мимо Феликса. По искусанным рукам и плечам его бежали кровавые ручьи. Скелеты и разбойники бросили Феликса, переключившись на гнома. Истребитель нещадно работал топором. Мертвые скавены взрывались, рассыпаясь костяными осколками. Бандиты просто умирали.

Облегченно вздохнув, Феликс занял свою обычную позицию сзади и чуть левее Готрека, рубя подворачивающихся крыс и головорезов. Так им всегда работалось лучше всего – Готрек принимал основной удар на себя, Феликс подчищал за ним. Теперь они, может, куда-нибудь и доберутся.

Готрек упрямо боролся с приливом врагов. Когда последние бандиты пали, дело пошло быстрее. Одним взмахом Истребитель уничтожил полдюжины скавенов. Гном и человек уже почти вышли из воды. Феликс вытянул шею, разыскивая позади скелетов леди Гермиону.

В этот момент тусклый свет, кое-как озарявший туннель, погас. В отраженном свете фонарей, горевших в пещере с порохом, еще можно было хоть что-то разглядеть. А теперь все стало черным-черно.

– Что случилось? – крикнул Феликс. Неужели вода поднялась настолько высоко, что погасила висящие на стене лампы? Нет. Не может быть. Она же едва доходит до ребер.

В темноте скелет расцарапал ему грудь. Феликс ударил вслепую, услышал треск. Но на него накинулись другие. От их прикосновений кожа покрывалась мурашками. Он бил и слышал, как они, ломаясь, плюхаются в воду, но меньше мертвецов не становилось. Топор Готрека свистел поблизости, тоже сокрушая крысолюдов.

– Колдовство, – проворчал гном. – Я не вижу.

Феликс сглотнул. Если Готрек ослеп, это действительно колдовство. Он-то знал, что Истребитель способен видеть даже в неосвещенной шахте.

– Что нам делать? – спросил Феликс, борясь с паникой. Он продолжал рубить, но сдерживал руку, боясь задеть Готрека.

– Поднажмем, человечек, – ответил Истребитель. – Проход никуда не делся.

Феликс кивнул, не сразу сообразив, сколь глупо это в темноте, и открыл рот, чтобы ответить. Но в этот момент что-то захлестнуло его шею, пережав трахею, отрезав доступ воздуха. Его душили. Он захрипел, вскинул руки, ожидая наткнуться на какое-нибудь склизкое щупальце. Но на горле ничего не было!

Зубы и когти из мрака продолжали атаковать. Охваченный паникой, Феликс судорожно махал правой рукой с мечом, левой тщетно царапая горло. Он пытался окликнуть Готрека, но мог только шипеть.

– Что такое, человечек?

– Гх-х-хткх-х-х. Вздх-х-х-х.

Тусклые звезды поплыли перед глазами. Руки слабели. Бард боролся теперь за каждый вдох.

Твердая рука стиснула его запястье, и он едва не пырнул мечом, прежде чем понял, что это Готрек. Что-то просвистело мимо одного его уха, потом – мимо другого. Ветерок взъерошил волосы. Топор Готрека! Гном что, напал на него? По ошибке принял за врага?

Зубы и когти впились в руки и ноги. Даже закричать от боли Феликс не мог.

Готрек выругался, снова раздался свист, стук, и зубы и когти пропали.

Мозолистая пятерня Истребителя нашла шею Феликса, ощупала ее со всех сторон. Гном зарычал:

– Тоже колдовство. Борись с ней, человечек. И продолжай двигаться.

Он снова схватил его и потащил вперед. Феликс побрел за Готреком, пошатываясь, вычерчивая мечом кривые дрожащие зигзаги, пытаясь подавить всепоглощающий страх, а вокруг клацало, стучало, свистело – и трещали под тяжелой сталью крысиные кости.

Борись с ней, сказал Готрек. С кем бороться? Воспоминание о теневых змеях, сползающих с рук леди Гермионы, мелькнуло в памяти – как эти змеи росли, тянулись, душили. Злая ведьма. Она подавила волю Ульрики одними словами. Теперь пытается выдавить из него жизнь черным колдовством. Феликс провел мечом перед собственным горлом, словно пытаясь перерезать петлю. Ничего не получилось.

Так он и тащился на Готреком на подгибающихся ногах, а звезды перед глазами расцветали фейерверками – пурпурными, розовыми, желтыми. Он пытался представить, как черные кольца рассеиваются дымком горящей свечи. Пытался почувствовать, как бесплотные змеи слабеют, отпуская шею. Но колдовство по-прежнему душило его. Земля под ногами сделалась ровной. Они добрались по вершины склона. Готрек потянул его налево. Плечо врезалось в стену. Щеку тронул сквозняк. Треск взрывающихся скелетов ворвался в уши.

– Шевелись!

Готрек подтолкнул его к источнику сквозняка. Вдруг скелеты пропали.

Но это уже не имело значения. Феликс задыхался. Он не мог больше поднять меч. Он едва переставлял ноги. Пульс грохотал в ушах, как молот о наковальню. Он уже не слышал ничего другого. Грудь готова была лопнуть от жажды воздуха. Распухший язык не влезал в рот. Пальцы слабо царапали горло.

Что-то твердое ударило его в живот. Ноги оторвались от земли. Голова замоталась из стороны в сторону. Меч лязгнул о камень. Он уже почти ничего не чувствовал. Осталась лишь боль в груди да кольца, сминающие трахею, сжимающиеся туже и туже. Хоть бы только эта болтанка скорей закончилась, и ему дали спокойно умереть...

Долгожданное спокойствие пришло, черное и мягкое. Качка прекратилась. Боль в груди ослабла. Он чувствовал себя снежинкой, медленно падающей в приятной шуршащей тьме. Не так уж это и плохо. Никакой боли. Никакого шума. Никаких жутких запахов.

Резкий толчок привел его в себя, но вышиб из груди воздух. Он охнул. Зигмар! Воздух! В легких есть воздух! Он способен охать, способен дышать! Феликс попробовал снова. Это оказалось все равно что втягивать воздух через забитую чем-то соломинку, но он дышал. Дышать было больно, словно он наглотался стекла.

Еще один толчок. Новый вдох. Мир вновь нахлынул на него – с болью, шумом, вонью. Голова разламывалась. Желудок вопил. В грудь словно натолкали булыжников. Уши разрывались от стука, хеканья, лязга. В нос лез смрад канализации вперемешку с запахом пота. Феликс огляделся. Несколько секунд он ничего не видел. Потом уловил движение, тени. Тусклый свет факелов – отчего-то перевернутых. До него медленно доходило, где он и что с ним происходит. Он висел вниз головой, перекинутый через плечо Готрека, а Истребитель быстро бежал. Земляной пол проносился мимо в дюймах от лица. Они находились в освещенном факелами туннеле. Где пролегал этот туннель, он понятия не имел.

– Гот...рек.

– Жив, значит? – раздался хриплый голос. – Хорошо.

Феликс нахмурился. Почему он жив? Почему видит? Одолел колдовство Гермионы? Прогнал змей? Или это сделал Готрек? Неужто свирепые толчки Истребителя разрушили чары? Или поединок с колдуном ослабил ведьму и она не смогла долго поддерживать заклятье? Или они просто ушли слишком далеко?

Готрек остановился и опустил его. Феликс застонал. Откуда-то издалека неслись стуки и клацанье. Готрек возился где-то справа от Феликса. Ветерок тронул щеку, и новые смрадные запахи забили ноздри. Он покосился в сторону, откуда прилетел ветер. Потайная дверь. В канализационные туннели.

Готрек наклонился над ним, взял его за руку.

– Я... могу идти.

– Недостаточно быстро, – отрезал Готрек и снова перекинул Феликса через плечо. В настрадавшемся животе снова запульсировала боль.

Когда Готрек шагнул за дверь, Феликс заметил позади движение: толпа длинномордых скелетов шаркала к ним. Среди них различались фигуры потемнее – они проталкивались вперед.

Готрек пинком захлопнул дверь и снова побежал. Из люков наверху сочился серый рассвет. Феликс смотрел на канал, мимо которого они рысили. Уровень грязи в нем был очень низким. Необычайно низким. Жирная коричневая полоса – отметка уровня полной воды – подсыхала гораздо выше вязкого ручейка. Должно быть, дыры, проделанные устроенными Готреком взрывами, поспособствовали изрядному опустошению канализации. Феликс хихикнул. Тут точно потребуется кое-какой ремонт.

Позади затрещало. Феликс неловко извернулся, чтобы посмотреть, в чем дело. Выбитая дверь упала в канал. Из дыры в стене вылезли две темные фигуры. Или три? Они ринулись в погоню.

– Да заберет их Гримнир, – буркнул Готрек. – Нет времени. Нет времени.

Он бежал дальше.

Феликс снова оглянулся. Темные фигуры приблизились – сильно приблизились. Готрек завернул за угол и остановился на небольшой квадратной площадке. Сняв Феликса с плеча, он прислонил его к стене, возле вбитых в камень железных скоб, уходящих вверх.

– Надеюсь, ты сумеешь взобраться, – сказал гном.

– Я тоже надеюсь, – ответил Феликс.

Готрек полез первым.

– Давай. За мной.

Феликс кивнул и оторвался от стены. Все вокруг головокружительно завертелось. Феликс вцепился в перекладину. Мир кое-как успокоился. Феликс начал подъем. Одна ступенька. Две ступеньки. Тихий стук. Становящийся громче. Что это, сердце?

Готрек уже добрался до верха и налег плечом на решетку люка. Столб бледного солнечного света упал в канализацию, осветив кирпичный квадрат под лестницей. Истребитель отжимал решетку, пока та с лязгом не сдвинулась в сторону.

Феликс продолжал взбираться. Уже полпути. В глазах мутилось. Голова гудела. Или это тот самый стук становится громче?

Готрек вылез наружу.

Феликс оглянулся. Черная волчица выскочила из туннеля. На ее спине сидела миниатюрная женщина. Волчица бежала на всех четырех, но одна нога была бледной и лишенной шерсти. За «скакуном» и наездницей маячила тень, тонкая как сухое дерево.

Феликс полез быстрее, по крайней мере попытался, понуждая ноги переступать, а руки тянуться и хватать. Пот с него лил ручьями.

– Давай, человечек, – позвал сверху Готрек, протягивая руку.

Волчица стряхнула всадницу и прыгнула, щелкнув зубами в дюйме от лодыжки Феликса. Еще одна скоба. Осталось всего три! Волчица яростно взвыла и преобразилась. Вой стал словами, лапы – руками. Вампирша полезла вверх, за добычей.

– Нет уж, милашка, – рявкнула мадам Матильда, схватила Феликса за ногу и сильно дернула вниз. – Я еще не поужинала!

Скользкие пальцы Феликса оторвались от перекладины. Он почти упал, но мощная лапища Готрека поймала его правое запястье и потащила вверх. Феликс заорал. Его растягивали, как мягкую карамель. Еще несколько стежков шва лопнуло. Все раны на теле кричали криком.

– Вторую руку! – рявкнул Готрек.

Феликс вскинул левую руку. Готрек поймал ее и продолжил тащить, расставив ноги по обе стороны дыры. Матильда тянула в другую сторону. Феликс застонал.

Под Матильдой усталая леди Гермиона слабо шевелила руками, творя заклятье, а госпожа Сушь плыла вверх, точно сухой лист, выпростав из-под просторных рукавов балахона костлявые перебинтованные пальцы.

Свободной ногой Феликс лягнул мадам Матильду в лицо. Вампирша зарычала и схватила его вторую ногу, повиснув на добыче всем весом. Готрек что было сил тащил в свою сторону. Позвоночник Феликса готов был лопнуть. Мышцы растянулись до предела. Но он поднимался, медленно... слишком медленно. А госпожа Сушь приближалась быстро.

Готрек поднажал. Ноги Феликса попали в косой солнечный луч. Свет коснулся пальцев Матильды. Вампирша закричала и отпустила добычу. Руки ее задымились.

Феликс мигом оказался наверху, вылетел, обдирая плечи, из люка, плюхнулся прямо на Готрека, да так и остался лежать. Сил его хватило только на стон.

Готрек спихнул его и вскочил, уже с топором наготове, не отрывая глаз от отверстия.

– Что не лезете, черви? – позвал он.

Ответа не последовало.

Он пожал плечами, вернулся к Феликсу и поставил его на ноги.

Феликс зашипел, чуть не лишившись чувств от боли.

– Полегче.

– Нет времени, человечек. Идем.

Оглядевшись, Феликс захромал за Истребителем. Они находились на боковой улице возле Имперской Оружейной палаты. Сверхъестественное чувство направления вновь не подвело Готрека.

Они уже добрались до поворота, когда до них долетел слабый гулкий голос:

– День будет не всегда, герои.

Готрек и Феликс ввалились в ворота Имперской Оружейной палаты и двинулись к широкой лужайке, тянущейся вдоль западной стены здания. Люди из Инженерного колледжа и Оружейной палаты вместе демонтировали стальную башенную опору. Другие грузили балки и растяжки в выстроившиеся рядком повозки и крепили их там, а ждущие лошади топтали траву и фыркали, выдыхая в прохладный утренний воздух клубы пара.

В стороне лорд Гроот беседовал с лордом Пфальц-Каппелем и лордом Иеронимом Оствальдом. Увидев приближающихся поэта и Истребителя, они охнули.

– «Дух Грунгни», – без предисловий гаркнул Готрек. – Где он?

– Вы... вы опоздали, Истребитель, – ответил Гроот. – Смотри.

Палец Гроота указывал на запад. Готрек с Феликсом посмотрели туда. Сперва Феликс не увидел ничего, кроме башен и городских крыш на розовом фоне рассветного неба. Но потом заметил – как раз между громоздкой ратушей и острыми шпилями Нульнского университета – маленькую продолговатую фигурку, направляющуюся на северо-запад, к кучевым громадам лиловых облаков.

Плечи Готрека поникли. Он выругался.

Феликс застонал. Они не успели. Оскверненные пушки уже на пути в Мидденхейм. Их предназначение – разрушить оборону Фаушлага изнутри. Но, может, еще не поздно? Может, есть способ предупредить, вернуть дирижабль – существуют же почтовые голуби, сигнальные огни или что там еще.

Он повернулся к лорду Грооту.

– Милорд...

Гроот, Оствальд и Пфальц-Каппель пятились от них, зажимая носы и выпучивая полные ужаса и мрачных подозрений глаза.

– Вы упали в сточную канаву, герр Ягер? – сдавленно поинтересовался лорд Оствальд.

– Вы дрались? – спросил Гроот.

– Вы здоровы? – осведомился лорд Пфальц-Каппель.

Феликс посмотрел на себя, потом на Готрека. Что же, реакция лордов вполне понятна. Они с Истребителем выглядели... грязными. Новая одежда Феликса превратилась в драные, окровавленные, вонючие лохмотья. Раны на руке, оставленные когтями жабы, еще кровоточили. С Истребителем дело обстояло и того хуже. Изранен он был с головы до ног. Бинты промокли и сбились, обнажив недавние ожоги, опаленные гребень и борода почернели и покрылись мерзостной коркой, на лице, шее и плечах багровели налитые гноем волдыри – последствия девичьей рвоты. Казалось, что гном подхватил заразную чуму на последней стадии. Что же, возможно, кошмарный вид добавит веса их словам.

– На нас обрушилась канализация, – сбивчиво начал Феликс. – Но выслушайте, пожалуйста, милорды. Должно случиться нечто ужасное. Пушки...

– Еще один тайный заговор? – фыркнул Пфальц-Каппель, помахивая перед лицом носовым платком. – Оружейная палата, кажется, не взорвалась?

– Мы только что предотвратили это, милорд! – воскликнул Феликс. – Внизу, в туннелях. Отсюда и наш, э-э... беспорядок в одежде. Но прошу, послушайте...

– Что?! – вскинулся лорд Гроот. – Кто-то все-таки пытался взорвать палату?

– Да, милорд, – нетерпеливо кивнул Феликс. – Капитан стражи Виссен. Он был предводителем Очищающего Пламени. Он и его приспешники...

