5071
правка
Изменения
м
Нет описания правки
Меня зовут Ктесий. Я — колдун. Я — торговец враньем и клятвопреступник. Я — генетический сын Магнуса Красного. Я — брат глупцов и разрушитель царств, и я стар… Не просто по годам, ибо с того времени, как я был человеком, прошли тысячи тысяч лет. Нет… Быть старым означает ясно видеть Вселенную без той комфортной лжи, коей мы прикрываем реальность. Юнцы видят надежду и возможность, но старики видят только глупость и неизбежную разруху. Юнцы видят шанс на искупление, на возрождение, но старики знают, что грехи прошлого всегда с нами, они сидят на наших плечах подобно теням, на которые невозможно взглянуть. Быть старым означает знать, что прошлое искупить нельзя, и что будущее обречено. Я знаю, ибо этот урок мне преподавали вновь и вновь. Но я продолжаю пытаться, все эти тысячелетия украденных жизней. Я продолжаю, и я следую за глупцами, и тем делаю себя величайшим глупцом.
Именно как круглый дурак я и повёл себя, когда решил остаться с Ариманом после окончившегося катастрофой возвращения на Планету Колдунов. Мы нарушили изгнание Магнуса, чтобы попробовать наложить Рубрику во второй раз. Нашей целью, как и при первой попытке, было сделать Тысячу Сынов такими как прежде — свободными от мутаций и полностью, истинно живыми. Ариман был уверен, что его план сработает, поэтому мы, как и в первый раз, разделили с ним неудачу.
Мы сбежали с Планеты Колдунов, вновь превратившись в изгоев. Не знаю, почему гнев Магнуса не последовал за нами. Возможно, существо, прежде бывшее нашим учителем и генетическим прародителем, сочло, что поражение послужит нам достаточным наказанием. Возможно, некая высшая, демоническая воля удержала его руку. Это та правда, которую, как и множество других, я знать не желаю.
Энергия и мощь, собранные и обузданные Ариманом ради попытки наколдовать вторую Рубрику, были огромны. Мы привлекли на свою сторону разбрёдшихся по миру изгнанников из Тысячи Сынов, подчинили легионы демонов, и повели за собой целое полчище тех, кто хотел лишь омыться в свете восходящей звезды Ариманового могущества. После поражения они сбежали. Все, кроме нескольких. Члены Круга и многие их вассалы остались, вместе с горсткой космолётов. Остальные — живые и нерождённые — исчезли бесследно. Наш измождённый, потрёпанный отряд пытался перегнать бурю, которая, как мы боялись, уже дышала нам в спины. Я говорю «мы», ибо, как истинный глупец, коим меня сделало время, я остался.
Наконец, мы остановились на отдых близ Рыдающих Старух. Законы реальности в Оке не просто нарушаются, здесь они выставляются на осмеяние. Рыдающими Старухами назывались светила, каждое из которых горело в центре собственной звёздной системы. В далёком прошлом тамошние миры входили в великое падшее царство чужаков-альдари, но Имматериум имматериум и причуды утраченных грёз загасили свет звёзд и стянули их в постоянно движущуюся спираль. С тех пор они пляшут вместе, в вечном соприкосновении и противостоянии своих гравитаций. Они источают призрачное сияние, гигантские потоки гнойного света, сочащегося из нарыва.
По их бледным поверхностям движутся тени, мёртвые лица из загустевшей плазмы и меркнущего свечения. На всё ещё обращающихся вокруг них планетах обитают племена трёхглазых друидов, что взирают на зачумленные светила до тех пор, пока не ослепнут, по одному оку за раз. Пока их глаза отрастают заново, они исписывают пересказами увиденного руины городов альдари, стоящих на бескрайних равнинах: бесконечные слова откровения на бессчётных языках. Они — полнейший бред, не стоящий потраченного на него времени. Это было отвратное место медленной энтропии и бесцельного отчаяния, но для нас, израненных, истекающих кровью и бегущих, оно стало убежищем.
