6335
правок
Изменения
Нет описания правки
{{В процессе
|Сейчас =78
|Всего =20
}}
Сильвана пронзила боль. Он вскрикнул. Устройство на голове впивалось всё сильнее и сильнее. По лицу потекла кровь. Существо задёргалось, заставляя его перевести взгляд на туннель впереди. Вот только теперь там был не один туннель — их стало три.
=== ГЛАВА VII ===
'''АРЛЕКИНАДА'''
Смеющиеся убийцы ступили на «Гекатон» и начали резню. Они проникли сквозь бреши в корпусе. Матросы-трэллы и зверорожденные, столкнувшиеся с ними первыми, успели увидеть лишь пятна ломаного цвета, прежде чем погибнуть. И как погибнуть! Раскроенные от макушки до паха. Конечности отсечены вихрями клинков. Мешки кожи падали на палубу, полные кровавой мешанины органов. Хребты выдернуты сквозь плоть и броню. Облака тонкой, как паутинка, и мягкой, словно детские волосы проволоки обволакивали тела, после чего рассекали их на мельчайшие куски, забрызгивая стены с полом красным желе. Через пробитые двери врывался клубящийся газ. Сладкий аромат наполнял лёгкие, а ужас — глаза тех, кто его вдыхал. И сквозь всё это мчались танцоры, ни на миг не останавливаясь, и не переставая смеяться.
Ариман увидел происходящее через мыслеформу, стремительно пронёсшуюся по всему кораблю. Она приняла вид стаи воронов, каждое перо было складкой тьмы и звёздного света, с серебряными когтями и очами из синего пламени. В физическом плане он не шелохнулся. Его глаза по-прежнему оставались открытыми, всё ещё глядевшими на пыль, сыпавшуюся с потолка мостика-храма. Уши полнились криками машинных фанатиков, но в мыслях Азек летел по «Гекатону». Там, где он проходил, на каменных стенах расцветала изморозь. Нападавшие действовали стремительно, однако они оставались реальными существами, и неважно, как быстро они двигались, обогнать мысль им было не дано. Его фокус сузился.
Первых врагов Ариман отыскал в птичнике одного из кланов зверорожденных. Вольер представлял собой спираль, тянувшуюся вверх через безлюдные участки корабля, извиваясь подобно внутренней части морской ракушки. В золотой смоле его стен поблескивали кости и изжёванные безделушки. Пространство крест-накрест пересекали жерди. На некоторых из них сидели зверорожденные. Издалека они могли сойти за людей, но ровно до тех пор, пока взгляд не зацеплялся за их когтистые ноги и клювы. Они уже извлекали оружие и каркали боевые кличи, когда смеющиеся убийцы устремились по спирали им навстречу.
Зверорожденная предводительница гневно ухнула и ринулась на нападавших. Стадо последовало за ней. Кто-то выстрелил в ближайшего танцора. Плясун прыгнул, взмыв над ливнем пуль. Он приземлился на жердь, пробалансировав на одной ноге достаточно долго, чтобы его нечёткий образ приобрёл чёрты фигуры в переливающемся бирюзово-белом облачении. Лицо существа представляло собой хмурящуюся красную мину под копной зелёных волос. Из пистолета танцора с трелью вырвались бритвенные диски. Двое зверорожденных с бульканьем сорвались в штопор, фонтанируя кровью. Вожачка издала яростный клёкот и повела рукой. Воля и вера слились в её разуме воедино и потянули в тело зверорожденной субстанцию имматериума. Из пальцев предводительницы в сторону плясуна выстрелили молнии. Разряд неспешно заветвился перед внутренним взором Аримана. Он увидел, как её разум выстраивает грубые образы эмоции и смысла, позволяя ей вытягивать из варпа энергию. Не сработает. К тому времени как молния покроет разделявшее их расстояние, танцор сбежит, а стая недосчитается ещё нескольких членов. Он не позволит этому случиться.
Его мыслеформа с рёвом устремилась вниз по спирали. Стены покрылись густым инеем. На прокинутых над бездной жердях завихрился призрачный свет. Ариман направил свой взгляд вперёд, в следующие секунды до того, как они наступят. Он увидел открывающиеся возможности и избрал, какую из них претворить в жизнь. Предводительница резко вскинула голову, и Ариман понял, что на миг она узрела его своим разумом: тучу чёрных перьев, звёздного света и синего пламени. Чародей потянулся волей и вытянул молнию из бытия, пока та расцветала за пальцами вожачки. Закрутил вокруг своего разума и выпустил обратно. Разряд попал в танцора. Мгновение он падал, будто живая, но изломанная и окровавленная кукла. А затем в него ударил разум самого Аримана. Чародей не стал применять уловки или более тонкие искусства ментального вторжения; на подобное не было времени, да и нужды тоже. Его воля ворвалась в плясуна, вскрыв его мысли, оторвав язык от черепа, и впилась пришельцу в сознание.