– Капитан Виссен – сектант? – удивился Пфальц-Каппель. – Абсурд! В Нульне нет более ревностного защитника общественного блага!

– Так он прикрывал свою деятельность. Но кто организовал заговор, уже неважно. Виссен побежден, его бомбы обезврежены. Сейчас важно, что пушки...

– Виссен «побежден»? – Лорд Оствальд приподнял бровь. – В каком смысле?

– Мы... – Феликс замешкался, вдруг осознав, какой неловкостью может все обернуться. Он метнул взгляд на Готрека, но Истребитель пялился в землю, бубня под нос. Он, казалось, вовсе не слушал. Что же, в конце концов все выяснится. И сказать правду необходимо. – Мы... мы сражались с ним и его сторонниками, сражались и победили, чтобы предотвратить разрушение Оружейной палаты. К несчастью, часть плана им все же удалось реализовать. Видите ли, пушки...

– Вы хотите сказать, что убили его? – поднажал Оствальд.

– Э-э... Ну, он убит, да. Но, как я сказал, мы слишком поздно узнали о его замысле, и...

– Вы убили капитана Виссена! – воскликнули трое лордов, отшатнувшись от них.

– И вы также напали вчера на охрану Альтештадтских ворот, так? – спросил лорд Оствальд.

– И позавчера – на один из патрулей, отправленных капитаном Виссеном в канализационные туннели? – уточнил лорд Пфальц-Каппель.

– Милорды, пожалуйста, – взмолился Феликс. – На все эти вопросы я могу ответить и позже. Но вы должны услышать про пушки. Их...

Но лорд Гроот уже махал рукой наряду охранников Оружейной палаты, а Оствальд и Пфальц-Каппель продолжали пятиться, стискивая эфесы мечей.

– Герр Ягер, – произнес Оствальд. – Я сильно разочаровался в вас. Я полагал вас истинным благородным рыцарем, защитником человечества от наседающих со всех сторон ужасов, но ваши последние действия просто возмутительны: нападение на охранников, убийство капитана стражи, да еще Зигмар знает какие злодейства. Боюсь, мне придется взять вас под арест, пока будут проводиться дальнейшие расследования.

– Отлично! – взъярился Феликс. – Запирайте нас! Делайте что хотите! Только позвольте мне закончить то, что я пытаюсь сказать...

Готрек вскинул голову.

– Гирокоптер! – рявкнул он и, топча лужайку, двинулся прямо к воротам. – Идем, человечек. Нельзя терять время.

– Остановите их! – крикнул лорд Оствальд. – Арестуйте их за убийство капитана стражи Адальберта Виссена!

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Готрек, мрачно озираясь, стащил со спины топор.

– В чем дело? – угрожающе прорычал он, глядя на подступающую охрану Оружейной палаты.

Феликс взялся за меч.

– Я пытался объяснить насчет пушек, но они и слушать не стали. Не поверили, что Виссен был сектантом, а...

– Неважно, человечек. Некогда объяснять. – Он взмахнул топором, заставляя стражников отпрянуть. – Держитесь подальше, если хотите жить! – крикнул он им, оглядываясь, и бросил Феликсу: – Сюда, человечек. Поторапливайся.

Хромая за Истребителем, Феликс увидел, что направляются они к череде повозок Инженерного колледжа. Хорошо. Сейчас он чувствовал себя донельзя хрупким, и идея нестись к колледжу под гиканье наступающих на пятки преследователей не казалась ему ни в малейшей степени привлекательной.

Охранники двигались за ними на почтительном расстоянии, но, сообразив, куда именно идут Готрек с Феликсом, загородили им дорогу, целясь в «преступников» из пистолетов.

– Ну, стреляйте! – прорычал Готрек, не сбившись с шага. – Только цельтесь получше, или этот выстрел станет для вас последним.

– Нет! – крикнул Оствальд. – Не стрелять!

– Что, милорд? – воскликнул лорд Пфальц-Каппель. – Они же убийцы. Гроот! Велите им стрелять!

– Нет, Гроот! Эта история может иметь отношение к безопасности Нульна, а то и всей Империи, и я ее выслушаю. – Он гневно взглянул на Пфальц-Каппеля. – Кроме того, охотникам на ведьм трудно будет добиться признания у мертвецов, милорд.

Готрек снова отогнал охранников – и они с Феликсом взобрались в первую телегу. Феликс взял поводья.

Но путь им заступил Гроот.

– Будьте благоразумны, господа. Вернитесь.

– Чтобы встретиться с охотниками на ведьм? – Феликс натянул поводья. – Нет уж.

Лошади медленно двинулись вперед.

Гроот попятился, потом пошел с ними рядом.

– Но вам не уйти из города!

– Пари? – буркнул Готрек.

– Эй! – Один из инженеров заметил поехавшую телегу. – Что вы делаете? Это собственность Инженерного Колледжа! Убирайтесь!

Он подбежал к ним и попытался залезть в повозку.

Готрек грубо спихнул человека. Феликс хлопнул поводьями, и лошади пошли живее. К преследующим беглецов охранникам начали присоединяться инженеры. Готрек стоял на дне качающейся и подскакивающей телеги, широко расставив ноги и огрызаясь на всех подряд.

– Закрывайте ворота! – прокричал Гроот. – Зовите стражу! Зовите армию!

Охранники у ворот, недоуменно хмурясь, прикладывали сложенные чашечкой ладони к ушам, глядя на едущую к ним по лужайке телегу.

– За-кры-вай-те ворота! – повторил Гроот.

Теперь охранники услышали и бросились к железным створкам.

Повозка подпрыгнула на низком поребрике, вильнула, выехав на гравий, и Феликс направил лошадей к выходу. Охрана толкала створки. Те со скрипом смыкались – пока медленно, но набирая скорость.

– Быстрей! – крикнул Феликс и вновь хлопнул поводьями.

Лошади устремились вперед, переходя на галоп. Осталось совсем немного.

– Держись! – бросил через плечо Феликс.

Готрек ухватился за спинку сиденья возницы.

До ворот лошади добежали быстро, только вот, к несчастью, телега оказалась слишком широка. Левый передний угол ее с треском врезался в закрывающуюся створку ворот. Железо погнулось, а повозка лишилась левого борта. Бешено вильнув, телега налетела боком на правую створку, но тут лошади с отчаянным ржанием вырвались на улицу, стремясь поскорее убраться от творящегося позади бедлама.

Феликс натянул поводья, и они свернули на Коммерческую улицу, распугивая студентов, рабочих и лоточников. Издали донесся слабый крик Гроота:

– Открывайте ворота! Открывайте ворота!

В конце улицы Феликс вновь повернул налево, на Вандштрассе, идущую параллельно Альтештадтской стене. Перед самой Эммануэльплатц, возле Великих Ворот, им пришлось резко остановиться. Путь преграждали торговцы и ремесленники, в повозках и пешком, ожидающие, когда их пропустят на ту сторону, к богатым клиентам. Украденная Готреком и Феликсом телега дальше ехать не могла.

Готрек спрыгнул на мостовую.

– Идем, человечек.

Феликс, шипя, сполз с телеги и оглянулся на Вандштрассе. В дальнем конце улицы поблескивали шлемы. Охрана Оружейной палаты не отступилась. Хромая, он следом за Готреком свернул на Эммануэльплатц. Башни Инженерного колледжа вздымались над улицей, бросая длинные тени на многоквартирные дома напротив. Готрек с Феликсом пересекли улицу, проталкиваясь сквозь толпу, и поспешили ко входу в колледж.

– Профессор Макайссон отсутствует, господа, – сообщил вышедший из сторожки им навстречу сержант. – Улетел на воздушном корабле. Боюсь, я не могу...

– Все в порядке, сержант, – кивнул Феликс, в то время как Готрек попросту топал дальше, не обращая никакого внимания на слова сержанта. – Мы... мы просто заберем свои вещи. Это не займет и минуты.

Не давая сержанту ответить, он кинулся за Истребителем.

Оказавшись внутри главного здания, они двинулись по лабиринту коридоров и лестниц на крышу.

Когда они проходили мимо мастерской Макайссона, несколько студентов весело отсалютовали им – и выпучили глаза, заметив, в каком они состоянии.

Готрек ткнул топором в сторону одного из парней.

– Где тот, неуклюжий? Слепой?

Студент съежился – и в присутствии топора и, несомненно, от запаха и вида волдырей Готрека.

– К-кто? Т-ты имеешь в виду Петра?

– Ага. Его. Где он?

– Он, э, улетел с профессором Макайссоном, – пробормотал, заикаясь, студент. – На д-дирижабле.

– Значит, сгодишься ты. – Готрек шагнул к нему. – Гирокоптер заправлен? Готов лететь?

– Я... не знаю. – Студент прижался спиной к стене. – Профессор не разрешает нам его трогать.

– Где хранится черная вода? – рявкнул Готрек.

– На крыше, – проскулил мальчишка. – Пожалуйста, не убивайте меня.

Готрек, фыркнув, протиснулся мимо него и зашагал к лестнице.

– Но она заперта! – крикнул ему вслед студент. – Надо взять ключ у эконома.

Готрек снова фыркнул и затопал по ступеням. Последовав за ним, Феликс услышал донесшийся снаружи шум: повышенные голоса, сердитый спор. Похоже, охранники Оружейной палаты, добравшись наконец до колледжа, дискутировали с коллегами у ворот. Он поспешил дальше, постанывая на каждом шагу. Не было сейчас на его теле места, которое бы не болело.

Одолев кое-как три пролета, он, задыхаясь, ступил на узкую длинную крышу. Готрек ждал, чтобы закрыть дверь.

– Они идут, – прохрипел Феликс.

– Я слышал их, человечек.

Истребитель огляделся. Сбоку стояла крепкая тачка, груженная тяжелыми жестяными баками с надписью «Взлетный газ» на каждом. Гном шагнул туда, ухватился за ручки тележки и рывком развернул ее. Феликс тоже толкал, хотя и не был уверен, что помогает. Скрежет колес по медным листам обшивки крыши не вполне заглушал топот тяжелых сапог, поднимающихся по лестнице. Готрек приналег, выворачивая ручки, чтобы поставить тачку в нужное положение.

Едва они привалили тележку боком к двери на лестницу, створка с треском распахнулась на полдюйма – и ударилась о препятствие. В дверь забарабанили кулаки.

– Именем графини Эммануэль, открывайте! – раздался сердитый голос.

– Вы арестованы! – рявкнул другой.

Готрек рассмеялся и шагнул к запертому на висячий замок сараю-ангару. Один удар топором – и замок развалился.

Феликс оглянулся. Мужчины на лестнице взялись за дверь всерьез. Та тряслась и трещала.

Готрек вошел в сарай и через секунду вышел с двумя медными баками и жестяной воронкой. Все это он оттащил к гирокоптеру, привязанному тросами в дальнем конце крыши. Феликс подошел, с опаской разглядывая хлипенькую на вид машину, а Готрек меж тем перерубил веревки и отшвырнул их в сторону. Место в кабине было только одно.

– Ты уверен, что эта штука выдержит нас обоих? – спросил Феликс.

– Нет, – буркнул Готрек.

Он свинтил крышку с бачка за сиденьем пилота, сунул в отверстие воронку и принялся заливать внутрь черную воду. От запаха глаза Феликса заслезились.

– Горючего может не хватить. – Истребитель, прищурившись, всматривался в западный горизонт. «Дух Грунгни» уже исчез за облаками.

Потом Готрек заглянул в кабину.

– Выброси эти гранаты, – мотнул он бородой. – Избавимся от лишнего веса. И найди мне гаечный ключ. Пушку мы тоже снимем.

Феликс покосился на шатающуюся дверь.

– У нас есть на это время?

– Котлу потребуется десять минут, чтобы выработать пар. – Готрек отбросил опустевший бачок. – Раньше все равно не улетим.

– Десять минут! – О котлах Феликс имел весьма смутные представления. Макайссон когда-то что-то объяснял, но Феликс никак не мог припомнить, что именно этот самый котел делает. Как бы там ни было, делает он это, похоже, не быстро. Он снова взглянул на дверь. Лезвие чьего-то топора уже кромсало доски. Дверь десять минут точно не продержится. – Через десять минут мы будем по колено в охранниках Оружейной палаты.

– Просто найди гаечный ключ.

Готрек извлек из мешочка на поясе кремень, нож и трут, а Феликс похромал обратно к ангару. Услышав хлопок, он съежился, но, когда оглянулся, Готрек уже как ни в чем не бывало закрывал дверцу на корпусе машины.

В сарайчике гаечного ключа не оказалось, но, когда Феликс вышел, он заметил слева полуразобранный хитрый механизм – то ли телескоп, то ли экспериментальную катапульту. Вокруг, точно опавшие листья, валялись ржавые детали и инструменты. Феликс торопливо сгреб, сколько мог унести.

Добычу он свалил у ног Готрека.

– Это подойдет?

– Ага, ага. Теперь убери гранаты. – Готрек нашел гаечный ключ, монтировку и закатился под нос винтокрылой машины, из которого торчала короткая пушка. – И следи за манометром на боку бака. – Гном запустил руки во внутренности машины. – Когда стрелка укажет прямо вверх, мы отправимся.

Феликс уставился на датчик. Стрелка смотрела влево, параллельно земле, но медленно, дрожащими рывками, с остановками, поднималась. Он опять оглянулся на дверь. В ней зияла узкая длинная щель, топоры и мечи усердно рубили створку с той стороны.

Грохот перекрыл голос лорда Гроота:

– Выходите, герр Ягер! Герр Гурниссон! Сдавайтесь! Вам не сбежать!

Феликс, сглотнув, привалился к кабине и начал осторожно вытаскивать из держателей тяжелые железные шары. Гранаты он аккуратно клал на крышу. Слишком хорошо Феликс помнил, какие эти маленькие бомбы смертоносные и непредсказуемые. А очкастый племянник Борека, Варек, обращался с ними как с безобидными игрушками. Феликс поежился. Мысль о Вареке напомнила ему, как погиб молодой ученый гном – врезавшись на гирокоптере, точно таком же, как этот, в бок оскверненного Хаосом дракона. Теперь Феликса заколотило от страха.

Под винтокрылой машиной что-то звякнуло, и Готрек выругался.

– Дай мне ключ побольше, человечек. И молоток.

Феликс порылся в куче железок и сунул в протянутую руку Готрека огромный гаечный ключ и какую-то круглую колотушку. Инструменты тут же исчезли под гирокоптером, и машина затряслась – под оглушительный лязг и грохот.

Прежде чем возобновить выгрузку гранат, Феликс снова проверил манометр – и застонал. Стрелка поднялась разве что на волосок, а стражники вот-вот вышибут дверь! Конечно, им потом еще предстоит перелезть через тачку – или пролезть под ней, – но даже одного человека с пистолетом хватит, чтобы положить конец еще не начавшемуся полету Готрека с Феликсом.

Он посмотрел на шар в своей руке. Вообще-то отличный способ решить проблему. Одна граната под заполненные подъемным газом бачки – и все по ту сторону крыши развеется по четырем ветрам. Если бы только за дверью были орки, или мутанты, или крысолюды, а не граждане Империи... И если бы он был тем жестокосердным разбойником, каковым его считают Оствальд, и Гроот, и все остальные жители Нульна, он бы, конечно, без зазрения совести прикончил их всех. Увы, как ни велико искушение, но он – не убийца невинных людей... Ну, подумал он, ощутив укол вины при мысли о столбах дыма над Трущобами, по крайней мере, если он и убил кого невинного, то определенно непреднамеренно. И менять это сейчас Феликс не собирался.

Он вздохнул, положил гранату рядом с предыдущей, остановился и снова посмотрел на дверь. Но ведь люди за ней считают его кровожадным убийцей, способным на все, верно? Так почему бы этим не воспользоваться? Ухмыльнувшись, он снова поднял черный шар.

– Я вернусь, – сказал Феликс и двинулся к двери.

Готрек только хмыкнул. Грохот под винтокрылом продолжался.

Феликс остановился в десяти шагах от груженной газом тележки. Дыра в двери стала шире Веренского свода законов.

– Гроот! – крикнул он. – Лорд Гроот! Покажитесь! Надо поговорить!