Он даже не пытался контролировать истечение своих мыслей. Я почувствовал, как некоторые мои пленники задёргались в оковах — они почуяли душу Ликомеда. Свисавшая с крюка на потолке верёвка из фаланг пальцев и человеческих волос затряслась. В жаровне, где лежал щербатый бронзовый кинжал, угли из красных стали оранжевыми.
Поверхность обсидианового зерцала, лежавшего на медном постаменте, покрылась изморозью. Я мысленно промолвил несколько слов, и почувствовал, как они успокоили и исхлестали демонов в каждом предмете, заставив их затихнуть.
— Осторожнее, — предупредил я, и шепнул ещё парочку безмолвных слов покрытому рунами черепу, после чего опустил его назад в холодный железный ящик. — Я знаю, что Гаумата не ценит познаний в искусстве призыва, сковывания, воплощения и изгнания среди своих последователей, но надеюсь, что простое самосохранение заставит тебя держать свои чувства и мысли в узде.
— Я не следую за вознесённым Гауматой, — натянуто ответил чародей, и наконец я позволил себе вкусить и услышать эмоции, сдабривавшие эфир вокруг Ликомеда.
Ликомед стоял возле меня. Теперь его мысли пребывали под контролём, сдерживаемые опаской и неуверенностью относительно причин, почему он здесь, вместе со мной и нашим общим властелином, Азеком Ариманом, встречает гостей.
Дверь десантного корабля распахнулась настежь и исторгла на свет настоящий зверинец из металла и плоти. Там были громадные существа, опутанные мотками цепей; фигуры в доспехах цвета потускневшей бронзы; и создания , что ковыляли, балансируя на силовых клинках выше их самих, порождения, чью природу и происхождение я даже не мог себе вообразить.
Они называли себя Дискордией, или, иногда, Верными Последователями Ложной Гармонии Всего Сущего, но для остальных они были Ворами Падали. В безжалостной войне за ресурсы внутри Ока Ужаса они считались мусорщиками-торговцами потерянными кораблями, и в своём ремесле не знали себе равных.
Понимаете ли, в Оке, где сны становятся явью, любой материал имеет ценность. Я могу сидеть в сердце циклона эфирной энергии в центре не дающей света звезды и запускать свои мысли и чаяния плавать в ночи подобно ярким рыбёшкам в прозрачной воде. Достаточно волевой душе по силам сплетать целые города, кружащиеся вокруг планет, миры, что есть лоскутами золота и солнечного сияния, колесницы, способные преодолевать заливы между необъятными лженебесами.
Вот в чём нуждался Ариман. Нам требовались ресурсы. Нам требовалось оружие и руда, а также метал и пули, и ещё нам требовались корабли. Мы оставили Планету Колдунов израненными и ослабленными, и рано или поздно за нами обязательно придут мстители либо охотники за головами. Поэтому мы явились к Рыдающим Старухам: не только потому, что надеялись скрыться от погони в их отравленных течениях, но и потому, что это было одно из мест, где Воры Падали собирались и вылавливали из пучин ночи жертв вечных войн Ока.
От своры существ отделилась фигура и двинулась к нам. Ногами ей служили отростки из обесцвеченной бронзы. За спиной извивалась грива механических щупалец. С тела на цепях свисало разломанное оружие и устройства. По металлическому облачению постукивали кости всевозможных форм и размеров. Кажется, я различил контуры легионной боевой брони, но она находилась так глубоко под слоями накопленного мусора, что я даже не смог определить, к какому типу она относилась. Я сдерживал свою волю, но мне хватило и легчайшего прикосновения к разуму существа, чтобы ощутить зарубцевавшиеся шрамы и намеренно изувеченные мысли, что походили на железные шипы. Из трещин просачивалась всего одна эмоция: голод — чистый, холодный голод, подобный разверзнувшейся между Галактиками галактиками бездне. Большая часть его тела скрывалась под широким, с капюшоном, плащом из опалённых стальных чешуек, а на нас оно взирало кластерами глазных линз.