''Смех… смех, что был грустью, и тоской, и целью, данной душе, что сбилась с пути… Сплетение прошлого и настоящего… Маски, надеваемые одна за другой, мысли, и воспоминания, и истины каждой из них продолжают трепыхаться подобно ошмёткам кожи на черепе…''
Ощущение скорби, что пришло вместе с мыслями, едва не оглушило Аримана. Он вырвался на свободу и позволил изломанному разуму танцора упасть. В физическом плане его тело рухнуло. Оно врезалось в жердь, перекинутую через спираль птичника, с костедробительной силой, после чего полетело дальше, теперь уже не танцуя, не смеясь, а просто падая. Ариман услышал в разумах зверорожденных рябь веселья, злорадного и ликующего.
У него было имя… ''Агаитари'', название, которое альдари дали последователям своего Смеющегося бога: арлекины, танцоры рока, и актёры мифической войны.
Появились новые противники, проносясь мимо падающего трупа сородича. Секунду Ариман просто наблюдал за ними. Теперь он их понял. Он увидел легенды и истории, читавшиеся в движениях их ног, в пёстрых переливах поясов, и углах наклона мечей. Они разыгрывали трагедию, умирающую историю, которая в войне обрела последнее издыхание. Теперь ему предстояло скрутить шею певчей птичке. В необходимости всегда была определённая трагичность. И от этого было не деться.
Он обрушился на них бурей призрачных крыльев и когтей. Толика психического потенциала, таившаяся в каждом альдари, позволила им увидеть приближающийся рок. Они дёрнулись в стороны, пытаясь совместить свою реакцию с движениями танца. Его воля затекла в субстанцию их костей и плоти, и стала огнём. Тела взорвались, едва последние танцоры поравнялись с впередиидущими. Осколки костей и красный пар разлетелись облаками кровавой шрапнели. Танцоры упали, их голопроекторы соткали за ними след из преломляющегося калейдоскопического света.
Колдун отвёл свой разум и взор от птичника и на мгновение воспарил над палубами, чтобы узреть общую картину. В считанные минуты враги проникли в самые недра корабля. Некоторые достигли уровней, отведённых под владения машинных культов и киборг-сект, что обслуживали двигатели и базовые системы «Гекатона», но не стали трогать главные плазменные каналы и прочие ключевые элементы. Вместо этого арлекины убивали всех встреченных по пути машинных инициатов и обрубали энергоцепи, чтобы погрузить остальные участки корабля во тьму или наполнить их бликующими вспышками.
Одна группа добралась до ангарного пространства и пробила в противовзрывной двери брешь. Сквозь дыру ворвались реактивные мотоциклы и вытянутые стреловидные скиммеры, которые затем с воем понеслись вглубь коридоров. Азек ощутил среди них более сильные разумы, чьи мысли пульсацией расходились по эфиру, затопляя его противоречиями и галлюцинациями. Едва он успел вернуться в свой разум, чтобы позвать остальных братьев, как почувствовал эфирное смещение и смешок. Здесь, в субреальности паутины, течения варпа отзывались на волю врагов. В этом был смысл. Он и его братья были тут незваными гостями. Это была территория арлекинов. Он не видел и не чувствовал остальной флот, но здесь, на «Гекатоне», Тысяча Сынов оказались на краю катастрофы.
Продвигавшиеся рассеянными группками танцоры следовали по непредсказуемым, случайным маршрутам, не имевшим чёткой конечной цели. Но таковая цель имелась, единственная всеохватывающая цель, которая затмевала второстепенные задачи каждой из групп: беспорядок.
Гелио, подумал Ариман. Ибо внутренним оком он узрел, что пытался скрыть собой хаотичный танец. Арлекины направлялись к Клетям безмятёжности.