За дверью забормотали, и стук прекратился. Секунду спустя в щели мелькнуло лицо лорда Гроота – с расширившимися от волнения глазами.

– Герр Ягер? Вы желаете поговорить со мной? Решили сдаться?

– Нет. Я просто хотел попрощаться.

Феликс поднял гранату так, чтобы Гроот увидел ее, изобразил, что выдергивает чеку, и закатил бомбу под тачку.

Гроот взвизгнул и исчез.

– Бомба! Бомба! – завопили за дверью. – Вниз! Вниз! Скорей!

По ту сторону двери творился настоящий сумасшедший дом: выли, орали, роняли оружие, грохотали сапогами – да и упавшими телами тоже.

Феликс рассмеялся, потом устыдился. Шутка была жестокой, но ведь она – альтернатива убийству. Он пожал плечами и захромал обратно к винтокрылой машине.

Стрелка все-таки поднималась. До вертикали она не доходила меньше чем на ширину пальца. Феликс быстро убрал оставшиеся гранаты, потом еще раз заглянул в машину. Нахмурился. Ладно, груз они уменьшили, но место-то по-прежнему только одно.

– На чем я буду сидеть?

– На заднице, – огрызнулся Готрек.

Под гирокоптером что-то тяжело стукнуло. Феликс опустил глаза. Из-под днища выкатился Готрек. Пушка лежала на крыше в окружении медных монтажных лепестков.

Истребитель встал, злобно зыркнул на машину, поскреб сквозь покрытый коростой гребень скальп.

– Гм-м-м. Тебе придется сидеть за мной, или потеряем равновесие.

Феликс заглянул в кабину, нахмурился.

– За сиденьем нет места.

– Угу. Тебе придется сидеть на фюзеляже.

– На фюзеляже? – Феликс не знал этого слова. – Ты имеешь в виду – сверху? Снаружи?

– Угу, – повторил Готрек. – Только так. – Он проверил манометр. – Готово. Забирайся.

– Нет, нет! Я не полечу! Мне и на дирижабле было достаточно плохо! Я не собираюсь порхать по небу, цепляясь за спину механической стрекозы! Это невозможно!

– Ну, привяжись.

– Привяжись! А если мы разобьемся? Или взорвемся? Как я выберусь?

– Значит, оставайся. – Готрек уже взбирался по деревянной лесенке в кабину. – Делай что хочешь. Я лечу.

Раздался громкий треск, и что-то просвистело мимо уха Феликса. Он нырнул за гирокоптер и осторожно высунулся, чтобы посмотреть на дверь. В щель втягивалось дуло винтовки.

– Пытались взорвать нас, да? – рявкнули с лестницы. – Изверги Хаоса!

Феликс застонал. Его уловка помогла выиграть не так уж много времени. Еще одно дуло высунулось из щели, еще одна пуля просвистела мимо.

Феликс судорожно сглотнул.

– Я... я привяжусь.

Он стремительно выскочил из укрытия, схватил один из тросов, недавно удерживавших гирокоптер, и оседлал машину, чувствуя себя кошмарно уязвимым. Он кое-как устроился на корпусе, прижавшись спиной к оси винта – столбу со шпинделем и тремя очень тонкими и непрочными на вид лопастями, и принялся приматываться, а Готрек сунул в кабину вторую канистру с черной водой и сам нырнул в машину.

На другом конце крыши раздался треск. Феликс вскинулся: дверь наконец поддалась. Люди с мечами и пистолетами перебирались через тележку с подъемным газом – кто лез сверху, кто снизу.

– Быстрей! – крикнул он.

– Спокойно, человечек. – Готрек, устроившись поудобнее, изучал управление. – Сто лет не летал на таком. – И он забормотал под нос: – Сцепление. Руль. Вперед вниз. Назад вверх. Ага, вот оно как. Ладно. – Он потянулся, убрал фиксатор и взялся за рычаг. – Держись.

Зашипел пар, лязгнули поршни, и лопасти над головой Феликса начали медленно вращаться. Слишком медленно.

Из-под тачки выбирались все новые и новые стражники. Выбравшись, они стреляли. Пули визжали со всех сторон. Одна скользнула по топливному баку.

Лопасти вращались все быстрее и быстрее, машина качалась и вибрировала, как живая. Первые стражники, опустившись на колено, перезаряжали оружие, другие, только что одолевшие препятствие, бежали к ним.

«Вверх-вверх-вверх, – думал Феликс, страстно желая, чтобы гирокоптер уже взлетел. – Вверх-вверх-вверх, будь ты проклят!»

Готрек оттянул рычаг до предела, и ритмичный стук лопастей сменился мерным ревом. Гирокоптер вибрировал и приплясывал, как воздушный змей, рвущийся с бечевки на сильном ветру.

Стрелки уже встали плечом к плечу и прицеливались. Какой-то стражник бежал, вскинув меч, прямо на Феликса.

– Вверх!

Грянули ружья. Готрек рванул на себя рулевой рычаг. Гирокоптер прыгнул вверх и вбок, поднявшись над пулями. Полозья сбили с ног бегущего стражника.

Феликс шлепнулся на бок, тщетно цепляясь за гладкую обшивку машины. Веревки больно врезались в пострадавшие ребра, но по крайней мере держали. Готрек скорректировал наклон, и винтокрылую машину яростно качнуло в другую сторону, подвергнув пытке и второй бок Феликса.

– Система управления тут чувствительная, – рявкнул Готрек, перекрикивая рев взбиваемого винтом воздуха.

– Неужели? – простонал Феликс.

Машина развернулась над краем крыши, и в глазах у барда помутилось. Кружилась голова, скручивало кишки.

Тошнотворно накренившись, гирокоптер ухнул вниз, земля устремилась навстречу. Феликс закричал. Они с Готреком слишком тяжелые! Они перегрузили эту штуку! Лопасти не смогут удержать их в воздухе! Они разобьются о брусчатку и умрут!

Готрек снова потянул рукоять, поднимая винтокрылую машину футов на двадцать над землей. Феликс больно ударился промежностью о фюзеляж, и его скрутила агония. Мир потускнел.

– Думаю, я разобрался, – сообщил Готрек через плечо.

– Э-э... хорошо, – выдавил Феликс, вцепившись в пострадавшее место.

Он безвольно обвис на веревках. Готрек поманипулировал рычагами – на этот раз аккуратнее, – и гирокоптер, виляя, пошел вперед, едва разминулся с трубой доходного дома напротив и неуверенно полетел над городом.

Со временем даже ужас уступает место скуке.

Сперва Феликс вздрагивал при каждом нырке и наклоне маленького воздушного судна, желудок, да и все потроха грозили выскочить наружу от каждой встряски. Готрек, возможно, и величайший воин, но пилот он в лучшем случае посредственный. Он летел в опасной близости к шпилям и башням и, казалось, с трудом держал высоту, едва не чиркая полозьями по крышам.

Дела пошли получше, когда они, оставив позади городские стены, полетели над полями – врезаться там было не во что, но машина, похоже, несла их с большим напряжением, и Готреку приходилось постоянно корректировать высоту, чтобы не нырнуть в кроны деревьев.

Такой полет бесконечно хуже полета на «Духе Грунгни», решил Феликс. Ту поездку он тоже сперва возненавидел, перепуганный неестественным ощущением парения высоко над землей, но, разобравшись, как работают камеры с подъемным газом и насколько прочна гондола, он принял как факт, что дирижабль, наверное, все-таки не рухнет в любой момент, и даже сумел получить от путешествия некоторое удовольствие. Но это омерзительное устройство – дело совсем другое. На гирокоптере он открыт ветру, холоду, непогоде, и единственное, что удерживает его в воздухе, – три тонкие вращающиеся лопасти, толкаемые паровым двигателем, который может заглохнуть и сдохнуть в любой момент. Вот что так обнадеживало в «Духе Грунгни»! Если бы его двигатели остановились, аэростат просто продолжил бы парить в воздухе. А если остановится двигатель гирокоптера, машина камнем рухнет на землю.

Но после первого часа ужас притупился, сменившись тупым напряжением, угнездившимся в ноющих плечах. Феликс апатично взирал на бесконечную зелень Рейквальда, разворачивающуюся под ними, и на солнце, поднимающееся за их спинами все выше. Разум его, занятый до момента отрыва гирокоптера от крыши исключительно преследованием или бегством от различных врагов, начал прокручивать недавние события, связывая воедино вещи, в которых, на первый взгляд, как будто и не было ничего общего.

Порча пушек измельченным искажающим камнем многое объясняла. Охранник Оружейной палаты, повешенный как мутант, и другой, сошедший с ума и твердивший, что пушки смотрят на него, – на этих бедных парней, верно, повлияли оскверненные пушки, которые они охраняли. Орудие, взорвавшееся на полигоне, – порошок искажающего камня, должно быть, стал причиной фатального изъяна в литье. Бунт на мосту, завершившийся сбрасыванием пушки в реку, явно подстроило Очищающее Пламя, чтобы кузнецы Оружейной палаты не смогли внимательно исследовать орудие и обнаружить порчу. Приказ, отданный Виссеном сектантам: дождаться, когда отстреляют последнюю новую пушку, прежде чем взрывать Оружейную палату... что же, капитан хотел быть уверенным, что оскверненное орудие не лопнет, как то, другое, а значит, сделает свое черное дело в Мидденхейме.

Только сейчас Феликсу пришло в голову, что взрыв на полигоне расстроил Виссена и Очищающее Пламя не меньше, чем Готрека, Малакая и прочих. Если бы орудие прошло проверку, «Дух Грунгни» вылетел бы тем же утром и партия испорченных пушек давно бы уже прибыла в Мидденхейм. Город на вершине горы, возможно, уже пал бы пред ордами Архаона!

Некоторое время другие действия Виссена вызывали у Феликса недоумение. Почему предводитель Братства Очищающего Пламени, выступая под личиной капитана стражи Нульна, так неумолимо преследовал Очищающее Пламя? Зачем отправился в Трущобы, перебил и арестовал столько людей? Только чтобы отвести от себя подозрения? Феликс так не думал. Никто и без того не подозревал Виссена. С другой стороны, заставить людей восстать против жестокости стражи лучше всего, приказывая страже творить все новые и новые жестокости, не так ли? Простые обыватели, которых Виссен, натянув желтую маску Братства Очищающего Пламени, подстрекал против «злобных громил-стражников», не представляли, что под маской скрывается тот самый капитан Виссен, который вытаскивает их из постелей, избивает, арестовывает их сыновей за преступления, которые те не совершали. Гениальный план! Виссен толкал народ Нульна к Хаосу правой рукой в железной рукавице, а потом менял маску – и радушно манил их туда же мягенькой левой.

Одного только Феликс до сих пор не мог объяснить. Маг Лихтманн говорил, что не почувствовал магической энергии – там, на полигоне, после взрыва пушки. Почему он не ощутил искажающего камня? Потому что другой колдун каким-то образом скрыл его присутствие? Может, это сделал тот старик в коробе? Или сам Лихтманн не слишком силен? Вообще-то он больше похож на инженера, чем на мага...

– Когда мы их догоним? – крикнул Феликс Готреку.

Гном пожал плечами.

– Не скоро. Пройдут часы даже после того, как мы их увидим.

Феликс мрачно кивнул. А что если они их так и не увидят? Едва ли гирокоптер летит достаточно быстро. Вдруг они сбились с курса? Или сбился с курса «Дух Грунгни»? Такое уже случалось прежде. Дважды! Ничего из этого он Готреку не сказал – чтобы не услышать в ответ колкость. Феликс вздохнул. Часы... Ноги и ягодицы его затекли и противно ныли, не говоря уже обо всем избитом, израненном, вымоченном в канализации теле. Он завистливо покосился на удобное мягкое сиденье, занятое Готреком. Да уж, полет будет воистину долгим.

– Проснись, человечек.

Феликс со стоном открыл глаза – и ахнул. Он падал! Сколько миль до земли?! Он... Нет. Нет. Теперь он вспомнил. Он на гномьем гирокоптере. Они с Готреком летят, а не надают. А он висит, скособочившись, удерживаемый привязанными к оси винта веревками. Он закряхтел и сел более-менее прямо. Болела каждая косточка, каждая мышца тела, как будто его избили до полусмерти. Феликс замер. А может, это потому, что его действительно избили до полусмерти? Когда он в последний раз спал? А в кровати? А на подушке? Ох, подушка. Подушки – это хорошо. Эти облака так похожи на подушки.

– Человечек!

Феликс дернулся. Он снова отключился.

– А? – Моргая, он огляделся. Они все еще летели над Рейквальдом – или это уже Драквальд? Судя по положению солнца, до полудня еще около часа. Щеки горели от ветра и солнца. Готрек меж тем боролся с канистрой с черной водой, которая до сих пор стояла у него между ног. Он вскинул ее над головой одной рукой, протягивая назад, Феликсу.

– Возьми и наполни бак. Понадобится еще воронка.

Феликс схватил канистру – и чуть не уронил ее! Она оказалась невероятно тяжелой.

– Полегче! – рявкнул Готрек. – Без топлива мы упадем.

Феликс прижал канистру к груди, точно возлюбленную, а потом взял воронку, которую передал ему Готрек. Крепко держа ее, он наклонился вперед, насколько позволили веревки, и вытянул руку, с трудом достав до крышки топливного бака. Феликс отвинтил ее кончиками пальцев – и тут же выронил. Крышечка упала – и тут же закачалась на тонкой цепочке. Феликс облегченно перевел дыхание. Гномы продумали все.

Он сунул воронку в бак, снова потянулся и аккуратно пристроил канистру на фюзеляже. Любое резкое движение... Он осторожно наклонил канистру, и черная жидкость, булькая, полилась в воронку.

– Ха! – воскликнул Готрек.

Феликс дернулся, едва не выронив канистру. Черная вода расплескалась по корпусу гирокоптера.

– Что? – принялся озираться он. – Что случилось?

– «Дух Грунгни»!

Феликс вскинул голову. Далеко впереди – и чуть севернее – в воздухе под самыми облаками висел черный продолговатый объект.

– Наконец-то. – Феликс выпустил из легких воздух – он и не осознавал, что затаил дыхание. Они все-таки нашли дирижабль!

Он вернулся к заполнению бака.

Чтобы сблизиться с «Духом Грунгни», потребовалось мучительно много времени – и разочарование усугублялось тем, что вот же он, воздушный корабль, прямо здесь, перед ними, а ближе все не становится. Солнце достигло зенита, миновало его, а от дирижабля их все еще отделяли мили. Феликс надеялся, что воздушное судно развернется или экипаж подаст знак, что заметил их, но этого не случилось.

Феликс вдруг осознал, что думает о «Духе Грунгни» как о конце их путешествия, но это ведь не так, да? Что им делать потом? Вернуть пушки в Нульн? Полететь на запад и сбросить оскверненные орудия в море? Как вообще можно безопасно избавиться от варп-камня? Может, стоит отправиться в Мидденхейм и выяснить личность «хозяина», упомянутого Виссеном?

Интересно, кто это может быть? Должно быть, очень могущественный колдун, если он способен пробудить пушки, как описывал Виссен. Он уже в Мидденхейме? Сердце Феликса вдруг подпрыгнуло. Макс Шрейбер! Малакай говорил, что их старый товарищ там, помогает с обороной. Может это быть он? Он всегда казался Феликсу немного подозрительным. Конечно, он вроде бы всегда сражался на стороне Империи и человечества, но никогда не отрицал, что наслаждается своей силой, и порой явно испытывал искушение воспользоваться ею в личных целях, а не ради общего блага. Могли годы и постоянный контакт с ветрами магии изменить его? Может, он в конце концов поддался соблазнам Хаоса? Феликс поежился. Макс теперь, наверное, лорд-волшебник. Феликсу не хотелось бы встретиться с ним в бою, но, если Шрейбер сделался предателем, драться с ним, безусловно, придется, потому что Готрек не позволит ему жить.

Наконец, когда солнце проделало половину дневного пути по небу и светило Феликсу прямо в глаза, «Дух Грунгни» навис над ними гигантской черной тучей.