— Ариман… — промолвило создание, и, признаюсь, я удивился. Голос оказался глубоким, мелодичным, почти что человеческим. — Сын Царя-из-Алого, Изгнанный и Вернувшийся, ты явился в наши угодья и ты желанный гость. Для тех, кто мне подчиняется, я — Первый Собиратель и Щедрый Властитель. Я повторяю, для нас ты желанный гость.
Ариман склонил голову.
— Ты оказываешь нам честь, и я вижу, и знаю, что те, кто тебе подчиняются, справедливо именуют тебя щедрым. — Первый Собиратель выпрямился, и его руки сложились обратно. — Как всякий друг, я принёс с собой подарки, и ты бери их без оглядки.
Вдоль корпуса «Слова Гермеса» отворились ворота трюмов.
Первый Собиратель поднялся в полный рост, следя за тем, как по космосу разлетаются трофеи войны. Его глаза завращались и озарились внутренним огнём.
Из-под плаща показалась единственная, заканчивающаяся длинными ногтями, рука, и начертала в воздухе знак, от которого выведенные на моей коже обереги засвербели.
— Дары отменные, — изрекло существо, сжавшись в прежнюю форму. — Недавно умершие. Ещё отмеченные кровью обеих сторон… Достойное подношение. — Оно обернулось, и в его глазах блеснул свет.
+ Теперь ты хочешь, чтобы я для него сплясал? + послал я, даже не удосужившись скрыть усталость в своей мысли.
+ Я хочу, чтобы ты помог нам оправиться от постигшей участи, брат, + ответил он. Его послание было таким мягким и сдержанным — никакой твёрдости, никакого приказа, только спокойная рассудительность. Вот оно. Главный козырь, величайшая сила Аримана это вовсе не его могущество, и не безжалостность в погоне за ложной надеждой. Нет, это то, что он всегда рассудительный. Даже не могу представить, за что ещё могу ненавидеть его сильнее.
Я повернулся к Первому Собирателю. Некоторые могут называть меня демонологом. Мои силы заключаются в призыве и связывании.
— Спокойно… — произнёс Щедрый Даритель, подняв руку, но не отводя взгляда от вращающейся монеты. Воры Падали застыли.
Монета поднялась в воздух. Она задымилась. Внутри моего разума, цепи мысли подтянули к языку первые слоги имени. Внезапно из монеты вырвался чёрный дым и свернулся в огонь. В облаке стал появляться силуэт с рогами, глазами и клыками. Произнося следующие части имени демона, я ощутил во рту пепел и грязь. Огонь внутри облака ярко полыхнул. Палуба, куда упала монета, начала плавиться. В дыму широко разверзся рот. Зубы раскалённого добела пламени обрамили крик, слышать который мог только я один. Я выговорил последний слог. Огонь и дым взорвались наружу, а затем рванули обратно.
Настал миг идеальной неподвижности, звенящий ультразвуковыми воплями.
— Впечатляет, но это существо исчезнет. Оно — осколок войны, но всё равно лишь грёза.
В моём разуме, оккультные формулы и заранее подготовленные шифры раскрутились и потащили сущность демона обратно в заточение. Создание с рёвом устремилось назад, его псевдосубстанция рассеялась, пытаясь задержаться в реальности. Потом оно сжалось, превратилось в чёрную огненно-красную линию и сгинуло. Монета завращалась в воздухе, а затем упала на палубу. Я подобрал её, ощутив клокочущую внутри злобу, и опустил в протянутую ладонь Аримана. Он взял монету между большим и указательным пальцами.
— Вот сила в моей руке, — промолвил чародей, — но я предлагаю тебе ''не эту'' монету. То, что нам нужно, требует большего подношения. Не мелкого нерождённого, скованного в безделушке, но чего-то величественного, связанного с величайшим оружием.