Ктесий выругался на бегу. Он достиг конца коридора, что вёл из камеры Гелио. Корабль содрогнулся снова. Из вокса донеслись всплески шума, перемежаемого шипением статики и помехами. По-видимому, на «Гекатоне» шёл бой. Что-то, вероятнее всего, простое вхождение в паутину, пошло не по плану. Демонолог инстинктивно потянулся в хранилища памяти за именем нерождённого, однако сила иссякла, едва он попытался зачерпнуть её. Он ругнулся снова и достал болт-пистолет. Он не был удивлён, а лишь зол из-за того, что оказался не готов. И теперь оказался в ловушке Клетей безмятёжности. Тут его возможности были ограниченными — не полностью отсутствующими, но если сражение было настолько тяжёлым, насколько звучало по воксу, то с тем же успехом их могло не быть вовсе. Игнис также находился где-то здесь, однако территория клетей представляла собой километровый лабиринт разветвляющихся коридоров и дверей. Ктесий, считай, мог быть всё равно что на другой планете. Он заметил впереди пару рубрикантов, стоявших на страже по обе стороны портала. Демонолог дотянулся до них щупальцем воли и назвал вслух их имена.
— Рехат, Аскестемес, услышьте моё слово! — По сравнению с тем, как воинам Рубрики отдавались приказы в обычных обстоятельствах — телепатией и усилием воли, его действие походило на сущее ребячество. Двое рубрикантов повернули к нему головы.
— Иди… — начал он.
Дверь позади воинов взорвалась. Расплавленный металл брызнул горящим оранжевым бутоном. Ближайший к проёму рубрикант пошатнулся. Второй начал разворачиваться. Из дырки в двери вырвалось пятно света. Ктесий открыл огонь, послав в брешь шквал болтов. Яркое пятно превратилось в фигуру, лицо которой напоминало жуткую злорадную маску. Демонолог выстрелил ей в голову. Существо с ухмылкой сделало колесо в сторону.
— Убить его!
Рубриканты дали залп. Болты взорвались синим пламенем. Мерцающая фигура подпрыгнула к потолку, достаточно быстро, чтобы уйти от устремившихся следом снарядов. Затем болт разорвался прямо под размывшимся от скорости созданием. Из места детонации взметнулся завиток голубого огня и схватил его за ногу. Плоть обратилась в пепел, и нечёткая фигура полетела вниз. Следующие болт-снаряды вошли в неё прежде, чем та успела рухнуть на палубу. Последние полметра она долетела уже в виде дымки серого пепла. Рубриканты перестали стрелять.
— Дверь! — скомандовал Ктесий. Воины начали разворачиваться. Воздух расколол протяжный вопль, затем ещё раз, и снова, сливаясь в один пульсирующий крик. Рубрикант, стоявший ближе всех к двери, как будто задрожал, затем затрясся, а потом начал падать. Из разрезов в сочленениях брони полился призрачный свет. Сквозь прорехи, словно кровь, заструилась серая пыль. Ктесий услышал в голове пронзительный звук, подобный исчезающему в песчаной буре стону. Через пробитую дверь вкатилась очередная фигура, волоча за собой тучу чёрно-белых крупиц. Существо приземлилось на упавшего рубриканта, обретая чёткую форму. Его тело покрывали россыпи белых и чёрных алмазов. Под пурпурным колпаком скалилась череполикая маска. Сухо зазвенев костяными колокольчиками, оно встало в полный рост. Оружие, что создание сжимало в руках, длиной не уступало ему самому, его тонкий ствол постепенно сужался до идущего раструбом дула. Противник выстрелил во второго рубриканта. По комнате прокатился вой, напоминавший крик истязаемых мертвецов. Острые как бритвы звёзды попали в керамит. Рубрикант содрогнулся, истекая пылью и призрачным светом.
Ктесий выстрелил в череполикого танцора, но тот уже подскочил вверх, будто разжатая пружина, и пнул зашатавшегося рубриканта с такой силой, что у того треснула лицевая пластина. Воин отлетел назад, словно пушечное ядро. Из бреши следом за первой фигурой, сделав сальто, выпрыгнуло следующее создание. Оно коснулось земли и сделало единственный шаг, за время которого демонолог успел в него выстрелить, однако противник, резко сорвавшись на бег, взбежал по стене под самый потолок. Не сводя пустых глазниц маски с Ктесия, фигура описала вокруг него полный круг.
«''Смерть…''» — подумал призыватель демонов. Время замедлило свой ход. Он всегда думал, что погибнет от рук кого-то или чего-то знакомого: старого недруга, лжесоюзника, одного из нерождённых, сумевшего расквитаться с ним за всё. Но, как оказалось, его ждал конец от рук незнакомцев, которые убьют его с безразличием косы, срезающей пшеничный стебель. Вполне себе повод рассмеяться… Что он и сделал, зачерпнув всю энергию варпа, до которой только смог дотянуться. Руны на его посохе зажглись холодным огнём.