Феликс, дивясь, глазел на корабль снизу вверх, а Готрек потянул рулевой рычаг на себя, и они начали медленно подниматься. Бард никогда еще не видел аэростат под таким углом. Он был внутри, смотрел наружу, наблюдал с земли, как летит воздушный корабль, но как прекрасно и поразительно оказалось увидеть воздушное судно так, как видит его птица, проходя под клепаной медной гондолой, поднимаясь вдоль нее, точно лосось, огибающий кита, слышать гудение тросов, связывающих гондолу с баллоном наверху. Кто бы мог представить, что в мире существует такая невероятная вещь!

Готрек развернул гирокоптер перпендикулярно гондоле «Грунгни», стараясь удерживать машину на одном месте. Перед большими иллюминаторами капитанского мостика Феликс замахал руками – и увидел, как какие-то молодые люди кричат и показывают на них, а потом к стеклу шагнула широкоплечая приземистая фигура Малакая – и обычно жизнерадостное лицо гнома исказили замешательство и тревога. Присоединившийся к Макайссону маг Лихтманн разинул рот и выпучил блестящие за очками глаза.

Малакай, отвернувшись, рявкнул экипажу приказ, потом махнул Готреку и Феликсу и жестами попросил их обогнуть воздушный корабль сзади. Готрек отсалютовал, развернул гирокоптер и с жужжанием двинулся вниз вдоль борта воздушного судна.

В корме «Духа Грунгни» открылась медная дверь: опустилась на цепях, как подъемный мост. За ней обнаружился узкий ангар из голых железных переборок. В дальнем конце его стоял еще один гирокоптер. Феликс не понимал, как он туда попал, поскольку в дверь едва ли могли войти плечом к плечу два человека разом, а уж тем более устройство высотой с этих двоих и размахом лопастей значительно шире. Тем не менее Петр, юный студент-инженер с буйной копной волос, махал им так, словно был абсолютно уверен в их способности протиснуться в эту щель.

Готрек толкнул рычаг вперед, и они начали приближаться – быстро, слишком быстро!

– Медленнее! Медленнее! – закричал Феликс. – Ты нас разобьешь!

– Я знаю, что делаю, – пробурчал Готрек, но чуть-чуть отвел рукоять назад.

При приближении дверь показалась Феликсу чуть больше, чем на первый взгляд, – но только чуть! Феликс задержал дыхание, когда Готрек повел гирокоптер вперед – маленькими рывками с остановками, то поднимая машину, то опуская, то поднимая снова, оценивая высоту проема, а Петр махал руками, показывая, туда или сюда. Наконец Истребитель решился – и почти не промазал.

Что-то оглушительно заскрежетало, и гирокоптер плюхнулся на палубу так, что у Феликса клацнули зубы. Он сжался, прикрывая голову, и с опаской поднял глаза. Одна из лопастей погнулась, сам винт вихлялся, медленно выписывая неровные круги. Феликс оглянулся на дверь. Справа на корпусе ярко блестела вмятина.

– Добро пожаловать, господа! – воскликнул Петр, торопясь к ним с деревянной стремянкой, споткнулся о клепаный шов в палубе, выронил, пытаясь восстановить равновесие, лестницу – и врезался лицом в бок винтокрыла. – Простите. Извините. Ничего страшного.

На четвереньках Петр залез под фюзеляж, нашел стремянку и приставил ее к кабине.

– Добро пожаловать на «Дух Грунгни», господа.

Лоб его кровоточил.

– Э-э, спасибо, Петр, – ответил Феликс.

Удивительно, как это дирижабль еще не свалился с таким ходячим бедствием на борту.

По лестнице в ангар соскользнул Малакай и, хмурясь, двинулся к Готреку.

– Ради Гримнира, чо это значит? Вы чо, проделали весь эт путь, чтобы разбиться о мой... – Он задохнулся, увидев вблизи лицо Готрека. – Ради предков моих предков, чо с тобой, Гурниссон? Выглядишь скверно.

– Мутанты, – буркнул Готрек, неловко выбираясь из кабины. – А ты давай, разворачивайся. Пушки испорчены.

– Чо? – Косматые брови Малакая взмыли на лоб. – Испорчены? В смысле? Их проверяли. Палата дала добро.

Маг Лихтманн осторожно спустился следом за Макайссоном, ловко перехватывая перекладины своей единственной рукой.

– Осквернены. – Феликс, отвязавшись от оси винта, съехал по фюзеляжу на палубу. Одеревеневшие мышцы надрывно завопили, когда он приземлился. Пронзившая тело острая боль чуть не бросила его на колени. Пришлось вцепиться в гирокоптер, чтобы не упасть. – В расплавленное железо подсыпан искажающий камень. Это проделали на наших глазах, а мы ничего не знали. – Он выпрямился, морщась и гримасничая от боли. – Служка, сыпавший прах капитана расчета в тигель, был тайным сектантом, членом Братства Очищающего Пламени. Пепел смешали с истолченным искажающим камнем.

Петр и другие члены экипажа, крепившие гирокоптер Готрека и Феликса, в ужасе разинули рты.

Малакай тоже выглядел ошеломленным.

– Неужт правда? Но зачем они эт сделали? С какой целью?

Феликс устало покачал головой.

– Подробностей я не знаю. Виссен умер слишком быстро, чтобы рассказать, но...

– Капитан Внесен мертв? – Встревоженный маг Лихтманн выступил вперед.

Феликс кивнул.

– Да. Он тоже сектант. Один из лидеров культа. Мы остановили его и его приспешников, не дав им взорвать Оружейную палату.

– Неужели? – возбужденно воскликнул Лихтманн. – Ради всех богов!

– Виссен – сектант? – Малакай скривился. – Ну, э, эт чванливый выскочка мне никогда особ-т не нравился.

– Он сказал, что какой-то «хозяин» должен пробудить пушки, когда они окажутся на стенах Мидденхейма, – продолжил Феликс. – Что орудия сведут с ума свои расчеты и заставят людей стрелять по защитникам.

– Пробудить пушки? – пораженный Малакай повернулся к Готреку, словно за подтверждением. Истребитель кивнул.

Инженер открыл рот, закрыл его, снова открыл – и так несколько раз. Он явно не мог подобрать слов, чтобы выразить свои ужас и гнев.

– Так нельзя! – рявкнул он наконец. – Замарать пушки черным колдовством! Сделать из чистого оружия инструмент Хаоса! Мерзавцы! Неслыханно! Хуже дави-жарр и того демонского ружья! – Выпятив подбородок, он шагнул к лестнице. – Так. Мы разворачиваемся. Быстро.

– Профессор Макайссон, – окликнул гнома двинувшийся за ним маг Лихтманн.

Малакай остановился, обернулся.

– Ну, чо, маг? Быстро, быстро.

Маг Лихтманн отстегнул пустой рукав и закатал его, обнажив крепко перевязанную льняными бинтами культю.

– Мы не повернем назад, – спокойно произнес он. – Мы продолжим путь в Мидденхейм и доставим пушки, как было условлено.

– Чо? Мозги помягчели, паря? Не слыхал, чо ток чо сказали? Зачем те эт?

– Затем, – Лихтманн дернул повязку, – что хозяин – я.

Раздался треск рвущейся ткани, бинты ослабли и кольцами упали на пол. Под повязкой был не обрубок. Взглядам открылось нечто черное, сухое, покрытое струпьями. Оно развернулось со змеиной грацией, оказавшись худой черной рукой, пронизанной горящими красными трещинами, точно тлеющее полено. Длинные костлявые пальцы венчали огненно-желтые когти.

Феликс не мог отвести взгляда от кошмарной конечности – как и Малакай и его экипаж.

Готрек выругался и, набычившись, ринулся вперед, на ходу выхватывая из-за спины топор.

– Колдун! Ты умрешь здесь!

Покрытый волдырями, обожженный, весь в запекшихся ранах и засохшей грязи, Истребитель выглядел демоном, сбежавшим из ада.

– Не думаю.

Маг Лихтманн шагнул назад, в дверь, ведущую в грузовой трюм, и высоко вскинул черную руку. Воздух перед ней задрожал: так поднимается жар над просмоленной крышей. Топливные баки гирокоптеров взорвались, превратив машины в два ревущих огненных шара.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Феликс полетел вверх тормашками и врезался в переборку. Голова загудела, как гонг. Горящие осколки барабанили по железным стенам и сыпались на него, поджигая одежду. Оглушенный, он не мог не то что сбить пламя, но и просто пошевелиться. Феликс чувствовал себя раздавленным пятой жестокого великана. Все тело болезненно пульсировало. Готрек лежал рядом, моргая единственным обращенным к потолку глазом, борода и гребень его дымились.

Бешеный огонь исчез так же быстро, как и возник, но причиненный им ущерб никуда не делся. Трое матросов Малакая, стоявшие возле гирокоптера «Духа Грунгни», погибли, их разорвало в клочья и разбросало теперь по всему ангару. Если бы Феликс с Готреком не израсходовали почти все топливо, догоняя дирижабль, они тоже оказались бы сейчас мертвы. Фактически взрыв их гирокоптера был просто ничтожным по сравнению со взрывом полностью заправленной машины.

Феликс с трудом поднял голову и огляделся. Петр неуклюже ворочался рядом, пытаясь подняться, на левой руке его зияла глубокая рваная рана. В открытый потолочный люк заглядывали члены экипажа и звали Малакая. Ошеломленного инженера, с удивительной силой вздернув его на ноги, крепко держал отступивший к двери в грузовой трюм Лихтманн. К шее Макайссона прижимался длинный золотистый кинжал с волнистым лезвием, мерцающим, как волны жара над раскаленной крышей.

– Я сожалею о гибели этих прекрасных машин, – произнес маг. – Но никто не должен ничего узнать прежде, чем мы достигнем нашей цели. Итак, Макайссон, вышвырни этих двух героев за борт и держи курс на Мидденхейм, иначе я буду вынужден убить тебя.

Малакай расхохотался, сверкая глазами:

– Идьет! Я Истребитель! Думаешь, мне не плевать на смерть?

Он лягнул Лихтманна между ног. Маг взвизгнул и отпрянул, навалившись на перила площадки, нависающей над грузовым трюмом, задыхаясь и прикрывая руками пострадавшее место, а команда Малакая уже спускалась – с мечами, молотами и огромными гаечными ключами наготове.

Феликс видел, как Малакай, шагнув через проем, двинул Лихтманна в челюсть массивным кулаком. Маг перевалился через ограждение и исчез из виду, с громким стуком рухнув на пол грузового трюма. Экипаж Малакая протискивался туда, чтобы поддержать своего капитана. Готрек, пошатываясь, поднялся и двинулся за ними. Руны на его топоре полыхали багрянцем.

Феликс, застонав, тоже попытался встать. Лихтманн. Почему он не подумал о Лихтманне? Возможно, потому, что этот человек совсем не выглядел колдуном. Он казался простым ученым, инженером. Ангар тошнотворно завертелся вокруг Феликса, и ему пришлось привалиться к переборке. Когда головокружение унялось, он захромал к двери грузового трюма. Очухавшийся Петр, постанывая, двинулся за ним, стискивая раненую руку.

Грузовой трюм, широкий, как сам дирижабль, и почти такой же длинный, в глубину занимал две палубы. Дверь из ангара выходила на металлическую площадку с лестницами, спускающимися на палубу ниже. Под площадкой ровными рядами стояли принайтованные к палубе пушки и мортиры с надежно заблокированными колесами. За ними громоздились штабеля ящиков с пушечными ядрами, картечью и прочими боеприпасами, а еще дальше, у стены, выстроились бочонки с черным порохом. Пара матросов, наверное, проверявших груз, дикими глазами следили за тем, что творилось у двери.

Когда Феликс ввалился в трюм следом за Готреком, маг Лихтманн как раз поднимался за рядом прикованных к палубе пушек. Очки колдуна разбились, зеленые глаза с золотистыми искрами, больше не заслоненные стеклами, пылали яростью.

– Ты пожалеешь об этом, инженер, – пригрозил он.

Готрек хотел перемахнуть через перила, но Малакай вскинул руку.

– Нет! Эт мой. – С этими словами он взял у одного из матросов молот. – Размозжу двуличному гаду башку. – Он сердито цыкнул зубом. – Звал мя другом. Интересовался изобретениями...

Лихтманн открыл рот и изрыгнул поток резких бессвязных звуков, а черная рука его дергалась, тянулась к Малакаю и Готреку. Миг – и в Истребителей полетел шар розового огня. Феликс и студенты отпрянули. Заклятье задело их вскользь, самым краешком, внушив на миг жгучее, безумное желание убивать всех вокруг, но Готрек с Малакаем даже не поморщились. Истребитель рассмеялся.

– Дурень, – фыркнул Малакай. – Нешто гном поддастся магии? Ба!

Лихтманн попятился, протискиваясь между пушками.

– Тогда придется испробовать более прозаичные меры. Григ!

Малакай, нахмурившись, оглянулся. Один из студентов треснул его между глаз разводным ключом величиной с меч. Инженер пошатнулся, и студент ударил еще раз, в ухо. Малакай рухнул на пол.

– Нет! – взвизгнул Петр и прыгнул на Грига. Другие студенты последовали его примеру.

Готрек, взревев, ринулся на Лихтманна, вскинув топор. Маг отскочил, выкрикнул непонятное слово, и воздух между ним и Истребителем замерцал пурпуром. Готрек несся прямо в это мерцание.

На площадке Петр споткнулся, задев студента-предателя, и убийственный гаечный ключ благополучно просвистел над его курчавой головой. Тут на Грига навалились другие члены команды, и, похоже, коснувшиеся их чары Лихтманна еще не выветрились, поскольку они принялись безжалостно колотить студента чем ни попадя.

Топор Готрека вонзился в магический барьер, взорвавшийся розовыми искрами. Лихтманн отлетел на несколько шагов, будто подхваченный волной, и врезался в палубу позади очередного ряда пушек. Готрек шагнул к нему. Двое матросов, скорчившихся среди ящиков, тоже двинулись к колдуну, доставая топоры. Феликс, осторожно спустившись с лестницы, заковылял вдоль правой переборки.

Лихтманн, пошатываясь, стоял за вторым рядом пушек, свирепо глядя на Готрека горящими адским светом глазами.

– Воистину могучий топор, – проговорил он. – Он заслуживает могучего противника.

Он раскинул руки и повысил голос до душераздирающего визга, выхаркивая древние фразы. Пламенеющий кинжал сверкал и подрагивал в его левой руке. На черной правой ослепительно полыхали красные полосы. Воздух вокруг мага пронзали короткие пурпурные и золотые вспышки.

Готрек еще перелезал через пушки, а два смелых матроса уже прыгнули на спину Лихтманна.

Маг крутанулся на месте с изяществом танцора, уклонившись от нападения, и двумя ловкими взмахами золотистого кинжала располосовал глотки храбрецов, продолжая выпевать злодейское заклинание. На глазах объятого ужасом Феликса головы матросов отвалились, и из обрубков шей ударили кровавые струи, кропя ближайшие пушки и мортиры красным дождем. Шатающиеся тела упали на палубу не сразу. Как могли такой неброский клинок и такой хилый человек нанести столь страшные раны? Это казалось невозможным.

Готрек, взревев, кинулся в атаку, замахнувшись топором. Лихтманн ловко скользнул за мортиру, и удар Истребителя обрушился на бесчувственное железо. Не утратив пыла, гном медленно, но неумолимо двинулся за колдуном.

Феликс тоже стал приближаться, но услышал странное шипение и бульканье. Он попытался отыскать взглядом источник звука – и волосы на его затылке поднялись дыбом. Кровь жертв Лихтманна впитывалась в железо. Пушки и мортиры вбирали ее, как губки, начиная слабо светиться зеленым. Цепи, удерживающие их, тряслись и бренчали.

– Готрек? – тревожно окликнул гнома Феликс.

Готрек словно не слышал. Он был слишком занят, преследуя Лихтманна в лабиринте орудий.

Заклинание колдуна достигло крещендо. Он полоснул себя по человеческому предплечью золотым кинжалом, а когда из глубокого пореза хлынула кровь, вскинул обе руки над головой – и, выпевая завершающий слог, свел ладони. Черная плоть коснулась кровоточащей раны. Раздалось шипение, потянуло жареным, а Лихтманн закричал, согнувшись пополам от боли.