+ Что дальше? + спросил он. Я чувствовал недовольство колдуна порученной ему работой. Три дня, три часа и три минуты мы ходили по пустым внутренностям «Чистоты пламени», помечая палубы и стены кровью, водой и солью. Мы рассыпали пепел трёх сотен и ещё семи смертных. Я произносил слова силы вслух и в голове. Естественно, он ничего не понял, хотя думал иначе: ещё одно общее для всех генетических сыновей Магнуса качество — неспособность поверить в собственное неведение.
Наконец, мы подготовили локус ритуала. На вершине высокого минарета на хребте «Чистоты пламени» я начертил в воздухе незримый геометрический узор, который сгладил эфир. Мы разбрызгали кровь смертных, умерших в результате обмана, зажгли чаши с маслом, вытопленным из жира казнённых монархов, и усыпали землю зубами зверья. Каждая деталь прибавлялась к образу и резонировала в Имматериумеимматериуме, каждый акт и особенность расходились рябью намерения и смысла, соединяясь и воздействуя на всё остальное. Теперь оставалось только бросить последний камень в воду.
Ликомед, стоявший в другом конце купольного зала, взглянул на меня. Синий доспех, шлем с высоким гребнёмгребнем, разум, наполненный знаниями веков, и глаза, неспособные узреть, где он стоял и почему. Как раз за разом доказывала судьба, мы слепы к собственным неудачам и потому обречены на их повторение.
+ Пора начинать, + послал я ему, и ударил посохом по каменному полу.
Мой разум изрёк кульминационный слог ритуала, который я готовил ещё до того, как Ликомед вошел в мои покои. Остальные, даже мои генетические собратья, могли призывать нерождённых с помощью ритуала, знаков, глифов и формул, и полагать, будто всё начинается и заканчивается с открытия гримуара и первого начертанного на полу символа. Правда в том, что всё — каждое действие, каждое слово, каждая деталь — с момента начала подготовки и есть ритуал. Всё по-своему значимо.
Имматериум полыхнул. Узоры из предметов, слов, мыслей и поступков сложились и зажглись, притягивая к себе энергию, подпитывая друг друга, пока сотворённые мною в варпе образы не превратились в громадное скульптурное Инферно. «Чистота пламени» закричала. Её кости обросли чёрным льдом. Металл раскалился докрасна. В пустых помещениях взвыли мертвецы. В незримом царстве воссиял огонь. Для очей нерождённых он стал сигналом, приглашением, обещанием.
+ В любом призыве должно быть подношение, Ликомед, + ответил я. + Невольное, по возможности не ведающее, несовершенное, однако могущественное. В прошлом, маги и друиды сжигали принцев, чтобы завлечь в свои ритуальные круги джинов или ангелов. Ты, конечно, не принц, но ты — сын Алого Короля, поэтому сойдёшь. +
+ Ты предатель! + прокричал он со всей своей ненавистью, и горевшее в Имматериуме имматериуме пламя ритуала ощутило правдивость его слов и взметнулось ещё выше.
+ В конце все мы становимся предателями, + послал я ему, и промолвил имя, что готовил в ожидании этого момента.
Имена имеют силу. Некоторые древние верили, что всё имеет свое имя, от каждой травинки до порхающих в небе птиц.
Кто бы мог подумать, но так и есть. У всего ''есть'' имя, и эти имена переливаются на границе между реальностью и Имматериумом имматериумом подобно ряби в неподвижной воде. Узнай имя, произнеси имя, и тем ты покажешь власть — ты вытаскиваешь его истину из нереальности в реальность. Для демонов варпа их имена — это всё, нить, что связывает их с идеями и чаяниями сотворившей их реальности. Если ты назовешь это имя, они обязаны ответить.