Танцоры-близнецы выпрямились, взяв колдуна на прицел. Он вымолвил слово внутри черепа. Разделявшее их пространство прошил разряд чёрной молнии. Пара одновременно подпрыгнула в воздух, на лету открывая огонь. Диски, и звёзды, и острые как бритва спирали с визгом устремились к нему. Ктесий почувствовал, как они попали в броню, раскалываясь, впиваясь в керамит. Демонолог вскинул пистолет. За стволом замаячило скалящееся лицо. По крайней мере, он заберёт с собой одного из них.
Он ощутил, как ему под руку что-то вонзилось. Никакой боли, а лишь толчок, словно в него ткнули пальцем. Пистолет так и не выстрелил. Танцор перед ним не шевелился. Пустые глазницы продолжали неотрывно глядеть на него. Ктесий попытался надавить на спусковой крючок. Пальцы не слушались. Плясун склонил голову набок. Рука Ктесия застыла на месте. От места из-под руки начал расползаться холод. Теперь он не мог повернуть голову. Не мог закрыть глаза. Второй плясун подступил к нему, его движения были плавными и медленными. Он вытянул ладонь и достал что-то из сочленения под правой рукой Ктесия. Поднёс ему к лицу. Это был спиральный диск, кремово-белый, словно полированная кость. Из дыр засочилась кровь и сливового цвета жидкость. Танцор крутанул диск меж пальцами, словно монету, затем протянул руку и медленно рассёк Ктесию щёку. Холод начал шириться по голове, перерастая в горячечную боль. Вены, по которым ширился яд, вспыхнули огнём.
Танцор отступил прочь, встав рядом с собратом. Оба отвесили поклон, словно ожидая аплодисментов. Ктесий начал дрожать. Перед глазами запузырился свет. Мир расплывался, очертания, закручиваясь, распадались на заостренные фрагменты. Боли не было, однако она приближалась, будто катящаяся из моря волна.
Пара переглянулась и идеально слажено указала друг на друга. Затем отрава, наконец, достигла мозга Ктесия, и его мир и ощущения разорвало в клочья.
Игнис поднял глаза, ощутив прокатившуюся по палубе дрожь.
«''Нагрузка на двигатель''», — подумал он. Поперечное усилие от внезапного изменения курса.
«Гекатон» совершал резкий манёвр.
— Вы заблудились, — произнёс ксенос из-за вращающихся обручей клети. — Паутина анафемы — своеобразное царство. Она борется с тем, что не является её частью. Вы умрёте здесь, а с вами и все, кого вы с собой привели. — Он замолчал, и свет в его глазах на краткий миг запульсировал. — Это точно, если только ты не позволишь мне выполнить свою часть сделки и провести вас.
— Нет, — ответил Игнис.
— Я знаю, что вы активировали моё устройство, — продолжил Сетех. — Предмет, который вы называете скарабеем. Вы не понимаете его назначения, и не обладаете нужными знаниями, чтобы заставить его работать. Он не выведет вас из этого места.
— Нет.
— Этот… корабль атакован. Воздух вибрирует от эха взрывов, передающихся сквозь металлический остов. Пути никогда не были безопасными. Раньше их населяли порождения наших врагов, и, возможно, некоторые из них до сих пор тут. Наивные существа из плоти, возомнившие, будто им суждено подняться до вершин… раболепствующие ради крох власти и одобрения своих творцов, всегда с такой охотой выхватывающие клинки войны. Их было легко презирать, но недооценивать — страшная ошибка. Если они дожили до этой эпохи, то вам не следует повторять ту же ошибку, иначе она станет фатальной. Я могу провести вас по путям мёж звёзд мимо врагов, что пытаются вас остановить.
— Нет.
— Ты должен, иначе ты, я, и все, кого вы с собой взяли, тут и останетесь. Вы потерялись в паутине бесконечной злобы. Вам не хватит ни интеллекта, ни знаний, чтобы уцелеть в ней. Мне хватит. Я стремлюсь к той же цели, что и вы. Мы заключили соглашение. Выпусти меня.
Стоявший возле него Жертвенник залязгал, не сводя с Сетеха заряженное оружие.
Магистр мысленно провёл расчёты и составил проекции, преобразовывая доступные ему варианты в символы, числа и данные. Он позволил проекциям дойти до логичных завершений. Затем качнул головой.