Готрек кинулся на него, но колдун перевалился через пушку и упал за ней. Феликс поспешил туда. Лихтманн лежал – и это, возможно, давало им шанс.

Но добраться до мага он не успел: задохнулся, пошатнулся. Глаза слезились. В воздухе вдруг разлился смрад серы и тухлого мяса, а в центре помещения что-то забулькало, будто там кипела похлебка.

Феликс всмотрелся сквозь слезы. Готрек обернулся.

Залитые кровью пушки засияли ярче. Их пульсирующее зеленое свечение резало глаза. Между ними, жужжа и потрескивая, метались зигзаги сокровенной энергии. По спине Феликса запрыгали мурашки. Нахлынуло ощущение, что орудия смотрят на него. Смотрят с почти осязаемой злобой.

– Колдовство, – сплюнул Готрек.

Среди пушек что-то зашевелилось. Тела принесенных Лихтманном в жертву людей задергались, забились, как умирающие на суше рыбы, и кровь вновь хлынула из обрубков их шей. Слишком много крови. Галлоны крови. Человеческие тела столько не вмещают. Кровь разливалась по палубе огромной лужей.

Когда лужа начала пузыриться и плескаться, Феликс невольно попятился. Запах серы и смерти сделался еще гуще, и дурные предчувствия Феликса обернулись гнетущей тучей, грозящей сокрушить душу. Злые шепотки защекотали мозг. Красные брызги летели все выше и выше, будто бил кошмарный фонтан. Струи росли, сгущались багровым медом, делались толстыми, тягучими. Студенты на площадке в ужасе закричали и ринулись к двери.

– Да спасет нас Зигмар, – выдохнул Феликс. – Что это?

– Пища для моего топора, – пояснил Готрек и с утробным рычанием решительно шагнул вперед.

Феликсу тоже хотелось закричать и убежать, как это сделали студенты, но он не мог. Клятва Готреку не позволяла. Зигмар, хоть бы умолк этот безумный шепот! Он оглянулся на упавшего Лихтманна. Но колдун исчез.

Феликс настороженно повернулся, разыскивая врага, – и обнаружил маниакально хохочущего мага кружащимся по ту сторону порождения Хаоса. Бесформенный ужас двумя сочащимися щупальцами подхватил мертвых матросов и втянул в пенящийся, струящийся кровавый столб своего тела. Сукровица облепила трупы, принимая их форму, окутывая руки, ноги, торсы, утолщая их слоями красной гнили, пока вязкий столб не обрел вид неуклюжих, громоздких безголовых сиамских близнецов, спаянных спинами, полностью слепленных из текучего красного воска. Лица и рты, сформировавшиеся было на обеих частях этого четверорукого, четвероногого кошмара, растаяли, чтобы появиться в другом месте, и Феликс услышал невообразимо мучительные, тоскливые крики, присоединившиеся к шепоткам в его сознании. Тварь не только поглотила тела матросов, она сожрала их души. Феликс содрогнулся.

– Малакай говорил, что ты много лет ищешь свою погибель, Истребитель, – крикнул Лихтманн. – Что ж, теперь ты ее нашел!

– Обещания, обещания, – проворчал Готрек, продираясь сквозь ряды пушек.

На сей раз у Феликса имелись причины разделить скептицизм Готрека. Порождение Хаоса, явившееся им, было, конечно, огромно и ужасно, но он видел, как Истребитель без особых трудов разделывался с демонами и покрупнее. Одержимые осадные башни, к примеру, угрожавшие стенам Прааги во время вторжения Арека Демонический Коготь, буквально взорвались от одного касания топора гнома. А эта штука по сравнению с ними просто ничтожна.

Готрек атаковал: рубанул наотмашь, оставив на теле твари глубокую борозду. Ужас взвыл, студенистая кровь вскипела, отпрянув от острого лезвия. Феликс попятился, ожидая взрыва, брызг сукровицы и розового огня.

Но ничего не случилось. Рана стремительно затянулась, словно ее и не было вовсе.

Готрек растерянно моргнул. И тут рука, похожая на набитый влажным песком мешок, отвесила ему оплеуху. Гном отлетел назад, вымазанный густой красной жижей, и врезался в лафет одной из пушек. Феликс в страхе кинулся к нему. Что произошло? Демон должен был лопнуть, оставив лишь сернистую вонь.

– Все в порядке, Готрек?

Истребитель поднял голову. По лицу его стекала вонючая красная слизь. Он свирепо зарычал, сверля тварь единственным глазом.

– Где грязь – нет порядка!

– Его не так-то просто изгнать из этого мира, Истребитель! – хохотнул из-за спины кошмара Лихтманн. – Тем паче что искажающий камень в пушках придает ему сил. И души величайших колдунов века велят ему остаться!

Колдунов? Феликс не понял. Он огляделся, почти ожидая увидеть фалангу чародеев, которые, как разбойники в пантомиме, выступят из-за ящиков с грузом.

– Каких еще колдунов?

Готрек утер покрытое волдырями лицо тыльной стороной ладони.

– Они в пушках, человечек. Очередное мерзкое колдовство.

Он медленно поднялся.

– В пушках?

Лихтманн рассмеялся.

– Думаешь, мы стали бы марать столь славное оружие костями простых солдат? Несколько самых сильных колдунов Тзинча пожертвовали собой, чтобы слиться с этими пушками. В расплав добавляли их прах. Их воля повернет стрелков Мидденхейма против своих же собратьев, повергнув Фаушлаг изнутри.

Пока Лихтманн говорил, булькающий кошмар потянул толстенные, постоянно меняющиеся руки к четырем лучащимся, пульсирующим пушкам, и одновременно вылезшее из груди твари тягучее щупальце устремилось к мортире. Когда сочащиеся кровью отростки коснулись орудий, их струящаяся красная плоть разлилась по металлу, окутывая, засасывая его. Руки и щупальце напряглись, набухли. Цепи, удерживавшие пушки, лопнули, и ужас выдернул их из лафетов, будто огромные латные рукавицы. Длинное щупальце втянулось, устроив мортиру промеж широченных плеч твари. Между четырьмя пушками и мортирой протянулись потрескивающие зеленые дуги, заключив кошмар в огненную клеть сверхъестественной энергии. Дюжина плавящихся ртов проревела вызов, и мортира грозным глазом циклопа повернулась к Готреку и Феликсу, источая ненависть, как топка – жар.

Готрек ринулся на врага. Феликс, сглотнув, последовал за ним, моля Зигмара о силе. Демон взмахнул железной рукой. Гном и человек ударили вместе. Меч Феликса только беспомощно лязгнул о металл, и руки его болезненно запульсировали. Топор Истребителя оказался эффективнее. Толстый слой желто-красной слизи, покрывающий пушку, расплескался под рунным клинком, как грязь, в которую упал камень, показав свежую рану на полированном боку орудия, однако жижа тут же сомкнулась.

К бою подключились еще две железные руки. Феликс едва успел отпрянуть, но Готрек ловко поднырнул под обе, и топор его впился в туловище кошмара – вошел глубоко, найдя под алой плотью белые ребра.

Кошмар взвыл и попятился. Позади него Лихтманн вскинул мутировавшую руку, и огненный шар взрыва окружил Истребителя. Третья пушка задела его макушку, сбив гнома с ног. Готрек откатился, дымясь, разминувшись с еще двумя руками, врезавшимися в железную палубу, оставив на ней глубокие вмятины. Миг – и Истребитель был уже вне досягаемости твари, заслонившей от него Лихтманна.

– Убей колдуна, человечек, – еле слышно пробурчал Готрек. – Демон мой.

Багровый синяк расплывался на его скальпе слева от гребня.

– Угу, – кивнул Феликс, хотя его совсем не тянуло встречаться с Лихтманном один на один. Он огляделся, надеясь на чью-нибудь помощь. Может, хоть Малакай оправился? Нет. Петр и другие студенты втаскивали тело инженера в ангар. Феликса пробрал страх. Неужели Макайссон мертв?

Готрек снова набросился на демона. Феликс, собравшись с духом, ринулся к Лихтманну, рассчитывая зарубить его прежде, чем маг сплетет новое заклятье. Однако ему не повезло. Черная рука колдуна вспыхнула, и огненный шар полетел в барда.

Феликс охнул и вильнул в сторону, бухнулся за груду ящиков и прикрыл лицо. Огонь с ревом пронесся над головой – и рассеялся. Феликс приподнялся. Ящики вокруг горели. Бард присел на корточки с мечом наготове, глядя сквозь пламя. Как ему убить Лихтманна, если к нему нельзя подобраться?

По ту сторону ящиков Готрек снова увернулся от покрытых слизью железных конечностей и ударил, только метил он сейчас не по рукам и не в грудь. Он рубанул чуть выше одной из пушек. Топор рассек красную жижу, как воду, и пушка с грохотом упала на палубу, сверкая и искря.

Демон страдальчески взвыл, на краткий миг его алая плоть сделалась прозрачной, будто иллюзорной, и остальные пушки повисли, словно став слишком тяжелыми для него. Окружающий их зеленый ореол замерцал, зашипел. Готрек атаковал еще яростнее, дико сверкая глазами.

Лихтманн в ужасе закричал и принялся чертить в воздухе символы.

Феликс кинулся к нему, замахнувшись мечом. Кровь Зигмара! Они все-таки...

Лихтманн увидел его. Черная рука описала круг, и чародея вдруг окружило кольцо высокого ревущего пламени. Феликс резко затормозил, вскинув руки, заслоняясь от волны жгучего жара.

Готрек отрубил ужасу одну ногу, потом вторую. Полупрозрачный демон опрокинулся, роняя орудия. Готрек хотел отскочить, но одна из падающих пушек задела его плечо, и гном растянулся на полу. Другая пушечная рука разбила ящик. По палубе покатились ядра. Утративший форму демон рухнул на обломки.

Феликс вновь кинулся на Лихтманна с мечом, пытаясь дотянуться до него сквозь огненную стену, но пламя обожгло руку, и бард отпрянул. Колдун даже не обратил на него внимания. Не отрывая взгляда от Готрека, он затянул новое заклинание. Феликс выругался и завертел головой в поисках чего-то, что можно метнуть в противника. Вот! На палубе, шагах в десяти от него, лежал топорик погибшего матроса. Феликс бросился туда.

Готрек с трудом поднялся – залитый кровью, с разорванным плечом. На палубе перед ним, омытый пульсирующей энергией одержимых орудий, кошмар восстанавливался: ноги присоединились к туловищу, руки снова вбирали в себя выпавшие пушки. Ядра, на которые он упал, тоже исчезли в зыбкой плоти.

Готрек, прихрамывая, двинулся вперед, спеша напасть на демона прежде, чем он полностью оправится.

Лихтманн направил на Готрека черную, в красных мерцающих трещинах руку. В этот момент Феликс схватил топорик.

– Готрек! Берегись!

Готрек вскинул голову.

Феликс метнул топор в Лихтманна сквозь завесу огня. Бросок вышел неуклюжим. Топор ударил колдуна в спину – обухом. Маг пошатнулся, но выпустил огненный шар.

Истребитель нырнул в сторону, закатившись под мортиру. Пламя взорвалось над ним.

Лихтманн повернулся к Феликсу. Огненные языки игриво приплясывали, обвивая его правую руку.

– Жаль, что мы сражаемся не на одной стороне, – сказал он, шагнув вперед, и круг пламени переместился вместе с ним. – Твое мужество и находчивость несомненны.

Феликс попятился, укрываясь за очередной грудой ящиков.

– Жаль, что ты сражаешься на стороне разрушения, – крикнул он оттуда, высматривая Истребителя, пытаясь понять, пережил ли гном взрыв.

– А какой у меня оставался выбор? – осведомился Лихтманн, продолжая идти. – Я был бы верным сыном Империи, если бы моя рука не начала меняться. Я не делал ничего, чтобы это случилось. Не читал запрещенных книг. Не проводил нечестивых ритуалов. Я в точности следовал наставлениям моих учителей – и все же я изменился. – Голос его дрогнул от гнева.

Феликс перебежал за гору бочек.

Готрек, заворочавшись, встал на ноги. Борода и брови его дымились.

Его встретил успевший восстановиться кошмар, окруженный яркой пульсирующей короной. Пушечные ядра, поглощенные им, перекатывались под кожей черными пузырями. Казалось, топор Готрека никогда и не касался твари. Истребитель, зарычав, неустрашимо ринулся в атаку. Сталь зазвенела о сталь. Феликс застонал. Они вернулись к тому, с чего начинали, только Готрек вымотан, ранен и контужен...

Лихтманн обогнул бочки – и те загорелись, попав в его огненное кольцо.

– Мог ли я пойти к профессорам и рассказать им о своем состоянии? – продолжил он «диалог», преследуя виляющего туда-сюда Феликса. – Мог ли просить о милосердии в Храме Зигмара? Нет. Единственное милосердие, которое Империя дарует своим изменившимся детям, – топор. Что же мне оставалось делать? Я хотел жить. И не хотел, чтобы мой гениальный разум пропал впустую только из-за того, что одна из конечностей предала меня.

Феликс протиснулся между двумя рядами ящиков под звон топора дерущегося Готрека. Безумие, безумие. Бежать некуда. Трюм слишком мал.

Лихтманн обходил ряды в поисках его.

– Так что, когда Архаон двинулся походом на юг, я понял, что, хотя его варвары-последователи мне и ненавистны, его победа – моя единственная надежда на выживание.

Громкий лязг заставил обернуться и Феликса, и Лихтманна. Готрек несся по воздуху, задом наперед. Летел он недолго – врезался спиной в ствол пушки и соскользнул на пол, оглушенный.

Ужас пополз к нему. Мортира, служившая демону головой, вдруг погрузилась в бурлящую протоплазму груди, точно ведро в болото.

Феликс нахмурился. Он не понимал, что делает тварь.

Готрек встал на карачки и отполз за орудия, чтобы немного прийти в себя.

Мортира, таща за собой нити клейкой слизи, вынырнула из шеи кошмара и повернулась к Готреку.

Феликс по-прежнему ничего не понимал. Но тут в глубине дула блеснул зеленый огонь, и все стало предельно, ужасающе ясно.

Готрек тоже увидел вспышку и отскочил за миг до выстрела, сопровождаемого дымом и грохотом. Ядро пробило правое колесо пушки, оставив в палубе, на тот самом месте, где только что стоял Истребитель, рваную дыру, за которой сияло солнце.

– Нет! – завопил Лихтманн.

В ушах звенело так, что Феликс едва расслышал его.

– Не повреди своих братьев! – в ужасе кричал Лихтманн. – Они должны быть целы, иначе им не попасть на стены Мидденхейма. – Он окинул взглядом трюм – и все устроенные его магией пожары. – В сущности, мы и так уже причинили слишком много вреда.

Колдун вскинул черную руку, и огонь мгновенно погас.

Конечно, подумал Феликс. Лихтманн должен охранять пушки, иначе его план провалится. Значит, лучшего укрытия не придумать. Он ринулся к группе орудий и нырнул под одно из них. Ни колдун, ни сотворенный им кошмар не станут стрелять в Феликса, если он останется тут.

Готрек, похоже, тоже осознал это. Он уже стоял на ногах, маня демона мясистым пальцем.

– Иди сюда, кошмар-переросток. Иди, потягаемся сталью.

Ужас, послушавшись, скользнул в лабиринт пушек, яростно завывая множеством ртов. Гном и демон сошлись, производя оглушительный грохот.

Феликс, обернувшись, увидел идущего к нему Лихтманна с пламенеющим кинжалом в человеческой руке. Бард вскинул меч. Эту битву он, возможно, и выиграет.

– Умри, грязный колдун! – выкрикнул кто-то за его спиной.

Феликс обернулся. Вернувшиеся на площадку Петр и другие студенты целились в Лихтманна из ружей и пистолетов. Грянули выстрелы.

Лихтманн выбросил вперед руку, и пули, рикошетом отскакивая от застывшего перед ним воздуха, полетели в разные стороны. Феликс пригнулся: одна пуля порвала ему рукав. Несколько без видимого эффекта вошли в туловище ужаса. Остальные беспорядочно долбили стены трюма.