Ликомед увидел приближение демона, увидел своим внутренним оком, увидел, как Имматериум имматериум скручивается и извивается, увидел, как из бесконечности к нему устремляется тьма и парадокс. Разум и воля колдуна отвердели, покрыв его бронёй из защитных заклятий. Его действия не остановят грядущее, но, признаюсь, они меня впечатлили — столкнувшись с предательством и забвением, Ликомед отказался просто сдаться.
Демон становился всё ближе, сплетая себе форму из страхов и надежд живших в разное время смертных. Раскрылись крылья огня, обрамлённые мраком и множащиеся в спираль. Из звёздного света мёртвых Галактик галактик отросли когти. Веки из ночи поднялись над глазами с пламенеющими радужками. Ударная волна от его появления прокатилась сквозь «Чистоту пламени». Расстояния и геометрия сколлапсировали, затем обратились вспять. Разумом я увидел башни блистательных городов и услышал ветра, задувающие по их тонущим в пыли улицам. Услышал слова пророков, и визирей, и исповедников, хор лживых заверений в дружбе и верности. Ощутил сухое дуновение пепла, пролетающего сквозь кости мёртвых царей, но внутри разума не спускал глаз с вращающейся монеты нерастраченной воли и намерения, что я подготовил.
Тень огромных крыльев накрыла помещение. Свет звёзд за кристальным куполом померк.
— Обязательно, — сказал я вслух. — Но не сегодня.
С этими словами я отпустил последнюю частичку своей воли. Она порхнула от меня вперёд. Коснулась ритуального узора в Имматериумеимматериуме, что привлёк демона, и гигантский приглашающий маяк превратился в клетку. Путы императива и приказа отдёрнули демона от Ликомеда, когда тот уже собирался впиться ему в душу. Нерождённый возопил. Свет пропал. Кристальный купол лопнул. Зубы на полу стали прахом, стали кипящим желе, стали крошечными солнцами неистовства. Демон попытался вырваться из западни, но ничто не может бороться с собственной природой. Путы и цепи, заблаговременно вплетённые в ритуал, стянулись и окрепли, когда демон перетёк из варпа внутрь корабля.
Он заструился сквозь корпус, его яростные крики постепенно переросли в звук рвущегося металла и разлетающихся заклёпок. Реакторы воспламенились и исторгли кровь вперемешку с плазмой в проводящие каналы, которые лопались и извивались подобно истирающимся бечёвкам. Камень с металлом слились воедино и затвердели в новых формах — колоннах из летящих золотых птиц и зеркальных полах, что не давали отражения. Демоническое естество растекалось по кораблю дальше, подобно пронизывающим желток венам растущего эмбриона. Теперь это никогда не закончится: «Чистота пламени» будет ежесекундно меняться от попыток скованного демона выбраться из темницы, но, прилагая всё больше усилий, он будет только сильнее увязать. А ещё он будет бороться, чтобы сохранить своё узилище, ибо без неё демона отныне ждало одно лишь забвение. Огонь и война могли разодрать корпус корабля, но нерождённый исцелит его. Под началом того, кто держит его цепи, он будет прокладывать свой собственный путь сквозь варп подобно акуле. Космолёт стал, и теперь навеки будет созданием величайшего ужаса.
Я извлёк из кармана монету и коснулся ею палубы. Она представляла собой гладкий медный диск, который я выплавил сам и не передавал никому в руки. Монета накалилась, и когда я поднял её, по поверхностям проплыли знаки когтей, перьев и скопление немигающих глаз. Я положил монету назад в карман и подошёл к Ликомеду. Чародей пытался встать с палубы. Его доспехи покрывали царапины от когтей. Я увидел, как при моём приближении он поднял голову, и услышал в разуме гневный рык. Он даже подумал о том, чтобы достать меч и кинуться на меня, но не стал.
+ Четырнадцать кораблей? + послал я. + Это больше, чем ты говорил ранее. Их хватит, чтобы перевезти целое воинство. +
+ Да, + ответил он, и зашагал прочь.
+ Но у нас нет столько бойцов. +