— Нет, — ответил он.
— Тогда ты здесь умрёшь, — промолвил Сетех.
— Ты тоже.
Ксенос хохотнул.
— Я уже за порогом смерти.
Яд коснулся мыслей Ктесия, и впервые за долгое, очень долгое время он почувствовал страх. Несмотря на мастерство, с которым Император-труп убрал подобные эмоции из Своих воинов, он никуда не делся, оставшись в самых потаённых глубинах плоти.
Он не мог пошевелиться. Он хотел шелохнуться, но мог лишь бессильно наблюдать за тем, как очертания танцоров в череполиких масках изящно отступают от него прочь.
Стены коридора раздувались на краю зрения. Он чувствовал, как в голове формируются, соединяются и искажаются мысли, а после с воплём обращаются в пену.
— ''Раз, и два, и три, моё ли имя помнишь ты?'' — В его голове раздался голос, гулко отражаясь от стенок черепа.
Лежавшие на полу рубриканты начали подниматься, тень и свет поменялись местами.
— ''И… Имя… Ииимяяя…''
Нет никаких стен… Нет никакого вещества… Нет даже звёзд, лишь пропасть… бескрайняя, уходящая вниз, и вниз, до самого дна.
''— Раз, два, три, вручи-ка мне ключи…''
''Нет.''
Он хотел сказать нет, но язык ему не подчинился, а мысль в голове прозвучала тихо, а певчий голос, казалось, точь-в-точь походил на его собственный.
И тогда Ктесий понял, что вот-вот случится, и страх перерос в ужас.
Его сила и выживание всецело зависели от контроля. Он был призывателем и сковывателем демонов. Его ремесло и искусство заключилось в том, чтобы захватывать сущностей, сотворённых из беспримесных эмоций и оккультной энергии, и заставлять их подчиняться своим командам. Частично они строились на познаниях: обрядах и заклинаниях призыва, повелевания и изгнания, но одно только знание могло привести к смерти или чему похуже. За прошедшие века многие усвоили этот урок. Крики некоторых из них до сих пор раздавались в варпе, если хорошенько прислушаться. Кости других произносили своё безмолвное предостережение. Ктесий содержал небольшую коллекцию таких останков в качестве напоминания, что гордыня при ведении дел с демонами всегда имела самые печальные последствия. Нет, знания без самообладания не стоили выеденного яйца. Вот в чём заключался величайший урок: твоя власть и могущество ограничивались тем, чем ты мог управлять. Поэтому Ктесий превратил свой разум в единый клубок тотального контроля. Он избавил свои мысли от всяческих иллюзий, а действия — от любых намёков на то, что он совершал их из неких благородных побуждений. Многие считали его жадным до власти циником, и да, он был им, однако ещё давным-давно он решил для себя, что такая цена ему вполне по карману. Если он не возьмёт власть над собой в собственные руки, то останется уязвимым. Уязвимым к тому, с чем делил свой разум.
В его недрах, глубоко под обычными воспоминаниями, Ктесий хранил истинные имена своих демонов. Эти имена сами по себе были могущественными; они совращали, и извивались, и пытались вывернуть его душу наизнанку. Поэтому он разрезал память о них на кусочки. Каждый их фрагмент содержался в отдельной ячейке мозга. Чтобы воспользоваться одним из имён, ему следовало лишь знать, где находятся составные части. Другие колдуны хранили истинные имена в гримуарах или особых предметах; Ктесий же превратил в оккультный фолиант свой разум, а мысли — в ключ к шифру, что удерживал нерождённых взаперти. Таким образом никто не смог бы отнять его знания, или применить их против него, поскольку лишь он один был хозяином своим мыслям. Распоряжаться ими мог только он.
Ктесий ощутил, как в гудящей голове звенья контроля выскальзывают из пальцев воли.
— ''Да, да, вот так… Отпусти свои мысли… Разве тебе этого не хочется? Тебе не хочется узнать, что такое быть свободным?''
«''Нет'', — сказал он. — ''Нет. Нет!''» Однако Ктесий не вымолвил ни слова, а лишь, заскрежетав и зашипев доспехами, рухнул на пол.
Он чувствовал, как демонические имена выходят из-под его власти, дребезжа в разделённых ячейках подобно встряхиваемым в стакане костяшкам.