– Проклятье, не стреляйте! – взвыл Феликс. – Вы убьете нас всех!

Лихтманн рассмеялся.

– Дураки, в эту игру могут играть двое.

Он пропел строку нечестивых слов и поднял мутировавшую руку. В обугленных трещинах вспыхнул огонь. Кошмар повернул голову-мортиру, продолжая руками молотить Готрека.

– Нет! – крикнул Феликс и с мечом кинулся на колдуна.

Студенты поняли, что сейчас будет. Они всем скопом ринулись к двери, и каждый, конечно, стремился успеть первым. Петр поскользнулся, упал, попытался подняться.

Лихтманн и демон нанесли удары почти одновременно. Ядро мортиры разорвало бедолагу Петра в клочья. Осколки костей и обрывки внутренностей кровавой кашей расплескались по пушкам под площадкой. Застрявших в двери студентов объял огонь Лихтманна. Немногие счастливчики с воплями вылетели в ангар, туша ладонями горящую одежду. Остальные рухнули на месте, корчась и полыхая как факелы.

Феликс ринулся на Лихтманна, разъяренный смертью такого славного, усердного, неуклюжего Петра. Колдун уклонился и ударил кинжалом. Феликсу тоже удалось увернуться, едва избежав острия. От мерцающего клинка мага исходил чудовищный жар.

Лихтманн с быстротой молнии сделал новый выпад. Феликс отпрыгнул, взмахнув мечом, и потерял равновесие. Чтобы не упасть, он схватился за пушку. Железо обожгло руку. Он посмотрел на ствол: кровь Петра впитывалась в орудие, которое, как и прочие окровавленные пушки, уже начало светиться и потрескивать, наливаясь ядовитой зеленой энергией.

Лихтманн улыбнулся.

– Да, герр Ягер. Мои братья просыпаются. А твоей кровью я пробужу остальных.

Феликс попятился, морщась: гнусные шепотки вернулись, сделавшись громче, назойливо прогрызая дорожки в его мозгу. Он чувствовал ярость мертвых колдунов, чувствовал их жажду разрушения. Они зондировали его разум щупальцами порчи, рвали сознание когтями-мыслями.

Пульсирующие огненные дуги перепрыгивали с пушки на пушку. Духи внутри них просыпались, формируя трескучую решетку колдовской энергии, от которой гудело все помещение. Пушки, ставшие конечностями демона, вспыхнули и заискрились, наполнившись силой. Тварь вскинула руки. Казалось, она росла на глазах.

Сердце Феликса упало. Пушки подпитывали порождение Хаоса, делали его сильнее.

Они обречены.

Лихтманн ударил снова. Феликс едва сумел поднять меч, блокируя атаку. Он не мог думать. Разум его полнился голосами. Хотелось бросить клинок и рвать на себе волосы – может, тогда шепот прекратился бы?

Слева от Феликса упал Готрек с кровавой раной поперек широкой груди. Кошмар шагнул к гному. Феликс знал, что должен что-то сделать, но не мог сообразить, что именно. Он вообще не мог думать.

Снова блеснул кинжал Лихтманна. Руки больше не повиновались Феликсу. Он только беспомощно попятился, отступив за пушку, наткнулся на что-то – и рухнул рядом с Готреком. Колдун приближался. К горлу Феликса подкатила паника. Шепотки твердили, что надежды нет, что он должен сдаться, подставить горло под сверкающий клинок Лихтманна.

Готрек поднялся на четвереньки, тряся головой, зыркнул на демона, на Лихтманна, которым до жертв оставалось всего несколько шагов, и схватил Феликса за руку.

– Давай, человечек. Вставай.

Феликс напрягся, пытаясь пошевелить конечностями. Нет, они не слушались. Им мешали шепотки.

– Очнись, человечек!

Готрек отвесил ему тяжелую оплеуху. В ушах зазвенело. В челюсти взорвалась боль, выбивая голоса из мозга.

Демон навис над ними, подняв адские пушки. В момент удара Готрек рванул Феликса в сторону. Орудия разминулись с ногами барда на считаные дюймы, оставив рваные дыры в железной палубе. Феликс с трудом поднялся – мышцы наконец подчинились ему – и потащился за ринувшимся прямо на Лихтманна Готреком. Кошмар шагнул за ними.

– С... спасибо, – выдавил Феликс, чувствуя, как шатаются во рту зубы.

Готрек хмыкнул.

Колдун попятился от них, потом, когда Готрек взмахнул топором, повернулся и побежал.

К удивлению Феликса, Истребитель не стал преследовать врага, а понесся дальше, к лестнице на площадку.

– Куда... куда это мы? – спросил Феликс.

Готрек запрыгал по ступеням. Феликс сглотнул. Они покидали укрытие. Вдалеке от пушек Лихтманн сможет взорвать их!

Так и случилось: колдун не замедлил воспользоваться возможностью.

Готрек толкнул Феликса вперед, на площадку, и нырнул за ним, когда над лестницей расцвел огненный шар. Свистнуло одно ядро, потом другое, оставляя огромные дыры в переборках.

Феликс оглянулся. Два выстрела? Кошмар стреляет не только головой, но и руками!

Ухватив Феликса за шиворот, Готрек впихнул его в дверь ангара. Споткнувшись о тлеющие тела студентов, лежащие поперек порога, Феликс растянулся ниц на палубе. Мимо пролетел Истребитель. Тут же ядро мортиры пробило в стене у двери громадную круглую дыру.

– За ними, братья! – раздался голос Лихтманна.

Воздушный корабль закачался под поступью двинувшегося к лестнице ужаса.

– Что мы делаем? – Феликс поднялся, окинул взглядом ангар. Обломки гирокоптеров еще горели. Кучка уцелевших студентов жалась в дальнем углу. У их ног лежал Малакай. – Убегаем?

Готрек издевательски фыркнул, взломал запертый чулан и выволок из него две канистры с черной водой.

– Мы уводим демона подальше от осквернивших железо дохлых колдунов. – Он протянул Феликсу лампу. – Наружу.

– Наружу?

Но они же парят в небе.

Феликс осторожно выглянул в грузовой трюм. Кошмар уже выбирался на площадку. Металл стонал под его тяжестью.

– Наверх, человечек. – Готрек подтолкнул Феликса к ряду скоб в стене около двери, а сам подобрал горящий обломок деревянного каркаса винтокрылой машины.

Когда Феликс начал взбираться, Готрек расколол топором одну из канистр – и забросил ее в грузовой трюм. Черная вода расплескалась повсюду. Следом гном швырнул головню – и принялся карабкаться по лестнице вслед за Феликсом.

В трюме оглушительно хлопнуло. Черная вода вспыхнула – и жарко, слепяще взорвалась. Тут же завизжал Лихтманн:

– Нет! Пушки!

– Это только начало, колдун! – крикнул Готрек, продолжая взбираться. – Истребитель не боится смерти. Я подожгу баллон и прикончу нас всех!

Феликс застыл. Сердце его грохотало.

– Ты... что?

– Шевелись, человечек, шевелись!

Кошмар протолкнул в проем две пушечные руки и принялся протискиваться следом. Феликс, охнув, прибавил скорости. Паника скручивала кишки и рассудок. Неужели Готрек серьезно? Он что, действительно собирается взорвать дирижабль? Это, конечно, покончит с Лихтманном и его грязными планами, но заодно убьет не только Готрека и Феликса, но и Малакая, и его уцелевших студентов.

Феликс добрался до круглого люка, выходящего в центральный проход верхней палубы, вылез и принял у Готрека канистру.

Воздушный корабль качнулся: одна рука кошмара раздробила лестницу в дюйме от сапог Готрека.

Выбравшись в проход, гном тут же схватил канистру.

– Бежим, человечек! Лестница на крышу!

Они побежали, хотя Феликс сомневался, имеет ли это смысл. Разве огромный демон протиснется в маленькую дыру, преследуя их?

С треском, наводящим на мысли о взрыве парового котла, пушечные руки пробили железную палубу и принялись рвать ее, как бумагу. Толчок сбил Феликса с ног. Готрек подхватил его, толкнул вперед. Феликс оглянулся. Дыра расширялась, и вот уже демон подтягивался, опираясь на сверкающие, залитые слизью руки и плавясь горячим воском, чтобы втиснуться в тесноту прохода. Позади него показался Лихтманн.

– Твой пожар потушен, Истребитель, – хохотнул колдун. – Саботаж не удался.

Кошмар затопал к ним на четырех железных ногах.

Феликс кинулся бежать, обливаясь потом от ужаса. Лестница на крышу была впереди, чуть справа. Он бросился к ней – и вновь оглянулся.

Мортира высунулась из обугленной кожи на груди демона, широкое дуло смотрело прямо на барда, внутри мерцало зеленое пламя.

– Берегись!

Феликс метнулся к правой переборке. Готрек сделал то же самое.

Мортира выстрелила. Рев ее взорвал барабанные перепонки. Ядро пронеслось мимо, в дюймах от них, проход исчез, заполнившись огнем и дымом. Где-то разбилось стекло, закричал человек.

Кашляя и задыхаясь в дыму, Феликс нашарил лестницу – и пополз по ней, ослепленный и оглушенный. Качающийся в руке фонарь со звоном стукался о каждую перекладину. Готрек карабкался сзади. Переборки вибрировали от поступи приближающегося ужаса.

– Быстрей, человечек!

Голова Феликса ударилась о тяжелый верхний люк. Он как раз нашаривал ручку, когда что-то врезалось в лестницу снизу. Бард плечом выдавил крышку. Солнечный свет и холодный ветер хлестнули по лицу. Он выбрался на поверхность, потом развернулся и снова принял у Готрека канистру.

Истребитель протиснулся в люк и откатился, вскочив уже с топором наготове.

Феликс опустил канистру и лампу в металлический ящик, предназначенный, кажется, для хранения гранат, и, вытащив меч, присоединился к Готреку. Они смотрели на люк. Ничего. Внизу было тихо. Неужто кошмар застрял в узком проходе?

Феликс огляделся. Поверхность гондолы была плоской, покатые края – там, где металл загибался вниз, на борта, – огораживали низкие перила. От крепких железных колец в крыше к огромному баллону, зависшему в двадцати пяти футах над их головами, тянулись десятки напряженных железных тросов. Рядом с люком находилась лестница, окруженная цилиндрической клеткой – предохранительной решеткой, ведущая к люку в брюхе воздушного шара. Вокруг сияло голубое небо и бугрились закатные облака. Феликс чувствовал себя здесь таким же уязвимым, как и на гирокоптере. В прошлый раз, когда он стоял на этой палубе, он встретился с драконом Скьяландиром. Воспоминания о той ночи слишком глубоко врезались в сознание. Добровольно он ни за что бы не выбрал это место для решающей битвы.

– Зажги лампу, человечек. – Готрек не отводил глаз от люка.

Феликс сглотнул, достал кремень и трут, присел на корточки и открыл затвор фонаря.

– Но это же только уловка, да? – пролепетал он, высекая огонь.

– Если я убью демона и колдуна, то уловка, – ответил Готрек. – А если прежде найду свою погибель, то нет. Тогда завершить дело придется тебе.

Феликс зажег лампу и посмотрел вверх, взглядом проделав весь путь до баллона. Чтобы наверняка уничтожить дирижабль, придется войти под оболочку, разлить черную воду из канистры по рабочему помосту, тянущемуся через все камеры взлетного газа, и поджечь ее. И это будет последнее, что он сделает в своей жизни, поскольку, когда камеры займутся, взрыв просто испарит его.

– А если я умру до того, как получу такую возможность?

– Тогда пускай Зигмар и Ульрик сжалятся над своей Империей, – буркнул Готрек. – Ибо Мидденхейм падет.

Светящаяся пушка высунулась из люка, покачиваясь на конце толстого красного щупальца, точно железная змеиная голова.

Готрек мгновенно подскочил и рубанул топором, «обезглавив» тварь одним ударом. Брызнули зеленые искры, расплескалась вязкая сукровица, пушка с грохотом упала на палубу, подкатилась к краю, наскочила на низкое ограждение, перевалилась через него и ухнула, кувыркаясь, в пространство. Мерзкие голоса в голове Феликса гневно взвыли, оплакивая потерю.

– Ха! – воскликнул Готрек. – Эту уже не вернешь, демон.

Обрубленное щупальце попыталось хлестнуть Истребителя. Готрек отступил, продолжая следить за люком. Феликс тоже попятился. В сердце его забрезжила искра надежды. Впервые кошмар попал в невыгодное положение. Если он продолжит впихивать в люк свои пушки по одной, Готрек будет отрубать их по мере появления – и уничтожит противника без боя.

И впрямь – из люка снова высунулась увенчанная пушкой рука. Готрек увернулся от первого щупальца и обрушил топор на второе. Эта пушка тоже упала, откатилась, проломила перила и улетела к далекой земле. Голоса взвыли с удвоенной силой.

Два обезглавленных отростка судорожно задергались, став на миг прозрачными, и окружающая их корона зеленой энергии замерцала и потускнела. Но не успел Готрек воспользоваться преимуществом, как хлысты вновь уплотнились и набросились на гнома. Отбиваясь, он обогнул люк.

Сердце Феликса неистово колотилось. Зигмар, план работает! Еще две пушки и одна мортира, и кошмар ослабеет настолько, что Готрек сможет одолеть его одним тычком топора.

Над люком взметнулось третье щупальце с пушкой. Готрек прыгнул к нему, уклоняясь от ударов двух других, поднял топор... щупальце отдернулось. Он промахнулся. Гном приготовился бить снова – и вдруг повис в воздухе вверх тормашками. Первое щупальце ухватило его за щиколотку.

– Готрек! – Феликс пырнул тварь мечом, тревожно глядя на барахтающегося и ругающегося Истребителя. Однако атака его ничего не дала. Он отступил для нового удара, но второе щупальце сбило его с ног.

А первое подняло Готрека повыше, раскачивая добычу. Оно собиралось сбросить гнома с гондолы! Феликс попытался встать. Он безнадежно опаздывал.

Изогнувшись немыслимым образом, Готрек рубанул отросток точно над собственной ногой. Из открывшейся раны хлынула слизь, посыпались искры. Истребитель, отлетев в сторону, упал на палубу, врезался в перила – и перекатился через них, соскальзывая в небытие.

– Готрек!

Вскинутая пятерня Готрека вцепилась в ограждение. Феликс подбежал, сунул ему руку. Готрек стиснул его ладонь и, подтянувшись, залез на крышу. Они обернулись.

За это короткое время ужас успел протиснуться в люк полностью. Он стоял на четырех толстых, как стволы, ногах, текучая кожа поблескивала в алом закатным свете, по всему телу то возникали, то таяли стонущие рты. Две оставшиеся пушки висели по бокам, блестящие концы стволов высовывались из густой слизи, зигзаги зеленой энергии потрескивали между ними. Еще два щупальца поднимались из-за спины кобрами-близнецами. Голова-мортира угрожающе повернулась к Феликсу с Готреком.

Истребитель сгорбился, приняв боевую стойку, провел большим пальцем по лезвию топора, пустив кровь, и свирепо ухмыльнулся.

– Сейчас, демон, ты умрешь!

Он ринулся вперед с боевым ревом на хазалиде. Феликс кинулся за ним, мысленно препоручив свою душу Зигмару.

Красный кошмар шагнул им навстречу, молотя железными ручищами, оставляя глубокие вмятины в металлической обшивке гондолы, а щупальца-змеи потянулись к добыче. Готрек отвечал ударом на удар, колотя топором по пушкам и обрубая зыбкие щупальца. Феликс тоже занялся щупальцами – тем более что те попятились, – рассчитывая отогнать их от Готрека, чтобы гном смог отрубить еще одну руку. Но меч почти не причинял демону вреда. Феликсу казалось, что он колотит дубинкой по ветке дерева.

Внезапно в глубине мортиры вспыхнул зеленый огонь.

– Готрек! Берегись!