В его венах бурлил огонь. Яд достиг позвоночника и теперь расходился по сухожилиям и нервным окончаниям. Рациональная часть его разума осознавала, что происходит, отдавала себе отчёт, что его органы изменяются. Клетки становились горнилами, вливающими в плоть всё больше и больше жидкого пламени. Из языка на палубу закапала кислотная слюна. Его глаза по-прежнему были открыты. Перед ним вихрились цвета. Ему показалось, будто двое танцоров отступили прочь, словно желая понаблюдать за происходящим издали.
Он умрёт здесь, сожжённый изнутри или пожранный мстительными существами из-за пелены.
Танцоры склонили головы. За ними находилась камера, где содержался Гелио. Он задался вопросом, отопрут ли они её следующим делом.
Белый свет… Внезапный и яркий, как будто за открывшейся дверью пылала звезда. Танцоры стали чёрными силуэтами. Затем свет исчез, а с ним и плясуны в масках смерти, так, словно их никогда и не было. Тени их, впрочем, остались, застыв на стене коридора напротив распахнутой двери в камеру Гелио.
Перед глазами Ктесия раздувались и лопались большие разноцветные пузыри.
Он понятия не имел, на что сейчас смотрит.
''Дребезжание костей… имена…''
''Не… не произноси имена…''
— Но они хотят, чтобы их произнесли. Они хотят освободиться…
Ктесий попытался моргнуть… просто моргнуть…
В дверном проёме стоял человек.
Он посмотрел на Ктесия. Глаза его походили на синие звёзды…
Он выглядел… Выглядел как… Он выглядел как…
— Я — Гелио Исидор, — промолвил голос.
Затем Ктесий моргнул, а затем понял, что снова открыть глаза он уже не может.
''— Какие ты знаешь три шага к силе?''
''На этот вопрос Ариман узнал ответ задолго до того, как вступил в легион. Он и его брат, Ормузд, сидели у ног наставницы, Эвбеи, на террасе семейного поместья под терранским солнцем, когда та задала вопрос. Им было по девять лет. Он помнил, как взглянул на Ормузда, и его брат щёлкнул в него одним из счётных камушков. Эвбея — юная, умная и терпеливая Эвбея, — поймала камушек прежде, чем тот попал в Аримана. Они робко посмотрели на неё, готовые к нагоняю. Она же просто подняла камушек перед собой. Ляпис-лазурный овал засверкал в солнечном свете.''
''— Всё, что вы делаете — выражение силы. Даже если просто поймать камень. Первое, что мне нужно сделать, это…?''
''— Увидеть его, — быстро сказал Ариман. — Нужно его увидеть.''
''Эвбея приподняла бровь.''
''— Увидеть его? — переспросила она и закрыла глаза. — А что, если сейчас он выпадет у меня из ладони? — Камень упал, но её рука быстро устремилась вниз и подхватила его снова. — Я его не видела, так как мне удалось его поймать?''
''— Вы почувствовали его, — произнёс Азек. — Вы почувствовали, как он выпал у вас из руки.''
''— Хорошо, — кивнула Эвбея. — Так что мне нужно сделать первым, если я собираюсь поймать камень?''
''— Воспринять его, — сказал Ормузд. — Вам нужно воспринять камень, прежде чем что-либо с ним делать. Нет разницы, видите ли вы его или чувствуете.''
''Ариман метнул в брата взгляд, но Ормузд сидел с выражением спокойной, полнейшей сосредоточенности на лице.''
''— Очень хорошо, — отозвалась наставница и одарила Ормузда улыбкой. — Первый шаг к силе это восприятие.''
Разум Аримана взорвался, и его осколки разлетелись по всему «Гекатону». Везде царил полнейший хаос. На корневых палубах смертные воины и зверорожденные ощутили, как сквозь них прокатился холод, когда он коснулся их разумов. Ариман посмотрел их глазами, учуял цветочный смрад галлюциногенного дыма, услышал смех и вопли боли. Он стал Ликомедом с отделением рубрикантов, несущихся к главной артерии; стал огромным мутантом на палубах с боеприпасами; стал машинными культистами с затянутыми статикой взорами. Разумы остальных существ на корабле склонились перед ним. Он стал ими всеми, и они будут исполнять его волю. Корабль тонул в беспорядке и какофонии, но как только Азек начал смотреть через тысячи глаз и иных органов чувств, смятение постепенно рассеялось.
''— А теперь, когда мы восприняли его, что дальше? — спросила Эвбея, подбросив и поймав камень.''
''— Воля, — произнёс Ариман, и камушек застыл в воздухе.''
Одной мыслью он промолвил имена всех рубрикантов на борту. На «Гекатоне» их были сотни. Некоторые ходили по палубам других кораблей в качестве охранников для живых братьев, но большинство стояли в лишённых света чертогах и залах, неподвижные, с тускло горящими очами. Теперь их головы поднялись. Из шлемов полыхнул призрачный свет.
''Эвбея смотрела, как камушек вращается в воздухе перед ней. Синеву камня начали затуманивать формирующиеся кристаллики льда. Ариман ощутил, как у него защипало в глазах, а во лбу стала усиливаться боль при попытке удержать его в невесомости. Краем глаза он заметил, что Ормузд ухмыляется.''
''— Восприятие, затем воля, — неспешно сказала наставница, пока Ариман скрежетал зубами от прилагаемых усилий. — Без чёткого восприятия мы не сможем знать, что требуется сделать, но как только мы ясно ощутим предмет, нам нужно направить волю. — Она перевела взгляд с одного мальчика на второго. — Почему я сказала «направить волю»? Что это значит?''
''— Это значит, что ты вкладываешь всего себя в то, что собираешься сделать, без остатка, — ответил ей Ормузд. Эвбея улыбнулась. Ариман почувствовал, как стиснулись его пальцы, пока он пытался удержать концентрацию на камушке. Он затаил дыхание. Сжал зубы.''
''— А зачем нужно направлять волю? — задала она вопрос.''
''— Потому что, если этого не сделать, ты не сможешь сделать третий шаг к силе, — произнёс Ормузд.''
''— И что это за шаг? — Наставница перевела взгляд. — Ариман?''
''Он выдохнул, лёгкие взорвались, глаза заметались, тело затряслось. Камушек начал падать. Глаза Ормузда резко закрылись. Камушек разлетелся пылью.''
''— Действие, — тяжело дыша, ответил Азек. — Последний шаг к силе это действие.''
''— Именно так, — сказала Эвбея, пока синее крошево мягко стучало по полу.''
Рубриканты вышли из оцепенения. Сначала один шаг, сочленения сотен комплектов брони со скрежетом пришли в движение. Затем второй шаг, сделанный в десятках разных залов. Палубы вздрогнули, словно от удара колокола. Затем они сделали ещё шаг, и ещё, а тогда перешли на бег, двигаясь с абсолютной синхронностью. По кораблю покатился грохот, напоминавший барабанный бой.
Арлекины услышали, и, должно быть, ощутили начало контратаки. В некоторых местах они просто исчезли в облаках света и дыма; в других такого выбора им не представилось. В главной артерии, где альдари покрывали каменный пол кровью и отрубленными конечностями смертного экипажа, рубриканты открыли огонь. Широкий проход наполнился осколками и свивающимся огнём. Отовсюду захлестали щупальца синего пламени, тянясь к кружащимся в воздухе танцорам. Некоторые подскочили к потолку, приземлились на него, а затем оттолкнулись и устремились дальше. Вслед за ними разлетелись крупицы искрящегося света. Азек воспринимал огонь и танец через глаза рубрикантов. Сами они не могли ничего видеть, не по-настоящему. Клубящаяся субстанция походила на дымчато-серый туман. Стены и пол, оружие и маски, и все прочие элементы физического мира сохраняли контуры лишь в тех местах, где их касались чьи-либо руки. Некоторые из Тысячи Сынов называли это Могильным Взором. В этом названии не было истины. Только не для Аримана. Рубриканты не были мертвы. Для них танцоры-арлекины выглядели не как яркие пятна или вихри движущихся конечностей. Они походили на клубки из тончайших лучей света, перемещающиеся со скоростью птиц, а волочащиеся за ними пылающие нити истончались в ничто. Они были поверженными, и гримасничали они в попытке убежать от смерти. Их смех звучал пусто. Ему стало их жалко.
Воля Аримана прошла сквозь всех и каждого рубриканта. Их оружие смолкло. Арлекины вскружились. Диски-бритвы вонзились в доспехи. В воздух заструились пыль и призрачный свет. В одного из воинов Рубрики угодил луч ярко-белого огня. Броня треснула и расплавилась. Рубрикант повалился на пол, и Ариман внутренним чутьём уловил его безмолвный крик, продолжая тем временем наблюдать за танцем. Теперь он понял его схему.