Готрек поднял голову – и вскинул топор навстречу выплюнутому мортирой дыму и пламени. Ядро он отбил плоской щекой топора, послав его далеко в сторону, в разреженный воздух выси. Но сила толчка оказалась слишком велика. Отброшенное рунное оружие обухом врезалось в висок гнома, он пошатнулся. Ноги его подогнулись.

Кошмар хлестнул щупальцем, сбил Истребителя, и тот заскользил спиной по клепаной палубе. Феликс бросился к нему. Ужас – тоже.

Вскочил Готрек мгновенно, но равновесие явно держал с трудом. Гном затряс головой, очищая ее, и чуть не упал снова. Над прикрытым повязкой глазом выросла огромная кровоточащая шишка. Кошмар размахнулся снова, нанося сокрушительные удары. Готрек пятился, блокируя и уворачиваясь, но все делая вполсилы. Феликс отступал с ним. Ужас надвигался, тесня их к носу гондолы.

Меж тем из люка вылез Лихтманн. Глаза его яростно полыхали.

– В сброшенных вами пушках были души магистра Валентина Шонгауэра и мага Эрмата Зигеля – величайших из людей, какими вам никогда не стать. Вы заплатите за эту потерю!

– Заплачу сталью, колдун! – прорычал Готрек, уворачиваясь от очередного удара. Он еще неустойчиво держался на ногах.

Лихтманн ухмыльнулся.

– Да. Заплатишь. Я заберу твой топор и расплавлю его, принеся в дар Тзинчу.

Он поднял обугленную конечность, выпевая заклинание. Черную руку объял огонь.

Феликс в ужасе отпрянул и едва не попался щупальцу. Если Лихтманн сейчас выстрелит, баллон может взорваться! Погодите-ка... Ну да, конечно! Феликс уставился на колдуна и ткнул пальцем вверх.

– Давай! Пали – и прикончи нас всех!

Лихтманн прервал чтение заклинания, покосился на баллон, нахмурился, потом пожал плечами.

– Неважно. Пламени можно придать любую форму.

Он продолжил наблюдать за сражением, чертя в воздухе золотым кинжалом и бормоча новое заклинание. Потом на черной правой руке его сжался кулак, и обвивающий ее огонь вспыхнул ярче.

Феликс с опаской следил за магом. Казалось бы, человек, вооруженный одним лишь кинжалом, не должен волновать его, но он видел, как Лихтманн этим клинком отрезал головы двум людям с той же легкостью, с какой Феликс оторвал бы розу от стебля. Кроме того, он чувствовал исходящий от колдуна жар. Он мог бы дотянуться до него Карагулом...

Мысль эта едва успела сформироваться в голове Феликса – и пламя, окружившее кулак Лихтманна, вытянулось, обернувшись пылающим мечом. Колдун атаковал.

Феликс отступил и парировал, едва не столкнувшись с Готреком, увернувшимся от хлесткого удара кошмара. Пламенный клинок столкнулся с рунным мечом Феликса, рассыпая вокруг угли и шипящие искры. Крохотные язычки огня жалили, впивались в лицо и руки. Однако! Огненный клинок обладал немалым весом. Бил он как настоящий палаш, и Лихтманн казался нечеловечески сильным. Золотой кинжал устремился к животу Феликса. Феликс уклонился, налетел на отбросившее его в сторону щупальце и замахал вслепую мечом, пытаясь удержать колдуна на расстоянии и тем временем прийти в себя.

Лихтманн рассмеялся и поднажал.

– Крыша кончается, герр Ягер.

Глаза мага пылали. В сущности, он весь изменился. Отливавшие медью волосы стали огненно-рыжими, длинными и трепетали, как пламя, а на гладко выбритом лице отросли курчавые апельсиновые усы и косматая борода.

Рядом кошмар молотил Истребителя пылающим железом и склизкими красными щупальцами. Вокруг плясали дуги энергии Хаоса. Готрек отражал каждую атаку, топор его находился, казалось, в шести местах одновременно, но он все еще не оправился полностью и не мог пробить защиту демона. Гном отступил на шаг, потом еще на один. Его мускулистый торс заливала кровь, непрерывно текущая из глубокой раны на груди.

Феликс отбил пламенный меч Лихтманна, сделал выпад, но колдун принял удар на золотой кинжал и попытался ткнуть им барда в лицо. Гнусное оружие шипело, точно змея. Феликс отпрянул, вскинул меч – и рассек предплечье колдуна.

Лихтманн взвыл от боли и яростно бросился на противника. Феликс, отчаянно парируя, отступил еще. Что-то прижалось сзади к его ногам. Перила. А за ними, далеко-далеко внизу, тошнотворно кружился зеленый ковер Драквальда.

Готрек отскочил от железной руки демона, пробороздившей глубокую траншею в палубе, и налетел на толстый трос, тянущийся к баллону. Ему тоже некуда было отступать.

– Ха! – воскликнул Лихтманн. – Прощайте, храбрые дурни!

Они с демоном атаковали разом: Лихтманн набросился на Феликса с мечом и кинжалом, кошмар взмахнул железными руками, метя в голову Готрека. Истребитель нырнул влево. Феликс бросился вправо, проехавшись лицом по обшивке. Вдруг он услышал звон, словно порвалась гигантская гитарная струна, и крыша под ним накренилась.

Перекатившись, Феликс поднял голову. Лихтманн, пошатываясь, пятился от края, заслонив руками лицо. Один из стальных тросов лопнул и мотался позади него.

Кошмар продолжал преследовать Готрека, который, кувыркнувшись, вскочил возле ограждения. Взмахнули руки-пушки. Истребитель пригнулся. Еще двух тросов не стало.

Лихтманн упал на колени: так перекосило крышу. Разорванные тросы извивались, точно змеи. Кошмар качнулся в сторону, едва не перевалился через край наклонившейся гондолы, но удержался щупальцами и вновь двинулся за Готреком. Демон шел вдоль края, и оставшиеся тросы пугающе стонали.

– Нет, братья! – крикнул Лихтманн, пытаясь устоять на железном склоне. – Не ломайте корабль! Мы должны добраться до Мидденхейма!

Кошмар словно и не услышал. Он замахнулся снова. Лопнул четвертый трос, а Готрек с окровавленным лбом шлепнулся на палубу. Нос гондолы нырнул еще ниже. Уцелевшие ванты растянулись до предела.

Феликс слышал, как внутри летучего корабля что-то скатывается и падает. Тяжело поднявшись, он кинулся к Истребителю, но поскользнулся на круче и упал снова.

Истребитель встал. Обожженное, покрытое волдырями лицо его превратилось в красную маску. Кровь хлестала из раны на лбу, похожей на белозубую улыбку. Феликса затошнило, когда он сообразил, что видит череп Готрека.

Ужас, взвыв, вскинул железные руки, чтобы расплющить врага в лепешку, но потерял равновесие и съехал назад, к краю.

С яростным ревом Истребитель бросился на демона вниз по склону. Тот бешено замахал пушками. Готрек увернулся и ударил топором снизу вверх, отрубив твари левую руку у самого основания. Полыхнул зеленый огонь. Огромная пушка упала – прямо на голову и поднятую правую руку Готрека, свалила его, прокатилась по нему – и улетела с наклонной крыши в пространство. Неподвижное тело Готрека вниз лицом заскользило следом за орудием.

На носу гондолы тело гнома наткнулось на ограждение и застыло там. Феликс тоже застыл, потрясенный. Ради Зигмара, неужели он только что видел смерть Истребителя?

Лихтманн, ликующе захохотав, ухмыльнулся Феликсу.

– Что скажешь, герр Ягер, славная ведь сделка? Рука – за жизнь врага. – Он повернулся к вставшему рядом с ним кошмару. – Выбрось падаль за борт.

Демон качнулся вниз, щупальца его потянулись к Готреку.

Сердце Феликса ударилось о ребра. Он должен что-то сделать! Должен остановить тварь! Но что он может?

– По крайней мере, Истребитель погиб не напрасно! – крикнул он и полез по накренившейся крыше к лестнице. Ноги скользили и буксовали. – Готовься сгореть, колдун!

– Стой! – рявкнул Лихтманн. И тут же: – Останови его!

Феликс услышал глухие шаги двинувшегося за ним кошмара, а когда оглянулся, не смея даже надеяться, то застонал от облегчения. Готрек по-прежнему лежал у перил. Лихтманн и ужас оставили Истребителя, отправившись в погоню за ним, Феликсом.

Ах, если бы Готрек сейчас очнулся и прикончил их! И все стало бы хорошо. Тогда не пришлось бы осуществлять свою угрозу. Не пришлось бы взрывать воздушный корабль. Не пришлось бы умирать. Не... не пришлось бы смиряться с тем, что Истребитель погиб.

Феликс снова оглянулся. Кошмар ковылял довольно проворно, вгоняя единственную оставшуюся пушку в металл крыши, будто трость, и оставляя на обшивке цепочку кольцеобразных вмятин. Лихтманн шел следом, освещенный пламенем своего меча.

Феликс дотянулся до защелки, выхватил канистру с топливом и лампу из ящика для гранат, ринулся к лестнице и принялся взбираться по ней, держась одной рукой, так быстро, как только мог – что, с учетом его нынешнего состояния, было не слишком высокой скоростью. Да и канистра стукалась о прутья защитной клети при каждом шаге, замедляя продвижение.

– Уверен, что хочешь принести эту жертву, герр Ягер? – крикнул Лихтманн. – Ты не Истребитель.

Феликс, выругавшись, попытался ускориться, но избитое тело не подчинялось. Злодеи, пожалуй, доберутся до лестницы раньше, чем он – до верха. Еще дюжина перекладин. Феликс почти зарыдал.

– И все-таки я готов умереть, делая важное дело!

Десять перекладин. Девять.

– Очень благородно, герр Ягер. Жертвоприношение, достойное Зигмара.

Восемь. Семь.

– Великий подвиг, который будут воспевать вечно.

Шесть. Пять.

Лихтманн и кошмар достигли подножия лестницы. Колдун усмехнулся.

– Если только у тебя получится.

Железная рука демона врезалась в лестницу с ужасающим грохотом, смяв решетку и сплющив ее у основания. Феликс не удержался, соскользнул на несколько перекладин – и уронил канистру и лампу. Такие нужные предметы провалились между прутьями клетки и ускакали прочь по склону.

Феликс лихорадочно продолжил подъем. Снова шесть. Снова пять. О боги!

Ужас нанес еще один удар и на сей раз сорвал болты, крепящие лестницу к брюху баллона. С визгом истерзанного металла клетка и лестница начали заваливаться в сторону носа гондолы – вместе с застрявшим внутри Феликсом. Воздух вышибло из легких, боль затуманила разум, когда решетчатая тюрьма врезалась в крышу, покатилась и ударилась об ограждение. На миг показалось, что там клетка и остановится, но инерция толкнула ее вперед и вверх. Бард бешено карабкался по лестнице к открытому концу цилиндра, чувствуя, как перекореженный низ перевалился за перильца и скребет до борту гондолы.

Последним отчаянным рывком Феликс высвободил из клетки голову и плечи и, уже соскальзывая, выбросил вперед руку. Перила у края гондолы ударились о его ладонь. Он поймал их, стиснул – и упустил, увлекаемый клеткой вниз, вниз, вдоль борта воздушного судна. Феликс закричал и растопырил пальцы, цепляясь за гладкую поверхность. Но держаться было не за что.

Какое-то острое ребро вдруг врезалось под его подбородок. Он вцепился в это ребро, оказавшееся усыпанной заклепками медной рамой иллюминатора, вцепился с нечеловеческой, порожденной паникой силой, а лестница и клетка, проскользнув дальше, ухнули в пушистые розовые закатные облака.

Ноги Феликса качались и бились о борт гондолы. Ветер безжалостно хлестал тело. Ладони от страха потели, делаясь мокрыми и скользкими. Нет, так долго не продержаться. Он не осмеливался смотреть вниз, понимая, что ужас может парализовать его, так что посмотрел вверх.

Вверху оказалось не лучше.

Над ним маячили Лихтманн и демон. Колдун восхищенно покачал головой.

– Какое упорство, герр Ягер. Пожалуй, если просто оставить тебя там умирать, ты найдешь способ взобраться и нападешь на меня снова. Боюсь, я не могу положиться на волю случая. – Он повернулся к кошмару. – Братья, герр Ягер и его неотесанный спутник выбросили на ветер троих наших дорогих коллег. Думаю, будет правильно, если вы сделаете с ним то же самое.

Плавящиеся рты кошмара взвыли. К хору присоединились ненавистные шепотки в голове Феликса. Мортира и пушка – все, что осталось от вооружения демона, – сияли, окруженные ореолом зеленой энергии. Мортира нырнула в спекшееся месиво груди, и навстречу ей выплыло черное ядро.

Феликс сглотнул, выпучив глаза. Ради Зигмара, его сейчас застрелят в упор! Он оглянулся. Бежать некуда. Обшивка гондолы совершенно гладкая, а следующий иллюминатор на расстоянии, большем длины его тела.

Мортира, пробив пульсирующую алую плоть, вновь выросла над плечами ужаса и повернулась к Феликсу мертвым черным глазом. В дуле вспыхнул зеленый огонь.

Лихтманн улыбнулся.

– Прощай, герр...

Что-то мелькнуло за спиной демона, и стремительная блестящая сталь перерубила волокнистую красную шею. Мортира, кувыркнувшись, упала с плеч кошмара.

И выстрелила.

Оглушительный гром и мощный толчок едва не стряхнули скрюченные пальцы Феликса с рамы. Он съежился. Ранен? Нет. Бард посмотрел вверх и вздрогнул. Мортира грохнулась на палубу прямо над его головой, подпрыгнула – и унеслась к земле.

Дым взрыва рассеялся, открыв сцену на крыше. Лихтманн застыл, недоверчиво разглядывая место, где только что была его черная рука, напрочь снесенная пушечным ядром. Из обрубка хлестала кровь. Слабо заскулив, колдун пошатнулся и рухнул на палубу.

Обезглавленный ужас возле него разворачивался и единственной оставшейся пушкой искал что-то позади себя. Его многочисленные рты яростно вопили.

Снова мелькнула сталь, и последнее орудие отделилось от руки демона, вспыхнуло зеленым – и улетело за край гондолы, сразу исчезнув из виду.

Тварь завизжала. Взметнулись щупальца, схватив и высоко вскинув что-то. Нет, не что-то. Готрека, вымазанного кровью, занесшего топор и с ревом выплескивающего свой гнев. Мощным ударом он погрузил топор в грудь демона.

Тот взорвался.

Алая жижа залила все вокруг – и тут же испарилась, обернувшись зловонными розовыми облачками, мигом растерзанными ветром. Из рассеивающегося тумана выпали изуродованные тела двух матросов, проглоченных демоном. Рядом мешком бухнулся Готрек. Топор выскользнул из его пальцев и проехал немного по покатой палубе. Феликс вытянул шею. Жив ли Истребитель? Не отняла ли победа над демоном его последние силы?

Нет.

Готрек шевелился. Край гондолы заслонял обзор, но гном определенно ворочался, пытаясь встать.

– Готрек? – слабо позвал Феликс. – Готрек. Я внизу.

Истребитель, кажется, не слышал его. Гном медленно встал, поморщился, прижал левую руку к ребрам. Правая безвольно висела. Гном, пошатываясь, нетвердо стоял на перекошенной палубе.

– Готрек!

Готрек шагнул, покинув поле зрения Феликса, потом вернулся, волоча топор, и остановился над Лихтманном, лежащим у низких поручней на краю крыши. Левой рукой Готрек занес топор.

Феликс не видел лица колдуна, но видел, как умоляюще поднялась его уцелевшая человеческая рука.

– Пощади, – прошептал Лихтманн. – Пощади, прошу. Я не хочу умирать.

– Проси пощады у своего хозяина, колдун. – Готрек сплюнул кровь.

Топор упал. Феликс услышал, как лезвие, всхлипнув, вошло в мясо. Брызнула кровь. Лихтманн дернулся и застыл. Истребитель смотрел на врага сверху вниз, его пустое лицо заливала кровь. Она текла из страшной раны на лбу и капала из носа, пятная рыжую броду.

– Готрек, – позвал Феликс. – Готрек, веревку.