Чародей преобразовал свою волю. Рубриканты снова пришли в движение. В коридорах, переходах и на перекрёстках они разом шагнули вперёд. По ним забили бритвенные диски. Некоторые воины упали, нанесённого им урона оказалось достаточно, чтобы свалить с ног и вырвать из них тихий вопль. Остальные неумолимо шагали дальше, выдерживая шквал попаданий. Азек видел и их, и арлекинов мысленным взором, видел, как утекают секунды, приближая момент, когда траектории огня и пути бегства сойдутся в идеальной точке. Наконец, момент настал. Рубриканты выстрелили вновь. По «Гекатону» прокатилось пламя и гром. Из каждого снаряда вырвался синий огонь и влился в последовавший мгновением позже взрыв. Пламенеющее инферно охватило гибких существ, попытавшихся отпрянуть прочь, и обратило их в пепел до того, как они успели коснуться пола. Дрожь от скоординированного залпа докатилась до самого мостика-храма, и огонь вобрал в себя из эфира ещё больше ярости. Он победил. Теперь осталось лишь обратить победу в тотальное истребление.
Сервиторы и машинные сервы, которых он держал на подхвате, были готовы открыть переборки и двери. В считанные секунды внутри корабля изменится всё. Из некоторых переходов выйдет весь воздух. В других давление вырастет настолько, что его не выдержат сердца и лёгкие. Открытые пути запрутся, а другие наоборот распахнутся настежь. По его воле корабль превратится в лабиринт смерти. В один удар сердца смертное сердце врага перестанет биться. Он потянулся волей…
Его разум наполнился смехом, эхом отдающимся у него в черепе. Внутренний взор захлестнул свет, цвета и ощущения. Он почувствовал, как в эфире вокруг него спиралью взвивается чужеродное присутствие. Его укололи шипы воспоминаний: рушащиеся в огонь пирамиды и башни Тизки… Магнус, глядящий на него в тот последний раз на равнине Планеты Чернокнижников… Улыбающийся брат Ормузд. Пронзительные и яркие образы впились Ариману в душу. Цепи его воли не лопнули, однако импульс, через который он собирался отдать приказ на уничтожение арлекинов, на долю мгновения ослаб.
Он резко отсёк воспоминания, и, вновь посмотрев мысленным оком, ощутил, как чуждое присутствие проносится мимо него россыпью серебра и лепестков роз, и мельком разглядел образ зеркальной маски. А затем ничего, кроме хохота, постепенно стихающего до смешка, который затем растворился в угасающих отголосках выстрелов. И тогда арлекины исчезли, проскользнув в бреши меж стягивающихся к ним войск, и унёслись прочь с корабля так, словно были сотканы из света и воздуха.
Сетех почувствовал, как содрогнулся корабль. Он ощущал всё то множество видов оружия, что использовали нападавшие. Оно было ему знакомо. Старое оружие в руках старых врагов. Смертоносное, но не стоящее того, чтобы особо волноваться на его счёт. Мощь Тысячи Сынов также была значительной. Прямо сейчас, однако, его больше всего волновало то, как дотянуться до каноптекового роя. Они представляли собой крайне ограниченный ресурс, но он нуждался в них, чтобы связаться с остальными бодрствующими гиксосами. Он получил данные о местоположении роя в паутине. Теперь ему требовалось лишь привести туда Тысячу Сынов. В данном отношении текущая атака играла ему на руку. Она даст ему возможность повлиять на их курс.
Данные с устройства-скарабея, прикреплённого к человеческому существу по имени Сильван, с гулом текли сквозь Сетеха. Через устройство он видел туннели, разветвляющиеся сквозь пространство и время впереди. Слышал рыдания и испуганные вскрики создания из плоти. Ощущал жужжание проходящего по его нервным окончаниям ужаса. Такой слабый, такой ограниченный. Такой податливый. Сетех отдал приказ, и амулет на голове Сильвана подчинился.
Стоявшие перед ним Игнис и автоматон не сводили с него глаз, однако не видели ровным счётом ничего. Будь у него рот, Сетех непременно бы улыбнулся.
Перед Сильваном разверзлись три входа в разные туннели. Скарабей на лбу, казалось, пытался прогрызть ему череп. Стены сужались. Край корпуса зацепил одну из стен, и с него сорвало куски расплавленной брони. В разуме навигатора живо разнёсся крик корабля, а он всё нёсся вперед… Он продолжал смотреть на туннели, уверенный, что если будет глядеть и дальше, три пути разделятся на шесть. Ему никак не сделать выбор, здесь не было света, за которым он мог бы следовать, лишь кружащиеся обломки кораблей и обещание верной смерти.
— Только не это… прошу… — взмолился он.
Затем навигатор закрыл глаза и выбрал.