Истребитель покачнулся, шагнул – и, закатив глаз, рухнул навзничь.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Феликс застонал и ткнулся лбом в стекло иллюминатора. Сведенные пальцы вопили от боли. Медленно, но неумолимо они соскальзывали по изгибу рамы. Самая издевательская из всех жестоких шуток! Готрек убил колдуна. Дирижабль, пускай поврежденный, все еще в воздухе, он не взорвался, разлетевшись на куски, и Феликс чудом выжил. И вот теперь, когда все закончилось, когда победа одержана, он умрет, потому что ему некому помочь.

Вполне возможно, и Готрек уже мертв. Вероятно, он встретил наконец свою погибель – героическую, как он и желал. Истребитель умер, спасая Мидденхейм от невообразимо коварнейшего, губительного саботажа. И – чудо из чудес – Феликс уцелел и мог бы описать его гибель... только вот жить ему предстоит не больше минуты. Он истерически захихикал, осознавая нелепость происходящего, и чуть не сорвался. Возможно, он мог бы создать эпическую поэму о Готреке в падении, родив последнюю строфу за миг до того, как врезаться в землю. Как ни странно, в сознании тут же забурлили нахлынувшие рифмы. Он точно знал, что писать! Он четко видел эти слова на бумаге! По щеке поползла слеза. Как это все печально. Его величайший труд потерян, не успев стать написанным. Никто так и не узнает, каким гением...

Наверху зазвенели голоса.

– Скорее! Скорее! Там! Там!

– Проклятье, я и так спешу! Ну, помогай!

– Смотри! Истребитель!

– И колдун!

– Молот Зигмара! Он сделал это! Убил грязного предателя!

– А заодно, кажется, и себя. Слезы Леди, смотрите, в каком он состоянии.

– А где его оруженосец? Ягер?

– Профессор! Поднимайтесь! Они здесь! Смотрите!

– Помогите, – прошептал Феликс. А потом крикнул, насколько хватило дыхания: – Помогите!

Пальцы соскользнули еще на дюйм. Руки дрожали от усталости и напряжения.

– Гримнир и Грунгни! – раздался знакомый голос. – Они порвали тросы. Вот в чем дело-т. Ну-к, гляньте Истребителя, и...

– Помогите! – выкрикнул Феликс снова. – Малакай! Макайссон!

– Тс-с! Слыхали чо? Вродь как мое имя?

Голоса умолкли.

– Помогите! – взвыл Феликс.

– За бортом, – сказал кто-то.

Над краем гондолы показалось круглое, усатое-бородатое лицо Малакая. На лбу его красовалась шишка, большая и фиолетовая, как слива, еще одна выпирала над ухом. Глаза гнома расширились.

– Эй, герр Ягер, ты чо там деешь-т?

Он исчез прежде, чем Феликс успел ответить, и тут же вернулся – со странным кожаным мешком, похожим на рюкзак, но с очень длинными лямками-петлями: если бы кто этот рюкзак надел, мешок наверняка болтался бы где-то в районе икр. Макайссон ухватил одну петлю, а другую перекинул Феликсу. Ремень шлепнул о бок гондолы над самой его головой.

– Лови-к, юный Феликс, – велел Малакай. – И держись крепко.

Феликс до смерти боялся отпустить раму, но ничего не поделаешь. Понимая свое отчаянное положение, он вскинул руку – и вдел ее в петлю. Нормально ухватиться он все равно бы не смог. Скрюченные пальцы слишком сильно затекли. Феликс осторожно проталкивал руку вперед, пока петля не легла на сгиб локтя. Так будет достаточно надежно.

– Тяни, – прохрипел он.

Малакай потащил. Двое матросов придерживали его за плечи. Феликс медленно заскользил вверх по изгибу гондолы, постанывая от боли и облегчения разом. Пальцы жгло, будто огнем. Наконец потянувшиеся к нему сильные руки перевалили его через ограждение, и он, преисполненный благодарности, рухнул на крышу, задыхаясь, словно загнанный зверь.

Феликс сразу же поднял голову и оглянулся на Готрека. Истребитель стоял – едва стоял, поддерживаемый несколькими членами команды Макайссона. Что они с ним делают?

– Разлеживаться некогда, юный Феликс, – сказал Малакай. – Мы покидаем корабль. Немедля!

Феликс недоуменно посмотрел на него.

– Покидаем корабль?

Он не понимал. Почему на всех молодых людях, глядящих на него сверху вниз, надеты эти странные, свисающие до пола мешки?

Малакай грубо поставил Феликса на ноги и сунул ему в руки тот самый рюкзак, при помощи которого только что его вытащил.

– Угу. Надень-к. Когда гондола накренилась, горящие ящики сползли к бочонкам с порохом. Уж не вытащить.

Феликс, разинув рот, механически сунул руки в лямки. Порох взорвется, разнесет корабль в клочья, а огонь воспламенит газовые камеры.

– Значит, мы все мертвы.

– Не-не. Вовсе не, – фыркнул Макайссон. – Мое новейшее изобретение доставит нас в целости-сохранности на землю. Но надо идти – ща же.

Новейшее изобретение? Феликс окинул взглядом крышу, ожидая увидеть причудливую конструкцию – возможно, гирокоптер на десять человек? Ничего такого не было. О чем же говорит Макайссон?

Инженер повернулся к Готреку, устало привалившемуся к перилам и пытающемуся вдеть непослушную правую руку в лямку одного из мешков.

– Готов, Гурниссон?

Один из матросов Макайссона тронул Истребителя за руку, пытаясь помочь.

Готрек поморщился и отпихнул его.

– Оставь, – прорычал он и, стиснув зубы, сунул руку в петлю. – Готов.

У локтя его мелькнуло что-то белое. Это был зазубренный конец кости, проткнувший кожу Истребителя.

Феликс побледнел. Он никогда еще не видел Готрека в таком скверном состоянии. Но опять-таки Готрек никогда прежде не дрался с демоном, руками которому служили железные пушки. Способен ли Истребитель оправиться от столь серьезных ран?

Малакай шагнул к Готреку и потряс медное кольцо, свисающее с левой лямки мешка.

– Када прыгнешь, считай до пяти, потом дергай кольцо. Ага?

Готрек кивнул, с трудом наклонился и подобрал свой топор.

– Угу.

Малакай перевел взгляд на Феликса.

– Понял, юный Феликс? Считай до пяти и дергай.

– Считай до пяти и дергай, – повторил Феликс, ничего не понимая. Мешок? Изобретение – мешок? – Но что это? Что он делает? Что в нем?

Малакай поставил ногу на ограждение.

– Это заплечный ловец воздуха. Я назвал его «Безотказный». – Он в последний раз окинул взглядом потрепанную гондолу «Духа Грунгни» и возвышающийся над ней баллон. – Вот так, знач. – Инженер вздохнул и пожал плечами. – Всегда хотел построить поболе. – Он сдвинул со лба на глаза летные очки и взмахнул рукой. – Пшли, парни. Пшли!

С этими словами Макайссон спрыгнул с гондолы – и исчез из виду. Остатки его команды обалдело переглянулись, но, пожав плечами, попрыгали следом за капитаном, крича во всю глотку: «По-о-о-ошли!»

Феликс сглотнул, глядя, как они камнями летят к земле. Он повернулся к Готреку. Истребитель уже занес негнущуюся ногу над перилами.

– Идем, человечек. Путь до Мидденхейма долог.

Феликс тоже поставил ногу на ограждение, но замешкался. Приглушенный взрыв качнул гондолу. Сразу за первым последовал второй.

Готрек, издав гномий боевой клич, прыгнул. Феликс – следом, с молитвой Зигмару на устах, прося, чтобы «Безотказный», болтающийся у него за спиной, оказался более удачным изобретением Макайссона, чем «Непотопляемый» и «Неразрушимый».

Он понесся к земле. Стремительно ринулся. Ландшафт летел навстречу, будто во сне, – поля, реки, деревья с каждой секундой становились все крупнее, все четче. Зрелище зачаровывало. Зигмар! Он забыл, что нужно считать! Пять уже было? А если больше? Он опоздал?

С громким хлопком возле него расцвело что-то огромное, белое и тут же исчезло, потому что он пролетел мимо. Да это же был Готрек! Истребитель не забыл о счете. Трясущимися пальцами Феликс нашарил кольцо и дернул.

Снова раздался хлопок, и что-то грубо схватило его под руки и рвануло, останавливая прямо в воздухе. Раны мучительно взвыли, едва не лишив Феликса сознания. Но давление быстро уменьшилось, и он посмотрел вверх. Над головой парила гигантская белая шляпка гриба размером с палатку. Феликс моргнул. Он висел под куполом, к которому тянулись десятки тонких шелковых тросов. Ловец воздуха, значит. Потрясающе. Феликс посмотрел вниз. Там лениво парили другие «грибы», залитые золотистым послеполуденным светом. Парили, спускаясь к деревьям. Совершенно беззвучно. От красоты перехватывало дыхание. Как же это странно – чувствовать абсолютное спокойствие в вышине, когда под ногами нет ничего, кроме воздуха.

Взрыв оглушительнее грохота тысячи громов ударил по барабанным перепонкам, толкнул Феликса вниз и вбок. Жар, точно молот, обрушился на левую половину тела. Феликс вскинул голову. За затененным белым куполом ловца воздуха ширилась, заслоняя солнце, черная дымная туча. Что-то трещало: будто карета катилась по сухим листьям.

Когда горячий ветер отнес «Безотказного» в сторону, Феликс увидел висящую носом вниз гондолу «Духа Грунгни» с огромной дырой в днище. Баллон, удерживаемый несколькими уцелевшими вантами, задрался к солнцу, нижняя половина его горела.

«Почему он не взорвался?» – подумал Феликс.

И он взорвался.

Гигантский огненный шар вырос над бардом, заполнив небо, волна звука и жара обрушилась, вертя и крутя, бросая и толкая, словно корабль, попавший в шторм. Сверху сыпались обломки, задевая купол ловца воздуха, потом что-то сильно ударило Феликса над виском, и в глазах у него помутилось. Последним, что он увидел, были гондола «Духа Грунгни», несущаяся к земле, и «Безотказный» Готрека, покрытый тлеющим черным мусором, проплывший мимо.

И все.

В своей личной норе глубоко под городом, который обитатели поверхности называли Бильбали, древний серый провидец углубился в письмо, только что доставленное из Скавенгниля, начертанное изящной лапой на отличном пергаменте из человеческой кожи и запечатанное знаком Совета Тринадцати. Ворча под нос, он скомкал свиток и бросил его в огонь.

Неважно, сколь прекрасен сосуд, если в нем яд.

Как они могли вновь отвергнуть его? Как могли отказать в его законном месте среди аристократии величайших скавенских городов? Как могли просить продолжать отбывать эту ссылку, продолжать торчать в изгнании в этом оскорбительном проконсульстве, в этой забытой всеми глуши, в дикой дали от центра скавенского сообщества? Разве после его неудач – или, точнее, после неудач, которые гнусные предатели лживо приписали ему, – не прошло двадцати лет? Неужели совет не может о них забыть? Понять и простить? Большинство скавенов столько и не живут. Разве сам он не прожил втрое дольше? Разве поэтому он не стал втрое – да что там втрое, в триста раз! – мудрее? Разве не обладает он самым острым разумом трех поколений?

О, он знал, что предъявить мало что может. Все его величайшие планы зашли в тупик, все бесспорные победы привели к сокрушительному поражению. Но как они могут винить в этом его? Его ли вина, что его вечное проклятье – неумелые подчиненные? Его ли вина, что коллеги – завистливые предатели, ворующие лучшие идеи и саботирующие те, которые украсть не могут? Его ли вина, что он оказался объектом преследования двух самых безжалостных, беспощадных, неумолимых врагов, когда-либо попадавшихся на пути рода скавенов?

Одна мысль о гнусных существах толкнула его к бумагам, и он долго рылся в них, пока не нашел закупоренную бутылку с истолченным варп-камнем. Открыв ее дрожащими лапами, он втянул носом щедрую понюшку и, только почувствовав, как разливается по венам щекотное умиротворяющее тепло, со вздохом опустился обратно в кресло. Ничто так не успокаивало его нервы, как варп-порошок. Без него последние годы стали бы невыносимой пыткой.

По крайней мере, эти два монстра исчезли, радостно подумал он. Почти двадцать лет о них ни слуху ни духу. Единственное утешение в долгом изгнании – то, что они перестали преследовать его. Конечно, было бы куда приятнее заполучить их в свое пользование, прогнать по лабиринту, проверять на них новые яды, превратить каждое мгновение их жизни в ад...

В дверь поскреблись.

– Кто там? – рявкнул он, сердясь на то, что его отвлекают от такой сладкой грезы.

– Всего лишь я, о самый древний из серых провидцев, – откликнулся раболепный голос. – Твой скромный слуга, Иссфет Куцехвост.

– Иди-иди, – разрешил серый провидец. – Быстро-быстро.

Дверь открылась, и, уважительно кланяясь, вошел тощий скавен с вечно глупой мордой. Остановившись на почтительном расстоянии от серого провидца, он, покачиваясь, принялся топтаться на месте. Жалкое существо. Хвост он потерял давно, при налете на человеческую ферму – причем хвост ему отчекрыжила женщина! – и с тех пор совсем утратил равновесие. Но слуга был смышлен, умел слушать и, что самое важное, беспрекословно повиновался приказам хозяина.

– Говори-говори, простофиля, – повелительно пропищал серый провидец. – Твой хозяин занят. Очень-слишком.

– Да, о губительнейший. – Иссфет еще раз поклонился и чуть не упал. – У меня новости из Нульна.

– Нульн? – Провидец вскинулся. – Не желаю новостей из этого мерзкого места. Не говорил ли я тебе, что...

– Вы всегда говорили мне ловить определенные слухи, хозяин, вне зависимости от того, откуда они идут.

– Слухи? Какие слухи? Говори! Быстро-быстро!

– Да, о чрезмернейший. Я обнаружил доклад от нашего тамошнего аванпоста. В туннелях видели двух воинов в сопровождении кучки кровопийц. Один – гном, одноглазый, с шерстью цвета пламени. Второй...

Серый провидец откинулся в кресле – и сам чуть не упал. Поспешно схватив бутылку, он опрокинул ее на язык.

– Мстители! – простонал он, глотая порошок. – О горькая судьба! Мстители вернулись! Да хранит меня Рогатая Крыса!

– Хозяин! – Озабоченное выражение исказило длинную кривозубую морду Иссфета. – Подожди, хозяин. Слушай дальше. Новости, возможно, не так плохи, как кажутся. Другие слухи говорят, что эти самые воины погибли при взрыве гномьего дирижабля.

– Погибли? – Провидец встал, сверкая глазами, в которых горел жуткий зеленый огонь. – Погибли? Оба? Никогда! Я не столь удачлив. – Лапы его судорожно сжались в кулаки. – Нет. Они не мертвы. Но скоро будут. На сей раз я удостоверюсь, что они уничтожены!

– Да, о самый немощный из скавенов. Как может такой иссохший, такой бессильный серый провидец не уничтожить таких низких созданий?

– Действительно, как? – Провидец с содроганием вспомнил о своих прошлых встречах с этой опасной парочкой. – Как, действительно. – Он повернулся к огню. – Иди-иди. Не тревожь меня. Я мыслю-думаю.

– Да, хозяин.

– Да, Иссфет. – Увечный скавен уже пятился к двери, когда серый провидец окликнул его.

– Да, хозяин?

– Не говори никому. В прошлом бывало, что мои соперники использовали этих двоих против меня. Это не должно повториться.

– Конечно, нет, о самый жалкий из хозяев. – Иссфет клюнул носом. – Никто ничего не услышит. Пасть моя на замке.

– Славно-славно. – Серый провидец снова уставился на огонь, а слуга закрыл за собой дверь.

Старик погрел холодные лапы над пламенем, потом замер и обернулся, подозрительно щурясь. Не намек ли на хитрость скользнул по морде Иссфета, когда тот кланялся? Не тень ли коварной улыбки тронула его кривые губы?

Возможно, бесхвостый шпион слишком умен. Танкуолю придется за ним присмотреть.